Lib.ru/Современная литература: Добрынин Андрей Владимирович. Пыльная голова

Добрынин Андрей Владимирович
Пыльная голова

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]

Оставить комментарий © Copyright Добрынин Андрей Владимирович (and8804@yandex.ru) Обновлено: 16/01/2013. 261k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия	Ваша оценка:

Андрей Добрынин

* * *

"Коптевский волк" - этот зверь не для того существует,

Чтобы зоолог его в справочник толстый занес.

Зверь этот странный живет только в российской столице,

Ну а для жизни в Москве Коптево он предпочел.

Он осторожен весьма, и не случайно в музеях

Чучел его не найти: он похитрее ловцов.

Трудно еще потому выследить этого зверя,

Что он ликантроп и днем с виду вполне человек.

Лишь с наступлением тьмы шерстью он весь обрастает

И в Тимирязевский парк в поисках самки бежит.

Впрочем, порой не бежит: в логове, то есть в квартире,

Он до рассвета свои делает волчьи дела.

Не удивляйтесь, друзья: коптевский волк - сочинитель,

Днем и в обличье людском - он сочиняет стихи,

Волк же ночной по своим склонностям - жесткий прозаик,

Коготь в чернила макнув, он эпопеи строчит.

Вот почему, если ты любишь подглядывать в окна,

Ты уж на Коптеве, брат, этот обычай оставь.

Раз на втором этаже некто увидел окошко -

Светом уютным в ночи взор привлекало оно.

Некто забрался на клен, глянул в окошко - и тут же

Хищник, писавший роман, запах его уловил.

Оборотень посмотрел прямо в глаза человеку,

И человек с высоты с воплем на землю - хлобысть!

Ходит теперь он с горбом, ибо сломал позвоночник,

И говорит кое-как, ибо язык прикусил.

Все же отделался он дешево, так я считаю,

Ибо ликантроп ему голову мог бы отъесть.

И у меня на шкафу тоже красуется череп,

Чей и откудова он - я не могу объяснить.

Знаю - не помнит порой собственных преображений

Днем человек, что во тьме волком недавно скакал.

С Коптева я ведь и сам, и в Тимирязевском парке

Знаю я каждый пенек, каждый кротовый бугор.

Что-то тут все же не то. Ну и опять же романы:

Девять я их написал, а вот когда - не пойму.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Решать, что глупо, что не глупо,

Не стоит в наше время с ходу.

К примеру, вот играет группа

Согласно требованьям моды.

Да, могут крайним кретинизмом

Ее творенья отличаться,

Но что из этого, коль с визгом

Фанаты на концерты мчатся!

На шабаш глупости ты можешь

Дивиться с суеверным страхом,

Взамен же обществу предложишь

Стихи с шекспировским замахом.

Ты видел радости гримасы,

Ты видел розовые сопли,

Ты мог понять, что от распляса

Мозги у общества отсохли.

И, видимо, признаться надо,

Что если не в ладах ты с миром,

Зато в ладах бойцы эстрады,

То ты дурак с твоим Шекспиром.

Увы, духовная хребтина

Слаба у нашего народца,

Не смей же нагружать скотину,

Которая едва плетется.

И над кумирами не смейся,

Иначе точно будешь битым:

Скот, избалованный донельзя,

Способен крепко дать копытом.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Я помню день безоблачный

И колокольный звон,

Когда гулял у пристани

Нагатинский район.

Гуляли там жилищники,

Гуляли речники,

Гуляли из диспансера

Туберкулезники.

Когда погода солнечна,

Блестит речная гладь -

Тогда спешит нагатинец

Скорее загулять.

В районе тубдиспансера

Встречается народ

И с музыкой, с авоськами

К реке гулять идет.

Грядут, грядут события,

Великие дела:

И приставанья к женщинам,

И драки не со зла.

Поэт весь день слоняется

В прибрежной полосе:

Он хочет быть нагатинцем,

Он хочет быть как все.

Грядут, грядут события,

Грядет гульба всерьез,

И, вероятно, к вечеру

Певцу расквасят нос.

"Подумаешь, расквасили, -

С улыбкой скажет он. -

Зато с тобой мы сблизились,

Нагатинский район".

И радостно сморкается,

Бредя домой, певец:

Пришло, пришло событие,

Свершилось наконец.

2005

* * * Андрей Добрынин

Цветы тропические в вазах

Струили дивный аромат;

Шептал о вкусовых экстазах

Китайский крабовый салат;

Разделочною вилкой к блюду

Пришпилен поросенок был;

Отборной водкою - о чудо! -

Фонтанчик специальный бил;

Нежнее драгоценных масел

Лоснилась черная икра...

Так стол обеденный украсил

Богач, мудрец et cetera.

Наш меценат - он постарался,

Ценя поэтов с давних пор,

Но между нами разгорался

Какой-то неприличный спор.

Мы бились лбами, как бараны,

Решая, кто успешней всех,

И главный спорщик, как ни странно,

Деньгами измерял успех.

Хозяин, слушая все это,

Сперва разглядывал в упор

Баксолюбивого поэта,

И наконец вмешался в спор.

Меж фаршированным фазаном

И вносом киевских котлет

Какие он слова сказал нам,

Жестокий человековед!

"Вещают пошлость и вульгарность

Устами вашими, мой друг.

Тому, кто ловит популярность,

Ловить созвучья недосуг.

Кто должен медиамагнатам

Поклоны постоянно бить,

Тот успевает быть богатым,

Но не созвучия ловить.

Чем больше славы и богатства,

Тем меньше вдохновенных строк -

Такой из творческого братства

Готов создать рассадник склок.

Не меценат, богов любимец,

Зовет такого на обед,

А туповатый лихоимец

И жирный модник-мироед".

2005

Андрей Добрынин

* * *

О поэт, за наваристый суп

Поклонись благосклонной судьбе.

Из семи горделивых залуп

Был он сварен на радость тебе.

И четырнадцать тяжких яиц

Укрепили навар суповой.

Распрострись же пред Господом ниц,

Благодарностью полон живой.

Ты ведь знаешь: самцовую твердь

Этот суп в твои члены вольет.

Главный член отвердеет, как жердь,

И все тело потащит вперед.

И тогда с поэтессой своей

Сможешь спариться ты наконец

И толпу изможденных людей

Рассечешь, как матерый самец.

Эти люди брюзжали всегда,

Обличая богатство и власть,

Оттого-то и медлит еда

В их помятые миски упасть.

Ты же весел, хотя и не нов,

Грубоват, но не склонен ко злу.

За безвредность таких шалунов

Допускают владыки к котлу.

Обоняя с рыданьями суп,

У дверей котлопункта лежит

Исхудалый, больной полутруп,

Но еще по привычке брюзжит.

Знай, поэт: не случайно совсем

Ты допущен судьбой в котлопункт,

А за то, что ты кланялся всем

И отверг недовольство и бунт.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Если летом затарился пивом,

Ты его в холодильник не ложь:

От холодного пива в желудке

Дрожжевая заводится вошь.

Этих вшей безгранична зловредность,

Разновидностей ихних не счесть:

Есть балтийская, есть толстяковка,

Арсенальная тульская есть.

Вошь своей крючковатою лапой

По желудочной стенке скребет,

И опять тебе хочется пива,

А какого - уже все равно.

И когда у тебя соберутся

В животе все возможные вши,

То без пива ты выглядеть будешь

Как угрюмая вещь без души.

Эти вши будут гадко хихикать,

По желудочным стенкам скребя -

Значит, ты, воздержавшись от пива,

Плохо чувствовать будешь себя.

Посмотри на себя, пивопийца:

Ты ведь вынужден пиво сосать

На работе, в метро, на концерте

И в местах неположенных ссать.

Если ты взгромоздишься на бабу,

То, чтоб акт завершить половой,

Подкрепляться ты вынужден пивом...

Так подумай своей головой:

Может, водочки лучше дерябнуть?

Пару соточек ты осуши -

И почуешь, как враз ослабеют

И понурятся наглые вши.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Тоскую я по Суринаму,

Хоть там и не был никогда.

Надеть бы белую панаму,

Собрать вещички - и туда.

Да и какие там вещички

Нужны средь афропацанов?

Они, беспечные, как птички,

Повсюду ходят без штанов.

Чубайсов там не существует

И Грефов, дьявол их возьми,

И потому там торжествует

Приязнь меж голыми людьми.

На берегах Парамарибо

Трудиться вовсе ни к чему.

Там приплывет любая рыба

Сама к причалу твоему.

Для населенья Суринама

Работа - это просто дичь.

К тебе там ломится упрямо

На кухню всяческая дичь.

Чтоб заработать на бутылку,

В Москве повкалывать изволь,

А там проделал в пальме дырку -

И сразу хлынет алкоголь.

А как мулатки крутят попой,

Смущая мужеский покой!

Средь женщин, вскормленных Европой,

Не сыщешь бойкости такой.

Короче, тост хочу поднять я

За то, чтоб подфартило нам,

Чтоб на Руси воздвигся, братья,

Второй великий Суринам.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Да, опасен мужик полуграмотный,

Но не тем, что ему невдомёк,

Кто завел механизм мироздания

И куда льется квантов поток;

И не тем, что строение общества

Мужику не постигнуть никак,

Хоть он видит: жируют хозяева,

Он же трудится, словно ишак;

И не тем, что одних неприятностей

Склонен он от правительства ждать, -

Плохо то, что мужик покушается

О подобных вещах рассуждать.

И поскольку одно телевиденье

Есть источник познаний его,

Правота, как зловоние скрытое,

Наполняет его существо.

Если с ним попадешь ты в компанию,

То его убеждений не тронь,

Ибо сразу заглушки откроются

И зальет помещение вонь.

И посыплются наглые выпады,

И вздохнешь ты: "Какая тоска..."

И придется бутылкой по черепу

Охуячить того мужика.

2005

Андрей Добрынин

* * *

"Ты - праздник, который всегда со мной" -

Могли б тебя привязать

Эти слова, - но именно их

Тебе я забыл сказать.

"С тобой вся жизнь обретает смысл" -

Должно быть, трудно уйти,

Услышав такое, - но я молчал,

Молчальник лет двадцати.

"Ты - бог, я вижу ясно в тебе

Единственности печать" -

Услышав такое, нельзя уйти,

Но я продолжал молчать.

С тех пор прошло двадцать восемь лет -

Пусть нет того паренька,

Но вновь я понял, как он тогда,

Беспомощность языка.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Бумаги многие архивные

Выбрасывать никак нельзя -

К примеру, дневники Дидурова

И письма Дмитрия Гузя.

К примеру, кляузы на Быкова

Из детской здравницы "Артек",

Нудисток жалобы на Фишмана

Из клуба "Новый человек",

И партитуры степанцовские

Для ряда музыкальных пьес,

И письма старого Григорьева

Зурабову и в райсобес...

В бумагах этих, в пыльных залежах,

Загромоздивших кабинет,

Какая бездна удовольствия

Откроется с теченьем лет!

Поэт отнюдь не ностальгирует,

Архив перебирая свой, -

Он просто думает: "Все померли,

А я-то все еще живой".

2005

Андрей Добрынин

* * *

Когда в трамвай старуха входит,

Ища местечка, где присесть,

Кто встанет, а ее посодит?

Не я: тут помоложе есть.

Подростки восседают рядом,

Изображая слепоту,

Но я в упор холодным взглядом

Взираю на старуху ту.

Я думаю: "Шалишь, бабулька,

Ведь я давно уже не тот,

На той неделе мне пробулькал

Уже сорок девятый год".

Немало я старух уважил

И в смысле места им помог,

В итоге от стоянья нажил

Я кривизну обеих ног.

Здоровья много я утратил

Из-за таких вот старых пёзд,

Я постарел и обрюхател,

Но стал теперь не так уж прост.

С бабулькой вышла неприятность:

Она стоит, а я сижу

И некоторую приятность

В таком раскладе нахожу.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Человеком привычное движет,

Но ломается движитель вдруг.

Все привычное бросить, чтоб выжить -

В этом сущность поездки на Юг.

Запах выхлопа, камня и пыли,

Дымно-синяя выпуклость вод...

За привычным мы это забыли,

Но привычное здесь не живет -

То, которое в жизни царило,

То, которое так подвело.

Ясность Юга его растворила,

Как и всякое прочее зло.

Горы млеют, как женские груди,

На себя возложившие зной.

Эти горы, растения, люди

Будут нас поражать новизной.

Этот мир с нами как бы играет,

Удивить постоянно стремясь,

И холопство в душе умирает,

И с привычным теряется связь.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Никто, посмотрев на небо,

Не скажет: "Гроза близка" -

Теплы и сухи, как вата,

Плывущие облака.

Мир тяжело вздыхает,

И вновь горячей волной

Со стороны предгорий

Докатывается зной.

Пусть ветер осеребряет

Листву на своем пути -

Лишь новые волны зноя

Способен он принести.

Орел на прозрачных волнах

Плывет, крыла распластав.

Ему не видна добыча

В мерцанье иссохших трав.

Мерцание утомляет

До мрака в глазах - и вот

Орел прикрывает веки

И к морю во сне плывет.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Пронзенное зноем небо,

Высохшая земля,

И вдоль речного русла -

Гигантские тополя.

Река почти пересохла,

Вода заметна едва,

Но за нее лепечет

И серебрится листва.

Сквозь побелевшее небо

Зной, как стрела, летит.

Кажется, этой стрелою

И я, идущий, убит.

Мерцание трав померкнет,

И пыль уже не бела -

Все станет мрачно-бесцветным,

Мертвенным, как зола.

Но мне и мертвому даже

Остановиться нельзя,

Покуда вверху есть небо,

Внизу же - моя стезя.

Покуда с померкшим взором

Мы все куда-то бредем,

Пронзенное зноем небо

Стоит над нашим путем.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Дурак - он творит по наитью,

А я далеко не дурак.

Мечта моя блещущей нитью

Проходит сквозь жизненный мрак.

Добиться ее воплощенья

Непросто, по правде сказать -

Тут надо не ждать вдохновенья,

А яростно, люто писать.

И стану я мощным поэтом,

И Пушкина напрочь затмлю -

О времени сладостном этом

Порой я подумать люблю.

И думаю целыми днями -

Аж череп от мыслей гудит -

Какими большими деньгами

Отчизна певца наградит.

Имея такую зарплату,

Мне всё уже будет легко -

К примеру, купить себе хату

В курортном поселке Сукко.

При хате разбить садоводство

И комнаты людям сдавать

И собственного производства

С жильцами винцо распивать.

Приезжим с холодных окраин

Зачитывать свежий сонет -

Пусть знают, что ихний хозяин

К тому же еще и поэт.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Как хорошо, Петро Степаныч,

Что нас вчера ты посетил,

И выпил красненького на ночь,

И жизнь в поселке обсудил.

Когда ж винцо мы усидели

И беспросветной стала ночь,

Ты понял: хлопцы на пределе,

И согласился нам помочь.

Когда спросил про каберне я,

Ты мне ответил просто: "Есть.

Я выход на него имею.

Готовьтесь - будет завтра в шесть".

Ты вслед за этим растворился

В ночи, из коей прилетел,

И одному я удивился -

Что по дороге ты не пел.

А что не спеть, Петро Степаныч?

Ведь получилась жизнь твоя.

Ты не простой Иван Иваныч,

Ты - украшенье бытия.

За то и дан тебе судьбою

Волшебный доступ к каберне.

Так пой, Степаныч, Бог с тобою,

Греми в полночной тишине,

Чтоб все в поселке понимали,

Что создан только ты один

Из камня, каберне и стали -

Петро Степанович Кузьмин.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Нальешь винца? Не откажусь.

Предложишь персик? Не отвергну.

Пусть я поэт, но на поверку

Я много проще, чем кажусь.

Я только с виду деловит

И на людей гляжу со злобой.

Ты пригласи меня, попробуй -

Узнаешь, как обманчив вид.

Сидишь ты за винцом "Улыбка",

Но почему один, как сыч?

Одумайся, меня покличь -

И расцветет моя улыбка,

И я в твой садик зарулю

Своей походкою матросской

И речью образной и броской

Твой спящий мозг расшевелю.

Я знаю множество новелл,

Людей лишающих покоя,

И ты на то махнешь рукою,

Что я все персики объел.

Что - персики и что - вино?

Все это наживное дело.

Тебе, Степаныч, Муза пела,

Подобное не всем дано.

Отнюдь не всем хватает сил

В миры иные уноситься,

Но я, как сказочная птица,

Тебя всю ночь по ним носил.

Скорей же вновь меня зови

И разливай вино, Степаныч,

И много нового ты за ночь

Поймешь о жизни и любви.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Ни на одно мгновенье

Не утихает бриз.

По тополям стекают

Потоки золота вниз.

Золото предвечерья

Течет волна за волной -

Так утекает в землю

Над ней тяготевший зной.

И коль по пыльной дороге

Под вечер выйдешь в поля,

То, словно тело любимой,

Тепла и мягка земля.

2005

* * *

Вот проем меж кустов по-над руслом речным,

Он в таинственный мир мне покажется входом,

Ибо я виноградник увижу за ним,

Переполненный солнечным светом, как медом.

Над ослабшим потоком кипят тополя,

Но незыблемо тих золотой виноградник.

Прозвенит в этом золоте искра шмеля,

Что себя самого оседлал, будто всадник.

Провальсирует бабочка, став золотой,

Канет легкою тенью в медовой истоме,

И настолько покоен и благостен зной,

Что мечтать начинаешь о маленьком доме,

Где, как ангелов крылья, шумят тополя,

Где у Господа ты - терпеливейший страдник,

Где не будет жестка никакая земля,

Чтоб возделать на ней золотой виноградник.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Зачем Господь слепил котов

С их тяготением к разврату?

Ведь кот на то всегда готов,

Что проклял сам Господь когда-то.

Все, что неправильно лежит,

Кошачьи привлекает души.

Посмотришь - слямзил и бежит,

Зачем-то прижимая уши.

Их пробовали избивать,

Бранили так, что уши вянут, -

Все бесполезно: воровать

Коты вовек не перестанут.

И те просторы, что страной

Когда-то добывались с боем,

Теперь коты между собой

Все время делят с мерзким воем.

Куда ни глянь - везде коты,

Уже на улицу не выйдешь,

А внутрь себя заглянешь ты -

И в ужасе кота увидишь.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Я вечно нарушал все правила,

Я вечно заплывал за буй,

Но жизнь мне прыти поубавила,

Сказала: "Хочешь счастья? Хуй.

Скажи спасибо, что живой еще

С такой бедовой головой.

Не смей качать права, чудовище,

Скажи спасибо, что живой".

Ну вот я и молчу по-рыбьему,

Точнее, наподобье пня,

Но жизнь подначивает: "Всыпь ему",

Кивая хитро на меня.

Конечно же, ее избранники

Всегда готовы услужить,

И должен я как в обезьяннике,

Средь вечных издевательств жить.

Я стал пугливым, как животное,

Давно пинкам утратив счет,

Однако пляжность беззаботная

Меня досель к себе влечет.

Я ухмыляюсь торжествующе:

Уж как меня ты ни трамбуй,

Я все ж нет-нет да заплыву еще

За осквернивший море буй.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Мне это озеро Сукко

Запало в память навсегда:

В нем белая, как молоко,

И столь же теплая вода.

И некий водный агрегат

По этой носится воде.

Пловца любого этот гад

Достанет всюду и везде.

И он по черепу пловца

Железным прогрохочет дном,

И поглощает мертвеца

Молочно-теплый водоем.

Да, вот такой активный отдых

Нам предлагается в Сукко.

Погибнуть в этих мутных водах

Приезжему весьма легко.

Немало было тех приезжих

От Пскова до Караганды,

Что в виде мертвецов несвежих

Потом всплывали из воды.

Но все туристы полагают,

Что я - рассказчик страшных баек,

И вновь по озеру порхает,

Ревя мотором, аквабайк.

Пускай уже утопли тыщи,

Народ идет по их стопам,

И снова громыхает днище

По бестолковым черепам.

Но мы никак не ограничим

Тех, кто привык топить людей,

И с идиотским безразличьем

К судьбе относимся своей.

И вновь безвестные пловцы

По мутным движутся волнам,

И лишь китайский опыт "ци"

Поможет в этом деле нам.

Взять надо мощь у этих гор

И силу неба уловить,

И духом заглушить мотор,

И аквабайк остановить.

2005

Андрей Добрынин

* * *

О эта солнечная дымка,

Меж волн блистающая нить!

Не может быть такого снимка,

Чтоб это все отобразить.

И мы плывем, и солью дышим,

И кожа женщин - как коньяк,

И на мысу перед Утришем

Надежно укреплен маяк.

Зачем плывем - мне неизвестно,

Да и куда плывем - спроси,

Но существуют повсеместно

Морепрогулки на Руси.

Мужик, стоянием в печали

Взор капитана не терзай,

Купи как взрослый на причале

Билет и на борт полезай.

Зачем приехал ты в Анапу,

Коль не почуял мощь волны?

И маму вспомнишь ты, и папу,

Но лишь с хорошей стороны.

Без споров полезай на судно

Мужик, короче говоря,

И будет все настолько чудно,

Как только могут дать моря.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Фашист кричит все время "хайль",

И граждане его боятся,

Стихом же как ни громыхай -

Все будут только усмехаться.

Промолвят кисло: "Жидковат

Он супротив фашиста все же,

Тот избивает всех подряд,

Всех оппонентов бьет по роже.

Фашист пришел - хуяк-хуяк,

И всех перемочил, собака.

Фашист - он истинный важняк,

А это кто? Простой писака".

Так чтобы для сограждан стать

Тем, что привычно и любимо,

В себе свирепость воспитать

Писателю необходимо.

Пришел - и сам хуяк-хуяк

Из всех стволов куда попало,

И скажут люди: "Да, важняк,

Такого нам и не хватало.

Его стихи издать пора,

А то издаст незнамо где ведь.

Такого крупного бобра

Вся Родина должна лелеять".

2005

Андрей Добрынин

* * *

Ну что ты глядишь на пустую бутылку?

Ты сам ее вечером всю усидел,

Заспорил потом со Степанычем пылко,

А после про крейсер "Варяг" загудел.

А после над белым котом надругался -

За хвост раскрутил и закинул в кусты,

При этом все время вином наливался,

Стакан за стаканом высаживал ты.

Все это в Москве называется "ужин",

Так вечер проходит у вас, москалей,

Но нам отдыхающий даром не нужен,

Что вечно долдонит "налей" да "налей".

Такие вселяются в пансионаты

И там производят свой жуткий содом.

Нельзя их селить в поселковые хаты,

Которые строились честным трудом.

Поэтому, хлопче, давай выселяйся,

Но если накинешь хоть сотенки три,

То хрен с тобой, хлопче, - тогда оставайся

И все безобразия дальше твори.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Нарушения ритма сердечного

Давят грудь, как могильной плитой.

Нет былого гуляки беспечного,

Не осталось беспечности той.

"Догулялся, - бурчу я со злобою, -

Вот уже и кончина близка.

А на что ты надеялся, пробуя

Отличиться в питье коньяка?"

Питухов региона курортного

Перепить никому не дано,

И они коньяка второсортного

Не вкушают, а только вино.

А винища такое количество

Им под силу в себя заливать,

Что мне хочется "ваше величество"

И "маэстро" таких называть.

Встретишь утром его - удивительно:

Хоть бы что, и следов никаких,

И вдвойне тяжело и мучительно

Нарушенье пульсаций твоих.

И захочется - ибо я тля еще

По сравненью с такими людьми -

Рухнуть в пыль и вскричать умоляюще:

"Научи, просвети, вразуми!"

2005

Андрей Добрынин

* * *

Там, где мигает молча

В ночи Утришский маяк,

Обрезал земную толщу

Тяжелый Божий тесак.

А рассвело - оказалось:

Откос, и люди под ним.

И Бог проявляет жалость

К подобьям жалким своим.

Приносит им чебуреки,

Пиво и крем-брюле -

Ведь им не понять вовеки

Письмён на этой земле.

Господь поднимает посох,

Чтоб исправить в ночи

Строку на морских откосах

От Адлера до Керчи.

2005

* * *

Неостановима зыбь речная,

Вечно шумен тополевый свод.

Что бы ни произошло - я знаю:

Не замрет биенье этих вод.

Человек не может отдалиться

От страстей, от смертной темноты,

Но листва всё будет серебриться,

Струи - образовывать жгуты.

Что бы ни произошло со мною -

Будут так же тополя вздыхать,

Будут так же над водой речною

Бабочки лимонные порхать.

И не сам уход меня пугает,

А стена, которой не пробил:

Всё останется и не узнает,

Как ушедший это всё любил.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Шел по бульвару некий дядя

С больной, чугунной головой

И бормотал, на небо глядя:

"Спасибо, что еще живой".

Вот-вот, мужик, скажи спасибо

За то, что дожил до седин,

Что с кровли ледяная глыба

Тебя не превратила в блин.

Ведь в люк канализационный

Ты спьяну можешь загреметь,

Иль череп твой коллекционный

Маньяк захочет заиметь.

Тебя мужик, хранит судьбина,

А для чего, сообрази?

Зачем подобная скотина

Живет и гадит на Руси?

Судьбина, для других лихая,

Не для того к тебе мягка,

Чтоб ты бухал не просыхая,

Позоря званье мужика.

Математическую жилку

Я чувствую в душе твоей,

И ты разбей свою бутылку,

А жилку ту в себе развей.

Ты матричные уравненья

В уме научишься решать

И мощью своего мышленья

Сограждан будешь поражать.

Но на очередном конгрессе,

В гостинице, в чужом краю

Припомнишь ты родные веси,

Пивнушку дымную свою,

Дружков с лиловыми носами

И в парке с водочкой пикник,

И обольешься ты слезами,

И ты повесишься, мужик.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Покрылся дуб узорчатым плющом

И стал похож на жертвенник античный.

Позванивает птичка ни о чем,

В меня глазок вперяя безразличный.

Я неподвижен, словно дерева,

И никому я не несу угрозы,

И морю откликается листва,

И дикие благоухают розы.

И зарослей узоры вразнобой

Туда-сюда колышутся беспечно,

И кажется над сонною рекой,

Что сонное существованье вечно.

И кажется: достаточно уснуть,

Чтоб смерть исчезла привиденьем сирым,

Ведь лишь во сне увидеть можно путь,

Что был и будет пройден спящим миром.

Напрасно сном зовут в людском быту

Забвенье, всхлюпывающее тиной.

Под сном я разумею общность ту,

Что мир несет над жизненной рутиной.

И музыку движения времен

Не умерший познает, а усопший,

Кто влил свой малый мимолетный сон

Хотя бы на мгновенье в сон всеобщий.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Как цветник разноцветных огней этот город ночной,

Бархатистая тьма составляет для них перегной.

Колоннада огней протянулась по водам реки,

И змеится теченье, как светящихся рыб плавники.

Овевает лицо мотыльковым крылом теплый ветер степной.

Отдают тротуары и здания за день скопившийся зной.

Встряхивает акация в темноте ожерельем листвы.

Здесь лишь гость я, увы - все ухватки мои таковы:

Подмечать то одно, то другое, провожатого слушаться, и

Совершенно забыть, пусть на время, заботы свои,

Обновленным плыть по ночи сквозь всплески листвы

И порой вспоминать, что отсюда свыше тысячи верст до Москвы.

Я с балкона смотрю, как мерцает цветник городской,

Неизбежный отъезд предвкушая со смутной тоской,

Ибо кажется мне, что когда-то в забытом былом

Здешний ветер овеял меня мотыльковым крылом.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Касаться тебя, в объятьях держать -

Сбывается то, чего я хотел,

И чувственность заставляет дрожать

Самый воздух вокруг наших тел.

И вижу я, и не вижу закат -

От мира нас отделил Господь,

И в лад трепетанью хора цикад

Под вкрадчивой лаской трепещет плоть.

Уже ничем не отделено,

Совершенство живет под моей рукой,

И мой восторг вбирает оно,

Перерождающийся в покой.

И вот лица твоего черты

Раскрылись в улыбке, словно цветок,

И я отчуждение Красоты,

Отдельность вечную превозмог.

И познаёт любая чета,

Сплетая объятия все тесней,

Как остро отзывчива Красота

К восторгу безмерному перед ней.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Кошка в доме - это просто пешка.

Что она доставить может в дом?

Я же доставляю в дом продукты,

Заработав их своим трудом.

Место кошки - около параши.

Коль не заработал на харчи,

Значит, не ходи и не мяукай,

А садись и скромненько молчи.

Я еще подумаю, разумно ль

Дать тебе кусочек колбасы,

И смотреть не надо так умильно

И топорщить жалобно усы.

Ты сперва поди-ка поработай,

А не просто создавай уют,

Ведь мяукать я и сам умею,

Только нас, людей, за это бьют.

Вот и ты сейчас получишь тапком

По лбу меж прижавшихся ушей,

А коль снова примешься канючить,

То возьму и выгоню взашей.

Будешь ты питаться на помойках,

Тухлые отбросы теребя,

Будут живодеры и собаки

Суживать круги вокруг тебя.

Что, притихла? Вот и молодчина,

И, не отвлекаемый никем,

Я начну нарочно громко чавкать:

Слушай, кошка, как я вкусно ем.

Слушай, но не вмешивайся, ибо

Есть порядок в жизни для всего,

Ну а ты не высшего порядка,

Просто рядовое существо.

Помни: живодерам и собакам

Не взломать моей квартиры дверь,

Потому держись за человека,

Неразумный полосатый зверь.

Проявляй почтительную радость,

Чуть в замке завозится мой ключ,

И культурно жди вечерней пайки,

У стола не трись и не канючь.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Проснешься с головой чугунной,

С глазами, налитыми кровью,

С душой, как гусли многострунной,

Расстроенной под стать здоровью.

Лишь резкие, дурные звуки

Душа теперь издать способна.

Поэт лежит в похмельной муке,

Вокруг посматривая злобно.

Предметы все окаменели,

Никто не поспешит на помощь.

Поэт весь день лежит в постели,

Как некий исполинский овощ.

Кастраты от литературы,

Из коих каждый - знаменитость,

Назвали мощь его натуры

Похабным словом "плодовитость".

В литературной высшей лиге

Такие правила отбора,

И предъявлять не стоит книги,

И затевать не стоит споры.

С любимцами телеэкрана,

Увы, не очень-то поспоришь,

Разумней горечью стакана

Прогнать нахлынувшую горечь.

А утром вдруг заулыбаться,

Хоть пища просится обратно:

Ты знаешь, что тебя боятся,

И это все-таки приятно.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Человек надевает ботинки,

А зачем надевает он их?

Лучше б он семенил по тропинке

На младенческих ножках босых.

Чтобы пятки его золотились,

Оставляя следов кругляши,

Чтоб в медовой траве суетились

Сколопендрии и мураши.

Чтобы сладкую лета истому

С каждым вдохом вбирал он в себя,

И чтоб детскому счастью простому

Позавидовал гнусненько я.

Человек, позабыв про ботинки,

Думы тяжкие прочь отгоня,

Мчится к озеру, но на тропинке

Он напорется вдруг на меня.

Одурманен цветения хмелем,

Он глазам не поверит своим:

В черной паре и с черным портфелем

Я угрюмо стою перед ним.

И умолкнут кузнечики разом,

И подавится трелью скворец,

И поймет человек, что проказам

И забавам приходит конец.

Чтоб глаза у него потускнели

И потухло сияние щек,

Я скажу: "К сожаленью, в портфеле

Бизнес-план ты забыл, дурачок".

И ему померещится: в бездну

Он летит голосящим комком,

И решит он, что вряд ли полезно

Выбегать на луга босиком.

2005

Андрей Добрынин

* * *

С облысеньем бороться нелепо,

Все равно ведь поляжешь костьми,

В затхлом мраке фамильного склепа

Все равно облысеешь, пойми.

И богатства несметного сила,

Будь уверен, тебя не спасет,

И со вкусом во мраке могилы

Разложенье тебя обсосет.

Облысенье при жизни - забава,

Облысеешь в гробу до кости,

Мертвецы ведь не в силах управу

На гниение плоти найти.

И скорлупчатой странной структурой

Сам себе будет череп смешон.

Развеселой своею натурой

Симпатичен разбойникам он.

Но разбойник на то и разбойник,

Что бок о бок со смертью живет.

Для него полусгнивший покойник

Есть предмет идиотских острот.

Эфемерную жизнь человека

Не приемлет разбойник всерьез

И, устроив налет на аптеку,

Пьет лосьон для ращенья волос.

Поутру закопает дензнаки,

А под вечер, улыбчив и свеж,

Вновь на дело идет в полумраке,

И блестит его крепкая плешь.

Облысенье таких не волнует,

Их все женщины боготворят,

А для робких людей существует

Патентованных снадобий ряд.

И покуда на плеши бандита

Проставляет красотка засос,

Ты втирай в свою плешь деловито

Чудо-крем для ращенья волос.

2005

Андрей Добрынин

* * *

На злобу дня легко писать,

Ведь каждый день и вправду злобен,

И тот лишь может потрясать,

Кто злободневным быть способен.

Нещадно злобу дня бичуй,

А хочешь - слейся с ней в экстазе,

Но помни: жизнь покажет хуй

Тем, кто разрушит с нею связи.

Коль хочешь преуспеть, дружок,

Сперва достаточно озлобься,

И лодку в жизненный поток

Спусти, и к качке приспособься.

Стремниной мутною влеком,

Плывешь себе и в ус не дуешь,

И, островок за островком,

В пути все вечное минуешь.

И пусть давно уж берега

Недосягаемы для ока -

Материальные блага

Ты извлекаешь из потока.

Оборванные рыбари

На островках торчат уныло,

Однако ты лишь вдаль смотри,

По ходу жизни правь кормило.

Ведь у тебя - своя игра,

Она не знает слова "отдых",

И на корме растет гора

Предметов, выловленных в водах.

Наплюй на горе-рыбаря

И обгоняй другие шлюпки,

Пусть даже даст он ебаря

От голода в своей халупке.

Оставь беднягу-рыбаря

На вечной тверди мыкать горе...

Да, я, поэт, прибегнул зря

К услугам пошлых аллегорий.

Но мне внушил Центральный Ум,

Чтоб были и рыбарь убогий,

И приближающийся шум,

Как будто впереди пороги.

Преследователь злобы дня

Достиг великой водоверти,

Что завихряется, гоня

Всех тех, кто плыл, в объятья смерти.

И, значит, все попытки плыть,

То сам, то с помощью буксира,

Предпринимал ты, чтобы быть

Лишь высосанным прочь из мира.

Рокочущий водоворот,

Орудие судеб верховных,

И дух твой также унесет

Из мира сущностей духовных.

И канет дух в пространства тьмы -

Их обозначили недаром

Когда-то древние умы

Зловеще: Mare Tenebrarum.

Дух, обманувшись, сам себя

Там обречен возненавидеть,

И злоба там живет, скорбя

О том, что дня ей впредь не видеть.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Жил кот по прозвищу "Черной"

В одной мордовской деревеньке,

Любил прогулки под луной,

Не знал понятий "власть" и "деньги".

И в ту деревню москали

Вдруг понаехали на джипах.

Не знали люди той земли

Дотоле о подобных типах.

Ведь в честь приезда москали

Своеобразно погуляли:

Деревню не со зла сожгли,

Крестьян случайно постреляли.

И вместо собственной избы

Кот обнаружил пепелище,

И этот поворот судьбы

Лишил его тепла и пищи.

Ну а московская братва

В райцентре всех взяла за горло,

И власть решила, что мордва

Сама от пьянства перемерла.

Что ж, коль сумел освободить

Округу от простонародья,

Спеши коттеджи возводить

И огораживать угодья.

Спеши от своего толчка

Вести труду в речные дали...

А вот Черному молочка

Ни разу москали не дали.

А там нагрянула зима,

Повсюду нанесло сугробы,

Но новомодные дома

Немыми были, словно гробы.

Черной бежал на дух печной,

Но были неприступны двери,

И слышались во тьме ночной

Стенанья маленького зверя.

И из окна порой на звук

Палил хозяин из двустволки,

И загонял кота испуг

Туда, где филины и волки.

Засев на дереве, с ветвей

Кот наблюдал поверх полянки

Приезд различных москалей

В один коттедж для общей пьянки.

Он всей душой хотел тепла,

И сила та, что всех превыше,

Кота-бродягу подняла

К трубе, дымившейся на крыше.

И стал отогреваться кот,

И на трубу вскочил в экстазе,

И провалился в дымоход,

И вмиг сомлел в угарном газе.

Он дымоход заткнул собой,

Чтоб выступить как Божья кара,

И за ночь в доме всей гурьбой

Братки подохли от угара.

И получилось, что Черной

Не просто деревенский житель,

Не просто мышелов ночной,

А партизан-освободитель.

Он смог пожертвовать собой

Без помпы, просто, по-крестьянски,

И встал он снова, хвост трубой,

Теперь как памятник в Саранске.

А вскоре мы его в Москве

В металле также изваяем -

Когда и тут своей братве

Как следует накостыляем.

Коту поклонится Москва,

Ведь он нас научил бороться

С ордой, для коей и мордва,

И русь - сплошные инородцы.

Заказ получит все равно

Великий скульптор Церетели;

Бутики, бары, казино

В котовьем разместятся теле.

И лифты будут выезжать

Сквозь череп прямо к небосводу,

И будет кот принадлежать

Всему российскому народу.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Да, я любезен был народу,

Притом не так еще давно:

Когда ходил с ним на природу

И там употреблял вино.

Любил впоследствии об этом

Талдычить мой случайный друг:

Как пьянствовал с большим поэтом

И приставал ко всем вокруг.

Как он блевал на остановке,

Как против власти выступал,

Как даже на самой Петровке

В дежурной части долго спал.

И я с ним был, конечно, рядом,

Ведь я не прятался в кусты,

И приходили всем отрядом

Дивиться на меня менты.

И обо мне шептался нежно

Литературный мир Москвы:

"Поэт спивается, конечно,

Но что поделаешь? Увы!"

Конечно, случай тупиковый,

Но пить мне стало тяжело,

И справил я костюмчик новый,

И пьянок сократил число.

Я зачастил в Театр эстрады,

В кино и в Пушкинский музей,

Но стал ловить косые взгляды

Былых скамеечных друзей.

Из-под бровей мрачнее тучи

Глядели на меня друзья.

"Идет, интеллигент вонючий", -

Однажды смог расслышать я.

И я, вихляя змеевидно,

Свернул со своего пути

И говорю: "Как вам не стыдно,

Что вы смогли произнести?!

Меня назвать интеллигентом!

Да вы ващще сошли с ума!

Я не был ельцинским клиентом

И сам издал свои тома.

Мен помощь даже и не снилась,

Я был лишь сам себе агент,

Ну так скажите мне на милость,

Какой же я интеллигент?"

У хлопцев настроенье скисло,

А я им говорю: "Братва,

Ведь я могу и двинуть в грызло

За ваши лютые слова.

А с вашей яростной любовью

Я спиться мог в расцвете лет.

Интеллигент я по здоровью,

А вообще, конечно, нет".

2005

Андрей Добрынин

* * *

Крым выглядит зимой домашним,

Уютно жмущимся к горам,

Но к старым генуэзским башням

Зимой нельзя поехать нам.

Зимой нам заработать надо,

Хотя и непонятно как,

Мотаясь, движутся декады,

Гремя, как поезд-порожняк.

Но будут все усилья втуне -

Нажив люмбаго и мигрень,

Ты сальдо подобьешь в июне

И выяснишь такую хрень:

Ты с жалкой долларовой тыщей

По-скотски будешь жить в Крыму,

В кафе питаться вредной пищей,

И, значит, ехать ни к чему.

И в Подмосковье ехать глупо -

Кормить в промзоне комаров

И не расстегивать тулупа

Из-за арктических ветров.

Ну и пошли к такой-то маме

Свою счастливую звезду -

Ту, что зловонными дворами

Вела к проклятью и труду.

А далее продай квартиру,

С дружками денежки пропей

И подмигни скупому миру:

"Найди трудягу поглупей".

Свободную людскую расу

Пополни ты самим собой,

И люк, ведущий в теплотрассу,

Над пыльной лязгнет головой.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Поэт Светодар застрелился

Под Киевом в роще осенней,

И критик слезами залился:

"Вот новый загубленный гений!"

Везде испятнали страницы

Прочитанных мной мемуаров

Бесчисленные вереницы

Таких вот юнцов-светодаров.

Любителям саморасправы

Доселе не видно предела -

Настолько желание славы

Их слабые нервы разъело.

А то ведь, не зная покоя,

Придется над рифмами сохнуть...

Житьишко представить такое -

И хочется тут же подохнуть.

Однако подохнуть с разбором,

Согласно богемной науке:

Чтоб критик к народу с укором

Протягивал тонкие руки,

Чтоб слышалось: "Гады, сгубили,

А был ведь поэт не последний..."

В искусство частенько входили

Не песней, не книгой, а сплетней.

Стихи я читаю все тише,

Все глуше, без прежнего жара,

Поскольку средь публики вижу

Завистливый взгляд Светодара.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Постоянно украдкой любуясь собой,

Поспешал на тусовку мужик голубой.

От него веял запах тропических утр,

Ногти были по гладкости как перламутр,

Проявлялся в одежде недюжинный шик,

Но, однако, противен мне был тот мужик.

Стал я думать, скребя торопливо башку,

Что за гадость мне крикнуть бы вслед мужику.

Ничего не придумал. Ушел пидорас.

Я стыжусь своей тупости даже сейчас.

Да, развитье ума не приходит само,

А педрила, по слухам, окончил МГИМО.

Что ж, раз так, то учись, молодой человек,

И тогда уж в тупик ты не станешь вовек.

Коль окончишь филфак МГУ или ВГИК

И тебе голубой попадется мужик,

Ты без всяких раздумий зловеще цеди:

"Что, все ползаешь, пидор? Ну-ну, проходи".

2005

Андрей Добрынин

* * *

На фоне угрюмой закатной подсветки -

Скрестившиеся обнаженные ветки,

И кроны кленовой редеют пласты,

Роняя качающиеся листы.

И листья на ветках полуобнаженных

По цвету - подобие глин обожженных.

Обманчиво тёпел их вид из окна:

Их холод заката обжег докрасна.

Пейзаж удивительно прост и опрятен -

Лимонных, багровых, коричневых пятен

Умерен расход, как одежд дорогих, -

И ветки застыли, пронзившие их.

И всё, что по улицам шло и катилось,

Ничуть не нарушило эту застылость,

Предзимний порядок все так же суров,

А тени густеют в низинах дворов.

И холод зари помогает усвоить,

Что всю нашу жизнь в состоянье устроить

Отнюдь не любовь, а Художника вкус -

Холодный, людских не приемлющий уз.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Стайка листьев несется чуть ниже кромки тумана,

И ворона с отвращением, громко кряхтя, возится в отсыревшей листве.

Осенний пейзаж усугубляет мою утреннюю разбитость.

Я, несомненно, болен - отсюда и слабость, и сухость во рту.

Что в таком состоянии я написать в состоянии?

Да только то, что всех расслабленных выручает,

То, что так любят писать бескровные европейцы:

Тупо-созерцательный или тупо-медитативный,

Не желающий отвечать за себя верлибр.

И думаю я: ну, со мной-то все ясно,

Годы идут, и с ними приходят хворобы,

А другие-то что ж верлибристы?

Те, что пишут верлибры все время?

Неужто все они - немолодые одинокие люди,

Подобные мне - ведь подруга мне третий день уже не звонит?

Получается, что все они, как и я, сплошь больные,

Но не так, как я - прихварывающий временами,

А больные смолоду, с первой строчки,

Инвалиды отрочества, уроды,

Расслабленные, с трудом доползающие до унитаза,

Всю жизнь влачащие груз болезни,

Больные хронически, неизлечимо,

Хронически, неизлечимо... О ужас!

Бьет погребальный колокол где-то на западе.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Вдруг покажется: дом обступает камыш,

Всплески, шорохи, свисты - всего понемногу,

И настолько ритмически капает с крыш,

Словно кто-то под окнами движется в ногу.

А когда овладеет усталость дождем

И от шума останутся редкие крохи,

Обделенная топь, обложившая дом,

Издавать начинает тяжелые вздохи.

И посыплются капли с остатков листвы,

Чтобы сызнова дождь пробудился усталый,

Чтобы дом, затерявшийся в топях Москвы,

Вновь окутался капель симфонией вялой.

Я сижу на квартирном своем островке,

Где уют в это время особенно лаком,

И окошко, что светится невдалеке,

Представляется мне ободряющим знаком,

Говорящим о том, что в болотной ночи

Есть сухие хранилища нотной бумаги,

Где на ноты со слуха кладут толмачи

Полусонную нежную музыку влаги.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Человек я больной, но веселый,

И, едва начинает темнеть,

Я по улице бегаю голый,

Ибо так веселее болеть.

Я вреда никакого прохожим,

Разумеется, не наношу -

Не ругаюсь, не бью их по рожам...

Перед ними я просто пляшу.

Для иных это зрелище внове -

Любоваться им надо бы мной,

А они вдруг заходятся в реве:

"Помогите! Спасите! Больной!"

А другие глядят без опаски

И пытаются даже обнять -

Понимают, что пластикой пляски

Я хочу их над жизнью поднять.

Видел я, как большие артисты

Танцевали в театре Большом.

Скажем прямо, что эти артисты

Танцевали почти нагишом.

И такие болты выпирали

Из-под ихних нескромных трико,

Что краснели все женщины в зале

И дышали весьма глубоко.

Точно так же мой танец прекрасен

И нисколько не меньше мотня,

И поэтому я не согласен,

Что в милицию тащат меня.

Но начальник меня уважает

И старается скрасить ночлег.

Он надолго меня не сажает,

Ибо я ведь больной человек.

2005

Андрей Добрынин

* * *

В морях скиталось много броненосцев,

Подводных лодок, минных крейсеров,

А мой корабль - из класса вредоносцев,

Я - капитан, и я весьма суров.

Когда мы покидаем порт приписки,

То оскверняем бухту за собой,

И флаг с изображением пиписки

В небесности забьется голубой.

Под вечер будет первая стоянка,

И раз уж сам я отдохнуть не прочь,

То на борту неистовствует пьянка

В честь этого события всю ночь.

Туристам не становится уютней

И в небесах кривится лунный диск,

Когда гремят пальба и брань на судне

И раздается пьяный женский визг.

А утром к берегу презервативы

Плывут, подобно скопищу медуз,

И тысячи бутылок из-под пива,

И угоревший кочегар-индус,

И прочий хлам плывет разнообразный

И кромку пляжа устилает сплошь.

Я должен за собой оставить грязный,

Зловонный берег, где не отдохнешь.

И чтобы ни единого туриста

Уж точно не осталось на пляжу,

В радиорубке с помощью радиста

Я песни Пеленягрэ завожу.

Подобного еще никто не вынес,

И моментально опустеет пляж,

И с борта, совершенно оскотинясь,

Нахально гадит в воду экипаж.

Да, спроектировано наше судно,

Чтоб хрен на отдыхающих ложить,

Чтоб наслажденцы вспомнили, как трудно

И отвратительно на свете жить.

А как иначе? Можно ль расслабляться,

Коль мир настолько смутен и непрост,

Коль нехристи над Путиным глумятся

И терроризм поднялся в полный рост?!

К серьезности взывает вредоносец

Во всех курортных пошленьких местах,

И не случайно я - орденоносец

И опыт мой известен на флотах.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Он в метро не держался за поручень,

Хоть ему говорили: "Держись!" -

А теперь он в низу эскалатора

На карачках клянет свою жизнь.

Эскалатор запнулся и дернулся,

И, задев по дороге меня,

Вниз помчался он, пухлыми ножками

Все быстрей и быстрей семеня.

А внизу он упал, разумеется,

Человек невезучий такой,

И об каменный пол непосредственно

Приложился дурацкой башкой.

Он бормочет, что больно ударился,

И еще что-то типа "хрю-хрю".

"Будь суров! Никакого сочувствия!" -

Я себе самому говорю.

Пусть теперь он полозиет по полу,

О расквашенном носе скорбя, -

А зачем надо всем населением

Он так дерзко поставил себя?

Для кого надрывалося радио

И буквально на весь павильон

Оглашало инструкции, правила?..

Но побрезговал поручнем он.

Вспомни, как на тебя вызывающе

Он глядел через стекла очков:

Дескать, ты выполняй эти правила,

Эти правила - для дурачков.

Для него же, такого хорошего,

Недействительны, дескать, они...

Вот поэтому ты его в задницу

Мимоходом болезненно пни.

Этот умник полозиет по полу,

Ну а мимо идут дурачки,

И скрежещут у них под ботинками

На полу золотые очки.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Я нынче колбасой нагружен,

Но мне ничуть не тяжело.

Я заработал вкусный ужин -

Невежды скажут: "Повезло".

Тут вовсе не в везенье дело -

Когда таким, как я, везло? -

А просто семя долго зрело

И время жатвы подошло.

Я знаю, нынче очень многим

Противен этот поворот -

Что видеть впредь меня убогим

Уже не хочет мой народ.

Для многих этот факт чудесен:

Что сытно кушает поэт,

Что вкрадчивых подблюдных песен

В его репертуаре нет.

И пусть они глядят недобро

На то, как я свирепо жру,

Свиные обгрызаю ребра

И на блины стелю икру.

Конечно, было бы привычней

Для этих нынешних владык,

Когда бы был я горемычней

Последнего из горемык,

Когда бы я без их подачек

Никак существовать не мог

И наподобие собачек

Служил бы за любой кусок,

Когда б бесстыдством скоморошьим

В себе я Бога попирал

И был с владыками хорошим,

А бедных братьев презирал.

Но раз народ не остается

Теперь передо мной в долгу,

То на буржуйские подходцы

Я плюнуть попросту могу.

Стремлюсь я к благородной цели,

При всех куски пихая в рот -

Чтоб мне буржуи впредь не смели

Навязывать своих щедрот.

Под видео- и звукозапись

Сейчас покушаю разок,

А так помимо братских трапез

Мне и не лезет в рот кусок.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Пляшущие силуэты в ночи, в одиноком окне,

Снаружи кажется - пляска длится там в тишине,

Ведь здесь - лишь щелканье веток, стылых веток нагих,

Скрещивает их ветер и листья срывает с них.

Со скрежетом по асфальту, как крабы, листья бегут,

Закручиваются в смерчи с шорохом там и тут,

То кружатся, применяясь к фонарным бледным кругам,

То с ослабленьем ветра ложатся к моим ногам.

И вновь, едва поутихло, врывается ветер вдруг,

Он изо всех предметов глухой выдувает звук,

Как крылья аэроплана, колеблется кровель жесть,

В окне же по силуэтам нельзя ничего прочесть.

Праздник в окне беззвучен - он сам идет для себя.

И, в водосточные трубы глухо, тяжко трубя,

Во тьме проносится ветер, играя мертвой листвой

И заставляя плакать того, кто еще живой.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Да, доброе слово и кошке приятно,

Но я-то не кошка отнюдь.

Бывает, добро проявляют бесплатно,

Но только чтоб после надуть.

Когда б меня воздухом просто надули,

Как шарик иль презерватив,

Я всплыл бы в приветное небо июля,

Земные тревоги забыв.

Меня ж надувают обманом и ложью

И тысячей всяческих зол,

И Бога молю я с нервической дрожью,

Чтоб кто-то меня уколол.

Тогда я испытываю облегченье

И в морду спасителя бью,

И смрадом затапливаю помещенье,

Спуская надутость свою.

Я ненависть скрыл под улыбчивой маской,

Но, чувствуя, как я надут,

Ко мне приближаются люди с опаской

И прочь поскорее идут.

Лишь кошка своей головой туповатой

Понять неспособна мой нрав

И трется о брючину, хвост полосатый

С развратным урчаньем задрав.

Я с кошкой играю в маркиза де Сада

И долго пытаю ее.

А как же? Ведь ей отрабатывать надо

И ласку, и харч, и жилье.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Ночь, ветер, вывеска сберкассы

И голый сквер. Во тьме ночей

Здесь нападают пидорасы

На одиноких москвичей.

Зачем ты ходишь в это время,

Особенно налив глаза?

Уже прощупывают темень

Педрил безумные глаза.

Они набросятся все вместе,

У них ведь опыт! Раз-раз-раз -

И ты уже лишился чести

И как бы тоже пидорас.

Потом в карман засунешь руку,

А денег нет. С таких бедняг

Берется плата за науку

В педерастический общак.

А после о твоем позоре

Педрилы раззвонят вокруг.

Старушка-мать запьет от горя

И с гневом отвернется друг.

Хотя тебя и взяли силой -

Кому докажешь этот факт?

Все будут звать тебя педрилой,

Отбросив вежливость и такт.

Подумав, что неодинаков

С нормальными самцами ты,

Любимая уйдет, заплакав

И в лужу отшвырнув цветы.

Кот, обреченный на стерильность,

И тот решит порвать с тобой,

И станет лютая педрильность

Твоей единственной судьбой.

И ты людей возненавидишь,

С балкона выкинешь кота

И крадучись из дому выйдешь,

Когда наступит темнота.

Вот сквер, а вон Сбербанка знаки

Неярко светятся в ночи...

Да, неспроста идут в маньяки

Простые хлопцы-москвичи.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Пускай ни одна помарка

Не тронет минувших лет.

В высотах старого парка

Мелькает в тучах просвет.

Моя правота поэта

Сегодня так же ясна,

Как вдруг воскресшая эта

Нагая голубизна.

Глухие щелчки и скрипы

Под ветром наперебой.

Бреду и у каждой липы

Встречаюсь с самим собой.

Я сам накликивал горе

И в сердце баюкал резь,

Однако с друзьями вскоре

Развеивал горе здесь.

Не зря я часто являлся

Сюда в былые года:

И я, как все, ошибался,

Но как поэт - никогда.

И можно вспомнить с улыбкой

У рубчатого ствола

О том, что сплошной ошибкой,

Казалось, вся жизнь была.

Выходит, с дальним прицелом

Творились безумства все:

Чтоб ныне мужчиной зрелым

Идти по своей стезе.

Я чуял нутром, как лучше

Мне жить на своем веку,

И вижу теперь, как тучи

Все чаще рвутся вверху.

Над парком и над поэтом -

Вороны и клочья туч,

И вес придает предметам

Угрюмый лудильщик - луч.

В расшатанном парке вешнем,

На вытаявшей тропе

Встречаюсь с собою прежним -

И честь отдаю себе.

И даже смерти преддверье

С меня не сбивает спесь:

Расстанусь с собой - и верю,

Что все же останусь здесь.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Я неподвижно сижу у окошка,

Крайне печален заснеженный вид.

Подслеповатая добрая кошка

На подоконнике также сидит.

Вместе со мной вспоминая былое,

Взглядом безжизненным смотрят дома.

Кошка грызет с отвращеньем алоэ -

Выжила, видно, чуть-чуть из ума.

По подоконнику ровным аллюром

Катятся маленькие паучки.

Кошка на них с благодушным прищуром

Как бы сквозь некие смотрит очки.

И ведь она их не трогает лапой -

Кротость она воспитала в себе.

Я открываю бутылочку с граппой,

Ей наливаю, а после - себе.

Кошка мгновенным движением лапы

Стопку махнет и, скривившись слегка,

Чтобы заесть послевкусие граппы,

Когтем, как вилкой, проткнет паучка.

"Я виноградные зелья вкушаю -

Граппу, коньяк, да и просто винцо.

Это полезно", - я кошке внушаю,

Глядя в ее шерстяное лицо.

Кошка не спорит. Она понимает:

Раз наливают, то спорить нельзя,

И наставлениям нудным внимает,

Горький отросток алоэ грызя.

Что же, грызи. Горьковатостью сока,

Знаю, ты гонишь какой-то недуг.

А без тебя мне совсем одиноко

Станет на свете, мой маленький друг.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Япошки совсем забыли,

Как жил их классик Бусон:

Заводов нагородили,

Фабрик, складов, промзон.

Нас едва замечали

Япошки через очки

И головами качали:

"Эх, русачки-дурачки".

Когда ж со стеклянным взором

В страну ворвется муссон,

Заблеют япошки хором:

"Спаси нас, святой Бусон!"

А ведь среди япошек

Жил плохо Бусон-поэт.

Порой лишь пара лепешек

Его составляла обед.

Просил он добавки - лишь пару рыбешек,

Ему отвечали: "Нет. Нет, нет и нет.

Сюда и другие начнут ходить,

Коль мы тебе подадим.

Мы не хотим на тебя походить,

Трудиться мы честно хотим".

И снова по дамбам среди полей

Брел бродяга Бусон,

Хотя поболее этих людей

Для Бога трудился он.

Бусон не спасет японской страны,

Безмерны ее грехи:

Япошки скорей наложат в штаны,

Чем вспомнят его стихи.

А мы на Бусона похожи скорей,

Презрев различие рас,

Ведь все муссоны желтых морей

Бедней не сделают нас.

Япошки склепали уйму тойот

И прочих различных мазд,

Но их муссон возьмет в оборот,

Цунами перцу задаст.

Торчат их роботы там и тут,

Чтоб жизнь походила на бред...

Вот роботы их пускай и спасут,

А не святой поэт.

Пытались япошки нам зависть внушить -

Впустую, втуне, вотще:

Мы будем и впредь по-своему жить -

С шампанским и вообще.

Пускай сквозь жизнь мы бредем как Бусон -

В одном дырявом плаще,

Но вся она как счастливый сон -

С любовью и вообще.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Плыть можно лишь на тримаране,

Когда плывешь на зов мечты,

Ведь ясно: на простом маране

В три раза сухопутней ты.

В тельняшке и в фуражке с крабом,

В татуировках, в брюках клеш -

Ты сердце разбиваешь бабам,

Когда к отплытью знак даешь.

Ученые орангутанги

Потянут брасы, сдвинут гик,

И все жестокие пацанки

Заплачут хором в этот миг.

Теперь впервые эти бляди

Рыдают от сердечных ран -

Когда, летя по водной глади,

Свистит килями тримаран.

Один ответ: "Какого черта!" -

Внушала им моя любовь.

И шел я в лабиринты порта,

В ангаре запирался вновь,

Чтоб вновь трехкорпусное судно

Клепать, пока не рассветет.

Да, судно делается трудно,

Но по воде легко идет.

И ты, всезнающий писака,

В своем листке не пустословь:

Мол, тримаран - подобье знака

"Надежда, Вера и Любовь".

Пускай любви иные чают,

При том боясь покинуть хлев -

Тройное судно означает

Презренье, Ненависть и Гнев.

Лишь эти чувства заступают

На вахту в горестной душе

И судно дивное клепают

В железном ржавом шалаше.

Мерцающею сваркой пролит,

Пусть руку изъязвит металл,

Но эти чувства не позволят

Тебе понять, как ты устал.

Пусть пальцы в шрамах от зубила,

Пусть заскорузли от смолы,

Но поднимается ветрило

Туда, где солнце и орлы.

Пусть будет праздничным отплытье,

Ты сам себя благослови

На то, чтобы из порта выйти, -

Из города, где нет Любви.

Где нет ни Веры, ни Надежды

И где ревниво хнычут те,

Кто осквернил мои надежды

Во всей их нежной наготе.

Им будет время позлословить:

Стезя морская далека

Туда, где блещущую овидь

Замкнули цепью облака.

К Любви, и Вере, и Надежде

Летит ветрила лепесток,

Ну а в порту смердит, как прежде,

Канализационный сток.

И скоро нефтяные танки

Все побережье там зальют...

Зато мои орангутанги

По вантам скачут и поют.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Сказали башковитые ребята,

И в тоне их проскальзывала грусть:

"Ты сдал, старик. Твои стихи когда-то

Мы схватывали прямо наизусть.

Исчезла легкость, как прекрасный призрак,

Ну а зубрежка - тягостная вещь.

Мы скажем откровенно: этот признак

Для твоего развития зловещ".

Да, раньше я писал повеселее

И подоступней для простых мозгов...

Пусть говорили вы, меня жалея,

Но почему же в обществе врагов?

Прислушивались с миною злорадной

К тому, как повернулся разговор,

И слабоумный текстовик эстрадный,

И мастер склок, литературный вор.

Елеем лился в их большие уши

Тот приговор, что изрекали вы,

И стал противен мне роскошный ужин,

Предательством запахло от жратвы.

Судейская вам не пристала важность,

Ведь, продолжая жрать и выпивать,

Хихикали бездарность и продажность -

Вы поостереглись их задевать.

Да и меня не слишком вы задели,

Претензии не принял я всерьез.

Запоминать стихи на самом деле

Мешает вам банальнейший склероз.

А я вперед шагаю без оглядки

И с каждым шагом все мощнее стих,

И недосуг мне отражать нападки

Ослабших умственно друзей своих.

Ведь с их склеротизированным мозгом

Сидеть бы надо тихо по местам,

А не служить елейным подголоском

Бездарным и продажным господам.

Андрей Добрынин

* * *

От ледяной тишины обмирая,

Я на балконе сутулюсь, мечтая

Ночью - о солнце приморского рая,

Двор же под снегом бугрится, мерцая.

Я закурить захочу по привычке

И полукруг очерчу я рукой

С огненным парусом вспыхнувшей спички

Перед нависшею липой нагой.

Ухают гулко помойные баки -

То, ощутив не о времени прыть,

Бомж ревизует помойку во мраке,

Дельное что-то надеясь отрыть.

Веток изгибы в пространстве повисли,

Теней скрещения бросив на снег.

Столь же извилисты странные мысли:

Дескать, должно быть, и бомж - человек.

Засеменит, издавая пыхтенье,

Он через все теневые скрещенья

Аляповатой уродливой тенью

С жалкой добычей в свое помещенье.

И не без некоего облегченья

Я наблюдаю за ним с вышины,

Зная, что до моего помещенья

Дальше ему, чем до стылой луны,

Дальше ему до любого общенья,

Чем до холодной, спокойной луны.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Г.А.Рогову с благодарностью за ночной звонок

Догадался и понял я жизни

Отвратительный, подлый обман.

Ну-ка, водочка, в рюмочку брызни,

Ну а лучше - в граненый стакан.

Много в жизни бывает мгновений,

Когда тяжко и горестно жить.

Чтоб совсем не сорваться с креплений,

За кадык надо тут заложить.

Полюбил мне звонить среди ночи

Из провинции трагик один.

Светят мне его синие очи

В жутком мраке российских равнин.

Неизбывным своим оптимизмом

Он дает мне надежду и свет,

Хоть хроническим алкоголизмом

Сам страдает с младенческих лет.

Он сказал мне однажды, к примеру:

"Чем рыдать, я бухну и поем",

И тем самым поднял мою веру

В разрешимость житейских проблем.

Он сказал: "Даже в пьесах О*Нила

Я играл, его маму ети,

Так что жизнь и меня не щадила,

Через все заставляла пройти".

Для меня человек этот стойкий

Стал буквально духовным врачом.

Как бухнем, так до утренней зорьки

Пробалакать нам с ним нипочем.

И немало я важного за ночь

С абонентом своим обсужу.

Звать Геннадий его Алексаныч,

А фамилии я не скажу.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Слегка затянулся забег в ширину,

Но вскоре открылось второе дыханье.

Я распространяю в пространстве волну

Густого сивушного благоуханья.

Смотрю подозрительно: не оттого ль

Меня населенье в метро сторонится?

Простите, но, чтоб расщепить алкоголь,

Без выхлопа я не могу обойтиться.

Прошу вас, не надо ко мне прилагать

Негибкие ваши, застывшие мерки,

Ведь жизнь для меня - неоглядная гладь,

И мчусь я по ней на манер водомерки.

Нужна для скольжения смазка стопам.

Пускай для здоровья оно не полезно,

Но гладкое место мне видится там,

Где видится вам беспощадная бездна.

С трудом вы бредете, ломая тростник

И в иле на каждом шагу увязая,

А я рядом с вами возникну на миг -

И вновь облаков отраженья взрезаю.

И не остановите на вираже

Меня вы своей назидательной речью -

Ведь ранее я погружался уже

В унылую, вязкую жизнь человечью.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Досель неоткрытую басню Эзопа

Нашел я в архиве и вычитал в ней,

Как в споре схлестнулись Бутылка и Жопа,

Чтоб выяснить, кто же реально главней.

"На мне за столом восседает писатель, -

Похвасталась Жопа. - Он пишет роман.

Роман у него покупает издатель,

И деньги писателю льются в карман.

И в Греции, и в просвещенной Европе

Давно уж все критики думают так:

Писатель, подолгу сидящий на жопе,

Маститее, чем острозадый мозгляк".

Бутылка ответила: "Типа какашки

Незнание жизни из вас так и прет.

Писатель не просто строчит по бумажке -

Он этому делу себя отдает.

А стало быть, чтоб с панталыку не сбиться

Среди своих вымыслов, образов, тем,

Он время от времени должен напиться,

Чтоб в мире реальном очнуться затем.

Очнуться нос к носу с веселой мордашкой

Подруги вчерашних нетрезвых проказ.

Я вам повторяю, что схожа с какашкой

Наивность, которая лезет из вас.

Наивность, незрелость, незнание жизни...

Да так вас окрутит любой педераст!

Роман завершенный попробуй не спрысни -

Тогда его точно никто не издаст.

И автора вместе с натруженной жопой

Безденежья дни под собой погребут,

И как он свой зад не чеши и ни хлопай,

Но только попоечка выручит тут".

Вот так неизвестную басню Эзопа

Я выявил, свой ревизуя архив.

На свитке заглавье: "Бутылка и Жопа",

Приписка: "Сложил по дороге из Фив".

Признаюсь, что мне в результате прочтенья

Ужасная жажда наполнила зоб -

Ведь ясно, кому отдает предпочтенье

В своем сочинении мудрый Эзоп.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Мне кажется, что роится

В моем мозгу мошкара.

Под фонарем искрится

Истоптанный снег двора.

Может быть, от мерцанья

И этот звон в голове,

Или вибрируют зданья,

Все зданья в ночной Москве.

Не чуял во время оно

Во мраке зимних ночей

Я тайной дрожи бетона,

Вибрации кирпичей.

И лишь когда поседеешь

И в старость один войдешь,

Тогда уловить сумеешь

Неявственной жизни дрожь.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Обычной жизни унизительность

Я, хоть убейте, не приму,

И потому леплю действительность

По произволу своему.

Из будничной житейской грязи я

Восстать не в силах наяву,

Но с помощью моей фантазии

Иные жизни проживу.

Не как садовое растение,

Не как покорности пример, -

Как сокрушитель угнетения,

Герой, революционер.

В мечте с божественною женщиной

Я разделю свой бурный век,

Так не страшись мечтать, - уменьшенный,

К нулю сведенный человек.

Вдруг форточка сама откроется,

Ворвутся грохот, лязг и звон:

В столице баррикады строятся

И шум летит со всех сторон.

Реальность вязкая, скудельная

С мечтой старается совпасть,

И, от людей давно отдельная,

Задергается где-то власть.

Она, когда обеспокоена,

Людей безжалостно когтит,

Но ты познаешь радость воина,

Пусть даже будешь ты убит.

Вали же с воодушевлением

Всю рухлядь в уличный проем -

Ты, кто вчера лишь был растением,

Ты, кто вчера лишь был нулем.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Зимний день с розоватым оттенком,

У дерев - розоватость коры.

К снеговым розовеющим пенкам

Солнце тянется через дворы.

Одному розоватому солнцу

До веселья, похоже, сейчас,

А в домах помертвели оконца,

Как бельмом затянувшийся глаз.

Все предметы по снегу куда-то

Протянули мучительно тень,

И огромным подранком к закату

Обессиленный тянется день.

Словно кровью пропитанный, розов

Острый иней на плоскостях стен,

И подранок ползет от мороза

В ночь, где слышится гул перемен.

Где блуждают слепые циклоны,

Атлантической влагой полны,

И деревья дрожат облегченно,

И вибрирует камень стены.

Где наполнит гудением кровлю

Долетевшее пенье сирен,

И во сне уже слышишь всей кровью

Всеобъемлющий гул перемен.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Кошка в доме - домашняя живность,

Мир ее - от тахты до комода,

Если ж кошка живет при помойке

Или в бойлерной - это природа.

Сантиментов природа не любит,

Ты ее приголубишь едва ли:

Зашипит, окорябает руку

И мгновенно исчезнет в подвале.

Там засветит два глаза зеленых

В темноте и завоет: "Не верю!" -

И отбросишь ты сразу попытки

Подольститься к подобному зверю.

Заглянув в непроглядную темень

Под сырые подвальные своды,

Ты поймешь содрогнувшейся плотью

Всю враждебную сущность природы.

И себя ты ругаешь в итоге

За свою доброту и наивность,

И приходишь домой разъяренный,

И пинаешь домашнюю живность.

Оскорбили тебя недоверьем

И отвергли попытку сближенья -

Значит, надо недоброй природе

Отомстить за свои униженья.

Затаись, подожди до апреля,

И чуть кошки завоют ночами -

Накрывай их скопленья с балкона

Запасенными впрок кирпичами.

А дотоле домашнюю живность

Призывай постоянно к порядку

И учи ее с помощью плетки

По команде пускаться вприсядку.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Пульсируют раны сердца,

Биение этих ран -

В ритме бегущих капель:

Где-то испорчен кран.

И в ритме секундной стрелки,

Чьим стуком полнится ночь,

Бегут бесплодные мысли

О том, как себе помочь.

Настольная лампа тихо

Позванивает сверчком,

И делает в том же ритме

И мысль скачок за скачком.

Пространство темной квартиры

Звеняще, словно струна,

И жизнь, забытая всеми,

До звона напряжена.

Вдруг лифт завоет в парадном,

Захлопнется где-то дверь -

И человек одинокий

Вздрагивает, как зверь.

О неге уединенья

Лишь те глупцы говорят,

Кто ярких надежд не ведал,

А значит - горьких утрат.

И одиночеству пользу

Лишь тот приписывать мог,

Кто попросту не был в жизни

Воистину одинок.

Навряд ли он знал желанье

Себе расцарапать грудь,

Чтоб дать биению боли

Из тела прочь упорхнуть.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Вся жизнь моя была горенье

И протекла в сплошной борьбе,

Но чванство, спесь и самомненье

С годами я развил в себе.

Едва начнутся охи-ахи

Насчет поэзии и проч.,

Я тут же обрываю: "На хер,

Немедленно подите прочь".

Мы, мастаки и корифеи,

Горбатились, выходит, зря,

Коль нынче норовят пигмеи

Притыриться у алтаря?

Поэзия - такое дело,

Где страх священный быть должон.

Протаскивать в нее не дело

Детей, приятелей и жен.

Бреду в святилище к завесам -

И пол крошится под пятой,

Поскольку плющит страшным весом

Меня все время дух святой.

А если б он на плешь пролазы

Подобным весом бы налёг,

Наглец расплющился бы сразу,

Пустив зловонье в потолок.

И плющатся! И лезут снова!

И вновь пятнают слизью пол!..

И гамом заглушают Слово,

Небес торжественный глагол.

Дают нелепые советы

Они усталому жрецу,

И по заслугам он за это

Их ударяет по лицу.

И вышибает их в пространство

Забвения и немоты...

Да, самомненье, спесь и чванство

Есть благородные черты.

Для нас, жрецов и корифеев,

Они - защитные средства.

Они противны у пигмеев,

Но только не у нас, братва.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Я воспевал неласковое Конго,

Я воспевал щетинистый Ирак.

Внезапно колотушкою для гонга

Мне Аполлон по черепу - хуяк!

И с гулким звуком сразу изменилось

Понятий построенье в голове.

Я понял, что внимание и милость

Нужны и тем, кто мается в Москве.

Не вымышленных негров и индусов,

А настоящих ближних возлюбя,

Пиши о них, - но, как учил нас Брюсов,

Смотри при этом в самого себя.

Пойми, что чувства, радости и беды

Одни и те же у любых людей,

И на атоллах дальних людоеды

Прольют слезу над книгою твоей.

Свой путь житейский в качестве примера

Ты с неподдельной болью опиши,

И, доедая труп миссионера,

Туземцы вникнут в глубь его души.

Шипом лианы в зубе ковыряя,

Читатель твой уйдет к себе в вигвам

И там всплакнет, всецело одобряя

Людскую тягу к дальним островам.

2006

Андрей Добрынин

* * *

У этого человека пыльная голова.

Не стоит его осуждать - жизнь у него такова.

Эта самая жизнь ему, увы, не дала

Ни раздельного, ни совмещенного санузла.

Негде ему приводить себя в божеский вид,

И от него пованивает, а точнее сказать, смердит.

Он подошел ко мне как-то и говорит: "Уй, бля,

Как же меня колбасит! Дай четыре рубля".

Я заметил, что можно и больше, но он ответил: "Да ну,

Если выпью лишнего, то потянет ко сну,

Так и замерзнешь на хер, а надо б еще пожить,

Я еще не все в этой жизни успел совершить".

Ни на кого не стоит смотреть свысока:

Казалось бы, бродяга, мусорная башка,

А не пошел у жадности на поводу,

Хоть пляшет весь мир давно под ее дуду.

Как древний мудрец, он сумел жадность в себе побороть,

И за это его высоко вознесет Господь.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Весь ужас метрополитена

На самом деле связан с тем,

Что там нигде нельзя погадить

Спокойно, тихо, без проблем.

Коль выпил пива по дороге,

Держи локаторы востро,

Ведь беспощадная старуха

Подстерегает нас в метро.

Порой колонну орошаю

Тихонько, даже не журча,

Но появляется старуха

И шваброй бьет меня сплеча.

Я испугаюсь и обдуюсь -

Так яростно она кричит,

И зуб единственный огромный

В зловонном рте ее торчит.

Кричит она: "Я всех зассанцев

Бью прямо с ходу по балде.

Метро - предмет архитектуры,

А вы тут гадите везде.

Ты сделал правильно, парнишка,

Что сразу задал стрекача.

Меня давно уже достала

У всех колонн твоя моча.

Коль я твое пивное брюхо

Увижу тут еще хоть раз,

То я веселую поездку

Тебе устрою, пидорас".

Я так считаю: телевизор

Тут виноватее всего.

Чтоб не навязывал нам пиво,

Я буду гадить на него.

Немыслимые наслажденья

Он мне от пива обещал,

Он завлекал меня в пивную,

Но про старуху умолчал.

Когда ж старуха бесновалась,

Меня по черепу долбя,

В душе он чувствовал злорадство,

Так пусть пеняет на себя.

Едва пойдет реклама пива,

Я буду гадить на него,

И заискрят его контакты,

И станет он слегка тово.

Всех пиволюбцев на экране

Он сплющит наподобье жаб

И так заговорит, как будто

Нажрался пива и ослаб.

Пусть даже он разрядом тока

Сумеет вдарить мне в конец,

Но впредь он быть уже не сможет

Ловцом неопытных сердец.

2006

Андрей Добрынин

* * *

В больнице в городе южном,

Где мне пришлось прозябать,

Соседи храпом недужным

Мне ночью мешали спать.

В почечном отделенье,

В бредовой его ночи

Господствовал запах тленья

И недержанья мочи.

Но окон не закрывали,

И с колыханьем штор

Порывы бриза влетали

И гнали вонь в коридор.

Бриз приносил с собою,

Как некий легкий наркоз,

Запахи теплой хвои,

И камня, и диких роз.

Вплеталась ночная свежесть

В пахучий теплый наплыв,

И я у окна, разнежась,

Лежал, о боли забыв.

О боли в сломанных ребрах,

Как будто все зажило,

И думал о людях добрых,

Храпящих так тяжело.

А ночь дрожала от звона

Друг друга звавших цикад,

И лунный елей бессонно

Струился на горный скат.

Из дома на этом скате,

Из окон сиявших всех

Летел к храпящей палате

Заливистый женский смех.

И счастлив был наблюдать я,

Как птица ночная бодр,

Как падал он благодатью

На каждый больничный одр.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Спустись в метро - там душно так,

Что просто впору помереть.

Для мудрых это явный знак

Метро не пользоваться впредь.

Автомобиль приобрети -

Японский, а не нашу дрянь,

И в пробке, мать ее ети,

Уже близ гаража застрянь.

Что ж, в гараже уединись

И сконструируй самолет,

Но только ты взовьешься ввысь,

Как воронье тебя собьет.

От пункта А до пункта Б,

Похоже, пропасть пролегла,

Ведь не даны, увы, тебе

Вороньи легкие крыла.

Тебе давно пора понять:

В движении таится зло,

И надо лишь упорно ждать,

На стуле сидя тяжело.

Готовься долгие года

Чего-то неподвижно ждать.

Уставься взором в никуда

И под себя беззвучно гадь.

Сиди, не нарушая сон

Шкафов, комодов и зеркал,

И чтоб тебя со всех сторон

Паук тенётами заткал.

Не двигайся и твердо верь -

Всё сбудется в конце концов:

Вдруг вышибет с разгона дверь

Ватага дюжих молодцов.

Они несут к тебе домой

Всё то, к чему стремился ты:

Коробку с бабой надувной

Неимоверной красоты.

А к бабе - пластырь и насос,

А также запасной движок...

Несут, пыхтя, как паровоз,

С деньгами банковский мешок.

А тот мешок отнюдь не прост:

В нем размножаются, шурша,

И каждый день дают прирост

Купюры банка США.

Несут канистру, где бухло

Не может кончиться вовек...

Короче, в дом к тебе пришло

Всё то, чем счастлив человек.

А почему оно пришло?

А потому, что понял ты

Движенья суетного зло,

Коварство всякой суеты.

Судьба ведь женщина, и ей

Не пошлый обожатель люб,

А тот, кто постоянно с ней

Надменен, холоден и груб.

Она дает не просто всё,

Но даже кое-что и сверх

Не тем, кто тормошил ее,

А тем, кто суету отверг.

И, как хозяйке, ей смешон

Любой расчет ее раба -

Решает ведь отнюдь не он,

А исключительно Судьба.

Белеют в поле черепа

Всех тех, кто докучал Судьбе,

Кто выбежал из точки А,

Но не достигнул точки Б.

2006

Андрей Добрынин

* * *

О Булгакове так вам скажу:

Я его не читал, но считаю,

Что он как бы ходил по ножу,

Приближался к опасному краю.

Человечья природа сложна,

Зло с добром в человеке смешалось,

И заведует злом Сатана,

А добро Иегове досталось.

Потому для разумных людей

Сатана - это тоже начальство,

И не стоит касаться властей,

Превращать их в предмет зубоскальства.

Сочинителя книг шутовских

Эти власти сумеют одернуть.

Настоящий писатель без их

Одобренья не смеет и пернуть.

А Булгаков писал про чертей,

По характеру был он нахален,

И кривился от этих затей

Сатану уважающий Сталин.

Эту тему он знал назубок,

Море Мрака он лично исплавал.

От портретного сходства далек

Был Булгаковым созданный дьявол.

Но вождя своего описать

Сатанисты не могут вовеки,

А иначе прикажет поднять

Сатана свои тяжкие веки

И, предателя взором пронзя,

Превратит его в горсть насекомых...

Вот и Сталину было нельзя

Указать на булгаковский промах.

Но одернуть, с другой стороны,

Надо было Булгакова все же,

Ведь соваться в дела Сатаны

Сочинителям дерзким негоже.

Если будешь про черта писать,

Путь твой жизненный будет печален...

И Булгакова стал истязать

За политику хитренький Сталин.

Не за лживый портрет Сатаны,

А за то, что творит неумело,

Что не чувствует пульса страны

И не верит в рабочее дело.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Спасибо тебе, Господь,

Ты дал нам и кровь, и плоть,

И кости в оплётке жил,

Чтоб каждый дышал и жил.

Но всё, что тобой дано,

Болью заражено.

Вибрирует боль в кости -

Впору с ума сойти.

Впору взвыть из норы:

К чему мне эти дары?

Какая в этом корысть -

Суставы от боли грызть?

На всё, что передо мной,

Падает свет дневной,

Но между миром и мной

Становится боль стеной.

Никто, телесно скорбя,

Не примет мира в себя,

И мне всё чуждо вокруг,

Кроме телесных мук.

И слышать шепот смешно,

Когда бывает дано

На время боль побороть:

"Спасибо тебе, Господь".

2006

Андрей Добрынин

* * *

Гулял по улице котейко

Туды-сюды, туды-сюды,

Но подошел с мешком злодейка

И, посадив в мешок котейка,

Понес неведомо куды.

Летал по скверу соловейко

И пел, как надо по уму,

Но шел с рогаткою злодейка,

Пальнул чугункой в соловейка

И снес полчерепа ему.

Раз ночью пьяный человейко

Забрел в тот скверик невзначай,

Но подошел с ножом злодейка

И спрашивает: "Есть копейка?

Ах, нету? Значит, получай".

Вот так котейко, соловейко,

А также пьяный человейко

Прервали свой житейский бег.

Располагали жить все трое,

Но во вместилище сырое

Родной земли легли навек.

Ты строишь планы, человейко?

Но вспомни: есть судьба-индейка,

И от нее не ускользнешь,

Повсюду прячется злодейка,

И у него в кармане нож.

Ты лучше водочки испей-ка

И, чувствуя, как мир хорош,

Пой песни, словно соловейко,

Превозмогая в сердце дрожь.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Уходят солдаты великих полков,

Уходят все те, кто умел воевать,

А я поумнел за пятнадцать годков,

Я знаю, что встрече уже не бывать.

Прощай, старина! У могилы с тобой -

Старуха твоя да плешивый сынок,

Но знаю: ты некогда выиграл бой,

А я лишь проигрывать только и мог.

Я знаю и цену твоим орденам,

И как беспощаден бывает приказ,

Но в жизни загробной не встретиться нам,

Ведь разное небо у нас и у вас.

Ведь всё, что в сражениях взял ты, солдат,

Я роздал обратно за эти года;

Возможно, я даже воистину свят,

Но небо твое превратилось бы в ад,

Когда бы меня допустили туда.

2006

Андрей Добрынин

* * *

В воздухе неуследимый

Реет розовый плат.

Гаснет в проемах улиц

Весенний ясный закат.

Гаснет - нечто живое

В воздухе распылив,

И наливаются кровью

Голые ветки ив.

Отсвет живой ложится

На белую гладь пруда,

И в прорубь стучится снизу

И пахнет весной вода.

Плетется по белой глади

Фигурка наискосок,

И кажется безрассудным

Сегодня этот ходок.

Ведь полынья под снегом

Грозит прервать его путь...

Но на таком закате

Немыслимо утонуть.

Возможно только исчезнуть,

Кануть вмиг в водоем.

Мне лишь почудился путник,

Не стоит плакать по нём.

А если даже и был он -

Нельзя возмутить покой

Чьим-то исчезновеньем

В прекрасный вечер такой.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Трамвай влачит, завывая,

По снегу плащ световой.

Трамвай в ночи исчезает,

Но остается вой.

Вой в душе остается,

Вибрируя, как струна.

Пустынную остановку

Видишь ты из окна.

На рельсах бледные блики

Текучи, словно вода,

И беззвучно мерцает

Снежных валов слюда.

Уступами и углами

Вокруг надвинулся мрак,

И кажется, что недолго

Все это пребудет так.

Расширенными глазами

В застылость ночи смотри

И чувствуй, как неподвижность

Грызет себя изнутри.

Пульсирует свет фонарный

И вал дрожит снеговой,

И в неподвижности ночи,

Кажется, зреет вой.

Вой проникает в душу,

Чтобы ему в ответ,

Ты сам, предчувствуя что-то,

Завыл на фонарный свет.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Грязь пенится, как прачечная щелочь,

Она уже на стенах и на стеклах,

И держится не зря людская сволочь

Как можно дальше от бордюров мокрых.

Я с горечью гляжу на эти лица -

Какие там духовность и соборность!

В черты поверх желания нажиться

Печатью тяжкой вдавлена покорность.

Зеленовато-бледные отеки,

Круги под водянистыми глазами...

Капель, что миновала водостоки,

По этим лицам катится слезами.

Но эти люди неспособны плакать -

Как снег заплеванный, давно раскисли

И превратились в мартовскую слякоть

Их чувства, побуждения и мысли.

Ходячих мертвецов полна столица,

И, оживить пытаясь это стадо,

Смеюсь я дерзко прямо в эти лица

И ввинчиваюсь взглядом в эти взгляды.

И выходки гуляки не напрасны:

Лишь двое-трое вздрогнули, споткнулись -

И накренились здания опасно,

И заюлила перспектива улиц.

2006

Андрей Добрынин

* * *

В лице с разлитой трупной жёлчью

И с закопченностью глазниц

Ты вдруг увидел нечто волчье,

Отличное от прочих лиц.

Как будто вытолкнутый адом,

Плыл некто из глубин метро,

И под его холодным взглядом

Дрожало в ужасе добро.

И, робко этот взгляд встречая,

Никак ты не умел решить,

Как может ненависть такая

В глазной бесцветной слизи жить.

Ты статным вымахал мужчиной,

Лицо - клубника с молоком,

И он, питаясь мертвечиной,

Не мог не стать твоим врагом.

В питанье, видимо, причина

Того, что взгляд сравним с плевком:

Ему досталась мертвечина,

Тебе - клубника с молоком.

Ни лязга челюстей, ни воя

Он не издаст в людской толпе,

Но если бы вас было двое,

Кадык он вырвал бы тебе.

И ночью на тропе пустынной

Не дай Господь столкнуться с ним,

Ведь он питался мертвечиной

И потому непобедим.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Я на метро частенько езжу,

Но трудно мне его любить.

Хотя блевать там стали реже,

Но чаще стали морды бить.

И утешительного мало

Приносит нам теченье дней:

Хотя бродяг и меньше стало,

Зато смердят они сильней.

А злоба милиционеров

В метро стремительно растет.

Они страшнее красных кхмеров,

А Путин - это их Пол Пот.

Мы знаем: он бухать не может

И потому в душе злодей,

И, значит, вскоре уничтожит

Простых бухающих людей.

В обычае у лицемеров

Самим ручонки не марать:

Руками милиционеров

Нас будет Путин убирать.

Когда бухнуть себе позволим,

У нас слабеют тормоза,

И мы поэтому мозолим

Ментам и Путину глаза.

Мы материмся громогласно

И всех тузим вокруг себя,

Но людям доброй воли ясно:

Мы это делаем любя.

А Путин завистью исходит,

Ведь он и сам бухнуть не прочь,

И потому наряд уводит

Моих братков куда-то в ночь.

Террористический оттенок

Проказам хлопцев придают

И водворяют их в застенок,

Где свет всю ночь и неуют.

Не дали путинские суки

Браткам раздухариться всласть,

И хочется буквально руки

С досады на себя накласть.

Теперь я многих не встречаю,

Наклавших руки на себя,

И в скорбный список их включаю,

Зубами сумрачно скрипя.

Ужо, опричники, сатрапы,

Мы вам предъявим этот счет!

Запачканные кровью лапы

Вам меч народа отсечет.

И неспроста бывает мутен

И робок президентский глаз:

Ведь кое-чем почуял Путин,

Что недалек расплаты час.

Я никогда не расслабляюсь,

Пусть даже и сижу в пивной

И от похмелья отделяюсь

Янтарной кружечной стеной.

Но в кафельных студеных стенах,

Я знаю, стонут кореша,

И даже среди кружек пенных

Болит поэтому душа.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Я столько одолел телесных болей,

Что боль душевная уже смешна мне,

И страждущие от меня не боле

Сочувствия дождутся, чем от камня.

Боль - истинное дерево познанья;

С него еще вы яблочка не ели,

А то бы все душевные страданья

От вкуса боли сразу опреснели.

И если б корни дерева познанья

Живую плоть вам стали прободать бы -

На дефицит любви и пониманья

Вам вскоре оказалось наплевать бы.

Нелепыми становятся боренья

Духовные во имя благодати,

Коль плоть буравят острые коренья,

Чтоб пригвоздить навек ее к кровати.

Кто эти корни вырубает в теле,

Тот с криком нервы собственные рубит.

И пусть воняет смертью от постели,

И пусть болящего никто не любит, -

Уносятся, как по ветру солома,

Все лики, столь любимые дотоле,

И для болящего одно весомо -

Лишь временное облегченье боли.

Пусть бесполезна жуткая наука -

Ее зазубриваешь поневоле:

Жизнь - мука, но и смерть ведь тоже мука,

И не уйти легко из мира боли.

И я хочу стать безучастным камнем,

Который в землю врос у края поля,

Чтоб не услышать жалоб дурака мне -

Любовных жалоб в этом мире боли.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Ветер летит от теплых морей,

Ветвями щелкает сад.

Идет на север святой Андрей,

Как двадцать веков назад.

Синеют ложбины среди полей,

Речной зеленеет лед.

По южной трассе святой Андрей

В простом обличье идет.

Не всякому вести ветра слышны,

Но я легко поклянусь,

Что каждый день с приходом весны

Апостол идет на Русь.

Должно быть, странно явиться из

Притина, где Свет и Бог,

Чтоб видеть черные бревна изб

И черный снег у дорог.

Однако нельзя в раю опочить

От пастырского труда:

Ведь раз навсегда нельзя научить,

И надо учить всегда.

И снова надобно обойти

Так много знакомых мест,

И снова маячит в конце пути

Косой андреевский крест.

Когда тебя в толпе приютят

Скрещенья русских путей,

Тебе запомнится чей-то взгляд,

И это - святой Андрей.

Весной выходи; ползи, колеси -

Но путь не бойся начать.

На то и скитания по Руси,

Чтоб этот взгляд повстречать.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Да, надо чаще улыбаться,

Вот только было бы кому.

Кругом ведь жулики толпятся,

Не водворенные в тюрьму.

Их всех снабдил каприз природы

Чертовски искренним лицом.

Уж не Чубайс ли в оны годы

Был их фактическим отцом?

Пожалуйста, не улыбайся -

Ведь если по лицу судить,

То твари искренней Чубайса

Господь не мог соорудить.

Чубайс привык давить на жалость

И так растлил немало дам.

Его потомство разбежалось

По всем российским городам.

Про зиму скоро мы забудем,

Грядет голубоватый май,

Так улыбайся встречным людям

И их до хруста обнимай.

Целуй своих любезных братий

В тугие щеки и в усы,

Они ж сопрут в пылу объятий

Твои швейцарские часы.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Кто тесто будущего взмесит?!

Да уж не наша молодежь.

Она меня буквально бесит

Унылостью бескровных рож.

Ей анаши бы накуриться

И в клубе что-то там зажечь,

И совершенно изнуриться,

И с оханьем в постельку слечь.

Она ворочается тяжко

И, малодушней старика,

Анашки просит хоть затяжку

И хоть бутылочку пивка.

Что ж, сердце у меня не камень,

Я не какой-нибудь бирюк,

И узловатыми руками

Ремень я потяну из брюк.

И вскочит молодежь с постели,

И прочь метнется в неглиже,

Ведь мой ремень проверен в деле,

Таких не делают уже.

И анаша противна станет,

И вмиг расхочется пивка,

И поработать вдруг потянет

У зуборезного станка.

Ремень и честный труд имеют

Связь некую между собой.

Пусть ягодицы онемеют,

Набрякнув мрачной синевой.

Однако после истязанья

Отряды юных старичков

Наполнят заводские зданья

Задорным щебетом станков.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Я залезал на финские граниты,

Где сосны неизвестно как растут,

Лежал на Геленджикщине под пальмой,

Ну а теперь вот оказался тут.

И мне приятно видеть ваши лица,

Вдыхать особый запах москвичей.

Не портит вас стремление к наживе,

Светящееся в глубине очей.

Меня провинциалы раздражают

И их пренебрежение к труду,

Ну а москвич - он прямо землю роет,

Подметки прямо режет на ходу.

Особым остро пахнущим секретом

Он метит территорию свою.

Я чую этот запах с умиленьем,

Как ёбарь, вновь вернувшийся в семью.

И пусть вы у меня бумажник сперли -

Порадуйтесь! А я не огорчен:

Там лишь визитки нескольких уродов

И в Геленджике купленный гондон.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Туземцы ряд слов переняли у русских лишь потому,

Что русские всех безграмотных грозились бросить в тюрьму,

А тюрьма - серьезное дело, она ведь не сват, не брат,

И поневоле долдонишь: "Марксизм... Пролетариат..."

Когда же и сами русские позабыли эти слова,

То вернули себе туземцы человеческие права:

Право жить по законам природы и вдогонку русским плевать

И свои геройские песни в хоровых кружках распевать.

Но все же осадок остался и в памяти горький след.

Ведь если б не злые русские, то в течение многих лет

Звучали бы вместо терминов, от которых болит голова,

"Ёшбулды", "пеленягрэ", "йылу" - дорогие, святые слова.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Коль у тебя в костях ломота

Еще, как говорится, та -

Ей надо предложить Федота,

Или, точнее, Федота.

Коль хворь поэтом овладела,

Он просто ляжет и помрет.

Федот - совсем другое дело,

Ведь он богатый, наш Федот.

Ему ведь жить настолько клёво,

Что просто некогда страдать.

Немаленького отступного

Хворобе он способен дать.

Не для такого человека

Ломота (или ломота),

И вся скупается аптека,

И докторов не меньше ста.

В народное хозяйство впрыснет

Немало денег наш Федот,

И вот уж фабрика не киснет,

А вновь таблетки выдает.

Ушли ученые в работу

И с голоду уже не мрут...

Нельзя, нельзя болеть Федоту,

Для этого он слишком крут.

А если б ты моральных правил

Держался, дурья голова,

И на Федота бы не сплавил

Болезнь посредством волшебства,

И если б ты, голодный гений,

Болел бы сам в своей среде,

То положительных явлений

Не наблюдалось бы нигде.

Не выпускались бы таблетки,

Не суетились бы врачи,

И на продавленной кушетке

Один бы ты кряхтел в ночи.

Врачи - они ведь как репейник:

Плати за то, плати за сё,

А у тебя ведь нету денег...

Ты просто помер бы, и всё.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Что вам даст преходящая сытость?

А вот голод вам многое даст.

На меня посмотрите, к примеру:

Я поэт и писатель-фантаст.

Я по жизни всегда голодаю,

Ведь печатать меня не хотят

Эти клопоподобные люди,

Что в издательствах разных сидят.

Я видения дивные вижу,

Коль не кушаю несколько дней,

А очухавшись, эти виденья

Норовлю описать поточней.

Не простая в них кроется мудрость,

А такая, что только держись,

И из них абсолютно понятно,

Как должны мы устраивать жизнь.

Но издателям места в ней нету

И вообще никакому жулью,

Потому-то они отвергают

Как стихи, так и прозу мою.

Тем не менее я перед ними

Абсолютно не падаю ниц.

Я взираю на них равнодушно,

Свысока, как на жирных мокриц.

Если в пище писатель умерен,

То его не сломить никому.

Пишет он не по чьей-то указке,

А лишь то, что по нраву ему.

Голоданье дало мне свободу,

А она для фантаста - кумир,

И оно же виденьями чудными

Разукрасило мой психомир.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Когда я утопал в разврате,

Я весел был всегда и бодр,

Но годы минули - и нате:

В больничной охаю палате,

Гнету собой больничный одр.

Носил меня разврата ветер,

Я облетел весь белый свет,

Теперь ругаюсь: доннерветтер,

Мочиться должен я в катетер,

Ведь просто гадить мочи нет.

Но можно ль жить сперва красиво,

А завершать свое житье

В больнице, присмирев на диво,

В себе фиксируя пугливо

Урчанья, спазмы, колотье?

Так если на стезе разврата

Почувствуешь упадок сил,

Не верь в адептов Гиппократа.

Коль надо уходить когда-то,

Уйди красиво, как и жил.

Есть ресторан "Седьмое небо";

Туда девицу пригласи

И, как бы совершая требу,

В последний раз земного хлеба

И хлебного вина вкуси.

А после встань с лицом багровым,

Произнеси: "Прощайте, мисс", -

И разбегись, и с диким ревом

Архаром каменноголовым

Пробей стекло - и бросься вниз.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Прошли те годы, к сожалению,

Оставив лишь мечту о чуде,

Когда у памятников Ленину

Встречались любящие люди.

А возле постамента статуи

Кусты торчали, как нарочно,

Чтоб в них все пары неженатые

Сближались максимально прочно.

И в половое молодечество,

Всегда присущее мужчинам,

Вплетались дума про Отечество

И тяга к трудовым вершинам.

Однако их подруги не были

Ни в чем похожи на героев:

Хотелось им уюта, мебели,

Ковров, цветастеньких обоев.

Мужчины силились помалкивать,

Но можно ли любить ретиво,

Когда тебя начнут подталкивать

К созданью кооператива?

И корни олигархов грозных,

Которых ныне все боятся -

В тех кооперативах, созданных,

Чтоб только как-то отвязаться.

Но прежних нет уже романтиков,

Есть деньги - а любви не стало:

Той страсти средь окурков, фантиков

И человеческого кала.

Ведет богач супругу пошлую

По ботаническому саду,

И вдруг в глухой аллее прошлое

Предстанет внутреннему взгляду.

Халупка старая, горбатая -

Приют смотрителя за садом,

И под листвой опавшей статуя

Врастает в землю с нею рядом.

Скрывают инструменты дворничьи

Литое ленинское тело,

И олигарх промолвит с горечью:

"Смотри, ты этого хотела".

2005

Андрей Добрынин

* * *

Без чахохбиле чахнут люди,

Без лобио - морщинят лбы.

Лишь тот, кто видит харч на блюде,

Спокоен пред лицом судьбы.

Мы неприятности имели,

Но всё превозмогли трудом -

Шашлык-машлык и зелень-мелень

Свидетельствуют нам о том.

Пусть будет вызовом печали

Неутомимый праздник наш.

Съедим с хихиканьем хинкали

И с хохотом наутро - хаш.

Милы забавы, игры, смехи

На сытый, выпуклый живот.

Насытившийся, без помехи

Вершит свои дела Эрот.

А тот, кто знает толк в чанахи,

Его посевов агроном.

Искореняй в соседке страхи

Коварной лестью и вином.

А если заблистали плеши

На головах твоих друзей,

То рог наполни оджалеши

И мысли скорбные рассей.

Скажи себе: "За плешью каждой

Так много празднеств вижу я,

Кипящих чувственною жаждой

И утолением ея".

2005

Андрей Добрынин

* * *

Если дама не любит стихи,

То она, несомненно, тупа.

Ты уводишь ее в лопухи,

И звенит мошкарою тропа.

Ты ее собираешься еть,

Разложив свой потасканный плед,

А потом задремать и храпеть,

Предвкушая в дремоте обед.

Создает ветерки над тобой

Помавающий мерно лопух -

Это действия дамы тупой,

Отгоняющей слепней и мух.

А когда позовут на обед,

Оживишься ты вмиг и опять

Опрокинешь подругу на плед,

Чтоб верней аппетит нагулять.

Надо действовать быстро, чтоб гусь

На веранде остыть не успел.

Хороша ты, о дачная Русь,

И не зря тебя Кушнер воспел.

Процитировав несколько строк,

Из-под дамы ты выдернешь плед.

К сожалению, ей невдомек,

Как тут быть и что молвить в ответ.

И обратно знакомой тропой

Ты спешишь, поправляя штаны,

И подруга бредет за тобой,

Удрученная чувством вины.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Что ты смотришь, жена, откровенно враждебно,

Как обычно, надеясь на кротость мою?

Ты учти, я браниться могу непотребно,

А проштрафишься сильно - и вовсе прибью.

У людей образованных - слабые нервы,

Разъяряются вмиг кандидаты наук.

Забывают об этом нахалки и стервы,

Что стараются нас посадить под каблук.

Ты сказала опять, что я вверг тебя в бедность,

И в мозгу моем красная мгла растеклась.

Наказуема столь уникальная вредность,

Ты сама напросилась, сама нарвалась.

Я задумал расправу свою образцово,

Никаких синяков на тебе не найдут.

Я за печкой найду фолиант Степанцова -

Порнобиблию весом без малого пуд.

Я ее за углы ухвачу поудобней,

Подкрадусь потихонечку сзади и - тресь!

Ты присядешь. Послышится вздох твой утробный.

Ты прищуришься. Лобик твой сморщится весь.

Вся фигура твоя станет схожа с квадратом,

При ходьбе колесом станешь ноги держать,

Изъясняться начнешь исключительно матом,

Но при этом меня прекратишь раздражать.

При ударе часть слов из гигантского тома,

Словно струйка песка, в твой просыплется мозг.

Матерясь, захлопочешь ты бойко по дому,

Наводя на предметы немыслимый лоск.

А до этого не было счастья, хоть тресни.

Ну и тресни, не бойся, питомец наук!

Я же слышу: поет непристойные песни

И бранится на кухне мой искренний друг.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Любовь играет человеком,

И даже умными людьми.

Казалось бы, девчонка рядом,

А ты поди ее возьми.

Она ведь станет материться,

Доносом станет угрожать,

А то по спящему поселку

В ночи ударится бежать.

Конечно, запоздалый трактор

Во тьме наедет на нее,

И данный факт тебе отравит

Дальнейшее житье-бытье.

Ты будешь размышлять: << А если б

Я на нее не так попер,

Она бы и не побежала,

Была жива бы до сих пор.

Я, получается, убийца?

И пусть претензий нет ко мне,

Но как убийца я обязан

Топить раскаянье в вине.

Идти к соседу, глядя на ночь,

И говорить: "Я негодяй,

Но ты пойми меня, Степаныч,

И поскорее наливай.

Не говори, что, дескать, поздно,

Поскольку я во гневе лют.

Ведь я не просто так бухаю,

Как прочий поселковый люд.

В вине раскаянье топлю я,

Любовь оплакиваю так,

И ты не смей со мною спорить,

Ведь я убийца как-никак">>.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Да, нерастраченная нежность

Живет в подвыпившем мужчине,

Но нерастраченная злоба

В нем тоже где-то там живет.

И если женщину он встретит

На улице иль в магазине,

То абсолютно неизвестно,

Какая сила верх возьмет.

Мужчина ведь уже немолод,

Он женщин повидал немало,

И горьких слов немало слышал,

И претерпел от действий злых;

И поселился в сердце холод,

Хотя и жар в нем сохранился,

Мужчина женщин хоть и любит,

Но поколачивает их.

А делать это надо с толком,

Чтоб женщина уразумела,

В чем кроется ее ошибка

И отчего пришел кирдык.

Поэтому мужчина должен

Быть агитатором умелым,

И не случайно у мужчины

Подвешен хорошо язык.

И если ты в ночи услышал

Тирады, полные сарказма,

Сатиры, горьких обличений,

И плачет весь микрорайон -

Знай: это говорит мужчина,

Он недополучил оргазма,

Но опыт приобрел и мудрость,

А значит, торжествует он.

2005

Андрей Добрынин

* * *

У горы с каменистою осыпью

Море плещется, взор мой слепя.

Не простой человеческой особью,

А персоной здесь чуешь себя.

Если на море все-таки выбрался,

Значит, ты человек не простой,

Значит, в люди солидные выбился

И карман у тебя не пустой.

А теперь вот - морские купания

И на кромке прибоя возня,

И нудисток веселых компания

С интересом глядит на меня.

Мне понятна их взоров внимательность,

Я досадной ее не сочту,

Ведь мужская моя состоятельность,

Несомненно, видна за версту.

Очевидны и прочие свойства им -

Я, конечно же, не голубой,

Но и сам я с большим удовольствием

Приударил бы сам за собой.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Коль вижу ласковую тётю

В порнографическом кино,

Мне крикнуть хочется: "Вы врете,

Я вам не верю все равно.

На вид вы добрая, бесспорно,

Ведь вы в позиции любой

Всем мужикам, проникшим в порно,

Даете пошалить с собой.

А в жизни-то - другое дело,

Там вы покажете клыки,

Там за обычный доступ к телу

Должны жениться мужики.

А после выносить годами

Причуды ваши, склочный нрав

И мужиков, блудящих с вами

Без никаких на это прав.

Трудясь, вы юных наделяли

Несостоятельной мечтой,

Поскольку дерзко щеголяли

Своей фальшивой добротой".

Хлебнул я в жизни много горя,

Пытаясь воплотить мечты,

Но даже в здравнице у моря

Не встретил в дамах доброты.

Осмеян, как дурак последний,

Я мыслю: "Покарай, Господь,

Внушивших нам все эти бредни

Неискренних и лживых тёть".

2005

Андрей Добрынин

* * *

Очень ласково Черное море,

Тут не ждешь никакого вреда,

Но я встретил на море эту женщину вскоре

И почувствовал: это - беда.

Ах, зачем эти рыжие кудри

Я увидел в харчевне "Досуг"?

И пускай на шашлык подавали там нутрий -

Я простил общепитовских сук.

Думал я, что давно мое сердце -

Из крепчайшего бронестекла,

Но увидел я кудри цвета красного перца -

И мне перцу любовь задала.

Подвалить я собрался, ребята,

Но сказала судьба свое "фэ" -

С примененьем посуды и жуткого мата

Завязалася драка в кафе.

И к дверям устремилась наяда,

Проявляя немалый испуг -

На какое-то время в подобие ада

Превратилась харчевня "Досуг".

Почему мужики передрались -

Никогда не поймешь на Руси,

Но они над любовью моей надругались,

От меня им за это мерси.

От меня им вдобавок досталось

Табуреткой не раз по рогам,

Но какая-то горечь доселе осталась

К загубившим любовь мужикам.

С той поры, оказавшись на море,

Проявляю я горечь свою:

Слово "хуй" вывожу я на каждом заборе,

Всем собакам поджопник даю,

Облапошить пытаюсь таксиста,

Уверяя: "Уплачено, друг",

И питаюсь лишь там, где культурно и чисто,

А не в жуткой харчевне "Досуг".

2005

Андрей Добрынин

* * *

В южном городе два человека

В теплый вечер сошлись за столом,

Пили водку "Звезда Улугбека",

Разговаривали о былом.

Но мужская подумала особь,

Что купила ведь водку она

И поэтому женская особь

По понятьям отдаться должна.

Ну а женская думала особь,

Что пленителен южный закат,

Что улыбчива звездная россыпь

И что счастье сулит звездопад.

И взаимное непониманье

Получилось у этих людей,

И мужчина увесистой дланью

Вдарил женщину между грудей.

Он такую назначил ей кару

За наличие лишних понтов.

Повалилась она от удара

Со скамейки на клумбу цветов.

И она как-то вдруг поумнела:

Ведь с мужчиной, известным скотом,

Смысл общенья всегда - только тело,

А цветочки и звезды - потом.

И подумала женская особь,

Поудобней стараясь прилечь,

Что отдаться - единственный способ

Гнев самца на себя не навлечь.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Напишите мне песню такую,

Чтобы пела про рай в шалаше,

Чтоб она обращалась не к телу,

Чтоб она обращалась к душе.

Чтобы в том шалаше не творилось

Черных дел под названием "секс",

Чтобы жарилось все и варилось

На новейшей плите "Мулинэкс".

Чтоб жильцы шалаша не бросались,

Повстречавшись, немедля в постель,

Чтоб маньяки вокруг не слонялись,

Глядя внутрь через каждую щель.

Чтоб велось регулярно хозяйство,

Чтоб в духовке румянился кекс,

Чтоб не лезло в глаза негодяйство

С лягушачьим названием "секс".

Будет муж помогать убираться,

Будет нежно глядеть на жену,

И маньяки уныло скривятся

И обиженно скажут: "Да ну..."

И пельменями собственной лепки

Вновь супругов порадует дочь,

И, надвинув лужковские кепки,

Все маньяки потащатся прочь.

Нашей песни сладчайшие звуки

Не затронут их сумрачных душ,

И, омыв после ужина руки,

Улыбнется значительно муж.

Наша песня по миру несется,

Всех маньяков загнав на насест,

И вот-вот в шалаше развернется

Ренессанса достойный инцест.

2005

Андрей Добрынин

* * *

У женщин взор острее стали,

Они всевидящи, как мент,

Иначе как они узнали,

Что я полнейший импотент?

В постель я с ними не ложился

И темы не касался той,

Но вскоре пляс чертей сменился

В глазах у женщин пустотой.

Ведь не духовного общенья

Им нужно, а постельных бурь,

Пусть я и вежлив в обращенье,

И глаз моих тепла лазурь.

Читал я им свои баллады

И троестишия Басё,

И мне от женщин было надо

Лишь понимания, и всё.

Но женщины другого ищут,

Я этим выводом убит.

В мечтах у них пружины свищут

И койка гнется и скрыпит.

А половое бескорыстье

У женщин вызовет зевок...

Но вкатится с ухмылкой лисьей

Самец, лоснясь, как колобок.

Флюиды блуда испускает

И начинает чушь молоть,

И разум в женщине смолкает,

И голос возвышает плоть.

Готово превращенье это

Произойти в любой момент,

И понял я, что для поэта

Почетен титул "импотент".

Коль в женщине сильнее баба,

А не сестра и человек,

Довольно этого хотя бы,

Чтоб импотентом стать навек.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Посещал я прилежно кружок икебаны,

И решили ребята, что я голубой,

Но не знали ехидные эти болваны,

Что я в этом кружке мог встречаться с тобой.

И когда время наших занятий кончалось,

Уходил педагог, дом культуры пустел,

В помещенье кружка ты со мной закрывалась,

Чтоб составить букет из двух любящих тел.

А когда проявить удавалось сполна мне

В сочетанье с тобой всю самцовую мощь,

Композиции мы из цветов и из камня

Составляли опять. В них присутствовал хвощ.

И когда композиция вновь удавалась,

Ибо мы никогда не жалели хвоща,

Снова в губы ты мне поцелуем впивалась,

Снова падала на спину, вся трепеща.

Но теперь ты меня не ищи,

Пусть опять расцветают хвощи,

Но осыпались наши хвощи.

Я ушел. Не взыщи.

Почему же потухло столь пылкое чувство

И удушливый дым испустило притом?

Потому что сэнсэй, толкователь искусства,

Оказался тираном и пошлым скотом.

Он остаться велел тебе после занятий

И сказал, что искусство не вложишь в слова:

Передать его можно лишь в ходе объятий,

Углубляясь вовнутрь твоего естества.

А меня из кружка за бездарность изгнали,

Я хожу возле дома культуры, скорбя,

Где развратный сэнсэй в обезлюдевшем зале

Икебане по-своему учит тебя.

Ничего ты уже в моей жизни не значишь,

Я таких никому не прощаю вещей,

Но поверь: ты когда-нибудь горько заплачешь,

Увидав на болоте метелки хвощей.

Не ищи ты меня, не ищи,

Пусть опять расцветают хвощи,

Но осыпались наши хвощи.

Я ушел. Не взыщи. Не взыщи.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Измочаленный ночью бессонной,

Всё лежит молодой человек.

Смутно чувствует юноша оный,

Что его завершается век.

Юных лет сохраняя привычки,

Ходит он по ночным кабакам,

Но девчонки, как яркие птички,

От него разлетаются там.

Значит, надо заказывать в баре

Многократно по сто пятьдесят,

Чтобы в вызванном водкой угаре

Позабыть про свои пятьдесят.

Упадают на девичьи груди

Лишь в нелепых мечтаньях своих

Квазиюноши, бывшие люди,

А теперь - человеческий жмых.

Если жизнью ты досуха выжат

За полсотни нелегких годов,

Пусть тобою влечение движет

К зрелым прелестям женщин и вдов.

А девчонок не трогай. Да ну их!

На девчонок рукою махни.

Для безумных юнцов длиннохуих

Предназначены Богом они.

Всё девчонки, девчонки... Да брось их!

И почаще высмеивай их.

Весь их ум - только в длинных волосьях,

Вся их польза - лишь в попках тугих.

Коль в любви существует удача,

То, конечно же, это вдова:

У нее есть машина и дача

И в сберкассе на книжке средства.

Ты отнюдь не считаешься старым

С точки зрения женщин и вдов.

Поумнели они - ведь недаром

Проскрипели по стольку годов.

Хоть какого-нибудь мужичонку

Им желательно холить и греть,

И поэтому ты на девчонку

Не смотри с вожделением впредь.

Чтобы впредь по утрам полутрупом

Не валяться с ломотой в кости,

Прекрати ошиваться по клубам

И девчонок любить прекрати.

Утром хватишься денег - а нету,

Ты их в клубе поди поищи,

А у вдов золотисты котлеты

И багровы густые борщи.

Ко вдове хорошо бы прибиться!

Постепенно ее обаять,

И понравиться ей, и жениться,

И всегда при вдове состоять.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Если девушку взял - не злословь,

Не порочь ее душу и тело

И вообще не пиши про любовь,

Ведь любовь - это скорбное дело.

Преуспев, как обычно, в любви,

Ты опять не обрел идеала,

И поэтому злоба в крови

Нарастает подобием шквала.

Замотавшись в клубок одеял,

Как себе самому не дивиться?

Ну какой из нее идеал,

Из такой заурядной девицы?

Полноваты ее телеса

И слегка косолапа походка,

И глядят голубые глаза

До обидного честно и кротко.

Рявкнешь ты: "Пропади, сатана,

Не желаю с тобою сношаться!"

Не ответит на ругань она,

Лишь в комочек попробует сжаться.

И накинешься ты на нее,

И ее развернешь под собою,

И под жалобный плач и нытье

Ты возьмешь ее женственность с бою.

А затем ты обмякнешь на ней

И надолго в раскаянье стихнешь,

И плачевность судьбины своей

В тишине этой скорбной постигнешь.

"Никогда никакой идеал

Не пройдет всесторонней проверки" -

Этот страшный вердикт прочитал

Ты в бессмысленных глазках грезэрки.

И обводишь ты спальный покой

Ненавидящим взором угрюмым,

И грезэрка сопит под тобой,

Опасаясь мешать твоим думам.

2005

Андрей Добрынин

* * *

Да, я когда-то служил педагогом,

Больше не в силах я это скрывать.

Двойка в зачетке служила прологом,

Ну а финалом служила кровать.

И на кровати любил распинать я,

По-извращенчески вкрадчив и тих,

Самых тупых, пропускавших занятья,

Но полнотелых студенток своих.

Как они в гневе трясли телесами,

Как бормотали - мол, нет, не хотим!..

Но потихонечку пятились сами

К ложу, сулившему полный интим.

Ночь проведя в упоительных муках,

Сомнамбулически шли они прочь.

В грешных, отвергнутых Богом науках

Делала их корифейками ночь.

Знал я, что каждая эта корова

После талдычит кружку своему:

"Девки, скажите - мол, я не готова,

Я бы сдала вечерком, на дому".

Нет, не боялись они разложенья -

Так мотыльки не боятся огня.

В знак благодарности и уваженья

"Адским профессором" звали меня.

Из переспавших со мною студенток

Вышло немало известнейших лиц:

Бизнес-матрон - директрис, президенток,

И депутаток, и даже певиц.

Словом, везде, где в почете развратность,

Преуспевали мерзавки мои.

Можно отметить одну неприятность:

Ни у одной не сложилось семьи.

Кроме меня, дуновением ада

Кто бы сумел их в постели обжечь?

Значит, про тихое счастье не надо

Нам заводить бесполезную речь.

Было зато у них в жизни в избытке

Разных уловок, обманов, интриг,

Были провал, разоренье до нитки -

Будет успеха житейского пик.

Будет банальная смерть от инфаркта

И погруженье в житейскую стынь...

Те, кто взыскует житейского фарта,

Быстро своих забывают богинь.

Но если даже забвение вздулось

И поглотило былую звезду, -

Не огорчайтесь, девчонки: я жду вас

Там, где вам самое место, - в аду.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Я в восторге от вашей большой сексуальности,

И восторг, несомненно, достиг бы вершин,

Если б не было в ней элемента вокзальности,

Если б вы не долдонили "падло" и "блин".

Если б тратам большим, непосильным заведомо,

Не старались бы вы подтолкнуть мужика,

Если б дома готовили скромный обед ему,

Не нуждаясь в казенной стряпне кабака.

Если б в самом разгаре соития страстного

Не пытались о шмотках начать разговор,

Ошарашив настолько партнера несчастного,

Что к соитию он охладеет с тех пор.

К сожалению, только способностью к шопингу

Измеряете вы сексуальность самца,

И прибегнуть готовы всегда к рассиропингу,

И способны растрогать любого скупца.

Словно в мухах какашка, вы вечно в поклонниках,

Все блестят и жужжат, понимая намек:

Чтобы выиграть плотный рулончик зелененьких,

Выставляете на кон вы свой передок.

Но во мне уже нет опьяненья игорного,

Ибо все ваши игры воняют слегка.

Став разумней с годами, отринул я гордо

Ритуальные пляски вокруг передка.

Ах, корыстью отравлены милые игры -

Те, в которые надо играть без порток,

И вовек не узнать у иссякшей поллитры,

Где найти бескорыстный, родной передок.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Мы знаем - жить нельзя без женщин,

И женщинам известно это;

Все женщины - торговки жизнью:

Нам - жизнь, им - звонкая монета.

Коль не имеешь счета в банке,

Холуев, личных предприятий,

То не допросишься у женщин

Ни поцелуев, ни объятий.

Иной безжизненный страдалец

За ними тащится, стеная:

"Ну дай мне хоть глоточек жизни,

Ведь ты хорошая, я знаю.

Из-за ушей ведь щеки лезут,

Ведь ты одета и обута.

Дай на полшишечки хотя бы -

Ну замечталась ты как будто..."

"Что значит - "дай"? - рычит торговка. -

Твой "Дай" залупой подавился.

Хасан, следи, чтоб этот чмошник

Впредь у прилавка не крутился".

И, волоча ступни по снегу,

Домой потащится страдалец.

Обвисли безнадежно руки

И главный, двадцать первый палец.

А мы ведь только этим пальцем

Способны к жизни прикрепиться,

Но нету денег на стыковку,

А только чтобы вдрызг напиться.

Страдалец знает: все сбылось бы,

Коль он имел бы черный "бумер",

И притворяется живущим,

Хотя на самом деле умер.

Но лучше так, чем враз лишиться

Квартиры, "бумера" и дачи -

Ведь хищные торговки жизнью

Не унижаются до сдачи.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Испытанья нет тяжелей,

Чем не видеть любимых черт.

"Не тушуйся, будь посмелей", -

Тебе шепчет на ухо чёрт.

И, от выпивки осмелев,

Ты домой к любимой придешь.

Там слоняется муж, как лев,

Под хвостом ощутивший вошь.

Он в прихожей встретит тебя,

Грозно гаркнет: "Ты кто такой?!" -

И ухватит, злобно сопя,

Тебя за нос толстой рукой.

И распухнет несчастный нос,

Сразу станет багрово-синь,

И у милой от горьких слез

Затрепещет глазная синь.

И промолвит она сквозь плач:

"Посмотри на себя в трюмо.

Мне не нужен такой носач,

С отвратительным носом чмо.

Ты, наверное, много пьешь,

И отсюда такой недуг.

Если ты сейчас не уйдешь,

То тебя изобьет супруг".

Разумеется, ты уйдешь,

Ведь супруг чудовищно зол.

Спросишь черта: "Скажи, за что ж

Ты меня настолько подвел?"

Черт солидно скажет: "Не бзди,

Мы уладим этот вопрос.

Надо бабу тебе найти,

У которой такой же нос.

Я тут знаю рядом одну,

Самобытна ее краса.

Нос у ней - полметра в длину,

И на нем растут волоса.

Я устрою судьбу твою,

И лицо не криви, старик.

А зачем в чужую семью

Ты с любовью своей проник?

Извини, тут я ни при чем,

И теперь напрасно не плачь.

Если сделался носачом,

То смотри на мир как носач.

Будет много жарких ночей,

Будет тренье носом об нос.

Милых маленьких носачей

Наплодите вы целый воз.

Посмотри: ведь живет же слон

Со слонихой в большой любви...

Ну, записывай телефон

И лицо давай не криви".

2006

Андрей Добрынин

* * *

Девушка эта по пенью отличница -

Так защебечет, что публика ахнет.

Аплодисменты скворчат, как яичница -

Странно, что маслом кипящим не пахнет.

Песни поет она крайне невнятные,

Вечно их смысл от меня ускользает.

Кажется, девушка эта развратна - и

Совесть ее постоянно терзает.

Девушка эта запуталась, кажется,

В связях порочных своих с мужиками.

Вроде стесняется - но и куражится,

Ходит по сцене большими шагами.

Девушку эту, красу ненаглядную,

Пьяный продюсер в гримерке ласкает,

Ибо иначе на кухню эстрадную,

Знаю, теперь никого не пускают.

Нынче продюсеры так посуровели,

Что тараканят певиц где попало.

Девушку эту они подготовили,

Чтоб вожделение вызвать у зала.

Сладко визжит поросеночек этакий

И демонстрирует сочное тело;

Да, я поэт, я наставник по этике,

Но вожделенье и мной овладело.

Так бы и съел эту хрюшечку пухлую,

Так бы в постель и впечатал мерзавку.

Рукоплещу и восторженно ухаю

И устремляюсь к любимой сквозь давку.

Тут же охранники вида бульдожьего

Валят меня оплеухами на пол,

Но не избегнуть возмездия Божьего

Тем, кто соблазн этот жуткий состряпал,

Тем, кто мужчинам в болезненном возрасте

Вздумал показывать эту девицу.

Приступ такой неестественной бодрости

Может причиной инсульта явиться.

Надо в буфете потребовать вермута,

Чтоб наважденье скорее угасло,

Ну а девица да будет низвергнута

В чертову кухню, в кипящее масло.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Чтоб не давать бабенкам власти

Над молодой своей душой,

Пошел ты по военной части,

Военачальник стал большой.

От баб ты думал отсидеться

В сугубо мужеской среде,

Но никуда от них не деться,

Они решительно везде.

И как-то на подходе к штабу,

Где ты - главнейший командир,

Внезапно ты увидишь бабу -

И рухнет весь привычный мир.

Гвоздем в мозгу твоем засядет

Вполне обычный вид ея.

Всего тебя залихорадит,

Вся жизнь разрушится твоя.

Член отвердеет, словно желудь,

И станут липкими мечты,

И, надувая зоб, как голубь,

Затопчешься вкруг бабы ты.

Ты был разумен накануне,

А нынче - откровенно глуп,

Позорно распускаешь нюни

И молишься на бабий пуп.

И нагло семенят на блядки

Все подчиненные твои,

И вся дивизия в упадке,

И знамя гложут муравьи.

Но генерал, который знает

В своем военном деле толк,

При штабе снайпера сажает,

И он по бабам "щелк" да "щелк".

Щелчок - и баба с криком: "Гады!",

Исполнив заячий подскок,

Ложится трупом у ограды,

Раскинув плети рук и ног.

А рядом упадает сумка,

В ней самогон наверняка,

Да только не сбылась задумка

Внести анархию в войска.

И если много настреляет

Таких вот баб лихой стрелок,

То на побывку отправляют

Его в родимый городок.

Но, даже отъедаясь дома,

Он будет вспоминать с тоской

Ту часть, где все ему знакомо,

Надежный коллектив мужской.

Ведь городские шалашовки

Потянутся к его крыльцу,

И об отсутствии винтовки

Взгрустнется смелому бойцу.

Вот, генерал, каким воякам

Пристало защищать страну.

Ведь баб, которых ставил раком,

Ты не отправишь на войну.

А ежели твои солдаты

Горазды только пить-гулять -

Зови меня! Ведь я когда-то

Любил по бабам пострелять.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Обижают меня неприятные люди,

Говорят, что пишу я плохие стихи,

И лежу я как хрен на фаянсовом блюде

С идиотским смешком: "Хи-хи-хи. Хи-хи-хи".

Затесалось тут блюдо для рифмы, конешно,

А по правде - лежу я в постели с тобой

И ласкаюсь к тебе сверхъестественно нежно,

И с тобой мы хихикаем наперебой.

Запускаю туда я дрожащие руки,

Где на сладком болотце курчавятся мхи,

И пускай обижают меня эти злюки,

Говоря, что пишу я плохие стихи.

Но ведь мне и не хочется сильно стараться,

Полируя стихи ради этих глупцов,

Если можем с тобою мы нежно ласкаться,

Не вставая с постели по многу часов.

А порой мы с тобой составляем единство,

Укрепившись на плотской единой оси,

И далекими кажутся злоба и свинство

Критиканов, лежащих в духовной грязи.

Лягушоночек я рядом с милой трясинкой,

Помидорчик, которому нужно тепло,

И меня не смутит в парничке под перинкой

В литераторских душах царящее зло.

2006

Андрей Добрынин

* * *

С женщиной бывает интересно

Жизнь страны толково обсудить,

Но моя почти что бессловесна -

Только и умеет, что блудить.

Черт меня подбил соединиться

На туристском слете у тропы

С этой человекоединицей,

С этим представителем толпы.

Почему я не насторожился

От ее зловещей немоты

В тот момент, когда я с ней сдружился,

То есть повалил ее в кусты?

Женщина в столь важное мгновенье

Что-то говорить всегда должна:

Про женитьбу, про деторожденье,

Про того, кем девства лишена.

Видя близко мужеские уши,

Делится она любой мечтой.

Расцветают яблони и груши

В этот миг в душе ее простой.

Расцветают яблони и груши,

Песней заливается Крутой,

И струится в мужеские уши

Женского сознания отстой.

Но моя молчала, словно рыба,

В сладкий миг соединенья тел.

Я тогда не испугался, ибо

Как изюбрь при случке одурел.

Да, моя словами не бросалась,

Ровно ничего не говоря -

Просто ляпнуть глупость опасалась,

И теперь понятно, что не зря.

Нынче-то она разговорилась,

Понесла с апломбом вздор такой,

Что передо мною приоткрылась

Вся бездонность глупости людской.

Женщины, как правило, тупицы,

Но, бесспорно, всех тупей моя.

Я давно сбежал бы, но в столице

Не имею своего жилья.

Если видишь тихую девицу -

Избегай, сынок, ее сетей:

Глупость в тихом омуте таится,

А она страшнее всех чертей.

Глупость будет каждый день упрямо

Тюкать жертву клювом в мозжечок -

Значит, встретив замкнутую даму,

Лучше обойди ее, сынок.

Замкнутость - ведь это та же скрытность,

То есть рыльце, стало быть, в пуху;

Свойство всех молчуний - ненасытность

И наклонность к блудному греху.

И моя бессмысленная швабра

Оказалась тоже из таких.

Мужики к ней подступают храбро,

Молчаливость не пугает их.

И поскольку я из-за квартиры

Не могу порвать постылых уз,

То махнул рукой на прелесть мира,

Начисто утратил к жизни вкус.

Обзавелся я излишним весом,

И в чередованье блеклых дней

Наблюдаю тупо за процессом

Идиотизации своей.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Был я в гостях у одной малознакомой девицы,

И совратила меня эта негодница в блуд.

Я на рассвете уже вновь на нее взгромоздился,

Чтоб машинально свершить тягостный акт половой.

Вряд ли уместно самцу вновь начинать это дело,

Если проделал его за ночь раз десять уже.

С ужасом понял я вдруг: этот заезд бесконечен,

И обругал сам себя за неуместную прыть.

В этот отчаянный миг я ощутил с удивленьем:

Кто-то щекочет слегка голые пятки мои,

Пальцы босых моих ног кто-то легонько кусает...

И преисполнился тут я возбужденьем таким,

Что моментально свое выполнил черное дело,

Ну а потом и еще - без перерыва почти.

Мощью своей поразил я боевую подругу,

В чем этой мощи секрет - я ей не стал говорить,

Хоть и заметил: в постель серый котенок забрался

Ну и решил поиграть голыми пальцами ног.

Так в подсознанье мое врезалась эта щекотка,

Что без нее мне любовь пресной казалась уже.

Честно признаюсь: с тех пор я не могу без котенка,

Пару котят приобрел я в переходе метро.

К дамам теперь я хожу только с котятами в сумке,

Как бы желая развлечь даму посредством котят.

Пальцами ног шевелю я, оказавшись в постели,

И привлекают котят эти движенья мои.

И начинают они пальцы покусывать нежно,

С ними бороться шутя, шерсткой ступню щекотать.

Важно котят не спугнуть, соединяясь с подругой,

И продолжать шевелить пальцами в ходе любви.

Я достигаю тогда неимоверных восторгов,

Да и подруга в себя долго не может прийти.

Жаль, что котята резвы и легкомысленны крайне,

Что-то их вдруг отвлекло - ну и пропала любовь.

Сумрачный кот пожилой будет надежней, пожалуй;

Пусть он давно охладел к детским забавам котят,

Но если смазать ступни густо утиным паштетом,

То, недоверчивый, к ним вскоре приблизится кот.

Лакомство с нежных ступней слизывать он начинает,

И начинает мужать мой прихотливый приап.

Шероховатый язык, пятки мои полируя,

Делает втрое острей все ощущенья любви.

Правда, довольно чудно смазывать пятки паштетом,

Это ведь целый процесс, трудно его утаить.

Да и что толку таить - вкусного духа не скроешь,

Значит, хозяйка кота четко должна понимать:

Друг ее - русский поэт, стало быть, тронутый малость,

И у поступков его нет объясненья вообще.

Коль объяснений она все же начнет домогаться,

То взбеленится поэт, с бранью расквасит ей нос

И удалится, забрав из холодильника водку

И пожилого кота тоже с собой прихватив.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Что ты с девушкой сделал, жестокий подонок?

Веселилась она и порхала давно ль,

А теперь в ее пузике зреет ребенок

И вином она лечит душевную боль.

Вспомни, что ты ей в ухо шептал торопливо,

Как расписывал брачное ваше житье?

Отрицал ты значение презерватива,

А теперь отрицаешь отцовство свое.

Да, я тоже вступил с этой девушкой в близость,

Но запомни: не я ее первый растлил

И не я, проявляя душевную низость,

Всевозможные блага ей лживо сулил.

Обещал ты купить ей квартиру-однушку

И хорошенький автомобильчик "пежо",

А потом беззастенчиво кинул подружку,

Но досель в ее сердце виденье свежо,

Как летите вы с нею в открытом "роллс-ройсе"

В Куршевель из Парижа, чтоб там загулять...

Ну а я лишь командовал сухо: "Подмойся" -

И потом молчаливо валил на кровать.

Почему покорялась мне эта гордячка?

Потому что сложился в ней комплекс вины,

Хоть во рту моем вечно каталася жвачка

И все время расстегнуты были штаны.

Не пытался я ей обещать королевство

Или знанием модных курортов блеснуть,

Но зато не гнушался отсутствием девства

Под нетрезвую руку ее попрекнуть.

Стала девушка эта забитой и робкой,

Соответственно я становился все злей -

И влепил ей пинка, и бабахнувшей пробкой

Унеслась она прочь из квартиры моей.

Вот что ты натворил, языкастый мерзавец,

Вот кому ты подругу вручил и исчез.

С виду я городской молчаливый красавец,

А по духу - колхозный чабан-мракобес.

Не сумел примириться мой ум деревенский

С тем, что был я всего лишь вторым мужиком,

И подруга бредет к консультации женской

Поутру, но изрядно уже под хмельком.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Сегодня, первого апреля,

Я важно двигался к метро.

Мне вслед прохожие смотрели -

Ведь я разряжен был пестро.

Подобно флагу Верхней Вольты

На мне клубилося пальто.

Пока достать такие польта

В столице не сумел никто.

В портах из клетчатого твида,

Ворсистых, рыже-голубых,

Я шел - и ширилась обида

У граждан в их глазах тупых.

В египетский колпак особый

Мой лысый череп был одет.

Недаром с завистью и злобой

Народ таращился мне вслед.

Я шел в лаптях - мне их прислали

Из самых перуанских Анд,

И граждане осознавали,

Что я не просто пошлый франт.

Не зря подергивалось веко

Мента, который пас Москву:

Он творческого человека

Впервые видел наяву.

Он понимал, что люди - стадо,

Но как бороться с этим злом?

Да попросту однажды надо

В овечьем стаде стать козлом.

Чтоб всех овечек поразили

Отличья явные твои,

Чтоб за тобой они трусили

В каком-то сладком забытьи.

Вокруг меня, к примеру, в секту

Давно сплотился женский пол,

И пусть завидующий некто

Шипит мне вслед, что я козел.

Завидуй - мне-то что за дело!

А что еще осталось вам?

Ведь я заведую всецело

Душой и плотью ваших дам.

Пока вы издаете стоны

В тисках житейской суеты,

Мне ваши дамы бьют поклоны,

Любуясь на мои порты.

С меня цветастые одежды

Сектанток скопище сорвет -

И оправдает их надежды

То, что затем произойдет.

В спортзале мы по пыльным матам

Валяться будем всем гуртом,

И согрешат сестрицы с братом,

Чтоб вместе каяться потом...

Мент, лицемерно негодуя,

Мои одежды оглядел.

Он понимал, куда иду я,

И вслед за мной пойти хотел.

О жутких оргиях в спортзале,

Где пахла блудом темнота,

Ему старухи рассказали,

И зависть мучила мента.

Но он боялся форму сбросить,

Облечься в творческий прикид.

На службе он получит проседь,

Одышку и радикулит.

А после вытянется в морге

На металлическом столе,

Уныло, безо всяких оргий

Проделав путь свой по земле.

Его душа весьма не в духе

Уйдет в космическую тьму,

Ведь даже уличные шлюхи

Не поклонялися ему.

Но мы мента жалеть не будем,

Ведь сам свой жребий выбрал он.

Лишь к творческим, глубоким людям

Приходят дамы на поклон.

Такие люди крайне редки -

Что носят в будни, просто так

Пальто тропической расцветки

И острый звёздчатый колпак.

2006

Андрей Добрынин

* * *

Не могу обойтись без насмешек над вами,

Без похабных намеков и шуточек плоских,

И дружки с малоразвитыми головами,

Разумеется, ходят в моих подголосках.

Составляют они мою буйную свиту,

Каждый чих мой считают они гениальным.

Только брякну я что-то, шутник знаменитый,

Как они разражаются гоготом сальным.

Их толпа как бы держит меня под прицелом

И, меня своей грубою меркою меря,

Полагает, что я увлечен вашим телом

И в наличье духовности женской не верю.

Всем ведь памятны давние произведенья,

Где воспел я запальчиво блуд и телесность...

Вот как нас угнетает публичное мненье,

Вот как дорого надо платить за известность.

Мне хотелось бы с вами в тиши кабинетной

Обсуждать все явления жизни духовной,

Ну а я приближаюсь к вам с целью конкретной -

Весь такой пошловатый, развязный, греховный.

Я вас просто на кофе хотел пригласить бы,

Но боюсь, что дружки засмеют и осудят,

И боюсь, что уже ни любви, ни женитьбы,

Ни слияния душ в моей жизни не будет.

Популярные крайне несчастны поэты,

Ибо к личному счастью прорваться не могут

Сквозь сложившиеся заблуждения света

И своих почитателей пакостный гогот.

Окружен я всегда почитателей ратью,

И, когда повстречаю вас вдруг на концерте,

За округлости тела вас должен хватать я,

Осклабляясь, как изображение смерти.

И бежите вы прочь с негодующим видом,

И опять почитатели мне рукоплещут,

И опять я ничем перед ними не выдам,

Как в любви и раскаянье сердце трепещет.

Мне хотелось бы рухнуть с рыданием на пол,

Я же слушаю, как меня хвалят дебилы:

"Очень правильно ты эту цацу полапал -

Впредь не будет от нас отворачивать рыло".

2006

Андрей Добрынин

* * *

О горе! Сегодня я не сумел издрать седину из моих усов,

И на балконе я приспустил в знак траура флаги моих трусов.

В округе всё неизменно, а я прощаюсь с юностью озорной,

И время качает, словно волна, балконную палубу подо мной.

Потупился мой седовласый уд, но слезы все-таки смог сдержать,

А девочки, что играли внизу, с хихиканьем бросились вдруг бежать.

Засели они в дворовых кустах и жадно таращатся сквозь листву,

Как я, на балконе скорбно застыв по стойке "смирно", в вечность плыву.

2006

Оставить комментарий

Обновлено: 16/01/2013. 261k. Статистика.

Сборник стихов: Поэзия

Связаться с программистом сайта.

Добрынин Андрей Владимирович Пыльная голова

Добрынин Андрей Владимирович
Пыльная голова