Lib.ru/Современная литература: Филимонов Олег Игоревич. Контр-адмирал Владимир Иванович Истомин

Т.К. Павлова
О.И. Филимонов
(праправнучатые племянники В.И. Истомина)

Владимир Иванович Истомин

Контр-адмирал Владимир Иванович Истомин
(1809-1855 гг.)

Контр-адмирал Владимир Иванович Истомин, один из пяти братьев-моряков Истоминых.

Он родился 7 марта 1809 года в семье секретаря камерального суда Эстляндской губернии коллежского секретаря Ивана Андреевича Истомина. Место рождения Владимира Ивановича в настоящее время нами не установлено.

Встречаются данные, что родился он (якобы по его словам) в селе Ломовка Мокшанского уезда Пензенской губернии. Один из нас посылал запрос в Государственный архив Пензенской области. Ответ гласил, что

...в документах архивного фонда Пензенской духовной консистории, в метрической книге церкви с. Ломовка Мокшанского уезда за 1809 год сведений о рождении Владимира Ивановича Истомина не обнаружено.

В некоторых изданиях сообщается, что В.И. Истомин родился в Эстляндской губернии. Эти данные так же проверялись, положительного ответа мы не получили. Но, если учесть, что отец его в те годы служил в Эстляндии, эта версия представляется более предпочтительной.

В 1816 году "титулярный советник и кавалер Иван Андреев сын Истомин" пишет Прошение на имя "Всепресветлейшего, Вседержавнейшего, великого Государя, Императора Александра Павловича, Самодержца всероссийского, Государя Всемилостивейшего" об определении его старших сыновей Константина и Андрея в Морской Кадетский Корпус. К Прошению прилагается Послужной Список Ивана Андреевича. Из него мы с удивлением узнали, что происходит И.А. Истомин "из вольноопределяющихся мещанского состояния", хотя с детства мы неоднократно слышали от родителей, что Истомины старинный дворянский род. О семейном положении Ивана Андреевича в Списке сказано так: - "Женат, имеет "сыновей: Константина 11 (вероятно, возраст, примечание автора), Андрея 9, Владислава 7, Александра 2, дочерей: Александру 14 и Елизавету 5 лет".

Вы ничего не заметили? Нет сына Владимира, зато фигурирует некий Владислав, который, судя по его возрасту, родился в 1809 году. Это же и год рождения Владимира Ивановича Истомина.

Константин и Андрей Истомины были приняты в Морской Кадетский Корпус в 1819 году.

7 сентября 1820 года Владислав Истомин подает прошение (орфография сохранена, примечание автора):

Всепресветлейший, Вседержавнейший, великий Государь, Император Александр Павлович, Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший

Просит недоросль из Российских дворян Грекороссийского Вероисповедования, Владислав Иванов сын Истомин онижеследующем.

1-е

Отец мой Родной Иван Истомин, службу ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Продолжает в Эстляндской казенной палате секретарем в чине Титулярного советника, ныне мне от роду Одинатцать Лет, обучен Пороссийски Читать и Писать ичасть Арифметике, нов службу ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО Величества Никуда еще Неопределен, а желание имею вступить в морской Кадетской Корпус в Кадеты, а по тому Всеподданнейше прошу. - К СЕМУ ПРОШЕНИЮ

2-е

Дабы ВЫСОЧАЙШИМ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Указом Повелено было сие мое прошение Принять, именя имянованного Пожеланию моему в морской Кадетской Корпус Определить, ачто я действительно из дворян и помянутому Титулярному советнику, Ивану Истомину Законный сын в Том Представляю Присем Свидетельство; Недоросль из дворян Владислав Иванов сын Истомин.

ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ прошу ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА о сем моем Прошении решение учинить. Сентября дня 1820 года.

К поданию Надлежит Господину Адмиралу, морского Кадетского Корпуса директору и Кавалеру Петру Кондратьевичу Карцеву, сие Прошение сослать.

Просителя Писал Канцелярии Оного Корпуса под Канцелярист Николай Кузмин руку приложил.

"Владислав Иванов сын Истомин" и "Руку приложил" - написано другим почерком. Вероятно, писал Владислав Истомин. К прошению приложено:

Свидетельство

Дано сие из Эстляндской Казенной Палаты за подписанием членов и приложением печати служащему в оной Палате Секретарем Титулярному Советнику и кавалеру Ивану Андрееву сыну Истомину в том, что у него имеется родной сын Владислав, коему отроду одинатцатый год в уверении чего и подписали августа 10 дня 1820 года

Советник Петр Ребиндер

Советник барон Карл Розен

Губернский Казначей (неразборчиво)

Канцелярист (неразборчиво)

В этом Свидетельстве смущает одно - в августе 1820 года Владимиру Ивановичу шел двенадцатый год, а не "одинатцатый". Но в Прошении Владислав пишет, что ему одиннадцать лет. Вероятно, в Свидетельстве ошибка.

31 марта 1823 года следует приказ по Морскому Кадетскому Корпусу:

По ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению недоросли из дворян определяются в кадеты в комплект и помещаются: Владимир Истомин в 3-ю, а Яков Перфильев в 4-юроту, коих Главному дежурному штаб офицеру внесть по Корпусу в список, а ротным командирам довольствовать противу продчих.

Можно подумать, что Владимир и Владислав Истомины - разные лица, но в документе, названном "Ответ на N 2.212-й" от "Августа 5 дня 1824 года N 702" читаем:

Канцелярия морского кадетского корпуса, отделение штаба по военно-сиротской части уведомляет: что сын Титулярного советника Истомина Владислав определен в оный корпус в кадеты 1823 марта 31 и состоит уже гардемарином сего 1824 года майя с 31 числа.

О Владиславе Истомине в приказе по Корпусу за 31 марта 1823 года не упоминается. Получается, что Владислав Истомин и Владимир Истомин - одно и то же лицо. В дальнейшем имя Владислав больше нигде не упоминается, во всех документах фигурирует теперь только Владимир Иванович Истомин. И старший брат его, Константин Иванович, в письмах к нему обращается: "Любезный брат Владимир".

Как и почему произошло, что Владимир Иванович потерял имя, полученное при крещении, неизвестно.

В "Ответе на N 2.212" обращает на себя внимании и другое: всего через год после поступления в Корпус В. Истомин "состоит уже гардемарином". Звание "гардемарин" обычно присваивалось кадетам, которые уже оканчивали Корпус и готовились к производству в офицеры. Видимо, так были отмечены успехи Владимира Ивановича в учебе.

Морской Корпус давал хорошее, по тем временам, образование. Например, на последнем курсе, гардемарины изучали 20 предметов. Артиллерия изучалась не только морская и фортификационная, но и полевая. Наверное, благодаря этому, в 1855 году был период, когда все четыре участка обороны Севастополя возглавляли моряки: капитан I ранга А.А. Зарин, вице-адмирал Ф.М. Новосильский, контр-адмирал А.И. Панфилов, контр-адмирал В.И. Истомин, и возглавляли успешно.

Кадеты в Морском Корпусе не были жестко разбиты по курсам, как в настоящее время в наших учебных заведениях. В зависимости от успеваемости, кадет мог одни предметы изучать в старших классах, другие в младших.

В 1827 году Владимир Иванович заканчивает Морской Корпус. Выпускается он гардемарином. Его племянник, Владимир Константинович Истомин объясняет это тем, что он "по недостижением законного числа лет не мог быть произведен в мичманы" ("Русский Архив" 1877 кн.1 с.124).

В это время в Кронштадте формировалась эскадра, которой впоследствии довелось принять участие в Наваринском сражении. И, хотя маршрут и цели эскадры считались секретными, моряки догадывались, что эскадра пойдет в Средиземное море, чтобы оказать помощь восставшей против османского ига Греции.

Восстание началось в 1821 году. Общественное мнение России, связанной с Грецией давними религиозными, культурными и торговыми связями, было на стороне восставших. Еще в 1825 году правительство России приняло решение об оказании Греции военной помощи. После вступления на престол в декабре 1825 года Николая I, греческий вопрос оставался основным внешнеполитическим вопросом, стоявшим перед ним.

В 1826 году Россия и Англия подписали Петербургский протокол, который гарантировал Греции автономию, свободу торговли, защиту собственности. В случае сопротивления со стороны Турции, предусматривалась возможность вооруженного выступления в защиту Греции. Протокол приглашал Францию и другие страны присоединиться к этой декларации. Этот протокол был победой России и первым дипломатическим успехом Николая I.

В 1827 году, когда греческие повстанцы терпели поражения от регулярных турецких и египетских войск, Россия добилась подписания Лондонского трактата, к которому присоединилась и Франция. Трактат подтвердил право Греции на автономию и предусматривал, в случае неуступчивости турецкого правительства, совместную военно-морскую демонстрацию союзников у Морейского побережья.

Естественным было горячее желание молодого Владимира Истомина принять участие в походе в Средиземное море, тем более, что на флагманском корабле "Азов" служили двое его старших братьев: мичманы Константин и Андрей Истомины, последний, правда, вскоре был переведен на однотипный "Иезекииль", также входивший в состав эскадры. Командовал "Азовом" капитан I ранга М.П. Лазарев. Это имя широко было известно в русском флоте.

Юношей, после окончания Морского корпуса, Лазарев проходил стажировку в английском флоте и, по некоторым данным, принимал участие в знаменитом Трафальгарском сражении, которое явилось апофеозом карьеры адмирала Горацио Нельсона.

Участник войны 1812 года, моряк, совершивший три кругосветных плавания, замечательный воспитатель флотской молодежи. С Михаилом Петровичем долгие годы потом будут связаны морские судьбы Константина и Владимира Истоминых. Под его руководством произошло становление их, как моряков. Им очень повезло с наставником.

Русская эскадра в составе четырех кораблей, четырех фрегатов и одного корвета, под командой контр-адмирала графа Л.П. Гейдена в первых числах октября прибыла в Средиземное море, где соединилась с английской и французской эскадрами. На совещании флагманов было принято решение войти в Наваринскую бухту, где был сосредоточен турецко-египетский флот, и блокировать его там, так как турецкий флот оказывал существенную помощь войскам, действующим против греческих повстанцев. Турок решено было предупредить, что если они не окажут сопротивления, союзники огня не откроют.

Когда 8 октября корабли союзников стали входить в Наваринскую бухту, турецкие береговые батареи открыли по ним огонь. Посланные англичанами один за другим двое парламентеров, были убиты. Необходимо отметить, что военное преимущество было на стороне турок. Они имели 62 военных корабля с 2106 орудиями против 27 с 1298 орудиями у союзников.

Несмотря на это, в жестоком 4-х часовом бою турецко-египетская эскадра была уничтожена почти полностью. Союзники потерь в кораблях не имели, но некоторые из них получили значительные повреждения. Экипажи всех кораблей вели себя в бою героически, особенно отличился "Азов". Корабль получил 153 пробоины, из них 7 - подводные. Им было самостоятельно потоплено 5 кораблей противника и один совместно с англичанами. Все офицеры были награждены. Капитан I ранга М.П. Лазарев был произведен в контр-адмиралы. Отличился в бою лейтенант П.С. Нахимов. "За отличие" он был произведен в капитан-лейтенанты и награжден высшим для офицера его чина орденом - Святого Георгия 4 степени.

В числе других, орденом Святой Анны с бантом был награжден мичман Андрей Истомин, Святой Анны 4 степени - мичман Владимир Корнилов и мичман Константин Истомин. "За отличие" гардемарину Владимиру Истомину адмирал Л.П. Гейден собственноручно повесил на грудь Знак Военного Ордена (позже его называли "солдатский Георгий", примечание автора), одновременно он был произведен в мичманы. Корабль "Азов", впервые в истории русского флота, был награжден кормовым Георгиевским флагом и вымпелом.

Несомненно, что участие в победоносном сражении, когда превосходящие силы противника были разгромлены наголову, оказало влияние на формирование личностей молодых офицеров. Имена многих мичманов и лейтенантов "наваринцев", спустя двадцать - тридцать лет, когда они были уже адмиралами, стали широко известны на флоте, а некоторые и всей России.

В ходе Крымской войны все узнали имена адмирала П.С. Нахимова, вице-адмирала В.А. Корнилова, контр-адмирала В.И. Истомина. Известны были адмирал В.С. Завойко, адмирал П.Ф. Анжу и другие.

В 1828 году началась русско-турецкая война. Средиземноморская эскадра, уже под командованием контр-адмирала М.П. Лазарева, осуществляла блокаду Дарданелл.

К этому времени относится и становление П.С. Нахимова, как командира. Фрегатом "Кастор" был захвачен турецкий 20-пушечный корвет "Нассаби-Сабах" ("Восточная Звезда"), который в русском флоте получил название "Наварин". Командиром "Наварина" был назначен капитан-лейтенант П.С. Нахимов. В состав экипажа был включен и мичман Константин Истомин. А мичман Владимир Истомин продолжает службу на "Азове". Много времени он уделяет изучению военно-морской истории, иностранных военных флотов.

Война закончилась подписанием в 1829 году Андрианопольского мира, по которому к России переходили острова в дельте Дуная, Черноморское побережье от Анапы до Поти, Ахалцих (Нагорный Карабах), часть армянских областей Турции. Была гарантирована широкая автономия Греции, подтверждены автономные права Сербии и Дунайских княжеств, провозглашена свобода торговой навигации в проливах.

В 1830 году русская эскадра возвратилась из Средиземного моря в Кронштадт.

Молодые мичманы и гардемарины, уходившие три года тому назад в поход, о целях которого они только догадывались, возвратились бывалыми моряками, и не просто моряками, а военными моряками, участниками сражения, которому суждено было войти в историю нескольких флотов. Все они были награждены боевыми орденами.

В 1831 году "Азов" был исключен из списков флота. Сказались повреждения, полученные при Наварине. Недолгой, но славной оказалась жизнь этого корабля. Георгиевский флаг с "Азова" был перенесен на новый корабль "Память Азова", на который был переведен и экипаж "Азова".

В 1832 году контр-адмирал М.П. Лазарев был назначен начальником штаба Черноморского флота. Вместе с ним на Черное море были переведены и капитан-лейтенант П.С. Нахимов, и лейтенант К.И. Истомин. Лейтенант В.А. Корнилов уже проходил службу на Черном море.

В 1835 году по запросу М.П. Лазарева, на Черноморский флот переводится лейтенант Владимир Истомин. Михаил Петрович собирает вокруг себя своих учеников.

В.И. Истомин командует шхуной "Резвая", пароходом "Северная Звезда", на котором император с императрицей обошли черноморские порты. Оценкой командирских качеств В.И. Истомина послужили два перстня с бриллиантами и императорскими вензелями и орден Святого Владимира 4 степени.

В 1842 капитан-лейтенант Владимир Истомин становится командиром корвета "Андромаха", а в 1843 - фрегата "Кагул".

Далее наш прадед В.К. Истомин пишет:

В 1845 году, по просьбе бывшего наместника Кавказа князя М.С.Воронцова прислать в его распоряжение одного из лучших моряков, для ближайшей разработки местных морских вопросов, М.П. Лазарев назначил на Кавказ Истомина. Таким образом последнему посчастливилось стать в близкие отношения к другому светилу прошлого царствования. Всем известный рыцарский характер и образованный ум покойного наместника скоро отметили нового подчиненного. Вл. Ив-ч пользовался не только доверием и уважением, но даже чувством привязанности князя Воронцова.

Владимир Иванович принимает участие в в боях с горцами. При штурме укрепленного селения Салты, благодаря храбрости Истомина, малочисленный морской десант сумел отбить атаки превосходных сил противника, а потом и обратить его в бегство. В.И. Истомин был награжден за эту операцию.

К периоду службы Владимира Ивановича на Кавказе, уже капитан-лейтенанта, относятся несколько сохранившихся писем к нему М.П. Лазарева. В них не только обсуждаются чисто служебные вопросы, но звучат дружеские нотки, обсуждаются дела семейные и т.д.

Хотел было отвечать Вам, любезный Владимир Иванович, на весьма любопытное Ваше письмо о взятии Солты от 29 сентября еще 15-го сего октября, но бестолковый курьер, проезжавший из Одессы через Николаев, не зашел ко мне... Благодарю Вас за подробности, изложенные в письме Вашем, и душевно радуюсь, что все черкесские пули пролетели мимо Вас, несмотря на сотни тысяч ими выпущенных. Это доказывает, что та пуля, которая должна попасть в Вас, еще не отлита!.. Екатерина Тимофеевна, в продолжение пяти недель, была так больна, что за жизнь ее мы опасались!.. Благодаря Бога, натура взяла свое... Теперь она совершенно здорова... Князь Михаил Семенович писал мне в последнем письме после взятия Солты, что он представил Вас к следующему чину, - и нет сомнения, что представление это будет уважено, с чем заранее и поздравляю Вас... Все наши Вам кланяются, в том числе и Миша, он говорит, что писать к Вам будет после, а теперь ему некогда.

Преданный М. Лазарев.

В 1847 году "за отличие" Владимир Иванович был произведен в капитаны II ранга, в 1849 году, также "за отличие", в капитаны I ранга.

В 1849 году в Николаеве был спущен на воду 120-пушечный корабль "Париж". Владимир Иванович был назначен командиром 35-го флотского экипажа и корабля "Париж". Вскоре "Париж" стал образцовым кораблем на Черноморском флоте.

В 1851 году тяжело больной Главный Командир Черноморского флота Михаил Петрович Лазарев по повелению императора направился на лечение, а фактически, умирать (у него был рак желудка, примечание автора) в Вену. По его настоянию, его сопровождал В.И. Истомин, который находился при нем до последней минуты.

Находясь в Вене, адмирал Лазарев продолжал руководить Черноморским флотом и Владимир Иванович исполнял обязанности, которые можно охарактеризовать, как начальник выносного штаба флота.

Штаб флота в Севастополе, осуществлявший оперативное руководство флотом, возглавлял вице-адмирал Корнилов.

Мы приведем отрывок из книги Владимира Константиновича Истомина "Иван Семенович Унковской", составленной по воспоминаниям последнего. (Москва 1910 г. стр.54-56)

И.С. Унковской, командир брига "Эней", придя в Триест и блистательно выдержав смотр, устроенный "Энею" австрийским императором Францем-Иосифом,

...отправился в Вену, где на смертном одре, изнемогая от тяжелого недуга, угасал один из лучших русских людей, честь и слава русского флота, образец верноподданного Государя и России. Иван Семенович застал Лазарева в ужасном виде. Страдая болезнью, не вполне определенной докторами, вероятно, раком желудка, Лазарев умирал голодной смертью за невозможностью принятия пищи. Тучный от природы, он исхудал до последней степени, и когда Иван Семенович увидал его лежащим в кровати, изнеможенным, с изменившимся от страданий лицом, носившем признаки надвинувшейся смерти, он не выдержал и, выбежав в соседнюю комнату, разрыдался как ребенок. Близ умирающего, кроме жены и дочери, находился один из ближайших и любимейших учеников, мой дядя, Владимир Иванович. Дядя, значительно старший годами Ивана Семеновича, питал к Лазареву тоже юношеское чувство обожания; для него, как и для Унковского, со смертью этого человека как бы обрывался сам смысл жизни. Им казалось, что со смертью Лазарева умирает самый Черноморский флот. Они не знали, что это роковое событие волею судьбы отодвигалось еще на четыре года.

Дядя передал Ивану Семеновичу подробности последнего времени, рассказывал, как, несмотря на жестокие мучения и изо дня в день увеличившуюся слабость, Лазарев продолжал заниматься делами, заботился о родном флоте, делал распоряжения, подписывал бумаги. Дяде пришло в голову в интересах семьи умирающего воспользоваться его доверием. Не говоря никому, дядя заготовил всеподданнейшее письмо на имя Государя, в котором Лазарев вручал семью свою его милостивой заботливости. Лазарев, лежа в постели, подписывал бумаги и заметил необычный формат одной из них. "Что это такое?" - спросил он. Дядя молчал. Лазарев взял бумагу, пробежал ее глазами и обратился с укором к дяде.

- Как могли вы, Владимир Иванович, обмануть мое доверие? - сказал он. - Во всю жизнь я ни разу не просил ни о чем, не теперь изменять своим правилам.

И он разорвал бумагу.

Две недели прожил Иван Семенович в Вене, ожидая печальной развязки, но могучий организм боролся упорно. Далее ожидать было невозможно. Обливаясь слезами, поцеловал он руку человека, которого

в помышлениях потому только не дерзал ставить выше отца и сильнее любить его, что опасался на себя навлечь гнев Божий.

и расстался с ним навеки.

Из письма Владимира Ивановича от 18 апреля 1851 года:

Вчера мы совершили обряд погребения над телом покойного адмирала... Я был потребован к нашему посланнику при здешнем дворе, который мне объявил, что Австрийский император, желая воздать праху покойного воинские почести согласно его званию, изволил осведомляться, не оставил ли Михайло Петрович завещания, которым отклоняется от всяких посмертных церемоний при погребении его тела. На мой ответ, что такого завещания нет, барон Мейендорф вошел в соображения по поводу предстоящего церемониала... В 11 часов кончилось отпевание, и 8 человек унтер-офицеров в трауре, полка Мариасси, подняли гроб, снесли и поставили его на катафалк. От церкви шествие двинулось следующим порядком: впереди дивизион кирасир, за ним 6 орудий при батальоне инфантерии, потом дивизион гренадер, ордена адмирала, там певчие, духовенство и гроб; за гробом траурная лошадь с рыцарем в черных латах, потом семейство покойного и все члены нашей миссии, за ними весь наличный в Вене генералитет, имея в голове их и. к. высочества, эрцгерцогов Вильгельма и Эрнста; инфантерия и артиллерия заключали шествие... Когда вышли из городских ворот, то при гробе остались только два дивизиона кирасир, которые провожали тело покойного до кладбища; остальные же войска выстроились на гласисе, где ими было сделано 36 пушечных выстрелов, в трех промежутках 9 ружейных залпов. Тем церемониал кончился, и тело адмирала поставили в капеллу до отправления его в Россию...

Владимир Иванович Истомин вернулся к исполнению обязанностей командира корабля "Париж". Вся служба на "Париже" была поставлена образцово, благодаря ежедневным учениям матросов и офицеров в обстановке, приближенной к боевой.

В 1852 году "за усердно отличную службу" капитана I ранга В.И.Истомина наградили орденом Святого Владимира 3 степени.

В.И. Истомин - К.И. Истомину. Севастопольский рейд. Июня 18-го дня 1853.

Наконец-то могу собраться писать тебе, любезный друг и брат Константин... От души поздравлю тебя Высочайшей милостью (речь идет, видимо, о присвоении Константину Ивановичу звания контр-адмирала и назначении в свиту императора, примечание автора), с искренним пожеланием большего и большего, да чтоб Всевышний даровал тебе здоровья получше моего... Мы здесь живем совершенно на военную ногу и только ждем, чем у вас там откликнутся на последнюю ноту турецкого правительства; не стану тебе описывать ход дипломатических сражений, сколько они нам здесь известны, умолчу также о состоянии нашего флота, потому что тебе эти вещи, без сомнения, так же хорошо знакомы, как и нашему брату, но не могу не сообщить, что здесь все от адмирала и до барабанщиков одушевлены одним общим желанием войны и смотрят на предстоящую борьбу как на дело, уже решенное Провидением в нашу пользу... Чем бы там ни кончились переговоры, мои 120 пушек в совершенной исправности, команды с отличным духом, и я смело говорю, что не отступлю ни перед кем и не перед чем и буду резаться на славу... Мне только остается просить тебя, любезный брат, поцеловать от меня ручки Настасье Петровне, а племянниц и племянников, которым я уже и счет потерял, расцеловать в обе щеки. За сим прощай, любезный друг Константин, в случае войны, быть может, навсегда, а там не забывай Тебе душевно преданного и любящего тебя брата.

К.И. Истомин - В.И. Истомину. Кронштадт, 19 августа 1854 года.

Я совершенно виноват, любезный Владимир, что не отвечал своевременно на твои письма, но тем не с меньшим беспокойством слежу по газетам или по другим источникам ваши дела и положение, мои родные Черноморцы. До сих пор Черноморский флот, по истине отличался во всех своих делах и предприятиях... Севастополь страшно укреплен, войска в нем много, и флот там на все готовый и который себя даром не отдаст. Это наши враги все знают и все понимают и потому-то с их стороны и делаются страшные приготовления. Средства у злодеев огромные, и потому невольный иногда страх и беспокойство находит на нашего брата, понимающего все значение Севастополя для нашей родной матери-кормилицы России, не говоря уже о бедном сердце, которое бьется от беспокойства за родных и любезных друзей и товарищей...

Прошу тебя наперед обратить внимание на мое поручение, которое делаю тебе от имени Великого Князя... Пожалуйста, попроси от моего имени В.А. Корнилова или кого нужно, чтоб тебе дали кондукторов для черчения; прошу только об одном: похлопочи, чтобы мы с тобою не ударили в грязь лицом, и имей в виду, что твои чертежи и описания к оным поступят к Великому Князю; пожалуйста же, Владимир, удружи! Затем, в ожидании прекрасных чертежей и еще лучшего описания к оным, прошу тебя засвидетельствовать мой душевный поклон Павлу Степановичу, Вл. Алекс. Корнилову, Панфилову и другим; я же поручаю вас всех благому Провидению; молю, чтоб вы все были избранными орудиями для покорения завидливых и злых врагов России, и с желанием тебе во всем совершенного успеха, остаюсь навсегда преданный тебе брат К. Истомин.

***

Октябрь 1853 года - начало русско-турецкой войны. Первоначально события складывались благоприятно для России. Русские войска вступили в Молдавию и Валахию, были одержаны победы на Кавказе.

День 18 ноября 1853 года навсегда вошел в историю русского флота, как, наверное, и турецкого. Эскадра вице-адмирала П.С. Нахимова двумя колоннами вошла в Синопскую бухту, где скрывалась турецкая эскадра под командованием Османа-паши.

Флагманом первой колонны, под флагом Нахимова, был корабль "Императрица Мария", вторую колонну, под флагом контр-адмирала Ф.М. Новосильского, возглавлял "Париж", командир - В.И. Истомин.

В четырехчасовом бою турецкая эскадра и береговые батареи были уничтожены. Русские потерь в кораблях не имели.

В бою отличился "Париж". П.С. Нахимов так писал о действиях его командира:

...Владимир Иванович Истомин проявил примерную неустрашимость и твердость духа, благоразумие, искусные и быстрые распоряжения во время боя.

Далее П.С. Нахимов писал, что он во время боя приказал объявить благодарность командиру "Парижа", но на "Императрице Марии" все фалы оказались перебитыми.

За "отличие" капитан I ранга В.И. Истомин был произведен в контр-адмиралы.

Адмиральские эполеты Истомину подарили офицеры "Парижа". Растроганный Владимир Иванович пообещал никогда их не снимать. Командиром "Парижа" стал П.А. Перелешин, бывший на нем старшим офицером.

В числе других турецких кораблей, в этом бою был сожжен и фрегат "Фазли Аллах". История этого корабля необычна. В 1829 году, во время русско-турецкой войны, русский фрегат "Рафаил" между турецким городом Сизополь и Босфором во время сильного тумана неожиданно встретил турецкий флот. Уйти "Рафаилу" не удалось и, находившиеся в более благоприятном положении относительно ветра, турки окружили "Рафаил". Не вступая в бой, командир "Рафаила" капитан II ранга С. Стройников приказал спустить флаг.

Необходимо отметить, что во время многочисленных русско-турецких войн ХVIII-XIX веков, русскими моряками было захвачено 8 кораблей и фрегатов противника, не считая корветов и других более мелких судов, но "Рафаил" оказался единственным русским военным кораблем, который удалось захватить туркам. Торжествуя по этому поводу, турки дали "Рафаилу" новое имя "Фазли Аллах" ("Дар Аллаха", примечание автора).

Реакция Николая I на это событие была предельно жесткой: все офицеры были разжалованы в матросы без права выслуги (срок службы рядовых составлял тогда 20 лет, примечание автора), кроме того, Стройникову запрещалось жениться, "дабы не плодить трусов на флоте". Правда, к этому времени Стройников уже был женат и имел двоих сыновей. Оба они впоследствии окончили Морской Корпус и дослужились до адмиральских званий.

Не коснулось это распоряжение только одного офицера - мичмана Метаксы, который с заряженным пистолетом направился в крюйт-камеру (пороховой погреб, примечание автора), чтобы взорвать корабль вместе с экипажем. Однако, Стройников запретил ему взрывать корабль.

Сам "Рафаил" по приказу императора должен был быть уничтожен, или, если будет захвачен русскими кораблями, сожжен, как недостойный носить русский флаг. В Синопском бою, спустя 24 года, приказ императора был выполнен, о чем специально доложил ему князь А.С. Меншиков

Синопское сражение было последним сражением парусного флота. В прошлое уходила целая эпоха истории флота. На смену романтике паруса пришла сила пара. Движение корабля стало зависеть не от стихии - силы ветра, а от плода человеческого разума - паровой машины. В офицерской морской среде появились новые, доселе невиданные специалисты - инженеры. И хотя они поначалу считались на флоте "черной костью" и не носили флотские звания, будущее флота было за ними.

В Синопском сражении ученики адмирала М.П. Лазарева продемонстрировали лучшие качества, воспитанные в них любимым учителем: превосходное знание морского дела, решительность, храбрость.

Синопское сражение изменило стратегическую обстановку: флот России стал господствовать на Черном море. Ослабление Турции, которая в глазах Англии и Франции являлась противовесом России и служила барьером на пути выхода России в Средиземное море и на Ближний Восток, вызвало серьезное беспокойство на Западе.

Из-за просчетов российской дипломатии, Россия оказалась в изоляции. Вступление в войну на стороне Турции Англии и Франции становилось все более вероятным. И, надо признать, Синопское сражение активизировало этот процесс.

К сожалению, как это было всегда, Россия к большой войне оказалась не готова. Армия имела устаревшее вооружение, флот был, в основном, парусным, в то время, как основу английского и французского флотов составляли паровые суда.

Несовершенной была система управления государством в целом. Император Николай Павлович пытался единолично управлять огромной империей. Работая по 16 - 18 часов в сутки, он все же не мог обеспечить четкую работу сложнейшего механизма государственной машины. На местах царили коррупция, казнокрадство, бюрократия пронизывала всю систему сверху донизу, делая ее косной, неспособной к восприятию нового, более совершенного.

В апреле 1854 года Англия и Франция объявили войну России, позже, в 1855 году к ним присоединилось Сардинское королевство. Вооруженного нейтралитета придерживались Пруссия и Австрия, которую совсем недавно, в 1848 году император Николай Павлович спас от развала.

Какую цель ставили перед собой "союзники", развязав Восточную войну? Мы неправильно называем ее Крымской. Да, основные боевые действия велись в Крыму, но цели, которые должна была решить эта война, одним Крымом не ограничивались.

Нас хотели лишить баз и флота на Черном море.

Нас хотели вытеснить с Кавказа. Границы России в этом регионе западные стратеги видели по Кубани и Тереку.

Нас хотели лишить выхода к Балтийскому морю, захватив и разрушив Петербург и оккупировав Прибалтику.

Нас хотели вытеснить с Дальнего Востока, захватив сначала Камчатку, а потом и Приморье.

Нас хотели вытеснить из Молдавии и Бессарабии.

Нас хотели вернуть к границам России времен первых Романовых. К границам Руси, а не России.

Кстати, идолы, которым слепо поклонялись и поклоняются наши коммунисты, Маркс и Энгельс, полностью поддерживали эти идеи и выступали в западной прессе с ярыми русофобскими призывами. Могут сказать, что они ненавидели русский царизм, как позже его называли большевики, "жандарма Европы". Но их статьи о Крымской войне проникнуты ненавистью именно к русскому народу. По сути дела, это была первая мировая война, в которой Европа выступила против России.

Утром 2 сентября 1854 года более 300 транспортных судов под прикрытием многочисленных боевых кораблей начали в Евпатории высадку англо-франко-турецких войск, вооруженных самым современным по тем временам оружием, с большим количеством снаряжения. Всего была высажена 61 тысяча человек. Русская армия в Крыму, под командованием князя Меншикова, насчитывала 34 тысячи человек.

Первое сражение состоялось 8 сентября на реке Альма, после которого русская армия отступила к Бахчисараю, для сохранения связи с внутренними губерниями России и защиты Перекопского перешейка от противника. Путь на Севастополь союзникам был открыт.

Севастополь, хорошо защищенный с моря, совершенно не был готов к обороне с суши. Над главной военно-морской базой Черноморского флота России, гарнизон которой составлял около 18 тысяч человек, нависла реальная опасность.

Ожидалось, что противник будет атаковать город с Северной стороны. Поначалу В.И. Истомин возглавил оборону именно этого участка. Когда же руководство обороной Севастополя с севера принял на себя В.А. Корнилов, Истомин был назначен начальником штаба. Однако противник двинулся на совершенно беззащитную Южную сторону.

Еще до принятия решения о затоплении кораблей, Владимир Иванович предлагал перекрыть Северную бухту бонами.

Оборона города была разбита на четыре участка - дистанции, как их тогда называли. Истомин был назначен командовать четвертой дистанцией - дистанцией Малахова кургана - "на пост самый важный и в начале самый беззащитный", - писал позже П.С.Нахимов.

Здесь, при обороне Малахова кургана, проявились лучшие качества контр-адмирала В.И. Истомина и как военачальника, и как человека. Строгий и требовательный по службе, он никогда не возбуждал в подчиненных ни неудовольствия, ни ропота, они видели адмирала первым на работе и последним на отдыхе, видели всегда впереди в самых опасных местах. Даже, когда во время октябрьской бомбардировки 1854 г. Владимир Иванович был ранен и контужен, он не ушел с позиций.

Приняв на себя оборону участка, вначале вовсе не укрепленного, Владимир Иванович все свои силы, знания, волю направил на создание оборонительных сооружений. Протяженность участка составляла три версты, на нем находилось более ста орудий и "мне пришлось быть и артиллеристом, и инженером, и начальником войск, к тому же на открытом воздухе" - писал Истомин в письме брату.

Под его энергичным руководством и непосредственном участии Малахов курган, как никакой другой участок оборонительной линии был готов к ожидаемому штурму. Делалось все возможное для укрепления артиллерийских и стрелковых позиций, несмотря на то, что Тотлебен выделял для работ на кургане значительно меньше солдат, чем на городскую сторону. Показательно, что за все 11 месяцев обороны на Малаховом кургане не было ни одного взрыва порохового погреба, настолько добросовестно они были выполнены и защищены.

Владимир Иванович ни на минуту не покидал линии обороны, живя здесь же, на Малаховом кургане. "Его отличала также невзыскательность в быту. На Корниловском бастионе за бруствером батареи стоял пустой зарядный ящик, изображавший из себя стол, и был единственный стул, на котором Истомин отдыхал и занимался перепиской, тут же обедал, пил чай и пр.". (Обезьянинов А.П. Рязань 1899 г. стр.40).

Об обороне этой написаны тома исследований, воздвигнуты памятники, созданы литературные произведения. Казалось бы, что можно добавить? Но вот читаешь переписку близких тебе по родству людей, сохранившиеся после них документы, и живым трепетом наполняются сухие исторические факты, обретают тепло камни монументов... Пролистаем же еще раз эпопею той, первой, Севастопольской обороны, написанную ее участниками - предками нашими и их товарищами.

Контр-адмирал В.И. Истомин - вице-адмиралу В.А. Корнилову (Севастополь, 1854 год)

Приказание Вашего Превосходительства насчет Черниговского батальона исполнил; он оставлен здесь, а пластунов сию минуту отправляю. Что же касается до извещения Попковым батальонных и батарейного командира о завтрашнем движении, то я их еще не собирал, но сделаю это после зори. - Желал бы очень знать, в какое время дня Вы произведете это движение, чтобы не слишком рано поднять полк. - Мое мнение было бы, чтобы с самым рассветом явиться на гребне, а, пожалуй, и еще ранее; - думаю, что если движение это начнется днем, то они увидят нас и приготовятся к встрече; впрочем, это только мое мнение, которое решаюсь Вам передать.

В движении неприятеля ничего особенного не замечено, он сегодня, как вчера, ведет себя особенно тихо. - Так как Вы предполагаете делать движение, то сегодня ночью охотников не пошлю, чтобы не встревожить врага.

Командир Бутырского полка вошел ко мне с рапортом: откуда ему требовать сухари, так как десятидневный провиант, полученный им из наших морских магазинов, им оставлен на Бельбеке при полковом обозе; я ему разрешил обратиться к нашей обер-провиантской части, желая поскорее удовлетворить солдатиков, и заранее прошу извинения, если поступил опрометчиво.

Смотреть будем за неприятелем в оба, встретим его, как подобает, а там же что Бог даст! Затем прощайте, Ваше Превосходительство, и да венчает Господь-Бог все наши начинания.

В. Истомин.

Мне сейчас дали знать из цепи, что против нашей позиции показались неприятельские колонны с артиллерией. - Приехав к цепи, я стал расспрашивать солдат и цепных дежурных полковника и офицеров, и они единогласно утверждали, что слышали шум, как от артиллерийских колес; - солдат же, который видел колонны, показал их в таком направлении, которое может их вывести на Киленбалочную новую дорогу; я пробыл в цепи более часа, но войска не видел и шума колесного также не слышал; уехав из цепи к себе на башню, я осматривал в ночную трубу всю окрестность, но ничего не видел; между тем как подполковник Ползиков, который после меня оставался в цепи, слышал вдали шум, похожий на передвижение войск, - На башне у меня две ночных трубы, и сигнальная часть очень исправно ночь светила, и следовательно, при исправной цепи, нечаянного нападения опасаться нечего; но может случиться, что он выбирается на Киленбалочную дорогу, и потому послал на Владимир (пароход "Владимир", которым командовал Бутаков, примечание автора) к Бутакову офицера предупредить его об этом. Быть может, они готовятся к рассвету, а может также быть, что они втаскивают артиллерию на свои батареи; впрочем, утро покажет, в чем дело, и мы зевать не будем. - Тревоги никакой я не произвел пока, у меня все покойно, чего и Вашему Превосходительству на всю ночь от души желаю. -

В. Истомин.

10 с Ґ часов. 26 сентября 1854.

Исполняя приказание Вашего превосходительства, я сейчас отправил ночную экспедицию; - она, как Вам угодно было, состоит из батальонов Рачинского и Лесли, - 100 охотников Бутырского и Бородинского полков и из 100 саперов. - Скоробогатову я дал фальшфейер, который он сожжет, когда экспедиция спустится в Южную бухту, кончив поручение; это будет сигналом, что с батарей Новосильского и Петоримова можно стрелять в случае надобности в неприятеля, не вредя своим. - Скоробогатов распорядится там, чтобы с выходом луны быть у домиков, а Новосильскому и Петоримову даю знать, чтобы с выхода луны до фальшфейера не стрелять.

Дай Бог, чтобы экспедиция кончилась удачно; но во всяком случае скажу откровенно Вашему Превосходительству, она против моего убеждения. - Полагая наверное, что неприятель ждет к своей траншее вылазку и что у него там при рабочих солидное прикрытие, я строго приказал Скоробогатову быть как можно осторожнее и, не осмотревшись, не пускаться вперед; в случае неудачи ретироваться в порядке. -

Не зная, как Шестаков (адъютант Корнилова, примечание автора) передал Вам мой разговор с Рачинским и Лесли по этому делу, я, чтобы быть чистым в глазах Ваших, опишу это в нескольких словах. -

Рачинский и Лесли пришли ко мне, тут же был и Шестаков, проситься в ночную экспедицию; - я им в этом решительно отказал; когда же они усилили свои просьбы, доказывая возможность успеха, я им объявил, что это от меня не зависит, и что без Вашего приказания я не имею права пустить их в ночное дело. Вот все, что между нами было; приехал Шестаков, привез Ваши приказания, которые я в точности исполнил, но признаюсь Вам, что если бы от меня зависело, то воротил бы сейчас Скоробогатова. - Или серьезную силу или ничего! - Простите, Ваше Превосходительство, и верьте в совершенную преданность Вашего покорного слуги.

В. Истомин.

В прошедшую ночь неприятель не предпринимал никаких видимых новых работ и занимался, как очень заметно, утолщением и возвышением известных Вашему Превосходительству траншей; был явственно слышен стук колес от приходивших к траншеям телег; - что же там привозили, не знаю, но что телеги должны быть большие, доказывается мне тем, что езда их была слышна у моей палатки; - тревог в цепи никаких не было, и следовательно, ночь для нижних чинов прошла покойно. -

Для пробы я бросил вчера два светящих ядра; жаль, что недалеко летят, а то круг света от них довольно большой; я приказал их бросить в направлении к бывшей бойне, и они оба не перелетели даже оврага.

Вчера ночью я посылал партию охотников из 46 человек в обход лагеря, расположенного на Киленбалочной горе; они пустились через хутор 42 экипажа к Черной речке, подходили к самому лагерю, где не было даже цепи, но, вероятно обманутые секретом неприятеля, отступили назад, что сделал также и враг; - они пускались в продолжение ночи и в другую сторону, но также без успеха, что, впрочем, не беда; главное - охота разжена (разожжена?), а остальное, даст Бог, само собой придет.

Простите, что немного поздно посылаю эту записку, но за туманом я ранее не мог рассмотреть работы неприятеля, о которых считал бы важностью Вам донести.

Имею честь быть Вашего Превосходительства покорным слугой

В. Истомин.

2 октября 1854.

8 часов утра.

В продолжение прошедшей ночи не произошло ничего нового. Неприятельские работы были так же слышны, как прежде; пять амбразур известной Вашему Превосходительству батареи заставлены щитами, ниже засыпаны, что за ними делается, не знаю; быть может, устанавливают артиллерию.

По Вашему приказанию имею честь представить при сем рапорт командира Бутырского полка с покорнейшею просьбою сделать в пользу трех молодцов что-нибудь. - Но если высшему начальству покажется такая просьба неуместною, то оправдываю себя тем, что в настоящее время нужно привести защитников Севастополя там, у казаков, в лихорадочное состояние храбрости, а этого можно достигнуть только оценкою, пожалуй, выше заслуг их поступков и наградами в ту же меру. - На случай, если Ваше Превосходительство найдете неудобным наградить офицера и двух солдат, о которых прошу, обыкновенным образом, решаюсь доложить, что приказ об них по армии произведет также немалый эффект.

Имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою.

В. Истомин.

3-го октября 1854.

7 часов утра.

Неприятель в прошедшую ночь продолжал работать в своих траншеях, как в предыдущие; - новых линий не заметно, только старые делаются все толще и выше, амбразур прорезанных нигде не заметно, хотя траншея, обращенная к Малахову кургану, кажется достаточной вышины и толщины.

Я посылаю сейчас требование к Карпову о снарядах для пудовых единорогов, так как Столбин объявил, что у него для этих орудий снарядов нет; - Позвольте Вас утруднить просьбою послать кого-нибудь к нему, чтобы не вышло остановки, чего я очень боюсь.

Имею честь представить вместе с сим рапорт казачьего полковника, который просит сапогов, холста и ниток - для своих подчиненных; считаю лишним просить Ваше Превосходительство по этому предмету, зная, как близко к Вашему сердцу лежат такие дела.

Имею честь быть Вашего Превосходительства покорным слугою.

В. Истомин.

4-го октября 1854 .

7 часов утра.

Это были будни начальника 4-го отделения обороны Севастополя.

5 октября 1854 года вице-адмирал В.А. Корнилов был смертельно ранен на Малаховом кургане.

Для Севастополя и лично для В.И. Истомина это была большая потеря. Он потерял командира и старшего товарища, с которым связывали его почти тридцать лет совместной службы и дружеских отношений. Совсем ненадолго Владимир Иванович покинул Малахов курган, чтобы проститься с умирающим Корниловым. Прощаясь, он попросил у Корнилова благословления и вернулся на свой боевой пост. Очевидцы вспоминали, что на глазах его были слезы.

Смерть адмирала Корнилова произвела тягостное впечатление на защитников гарнизона.

"Я не знаю, что будет с Севастополем без него - и на флоте, и на берегу..." - писал один из адмиралов.

...На адмирала Истомина весть о смерти Корнилова подействовала совсем иначе. Сознавая по убеждению, что Малахов курган - ключ позиции Севастополя, он, по привычке горделиво закинув голову назад, провозгласил, что отныне он отделяет защиту Малахова кургана и Корабельной стороны от общей защиты Севастополя и что, если неприятель проникнет штурмом в город, то он недолго в нем задержится, испытывая прицельный огонь гораздо более возвышенной и обрывистой Корабельной стороны. Суждение это было совершенно правильно, без взятия Корабельной стороны неприятель не мог владеть ни городом, ни рейдом...

...Истомин был человек особенного типа и воззрений; он был честолюбив, но не чинолюбив и вознаграждал себя за это правом говорить, ничем не стесняя себя, правду про всех и каждого. К чести его надо сказать, что он в суждениях своих хотя и был оригинален, не старался вредить в мнении искренно любимого им адмирала Лазарева. Он был всегда надежным другом людей, того достойных.

(Ильинский В.Д. "Из воспоминаний и заметок севастопольца". "Русский Архив" 1893 г. кн.1 стр.40, 83)

В ноябре В.И. Истомин был награжден орденом Святого Георгия 3 степени "в воздаяние примерной храбрости и самоотвержения, оказанных с самого начала бомбардирования Севастополя, благоразумных распоряжений под сильным неприятельским огнем и уничтожению различных предприятий врага".

Генерал-Адмирал Великий Князь Константин Николаевич - контр-адмиралу В.И. Истомину 25 ноября 1854 года:

Владимир Иванович! Адъютант мой, капитан-лейтенант Юшков вручит вам Всемилостивейшее пожалованные вам знаки ордена Св. Георгия 3-й степени. Искренне поздравляю вас с сею наградою, которой вместе со мною радуются все балтийские товарищи ваши. Мы все с уважением следим за действиями вашими на защиту Севастополя, история которого украшается теперь вашими подвигами. Пребываю к вам искренне доброжелательным. Константин".

К.И. Истомин - В.И. Истомину. Кронштадт, 20 ноября 1854 г.

Любезный друг Владимир! Наконец представился мне случай писать к тебе в Севастополь, или лучше сказать, в бастион, который ты, любезный брат, как мы все знаем, ни днем, ни ночью не оставляешь, а отстаиваешь родной Севастополь, честь родного края и разишь безщадно незванных гостей, наших заклятых врагов. Наипервее, поздравляю тебя с Георгием на шее! Награда самая лестная для военного человека, но которого, конечно, никто более не заслуживал вас молодцов, героев-защитников Севастополя... Впрочем, еще много, очень много вам предстоит усилий впереди; да поможет вам Бог и да отстранит Он от тебя всякие беды и несчастия!. . Все наши, т.е. Петербургские и мое семейство в Кронштадте, тебя поздравляют от души; выбери, пожалуйста, свободную минуту и обрадуй хотя бы строчкой твоею тебе душою преданного брата. К. Истомин.

В.И. Истомин - К.И. Истомину. Севастополь, 23 ноября 1854 г.

...Не стану описывать тебе ни бомбардировки, ни стычки, ни даже сражения: это тебе все известно из официальных источников, да и для этого нужно было бы исписать не одну дюжину листов, к чему я решительно не имею времени; скажу только, что не могу надивиться на наших матросов, солдат, а также офицеров. Такого самоотвержения, такой героической стойкости пусть ищут в других нациях со свечой! То, что сыпалось на наших матросов, составлявших прислугу на батареях, этого не видели люди от века, Бывали несчастные для нас выстрелы, которые разом снимали пол-прислуги, и до приказания стояли уже охотники на их местах. Бомбардировка начиналась утром в 6 часов, кончалась вечером в 7 часов, и в продолжение всего времени ни один здоровый матрос не дозволял себя сменить охотником, которые беспрерывно, со слезами на глазах, упрашивали, чтобы их пустили к пушкам! Словом, чтобы описывать восторженную храбрость наших матросов и офицеров, нужно написать Гомериаду, а к этому нет у меня ни времени, ни средств Я живу в траншее... Меня также задели вражьи осколки: 6-го числа октября я был ранен в руку и контужен в грудь, 7-го ранен в голову; но, благодаря Всевышнему, был в состоянии остаться на своем месте...

Прошу тебя, любезный брат, когда будешь в Петербурге, непременно побывать у Екатерины Тимофеевны (вдова М.П. Лазарева, примечание автора) и передать ей чувства моей искренней душевной преданности. Скажи ей, что не проходит дня особенно трудного, в который я бы не вспоминал об ней и ее семействе, и что я слепо верую, что если мои дела до сих пор идут хорошо, то этим я обязан ея обо мне молитвам, потому что сам еще не заслужил перед Господом Его милости. Я бы сам написал им, но решительно не в состоянии этого сделать, потому что, как сказано, живу как собака, но как собака Русская, - верная своему хозяину-царю до конца.

Пошли это письмо домой (матери и сестрам, примечание автора) и передай им мой сыновний и братский привет, вероятно, последний в здешнем мире. Вспоминайте иногда душевно вас и тебя любящего брата.

В. Истомин

К.И. Истомин - В.И. Истомину. Кронштадт,30 января 1855 г.

Письмо твое, любезный друг Владимир, от твоего бравого лейтенанта Гирса я имел счастие получить; но что довершило мое счастие, было то, что Гирс сам приезжал в Кронштадт и рассказал все подробности, до вас касающиеся; каждое его слово было для жадного уха небесная музыка! Ах, любезный Владимир, немного от сердца отлегло, и мы здесь стали дышать посвободнее за вас! Рассказать словами или описывать, до какой степени весь мир поражен и восхищен защитниками Севастополя, я не буду пытаться; ибо то был бы труд неисполнимый. Скажу только, что весь мир справедливо и львиную долю славы этого дела отдает с радостию морякам. Ну братцы, показали вы себя молодцами!... За то такова будет после и слава ваша; дай Бог нам всем дожить до этого славного конца! А между тем, любезнейший Владимир, прошу тебя напомнить обо мне и поклониться в пояс Павлу Степановичу; скажи ему, что здесь всех от всего сердца порадовал рескрипт, написанный ему нашим голубчиком генерал-адмиралом... Как бы я был счастлив, если б недельки хоть на две мог к вам-лихачам прискакать! Но, увы, новая служба в Кронштадте меня приковывает к месту, и мне осталось лишь утешение мысленно быть с вами... В заключение скажу тебе, что наши "на Васильевском острову", слава Богу, здоровы и тебе кланяются, также моя жена и дети, которых теперь на лицо уже восемь, тебе кланяются от души... Старшему твоему племяннику Сереже вот уже десятый год. Мальчик хоть куда, и он по настоятельному своему желанию записан в Морской корпус; твой тезка Володя записан в пажеский корпус; а остальные ребятишки еще малы и пока никуда не записаны. Затем прощай, любезный друг Владимир. Да хранит тебя Всевышний и да пронесет громовую тучу мимо тебя: об этом молю усердно. Твой тебе преданный брат и друг

К. Истомин.

В.И. Истомин - П.Ф. Хрипкову (тесть К.И. Истомина, примечание автора) Севастополь, 28 января 1855 г.

Письмо ваше, почтенный Петр Федорович, от 16-го октября, - и Боже великий! Сколько с тех пор у нас в Севастополе происходило дел кровавых, и хотя и славных для нашего оружия, но все же было бы лучше, если б их вовсе не было, и Россия под скипетром нашего Государя продолжала бы совершенствоваться в мирных занятиях, не тревожимая проклятым врагом. Но роптать не приходится, когда уже так суждено свыше; а покоримся святой его воле и будем благодарить Создателя за то, что Севастополь, а не другой какой-либо слабейший и с меньшими средствами к защите пункт сделался воинственной целью этих подлых завистников благоденствия нашей милой матушки-России...

Как бы мне ни хотелось удовлетворить ваше любопытство на счет здешних обстоятельств, я поневоле должен ограничиться уверением, что все, что в наших силах, было нами сделано, и мы, атакованные в прошедшем году с совершенно почти открытой стороны города, доказали на деле истину старого изречения, что в крепости самая надежная защита человеку после Бога сам человек. А там что будет, то будет; предназначенного свыше не избегнешь, и потому, если мне придется лечь здесь костьми, что впрочем более чем вероятно, то прошу вспоминать хотя изредка человека, который любил и уважал вас и всю семью вашу, верьте мне, от души

В.И. Истомин - К.И. Истомину. Севастополь, 28 февраля 1855 г.

Письмо твое, любезный друг и брат Константин, доставленное мне мичманом Шкотом, застало меня в больших хлопотах, и потому не взыщи за бестолковость ответа. Благодарю душевно, что не забыл, и верь мне, что немного вещей меня так радовало в продолжение этой несчастной осады, как весть от тебя о наших петербургских и твоих домашних. К крайнему моему сожалению, не могу отплатить тебе тем же относительно нашего положения. Благоприятное время упущено, и мы не предпринимали ничего в зимнее холодное время, когда эти поганые англичане были расстроены не менее французов 1812 года, а их союзники находились в положении немногим лучше. Когда настоящее время действия еще не настало, князь Меншиков все сбирался сделать решительное движение, потом тянул день за днем, неделю за неделей и дотянул до того, что и французам, и англичанам навезли сильные подкрепления, настроили бараков и одели в теплую одежду; потом объявил, что нам нужно ждать подкреплений, без чего нечего и думать о наступательных движениях и наконец венчал командование свое тем, что сказался больным и уехал. Вот тебе и штука! Быть может, на все это он имел свои причины, которые для меня недоступны; но видит Бог, этих неразгадаемых причин со дня его приезда накопилось столько, что и не знаешь, что обо всем этом думать. И теперь, по прошествии почти шести месяцев, мы, по моему мнению, находимся в положении худшем, чем все первые дни бомбардировки... Результат всего этого в руках Бога; но и не нужно быть пророком, чтобы предвидеть конец. Да, да, любезный брат, недалеко то время, когда здесь начнется настоящее дело, и да простят Бог и Царь тому, кто всему этому причиной. Я же, находясь в таком положении и готовый предстать на суд Творца, не хочу в такую минуту никого обвинять и утешаюся тем, что будь что будет: я исполнил свою обязанность и как верноподданный, и как сын нашей святой России.

Владимир Иванович вместе со своим помощником, полковником Ползиковым, непрерывно совершенствовал оборону Малахова кургана. Он долго добивался решения о строительстве Камчатского люнета, Селенгинского и Волынского редутов, которые значительно укрепили систему обороны Корабельной стороны.

Все разрушения, производимые обстрелом противника, моментально ликвидировались, погибшая прислуга орудий заменялась новыми, в основном, добровольцами.

Военный моряк, участник многих боев, он не может не восхищаться мужеством русского человека, так же, как им, в свою очередь, восхищались его подчиненные. Его храбрость, которую очевидцы отмечали и раньше, превратилась в безразличие к смерти. Французы называли его фанатиком.

Он появлялся на самых опасных участках.

"На Малаховом кургане барабанщику, бившему тревогу, ядром оторвало голову и он со своим барабаном упал, как подкошенный, нас обрызгало кровью, мозгами; славная смерть! - сказал Истомин, - хоть бы мне так умереть!" (Обезьянинов А.П. "Синопский бой и осада Севастополя" Рязань 1899 г. стр.34)

Не все просто было в самом Севастополе. Иногда возникало недопонимание между армейским и морским командованием. Князь. И.И. Васильчиков, прибывший в Севастополь по новому назначению, в своих воспоминаниях писал, как он познакомился с Истоминым:

Когда, перед вступлением на новую мою должность, я поехал являться к тому же к-адм. Истомину, то на вопрос его, кто я такой, я объяснил ему, что я назначен исправлять должность начальника штаба гарнизона. Он мне с сердцем возразил, не отрываясь от своего занятия (осмотра вновь вырытых у него волчьих ям) и не подымая на меня взора: - "Неправда-с, у нас начальники штаба на оборонительную линию не ходят!"

Рассказывая о В.И. Истомине, Васильчиков приводит еще один эпизод:

Начальник 4-го отделения адмирал Истомин, не получивший удовлетворения на какое-то свое требование и не удостоившись от ген. Моллера (начальник Севастопольского гарнизона, примечание автора) никакого на этот счет извещения, послал сказать полковнику Попову, что у него одно орудие повернуто на город и что если он не получит требуемого, то пошлет бомбу в Екатерининский дворец, в котором помещались Моллер и Попов.

Погиб Владимир Иванович 7 марта 1855 года в 10 часов утра, возвращаясь с Камчатского люнета. Он в сопровождении капитан-лейтенанта Сенявина и капитана Чистякова шел по гребню траншеи. Французы заметили их (несмотря на приказ, В.И. Истомин, как и П.С. Нахимов, не снимал золотых адмиральских эполет, примечание автора) и начали обстрел. Кто-то из офицеров предложил спуститься в траншею, но Владимир Иванович сказал, что от своего ядра не спрячешься.

Встречается в воспоминаниях еще один вариант его ответа:

-Во время боя я привык находиться на шканцах, а не в трюме.

В это время ядро попало ему в голову. Осколками костей черепа были контужены сопровождавшие его офицеры.

"Потеря этого блистательно храброго, распорядительного, исполненного рвением генерала, подававшего прекрасные надежды, чувствительна для флота и Севастопольского гарнизона. О чем с грустью в душе объявляю сухопутным войскам и флоту, воздавая тем самым справедливую дань доблестной службе и неоценимым заслугам, с честью павшего за Веру, Царя и Отечество и правое дело. Приказ этот прочесть во всех батареях, эскадронах, ротах и сотнях", - отмечалось в приказе по армии, по случаю гибели Владимира Ивановича Истомина.

Чиновник для особых поручений при Морском министерстве
(представитель Генерал-Адмирала великого князя Константина в Севастополе)
Б.П. Мансуров сообщал в Петербург из Севастополя 8 марта 1855 года:

К несчастью, я должен начать донесение мое с печального обстоятельства, вероятно, известного уже в С.-Петербурге, а именно достославной кончины контр-адмирала Истомина. В кипящей жизни Севастополя давно уже привыкли к мысли о том, что многим еще суждено положить голову за Государя и Отечество. Не задолго перед смертью покойный адмирал лично мне говорил в этом смысле и, будто предчувствуя, что он будет непосредственным последователем Корнилова, шутя прибавил, что он "давно уже выписал себя в расход и ныне живет за счет англичан и французов". Это были буквальные его слова. Можно было бы удивляться силе впечатления, произведенного смертью В.И. Истомина, если бы не было известным, до какой степени все уважали его личные качества и военные достоинства. На него возлагали большие надежды, и все считали Корнилова бастион или Малахов курган неприступным потому, что с Истоминым шаг назад был невозможен. Сегодня отпевали покойного адмирала в Михайловской церкви. Совершенно обезглавленное тело умершего героя лежало в гробе посреди церкви, покрытое кормовым флагом с корабля "Париж", который он столь славно водил против врагов Отечества в Синопском сражении. 35-й флотский экипаж, т.е. семейство покойного, был выстроен на площади около церкви и в последний раз приветствовал своего любимого и уважаемого начальника.. Не нужно и говорить, что все начальствующие, все подчиненные и все те, которые могли сойти с возложенной на них стражи, сочли обязанностью отдать последний долг новому товарищу Лазарева и Корнилова. Я стоял вблизи за П.С. Нахимовым: невозможно было видеть спокойно слезы этого воина, имя которого так грозно разразилось над врагами.

Вся толпа, молившаяся за упокой души павшего героя, сопровождала его до последней его обители; никто и не думал, что на проходимую процессиею местность беспрестанно падали неприятельские ракеты и бомбы. Действительно, осаждающие даже не почтили присутствия церковных знамен; воспользовавшись большим скоплением народа и войска, которое они ясно могли различить с своей позиции (ибо вечер был чудный, и теплый и прозрачный воздух как бы нарочно сменил утреннюю туманную погоду), они начали бросать бомбы в город; но к счастию, слишком поздно, т.е. в то время, когда уже мы спускались с возвышения. Одну бомбу разорвало саженях в 25 от Библиотеки, возле аптеки; но, благодаря Бога, осколки не причинили никому вреда. По удостоверению П.С. Нахимова, сколько ныне известно, не осталось последней воли покойного адмирала или заветных желаний, которые было бы можно представить на усмотрение ваше; знаю только, что последний мой разговор с ним начался и кончился излиянием благодарности вам и выражением, что "он и все черноморские его товарищи с избытком уже взысканы милостями Государя Императора, и потому им много надобно еще заслужить.

П.С. Нахимов - К.И. Истомину. Севастополь, 9 марта 1855 г.

Любезный друг Константин Иванович! Общий наш друг Владимир Иванович убит неприятельским ядром. Вы знали наши дружеские с ним отношения, и потому я не стану говорить о своих чувствах, о своей глубокой скорби при вести о его смерти. Спешу вам только передать об общем участии, которое возбудила во всех потеря товарища и начальника всеми любимого. Оборона Севастополя потеряла в нем одного из своих главных деятелей, воодушевленного постоянно благородной энергиею и геройскою решительностию; даже враги наши удивляются грозным сооружениям Корнилова бастиона и всей четвертой дистанции, на которую был избран покойный, как на пост самый важный и в начале самый слабый.

По единодушному желанию всех нас, бывших его сослуживцев, мы погребли тело его в почетной и священной могиле для Черноморских моряков, в том склепе, где лежит прах незабвенного адмирала Михаила Петровича, и первая вместе высокая жертва защиты Севастополя, покойный Владимир Алексеевич. Я берег это место для себя, но решился уступить ему.

Извещая вас, любезный друг, об этом горестном для всех нас событии, я надеюсь, что для вас будет отрадною мыслию знать наше участие и любовь к покойному Владимиру Ивановичу, который жил и умер завидною смертию героя. Три праха в склепе Владимирского собора будут служить святынею для всех настоящих и будущих моряков Черноморского флота.

Посылаю вам кусок Георгиевской ленты, бывшей на шее у покойного в день его смерти, самый же крест разбит на мелкие части... Прощайте и не забывайте преданного и уважающего вас друга П. Нахимова.

Его Императорскому Высочеству Государю Великому Князю Генерал-Адмиралу

Контр-Адмирал Истомин убит неприятельским ядром на вновь воздвигнутом Камчатском люнете. Хладнокровная обдуманность при неутомимой деятельности и отеческом попечении о подчиненных, соединенные с блистательною храбростью и благородным, возвышенным характером, - вот черты, отличавшие покойного, вот новая жертва, принесенная искуплению Севастополя; качества эти, взлелеянные в нем бессмертным нашим учителем Адмиралом Лазаревым, доставили ему особенное, исключительное доверие и падшего героя Севастополя Вице-Адмирала Корнилова. - духовная связь этих трех лиц дала нам смелости, не ожидая Вашего разрешения, действовать по единодушному желанию всех нас, товарищей и подчиненных убитого Адмирала. Обезглавленный прах его удостоен чести помещения в одном склепе с ними.

Принимая живое, горячее участие во всем, касающемся Черноморского флота и зная лично Истомина, Вы, Государь, поверите скорби, удручающей Севастополь с минуты его смерти и разрешите согласием это распоряжение благоговеющего пред Вашим Императорским Высочеством сословия Черноморских моряков.

Вице-адмирал Нахимов

9 марта 1855 г.

Севастополь.

Его Превосходительству П.С. Нахимову. 21 марта 1855 года.

Грустно мне было читать письмо Ваше от 9 марта, в котором извещаете о славной смерти еще одного из наших Черноморских героев, достойного Адмирала Истомина. Я вполне одобряю распоряжение Ваше о погребении покойного рядом с Лазаревым и Корниловым. Конечно, нельзя было избрать для него лучшей могилы. Балтийские товарищи наши разделяют нашу общую скорбь об этой новой потере, и Мы молим Всевышнего - да будет она последнею из славного ряда воинов Черноморских.

Константин.

Похоронили В.И.Истомина в склепе Владимирского собора, рядом с адмиралами М.П. Лазаревым и В.А. Корниловым. Менее чем через четыре месяца в этом же склепе был похоронен и адмирал П.С. Нахимов.

23 марта 1855 года Высочайшим приказом о чинах военных контр-адмирал В.И. Истомин был исключен из списков "убитым при обороне Севастополя".

Император Александр II в собственноручном письме Главнокомандующему русскими войсками в Крыму князю Горчакову так отозвался на тяжелую утрату для защитников Севастополя:

...Крайне сожалею о смерти храброго Истомина; он был из лучших офицеров Черноморского флота и старый мой знакомый...

Именем В.И. Истомина в 1886 году русские моряки назвали бухту в Японском море на полуострове Корея, с начала ХХ века его имя носит одна из улиц Севастополя у Малахова кургана.

В 1905 году на месте его гибели установлено памятное обозначение в виде обелиска с изображением Георгиевского креста.

0x01 graphic

Оставить комментарий © Copyright Филимонов Олег Игоревич (ofilimonov1936@yandex.ru) Размещен: 05/12/2013, изменен: 30/04/2014. 77k. Статистика. Эссе: Публицистика Иллюстрации/приложения: 2 шт.	Оценка: *8.003** Ваша оценка:

Филимонов Олег Игоревич Контр-адмирал Владимир Иванович Истомин

Филимонов Олег Игоревич
Контр-адмирал Владимир Иванович Истомин