Булгакова Мария Ивановна
Сказки нашего двора

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Булгакова Мария Ивановна (bulgakowa@ojooo.com)
  • Обновлено: 06/03/2013. 54k. Статистика.
  • Новелла: Проза
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Удивительным зарядом жизни и бодрости наполнены и эти страницы из разных книг Марии Ивановны Булгаковой, что затеяли мы разместить как раз в канун 89-летия автора. А кто в это поверит, что пережив все невзгоды и лихолетия войны и голодомора, едва выжив в один из самых жестоких периодов страны, эта уникальная женщина нашла в себе недюжинные силы и ярко жить, и интересно писать, и проповедовать людям добро и любовь? До юбилея не так уж много и осталось - жизни в здравии и щедрости в воспоминаниях желаем мы дорогому нашему автору!


  •   
       Сказки нашего двора.
      
       (шесть рассказов)
      
       I.             МАдара
      
        - M?muc?t, m?muc?t, - как услышу в телефонной трубке эти "мамочка, мамуленька", - так сразу перед глазами Мадара, ласковая, уютная, вся светящаяся теплом и доброжелательностью.
        - K? tev iet, m?muc?t? Tu ?si vesela? (как твои дела, мамочка? Ты здорова?) - и дальше поток слов не менее, чем на полчаса, быстрый, стремительный, светлый, точно ручеёк под солнцем. Слово вставить почти невозможно.
        Я люблю Мадару за оптимизм, бесстрашие перед жизнью, за трудолюбие, умение ладить с людьми. Для неё нет деления людей по национальностям. Она признаёт только одно: хороший человек или никуда не годится. И хороших у неё почему-то намного больше. Она и о плохих  умеет говорить без пренебрежения и осуждения, с шуткой, с надеждой, что не так всё плохо, что человек рано или поздно задумается, станет лучше.
        Наша семья знает Мадару много лет. Дома, в которых мы жили на одной из тихих улиц центра Риги, стояли рядом, но выглядели, как великан и карлик. Наш - бывший доходный пятиэтажный, с двором-колодцем - был облицован чёрными плитами и производил суровое, мрачное впечатление. Кстати, в Риге таких домов не так уж мало. Южане, знакомясь с городом, задают всегда один и тот же вопрос: почему в Риге так много тёмных домов? У Вас, мол, небо серое, дороги, тротуары серые, деревья, кустарники с осени по весну чёрные, поток машин серо - чёрный, неулыбчивые, замкнутые люди одеты почти сплошь во всё тёмное, и невольно становится неуютно. В домах с яркой окраской вам и жилось бы веселее, разве не так?     
        Дом, в котором обитала Мадара был деревянный, всего в два этажа, старый, обшарпанный, выцветший, с покосившимися ставнями на окнах первого этажа.
        Это всё история так распорядилась: за пределами крепости на территории предместий до шестидесятых годов 19 века разрешалось  строить только деревянные дома, и притом не выше двух этажей. Крымская война (1853г.г. - 1856г.г.), во время которой стали применяться пушки с нарезными стволами, показала, что крепости отжили свой век. Старая Рига была вычеркнута из списка крепостей, и обрадованные рижане, давно уставшие от тесноты города, зажатого каменными стенами, валом, крепостным рвом, поработали так славно, что почти ничего не оставили на память от бывших грозных укреплений. Расправившись с ними, они расчистили деревянные предместья, чтобы на их месте возвести каменные, в основном, пятиэтажные дома в модных тогда архитектурных стилях эклектизма и модерна. К началу Первой мировой войны центр Риги преобразился и поражал свежестью, новизной и красотой. Только кое-где рядом с новыми домами оставались старые деревянные одно, двухэтажные домики. Наш дом и дом Мадары - живая иллюстрация к истории застройки бывшего деревянного Петербургского форштадта (предместья) Риги.
        В больших городах люди не знакомятся так легко и просто, как в сельской местности или в провинции. Мы с Мадарой жили на одной улице, в соседних домах и не знали бы ничего друг о друге, если бы не свёл нас случай. Моя дочка Анастасия кормила грудью Алёшеньку, спокойного, крепкого, улыбчивого бутуза. И как ему было не улыбаться, если мамина "молочная кухня" работала исправно и обильно. В небольшой груди мамы молочка оказалось столько, что всё съесть малыш не мог, и мама выливала сцеженное добро, понимая, какой это грех и небожеское дело.
        А в это время на втором этаже соседнего дома цветущая, кругленькая, как сдобная булочка, пышногрудая Мадара мучалась с маленькой Синтией. Девочка вертелась, ныла, хныкала, ночью без конца просыпалась и горько плакала, всем поведением давая понять, что с нею что-то не так. Участковый детский врач, на приём к которой Мадара понесла малышку, осмотрев ребёнка, успокоила Мадару:
        - Не волнуйтесь, мамочка, девочка у вас, слава Богу, хорошая и всё у неё в порядке. Просто она хочет есть. Понимаете, она всё время недоедает. И в этом всё дело. К сожалению, в вашем красивом, пышном бюсте почти нет молока. Придётся начинать прикармливать. Я выпишу вам направление в детскую молочную кухню, там готовят вкусно и качественно, и через пару дней в вашем доме наступит мир и покой.
        Доктор села к столу, чтобы написать направление, и вдруг радостно повернулась к Мадаре:
        - Кажется, вам повезло! Вчера ко мне на приём приходила мама с малышом на две недели младше Синтии. Она с огорчением рассказывала, что ей приходится выливать излишки молочка в раковину и что каждый раз она делает это с сожалением, зная, как много теперь мам, у которых почему-то нет молока и они вынуждены вскармливать ребёнка искусственно. Эта мама живёт рядом с вами, в соседнем доме. Вот вам её адрес. Поговорите с ней, и если поладите, то это и будет самым лучшим решением ваших проблем.
        И в тот же день на пороге нашей квартиры появилась робкая, смущённая Мадара. Молодые мамы познакомились, разговорились и с первой встречи прониклись симпатией друг к другу. Настя подвела Мадару к кроватке, где в это время сладко спало её сокровище, и Мадара тихонько, чтобы не потревожить сон малыша, наговорила ей много тех слов, от которых тает сердце любой матери.
        После обеда Мадара пришла уже не одна, а с беспокойной, хнычущей Синтией на руках. Настя, закончив кормить сына, осторожно взяла на руки малютку Синтию и приложила девочку к груди. Та с жадностью впилась в сосок и торопливо, с постаныванием, прикрыв глазки от удовольствия, принялась за дело. Она работала, как исправный насос, и быстро насытилась. Сияющая Мадара, благоговейно переняла с рук  на руки этот, наполненный до краёв вкусным молочком сосудик, и обе матери посмотрели друг другу в глаза таким взором, что никакие слова были не нужны. Их взволнованные лица дышали трепетной любовью и нежностью и напоминали лики Богоматери, её вечно святое Материнство.
        Свершилось мистическое родство латышки Синтии и русского парнишки Алексея. Дети стали молочными братом и сестрой, а Анастасия приобрела молочную дочку Синтию и верного друга Мадару. Это случилось давно, но родство, тепло, любовь сохраняются и теперь.
        - M?muc?t, m?muc?t...
       8 марта 2009 года Рига
       Яркий солнечный день.
       Пахнет весной...
        II. Кошки и мышки
        
        Мадару любили не только люди, но и четвероногие, особенно кошки. Все соседи дружно звали её кошкиной мамой. На площадке второго этажа перед дверью в квартиру Мадары постоянно лежали или сидели три-четыре больших, сытых, красивых кошака - у Мадары они другими и быть не могли. В саму квартиру допускалась только одна красавица, остальные относились к "дворянскому сословию", т.е. жили во дворе на вольном поселении и не жаловались на судьбу, если судить по их виду и по поведению.
        В отличие от нашего тёмного двора-колодца, у Мадариного неприглядного домика имелось большое преимущество - хороший для центра города двор с травкой, со скромной грядкой цветов. Не двор, а мечта и рай для кошек. Сколько их там жило, никто сказать не мог, даже сама кошкина мама. Одни носились за воробьями и голубями, другие лежали, поджав под себя передние лапки и глубокомысленно созерцая жизнь двора. Третьи дежурили у лестницы, ведущей на второй этаж, чтобы увидеть свою ненаглядную кормилицу и, задрав хвост трубой и ласково напевая вечную кошачью песенку "мур-мур", потереться боком о её крепкие полные ноги в надежде, что Мадара наклонится и в ответ нежно почешет спину.
        Конечно, в этом дворе и доме крысы и мыши не заживались. Они от одного бьющего в нос вражьего духа разбегались по соседним дворам. Впрочем, не только от духа: кошки исправно несли службу, честно зарабатывая своё пропитание, хотя Мадара и летом, и зимой кормила их в отведённом под кошачий ресторан уголке двора. Кормила вкусно, щедро, сытно - овсяной кашкой, рыбой, молоком. И любила вести с ними нравоучительные беседы, переживала во время окота, а потом старалась пристроить котят в добрые руки.
        Однажды она принесла в наш дом четырёхмесячного котёнка.
        - M?muc?t, посмотри, какой славный малыш! Я за ним наблюдаю почти с первого дня. Он не такой, как все, и мне не хочется отдавать его в чужие руки. M?muc?t, - умоляюще посмотрела на меня, - ну, пусть он поживёт у вас. Если не понравится, я заберу, у меня есть кому отдать.
        Котёнок казался самым обыкновенным, но мои руки сразу сами собой потянулись к нему.
        - Мадара, подумай только, куда нам ещё и котёнка, - говорила я, сама уже прижимая к груди маленький тёплый комочек. - Ты же знаешь, что у нас живут хомячки и рыбки. Им от этого серого пришельца покоя не будет...
        - Конечно, не будет, - смеясь, подхватила Мадара. - Но зато как интересно и весело наблюдать за их повадками, выдумками, vai n?? (разве не так?). M?muc?t, ну пожалуйста, не отказывайся, пусть поживёт у вас этот малыш. Ты его полюбишь, я уже вижу, что так будет.
        И я не устояла: котёнок остался в доме. Кличка "Котя" возникла как-то сама собой и была принята всеми сразу, без возражений. Котя очень скоро привык и привязался ко всем членам семьи, но вёл себя абсолютно независимо, как в сказке Киплинга кошка, которая любила ходить сама по себе. Дома он ел, мылся и сладко отсыпался, а остальное время проводил на воле, как хотелось его душеньке. Когда наш любимчик желал гулять, он вспрыгивал на подоконник, и по всей квартире разносилось требовательное, нетерпеливое "Мяу!", т.е. хочу гулять! Скорей открывайте окно! Мы жили на первом этаже, окна находились невысоко над землёй, и Котя брал эту высоту легко, без разгона.
        Под домом размещался, как положено, обширный подвал, доступный всем жильцам, но не только им. Сюда забредали и бездомные и пьянчужки. Хорошо там жилось и мышкам, и крысам. Грызуны, конечно, побаивались кошаков, но научились сожительствовать и выживать. В квартиру Котя их не допускал, но во дворе, в подвале шла постоянная затяжная (прямо, как сейчас на Ближнем Востоке) война. Наш Котя с полной ответственностью относился к своей пожизненной воинской повинности и, без сомнения, был бесстрашным бойцом.
        Надышавшись свежим воздухом, пообщавшись с другими котами и повоевав всласть, проголодавшийся вояка вспрыгивал на окно и нетерпеливо стучал лапой по стеклу до тех пор, пока его не впускали в дом. Не поблагодарив впустившего, ловко увернувшись от рук, он сломя голову нёсся на кухню к своей миске, съедал всё до капельки и, сытый, отяжелевший, неспешно приступал к наведению чистоты и красоты. Мылся долго, тщательно, многозначительно поглядывая на нас и как бы говоря: "Видите, какой я чистюля? После такого мытья я ведь имею право спать, где только захочу, верно?" И устраивался, где помягче и почище. Но самое желанное для него было - поспать у кого-нибудь на коленях. Как-то раз я досматривала передачу по ТВ, и Котя, решил осчастливить меня. Он, уверенный, что возражений не последует, прыгнул ко мне на колени, устроился поудобнее и мгновенно уснул! Разогревшись и разбросав лапы, он, мягкий, как дрожжевое тесто, растянулся во всю длину, так что голова и хвост свисали с моих колен. Спал сладко, самозабвенно, любо - дорого было смотреть на нашего соню. Ему было хорошо, но мои ноги всё больше немели от неподвижности и от почти полупудового веса нашего возмужавшего котеньки, и я, подняв спящего на руки, быстро поменяла положение ног и осторожно опустила его снова на колени. Он продолжал спать как ни в чём не бывало.
        Время шло. Ноги мои затекали всё больше, и пришлось ещё раз потревожить сон Его высочества. На этот раз полупроснувшийся Котя, сидя на коленях, недовольно и нетерпеливо дожидался, пока я устроюсь, и снова шлёпнулся на то же самое нагретое местечко и мгновенно отключился.
        В конце концов мои ноги так задеревенели, что я рассердилась:
       - Ну-ка, Котя, марш отсюда! У тебя есть своя постель. Уходи! Ты меня утомил. Я больше не в силах сидеть как истукан. Брысь отсюда!
        И хотела столкнуть его с колен, но не тут-то было! Возмущённый моим поведением, Котя, устойчиво сидя на моих коленях, гневно посмотрел мне в глаза, размахнулся и ударил лапой по щеке! Я опешила и, возмущённая, сбросила его на пол. Котя, смертельно оскорблённый, метнулся к подоконнику и потребовал немедленно выпустить его на волю.
        - Давай, давай, катись, разбойник ты этакий! Я с тобой больше не дружу и попомню тебе эту пощёчину, - сердито отчитывая Котю, я открыла окно и напоследок щёлкнула паршивца по попке.
        Все, кто видел эту сцену, хохотали до слёз, приговаривая:
        - Это ж надо! Котя закатил нашей маме пощёчину! Прямо, как человек! Такого мы ещё не видали. А каков характерец у нашего Котеньки, а?
        Прошло часа три, Котя не возвращался. И мы решили, что он обиделся так сильно, что явится не скоро. Начали готовиться ко сну, и тут раздался знакомый стук в окно. Котя! Мы кинулись открывать. Он спрыгнул на пол и небрежно, но с достоинством швырнул к моим ногам полузадушенную... мышку! Сам же уселся в отдалении и смотрел мне в лицо, как бы говоря: "Видишь, какой я хороший, спасаю тебя от мышек, а ты меня гонишь с колен да ещё щелчка даёшь по попке. Думаешь, мне не обидно?"
        В это время несчастная мышка пошевелилась, и Котя, прервав свой выразительный бессловесный монолог, молниеносным движением прижал её лапой к полу и посмотрел мне в глаза, ожидая похвалы:
       - Ладно, дружок, давай помиримся. Ты молодец, хорошо справляешься со своими кошачьими обязанностями. Вот тебе молочко, попей, голубчик. А мышку не мучай долго, а то отберу.
        
                Февраль 2009 года                                                                                         Рига
        
       III. Весенние страсти-мордасти
        
        С приходом кошачьего месяца марта наш Котя на несколько дней исчезал из дома. Так повторялось из года в год, и мы понимали, что звать его, искать - нет смысла. Он всё равно не в силах преодолеть зова крови, инстинкта продолжения жизни, потребности любить.
        Котя отличался страстностью и упорством в битвах за свою возлюбленную. Господи, что творилось в нашем дворе-колодце мартовскими ночами! Котя и его соперники издавали такие наполненные томлением и страстностью вопли, в них слышалось что-то до того глубинное, допотопное, напоминающее о заре жизни на земле, что человеку становилось тревожно, не по себе. С восходом солнца вопли утихали, но Котя до полной победы домой не являлся.
        Однажды весной случилось удивительное. Котя несколько ночей утверждал своё мужское достоинство. И вот, наконец, мы услыхали долгожданный стук в окно. Обрадованные, кинулись открывать, и на подоконнике возникло видение: Котя и его избранница. Они уселись рядом и смотрели на нас, людей, всем своим видом рассказывая историю своей любви.
        - Ну поглядите же на мою избранницу, - говорил Котя. - Она досталась мне нелегко. Несколько ночей я дрался за неё и в честных битвах побеждал соперников, одного за другим. И вот она - моя Кошечка, моя красавица. Посмотрите, как она скромна, как хороша собой. Я нарочно привёл её сюда, чтобы и вы порадовались моему счастью.
             Они восседали перед нами, как картина, как застывший кадр из фильма, ободранные, измученные, грязные, отощавшие. У Коти засохла кровь на глубокой ране через всё ухо, на исцарапанной во многих местах мордочке, шерсть свалялась и висела клочьями, но зато в их усталых, затуманенных глазах светилось такое, что невольно на ум приходили Пушкинские строчки:
             Я любовников счастливых
             Узнаю по их глазам.
       (Да простит мне Александр Сергеевич столь вольное обращение с его стихом!)
        Избранница Коти пострадала меньше, но, видно, умирала от голода, потому что, прервав смотрины, спрыгнула с подоконника и метнулась на запах из кухни, к Котиной миске. Не успела она сделать и нескольких глотков, как её догнал Котя и, возмущённый бесцеремонностью подруги, осыпал бедную градом пощёчин, при этом издавая такие грозные звуки, что она отскочила от миски, покорно уселась в отдалении, ожидая, когда насытится её повелитель.
        Вот вам и патриархат в полной красе! Любовь - любовью, но знай, сверчок, свой шесток!
        Мы были захвачены динамикой и выразительностью этого великолепного спектакля. Мне стало жаль женщину, и я, взяв чистую посуду, положила ей побольше фарша, налила молочка, чтобы она легче перенесла грубость и негостепреимство нашего Коти.
        Потом, сытые, они снова были вместе. Никаких обид, переживаний из-за пощёчин не замечалось. Парочка дружно занялась туалетом, приведением себя в порядок после таких бурных ночей. Красавица, тщательно вымывшись сама, переключилась на Котю. И надо было видеть, с какой нежностью она мыла ему спинку, как осторожно касалась язычком раны на ухе, царапин на мордочке! Котя таял от её касаний, благодарно помурлыкивая. И когда бесконечный туалет был завершён, он повёл возлюбленную к постели, и они, прижавшись друг к другу, мгновенно уснули.
        Утром Котя не позволил своей Даме долго задерживаться на своей территории. Он вспрыгнул на подоконник, оповестил, как всегда, громким "Мяу!", что хочет гулять, и они оба очутились во дворе.
        Мы стояли у окна и смотрели на дружную пару, гадая, приведёт ли Котя свою Кошечку в дом ещё раз или нет.
        Не привёл.
        Свиданья проходили во дворе, на нейтральной полосе, и мы видели, что они по - прежнему вместе.
        Животные - это животные, у них своя жизнь, свои законы, и проводить параллели с человеком не надо. Мир тем и хорош, что все мы разные...
        
           9 февраля 2009 года                                                                                         Рига
        
       IV. НАШ ПСЯХА
        
        26 октября 2003 года я, как обычно, отправилась на воскресную литургию в мою церковь Вознесения. Утро выдалось хмурое, неприветливое. Небо, сплошь затянутое неподвижными черными тучами, низко нависло над неуютной землей и редкими прохожими. Зябко. Безветренно. Угрюмо.
        В такую погоду лучше подольше понежиться в постели, полистать книжку, заодно слушая и не слушая радиопередачи по четвертому каналу - Домскую площадь. Видимо, многие так и поступали, ибо рижские улицы выглядели необычно малолюдными.
        В церкви, несмотря на неприветливое утро, оказалось неожиданно многолюдно. На исповедь стояла длинная очередь. Многие, затеплив свечку, молились у икон. Пожилые отдыхали на скамейках, тихо беседуя друг с другом. И, как всегда в последнее время, много детей. Они все время находились в движении, но это никому не мешало, наоборот, взрослые радовались, что подрастает молодая поросль, значит, у церкви есть будущее.
        
        К концу службы ребята все чаще выбегали в наш большой, огражденный высоким забором двор и снова возвращались в храм, чтобы не беспокоились родители. И тут я увидела в руках только что вошедшего со двора, раскрасневшегося, возбужденного Яниса крепко спрессованные снежки.
       - Откуда это у тебя, Янис? - спросила удивленно.
       А он весело и таинственно в ответ:
       - Вот выйдете во двор, сами увидите откуда.
        
        Вскоре служба закончилась, все задвигались, заговорили и, перекрестившись на алтарь, стали расходиться.
        Я вышла на крыльцо - и ахнула: двор был покрыт толстым, непорочно-белым покрывалом, и снег продолжал валить так густо, что все липы во дворе стояли, как невесты в подвенечном уборе. Запах первого снега будоражил, кружил голову, вызывал воспоминания далекого детства. Малышня играла в снежки, барахталась в пушистом снегу, хохотала, а лица взрослых посветлели, помолодели. Со всех сторон только и слышалось:
       - Неужто это всерьез? Ведь еще березы стоят в золоте неопавших листьев, еще октябрь на дворе, и вдруг такой снегопад!
        
        За два дня - 26 и 27 октября 2003 года - в Риге слой снега достиг почти сорока сантиметров, побив абсолютный рекорд за все время метеорологических наблюдений на конец октября. И так как в эти два дня держались минусовые температуры, то покров и не думал таять. Заснеженная Рига, с мохнатыми от инея проводами, с шапками снега на деревьях, будто сошедших с новогодних открыток, вдруг стала сказочно прекрасной и праздничной. Похорошевшие люди шли и улыбались. Хмурились и ворчали только дворники. Они не ожидали такого коварства со стороны небесной канцелярии и без энтузиазма, нехотя прочищали на тротуарах узкие дорожки для пешеходов, в душе горячо надеясь, что эта шутка природы вот-вот закончится потеплением, и снег сам собой растает.
        Я шла из церкви домой мимо тех мест, где всегда гуляла с моим любимцем Арро, французским бульдожкой, который ровно два месяца назад, 26 августа 2003 года, ушел из жизни, и мое сердце при воспоминании о нем еще плакало и тосковало.
       Такую снежную погоду с легким морозцем он любил, играя, зарывался в снег с головой, торчали только треугольнички острых ушек - одно черное, другое - пятнистое. Потом в снежной норе исчезали и они, и я начинала беспокоиться: мне казалось, что малыш потеряется в этом белоснежном пуху и я его никогда не найду. А он вдруг, весь заснеженный, ошалевший от зимней благодати, переполненный счастьем, что все так чудесно вокруг, что я рядом, выныривал из сугроба, валился на спину, и теперь над снежным покрывалом мелькали только четыре крепких, сильных лапы с длинными когтями. Я наблюдала все это и радовалась, что у нас такая замечательная, веселая, здоровая, полная доброжелательности и жизни псина - псяха, джунджа, чуча, чука - каких только ласковых прозвищ не было у него! И на все он отзывался, все принимал, ибо чувствовал, что это - любовь.
        Появился он в нашем доме девять с половиною лет назад нежданно-негаданно. Как-то вечером дочка Лена пришла, раскрыла рюкзак и сказала удивленно-радостно:
      
       - Смотрите, кого я вам принесла! Извините, что заранее не спросила разрешения, не посоветовалась, но когда я увидела этого щенулю, я не могла удержаться, у меня сразу что-то дрогнуло внутри, и я поняла, что он родился для нас, для нашего дома. Вот поглядите на этого уродца, на это чудо-юдо!
        И подняла его так высоко, чтобы был виден весь. Мои руки сами потянулись к нему, я прижала его к груди и почувствовала, что уже люблю это странное, теплое, шелковистое создание.
        И действительно, равнодушным к нему нельзя было оставаться. Был он небольшого роста, ладно скроен, белый с черными пятнами. Крупная скуластая голова с черным, как клякса, приплюснутым носом, никак не годящимся для ношения намордника, делилась на черную и белую половину. Справа, над черной половиной, торчало пестрое ухо, слева, над белой, - черное. Бока тоже были разные: правый белоснежный, а на левом боку два больших черных пятна неправильной формы. Грудь белая, широкая, крепкая, бойцовская, ноги циркулем, как у кавалериста. Белоснежный зад украшали два изящных завитка и небольшой, в виде запятой хвостик, с протертой от сидения на нем плешью. Глаза карие, умные, говорящие, умеющие выразить все человеческие чувства. Существо и потешное, и милое, и неудержимо влекущее к себе. Он умел быть неотразимым, когда ухаживал за четвероногими "барышнями" или приглашал на игру шипящую, как змея, кошку, - глаз не отвести, так подобран, спортивен и хорош собой. А мог быть и таким, что от прохожих, бывало, услышишь:
       - Боже, какая уродина!
        Я всегда обижалась на эти слова, он мне казался самым лучшим, самым красивым из всего собачьего племени. Мне в нем нравилось всё: как на прогулке он от удовольствия то хрюкал, то почти по-кошачьи мурлыкал, как во сне храпел что твой мужик, громко, с присвистом, так что слышно было везде, как снарядом взлетал на третий этаж к своей двери, чтобы поскорее ворваться на кухню и во мгновение ока опустошить свою миску, - в нем было столько силы, энергии, здоровья! Глаза, уши, выражения морды, хвостик, движения корпуса, то, как он сидел, лежал, -- все было говорящим, могло выразить даже больше, чем человек словами. Весь он был как захватывающе-интересная книга на четырех лапах, которую хотелось читать и читать.
        А потом Арро научился улыбаться. Это случалось тогда, когда приходили домой свои, кого он любил и ждал: бывало, глаза сияют, хвостик как маятник, сам извивается, не может устоять на месте, а губа поднимается все выше, выше, и кажется, что вот-вот раздастся смех, веселый, заливистый, счастливый.
        Он появился в нашем доме, конечно, не случайно, а чтобы преподнести нам, людям, урок истинной верности, преданности, доброты и любви, напомнить, что семья - это когда все вместе, когда один за всех и все за одного. Он счастливым и спокойным бывал только тогда, когда все собирались дома, когда никто ни на кого не сердился и не обижался, когда текла доброжелательная беседа и в доме царил мир и покой, а каждый занимался своим делом. Как он знал своих родных по крови, я не знаю, но сына Сашу, который живет не в Риге, он признал с первой секунды, с порога, хоть видел его впервые. Нам казалось, что у него сердце разорвется от радости, что наконец-то собрались все, вся семья. Он всегда знал (как? каким образом?), где находится его хозяйка Лена, и за 15-20 минут до ее прихода домой переходил в прихожую, ложился против входной двери и замирал: голова на лапах, глаза закрыты, а уши, как маленькие локаторы, напряженно что-то ловят. Мы уже знали, что Елена вот-вот явится, и не трогали его. И действительно, вскоре щелкал замок, открывалась дверь - и счастливый Арро расплывался в широчайшей улыбке, вертелся, как вьюн, тут же кидался в комнату за своим любимым зайчиком, замызганным, потрепанным, подносил к хозяйке - и пошло-поехало! Наигравшись, набегавшись, успокаивался, отправлялся на место, и через несколько минут комната наполнялась богатырским храпом. Все в этой собаке проявлялось ясно, честно, без коварства и подвоха. 
        Родословная у Арро была аристократическая, но это нас ничуть не трогало и не вызывало ни гордости, ни зазнайства. Мы его любили не за это, он просто был членом семьи, а то, что много поколений его предков жило в Чехословакии и других странах Европы, для нас не имело значения, хотя мы понимали, что следствием этой родовитости являлась врожденная интеллигентность (а как же храп?) этой породы, то, как Арчик вел себя дома, на улице, в обществе.
        В доме все его любили, но с каждым членом семьи у него сложились свои отношения. Когда Елена принесла щенка в дом, она бодро заверила меня:
       - Мама, не беспокойся, выводить на прогулки мы будем сами, тебе только нужно присмотреть за ним дома. ну, может, сварить еду, покормить.
        Думаю, во всех семьях, где молодежь мечтает о собаке, родители, бабушки и дедушки слышали эти сладкие речи. Я сделала вид, что поверила, но мой опыт, мои годы подсказывали другое: первые восторги скоро пройдут, и наступит каждодневная проза.
        Так и случилось.
        Конечно, и внуки, Рося и Павел, и их мама и папа выводили собаку - грех на душу не буду брать, - но только тогда, когда находились дома и когда им было не лень. Да и то выводили, как мне часто казалось, на совсем короткое время. Я же из-за своего статуса пенсионерки много времени находилась дома, и молодежь этим пользовалась, знала, что, как бы плохо я себя ни чувствовала, я все равно не удержусь и не только своевременно покормлю, но и по-настоящему выгуляю собаку. Мне совесть и любовь не разрешали относиться к зверю формально, кое-как. Я чувствовала, как ему хочется, когда приближалось время прогулки, поскорее вырваться на простор, поглазеть на дома, машины, людей, помахать хвостиком всем встречным ребятам, по дороге к поляне обнюхать все углы, столбики, оставить свои "визитки", на полянке поваляться на травке и полечиться травой, обнюхаться, т. е. поздороваться с другими собаками, а иногда и всласть подраться. Это ведь всё требовало времени. А если он учуял на земле любовный призыв Ее высочества четвероногой "барышни", тогда приходилось набираться терпения и ждать до тех пор, пока не будут прочитаны все ее послания и призывы. Оторвать его от этого занятия, сдвинуть с места у меня не хватало силы. Я убеждена, что собачья жизнь, наблюдение за ней, понимание ее - не менее увлекательное занятие, чем изучение жизни человека!
        На первых порах, когда мне приходилось выводить пса (еще не знаю, кто кого выводил, - я его или он меня!), Арро, налитый молодой силой, рвался поскорее домчаться до площадки у Новой Гертрудинской церкви, места выгула собак. Он знал, что там его спустят с поводка, и тянул меня, как танк. Со стороны это выглядело, наверно, потешно: не собака у хозяйки на поводке, а наоборот, хозяйка у собаки. Но сердиться не имело смысла: свобода и веселое собачье общество были сильнее слова хозяйки.
        С годами Арро менялся, как менялась и я. Мы с ним старились одновременно, ведь один год человека равняется семи-восьми собачьим. Постепенно уходила молодая сила, задор, Аро стал много спать или просто лежал. Я понимала, что с ним происходит, и мне становилось грустно от этого понимания. Он все больше привязывался ко мне, потому что мы много времени проводили дома вместе. Но, конечно, верно и глубоко любил всех в семье. Внук Ростислав души в нем  не чаял, хотя по-мужски скрывал от нас свои чувства, скрывал от нас, но не от пса, ибо Арчик понимал его на каком-то своем, более тонком уровне и знал истинную цену этой любви.
        Уже в прихожей, дождавшись своего любимого Росю, Арро прилипал к нему в сладком предчувствии того, что сейчас будет. Рося, сняв обувь, еще сидя на скамеечке, вдруг резко опрокидывал псяху на спину и начинал мять, месить его, как тесто, крутить, вертеть, и надо было видеть эту блаженную морду, эти счастливые глаза! А когда Рося устраивался на диване, Арчик тут же, как в норку, забирался под одеяло к любимому мучителю и вскоре сладко засыпал, обогревая Росю лучше всякой печки. В холодное время молодежь дралась за эту живую грелку, - ему на радость.
        Наш малыш из-за короткой шерсти не любил холода, был солнцепоклонником, и на даче, куда его увозили каждое лето на время, пока там кто-нибудь из семьи жил (одиночество не переносил!), дорывался до солнца, жарился до того, что обгорала морда и сквозь шерсть виднелась покрасневшая кожа. Меры он не знал, приходилось силком перетаскивать в тень или прикладывать холодные компрессы.
        На нашем дачном участке растут сосны, и на одной из них, рядом с входом в дачу, мы давным-давно устроили кормушку. Там поочередно кормились (и кормятся до сих пор) то белочки, то всевозможные птицы. А однажды дочка видела, как забрался туда, хоть это и высоко, соседский котяра, крупный, сильный, ловкий. Он учуял запах сала, которое положила Лена для синичек, и, добравшись до кормушки, как циркач, зацепился тремя лапами за кору сосны, четвертой лихорадочно пытаясь найти опору, в то время, как голова в кормушке жадно поедала сало. Зрелище было уморительно-захватывающим!
        Вся дачная жизнь Арро проходила недалеко от этой магической сосны. Он, когда не спал, не спускал с нее глаз. А посмотреть было на что, ибо в кормушке целый день кипела напряженная веселая жизнь. Белочки, полакомившись чем Бог послал, затевали такую бурную игру, что голова Арро вертелась, как на шарнирах: гонялись друг за дружкой по стволу сосны до самой верхушки, потом в легчайшем грациозном прыжке перелетали с ветки на ветку, с дерева на дерево. А когда они, наигравшись, исчезали, в кормушке появлялись птички, и пес сосредоточивал все внимание на них в надежде, что и ему перепадет что-нибудь. Птички толклись, дрались за крошки, весело переругивались, раскачивали кормушку и, к радости Арро, часто роняли добычу на землю. Арчик срывался с места и подбирал все с такой жадностью, будто неделю его не кормили.
        Изредка прилетала сойка, красивая, крупная, медлительная птица. Она не помещалась в кормушке, раскачивала ее, рассыпала содержимое, и в результате псу доставалось больше, чем птице.
        Наблюдать все это было -- одно удовольствие, отдых для души, уставшей от города, от достижений цивилизации.
        Арчик, конечно, на даче чувствовал себя полновластным хозяином и никакого присутствия других четвероногих вынести не мог. А тут как-то повадилась наведываться на его территорию огромная псина из отдаленной дачи. Хозяева держали ее на привязи, но в их отсутствие она каким-то образом умудрялась срываться с цепи и мчалась не в лес или еще куда-нибудь, а прямиком к нам. Перемахивала через забор и как из-под земли вырастала перед Арчиком, как бы говоря:
       - А вот и я! Начнем?
        И, Боже, что тут начиналось! По росту наш псяшка был так мал, что мог, как под мостом, пройти под ее животом, пришелец горой нависал над ним, но зато наш сторож обладал огромным запасом невероятных, ужасающих звуков, которых не было у противника. У нашего малыша при виде врага мгновенно просыпался бойцовский дух и абсолютное бесстрашие, в груди включался целый орган, что-то грозно клокотало, рык стоял такой, что мороз подирал по коже, и людям казалось, что эти два чудовища сейчас разорвут друг друга в клочья. Подойти к ним, разнять дерущихся никто не осмеливался. Елена кричала, охала, умоляла всех спасти Арчика, бегала вокруг этого рычащего клубка, но бегала на солидном расстоянии от них. Бой длился, казалось, вечность. Но, наконец, силы иссякали, рык начинал стихать, и тогда кто-нибудь палкой изгонял возмутителя спокойствия, и все бросались к нашему храбрецу, чтобы увидеть, что от него осталось. Он лежал на боку, откинув лапы, высунув язык, тяжело дыша, весь обслюненный, потный, но... живой! И ни крови, ни ран, ни даже царапин на теле! Цел и невредим! Получалось, что два здоровых задиры устроили представление, цирк, испытывая при этом острое удовольствие от драки-игры и до смерти напугав людей.
      
       ***
        Время летело, и вот мы с Арро стали почти одногодками. Мне было все труднее подниматься по крутой лестнице нашего, почти столетнего дома, и Арро, всё понимая, всегда поджидал меня на площадке. В нашем подъезде я спускала его с поводка, зная, что никто его не боится и все любят. Он взбегал до первой площадки и терпеливо ожидал, пока я одолею пролет. Тогда он перебегал на следующую площадку и оттуда наблюдал, как медленно я поднимаюсь. Глядел мудрым, всё понимающим взглядом прямо мне в глаза, как бы говоря:
       - Не торопись. Я подожду. Лишь бы тебе было хорошо.
        Мы с ним постоянно вели немые разговоры, все больше сближаясь и понимая друг друга.
        А потом настал день, когда Арчик в последний раз спустился со мной по лестнице во двор. Он был так слаб, что, медленно подойдя к дереву, не смог поднять ножку и удержаться на трех лапах, а просто присел, как девчонка. И тут же направился назад к двери.
        В этот раз мы с ним поднимались шаг в шаг, медленно, с остановками. На площадках он садился и смотрел на меня с укором, мол, что же ты не возьмешь меня на руки? Разве не видишь, как мне тяжело?
       Я все видела, но не могла, сама еле держалась.
        Не хочу писать о конце. Все собачники знают, что значит потерять четвероногого друга. Когда я при встрече с Эдуардом Вартановым, неразлучным с гитарой поэтом, певцом, прекрасным человеком, к которому я отношусь с сердечным теплом, хотела рассказать о своей утрате, он охнул и торопливо остановил меня:
       - Нет, нет, не рассказывайте, я через это уже прошел. Моего любимца я лишился десять лет назад, но до сих пор эта рана болит и не заживает. Ужасно терять верного друга, я вас понимаю и сочувствую вам от всего сердца.
        У нас же в доме уход Арро каждый переживает по-своему, и еще никто не может решиться заговорить вслух о своей боли. Мне, в силу своего возраста и износившихся нервов, трудно удерживаться от слез при одной мысли о нем. Вот поэтому, чтобы избавиться от этой слабости, я и решила довериться бумаге, написать о нем, в надежде, что со словами уйдет печаль.
      
       ***
        А тут недавно случилось вот что. В один из дней начала августа позвонила незнакомая женщина и отрекомендовалась Мариной. Сказала, что ей попала в руки моя книга "Жизнь души", она ее залпом прочитала, расплакалась, достала мой телефон и теперь хочет со мной встретиться. Мне было любопытно, что молодая женщина нашла для себя в моей книге, и я согласилась на свидание. Знакомство состоялось в уютном кафе "Неллия", что в Старой Риге. За чашкой чая мы хорошо и душевно поговорили и расстались с надеждой на скорую встречу.
        Вскоре Марина позвонила и предложила встречаться где-нибудь поближе к моему дому. И мы выбрали кафе у латышского театра Дайлес - это в пяти минутах ходу от меня. Мне все больше нравилась эта молодая женщина, полная доброты, чуткости, света, готовности прийти на помощь любому, кто слабее, кто нуждается в ней, и я с радостью отмечала, как растет меж нами симпатия и привязанность, несмотря на огромную разницу в возрасте. Уже со второй-третьей встречи мне стало казаться, что Марину я знала всегда, что мне ее Бог послал.
        В конце сентября из-за плохой погоды наше кафе уже не работало, и мы встретились в скверике возле театра. Уселись на растерзанную варварами скамейку и оживленно заговорили о всяких житейских делах. Марина с тревогой присматривалась ко мне, а потом спросила:
       - У вас что-то случилось? Почему вы такая грустная?
        И мне пришлось рассказать об Арро. Марина сочувственно слушала и вдруг удивленно воскликнула:
       - Смотрите, кто к вам пришел!
        Я оглянулась и увидела, что сбоку на скамейке, прижавшись к моему бедру, устроился большой, дородный красавец-кот. Откуда он взялся? Почему выбрал именно меня, хотя людей вокруг было много? Я часто хожу через этот скверик и ни разу не видела здесь ни одного кота, даже весной, в период кошачьих свадеб. А тут вдруг это ласковое чудо явилось откуда-то, чтобы найти и прижаться именно ко мне, тоскующей, плачущей, и передать на каком-то своем, телепатическом, непостижимом для человека уровне слова утешения, весть Оттуда - я ясно услышала эти слова в своем сердце:
       - Не плачь. Он не хочет, чтобы ты плакала. Все хорошо. Живи спокойно.
        Кот, мурлыкая свою песенку, мягко, не выпуская коготков, потрогал мою руку, а когда я перевернула ее вверх ладонью, вложил свою лапку мне в ладонь -- и затих. Мы с удивлением глядели на это странное, необъяснимое явление кота, а потом заговорились и оставили его в покое. Когда же вспомнили и оглянулись, -- кота уже не было. Он исчез, как и появился, бесшумно, будто тень, мираж, привидение. И я теперь всё думаю, что же это было? что означает? Мистическая весть из Того мира? Что мы, люди, знаем об этом?
        Великий знаток кошачьих душ, создатель единственного в своем роде Театра кошек дрессировщик Куклачев, знающий о кошках всё и понимающий их, как никто другой, рассказывал однажды, как спасла его от гибели любимица-кошка, талантливая актриса. Случилось это в Японии, в Кобе, где шли съемки с участием этой кошки. Всё было готово к снятию кадра, но внезапно четвероногая актриса как взбесилась: шерсть дыбом, спина - мостом, глаза безумны, полны ужаса, мяукает так тревожно и дико, что мороз по коже. И тут она рванулась к двери -- и исчезла. Наученные горьким опытом японцы сразу все поняли, схватили аппаратуру и вместе с Куклачевым метнулись за ней.
        А через несколько минут земля закачалась, ушла из-под ног, здание, где шли съемки, как и сотни других зданий, превратились в груды развалин. Кошка, а не венец Мироздания -- человек, уловила приближение катастрофы и спасла себя и людей. Как можно объяснить такое? Подобных примеров на Земле накопилось великое множество. Уже написано немало книг о тонком мире, о телепатической связи и т. д. Люди пытаются понять то, что еще недавно принадлежало к области фантастики, а теперь все настойчивее стучится к нам и требует серьезного осмысления.
        Вот и мой кот-привидение: откуда-то явился, приник ко мне, мягко пропел свою кошачью песенку, вложил лапку в мою ладонь, затих - и растворился, унеся с собой мою печаль по Арро.
        Мистика? Может быть. Дома я, сама не зная почему, ни слова не сказала о таинственном посланнике, будто это должно было принадлежать только мне, а недели через две вдруг услышала от дочери:
       - Мама, давай возьмем котенка. Так пусто в доме без четвероногого...
      
       Конец декабря
       2003 г. Рига.
        
        
       V. Кип и Пу-И
        
        Мой свёкр Александр Иванович был инженером-гидротехником. После окончания в 1911 году Петербургского института инженеров путей сообщения его направили на Дальний Восток. Двадцать семь лет плодотворной инженерной, преподавательской и общественной деятельности Александр Иванович отдал Приморью. Свирепый 38-ой год перечеркнул и погубил эту яркую жизнь, лишил детей отца и наставника.
        Во Владивостоке Александр Иванович жил с женой Еленой Львовной и дочерью Ириной. До двадцатилетнего возраста мой будущий супруг Борис рос без отца. Связь поддерживалась только через письма. И наконец начались встречи в последние десять лет жизни отца, полные любви, тепла и участия. В доме отца и на даче на двадцать шестом километре от Владивостока по Амурскому заливу ему было интересно, уютно и родственно.
        Александр Иванович любил не только землю, но и животных. В доме жил
       доберман-пинчер Кип, любимец всей семьи, а для молодежи - наперсник игр и проказ. На семнадцатилетие Ирины собралась у Булгаковых, на ул. Пушкина, 49, молодёжь - друзья Ирины и Бориса. Было торжественно (17 лет! Золотое время!) и весело. Елена Львовна наготовила всяких вкусных блюд и, как коронный номер своих кулинарных талантов, к чаю испекла большой торт с розочками и замысловатыми украшениями. Перед чаем сделали перерыв на танцы и игры, а хозяйка, накрыв чайный стол, вышла из комнаты по делу, оставив Кипа одного. Он был умен и дисциплинирован, и Елена Львовна не сомневалась, что вкусные запахи Кипа не соблазнят и все будет в порядке.
        Когда, натанцевавшись, гости вернулись в столовую, то увидели  замечательную картину: Кип сидел на стуле, держа морду над тортом, не трогая его, а только поедая глазами, и прямо на торт из пасти двумя струйками стекала слюна. Елена Львовна чуть не упала в обморок, а молодежь хохотала, как сумасшедшая.
        Кипа, конечно, брали с собой на дачу, в экспедиции. Александр Иванович начинал возиться в саду, как только сходил снег, а Кип шалел от свободы, от весеннего воздуха. Он очень любил воду и лез купаться, когда еще в Амурском заливе плавали льдины. Страсть к купанию в ледяной, очень соленой тихоокеанской воде обходилось ему дорого: распухали суставы, появлялись трещины. Когда становилось невмоготу, он с виноватым видом подходил к хозяину, быстро-быстро вилял обрубком хвоста и жалобно поскуливал.
        И начиналась нравоучительная беседа:
       - Что, брат, докупался?-- строго, но сочувственно спрашивал хозяин. - Сколько раз я говорил тебе: не лезь в ледяную воду, а то плохо будет. Теперь, дружище, придется расплачиваться за свое легкомыслие.
        Кип все понимал и с видом кающегося грешника ложился у ног хозяина, опустив голову на лапы, что означало у него безмерную скорбь и покорность судьбе.
        Разъяснив Кипу неправильность его поведения и осмотрев лапы, Александр Иванович доставал с полки банку с темной тягучей жидкостью и смазывал опухшие суставы, трещины, приговаривая:
       - Ух, как ужасно от тебя несет псиной! Ты, наверное, опять нашел падаль и выкатался на ней, чтобы надушиться, как парижская красотка?
        Зелье было подарено китайцем Василием, с которым Александр Иванович находился в дружбе и который помогал по саду советом и делом. В те годы во Владивостоке на каждом шагу встречались корейцы, китайцы. Они торговали на рынках овощами, фруктами, острыми приправами, изделиями из сои, морской капустой, разными моллюсками и т. д. И знали в медицине много такого, о чем русский человек не имел понятия. Зелье, которым лечили не только Кипа, но при надобности и членов семьи, готовилось из оленьих пантов и настоя трав, и его действие было поразительно: через пару часов Кип носился по двору как ни в чем не бывало. Но эти два часа ему приходилось лежать неподвижно и терпеть жгучую боль. Команда хозяина "Лежать!" выполнялась им беспрекословно. Борис и Ирина поражались, как Кип слушается отца. Они с Кипом возились постоянно, казалось, он их любит не меньше, чем хозяина, но их команды пропускал мимо ушей, делая вид, что не слышит. Так, сколько раз они ни приказывали ему не трогать соседских кошек, ничего из этого не получалось, он духу их не переносил и расправлялся беспощадно. Из-за Кипа начали портиться отношения  с соседями, ибо как только исчезли кошки, сразу обнаглели мыши и крысы. Надо было срочно что-то предпринимать. И Александр Иванович, которому хотелось жить в мире с соседями, решил попробовать усмирить Кипа.
        
        Однажды вечером он пришел с работы какой-то таинственный и торжественный. Многозначительно посмотрев на детей, Александр Иванович открыл портфель и осторожно извлек что-то шевелящееся, завернутое в тряпки. Все с интересом ждали, что будет дальше. В свертке оказался тощий-претощий, грязно-белый, с замурзанной прелестной мордочкой котенок. Все ахнули и как по команде с опаской покосились на лежащего в углу Кипа. Папа, не обращая внимания на пса, посадил котенка для всеобщего обозрения на ладонь и сказал со смехом:
       - Ну разве это не чудо? Мы назовем его Пу-И в честь императора Манчжоу-Го, чем-то похожего на этого паршивца. Принимайте нового члена семьи! В добрый час!
        И опустил Пу-И на пол. Домочадцы замерли, ожидая, что котоненавистник Кип мгновенно расправится с ним. Но пес лежал, не шевелясь, положив голову на лапы, горящими глазами напряженно следя за всем происходящим.
        Пу-И, этот маленький живой комочек, как ни в чем не бывало подошел к Кипу, посмотрел ему в глаза и, став на задние лапки, дотянулся до ранки на ухе и принялся вылизывать то место, которое сам Кип не мог достать. Обработав рану, он деловито подошел к кипиной миске, с аппетитом доел все, что там оставалось, потом вернулся к пораженному таким нахальством псу, снова внимательно заглянул в глаза, повозился, подлез под кипину подмышку - и мгновенно уснул.
        Это было - как захватывающий спектакль.
        Все стояли пораженные, не веря, что это им не снится. Так был усмирен Кип, и с этого вечера в доме появилась неразлучная парочка - Кип и Пу-И. А на  следующий день веранду украсила стенгазета с рисунком Ирины, где была изображена сцена появления Пу-И и под ней слова папы:
       "120 лет назад человечество обогатилось документом, определившим взаимоотношения людей. Это был "Кодекс Наполеона"1. Видимо, пришло время ввести в действие "Кодекс Кипа"."
       1 Гражданский кодекс Наполеона 1804 года. Его структура отразила схему построения институций римского права: лица, вещи, наследование и обязательства.
      
      
       VI. Счастье
      
       Воспоминания -- одно
       из последних благ на
       пороге прощания с жизнью.
      
       Я проснулась рано и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящих, набросила халат, взяла полотенце, ракетку с воланом и вышла на крыльцо. Июньское солнце еще не набрало силы, и было прохладно. Я глубоко вдохнула свежий, напоённый сосной и морем воздух и весело скомандовала себе:
       -- Ну-ка, Машка-замарашка, раз, два, три! Побежали!
      
       И легко, не напрягая себя, меняя бег на шаг и снова шаг на бег, подалась в сторону моря. Оно находилось совсем рядом, минутах в пяти таких неспешных перебежек. Поселок досматривал предутренние воскресные сны. На улице, пляже ни души -- как раз то, что мне требовалось, из-за чего я и встала в такую рань.
       Быстро сбросив халат, я подошла к морю чтобы удостовериться, что вода, ох, как далека от кипятка. Значит, нужна хорошая разминка, чтобы появилось желание броситься в такую обжигающую влагу.
      
       У меня был свой набор упражнений, и я с удовольствием приступила к зарядке в сладком предвкушении того, что ждет меня на закуску.
       С моря дул легкий ровный бриз, и я, разделавшись с зарядкой, взяла ракетку и сильным ударом послала волан навстречу ветру, и он тут же вернул его мне назад. И мы начали нашу любимую игру:
       Я ему! -- Он мне!
       Я ему! -- Он мне!
      
       Упруго, сильно, азартно!
      
       Через несколько минут я взмолилась:
       -- Голубчик-ветер, ты меня загонял, нет сил!
       А он в ответ:
       -- Что ж, отдохни минутку и давай сразимся еще раз, уж больно хорошо у нас получается сегодня, верно?
       Я походила по влажному песку у кромки воды, успокаивая дыханье, готовясь к продолжению игры. Вокруг по-прежнему ни души, а значит, можно без страха, что тебя сочтут чокнутой, продолжить беседу и игру с ветром:
       -- Я отдышалась. Продолжим? Поехали?
       И послала волан ему навстречу. Он подхватил его и швырнул в мою сторону. И мы снова перекидывались:
       Я ветру! -- Он мне!
       Я ветру! -- Он мне!
      
       Молодо, с задором и смехом!
      
       И опять я сказала ему:
       -- Ты, ветер, сильнее меня. Отпусти! Дай отдышаться!
       -- Отдышись, разрешаю. А потом еще раз сыграем, ладно?
       Я снова походила по пляжу, зашла по колени в море, чувствуя, что уже почти созрела для купания, вот только еще раз сражусь с ветром-озорником.
       И он снова пригласил:
       -- Ну, как? Готова? Давай, не тяни!
       Я взяла ракетку в руки и, напевая ветру в лицо: -- Еще ра-а-зик, да еще раз! -- послала ему навстречу волан.
       Ух, как славно пошло у нас в этот раз! Я уже хорошо размялась, разогрелась и могла не давать спуску моему противнику, легко, на лету подхватывая и отбивая волан.
      
       Через несколько минут я сказала ветру:
       -- Всё, дружок, на сегодня хватит. Ты был просто чудо как хорош, и игра у нас с тобой получилась, верно? Спасибо, и до следующей встречи! А сейчас я готова броситься в эту божественную балтийскую воду.
      
       И я смело вошла в море, добралась до глубины, охнула и погрузилась в обжигающую воду, крича во весь голос от полноты чувств:
       -- Ого - го - го !  Хо - ро - шо !
       И пулей вылетела на берег. Быстро стащила купальник, сначала удостоверившись, что берег по-прежнему безлюден, и крепко растерлась жестким махровым полотенцем. Потом, повернувшись лицом к морю, зажала концы длинного полотенца, раскрыла широко руки, как птица крылья для полета, и мой ветер-озорник обласкал меня всю -- с ног до головы, высушив последние капельки влаги на моей коже. Я стояла, как заново рожденная, до краев наполненная радостью, свежестью, молодой силой, а из сердца рвалось к небу:
      
       -- Господи, благодарю Тебя за эту земную благодать, за полноту этих минут счастья!
      
       Крещение. 19 января 2004 года. Рига.
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Булгакова Мария Ивановна (bulgakowa@ojooo.com)
  • Обновлено: 06/03/2013. 54k. Статистика.
  • Новелла: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.