Аннотация: Роман об опере уголовного розыска, не пожелавшем жить по понятиям. На его долю выпало многое: потери близких, предательства друзей, пули от чужих и своих.
С. Данилюк
МИЛИЦЕЙСКАЯ САГА
ГОД 2001. ВОЗВРАЩЕНИЕ
В один из сумрачных февральских вечеров 2001 года на вокзале областного центра, обосновавшегося меж двумя российскими столицами, притормозил скорый поезд. Выпустив на завьюженный перрон единственного пассажира - скверно одетого крепкого мужчину с поношенной спортивной сумкой через плечо, он тут же заспешил дальше, на Москву.
- Ваши документы! - из глубины зала ожидания вынырнул патрульный милиционер, определивший в сошедшем своего потенциального клиента.
И - не ошибся. В качестве удостоверения личности в руки его перекочевала справка об освобождении из мест лишения свободы.
- Так! Мороз Виталий Николаевич! Отбывал за... Серьезные статьи, - молоденький, явно из свежих демобелей милиционер брезгливо оглядел озирающегося мужчину. - И куда следуем?
- Домой.
- Все так говорят. Чем думаешь заняться?
- А вот это не твоя печаль, служивый...Ого, да нас встречают! - оборвав пререкательства, мужчина с изменившимся лицом шагнул к ближайшему столбу, на котором среди налепленных несанкционированных объявлений о съеме комнат, приворотах и продаже щенков была приклеена предвыборная листовка. - "Голосуя за действующего губернатора, вы голосуете за правопорядок!" - процитировал он, недобро веселея. - Чего уставился? Приятеля обнаружил? - подковырнул милиционер, отчего-то робея.
- Можно и так сказать. Надо же. А еще говорят, нет судьбы.
- Кому судьба, кому заботы, - патрульный продолжал вертеть справку: придраться было не к чему, но и отпускать нагловатого зэка, не поставив на место, как-то не лежала душа.
Тут он обнаружил старшего наряда, который перед тем задержался в Зале ожидания, а теперь стоял чуть в стороне, приглядываясь в происходящему.
- Видал, какой борзой? - при виде сержанта милиционер приободрился. - Еще и не освободился толком, а уже гонор показывает.
Сержант выдвинулся вперед, отобрал справку, мимолетом скользнул глазом по фамилии, как бы удостоверяясь в очевидном, протянул ее владельцу, коротко козырнул:
- С возвращением.
- Да ты чего? - загорячился обескураженный напарник. - Могли бы поучить.
- Закройся, салага! - глядя вслед удаляющейся фигуре, сержант недоверчиво покачал головой. - Скажи пожалуйста, сам Мороз! Выжил-таки. М-да! Кому-то теперь мало не покажется.
Спустя минуту Виталий Мороз вышел через тоннель на привокзальную площадь. и, глубоко вдохнув в себя гниловатый воздух, прикрыл глаза. Свершилось!
Он брел по улицам, жадно осматриваясь. Так бывает, когда после большого перерыва мы встречаем старого знакомого, только раздобревшего, в новом костюме. И приглядываемся, оценивая происшедшие перемены.
Проезжавшие мимо машины то и дело со скрежетом подбрасывало на ухабах - средств на ремонт асфальта в городской казне традиционно не хватало. Причину этого Мороз определил быстро - с переброшенных через улицы транспарантов, с многометровых щитов прохожим дружески улыбался губернатор области Кравец. Похоже, все недоразворованные финансовые ресурсы были брошены на битву за власть.
Зато среди унылых пятиэтажек то там, то тут проросли свежеокрашенные особнячки с медными табличками у дубовых дверей, - городское строительство развивалось в основном силами частного бизнеса.
Свернув на улочку, ведущую к горсаду, Мороз недоуменно приостановился. Прежде она содрогалась от громыхания трамваев. Теперь лишь в самом центре стоял одинокий трамвайчик-бистро с лихой надписью по борту "Эх, прокачу!". Рельсы, по которым раньше возил он пассажиров, с обеих сторон были закатаны в асфальт.
Слышались гортанные выкрики. У центрального ювелирного магазина сновали неистребимые цыганки, напористо наседая на редких прохожих.
Мороз в очередной раз незаметно "проверился" через плечо и свернул в городской сад. Возле застывшей на зиму карусели под надзором родителей копалась в снегу ребятня. Но все больше попадалось девичьих парочек, торопившихся к областному Дому офицеров, откуда доносилась музыка. На зиму Дом офицеров заменял дощатую танцверанду горсада.
Девчонки, среди которых было полно малолеток, обозначавших груди с помощью жестких маминых бюстгальтеров, скользили мимо, наивно бесстрашные в своих мини - юбочках под распахнутыми шубками и удручающе безразличные.
Да и откуда им было знать о Виталии Морозе? Разве что из устных легенд. Хуже, что его не узнавали и сновавшие во множестве мужские компании, многие из которых - это уж традиция - находились на подпитии. Мало - не узнавали. Но, похоже, не собирались и признавать. Во всяком случае двое шедших ему грудь в грудь нетвердых в ногах парней нехорошо меж собой перемигнулись.
- А закурить почему нет? - упустив по пьяному делу первую часть традиционного перед избиением ритуала, вопросил один из них. В то время как второй шагнул чуть в сторону, видимо, понимая это как обходной маневр.
- Брысь, - не снижая шага и не переставая грустно улыбаться, Мороз раздвинул их плечом и, обескураженных, оставил сзади.
А ведь было время - стоило ему ступить на территорию горсада, как впереди разносился поспешный подрагивающий шепоток: " Мороз идет!". И какие же бои разыгрывались! Особенно когда схлестывался он с братьями Будяками. Два сбитых, как бочата, брата-штангиста, царившие в Затверечье, пытались подмять под себя и центр города. Мешал - и очень - Мороз, считавший горсад своей вотчиной. Сходились на танцах, и - импульсивный Виталий бросался первым. Прыгал, уворачивался, если успевал, бил. Когда же чувствовал, что дыхание исссякает и вот-вот "достанут" его самого, после чего безжалостно забьют, спасался, презрев гордость, от коротконогих братьев бегством. Потом отлавливал их по одному и колошматил нещадно. На следующих танцах все возобновлялось. Неизвестно, чем бы это кончилось. Может быть, и ножом в спину: о братьях ходило все больше нехороших слухов. Но однажды, презрев негласный уговор, Будяки привели с собой еще двоих. Они все точно рассчитали - Мороз не изменил себе и не спрятался. Отчаянный, делавший на спор стойку на коньке крыши многоэтажного дома, он бы бросился и на десятерых. И все-таки четверо "качков" для семнадцатилетнего парня оказалось большим перебором. Он это понял после первого же пропущенного удара, попав в кольцо. Танцплощадка затихла, в ожидании падения кумира. И тут один из нападавших внезапно неловко поскользнулся, а на его месте оказался высокий коротковолосый человек, года на три старше Виталия и покруче его в плечах.
- Не дело это, мужики, четверо на одного, - укорил он. - Лучше бы разойтись по - тихому.
Но разойтись не дал Мороз. Тотчас, воспользовавшись замешательством, он положил "крюком" ближайшего к себе. За Будяков вступились еще трое затверецких. И драка вспыхнула заново. Мороз привычно петлял, "вытягивал" на себя, доставал ногами. Пришедший на помощь, где остановился, там и встал. Он даже не уклонялся от ударов. Просто блокировал их предплечьями и - бил навстречу. Второго удара, как правило, не требовалось. Через две минуты все было кончено.
- Чего полез? Я бы и сам справился, - буркнул Виталий.
- Само собой. Просто я в самоволке. Времени в обрез. Не хотелось, чтоб танцы задерживали. Кстати, Валентин.
- Ну, Валентин и Валентин. Целоваться из-за этого, что ли? - неблагодарный Мороз подметил, что девочки, обычно ловившие его взгляд, все как одна разглядывали незнакомца.
Через неделю на тренировке сборной области по боксу им представили нового тяжеловеса - заканчивающего срочную службу Валентина Добрякова. Обманчиво расслабляющая фамилия не соответствовала цельному и упрямому норову ее обладателя, что очень скоро почувствовали окружающие. Потому первоначально напрашивавшееся прозвище "Добрый" как-то само собой исчезло из обихода и с легкой руки Мороза изменилось на более увесистое - "Добрыня".
И город пал! Стоило Морозу и Добрыне появиться в центре, будяковцев просто сметало с тротуаров. А они шли по брусчатой мостовой единственной пешеходной улицы, как разогнавшие гвардейцев мушкетеры - по Лувру.
Виталий сам поразился, поняв, о чем он думает. Столько прожито за эти годы, стольких похоронил, столько раз сам чудом уходил из-под косы. И вот теперь, едва выживший, оббитый жизнью, вернулся в сонный свой городок и смешно обижается, что здесь не сохранилась память о прежней, бесшабашной шпане.
Мороз как раз вышел на центральную городскую площадь, окольцованную пятью старыми, козаковской еще постройки домами. От площади, будто лучи от звезды, разбегались пять улиц, одна из которых вела к набережной Волги.
Теперь этой улицы больше не было видно. В её устье, будто клык среди ровненьких отбеленных зубов, оказалось втиснута махина из тонированного стекла и бетона, на крыше которой неоном сияло торжествующее - "Губернский банк".
"Ну вот и с госпожой Паниной повидался, - пробормотал сквозь зубы помрачневший Мороз. - Похоже, вся кодла пребывает в полном порядке".
Стемнело. Незаметно он углубился в переулки и подошел к длиннющему дому из красного кирпича, посреди которого беззубо щерилась темная арка. За ней начинался заросший дикой акацией двор. Его двор! Прежде буйный, в дребезжащих гитарных аккордах, а ныне - тихонький, испуганно затаившийся в полутьме. Проскочив под аркой, Мороз проскользнул к полуразрушенной беседке, от которой хорошо просматривался вход в его подъезд. И не только его.
В далекие семидесятые здесь, на пятом этаже, как раз над квартирой Морозов, жил знаменитейший по городу Андрюшка Тальвинский по кличке Поляк, кумир начинающих пятнадцатилетних пижонов. К восьми вечера специально подтягивались они к седьмому подъезду, чтоб зафиксировать, как Поляк, втиснув себя в узкие брючки и нацепив накрахмаленный, с взбитым жабо, рубашляк, гордо вскидывая обрамлённую бородкой голову, направлялся к кафе "Ландыш" - место сходок городской богемы. В руках его, одетых, несмотря на жару, в лайковые перчатки, неизменно находилась расписанная трость с набалдашником, - всеобщий предмет зависти.
- Какой мужик, просто обоссаться, - говорила по этому случаю перезревшая Маринка Найденова. - Я б его трахнула.
- Ну и чего теряешься? - подначивал низенький светловолосый Коля Лисицкий, плотоядно оглядывая сексапильную Маринкину фигуру.
- Да предлагала. Так он меня мокрощелкой обозвал. Главное - не пробовал ведь. Только других дезинформирует, - и Маринка расстроенно качала рыжей своей копной волос.
В детстве маленького Виташу впервые повели на елку. И там он пережил огромное потрясение - Снегурочка. Красивая, в блестках, в высоких сапожках и с длиннющей косой. Она подошла к конфузящемуся, обхватившему мамину ногу Виталику и улыбнулась. И вдруг он сам оторвался от мамы, протянул к ней руку и, покорно перебирая кривоватыми ножками, пошел следом. Кругом было много детей, искавших внимания снегурочки. И она переходила от одного к другому. Но то и дело находила глазами Виталика и улыбалась особенно - ему одному.
После этого он часто бывал на елках, и всякий раз искал ту Снегурочку. Но - не находил. А другие были разными. Очень даже хорошими. Но они не были его Снегурочкой. Еще долго она снилась ему во сне. В каждом сне она была другой, но он безошибочно узнавал ее. В десять лет, увидев во дворе переехавшую рыжеволосую девчонку-старшеклассницу, сразу признал. Как раз по этой капризной складке у губ. И хоть понимал, что та, прежняя снегурочка, теперь много старше, но в бойкую Маринку, не признаваясь никому, влюбился тихо и безнадежно.
А через короткое время Поляк, видевшийся им зрелым, пожившим мужчиной, закончил юридический факультет университета, сбрил флибустьерскую свою бородку и, ко всеобщему изумлению, поступил на работу в милицию, обратившись следователем Андреем Ивановичем Тальвинским.
Спустя еще пять лет, в восемьдесят четвертом, по окончании Таллинской специальной школы милиции, ряды городского ОБХСС пополнил Николай Лисицкий.
И в том же году Мороз едва не угодил за решетку. Собственно, драка на сей раз возникла не по его инициативе. Наоборот, к нему самому пристали несколько крепко подвыпивших мужиков. И вина Мороза заключалась главным образом в том, что в больнице оказался не он, а двое из нападавших. Но уж очень хотелось городскому уголовному розыску посадить опостылевшую шпану. Просто - зудело.
На счастье Виталия, Тальвинский тогда еще жил в их доме. И мать бросилась за помощью на верхний этаж.
Дело Тальвинский прекратил, а Мороз с этого времени стал дневать и ночевать в его кабинете. Старший следователь УВД Тальвинский специализировался на самой сложной категории уголовных дел- так называемых "хозяйственных", а потому работал в тесном контакте с городским ОБХСС (сноска - "Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности"; в настоящее времия - "Отдел борьбы с экономическими преступлениями") и его легендарным основателем - полковником Алексеем Владимировичем Котовцевым. Идея полковника Котовцева была проста до чрезвычайности. Прежде служба ОБХСС дробилась по райотделам, опутанная по рукам и ногам хлопотливой опекой "отцов районов". Создав городской отдел и сосредоточив в нем лучших оперативников, Котовцев получил возможность маневрировать такими силами и проводить такие операции, какие затюканному руководству областного БХСС не снились даже в цветных снах. Которые, как говорят, приходят после длительных мрачных запоев.
В устоявшуюся жизнь города Котовцев со своей летучей бригадой внёс несомненную смуту и даже, как не раз информировали обком КПСС, - дезорганизацию. С его возникновением было утрачено главное условие стабильности управленческого аппарата - чувство личной неприкосновенности.
И самое неприятное - невозможно стало предвидеть направление удара. Сегодня совершался массированный набег на "блатные" магазины, после чего на опустелых прилавках зацветал внезапный и короткий коммунизм. А уже назавтра оказывались опечатанными склады рыбокомбината, и через какое-то время его директор - орденоносец, растерянно озираясь, усаживался на скамью подсудимых перед смущённым председателем облсуда.
По непроверенным слухам, материально ответственные лица зачасти ли в церковь. И даже за двойными, из морёного дуба дверями имя Котовцева произносилось вполголоса и Боже упаси, чтоб к ночи.
Под стать руководителю подобрались и подчиненные. Всех живущих на планете эти безапелляционные в суждениях "сыскари" рассекали на две части - "вор - не вор". И всякий отнесенный к категории воров безжалостно исключался из списка имеющих право на сострадание. Исключение не делалось и для первых лиц области, которых здесь запросто и без затей причисляли к ворам. Не случайно несколько позже секретарь обкома по идеологии Кравец назовет горотдел БХСС клоакой вольномыслия. К людям этим, совершенно не похожим на затюканных, пугливых мужиков из его двора, Мороз проникся восхищением. В свою очередь и они охотно использовали дерзкого парнишку во всяческих оперативных каверзах. Дважды ему повезло съездить на обыски вместе с самим Котовцевым. И каждый раз, стараясь держаться поближе, Мороз мечтал, чтобы на Котовцева напали с оружием, и он, Виталий, заслонил его собой. Впрочем, Мороза и без того признали за своего, и даже постовые внизу перестали требовать пропуск.
Правда, резко испортились отношения с Добрыней, активно не одобрявшим тяги приятеля к "мусорам".
- Ну что, покружим, милицейская "шестерка"? - подначивал он в спортзале, натягивая перчатки.
Повторять приглашение не требовалось - Мороз тут же бросался на ринг.
В конце концов тренеру пришлось запретить эти бои: в результате одного из кровопролитных спаррингов перед чемпионатом спортивного общества " Буревестник" сборная области лишилась сразу двух лучших боксеров - тяжа и полутяжа.
Через короткое время Мороза призвали в армию, где он попал в спортроту и очень скоро выполнил мастерский норматив. Спустя два месяца пришло письмо от младшей сестренки, в котором та сообщала, что Добрыню посадили за грабеж. А в самом конце письма, пересказывая городские новости, приписала, что месяц назад кто-то убил милицейского полковника по фамилии Котовцев. И "теперь уголовный розыск роет носом землю, метут всех подряд, так что на улицу вечером лучше не выходить, даже на танцы. Но - пока никого так и не нашли".
Ближе к концу службы Мороз подал рапорт с просьбой направить его для учебы в Высшую школу милиции.
... Не терявший бдительности Мороз заметил тени неподалеку и, вглядевшись повнимательней, определил доподлинно - подъезд уже "пасли". Он задумчиво обошел дом снаружи - на кухне горел свет. Но попасть туда по голой, лишенной балконов стене старого дома было затруднительно. Прежде, правда, Виталик, часто терявший ключи, вскарабкивался в квартиру по водосточной трубе. Теперь этот путь не годился: и вес другой, да и проржавелая труба обветшала. Самое разумное было бы быстренько исчезнуть. Тем паче засада вполне могла быть внутри квартиры. Но уехать, даже не повидавшись с женой, - об этом не хотелось и думать.
Мороз прикинул, улыбнулся в темноте собственной выдумке и, развернувшись, затрусил в сторону троллейбусного парка.
Спустя сорок минут прибиравшейся на кухонке молоденькой женщине почудился прерывистый стук в окно. Понимая, что этого не может быть, она продолжала, пританцовывая, переставлять посуду: птицы не выстукивают морзянку, а те, кто этим искусством овладели, не умеют летать, - как-никак внизу метров десять пустоты. Но при повторном дробном стуке она все-таки оторвалась от работы, решительным движением распахнула шторы и - обомлела: в проеме окна четко, по пояс, вырисовывалась фигура Виталия Мороза, который, даже не придерживаясь за подоконник, парил в воздухе, небрежно помахивая букетом цветов.
- О господи! - она начала медленно оседать по стене, впадая в предобморочное состояние.
Всполошившийся Мороз, явно переусердствовавший в своем пристрастии к розыгрышам, поспешно махнул рукой в темноту и, вытянув руки, угрем ввинтился в открытую форточку.
"Стакан" технички, в котором его подняли наверх, начал медленно опускаться.
- Ну, прости подлеца! - захлопотал Виталий подле оторопело глядящей на него хозяйки. - Хотел, знаешь, сюрприз...
- Сюрприз! Тогда это все-таки ты, - на всякий случай она ткнула в него пальцем. И только убедившись, что перед ней существо из плоти, обхватила руками и принялась целовать. Что-то сообразив, отстранилась, подбежала к подоконнику, глянула вниз, - никаких "лесов" и прочих приспособлений за последние часы не появилось.
- Вас что, в колонии, летать научили? - она помахала изящными кистями рук. И, больше не сдерживаясь, с разбегу запрыгнула на него, так что Мороз едва успел подхватить ее под ноги.
- Марюська! - кружа по кухонке, бормотал счастливый Мороз. - Но, пожалуйста, тише. За дверью могут подслушивать.
- Пошел к черту со своей конспирацией! - она решительно потерлась носиком, обхватила руками голову, провела пальцем по шраму над губой, по вдавленной переносице. - А какой был роскошный греческий профиль!
- Увы! В топ-модели больше не гожусь. - Дурындик ты мой. Главное - вернулся!
- Пока нет.
- Нет?! Боже, Виташа, ты так и не оставил эту затею?
- Но теперь совсем недолго, - смешавшийся Мороз спустил ее на пол, покаянно склонил шею. - Дней пять- семь, не больше. Как только закончу, вернусь. После пяти лет пять дней, согласись, - это не срок.
- Тебя убьют, Виталий. Тебя просто у-бьют! И я не знаю, будет ли мне жалко. Ответь мне только: "Для чего все это?".
Мороз безысходно вздохнул:
- Ты, главное, не волнуйся. К утру выберусь через окно и - исчезну.
- Опять по воздуху?
- На антресолях валялся шпагат.
- Допустим, - юная жена безнадежно покачала головой. - И что же конкретно ты собираешься делать?
- Хочу встретиться с Андреем, - пробормотал он, понимая, что за этим последует.
- Да ты!.. - она поперхнулась возмущением. - Виташечка, родной! Окстись! Он думать о тебе давно забыл. У него другая жизнь. Он же первым тебя и сдаст! - Давай не будем перегибать. Не забывай - это ведь он пробил, чтоб меня отпустили по двум третям. Да и тебя в покое только благодаря ему оставили.
- Конечно. Когда убедились, что я понятия не имею, куда ты эти документы заныкал. Ну, что ты на меня уставился? - Прикидываю, кто из нас старше.
- Ты старше. Но я старее. Мороз, город накануне выборов. И никому, кроме меня, ты живым не нужен. Неужели не понимаешь, что на тебя наверняка объявлена охота? Послушай меня хоть раз в жизни: раз так уперся, давай немедленно извлечем этот треклятый компромат, завтра же отвезем его в Москву и передадим в какую-нибудь газету или на телевидение. И - кончится этот кошмар. ..Что опять лыбишься?
- Думаю о нас. И - боюсь. Пройдет несколько дней, опубликуем материалы. Но что дальше? Ведь ты совсем юная девочка. Чтоб любить тебя, нужно иметь деньги.
- Да ты!..
- Нужно много денег. И не спорь. А я даже не знаю, смогу ли достойно зарабатывать.
- Зато я знаю. У меня два языка, свободно - компьютер. И ты хочешь сказать, что мы не выживем?
- Да я вообще не хочу, чтоб ты выживала!
- И распрекрасно. И не порти мне пожалуйста встречу. Дурашка, что ты комплексуешь? Чего боишься? Трудней, чем те годы, что ждала, мне уже не будет. Понимаешь ли, оболтус?
- Марюся! - Виталик, задыхаясь, утопил ее лицо в ладонях. - Ты только знай. Я для тебя - все готов. Вообще - все! Понимаешь?
- Вот и отлично! - она отскочила, хитренько захлопав в ладоши. - Тогда поехали в редакцию. Да?!
- Да!.. Но после встречи с Андреем. - Предупреждая новый гневный выплеск, осторожно положил палец на задрожавшие губки. - Я должен дать ему шанс!
Боясь пошевелиться, чтобы не разбудить задремавшую юную жену, Виталий лежал в темноте. И потихоньку блуждающая улыбка выветрилась с его лица, уступив место привычной настороженной сосредоточенности. Из головы не выходил отчаянный вскрик истомившейся, уставшей бояться женщины: "Для чего все?!" И ответ, казавшийся все эти годы очевидным, почему-то ускользал.
ГОД 1989. Четыре августовских дня.
Из журнала учета происшествий: " 14 мая 1989 года при внезапной инвентаризации магазина 114 Горпромторга в пос. Знаменское (заведующая Лавейкина Л.Н., 1934 г.р.) выявлено наличие дефицитных товаров на сумму свыше двадцати тысяч рублей, по учету не оприходованных и в сеть горпромторга для реализации не поступавших. В том числе изделия из кожи и джинсовой ткани. По данному факту возбуждено уголовное дело. Источник поступления "излишков" устанавливается".
День первый. СРЕДА
1.
Прокурор Юрий Иванович Берестаев с накапливающимся раздражением перелистывал уголовное дело. Время от времени рука его с дотлевающей сигаретой меланхолически оглаживала узенький, свежеподстриженный газончик волос на затылке. Порой что-то привлекало его особое внимание, и тогда той же рукой принимался он теребить лацкан форменного кителя, словно пытаясь выдрать из петлицы одну из двух звёзд, соответствующих его званию, - советник юстиции.
Андрей Тальвинский сидел напротив и с показным равнодущием смотрел в затушёванное летним дождём окно. В туманном отдалении заползал, погромыхивая, под мост маневровый паровозик, - районную прокуратуру, как водится, задвинули в пригород, в двухэтажное зданьице, которое она делила с райзагсом и специализированным магазинчиком по продаже гробов. Андрей предвидел реакцию прокурора, а когда тот, единожды прочитав дело, вновь открыл его с первой страницы, в догадке своей утвердился.
- Да, щучка с наглецой! - затягиваясь, оценил Берестаев. - А характеристика-то. Ишь ты - "высокоморальна, обладает чувством повышенной ответственности". И чего ещё, не разберу? "Душа коллектива"! - он аж поперхнулся. "Душа" его поразила особенно. - Ты погляди, что делают: у бабы три крупные недостачи за четыре года, дважды дело возбуждали, а она, оказывается, - "пользуется высоким авторитетом за бескорыстие и честность". С такой характеристикой не на скамью подсудимых, а прямо в Верховный Совет этим ... спикером. Ты вот чего, вызови образину - кадровика, что характеристику состряпал, допроси по всей форме и - составь представление в исполком такое позубастей. Чтоб мёдом им, сволочам, не казалось. Считай, устное указание.
Он захлопнул аккуратно сшитый томик и, перегнувшись через стол, плюхнул его перед следователем.
- Сказать по правде, не ждал. Когда тебе дело это загубленное передали? Десять дней? Успеть выйти на хищение - это уровень. Просто приятно работать. Жаль даже, что на повышение уходишь. Хотя понимаю: расти-то надо.
Тальвинский тактично промолчал. Второй срок дохаживал Берестаев районным прокурором. Специалистом был он редкостным, а если б унять диковатую, сумеречную его натуру, так просто превосходным. Но в районе у него, увы, не заладилось. Сразу после утверждения на бюро райкома КПСС он, как водится, пригласил первого секретаря и председателя райисполкома отметить назначение. А после обильного возлияния уговорил продолжить у него дома. На этом, роковом решении карьера Юрия Ивановича и оборвалась - на длинный требовательный звонок из входной двери выглянула закутанная в затёртый домашний халат желчная женшина в бигуди.
- Опять нажрался, скотина, - с ходу залепила она. И без паузы, неприязненно оглядев изменившихся в лице гостей, констатировала. - Да ещё и пьянь какую-то приволок.
С тех пор кандидатура Берестаева дважды выдвигалась на серьёзное повышение, да что там - заместителем облпрокурора. И дважды "рубилась" где-то в недрах партийного аппарата, добавляя прокурору сумеречности. Сейчас, в связи с обширным инфарктом первого зама, вопрос встал в третий раз и, похоже, - по возрасту - последний.
- И как ты эту бестоварку ухитрился зацепить? - Берестаев принялся поигрывать увесистой сувенирной авторучкой в форме серпа и молота - подарком из поднадзорной колонии.
Потянувшийся к отдельно лежащей тоненькой папочке Тальвинский встревожился - в оживлении прокурора сквозанула досада.
- Начал шерстить инвентаризационные ведомости и нашел нестыковку на девятьсот рублей. Только к "левому" товару это, увы, отношения не имеет.
- Сам понимаю. Хорошо бы, конечно, бухгалтерскую экспертизу назначить, - мечтательно прикинул Берестаев. - Да чего уж теперь: срок по делу на излёте, а идти в область за продлением, как понимаю, нам не с чем.
Тальвинский тоскливо вздохнул.
- Звонили мне из областной прокуратуры. Предлагают прекратить дело, - заигравшийся Берестаев принялся разбирать авторучку. - Может, и впрямь пойдем навстречу коллегам? Сумма хищения в общем-то плёвая. Чего там? Девятьсот рублей. С работы её уволили. По партийной линии, меня в райкоме заверили, - строгач с занесением будет. Серьёзные люди звонят, - он испытующе скосился на отмалчивающегося следователя. - Знаешь ведь, кто у неё, сволочи, в подсобке пасся. Да и тебе перед назначением - лишнюю мороку с плеч. Что мыслишь?
- Проще найти, кто не пасся, - в сейфе у Тальвинского покоилась изъятая при обыске записная книжка - едва ли не дубликат справочника горкома партии. - Мы-то с вами знаем цену этой "души коллектива".
Следователь точно использовал настроение тугого на нажим прокурора - Берестаев с ненавистью скосился на телефон.
Не теряя темпа, Андрей вытащил из портфеля и развернул рулон бумаги, испещренный изнутри стрелочками, крестиками, виньетками, подвластными только ему самому, да разве что еще двум-трем особо опытным дешифровальшикам Генштаба. Пристукнул ладонью сверху:
- Вот они, все Лавейкинские связи. До донышка, можно сказать, шахта пробурена. Так?
- Так, - поднявшийся прокурор со сдержанным восхищением пытался прочесть невиданную схему.
- А вот и не так, - Тальвинский отпустил руки, и рулон скатался в центре стола. - Почему за два месяца не вышли на источник излишков?
- Чего спрашиваешь? Хреново искали.
- Не там искали. Зациклились, что пересортица внутри самого горпромторга затеялась. Мол, сами воруют, сами и химичат. А вот это что?
Из того же объемистого портфеля он вытащил и бросил об стол пыльный полиэтиленовый мешок.
- Ну, джинсы.
- Самострок. И, между прочим, "варенка". Самый сейчас писк. Что скажете? Или в горпромторге еще и подшивают? А кожу вы где-нибудь такую видели?.. Ее в кустарной мастерской не сляпаешь. Явно фабричная штучка. Любая из них в лёт уходит! И такого добра накрыли аж на двадцать тысяч. Почитай, две расстрельных статьи ( сноска - " в соответствии с комментарием к ранее действовавшему Уголовному кодексу РСФСР, хищение на сумму свыше десяти тысяч рублей признавалось совершенным в особо крупных размерах и каралось вплоть до смертной казни"). В этой истории, Юрий Иванович, Лавейкина, дама приятная во всех отношениях, даже не руководство горпромторга прикрывает, а кого-то куда покруче. Потому считаю - дело необходимо направить в суд.
- М-да. Жаль, поздновато дельце это тебе передали. Загубили на корню, пинкертоны, мать их!
В этих "пинкертоны" были все. И районные ОБЭХЭЭСники, при случайной проверке малюсенького поселкового магазинчика натолкнувшиеся на огромные, на двадцать тысяч рублей, излишки и так и не установившие их причину. И начальник следствия Чекин, передавший сложное "хозяйственное" дело недоумку Хане. И следователь Ханя, за полтора месяца не удосужившийся открыть папку с уголовным делом. Где-то сбоку "прилепился" и сам Берестаев, по нерадивости и некомпетентности исполнителей оказавшийся в каком-то мерзком, двусмысленном положении.
- Значит, полагаешь, под суд её надо, воровку? - Берестаев решительно навис над перекидным календарём. - Ага! Сегодня у меня выездная сессия, завтра - я в колонии, в пятницу с утра уезжаю в район по "Урожаю", там они меня не достанут. Потом выходные. Это я на дачу смоюсь, - горячечно листая календарь, непонятно бормотал прокурор. - В общем, так, Тальвинский. Можешь не спать, не есть, ночевать в кабинете, но не позже чем в понедельник дело должно быть у меня на столе с обвинительным заключением. Всё, действуй!
Следователь заулыбался, почему-то обрадованный перспективе не спать и не есть несколько суток, но подниматься не спешил.
- Чего-то неясно? - теперь уж Берестаев, давно косившийся на сиротливо лежащую тоненькую папочку, заподозрил неладное.
- Вот, - со вздохом сожаления Андрей положил-таки перед ним четыре отпечатанных через копирку листа бумаги.
- Ты что, следопут паршивый, о себе возомнил? Над прокурором глумить?! Я тебе, мудрозвон, о чём тут битый час толкую?!
- У меня хороший слух, Юрий Иванович, - тихо похвастался нахмурившийся следователь.
- Да пошёл ты! Арест ему подавай. Кого арестовывать собрался, опричник? Мать двух детей за девятьсот рублей в тюрьму?!
- Положим, детишкам за двадцать пять. А Лавейкина воровка.
- Эк удивил. Деформировался ты, Тальвинский: хватай да сажай. Не пацан, чай. Без пяти минут руководитель райотдела милиции. Пора мыслить по-государственному. Знаешь хоть, что по стране и так сажать некуда? Да и кто теперь разберёт? Сегодня матёрый расхититель, а завтра, глядишь, предприниматель, творец новой экономики, - он тряхнул головой, отгоняя одолевающие мрачные мысли, и принялся сгребать разбежавшиеся детали от авторучки. - А такое слово как гуманность, и вовсе, поди, забыл чего оно означает?
- Полагаю, что и раньше: милосердие к раскаявшимся. Только Лавейкина-то здесь причем? За нее-то как раз всегда есть кому постоять. Все вокруг знают, что она прожжённая воровка, и все уверены, что ей опять с рук сойдёт. Ведь трижды! уголовные дела в отношении неё прекращали. А я хочу, чтоб люди увидели: не все можно "отмазать". Месяц до суда, но - чтоб на нарах! А то, что суд ей потом какое-нибудь условное наказание придумает, так это понятно - те же телефоны.
Под испытующим взглядом прокурора он сбился.
- Ты чего меня тут, как девку, уговариваешь? О людях какую-то демагогию развел. Выкладывай начистоту, чего в эту деревенскую бабу клещом вцепился? Андрей решился:
- Хочу ее в камере, "по низу" подработать (сноска - " разработка подозреваемого с помощью агента - камерника"). В восемьдесят четвертом, когда Котовцева убили, мы как раз горпромторг "крутили". И Лавейкина была доверенным лицом у Слободяна, нынешнего директора. И сейчас концы излишков наверняка туда идут. Цепочка-то, похоже, все та же. Зацепим - может, и на убийство Котовцева выйдем.
- Опять за свое?! - Берестаев уронил на себя пепел, даже не заметив этого.
Не хуже Тальвинского помнил он ту историю. Когда в очередном, глубоком рейде по тылам противника котовцы выскочили на святая святых - оптовую базу горпромторга, паника проникла даже в ряды партийного аппарата. Шептались, что концы ведут аж к секратерю обкома Кравцу. Со дня на день ждали арестов.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не внезапная, глупейшая, надо сказать, смерть самого Котовцева - в случайной ночной драке, в которую встрял он, будучи на крепком подпитии. На розыски убийцы поднялся весь городской оперативный аппарат - Котовцев был популярен. Но преступника так и не обнаружили. Да к тому же важнейших, "убойных" доказательств, подтверждавших хищения на оптовой базе, в сейфе убитого не обнаружили. Как не было. А потому вскорости обезглавленная "летучая" бригада была разгромлена прямой наводкой тяжёлой артиллерии - по инициативе обкома партии горотдел БХСС за грубые нарушения социалистической законности и за нецелесообразностью был расформирован. Одиннадцать "возрастников" оформлены на пенсию. Ещё сорок профессионалов раскидали по другим службам.
- Эк как тебя заносит! И что за норов? Ты вообще на этой почве, случаем, не подвинулся? - прокурор пристально вгляделся в насупившегося следователя. - Алексей Владимирович, земля ему пухом, пять лет как в могиле! По тому делу все было по десятку раз копано-перекопано. И отдела давно нет, и людей, почитай, не осталось. А ты все взбрыкиваешь. Иль занять себя нечем? В районе два свежих нераскрытых убийства, серийные кражи опять захлестнули. Каждый штык на счету. А ты тут счеты сводить затеял. Словом, так, Тальвинский, серьезных аргументов в пользу ареста я не услышал. Потому - до суда будет твоя Лавейкина гулять на свободе. А там уж... Законность у нас одна для всех. Суд её и отмерит.
Берестаев примирительно хохотнул, давая понять, что аудиенция окончена.
- Законность одна, связи разные, - буркнул несговорчивый посетитель. - Потому на всех и не хватает.
- Интэррэсно у тебя получается: все вроде как конъюнктурщики, один ты за державу радеешь.
- Дайте санкцию, нас двое будет.
Берестаев поджал губы, рывком придвинул разбросанные по столу листы и в верхнем углу первого экземпляра наискось, взрезая пером бумагу, начертал: " В санкции на арест отказываю за нецелесообразностью. Избрать в качестве меры пресечения подписку о невыезде". И далее - озлобленная тугая пружина прокурорской подписи.
Швырнул через стол:
- Выполнять!
- Стало быть, на девятьсот рублей направляем в суд, а двадцать тысяч свалившихся с неба излишков "хороним"?
- Выделяем в ОБХСС для дополнительной проверки. Подсунули халтуру, пусть сами и расхлёбывают. Котовцы хреновы! Ещё вопросы?
- Вопросов больше не имею. Решение, достойное всяческого восхищения, - Тальвинский поднялся. - Разрешите идти?
- Слушай, ты! Тебя за что из следственного управления турнули?
- За волокиту при расследовании многоэпизодного хищения, - привычно отрапортовал Андрей.
- Врёшь, не за это. За склочность твою. Нет, не выйдет из тебя руководителя. Посторонний ты нашему правоохранительному делу человек.
- Честь имею, - Тальвинский открыл дверь.
- Одного не пойму, действительно шизанутый или цену набиваешь?
Дверь аккуратно закрылась. Оставшись один, Берестаев сгрёб развинченные детали "штучной" авторучки и швырнул всё это богатство в корзину для мусора.
На лестнице среди кладбищенских венков и пахнущих стружкой гробов - свежее поступление в магазин ритуальных услуг, - курили три женщины с маленькими звёздочками в петлицах. Открывая дверь, Тальвинский по обрывку фразы и по сделавшимся смущёнными лицам уловил, что обсуждается злободневная проблема на предмет "сорваться" по магазинам.
- Ну что, Андрюш, накрутил Юру? - догадалась заместитель районного прокурора.
- Без жертв победы не бывает, - заторможенно отшутился Тальвинский.
- Как? Опять?! - в отчаянии она закрутила головой. - Да что ж это делается, бабоньки? Вы там с ним чего-то делите, а жертвами-то мы оказываемся.
Будто в подтверждение этих слов в приёмной раздался рык, и вслед за тем на лестницу выскочила расстроенная секретарша.
- Зовёт. Говорит, совещаться со своими дурами буду, - она осуждающе посмотрела на Андрея. - Ой, девочки, злющий!
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - хмыкнула зампрокурора. - Спасибо вам, товарищ Тальвинский, что не забываете. Вы уж почаще, а то без вас как-то пресно.
Расстроенный Андрей сожалеюще расшаркался. Надо было торопиться в отдел. На три часа назначено заседание аттестационной комиссии УВД.
2.
- Товарищ...! - вошедший в кабинет Мороз растерянно обвел взглядом трех увлеченных разговором мужчин в штатском и, повернувшись к более старшему, решительно закончил: - Выпускник Омской высшей школы лейтенант милиции Мороз прибыл для дальнейшего прохождения службы.
- Почему собственно ко мне? - начальник следственного отделения Красногвардейского райотдела милиции Чекин недоумевающе разглядывал рослого молодого парня в вытертом джемпере без ворота, окольцевавшем обнаженную сильную шею.
- Вообще-то я направлен в угрозыск. Но там вакансия только через неделю откроется. Так что получил приказ руководства - быть пока в вашем распоряжении. Сказано, что у вас тут запарка с уголовными делами.
Он перехватил недоуменный взгляд новичка, обращенный к двум другим присутствующим, почему-то ухахатывающимся со смеху.
Следователь Ханя, тот просто сложился перочинным ножом. А расположившийся напротив Чугунов не мог даже смеяться. Сняв круглые очки, он навалился на стол, и лишь сутулая спина его мелко подрагивала.
- Это у них от переработки, - хмуро пояснил Чекин. - Ты подожди пока в углу.
С демонстративной неприязнью он оглядел подчиненных:
- Давайте еще раз, как он позвонил и что сказал.
- Ну как как? - со скрытым кокетством человека, оказавшегося в центре внимания, повторил Чугунов. - П-полчаса назад. Спросили Т-т... Андрюху в общем. Говорю, что нет на месте. Может, чего п-передать? А п-пусть, говорит, п-подмоется. Это, говорит, муж п-полюбовницы егонной Валентины Катковой. Он, говорит, жену мою третий год д-дрючит. Теперь я п-приеду к вашему начальству, чтоб его самого п... Я, было ему, чего, мол, горячиться, д-давай встретимся, п-п... А он, п-подлец, я, говорит, встречусь с начальством, и - сразу трубку п-п..
- Понятно. И чего гогочете?
- Так прикольно, - удивился Ханя.
- Балбесы вы все-таки. У друга беда. Назначение может сорваться, а вам всё смехуечки.
Месяц назад измученный болезнями начальник райотдела подал рапорт на увольнение. И на свое место рекомендовал майора милиции Тальвинского. - В самом деле, п-плохие шутки, - поспешно согласился Чугунов. - Где гарантия, что сами мы не рогоносцы?
- Насчёт всех не знаю, а вот некоторым рога к строевому смотру подравнять бы не мешало, - в голосе Хани, как всегда, когда обращался он к невзрачному Чугунову, пробурилась презрительность.
И тот, только что ухахатывавшийся, надел очки и на глазах скис: относительно супруги своей иллюзий он, увы, не питал и догадывался, что значительной частью ветвистых украшений обязан был неустанным трудам любвеобильного Хани.
Высокий, гибкий, будто хлыст, Вадим Ханя был по-мужски породист. Это было его главной человеческой характеристикой. И это ощущали в нём все: друзья, сослуживцы, случайные знакомые, встречные прохожие. Даже потерпевшие женского пола ещё прежде, чем осознавали, что перед ними следователь, принимались интуитивно прихорашиваться. Отзывчивый Вадик не обманывал ни надежд, ни опасений, и неустанно, с щедростью подлинного таланта осеменял родной город.
- Валюхе не дозвонились?
- П-пробовал. На вскрытии она - неоп-познанный труп, - доложил Чугунов. - Г-главное, и вызвать-то п-просил всего на минутку. Так нет - судмедэксперт Каткова подойти, видите ли, не может. Срочно там. А куда п-покойнику торопиться? Ему уж и Ханя не страшен.
- Может, и Андрюхиной жене стукнули, - сообразил Ханя.
- Что жене? Пустое. Давно догадывается. Лишь бы к руководству не пробился, - быстро прикинул Чекин. - Иначе места Андрею не видать.
- А то и из ментовки турнут, - согласился Ханя. - Наши старые импотенты на это быстры. На что другое реакции нет, а насчёт аморалки, откуда что берётся.
Пожилой полковник в самом деле слыл примерным семьянином, и причину такой очевидной неполноценности Вадим совершенно искренне связывал с проблемой эрекции.
- Во сколько у Тальвинского аттестация? - уточнил Чекин.
- Как будто в три.
- Тогда слушай диспозицию. Ханя, Чугунов, будете дежурить у входа в отдел. Задача ясна?
- Перехватить рогоносца.
- Умереть, но не п-п...
- Правильно понимаете задачу. Деньги есть? - Чекин снисходительно оглядел виновато затихших следователей, отомкнул маленький сейфик. - Вот вам из кассы взаимопомощи десятка. Святые деньги.
- Так ведь и дело святое. Друга из беды идём выручать, - успокоил его совесть Ханя.
Чекин хмыкнул, ткнул через окно на крыльцо райотдела:
- Граница!
И от привычной его скользящей иронии спокойнее стало остальным.
- Тальвинский - это Андрей Иванович? - Мороз едва дождался, когда следователи выйдут из кабинета.
- Да. Знаком?
- Так точно.
- Тогда к нему и приставлю. Как раз помощь нужна. А кроме того, - Чекин выхватил из сваленных на столе папок одну из самых увесистых, протянул новобранцу. - Такая фамилия - Меденников - что-нибудь говорит?
- Как будто нет.
- Нет?! - Чекин удивился. - Ты что, не местный?
- Только вчера вернулся.
- Тогда понятно. Ничего - скоро от зубов будет отскакивать. Начинающий миллионер. Пройди пока в ленкомнату, изучи материалы. Закончишь - заходи. Вопросы есть?