Я любил приезжать в этот маленький, зеленый город. Cверкнув, он обнажался за последним поворотом сразу же и весь - без излишних недоговоренностей и ложного стыда. Он высвечивался улыбкой солнечного, ясного дня нетерпеливо и радостно - журча непорочностью родников и похваляясь изумрудными боками сумрачных садов, черепичными ногтями крыш, белыми щеками домов, гибкой талией узких улочек... В этом городе царило вечное лето, а прохладный, чистый воздух можно было пить из ладоней. Здесь витали непостижимые для мегаполиса - доброжелательность и неспешность, милые моему сердцу - непосредственность, простота, и чуть-чуть наивный, провинциальный, пыльный аристократизм.
Мне нравилось, размахивая сумкой, вышагивать вдоль - по Гранатовой улице, здороваться направо, налево... Все глазели, и улица немедленно узнавала, что "Кларин племянник приехал, вот радость-то им будет!". Бабушки, целуя меня, оставляли легкий запах валерьянки и мацони, девчонки - запах свежескошенной травы от волос и удивление - как они... изменились!.. Парни, одетые чуть старомодно, старались держаться достойно, показывая, что они уже взрослые...
Я взбегал по знакомым, мраморным ступеням и попадал в обширную гостиную. Бросив сумку, вспоминал о подарках и материнском предупреждении - "Смотри, не бросай!", и кричал: "Ау, хозяева! Я приехал!"
На шум первой выходила тетя Клара. Она неловко обнимала вечно испачканными в муке, пухлыми руками, и, вдохнув глубоко, обрадованно кричала: "Серго!Серго! Наш сумасшедший мальчик приехал!"
Появлялся дядя Серго. Он аккуратно клал очки и газету на стол, подходил прямой спиной и хмуро, чтобы не выдать радости, важно целовал. "Здоров, солдат! - говорил он, всегда хлопая по плечу, - ишъ, как вымахал!.."
Мне так нравилось дарить людям радость от того, что я есть на свете! Я был центром этого океана добра, радости, вечного праздника лета, любви и удовольствия. Жизнь, - молодая и ясная своей очерченностью, без полутонов, - гибкая и сильная, уверенная и бесшабашная, считающая тридцатилетие героев прочитанных романов просчетом автора, жизнь - безумная транжира, дающая кому хочешь сто очков вперед во времени, становилась особенно сладкой в этом городе вина, гранатов и улыбок...
***
- Привет, студент! Где полковник? - крикнул Васо с балкона.
Между нашими дворами была протянута проволочная ограда, но она ни от кого ничего не скрывала, не отгораживала и не защищала, то есть, не несла никаких функций, поскольку скрывать, отгораживать и защищать не было нужды, да и нечего было...
- Привет! - крикнул в ответ, почесав шею подаренному мне, взрослому утенку. - Он на базар ушел за мясом. Сегодня же футбол!
- Как раз по этому делу: сегодня же футбол!.. Только, чур, у меня смотрим!
Смотреть футбол для Василия и дяди Серго означало:
Пива - четыре литра.
Мяса шашлычного - два кэгэ.
Овощей и зелени - сколько надо;
Сыра - из домашних запасов;
Соленой или копченой рыбы - много;
Меню могло видоизменяться - в зависимости от имеющихся возможностей и настроения тети Клары, но основные ингредиенты, если хотите, дежурные блюда - пиво и вобла - всегда присутствовали.
Футболу предшествовала увертюра в виде просмотра телепередач, предварительной дегустации пива - "А вдруг прокисло, кацо!" - и легкой разминки в нарды. Полковник смотрел телевизор хмуро, Василий - иронично.
"Взрослый, солидный человек, а играет на пианино! - морщился полковник. - Как ребенок!"
Это он мог о Святославе Рихтере сказать, и невозможно было понять - шутит или нет. Скорее, шутил.
"Ага! - не отставал Василий. - А это Соткилава! Знаю я его - в Тбилисском "Динамо" играл... Пасть-то как открывает!.. Эх, - добавлял сокрушенно, - какой футболист пропал!.."
Старики болели за "Динамо". Первый тайм - вяло и важно. Ко второму тайму, распаляясь от пива, выражались все более бурно.
"В армию! В армию надо гнать этих дармоедов! - кричал полковник, если проигрывали.- Погонять их, лодырей, по плацу! Может тогда научатся бегать по полю!.."
Василий был более утончен и циничен. Он отхлебывал пива и изрекал с убийственным спокойствием: "Это не футбол, господа, а свадебный марш тарантулов!.. Серго, тебе еще налить?".
В случае удачной игры полковник говорил о внеочередных воинских званиях, а Василий сравнивал футболистов со всеми видами птиц и животных, умеющих быстро бегать и прыгать... В то лето меня допустили в ложе(ложу?) и даже выделяли бокал пива. Не знали, что мы с друзьями пивом с пятого класса баловались!..
- Василий Николаевич, смотри, какого мне утенка подарили!- Я показал крякающего, пестрого, с подпалинами, резвого утенка. - Гамлетом его назвал.
- Слушай, в тебе уже восемнадцать лет, а мозгов, - покрутил он пальцем у виска, - как у твоей утки!.. Назвать утку Гамлетом!..
- Не восемнадцать, а девятнадцать.
Оскорбление я пропустил мимо ушей.
Прищурив глаза, Василий с интересом уставился на утенка:
- А он дикий или домашний?
- Сказали - дикий...
"Дикий" - означал особый шик.
- Ага!.. Еще Верлен писал: "И жалобой его казались диких уток пересвисты, друг друга звавших над травой росистой..." ах!..
Василий застыл мечтательно, но вскоре продолжил допрос:
- Слушай, а он - "Он" или "Она"? А вдруг Гамлет окажется Офелией?
Он начал ехидно смеяться - как будто ножи точили.
Меня это задело, но вида не подал.
- Не знаю... Жизнь покажет... Васо, дай ему поплавать в твоем бассейне... (Он запрещал называть себя дядей).
У Василия во дворе был вполне приличный бассейн, - три на четыре.
- В нарды будешь играть? До футбола еще два часа!
- Буду...
- На интерес?
"Ну вот, началось!"
- Опять заставишь под стол лезть?
- Не-е, что ты, - начал божиться он, шевеля огромными, седыми усами, - что-нибудь новое придумаем...
С Василием в нарды лучше было не играть. Он, признанный чемпион, всегда играл на спор, на пустячный, но интерес. В этом деле он был большой выдумщик, предлагая проигравшему то лезть под стол и кричать троекратно - "Я не умею играть в нарды!", то всучивал томик любимой поэзии и велел читать с чувством, то просил сорвать недосягаемую для его радикулита алычу, а то и заставлял искупаться в его бассейне, когда ты этого вовсе не желал...
...Я прижал Гамлета к груди и пролез к соседу через дыру. Гамлет почувствовал воду и начал крякать сильнее. Честно говоря, боялся прямо так, без матери, посадить его в бассейн: а вдруг тонуть начнет!.. Я осторожно спустил его на воду и он тут же поплыл, родимый, периодически тыкаясь в воду клювом. Потом помахал маленькими крылышками и, поднявшись, выдал такую свечку! Обалденное было зрелище!..
Я вспомнил, как учился плавать. А плавать я учился дважды: первый раз в Гагре, тогда мне было десять лет. В первый же день, не успели приехать, сразу полез в воду и, незаметно оказавшись на глубине, начал тонуть. Оттолкнувшись от гальки, всплыл, ошалело ища спасения, и снова погрузился. Открыв глаза в воде /все-таки бог есть/, я вдруг увидел над головой чьи-то ноги /все-таки бог есть/, и немедленно ухватился за них. Ноги оказались не дамскими, детскими или пенсионерскими: они принадлежали молодому крепкому парню /все-таки бог есть/, который вместо того, чтобы немедленно пнуть, закатить истерику или утонуть вместе со мной, ухватил железной рукой и вытолкнул меня из воды. Шлепнувшись животом, я начал грести и остановился, по моему, у ресторана "Гагрипш". Мне повезло, что голова оказалась к берегу, не то поплыл бы в сторону дружественной Варны /все-таки бог есть/.
Шли годы. Тот проглоченный литр морской воды давно был переварен, и, несмотря на твердую четверку по плаванию, морю не очень доверял. Исправили меня в Гурзуфе друзья, бросившие в море из лодки в трех километрах от берега, что стало следующей "ступенью мастерства". Пришлось плыть, и понял, что мог бы проплыть еще столько же. Потом переплывал даже Волгу, что было гораздо тяжелее и опаснее - все время тянуло под стоящие на приколе, грязные пароходы...
...Василий наблюдал за спуском утки с балкона. Потом кликнул, чтоб поднимался, и начал расставлять фишки. Я поднялся на обширную веранду. Она вмешала диван-качели с огромным, вечно спящим котом - сибиряком ("Мой русский атавизм" - говорил Василий), маленький телевизор на журнальном столике, пару плетеных, побитых временем, неудобных кресел и тщательно оберегаемый Василием от кота Кеши, микрорайон ласточкиных гнезд на потолке. Летом веранда превращалась в его кабинет и наблюдательный пункт: здесь он спал, ел, играл в нарды и болел вместе с полковником за "Динамо", давал ценные и смешные советы соседям... Здесь же, в нередкие минуты, я видел его с книжкой в руках. Василий обожал поэзию, особенно Галактиона, Ахматову, Мандельштама...Он запускал пальцы в загривок Кеши и читал...читал... Только брови подпрыгивали... Потом откладывал книжку в одну сторону, очки в другую, и переживал-перемалывал прочитанное, уставясь вдаль влажными глазами. "Эх, студент, - говорил мечтательно, - ты мог бы так написать, как Ахматова: - "Есть в близости людей заветная черта, ее не перейти влюбленности и страсти, пусть в жуткой тишине сливаются уста, и сердце рвется от любви на части..."
- Нет, - отвечал я, завороженный услышанным, - наверно не смог бы...
Вообще, Василий - личность загадочная. Фамилия ему была - Карякин. Сам он утверждал, что родом из Поволжья, и что пра-прадед его прибыл в Грузию со староверами аж двести лет назад. В его семейном альбоме было много красивых предков, удивленно таращившихся то на аппарат Даггера, то на фотоаппарат товарищества Юсуповъ, а то и - позже, - на аппарат местного фотографа, Исаака Тори...
...При виде Гамлета котяра приподнялся и зелеными глазами убийцы стал неотрывно следить за его водными упражнениями.
- Его нам есть нельзя, Кеша, - успокоил Васо, - иди сюда... А давай, дорогой мой, сегодня сыграем на одевание, - вкрадчиво предложил он, - принеси офицерскую форму твоего дяди: кто проиграл, - одевает одну часть одежды. Выиграл, - соответственно, снимает...
Скорее всего,Василий придумал это давно, но он любил выдавать давно задуманное за сиюминутный экспромт. Вся соль этого предложения была в том, что на улице стоял знойный июньский день, не терпящий не то, что парадной полковничьей формы, но и вообще, какой-либо одежды, кроме набедренной повязки. Сам Василий был в майке в сеточку, полосатых пижамных штанах и босоножках. За бассейном вовсю цвел мой любимый гранат и своими алыми цветами почему-то толкал на самые бессовестные, эротические мысли... А может, это я был в таком возрасте...
Мы бросили кости.
- Начинай, студент, - сказал Васо и взял с тарелки спелую алычу. - Угощайся, заодно...
Студентом он называл всех смердов, остро нуждающихся в глубоких знаниях нарды, или проявляющих ненадлежащее понимание явления.
- Слушай, - а может у него птичий грипп?
- У кого? - не понял я, поперхнувшись алычой.
- Ну... У этого, твоего... Гамлета...
- Василий Николаевич, - сказал я с чувством, приложив руку к сердцу, - разве такого орла, как вы, может испугать какой-то паршивый птичий грипп?..
Он распушил усы и сказал, что я подлиза мелкого пошиба, но придвинул тарелку со сливами поближе.
...Через час я красовался в армейских ботинках, рубашке с галстуком и брюках, разрешенных к ношению в расстегнутом виде.
- Китель наденьте, товарищ полковник, - сказал Василий в нос, плохо скрывая злорадную усмешку.
Я грубо натянул китель, и мы продолжили играть. Я обиженно пыхтел, бросая кости, и то и дело засучивал мешающий рукав.
В очередной партии мне удалось китель снять, но в следующей начисто проиграл и пришлось снова одеть. С фуражкой, впридачу. Стало нестерпимо жарко. Я чувствовал себя лепешкой, только что выскочившей из тонэ, о чем сообщил Василию. Он рассмеялся:
- Так же румян, горяч и вкусен, бичо!
- Тебе везет, - сказал я в сердцах, обливаясь потом, - везун!
- Не дерзи! Во-первых, везет тому, кто судьбу приручает, а во-вторых... - он бросил кости, выставив на мое горе две шестерки, - во-вторых, ты же видишь: я их сажаю, сынок, как хочу. При чем тут везение? Учись, студент!..
- "Боржоми" хоть можно выпить старшему офицеру?
- С "Боржоми" все молодцы. "А вы ноктюрн сыграть смогли бы, на флейте из водосточных труб?". Ну, ладно, студент,- великодушно разрешил, - живи... - и щедро налил в мой стакан.
Я жадно проглотил шипучую воду и, решив, что достаточно его разжалобил, начал плести давно задуманную интригу, делая неподобающие для офицера, глубокие реверансы:
- Слушай, Николаич, как твой радикулит?
- Болит, зараза!.. Куда ставишь фишку!.. Вот так... Извини, убил...
Издевался.
- И у Серго что-то тоже побаливает... А представь его колымагу посреди дороги! - я оживил свою фишку и стал решительно продвигаться к родному дому. - Встанет, и кто толкать будет?.. Ты? С твоим радикулитом?.. Помогут? Не смеши! Сегодня без денег даже "Здрасьте" не говорят, не то, что его "шестерку" толкать...
- Да... Сейчас времена другие...
Василий уже начал выкидывать фишки. Я судорожно следил, чтобы не подцепил лишнюю: он не упускал случая блефовать, если это шло с рук...
- Ну ладно, - гнул я свое, - я заинтересованное лицо, но вы же сами понимаете: вам будет нужен мальчик на все: то принести, это унеси, в лабаз сбегай за ледяным пивом, машину толкни, палатку поставь, по-ихнему - толмачи... мало ли что! Скажи полковнику, а?..
...В отличие от Василия, веселого и бесшабашного сангвиника, дядя Серго представлял полную противоположность. Военная служба сделала из него хмурого, даже желчного, излишне педантичного человека, требующего от других подчинения - без обсуждения приказов. Я не видел на свете добрее его, но и такого брюзгу тоже не доводилось встречать. Полковник всегда был чем-нибудь недоволен. В силу этого смотреть с ним телевизор было невозможно: он вечно переключал каналы, и каждый раз брезгливо морщился, или делал невероятно желчные комментарии. Впрочем, было замечено, что на каналах с сериалами, где красивые, мыльные шатенки влюблялись в кого ни попадя, он задерживался дольше, чем на проповедях. Полковник обожал свою жену, - мою тетю Клару. Ей, веселой хохотушке и толстушке, всегда хватало терпения и иронии в отношениях, и вопреки ожидаемого, жили они душа в душу. Этому способствовал и тот факт, что у них не было детей, и в силу этого они так переплелись и притерлись судьбами, что не мыслили жизни друг без друга.
"Ну, хватит, Серго! Мы же не в казарме, - увещевала она. - Какой был солдафон, такой и остался! - шептала мне на ухо, - подай сигареты, сынок..."
Полковник тяжело переживал отставку. Маленьким утешением стала блестящая, белая "шестерка", которую ему выделило начальство. Дядя Серго так и не научился как следует на ней ездить. Здороваясь с соседями, он поворачивал голову вместе с рулем, распугивая их как кур. Каждый выезд для него был равносилен подвигу. Верным и бессменным штурманом была тетя Клара. Приняв заблаговременно таблетку от давления, она зорко всматривалась в дорогу и то и дело истерично кричала, добивая вспотевшего от напряжения, окаменевшего полковника: "Серго, машина!" "Серго, красный!"...
Так прошли десять с лишним лет.. Вследствие мелких, но многочисленных ДТП, машина пришла в легкую ветхость, превращаясь из предмета гордости в обузу. Вот тогда и родился гениальный план в голове Василия: он предложил поехать в Турцию, - тогда все ездили в Турцию и тащили всякое барахло, - продать там машину (задорого) и вернуться или с деньгами, или с каким-нибудь товаром (задешево), который Василий обещал пристроить оптом (задорого). Из-за разницы в ценах выходило, что они могли бесплатно повидать Турцию, что действительно было заманчиво.
До отъезда оставалась неделя, и я всеми силами пытался уговорить их взять меня с собой. Получив от полковника жесткое "отставить!", я начал действовать с флангов, разрабатывая Клару (подчиняясь беспрекословно) и Василия (играя в нарды и отъедаясь поэзией)...
Василий, казалось, не слушал, азартно бросая кости.
- "Надень ко шинель, брат Елдырин..." - он снова обыграл меня и начал изгаляться в привычной ему манере, но оказывается все слышал. - Не скрою, доля истины в твоих словах есть. Скажу, если наши выиграют. После второго тайма. Тогда и офицер будет добрее.
Василий иногда звал дядю Серго "офицером".
- Ты настоящий стратег,- сказал ему, - ты - просто стратег с Гранатовой улицы.
- Ладно... Шинель можешь снять... И фуражку...
Я скинул форму и сразу стало легче. Он запустил пальцы в усы и стал задумчиво покусывать.
- Слушай, - наконец сказал он, - вынь своего Гамлета из бассейна.
- Пусть поплавает еще...
- Да у него губы уже посинели.
Я рассмеялся.
- Ну, значит, договорились? Договорились?
- Не надо канючить! - Василий закрыл нарды, - сказал, - значит сказал...
***
Тетя Клара перекрестила нас, машину, дорогу и готова была перекрестить все северное полушарие, лишь бы мы вернулись с миром. Решили ехать налегке, но стараниями тети Клары багажник был переполнен всевозможной снедью и теплыми вещами, как будто нас снаряжали не в Турцию, а в Арктику.
Я сел на заднее сиденье. Опустив стекло, в десятый раз попросил тетю, чтобы берегла Гамлета.
- Ничего с твоим Гамлетом не произойдет, успокойся,- засмеялась она. - Ну, счастливо! Серго, слушайся Василия! - крикнула напоследок мужу.
- Поехали! - в срочном порядке приказал полковник.
Василий сидел за рулем.
- Ну, с Богом,- сказал он. - Клара: моего Кешу на улицу не выпускай, - блох натаскает. Ну, с богом! - повторил, и мы тронулись в путь. Выехали - как только рассвело. Это только сказать - рассвело: в действительности же, на востоке зрел величественный слоеный пирог из пышного теста облаков и пурпурного томатного марева. Я завороженно смотрел на это зрелище, еще больше влюбляясь в мой изумрудный город.
- Что, красиво? - спросил полковник назидательно.
- Очень!.. На гигантскую пиццу похоже...
- Вставать надо рано, - резонно заметил Васо и приступил к подъему через перевал, - я этой пиццей каждое утро любуюсь... И вообще, студент, что это за гастрономические сравнения?
Полковник закурил.
- Ну вот! - начал бурчать Василий, - с самого утра: себя травит и нас заодно! Давай договоримся: курить в машине не будешь.
- Она для курящих. А некурящие могут выйти. К тому же я в форточку...
- Ты мне скажи и я остановлюсь, - нет проблем!
- Ладно! - полковник выбросил здоровенный бычок. - Покурить не дадут!..
Он ненадолго надулся, но, вспомнив что-то, вновь оживился:
- Василий, Ты дашь мне потом повозить?..
Точь-в-точь, как я клянчил, - как ребенок... Я улыбнулся.
- Конечно! Вот, после перевала, как на трассу прямую выедем, - можешь сесть. Слушайте, а вы паспорта не забыли, случаем?..
Я воткнул в уши вокмен и стал слушать музыку, двигая ногой в такт. Жизнь была прекрасна, и впереди маячило интереснейшее путешествие...
...Перевал машина преодолевала по-молодецки, но вода стала греться выше нормы. Василий то и дело посматривал на температуру, качая головой.
пруд пруди, и в оросительном канале целая река течет...
За перевалом открывался прекрасный вид.
- Швейцария! - вздохнул Василий.
- Обязательно надо сравнивать со Швейцарией! - возмутился полковник, - то русская Швейцария, то казахская, то польская!.. Не видел я эту Швейцарию и знать не хочу! А в Швейцарии есть швейцарский Казахстан?! Гордость надо иметь!
- Что я такого сказал? -
Рассердившись, Василий резко крутанул рулем.
- За дорогой лучше смотри!
- Не учи, студент!..
Спустившись с перевала, мы выехали на прямое шоссе с абрикосовыми деревьями по обе стороны. Слева, вдоль шоссе, действительно тянулся оросительный канал.
- Давай, я сяду, - снова начал канючить Серго.
- Садись, раз хочешь...
Васо притормозил.
Полковник пересел, долго соображал и колдовал над приборами, и, наконец, рывком тронул машину. Он явно волновался. Василий расслабился рядом и давал ценные указания:
- Спокойно, спокойно, офицер... Четвертую включай, зачем ты мучаешь машину!.. Яму видишь? Объезжай! Объезжай, говорю!
- Есть объехать!.. - Полковник повеселел, но в яму все же попал.
Через некоторое время он стал ерзать.
- Что ты делаешь? - спросил сквозь зубы. Голову повернуть он не мог от напряжения.
- Кто, я? - удивился Васо.
- Нет,- побагровел полковник и показал глазами: - он!..
- Что ты делаешь? - переспросил Васо.
Из-за наушников я плохо слышал их разговор.
- Ничего не делаю. Музыку слушаю - невинно ответил, - а что?
- Ноги убери! Не дави ногами в зад - прошу тебя! - процедил полковник, - Ты меня отвлекаешь от дороги.
- Я не давлю.
- Давишь-давишь! Ну, давишь или нет, но убери. Прошу тебя! Музыку, тоже мне, слушает!..
- А я всю дорогу вот так же мучаюсь, - поддержал его Василий, ткнув пальцем, - вложил мне в задницу свои ботфорты и рад...
- А куда я уберу! Места мало!..
- Может, тебе вернуться на попутке, сынок, пока не поздно?
Знали - чем брать. Я попытался сложить ноги, как мог. Потом перенес вдоль салона и все успокоились. Ехали молча.
- Воды долить бы не мешало, - повторил Васо, - притормози, Серго. Заодно покуришь. Подруливай не резко... Холостую... Так... Плавно тормози... Молодец! Студент, доставай ведро! Зачерпнешь в канале.
У полковника было резиновое ведро, сооруженное из старой автомобильной камеры.
Я полез в багажник и достал ведро, прихватив и Кларин пирожок со сливовым джемом: свежий воздух делал свое доброе дело.
- Не можешь потерпеть до обеда? Прикажешь ждать, пока ты жуешь? А говорил - мальчик на все!.. Давай уж, студент! - Василий вырвал ведро и пошел к воде.
Он встал у кромки железобетонного канала. Потом, спустившись на шаг по пологой стенке, махнул ведром и зачерпнул. Резиновое ведро немедленно наполнилось, попав под резвый поток воды. Василия дернуло вперед. Ему бы отпустить ведро, но сделать этого он не мог: полковник совсем недавно за него целковик выложил. Балансируя недолго, Василий соскользнул в воду,- точь-в-точь, как новый крейсер, только что спущенный со стапелей. Его потащило вниз ногами вперед. Вид у него был удивленный, и он смешно дул в усы. Я тоже растерялся.
- Василий за бортом, - закричал я, наконец, спешно глотая остатки пирожка, - дядя Серго! Васо в канаву упал!
Полковник отреагировал немедленно, бросив возню с крышкой радиатора. Мы побежали вдоль канала, рядом, на ходу пытаясь решить - как его вытащить из воды. Поняв вскоре, что ситуация неопасна, а скорее, комична, успокоились, и сопровождали Василия легким аллюром.
- Да я не боюсь! - гордо и как-то флегматично отвечал он, вращая глазами в поисках соломинки. Ему никак не удавалось встать. Наконец, соломинка представилась в виде молодой осины, чудом выросшей прямо из бетона.
- Хватайся! Хватай ветку! - закричали мы.
Василий перегнулся - как мог и схватил деревце свободной рукой. Оно развернуло его боком к потоку и на какое-то время удерживало стремительное продвижение, хотя ведро тянуло вниз. Наконец, деревце с чахлыми корнями вырвалось, вернув Василия в исходное положение. Так он и плыл: с ведром в одной руке и деревом, корнями вверх, - в другой. Прямо, самодержец Иоанн...
Мы продолжили бег.
- А куда этот канал идет? - на бегу спросил я.
Полковник посмотрел на меня и споткнувшись, чуть не упал к Карякину.
- Ах, черт!...В Мингечаур!..
- Василий, паспорт у тебя с собой? Паспорт, говорю, с собой?
- Конечно! - гордо ответил тот, - и паспорт, и права. Пропадут ведь в воде!
- Не пропадут, - успокоил я, - мое свидетельство рождения мать два раза стирала и ничего!
- А зачем ты спросил? - Василий попытался взглянуть наверх.
- Канал этот в Азербайджан направляется. Все-таки граница!.. Если ты продержишься до вечера, дядя Серго позвонит - у него знакомый пограничник в Мингечауре, капитан Мамедов, он тебя встретит.
- Заткнись, молокосос! Серго, как ты своего племянника воспитываешь!
- Нашел время для шуток! - пожурил полковник, перепрыгивая через кочку.
- Лучше бы прямо в Турцию, - подытожил я.
- Замолчи, правда! Ты же видишь, у человека горе!..
...Через сто метров канал перекрывался, раздавая воды в окрестные капустные поля. Последняя волна ударилась о запорный шлюз и со смехом понеслась в капусту, вывалив и Васо.
Он встал, растерянно оглядываясь на нас, все еще держа деревце и ведро.
Я подошел к нему и отнял скипетр.
- Тебя второй раз в капусте находят, дорогой, - запыхавшись, сказал ему полковник, - уф, какой марш-бросок, однако, сделали!..
Он еле дышал.
- Слушай, Николаич, посади это деревце прямо тут, - предложил я вкрадчиво, - в честь чудесного спасения на водах.
- Ладно, высохну, - я тебя посажу!.. - у Василия уже зубы стучали, и выглядел он весьма жалко.
- Зачерпни воды, ирод! - Василий кинул в меня ведром и отвернулся. - Серго эта вода из Йори такая холодная! Совсем замерз, кацо!
...Мы вернулись к машине. Я долил воды в радиатор и, завинтив крышку, убрал ведро в багажник. Хотел взять еще пирожок, но, посмотрев на Василия, передумал.
Карякин снял брюки и проверил содержимое. Пару мятых и отсыревших купюр он положил в книгу автомобильных дорог и долго сетовал, что спички пропали. Паспорт и права выглядели неплохо. Брюки и майку решили сушить на ветру, зажав в дверях по правую сторону. Притормозила встречная машина. Оказались знакомые Серго.
- Нет-нет, - спешно ответил он, - искупаться решили вот... Жарко, с самого утра палит...
Те лукаво посмотрели на дрожащего Василия, но ничего не сказали, и, попрощавшись, уехали.
- Ну что, Васо, теплее не стало? - спросил я участливо.
Он зыркнул на меня обиженно, и покачав головой, не ответил. Я подошел и поправил плед. Он не сопротивлялся, посапывая сквозь мокрые усы. Потом снова покачал головой и стал смеяться вместе с нами:
- Эх! Какие спички! Какие спички пропали, Виссарионыч! - приговаривал он, смеясь. - В Азербайджан, значит?..
...Добравшись до побережья поздно вечером, разбили маленькую палатку прямо на пляже - под соснами. Море заставило на время забыть о моем изумрудном городе. Лазурная красавица обволакивала, поглощала и развращала, призывая беспутным шелестом любить ее и только ее... Я был согласен и не вылезал из воды, впрочем, не забывая, что именно она меня и топила в Гагре. Полковник поплавал немножко - в рамках ступени ГТО. Он плавал - как водил машину: тяжело, обдумывая каждое движение. Я представил, как он открывал в голове "устав по плаванию", и отыскав нужную страницу, судорожно читал: "Поднимая левую руку, одновременно опускается правая, и делается гребущее движение...".
- С меня достаточно, - хмуро ответил Василий на мое приглашение, и в море не пошел. Он лежал с томиком Мандельштама и то и дело чихал и сморкался: видать утреннее купание даром не прошло.
После обильного ужина мы с Василием начали решать кроссворд. Полковник пошел погулять вдоль берега. Василий решал кроссворд быстро, но своеобразно: в тех местах, где подобранное им слово было длиннее, он пририсовывал квадратик. "А что делать?" - пожимал плечами наивно. После кроссворда я снова пошел поплавать. Наша желтая палатка, освещенная изнутри, смотрелась, как огромный, светящийся янтарь на берегу моря...
Жить стоило...
***
...Рано утром мы переехали границу. Турция была такой же: море, деревья, шоссе, горы... Ничего не изменилось, но она все же была иной: с иным морем, иными деревьями, иным воздухом, иными запахами... Сразу же за таможенным шлагбаумом, перейдя незримую черту, мы лишились чего-то неуловимого, но важного... Оглянувшись потерянно назад, молча продолжили путь, чувствуя не уютность и незащищенность. Нам предстояло привыкнуть к новой стране.
Долго ехали молча, пока Василий не проговорил, как бы про себя:
- Подумать только! скольких несчастных, лишенных свободы и надежды людей гнали в рабство через этот путь! Как представлю - сердце кровью обливается!
- Да... - вздохнул полковник, - а сейчас? Сейчас тоже много людей,- сорвавшихся с родного гнезда в поисках самого элементарного!.. А мы-то! Мы-то куда сорвались?!
- Ну, сравнил! Тебя, полковник, никто в мамелюки не гнал насильно! Едешь себе на своей старушке - мир повидать, приедешь в город Трабзон, свечку втихаря поставишь в христианской церкви, по базару пройдешься, на турчанок поглядишь... Как у Осипа Эмильевича...
Василий запрокинул голову и томно затянул: "о, бабочка, о мусульманка, в разрезанном саване вся...".
- На турчанке, - добавил я скабрезно,- в нарды будете дуться. На одевание.
Я представил турчанку в полковничьей форме и рассмеялся.
- Отставить! - приказал полковник.
Видимо, я коснулся какой-то запретной темы. Василий был холостяком. Краем уха слышал, что в молодости был женат, но неудачно.
- Давайте, музыку послушаем.
Полковник включил радио. Какой-то восточный певец самозабвенно заливал сладкие бейты. Он проникал сквозь вокмен, оскорбляя Пинкфлойдовское величие.
- Сделайте потише, пожалуйста! - завопил я.
- Не ори, сынок, - нравоучительно сказал полковник, - надо уважать культуру соседей.
- От вашей соседской культуры грыжу заработаешь! - я хмыкнул, и, сняв наушники, "обиженно" забился в угол, рассматривая пейзаж.
- Сам же и развлекаешься соседской музыкой, когда тебе надо - с ехидцей заметил Васо и начал обгонять фуру. Не все тебе гармонь тянуть...
Дело в том, что у Василия был шикарный трофейный аккордеон, доставшийся ему от отца. Тот самый легендарный "Weltmeister". Звук у аккордеона был под стать репутации: чистый и бархатистый. Он вспухал из ниоткуда, обволакивая и пленяя своей мощью... Однако, репертуар у Василия был убогий, хотя оттащить его от инструмента было невозможно. Во время застолий, или просто - от нечего делать, он устраивался по удобнее и крутил две песни без конца, безбожно при этом привирая. Одна песня была "Сулико", но особенно умиляла вторая, - вальс выпускницы средней школы. Когда Василий сквозь пышные усы начинал: "Я надену беленькое платьице...", то я просто терял рассудок.
"Васо, ты бы что-нибудь спел весело-патриотическое, а то "Платьице..." - деликатно замечал полковник.
"Простите, мадмуазель, вы не замужем?" - томно гундосил я, поднося нос к усам.
"Не нравится, - сами играйте!" - сварливо парировал он наши критические выпады.
Играть на аккордеоне я не умел, хотя на пианино "лабал" все, что угодно. Когда Василий окончательно достал, мне пришла в голову простая идея: пристроив инструмент на коленях, попросил полковника попридержать клавиатуру, а Василия - растягивать меха. В результате стал играть, как на пианино, и сразу стало веселее. Старики воодушевились и поочередно заказывали то военно-патриотическую, то любовно-сентиментальную тематику. Василий пел неплохо, но из-за неимоверных усилий по растягиванию и сжиманию аккордеона голос у него срывался с фальцета на бас, что было довольно смешно...
- Василий, надо было взять с собой аккордеон, - заметил полковник.
- Я бы взял, но как бы мы обратно потащили?
- Тоже верно...
- Продали бы, - вставил я небрежно.
- Ну, уж нет! - встревожился Василий, - ты продашь! С тебя станет!
- Палатку тоже жалко, - с грустью выдохнул полковник. - Я ее двадцать лет назад купил в Нижегородском универмаге. Сколько турпоходов пережила, а как новенькая... Мы с Кларой...
Он махнул рукой, не закончив.
- Так, оставим! Возьмем обратно! Дядя Серго!
Полковник посмотрел на меня, и в этом косом взгляде я вдруг увидел не блестящего, хмурого офицера, а стареющего, растерянного человека, с надеждой посматривающего на молодость. Мне почему-то стало его жалко. Перегнувшись, громко чмокнул в задубелую щеку и, скрывая смущение, снова потянулся к вокмену, возвращаясь к Пинк Флойду. Восточный певец закончил петь, но тут же снова принялся нас услаждать. Мне показалось, он начал петь ту же песню.
- Да выключите, ради бога!
Василий выключил радио и подрулил к обочине.
- Почему встаем? - с тревогой спросил полковник.
- Так, зеленая стоянка... Ты можешь покурить, Серго...
Полковник вышел.
- Слушай, студент: - обернулся назад Василий, - ты лобио любишь?
- Чего? Какое лобио? - не врубился я.
- Ну - лобио, которое твоя тетя Клара готовит.
- Л-люблю... - я удивленно снял наушники. - Ты что, Василий, лобио хочешь мне сварить посреди Стамбульской трассы?
- Нет, лобио я тебе варить не буду, но спрошу: ты пробовал его до заправки? До того, пока твоя тетя Клара не потушит мелко нарезанного лука с салом, не нарежет туда же мяты и киндзы, не приправит чабером и грецким орехом, не подмешает яиц и не разотрет все это тшательно? Это не лобио, а говно. Слушай-слушай: это - как опилки пресные есть. Вот так же и наша культура: какой бы она самобытной не была, в нее примешиваются зерна иных культур, приправляя и делая ее богаче! В нашей песне, может, звучат шумерские мотивы, в нашем танце - поступь римских легионов, в наших стихах - журчание реки Иордана, а в словах - клекот египетских лучников, и это хорошо! Это значит - мы любвеобильный и любознательный народ. А ты попробуй на язык вязь Иранской поэзии, вникни в вечную печаль Донских напевов, поинтересуйся горловым пением эскимосов, взгляни на танцы скандинавов, вслушайся в кодекс чести самураев, и ты поймешь - как мы все похожи! Человек, не понимающий этого, а более того - отвергающий, - обречен!
- О чем толкуете? - это полковник вернулся.
- Разбираем - как лобио приправлять, чтобы стало вкуснее,- ответил Васо. - А знаешь ты, студент, куда мы едем? Мы едем в цитадель мусульманской веры, но даже здесь полно христианских церквей. Высоко, в Понтийских горах, недалеко от Трабзона, монастырь православный. Шестого века! Икону Богоматери там нашли. Видишь, как все переплетено?..
- В монастырь мы вряд ли попадем - не по пути, но в малый Софийский собор сходим обязательно, - пообещал полковник, - Васо, трогай, а то выбиваемся из графика...
...Вечерний Трабзон встретил нас узкими улочками средневековья и сияющим модерном современной жизни. Старое, философски свыкнувшись со своей участью, уже ни за что и не цеплялось, и как обложенный старый волк, безропотно уступало место новому...
Мы не решились ставить палатку в незнакомой обстановке, да и не знали - разрешат ли... После недолгих поисков устроились в дешевой гостинице, переполненной такими же малоимущими бедолагами, как мы. Хозяин - старый, добродушный армянин, привычно сновал между номерами, собирая мзду и раздавая - кому что. Полковник мрачно оглядел маленький, душный номер и наотрез отказался остаться, сказав, что лучше он постережет машину. Василий сказал, что одну ночь всяко проведет, если еще принять пива - пару бутылок...
- Пройдусь, - сказал я старикам, и, не дождавшись ответа, стал спускаться по скрипящим, деревянным ступенькам.
Море, - вечно юная и обворожительная соблазнительница, поигрывая животом, звало, но уже по-турецки, - провести ночь любви. Я, безрассудно соглашаясь, побежал на почти безлюдный, вечерний пляж... Щемило от предстоящей встречи с водой. Нетерпеливо сорвав с себя одежду, я пошел к ней... Теплая волна коснулась ступней, но, чуть смутившись, подалась назад. Потом провела нецеломудренными, ищущими пальцами по щиколоткам, и уже уверенно поднималась все выше... выше... Она добиралась до сокровенных мест легким смехом, заставляя вздохнуть от счастья и уткнувшись головой в грудь, ощутить вкус соленой, лазурной плоти...
...Я плавал до усталости, до изнеможения... Потом лежал на спине, отдаваясь вольностям опытной женщины, чтобы, отдохнув, снова яростно овладеть ею...
...Стояла глубокая ночь. Собираясь в гостиницу, я прощался с морем, как всякий любовник, обещая не пропадать, вернуться, любить...
Недалеко, в свете прибрежных фонарей, заметил, как какая-то любительница ночного плавания вынесла из моря свое упругое, ловкое тело. Я завороженно смотрел на нее. Девушка встала боком и с умопомрачительной грацией пантеры стряхнула с волос остатки воды... Я затрепетал от мысли, что возможно, это она и была морем... Девушка подобрала полотенце и, метнув взгляд в мою сторону, торопливо пошла к выходу. Видимо, ее поджидали. "Лиза! Лиза!" - позвал ее женский голос. "Ау!.." - ответила она, ускорив шаг. Мне показалось даже странным, что она была не русалкой, а просто - девушкой... Я вздохнул от молодости, и опечаленный, зашагал к выходу...
...Старики нервно расхаживали у машины и поглядывали в сторону моря. Услышав мои шаги, оба встали. Полковник выпустил сизое облако дыма и выбросил сигарету.
- Где тебя черти носят? - накинулся он, - это тебе не дом родной, понимаешь... Мало ли что может случиться!..