Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Пять книг издательства "Питер"
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Робин Чаткан. Жизнь кишечника. Борьба за бактерии. -- СПб.: Питер, 2017. -- 352.
Фрэнк Райан. Таинственный геном человека. -- СПб.: Питер", 2017. -- 336.
Вольфганг Рёслер. Физика, рассказанная на ночь. -- СПб.: Питер, 2017. -- 384.
Леонард Сасскинд. Битва при черной дыре. Мое сражение со Стивеном Хокингом за мир,
безопасный для квантовой механики. -- СПб.: Питер, 2017. -- 448.
Бет Шапиро. Наука воскрешения видов. Как клонировать мамонта. -- СПб.: Питер, 2017. -- 320.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Робин Чаткан. Жизнь кишечника.
Борьба за бактерии. --
СПб.: Питер, 2017. -- 352.
Люби своих микробов
А лучше всего просто вернуться в первую треть прошлого века, когда вредных антибиотиков еще не было, но продолжительность жизни почему-то была на 30 лет меньше, чем сейчас. Это, конечно, мое личное мнение, автор книги к строительству машины времени не призывает.
Почему нам это интересно?
Некоторые люди и организации запугивают не слишком образованных граждан тем, что все кругом вредно и опасно. Иногда все просто -- ослиные уши рекламы своего товара торчат во все стороны. Иногда чуть сложнее -- спекуляция на страхах ради увеличения читабельности, смотрибельности и кликабельности. Потому что СМИ живут за счет рекламы, рекламодатель платит за клики, а посередине сидит "таргет группа" -- это ты, царь природы и венец творения -- дергает мышой и тычет в enter. Человек остатками серого вещества понимает, что происходит что-то не то, а тут -- ура, серьезная -- как же, автор -- "знаменитый гастроэнтеролог" -- книга. Читать, читать и читать, как завещал великий.
Особых знаний книга не требует, даже школьная арифметика не потребуется. А то вы еще попробуете понять фразу "по статистике, в США у грудничков на 20% больше шансов выжить, чем у искусственников". То есть в США помирает не менее 20% искусственников? Или аж не менее 17%? То, что мамино молоко -- лучше, я знаю по собственному опыту, да и "британские ученые" показали, что это так. Но "из какого класса гимназии вас вытурили за неуспешность?", как спросил Остап Бендер. Но это еще не все. В другом месте в книге написано: "выживаемость искусственников на 20% ниже, чем грудничков". Видимо, автор не понимает, что это два разных утверждения.
Книги по медицине интересны еще и потому, что претензии к российской медицине есть у многих, иногда обоснованные, иногда нет. Но это влечет притяжение к медицинским, околомедицинским и псевдомедицинским книжкам -- в надежде что-то узнать такое, что заменит очередное сидение в очередях и/или очередные траты. Кроме того, у врача время на общение ограничено, а у книги его сколько угодно.
Читать медицинские книги надо вообще осторожно, а если автор старается вас в чем-то убедить -- надо быть вдвое осторожнее. Один из признаков "убеждающей книги" -- описание частных случаев, которые не несут какой-либо существенной для вас информации, но вызывают сочувствие. Истории пациентов, которые есть во многих околомедицинских книгах, не несут информации, даже если не высосаны из пальца. Не будучи врачом, вы не сможете определить -- даже если у вас чешется то же место, что у персонажа, -- по той же причине оно чешется, или по другой. А вот сочувствие и главное -- доверие к автору, эти истории вызывают.
Значительное место в книге занимает повествование о том, как полезно ковыряться в земле и после этого не мыться; и вообще мыться надо не чаще раза в два дня. Мысль разумная, на мыле и воде сэкономим -- думает читатель -- и начинает знакомиться с многочисленными рецептами самодельных и необычайно полезных средств для ухода за своей любимой кожей себя, любимого. Пример приведен ниже, я выбрал самый красивый.
Теплый увлажняющий скраб-эксфолиант для тела на основе коричневого сахара
3 столовые ложки кокосового масла
2 столовые ложки коричневого сахара
2 столовые ложки меда
1 столовая ложка чистого ванильного порошка
Смешайте все ингредиенты в небольшой емкости и осторожно нагрейте, пока кокосовое масло не станет жидким, а коричневый сахар не растворится. Хорошенько все перемешайте. Охладите пасту до комфортной температуры. Затем аккуратно вотрите в кожу. Смойте скраб теплой водой и вытрите кожу влажным полотенцем. Процедуру можно повторять ежедневно.
Что лучше -- профессионал или дилетант
Хочется сказать -- ну очевидно же, что профессионал. Понятно, что сейчас будут приведены аргументы против. Была в мрачное Средневековье такая должность "promotor fidei", в просторечии и переводе -- "адвокат дьявола". Зря ее Иоанн-Павел II отменил, с точки зрения юридиспруденции это был шаг назад. Так вот, профессионал чем-то занимается сам, и если то, о чем он пишет, как-то связано со сферой именно его занятий, он может быть необъективен. Если он просто о чем-то рассказывает, это может проявиться разве что в более подробном рассказе о том, что ему ближе. Это не столь страшно -- автор заведомо не может рассказать обо всем; кроме того, это обычно заметно. Сложнее обстоит дело, если автор начинает сравнивать теории по достоверности, или инженерные решения -- по эффективности. Но знание того, какой метод полета на Марс эффективнее -- и правильное знание, и неправильное -- не влияет на наши действия. А вот если речь идет о медицине, тут надо быть осторожнее. Хорошо экзальтированный профессионал (а наша автор экзальтированна по самое не могу -- цитата ниже) может оказаться и не вполне точен в высказываниях, и не вполне объективен в оценках. А лекарства и еда -- это не полет на Марс со всеми его куриозити, это -- внутрь.
Увлеченность автора проявляется в утверждении, что антибиотики "убивают всех подряд", что если человек спит с закрытым ртом, у него утром меньше во рту содержание кислорода, что бактерии "регулируют гены" и "нейтрализуют канцерогенные вещества", что "большая часть иммунной системы расположена в кишечном тракте", что бактерий в человеке больше в 10 раз, чем собственных клеток и так далее.
Представьте, что ваше тело -- это фабрика. Легкие, печень, почки -- это станки, которые обеспечивают работу всего производства: извлечение кислорода, фильтрацию крови, удаление токсинов, синтез гормонов и еще много чего сложного, что делает нас живыми существами. Некоторые процессы на этой фабрике реализуются на автомате, но в большинстве своем эти "сборочные конвейеры" требуют постоянного контроля, наблюдения, обслуживания и настройки. Наш организм является вместилищем для всех этих станков и механизмов, но кто работает на них? Как происходят сложнейшие процессы, например пищеварение? Кто помогает расщеплять пищу и кто определяет, что подлежит поглощению, а от чего необходимо избавиться? Каким образом организм распознает грозную инфекцию и отличает ее от колонии безобидных бактерий? Кто посылает сигнал иммунной системе: мобилизовать войска и дать отпор врагу или проигнорировать безвредного нарушителя, который не представляет никакой опасности? Это все делают наши микробы! За миллионы лет эволюции мы стали домом для многочисленной армии микроскопических рабочих, которые сами подрядились помогать нашему телу выполнять его функции. Они производят нужные организму вещества, которые по тем или иным причинам он сам производить не может. В войне с нашими врагами они занимают нашу сторону. Они активируют те из наших генов, которые нам нужны, и деактивируют те, в которых мы не заинтересованы. Взамен мы предоставляем всему этому войску стол и кров.
Дилетантизм, тривиальное и вкусные вещи
Не надо понимать написанное выше, как гимн дилетантизму. Для написания хорошего научпопа автор должен быть профессионалом, но не только профессионалом в своей узкой области -- мы, наверное, все таковы. Он должен иметь более широкое образование и лучше, если он сначала расскажет о широкой области, а потом, явно отделив это от остального текста, поведает о своей личной пламенной и трепетной любви. Однако у нашего автора самая большая медицинская глава посвящена дисбактериозу, который может быть вызван почти всем и у которого может быть почти любой симптом -- но список причин и симптомов этого диса, приведенный автором, весьма велик. У медиков есть такое понятие -- "болезнь третьего курса". Якобы именно на третьем курсе медвуза студенты находят у себя все болезни. Не за счет ли чего-то подобного популярны околомедицинские книжки? С другой стороны, если есть свободное время и свободные деньги (цитаты ниже) то отчего бы этими играми и не заняться? Вреда будет меньше, чем от алкоголя, никотина и телевизора, а сельскому хозяйству польза -- запросы потребителя побуждают отечественного производителя расширять ассортимент производимой продукции.
Теперь о тривиальном. То, что лишние таблетки лучше не есть, знает любой нормальный человек. А ненормальный тоже нужен нашему общему биоценозу -- он создает работу врачам, им тоже кушать надо. Определить, что лишнее и что не лишнее, может только хороший врач, и не обязательно знаменитый; важно найти его и слушаться. И вообще -- проблема лишних лекарств в России пока, в силу известных причин, не очень актуальна. Зато есть олимпиады, чемпионаты и прочие развлечения на потребу -- помните лозунг "хлеба и зрелищ"? При медицину Ювенал ничего не сказал.
После сообщения о том, что медицина изучает оздоровление человека посредством помещения в человека гельминтов, то есть нематод, а также посредством помещения в человека еще кое-чего... хорошо хоть, что не через рот... автор переходит к помещению в человека, уже через рот, вкусной (наверное) и очень полезной вам и вашим микробам, еды. Чтобы вы не изошли слюной (наверное, это не полезно микробам), но ощутили степень любви автора к фантастике, приведем один, для простоты первый рецепт. Мне, например, его хватило, особенно ласкают глаз слова "две порции" -- этого жратвенного восторга в книге 90 страниц! О чесноке на завтрак -- ни слова.
Рагу из батата и тосканской капусты
Эта смесь /.../ зарядит вас энергией с самого утра. Если нужно больше белка, добавьте куриное яйцо или посыпьте семенами тыквы (веганский топпинг).
• 1 столовая ложка кокосового масла
• 1 средний клубень батата, очищенный и нарезанный небольшими кубиками
• 1/2 небольшой мелко нарезанной красной луковицы
• 1 яблоко "Гренни Смит", очищенное и нарезанное небольшими кубиками
• 1 мелко нарезанный зубчик чеснока
• 1/4 чайной ложки хлопьев красного перца
• 1 пучок тосканской капусты с удаленными стеблями и нарезанный полосками
• 1-2 чайных ложки оливкового масла
• Морская соль по вкусу
• 1 столовая ложка измельченного свежего розмарина (или 1 чайная ложка сушеного)
Растопите кокосовое масло на небольшом огне. Обжарьте до мягкости кусочки батата и лук. Добавьте яблоко, чеснок и хлопья перца и обжаривайте 2-3 минуты, затем добавьте капусту и оливковое масло. Обжаривайте еще 3 минуты, пока капуста не станет мягкой. Добавьте соль по вкусу. Перед подачей посыпьте розмарином.
----------------------------------------------------------------------------------------------------
Фрэнк Райан. Таинственный геном человека. --
СПб.: Питер", 2017. -- 336.
Какие же мы таинственные
Кант сказал: "Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, -- это звездное небо надо мной и моральный закон во мне". Похоже, что он не знал генетики.
Почему нам это интересно?
Человека отличает от других животных то, что он способен задаваться вопросом, что отличает его от животного. Ни одна кошка не станет размышлять, почему она не собака, а о собаках и говорить нечего. Именно поэтому человеку интересно все, на чем написано "геном". Кроме того, интерес к генетике именно человека подогревается важным для многих людей вопросом о генетических отличиях людей разных рас и народов. Причем вопрос об отличиях некоторые люди быстро переводят из координат больше/меньше, светлее/темнее, выдержаннее/вспыльчивее в плоскость лучше/хуже. И тут уж начинается политиканство -- некоторые люди под предлогом борьбы с лучше/хуже начинают кричать, что все равны и гнобить тех, кто пытается исследовать действительные различия. Как это все понятно, как это человечно, как это отвратительно. И не только потому, что через раз делается за деньги или ради своей карьеры, а потому, что тормозит развитие науки -- и там самым в перспективе вредит людям. Наш автор не кричит и не гнобит, однако на всякий случай открещивается от "расистов" -- цитата ниже.
Предлагаемая вашему вниманию книга начинается с подробного, с множеством реалистично поданных деталей, рассказа об истории открытия ДНК. Отметим, что автор корректно, то есть без феминистских преувеличений показывает реальный вклад Розалинды Франклин, но не полностью показывает роль Джорджа Гамова. Вообще же интерес некоторых авторов к проблеме, кто что сделал и кто что заслужил, иногда кажется преувеличенным. Часто этот интерес выливается в более или менее аккуратные намеки на необъективность нобелевского комитета (цитата ниже). В России эти намеки падают на более чем благодатную почву (она была бы еще на порядок благодатнее, если бы нобелевский комитет был не шведским, а.... -- пропущенное вписать). При этом работающие "на публику" авторы делают вид, что не знают -- премии по естественным наукам присуждает научное сообщество, а не злобные чиновники. А читателям полезнее было бы узнать, как всю историю СССР власть препятствовала участию советских ученых в процедуре, да и вообще контактам с научным миром -- с естественными результатами.
Эволюционные биологи-дарвинисты называют этот показатель вклада каждой отдельной особи в генофонд популяции относительной приспособляемостью. Разумеется, это понятие не имеет ничего общего с расистскими теориями превосходства, неполноценности и выживания сильнейших (это словосочетание в обиход ввел не Дарвин, а философ и социолог Герберт Спенсер). Но, если задуматься, вариативная наследственность, необходимая для работы естественного отбора, также должна реализовываться с помощью механизмов, включающих в себя удивительную молекулу ДНК.
Он [Освальд Эвери] был номинирован на Нобелевскую премию дважды: первый раз в конце 1930-х годов за работу над типами пневмококков и их связью с классификацией бактерий в целом, второй -- после публикации его труда 1944 года за фундаментальный вклад в биологию. Но, судя по всему, Нобелевский комитет это не убедило. Сейчас это видится огромной ошибкой и заставляет многих людей с удивлением чесать в затылке.
История ДНК и всего вокруг
Далее автор переходит к роли генома в дарвинизме, механизмам изменчивости и развитию дарвинизма -- цитата ниже. Такое рассмотрение, сочетающее историческое и логическое развитие -- сильная сторона книги, и было бы здорово, если бы и другие авторы использовали такой подход. Логическая цепь (от "цепной передачи", а не от "скованных одной цепью") дотягивается до эволюции человечества, до миграций наших предков и пяти видов человека (жаль, что рассказы о миграциях не сопровождаются картами). Далее автор рассказывает, как сильно мы недооценивали неандертальцев и, как вишенка на торте, выясняется, что они не обязательно были истреблены, а может быть, просто и мирно ассимилированы посредством обычного механизма. Весьма интересны рассуждения автора о том, как эмоционально были восприняты многими (в том числе и учеными) сведения об ассимиляции неандертальцев. Действительно, как вы думаете, какая идея сильнее "напряжет" сегодняшних немцев -- информация об уничтожении евреев или о том, что все они сами от них происходят? Разумеется, это шутка; загадочна психология человека. Впрочем, шокирующая способность идеи о скрещивании с неандертальцами сглаживается длинным рассказом о том, какие они были продвинутые.
Возвращаясь к самому началу, к вопросу о том, что и почему интересно, заметим, что сферу интересов каждого отдельного человека, и общества в целом можно описать временем, и пространством -- причем как географическим, так и культурным. Что интересно -- будущее, настоящее, прошедшее, сколь давно прошедшее? Комната, квартира, двор, район, город... и так до горизонта событий? Только я сам, или друзья, мой народ, население страны, раса, человечество? Да тут вообще неодномерно! Короче: распределение интересов -- важная и интересная характеристика. Книгоиздатели нащупывают ее путем проб и ошибок, но и социологам бы стоило этим заняться. Между прочим, кое что об этом известно -- например, распределение интереса к странам и народам, а также к разным временам в англо- и русскоязычном интернете весьма различно. В конце книги автор осторожно -- наверное, чтобы на него не кинулись -- касается проблемы ГМО-страхов и искусственной жизни.
Сочетание мутаций и естественного отбора вскоре было признано важнейшим механизмом эволюции, в частности, человечекого генома. В нем также присутствует некоторая математическая привлекательность: так как мутации возникают с достаточно определенной частотой, /.../ принцип "мутации + отбор" позволял осуществлять математические экстраполяции, которые все чаще казались ученым основным, если не единственным, механизмом эволюционных изменений. На них строится неодарвинизм -- современная версия дарвиновского учения. Многие преподаватели в школах и вузах до сих пор учат своих студентов, что мутации и отбор являются главнейшим, а то и основным источником наследственных изменений. Однако сегодня мы знаем, то это не так. Мутации -- это лишь один из нескольких природных механизмов, приводящих к изменениям в наследственности живых существ. В течение почти ста лет биологи и молекулярные генетики собирали информацию еще о трех механизмах, которые также приводят к возникновению наследственных изменений, необходимых для эволюции: эпигенетических системах наследования, генетическом симбиозе и гибридизации.
Шероховатости
Нашему автору вообще не везет -- в этой книге и в изданной ранее другим издательством книге "Виролюция" встречаются термины, придуманные "переводчиком минус научным редактором". Не вздумайте употребить их на экзамене -- будет понятно, откуда вы списывали или что читали. Выражения "изотопы урана, полученные из неочищенных источников" и "теоретический физик из России Георгий Гамов" должны были насторожить и литредактора, который вроде бы, имелся. Про изотоп 14С написано, "что он представлен в одинаковом соотношении" с 12С. Как эту фразу не верти -- она на 12 порядков неверна. Неправильно указаны причины отъезда Шрёдингера из Австрии, неточно написано о "цветовой слепоте". Уж не знаю, автор или переводчик грешит сильной лексикой -- ученые у него неоднократно "потрясены" своими и коллег неоднократно "ошеломляющими" открытиями. Автор, на мой взгляд, чересчур погружается в личное -- кто за кем и почему ухаживал, как это началось и чем кончилось, сообщает, что персонаж "решил пообедать в столовой института, которая привлекла голодного француза запахом свежеиспеченного хлеба". Впрочем, этот журналистский "оживляж" встречается в каждой второй НП-книге, так что терпите. С другой стороны, один социолог в 90-е сказал натретьшутя, что "социология чтения больше не нужна -- все видно на прилавках". Отчасти это так -- книга пишется, переводится, издается в расчете на массового потребителя, причем переведенная книга -- это как раз "межстрановая социология" -- интересная и сложная часть социологии. В книге только две совершенно примитивные, экселемделаные картинки, хотя на эту тему можно было хорошо порезвиться художнику, тем более, что автор прямо это подсказывает.
Подобных блох можно найти в почти любой книге, так что не будем слишком строги. С другой стороны, обойтись без них было не так уж и сложно. Но тут вступает в действие "невидимая рука" книжного рынка. Мелочи при беглом перелистывании у прилавка будут замечены малой долей покупателей, да и откажется ли эта малая доля от покупки? Скорее всего, нет. Издатель решает оптимизационную задачу и, если он в основном решает ее правильно (отдельные ошибки не в счет), то он выживает. С другой стороны, читатель, наткнувшись на подобные шероховатости (если он их замечает и если они ему важны), начинает придирчивее относиться к книгам с этим лейблом. Сложен этот мир... то есть книжный мир. Но читать все равно надо!
Прямо перед нами слева направо простирается невероятно прекрасная сияющая двойная спираль. Мы приближаемся, она оказывается плоской, но сияние не прекращается, и ее расположение не изменяется. Мы видим, что спираль принимает форму железнодорожного полотна с двумя рельсами и близко расположенными друг к другу шпалами. В течение пары секунд мы можем наблюдать невероятную структуру ДНК вблизи. Затем я останавливаю двигатель, и наш волшебный поезд зависает в клубах пара прямо над полотном. Вы выходите из вагона, чтобы получше рассмотреть, где мы находимся. Мы прогуливаемся вдоль сияющей молекулы ДНК в направлении будущего движения нашего поезда. То, что мы принимали за рельсы, оказывается чем-то вроде лент, состоящих из чередующихся четырехконечных звезд и пятиугольников, расположенных под прямым углом к шпалам. Вид этой конструкции потрясает. Звезды и пятиугольники собраны из сверкающих шаров, соединенных силовыми линиями.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Вольфганг Рёслер. Физика, рассказанная на ночь. --
СПб.: Питер, 2017. -- 384.
Обманутое ожидание
Брал эту книгу в руки с тяжелым чувством -- опять, наверное, какое-то барахло, "винегрет, салат с озерными грибками..." (Стругацкие). И надо ж так пролететь -- книга не вызывает раздражения, потому, что ничему не учит и не пытается, а рассказывает об интересных случаях с почему-то интересными многим людьми -- великими учеными. Итого: прекрасное чтение на ночь.
Почему нам это интересно?
Некоторые научно-популярненькие книги делаются так -- берутся какие-то истории из жизни очередного великого человека (лучше всего -- нобелевского лауреата, слова "мильнер" и "филдс" пока трепета не вызывают, хотя "Филдс" Перельману за неожиданный промоушен должен...), выдирается несколько кусков из учебника, остается воткнуть второе в первое, как говорит прекрасная половина русскоязычного человечества "вбить яйцо", дописать какие-то фамилии после слова "редактор" (или не заморачиваться этой глупостью), перекинуть файл в типографию, продукт -- книгораспространителям, прилавок и "пипл хавает".
И ведь правда -- покупают. Но тут возникает действительно важный вопрос о роли и силе литературы -- навязываемой государством, одобряемой обществом и желаемой конкретным человеком. Ибо литература может, вроде бы, все -- правда, не все одинаково эффективно. Развлекать добрых граждан непутевые последователи Гутенберга научились, возбуждать ненависть -- более чем, с разумным и тем более добрым успехи пока слабее, но "мы над этим работаем". Для здорового, не измученного "веймарским синдромом" россиянина, естественно желание убрать с прилавков человеконенавистнический бред и жвачку для глаз -- монбланы цепочек слов "ни о чем". Однако книжный тоталитаризм может запросто привести к кострам и прочим общеизвестным методам, так что лучше уж не надо. Помойка отвратительна, но менее, нежели альтернативное решение. В цивилизованных странах как-то находится решение, избегающее крайностей, но для этого нужно время и гражданское общество.
Узнавать что-то о великих людях -- не важно, великих физиках, эффективных менеджерах и убийцах, звездах спорта и экрана -- многим людям приятно по чисто психологическим причинам. Клиническим психологам медицинские карты в руки, за диагнозом -- в очередь. При этом, однако, мы чем-то пропитываемся, то есть обогащаемся или обедняемся. Ощущение сопричастности -- за которым, мы, собственно и пришли -- возрастает, но мы начинаем, например, оправдывать убийцу и более того, транслировать это отношение детям. Это заставляет нас делать наша собственная психология.
Рост сопричастности к физике у человека, забывшего школьный курс до основания, и затем начавшего читать научпоп, представить, увы, труднее. Но, скажем, подход к жизни, интерес к механизму явлений, умение при различии мнений вести дискуссию цивилизованно -- ну, наверное, этому в какой-то мере научиться можно. Вот цитата на эту тему.
Бертран Рассел как-то остроумно высказался, что "математика -- это наука, в которой неизвестно, о чем в ней говорится, но то, что в ней сказано, соответствует действительности" Математика имеет свой собственный внутренний мир, живет своей собственной жизнью. Она может вполне соответствовать действительности, миру нашего опыта, но это соответствие не является ни предпосылкой, ни необходимостью. Совсем другое дело физика -- там должна присутствовать взаимосвязь между словами, понятиями, символами и реальным миром. Формула Е = mc2 выражает тот факт, что энергия эквивалентна массе. /.../ Внутри звезд масса непрерывно преобразовывается в энергию. Но это также означает, что звезды в результате этого процесса должны неуклонно терять свою массу -- они становятся все легче и легче. В случае с нашим Солнцем эта потеря составляет четыре миллиона тонн за одну секунду.
Биография физики и биография физиков
Прежде всего, снимем шляпу перед автором -- библиография 94 наименования и 769 ссылок, чтобы вы не беспокоили программу calc -- 8,18. Число 94 означает, что автор рыл широко, а 769 -- что рыл глубоко, но важно еще то, как он отбирал 8,18 в среднем и как он выстраивал. Информация отобрана культурно -- нет в этой книге то ли достоверных, то ли придуманных анекдотических деталей, которые применяются для привлечения читателей. Тут, правда мы огибаем опасный камень -- философский вопрос об отборе и объективности: социолог скажет, что любой такой отбор -- это "скос выборки" и искажение результата. Нам, однако, есть что возразить.
Большинство исследований имеют одной из своих целей создание адекватной картины в мозгах других исследователей. Равно как и некоторые книги -- в мозгах читателей. А для этого, как ни чудовищно сие звучит, может оказаться наиболее эффективным целенаправленный отбор информации, хотя в физике такого не бывает. Пусть теория А не является признанной, а мы уверены, что она правильнее теории Б, но если мы при публикации данных будет отдавать предпочтение аргументам "за А" и нас на этом поймают, то -- канделябрами.
В художественной литературе это повсеместно не так -- автор, по крайней мере, профессионал, почти всегда хочет что-то доказать, хочет в чем-то нас убедить. Некоторые писатели древности даже возводили скос выборки в принцип -- я-де не зеркало, я телескоп. А какова ситуация с биографической литературой -- как эта книга? С одной стороны, она рассчитана на восприятие человеком и поэтому автор может оправдать свои отклонения о объективности -- необъективностью читателей, наличием у них предубеждений. Но в данном конкретном случае автор, как мне кажется, объективен.
Важная -- можно сказать, руководящая -- идея книги выражена в утверждении единства физики и показе ее эволюции двумя способами. Первый -- показ контактов и дружб физиков (цитата ниже), второй -- показ эволюции идей.
"Я не могу избавиться от ощущения, что физика -- это группа людей, составляющих единую семью" -- сказала как-то Лаура, жена Энрико Ферми (сама автор симпатичной биографической книжки "Атомы у нас дома" -- прим ред.) Семья, о которой говорила Лаура, огромна и разнообразна. В ней можно найти совершенно разных людей с разными характерами и стилями поведения. /.../ Эйнштейн, Больцман, Ньютон, Галилей, Паули, Бор, Хоутерманс и многие другие -- члены одной семьи. Их юмор и их отношение к повседневным вещам наряду с их научными достижениями являются существенной частью истории физики -- истории, в которой были удачи и поражения, надежды и разбитые мечты, недоброжелательность и зависть, великодушие и сила духа, творческое мышление и обычная человечность.Предлагаемая книга позволит вам ознакомиться с этой историей, с некоторыми идеями физики и прежде всего с людьми, которые были создателями этих идей. Отсутствие строгой хронологии событий, на наш взгляд, не уменьшает увлекательности книги. От Ньютона и Галилея -- к Эйнштейну, Фейнману, Ферми и Бору. От Фарадея и Максвелла -- к Шрёдингеру, Дираку, Гейзенбергу и Паули. От истоков науки -- к античности и к вопросам физики, касающимся проблем существования времени и пространства, природы света и тема. От открытия атома -- к формулированию принципов квантовой механики. От наблюдений за звездным небом -- к основополагающим идеям и к лдеям современной астрономии и космологии. Хотя идеи иногда бывают абстрактны, сама физика, если рассматривать ее как отдельный уникальный мир, полна жизни и человечности. Именно об этом мы и хотели бы рассказать вам в этой книге.
Физики и физика
Книга Рёслера -- о физиках, а значит -- и о физике. Можно ли вообще рассказать интересно о человеке, не касаясь его дела? Формального запрета, типа закона сохранения заряда, нет, но идея выглядит странно. То есть мы психологически связываем человека с его делом. И это вовсе не наследие совка -- кстати, это было бы замечательное наследие. В цивилизованных странах люди, знакомясь, тоже спрашивают -- если знакомство происходит не на конференции по какой-либо определенной физике -- чем вы занимаетесь, в какой области работаете?
Автор книги числится в физическом институте, называет себя математиком и физиком, но на своей странице представляет себя как весьма плодовитого журналиста. Так что неаккуратности в тексте -- его продукт или погрешности перевода, непонятно. Не вполне корректно написано о Галилее и кидании тел с башни, о падении бутерброда на ковер и о вязкости газов. Изложение "парадокса" Зенона можно трактовать разве что как шутку, фразу "движется либо равноускоренно, либо с постоянным ускорением" -- наверное, тоже. Сопоставление фантазий Иоганна Магниена и "вопросов Ферми" воспринимается немного странно. Протонов во Вселенной -- 1019, а молекул а стакане 1025. Вас ничего не удивляет?
Но подобных неаккуратностей -- если поделить на объем книги (теория размерностей этого не запрещает) -- немного. А цепочки событий -- получений физических результатов -- изложены корректно и интересно. Так что использовать книгу как учебник физики надо осторожно, а как чтение на ночь -- если это не ночь перед экзаменом -- вполне можно. Вот два примеров того, что вы обнаружите в этой симпатичной книге -- один философский и один физический -- и над которыми вполне можно поразмышлять.
Чтобы подняться на определенную камень должен обладать определенной начальной скоростью. Следует отметить, что этим также объясняется и факт уменьшения плотности воздуха с увеличением высоты. Скорости разных молекул воздуха, как показали Максвелл и Больцман, существенно различаются. Медленные молекулы просто не могут подняться до определенной высоты, и лишь немногие частицы, обладающие достаточной энергией, достигают в итоге большой высоты. Фактически у молекул воздуха нет "свободного пути" вверх, они непрерывно сталкиваются друг с другом. Однако во время этих столкновений происходит передача энергии -- в итоге именно от этой энергии все и зависит. И не имеет никакого значения, что при этом мы не можем наблюдать, насколько высоко от земли продвинулась каждая отдельная молекула.
Научная жизнь Эйнштейна в последние тридцать лет была посвящена поискам единой теории поля. Когда в начале двадцатых годов он стад проводить исследования в этом направлении, атом состоял только из протонов и электронов -- еще не было никаких нейтронов, нейтрино, никакого слабого взаимодействия, никаких ядерных сил. Были только электромагнетизм и гравитация. С 1925 года до самой своей смерти Эйнштейн непрерывно занимался поиском возможности объединения этих двух сил. Даже после того, как физика сделала огромный рывок вперед, были открыты новые частицы и физика пополнилась новыми полями и новыми силами, Эйнштейн остался верным своему некогда избранному пути. Он по-прежнему без устали продолжал свою работу, однако успеха так и не добился. Один из друзей Эйнштейна говорил о двойной трагедии из-за одиночества, которое Эйнштейн избрал сам: одна трагедия заключалась в том, что Эйнштейн один шел той дорогой, которая не привела к цели, а вторая -- в том, что им, физикам, очень не хватало их друга и первопроходца. Поиск унификации сил не закончился и после смерти Эйнштейна. Совсем наоборот -- исследование единой теории считается сегодня одной из наиважнейших задач в теоретической физике.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Леонард Сасскинд. Битва при черной дыре.
Мое сражение со Стивеном Хокингом за мир,
безопасный для квантовой механики. --
СПб.: Питер, 2017. -- 448.
Интересная книга, которую не смогло испортить название
Ибо в переводе потерялось юмористическое звучание названия: holy war -- это священная война, религиозная война. Впрочем, при нынешних российских трендах -- о матильде ни слова!
Почему нам это интересно?
Любую книгу можно просто читать, извлекая какую-то информацию (или не извлекая оную), испытывая какие-то (наверное, правильнее было бы сказать -- получая) эмоции и, возможно, получая (или не получая) что-то еще, например, навык восприятия и/или рассуждения, ибо делая что-то, мы всегда получаем навык. Нейроны знают, как. Было бы интересно подумать и порассуждать на эту тему, но есть еще рефлексия, и она требует жертв. И вот она входит, загадочно улыбаясь, и спрашивает -- а почему нам это вообще это интересно? Почему нам интересно, как устроена Вселенная и "неисчерпаемый" электрон?
Навык чтения во взрослом состоянии уже не совершенствуется. Знаний, позволяющих нам что-то позже узнать самостоятельно, или знаний, которые можно непосредственно применить на практике, мы при чтении физического научпопа почти наверняка не получим. Остается два мотива -- удовольствие от самого чтения, от процесса "узнавания", и удовольствие от обладания этим "знанием". Ничего вредного в этом нет, более того -- в юности чтение подобной литературы может пробудить мирно спящий на аэродромах интерес к физике. Но его скорее пробудит зрелище родителя или педагога, читающего книгу. Внимание: не талдычащего, каким ты должен быть, на какие митинги ходить и не ходить, кем должен стать, когда вырастешь, а... а просто... о чудо/о ужас -- читающего книгу.
Это -- в личном плане; социальная ситуация иная. В цивилизованных странах выделение денег на науку (и государством, и фондами) зависит от отношения людей, от представления людей о важности этой самой науки и ее нужности не только для обороны от маньяка с ракетами, но и от "важности вообще". Это не первоочередная вещь, как цены на бензин, но она пронизывает все общество и может быть социологическими методами измерена. Поэтому в таких странах ученые полагают, что наука должна рассказывать людям, чем она занимается.
Выделение денег на науку сегодня в РФ от мнения "населения" не зависит. Поэтому деятельность издателей, создающих научпоп, это либо попытка заработать немножко денежек на удовлетворении двух мотивов см. выше, либо доброхотное даяние, вклад в "может быть будущее".
Для конкретного читателя польза может быть еще в том случае, если автор касается общих вопросом познания, и мы не поленимся осознать и применять в жизни некоторые его соображения. Например, сложившееся в результате эволюции и обычно не осознаваемое, ограничение нашего -- не обижайтесь, не интеллекта, -- а способности строить модели, понимать сложное. Вот два характерных пассажа.
С наступлением XX века наша интуиция попала в колоссальную аварию; физика неожиданно оказалась сбита с толку совершенно незнакомыми явлениями. /.../ Никаким способом эволюционный пресс не мог бы привести к выработке интуитивного понимания миров, столь радикально отличающихся от привычного нам. Но что-то в наших нервных системах, по крайней мере у некоторых из нас, оказалось готово к фантастической перепрошивке, позволяющей не только интересоваться малопонятными явлениями, но и создавать математические абстракции, порой совершенно контринтуитивные, для объяснения этих явлений и манипуляции с ними.
Я бы хотел добавить к этому кое-какие философские ремарки о том, как эволюция привела нас к той умозрительной картине, которая руководит нашими действиями, когда мы входим в пещеры, палатки, дома и двери, но вводит в заблуждение, когда применяется к черным дырам и горизонтам. Однако такие ремарки были бы проигнорированы. Физики хотят фактов, уравнений и данных, а не философии и научно-популярной эволюционной психологии.
Приятные следствия профессионализма
Большая часть современной физики говорит языком математики, причем той, которую если и преподают в институтах, то в самых серьезных и на соответствующих факультетах. Поэтому рассказать о физике "научно-популярно", причем последовательно и честно, с показом того, как она работает -- невозможно. На это экстремистское утверждение можно возразить -- чем такой рассказ отличается от просто физики, то есть от публикаций в серьезных физических журналах? Что тогда вообще "научно-популярный? И как понимать изречения то ли Эйнштейна, то ли Фейнмана насчет того, что если вы не можете объяснить, чем занимаетесь, ребенку, то вы шарлатан?
Великие люди тоже имеют право на глупости, "как ты, как я"; скорее всего, спровоцированные многословием именно шарлатанов. Понятие "объяснить" сами нуждается в объяснении -- и физик должен уметь дать физическое, то есть экспериментально проверяемое определение. Приходят в голову три -- согласие перцептора "да, вы мне объяснили", способность самостоятельно правильно продолжить рассуждение, способность решить реальную задачу. Первое вызывает нехорошие ассоциации с пропагандой и вообще слишком субъективно, третье -- ненаучная фантастика, а вот второе -- в принципе возможно, если автор приводит какие-то модели, допускающие развитие читателем. Правда, при развитии "с конца" читатель, не будучи физиком, не будет знать, развил от нечто правдоподобное или это бред; а вот при развитии "с середины", то есть, закрыв продолжение листиком бумаги, шанс проверить себя есть.
Автор приводит модели, допускающие такой автоэксперимент -- модель акустической черной дыры, а также модель движения по неровной поверхности, против которой читателю будет, что возразить. Кроме того, вывод связи информации и горизонта событий черной дыры может быть использован таким же способом. Ради приличия автор в самом начале книги предупреждает, что все аналогии ограничены. Однако чем, как и почему? -- эти вопросы не задаются и вообще тема ограниченности моделей на протяжении всего текста не возникает.
Этим же издательством "Питер" в 2016 году была издана книга нашего автора "Космический ландшафт. Теория струн и иллюзия разумного замысла Вселенной", не менее интересная, чем "Битва при черной дыре". Это была попытка популярного рассказа о физике элементарных частиц и Вселенной, более успешная, чем в большинстве научно-популярных книг. В ней Леонард Саскинд пытается, в частноси, расширить антропный принцип, который, видимо, вызывает у него, как и у некоторых других физиков, определенное раздражение (спросите Гугла "суперантропный принцип"). Проведен также интересный критический анализ принципа фальсифицируемости Поппера.
Весьма интересны рассуждения автора о психологии физиков и ее обусловленности эволюцией (пример ниже), а также революционная идея о том, что если два наблюдателя видят разное, но не могут встретиться и сопоставить наблюдения, то все в порядке. Действительно, президент и автор этой заметки видят разное, но все в порядке.
Физика -- это экспериментальная и наблюдательная наука; если отбросить все умственные построения, то в остатке будет совокупность экспериментальных данных, а также математические уравнения, которые эти данные обобщают. Подлинное противоречие -- это не расхождение между двумя умозрительными картинами. Такие картины больше связаны с ограничениями, наложенными нашим эволюционным прошлым, нежели с реальной действительностью, которую мы пытаемся понять. Подлинное противоречие обнаруживается лишь тогда, когда эксперименты приводят к противоречащим результатам. Например, если два одинаковых термометра, опущенных в сосуд с горячей водой, дадут разное значение температуры, мы вряд ли признаем такой результат; нам будет ясно, что с одним из термометров что-то не в порядке.
Неприятные последствия
Автор -- физик, причем не только по формальным признакам, но и по фактическому профессионализму и ментальности; в нормальном обществе это вещи коррелирующие. Тут можно хорошо порассуждать, является списывание диссертаций (в российском обществе повсеместное, начиная самого верха) и присуждение ученых степеней понятно за что и понятно кому признаком разложения науки или общества, или это реакция на остаточное уважение науки со стороны общества и так далее, но не будем отвлекаться. Ибо перед нами хорошая книга, которую есть за что критиковать. Примечание -- то, что издается под маркой научпопа, иногда вообще не за что критиковать; именно этим бывает вызвана краткость информации в рубрике "Книжный навигатор". Но тут-то перед нами содержательная книга, написанная профессионалом.
Который захотел написать не просто развлекушку, а сделать нечто более серьезное. Но достаточно профессионального редактора у Little, Brown and Company не нашлось (или постеснялись редактировать такого автора), а на научном редакторе перевода сэкономили. Результат -- мелкие ляпы. Евклид, даже если бы занялся триангуляцией на поверхности Земли, отклонении от сферичности не обнаружил -- ему не хватило бы точности. Человеческий мозг не способен визуализировать числа много больше ста -- но легко представить себе звездное небо (тысячи) и огни города ночью, когда самолет готовится к посадке (сотни тысяч). Представление о том, что удары молекул газа по коже возбуждают нервные окончания -- ошибочно.
Ощущая, что физика без формул выглядит странно, автор употребил их в книге около десятка, но перед этим извинился и, видимо от смущения, в некоторых формулах вместо обозначений величин употребил слова, например, вместо "v" просто написал "скорость убегания". Такое смешение жанров умно называют "постмодерн -- но в физике он не принят. Представление распределенной массы Земли в виде трех локальных масс -- под ногами у нас, в центре планеты и на той стороне -- милая шутка, понятная любому физику, но иной читатель поймет как серьезную модель (в книге есть еще несколько шуток). Да и после такой модели писать, что замена действия Земли массой, сосредоточенной в центре, это "математическое чудо" -- немного странно: в этой модели такая замена некорректна. То ли извиняясь за других авторов, то ли создавая себе плацдарм на попсовом берегу, автор рассказал, зачем надо описывать физиков (см ниже), но этом, к счастью, воспользовался вполне умеренно (особенно если сравнить с некоторыми другими продуктами издательской деятельности). Вообще-то среди великих физиков были не только персонажи баек и анекдотов, но и внешне скучные люди. Более того, были такие люди -- что уже странно -- и среди хороших преподавателей. Связь между этими тремя аспектами (успешный физик, эффективный препод, хороший актер) -- интереснейшая тема; но чтобы в ней разобраться, нужно иметь два диплома -- физфака и психфака.
Существует одно широко распространенное недоразумение, которое следует развеять. Люди часто представляют физиков, особенно физиков-теоретиков, как узколобых зануд, чьи интересы чужды обычным людям и очень скучны. Ничто не может быть дальше от истины. Великие физики, которых я знал, а их было немало, -- это чрезвычайно харизматичные люди, с сильными чувствами и удивительными идеями. Мне бесконечно интересно разнообразие их личностей и способов мышления. Когда широкой публике рассказывают о физиках, обходя их человеческую сторону, то, на мой взгляд, упускают что-то очень важное. При написании этой книги я постарался ухватить эмоциональную сторону истории в той же мере, в какой и научную.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Бет Шапиро. Наука воскрешения видов.
Как клонировать мамонта. --
СПб.: Питер, 2017. -- 320.
Мечта о бессмертии
Некоторые утверждают, что в человеке все базируется на страхе смерти. Желание жить и выжить -- следовательно, войны и альпинизм; попытки забыть о реальности -- следовательно, наркотики; стремление познать вечное -- следовательно, наука; и стремление его создать -- следовательно, инженерия и дети. А значит -- любовь и педагогика.
Почему нам это интересно?
Вот примерно поэтому, как кажется, и интересно. Правда, мамонт -- это не я, и, скорее всего, не вы. Но может быть, когда-нибудь откопают и нас с вами и того, в пробирке, а потом в тепле и уюте вниз головой девять месяцев? Отсюда идея -- создать фирму по похоронам в почти вечной мерзлоте, благо Россия может обеспечить этим даже китайцев, заодно и отчисления в бюджет, и освоение Сибири, и политические преференции.
Первое, что удивляет при чтении этой книги -- непривычно большое внимание, которое автор уделяет социальному и психологическому аспектам. Он начинает именно с социального, то есть рассматривает, как люди и общество относятся к проблеме вымирания видов и их -- в разных смыслах -- восстановлению. Например, не искажено ли наше мнение о причинах вымирания мамонтов (цитата ниже) тем, что людям не нравится один из возможных ответов: "ты еси сотворивший сие" (Эдгар По, Станислав Лем)? По каким причинам людей пугает мысль о вымирании мамонтов (цитата ниже)? Правда, у большинства российских читателей в числе страхов ухудшение состояния окружающей среды где-то на десятом месте, а если спросить про мамонтов, наверное, еще и удивятся. Но сама эта информация интересна вовсе не из-за мамонтов, а потому, что мы получаем информацию о другой культуре, когда автор подробно рассказывает, как студенты выбирали виды для восстановления и как они мотивировали свой выбор.
Далее автор описывает технологию и ее варианты, попутно указывая на множество проблем, на которые и восторженные журналисты и наивные читатели обычно не обращают внимания -- например, где, как и с кем представители этого возрожденного вида будут жить, с кем они будут делить ареал, что есть, пить, и чем закусывать. Следующий этап -- выбор, кого воскрешать. И с каждым шагом проблемы множатся.
Погубило ли мамонтов и других обитателей Земли ледникового периода то, что климат внезапно стал слишком теплым? Или же наши предки-охотники истребили этих животных? Вопрос остается открытым, возможно, из-за того, что нам не очень нравится ответ. Само это слово "вымирание" пугает нас и вводит в ступор. Во-первых, мы боимся упущенных возможностей. Вымерший вид исчезает для нас навсегда. А что, если он содержал в себе лекарство от какой-нибудь ужасной болезни? Во-вторых, мы боимся перемен. Вымирание видов изменяет мир вокруг нас как предсказуемым, так и непредсказуемым образом. Каждое поколение считает свою версию окружающего мира подлинной, единственно верной. Вымирание животных делает наш мир менее узнаваемым и лишает нас эмоциональной опоры знакомой с детства реальности. В-третьих, мы боимся провалов. Большинство современных вымираний легко игнорировать, поскольку они мало влияют на нашу повседневную жизнь. Возможно, в этом будущем наземные и морские экосистемы претерпят столько изменений, что мы сами, в свою очередь, станем уязвимым видом, близким к вымиранию.
Приятные следствия профессионализма
Основа книги -- полное и детальное, насколько это возможно в научпопе, изложение всех вопросов, связанных с темой. Это -- главное, что должно быть в добросовестной НП-литературе. Например, автор категорически призывает перед принятием решения о начале работ разобраться с семью вопросами (семь -- сильно священное число, см. огромный список в Википедии, но там пропущено -- семь отверстий в человеке), а именно:
Существует ли веская причина для восстановления вымерших видов?
Почему они вымерли?
Мы его вернули, а где он будет жить?
Как возвращение вымерших видов повлияет на существующие экосистемы?
Получится ли у нас секвенировать геном вымершего вида?
Как превратить полученную геномную последовательность в живой организм?
Получится ли переселить возрожденное животное из неволи в природную среду обитания?
Заметим, что во многих случаях подобные вопросы следовало бы задавать себе или кому-то, кто умеет попытаться на них ответить, при самых разных действиях. Составление подобного списка для внутригосударственных реформ, например, изменения схем налогообложения, проведения спортивных мероприятий, реформ науки и образования, а также некоторых, не к столу будет сказано, международных действий, оставляется читателю, как говориться, "в качестве легкого домашнего упражнения". Легкого -- именно в смысле самих вопросов; ответ на большинство из них -- это очевидно -- труден. Правда, В.И.Ленин считал, что "сначала надо ввязаться в бой, а там видно будет", так что он был бы нами доволен.
Впрочем, дальше автор пишет, что вопрос решается деньгами -- продвигаются те проекты, на которые работающие над ними группы находят деньги (см. ниже). Однако это не совсем точно -- выбор проектов, которые хочет осуществить та или иная группа, определяется многими соображениями, как научными, так и финансовыми. Далее группа приступает к поиску, в ходе которого приоритеты могут и поменяться. Таким образом, все эти факторы переплетаются, тем более, что фонды и вообще деньгодатели тоже имеют своих консультантов и экспертов, в том числе и ученых. Кроме того, автор сам приводит пример, когда влияло мнение местных жителей.
В начале этой главы я подняла вопрос: кто будет принимать решение о том, какие виды должны стать первыми целями проектов по возрождению. Когда я спросила об этом студентов на моем занятии по восстановлению вымерших видов, мне ответили полным молчанием. Правда заключается в том, что по крайней мере на ранних этапах исследований по восстановлению вымерших видов, решения о том, какие виды возвращать к жизни, будут принимать люди, заинтересованные и обладающие деньгами и профессиональной компетенцией в этом вопросе. Именно деньги, а не любые соображения, рассмотренные нами выше, могут также стать решающим фактором при выборе видов, которые будут возрождаться. В своей кампании по привлечению новых источников средств на восстановление вымерших видов Райан Фелан и Стюарт Бранд из организации Revive & Restore сделали ставку на потенциальных спонсоров - жителей Мартас-Винъярда, богатого анклава в штате Массачусетс, к югу от полуострова Кейп-Код. Они задали местным жителям вопрос, хотелось бы им снова увидеть на своем острове вересковых тетеревов, обитавших на нем в начале XX века.
Читаем дальше
Далее автор детально, подробно и так далее рассматривает всю процедуру, причем с потрясающе интересными подробностями. Например, он объясняет, почему животные хорошо сохраняются в янтаре. Далее, подробно описаны методы работы с ДНК (эта часть книги вполне может использоваться как обязательный элемент учебного курса) и источники помех при исследовании. Кроме того, автор описывает два альтернативных метода действий. Один из них -- процесс, обратный одомашиванию, при котором мы, впрочем, получаем не настоящий вымерший вид, а нечто, похожее на него. Другой путь -- это редактирование генома.
Автор весьма подробно рассматривает проблемы и сложности деятельности в этой области. Такое рассмотрение было бы полезно в почти любой научно-популярной книге -- там, где оно вообще возможно при естественных ограничениях на сложность. То есть если мы вообще хотим читателя чему-то научить, а не просто загипнотизировать и вырастить в нем ощущение сопричастности.
У автора имеется юмор; в книге его немного, но тем приятнее его обнаруживать -- одна цитата ниже. Тут, правда, надо знать историю именно про лизание жаб -- но что поделаешь, юмор часто связан с какими-то мелкими деталями культуры. Вообще количество и стиль юмора в научпопе -- тема совершенно не исследованная, она еще ждет своих филологов, психологов и криптоаналитиков. Как это древние говорили? -- ничего слишком. А то один профессиональный телевизионный юморист стал при жизни мемом -- "петросянский юмор". По-видимому, тут три параметра: количество, тема и качество. Прелестный пример правильности по всем параметрам -- карикатуры Харриса www.sciencecartoonsplus.com которыми был инкрустирован задачник по физике Уокера "Физический фейерверк".
В конце книги автор возвращается к социальной проблеме -- взаимодействию науки и общества. И с огорчением описывает реакцию некоторых изданий и журналистов на работы в области возрождения видов. Имеется в виду обманы и передергивания, раздувание истерии и запугивание читателей ради увеличения тиража. Знакомая и омерзительная картина.
Таким образом, можно сказать, что в книге есть два важных слоя -- собственно, наука, то есть биология, и социально-психологическая сторона: как работают ученые и как принимаются решения. Первое важно не для всех читателей, а второе -- для всех. Потому что процесс принятия решений не выглядит героическим, не пробуждает энтузиазм, не возносит на вершину, не приносит наград. Но который -- если он сделан не трезво и квалифицированно, а по желанию левой ноги -- приводит к краху научные проекты, заводит в тупик общества и государства. Нам бы этого не знать.
Оранжевая жаба была крошечной (взрослые самцы достигали в длину чуть более 5 сантиметров), и ее можно назвать хорошим кандидатом на возрождение. Она относится к роду жабы (Bufo), включающему множество разнообразных видов, а значит, имеет большое количество живущих родственников. Однако среди всего этого разнообразия жаб только она одна могла похвастаться таким эффектным оранжевым цветом. Что, если бы белкам, отвечающим за этот оранжевый цвет, нашлось бы какое-то неизвестное применение в медицине или они имели бы психоактивные свойства? Нам не узнать, так ли это, пока кто-нибудь не лизнет оранжевую жабу, а для этого сначала нужно вернуть ее к жизни.