Добрынин Андрей Владимирович
Река

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Добрынин Андрей Владимирович (and8804@yandex.ru)
  • Размещен: 11/05/2010, изменен: 26/10/2021. 203k. Статистика.
  • Сборник стихов: Поэзия
    •  Ваша оценка:
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Что говорить о черных силах?
      У нас внутри сидят враги.
      Коль слишком много крови в жилах,
      То кровь бросается в мозги.
      
      И думать этими мозгами
      Уже не в силах мы тогда,
      И нам милей молебна в храме
      Блудниц накрашенных стада.
      
      Хотя мудрец просфорке черствой
      И ключевой водице рад -
      Милей нам пьянство, и обжорство,
      И прочий тлен, и прочий смрад.
      
      Пойми, в чем истинная благость,
      И впредь не будь таким ослом,
      И ближних, совращенных в слабость,
      С молитвой уязвляй жезлом.
      
      Быть правым - вот что в жизни сладко,
      Вот что возносит к облакам
      И придает стальную хватку
      Жезл поднимающим рукам.
      
      И порка помогает тоже,
      Ты плетку тоже приготовь -
      Она оттягивает к коже
      От головы дурную кровь.
      
      Утратит жертва гордый облик,
      Зазнайство глупое свое,
      А ты внимай, как в жалких воплях
      Выходят бесы из нее.
      
      Овечке неразумной порку
      Так сладко вовремя задать
      И после черствую просфорку
      С молитвой кроткою глодать.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Я нынче увидал, братва,
      Судьбы безжалостное жало:
      Отрезанная голова
      На шпалах буднично лежала.
      
      Я размышлял, что человек,
      Должно быть, шел себе по делу,
      Но, не сумев сдержать разбег,
      Вдруг электричка налетела.
      
      И вот плачевный результат -
      Лишился головы покойный,
      Хоть машинист отнюдь не гад,
      А человек весьма достойный.
      
      Братан приобретает власть,
      И "мерседес", и черный пояс
      Лишь для того, чтобы попасть
      Под страшно лязгающий поезд.
      
      Чтоб цепь случайностей прервать,
      Над нами голос раздается
      И хочет что-то втолковать,
      Но втолковать не удается.
      
      Стремится некто дать совет,
      Но втуне всё его старанье,
      Ведь проявляем мы в ответ
      Лишь тупость и непониманье.
      
      Наречьем дружеским, увы,
      Никак братва не овладеет,
      И с каждым днем ряды братвы
      Безостановочно редеют.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Если кто-то тебе нагрубил,
      Знай: прощение портит людей.
      Если сразу его не убил,
      То потом непременно убей.
      
      Ведь в сердечной твоей глубине
      Нездорово держать неприязнь,
      Ведь не зря гуманисты в стране
      Уничтожили смертную казнь.
      
      Они дали тем самым понять,
      Что отныне ты сам прокурор,
      И судья, и притом исполнять
      Сам же должен ты свой приговор.
      
      Это трудно - ведь ты не юнец,
      А побитый судьбой ветеран,
      Но найдет грубиян свой конец
      От бесчисленных резаных ран.
      
      Впрочем, тыкай, кромсай или режь -
      Лишь бы вышел из этого толк,
      Лишь бы голос, проевший всю плешь,
      Наконец захрипел и умолк.
      
      Трудно липкую кровь замывать,
      Трудно прятать ночные дела,
      Но приходится вновь убивать,
      Чтобы злоба нутро не прожгла.
      
      Вновь нахальный возникнет дебил -
      Умерщвленного вдвое тупей;
      Если сразу его не убил,
      То потом непременно убей.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Пускай несчастлив я, но это не причина,
      Чтоб записать весь свет в число моих врагов.
      Не следует вопить и проклинать богов,
      А следует молчать, как истинный мужчина.
      
      И лишь когда в мой дом, не соблюдая чина,
      Тупица вломится, не снявши сапогов,
      В моей душе кипит тяжелая кручина
      И выйти норовит из тесных берегов.
      
      И спрашиваю я: скажи, моя судьбина,
      Затем ли я страдал, чтоб всякая скотина
      Стремилась посетить меня в моей норе?
      Коль в жизни ты меня ничем не ублажила
      И наконец на одр последний уложила,
      Так хоть не тормоши на роковом одре.
      
      
      
      
       * * *
      
      Предпочтенье порой отдается другим,
      Но меня это, право же, вовсе не злит.
      С одиночеством, даже и самым глухим,
      Мне рассудок покорно мириться велит.
      
      Вот соперник бумажником машет тугим,
      А в моем кошельке только мелочь звенит.
      Мне нельзя похвалиться признаньем мирским,
      А другим монумент прежде смерти отлит.
      
      Научившись оценивать трезво себя,
      Отрицать не намерен заслуги других -
      За соперников пью я на бедном пиру.
      Если я их ругнул - это только любя,
      Это только мозгов помраченье моих,
      И охотно я ругань обратно беру.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Житейских не ищу побед,
      И чествований, и триумфов -
      Таким же был мой кроткий дед,
      Рязанский поп Трофим Триумфов.
      
      Не устремляюсь к славе я
      И не ищу идейных схваток -
      Была бы только попадья
      Да верный маленький достаток.
      
      Да знал бы, праведно служа,
      Я благодарность от прихода,
      Да гнусных умствований ржа
      Не ела б нравственность народа.
      
      Но снова я сбиваюсь с нот
      В разгар божественного пенья:
      Трофима вывели в расход,
      Меня ж выводят из терпенья.
      
      Всё происходит вопреки
      Моим нехитрым пожеланьям,
      Так как не приписать строки
      Мне к бунтовщическим воззваньям?
      
      Стихом толпу я осеню
      И буду брать лабазы с бою,
      И прочь затем засеменю,
      Согнувшись под мешком с крупою.
      
      Кто всё мне делал поперек -
      Пусть он дрожит, на это глядя,
      А славянин находит прок
      В любом общественном разладе.
      
      Кто в доллар воплощал и фунт
      Мой труд угрюмо-безотрадный,
      Пускай кричит про русский бунт,
      Бессмысленный и беспощадный.
      
      А мы, славяне, не дрожим
      Перед общественной страдою,
      Нам даже кроткий дед Трофим
      С небес кивает бородою.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       * * * Андрей Добрынин
      
      Спецслужбы - рассадник садистов,
      Сломавших мне жизнь и судьбу.
      В бореньях за правду неистов,
      Я стал для них костью в зобу.
      
      Теперь уж глушилки не глушат
      Заморских врагов голоса:
      Меня они волнами душат,
      Искрятся от волн волоса.
      
      Гудят наведенные токи,
      Как в медной обмотке, в мозгу.
      При этом в любые заскоки
      Я впасть незаметно могу.
      
      Разрывы, провалы, пробелы -
      Такой стала память моя.
      "Ну, что я там снова наделал?" -
      Очухавшись, думаю я.
      
      И слушаю близких рассказы,
      Дрожа и пугливо крестясь.
      По воздуху вражьи приказы
      Доносит мне тайная связь.
      
      И чтобы не слышать мне гласа,
      Который толкает к беде,
      Экранами из плексигласа
      Себя я обвешал везде.
      
      Я цепи повесил на пояс,
      Чтоб вражью волну заземлять.
      Отныне я больше не моюсь -
      Нельзя мне себя оголять.
      
      Я сплю теперь стоя, как лошадь,
      Но этим меня не смутишь.
      Туда, где Лубянская площадь,
      Простер я насмешливо шиш.
      
      Хитра ты, Лубянка, нет спора,
      Любого обдуришь в момент,
      Однако хитрее матерый,
      С тончайшим чутьем диссидент.
      
      Опять я в строю, как когда-то,
      Храня диссидентскую честь,
      И снова пишу я плакаты -
      Коряво, но можно прочесть.
      
      Заслышав мой шаг космонавта,
      Все нос поспешают заткнуть.
      Понятно! Ведь чистая правда
      Не розами пахнет отнюдь.
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Пропился я почти дотла
      Весною, на Святой неделе,
      Когда церквей колокола
      Неумолкаемо гудели.
      
      Восстал с одра я, нищ и гол,
      Едва забрезжившею ранью.
      Постиг я, Боже, твой глагол,
      Зовущий смертных к покаянью.
      
      Я знал - лицо мое собой
      Являет крайнюю помятость,
      Но с перезвоном над Москвой
      Повсюду разливалась святость.
      
      Я в храм направился бегом
      И там, по Божьему глаголу,
      Горячим прикоснулся лбом
      Семь раз к заплеванному полу.
      
      Молитвой душу я согрел,
      На паперть вышел - и мгновенно
      Слова знакомые узрел
      На вывеске: "Пивная "Вена" ".
      
      Готов, о Боже, жизнью всей
      Тебе служить я, как Иаков, -
      Зачем же создал ты друзей,
      И пиво, и вареных раков?
      
      Зачем ты, Боже, терпишь звон
      И толстых кружек, и стаканов,
      Зачем тобою вознесен
      Хозяин "Вены" Тит Брюханов?
      
      Вот он зовет: "Иди сюда,
      Ведь я сегодня именинник",
      И мне не деться никуда,
      Я задолжал ему полтинник.
      
      Он весь лучится добротой,
      Как будто искренний приятель,
      И предлагает мне: "Постой,
      Хлебни очищенной, писатель".
      
      Иду вкушать запретный плод
      Неровной поступью калеки
      И чую: сатана живет
      В почтенном этом человеке.
      
      Брюханов весел, маслянист -
      Ехидна с обликом невинным,
      Но час пробьет - и нигилист
      Его взорвет пироксилином.
      
      При всех сокровищах своих
      Брюханов рая не добудет:
      Единого из малых сих
      Он соблазнил - и проклят будет.
      
      Стакан с очищенной держа,
      В душе взываю к силе крестной:
      "Пускай вовеки буржуа
      Не внидут в вертоград небесный".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Коль рассудка ты вовсе лишен,
      Можешь бросить голодному снедь.
      С отвратительной жадностью он
      Сразу чавкать начнет и сопеть.
      
      Задыхаясь и жутко хрипя,
      Пропихнет себе в глотку куски
      И опять возведет на тебя
      Взгляд страдальческий, полный тоски.
      
      Если мозг твой за сморщенным лбом
      Стал совсем уж мышлению чужд,
      То всплакни над презренным рабом
      Примитивнейших жизненных нужд.
      
      Но себя я в пример приведу -
      Ни малейших не выразив чувств,
      Обогнув попрошайку, пройду
      Я к музею изящных искусств.
      
      Всё возможно - возможно, и нам
      Предстоит испытать нищету,
      Но уродливым, мерзким мольбам
      Я молчанье тогда предпочту.
      
      Для моей утонченной души
      Неизящное хуже бича.
      Молча таять я буду в тиши,
      Как в безветрии тает свеча.
      
      Но последняя песня певца
      Вдруг сумеет весь мир огласить -
      Чтоб сумел я в преддверье конца
      Запоздалую роскошь вкусить.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Кто нынче не слыхал о сексе?
      Таких, должно быть, больше нет.
      Охватывает, словно сепсис,
      Зараза эта целый свет.
      
      Не срам ли, коль иной поганец,
      На вид еще совсем сопляк,
      Партнершу пригласив на танец,
      Ее слюнявит так и сяк.
      
      Но что в особенности жутко,
      Чего вовек я не приму -
      В ответ смеется проститутка
      И прижимается к нему.
      
      Сосредоточившись на теле
      И позабыв свой долг земной,
      Плевать на всё они хотели,
      Что происходит со страной.
      
      Их породила перестройка -
      Мы жили, веря и трудясь,
      А этим побыстрее только
      Вступить бы в половую связь.
      
      Нет, раньше лучше было все же,
      Был твердым нравственный закон:
      Вмиг получал наглец по роже
      И вылетал с танцулек вон.
      
      И нам случалось быть в охоте,
      На стенку впору было лезть,
      Но пыл мы тратили в работе,
      Крепили трудовую честь.
      
      Все директивы выполняли
      Мы руководства своего,
      Детишек на ноги подняли,
      Про секс не зная ничего.
      
      А чем ответили детишки?
      Нельзя их нынче расстрелять,
      Но можно снять остаток с книжки
      И в ресторане прогулять.
      
      Им не видать уже тысчонок,
      Что честным скоплены трудом.
      Еще неплохо снять девчонок
      И привести в свой тихий дом.
      
      А там, открыв оскал вампира,
      Издать в прихожей страшный рык,
      Чтоб вмиг притихла вся квартира
      И без помех прошел пикник.
      
      В компании девчонок шалых
      Пропить все деньги и проесть
      И массу знаний запоздалых
      О сексе за ночь приобресть.
      
      Им не видать таких сражений,
      Безмозглым нынешним юнцам!
      Конечно, жалко сбережений,
      Дающих первенство отцам.
      
      Однако оторвемся клево,
      А деньги - это ерунда.
      Вот только б суку Горбачева
      Еще повесить без суда.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Я думаю с досадой: "Черт возьми,
      Как всё-таки неправильно я жил -
      Встречался я с достойными людьми,
      Но разминуться с ними поспешил".
      
      Я помню, как камчатский буровик,
      Поивший сутки в поезде меня,
      Когда приблизился прощанья миг,
      Мне показался ближе, чем родня.
      
      В гостинице афганский эмигрант
      Со мною поделился анашой -
      Он в сердце нес сочувствия талант
      И обладал возвышенной душой.
      
      А как любил цыгана я того,
      Который мне девчонок приводил!
      Казалось мне порой, что сам его
      Я в таборе когда-то породил.
      
      Мудрец на склоне жизненного дня -
      Всё повидавший старый инвалид
      Мне стал батяней, выучив меня
      Всё тырить, что неправильно лежит.
      
      Тот был мне сыном, а другой - отцом,
      И братьями я называл иных...
      Слабея перед жизненным концом,
      Смотрю я с умилением на них.
      
      Спасибо вам, шагавшие со мной
      Там, где порою всё вокруг мертво!
      Пусть сократили вы мой путь земной,
      Но дивно разукрасили его.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Я поэтом большим называюсь недаром,
      Но с народом безумно, немыслимо прост.
      Выхожу я к нему и, дыша перегаром,
      Декламирую гимн, возносящий до звезд.
      
      Мне нельзя умолкать - ведь немедля иначе
      С диким ревом народ низвергается в грязь.
      Потому засмеюсь я иль горько заплачу -
      Всё я делаю вслух, никого не стыдясь.
      
      Посмотри, мой народ: вот я, пьяный и рваный,
      От стыда за меня тебе впору сгореть,
      Но не сводишь с меня ты свой взгляд оловянный,
      Ибо лишь на меня интересно смотреть.
      
      От народа мне нечего ждать воздаянья,
      Чтобы мог я на лаврах устало почить,
      Но не знал мой народ ни любви, ни страданья -
      Только я его этому смог научить.
      
      Мне толкует мудрец: "Этот подвиг напрасен,
      Не оценят болваны подобных щедрот".
      "Хорошо, - я отвечу, - уйти я согласен,
      Но скажи: на кого я оставлю народ?"
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Вдохновение - мать всех нелепых стихов,
      Ведь оно позволяет их быстро катать;
      В искупленье моих бесконечных грехов
      Я их должен порой с отвращеньем читать.
      
      Временами случается злобе достать
      До последних глубин, до глухих потрохов,
      И тогда я мечтаю свирепо восстать,
      Как Улисс на зловредных восстал женихов.
      
      Вдохновенные авторы, я за версту
      Отличу вас в любой человечьей толпе,
      Ненадежен расчет на мою доброту, -
      Я не добрый - напротив, чудовищно злой.
      Я спокойно лежу на моем канапе,
      Но в мечтах пробиваю вам глотки стрелой.
      
      
      
      
       * * *
      
      О хлебе насущном не думай,
      Иначе рехнешься вконец.
      Подточенный низменной думой,
      Склоняется к праху певец.
      
      И возится в прахе - угрюмый,
      Безрадостный, словно скопец,
      И манит ничтожною суммой
      Его разжиревший купец.
      
      Шутя относиться к доходам,
      Стараться их все разбазарить -
      Лишь так воспаришь в торжестве,
      А также стремясь мимоходом
      Лабазника тростью ударить
      По толстой его голове.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Пусть размеренно-ласково пена
      Застилает морской бережок -
      Знай, что прячется в море скорпена:
      Это рыба такая, дружок.
      
      Вся в шипах, в безобразных наростах,
      В пятнах мерзостных цвета говна.
      Увидать ее в море непросто,
      Ибо прячется ловко она.
      
      Подплывает скорпена украдкой,
      Чтоб купальщик ее не зашиб,
      А подплыв, в оголенную пятку
      С наслаждением вгонит свой шип.
      
      И надрывные слушает вопли
      Из укрытья скорпена потом.
      Очень многие просто утопли,
      Познакомившись с жутким шипом.
      
      Не спасут тебя водные лыжи,
      Не помогут гарпун и весло.
      Если кто, изувеченный, выжил,
      То такому, считай, повезло.
      
      Ненасытная водная бездна
      Потеряла свой счет мертвецам.
      Всё бессмысленно и бесполезно -
      Понимаешь ты это, пацан?!
      
      Понимаешь ты это, гаденыш,
      На морскую глядящий волну?!
      Если ты наконец-то утонешь,
      Я с большим облегченьем вздохну.
      
      Там, где камни купаются в пене,
      Буду пить я хмельное питье,
      Размышляя о грозной скорпене,
      О могуществе дивном ее.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      В моем уютном уголке
      Не нравится иным ослам -
      В нем пауки на потолке
      И уховертки по углам.
      
      Так внятно говорит со мной
      Моих апартаментов тишь:
      Паук звенит своей струной
      И плинтус прогрызает мышь.
      
      Я запретил людской толпе
      Входить в мой тихий особняк -
      Мне надо слышать, как в крупе
      Шуршит размеренно червяк.
      
      Я слышу, двери затворя
      От надоедливой толпы,
      О чем толкуют втихаря,
      Сойдясь в компанию, клопы.
      
      Чтоб тишь в квартире уберечь,
      Остановил я ход часов.
      Я тараканов слышу речь,
      Ловлю сигналы их усов.
      
      Мне хочется уйти во тьму,
      Не говорить и не дышать,
      Чтоб бытию в моем дому
      Ничем вовеки не мешать.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Мотылек отлетался, похоже -
      В паутине болтается он.
      К паутинной прислушавшись дрожи,
      Сам паук покидает притон.
      
      "Ну, здорово, здорово, залетный, -
      Обращается он к мотыльку. -
      Все вы ищете жизни вольготной,
      Все влетите в силки к пауку.
      
      Всем вам нравится чувство полета,
      Все вы ищете легких путей.
      Нет чтоб сесть и чуток поработать,
      Наплести и наставить сетей.
      
      Но любое занятье нечисто
      Для такой развеселой братвы,
      Потому и всегда ненавистны
      Насекомым трудящимся вы.
      
      Всё равно ваш полет завершится
      Цепенящим паучьим крестом,
      Я же рад и за правду вступиться,
      И себя не обидеть при том.
      
      Вам бы только нажраться нектару
      И по бабочкам после пойти.
      Час настал справедливую кару
      За порочную жизнь понести.
      
      Не тверди про святое искусство -
      Эти глупости все говорят.
      Приведут вас, голубчиков, в чувство
      Лишь мои паутина и яд.
      
      Погоди, от порхателей праздных
      Очень скоро очистится Русь.
      Изведу летунов куртуазных
      И до бабочек их доберусь.
      
      Помолись на дорожку, залетный -
      Ты стоишь на таком рубеже,
      Где ни крылья, ни нрав беззаботный
      Ничему не помогут уже".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Я от жизни хочу и того, и сего,
      Ну а спятить мне хочется больше всего.
      Этот мир не удался творившим богам
      И никак не подходит здоровым мозгам.
      
      Чем томиться то гневом, то смутной тоской -
      Лучше, тупо качая кудлатой башкой,
      Изо рта приоткрытого брызгать слюной,
      Удивляясь и радуясь жизни земной.
      
      Чем терзаться мирским неразумьем и злом,
      Лучше собственный разум отправить на слом;
      Чем любить и страдать, безответно любя,
      Лучше впасть в кретинизм и ходить под себя.
      
      Впрочем, даже тупицы к той мысли пришли,
      Что душа тяжелее всех грузов земли,
      А к бездушию как к панацее от бед
      Не взывал уже ранее редкий поэт.
      
      Но не стоит смущаться - известно давно,
      Что затертой банальности только дано
      До сонливой души достучаться людской -
      Если стоит с душою возиться такой.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Я увидел всех тех, что писали стихи
      За последнее время в Отчизне моей.
      Неземной трибунал разбирал их грехи,
      А какие грехи у певцов и детей?
      
      Но в тот день не везло вдохновенным творцам,
      Суд сурово смотрел на художников слов:
      "Воспевал старину, звал вернуться к отцам?
      Запоешь по-другому, вкусив шомполов.
      
      Почему в словоблудье ударились вы,
      То в слащавый, а то в истерический тон?
      Что ж, идею державности из головы
      Самой русской нагайкой мы вышибем вон".
      
      Председатель-архангел сурово вещал,
      И решенье писец на скрижали занес:
      "Всем, кто судьбам еврейства стихи посвящал,
      Сотню розог - в ответ на еврейский вопрос".
      
      Да, несладким у авторов выдался день,
      Всем вгоняли умишка в филейный отдел:
      Всем, оплакавшим боль небольших деревень,
      Загрязненье природы, крестьянский удел.
      
      За эротику тех было велено драть,
      Тех - за то, что пытались писать под Басё.
      Понял я: всё как тему возможно избрать,
      Но вот зад уберечь позволяет не всё.
      
      И коль дороги мне ягодицы мои,
      Без разбору клепать я не должен поэм,
      Помня суд неземной, став мудрее змеи,
      Осторожнее зверя при выборе тем.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       * * * Андрей Добрынин
      
      Все радости в людской толпе
      Я ни во что не ставлю ныне,
      Избрав осознанно себе
      Уединенье и унынье.
      
      Все обольщенья темных сил
      Меня нисколько не дурманят,
      И враг, что всю страну растлил,
      Меня уж верно не обманет.
      
      На телевидении враг
      Свой шабаш мерзостный справляет
      И всем, кто сызмальства дурак,
      Кривляньем гнусным потрафляет.
      
      Пусть рукоплещет главарю
      Ватага младших командиров,
      Но я в унынии смотрю
      На сокрушение кумиров.
      
      Все те, кто Партию любил,
      В останкинских исчезли недрах.
      Я точно знаю: их убил
      И поглотил проклятый недруг.
      
      Всех тех, кто защищал народ
      От нестерпимых страхов мира, -
      Всех увлекли в подсобный грот,
      Чтоб сделать пищею вампира.
      
      Все добрые ушли во мрак,
      Все пали жертвой людоедства,
      И взялся ненасытный враг
      Вплотную за семью и детство.
      
      Зарезал Хрюшу и сожрал
      И подбирается к Степашке...
      Он всё Останкино засрал,
      Везде смердят его какашки.
      
      Смердит экранный карнавал,
      Зловонно всякое веселье.
      Покуда властвует Ваал,
      Я замыкаюсь в тесной келье.
      
      Пугает мертвенностью смех,
      Ужимки пляшущих нелепы.
      Весельчаки мертвее тех,
      Кто лег давно в гробы и склепы.
      
      Пусть пляшут, ибо их томит
      К деньгам зловонным тяготенье,
      А я избрал мой чистый скит,
      Унынье и уединенье.
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Чтоб выжить, надо много есть,
      При этом правильно питаясь.
      Не вздумай, как иной китаец,
      Всем блюдам кашу предпочесть.
      
      Китаец, впрочем, не балбес:
      Едва юанем разживется,
      Как вмиг на торжище несется,
      Стремясь купить деликатес.
      
      И покупает там сверчков,
      Ежей, лягушек, тараканов,
      Помет манчжурских павианов
      И змей в очках и без очков.
      
      Не дайте вкусу закоснеть,
      Как мудрый действуйте китаец:
      На всё живущее кидаясь,
      Он всё преображает в снедь.
      
      Пускай торчат из-под усов
      Иного мудрого гурмана
      Усы сверчка иль таракана
      И оттого тошнит глупцов, -
      
      Должны мы помнить об одном:
      Всего превыше ощущенье,
      А что пошло на угощенье -
      В то не вникает гастроном.
      
      Кун фу, китайский мордобой,
      Даосов, - я в стихах не славлю,
      Но повара-китайца ставлю
      Едва ль не наравне с собой.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      При обсуждении проекта
      В компании "Крыжопольгаз"
      Автоматический директор,
      Новейший робот принял нас.
      
      Он был весьма любезен с нами,
      Но я едва владел собой -
      Должно быть, у него в программе
      Произошел какой-то сбой.
      
      Занятным угощенье было,
      В тот день я поседел, как лунь:
      Взамен мороженого - мыло,
      Взамен шампанского - шампунь.
      
      Из чашечек сапожный деготь
      С улыбкой приходилось пить,
      Чтоб как-то робота растрогать
      И отношенья закрепить.
      
      Мы не посмели отказаться,
      Уж слишком важен был момент.
      На нашем месте оказаться
      Хотел бы всякий конкурент.
      
      Мы пили скипидар с лимоном,
      Похваливая скипидар,
      Поскольку многомиллионным
      От сделки виделся навар.
      
      Мы славно глотку промочили -
      Аж до сих пор нутро печет,
      Но сделку всё же заключили,
      И деньги мне пришли на счет.
      
      Непросто выжить бизнесмену,
      Чтоб не настигла нищета.
      Вот я сейчас рыгнул - и пена
      Вдруг повалила изо рта.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Прорвались фекальные стоки,
      Земля поспешила осесть,
      Но все избегают мороки
      И медлят ограду возвесть.
      
      Отходы дымятся упрямо,
      Трагедией страшной грозя,
      И, значит, в забытую яму
      Не рухнуть мне просто нельзя.
      
      Пусть хриплые вопли разбудят
      Район, погруженный во тьму.
      Фекальщиков вскоре осудят
      И скопом отправят в тюрьму.
      
      В детдом их несчастные дети
      Проследуют после суда,
      Но я не жалею: на свете
      И мне нелегко, господа.
      
      В разлитую кем-то солярку
      Мечтательно я забредал,
      И тут же, конечно, цыгарку
      Мне под ноги кто-то кидал.
      
      На станции дерзко совался
      Я в люки цистерн с кислотой;
      Затем от меня оставался
      На дне только зуб золотой.
      
      Затем бензовоза водитель
      В наручниках ехал в тюрьму,
      А там станционный смотритель
      Бросался в объятья к нему.
      
      Всем миром мерзавцы охоту
      Ведут на меня одного.
      Коль провод под током размотан,
      То я ухвачусь за него.
      
      Метиловой водки торговля
      Продаст, разумеется, мне,
      И льдиною, сброшенной с кровли,
      Меня пришибет по весне.
      
      И трактор проезжий задавит
      Меня у степного холма,
      А что тракториста исправит?
      Естественно, только тюрьма.
      
      В тюрьму попадут непременно
      И кровельщик, и продавец;
      Увидят тюремные стены
      Монтера ужасный конец.
      
      И сколько веревке ни виться -
      К концу приближаемся мы.
      Сутулых фигур вереницы
      Вливаются в стены тюрьмы.
      
      И я на своем возвышенье
      Киваю, негромко бубня:
      "За вас - и число, и уменье,
      Бессмертье и рок - за меня".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Кошка вяло бредет по паркету,
      От угла до другого угла.
      Хорошо б к ней приладить ракету,
      Чтоб медлительность эта прошла.
      
      Чтоб с ужасным шипеньем запала
      Слился кошки предстартовый вой,
      Чтобы кошка в пространстве пропала,
      Протаранив стекло головой.
      
      Дымовые ударят зигзаги
      Из сопла под кошачьим хвостом;
      Реактивной послушная тяге,
      Кошка скроется в небе пустом.
      
      Станет легче на сердце отныне,
      Буду знать я наверное впредь:
      Мы увязли в житейской рутине,
      А она продолжает лететь.
      
      Прижимая опасливо уши
      И зажмурившись, мчится она.
      Сквозь прищур малахитовость суши
      Или моря сапфирность видна.
      
      От корыстности собственной стонет,
      Как всегда, человеческий род,
      Ну а кошка вдруг время обгонит
      И в грядущем помчится вперед.
      
      Обгоняя весь род человечий,
      Что в дороге постыдно ослаб,
      В коммунизме без травм и увечий
      Приземлиться та кошка могла б.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Важна не девственность, а действенность -
      Я о девицах говорю.
      Коль девушка активно действует,
      То я любовью к ней горю.
      
      Когда ж она не хочет действовать
      И неподвижна, словно труп,
      Тогда томлюсь я подозрением
      И становлюсь угрюм и груб.
      
      Словам давно уже не верю я,
      Особенно в делах любви.
      Любовь лишь делом доказуема,
      Себя ты в деле прояви.
      
      Вершатся все дела успешнее
      С задором, пылом, огоньком,
      Любовь же - с гиканьем и воплями,
      Чтоб сотрясалось всё кругом,
      
      Чтоб вазы с шифоньера падали
      И разбивались о паркет,
      Чтоб у тахты в утробе ёкало
      И звал милицию сосед.
      
      А коль девица не подвижнее
      Мешка с несвежей требухой,
      То, стало быть, в ней зреет ненависть
      И тайный умысел плохой.
      
      Коль девушка едва шевелится,
      То, значит, замышляет зло.
      Нам подсыпают эти скромницы
      В еду толченое стекло.
      
      И, чтоб не угодить на кладбище, -
      Ведь ты еще совсем не стар, -
      Приблизься сзади к ней на цыпочках
      И первым нанеси удар.
      
      Она качнется и повалится,
      А ты скажи ей сухо: "Что ж,
      Ты это всё хитро затеяла,
      Однако нас не проведешь".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Где Везер угрюмый струится,
      Где катится сумрачный Рейн,
      В подвалах сутулые немцы
      Брезгливо глотают рейнвейн.
      
      Питье им давно надоело,
      Но рано ложиться в постель,
      И вот они пьют через силу,
      А после плетутся в бордель.
      
      У немцев усатые турки
      Похитили радость труда,
      А немцам остались бордели,
      Постылый рейнвейн и еда.
      
      Тевтоны серьезны в борделе,
      Как будто бы службу несут,
      А после в ночной виноградник
      Они облегчиться идут.
      
      Глядят они в звездное небо
      Под шум одинокой струи,
      А в небе, кружася, мерцают
      Созвездий несчетных рои.
      
      Раскатисто пукают немцы,
      В штаны убирают елду
      И видят на темном востоке
      Знакомую с детства звезду.
      
      К звезде обращаются немцы:
      "О льющая ласковый свет!
      Далекому русскому другу
      Неси наш печальный привет.
      
      Дома у нас есть и машины,
      Детишки у всех и жена,
      Однако же главного стержня
      Давно наша жизнь лишена.
      
      О горестной участи нашей
      Ты другу поведай, звезда.
      Германия - скверное место,
      Не стоит стремиться сюда".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Я написать могу сонет,
      Какой душе моей угодно,
      В его границах мне свободно -
      Где для других простора нет.
      
      Свобода причиняет вред,
      Мы это видим превосходно,
      Когда поэт впадает в бред,
      Избрав верлибр, как нынче модно.
      
      Бунтарство хамов и тупиц
      Узора рифмы не сотрет,
      И ритма прелесть сохранится.
      Не в сокрушении границ
      Поэт свободу обретет,
      А подчинив себе границы.
      
      
      
      
       * * *
      
      Личная жизнь - это страшная жизнь,
      В ней доминирует блуда мотив.
      Всё состоянье на женщин спустив,
      Впору уже и стреляться, кажись.
      
      Но у обрыва на миг задержись
      И оглянись: все обиды забыв,
      Скорбно глядит на тебя коллектив...
      Лишь на него ты в беде положись.
      
      Дамы, постели, мужья, кабаки
      Душу твою изваляют в грязи,
      Кровь твою выпьют, подобно клопам.
      Так разорви этой жизни силки,
      В храм коллектива с рыданьем вползи
      И припади к его тяжким стопам.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Служенье муз не терпит суеты,
      Но, чтобы выжить, нужно суетиться,
      И до голодных опухолей ты,
      Поверив музам, можешь дослужиться.
      
      Когда побьет морозом нищеты
      Растенья в поэтической теплице,
      Тогда с толпой тебя потянет слиться,
      На площадях орать до хрипоты.
      
      Есть два пути: иль заодно с толпой
      Врываться в магазин через витрины
      И разбегаться, унося товар,
      Иль под буржуйской жирною стопой
      Стелиться наподобие перины
      И получать приличный гонорар.
      
      
      
      
       * * *
      
      Нехватка денег - это бич,
      И хлещет он порой пребольно.
      Безденежье, как паралич,
      Мешает двигаться привольно.
      
      Благоговея богомольно,
      Любви красавиц не достичь:
      Владеет ими своевольно
      Лишь тот, кто смог деньжат настричь.
      
      Так запевай, певец, раздольно,
      Так начинай застольный спич!
      Капиталиста возвеличь,
      Пусть хмыкнет он самодовольно.
      
      Замаслится его глазок,
      Зашевелятся губы-слизни,
      Он щелкнет пальцами - и вот,
      Дожевывая свой кусок,
      Из-за стола хозяев жизни
      Сама любовь к тебе плывет.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Едва о долларе заходит речь,
      Любой брюзга становится милягой,
      Любой гордец - общительным парнягой,
      Любой старик полжизни сбросит с плеч.
      
      Душевным складом можно пренебречь
      В погоне за волшебною бумагой.
      В бактериях мы можем так разжечь
      К соитью страсть питательною влагой.
      
      Я действенностью восхищен твоей,
      Питательный бульон простых натур,
      Заветная заморская валюта!
      Сцепляя суетящихся людей,
      Из них ты строишь тысячи фигур
      Под флегматичным оком Абсолюта.
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Не входи в положенье великих людей,
      Ибо их положенье плачевно всегда.
      В каждом гении тайно живет прохиндей
      И мечтает разжиться деньгой без труда.
      
      Их послушать, так нету их в мире бедней
      И вот-вот их в могилу загонит нужда,
      Но они же кутят в окруженье блядей
      И швыряют купюры туда и сюда.
      
      Так забудь же о пухлом своем кошельке,
      Пусть великий творец разорился вконец
      И теперь голосит, как библейский еврей;
      Просто денежки он просадил в кабаке
      Или вздумал кого-то обжулить, подлец,
      Но другой негодяй оказался хитрей.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Для уловленья в дьявольскую сеть
      Придумано понятие таланта.
      Таланту суждено на нас висеть,
      Как кандалам на теле арестанта.
      
      И если стал носителем таланта -
      До времени готовься облысеть,
      Обзавестись ухватками педанта
      И девушкам навеки омерзеть.
      
      Все радости житейские твои
      Талант нашептыванием отравит,
      Упорным понуканием к трудам;
      Тебя лишит достатка и семьи,
      Зато всем дурням щедро предоставит
      Припасть к тобою собранным плодам.
      
      
      
      
       * * *
      
      Хорошо заиметь мецената,
      Чтоб в гостях у него выпивать
      И с размеренностью автомата
      Улыбаться ему и кивать.
      
      Вдруг окажется: тоже когда-то
      Он пытался бумагу марать;
      Ободренный поддержкой собрата,
      Он заветную вынет тетрадь.
      
      Должен я реагировать пылко -
      Сопоставив буржуя с Рубцовым,
      Похвалами его поразить,
      А потом вдруг со скатерти вилку
      Подхватить и с неистовым ревом
      Благодетелю в горло вонзить.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Трудно ехать в вагоне с такими людьми,
      Что от вечной немытости мерзко смердят,
      Трудно ехать с храпящими, трудно с детьми,
      Трудно с теми, которые шумно едят.
      
      Трудно с теми, которые пьют и галдят,
      А потом как попало ложатся костьми.
      Так порою все нервы тебе натрудят,
      Что отделал бы всех без разбору плетьми.
      
      Но нельзя озлобление в сердце впускать -
      К сожалению, нам выбирать не дано,
      С кем разделим судьбой предначертанный путь.
      Постарайся смешное во всем отыскать -
      Всё не то чтобы скверно, а просто смешно,
      Как и сам ты смешон, если трезво взглянуть.
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Бывает всякое. На глади вод
      Топор я видел, весело плывущий.
      Я видел: к югу клин коров ревущий
      Тянулся, рассекая небосвод.
      
      Я видел сам - ведь я мужчина пьющий -
      Как ночью пивом бил водопровод.
      Так не склоняйтесь над кофейной гущей,
      Чтоб судьбоносный высмотреть развод.
      
      Полна чудес ты, Русская земля,
      И не предскажет никакой мудрец,
      Какие впредь ты опрокинешь нормы:
      К примеру, вдруг исчезнут из Кремля,
      Наворовавшись вдоволь наконец,
      Все деятели рыночной реформы.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Волюнтаризм ужасен, как дракон,
      Но мы срубили голову дракону.
      При Брежневе как дышло был закон,
      А нынче и воруют по закону.
      
      Не нужно вору отдавать поклон,
      Не нужно делать из него икону.
      Клейми его на кухне, как Дантон,
      Но воровству не составляй препону.
      
      Ведь воры в будущем - наш средний класс,
      И не годится, чтоб любой из нас,
      Застукав их при совершенье взлома,
      Мог запросто им в душу нахаркать.
      К молчанию же нам не привыкать,
      Наука эта с детства нам знакома.
      
      
      
      
       * * *
      
      Не хмурься, критик, не отринь сонета,
      Ты вместе с ним отринешь и меня,
      И вновь меня лишит тепла и света
      Безденежья глухая западня.
      
      Я буду думать, что бездарно спето
      Всё, что я пел до нынешнего дня.
      Но гонорар взовьется, как ракета,
      Рассеяв тьму, сверкая и пьяня.
      
      Не думай, критик, не корысти ради
      Пристроить я хочу свои безделки,
      А чтоб убить сомнения змею.
      Учти: и ты не будешь тут внакладе,
      Тебя я приглашу на посиделки
      И там с тобой все денежки пропью.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Да, страшно музыка сильна,
      Сильней искусства и науки.
      Сомнений неотвязных муки
      Снимает запросто она.
      
      Всё то, чем голова полна,
      Ведет к сомнениям и скуке,
      Но потекут с эстрады звуки,
      И жизнь становится ясна.
      
      Роняет с древа сатана
      Познанья плод в людские руки.
      Я напеваю "На-на-на",
     &nbs И вижу сладостные глюки.
      
      Всё то, что ум хотел копить,
      Я смог пропеть, а не пропить,
      Теперь средь умственных угодий
      Толкутся в танце день и ночь,
      Друг друга вытесняя прочь,
      Обрывки сладостных мелодий.
      
      
      
      
       * * *
      
      Имел я разные возможности,
      Чтоб стать богатым и скупым,
      И бедным стал не по оплошности,
      Не оттого, что был слепым.
      
      Нет, я из мировой ничтожности,
      Подобно бабочкам ночным,
      На свет без должной осторожности
      Порхнул - и превратился в дым.
      
      О эти серые создания!
      Рябит в глазах от их мелькания,
      Но всё ж в душе презренья нет.
      Летят из тьмы они - и падают,
      Ведь все-таки их тьма не радует,
      Ведь все-таки их манит свет.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Взгляни, читатель, на меня:
      Меня ты больше не увидишь.
      Ты прав: поэзия - фигня,
      Не зря ее ты ненавидишь.
      
      Темна поэтов трескотня,
      За ней ты ничего не видишь.
      Они придумали свой идиш,
      Язык нормальный не ценя.
      
      Реальных ценностей держись,
      Ведь есть же будничная жизнь,
      Еда, квартира, дача, вещи.
      А я, чтоб не терзать твой взгляд,
      Исчезну, испуская смрад
      И в тучах хохоча зловеще.
      
      
      
      
       * * *
      
      Печально я гляжу на трупик поросенка
      В гастрономической зовущей смуглоте:
      Еще вчера он жил, похрюкивая звонко,
      Убийство удалось - и вот он на плите.
      
      Убийство удалось, а нынче - расчлененка
      И трупоеденье в застольной тесноте.
      Хозяин поднял нож с ухмылкою подонка,
      И содрогаюсь я в мгновенной тошноте.
      
      Бесспорно, человек - опасное соседство:
      Ни материнство он не пощадит, ни детство,
      Упитывая плоть дородную свою.
      Как небо нам воздаст? И, выпив чарку тминной
      За упокой души младенческой невинной,
      Я мясо нежное в унынии жую.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      В чертополохе и бурьяне,
      Где свалки мокнут и гниют,
      Пристанище отпетой пьяни,
      Ее естественный приют.
      
      Напившись алкогольной дряни,
      Пьянчуги всякий раз поют -
      Про май, про айсберг в океане,
      И слезы искренние льют.
      
      Их примет мир эстрадных песен,
      Который до того чудесен,
      Что невозможно не икать.
      Вино - не прихоть их утробы:
      Вино необходимо, чтобы
      В мир песен мягко проникать.
      
      
      
      
       * * *
      
      Осмысливать протекшей жизни звенья
      Без надобности крайней не моги.
      Отказывая нам в повиновенье,
      Воистину спасают нас мозги.
      
      Разумно ль открывать причины рвенья
      И всех поступков наших рычаги?
      Для человека эти откровенья
      Опаснее, чем худшие враги.
      
      Необходимое самодовольство,
      В значительность свою слепая вера
      Рассеются однажды - и с тех пор
      Останутся тоска и беспокойство,
      И личность, словно хищная химера,
      Сама себя пожрет за свой позор.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Все думают: "Стихи родятся сами,
      Готовыми являясь в голове" -
      И резкими своими голосами
      Толкуют о покупках и жратве.
      
      И я не управляю словесами,
      Внимая сей навязчивой молве,
      И восклицаю с горькими слезами:
      "Услышь меня, всеслышащий Яхве!
      
      Глупцов, мешающих созданью песен,
      Внимающих лишь собственному брюху,
      Не вразумляй - не внемлют нам они.
      С лица земли сотри их, словно плесень,
      И поручи блюсти всю землю духу,
      Которому я сызмальства сродни".
      
      
      
      
       * * *
      
      Полнолуние. Шорохи ветра в ушах -
      Или живность на промысел вышла ночной,
      И хрустит по щебенке крадущийся шаг
      На обочине белой дороги лесной.
      
      Порождается в жабах, гадюках, мышах
      Роковое томление бледной луной;
      Стонет море, ворочаясь на голышах,
      Словно чувствуя зло студенистой спиной.
      
      Но и море из глуби несет и несет
      Вспышки, словно сплетенные в танце цветы,
      Повинуясь призыву, что послан луной;
      И я чувствую, как напряженье растет
      В той земле, на которой столпились кресты,
      За кладбищенской белой от света стеной.
      Что-то хочет восстать и уже восстает
      Из камней, из корней, из сухой темноты,
      Чтобы в лунной ночи повстречаться со мной.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Монотонно течение летнего дня,
      И душа наполняется смутной тоской.
      Дрожь от ветра, как будто по шкуре коня,
      Пробегает местами по ряби морской.
      
      Колыхнется под ветром сверчков трескотня,
      Словно некий звучащий покров колдовской,
      И опять - только кур в огороде возня
      И покоя лишающий полный покой.
      
      Как оно монотонно, течение лет,
      Уносящее этот глухой хуторок!
      Дни идут вереницей, ступая след в след,
      И приносят один неизменный итог:
      На житейских дорогах спокойствия нет,
      Так же как и поодаль от этих дорог.
      
      
      
      
       * * *
      
      Иногда до безумия можно устать
      Делать вид, будто жизнь интересна тебе.
      Перестань притворяться - и новая стать
      Тебя выделит враз в человечьей гурьбе.
      
      Ты поймешь, что всегда предстоит возрастать
      Твоему отчужденью, духовной алчбе,
      Ибо рядом с тобою немыслимо стать
      Ни единой душе, ни единой судьбе.
      
      Ты своим равнодушьем посмел оскорбить
      То, что братья твои обретают в борьбе
      И затем неизбежно теряют, скорбя;
      Рассуди, как же можно тебя полюбить,
      Не питать неприязни законной к тебе,
      Не лелеять мечту уничтожить тебя.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Как флейты, голоса цикад
      Звучат в темнеющем просторе.
      Отстаивается закат,
      И гуща оседает в море.
      
      Легко колышется напев
      Флейт переливчатых древесных
      И тихо всходит звезд посев
      В полях тучнеющих небесных.
      
      Луна уже плывет в зенит,
      Заката хлопья отгорели,
      А флейта легкая звенит,
      Бессчетно повторяя трели.
      
      И неподвластно смене лет
      Ночного бриза колыханье
      И ввысь летящее из флейт
      Всё то же легкое дыханье.
      
      И та, которая близка,
      Перекликается со всеми,
      И беззаботна, и легка,
      Поскольку презирает время.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Всё море - выпуклая стезя;
      По ней, неспешные, как волы,
      Уничтожаясь, вновь вознося
      Гребни над зыбью, текут валы.
      
      Им уклониться с пути нельзя,
      Пеной не хлынуть на волнолом -
      Валы текут и текут, сквозя
      Зеленым, синим, серым стеклом.
      
      Переплавляет солнечный свет
      В сочные отблески зыбь волны,
      И чередою пенных комет
      Катятся гребни на валуны.
      
      Чайка, подладив к ветру полет,
      Смотр производит сверху валам;
      Облака тень лениво ползет
      По облесённым дальним холмам.
      
      Ветер подхватывает напев,
      Прежний еще не успев допеть.
      В будничной жизни не преуспев,
      Здесь я сполна сумел преуспеть:
      
      Всё разглядеть, и ветер вдохнуть,
      И безо всяких мыслей и слов
      Сердцем постигнуть великий Путь -
      Путь неуклонных морских валов.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Когда приблизится старость,
      Матрос припомнит с тоской,
      Как трепетом полнит парус
      Упругий ветер морской.
      
      Когда приблизится старость,
      Стрелок припомнит в тоске,
      Как встарь ружье оставалось
      Всегда послушно руке.
      
      Рыбак припомнит под старость,
      Не в силах сдержать тоски,
      Как рыба в лодке пласталась,
      Тяжелая, как клинки.
      
      Всегда побеждает старость,
      Поскольку смерть за нее,
      И долго ль держать осталось
      Штурвал, гарпун и ружье?
      
      Приошли все стороны света
      Стрелок, рыбак и матрос,
      Но им не дано ответа
      На этот простой вопрос.
      
      Наполнен тоскою ветер,
      Вздыхают лес и вода,
      Не в силах найти ответа
      На главный вопрос: "Когда?"
      
      К ним тоже жестоко Время,
      Сильнейшее всяких сил -
      Нельзя им проститься с теми,
      Кто так их всегда любил.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      К побережным горам прижимается лес,
      Словно скрыться пытаясь от ветра ползком,
      И плывут безучастно эскадры небес
      В переполненном ветром пространстве морском.
      
      Металлический свет прорывается вкось
      И лудит кочевое качанье валов,
      И не счесть уже, сколько ко мне донеслось
      В беспорядке, как птицы, мятущихся слов.
      
      То, что шепчет, сшибаясь, резная листва,
      То, что глыбам толкует глубин божество, -
      Стоит слухом ловить только эти слова,
      Остальные слова недостойны того.
      
      
      
      
       * * *
      
      Тополь - словно горянка в черном платке,
      Над ним одиноко стоит звезда;
      Одинокий фонарь горит вдалеке,
      И под ним асфальта блещет слюда.
      
      Оживленно нынче в небе ночном -
      Тень волоча по кровлям жилья,
      Облака пасутся, и серебром
      Подсвечены призрачно их края.
      
      Месяц гуляет среди отар,
      Горят и меркнут уклоны крыш.
      То видишь явственно тротуар,
      А то и бордюра не различишь.
      
      Все очертанья гор и дерев,
      Светил вращенье, облачный ход -
      Всё составляет один напев,
      Общий безмолвный круговорот.
      
      И кажется - кружится кровь моя;
      Стоило бросить тепло и сон,
      Если в кружение ночи я
      Хоть на мгновенье был вовлечен.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Прекрасен темный кипарис
      На фоне жгучей синевы;
      Прекрасно с кручи глянуть вниз,
      Где волны прядают, как львы.
      
      Прекрасен дымный океан,
      Прочерчен ходом корабля,
      Но мне милей земля славян,
      Моя угрюмая земля.
      
      Славяне прячутся в лесах,
      Ведь нелюдимость - их черта,
      Угрюмый вызов в их глазах,
      А чаще - просто пустота.
      
      Они выходят из лесов,
      Когда кончается еда,
      И подломить любой засов
      Не составляет им труда.
      
      Над их лесами хмарь плывет
      С утра до вечера все дни,
      И по краям глухих болот
      Торчат славяне, словно пни.
      
      Но к морю ласковому лезть
      Нет смысла для таких мужчин:
      На пляже в девушке подсесть
      Не может мрачный славянин.
      
      Кавказец может, и семит,
      И неотесанный тевтон,
      А славянин чуть что хамит
      И в драку сразу лезет он.
      
      Но злобность этих мужиков
      Не составляет их позор:
      Она - от ясных родников
      И от задумчивых озер.
      
      Она - из чистых тех глубин,
      Где дух таинственно живет.
      За бездуховность славянин
      Любому сразу в рыло бьет.
      
      Свой мир славяне отстоят,
      Скрутив охальника узлом -
      Чащобы вдоль гранитных гряд,
      Мочажины и бурелом.
      
      А с пиний всё течет смола,
      И вновь магнолии цветут,
      И женщин смуглые тела
      Мелькают дерзко там и тут.
      
      Но где-то за хребтом лежит
      Земля неласковая та,
      Где у мужчин свирепый вид
      И пахнет водкой изо рта.
      
      Я вправе нежиться в тепле,
      Но должен размышлять при том
      О милой сумрачной земле
      Там, за синеющим хребтом.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Хвою полируя, ветер свищет -
      Из-за гор примчавшийся норд-ост,
      Но железных сосен корневища
      Беспощадно вклещились в откос.
      
      Я пьянею - сиплый рев прибоя,
      Шум вскипающий листвы и трав,
      Сиплый перезвон шершавой хвои
      В слух единый немощный вобрав.
      
      От порывов и скачков бесплодных,
      Овладевших берегом лесным;
      От несчетных колебаний водных,
      Связанных течением одним;
      
      От небес, в неведомую гавань
      Флот несметный вздумавших пустить,
      Взгляд бессильно падает на камень,
      Всех движений не сумев вместить.
      
      Кажется - усвоишь все движенья,
      В них врастешь, как дальний плавный мыс,
      И откроется для постиженья
      Действа развернувшегося смысл.
      
      Но неисчислимо многоуста,
      Многолика сцена эта вся,
      И бессильно отступают чувства,
      Только смуту в душу принося.
      
      Грозно развивается интрига,
      Молнии просверкивает бич.
      Можно всё лишь на обрывок мига,
      Краем разумения постичь.
      
      Множества сошлись в одной работе,
      Многосложный замысел верша,
      Но в единственном мгновенном взлете,
      Может быть, поймает суть душа.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Бродильный запах лезет в нос,
      У парапета спят собаки,
      Отбросы в хороводе ос
      Помпезно громоздятся в баке.
      
      Орет пронзительно дитя,
      Как будто перебрав спиртного,
      Фотограф, галькою хрустя,
      Дельфина тащит надувного.
      
      Стремясь дополнить свой обед,
      Пузаны покупают фрукты,
      И, неотвязный, словно бред,
      Свое долдонит репродуктор.
      
      Вся эта дрянь за слоем слой
      К нам липнет медленно, но верно,
      Но если взгляд очистить свой,
      То сразу опадает скверна.
      
      Взгляни с уединенных круч,
      Как строит неземная сила
      Треножник из лучей и туч,
      Чтоб в жертву принести светило.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Что ты всё ухмыляешься, Клинтон,
      Что тебя веселит, дурачок?
      Взять и вдарить увесистым клинтом
      В дерзко вздернутый твой пятачок.
      
      И когда это дело случится,
      Не помогут зеленка и бинт.
      Не желаешь ли осведомиться,
      Что такое по-нашему "клинт"?
      
      Но об этом тебе не скажу я,
      Ты об этом узнаешь и так -
      В час, когда Мировому Буржую
      Нашим клинтом расквасят пятак.
      
      И с мешков, где шуршат миллионы,
      Он повалится, злобно бранясь.
      Разбегутся его миллионы,
      Потеряв управленье и связь.
      
      Тараканом забегает Клинтон
      У себя в вашингтонском дому.
      Он поймет: с подступающим клинтом
      Совладать не под силу ему.
      
      Сменит он людоедской гримасой
      Свой улыбчивый имидж тогда
      И, нагруженный денежной массой,
      Побежит неизвестно куда.
      
      На земном не останется шаре
      Буржуазных тлетворных дворцов,
      И тогда на политсеминаре
      "Что есть КЛИНТ?" - я спрошу у бойцов.
      
      "Коммунизм, ленинизм, интернаци-
      Онализм и народный триумф!" -
      Так ответят товарищи наши
      И добавят застенчиво: "Уф!"
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Мы долго и тщетно старались
      Вместить этот ужас в уме:
      Япончик, невинный страдалец,
      Томится в заморской тюрьме!
      
      К чужим достижениям зависть
      Америку вечно томит:
      Он схвачен, как мелкий мерзавец,
      Как самый обычный бандит.
      
      Царапался он, и кусался,
      И в ярости ветры пускал,
      Но недруг сильней оказался,
      И схватку герой проиграл.
      
      В застенке, прикованный к полу,
      Он ждет лишь конца своего.
      Свирепый, до пояса голый,
      Сам Клинтон пытает его.
      
      Неверными бликами факел
      Подвал освещает сырой,
      И снова бормочет: "Ай фак ю",
      Теряя сознанье, герой.
      
      Старуха вокруг суетится
      По имени Олбрайт Мадлен -
      Несет раскаленные спицы,
      Тиски для дробленья колен...
      
      Не бойся, Япончик! Бродяги
      Тебя непременно спасут.
      Мы знаем: в далекой Гааге
      Всемирный находится суд.
      
      Прикрикнет на злую старуху
      Юристов всемирный сходняк.
      Да, Клинтон - мучитель по духу,
      Старуха же - просто маньяк.
      
      На страшные смотрит орудья
      С улыбкой развратной она.
      Вмешайтесь, товарищи судьи,
      Ведь чаша терпенья полна.
      
      Пора с этим мифом покончить -
      Что схвачен обычный "крутой".
      На самом-то деле Япончик
      Известен своей добротой.
      
      Горюют братки боевые,
      Что славный тот день не воспет -
      Когда перевел он впервые
      Слепца через шумный проспект.
      
      Всё небо дрожало от рева,
      Железное злилось зверье.
      В тот миг положенье слепого
      Япончик постиг как свое.
      
      "Не делать добро вполнакала" -
      Япончика суть такова.
      С тех пор постоянно искала
      Слепых по столице братва.
      
      И не было места в столице,
      Где мог бы укрыться слепой.
      Слепых находили в больнице,
      В метро, в лесопарке, в пивной.
      
      Их всех номерами снабжали,
      Давали работу и хлеб.
      Япончика все обожали,
      Кто был хоть немножечко слеп.
      
      Достигли большого прогресса
      Слепые с вождем во главе.
      Слепой за рулем "мерседеса"
      Сегодня не редкость в Москве.
      
      Слепые теперь возглавляют
      Немало больших ООО
      И щедро юристам башляют,
      Спасая вождя своего.
      
      Смотрите, товарищи судьи,
      Всемирной Фемиды жрецы:
      Вот эти достойные люди,
      Вот честные эти слепцы.
      
      В темнице, как им сообщают,
      Томится Япончик родной,
      Но смело слепые вращают
      Штурвал управленья страной.
      
      Страна филантропа не бросит,
      Сумеет его защитить.
      Она по-хорошему просит
      Юристов по правде судить,
      
      Оставить другие занятья,
      Отвлечься от будничных дел.
      Стране воспрещают понятья
      Так долго терпеть беспредел.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Мне сказал собутыльник Михалыч:
      "Ты, Добрынин, недобрый поэт.
      Прочитаешь стихи твои на ночь -
      И в бессоннице встретишь рассвет.
      
      От кошмарных твоих веселушек
      У народа мозги набекрень.
      Ты воспел тараканов, лягушек,
      Древоточцев и прочую хрень.
      
      Ты воспел забулдыг и маньяков,
      Всевозможных двуногих скотов,
      А герой твой всегда одинаков -
      Он на всякую мерзость готов.
      
      Ты зарвался, звериные морды
      Всем героям злорадно лепя.
      "Человек" - это слово не гордо,
      А погано звучит у тебя".
      
      Монолог этот кончился пылкий
      На разгоне и как бы в прыжке,
      Ибо я опустевшей бутылкой
      Дал Михалычу вдруг по башке.
      
      Посмотрел на затихшее тело
      И сказал ему строго: "Пойми,
      Потасовки - последнее дело,
      Мы должны оставаться людьми.
      
      Но не плачься потом перед всеми,
      Что расправы ты, дескать, не ждал:
      Разбивать твое плоское темя
      Много раз ты меня вынуждал.
      
      И поскольку в башке твоей пусто,
      Как у всех некультурных людей,
      Лишь насильем спасется искусство
      От твоих благородных идей".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Что, Михалыч, примолк? Не молчи, не грусти,
      Голова заболела - прими коньячку.
      Прошлый раз не сдержался я, ты уж прости,
      Проломив тебе снова бутылкой башку.
      
      Будем пить мировую с тобою теперь.
      Запретили врачи? Ну а что мне врачи?
      Если брезгуешь мною, то вот тебе дверь,
      Ну а если согласен, то сядь и молчи.
      
      Голова заживет, голова - пустяки.
      А о нервах моих ты подумал, старик?
      Если мне объясняют, как делать стихи,
      То меня подмывает сорваться на крик.
      
      А где крик, там и драка, и вот результат:
      Вновь бутылкой по черепу ты получил.
      Ну, не дуйся, признайся, ты сам виноват,
      Быков - тот вообще бы тебя замочил.
      
      Я, Михалыч, творец, и когда я творю,
      То не надобен мне никакой доброхот.
      Ты молчи - я конкретно тебе говорю:
      Все советы засунь себе в задний проход.
      
      Я творец. Уникально мое естество.
      Ты при мне от почтения должен дрожать.
      Пей коньяк, горемычное ты существо,
      Пей, кому говорю, и не смей возражать.
      
      Если не был бы ты некультурным скотом
      И чуть-чуть дорожил своей глупой башкой,
      То не злил бы поэта и помнил о том,
      Что бутылка всегда у него под рукой.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Пульс неровен, и шумно дыханье,
      И в глазах не прочесть ничего,
      И сложнейшее благоуханье
      Окружает, как туча, его.
      
      Пахнет он чебуречной вокзальной,
      Где всегда под ногами грязца,
      Пахнет водкою злой самопальной,
      Расщепившейся не до конца,
      
      Пропотевшей лежалой одеждой,
      Затхлым шкафом с мышиным дерьмом, -
      Словом, пахнет он мертвой надеждой,
      Похороненной в теле живом.
      
      Попадешь с ним в одно помещенье -
      Запах этот страшись обонять,
      Иль земное твое назначенье
      Надоест и тебе исполнять.
      
      Мысль придет и навек успокоит,
      Что конечна людская стезя.
      Избегать пораженья не стоит -
      Избежать его просто нельзя.
      
      Прежний смысл гигиена утратит -
      Смысл подспорья в житейской борьбе,
      И тебя, словно туча, охватит
      Новый запах, присущий тебе.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Я вижу ватаги юнцов и юниц,
      И горько глядеть на них мне, старику.
      Не слышат они щебетания птиц,
      Воткнув себе плейер в тупую башку.
      
      Не видят они расцветания роз,
      Закрыв себе зенки щитками очков.
      Не чуют и благоухания роз,
      Кривясь от зловонья своих же бычков.
      
      Зачем же ты медлишь, любезная Смерть?
      Никчемную юность со свистом скоси,
      И я поцелую руки твоей твердь
      И, щелкнув ботинками, молвлю: "Мерси".
      
      Затем я скажу: "Подождите, мой друг" -
      И, шумно дыша, побегу в магазин,
      Чтоб вскоре вернуться на скошенный луг,
      Сгибаясь под грузом закусок и вин.
      
      Услышим, как радостно птички поют,
      Как звонок их гимн в наступившей тиши,
      И розы свои благовонья польют,
      Стараясь доставить нам праздник души.
      
      И тост я возвышенный произнесу
      За ту красоту, что сближает сердца,
      И пенистый кубок к устам поднесу,
      С удобством рассевшись на трупе юнца.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Я заморская редкая птица,
      Оперенье шикарно мое.
      Коготками стуча по паркету,
      Я обследую ваше жилье.
      
      Я порой замираю в раздумье,
      Подозрительно на пол косясь,
      И внезапно паркетину клюну -
      Так, чтоб комната вся затряслась.
      
      Интерьерчик весьма небогатый -
      Там потерто, засалено тут.
      Сразу видно, что в этой квартире
      Работяги простые живут.
      
      Измеряю я площадь квартиры
      Перепончатой жесткой стопой
      И помет, словно розочки крема,
      Оставляю везде за собой.
      
      Я сумею принудить хозяев
      За моим рационом следить.
      Если денег на птиц не хватает,
      Значит, нечего птиц заводить.
      
      Крики резкие, щелканье клювом
      Не проймут, разумеется, вас,
      Но завалится набок головка,
      Млечной пленкой задернется глаз.
      
      Потерять вы меня побоитесь,
      Вмиг найдется изысканный корм.
      Вы поймете, что стоят дороже
      Чувство стиля, законченность форм.
      
      И уже не пугают расходы,
      И уже не страшит нищета,
      Если лязгает рядом когтями
      И пускает помет нищета.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Голова - не последнее место,
      Нам дается не зря голова.
      В дополненье к ужимкам и жестам
      Голова произносит слова.
      
      Есть душа в моем теле неброском,
      И чтоб люди узнали о том,
      Голова вдруг подумает мозгом
      И свой помысел выскажет ртом.
      
      "Непростой человек перед нами, -
      В страхе слушатель мой говорит. -
      Ишь как зыркает страшно глазами,
      Как внимательно уши вострит!"
      
      Не вместить головенке плебея
      Изреченные мною слова,
      Но он чувствует суть, холодея,
      И, дрожа, говорит: "Голова!"
      
      Жаль, не всякий людские восторги
      Со спокойным приемлет лицом,
      И порою в тюрьме или морге
      Мы встречаемся с бывшим творцом.
      
      Тот судьбу ненароком заденет,
      Этот походя власть оскорбит,
      А судьба ведь талантов не ценит,
      А ведь власть не прощает обид.
      
      Много яда в людском поклоненье,
      Много зла в восхищенной молве,
      Но и слух, обонянье и зренье
      Не напрасно живут в голове.
      
      Озирайся, обнюхивай воздух,
      Каждый шорох фиксируй во мгле.
      Мы живем не на радостных звездах,
      А на скользкой, коварной земле.
      
      Этот помер, а тот под арестом,
      Ну а я перед вами живой,
      Ведь не задним я думаю местом,
      А разумной своей головой.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
       * * *
      
      Телеведущий не ходит пешком,
      Ибо, увы, он отнюдь не герой.
      Знает, бедняга, что смачным плевком
      Встретит в толпе его каждый второй.
      
      Раз выделяешься статью в толпе
      И неестественно честным лицом,
      Как тут не ждать, что подскочат к тебе
      И назовут почему-то лжецом?
      
      Телеведущий не лжет никогда -
      Могут ли лгать этот праведный взор,
      Речь, то журчащая, словно вода,
      То громозвучная, как приговор?
      
      Он повторяет: развал и разброд
      Есть принесенный из прошлого груз.
      Что ни пытается делать народ,
      Вечно выходит лишь полный конфуз.
      
      В голосе телеведущего дрожь -
      Как не устать, постоянно долбя:
      "С этим народом и ты пропадешь,
      Умный сегодня спасает себя".
      
      И холодок понимания вдруг
      Где-то в желудке почувствую я:
      Телеведущий - мой истинный друг,
      Мне преподавший закон бытия.
      
      Тот суетливый, неряшливый сброд,
      Злой, с отвратительным цветом лица, -
      Это и есть ваш хваленый народ,
      Коему гимны поют без конца?
      
      Телеведущего лишь потому
      Этот народ до сих пор не зашиб,
      Что не догнать даже в гневе ему
      Телеведущего новенький джип.
      
      Я же бестранспортное существо,
      Я угождаю народу пока
      И критикую слегка своего
      Телеучителя, теледружка.
      
      И раздраженье невольно берет:
      Сам-то уехал, а мне каково?
      Дай только мне объегорить народ -
      Там и до джипа дойдем твоего.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Всё то, что было под землей,
      Весь наш подземный древний быт
      И даже облик наш былой -
      И тот до времени забыт.
      
      В любую щель могли пролезть
      Те наши прежние тела.
      Прилизанная влагой шерсть
      С нас нечувствительно сошла.
      
      В свой час через волшебный лаз
      Мы вышли в гомон площадей.
      Теперь лишь красноватость глаз
      Нас отличает от людей.
      
      С людьми мы сходствуем вполне -
      Лишь странная подвижность лиц
      Нас выделяет в толкотне
      И мельтешении столиц.
      
      Мы презираем всех людей -
      Весь род их честью обделен,
      А мы несем в крови своей
      Подземный сумрачный закон.
      
      Мы долго жили под землей,
      Но вышли миром овладеть,
      И разобщенный род людской
      Уже приметно стал редеть.
      
      Так человек и не постиг
      Наш главный козырь и секрет -
      Попискивающий язык,
      Оставшийся с подземных лет.
      
      Сказал бы ваш погибший друг,
      Коль был бы чудом воскрешен,
      Что тихий писк - последний звук,
      Который слышал в жизни он.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      От гнева удержись,
      Ведь, как актер - без грима,
      Без опошленья жизнь
      С большим трудом терпима.
      
      Чтоб вещество души
      С натуги не раскисло,
      До плоскости стеши
      Все жизненные смыслы.
      
      Пусть ищет правды дух,
      Но не за облаками,
      А так, как жабы мух
      Хватают языками.
      
      Уверен и речист,
      Решатель всех вопросов
      Сегодня журналист,
      А вовсе не философ.
      
      Теперь духовный свет
      И духа взлет отрадный
      Нам дарит не поэт,
      А текстовик эстрадный.
      
      И отдыхает дух,
      Но все-таки чем дальше,
      Тем чаще ловит нюх
      Особый запах фальши.
      
      Догадка в ум вползла
      И тихо травит ядом:
      Жизнь подлинная шла
      Всё время где-то рядом.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Нет у меня в Барвихе домика,
      Купить машину мне невмочь,
      И рыночная экономика
      Ничем мне не смогла помочь.
      
      Коль к рынку я не приспособился,
      Не рынок в этом виноват.
      Я не замкнулся, не озлобился,
      Однако стал жуликоват.
      
      Глаза, в которых столько скоплено
      Тепла, что хватит на троих,
      Живут как будто обособленно
      От рук добычливых моих.
      
      В труде литературном тягостном
      Подспорье - только воровство,
      И потому не слишком благостным
      Торговли будет торжество.
      
      Вы на базаре сценку видели:
      Как жид у вавилонских рек,
      "Аллах! Ограбили! Обидели!" -
      Кричит восточный человек.
      
      Он думал: жизнь - сплошные радости,
      Жратва, питье и барыши,
      Не ведал он житейской гадости
      В первичной детскости души.
      
      Пускай клянет свою общительность
      И помнит, сделавшись мудрей:
      Нужна повышенная бдительность
      Среди проклятых москалей.
      
      У русских всё ведь на особицу,
      У них на рынок странный взгляд:
      Чем к рынку честно приспособиться,
      Им проще тырить всё подряд.
      
      Пусть вера детская утратится,
      На жизнь откроются глаза
      И по щеке багровой скатится,
      В щетине путаясь, слеза.
      
      Торговец наберется опыта,
      Сумеет многое понять,
      Чтоб мужественно и без ропота
      Потерю выручки принять.
      
      Он скажет: "Я утратил выручку,
      Но не лишился головы;
      Жулье всегда отыщет дырочку,
      Уж это правило Москвы".
      
      А я любуюсь продовольствием,
      Куплю для виду огурцов
      И вслушиваюсь с удовольствием
      В гортанный говор продавцов.
      
      Вот так, неспешно и размеренно,
      Ряды два раза обойду
      И приступить смогу уверенно
      К литературному труду.
      
      О люд купеческого звания!
      Коль я у вас изъял рубли,
      То вы свое существование
      Тем самым оправдать смогли.
      
      Я в этом вижу как бы спонсорство,
      И только в зеркале кривом
      Мы принудительное спонсорство
      Сочтем вульгарным воровством.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Недавно на дюнах латвийского взморья
      Клялись умереть за культуру отцов
      Латвийский поэт Константинас Григорьевс,
      Латвийский прозаик Вадимс Степанцовс.
      
      Вокруг одобрительно сосны скрипели
      И ветер швырялся горстями песка.
      Латвийские дайны писатели пели,
      Поскольку изрядно хлебнули пивка.
      
      Сказал Степанцовс: "Эти песни - подспорье,
      Чтоб русских осилить в конце-то концов".
      "Согласен", - сказал Константинас Григорьевс.
      "Еще бы", - заметил Вадимс Степанцовс.
      
      Сказал Степанцовс: "Где Кавказа предгорья -
      Немало там выросло славных бойцов".
      "Дадут они русским!" - воскликнул Григорьевс.
      "И мы их поддержим!" - сказал Степанцовс.
      
      "Все дело в культуре!" - воскликнул Григорьевс.
      "Культура всесильна!" - сказал Степанцовс.
      И гневно вздыхало Балтийское море,
      Неся полуграмотных русских купцов.
      
      Казалось, культурные люди смыкались
      В едином порыве от гор до морей
      И вздохи прибоя, казалось, сливались
      С испуганным хрюканьем русских свиней.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      К Чубайсу подойду вразвалку я,
      Чтоб напрямик вопрос задать:
      "Как на мою зарплату жалкую
      Прикажешь мне существовать?
      
      Где море, пальмы и субтропики,
      Где сфинксы и могучий Нил?
      Не ты ль в простом сосновом гробике
      Мои мечты похоронил?
      
      Где вакханалии и оргии,
      Услада творческих людей?
      Всего лишенный, не в восторге я
      От деятельности твоей".
      
      В порядке всё у Анатолия,
      Ему не надо перемен,
      Тогда как с голоду без соли я
      Готов сжевать последний хрен.
      
      Я говорю не про растение,
      Собрат-поэт меня поймет.
      В стране развал и запустение,
      И наша жизнь - отнюдь не мед.
      
      "Дай мне хоть толику награбленного, -
      Чубайса с плачем я молю. -
      Здоровья своего ослабленного
      Без денег я не укреплю.
      
      Ведь ты ограбил всё Отечество,
      Но с кем ты делишься, скажи?
      Жирует жадное купечество,
      А не великие мужи.
      
      Коль над Отчизной измываешься,
      То знай хотя бы, для чего,
      А то, чего ты добиваешься,
      Есть лишь купчишек торжество.
      
      Поэты, милые проказники,
      Умолкли, полные тоски,
      А скудоумные лабазники
      Всё набивают кошельки.
      
      Твое правительство устроило
      Простор наживе воровской,
      Но разорять страну не стоило
      Для цели мизерной такой".
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Хоть я невыносим в быту,
      Хоть много пью и нравом злобен,
      Но я к раскаянью способен
      И в нем спасенье обрету.
      
      Коль снова выход злобе дам
      И нанесу бесчестье даме -
      Я бью затем поклоны в храме
      И по полу катаюсь там.
      
      Рву на себе я волоса
      И довожу старух до дрожи,
      Когда реву: "Прости, о Боже!" -
      Меняя часто голоса.
      
      Струятся слезы из очей,
      Рыданья переходят в хохот,
      И создаю я страшный грохот,
      Валя подставки для свечей.
      
      Господь услышит этот шум
      В своем виталище высоком
      И глянет милостивым оком,
      Недюжинный являя ум.
      
      Ведь он подумает: "Грехов
      На этом человеке много,
      Но он, однако, мастер слога,
      Он создал тысячи стихов.
      
      Я, Бог, терплю одну напасть -
      Вокруг лишь серость и ничтожность,
      А в этом человеке сложность
      Мне импонирует и страсть.
      
      Ишь как его разобрало,
      Весь так и крутится, болезный", -
      И спишет мне отец небесный
      Грехов несметное число.
      
      О да, я Господу милей
      Ничтожеств, жмущихся поодаль -
      И сладкая затопит одурь
      Меня, как благостный елей.
      
      И я взбрыкну, как вольный конь,
      И прочь пойду походкой шаткой,
      Юродивого пнув украдкой
      И харкнув нищенке в ладонь.
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      В клубе, скромно зовущемся "Бедные люди",
      Очень редко встречаются бедные люди -
      Посещают его только люди с деньгами,
      За красивую жизнь голосуя ногами.
      
      Здесь с поэтом обходятся крайне учтиво
      И всегда предлагают бесплатное пиво,
      А к пивку предлагают бесплатную закусь.
      Здесь не скажут поэту - мол, выкуси накось.
      
      Понял я, здесь не раз выступая публично:
      Доброта этих скромных людей безгранична,
      А когда они к ночи впадают в поддатость,
      Доброта превращается в полную святость.
      
      Здесь любые мои исполнялись желанья,
      И казалось мне здесь, что незримою дланью
      Сам Господь по башке меня гладит бедовой,
      Наполняя мне грудь как бы сластью медовой.
      
      И не мог я отделаться от ощущенья,
      Что сиянием полнятся все помещенья
      И что слышат в ночи проходящие люди
      Пенье ангельских сил в клубе "Бедные люди".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Сказал я старому приятелю,
      К нему наведавшись домой:
      "Что пишешь ты? "Дневник писателя"?
      Пустое дело, милый мой.
      
      Поверь, дружок: твой труд по выходе
      Дурная участь будет ждать.
      Его начнут по вздорной прихоти
      Все недоумки осуждать.
      
      Сплотит читателей порыв один,
      Все завопят наперебой:
      "Из тех, кто в этой книге выведен,
      Никто не схож с самим собой!"
      
      Имел ты к лести все возможности,
      Но все ж не захотел польстить.
      Ты их не вывел из ничтожности,
      А этого нельзя простить.
      
      Все завопят с обидой жгучею,
      Что твой "Дневник" - собранье врак
      И что в изображенных случаях
      Случалось всё совсем не так.
      
      Своею прозой неприкрашенной
      Ты никому не удружил
      И, откликами ошарашенный,
      Ты вроде как бы и не жил.
      
      В литературе нет традиции,
      Помимо склонности к вражде.
      Как мины, глупые амбиции
      В ней понатыканы везде.
      
      Ты вышел без миноискателя
      В литературу налегке,
      За это "Дневником писателя"
      Тебе и врежут по башке".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       * * * Андрей Добрынин
      
      Поэтов, пишущих без рифмы,
      Я бесконечно презираю,
      В быту они нечистоплотны,
      В компании же просто волки.
      
      При них ты опасайся деньги
      На место видное положить,
      А если все-таки положил -
      Прощайся с этими деньгами.
      
      С поэтом, пишущим без рифмы,
      Опасно оставлять подругу:
      Он сразу лезет ей под юбку
      И дышит в ухо перегаром.
      
      Он обещает ей путевки,
      И премии, и турпоездки,
      И складно так, что эта дура
      Ему тотчас же отдается.
      
      Поэтов, пишущих без рифмы,
      И с лестницы спустить непросто -
      Они, пока их тащишь к двери,
      Цепляются за все предметы.
      
      Они визжат и матерятся
      И собирают всех соседей,
      И снизу гулко угрожают
      Тебе ужасною расправой.
      
      С поэтом, пишущим без рифмы,
      Нет смысла правильно базарить:
      Он человеческих базаров
      Не понимает абсолютно.
      
      Но всё он быстро понимает,
      Коль с ходу бить его по репе,
      При всяком случае удобном
      Его мудохать чем попало.
      
      Чтоб стал он робким и забитым
      И вздрагивал при каждом звуке,
      И чтоб с угодливой улыбкой
      Твои он слушал изреченья.
      
      Но и тогда ему полезно
      На всякий случай дать по репе,
      Чтоб вновь стишки писать не вздумал
      И место знал свое по жизни.
      
      И будут люди относиться
      К тебе с огромным уваженьем -
      Ведь из писаки-отморозка
      Сумел ты сделать человека.
      
      
      
      
      
       * * * Андрей Добрынин
      
      Когда я гляжу на красоты природы,
      Мое равнодушье не знает предела.
      Ваял я прекрасное долгие годы,
      И вот оно мне наконец надоело.
      
      Черты красоты уловляя повсюду,
      Я создал несчетные произведенья,
      Теперь же, взирая на всю эту груду,
      Постичь не могу своего поведенья.
      
      Вот взять бы кредит, закупить бы бананов,
      Продать их в Норильске с гигантским наваром,
      И вскорости нищенский быт графоманов
      Казался бы мне безобразным кошмаром.
      
      А можно бы в Чуйскую съездить долину,
      Наладить в столице торговлю гашишем,
      Но главное - бросить навек писанину,
      Которая стала занятьем отжившим.
      
      Ты пишешь, читаешь, народ же кивает,
      Порой погрустит, а порой похохочет,
      Но после концерта тебя забывает
      И знать о твоих затрудненьях не хочет.
      
      При жизни ты будешь томиться в приемных,
      За жалкий доход разрываться на части,
      Но только помрешь - и масштабов огромных
      Достигнут тотчас некрофильские страсти.
      
      Твою одаренность все дружно постигнут,
      Ты вмиг превратишься в икону и знамя,
      Друзья закадычные тут же возникнут,
      Поклонники пылкие встанут рядами.
      
      И ты возопишь: "Дай мне тело, о Боже,
      Всего на минуточку - что с ним случится?
      Мне просто охота на все эти рожи
      С высот поднебесных разок помочиться".
      
      И вмиг я почувствую ноги, и руки,
      И хобот любви - утешенье поэта,
      И сбудется всё. Как известно, в науке
      Кислотным дождем называется это.
      
      И, стало быть, нет ни малейшего чуда
      В том, как человечество ослабевает -
      Недаром плешивые женщины всюду,
      Мужчин же других вообще не бывает.
      
      Подумай, юнец с вдохновеньем во взоре,
      А так ли заманчива доля поэта?
      При жизни поэты всё мыкают горе,
      И вредные ливни всё льют на планету.
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Когда мы посетили то,
      Что в Англии зовется "ZОО",
      Придя домой и сняв пальто,
      Я сразу стал лепить козу.
      
      Коза не думает, как жить,
      А просто знай себе живет,
      Всегда стараясь ублажить
      Снабженный выменем живот.
      
      Я понял тех, кому коза,
      А временами и козел
      Милей, чем женщин телеса,
      Чем пошловатый женский пол.
      
      Но, вздумав нечто полюбить,
      Отдаться чьей-то красоте,
      Ты это должен пролепить,
      Чтоб подчинить своей мечте.
      
      Чтоб сделалась твоя коза
      Не тварью, издающей смрад,
      Не "через жопу тормоза",
      А королевой козьих стад.
      
      Протокозы янтарный зрак
      Господь прорезал, взяв ланцет,
      Чтоб нам явилась щель во мрак,
      В ту тьму, что отрицает свет.
      
      Простой жизнелюбивый скот,
      Видать, не так-то прост, друзья:
      Напоминанье он несет
      В зрачках о тьме небытия.
      
      Коза несет в своем глазу
      Начало и конец времен,
      И я, кто изваял козу, -
      Я выше, чем Пигмалион.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Вниз головой висит паук
      В углу меж печкою и шкафом.
      Магистр мучительских наук,
      Он в прежней жизни звался графом.
      
      Но точно так же соки пил
      Из робкого простонародья.
      Господь за это сократил
      Его обширные угодья.
      
      Как прежний грозный паладин
      Кольчуги пробивал кинжалом -
      Мушиных панцирей хитин
      Паук прокалывает жалом,
      
      Чтоб только сушь и пустота
      Остались громыхать в хитине.
      А прежний паладин Креста
      Погиб в сраженье при Хиттине.
      
      И Бог сказал ему: "Дрожи,
      Болван с мышлением убогим!
      Пришел ты человеком в жизнь,
      А прожил жизнь членистоногим.
      
      Ты, как мохнатый крестовик,
      Всю жизнь сосал чужие соки,
      Но вдруг решил, что ты постиг
      И Божий промысел высокий.
      
      Ты мог со смердов шкуру драть, -
      Чего я тоже не приемлю, -
      Но вдруг явился разорять
      Ты и мою Святую Землю.
      
      Ты, мною слепленная плоть,
      Гордыней смехотворной пучась,
      Как я, как истинный Господь,
      Дерзал решать чужую участь.
      
      К твоей спине я прикреплю
      Всё тот же крест и в новой жизни -
      Как знак того, что я скорблю
      О всяком глупом фанатизме".
      
      И вот, повиснув вниз башкой,
      Паук с натугой размышляет:
      "Любая муха - зверь плохой,
      Любая муха озлобляет.
      
      Не вправе оставлять в живых
      Я этот род мушиный жалкий
      С цветными панцирями их,
      С их крылышками и жужжалкой".
      
      Без колебаний бывший граф
      За мух решает все вопросы
      И прытко прячется за шкаф
      От поднесенной папиросы.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      У кота нет ничего заветного
      (О жратве не стоит речь вести).
      Нет такого лозунга конкретного,
      Чтоб на подвиг за него пойти.
      
      Кот нажрется колбасы - и щурится
      (Краденой, конечно, колбасы).
      Словно у свирепого петлюровца,
      Жесткие топорщатся усы.
      
      Словно у матерого бандеровца,
      Алчность дремлет в прорезях зрачков.
      Даже сытый, он к столу примерится,
      Вскочит, хапнет, да и был таков.
      
      Из-за кошки может он поцапаться
      С другом романтической поры.
      Чем он лучше, например, гестаповца,
      Только без ремня и кобуры?
      
      Кошка-мама может хоть повеситься -
      Кот ее растлил - и наутек.
      Он ведь бессердечнее эсэсовца,
      Только без мундира и сапог?
      
      Он потомство настрогал несчетное
      И его уже не узнает -
      Крайне бездуховное животное,
      Кратко называемое "кот".
      
      Но пусть кот никак не перебесится,
      Сгоряча его ты не брани:
      Люди тоже сплошь одни эсэсовцы
      И в гестапо трудятся они.
      
      Кот живет, пока не окочурится,
      По законам общества людей,
      Ну а люди сплошь одни петлюровцы
      И рабы бандеровских идей.
      
      Суть кота вполне определяется
      Тем, как создан человечий мир.
      Люди же Петлюре поклоняются
      И Степан Бандера - их кумир.
      
      Если всё ж тебе на нервы действует
      Кот своею гнусностью мужской,
      То тебе охотно посодействуют
      Мужики в скорняжной мастерской.
      
      Ты с котом играючи управишься,
      "Кис-кис-кис" - и оглушил пинком,
      А затем у скорняков появишься
      С пыльным шевелящимся мешком.
      
      Выполнят заказ - и ты отчисли им
      Гонорар, что прочим не чета,
      И слоняйся с видом независимым
      В пышной шапке из того кота.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Немало пьющих и курящих
      И потреблявших марафет
      Уже сыграть успели в ящик,
      И больше их на свете нет.
      
      Немало слишком работящих,
      На службу мчавшихся чуть свет
      Сыграли в тот же страшный ящик,
      И больше их на свете нет.
      
      Для правильных и для пропащих -
      Один закон, один завет:
      Все как один сыграют в ящик,
      И никому пощады нет.
      
      И новые теснятся сотни
      На предмогильном рубеже...
      На свете стало повольготней
      И легче дышится уже.
      
      Немало лишнего народу
      На белом свете развелось,
      Но истребила их природа
      И на людей смягчила злость.
      
      Теперь готовится затишье,
      Но помни правило одно:
      Коль ты на этом свете лишний -
      Сыграешь в ящик всё равно.
      
      Все люди в этом смысле - братство,
      Поэтому не мелочись,
      Раздай пьянчугам всё богатство
      И нравственностью не кичись.
      
      Ты, благонравия образчик,
      Пьянчуг не смеешь презирать:
      Нас всех уравнивает ящик,
      В который мы должны сыграть.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Я агрессивен стал с годами,
      Мне изменили ум и вкус,
      Я нахамить способен даме
      И заработал кличку "Гнус".
      
      Да, такова людская доля:
      Жил романтический юнец,
      Не знавший вкуса алкоголя,
      И вот - стал Гнусом наконец.
      
      Теперь не грежу я о чуде,
      Сиречь о страсти неземной.
      Теперь вокруг теснятся люди,
      Им выпить хочется со мной.
      
      Ну почему же не откушать?
      Хлебну - и все кругом друзья,
      Им мой рассказ приятно слушать
      О том, какой мерзавец я.
      
      Их моя низость восхищает,
      "Дает же Гнус!" - они твердят.
      Они души во мне не чают
      И подпоить меня хотят.
      
      И вновь я пьяным притворяюсь,
      Чтоб подыграть маленько им,
      И вновь бесстыдно похваляюсь
      Паденьем мерзостным своим.
      
      Когда же я домой поеду,
      То страх на встречных наведу,
      Поскольку громкую беседу
      С самим собою я веду.
      
      Слезу я слизываю с уса,
      И это - вечера венец:
      Когда журит беззлобно Гнуса
      Тот романтический юнец.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Я вижу, как ползут по лицам спящих
      В зловещей тьме мохнатые комки.
      Глупец в Кремле открыл волшебный ящик -
      И вырвались на волю пауки.
      
      Брусчатка сплошь в разливе их мохнатом,
      В мохнатых гроздьях - грозные зубцы,
      И нечисть расползается - Арбатом,
      По Знаменке и в прочие концы.
      
      Они уже шуршат в моем жилище,
      Они звенят, толкаясь в хрустале,
      И вместо пищи жирный паучище
      Застыл, присев на кухонном столе.
      
      Распространяясь медленно, но верно,
      Хотят одно повсюду совершить:
      Не истребить, а лишь пометить скверной,
      Не уничтожить, а опустошить.
      
      И оскверненная моя квартира
      Хоть с виду та же, но уже пуста,
      И во всех формах, всех объемах мира -
      Шуршащая, сухая пустота.
      
      Пролезет нечисть в дырочку любую,
      Сумеет втиснуться в любую щель,
      Чтоб высосать из мира суть живую,
      Оставив только мертвую скудель.
      
      Напоминают пауков рояли,
      Прически, зонтики и кисти рук,
      И в волосах на месте гениталий
      Мне видится вцепившийся паук.
      
      Со шлепанцем в руке на всякий случай
      Лежу во тьме, стремясь забыться сном,
      И чую волны алчности паучьей,
      Катящиеся в воздухе ночном.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Я спал в своей простой обители
      И вдруг увидел страшный сон -
      Как будто входят три грабителя:
      Немцов, Чубайс и Уринсон.
      
      Едва завидев эту троицу,
      Упала ниц входная дверь,
      И вот они в пожитках роются,
      В вещах копаются теперь.
      
      Немцов с натугой мебель двигает,
      Чубайс в сортире вскрыл бачок,
      И Уринсон повсюду шмыгает
      Сноровисто, как паучок.
      
      Чубайс шипит: "Как надоели мне
      Все эти нищие козлы", -
      И, не найдя рыжья и зелени,
      Мои трусы сует в узлы.
      
      Дружки метут квартиру тщательно,
      Точнее, просто догола:
      Со стен свинтили выключатели,
      Забрали скрепки со стола.
      
      Всё подбирают окаянные,
      И мелочей в их деле нет:
      Чубайс, к примеру, с двери в ванную
      Содрал обычный шпингалет.
      
      Добро увязывает троица,
      А я лишь подавляю стон
      И размышляю: "Всё устроится,
      Окажется, что это сон".
      
      С вещичками моими жалкими,
      Таща с кряхтеньем по кулю,
      Все трое сели в джип с мигалками
      И с воем унеслись к Кремлю.
      
      С меня и одеяло сдернули,
      Как будто помер я уже,
      Но только съежился покорно я
      В своем убогом неглиже.
      
      С ритмичностью жучка-точильщика
      Я повторял: "Всё это сон", -
      Когда безликие носильщики
      Всю мебель понесли в фургон.
      
      С ночными вредными туманами
      Рассеются дурные сны,
      Ведь быть не могут клептоманами
      Руководители страны.
      
      Они ведь вон какие гладкие,
      Они и в рыло могут дать -
      Уж лучше притаюсь в кроватке я,
      Чтоб сон кошмарный переждать.
      
      Но утро выдалось не золото,
      Хошь волком вой, а хошь скули.
      Проснулся я, дрожа от холода,
      Ведь одеяло унесли.
      
      Хоть это сознавать не хочется -
      Ничто не стало на места.
      Квартира выграблена дочиста
      И страшно, мертвенно пуста.
      
      И на обоях тени мебели
      Высвечивает чахлый день,
      И, осознав реальность небыли,
      Я тоже шаток, словно тень.
      
      Ступают робко по паркетинам
      Мои корявые ступни.
      Увы, не снятся парни эти нам,
      Вполне вещественны они.
      
      Вздыхаю я, а делать нечего -
      Не зря я бедного бедней,
      Поскольку думал опрометчиво,
      Что утро ночи мудреней.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Коль приглашен ты к меценату в гости,
      Забудь на время про свои обиды,
      Утихомирь в душе кипенье злости
      На тупость человечества как вида.
      
      Приободрись, прибавь в плечах и в росте,
      Привыкни быстро к модному прикиду,
      В гостях же не молчи, как на погосте,
      Будь оживлен - хотя бы только с виду.
      
      Блесни веселостью своих рассказов,
      Но успевай изысканной жратвою
      При этом плотно набивать утробу,
      Предчувствуя час сумрачных экстазов -
      Как поутру с больною головою
      Ты на бумагу выплеснешь всю злобу.
      
      
      
      
       * * *
      
      Я миру мрачно говорю: "Ты чрезвычайно низко пал,
      Свои дела обстряпал ты исподтишка, когда я спал.
      Когда же я открыл глаза и начал понимать слова,
      Ты быстро вынул сам себя, как джокера из рукава".
      
      Да, этот мир в игре со мной не полагается на фарт,
      Я наблюдаю, как порой меняются наборы карт,
      Я наблюдаю, - но при том правдив всегда с самим собой:
      Я изначально проиграл при комбинации любой.
      
      Я миру мрачно говорю: "Пусть суетятся все вокруг -
      Не позабавлю я тебя азартом и дрожаньем рук.
      Есть козыри и у меня: едва засну - и ты пропал,
      И вновь начнутся времена, когда я безмятежно спал".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      На автостанции валдайской
      Давно я примелькался всем.
      В столовой не доели что-то -
      Я непременно это съем.
      
      Не оттого, что размышляю,
      Я тупо под ноги гляжу:
      Окурки подбирая всюду,
      Порой я мелочь нахожу.
      
      И если где-то стырят что-то,
      То бьют всегда меня сперва,
      Ведь для того, чтоб оправдаться,
      Я не могу найти слова.
      
      Я утираю кровь и сопли,
      А те воров пошли искать,
      Но хоть со страху я обдулся -
      К побоям мне не привыкать.
      
      Я бормочу: "Валите, суки!" -
      И вслед грожу им кулаком,
      Но стоит им остановиться,
      Чтоб прочь я бросился бегом.
      
      А иногда, когда под мухой,
      Заговорят и рупь дают.
      Меня, наверно, даже любят -
      Конечно, любят, если бьют.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Мои стихи до того просты,
      Что вспоминаются даже во сне.
      До крайней степени простоты
      Непросто было добраться мне.
      
      Мне темнота теперь не страшна,
      И я спокоен в ночном лесу -
      Душа моя ныне так же темна,
      И тот же хаос я в ней несу.
      
      Всё, что в уме я стройно воздвиг,
      Было в ночи нелепым, как сон.
      Я понимания не достиг,
      Был не возвышен, а отделён.
      
      Всё, что умом я сумел создать,
      Зряшным и жалким делала ночь.
      Простым и темным пришлось мне стать,
      Чтоб отделение превозмочь.
      
      Немного проку в людском уме,
      Ведь только тот, кто духовно прост,
      Тепло единства чует во тьме,
      Сквозь тучи видит письменность звезд.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Приозерный заглохший проселок,
      В колее - водоем дождевой,
      Розоватая дымка метелок
      Над вздыхающей сонно травой.
      
      Серебром закипая на водах,
      На ольхе вдоль озерных излук,
      Ветер плавно ложится на отдых
      На звенящий размеренно луг.
      
      На пригорке, цветами расшитом,
      Этот отдых безмерно глубок -
      Словно в звоне, над лугом разлитом,
      Дремлет сам утомившийся Бог.
      
      В толще трав, утомленный работой,
      Честно выполнив свой же завет,
      Отдыхает невидимый кто-то,
      Чье дыханье - сгустившийся свет.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
       * * *
      
      Тесовая стена коробится слегка,
      От старости пойдя серебряной патиной,
      И в пустоте висят три пурпурных комка,
      Развешаны листву осыпавшей рябиной.
      
      Под мертвенным окном, под сединой стены
      Усыпана листва проржавленной листвою,
      Но бьет холодный луч сквозь тучи с вышины
      И льется по стеклу свеченье неживое.
      
      Ветшает деревце, меж пурпурных комков
      Последние листы беззвучно осыпая,
      И бьет холодный луч в просветы облаков -
      Картина четкая, холодная, скупая.
      
      А в сгорбленной избе заметны в полумгле
      В оцепенении застывшие предметы -
      Портреты на стене, клеенка на столе,
      На окнах пузырьки и ржавые газеты.
      
      Паденьем ржавчиной покрытого листа
      Теченье времени рябина отмечала,
      Но листья кончились - осталась пустота,
      И время кончилось - и не пойдет сначала.
      
      
      
      
       * * *
      
      Друг мой, невидимый друг, если глаза я закрою -
      В облаке радужных искр я тебя вижу тогда.
      
      Друг мой, невидимый друг, если лежу я на ложе -
      Я за тобою бегу, не уставая ничуть.
      
      Друг мой, невидимый друг, если мне всё удается,
      То на чудесных крылах прочь ты плывешь от меня.
      
      Друг мой, невидимый друг, если приходит несчастье,
      То возвращаешься ты и заслоняешь крылом.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
       * * *
      
      Терракота откоса в кротком свете закатных лучей,
      Выше - медные сосны, как рать исполинских хвощей,
      Выше - хвойная зелень, которая блещет, как лак,
      А над ней в синеве чертит стриж свой прерывистый знак.
      
      Далеко над водою разносятся всплески весла,
      И ответные всплески застывшая гладь донесла.
      Благородным вином под лучами играет вода -
      Это есть, это было и это пребудет всегда.
      
      В ожиданье застыли вдоль врезанных в гладь берегов
      Все узоры несчетные листьев, травинок и мхов.
      Замерла, словно сердце, рябины набрякшая гроздь,
      И вплывает в пространство благой, но невидимый гость.
      
      Не дано моим чувствам постигнуть его естество,
      Но пришествие вижу и тихое дело его,
      Ибо тайны полно и великого стоит труда
      То, что было, и есть, и останется впредь навсегда.
      
      
      
      
       * * *
      
      Надо знать разговорам цену, надо рот держать на замке,
      От несчетных слов постепенно затемняется всё в башке.
      Забывается, что измена часто скрыта речью пустой,
      Что слова - это только пена над холодной черной водой.
      
      На язык ты сделался скорым, но слова - не лучший улов;
      Ты забыл язык, на котором разговаривают без слов.
      Слепо верил ты разговорам, а они - советчик худой
      И подобны пенным узорам над холодной черной водой.
      
      Так желанье любви подкатит, что потоком слова пойдут,
      Только страшно, что слов не хватит и всего сказать не дадут.
      Но всё глохнет, как будто в вате, не родится отзвук никак,
      И дыханье вдруг перехватит беспощадный холодный мрак.
      
      Много лет займут разговоры - а паденье случится вдруг,
      И ни в чем не найдешь опоры - всё шарахнется из-под рук.
      Всё сольется в безумной спешке, изменяя наперебой,
      Только отблеск чьей-то усмешки ты во мрак унесешь с собой.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Устал я Землю огибать
      И сталью острой
      Со смехом латы пробивать
      Угрюмых монстров;
      
      Везде приветствуемым быть,
      Но только гостем, -
      Настало время мне вступить
      На шаткий мостик,
      
      Где бани допотопный сруб
      Всосался в землю,
      Где шуму красноватых струй
      Осины внемлют.
      
      Устал я Землю объезжать
      С войной во взоре -
      Теперь нужны мне дымный жар,
      Угара горечь.
      
      И пар мне кожу обольет
      Целебным лоском,
      И утомившаяся плоть
      Утратит жесткость,
      
      Благоуханьем смягчена -
      Душой растений,
      И замолчит в душе струна
      Земных стремлений.
      
      И тело бедное мое,
      И тягу к славе
      Пар благотворный обоймет
      И переплавит.
      
      К чему мне слава за спиной?
      Она - пустое,
      И только к даме неземной
      Стремиться стоит.
      
      И как по миру ни кружись,
      Забыв про роздых, -
      Реальна лишь иная жизнь,
      Лишь та, что в грезах.
      
      Хоть много я сумел пройти
      В работе ратной -
      В мечтах за миг пройдешь пути
      Длинней стократно.
      
      Так в путь, сквозь тысячи миров
      К своей невесте,
      Оставив плотский свой покров
      На прежнем месте.
      
      Пусть рыцарь над лесным ручьем
      Оттенка меди
      Сидит с заржавленным мечом
      И сладко бредит.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Идет по низменным местам
      Тропа неведомо куда.
      Болотной жирной пленкой там
      Покрыта медная вода.
      
      Трава в раскисших колеях
      По пояс в луже там стоит.
      Как воды в потайных ручьях,
      Свой шум осинник там струит.
      
      В тот шум вплетают комары
      Дрожание тончайших струн.
      Подобьем звёздчатой коры -
      Лишайником покрыт валун.
      
      Но пусть течет листва осин
      Загробным сумрачным ручьем -
      Неотвратимо из низин
      Тропа выходит на подъем.
      
      Над дымкой розовой лугов
      Заблещет чешуя озер
      И из-под мрачных облаков
      Свет вылетает на простор.
      
      Застлав сияньем дальний вид,
      Над миром топей и осок
      Закат торжественно горит,
      Как ясный сказочный клинок.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Опять возвращаюсь я мыслью
      На берег тот сумрачный, где
      По скату высокого мыса
      Нисходят деревья к воде.
      
      На темной воде маслянистой,
      Где красный мелькает плавник,
      Лежат стреловидные листья,
      Стоит, преломляясь, тростник.
      
      Наполненный горечью воздух
      Сверлят комары в полумгле.
      В шершавых серебряных звездах
      Одежда на каждом стволе.
      
      Тяжелые ветви нависли,
      Как своды, над гладью литой,
      И кажется: смутные мысли
      Текут под корою седой.
      
      Как в капище веры старинной,
      Еще ледниковых времен,
      Звенит фимиам комариный
      Средь мыслящих древних колонн.
      
      Пособники сумрачных таинств
      Сошлись у глухих берегов,
      В молчании вспомнить пытаясь
      Заветы уплывших богов.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Кто взгляд зовет от близи к дали?
      Тот, кто талантлив беспредельно -
      Нагромождение деталей
      Он превращает в то, что цельно.
      
      Кого нам свет явить не может,
      Не скроет полное затменье?
      Кто видимое подытожит,
      Обогатив собою зренье?
      
      Кто учит не смотреть, а видеть?
      Тот, кто объединеньем занят.
      И в самой дальней Фиваиде
      Тебя призыв его достанет.
      
      Кто говорит, но не для слуха,
      И никогда не ждет ответа?
      Тот, в ком одном довольно духа,
      Чтоб влить его во все предметы.
      
      На одиночество не ропщет
      Лишь тот, кто оказался в силах
      Во всём увидеть эту общность -
      И новый ток почуять в жилах.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      По кузне отсветы бродят,
      Металл уже раскален,
      И снова пляску заводят,
      Сцепившись, тени и звон.
      
      Кузнец осунулся что-то
      И болью кривится рот,
      Но алый отсвет работа
      На щеки его кладет.
      
      Ей нет никакого дела,
      Какой он болью пронзен,
      Она опять завертела
      По кузне тени и звон.
      
      Ей нравится в пляске виться,
      Взметая тени плащом.
      Она сама веселится,
      И тут кузнец ни при чем.
      
      Вовсю ликует работа,
      Ей любо металл мягчить,
      И в звоне безумья ноту
      Не всем дано различить.
      
      Шипит металл возмущенный,
      Кладя работе конец.
      В дверной проем освещенный,
      Шатаясь, выйдет кузнец.
      
      И видят из ночи влажной
      Несчетные сонмы глаз
      В дверях силуэт бумажный,
      Готовый рухнуть подчас.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
       * * *
      
      Я размышляю только об одном:
      Куда податься в городе ночном?
      Мой дом родной - как будто и не мой,
      И возвращаться некуда домой.
      
      Устраивать свой дом - напрасный труд,
      Всё у тебя однажды отберут,
      И ты узнаешь, каково тогда
      В ночи плестись неведомо куда.
      
      Расплатишься изломанной судьбой
      Ты за желанье быть самим собой,
      Тебе оставят холод, ночь и тьму -
      Весьма способны близкие к тому.
      
      Мне только бы согреться где-нибудь,
      А дальше можно и продолжить путь,
      Хоть забывается с таким трудом
      Не устоявший, обманувший дом.
      
      
      
       * * *
      
      Дни струятся ручьем,
      Молодость позади.
      Не сожалей ни о чем
      И ничего не жди.
      
      Пусть уплывает жизнь,
      Пусть ты совсем одинок -
      Ни за что не держись,
      Всё отпусти в поток.
      
      Приобретенья - ложь,
      Всегда плачевен итог,
      Но как ты легко вздохнешь,
      Всё отпустив в поток.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Я знаю - много у меня хвороб,
      Но не спешу их обуздать леченьем,
      Ведь всяким о здоровье попеченьям
      Пределом служит неизменно гроб.
      
      Я не хочу расстраивать зазноб,
      Быть для родных обузой и мученьем -
      Влекусь беспечно жизненным теченьем,
      Покуда смерть мне не прикажет: "Стоп!"
      
      Припомните: я был в пиру не лишним,
      Не портил крови жалобами ближним
      И скрытно боль в самом себе носил.
      Да, мне, как всем, была страшна могила,
      Но сила духа мне не изменила,
      И лишь телесных недостало сил.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      От пьяных бессонниц вконец ошалев,
      Сижу у воды, словно каменный лев,
      И вижу, как сплошь по простору пруда
      В неистовстве серая пляшет вода.
      
      Бегут дуновенья от края небес -
      Шагами расплёсканы кроны древес;
      Бегут, зарываются наискось в пруд -
      И в страхе, как суслики, волны встают.
      
      Над парком покровы тучнеющих туч
      Рассек оловянный безжизненный луч -
      В открывшихся безднах, клубясь на ходу,
      Гряда облаков настигает гряду.
      
      Беззвучны ристания облачных сил
      В тех далях, которые ум не вместил, -
      Беззвучны и мне изначально чужды,
      Ведь я только холмик у серой воды.
      
      Кто в небе гряду громоздит на гряду -
      Тот вряд ли во мне испытает нужду.
      Угрюмые светы он льет с вышины,
      Такие, как я, ему вряд ли нужны.
      
      Лишь серый - лишь цвет отторженья вокруг,
      И в небе провал закрывается вдруг,
      Останутся всплески и ветра рывки
      Да цвет отторженья и тусклой тоски.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Предвкушение праздника вновь обмануло,
      Мы ведь запросто праздник любой опаскудим,
      А расплата за то - нарушение стула,
      Истощение нервов и ненависть к людям.
      
      Разговоры суетные, шутки пустые,
      Поглощение литрами пьяного зелья -
      Таковы, как известно, причины простые,
      Приводящие к смерти любое веселье.
      
      Но порой подмечал я с невольною дрожью:
      Собутыльники словно чего-то боятся,
      И уста их недаром наполнены ложью -
      Так о главном не могут они проболтаться.
      
      Нечто главное тенью в речах промелькнуло,
      А быть может, в случайном затравленном взгляде,
      И опять потонуло средь пьяного гула,
      И опять затаилось, как хищник в засаде.
      
      И опять потянулись дежурные брашна,
      И опять замелькали нелепые жесты,
      Но нащупывать главное было мне страшно -
      За известной чертой человеку не место.
      
      Если что-то извне к этой грани прильнуло,
      Не надейся, что с ним ты сумеешь ужиться.
      Предвкушение праздника вновь обмануло,
      Но иначе не может наш праздник сложиться.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Стал пятнисто-прожильчатым вид из окна
      И в ветвях производит волненье весна,
      И светящейся дымкою запорошён
      Дальний дом - обиталище лучшей из жен.
      
      Плоть полна расслабленья, а сердце - тепла:
      Мне судьба неожиданно отдых дала.
      В самом деле - к чему этой жизни возня,
      Если в светлый тот дом не допустят меня?
      
      Безнадежность легка и бесцельность мила -
      Мне без них не заметить прихода тепла,
      Не качаться, не плавать в воздушных слоях
      На стремительно сохнущих вешних ветвях.
      
      Сколько песен звучит у меня в голове?
      Можно точно сказать - не одна и не две.
      Как частенько бывает у сложных натур,
      По весне в голове моей - полный сумбур.
      
      В светлый дом не смогу я войти никогда,
      Но весной превращается в благо беда:
      Лишь навек отказавшись от цели благой,
      Можно песни мурлыкать одну за другой.
      
      Пусть соперник в ту цель без труда попадет,
      Но моя-то любовь никуда не уйдет:
      Я ее без ущерба в себе обрету,
      Улыбаясь чему-то на вешнем свету.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      В гуще лога тропинка петляет,
      Над тропинкой цветы розовеют.
      Волны звона над ней проплывают,
      Разноцветные бабочки реют.
      
      Прорывая скрещённые стебли,
      Не ослабла тропа, не заглохла,
      И я вижу с подъема на гребне
      Водомоины сочную охру.
      
      В водомоину врос розоватый,
      В серебристых лишайниках камень.
      Я встаю на него - как вожатый,
      Надзирающий за облаками.
      
      Открывается выгон пространства,
      Где, как пастырю, явится взору
      Целиком его кроткая паства -
      Облака, острова и озера.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Весь день по сторонам тропинки
      Висит гудение густое.
      Березки, елочки, осинки
      Увязли в гуще травостоя.
      
      Лениво блики копошатся
      В стоячем ворохе скрещений,
      И в строе травяном вершатся
      Мильоны мелких превращений.
      
      За чернолесною опушкой
      Угадывается трясина,
      И неустанно, как речушка,
      Весь день шумит листвой осина.
      
      А ветер волочится сетью,
      По ширине ее колебля
      Усеявшие луг соцветья,
      Обнявшиеся братски стебли.
      
      Гуденья звонкая завеса
      За этой сетью увлечется.
      Тропа уже подходит к лесу,
      А там с дорогою сольется,
      
      Которая, как вдох и выдох,
      Легко меняет все картины,
      И при меняющихся видах
      Во всех лишь целостность едина.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Не о тебе я нежно пою,
      Но ты целуешь руку мою -
      Руку мою, превозмогшую дрожь
      И разделившую правду и ложь.
      
      Нет ничего святого в руке,
      Но ты целуешь ее в тоске.
      Бледные пальцы, сплетенье вен -
      Но ты в слезах не встаешь с колен.
      
      Я слез восторженных не хотел -
      Они мешают теченью дел,
      Когда, подрагивая слегка,
      Песню записывает рука.
      
      Лишь от любви ты к правде придешь,
      Но и в любви есть правда и ложь.
      Правда - лишь проблеск во тьме сырой
      И неправдива совсем порой.
      
      В руке ничего высокого нет,
      Но вдруг на душу падает свет
      И ты целуешь мои персты,
      А значит, любила в жизни и ты.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Никчемными мне кажутся слова,
      Когда, прошита блещущею нитью,
      Невыразимо легкая листва
      Готова к беспечальному отплытью.
      
      И вязь листвы стройнее вязи строк,
      И лепку крон не пролепить поэтам,
      И беспечальной смерти холодок
      Вдруг прозмеится в воздухе прогретом.
      
      Не описать сиянья рыжий мех,
      В котором месяц тает, словно льдинка.
      Листва у ног - как сброшенный доспех
      В конце проигранного поединка.
      
      Чтоб шевеленье в лиственной резьбе
      Невнятностью не принесло страданья,
      Всего-то нужно превозмочь в себе
      Позыв к вмешательству и обладанью.
      
      Быть просто гостем в парке золотом, -
      Под шепот, растекающийся нежно,
      Почувствовать отраду даже в том,
      Что наше пораженье неизбежно.
      
      Под общий шорох не спеша курить,
      Рассеивая в волоконцах дыма
      Желанье то постичь и повторить,
      Что непостижно и неповторимо.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Коль должен конь ходить под ярмом,
      Ему на шкуре выжгут тавро -
      Так я с малолетства снабжен клеймом,
      Незримым клеймом пассажира метро.
      
      Ступени вниз покорно ползут,
      В дверях вагонных - покорность шей,
      И вид бродяг вызывает зуд, -
      Бродяг, покорно кормящих вшей.
      
      Грохот в глотку вбивает кляп,
      Виляют кабели в темноте,
      Схема, как электрический краб,
      Топырит клешни на белом листе.
      
      По предначертанным схемой путям
      В людских вереницах и я теку,
      В вагон вхожу и покорно там
      С толпой мотаюсь на всем скаку.
      
      И к лицам тех, кто едет со мной,
      Неудержимо влечется взгляд.
      Я знаю: мы породы одной,
      Но вслух об этом не говорят.
      
      И от взглянувших навстречу глаз
      Я взгляд свой прячу в темном окне.
      Покорность объединяет нас,
      И чувствовать общность так сладко мне.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Трамвай лучами весь пронизан,
      И видно из окна вагона:
      Как бы висят в морозной дымке
      Коробки спального района.
      
      На стройных выстуженных стенах,
      Которые чуть розоваты,
      Вдруг окна заливает отблеск,
      Сминаемый огнем заката.
      
      И, приноравливаясь строго
      К дуге обширной поворота,
      Встают всё новые уступы,
      Пустынные людские соты.
      
      Над ломкой парковой щетиной
      Скользит тяжелый шар багровый.
      Трамвай гремит по мерзлым рельсам -
      Как будто гложут лед подковы.
      
      Гремит промерзшее железо,
      Шатая собственные скрепы,
      Но цель любых перемещений
      В холодном мире так нелепа.
      
      В самих себе замкнулись зданья,
      В самих себе замкнулись люди,
      И никакому потепленью
      Не положить конца остуде.
      
      На ощупь в отчужденном мире
      К теплу отыскиваешь дверцу,
      А обретаешь лютый холод,
      Вмиг пробирающийся к сердцу.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      С трамвая вечером сойдешь -
      И за спиною щелкнут дверцы,
      И бесприютность, словно нож,
      Внезапно полоснет по сердцу.
      
      Плывут трамваи, словно флот
      Под парусами снегопада;
      Цветами мертвыми цветет
      Тьма электрического сада.
      
      Повсюду мертвые цветы -
      На гранях, плоскостях, уступах,
      На страшных сгустках темноты -
      Как украшения на трупах.
      
      Туда, где розоватый мрак
      Владычествует абсолютно,
      Я смело направляю шаг -
      Ведь мне повсюду бесприютно.
      
      Я не боюсь из темноты
      Подкрадывающихся пугал -
      Вновь лаз в заборе, и кусты,
      И между стен знакомый угол.
      
      Здесь теплым кажется мне снег,
      Охватывающий мне ноги.
      Здесь дерево и человек
      Без слов беседуют о Боге.
      
      Здесь только снег шуршит в тиши,
      С ветвей осыпавшийся где-то.
      Не осветить моей души
      Аллеям мертвенного света.
      
      Пусть будет в ней темно, как здесь,
      В укромной тьме живого сада,
      Пусть уврачуют в сердце резь
      Глухие вздохи снегопада.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Я на ночь форточку распахнул
      И вот не сплю уже два часа.
      В нее втекают далекий гул,
      И смех, и гулкие голоса.
      
      Вот разбивается разговор
      На несколько стихших в ночи кусков,
      И слышно, как через иссохший двор
      С шарканьем тянется цепь шагов.
      
      Озябнуть я теперь не боюсь,
      Ночная прохлада в мае легка,
      Но в форточку, словно в открытый шлюз,
      Влилась беспредельность, словно река.
      
      Вплывают вместе с темной рекой
      Все звуки ночи, как челноки,
      И прочь несутся, - и мой покой
      Уносят воды темной реки.
      
      Шлюзы стеклянные приоткрой -
      И вскоре уже не заметишь сам,
      Как растворится в ночи покой,
      Уплыв вслед гаснущим голосам.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Храним в своем сердце мы образ святой -
      Как в кружке напиток шипит золотой.
      Есть много религий и разных идей,
      Но пиво сближает всех честных людей.
      
      Пускай же все спешат к разливу -
      Сыны снегов, сыны степей;
      Ты человек? Так выпей пива,
      Не человек? Тогда не пей.
      Мы знаем средство для разрыва
      Тяжелых жизненных цепей.
      Коль ты не раб, так выпей пива,
      А если раб, тогда не пей.
      
      Так двинемся вместе в едином строю
      Железной колонной в пивную свою,
      На праздник пивной или просто к ларьку -
      Везде хорошо ударять по пивку.
      
      Пускай же все спешат к разливу -
      Сыны снегов, сыны степей;
      Ты человек? Так выпей пива,
      Не человек? Тогда не пей.
      Мы знаем средство для разрыва
      Тяжелых жизненных цепей.
      Коль ты не раб, так выпей пива,
      А если раб, тогда не пей.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Добрынин Андрей Владимирович (and8804@yandex.ru)
  • Обновлено: 26/10/2021. 203k. Статистика.
  • Сборник стихов: Поэзия
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.