Не так давно я написал фантастическую повесть "Лиана" - о человеке, который, заболев раком, начал лечиться, менять врачей (болезнь не проходила), принимать всё более далекие от фармакопеи лекарства, выслушивать советы, даже самые невероятные... Поверил в конце концов вот какому: в Гималаях, "стране чудес, обители богов, жилище владыки йоги - Шивы", близ городка Шайон, что на южном склоне знаменитого хребта, на поляне посреди леса растет лиана, что лечит эту болезнь. Человек должен поселиться под деревом, чей ствол она обвила, лиана начинает "выслушивать" его по каким-то своим параметрам, просматривать всю его жизнь, его поступки с точки зрения, возможно, самой Природы (здесь высказывается мое отношение к зеленому миру, что нас окружает, в частности, к деревьям)...
Жаждущий исцеления мужчина отправляется в путешествие к индийскому городку Шайон и оказывается в результате у заветного дерева. Проводник на ломаном английском говорит ему: "Лиана - ваша мать, жена, сестра, брат...". Герой повести ставит под деревом с лианой, взобравшейся до вершины, палатку... живет здесь, перед его глазами и вершины Гималаев, и лес справа и слева, и... вся его жизнь - он поневоле просматривает ее от начала до поездки в Шайон.
"Приходит" к нему старый друг... и враг приходит, претендуя на место под деревом-последней надеждой, и неожиданно исчезают, испаряются на тропинке к лесу, в Шайон...
А однажды...
" Давно уже была над Вагановым ночь; звезды перемигивались, словно убедившись, что за ними никто уже не подглядывает, в лесу вокруг себя слышал Ваганов возню, крики, свисты и ухание; кто-то невидимый пил что-то из луны-пиалы, наклонив ее; время от времени кейфующего наверху закрывали, кружась в небыстром хороводе, прозрачные платки облаков; спать Ваганову не хотелось и о лиане, слава богу, не думалось; Ваганов всматривался в темноту, туда, где из-за горы всходило солнце, и хотя темнота была плотной, он решил дождаться сегодня восхода.
Приближения зверя Ваганов не услышал, а почувствовал: вдруг напрягся, всматриваясь в темноту за костром, и нащупал ружье. Успел только подбросить ветку в гаснущий огонь.
Чуть покачиваясь, к нему плыли в темноте два огонька; Ваганов взвел курки. Ветка загорелась и осветила морду тигра, которая показалась Ваганову маской, одной только маской, вынырнувшей из темноты.
Тигр, сунувшись в круг огня, остановился, разглядывая хорошо освещенного костром Ваганова. Костер был маленький, его ничего не стоило перепрыгнуть.
Тигр стоял так близко, что Ваганов не целился в него, он просто выставил ствол, прижав приклад к боку и держа палец на спусковом крючке. Он не знал, почему не выстрелил сразу, что-то остановило его.
Тигр замер; замер и Ваганов, зная, что любое его движение может вызвать прыжок тигра, так же, как любое движение тигра вызовет его выстрел.
Ветка догорала, сейчас она погаснет. Тигр прыгнет. Сейчас он выстрелит - раньше, чем прыгнет тигр.
Челюсть тигра шевелилась, верхние губы вздрагивали, топорща жесткие редкие усы и показывая ужасающей силы клыки - белые острия, желтые к десне; тигр перекатывал в горле глухое рычание, не выпуская его наружу, и не сводил с Ваганова глаз.
Ветка погасла, на земле между ними лежала маленькая горка жара.
Звуков не было ни одного, не было и движения- вся ночь, кажется, замерла, ожидая развязки...
Костер погас, но опять что-то удержало Ваганова от выстрела - может быть, то звериное, что осталось в каждом из людей от прошлого, тот инстинкт, который до последнего удерживает от смертельной драки, то чутье, которое выше ума, опыта и страха.
Тигр не был виден весь, он мог изготовиться к прыжку - подогнуть задние лапы - незаметно для Ваганова, но Ваганов надеялся все прочесть на его морде и не стрелял.
В морде тигра было много человечьего - властное, хмурое лицо владыки этих мест, лицо правителя давних времен, чьих мыслей никогда не понять простому человеку, но было и от зверя - слишком долгая пристальность взгляда, ждущая, наверное, какого-то движения от застигнутого врасплох.
Ваганов не шевелился - все замерло в нем, даже кровь, кажется, остановилась, чтобы не мешать своим движением и шумом слуху.
Клекот в горле тигра усилился, хотя выражение на морде не изменилось, тигр приоткрыл пасть и негромко рявкнул. Но Ваганов понял его как то административное рявкание, какое полагается, но не идет изнутри. Так - на всякий случай - громыхают отцы на детей или покрикивают дворники на могущих что-то сломать или разбить мальчишек.
Тигр рявкнул и исчез - так быстро, что Ваганов испугался: ему почудилось, что он проглядел, как тигр прыгнул, и вот сейчас обрушится всей тяжестью на него сверху.
Еще несколько мгновений он сидел неподвижно - вжав голову в плечи. Потом услышал возвращающиеся звуки ночи - ужас отпустил и ее - и положил ружье на землю. Понял, что тигр ушел. Не исчез, как исчезли перед лесом Дьячков и Стас, а ушел. Тигр был настоящий.
Ваганов нащупал справа от себя ветку и бросил ее в костер.
Ветка загорелась не сразу; Ваганов застыло смотрел на нее. Было ощущение, что он нес смертельно тяжелую поклажу и вот сбросил. Он устал весь: спина, ноги, шея; рук было не поднять. Бешено колотилось сердце...".
Я скажу, как зародилась, ка написалась эта моя фантазия, - мне самому это показалось интересным, - по какой чудесной спирали человеческого сознания. Я люблю домашние цветы, то есть, я без них не представляю человеческого жилища. И как-то я завел дома лиану, знаете, эту, пятнистую. Сциндапсус. Она стала тянуться, тянуться, и я отнес горшок от окна в дальний угол гостиной, и стал аккуратнейшим образом крепить плеть лианы к потолку. Она не стала противиться и потянулась к окну. Через время достигла его, и я радовался, видя зеленую диагональ лианы через весь потолок.
И тут случилось. Жену забеспокоила какая-то внутренняя болячка, забеспокоила всерьез, потому что ее отец рано умер от рака; она, конечно, стала говорить о своей тревоге и с врачами, и с подругами, кто-то предостерег ее от домашних цветов, например, от пятнистой лианы, вроде бы "канцерогенной". Жена, напуганная болезнью, поверила (кто бы в этом состоянии не поверил!). И мне пришлось лиану уничтожить. Я сделал это беспрекословно, в тот же день, но чувствуя, что совершаю убийство. Сорвал зеленую живую диагональ с потолка, смял лиану в большой комок и выбросил в мусорное ведро. Иначе, как вы понимаете, поступить было нельзя.
Жена, слава Богу, выздоровела, а я... спустя примерно месяц сел писать фантастическую повесть под названием "Лиана". Идею ее сварганила - молча, нимало меня не беспокоя, втихаря, подав в подходящий час, как блюдо к столу - готовенькой, моя голова.
А, может, думаю иногда, сама лиана, когда я сминал ее в комок?
..."Костер снова засветился, круг света расширился.
Еще хватило сил вытянуть из палатки спальник и постелить под деревам: сонливость сменила напряжение так быстро, что Ваганов не заметил переключения.
Лег, подтянул, как всегда, к себе ружье. Костер покрывался белым одеялом пепла. На месте восхода была темнота. Вокруг орали, свистели, ухали, квакали, пели.
-Пока, братья,- сказал Ваганов и закрыл глаза. Но тут же на него стала надвигаться морда тигра.
-Это нечестно,- пробормотал Ваганов.- Поиграли - и хватит.
Но только позволил векам сомкнуться, как тигр появился снова.
-Ну и перетрусил же я, - сказал Ваганов и приподнялся на локте.- Чур-чур меня! Отвали, тигр!
Захотелось пить, протянул руку в темноту. Коснулся чего-то холодного и испугался, представив нависшую над ним змею. Отдернул руку и стал вглядываться в темноту, ожидая удара.
Небо уже серело, стал виден далекий силуэт горы на востоке. Там небо было еще светлее. И на фоне светлеющего неба Ваганов увидел плеть лианы, которая качалась в полуметре от его лица. Лиана спустилась к нему!
Он подставил ладонь острому зеленому клюву.
-Я здесь, - зашептал Ваганов, - я здесь, дружище Лиана, - ты слышишь меня? Я здесь!..
Восток засветился, на небе раскрылся разноцветный веер лучей.
Зажглись снежные шапки Гималаев.
Зашумело дерево вверху - это вздохнула, наверное, проснувшись, гора и родила первый утренний ветерок.
Лиана качнулась и прочертила клювом какую-то линию на ладони Ваганова.
Другой рукой он достал бутылку с водой, отпил два глотка и столько же вылил под дерево.
Солнце расплавило вершину горы и вырвалось в небо. Еще неяркое, большое, оно оранжево осветило дерево, лиану, оставившую сук, лицо Ваганова, небритое, с запавшими глазами - глазами, сумасшедшими от счастья; Ваганов стоял на коленях, подставив руки под лиану, которая лилась, падала в его ладони, как струя живой воды..."