Бутенко Татьяна Петровна
Липовый чай

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Бутенко Татьяна Петровна (tatiana.butenko@gmail.com)
  • Обновлено: 23/02/2009. 11k. Статистика.
  • Рассказ: Перевод
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ Милорада Павича из сборника "Кесарево сечение", изданного в Белграде в 2002 году (перевод с сербского).


  • Липовый чай

      
       Неподалеку от земунского моста, который звался когда-то  "Мост-рыба" по соображениям уже забытым, потому что имя моста прожило дольше его самого, находится в Белграде старая лестница. Калемегданским откосом  спускается она к Саве. Тут нельзя прыгать в классики, и девочки играют в другую, странную игру.  После обеда они втайне от матерей меняются полдниками и трусиками и дают каждой ступеньке имя. Эти имена выписывают мелом на верхней стороне,  и они придают один смысл прогулке, если взбираешься вверх, и другой, если спускаешься к воде. Вдоль тех ступенек по бокам стоят  дома, а над одним из них возвышается, как башня, -  короткая, коренастая дымовая труба, единственная дымовая труба в городе, в котором так много окон. Уличная мостовая Косанчичева  венца тут соседствует с кровлями домов на склоне. Ниже, дома идут вдоль полосы дороги и трактиров, врезанных в калемегданский берег, так что из трамвая, "Семерки", можно заглянуть их гостям в тарелки, а стаканы дребезжат и вилки играют и кусаются всякий раз, когда машина придавливает рельсы. По одному только запаху дыма из этих трактиров я определял, где что готовится, и так знал, куда спущусь поесть.
    А иначе говоря, я жил когда-то в одном из тех домов, что идут вдоль лестницы. Жил да и забыл, что жил, и единственное, что мне осталось в воспоминание, это один сон.
       Иногда случается так, что встречаешь кого-то сначала в своих снах, и только потом узнаешь наяву. Читатель, обрати внимание на такие встречи. Двоих человек, о которых сейчас пойдет речь, я узнал сначала именно так, во сне.  Много позже в один прекрасный день они возникли и наяву, как мои коллеги по перу, почти ровесники, они до сего дня являются профессорами Белградского университета. Первая моя встреча с ними случилась прямо в доме, что вдоль лестницы.
       Случилось это в октябре, в знаке Весов; ночью, как и обычно, открыв окно, я глядел на воду внизу перед собой, и придумывал имена волнам, чтобы легче заснуть. Я лег и задремал, но вскоре меня разбудил свежий воздух и зима под кровлей. В моей комнате сидели два человека и играли в карты. Какое-то время я смотрел, не веря своим глазам, однако еще более изумился, когда догадался, на что они играют. Они положили ножницы перед собой и играли на "усы": тот, кто выигрывал, имел право отрезать их у другого.  Именно поэтому я догадался, что они мои ровесники - это была любимая игра студентов филологии времен моего ученья. 
       Пока они играли, у меня была возможность рассмотреть своих ночных посетителей: один был брюнетом, другой блондином. Они играли, убивая время; и курили, ожидая моего пробуждения. Хотя мы были еще не знакомы, один из них встал, как только я к ним обратился, и снял шляпу - со своей головы и того, кто был рядом. Я подумал, было, что это в знак уважения, но обманулся.
       - Запомни нас хорошенько! - произнес любезно человек - потому что мы больше не будем играть в карты, как в юности. А будем отныне играть в другую игру, с простыми и строгими правилами. А они таковы: никогда и ни при каких условиях ты не должен быть с нами в одном месте. Нужно просто, чтобы ты это понял и поступал только так, а остальное не важно.
       И они снова уселись. Курили, выделывали кольца из дыма и смотрели сквозь них на меня. Я сидел в кровати растерянный и чувствовал, что они не шутят, и сказанное оставит след и в их и в моей жизни. И тут непонятный страх начал мной овладевать от их присутствия. Пальцы моих ног начали дрожать, а ногти вспотели; их взглядам я понял, что игра уже началась. Один из них в этот момент берет вдруг свою шляпу и начинает грызть край. Зубы его были крепкими, а улыбка до ушей. Усвоив, что нужно делать, я второпях выскочил во двор, схватив только ключи от машины. Перепуганный,  доехал я до Парижской улицы, до того места, где она спускается к реке, когда меня задержала светящаяся огнями толпа. Они шли с зажженными свечами, вдетыми в трехрогие шляпы, а женщины несли фонари на палках. Какой-то солдатский отряд в черных загнутых под коленом сапогах шел с факелами. Все кругом пели. И вдруг открылась одна дверь, ведущая во дворец; солдаты остановились, крикнули толпе, чтобы все гасили огонь, и вошли походной колонной в здание.
       - Гасите! Гасите! - торопливо выкрикивали люди, пальцами зажимая друг другу фитили на свечах и помогая женщинам прятать свои фонари под передники.
       Тут раздались громкие возгласы, и во дворце зажегся свет, в одном из окон на нижнем этаже. Отряд с факелами, очевидно, находился внутри, когда на стекле вдруг возникла рисованная нагая и красивая женщина в натуральную величину. Она держала грудь одной рукой и сцеживала молоко на конец своей длинной косы. Женщина стояла на буквах, причинявших боль ее голым ступням, из которых текла кровь под литеры И, А и Х, а те указывали, что она хочет сказать. Обернувшаяся к следующему окну, которое было еще во мраке, другую косу она протянула кому-то невидимому за стеной. Внутри солдаты передвинулись к следующему окну, и толпа с гамом шустро переместилась за ними. Мужчины стали тискать женщин в темноте, пробираясь руками под мониста из чеснока. Когда солдаты осветили следующее окно во дворце, толпа взвыла; люди наступали на водосточные каналы, спотыкались, так что их руки выпали из женских пазух. Все они замерли, когда в окне показалось изображение молодого человека, живот его зарос рыжей шерстью и ясно виделась тещина дорожка под пупком. Он сосал молоко из косы, которую ему передала через оконную раму красавица с предыдущего окна, и был нарисован будто идущим по волнам от буквы. Его сабля, с необычно глубоким желобом, была обмотана женскими волосами, а голова, которой принадлежали эти волосы, оставалась за стеной все еще невидимой и беззвучной в своем будущем крике. Внутри, в  зале, послышалась новая команда, и после шаги военных, которые переходили к следующему окну.
       Мне не нужно было ждать рассвета, чтобы понять, почему так радостно галдит толпа, и узнать, что же произошло. Я это знал, знал, благодаря своему писательскому занятию. Театральный обычай играть в "прозрачника", забаву со светильниками в окнах, появился в конце 18 века, а может и раньше; он возник в Подунавье как часть торжества по случаю возведения на престол  церковников и военных. Размышляя, я заметил, что передо мной стоят два солдата, которые не обращают внимания ни на фейерверк, ни на веселье. Они поили коней и плели друг другу косы под шляпами. Благодаря каталогу Павла Васича и другим справочникам, я сразу на них узнал австрийскую униформу конца 18 века. Я хотел, было, обратиться к ним, но они вдруг повернули головы ко мне, и тут я узнал моих посетителей, уже в трехрогих шляпах. Они сбросили их, и у меня поднялись волосы на голове. Я бросился в машину, и двинулся дальше на ней, уже не оглядываясь. Я летел мимо лодок, схваченных якорями на Дунае, за Небойшиной часовней, и узнал флотилию пограничных частей примерно 1710 года, когда австро-турецкая граница еще проходила по воде. Лодочники держали весла и тихонько пели, так давая знать  о себе семьям, живущим по берегу реки. Мелодию я слышал первый раз, но слова узнал сразу же.  Это была песня Хвалила себя  девушка, которую один немец записал примерно в 1720 году тут, в Подунавье, слушая пение сербских солдат. Сейчас в песне лодочников был стих, которого недоставало в некачественной немецкой записи из Ерлангена, опубликованной в редакции Геземана. Так я понял, куда двигался мой путь. Он уходил в прошлое. Стих в песне еще не был утрачен! Удаляясь от реки, я с ужасом замечал, что дорога становится хуже, по мере того, как перо удаляло меня в прошлое все дальше. Впрочем, можно было ожидать, что дороги, которые уходят от нашего времени  далеко назад, будут хуже и хуже. Тогда первый раз я услышал запах липового цвета. Липы пахли издалека, но пронзительно, и с их запахом до меня донесся обрывок одного разговора.
       - Permettez que Je vous dise  cette petite patricularite! "Позвольте обратить Ваше внимание на одну деталь, -  говорил неизвестный из темноты - мне досталось шесть больших щук, выловленных в моем присутствии из Дуная под Белградом, всего за четыре су. Самая мелкая из них была длиной в три стопы от глаз до хвоста и стоила бы в Париже два талира. Сазаны, коих мы вчера ели  и о долгожительстве которых  хорошо известно, обитают тут по всей видимости со времен Луи Х, и в их утробе мы нашли деньги, которые вышли из обращения еще в 1315 году. Мои расходы тут на двух коней, слугу и на себя  всего около 10 су в день. Принцы наши спят от скуки, а если время от времени и пробуждаются, то только для того, чтобы сражаться из-за  куска земли или ради прохода через мелкую долину, не зная, что земли здесь так изобильны, плодородны, богаты и обширны, я могу удовлетворить их честолюбие, дав им настоящие титулы, которыми бы они   гордились..."
       Эти слова я смог сразу  узнать, ибо известно, что они записаны в Белграде 26 январе 1624 году, и что их произнес и записал Луи Жедоен, французский консул в Алепе, совершая свой объезд, и его сообщение было опубликовано. Но под его французским париком, полным пудры XVII века, я заметил черные волосы одного из моих посетителей и сразу начал искать глазами другого, к которому обращался Жидоен. У него были светлые локоны под париком, и я понял, что должен снова бежать.
       Однако теперь это было опасней, чем прежде. Глубже в прошлом, за их словами и за 1624 годом, возникало нечто такое, чего я не изучал, наступал полный мрак, и я больше не разбирался  в происходящем так, как раньше. И, что было хуже всего, такой же мрак наступил и снаружи на моем пути. Фары перегорели, о том, чтобы остановиться, не могло быть и речи, и я уже мог понять, еду я по дороге и нет, она стала очень скверной, будто пашня. И только всюду пахло липой, по тому запаху  я догадался, что добрался до леса и рано или поздно налечу в темноте на какое-нибудь дерево, и беды не миновать. Запах липы был все гуще, становясь почти ранящим, страх от тех моих спутников был все сильней, а машина в конце-концов зацепилась за что-то. Я вылетел из нее и ударился о липовый ствол. Голова трещала, а  с дерева слетела на меня целая тьма липового цвета, а вслед за теми цветами разлилась во все стороны моя боль.
       Проснулся я в своем доме, что вдоль лестницы, с книгой на глазах,  укутанный до головы,  потому что окно осталось открытым. Мое сердце почти ударялось о подушку.
       Совершенно счастливый оттого, что я не умер, что это все лишь видение из сна, и что нигде нет ни этих посетителей, ни злосчастного ствола, встал с кровати и пошел мочиться.
       Но, там из меня полился чистый липовый чай.
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Бутенко Татьяна Петровна (tatiana.butenko@gmail.com)
  • Обновлено: 23/02/2009. 11k. Статистика.
  • Рассказ: Перевод
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.