Меч Кухулина

Кормак имел у себя в заключении заложников со всей Ирландии. Одним из них был Сохт, сын Фитала. У Сохта был красивый меч с

рукоятью из золота и навершием из серебра, с золотым поясом и разукрашенными ножнами; он имел острие, сверкавшее в ночи, как факел. Если бы острием его пригнули к рукояти, он бы снова стал прямым, как дротик. Он разрубил бы волос на воде; он срезал бы волос на голове, не задев кожи; он рассек бы человека надвое так, что одна его половина какое-то время не покинула бы другую. Сохт говорил, что это был Круайдин Крепкоголовый, меч Кухулина;

и семья его смотрела на этот меч как на свое родовое наследие, доставшееся им от отцов, что жили прежде них.

Между тем был в это время в Таре замечательный дворецкий, чье имя было Дубрен, сын Ургрена. Этот дворецкий упрашивал Сохта продать ему меч; он сказал ему, что каждой ночью у того будут яства с его стола, а у каждого из его свиты будет пищи на четырех человек, во славу меча, и сверх того, полностью его стоимость по оценке Сохта. “Не пойдет, — сказал Сохт, — я не вправе продавать собственность моего отца, покуда он жив”.

Какое-то время все оставалось по-прежнему; Дубрен постоянно заговаривал о мече. Наконец, он пригласил Сохта по одному случаю разделить с ним некую приятную попойку. И Дубрен наказал кравчему хорошенько потчевать Сохта вином и медом, покуда он не опьянеет. Так и было сделано, и Сохт не ведал, где находится, и впал в забытье. Тогда дворецкий взял у него меч и пошел к королевскому златокузнецу, Конну.

“Мог бы ты, — сказал он, — вскрыть рукоять этого меча?” —

“Мог бы”, — сказал тот. Потом златокузнец взял разобранный меч, вписал имя Дубрена на его стержне и снова сделал меч таким, каким он был прежде. Так продолжалось еще какое-то время, и дворецкий

по-прежнему выпрашивал меч, но не мог заполучить его от Сохта. Тогда дворецкий потребовал меч и взялся добиться своего законным образом: он заявил, что это его собственность, которую у него отняли. Сохт возразил, что подлинный меч — его по праву вместе с его уборами и украшениями и у него есть златокузнец, чтобы подтвердить это. Затем он обратился к своему отцу Фиталу, спрашивая его мнение по делу и умоляя его пойти вместе с ним, чтобы защитить его право на меч.

“Я не пойду, — сказал Фитал, — ты должен сам вести свои

дела, и не вечно мне быть для тебя третейским судьей, поскольку ты являешься обвинителем в столь многих делах. Говори истину без лжи; на ложь не должно отвечать ложью; но я приду, если тебе не удастся доказать собственность на меч, и мне будет легче изменить ход дела”.

Дело было открыто должным образом перед королем,

и Сохту дали возможность доказывать, что меч его. И он дал клятву, что меч был в его семье по наследству и что это его собственность. Затем говорил дворецкий: “Хорошо, о король Кормак; клятва, которую дал Сохт, лжива”. — “Кто подтвердит за тебя, — сказал Кормак, — что это ложь?” — “Вот что,—сказал тот, — если меч мой, мое имя написано на нем, и оно скрыто в рукоятке меча”. Тогда Сохта позвали к Кормаку, который сообщил ему, что было сказано. “Дело приостановлено, — сказал Кормак, — пока это не выяснится, и пусть к нам позовут златокузнеца”. Златокузнец пришел, вскрыл

рукоять, и внутри нашли написанное имя дворецкого. Сохт сказал: “Вы слышали, о люди Эрина, и Кормак вместе с вами, что этот человек признает меч своим. Я передаю владение мечом вместе с его долгами от меня к тебе”. — “Конечно, я признаю, — сказал дворецкий, — собственность на него с его долгами”.

Сохт тогда сказал: “Это меч, который был найден в обезглавленном теле моего деда, и я по сей день не знаю, кто совершил это деяние; и ты, о Кормак, вынеси приговор по этому делу”. — “Этот долг крупнее прочих”, — сказал Кормак.

Тогда он присудил за это преступление взять семь кумалов и

вернуть меч обратно. “Я признаю, — сказал дворецкий, —

происхождение этого меча”; и затем он рассказал по порядку

все о своем обмане, и златокузнец сообщил в отношении меча

то же самое. На это Кормак приказал взять семь кумалов с дворецкого и еще семь с златокузнеца и сказал: “Это полезное

предписание, которое вынес Нере, чтобы вершить справедливый и беспристрастный суд”.

“Поистине, — сказал Кормак потом, — это меч Кухулина,

и именно этим мечом был убит мой дед, Конн Ста Битв, рукою

Тибрайда Тиреха; об этом сказано так:

С войском храбрых соратников

Когда 6 и пришли люди Коннахта, —

Увы! — чтобы увидеть кровь Конна

На боках Кухулинова меча”.

Затем Кормак и Фитал вынесли приговор по мечу; это Кормак подготовил его. И Кормак присудил меч самому себе как пеню за смерть от него своего деда Конна.

Меч Кухулина (Комментарии)

Текст этого сказания содержится в рукописном своде под названием “Книга из Баллимот” (1391 год), куда оно было переписано из более древней “Книги из Навана”. На русский язык переводится впервые. Выразительность этого сказания помогает пон ять, в каком “вещно-фантастическом” мире жили древние ирландцы, насколько живым был этот мир, — и природный, и культурно-бытовой. Исходя из этого, можно по-другому взглянуть на их эстетизм, который нам кажется грубым и наивным. Но, конечно, “символы, будь то мифы, церемонии или физические объекты почитания, полностью раскрывают свою значимость только внутри отдельной традиции”, а “такое глубинное слияние с древней кельтской традицией ныне уже невозможно”. Название “Меч Кухулина” дано нами.

Кормак — сын Арта, внук Конна Ста Битв, известный уже нам верховный король Ирландии III века.

...заложников со всей Ирландии. — “Обмен заложниками был частью нормальных взаимоотношений как внутри племен, так и между различными объединениями”. Заложники брались в обеспечение мира и в знак повиновения; Кормак, как верховный король, держал заложников от четырех областей Ирландии — Улада, Коннахта, Мунстера и Лейнстера. Среди сооружений Тары при Кормаке упоминается и Холм Заложников. В одном древнем манускрипте сказано: “Он взял по заложнику из каждой крепости и выставил их в Таре. Холм Заложников из щедрых рук дал заложникам Кормак”. “Заключение”, в котором пребывали заложники, относительно, и об этом можно судить по свободе, которой пользуется Сохт, сын Фитала.

Фитал — отец Сохта, был при Кормаке главным брегоном, то есть законоведом и судьей. Обязанностью брегона было “разъяснять обычаи и законы страны в присутствии короля” . Корпорация брегонов имеет очень долгую историю; некогда она выделилась из сословия друидов, которые изначально выполняли у кельтов и судебные функции: “Именно они ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным”, — писал Юлий Цезарь в Галльской войне. Что касается брегона Фитала, то король Кормак, сам будучи замечательным судьей, имел в лице Фитала мудрого и проницательного советчика. Сохранились “Изречения Фитала”, то есть его моральные, философские и юридические максимы, произнесенные им в присутствии своего покровителя Кормака. Вот, например, какие четыре совета Фитал дал перед смертью своему сыну: “Не брать на воспитание королевского сына; не сообщать опасных секретов жене; не возвышать сына своего слуги; не доверять своей казны сестре на хранение”.

Красивый меч. — В этой истории присутствует то, что можно назвать культом оружия у кельтов. 06 этом культе свидетельствует не только наличие собственных имен у мечей, шитов и копий, но также описание мыслимых и немыслимых, часто сверхъестественных, качеств этого оружия (см. также примечания к “Финн и призраки”). “И еще в ту пору держали в мечах талисманы, а с клинков вешали демоны, — говорится в сказании „Битва при Маг Туиред", — и все потому, что тогда люди поклонялись оружию, и было оно их зашитой”. В этом сказании упоминается еще один легендарный меч — меч бога Огмы, найденный им на поле битвы с фоморами; этот меч носил имя Орна. Из многих выписок, свидетельствующих об особом отношении кельтов к оружию, приведем одно место из сказания “Болезнь Кухулина”: “...У каждого воина сбоку висел меч, и, если воин лгал, острие его меча обращалось против него. Так меч был порукой правдивости воина”.

 

Кухулин — главный герой уладского цикла ирландских сказаний, самое главное из которых — эпопея “Похищение быка из Куальнге”. По основной версии его происхождения, Кухулин был рожден земной женщиной по имени Дехтире от бога Луга, господина всех ремесел; это делает Кухулина “героем” в классическом смысле слова. Кухулин и сам обладал ярко выраженными сверхчеловеческими качествами: особенно известно его “чудесное преображение” в ярости, когда перед нами уже не человек и даже не божество, а некая космическая энергия. С другой стороны, Кухулин — именно кельтский герой, который “обладал многими дарами, но прежде всего — даром мудрости” (как говорится о нем в сказании “Сватовство к Эмер”) . Есть указания на то, что Кухулин вовсе не был “богатырем”: в сказаниях его называют “маленьким бешеным гномом”, а еще “темным, хмурым человечком, самым красивым из мужей Ирландии”. Жизнь этого удивительного полубога, от его рождения до гибели, последовательно описана в уладском цикле сказаний, который, благодаря А. А. Смирнову и С. В. Шкунаеву, был в основном переведен на русский язык. Считается, что Кухулин жил в I веке до н. э., за двести лет до Кормака. Ко времени Кормака Кухулин уже был легендой.

Меч Кухулина — один из ряда чудесных мечей кельтской традиции, которая первым “по старшинству” называет меч бога Нуаду, принесенный в Ирландию Племенем Богини Дану в числе четырех чудесных вещей: Камень Фаль, Копье Луга, Котел Дагда и Меч Нуаду. Заключительным звеном череды таких мечей можно считать Эскалибур (Каледвулх, или Каледболг) — меч короля Артура. Чудесные мечи, шире — орудия, а еще шире — Вещи, делают кельтскую традицию, если так можно выразиться, чудесно-вещной; все подобные предметы “нашли применение” в культуре и традиции европейского Средневековья.

...взять семь кумалов... — Кумал (наложница) — древняя единица измерения стоимости, которая изначально была равна женщине-рабыне, а затем — трем молочным коровам. В кумалах измерялся, например, любой платеж, будь то выкуп невесты или пеня за преступление (эрик).

Перс — сам судья, он был сыном легендарного “основателя ирландского правосудия” Моранна, жившего во времена Кухулина, в I веке до н. э. — I веке н. э. и знаменитого своим “Золотым Воротником”: этот Моранн ввел в обычай затягивать на шее обвиняемого нечто вроде ошейника, чтобы установить истину. Когда он говорил правду, ошейник ниспадал с него на землю; а когда лгал, ошейник затягивался вокруг шеи так, что из него и дух вон. Ошейник этот, или воротник, назывался “истиной господства”, был, очевидно, золотым и притом “одушевленным”. Что же касается Нере, сына Моранна, то “предписание”, вынесенное им, которое упоминает в тексте король Кормак, видимо, заключалось в том, чтобы брать пеню не только с проигравшей стороны, но и лжесвидетеля.

Тибрайд Тирех — сын Мала, король Улада (Ульстера), который в порядке кровной мести убил в 157 году Конна Ста Битв. Отец Конна, Федлимид, перед этим убил отца Тибрайда, Мала. В хрониках записано: “Тибрайд Тирех Сильный, от которого пал Конн благовидный, величавый...” Существует легенда, что Тибрайд, чтобы совершить это убийство, нанял пятьдесят мужчин, переодетых женщинами. Известно, однако, что король Улада сам был недолговечен и вскоре погиб. Меч, которым он убил Конна, как выяснилось, принадлежал Кухулину — главному герою Улада.

Люди Коннахта. — Королевства на западе Ирландии были непримиримыми врагами Улада, о их противостоянии повествует весь цикл Кухулина; поэтому коннахтцы были союзниками короля Тары.

...как пеню за смерть... — У кельтов был обычай, по которому преступник за свое преступление выдавался головой (см. также сказание “Мог Эйме”). На меч Кухулина смотрят не столько как на орудие, сколько как на самого убийцу, что свидетельствует об “одушевленности” оружия в восприятии кельтов. Поэтому же в тексте говорится о передаче меча “вместе с его долгами”. Меч, таким образом, предстает как живой участник тяжбы, в конечном счете как обвиняемый.