На Севере, с его характерной суровой природой и непроходимыми духовными трясинами, открыто пространство для человеческих ценностей и жизни. Здесь, на краю бытия, где сходятся дороги и меридианы, не остановить вращения земли и стрелки компаса, а потому люди продолжают действовать. Они едят и пьют, встречаются и расстаются с себе подобными - на узких пятачках средь топей. Делают выбор в темноте, подходя к омуту, затянутому тонкой кромкой льда. Различают условно полезные и смертельно опасные травы, протягивают руки за красными ягодами, что светятся меж звезд на черном небе. Борются за лучшую долю на небесах, ломая коченеющие пальцы о мшистые валуны с острыми холодными вершинами.
Птицы и звери, деревья и грибы занимают свою нишу в северной системе мироздания и потому не прочь прийти на помощь искателю невидимых сокровищ. Вместе с ними читаешь древние знаки на березовой коре, сероватой гальке, навечно вмороженной в грунт, и давно высохших листьях. Идешь по узкой до головокружения тропинке, ступаешь по качающейся от ветра просеке, продираешься через бешеный лесоповал - и будто летишь по северному морскому пути. Только мерзнут ноги о болото и колет язык горький до черноты шиповник. Где же обещанные пещеры с горящим чистотой золотом и самоцветами?
На выходе к людям блистала улица Солеваров. Защищая от грязи, старые двери лежали на ней и вероятно вели в преисподнюю. Ступая по узким доскам, гуляли утки и козы. Теснились по крылечкам собаки и коты, здесь не возлечь обычным львам и не пройти единорогам. Лужи потянуты пленкой, серой пылью покрыты крыши, черные окна убиты крестами. В садах гремели молотки и пилы кузнецов под ржанье боевых коней. Горели железные печи, краснели деревья от жарких объятий огня. Вздымались гейзеры к небу, но били потоком вкось; рабочий люд бежал с бидоном к горячим водам. Пересекая холм и бурелом, она являла древние глухие переулки: Горького и Крупской, Чернышевского и Добролюбова, да шла себе дальше, мимо кладбища - куда-то в район мясокомбината. Однако нам туда не надо.
Опытные кузнецы Севера с болью отмечают: секреты, когда-то прибывшие с неба, отныне не могут служить основой и надеждой для повседневного мирного труда. Железо крошится в их руках, ржавые подземные трубы не выдерживают давления горячего пара, падают бастионы традиционной культуры. Этого горя не залить огненной водой, полученной от пришельцев и с некоторых пор текущей по жилам северных народов. Усталые богатыри ждут от последних советских ученых нового металла.
Тропические зонтичные растения, однажды завезенные на Север, чтобы стать кормом диких оленей, оказались не только непригодными для пищи, но и вовсе ядовитыми, подобно пушкинскому анчару. Они захватили ряд северных пустырей, превратив их в бездушные саванны, уродливые во всех отношениях. Были попытки огородить эти зоны каменной стеной, привлекая чужеземный капитал, в надежде затем разводить львов и устроить сафари. Все оказалось безуспешно, а социально-экономический кризис довершил крах идеи. Ныне забор неуклонно рушится, проходная стоит с разбитыми стеклами, пулеметы бездарно ржавеют.
Будучи воздвигнуты еще в бесславные времена правления вождя Никиты, дома на Севере древние. В явном виде радиаторы отсутствуют, но теплоносные чугунные сосуды пронизывают толщу чувствительных картонных перекрытий. Ближе к ночи на стенах и потолках сквозь пьяные крики соседей и темно-серое небо проступают тайные голубые узоры. Когда тепло и свет чрезмерны, обои лопаются и с треском сворачиваются. Поверх сразу клеят новые, иногда привлекая местные патриотические газеты, и всякий странник или постоялец может ощутить листы нерукотворных свитков и созерцать ряды священных знаков былых эпох.
Книжные шкафы, сохранившиеся в жилищах шаманов, плотно прилегают к стенам, а потому, их приоткрыв, легко согреть ладони, озябшие на северном ветру. Там также удается готовить яйца домашних птиц, а смелые охотники кладут в них на ночь дичь, добытую в скитаниях. Трудно сказать, обернется ли этот обычай простой заботой о роде и доме, или станет новой попыткой огненного жертвоприношения.
В общем и целом, темный огонь имеет большое значение на Севере. Кажется, он везде. Остановишься в бедном квартале - дождь пламени летит с балконов, рассыпаясь красными точкам. Поднимешься на верхний этаж - клубы едкого дыма стремятся снизу, глушат и так слабое северное сияние. Рабочие люди упорно смолят небеса, видно им мало работы в горячих цехах. Закроешь ненадолго глаза - пламя останется с нами, только меняет цвет на синий. Обопрись рукой о стену.
Северная ночь сурова. Уже в сумерки северные вороны достигают высотой двух метров. Нападают на крупный рогатый скот, которого теперь почти не сыскать на улицах полуразрушенных северных городов, среди курганов и свалок, могильников и пустырей. Щелкают клювами, пробивают консервные банки. Их гнезда прогибают чахлые кроны деревьев, закрывают звезды. Собираясь по двое-трое, способны разнести совхозные амбары, башни и зернохранилища, даже теплицы из стеклобетона, а с рассветом улетают в сторону моря.