Ашкинази Леонид Александрович
Психология террориста

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ашкинази Леонид Александрович (leonid2047@gmail.com)
  • Размещен: 09/04/2011, изменен: 09/04/2011. 52k. Статистика.
  • Статья: Психология
  •  Ваша оценка:


       Психология террориста
      
       Эта статья в основном излагает содержание соответствующих глав книг доктора психологии и доктора политических наук Д.Ольшанского. Согласно официальным данным, до 1984 года он был академическим ученым - психологом, далее до 1987 года - советником президента Афганистана Наджибуллы, в 1988 году в том же статусе работал в Анголе, далее, до 2004 года - последовательно в Польше, Казахстане и России. В последние годы жизни он отстаивал такую точку зрения: международного терроризма не существует: мотивация тех, кто взрывает себя в Москве, отличается от мотивации афганцев, саудовцев и палестинцев; разговоры о мировых террористических сетях - следствие непрофессионализма власти; совсем покончить с террором нельзя, а чтобы его минимизировать, надо не мочить в сортирах, а уменьшить насилие.
      
       А вот что рассказывал он сам о своей работе: "В Институте общественных наук при ЦК КПСС (обычно именовавшемся за рубежом "Международной ленинской школой для подготовки террористов"), мне доводилось преподавать социальную психологию и пропаганду членам борющихся за власть в своих странах политических партий и организаций, в том числе и экстремистско-террористического типа (бойцам Народного фронта освобождения Палестины, активистам намибийской организации СВАПО, иранским федаинам и т. д.). Невозможно было удержаться от соблазна и не провести исследования психологических особенностей террористов. Работая советником высших руководителей Афганистана в период советской оккупации, я многократно лично общался с террористами-муджахедами ("душманами"), задержанными при выполнении террористических актов, и изучал их психологию. Передо мной, первым и единственным профессиональным психологом в Афганистане, была поставлена задача: сократить число взрывов, жертвами которых были не военные, а мирные афганские жители и советские люди. Анализ показал, что террористы испытывали сильный мотивационный конфликт. Они должны были выполнить задание и осуществить взрыв, но им хотелось уцелеть, не попасться в руки органов охраны порядка и, вернувшись в Пакистан, получить обещанные деньги. Наши спецслужбы стали подставлять террористам "площадки", на которых можно было достаточно легко и безопасно осуществить взрыв как для террориста (в смысле путей отхода), так и для нас - в смысле отсутствия советских людей." Как мы видим, наука психология приносила более чем практическую пользу. В конце статьи мы вернемся к этому вопросу. Итак, слово специалисту.
      
       Психологическая структура террористической деятельности
      
       Террор для террористов - не просто работа или профессия. Это нечто большее - образ жизни, деятельность, которая целиком захватывает человека и подчиняет его себе. Террор не может быть хобби - риск многократно возрастает, террорист-любитель обречен на неудачу в конкретном деле и скорый провал вообще. Провал же одного террориста обычно тянет за собой провал всей организации. Нельзя рассматривать террористическую деятельность и как примитивный бандитизм. Все обстоит значительно сложнее, хотя насилие и составляет часть этой деятельности.
      
       Теоретик и практик террора Б.Савинков писал: "Если у организации нет практического дела, если она не ведет никаких предприятий, если она ожидает в бездействии приказаний центрального комитета, словом, если она "находится под ружьем", то есть люди хранят динамит и ездят извозчиками, не имея перед собой непосредственной цели и даже не видя ее в ближайшем будущем, то неизбежно слабеет дисциплина: отпадает единственный импульс для поддержания ее. А с ослаблением дисциплины организация становится легкой добычей полиции".
      
       Движение "Хамаз" учит своих боевиков: "Успех борьбы зависит от того, насколько нам удастся запугать противника и сломить его сопротивление. Для этого необходимо совершать акции устрашения во имя Аллаха, причем каждая акция должна быть хорошо спланирована и иметь смысл. Акции должны идти одна за другой; противник ни на минуту не должен чувствовать себя спокойно".
      
       Жизнь террористической организации в целом и жизнь каждого террориста в отдельности - это поток, в котором подготовка террористического акта сменяется его осуществлением с тем, чтобы сразу же начался поиск объекта следующего теракта. Главным объективным мотивом этой деятельности является устрашение. Это не отменяет субъективных мотивов, которыми руководствуются отдельные террористы. Однако, объективно, именно чужой страх как мотив движет действиями террориста и придает смысл всему его существованию. (Заметим попутно, что в прессе уже задавался вопрос об осмысленности нагнетания страстей - примером чего служат объявления в московском метро.)
      
       Над мотивом находятся те или иные специально выстроенные или заимствованные у кого-то, усвоенные людьми идейно-риторические конструкции, оправдывающие эту деятельность, придающие ей высший смысл. Наличие таких оправданий не обязательно: иногда люди занимаются террором просто потому, что им это нравится. Но почему им это нравится? В частности, потому, что для террориста важны идейно-риторические компоненты. Он совершает безличностное убийство - в том смысле, что не знает своей жертвы и чаще всего никак лично к ней не относится. Именно поэтому террористы нуждаются в каких-то оправданиях - "безыдейное", обычное преступление возможно далеко не для каждого человека.
      
       Сложность анализа личностных компонентов деятельности террориста - следствие того, что эта деятельность принципиально надличностна. Сами террористы уверяют, что именно в идейном терроре происходит освобождение деятельности от индивидуально-личностных наслоений. Некая идея вроде бы освобождает деятельность от личности. Действительно, для террористов не имеет значения, кто именно из группы осуществляет конкретное преступление. То есть личностный фактор целенаправленно минимизируется идеологами.
      
       Вот как обрисован террорист-революционер в знаменитом "Катехизисе революционера" С.Г.Нечаева: "Это всегда обреченный человек. Он не имеет личных интересов, дел, чувств, привязанностей, собственности, даже имени. Все в нем захвачено одним исключительным интересом, одной мыслью, одной страстью: революцией. Такой человек порвал с гражданским порядком и цивилизованным миром, с моралью этого мира. Он живет в этом мире, чтобы его уничтожить". Это и есть террорист-революционер, то есть террорист, легитимизированный революционной идеей. "Он уничтожает всех, кто мешает ему достигнуть цели. Тот не революционер, кто еще дорожит чем-нибудь в этом мире. Нужно увеличить страдание и насилие, чтобы вызвать восстание масс".
      
       Таким образом, идеология террористической деятельности обезличивает ее, делает максимально надличностной - во всяком случае, в идеале самих террористов. Жизнь, однако, берет свое: человек не может действовать без мотива, придающего его деятельности личностный смысл.
      
       Мотивация
      
       Мотивы участия в терроре делятся на корыстные и бескорыстные. С первыми все понятно: опасная работа стоит денег и может быть способом добычи средств для существования или для продолжения террористической деятельности. При такой мотивации, обычно отличающей так называемых "профессиональных террористов", они мало чем отличаются от профессиональных киллеров - обыкновенных наемных убийц. Но сами террористы с этим не соглашаются.
      
       Один из самых известных террористов второй половины XX века, Ильич Рамирес Санчес, в 70-е годы захвативший в заложники группу представителей стран-членов ОПЕК, потребовал за их освобождение значительную сумму денег и возможность широкой публикации своего заявления. Это заявление должно было придать некий смысл террору и отделить его от простого криминала. Реально же основным мотивом была добыча денег, в чем террорист позже и признался. Тем не менее необходимо различать платный терроризм в чистом, сугубо корыстном виде, и терроризм, направленный на добычу денег для развития самой террористический организации. Террористы, специализировавшиеся на так называемых "эксах" (идейно оправданных "экспроприациях" крупных денежных сумм), например, легендарный Камо (Тер-Петросян) или Б.Савинков, никогда не предавались суду в качестве уголовных преступников. Даже их противники признавали отличие таких "эксов" от обычного разбоя.
      
       Для всех террористов важным является вопрос о мотивировке, то есть о том, как они сами объясняют свои действия. Анализ субъективных мотивов, которыми руководствовались люди, хотя бы однажды участвовавшие в террористическом акте, позволяет выделить следующие основные группы таких мотивов (перечислены в порядке убывания частоты).
      
       Во-первых, это меркантильные мотивы - именно они оказываются на первом месте.
      
       Во-вторых, идеологические мотивы. Это более устойчивые мотивы, основанные на совпадении собственных ценностей человека, его идейных позиций с идеологическими ценностями группы или организации. Террор становится для человека не просто средством реализации идеи, а "заданием", "поручением", "миссией" со стороны данной общности.
      
       В-третьих, мотивы преобразования мира. Это мотивы, связанные с пониманием несовершенства и несправедливости существующего мира и настойчивым стремлением улучшить его.
      
       В-четвертых, мотив своей власти над людьми. Это один из наиболее древних, самых глубинных мотивов, и в какой-то степени он всегда имеет место.
      
       В-пятых, мотив интереса и привлекательности террора как сферы деятельности. Для некоторых, особенно для обеспеченных и образованных, террор бывает интересен просто как необычная сфера занятий.
      
       В-шестых, "товарищеские" мотивы эмоциональной привязанности - от мотива мести за вред, нанесенный товарищам по борьбе, единоверцам, соплеменникам, родственникам до мотивов участия в терроре "по традиции" - потому, что им занимался кто-то из друзей, родственников, соплеменников или единоверцев.
      
       В-седьмых, мотив самореализации. Это - парадоксальный мотив. С одной стороны, самореализация - удел сильных духом людей, ее полная самоотдача. Однако, с другой стороны, самореализация в теракте - признание ограниченности возможностей и констатация несостоятельности человека, не находящего иных способов воздействия на мир.
      
       Личность террориста
      
       Идеологи террора давно знают необходимый для террористической деятельности комплекс личностных особенностей. Предоставим слово Б.Савинкову, который много лет и лично занимался, по его собственному определению, "террористической работой", и руководил ею. "Член боевой организации должен быть человеком, обладающим безграничной преданностью делу организации, доходящей до готовности пожертвовать своей жизнью в каждую данную минуту. Он должен быть человеком выдержанным, дисциплинированным и конспиративным. Он должен дать обязательство безусловно повиноваться постановлениям общего собрания распорядительной комиссии, если он член или агент комиссии, и распоряжениям комиссии или с районного представителя комиссии, если он член местной боевой организации. Прием в члены какого-либо из отделов боевой организации допускается лишь при согласии на то всех членов данной группы".
      
       Прошел век, и вот движение "Хамаз" выдвигает требования к своим членам. "Воин Аллаха и борец с неверными обязан безгранично верить в наше общее дело, борьбу за истинную веру и освобождение нашей земли; он готов стать шахэдом и в любую минуту отдать свою жизнь ради победы. Послушание старшим - святая обязанность воина Аллаха. Тайна организации, подчинение ее решениям, дисциплина - святые обязанности воина Аллаха. Воин Аллаха должен стараться расширить ряды нашей организации, но всякий раз на это нужно получить согласие своих товарищей и руководителей".
      
       Совпадение столь значительное, что закрадывается мысль - уж не по Савинкову учились ли хамасовцы? Основным качеством - и там, и там - выступает преданность делу, организации и товарищам, готовность к самопожертвованию. В конечном счете - это требование относиться к себе всего лишь как к средству достижения цели. Подразумевается деиндивидуализация - но, противопоставляя себя другим людям, государству и всему миру, террористы подчеркивают свою индивидуальность. Парадокс разрешается тем, что для такой личности весь мир замыкается на своей группе и своей организации. "Вступая в организацию, человек перестает принадлежать себе, своей семье, своим родителям - он принадлежит только Аллаху и своей организации", - говорится в одной из памяток для боевиков организации "Хамаз".
      
       С психологической точки зрения представляют интерес и динамические характеристики личности - колебания от абсолютной веры в свою правоту до внутреннего отрицания этой правоты или, по крайней мере, сомнений. Самооценка террориста обычно неустойчива, и ее приходится подтверждать террористическими действиями. Это вполне согласуется с изложенными выше соображениями о непрерывности террористической деятельности.
      
       Патологический компонент
      
       Первый вопрос, обычно возникающий у людей в отношении террористов: а не сумасшедшие ли они? Ответить на этот вопрос непросто. Психические нормальность и ненормальность - достаточно условные понятия. Не вполне адекватный человек - еще не значит маньяк.
      
       Поведение террориста обычно представляет собой яркую и вполне очевидную разновидность антисоциального поведения. По общей оценке, такое поведение является аномальным и включает в себя патологический компонент. Общепризнанно, что террорист - личность не то чтобы не вполне нормальная, но акцентуированная. Это означает, что террорист в целом нормальный человек, однако определенные черты личности у него акцентуированы, то есть выражены необычно сильно, ярко, не вполне "нормально". Это название подчеркивает, что речь идет, все-таки, о крайних вариантах нормы, но не о патологии. "Патологический компонент" в психике террориста варьируется - от акцентуации характера до тяжелой психопатии. В первом случае акцентуированные черты часто компенсированы, могут проявляться лишь в определенные периоды времени и в определенных ситуациях. Поэтому при обследовании после задержания эти черты могут быть и не замечены.
      
       В отличие от случаев акцентуации, тяжелая психопатия видна и в отсутствие конкретного террористического события. Компенсаторные механизмы слабы, едва намечаются или охватывают лишь часть психопатических особенностей. Декомпенсации легко возникают от незначительных причин и даже без видимого повода, в максимуме нарушения поведения могут достигать уровня уголовных преступлений или суицидных актов. Обычно имеет место постоянная и значительная социальная дезадаптация. Такие люди рано бросают учебу, почти не работают, живут за счет других или государства (в сущности, тоже за счет других). Их связи с семьей разорваны или натянуты из-за постоянных конфликтов, или же представляют собой патологическую зависимость от кого-либо из членов семьи или последних от психопата. Самооценка характера неправильная или отличается парциальностью - подмечаются лишь некоторые черты. Критическое восприятие своего поведения затруднено, а в максимуме декомпенсации может полностью утрачиваться.
      
       Наблюдения показывают, что у большинства террористов имеется психопатическая симптоматика. На этом фоне часто отмечаются сверхактивность, импульсивность поступков, безответственность, лживость, поверхностность в отношениях с людьми, легкое отношение к морали, изменчивость этических оценок, отсутствие обычных для людей самоконтроля и рассудительности. Часто это сочетается со склонностью к чрезмерному употреблению алкоголя, стремлением к бесконечной праздности, назойливостью по отношению к окружающим.
      
       Аномия
      
       Итак, террорист - не сумасшедший человек. Но одновременно это человек и не вполне нормальный. Говоря научным языком, это "пограничная", в частности - аномичная личность. Понятие "аномия" (французское anomie - отсутствие норм, происходит от греческого anomia - отрицание закона) выражает отношение индивидов к нормам и моральным ценностям. Во-первых, аномия означает такое состояние общества, при котором его членами утрачена значимость социальных норм, поэтому высока вероятность отклоняющегося и саморазрушительного поведения. Во-вторых, аномия означает отсутствие эталонов, стандартов для сравнения себя с другими людьми - это ставит индивида в неопределенное положение, лишая идентификации с социальной группой. В-третьих, аномия означает несоответствие, разрыв между универсальными целями и ожиданиями, одобряемыми в обществе, и социально приемлемыми средствами их достижения, что стимулирует поиск незаконных путей достижения этих целей.
      
       Аномия - это не отсутствие нормы и даже не отсутствие понимания норм. Она означает прежде всего, что субъект, в целом знающий о существовании обязывающих его норм, относится к ним негативно или равнодушно. Или же ищет для себя особые нормы среди существующих. Вспомним Р.Раскольникова с его непрерывными сомнениями на тему, кто же он: "тварь ли дрожащая" или "Наполеон". От этого зависит ответ на вопрос, имеет ли он право распорядиться жизнью другого человека. Он решает этот вопрос в пользу аномии, но потом мучается. Отказ от соблюдения норм сопровождается скрытым сохранением их эмоциональных коррелятов. "Чувство вины", "сознание греха", "угрызения совести" представляют собой явные проявления этой неснятой напряженности. Такова психология среднего преступника. Большинство террористов - аномичные люди, но обычно они от этого не мучаются.
      
       Типичный современный террорист полагает, что общество "навязывает" ему нормативные цели и нормативные средства их достижения, но не обеспечивает доступа ни к целям, ни к средствам, и поэтому оно виновато. Отсюда следует, что возможно существование нескольких типов террористов. Первый тип - человек, вынужденный прибегать к насилию для достижения целей, которыми его заразило общество, но не дало возможностей их достижения. Это террористы, требующие выкупа за похищенных. Второй тип - человек, готовый к насилию для того, чтобы изменить сами цели, неверные с его точки зрения. Это революционер, насильственно реализующий свой вариант переустройства общества. Третий тип - человек, готовый к насилию для уничтожения неприемлемых для него и целей, и средств их достижения. Это вариант террористов, которые ненавидят сам западный мир с его ценностями (культурой и богатством) и средствами их достижения (работой), и стремятся к его уничтожению.
      
       Террористы первого типа в современном мире обычно считаются более или менее обычными преступниками. Второго - революционерами, они модны среди молодежи (маечки с Че Геварой) и, что намного серьезнее, среди левой интеллигенции, не понимающей, какой сук пилит. Третий тип террориста представляет собой новую реальность - вообще сопротивление модернизации, распространению западных социальных ценностей и норм. Заметим, что этот последний тип поведения проявляется и на межгосударственном уровне ("государства-изгои"), когда соблюдение даже заключенных договоров считается не обязательным. Потому что это договора, заключенные с неверными...
      
       Ущербность
      
       В развитии личности террористов есть общий фактор. Это дефицит чего-нибудь психологически важного, корни которого иногда прослеживаются с самого раннего детства. Такой дефицит ведет к потребности в гиперкомпенсации по ходу взросления и достижения зрелости. Идеологи исламского движения "Хамаз" учитывают это и говорят: "Совершив подвиг во имя Аллаха, ты избавишься от всех проблем; тебя ждет награда на небесах; ты получишь все, чего тебе не хватало, и Аллах возместит тебе весь ущерб". У многих террористов в детстве были убиты или репрессированы родственники. С одной стороны, из-за этого возникало стремление к мести. С другой, менее явной стороны, возникала атмосфера эмоционального дефицита, в которой рос будущий террорист. Это отмечено и ирландскими психологами, которые изучали психологию бойцов ИРА, и испанскими, которые исследовали психологию баскских сепаратистов.
      
       Помимо чисто личных и семейных обстоятельств, важную роль играет идея дефицита как таковая. Например, палестинский (арабский) терроризм против Израиля основан прежде всего на культе ущербности, который взращивается школой у каждого палестинского мальчика. Декларируемая "борьба за землю" - использование идеологами этого комплекса ущербности. Основой для этой деятельности является то, что Израиль имеет свое государство, а арабы - жители Палестины - государства не имеют (в 1947 году ООН предложила арабам создать свое государство на территории Палестины, но их лидеры предпочли не создать государство, а начать войну).
      
       Ущербность порождается и социально-экономическими факторами: например, низким уровнем жизни людей, дефицитом образования и информации. Они порождают деструктивное, разрушительное отношение к иным культурам, убеждениям и верованиям. Однако осуждать арабских террористов за то, что они террористы, бессмысленно. Лучше попробовать представить себе, что это за люди и из какой они среды. Допустим, растет мальчик в бедной многодетной семье, проживающей в районе, где властвует "Хизбалла". С раннего возраста он воспитывается на религиозных проповедях. Ему внушается, что "Хизбалла" борется за правое богоугодное дело, что все иноверцы - его личные враги, противники его семьи, всех близких и друзей, всех мусульман. Другой жизни он не видит, других идей не знает. Устроиться на работу без образования и профессиональных навыков невозможно, а старший брат и соседи чем-то заняты, имеют средства, пользуются уважением - особенно когда держат в руках автомат.
      
       Логика и мышление
      
       Движение "Хамаз" учит своих террористов: "Не надо много размышлять - ведь тебя ведет Аллах, и путь твой - путь истинной веры". Реальный лидер палестинской интифады, ответственный секретарь движения ФАТХ Абу Халед провозгласил: "Неверные понимают только один язык - это язык "Калашникова". Фразы такого рода заменяют многим не только логику, но и собственное мышление. Да и логика террористов обычно странна. Во-первых, она слишком эмоциональна: подчас эмоции в ней занимают большее место, чем логика как таковая. Во-вторых, это искаженная логика - с точки зрения чисто формального анализа: из посылок не всегда следуют адекватные выводы. В-третьих, это логика одной идеи: ответ на любой вопрос, рано или поздно, прямо или по кривой - но приходит именно к террору.
      
       Как правило, логика террориста - это логика верующего человека. Он верит в идею, которой служит, верит в саму идею служения, верит, наконец, в свою высочайшую миссию. И здесь ему не нужны рациональные доказательства и сложные формально-логические конструкции. Об искаженной логике террористов свидетельствует то, что они не могут работать в режиме диалога. Террористы способны либо выслушивать того, кого они считают для себя авторитетным, либо произносить собственные монологи.
      
       Это сказывается при попытках переговоров. Так, например, предложения компромиссов часто вызывают неадекватную реакцию. В подавляющем большинстве случаев, они жестко и категорично отвергаются на основе своеобразных рассуждений: "Их предложение - хитроумная ловушка. Они хотят расправиться с нами. Они вынуждают нас продолжить борьбу". Заметим, что в появившихся в прессе инструкциях и рекомендациях для тех, кто ведет переговоры с террористами, иногда прямо говорится, что задача переговоров - обман. Но даже если бы эти рекомендации не публиковались, факт установки на обман скрыть невозможно - он проявляется в действиях и немедленно становится известен. Поэтому частная победа путем обмана на переговорах осложняет жизнь всем, кому придется вести переговоры позже.
      
       Понятно, что логика в той или иной степени - это всегда отражение мышления. У террористов оно, как правило, противоречиво. С одной стороны, оно бывает излишне конкретным - особенно для террористов, захваченных меркантильной мотивацией. С другой стороны, оно бывает и чересчур абстрактным - прежде всего у "идейных" террористов. Однако в обоих этих случаях, о чем бы террорист ни думал, он все связывает со своей основной деятельностью. Это может происходить совершенно конкретно - террорист рассматривает любой предмет с точки зрения его пригодности для террористического акта: как орудие нападения или, напротив, предмет обороны. Террорист думает о любом человеке в связи с тем же самым террористическим актом - либо как о своем стороннике, либо как о потенциальной жертве, либо как о противнике. Но это же самое может проявляться и совершенно абстрактно: террорист всегда готов рассуждать о тех идеях, ради которых и во имя которых он действует.
      
       Действия террористов часто носят символический характер. Разрушение небоскребов ВТЦ было разрушением символов мирового господства США. Убивая царя, российские народовольцы символически убивали монархический строй. Убивая министров, эсеровские террористы символически расправлялись с политической системой.
      
       Понимание логики и особенностей мышления террориста имеет достаточно серьезное практическое значение. Так, в частности, известно: вести переговоры можно только с тем, кто понимает тот язык, на котором вы с ним договариваетесь. Если вы мыслите и рассуждаете логически ("подожди меня убивать, дай время, я найду то, что нужно, и тебе отдам"), а оппонент не понимает логики, а лишь испытывает эмоции ("я тебя все равно убью, причем прямо сейчас!"), такие попытки смысла не имеют. Более того, они опасны: ведь вы думаете, что договорились, а ваш оппонент считает себя свободным от всяких договоренностей. Эту ситуацию мы наблюдаем на Ближнем Востоке.
      
       Надеяться на то, что можно логически убедить или интеллектуально "пересчитать" террориста, наивно. Интеллектуальное соревнование с использованием логических аргументов имеет смысл среди одних людей, а "ствол" признается аргументом среди совсем других. Причем вы должны понимать, что никогда не научитесь общаться на чужом языке так же хорошо, как на своем родном. У террористов в поведении и характере рациональные компоненты почти отсутствуют, а эмоциональные преобладают до такой степени, что становятся аффективными. Если что не так, то мгновенно наливаются кровью глаза, а пальцы сжимаются в кулаки и тянутся к железу. Такой человек просто не знает нормативных слов типа "можно" и "нельзя", "возможно" или "невозможно". Его лексикон очень прост: "хочу!", "дай!", "мое!", причем здесь и сейчас, немедленно. В отличие от нормального человека, который одинаково способен понимать "рацио" и переживать "эмоции", не выходя за рамки принятого, террорист не способен на это.
      
       Эмоции
      
       В памятке для боевиков движения "Хамаз" написано: "Твои враги должны загораться, как пламень, ты же должен оставаться холодным, как лед". Отсутствие эмоций, подчеркнутое хладнокровие считается качеством, повышающим эффективность террористической деятельности и снижающим степень риска для террориста. Однако в жизни далеко не всем террористам удается умело справляться со своими эмоциями.
      
       Среди террористов встречаются два крайних варианта. Более редкий - люди с абсолютным хладнокровием, не подвластные эмоциям или умеющие их полностью контролировать. Таким выглядел, например, Б.В.Савинков. У.Сомерсет Моэм, широко известный писатель и малоизвестный сотрудник британской разведки, однажды в разговоре с Савинковым заметил, что террористический акт, должно быть, требует особого мужества. Савинков возразил: "Это такое же дело, как всякое другое. К нему тоже привыкаешь". У.Черчилль, лично знавший Б.Савинкова, считал его "человеком без эмоций".
      
       Более часто встречающийся вариант: при внешней сдержанности и строгости внутри бушует эмоциональная жизнь. И чем сильнее ограничения, которые накладывает на участника террористическая деятельность, тем сильнее скрытые, подавляемые эмоции. Хладнокровие террориста, его "стальные нервы" - результат жестко подавляющего эмоции влияния рациональных компонентов психики. Такое подавление не может быть постоянным. В литературных описаниях мы постоянно встречаем описания сильнейших эмоций, которые охватывают террориста, например, сразу после успешного осуществления террористического акта.
      
       Террорист живет в мире эмоций - страха, гнева и презрения к своим противникам, воодушевления от предвосхищения того вреда, который собирается нанести врагу. Все это приводит к тяжелому хроническому эмоциональному стрессу, эмоциональной сверхлабильности, легкости перехода от одного эмоционального состояния к противоположному. Террористы, вынужденные подавлять свои эмоции в рамках террористической деятельности, отличаются полной эмоциональной раскрепощенностью в повседневной жизни и неразборчивостью в сексуальных связях.
      
       Однако важнейшим, наиболее распространенным эмоциональным состоянием террориста является его постоянная настороженность. Это постоянная готовность к отражению угрозы, повышенный уровень бодрствования, концентрация внимания на малейших изменениях в окружающей среде. Внешне заметная постоянная подозрительность террориста проявляется в непрерывном делении всех окружающих на "своих" и "чужих".
      
       Моральные проблемы
      
       Понятно, что фанатик, осуществляющий террористический акт на рациональном "автопилоте", не мучается моральными проблемами. Это машина для разрушения, она не задумывается над нравственными вопросами. Неграмотные, необразованные исламисты, действующие по принципу "иншалла" ("все во власти Аллаха, по милости его"), не страдают нравственными сомнениями.
      
       Однако относительно развитых в интеллектуальном плане террористов волнует вопрос, насколько они правы в своих действиях. Всякий раз, готовясь к террористическому акту, террористы ищут ему нравственное оправдание. В истории доходило до совершенных парадоксов, когда верующие христиане считали, что умерщвляя чье-то тело, они тем самым спасают душу своей жертвы. Ныне некоторые террористы считают, что их акции не только спасают их собственные души (подвиг во имя Аллаха), но и помогают душам своих жертв поскорее отправиться в рай. Именно так объясняли исламские теологи сущность взрывов небоскребов в Нью-Йорке. Сами небоскребы рассматривались как "жертва Сатане", а погибшие под обломками люди объявлялись "избавленными от служения ложным богам".
      
       Однако и такие самооправдания не всегда бывают достаточными, и моральные страдания могут продолжаться и после успешно совершенного террористического акта. Даже убежденные в своем моральном праве на насилие террористы обычно нелегко переживали нравственные проблемы - спустя некоторое время после совершения террористических актов. Об этом же писал и Савинков, и вот как описывает один из российских террористов, убийца великого князя, встречу с его вдовой, которая посетила его в тюрьме: "Мы смотрели друг на друга, не скрою, с некоторым мистическим чувством. И я, глядя на великую княгиню, не мог не видеть на ее лице благодарности, если не мне, то во всяком случае судьбе, за то, что она не погибла. - Я прошу вас, возьмите от меня на память иконку. Я буду молиться за вас. И я взял иконку. Это было для меня символом признания с ее стороны моей победы, символом ее благодарности за сохранение ее жизни и покаяния за преступления ее мужа." Сама вдова, естественно, по-иному описывала эту встречу, на которую она пошла лишь затем, чтобы, что называется, взглянуть в глаза убийце своего мужа.
      
       Обратной стороной моральных проблем является выраженная практически у всех террористов потребность в понимании, необходимость "выговориться" перед другими людьми (обычно перед "своими", но иногда и перед чужими, включая следователей). При отсутствии возможности устного общения с подходящим собеседником активно используется эпистолярный жанр.
      
       Синдром зомби
      
       Автор всем известной серии блестяще экранизированных романов о британском супермене-разведчике Джеймсе Бонде Я.Флеминг писал в одном из них: "Зомби - страшные существа. Зомби внушает смертельный ужас. Его невозможно убить. Он уже мертв".
      
       Понятие "синдром зомби" у нас закрепилось за вполне определенной категорией военнослужащих в ходе Афганской и Чеченской войн. Заметим, что в армейской среде понятие "зомби" имеет негативный оттенок. Этот синдром проявляется в постоянной органичной сверхбоеготовности, широко разлитой враждебности с тотальным образом врага, параноидальной постоянной устремленности к боевым действиям. В жизни это - своего рода "синдром бойца", постоянно нуждающегося в самоутверждении и подтверждении своей состоятельности.
      
       Люди с "синдромом зомби" постоянно живут "на войне". Даже когда нет боевых действий, они всячески избегают мира и покоя, ищут и охотно сами создают обстановку боевого конфликта. Оружие - их любимая игрушка, в боевой ситуации они чувствуют себя как рыба в воде, прекрасная физическая и боевая подготовка позволяет таким людям практически неограниченно переносить тяготы военного дискомфорта и они настолько привыкают к таким тяготам, что считают их естественными. Однако это сочетается с их беспомощностью в простых житейских ситуациях - в частности, известны трудности "зомби" в общении с противоположным полом: иногда у них внезапно развивается регрессия до уровня поведения 10-12-летнего ребенка. Причем их сверхдоверчивость и сверхоткрытость по отношению к "своим" может столь же внезапно сменяться немотивированной и непредсказуемой враждебностью. Непредсказуемость их поведения резко возрастает при алкогольном и наркотическом опьянении. В террористических организациях зомби - идеальные боевики-исполнители.
      
       Синдром Рэмбо
      
       Термин возник после цикла фильмов об американском ветеране войны во Вьетнаме, который вернулся домой, но не сумел найти себя в мирной жизни. "Синдром Рэмбо" - это устойчивая невротическая структура личности, раздираемой конфликтом между стремлением к острым ощущениям и переживанием вины за свое участие в них. Ключевой характеристикой этой структуры служит либо сознание "миссии", добровольно возложенных на себя тяжелых, но благородных альтруистических обязанностей, которые позволяют реализовать агрессию без самоупрека в агрессии, либо сознание принадлежности к "корпорации", профессиональных обязанностей, позволяющих рисковать жизнью и здоровьем без самоупрека в аутоагрессивности.
      
       С одной стороны, почти любой террорист либо совершает революцию, либо спасает человечество, либо освобождает свой народ - его "миссия" всегда высока, масштабна и благородна. Она ставит его в особое положение, выделяет из ряда обычных людей. С другой стороны, почти любой террорист больше всего дорожит принадлежностью к своей группе, организации. При наличии негативных внешних оценок и неустойчивой самооценке, ему необходимо положительное отношение со стороны товарищей по организации. Это и дает ощущение "профессиональных обязанностей", которые надо исполнять со спокойной готовностью к самопожертвованию, но без всякого рода явного или даже скрытого мазохизма в виде "аутоагрессивности".
      
       "Миссионерство" - основной психологический стержень "синдрома Рэмбо". Такой человек не должен убивать просто так, он должен делать это во имя чего-то высокого. Поэтому ему приходится все время искать и находить те или иные миссии. Люди с "синдромом Рэмбо" всегда испытывают большие трудности адаптации к спокойной, рутинной деятельности, часто переживают ощущение скуки и своей несостоятельности в обыденной жизни. Они постоянно стремятся к тому, чтобы так или иначе "взвинтить" ситуацию, других людей и самого себя, создавая сложности, которые необходимо преодолевать. Важнейшими для них характеристиками экстремальной ситуации являются близкое по духу окружение и наличие правил игры. Для них важно отвечать добром на зло, не отступать перед угрозой при выполнении благородной миссии.
      
       Девизом людей с "синдромом Рэмбо" является популярное ныне среди молодежи словечко "экстрим": они во всем стремятся жить по самому высшему, экстремальному уровню. Специалисты отмечают, например, выраженное стремление к сексуальной самореализации в экстремальных условиях. В спокойных, рутинных ситуациях трудности адаптации лица с "синдромом Рэмбо" часто компенсируют алкогольными эксцессами.
      
       Синдром камикадзе-шахэда
      
       Террористов-смертников, уничтожающих себя вместе со своими жертвами в ходе террористического акта, называют "камикадзе" - по аналогии с японскими военными, жертвовавшими своей жизнью. Однако широкую известность они снискали только в ходе дальнейших событий Второй мировой войны, когда японские летчики-камикадзе небезуспешно пытались топить корабли американского военно-морского флота. Позднее термин стал применяться ко всем террористам-смертникам.
      
       К основным психологическим характеристикам данного синдрома прежде всего относится экстремальная готовность к самопожертвованию - в виде жертвы самой своей жизнью. Террорист-камикадзе счастлив возможности отдать свою жизнь и унести с собой на тот свет по возможности наибольшее число врагов. Понятно, что для этого камикадзе психологически должен, как минимум, преодолеть собственный страх смерти. Именно это и происходит под влиянием тех или иных психологических факторов, обладающих огромной суггестивной силой. Такими факторами могут быть некоторые идеи (например, идея патриотизма), сильные чувства (ненависти к врагу), эмоциональные состояния (так называемый "кураж"). Наиболее ярким в психологическом плане является комплекс состояний, испытываемый исламскими смертниками-шахэдами. "Синдром шахэда" - это исламская разновидность "синдрома камикадзе". Движение "Хамаз" учит своих боевиков: "Аллах велик, и ты - острие его меча. Смерть за Аллаха - дорога в рай". Психология шахэда основана на вере в религиозную идею святости "муджахетдина", "воина Аллаха", без раздумий отдающего свою жизнь и вознаграждаемого за это немедленным попаданием в рай, где его ожидают роскошные еда и напитки, а также почему-то ровно семьдесят девственниц для невиданных сексуальных удовольствий. При этом, оговаривается, он не будет подвержен утомлению.
      
       Из сказанного следует, что "комплекс камикадзе-шахэда" включает в себя как когнитивные компоненты (идея, связанная с достаточно конкретным представлением о вознаграждении за верность этой идее), а также компоненты эмоциональные: понятно, что вера в такую идею, как и вера вообще, представляет собой эмоциональное, а не рациональное состояние. О глубине и искренности веры смертника-шахэда можно судить хотя бы по такой детали. Регулярно имеющие дело с шахэдами спецслужбы Израиля обнаружили, что у сохранившиеся трупов исламских террористов половые члены бывают обмотаны тряпками и, поверх тряпок, проволокой. Оказалось, что это должно предотвратить непроизвольное семяизвержение от перевозбуждения в момент совершения террористического акта. Свою сперму шахэды считают необходимым беречь для ожидающих каждого из них райских девственниц.
      
       Душманский вариант камикадзе не так прост. Считается, что смерть не обязательно настигнет "шахэда" - вера и готовность к смерти может сама защитить его, и вера в эту догму очень сильна. Зарегистрированы случаи, когда все тело оказывалось испещренным изречениями из Корана, дабы пуля не могла пробить его. Попав в плен, они всерьез убеждали солдат, что пуля на них не действует. Известно немало случаев, когда смертникам для их успокоения раздают освященные патроны, гранаты, камни, имеющие сверхъестественную силу - в безвыходном положении они могут уничтожить всех неверных и спасти воина Аллаха. Почему-то ни у кого из участников кровавого шоу не возникает вопроса: почему бы не воспользоваться сверхъестественной силой "дистанционно"?
      
       Готовность к собственной смерти - феномен, свойственный не только японским камикадзе или исламским шахэдам. Готовность к смерти всегда считалась важной для террориста - именно это качество наиболее часто упоминает в своих "Воспоминаниях террориста" Б.В.Савинков, постоянно тестируя на эту готовность то одного, то другого из своих товарищей.
      
       Желание умереть ради того, чтобы отнять жизнь у другого - вот основной мотив "камикадзе", причем наибольшее удовлетворение приносит готовность к самопожертвованию. Именно такое желание владело Пьером Безуховым, решившимся заколоть Наполеона: "Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенной яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество". Однако для всего этого террористу приходится преодолеть собственный, естественный для всякого человека страх смерти.
      
       Преодоление страха смерти
      
       Известный боевик начала XX века В.Вноровский, соглашаясь на "террористическую работу", писал: "Мотивы моего согласия следующие: теоретически я признаю террор, я знаю, что у меня достаточно хладнокровия и смелости для какого угодно страшного акта, значит, я не имею права отказаться. Что из того, что я не чувствую призвания убивать людей (я никогда даже не охотился, находя это занятие зверским), что мне, может быть, дорога моя жизнь? Я сумею умереть, как честный солдат. Между моментом моего согласия и моментом, когда меня поставили на подготовительную работу, прошло около месяца. Время это я употребил на переживание моего нового положения. И я перед лицом своей совести, перед лицом смерти, навстречу которой я сейчас иду, могу сказать - я победил совершенно страх смерти, я хладнокровно застрелю себя, если мой снаряд не взорвется, не изменившись ни в одном мускуле лица, и, не побледнев, я взойду на эшафот в случае успеха. И это будет не насилие над собой, не последнее напряжение сил и воли, - это будет вполне естественный результат того, что я пережил".
      
       Преодоление страха смерти является большой проблемой для всего человечества. Террористы-камикадзе здесь - только частный случай. Э.Фромм писал: "Поскольку мы руководствуемся в жизни принципом обладания, мы должны бояться смерти. И никакое рациональное объяснение не в силах избавить нас от этого страха". Однако со страхом смерти можно бороться, его можно уменьшать и преодолевать. "Исчезновение страха смерти начинается не с подготовки к смерти, а с постоянных усилий уменьшить начало обладания и увеличить начало бытия". Э.Фромм был прав не только в философско-экзистенциальном, но и в самом практическом плане. Это подтверждается хотя бы тем простым фактом, что абсолютное большинство известных террористов было людьми заведомо неимущими. Среди террористов не встретишь эпикурейцев, зато огромное их большинство представляют собой стоиков. Более того, даже представители благополучных, зажиточных семей, попадая в ряды террористов, прежде всего порывали старые связи с прежней семьей, в той или иной форме отказывались от собственности и имущества. За этим стоит сложнейшая психология неприятия своей социальной, а иногда и биологической (отец, мать) среды, трактуемая по-разному разными психологическими школами, но отказ от имущества, собственности часто был первым шагом на пути к отказу от жизни. Потому что если относиться к жизни как к собственности, то становится возможен отказ и от этого "вида собственности".
      
       Многочисленные описания говорят, что террористы боятся не самой смерти, а связанных с ней обстоятельств: ранений, беспомощности, вероятности попадания в руки полиции, пыток, издевательств и т. д. Вот почему террористы скорее готовы к самоубийству (например, чтобы не стеснять своих товарищей заботой о беспомощном человеке), чем к самосохранению. Поскольку реально они присваивают себе право распоряжаться чужими жизнями, то право на распоряжение собственной жизнью подразумевается автоматически. Очевидно, что все это - следствие отношения к жизни как к собственности. Преодоление чувства собственности - условие преодоления страха смерти.
      
       Психологические типы террористов
      
       Четыре основных типа описывал еще Б.Савинков. Эти типы в определенной степени (хотя и не абсолютно) соответствуют четырем известным классическим типам темперамента. Поэтому, достаточно условно, их и можно определить как "холерик", "флегматик", "сангвиник" и "меланхолик". Понятно, что специфика террористической деятельности накладывает свой отпечаток на классические типы: здесь и "сангвиник", и "флегматик" и тем более "меланхолик" значительно более энергетичны, чем среди большинства населения: по уровню энергетики они приближаются к считающемуся обычно наиболее темпераментным "холерику".
      
       Первый тип - "холерик". В нейрофизиологической трактовке И.П.Павлова, это тип сильный, однако, неуравновешенный - с преобладанием возбуждения; одержимый множеством идей и эмоций, увлекающийся, но быстро остывающий. Нервная система характеризуется, помимо большой силы, преобладанием возбуждения над торможением. Отличается большой жизненной энергией, но ему не всегда хватает самообладания, подчас бывает вспыльчив и несдержан. По Г.Айзенку - это невротизированный экстраверт, вроде бы, "любящий массу", но почему-то довольно легко приносящий эту любовь в жертву индивидуальному террору. Ответ на этот кажущийся парадокс достаточно прост: внешняя экстравертированность часто как раз и оборачивается ненавистью к широким контактам - за счет высокого уровня невротизации. Обычно невротизм в сочетании с выраженной экстравертированностью и дает на выходе признаки психопатии и истерии.
      
       Второй тип - скорее, "флегматик". В трактовке И.П.Павлова, это тип сильный и устойчивый, уравновешенный, иногда инертный; спокойный, "надежный". Нервная система характеризуется значительной силой и равновесием нервных процессов наряду с малой подвижностью. Реагирует спокойно и неспешно, не склонен к перемене своего окружения, хорошо сопротивляется сильным и продолжительным раздражителям. По Г.Айзенку - это эмоционально устойчивый интроверт. Не склонен к психопатии и истерии, напротив, часто обладает качествами иного рода. В терроре это не столько боевик, сколько эмоциональная опора группы или организации - их, так сказать, стабилизирующее начало.
      
       Третий тип - скорее, "сангвиник". Согласно И.П.Павлову, это тип сильный, уравновешенный, подвижный. Его нервная система отличается большой силой нервных процессов, их равновесием и значительной подвижностью. Это человек быстрый, легко приспосабливающийся к изменчивым условиям жизни. Его характеризует высокая сопротивляемость трудностям жизни. По Г.Айзенку, это тип эмоционально устойчивый и экстравертированный. Наиболее экстравертированный, наиболее адаптивный среди всех остальных типов. Его решения основаны не на ситуативных эмоциях, а на устойчивых убеждениях, основанных не на эмоциональной вере, а на жизненном опыте.
      
       Четвертый тип больше всего напоминает меланхолика, хотя и с поправкой на обстоятельства. По И.П.Павлову, это откровенно слабый тип нервной системы. Он характеризуется слабостью как процесса возбуждения, так и торможения, обычно плохо сопротивляется воздействию сильных положительных и отрицательных стимулов. Меланхолики часто пассивны, заторможены. В особенности часто их деятельность тормозится негативными моральными переживаниями, которым они придают большое значение. Воздействие слишком сильных раздражителей может стать для меланхолика источником различных нарушений поведения. Так, например, невротизм в сочетании с интровертированностью часто дает на выходе навязчивые представления, иногда - страхи. По Г.Айзенку - это невротизированный интроверт.
      
       Анализ литературы с ретроспективными описаниями террористов и обследования террористов позволяют заключить, что среди них преобладают прежде всего сильно невротизированные типы. Так, среди обследовавшихся палестинцев - членов Народного фронта освобождения Палестины и афганских "муджахедов", прежде всего выявились сильно невротизированные типы, холерики и меланхолики. В совокупности, они составляли более 60%. Также более 60% представляли собой сильно экстравертированные типы, холерики и сангвиники. Дифференцированный анализ показал, что среди членов террористических организаций и террористических действий 46% холериков, 32% сангвиников, 12% меланхоликов и 10% флегматиков. Это примерно совпадает с частотностью присутствия разных типов в описаниях Б.В.Савинкова и других наиболее известных террористов.
      
       "Теперь позвольте пару слов без протокола"
      
       На протяжении всей статьи мы тщательно избегали политических экскурсов. Но как в науке иногда задают вопрос - "зачем нужны ваши уравнения", так и в данном случае правомерен вопрос - зачем нужна вся эта психология, когда надо просто мочить?
      
       "Наш ответ Керзону" звучит примерно так. В-нулевых (даже не во-первых!) - идея "просто мочить" показала свою практическую бессмысленность. Даже страны, располагающие намного большими возможностями по части "мочить", вовсе не ограничиваются этим. Надо делать все и - как всегда в этой жизни - все сразу: кого-то мочить, кого-то - покупать, кому-то создавать условия для мирной жизни, кого-то защищать от "своих", а еще надо что-то делать с палестинскими школами, где детей изо дня в день учат: "убей", и ублажать европейских политиканов, делающих вид, что этого не знают - потому что скоро выборы и им нужны голоса новых граждан. Так что не ждите простых решений.
      
       Теперь по делу. Во-первых, существует академическая наука, и одна из ее задач - не давать людям становиться дураками. Изучать психологию надо уже потому, что это - наука, способ умнеть. Во-вторых, академическая наука так много раз и так часто приносила людям практические выгоды, что лень перечислять. Без теории относительности не работали бы телевизоры, вам достаточно? Другое дело, что в СССР наука обслуживала в основном совсем другое и в России навыка превращения уравнений в бутерброд пока маловато. А в-третьих, во многих случаях наука способна сгенерировать хлеб и масло, причем в данном случае - сразу. Изучив психологию террористов, можно увеличить эффективность борьбы с ними. Вот хотя бы один пример, уж извините за неполиткорректность. Почему англичане убивали террористов таким дорогостоящим способом (см. картину Верещагина)? Потому что при таком способе казни террорист (по мнению завтрашних потенциальных террористов) не попадает в рай. А тогда уменьшается мотивация. Так что начните хоронить сегодняшних террористов, завернув в свиные шкуры, - и количество терактов уменьшится вдвое. Англичане, кстати - которые нынче призыают к политкорректности - так делали, и вполне успешно. Могут ученые подсказать политикам и другие способы...
      
       Литература
      
       Ольшанский Д.В. Психология террора. М.: Академический проект. 2002.
      
       Ольшанский Д.И. Психология терроризма. Спб.: Питер. 2002. Б.Савинков. Воспоминания террориста // Савинков Б. Избранное. - М., 1990.
      
       Герасимов А.В. На лезвие с террористами. М.: Товарищество русских художников. 1991.
      
       М.П.Одесский, Д.М.Фельдман. Поэтика террора и новая административная ментальность: очерки истории формирования. М.: РГГУ. 1997.

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ашкинази Леонид Александрович (leonid2047@gmail.com)
  • Обновлено: 09/04/2011. 52k. Статистика.
  • Статья: Психология
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.