Ансельм Людмила Николаевна
Репетиция "Идиота"

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ансельм Людмила Николаевна (luanselm@yahoo.com)
  • Обновлено: 12/06/2010. 106k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ф.М. Достоевский в процессе написания романа "Идиот" проводит репетицию с главными героями романа Рогожиным и князем Мышкиным. Одновременно с репетицией Ф.М. Достоевский вспоминает встречу и трудную жизнь со своей первой женой. В пьесе обсуждается проблема: "Можно ли полюбить ближнего своего, как самого себя?" и почему для изображения идеального человека Ф.М. Достоевскому понадобился "идиот" князь Мышкин. Все действие пьесы происходит в сознании самого писателя.


  • Р Е П Е Т И Ц И Я " И Д И О Т А "

    Людмила Ансельм

      
      
      
       Copyright No 2008
       by L. Anselm
      

      
      
      
      

    Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е Л И Ц А :

       1. Федор Михайлович Достоевский,
       2. Мария Дмитриевна Исаева - его первая жена,
       Герои романа "ИДИОТ":
       3. Князь Мышкин Лев Николаевич,
       4. Рогожин Парфён Семенович.
       5.Генерал Иволгин
       6.Лебедев Лукьян Тимофеевич
      
       СЦЕНА: Действие происходит в кабинете Федора Михайловича Достоевского в Санкт-- Петербурге, Кузнецке и Твери. Это может быть тоже самое пространство, так как всё происходит в сознании самого Достоевского. Занавес разделяет кабинет на две части, за занавесом находится Мария Дмитриевна.
       Два характера из романа Достоевского "ИДИОТ" показывают два полюса сознания Достоевского.
      
       ВРЕМЯ: Действие начинается с момента обдумывания Достоевским романа "ИДИОТ". Биографические подробности из жизни Достоевского описаны с начала знакомства Федора Михайловича с Марией Дмитриевной, в конце пьесы, смертельно больная, Мария Дмитриевна умирает.
       Пьеса написана на основании материалов, взятых из дневников и писем Достоевского. Из романа "ИДИОТ" взяты самые драматические сцены встреч.
      
      
      
      

    ПЕРВЫЙ АКТ

    КАРТИНА 1

    (Кабинет в доме Федора Михайловича. Достоевский ходит по кабинету. В кабинете появляется Мария Дмитриевна)

      
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (с тревогой): Федя, с кем ты разговаривал? Я слышала голоса...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, приходил твой доктор...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Где он сейчас?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Ушел... Не захотел будить тебя... Зайдет позже...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: О чем вы говорили?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Почти ни о чем... Доктор интересовался, где мы с тобой жили в Сибири... Сказал, что в Сибири климат прекрасный, особенно, для легочных больных.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Значит, нам не следовало приезжать, в Петербург...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Доктор посоветовал куда-нибудь переехать. Хорошо бы назад, в Сибирь... Но я объяснил ему, что мы не можем переехать... Я здесь могу работать и печататься...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Я так и знала... Думаешь только о себе, а на меня плевать...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Ты сама хотела переехать в Петербург. Вспомни, как ты рвалась сюда...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (кричит): Я тогда не знала, что мне будет здесь так плохо. Я все время болею... А в Сибири, когда я была здоровая, ты любил меня...

    (Начинает кашлять)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Я и сейчас тебя люблю...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не понимаю, как ты можешь работать, при больной жене?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, нам нужны деньги на твое лечение...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (оглядывается по сторонам, видит свой портрет на стене): А это что? Зачем повесил мой портрет?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Твой портрет вдохновляет меня...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Господи, как я изменилась... не узнать...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: На портрете ты такая же красивая , как и Настасья Филипповна...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Кто такая Настасья Филипповна?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Героиня моего нового романа... Я начал писать роман...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: О чем роман?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Это будет роман о положительно прекрасном человеке... Давно я задумал описать идеального человека, но боялся взяться за это дело... Труднее этого нет ничего на свете... И вот, конце концов, все-таки отважился...
       МАРИЯ ДИТРИЕВНА: Разве существуют такие люди?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не знаю... Такой человек - мой идеал... Мне самому хотелось стать таким
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Хотел, но не стал... Расскажи про роман подробней...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Пока в романе наметились два главных героя и героиня, женщина роковая и непредсказуемая... Герои романа оба любят ее... Но любят по-разному...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Что значит: по-разному?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Один любит любовью - жалостью, другой - любовью - страстью... Настасья Филипповна мучает их обоих ужасно...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Прочти, что ты там написал...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Я пока в самом начале моей идеи... Надо все, как следует обдумать, понять... отрепетировать с героями сцены... Почему ты так заинтересовалась романом?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Если я похожа на героиню, стало быть этот роман и обо мне... Я права?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Права, в некотором смысле...

    (Мария Дмитриевна начинает испуганно всматриваться по сторонам)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, что с тобой?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Ой, кто тут в углу? Какие-то тени... Это черти, черти! Выгони их...

    (Машет руками)

       Кыш! Кыш!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Там нет никаких чертей...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Их не всегда можно увидеть... Они так ловко прячутся...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Успокойся... никого нет...(Пауза) Теперь мне понятно... Уходя, доктор спросил, не замечал ли я странностей в твоем поведении... Я ответил отрицательно...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не удивительно... Ты никогда ничего не замечаешь... Открой форточку...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Зачем?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Черти выходят из комнаты на улицу через форточку...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Сейчас нельзя открывать форточку... На улице холод, ты больна... Маша, иди отдохни, мне надо работать...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: У него в углу черти, а ему надо работать... Сначала выгони их, а потом...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Хорошо, хорошо, выгоню, выгоню... Маша, ты устала... Иди в свою комнату ...
       МАРИЯ ДМИТРИУВНА. Я-то уйду, а чертей выгони немедленно... Приду, проверю... Заодно узнаю, что ты там обо мне написал...

    (Мария Дмитриевна уходит в свою комнату)

    КАРТИНА 2

    (Федор Михайлович садится за стол. За его спиной появляются две фигуры : князь Мышкин и Рогожин)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (облегченно вздыхает): Ушла... Наконец... На чем я остановился?

    (Садится за стол. Князь покашливает)

       Кто тут?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Лев Николаевич Мышкин, князь.
       РОГОЖИН: Рогожиных знаете? Парфен Рогожин...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: А, мои герои... Проходите, проходите... Я вас давно жду... Вы вдвоем? Где же вы встретились?
       ЛЕБЕДЕВ (выступая вперед): Они в поезде встретились, ехали вместе в одном вагоне...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ( заметив Лебедева): А это кто?
       РОГОЖИН: Вот увязался за нами... Господин всезнайка... Все обо всех знает...
       ЛЕБЕДЕВ: Я тоже ехал, можно сказать, совсем рядом... Так угораздило, сидел супротив князя...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Извините, как вас по имени - отчеству?
       ЛЕБЕДЕВ: Ти - Ти - Тимофей... Лукьянович...
       РОГОЖИН: А вот и соврал... Его зовут Лукьян Тимофеевич...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Зачем же вы это делаете?
       ЛЕБЕДЕВ: Наверное... из самоумаления...
       РОГОЖИН: Вот, дурак... Помолчал бы лучше... из самоумаления...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Ну, рассказывайте, откуда и куда вы ехали?
       РОГОЖИН: Ехали в Петербург вместе, я из Пскова...
       КНЯЗЬ МЫШКИН (отвечает с большой охотою): А я возвращался из Швейцарии... Разговорились, всю дорогу проговорили, даже не заметили, как доехали до Петербурга...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: О чем же вы говорили?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Каждый поведал свою историю... Я рассказал, Парфену, что прожил в Швейцарии четыре года...
       РОГОЖИН: А я...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Погоди, Парфен, все по порядку. Пусть сначала князь расскажет о себе... Князь, как вы оказались в Швейцарии?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Мой родственник послал меня лечиться к знаменитому, швейцарскому профессору...
       РОГОЖИН: Ну, и как вылечил, профессор-то?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Нет, не вылечил...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Какая болезнь у вас, князь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Болезнь странная, вроде падучей: припадки, судороги, дрожания...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Похоже, эпилепсия...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Да, да профессор так и называл мою болезнь...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Это болезнь неизлечима... Но она иногда может приостанавливаться, если нет никаких нервных потрясений...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Да, сейчас я чувствую себя гораздо лучше... Родственник, который отправил меня в Швейцарию, умер, и у меня не осталось никаких родных, кроме дальней родственницы здесь, в Петербурге.
       РОГОЖИН: У нее и остановишься, князь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Нет, нет, ни в коем случае... Я не люблю затруднять людей...
       РОГОЖИН: Князь, приходи ко мне... Неизвестно, за что я тебя полюбил... Мы с тебя эти заграничные штиблетишки-то поснимаем. Одену тебя в кунью шубу в первейшую, фрак сошью. Денег полны карманы набью и поедем к Настасье Филипповне... Князь, как ты до женского пола, охотник?
       КНЯЗЬ МЫШКИН. Я... нет... Я ведь из-за своей болезни совсем женщин не знаю...
       РОГОЖИН. Коли так, совсем ты, как юродивый, а таких , как ты Бог любит...
       ЛЕБКДЕВ. Да, да господь Бог таких любит...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Парфен, а ты каким образом оказался в Пскове?
       РОГОЖИН: Все из-за нее...
       ЛЕБЕДЕВ: Через Настасью Филипповну... Оказался...
       РОГОЖИН: Ты и Настасью Филипповну знаешь?
       ЛЕБЕДЕВ: Настасья Филипповна знатная барыня, содержанка очень богатого помещика и капиталиста Тоцкого... Ее весь Петербург знает. В театре собственную ложу имеет...
       РОГОЖИН: В первый раз я ее увидел, когда она из магазина на Невский проспект выходила... Так меня тут и прожгло... Не мог спать по ночам... Все думал, как с нею познакомиться... А тут такой случай: отец выдал мне десять тысяч, чтобы я отнес их его знакомому купцу, а я на все десять тысяч взял и купил брильянтовые серьги и попросил своего приятеля передать их Настасье Филипповне... Отец, как узнал, хотел убить меня... Да я не дался, убег в Псков, к тетке... Провел там целый месяц...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что же произошло, что ты решил вернуться домой?
       ЛЕБЕДЕВ: Его отец с месяц тому назад помре...
       РОГОЖИН: Кондрашка его пришиб...
       ЛЕБЕДЕВ (радостно): Миллиончик ему в наследство оставил...
       РОГОЖИН: Теперь я ничего не боюсь, делаю, что хочу...
       ЛЕБЕДЕВ: Гуляем...
       РОГОЖИН: Чему радуешься? Ведь я тебе ни копейки не дам, хоть верх ногами ходи... хоть пляши...
       ЛЕБКДКВ: И не давай, а я буду, и буду ходить... И плясать буду...
       РОГОЖИН: Тьфу на тебя...
       ЛЕБЕДЕВ: А у Настасьи Филипповны сегодня званый вечер, день рождения празднуют... Сегодня должна решиться ее судьба... Тоцкий, ее содержатель и покровитель, задумал жениться на благородной девице. Но для этого ему надо, сначала, отделаться от своей содержанки, Настасьи Филипповны... Она
       РОГОЖИН: Каким же способом отделаться?
       ЛЕБЕДЕВ: Хочет выдать ее замуж...
       РОГОЖИН: За кого?
       ЛЕБЕДЕВ: За Ганьку Иволгина... А чтобы Ганька женился на Настасье Филипповне обещает ему семьдесят пять тысяч, как вознаграждение...
       РОГОЖИН: Я дам Настасье Филипповне сто тысяч, чтобы она от Ганьки отказалась... Сегодня привезу...
       ЛЕБЕДЕВ: Неужели сто тысяч... Где ты их возьмешь, сто тысяч?
       РОГОЖИН: Не твоего ума дело, тварь наглая... Из под земли достану и привезу Настасье Филлиповне...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Парфен, как в лихорадке, ни о чем больше не может говорить, только о Настасье Филипповне... Какая она? Неужели такая красавица!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Настасья Филипповна - женщина роковая, фантастическая... Князь, взгляните на этот портрет, что на стене...
       КНЯЗЬ МЫШКИН (смотрит на портрет): Удивительное лицо. Лицо веселое, но я вижу, она ужасно страдала.
       ФЕДОР МИХАЛОВИЧ: Как вы угадали?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Об этом глаза говорят. Это гордое лицо, ужасно гордое. И, вот, не знаю добра ли она? Ах, кабы добра! Вы хотите сказать... это портрет Настасьи Филипповны?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Нет, это портрет моей жены, Марии Дмитриевны Исаевой, когда я познакомился с нею в Сибири ... Что скажешь, Парфен?
       ЛЕБЕДЕВ: Похожа, похожа, на Настасью Филипповну, как пить дать...
       РОГОЖИН (не отрываясь от портрета): Как одно лицо... Разве бывают такие совпадения?... Это та, что за стенкой?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Да...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: А теперь вы расскажите нам свою историю...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Мы познакомились с Машей в Семипалатинске, когда я вышел с каторги в Сибири... Она была тогда женою таможенного чиновника Исаева, и приняла в моей судьбе такое горячее участие, что я не мог, не полюбить ее... Мария Дмитриевна тоже была ко мне не равнодушна...
       ЛЕБЕДЕВ: А Исаев, что? Куда смотрел?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Исаев много пил, пил беспорядочно, наделал много долгов, потерял работу. Потом получил, наконец, новую должность заседателя по корчменной части в другом сибирском городишке... Уехали Исаевы в мае, а в августе я получил от Марии Дмитриевны извещение о кончине мужа...
       ЛЕБЕДЕВ: Если много пить, не мудрено... Скончался по пьянке... Ясное дело...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Мария Дмитриевна осталась одна в далеком уезде, в нищете безнадежной...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: В таком одиночестве, Марии Дмитриевне было, наверное, не сладко... Она страдала?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Разумеется... Между мной и Марией Дмитриевной завязалась постоянная переписка. И, вдруг я получаю от нее письмо с таким запросом: : "Что, если б нашелся человек, с добрыми качествами, и, если б этот человек сделал ей предложение - что ей ответить?" Она спрашивала моего совета, но при этом прибавляла, что она любит меня... Я был поражен, как громом, проплакал всю ночь. О, не дай господи никому этого страшного грозного чувства! Велика радость любви, но страдания так ужасны! И у меня созрело решение поехать в Кузнецк, к ней...
       ГОЛОС МАРИИ ДМИТРИЕВНЫ (кашель): Господи, как я устала... Федя, где ты? Подойди ко мне... Мне плохо...

    (Князь, Рогожин и Лебедев исчезают)

      

    КАРТИНА 3

    (Комната Марии Дмитриевны в Кузнецке. Вбегает Федор Михайлович. Он только что приехал в Кузнецк)

       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Федор Михайлович, наконец-то! Мы уже не чаяли Вас видеть... Что такое с Вами приключилось?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: НЕ было никаких происшествий. Прямиком к Вам...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Отчего же так поздно? Я всю ночь не спала... На крыльцо выскакивала, чуть не простудилась. Спасибо Борису Николаевичу, он уговорил меня этого не делать.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Борису Николаевичу?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Да, да, Вергунову Борису Николаевичу...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: А, Вергунов... Я его знаю, молодой учитель...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Это хорошо, что вы его знаете... Борис Николаевич молодой, подающий надежды учитель, как раз нуждается в Вашей помощи. У него такое низкое жалование... Всего четыреста рублей...
       ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ: Как же я могу ему помочь?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не могли бы Вы попросить кого-нибудь из Ваших друзей оказать помощь Борису Николаевичу в получении высокого чина?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Мария Дмитриевна, у Вас истинно-рыцарское сердце! Я готов помочь Борису Николаевичу... Но я приехал не за этим... Нам с вами надо серьезно поговорить... О чем вы хотели со мной посоветоваться? А в последнем письме написали, что хотите мне что-то сказать, но боитесь... Помните?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА. Помню, помню, но может быть, не надо?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ. Надо, непременно надо...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА. Федор Михайлович, пожалеете... Давайте поговорим потом, сейчас уже поздно...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ. Нет, я должен сегодня же знать, за кого Вас сватают здешние свахи? Я не отстану, пока не добьюсь ответа...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Ну, раз так... За учителя...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: А учитель-то не слишком стар?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Нет.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Он состоятелен?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Нет! Нет и нет. Он живет здесь в Кузнецке, у него ничего нет. Ему всего двадцать четыре года...

    (Пауза)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (удивленно): Так это же Вергунов! Не может быть! Это немыслимо!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (с удивлением): Почему немыслимо?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Он на пять лет моложе Вас! Как Вы можете? Вы образованная, умница, знающая людей, готовы выйти замуж за юношу, ничего не знающего, чуть-чуть образованного!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Тише!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (не понижая голоса): Человека без значения, без доли... Вы губите себя. Другой раз губите!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Как Вы смеете так говорить о Борисе Николаевиче? Но Я... Я люблю его...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (хватается за сердце): Маша, зачем Вы так? Мне больно...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Да, да, люблю и не скрываю этого...

    (Пауза)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не понимаю, как могут сойтись люди с такими разными потребностями...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Вы ничего о нем не знаете! Он честный, благородный, веселый...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, а вы подумали, что с Вами будет в бедности с кучей детей? А не оставит ли он Вас в последствии? Сгубите Вы себя.... Может быть, он и побои считает законным делом в браке?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Причем тут побои?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Разве Ваш бывший муж не бил Вас?..
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Оставьте моего мужа в покое...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не могу... Наверное, Вы никогда не видели, как муж бьет жену? А я видел... И расскажу вам об этом...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не надо! Не хочу слушать...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Нет, послушайте... Связав жену веревкой или ремнем, начинает методически, хладнокровно бить ее мерными ударами, слушая ее крики и моления с наслаждением...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (кричит): Перестаньте, перестаньте!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Удары сыплются все чаще, все резче, бесчисленнее, муж начинает входить во вкус... Крики страдалицы хмелят его, как вино.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА. Прошу вас, прекратите!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ. Жена, наконец, затихает - перестает кричать и только дико кряхтит, а удары тут-то и чаще, тут-то и садче... Он вдруг бросает ремень, как ошалелый схватывает палку, ломает с трех последних ужасных ударов на ее спине - баста! - Отходит, садится за стол, вздыхает, и принимается за квас...

    (Пауза)

       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Федор Михайлович, прошу Вас, объяснитесь, с Борисом Николаевичем с глазу на глаз. Расскажите ему все, что мне сейчас говорили... Только про побои не надо...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Пожалуйста, я готов...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Я сейчас его позову...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Куда Вы ночью за ним побежите?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Он здесь, в соседней комнате... Я сейчас...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Мария Дмитриевна, может быть, не сегодня?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Нет, именно сегодня, сейчас...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Избавьте... Мне трудно... Устал...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Что вы так приуныли? Еще не все решено... Я и передумать могу... Запомните: "Ты и я и более никто"... Погодите минутку...

    (Мария Дмитриевна торопливо выбегает из комнаты)

    КАРТИНА 4

    (Федор Михайлович садится за стол. За его спиной появляются две фигуры : князь Мышкин, Рогожин и Лебедев)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Она плакала, целовала мои руки, но она любила другого. Я там провел два дня. В эти два дня она вспомнила прошлое, и ее сердце опять обратилось ко мне... На прощание она мне сказала: "Не плачь, не грусти, не все еще решено. Ты и я, и более никто..." Это было блаженство и мучение нестерпимые! К концу второго дня я уехал с полной надеждой... Это была не любовь, страсть... лихорадка... Вы слышали, как она мне сказала: "Ты и я..."
       КНЯЗЬ МЫШКИН: "И более никто"... Хорошо сказано...

    (Из противоположного угла комнаты слышен настойчивый крик: "Пустите меня, Федор Михайлович! Я настаиваю... Я тоже хочу участвовать в вашем благородном деле... Вы не можете отказать заслуженному генералу! Я буду жаловаться... У меня есть ценная информация"...)

       КНЯЗЬ МЫШКИН: Федор Михайлович, кто там?
       ЛЕБЕДЕВ: Это генерал Иволгин, отец Ганьки, который должен жениться на Настасьи Филипповне...
       ФЕДОР МИХАЛОВИЧ: Лебедев, пусти его, он может пригодиться... Хотя ни одному слову его нельзя верить, пускай поделится с нами своей информацией...
       ЛЕБЕДЕВ: Как он может пригодиться, если ему нельзя верить...

    (Появляется генерал Иволгин)

       ИВОЛГИН: Совсем затолкали, помяли всего... Позвольте представиться... Генерал Иволгин, отставной и несчастный...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Князь Мышкин... Лев Николаевич...

    (Отступая на шаг от Князя Мышкина)

       ИВОЛГИН: Он! Он! Сын моего друга, можно сказать, товарища Николая Петровича?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Но моего отца звали Николаем Львовичем...
       ИВОЛГИН: Да, да Львовича... Я вас на руках носил...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Неужели? Мой отец умер двадцать лет назад...
       ИВОЛГИН: Нет, нет, вернее двадцать лет и три месяца... Вместе учились... А ваша матушка...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: И она через полгода умерла от простуды...
       ИВОЛГИН: Не от простуды, с горя о своем князе, а не от простуды, поверьте старику... Я был страстно влюблен в вашу родительницу, из-за нее мы с князем чуть не стали врагами...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Полноте, генерал не морочьте князю голову... Не носили вы его на руках... Вы обещали нам рассказать о чем-то важном...
       ИВОЛГИН: Извините, зарапортовался... Итак, господа, важная информация: сегодня решается судьба Настасьи Филипповны... Она самолично посетила мой дом и сообщила мне и моему сыну Гане, что сегодня вечером даст окончательный ответ, выйдет она замуж за моего сына или нет...
       РОГОЖИН: Что же Ганька, надумал?
       ИВОЛГИН: Пока ничего... Мой сын весь в колебаниях... Я, лично, против этого брака... Гане не получить моего родительского благославления... Мы увидим: заслуженный ли старый воин победит в этой интриге или бесстыдная девица войдет в благородное семейство...
       РОГОЖИН: Генерал, я дам Настасье Филипповне сто тысяч, если она откажется выходить замуж за вашего Ганьку... Сегодня вечером принесу... Ждите меня у Настасьи Филипповны!!! Князь едем!! Лебедев, за мной...

    (За занавесом слышен кашель. Все герои исчезают)

    КАРТИНА 5

       (В комнате появляется Мария Дмитриевна)
      
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Федя, у тебя доктор?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Нет, пока не приходил...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: С кем ты разговариваешь?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (оглядывается по сторонам): Маша, мы одни, никого кроме нас нет...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Я ясно слышала чужие голоса... У тебя опять объявились черти...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Чертей прогнал... Сижу один...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Но я слышала мужские голоса, один громкий, другой спокойный, тихий...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (смеется): Маша, это герои моего романа... Я тебе о них уже рассказывал...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не понимаю, если героев ты выдумал, с кем тогда разговаривал?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: По-видимому, сам с собой... Когда пишешь роман, так увлекаешься, ничего не замечаешь...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Как продвигается твоя работа?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: С трудом...
       МАРИЯ ДМСИТРИЕВНА: Чем я могу тебе помочь?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не знаю... Самое трудное в написании романа найти идею, затем надо подыскать такие характеры героев, чтобы они, как можно вернее объясняли твою идею... Если характеры найдены правильно, то герои начинают действовать сами по себе... Ты только наблюдаешь и подправляешь их, чтобы не уводили главную идею романа в сторону...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Федя, ты все говоришь не по делу... Мне не нужны твои идеи, мне интересно, что ты там обо мне написал...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, обещаю, когда кончу роман, то обязательно сам тебе его прочту... А теперь, иди отдохни немного. Самое полезное в твоем состоянии - сон...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Иди поспи, отдохни... Все время гонишь меня...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, ты больна... Но каждый раз, когда тебе лучше, забываешь о своей болезни...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: А ты мне постоянно о ней напоминаешь! Почему ты меня гонишь?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, я не хотел обидеть, извини... Мне просто надо работать...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Наконец, сказал правду...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Я остановился на очень ответственном месте в романе: день рождения Настасьи Филипповны... Очень важная сцена... С этого дня рождения начинаются метания Настасьи Филипповны, что-то вроде болезни... Она не знает, за кого выйти замуж... за Рогожина или за князя...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Какие могут быть метания, если Рогожин получил миллионное наследство, а князь беден, как...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Дело в том, что на этом дне рождении выясняется, что князь тоже получил миллионное наследство от своей тетки...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Тогда понятно...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (с увлечением): И Рогожин , и князь оба любят ее... Она же решилась выйти замуж за Рогожина, и тут же, чуть ли не из-под венца бросается к князю, просит, спасти ее от Рогожина. Потом убегает и от князя....
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Почему она бегает от одного к другому?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Рогожина она боится, а князю не хочет портить жизнь...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Она же сумасшедшая... Зачем бегать от одного к другому? Надо поступать иначе... Я бы на ее месте...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Никто не понимает ее... Рогожин считает, что она любит другого, а князь думает, что она больна и расстроена душою и ей надо лечиться...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Федя, зачем так сложно? Как же, в конце концов, все образуется?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, чем скорее я напишу свой роман, тем скорее ты его прочтешь... А мы с тобой получим за роман денежки...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (грустно): Боюсь, что этого никогда не случится...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Ты не веришь, что я когда-нибудь кончу роман?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не доживу я...

    (Мария Дмитриевна обиженная быстро уходит в свою комнату)

    КАРТИНА 6

    едор Михайлович некоторое время стоит без движения, он расстроен, но потом собирается с мыслями и решительно садится за стол Князь Мышкин и Рогожин не появляются. Федор Михайлович начинает беспокоиться, встает ходит по, комнате, заглядывает за шкафы)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Рогожин, князь, где вы? Я вас жду...

    аконец появляются князь Мышкин и генерал Иволгин. За ними из-за занавеса выходит Мария Дмитриевна, одетая и причесанная, как Настасья Филипповна. В руках она держит поднос с бокалами шампанского. Федор Михайлович не сразу замечает ее )

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Наконец-то... Где вас черти носят?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Немного задержались...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не немного, а... (с удивлением замечает Марию Дмитриевну) Мария...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (торжественно): Ошибаетесь, Настасья Филипповна...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Настасья Филипповна? Не ожидал...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Она, самая! Господа, пожалуйста, проходите в гостиную... Рассаживайтесь! Прошу вас... Пейте шампанское... Не стесняйтесь... Сегодня день моего рождения...

    (Все садятся в кресла и берут по бокалу шампанского)

       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Настасья Филипповна, я вас поздравляю и предлагаю за вас выпить... За ваше здоровье...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: За вас, Настасья Филипповна... Пью с большим уважением...
       НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА: Спасибо, что посетили меня, господа... Прелагаю еще по бокалу шампанского... Генерал, вы курите?
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Разумеется...
       НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА: Можете закурить...
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН (закуривая): Курю всю мою жизнь... не бросил курить, даже когда со мной случилась одна неприятная история, именно, из-за курения...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Какая история? Расскажите нам...
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Охотно... Если она вас позабавит...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Непременно расскажите!
      
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Глупая история приключилась... Два года назад... Да, да , без малого... Сразу после открытия новой железной дороги, я взял билет, в первый класс... Вошел в вагон... Сижу, курю, один в отделении.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: А курить в вагоне запрещается?
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Курить не запрещается, но и не позволяется; так, полу позволяется... Вдруг, перед самым
       свистком, помещаются две дамы с болонкой, прямо насупротив меня... Опоздали, одна в светло-голубом; другая, в шелковом черном. Недурны собой, смотрят надменно, говорят по-английски... Поезд тронулся... Я, разумеется, сижу, курю... Окно отворено, курю в окно. Болонка у светло-голубой барыни на коленях покоится. Вижу, кажется, дамы сердятся, за сигару... Но молчат... Вдруг, - и это без малейшего, я вам скажу, предупреждения, светло-голубая хвать у меня из руки сигарку и за окно... Вагон летит... на полной скорости... Не говоря ни слова, я с необыкновенною вежливостью, двумя пальцами беру за шиворот болонку, и шварк ее за окошко, вслед за сигаркой! Та только взвизгнула! Вагон продолжает лететь...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (смеясь и хлопая в ладоши): Вы изверг! Но что же дама?
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Ну, вот тут-то вся неприятность и сидит... Ни слова не говоря, и без малейшего как есть
       предупреждения, она хвать меня по щеке! Дикая женщина; совершенно из дикого состояния!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: А вы? Вам было больно?
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Ей богу, не больно! Скандал вышел, но не больно. Я только один раз отмахнулся, единственно только чтоб отмахнуться.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (что-то припоминая): Но позвольте, как же это? Пять дней назад я читала в одной газете точно такую же историю! Это случилось в вагоне, с одним французом и англичанкой: точно так же была вырвана сигара, точно так же была выкинута за окно болонка, и дама была в светло голубом платье, наконец, так же и кончилось, как у вас... Пощечиной...
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН (смутившись): Уверяю вас, что и со мной случилось то же самое...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Как! Одна и та же история на двух концах Европы и...
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Но заметьте, что со мной произошло два года раньше...

    (Мария Дмитриевна беспокойно оглядывается, как будто ищет кого-то. В комнату вбегают Рогожин и Лебедев)

       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (с облегчением): Наконец-то... Рогожин, я тебя давно жду... Господа, хорошо, что вы здесь... Вы должно быть знаете, сегодня решается моя судьба...

    (Рогожин, молча, кладет на стол пачку, завернутую в газету)

       Что это такое?
       РОГОЖИН: Сто тысяч! Как обещал...
       ЛЕБЕДЕВ: Точно, до одного рубля!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Господа, вы видели? Рогожин торгует мною... Во сто тысяч меня оценил!

    (Пауза)

       Господа, я теперь во хмелю, гулять хочу... Сегодня мой високосный день, я его давно поджидала... Не хочу я больше здесь в содержанках Тоцкого оставаться, лучше на улицу пойду, где мне и следует быть... На мне ничего своего нет, уйду все своему содержателю брошу... А без всего меня кто возьмет?

    (Пауза)

       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я возьму...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Правда?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Правда...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Возьмете меня, бесстыжую, рогожинскую?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я вас честную беру, Настасья Филипповна...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Это я-то честная?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Вы...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Берете? Меня? Садись же подле меня, князь... Значит, в самом деле княгиня!

    (Князь садится рядом с Марей Дмитриевной)

       Поздравьте же, меня господа... Вина!
       РОГОЖИН: Отступись, князь! Я ее беру, сию минуту! Все отдам!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Слышишь, князь, вот как твою невесту мужик торгует...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Он сейчас пьян... Он вас очень любит...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: А не стыдно тебе потом будет, что твоя невеста чуть с Рогожиным не уехала?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Это вы в лихорадке были...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: А не постыдишься, когда тебе скажут, что твоя жена у Тоцкого в содержанках жила?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Не постыжусь... Вы не по своей воли у Тоцкого были...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: И никогда не попрекнешь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Не попрекну...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Ну, смотри, за всю жизнь не ручайся!
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Настасья Филипповна, я вам давеча говорил, что за честь приму ваше согласие... Вы ни в чем не виноваты... Вы теперь в болезненном припадке... Я буду за вами, как нянька ходить... Я вас буду всю жизнь уважать...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Спасибо, князь, со мной еще никто так не говорил... Меня все торговали, а замуж никто не сватал... Господа, пейте, пейте шампанское! Рогожин, ты погоди уходить-то... Куда ты везти-то хотел?
       ЛЕБЕДЕВ: В Екатерингоф!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (смеется): А вы все и впрямь считали, что я за князя собралась? Нет, не могу я его сгубить... Он хочет за мною ухаживать, как нянька... Да ему самому еще няньку надо! Он младенец, невинный младенец... А я...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Неужели, вы в самом деле...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Какая я тебе жена, князь? Я - уличная... гулять хочу... Что же ты, Рогожин? Собирайся, едем!
       РОГОЖИН (радостно): Едем! Моя королева! Эй вы... вина!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Припасай вина, я пить буду... А музыка будет?
       РОГОЖИН: Будет, будет! Моя королева! Не подходи!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Рогожин, готовь свою пачку! Ничего, что жениться хочешь, а деньги все-таки давай... Смотри, князь, твоя невеста деньги взяла, потому что распутная... Мне одна мысль пришла... Я Ганю утешу... Видите эту пачку? Вот я сейчас ее брошу в камин, в огонь... Как только ее огонь обхватит всю - пусть Ганя полезет в огонь без перчаток... Вытащит из огня - его пачка, все сто тысяч! Рогожин, мои эти деньги?
       РОГОЖИН Твои, радость! Твои, королева!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Все прочь, что хочу, то и делаю!

    (Мария Дмитриевна бросает деньги в огонь. Иволгин и Лебедев бросаются к камину)

       ЛЕБЕДЕВ: Королева! Милостивая, повели мне в огонь...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Прочь! Лебедев, а Ганя где?
       ИВОЛГИН: Ганя хотел уйти... Упал без памяти, лежит, в передней... Обморок у него... У моего сына обморок, господа, он сам не может... Дайте мне... вместо Гани, я его отец... Даром сгорят...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Обморок, говоришь?

    (Мария Дмитриевна хватает каминные щипцы и вытаскивает пачку из огня)

       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Все его! Вся пачка Ганина! Пусть пачка около него лежит... Рогожин, поехали... Прощай, князь, в первый раз человека видела...

    (Мария Дмитриевна, Рогожин, Лебедев и генерал Иволгин уходят. Достоевский аплодирует)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Трудная сцена! Молодец, князь всю сцену выдержал... Не подвел... Рогожин, тоже молодец... А Мария Дмитриевна лучше всех! Королева! Я смотрел, затаив дыхание, боялся помешать...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Федор Михайлович, что же будет дальше?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Думаю... Настасья Филипповна вместе с Рогожиным уедут в Москву... На время...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Тогда, и я в Москву...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Затем, Настасья Филипповна, неожиданно, вернется в Петербург... Рогожин приедет вслед за нею...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Значит, и я вернусь в Петербург...
    ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Как знаешь, князь... как знаешь...

    (Князь уходит)

    КАРТИНА 7

    (Мария Дмитриевна в своей комнате в Кузнецке. Входит Федор Михайлович)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, Скоро наша свадьба... нам нужно обсудить все свадебные дела...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: я тоже хотела с Вами кое-что обсудить...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: С тех пор, как ты сказала: "Да", я так счастлив! Думаю, для свадьбы надо приобрести ряд вещей... Что-нибудь из одежды...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: На какие деньги?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: У своего родственника я занял тысячу рублей серебром и считаю, что тебе к свадьбе помимо свадебного наряда, необходимо купить мантилью. Я напишу брату, пусть он в Петербурге подыщет для тебя красивую мантилью... Как ты считаешь?

    (Пауза)

       Маша, почему молчишь?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Меня беспокоит Борис Николаевич.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что с ним?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Будто не знаете?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, сразу после нашей свадьбы я напишу письмо своему другу, Врангелю и попрошу его составить протекцию Борису Николаевичу...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Федор Михайлович, как у Вас все просто: сперва свадьба, потом письмо другу... А Борис Николаевич не сможет принять вашу протекцию, не сможет...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Почему не сможет?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: А потому что все про него подумают - откупился мол, променял за чин свое счастье... Борис Николаевич - человек гордый...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, кто подумает?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Все общество нашего города...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, я действительно хочу ему помочь... Мне искренне его жаль... Это раньше между нами были раздоры и ревность... Но, теперь, когда ты сказала "да", он для меня дороже брата родного. Я не успокоюсь, пока не устрою его судьбу. Ты мне веришь, Маша?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Я-то верю, но поверит ли Борис Николаевич...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что я должен сделать, чтобы он поверил?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Нужны не слова, а дела... Ваше доброе отношение к Борису Николаевичу должны все увидеть... Только тогда он сможет принять от Вас помощь.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, ну, говорите, говорите, что нужно сделать?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Сама не знаю... Надо что-то решить до прихода Бориса Николаевича...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Хотите, я объяснюсь с ним?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Просто необходимо... Вы только что сказали, что он Вам дороже брата родного...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Это так и есть. Хотите, мы с ним побратаемся, и Вы будите нашей единственной свидетельницей?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Надо, чтобы все увидели, что вы, как братья... Не хочу быть единственной...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Да, да, братание - это важный момент в отношениях между соперниками...

    (Пауза)

       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (обрадовано): У меня идея! Надо, чтобы Борис Николаевич принял участие в нашей свадьбе в качестве поручителя... На свадьбе будет все наше общество, и все увидят, что между вами ничего нет, и вы, как братья...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, пойми, это невозможно! Невозможно!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Почему?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Я уверен, Борису Николаевичу будет тяжко на нашей свадьбе... Он не согласится быть поручителем...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Он это сделает ради меня...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, все знают, какие отношения были между вами...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Это все в прошлом. А теперь, все увидят, что Борис Николаевич является нашим поручителем и поймут...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не поймут, ничего не поймут. Наоборот, будут смотреть во все глаза... Специально в церковь прибегут, чтобы лишний раз поглазеть...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Пусть смотрят...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Нет, нет, это невозможно.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Знаете, что я еще придумала?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Попросите сами Бориса Николаевича быть поручителем на нашей свадьбе...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, я не могу...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Милый, постарайтесь... Ради меня...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Мария Дмитриевна, Вы знаете, чем все это может кончится? Такое нервное напряжение... Выдержит ли его Борис Николаевич? А вдруг он выкинет прямо на свадьбе что-нибудь?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Что он может выкинуть?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что-нибудь трагическое, необычное... Например, призовет вас к смерти...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Господи, какие страсти Вам в голову лезут...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: А то схватит Вас за руку и потащит от венца...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Я уверена, ничего он не сделает.
       Я знаю его лучше... А что касается свадьбы, Федор Михайлович, я ведь и передумать могу...

    (Пауза)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (огорченно): Как передумать? Мы же с вами обо всем договорились!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не совсем... Подумайте хорошо и не упрямьтесь... Почему такое лицо сделали? (Пауза) Тихо! Кажется кто-то стукнул... Значит, так: сперва скажете, что вы его любите, а потом...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что потом?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Потом пригласите на нашу свадьбу...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ. Я никак не могу, не могу... Увольте...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Хорошо, тогда я сама его приглашу, в Вашем присутствии, а Вы, в знак согласия, кивайте головой... Но потом, Вам нужно обязательно что-то сказать, что-то неожиданное, необычное. Побратайтесь с ним, в конце концов. Это будет весьма кстати.

    (Пауза)

       Федор Михайлович, улыбнитесь же, наконец... Помните :" Ты и я..."?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ. Да, Маша, помню, очень даже помню...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА. Тихо! Нет, показалось...

    (Стук в дверь)

       (радостно). Это он! Он!
      

    ВТОРО АКТ

    КАРТИНА 1

    (Кабинет Федора Михайловича. Федор Михайлович сидит за столом. За его спиной появляются князь Мышкин и Рогожин)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Ничего не случилось на свадьбе, но я пережил такое чрезвычайное душевное напряжение...

    (Пауза)

       Мне все казалось, Вергунов схватит ее за руку и потащит от венца, или она сама ему крикнет: "Увези меня отсюда!" И он увезет ее, от одной только мести увезет и потом зарежет, чтобы не вернулась... Но, слава Богу, все обошлось без эксцессов...

    (Пауза)

       Правда, не совсем, через несколько дней после свадьбы меня постигло несчастье... Неожиданно случился со мной припадок эпилепсии, перепугавший до смерти Марию Дмитриевну, а меня наполнивший грустью и унынием... Врач определил неизлечимую падучую и предсказал, что я задохнусь и умру во время одного из таких припадков...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я Вас понимаю. Когда я был в Швейцарии, со мною часто такие приступы случались, да и теперь я чувствую себя неважно. Боюсь, как бы не случился со мной опять припадок...

    (Пауза)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Держитесь, князь, вам еще предстоит многое... Какая у нас следующая сцена? Запамятовал...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Настасья Филипповна вернулась из Москвы в Петербург... И я приезжаю из Москвы в Петербург... Мы встречаемся с Рогожиным в тот же самый день после моего приезда...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: О, да, это - сцена братания, очень важная, ответственная... Вы встречаетесь с Рогожиным, как соперники, а расстаетесь братьями... Так сказать, Ваш Монблан. Играть эту сцену надо особым манером : напряженно и, в то же время, доверительно...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Со мной сегодня одна история приключилась. Я приехал в Петербург с утренним поездом. На вокзале меня никто не встретил, но при выходе из вагона мне померещился странный горячий взгляд чьих-то двух глаз в толпе... Я поглядел внимательно, и решил, что это мне померещилось, Но впечатление осталось неприятное...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Итак, вы идете к дому Рогожина...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я знаю, что дом находится на Гороховой. но не знаю номер дома... Как я найду его?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Один дом на улице Гороховой по своей особенной физиономии привлекает Ваше внимание... Глядя на этот дом, Вы испытываете необыкновенное волнение... Вы догадываетесь, что это дом Рогожина... Поднимаетесь по парадной лестнице на второй этаж, подходите к дверям и стучитесь... Дверь открывает сам Рогожин... Рогожин, теперь твоя очередь...
       РОГОЖИН: Что я должен делать?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: При виде князя ты столбенеешь от удивления и некоторое время стоишь, как истукан... Изобрази истукана...

    (Рогожин изображает истукана)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, какие у Вас слова? Говорите...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Парфён, может я не кстати? Я ведь уйду...
       РОГОЖИН: Кстати, кстати... Милости просим.
       (Князь входит, идет к креслу, хочет сесть)
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Вы останавливаетесь и некоторое время смотрите Рогожину прямо в глаза. Вам надо постараться выдержать его взгляд... Рогожин, сделай взгляд.
       (Князь оборачивается, смотрит на Рогожина)
       РОГОЖИН: Что ты так смотришь пристально? Садись...
       КНЯЗЬ МЫШКИН (садится): Парфён, знал ты, что я сегодня приеду в Петербург или нет?
       РОГОЖИН. Что ты приедешь, я так и думал... Но почем я знал, что ты сегодня придешь ко мне?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Парфён, побольше злости...
       КНЯЗЬ МЫШКИН. Да, хоть бы и знал, из-за чего так раздражаться?
       РОГОЖИН. Ты к чему спрашиваешь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН. Давеча, выходя из вагона, я увидел пару совершенно таких же глаз, какими ты сейчас сзади посмотрел на меня.
       РОГОЖИН. Вона! Чьи же были глаза?
       КНЯЗЬ МЫШКИН. Не знаю, мне даже кажется, что померещилось.
       РОГОЖИН. Что ж, может, и померещилось...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: А теперь, Парфён, улыбаешься... Тут особая улыбка требуется - сломанная. Понял меня?
       РОГОЖИН: Кажись, понял.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Ну, давай...
       РОГОЖИН (криво улыбается): Что ж, может, и померещилось, не знаю...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, улыбайтесь, улыбайтесь в ответ. Вы должны внушить Рогожину любовь... Что, нахмурились? Почему у вас лицо такое напряженное?

    (Подводит князя к окну)

       Подойдите-ка к свету. Дайте вашу руку... Князь, да Вы дрожите весь. Что с Вами?
       КНЯЗЬ МЫШКИН (Федору Михайловичу шепотом): Я Вас должен предупредить про эти глаза на вокзале. Я уверен, что он там был. Взгляд неподвижный, горячий... И вообще, он очень изменился... Озлобился... Мне тяжело говорить с ним, а Вы хотите, чтобы я внушал ему доверие и любовь...
       ФЕДОР МИХАЙДОВИЧ: А как же иначе? Так роман задумывался...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Он страшный человек... На нем печать каторжника...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не забывайте, что я тоже был на каторге и за четыре года в остроге всякого насмотрелся! Рогожин не самый страшный экземпляр. Там были пострашнее. Он, по крайней мере, не подл.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Хорошо, что не подл. Но как полюбить его? Ведь одного, что не подл для любви мало...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, помните первую заповедь Христа? "Возлюби ближнего своего, как самого себя"...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Помню, конечно помню... Но разве я способен на это?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Должен же быть, хоть один прекрасный человек... А вы есть тот прекрасный человек, о котором я решил писать роман...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Федор Михайлович, Вы-то сами верите, что возможно: полюбить ближнего своего, как самого себя?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ. Я дитя века - дитя неверия и сомнения... И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен ; в эти минуты я люблю и верю, что нет ничего прекраснее, разумнее и совершеннее Христа и не может быть... Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, то мне лучше оставаться с Христом, нежели с истиной.

    (За стенкой раздается женский смех и кашель. Князь и Рогожин собираются исчезнуть)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Вы ее разбудили... Надо говорить потише...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Мы постараемся...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Давайте продолжать. Чья очередь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: (Рогожину) Ты здесь совсем поселился?
       РОГОЖИН: Это мой дом... Где же мне быть?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Свадьбу-то здесь справлять будешь?
       РОГОЖИН: Здесь.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Скоро у вас?
       РОГОЖИН: Сам знаешь, от меня не зависит.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Парфен, я тебе не враг и мешать тебе не намерен... Вон, как ты ненавистно смотришь. Я тебя успокоить пришел, ты мне дорог. Я очень тебя люблю, Парфён. А теперь уйду и никогда не приду к тебе.
       РОГОЖИН: Князь, совсем уходить собрался? И Настасью Филипповну мне уступаешь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Твоей свадьбе мешать не буду... Прощай...

    (Князь встает, хочет уйти)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, вы куда? Сцена еще не окончена...

    (Князь останавливается на полпути)

       КНЯЗЬ МЫШКИН (огорченно) Ах, да, братание... Совсем забыл...
       РОГОЖИН: Князь, как тебя нет, тотчас к тебе злобу чувствую... Теперь, когда тебя вижу, вся злоба моя проходит, и ты мне по-прежнему люб. Я твоему голосу верю. Уж больно разные мы с тобой... Ты вот жалостью любишь, а никакой во мне к ней жалости нет. Одна злость... Она мне теперь во сне почти каждую ночь снится: будто она с другим смеется на до мной...

    (За стенкою слышен смех и стук падающего предмета.. Рогожин и князь быстро исчезают )

    КАРТИНА 2

    ( Комната Достоевских в Твери. Мария Дмитриевна стоит у окна, на ее плечах мантилья. Входит Федор Михайлович)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, куда ты собралась? Гулять?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Как я могу гулять? У меня и шляпки осенней нет, только летняя.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Да, да, на улице очень сыро. Угадай, кого я только что видел?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА : Кого же ты видел?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Бориса Николаевича Вергунова.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (с деланным удивлением): Этого не может быть! Ты обознался, Борис Николаевич в Кузнецке. Что ему тут делать?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Вот, и я так подумал... Но ты не права, я его видел также точно, как вижу тебя.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Где же ты его видел?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: На вокзале
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (встревожено): Что он там делал?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Покупал билет.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (расстроенная): Мне надо бежать... Надо его вернуть.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Зачем?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Я его обидела... Он теперь никогда не приедет сюда...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Обидела? Как?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Он мне сказал, что в Сибири я выглядела лучше, а теперь стала не похожа сама на себя... А я накричала на него... Что же теперь делать? Я должна вернуть его.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Уже поздно. Его ты не вернешь...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Почему?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Он уехал.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Как уехал?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Сел в поезд и уехал.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Ты следил за ним?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Я видел собственными глазами, он сел в поезд, и поезд тронулся...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не верю. Ты меня обманываешь... Я должна пойти на вокзал...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, как ты пойдешь на улицу, там сыро, ты простудишься.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Пускай простужусь, пускай заболею...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, как ты пойдешь на улицу, у тебя даже шляпки нет подходящей...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Ты прав... Я никуда не могу выйти... Что же теперь делать?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Оставаться дома...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Хорошо, остаюсь дома, а ты садишься за стол и пишешь письмо.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Какое письмо?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Письмо своему любезному братцу...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: О чем?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Пускай он, наконец, купит мне шляпку.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, я потом напишу.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Мне надобно сейчас... Сколько я об этом тебя прошу. Немедленно. бери бумагу, перо и пиши...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (садится за стол, берет перо и бумагу): Что писать?...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Пиши "У жены нет..." Я сказала - пиши... "никакой шляпки. И посуди сам"...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Диктуй не так быстро.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: "И посуди сам, неужели ей целый месяц сидеть взаперти, в комнате, не пользоваться воздухом, желтеть, худеть". Написал - "желтеть, худеть"? "Моцион нужен для здоровья и, потому непременно желаю ей купить шляпку. В здешних магазинах нет ничего".
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Как ничего нет? Я там сам видел шляпки и прехорошенькие...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Они гадкие, гадкие! Они все летние и гадкие, а сейчас - осень. Пиши: "Жена хочет расхожую, осеннюю. Сходи к мадам Вихман, если есть готовые, купи, а нет - закажи... Шляпка должна быть серенькая или сиреневая безо всяких украшений и цац, без цветов, но изящная, и ни в коем случае не белая. У нас в Семипалатинске была расхожая шляпка в девять целковых, но до того изящная, что годилась графине".
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, ну зачем писать про старую...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Написал: "... годилась графине"? Теперь, самое главное: "Есть у мадам Вихман ленты с продольными полосками серенькими и беленькими? Мы здесь такие видели. Вот таких бы лент на шляпку"... Ты почему не пишешь?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, ты ведь знаешь, брат очень занятой человек, у него работа, большая семья...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Вот именно, очень хорошо знаю, какой твой брат. Он обязательно что-нибудь перепутает. Купит что-нибудь не то... Ему надо давать четкие указания. Ты завтра пойдешь в наш магазин и купишь образчик этих лент. Мы их запечатаем в конверт и пошлем вместе с письмом. Ты усмехаешься? Разве я сказала что-то смешное?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Я сейчас подумал... Если Гоголю мои условия, написал бы он" Мертвые души" или нет?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Я так и знала, обязательно какую-нибудь отговорку придумаешь...(кричит) Вообразил себя Гоголем. Никакой ты не Гоголь! И никогда Гоголем не будешь! Запомни мои слова...
      

    КАРТИНА 3

    (Кабинет Федора Михайловича. Федор Михайлович сидит за столом. Сзади появляются Рогожин и князь Мышкин)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ. Это вы? Когда вы появились... Давно вы здесь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН. Только что вошли...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ. Слышали, как она кричала?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Да...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Она права... Мне никогда не написать этого романа. Мучает он меня ужасно, как никакой прежний... Рогожин, почему такой хмурый? Князь, что с Вами? У вас лицо... перевернутое...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Рогожин опять в подозрениях пребывает...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Парфён, в чем дело?
       РОГОЖИН: Я тут давеча подумал: уж больно легко мне князь уступает Настасью Филипповну. Вроде бы совсем ее разлюбил... Для чего же, сломя голову, он сюда из Москвы прискакал. Неужели из одной жалости?... Хе-хе... Не верю я этому...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Ты мне не веришь?
       РОГОЖИН: Получается, жалость твоя, пожалуй, еще пуще моей любви... Чудно мне... Не бывает так...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: А твою любовь невозможно отличить от злости... Пройдет любовь, хуже беда будет...
       РОГОЖИН: Думаешь, зарежу ее?
       КНЯЗЬ МЫШКИН (вздрагивает): Ненавидеть будешь ее за эту теперешнюю любовь, за всю муку, которую теперь принимаешь.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Верно, князь! "Ненавидеть за любовь"... Точно подмечено.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Для меня всего чуднее то, как она может опять идти за тебя... Два раза она от тебя отрекалась, из-под венца убегала, значит, есть у нее предчувствие... Ты и впрямь, можешь зарезать... Она это слишком хорошо понимает...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, Вы должны Рогожина успокаивать, а Вы наоборот...
       КНЯЗЬ МЫШКИН. Почему я должен его успокаивать?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Страдалец он... Страшно ревнует Настасью Филипповну, а ревность это такая страсть, Поверьте мне, кто ее испытал, тот знает...
       РОГОЖИН: Князь, неужто ты и впрямь, до сих пор не спохватился в чем дело?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Не понимаю тебя...
       РОГОЖИН: Хе-хе! Действительно, ты того... Другого она любит, точно так, как я люблю ее... А другой этот, знаешь, кто?
       КНЯЗЬ МЫШКИН (испуганно): Кто?
       РОГОЖИН (злобно): Ты!
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я?
       РОГОЖИН: Не знал, что ли? Только она думает, что выйти за тебя невозможно, потому что она, будто бы, судьбу твою сгубит... Тебя сгубить и опозорить боится, а за меня, значит, ничего, можно выйти, - вот каково она меня почитает...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Почему же она от тебя ко мне бежала, а... от меня... к тебе...
       РОГОЖИН: Хе-хе! Да, мало ли, что войдет ей в голову. Она вся точно в лихорадке теперь... Не было бы меня, она давно бы сама в воду кинулась; верно говорю... Потому и ко мне кидается, что может, я еще страшнее воды...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Парфён, полегче... Полегче....
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Не за тем я сюда ехал, Парфён...
       РОГОЖИН: Это может, что не за тем, а теперь оно стало за тем, хе-хе! Ну, довольно! Что ты так опрокинулся? Да, неужто, и впрямь не знал?

    ( Рогожин вынимает нож из стола, кладет на стол)

       КНЯЗЬ МЫШКИН: Все это ревность, Парфён, как болезнь... Чего ты?

    ( Князь берет нож со стола, Рогожин выхватывает нож из рук князя и кладет на место)

       РОГОЖИН (злобно): Оставь тебе говорю.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Парфён, зачем нож вынул раньше времени?

    (Князь снова берет нож со стола. Рогожин снова вырывает нож и закладывает его в книгу)

       КНЯЗЬ МЫШКИН: Ты листы в книге, что ли, им разрезаешь?
       РОГОЖИН: Хоть и листы.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Это ведь садовый нож.
       РОГОЖИН: Разве садовым нельзя разрезать листы?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Он совсем новый.
       РОГОЖИН: Ну, и что же, что новый? Разве я не могу купить новый нож?
       КНЯЗЬ МЫШКИН (отводит Федора Михайловича в сторону): Федор Михайлович, он этим ножом убить может. Зачем ему? Отберите у него нож. Нельзя же так попустительствовать. Я не могу... Не могу так... Вы с ним заодно...
       (Князь почти плачет)
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, успокойтесь... Вы сбиваете меня с главной мысли...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Мне действительно страшно...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, чего же Вы так боитесь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я не за себя, я за нее боюсь... Может быть, мы не будем брататься?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Почему Вы против братания?
       РОГОЖИН: И верно.... Для чего нужно это братание? Никак в толк не возьму...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Вы соперники, а для соперников братание самая высокая, самая чистая, проверка. Ваша встреча должна окончиться на этой высокой ноте... Сейчас вы враги, а после братания между Вами наступит примирение и доверие.
       РОГОЖИН: Как мы должны брататься?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: По христианскому обычаю - поменяетесь крестами...
       РОГОЖИН: Поменяться - можно.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: А в конце этой сцены будет вот что: Парфён, ты уступишь Настасью Филипповну князю...
       РОГОЖИН: Я, уступать? И не подумаю...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Сейчас не собираешься, а в конце сцены уступишь. Так мною задумано. В этом есть особый смысл и красота. А красотою мир спасется. Князь, правильно я говорю?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Про красоту верно сказали... Но разве может простой обмен крестами изменить что-то в природе человеческой?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Если верить в Бога, может...
       РОГОЖИН (с ухмылкой): А если не верить?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Вы слышали? Вот она рогожинская изнанка! При его неверии наше братание сведется к одному мгновенному впечатлению...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Посмотрим, к чему оно сведется...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я знаю, для чего Вы задумали это братание... Недаром, все возвращаетесь к финальной сцене, и нож у Рогожина не отбираете... Мне теперь Ваш замысел очень даже ясен стал... Мне не спасти Настасью Филипповну, зарежет ее Рогожин, а я в финальной сцене должен буду ему все простить и обнять его, как брата...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, возможно вы правы...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Поймите, не могу я обнять убийцу... . Предупреждаю заранее...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, вместо того, чтобы помогать, вы мне мешаете... Описать положительно прекрасного человека очень трудно... Это задача безмерная! На свете есть одно положительно прекрасное лицо - Христос. Помните, простил Христос разбойника, который покаялся... Разбойника, который убил и ограбил не одного, а многих невинных людей! А Вы...
       КНЯЗЬ МЫШКИН. Но ведь то был - Христос. А я - человек... Не мучьте меня... Это непосильное напряжение. Отпустите... Очень прошу...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь, успокойтесь... Не отпущу я вас... А в финальной сцене, настаиваю, сделаете, что мною задумано и обнимитесь, как братья...

    (За стенкой кашель и смех Марии Дмитриевны)

       ГОЛОС МАРИИ ДМИТРИЕВНЫ: Когда, наконец, это кончится?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ. Не уходите...
       РОГОЖИН. То смеется, то плачет... Трудно сосредоточиться...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не обращайте внимания... Продолжайте... На чем мы остановились?
       РОГОЖИН: Князь собрался уходить...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Князь собирается уходить, а ты Рогожин показываешь ему путь к выходу... Вы, князь, следуете за ним... Входите в большую залу, на стенах видите картины... Парфён, повесь-ка картину, ту, что в углу.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Федор Михайлович, можно Вас на минутку... Я должен Вам сказать...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Погодите... Парфён, эта картина называется: "Спаситель"... Не перепутай...
       РОГОЖИН. Это который - " Спаситель"?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Страшный такой, похож на утопленника... Князь, в чем дело?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Вы почему у Рогожина не забрали нож? Это очень опасно...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что вы, все нож, нож... Рогожин объяснил Вам, нож садовый.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Неважно, что садовый... Садовым тоже можно легко зарезать человека...
       РОГОЖИН: Готово.
       (Федор Михайлович осматривает картину)
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: "Спаситель" называется...
       РОГОЖИН: Может быть, это шутка?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Парфён, дай-ка сюда нож.
       РОГОЖИН: Какой нож?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Который давеча в книгу положил.
       РОГОЖИН: Для чего Вам нож понадобился? Книги разрезать?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: А хоть бы и книги. Веревка тут у тебя болтается.

    (Федор Михайлович обрезает веревку и кладет нож на свой стол)

       Так будет поаккуратней...
       РОГОЖИН: Эти картины - за рубль, за два на аукционах куплены покойным батюшкой... Один знающий человек пересмотрел батюшкины картины, сказал все картины - дрянь, а вот "Спаситель", сказал - не дрянь.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Это копия с Ганса Гольбейна. Я эту картину за границей видел и забыть не могу...
       РОГОЖИН: А что, князь, давно хотел тебя спросить... Веруешь ты в Бога, аль нет?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Как ты страшно глядишь?
       РОГОЖИН: Я на эту картину люблю глядеть.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Да, от этой картины у иного вера может пропасть...
       РОГОЖИН: Пропадает и то...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: К чему ты спросил, верую ли я в Бога?
       РОГОЖИН: Я и прежде хотел тебя о вере спросить... Многие ведь ноне не веруют.

    ( Рогожин отворяет дверь. Они некоторое время стоят в замешательстве)

       КНЯЗЬ МЫШКИН (подает князю руку): Прощай же.
       РОГОЖИН: Прощай. (пожимает протянутую руку)
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Постойте, князь, Вы так не можете уйти.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Да, я и сам чувствую, но не знаю о чем дальше говорить.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Вы начали говорить о вере... Надо продолжить эту мысль...

    (Пауза)

       Князь, Вы недавно вернулись в Россию из заграницы, и Вас все в Россиии поражает: пьянство, бедность, преступность, и, конечно, отношение к Богу россиян. Вам надо зацепиться мыслию о том, как веруют в России, развить эту мысль перед Рогожиным. Расскажите ему несколько Ваших встреч. Сымпровизируйте, придумайте каку-нибудь историю...
       КНЯЗЬ МЫШКИН. Рассказать несколько встреч... Придумать историю... Я должен подумать...

    ( За стенкой слышен смех, переходящий в кашель и проклятья)

      

    КАРТИНА 4

    ( Раздается истошный крик. Мария Дмитриевна вбегает в комнату. Рогожин и князь Мышкин исчезают)

       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Черти! Черти! Прогони чертей!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Где? Где ты видишь чертей?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА. Вон, там в углу копошатся. Они были здесь, я почти видела их! Спрятались!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Никого нет, пойдем посмотрим.
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Мне страшно! Я слышала голоса, ты с кем-то опять разговаривал. Открой форточку! Кыш! Кыш! Открой, прошу тебя... Прогони чертей!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, нельзя открывать форточку... Ты больна... Я не понимаю...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Ты никогда ничего не понимал, ничего не понимал. Зачем ты привез меня сюда? Зачем не оставил в Сибири? Мне там было хорошо... Я там не болела...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, ты сама хотела уехать из Сибири. А потом ты ведь знаешь. у меня здесь есть работа... Я пишу, меня печатают...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Вообразил себя писателем. Наговорил, наобещал: будем жить хорошо... Буду печататься... У нас будут деньги, наживем что-нибудь. Что мы нажили? Где деньги? Чахотку нажили! Чахотку!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, успокойся... Не надо так... Тебе вредно...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Вредно? Нет, уж я все скажу, что я о тебе думаю.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Маша, успокойся. Помнишь: " Ты и я и более..."
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Да, не любила я тебя никогда, ни одного дня...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не надо, Маша. Ты сейчас больна. Ты говоришь неправду. Я любил тебя без памяти, и ты любила меня...
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не любила я тебя никогда. Помнишь, вечером накануне нашей свадьбы я тебе сказала: "А теперь я хочу побыть одна"... Помнишь я сказала тебе: "Оставь меня одну"... И ты ушел... В ту ночь я была не одна...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: С кем?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: С ним. Ты ушел... А он пришел ко мне...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Замолчи! Ты была с Вергуновым?
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Да... Всю ночь накануне свадьбы я была с ним, и мы не сомкнули глаз... Нам было хорошо. Что ты молчишь? Ты слышишь, я сказала: "Нам было хорошо"... Я была с ним и после свадьбы. Он приезжал ко мне в Тверь, в Петербург... Мы любили друг друга, пока я не заболела...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Замолчи! Замолчи немедленно!
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Не замолчу! Я его любила, а тебя - нет. А за что тебя любить? Что толку, что ты тут сидишь днем и ночью, все пишешь и пишешь, ходишь и ходишь? Никакого покоя. Заманил, наобещал бочку арестантов... А сам кто? Как был каторжником... Каторжник! Каторжник! Вот ты кто!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (кричит с ненавистью): Замолчи! Замолчи! Не то я! Ненавижу!

    (Кидается к окну, открывает форточку)

       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (смеется): Я знаю, как заставить тебя открыть форточку. ХА-ХА!

    (Мария Дмитриевна, уходит, смеясь в свою комнату)

      

    КАРТИНА 5

    (Федор Михайлович хватает нож, начинает срезать веревки с картины. Картина падает на пол. Появляются Рогожин и князь Мышкин)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (кричит): Все, все убрать. Ничего не будет... Все кончено, никакого романа... Можете идти, вы свободны... Оставьте меня...
       КНЯЗЬ МЫШКИН (шепотом): Парфён, надо у него нож отобрать, а не то, чего доброго... Только я не могу... Придется тебе...
       РОГОЖИН: За мною не станет... Федор Михайлович, сделай милость, подойди ко мне...

    (Федор Михайлович подходит к Рогожину. Рогожин выхватывает нож из его рук)

       Готово!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (удивленно): Парфён, ты чего?
       РОГОЖИН: Так надо, а то порежетесь.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Федор Михайлович, вы зря отвлекаетесь. Мы ведь еще не кончили репетицию...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не знаю, как дальше писать. Вы слышали, что она сказала? Ударила в самое больное место... Ужасная жестокость...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Мария Дмитриевна душевно больной человек, мучается от чахотки... Она заслуживает жалости...
       РОГОЖИН: Надо бы покончить с репетицией... Осталось-то немного...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Я не могу сейчас... Не могу... Оставьте меня в покое...
       КНЯЗЬ МЫШКИН. Федор Михайлович, постарайтесь... Остался самый конец... Конец сцены братания...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Разрушены все своды романа... С таким трудом я продвигался, затратил столько сил и времени... Она в один миг все порушила... "Никогда тебя не любила"... Это ужасно! Ужасная женщина!
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Федор Михайлович, помните: "Возлюби ближнего своего, как самого себя." Ведь замечательные слова!...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Как можно любить своих ближних? Именно ближних-то, по-моему, невозможно любить. Я читал, про Иоанна Милостивого...
       РОГОЖИН: Кто такой?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Один святой... К нему пришел голодный и обмерзший прохожий и попросил согреть его, Иоанн лег с ним вместе в постель, обнял его и начал дышать ему в гноящийся и зловонный от какой-то болезни рот его...
       РОГОЖИН: Во как! Настоящий святой!
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Я убежден, что он это делал с надрывом лжи, из-за заказанной долгом любви... По-моему, Христова любовь к людям есть в своем роде невозможное на земле чудо. Редкий человек согласится признать другого за страдальца, будто это высокий чин... Унизительное страдание, например, голод, еще допустит, но чуть повыше страдание, за идею, например, нет...
       РОГОЖИН: Отчего ж не допустит?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Потому что он, увидит, что у меня вовсе не то лицо, какое должно быть у человека, страдающего за высокую идею...
       РОГОЖИН: Федор Михайлович, давайте закончим сцену братания, ведь осталась самая малость...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Я сказал, не могу, значит, не могу...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Мы вам поможем...
       РОГОЖИН: Мы сами... Вы только слушайте...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я должен рассказать о поразивших меня встречах с россиянами, после приезда из заграницы... Как россияне к Богу относятся...
       РОГОЖИН: Князь, расскажи про одну встречу, будет достаточно...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я тебе достоверную историю расскажу... Не выдуманную... На утро вышел я из гостиницы, по городу побродить... Вижу, шатается по тротуару пьяный солдат. Подходит ко мне: "Купи, барин, крест серебряный, всего за двугривенный отдаю." Вижу в руке у него крест и, должно быть, только, что снял с себя, на голубой грязной ленточке, но только крест не серебряный , а оловянный, с первого взгляда видно... Я вынул двугривенный и отдал ему, а крест тут же одел на себя, - и по лицу солдата я видел, как он доволен, что надул глупого барина... Он тотчас же отправился свой крест пропивать. Уж, это без сомнения...
       РОГОЖИН: Крест тот, что у солдата купил, при тебе?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: На мне...
       РОГОЖИН: Покажь-ка сюда...

    (Князь выставляет и показывает крест, не снимая с шеи)

       РОГОЖИН: Отдай мне...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Зачем? Разве ты...
       РОГОЖИН: Носить буду, а свой золотой тебе сниму, ты носи...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Поменяться крестами хочешь? Изволь, Парфён, коли так... Я рад: побратаемся...
       ( Рогожин и князь меняются крестами)
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Ну, Слава Богу... А теперь обнимитесь на прощание... Как братья... А ты, Парфён, скажи: "Так бери же ее, коли судьба! Твоя! Уступаю! Помни Рогожина." Всего несколько слов......

    (Из-за занавеса слышен кашель и крик Марии Дмитриевны)

       ГОЛОС МАРИИ ДМИТРИЕВНЫ: Доктора! Доктора! Федя, мне плохо! Помоги мне! Прошу тебя, спаси! Прости! Я обижала тебя! Больше не буду! Это я от ревности... Я тебя ревновала, давно ревновала... Еще в Семипалатинске... Помнишь, как ее звали? Молодая девушка, она тебе нравилась... Ее старый киргиз принуждал к сожительству. Господи, как ее звали?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Марина.
       ГОЛОС МАРИИ ДМИТРИЕВНЫ: А потом, потом, ты оставил меня, а сам уехал в Париж... Я ведь знаю, ты там был не один... Я больше не буду... не буду ревновать! Федя, задыхаюсь! Доктора! Доктора! Умираю,.. умираю...

    (Мария Дмитриевна задыхается от кашля)

       ФЕДОР МИХАЛОВИЧ. Маша, сейчас, сейчас... Бегу...

    (Федор Михайлович убегает )

    КАРТИНА 6

    (Кабинет Федора Михайловича, перегороженный занавесом. Князь Мышкин и Рогожин ждут возвращения Федора Михайловича. Неожиданно появляется Генерал Иволгин)

       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Пришел с вами попрощаться... Оставляю, вас, милый князь... Больше не участвую в написании романа...
    КНЯЗЬ МЫШКИН: Отчего же, генерал, вы пришли к такому решению?
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Я требую к себе уважения, князь, и желаю получать его даже и от тех лиц, которым дарю мое сердце... А Федор Михайлович издевается надо мной... Может быть, и не только надо мной...
       РОГОЖИН: Каким же образом?
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Он свел меня с героем романа, по фамилии Лебедев, который заходит за пределы, и являет неуважение ко мне и показывает наглость... Этот человек мне в глаза имеет дерзость уверять, что в двенадцатом году, еще ребенком, он лишился левой своей ноги и похоронил ее на кладбище в Москве...
       РОГОЖИН: Это только шутка для веселого смеха...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Но Лебедев и не мог быть в двенадцатом году в Москве, он слишком молод...
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Положим, он тогда уже мог родиться и был младенцем... Но как же уверять в глаза, что французский солдат армии Наполеона навел на него пушку и отстрелил ему ногу... А Лебедев эту ногу поднял и отнес домой, потом похоронил ее на кладбище...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Но у него обе ноги целы! Уверяю вас, это невинная шутка...
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Эту историю о ноге Лебедев придумал мне в отместку... Когда я сообщил ему, что еще ребенком был в свите Наполеона, и тот советовался со мной, нужно ли ему принять православие, чтобы привлечь на свою сторону русских. Я тогда ответил Наполеону: "Никогда, не бывать этому! Лучше улепетывайте вы все в свою Францию..." Этот разговор произошел перед самым бегством Наполеона из Москвы и решил исход войны 1812 года...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Все это чрезвычайно интересно, конечно, если это все так было...
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Все это было... Но было более... Я был свидетелем ночных слез и стонов этого великого человека, а этого уж никто не видел, кроме меня... Однако, как задержал я вас, князь... Я пришел сюда на минуту, только для того, чтобы поговорить с Федором Михайловичем... Где же он?...
       РОГОЖИН: Ему, генерал, сейчас не до вас...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Федор Михайлович побежал за доктором... Что же вы хотели ему сообщить?
       ГЕНЕРАЛ ИВОЛГИН: Я хотел высказать ему свое негодование, нельзя так издеваться над собственными героями... А вы, князь, до того добры и простодушны, что мне становится иногда даже жаль вас... Будьте осторожны, Федор Михайлович может и вас не пощадить... И только, ради своей идеи... Князь, пусть ваша жизнь процветает в любви... Моя же кончена! Князь, моя последняя просьба, помогите мне найти Федора Михайловича...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: С превеликим удовольствием...

    (Князь и Генерал Иволгин уходят)

    КАРТИНА 7

    (На сцене появляется нарядный Лебедев, медленно и важно прогуливается по сцене, Рогожин подходит к нему сзади, хлопает по плечу. Лебедев вздрагивает)

       РОГОЖИН: Эй, Лебедев, куда так вырядился?
       ДЕБЕДЕВ: Рогожин? Напугал ты меня...
       РОГОЖИН: Что происходит? Какие новости?
       ЛЕБЕДЕВ: Сегодня свадьба... Настасья Филипповна и князь женятся...
       РОГОЖИН: Разве это новости?
       ЛЕБЕДЕВ: И вот сам князь поручил мне помочь со свадьбой...
       РОГОЖИН: Вот это новость... Я понимаю... Когда свадьба-то?
       ЛЕБЕДЕВ: Скоро, через полчаса начнется...
       РОГОЖИН: Где будет?
       ЛЕБЕДЕВ: Настасья Филипповна решила устроить свадьбу в главном соборе Павловска... Не подалеку отсюда...
       РОГОЖИН: Почему не в Петербурге?
       ЛЕБЕДЕВ: Все в Павловске слышали о ее свадьбе... Будет много любопытствующих... Она хочет всех удивить своими нарядами... Видишь, народ уже собирается?
       РОГОЖИН: Вижу... А что князь? Рад свадьбе-то?
       ЛЕБЕДЕВ: Князь совсем не похож на жениха... Задумчивый, рассеянный, невнимательный... Как будто думает о чем угодно, только не о свадьбе... Странный... Боюсь я за него...
       РОГОЖИН: А невеста?
       ЛЕБЕДЕВ: Настасья Филипповна насупротив, пребывает в полном возбуждении... Ждет не дождется этой свадьбы, все князя торопит: "Скорее, скорее. Нельзя медлить"... А теперь к ней понаехали парикмахеры, модистки из Петербурга, будут одевать ее в подвенечное платье... Прическу сделали... Сейчас решает какие на себя надеть бриллианты... Скоро появится...
       РОГОЖИН: Ну-ну...
       ЛЕБЕДЕВ: Парфен, не советую тебе здесь находиться... Уйди от греха подальше...
       РОГОЖИН: Это отчего ты мне советуешь убраться?
       ЛЕБЕДЕВ: Боится она тебя... На днях интересовалась, не появлялся ли ты в Павловске...
       РОГОЖИН: А если я не послушаюсь твоих советов, что тогда?
       ЛЕБЕДЕВ: Князя жалко, не хочу, чтобы он видел тебя здесь... Прошу, отойди в сторонку...
       РОГОЖИН: Да, ладно тебе, помощник, успокойся... Не трону я никого...
       (На сцене появляются Федор Михайлович, генерал Иволгин. Рогожин прячется за их спинами. На одном конце сцены появляется Мария Дмитриевна в подвенечном платье. На другом конце--Князь Мышкин. Некоторое время они стоят, затем начинают медленно двигаться навстречу друг другу. Слышен шум толпы: "Глядите невеста показалась! Идет! Идет! Экая красавица! А жених! Где жених-то! Идет навстречу невесте! Княгиня! Королева! За такую княгиню я бы душу продал!" Неожиданно Мария Дмитриевна останавливается, дико оглядывается по сторонам, видит в толпе Рогожина, бросается к нему и хватает его за руки)
       МАРИЯ ДМИТРИЕВНА: Спаси меня! Увези куда-нибудь! Куда хочешь! Сейчас, немедленно!
       (Рогожин подхватывает Марию Дмитриевну почти на руки и исчезает вместе с нею. В толпе слышится громкий говор, восклицания и даже смех... Все хотят увидеть, как примет известие жених. Лебедев подбегает к князю Мышкину)
       ЛЕБЕДЕВ: Князь, зачем она это выкинула? Это надо же!
       КНЯЗЬ МЫШКИН (растерянно): Я этого боялся, но все-таки не думал, что так будет...
       ЛЕБЕДЕВ: Князь, мужайтесь! Чем могу помочь вам?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Впрочем... в ее состоянии... Это совершенно в порядке вещей...
       ЛЕБЕДЕВ: Князь, у вас беспримерная философия! Пойдемте домой...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Куда Рогожин увез ее?
       ЛЕБЕДЕВ: К себе домой в Петербург. Куда же еще?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Ты так думаешь?
       ЛЕБЕДЕВ: Уверен. Сам слышал, как он крикнул извозчику: "На железную дорогу!". Князь, пойдемте домой, вам надо отдохнуть...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Да, немного отдохну, пожалуй, а потом...
       ЛЕБЕДЕВ: Что потом?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Поеду в Петербург...
       ЛЕБЕДЕВ: В Петербург, зачем?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Настасья Филипповна больна и нуждается в моей помощи... Не могу я оставить ее...

    (Князь уходит со сцены быстрым шагом)

       ЛЕБЕДЕВ: Тьфу на вас! Вы как хотите, а меня увольте... Я в этом деле больше не участвую...

    (Лебедев уходит)

    КАРТИНА 8

    ( На одном конце сцены князь Мышкин. Он стоит смотрит вверх, как если бы ему хотелось разглядеть окна в доме Рогожина. Неожиданно появляется Рогожин)

       РОГОЖИН: Князь, ступай за мной...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Рогожин, я везде искал тебя... К тебе заходил , звонил в дверь, никто мне не открыл...
       РОГОЖИН: Князь, ты иди здесь прямо до дома, а я пойду по другой стороне... Пусть мы на улице по разным сторонам будем... Так лучше...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Рогожин, это ты сейчас на меня из окна смотрел?
       РОГОЖИН: Я...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Как же ты... Почему не открывал двери?
       РОГОЖИН: Пойдем, все объясню...

    (Рогожин и князь Мышкин вместе входят в кабинет. Теперь они герои романа Федора Михайловича)

       РОГОЖИН: Я хотел тебе сказать... Князь, надо нам самим покончить со всем этим делом...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Как же без Федора Михайловича?
       РОГОЖИН: Неизвестно, когда он вернется...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Парфён, уволь, мне что-то не по себе... Устал я...
       РОГОЖИН: Условия больно подходящие...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Какие условия?
       РОГОЖИН: Позже увидишь... Ступай, брат, за мной... Давай... Какие там у тебя слова, помнишь? Давай...

    (Пауза)

       КНЯЗЬ МЫШКИН (неуверенно): Кажется, помню...

    (Пауза)

       КНЯЗЬ МЫШКИН: Настасья Филипповна разве у тебя?
       РОГОЖИН: У меня. (шепотом)
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Где же Настасья Филипповна?
       РОГОЖИН: Она здесь.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Где?
       РОГОЖИН: Там...

    (Кивает головой на занавес)

       РОГОЖИН: Садись. Посиди пока.
       ( Рогожин и Князь Мышкин садятся на стулья)
       КНЯЗЬ МЫШКИН (шепотом): Спит?
       РОГОЖИН (смотрит на князя пристально): Пойдем... Только ты... Ну, да пойдем.

    (Рогожин поднимает занавес, останавливается . и, оборачиваясь к князю, кивает на занавес)

       Входи...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Тут темно... Ты бы свечку зажег...
       РОГОЖИН: Видать...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я чуть вижу... стол, кровать...
       РОГОЖИН: Подойди ближе-то...

    ( Князь шагает ближе. Останавливается. Смотрит на неподвижное тело Марии Дмитриевны, лежащей на столе, в подвенечном платье. Его бьет дрожь)

       КНЯЗЬ МЫШКИН: Это же... А я-то думал...
       РОГОЖИН: Помнишь, я говорил про условия? Теперь понял?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Так ты ее имел ввиду...
       РОГОЖИН: Да... Выйдем...

    (Садятся на стулья)

       Почему ты дрожишь? Ты какой-то не такой?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Я чувствую ... как будто не в себе... Так бывает со мной перед приступом... Я тебе рассказывал, про эти приступы... Думал, что вылечился, а на деле получается , не совсем...
       РОГОЖИН: Князь, держись, не забывай, осталось немного...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: От меня не зависит...
       РОГОЖИН: Не придумаю, что теперь с тобой делать? Если у тебя будет припадок и крик, с улицы догадаются, что мы здесь: станут стучать... Войдут...
      

    КАРТИНА 9

    (Входит Федор Михайлович)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что вы тут делаете?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Т-ссс, т-ссс.
       РОГОЖИН: Репетируем. Тише.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что репетируете?
       РОГОЖИН: Финальную сцену.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧЖ Да, как вы посмели, в присутствии Маши? ... Маши нет, а вы... устроили репетицию...
       РОГОЖИН: Вы нам только не мешайте... Сядьте... Отдохните чуток...

    (Федор Михайлович садится за стол)

       Мы все сами, тут немного осталось... Вот только князь дрожит весь... Боюсь, не выдержит...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Постой, что же ты теперь, Парфен?
       РОГОЖИН: Ночь мы здесь заночуем вместе... Потому, коли войдут, я им расскажу, что это сделал я... Меня тотчас заберут... Пусть уж она теперь лежит подле нас, подле меня и тебя...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Да, да. Успокоилась она...

    (Пауза)

       РОГОЖИН: Значит, не признаваться и выносить не давать?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Ни за что, ни-ни-ни.
       РОГОЖИН: Так и порешили... Ночью переночуем тихо... Боюсь, что душно и дух пойдет. Слышишь ты дух или нет?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Может, и слышу... Не пойму... Со мной, брат, что-то происходит...
       РОГОЖИН: Что ты и встать не можешь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Ноги нейдут. Это от страху... Это я знаю... Пройдет страх, я и встану...

    (Пауза)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не получается у вас ничего. Пора кончать.
       РОГОЖИН: Как не получается?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Вы на одном месте топчитесь, и все ваши разговоры не по существу...
       РОГОЖИН: Потерпите... Князь, дальше... Дальше...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Пройдет страх, я и встану.
       РОГОЖИН: Я пока нам постель постелю, и пусть уж ты ляжешь... Ноне жарко, и, известно, дух пойдет... Окно может отворить? Разве, букетами и цветами обложить? Да, думаю, жалко будет, в цветах-то?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Вы не плохо устроились здесь, рядом с Машей... Подушки с дивана поснимали...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Слушай, слушай. скажи мне: чем ты ее? Ножом? Тем самым?
       РОГОЖИН: Тем самым.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Стой еще! Я, Парфён, еще хочу тебя спросить... Хотел ты убить ее перед моей свадьбой? Хотел или нет?
       РОГОЖИН: Не знаю, хотел али нет. И... и... вот еще, что мне чудно: совсем нож, как бы, на полтора али два вершка прошел... под самую левую грудь..., а крови всего, этак, с пол-ложки столовой на рубашку вытекло, больше не было.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Это я знаю, это я читал... Внутреннее излияние, называется... Бывает, что даже и ни капли... Это ведь удар в самое сердце...

    (Федор Михайлович встает с места и начинает нервно ходить по комнате)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Хватит! Кончайте! Мне надо побыть наедине с Машей... Попрощаться... Оставьте меня...
       РОГОЖИН: Стой, слышишь? Слышишь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Нет.
       РОГОЖИН: Ходит. Слышишь? В зале...
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Слышу.
       РОГОЖИН: Ходит?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Ходит.
       РОГОЖИН: Затворить, али нет дверь?
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Затворить.

    (Федор Михайлович садится за стол)

       КНЯЗЬ МЫШКИН: Ах, да! Да... Ты, говорят, с нею в карты играл.
       РОГОЖИН (удивленно): Играл.
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Где же карты? Дай мне эти карты...
       РОГОЖИН: Здесь карты... Зачем тебе карты понадобились?
       ( Подает карты князю)
       Офицера-то, офицера-то, помнишь, как она офицера того при всех хлестнула, помнишь? Ха-ха-ха!
       КНЯЗЬ МЫШКИН: Картами хлестнула?

    (Князь смеется бессмысленным смехом вместе с Рогожиным).

       РОГОЖИН: Зачем картами? Хлыстом ...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (кричит): Вон отсюда! Мое терпение лопнуло! Маша лежит рядом, а вы... вы смеетесь! Пошли вон!
       РОГОЖИН: Еще немного...

    (Князь продолжает бессмысленно смеяться)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (кричит): Оставьте меня одного, прошу вас. Уходите! Уходите немедленно!
       РОГОЖИН: Как прикажете... Князь, князь, вставай!

    (Рогожин пробует приподнять князя. Князь не может встать на ноги)

      
       Я-то уйду, а вот князь не идет никак... Ноги не слушаются...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Тогда унеси его отсюда, сделай милость...

    (Рогожин поднимает князя и пробует взять на руки. Князь обнимает его)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Постой, Парфён, что это у него в руках?
       РОГОЖИН: Карты.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Отбери карты. Возьми его снова на руки...

    (Рогожин берет князя на руки. Князь гладит его по голове, обнимает и целует его)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (радостно): Простил! Парфён, он тебя простил, обнял, как брата. Айда, князь! Айда, молодец! Вот все и сошлось.
       РОГОЖИН: Что сошлось? Что?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Что я задумывал. Теперь можно и роман дописать.
       РОГОЖИН: Федор Михайлович, вы только посмотрите на него... В глаза, в глаза загляните. Это у князя непроизвольно получилось...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (подходит поближе, заглядывает в лицо князя): Князь, князь, очнитесь. Репетиция окончена... Вставайте...

    (Князь бессмысленно смотрит на Федора Михайловича, ничего не понимая)

       Что это с ним?
       РОГОЖИН: Я же говорю, он не в себе... Не в своем уме...

    (Пауза)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Да, незадача получается...
       РОГОЖИН: Что ж теперь делать?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Не знаю...
       РОГОЖИН: Князя жалко... Вы все: "Простил, простил", а он же не в своем уме, а Вам и невдомек... Такой хороший, князь... Я так его любил...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Помолчи, Парфён, дай подумать...

    (Пауза)

       Мне вот, что думается: Христос, когда прощал разбойника, на кресте висел...
       РОГОЖИН: Верно, в ужасных мучениях пребывал...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Перед самою смертью простил разбойника... Кто знает, в каком он тогда находился состоянии?
       РОГОЖИН: Известно в каком... В смертельной агонии...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Вот именно! А может быть, у него тоже тогда разум помутился... Он и простил разбойника...
       РОГОЖИН: Вы, что в Бога не веруете?
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Почему ты так спрашиваешь?
       РОГОЖИН: Раз вы так Христа объясняете... Как же Вы за такой роман взялись? Такое дело затеяли! Ради своего романа князя замучили. Не по-христиански получается... Вам Бог этого никогда не простит.
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Бог сам послал своего сына на крест... Кто знает, зачем Он это сделал?
       РОГОЖИН: Послал, чтобы искупить грехи человеческие... Всем известно...
       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Бог нам задал одни загадки... Страшно много тайн... Допустим, Он его послал для спасения рода человеческого, тогда, как рассматривать распятие? Показал ли Бог, таким образом, свою любовь к сыну своему? Может быть, это был эксперимент, как с Иовом, или это одно из Его многочисленных "пари" с сатаной? Парфён, ты только взгляни на этого Христа... что на твоей картине...

    (Федор Михайлович подводит Рогожина к картине Ганса Гольбейна. Рогожин какое-то время слушает Федора Михайловича)

       Лицо страшно разбито ударами, со вспухшими и окровавленными синяками, глаза открыты, зрачки скосились. Становится тебе страшно, когда смотришь на этот труп измученного человека?...
       РОГОЖИН: Конечно, становится... Какой может быть вопрос?

    (Пауза)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ: Тогда рождается один особенный и любопытный вопрос: если такой труп, видели все ученики Его... Все веровавшие в Него, то, каким образом могли они поверить, смотря на такой труп, что этот мученик воскреснет? Невольно думаешь, что, если так ужасна смерть, и так сильны законы природы, то как же одолеть их? Как одолеть их, когда не победил их даже тот, который побеждал природу при жизни своей...

    (Князь начинает тихо стонать, Рогожин не слушает Достоевского, берет на руки князя и, молча, уносит его)

       ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (продолжает): Природа мерещится при взгляде на эту картину в виде какого-то огромного, неумолимого зверя или, в виде громадной машины, которая бессмысленно захватила, раздробила и поглотила в себя, великое и бесценное существо - такое существо, которое одно стоило всей земли и всей природы!

    (Федор Михайлович оглядывается по сторонам)

       Парфён! Князь! Где вы? Ушли... Все ушли... Оставили одного...

    (Пауза)

       Теперь, наконец, могу и с Машей проститься...

    (Федор Михайлович садится за стол, открывает дневник и начинает писать)

       "Маша лежит на столе. Она любила меня беспредельно, и, я любил ее тоже без меры... Несмотря на, то, что мы были с ней положительно несчастны, из-за ее мнительного и болезненного характера - мы тем более привязывались друг к другу"... Но я не смог полюбить ее так, как ей хотелось...

    (Федор Михайлович встает из-за стола, начинает ходить по комнате)

       "Возлюбить человека, как самого себя, по заповеди Христовой - невозможно: "я" препятствует... Препятствует...

    (Пауза)

       Но, несмотря на это, я считаю, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего "я" - это, как бы, уничтожить это "я", отдать его целиком и всем, и каждому безраздельно и беззаветно.

    (Пауза)

       И это есть высочайшее счастье!"
      

    ЗАНАВЕС

      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       66
      
      
      
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ансельм Людмила Николаевна (luanselm@yahoo.com)
  • Обновлено: 12/06/2010. 106k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.