Берсет Ирина Александровна
Вдох-выдох

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Берсет Ирина Александровна (vishnia@bluewin.ch)
  • Обновлено: 11/07/2014. 327k. Статистика.
  • Роман: Проза
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В устоявшейся, на первый взгляд идеальной жизни двух совершенно незнакомых людей, вдруг начинают происходить странные, сложно объяснимые события. Глубокие размышления, предчувствия, сны и знаки, которые преследуют героев, неудержимо подводят их к знакомству друг с другом. Между мужчиной и женщиной возникает притяжение, которое оказывается настолько сильным, что рушит все догмы и штампы, разрывая прежние прочные отношения. Что это, судьбоносная встреча, запланированная Высшей силой, или долгожданный выдох свободы после затяжного вдоха? Герои без оглядки отдаются новому чувству, впервые в жизни открывая для себя любовь. Это произведение - попытка показать отношения между мужчиной и женщиной как бы изнутри. Выворачивая наружу и анализируя свои мысли, поступки и желания, главные герои вдруг понимают, что проживают не свои жизни, отгораживаясь от правды сложившимися обстоятельствами, надуманными проблемами и комфортом. Они вдруг обнаруживают, что уже давно находятся в пропасти между прошлым и будущим. Их пугает отсутствие настоящего момента, который и содержит истинный смысл существования. Но полноценно жить настоящим получается только тогда, когда рядом есть ЈсвойЋ человек, которого мы по-настоящему любим. Мы любим того или ту, кто таит в себе ответ или один из ответов на наш вопрос: ЈКто я?Ћ Потому что в нас самих кроется разгадка бытия, которую невозможно разгадать без Јсвоего единственногоЋ человека... ЈЛюди тогда по-настоящему счастливы, если их мечты встречаются, - говорит главная героиня. - Сначала мечты, а потом они сами. Одна мысль притягивает другую, или наоборот отталкивает. А мы по инерции следуем за ними. Потому зачастую не можем ясно объяснить свои ощущения, мотивы или действия. Подчиняясь внезапному порыву, мы вдруг чувствуем прикосновение чего-то важного, вечного, необратимого. Мы подчиняемся этой Силе добровольно, потому что в глубине души точно знаем, мы часть Её. Предчувствие, интуиция, сны - это не что иное, как подсказки, ориентир в намеченном пути, чтобы не сбиться и не пройти мимо нужного поворота, человека или поступка. Может быть, это Ангелы подают людям знаки? Шепчут в тишине... Жаль, что мы их не всегда слышим...Ћ
    •   
       Люблю тебя сейчас
       Не тайно - напоказ.
       Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю.
       Навзрыд или смеясь,
       Но я люблю сейчас,
       А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.
       Владимир Высоцкий
      
      
      
      
       Вдох - выдох
       или
       (Шёпот ангелов)
      
      Он
       Всё началось обычным апрельским утром, похожим на тысячу других - однотипных и заученных наизусть. Душ, кофе со стаканом воды, лифт, кивок на проходной, метро... Клокочущий грот современного сооружения безостановочно поглощал серую массу людей, переваривал её и сортировал по светлым вагонам. Угрюмые, заторможенные пассажиры, ещё не совсем оправившиеся от снов, под монотонное качание поезда, погружались в новое оцепенение. Оно сплеталось из мыслей, воспоминаний, надежд, желаний, но по большей мере, из пустоты. Последний случай был его. За многие годы отсутствие чувств стало для него привычным делом, само собой разумеющимся, почти родным. Оно умиротворяло случайные всплески совести и убаюкивало остатки своенравия. Оно полностью подчинило его себе, пообещав взамен спокойную сытую жизнь. И он с ним согласился, послушно приняв новые условия. Согласился и не разу не пожалел об этом... Но, как часто водится, внезапно и резко, в его устоявшимся размеренном ритме жизни стали появляться небольшие трещины. Несколько месяцев назад они беспардонно впустили в его внутренний мир тревожные чувства. Последние усиливались с каждым новым днём, напоминая ему о его предательстве. Сегодня же разросшееся чувство ущербности тяжелым грузом повисло где-то в районе солнечного сплетения в бестолковом ожидании...Он не мог понять, чего именно оно ждёт от него, но явственно ощущал преддверие поступка. Ощущал, и внутренне сжимался, списывая лёгкий озноб на простуду... Поезд стремительно ворвался в ореол ослепительного свечения. Мужчина посмотрел на рядом стоящих людей с потупленными ничего не выражающими лицами и вдруг почувствовал, как он не одинок в своём одиночестве. Значит, так и должно быть. Значит, с ним всё в полном порядке...
       Электронный женский голос сообщил, что следующая станция Кутузовская и заставил улыбнуться. "Даже в метро они пытаются нами командовать", - подумал он. Глупые мысли не без его участия лезли в голову. "Только бы не думать о..." О чём? Он сам толком не понимал о чём. Нет, он догадывался, но не хотел этого признавать. Кто сказал, что пребывать в неведении это плохо? И потом, добра от добра не ищут. А у него всё хорошо. Да, были неприятности, неудачи, но ведь это нормально. Век живи - век учись. Если и были промахи, то... всё уже в прошлом. Нужно ли познавать собственные заблуждения? Неужели ему с ними так плохо живётся? Последних десять лет он пребывал в "утопической нирване", в размеренном, спокойном мире. Он даже не прилагал усилий для своего существования. Он жил по инерции. Работал, любил, отдыхал, не замечая своего присутствия в круговороте собственной жизни... Запершило в горле. Он закашлялся, пытаясь отогнать липучие мысли... Но как он не старался выставить свою историю в лучшем свете, позитивная позиция неприлично отсвечивала негативом. Пустота внутри него сгущалась, приобретая реальные очертания... Поезд со свистом влетел на ярко освещенную станцию Студенческая, вспугнув внезапное откровение. Оживлённо болтающие подростки бесцеремонно навалились на него, но встретившись с непроницаемым лицом, поспешили на выход. "Молодость...", - пронеслось у него в голове. Почему он об этом подумал? С сожалением, почти с грустью. Разве ему сейчас плохо? Разве его жизнь не прекрасна? Ему только сорок пять, а он уже размышляет, как древний старик...
       Двери бесшумно сомкнулись. Из приоткрытого окна повеяло мокрой пылью. Он поёжился и спрятал подбородок в кашемировый воротник. Воспоминания из прошлого, как потускневшие высохшие бабочки, приколотые к разным периодам его жизни, начали появляться на полотне скомканной памяти. Их было довольно много. Одни всё ещё сохранили яркие очертания и были почти осязаемые, другие же были совсем маленькие и обветшалые. Были и такие, от которых остались только оборванные клочки замысловатых рисунков, но основное испарилось, растворилось в течение времени, как будто его никогда и не было. Они пестрили и мелькали перед глазами вместе с тусклыми бликами метро, но почему-то ни одно из них не всколыхнуло бледного лица и не заставило биться сердце. Зачем? Всё в прошлом... А что у него есть в настоящем? Всё! Всё, к чему стремится адекватный человек. Ни больше, ни меньше. Золотая середина. "Золотая середина или посредственность?" - вдруг ехидно поинтересовался внутренний голос, заставляя лицо сжать рельефные скулы.
       Киевская станция встретила пассажиров жёлтыми и голубыми колоннами, на капителях которых поблёскивали золотые колосья. Перед глазами запестрил украинский орнамент, на котором толпился ожидающий народ. Поток ухнул и накренился к двери. Вдруг слева от него освободилось место. Увернувшись, он плюхнулся на него, спасая своё пальто от растерзания и уступая место гудящему потоку. Он не любил сидеть в метро, потому как только в вагоне стало свободнее, хотел подняться, но... Его взгляд зацепился за яркое пятно в глубине серой гущи. Красные лакированные туфли на высоких каблуках протестом вырисовывались на полотне угрюмого утреннего метро. Они так нелепо смотрелись среди кроссовок, ботинок и стоптанных туфлей, что от них невозможно было оторвать взгляда. У него перехватило дыхание. Он почувствовал, как тяжесть внутри его всколыхнулась, и вдруг стремительным потоком растеклась по телу, превратившись в тысячи мелких мурашек. Он содрогнулся. Внезапно нахлынувшее волнение неприлично граничило с удовольствием, потому пугало ещё больше. Он медленно приподнялся и растерянно вгляделся вдаль. Пожилая женщина, с чувством поблагодарив его, тут же упала на освободившееся сидение. Он безучастно кивнул, глядя сквозь неё, и отвернулся. Его взгляд теннисным мячиком быстро побежал по головам толпы, пытаясь угадать обладательницу красных лодочек. Зачем он это делает? Он, видимо, спятил, то ли от простуды, то ли от занудного самоистязания. Взрослый уважаемый человек! Неужели это тот случай, о котором народ говорит "бес в ребро"? Он попытался улыбнуться, и опустил глаза. Но его взгляд то и дело возвращался к поиску незнакомки, перебираясь с одной головы на другую, прыгая по шапочкам, кепкам и шарфам, запутываясь в прядях волос и заглядывая в застывшие маски лиц. Если одна из таких масок вдруг оживала, он быстро отворачивался, ругая себя за недопустимую глупость. Но уже через несколько секунд снова всматривался вдаль вагона. Поезд остановился. Смоленская - произнёс электронный голос. Толпа стремительным потоком начала просачиваться в проём. Он слегка нагнулся, и пошёл к двери, как загипнотизированный, пытаясь разглядеть "красный ориентир" в сером потоке ног. Вдруг он увидел сверкнувшие в свете ламп искомые туфельки, которые с лёгкостью перемахнули через порог и весело поплясали по мраморной глади пола. До станции Александровский сад, где находилось их с партнёром архитектурное агентство, оставалось ещё две остановки, но он, повинуясь необъяснимому чувству, выскочил из поезда и отправился следом за... За кем? Зачем? Почему?
       Неведомая сила толкала его вперёд, заставляя бешено биться сердце. Он протискивался через толпу, стараясь не упустить ориентир из виду. Длинная гусеница эскалатора медленно ползла вверх, собирая на своей спине послушных граждан. Она подхватила и его, а он с облегчением выдохнул, и в ожидании уставился наверх. Ракурс позволял полностью увидеть незнакомку. От нервного напряжения выступили несколько крупных капель пота на лбу. Он небрежно смахнул их ладонью, расстегнул пальто и...
       У неё были светло каштановые волосы, лёгкой волной спадающие чуть ниже плеч, бежевый плащ с расширенной к низу юбкой, объёмная рыжая сумка и воздушный красный шарф, конец которого то и дело подхватывали случайные струи сквозняка. Он впился глазами в стройный женский силуэт, пытаясь мысленно представить лицо девушки. Словно услышав его желание, она обернулась и провела тревожным взглядом по эскалатору. Он почувствовал как краска, сродни той, которая принадлежала туфлям незнакомки, предательски заливает его лицо. Он схватил свой портфель и начал сосредоточенно что-то в нём искать. Когда он поднял голову, её уже не было. В смятении, раздавая направо и налево скупые извинения, он начал пробираться вперёд. Вылетев на площадку шикарного вестибюля метро, он с отчаянием кружился вокруг себя, порываясь бежать то в одну, то в другую строну, в надежде увидеть знакомый силуэт. Вдруг кто-то толкнул его в плечо и тут же возле уха прокричали:
      - Гера! Ты ли? Вот так встреча! - высокий лысый господин приветствовал его радостно и фамильярно.
      - Эдик... - сипло выдавил растерявшийся мужчина и закашлялся. - Я... Я по делам... Но... Но это не столь важно. Ты-то сам как? ... Триста лет, триста зим. Грета спрашивала о тебе. Где пропадаешь? - возвращаясь к обыденной жизни, голос говорившего, набирал силу и уверенность.
      - Знаю, знаю... Я свинья. Крёстницу года два не видел. Сколько ей сейчас, десять?
      - Одиннадцать.
      - Да, время летит, не удержать! - задумчиво выдохнул Эдуард. - Но я смотрю, ты не изменился, всё так же молодцом. А Грета как? Такая же красавица? Тебе, Гера, с женой повезло, ничего не скажешь! ...
       Давний друг, так некстати выросший из-под земли, ещё что-то говорил, но Герман его не слышал. Ему стало неприятно, даже противно от того, что совсем недавно он, как глупый пацан, в поту и мыле, бежал за красными туфлями. Он поморщился, но в эту же секунду подсознание замедленными кадрами нарисовало симпатичное лицо с слегка заострённым подбородком, аккуратным носиком и тревожным карим взглядом. Воздушная прядь отделилась от копны волос и метнулась на лоб. Губы сердито собрались трубочкой и в этот же миг, выдох, подхватив непослушные волосы, откинул их назад... Он улыбнулся...Всё-таки он успел разглядеть её...
      - Что смеёшься? - вдруг спросило из реальности довольное лицо Эдика. - Слушай, ты спешишь? Может, позавтракаем вместе, ты мне всё и расскажешь? - и, не дожидаясь ответа, старый товарищ подхватил друга под руку и увлёк за собой.
      
      
      Она
       Солнце лениво взбиралось на небо. Оно, как неудавшаяся яичница - глазунья, красно-жёлтыми разводами медленно растекалось по чёрному горизонту, зажигая макушки деревьев. Тёмный силуэт колыхнулся, и устало произнёс: "Зум, иди, гуляй... Чего расселся? Беги, разомни лапы..." Собака обиженно посмотрела на хозяйку и зевнула. Потом нехотя встала и пошла к роще. Вскоре она скрылась среди деревьев. До слуха женщины доносились лёгкие шорохи и недовольное хриплое дыхание Зума. Очень скоро крупный нос бассета, украшенный серебряными каплями росы, показался из травы и громко чихнул. Женщина улыбнулась, и пёс, довольный, что сумел развеселить её, бросился к хозяйке, весело виляя хвостом. Последнее время собаке редко приходилось видеть её радостной. Они почти перестали бегать по утрам. Всё чаще, как сегодня - выйдут, посидят на бревне возле посадки, и домой. Женщина наклонилась к Зуму, ласково потрепала по мокрой голове и чмокнула в холодный нос. Потом встала, потянулась и направилась к дому.
       В квартире пахло кофе. Непроницаемое, ещё помятое лицо мужа, никак не хотело сочетаться с бодрящим ароматом напитка. Оно что-то буркнуло, попыталось улыбнуться, по привычке поцеловало женщину в щёку и исчезло за дверью. Она с облегчением выдохнула и направилась в спальню, откуда доносилось тихое сопение. Женщина присела на край кровати и тихо позвала. Потом громче. Зум, взяв инициативу на себя, грозно залаял и хотел выскочить на кровать, но был остановлен суровым взглядом. Тут одеяло дёрнулось. Из-под него высунулась худая нога, потом другая и, наконец, выклюнулась взъерошенная голова. "Неужели уже утро, - хныкнул голос. - Мам, можно я ещё чуть-чуть посплю? Совсем чуть-чуть..." Бассет залаял. "Я не у тебя спрашиваю, а у мамы!" - улыбнулась девочка и, не дожидаясь ответа, зарылась под сонное одеяло, откуда и услышала, что всё-таки выпросила пять минут.
       Женщина включила телевизор, где Арина Шарапова, как всегда, в прекрасном настроение, приветствовала всех тех, кто уже не спит. Хорошо, что муж ушёл. Он не мог терпеть утро, потому начинал его с недовольной физиономией, в полной тишине и полумраке, поглощая свои две чашки кофе. Она же была "ранней пташкой" и считала, как утро встретишь, так и проведёшь целый день. Они, как люди интеллигентные, справились с этой проблемой, оставив за каждым своё утреннее "неприкосновенное" пространство. Муж находил такое не совпадение ритмов анекдотичным и в компании один раз даже пошутил: "Мы с тобой женаты днём и вечером, а утром - чужие люди. А не использовать ли нам это с пользой?" После того случая неприличная фраза не выходила из головы. Вот и сегодня утром, вспомнив её снова, она поморщилась и разочарованно вздохнула. Они давно не живут друг с другом, как любящие люди. Они уживаются. Они мирятся, приспосабливаются, привыкают, терпят, прощают... и им так удобно. Можно ли считать удобную позицию хорошей или правильной? Наверное, да. Если так, почему ей сейчас так плохо?..
       Из кухни донеслись свист и шипение. Она выключила рассерженный чайник и принялась готовить бутерброды. Зум крутился тут же, возле ног, дожидаясь своего завтрака. Вдруг из спальни послышалось пение. Собака, радостно взвизгнула и сломя голову, помчался на голос. Через секунду квартира наполнилась смехом, лаем и топотом ног. Женщина улыбнулась. Её внутренний голос тихо прошептал: "Видишь, ничего не изменилось. Всё хорошо. Ты счастливая женщина..."
       Красные туфли призывно выстукивали каблучками по мраморной глади вестибюля Парка Победы. Пульс тревожно бежал за ними вприпрыжку, заставляя потеть ладони и просясь наружу розовым румянцем на обычно бледных щеках. Последнее время она безостановочно ощущала, как внутри неё растёт и крепнет революционное настроение, этакий взрыв накопившихся эмоций. И внезапная любовь к красному была тому подтверждением. Она шла, приподняв голову. На её алых губах блуждала ироничная улыбка, которая успешно тушила тревожный блеск в глазах, преображая тоску в надменность. Как же всё-таки женщины умеют искусно маскировать свои настоящие лица. Маска домашняя, маска рабочая, выходная маска... Интересно, весь женский пол пользуется услугами маскарада или только те, которым не совсем повезло с натуральной "личиной"? Только те, которые когда-то отреклись от природного инстинкта влюблённости, предпочтя ему удобства, теперь вынуждены прибегать к их услугам? Она закусила нижнюю губу. Почувствовался соленый вкус. Глаза стали слегка влажные. Она всегда покусывала губы, когда нервничала, но до крови ещё ни разу. Неужели сейчас она стоит на пороге эмоционального срыва? А как по-другому отвлечь себя от ненужных мыслей? Как заставить себя не думать о том... О чём? Она сама не понимала о чём именно, но подсознание ей било в набат. На протяжении всего этого года оно методично мучило её сомнениями, догадками, предположениями, чувством вины и безграничной тоской. Именно оно толкнуло её за помощью к мужу, но откровенного разговора не получилось...Зачем она его вообще начинала? Наверное, что бы ещё раз убедиться насколько они с ним разные люди и усилить чувство одиночества...
       На станцию со свистом влетел поезд, рассекая воздух на хлёсткие струи ветра. Она отмахнулась от одной из них, придерживая волосы руками. Тут же стремительный людской поток подхватил её и внёс в душный вагон. Она невольно поморщилась от невообразимой смеси запахов и поспешила укутаться в плащ, оставляя свой аромат при себе. Поезд качнулся. Она почти упала на рядом стоящего мужчину, но в последний момент успела ухватиться за поручень. Маленькие глаза пассажира из-под грубых стёкол оценивающе посмотрели на светлый локон волос, закрывающий пол лица женщины, на красные губы, скользнули по шее, зацепились за воздушный алый шарф и подернулись лукавым выражением. Она поспешила извиниться, и отвернулась.
       Монотонный стук убаюкивал расшатанные нервы, а случайные блики за окном гипнотизировали мысли. Они почему-то из реальности окунулись в далёкое прошлое и нарисовали перед глазами Тарасову гору в Каневе. Учителя были правы, когда каждый год водили своих подопечных на одну и ту же экскурсию. К окончанию школы она всё-таки запомнила, что легендарная лестница, ведущая к памятнику великого Тараса Григорьевича Шевченко, состоит из 342-х ступеней. Дальше был Киевский национальный институт культуры и искусств с неперспективной, как считали её родители, кафедрой "фотохудожник-рекламист". Она туда сдала документы им на зло... Как все они тогда были не правы! Она - потому что не смогла отличить юношеского максимализма от каприза, а они - воспитания от подавления личности. Может поэтому она всё время пытается всем что-то доказать, включая саму себя. Правда, последнее время её Я перестало ей подчиняться. Внутренний протест нарастал, а с ним и тревога... Она не впервые ловила себя на том, что совершает экскурсию в прошлое. Не с того не с сего в памяти всплывали самые разнообразные события: важные, глупые, смешные, мелкие и невзрачные, затерявшиеся в самом дальнем углу её сознания и плавающие на поверхности. Зачем она копается в своей голове? Выворачивает карманы прошлой жизни, чтобы выбить из неё всю пыль воспоминаний. Хочет подытожить результаты своих побед и разочарований? А, может, между хлама старых чувств она хочет отыскать что-то потерянное ею, не понятое, не увиденное, не оцененное по достоинству? Но как можно найти то, чего не было, чего не чувствовал, чего не знал? ... Не иначе, у неё депрессия. Может быть, пройдёт?
       Киевская станция "щиро" запестрила перед глазами жёлто-голубыми красками. Островок ностальгии, проплывающий каждый день перед её глазами, уже давно не воспринимался как отголосок из прошлого. Он вжился в Московскую паутину метрополитена, и стал неотъемлемой частью культуры Российского государства... Кто-то чихнул возле самого уха, заставив её вздрогнуть. Поезд стремительно набирал скорость. Она прикрыла глаза и постаралась не думать. Ей кажется или её слегка морозит? По спине пробежал холодок от чувства прикосновения чьих-то глаз. Она явно ощущала эти прикосновения, и ей было не по себе. Наконец, она решилась оглянуться и тут же встретилась глазами с грубыми стёклами и бегающими глазками уже знакомого ей пассажира. "Где ты взялся на мою голову?..." - подумала она и расстроилась. А кого она ожидала увидеть? Вообще, чего она ждёт? Что ищет? Красные туфли, помада, лёгкая походка... Кого она пытается обмануть? Ей хочется нравиться, ей хочется ощущать внимание... Ей хочется жить, дышать, чувствовать...но не так как привыкла... Не потому, что так нужно или так принято, а потому, что она этого желает... По-новому, по-другому, по-настоящему... Но вокруг только скользкие взгляды однодневных увлечений, раздевающие и пошлые... А разве она сама не пошло выглядит с набором своих "хочу" ?! При живом-то муже... Стыдно...Стыдно?... Нет... Теперь не стыдно...Теперь больно... и одиноко...
       Ната, лучшая подруга, её хандру поняла по-своему. С её слов получалось, лекарства от такой болезни спокойно разгуливают по улицам Москвы, и сами ждут, когда их применят по назначению. Она даже пыталась знакомить её с одним своим бывшим кавалером, который был не просто доктором, а Богом женского настроения. "Я тебе о душе, а ты мне о теле" - обиделась она, на что Наташа с удивлением возмутилась: "Чтобы вылечить горло парят ноги". Может, и так, но... Но эта методика ей не подходила ни по статусу, ни по определению. Она достаточно уважает себя, чтобы размениваться по мелочам в надежде, что одна из таких мелочей исцелит её от депрессии. Не вылечит. Она, живущая по законам разума, это знала наверняка. То, что идёт от головы, приносит стабильность, удобства, уверенность, но не то, о чём сейчас нашептывает ей нутро... Заныло в области солнечного сплетения. Она устало выдохнула и прикрыла глаза. Ощущение взгляда в спину повторилось, разбудив намёк на прикосновения. Последнее заставило её содрогнуться. Она украдкой посмотрела назад. Мужчина в очках увлечённо прилип к газете. "Я медленно схожу с ума..." - подумала женщина.
       На станции Смоленская она с радостью покинула душный вагон и неприятного господина в очках. Спрыгнув с подножки, её красные туфельки быстро постучали к выходу в город. Перед эскалатором народ сгустился серой тучей. Она ловко шмыгнула в неё и затерялась между сотней голов. Когда конвейер подхватил её и понёс наверх, она вдруг снова остро ощутила на себе взгляд. Нет, ей не было противно или страшно. Это было что-то другое, необъяснимое, потому интригующее. "Может быть, я ошибаюсь. Скорее всего, моя бессонница даёт о себе знать такими проявлениями. Всё от усталости...", - так подумала женщина, но всё же обернулась... У него были серые, слегка прищуренные глаза и... Она смутилась, выдохнула, сдувая светлую прядь волос с лица и отвернулась... Нет, ей показалось. Никто на неё не смотрел... И он тоже... Она бросила быстрый взгляд назад через плечо. Он что-то искал в своём портфеле. "Значит, всё-таки показалось..."
       Соскочив с подъёмника, она быстро пошла вперёд к главному выходу, но вдруг остановилась и обернулась. Пульс ударил в виски, и она почувствовала, как её лицо приобретает цвет подобный её шарфику. Она внимательно всмотрелась в толпу. Из головы не выходил серый тревожный взгляд, если верить интуиции, предназначавшийся ей... Вдруг в сумке зазвонил телефон. Она вздрогнула, растерянно посмотрела вокруг себя, не сразу сообразив, что звук исходит из её сумки, отыскала поющий аппарат и, приложила трубку к уху:
      - Кэт! Где ты ходишь? Мы ждём только тебя!
      - Бегу! - коротко бросила она и побежала к выходу, вскоре скрывшись в водовороте людей.
       В эту же секунду человек с серыми глазами в чёрном драповом пальто шагнул на мраморный пол...
      
      
      ГЕРМАН
      
       Весеннее солнце настойчиво стучалось в тёмные стёкла очков, требуя к себе заслуженного внимания. Видимо ему было не понятно, почему люди, так долго ожидающие его появления, теперь прячут глаза под чёрными стёклами. Оно возмущённо разбрасывало лучистых "зайчиков" направо и налево, взрывалось яркими вспышками в зеркалах машин и витринах магазинов и подныривало под защитные очки. Герман сдвинул оправу ближе к переносице, но от солнечных лучей не отвернулся. Наоборот, приподняв подбородок, подставил идеально выбритое лицо природному ультрафиолету. На его губах блуждала меланхолическая улыбка. После марафона за красными туфельками прошло три недели. За это время он успел многое передумать и переосмыслить, так и не придя к главному решению. Потому сейчас он стоял возле входа в метро станции Смоленская, и всматривался в безостановочный поток людей. После того случая он бывал здесь почти каждый день. Иногда задерживался на целый час, иной раз на полчаса, а бывало, когда торопился, просто выходил на этой станции, чтобы сесть на следующий поезд. В его поисках не было никакой логики, впрочем, как и во всей этой истории. Лицо девушки постепенно начало стираться из памяти и теперь походило на светящееся облако. Но он точно знал, увидев её ёщё раз, обязательно узнает.
       Он подошёл к киоску и попросил ванильное мороженное. Сняв жакет и пристроив его под руку, Герман облокотился на железные перила и, поглощая десерт, продолжил изучать толпу. Мысли о светлом образе незнакомки плавно перекочевали к надеждам, а затем к размышлениям о достоинстве и гордости. Ему было чем гордиться. Он - преуспевающий архитектор, импозантный мужчина, прилежный муж, дважды отец и, наконец, москвич. Их династия начинала своё осознанное существование со времён его прадеда, так как тот вырос в приюте и не знал своих родителей. Может, именно по этой причине, "родоначальник" с особой серьёзностью и целенаправленностью относился к строительству своего будущего и будущего своих детей. Да и не только их! Как любили повторять родители Германа, руками прадеда преобразовывалась столица! Он строил проезжий мост через железную дорогу, который положил конец дурной славе в Марьинской роще. Потом участвовал в строительстве литографии заводчика Мещерского. В 1903 году прекрасно проявил себя при возведении храма Божией матери "Нечаянная радость". Видимо, Святая в благодарность за его золотые руки подарила ему в этом же году судьбоносную встречу с прабабкой, красивой и своенравной девицей, которая, не смотря на своё дворянское происхождение, влюбилась в него без памяти. К тому времени уже построенный первый синематограф "Ампир" был венцом их частых встреч. Вскоре "Нечаянная радость" закрепила узы молодожёнов, а родители невесты, правда не от чистого сердца, а скорее от безысходности, даровали небольшую пристройку в своей усадьбе. Хотя их собственностью она оставалась совсем не долго. Революционное время перемешало и перевернуло всё с ног на голову...
       Размышления о родословной прервались женским силуэтом в красных туфлях, быстро шагающим в сторону автобусной остановки. Сердце мужчины на секунду перестало биться, сжалось, но тут же, сорвалось и понеслось вспять. Герман вскочил, бросив недоеденное мороженное в урну, и пустился в погоню. Он не смог разглядеть её лица из-за огромных очков. Но светло коричневые, почти карамельного цвета волосы точно так же развивались на ветру, а туфли так же резво плясали по дороге. Тяжело дыша, он приблизился к женщине и дотронулся до её плеча. В этот момент его подсознание, кривляясь, произнесло: "У неё не может быть таких духов". Горько терпкий аромат мускуса ударил в нос и отрезвил мысли. Женщина удивлённо приподняла очки, обнажая голубые глаза, и кокетливо улыбнулась. Она была симпатичная, но, не его... "Извините, обознался", - выдавил Герман и поспешил смешаться с толпой.
       В поезде в уме безостановочно наяривало недавно подуманное им - "не моя". Что это значит? Как мы определяем принадлежность и соответствие один другому. Эта женщина была просто красавица, но она не восхищала, не притягивала, не манила... Где проходит граница притяжения и есть ли она вообще? А, может, дело не в притяжении, а в случайности? "С Гретой меня связывает случай или притяжение? Ни то, ни другое. Нас связало активное участие наших родителей". Мужчина поморщился, будто съел лимон. На чёрном полотне, мелькающем за окном, стали появляться знакомые лица, старое пианино, бумажные конструкции и постоянно недовольное лицо отца. Герман прикрыл глаза, продолжая послушно перелистывать страницы из прошлого.
       Герман, как и его отец, поступил в *МАрхИ, правда, на удивление родителей со второго раза. Год практики в папином бюро (так считали абсолютно все, кроме мамы) положительно повлиял на парня, полностью излечив второго от мыслей, связанных с консерваторией. Привитая матерью любовь к музыке, искоренялась отцом медленно и методично. Он даже вынес пианино из квартиры под предлогом срочного ремонта инструмента. Мать со злобой смотрела на мужа и ненавидела его "деспотизм" по отношению к желаниям и увлечениям сына. Герман в музыкальной школе был лучшим. Он выигрывал конкурсы и даже несколько раз ездил за рубеж. Но этого было слишком мало, чтобы убедить отца в том, что музыка существует не только, как приятный фон, но и как профессия. Отец не считал такое занятие достойным мужчины и никаких доводов не принимал.
       День за днём, с сессии до сессии, парень впитывал *"мархишинский" дух института и срастался с ним, становясь ещё одним камешком в стене ваятелей великой архитектуры. Со временем его увлекли новые цели и предвкушение их реализации. Он с удивлением обнаружил для себя, что архитектура похожа на музыку. Одни постройки были величественные и бесконечные, как произведения Баха. Другие - задорные и слегка чудаковатые, похожие на сочинения Римского-Корсакова. Были - умиротворяющие и душевные, словно застывшие звуки Габриеля Форе. Стремительные и неудержимые, как рапсодия Паганини. Раз так, значит, и он, Герман, может тоже создать свою застывшую мелодию, заключив её в стены и крыши. От осознания этого кружилась голова. Идеи, словно жужжащий рой, вертелись в воображении, наперебой предлагая фантастические проекты. В конце концов, одна из них превзошла другие, вылившись на ватман в виде сложнейшей схемы под названием "Гармония абсурда". Отец долго смотрел на "творение" сына, чесал затылок, вздыхал и вынес свой вердикт: ты, сынок, идеалист! "Кого в такой дом поселишь? Разве нормальный человек захочет в него привести свою семью?" Далее следовали конкретные ремарки, предостережения и даже просьбы взяться за ум. Но с последним парень не спешил. Его так разобрало, что он не мог остановиться, потрясая озадаченного отца и архитектурное сообщество новыми шедеврами. Над ним посмеивались и всерьёз не воспринимали. Отец был в отчаянии. На помощь репутации и разума парня пришла *"бумажная архитектура", где юное дарование мог вылить свою бьющую фонтаном энергию. "Раз мои задумки невозможно применить в реальной жизни, я их заключу в художественное произведение", - с вызовом говорил Герман. К удивлению отца в 1985 году парень выиграл конкурс с работой "Избушка на курьих ножках" и отправился творить в Японию. Папаня смотрел на метания сына и посмеивался, про себя называя его "бумажным гением". Он ждал, когда ему надоест играться в детство, и он начнёт работать по-взрослому.
       Настроив вдоволь бумажных замков, Герман вернулся домой задумчивый и дезориентированный. То он порывался ехать на Север отстраивать новые микрорайоны, то опускал руки и валялся целыми днями на диване, а вечерами в одном баре давал концерты фортепиано. Мать видела разрешение проблемы по-женски - пришло время жениться. Отец же, подключив свои связи и былую фантазию сына, запечатлённую в замысловатые чертежи, выхлопотал для него место в команде, которая разрабатывала новые станции метро Арабатско-Покровской линии. Так, руками родителей, для Германа Александровича в его 26 лет открылась новая страница его жизни. Герман женился на дочери старого знакомого отца, очень влиятельного человека, красавице Грете, и окунулся с головой в работу.
       Конечно, Грета ему нравилась. Особенно его устраивало то, что она не претендовала на его личностное пространство, получив взамен своё собственное. В ней было всего в меру. Воспитанная в лучших семейных традициях, она была прекрасной кандидатурой на спутницу жизни. Она с первых дней поняла его и сразу же простила за всё что было, есть и будет. После их свадьбы, мать жены ещё долго рассказывала судьбоносное совпадение имён молодожёнов. Герману дал имя отец, который боготворил американского писателя Германа Мелвилла. А Грету назвали в честь шведской актрисы Греты Гарбо. Что тут скажешь, их родители были не очень оригинальны. Жена очень гордилась своим именем, тем более, её девичья фамилия была тоже созвучна знаменитой диве - Сарбо. Герман намного позже увидел, как прочно актриса засела в мозгах его супруги. Платья, макияж, причёска и поведение - были полностью срисованы со "звезды". Он смотрел на старания жены и только посмеивался: "у каждого из нас есть свои причуды". Но со временем он всё чаще задавал себе вопрос - с кем он живёт на самом деле? Когда жена бывает сама собой и случается ли такое вообще? Но это ему не мешало уважать и ценить её. Единственное, что со временем начало угнетать - его личное пространство, когда-то полное вдохновения и энтузиазма, оказалось заброшенным и не востребованным даже им самим. Никто не посягал на него и не интересовался им. Жене, как показало время, оно было не интересно, детям - тоже. Что ему с ним делать? С кем делиться? Как успокоить?
       Герман медленно шёл к дому. Он чувствовал себя разбитым и униженным. Униженным самим собой. Он устал от каждодневного самоедства и попыток объяснить случившееся. Он взрослый уважаемый человек бегает по станциям и высматривает девушку в красных туфлях. Как он докатился до такого?! Разве это не случай для психотерапевта? Вот и жена несколько дней назад предлагала записаться на приём к психологу. Ей кажется, что он переутомился. Перестал слушать новые сплетни, пропустил три приёма и две вечеринки, купил пианино, отказался дать денег на развитие креативного искусства среди молодёжи, вместо этого профинансировав детский дом в каком-то Цюрупинске. "Неужели он действительно думает, что его деньги пойдут бедным детям?" Новое пианино жену обеспокоило не на шутку. Особенно после того, когда она поняла, что муж его приобрёл не ради интерьера, а для того чтобы играть. Грета вспомнила его отца и категоричное неприятие им музыки. Последнее заявление жены, Германа добило окончательно. Оно звучало примерно так: "если твоя музыка будет помехой в карьерном росте, тебе придётся распрощаться с ней". О какой карьере она говорит? У него отлично налаженный бизнес. Куча проектов и заказов. В данный момент он работает над новым жилым комплексом, в составе которого запланировано десять корпусов и пять монолитно-кирпичных дома переменной этажности. Карьера уже давно выстроена и налажена. Теперь до конца дней своих ему предстоит нести свой крест, планируя жилые постройки... "Деньги... Конечно, деньги... Сколько не дай, всё мало... Имидж стоит дорого... Финансовое пространство - это вам не личное..."
       Ему стало настолько противно от своих догадок, оправданий и трусости, что тошнота подкатила к горлу и затруднила дыхание. Он ищет сейчас оправдание своим неадекватным поступкам. И не нашёл ничего лучшего, как упрекнуть жену. Женщину, которая подарила ему двоих детей и двадцать лет своей жизни. Если бы она оказалась на его месте? Если бы у неё проявился кризис среднего возраста? Если бы она бежала вприпрыжку за "новыми штанами"? У него не дрогнул ни один нерв. Ноль! Полное отсутствие ревности, граничащее с равнодушием, покоробило его. Он явно деградировал, как муж, как любовник... "не потерять бы в себе человека..." Герман остановился, взглянул на свой дом и шёпотом произнёс: "Это был последний раз. Больше я не буду бегать по станциям, как последний дурак..."
      
      
      
      
      
      КАТЯ
      
       Зум, лениво переваливаясь на крупных лапах, вошёл в кабинет и улёгся на груду бумаг, брошенную на полу. Катя посмотрела на него через очки: "Ладно, можешь лежать, только не мешай". Собака с облегчением выдохнула и, примостив голову на скрещенные лапы, принялась наблюдать за хозяйкой. Особенно бассета интересовал карандаш в её руке. Он так ловко скользил по небольшому ватману, оставляя на нём причудливые рисунки, что у пса мелькало в глазах. Если бы только Катя знала, как ему хотелось поймать "вредную деревяшку" и раз и навсегда расправиться с ней. Но Зум знал, такая идея добром не кончится. Потому мужественно терпел проделки неугомонного карандаша. Катя тоже лежала на полу. Она любила так работать, хотя у неё был отличный стол, кресло, настольная лампа, пюпитр и разные рисовальные приспособления. Но она вопреки всем ожиданиям и правилам любила "валяться" на полу, чем ужасно радовала собаку. Правда, её муж собачьей радости не разделял и постоянно бурчал. Он приводил кучу разумных доводов и умозаключений о вреде такой дислокации. Его мнение Катя уважала, потому внимательно слушала, но потом всё же делала по-своему. Он же, как человек интеллигентный предпочитал не замечать "неповиновения". В любом случае, миссию свою он выполнил, потому может с чистым сердцем продолжать радоваться жизни.
       Гармонично существовать он мог, только в совокупности с экономической информатикой. Когда Катя поняла, что занимает в жизни супруга второе место, после выше указанной особы, её разобрали ужасная обида и злость. Но поразмыслив, она ушла с головой в работу, таким образом, очень скоро наградив мужа таким же, как и у неё, второстепенным жизненным приоритетом. Через время, Володя переместился на третье место, уступив место ребёнку. Он же свою работу с пьедестала снять даже и не подумал. Более того, после рождения дочери он ещё больше укрепился в мысли, что хорошую жизнь определяет правильно составленная схема. Всё во вращающемся вокруг нас мире можно объяснить, предопределить и спланировать. Он рассматривал мир, как изучение очередной экономической системы в пределах фирмы. А любая такая фирма состоит из проектирования, производства, организации продаж, поставки и послепродажного обслуживания. В любой системе, как оказалось, существует обратная связь - это сведения от покупателей об их предпочтениях, из которых и судят о проблемах проектированиях. Точно так же Володя судил и об приватных семейных проблемах, рассматривая их через призму своей науки. Он рассчитал до копейки, сколько уходит средств на хозяйство, сколько на полноценный отдых, а сколько на мелкие расходы для дочери. Катю причуды предприимчивого мужа не раздражали, тем более, что супруги отдыхали на лучших курортах мира, не в чём себе не отказывали и у неё всегда были свои левые доходы. Но когда его экономический энтузиазм переключился на интимную сферу, она возмутилась. Он никогда не отличался эмоциональностью, ограничиваясь "самым необходимым", наградив жену "эмоциональным комплексом". Сначала она старалась сдерживать эмоции, чтобы соответствовать мужу, а потом настолько привыкла к "спартанскому режиму", что стала воспринимать близость, как обязательный пункт в схеме жизни. Мужу всё-таки удалось воспитать в ней рациональную единицу семейной ячейки. Он гордился идеальным миром, который выстроил благодаря своей науке, эгоистически не замечая плавящихся углей протеста в печальном взгляде его жены.
       Шаркающие шаги приблизились к двери кабинета:
      - А, ты ещё не спишь. Танюшка сопит на всю спальню. Она случайно не заболела?
      - Нет. Всё нормально. Набегалась.
      - Ты опять на полу рисуешь. Кэт это плохо.
      - Я знаю.
      - Зачем тогда делаешь?
      - Потому что мне так нравится. Мне так удобно!
      - Не понимаю тебя. Знаешь, что это вредно, но всё равно делаешь. Женская антилогика, - выдохнул Володя и хотел поцеловать жену в макушку, но наткнулся на карандаш, которым был закреплён узел волос. - Ты просто, как гейша, - хмыкнул он.
       Она подняла на него лицо и внимательно посмотрела. Потом перевернулась на спину и начала медленно расстегивать мелкие пуговицы на блузке. Он остановил её руки и криво улыбнулся:
      - Устал ужасно, валюсь с ног.
      Она не отрывала глаз от его постного лица, ища хоть небольшой намёк на эмоцию, хоть мимолётную тень желания:
      - Так ложись рядом, раз устал...
      - На пол? Нет, уж, спасибо. Тем более, у тебя есть уже напарник, - он показал на Зума, а тот еле слышно вздохнул. - Для человеческого отдыха, дорогая, есть кровать, куда я сейчас и отправлюсь.
      Он слегка сжал её ладонь и отпустил. Медленно поднялся, и направился к двери. В проёме Володя остановился, почти нежно улыбнулся и шёпотом добавил:
      - До пятницы. Даю слово, я буду в боевой готовности.
      "А, я - нет, - подумала Катя. - У нас корпоратив... Я там выпью, а потом буду сидеть на бревне возле дома, и жалеть себя. Потому что, к тому времени ты будешь спать... А если и нет, то, как обычно, с выпившей женщиной не захочешь связываться... Впрочем... Неужели пять минут суеты в постели стоят таких метаний... Причём тут постель...проблема намного глубже..."
       Дверь закрылась. Катя так и лежала на спине, не сводя глаз с потолка. Ей хотелось кричать и плакать, но лицо оставалось неподвижным. Из уголков глаз на пол сбежали две скупые слезинки и затерялись в пушистом ковре. Зум подполз к ней и, положив морду на шею Кати, жалобно пискнул. Она погладила его длинные шёлковые уши, и ей стало легче.
      - Милый мой пёсик, что бы я без тебя делала, - женщина провела тонкими пальчиками по блестящим усам. - Какой ты у меня усатый! Красавец! Ладно, вставай, мне нужно доделать работу. Поверь мне, она принесёт нам кууучу денег!
       Катя перевернулась снова на живот и разложила перед собой фотографии. Она смотрела на яркие снимки, но видела перед собой тревожный серый взгляд незнакомого мужчины в чёрном пальто. Прошло уже несколько недель после того происшествия, но предчувствие, посетившее её тогда, не покидало. Оно притупилось, стало менее ощутимым, но не исчезло. Катя не могла объяснить присутствия странного явления, но чувствовала, оно появилось не просто так. И этот случай тому подтверждение. Кто этот человек с печальными глазами? Почему он её преследовал? Как она смогла почувствовать его присутствие? Вопросы кружились в её голове, как праздничная карусель, не находя ответов. Теперь каждое утро она просыпалась с надеждой на новую встречу. Просыпалась и, ещё не открыв глаз, прислушивалась к своему телу. Она боялась, что в один день предчувствие покинет её, захватив надежду и чувство осмысленности. Она не знала, каким словом определить свои ощущения, потому и назвала их "осмысленностью". За последние недели это состояние стало для неё стимулом, движущей силой. Впервые, её чувства не имели ничего общего с ответственностью за ребёнка, семью, работу... Они были из другого теста, сугубо личные, почти интимные. Катя словила себя на мысли, что улыбается, и смутилась...
       Её взгляд снова опустился на фотографии, макеты и примеры тезисов, заставив смять счастливую улыбку. Мозги отказывались креативно мыслить. Они предпочитали думать о чём угодно, только не о деле. Всё-таки правду говорят - мужчинам в рекламном ремесле легче, они умеют разделять работу и личную жизнь. Хотя до этого момента Катя такого мнения не разделяла, не смотря на то, что была женщиной до мозга костей. По практическим наблюдений, ей должно было работаться нелегко среди мужчин. Но в любом правиле есть исключения, особенно, если хорошо знать эти правила. Кэт вместе с Натой, лучшей подругой, ориентировались в этих правилах профессионально. Главное - никогда не принимать критику за личную обиду или искать одобрения со стороны. Для этих дел есть начальство, ему и карты в руки. Рекламное агентство *"Image de Vie", где работала Катя, было довольно таки перспективным и славилось интересными идеями и оперативной работой. За время своего существования, оно проделало нелёгкий путь от творческого до агентства полного цикла, потому совершенно справедливо заслужило хорошую славу и народное признание. Теперь сотрудники "Image de Vie" не только создавали рекламу, но размещали и распространяли её. Катя, или просто Кэт, числилась старшим креативным копирайтером в творческом отделе. Имя на немецкий манер приклеилось к ней много лет назад, когда она двадцати четырёхлетней девушкой поступила в штат, как курьер-фотограф. Она так быстро разносила листы с информацией, что её прозвали радисткой Кэт. Так и осталось...
       Внезапный хруст вспугнул её мысли. Зум всё-таки не удержался и расправился с карандашом. Бассет, опустив голову, виновато смотрел на хозяйку из-под полуопущенных ресниц. Его длинные уши касались пола, а перед лапами лежал растерзанный инструмент для рисования. Надо же, она и не заметила, как выпустила его из рук. Катя встряхнула тяжёлой головой и зевнула. Её сонный взгляд упал на странный рисунок, который она, видимо, по инерции набросала, пока плавала по просторам памяти. Она удобнее пристроила на переносице очки и присмотрелась. Это был широко открытый глаз, поддёрнутый серой дымкой, внутри которого красовался каркас дома, изображённого в трёхмерном ракурсе. Катя словно завороженная смотрела на свой неожиданный рисунок. Её рука нащупала оставшийся кусок карандаша и быстро написала под наброском: "Наши дома - это любовь с первого взгляда". По спине пробежала дрожь. Предчувствие стало таким ощутимым, что у неё перехватило дыхание. В тишине было слышно, как стучит её сердце. Оно обгоняло секундную стрелку, передразнивая настольные часы, и тревожно отзывалось эхом в висках. Она посмотрела на вспотевшие ладони и громко выдохнула. Потом скомкала лист и со злостью швырнула его в ведёрко для использованной бумаги. "Это уже переходит все границы! Нужно взять себя в руки, пока я окончательно не свихнулась..."
      
      
      
      
      
      
      
      
      *МЕТОМОРФОЗЫ
      
       Когда он вошёл в кабинет, его напарник уже распинался перед заказчиками.
      - Архитектура - это искусство, но! - Глеб поднял указательный палец, определяя тем самым значимость следующей фразы, - но в отличие от живописи или музыки, она позволяет человеку жить непосредственно в её владениях. Так сказать, созерцать её, как извне, так и изнутри. Архитектура - это самовыражение, как заказчика, так и исполнителя. Так что, друзья, я надеюсь, что вы понимаете, проектируя ваши дома, мы вступаем с вами не только в контрактное сотрудничество, но и в творческое. Потому мы рассмотрим все ваши просьбы, желания и предложения, но в рамках допустимых конструктивной логики...
      - Чтобы наши архитектурные шедевры плавно не стекли в архитектурные ошибки, - вставил Герман и тут же поздоровался.
      - Зачем же так, Герман Александрович, - партнёр выразительно посмотрел на друга. - Никаких ошибок не будет. Впрочем, как всегда: красиво и со вкусом.
      - Архитектура - это искусство бессмысленного мародёрства. Ободрав убиенную природу, мы выстраиваем застывшую красоту.
      - Что ж, вы нам предлагаете жить под открытым небом? - засмеялся один из мужчин.
      - Это Герман Александрович так шутит, - вмешался Глеб и поспешил перейти к деловой части проекта.
       После крепкого кофе и чёрного шоколада стало веселее. Герман вёл беседу спокойно-деловито, выказывая аудитории свои прекрасные дипломатические способности. Его лицо приобрело располагающее к доверию выражение, а слова ни на минуту не заставили усомниться в его профессионализме. Напарник видел, за последнее время Герман сильно изменился, стал замкнутым, а иной раз даже раздражительным, чего раньше с ним никогда не бывало. На все расспросы, он пытался отшучиваться или ссылался на усталость. Зная упёртый характер Германа, друг занял выжидательную позицию и терпеливо созерцал на выпады партнёра. Сегодня, когда Герман с помятым лицом ввалился в кабинет и принялся философствовать, Глеба Александровича будто ударило током. Он уже был почти готов к неприятной долгой дискуссии, в которой ему предстояло бы занять место громоотвода для двух сторон. Но, к счастью, этого не произошло. Друг постепенно вернулся в своё обычное состояние. Когда же Глеб увидел на физиономии компаньона добродушную улыбку, он с облегчением выдохнул.
       Они с Германом Александровичем были идеальными партнёрами и давними друзьями, потому понимали друг друга с полуслова или мимолётного взгляда. Им давно стало ясно - чтобы добиться хороших успехов в бизнесе, им нужно работать вместе. И вот теперь, одному из них пришло в голову меняться, впадать в депрессию и философствовать. Если бы перемены происходили в свободное от работы время - пожалуйста, сколько душе угодно. Но Герман ставил под угрозу их дело и этого Глеб без внимания оставить не мог.
      - Что с тобой происходит? - спросил он, когда довольные клиенты покинули бюро.
      Герман поднял на друга усталые глаза. На его лице снова красовалось постное выражение:
      - Ты о чём?
      - Не на долго тебя хватило... Но спасибо и на этом, - в голосе Глеба чувствовалось раздражение.
      - Мне нужно идти.
      - Гера, - почти выкрикнул напарник. Было видно, он подыскивает слова. - ...Я думал мы с тобой друзья, - с еле уловимой обидой в голосе, произнёс он.
      - Так и есть, - Герман смотрел через окно стеклянным взглядом, и, казалось, в этот момент отсутствовал.
      - Тогда почему бы тебе не рассказать мне о своих проблемах. Я не понимаю... Ты, что, мне не доверяешь? По-моему, я на это не заслуживаю... Гера... Ты меня слышишь? - мужчина возле окна спокойно кивнул головой. - Я каждый день жду подвоха, твоего нового выпада. Ты понимаешь, что ты меня дезориентируешь? Смешно? Ну, раз тебе смешно! Хотя, наверное, это хороший знак. Признаки эмоций...
      - Глеб... - теперь пришло время подбирать слова Герману. - Я не знаю, что тебе сказать. Можешь мне не верить, но я сам не понимаю, что со мной творится...
      - Ты влюбился? - вдруг спросил Глеб и внимательно посмотрел на друга.
       Они стояли напротив и молчали. Вопрос Глеба прозвучал так просто и так неожиданно, что у товарища перехватило дыхание. Он так по-простому, в двух словах выразил его четырёхнедельные метания, что Герману стало невыносимо стыдно за свою трусость перед чувствами. Мало того, он и сейчас отказывался в это верить. Мужчина искусственно улыбнулся, потом опустил голову, потряс ею, снова улыбнулся:
      - Смешной ты, Глеб, - наконец, выдавил он.
      - Обхохочешься, - обиделся друг.
      - Нет, правда. Ну, что за странные версии в нашем-то возрасте?
      Глеб многозначительно посмотрел на товарища, накинул на плечи плащ и, не говоря ни слова, покинул кабинет.
       Вопреки данным себе обещаниям, Герман вышел на станции Смоленская, и уже как двадцать минут бороздил площадку перед входом в метро, размышляя над разговором с другом. Он пересёк несколько раз многолюдную площадь, сканируя внимательным взглядом спешащих граждан, съел мороженное, купил в киоске газету, раз двадцать посмотрел на часы, так и не поинтересовавшись временем и, наконец, остановился неподалеку от небольшой группы людей, продающих на парапете разную мелочь.
      - Дядя, купите кота, он очень умный, - вдруг услышал Герман за спиной. Мужчина обернулся и увидел девочку лет шести-семи, которая стояла возле плетёной корзины, из которой выглядывал тощий котёнок. - Вы не смотрите, что он такой худой. Просто он много бегает!
      - Настя, не приставай, - отдёрнула девочку полная женщина, продававшая пирожки с капустой, - зачем мужчине кот? Извините...
      - Да, ничего, - поспешил успокоить он пышную даму. Затем подошёл к корзине и присел. Рыжий котёнок привстал на задние лапки и жалобно мяукнул. У него были грустные жёлто-карие глаза, рыжие усы и невообразимо большие уши. Герман улыбнулся. - И сколько же он стоит?
      - Сколько не жалко, - бойко ответила девочка и подпрыгнула на месте.
      Мужчина достал из кармана жакета портмоне и извлёк оттуда пятьсот рублей.
      - Столько хватит?
      - Мама, мама, смотри! Целых пятьсот! А ты говорила, что он никому не нужен!
      Герман засмеялся. Он взял на руки маленькое дрожащие тельце и, поблагодарив продавщицу и её маму, хотел уйти, но девочка вдруг спросила:
      - А как вы его назовёте?
      - Ушацъ, - без промедления ответил мужчина и зашагал прочь.
       Дома жена долго пускала в его сторону косые недовольные взгляды, всем своим видом выказывая протест и неприятия в квартире животного. Котёнок, вылакав блюдце молока, забился в угол и тревожно созерцал оттуда разыгрывающуюся бытовую сцену.
      - Я бы ещё поняла, если бы твоя дочь приволокла кота, но ты! Герман, зачем тебе этот кот, ты можешь мне объяснить? - Грета еле сдерживала негодование.
      - Он мне понравился, - коротко ответил мужчина, и принялся изучать купленную им возле метро, прессу.
      - Понравился?! Гера, это живое существо! За ним нужно ухаживать, кормить, убирать его ка... ну, эти...
      - Какашки, - помог ей Герман.
      - Вот именно, испражнения... Я этого делать не собираюсь. Я тебя предупреждаю, дорогой. Твой кот, твоя морока!
      - Договорились, - спокойно сказал мужчина. - Кстати, у кота есть имя. *Ушацъ.
      Женщина сначала поперхнулась, потом попыталась засмеяться.
      - Я, по-моему, начинаю понимать, - растягивая каждое слово, произнесла она. - Ушацъ! У тебя ностальгия... Получается...Она права... Значит, всё сходится. Не хотела тебе говорить, Гера. Но, видимо, по-другому не разобраться. Ты стоишь на пороге такого возраста, когда человек подводит итоги проделанного им пути. Вспоминает прошлое, грустит о нём... И очень важно в такие моменты не потерять ориентир в реальности...
      - Грета... О чём ты говоришь? Кто, она? - мужчина оторвался от газеты и с удивлением посмотрел на жену. - Какая ностальгия?
      - Самая обычная, дорогой. Беззаботная молодость, грандиозные планы, будущие проекты, не связывающие обязательствами отношения, университетские кульманы с автографами "ушацъ". Да, да! Не зря же ты так кота назвал. Подумать только - наше животное носит имя эпохальной личности...
      - Ну, во-первых, не наше, а моё, как мы только что выяснили, - спокойно парировал Герман, сдерживая улыбку. Его забавляла игра жены в светскую львицу. Она говорила вальяжно, растягивая слова, тщательно выбирая выражения и жонглируя взглядами. - А во-вторых, хоть Ушацъ личность и эпохальная, как ты выразилась, но в архитектуре этот человек по-настоящему так и не состоялся. В-третьих, у котёнка огромные уши, разве ты не видишь, эта кличка ему идеально подходит?
      - А в-четвёртых, твоя информация никакого отношения к нашему разговору не имеет, - Грета слегка повысила голос и прищурила глаза. - Герман, у тебя сейчас такой период, когда люди резко ощущают потребность оценки своих возможностей, как физических, так и материальных. Это не плохо, но для многих этот период является кризисным, так как человек осознаёт противоречие между мирозданием и своим однолинейным существованием. Гера,...
      - Стоп, стоп, стоп, - мужчина перестал улыбаться. - Ты решила прочесть мне лекцию о кризисе среднего возраста?
      - Решила. Я посоветовалась со своим психоаналитиком и...
      - По-моему, Грета, ты заигралась. Ты нашла себе занятие и ещё одно место, куда можно выбрасывать деньги. Замечательно. Нет вопросов! Если тебе доставляет это удовольствие - пожалуйста! Но меня в свои игры втягивать не нужно.
      - Игры?! - Грета почти задыхалась от возмущения. - Я не хочу, чтобы твои новоявленные метаморфозы превратились в *коллапс! Мне Лилия Марковна так и сказала. Если человек не признаёт в себе перемены и не хочет с ними бороться, значит у него проблемы высокого уровня!
      - Перемены - ещё не значит проблемы. Человек меняется на протяжении всей его жизни, так как он развивается и духовно и физически. И это нормально! Было бы намного хуже, если бы он этого не делал. Это называется эволюцией. Застой - это деградация. Или ты хочешь мне сказать, что осталась такой, какой была двадцать лет назад?
      - Звучит пошло, - обиделась Грета. - Если я и чувствую перемены в себе, то пытаюсь их объяснить и поскорее избавиться от дурных мыслей. И потом, не забывай, что я младше тебя на пять лет, потому я ещё не совсем в кризисной полосе.
      - Рад за тебя, - вздохнул Герман и, бросив газету на журнальный столик, поднялся уйти.
      - Вот так всегда! Ты опять уходишь от разговора. Хотя это больше нужно тебе, а не мне!
      Он остановился в арочном проёме и повернулся к жене:
      - Грета, я терпеть не могу бессмысленных разговоров. В крайнем случае, они могут преследовать развлекательную цель. Но это не в нашем случае.
      - Не смешно!
      - И я об этом!
      - Ты становишься несносным, - она, не отрывая пристального взгляда от спокойного лица мужа, медленно подошла к нему вплотную.
       Пауза затянулась. Он смотрел на неё сверху вниз, и от его холодных серых глаз веяло силой и уверенностью. Она давно к нему перестала чувствовать страстные нотки. Если такое и случалось, то мелодия фальшивила и была далеко не идеального исполнения. Но в последнее время, всплески проявления его характера, непоколебимость решений и некоторая отстранённость от их совместной социальной жизни разбудили в ней забытое притяжение. Походы к психологу за советами были лишь предлогом, она и сама прекрасно знала, он психически устойчив как никто другой. Это её и настораживало...
       Целеустремлён, тщеславен, трудолюбив, обязателен и практичен. Прекрасные мужские качества, которые умная женщина может повернуть в свою пользу. Как когда-то и поступила Грета. Она видела и понимала, он её не любит. Но разве в семейной жизни это главное? Он по всем параметрам её устраивал, и она сделала так, что он поверил в необходимость её присутствия в его жизни. Родители были на её стороне, что тоже немаловажно... Любила ли она его? Скорее всего, да, чем нет. Каждый человек понимает любовь по-своему. Грета связывала это чувство с защищенностью и достатком. Герман мог дать и то, и другое. И она без колебаний взяла, присвоив себе на долгие годы его свободу и волю.
       Первые изменения в характере мужа она почувствовала примерно полгода назад, перед новым годом. Нет, женская интуиция не улавливала присутствия соперницы, но было что-то необъяснимое в его поведении, которое настораживало и удивляло. Он стал задумчив, иногда категоричен, а иной раз, наоборот вёл себя бесшабашно, даже не организованно. Грета наблюдала за перевоплощением мужа и с тревогой ждала новых проявлений в его характере. Аккуратно просматривая телефонные звонки и сообщения, она терпеливо следила за эмоциональными всплесками супруга. Её "маска светской леди" пришлась как никогда кстати. Прикрывая кокетливой игрой расчётливый ум, она прекрасно усыпляла бдительность мужа. Он же продолжал меняться. Приволок пианино и, теперь по вечерам бренчал в гордом одиночестве. Перестал посещать вечеринки их общих друзей и всё меньше прибегал к услугам дипломатии. Теперь купил этого ужасного кота, назвав его легендарным именем бывшего выпускника МАрхИ. Полтора месяца назад Герман простудился, но продолжал ходить на работу, списывая свой энтузиазм на новые проекты. Он дольше обычного задерживался на работе, совсем перестал приезжать на обеды, и как показалось Грете, избегал общения с ней. Воображение жены тут же сгустило краски, мысленно обрисовав стройное молодое тело обольстительной блондинки с длинными ногами, но поиски компромата ничего не дали. Интуиция тоже молчала. Наконец, позвонив на работу, женщина не без удовольствия выяснила, что новый проект существует, и он действительно впечатляет. Её сомнения были развеяны, а притяжение к мужу возросло ещё больше. Но сказать ему об этом она не могла - леди так не поступают. Это ими должны восхищаться, их должны обожествлять и желать, а не наоборот. Именно поэтому, она и затеяла весь этот нелепый разговор, пытаясь вывести его в интимное русло. Но Герман, как всегда всё испортил. Он не хотел заглатывать крючок с наживкой, и всё время выскальзывал из её игры...
       ...Её дыхание было так близко, что он ощущал на губах мятный привкус. Она любила мятные леденцы. Вот и сейчас один из них перекатывала во рту. Он чувствовал её настойчивое желание, но ещё больше ощущал эгоистичные нотки строптивого характера. Ничего не изменилось - она, как обычно, ждала инициативы от него, даже если таковая была подготовлена её руками. Впервые в жизни, ему не хотелось подчиняться. Его воля вдруг встала в позу и показала характер. От упорного, не моргающего взгляда, глаза женщины увлажнились и стали блестящими. Герману на секунду стало жаль жену и её артистических стереотипов. Он не понимал, зачем ей нужно его снисхождение. А это было именно оно. Может, она путает его с преклонением или сломленной волей?
      - Я красивая? - вдруг спросила она, не выдержав тягостной паузы и сдавая свои позиции.
      - Да, - коротко ответил он.
      Она лёгким движением заставила шёлковый халат опуститься к ногам. Следующий шаг должен был быть его. Герман провёл взглядом по рельефной скуле жены, длинной тонкой шее, дотронулся до округлого плеча. Её желание стало настолько ощутимым, что отказаться от него было невозможно. Он привлёк её к себе и поцеловал в мятные губы...
      
      
      
      
      
      ЗНАКИ
      
       Утро было тяжёлым. Погода словно в унисон настроению поливала дождями и грозилась фиолетовыми бликами. Жена на кухне готовила завтрак, чего с ней не случалось последних лет пять. Вчерашний вечер всплыл короткими эпизодами в памяти. Герман сел на кровати и, обхватив крепкой ладонью подбородок с двухдневной щетиной, сжал его. Он всегда так делал, когда был чем-то озадачен. Его глаза, не мигая, смотрели на быстрые стремительные струйки воды, рассекающие стекло. Природа, акварельными красками растекалась за мутным окном, гася все признаки настроения. Он подошёл к балконной двери. На стекле образовалось белое облако от его дыхания. Мужчина вытер его ладонью, которую тут же прислонил к горячему лбу. Холодное прикосновение руки ободрило. Вдруг за спиной он услышал жалобный писк. Ушастый котёнок тыкался мордочкой в ковёр и крутился вокруг себя. Герман подхватил его и понёс к туалету, куда ещё вчера поставил коробку с песком. Ушацъ тут же понял, чего от него хотят, и достойно справился с процедурой. "Не обманула девчонка, он и правда умный", - улыбнулся про себя Герман и погладил котёнка.
      - Ещё нигде не напачкал? - игриво спросила жена, когда Герман вошёл на кухню. - Я тебе бутерброды сделала.
      - Спасибо, не ожидал, - смутился мужчина. - А Ушацъ молодец, сходил куда следует.
      - Неужели? Ну, посмотрим, что дальше будет.
      - Тебе не кажется, что Аня у бабушки с дедушкой загостилась? - вдруг спросил он.
      - Не кажется. Соскучился?
      - И это тоже. Хочу, чтобы она с котом познакомилась, - оправдывался муж.
      - Ещё успеет. Не думаю, что она будет в восторге. Если бы ты принёс родословного кота, скандинава или сфинкса, например, то конечно. А так...
      Герман поднял котёнка и посадил к себе на колени. Тот совсем не сопротивлялся, сразу же удобно уложился и начал мурчать, как трактор.
      - Зато, какой тенор! - восхитился мужчина.
      Грета смотрела на рыжий комок и криво улыбалась.
      - Знаешь, дорогой, я начинаю бояться твоих желаний. Сначала пианино, затем кот. Кто будет следующий?
      - Слона не будет, - попытался пошутить Герман.
      Но жена, будто не слышала его, продолжала:
      - Я же тебе говорила, прежде чем загадывать желание, нужно хорошенько обдумать его форму. Нужно быть очень осторожным с просьбами к космосу.
      - Ты говоришь загадками...
      - Какими загадками? Я говорю о встрече Нового года. Помнишь, как мы писали желания на бумаге, палили её, бросали пепел в бокал с шампанским и пили. Какая гадость! Какой кошмар! Это Веня всех подначил. Просто, как дети! Да, забава детская, а последствия взрослые!
      - Грета! Ты что в это веришь? Перестань! Не ожидал от тебя...
      - Почему бы и нет? Нона загадала удачную подтяжку и ей сделали идеально! - видя скептическую улыбку мужа, Грета поспешила добавить, - Веня загадал повышение. И вот, пожалуйста, уехал в Австрию.
      - Вот видишь, как всё удачно складывается, а ты переживаешь, - равнодушно сказал Герман.
      - У них, конечно, нормально, потому что они серьёзно отнеслись к своим желаниям. А у тебя - нет! Ты же у нас не такой, как все. Тебе обязательно нужно было соригинальничать. "Хочу того, чего у меня ещё никогда не было!" По-твоему, это нормальное желание?
       Герман смотрел на жену широко открытыми глазами, зажав бутерброд между зубов. Он действительно загадал это! Потом спалил листок и высыпал оставшееся от него в шампанское, которое выпил залпом. Они тогда отмечали праздник у друзей небольшой компанией. Ему было невообразимо скучно. Из года в год одни и те же разговоры, старые избитые шутки, конкуренция дам и хвастовство мужчин. Ярмарка тщеславия. Эпизод с загадыванием желаний был единственным интересным моментом. Грета была не права - Герман очень серьёзно подошёл к этой процедуре. Он хотел именно того, что написал на клочке бумаги. Чего ему было ещё желать? У него было всё! Хотя последнее время он уже в этом сомневался...
       В метро Герман пристроился в самом конце вагона, в углу. Он смотрел в темноту туннеля и мысленно заставлял себя думать о новом проекте. Вдруг до его слуха донеслись обрывки фраз из разговора двух женщин, стоявших недалеко от него. Одна с оживлением пересказывала вчерашний сон, пытаясь выяснить, что же это могло означать. Мужчина тут же вспомнил своё собственное видение, и его брови почти сомкнулись на переносице. Этот сон ему снился не впервые. Последнее время он с особым постоянством напоминал о себе. Герман помнил его до мелочей. Он стоит посредине пустыни. Ощущает прикосновения сухого ветра, перемешанного с песком и пылью. Жарко, душно. Он расстёгивает рубашку и расставляет руки. Ветер, тут же подхватив края одежды, залетает за спину и надувает материю парусником. От его хлёсткого прикосновения жжёт в груди. Но мужчине приятно и легко. Вдруг ветер усиливается, со свистом вздымается над головой и срывается громом. Герман чувствует на своём теле первые капли дождя. Больше, ещё больше. Он вдыхает невероятную свежесть всей грудью, подставляя лицо бесконечной воде... А потом... Герман скривился. Он видит себя обнажённым и просыпается. "Чушь. Ерунда, - пронеслось в голове мужчины. - Это всё от дурных мыслей".
       Он пододвинулся ближе к выходу. "Следующая остановка Александровский сад" - объявил голос. Его взгляд упал на кем-то оставленную газету. Она была небрежно воткнута за крайним сидением и смотрела на мужчину красным заголовком: "Знаки судьбы". Взгляд, подчиняясь первому инстинкту, заскользил по бумаге:
      "Знаки судьбы - это сигналы космоса, посылаемые высшими силами нам в помощь...- И снова космос! Они сегодня все сговорились...- его губы поддёрнула ироничная улыбка, но глаза текст не оставили. - Первый сигнал - ярко выраженное предчувствие радости, действия, поступка. - Он смял улыбку и затаил дыхание. - Второй - внутренний протест или другими словами состояние, когда "не лежит душа" к тем или иным проявлениям, событиям или вещам. Третий сигнал - интуиция, которая лучше вас знает, что вам нужно. Четвёртый - сны..." У Германа мурашки пробежали по спине. В этот же момент двери разомкнулись и люди ринулись к выходу. В последнюю секунду он схватил газету и вышел из вагона. Отойдя к колонам, мужчина облокотился на одну из них и продолжил прерванное чтение. "Сигнал пятый - случайности и случайные порывы, совпадения и намёки. Все пять особенностей в совокупности дают человеку определённую картину о его действиях. Если мы с вами будем хоть немного внимательнее, то сможет увидеть эти знаки, тем самым делая нашу собственную жизнь более осознанной и полноценной. Знаки судьбы - способ Силы вести с нами диалог. Ответ приходит сам собой, изнутри, через ощущения. Люди, к сожалению, редко замечают и верят "подсказкам" судьбы. А ведь это уже не раз проверенный и доказанный феномен. Тем более, что это так просто. Всем и каждому под силу наблюдение и анализ - только это требуется для понимания знаков. Каждому из вас под силу делать выводы и поступать согласно им. Если у вас возник насущный вопрос, попробуйте поэкспериментировать. Возьмите любую книгу, задайте свой вопрос, ткните пальцем наугад и прочтите текст, напечатанный в этом месте. Или ещё проще. В начале дня задайте свой вопрос вселенной, но вопрос должен быть осознанный и идти из самого сердца. Потом останется просто быть внимательным. В течение дня судьба вам подаст знак, не пройдите мимо него...Основным критерием правильности поступков может быть только ощущение гармонии происходящего. Гармония - это универсальное состояние, когда люди ощущают себя одновременно в покое и абсолютном движении. Человек - есть Вселенная, в которой заключён смысл существования. Когда вы начнёте понимать это, то сможете видеть и расшифровывать знаки судьбы. Их нужно принимать с радостью и благодарностью. Следуя им, вы сможете прийти к светлому и счастливому состоянию духа". Герман опустил газету. Его затуманенный взор смотрел куда-то вперёд, проходя сквозь людей и стены. В голове был полнейший сумбур. "...Но моё теперешнее состояние гармоничным никак не назовёшь... Хотя оно мне нравится... Я постоянно ощущаю некий внутренний протест, направленный на мной выстроенную жизнь... Меня не покидает это навязчивое предчувствие, предвкушение чего-то...Но чего? - Он прикрыл глаза... - Хочу того, чего у меня ещё не было... Вот, получи! Такого у тебя ещё не было. Может так сходят с ума? Ведь этого у меня точно ещё не случалось?"
       Герман не спеша шагал к фирме, стараясь разобрать по полочкам полученную информацию из бульварной чтивы. Последний факт его нисколько не смущал, хотя раньше он никогда не опускался к чтению такого рода газет. Дождь уже прекратился. Небо лишь изредка роняло крупные одинокие капли, разбивая их о тротуар, дома и прохожих на тысячи мелких осколков воды. Гранитные тучи уже не выглядели такими пышными и грозными, как час назад. Выполнив свою миссию, в тусклом свете дня они смотрелись неопрятно, как несвежая постель. Но, не смотря на блеклость погоды, воздух был достаточно тёплым, почти летним... "Значит так, всё началось с моего желания. Потом появилось предчувствие. Затем меня потянуло к прежним увлечениям. Я купил пианино. И честно говоря, стал счастливее после этого приобретения... Красные туфли... - он почувствовал, как вспыхнули щёки... - Тут логики маловато. Но если честно себе признаться, я точно знал, что мне нужно за ними идти. Я чувствовал притяжение. Может ли это считаться знаком судьбы? ... - Перед его глазами промелькнуло её лицо, обрамлённое светлым ореолом. - Не знаю... Ладно... Ушацъ... Зачем я его купил? Потому что почувствовал, он мне нужен. Он - мой. Худой рыжий котёнок с огромными ушами и жёлтыми глазами... Хорошо...Что дальше? Дальше, сон..." Герман резко остановился и извлёк из кармана айфон. Вошёл в интернет и в поисковике написал "сны и их значения". Ветер с песком - сильное душевное волнение, предчувствие. Снова это вездесущее предчувствие... Дождь - обновление, переход на новый жизненный этап, моральное и душевное очищение. Видеть себя голым - болезнь, неприятности, озабоченность своим душевным состоянием, смерть. "И что всё это значит? Как в статье говорится - попытаться совокупить знаки и найти ответ? По-моему ответ один - я осёл и стареющий придурок. Ответ дол... - он осёкся на полуслове, - Как там написано? Задать вопрос вселенной и ждать от неё знаков? Ладно. Раз я и так для себя понял, что с головой нелады, то, что мне терять? - Герман выругался и повернул в сторону модерной конструкции, где располагалась их с напарником компания. Перед самым зданием, он вдруг остановился, подошёл к дереву и, запрокинув голову кверху, выделяя про себя каждое слово, произнёс: "Что со мной происходит? Зачем я пошёл следом за красными туфлями? Я хочу знать степень моей глупости или болезни"
      - Герман? Что-то случилось? Почему ты здесь стоишь? - Глеб непонимающе смотрел на друга.
      - Любуюсь природой, - улыбнулся тот и, как бы невзначай, поспешил убрать газету в портфель.
      - Да? А что, она сегодня особенно хороша? - пошутил Глеб. - Я уже подумал, что тебе плохо, - выдохнул он и похлопал партнёра по плечу.
      - Не дождёшься! - крякнул Герман и поспешил реабилитироваться. - Остановился прочитать электронную почту. Только что письмо пришло...
      - Случайно не из рекламного? - перебил его товарищ.
      - Неет... А что там? Они не успевают в срок? Закончилось воображение?
      - Наоборот! Ну, пойдём, - Глеб подтолкнул друга вперёд, - стоим здесь, как два болвана. На чём я... А, ну, да... Наоборот! Я вчера задержался в офисе, потому имел возможность созерцать рекламу первым. Они нам прислали набросок. Впечатляет! Во всяком случае, меня!
      - Ну, это уже половина успеха, - засмеялся Герман.
      - Осталось впечатлить вторую половину, и можно давать зелёный свет рекламистам.
       Поднявшись на стеклянном лифте, они проследовали по просторному коридору. Глеб остановился, дать указания секретарю, напомнив о кофе без сахара и чёрном шоколаде. Он всегда так делал, хотя знал, Вера Петровна никогда ничего не забывает. В кабинете он удобно устроился в глубоком кресле и, протянув Герману конверт с набросками рекламного агентства, в ожидании реакции уставился на партнёра. Он знал, товарищ не останется равнодушным, но чтобы настолько! Герман застыл с приоткрытым ртом. Зрачки в округлившихся глазах дрогнули и моментально растеклись по радужкам, превратив их в чернильные круги. На лбу выступила мелкая испарина. Герман не мог оторвать взгляда от листка, на котором красовался глаз, в серой сердцевине которого был нарисован каскад дома в трёхмерном изображении. Губы мужчины дрогнули и шёпотом прочитали: "Наши дома - это любовь с первого взгляда".
      
      
      
      
      
      ОТКРОВЕНИЕ
      
       Кэт сидела в дальнем углу зала и в такт музыке покачивала ногой. Её внимание было обращено в сторону небольшой площадки, где весело дёргались разгорячённые сослуживцы. Ната помахала ей рукой, приглашая присоединиться. Кэт скривила нос и покачала головой, давая понять подруге, что не настроена танцевать. Она уже несколько раз хотела покинуть вечер по-английски, но Наташа умоляла не оставлять её одну. Хотя на счёт последнего она явно хитрила. Ната и одиночество не сочетались по определению. Даже если бы девушка захотела этого, у неё ничего бы не получилось. Раскрасневшаяся подруга подбежала к столику и плюхнулась на стул. Тут же подлетел Олег, довольно симпатичный парень из отдела продаж, и присел перед Наташей, положив голову ей на колени.
      - Наточка, я только начал делать успехи в сальсе, и вы меня покидаете! Это не честно! - обиженно сказал он и бросил в сторону Кати взгляд, просящий поддержки.
      - Олежка, я устала, правда. Дай передохнуть!
      - Потом отдохнёшь, - Кэт решила помочь парню. - Иди пока музыка хорошая!
      - А сама, почему не пляшешь? Хитрая какая! Тем более, ты бальными танцами занималась. Хочешь сальсу, - обратилась она к Олегу, - её пригласи!
      - Нет, нет, нет, - поспешила занять оборонительную позицию девушка. Я сегодня не настроена. Даже не просите!
      - Ладно... Сиди, мечтай! Пойдём, но это в последний раз. Потом буду танцевать только медленные! - Наташа подхватила довольного парня под руку и увлекла к площадке.
       К одиннадцати часам ночи подруги оставили шумный коллектив и уединились в небольшом кафе, где не громкие обволакивающие звуки музыки приятно расслабляли и настраивали на доверительную беседу. Они заказали виски-колу и медленно подбирались к той кондиции, когда начинаешь выворачивать наружу самые дальние уголки душевного кармана.
      - Олежка симпатичный, правда? - Наташа смотрела пьяными глазами, как её трубочка гоняет оставшуюся в виски льдинку.
      - Ничего, - коротко ответила подруга.
      - Молодой очень, восемь лет разница. Если бы не этот факт, я бы его осчастливила.
      - Перестань. Восемь лет - это не разница, - не согласилась с ней Кэт. - Тем более, для того, чтобы осчастливить, - она хихикнула и тихо икнула.
      - Кто бы говорил! Я хоть как-то жизнь свою разнообразить пытаюсь, а ты? Тебе тридцать девять лет...
      - Это обязательно говорить?
      - ...ты красивая умная баба, но... "недолюбленая", а потому... - Ната отхлебнула из стакана и сдвинула плечами.
      - Что потому? Говори, раз начала!
      - Что тут говорить? У тебя глаз не горит... Вечно какая-то напряжённая, зажатая, закрытая на все пуговки и замки от внешнего мира.
      - Ну, прости, какая есть, - обиделась Катя. - И потом, я не девочка, чтобы у меня глаза блестели...
      - Да, мы, увы не молоды, как хотелось бы, но... Жизнь продолжается... Неужели у тебя нет никаких желаний? Только не надо мне говорить о том, что ты хотела бы, чтобы дочь хорошо закончила школу, поступила в институт или, чтобы Вовик защитил новую диссертацию. Я спрашиваю о твоём личном желании.
      - А у тебя есть? - осторожно поинтересовалась Катя.
      - У меня? Сколько хочешь! Сейчас я осваиваю йогу, то есть на полпути к исполнению желания под названием - гармоничное существование с окружающим миром.
      - А до йоги какое у тебя было существование? - с иронией спросила Катя.
      - Потребительски-эгоистичное, - серьёзно заключила Наташа. - Ещё я хочу прыгнуть с парашютом, и... - девушка хитро сощурила глаза, - и найти богатого, но не навязчивого любовника.
      - Последнее желание особенно оригинально. Из твоих уст звучит, как очередной каприз.
      - Каприз или желание - женская сущность различия между этими понятиями не улавливает. Главное разнообразить свою жизнь, спасти её от рутины. А, как известно: спасение утопающих, дело рук самих утопающих! Раз наши мужчины не могут нас осчастливить, как того хотелось бы... - женщина тряхнула головой и провела рукой по модельной стрижке, - мы сами себя осчастливим. Я была три раза замужем. И что? После каждого очередного брака моё личное счастье становилось всё меньше и меньше. Потому что я им делилась, а меня использовали. Использовали как домохозяйку, плотника, завсклада, салфетки для слёз и слюней, груши для битья - в переносном смысле, разумеется. Я поздно поняла, для того чтобы спать с мужчиной не обязательно выходить за него замуж, - Ната громко засмеялась.
      - Ты хочешь сказать, замужняя женщина, не может быть на сто процентов счастливой?
      - Почему, может, наверное... Если муж позволит ей это сделать или она отвоюет у него это право. Но на такую борьбу может уйти полжизни. Ошибка всех русских баб - мы растворяемся в мужчинах и берём ответственность за дом и семью на свои плечи. Нам, видимо, это больше нужно, чем им. А потом сами же и ноем...
      - Может, всё потому, что мужчины чувствуют, когда их не любят? - вдруг спросила Катя.
      - Мужчины и чувства - вещи несопоставимые, дорогая моя! И потом, что значит, не любят? Семья строится на уважении и удобстве, а любовь, вон... - Ната махнула рукой в неопределённом направлении, - к Олежке. Он тебя отлюбит по полной программе.
      - Не хочу к Олежке, - выдохнула Кэт.
      - Не хочешь...А чего ты хочешь? Ну! Я тебе поведала все свои сокровенные желания. Теперь, ты колись... Видишь, что и требовалось доказать... У тебя их нет. И это катастрофа, Кэт!
      - Я хочу ребёнка, - вдруг сказала Катя и грустно посмотрела на подругу.
      - О! - Зелёные глаза Наташи округлились, а рот слегка приоткрылся. - Ещё одного? ... Не поздно ли?...
      - Позднова-то, - согласилась Катя.
      - Хотя сейчас и в пятьдесят рожают, - поспешила реабилитироваться Ната. - Более того, теперь поздние роды в моде. Рожай себе на здоровье, если так хочется.
      - Не могу...
      - Почему? Не получается или Володя против?
      - Не знаю, я не спрашивала у него.
      - Я что-то тебя не пойму...
      - Я не от него хочу...
      Наташа поперхнулась:
      - А от кого? - осторожно спросила она.
      - Не знаю, - сдвинула плечами Катя и принялась покусывать нижнюю губу. - От того, кого смогла бы любить.
      - Ну, это не серьёзно! Сама толком не знаешь, что тебе нужно! Я думала у тебя конкретное желания, а это бред сивой кобылы в майскую ночь! - рассердилась Ната.
      - Почему же бред? Мысль материальна. Сейчас все об этом говорят. Главное, искренне желать.
      - Согласна. Но где же конкретика! Хочу то, не знаю что! Сказочница ты, Катька.
      - Я не знаю, я чувствую, - спокойно сказала Катя и грустно улыбнулась. - Знаешь, мне кажется, люди тогда по-настоящему счастливы, когда их мечты встречаются. Сначала мечты, а потом уже они сами. Где-то там, в небе. Представь, их там миллионы, триллионы, секстиллионы...
      - Можешь не продолжать. С алгеброй у меня всегда были проблемы...
      - ...они там роятся, путаются, сливаются или погибают от одиночества. Попробуй в таком количестве отыскать себе подобную! Это знаешь, как магнит, плюс и минус. Одна мысль притягивает другую, или наоборот отталкивает. А мы по инерции следуем за ними. Потому часто и не можем вразумительно объяснить наших действий и ощущений. Иногда бывает такое сильное притяжение, что чувствуешь его даже на расстоянии. Тебя тянет, но ты объяснить не можешь, куда и зачем. Просто подчиняешься неведомому порыву, и всё. Ты ощущаешь кожей прикосновение чего-то важного, необратимого, вечного. Ты подчиняешься ему добровольно, потому что где-то в глубине души понимаешь, ты часть его. Предчувствие, интуиция, сны... Думаю, это не просто так... Это подсказки, ориентир в намеченном пути. Чтобы не сбиться и не пройти мимо нужного поворота, человека или поступка. Может, это ангелы подают нам знаки? Шепчут на ушко... Жаль, что мы их не всегда слышим...
      - Да, на счёт сивой кобылы я была не права! Шёпот ангелов, говоришь...- серьёзно заключила Наташа и, закатив глаза к потолку, шумно выдохнула. - Нет, тут всё намного серьёзней! - подруга посмотрела на стакан Кати. - Кстати, ты пьёшь то, что и я? - Кэт с укоризной взглянула на Нату и покачала головой. - Ладно, ладно, шучу... Может, тебе отпуск взять?
      - Видишь, ты меня не понимаешь.
      - Наверное, к счастью!
      - А не понимаешь, потому что твои мечты слишком далеки от моих.
      - Зато я сама рядом! И потом, как говорит лучший юморист времён и народов Семён Альтов: "прежде чем мечтать, убедитесь, не мечтает ли кто-нибудь рядом". Ведь люди не оригинальны в своих желаниях. Загадает сто тысяч человек одно и тоже, а у Бога только сто призовых. Кого он из них выберет? Кому подарит шанс? А, то ещё хуже - ты мечтаешь о повышении, а двое твоих коллег хотят, чтобы тебя уволили. Двое против одного! Кто победит? Так что, дорогая, нужно формулировать свои просьбы конкретно. Я бы даже сказала "ювелирно". А то - хочу ребёнка, но ещё не знаю от кого!
      - Почему же, знаю! От человека, которого буду любить... буду его чувствовать, понимать, хотеть...
      - Всё ясно! Я давно тебе говорю, твоё утопическое настроение происходит из-за неустроенной половой жизни. Тебе нужен хорош...
      - Не начинай, пожалуйста, отмахнулась Катя. - Ты опять за своё!
      - Да, опять! Кэт, ответь мне честно... если не мне, то хотя бы самой себе: ты счастлива, как женщина?
      Наташа испытывающее смотрела на подругу, но та молчала.
      - Чего ты добиваешься? - наконец выпалила Кэт. - Мне и так хреново...
      - Вот! - Ната подняла кверху указательный палец.
      - Что, вот? Как ты не поймёшь? Жизнь это не только плотские удовольствия. Не бывает так, чтобы всё и сразу. У меня прекрасная дочь, хорошие отношения с мужем, любимая работа. Разве этого мало?
      - Это ты сейчас мне объясняешь или себя уговариваешь? Да... А я грешным делом подумала, поезд тронулся... Но видно ошиблась...
      - Какой поезд? Что ты несёшь?
      - Просто в последнее время ты очень изменилась. В облаках где-то летаешь. Даже опаздывать стала. Вон, в туфли красные нарядилась...Я и подумала, к чему бы это? - подруга лукаво подмигнула. - А последний проект - вообще чудо! Ваши дома - это любовь с первого взгляда!"
      - Не ваши, а наши, - поправила её Катя.
      - Тем более! Кэт, я чего-то не знаю? Хватит передо мной жену декабриста разыгрывать... Ты сама не устала жить по плану? По-каким у вас дням секс? По пятницам? О, подруга, сожалею, сегодня ты пролетела с плотским удовольствием! Придётся ещё неделю ждать до следующего раза. А там гляди критические дни подоспеют, и снова неделька впустую...
      - Прекрати!
      - Нет, это ты перестань! Ладно, была бы уродина, а так я же вижу, как мужики на тебя пялятся.
      - Я так не могу и... не хочу... У меня так уже было. Такие отношения ни к чему, кроме самоистязания не приводят. Зачем, Ната? Чтобы галочку поставить?
      - А как тебе тогда надо?
      - С чувством, - тихо произнесла Катя, стесняясь своего голоса.
      Подруга театрально вздохнула и закатила глаза к потолку:
      - Ну, да, конечно... Любовь с первого взгляда... Вот откуда гениальное озарение Екатерины Костиной! Какая любовь в наши-то годы? Знаешь, как сказал Ларошфуко: "Только в первый раз женщина любит своего избранника, а все остальные разы она любит саму любовь"
      - Видимо, у меня всё наоборот. Пока я только любила любовь, - вздохнула Катя.
      - А сейчас что? Ты сама влюбилась? Значит всё-таки я права? Значит туфли тоже из этой оперы? Точно?! Это своеобразный протест, прорыв! Красный - цвет революции, страсти, желания! Подруга, тебя прорвало... Женское начало взяло своё, чёрт побери! - понизив голос до шёпота, со сбивающимся дыханием быстро говорила Ната, приблизив лицо к уху Кати. - В кого? Кто он? - потребовала она.
      - Ты просто сумасшедшая, - засмеялась Катя. - Никого у меня нет... Просто, в последнее время у меня появилось странное предчувствие...
      - Предчувствие чего? - разочарованно перебила подруга.
      - Ожидания...
      - Как это?
      - Я сама не понимаю. Но я точно знаю, что должно что-то произойти.
      - Плохое или хорошее?
      - Нет... Это совсем другое... И ни плохое, и ни хорошее... Я видела одного человека и мне показалось, что...
      - Кэт! Чего замолчала? Что показалось?
      - Что он мой... - очень тихо сказала Катя и испуганно посмотрела на подругу.
      Перекошенное лицо Наташи намекало об опасениях относительно душевного здоровья Кэт. Девушка шмыгнула носом, допила залпом виски и рукой попросила повторить...
       Кэт пришла домой под утро. Она была пьяная, но как никогда умиротворённая. У Наташи всё-таки получилось вынуть из неё все подробности о предчувствиях, ощущениях, снах и тревогах. Катя подробно поведала ей о случае в метро и идеи рекламного рисунка. Ната всё мужественно выслушала и почти ни разу не перебила. Ей было приятно уже то, что в рассказе присутствовало реальное лицо: мужчина в чёрном пальто с портфелем и с серыми печальными глазами. Именно последние стали прототипом рекламного слогана и привели Кэт к премиальным. Со слов Наташи получалось - если во всей этой каше присутствует выгода, а таковая на лицо! значит всё не зря. К концу посиделок, она поздравила подругу с "кое-чем" и посоветовала внимательно смотреть по сторонам в метро. Кто знает, может её сероглазый снова поедет этим маршрутом...
      
      
      
      
      
      ОДЕРЖИМОСТЬ
      
       Без бутылки не обошлось... Они давно так "душевно" не сидели. Как обычно случается, сотрудничество медленно, но методично подменяло дружеские отношения профессиональным интересом. Постоянная конкуренция на социальном рынке безостановочно подстёгивала к действиям, зажигая новые перспективы и подогревая честолюбие. Клиенты, проекты, заказчики, прибыль, конференции заполняли деловое пространство до отказа, не оставляя места для лирических отступлений. Оба друга стремились к совершенству в своём деле - это объединяло их и роднило. Сколько было значимых, неординарных, сложнейших ситуаций, требующих ответственных решений через которые пришлось им пройти вместе! Они пережили и взлёты и падения. Но удержались на плаву, не только благодаря своим деловым и предприимчивым качествам. Взаимоуважение и поддержка сыграли решающую роль в их тандеме. Каждый из них помнил это, дорожил и стремительно карабкался на бесконечную пирамиду бизнеса... Но сегодня, находясь в их любимом, но почти забытом баре, слушая переливчатые звуки пиано и попивая коньяк с лимоном, они постепенно оттаивали от деловых будней с удовольствием смакуя дружеское общение...
       Грета уже звонила в третий раз, хотя он её предупредил, что будет поздно. Мужчина посмотрел на засветившийся дисплей и перевернул телефон. Ответить, чтобы начать оправдываться в том, что ему сейчас жизненно необходимо, а потому естественно? Разве можно найти оправдание затяжному дождю, ветру или снегу? Нет, нельзя. И зачем? Ответить, чтобы послушно мычать в трубку, тем самым делая ощутимым поводок, на котором она последнее время пытается его держать? Женская интуиция почувствовала опасность и приняла цвет, окружающих её обстоятельств. Цвет заботы и участия.
       Ещё год назад, Грета спокойно плескалась в лучах своей "женской славы", скучно поглядывая на присутствие, прирученного ею мужа. Герман ходил вместе с ней на светские вечеринки, пиршества и аперитивы, то ли по привычке, то ли по инерции, пытаясь спрятаться в тени её очарования и спокойно наблюдал за умением жены вести беседы ни о чём. Сам он слыл мужчиной интересным, серьёзным, но не всегда и всем понятным. Именно последнее обстоятельство притягивало внимание женского пола и разливалось бальзамом на самолюбие Греты. Теперь же оно, с её слов, было незаслуженно ущемлено необоснованным игнорированием Германа светских приёмов. "Наше с тобой социальное положение подразумевает особый образ жизни. Ты не можешь не понимать этого. Все это люди - нужные! С ними тебя неразрывно связывают бизнес, финансовые отношения, политические взгляды и один социальный статус. Если мы не будем гармонично вписываться в иерархическую цепочку определённых слоёв общества, наше звено окажется не востребованным. Нас просто заменят другим...", - такую тираду выдала ему жена совсем недавно, когда он отказался идти на день рождение одного влиятельного чиновника, мужа подруги Греты. Созданный ею удобный мир пошатнулся и дал трещину. И всё из-за его нереализованных примитивных желаний. Она смотрела, как с каждым новым днём Герман освобождается от выстроенных ею рамок и правил, и в ней росло негодование. Оно непонятным образом перемешивалось с влечением и эгоизмом. Последнее проявлялось в настойчивом желании доказать, заставить, подчинить. Грета не привыкла к поражениям, просто потому что не была с ними знакома. Наученный жизнью, сломленный отцовским авторитетом и непониманием, променявший мечту на карьеру и перспективу, Герман с первых же дней брака разрешил ей править семейным кораблём. Он повиновался, уготовленной отцом и обстоятельствами, судьбе и ему стало всё равно, куда будет плыть этот корабль. Куда угодно, только бы не в душу. Грета на неё и не претендовала... ровно до этого момента...
      - Да, Гера...- многозначительно выдохнул Глеб, выслушав замысловатую историю друга. Он отхлебнул горячительного напитка и поёжился. - Туфли и пронизывающий взгляд я ещё могу как-то понять. Это нормальная мужская реакция на красивую женщину. Но знаки, предчувствия, сигналы свыше! Прости, дружище, но это смахивает на одержимость...
      - Красиво...- глядя в одну точку, произнёс Герман.
      - Что красиво? - не понял Глеб.
      - Слово красивое - одержимость... Но не думаю, что оно применимо ко мне. Может быть, совсем немного. Понимаешь, одержимый человек не станет анализировать свои действия и пытаться понять, а я прекрасно осознаю и принимаю то, что происходит. Я совершенно трезво смотрю на ситуацию и полностью отдаю отчёт своим поступкам. Да, сначала мне казалось, что я схожу с ума, но потом я понял, что возвращаюсь к себе. Я будто заново нахожу себя... А потом - она! Как выстрел на старте в новой эстафете, - мужчина оторвал взгляд от намагниченной точки в пространстве и грустно посмотрел на друга, - и бегу я, бегу, бегу... Куда? Зачем?
      - К финишу, - попытался пошутить Глеб, но наткнувшись на серьёзный взгляд Германа, осёкся. - Если спокойно разобраться, то в принципе ничего такого не произошло. Я не понимаю твоего "упаднического" настроения. Сны снятся каждому, женщин красивых тоже много. То, что кота купил - я только одобряю. Например, я не представляю существования без своего Барбоса. Знаешь, он больше всех радуется, когда я прихожу домой. Пианино - почему бы и нет, если душа просит?
      - Не в этом дело, Глеб. У меня меняется отношение к вещам, окружающим меня, понимаешь? Я будто проснулся после длительного литургийного сна и постепенно прихожу в себя. Тебе сложно, наверное, меня понять, потому что со стороны моя жизнь выглядит идеально. - Герман грустно улыбнулся, - это мой затянувшийся бумажный проект... Красивый, но бесполезный... Я всегда делал то, чего от меня хотели. Отец, школа, общество, жена, даже работа. Я соответствовал стандартам и требованиям... Потому что так надо, так лучше, так удобнее! Для всех их - да, но не для меня. А я - двигатель, осуществитесь, локомотив, который тащит на себе чужие желания, идеи, планы!
      - Ну, не совсем чужие. Семья..., - начал, было, Глеб, но Герман его грубо перебил.
      - А что семья? Я же тебе говорю - чужие! Грета знает, сколько я зарабатываю, куда вкладываю деньги, на какие мне нужно ходить приёмы, с кем заводить знакомства и какие носить костюмы и запонки. Но ей, например, глубоко наплевать какую я предпочитаю музыку, что меня забавляет и что расстраивает. Она до сих пор не знает, что я ем только чёрный шоколад, каждый раз подсовывая к чаю молочный. Её коробит, когда я начинаю петь в душе, потому что я напоминаю ей обычного мужлана. А, я и есть обычный мужик, Глеб! Я могу нарядиться в костюм от Hugo, впрыгнуть в туфли Salamander и напялить очки от Armani, что обычно и делаю, но от этого мои личностные достоинства лучше не становятся. Вот скажи мне, твоя Лера, на день рождения дарит тебе то, что ты хочешь или то, что она считает нужным и полезным для тебя?
      - Ну... То, что я хочу... Иногда целый спектакль разыгрывает, - усмехнулся Глеб, - чтобы узнать, чего бы мне хотелось получить в подарок. Но у меня всё есть, вот в чём фокус! Разве что мелочи какие-нибудь или неожиданные сюрпризы. Вот, - друг вертел в руке зажигалку Cartier с выгравированными инициалами и улыбался. - Приятно... А год назад, ничего не объясняя, сонного и сердитого, в четыре часа утра толкнула в машину и... Я открыл глаза уже не далеко от родных краёв! Представляешь, привезла к родителям! А там поляна уже накрыта, вся родня в сборе! Два дня праздновали. Я тогда так душой отдохнул. Как она почувствовала, что мне было нужно именно это, не знаю. Ни Италия, ни Кипр... Хотя ей хотелось на Сейшелы.
      - Вот и я об этом... Нормальные человеческие отношения. Хотя, кто мне доктор? Нет... Я не жалуюсь... У меня всё стильно и со вкусом...Главное, чтобы людям нравилось, а то, что на губах горчит и в желудке плохо переваривается, это мои личные проблемы, которые никому не интересны. - Язык начинал слегка заплетаться, делая речь мужчины вязкой и тихой.
      - Гера, разве это плохо? Зато ты не знаешь, как рвёт на части от ревности или чувства вины! - Глеб повысил голос и поперхнулся.
      - Не знаю... Я не знаю ещё очень многого, как оказалось...
      - Может, лучше и не знать?
      - Если не узнаешь, то никогда не поймёшь...
      - Чего не поймёшь?
      Разговор не клеился. Он походил на теннисный матч - где вопрос бестолково перекочёвывал с одной ракетки на другую. В этой игре не было не выигравших, не проигравших, потому результата достичь было невозможно. Друзья молча наполнили стаканы и чокнулись.
      - Не поймёшь, кто ты есть на самом деле, - наконец произнёс Герман. Друг смотрел на него, пытаясь уловить мысль. Но судя по выражению его лица, ему не совсем это давалось. - Любить это верить в то, что, любя кого-то, ты познаёшь правду о себе... Понимаешь? А я всегда остерегался знать о себе правду или не хотел. Знаешь почему? Потому что боялся разочароваться и разочаровать других! Глеб, в нас нет ответа... Я это понял совсем недавно... Ответ в людях, которых мы по-настоящему любим. Не они нас, а мы их. Мы любим того или ту, кто таит в себе ответ или один из ответов на наш вопрос: "Кто я?"
      - Но...но..., - друг не находил слов, - но ты же не знаешь её...эту в красных туфлях. Как ты можешь её любить?
      - Не знаю! - почти вскрикнул Герман. - Но я это чувствую. Я пытаюсь тебе это объяснить третий час!
      - Ну, хорошо, хорошо... Не кипятись...
      - Ты сам мне рассказывал, как ты познакомился со своей Лерой. Она сбила тебя с ног, когда опаздывала на одну из пар, так? - Глеб утвердительно кивнул. - И ты сразу понял, что это она. Как ты это понял? Почему?
      - Ну... Я не знаю, почувствовал... - товарищ наклонил голову и, как показалось Герману виновато улыбнулся. Знаешь, когда я серьёзно загулял с...ну, ты помнишь... с Ленкой. Не думал, что делаю не правильно или больно. Как-то вышло само собой... Девка видная, сочная... Завертелось, затянуло... Я даже подумывал с семьи уйти, дурак! Ну, ты помнишь, - Герман кивнул. - Но, что-то мешало, всё время останавливало... - Глеб на секунду задумался. Было видно, он борется с неприятными воспоминаниями, которые комком стали в горле. Он отхлебнул коньяк, скривился, съел кусочек лимона и серьёзно посмотрел на друга. - Когда Лерка узнала о моей связи на стороне, она не упрекала, не скандалила, только спросила, люблю ли я её... Но этот взгляд! ... В нём было столько боли, что, казалось, если к ней дотронуться, можно умереть... Я вылетел из квартиры, как ошпаренный. Думал меня разорвёт от чувства вины и осознания своего предательства. Напился до чёртиков, приполз к Ленке и заявил, что уходить из семьи не собираюсь, так как понял, что люблю свою жену. Вернее, не понял, я просто об этом вспомнил. Сначала она начала меня уговаривать, но видя, что на этот раз я не отступлюсь, вдруг поменялась в лице и... Ты бы видел, что с ней сделалось! Она столько грязи на меня вылила, наверное, до сих пор не отмылся. - Глеб засмеялся. - Как я мог эту заразу хотеть поменять на Лерку? На мою Леру... Помутнение? Урок? Не знаю... Но зато теперь я уверен, что только с ней могу быть самим собой. Не будь её, я никогда не добился бы того, что сейчас имею...Она в меня всегда верила и верит...И, если честно, - он понизил голос до шёпота, - в постели у меня от неё до сих пор башню срывает...не в сексе дело, это что-то другое...
      - Без комментариев, - Герман похлопал друга по плечу. - Вот видишь, ты всё объяснил за меня. Ты знаешь, кто ты, потому что у тебя есть человек, которому ты не безразличен...
      - Слышала бы жена, какие я ей сейчас дифирамбы пою! Да... Старею... Докатился! В кабаке не о бабах, а о жене распинаюсь! Короче, лирику прочь! - вдруг вскричал Глеб. - Это ты меня в меланхолию вогнал своими знаками и предчувствиями! На кой тебе сдалась эта любовь? Она мужика делает уязвимым и слабым! Давай лучше выпьем за дружбу! - не дожидаясь пока Герман поднимет руку со стаканом, он с силой стукнул своим о его и тут же опрокинул содержимое во внутрь.
      - Так, тебе, по-моему, на сегодня хватит, - заключил Герман.
      - И на сегодня, и на завтра, и ...Лерка будет дуться, - Глеб скривился, - Ну, ничего, прорвёмся... А ты готовься...
      - К чему? - Герман, непонимающе, смотрел на друга
      - Как к чему? К той, что нечаянно нагрянет, - засмеялся Глеб. - Вернее, она уже нагрянула и сразу же наделала шума. Вон тебе, как мозги взъерошила.
      - Приятно видеть, что тебя это забавляет...
      - Да, ладно, не злись. Время покажет. А пока мы в теме, дружище! Какой проект! Высший пилотаж! На следующей неделе твою рекламу утвердим.
      - Что значит мою? Нашу...
      - Нет, твою... Знак свыше! Любовь с первого взгляда! - лицо Глеба сияло, как вчерашний день.
      - Сволочь ты всё-таки...- обиделся Герман. - Не надо было тебе говорить.
      - Перестань, кому ещё, если не мне! Я - как швейцарский банк, надёжный и вместительный. И потом, кто, если не я тебе мозги на место вставит? Я же любя...
      - Ладно, пойдём,...любя...
      Уже возле такси, Глеб развернулся и деловито обратился к другу:
      - Нужно будет сказать Вере Петровне, чтобы позвонила в рекламное на Смоленской, и перенесла встречу пораньше. Не терпится завести проектор!
      - Куда позвонить? - Германа бросило в пот.
      - В рекламное...
      - Нет! - почти выкрикнул Герман. - Ты сказал на Смоленской?
      - Ну, да... А, что?
      - Разве её прислали не из "Делового мира" на Арбате? Мы же с ними работаем?
      - И с ними тоже. А в этот раз ребята из "Image de Vie" оказались шустрее. Я думал, что сказал тебе? Какая разница? Главное, чтобы в тему... - оправдывался партнёр, глядя в растерянное лицо Германа. - Ну, если для тебя так принципиально, можем подождать ещё и...
      - Нет. Конечно, нет... Ничего мы ждать не будем...- он попытался улыбнуться, гася в себе нахлынувшее волнение.
       Ночное такси сонно маневрировало по освещённым улицам Москвы. На ум пришла избитая фраза: "Столица никогда не спит". Так же как и днём, работают магазины, гуляют пешеходы, ездят автомобили, доносится музыка, гудят уборочные машины и шуршат сонные дворники. Мужчина смотрел пьяными глазами на разноцветное свеченье, монотонно мелькающее за окном, на тёмные контуры верхушек зданий, обрамлённых голубой дымкой, на одноглазые светофоры, яркие витрины и размышлял. "Ночная Москва от дневной отличается откровением. Оно может быть душевным, а может оказаться неприличным и даже вульгарным. Это зависит от того, кто чего желает. Местами она вызывающе-эффектна, а местами - надменно-величава. Но везде - откровенна до наготы. Она может заставить тебя забыться, выворачивая наизнанку мозги, совесть и карманы, и только утром, заглядывая тебе в лицо золотыми куполами, отрезвить и уговорить покаяться, чтобы потом снова развратить откровением... Ночная столица - обратная сторона света, блистательно приправленная страстями, надеждами и открытиями..."
       Такси вырулило в спальные районы. Тёмные аллеи, гаражи, многоэтажки с редкими горящими окнами. А вот и "муравьиная возня". Команда граффитчиков - орудует ночью под освещение проектора и ноутбуков. Под их шустрыми баллончиками на глазах появляются деревья, цветы, водовороты, скалы, целые улицы и государства. Раньше они считались хулиганами, а теперь за такое творчество можно получать хорошие гонорары. Стало модным, или как сейчас принято говорить - креативным, расписывать стены домов, офисы и квартиры. Но те, которые только учатся "ремеслу", начинают из вот таких спальных районов, превращая унылые сооружения в цветовой хаос, называемый модным словом, сюрреализм. Ночные Робин Гуды из современных комиксов...
       Герман любовался ночными страницами родного города хмельным взглядом, и ему становилось тепло и спокойно. Тревога постепенно отступила, предчувствие подменилось предвкушением и ему на мгновение показалось, что он видит на звёздном небе млечный путь, сшитый из его желаний...
      
      
      
      
      
      ВСТРЕЧА
      
       Преимущество любого утра в том, что оно отрезвляет мысли и притупляет эмоции. Так получилось и с Кэт. Правда к выше сказанному добавилась головная боль, но она только усилила эффект реальности. Женщина отыскала в корзине для мусора эскиз, взглянула на него "другими глазами", которые и вынесли окончательный вердикт рисунку - "прокатит". На её удивление, работа действительно "прокатила" и для креативного директора, и для генерального. Эскиз доработали, залив его в серо-голубую гамму, поиграв с контрастом и теневыми нюансами. Каскад дома немного увеличили, изобразив задние стены с зеркальным отливом. Получилось довольно стильно и со вкусом. Директор долго всматривался в рисунок, грозно играя скулами и недовольно раздувая ноздри. Его не совсем устраивало зеркальное отражение. Начальнику казалось, глаз в таком оформлении, кажется печальным, даже слезливым. С ним категорически был не согласен директор из отдела распространения, считая, что так взгляд кажется более лучистым и живым. В конце концов, решили оставить как есть, но отослали рекламную заготовку только вечером. Кэт похвалили за оперативность и воображение, которое не знает границ и преград, и поручили довести начатое дело до конца. Ответа от заказчиков долго ждать не пришлось. Они прореагировали уже на следующее утро. Реклама им подошла, нужно было только обговорить последние штрихи по картинке и можно внедрять в общественность. Кэт дали два дня на мелкие доработки. Выдержанный низкий голос секретарши архитектурной фирмы осведомился, удобны ли ей назначенные день и время и, получив положительный ответ, сухо попросил не опаздывать...
       ...Стрелки часов безжалостно приближались к намеченному времени. На эскалаторе резвая женщина расталкивала шеренгу людей, раздавая направо и налево извинения и просьбы посторониться. Её волосы, собранные в пучок на затылке растрепались, а щёки пылали отчаянием. Она опаздывала! И всё из-за того, что почти всю ночь просидела на кухне, выпив полбутылки вина, выкурив пол пачки сигарет и в двадцать первый раз посмотрев "Горькую луну" Романа Поланского. Хотя это не имело значения - сон не приходил в любом случае. Бессоннице нужна была подруга, и она её нашла. Измучив предчувствием и сомнениями, гостья ушла только под утро, наградив собеседницу сладким сном. Благодаря последнему, будильник, колкие ремарки мужа и даже собачий лай остались не замеченными. Разбудила Катю пульсирующая боль в виске.
       Она ещё никогда так быстро не одевалась. Одной рукой красила ресницы, поддерживая телефон плечом, предупреждая Нату, чтобы та прикрыла перед шефом, а за рекламу не беспокоилась - она успеет. Второй рукой наносила румяна и затем пыталась блеском накрасить губы. Выпив таблетку от головной боли на голодный желудок и оставив включенным телевизор и свет в прихожей, женщина пулей вылетела из квартиры. По закону подлости именно сегодня и именно в это время народное столпотворение превзошло себя и вынудило её взять инициативу в свои изящные руки, что она и делала, расталкивая недовольных пассажиров на эскалаторе. Как только её нога оказалась на устойчивой поверхности, женщина ринулась бегом через площадь. Придерживая лёгкую плиссированную юбку от шалостей налетавшего ветра, она ловко перескакивала плоские лужи и низкие бордюры. Уже в лифте она вынула из деформированной причёски шпильки и освободила волосы. "Лучше романтичная классика, чем неопрятная деловитость", - подумала она и несколько раз махнула головой, разбросав пряди волос по плечам.
       Непроницаемые голубые глаза сканировали тяжело дышавшую посетительницу через модную роговую оправу очков:
      - Если я не ошибаюсь, Екатерина Костина?
      - Да, да, это я, - затараторила Кэт. - Непредвиденные обстоятельства ме...
      Секретарь красноречивым жестом руки с идеальным маникюром дала понять, что объяснения излишни. Она указала женщине на объёмный диван в углу и, подхватив поднос с чашкой ароматного чая, вошла в кабинет. Она появилась снова уже через минуту и, деланно улыбаясь в морщинистые губы, объявила Кэт, что её ожидают.
       Девушка не успела поздороваться и прикрыть за собой дверь, как мужчина хрипло поинтересовался:
      - Хотите чай или кофе? - и, не дожидаясь ответа, тут же добавил, - тогда скажите Вере Петровне, чтобы сделала.
      Кэт на секунду опешила от такого приёма, но сообразив, чего от неё хотят, вежливо отказалась от напитков.
      - Сразу прошу прощения, за мой голос. Простуда. Потому давайте быстро и по существу.
      - Где я могу разложить чертежи? - деловито спросила Кэт, а про себя подумала: "с удовольствием, я тоже не совсем в порядке"
       Мужчина, быстро обвёл комнату глазами и указал на дубовый стол, который располагался возле самого окна, упираясь в него торцом. Предмет не совсем вписывался в интерьер комнаты. Слаживалось впечатление, что стол служит неким складом для неосуществлённых идей, всплеска фантазии и разных полезных и случайных предметов. Здесь стоял великолепный бумажный макет здания - книги, несколько деревянных человечков с гладкими лицами и длинными ногами, уникальная конструкция из зубочисток, изображающая католический собор, несколько тетрадей, папки, пенал, ручки, карандаши, резинки, чашка с недопитым кофе и пепельница с одним окурком.
      - Давайте, я помогу... - мужчина убрал со стола папки, переложив их на подоконник.
      - Не беспокойтесь, здесь достаточно места, - она чувствовала, как в груди тревожным маятником начинает колотиться сердце. "К чему бы это? Почему именно сейчас? Неужели, не примут? Передумают?"
      -Мг... В доработке ещё лучше, - улыбнулся мужчина и закашлялся. - Извините. Весна. Сквозняки повсюду, вот вам и результат. - Да. Единственное. Я бы ещё подумал над названием, - мужчина внимательно посмотрел на бледное лицо женщины. - Нет, оно мне нравится, но мой компаньон не совсем уверен. Кстати, он задерживается... Хотелось, конечно, чтобы он взглянул... - Кэт уловила нотки неуверенности в голосе архитектора и поёжилась. "Что-то он не договаривает, юлит. Почему раньше не сказали, что со слоганом не согласны? Ну, ничего, переделаем, если нужно. Разве это проблема?" - пыталась успокоить трепещущее сердцебиение Катя, еле заметно кивая головой в такт словам мужчины.
       Вдруг за спиной раздался низкий мужской голос, который заставил её вздрогнуть и мгновенно обернуться. На неё смотрели знакомые серые глаза! Сердце добежало до финишной полосы и притаилось. Кэт почувствовала, как кровь ударила в лицо, снова разбудив височную боль. Ноги стали ватными, а рука судорожно вцепилась в край стола. Горячая волна подкатила к горлу и разлилась по всему телу мелкой дрожью.
       На мгновение Герману показалось, что небо рухнуло на плечи, и он чувствует прикосновение той самой неведомой Силы, о которой недавно читал. Она, как опытный кукловод, дёргая за невидимые нити ощущений, шаг за шагом, всё ближе и ближе, подводила его к осуществлению желания. Он поверил ей. Он впервые не стал сопротивляться внутренним порывам и пошёл следом... Вдруг дуновение ветра хлестнуло его по щеке, подбросив воротник плаща. В эту же секунду он увидел, как пышные волосы девушки взметнулись вверх, закружились вихрем над столом листы бумаги, и с грохотом захлопнулось окно, безжалостно зажевав гардину. "Ушла, - пронеслось в голове, - выполнила и ушла". Ощущения предчувствия больше не было. Ему на смену пришли безграничная радость и предвкушение счастья.
      - Закрой дверь, сквозняк! Герман! - орал Глеб, напрягая простуженные связки, быстро шагая навстречу другу - Эффектное появление, ничего не скажешь! - он попытался засмеяться, но тут же хрипло закашлялся. - Наконец, ждём только тебя. Достойная реклама! Я лично одобряю, кстати, и слоган тоже. Мне кажется, это близко народу. Что может быть лучше, чем любовь? Не знаю, что тебе не нравится, - он говорил на придыхании, в коротких паузах между словами отхлёбывая горячий чай и, не замечая оторопевшего друга, сделавшегося белым, как стена. Подойдя к нему впритык, он шепнул на ухо, - специально опоздал? Думал, что я уже управился? Кстати рекламистка тоже опоздала. Может это знак? Как думаешь?
       Герман медленно перевёл на него взгляд и еле заметно кивнул. Затем развернулся к вешалке, повесил на неё плащ, прошёл к письменному столу, что-то долго искал между бумаг, сел, снова встал и уже почти спокойно посмотрел на женщину:
      - Вы будете кофе?
      - Нет, я её уже спра... - начал, было, Глеб.
      - Да, спасибо. С двумя кусочками сахара.
       Глеб Александрович удивлённо посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на друга и театрально приподнял одну из бровей. Интуиция ему подсказывала, что накануне предчувствие, о котором поведал ему Герман, себя оправдало. У девушки были светло коричневые волосы, слегка заострённый подбородок и живые карие глаза. Не хватало только красных туфлей. "Неужели она? Надо же... Мистика...Пора сматывать удочки, пока не передалось и мне", - подумал он и мысленно улыбнулся. Вера Петровна внесла поднос с двумя чашками, поставила его на дубовый стол и, передав короткую информацию из отдела бухгалтерии, деловито удалилась.
      - Всё! - вдруг заявил Глеб. - Я свою миссию выполнил. Одобрил. Теперь могу удалиться и заняться лечением. Имею право. До свидания, - обратился он к женщине и слегка поклонился, - надеюсь на сотрудничество, - на последнем слове он перевёл взгляд на Германа и еле заметно подмигнул. - Реклама достойная, но решать тебе...
       ...Они сидели по обе стороны стола и молчали. Она смотрела в окно, а он не сводил глаз с неё. "Почему вы на меня так смотрите?" - глухим, не своим голосом, наконец, спросила она, не поворачивая головы. Он ничего не ответил, но опустил глаза на карандаш, который безжалостно теребили его нервные пальцы. Вдруг из-за тучи моргнуло солнце, и весело заиграло в её волосах и радужке глаз, окрасив их в золотой цвет. В ореоле свечения она казалась ему необыкновенной, даже не земной. А если и из этой планеты, то сотворенной из чего-то сладкого, даже медового. Его воображение так увлеклось, что он почувствовал сладость на губах и облизнул их. Секунды отсчитывали восхищение, а его глаза смаковали каждый штрих женского профиля. Ему хотелось, чтобы это мгновение длилось целую вечность, медленно растягивая ощущения радости, как карамельную нугу. Вдруг её ресницы дёрнулись и почти по-детски испуганное, украшенное на носу еле заметными мелкими веснушками лицо, посмотрело на Германа.
      - Кто вы? Я вас знаю? - девушка почему-то говорила шёпотом.
      - Я Герман, - он протянул ей руку с красивыми длинными пальцами. Она обхватила их своими нежными маленькими и почувствовала, как нитка тока пробежала через прикосновение.
      Смутившись, она поспешила отдёрнуть руку и неловко улыбнулась:
      - А отчество?
      - Александрович. А Вы?
      -Я - Кэт... То есть Екатерина Семёновна... Можно, просто Катя.
      - Так просто, Катя, - ей показалось, что он произнёс её имя с удовольствием. Ещё никогда её имя так не произносили. Из его уст оно звучало почти интимно, как будто, выговаривая его, он знал её всю, от макушки головы до кончиков пальцев. От такой догадки, у неё закружилась голова, и пересохло во рту. Девушка поспешила отпить остывший кофе. Нужно было срочно взять себя в руки, чтобы отвлечься от неприличных мыслей.
      - Я тут...вот... принесла рекламный... набросок. Вернее, это наш вариант... в законченном виде, - голос не хотел слушаться, подскакивая на каждом слове в сбивающейся интонации.
      - Кто это придумал? - Герман держался превосходно. Он вдруг почувствовал в себе взрывную энергию, почти как в молодости, когда с восхищёнными глазами и невообразимыми идеями хотел покорить мир. Только теперь эта сила не была направлена на объекты извне. Она обжигала внутри. Растекалась по всему телу, проникая в самый центр сердца и сжимая его дурманящими приступами аритмии.
      - Я... Вам не нравится?
      - Я в восторге!
      - Но... Но мне сказали, что слоган не слишком...
      - Наоборот, он мне особенно близок, - вдруг выпалил Герман, удивляясь своей смелости. Его распирало от радости, как нашкодившего мальчишку, который избежал наказания.
      - Мне кажется или вы иронизируете? - в голос девушки просочились обидные нотки. - Если что-то не так, вы скажите прямо, и я всё исправлю. - Она пыталась не смотреть на него в упор, скользя смущённо-растерянным взглядом то по его рубашке, то опуская глаза на руки или переводя внимание на бумажный макет.
      - Ни в коем случае, - его голос сделался почти нежным. - Простите меня, если я выразился слишком откровенно. Но я сказал правду...
      - Я лучше пойду, - вдруг произнесла она и встала. - Как примите окончательное решение...
      - Я уже его принял... Реклама нам подходит. Спасибо за оперативность и воображение... - быстро заговорил мужчина и тоже поднялся.
       Герман в панике перебирал фразы в голове, чтобы удержать её ещё хоть на минуту. "Сказать, что уже однажды видел её и даже преследовал, было бы верхом глупости и самонадеянности. Попытаться пригласить пообедать - было банально и выглядело бы не совсем профессионально. Такой шаг может испугать её. Что делать?" - вопрос Чернышевского стал для него актуальным, как никогда раньше.
      - Спасибо, - девушка улыбнулась. - Если честно, я не ожидала, что из этого что-нибудь получится. Я нарисовала его в полусонном состоянии, не сознательно, сама не знаю, как так получилось, - сказала она и испугалась неуместной откровенности. Какая разница директору агентства, как она дошла до своей гениальной идеи? Но его лицо вдруг просияло.
      - Получается, ваше подсознание лучше знало, что вам нужно. А, может быть, интуиция? Со мной тоже такое случается... Особенно, в последнее время...
       Катя смотрела во влажные серые глаза и не верила своим ушам. Он так просто, почти фамильярно разговаривает с ней, шутит, улыбается. А ведь её директор предупредил: "Будь предельно сдержанна и точна. Там лишних слов не любят". Может быть, она снова спит? Или... сходит с ума... Нет... Человек, который не выходил из её головы последних два месяца, стоял теперь перед ней, как рождественский подарок. Такой красивый, притягательный, надёжный... Как она может так думать? Она ведь его совсем не знает... Или знает? Может, она была знакома с ним в прошлой жизни? Ощущение "своего человека" не покидало её ни на секунду. От него исходило тепло, которое пьянило и подчиняло волю и разум. Что ей делать? Как себя вести? Он бесспорно её помнит - она это чувствует, но что дальше? Нужно ли, чтобы было это дальше? "Нужно, нужно, нужно" - эхом выстукивало сердце. Теперь он ей нужен, как воздух... На мгновенье она ощутила безграничное счастье, но острый страх тут же сковал тело. Чувства сцепились внутри неё в жестокой борьбе, вызывая слабость и головокружение. Кэт почувствовала, как нервная тошнота подходит к горлу. Она глубоко вдохнула, посмотрела на левое запястье, где притаились небольшие часики, и выпалила:
      - Простите, мне нужно идти. У меня назначена следующая встреча. Спасибо за... эту...поддержку и... До свидания...
       Он не успел ничего ответить, как женщина выпорхнула из кабинета, оставив в воздухе слабый аромат нежных духов. На улице Кэт наполнила лёгкие до отказа свежим, слегка влажным воздухом. Стало легче. Если бы он задержал её ещё хоть на минуту в кабинете, она потеряла бы сознание. "Ты невменяемая дура! - внутренний голос вынес вердикт. - Уйти от того, кого желала больше всего! Идиотка! Что теперь? Может, вернуться? Извиниться?... Нет... Нельзя... Он, наверное, подумал, что ты не в себе или...равнодушна к нему..." В этот момент небо зарычало, бухнуло и на щеку Кэт упала холодная капля. За ней другая. Ещё и ещё... Погода, не стесняясь, считывала её настроение, смешиваясь с солёной водой, застывшей в карих глазах. Женщина шмыгнула покрасневшим носом и побежала к метро, прижимая рукой лёгкую юбку...
       ...Он открыл настежь окно и вдохнул дождливую свежесть. Его глаза были закрыты, а на лице застыла блаженная улыбка. Вдруг небо осветила вспышка. Оно задрожало и, огрызнувшись, заплакало. Он открыл глаза. Внизу тонкий силуэт девушки в светлой юбке быстро пересекал площадь...
      
      
      
      
      
       ВОЖДЕЛЕНИЕ
      
       Болезнь
      
       Кто бы мог подумать, что обычный потолок может отражать наши мысли. Прошёл ровно час, с того времени как Кэт, в джинсах и ветровке, упала на неубранную постель и уставилась на белое полотно над головой. Она сегодня болела - потому имела полное право ничего не делать. Гастроэнтерит - такой диагноз устроил всех. Знакомый врач, предпочёл его неопределённому "депрессивное состояние". Подействовало. На роботе сочувственно пожелали скорейшего выздоровления, а муж, присоединившись к последним, тут же добавил, что вынужден задержаться на работе допоздна - отчёт. Именно такой реакции она от него и ожидала. Из двух зол он, как обычно, выбрал меньшее. Дочь очень кстати на три дня уехала с классом на экскурсию. В общем говоря, ситуация сложилась, как нельзя лучше - никто не мог заметить подвоха в диагнозе и её настоящего недомогания. Кэт, наконец, приобрела уйму времени, чтобы успокоиться и подумать, как ей жить дальше. Но думать у неё получалось только о нём. Из потолка на неё смотрели всё те же серые глаза. Они улыбались. Картинки недавних событий медленно подменяли одна другую. Вот она пожимает ему руку. У него длинные крепкие пальцы и горячая ладонь. Тёмно русые волосы, густо припудренные голубой сединой, аккуратно зачесанные назад. Небольшой белый шрам на щеке... И губы... Сочные...Со слегка опущенными уголками...Она прокручивала в памяти вновь и вновь их разговор, смакуя каждый штрих, жест, взгляд, интонацию...
       Как она могла сбежать? Она же так мечтала о встрече! Рисовала сны, строила предположения, вглядывалась в лица пассажиров и прохожих. А потом взяла и сбежала! И что он теперь о ней думает? ... "Может, он обо мне вообще не думает? Может, для него это очередная интрижка? Обычный флирт, мимолётный интерес...- неприятные догадки иголками встревали в сознание. - Нет, не может быть. Он не такой. Он, так же как и я, ждал этой встречи. И для него мой визит был тоже неожиданностью. Это было видно! Он тоже волновался... А я дура! Два бегства подряд! Сначала из кабинета, а теперь на "больничный". А если он меня ищет? Вдруг позвонит на работу, а я отсутствую? Вдруг он расценит это не правильно? Подумает, я его избегаю... Но ведь я именно так и поступаю! ... Что же делать, что же делать?! Вернуться на работу и сказать, что мне уже лучше? Нет, нет, нет... Мне нужно отдышаться. Свыкнуться с мыслью, что... Что... Что, я его люблю..."
       Её губы еле заметно растянулись в подобии улыбки. Она закрыла глаза и выдохнула. По телу пробежали мурашки. Стало холодно. Кэт укуталась в одеяло и скрутилась калачиком. Такое обычное слово, слышимое ею часто и повсюду, из экранов телевизоров и из сотни уст. Но она его ещё ни разу не примеряла на себя. Любовь к Танечке была из другого теста - само разумеющаяся и родная. А чувство к мужу оказалось ей не по размеру. Оно поджимало и душило её. Что тут скрывать, она с самого начала знала - ей будет в нём тесно. Не было вспышки, потому не было огня и пламя так и не смогло разгореться. В их отношениях с первых же дней знакомства было всё ровно и правильно. Володя пришёл в фотоателье, где она работала, чтобы заказать снимки к свадьбе друга. Он был предельно вежлив и обходителен. Она - натерпевшаяся и невероятно уставшая от нечего не обещающих коротких связей с претендентами на её сердце... Им было удобно друг с другом, хотя и не интересно. Катя вспомнила слова своей мамы - не важно, если интересы супругов не совпадают, главное, чтобы они не мешали. Ей его пристрастия и привычки не отравляли жизнь. Он - на её предпочтения тоже не жаловался. Семья состоялась... Только они в ней, как показало время - нет. Это было мнение Кэт. Что считал по этому поводу Володя, она не знала. Скорее всего, он не задавал себе таких вопросов, живя в своём идеальном мире, сшитом из правил, ограничений и комплексов...Она до сих пор не знала, что значит для него любовь. Почему? Ей просто это было не интересно...Впрочем, как и теперь...как и раньше с другими... Она помнила из своей молодости лишь один случай с намёком на влюблённость...
       На четвёртом курсе института в Киеве она познакомилась с энергичным симпатичным парнем. Его звали Всеволод. Их тянуло друг к другу, но страсти быстро утихли, превратившись в каждодневные обязанности. После окончания учёбы они устроились в одну фирму и сняли общую квартиру. Когда Катя намекнула, что им лучше расстаться, Сева подарил ей фотоаппарат PENTAX с автоматической экспозицией, который к тому же был снабжён трансфокатором (Zoom 70/ IQZoom). Роскошный подарок ему привези из-за границы по большому блату. Когда девушка увидела его, она чуть не потеряла дар речи. "Этот аппарат может отличать улыбку от усмешки!" - кричала она, глядя на первые свои снимки. Катя оценила жест Севы, но ненадолго. Он подкупил нелюбовь к себе её мечтой, тем самым продлив их отношения ещё на четыре месяца... Тогда она поступила не красиво. Пока Всеволод находился в командировке, девушка собрала вещи и, написав на клочке бумаги сухое "Прости", укатила покорять Москву. Уже через полгода, на пороге первых разочарований, она почти сожалела о своём бегстве. Набравшись смелости, Катя позвонила бывшему парню, чтобы извиниться. Но в этом нужды уже не было - в трубке весело щебетал голос новой пассии Севы... Это были её первые серьёзные отношения. Смешно... Особенно сейчас, когда смотришь с высоты прожитых лет... "Одно радует - оглядываясь назад не о чем жалеть...кроме как о возрасте", - Катя поморщилась. А, может, это не так и хорошо. Если не о чём жалеть, значит всё зря? Значит, как и не жила? Но теперь...теперь она живёт? Она любит...или...
       Что она вообще знает о любви? Только сейчас, в свои тридцать девять лет, она впервые узнала, как это желать до умопомрачения. Когда подкашиваются ноги, пересыхает во рту, кружится голова и выпрыгивает сердце. Но странное дело, недомогание только усиливало вожделение, приближая её к счастью. Что тут хорошего? Ничего! Хорошо - слишком мало, чтобы выразить подобное состояние. Ему ещё не придумали названия. Раньше Кэт не знала что, душевные страдания могут доставлять удовольствие, а бессилие и недомогание восприниматься, как наслаждение. Когда, кажется, ты находишься между небом и землёй - стремясь всё выше к облакам, каждую секунду рискуя сорваться вниз. Гипнотическая смесь ощущений вечности и обречённости. Словно наркоман, который тянется к очередной дозе, чтобы испытать приход и забыться. А потом будь, что будет...Это и есть любовь? О ней говорят часто и много, но не все с ней знакомы в лицо. Она может поставить тебя на колени и вознести выше облаков. Она может тебя убить или заставить жить и надеяться. Она - палач и созидатель, яд и лекарство, просветление и сумасшествие... Это единственная болезнь, которую принимаешь, как подарок судьбы, осознавая, что она может оказаться губительной. Возможно, если её пережить на первой стадии, то она тебя наградит бесконечным счастьем. А если предать - отберёт душу. Но ею можно и не заболеть, прожив долгую хорошую бесполезную жизнь... Такую, как у неё была до встречи с ним... "Как я могу так думать?! Бездушная стерва и эгоистка. А Танюшка?! Она для меня всё!" - Катя возмутилась своим мыслям. Но кто-то другой внутри неё прошептал: "Конечно, ведь ты мать. И это нормально. Ты всегда её будешь любить. А потом она уйдёт от тебя, создаст свою семью, родит детей. С кем останешься ты?" На глаза Кэт опустилась тонкая мутная плёнка, которая мешала смотреть и пощипывала порозовевшие веки: "У меня есть работа! Она мне нравится. Я живу ею..." - не сдавалось сознание. "Потому, что домой не тянет? - снова спрашивал противный голос. - Зачем ты себя обманываешь? Зачем убегаешь от подарков судьбы?"
       Женщина села на кровати и закрыла лицо руками. Губы ощутили солёный привкус. Мир внутри неё раскололся на две части. Каждая из них отстаивала свою правоту и добивалась её участия. Боль и радость накрепко переплелись внутри неё, то упоительно обжигая томными воспоминаниями, то наказывая хлёсткими ударами совести. Нужно было остановить эту борьбу, пока она не довела её до нервного срыва. Нужно было успокоиться, переключиться на что-то нейтральное и полезное. Рука сама потянулась к резной тумбочке возле кровати и извлекла оттуда первую попавшуюся книгу. Это был сборник стихотворений Высоцкого. Она раскрыла фолиант на середине и прочитала первое стихотворение, которое попалось ей на глаза:
       Люблю тебя сейчас
       Не тайно - напоказ.
       Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю.
       Навзрыд или смеясь,
       Но я люблю сейчас,
       А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.
      Она с силой захлопнула книгу и, швырнув в стену, заплакала навзрыд.
      
      
      
      Радость
      
       Герман смотрел на сосредоточенную мордочку Ушаца и еле заметно улыбался. Котёнок сидел на подоконнике и внимательно следил за птицами, парящими в свободном полёте. Солнечный свет окутывал его золотым ореолом, запутываясь в длинных усах и просвечивая нежно розовым оттенком большие уши. Вдруг он повернулся к мужчине и тихо мяукнул. "У него такие же глаза, как и у неё, - весело подумал Герман. - Медово лучисты". Котёнок легко спрыгнул на стул и, осторожно ступая, вскарабкался на руки к Герману. Мужчина провёл рукой по шёлковой шерстке и Ушацъ тут же завёл свою любимую песню...
       ...С их встречи прошло три дня. В агентстве сказали, что Екатерина Костина заболела, и будет отсутствовать несколько дней, заверив, что это неприятное обстоятельство никак не скажется на контрактном соглашении. Телефонная трубка в руке мужчины недовольно ныла короткими гудками, а он не подвижно стоял, обдумывая услышанное. Теперь сомнений не было. Она к нему не равнодушна или... Может, он перегнул палку? Не нужно было так откровенно смотреть на неё? Возможно, она испугалась? И вообще, кто ему сказал, что она в нём нуждается? Высшие силы со странными снами, забытыми газетами и случайными совпадениями?
       "Ведь у неё наверняка есть муж, дети... Она - талантливая личность, красивая женщина, счастливая жена. А кто я? Потерявшийся в жизненном потоке самонадеянный идиот. Зачем я ей нужен? Имею ли я право лезть в чужую семью только потому, что не могу совладать с чувствами? Я настолько эгоистичен перед ней и перед своей женой, что мне даже не совестно! А ведь в сущности моя "нечаянная радость" это не что иное, как измена. Уже на протяжении трёх месяцев я думаю только о Кате. Я дышу ею, мысленно прикасаюсь к ней, ощущаю её присутствие в моей жизни. Неужели, факт отсутствия физической близости, даёт нам думать о преданности и чистоте помыслов? ... Хотя для нас с Гретой слово семья давно превратилось в шаблон для идеальных отношений. Обстоятельства так сложились, что мы вместе. Нам так удобно. Мы считаемся друг с другом. Стараемся не нарушать личностное пространство каждого и интеллигентно проглатывать неприязнь и раздражение. Мы давно не желаем друг друга, ни физически, ни морально. Мы не интересны один другому, не понятны, не востребованы, не разгаданы... Мне не интересна её жизнь, а она равнодушна к моей. Почему тогда мы вместе? Зачем?... Да, но... Это мои проблемы, мой выбор, моя жизнь...
       ...Ждать ответного искреннего чувства со стороны Кати крайне самоуверенно и жестоко. Вторгаться в чужую жизнь из-за необузданного вожделения... Это естественно, что она испугалась моего натиска и решила на время отстранится от дел, чтобы быть от меня как можно дальше. Я для неё - угроза! Вирус...Она хочет выждать время... А если, нет? Если я ошибаюсь? Я же видел, как она на меня смотрела! Я чувствовал! ... Её болезнь - это бегство от себя... Я лишь причина. Возбудитель инфекции..."
       Рабочая неделя как никогда мелено приблизилась к четвергу. По просьбе Германа Глеб аккуратно осведомился о здоровье сотрудницы Костиной и к радости первого, сообщил, что она уже выполняет свои прямые обязанности. Лицо мужчины вспыхнуло, но уловив смеющийся взгляд Глеба, напустило строгий вид и спряталось за листом ватмана, раскрытым прямо перед ним. Когда дверь за другом закрылась, Герман откинулся на объёмную спинку кресла, заложил руки за голову, прикрыл глаза и позволил себе расслабиться. Он сиял. В нём было столько радости, что, казалось, он может ею наполнить полгорода. Она распирала и рвалась наружу. От нахлынувших эмоций ему хотелось орать во всё горло. Но разве он может! Чёртовые стереотипы и эталоны, которые связывают нас по рукам и ногам, отрезвляя буйные головы!
       Оставалось дело за малым - организовать следующую встречу, но так, чтобы Кэт обязательно согласилась на неё прийти. И снова на помощь пришёл друг. Глеб явился после обеда в приподнятом настроении и с порога заявил, что торжественного вечера по случаю запуска проекта им не избежать. Он театральным жестом бросил на стол папку с черновиком в несколько листов с именами гостей и официальных лиц и попросил Германа просмотреть на скорую руку. Организацию вечера он уже вверил в "загребущие" руки профессионалов. Об этом говорило подробно описанное Глебом мероприятие. Особенно поражали величественное здание, где намечалась светское "парти" и примерная сумма на затраты последнего. Пока Герман изучал список приглашённых, друг, размахивая руками и, жонглируя эпитетами, с воодушевлением рассказывал о перспективах намечающегося торжества. Ударение делалось на нужных людей и на расширение архитектурной мысли и невиданных просторов, не раздельно связанных с ними.
      - Ну, что, всё? Я никого не упустил? На счёт арх палаты ты со мной согласен? Пока, конечно, они нам ни к чему, но ты сам понимаешь! Тот предупреждён, кто вооружён! Правильно? И ещё я в конце дописал ребят из инженерного...
      - Из рекламного не всех вписал, - вдруг сказал Герман.
      - Да? Кого пропустил? - Глеб выдернул из рук партнёра листы и быстро заскользил глазами по глади исписанной бумаги. - Нет, тут все! Креативный директор, потом Михаил Ива...
      - Глеб! Какой Михаил Иванович?! - перебил его радостный голос Германа. - Нужно пригласить людей, которые непосредственно участвовали в работе над рекламой. - Мужчина не двусмысленно смотрел на удивлённую физиономию друга.
      - А! Ну, так бы и сказал, - глаза Глеба сощурились. - Обязательно... Я бы даже сказал, создателя рекламы и её подругу. У неё ведь должна быть подружка? Что-то мне подсказывает, она ей помогала в творческом процессе.
      - Да, хорошая идея, - поддержал его игривый тон Герман.
      - Только, как это будет выглядеть?
      - Нормально! Мы ведь очень довольны этой рекламой? Почему бы не поощрить людей за быстро и хорошо проделанную работу?
      - Да, я доволен. А некоторых, как я посмотрю, рекламистка не на шутку очаровала! Что значит - профессионал своего дела!
      - И я о том же! Вот именно по этой причине её и следовало бы пригласить на вечер. А чтобы успокоить твоё волнение, можешь так же разослать несколько пригласительных в " Деловой дом". Они ведь с нами часто работают. Будет такой себе экилибр.
      - Точно! Ingenio stat sine morte decus! - воскликнул Глеб.
      - Снова твоя латынь! Как же мне жаль твоего детства! Давай переводи своё ругательство!
      - Удел гения - бессмертная слава!
      - Но это не обо мне, - отмахнулся от него Герман, - разве что совсем немного. Не могу, чтобы не потешить самолюбие. Мелочь, а приятно.
      - О тебе другое: Amor etiam deos tangit! Что означает - любовь ранит даже Богов.
      Герман внимательно посмотрел на друга, усмехнулся и медленно произнёс:
      - Тогда мне суждено умереть...
      
      
      
      
      
      ТОРЖЕСТВО
      
       День плавно перетекал в вечер, одевая на плечи домов голубую шаль сумерков. Проснулся лёгкий ветерок. Рассекая свежим дыханием душный воздух, он игриво разносил ночную прохладу по тротуарам, скверам и подворотням. Молочная тень луны пробиралась через тёмно сизые гардины неба всё выше, просвечивая серебром в складках облаков. Её дрожащее отражение скользило вслед за ней по зеркальной глади реки, ныряя под мосты и случайные лодки. Вскарабкавшись на самый верх, она остановилась над огромным помпезным зданием, окружённым со всех сторон свечением длинноногих фонарей, которые не давали уснуть цветочным клумбам, рассаженным вокруг сооружения. Яркий свет заливал аккуратно выстриженный газон и кусты, мозаичную площадку и здание, безжалостно гася в себе великолепие сияющего диска луны. Сама конструкция начиналась миниатюрным белым мостиком. Он поднимался волной над резвым ручейком, переходя в низкие ступени с массивными перилами. Последние стройным рядом устремлялись наверх и, сливаясь с небольшой мраморной площадкой, упирались в жёлтое сияние стеклянной веранды. Перед дверями стояли два швейцара в безупречно белых одеждах. Их слащавые лица желали каждому новоприбывшему приятного вечера, дополняя приветствие лёгким поклоном. Затем величественным жестом руки, двери открывались, и посетители оказывались в сказочном мире, сотканном из цветов, лёгкой музыки, игристого шампанского, шуршания голосов и вечерних платьев.
       Подруги опаздывали. Их машина подъехала к месту торжества, когда первая часть вечера подходила к завершению. Были произнесены речи напутствия и благодарности, вынесены решения и определенны "виновники торжества". Публика немного подустала от "обязательной" болтовни, борясь с зевотой и старательно скрывая под умилительными улыбками скучные мины. Девушки не намеренно пропустили ораторскую часть вечера. Вина за опоздание полностью ложилась на плечи Кэт. А своему присутствию на вечере она была обязана Наташе, которой всё-таки удалось убедить подругу поехать. Нате пришлось испытать на себе и героически выстоять психическую атаку, слёзы, ор, апатию и даже приступы истерического смеха, которые обрушила на неё Катя. Девушка смотрела на подругу и не верила своим глазам. Всегда спокойная и уравновешенная Кэт вела себя не допустимо, не адекватно, не разумно! Диагноз подтвердился. Она втюрилась по уши, если не до самой макушки. Ната в течение двух часов терпеливо наблюдала, как две невидимых силы борются в одном человеке, ловко жонглируя его эмоциями, и благодарила Купидона, что тот летает далеко от неё. Наконец, ей надоел спектакль, невероятно напоминающий знаменитую "Собаку на сене" Лопе де Вега и имеющий все права назваться "Любовь, зачем ты мучаешь меня", и она решила положить ему конец. Пришло время удивляться Кате. Наташа так кричала, что Зум, несмотря на все запреты хозяйки, выскочил из своего убежища и стал истерически подвывать. В конце концов, все успокоились, выдохнули, и Кэт, заново приобретя способность здраво мыслить, засобиралась на вечер.
       Ярко красное платье в пол, с разлетающимися лёгкими фалдами и оголёнными плечами смотрелось шикарно. На нём не было ничего специального или необыкновенного. Но не замысловатый покрой, простота линий, буйство света и стройный силуэт Кати делали его гениально женственным. Ната, как обычно облачилась в её любимую фиолетовую гамму. Широкий шифоновый рукав, собранный на запястье, глубокий треугольный вырез на спине и расклешенная, в несколько слоёв, юбка, чуть прикрывающая колени. Женщины зашли в вестибюль, когда праздник был в самом разгаре, потому затеряться среди толпы не представляло никакого труда. Встретив парочку знакомых из отдела, они вежливо поболтали. Потом направились к шикарному буфету, где им удалось пообщаться с конкурентами и отведать аппетитное канапе с Кокиль Сен-Жак и креветками. Утопающие в комплементах и любопытных взглядах, они проследовали по длинному коридору, раздавая сдержанные улыбки приветствия незнакомым гостям. Подхватив на ходу фужер с шампанским подруги, не спеша, проследовали в самый центр пиршества и тут же наткнулись на необычно доброе лицо директора отдела распространения рекламы. Он восхищался проделанной работой, вечером, выпивкой, нарядами и красотой женщин. Потом, произнеся совершенно неприличный тост, стал подмигивать подругам, намекая на уединённое продолжение банкета, причём, обеим сразу. Деликатно отвязавшись от его приставаний, насколько это было возможно, они быстро нырнули в поток неизвестных лиц, восторгающихся праздником и ... потерялись.
       Катя растерянно смотрела вокруг себя, ища Наташу. Но её мысли и глаза были обращены сквозь подругу, в панике "сканируя" присутствующих. "Где же он? Где?" Она растерянно оборачивалась вокруг себя, безостановочно повторяя свой вопрос, как молитву. От волнения и скопления людей закружилась голова. Бросило в жар. Стало трудно дышать. Она, подхватив ещё один бокал с напитком, вышла на огромный балкон. Здесь людей почти не было. Набрав полные лёгкие прохладного воздуха, Кэт медленно пошла вдоль колон. Она подошла к краю балкона и, подняв голову к небу, всмотрелась в искрящиеся глаза далёких звёзд. Вдруг сердце забилось так быстро, что всё внутри неё сжалось, перекрыв дыхание. Снова, как в метро, она кожей ощутила прикосновение его глаз. По спине пробежал холод. Она вздрогнула.
      - Это вы? - тихо спросила Кэт, не поворачивая головы.
      - Да, - коротко ответил знакомый голос.
      - Прекрасный вечер. Спасибо за приглашение, - дрожащая интонация предательски выдавала её волнение.
      - Спасибо, что приняли его... Я боялся, вы уже не придёте...
      - Я тоже боялась... что не смогу прийти...
      - У вас что-то случилось?
      - А у вас нет? - вдруг твёрдо спросила она и развернулась к нему лицом.
      Её взгляд был вызывающе-требовательный. Герман, не отрываясь, смотрел ей в глаза и видел, как сквозь вызов просачивается мольба и нежность, растворяя его самообладание. Он приблизился и осторожно дотронулся до её руки. Кэт вся подобралась и затаила дыхание. Он медленно провёл длинными пальцами по нежной коже и, остановившись возле локтя, слегка сжал его. Его лицо было совсем близко. Она ощущала его дыхание и смятение, с которым боролась сама. Герман хотел к ней наклониться, но она вдруг остановила его, отрицательно безмолвно покачала головой и быстро зашагала в сторону зала.
      - Постойте! - он успел схватить её ладонь и, притянув к себе сзади, крепко обхватил за талию. Её спина соприкасалась с его грудью, а ягодица упирались в пах. Она не видела его лица, но его губы были возле её шеи, обжигая горячим дыханием. Слух ловил быстрый шепот, заставляя терять разум и таять в его руках. "Хорошо, что ты сейчас на меня не смотришь. Твой взгляд заставляет меня смущаться... Я будто мальчишка... Прости меня, прости... Я, наверное, слишком настойчив...Но я не знаю, что мне делать... Я не могу без тебя... В это трудно поверить, я знаю... Но я не могу объяснить то, что со мной происходит. Мне просто нужно тебя видеть, слышать, вдыхать твой запах... Ты мне не веришь? Не веришь?" Она молчала, заставляя его испытывать отчаянную безысходность. "Прости... Я... Я... Мне просто казалось... Да, мне казалось. Я не должен был так поступать. Я сделаю так, как ты захочешь...". Он путался в совах, а она чувствовала, как её волнение выходит наружу горячими струями, рассекающими лицо. Становилось легче. Она повернулась к нему и внимательно заглянула в бледное испуганное лицо.
      - Мне не за что тебя прощать... - приподнявшись на носочках, она с наслаждением дотронулась до его губ...
       ...Кэт стояла в крайней кабинке туалета, прижавшись к холодной стене спиной, и мысленно прокручивала недавнюю сцену. У неё пылали щёки, а глаза горели радостью. Он её целовал так сладко, так трепетно, так страстно... То ненасытно, быстро, то вдруг медленно, наслаждаясь каждым миллиметром её лица. Как кружилась голова! Подкашивались ноги и млели руки! Блаженная улыбка застыла на лице женщины, выражая внутреннее бесконечное счастье. Вдруг откуда-то, из другого мира, позвали. Сначала шёпотом, потом громче, ещё громче. Кто-то называл её имя. Катя дёрнулась и прислушалась. Это был голос Наташи. Девушка выдохнула и, нажав на спуск воды, вышла из кабинки.
      - А, ты здесь! - выкрикнула Ната. - Я тебя уже целый час ищу. Начала реально беспокоиться. После домашней истерики, от тебя можно всего что угодно ожидать. - Наташа вдруг остановилась, внимательно пригляделась к подруге и заговорила почти шепотом, - Ты его видела? Да? Вся сияешь!
      - Да, - сдерживая улыбку, сказала Кэт и обняла подругу.
      - О! Я так понимаю, что не только видела, но и...
      - Боже мой... Как я счастлива, - тихо произнесла Катя.
      - Супер! Но ты смотри, чтобы это твоё счастье не зашкаливало! Ты понимаешь, о чём я говорю? - Ната серьёзно посмотрела на подругу.
      - Думаю, что да, - сказала Кэт и помрачнела. - Я замужняя женщина, у меня ребёнок, работа... Я не могу себя вести безрассудно и легкомысленно. Ты об этом?
      - Разумеется. Чувства - это, конечно, прекрасно. Но держи их при себе. Хороший любовник - это уже подарок судьбы, поверь мне. Всё равно, всё проходит. Один чёрт - любишь или не любишь, а финал один! Остаёшься сам с собой любимым!
      - Ну, спасибо тебе, что разделила мою радость и ободрила! - укоризненно сказала Катя.
      - Я же по-дружески, - улыбнулась Наташа. - Кто тебе ещё кроме меня правду скажет? Разве что Зум? Но собачий язык ты не понимаешь, так что слушай меня.
      - А я что делаю? Слушаю, конечно. Куда мне от твоих нравоучений деться, - говорила Кэт, вытирая салфеткой в уголках глаз слегка размазанную тушь. - Я хочу домой. Ты со мной?
      - Уверенна, что хочешь уехать?
      - Абсолютно!
      - Я тебя проведу до такси, если ты не против, а сама задержусь. У меня здесь осталось не законченное дело, которое зовут Вадим.
       Они вышли из кулуара и проследовали к фойе. Боковым зрением Кэт видела, как за ней следят несколько пар глаз. Уже возле двери она оглянулась и столкнулась с его просящим взглядом "Не уходи". Герман стоял в кругу нескольких людей. Уже знакомый ей Глеб Александрович, какой-то долговязый мужчина с недовольным лицом, толстый краснощёкий директор банка и симпатичная женщина в длинном узком синем платье с глубоким разрезом на правой ноге. Женщина внимательно посмотрела на неё и снисходительно улыбнулась. Кэт проглотив тяжёлый ком в горле, нырнула в ночную прохладу.
      - Какая безвкусица, - вздохнула Грета, когда тяжёлые двери закрылись за незнакомкой, привлёкшей внимание её мужа. Она видела, как вспыхнули его глаза и нервно дёрнулся кадык. - Красный сейчас никто не носит!
      - А, по-моему, очень даже! - не согласился с ней банкир. - Разве может цвет любви быть не в моде? - засмеялся он, а Глеб его поддержал.
      - А вы, романтик! Если с этой точки зрения, то, наверное, - хихикнула Грета, прикрывая ухоженной ладошкой рот. - Я считаю, что такое платье может надеть только та женщина, которая ищет приключений. Как ты думаешь, Герман?
      - Я думаю, что мне нужно выпить, - равнодушно сказал мужчина, вспоминая вкус Её губ.
      
      
      
      
      
      
      
      
      ИЗМЕНА
      
      Ампутация
      
       Природа, распрощавшись со сквозняками и слякотью, разметав по ветру белоснежное цветение яблонь, и облачившись в жемчужное платье, вальсировала в душном павильоне лета. Иногда она спотыкалась тёплыми короткими дождями и мимолётной облачностью, но солнечная мелодия быстро сушила её одежды, весело отражаясь в мелких лужах. В очередной раз мир менялся, заставляя перестраиваться всё вокруг. Улицы, тротуары, парки, модные тенденции и вкусы - приобретали новые обличия. Люди умилительно смотрели на преображение природы, любовались цветами, примеряли новинки в магазинах и послушно покупали ароматы из летней коллекции. Потому, что меняться - это к лучшему. Меняться, значит расти, развиваться, преображаться. Конечно, если мы говорим о "лучшей стороне" обмена. Плохая сторона называется иначе - деградацией. А к какой из этих сторон можно отнести всем известные словосочетания "изменять своим вкусам и привычкам", "изменять себе", "изменять чувствам или принципам"? И здесь обрушивается водопад вопросов. Какие именно принципы, вкусы и привычки? Уверенны ли мы, что они по-настоящему наши, а не навязанные обществом или обстоятельствами? Облагораживают ли они нашу жизнь, позитивно влияя на её качество или, наоборот, усугубляют наше существование? И последнее - как мы сами для себя определяем смысл этих фраз. Если они выступают в значении предательства, то в таком случае оттенок будет явно негативным. А если перед человеком встаёт жизненно важный выбор: предать жену или изменить себе? Как ему поступить? Что выбрать? Кого предать? Кому изменить? Что лучше, несвоевременная правда или привычная ложь? Удобства или искренность? Стремление или равнодушие? Движение или застой? Практичность или душевность? Самое интересное - каждый из нас на эти вопросы может ответить, не задумываясь, но только в том случае, если они не касаются лично нас...
       Глеб смотрел в счастливые глаза друга и думал: "Насколько всё-таки измена преображает человека. Уверенный шаг, осанка, взгляд с поволокой. Такое впечатление, что он сбросил минимум лет десять!"
      - Глеб! Ты меня слушаешь? - голос партнёра распугал случайные мысли.
      - А? Да, да. Именно так мы и поступим.
      - О чём ты думаешь? Если с чем-то не согласен, то лучше говори сейчас, - потребовал Герман.
      - Мне всё нравится, - засмеялся друг. - Я рад, что ты, наконец, в прекрасном настроении. Измена тебе настолько к лицу, что хочется последовать твоему примеру!
      Герман сбросил улыбку с лица и серьёзно посмотрел на товарища:
      - Не измена, а приобретение.
      - Это смотря о ком ты говоришь.
      - Я говорю о себе! - повысил голос Герман. - Я никогда ещё не был так уверен в своих поступках. Я устал от постоянного долженствования. Устал. Мне это опротивело! Впервые за всю жизнь я чувствую, что поступаю правильно. Мне казалось, ты можешь это понять, как никто другой.
      - Понять, могу, но предупредить тебя я просто обязан. Меня жизнь уже научила. Если бы твоё увлечение было не серьёзно, я бы и слова не сказал. Но я же вижу, что с каждым днём ты вязнешь в нём всё глубже и глубже. Ты же не подросток, чтобы не понимать, твой этот правильный поступок отразится на многих людях, окружающих тебя. Рано или поздно тебе придётся расплачиваться за удовольствие. Подумай, стоит ли есть пирог, заранее зная, что он отравлен?
      - Плагиат! Стоит ли есть яблоко из рук любимой женщины, зная, что плод запретный?
      - Вот именно! Как показывает история, ничего хорошего из этого не вышло.
      - Почему же? Люди получили возможность искать истину собственноручно, - улыбнулся Герман.
      - Я и вижу, что ты в активном поиске!
      - Ошибаешься, я уже нашёл!
      - Может, поделишься? - хмыкнул Глеб и, вынув из пачки сигарету, постучал ею о стол.
      - С удовольствием. Смысл жизни - это любовь. Любовь в любом её проявлении. В жизни имеет смысл только то, что мы делаем с любовью. Работа, семья, увлечения, вера, помощь...
      - О! Не думал, что настолько всё запущенно, - покачал головой Глеб. Он отошёл к окну, распахнул его и выпустил струю дыма. Сизое облако повисло в пространстве, лениво просачиваясь в горячий воздух. - А чем же отличается измена от твоего нового чувства? Умалчиванием? Это тоже нужно делать с любовью?
      - Не стоит ёрничать. Тебе это не к лицу. Измена - это поиск лучшего. А я ничего и никого не искал. Я не пытаюсь сравнивать и выбирать. Я просто встретил "своего человека". Тебе повезло больше, чем мне. Ты свою Леру встретил ещё в юности.
      Глеб повернулся к нему лицом:
      - Прости. Ты прав. Просто... Хотя, это не моё дело..., - Глеб подошёл к телефону и, нажав на вызов секретаря, произнёс, - Вера Петровна, принесите мне сводки. Нет, мне они нужны прямо сейчас!
      - Старина... Что с тобой? Раз начал, так, давай, выкладывай! Зачем ты Веру к экономистам отправил?
      Глеб отмахнулся от последнего вопроса и спросил:
      - Ты мне просто скажи, что ты собираешься делать со всем этим?
      - Жить, - Герман сдвинул плечами. - Ты от темы не уходи, пожалуйста!
      - В смысле жить? С твоей счастливой физиономией долго болтаться между двумя полюсами не получится.
      - Я и не собираюсь! - Мужчина тяжело вздохнул. - Дай сигарету. Не дашь мне бросить, злодей! - Я в процессе размышлений, как мне поступить, чтобы это было...
      - Деликатнее?
      - Типа того... Если честно сказать, мне кажется, моё "личное" отсутствие в жизни Греты, её не сильно расстроит. Её разозлит сама ситуация, которая выставит наши отношения не в лучшем свете. Потому, я хочу взять удар на себя. Представить всё так, будто это она меня бросает. Я подонок, свинья и мерзавец! Что там в таких случаях обычно говорят?
      - Она тебя не отпустит, - тихо сказал Глеб, - и не надейся. Грета не та женщина, которая проигрывает.
      - Ты так хорошо её знаешь?
      - Она тебя в порошок сотрёт... И меня тоже...
      - А ты тут причём... А! Ну, да...
      - Я же говорю, любовь тебе все мозги выела! Пол бизнеса на Грете! И... Короче... Я думаю, она уже за тобой следит. Веру подключила. Сам видел, как она ей деньги передавала. За какие такие заслуги?
      - Потому ты её сейчас специально отослал подальше... Думаешь, слушает?
      - Не знаю, но всё возможно. Грета, это не моя Лера. Моя жена меня любит любого: не правильного, ошибающегося, изменяющего и вдрызг пьяного. Сложно объяснить её мотивацию, но это так. А у твоей - всё просто. Оступился - будешь наказан! Она всю жизнь положила, чтобы тебя отдрессировать, слепить под себя. И вдруг - такое! Я уверен, она сделает всё, чтобы тебя оставить голым и босым... и меня тоже привозом... Родительские связи ещё никто не отменял...
      - Глеб! - Герман смотрел на друга широко открытыми глазами, - что это за хрень?! Исповедь, мать твою! Ты всё это время считал, что я у своей жены на побегушках и посмеивался надо мной?! А почему бы тебе не сказать, Герман - ты осёл! Оглянись! Ты живёшь не правильно!
      - А ты сам этого не знал? Ты бы меня всё равно не услышал.
      - Может, и не услышал. Но ты мог хотя бы попытаться. - Мужчина нервно смял окурок в хрустальной пепельнице и принялся шагать по кабинету, заложив руки в карманы брюк. - А теперь, - снова заговорил он, не глядя на друга, - когда я, наконец, собрался выбраться из этого долбанного лабиринта, ты принялся меня отговаривать!
      - Я не...- начал, было, Глеб.
      - Да, я - моральный урод, - будто не слышал его Герман, - я позволил другим людям распоряжаться своей судьбой, пустил свою жизнь на самотёк. Думаешь, я этого не понимаю?! Когда даже твои собственные дети относятся к тебе со снисхождением. - Мужчина ухмыльнулся. - Они со мной считаются! Все! Кто виноват? Я, конечно. Это я позволил Грете завоевать своё мужское самолюбие и волю. Превратить нашу жизнь в одну большую проблему. Да... Мы живём, чтобы решать проблемы. Её, мои, детей, родителей, социальные. А когда они вдруг заканчиваются, мы в панике придумываем себе новые. Все эти вечеринки, приёмы, гости. Всё от того, что нам нечего сказать друг другу. Нам постоянно нужен кто-то для связки. Как химическим элементам, которые могут сосуществовать только с проводником. А иначе - никак!... Вот такие пироги... Ладно, я... А ты подумай, как ей? Зачем ей, красивой, умной бабе, всё это нужно? Жить с мужиком, зная, что он её не любит. Рожать от него детей! Ведь она меня тоже не любит, Глеб! Она меня терпит. Или это её очередная трагическая роль? Может, она мне так мстит? Но за что? За то, что я не сумел оценить её игру по достоинству? - Герман остановился в центре кабинета, опустил голову и заговорил уже более спокойно. - А ты говоришь, измена... Нет, мой друг... Всё намного сложнее. Измена - это всего лишь отрыжка после некачественной пищи. А у меня - злокачественная опухоль. Здесь помогут только радикальные методы... Ампутация...
      
      
      
      Наследственность
      
       Катя смотрела в тёмное окно, словно японский болванчик, кивая головой в такт словам мужа. Она видела в стекле своё усталое, но счастливое отражение и думала о новой встрече с Германом. Как-то странно получалось - они могли разговаривать о чём угодно и всегда. Даже когда молчали, пространство вокруг них наполнялось содержанием. Её взгляд вдруг зацепился за довольную улыбку на своём отражении, обрамлённом акварельной чернотой ночи, и она вздрогнула. Неужели в ней нет ни капли раскаяния и стыда, раз она позволяет себе в присутствии мужа думать о другом мужчине? О другом? Нет, она не как не может его так назвать. Он такой же, как она. У них похожие мысли, взгляды, желания, интересы. Катя перевела взгляд на мужа, который продолжал свой скучный монолог, глядя куда-то сквозь неё, не переставая теребить пальцами по столу. О чём он говорит? Какие-то подсчёты, убытки, квалифицированные кадры, недалёкие люди, мещанские потребности, адекватное восприятие действительности... Он бредит? Как же он не счастлив. Только не удовлетворённый человек в десять часов вечера будет выносить себе и другим мозг бессвязной чепухой, собранной за целый день на работе. Ей вдруг стало невообразимо жаль его.
      - Пойдём завтра в кино, - вдруг предложила она. Володя спотыкнулся на последнем слове и вытаращился на жену.
      - В кино? - он смотрел на неё с искренним удивлением. - Зачем? Можем из компа закачать любую ленту, если тебе надо. И потом, завтра среда...
      - Ну, и что? - спокойно парировала Кэт. - А послезавтра четверг, а после него пятница.
      - Я тебя не понимаю, - растерялся мужчина.
      - Хорошо, если не хочешь в кино, давай пойдём в театр или...
      - Кэт, ну, ты же знаешь, как я отношусь ко всем этим творческим заведениям, - перебил он её. - Если тебе так приспичило, пригласи Наташку. Ей нравится болтаться по таким местам. Лишь бы дома не сидеть.
      - Я люблю Нату, но замужем я за тобой. Может, тогда, сходим на какую-то выставку, которая не связанна с творчеством?
      - Что на тебя сегодня нашло? - возмутился Владимир. - Неужели ты действительно хочешь пихаться в толпе и кривиться от потных рубашек?
      - Ладно. Предложи ты. Что бы ты хотел сделать на этой неделе?
      - Кэт, по-моему, мы с тобой давно всё обговорили и решили. Нам понадобилось несколько лет, чтобы свыкнуться с нашим удобным совместным графиком. Зачем же его сейчас нарушать? Завтра среда, середина рабочей недели. Потому целесообразнее остаться дома и пораньше лечь спать. А так же завтра, полный контроль уроков у Танюшки. В четверг, у меня с друзьями аперитив, так что я буду позже обычного. Пятница - наш с тобой день. Дочь будет у моих родителей. Кстати, ты не забыла, - он улыбнулся и, взяв её руку, поднёс к губам.
      - Как же я могу, - в её тон просочились саркастические нотки. - А зачем ждать пятницы, милый? Танюшка уже спит, а мы - нет...
      Муж отпустил её ладонь и вздохнул.
       - Не знаю, зачем тебе понадобился этот разговор? Уже поздно. Я устал. Ты тоже. Если хочешь поднимать бурю в стакане воды, то это без меня.
      - А если всё намного серьёзнее? - Катя внимательно посмотрела на мужа.
      - У тебя критические дни? - неожиданно спросил он после небольшой паузы.
      Внутри женщины всё сжалось от негодования и обиды. "Он прав. Зачем я затеяла этот разговор. Я же знаю всё наперёд, что он мне скажет. Чтобы ещё раз убедиться в своей правоте и успокоить совесть? Мы чужие друг другу настолько, что равнодушное существование нам дороже истины".
      - Да. Только не критические, а отрезвляющие. Спокойной ночи, дорогой, - спокойно сказала она и вышла из кухни. Озадаченный мужчина посмотрел ей вслед и усмехнулся.
       Сон не приходил. Наушники передавали магию голоса Нино Катамадзе, погружая всё глубже в размышления. Зум лежал рядом, раскидав уши бабочкой, и похрапывал. Внешне женщина казалась спокойной, даже умиротворённой. Только две блестящие дорожки, отделившиеся от уголков её закрытых глаз и, стремительно скатившиеся вниз, выдавали её внутреннюю грусть.
       Как она могла так поступать со своей жизнью? Раньше казалось - всё ещё впереди. Стремилась к будущему, где всё виделось лучше, красивее, правильнее, а о настоящем совсем забыла. Она его просто не замечала, потому что жила завтрашним днём. А часы и недели неумолимо пробегали мимо, сливаясь с бесконечным марафоном за прекрасным будущим, тут же превращаясь в прошлое, так и не сумев стать настоящим. "И всё потому, что мне несказанно повезло в жизни! Во всяком случае, так все считают. Меня ценят на работе, у меня идеальный муж, прекрасная дочь, огромная квартира, достаток... У меня есть всё, кроме себя! Вина - хорошая наследственность. Меня воспитывали с уважением к материальным благам, умиляя душевную сторону вопроса. Когда я сбежала в Москву, маму чуть не хватил удар. Дочь пошла по наклонной! Бросила перспективную партию в лице Всеволода и подалась неизвестно куда. Она всегда боялась, что я поступлю, как одна из её сестёр, к которой она постоянно примеряла осуждающее "паршивая овца всё стадо портит". Её сестрица, будучи на седьмом месяце беременности, сбежала на Север от прекрасного мужа, уважаемого человека, с каким-то водилой. После того, её никто не видел. Интересно, что нужно сделать мужчине такого, чтобы беременная женщина, бросив всё, смешав себя и своего будущего ребёнка с грязью, оставила его? Он её не пытался искать, сразу же решив для себя и других, что дитя нагулянное. Удобная позиция, которая говорит о многом и не в его пользу. Это теперь я понимаю тётку. А раньше казалось, это он - жертва, бессовестно униженная поступком неверной жены. Нет, так не бывает! Если женщина бежит в ночь в чём мать родила - значит, у неё не осталось другого выхода. Даже если она и полюбила другого мужчину. Такие вещи от хорошей жизни не случаются. Теперь я это тоже знаю. Как хорошо, что я это знаю! Видно, в моих генах есть что-то от "паршивой овцы". А ведь когда-то я решила идти кротчайшим путём".
       Один раз, показав характер и переехав в Москву, Катя испугалась испытаний и пожалела о своём душевном порыве. Помыкавшись по столице, она приняла условия удобной жизни, подыграв тем самым своей хорошей наследственности. Родители ликовали - дочь одумалась. А она, собственноручно заключившая себя в рамки, научилась довольствоваться малым. Может быть, именно поэтому сейчас судьба преподносит ей ещё один шанс для того, чтобы всё исправить? Ведь даже философы говорят - довольствуясь малым, мы получаем многое. Хотя теперь ей будет намного сложнее, чем раньше. Сложнее и... проще. Проще, потому что у неё теперь есть Он! Человек, который понимает её и принимает со всеми "заморочками" и недостатками. Он любит в ней всё! Её дотошность, любопытство, головную боль и плохое настроение, приступы веселья и критические дни. Да, те самые дни, о которых с такой иронией упомянул Володя. Катя вспомнила, как Герман удивился причине, по которой со слов Кати, они не могут увидеться. Какое могут иметь отношение "женские дни" к тому, что он хочет её слышать, видеть, находиться рядом? На свидание он явился с небольшой горячей грелкой, замаскированной под мягкую игрушку. Расположившись в дальнем углу бара на мягком диване, он заботливо пристроил её на живот Кэт, приговаривая: "Не стоит стесняться... Вот так... Никто не догадается, что это грелка. Просто плюшевый кот. Видишь, я всё продумал. Так хорошо? Не болит?" У неё перехватило дыхание... А живот и правда перестал болеть. То ли от согревания, то ли от мужского внимания, граничащего с заботой о ребёнке, боль вдруг растворилась в нежных руках рядом сидящего мужчины...
       Сложность представлял назревающий разговор с мужем. Как она будет смотреть ему в глаза, как осмелится произнести приговор их отношениям, пусть даже себя исчерпавшим? Какой будет его реакция? Как он воспримет новость о крушении "идеального мира", который с таким трудом создавал? А как, воспримет это Танюшка?.. Плохо... Конечно, не с радостью... Хотя дочь подрастает и видит неприятные нюансы "нелюбви". Дети такое чувствуют очень остро. Дочка должна её понять и... простить. Она уже взрослая девочка. Это всё лучше, чем без конца лгать ей, прячась за любезными масками и вымышленными образами... Чему она может научить её, если сама постоянно притворяется? Если не может разобраться в собственной жизни? А ведь в конце пути никто за неё отвечать не будет, только она сама. Ни Володя, ни мама, даже ни Герман. Имеют значение только её собственные действия и выводы. Жизнь похожа на решение школьной задачи. Совершив неверный подсчёт в одном из действий, окончательный ответ будет не верен. Потому, если есть ещё время исправить окончательный результат, нужно это делать...
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      *ПАСТОРАЛЬ
      
       Сигарета, зажатая между длинными пальцами, еле заметно дрожала, вспыхивая в полумраке жёлтым глазом и выдавая очертания мужского силуэта. Он сидел в дальнем углу и наблюдал за знакомой атмосферой любимого бара. Когда-то очень давно, он здесь был не посетителем, а "своим". Было время, когда люди приходили сюда, чтобы послушать виртуозную игру из его сумасшедших композиций. Тогда его называли Женифу, что в переводе с французского (Genie Fou) обозначало сумасшедший гений. Это прозвище к нему приклеилось благодаря заезжему французу, который некоторое время играл у них на трубе. Как давно это было... Больше двадцати лет назад. Но, как не странно, течение времени практически не отразилось на заведении. Всё те же стены, похожие столы и стулья. Те же чёрно-белые фотографии мэтров джаза на стенах. Та же деревянная сцена с белоснежным пиано и контрастное оформление. Всё осталось на своих местах, будто здесь остановилось время. Единственное, что немного изменилось - это посетители. По паркету теперь всё чаще ходили женские платформы на высоченных каблуках, кроссовки, буцы. Между столиками передвигались женщины в других одеждах, более смелых и колоритных; мужчины в рубашках с закаченными рукавами и спущенными галстуками или в разрисованных футболках. Но всех их объёдиняло одно - они слушали и любили одну и туже музыку, которая звучала в тех же джазово-блюзовых ритмах...
       Она опаздывала. При каждом движении чёрной гардины, дыхание мужчины, как по команде учащалось. Бархатная мелодия саксофона придавала волнению пикантной остроты. Он попросил себе ещё кофе. Аромат напитка заставил улыбнуться. Его взгляд бесцельно скользил по присутствующим. Их тела были окутаны танцующими тенями, но лица ясно проглядывались под мерцанием свеч, располагающихся на каждом из столиков. Он пока свою не зажёг. Это бы смотрелось грустно. Странно, один человек со свечёй воспринимается нами как скорбь и одиночество, а двое - как романтика или интим. Он посмотрел на лица пары, которая сидела недалеко от него. Они почти не разговаривали, но парень держал руку девушки в своей, указательным пальцем поглаживая по её ладони. Она ему что-то сказала. Молодой человек кивнул коротко остриженной головой, встал и направился к бару. Проходя мимо подруги, он наклонился и поцеловал её в макушку. Просто так, непроизвольно, необдуманно, спонтанно. "Это и есть самое дорогое и настоящее", - подумал Герман.
       Он перевёл взгляд на другую пару. Они были постарше предыдущих, скорее всего его ровесники. Мужчина явно скучал. На его лице застыло снисходительное выражение. Глаза, из-под полуопущенных век смотрели тускло, а губы изогнулись кривым коромыслом. Женщина безостановочно болтала, то и дело, дотрагиваясь к руке своего спутника, заставляя его кивком отвечать ей. Было видно, она пытается всеми силами поделиться своими положительными эмоциями. Но кавалер, был явно не в романтическом настроении. Ему было не интересно. Даже сказочный саксофон не вызывал желания радости. Герман смотрел на него и вспоминал себя недавнего. Его тоже ничего не радовало, потому что он жил чужой жизнью...
       Кэт шла к нему. На ней было воздушное светло-голубое платье со спущенными плечами и плоские походные лодочки. При каждом её шаге, тонкая юбка слегка западала между ног, просвещаясь белой тенью и обрисовывая стройные ноги. Сегодня её волосы были собраны назад в тугой пучок, открывая правильные черты лица. Она ступала тихо, почти по-кошачьему. Приблизившись к столику, женщина взяла из рук мужчины сигарету и затянулась. Присев напротив него, она, молча, вернула ему окурок. Он тут же откинул его в пепельницу и рывком притянул женщину к себе. Её нежно-сладковатый запах обволакивал и пьянил. Горячие щёки, пульсирующая венка на шее и холодный кончик носа. Не зря она была похожа на его котёнка. У того тоже всегда был холодный нос.
      - Я боялся, что ты уже не придёшь, - тихо сказал он.
      - Мне нужно было закончить работу, - так же тихо ответила она
      - Они тебя эксплуатируют, так никуда не годится, - шептал он.
      - Я люблю свою работу, - шептала она, закрывая глаза от его нежных прикосновений.
      - А я люблю тебя и готов бороться за тебя даже с твоей работой, - он покрывал её волосы, лоб, глаза мелкими поцелуями, задыхаясь от наслаждения.
      - Не стоит...
      - Думаешь, проиграю, - его влажные губы приблизились к её уху.
      - Уверенна, - на придыхании произнесла она и замерла, когда его тёплое дыхание защекотало мочку, - что выиграешь...Постой... Здесь же люди... Мы совсем с ума сошли...- Она слегка отстранилась от него и заглянула в серые глаза.
      Он тоже смотрел на неё, и Кэт чувствовала, как его желание настойчиво проникает вовнутрь неё. Вот, оно волной прокатилось по лёгким, наполняя их сладким предвкушением. Теперь оно в области солнечного сплетения наматывается на нервные окончания. А сейчас скользнуло ещё ниже. Заныло внизу живота. Женщина почувствовала приступ дурманящей слабости. Ноги под столом инстинктивно сплелись. Она вся подобралась и затаилась.
      - Я бессовестно хочу тебя, - еле слышно выдал незнакомый женский голос.
      - Почему бессовестно? - так же тихо спросил мужской.
      - Потому что я позволяю тебе раздевать меня прилюдно. Ты меня обезоруживаешь. Уничтожаешь моё благоразумие... Это недопустимо...
      - Хочу тебя обрадовать, - улыбнулись губы мужчины, - ты не одна такая. Ты меня уже давно раздела... и вынула из меня все внутренности!
       Они прыснули со смеха и, глубоко вдохнув, вернулись в реальность. Последняя тут же спросила, что дама желает пить. Получив ответ в виде кофе по-венски, парень с белой бабочкой на туго застёгнутом воротничке тут же удалился.
      - Я хотел с тобой поговорить, - начал серьёзно Герман.
      - Ой, что-то важное. Я начинаю бояться, когда ты говоришь таким тоном. Я будто бы на приёме у шефа.
      - Да? Ну, тогда я постараюсь сделать свой тон менее официальным. Но, ты права, это важно. - Мужчина слегка прищурил глаза и с усмешкой посмотрел на озадаченное лицо Кэт. - У меня к тебе небольшое предложение. Давай куда-то съездим вместе на недельку. Куда захочешь... Но...
      - Но?
      - Я много думал об этом. Сейчас я тебе всё объясню, только ты меня не перебивай. А потом скажешь, что ты об этом думаешь. - Женщина послушно кивнула и сложила перед собой руки, как прилежная ученица. - Сначала я хотел, чтобы мы отправились в Австрию, - Глаза Кати просияли. - Ты мне рассказывала, что занималась бальными танцами, и твоя мечта побывать на Балу в Вене. Мне бы очень хотелось, подарить тебе эту мечту, но, к сожалению, нужно подождать до зимы. Сезон балов начинается только в декабре. И, - он поднял указательный палец, - я тебе обещаю, что мы на них обязательно побываем. А этим летом отправимся в... - Герман намеренно сделал паузу.
      - Ну, не тяни, говори! - потребовала Катя. - Я угадывать не хочу.
      - Мы отправимся, если ты не против, конечно, в Прагу. Могу объяснить почему. Во-первых, это один из самых красивых городов мира, а во-вторых там есть "танцующий дом", шедевр в своём роде. Как видишь, без танцев не обошлось!
      - Я согласна! - воскликнула Кэт. - Тем более, я в Чехии ещё не была. А что значит "танцующий дом"? Он передвигается? Он на колёсах?
      - Нет, - засмеялся Герман. - Эту конструкцию, которая в архитектуре называется, деконструктивным зданием, в 1996 году создали Милунич и Гери. В ней одна цилиндрическая часть символизирует мужчину, а вторая - визуально напоминает женщину с тонкой талией и развивающейся юбкой.
      - Класс! А какой танец они танцуют? - вдруг спросила она.
      - Какой? - удивился Герман. - Ты первая об этом спрашиваешь. Я никогда об этом не думал. Действительно, какой? - он задумался. - Скорее всего, танго. По линиям и амплитуде, можно предположить, что это танец страсти!
      - Замечательно! Я должна увидеть этот дом!
      - Тогда решено, едим. Когда?
      - На следующей неделе?
      - Хорошо. Я уже подобрал отель. "Арт Деко". Тебе должно понравиться. Это место уже само по себе шедевр!
      - Я полностью доверяю твоему вкусу... Хотя, если честно, мне всё равно, куда мы поедим... Главное, чтобы с тобой...
      - Даже если речь идёт о Вене?
      - Ну, нет! Это совсем другое! Это мечта...
      - Которая исполнится зимой...
      - Я однажды уже была в Вене. Ездила на три дня по работе. Было совсем мало времени для экскурсий. Кафедральный собор Святого Стефана, прогулка в карете по городу и посещение знаменитых кавярней. Кстати, это там я пристрастилась к кофе по-венски. Правда, в Москве его не везде правильно готовят.- Она посмотрела на свою чашку. - В этом баре правильно. Нужно обязательно добавлять корицу и шоколад. А ты был в Вене?
      - Да. Несколько раз. Я обожаю этот город. Он поистине сказочный. И с точки зрения архитектуры, и с точки зрения истории. Он хранит невероятное количество легенд. Ни в одном другом городе нет столько, сколько в Вене.
      - Правда? А мне ни одной не рассказали... А нет, подожди... Помню одну. Об Августине. Он был музыкантам и, по-моему, считается городским героем и символом жизнелюбия. Во время чумы он не испугался болезни и продолжал играть для прокажённых. Но Августин так и не заболел и умер намного позже, когда чума была уже в прошлом. А умер от пьянства.
      - Да, народный герой - алкоголик! У нас в стране - тоже самое. Каждый третий герой - оказывается с пристрастием к этому делу. Может, не стоит бороться с пьянством, как думаешь?
      - Я думаю, что пьянство это не болезнь. Это жизненная позиция. А как с ней можно бороться? Её можно принимать или не принимать. А ты знаешь какую-то венскую легенду?
      - Помню несколько, но больше всего мне нравится про Василиска. Это такой мифический чудовищный змей.
      - С таким красивым именем? - удивилась Катя.
      - Да. Не всегда содержание соответствует форме, к сожалению, - улыбнулся Герман.
      - Расскажи, - потребовала Кэт.
      - Василиск был наделён сверхъестественной способностью убивать людей взглядом.
      - Как Медуза Горгона*?
      - Именно. Только его облик, если верить легенде, был ещё страшнее. Василиск это чудовище с головой петуха, туловищем жабы и хвостом змеи.
      - Какой ужас!
      - Хотя в таком обличии он к нам дошёл не сразу. Ранние источники указывают на то, что раньше это была огромная змея с короной на голове. В общем, в легенде говорится, что венский Василиск появился в одном из домов города, рядом с которым располагался старый колодец. Если не ошибаюсь, дом номер 7. Он там вылупился из яйца, снесённого чёрным петухом в тёплый навоз и высиженным змеёй. Когда он подрос, то передвигался по подземным лабиринтам домов. Чудовище убило много народу. И тогда пекарь, владелец дома, пообещал вознаграждение тому, кто спустится в колодец и убьет нечисть. Вызвался на это дело один подмастерье. Он победил чудовище с помощью зеркал, которые прикрепил на груди и на спине. Василиск посмотрел на своё отражение и сам же себя и убил. А храбрый парень попросил не денег, а руку дочери пекаря. Конец легенды понятен - сыграли свадьбу. На том доме и сейчас можно видеть скульптуру чудовища. Кстати. Напротив него есть кафе, в котором изображены все персонажи этой истории.
      - Почему, когда я была в Вене, мне никто не рассказал про это кафе! Я бы обязательно туда пошла.
      - Зимой сходишь! Думаю, к тому времени там ничего не изменится. Разве что появится новый Василиск, - засмеялся Герман.
      - Нечего страшного, у меня всегда с собой есть зеркальце, - решительно заявила Кэт.
      - Ну, тогда я спокоен! - он взял её руки и поднёс к своим губам. - Когда ты рядом, я всегда спокоен. Катюша... Катенька... Ты просто не представляешь, как мне нравится твоё имя. Такое необыкновенное...
      - Наоборот... Это у тебя необычное имя... Кто тебя так назвал?
      - Отец. Единственная художественная книга, которую он прочитал в своей жизни, называлась "Моби Дик". А написал её...
      - Герман Мелвил...
      - Ты читала? Ты меня удивляешь всё больше и больше!
      - В школе проходили. По-моему это воспоминания одного китобойца, который мечтал поймать кита. Постой, я даже помню его имя. Вроде бы Измаил.
      - Точно! Ты представляешь, если бы у моего папы хватило ума назвать меня Измаилом? Уж лучше Герман.
      - Мне нравится твоё имя... Может, быть, потому что оно твоё? Я бы тебя любила даже, если бы ты был Пепито или Хуан! - засмеялась она и, одернув руки, обняла голову мужчины и чмокнула его в лоб. - Что-то музыки не слышно. Устал саксофонист.
      - Подожди, - вдруг сказал он и отправился за чёрные кулисы. Через несколько минут в баре раздались пронзительные звуки. Кэт обернулась и, замерев от удивления и восхищения, уставилась на знакомую фигуру, которая ловко перебирала чёрно-белые клавиши на фортепиано. Герман взглянул на неё и подмигнул. Мелодия растекалась по венам Кэт вместе с гордостью и необъятным счастьем. Она с восторгом следила за каждым его движение. В лице Германа просочились неведомые ей черты, которые наделяли его каким-то волшебным притяжением. Казалось, выражения печали, страсти, и вдохновения переплелись между собой и выплеснулись во что-то вечное, не поддающееся объяснению. Сплав из чувств, музыки и таланта завораживал, стирая все границы логики и понимания...
       Как давно она не восхищалась мужчиной! Она жила с мужем рука об руку, стараясь принимать его таким, какой он есть. Она могла понимать его, беря иной раз мужские функции по дому и финансах на себя. Она могла жалеть его, видя, как он нервничает и устаёт. Она могла поддерживать его в новых планах и не всегда понятных ей идеях. Но она никогда не восхищалась им. В нём не было того, что её бы удивило, заставляло тянуться к нему, забавляло или заводило. Она умела и имела всё то, что и он и даже больше. Начиная совместный жизненный путь, они приняли один старт, но уже очень скоро стало ясно - каждый бежит своей дорогой. И чем дольше они бежали, тем больше их дороги отдалялись друг от друга. Она это видела, но муж не хотел замечать. Иначе, ему бы пришлось меняться или признать ошибку. Всегда проще делать вид, что проблемы не существует...
       Герман соскочил со сцены под бурные аплодисменты. На столе уже стояло два бокала с шампанским, которые принёс улыбчивый официант, как благодарность за игру.
      - Я играл для тебя. Это песня Шарля Азнавура...
      - "Вечная любовь", - улыбнулась Катя. - Я обожаю эту песню.
      - Я уже потрясён, что ты её знаешь! Сейчас это считается старомодным.
      - Меня чуть не разорвало от гордости за тебя! - сказала Катя. В её глазах стояли слёзы. - Какой ты талантливый! Когда ты мне говорил, что учился в музыкальной школе, я и подумать не могла, насколько ты хорош! Многие люди занимаются музыкой, но только некоторые вкладывают в неё сердце. Когда ты играл, у тебя было такое лицо! Я не могу правильно объяснить!.. Оно было необыкновенным!
      - Это потому что я играл для тебя.
      - Герман, в юности ты никогда не хотел поступить в консерваторию? - вдруг спросила она. - Мне только что показалось, что ты и музыка это... не знаю, как объяснить... как одно целое...
       Мужчина притянул её к себе и крепко обнял. Впервые в жизни нашёлся человек, который оказался не равнодушным к его пристрастиям. Более того, человек, который понял это с первого аккорда...
      
      
      
      
      
      ПРАГА
      
       Бетховен, Моцарт, Роден, Достоевский и многие другие видные личности восхищались очарованием Праги. Они приезжали в сказочно красивый город за душевной свободой, черпая вдохновение на узких мощеных улочках и, наслаждались незабываемым букетом запахов горячего хлеба, кофе и нежной фиалки. У Германа было особое отношение к Праге. Во-первых, это всеобще признанное место совершенной архитектуры. В нём собрано настоящее созвездие мировых шедевров. Практически каждое пражское здание хранит свою особенную историю. Многие из них поистине фантастические. Именно они придают городу особую поэтическую ауру. Во-вторых, будучи подростком, Герман приезжал сюда на всесоюзный музыкальный фестиваль, где впервые прочувствовал магию признания. Когда они с Катей проходили мимо старого здания филармонии, он вдруг ощутил мелкую дрожь, как когда-то в юности на концерте и ему на мгновение показалось, что он слышит аплодисменты из прошлого.
       Держась за руки, они не спеша прогуливались перед великолепным Парижским Градом. Катя то и дело поднимала голову вверх, пытаясь лучше рассмотреть остроконечные башни сооружения. Она их сравнивала с песочными замками, которые строила в детстве по "особой технологии". Нужно было набрать в руку мокрого песка и опустить кисть вниз, расслабив её. Песок свободно стекал по руке, образуя на земле заострённые башенки. Точь-в-точь, как эти. Когда Кэт обращалась к Герману, она морщила нос и прикладывала изящную ладонь ко лбу, пытаясь защититься от слепящего света. Солнце было настолько ярким, что мешало смотреть даже через защитные очки и "ручной козырёк". Мужчина жадно ловил каждое её слово, взгляд, жест. Вместе с этим приходила необъяснимая радость к жизни. Она возвращала его к самому себе и дарила свободу и спокойствие. Герман то и дело наклонялся к Кате, чтобы рассказать очередную городскую легенду или общепринятый факт из истории города. "Град занесён в книгу рекордов Гиннеса, как самый большой замок в мире", - сказал мужчина и невзначай нежно поцеловал женщину в висок. Она улыбнулась ему и крепче сжала руку.
       Они прилетели ещё утром. Оставили багаж в гостинице. Кэт даже не поднималась в номер. Своё не любопытство объяснила просто - "если сейчас мы туда войдём вместе, то сегодня уже не выйдем и, запланированные экскурсии накроются "медным тазом". Медным или нет, Герман не брался сказать, но резон в её словах был. Потому он заручился терпением, чувствуя, как с каждым новым часом, оно подменяется сладостным предвкушением ночи. Перекусив в небольшом, но очень уютном ресторанчике, буквально сотканном из цветов, они отправились к знаменитому дому Фауста. Из слов Германа, он принадлежал доктору, заключившему контракт с дьяволом. Там они немного отдохнули в тени роскошной террасы, выпив прохладного пива. Кэт долго сопротивлялась. Она не любила пиво, но Герман не хотел пить один. Он настоял на том, чтобы она попробовала медовое, которое отличается от обычного напитка низким градусом и приятным сладковатым вкусом. Она согласилась и, на удивление, не пожалела. Катя не ожидала, что пиво может быть настолько приятным, а о том насколько оно хорошо утоляет жажду, вообще говорить не приходилось.
       Следующим пунктом назначения был "Танцующий дом". По пути к нему Герман успел рассказать спутнице много интересного. Он поведал ей, что именно в Праге в 1951 году был открыт первый вытрезвитель. Рассказал, что в пригороде находится самый старый стекольный завод в Европе. Просветил на счёт чешского языка. Оказалось, последний довольно сложный, особенно для людей с нарушенной артикуляцией, так как в нём много слов без единой гласной. В чешском языке на согласную букву делается ударение - в этом его неоспоримая уникальность. Так же Катя была удивленна тому факту, что в Праге запрещены параболические антенны, которые портят, по мнению местных властей, эстетичный вид старого города. Она сама убедилась в этом, рассматривая треугольные крыши и старые рамы окон. Из Германа получился бы прекрасный гид. Он с таким воодушевлением рассказывал, что его хотелось слушать и слушать. Когда Кэт сказала ему об этом, он улыбнулся:
      - Я так долго молчал. Так долго меня никто не хотел слушать, что теперь прорвало не на шутку! Так что, Катюша, держись!
      - А почему ты молчал? - осторожно спросила Катя, интуитивно угадывая ответ. Она сама очень долго не раскрывалась, загнанная правилами и штампами мужа в безмолвный комплекс.
      - Никто не спрашивал, - отшутился Герман, но она поняла, что наступила на больной мозоль.
       Кэт в изумлении смотрела на неожиданное архитектурное решение, а Герман низким, слегка бархатистым голосом, продолжал вводить её в мир прекрасного:
      - Так что, Катенька, архитектура теперь не только застывшая музыка, но и танец.
      - Это невероятно! Даже одежда подобрана со вкусом. У женщины голубое платье, а у мужчины такого же цвета галстук, - она указала на выдающиеся окна. - Тот, кто сконструировал это здание специально подобрал такую гамму, чтобы она выигрышно выделялась на фоне рядом стоящих розовых домов. Потрясающий эффект контрастов!
      - Женский взгляд на искусство! Как ни крути, а всё сводится к моде! - засмеялся Герман.
      - Может, в этом есть смысл? Должен же кто-то следить за вашими галстуками, рубашками и носками. Иначе, мужчины уже давно превратились бы в орангутангов.
      - Как не справедливо! Между прочим, большинство известных модельеров всё же мужчины.
      - Не совсем, - ухмыльнулась Кэт. - Вернее, наполовину...
      - Сдаюсь, - Герман поднял обе руки вверх. - Вообще, я ничего против моды не имею. Наоборот, я восхищён твоей неординарной способностью видеть в обычных вещах уникальность. Ты не обыкновенная!
      - Дорогой мой, я - фотограф. А вот ты не замечаешь мелочей, потому что высоко летаешь! Формы, конструкции, исторические справки, планировки. Короче говоря - мужской взгляд на искусство.
      - С тобой сложно спорить...
      - Потому, незачем, - быстро добавила Катя и обняла его за талию. - Спасибо, что привёл меня сюда. Это круто! Обдуманно всё до мелочей. Даже то, где стоит дом. На пересечении дорог, которые образуют огромную площадь. Такую себе танцевальную площадку. Разве можно этим не восхищаться?!
      - Нельзя...
       Как и предполагала Катя, войдя в шикарные апартаменты гостиницы, они закупорились там на следующие два дня. Близость опьянила их, лишив нормального сна и полноценной еды. Минуты будто розовые облака проплывали мимо, наполняя часы чувственным содержанием. Казалось, весь мир сосредоточился в помпезно украшенной комнате, широкой кровати с шёлковыми постелями и мраморной ванне. Необъяснимое ощущение уюта внешнего и внутреннего, приятное расслабление, похожее на невесомость, и тепло родных рук и губ. Они дали себе два дня, чтобы насладиться друг другом до предела, запретив думать о реальности. Последняя послушно уступила сцену, затаившись совсем рядом и, ожидая своего выхода. Иногда она заглядывала в окна ярким солнцем, стучалась в двери с завтраком и мигала экранами немых телефонов. Но её не замечали, отрицая день и ночь, оставаясь между там и тут, уже и ещё, до и после... Паря в невесомости, где "никогда" было уже невозможно, а "всегда" ещё не наступило. В золотом сечении между параллельными мирами жизни и смерти...
       "Всё-таки любовь эгоистична и слепа, даже самая безобидная и милая. Она прокладывает себе дорогу на любых территориях, величаво ступая королевским шагом, по горам обид, пустыням безысходности, трясине ревности. Не оборачиваясь и не отвлекаясь, она следует к вершине блаженства, торжествуя над ненавистью, которая длинным шлейфом неизменно тянется за ней. Она способна заворожить и лишить разума. Она может парализовать гордость и самолюбие, повернуться спиной и, оставляя глубокие раны на запястьях, неожиданно проститься. Она коварна и настолько же притягательна. Она взрывает мозги, подводя человека к тонкой черте сумасшествия, и опьяняет вечностью. Она убивает и созидает. Она Бог и Дьявол в одном обличии!.. К сожалению, людям не дано знать в каком лице она придёт к ним. Но они вновь и вновь крутят рулетку, пытаясь выиграть у судьбы божественную награду - любовь".
       Примерно такие мысли посетили Кэт, когда она открыла глаза. Они были достаточно тяжелы для утра и совершенно не сочетались с тёплой постелью, переливающимся колокольным звоном за окном и еле уловимым сопением рядом. Вдруг в комнату залетел огромный шмель с оранжевой бархатной попкой. Он сделал несколько кругов в воздухе и удачно планировал на букет цветов, затерявшись в красных лепестках. Солнечный луч, настырно пробивался через тонкую щель между гардин, заставляя Кэт жмуриться. Она отмахнулась от его флирта и перевернулась на другой бок. Её взгляд упал на рядом лежащего мужчину. Катя улыбнулась и погладила его седые жёсткие волосы. На него было приятно смотреть. Есть люди, которые в жизни не очень симпатичны, а во сне они прекрасны. А бывает и наоборот. Но Герман был красив в любом обличии. Может быть, потому что она его любит? Она любит его и всё, что с ним связанно, всё, что его окружает. "Да, поистине, любовь - волшебница. Она заставляет нас видеть предметы в особенном свете, преображая обычные вещи в шедевры. Волшебство преображения..." Женщина смотрела на слегка загорелую кожу, рельефные плечи, крепкую спину. Её взгляд медленно подобрался к руке и, скользнув по локтю, очутился на длинных пальцах. Кэт почувствовала, как желание стремительно подкатывает к груди, заставляя иначе биться сердце. Вдруг запястье чуть заметно дёрнулось, и она вздрогнула.
       Мужчина тихо вздохнул, зашмыгал носом и приоткрыл один глаз. Сочные губы тут же растянулись в умилительной улыбке.
      - Катюша, не стоит смотреть на меня утреннего...
      - Поздно. Я уже тебя полностью рассмотрела...
      - Ну, и как?
      - Прокатит, особенно твой шрам. Он тебя украшает и возвеличивает в моих глазах.
      - Если бы ты знала, как я его получил, твоё мнение тут же изменилось бы.
      - Навряд ли, - тихо сказала Катя и сразу же потребовала, - Расскажи!
      - Ни за что!
      - Ну, пожалуйста. Я умею хранить тайны. Я никому не расскажу! - канючила Кэт.
      - И не проси!
      Женщина вдруг быстро выскочила на него и принялась щекотать. Увёртываясь и глухо смеясь, он перехватил её руки и, перевернув на спину, навалился над ней.
      - Попалась, которая щекоталась! Будешь знать! Не буди лихо, пока оно тихо!
      - Ага! Значит ты лихо?! А ещё вчера, я думала, что ты подарок судьбы!
      Герман наклонился к её шее. Горячие губы прикоснулись к знакомой венке, и она ответила ему трепетным вздрагиванием. Он медленно продолжал целовать нежную кожу, в коротких паузах вставляя тихие слова.
      - Я сейчас...с тобой... благодаря...именно...таким...знакам судьбы...
      Катя остановила его, обхватив лицо руками, и внимательно посмотрела ему в глаза.
      - Какие такие знаки? Быстро рассказывай!
       Она внимательно слушала необычный рассказ Германа. Покусывая нижнюю губу, Катя бессознательно поглаживала миниатюрной ручкой рельефный изгиб его груди. История казалась невероятной, даже мистической. Но из уст большого красивого мужчины она воспринималась более чем правдиво, тем самым заставляя мелкие мурашки пробегать по рукам. Правдоподобности добавляло то, что сама Кэт на себе испытала нечто подобное. Предчувствие, взгляд в спину, бессознательный рисунок, случайная встреча. Герман прав, слаживалось впечатление, что некая сила направляла их друг к другу. И её предчувствие, точно так же, как сейчас рассказывает он, покинуло её в день их встречи в кабинете на Александровском.
      - У тебя есть с собой какая-то книга? - вдруг спросила женщина.
      - Нет. Зачем?
      - Хочу испробовать твой метод. Задать вопрос и получить ответ.
      - Катюш, не стоит воспринимать мой рассказ буквально. Вообще, я не знаю, зачем тебе всё это рассказал. Теперь мне кажется, что всё чепуха, моё воспалённое воображение.
      - Я не согласна, - серьёзно заявила Катя. - Я пережила нечто подобное. Получается, что мы оба страдаем воспалением?
      - Всё возможно, - засмеялся Герман. - По крайней мере, это многое объясняет. Какое шло - такое и нашло!
       Женщина села на край кровати и внимательно обвила комнату взглядом. Заметив на журнальном столике стопку рекламных проспектов, цветных каталогов и путеводитель по Праге, она ловко соскочила с постели и направилась к ним. Выбрав один из журналов, Катя вернулась на место и, не смотря на Германа, спросила в пространство:
      - Любит ли меня мужчина, который лежит сейчас рядом со мной?
      - Ты могла бы меня об этом спросить. Или моё слово уже ничего не значит?
      - Подожди, не мешай! Ты сбиваешь!
      - Кого?
      - Высшую силу! - она ещё раз повторила свой вопрос и быстро открыла каталог, ткнув пальцем в страницу. - И так... Прошёл 65-й Каннский фестиваль. Председатель жюри смотра Нанни Моретти... - женщина обиженно посмотрела на Германа, - это значит, что не любит?
      - Это значит, что твой журнал не работает с Высшей силой. Видимо, у него нет лицензии.
      Катя снова опустила глаза на страницу. Вдруг её лицо просветлело. Она закусила губу и притаилась.
      - Что случилось?
      Освободив покрасневшую губку, женщина тихо прочитала:
      - Победитель конкурса картина под названием "Любовь" режиссера Михаэле Ханеке...
       Неделя пролетела, как один день. Они сидели в аэропорту и ждали самолёта, вылет которого задерживали. Обычно людный зал, сегодня был полупустой. Катя наблюдала через стеклянную стену, как стальные птицы готовятся к полёту, а Герман любовался ею и думал, что уже без неё не сможет. Он должен всё расставить на свои места, сыграть важную шахматную партию, сохранив, как можно больше своих фигур. Одно было ясно, он больше не станет жить с Гретой. И дело даже не в Кэт. Просто теперь, когда он понял, как это жить хорошо, уже просто "нормально" его не устраивало. Он узнал, как это любить и ему понравилось. Он любит Кэт, он любит саму любовь, ему хочется, чтобы все в мире были счастливы так же, как он...В том числе и Грета. Но разумом он понимал - жене такое счастье не нужно. У них разные понятия о нём. Потому дружеское расставание не предвидится. Он уважал жену, потому обманывать её было бы не честно. Он долго пытался мириться с недосказанностью и умалчиванием. Потому знал - ложь он не потянет. Если до сих пор он не сообщил жене о своём решении, это только, благодаря предостережениям и просьбам Глеба. Друг был уверен, она его уничтожит. Герман понимал, чем вызвана его тревога, потому и хотел всё хорошенько обдумать. Его не пугала перспектива остаться "без гроша", но он не хотел вовлекать в свои проблемы товарища, который являлся его совладельцем. А при разрыве с женой этого было не избежать. Но разрыв так же был неизбежен...
      - Послушай, Герман, - вдруг спросила Катя, распугав грустные мысли мужчины. - А почему ты выбрал профессию архитектора? Хотел быть, как отец?
      - Нет, не хотел...
      - Что-то не так? Если не хочешь, можешь не отвечать...
      - Просто у меня никто не спрашивал, чего я хочу. Всё уже было предопределенно до меня. А началось с прадеда, который застраивал Москву. Он и обозначил последующее развитие династии.
      - Ты об этом говоришь с грустью или мне так кажется?
      - Не кажется, Катюша... Мой дед, дважды герой социалистического труда, пошёл по стопам моего прадеда, унаследовав не дюжее здоровье и трудолюбие. Сначала участвовал в строительстве жилых массивов и реконструкции столицы. Впоследствии одним из первых поднимал Московский метрополитен. Он славился среди товарищей своими железными руками и стальными нервами. Дед не любил учиться и предпочитал физический труд умственному, чем ужасно огорчал своего отца, который хотел воплотить свои мечты через сына. Но этому так и не суждено было сбыться. Прозрение ко второму пришло слишком поздно, чтобы начинать научную карьеру. Дед, недолго думая, переключился на своего сына, то есть моего отца, тем самым повторив циклический круг молодой династии. Но на этот раз получилось. Уже то обстоятельство, что ребёнок родился 15 мая 1935 года, говорило о многом. Он появился на свет в один день с открытием Московского метрополитена! Моему отцу с малых лет прививалась любовь к архитектуре, живописи и всему что с этим связанно. Он впитывал прекрасное, как губка, радуя родителей, шаг за шагом реализовывая их планы. Потом была война. Дед погиб под Сталинградом, навсегда оставшись в глазах моего отца настоящем героем и лучшим отцом времён и народов...
      - Тебе есть, кем гордиться!
      - Да, конечно... Но не так всё просто... Так получилось, что выбор профессии за моего отца сделал мой дед, и судьба с ним согласилась, потому что папа вырос настоящим фанатом своего дела. Коммунистическое воспитание наложило свой отпечаток не только на его характер, но и на его дальнейшие идеи и открытия в профессиональной деятельности. Ему хотелось всех обустроить и "приютить" чем скорее, тем лучше. Потому зачастую в его грандиозных проектах аспект красоты терялся в перегородках и потолках однотипных многоэтажных сооружений. Конечно, в возрасте глобального максимализма, были и такие шедевры архитектурной мысли, о которых он предпочёл бы не вспоминать. Ему часто бывало неудобно за них, но именно эти его работы я считал лучшими. - Герман отпил апельсинового сока и посмотрел в лучистые глаза Кати. - Тебе правда интересно?
      - Конечно! Настоящее родословное дерево. Как это может быть не интересно?
      - Хорошо, - усмехнулся мужчина. Но, если вдруг соскучишься, останови меня. - Кэт послушно кивнула. - Карьера отца была показательно-образцовой. Учась в архитектурном университете на вечернем потоке, он работал на строительстве первых высоток. В 1955 году ваял седьмую высотку Москвы, только уже не руками, а мыслью. В 1960 - вместе с самим Чечулиным проектировал гостиницу "Россия", за что был награждён орденом Ленина. Я гордился отцом, но иной раз не понимал, как можно тратить жизнь на "панельное" проектирование. Как может такое нравится? Что ему до всех этих людей? Став взрослее, я осознал несуразность, даже инфантильность своих вопросов. Когда-то мне на глаза попалось высказывание Джона Донна. Подожди-ка, может, вспомню, я раньше его знал наизусть: "Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа и также, если смоет край Мыса и разрушит Замок твой и Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе".
      - Правильные слова!
      - Надо же, не забыл! В общем говоря, я понял - все люди являются звеньями одной цепи, просто у каждого звена своё предназначение. И только уважая друг друга, звенья могут удержаться в одной связке. Гармония важна во всём: и в архитектуре, и в отношениях, и в жизни...
      - А дальше? Что было дальше?
      - А дальше... Меня принудительно отстранили от музыки, попирая все циклические законы, - Герман развёл руками, - и наставили на путь истинный. Я сопротивлялся, но видно не достаточно стойко. Я был воспитанным мальчиком, понимаешь? Послушным, - он грустно засмеялся и покачал головой. - А дальше, как истерический протест была "бумажная архитектура", в которой я куражился несколько лет. Выиграл несколько конкурсов, понял, что это не моё и...Сначала, хотел уехать на Север строить дороги и новые микрорайоны. Потом встретил одного знакомого по музыкальной школе, и он меня устроил в бар на вакансию пианиста. Кстати, там, где мы с тобой часто бываем. Отец узнал и его чуть не хватил удар. Его сын - пианист в баре - это сродни проституции.
      - Но почему? А мама? Она, что говорила?
      - Мама одобряла, но она делала всегда то, что ей говорил отец. Жалела меня и просила прощение за свою слабость. Я её понимаю. Короче говоря, у моего папы сдали нервы, и он за меня взялся, как следует. Нашли мне невесту, женили и устроили на работу в команду разработчиков Арабатско-Покровской ветки метро.
      - Правда?! Ты разрабатывал станции метро?
      - Да, но не очень долго. Меня хватило ровно на шесть лет. Мякинино, Волокаламская, Митино - я старался сделать что-то особенное. Но, к сожалению, руководство и члены команды не разделяли моего рвения. Я решил действовать своими силами. Пришёл к главному директору комиссии по приёму проектов и выложил свой чертёж. Какой всё-таки я был наивный, и не мальчик вроде бы уже! Говорю ему: "Посмотрите, пожалуйста. Эта станция спроектирована в стиле домино, то есть на контрасте белого и чёрного цветов. Станция строится двухпролётной колонной, с асимметричной цветовой гаммой отделки. С одной стороны путевая стена, пол и колонны отделаны чёрным мрамором, а с другой - белым. Над посадочными платформами целесообразно пустить два ряда ламп. Но главное - изогнутость станции по дуге. Это усилит контраст и даст восприятия спирали. Такого ещё не было". А он выслушал меня и говорит: "Красиво, ничего не скажешь. Домино, значит... По спирали, говоришь. Изгиб - это хорошо, а уверен ли ты в своих расчётах на столько, чтобы это давать в строительство? Это тебе не бумажные загогулины! По этим изгибам поезд должен ходить. А о затратах ты подумал? Да, и практично ли?... Увлекся, ты, дорогой мой, идеей... Ведь, что для человека важно? Во-первых - чтобы его довезли до пункта назначения целым и невредимым. Во-вторых - удобства. А уже, в-третьих - эстетический аспект. А у тебя всё с ног на голову. По изгибу...И потом, ваша команда уже представила проект, кстати, не плохой. Не хорошо, одеяло на себя тянуть, не хорошо... А, работу свою оставь, мы на досуге её ещё раз просмотрим..." Это было моё последнее предложение. Проект, подготовленный нашей командой, мы успешно сдали, и я с чистым сердцем покинул рабочее место.
      - Жаль, что всё так...
      - Я был там лишним, невостребованным, не нужным. Хотя... Год назад на той же Арабатско-Покровской линии открылась новая станция "Пятницкое шоссе" один в один списанная с моего проекта "Домино".
      - Как?! - воскликнула Катя, и её лицо исказилось тревогой.
      - Я долго стоял на платформе, любуясь воплощению своей давнишней идеи. Как я и предполагал, изгиб смотрится потрясающе, а контрастная гамма усиливает эффект спирали.
      - Но...Но... Как же так! - возмутилась Кэт. - И ты промолчал. Ведь это твоя идея! Нужно...
      - Ничего не нужно. Всё равно ничего нельзя доказать...Да, и зачем? Станция уже открыта и служит прекрасным подтверждением моей работе. Знаешь, Катенька, последний год во мне многое поменялось...и я рад этому... Пропала тревога, паника, постоянный бег по кругу. Я вдруг понял, что всё намного проще. Мы спешим попасть в будущее, спешим жить. Пробегаем по настоящему, как стадо баранов, подгоняемое пастухом-временем, не замечая, как прекрасна трава, небо, солнце... Пустая возня и показуха...
       Самолёт рассекал стальными крыльями густые перламутровые облака, иногда выныривая в нежно голубое пространство. Катя смотрела в иллюминатор и думала о жизни человека, сидящего рядом с ней. Она верила ему... каждому слову, взгляду... Человеку, который, как и она был скован супружескими обязательствами. Катя лишь один раз задала себе вопрос - в праве ли она врываться в чужую семью, разрушая свою собственную? Это не правильно, некрасиво, низко... Но интуиция настойчиво не соглашалась с совестью, твердя - это неизбежно! Именно неизбежно. Она вдруг ясно это поняла, и дальнейшие метания отпали сами собой. Рассказ Германа только убедил её в правоте шестого чувства...
       О женщине в синем платье, с редким именем Грета, она старалась не думать, чтобы приступами воспалённой совести не разрушить свою решимость. Если такое и случалось, Катя начинала любить незнакомую ей Грету, соотнося с прошлой жизнью Германа. Она её жалела, преклонялась перед ней и безмолвно просила прощения. Невозможно объяснить всю несуразность её ощущений к незнакомой женщине, у которой она собиралась отнять мужа. В душе Катя была согласна взять на себя всю её боль и тоску, вынести злость и негодование, только бы она смогла стать счастливой без супруга. "Она красивая, она обязательно встретит другого мужчину, с которым будет счастлива..." - то ли обещала, то ли уговаривала себя Кэт. Эгоистичная наивность! Если бы весь этот букет "откровений соперницы" услышала Грета, она бы убила её! И по-своему была бы права. У неё забирают то, что принадлежит ей по социальному праву без борьбы и объявления войны, при этом подставляя обе щеки под удары, прося о прощении. Такие порывы она бы точно не оценила. Но Катины мысли настолько идеализировали образ жены Германа, что практически наделяли его мученическим святым ореолом. В них она вновь и вновь бессознательно благодарила за мужчину, который так стремительно ворвался в её жизнь. Теперь её существование без него было невозможным, потому кардинальные перемены в её жизненной атмосфере были неизбежны. Впервые, она не сомневалась в поступке, чётко осознавая последствия своего решения. "Всё будет хорошо...Всё будет хорошо..." - выстукивало, согласное с ней сердце и она улыбалась в голубое бесконечное пространство...
      
      
      
      
      
      *КСЕНОФОБИЯ
      
       Грета стояла возле открытого окна и выпускала в лиловый закат сигаретный дым. На ней был длинный шёлковый халат тёмно вишнёвого цвета и элегантные чёрные тапочки на каблучке с прикрепленным норковым пушком. Она не позволяла себе расслабляться даже дома, потому увидеть её в удобных спортивных штанах или старой майке было не возможно. Всегда требовательная и придирчивая к себе, она ждала такого же внимания от своего близкого окружения, держа всех в режиме "боевой готовности". "Никогда не знаешь, когда судьба тебе преподнесет подарок. Не хочется, чтобы она меня застала в неподобающем виде", - любила повторять женщина. Что именно она подразумевала под подарком судьбы, Грета никогда не говорила. Знала ли она сама, чего хочет? Что случай ей может такого подарить, чего у неё ещё нет? Не иначе, эта фраза была из какой-то киноленты и служила атрибутом её образа.
       А образ был более, чем колоритный. В свои сорок она довела искусство владеть своим телом и эмоциями до совершенства. Томный взгляд из-под полуопущенных ресниц, выразительный поворот головы, слегка выпяченные губки, мимолетная, но многообещающая улыбка, грациозная походка, мягкость движений, особенная манера говорить, слегка растягивая слова, и многое другое полностью подменили её прежнюю, отдавая дань женскому воображению и безупречному вкусу. Она была идеальна. Как следствие, за ней устремлялось мужское внимание, которым она подпитывала своё самолюбие и оттачивала мастерство флирта. Жизнь для Греты была театром, где она сама определяла роли, решая, когда и кого заменить, убрать или поощрить.
       Когда-то давно она наградила Германа своим нисхождением к его персоне. Родители видели множество перспектив в этом союзе, расписывая жениха только с лучших сторон. Они безусловно были, но... Именно это "но" толкнуло её на замужество и до сих пор не давало ей спокойно жить - он её не любил. Её! Разве такое возможно?! Впервые в жизни к ней относились с нескрываемым равнодушием. Герман был обходительным, воспитанным, красивым и абсолютно ведомым. Было такое впечатление, что в нём отсутствует стержень мужского характера. Чувствовалась надломленность, потерянность... Разве может умная женщина желать ещё чего-то больше? Выйдя замуж, Грета убивала двух зайцев: во-первых, в её руках оказывался полный контроль над перспективным мужем, а во-вторых, открывались неведомые горизонты борьбы за его сердце. На одно мгновение ей даже показалось, что она влюблена. Такую иллюзию предоставила ей первая беременность. Она выбила её из колеи. Грете стало сложно управлять эмоциями. Она часто забывала о присвоенной себе роли обольстительницы, а живот диссонировал с элегантными нарядами. Но самое важное - ей по-настоящему хотелось ласк мужа и его внимания. На удивление, она обнаружила, что муж сдал свою "безразличную" позицию. Он начал уделять ей больше времени, проявляя нежность и заботу. Его старания были такими странными, по-детски смешными и неловкими, что вызывали умиление. Он целовал ей руки, гладил животик, читал вслух добрые рассказы и смешил её. Герман старался предугадывать её мысли и желания, забрасывая квартиру цветами и мягкими игрушками. Грета смотрела на его перевоплощение и радовалась - он её любит. Такую страшную, располневшую и неуклюжую! Как такое может быть?! Но роды всё расставили на свои места, вернув её в режим "королевы", а его в разряд подчинённых. "Он явно странный человек, - думала она. - В такой красивой оболочке сидит полнейший примитив, инфантильная личность. И за это я боролась?"
       Целый год ушёл на восстановление "прежней" Греты. Йога, фитнес, бассейн, салоны и правильное питание. За это время Герман сделал грандиозный скачёк в карьере, чем зацементировал благосклонность супруги, подарив ей уверенность в завтрашнем дне. Она снова, как и раньше "разрешала находиться с собой рядом", но уже не обращала внимания на его холодность. Один раз получив желаемое, потребность в любви мужа у неё пропала. Здесь начинается эпоха её "мимолётных шалостей", которые она сама для себя выдумала для поддержания "женского начала". Что не говори, а женщины после тридцати особенно обворожительны. К женственной, ещё цветущей внешней оболочке примешивается опыт и отшлифованная хитрость. Никогда не знаешь, что по-настоящему скрывается в мыслях и намерениях у такой дамы. Загадка заставляет сильный пол робеть и восхищаться. К сожалению, зачастую на мужей преображение их жён не распространяется. Они под их чары не попадают по причине "семейной близорукости". Взор слабого пола всё больше устремляется к неизведанным далям, не замечая, что у них творится под носом. Внимательно прочитанные своими дамами, а некоторые зачитанные до дыр, мужья остаются пылиться в тени новых приключенческих романов. Разумеется, Грета это делала очень аккуратно и, как свойственно настоящим леди, элегантно... Любовники сменяли один другого, борясь между собой в совершенстве. Эта игра забавляла женщину, но счастья, как ни странно, не добавляла.
       На дворе стоял 2001 год. У Германа дела шли хорошо, потому возник вопрос о переезде в более "подходящее жилище". Они жили в большом доме в Марьиной роще, оставшемся от тётки Германа, который они полностью реконструировали и облагородили. Но Грету это не устраивало. Район не элитный и место для их уровня не подходящее. Муж ничего против переезда не имел, полностью доверяя вкусам жены, но когда она заявила, что хочет жить на новомодном "Острове фантазий", он воспротивился. "Сомнительное строительство, не совсем понятная документация, не хорошие слухи. Мы там жить не будем. Где угодно, но не там!" - таким был его ответ. Грету чуть не разорвало от злости. Она пустила в ход всё своё обаяние и хитрость. Её уловки закончились очередной беременностью, о которой она очень поздно узнала, так и не переубедив упёртого мужа. Грета возненавидела Германа всей душёй и согласилась переехать на Фили в шикарный новый дом. Даже то обстоятельство, что через несколько лет проект "Остров фантазий" был признан не законным и многие владельцы домов вынуждены теперь отсуживать свои дома, не изменило её отношения к мужу...
       Время шло, всё больше отдаляя, их друг от друга, чётко обрисовывая пустоту и одиночество в богатом жилище. Они научились жить, не претендуя на свободу каждого, связывая своё существование проблемами детей. Сын Марк подрос и поступил в архитектурное, а дочке Анне только исполнилось одиннадцать. У них всё было нормально... Пока... Пока Герман не впал в "старческий маразм". Именно так называла переменны в характере и поведении мужа, Грета. Сначала он установил дома пианино, потом принёс этого ужасного кота, а теперь у него появился этот взгляд! У него счастливый вид! Уверенная походка, манящая улыбка, говорящие глаза. О чём они говорят? Подсознание Греты интуитивно угадывало ответ. Такой взгляд может быть только у влюблённого человека. Без сомнений, у её мужа появилась другая женщина. Мозги Греты отказывались принимать новую информацию, но интуиция отчётливо указывала на симптомы любовной болезни. Принять предательство для неё означало бы согласиться с тем, что он её не любит. Нужно было переиграть ситуацию так, чтобы проучить мерзавца раз и навсегда отбив охоту тягаться за чужими юбками, вернув в обычный семейный режим...
       Женщина стояла возле окна и подготавливала себя к неприятному, но уже хорошо ею обдуманному разговору. Её сомнения подтвердились. Вера Петровна исправно отработала свои деньги, а частный сыщик расставил все недостающие точки над "i". Точек оказалось очень много и от взгляда на них у Греты сводило скулы и сжимались кулаки. После просмотра фотографий, её первичный план пришлось забыть. Чтобы медленно и красиво "наказать" изменника у неё не хватит терпения и нервов. Нет! Теперь она уничтожит его быстро и беспощадно! "Подумать только, за моей спиной! С какой-то простолюдинкой...безвкусица..., - Грета взяла со стола фотографию и, взглянув на нее, отшвырнула в сторону, - Ладно была бы красавица, а то... Примитивщина... Столько лет в зад...Я жертвовала своими чувствами ради семьи, вышла замуж не любя и на тебе - благодарность! Скотина! Паскудник! Мерзавец! Он будет ползать у меня в ногах, а я ещё подумаю, прощать его или нет!" Внутренний голос женщины так сильно кричал, что у неё закружилась голова. Она облокотилась на подоконник и высунула лицо в окно. Ночной воздух дохнул на неё прохладой, будто пытаясь остудить разгоряченные мысли. Она прикрыла глаза и глубоко вдохнула. В эту минуту входная дверь скрипнула, и в коридоре зажегся свет.
      - Смотрится карикатурно и пошло, - насмешливым тоном произнесла Грета. - Крадёшься, как нашкодивший кот!
      - Грета?! - опешил от услышанного Герман. - Я вовсе не крадусь. Зачем мне прятаться?
      - Да, у тебя совести даже на это не хватает, - усмехнулась жена и, достав из бара бутылку виски, налила себе выпить. - Присоединишься? Давай, не стесняйся, разговор будет долгим и неприятным.
      Мужчина, молча, отказался, но прошёл на кухню и со вздохом сел на край дивана. Он увидел под столом пустую бутылку из-под красного вина.
      - Грета, может, тебе не стоит столько пить?
      - Позволь мне самой решать, что мне стоит, а что - нет. Это тебя от разговора не освобождает, - она залпом выпила содержимое стакана и тут же наполнила его снова.
      - Я тоже с тобой хотел поговорить. Правда, мне не хотелось бы этого делать в таком русле. Ведь мы всё друг о друге понимаем, зачем нам устраивать не нужные сцены?
      - Какой пассаж! Сильно сказано! Ты думал, что заведёшь любовницу, а я спокойно проглочу?
      - Грета, - мужчина поднял на неё усталый взгляд, - ты же ко мне равнодушна... совсем. Ты это знаешь, я это знаю, дети наши это видят...Давай, разойдёмся с миром, по-хорошему.
      - Говоришь, равнодушна, - зло выговорила жена. - Потому и равнодушна, что рядом со мной находится не мужчина, а тряпка. Что ты сделал для того, чтобы я тебя любила? Да, зарабатывал деньги! Согласна! Но если бы не я и не мои пинки в спину, ты бы уже давно спился в каком-нибудь баре, перебирая свои клавиши!
      - Спасибо, что не позволила морально разложиться.
      - Спасибо не отделаешься, мой дорогой. Кто вернёт время, которое я потратила на то, чтобы сделать из тебя нормального светского человека? Но, видно, рабоче-крестьянские корни не выкопать окончательно. Всё равно тянет к низам. К таким друзьям, как твой Глеб. А теперь нашёл какую-то дуру из среднего класса...хотя судя по фотографиям, я бы её определила ещё ниже...и чешешь ей по ушам. Правильно, ведь среди верхов тебя никто не ценит, не видят твоей тонкой души, гениальной индивидуальности.
      - Грета, - вздохнул Герман. - Лучше не надо всего этого. Тебе же самой завтра будет неудобно за всю эту чушь.
      - Мне неудобно? Мне ещё и должно быть неудобно?
      - Ты сейчас абсолютно не соответствуешь своему образу...
      - Закрой свой рот! - заорала она и бросила пустой стакан из-под виски в стену прямо над головой мужчины. Герман пригнулся. Медленно поднимаясь, он смотрел на жену, у которой играли скулы на покрасневшем лице, а пальцы на руках сжались в кулаки так сильно, что костяшки вырисовывались белыми пятнами.
      - Что ты смотришь?! Я тебя ненавижу! Если бы ты знал, как я тебя ненавижу! Скажи спасибо нашим родителям. Если бы не они, я бы на тебя даже не посмотрела! Пожалела... Я даже не знаю, что больше к тебе чувствую - страх или ненависть? Я так давно с тобой живу, но оказывается, совсем тебя не знаю. Ты нечто незнакомое мне, не привычное, чужое! Ты опасен!
      - Грета, это смахивает на ксенофобию, тебе не кажется?
      - Это намного глубже, дорогой. Это неприятие тебя, как личность!
      - По-твоему, я не человек, а чудовище, от которого нужно избавляться? В таком случае, я согласен, чтобы ты применила крайние меры. Ликвидируй меня.
      - Можешь, не сомневаться, рука не дрогнет.
      - Послушай, Грета, ты сейчас пьяна, чтобы здраво размышлять, - Герман впервые в жизни видел свою жену в таком состоянии. Женщина не была похожа ни на себя выдуманную, ни на ту настоящую, которая пробивалась через слой масок во время беременности. Сейчас она была абсолютно другая. Мужчина смотрел на неё и не знал, как ему реагировать. Как нужно себя вести, чтобы успокоить её и уложить спать.
      - Если бы я тебя любила, то хоть было бы, о чём жалеть. А так... Выброшенные на ветер годы. Зачем? Чтобы искоренить в тебе варварские нравы?
      - А кого ты любила? - вдруг спросил Герман.
      - Не твоё дело! Кого любить? Настоящих мужчин уже давно не осталось. Есть только представители мужского пола. Вот, такие, как ты. Недалёкие и примитивные. За которыми охотятся такие же женщины, не прихотливые в жизни и желаниях... А любовь нужно заслужить. Иначе не будешь ценить её прелести...Ты моей не заслужил. Ты не стоишь даже намёка на неё. Потому что привык довольствоваться малым... Сытое существование стареющего мужчины, которому вдруг показалось, что он ещё на что-то способен. Да, это о тебе! Тебе, наконец, подвернулось такое же ущербное создание, как и ты сам! Ура! Восторжествовала справедливость!
      - Достойная речь, за несколько минут я узнал о себе больше, чем за всю жизнь. Мне кажется, Грета, ты любишь только себя, потому сейчас и злишься. Тебе просто не нравится, что по-твоему не получается. Ты привыкла управлять людьми: мною, детьми, подругами, своими любовниками. Может, тебе это приносит наслаждение, а, может быть, ты так поступаешь, потому что не позволяешь себе снизойти до настоящего чувства. Но я тебя не осуждаю. Потому что ещё недавно сам болтался в реальности, как никчемное звено. Прости меня. Я не должен был позволять управлять собой, своей жизнью. Я не должен был идти на поводу у случая и у тебя... Я не должен был закрывать глаза на наши скупые отношения и мириться с обстоятельствами. Я мог просто не допустить этих отношений. Может, тогда ты была бы счастлива...пусть не со мной...но счастлива...
       Грета пошатнулась и опёрлась на край стола. В её глазах заблестела вода. Было видно, как она борется со слабостью, изо всех сил стараясь утихомирить бушующее море во взгляде, не пустив его наружу. Она выдернула бумажную салфетку из подставки и прикрыла ей лицо. Глухой голос прозвучал спокойно, но непоколебимо:
      - Оставь меня в покое. Иди спать. Договорим завтра.
       Завтра наступило для Германа в одиннадцать часов утра. Он проснулся от ослепительного солнца, заливающего гостевую комнату, и обнаружил себя лежащим на кожаном диване во вчерашней рубашке. Память потихоньку возвращала его к неприятному разговору. Во рту пересохло. Ушацъ, громко мурча, лежал у него на животе. Заметив, что хозяин открыл глаза, он тут же встал на лапы, потянулся и начал тереться об его лицо. Холодный мокрый нос упёрся в щёку мужчины, а усы защекотали шею. Герман взял кота на руки и, сев на диван, стал его поглаживать, пытаясь восстановить в памяти все детали вчерашнего разговора. Чем больше он вспоминал, тем больше уголки его губ сгибались книзу, образуя недовольный смайлик. Улыбаться точно было нечему...
       ...На подоконник сел любопытный воробей. Беззаботно чирикая, он заглянул в комнату и, видимо не найдя для себя ничего интересного, попрыгал к горшку с геранью. Ушацъ весь подобрался. Его уши слово прилипли к спине, глаза из медовых превратились в зелёные и он медленно и грациозно пополз к окну. Но птица, видимо, заметила хищника. Воробей на последок громко чирикнул и взметнул в голубое пространство. Кот разочарованно мяукнул и уселся на окне, подставляя поникшие усы утреннему солнцу. Потом, будто вспомнив о хозяине, повернул узкую мордочку и уставился на Германа, который словно заторможенный ходил по кухне. Он варил себе очередной кофе, потом пытался курить, отрезав кусочек твёрдого сыра, откусил его, скривился и отложил в тарелку, снова вынул из пачки сигарету и подошёл к окну. Кот наблюдал за мужчиной. Его раскосые жёлтые глаза следовали за ним по пятам, то раздувая, то делая почти невидимыми чёрные ромбические зрачки в бездонных недрах. Герман заметил к себе кошачий интерес и, подмигнув животному, попытался улыбнуться. "Интересно, что он сейчас думает? - мужчина погладил Ушаца по шёлковой спинке. - Может быть, он знает намного больше обо мне, чем я могу себе представить. Может он знает, как это быть человеком, потому и смотрит на меня с таким сожалением..."
       На трельяже в коридоре Герман обнаружил жёлтый конверт с компрометирующими его фотографиями, на котором было написано: "Можешь оставить себе, у меня есть ещё". Рядом с ним лежала короткая записка: "Сегодня в восемь часов вечера у Керсановых небольшой приём. Будет узкий круг близких и знакомых. Сделай одолжение, не опаздывай. Твоя жена, Грета"
      
      
      
      
      
      *КАМУФЛЕТ
      
       Дома было пусто и не убрано. Дочь ещё не вернулась из летнего лагеря, а муж, судя по беспорядку на кухне, отсутствовал со вчерашнего дня. Зум, с сонными, не верящими глазами присутствию хозяйки, выбежал из своего укрытия и радостно поскуливая, принялся облизывать родные руки. Кэт присела и обняла собаку. Она соскучилась по своему верному другу, и пёс чувствовал это. Он всегда угадывал её настроение, зная, когда можно пошалить, когда подлизаться, а когда и применить выжидательную тактику...
       Катя загрузила моющую машину тарелками, чашками и вилками, освободив умывальник. "Неужели так тяжело после себя убрать? Нет же, нужно насобирать целую гору посуды и оставить её в раковине, чтобы остатки пищи приклеились намертво". Женщина прошла в спальню, где увидела неубранную постель и купу вещей на полу возле кровати. Она начала поднимать их, одни убирая в гардероб, а другие - в стирку. Здесь было несколько рубашек, брюки, трусы и горка носков. Последних она насчитала пять. Недостающего носка не оказалось ни возле, ни под кроватью. Зато на глаза Кэт попался кусочек акрилового ногтя с серебристой аппликацией. Она повертела его в пальцах и покачала головой: "Всё в этом мире намного прозаичнее, чем мы себе представляем. Одних мы удостаиваем интимными отношениями по пятницам, а другим отдаём всё наше свободное время...и душу". Ревности не было. Самолюбие, успокоенное пражским приключением, тоже молчало. Всё слаживалось, как нельзя лучше. У мужа есть тот, кому можно будет поплакаться, если, конечно, он на это способен.
       Катя положила грязные вещи Володи в корзину для стирки и включила воду, чтобы умыться. На раковине красовались "ёжики" от щетины супруга. Сцепив зубы, она начала смывать их душем. Неужели, только она в этом доме заинтересована в чистоте и уюте? Только её радуют белоснежные умывальники, чистые ковры, блестящая мебель и опрятная кухня? Она никогда не просила мужа заниматься уборкой, взвалив эту "женскую обязанность" на себя, а он никогда не стремился ей помочь. Муж воспринял трудоспособность своей второй половины, как должное, само собой разумеющееся. Пусть будет так! Но разве сложно просто поддерживать чистоту? В конце концов, это гигиенично! Катя не нанимала уборщицу, хотя они вполне могли себе это позволить. Ей не хотелось, чтобы чужой человек рылся в её вещах. И потом, она любила своё жилище, и ей доставляло удовольствие самой следить за порядком. Видимо, такую позицию Володя расценил по-своему - "нравится, тогда вперёд, а я постараюсь тебе организовать обширное поле деятельности". Он именно так и поступал, каждый раз усовершенствуясь в неопрятности. Она ему пыталась объяснить, что чисто - это не тогда, когда убирают, а тогда, когда не мусорят. Но он будто не слышал её... Разве только в этом вопросе он был глух? Он с самого начала отгородился от её желаний и просьб, определив для себя границы мужской свободы... "Идеальные семейные отношения" - вслух произнесла Кэт и скривилась.
       Было время, когда они жили в тесной двухкомнатной "хрущёвке" и ладили друг с другом лучше, чем теперь. Как это ни странно, но чем больше становилось пространство вокруг них, тем меньше оставалось места для них двоих. С каждым новым приобретением, ростом или независимостью, он всё больше разочаровывал её. Наверное, она его тоже. Сначала отстранённость и странные выпады мужа казались случайностью, но время постепенно превращало их в закономерность. Он будто мстил ей за нелюбовь, а себе за слабость. Его месть со стороны была абсолютно незаметна, но Катя с каждым новым днём всё явственнее ощущала на себе скупость чувств, мелочность в желаниях и дистанционную любезность, граничащую с покорностью или вынужденным смирением.
       Пенная ванна с ароматом масла ши и морской солью постепенно приводила её мысли в порядок. Тёплая вода расслабляла, и грусть таяла вместе с кружевным муссом. Женщина набрала в рот воздух и окунулась под воду. "Такое блаженство и тишина. Как хорошо...", - прошептал кто-то внутри неё, но тут же утонул в глухом голосе извне.
      - Ты уже дома? - на пороге ванной комнаты стоял Владимир. - Мне казалось, ты должна приехать только завтра.
      - Тебе казалось, - Катя вынырнула и пригладила мокрые волосы руками. - Я спутала твои планы?
      - Нет, - ухмыльнулся муж. - К счастью у меня их на сегодня не было. Ладно, не буду тебе мешать.
      - Ты мне никогда не мешаешь. Это просто невозможно. Чтобы мешать, нужно быть близко друг к другу, рядом.
      Владимир остановился в двери, выдержал паузу и, повернувшись, посмотрел на жену в изумлении:
      - Ты пытаешься мне что-то сказать?
      - Я тебе уже говорю. Хватит делать вид, что мы идеальная пара. Тебе самому не надоело?
      - Ты это серьёзно? - лицо мужчины сбросило удивлённую маску и теперь выглядело вполне спокойно. - Хочешь об этом поговорить? Нет проблем. Жду тебя в комнате. Обнажённая в ванне ты уже смотришься проигравшей.
      - А я думала, что живу с тобой, а не соревнуюсь, - вдогонку ему крикнула Катя.
       Закутавшись в махровый халат и натянув тёплые носки, Кэт показалась в комнате. В руках у неё была чашка с чаем, от которой вилась ленточка пара. Муж полулежал на диване и бестолково переключал программы на пульте. Заметив её, он кивнул, лениво потянулся и продолжил своё занятие.
      - Нам нужно поговорить, - тихо сказала Катя и опустилась в глубокое кресло.
      - Говори, раз нужно, - он продолжал пялиться в экран телевизора, заставляя последний меняться в лицах и действиях.
      - Нам это нужно обоим...
      - Не перекладывай с больной головы на здоровую. Меня всё устраивает...
      - Тебя устраивает распланированная жизнь? Дежурные фразы, заученное приличие, секс по расписанию, равнодушие, скупость эмоций. Нам же наплевать друг на друга!
      - А разве ты не этого хотела, когда выходила за меня замуж? Всё, что ты перечислила, входило в пакет услуг "брака по расчёту". Помнишь, нам тогда не хватило на "брак по любви"? Не доставало твоей половины.
      - По-твоему это смешно? О каком расчёте ты говоришь? Я работаю точно так же, как и ты...
      - О разумном. О расчёте, где мы всё просчитали и взвесили, не опираясь на чувства. Тебя всё устраивало, насколько я помню. Меня - тоже, лучше так, чем совсем без... - Володя поперхнулся и, на секунду Кате показалось, что он сконфузился. - В общем, не важно... Так в чём же теперь дело? Ценности изменились или вмешались высшие силы?
      - И то, и другое, - коротко бросила Кэт. - Тебе никто не говорил, что ты законченный циник?
      - Нет, но спасибо. Приму это за комплемент... Ты сегодня в ударе! - усмехнулся муж, - Может, и мне в командировку съездить? А то прозябаю в одиночестве.
      - Зачем? Тебе, по-моему и здесь неплохо... Надеюсь ты девушке на маникюр денег оставил, а то она, бедная, спасая тебя от одиночества, ногти растеряла.
      - О чём это ты? - мужчина повернулся к жене и еле заметно улыбнулся.
      - Да, так, фантазирую. Ладно, вижу, что нормальной беседы у нас с тобой всё равно не получится.
      - Потому что ты ходишь вокруг да около, - вдруг сказал Володя. - Ищешь зацепок? Не стоит, Катенька. Зачем? Ведь мы привыкли друг с другом не церемониться. Ты меня никогда не любила, я всегда это знал но, как дурак надеялся, что в один день всё изменится. Мы были молоды, а в эпоху большой нелюбви, как поёт Макаревич, можно было с лёгкостью принять настоящее чувство за проституцию. Потому я был рад, когда ты позволила себя любить. Для тебя это был лучший выход - удобная, но проверенная нелюбовь, чем что-то неизвестное и далёкое. Ведь ты могла растерять себя в поиске за её благами... Для меня это была настоящая победа. Но время показало, что я ошибался. Думаешь легко жить с женщиной, которая ни разу... ни единого разу не сказала тебе, что любит? Глупо, глупо... А потом мне посоветовали - "если не можешь изменить ситуацию, попробуй изменить отношение к ней". Я попробовал и у меня получилось. Я научился жить в нелюбви. Оказалось её можно беспрепятственно получать извне, тем более, когда жизнь мужчины совершенно не интересует его жену. Я создал определённые законы, которые нам позволили уживаться в одном доме без проблем. Мы стали параллельно свободные. Так что, дорогая, тебе обижаться не на что.
      - Но зачем? Почему, ты просто не ушёл? Зачем опускаться к психическому мазохизму?
      - Потому что я люблю нашу дочь и... тебя. Хотя я уже давно не понимаю, любовь ли это или хроническая болезнь. Вроде бы уже давно от тебя освободился, но раза два в год случаются приступы чувств. Тогда мне без тебя плохо... - муж так спокойно говорил о своих внутренних переживаниях, что, казалось, он издевается. Ни одной случайной эмоции на бледном лице, размеренный тон, тихий голос. Рука всё так же переключала программы, а экран приковывал его рассеянный взгляд, бросая цветные блики на профиль мужчины.
      - Нам нужно расстаться, - тихо сказала Кэт. - Её голос дрогнул на последнем слове. Она закашлялась и отхлебнула из чашки.
      - Раз нужно, значит, расстанемся, - спокойно произнёс голос мужа.
      - Но... Но... Володя... Танюшка скоро вернётся из лагеря и...
      - Она уже большая девочка. Не сомневаюсь, что ты сможешь ей правильно объяснить ситуацию. Пусть сама решает, с кем ей остаться жить, а к кому приходить на выходные. На счёт дома...
      - Я сниму квартиру, - перебила его Катя.
      - Не нужно меня унижать. Я перейду в квартиру родителей, которую они сдают, а вы с Таней останетесь здесь. Правда тебе придётся потерпеть моё присутствие ещё месяц-другой. Люди должны подобрать новые варианты.
       Кэт не ожидала, что разрыв случится так просто и без всяких препятствий. От "повиновения" мужа стало больнее вдвойне. Её воображение рисовало всё, что угодно: истерику, крики, хлопающую дверь и даже хлёсткую пощёчину, но только не флегматичное принятие ситуации. "Может быть, Володя что-то задумал и просто тянет время? С его логическими мозгами он может просчитать любую проблему и повернуть её в свою пользу. Не зря же в ванной он говорил о проигрыше. Пока я вытиралась и делала себе чай, у него было время обдумать линию разговора. А иначе, как можно объяснить такое поведение. Усталостью? Равнодушием? Новым чувством?" Катя, закутавшись почти с головой в тёплое одеяло, ощущала холодную дрожь. Казалось, кровь остановила свой бесконечный бег и застыла в венах, вызывая ощущение слабости и холода. Непроницаемое лицо мужа и его уравновешенный голос не выходили из головы. Она пробовала примерить роль Володи - как бы она повела себя на его месте. Но у неё не совсем получалось войти в кожу супруга. Ведь, как он совершенно правильно сказал, она его никогда не любила. Как же тогда она может представить его ощущения? "Если бы Герман сказал, что уходит от меня, как бы я поступила?" - вдруг спросила себя Катя и сердце её сжалось. "Я бы умерла, - молниеносно пронеслось в голове. - Получается, я только что убила своего мужа?" Женщина вздрогнула. Она почувствовала, как горячая вода хлынула из глаз. Это было вовремя и необходимо - она нуждалась в слезах. Нужно было выпустить пар, чтобы потом мыслить адекватно и без истерик. Становилось легче. Мысли наперебой пытались успокоить хозяйку: "Всё будет хорошо... Он с самого начала знал, что ты его не любишь, значит, был готов к такому финалу... Невозможно убить то, что уже давно уничтожено... Так будет лучше для всех и в первую очередь для него. Он, наконец, сможет быть счастливым..." Чувство вины постепенно отступало, смешиваясь с мутной картинкой перед глазами, которая медленно отдалялась в синее пространство. Вдруг оно раскололась на тысячи мелких светящихся точек и превратилось в чёрный холст ночного неба. Катя заснула.
       Владимир всё также сидел на любимом диване, который почему-то сегодня ему казался неудобным и жёстким. Впрочем, сейчас его не устраивал весь мир, который в одночасье превратился в никчемный атрибут судьбы. От последней всё-таки никуда не деться, права народная молва. Натянул не свою рубаху и хотел, чтобы она пришлась к телу. А не тут-то было... "Почему женщины придают такое немыслимое значение мелочам и совершенно не замечают главного? Для них какая-то пустяковая деталь может предопределить судьбоносное решение. Грязная посуда, не свежая рубашка, пустые слащавые слова... Внимание? Она говорит о внимании! ... Пустячный комплимент или щипок за попку они ценят выше каждодневного вклада в безбедное и удобное существование семьи... Ей стоило только позвонить и я уже тут, как тут! Проблема с банком - Вова, машину ударила - Вова, кран протекает или соседи бузят - Вова, Танюшка руку сломала - Вова, сама заболела - тоже Вова. Лекарства, больницы, диетические супы. Нет, я не жалуюсь...Всё от чистого сердца! Но почему это всё проходит не замеченным, а в конце вспоминается только невымытая ванна или усталая физиономия? Конечно, она мне этого не говорила, но ведь думает! Думает, я точно знаю! Неужели виной отсутствие разумной логики и переизбыток эмоций? Может быть, привычка мешает реально смотреть на вещи? Кэт так привыкла к моему присутствию, что я в её сознании практически уподобился неодушевлённому предмету, мебельному атрибуту, кухонной утвари... Я вышел из строя и мне нужна замена...Боже, о чём я думаю?! - мужчина еле заметно ухмылялся кому-то незримому и, отшвырнув в сторону пульт, закрыл руками лицо. - Сам виноват, не нужно было показывать характер... Я отпугнул её, позволил думать, что она мне безразлична... Дурак, хотел, чтобы она сдалась и, в конце концов, поняла, что теряет. Ждал признания в любви. На кой чёрт, оно мне сдалось?! Это не иначе, как признаки паранойи, навязчивая идея не обласканного мужика... Итог - она уходит...И что теперь? Что теперь мне делать?"
       Вопрос эхом отзывался в воспалённых мозгах. Мужчина встал, подошёл к открытой двери балкона и заглянул в ночь, полную мигающих глаз во главе с серебряным круасаном луны. Темнота смотрела на человека с усталым взглядом и, казалось, сочувствовала ему. До его слуха с лёгкими порывами прохладного ветра доносилась грустная песня сверчка. Её подхватывала одинокая птица с клокочущим пением, больше походившим на крик или стон. Такая же "песня" сейчас звучала внутри Владимира. Она разрывала лёгкие и сердце, желая вырваться наружу и уничтожить всё и вся. Но хладнокровная маска мужского лица преграждала грозной силе выход, мужественно отражая её удары. Всё его тело напоминало один нервный узел, такой себе камуфлет. Беда взорвалась внутри него, так и не образовав воронки для выхода. "Если хочешь удержать - отпусти", - шептал тихо ветер, пытаясь погасить красный огонёк дрожащей сигареты. "Странно всё устроено в мире. Зачастую чтобы добиться желаемого результата, нужно поступить вопреки логике, разуму или сердцу. Почему? ... Видно, у любви свои правила, которые она нам диктует и не принимает возражений...", - подумал мужчина, затушил сигарету и тенью скрылся за стеклянной дверью.
      
      
      
      
      
      ПРЕСТИЖ
      
       "Ярмарка тщеславия" у Керсановых, замаскированная под заезженным и скучным названием "светский вечер" была в самом разгаре. Ухоженные и упакованные по всем канонам современных тенденций моды женщины, самодовольные, слегка вальяжные мужчины и услужливые "накрахмаленные" официанты смешивались в один пёстрый улей показного благополучия. За принятыми формами приветствий или поздравлений скрывался подтекст настоящего отношения друг к другу и оценивающие формулировки. Каждый из присутствующих прекрасно знал о негласной подноготной таких вечеров и прилежно исполнял отведённую себе роль. Одни относились к этому, как к обязательному атрибуту "высших кругов общества", других - игра забавляла, подбрасывая в ритм жизни пикантных ощущений. Были и такие, которым претило светское кривляние, но они были в меньшинстве. Скучно болтаясь по залу и, раздавая случайные приветствия, они ждали, когда время и нормы приличия позволят покинуть сборище.
       Когда-то у Германа замечательно получалось варьировать в бесполезных беседах, выказывая высший класс дипломатии. Одно время игра в словоблудие ему казалась интересной и даже полезной и познавательной. Он мог спокойно, не прибегая к жаргонной лексике и не оскорбляя соперника, положить его "на обе лопатки". Такая словесная "тактика" внушала почтение окружающим, завоёвывая мужчине признание дам и престиж. Но с каждым годом Герман всё больше отдалялся от общественных мероприятий, мотивируя своё отсутствие занятостью или усталостью. Последнее было почти правдой. Только подумав о перспективе намечающегося вечера, он уже чувствовал себя морально разбитым. Всё чаще в его речь просачивались саркастические нотки, вводя собеседников в замешательство. Это привело к тому, что гости начали сторониться его, предпочитая не вступать в споры, чтобы не выглядеть комично. Грета злилась и пыталась повлиять на супруга разными неоспоримыми доводами. Герман с ней соглашался, исправляясь на очередном вечере, но через некоторое время его самообладание снова давало трещину. Всё чаще, мужчина оставался дома, отгораживаясь от просьб жены кучей дел или болями в спине. Она делала вид, что верит и, сцепив зубы под восхитительной улыбкой, отправлялась на вечер в сопровождении одного из членов своего благотворительного фонда.
       Сегодня Герман Александрович появился "на людях" после длительной паузы. Вчерашний разговор, который остался незавершённым, не давал ему ни одного шанса пропустить тусовку, "так много значащую" для Греты. Впрочем, как и все остальные. Он понимал, сейчас с женой лучше не ссориться. Так же он понимал, Грета прекрасно знает, что он думает именно так. Получался замкнутый круг, из которого без проблем выбраться будет очень сложно. Но разрыв был неизбежен. Оставался вопрос - как сделать его безболезненным. Грета же искала иных путей для разрешения проблемы. Она собиралась тянуть время, ища эффективные способы, чтобы удержать мужа. Ей это было "принципиально необходимо". Воображение женщины уже рисовало, как она с ангельским обличием прощает наглеца, а в уме вынашивает план мести. Она его унизит изощрённо, даже пикантно, и заставить заплатить за "доставленное ей унижение". Герман это отчётливо понял, когда столкнулся взглядом с лучшей подругой Греты. Та сухо поздоровалась, надменно бросила несколько заученных фраз, а в конце постаралась улыбнуться. Женская солидарность, граничащая с женским шовинизмом! Он теперь в чёрном списке Греты. Более того, на первом почётном месте негодяев и мерзавцев. Наконец, ему удалось стать первым в её глазах!
      - Я уже стала беспокоиться, что ты не придёшь и готовить для тебя очередной *реприманд, - раздался томный голос за спиной и терпко-горькие духи окутали пространство.
      - Честно сказать, именно об этом мне нашёптывало моё подсознание, - тихо сказал Герман.
      - Я рада, что твой здравый ум превзошёл личностную сторону, он начинает к тебе возвращаться. И это радует. Ты должен понимать, не всегда удаётся делать то, что хочется. Мы живём в обществе, потому должны соблюдать его правила и нормы приличия, чтобы не остаться за бортом большого корабля...
      - Что-то меня на этой лодке сильно укачивает...Может вытошнить...
      Грета бросила на мужа злой взгляд, но тут же утопила его в сладкой улыбке:
      - Боже мой, Анатоль! Как давно я тебя не видела! Давно ты в Москве?
      Невысокий мужчина с русыми прямыми волосами, свисающими к плечам и придающим его образу особой элегантности, улыбнулся белозубым ртом и слегка поклонился. Он относился к людям неопределённого возраста, у которых последний варьировал между тридцатью и пятидесятью годами.
      - Уже как месяц. Рад тебя видеть, прекрасная Грета. Как всегда элегантна и мила, - он чмокнул её в обе щеки и с нескрываемым интересом посмотрел на рядом стоящего кавалера.
      - Спасибо, дорогой, - женщина кокетливо смутилась и тут же повернулась к супругу, - Ты знаком с моим мужем?
      - Герман, - сухо сказал мужчина и вытянул вперёд руку, чтобы поздороваться.
      - Очень приятно. Какое редкое имя. *Шарман, - пропел Анатоль и кончиками мягких пальцев подцепил протянутую ему руку. - О! У вас красивая рука. Вы музыкант?
      - Да, - ответил Герман, но голос жены поспешил перебить его.
      - Когда-то был... Теперь он замечательный архитектор.
      - О! Я почти угадал. Мастер застывшей музыки. Прекрасно...
      - Да, просто умопомрачительно, - хмыкнул Герман. - Работаю в стиле панк рока, а иногда и хауса. Последний можем организовать быстро и по символической цене, - жена толкнула локтём супруга. Её лицо залила бордовая краска, беспардонно гася на щеках розовый румянец от Шанель.
      - А вы шутник, - вопреки ожиданиям Греты, восхитился Анатоль. - С вами не соскучишься, - Герман уловил во взгляде собеседника неподдельный интерес к своей персоне и поморщился.
      - Наверно, спасибо, - сказал он и поспешил добавить, - Вы меня извините, мне нужно отойти ненадолго.
       Он шёл в направлении предполагаемой уборной комнаты, которая служила предлогом отделаться от слащавого типа с длинными волосами. Не доходя до намеченного пункта, он увидел открытую веранду и машинально повернул. Ночная прохлада приятно встретила его пеньем сверчков и тихим бульканьем небольшого мраморного фонтанчика. Мужчина, запустив руки в карманы, остановился возле резной белой лавочки и поднял голову к небу. Оно так же смотрело на него. Герман любовался сверкающим бисером ночного полотна и думал, что он делает среди странных, не интересных ему людей. Почему он снова поддаётся влиянию Греты, и старается ей угодить? Зачем этот спектакль в стиле "Севильского цирюльника"? Фигаро тут, фигаро там! "Нужно определиться раз и навсегда. А время расставит всё по своим местам. Не так ли?" - спросил мужчина в звёздное пространство. Вдруг одна горящая бусинка отделилась от чёрного полотна неба и устремилась куда-то вниз, оставляя после себя ровный белый шлейф. Герман вздрогнул.
      - Я не понимаю, зачем ты так поступаешь? - нервный голос Греты испугал его.
      - Как так? Послушай..., - мужчина подошёл к жене и слегка обхватил её оголённые плечи, - давай не будем делать друг другу на зло. Ты поймёшь меня и отпустишь, а я ещё раз попрошу у тебя прощения и уйду...
      - Ты...ты... - возмущение мешало ей говорить, - Да, как ты смеешь! А я, наивная, думала, ты раскаиваешься в своей грязной интрижке. Дала тебе шанс всё исправить.
      - Что исправить, Грета?
      - Наши отношения! Своё поведение! - шипела она.
      - Нас уже давно нет...и не было... И не потому, что я такой плохой или ты не такая. Потому что наши отношения никогда не строились на любви. И ты это знаешь лучше меня. Зачем же тогда этот цирк?
      - Значит, цирк... - выдохнула женщина. - А мы и наши дети клоуны?
      - Не нужно, утрировать. Грета... Я не дотягиваю до тебя, а ты никогда не спустишься ко мне...
      - Да, рассказывать ты всегда умел...
      - Я очень не хочу, чтобы мы расстались врагами. Мы просто не можем так поступить, хотя бы ради детей.
      - Неужели ты ещё помнишь об их существовании?
      - Я разговаривал с Марком, - вдруг сказал Герман и внимательно посмотрел на жену. - Он меня понял.
      - Что?! Ты говорил с нашим сыном, не спросив у меня! Играешь за моей спиной! Не ожидала от тебя такой гадости...
      - Зачем ты так? Я ничего плохого не хотел. Наоборот, я ожидал его призрения или... Но... Знаешь, что он мне сказал?
      - Надеюсь, послал тебя куда подальше, - зло бросила Грета.
      - Нет. Он мне сказал, что я, наконец, совершил мужской поступок.
      Грета смотрела на мужа прищурив глаза, а её играющие скулы говорили о том, что она всеми силами пытается сдерживать бурю внутри себя.
      - Что это значит? - медленно, выделяя каждое слово, спросила женщина.
      - Это значит, что наш сын не дурак и не слепой, чтобы видеть очевидное.
      В это время из холла донеслись приглашающие звуки трубы, и гости начали стекаться к небольшой площадке, в центре залы.
      - Пойдём, - встрепенулась, Грета, и в считанные секунды натянула маску светской львицы. Её лицо теперь было спокойным и приветливым, лишь совсем немного припудренное надменностью. Она слегка подтолкнула Германа к выходу, удерживая его под руку. - Прошу тебя, смени физиономию на что-то более съедобное.
      - Не могу, у меня несварение желудка, - шепнул Герман и попытался улыбнуться. - Куда мы идём? Что сейчас будет?
      - Увидишь, дорогой, - женщина раздавала направо и налево лучезарные взгляды, подводя своего кавалера всё ближе к площадке, где стоял на длинной ножке стройный микрофон.
      - Кто-то будет петь? - наклонившись к ней, поинтересовался Герман.
      - Увидишь, - снова увильнула от ответа Грета.
       Керсанов Евгений Константинович, а в обществе попросту Евген был известен своими организаторскими способностями. Его эстетически - психологические тесты-придумки всегда имели познавательный, обучающий или артистический характер. Ни один вечер в его доме не проходил без такого рода программ. Люди по-разному относились к странным "пристрастиям" хозяина. Одни считали его баловнем судьбы, который именно по этому поводу мог себе позволить не стесняться в "неординарном хобби". Другие посмеивались и прогнозировали пессимистическую картину на будущее. Были и такие, которые с любопытством ожидали новых проявлений организаторского таланта Евгена, желая быть задействованными в преставлении и, быть может, запечатлёнными в очередной статейке жёлтой прессы. Но всех присутствующих объединяло одно - интерес.
       Евгений Константинович вышел к микрофону и поднял руку. В зале стало тихо. Его широкое лицо блестело от пота и удовольствия под множеством ярких ламп громоздкой люстры. От выпитого глаза сделались совсем узкими, и, казалось, терялись в мясистых щеках, покрытых густой паутиной розовых и голубых капилляров. Большие красные губы выразительно шевелились, то и дело, обнажая в улыбке верхнюю десну. Но голос мужчины, низкий и внушительный, совершенно не соотносился с его комической внешностью, наделяя сказанное особым значимым смыслом. После небольшого вступления, Керсанов, предложил всем присутствующим мужчинам проверить свои карманы на предмет серебристого листка. Грета многозначительно посмотрела на Германа и тот запустил руку в карман пиджака. Кто бы сомневался - он извлёк оттуда искомый предмет и одарил супругу хлёстким взглядом. На какие она ещё готова уловки, только бы он плясал под её дудку?
      - Зачем ты мне его подложила? Ты же видишь, что я не настроен на...
      - Ты всегда не настроен, - перебила его женщина. - Весь твой энтузиазм, как оказалось, уходит на другое!
      - На, - он протянул ей листок, - я ухожу домой, а ты можешь выиграть приз. Тем более, что в сценическом мастерстве тебе нет равных.
      Мужчина повернулся, уйди, но Грета схватила его за руках и хрипло прошептала:
      - Если ты уйдёшь, пеняй на себя! Я тебе не девочка, чтобы за...
      Её голос заглушило добродушное приглашение хозяина дома:
      - Ну, что же вы господа, выходите ко мне! Герман Александрович, не стесняйтесь, мы вас не обидим! - гости дружно засмеялись и захлопали, а Грета нервно, но с улыбкой на лице оттолкнула руку мужа и присоединилась к аплодисментам.
       Герман выдохнул, хмыкнул себе под нос, и направился к площадке, на которой уже стояло шестеро мужчин.
      - И так, дорогие мои, - продолжил свою речь Евгений Константинович. - Сегодня у нас с вами вечер интеллектуального тренинга. Представьте себе, что мы находимся на сеансе анонимных алкоголиков, - среди гостей возникло шушуканье и сдавленный смех. - Нет, нет, что вы! Все мои друзья, - он указал на семерых мужчин возле себя, - солидные, прекрасные люди! Потому к пьянству не имеют никакого отношения. Но! У каждого из нас есть какие-то небольшие истории, может быть из детства или юности, а, может быть, и недавние, которые в глубине души время от времени напоминают о себе, раздражают, вызывая внутренний дискомфорт. Эти истории не обязательно должны быть с негативным подтекстом. Они могут быть совершенно обычные на первый взгляд и носить нейтральный или даже положительный оттенок. Просто человек, то бишь, носитель своей истории не всегда осознаёт глубину её смысла. И потом, откровение и внимание к себе - это то, что каждому из нас доставляет удовольствие. А в нашем современном мире мы всё больше и больше отделяемся друг от друга, прячась за электронные машинки и телефоны. Потому сегодня мы с вами убьём двух зайцев - одни выговорятся и получат наше признание, а другие - насладятся откровением. Ведь всегда интересно подсмотреть в замочную скважину!
       Керсанов засмеялся, в очередной раз обнажив крупные зубы.
      - Кстати, этой методикой уже давно пользуются в Европе и в Америке на разного рода корпоративах и вечерах. Она заставляет расслабить и создать доверительную атмосферу. Ну, что, начнём!
       Он повернулся к конкурсантам и рукой показал на место у микрофона. Не высокий, но стройный мужчина из "избранных", вышел в центр:
      - Евгений Константинович, вы сегодня превзошли самого себя! Может, вам следует подумать о карьере психоаналитика? А мы к вам на сеансы будем записываться.
      - Я уже об этом думаю, - хихикнул Керсанов.
      - Вот и чудно! - подхватил его фразу оратор. - В таком случае, когда откроете свой кабинет, я к вам непременно запишусь. А сейчас увольте, вынужден отказаться. Не вижу анонимности в вашем предприятии. Так, что возвращаю вам листок. Если хотите, можете им воспользоваться, я вам уступаю своё место.
      В зале сделалось тихо. Мужчина спокойно оставил площадку и, не оборачиваясь, направился к выходу, так сказать ушёл по-английски.
      - Ну, Сергей Викторович! - кричал ему в след Евген, - стоит ли так серьёзно воспринимать? Вернитесь! Ладно, раз так, то я, пожалуй, и начну. Это молодых самолюбие и высокомерие держат в узде, заставляя выпячиваться и вести себя соответственно, а я к их числу, к сожалению, уже не принадлежу. Потому с высоты своих лет, на многие вещи давно перестал реагировать и воспринимаю их более просто и легко. Друзья мои, поверьте, я не хотел никого обидеть! - его поддержали аплодисментами. - Кстати, я основательно готовился, так сказать, до мелочей. Вот, например, цвет для пригласительных листков мною выбран не случайно. Он серебряный. Этот цвет выходит из серого и выражает стремление к свободе и попытку преодолеть все ограничения. Это цвет спокойствия, но в то же время и фантазии. Например, в мифологии его связывают с серебряной нитью, скрепляющей душу и тело. Теперь вам понятно, что мои намерения только благие, - кто-то выкрикнул браво и все тут же захлопали. - И так... Моя история. Когда я ходил в школу, я был очень толстым, даже не побоюсь этого слова, жирным мальчиком...
       Банальная история о толстом подростке Кирсанове, которого все дразнили и даже девочка, в которую он был тайно влюблён, казалась умилительной и заезженной. Сколько таких похожих историй крутится ежедневно вокруг нас, и мы их не замечаем. Хотя, может быть, они банальны для тех, кто никогда не был толстым? Герман слушал рассказ Евгена и скучал. История была так далека от откровения, как правда ото лжи. Видимо, серебряный цвет лично для Керсанова обозначал лишь фантазию. Дело в том, что усиленные тренировки и диеты не имели никакого отношения к Евгену. Он всегда любил хорошо и много поесть и ни при каких условиях не ограничивал себя в этом удовольствии. В детстве же мать и бабушка прятали от него сладости и варенье, пытаясь отучить его много и постоянно кушать. На счёт детской любви - это был вообще перебор. Он бы никогда не отказался от ватрушек и печенья ради какой-то девчонки. Потому, когда мужчина распинался в том, каких усилий ему стоило его юношеское чувство, Герман про себя посмеивался, вспоминая, как лет десять назад Грета ему рассказывала о предстоящей липосакции на животе и бёдрах Керсанова. История заканчивалась в стиле "вендетты" - похудевший и похорошевший Женечка отвергает девчонку, которая теперь была к нему не равнодушна. Бурные овации! Как известно ничто так не умиляет, как откровенное признание своих недостатков, шалостей, ошибок, особенно, если это делает солидный и известный человек! Как бы сказал Анатоль - "шарман".
       Воспрянувшие духом кандидаты на речь, расслабились, усмотрев в ситуации огонёк славы и популярности. Керсанов оказался прав - людям нравится интерес к своей персоне. Нам всегда приятно, когда обозревают нашу жизнь, привычки, хобби, через призму заинтересованности. Потому что каждый из нас в глубине души считает себя особенным, в чём-то уникальным, выдающимся. Сама жизнь отчасти понимается нами, как конкуренция между людьми, их профессиональными качествами, персональными и косвенными. Соревнования начинаются уже в детских садах, когда мы заглядываем через плечо на рисунок соседа и гордо говорим "А у меня всё равно лучше!" ... Лучше, красивее, сильнее, надёжнее, экстравагантнее, больше... И чтобы там не говорили, каждому нужны рядом люди, которые бы искренне интересовались нашей жизнью, нашими взлётами и победами, ошибками и достижениями, странностями и пристрастиями. Если же таких людей не оказывается в нашем окружении, люди идут к психологам и психоаналитикам, чтобы за деньги рассказать о своей замечательной жизни...
       Мысли Германа всё дальше уводили его от торжества. Он краем уха слушал рассказ очередной "жертвы керсановских экспериментов" и думал о том, что у него есть "свидетель его жизни". Кате было интересно абсолютно всё, что он рассказывал. Она жадно впитывала информацию, не отрывая от него лучистых медовых глаз. Ему тоже было интересно всё, что с ней связанно. В последний раз он рассматривал её детский альбом. Герман даже не догадывался, что такое пустячное занятие, может вызвать в нём бурю чувств и эмоций. Кэт сидела рядом и комментировала каждое фото. Над одними они смеялись, над другими грустили, а некоторые провожали молча, оставляя без комментариев. Ему было интересно! Перед глазами вдруг возник чёрно-белый образ маленькой девочки в школьной форме с двумя тонкими хвостиками, завязанными огромными гофрированными бантами. Она смеялась, обнажая рот с недостающими молочными зубами. Герман не заметил, как улыбается.
      - Ну, Герман Александрович, радостно видеть, что ты в хорошем настроении. Чем нас порадуешь? У такого интересного человека и истории должны быть такими же, - Герман обвёл невидящим взглядом присутствующих, наклонил голову к груди, покачал ею, будто стряхивая прежние мысли и медленно подошёл к микрофону. Внутри его рвался наружу протест и отвращение к себе такому правильному и послушному. Какие-то люди, которым до него нет никакого дела, впивались в него предвкушающими взглядами. Они ждали зрелищ и праздника. Он отыскал среди голов сияющее, но требовательное лицо жены, выражение которого ни чем не отличалось от других. "Хотите, значит, будут вам интересные истории", - подумал Герман и злорадно улыбнулся.
      - Друзья мои... Надеюсь на "анонимность" этого вечера и вашу порядочность, так как то, что я хочу сейчас рассказать, очень интимно и для меня имеет огромное значение, - мужчина говорил серьёзно и размеренно. В зале повисла тишина. - Сейчас многие говорят о трансплантации органов. С моей точки зрения, это правильно. Ведь, если мы можем помочь ближнему и продлить ему жизнь или полноценное существование, это прекрасно. Значит, мы не зря родились. В связи с этим я готов пожертвовать одним из своих органов. - Стало так тихо, что было слышно, как ночной мотылёк барабанит крыльями о яркую лампочку. Некоторые из гостей стояли с открытыми ртами. Лицо Греты исказили злость и несколько красных пятен, которые невозможно диссонировали с лиловым платьем. - Так вот, я и думаю, если я отдам, то есть трансплантирую, своё яичко другому мужчине, а у него потом родится ребёнок, этот ребёнок будет только его или может так же считаться моим?
       Тяжёлая пауза затягивалась. Герман с вызывающим взглядом смотрел на Грету, в глазах которой было столько гнева и ненависти, что прорвавшись наружу, они могли бы отравить всех присутствующих в зале. Вдруг послышался смешок, ещё один, и ещё. Керсанов прыснул со смеха и схватился за живот. В одночасье все присутствующие присоединились к хозяину дома и теперь хохотали от души.
      - Ну, ты даёшь! Вот, придумал! - Евген обнял Германа и похлопал по плечу. - Я не ошибся, ты в своём репертуаре! Господа, думаю, возражений не будет, если я объявлю Германа Александровича победителем?
      Возражений не было. Ему вручили позолоченный "Паркер" и он, наконец, был свободен. Раскланявшись, не подходя к жене, Герман отправился прямиком к выходу. Она догнала его уже у машины.
      - Ты отвратителен и жалок!
      - Я так не думаю. Присутствующие остались мною довольны. Даже наградили за полученное удовольствие!
      - Какая мерзость! Что теперь о тебе будут говорить?! Сегодня они смеются, а завтра твоё дурацкое откровение будет пол Москвы обсуждать!
      - Разве тебе не этого хотелось? Ты только представь, как ты вознесёшься в глазах публики. Уже завтра будут говорить о твоей щедрости, - мужчина еле сдерживал улыбку. - Какая жена пойдёт на такое?! Поделиться самым важным "мужским атрибутом" и всё ради того, чтобы и в другой семье смогли ощутить радость от детского смеха!
      - Ты... Ты... - Грета тяжело дыша, наступала на мужа, - Я даже не могу выразить степень моего разочарования и стыда, потому что всё равно ты не сможешь этого понять своими ограниченными мозгами!
      - Не страшно, я с этим смогу жить. Кстати, а ты как думаешь, считался бы я отцом ребёнку или нет?
      - В любом случае из тебя отец никакой! Потому что ты безответственный, беспринципный и недалёкий. Чему ты можешь научить?
      - Это я для тебя такой никчемный. Ты так говоришь, потому что не любишь меня. Даже больше - ты меня ненавидишь. Грета, ты только подумай, если бы не наш брак, ты смогла бы запросто осчастливить другого человека, и сама была бы счастлива.
      - Брак по любви ещё короче, чем по расчету. Нужно быть полным идиотом, чтобы этого не понимать! Люди связывают себя узами брака по трём причинам: по расчёту, по взаимному влечению, как принято сейчас говорить, "химии" и человеческому фактору, то бишь, по залёту из-за жалости и тому подобное. А любовь была придумана, чтобы разводить таких дураков, как ты. Человеку мозги даны не просто так, а для того чтобы уметь отличать главное от промежуточного.
      - Тебе не страшно жить с такими мыслями?
      - Нет, потому что я смотрю реально на вещи и знаю, чего мне от них ожидать. А вот тебе стоит бояться... Тот, кто верит абстрактным явлениям, будет обманут. Или ты соскучился по страданиям? Уж очень в твоей жизни всё гладко и удобно. Ну, ничего, дорогой. Я тебе их организую. Это я могу тебе обещать!
      - Я тебе верю...
      
      
      
      
      
      *АНТИТЕЗА
      
       Уже как неделю Володя съехал в квартиру родителей, освободив Катю от своего присутствия и чувства вины, которое каждый раз напоминало ей о себе при виде мужа. За месяц он превратился в тень, появляющуюся лишь рано утром и поздно вечером, которая бесшумно передвигалась по сонной квартире. Сутулая фигура, молча, варила кофе, потом, на цыпочках проскользнув в детскую, смотрела на спящую дочь, целовала её в лобик и растворялась с утренним туманом за входной дверью. Кате казалось, муж ведёт себя так, чтобы сделать её чувство вины бесконечным и невыносимым. Она начала ощущать, как болезненные ощущения совести становятся физическими. Постоянно болела голова. Появившаяся слабость и лёгкая тошнота мешали ей думать, и сосредоточится на работе. Кэт даже предположила, что муж её потихоньку травит, на что Наташа покрутила пальцем у веска и посоветовала записаться к психотерапевту. Герман тоже в это не мог поверить, тем более, после того, как поговорил с Володей...
       ...Мужчина появился будто бы из неоткуда. Второй день подряд лил сильный дождь. Владимир стоял весь промокший под козырьком элитного здания, пряча лицо в приподнятый воротник пиджака. Он ждал Германа, который должен был уже давно вернуться домой. Последние три недели домом для архитектора стала однокомнатная, но светлая и просторная квартира, которая находилась недалеко от работы. Апартаменты были куплены фирмой и предназначались для клиентов, прибывших из других регионов. В том, что Герман Александрович жил теперь здесь и имел полное право на квартиру, он был обязан Глебу, который вовремя подсуетился и успел переоформить её на друга. Грета была в ярости. Теперь она заправляла половиной бизнеса, продолжая жить в огромном доме и вынашивая план избавления от ненужного ей компаньона, а то есть Глеба Александровича. Тот в свою очередь надежды не терял и активно вёл переговоры с конкурентами о выгодной продаже своей доли, подыскивая уже другие варианты прибыльного вложения денег и своего изворотливого ума. Герман был в курсе всего, но пока не высовывался на люди, по предостережениям товарища, чтобы "не портить ему малины". Сегодня он задержался на закрытой презентации нового проекта, который они мастерски поделили с бывшими конкурентами. Последние тут же сделались партнёрами, радостно пожав руки в предвкушении открывающихся перспектив.
       Герман быстро шёл к дому, ловко переступая зеркальные лужи широкими размашистыми шагами. Он запрыгнул под козырёк дома, несколько раз стряхнул зонт и начал его слаживать. Он не заметил тёмную фигуру, которая не сводила с него любопытных глаз, потому, когда тень дёрнулась и заговорила, он испугался и чуть не выронил из рук зонтик.
      - Простите, я не хотел вас пугать, - сказала тень.
      - Нет, ничего. Я просто вас не заметил, - сконфузился Герман. - Я вас знаю?
      - И да, и нет, - медленно промямлил человек и подошёл ближе, подставляя лицо под яркий свет ночного фонаря. - Меня зовут Владимир. Я муж Кати.
      Герман внимательно посмотрел в красивое, но осунувшееся лицо мужчины. У него были большие карие глаза, немного крупный, но ровный нос и словно очерченные карандашом красивые губы. Скользкие капли то и дело стекали по лицу, спрыгивая с мокрой торчащей чёлки чёрных волос.
      - Добрый вечер, - наконец, выговорил, застигнутый врасплох, Герман. - Что-то случилось?
      - Это вы меня спрашиваете? - в голосе нежданного гостя послышались язвительные нотки.
      - Раз вы здесь, значит, вам что-то от меня нужно, - пытаясь оставаться спокойным, сказал Герман Александрович.
      - Поговорить... - после небольшой паузы ответил Володя и закашлялся.
      - Давайте поднимемся ко мне в квартиру, там и обсудим, - Герман набрал код на входной двери и оба мужчины оказались в тёплом просторном вестибюле с живыми цветами в горшках и небольшим журнальным столиком с рекламными проспектами и журналами на нём.
       Хозяин квартиры, молча, разлил по стаканам янтарный коньяк, один из которых протянул гостю. Тот взял напиток и, выдохнув, выпил залпом. Герман налил ему ещё и оставил бутылку на столе. Владимир сидел в кресле, положив локти на колени, и еле заметно шатался. Его взгляд был устремлён на коричневую жидкость в прозрачном стакане, которая переливалась жёлтыми искрами под светом лампы. Молчание затянулось. Герман сидел на диване и медленно потягивал вторую порцию коньяка. Он видел, что звонила Катя, но не ответил, чтобы не усугубить ситуацию, которая и так находилась в бесконтрольном состоянии. Он написал коротко: "Перезвоню позже. Крепко целую" и спрятал телефон в карман брюк. Володя посмотрел на него и осуждающе ухмыльнулся:
      - Она звонила? - Герман молчал. - Она, она, - сделал вывод Владимир и отхлебнул напиток. - Короче... Ты мне скажи только одно, - мужчина поперхнулся и закашлялся, - только одно... Ты её любишь или так?
      - Люблю, - коротко ответил Герман.
      - Значит, любишь, - медленно, растягивая каждое слово, повторил гость.
      - Я не знаю, что тебе сказать и, чего ты ждёшь от меня? Просить прощения было бы глупо, оправдываться мне не в чем. Да, я люблю твою жену и потому больше всего в жизни хочу, чтобы она была счастлива. Это правда и это всё, что я могу тебе сказать.
       Володя с силой поставил стакан на стол, будто желая вдавить его в полированное дерево, и быстро поднялся. Не говоря ни слова, он направился к выходу. Герман последовал за ним. Уже в дверях гость развернулся лицом к хозяину и в упор посмотрел ему в глаза. Его взгляд застилала водянистая плёнка, мелко дрожащая на коричневой радужке и заключающая в себе огромное горе.
      - Если ты её обидишь, я тебя убью, - тихо произнесли бледные губы и мужчина скрылся в тёмном подъезде.
       Герман долго не мог уснуть. Перед глазами стояло белое лицо Владимира, искажённое горем и тоской. "Я ворвался в чужое пространство... Я заставил этого человека отстраниться. Нет, не так... Я не оставил ему ни одного шанса на реабилитацию... А ведь он любит Катеньку. Любит всем сердцем, отчаянно и молча. Любит безответно, не рассчитывая ни на призы, ни на поощрения. Кате повезло в жизни больше, чем мне. Рядом с ней был человек, который её любил. Может не так, как ей бы этого хотелось, но на него она могла всегда положиться. Почему в жизни так много несовпадений? Мы тянемся к тем, кто от нас бежит. Любим тех, кто нас ненавидит. Верим лжецам и презираем целомудрие. Помогаем злу и пренебрегаем добром. Неужели люди так неразборчивы и недальновидны? Что ими движет в тех или иных поступках? Влечение, страсть, нажива, слава, страх, одиночество, зависть, слабость? Как много всего того, что мешает сделать правильный поступок и увидеть настоящее, то, что дано нам судьбой, а не вычислено заумными мозгами... На такие расчёты уходит вся жизнь... Мы превозносим и гордимся выдержкой и стойкостью, к которым прибегаем для того, чтобы отделаться от настоящего чувства. Мужественно побеждая в себе эмоции, идём с гордо поднятой головой на гильотину. Боремся за то, чтобы быть обманутыми, а дойдя почти до конца, оказываемся в самом начале... Что это? Истина лжи или правда обмана?" Мысли постепенно становились вязкими и не связными. Они зависали в пространстве, цепляясь за отдельные слова и непонятные символы, всё больше превращаясь в тихую монотонную песню. Мелодия упростилась в одну низкую ноту, и устремилась в виде точки куда-то в трёхмерное измерение, увлекая за собой сонное сознание...
      
      
      
       ***
      
       Бабье лето пряло нежную паутину, запуская её по воздуху. Рыже-золотая листва приятно хрустела под ногами, радуя глаз буйством тёплых красок. Мужчина подходил к парку. Он заметил тонкий женский силуэт, медленно прогуливающийся по ковру из листьев. Солнце играло в её волосах, превращая их в светлую карамель. Лёгкий ветерок заигрывал с цветастой юбкой девушки, то и дело, оголяя острые коленки. Катя пришла раньше. Ей хотелось перед тем, как они встретятся, помечтать о нём, "напридумывать" красочное будущее и невероятно соскучиться. Она не спеша шла по осеннему парку, то и дело, взъерошивая носком бежевого сапога хрустящую листву. На её лице застыла блуждающая улыбка, которая выдавала внутреннюю гармонию, граничащую с блаженством и восхищением. Последнее было вызвано мыслями о нём. Оказывается, ещё есть такие мужчины, которых можно не только любить, но и восхищаться ими. Герман сделал её существование осмысленным, интересным, желаемым, в котором она чувствовала себя женщиной с большой буквы. Кэт не понимала, как ему удается угадывать в ней слабость, в то же время ни на секунду не умиляя её достоинства и твёрдости духа.
       Его внимание прослеживалось во всём - от серого влажного взгляда, до приятных мелочей, говорящих о его постоянном участии в её жизни. Кружка в форме фотообъектива, подаренная им, говорила о принятии и уважении её профессионального выбора. Он вручил ей подарок, перед выходом на работу: "Раз даже у твоей собаки имя из арсенала фотографа, значит, такая кружка в твоём кабинете точно не помешает! Будешь пить чай и думать обо мне!" За чашкой последовал светлячок-фонарик на специальном креплении для сумки. Теперь он спасал её от долгих поисков предметов в недрах кожаных аксессуаров. Наташа смотрела на довольную физиономию подруги и разводила руками: " Ну, да... Что ещё нам, влюблённым бабам, для счастья нужно?" Катя не замечала её иронии и с удовольствием пользовалась новыми приобретениями, которые по-настоящему скрашивали ей жизнь. Это было то, о чём она всегда думала, но не находила время приобрести. Зато Нату покорила моделирующая подушка с автомассажем, специально выписанная Германом из Италии для его Катюши. Подруга многозначительно покачала головой и, скомкав язвительную интонацию, искренне похвалила мужчину. Но когда она увидела билеты в театр, спрятанные в кожаном футляре с миниатюрным биноклем из красного дерева, которые красиво намекали об уважении предпочтений и интересов Кэт, она сдалась окончательно, присвоив Герману титул "настоящего мужчины". Для самой Кати верхом ожиданий были профессиональные туфли для занятий танцами и, прилагаемый к ним абонемент на двоих, в студию аргентинского танго. Этот подарок так растрогал её, что она еле сдержалась, чтобы не расплакаться. Особенно трогало - это не был жертвенный жест, а искреннее желание составить ей пару... Герману нравилось радовать её, он получал удовольствие от того, что думал о ней, жил её желаниями и чувствами, которые зеркально отражались в его собственных... Она это видела и млела от осознания своего счастья...
       ..Катя присела и подняла огромный клиновый лист, которого осень не успела окунуть в свою любимую рыжую гамму. Он был наполовину изумрудным и прекрасно гармонировал с жёлтым цветом, выделяясь из общего великолепия. Женщина подняла лист над собой и посмотрела через него на солнце, которое сразу же просканировало все прожилки красавца. Вдруг две большие ладошки закрыли свет. Она улыбнулась:
      - Привет-буфет! Ну, Герман, я тебя узнала, перестань!
      - Ты даже не потрогала мои руки! - мужчина развернул её к себе и обнял. - Какая ты у меня красавица! - Он наклонился к ней и стал медленно, будто смакуя сладкий леденец, целовать её губы, в коротких перерывах шёпотом приговаривая, - сладкая... медовая... вкусная... превкусная...
      - Ну, подожди, сладкоежка, - смеялась она. - Смотри, а то поправишься, а я толстых не люблю!
      - Не поправлюсь... Я ночью отработаю и всё сброшу...
      - Фу, как пошло, - скривилась она, но её глаза по-прежнему продолжали улыбаться.
      - Да?! А вчера было в самый раз, даже великолепно...
      - Герман, ты меня смущаешь. И вообще, в моём положении следовало бы немного остепениться...
      - Что, значит, остепениться? - его губы обхватили мягкую мочку её уха и она, вскрикнув, засмеялась.
      - Щекотно, дурачок!
      - А если так, - он поцеловал её в шейку, нежно откинув золотистую прядь волос.
      - Ну, так, хорошо... Но всё равно, твой темперамент следует немного остудить...
      - Неужели я тебя утомил, как мужчина?
      - Не утомил, неутомимый ты мой. Просто, теперь, когда нас трое, нужно считаться с самым младшим.
       Губы мужчины застыли. Катя почувствовала, как он сглотнул. Ещё мгновенье и серые влажные глаза Германа смотрели в её счастливое лицо.
      - Я правильно понял? - тихо спросил он, будто боясь спугнуть догадку.
      - Думаю, что, да. У нас будет ребёнок.
      Герман подхватил её на руки и начал кружить, взбивая ногами разлетающуюся в стороны рыжую листву.
      - Катюша, разве такое бывает?! Это же настоящее чудо! Я стану отцов в свои сорок шесть!
      - Ладно, ты, а я! В сорок лет! Меня все засмеют!
      - Не посмеют! Катенька, ты же знаешь, что выглядишь максимум на тридцать.
      - Странно, а я всегда считала, что на двадцать, - съязвила Кэт и засмеялась. - Мне всё равно, насколько я выгляжу. Важно, что здоровье позволяет, и я очень хочу ребёнка от тебя. Мы его сдадим в музыкальную школу. Ты научишь его всему тому, что знаешь сам. У него будут такие же серые глаза и красивые руки...
      - Стоп, стоп... Ты говоришь он? Это мальчик?
      - Да!
      Герман привлёк её к себе и, обняв, запустил нос в пышные волосы. В его глазах заблестели слёзы радости, которые тут же смешались с карамельной сладостью родных прядей.
      - Я люблю тебя больше жизни, - бесшумно произнесли губы мужчины.
      
      
      
      
      ЗАТИШЬЕ
      
       "Интересное положение" делает любую даму особенно хорошенькой. Созревание ещё одной жизни внутри её собственной обогащает женщину добавочной энергией, силой и красотой и в то же время нежностью, слабостью и восприимчивостью. Сплав из противоположностей разжигает ощущения необыкновенно разноречивые, потому трепетные. Лучистый взгляд, округлые формы, мягкость движений, особенная чувственность и особое восприятие, казалось бы, такого знакомого уже мира - всё это делает женщину, ждущую ребёнка, особенно желанной и притягательной в глазах любящего мужчины.
       Поздние роды не пугали Кэт. Наоборот, она чувствовала себя более подготовленной к деторождению, чем двенадцать лет назад. Осознанность поступка и непреодолимое желание иметь ребёнка от любимого человека наделяли её особенной уверенностью и непоколебимостью в своём решении. На работе к такой новости отнеслись с внешним пониманием и злорадством "за глаза". Этого и стоило ожидать, потому Катя не особо расстроилась, списав непонимание её ситуации на зависть. Главное, начальник отдела был ею доволен на все сто. Вместе с беременностью, Кэт посетили тысячи новых идей, от которых шеф был в таком восторге, что выхлопотал у "самого" для неё премиальные. Что не говори, а мужчины народ прагматичный и цельный. Главное, чтобы показатели были на уровне, а беременная ты или нет, к работе никак не относится. Если "особое положение" помогает улучшить работоспособность, то пусть женщины хоть каждый год рожают.
       Наташа смотрела, как Катя уплетает третий пирожок с вишнями и хмурила брови.
      - Ты уверенна, что твой доктор тебе разрешила столько жрать?
      - Конечно, уверенна, что нет, - спокойно сказала Катя, запивая сдобу молоком.
      - Ты с ума сошла! Кэт! Я бы на твоём месте с этим не шутила.
      - Вот, когда будешь на моём месте, тогда и посмотрим, - хихикнула девушка.
      - Типун тебе на язык! - вскрикнула Ната и постучала три раза по столу. - Этого счастья мне как раз и не доставало!
      - Может, и так?
      - Угомонись, я тебя прошу. Ещё накаркаешь, а мне потом отдуваться!
      - Нет, Наточка, от карканья дети не получаются. Здесь нужна другая методика, - засмеялась Катя и подлила себе молока. - Чувствую, будет изжога...
      - Видишь, - тут же подхватила фразу Наташа. - А я тебя предупреждала! Я вообще не понимаю, как может такая миниатюрная женщина столько в себя вместить!
      - Я же не для себя стараюсь. Всё больше для него, - женщина нежно погладила по небольшому аккуратному животику.
      - Даже если для него, - не сдавалась подруга. - Раскормишь его уже в животе. Ему между прочим, ещё выйти оттуда нужно, или ты об этом забыла?
      - Нет, - вздохнула Катя. - К сожалению, помню. Но сейчас же всякие новшества есть. Эпидуральная анестезия, например. Сделают укол, и не будет больно.
      Наташа скривила губы в кислой улыбке и глубоко вздохнула:
      - Не знаю. По мне, так лучше по старинке, по нормальному. А то ещё уколют не туда, куда нужно, и будешь всю оставшуюся жизнь за собой ногу тянуть.
      - Ната! Зачем ты меня пугаешь?! У меня всё будет хорошо. Я это точно знаю. Дай мне лучше ещё один пирожок.
      - Нет! Это уже слишком!
      - Ты же сама меня позвала в гости! А теперь пирожки зажала!
      - Говори, что хочешь, но с тебя достаточно.
      - Между прочим, беременным отказывать нельзя. Все так говорят. Если женщина в положении чего-то хочет, значит, этого желает сам Господь, - серьёзно заявила Катя и потянулась рукой к миске. - Тем более, они такие маленькие.
      - Ты хочешь сказать, что Бог сейчас желает моих пирожков? - сказала Ната и ударила по вытянутой руке подруги.
      - Ну, ты и грымза, - обиделась Кэт. - Я больше к тебе не приду.
      - Ну, и не надо. Дорогая моя, ты не двадцатилетняя деваха, чтобы так неряшливо относится к своему телу. Это когда ты Танюшку рожала, не было проблем. За полгода восстановилась - задницу подтянула, живот подкачала, вес сбросила. А сейчас тебе сорок!
      - Не полных, - вставила Катя.
      Ната выразительно посмотрела на подругу:
      - На, ешь, - она резко подвинула к ней миску с пирожками, - если ты такая упёртая и глупая женщина, тогда ешь и зарабатывай себе головную боль на будущее. Потом не ной, что выдался богатый год на целлюлит, который раскинул свои побеги на всех твоих прекрасных формах. Будет цвести и разрастаться.
      Катя скривилась. Положила пирожок на место и вздохнула:
      - Спасибо! Теперь не хочу. Умеешь картинку составить!
      - На что училась! - усмехнулась Ната и подмигнула подруге.
       Разложив диван и подмостив под спины и головы множество маленьких цветных подушек, подруги смотрели записанную Натой комедию под названием "Голая правда" в главной роли с Джерардом Батлером. Давно они не проводила вместе время так приятно и бестолково. Наткин новый кавалер получил временную отставку в размере одной недели, за которую, по словам подруги, он должен был обдумать своё поведение. Герман уехал на два дня по работе налаживать новые контакты, что ему не мешало каждый второй час названивать на телефон Кэт, а Танюшка была сегодня у отца. Подруги снова оказались предоставлены друг другу, как когда-то в далёкой юности. Душа наслаждалась пирожками, молоком, семечками и кучей пустых сплетен и женских разговоров. Это вам не в кафешке за чашечкой кофе, стреляя направо и налево глазками в поисках заинтересованных взглядов. Это намного интимнее и глубже - без косметики и прикрас, в спортивных штанах и как попало закрученных на затылке волосах, не стесняя себя в мыслях и выражениях.
       Наташка безустанно восхищалась актёром, но только не в плане игры, а всё больше в чисто мужском. Крепкая задница была пределом её мечтаний, лёгкая небритость вызывала желание и напоминала об отправленном во временную отставку кавалере, а манера актёра изъясняться заставляла её грустить о несуществующем прототипе в реальной жизни. Подруга смотрела на спокойное лицо Кэт и возмущалась её хладнокровию. Как можно быть настолько равнодушной, когда из экрана на тебя смотрит такой "потрясный мужик"! Даже довод беременности её не успокоил. Наташа категорически заявила, что беременность это не болезнь, а временное состояние, потому от притяжения к сильному полу не освобождает. К концу фильма, Наташа совсем расчувствовалась. Она написала сообщение Вадику, так звали новую её симпатию, и объявила, что даёт ему отсрочку и ждёт у себя завтра вечером с цветами и приглашением приятно провести время. Под последним подразумевался ресторан с продолжением. Ответ был получен сразу же, с готовностью приехать сию минуту, на что Наташа холодно ответила: "Или завтра, или никогда". Сегодня был сугубо женский день, и его портить не хотелось, даже из-за большого чувства.
       Они так давно не веселились. Им всегда было хорошо вдвоём. Просто и понятно. Без полутонов и намёков, конкуренции и зависти. Всё-таки женская дружба существует, хоть и встречается не так часто, как мужская. Но если она возникает, то крепче связи не найти. Это отношения, основанные не только на доверии и взаимопомощи, но и на интуиции, позволяющей чувствовать на расстоянии.
      - Катюха, ты всё-таки молодец, - сказала Наташа, разглядывая на потолке белые блики, случайно отколовшиеся от фар, проезжающих машин. - Сделала, как сердце подсказало. Правильно... Сколько можно жить по разуму... Скучно...Знаешь всё заранее...
      Катя открыла сонные глаза и, перевернувшись на бок, посмотрела на тёмный профиль подруги:
      - Да, я чувствую, что правильно. Только... - она замялась и вздохнула. - Володю жалко.
      - Кого? - Ната посмотрела на Кэт и покачала головой. - Я тебя прошу, нашла, кого жалеть. Такого зануду ещё поискать надо.
      - Нет, Ната. Как человек он очень интересный. И как мужчина достойный... Только...
      - Только, что? Если он такой правильный, значит ты плохая?
      - Просто я его не люблю, и никогда не любила. Он бы мог меня возненавидеть, а он...
      - Послушай, дорогая, его никто с тобой жить не заставлял. В конце концов, ты же не робот, чтобы запрограммировать себя на любовь.
      - Знаешь, я от него не ожидала такого поведения. Он меня отпустил без скандалов и...
      - Может, потому и отпустил, что не сильно дорожил тем, что имеет?
      - Не говори ерунды, - отмахнулась от неё Катя. - Отпустил, потому что, не смотря ни на что, любит меня.
      - Я что-то не пойму, ты хочешь к нему вернуться? - спросила Наташа, приподнявшись на локте и заглянув в лицо подруге.
      - Нет! Конечно, нет. Просто, я чувствую себя виноватой за то, что пользовалась человеком, зная, что у него не хватает духа порвать со мной. Придумала себе обиду, сделала себя жертвой... А ведь на самом деле, не я была жертва, а он... Или, может быть, мы оба? - она вопросительно посмотрела на Нату.
      - Я не знаю, зачем тебе забивать голову утопическими мыслями. Тебе доставляет удовольствие копаться в старье? Вовка, конечно, красавчик, ничего не скажешь. Если бы не ты и не знакомство с ним на правах подруги, то я бы уже давно его протестировала на мужской потенциал.
      - Ну, как ты можешь думать о сексе, когда я с тобой говорю о душе?
      - Одно другому не мешает. Тем более, с душой секс вообще "отпадный". Ну, это сейчас не важно, ты права. Я тебе о другом пытаюсь сказать. Зачем он себя так вёл с тобой? Какие-то правила дурацкие придумал, расписания, дистанцию соблюдал? Зачем весь этот цирк? За что боролся, на то и напоролся!
      - Думаю, это защитная реакция.
      - От кого?
      - От моей нелюбви.
      - Но ты же сама мне говорила, что приставала к нему, а он отказывался.
      - Это тоже определённая защита. Понимаешь, он не хотел просто секса, он хотел меня всю. Мне даже кажется, что ему и процесс был не нужен. Он ждал от меня словесного признания.
      - Боже мой, я сейчас расплачусь от умиления! Именно поэтому он водил девиц к вам домой?
      - Не пойманный не вор, - тихо сказала Кэт. - И потом, я тоже в Прагу не работать ездила.
      - Короче говоря, два сапога пара, - заключила Наташа и, включив небольшой светильник возле кровати, потянулась к полке с книгами и разными письменными предметами.
      - Я так благодарна Богу, что он послал мне Германа. Знаешь, Натка, я даже боюсь...
      - Кого? - уставилась на неё подруга. На её переносице уже красовались квадратные очки, превращая её лицо в физиономию строгой учительницы.
      - Боюсь сглазить свою удачу. Как-то всё гладко складывается...
      - Да что ты! - усмехнулась Наташа. - То, что твой Герман почти весь бизнес потерял и начал с нуля уже не в счёт? А то, что его бывшая постоянно ему названивает, разносит всякую гадость о нём, кстати, и о тебе тоже, по-твоему, сущая ерунда?
      - Да... Ты права... Но всё-таки мне иногда не по себе от счастья. Это, как затишье перед бурей...
      - Впечатлительная, ты моя! - хихикнула Ната и раскрыла книгу. - Ничего, если я немного почитаю? А то сон, совсем не идёт. С твоими разговорами о счастье, я чувствую себя обделённой. Шучу! - поспешила добавить подруга, заметив удивлённый взгляд Кэт.
      - Что ты читаешь?
      - "Полковнику никто не пишет", Гарсии Маркеса.
      - Ого! Я от тебя не ожидала. Могла ещё представить Дэна Брауна или на крайний случай что-то из американской классики, например, Драйзера. Но Маркеса! Ты меня удивила.
      - Я сама себя удивила. Просто на распродаже увидела. Приобрела за копейки! А что? Все говорят об этом полковнике, даже поют. Мне интересно, что он такого натворил в жизни, что ему никто не пишет.
      - Ничего такого, - улыбнулась Катя. - Книга об одиночестве и...
      - Стоп! Мы так не договаривались! Я сама хочу узнать, в чём тут дело. Хотя, если честно, первых пятьдесят страниц мучила целый месяц. Не цепляет.
      - Давай лучше погадаем, - вдруг предложила Кэт.
      - Ты опять о своих знаках судьбы? Катюха, это же бред! У твоего Германа паранойя в зачаточном положении и тебе, видно, постепенно передаётся.
      - Не обижай его! Тем более, пока знаки не обманывали.
      - Ну, и хорошо, что не обманывали. Зачем же тогда судьбу испытывать? От добра добра не ищут.
      - Ну, что тебе жалко? Сама же говоришь, книжка не интересная.
      - Это не книга не интересная, а я недалёкая, - засмеялась Наташа. - Ладно, давай. Но, чур, я первая! - Девушка закрыла глаза, и её лицо приняло сосредоточенный вид. - Я хочу знать, изменяет ли мне Вадик! - Катя закатила глаза к потолку, а Ната резко раскрыла книгу и ткнула пальцем в пожелтевший листок. - Ага... "С того дня они больше не сказали друг другу ни слова. А в случае крайней необходимости договаривались с помощью записок или через посредников..."
      Наташа, приподняв тонкие брови, которые комично выглянули над очками, и растерянно посмотрела на подругу:
      - И что это значит?
      - Ну, думаю, не изменяет. Дай, - Катя выдернула книгу из рук Наты. - Тут же ясно сказано - "с того дня они больше не сказали ни слова!"
      - Да! А потом! Иногда переписываются или через этих... как их там...
      - Посредников?
      - Вот, именно, через посредников общаются! Ну, я ему сделаю переписки! - Наташа пригрозила невидимому Вадиму куда-то в пустоту.
      - Успокойся! А говоришь, что я впечатлительная. В случае крайней необходимости! Это означает, что чисто по делу. Верен тебе твой Вадик.
      - Надолго ли? Все они одинаковые...
      - Заезженные фразы тебе не к лицу. Не стоит подыгрывать злым несчастливым женщинам. Будь выше этого, - подруги прыснули со смеха. - Ладно. Теперь моя очередь. И так. - Катя сощурила глаза и приподняла левую бровь. - Я хочу, чтобы у нас с Германом была крепкая замечательная семья...
      - Это не вопрос, а желание, - вдруг вставила Ната...
      - Ну, и что? Какая разница... Не мешай! Я хочу, чтобы у меня была замечательная семья. Чтобы мы жили дружно, никогда не ссорились и любили друг друга, несмотря ни на что. Это возможно?
      Кэт открыла книгу на двадцать девятой странице и прочитала: "Дождь шёл всю неделю. Второго ноября в день поминовения усопших, жена против воли полковника принесла цветы на могилу Августина. - Кэт содрогнулась. Ей на мгновение стало холодно. Будто тень кого-то или чего-то неизвестного, но постороннего и пугающего прошла совсем рядом, обдав её леденящим дыханием.
      - Кэт, Катя! - дёргала её за руку подруга.
      - А? - девушка повернула к ней голову. Её глаза казались стеклянными. Они смотрели сквозь подругу, в тёмное пространство, туда, где растаяла страшная тень.
      - Ну, наконец. Ты чего меня пугаешь?!
      - Нет... Просто, показалось... Как-то странно...
      - Что показалось? Я же тебе говорю, все эти гадания полная ерунда. Какие поминки, какой Августин? Никакой связи с твоим вопрос. Короче, давай спать.
      - Давай, - тихо произнесла Катя и натянула одеяла по самый подбородок. Её интуиция ещё ощущала недавнее пугающее предчувствие, отчётливо предугадывая безысходность, даже фатальность будущего. "Дождь шёл всю неделю..., - крутилось в голове женщины, как на заезженной пластинке. - Второго ноября... усопших...цветы на могилу..."
      
      
      
      
      
      *ВАКУУМ
      
       Золотая осень всё чаще примеряла одежды цвета бордо, постепенно готовясь сдать свои владения ветрам и холоду. Небо из голубого превратилось в антрацитовое и нервно метало электрические снаряды молнии, поливая столицу кратковременными дождями. Опавшая листва, смешиваясь с пылью и водой, напоминала пригоревшую кашу, которая то и дело прилипала к подошве прохожих. Несмотря на невзрачную картинку "переходного периода" сезонов, Катя была счастлива, как ещё никогда в жизни. Она ругала себя за свою безграничную радость, которая на зависть всем вокруг просачивалась из её глаз, улыбки, настроения. Но ей так нравилось жить, любить и быть любимой, что притворяться просто не было сил. Но иногда Кэт всё-таки удавалось усмирять своё счастья. В такие редкие моменты она думала о Володе, его достоинстве и широте души, которые она упорно не хотела раньше замечать. Благодаря ему, у них с дочерью сохранились прекрасные отношения. Таня продолжала жить с матерью, а на выходных уезжала к отцу, прихватив с собой Зума. Девочка приняла Германа, как друга и старшего наставника. Судьбоносность, а потому неоспоримость происходящего ей правильно преподнёс Владимир, в этом не было сомнений. Он не выглядел проигравшем героем в расставании с Катей, потому ситуация воспринималась дочерью, как неблагоприятное, но неизбежное стечение обстоятельств. Сколько ему понадобилось сил, чтобы создать такое впечатление и вложить в голову дочери правильные мысли, Катя могла только догадываться и... благодарить...
       Герман по-отцовски полюбил Танюшу. Она была очень похожа на мать, но больше не внешностью, а манерой разговаривать, жестами и мимикой. Девочка была одного возраста с его дочерью, по которой он очень скучал. Прошло три месяца с того времени, как он видел Анечку в последний раз. Грета, как и обещала, сделала всё от неё зависящее, отгородив мужа от дочери, лишив работы и придав его личность "дурной славе" в светских кругах. Последнее его не расстраивало, налаженной работы было немного жаль, а вот с дочерью, она попала в самую точку. Бывшая супруга поменяла номер телефона Ани и теперь сама или с помощью водителя-надзирателя возила её в школу и на тренировку. Поговорив с адвокатом, Герман решил принять выжидательную тактику и положиться на время, которое всё лечит. Он знал, в данный момент он для Ани ужасный человек, обманувший её мать и оставивший на произвол судьбы собственных детей. Он аморальный тип, который заслуживает призрения. Именно так подавалась о нём информация, поддерживаясь каждодневными репликами и сплетнями подружек.
       Сын, с которым они последние несколько лет на совсем ладили, вопреки надеждам Греты, стал на сторону отца, заявив, что, "наконец, у предка хватило сил закончить надоевший всем фарс". Мать тут же записала его в предатели, наложив запрет на любую денежную помощь, чем совсем расстроила их отношения. Марка угнетало не отсутствие лёгкого денежного дохода, к которому, кстати сказать, он прибегал очень редко, а сама постановка вопроса. Недолго думая, он предложил помощь отцу в его намерении "начать с нуля". Инициатива, юношеский азарт и трудоспособность Марка как нельзя лучше вписались в немного "застоявшийся" дуэт Германа и Глеба. Дело сдвинулось и медленно, но уверенно пошло в гору. Отец смотрел на сына и видел себя в молодости, а его сердце призывно выстукивало ритмы гордости и счастья. Мир, казалось бы рухнувший вокруг его новых отношений, постепенно налаживался, приобретая радужные оттенки, под стать его душевному настроению. Прав кто-то из великих, который сказал - не мир облагораживает нас, а мы этот мир. Важно знать, что поступаешь в соответствии со своим сердцем и разумными желаниями, а ощутив один раз гармонию внутри себя, уже покинуть это состояние не захочется никогда...
       Уютное потрескивание камина, тихое жужжание телевизора и розовые тёплые блики на родном лице расслабляли, растворяя накопившееся за неделю дела в семейной тихой гавани. Герман лежал на полу, на пушистом толстом ковре, подложив под спину две большие подушки, и смотрел на красные языки пламени, грациозно облизывающие помутневшее стекло камина. Слева от него, скрутившись калачиком, спал Ушацъ. Он теперь жил вместе с Зумом, выказывая высшую степень доброжелательности и врожденной интеллигентности, не смотря на отсутствие родословной. Катя пристроилась на плече у Германа и гладила его крепкую грудь. У неё в ногах посапывал Зум. Ему, видимо, что-то снилось, потому что он то и дело дёргался, тихо поскуливая. Уже было довольно поздно. Настенные часы недавно известили двенадцать раз о ночном времени. Сонный, но счастливый взгляд женщины был устремлён на экран телевизора, где шёл какой-то французский фильм. Она не следила за сюжетом. Раз от раза, приподнимая голову к мужчине, она что-то спрашивала, чтобы потом слушать его низкий голос, который так приятно ласкал слух и заставлял ощущать умиротворение. Он говорил медленно, делая небольшие обдуманные паузы и поглаживая её уже хорошо заметный животик.
       Звонок раздался так неожиданно и не к месту, что они оба вздрогнули, а Зум вскочил на лапы и грозно рыкнул. Герман поспешил успокоить Кэт и потянулся к телефону. В трубке раздался пьяный голос Греты. Он спотыкался на словах и захлёбывался в эмоциях. Катя почувствовала, как тело Германа напряглось, а на руке проснулся тревожный пульс. Сначала он молчал, сглатывая тяжёлый ком в горле, потом заговорил быстро и строго. Он пытался успокоить Грету и объяснить вещи, которые, как казалось Кате, сами собой разумеющиеся и банальные. Но он говорил и говорил. Его голос постепенно перерастал в крик. Наконец, он выключил трубку и с сожалением посмотрел на Катю.
      - Котёнок, прости. Мне придётся туда поехать.
      - Что с ней? - тихо спросила Катя
      - Она пьяна и... Странно, она обычно не пьёт... Но тем не менее, она невменяемая. Говорит, что покончит жизнь...
      - Ты ей веришь? - не дала ему закончить Кэт.
      - Нет... Думаю, что нет... Но, если такое случится, как я дальше буду жить... Ведь она мне позвонила!
       Катя молчала. От её прежнего умиротворённого состояния не осталось и следа. Карий взгляд упёрся в паркетный пол, а губы поджались в плачевной гримасе. Безграничную любовь тут же сменил букет разноречивых чувств к злобной женщине, которая вместо того, чтобы наладить свою собственную настоящую, а не придуманную жизнь, пытается дирижировать судьбами других. Она под любыми предлогами дёргает невидимые нити, связывающие её недавнюю жизнь с супругом, заставляя того извиваться и плясать под её дудку. Вместе с ним пляшут и его сын, и дочь, и даже Катя вместе с не родившимся ребёнком. Кэт всё это понимала и старалась принимать, как побочный эффект в сложившейся ситуации, в надежде ожидая, когда Грете надоест роль кукловода. Выпад бывшей супруги Германа был далеко не единственным. Идея с самоубийством звучала впервые, но до неё уже было много неприятных сцен, обманов, уловок и провокаций. С каждым разом женщина усовершенствовала свой актёрский талант. Жаль только аплодировать, было не кому.
      - Ну, тогда... - Катя закашлялась.
      - Скорее всего, это очередной концерт, но... Чтобы не получилось, как в басне с пастухом и баранами...
      - Значит, она - пастух, а ты...
      - Да, скорее всего, я - баран! - повысил голос Герман, но видя, что Катя смеётся, тоже улыбнулся, обнял её и поцеловал в макушку. - Ну, Катюша, что же делать?!
      - Я не знаю... Конечно, ты прав, нужно ехать...
      В эту минуту раздался новый звонок. Звонила подруга Греты. Она кричала в трубку. Несвязные слова и обвинения, перемешанные с нецензурной лексикой и всхлипами, обрушились на Германа. Он выключил телефон, положив конец женской истерике, быстро поднялся и, бурча себе что-то под нос, начал натягивать брюки и рубашку. Кот безостановочно тёрся между ног хозяина, тихо, попискивая. Герман приподнял его и перенёс на диван, но тот тут же спрыгнул на пол и принялся за своё. Ушацъ задирал голову вверх, пытаясь заглянуть в лицо хозяину, и жалобно мяукал.
      - Что же это такое? - Герман сверху вниз посмотрел на животное и взял его на руки. - Ты - то чего возмущаешься? - Он погладил кота за ухом и улыбнулся.
      - Даже кот и тот понимает глупость происходящего!
      - Ты меня дождёшься? Я быстро! - Герман грустно посмотрел на женщину. - Я с ним полностью согласен. Это очередная головная боль, но...
      - Я понимаю, - перебила его Катя, - просто...
      - Что такое? - Герман подошёл к ней и заглянул в испуганное лицо. - Тебе не хорошо?
      - Нет... Просто, как-то не по себе... Может, позвони ей, может...
      Герман, передав Кате встревоженного Ушаца, набрал номер и поднёс трубку к уху. Длинные гудки висли в бесконечности.
      - Нет, не берёт... Может и правда... Нужно ехать...
      - Герман! - вскрикнула Катя. От её крика кот рванулся вниз, а она схватила мужчину за руку.
      - Что? - он удивлённо смотрел на неё. - Котёнок... Я туда и обратно. Ты что?
      - Нет, нет... - шептала женщина, всё ещё крепко сжимая его руку.
      Он прильнул к её губам, и она тут же расслабилась от его прикосновения, позабыв о своей тревоге. Через мгновение дверь за ним захлопнулась...
       Катя стояла у тёмного окна и ждала, когда закипит чайник. Прошло пятнадцать минут, как он ушёл. Стекло бороздили стремительные прозрачные капли. Дождь начался совсем неожиданно. Сначала он забарабанил по подоконнику уверенно и часто, напоминая ритм панк-джаза, но уже через несколько минут устал и перешёл на струящийся блюз. Кэт открыла форточку и выставила ладонь наружу. Она слушала мелодию дождя и одновременно чувствовала его холодное прикосновение, которое никак не хотело соответствовать партитурному содержанию. Вдруг в небе что-то выбухнуло, заурчало, и стекло еле заметно задрожало. Катя поспешно отдёрнула руку. Чёрное пространство раскололось серебряным бликом, осветив на мгновение ландшафт микрорайона. Тревога, погашенная поцелуем Германа, вдруг снова проснулась и вместе с мелкими мурашками побежала по телу женщины. Она содрогнулась. В этот момент чайник протяжно взвизгнул и, сорвав заглушку с носика, отшвырнул её в сторону. Катя подскочила на месте и вскрикнула от неожиданности. Вдруг внутри неё что-то стукнуло и перекатилось. Она схватилась обеими руками за живот и притихла. "Вот оно! Он дал о себе знать! Ещё и ещё... Он бъётся! Мой малыш,- губы женщины растянулись в улыбке. - Жаль, что Герман сейчас не здесь..."
       Герман не пришёл ни через час, ни через два. Его телефон настойчиво молчал. Катя в смятении теребила мобильник, не спуская с него влажных глаз. "Кому звонить? Глебу? А, если ничего такого... Если... Нет, не может быть. Он бы там не остался... Нет, он не мог остаться с ней. Зачем? Нет, нет, нет... Как я могу так думать? С ним что-то случилось... Не иначе... Почему он не отвечает? Не слышит? Если так, то где он? Может, он отключил трубку, потому что находится в больнице. Может, она и правда сделала то, о чём говорила? И теперь он с ней в больнице или разговаривает с доктором или... Но почему не позвонил и не предупредил? Ведь, это пара минут! А, может быть, у него села батарея? Да, точно! Всё дело именно в ней. Ведь, так бывает. В неподходящий момент. Так бывает... Так бывает... Так бывает..." Ночной монолог походил на лёгкое помешательство. Поникшая женщина в полном одиночестве сидела в тёмной комнате и монотонно в такт секундной стрелке покачивалась. В её пальцах был зажат телефон, а губы постоянно что-то шептали. Катя всем телом ощущала, как тревога подбирается к ней всё ближе и ближе. Её присутствие становилось невыносимым, выражаясь в физическом недомогании. Тошнота подступала к горлу, голова раскалывалась, а вода не помогала утолить жажду. Вслед за тревогой проснулась интуиция, и теперь они вместе добивались внимания к себе. Шестое чувство стало настолько ощутимым, что не оставляло ни одного шанса на положительный исход. Оно подменило собой все предостережения, нормы приличия и здравый смысл и сдавило душу. Кэт вдруг отчётливо поняла - случилось! Она дрожащими пальцами автоматически набрала номер Владимира. Сонный голос ответил не сразу. После сбивчивого рассказа Кэт, Володя спросил марку и номер машины Германа и велел ждать...
       Они ехали молча. Катя уже не плакала. Её бледное лицо отражалось в боковом стекле машины, напоминая глиняную мумию. Дождь к этому времени прекратился, но небо, правда, теперь издалека, продолжало огрызаться короткими рыками, иногда моргая светом. Володя искоса поглядывал на бывшую жену, но ничего не спрашивал. Кэт была благодарна ему за это. Когда он снова перезвонил и сказал, чтобы она через десять минут выходила к подъезду, Кэт поняла, интуиция не обманула. Она машинально оделась, вышла, села в машину. Единственное, что спросила, это было короткое: "Куда мы едим?" Ответ был ещё короче: "В больницу". Катя не стала больше ничего спрашивать, предпочитая надеяться, чем знать наверняка. Какой могла быть правда? Убийственной или щадящей? Мокрая дорога петляла между домами, потом выбегала широкой магистралью, мелькала разноцветными красками и тонула в рекламах, затем снова ныряла в темноту и всплывала на островках ночной бурной жизни. Она показалась Кате бесконечной и издевающейся над её надеждой. Женщина закрыла глаза. Прозрачная дорожка тут же стекла по щеке, утонув в тонком голубом шарфе.
       Холл приёмного покоя был предельно освещён. Свет резал глаза и мешал самообладанию бороться со страхом и эмоциями. Но никто ни на кого не обращал внимания. Здесь толпились какие-то люди с осунувшимися, помятыми лицами, стоял полицейский с папкой, и тихо плакала тучная женщина. Медсестра пыталась её успокоить, предлагая стакан воды, но та её не слышала, продолжая монотонно причитать. Полицейский, заметив новоприбывших, направился в их сторону. Катя слышала обрывки разговора и как Володя объясняет ему кто она и кем приходится пострадавшему. "Авария...Вылетел...Ситуация...Пострадавшему...Пострадавшему... Пострадавшему..." Последнее слово пиявкой присосалось к воспалённым мозгам и высасывало последние силы. Она опустилась на стул и прижалась щекой к холодной стене. Вдруг её сознание выхватило из разговора: "Приходится... операция... ждать..." Женщина вскочила и схватила право охранника за рукав.
      - Он жив?!
      - Я же вам объясняю, ему делают операцию, - терпеливо повторил тот и, записав кое-какие сведения, поспешил откланяться.
       Кэт со вздохом опустилась назад на стул и, опустив лицо в ладони, позволила себе тихо расплакаться. Володя принёс ей воды и присел рядом. Он всё также молчал. Но его взгляд был настолько красноречивым, что говорить ему было не обязательно. Как не странно, но в нём не было ни осуждения, ни злорадства. Он её по-настоящему жалел и если бы мог, взял бы её горе на себя. Катя, столкнувшись с неожиданным для себя сочувствием, от человека, которому впору её ненавидеть, вдруг на мгновение почувствовала себя защищенной от навалившегося горя. Она рывком обняла мужчину, крепко прижалась к нему и зарыдала. Он положил свою жилистую ладонь ей на голову и нежно погладил.
      - Прости... - красные глаза Кэт смотрели растерянно и виновато. Она отстранилась от Владимира и обмякла на стуле. Её взгляд был опустошённым и безжизненным. Он смотрел в пространство, теряясь в длинном коридоре, за множеством стеклянных дверей, будто ища ту одну единственную, которая скрывала сейчас самого дорогого для неё человека.
      - Не стоит. Всё нормально... - тихо сказал Владимир.
       Просить её вернуться домой и попытаться успокоиться и уснуть, было бесполезно. Оставалось ждать конца операции и надеяться на лучшее. Он не питал зла на Германа и не считал его своим соперником. Наоборот, после долгих размышлений о переменах в их с Кэт жизни, он к своему удивлению обнаружил, что чувствует мужскую симпатию к этому человеку. Мужчине, который увёл у него жену и разрушил отлаженные семейные отношения. Человеку, который настолько вскружил Кэт голову, что та решилась родить от него ребёнка. Мужчине, на которого его любимая женщина смотрит с восхищением и готова на любые лишения ради него. Вопреки всему выше сказанному, Владимир не ощущал ни ревности, ни гнева, ни зависти, ни соперничества. После короткого разговора с Германом, он отчётливо почувствовал, этот человек способен сделать его жену счастливой. Он, словно загипнотизированный его достоинством и спокойствием уступил своё место без боя. Он вдруг осознал, что способен понять и простить жену, существуя в тени её радости. Единственное о чём он жалел это, что не сумел в своё время разгадать её и полюбить бескорыстно, не требуя ничего взамен. Он понял, что способен на такое чувство только теперь, когда она была уже не с ним... Потому, сидя сейчас возле бывшей жены и впитывая её безграничное горе, он искренне желал долгих лет жизни человеку, который совсем недавно разрушил его пусть не идеальный, но горячо им любимый мир.
       Тишина звенела в ушах. Лишь иногда её нарушали шоркающие сонные шаги случайной санитарки и хлёсткое перелистывание листов книги, которую читала дежурная сестра. Иногда, оторвавшись от текста, она бросала мрачный взгляд в сторону двоих полуночников, печально покачивая головой. Потом зевала, отхлёбывала холодный чай, кривилась и снова принималась за книгу. Катя уже не плакала. Внешне она казалась спокойной. Неестественно спокойной. Володя следил за её неподвижностью. О признаках жизни говорило только редкое моргание век. Вдруг она вся подобралась, пальцы с силой впились в колени, закрасив себя в красный цвет и медленно начала подниматься. Её взгляд вдруг ожил и, нахлынувшая в него влажность, заблестела надеждой. По коридору медленным, но размашистым шагом приближался врач. Его седые волосы были взъерошены, а под глазами серыми ямами выделялась усталость. Чем ближе он подходил, тем взгляд Кати всё больше таял, теряя веру и силы. Доктор остановился перед ней. Он молчал, она не спрашивала, но тишина так кричала, что оглушала и сводила с ума. Врач перевёл взгляд на Владимира и отрицательно покачал головой. В слух он сказал одно лишь слово: "Простите". Володя успел подхватить бесчувственное тело Кати...
       Кэт пришла в себя на больничной койке. Уже знакомый доктор сидел возле неё в жёлтом расплывчатом ореоле. Он беззвучно, будто в немом кино, открывал рот. Вдруг реальность хищным оскалом распахнулась перед Катей, и голос врача почти оглушил её. Она вздрогнула, а он поспешил успокоить.
      - Осторожно, голубушка. Вам в вашем положении нервничать никак нельзя. Сейчас физрастворчик и успокоительное прокапаем, и отпустим вас домой. А пока придётся полежать. Это не долго. - Катя только сейчас заметила длинную трубку, свисающую к её руке. - Ваш друг ждёт в коридоре, - продолжал говорить доктор, - хотите я его позову?
      - Нет, - она не узнала свой голос.
      - Хорошо, я скажу, чтобы ждал вас там... Ну... Тогда отдыхайте... - Сказал врач, но не уходил. Он медлил, то выпячивая, то снова подбирая тонкие губы.
      - Доктор, - тихо произнесла Катя, - вы хотите что-то сказать или мне так кажется?
      - Мм, да... Просто не знаю, сейчас или...
      - Сейчас, - женщина перебила его на полуслове.
      - Пострадавший кое-что передал вам... Вы же Катя? - она беззвучно кивнула головой. - Он сказал, чтобы вы не отталкивали этого человека, он вас любит.
      - Кто любит? Какой человек? - не поняла Кэт, а глаза её налились слезами.
      - Он не сказал, голубушка... Наверное, вы должны знать...
       Успокоительное начало действовать, потому что она перестала ощущать свою боль. Последняя притаилась где-то рядом и Катя как будто рассматривала её со стороны. Неровные белые стены, тёмное окно, тумбочка, тусклый глаз плоского плафона - её счастливый мир в одночасье уменьшился до размеров этой комнаты и теперь посмеивался над ней, слабой и больной. Больше не было планов, желаний, надежд. Ничего не осталось...Пустота внутри неё была похожа на бесконечный вакуум, а ставшее тяжёлым тело, перестало подчиняться. Хотя ей было уже всё равно...
      
      
      
      
      
      ПОСЛЕСЛОВИЕ
      
       Прошло девять дней. Людей сегодня было меньше, чем на похоронах. Пришли самые близкие. Мать Германа была не долго. Она всё время тихо плакала в шёлковый платочек, потом заручившись обещанием Кати не оставлять её, и хотя бы изредка радовать внуком, сопровождаемая грозного вида сиделкой, откланялась. Марк и Глеб ушли предпоследними. Они долго уговаривали Катю поехать вместе с ними, ссылаясь на холодный дождь и её положение. Но женщина отказалась. Она устала от соболезнований, пустых, требуемых формальностями этикета, фраз и косых взглядов. Хотелось остаться одной. Вернее, наедине с ним. Ей нужно было помолчать, как когда-то они делали это вместе. Ей хотелось прикоснуться к его душе ещё раз. Она ведь должна была быть сегодня здесь. По крайней мере, так говорят люди...
       Одной остаться получилось, но ненадолго. Наташа с охапкой белых хризантем подошла к могиле. Она предупреждала, что опоздает. С беременностью и депрессивным состоянием подруги, Ната теперь была вынуждена работать за двоих. Она даже пыталась шутить: "Ты теперь ешь за двоих, а я работаю". Катя обняла подругу и поблагодарила, что пришла. Они стояли под огромным зонтом и молчали. Дождь барабанил по натянутому куполу материала, выстукивая грустную мелодию состарившейся осени. Вдалеке закачались небольшими маятниками три тёмных силуэта. Стройная женская фигурка в чёрном элегантном пальто и эффектной шляпе с широкими полями и двое мужчин в чёрных длинных плащах, один из которых нёс над ней зонт, шли по направлению к подругам. Грета превзошла саму себя. Траур был ей явно к лицу, несмотря на то, что последнее пряталось за тонкой дымчатой сеткой. Приблизившись к могиле, она осторожно ступила на мокрый бетон лакированной туфелькой на высокой платформе, чтобы пристроить на землю огромный букет алых роз. Потом выпрямилась, брезгливо стряхнула с рукава гипюровой перчаткой капли и выразительно произнесла: "Мои соболезнования". Её голос фальшивил. Вообще, она вся была здесь некстати. Но женщины промолчали. Наташа держалась изо всех сил, чтобы не вставить колкое словечко. И только из уважения к подруге, она переступила через своё рвущееся наружу колоритной бранью, "Я". Когда плавающий силуэт Греты начал таять в тумане, Ната выдохнула и зло сказала:
      - Вот, курица общипанная! Какого она припёрлась? Кто её звал?!
      - Она его жена, - голос Кати звучал глухо.
      - Жена?! - от возмущения у Наташи перехватило дыхание. - Это из-за неё Герман погиб! Если бы не её интриги!
      - Перестань... Что уже...
      - Ничего! Устроила показуху! Ведь не пришла, когда люди были. Появилась, когда никого не осталось. Чтобы галочку поставить и в газете лишний раз промелькнуть. Ты думаешь, Герман бы хотел её видеть? Она всегда всё делает против воли других!
      - Что? - вдруг встрепенулась Кэт.
      - Что? Я говорю, стерва она!
      - Нет, что ты сказала до этого?
      - Я... Ну, что она всё делает наперекор другим. Разве не так?
      - Какое сегодня число? - вдруг спросила Катя и с тревогой посмотрела на подругу.
      - Второе, - почти шёпотом произнесла Ната. - А что?
      - Второе ноября, - печально улыбнулась Кэт. - Точно, от судьбы не уйдёшь. Она, когда хочет, нас одаривает, а когда хочет, забирает подарки.
      - Ты это о чём? Какая судьба?
      - У каждого своя, - выдохнула Катя. - Забыла наше гадание? "Полковнику никто не пишет". Как там мне выпало? На поминальный день второго ноября она пришла против его воли?... - Наташа раскрыла рот от удивления и растерянно развела руками.
       Кэт с тоской рассматривала плачущее небо. Неужели она недостаточно мечтала о счастье? Ведь, всё, что с ними происходило, было предопределенно не Германом и не ею, а кем-то свыше. Их будто бы пытались столкнуть друг с другом. Во всяком случае, другого объяснения судьбоносной встрече она не находила. Может быть, её желания были не совсем понятны Высшей Силе, потому трактованы по-другому? Она хотела ребёнка - он у неё будет. Но ведь она так же сильно хотела крепкую семью! Что она сделала не так? За что небо у неё отобрало человека, которого само и подарило? Где теперь эти ангелы, которые совсем недавно нашептывали ей о существовании второй половины? Почему они больше ей не помогают? ... А, если помогают, но не ей? Ведь у Греты тоже есть желания...Катя содрогнулась и побледнела: "Неужели она ненавидела его сильнее, чем я любила? ..."
      
      
      
       ***
      
       У него были серые, подёрнутые дымкой глаза, слегка вздёрнутый носик и бантиком губки. Настоящий богатырь! "Мальчик родился с весом три килограмма восемьсот граммов. Роды прошли без осложнений, роженица и ребёнок чувствуют себя замечательно" - такую характеристику объявили в регистратуре родственникам и знакомым. Глаза бусинки с интересом разглядывали мир, но то и дело возвращались и фокусировались на самой лучшей картине на свете - лице мамы. Катя смотрела на розовые щёчки сына и угадывала так любимые ею черты. Он был похож на Германа.
       Февраль радовал пушистым снегом и пробивающимся солнышком. Для малыша был заранее приобретён тёплый белый комбинезон на лебяжьем пуху и смешная голубая шапочка с помпончиком. Это единственное, что Кэт позволила купить заранее, боясь народных примет и предрассудков. "Я лучше потом, после родов, - говорила она, непонимающей её опасений, Нате". Подруга разводила руками и предрекала ей "полный завал". Так как не было ни кроватки, ни коляски, ни столика, ни даже приличного количества ползунков и распашонок.
       Акушерка помогла запеленать мальчика и лукаво подмигнула Кате:
      - Ну, мамаша, на выход. Папашка уже весь извёлся в ожидании! - Кэт остановилась, как вкопанная. Её сердце так громко застучало, что, казалось, его было слышно на всю комнату.
      - Какой папашка? - дрожащим голосом спросила она.
      - Как какой? - женщина будто не замечала растерянности Кэт, - красивенный, здоровенный!
      - Но, - Катя хотела было возразить, но акушерка с ребёнком весело направилась вперёд, кивнув головой, чтобы та следовала за ней.
       Когда они показались в вестибюле родильного дома, женщину с ребёнком сразу окружили небольшим шумным кольцом.
      - Ну, где он там, наш отец? Принимайте! - радостно позвала женщина и протянула ребёнка Владимиру. В компании стало тихо. Мужчина осторожно взял малыша и, заглянув ему в лицо, широко улыбнулся. Удивлённый народ с облегчением выдохнул и принялся поздравлять новоявленного папашу. Каждый норовил заглянуть в розовое личико малыша. "Как назовёте?" - донеслось до слуха Кати, и она напряглась. "Герман", - не думая ответил Володя и серьёзно посмотрел на бывшую жену, которая продолжала стоять, как вкопанная. Повернувшись к Кэт, акушерка приблизилась к ней и шёпотом сказала:
      - Прости, что раньше не говорила. Он так тебя ждал. Каждый день сюда ходил.
      - Но, зачем? Ведь это... - Катя не могла совладать с волнением.
      - Потому что любит. Он мне сказал, что и коляску уже купил, и вещей маленькому, и комнату оборудовали вместе с дочуркой.
      - Как с дочуркой? Она ведь у бабушки в Кие...- Катя не успела договорить, как увидела красную шапочку, протыкающуюся через людей.
      - Мама, мама! Я его видела! Он похож на меня! - кричала радостно дочка.
      - Ты уж не гони его! - завела снова свою песню акушерка. - Сразу видно, мужик хороший, хоть и не отец мальчику. Любит тебя. Не отталкивай его!
       Последние слова откликнулись эхом в ушах. Катя уже слышала их, только из уст другого доктора. Будто вся жизнь пролетела у неё перед глазами, мелькая яркими кадрами. Судьба, в которой нашлось место для каждой мысли, действия и поступка. Жизнь, которая преподносила ей испытания, подтасовывая между падениями лотереи удачи, и ждала, когда она обратит на них внимания. Все эти знаки и намёки, которые она была в состоянии разгадать, и те, мимо которых проходила, не замечая - абсолютно все вдруг смешались воедино, превратившись в одну большую осмысленную картину её существования. Нет, она не о чём не жалеет! И если бы пришлось прожить ещё раз, она повторила бы всё в точности, как было у неё...
       Катя обняла едва знакомую женщину и расплакалась на её тёплом плече.
      
      
      
      
      2 июля 2013
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Примечания
      
      *МАрхИ - Московский Архитектурный Институт. (Стр. 8)
      *Маршинист - студент Московского Архитектурного Института. (Стр. 8)
      *Бумажная литература - концептуальное направление в литературе в 80-х годов, возникшее как альтернатива официальной советской архитектуре. Оно появилось, когда молодые архитекторы начали массово участвовать в конкурсах, объявленных западными архитектурные журналами и получать на них призы. Проекты существовали только на листах ватмана. ( Стр. 8)
      *"Image de Vie" - картина жизни (фр.) (Стр. 12)
      * Метаморфоза - (от др.-греч. - "превращение") - глубокое преобразование, перестройка чего-либо. ( Стр. 13)
      *Ушацъ - очень старый мем, происшедший в 50-е годы прошлого века от фамилии одного студента МАРХИ (Московского архитектурного института), который имел привычку подписывать удачно стоящий кульман своей фамилией, чтобы занять его на следующем занятии. (Стр. 15)
      * Коллапс - (перен.) крах, разрушение. (Стр. 15)
      *Пастораль - жанр в литературе, музыке и живописи, поэтизирующий мирную простую жизнь. ( Стр. 46)
      
      *Медуза Горгона (греч, грозный стражник, защитница) - чудовище с женским лицом и змеями вместо волос. Её взгляд обращал человеком в камень. ( Стр. 48)
      *Ксенофобия - (от греч.) страх или ненависть к кому-либо или чему-либо чужому, незнакомому, непривычному. Восприятие чужого как непонятного, непостижимого, и поэтому опасного и враждебного. ( Стр. 57)
      *Камуфлет - (фр.) взрыв под землёй, обычно без образования воронки. Переносное значение (по Ожегову) неожиданная неприятность, неудача. ( Стр. 61)
      *Реприманд - (фр.) выговор, упрёк, укор. (Стр. 66)
      *Шарман - (от фр.) очаровательный, прелестный, симпатичный. ( Стр. 67)
      *Антитеза - распространённый литературный приём, заключающийся в намеренном противопоставлении образов и понятий, подчинённых общей идее. ( Стр. 72)
      *Вакуум - пустое пространство. (Стр. 80)
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Берсет Ирина Александровна (vishnia@bluewin.ch)
  • Обновлено: 11/07/2014. 327k. Статистика.
  • Роман: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.