Lib.ru/Современная литература:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Веселый Город
Была такая песенка: "Рыжий глобус сел в автобус..." В ней все правильно: среди знакомых нам вещей есть еще один глобус, кроме всем известного, скрытый, правда, от глаз и почти круглый. Мозг. Два полушария. На них - и извилистые реки, и холмы, и долины. И, наверно, пропасти. Бугры, шишки...
Моря. И города.
В этих городах мы когда-то жили, потом оставили их, но они переместились вслед за нами на нашу "карту" с двумя полушариями; переместились, обратясь в точки.
Стоит однако тронуть такую волшебную точку, как она раскрывается, разворачивается наподобие веера - и вот раскинулся перед тобой город, в котором ты жил.
Города на человеческой карте могут все же отличаться от виденных когда-то глазами (сердцем, было однажды сказано, тоже можно видеть). Потому что в них переносится не все, а лишь самое - самое, может быть, главное, самое, может быть, интересное, самое замечательное. Его-то, тронув точку, и видишь в первую очередь. Ему-то и можно верить.
В том Веселом Городе, где мне посчастливилось пожить, все-все пишут стихи. Стихи в нем пишут:
Повар, врач, художник, пекарь,
Слесарь, токарь и столяр,
И учитель, и аптекарь,
Гробовщик, портной, маляр,
Банщик, мэр, швея, сапожник,
Часовщик и музыкант,
Парикмахер и пирожник...
И, в надежде на талант,
Пишет их официант
На салфетке, на бегу,
К трем столам неся рагу...
Я потому перечислил стихотворцев в рифму, что и сам, конечно, как все, стал писать в том городе стихи. Это - писание стихов - было обязательно. Если бы я не начал писать их, меня б там в упор, что называется, не видели, ни в каком доме не принимали, ведь поговорить-то, в сущности, со мной было бы не о чем.
О погоде в том городе, конечно, тоже говорили, но предпочитали стихотворной строкой:
Как веки Вия, тучи тяжелы,
И Солнца взгляд и зол, и искрометен...
Такова этого города особенность. Вполне вероятно, из глубины земли под ним идет какое-то излучение, что вызывает у его жителей стихотворный зуд. Смешно, но даже местный выпивоха, направляясь в известное заведение, бормочет:
Свет струится неземной
Из окна моей пивной...
А когда в тамошней гостиной вдруг произносится слово "политика", поэты - других, как я уже говорил, в том городе просто нет - механически начинают искать рифму к нему и быстро находят: "идите-ка...". На этом обычно разговор о политике прекращается, но кто-то уже наборматывает стихотворение с этой самой точной рифмой и потихоньку заносит его в блокнот.
Смешные - из-за стихов - случаи в Веселом Городе на каждом шагу. Приносит, скажем, некий гражданин материал к портному и просит сшить ему костюм. Портной снимает с шеи сантиметр, обмеривает заказчика с головы до ног, спрашивает о фасоне, лацканах, карманах, разрезах сзади или сбоку, талии, длине, прикладе, показывает пуговицы... Обо всем договорились, заказчик платит задаток, они условливаются о сроке первой примерки...
В назначенный срок заказчик приходит. Портной с сигаретой, рядом с ним чашка черного кофе, он склонился над листом бумаги и строчит, строчит...
На стук двери он поднимает голову, видит заказчика. Кричит:
-А-а, вас-то я и ждал! Слушайте - ваше серое сукно с искоркой так на меня подействовало, так вдохновило, что я взялся - нет, схватился! - за перо! Слушайте! - еще раз призывает он. И начинает читать, завывая и гнусавя, как это делают почему-то все поэты и даже Иосиф Бродский:
Только я кроить костюм -
Строчка спрыгнула на ум.
И скажу вам, друг мой, честно,
Стало шить неинтересно.
Муза в форточку влетела -
Есть у ней к портному дело:
"Кто ж еще с мелком в руке
Модный крой придаст строке?
Лучше кто состроит тему,
Кто быстрей сошьет поэму?.."
Клиент же то отвечает мастеру в рифму, то сбивается на прозу, нарушая красивое правило. Нет, все-таки в рифму:
Мне от стихов
Ни холодно, ни жарко!
Костюма ждал,
Как дети ждут подарка
На Новый год...
Закрой, портняжка, рот,
Хватай мелок
И начинай кроить,
И нечего за нос меня водить!
Сапожник, получив заказ, тоже, бывало, встречал клиента стихами:
Стачать сапог - простое дело,
Что до стихов - я так же смело
За их писанье не возьмусь.
Сперва по улице пройдусь,
Строку, как нить, во рту мусоля
Пока язык крупинку соли
В ней не почувствует слегка.
Мой шаг не скор...
Но уж рука
Ту строчку в воздухе выводит,
И состояние приходит
Сложенья славного стиха -
С тачаньем схоже ль сапога?..
А вот и стихи банщика, прочитанные им в бане в один из банных дней в мужском отделении. Они покажутся длинными, но так как Тема, затронутая поэтом, бесконечна, то стихи, скорее всего, слишком коротки.
Мы все здесь, братцы, как в Раю, -
Все голы, как Адам,
И все - паденья на краю
(последний грош отдам!) -
Ведь за преградой, вон за той,
Всего в ладонь стена,
Прелестных Ев гудящий рой,
Все в пене, как одна.
И близко Змей-злодей ползет,
И с яблоком сей бес,
И ясно, что стена падет
Велением небес.
Адамы, яблока вкусив,
Узрев и то, и сё,
Сквозь пар!
Толпою!
Млад и сив!..
..............................
И это ведь не всё:
Владыка вышний разглядит
Людского буйства срам
И, ошарашен, и сердит,
Он вот что скажет нам:
-Отныне, прежде чем стена
Чудесно упадет,
Стеклом побудет пусть она,
И каждый подберет:
Она - его, а он - её,
А то ведь впопыхах
Черт знает, кто кого...
И что куда суёт!
Очнется баня - адский страх
На лица ляжет всех:
И все поймут что впопыхах
Святое дело - грех!
Единственная трудность, которую постоянно испытывал город, - слушатели стихов. Эти были нарасхват. Их не хватало. На слушателей стихотворцы, собравшись воедино, устраивали облавы и потом, согнав их в кучу, разбирали по одному. Привязывали к деревьям в парке и часами читали им стихи. Иные слушатели, теряя сознание, повисали на веревках, но большинство, привыкнув, дослушивали стихи до конца. Их отвязывали, они хлопали в ладоши - аплодисменты нектар поэтов - и лишь тогда уходили домой. Пятились, пятились, поворачивались, оглядывались, а после убегали так быстро, что догнать их не мог уже никто. Из дома они долго не показывались, скрываясь в своей комнате. Может быть, в отместку они тоже писали там стихи...
Стихотворцы этого города очень любили гостей и приезжих. Они сначала принимали их по-королевски (салат из помидоров и огурцов, картошка с селедкой; жареная рыба...), но после все же привязывали к стулу. Пока поэт читал свои стихи, домашние подносили гостю кто кусочек брынзы, кто - стакан чаю, кто - валерьянку.
Самые лучшие стихи в Веселом Городе писали все-таки дворники. Все они, как один, были философы, работали же метлой и совком только потому, что дворникам городские власти давали жилье, а там можно было поставить лежанку, письменный стол, разложить бумагу и водрузить старенькую пишущую машинку.
Да, дворники были философами. И как ими не быть, когда им предоставлялось, кроме жилья, раннее-раннее утро, спящий город, метла, мерно, как метроном, шаркающая по асфальту... Их метлы загребали то обрывки письма или записку, то увядший цветок из букета, то оброненный платочек, пахнущий фиалками, то находили целую россыпь недорогих бус, то капли крови, рассыпанные, как бусы. Среди утренних находок была и денежная мелочь, и смятые рубли, и оброненные часы, и нож, и кошелек - мало ли что могло лежать на тротуаре, только что вышедшим из ночной темноты!
Иногда дворникам казалось, что они сметают с тротуаров не только всякую ночную всячину, а и...обрывки разговоров, чей-то шепот, песню, смех, плач, крик - и всё потом оказывается в куче мусора и вывозится вон из города.
Я приведу здесь стихотворение (правда, недописанное) одного знакомого мне дворника:
Как маятник, метла,
И я спешить не стану.
Я стрелки придержу
Предутренней поры.
Еще витают сны,
Их сладкому обману
Продлиться дам
Минутой тишины...
Он и в самом деле останавливал метлу, смотрел на предутреннее небо, с которого спешили убраться ночные облака, может быть, растирал, глядя вверх, занывшую поясницу, может быть, зевал, может быть, перекуривал. А потом снова пускал в ход метлу. И метлу, и новые стихи..
Метла - весло
Мой город - лодка.
Махну - и ближе берег-день...
Что за беда!
Пристала рифма "водка",
И как ко мне
Стучаться ей не лень!
Ну, нет!
Я нынче пить не стану:
День пропадет
Без рифмы, без стиха,
Скажу "прости"
Граненому стакану,
Душа тогда
Покойна и тиха...
Слова к воде
Души моей спокойной
Слетятся дружно,
Как на водопой,
Попьют, и стайкою проворной -
На белый лист.
Усядутся - строкой.
А я к сему
Не приложу усилий,
Слова и сами
Знают, кем им быть -
Толпой, строкой,
Послушливым собраньем,
Из чьих озер
Им лучше воду пить...
Это стихотворение мой знакомый, принимавший меня в своей каморке, обещал непременно дописать - но только после завтрашнего утра, когда рассветный взгляд (и ум) довершат его судьбу.
НЕ ОДНИ ТОЛЬКО ПОЭТЫ...
Нужно все же признаться - одними поэтами город веселым не сделаешь. Эта публика - народ чаще всего грустный, а то и вовсе мрачный - ведь строчки порой заводят их, как леший в лесу, заводят туда, откуда не возвращаются. А другие считают, что "всё в жизни - лишь средство для звонко-певучих стихов". Всё-всё в жизни... Даже женщины - даже они! - для них всего лишь повод для написания сонета или элегии, а не для поклонения или обожания, не говоря уж о прикосновении. И когда стихотворение закончено, когда поэт восхитится его совершенством, о женщине-поводе он может и не вспомнить, может забыть, какую именно он имел в виду, когда сама собой написалась первая строчка элегии.
Да, если выразиться честно: поэты, когда речь идет о Веселом Городе, в счет не идут! В счет идет то, что стихи писали люди, к этому делу богом не призванные, а просто поддавшиеся общей моде и нелепой надежде на поэтическую славу. И смешно было не портному-стихотворцу и уж тем более не заказчику костюма, а тем, кто о них рассказывал и тем, кто эти рассказы слушал..
Ну, разве что эпиграммы... Но об эпиграммах речь впереди.
В городе жили веселые скульпторы, которые были всегда не прочь подшутить в своих работах над людьми, город когда-то прославившими, и их бронза-шарж у любого, кто бросал на нее взгляд, вызывала добрую улыбку.
Все продавцы, чем бы они ни торговали - помидорами или модными туфлями, свежей рыбой или мебелью, - тоже были веселыми людьми, и вместе с покупкой житель этого города или приезжий всегда уносил какую-нибудь шутку. Дома, разворачивая товар, он эту шутку вспоминал и рассказывал тому, кто был рядом.
Безграмотные и нелепые объявления, не броская, а "хоть брось" реклама, подмечались, собирались и из них делали выставку; горожане и приезжие на этой выставке смеялись и, в свою очередь, - чтобы смех не угасал - сочиняли объявления и рекламу еще более нелепые...
О том, что на каждом перекрестке этого города можно было услышать настоящий анекдот, говорить не надо. Но это были даже не сложившиеся анекдоты - это был всего лишь неожиданный поворот в разговоре, в теме, фразе, неожиданное, непредвиденное умозаключение, которые и является основой настоящего анекдота. Участники разговора могли сообщенного экспромта даже не заметить, он был для них нормой общения. Считается, что в каждой шутке есть доля правды, в этом городе говорилось, что в каждой правде есть доля шутки, нужно только держать ухо востро и вовремя ее заметить.
В ГОРОД ЕДЕТ ГУБЕРНАТОР
Мэр города собрал своих чиновников и объявил, что к ним едет Новый Губернатор.
-Нужно приготовиться, - говорил он, - у нас для этого всего неделя. Дыры на мостовых залатать, ограды починить, жалобщиков успокоить, пьяниц запереть, тухлую рыбу на рынке конфисковать, ворон на платанах разогнать. Выход Губернатора на Приморский бульвар обеспечить корабельными приветственными гудками. И еще: нужно, чтобы наши пустословы (иначе он поэтов не называл) написали в честь приезда высокого гостя оды, панегирики, дифирамбы и поздравительные мадригалы. "Доброе слово и кошке приятно", пусть потешится, а нам, может быть, кое-что сойдет с рук. Идите!..
Мостовые латались, ограды чинились, жалобщиков как могли успокаивали обещаниями, пьяниц ловили и запирали, ворон разгоняли выстрелами из ружей.
И вот приехал Губернатор. Его встретили, отвезли по обновленным улицам в гостиницу, потом пригласили на встречу с чиновничеством города. Когда Губернатору сказали, что ведущие (так было сказано по понятным причинам) городские поэты хотели бы почитать ему приветственные стихи, он ответил:
-Кха, кха! Хоть и старомодно, хоть и попахивает лестью, но пусть. Вы назвали их ведущими? Посмотрим, посмоттрим, куда они ведут! А вот знакомиться с авторами, пожимать им руку я не стану. Не люблю поэтов! У них у всех волосы то длинные, то лохматые, а сейчас они почти все лысые, как арбуз. И, кроме всего, у них всегда потные руки. И они, хоть и восхваляют тебя - может быть, и за дело, - да, за дело! - но смотрят на тебя исподлобья. Не подпускайте ко мне никого из них! Сегодня они пишут оду и панегирик, а завтра на обратной стороне листа съязвят по тому же адресу такими ядовитыми эпиграммами (и пустят их по городу), что я долго буду потом чесаться! Кхм!
Поэты, названные мэром ведущими, а также художники - они с поэтами одного поля ягоды - не были ни портными, ни сапожниками, ни парикмахерами, ни банщиками. Эти нигде не работали и перебивались случайными заработками. Перебиваясь с хлеба на воду, (а с воды на вино, которым их угощали почитатели), они ходили однако по улицам города гордые, как короли. Откуда это у голодранцев, не ведомо никому. Наверное, сделаю я предположение, из-за своей приближенности к тому, за что богачи отваливают миллионы. Они и богачи находятся на расстоянии вытянутой руки от искусства! Может быть даже ближе, да, гораздо ближе - потому что они понимают его, они приобщены к святая святых человеческого избранничества - искусству, творчеству, поэзии... По этой причине в их глазах сияет свет истины, с этим светом в глазах они и смотрелят на других, непосвященных.
Всё было сделано, как повелел Новый. На первой его встрече с горожанами в большом зале поэты прочитали свои стихи, Губернатор и мэр поблагодарили их "за оказанную честь" - не вставая однако с мест - и... поэтам распорядители вежливо указали на дверь. Мол, сейчас здесь будут происходить более серьезные дела.
Так обидеть поэтов!
Они собрались вместе, погорячились, посудачили, вспоминая большой зал и то, как их из него выставили, и надумали Губернатору и заодно мэру отомстить...
МЕСТЬ
Губернатор много ездил по городу и окрестностям, везде его принимали "как полагается", говорили лестные слова, беспрестанно пожимали руку, выслушивали обещания сделать город одной из мировых столиц...
Пришел конец первого знакомства губернатора с краем, пора было подводить итог. Для этого было организовано еще одно собрание в самом большом зале города. Губернатор поднялся на сцену и встал за трибуной. Перед ним были микрофон графин и стакан. Сановитый мужчина откашлялся - гром пронесся по залу, - и начал:
-Дорогие мои сограждане! Знакомясь с городом, я узнал о нем важнейшую вещь: здесь все пишут стихи. Все-все! И вот для того, чтобы стать для вас совсем уж близким человеком, человеком, проникшим, скажем так, в самые души его жителей, я надумал свое итоговое слово произнести в стихах. И, если вы не будете против, я начну...
Снова громкое кха-кха. Еще одно кха. Вот и первая строка:
-На город ваш с высокой башни смотрел я долго и всерьез...
Потом послышался какой-то щелк, возможно губернатор переставил микрофон, и зал услышал другие строчки, произнесенные тем же голосом:
На город ваш с высокой башни
Плевал я щедро и не раз,
Здесь только шашни, шашни, шашни
И каждый третий пидарас...
Тут зал, конечно, всколыхнулся, тут многие переглянулись, проверяя реакцию соседа на сказанное: мол, не ослышался ли я. А губернатор продолжал:
Здесь все друг другу лапы греют
Не рукожатьем, а баблом,
За что квартир с пяток имеют
И с морем рядом замок-дом...
И тут зал загудел, чего губернатор не ожидал. Он глянул на листок с стихотворением и продолжил чтение:
-Я восхищен был синью моря, глаза слепила белизна
Морских судов...
Потом снова щелчок микрофона - и пошли совсем другие строки:
Чем вы гордитесь? Прошлой славой?
Ее уже в помине нет,
Напрасно я, турист бывалый,
Искал той славы давний след...
В зале захлопали стулья - люди вставали, что-то выкрикивали, взметались вверх кулаки. Губернатор опешил. Он еще раз глянул на листок перед собой и, повысив голос. прочитал:
-А люди? Нет, наверно, краше, чем эти смуглые мужи...
Микрофон щелкнул и в зал вылилась очередная строфа:
Что толку в памятниках гордых,
Когда вокруг толпится сброд,
Здесь только морды, морды, морды,
В зевке до гланд раскрытый рот...
И еще оскорбление - да еще какое:
Распутье - имя сему граду!
Забудьте давнее, оно,
Как знамя, ключ, призыв, награда,
Вам по оплошности дано!
Вы проиграли битву эту... -
Дальше было не расслыхать. Но вот прозвучали еще строчки, перекрывающие шум в зале:
Но я клубок столетних плутней
Распутаю, свидетель бог!
И...
Дочитать Губернатору не дали. В него полетели выдранные с корнем сиденья, чехлы от очков, огрызки яблок, недоеденное мороженое...
Встреча именитого гостя "с народом" была сорвана. Новоиспеченному чиновнику приходилось сейчас уворачиваться от всего, что в него бросали, он, как шит, поднимал перед собой листок с стихотворением, минутами потрясал им, видимо, пытаясь доказать залу, что жители города что-то в нем поняли не так, как он хотел... но вот целое яблоко прорвало листок и шмякнулось о лицо губернатора. Ему оставалось только бежать со сцены, что он и сделал.
За кулисами его встретили распорядители важной встречи. Сановитый мужчина был растерян, его трясло, он не знал, что делать с злополучным стихотворением, вот догадался, спрятал его в карман пиджака. Спросил: что случилось? Что?! ЧТО?!!
В ответ отцы города - а все слышали то, что неслось сегодня с трибуны, - только разводили руками и старались не смотреть в лицо нового губернатора. Нового? Губернатора? Будет ли он губернатором после происщедшего?
Это была еще одна немая сцена: круг чиновников, прячущих глаза и разводящих руками, и растерянный мужчина в центре круга...
Только одни люди были довольны случившимся - поэты, сочинившие стихотворную речь губернатора и ловко подменявшие один микрофон на другой. Они шли дружной кучкой среди покидающих зал рассерженных донельзя горожан и, в отличие от них, смеялись, смеялись, смеялись...
Единственное, чего сейчас не хватало поэтам, - аплодисментов. Но они еще будут, будут - ведь в Веселом Городе все тайное очень скоро становится явным - в обмене новостями, анекдотами и шутками на углу двух его центральных улиц.