Ирхин Валентин Юрьевич
Наука свободы

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 02/01/2012.
  • © Copyright Ирхин Валентин Юрьевич (Valentin.Irkhin@imp.uran.ru)
  • Размещен: 17/12/2011, изменен: 17/12/2011. 48k. Статистика.
  • Статья: Обществ.науки, Культурология
  • Философия, наука, общество
  • Иллюстрации/приложения: 1 шт.
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О Сахарове, Вонсовском, Шубине и других. Статья была задумана и редактировалась Б.А. Евсеевым. Это его последняя работа - он ушел из жизни 11.7.2011. Борис Акимович основал журнал "Вестник УрО РАН" и долгое время руководил им, много сделав для освещения академической науке на Урале.

  •    

       1. Академик С.В. Вонсовский (1910-1998), один из основателей Уральской научной школы по физике твёрдого тела... К сожалению, за пределами Урала о нём сейчас знают мало.
       Мне посчастливилось часто общаться с Сергеем Васильевичем в последний период его долгой жизни, когда я уже работал в академическом Институте физики металлов, где он стал руководителем моей кандидатской диссертации.
       Многое дали мне его книги и записи: когда я заменял его в Уральском государственном университете или приступил читать разработанный им курс в нашем Гуманитарном университете, его конспекты оказывали мне незаменимую помощь. Благодаря ему я узнал, прочувствовал всю мощь классического стиля преподавания, который, по-моему, заменить нечем. Сам С.В. перенимал педагогическое искусство от С.П. Шубина, о котором речь ниже.
       Впрочем, и раньше, конечно, были встречи... Наша семья дружила с семьёй Татьяны Семёновны Шубиной, приёмной дочери Сергея Васильевича. И все те и другие эпизоды хранятся, живут в моей памяти.
       Сергей Васильевич был гостеприимным хозяином, шутил, рассказывал анекдоты, всегда милые и старомодные. Читал наизусть стихотворение "Заблудившийся трамвай" Гумилёва - поэта, тогда мало кому известного, почти запрещённого. Очень любил классическую музыку, особенно Рахманинова; сам играл на фортепьяно (как тут не вспомнить Эйнштейна!).
       Я бывал и на даче Сергея Васильевича в Свердловске на окраинном озере Шарташ, которую он снимал каждое лето (свою так и не получил, не построил, несмотря на все научные заслуги).
       Многие друзья-товарищи моего отца-физика Юрия Павловича Ирхина были, как и он, учениками С.В. (так коллеги называли Вонсовского), и говорили они о нём всегда с уважительной теплотой.
       В 1970-е я начал узнавать сложный мир советской науки, знакомился с традициями научной интеллигенции, услышал наконец от отца об академике Сахарове, который был для него не только научным, но и нравственным авторитетом.
       Итак, А.Д. Сахаров (1921-1989), "отец водородной бомбы", "трижды Герой социалистического труда", "главный советский диссидент"... Я попытаюсь здесь сопоставить жизненные поиски и решения Сергея Васильевича и Андрея Дмитриевича, стараясь не пропустить и других знаковых советских физиков-теоретиков. Это были цвет и гордость советской науки.
       
       2. ...Софья Ивановна, мама С.В., родилась в Рязанской губернии в семье Ивана Николаевича Никульшина, земского врача, и Юлии Андреевны, дочери помещика А.И. Гильтенбрандта, происходившего из старинного дворянского рода. В 1897-м она вслед за своим первым мужем переехала в Среднюю Азию. Там вскоре родился её старший сын, однако его отец уже через два года умер от чахотки. Поэтому ей пришлось работать классной дамой в Ташкентской женской гимназии, где Софья Ивановна познакомилась с Василием Семёновичем Вонсовским, за которого в 1908-м, после его почти десятилетнего ухаживания, вышла замуж.
       Отец С.В. был родом из крепкой большой крестьянской семьи, по окончанию гимназии в Смоленске поступил на физико-математический факультет Московского университета, имел абсолютно реальную возможность остаться в аспирантуре, но по собственной инициативе отправился учить детей в Туркестан. Он стал директором этой женской гимназии, переименованной после революции в школу имени славного Песталоцци.
       Кстати, до разгрома в самом начале 1918 года Учредительного собрания Василий Семёнович был достаточно активным членом Партии народной свободы (кадеты), лично знакомым с её лидером П.Н. Милюковым. Однако последствий не последовало: настолько прочным оказался авторитет этого директора.
       Василий Семёнович очень любил свою школу, а в школе больше всего - уроки физики в созданном лично им физическом кабинете с обязательным проведением всеми школьниками физических опытов.
       Софья Ивановна, сама пианистка, напрасно пыталась сделать младшего сына профессиональным музыкантом: он был урождённым, наследственным физиком, о чём нельзя было жалеть. Но великая музыка всю жизнь сопровождала его, помогая ему жить и работать.
       С.В. с трогательным вниманием и заботой относился к матери и отцу. Так, в "Воспоминаниях" он пишет:
       Я всем, что во мне есть доброго и хорошего, обязан прежде всего моим родителям, которые и были моими первыми учителями. Огромную роль здесь играли их добрый пример, внимательное неформальное отношение к детям. Это всё так важно... Не было бездумного баловства, а был ежедневный, ежечасный пример трудолюбия, честности, великой ответственности за каждую мелочь.
       
    В 1943-м С.В. забрал родителей из Ташкента к себе в Свердловск (отец умер тут в 1969-м, когда ему уже исполнилось 96 лет).
       И всё это отнюдь не какое-то особое исключение.
       Семья А.Д. Сахарова была во многом похожей. Его отец Дмитрий Иванович (1889-1961) - преподаватель и популяризатор физики, автор выдержавшего двенадцать изданий "Сборника задач по физике для педагогических вузов". А.Д. вспоминал:
       Папа занимался со мной физикой и математикой, мы делали простейшие опыты, и он заставлял аккуратно их записывать и зарисовывать в тетрадку.
       ...Меня очень волновала возможность свести всё разнообразие явлений природы к сравнительно простым законам взаимодействия атомов, описываемым математическими формулами. Я ещё не вполне понимал, что такое дифференциальные уравнения, но что-то уже угадывал и испытывал восторг перед их всесилием. Возможно, из этого волнения и родилось стремление стать физиком. Конечно, мне безмерно повезло иметь такого учителя, как мой отец.
       
    Мама Екатерина Алексеевна была дочерью потомственного военного Алексея Семёновича Софиано и потомственной белгородской дворянки Зинаиды Евграфовны из рода Мухановых. Глубоко верующая, она передала свою религиозность сыну-физику, но та у него с возрастом стала почти незаметной...
       
       3. В 1927 году Сергей Вонсовский поступил на физико-математический факультет Среднеазиатского государственного университета, но уже в 1929-м этот САГУ ликвидируют: в 1930-м пришлось перевестись на третий курс физического факультета Ленинградского госуниверситета. С.В. окончил его в 1932-м. Специальность - "Теоретическая физика".
       С.В. благодарно вспоминал В.И. Смирнова, О.Д. Хвольсона, Ю.А. Крутикова, В.А. Фока, П.И. Лукирского и других своих преподавателей в ЛГУ. Однако главным учителем для него стал С.П., Семён Петрович Шубин - молодой физик, ученик Л.И. Мандельштама (1879-1944) и И.Е. Тамма (1895-1971).
       Он родился в 1908-м в прибалтийском городе Либава (сегодняшняя Лиепая). Отец, Пётр Абрамович Виленский, известный публицист и авторитетный член РСДРП (меньшевик), имел псевдоним "Шубин", который незаметно превратился в фамилию. В 1913-м он оказался в Петербурге; здесь в доме Шубиных-Виленских бывал Андрей Белый, другие известные деятели культуры... В 1916 г. старшие сыновья Семен и Евсей поступили в частное реальное училище Карла Мая, где учились А.Н. Бенуа, Н.К. Рерих, Д.С. Лихачев. Затем революция и гражданская война, скитания... В 1923-м Петра Абрамовича пригласил на работу в "Правду" Бухарин, и вся семья переехала в Москву.
       В 15 лет Семён Шубин стал студентом физического факультета Московского государственного университета; тогда же он вступил в комсомол, активно занялся политической деятельностью.
       Счастливые годы его жизни в Москве оказались оборваны. 7 ноября 1927-го была разогнана демонстрация под троцкистскими лозунгами, в которой участвовало очень много молодежи из МГУ, в том числе Шубин. В ноябре 1928-го он был арестован и сослан в Ишим (нынешняя Тюменская область).
       Затем ему всё-таки разрешили работать корреспондентом многотиражной газеты на строительстве самой Магнитки - Магнитогорского металлургического комбината.
       "Время, вперёд!" - так замечательно точно назывались романтичные советские повесть Валентина Катаева и фильм Михаила Швейцера о том строительстве, в которых, правда, отсутствовали бессчётные людские страдания.
       В будущем Магнитогорске Шубин заразился свирепствовавшим там сыпным тифом и лишь чудом не умер. Наверное, можно сказать, что для него это была генеральная репетиция смерти.
       Выздоровевший, он спешил жить, спешил успеть.
       В начале 30-х Шубин в составе "десанта" молодых физиков (все младше, моложе его) был направлен в Свердловск - для создания на Урале по-советски необходимой теоретической физики. И с этой задачей он справился поистине блестяще.
       Однако многие научные идеи остались нереализованными, работы - незаконченными: Шубин был снова арестован как троцкист. Исторический документ:
       Приказ N 61 по Уральскому физико-техническому институту от 27 апреля 1937 года.
       Заведующего Теоретической группой С.П. Шубина отстранить от занимаемой должности с сего числа как активного участника вредительской контрреволюционной троцкистской банды, как врага народа...

       Этот приказ был вынужден подписать директор института М.Н. Михеев... Он не мог спасти своего ценнейшего работника, но затем много сделал для его семьи.
       В камере С.П., поддерживая дух заключённых, читал популярные лекции по физике, стихи (а их он знал великое множество). В 1938-м Шубин был отправлен в концлагерь на Колыме, где вскоре его, тридцатилетнего великого физика, не стало. Выжившие рассказывали, что слух о смерти знаменитого профессора Шубина быстро и широко разнесся по колымскому краю - от лагеря к лагерю.
       В 1991-м была издана книга, посвященная жизни и научным трудам С.П. Шубина, и Вонсовский послал ее Е. Боннэр - вдове А.Д. Сахарова. 3 мая 1992 г. она ответила С.В.:
       Глубокоуважаемый Сергей Васильевич! Благодарю Вас за книгу. Разумеется, я много слышала от Андрея о Семене Петровиче и очень рада, что эта книга будет стоять рядом с книгами Игоря Евгеньевича [Тамма]...
       
    И.Е. Тамм (в своё время он тоже прошёл через политику: был меньшевиком-интернационалистом, делегатом Первого съезда Советов) старался сохранить память о любимом ученике.
       В 1953-м Тамм писал родным Шубина: ...Во-первых, я всегда считал его самым талантливым не только из моих учеников - а я ими избалован, - но из всех наших физиков, по своему возрасту соответствующих моим ученикам.
       Только в последнее время появился Андрей Сахаров. Трудно их сравнивать и потому, что времени много ушло, и потому, что научный склад у них разный, и потому, что Сахаров полностью сосредоточивает все свои духовные силы на физике, а для С.П. физика была только "prima inter pares", - и поэтому можно только сказать, что по порядку величины они сравнимы друг с другом...

       Как показали дальнейшие события, Игорь Евгеньевич оказался совсем не прав в отношении пути Сахарова.
       Наверное, А.Д. многому учился у Тамма, который был не только выдающимся физиком, но и мужественным справедливым человеком. Недаром говорили, что его дон-кихотские манеры непозволительно легко перенимаются.
       Разумеется, трагическая судьба С.П. Шубина не была, не могла быть в советской науке единственной: её повторили многие учёные, преимущественно молодые.
       Например, как ни вспомнить о работавшем в Ленинградском университете Матвее Петровиче Бронштейне (1906-1938) - гениальном физике и талантливом детском писателе-популяризаторе! Он оставил след во многих областях науки, включая космологию и квантовую теорию гравитации. К.И. Чуковский (Бронштейн был мужем его дочери Лидии Корнеевны) говорил о нём как об исключительно яркой личности и сравнивал его с Моцартом. Пути Бронштейнв пересекались с Шубиным - они вели полемику о законе сохранения энергии.
       Не может не вспомниться здесь и судьба Льва Давидовича Ландау (1908-1968), который был примерно на год младше Шубина и на год старше Вонсовского.
       Он тоже прошёл через пылкое увлечение левым марксизмом. В апреле 1938-го его арестовали. Причём одного из очень немногих - за реальное противостояние советской власти: Лев Давидович принимал непосредственное участие в подготовке листовки, призывающей к свержению сталинского режима и предназначавшейся для распространения на Первомай. В тюрьме Ландау провёл целый год и был освобождён только благодаря письму Нильса Бора и поручительству С.П. Капицы.
       В отличие от Шубина, Ландау успел реализоваться как гениальный учёный, но надолго сохранил страх перед режимом, что стало причиной его психологического, психического надлома. Вероятно, именно этот страх заставил Льва Давидовича пойти на сотрудничество с властями и принять активное участие в атомном проекте, из которого он быстро вышел после смерти Сталина.
       Ландау основал свою научную школу по теоретической физике, отличавшуюся не только блестящим уровнем и тематическим универсализмом, но и достаточно жёсткими правилами.
       Высшей целью и удовольствием для Льва Давидовича было решение конкретной физической задачи или объяснение эксперимента, а построение общих "систем" интересовало его мало.
       За пределами физики суждения Ландау были категоричными, иногда эксцентричными. Духовные увлечения он считал интеллигентским суеверием и жестоко высмеивал. Личность человека вообще мало значила для него. В ответ на упрёки в нетерпимости и грубости Лев Давидович обычно говорил: "Но я выполняю свой долг и просто защищаю науку от этого..."
       Его школу часто противопоставляют школе Николая Николаевича Боголюбова. Действительно, отношения здесь были, мягко выражаясь, натянутыми.
       Боголюбов (1909-1992), почти ровесник Ландау, родился в семье православного богослова. Младший брат Н.Н. вспоминал:
       Трудно охарактеризовать совокупность интересов Н.Н. Боголюбова, не имевших отношение к математике, физике, механике. Он был универсалом и, как заметил А.Д. Сахаров, знал очень многое...
       Вся совокупность его знаний была единым целым, и основу его философии составляла его глубокая религиозность (он говорил, что нерелигиозных физиков можно пересчитать на пальцах). Он был сыном православной церкви и всегда, когда ему позволяло время и здоровье, он ходил к вечерне и к обедне в ближайшую церковь...
       
    Будучи гениальным математиком и методистом (в частности, ему принадлежит последовательное математическое оформление Полярной модели Шубина-Вонсовского), Боголюбов существенно уступал Ландау в физической интуиции...
       
       4. Вернёмся к жизненному пути С.В.
       Он был направлен в Свердловск - в Уральский физико-технический институт, где приступил к работе под руководством профессора С.П. Шубина. Достаточно скоро стали появляться их общие статьи по полярной модели металлов.
       Эти работы (сделанные сложными и чрезвычайно громоздкими методами) опередили своё время, заложив основы многоэлектронной теории твёрдого тела. Так, на Урале, совсем молодыми учеными, творилась новая физика.
       Правда, статьи, опубликованные в престижном журнале английского Королевского общества "Proc. Roy. Soc" и (более подробно) в харьковском журнале "Phys. Zs. UdSSR" (выпускался на немецком языке), остались во многом недооценёнными. Идеи, содержащиеся в них, переоткрывались и развивались за рубежом.
       С.В. Вонсовский, "Слово об учителе и друге": ...Параллельно с Полярной моделью была начата разработка другой - так называемой теперь s-d- или s-f-обменной - модели переходных металлов, которая родилась у Семёна Петровича во время его устной дискуссии с Л.Д. Ландау (его С.П. очень уважал и ценил). Эту модель я с моими сотрудниками заканчивал разрабатывать, когда Семёна Петровича уже не было среди нас...
       
    (Теперь, в последние десятилетия, эти концепции переживают второе рождение в связи с открытием новых веществ с необычными свойствами - высокотемпературных сверхпроводников, систем с тяжёлыми фермионами... Говорят о третьем - после одноэлектронной квантовой теории и теории ферми-жидкости Ландау - этапе развития физики конденсированного состояния.)
       Вонсовский, живший в одном доме с Шубиным, был понятым при его последнем аресте. Уходя, С.П. обернулся к своему другу и сказал: "Надеюсь, Вы не забудете их". У него оставались жена Любовь Абрамовна и двое детей, а третий ребёнок должен был вскоре родиться.
     []    Сергей Васильевич, которому тогда было 28 лет, взял на себе все заботы об этой семье, что стало, по-моему, главным подвигом его жизни. Особенно если учесть, какие времена переживала страна.
       После скорой смерти Семёна Петровича они зарегистрировали брак и прожили вместе более 40 лет.
       Любовь Абрамовна происходила из зажиточной еврейской семьи. Её старший брат Лазарь Шацкин стал одним из основателей и руководителей комсомола, в 1919-21 годах был первым секретарём Коммунистического интернационала молодёжи, председательствовал на заседании Третьего съезда ВЛКСМ, когда. Ленин произнёс там знаменитые слова: "Учиться, учиться и учиться!". В конце 20-х он пытался бороться против устанавливавшейся, затвердевавшей диктатуры Сталина, вследствие чего в 1937-м его казнили ... Стоит ли говорить, что всё это делало поступок С.В. более чем смелым!
       Он счёл своим долгом оставить приёмным детям фамилию и национальность их отца - своего друга и учителя.
       Во второй половине 40-х Анна Израилевна Шубина, мама С.П., была актирована и освобождена из лагеря как умирающая (диагноз "рак", к счастью, затем не подтвердился). Однако вплоть до реабилитации она могла жить в крупных и тем более "закрытых" городах только нелегально. А проверки паспортного режима милиция тогда проводила постоянно, и квартира свердловского "засекреченного физика", разумеется, не была для неё исключением.
       Но С.В. не боялся приглашать Анну Израилевну к себе. И она часто и подолгу жила вместе с его семьёй - со своими родными внуками. На время проверок её прятали в специально подготовленное укрытие.
       Сергей Васильевич любил свою семью, всех своих приёмных детей и внуков (родных детей у него не было) и до конца жизни чувствовал незаменимую ответственность за них. Вот отрывок из его письма 1969 года к жене:
       Дружочек, мой дорогой и любимый! Ты должна знать, что мои нежность, ласка, любовь и забота к тебе, и к детям, и ко всем нашим малышам всегда останутся для всех вас такими же, как они были. Я никогда не оставлю ни в радостях, ни в беде. Я всё готов с радостью сделать для тебя и быть тебе верным другом и опорой. Я ведь вместе с тобой радуюсь всем радостям наших ребят, также с болью в сердце встречаю все их горести и неудачи. И мы с тобой должны быть всегда рядом с ними, когда им тяжело. Вот это самое главное, что у нас с тобой в жизни много
    общих больших вещей, которые делают нашу любовь и дружбу очень крепкой и по-настоящему прочной...
       Несмотря на высокое положение мужа, Любовь Абрамовна была вынуждена уйти из Института физики металлов. Непросто, очень непросто складывались её отношения с родителями С.В. Как и у всех, были всякие сложности. Росли дети, затем внуки.
       Однако прежде всего Любовь Абрамовна была верным другом и помощником Сергея Васильевича. Он очень тяжело переживал её смерть в 1982 году...
       Как известно, огромную роль в жизни Андрея Дмитриевича Сахарова сыграла его вторая жена - Елена Георгиевна Боннэр.
       Её родители (отец Геворк Саркисович Алиханов - видный, авторитетный работник Коминтерна) были репрессированы сталинским режимом. Комсоргом санитарного поезда она прошла через Великую Отечественную войну, а после ХХII съезда вступила в КПСС. Но в знак протеста против чехословацких событий конца августа 1968 года Боннэр демонстративно вышла, навсегда исключила себя из этой партии.
       Она не раз подвергалась репрессиям. Её дочь и сын были изгнаны из московских вузов и вынужденно оказались в эмиграции. А невесте сына в 1981-м отказали в разрешении выехать к нему за границу, что стало причиной первой голодовки супругов Сахаровых в Горьком (Нижнем Новгороде) - месте их ссылки.
       Коллеги Сахарова, многие советские и российские учёные (и не только они) упрекали Елену Георгиевну в том, что, если б не она, А.Д. мог бы продуктивно вернуться в физику.
       По воспоминаниям доктора физико-математических наук М.И. Кацнельсона (ныне профессор Наймегенского университета в Нидерландах), у него был разговор с С.В. на эту тему, и присутствовавшая Любовь Абрамовна живо среагировала: "У мужчин всегда во всём жена виновата. Не первая, так вторая..."
       
       5. Безусловно, начало карьерному росту С.В. положила его работа, так сказать, по оборонным заказам: всю Отечественную войну он (на пару с Я.С. Шуром) занимался в Нижнем Тагиле решением проблем, связанных с контролем качества корпусов артиллерийских снарядов. Были созданы дефектоскопические методы, которые позволили вернуть из брака многие тысячи этих снарядов.
       Домой в Свердловск С.В. приезжал только на отведённый приказом выходной, обычно привозя с собой так необходимую для жизни картошку. Полностью вымотанный, он подолгу отлёживался на кровати... Жили в одной комнатке: остальные две были заняты эвакуированными.
       Его первой официальной наградой стал боевой орден Красной Звезды, которым он дорожил.
       Послевоенная советская научная жизнь в принципе не отличалась от довоенной. В результате июльско-августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года в СССР была запрещена целая наука - генетика, которой затем потребовалось более 20 лет для того, чтобы уверенно держаться на ногах; планомерно делали карьеру зарекомендовавшие себя в годы войны "технари", партийные и беспартийные. Это среди них оказался Вонсовский.
       Из его "Воспоминаний": ...В газете "Уральский рабочий" за 29 октября 1953 года появилась статья об избрании уральских учёных А.А. Иванова, Г.И. Чуфарова и меня членами-корреспондентами АН СССР (такая же реакция была и в газете "Сталинец".
       Имею также пригласительный билет на Октябрьскую сессию АН СССР 22-26 октября 1953 года. Есть и приглашение от Президента АН академика А.Н. Несмеянова на товарищескую встречу с вновь избранными членами академии в ресторан "Метрополь" 28 октября.
       Я очень хорошо помню эту приятную встречу. Там я очень хорошо беседовал с Игорем Евгеньевичем Таммом. Впервые увидел не мельком и Андрюшу Сахарова...
       
    Тогда было, надо сказать, уже послесталинское время. И оно исподволь, постепенно и быстро стало изменять застойную советскую жизнь. Ибо туда вразброс крохотными частями вливалась свобода.
       Для привычно сумрачной уральской науки это наиболее ярко и звонко проявилось после переезда в Свердловск из Сунгульской атомной шарашки (Челябинская область) биологов-генетиков Тимофеевых-Ресовских - Николая Владимировича (1900-1981) и Елены Александровны (1899-1973), которые около 20 лет проработали в Германии, став признанными учёными мирового уровня.
       В нашем городе они прожили менее 10 лет, но благодарная уважительная память о них живёт и сейчас.
       А тогда настоящую популярность у свердловских молодых учёных, аспирантов, студентов (и далеко не только биологов) обрели лекции Н.В. Так, его бессмертное парадоксальное высказывание "Для серьёзного развития серьёзных наук нет ничего пагубнее звериной серьёзности", я впервые услышал от своего отца-физика, которому научный язык Н.В. оказался близок и понятен.
       Кстати, из "Архипелага Гулаг" Александра Солженицына помнится мне и зримое описание лекций Н.В. (не только по науке, но и по искусству, по религии и вере), которые он, ещё полноценно здоровый, читал сокамерникам в Бутырской тюрьме на исходе 1945 года.
       Многие солидные или, точнее, нестерпимо желавшие быть таковыми уральские учёные чуждались Тимофеевых-Ресовских: мол, они работали на Гитлера. Эта клевета открыто ярилась почти до конца прошлого века. И я был рад, когда недавно прочёл письмо Сергея Васильевича от 23 марта 1987 года Даниилу Гранину, автору только что опубликованной тогда в журнале "Новый мир" повести "Зубр":
       ...Я и моя покойная жена Л.А. Шубина были очень хорошо знакомы с Николаем Владимировичем и Еленой Александровной. ...Я могу только глубоко благодарить Вас за то, что Вы совершили такой большой подвиг и раскрыли всему нашему народу правду об одном из замечательных русских людей, на долю которого выпала очень трудная, но и вместе с тем очень красивая жизнь.
       Сам С.В. с коллегами и учениками со второй половины 50-х построил теорию ферромагнетизма сплавов, магнитной анизотропии и магнитострикции. По его инициативе и при его активной поддержке в Институте физики металлов развивались исследования по радиационной физике, кинетическим явлениям при низких температурах и др.
       В 1971 году увидела свет огромная монография С.В. "Магнетизм", посвящённая С.П. Шубину.
       Административные обязанности и организационная работа... Многолетние лекции на физфаке Уральского университета по квантовой механике, теории твёрдого тела и магнетизму, которые отличались физической ясностью... И приветливо открытая для всех коллег дверь в его кабинет, где разговаривать с ним было всегда легко и просто.
       С.В. - депутат Верховного Совета РСФСР, председатель Комитета по науке (1963-1971), академик АН СССР (1966), Герой социалистического труда (1967), лауреат Государственных премий СССР (1975, 1982).
       В 1971 году он был избран председателем президиума Уральского научного центра АН СССР и возглавлял его на протяжении 15 лет.
       В отличие от Сахарова, Вонсовский избегал конфликтов с режимом, но дистанцию в отношениях с ним сохранял, поддерживал: сказывались принадлежность к традициям российской интеллигенции, внутреннее благородство и даже некая утончённость.
       По-моему, он всегда испытывал чувство двойственности: на его столе всё-таки до конца жизни стоял портрет Ленина.
       Несмотря на своё достаточно высокое положение в советской иерархии, С.В. не состоял в партии. Хотя ему многократно настоятельно предлагали вступить в КПСС, и с его мягким характером противостоять этому давлению было непросто. Но он каждый раз вспоминал слова Любови Абрамовны: "Как ты будешь смотреть мне в глаза?!"
       Все знавшие С.В. обязательно признавали: этот академик, депутат и герой был по-настоящему хорошим человеком. Когда кто-то из знакомых попадал в беду - сам предлагал помощь, беспокоился, звонил...
       Видимо, единственный поступок, в котором Вонсовский мог себя упрекнуть, - подписание открытого письма академиков к Сахарову (пожалуй, самое мягкое из десятков, сотен соответствующих писем), поддавшись не столько давлению власти, сколько уговорам высокоуважаемых коллег. За этот грех он долго мучился, старался искупить его добрыми делами.
       При первой возможности Сергей Васильевич публично извинился перед Андреем Дмитриевичем, тоже чуть ли не единственный из нескольких десятков подписавших то письмо советских учёных (в числе извинившихся называли ещё, кажется, только академика И.М. Франка, лауреата Нобелевской премии)...
       
       6. Горбачёвская перестройка, приход которой С.В. приветствовал, не оправдала надежд научной интеллигенции.
       Школа Вонсовского распадалась. Одни (преимущественно теоретики) оказались за границей, другие - в политике, коммерции...
       Фокус внимания самого С.В. переключился на гуманитарные проблемы. Он придавал большое, огромное значение сохранению культуры на фоне происходящего в стране.
       С.В. стал одним из основателей, ректором и почётным президентом Гуманитарного университета в Екатеринбурге - одного из первых негосударственных вузов России. Последние годы жизни он посвятил в основном 1) созданию учебника "Современная естественно-научная картина мира" для таких вузов и 2) написанию воспоминаний.
       Несмотря на резко слабеющее зрение и постоянные сильные боли, С.В. упорно работал.
       Чтобы сохранять свои тексты, он освоил персональный компьютер. (Пригодилось ему и умение играть на пианино вслепую.) Живя на даче, С.В. вставал в семь утра - и печатал, печатал, печатал!
       В своём учебнике академик сумел по-молодому увлекательно (но отнюдь не снижая уровня) изложить многие сложные концепции современной физики - космологию, фундаментальные симметрии, проблему "великого объединения" всех взаимодействий, теории суперсимметрии и суперструн... Однако эта "Картина мира" важна и дорога нам прежде всего как свидетельство его духа, как памятник его духу.
       В её последней главе С.В. Вонсовский привёл заключительные слова Нобелевской лекции А.Д. Сахарова, которые, значит, выражали уже и его научно-философскую и этическую позиции:
       Я защищаю также космологическую гипотезу, согласно которой космологическое развитие Вселенной повторяется в основных своих чертах бесконечное число раз. При этом другие цивилизации, в том числе и более "удачные", должны существовать бесконечное число раз на "предыдущих" и "последующих" к нашему миру листах книги Вселенной. Но всё это не должно умалять нашего священного стремления именно в этом мире, где мы, как вспышка во мраке, возникли на одно мгновение из черного небытия бессознательного существования материи, осуществить требования разума и создать жизнь, достойную нас самих и смутно угадываемой цели.
       
    Будучи разносторонней личностью, С.В., по-моему, во многом остался непонятым. Впрочем, в беседах с учениками он, например, очень редко позволял себе откровенность в мировоззренческих вопросах.
       Были, конечно, публикации в "Вопросах философии", но судить по ним о его убеждениях нельзя: почти никто из учёных не мог избежать душевного надлома под прессом советской идеологии. По собственному выражению С.В., приходилось писать "по известным тогда стандартам и с непрерывными реверансами в сторону КПСС".
       Когда наша жизнь уже необратимо изменялась, он смог многое переосмыслить.
       В январе 1994-го С.В. пишет своему близкому другу (ещё со времён ЛГУ) Т.П. Козляковской прямо исповедальное письмо, в котором подробно излагает результаты своих размышлений (это письмо включено во вторую часть "Воспоминаний"), давая предельно резкие отрицательные оценки всему советскому режиму (не только Сталина, но и Ленина), всей коммунистической идеологии.
       А ведь за четыре года до этого он вступил в дискуссию с публицистом В.Н. Тростниковым, автором яркой и шумной статьи "Научна ли "научная картина мира"?" ("Новый мир", 1989, ? 12):
        Мне представляется, что физика в её современном состоянии может полностью убедить нас в правильности мировоззрения, построенного на диалектическом материализме.
       Разумеется, я не ратую за запрещение иных точек зрения, я против сколько-нибудь неуважительного к ним отношения, в частности, и к взглядам, которые с такой страстностью отстаивает В.Н. Тростников...
       Я непримиримый материалист, но в заключение хочу повторить, что всегда с глубоким уважением отношусь к эрудированным оппонентам-философам, которые искренне верят в свою правоту, и всегда готов вступать в строго принципиальный доброжелательный диалог...
       
    Что стало причиной постоянного интенсивного духовного труда С.В. в остававшиеся ему итоговые годы?
       Да, он много читал, обдумывал, вспоминал - и незаметно изменялся. Вот отрывок из того письма к Т.П. Козляковской:
       ...Позволь мне решительно не согласиться с тобой. Ведь твоё письмо (вернее, то, что в нём написано о прошлом) - это, извини меня, слова раба того ужасного гнёта, который до сих пор ещё действует. И ещё как! Все мы ещё не можем освободиться от этого гнёта, перестать быть его рабами. А ведь нам теперь дана полная возможность этого освобождения.
        И вот то, что я написал в ответ на статью из "Нового мира", - это тоже ещё отрыжка от рабства.
       И вот, может, теперь я найду в себе силы душевные, чтобы изгнать всё рабское, что сохранилось ещё внутри меня.
        С чем я согласен с тобой полностью - это с тем, что должна быть какая-то идея. Здесь может быть много разных путей. Здесь и наука, и искусство, и религия. Все они ставят свои цели. Самое главное - это чтобы общество было высоко интеллигентным. Вот, наверно, это самое главное, дорогой мой друг Танюша...
       

       7. ...И ещё один советский физик-теоретик - академик Виталий Лазаревич Гинзбург (1916-2009), который, будучи учеником И.Е. Тамма, любил подчёркивать свою принадлежность к школе Л.Д. Ландау.
       Знавшие его в один голос характеризуют В.Л. как прямого честного человека.
       В последние примерно два десятилетия жизни (особенно после получения Нобелевской премии) Гинзбург очень активно и громко занимался общественной деятельностью. Но, к сожалению, весь свой полемический темперамент, пыл, напор он тратил только на борьбу с "лженаукой и религией" (эти два понятия В.Л. обычно соединял в одно целое), не замечая, что нередко становится лишь заводимой в нужный момент устрашающей игрушкой в научных и околонаучных интригах. Хотя его выступления и звучали, не отнять, как страстный атеистический манифест.
       ...Чем человек образованнее, тем меньше вероятность, что он верит в Бога, является теистом. Папа надеется, что люди на основе веры в Бога всё лучше и лучше будут понимать, что есть истина. Я же убеждён в обратном - в том, что со временем кризис религии только усилится и с торжеством образования и науки верить в чудеса, таинства и т.п. будет всё меньше и меньше людей. В этом направлении за последние 400 лет человечество проделало огромный путь.
        Но нельзя не видеть и того, что процесс освобождения от предрассудков, лженауки и религии замедлился. К сожалению, у меня нет оснований для особого оптимизма в этом отношении, особенно в России. Это не значит, что атеисты должны сидеть сложа руки, их долг - способствовать атеистическому просвещению и противостоять росту клерикализма.
       Иоанн-Павел II-ой начинает свою энциклику, сравнивая веру и разум с двумя крылами, "на которых дух возносится к созерцанию истины". Для атеиста подобная метафора представляется неправомерной, ибо, опираясь на одно из этих крыльев - на веру в Бога, успеха в познании истины достичь нельзя.
       Но если использовать всё же привлекательный образ птицы в качестве символа прогресса, то можно предложить такую формулу: разум и воля - вот те два крыла, на которых человеческая цивилизация и культура вознесутся ввысь. Роль разума здесь ясна, но его недостаточно, чтобы помешать человеческому обществу сбиться с верного пути и, скажем, скатиться к тоталитаризму. Нужна ещё воля, сильная воля для того, чтобы защищать плоды разума (науку), демократию, свободу и прогресс. ("Разум и вера". Вестник РАН, 1999, т. 69, N 6.)
       
    Кажется, здесь В.Л. Гинзбург лишь повторяет идеи Ницше и Шопенгауэра. То есть всё движется по кругу, будто и не было долгой истории духовных исканий человечества.
       ...Признавая большую историческую и художественную ценность Библии, никакого священного значения ей придать не в состоянии. Не вижу и какой-либо позитивной роли Откровения в познании истины. Здесь между атеистами и исповедующими религию лежит непроходимая пропасть. ("Наука и жизнь", 2000, N 7)
       
    Наконец, из его беседы с диаконом Андреем Кураевым:
       
    ...Религия абсолютно ничего не может дать, кроме утешения больному человеку.
       Наверное, в обстановке наступательно увеличивающегося морального упадка, обеднения во всём всей культуры, деградации школьного образования критика религии и особенно клерикализма может оказаться небесполезной.
       Но тут сразу налицо - прямо катастрофическое снижение уровня возможной дискуссии. Ибо, выдвигая упрёки религии в косности и догматичности (впрочем, религия, с которой он был знаком, таковой, возможно, и является), В.Л. в своих построениях сам незамедлительно становился догматиком. Его позиция неким парадоксальным образом смыкалась с позицией церкви, для которой свободное исследование проявлений духа, мягко говоря, неудобно. И недаром апологет догматического православия диакон Кураев охотно вступал в диалог с воинствующим атеистом Гинзбургом и даже был готов к союзу с ним в борьбе со всеми инакомыслящими: дескать, вот единение, единство противоположностей!
       Кстати, он, Кураев, неоднократно заявлял, что ему проще иметь дело с честными "упёртыми" атеистами, чем с "оккультистами". (Этот ярлык стало обычным наклеивать на людей ищущих, думающих, способных свободно читать и понимать Писание)... Впрочем, такие споры сейчас уже мало кого волнуют. Основной массе населения России, живущего в цинично-прагматической атмосфере, практически нет дела до вопросов духовности. Подрастающее поколение лишь смеется над спорами среди ученых и интеллигенции.
       Вообще, никакие жесткие догматические подходы не ведут к благу и истине. Этот вывод можно сделать и из истории противостояния школ Ландау и Боголюбова. Как показало дальнейшее развитие событий, этические позиции этих (действительно замечательных) ученых, определявшие лицо советской теоретической физики, оказались ущербными - при всем различии их отношения к религии.
       Куда как более глубокими, взвешенными и конструктивными представляются размышления Андрея Дмитриевича Сахарова, который обладал религиозной одарённостью и, не ограничиваясь сведениями из третьих рук, сам много думал о вере и Боге. Так, в горьковской ссылке он записывает:
       Сейчас я не знаю, в глубине души какова моя позиция на самом деле: я не верю ни в какие догматы, мне не нравятся официальные Церкви (особенно те, которые сильно сращены с государством или отличаются главным образом обрядовостью или фанатизмом и нетерпимостью). В то же время я не могу представить себе Вселенную и человеческую жизнь без какого-то осмысляющего их начала, без источника духовной "теплоты", лежащего вне материи и её законов. Вероятно, такое чувство можно назвать религиозным.
       Надо сказать, что это напрямую перекликается с высказываниями Эйнштейна о "космическом религиозном чувстве". В отличие от Гинзбурга, Откровение для Сахарова - не пустой звук, а основа жизни.
       И фрагмент из лекции на собрании Физического общества в Лионе (Франция) 27 сентября 1989 года, которую А.Д. озаглавил "Наука и свобода":
       В период Возрождения, в ХVIII и ХIХ веках казалось, что религиозное мышление и научное мышление противопоставляются друг другу, как бы взаимно друг друга исключают. Это противопоставление было исторически оправданным, оно отражало определённый период развития общества. Но я думаю, что оно всё-таки имеет какое-то глубокое синтетическое разрешение на следующем этапе развития человеческого сознания. Моё глубокое ощущение (даже не убеждение - слово "убеждение" тут, наверно, неправильно) - существование в природе какого-то внутреннего смысла, в природе в целом.
       Я говорю тут о вещах интимных, глубоких, но когда речь идёт о подведении итогов и о том, что ты хочешь передать людям, то говорить об этом тоже необходимо. И это ощущение, может быть, больше всего питается той картиной мира, которая открылась перед людьми в ХХ веке.
       
    Это было сказано уже совсем незадолго до смерти, по сути накануне её.
       
       8. "Физика - это свобода", - любил повторять мой отец. Так думали и многие советские люди, даже далекие от науки. В 1960-е на всю страну прозвучал фильм "9 дней одного года" Михаила Ромма. Экранные герои Баталова и Смоктуновского казались абсолютно свободными - и внутренне, и внешне. Но этого в тоталитарном Советском Союзе, конечно, быть не могло. Реальным примером свободы (по крайней мере, бескомпромиссного стремления к ней) оказался только Сахаров.
       Все же то, что в фокусе борьбы за свободу встал ученый-физик, не случайно: новая квантовая физика оказалась тесно переплетена с самыми глубокими, последними проблемами человеческого сознания и бытия. Здесь кажется уместным привести отрывок из нашей книги "Крылья Феникса" (одна из ее основных тем - духовная эволюция физика-теоретика, соприкасающегося через квантовую теорию с высшим бытием):
       Трагизм человеческого существования не отменяем до тех пор, пока человек остается "только" человеком; общество же просто и не может быть ничем, кроме как обществом. Поэтому трагизм общественной жизни не отменяем в принципе, и любые попытки построения Царства Божия на Земле никогда не приводили и не могли приводить ни к чему, кроме новых трагедий. Надежду можно искать лишь в обращении к высшему.
       
    Пусть, отраженный на дне,
       образ расплылся:
       образ познай.
       
       Только на той стороне
       всем нам открылся
       вечности край.
        (Р. Рильке)
       В мире классической физики (на дне, внизу) просматривается образ квантового мира. Высший образ отражается в низшем мире людей и иных живых существ, в проявленном состоянии... Чтобы познать первоначало вещей, нужно обратиться к квантовым представлениям, в классической физике оно не содержится. Край вечности и непрерывности, радость бытия - только по ту сторону, в квантовой физике. Однако физика и учение о спасении все же различны. Через физическую формулировку квантового мира приобщиться к вечности и спастись еще нельзя, для этого нужно перейти от теории к практике, к реализации.
       Все духовные учения - практические, они призывают к реальной радости и свободе. Физик, встающий на духовный путь, получает двойную выгоду - он может использовать свои теоретические знания и осуществить сознательный переход через личное превращение, без которого ничего правильного о мире квантов сказать нельзя. Если физик говорит о квантовой механике верно, он уже спасся - перешел на высокий уровень бытия, к прямому переживанию высоких внутренних состояний. От популяризаторских лекций непреобразованного физика пользы не будет никому. Прогресс изучения квантовых состояний выглядит как суммирование усилий физиков, их достигших. Более того, каждый должен перейти по ту сторону сам - коллективного спасения не бывает. Коллективной бывает только круговая порука "научного сообщества", когда другие овцы не выпускают из стада одиночку, чтобы она не ушла к высшему.
       Когда кто-то один все же прорывается, все стадо вместе с пастухами и собаками, вертолетами и армией всего государства бежит за ним. Все хотят вернуть "отступника", чтобы заткнуть дыру, образовавшуюся в мировом порядке. В действительности, эта дыра спасительна, это - выход из каземата.
       
    Андрей Дмитриевич сумел сделать многое. Он начинал свой путь как талантливейший ученый, но в поисках истины ему пришлось выйти далеко за рамки физики (разумеется, здесь мы говорим совсем не только о политике). На определенном этапе он задумался о самых важных вещах, и наука перестала для него для него быть главной - в отличие от большинства его коллег. Он прошел через обращение, внутреннее преобразование, а затем, чувствуя свою ответственность, вернулся к людям и начал действовать, не щадя своего благополучия, здоровья и жизни.
       Он доказал на своем примере: кроме новой физики нужен новый человек, хотя бы один. А для целого общества решить эту задачу стократ сложнее.
       Сейчас, более 20 лет спустя, научно-социальные прогнозы Сахарова сбылись или сбываются - даже быстрее, чем он думал. Например, предсказанная им в 1974 году (да, "Мир через полвека") Всемирная информационная система (ВИС) - это фактически наш стремительно развивающийся Интернет... Новые технологии XXI века - скорее гуманитарные, глубоко, за пределы трех физических измерений, копающие внутрь мира и человека (пусть, на фоне массового невежества, они иногда принимают уродливые формы, подобно средневековым магическим ритуалам).
       Престиж классических естественных наук, не оправдавших надежды человечества на счастливое разрешение всех проблем, неотвратимо падает, да разве все дело в них. Дело в людях, о которых мы попытались рассказать - великих советских физиках, каждый из которых сделал, что смог, прошел свой участок пути.
       Что же дальше?
       Сталинская наука закончилась и умерла, перспектив у российской академической науки (которая по существу остается советской) в нынешнем ее виде нет.
       Прорывы и открытия могут и должны совершать 30-летние, не отягощенные предрассудками, - такие, как Бронштейн, Шубин, Ландау, Сахаров, которые делали науку даже в оруэлловском Советском Союзе. Будет ли жизнь новых гениев достойней и счастливей в XXI веке? В нынешней России им делать нечего ("почему мне так много удалось сделать в Германии" - объяснял Тимофеев-Ресовский). Закончив вуз или аспирантуру, они уходят в коммерцию или, в лучшем случае, творят на Западе, как последние лауреаты Нобелевской премии из московского физтеха. Причем не только по материальным соображениям - со "звериной серьезностью" молодые ученые, вкусившие хоть краешек свободы, работать не станут, обратно в шарашки их не загнать. У них другие, новые смыслы бытия. Другой вопрос, что путь к истинной свободе долог и труден, полон соблазнов.
       ...Когда-нибудь высокие истины пробьют себе дорогу, но, возможно, будут произнесены на совсем другом, новом языке. На нем нужно пробовать говорить уже сейчас. Впрочем, язык Откровения, к которому были причастны и великие физики, вряд ли устареет.
       
       
    Литература
       
    С.В. Вонсовский, Воспоминания. Екатеринбург, 1999.
       С.В. Вонсовский, Магнетизм науки. Воспоминания, ч. II, под ред. В.Ю. Ирхина, Е.И. Ануфриевой, Екатеринбург, УрО РАН, 2010.
       В.Ю. Ирхин, Е.И. Ануфриева. Магнетизм науки и магнетизм личности. К 100-летию со дня рождения академика С.В.Вонсовского. Вестник Российской Академии наук. 2010. Т.80, N.9. с. 843.
       С.П. Шубин. Избранные труды по теоретической физике, под ред. С.В. Вонсовского и М.И. Кацнельсона, Свердловск, УрО АН СССР, 1991.
       С.В. Вонсовский. Современная естественно-научная картина мира. Екатеринбург, 2005; Москва-Ижевск, 2006 (изд. 2).
       Г.Е. Горелик. Логика науки и свобода интуиции. Знание - Сила, 2001, ?5; Андрей Сахаров: наука и свобода, Москва: Вагриус, 2004.
       В.Ю. Ирхин, М.И. Кацнельсон. Крылья Феникса. Введение в квантовую мифофизику. Екатеринбург, Издательство УрГУ, 2003.

           


  • Комментарии: 2, последний от 02/01/2012.
  • © Copyright Ирхин Валентин Юрьевич (Valentin.Irkhin@imp.uran.ru)
  • Обновлено: 17/12/2011. 48k. Статистика.
  • Статья: Обществ.науки, Культурология
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.