Аннотация: Рассуждение о "Призраке, который бродил по Европе", порождая себе подобных, но который не совладал с твердыми духом
"...разбилась о быт"
Рассуждение о "Призраке, который бродил по Европе", порождая себе подобных, но который не совладал с твердыми духом
Андрей Платонов.
"Больше года тому назад в одной статье я говорил, что... коммунизм можно создать только.. одною холодною тяжелою беспощадностью, расчетливостью, тяжкою рабочей рукою, дробящей вражеские черепа. Нельзя переделать землю, нельзя родить нового человека, нельзя притти к коммунизму вместе с буржуазной ордой. Для осуществления коммунизма необходимо полное, поголовное истребление живой базы капитализма - буржуазии, как суммы живых личностей. Скажут - это крайность, кровожадность, слепое бешенство, а не путь к коммунизму. Нет - честный вывод точного анализа переходной эпохи и истории капитализма и пролетариата. Сердце, чувство всегда мешали человеку познать жизнь. Мы никогда правильно не понимали земли. Голова наша еще слишком слаба, не может вполне познать всего тяжелого процесса движения вещей, всей беспощадности, всего коловорота, взрывов материи, текущей к своей цели... Свирепости, жестокости, жертве всем ради единой цели мы должны научиться. Всякое мягкосердие, небесность чувств, прощение мы должны из себя выжечь. Ибо мы имеем дело с неведомой, неимоверной по жестокости и неумолимости, действительностью, ее хотим изменить, а не свое головное понятие. Если мы хотим коммунизма, то значит нужно истребить буржуазию; истребить не идеалистически, а телесно, и не прощать ее, если бы она даже умоляла о прощении и сдавалась группами. Она все равно, невольно, нам враг - хочет она этого или не хочет... Буржуазию легче и разумнее уничтожить, чем переделать, она, при всем желании, не может ни помочь нашей работе в перестройке человечества, ни понять ее, а только будет мешать.
Контр-революция будет без конца, если мы не будем вести борьбы при помощи одного чистого - точного математического сознания - без сердца, без чувств, без прощения - с курсом на истребление базы капитала - живой его ткани - человеческой личности, буржуа.
Новый мир построит новый человек, а не отремонтированный, не заплатанный старый... Природа не знает компромиссов. Не должны знать и мы: победа революции есть поголовное истребление буржуазии.Только класс, способный на великую ненависть, на великое зло, на преступление перед прошлым, только такой класс способен победить и способен к счастью и добру. Великие бушующие силы зла, работы и борьбы стоит только поворотить немного, и она станет светом и счастьем... Пролетарий не должен бояться стать убийцей и преступником и должен обрести в себе силу к этому. Без зла и преступления ни к чему в мире не дойдешь и умножишь зло, если сам не решишься сделать зло разом за всех и этим кончить его".
"Свободный пахарь", Задонск, 1922 год.
Справка из Википедии. "...Летом 1919 года Андрей Платонов побывал как корреспондент газеты "Известия Совета Обороны Воронежского укрепленного района" в Новохопёрске. Вскоре после этого был мобилизован в РККА. Работал до осени на паровозе для военных перевозок в качестве помощника машиниста; затем был переведён в Часть Особого Назначения (ЧОН) в железнодорожный отряд рядовым стрелком. Летом 1921 года закончил годичную губернскую партийную школу. В этом же году выходит его первая книга - брошюра "Электрификация"[1], а также были опубликованы его стихотворения в коллективном сборнике "Стихи". В 1922 году в Краснодаре выходит книга стихов Платонова "Голубая глубина".
Андрею Платонову было во время написания статьи 23 года.
Исаак Бабель.
"БИТЫЕ
Это было неделю тому назад. Всё утро я ходил по Петрограду, по городу замирания и скудости. Туман - мелкий, всевластный - клубился над сумраком каменных улиц. Грязный снег превратился в в тускло блистающие черные лужи.
Рынки - пусты. Бабы обступили торговцев, продают то, что никому не нужно. У торговцев всё ещё тугие розовые щеки, налитые холодным жиром. Их глазки - голубые и себялюбивые - щупают беспомощную толпу женщин, солдат в цивильных брюках и кожаных галошах.
Ломовики проезжают мимо рынка. Лица их нелепы и серы; брань нудна и горяча по привычке; лошади огромны, кладь состоит из сломанных плюшевых диванов или черных бочек. У лошадей тяжелые мохнатые копыта, длинные, густые гривы. Но бока их торчат, ноги скользят от слабости, напряженные морды опущены.
Я хожу и читаю о расстрелах, о том, как город наш прожил еще одну свою ночь. Я иду туда, где каждое утро подводят итоги.
В часовне, что под мертвецкой, идет панихида.
Отпевают солдата.
Вокруг три родственника. Мастеровые, одна женщина. Мелкие лица.
Батюшка молится худо, без благоговения и скорби. Родственники чувствуют это. Они смотрят на священника тупо, выпучив глаза.
Я заговариваю со сторожем.
-Этого хоть похоронят, - говорит он. - А то вон у нас лежит штук тридцать, по три недели лежат, каждый день сваливают.
Каждый день привозят в мертвецкую тела расстрелянных и убитых. Привозят на дровнях, сваливают у ворот и отъезжают.
Раньше спрашивали - кто убит, когда, кем. Теперь бросили. Пишут на листочке - "неизвестного звания мужчина" и относят в морг.
Привозят красноармейцы, милиционеры, всякие люди.
Эти визиты - утренние и ночью - длятся год без перерыва, без передышки. В последнее время количество трупов повысилось до крайности. Если кто, от нечего делать, задаст вопрос - милиционеры отвечают: "убит при грабеже".
В сопровождении сторожа я иду в мертвецкую. Он приподнимает покрывала и показывает мне лица людей, умерших три недели тому назад, залитые черной кровью. Все они молоды, крепкого сложения. Торчат ноги в сапогах, портянках, босые восковые ноги. Видны желтые животы, склееенные кровью волосы. На одном из тел лежит записка:
-Князь Константин Эболи де Триколи.
Старик отдергивает простыню. Я вижу стройное сухощавое тело, маленькое, оскаленное, дерзкое, ужасное лицо. На князе английский костюм, лаковые ботинки с верхом из черной замши. Он единственный аристократ в молчаливых стенах.
На другом столе я нахожу его подругу-дворянку, Франциску Бритти. Она после расстрела прожила еще в больнице два часа. Стройное багровое ее тело забинтовано. Она также тонка и высока, как князь. Рот ее раскрыт. Голова приподнята - в яростном быстром стремлении. Длинные белые зубы хищно сверкают. Мертвая - она хранит печать красоты и дерзости. Она рыдает, презрительно хохочет над убийцами.
Я узнаю самое главное: трупы не хоронят, потому что их не на что хоронить. Больница не хочет тратиться на похороны. Родных нет. Комиссариат не внемлет просьбам, отговаривается и отписывается. Администрация пойдет в Смольный.
Конечно.
Все там будем.
-Теперь ничего, - повествует сторож, - пущай лежат, погода держит, а как теплота вдарит, тогда всей больницей беги...
Неубранные трупы - злоба дня в больнице. Кто уберет - это, кажется, сделалось вопросм самолюбия.
-Вы убили, - с ожесточением доказывает фельдшер, - вы и убирайте. Сваливать ума хватает... Ведь их, битых-то, что ни день - десятки. То расстрел, то грабеж... Уж сколько бумаг написали...
Я ухожу из места, где подводят итоги.
Тяжко".
Газета "Новая жизнь", 1918 год.
Справка из Википедии. " ...Осенью 1917 года Бабель, отслужив несколько месяцев рядовым, дезертировал и пробрался в Петроград, где в декабре 1917 года пошёл работать в ЧК, а затем работал в Наркомпрос[8 и в продовольственных экспедициях. Печатался в газете "Новая жизнь. Весной 1920 г. по рекомендации М. Кольцова под именем Кирилла Васильевича Лютова был направлен в 1-ю Конную армию в качестве военного корреспондента Юг-РОСТа[8], был там бойцом и политработником."
Бабелю было во время написания очерка 22 года.
Я показал эти два текста знакомому профессору филологу, он сказал, имея в виду Андрея Платонова: "Ну что ты хочешь - молодой. Возьми того же Маяковского...". Я ответил: "Писали молодые - и стреляли молодые. На курок нажимает идея".
Я столкнул здесь этих людей, Платонова и Бабеля, возможно, не знавших друг друга и даже друг о друге, но - живших в одно время, дышавших, как принято говорить, одним воздухом, примерявших к себе одну идею, витавшую тогда в стране.
И все-таки - столкновение условное? (Слово "условное" было произнесено - не мной - в споре до написания статьи). Произвольное? Не имеющее права на существование?
Куда там! Оно, это столкновение, имеет право на существование. Осип Мандельштам, отметим, особо ценил строку далекого от себя поэта, Сергея Есенина: "Есть прекрасный русский стих, который я не устану твердить в московские псиные ночи, от которого, как наваждение, рассыпается рогатая нечисть. Угадайте, друзья, этот стих - он полозьями пишет по снегу, он ключом верещит в замке, он морозом стреляет в комнату: "...не расстреливал несчастных по темницам..."
Не расстреливал. Но с редкой откровенностью и проницательностью (в "Письме к женщине") признавал: "Ну кто ж из нас на палубе большой/ Не падал, не блевал и не ругался?/ Их мало, с опытной душой,/ Кто крепким в качке оставался".
Не знаю, был ли этот термин - "опытная душа" в ходу тогда; но если Есенин самостоятельно нашел его и применил к своему времени - хвала поэту! Ибо "опытная душа" это либо прочно настоянная на Добре наша сокровенная сердцевина ("Не убий"), либо та бессмертная "субстанция"*, которая помнит прошлые опыты и не повторяет их.
В то же время Владимир Короленко, еще одна "опытная душа", писал большевику, наркому А. В. Луначарскому:
"Деятельность большевистских чрезвычайных следственных комиссий представляет пример может быть единственный в истории культурных народов. Однажды один из видных членов Всеукраинской ЧК, встретив меня в Полтавской ЧК, куда я часто приходил... с разными ходатайствами, спросил меня о моих впечатлениях. Я ответил: если бы при царевой власти окружные жандармские управления получили право не только ссылать в Сибирь, но и казнить смертью, то это было бы то самое, что мы видим теперь. На это мой собеседник ответил:
- Но ведь это на благо народа...
Я думаю, что не всякие средства могут действительно обращаться на благо народа, и для меня несомненно, что административные расстрелы, возведенные в систему (подчеркнуто мной. - В.Ч.) и продолжающиеся уже второй год, не принадлежат к их числу....
... Не говорите, что революция имеет свои законы. Были, конечно, взрывы страстей революционной толпы, обагрявшей улицы кровью даже в XIX столетии, но это были вспышки стихийной, а не систематизированной ярости".
...Россия стоит в раздумьи между двумя утопиями: утопией прошлого и утопией будущего (к слову "утопия" я еще вернусь. - В. Ч.), выбирая, в какую утопию ей ринуться".
Вниз по лестнице, ведущей (возносившейся) вверх
Эти тексты - статья, очерк, письма, реплики и стихи - конечно, лишь верхушка айсберга, самый его кончик. Можно еще сказать - пена на волнах.
Можно сказать и совсем иначе: чайки над айсбергом.
Стоит взглянуть на сам, еще не растаявший айсберг, чьи куски до сих пор плавают там и сям. Ради краткости изложения громадного материала, в котором легко утонуть, я буду работать только "формулами" - в любом с начала до конца ответственном материале есть абзацы, где рассуждение выливается (отливается) в вывод, в прямой призыв, эти-то формулы и послужат ступеньками "лестницы".
"Призрак бродит по Европе - призрак коммунизма". (Жутью веет, между нами говоря, от этой фразы, которая чуть не озаглавливает Манифест Коммунистической партии. Именно так, утробным голосом, по-над бородой и под усами, видя перед собой округлившиеся глаза аудитории, начинают страшные сказки.
Эта - обернулась такой былью ...)
"Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией. (Манифест коммунистической партии". Дальше - МКП. - В.Ч.)
"Оружие, которым буржуазия ниспровергла феодализм, направляется теперь против самой буржуазии.
Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против нее это оружие, - современных рабочих, пролетариев" (Он же).
"У пролетариев нет ничего своего, что надо было бы им охранять, они должны разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность" (Он же).
Любознательным К.Марксом ("Любимое занятие?" - "Рыться в книгах") и Ф.Энгельсом ("Порок, который вы легко прощаете?" - "Неумеренность во всем")" открывается ящик Пандоры...
"...буржуазия неспособна оставаться долее господствующим классом общества и навязывать всему обществу условия существования своего класса в качестве регулирующего закона... Общество не может более жить под ее властью, т. е. ее жизнь несовместима более с обществом".( Он же).
"...с развитием крупной промышленности из-под ног буржуазии вырывается сама основа, на которой она производит и присваивает продукты. Она производит прежде всего своих собственных могильщиков. Ее гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны" (Он же).
Надо тут заметить, что в революционных кружках России "Капитал" Маркса и Манифест штудировали как в других местах Библию.
"Пролетариат, самый низший слой современного общества, не может подняться, не может выпрямиться без того, чтобы при этом не взлетела на воздух вся возвышающаяся над ним надстройка из слоев, образующих официальное общество".
Разрази меня гром, но в наше время, в нашей поумневшей, да еще и политкорректной Европе, и у нас уже, тоже умнеющих, авторов Манифеста надолго заперли бы за оголтелый экстремизм. Что-то похожее на Брейвика - но в чудовищных масштабах.
Итак: гибель, уничтожение буржуазии, эксплуататорского класса", "взлетевшая вверх вся надстройка"; и могильщики, взявшие уже в руки лопаты.
Здесь, однако, на "лестнице, ведущей вниз," - площадка, на которой можно было сделать задумчивый круг, этакий гуманистический экивок, поворотик в страшной сказке, появление на минуточку доброй и мудрой феи.
"Главная социальная задача революции социалистической и переходного периода от капитализма к социализму, важнейшая составная часть процесса полного уничтожения классов, построения бесклассового общества... означает экспроприацию, изъятие у эксплуататорских классов принадлежащих им средств производства, передачу в общественную собственность и тем самым уничтожение их как классов, монопольно владеющих данными средствами общественного производства... Следовательно, Л. э. к. есть прежде всего социально-экономическое мероприятие, а не физическое уничтожение самих владельцев собственности. Чтобы эксплуататоры перестали существовать как класс, они должны быть лишены не только средств экономического господства, но и политической власти, господствующих позиций в политической области, так же как и в области идеологии, культуры, образования, духовной жизни".. Словарь научного коммунизма.
"Произойдет ли эта экспроприация с выкупом или без него, - писал Энгельс, - будет зависеть большей частью не от нас, а от тех обстоятельств, при которых мы придем к власти, а также, в частности, и от поведения самих господ крупных землевладельцев. Мы вовсе не считаем, что выкуп недопустим ни при каких обстоятельствах; Маркс высказывал мне - и как часто! - свое мнение, что для нас было бы всего дешевле, если бы мы могли откупиться от всей этой банды"**.
И дальше. "Уничтожить классы - это значит поставить всех граждан в одинаковое отношение к средствам производства всего общества, это значит - все граждане имеют одинаковый доступ к работе на общественных средствах производства, на общественной земле, на общественных фабриках и так далее"
"После того как эксплуататорские классы перестают существовать, перед их представителями открывается дорога превращения в трудящихся... Оставшиеся представители эксплуататорских классов перевоспитываются рабочим классом, включаются в общественно полезную деятельность. Ленин (добрый дедушка. - В. Ч.) говорил, что "отдельных капиталистов и даже большинство капиталистов пролетариат не только не намерен "раздевать"... не только не намерен лишать "всего", а, напротив, намерен приставить к полезному и почетному делу - под контролем самих рабочих". "Научный коммунизм". Словарь .
Официально Красный террор был объявлен 5 сентября 1918 года Постановлением СНК РСФСР от 05.09.1918 "О красном терроре".
Термин "красный террор" ... был сформулирован Л. Д. Троцким как "орудие, применяемое против обречённого на гибель класса, который не хочет погибать"
(А какой класс согласится ни за что, ни про что погибать?! - В.Ч.).
Ленин, в ответ на обвинение в том, что до революции большевики были против применения смертной казни, а захватив власть, применяют массовые экзекуции, заявил, что: "Во-первых, это прямая ложь, что большевики были противниками смертной казни для эпохи революции... Ни одно революционное правительство без смертной казни не обойдётся и что весь вопрос только в том, против какого класса направляется данным правительством оружие смертной казни"
Снова Троцкий. "...без смертной казни по отношению к эксплуататорам (то есть помещикам и капиталистам) едва ли обойдётся какое ни есть революционное правительство".
Он же. "Вам следует знать, что не позднее чем через месяц террор примет очень сильные формы по примеру великих французских революционеров. Врагов наших будет ждать гильотина, а не только тюрьма". (Л.Троцкий, кстати, был убит по законам революции, которые с таким жаром провозглашал. Не внял предупреждению Ж.Дантона, выкрикнутому перед казнью на гильотине в 1794 году, и ледоруб опустился на его затылок с той же неотвратимостью, как топор на шею "коллеги").
Ф. Э. Дзержинский. "Законы 3 и 5 сентября наконец-то наделили нас законными правами на то, против чего возражали до сих пор некоторые товарищи по партии, на то, чтобы кончать немедленно, не испрашивая ничьего разрешения, с контрреволюционной сволочью".
Официальное издание Петросовета "Красная газета", комментируя убийство Урицкого, писала: ""Вместо обещанных нескольких тысяч белогвардейцев и их вдохновителей - буржуев расстреляно едва несколько сот".
Ступеньки, ступеньки, всё ниже и ниже; за каждой "ступенькой"- человек...
Известный чекист М. Я. Лацис так определил принцип красного террора: "Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, - к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом - смысл и сущность красного террора.
"...идеология пулемета" - определил эмигрант А. Черный теоретические изыскания ведущих расстрельщиков России.
Г. Зиновьев: "Нужно уподобиться военному лагерю, из которого могут быть кинуты отряды в деревню. Если мы не увеличим нашу армию, нас вырежет наша буржуазия. Ведь у них второго пути нет. Нам с ними не жить на одной планете. Нам нужен собственный социалистический милитаризм для преодоления своих врагов. Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить - их надо уничтожать"...
Снова Ленин: "Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать".
Иван Павлов, выдающийся русский ученый, Нобелевский лауреат: "Революцию совершил сумасшедший с сифилисом мозга".
Упоминание о подлинном характере болезни Ленина, сделанное И. П. Павловым, нашла и обнародовала Хелен Раппапорт, британский автор ряда книг по русской истории, в документах, хранящихся в Колумбийском университете в Нью-Йорке. И еще она говорит: "По пути на конгресс в Лондоне Павлов заехал в Париж к своему старому другу Михаилу Зернову. В разговоре (задокументированном и тоже хранящемся в Колумбийском университете. - В.Ч.) Павлов доказывал Зернову, что Ленин страдал от сифилиса, и в те годы, когда он возглавлял советское государство, демонстрировал все классические признаки прогрессивного паралича, вызванного этой болезнью".
Павлов был знаком с видными учеными, которым поручили исследовать мозг Ленина после его смерти в 1924 г., и все они согласились с его мнением. Для них это вовсе не было секретом, но, разумеется, никто из них не говорил этого открыто, и в официальных советских документах об этом нет упоминаний"
... Советы всячески старались скрыть подлинные причины резких смен настроения у Ленина и неожиданных вспышек гнева в годы, предшествовавшие его кончине...
И вот последняя ступенька лестницы, возносившейся к самому светлому будущему:
"...Приобретут же они весь мир". МКП).
Ступенька - и ад под ней
В августе 1919 года сообщалось о наличии в Киеве так называемых "человеческих боен" губерской и уездных ЧК:
"Весь ... пол большого гаража был залит уже ... стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками .... стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи... жёлоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в 10
метров длины... был на всём протяжении до верху наполнен кровью... Рядом с этим местом ужасов в саду того же дома лежали наспех поверхностно зарытые 127 трупов последней бойни... у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы... Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а... отрывались... мы натолкнулись в углу сада на другую более старую могилу, в которой было приблизительно 80 трупов... лежали трупы с распоротыми животами, у других не было членов, некоторые были вообще совершенно изрублены. У некоторых были выколоты глаза... головы, лица, шеи и туловища были покрыты колотыми ранами... У нескольких не было языков... Тут были старики, мужчины, женщины и дети. Одна женщина была связана верёвкой со своей дочкой, девочкой лет восьми. У обеих были огнестрельные раны.
В губернской Чека мы нашли кресло (то же было и в Харькове) в роде зубоврачебного, на котором остались ещё ремни, которыми к нему привязывалась жертва. Весь цементный пол комнаты был залит кровью, и к окровавленному креслу прилипли остатки человеческой кожи и головной кожи с волосами... В уездной Чека было то же самое, такой же покрытый кровью с костями и мозгом пол и пр... В этом помещении особенно бросалась в глаза колода, на которую клалась голова жертвы и разбивалась ломом, непосредственно рядом с колодой была яма, в роде люка, наполненная до верху человеческим мозгом, куда при размозжении черепа мозг тут же падал"....
Этот "ад" - капля в том море крови, которое затопило тогда Россию.
...Не хотелось приводить, да что поделаешь.
Чуть погодя, в 1930 году, в статье, опубликованной в "Правде" и "Известиях", Максим Горький, "великий пролетарский писатель", объявил: "Против нас все, что отжило свои сроки, отведенные ему историей; и это дает нам право считать себя все еще в состоянии гражданской войны. Отсюда следует естественный вывод: если враг не сдается, - его истребляют".
Отсюда слоган 37-38-го (как легко, должно быть, нажималось на курок после знакомства с ним): "Если враг в не сдается, его уничтожают".
***
Я искал и нашел - и подчеркнул - то, о чем неоднократно думал сам, в чем был давно уже прочно убежден. Автор нижеследующего абзаца (из большой статьи) Кришан Кумар, "известен как автор книг о социальной утопии, социальный теоретик, исследующий переход от постиндустриального к постмодерному обществу. Он также занимается изучением феномена революции".
"Утопический социализм и марксизм являются разными видами одной социальной теории, которая может по праву называться утопической социальной теорией. Она рассказывает нам об обществе и социальных изменениях, целью которых является коренное преобразование жизни человека. На пути этого преобразования она не видит никаких препятствий - ни в лице природы человека, ни в лице природы общества."
Поэт "того" времени высказался на эту тему, как сказали бы сейчас, "стопудово". В молодости я, как многие другие, увлекался Маяковским и прочитал все 20 его "партийных книжек", издававшихся, конечно, в красной обложке. И отметил, что трижды, а то и четырежды поэт заявляет на страницах, что "любовь его - революция". Когда Маяковский покончил с собой и написал в завещании, что его "любовная лодка разбилась о быт", я ни на минуточку не поверил, что 37-летний мужик, да и человек, взваливший на себя роль "горлана и главаря", мог выстрелить в себя из-за неразделенной (или еще какой-то там) любви к женщине. Его настоящей любовью была - Революция, ей он отдал всю силу своей веры и таланта, и "любовная лодка" разбилась о то же самое, о чем писал предыдущий автор - о природу человека и общества, которую поэт назвал "стопудово" - бытом.
Я убежден, что любая революция в конце концов "разбивается о быт", со всеми, как говорится, вытекающими (кровь) последствиями.
Я не затронул здесь многих вещей, которые тоже объясняли бы феномены тогдашних смертных противостояний. Сюда входят и происхождение, и воспитание (огромную роль играет сильная личность отца или матери), первые книги, павшие на tabula rasa юнца или юницы, первый (или второй, но непременно авторитетный) друг; ветры, дующие в то время, (а то и в прошедшее, та же Французская революция и революция вообще - как, "обновление" ), некая дырка в голове, куда задует тот "ветер", то есть "генная расположенность" (термин нашего времени) к тому или иному, возраст в конце концов... Я о многом не написал, ничего не сказал, например, о "положительных" итогах революций, которых они иногда добиваются, пролив моря крови (пусть кто-то возразит мне или просветит меня), не назвал десятки других имен Противостоящих в головокружительное время страны, не все, конечно, привел людоедские призывы тех лет и ответные, удерживаясь в рамках эссе. Удерживаясь, признаюсь, в рамках моего интереса к Теме.
Но как мне не добавить к этому рассуждению прекрасную, объявшую Космос и Землю, фразу мятущегося в поисках Бога философа Иммануила Канта: "Две вещи всегда завораживают меня: это звездное небо над головой и нравственный закон в душе человека".
Понятие "опытная душа" осталось нераскрытым, не разложенным на составляющие. Но, может быть, и нет у него составляющих, может быть, это поэтический (но, скорее, просто людской) - удивительно точный и емкий - образ, при первом же прочтении многое объясняющий в человеке.
Я намеренно не "растекаюсь мыслью по древу". Я сказал об айсберге, дважды произнес слово "утопия", назвал "лестницей" то, что и было, по сути, лестницей, ведущей вниз - к бессудному уничтожению огромной части населения страны, "чтобы... взлетела на воздух вся возвышающаяся над ним (пролетариатом. - В.Ч) надстройка из слоев, образующих официальное общество"; вернул из 20-х годов прошлого века образ "опытная душа", привлек и находящуюся вблизи этой темы формулу Канта "Нравственный закон в душе..." - короче, сообщил читателю свои и чужие догадки... а на что мы еще способны, кроме догадок...
*Кстати. Интересным и необычным для такого гениального промышленника как Форд является увлечение теорией реинкарнации, под воздействием которой Форд пришел к выводу, что гением может быть только опытная душа, прожившая множество жизней и накопившая знания в различных областях. Эта теория позволила ему забыть о краткости человеческой жизни и всецело посвятить себя достижению поставленных целей.
**Любопытно. Джон Рид, американский журналист, свидетель захвата Зимнего дворца в октябре 1917-го, активный сторонник нового революционного правительства Российской республики, лично знакомый с Лениным и Троцким, автор книги "Десять дней, которые потрясли мир", весьма Лениным одобренной... (и т.д.), в этой книге признался - одной строкой, что "очень хотел бы побрить Маркса". Что стояло за строкой-капризом прокоммунистически настроенного литератора, который и умер в Москве, неизвестно. Какой-то, право слово, сквозил в ней синдром политического брадобрея...
Нет, лучше все-таки будет сказать: чужая душа, как ее ни крути, ни верти, - потемки...
P.S. Первые читатели моего материала говорят мне по прочтении: "Ты забыл сказать и то, и то, и это, и об этом не написал...". На что я отвечал: "На последнее я, когда писал, и рассчитывал - что читатель по ходу чтения вспомнит "и то, и то, и это, и об этом" - те бездны, о тех безднах, в которых побывали Россия и каждый ее житель в результате революции и которые сопровождают почти каждый абзац моего эссе. И выстроит также свое отношение к очередной новой Идее - приложит к предлагаемому предмету опытную душу до того, как утонуть в нем. Ибо: "Бывает нечто, о чем говорят: "Смотри, вот это новое"; но это уже было в веках, бывших прежде нас".
Скажешь ли лучше Экклесиаста?!
P.P.S. Я думал, что сказал достаточно, sapienti sat, но вдруг "откликнулся" на мой текст еще один человек, Александр Галич. Он-то и завершил его (рубанул правду-матку) строчками из "Поэмы о Сталине" и как раз теми словами, что "призраком" бродили и бродят в отечественных головах.