Больше месяца Виктор Петрович пролежал в больнице, а это был огромный срок для него и Антонины Петровны, его жены: почти полвека прожили они бок о бок, расставаясь только изредка, по его служебным делам и по ее научным, для участия в конференциях и симпозиумах. Никаких особых красивых слов друг другу не говорили: дети, дела, заботы, но стоило расстаться - терялась особая, их собственная смысловая опора, все вокруг становилось обычным, прозаическим. А когда рядом, вместе - значит, не прозаическим? Но ведь и не поэтическим...

Примерно так она думала, глядя из окошка автобуса на мелькающие пригородные дома и деревья, среди которых особо выделись яблони, сплошь увешенные, как новогодние ёлки, разноцветными плодами. И еще думала, что ни цветущих яблоневых садов, ни даже самой первой нежно-зеленой травки в этом году они не видели, не заметили, придавленные грузом болезней и страхов.

Трудный срок неопределенности они избыли, вытерпели, после операции он остался жив и на данный момент даже, пожалуй, более здоров, чем она, так истрепавшая тревогами свое и без того не самое здоровое сердце, что начались ночные сердцебиения. И нет бы сразу к врачам, но ведь определят в больницу... А в таком случае потеряет спокойствие муж... Приготовила для себя, на самый крайний случай, сумку с вещами. И телефон с уже набранным номером неотложки всегда рядом... Обошлось...

И вот теперь она с этой самой сумкой, но уже с другим набором вещичек, едет в санаторий, точнее, в центр реабилитации, вместе с сильно похудевшим мужем. Его отправили прямиком из больницы, и она присоединилась, с направлением из поликлиники: сумела подгадать и устроить, да это и несложно: и поликлиника, и больница, к которым они прикреплены, одного и того же серьезного ведомства, с давними традициями от былых советских времен, даже с небольшой доплатой от профсоюза на дополнительный десерт к положенным по бюджету затратам на питание.

Начались санаторные дни: с утра процедуры, процедуры и опять процедуры, после обеда сладкий сон, а потом, пока ноги не загудят от усталости, прогулки по аллеям среди высоченных сосен или вдоль реки, тоже среди сосен... Если направо и по тропке, вдоль крутого берега, - место, неофициальное название которого год за годом хранят отдыхающие, - здесь "красная горка": вертикальный обрыв, весь в оголенных сосновых корнях, как в паучьих лапах, внизу река, над рекой ласточки, и почему-то всегда тянет взлететь, вслед за ними...

А если налево по аллее и немного вглубь в лес - там "место силы", тоже переходящее из уст в уста название: три огромных сосны, выстроенные матушкой-природой в четкий равнобедренный треугольник, с какой стороны ни подойти. И если забраться в самую середину и притронуться, раскинув руки, к шершавым стволам, и посмотреть при этом вверх...

Посмеивались эзотерическим фантазиям, но чем еще заняться, в санаторной тиши и глуши? Антонина Петровна и за липкие стволы подержались, и, встав осторожно в сердцевину тройной сосновой геометрии, между давно отцветшими ландышами и робкими поганками, запрокинула голову и нашла светлый глазок небесного колодца. И ждала, пока тот, в свою очередь, не посмотрит на нее. И мужа звала, в небесный просвет посмотреть, но тот только посмеивался и советовал, куда ей лучше ступить, чтобы не упасть.

И рекой любовалась, меняющей, в зависимости от освещенности, цвет и прозрачность: вода то синяя, то розовая, то серая, то еще какая-нибудь, а вытянутые по течению водоросли вместе со снующими между ними рыбешками то обнаружатся, то через какие-то время спрячутся, исчезнут, будто нет их и не было никогда. Для городских жителей их возраста, да еще после болезней и треволнений, прекрасный способ расслабиться.

-И все-то нам здесь рады, и со всеми мы здороваемся, и все-то нам улыбаются, - думала временами она. - Вот нет у нас ни врагов-недругов, и не будет, да и откуда им взяться, тем более здесь и сейчас? Главное для здоровья, как говорят мудрецы, - радоваться жизни и ни с кем не конфликтовать.

Сначала их соседом за столом, по правую руку от Антонины Петровны, оказался крепкий мужчина средних лет восточной внешности. Сказал, что завтра уже уезжает, и билеты у него куплены.

-Помогло Вам лечение? - только и успела поговорить.

-Да, очень, - с достоинством ответил тот, и даже, вроде, удивился: а как же иначе, в таком-то замечательном лечебном заведении - и чтобы не помогло?

-Вы здесь, наверное, по системе ОМС?

-Как узнали?

-Вон яблока перед Вами нет, только компот, а нам профсоюз доплачивает! Возьмите у нас одно!

-Да их у меня в комнате целая ваза, - улыбнулся мужчина. - Магазин рядом, какие проблемы! И потом, я же не ребенок малый, чтобы обижаться по пустякам. Вон мне перед каждой едой овсяный кисель дают, для желудка, а тем, кто здесь со спиной или, например, головой, - тем не дают, так им что, тоже обижаться?

На следующий день справа от Антонины Петровны уже восседала симпатичная дама лет восьмидесяти - так она сразу и сказала:

-Мне через полгода восемьдесят, и мне здесь так нравится, что согласилась бы остаться навсегда, на всем готовом, чем плохо?

А потом привели и усадили, теперь уже рядом с Виктором Петровичем, еще одну бабулю, пожалуй, даже постарше первой, в немодном спортивном костюме и с платочком на голове, повязанном уголками назад, чтобы не мешались.

Наши супруги не то чтобы приуныли, но еще в автобусе Виктор Петрович вспоминал о Васе, который был их соседом по столу здесь же год назад, жизнерадостном балагуре и по характеру, и по роду занятий: до сих пор, несмотря на морщины и седины, работал организатором и затейником разных культурных мероприятий. А поскольку пошутить-посмеяться и сам Виктор Петрович был не прочь, то год назад в сторону стола, где они прикалывались наперегонки с Васей, посматривали с завистью.

Но ничего не поделаешь, старушки - так старушки, и сами уже не молодые. Первая соседка, кстати, оказалась не такой уж и старушкой, а ухоженной и разговорчивой Аллой Григорьевной, а дня через два-три - просто Аллочкой, мило радующейся своей забывчивости: то она завтрак проспит, то процедуру перепутает, то как зовут доктора, забудет, приходится в бумажку заглядывать.

Зато Антонина Петровна тут же запомнила все ее назначения и, будто случайно, напоминала, незаметно. Ну а Виктор Петрович рассказывал для дамского общества всякие-разные забавные случаи, большей частью из своего пионерского детства, благо новые слушатели нашлись - жена-то знала их наизусть. И надо же - случаются же совпадения! - его незабвенный пионерский лагерь был в этих самых местах, да что там, как раз по ту сторону реки!

Антонина Петровна радовалась оживленности мужа, хотя сама больше помалкивала и только временами что-то уточняла по ходу беседы - в ее памяти хранилось и нужное, и не совсем нужное, и совсем не нужное.

Дождавшись, в свою очередь, возможности заговорить, Аллочка, мило помаргивая, сообщала, что в перерыве между процедурами забегала в бар и жалобно попросила: "вылечите меня, пожалуйста!", а там ее уже знают и сразу несут кофе и пирожок, сладкий, она любит сладкое, дома в течение дня коробочку "Рафаэлло" может съесть, пока дочь на работе, там же всего конфет 15 штучек, а потом уж какой обед, его еще и готовить надо.

-15 конфет! Это же вредно! - сказала новая соседка.

-Ну, да, - потупилась Аллочка. - Велят меньше сладкого, в чай я теперь один кусочек кладу!

-А внуки у Вас есть? - требовательно спрашивала новая соседка.

-Нет, дочь так и не родила, а сейчас о каких детях может быть речь - ей уже шестой десяток! Что Вы сказали, усыновить ребенка? Поздно уже, и работа у нее ответственная, ее отвозят рано утром и привозят поздно ночью! Это, кстати, дочь из Ведомства, а я здесь как мать ответственного сотрудника.

-Я тоже здесь как мать, - отрезала новая соседка. - А детей надо иметь много. Вот у моей племянницы был один да умер, и как ей теперь жить - не поймет.

И тут же, сменив тему, стала жаловаться, что ее здесь не лечат, говорят, что и бассейна ей нельзя, и грязи-ванны, какие она просит, при ее болезнях нельзя, и того-другого нельзя, одни уколы и вливания прописали, а спина все равно болит - сил нет. И телевизор у нее не работает...

-Выбирайте яблоки, - предложила Антонина Петровна, поскольку обед кончался, - кому зеленое больше нравится, кому красное, ну а нам все равно...

-Мне тоже все равно, - заявила соседка, та, что в платочке, - я их не ем, зубы уже не те, а отдаю знакомой женщине, которая здесь по системе ОМС. Вообще это безобразие - одним давать, а другим не давать!

-Мне бы лучше этих яблок совсем не давали, неловко как-то, - заявила Антонина Петровна, и Аллочка тоже покивала, соглашаясь.

На другой день новая соседка к завтраку не явилась - как сказала официантка Наташа, что-то в ее организме обострилось, а еду ей она уже в комнату отнесла. И поставила перед Виктором Петровичем кашу без сахара, а остальным - с сахаром: чтобы работать в таком непростом месте, особая память нужна!

Без соседкиных дотошных расспросов Аллочка опять повеселела, рассказала, что видела во сне дочь, и заговорщицки сообщила, что в бар сегодня привезут новую порцию товара, а она просила оставить для нее такие коробочки... с конфетами, внутри мармелад, а сверху шоколад.

-А сколько Вы коробочек заказали? - провокационно спросил Виктор Петрович. -Неужели одну?

-Три, - призналась Аллочка. - Они маленькие.

-И в каждой всего по 15 конфеток?

-Нет, по двенадцать, - засмеялась Аллочка. - Дочь мне велела баловать себя, вот я и балую. - И спохватилась:

-Может, соседке отнести? Скучает, наверное, и телевизор у нее не работает.

-Проведайте, если хотите, - ответила Антонина Петровна. - А с телевизором у нее все в порядке, просто она с пультом не разобралась. Виктор Петрович заходил к ней и объяснил.

-А у меня тоже телевизор не работает, - сообщила обиженно Аллочка. - Приходил без меня мастер и оставил записку, что пульт сломался, а новых сейчас нет. Может, он ошибся? Посмотрите, пожалуйста, - просила она Виктора Петровича.

Виктор Петрович укоризненно взглянул на жену - зачем сказала, что заходили к соседке, разве он, с его должностью и фундаментальным физическим образованием, здесь для того, чтобы телевизоры бабулькам чинить?

Жена в ответ улыбнулась: "все понимаю, но что поделаешь...".

Делать нечего - вечером зашли к Аллочке, в ее люксовый номер с огромной массивной кроватью, широченным диваном, мягкими креслами и множеством ковров - и на полу, и на стене, и на диване.

-Обстановка называется "здравствуй, аллергия", - подумала Антонина Петровна, радуясь, что в их комнате нет подобной избыточности и листая обнаружившийся на диване журнальчик с кроссвордами. Кроссворды почти все были неразгаданные, а те два или три, над которыми Аллочка все-таки потрудилась, удивили аккуратнейшими каллиграфическими буковками в ячейках: рука Антонины Петровны, когда она позволяла себе подобную забаву, обычно не успевала за мыслительным процессом угадывания слов, и те получались малопонятными для постороннего глаза.

-Чем же наша Аллочка занимается вечерами? И телевизор у нее не работает, и книжек не видно, и с компьютером не знакома, и гулять после ужина не ходит, - прикидывала Антонина Петровна, перебирая, как в социологической анкете, пункты, которые дают представление об интересах и склонностях личности.

Пульт и вправду оказался безнадежно сломанным, но Виктор Петрович, попросив ножницы, пилочку для ногтей и зачем-то нитки, все же сумел настроить прием телесигнала по одному-единственному каналу, а по какому, пусть хозяйка выбирает.

Когда они уходили, обрадованная Аллочка, сопровождаемая громкими телевизионными песнопениями, побежала вслед за ними с коробкой конфет, наверное, из числа тех, что намедни заказывала в баре. Ну а они еще быстрее поспешили подальше от ее люкса с коврами, диванами и коробками конфет: вот только платы за ремонт им не хватало!

Аллочка забавно семенила по пустому длинному коридору и кричала "Возьмите, пожалуйста!", они смеялись и отвечали "спокойной ночи, до завтра", и все вместе так нашумели, что из своей комнаты выскочила дежурная медсестра.

Через несколько дней новая соседка по столу, которая теперь была не совсем новой, хотя имени ее они так и не узнали, вновь появилась, такая же суровая и в том же самом прикрывающим волосы немодном платочке. И заявила, к облегчению напрягшееся Аллочки, что сразу же после завтрака уезжает, потому что все ей тут надоело, а дома огород и сад, яблок уродилось уйма, потому как год яблочный, как и здесь, в Подмосковье.

Слово за слово - все-таки удалось узнать, что живет она в деревне под Рязанью, каждый год приезжает к дочери и еще, конечно, подлечиться, что осталась одна-одинешенька после смерти мужа, что дочь зовет к себе, в Москву, но нет, пока что - нет, нет и нет: как дом оставить? Ну а если заболеет - у нее большущий погреб с запасами, все есть, можно целый год не выходить.

Пожелали ей дружно хорошего пути и хорошего здоровья. Антонина Петровна даже пообещала прийти к автобусу и помахать на прощание, но не сложилось: автобус в тот день пришел и, соответственно, ушел рано, пока все были на процедурах. Пробок, наверное, в тот день не было на дорогах.

А уже за обедом на месте уехавшей соседки оказался новый мужчина, крупный и сложением, и ростом. И еще, в числе особых примет, с заметной вмятиной на лбу, что вкупе напомнило Антонине Петровне директора института, где она когда-то работала и который ее, тогда уже кандидата наук, мягко говоря, не любил. И если бы не наступившие перестроечные времена и новые возможности для таких, как она, беспартийных, ее научные способности так и остались бы невостребованными.

Однако сейчас, испытывая досаду из-за невыполненного обещания проводить отбывшую в глухомань соседку - а ведь та, наверное, ждала, из автобуса выглядывала - ей захотелось сделать или сказать что-то приятное новому хозяину ее места за обеденным столом, как бы в компенсацию за случившуюся неловкость, пусть и не по ее вине. И поскольку десерт перед его прибором состоял только из компота, а рядом с их тарелками красовались еще и яблоки, сами собой сказались те же слова, что и в самый первый день, при недолгом общении с мужчиной восточной наружности.

-Вы здесь, наверное, по системе ОМС? Я так подумала потому, что яблока перед вами нет... Это добавка к бюджетной сумме от профсоюза... для сотрудников ведомства... так повелось с давних времен... санаторий ведь ведомственный... а у ведомства профсоюз сохранился, теперь профсоюзы не везде...

Далее она собиралась сказать, что такая ситуация всем им, то есть тем, кто собрался за этим столом, совсем не нравится и что они, конечно же, готовы поделиться... И что год нынче яблочный, а вот в прошлом году местных яблок совсем не было, они даже на рынке специально спрашивали - нет, только привозные. При этом она предполагала и даже была уверена, памятуя былую беседу с первым соседом, что предложение поделиться яблоком, пустяком по сегодняшним временам, когда ни дефицита в стране нет, ни бедности, при которой человек не в состоянии купить себе фруктов... да и год нынче на яблоки урожайный... в общем, она ожидала шутливой отповеди, а затем приятного общения. Да и как это можно представить - вот она или вот рядом с нею Аллочка, женщины немолодые, и вот, напротив них, - явно моложе их крупный и по-своему видный мужчина. Это ему пристало о дамах заботиться, а не дамам о нем, а иначе получается нелепость.

Однако новый визави ее перебил:

-Я плохо слышу, на уши туговат, - и замкнулся, уткнулся в тарелку, будто отгородился. Не переспросил, не попросил повторить, а довольно грубо отказался слушать.

Обед прошел почти в полном молчании, а в самом конце мужчина, будто проснувшись, спросил:

-А почему яблок всего три?

-Это ваше, ваше, - пискнула Аллочка и подвинула ему свое яблоко.

Мужчина молча взял яблоко, поднялся и ушел.

-Зачем Вы так сказали? - спросила Антонина Петровна Аллочку. - Он все-таки должен понимать ситуацию, а обман всегда обман.

-Мне неудобно... пусть берет... Да я и не люблю их, яблоки.

-Мне тоже неудобно, но он знать ничего не хочет! А слух, кстати, у него нормальный, с официанткой все блюда обсудил, пока выбирал. Он что, немощный, старый? Если вам хочется, берите его на иждивение, а я, при такой форме общения с нами, не буду, и муж мой не захочет, как я понимаю.

На другой день три яблока лежали уже не отдельно перед приборами, а на общей тарелке и в той части стола, которая была дальше всего от нового соседа - наверное, так сервировала стол все замечающая Наташа.

Пока Виктор Петрович галантно помогал жене и Аллочке устроиться в креслах, а они в это же самое время, так уж повелось, кивали приветливо направо и налево, желая приятного аппетита, появился и сосед, буркнул что-то невнятное и исподтишка внимательно оглядел стол. На его лицо - Антонина Петровна никогда прежде не наблюдала такой резкой смены - будто наползла маска недовольства и, пожалуй, ненависти.

В конце обеда Виктор Петрович передвинул тарелку с яблоками в центр стола, поближе к дамам, а Аллочка, в свою очередь, слегка подвинула ее в сторону соседа. Тот опять молча взял яблоко и ушел.

К обеду следующего дня новый сосед пришел первым и уже хлебал суп, пока дамы, а вслед за ними и Виктор Петрович, рассаживались. Тут же появилась и официантка Наташа с тележкой вторых блюд.

-А что, профсоюз сократил довольствие? - шутливо спросил Виктор Петрович и кивнул в сторону тарелки с десертом. Яблок на ней было два.

Лицо официантки пошло пятнами.

-Три было, было три, - ответила она убежденно. - Я всегда проверяю!

-Это я взял, - заявил новый сосед в повисшей тишине.

-Это его, его, - залепетала Аллочка, - я угостила.

Наташа молча пожала плечами.

А когда наступил ужин, новый сосед неожиданно разговорился. Он сказал, что звонил в страховую компанию, которая ведает финансированием больных по ОМС, - телефоны этой компании висели во всех коридорах, и спросил там о яблоках, которые ему не дают, а ему ответили, что решение о способе распределения доплаты от профсоюза принимает главврач. А потом добавил, что к главврачу тоже ходил.

-Наконец-то разобрался, - обрадовалась Антонина Петровна. - Теперь хотя бы "спасибо" будет Аллочке говорить. Или выйдет за ворота да купит себе яблок, они нынче совсем дешевые.

Понимая особую роль Аллочки в истории с яблоками и, очевидно, желая проявить к ней особое внимание - на Антонину Петровну, а заодно и на ее мужа он продолжал смотреть очень даже неприязненно - мужчина протянул Аллочке две узкие бумажные трубочки с сахарным песком, какие обычно дают в самолетах.

-Это Вам в кефир, а то здесь только кусочками!

И что бы вы думали - избалованная дочкой и ежедневными коробочками конфет Аллочка почти по-семейному взяла из его рук трубочки с сахаром и вытрясла их над своим стаканом с кефиром.

-Очень удобно! Где Вы такие купили?

-Это из больницы, где мне делали операцию, в нашем отделении для одного коммерческого мужика целый ящик привезли и в коридоре поставили, я себе пакет набрал да еще пакет печенья, - даритель трубочек с сахаром, похоже, насколько не стеснялся их необычным происхождением.

Антонина Петровна выдохнула, вздохнула и опять выдохнула и только поэтому смогла промолчать - пусть там они с Аллочкой что хотят, то и сыплют в кефир, ей-то что, в конце-концов?

-А какую операцию Вам делали? - спросила Аллочка.

-На сердце, ночью мне стало плохо, вызвали скорую. А так как живу рядом с ЦКБ, туда и отвезли. И сразу - на стол. Сказали, что еще немного - и мне бы каюк.

-А оттуда, из больницы, - сюда, в реабилитационный центр? - догадалась Аллочка.

-Ну да, оттуда прямиком сюда, на шикарном автобусе. У меня, кстати, тут дача недалеко, на Рублевке, три остановки на маршрутке. В субботу процедур не будет - съезжу, а назад вернусь на машине, чтобы, когда выпишет, прямиком на дачу, только сначала пообедаю, без обеда отсюда не поеду.

-Выписка и заезд ровно в двенадцать, так что пообедать не случится, в обед на вашем месте уже будет другой человек, - могла бы объяснить Антонина Петровна, но зачем?

А мужчина продолжал, обращаясь исключительно к Аллочке:

-Прямо передо мной такой странный бородатый мужик сидит, Вам надо повернуться, чтобы увидеть. Ему в парикмахерскую давно пора, я каждый раз смотрю и удивляюсь, какой он косматый. Наклонится над тарелкой, чтобы борода в тарелку не попала, и жрёт.

Антонина Петровна закашлялась и даже слегка подпрыгнула, и тут ее муж - вот всегда он знает, что надо сделать! - тут Виктор Петрович сурово сказал:

-Это кощунство - так о людях говорить, тем более что этот человек - настоятель одного из здешних храмов.

О том, что старик в стираной клетчатой рубахе и с окладистой бородой до ушей - настоятель храма, они узнали случайно. Проходили мимо столика медсестры, которая, сверяясь со списком, раскладывала по пакетикам таблетки для больных, и та прошептала, указывая глазами на очень немолодую пару на дальнем диванчике:

-Настоятель храма приехал со своей матушкой, очень больные, сейчас оформляются.

Матушка, наверное, была хуже здоровьем, чем муж, потому что в столовой не показывалась, а сам настоятель, очевидно, старался из скромности никак не показывать свою принадлежность к особому миру. Хотя был слух, что посещает он ближнюю церковь, ту, что рядом с санаторием, и там даже участвует в службах, сколько сил хватает.

Но вернемся к нашему столу, где только что мужчина не очень приязненно отозвался о человеке в клетчатой рубашке и с бородой.

-Это настоятель? - открыл он рот. А чего он сюда припёрся?

Он помолчал немного и добавил:

-Видно, молитвами не все можно вымолить.

-Да, ради этого и идут в монастырь, - неожиданно заявила Аллочка: теперь она морально была на стороне своего визави. Хотя непонятно было, то ли ее слова относятся к конкретному человеку, то ли к человечеству вообще.

-Знаю я их, монахов, - поддержал ее мужчина. - Мы фундамент поправляли в Сергиевом Посаде, в их столовой...

-В трапезной, - едва не поправила его Антонина Петровна, но вовремя сдержалась.

-Так они очень даже неплохо питаются, - продолжил мужчина, - сам видел!

И он потянулся к вазе за хлебом и взял очередной кусок, демонстративно сбросив при этом с хлебной горки прикрывающую ее по центру блестящую накрахмаленную салфетку темно-синего цвета. Это был отличительный дизайн столовой: темно-синие большие салфетки на столах перед каждым едоком, и такие же салфетки, но поменьше, на вазах с хлебом. Поскольку вазы вращались, а черно-белую хлебную горку салфетки закрывали лишь частично, взять любой кусочек не составляло труда. Зато - возникало, вкупе с прочими нюансами интерьера и обслуживания, впечатление респектабельности и довольства.

Виктор Петрович, ничего не говоря, взял скомканную салфетку и аккуратно расположил ее на прежнем месте. Женщины молча смотрели.

-А мне она мешает, - возразил в ответ на его действия мужчина и опять сбросил салфетку.

-А Вы посмотрите на другие столы, - посоветовал Виктор Петрович. - Никому не мешает, только Вам.

-А она, может, грязная, - заявил мужчина и ткнул пальцем в салфетку. - Вон какая темная.

-Грязная? Поменяем! - у стола возникла встревоженная официантка Наташа. По опыту многолетней службы в таком непростом месте она знала, что любые конфликты нежелательны.

-Ничего не грязная! - успокоила ее Антонина Петровна. - Только нельзя ли нам с мужем пересесть за другой стол?

-Можно, конечно можно, - мигом оценила ситуацию Наташа. - Завтра с утра вот за тот стол, пожалуйста!

Так Антонина Петровна и Виктор Петрович оказались за другим столом. Аллочка осталась на прежнем месте и с тех пор старалась их не замечать.

Их новыми соседями оказалась молодая, лет тридцати - тридцати пяти, пара, веселая, активная и совершенно равнодушная к еде: в тарелках они ковырялись и почти все оставляли, скорее всего, подкармливались в ближнем кафе. Лечить им особо было нечего, а оказались здесь из любопытства: что это за место такое? Были они, кстати, по той самой пресловутой системе ОМС, то есть без яблок в добавление к компоту, что их нисколько не волновало.

Виктор Петрович почувствовал себя опять в дружелюбной среде и рассказал им почти все истории из своего незабвенного пионерского детства. И, конечно, о том, что - надо же, какие бывают совпадения! - его пионерский лагерь был как раз против санатория, через реку, теперь он по нескольку раз в день смотрит на это самое место с лоджии. Нет, лагеря там теперь нет, к сожалению, зато есть несколько шикарных загородных домов, а один даже с солнечными батареями.

Как-то после утренних процедур они проходили мимо кучки уезжающих в тот день людей, рассевшихся на скамейках в ожидании автобуса, который в тот день запаздывал - с московскими пробками точного времени его прибытия никто не мог угадать. Среди отъезжающих они увидели задумчивую Аллочку и, по просьбе Антонины Петровны, стали прогуливаться по аллее, но так, чтобы видеть место, куда должен прийти автобус.

-Я тебя прошу, - говорила она мужу, - когда автобус будет отъезжать, помаши, пожалуйста, Аллочке, пусть уедет в хорошем настроении.

-Зачем это? - возражал муж, - она на нас обижается, у нее теперь другие в друзьях.

Но когда автобус, забрав людей и багаж, стал медленно разворачиваться, а в окне появилось бледное и хорошенькое личико Аллочки, они все же подошли поближе, и Виктор Петрович помахал в сторону окна рукой. Аллочка, конечно, могла подумать, что он машет кому-нибудь другому, а не ей, но в тот день уезжало всего несколько человек, и все они разместились у окошек с противоположной стороны.

В свои оставшиеся дни они все так же приятно общались с молодыми ребятами за столом и даже рассказали им про Васю-затейника, который в этом году если и приезжал, то в другое время. А проходя мимо своего прежнего стола, видели каждый раз валяющуюся на нем скомканную темно-синюю салфетку и оголенную, на фоне других столов, вазу с горкой черного и белого хлеба.