Совещание или беседа, или черт его знает что, но вскоре оно проходило "один на двоих". До сих пор хранивший молчание лохматый мужик с булыжным лицом, тяжеленной челюстью и барскими манерами лишь нервно задвигал пепельницей сверкающей чистоты и пустоты. Все взоры оборотились к нему. Оказалось достаточно одного немигающего взгляда, чтобы из прохлады оперкаюты исчезли как все "звездастые", так и свита. За широким столом с разложенными картами района оставались сидеть на баночках (морск. стульях) только дядя-сфинкс, Миша и Саша. Очень хотелось не спать, а курить, хотя на восточное побережье Африки и, в частности, рейд Мапуту давно навалилась ночь. 
        - Товарищ Макеев! Мы же не "ударники" проамфитаминенные. И без того на одном азоте, без жен, без курева почти год ласты протираем. Вместо пластыря чьи-то пробоины затыкать, так получается? Тем более, вам добровольцы требуются. Ведь, живого места на фюзеляже не осталось, снаряжение ресурс исчерпало. Я к совести взываю, всего лишь. 
        Это Миша повел себя слишком вызывающе. Горячий он. Вспыльчивый. Несмотря на... И зря, кстати. Потому как по всем параметрам погружения, а вернее нагружения выходило, что дядя в гражданской форме одежды был откуда-то с самого-пресамого "знать неслед". Его притащили, вместе со свитой, на вертолете всего три часа назад. Еще и удивлялись, с чего это - на ночь глядя, и с какого-такого канифаса - гражданский мэн толпу при звездах строит? 
        Но, похоже, мишины обороты речи остались без внимания. Это уже судя по выражению дядиного лица. Хотя, что-то заставило Петра Константиновича подняться из-за стола и заметаться от переборки к переборке, исторгая густоватый бас. Прямо-таки, как лев в клетке. 
        - Понимаю вашу обеспокоенность. И приказывать вам не имею права. Задача сложная. Времени на подготовку практически нет. Но и вы меня поймите. Кроме вас эта акватория никому не известна. Тем более, вы уже проводили доставку в районе операции. Если мы отправим группу, имеющую поверхностное представление о подходах к берегу и вероятных оборонительных мероприятиях противника, то на успешном завершении сразу же следует поставить крест. Сухопутная и воздушная доставки исключаются. Необходимость же проведения данной операции обусловлена возможным скачком в и без того напряженной международной обстановке. "Звездные войны" - это только верхняя часть айсберга. Вероятный противник нацелен на единовременное поражение наших стратегических объектов, после чего мы окажемся бессильны перед фактом прямой угрозы нападения и уничтожения нашей страны. Страны!... И вы мне тут про вина с куревом не рассказывайте. Не стоит. 
        Дядин текст потяжелел, отчего Миша решил немного просесть и нахмуриться. Саша, до этого изучавший глубины где-то на южной оконечности Мадагаскара, заинтересовался изобатами дна порта Дурбан. Адски хотелось курить. 
        - Хорошо, но тогда объясните, почему с "керогазами" придется идти? 
        - Не понял вас. 
        - Почему с аквалангами пойдем? Почему аппаратов (закрытого цикла дыхания ИДА) нет? Штатную замену должны были произвести еще два месяца назад. 
        - Да. Есть сложности такого рода. Мы делаем всё, что в наших силах и уже послезавтра положение кардинально изменится. Виновные будут наказаны. Но в данный момент, на лицо - жизненная необходимость. И поймите же наконец, вам предстоит проводить группу специалистов высшего класса. Это сплоченная, опытная и превосходно подготовленная команда. В то же время, никакой опыт не заменит ваше знание акватории района и возможность свободной ориентации под водой в условиях нулевой видимости. На наземный этап операции отводится не более трех часов. Этого вполне достаточно. Ваша задача - скрытно ожидать в прибрежной зоне после проводки группы на берег. Всего три часа. Затем - возврат на борт подлодки и домой. Ну нет у меня больше никого, кроме вас. По выполнению - всё, что смогу. Ордена обещаю. Обстановка такая. Надо, мужики.

        * * * * * *

        Есть категория людей - не разлей вода. Применимо же к делу, которому Миша с Сашей отдавали свои знания, умения, а также здоровье уже четвертый год, один всегда дополнял другого. Судьба свела их еще на учебе - на Балхаше - и с тех пор служба шла совместно. Миша чувствовал воду, а Саша - землю, над которой эта вода простиралась. Вернее, один чувствовал, а значит знал содержимое воды, а другой - земли. Чего-то большего от спецов такого уровня и не требовалось, но этим их возможности не ограничивались. Нам же - в рамках повествования - вполне достаточно воды и земли - увы, не суши.
        ПЛка (подводная лодка) 877-го проекта уже восьмой час поскуливала корпусом на спокон веков притомившейся от молчания глубине. 
        В район они подкрались к утру, зависли на отметке четыре над грунтом и ждали "выходное" время. Вскоре придется шуметь и светиться - подвсплывать на пятнадцать, но американцы пока не развернули у восточного побережья Африки новую систему обнаружения "Нортэкс". Старая же система оказалась глуховатой и брала лодки 877-го проекта на дистанции не более мили. 
        Саша кемарил в кормовом, жилом отсеке в обнимку с торпедами под сопение свободной вахты. Миша пытался читать затертую до дыр подшивку "Огонька" в клаустрофибически тесной, но светлой и по-домашнему обустроенной кают-компании. Цветастая скатерть, фотографии в искусных рамках, кактусы и герани в горшках. Уютно. "Огонек" - к тому же. Хотя, какой-то размещенный возле сердца агрегат, непонятной ему природы, как обычно сканировал угрюмую тишину такой близкой, но совсем незнакомой глубины, доступной железно-резиновому чудищу проекта 877. 
        Группа проамфитаминенных братьев-близнецов, также слегка охреневшая от предстоящего выхода с "керогазами", хоронилась где-то в носовых отсеках. Но они не спали. Проинструктированные читателем "Огонька", "ударники" мастрячили поролоновые глушаки на выхлоп. Мертовому - припарка, конечно же. Но хоть выдыхаемые пузыри размельчит. Поролон был варварски изъят двое суток назад из дивана каюты командира соединения, в присутствии Петра Константиновича, свиты и молчаливого попустительства проживающего кап-раз. Музыкальное сопровождение обеспечивал зубовный скрежет командира БПК (Большой Противолодочный Корабль) и старпома. Таким макаром Саша и Миша совершили акт возмездия или удар по халатности штабных бюрократов флота. 
        - Интересно? - раздался едва слышный голос. 
        Миша не сразу оторвался от видов на поля, комбайны и счастливые лица колхозников - победителей социалистического соревнования. Командир подводной лодки был не настолько стар, чтобы Миша позволил себе потворствовать традиционным издевкам и подначкам подводников. Тем более, в запасе имелся "вопрос на вопрос". 
        - У вас регенеративные секции новые какие-то, что ли? Огнебезопасные? Смотрю, боец, вроде молодой, тряпкой их протирает. Мокрой... тряпкой, - прошептал в ответ Миша. 
        - Где?!!! - Нарушая незыблемый закон, громко вырвалось из-под пышных усов подводника. 
        - Шучу, шучу. Тишину соблюдайте, товарищ командир корабля. Будьте так любезны. 
        - Ну ты и шутник. Аж сердце встало. 
        - Поспокойнее бы надо. Таблетки есть хорошие. Элениум называются. Доктора спросите. А то что-то все нервными стали. Можно подумать, под Нью-Йорком лежим. Не приходилось? 
        - Иди ты, - пробормотал командир, и проем двери в кают-компанию опустел. 
        - Хотя бы один кроссворд оставили, нырялы железные, - уже в никуда прошептал Миша и перевернул лист. Там парились у мартенов сталевары. "Вот работа классная: тепло, светло и воздуху, хоть отбавляй. Премии, медали, съезды, яйца чугунные, а тут - темень сплошная, не вздохнуть-не продыхнуть и молчи в тряпочку. Кессон!" 
        Но Миша особо не расстраивался. Предстоящее ожидание или три часа залежки на мели в сухом "френче" - это мелочи жизни. Лишь бы "удар" отработал нормально. Мишу совсем не интересовало, зачем кому-то понадобилось выполнение боевой задачи в глухом тылу этой неведомой страны. К тому же, под прямую угрозу выставляли сливки его ударной подводной братии, возившиеся, в настоящее время, с выхлопным поролоном. Но поскольку нездоровая спешка и вовлеченный командный состав являлись какими-то заоблачными, то Миша решил, что так надо. Хотя, чем выше от земли, тем больше водилось дураков. Это тешило самолюбие, потому как по логике следовало, что, чем глубже, тем больше умных. Миша даже улыбнулся. А ведь он был совсем не улыбчивым.

        * * * * * *

        Примерно в это же время завершили проведение коррекции орбиты военного спутника, запущенного с территории СССР. Данные телеметрии подтверждали нахождение "Космоса" в соответствующей позиции. При увеличении скорости спутника, в расчетное время и в расчетной точке, произойдет соударение спутника с выведенным неделю назад на орбиту основным зеркалом системы противоракетной обороны американцев. При проекции на Землю, это случится где-то на территории ЮАР. Лишь одна из станций слежения НАСА, находящаяся неподалеку от Дурбана, в той же самой южной Африке, зафиксирует изменение орбиты военного спутника СССР и последующее столкновение. Скрыть данный факт возможно в теневой для американцев зоне, путем срочного перестроения группы космических летательных аппаратов с вводом "призрака", вместо утраченного "Космоса". Хотя основным являлось устранение из уравнения станции слежения НАСА. Но вернемся на борт подлодки. Там уже началась предвыходная суета, причем, до курьезности неторопливая.

        * * * * * *

        - Накат здесь мощный. Берег скалистый, обрывистый, но с песчаными пролежнями. Уходите по любой из них, по краю. Мы пока в сторонке покурим. И вообще, Женя, меньше движений. По возврату - сразу в воду. Мы вас увидим, и сами подойдем, вместе со снарягой. Не суетитесь. Вас ждут. В поле - хоть на голове стойте. А вот под берегом - не надо. 
        - Миш, ну я же не пионер. Всё сделаем в лучшем виде. 
        - Это ты своим удавам будешь рассказывать, а для воды ты как был пионером, так и остался. Слушай лучше. И запоминай. Я ж плохого не посоветую. Этот гражданский помнишь, что сказал? - не дожидаясь ответа, Миша продолжил. - Никаких следов. С чем пришли из воды, с тем и уйдете. Насчет своих лаптей на песочке - не переживайте. В полтретьего ночи начнется прилив, и всё умоет до рассвета. Незачем вам на берегу будет заморачиваться. Вот такие, брат, миноги-осьминоги. Ну чего, не нервничаешь? 
        - Чего мне нервничать? Но ты же не зря спросил. Давай, выкладывай свои сюрпризы. 
        - С выходом - накладка. У них механизация внешних створов ТА (торпедный аппарат) в одно время с моей тещей родилась. Лодка новая, а приводы гремят на весь Привоз. Если обнаружат нас? 
        - Думаешь, есть кому? 
        - Подстраховаться, всё-одно, не помешает. Потому, идем разом через четыре носовых по двое на ствол. Когда ТАхи затопят и расстворят выходы - подождем немного. Семь минут. Пусть их акустик послушает. Время есть, в сроки укладываемся. Всего два с лишком кабельтова ластами молотить - не крабы же. 
        - Понял тебя. 
        - Снаряжение с "бидонами" (акваланги) впереди себя толкать по трубе (ствол ТА). Это ты сам прекрасно знаешь. Выйдем - все концом на связку встанем для пущей верности. А то ищи вас потом где-нибудь на Балтике. Шучу... Дальше - за нами, в колонну по одному. Своих сам распредели. Ну и успехов в боевой и политической. Всё.
        Миша, казалось, успокаивал сам себя. Подошел заспанный Саша. Попробовал потянуться в рост, пытаясь не задеть головой торчащие повсюду трубопроводы, манометры, клапаны, пульты с кучками лампочек и тумблеров, прочее железо. 
        - Как они во всем этом разбираются? Я в гальюн боюсь ходить. Потом минут десять гадаешь, какие вентили вертеть. Умаешься, пока нужду справишь. У этих-то еще пресная вода, вроде, не в особом дефиците. А помнишь, год назад? Жара, вонь эта аккумуляторная, все небритые, в одних тельниках. Просто, басмачи. Но ездят же по морям-то. 
        - Уж да, ездят. Выспался? Готовиться пора. 
        - Окейчик. Будем готовиться. Отсек затопят, или по трубе, индивидуально расставаться? 
        - По трубам, разом, парами. 
        - Чего-то новенькое. Ладно. Как скажешь. 
        Минут через десять лодка ожила, наполнив нутро малопонятными, едва слышными песнями сжатого воздуха, норовящего выпихнуть за борт жидкое содержимое балластных цистерн. Пора выбираться наверх, ребята. Полежали в чернилах и хватит. 
        Чернила Мише не нравились, но уже давно приходилось мириться с ними. Разве что корпуса отсутствующих Идочек были приятного, темно-зеленого цвета. Всё остальное являлось этим-самым - чернильным. И костюмы, и ласты, и маски, и шланги-акваланги, и вооружение, и прорезиненный материал транспортировочных мешков. И даже основные детали формы одежды, болтающиеся в шкафу и нафталине где-то в охрененной дали. А уж на глубине чернил было несравнимо больше. 
        Вообще-то, чернила хорошо прятали. Но вот столпотворение "ударных" ребят возле ТА выглядело жутковато - прямо-таки демонически. Слегка пришибленное освещение усиливало шарм. Будто бы личный состав преисподней собирался куда-то по своим делам. Интересно, в аду тоже вокруг сплошные трубы? Котлы-то там, чай, не на дровах работают... На этом месте мыслительного процесса пришлось сплюнуть три раза, и к Мише подошел Женя. 
        - Мы распределились. Я буду во второй трубе. Первым в паре. За нами идут номер 3. Четвертая труба замыкает. Вылезать поможете? 
        - Обижаешь, командир. Сначала мешки примем. На верхнюю палубу затащим и на скобах закрепим. Карабины на мешках проверил? 
        - Вот-вот. И кто тут кого обижает? 
        - Не торопитесь только. 
        - Лады. 
        - Тогда, поехали, - и уже чуть погромче. - Загружаемся. Командиры-подводники, контролируем. Старшины и матросы, помогаем. Сейчас работаем верхний торпедный аппарат номер 3. Где тут ваша подвеска? 
        Миша с Сашей - на легке, но забьются в ТА за "ударниками" - после задраивания всех трёх стволов на болт, чтобы на сердце поспокойнее было. Отвечать-то не перед звездастыми, партией или корешами, а перед собственной совестью. Только вот чего-то командир пожелать удачи не удосужился. Вместо него на проводы пожаловал "политический". Значит, оценка "неуд". А всё из-за регенеративных секций. Зачем человека обидел? Ведь, сам-то не злой совсем. Нельзя так с людьми... 
        Внутренняя поверхность ствола ТА гладкая, как отполированная и должна быть мокрой. Сзади подпихнут и заскользишь. Главное, не греметь. Но с этими чудовищами, под названием акваланг, уж больно лезть неудобно. К тому же, при его креплении на спине в ствол не войдешь. Приходилось толкать перед собой. А у "ударных" еще и мешки. Но всё пока обходилось тихо, то есть без пыли. Хотя, откуда ей здесь взяться? 
        Тихо трыкнув гребенкой болта, позади задраили ствол. И без того темная, цилиндрическая теснота наполнилась воздушными чернилами - на пока. Потом Миша услышал негромкое "тук-тук" от лежащего позади Саши. Пихнув загубник, вдохнул-выдохнул и продублировал "туки". Теперь, мол, топите, подводнички. Есть готовность. А потом мозги продуем, и будем ждать. 
        Подстраховочных семь минут тянулись по-черепашьи. Створы ТА, действительно, оказались довольно звучными, чуть ли не скрежещущими. Но может быть это из-за того, что всё происходило прямо под ухом. Ведь, какие-то конструктивные изменения и улучшения в них, всё-таки, внесли. Не могло быть иначе. И Миша решил, что хватит себе нервы трепать-маяться. Нужно спокойно лежать и дышать тишиной, исходящей из далекой-далекой глубины. Она заберет никчемное и провентилирует думки. 
        Через минуту и впрямь, полегчало, а там уже и наружу пора. Никаких сигналов опасности с лодки не проходило. Поизвивавшись с метр, Миша понял, что передняя часть акваланга собирается уходить вниз - край трубы рядом. Он поддул плавжилет до ощущения отрыва и потом чуть стравил, чтобы занулиться (нулевая плавучесть на уровне). Пошел дальше, придвинувшись вплотную к "бидонам". Вскоре рука смогла ухватиться за край, и он потащил себя наружу. Течения и никаких отклонений от полной тьмы в поле зрения не наблюдалось, а принулился технично - вверх-вниз ничего, кроме акваланга, не тянуло. Зафиксировался вертикально, нащупал лямки, толкнул акваланг вверх и с поворотом просунул руку под одну лямку, потом под вторую. На замок их. Снова чуть поддул жилет - в полный ноль. Пора помогать Саше. 
        Близость огромного тела ПЛки откликнулась непонятным и даже мрачноватым ощущением. Серьезная машина. Не ласковая. На простор ей хочется. Погоди, скоро полетишь. Мы же никогда не уходим надолго. Нам надо вернуться домой. Погоди.

        * * * * * *

        Охрану объектов космического слежения НАСА, расположенных за рубежами насиной родины, и, в частности, в ЮАР, несли вольнонаемные граждане страны месторасположения объекта. Набирали их из числа бывших военнослужащих или полицейских. Они проходили соответствующий отбор, какое-то время обучались и после присвоения квалификации, принимались на работу. Львиную же долю охраны тянула на себе электроника. Но даже не с ней предстояло воевать Жене и пяти его братьям-близнецам. Вообще, никто никого душить, резать и стрелять не собирался. 
        Задача была поставлена следующая: лишить станцию возможности видеть на интервале не менее сорока минут, начиная с 00:27 местного времени. Искали варианты по различным направлениям, вплоть до попыток разработки персонала самой станции. Проводилась доскональная разведка объектов внимания, инфраструктуры, местности с использованием технических средств и привлечением штата различных ведомств. 
        Рассматривалось достаточно много вариантов выполнения задачи. Приводить их здесь ни к чему, поскольку чувство любви Петра Константиновича к утраченному Союзу Советских Социалистических Республик ни в коей мере не уменьшилось. Мало ли, что на ум приходило дядям в шитых золотом погонах. Они - это не лицо Союза. Иногда всему виной неисповедимые пути, приводящие идиотов к вершинам. То есть, случай, подкрепленный узкой специализацией определенных уровней античеловечной системы власти, культивирующей лизоблюдство, чинопочитание, бессовестность и бесчестие. Но разве сейчас что-то изменилось? Хотя, мы отвлеклись. 
        Одним из возможных и наиболее удобоваримых вариантов оказался следующий. Отрезать станцию от внешних источников электроэнергии и обеспечить невозможность её работы на автономном питании. Но для этого пришлось бы использовать не менее двух групп, что посчитали крайне опасным в плане обнаружения из-за многочисленности.
        Сроки, с перспективой сорванных погон, дожимали и решение, наконец, нашли. Оно оказалось довольно простым, как и всё экстраординарное в этой жизни. 
        На территории станции находилось всего две приемо-передающие антенны в виде тарелок диаметром девять метров каждая. Волноводы, или фидеры, по которым к антеннам подводились высокочастотные сигналы излучения, а также проходили сигналы, несущие информацию от тарелок - это своего рода трубы, только прямоугольного сечения. Возможность выхода из строя ничтожна. Поэтому резервные фидерные линии данного вида на гражданских объектах никогда не предусматривались. К тому же, надлежало их проводить по поверхности земли. Сами волноводы, а также их ограждение достаточно четко отображались на снимках из космоса. 
        Таким образом, было принято решение осуществить прорыв на территорию станции через въездные ворота, а затем совершить таран волноводов. Средством нападения избрали два и более грузовых автомобилей, захват которых предполагалось осуществить в гараже при мусорной свалке, расположенной вблизи станции. 
        По выходу с задачи, рекомендовалось оставлять в кабинах грузовиков усыпленных наркотическими веществами местных жителей негроидной расы. Также, применить естественные - не скрытные - контрмеры прикрытия с использованием подвижного состава и ГСМ упомянутого гаража для задержки прибытия полиции и внесения хаоса, паники, как на территории самой станции, так и на подъездных дорогах, а также прилегающей к станции местности. Личный состав группы должен был соответствующим образом камуфлироваться на задачу. Пешего хода от береговой точки высадки до объекта номер раз - гаража мусоровозов - тридцать минут. 
        Вот такие пингвины в мухоморах. ЮАР. Апартеид сплошь и рядом. Дискриминируемые элементы общества потеряли самоконтроль. Бесятся. 
        Viva Nelson Mandela!

        * * * * * *

        Внезапное явление полной луны озарило ночь скупым, призрачным светом. Сонные облака не торопились прятать её хорошо видимый под водой, дрожащий диск. Проникая в подводный мир, свет рассеивался, тем самым равномерно подсвечивая прибрежную толщу океана. Даже слишком равномерно и откровенно. Вообще-то, люди всегда радовались свету. Сталевары, шахтеры, учителя и врачи радовались. Владимир и Леонид Ильичи радовались, наверное. Но это же люди. 
        Миша с Сашей особого удовольствия не испытывали. И без луны-то пузырили напропалую, а еще эта балда ломовая вылезла. Единственным, положительным моментом оказалось то, что выход с борта ускорился. Из-за случившегося лунопредставления, прямо-таки, в режиме светлого времени суток ластами молотили. 
        Вначале из ствола ТА вытягивался мешок. В то время как Миша помогал 'ударнику' выходить и надевать акваланг, Саша буксировал мешок наверх - на палубу ПЛ. Затем возвращался, чтобы увести и усадить рядом с мешком его владельца. Так эти мешочники и сидели при своей поклаже, и булькали через поролон - один за другим, соблюдая последовательность предстоящего хода. Слушались все, кроме командира. Но это - по началу. 
        Женю вытащили первым из 'братьев', и он тут же начал активно и загадочно жестикулировать. Наверное, демонстрировал желание помочь. И, конечно же, всем стало понятно, что Женя готов засунуть рог своего ППНВ (подводный прибор ночного видения) в любую дыру с целью ускорить успешное выполнение боевой задачи и порадовать командование, партию и правительство. Вернее, ему так казалось, поэтому Миша был неумолим. К тому же, для покидания лодки более чем достаточно двух человек на подхвате. Дело-то не пыльное. Хотя, откуда здесь взяться пыли? Вот, уже повторился. Не к добру. 
        Но ни о каком добре и речи быть не могло. Нервотрепка сплошная. Плюс подсознательное, навязчивое желание сделать всё как можно быстрее. Из-за этого постоянно приходилось тормозить, чтобы не напылить. На ней же всё держится - на этой пыли, на цементной. Даже останкинская елда вместе с хмарочесами нъю-йоркскиими стоят, и в декомпрессии не нуждаются. Хотя... Но об этом как-нибудь в другой раз. 
        Отправив с Сашей замыкающего 'ударника', Миша просунул руку в ствол ТА и стукнул по стенке три раза - доложился на борт, что вышли. Не дожидаясь ответа, пошел наверх к ребятам. 
        Луна и не думала куда-то прятаться. Тучи совсем обленились. Наверное, тому виной ночь, а скорее всего - местное устаканившееся лето. Миша подумал, было, но сразу отогнал мысли о вероятности спокойного моря наверху. Об этом уже неоднократно заикнулся прогноз погоды. Вообще-то, верить ему - корабельный Устав не уважать. Если же береговой накат окажется сильным, как в прошлый раз, то на мелководье вместе со снаряжением группы не отлежишься, и придется выбираться из воды. Это - дополнительные сложности. А очень хотелось отыметь гражданку Простоту, заодно с хорошей погодой. 
        Оказавшись на верхней палубе, Миша обнаружил, что Саша не терял времени даром и уже завершал процедуру насадки личного удар-состава на сигнальный конец. Они, вместе с успокоившимся Женей, смирно сидели, подвесив транспортные мешки на грудь. Прям, всамделишные братья-близнецы. Лишь вертящиеся во все стороны головы выдавали нетерпение. 'Команду давай, мать твою - русалку!' 
        Сказать ли, что Миша мандражировал, ощущая груз ответственности за товарищей или понимая непосредственную близость опасности? Нет. Наверное, исходя из такой постановки вопроса - значит, что этим ничего не сказано. Пусть и далекая, но глубина постоянно излучает угрозу. Если ты её чувствуешь, то должен с ней сжиться и примириться. Своим постоянным вниманием и присутствием, глубина приведет как тело, так и разум в состояние максимальной боевой готовности, очищая, что ли, и даже мобилизуя внутренние резервы. Мандраж есть и неслабый. Но он, как правило, остается за створом торпедного аппарата. Там - в замкнутом, тесном и давящем пространстве - человек всегда ощущает себя беспомощной игрушкой воды, лишаясь спасительного азарта своего любимого ли, или ненавистного дела. 
        Если же ты равнодушен к делу, нередко выталкивающему за грань физических и психологических возможностей, то не надейся на снисхождение. Здесь человек должен страстно любить или не менее сильно ненавидеть. "Дышащие ровно" долго не живут. Море не прощает. 
        Тем не менее, всегда возникали исключения из любых теорий и практик. В настоящее время, парадоксальное 'исключение' выдавало жестами не менее парадоксальные указания командиру Жене. Ему рекомендовалось плыть со своей инициативой в какое-то очень далекое место, при этом оставаясь сидеть, где сидел. Сигнальный же конец следовало продеть через сектор на грузовом поясе, а также удерживать рукой, о чем уже было говорено на борту ПЛки неоднократно. 
        Миша давно понял, что спокойный и уравновешенный, исключительный Саша не испытывает никаких чувств как к морю, так и к воде, вообще. У человека есть воздух, пища, питьевая вода. Зачем их любить? Приходится, просто, потреблять эти жизненные составляющие, а иначе никак. Поэтому Сашино сердце оставалось прохладным по отношению к тому, без чего он не смог бы жить - к морю. 
        Саша родился и вырос неподалеку от мыса Тарханкут на западной оконечности Крыма, в рыболовецком колхозе 'Путь Ильича'. История умалчивает о его первых произнесенных словах, но Миша был убежден, что ими стали 'море' или 'рыба' - никак не 'мама' или 'папа'. На Тарханкуте, из-за мощных ключей, вода в прибрежной зоне почти постоянно холодная, но иногда теплеет. Это случается во время шторма. 
        Впервые и внезапно обнаружив потепление зовущего друга, Саша сразу же решил его навестить. Было ему тогда четыре года, а шторму - пять... баллов. Переполошился весь рыбколхоз, чуть не утопли мужики-спасатели и, конечно же, задали 'а-та-та' наижесточайшим образом. Но разве этим утолишь жажду? Годам к восьми семья и колхоз смирились. Прозвали Ихтисашкой и плюнули. Рыба - она рыба и есть. 
        Вообще, Сашу по жизни сопровождали ненавязчивые шоу. Как-то раз зимой, еще на третьем курсе, он поехал с будущей женой к её родителям в Сочи. По прибытию, сразу же после застолья у кое-кого возникла срочная необходимость занырнуть. Холодная вода и, местами, лед совсем не смущали закаленный тарханкутским морем организм. Но надо же было выглядеть перед супругой и будущими родственниками. Поэтому на пустовавший курорт Саша прихватил с собой 'Бээлку' (легкий водолазный костюм), скрытно изъятый по случаю со склада в учебно-водолазном корпусе училища. Не секрет, что все боевые 'смокинги' имеют характерный окрас. Граждане же, дружинники и милиция Сочи никогда не теряли бдительности. В общем, всем пришлось поудивляться. На берегу Сашу встречало очень много людей в форме. Подъехал даже набитый пограничниками ГАЗ-66. Пытались блокировать с моря. В дальней-дали замаячил силуэт военного корабля. Чуть не отчислили из училища. Но что-то мы отвлеклись. 
        Луна, похоже, так и не собиралась никуда прятаться. Светила себе и светила, а уже пора. Саша отмахнул на ход, повел и братья, выстраиваясь в линию, один за другим начали покидать палубу. Миша шел сбоку от строя, любовался тянущимися к поверхности, темноватыми клубами пузыристых облаков и раздражался. Дышали бы они пореже, что ли. Но потом подумал, что сам 'цветет такими же цветами' и успокоился. Темп взяли средний. Всё пока в штатном режиме и незачем было торопиться жить. 
        В течение первых минут хода ничего существенного не произошло, за исключением появления смутно различимой, здоровенной рыбины. Она лениво брела куда-то нижним эшелоном, на пересечном курсе и не обращала никакого внимания на незнакомцев, которых, по аналогии, интересовали совсем иные объекты. 
        Не так давно Миша обнаружил, что хищным обитателям восточно-африканского побережья присуща странная флегматичность. Или сыты, или мутантов, обожравшихся химии, маловато, или от местных сухопутных жителей передалась прочно засевшая лень даже шевелиться. Но звание "хищник" - это же не призвание, а развлечение. Скорее, сухопутные жители виноваты, но вот почему под этими бездельниками постоянно полыхала земля, Миша даже и не думал докапываться. Еще чего доброго, до крамолы какой доберешься и потеряешь веру в наше правое дело. А без веры жизнь не в радость. В то же время, одному Ильичу известно, прав ли ты окажешься или не прав. Мир относителен. В масштабах мировой революции - и на максимальном удалении - смотрится замечательно. Вот только в локальном плане - не очень. Попробуй дать этим коренным жителям власть, так они на голову сядут, а потом всё в дерьмо обратят, предварительно поубивав друг друга. Так что Миша решил оставить в покое логические копания, как в своих мозгах, так и на всем африканском континенте. Затем он увидел, что Саша тормозит группу, подняв вверх руку. Пока невидимое дно, а именно береговой участок материковой отмели, уже близко. И Миша пошел поближе к Саше. 
        Угроза держалась на уровне не выше обычного. Никаких странных мыслей, непонятных состояний или ощущений Миша не обнаруживал. Пошли дальше. Через десяток секунд показалось дно. Его резкий излом вверх наползал всё быстрее и быстрее. Уже виднелись отдельные камни. Снова пришлось останавливаться. Саша показывал куда-то в сторону - право-градусов тридцать - и ждал подтверждения от Миши. Подтвердились-пошли. Темп снизился. Приближаясь, дно выпихивало ближе к поверхности. Решили подняться на пятерку и снова вперед. 
        На глубине пять метров море не сознается в наличии зыби на поверхности (зыбь - высокие, длинные волны, как остаточное явление штормов, отбушевавших где-то на удалении). Однако, если видна луна, то именно на пятерке она выдаст зыбайло и кого угодно с потрохами. Миша уже обратился к ней, застопорив ласты. Светлое пятно вверху периодически не приближалось и не удалялось. Тем самым гражданка Простота давала согласие на "рюмаху-другую и прокатиться на трамвае". Хотя, морально-политическое состояние так и не сдвинулось с серого уровня. Потому что уже пора было слушать воду, а рядом слишком громко 'цвело и пахло'. 
        В данном случае, штатная прослушка воды подразумевала собой не только команду 'стоп', но и временное прекращение дыхания. И вот тут Миша вспомнил об отсутствии 'дыхательной' команды в природе вообще. С 'керогазами' под воду ходит только ДОСААФ. Военные моряки под воду с 'керогазами' не ходят, и задерживать дыхание им незачем. Миша понял, что допустил ошибку, не продумав этот вариант. А всё из-за 'Огоньков' со сталеварами. Из-за чего же еще? Однако, становилось не до шуток. Лезть дальше на пролом - это не по закону. Пусть ни вокруг, ни на берегу никого нет, и не предвидится. Один раз нарушенный закон обязательно когда-нибудь аукнется. Суеверия...? Еще какие. 13-го числа в понедельник попробуйте под воду кого-нибудь загнать. Либо снаряжение окажется непригодным, либо все внезапно заболеют. Проверено. Но мы опять ушли с курса. 
        Мише, похоже, ничего не оставалось, кроме как грести на поверхность и проводить визуал. Ох и смурное это дело. При пузырях, полной луне, штиле и при удалении от берега на 'неблизко-недалеко'. В общем, всё встало. Миша пока взвешивал 'за' и 'против'. 
        В действительности же, прозвучавшее: 'Пусть вокруг и на берегу никого нет и не предвидится,' - выглядело несколько сомнительным и вот почему. В незапамятные времена, когда тюлени еще не пугались праздничной пальбы и криков полярников, зимующих на станции 'Молодежная'. Когда пингвины еще не собирали бутылки. В те времена в южную Африку забрел белый человек. Обосновался, алмазами разжился, обустроился и какой-то бес дернул его отгрохать город Дурбан. Да еще и разместить рядом в Клаффе главный штаб своих элитных спецподразделений, перепугавших пол Африки. Там же, вдоль бережка расположились учебные центры, спецшколы и прочие ночные кошмары отдельной категории советских военных советников. От точки высадки до Дурбана было порядка 20 морских миль к югу. Станция НАСА расположилась к северу. Но кто мог гарантировать, что в районе всего побережья сейчас не ловят каких-нибудь курсантов-диверсантов? Учеба-то в подобного рода заведениях идет без продыха. 
        Вообще-то, булыжномордый Макеев утверждал, что в южно-африканской армии повсеместно грянул период отпусков. Тем более, в субботу - то есть сегодня - и воскресенье они отдыхают, и чуть ли не по домам разъезжаются. А единственная проблема - это сторожевые корабли пограничников. Миша во все эти басни почему-то не очень верил. 
        Сеанс связи на ПЛке проводили сутки назад. В последствии, антенный буй выпускался на поверхность, но в контрольные сроки никаких РДО (радиограмма) в адрес группы не поступало. Казалось бы, всё спокойно. 
        С другой стороны, попросить Сашу не дышать тридцать секунд - это одно. Но шесть человек, малопонимающих, чего от них хотят - совсем другое. Причем, Женя сразу бы начал задавать массу вопросов на своем земноводном языке. 
        Миша решил, что придется-таки. Известил Сашу. Затем потопал к поверхности. Посмотрел на братию. Краски хоть и мрачноватые, но семь почти стоячих фигур были различимы в напитавшейся лунным светом воде. Сбились в кучку поближе к Саше и вяло подрабатывали ластами. Вверх струился объединенный воздушный шлейф - столп. Темный у основания, поднимаясь, он светлел и даже поблескивал. 
        'Уходить отсюда надо. Срочно,' - подумал Миша и переключился на поверхность. 
        Еще в воде он стащил с головы маску, чтобы не сверкнуть стеклом. Надел её на левую руку и продернул до локтя. Вдохнул. Потащил изо рта легочник. Медленно шел наверх, смотрел туда, но мало что видел и также медленно выдыхал. Нащупал 'ночное видение' на поясе, возле контейнеров с эспэпэшными обоймами. Достал из чехла. Он включил его еще минут пять назад. Как знал. 
        А поверхность... Вот она. 
        Прохлада или не прохлада? Не понял, но жадно вдохнул аромат воздуха. Вода оказалась обычно и жутко соленой, хотя глаза особо не ела. 
        Безветрие. Шла удивительно легкая, почти незаметная волна - как-то нехотя и совсем не по-океански. Луна чуть ли не слепила и даже засвечивала соседние фланги звездных полчищ, не менее ярких на этой широте. Чернота неба, пронзенная хладным светом и... не до любований. 
        Позади явно проступал горизонт в перепаде контрастов черного и очень черного с вкраплениями звезд. Он оказался чист, но - видимый - находился не так далеко, как хотелось бы. Берег был также хорошо различим, и разбегался в стороны изломанной границей скал, подпиравших небо. В стороне Дурбана, слева, далеко на берегу мелькнул огонек, возможно, фар. Где-то там - в паре-тройке миль - их трасса Н14. Справа, почти у самого горизонта, три раза мигнул маяк и замер на положенный интервал в шесть секунд. Значит, не заблудились. 
        Миша поднял из воды одноглазый ППНВ. Ничего нового. Четкие границы и плавные переходы ярко-зеленых тональностей, обрывающихся на небесной тьме. 
        "Вроде, ничего так". 
        Тихо. Прямо-таки, уютно. Снова посмотрел в ППНВ и начал потихоньку опрессовать свою осторожность. 
        Всё-таки, обкладывать весь берег - это хлопотное и ненужное в глухом тылу мероприятие. А попросту, даже невозможное без развертывания систем наблюдения. Но их тут не было. Местонахождение точки высадки предполагалось на сложном по ландшафту, труднопреодолимом береговом участке большой протяженности. Ничего уж такого стратегически важного для обороны и экономики ЮАР вблизи и на заглублении в территорию не располагалось. Хватит себе нервы трепать. 
        Но Миша не стал выключать 'одноглазого', хотя и не закрепил его на стекле маски. Убрал в чехол. Еще раз осмотрелся, затем нашел болтавшиеся рядом керогазовы причиндалы - прибор и легочный автомат. Запас воздуха был в полном ажуре. Принял загубник, дунул и аккуратно ушел чуть вниз. Пришлось на несколько секунд задержаться у поверхности, чтобы надеть маску и выгнать из нее воду. 
        Беспокойства извне не чувствовал. Вообще, ничего не чувствовал. Слишком 'ничего'. Даже глубина почти не зудела. Уснула, что ли? Миша приоткрыл часы. Оказалось, что всего-то 22:53 местного. Рановато... Но 'этап' сделан. 
        С момента подготовительной стадии так называемой прослушки, обернувшейся визуалом, прошло пять минут. Фактически, Миша сейчас закончил светиться или проверять акваторию противника на активность. Прослушка проводится в определенном диапазоне дистанций от береговой черты и в зависимости от конфигурации дна. Одним из её основных и малоприятных назначений является психологическая активизация или призыв к действию потенциальных подводных элементов обороны противника. По всем канонам всё уже должно было случиться, но не появилось никаких плавсредств, никто не атаковал, ни глушил, ни загонял на берег. Стало быть, пошли дальше. 
        До сей поры кочевряжась и не желая подниматься выше шестерки, дно уперлось в скальную гряду за двадцать-тридцать метров до береговой черты. В основном, поверхность гряды представляла собой сплошную полосу препятствий из каменных уступов. Но Миша решил пройтись, посмотреть вдоль и не прогадал. Через некоторое время обнаружили плоский участок шириной около четырех метров с ростовыми глубинами. Из этой точки оказалось возможным выходить чуть ли не пешком. В то же время, удовлетворительное удаление от берега и перепад глубин давали простор для маневра. Здесь, а именно у основания гряды, решили складировать снаряжение группы: акваланги, плавжилеты, маски и ласты. По возвращению группы, Мише и Саше не надо будет бегать за ней по акватории, таская с собой всю снарягу. Группа сама подойдет. Тут её и по плечу хлопнут, и оденут, и обуют. Также, с краев плоского участка камни поднимались местами до поверхности моря, тем самым позволяя Мише и Саше подыскать подходящую залежку на ожидание. Найти лучшее и более удобное место для наблюдения за берегом и морем просто не представлялось возможным. 
        Накат - если это можно было назвать накатом - слегка пенился в десятке метров ближе к берегу. Наверху стояла полнейшая штилина и безветрие, будто бы затишье перед бурей. Мишу потихоньку и довольно давно сверлили мысли подобного рода, но серьезных оснований для тревоги пока не было никаких. К тому же, луна забралась высоко и берег уже скрывала тень. Через полчаса-час тень также укроет залежку. В теньке-то всегда было веселее. 
        С этого момента наступала женина командная пора. В ППНВ он и Миша осмотрели нависающий над водой берег. Обнаружили две пролежины, удобные для выхода. Женя указал Мише на правую - планируемый "уйдем-придем". Тот кивнул. Словом, пора отмести лишнее и вперед. Никогда никто и ни с кем не прощался. Всегда лишь ждали и встречали. Или только ждали. Навсегда...

        * * * * * *

        Время не торопилось, осторожничало, будто бы ползло с тралом по району минирования. Ели-ели, в душевном скрипе минуло сорок минут с того момента, как шесть стремительных силуэтов показались на тепловом фоне скал и исчезли. 
        Миша и Саша распределили порядок наблюдения с получасовыми интервалами. Находились они в двух метрах друг от друга, немного в стороне от плоского участка дна. 
        Залежка на ожидании чем-то напоминает самоистязание. Благо, что общественную атмосферу полагается потреблять за ради экономии личных дыхательных запасов. И ведь даже само слово залежка - не есть суть. Её приходилось проводить в вертикальном положении, предварительно подыскав наиболее оптимальные складки дна, если оно имелось в наличии. В данном случае - имелось, слава богу. Тело надлежало максимально скрывать под водой. На поверхности находилась лишь часть головы - по-лягушачьи. 
        Вообще-то, требовалось применять жировую камуфляжную мазь. Наносили её на лицо и, если не надеты перчатки, то и на руки еще на борту основного средства доставки. Но Миша и Саша использовали камуфляж природный, загорев до черноты за время, проведенное в здешних местах. К тому же, цвет, запах, консистенция и механические, а точнее не отмывающиеся свойства этой мази, ни Мише, ни Саше не нравились. Похоже, остальные служебные аксессуары - в широком аспекте - Сашу удовлетворяли, в то время как Миша уже давно подозревал, что у Саши где-то припрятаны жабры. Ну, сами посудите, как можно в течение пяти минут заснуть в таком месте и в такой позе? Положение - почти вертикальное, голова запрокинута, рот широко раскрыт. Шла, пусть и полудохлая, но волна. Миша этого не понимал, раздражался, отворачивался, целиком уходил в наблюдение, еще раз повторял маршрут возврата. 
        'Три минуты восемь секунд - курс сто пятнадцать. Четыре минуты двадцать две секунды - курс восемьдесят пять градусов'. 
        Где-то там - в финале возвратки - в момент завершения отсчета должна будет ждать ПЛка. Но, исходя из опыта возвратов, точное попадание - это единичный случай или подарок судьбы. Резерв на поиск - двадцать минут. Надо бы обязательно уложиться в срок, потому что затем... И Миша поймал себя на мысли, что пора заткнуться, не отвлекаться и не заниматься обнюхиванием и разжевыванием перспективы с пушистым названием 'песец'. Он и так никуда не денется. Всему своё время. 
        Луна, наконец, спряталась за скалами, погрузив во тьму. Глаза постепенно привыкали. Уже знакомые и простые очертания окружающего угадывались в темноте. Легкий шум прибоя расслаблял внимание. Повсеместно распространился сонливый покой, который дал небольшую передышку мишиному разуму, казалось, постоянно взведенному на товсь. 
        Устали они с Сашей. Оттого и на дядю Булыжника зачем-то попробовал ехать. Когда наплевать на служебную субординацию - это очень плохой признак, характеризующий внутреннее состояние. 
        Человеческий мозг имеет интересную особенность, чем-то сродни мозгу дельфина. В то время как одно дельфинье полушарие спит, другое бодрствует. Причем, психомоторика дельфина остается на прежнем, высоком уровне, как при обоих бодрствующих полушариях. Усталость человека способна отключать некоторые участки мозга, при казалось бы всецелом бодрствовании. Функциональность организма при этом незаметно снижается. Вы, вдруг, ни с того ни с сего, начинаете ронять предметы. Это - как признак. Но Миша так и не вспомнил, выпадало ли что-нибудь из рук на протяжении двух суток. К тому же, удалось поспать в общей сложности часов десять. Получалось, что незачем было переживать. Всё в норме. Тянули службу потихоньку. И как же медленно тянулось время. Хотя, вскоре, в буквальном смысле, грянули изменения. 
        Вначале справа, над верхним краем береговых скал неярко осветилось небо. Сполохи напоминали грозовые зарницы. Но гроза - это нечто эпизодическое, недолговременное. А тут свечение оказалось слишком продолжительным. Спустя секунды донесся грохот, приглушенный расстоянием. Причем, имел он знакомую тональность. Звук будто бы возникал ниоткуда. Не нарастал, не тянулся, а мгновенно обрушивался всей звуковой мощью, хотя и потерянной из-за удаленности. Стало быть, бабахнуло что-то серьезное, на тему минно-подрывного дела. 
        - Наших бомбят, что ли? Неужели обнаружены? - Саша даже проснулся и подобрался поближе. 
        Беседы на отлежке - это непрофессионально, не рекомендуется и даже возбраняется, но снова раздался грохот. В слегка посветлевшем небе добавилось красок. Подлунный мир просыпался в экстренном порядке. По случаю светопреставления Миша разрешил себе отступить от строгостей суровых будней. 
        - Храпеть меньше надо. Тогда и не обнаружат никого. Я седеть начинаю при виде этого бардака. Когда ж ты захлебнешься, наконец? - накипело у Миши. 
        - А чего? Я свои полчаса - как штык, отглядел. Могу себе отдых позволить, - забубнил Саша под нос. - Чего ж там творится-то? Похоже, нефтебаза искру дала. Но тут их нет рядом, вроде. Может, бензозаправка. Случайно. Курят они тут много. Курить охота. 
        - Одни, вон, уже докурились... Это не по женькину душу. Нет. Пальба, какая никакая, а началась бы. Они тут рядом где-то, неподалеку. Три часа на операцию - это ж мелочь. Пальбу бы мы услышали. И вот хоть бы сказали, чего у них там за заботы. Всё темнят, секретничают. Как куда в задницу лезть, так: 'Саша-Миша, вперед!' А почём эти медузы с хреном - сразу тишина и военная тайна. Гляди, снова рвануло. Никак, третью мировую за три часа сообразить решили. 
        - Помнишь, глыба гражданская.. этот... Макеев говорил, что нашей стране, вроде, кранты намечаются. Но то ж американцы чего-то нахимичили. А местные здесь причем? 
        - Не знаю. Ладно, хорош трепаться. На службе, всё-таки. Срок. Давай, принимай наблюдение. Болото сдал. 
        - Болото принял, - Саша вздохнул, помолчал и посмотрел на Мишу. - Поганый ты сегодня. Погода тебе не нравится. Море не нравится. Соскучился по фиолетовым бокам. Забыл, как ребра на камнях трещат. 
        - Нет, Саня. Не забыл... Просто, муторно. Не пойму. Не то чего-то. На душе будто замерло. 
        - Конечно. Никто ж такой спокухи не ожидал. Вот оно там и шалеет на сердце от удивления. Еще фейерверк этот. Совсем запутаешься... Я сам охреневаю, чего творится. Женька вчера рассказывал. Они недавно ездили на горно-пустынные пейзажи поглазеть. Разворачивали чего-то и сторожили. Но не сами по себе, а с бойцами на точке. Так там, вообще, разговор короткий. Особенно, ночью. В пыль крошат всё, что шевелится. Вот такая забота о ближнем. Другое дело, что ближний этот при возможности твои кишки на кулак намотает без вопросов. Кто прав? Кто виноват? Пойми-разбери. 
        - Вроде бы, дело нужное. Все учатся Родину защищать, опыт набирают. Без войны-то и наши, и ихние "Макеевы" не у дел окажутся. Спрашивается, вот хрен ли мы тут сидим? Отвечается: просто, кому-то необходимо создавать проблемы, чтобы их разрешать. Чтобы удельный вес в этой жизни не растерять. 
        - Точно. Потеряют они массу. Вытолкнет их на поверхность. Тогда народ сразу поймет, что же это такое плавает. 
        Совместно хмыкнув, они замолчали. Но Миша еще в самом начале береговой заварухи подумал, что масштаб состоявшегося фейерверка переполошит всех местных мордобулыжных Макеевых. Тут уж полагается вздрогнуть силовым иерархическим трапам от первой до финальной балясины. И, конечно же, на светопреставление подорвутся местные творческие коллективы. Без вертолетов им никак не обойтись. Лишь бы по морю не подтянулись. 
        Спустя минуты, у горизонта слева показались красные бортовые огни. Чуть позже донесся звук чего-то вертолетного. 
        - Птичьи миграции начинаются, - Саша еще пытался шутить. - Может, полиция? 
        - Один он. Может и полиция. Готовность, Саш. По команде ложимся под гряду. 
        - Окейчик. Под гряду, так под гряду. Намордник, чего-то, воду подпускает. Придем домой - заменю. 
        - Придем. 
        Вертолет-сирота непонятного типа приближался от Дурбана. Еще какое-то время он шел вдоль побережья, но потом отвалил за скалы и притих где-то там - в глубине территории. 
        Ночь быстро восстанавливала права на темень и тишину. Рукотворный свет поник и уже не беспокоил. Берег уснул. Лишь тени его снов иногда метались в скалах. То ли их породила игра лунного света и воды. То ли напряженная работа зрения находила отклик в воображении. Мише приходилось изредка приподнимать из воды одноглазое "ночное видение" , чтобы лишний раз убедиться в мнимости образов. 
        Безбрежье за спиной распространяло такую же покойную хреноту с холодным, бликующим серебром на матово-черной груди океана. Извечно угрюмый и беспокойный, он, похоже, решил передохнуть. Пусть будет, но тишина давила. Даже нашептывания прибоя не ослабляли её тяжелую хватку.

        * * * * * *

        При возникновении ситуации, угрожающей массовыми народными волнениями, полиция ЮАР в те годы действовала согласно плану мероприятий, известному под кодовым обозначением 410. Согласно этому плану, в первую очередь осуществлялась блокировка района ситуации посредством полицейских отрядов локального базирования и с применением специальной колесной бронетехники. Все подъездные пути и дороги к населенному пункту или же объекту, на котором возникала потенциальная ситуация, перекрывались полицейскими кордонами в три кольца: за две тысячи метров, за тысячу метров, а также в непосредственной близости от места возникновения народных волнений. В зависимости от масштабов, осуществлялась переброска подразделений полиции из столицы провинции. На стратегически важных объектах и в населенных пунктах всей провинции вводились повышенные меры безопасности. Велось усиленное патрулирование мест массовых поселений коренных жителей. 
        Вообще-то, народные массы в том районе волноваться не собирались, а тем более в ленивую ночь с субботы на воскресенье. Такого рода стихийные бедствия случались лишь в небольших городах и на крупных горнодобывающих предприятиях, но никак не на мусорных свалках или станциях космического слежения. Ближайшее к станции поселение Умдлоти совсем не буянило, а лишь готовилось тихо отойти ко сну. 
        Тем не менее, дороги постепенно блокировались, выяснялся уровень опасности, хотя доклады с мест выглядели слишком сумбурно. Таким же образом, вероятно, рапортовали наверх в Дурбан и, конечно же, ожидали решения именно оттуда. Происходящее слишком напоминало разгул народной стихии с поджогами, погромами и разбоем. Поэтому из Дурбана прошел высший уровень опасности. По выходу с задачи группа Жени должна была обнаружить усиленные полицейские кордоны, пока еще находящиеся в процессе развертывания.

        * * * * * *

        Луна постепенно забиралась всё дальше за скалы. Казалось, чернила, закусившие прибрежной акваторией, уже принялись за звезды. Прошло около двух часов с момента 'берег'. Миша, в который раз, навел ППНВ на померещившееся копошение теней в скалах. Случилось оно выше района пролежины, по которой ушла группа. Миша обнаружил отдельные движения "ярко-зеленого" с четкими контурами. Это явно были люди, хотя и укрытые камнями по большей части. Они довольно быстро спускались вниз, и Миша, наконец, смог различить очертания. Головы, плечи. Мешки. 
        - Идут, Сань. 
        - Вижу... Пятеро. Нет шестого. Чего за дела? 
        - Ты меня спрашиваешь?... Внимание, по полной. Наблюдаем. 
        Шепот воды, тишь и темень. Пока никаких тревожных звуков сверху не доносилось. Провожающих, обычно, из дальнего-далека слышно. Но почему пятеро-то? 
        В середине шестидесятых годов при дозаправке в воздухе в районе средиземноморского побережья Испании загорелся и разбился бомбардировщик Б-52 НАТО. На его борту находились водородные бомбы, которые были аварийно сброшены. Одна из бомб упала в море. Происходящее наблюдал испанский рыбак. Не прибегнув к использованию навигационных средств, он запомнил место, где затонул большой цилиндр с серым парашютом. Через несколько дней испанец привел в эту точку поисковое судно, и бомбу нашли. 
        Миша знал эту байку еще с первого курса училища. Спустя некоторое время оказалось, что байка совсем не сказочная. Миша вдруг обнаружил, что способен также точно определяться на море. Как и с помощью чего - он не понимал и не задавался вопросом. Все происходило само собой. Он, просто, знал 'где'. Вот только получалось у него 'на все сто' не под, а над водой. 
        Женя, похоже, подобным образом ориентировался на местности. Вообще-то, море - это море, а суша - она для сухопутных. На суше всегда есть к чему привязаться, и то, что группа безошибочно вернулась в точку высадки, вряд ли можно было назвать чудом. 
        Они не мешкали и сразу пошли в воду. Хотя, с прытью был явный натяг. Не та прыть, которую Миша так часто видел раньше. Либо оторвались с запасом, либо на пятки вообще никто не наступал. Судя по полной экипировке, скорее всего - 'не наступал'. Но тогда почему впятером? 
        Саша уже притащил с донного склада часть снаряги. Одни братья начали облачаться, другие помогали. Молчаливая и, всё-таки, суета Мише не нравилась, но ничего не поделаешь. Хотя, тишину блюли от и до. Потом подошел слегка запыхавшийся Женя. 
        - Не комплект у нас. Ждать придется. Думал, вышли чисто. Риф застрял где-то, но уже подходил - видно было. И тут вертолет принесло. Прожектор, все дела. Потом машины полицейские. Он уходить начал. На юг попер по Н14. 
        - Риф - это который? 
        - Замыкающий. 
        - Уйдет, думаешь? 
        - Целый танк под ним. Мусоровозка. Ураган. 
        - А вертолет...? 
        - Риф уйдет. 
        Миша приблизил часы к глазам. Отведенного на ожидание времени оказалось не настолько много, но и не мало. 
        - Тогда ждем. Запас не тратить и в кучу не сбиваться. Рядом, вдоль гряды держитесь. 
        - Лады. 
        Секунды вдруг полетели ни с того ни с сего. Время настолько явно увеличило скорость, что Миша даже удивился. По аналогии с улыбчивостью, удивляться ему приходилось тоже крайне редко. 
        И вообще, времени абсолютно незачем спешить посреди ночи. К тому же, вокруг все улеглось и утихомирилось. Сонный океан всё также нехотя и миролюбиво ворочался, вздыхая прибоем. Небольшие, подсвеченные лунным светом тучки куда-то свалили с концами вместе с подсветкой. Обездвижено и холодно, сверху надзирала сплошная звездная пелена, по непонятной причине растерявшая яркость. Скалы насупились и уже не мельтешили тенями. Ни птиц, ни ветерка. Мир в полном составе отвалил на боковую. 
        Удивление, сами знаете, процесс быстротечный. За неимением насущных забот, кроме как рефлекторных, Миша решил проанализировать случившееся. Он не очень четко представлял себе, как выглядит полицейское преследование. Но, по идее, вертолет в нем выполнял функцию наведения. Блокирование и задержание следовало бы проводить наземным силам. Ведение огня с борта воздушного судна - это, вероятно, не совсем приемлемая, нездешняя форма контакта блюстителей закона с его нарушителями. Огонь могут открыть из преследующих автомобилей и, скорее всего, по колесам. А колес, наверное, много. Да еще и попробуй, попади из движущегося на большой скорости автомобиля. В Голливуде - да, а в жизни почему-то всегда получалось совсем наоборот. Хотя, дороги у них тут были хорошими. 
        Но с другой стороны, зачем стрелять-то? Гнали бы и гнали Рифа, предварительно организовав заслоны впереди, по ходу пиесы. Ну и? Твои действия, Риф...? Если при счастливом стечении обстоятельств он оторвется, каким-то чудом вернется и выйдет к берегу, то найдет ли он точку? В то же время, вертолет не оторвать и он будет вести. Один ли здесь, вообще, вертолет? 
        Миша постепенно убеждал себя, готовясь к худшему. Предположения не обнадеживали. Над поверхностью уже показался перископ безапелляционной кувалды с шильдиком 'Бесполезная и опасная трата времени'. 
        'Своих не бросают, а значит своих быть не должно'. Миша как-то раз слышал эту жестокую, переиначенную поговорку десантуры. Она не бытовала ни среди мишиной, ни среди жениной братии. Но жизнь иногда со всей силы, безжалостно проводила данный хук в челюсть. 
        Миша проверил время. До отсечки по возврату, если учитывать резерв на поиск подлодки, оставалось еще относительно долго. Но дело было в другом. На сердце отчего-то настойчиво и неотвязно свербило. Он даже не понимал, а чувствовал - надо срочно уходить. 
        Миша посмотрел влево. Глаза, адаптированные к ночи, различили рядом голову Жени. Тот безотрывно и неподвижно жевал оптикой берег. Над водой за ним виднелось несколько схожих голов-сооружений. И вот тут восприятие окружающего вдруг изменилось. 
        Пронзительная тишина и обездвиженный воздух. Мириады ледяных точек чужого света в небесной тьме. Вытянутые, рубленные формы ППНВ - будто бы неотъемлемое целое с геометрически правильными полусферами голов. Они выпирали из покойной темноты вод, как черные и неживые наросты. А рядом вдруг почудилось присутствие кого-то огромного, молчаливого. Это продолжалось всего мгновение и так же внезапно исчезло, как и возникло. Конечно же, ему померещилось. Да и вообще, не до того было. Миша уже принял решение. Оттолкнувшись от камней, он придвинулся к Жене. 
        - Уходим к лодке... Без Рифа. Сейчас. 
        Женя, казалось, замер и ничего не слышал. Лишь спустя несколько секунд он повернулся к Мише. Одноглазо смотрел через оптику, словно сквозь прицел. 
        - Время же есть. Надо ждать. 
        - Уходим, Женя. Вертолет ему не сбросить. Сюда Риф никого не поведет. 
        - Понял... Но время-то еще есть. Он с удачей в охапку родился. Давай подождем. 
        - Хорошо. Ждем еще пять минут. 
        - Семь. Лады? Семь минут прошу. 
        - Но только семь минут. 
        - Понял. 
        По истечении всего-ничего Мише начало казаться, что секундная стрелка тычет поддых. Неужели чему-то суждено было случиться прямо сейчас? Но вокруг царил уже ставший привычным покой, притопленный в тишине. Ни с моря, ни с суши не проходило даже намека о каких-либо переменах. 'Стационар же, по полной!...' 
        Звук объявился внезапно и довольно быстро нарастал. Рассеянный, он шел сверху, с берега и не представлялось возможным определить направление на источник. Но то, что это свистел и громогласно бормотал вертолет, сотрясая воздух - ни у кого сомнений не вызывало. Затем слева наверху, примерно в кабельтове, осветились скалы и в авиамарш вклинился лишний нотный ряд - басовито-могучий. Дизель. Свечение становилось всё ярче. 
        Миша видел, как ряд голов дружно ушел под воду. Но сам он пока не погрузился. Ему полагалось сначала видеть, а уже затем успевать. 
        Через секунды в той стороне проскользнул луч, вероятно, прожектора вертолета. Снова. И еще раз. Еще. Ночь прошило метание фар. Они высвечивали скальные края, торчащие над берегом. Вся эта безумная и бесноватая пляска переплеталась в какофонии звуков, приближаясь. Затем со скального среза, на большой скорости вылетел громадный грузовик. С 'полетать' у него дела обстояли просто никак. Облегченно взревев двигателем и задрав морду, он в течение доли секунды пытался продемонстрировать свою могучую инерцию, но затем камнем прошил около двадцати метров воздуха до воды. Под ней, совсем рядом, лежали те же скалы. Хотя, ни обвального грохота, ни огня Миша не услышал и не увидел. Лишь глухой удар, задавленный стенаниями вертолета, и обеспокоившее прибой облако брызг. Миша наблюдал этот несостоявшийся полет через ППНВ. Никто из кабины не выпрыгивал. Видимые дверь и окно со стороны водителя были закрыты. Через стекло "ночное видение" не брало. 
        'Сошел раньше... И закрыл дверь?' - мимолетно царапнула мысль, а над скалами, в той стороне, уперевшись лучом в воду, уже рыскал прожектор. Переполняя своим присутствием округу, оглушив, из-за скального среза вывалил вертолет, еще до появления которого Миша ушел вниз. 
        Воздуха с поверхности он прихватил достаточно. Где-то за двойкой не спеша продулся и пошел дальше вдоль каменной стенки. Визуальной и дыхательной доукомплектацией головы занялся уже у самого дна. Там же разродился на подумать-доклевать микроскопические крохи надежды на Рифа. Рассуждалось на этой малой глубине - в темноте и тишине - до беспардонности спокойно и даже противно от собственного цинизма. Пришло ясное и четкое осознание, что теперь уже некуда торопиться и не от кого бежать. Всё случилось. Даже запас времени не жал. 
        Скальная гряда надежно упрятала от света и прочих элементов жизнедеятельности, вытворяемых на поверхности. Вертолет, наверное, изучал жалкие останки приводненного грузовика и, судя по всему, ему больше нечего здесь болтаться - были другие заботы. Вполне возможно, что вскоре подтянутся колесные полицейские. Или уже подтянулись, светили, смотрели, собирались лезть в кабину мусорного урагана. Пусть. Группа лежала в надежной стороне и уйдет потихоньку в темноту глубины, самым низом... 
        Не вдруг, но стройная вереница утопических мыслей отчего-то засбоила. Казалось бы, случилось это по совсем непонятной причине. Миша отмотал цепь чуть назад. Снова прошелся по логическим смычкам. Ничего не обнаружил. Всё стыковалось, но... Даже обожгло. 'А какое у них тут движение?...Левостороннее!' 
        Миша сразу же пошел к плоскому участку, по которому выходила группа, а затем наверх. Остановился в метре от поверхности. Нигде и ничего не светилось, не шумело и не беспокоило. Но здесь он услышал глуховатый стук откуда-то со стороны берега. Четыре удара. Таким макаром замудоханные скитальцы пучин просились на борт ПЛки. Снова четыре удара, но уже ближе. Спустя секунды Миша чуть не воткнулся в живого и здорового, полуголого Рифа. А на синяки и шишки при размерах со сковороду здесь никто и никогда не обращал внимания.

        * * * * * *

        Через сутки ПЛка притащила всех домой, в Мапуту. Миша так и не помирился с командиром. Спустя две недели прилетела замена, а еще через неделю Миша с Сашей топтали родную землю Союза. Ни Петра Константиновича Макеева, ни Женю, ни Рифа, ни остальных ребят они больше никогда не видели и не слышали о них, так же как и об обещанных орденах. Наверное, так распорядилась судьба. А потом она развела и Мишу с Сашей. 
        Совсем недавно Михаил Васильевич обосновался в ненавистном стане бывшего вероятного противника. Это очень тяжелый человек и совсем не любит вспоминать о прошлом. Море он не услышал. 
        Поговаривали, что Александр Петрович живет на родине у мыса Тарханкут. Вообще, дома всегда хорошо. Пусть даже вода холодная. Ведь, рыба - она рыба и есть.

      Погожим апрельским утром, когда легкая наледь еще не оборотилась водой под ногами спешащих горожан, а лишь тоненько хрумкала. Когда безлюдье, юный шарм весны в одеяниях полупрозрачного смога очаровывал, а слегка напыщенные почки лишь собирались забухать и зелено бесчинствовать на всю округу. Когда... но... 
    Время искрометно у истоков дальних странствий. Петру Константиновичу запомнились лишь неожиданные слезы жены, обглоданные верхушки берез вдоль кольцевой, полупустое Шереметьево. И где-то к девяти часам утра по амстердамскому времени он понял, что постоянно дувшее откуда-то снизу - из-под аэрофлотовского кресла - вентиляционное "дуло" что-то надуло. 
    К шести вечера, всe того же, амстердамского, задержавшийся на полдня чартер "Трансавиа", набитый крестьянами с плодородных голландских просторов, уносил Петра Константиновича в сторону Канарского архипелага, на остров Гран Канариа. Всe бы ничего, но, как оказалось, унесло его без успешно потерянного в недрах амстердамского Шипхолла чемодана и с дуло-приобретением - температурой собственного тела под 38 с половинкой по Цельсию. 
    Поскольку о курином гриппе и SARSe еще слыхом не слыхивали, стюардесса сдобрила его какими-то медпрепаратами и даже улыбнулась. Так что, на ледяные взгляды встречавших в Aeropuerto de Gran Canaria представителей туристической компании "Сольмар" он напоролся почти здоровым. 
    Оказалось, что инфослужбы достопочтимой островной Испании дали маху и настойчиво сообщали по всем инфоканалам о прибытии самолета в полном соответствии с расписанием - то есть, на полдня раньше - вплоть до самого прибытия - то есть, на полдня позже. Петр Константинович понимал удрученное состояние встречавших, не пытался утешить и не беспокоил навязчивыми распросами про местные нравы, цены, менталитет, конкистадоров, соус "mojo picon", злачные места c заведениями и потерянный чемодан. Встречавшие же, в свою очередь, хранили гробовое молчание на всем протяжении следования в дивном и цветущем канарском вечОре. Сохранили аж до самого местопроживания трансфер-клиента на ближайшие месяц-два, а затем, также тихо и незаметно исчезли. 
    Поселился Петр Константинович на набережной Кантерас - в городе Лас-Пальмас - с видом на окиян. И, положа руку на сердце, сказал бы он вам прямо, что очень скучное это занятие - работать посреди беззаботных бездельников. И дело не в том, что в дни национальных праздников - ну там, выигрыш местной футбольной команды в 30-м дивизионе, 16-ом дубле испанской лиги - все Канары стоят на ушах а-ля Бразилия, а в субботу и воскресенье прогудевшие всю ночь островитяне оживают лишь к обеду. И не в том, что злачные места разместились на одной единственной улице, где начинают узнавать и радостно встречать уже на второй день, потому как все довольны и Петр Константинович не в накладе. И даже примесь вулканических черных вкраплений в пляжном песке не отталкивает. Пусть и сосны тут с тремя, а не с четырьмя иголками. Пусть автопробки такие же, как в Стольном граде. Чего-то, всe-таки, не хватает. Вроде бы и солнце, и окиян безбрежный, и воздух йодированный, и соплеменники попадаются. И не в первый, а уж чeрте в какой там раз забугряндией. 
    Всe-таки, домой всегда очень хочется. 
    Вот только, иначе как премерзостным брюзжанием и "жиробесиловом" предпосылки сетования на жизнь Петр Константинович называть не смел и снисходить до этого себе не позволял. А потому, этим апрельским утром, в 07 часов 15 минут местного времени, по мере поступления ностальгизирующего, ментального негатива и ожесточенно работая щеткой над приведением в порядок поверхности зубов. Так вот, в это же время, он посмотрел в зеркало, приостановил возвратно-поступательные движения в полости рта и пробормотал своему отображению: "Зажрался ты, Петя, на дармовых харчах!" 
    Но поверьте, Петр Константинович проводил здесь не совсем обычные, хотя и раскрашенные в курортный колор, суровые будни. Ведь он же приехал сюда, дабы попирать - сотоварищи - все мыслимые и немыслимые законы испанского Королевства. Хотя, положа руку на сердце, набедокурено уже столько и в стольких странах, что об этом и упоминать-то совестно. А вот Петр Константинович всe-всe-всe помнил и всегда писал многостраничные рапорты или отчеты. И всe потому, что являлся человеком пунктуальным, педантичным, и даже образованным, хотя и бывшим военнослужащим (к слову, такого рода военнослужащие "бывшими" не являются), то есть дисциплинированным, к тому же семейным и мириться со своими деяниями не то, что не хотел или не желал, а может быть даже и... ЖАЖДАЛ! Ведь пустившие прочные корни: любовь к Отчизне, воинский долг, присяга, а уж, тем паче, нынешняя зарплата с представительскими и командировочными - превыше всего. Сыну - в институт, в машину и в квартиру. Жене - в чeрт знает какую шубу. Да мало ли забот на этом свете у скромных рыцарей приватизированного невидимого фронта? Но... Петр Константинович так только шутит. На самом деле, работа для него - это серьезное занятие, хоть и звалась она, совсем недавно, службой. Функционально же обе ипостаси ни чем не отличались. 
    В просторной первой спальне, на скромном ложе одиночества, еще сохраняющем тепло Петра Константиновича, в данный момент, досматривала утренний сон местная проститутка. Мы вспомнили о ней лишь потому, что высокая нота сладкого сопения доносилась до ванной комнаты. Кличили еe по-простецки - Чу... или Ню. 
    Петру Константиновичу теперь нравились китаянки. Нет, не из-за того, что они были восхитительно-знойными и чувственными жрицами сферы его физиологических интересов. А потому лишь, что ничего более подходящего в плане удобоваримости на этом прекрасном острове днем с огнем не сыскать. Костариканки, колумбийки, аргентинки и прочие испаноязычные особи тянулись, преимущественно, к Европе с твердой континентально-индустриальной почвой и изобилием свободных мужиков, подле. То христианское - "по теме" - что имело место быть представленным в Пальмасе, оставляло желать много лучшего. Китай же - во всех видах - уже заподавно распространился по всем умозрительным почвам и поверхностям. 
    Зазвонил сотовый. Петр Константинович вытер останки пены полотенцем, проверил качество выбритости и неспеша - в чем мама родила - босиком прошел в залу. Телефон на импровизированном письменном столе надрывался кисловатой дребезжащей инструменталкой уже с полминуты. 
    Телефонов Петр Константинович не любил, также как и кондиционеров. За полусдвинутой - для доступа к йодированному воздуху - стеклянной стеной залы лежал океан. Барашков пены - то здесь, то там - на смугло-синей океанской спине не возникало. В безоблачном, ярком и искрящемся небосводе, вместе с восходящим солнцем, присутствовал лишь сиротливый, микроскопический самолет, да чайки радовались утру, паря неподалeку. Ветер чуть пошевеливал элементы дисциплинированности Петра Константиновича - ежевечерне стираемые и, на момент, сохнущие на лоджии носки, а также пляжные причиндалы. Из телевизора ненавязчиво и тихохонько вываливались какие-то тексты на испанском языке. Словом, полный штиль в полудохлом утреннем бризе. 
    - Si, - по-испански, ни на миг не задумываясь, произнес Петр Константинович в трубку одно из немногих, знакомых слов. Язык этот в друзьях у Петра Константиновича не был, что, в прочем, ни коим образом не мешало ему достаточно сносно владеть парой-тройкой иных. 
    Носки высохли, о чем уведомила пальпация, поскольку Петр Константинович уже проследовал на лоджию, казалось бы, окунуться в еще прохладную суть утра и понежиться - неглиже - в объятиях светила. Но, скорее, это было вызвано укоренившимся стереотипом профи, который чурался тихих помещений при общении по телефону. 
    Из трубки донесся суховатый баритон, на русском. 
    - Константиныч, приветствую. Я - в Москве. Вчера добрался.Чего не подходил так долго? 
    - Монинг, Альберт. У нас восьмой час только. Рабочий день с девяти. Сплю сладким сном. Какие новости? 
    Петр Константинович сладко зевнул, выдерживая марку, согласно правилам еe величества лжи, в обличии которой он, казалось, прожил всю жизнь. 
        - Понятно. С добрым утром, тогда, - в трубке хмыкнуло. - Константиныч, я чего звоню-то. Планы не меняются. Будет представитель заказчика, согласно твоим запросам. В 13:30. Там же, где мы с тобой обедали позавчера. Помнишь? 
    - Помню. 
    - Он тебя сам узнает, подойдет и назовет по имени-отчеству. Не спеши, чтобы не перепутать. На всякий случай, у него твой телефон есть.На входе постой, посмотри. 
    - Альберт, у того, кто путает - жены нет. Вдова. 
    - Понял, Константиныч. Удачи тебе. 
    - Лучше, благ пожелай. С ними слаще. 
    - Ну, тогда всех благ. 
    - Спасибо. И тебе всего наилучшего. Отзвонюсь к вечеру. Пока. 
    - Бывай. 
    Традиционное утреннее купание Петр Константинович на сегодня не планировал. Забрал с лоджии носки и вернулся в залу. Положил телефон вместе с дисциплинирующими элементами на стол, затем направился прямиком в спальню - хлопать по невеликой китайской попке Чу-Ни и спроваживать в аут. 
    Через час он уже спровадил, но на этот раз внутрь, яйца, отшкворчавшие положенное на сковородке. А также тосты с маслом. Минут десять заливал завтрак кофе и одевался. Потом, заткнув словоохотливых и малопонятных ТиВи-испанцев с испанками, прихватил необходимое, закупорил жилище и отправился на работу. 
    До сиесты оставалось более трех часов, а до 13:30 местного времени и того больше, поэтому решил никуда не торопиться. 
    На переходе по темноватому коридору к неприятному лифту, который был чем-то сродни недавнему госпитальному - не по амбре, а по сдвижной двери из серебристого металла и явно клаустрофибической железяке-кабине. Так вот, на пути Петр Константинович повстречался с миловидно-молодящейся, статной лэндлордшей или каза-управительницей, был награжден дружелюбной улыбкой и теплом взгляда. За апартаменты проплачено аж на месяц вперед. Вел Петр Константинович жизнь тихую и неприметную: музыку громко не включал, по две-три "сирены" за раз - в ночь - не приводил, и на лоджию соседей снизу ни они, ни окурки, ни бутылки пока не падали. В общем, импонировал Петр Константинович испанке. 
    Лифт плавно унес вниз, выпустил в простор и безлюдье прохладного средневекового убранства холла. А там и через небольшой, увитый зеленью дворик, к кованой ограде. Ажурная дверь за спиной аппетитно чавкнула и оказался Петр Константинович на улице. Пошел он к набережной, до которой и было-то шагов пятьдесят. 
    Город пытался проснуться. За спиной, со значительными интервалами, шелестели одинокие шины. Петр Константинович улыбнулся хмурой, спортивного вида, полуголой девчушке, спешащей навстречу. Невдалеке открывал свой магазинчик тысячи курортных мелочей знакомый черноволосый, то есть крашеный и шустрый дед - источник прессы. Еще чуть-чуть и Петр Константинович оказался на красной брусчатке набережной Кантерас. Табло на столбе у ограждения, за которым внизу лежала широкая, песчаная полоса пляжа, высветило 08:30, а затем 21 градус. И ветер подниматься не собирался, и тучки не объявлялись. Славно. 
    Петр Константинович спланировал первую половину рабочего дня следующим образом: сейчас он не спеша осуществит paseo (исп. променад) направо, через часок дойдет до Caleta, на оконечности набережной. Посидит в шатре вечно пустующего до самого вечера небольшого рыбного ресторанчика и выпьет воды - sin gas (без газа). Что-нибудь почитает, выкурит намеченную утреннюю сигаретку, полюбуется на безбрежную осиненность обеих стихий, а также разноцветные, скучающие без ветра паруса серферов и пойдет обратно. 
    Вероятно, это не совсем то, что ассоциируется в нашем понимании со словом "работа". Хотя, посудите сами. Во имя или прежде чем нарушать коронованную законность, Петру Константиновичу нужно же было присмотреться, понять и разузнать, затем основательно подумать и уже надуманным образом - попирать или "переть". 
    Хотите-не хотите, а времени и средств потребовалась уйма, поскольку новым "пиджачным" и не менее прижимистым руководством была поставлена несколько неординарная задача. Вполне резонно предположить, что относилась она к сфере логистики, так как Петру Константиновичу вменялось в обязанности обеспечение перемещения некоего физического тела из одной точки Земли в другую. Местом отправления оказалось это островное царствие йодированного воздуха, соленой воды, песка с отмеченными вкраплениями, добротной инфраструктуры и экологии, ненавязчивого сервиса, ностальгии и лени. Пунктом же назначения, отнюдь, не являлся привычный космос с предварительной перфорацией упомянутого тела, либо деструктуризацией или же аннигиляцией, что и порождало в Петре Константиновиче внутренний, тщательно скрываемый протест. А всe потому, что упомянутое физическое тело необходимо было переместить живым и здравствующим, при всeм при том, что представляло оно собой гуманоида подвида Homo sapiens (в начальной стадии разработки присвоен псевдоним Куло), российского гражданина, европейской наружности, 35 лет, ростом около 195 см и весом под 120 кг. 
    Между прочим, гуманоид Куло оказался весьма компетентным в щепетильных вопросах самосохранения. Находился он под круглосуточным - неустанным и неусыпным - трехсменным графиком бдения профессиональной команды телохранителей. При сем, или же в отдалении, присутствал также глава службы Куло-безопасности, который, по аналогии с Петром Константиновичем, в недавнем прошлом, находился на госслужбе, а именно - в 9-м небезызвестном управлении ГБ. Ведомства разнились, но Его Величество Случай властвовал всегда, везде и во всем, поэтому внешний вид головы Петра Константиновича теперь чем-то напоминал голову Тараса Бульбы. Разве что чуба не было - абсолютно лыс - при ненавистных усах а-ля Н.С. Михалков. Схожий по приметам А.Я. Розенбаум явно уступал в плане роста и габаритов. 
    Сам же гуманоид Куло, его деяния, поступки и отдавленные, а потому обиженные хвосты каких-то неведомых гуманоидов-заказчиков никоим образом Петра Константиновича не интересовали. "Партия сказала надо - ПКМ дослал патрон". ПКМ - это не пулемет Калашникова модернизированный. ПКМ - это Петр Константинович Макеев, и он так шутит. Хотя, на каждую шутку есть статьи уголовных кодексов попранных стран, но как-никак, а жизненное кредо Петра Константиновича мы - вкратце и по секрету - охарактеризовали. 
    По правде сказать, теперешняя повсеместная погоня за купюрами ему слегка претила. Жаден Петр Константинович не был, и - плюс к телефонам и кондиционерам - деньги он тоже не любил. Жизнь самоя вынуждала их зарабатывать в необходимых количествах. А хорошо платили скупердяи только за то, чем владел он на высоком профессиональном уровне и без осечки. 
    Петр Константинович всe также неспешно шел, заложив руки за спину и поглядывая вокруг. На набережной, как и на пляже было еще немноголюдно. За угловой стеной Макдональдса набережная расступилась, задвинула дома вглубь и вскоре Петр Константинович шел уже вдоль одной из многочисленных рестораций с искусной, красочной моделью парохода у входа. Здесь он обедал с Альбертом позавчера, а сегодня в 13:30 встретится с человеком, знающем о жизни Куло то необходимое, в чем так нуждался Петр Константинович, на момент. 
    Упомянутый пункт общественного питания представлял собой большущую нишу на месте первого этажа дома, с примыкающим к нему участком набережной под тряпичной крышей. Фронт и фланги ограждали клумбочки с чем-то вечно-зеленым. К вечеру, здесь было очень многолюдно, поскольку неподалеку, под углом, в брусчатку набережной уткнулась бойкая улочка Папаши Куэто и, изменив направление на 90 градусов, снова убегала вглубь уже уличищей, еще более бойкой и названной в честь 29-го Апреля. 
    Напротив - у ограждения набережной - располагались столики под зонтами, имеющие непосредственное отношение к вышеупомянутой ресторации. За ними невозможно было сидеть в ветренную погоду, но уже несколько дней стоял штиль, и Петр Константинович подумал, что общение с представителем заказчика надлежало бы провести именно за одним из этих столиков. Ну, не нравились ему стационары со стенами. Ничего не поделаешь. Применимо к рабочей среде, интуитивное подсознание - орган чувств в ореоле въевшейся с годами паранойи.

       В 13 часов 29 минут местного времени нещадно раздухарившееся солнце занимало угрожающую, скоропалительную позицию возле зенита. Полтора часа процарствовала сиеста, разогнав в прохладу кондиционированных строений и тенистых двориков местное население. Многочисленная толика временного контингента, не в пример здоровому образу жизни аборигенов, продолжала, по большей части, пользовать воздушные, водные и солнечные блага райского уголка, обильно смазывая разгоряченные тела солнцезащитными кремами и лосьонами, периодически находя отдохновение в океанических волнах. 
    Как раз в это время, Петр Константинович, облаченный в гармонию кремовой панамы, свободных светлых брюк и рубашки вошел в вышеупомянутую ресторацию невдалеке от утыкновения улиц Папаши Ку и 29-го апреля. Также, на нем были надеты шлепанцы, неизменные светлые носки и темные очки. Недавно вышитая, аккуратная готическая вязь YKEES FUGAZI одиноко красовалась сбоку на панаме и не имела никакого отношения к чему бы то ни было итальянскому. Петр Константинович об этом знал, но львиная доля человечества не знала, что умиляло его неискоренимый и скрытно культивируемый, солдафонский патриотизм из прошлой жизни. 
    Непринужденным жестом он снял очки и панаму. Легкий прищур левого глаза плавно окидывал зал. Большинство столиков пустовало. За остальными сиживали, поедали и попивали несколько дуэтов и трио всех возрастных категорий, явно туристического происхождения. Полусонные официанты в красном придавали заведению местный колорит. Было покойно, тихо. Музыка струилась ленным и нежным ручейком - не мешала. 
    Высокий мужчина средних лет начал приближаться от барной стойки в глубине ресторации с бокалом в руке. Петр Константинович медленно пошел навстречу. Чужое и разумное решение выбирать столик совместными усилиями было отмечено. 
    - Петр Константинович? 
    - Да. 
    - Меня зовут Николай Михайлович. 
    - Рад встрече. 
    Они обменялись рукопожатиями. 
    - Давайте выбирать, где присядем? 
    - Давайте выбирать. Как же вы меня узнали-то так быстро? 
    Николай Михайлович улыбнулся. Лет 35, голос бархатный, тихий. Глаза спокойные и уставшие. Загорелый. Морщинки интеллекта - не солнечные. Рука крепка, ухожена. Одет дорого. "Жара доконала, понимаю. Но здесь спокойнее. Ты уж извини". 
    - Описали мне ваш яркий облик в красках. И фотографию показали. 
    - Понимаю, - и Петр Константинович заставил себя улыбнуться в ответ, проведя рукой по лысине. Контраст с окружающим ему был чужд пожизненно. - Пойдемте-ка на воздух. Вон к тому столику. Хорошо? 
    - Как будет угодно. 
    Полусонный гарсон засеменил следом с двумя меню. Они присели, обдуваемые едва приметным ветерком, в тени громады зонта. Пока меню готовились прилечь на стол, Петр Константинович поворотил взор к притягательной океанической глади. Там, под лучами безумного солнца, в переливах тональностей синего и зеленого, тихо спала Атлантика, излучая покой, который, в действительности, даже не снился. 
    - Как долетели, Николай Михайлович? 
    - Утомительно, Петр Константинович, но сегодня же и улечу. Поэтому, я - весь внимание. 
    - Что ж, вопросов у меня к вам, Николай Михайлович, не так много. И, пожалуй, перейдем к главному. Со временем как-то так сложилось, что для меня образ любого человека подобен кирпичной кладке. Жизнь пробивает в ней бреши. Вот бы нам с вами эти бреши - слабые места - и отыскать. Прошу прощения за цинизм. 
    - Полноте, Петр Константинович. Какие могут быть извинения?... Хм, бреши... Нет, в этой кладке отыскать брешь невозможно, вот в чeм проблема. Не эмоционален, сентиментальность на нулевом уровне, не аддикт во всем диапазоне понимания. На любви можно смело крест ставить. Если ненавидит, то ненавидит всем сердцем, также как и мстит. Но это, пожалуй, не брешь. 
    Петр Константинович подумал: "Тогда зачем он вам нужен живым?" - и сказал: 
    - Постарайтесь всю его жизнь вспомнить. Неужели сплошная ненависть? Вряд ли. Трагедии какие-нибудь. Угнетенные состояния. Радости безмерные. Счастье. Человек же он - не робот. 
    - Может быть и робот... 
    Официант, понуро свесив голову, приближался к столику. 
    - Что-нибудь закажем, Николай Михайлович? Вы обедали? - медленно разминая вторую, разрешенную на сегодня сигарету, Петр Константинович отстранился от бытия и предвкушал первую затяжечку. 
    - Не до этого сейчас, право. Воды, если только. 
    - Аква Перрье, пор фавор. Дос, - оборотился Петр Константинович к официанту. Тот забрал пустой бокал Николая Михайловича, поменял пепельницу и отбыл. 
    Вокруг, в потоках солнца, было удивительно малолюдно и благостно. Одни человеки сконцентрировались возле воды, другие - по пещерам. Хорошее время для раздумий - сиеста, подумал Петр Константинович, и в это время на набережную с пляжа обрушился громогласный когал юности, радующейся жизни во всех еe проявлениях. Петр Константинович зажег сигарету, но блаженство вдыхания дыма где-то потерялось, сметенное словами Николая Михайловича. 
    - В 10-м классе умерла его первая любовь. Дружили с четвертого класса. Очень красивая. Чистые чувства. Звали, дай Бог памяти... Катя. То ли рак крови, то ли пневмония, не помню. Понурый ходил. Замкнутый. Довольно долго...
    - А он - стрэйт или "голубой"?... 
    - Стрейт, абсолютный. Встречался с какой-то моделью до последнего времени. У него это быстро проходит. Ничего определенного. 
    Петр Константинович был убежден, что Куло - "сизый". Пока, ни одной особи женского пола в окружении замечено не было. Очень аккуратные контакты в местных притонах, через посредника - хорошо оплачиваемую Чу-Ню - отрицали наличие каких-либо интересов со стороны Куло как в гей-, так и в гетеро- директориях. 
    Забытая сигарета медленно и верно догорала, а неспешный ход времени незаметно преобразился - перешел на рысь. 
    Через пару часов Петр Константинович продолжал сдерживать восхитительный, стартовый, всегда с иголочки, охотничий азарт. Облокотившись на блестящую и широкую металлическую трубу ограждения набережной, напротив своей скромной обители, он набрал номер телефона. Не дожидаясь стандартного: "Альберт на трубе": 
    - Алe, Эйнштейн. Привет еще раз. 
    - Чего-то ты бодрый, не на шутку, Константиныч. Случилось чего? 
    - Слушай внимательно и запись пусти. Мне срочно нужна дочь. 
    - Не по-о-о-нял. Ну ты, блин. Откуда ж я тебе еe возьму? 
    - Записываешь? 
    - Да. 
    - Встречаешь Колю-Михалыча. Он в курсе. И в оборот, до дна. Всe про девочку Катю, с которой наш пациент в школе дружил. Мне нужна здесь такая же, срочно. 
    - Да где ж?... Константиныч, издеваешься? Поиск, проверка, чтоб с мозгами была. Подскажи! Вы ж уже с час, как расстались. Всe продумал, небось. Что, на колени встать? 
    - Ладно. Маринка из переводческого. Стрижка, прическа, волосы пусть покрасит, линзы найдите. В моем столе, в правом верхнем ящике лежит черная записная книжка. На букву К найдешь телефон, начинается на 73. Зовут - Александр. Позвони, назовись от меня и сиюминутно встречайтесь. Он на пенсии уже. Ей нужно заразу какую-нибудь попроще, но романтическую залеген.... вжиться по симптоматике - в плане "одна нога в могиле". Таблетки, там, прочую хрень пусть привозит. Сашке скажи, что по аналогии с Раисой. С этим ясно. Так. Теперь. Паспорт, в аварийном режиме. Заряжай Демьяныча в галоп. Визу обычную, на две недели. С фамилией не мудрите, но чтобы отчество хотя бы моe было. Следующее: 4-5 вечерних платьев на жаркий климат. Обувь, там. Купальники. Вообще, барахла побольше. Сама должна сообразить. Она - девка умная. Если упрется - попробуй на приключения купить и дай больше денег, всего ей дайте. Дави наверх, пусть не скупятся. Настаивай. Ссылайся на меня. Скажи, что я гарантирую выполнение. Тьфу-тьфу-тьфу. Именно она. И срочно. Тридцать секунд тебе на размышление и мне нужен срок. Тридцать секунд. Всe. Жду на приeме. 
    - Не согласится она. У нее с каким-то англичанином лямур в финальной стадии. 
    - Ну что, мне тебя учить? Лупи и ласкай. Англичанина этого в ступор или изолируйте. На родителей еe выйди. Пообещай всe, что угодно. На пять дней скажи, всего-то. Уж как пойдет. Я еe сам здесь до кондиции доведу. Думай, Альберт. Единственный вариант. Думай. Тридцать секунд. 
    Петр Константинович оторвал трубку от уха, глубоко вздохнул и полез в нагрудный карман за внеочередной сигаретой. Ошалевшее светило держало угол атаки и температурный режим. Пляж жил размеренной жизнью. Аборигены уже повылезали из щелей - трeхчасовая сиеста давно свершилась полной и безоговорочной победой ленности. Ноги еe росли, как раз, отсюда, потому как при попытке озадачить кого-либо из местных после сиесты, вы получите один и тот же ответ: "Маньяна" (завтра). Петр Константинович не переставал удивляться с давних пор, но теперь уже по испанскому поводу: "Мы-то почему хуже живем?" 
    - Пять дней прошу. 
    - Три и ни цента больше. Возражения не принимаются и не рассматриваются. Сегодня не успеешь, а завтра, к обеду, доложишь время и рейс. И через три дня переходим на режим. Всe общение через сайт этот... Как его? Ну ты понял. 
    - Так точно. Разрешите положить трубку? 
    - Иди ты. Шкуру спущу, учти. Давай, Эйнштейн. С душой, от сердца. Ты можешь. Всe. Пока. 
    - Понял тебя, Константиныч. Завтра доложусь. Пока.

    Три дня пролетели в неутомимой работе мозга Петра Константиновича, с купаниями по утру, при плавных переходах под газету или журнальчик на послеобеденный сон. Также, с лихвой хватило кратких дополнений в прорвах уточнений по телефону и на сайте в Интернете. Благо, что курил в границах дозволенного. Раскосые секретно-физиологические сотрудницы покинули поле зрения и пределы досягаемости. 
    Ел Петр Константинович совсем мало, приютившие стены почти не покидал, лишь прошвыривался пару кварталов до местного продуктового супермаркета на улице Portugal, что тянулась за фронтальным рядом домов, вдоль набережной. Выполнил крайний "выход с посещением" и волевым решением поставил точку на марш-бросках и отираниях вокруг-да-около ежевечернего педантизма Куло - знатной, небольшой ресторации "Joaquiri" на улочке Lanzarote, в двадцати пяти минутах ходьбы от жилища Петра Константиновича. Тамошняя кухня считалась одной из лучших в Пальмасе. Респектабельные соотечественники, прижившиеся на острове, хаживали туда вечерами в массовом порядке. 
    Уже не менялись ни панамы - на бейсболки, ни шорты - на брюки, ни рубашки - на майки, ни походки - на осанки, ни очки - на глаза. 
    В свете вышеизложенного, Петр Константинович теперь тратил больше времени на вечернее пиво и издевательства игральных автоматов в границах своего собственного педантизма, а именно, неподалеку, на площади Farray, в барчике с неслабым названием "Herradura"(испан. подкова). 
    Таким образом, Петр Константинович ощущал приближение кульминации и потихоньку ложился на грунт... 
    Ми-ну-точ-ку! Мы совсем позабыли, что обнаружен скромный, пустующий гараж в малоухоженной трехэтажке за продуктовым супермаркетом на Portugal. Петр Константинович потерся с местным пиплом и разыскал старенького владельца гаража. Сторговались на 60 000 песет, а через сорок минут, хозяин, обалдевший от манны небесной, получил от Петра Константиновича целых 80 000 за взаимопонимание, полный интим и ключи от ворот с правом пользования в течение двух недель. 
    И грянуло утро четвертого дня. Хотя, громко сказано. Темновато было, даже звезды мерцали на небосклоне, в звенящем хрустале воздуха и густой тишины. Ну, там, всe было пронизано восхитительным ароматом свежести. Про йод не стоит. И еще что-то? Да. Луна обалдело поглядывала на Петра Константиновича, встающего ни свет-ни заря - в половине шестого - и, казалось, принюхивалась к тончайшему пивному перегару. 
    Проснулся он только под ледяным душем. Быстренько собрался, допивая кофе в процессе. Прихватил даже фотоаппарат, что странно. Но в кои еще веки окажется Петр Константинович на острове Тенерифе? 
    Так уж вышло, что его новоиспеченная дочь Катерина прилетала именно туда. Прижимистые верхние "пиджаки" пожалели купюры на самолет в Пальмас. Вот и прошлось дочурке лететь чартером, с ватагой веселеньких российских туристов. По непонятной причине, исключительно-массово влекло их только к упомянутому острову. 
    На воздухе оказалось прохладнее, чего Петр Константинович не предполагал. Поеживаясь и позевывая, он прохаживался по пустынной улочке, пока не показался одинокий свет фар. Белоснежное по темноте, заказанное вчера такси притормозило рядом. В открытом окне машины сонный водитель не улыбался, но тягуче молвил: 
    - Puerto de La Luz, senor? 
    Петр Константинович понял из сказанного следующее: тема касалась "пуэрто". Это было то, что нужно. 
    - Si-si. Muelle Santa Catalina, - пробормотав заученный вчера вечером набор слов, именовавших причал морского порта La Luz, Петр Константинович добавил уже вполне понятные английские. - Jet Foil (подводные крылья). 
    И полез на заднее сиденье, греться. Он ощущал себя во всеоружии. Оптимальные средства доставки на Тенерифе и обратно "пробиты" у знакомого крашенного, англо-шпрехающего дедка в магазине прессы и курортных мелочей. "Пробой" подтверждался и дополнился деталями на ломаной лингвальной смеси под пиво с озверевшими игральными автоматами в барчике с вышеуказанным, офигенным названием. 
    Оказалось, что очень быстро на Тенерифе ездила какая-то большущая барка (исп. судно) на подводных крыльях. Цены на билеты кусались - что-то в районе 12 000 песет на человека туда-обратно, но это уже не его трудности. Хотя, к бюджету Петр Константинович всегда относился рачительно..., когда надвигался срок сдачи финотчетности - не ранее. "Представительскими перекроюсь". 
    Город вымер. Ни души. Лишь какое-то одинокое такси светом фар перечеркнуло стены домов на повороте. Призрачная подсветка фасадов не оживляла, а придавала зловещий, кладбищенский облик готике окон. Уличные фонари расстилали и укутывали в саван безжизненного света тротуар, стены, деревья. Петру Константиновичу на всe это было глубоко наплевать. Его сейчас, вообще, никакие вопросы не беспокоили. Петр Константинович ехал встречать очаровательную сотрудницу Марину из переводческого или же красавицу-дочь Катерину. 
    Надо сказать, что тут вкрался небольшой нюанс. С приeмом. Марина-Катерина категорически отказала Петру Константиновичу в плане встречи в аэропорту: "Папа, нам еще столько миловаться, что за минуту без ваших забот умолять готова". На что Петр Константинович, после уже вторых суток препирательств по телефону, чертыхнулся и сдался. 
    Согласно всe тому же "пробою" у Крашенного и "Пиво&Автомат-разбойник Со.", "подводные крылья" приезжали на остров Тенерифе, в город Санта-Круз и швартовались к Muelle Norte. Договорились, что дочурка приедет туда на такси из аэропорта и сразу позвонит папе, "дабы пасть на его волосатую грудь". 
    Петр Константинович прикрыл глаза и млел. Когда-то, очень-очень давно, он страстно желал дочь, но получился любимый сын, а после - не срослось, закружили заботы, недолга и прочая военно-полевая романтика как россейская, так и зарубежная. Теперь же, то прошлое всколыхнулось, забродило, обуревало и буровило. 
    Петр Константинович, по роду работы-службы, постоянно становился участником, или же затевал сам какие-нибудь взрослые игрища. Ему, как и его паранойе с патриотизмом, это было по душе. "Отдохновение найду в плену прелестном заблужденья". Не все же время серьезную физию корчить и пыжиться. Нужен какой-никакой, а отдых с развлечениями. Специфика. Хотя и завершалась она довольно часто не так, чтобы уж очень-очень печально, но госпиталем. 
    Такси забралось в порт и катило по царству усмиренных - невдалеке - железных океанских чудищ. Вскоре завиднелась покатая крыша стеклянной коробки небольшого морского вокзальчика. Оттуда светили огни чего-то живого, бодрили, радовали, но, опять же - Петру Константиновичу не до этого. Хотя бы несколько часов, можно же не думать о перспективных проблемах, возможных нестыковках и не прогнозировать бесконечные варианты провалов. Такого рода мысли могут убить. 
    А Петр Константинович мечтал, и времени у него было в достатке, поскольку "крылья" отплывали согласно расписанию аж через сорок минут - в 07:00 местного времени. 
    Оставив водителю шесть увесистых, толстеньких монет по 100 песет, Петр Константинович направился к входу. Прямо по курсу, за зданием, тлела тусклая бирюза полоски горизонта. Город - позади-справа - признаков жизни не подавал. 
    Углядев габариты Петра Константиновича, дымчатые двери почтительно разъехались, и чуть было не прищемили на съезде. Он успел-таки вступить в небольшой и малолюдный, вытянутый пенал холла. Без труда отыскав в дальнем конце темно-синюю с зеленым, огромную надпись TRANSMEDITERRANEAN, Петр Константинович пошел в этом направлении. Улыбался под усами чему-то своему, потаенному и не спешил. Некуда было спешить. На сегодня запланировано всего лишь одно крупное мероприятие - растрата казенных денег. 
    Над Канарами сладко спало, а не потягивалось и зевало восхитительное утро субботы 15 апреля 2000 года. Заря уже смыла с небосвода тысченку-другую звезд.

       По прибытию в Санта-Круз, в 08:55, попутчики, ступив на твердь земную, удивительно-стремительно начали исчезать. Петр Константинович, задремавший на борту "крыльев", бодрящим шагом прошелся в редеющей людской веренице до побережной авениды. По ней не спешили куда-то редкие авто. Подъехавший автобус сглотнул остатки попутчиков. Один-одинешенек, Петр Константинович постоял немного в раздумиях. Затем пошел потихоньку вдоль авениды к видневшемуся в отдалении, высотному зданию. 
    Дочь прилетает в 10:00, если чартер не задержится, что тоже не исключено. Наводить справки оказалось негде, да и незачем. Недавно приобретенный опыт в плане достоверности сведений испанских островных инфослужб настаивал, именно, на "незачем". К тому же, суббота. Кто его знал, что этим службам в голову забредало в выходной день. 
    Местность в Санта-Крузе оказалась похолмистей, если не сказать - горная. Разбросанные на склонах домики и изобилие зелени придавали радующий глаз, курортный вид окружающему. По сравнению с урбанизированным и сглаженным побережьем в районе Пальмаса, здесь ощущался определенный уют. Возможно, тому виной новизна впечатлений Петра Константиновича, который вдруг понял, что хочет есть и выпил бы чашечку кофе. Курить не хотелось. 
    Через пятнадцать минут, шествуя вдоль всe той же полупустынной авениды, он добрался до какой-то площади. Еe ограничивало каре ультра современности в перемешку с архитектурными изысками ретроградостроителей-конкистадоров. При сем присутствовал высоченный памятник и множество флагов. Петр Константинович пересек авениду по пешеходному переходу. Пошел, в полном одиночестве, через площадь. На глаза попалась кафешка, приютившаяся ниже уровня земли, под многоэтажным "ультра". Увы, она была закрыта. Петр Константинович углубился в сужающийся проход между строениями. Впереди виднелась серая гранитная лестница, уводящая наверх, в зелень. Он преодолел множественные ступени и взору предстали разреженные приземистые домики за ажурными оградами. Чуть дальше, справа, подглядывал и уходил вдаль мраморный эн-этажный строй современности. Под ногами лежала мелко-булыжная, ровнеханькая мостовая небольшой площади с мобильным и здравствующим пунктом питания. В тени деревьев стояло несколько столиков. "Вот и славно". 
    Смуглый хлопец в белом колпаке быстро сварганил стаканчик кофе и занялся хот-догами. Петр Константинович сел за угловой столик, в сень деревьев, снял панаму, уложил еe вместе с фотоаппаратом на соседний стул. Затем вытянул ноги, глотнул горячего кофе и ощутил непередаваемое блаженство покоя. Захотелось курить и просидеть так целую вечность. 
    Чуть позже Петру Константиновичу показалось, что сидел он за столиком возле мобильного пункта питания уже, действительно, целую вечность. Потому, сходил за газеткой и обратно. Магазины, неподалеку, открылись. Народ по-тихоньку зашевелился. Проехало с десяток авто, а контрольный звонок прошел в 10:40. 
    - Роман говорит. Прилетели. Она еще багаж получает. Мегера. Подожду, пока в такси не сядет. 
    - Bien. Не узнала тебя? 
    - Нет. Мы с ней не виделись раньше. Где "фотообмен" сделаем? 
    - На судне, по прибытию. Там два прохода в салоне. Билет вперед-справа купи. По месту разберешься. Мы сидим в средних рядах, справа, у окошка. Высадка в корму. Не торопись, последним выходи. Мы подождем. Нас пропустишь и, как раз, у меня с боку окажешься. 
    Роман, или Рамон, а точнее Раймондо - с десяток лет "русеющий" кубинец и третья ласточка группы из трeх человек, которой надлежит обеспечить проведение финальной стадии операции. Второй "испанец", Анатолий или Тулио - аналогично. Он уже прилетел этой ночью в Пальмас, вместе со старшим - Альбертом. "Кубаши" - братья-близнецы и давние знакомые Петра Константиновича. Даже, когда-то очень давно, в его курсантах ходили. Потом учились в Москве, в академии и обженились на наших девчонках. Теперь тоже у "пиджаков", в "испанском секторе" трудятся. Естественно, по протекции Петра Константиновича. А куда сейчас без неe - без протекции-то? 
    Петр Константинович посидел еще немного. Затем оставил газетку на столе, надел панаму, взял с соседнего стула чехол с фотоаппаратом и пошел по натоптанному маршруту к Muelle Norte. 
    Оживленность людей и транспорта, поднятые жалюзи на фасадах магазинов, забравшееся ввысь солнце скрашивали стереотип предшествующего неуютного - "Тополь на Плющихе" - состояния. Хотя, беспокоиться по этому поводу вряд ли стоило - все переживания ещe впереди. 
    Телефон задребезжал нудной инструменталкой, когда до гавани "подводных крыльев" оставалось метров триста. 
    - Алло, папочка. Привет! Ты где? 
    - Буду через три минуты. Можешь встретить меня на входе. 
    - Нет уж. Что я, с чемоданом попрусь? Сам найдешь. Я сижу в зале и смотрю на море. Привет. 
    В "трубе" затирлимкал отбой. Петр Константинович даже замедлил шаг. В свете событий и настроений, срочно отыскал и примерил новое одеяние "отец строптивицы". 
    Первое знакомое лицо, которое увидел Петр Константинович было лицо Романа в профиль. Прислонившись к парапету, за которым плескались волны, Рома курил и поглядывал вокруг. Петр Константинович улыбнулся про себя: "Прям, мачо". Среднего роста, смуглый, черноволосый, жилистый, с закаленным - легированной стали - взглядом, который сейчас скрывался за очками, ненавязчиво окидывая проходящих особей противоположного пола. На плече висела большая черная сумка и чехол с фотоаппаратом, по параметрам не отличающийся, а вернее идентичный тому, который нес в руке Петр Константинович. 
    Рома так и продолжал блудить глазами в окрестностях. Петр Константинович проследовал мимо. Обилетился он еще в Пальмасе и потому сразу вперед - к "смотрящей в море" доче. 
    Народу в небольшом зале ожидания набилось немало. Туристы. Молодежь, в основном. Средний возраст с многочисленными детьми. Несколько пар сухоньких и живеньких пенсионеров.Туристы, туристы и туристы. Порадовало то, что в ряду красных пластиковых сидений, обращенных к океану, оказалось место по соседству. 
    Марина-Катерина, склонив голову, читала какой-то покет-бук, не обращая никакого внимание на происходящее, а уж тем более на море. Петр Константинович присел рядом. 
    - Читай-читай. Как долетела-то? Я уж тут испереживался. 
    - А почему я должна была долететь плохо? Самолет не опоздал. Было весело. Перепились все. Еще вопросы будут? 
    - Масса. Готовься. Пока, читай. Набирайся сил и лексикон пополняй. Если можно, то я тебя буду звать Кэт. Мне импонирует. Помнишь Кэтрин Кин? Радистка. Жена радиста Штирлица. Но это же Кэтрин - жена. А ты - дочь. Значит - Кэт. 
    Закрыв книгу, Катерина повернула голову и посмотрела Петру Константиновичу в глаза. По правде сказать, этого-то он и добивался. Словесный портрет, прозвучавший из уст Николая Михайловича четыре дня назад, был сопоставлен одномоментно. Белый шелк кожи лица. "Пудра?" Вороненая чернь коротко стриженных волос, "под мальчика". Почти что незаметная синева под безднами карих глаз. Маленький прямой нос, без изъяна. Ноздри трепетной лани. Небольшой рот, губы средней полноты, уголки приспущены. Нежный овал подбородка. Высокий лоб, но в границах гармонии с остальными элементами. Чуть вытянутое, утонченное лицо. Ямочек на щеках пока не было - по понятной причине. Кстати, в глазах болезненного и слабого ребенка, 23-х лет отроду, плясали черти. 
    - Что, посмотреть захотелось? Сравнить. Да, папа? 
    И улыбнулась, демонстрируя ямочки. Хотя, скорее из-за того, что понимала - head-shot, мастерское попадание. 
    - Трудно нам с тобой будет, - отвернувшись, сказал Петр Константинович. - Мне придется сдерживать свои чувства. Владею этим на профессиональном уровне. Влюбился уже в тебя. Вишь, как. А ты: посмотреть, сравнить, пошшшупать. Замуж еще за меня проситься будешь. Дитe моe малое и жену молодую сиротами оставить не дам. Фу. И не думай даже. Как отрезал. 
    - У меня, вообще-то, всe в личной жизни хорошо. И будет еще лучше, если ты помолчишь хотя бы пять минут. 
    Но книгу не открывала. Смотрела на море. Черти, отплясав своe, уступили место воспоминаниям о личной жизни: англичанин ненаглядный, халам-балам, шуры-муры, то-сe. Тем временем, Петр Константинович отступил на заранее подготовленные, оборонительные позиции. 
    - Подремлю с часок. Устал чего-то. Встречаешь тут всяких, мучаешься. Подремлю. 
    Он надвинул панаму на уже закрытые глаза и чуть присполз на сидении. 
    - Спите, папо. Мы вас разбудим. Тоже побеспокоимся. Родные, всe-таки, - и фыркнула, но не зло. Помягче уже. Поотзывчивее. 
    - Есть, пить? - пробурчал Петр Константинович из-под панамы. 
    - Нет, - ответила Кэт, снова уткнувшись в книжицу. 
    Петр Константинович, и в правду, задремал. Сказывались ранняя побудка, съеденные, в изобилии от безделья, хот-доги, слегка утомивший променад и прохлада зала ожидания. Разбудили его непонятная суета вокруг, подвывания судового двигателя и Кэт с: 
    - Пора, папуля. Бери чемоданчик и вперед. 
    - Чего ты туда нагрузила-то, Господи? Неподъемный. Хорошо, хоть колеса есть. 
    Чемодан не был таким уж тяжелым. 
    - Всe, согласно твоим инструкциям. Я - лишь исполнила. Ну, доработала немного. 
    С помощью стюардессы, чемодан определился на хранение в корме. Петр Константинович прошел за Кэт внутрь "подводных крыльев", заодно обнаружив спину Ромы, уже усаживающегося через несколько рядов, впереди. 
    Само судно лишь типом напоминало "Ракеты", "Кометы" или "Метеоры" из прошлой жизни. Размеры и формы кардинально разнились и не в патриотическую сторону. 
    Просторный салон с многочисленными рядами мягких и широких авиасидений в темно-синем велюре, при пристяжных ремнях и откидных столиках. Стюардессы в элегантной форме. Установленные наверху мониторы и тонкий непонятный, но знакомый запах чего-то неземного. Сродни запаху внутри нового-модернового и стремительного. Полная иллюзия присутствия в салоне аэробуса. Большущие, квадратные иллюминаторы-окна не искажали общий образ, а гармонично вписывались. Чудище, без крена и качки, ровнехонько летало над волнами со скоростью за 80 км/час, достижение которой анонсировалось в салоне и отображалось на мониторах, на что, впрочем, как Петру Константиновичу, так и Кэт было... также, как и нам с вами. 
    - Папуля, ты меня с плеч подкинешь, когда купаться пойдем? 
    - Зачем? 
    - Ничегошеньки ты не понимаешь. Очень просто. Задерживаешь дыхание и садишься на дно. Я встаю тебе на плечи. Потом ты резко отталкиваешься от дна и выстреливаешь меня вверх. Я грациозно лечу. Все красивые и богатые молодые люди восхищаются моим очаровательным телом над волнами, бросают своих жен и любовниц, ведут нас в рестораны, бары, кино и театры, делают мне подарки и дают денег. Тебе - месяц отпуска. Не здесь. Поедешь на родину картошку сажать и пшеницу сеять. Мне и моим красивым друзьям нужно будет от тебя отдохнуть. И начинаем всe сначала. Снова подбрасываешь. Через три месяца покупаем здесь отель. Понимаешь? 
    - Нет. Я - тупой. 
    - Я так и знала, старый и скучный глупец. Объясняю. Я завлеку в этот отель тебя, твоего деда-Демьяныча, Альберта, этого мерзостного и ехидного Сашу, Виктора Федоровича, всех-всех-всех твоих головорезов. Запру вас и подожгу. Людям станет легче дышать. Теперь понял? 
    - Не забудь перекрыть электричество, телефон, газ, водопровод и заблокировать окна. Крышу, еще. Но мы, всe-равно, уйдем по подземным коммуникациям. Отыщем твоего англичанина и уж понарасскажем ему всe-всe-всe. Как ноги мне на плечи, как мужиков соблазняла, а они тебе подарки делали и денег давали. Плохая идея. Скажу прямо - полный провал. Купи чего-нибудь другое... 
    Через полтора часа, когда доселе летящее по волнам улеглось на воду и тихим ходом заползало в гавань. Вот тогда, Кэт и Петр Константинович всe еще продолжали молотить чушь в той же тональности. 
    Петр Константинович - старый лис, в дополнение ко всем другим качествам, съевший собаку на психологии слабостей, страхов, тяг и влечений человеческих. Не допускал ни одного движения, без анализа и вида анфас-профиль-снизу-сверху-сзади. Калоши не надевал, не попробовав на зуб. А тут - подплавился, растаял, потек. Так что, железобетон души дал трещину. Хотя... Может быть, это и хорошо? Кто знает... 
    "Подводные крылья" ошвартовались кормой и всех попросили в аут аж на четырех языках. Катерина порывалась встать, но Петр Константинович еe мягко удерживал. 
    - Охота тебе толкаться? Подожди две минуты. 
    Катерина надулась, а Роман сделал так, как и было велено - ждал. 
    Вереница пассажиров, не спеша, топала мимо по проходу. Через некоторое время за высокой спинкой переднего кресла показалась голова Романа. Он замыкал выходящих и вскоре оказался рядом. Петр Константинович встал и шагнул через проход, спиной, чтобы пропустить Катерину. Она протиснулась между сидениями и встала в общую очередь. Рома подался вперед. Петр Константинович стоял к нему боком и держал фотоаппарат на ладони левой руки, у живота. Их плечи соприкоснулись, образовав букву Г, которую - для законченности формы квадрата - с одной стороны укрывала от ненужных глаз спинка ничего неподозревающей Катерины. А с другой - спинки кресел и затененное окно-иллюминатор с водной гладью гавани. Чехлы с фотоаппаратами из левых рук синхронно перекочевали в чужие правые, согласно внутренним оперативным инструкциям. Вот и всe, на "пока". 
    В распоряжении Ромы оказались довольно-таки громоздкие ключи от гаража и несколько листиков, предназначавшихся Альберту. Петр Константинович исписал их одним из пыточных вариантов почерка, типа "мелкий". Содержание листиков включало в себя поэтапные указания по дальнейшему проведению операции, пути и выходы на стандартные ситуации, виды сигналов, описание контактных точек, схемы и прочие местные нюансы, в плане перехода на "немой" режим. Словом, специфическая ерундистика, которой, тем не менее присущь полет фантазии и импровизации. "Летать", вот только, следует указанным курсом и занимать соответствующий эшелон. 
    Петр Константинович не получил взамен ничего, кроме камеры. Разве что, в чехле покоились несколько крохотных черных капсул, устойчивых в кислотно-щелочной среде полости рта. Внутри капсул содержался препарат "Приступ", но это - слэнг. Истинного названия Петр Константинович не знал и узнать не стремился. Как говаривали еще на заре его юности: "А оно нам надо? Своих забот полон рот ".

   - Сложного ничего нет, Кать. Не переигрывай и всe. Естественный процесс. Добавь немного грустинки. Мол, больная я и нет мне ни до кого из вас никакого дела. 
    - Это еще очень большой вопрос, кто здесь больной. 
    - Не перебивай. Я ж почти серьезен, не видишь? 
    Промолчала. 
    - Глазки ему строить ненадо. Даже смотреть в его сторону ни к чему. Будешь сидеть к нему в профиль, разговаривать со мной и поменьше улыбайся. Иногда волосы поправляй, руки складывай, голову наклоняй, как та Катя делала. 
    Она сидела на полу, прислонившись спиной к кушетке, на которой восседал полулежа Петр Константинович и вещал тихим, ровным голосом. Они уже давно приехали домой. Смыли дорожную пыль, хлопнули по мороженному с кофе и какими-то печенюшками. Теперь отдыхали. Вскоре предстоял новый путь - в ресторацию, на Кулины смотрины. 
    Беспощадный телевизионный торреро загонял острые предметы в холку бедного полуживого быка, посреди амфитеатра с восторженно визжащими идиотами где-то в Барселоне. 
    Комментатор строчил скороговоркой, ухлебываясь и расплескивая темперамент. 
    - А почему его Катю не нашли? Не смогли? Не верится мне что-то. Больная. Нет еe, наверное. 
    - Да ну что ты? Есть она, но, в самом деле, найти еe не удалось. Времени же в обрез, а она уехала куда-то. Мы ж не боги. К тому же, я к ней - никаким боком. Не исключено, что он всю еe родню знает. Вишь, как. На чем мы остановились-то?... Ах да. Волосы поправь, ручки... Только давай сразу договоримся - в носу, в ушах и в зубах не ковыряться, и не чавкать. 
    - Пошутил, что ли? Юморочек у тебя хромает, папуля... Быка жалко. Что за удовольствие? Ты видел корриду в живую? 
    - Видел. Неприятно. А если еще и чудик с шашкой - неопытный, то, прям, слезы наворачиваются. Этот тоже, из сырых. Стыдоба. Сейчас увидишь, как публика платочки повесит, если вообще их достанет. 
    Бык не хотел умирать ни в какую. Петр Константинович задумался и решил, что и люди также: мучаются, терзаются, радуются, смеются, плачут, бьются, добывают, теряют. Словом, живут, а оказывается, что всe значительно проще: какой-то торреро малограмотный попался. Но об этом Петр Константинович вслух решил не говорить. Вздохнул с сожалением, закинул руки за голову, вытянул и скрестил ноги. 
    - Почему ты меня выбрал? 
    - Любовь зла. 
    - Нет, правда, почему? 
    - Давно к тебе присматриваюсь. Не только к тебе, конечно. Есть более достойные кандидатуры, но ты внешне подходишь. Обиделась? 
    - Ты этого добиваешься? 
    Посмотрела в глаза тем же, бесноватым взглядом. А еще Петр Константинович углядел в нем завораживающую глубину непонятного плюс завуалированные элементы рентгеновской аппаратуры. 
    - Ну, соврал я. И что? Ну, нету, нету более достойных кандидатур. И внешне ты подходишь. Я ж говорю - присматривался к тебе давно. Человека же видно, если определенным взглядом смотреть, а еще и слушать. Так что, была бы из тебя отменная Мата Хари. Зачем тебе этот англичанин? 
    - Почти любовь. И не из-за зла. Хороший парень. Нравится и влюблюсь в него попозже. Где сейчас хорошего человека найдешь? Дровосеки, Страшилы, Тотошки и девочки Элли - в одном лице. Комплексанутые все на собственном эгоизме. 
    - Вишь как. С Урфинами Джусами - беда, а с альтруистами - напряженка. 
    - Ой, ла-а-а-адно, знаток, - махнула рукой на Петра Константиновича. И поставила точку. - Кстати, все богатые - педики. 
    Они переключились на телевизор, поскольку рог быка зацепил торреро. Тот упал и начал шустро отползать. Со всех щелей набежали человеческие помощники. 
    - Вот так они только и могут. Стаей. На одного, - возмутилась Катерина. - А если бы сейчас стадо быков на помощь пришло? Лимитчики, зачем животину мучаете?!! 
    Петр Константинович в это время раздумывал о собственной принадлежности к категориям, а также принадлежности сына. Ну сам-то, понятно: "Деревянные солдаты, на пару с людоедом из "этого-как-его" замка," - Петр Константинович название так и не вспомнил. Ваське же еще расти и расти до возможности попадания в какую-либо категорию. Пока - Гарри Поттер. Затем Петр Константинович уразумел, что всe это полнейшая ерунда по сравнению с мировой революцией и выбросил из головы. 
    Приближалось время Икс. 
    - Ну что, пора. 
    - Уже? 
    - Да. Кстати, с сегодняшнего вечера - как с ресто вернемся - играем в "больные дочки-заботливые папы". Поменьше разговоров и никакой акробатики с аэробикой. Здесь, возможно, уже этим вечером начнут "слушать и смотреть". А "возможно" воспринимай всегда как "обязательно". Так что, Катюха, начинаем новую жизнь и если что - "обои полетим". Мы теперь в одних оглоблях скачем: куда ты - туда и я. Они жалеть не будут - не тот уровень. Я тебя не пугаю, а, просто, "повторение - удобрение тихой старости". Чувствую, что сама всe понимаешь. Вот такие расстегайчики с попугайчиками. Давай, камуфлируйся, причесывайся, одевайся. Времени в достатке, но - пора. 
    Она выслушала молча, медленно поднялась с ковра, всe еще глядя в телевизор. Затем влезла к нему на кушетку с ногами, оседлала его пузо и положила свои маленькие ладошки ему на щеки. Приблизилась, смотрела в глаза. 
    - Скажи мне честно, ты не оставишь меня? Ты будешь защищать меня? Ты не поступишь со мной подло? 
    Петр Константинович почувствовал себя очень даже не в своей тарелке. По неведомому поводу вспомнил давнюю знакомую - невзрачную старушонку, которая точно также смотрела, но вопросов не задавала. Бабулька, вообще, никому и никогда ничего не говорила. Лишь заглядывала в глаза, зная ответ на любой вопрос. 
    Но Катька спрашивала и Петру Константиновичу показалось, что на голове зашевелились волосы, а их там не было. Абсолютно точно. Он пощупал рукой и удостоверился: волос нет. Одна лишь выбритая, бугристая кожа. Происходящее показалось еще более странным. Он пытался думать, заставлял мозг работать, но не мог и лишь чувствовал. Его знобило. На дистанционнике сволочи-кондиционера светилось 20 градусов. За бортом - окончание жаркого тропического дня. 
    Озноб перерастал в дрожь, но он всe еще не способен был отвернуться от взгляда, дарившего, изредка, прядки седины в его прошлой жизни. 
    - Ты - дочь мне. Этого достаточно? 
    - Достаточно. 
    Еe глаза изменились, заиграли лучиками. Сразу же стало тепло и уютно. 
    - Раздавишь. Слезай давай, - а еще Петр Константинович добавил, но не в слух: "Ведьма..." И осекся. Возможно, она читала его мысли. "Чушь. Тьфу!" 
    Катька спрыгнула на пол, засмеялась. 
    - Какой же ты пугливый, папочка, - и напустила строгости. - Так! В ванной нет защелки! Без разрешения не входить! 
    - Яволь, майн либэ фройляйн! - подыграл Петр Константинович и с: "Господи жешь-Божешь ты мой," - поплелся на лоджию, покурить-отдышаться. Уже упоминалось о том, что три дня назад, Петр Константинович посетил ресторан "Joaquiri" на улочке Lanzarote и зарезервировал столик. Угробило... Извините, заняло это совсем немного времени по испанским меркам - чуть больше часа. Петр Константинович подумал было обратиться к современным средствам связи, но передумал - нанес визит сам. 
    Около 16:00, он, якобы, прохаживался мимо и узрел веяния солидного шика - темно-бордовые, массивные двери. Подошел и внимательно просмотрел уже виденное меню в стеклянном саркофаге. Затем вошел в не так, чтобы уж очень просторное, чуть вытянутое и пустующее заведение. Смиренно ожидал и осматривался. 
    Экзотические растения в умеренных количествах. Зверье и птицы отсутствовали. А в стилях Петр Константинович разбирался слабо. Слыхивал про викторианский, но эпохального кровосмешения не обнаружил. Консенсус настиг под эгидой регенства - светлые тона, пара колонн и позолоченная лепнина имели место быть представленными. 
    Через полминуты невдалеке прошмыгнул официант и затем, откуда-то из под земли, вырос худющий мэтр. Как раз, в его сопровождении Петр Константинович и приступил к осмотру настенно-потолочных достопримечательностей, то есть рекогносцировке на местности. 
    С дислокацией Куло, в глубине зала, удалось достоверно определиться заранее, с внешних подступов к заведению. Теперь же, посреди пустого, казалось, ангажированного навеки стола, Петр Константинович воочию лицезрел карточку "Senor Serjio". Крепилась она на подставке в виде миниатюрного, позолоченного канделябра. 
    Скатерть сияла "бело, с нежностию". Обивка четырех регент-стульев, в изобилии золотых нитей, соответствовала. Подобных карточек-скатертей-стульев вокруг было предостаточно. Петр Константинович начал испытывать намеки на беспокойство, которые развеял мэтр при помощи чудовищного английского. Оказалось, что мэтра зовут Мигель и "если синьор - два персона - сесть на прекрасный стол, мы ходить с ним и его другом Мигелем туда". К нескрываемому удивлению Петра Константиновича, "там" оказался очаровательный и уютный столик. Его расположение вполне соответствовало необходимым секретным запросами, включая обеспечение Куло приемлимым сектором визуального обнаружения и изучения Катерины. 
    Петр же Константинович, по диспозиции, видел большую часть зала от входа, но из сектора Куло выпал, оказавшись за какой-то экзотической флорой. Точного названия этого растения он не знал. По прибытию, в 19:42, но тремя днями позже, уже вместе с Катериной, после обмена любезностями со встретившим и проводившим мэтром. Так вот, тут же у Катюши и поинтересовался насчет названия растения. 
    - А что это за веник, доча? 
    Катерина отреагировала не сразу. Оторвавшись от меню и в усталой немощи подперев подбородок ладошкой, вздохнула. Затем, медленно, одними губами, произнесла: 
    - Папа, заняться больше нечем? Читайте про пищу и вина, - и уже погромче. - Попробую что-нибудь на тему моря. А вино - красное. Наплевать на этикет. Вот это - "Cune Imperial" только Gran Reserva, под номером 17. Больше ничего приличного не вижу. Забегаловка какая-то. 
    Петр Константинович сконфузился, но ненадолго. Подумал: "Куле-то нравится. И нашим буржуям тоже". Затем, отыскал в меню номер семнадцать. Увидел, справа: 7150 песет за 0,75 л. Чуть-чуть не в рамках финансового приличия, но не мог не нарадоваться Петр Константинович на дочку. 
    Ей очень к лицу был вечерний наряд. Темно-зеленое, облегающее платье. Неглубокое декольте придавало чуточку скромности, которую компенсировала открытость спины. Ожерелье и серьги источали игривую чистоту света и понимание собственной значимости. Но глаза... В них - грусть, утомленность, ожидание чего-то близкого и недоброго. Резюме прозвучало еще дома: "Верю! От и до! Бедрами, только, поскромнее!" 
    Кстати, Петр Константинович никогда не экспериментировал с блюдами испанской кухни, останавливаясь только на проверенных. Сегодня съест местный кабацкий вариант избранного - рыбешку черны или меч. Завсегдашние колечки кальмаров в кляре с фри и пивом как-то неудобно было себе позволить вечером, в цивильном заведении. А Катюше присоветовал попробовать ассорти Parrillada de Mariscos. Очаровательные названия, чаще всего, скрывали под собой не вполне приемлимые блюда. Ассорти же предоставляло Кэт право на выбор, а Петру Константиновичу - на ошибку со вкусом, хотя тянуло на 5500. Чего только не сделаешь за ради любимой дочери при казенных финансах. 
    В зале было многолюдно, но умиротворенно. Публика в возрасте, и не очень. Разномастно - от костюмов до "коротких рукавов", от вечерних платьев до мини-джинс - разодетая. Негромко лилась приятная музыка, возобладали достаточно уютные и комфортные ощущения. Цыгане здесь не прижились бы. 
    Куло с командой прибыл в 20:35. Несмотря на габариты и вес, он не излучал волю и властность. Немного ссутулившись и не глядя по сторонам, лавировал умеренным шагом между столов, сопровождаемый двумя телохранителями. Потом выпал из поля зрения Петра Константиновича. Остальная охрана - один или двое - рядом, в машине, как обычно. 
    Негромко ткнув ножом в край тарелки, Петр Константинович посмотрел на Катерину. Она понимающе прикрыла глаза, но ничуть не изменилась внешне. Разве что, стала еще миловиднее. Вскоре подошел официант и Петр Константинович сделал заказ. 
    Время шло. Отец и дочь негромко разговаривали ни о чем. Приборы позвякивали о тарелки. Нежно клекотало вино, наполняя бокалы на фоне приглушенных голосов и едва слышной музыки. Микшировался аромат дорогих духов, табака и одеколона, а также вкусное амбре здоровой пищи. Всe вкупе накладывало определенный отпечаток на внимание, и Петр Константинович немного удивился, вдруг увидев Куло, стоящего возле окна у входа и отсутствующим взглядом разглядывающего Катерину. Продолжалось это недолго и Куло вернулся за веник. Но через некоторое время в зал - в этот мир сонма и благолепия - чуть ли не влетел Рачинский - глава Куло-безопасности. Сразу направился к боссу. Не прошло и пяти минут, как проследовал на выход, не беспричинно взглянув на их с Катькой столик. "Началось," - пробормотал Петр Константинович и снова наполнил свой бокал, дабы в тайне отметить свершившееся. 
    Катюша удивленно посмотрела на папу, спрашивая глазами. 
    - Ничего-ничего, доченька. Жаль оставлять всю бутылку этим архаровцам. Почему-то ты не ешь ничего. Не понравилось? 
    - Отчего же? Довольно мило. 
    - Десерт, кофе? 
    - Пойдем, а? День сегодня какой-то сумасшедший. Устала немного. 
    - Ну хорошо. 
    И Петр Константинович начал ловить взгляд мэтра. Поймал, спустя некоторое время. Пояснил жестом, запустив финальную стадию присутствия. На "чай" не поскупился - надобно держать марку. 
    Наруже основательно прижился дивный и тихий, теплый вечер. Катюша взяла папу под левую руку и они направились домой, потихоньку. Решили пройтись. Через Кантерас. 
    На выходе с улочки, перед набережной, Петр Константинович снял пиджак и повесил на полусогнутую правую руку. Альберта и "испанцев" в массе фланирующей публики он не обнаружил, но знал - где-то рядом, поскольку "пиджачный" сигнал им надлежало-таки "снять". Пока всe развивалось в соответствии с основным планом: клюнули сразу. 
    Если Рачинский пустит за Катериной и Петром Константиновичем человечка, или увяжется сам, то "Эйнштейн и Ко." поведет и доведет всех - и "семью", и гвардию Куло. Не исключено, что представится возможность посмотреть по дальнейшим мерам и действиям (или же их отсутствию), насколько серьезно "прицепило". А мозгов и опыта Альберту не занимать, хоть и не Эйнштейн он - по фамилии. Это Петр Константинович снова так шутит. Фамилия у Альберта пролетарская - Мухин.

    Петр Константинович никак не мог уснуть. Ворочался с бока на бок. Сходил покурить на лоджию и уже неоднократно. Все лимиты - в тартарары. Ступал осторожно, чтобы не разбудить чадо. 
    Нравилась ему Катька. Спесь сошла, претензий за московский беспредел сотрудничков более не выказывала. Спокойная и уравновешенная. Язва, конечно. А купилась-таки на приключения. Петр Константинович был уверен - если бы наотрез отказалась, то уже никакими коврижками не соблазнить, никакими тарталетками с островами. Она и без того полмира объездила: то с папой и мамой по посольствам, то с англичанином этим. На согласие повлияла романтичность души и интерес к новому, неизведанному и, тем паче, тайному. Молодая еще. Вскоре окунется-поймет что-по-чем и окажется - интереса-то никакого и нет. Одна рутина круглосуточная, не без негативных последствий. 
    А темперамент и голова у нее с какими-то потусторонними страстями-мордастями. Вон как Петра Константиновича на обе лопатки положила - одним взглядом. Похлестче "полиграфов" с барбитуратами. До сих пор удивлялся Петр Константинович, но списал на неожиданность и чувства. Не оставила она его равнодушным, а это на работе совсем-совсем некстати. 
    Мерцали звезды, луна - дурында недоуменная - висела, пролив дорожку из серебра в океане. Тихо и покойно, а сон не шел. Доволен был Петр Константинович и сегодняшним днем, и вообще. Сходил к холодильнику и плеснул немного виски, бросил льда. Вернулся на лоджию, уселся в шезлонг, достал сигаретку. Тихо сидел. Ночь - подругу свою стародавнюю - шумом не беспокоил. Любил он ночь. Так уж вышло, что и она его любила. Обоюдные чувства - это вам не баран чихал. 
    Тихих шагов, позади, Петр Константинович не услышал. Почувствовал взгляд и обернулся. 
    Стенка лоджии прятала от фонарей на набережной, оставив черный провал в залу для лунного и призрачного, неживого света. Она стояла в нем, почти невидимая. Он лишь понял, что она улыбается, глядя в океан. Хотя, может и померещилось. 
    - Чего не спишь, Кать? - прошептал Петр Константинович, не испытывая никакого желания тревожить ночь. 
    - Не хочется. Хорошо сегодня было. Даже дом не вспоминаю, - тихонько прошептала она ему в ответ. - Завтра утром купаться пойдем? 
    - Конечно. 
    Она подошла, обняла его сзади и положила голову на плечо. Прижалась к щеке. Едва шептала. 
    - Странно, как будто ты - мой папочка. От тебя только добро лучится, а ты так много ужасного после себя оставил. Почему? 
    - Понимаешь ли, Катерин Петровна... Наша планида - это не наша душа. Но чего ты там доброго обнаружила - ума не приложу. 
    Он погладил еe волосы. 
    - Я еще в Санта-Крузе подумала, что начнешь приставать. А ты, как котенок со мной. Только большой, но такой же ласковый. Хотя, котята нетерпеливые и вздорные... Мы нужны друг другу, пока. Не умирай, ладно? 
    - Не умирай? С чего ты взяла? 
    - Дай мне слово, что не умрешь. 
    - Да как же я тебе слово дам? Тут от человека мало что зависит. 
    - А ты скажи: "Даю слово, что не умру". И всe. Разве это сложно? 
    - Ну уж коли просишь... Даю слово, что не умру. 
    - Всe. Хватит пьянствовать и обкурился уже. Иди спать. Завтра - тяжелый день. 
    - Завтра - тяжелый день, - шепнул он сам себе и ухмыльнулся. - Вишь, как. 
    Она уже исчезла. Петр Константинович допил виски, погасил сигарету и пошел спать, и не думал больше ни о чем, и даже домой не хотелось, и уснул сразу.

    Подчинивший обе стихии штиль - нечастый островной гость. Бывало, ветра нет, а волны разбегутся, налетят, шарах о камни со скалами и ввысь, и в стороны белыми фонтанами-снопами брызг. Потом, снова. А ветра-то нет. Или ветер кружит, несется, валит зонты, поднимает песок с юбками, параллельно срывая пену с гребней волн. То есть, если ветер в наличии, то волны - всегда. И в том, и в другом случае получается одно: где-то буйствует циклон и жди, в скором времени, поганых... извините, погодных изменений. А тут - и окиян спокойный, и ветра нет. Знамо дело - не к добру. Затишье? Значит, кому-то приспичило перекурить в пограничном состоянии - перед перспективными напастями. 
    Природа-то - чего пожелает, то и творит. Бог с ней, с природой. Человек - совсем другое дело. Пограничные состояния человека - это, знаете ли, не фунт стерлингов. А вот Петр Константинович иногда свои пограничные состояния чуял. И уж тогда боролся собственными силами-средствами, самым наижесточайшим образом. А иногда - нет. Не чуял он иногда эти-самые состояния. 
    Один из ключевых моментов всего "мероприятия" виделся Петру Константиновичу как раскус капсулы "Приступ". Грызть капсулу придется Катьке, а она и не знала, но порешили так - не нужна она в финале, мешаться будет. Теперь, Петр Константинович пересматривал сей "решенный момент". Хотя, каждому отводилась своя роль, место и время. И каждый рисковал лишь чуть меньше или чуть больше другого. Но треснутая душа Петра Константиновича запротестовала - посыпался с неe железобетон. Пограничное состояние подкрадывалось. За сим - мраки. 
    Около 08:30 следующего утра, когда Катерина еще досматривала очередное шоу на сервере Морфея, Петр Константинович наспех умылся, оделся и пошел за номером затрапезной газетенки "Island Connections". Свежая пресса, казалось бы, обязана была ждать своего часа в магазинчике крашенного дедка, по соседству. Но здесь он обнаружил опущенные жалюзи и вспомнил: "Сегодня ж воскресенье". Всплеснул раздосадованно руками. 
    Если бы Петр Константинович посмотрел от закрытой витрины магазина, через улочку, то там бы он увидел следующее. Какие-то, невесть откуда взявшиеся вандалы, начертили на уровне глаз, на исключительно белой противоположной стене дома две вертикальных, ярко-зеленых полоски, сантиметров по двадцать. Тем не менее, Петр Константинович, всe-таки, посмотрел и понял, что черный маркер в Пальмасе купить Мухин-Эйнштейн не смог. "Ну, прям, нету здесь черных маркеров! Одни зеленые! Тьфу ты!". 
    Петр Константинович возвращался домой без прессы, всe еще раздумывая. "Это плохо или хорошо?" С одной стороны, то, что полоски не были перечеркнуты сверху, в середине и снизу, указывало на недостаточную заинтересованность Куло в их с Катькой "семье". То есть, всe обошлось без ночного отаптывания бригадой Рачинского вокруг-да-около, установки какой-либо аппаратуры на саму "семью", лоджию, "в" и "на" помещение-строение. Также не предпринималось общих попыток как ночного проникновения внутрь их, с Катькой апартаментов, так и в само здание проживания. С другой стороны, полосок-то оказалось две. Получалось, что вели их двое и до самой-самой ажурной калитки. Теперь, ракурс сверху: Петр Константинович и Катерина показались настолько безопасными, что.... даже, неинтересно. И ракурс снизу: никто и никуда не торопился, а выжидал. Вид сзади: "А мы, с Катькой, вообще, никуда не торопимся". Ну и вид спереди: "Кривая вывезет". 
    Петр Константинович аккуратно сплюнул "холостыми", три раза, через левое плечо - аккурат, в душу клаустрофибическому лифту, то есть на пульт управления с кнопками этажей. Пора завтракать и кофе-курить-купаться. 
    Кстати, чуть не запамятовал, что перед самым уходом на пляж Петр Константинович отправил Катюшу вызывать лифт. Сам же шустро направился в свою спальню, достал из чемодана железный баллончик дезодоранта "Axe". Снял крышку и повернул распылитель, чтобы обе едва заметные метки совпали. Затем вернулся к входной двери, обильно продезодорировал пол в коридорчике - от входа до залы - и вышел, забрав баллончик с собой. 
    А время побежало. Кстати, воскресеное ж утро. Вы-ход-ной! И нет ничего более стремительного, чем время сна, отпусков, праздников, выходных, застолий, зрелищ и секса с прочими душевными утехами. Это еще не выведенная, но уже - аксиома. Вы согласны?... 
    - Буэнос диас, очаровательная синьорита и еe спутник. Позвольте принять солнечную ванну по соседству с вами?
    Петр Константинович чего-то не понял и чуть приподнял панаму с глаз. Голоса Рачинского Петру Константиновичу слышать не доводилось. А может и к лучшему. Но оттого, что он услышал некое подобие скрежета когтей по стеклу - веселее не стало. Петр Константинович срочно натянул тунику лжи и, в свете событий, установил воображаемые беруши. 
    - Селитесь, ради Бога. Что у вас с голосом, мил человек? Надо лечить. Масло облепиховое помогает, - сказал Петр Константинович, посмотрел на Катюшу, полулежащую под одним с ним огромадным зонтом, но, естественно, в другом шезлонге. Затем, снова надвинул панаму на глаза в попытке задремать. Катюша отреагировала на "просящего" никак, то есть - вообще. 
    - Масло не поможет. А я, знаете ли, привык. И окружение тоже привыкло. 
    - Угу, - утробно произнес Петр Константинович, давая понять, что: "Уже проехали и надо вести себя прилично - к посторонним людям с дурацкими умозаключениями не приставать и не беспокоить. Село!" 
    Рачинский зашурудил пластиком шезлонга по песку, рядом. Тихо, чтобы не скрипеть, бормотал что-то про сто песет не пойми за что, а вот в Америке шезлонги бесплатно и бары на пляже лучше. А тут до бара далеко, и на параплане не покатаешься, и камни - ста метров не проплыть, и надо через них перебираться и... Петр Константинович задремал. 
    Приснилась теща в кумачевом халате посреди леса. Березки листиками нежно так перешептывались на ветерке. Пару белых грибочков-крепышей даже нашел, пока теща не спросила Катькиным голосом. 
    - Папа, я пойду поплаваю? 
    Петр Константинович не разобрал спросонок. Хотел было покричать: "Да хоть на всю жизнь, Марь Фeдна! Всe-равно, не утонешь! " Въевшийся же профессионализм обязал сначала вернуться в реальный мир, оценить обстановку, подумать. Ну, а потом: 
    - Иди, доченька. Только недолго. Придeшь и давление померяем. 
    - Хорошо, - сказала Катька и неторопливо ступая, будто подраненная лебедушка, пошла. Высокая, стройная, самоя гармония женственности с толикой чувственной боли. Но не утерпела и разок-таки вильнула бедром. Среди иностранных мужиков, поблизости, начались нездоровые шевеления. Петр Константинович сам провожал взглядом и всe видел. "Накажу чертовку!" Ну, пожурит слегка. Потом. 
    Пока же, Рачинский донимал своим стеклянным скрипом - не загорать и не купаться же он сюда пришел. 
    - Это дочь ваша? 
    - Да. 
    - До чего же красивая. Венера, прямо-таки. 
    Петр Константинович лицезрел Венеру множественное количество раз и даже в милосско-микелянджеловом оригинале. Поэтому, категорически не согласился с Рачинским, но утаил. 
    - Нездорова она у меня очень серьезно. Беда, прям. 
    - Что такое? - оживился Рачинский, изобразив проникновенность. Петр Константинович стянул с себя панаму, присел в шезлонге, щурясь из-под зонта на яркий свет. Вокруг жил своей жизнью пляж: тетки всех возрастов разложили свои голые сиськи, но посмотреть было не на что. У воды играли дети, неподалеку дубасили в волейбол и колготали граждане из Фэрвэхистана, в воде было много народа, да и вокруг хватало. Таскали свои холодильники с напитками и мороженным то ли черные, то ли загорелые юнцы. Галдеж. Сезонный бедлам, словом. 
    Рачинского же с потрохами выдавали глаза - пустые, водянистые, бесцветные блюдца. Был он атлетически сложен и загорел. Судя по положению в шезлонге, тело своe любил, да и себя, не менее, в придачу. 
    Осознавал Петр Константинович, что предвзятость в его отношении к Рачинскому имеет место быть. Безусловно. Просто, не любил он гебешников. Не всех, видимо. Но основная масса ему не нравилась. А всe потому, что Петр Константинович - человек странный. Даже торса своего стеснялся и на пляже в майке сидел, и купался. Ой, чудно-о-о-ой. 
    - Прям, беда. Горе... А вы как догадались, что мы - русские? - сказал Петр Константинович и снова глянул в глаза Рачинскому, мельком. - Простите, ваше имя-отчество? 
    - Отчество не к месту. Зовите Владимиром. 
    - Ну, Володя - так Володя. Будем знакомы. Меня Петром Константиновичем зовут, - "Тебя ж Колей зовут, Вова. Николай Алексеевич Рачинский. 1960-го года рождения. И т.д, и т.п. Вишь, как. Конспиратор хренов". 
    - Красивая дочь ваша очень. И, с виду, небольная совсем. Неужели безвыходное положение? Сейчас, кажется, уже всe на свете лечат. 
    Петр Константинович удовлетворился тем, что Рачинский его "щупать" и "понимать" не собирался. Вместо этого сбросил тормоза, ухватившись за подброшенную - из Катькиной мути - ниточку. Так и всей катушкой по мозгам получить недолго. "Чего, Вова-Коля? Совсем подрастерялся на курортах?". 
    - Извините, но вы на мой вопрос не ответили. Как же вы узнали, что мы - русские? 
    - Я видел вас вчера в ресторане, на Lanzerote. Вы же знаете, наших соотечественников можно сразу установить. 
    Вова улыбнулся, сверкнув золотым зубом и зачем-то демонстрируя "киношный" профслэнг. А Петр Константинович чуть было не поперхнулся, понимая, что его держат за "овощь с инфой". Катька - в очках. Он - так, вообще, под панамой. Не узнать же. Это было приятно. 
    - Да. Мы вчера там отужинали. Вы знаете, изумительный ресторан и отличный повар. 
    - А сегодня не собираетесь туда? 
    - Собираемся. И, вероятно, будем ходить, пока Катюше не надоест. Судя по моему опыту, мудрить с местным питанием нельзя ни в коем случае. Если уж хорошее что-то нашли, так и слава Богу. Идти, конечно, не так, чтобы уж очень близко. Но такси здесь недорогое. Можем себе позволить. 
    - А вы далеко живете? 
    - Совсем рядышком. Отсюда видно. Наша лоджия на третьем этаже, справа, - показал Петр Константинович рукой. 
    - Какое неожиданное совпадение! Я тоже постоянный посетитель этого ресторана. А езжу, почти что, мимо вашего дома, по Fernando. Боюсь показаться навязчивым, но сегодня вечером я мог бы подвезти вас с дочерью прямо ко входу. 
    - Да ну что вы. Зачем вас обременять. Не стоит. Мы уж сами как-нибудь. 
    - Так машина же пустая. Никаких сложностей - мимо еду. В какое время вас устроит? 
    - Давайте-ка эту тему в покое оставим. Вот и Катюша идет, - прозвучало слегка раздраженно. 
    - Вы извините, Петр Константинович, но мне уже бежать пора. Встреча у меня и время поджимает. А если надумаете, то я жду на углу вашего дома сегодня вечером. С 19:00 до 19:30. И если у вас возникнет желание, то с огромным удовольствием вас подвезу, - скороговоркой палил Рачинский, быстро собирая скарб и ворочая головой, в которой, тем временем, размещался по полкам рапорт для босса. - Здесь настоящих русских не так много. Очень приятно было пообщаться и, надеюсь, еще увидимся. Всего доброго и до встречи сегодня вечером. Не забудьте, с семи до пол-восьмого. 
    - Мы подумаем. Всего доброго, - уже мягче ответствовал Петр Константинович, но, тем не менее, с потерей всякого интереса к собеседнику. Ему - не до того. Полез рукой за тонометром в сумку, притулившуюся на песке... с вулканическими черными вкраплениями, которые совсем-совсем уже не раздражали. 
    Иномужики вокруг снова поворотили взоры на приближающуюся диву. Петр Константинович улыбался во глубине души и ждал ненаглядное чадо, прижав прибор к груди. 
    Устройство для измерения давления представляло собой обычную пневмоманжету. На ней же крепился небольшой блок управления с жидкокристаллическим дисплеем. Приехал тонометр, вместе с таблетками сердечными разными, в чемодане Катюши, и справно работал: пожужжит немного - манжету на плече надует и сдувается потихоньку. Глядь, а тут и давление на экране высветилось. Петр Константинович уже тоже померил. Утром оказалось 130 на 80. "Космонавт, e-маe!" 
    Сейчас же, Петр Константинович огляделся вокруг, нажал и держал в таком положении маленькую кнопочку "TEST", пока на дисплее не появился значек "С". И тогда сказал он тихо: "Сегодня. Готовность - в девятнадцать по нолям. Работаем "Дом". Через несколько секунд на экране появился крестик в левом нижнем углу: подтверждение приема сообщения. Вот и всe. Где-то неподалеку отзвонило внешнее подобие сотового телефона. Альберт выслушал и подтвердил "боевой взвод" тем-самым крестиком. 
    Уж чего в тонометр электронные умельцы напихали - это одному Богу известно. Только злоупотреблять передачей на чужой территории никак нельзя. Потому, на момент - это и самая первая, и самая крайняя связь. 
    Катюша подошла, присела рядом на песок. Зашептала. 
    - Там, наверху, у поручней - мой воздыхатель с фотографии. 
    Петр Константинович продолжал улыбаться. 
    - Бог с ним, Катюх. Всe хорошо. 
    И рухнул железобетон. Окончательно рухнул. Незадача. Поставил, тем самым, Петр Константинович всю операцию под большой вопрос. А ведь и впрямь - рук-то может не хватить. Его рук. 
    Ишь, чего надумал старый. Решил этот чертов "Приступ" грызть сам и Катьке не давать, поскольку препарат создавался в расчете на мужиков. "Может, нельзя ей? Грехов с людишками-то на душе - не счесть, но... Неправильно это будет. Не по-нашему. Не по-людоедски" - утвердил бесповоротное решение Петр Константинович. На сердце, почему-то, стало легко и спокойно. - "Я ж ей вчера обещал не помереть. Вишь, как. Слово дал. Значит - всe будет хорошо. Тьфу-тьфу-тьфу". 
    Никогда не забывал Петр Константинович про свою подругу дорогую - хроническую малярию. Да она и сама напоминала. Подруга-то с "Приступом" никаким боком не уживалась. И не видать житья после такого соседства. Но Петр Константинович этих медицинских деталей-тонкостей не знал и знать обязан не был.

    В 12:40 семейство вернулось с пляжа. Каково же было удивление Катерины, когда она собралась в душ и обнаружила в ванной комнате Петра Константиновича. Еще бы ничего, но он на коленях ползал по углам и заглядывал, повсеместно. Катька захихикала, прислонившись к косяку двери. 
    - Фу! Тубо! Иди на место. 
    - Лишь бы поиздеваться над пожилым человеком. Тут зажигалка валялась. Не видела? 
    - С фонариком? 
    - Аха. Куда ж я еe задевал-то? 
    - На столе у тебя лежит. И хватит тут курить. 
    - Это ж - святое, Кать, - Петр Константинович, кряхтя, поднялся с колен. - Ну, хоть не выбросила. 
    На выходе из ванной, он слегка толкнул негодницу плечом. Увернувшись от ответной реакции, обнаружил пропажу на своем импровизированном письменном столе. В зажигалке имелся встроенный, ультрафиолетовый фонарик для проверки купюр. Словом, оказия. 
    Катюша уже поплескивалась. Петр Константинович, тем временем, посвечивал на пол в коридоре и увидел. Понятно, что затоптали уже - "собственноножно" - и, всe-таки, чужая пара ботинок 43-44-го размера определилась. "Вот и гости". Хотя: "Ну и пусть," - решил Петр Константинович. Ну и правильно. Обязательно надо изучать-досматривать быт любимой с "овощным" папой перед употреблением. Кто ж спорит-то? Любо-о-о-о-овь. 
    В плане видеокамер Петр Константинович проверил еще перед подсветкой "следов". Не было этих-самых камер. А вот с "жучарами-слухачами" - вопрос. Уж очень они маленькие на современном этапе и искать без спец.оборудования - глаза треснут. А искать и ненадо - пусть будут. 
    Прошел час. Океаническая соль давно смыта. Уничтожен обед - какие-то местные птичьи полуфабрикаты для микроволновки. Теле-испанцы уже остохренели, канал "Discovery" помер до вечера, загорать-купаться не стоило по причине сохранения имиджа чахнущего здоровья. 
    - Пойдем погуляем, Катюш? 
    - Куда? 
    - Есть одно местечко интересное. Неподалеку. 
    - Пойдем, папуль. 
    Петр Константинович решил пока ничего Катюше не говорить про "мероприятие", запланированное на сегодняшний вечер. Зачем еe в стресс загонять? 
    Оставалось больше пяти часов. Есть масса увлечений человеческих уж куда как хуже ожидания. Но это - "ждать" - ничем позитивным похвастаться тоже не могло. Ждешь и ждешь. Тревожат, копятся мысли. Пытаешься успокоить себя, настраиваешься на положительный результат. Но не тут-то было. Из подполья, изо всех щелей лезут гадюки с пиявками: "А вдруг... А если... А может..." Пытаясь защититься, некоторые предпочитают бесконечные, доморощенные молитвы, кто-то - бухнуть или заглотить пилюль, другие - заняться спортом или попытаться уснуть. Хотя, сон - штука "не по вызову" и снова к пилюлям. Психомышечная тренировка в этом деле замечательный помощник, но не безотказный. 
    Петр Константинович, в компании с одиночеством и ожиданием, пользовал метание различных предметов на точность попадания. В случае стесненных условий маскировки под окружающую среду - производил математические вычисления в уме (от них, правда, голова пухнет) или заряжал себя на какие-нибудь слова - вспомнить. Если же предоставлялась возможность, то прямиком направлялся скармливать мелочь современным технологическим решениям игрового бизнеса. Казалось бы, сомнительный противовес гадостности мыслей, но Петру Константиновичу - в самый раз. Азарт - он кого хочешь придушит. Любую заразу, будь она не ладна. Да тут и одиночеством не пахло. Катюха компанию составит. 
    А ведь жуткая черная мамба на сердце елозила. Звалась она просто: будет ли Куло в машине? Но Петр Константинович был уверен и уже поставил на "будет". Механизм запущен. PONR (авиц. точка невозможности возврата) позади и: "Не боись, Макеев. Чему быть - того не разминировать". 
    В 16:30 Петр Константинович и Катюша просадили под 75 000 песет, уже пытаясь играть на нескольких "бандитах" одновременно. Забавлялись они в небезызвестном барчике с обалденным названием "Herradura", что на площади Farray. 
    Дневная барменша средних лет не боролась с дремой, не разговаривала по телефону и не ходила от одного пустого столика к другому, поправляя салфетки. Ей было не до того. Она сидела за стойкой и мучила собственный разум загадкой, в то время как пара явно разнившихся - полом и возрастом - посетителей безостановочно терзала игровые автоматы. Прислушиваясь к их диковинному языку и не понимая буйной радости от мизерного выигрыша при ужасающих - по местным меркам - тратах, она, в буквальном смысле, переутомила свой испанский мозг. Прекратив мыслить, приняла неординарное решение выставить им что-нибудь от заведения. Пусть это будет знак признательности испанского народа к неведомой тяге пополнить карманы всe того же испанского народа. Суть данной признательности, в прочем, оказалась бы не менее загадочной для вышупомянутых посетителей. 
    Примерно в это же самое время Рома набрал телефонный номер 112. Через пару минут из трубки раздался вялый голос оператора. Рома назвал себя кем-то и сообщил оператору, что на улице Portugal, возле дома номер 38, человек преклонного возраста потерял сознание. Лежит, не двигается, но дышит и, вероятно - сердце. Получив указания по оказанию первой помощи, Рома сообщил также свой пальмасский домашний адрес и номер сотового телефона. 
    Через несколько минут с улицы Angel Guimera, из гаража клинической больницы DEL PINO SERVICIO DE DIALISIS, в сторону улицы Portugal умчалась карета "скорой помощи", расцвеченная мигалками и подвывая сиреной. В этом районе было достаточно свободно, но впереди - поток из туннеля Julio Luengo. Возможна пробка возвращающихся из-за города авто, и это плохо. Бригада скорой помощи номер 15 - врач, фельдшер и водитель - торопились помочь. Кроме них, никто и никуда не спешил в финале этого прекрасного воскресного дня. Даже Альберт и "испанцы". 
    "Скорой" пришлось пробиваться на побережной авениде Juan Doreste почти до пересечения с авенидой Jose Mesa y Lopez. Повернув на Juan и разогняя поток свето-шумовыми эффектами, машина перестроилась на центральную полосу и промчалась до площади De Espana. По кругу, чуть дальше и направо, на улочку General Sanjurjo. Нужная улица и дом 38 - уже совсем рядом. 
    Бригада скорой помощи не удивилась при виде отсутствия обычной толпы. Сказывались уединенность этой оконечности улицы, развернувшаяся прямо за домом стройка, воскресенье и прошедшие почти тридцать минут после вызова. 
    Подъезжая, они увидели открытый, широкий гаражный зев. Оттуда выбежали навстречу два человека в перемазанных серых комбинезонах. Зевака-пенсионер выглядывал из окна наверху. 
    Людей на улочке не было. Проехала пара машин. 
    - Мы перенесли его на кушетку, вовнутрь. Он весь синий, еле дышит. Пойдемте быстрее! - частил один из "комбинезонов" на родном испанском. Акцент, напоминающий наше "оканье" - едва уловим, а андалузцев на острове хватало. 
    Врач и фельдшер с чемоданчиком экстренной помощи уже скрылись в гараже. Водитель проехал вперед, метнулся к створкам задних дверей автомобиля. Затем открыл, выдвинул носилки и покатил их внутрь. Зажужжал электропривод, спрятав от чужих глаз противозаконные действия сотрудников Петра Константиновича при применении одноразовых спец.парализаторов английского производства "Silencer-72TN". Внешне, они напоминали перьевые ручки "Монблан". 
    Ворота поднялись через минуту. Тулио, облаченный в медицинский халат и шапочку, сел за руль "скорой помощи" и загнал машину задом в гараж. Покрой медицинской униформы не отличался от оригинала. Разнился лишь цвет. Слегка. А ворота уже закрылись.

    Петр Константинович так и не рассказал Катюше о предстоящей операции. Кнопка Т-этажа нажата и лифт дернулся. "Клаустрофобия" ползала медленно, то и дело поскрипывая какими-то неведомыми железяками. На часах 19:17. 
    - Кать, ты прости, что раньше не сказал. Но сейчас уже начнется. От тебя требуется любовь и боль за упавшего в обморок папашу. То есть меня. Это сердечный приступ. Будь всe время рядом. Изображай истерику, слезы, но ни на шаг от меня не отходи. Ни на улице, ни в "скорой помощи". К ним в машину нельзя, ни за что. Только "скорая". Вот и всe. Будь рядом. 
    Лифт остановился. Пора было выходить. Катька провела ладонью по его щеке. Смотрела спокойно и решительно. "Бой-баба!" - пронеслось в голове Петра Константиновича и он перекрестился, в мыслях. 
    - Я буду с тобой, папочка, - прошептала она. 
    Петр Константинович вряд ли услышал - он уже включил "военнослужащего" и открыл дверь. 
    Они шагнули в неизведанное. 
    А в гараже дома 38 было жарко, пыльно, тихо и сумрачно. Альберт второй час сидел на водительском месте "скорой" и слушал радиообмен диспетчера с бригадами медиков на выездах. Почерпывал необходимое в плане лексикона и формы разговоров. 
    Как и предполагалось - ничего сложного. При получении вызова, диспетчер, прежде чем отправлять машину со станции, называл по общему радиоканалу причину вызова и адрес. Затем вызывал ближайшие к месту происшествия бригады медиков. Судя по разговорам, даже мир "скорой помощи" тянул вялую, полусонную жизнь - по-курортному, вдобавок с воскресным. 
    Вызывали и 15-ю бригаду. Но она лежала в подсобке, с залепленными ртами, уже в сознании, с конечностями, связанными SH (лента-наручник или "хомут"). За них ответил Альберт. Сказал, что случай сложный, но без госпитализации. Ориентировочно, планируют возвращение на станцию в 19:40. Диспетчер ввел необходимые данные в компьютер и на большущей, настенной карте Лас-Пальмаса в районе улицы Portugal у дома 38 засветились зеленым числа: 15, 18:35 (время связи) и 19:40 (время возврата). 
    Сутулясь, как обычно, Петр Константинович отомкнул ажурную калитку дворика и пропустил Катюшу на улицу. Шагнул сам. Она взяла его под руку и они пошли к набережной. В этот момент сзади раскрылась дверь машины и их окликнули. 
    - Катя! Пeтр Константинович! А мы вас ждем! - громко проскрежетал Рачинский. 
    Петр Константинович не спешил поворачиваться. Катюша вела себя спокойно и, казалось, воспринимала всe адекватно и без напряжения. Она обернулась первая. 
    Вокруг было немноголюдно. Вечер вступал в свои права, позволив светилу поудивлять зрящих землян алым раскрасом округи, напоследок. Узкой полосой между стен в улочку заглядывали небеса с невесть откуда появившимися тучами. Вдали лежал пока спокойный, предзакатный, темнеющий океан. Но завтра погода, вероятно, переменится. Будет ветренно. 
    Обернувшись, Петр Константинович увидел Куло, стоящего у раскрытой задней двери черного БМВ. Смотрел он как-то странно - тем же, потусторонним взглядом, но пытаясь улыбнуться. Трое здоровенных "телков" в темных очках паслись по соседству с машиной. 
    Рачинский приближался быстрым шагом. Петр Константинович и Катя сделали шаг навстречу и остановились. Рачинский подошел. 
    - Володя, я же вам сказал, что не стоит нас подвозить, - раздраженно отчитывал Петр Константинович и даже ввернул малознакомое слово. - Это неэтично с вашей стороны. 
    - Но вот же машина. Уже здесь. Зачем себя утруждать прогулкой, Петр Константинович? Катя? Тут и ехать-то - пять минут. А еще, я хотел вас со своим лучшим другом познакомить. К тому же - он мой начальник. Очень крупная фигура в бизнесе. Может быть, он вам даже с лечением дочери поможет. Безграничные, просто безграничные финансовые возможности у него. Вы представляете? 
    Петр Константинович даже чуть поежился, в мыслях, от такой беспардонности. Но Катюха в тонкости папиной планиды никогда не вникала, сразу проявив "нетематическую" и жестоко наказуемую инициативу. 
    - А как вы смеете в моем присутствии упоминать о моeм личном? Вы - дрянь, и видеть я вас больше не желаю. Папа, пойдем. 
    Она отвернулась, а Петр Константинович, тем временем, смотрел на приближающегося Куло. Телохранители, организовав "дельту" вокруг него, тоже подтягивались. 
    - Екатерина, нижайше прошу у вас прощения. И у вас, Петр Константинович. Извините, ради Бога. Я же не хотел. Я же думал как лучше... 
    Петр Константинович оглаживал Катькино плечо и смотрел в испуганные глаза Коли-Вовы печальным взором наряда лжи из гардеробчика "униженные и оскорбленные". 
    - Был бы я помоложе, молодой человек. Мы бы с вами совсем по-другому поговорили. А сейчас, извольте нас оставить в покое. 
    Рачинский чуть не плакал и повернулся на голос Куло. 
    - Владимир, представь меня пожалуйста твоим новым знакомым. 
    Мимолетно, Петра Константиновича изумили глаза приблизившегося Куло. Взгляд, буквально, пожирал отвернувшуюся Катьку. Никого рядом не существовало и быть не могло, поскольку он смотрел сейчас на потерянное навсегда, но незабытое СЧАСТЬЕ. На единственную ЛЮБОВЬ всей его жизни. Куло и говорил-то как-то отстраненно, будто бы заставлял себя говорить и ему это мешало видеть. Петр Константинович посмотрел на ботинки Куло - 43-44 размер. У Рачинского меньше. "Неужто сам заходил?! Во попал мужик, e-маe!" 
    - Так вы тоже из элитных хамов, молодой человек? - не скрывая ненависти, обратился Петр Константинович к Куло. Скрывать что-либо было незачем. Уже, вообще, нечего скрывать. Всё. 
    Петр Константинович сжал зубами капсулу и немедленно проглотил оболочку. 
    Ох уж эти наши военно-медицинские "яйцеголовые", из бывших. И чего только не напридумывали или у Господа не сперли. Принцип действия препарата, содержащегося в капсуле, почерпнули оттуда же - из анналов людской природы. 
    В человеке, погруженном в ледяную воду, эта самая природа приводит в действие определенные механизмы - запускается так называемый "эффект ныряльщика". Резко снижается сердечная деятельность до 5-10 ударов в минуту. Циркуляция крови в конечностях прекращается. Кислород, содержащийся в легких, обогащает лишь кровь, поступающую к головному мозгу. Из данного состояния "утопленника" возможно возвращение человека к жизни в течение получаса. "Яйцеголовые", всего лишь, нашли спусковой крючек. Долго искали и умницы они - согласен. А возврат к жизни - искусственное дыхание чистым кислородом и непрямой массаж сердца. Но риск, он и в прошлой, многолетней Африке Петра Константиновича - по другому не назывался. К тому же, с малярией. 
    Петр Константинович упал на руки Рачинского и тот уложил его наземь. Немая сцена состоялась и первой заверещала Катька. Телефон неотложки знал один из "телков". 112. 
    Ни уговоры, ни беспрестанно причитавший: "Катенька, Катюша, Катенька," - прижавшийся сбоку Куло, ни пляшущие вокруг Рачинский с "троицей" не могли оторвать еe от руки, постепенно синеющего Петра Константиновича. Кто-то додумался, наконец, подложить под голову свернутый пиджак. Кто-то предложил загрузить в БМВ и везти. Но куда? До "скорой" уже дозвонились и она - в дороге. Наконец, дошло, что нужно оказать первую помощь, и Рачинский начал долбать со всей силы кулаком по груди Петра Константиновича. Вокруг собирались люди. Толпа росла. Катька громко повизгивала и плакала, размазывая косметику на лице. Куло причитал. Петр Константинович подрагивал от ударов Рачинского и уже основательно посинел. Телохранители обступили Куло, беспокойно оглядываясь по сторонам. 
    Ветерок ворвался на улочку, извещая о наступлении вечера и перемен. 
    Стенания "скорой" уже доносились с Portugal, и вскоре визг тормозов провозгласил еe прибытие. 
    Водитель Альберт приклеил усы и надел очки, чтобы не ошарашить Катю, а "испанцев" ей видеть не доводилось. 
    Клином прошивая толпу, прикатили носилки. Положили на них Петра Константиновича и повезли к "скорой" ногами вперед. Специалисты, едрит! Катюха побежала за ними. За ней, не отставая - Куло и вся свита. Люди провожали взглядами и покачивали головами. 
    Возбуждение с легким, невесомым сонмом знакомой бабульки Петра Константиновича носилось над толпой. Темнело. И довольно быстро. 
    Куло наотрез отказал настойчивым увещеваниям Рачинского сесть в БМВ и сопровождать "скорую", поскольку Катерину невозможно было оторвать от отца. В чреве, кроме носилок с Петром Константиновичем и пары "испанских" братьев-медиков могли поместиться лишь двое. Откидные одноместные сиденья на противоположных стенках у двустворчатой задней двери заняли Катюша и Куло. Рачинский сел с водителем. Мигая и стеная, "Скорая" тронулась в сопровождении БМВ. "Испанцы" заколдовали над Петром Константиновичем: распахнули пиджак и рубашку, надели кислородную маску. Рома взялся за обе "лапы" дефибриллятора, который начал нудно набирать высокую звуковую тональность. 
    Изумленный, немного взбрендивший вечер на Portugal стих. Островная жизнь полилась в общей гармонии слащавого, привычного и теплого киселя, лишь искоса встречая и провожая разноцветные перемигивания с подвыванием сирены на пути следования.

    То ли кислород оказался слишком чистым, то ли заряды дефибриллятора в едва обученных руках пришлись по сердцу. А скорее всего, когда Рома сказал Толе на испанском, после десятка безуспешных попыток: "Помер", - Катюха услышала. Переводчица, всe же. Хотя, языками другими владела, но набросилась, как пантера, сверху на Петра Константиновича, обхватила своими ладошками его голову и заорала: "Ты же обещал! Ты же мне обещал, папа!!!..." Они пытались еe оттащить. Машину трясло и раскачивало на скорости. Всe вокруг визжало, орало, трещало и стенало. Ромка, увидев еe истерику и безумные глаза, снова подставил "лапы" к сердцу Петра Константиновича. Тело подбросило ударом тока, и сердцу надоело терпеть издевательства - оно заработало. 
    Рома сделал Петру Константиновичу укол. "BIEN!" Толик заулыбался. Узнав, Альберт облегеченно, нещадно матерился про себя на всю эту гребанную жизнь, шевеля губами приклеенные усы. 
    А Катька увидела его впервые без майки или рубашки, или еще там чего. Погладила широкий, прямой шрам на груди Петра Константиновича от левого соска и куда-то направо, к бедру. Трогала вмятинку от "пулевого" на плече. Гладила остальные шрамики и шрамы. Ей стало страшно от того, сколько пришлось натерпеться папкиному телу в этой жизни. Заплакала, горько, навзрыд, прижавшись к его груди. 
    Скорость упала. Понурый Рачинский, уткнувшись в забитую авениду Juan Doreste, часто посматривал и в боковое зеркало. Наконец, углядел БМВ сопровождения. Ребята не отставали. Пока, всe нормально. 
    Куло жил своей новой, желанной жизнью, сидя в уголке. 
    Минуты через три, Петр Константинович сам стянул кислородную маску с лица. Заплаканная Катька оторвалась от него и села на штатное место - напротив Куло. Петр Константинович возвращался к себе. Всe тело рвала боль, а на сердце - пустая дыра. Словом, как обычно. Он видел вокруг возбужденные, но улыбающиеся лица. Сейчас дирижировал Альберт и позволительно было просто отдохнуть. Он закрыл глаза, здороваясь с еще одной стародавней знакомицей - Болью. 
    Повернув, "скорая" набрала скорость, пошла в подъем. Снова повернула, начался спуск, и Петр Константинович услышал знакомый звук, напоминающий выстрел пневматического пистолета. Нет, пневматика, всe же, погромче будет. 
    Петр Константинович не увидел как Рачинский ткнулся головой в лобовое стекло и отвалился вбок - к Альберту. Одновременно с попаданием микроскопического продолговатого цилиндра в щеку Рачинского, Альберт рявкнул: "Хоп!" Толя оказался рядом с Куло - с его стороны машины - и поэтому пришлось работать ему одному. Рома не доставал, а Петр Константинович на месте Кати не сидел, и снова возник большой вопрос. 
    Куло ударил Толю локтем. Сильно ударил. Затем привстал и из его рукава появилось, блеснув золотом, нечто элегантное, стройное и весьма опасное. Он взревел, глядя на Катю. 
    Удар был направлен ей в грудь и единственной превентивной мерой, подвернувшейся под руку группы Петра Константиновича, оказалась его же подставленная, ближняя - к Куло - нога. Золотое лезвие прошило еe насквозь, застряв в районе голеностопа. Тем не менее, Петр Константинович припас дальнюю - от Куло - ногу. Мысок ботинка хлестко соприкоснулся с Кулиным лбом, по поводу чего, после классической паузы, Рома произнес на чистом и красивом русском языке: 
    - Труп. 
    Петр Константинович, скривившись от дополнительной порции боли, откинулся назад и... Всe-таки, надо работать дальше: 
    - Отъехал минут на пять. Гарантировано. Не переживай. Толя, ты жив? 
    - Почти, - промычал Толя, поднимаясь с медицинского оборудования под правым боком у Петра Константиновича. 
    - Тогда лечить этого хлопца будем. Руки ему - крест на крест и хомутами, к щиколоткам. Рот залепи, - Петр Константинович примолк, чтобы отдышаться. - Пиджак с рубашкой - с плеч, вниз, до локтей продерни, только быстро. Так носить удобнее будет. И кто бы еще железяку из ноги вынул. А, доктора? 
    Катюша снова разрыдалась. Ох уж эти женщины! К тому же, красивые. 
    Две стеклянных банки под два литра, из под каких-то микст-фруктов, с бензином и прикрепленными сбоку фальшфеерами оказались ненужными. БМВ потерялся где-то в тоннеле и фруктовым ассорти, в стремительном беге, по морде не получил. Зрелище, надо сказать, феерическое. Когда на скорости. И Петр Константинович вспомнил как однажды... Впрочем, это совсем не к месту. Болело уж очень сильно. 
    Да и вообще. Надоело всe Петру Константиновичу. Воскресенье ж. Выходной. Ну их к лешему, эти Канары. 
    На небольшом причале у городка Banaderas ждала яхта.

    Они не виделись с тех пор. Маринка уволилась и поехала к своему англичанину, навсегда. Петр Константинович в тот раз бюллетенил долго. Куло задел что-то в связках и "живодерам" пришлось резать снова и снова. 
    Жизнь летела. Под рождество 2003 года, супруга и сын собрались на несколько дней в Харвич, что в жуткой глуши туманного Альбиона, а затем в Лондон. Петр Константинович упирался всеми правдами и неправдами, отбрыкивался и ехать не хотел. Болело здесь, ломило там и поскрипывало повсеместно. Но родные наблюдали полную депрессию и настаивали на смене обстановки. Настояли. 
    Как-то раз, они прогуливались по шумной и многолюдной, вечерней Оксфорд-стрит втроем. Вокруг сияли витрины магазинов с рождественскими елочками. Серым бесконечным потоком шли люди, в пробке давились машины и колоритные двухэтажные автобусы в красном. 
    На столицу Великобритании сыпал легкий снежок, моментально превращаясь в препротивную слякоть под ногами. Петр Константинович шагал потихоньку в серединке, поддерживаемый с одного бока сыном, а с другого - супругой. На душе было пусто и муторно. Хотелось виски, обездвиженного покоя, уютного и непотревоженного домашнего тепла. Сын безуспешно пытался развеселить историями из своего студенческого жития-бытия. Супруга похихикивала. Петр Константинович заставлял себя улыбаться. 
    Внезапно, его взгляд встретился с глазами девушки впереди. Она приближалась, что-то сверкнуло и он узнал маринкины глаза. 
    Она, оставив спутника, подбежала. Не обращая ни на кого внимания, приложила теплые ладошки к его щекам, как тогда... давно... Смотрела и, казалось, шептала что-то доброе, милое. 
    Окружающее наполнилось абсолютом тишины. Возник свет. В коме он совсем другой - неживой, слишком белый и яркий. А этот свет согревал. Неведомая сила питала всe его естество, стерев боль, уныние и тяжесть лет. Душа проснулась, воспрянула и, наконец, откликнулась. Грянул полковой оркестр и Петра Константиновича отбросило на десятилетия. Он уже чеканил шаг, держал равнение, плечом к плечу с такими же молодыми, сильными и убежденными, что жизнь бесконечна. 
    Жена и сын - рядом. Виновато улыбаясь, еe спутник прошел мимо. 
    Она всe смотрела и смотрела. Оркестр взревел фанфарами. На финальном аккорде она зачем-то коснулась губами его лба и умчалась за этим еe англичанином. Воздушная, стремительная и прекрасная. 
    - Кто это? - Холодно спросила жена. 
    - Эт-чe за гeл, пап? Совсем они тут обалдели, - возмутился сын. 
    - Это Екатерина... Внебрачная дочь английской королевы... И моя, - поправляя воротник одеяния лжи, громким командным голосом отрапортовал Петр Константинович. - Осталось спереть миллион. 
    Они продолжали стоять под снежком. Пауза затягивалась. Супруга отреагировала первой. 
    - Господи, почему я терплю эти муки? Ребенка бы постеснялся. Васенька, иди ко мне, маленький. Да ну его. 
    Маленький, ростом 198 см, не двинулся с места, пожирая отца восхищенным взглядом. Петр Константинович обернулся. Там - лишь холодно и темно. Еще немного поискал глазами, но увы. 
    А военнослужащий Макеев уже приступил к постановке боевой задачи: "Всe-таки, жить - это здорово", - и стал вспоминать где - в подвале подмосковной дачи - лежали штанга, гантели, гири, груши и макивары. Ржавый металл турника он отполирует ладонями, как обычно... 

      В командировках мы всегда сталкиваемся с необходимостью где-то ночевать. Совершенно невозможно проводить все ночи в борделях и питейных заведениях. Мы же не дельфины, чтобы спать половиной головы. К тому же, в личное время приходится делиться с окружающими не только своим присутствием, но и денежными средствами. А как получать от этого удовольствие при отсутствующей части мозгов? Непросто, согласитесь. Поэтому приходится отдавать кусочки своей и без того маленькой жизни прозябанию в состоянии сна. На то и понастроили по всему свету гостиниц. 
    Так же как и люди, "готели" бывают разными. Где-то вас обделят горячей водой или чистым постельным бельем. Накормят неудобоваримым завтраком и натрут в массажном салоне чем-то, ну никак не отмывающимся. Безусловно, это зависит от звездастости и географических координат самой гостиницы. Что, в свою очередь, связано с направлением работы вашего отдела и, соответственно, положенным количеством командировочной валюты. Вот с этим, как раз, у нашего героя было всё в порядке. Но мы отвлеклись. 
    В тот солнечный и безветренный полдень, жаркий и не скрывающий своего ревностного отношения к чему-либо, не нагретому до температуры свыше 30 градусов. Так вот, в указанный полдень пожилой человек с сумкой наперевес, в рубашке с коротким рукавом и светлых брюках вошел в услужливый холл гостиницы "Мида", заранее решив не покидать ее кондиционированное лоно ни под каким предлогом до самого вечера. 
    Четыре пары глаз, наблюдавших за происходящим из неприметного седана, болотного окраса, зафиксировали скрывшуюся спину вышеуказанного господина и замерли в немом великолепии паузы, отмеченной в истории российского театрального искусства. Но поскольку Россия находилась в дальней дали, к тому же заснеженной, то аналогий проводить не стоит. Вообще, сотрясаемую придворной лихорадкой Россию, пожалуй, оставим в покое. А на "пока" расстанемся и с "болотным" седаном, до сей поры ехавшим в некотором отдалении от такси с господином, уже вошедшим в гостиницу "Мида".

    Интересно то, что изумление четырех пар глаз можно было понять. Гостиница "Мида", не афишируя обстоятельств, приютила под своими крылами целые полчища полицейских, которыми был усеян в период ланча не только холл, но и лифт, с третьим этажом, впридачу. Похоже, что вся полиция Малайзии столовалась именно здесь. Бронируя номер для пожилого господина, вспомогательный персонал отдела с неслабыми командировочными акцентировал внимание исключительно на близости Чайна-тауна, но никак не на обилии стражей законности, по месту. А всё из-за недостатка информации. Рекогносцировочный бездельник, из тех же "вспомогательных", полюбопытствовал в Интернете, туристических брошюрах и ориентировках, не удосужившись поинтересоваться у местных. Ну да ничего. Где наша не пропадала. 
    Положа руку на сердце, Петр Константинович Макеев - это он собирался заселяться в гостиницу по прибытию из Москвы. Да-да, его несколько смутило обилие полицейских машин у входа. И уж в холле смущение удвоилось или даже утроилось, но всё случилось, то есть запланировано и подтверждено руководством. А значит, соседей придется терпеть. 
    Перспективы дальнейшей жизнедеятельности Петр Константинович не назвал бы пугающими. Обстоятельства возникновения щепетильной ситуации, по поводу которой он оказался в Куала-Лумпур, выглядели скорее абсурдными и несколько комичными, нежели туманными и сугубо проблематичными. Заключались они в следующем. Лёша - молодой и подающий большие надежды сотрудник одного из коммерческих предприятий под патронажем небезызвестного военного ведомства - был направлен в Малайзию для закупки партии дорогостоящих чипов, в которых так нуждалась оборонная авиапромышленность Родины. Вскоре грянула частичная предоплата и одобренный соответствующими инстанциями, надежный и перспективный, даже посещавший Москву с визитом, посредник заполучил на свой счет ни много ни мало, а 250000 "зеленых". Всё бы ничего, но последующая информация от Лёши напоминала содержание "Книги жалоб и предложений" краснознаменного института им В.П. Сербского. Чуть погодя, и без того скудный инфопоток прекратился. Весточек, уже с пару-тройку недель, ни от Лёши, ни от "надежного и перспективного" посредника, скрывшегося в неизвестном направлении; ни, тем более, от купюр не поступало. Заломившие невероятную цену и потому отверженные производители чипов, как оказалось, никакого бизнесмена с такими-то "контакт дитэйлз" и наименованиями не видывали и ни о каких заказах, при странной дешевизне их продукции, не слыхивали. Ну уж тут коммерческое предприятие Родины затрясло, а "патронаж" нахмурился и принялся за работу. 
    Да, кстати, потеряться в этом мире возможно, хотя и достаточно сложно. За неимением опыта - в плане "возможно" - Лёшины следы отыскались на редкость оперативно. Для поддержания собственной платежеспособности, пользовался он дебетовой карточкой "VISA Electron" премногоуважаемого "Газпромбанка". Причем, и как ни странно, опорожнял один и тот же банкомат - неподалеку от Чайна-тауна - с изумительно стабильной периодичностью. 
    Привлекать внимание международной общественности и местных органов правопорядка посчитали нецелесообразным - на горизонте образовались и маячили не совсем "чистые" 250 "штук" с оффшора. К сожалению, ни в каком, даже минимизированном, виде на карточке они не проявились. Лёша же продолжал потреблять остатки своих скудеющих командировочных строго, утром, по понедельникам и четвергам. 
    Так что, пришла пора Петру Константиновичу оказаться посреди пальм, солнца, гостиниц, массажных салонов и смуглых девичьих тел, за компанию с жарой, проклинаемой и преследующей по жизни. 

       Миновало два дня. Жалкий тенек уличной забегаловки полнился духотой, и Петр Константинович уже основательно подплавился в задушевных струйках музицирующих вентиляторов. 
    А в непосредственной близости ползла-фыркала-бибикала налево и направо улица Ханг-Лекир. По обеим её сторонам кишел разноцветный и разномастный народ, как малорослый, так и с вкраплениями туристов покрупнее. Это немного раздражало, поскольку чуть дальше, на темном, полированном граните стены, не всегда виднелся банкомат. Именно к этому банкомату Леша наведывался каждый понедельник и четверг с завидной пунктуальностью - в 11 часов утра. 
    Петр Константинович продолжал дохлебывать "тэ панас" (горячий чай), потел и поглядывал на часы. Ритм жизни пренебрежительно стабилизировался и не желал ускоряться ни под каким видом. Ожидание тяготило. Стрелки не хотели ползти к одиннадцати ни в какую. Солнце флегматично безумствовало. Раздражение нарастало. 
    Поскольку гармонии не наблюдалось во всем диапазоне ракурсов, Петр Константинович уже подумывал о "закурить". Даже промелькнуло что-то о "выпить", но умелькнуло. "Ёх-мааа... Утро ж еще только". 
    Особь ориентальной внешности, неопределенного возраста сидела за соседним столиком и тыкала в мобильник, по-мышиному морщась. Две толстозадых местных индийки о чем-то оживленно колготали над тарелками с нудлой. Преклонных лет служащий заведения за не менее пожилой стойкой уткнулся взглядом в дальнейшие перспективы жизненного тупика. Сигарета не радовала, но время - субстанция мобильная и одиннадцать часов, всё-таки, должно было когда-то нагрянуть. Это утешало. 
    Петр Константинович вновь посмотрел на банкомат и не увидел. Возле него образовалась чья-то спина - сходу не определить. "Без десяти... Кто ты?". 
    Пересечь улицу труда не составило. Мотоциклисты, легковые авто и одинокие автобусы ели-ели ползли. Рабочий день трудовой столицы был в самом разгаре. Обилия вредоносных выхлопных газов обоняние Петра Константиновича, привыкшее к московским ароматам, так и не обнаружило. А "спина" оказалась чужой. Петр Константинович изменил направление движения. Пошел вдоль улицы, рассматривая архитектуру и идущих навстречу людей. Странным показалось то, что на лицах не было печатей: тоски по непонятному, утомленности от прожитого и неловкости перед будущим. Индифферентные глаза, спокойно воспринимающие объективную реальность, в которых он не отметил присущей его родным согражданам, едва заметной толики безысходности. 
    Пройдя еще с десяток метров, Петр Константинович развернулся и пошел обратно. Не торопился. Даже постоял немного, задрав голову. Солнце пряталось за стенами зданий на этой стороне улицы, но небо насытилось, обалдело и слепило. "А дома - снег... Холод собачий... От такого б они тут все перемерли..." Петр Константинович лишь констатировал данный факт, никому не желая бед и напастий. И без пожеланий хватало. Природа и погода, похоже, сбрендили, вместе с долларом и ценами на нефть. Причины некой странной взаимосвязи между происходящим на Земле частенько будоражили разум. Накатило и сейчас, но... "Вот и Алексей..." 
    Петр Константинович внешне не изменился, держал заданный темп, скользил взглядом, не спешил и в мыслях. Вокруг ничего интересного пока не наблюдалось. Ни глаз, ни лиц, ни осанок, ни походок, ни машин. А Лёша не переходил улицу. Шел навстречу, издалека, скорой походкой, уткнувшись под ноги и лишь изредка оглядываясь. Высокий, худой, темные очки, вытянутое лицо, немного взлохмаченные, русые волосы, но выбрит. Мобильник в руке. Шорты, мятая майка, шлепанцы и нервозность. Нервозность во всём. Вскоре он остановился у банкомата, неуклюже согнулся, приподнял очки и вставил карточку. Агрегат сглотнул, а Петр Константинович был уже в паре метров, чуть сбоку. Пора. Без карточки не побежит. 
    - Лёша, привет. Я за тобой... 
    Пришлось немного подержать паузу - посмотреть как отреагирует. Лёша инстинктивно потянулся к слоту, но оттуда уже ничего не торчало. Снял очки. Повернулся, посмотрел. Немного резковато, но Петр Константинович удовлетворенно продолжил. 
    - И бежать нам некуда. Улица блокирована. Снайперы на чердаках. Вертолет, здесь, неподалеку. Да и зачем? Ничего же страшного не случилось. Ты не виноват. Я - твой друг. Давай вместе решать чего делать будем...

    Лёша посмотрел на крыши домов напротив. Надо же, чердаков там не оказалось. И снайперов тоже. Должно быть, профессионалы. Замаскировались соответственно. 
    Его взгляд показался немного безумным, но на то была масса объективных причин. А в целом, реагировал адекватно. Петр Константинович заулыбался глазами и кончиками губ, демонстрируя миниатюру из цикла "душа-человек". Зубы не показывал. Ждал... 
    - Вы так быстро... Как же... Они грозили убить маму с папой. Говорили, что узнают, если я кому-то сообщу. - Лёша виновато и потерянно смотрел в глаза Петра Константиновича. Потом полез в карман шорт. Суетно, но неопасно. - А зачем вертолет? 
    Петр Константинович продолжал улыбаться, не моргая. 
    - Порядок такой. От суммы зависит. 
    Лёша достал из кармана зажигалку. Обычную, прозрачную, за ринггит. Зажег и смотрел на пламя. 
    - Вы извините. Я когда на огонь смотрю, то успокаиваюсь. Ничего? 
   Петр Константинович тоже посмотрел. Пламя било сильно, с шипением, источало жар. 
    - Ничего... 
    - Ну вот. - "Успокоился, видать". - А как вас зовут? 
    - Петр Константинович. Да ты не переживай особо-то. Отыщутся эти жулики. Давай-ка, снимай деньги и пойдем пройдемся немного. А то встали тут, как Минин и Пожарский. 
    - Хорошо. 
    Леша, как ни странно, успокоился. Не играл. Сосредоточенно давил на кнопки. Внимал экрану, ждал. Читал, шевеля губами. Снова давил. 
    А на улице мало что изменилось. Те же люди, машины и пустые окна. Ничего беспокоящего. Та же умиротворенная суета. Разве что солнце окончательно расхристалось и валило повсеместно, уже определив себя в зенит. 
    Потом они пошли потихоньку до улицы Петалинг. 
    - Лёш, ты не обижайся, но обманул я тебя. Никаких вертолетов и снайперов тут нет. Один я приехал. И верю тебе, так что нормально всё будет. 
    - А я вам поверил. Про вертолет. Деньги, всё-таки, большие. 
    - Да какие там деньги? Всё в мире относительно. На спинакер от Вовкиной яхты не хватит. Им миллион истратить - тьфу. А за сто долларов удавятся. Вершители судеб, ёхин жвах... 
    - Кто? 
    - А?... Это я так. Ты мне лучше скажи, почему по четвергам и понедельникам в одно и то же время к банкомату ходил? 
    - Они так сказали. Еще припугнули. 
    Петр Константинович поймал себя на одной интересной мысли, но ей еще стоило повызревать и поэтому продолжил: 
    - Кто - они? Опиши вкратце. Представителя я видел. Серьёзный дядька. Цивильный, из местных. 
    - Этот - из местных. Только вот еще какие-то другие есть. Я их и не видел толком. В основном, разговаривали по телефону на английском. На домашнюю почту инструкции бросали. Акцент у них, как у русских. 
    - Может, арабы или чурки? 
    - Не арабы. У тех немного по-другому звучит. Эти, как русские. 
    - Как же они тебя так напугали, по телефону? 
    - Просто. Собаку подстрелили. Утром гулять пошли... Из проезжающей машины в неё... Сволочи! 
    - Вот это зря, - Петр Константинович скрипанул желваками. - Жива? 
    - Жив, - и Лёша снова достал зажигалку. Смотрел на пламя. 
    Они уже дошли до перекрестка и остановились. 
    - Ты где живешь, кстати? 
    - Тут, рядом. В клоповнике. 
    - Тогда пошли к тебе, соберешься, у меня ночь перекантуешься, а завтра домой улетим. 
    - Как скажете. Только у меня денег не хватит. Билет на самолет просрочен. 
    - Не переживай. Пошли. 
    Они свернули к улице Тун Тан Ченг Лок, потом в проулок. Лёша жил совсем рядом и, как оказалось, по весьма экономичной программе - за 25 ринггит в сутки, в каком-то кошмаре со стадами тараканов и наркоманов под названием "Син-Сан", выведенным нетвердой рукой, лет триста назад . 

    Посещение некоего подобия "номера гостиницы" не оставило в памяти ни-че-го позитивного. По-цыгански убого, тесно, сумрачно, грязно и... запах. Лёшин скарб был невелик и состоял из комбинированной, пузатой сумки для лаптопа с багажным отделением. Где-то в темных и уж очень глубинных закромах сознания, Петр Константинович даже пожалел пацана. Потом поймал себя на мысли, что проникся, невзначай, его проблемами. Дома Лёхе достанется на орехе. Но кто способен обезопасить себя от перипетий и катаклизмов ошалелой жизни начала ХХI века? А еще... Было в нем что-то роднившее. Какая-то сумасшедшинка. Она очень ярко проявлялась во взгляде на огонь. 
    Низкотемпературная плазма. Спасительное тепло и лукавое коварство, милый ангел и беспощадный хищник, безмерная радость и судрожный страх. Огонь всегда был нужен людям и сам, каким бы странным ни показалось это утверждение, нуждался в них. Хотя, не так давно придумали электричество и приоритеты сместились. Но потаенное, сокрытое в дебрях генной памяти здравствует и поныне. 
    Огонь. Успокаивающий. Кхм... Ну, а кто сейчас нормальный? Этим Петр Константинович и утешился, решив проанализировать загадки, навалившиеся извне теперь уже общего, их с Лёшкой, периметра. 
    Они подходили к хай-вею, по которому скоренько неслись куда-то полчища чистых и опрятных, разноцветных детищ современных технологий и научно-технического прогресса. Поверху и вдоль тянулась ветка монорельса. Пролетел разукрашенный рекламой, необычно молчаливый поезд. Завиднелась гостиница, но придется пройти чуть дальше и по виадуку перейти на противоположный берег "железной реки", обойти огромное заведение местного общественного питания, посещаемое многочисленной китайской диаспорой по вечерам. И вот уже тогда оказаться рядом с "полицейским" пристанищем. 
    "Life is a journey, not a destination" (Жизнь - путешествие, а не место назначения), - вылупило белыми буквами с красного, огроменного щита над хай-веем. Упомянутая и полюбившаяся, до колик, повсемесно напиханная реклама, вызвала обычную реакцию: "Кредо, едрит! Куда деваться!" 
    2004-й год уже по полной программе ухандокал Петр Константинович скитаниями по белу свету, болячками, жарой и не только. Даже жена рычала в голос, сын издевательски намекал на тихую старость, а новый бетонный забор второй месяц терзал своим горизонтальным положением. Собаке-то прививки некогда было сделать. Черте-чего. 
    В небе потихоньку набирались тучи. Солнце иногда пряталось, но на жару его исчезновение практически не влияло. Поднялся легкий ветерок - явный предвестник небесного схода вод. Не помешало бы поторопиться. Дождичек, по месту, скор на руку и могуч. 
    - Минут через десять ливанет. Пошли побыстрее. 
    Они прибавили шагу. Вот уже и ступеньки на виадук. 
   Петр Константинович аккуратно посмотрел назад. Неприметный мужичок, следовавший за ними от лёшиной обители, не наблюдался. "Успокоились. Всё идет по плану?..." 
    - Сейчас в гостинице с билетами до дома утрясем. К вечеру привезут. Поедим, отдохнем. А часов в девять наведаемся тут в одно заведение. Музыка хорошая. И пиво недурственное. Разливное. Пиво-то пьёшь? 
    - А кто из современников не пьет, Петр Константинович? 
    - Понятно... Так что, вот такая культурная программа на вечер. Сойдет? 
    - Сойдет. 
    - Обалдел уж, небось, в своей келье сидеть? 
    - Не то слово. 
    "В гостинице на контакт не пойдут. Полицаев, как кур нерезанных. Муз-таверна? В двух шагах и народу полно. Не убивать же нас собираются?... Ежели так, то чего-то сборы долгие. И смысл? Завтра надо будет с такси помудрить". 
    Давние трения с "родственниками" - "полугражданским" ведомством - по поводу контроля жизнедеятельности лёшиной конторы мирно разрешились и утихли, с полгода не подавая признаков жизни. А тривиальные "кидалы", даже такого уровня, никогда не разворачивают сеть наблюдения и уж тем более не контачат с разработанным исполнителем постфактум. Специноземцы? С какого припёка? Малайзия передумала покупать наши истребители уже давно. Янки надавили и пожалуйста. Да и не их это методы. "Чушь". От туманов и непоняток Петру Константиновичу становилось немного грустно. Всегда и во всем приятно иметь дело с конкретикой. А тут... "Кошки-мышки. Тьфу".     Гарцующий доселе день припустил галопом. 
    Петр Константинович кратко отрапортовал "заснеженным краям" о ходе выполнения плана мероприятий, получил "добро" на возврат в связи с туманно-загадочной оперативной обстановкой и уже подумывал о домашних делах.
    "Дня три-то дадут отдышаться. Больше и ненадо". 
    Тем временем, ливень слегка подтопил город, но спешно ретировался. Затем ресторация попыталась накормить обрыдшими блюдами. 
    - Меня воротит от этих интернациональных Том-Янов с Пай-Ти. 
    - Согласен, Лёш. Принципиально. Может, по "болоньезе" вдарим? 
    Потом стемнело. Где-то около шести. Как раз в номер позвонили и уведомили о прибытии курьера с билетами на рейс "Malaysia Airlines", вылетающий завтра утром из Куала-Лумпур в Бангкок. Там предстояло поудивляться наличию поля для гольфа возле взлетно-посадочной полосы и присоединиться к балдой, веселой компании одноплеменных пассажиров прямого рейса "Аэрофлота" на Москву. 
    Перспективы выглядели на редкость мило и вскоре нагрянули 9 часов. 
    По выходу из гостиницы, Петр Константинович обнаружил прежнюю картину. Метрах в пятидесяти справа высилось какое-то полуадминистративное здание. Возле, на плохоосвещенном, неохраняемом паркинге, одиноко притулился знакомый "седан" болотного окраса. Людей внутри рассмотреть не удалось, но были - огонек сигареты вспыхнул. 
    Два дня назад, "седан" вел такси с Петром Константиновичем до гостиницы, прицепившись у самой Сэнтрал Стэйшн, куда прибывал КЛИА-экспресс из аэропорта. Тогда это показалось странным, а теперь стало уж очень и даже весьма непонятным. Судя по всему, вели Петра Константиновича от Москвы. "Охренеть". 
    Слева к гостинице прижался паб с изумительным названием "Pohon Muda" (Младая поросль), приветливо распахнув своё, пока пустое чрево. Музыка и публика, обычно, возникали после десяти. 
    - В серединке сядем, а то орёт шибко. Голоса у них ничего так. Хотя, ценитель из меня аховый. Ты как к музыке-то, Алекс? 
   Петр Константинович знал ответ, досконально изучив лёшину биографию еще дома. Ну куда ж без этого? 
    - Музыкальная школа. Класс фортепиано. Родители заставляли. Музыка, языки и вот, что получилось. Эх, - Лёша вел себя естественно. "Волшебную" зажигалку уже давно не доставал. Сыт. Здоровый блеск в глазах объявился. Улыбка изредка мелькала. Но вопрос-таки задал. - Петр Константинович, они же ведь где-то здесь, рядом. Вы не боитесь? 
    - Боюсь... наверное. Правда, не пойму никак, чего и кого именно нужно бояться. Странно всё это, Лёша. Очень странно. 
    Худенькая девчушка в белой блузке и потрескивающих от натяга улыбке с юбкой замерла возле столика, не мешая разговору двух белых. Она пока не знала, что вскоре они попросят у неё пива. Потом еще пива. И еще. Еще... Много пива. 
    Музыканты появились где-то без двадцати десять. Начали настраивать инструменты. Подтянулся народ. Пооживленнее как-то стало, повеселее. 
    - ...Ну, дык, я тебе и говорю. Понять то, что происходит сейчас на этой планете очень просто. Основные механизмы процессов, принципы - как на ладони. Раньше были "красные" и "белые". Конфликт идеологий. Он лишь частично зиждился на купюрах. Во главе угла - и-де-о-ло-ги-я. Это скучно и неинтересно. Это тупит. А теперь все друзья. Конфликт идеологий себя исчерпал и сильные мира сего, просто, делают деньги. Им это нравится и увлекает. Угрозы нет никакой. Можно поиграться. Причем, в сговоре. Общемировая игра "Монополия" при одном-единственном игроке. Наипримитивнейшие принципы рынка. У тебя есть монополия на товар и продавай его за сколько хошь... Никто. Повторяю, никто не собьет тебе цену. Потому что некому, просто. Ну, в разумных пределах, естественно. Чтобы стадо, понизу ползающее, не шибко бухтело. Для стада на арену выпустили Усаму - лекарство от скуки и крамольных мыслей. 
    - Это же бездушно и бессердечно, Петр Константинович. Люди потеряли тепло, не любят больше огонь. 
    - Какой огонь? Ты о чем? Ладно, давай дохлебывай. Сейчас еще возьмем. 
    Лёша, похоже, топ в каких-то своих мыслях, а Петр Константинович развернулся на жалобно скрипнувшем стуле. Девчушка оказалась рядом. 
    - Маас... тьфу, ибу! Биса дуа бир! (Официант... Тьфу, девушка! Два пива, пожалуйста!) 
    Почти сломав голову за эти два дня, Петр Константинович впервые позволил себе расслабиться. Понимание ситуации так и не посетило. Мелькнувшая утром отгадка теперь уже казалась полной ахинеей. Необходимо было встряхнуть заехавшие в глухую темень мозги. Лишь бы в разумных пределах. Пока еще со счета не сбился. В процессе доставки четвертой пары кружек шарахнула музыка. 
    - Я вот чего вспомнил, Петр Константинович. Слышали, может быть, про Юни-бомбиста? Взрывающиеся посылки рассылал разным ученым в Америке. Сам жил где-то в лесу, без электричества. Его ФБР поймало в 95-м году. А потом никакой информации ни о следствии, ни о суде. Вы не знаете, что с ним? 
    "Бэнд" заряжал во всю глотку что-то из местного, но мелодичного. Народ всё прибывал. 
    - Помню. То ли физик, то ли математик. Преподавал в университете где-то в Штатах, потом бросил всё и в лес. Хотел изничтожить передовые мозги Америки. Считал прогресс могилой человечества. Что там дальше с ним сталось - одному Богу известно. Сидит, небось, где-нибудь. 
    - Он был прав. У людей скоро заберут огонь. И смерть придёт. 
    Петр Константинович не любил это слово. Если быть более точным, ему не нравилось, когда "слово" произносили. Она же всегда бродит где-то рядом. Зачем звать-то? 
    - Лёш, отвлекись. Чего на тебя нашло? Всё нормально. Завтра уже дома будем. Маму с папой увидишь. Человек ты положительный. Ну, попал в переплет. С кем не бывает? В этой жизни от проблем не спрячешься. Одни уйдут, придут другие... А дома снегу навалило. Хотя, может, уже всё растаяло. Соскучился по снегу-то? 
    - Есть немного. 
    - Вот и славно. Так что прекращай киснуть и давай за дом треснем. 
    Но вечер поскучнел. Угрюмо пополз дальше, несмотря на громогласный и разнообразный, международный музыкальный репертуар, массовое оживление смуглой, колготящей публики и обилие пива. Даже девченки-хохотушки за соседним столиком не сдвинули настроение. 
   Петр Константинович, было, подумал дать ребятам денег и заказать "Калинку", но соответствующей кондиции в себе не обнаружил и передумал. Дальнейшие питие выглядело бессмысленным. Да и время перевалило за полночь. Лёша уже позевывал. 
    - Ну что. Пора закругляться? 
    - Пора. Спать уже охота. 
    Забрав со стола кипу чеков, Петр Константинович засунул их в задний карман. Подумал, что бухгалтерия опять восстанет, обвинив в самоличном поглощении пива, списанного на представительские расходы. "Ну и черт с вами". 
    На улице выяснилось, что "седан" исчез. Петр Константинович огляделся. Тихая улица. Ни души. Лишь разбросанные пятна тусклого света фонарей. Мертвые окна зданий. Изредка оживающий в отдалении, расплескавший зарево какой-то люминесцентной химии хай-вэй. Две полицейских машины у входа в гостиницу. Задумчивый и похмурневший Лёшка. В целом, спокойно и пора уже спать. 
    Пустой холл с одиноким администратором за стойкой. Улыбка. Лифт как ждал и в срочном порядке унес на 19-й этаж. А завтра... Точнее, уже сегодня - домой. "Вот и славно..." 

    Озарение, хотя и в несколько ином плане, снизошло на Петра Константиновича уже в номере. 
    - Карамба! Сигареты-то ку-ку. Опять в бар придётся топать. 
    - Я сбегаю, - встрепенулся Лёша. 
    "Его до сих пор не тронули. А сейчас-то с чего? Да и рядом тут. Тишина до утра, похоже". 
    - Давай. Пачку красного "Мальборо" купи. Вот "десятка". Сам откроешь. Я пока в душ залезу. Чего-то пиво у них какое-то мощное... 
    Лёша взял ключ-карточку, закрыл за собой дверь, но за сигаретами не побежал. С пивом вышел перебор и в его голове уже с час назад отыскались дела поважнее... 
    А Петр Константинович только-только размазал на себе гель для душа, когда в дверь постучали. "Вот дурында..." 
    - Сейчас...! Иду-иду! 
    Кое-как смыв мыльную пену, Петр Константинович обернулся полотенцем и пошлепал босиком открывать. Вода в изобилии спадала на палас. 
    - Куда ты карточку-то подевал?! На штраф налетим! 
    Продолжая громко оглашать собственное возмущение в тишину и сумрачное одиночество комнаты, Петр Константинович дернул дверную ручку и быстро направился обратно в ванную, но не дошел. 
    Дверь распахнулась, и всё дальнейшее произошло слишком неожиданно. В тусклом свете гостиничного коридора Петр Константинович разглядел лишь пистолет с огромным ПББСом (прибор для бесшумной, беспламенной стрельбы). Получив сильный удар в грудь, он оказался на паласе возле телевизора. Трое или четверо действовали слаженно, четко и быстро. Затем зажегся свет. 
    Петр Константинович уже не лежал, а сидел на полу, спиной к кровати с задранными на неё руками, которые держали два каких-то умельца. 
    - Здоров, Константиныч. А где этот придурок? 
    Мало того, что язык оказался чисто русским, но еще и произнесено это было очень знакомым голосом. 
    - Витюша...? Какими судьбами? 
    В зеркале на полстены он и увидел. Четверо. На них была одета форма местных полицейских. Один - малаец. А трое - свои. Ну, не так, чтобы уж очень. Витя, как раз, находился на службе в том самом, родственном, "полугражданском" ведомстве Родины. 
    - Мартышка тоже из ваших? 
    - Тебя спросили, а ты не ответил. Це не есть багус (хорошо). Где придурок? 
    - Это чего за сумка? Я туда не влезу. 
    Ударили аккуратно, в печень. Петр Константинович утробно охнул и скрежетнул зубами. "Мать-ё..." Потом Витюша схватил его за волосы, задрал голову и цедил в лицо, побрызгивая слюной. 
    - Сумка, говоришь? Там деньги. Двести пятьдесят тысяч. Без малого. Проценты банк за перевод снял. Наверху очень расстроятся. Вы их обокрали. В сговоре с этим уродом. Где он? 
    - Ох и сука же ты, Ви.... 
    Договорить Петру Константиновичу не позволила всё та же печень. 
    - Герои-любовнички. Ты его грохнешь и сам помрешь от обширного инфаркта. Прям, здесь, на деньгах. Прессу я вам обеспечу. Во, кипишу-то будет. Это тебе лично за Бенинские дела в 77-м. Где придурок? 

    * * * * * *

    Нет-нет, Лёша и не собирался возвращаться. Он решил привести в действие свой изумительный и гениальный по простоте план. Заметив еще днем, что на всем пятом этаже велись ремонтные работы, Лёша нажал в лифте кнопку с номером "5". Необходимое нашлось в десятках двадцатилитровых пластмассовых канистр. Нужно было лишь совсем немного подождать, чтобы гостиница уснула. 
    Лёша всегда жаждал дарить людям тепло огня, но раньше что-то удерживало или не состыковывалось. А ведь Человечество неминуемо погибнет от холода. Этой ночью, в этой гостинице он станет Прометеем. Навсегда согреет много-много хороших людей и не поскупится теплом для негодяев. Пока еще ничего не случилось, но на сердце Петра Константиновича крепко засвербило. Откуда-то из души хлынула усталость, налегая тяжестью памяти. Наверное так заведено было перед самым финишем. Он отчего-то вспомнил тот странный вопрос, прозвучавший лет с двести назад:    - Давно по забугорьям службу несете, Макеев? 
    - Давно. 
    - Неужели, нравится? 
    Он не ответил. Не знал, что ответить. Казалось бы, чего тут могло понравиться? Но дома постоянно, всем нутром тянуло в этот пережаренный или недопеченый ад, лепрозорий или дурдом. Как бы он ни назывался и где бы не существовал - в европах, африках, азиях или в центральных америках, но туда рвалась душа. Вроде, адреналина никогда не жаждал, а уж тем более чьей-то крови. Никогда не испытывал желания жить, фактически, в дерьме. Сам не понимал - от чего, из-за чего? А сейчас будто прозрел. Просто, у человека должно быть Дело, которому он отдает все силы и самою душу, чтобы стать настоящим мужиком - чтобы называться Профессионалом с большой буквы. Кого-то от фрезерного станка не отгонишь, другой в конструкторском бюро ночует, третий ловит жуликов сутки напролет. Такая уж планида мужицкая. И тут не до "нравится - не нравится". Ты сам выбираешь, учишься, осваиваешь и всецело отдаешься своему Делу - своему предназначению на этой Земле.  Но здесь есть одно немаловажное "но": твое Дело может стереть границу между Добром и Злом.