Еноты - звери общительные, поэтому живут обычно компаниями штук по пять-шесть. В одиночку им не интересно. Что - не интересно? Да ничего! Ни гулять, ни отдыхать, ни есть, ни работать. Работают они обычно в огороде или на кухне, а там, ясное дело, коллективом куда веселее.
Но из всякого правила есть исключения. Был один енот, который предпочитал одиночество. Звали его Пивий. Он любил быть один не потому, что ему не нравились другие еноты, а просто потому, что его профессия требовала особой тишины и сосредоточенности. По своей основной специальности он был профессором плововедения и один семестр в году преподавал в енотьей Академии Кухонных Наук. Но было у него еще одно необычное увлечение, точнее даже творческое.
Всякое творчество сродни волшебству, и Пивий знал это лучше всех. Как и Персик, он любил сидеть на деревьях, но книг с собой не брал. Даже яблок обычно не брал, а если и брал, то в жидком виде - то есть в виде бутылочки сидра. Попивая сидр, он слушал шум ветра в ветвях и неслышно разговаривал с деревом. Да, он всегда лазил только на яблони, это важно. Выбирал самые старые и развесистые: Пивий с детства хорошо кушал и всегда становился победителем соревнований среди енотят, кто быстрее и чище съест завтрак и обед. У него в норе и медалей висела целая коллекция. Медали были шоколадные, но он съел из них всего-то парочку, что доказывает его выдающуюся силу воли.
С деревом он тоже разговаривал своеобразно. Для этого ему не требовалось слов. Закрыв глаза и крепко держась лапой за толстую ветку, а иногда и обняв ствол, он представлял себе яблочный сидр - целую реку сидра. О, как прекрасна была эта река, цвета расплавленного золота, но легкая, как солнечный свет! Полноводно текла она в зеленых берегах под голубым небом, источая пряный аромат! Как сладки были на вкус ее воды, растекающиеся взрывным весельем на языке! Как легко их тепло проникало в кровь, окрашивая ее золотыми отблесками и поселяя в душе неугасимое солнце! Пивий видел эту реку, обонял ее, черпал из нее мысленно полными кружками и кувшинами, чтобы наполнить этим веселым живым золотом весь мир. И ему совсем редко приходилось для вдохновения прикладываться к своей бутыли, потому что сидр и так жил в его сердце.
Дерево годилось не каждое - у дерева тоже должны быть талант. И с каждым избранным приходилось работать подолгу - иной раз на это уходило целое лето. Всякий свободный вечер Пивий сидел, припав круглой мохнатой щекой к теплой коре яблони, и купался душой в золоте небесного сидра. В эти мгновения у них с деревом была одна душа на двоих и одни мечты. Дерево понимало: это Пивий принес в его жизнь нечто большее, и как-то по-особому бережно держало его на своих плечах.
И только ближе к осени, когда ветки яблонь уже клонились к траве под сладким грузом созревших плодов, Пивий понимал: момент истины настал. Что-то толкало его изнутри, он тоже не мог объяснить, как понимает, что дерево полностью слилось с его мечтами и разделило их. И тогда наконец он решался: бережно срезал острым ножом выбранную веточку. И из среза, как из краника, лился сияющим ручейком в подставленную глиняную кружку свежий сладкий сидр, растворяющий золото в крови...
Яблони обычно давали сидр не только на этот год, но еще на один-два следующих, для этого с ними уже отдельной работы проводить не требовалось. Пивий на другое лето выбирал уже следующую яблоню, но время от времени обходил и прежние, как навещают старых друзей. Завидев его, прочие еноты, приходившие с бидонами, кувшинами и кружками, а то и с бочонками в тачке, почтительно отступали и ждали поодаль, чтобы не мешать творцу говорить со своим творением. И Пивий подходил, снова обнимал дерево, прижимался к стволу щекой и замирал ненадолго с закрытыми глазами. Ведь он так любил эти яблони, с которыми у него были общие мечты...