2. Мир и человек в традиционных религиях

Слова мудрых — как иглы и как вбитые гвозди, и составители их — от единого пастыря (Екклесиаст 12:11).

Скажи: «О люди писания! Вы ни на чем не держитесь, пока не установите прямо Торы и Евангелия и того, что низведено вам от вашего Господа» (Коран 5:72(68)).

И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей (Откровения 22:18—19).

Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть (От Луки 17:21).

Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его? (Иов 7:17—18)

— Что есть человек? — тихо стонал он, — что есть человек? (Ф. Дюрренматт, Судья и его палач)

Чтобы установить исходный пункт и основу для дальнейших (иногда весьма расплывчатых и неоднозначных) рассуждений о многообразии воззрений современного человека, мы начнем с обсуждения религиозного подхода, стремящегося решить наиболее глубокие вопросы бытия. В отличие от критического научного подхода, важнейшую роль во всех духовных традициях играет авторитет священного писания и предания. Поэтому даже для элементарного аутентичного знакомства с религиозными представлениями необходимо обратиться не к сведениям из вторых и третьих рук, а к оригинальным каноническим текстам. В западной (иудео-христианской) традиции основной Книгой является Библия (в переводе с греческого это слово и означает «книги»). Наибольшим авторитетом в иудаизме пользуется Тора — первые пять книг Библии, записанные Моисеем (по преданию, посредством Торы создан мир). В христианстве наиболее почитаемы четыре евангелия, но Ветхий Завет безусловно сохраняет свое значение.

Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности (2-е Тимофею 3:16).

В исламе главное место занимает арабский текст Корана, хотя авторитет Торы и Евангелия не отрицается:

И отправили Мы по следам их Ису, сына Марйам, с подтверждением истинности того, что ниспослано до него в Торе, и даровали Мы ему Евангелие, в котором — руководство и свет, и с подтверждением истинности того, что ниспослано до него в Торе, и руководством и увещанием для богобоязненных. И пусть судят обладатели Евангелия по тому, что низвел в нем Аллах (Коран 5:50(46)—51(47)).

Безусловность авторитета Писания утверждается и в иных религиях, в частности, в индуизме. Здесь четыре священные Веды (независимо от исторических датировок) считаются единым целым, существующим извечно. На их основе развиваются обширные комментаторские традиции.

Ни одно из речений Писания не может быть отвергнуто, но будучи услышанным, оно должно присоединяться к ранее установленным, даже если [последние] сами по себе лишены противоречий и образуют целое (Шанкара, комментарий к Брахма-сутре).

Хотя буддисты отвергли авторитет индуистских Вед, они быстро сформировали свой собственный обширный канон (в традиции северного буддизма — махаяны он долго продолжал развиваться). Входящие в его состав сутры часто имеют исторически позднее происхождение, но все равно трактуются как слова, переданные от Будды. Они цитируются как основной аргумент не только в религиозных, но и в философских и психологических трудах буддийских ученых. В Алмазной сутре обращение к каноническому тексту ставится выше любых религиозных добродетелей и благих дел.

Субхути, если к акой-нибудь человек соберет в таком количестве семь сокровищ, сколько в трех тысячах тысяч больших миров существует Сумеру, царей гор, и поднесет их в дар, и если другой человек извлечет из этой праджняпарамита-сутры хотя бы одну гатху в четыре стиха, заучит, прочтет, изучит и проповедует ее другим людям, то количество благости счастья, полученного [в награду] в первом случае, не составит и одной сотой благости счастья, полученной за второе даяние, не составит и одной стомиллиардной этой благости счастья, и количество их даже нельзя будет сравнить… Субхути, пусть добрый муж или добрая женщина будут жертвовать жизнью столько же раз, сколько песчинок в Ганге, а какой-нибудь человек проповедует людям пусть даже только одну гатху в четыре стиха, извлеченную из этой сутры, и счастье его будет во много раз больше.

Аналогичные чудесные свойства приписываются Лотосовой сутре, которую иногда называют буддийской Библией.

Следуя всем этим традициям, ниже мы будем понимать тексты как данное, а не подвергать их критическому анализу (предоставим это увлекательное, но неконструктивное занятие тем, у кого избыток свободного времени). С философской точки зрения роль текста можно проиллюстрировать следующим высказыванием М. Мамардашвили.

Текст есть зеркало, коррегируя по которому мы проходим Путь. Не начав строить текст, то есть продуктивным воображением не начав собирать что-то, … я ничего не пойму.

Несмотря на широкий круг обсуждаемых далее учений, отметим, что для западного читателя восприятие восточных традиций будет как правило более поверхностным, чем библейской. До реального изучения восточных текстов на Западе преобладал подход к Востоку «свысока». Подобные рассуждения можно встретить, например, у Гегеля:

Восточная философия тоже рассматривает определенное содержание, но это рассмотрение совершенно бессмыссленно, несистемно (Лекции по истории философии).

В наше же время, как это ни парадоксально, восприятие восточных учений (особенно на популярном уровне) зачастую становится легче, чем понимание своей традиции, поскольку оно происходит более рационально. В этой связи Л. Шестов, комментируя слова Лейбница «наша вера должна основываться на разуме, в противном случае, почему стали бы мы предпочитать Библию Корану или древним книгам браминов?», пишет:

Может быть, разум отвергнет Коран, но ведь, наверное, если ему будет предоставлено выбирать между Библией и священными книгам браминов, он не колеблясь отдаст предпочтение последним, ибо Библия не боится идти вразрез с самоочевидностями, в то время как мудрость браминов из самоочевидностей исходит (Афины и Иерусалим).

Мы, однако, постараемся переломить эту тенденцию, широко обращаясь к Библии.

Приведем ряд отрывков, которые принадлежат священным книгам различных религий и духовных учений и говорят о сотворении и строении мира как целого. Начнем с библейских цитат.

В начале сотворил Бог небо и землю [перевод Раши: В начале сотворения Богом неба и земли…]. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один. И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. [И стало так. — греческая Библия (Септуагинта)] И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. [И увидел Бог, что это хорошо. (Про второй день, в отличие от остальных — только в Септуагинте!)] И был вечер, и было утро: день второй. … И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. … И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой (Книга Бытия 1:1—9, 27—31).

В Библии история творения мира излагается два раза, причем в еврейском оригинале используются разные имена Бога (Элохим и Яхве), обычно переводимые на европейские языки как Бог и Господь.

Вот происхождение неба и земли, при сотворении их, в то время, когда Господь Бог создал землю и небо,… и всякую полевую траву, которая еще не росла, ибо Господь Бог не посылал дождя на землю, и не было человека для возделывания земли… И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою. И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла (Книга Бытия 2:4—9).

С общей для христианства и иудаизма книгой Бытия перекликается евангелие Иоанна:

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла [другой перевод: не приемлет] его (От Иоанна 1:1—5).

Картину, согласную с библейской, рисует священная книга ислама — Коран:

7:52 (54) Поистине, Господь ваш — Аллах, который создал небеса и землю в шесть дней, а потом утвердился на троне. Он закрывает ночью день, который непрестанно за ней движется… И солнце, и луну, и звезды, подчиненные Его власти. О да! Ему принадлежит и создание и власть. Благословен Аллах, Господь миров!
11:9 (7) …И был Его трон на воде, чтобы испытать вас, кто из вас лучше в деле.
16:3 Сотворил Он небеса и землю истиной.

Перейдем теперь к менее известным для европейца восточным религиям. Говоря о Творце, зороастризм упоминает и двойственность творения:

Кто сотворил земных обитателей? Кто создал свет и тьму?
Кто велит нам спать и бодрствовать?
Чьим велением восходит и заходит солнце?
(Авеста, Ясна)

Место, время и вера Ормузда были, есть и всегда будут… Ахриман, который во тьме, невежестве, страсти разрушения и бездне был, есть, но не будет… Между ними была пустота, то есть то, что называют «воздух», в котором теперь смешались друг с другом два духовных [начала], ограниченное и безграничное, то есть верхнее, то что называют «бесконечный свет», и бездна — «бесконечная тьма» (Бундахишн).

Наиболее священными в традиции индуизма являются ведические гимны.

Не было не-сущего, и не было сущего тогда.
Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.
Что двигалось туда и сюда? Где? Под чьей защитой?
Что за вода была — глубокая бездна?

Не было ни смерти, ни бессмертия тогда.
Не было ни признака дня, ни признака ночи.
Дышало, не колебля воздуха, по своему закону нечто Одно.
И не было ничего другого, кроме Него.

Мрак был сокрыт мраком вначале.
Неразличимая пучина — все это.
То жизнедеятельное, что было заключено в пустоту,
Оно Одно было порождено силой жара.

Вначале на Него нашло желание.
Это было первым семенем мысли.
Происхождение сущего, в не-сущем открыли
Мудрецы размышлением, вопрошая в [своем] сердце.

Поперек был протянут их шнур.
Был ли низ? Был ли верх?
Оплодотворители были. Силы растяжения были.
Порыв внизу. Удовлетворение наверху…
(Ригведа 10.129)

Многочисленные комментарии к ведам даны в прозаических упанишадах и менее авторитетных текстах.

Вначале здесь не было ничего. [Все] это было окутано смертью или голодом, ибо голод — это смерть. Он [— зовущийся смертью — пожелал]: «Пусть я стану воплощенным» — и сотворил разум. Он двинулся, славословя, и от его славословия родилась вода. «Поистине, — [сказал] он, — когда я славословил, появилась вода. … То что было пеной воды, затвердело, и это стало землей. Он изнурил себя. И от него, изнуренного и воспламененного, возник блеск, его сущность, который есть огонь (Брихадараньяка упанишада).

По велению Пуруши (первочеловека) и по милости предматерии от великого принципа творения и прочих, от наделенных различительными свойствами [первоэлементов] возникает яйцо Брахмы. Оно постепенно разрастается как круги на воде; это огромное яйцо [из] первоэлементов, покоящееся на воде и наделенное первичной материей [считается] явлением Вишну в образе Брахмы. Властелин мира Вишну, исконный образ которого неявленный, [обретает] здесь явленный образ и пребывает в исконном образе Брахмы (Вишну-Пурана, гл. 2).

Ряд образов индуистских текстов напоминает библейскую книгу Иова:

Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости? Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева, когда Я облака сделал одеждою его и мглу пеленами его, и утвердил ему Мое определение, и поставил запоры и ворота, и сказал: доселе дойдешь и не перейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим? Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал ли заре место ее, чтобы она охватила края земли и стряхнула с нее нечестивых, чтобы земля изменилась, как глина под печатью, и стала, как разноцветная одежда, и чтобы отнялся у нечестивых свет их и дерзкая рука их сокрушилась? Нисходил ли ты во глубину моря и входил ли в исследование бездны? Отворялись ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной? Обозрел ли ты широту земли? Объясни, если знаешь все это. Где путь к жилищу света, и где место тьмы? Ты, конечно, доходил до границ ее и знаешь стези к дому ее. Ты знаешь (!) это, потому что ты был уже тогда рожден, и число дней твоих очень велико (Иов 38:4—21).

Наконец — китайский даосский отрывок.

Свет спросил у небытия: «Ты действительно существуешь? Или на самом деле ты не существуешь?» Небытие не отвечало. Не получив ответа, Свет стал всматриваться в его облик: темное, неразличимое, смотришь — не видишь его формы, слушаешь — не слышишь его голоса. Хочешь схватить — не можешь, вглядываешься в даль его — не видно края. И Свет сказал: «Великолепно! Кто бы мог достичь этого! Я могу быть и не быть, но не могу абсолютно не быть» (Хуайнаньцзы).

Разумеется, глубина всех этих текстов несопоставима с любыми «светскими» (в том числе научными) рассуждениями и мировоззрениями, которые с религиозной точки зрения являются второстепенными.

В повествовании Библии нет ровно никакой ни астрономии, ни геологии, ни вообще науки. Совершеннейшей глупостью и полной беспредметностью надо считать попытки богословов «разгадать» повествование Моисея с точки зрения современных научных теорий (А. Ф. Лосев, Диалектика мифа).

Поэтому в данном разделе мы будем стараться приводить минимум комментариев, поскольку они всегда ведут к ограничению понимания; более плодотворен здесь личный труд читателя. Сделаем, однако, несколько замечаний в рамках наших скромных задач сравнения религиозных представлений с научной картиной. Во первых, поражают тесные смысловые и даже дословные параллели различных священных книг, которые далеко не всегда могут быть объяснены историческими связями. Например, говорится о поляризации первоначального небытия (хаоса) с образованием неба и земли (иногда под ними понимают духовный и материальный мир); важную роль играет символика воды, света и тьмы, ветра (духа). Даже в исходных текстах «языческих» политеистических религий основные образы те же (см. также обсуждение в приложении к книге А. Меня «Магизм и единобожие»):

Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом —
Широкогрудая Гея (земля), всеобщий приют безопасный,
Сумрачный Тартар, в земных залегающий недрах глубоких,
И, между вечными всеми богами прекраснейший, — Эрос.
… Черная Ночь и угрюмый Эреб родились из Хаоса…
Гея же прежде всего родила себе равное ширью
Звездное небо, Урана, чтоб точно покрыл ее всюду.
(Гесиод, Теогония)

В давние времена Небо и Земля еще не были разъединены, а Ин и Йо еще не были разведены. Они образовывали хаотическую массу, похожую на яйцо, имевшее смутные очертания и содержавшее семена. Более чистая и ясная часть была разреженной и образовывала Небо, тогда как более тяжелый и грубый элемент оседал и становился Землей. Тонкий элемент легко стал единым телом; но сплочение тяжелого и грубого элемента совершилось не без затруднений. Поэтому Небо образовалась первым, а Земля утвердилась позднее. После этого между ними родились боги (Нихонги, Япония).

Не существовало ничего. В темноте, в ночи была только неподвижность, только молчание. Одни лишь Создательница и Творец, Тепеу и Кукумац, Великая мать и Великий отец находились в бесконечных водах … Вот в таком виде существовало небо, и там находилось Сердце небес — таково имя бога и так он назывался. Тогда пришло его слово (Пополь-Вух, эпос индейцев киче).

Помню девять миров и девять корней
И дерево предела [мировое дерево], еще не проросшее.
В начале времен не было в мире
Ни песка, ни моря, ни волн холодных,
Земли еще не было и небосвода,
Бездна сияла, трава не росла…
Солнце не ведало, где его дом,
Звезды не ведали, где им сиять,
Месяц не ведал мощи своей.
(Старшая Эдда, Прорицание вельвы)

Не существовало еще небо и не существовала земля. Не было еще ни почвы, ни змей в этом месте. Я сотворил их там из Нуна, из небытия (Гелиопольская версия египетского мифа о творении).

Вавилонский эпос «Энома элиш» дает следующую картину:

Когда вверху небо названо не было, суша внизу не имела названия.
Апсу (пресные воды) первородный, все сотворивший,
И матерь Тиамат (соленые воды), что все породила,
Воды свои воедино мешали … Тогда в недрах зародились боги

Далее описывается битва Мардука и Тиамат (ср. с Пс. 73:13, Ис. 27:1):

… Бушующими ветрами наполнил он ее тело.
Волновались недра ее, разорвалась пасть ее …
Он замыслил мудрое дело, разделил плоть Тиамат,
Он разрезал ее как плоскую рыбу на две части.
Половину водрузил он кверху и покрыл ею вышнее небо.

Аналогичные мифы о творении существуют у народов Африки, Полинезии и т. д. (см., напр., Дж. Ф. Бирлайн, «Параллельная мифология»; Дж. Кэмпбелл «Тысячеликий герой»; М. Элиаде, «Священные тексты народов мира»). Все эти совпадения говорят в пользу определенной объективной истинности приведенных текстов даже для атеиста.

При желании и наличии образного мышления можно увидеть в обсуждаемых отрывках предвосхищение современных научных идей, например, Большого Взрыва, теории относительности (пространство и время оказываются относительными категориями) и даже концепции суперструн; ниже мы коснемся этих аналогий. Однако подчеркнем еще раз, что такой подход, особенно прямолинейный, ведет, мягко говоря, к снижению уровня с обеих сторон — религии и науки; в этом же смысле ограниченное значение имеет сравнение различных религий. В то же время заметна и существенная разница с научными теориями: приведенные описания не являются чисто объективными, поскольку присутствует Субъект творения — Бог, а также, уже на самом раннем этапе — человек.

Последовательность творения, описанная в Быт. 1 и Быт. 2:4, разная — во втором варианте человек выходит вперед. Этот факт (если исключить вульгарное светское мнение о произвольной компоновке Библии редакторами) чаще всего трактуется как важность точки зрения человека. С другой стороны, Библия весьма скупо говорит о «внешних» деталях космического мироздания. Более подробные сведения на эту тему, включая описания ада и рая, есть в апокрифических еврейских и христианских книгах, например, в Книге Еноха:

И я видел, как выходят звёзды небесные, и сосчитал врата, из которых они выходят, и записал все выходы их, — о каждой из них особо, по числу их, их именам, их связи, их положению, их времени и их месяцам, — так, как показал мне это ангел Уриил, который был со мною. Всё показал он мне и записал мне; их имена он также записал для меня, и их законы и их отправления (Енох 5:64—65).

Зато в канонических буддийских текстах космография разработана во всех подробностях:

Мир долгое время пребывает в состоянии рассеяния, когда остается лишь акаша (эфир, пространство психического опыта); затем вновь благодаря энергии [совокупных] действий живых существ в акаше начинают веять очень легкие ветры как знаки, предвещающие будущее появление вместилищ. … Затем эти ветры, все более усиливаясь, образуют круг ветра, после чего возникают круг воды, Великая земля из золота, континенты, [гора] Сумеру и т. д. Первым появляется дворец Брахмы, затем остальные [дворцы до сферы бога смерти] Ямы; однако [все это происходит] после развертывания круга ветра. И так благодаря развертыванию вместилищ развертывается и этот мир. Тогда одно из многочисленных существ, умершее последним (в прошлую кальпу — мировой период) в Лучезарной сфере, рождается в пустом дворце Брахмы. Другие живые существа, также умершие в этой сфере, рождаются среди Жрецов Брахмы и ниже — в сфере [богов], контролирующих [наслаждения], магически созданные другими. И так в указанной последовательности [живые существа] рождаются на [континентах] Уттаракуру, Годания, Пурвавидеха и Джамбудвипа, среди претов, животных и в адах. Закономерность здесь следующая: тот, кто погибает последним, появляется первым (Абхидхармакоша, буддизм, раздел 3, Учение о Мире, 90).

Вместо Бога здесь действует закон кармы — закон действия (причинности), так что мир создается сознанием живых существ (Брахма — лишь первое из рождающихся существ, которому кажется, что оно — творец). Буддийский космос включает бесчисленные системы миров. Отдельный мир состоит из трех слоев (лок): камалоки — царства желания, рупалоки — царства форм, арупалоки — царства без форм и включает шесть состояний живых существ: богов, людей, асуров (титанов-богоборцев), претов (голодных духов), животных и обитателей многочисленных адов. Однако, в отличие от индуизма, эта сложная схема всегда понималась буквально (онтологически) только в «народной» религии, а монахами использовалась символически — как объект для медитации.

Можно отметить также выделенность китайской философии, где понятие Бога отсутствует, а вместо него вводится понятие Дао. С психологической точки зрения эта философия намного дальше от западного человека, чем религии Индии и даже буддизм (правда, миссионеры-иезуиты пытались переводить Дао как Бог). Но и в китайской философии в центре стоит человек (благородный муж), который как космический фактор объединяет Небо (тянь) и Землю (ди), способствуя их гармонии:

Человеку присущи качества неба и земли, в нем совокупляются светлое и темное, сливаются дух и душа, смешиваются совершенные ци (энергии) пяти стихий (Ли цзы — конфуцианская книга ритуалов).

Великие люди полагают небо, землю и тьму вещей единым телом. Они смотрят на Поднебесную как на одну семью, а на Срединное государство как на одного человека. Если ничтожные люди размежевывают форму и содержание, разделяют на «ты» и «я», то великие люди способны полагать небо, землю и тьму вещей единым телом без того, чтобы нарочито задумываться над этим. Поскольку такова гуманная основа их сердец, постольку они и составляют единое целое с небом, землей и тьмой вещей. Неужели таковы только великие люди? Нет, сердце даже ничтожного человека такое же, хотя он и уничижает его сам (Ван Янмин).

Во всех обсуждаемых религиях и учениях говорится об Едином:

Я Господь, и нет иного; нет Бога кроме Меня; Я препоясал тебя, хотя ты не знал Меня, дабы узнали от восхода солнца и от запада, что нет кроме Меня; Я Господь, и нет иного. Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия (в оригинале: зло); Я, Господь, делаю все это (Исаия 45:5—7).

Мы испытываем вас злом и добром для искушения, и к Нам вы будете возвращены (Коран 21:36(35)).

Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты (Псалтырь 138:7—8).

Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им (1-е Коринфянам 8:5—6).

Одно сказал Бог, два вот услышал я, ибо мощь Богу (Псалтырь 61:12).

Тогда Видагха Шакалья стал спрашивать его: «Яджнавалкья, сколько же существует богов?» Тот ответил согласно тому нивиду [стихи из хвалебного гимна, содержащие список богов]: «Столько, сколько упомянуто в нивиде вишведевам [боги, происходящие от Вишну] — три и три сотни и три, и три тысячи». «Так, — сказал тот, — сколько же в действительности богов, Яджнавалкья?» «Тридцать три». «…?» «Шесть»… «Три». «…?» «Два». «…?» «Один с половиной». «Так, — сказал тот, — сколько же в действительности богов, Яджнавалкья?» «Один».… «Каков один с половиной?» «Тот, кто дует…Ведь это все возрастало в Нем, поэтому — один с половиной». «Каков один Бог?» «Дыхание (Атман). Он — Брахман, Его зовут: То» (Брихадараньяка упанишада).

Таким образом, в индуизме множественность богов понимается как проявление многочисленных аспектов единого Бога и соответствует определенному уровню постижения истины. По-видимому, религия древнего Египта в этом смысле была близка к индийской. Что касается «классического» язычества Греции, то оно также трансформировалось в философию Единого на путях платонизма и неоплатонизма (см. описание космологии в диалоге Платона «Тимей» и книгу Прокла «Первоосновы теологии»; в последней Бог сопоставляется единому, а боги — множественному, сфере чисел); детальные сравнительно доступные комментарии даны в книгах А. Лосева.

Слово «зло» (евр. «ра») в приведенных выше словах пророка Исайи 45:7 (ср. Коран 21:36 (35)) то же, что и в Быт. 2:9 («дерево познания добра и зла»), причем «добро и зло» — фразеологический синоним для «всё». Зло и страдание может быть сопоставлено с недозволенным смешением, хаосом. Согласно еврейскому толкованию, причиной появления добра и зла было грехопадение: до него человек не знал добра и зла, но знал истину (в отличие от иудаизма, в христианстве большое значение обычно придается грехопадению других сущностей, которое предшествовало человеческому). Таким образом, свобода выбора между добром и злом отлична от истинной свободы в библейском смысле. В христианстве этот вопрос тесно связан с личностью человека, которая неотделима от личности Христа:

И познаете истину, и истина сделает вас свободными. Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: сделаетесь свободными? Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха… Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете (От Иоанна 8:32—36).

Как и Ветхий, Новый Завет содержит утверждения о преодолении любого дуализма (двойственности):

А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровию Христовою. Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем (К Ефесянам 2:13—16).

В качестве еще одного комментария к очень трудному месту Ис.45:7 приведем отрывок из пролога к «Сильмариллиону» Р. Толкиена:

Тогда Илюватар сказал им: «Я желаю, чтобы по предложенной вам теме вы все вместе создали гармоничную великую музыку. И так как в вас горит зажженное мной вечное пламя, вы покажете свою силу, украсив эту тему каждый по своему разумению и способностям. Я же буду смотреть и слушать и радоваться великой красоте, что пробудится в песне с вашей помощью».

…Мелькору среди всех Аинур были даны величайшие дары могущества и знаний, к тому же он имел часть во всех хорах, полученных его собратьями. Он часто бродил один, разыскивая Вечное пламя, потому что Мелькора сжигало желание принести в Бытие свои собственные творения. Ему казалось, что Илюватар обошел вниманием пустоту, и Мелькор хотел заполнить ее. Однако он не нашел огня, потому что этот огонь — в Илюватаре. Но когда Мелькор бродил в одиночестве, у него стали возникать собственные замыслы, отличные от замыслов собратьев.

Некоторые из этих мыслей он начал теперь вплетать в свою музыку. И тотчас же прозвучал диссонанс, и многие из тех, кто пел вблизи Мелькора, пришли в замешательство, и мысли их спутались, и музыка их начала спотыкаться, а некоторые начали подстраивать свою музыку к музыке Мелькора, предпочитая ее той, которая возникла в их собственных мыслях. И тогда диссонанс, порожденный Мелькором, стал распространяться все шире, и мелодии, слышавшиеся до этого, утонули в море бурных звуков. Но Илюватар сидел и слушал, пока не стало казаться, что вокруг Его трона бушует яростный шторм, как будто темные волны двинулись войной друг против друга в бесконечном гневе, который ничем нельзя успокоить.

Тогда Илюватар встал, и Аинур увидели, что Он улыбается. Он поднял левую руку, и вот среди бури зазвучала готовая тема, похожая и не похожая на прежние, и в ней были сила и новая красота. Но диссонанс Мелькора возвысился над шумом и стал бороться с темой. И снова началось столкновение звуков, более неистовое, чем прежде. И Мелькор начал побеждать.

Тогда опять поднялся Илюватар и Аинур увидели, что лицо у Него стало суровым, и Он поднял правую руку, и вот, среди смятения зазвучала третья тема, и она не была похожа на другие. Потому что сначала она казалась мягкой и приятной, как бы журчание спокойных звуков в нежных мелодиях, но ее нельзя было заглушить, и она заключала в себе силу и глубину. И в конце концов показалось, что перед троном Илюватара звучат одновременно две мелодии, совершенно противоречащие друг другу. Одна была глубокой и обширной, прекрасной, но медленной, и она сочеталась с неизмеримой печалью, из которой, главным образом, и исходила ее красота. Другая же мелодия достигала теперь единства в самой себе, но она была громкой и гордой и бесконечно повторялась. И в ней было мало благополучия, скорее, она напоминала шум, как будто множество труб твердили несколько нот в унисон. И эта вторая мелодия пыталась поглотить первую. Но казалось, что ее победные ноты забирала первая мелодия и вплетала в собственный торжественный рисунок.

В апогее этой борьбы, от которой колебались стены залов Илюватара и дрожь убегала в недвижимые доселе безмолвия, Илюватар встал в третий раз, и лицо Его было ужасно. Он поднял обе руки, и одним аккордом — более глубоким, чем Бездна, более высоким, чем небесный свод, пронзительным, как свет из очей Илюватара, музыка прекратилась.

Тогда Илюватар заговорил, и Он сказал: «Могущественны Аинур, и самый могущественный среди них — Мелькор, но он не должен забывать, и все Аинур тоже, что Я — Илюватар. Я покажу вам то, что сотворило ваше пение, дабы вы могли взглянуть на свои творения. И ты, Мелькор, увидишь, что нет темы, которая не исходила бы от Меня, потому что тот, кто пытается сделать это, окажется не более, чем Моим орудием в создании вещей более удивительных, чем он сам может представить себе».

В суфийской традиции ислама вопрос о добре и зле обсуждается следующим образом.

Полюс не может выявить себя иначе, чем через другой полюс.
Но ведь несравненный Шах не имеет себе противоположного.
Поэтому он сотворил два знамени: белое и черное.
Один — Адам, другой — Иблис-совратитель.
И между ними обширное поле битвы,
На котором не прекращаются сражения (Руми).

Для зороастризма характерен дуализм доброго и злого, но и он имеет относительный характер. Здесь добрый и злой боги Ахурамазда (Ормузд) и Анхра-манью (Ахриман) — могут выступать как два сына единого бога времени Зервана (см. «Зороастрийская мифология». СПб, 1998; в другой версии Ахриман — один из сыновей Ахурамазды). Первый брат — результат молитвы и жертвоприношения Бога с целью творения (этот аспект находит параллели в индуизме), второй — результат сомнения в смысле бытия (такое же сомнение видят некоторые комментаторы Библии в отсутствии слова «хорошо» относительно второго дня творения, когда была создан материальный мир; см. также работу М. Бубера «Образы добра и зла», где проведено сравнение иудаизма и зороастризма). Таким образом, зло опять лишается онтологической сущности, а Ахриман выступает скорее как символ отрицательных побуждений в душе человека:

Все добрые мысли, все добрые слова, все добрые дела я совершаю сознательно. Все злые мысли, все злые слова, все злые дела я совершаю бессознательно (Авеста).

Как подчеркивают практически все религии и учения, начиная с иудаизма и кончая буддизмом, конкретная этическая ответственность в этом мире лежит на человеке.

Доколе Я в мире, Я свет миру (от Иоанна 6:5).

Не называй Бога правосудным, ибо в делах твоих не видно Его правосудия… Где Его правосудие? Мы были грешники, и Христос умер за нас (Исаак Сирин, слово 90).

Бог не имеет имени, ибо никто не может о Нем что-либо высказать или узнать. В этом смысле говорит один греческий учитель: что мы познаем или высказываем о первой причине, это скорее мы сами, чем первопричина; ибо последняя выше познания и высказывания! Итак, если я скажу: «Бог благ», это неправда; я благ, а не Бог благ. Я иду еще дальше: я лучше, чем Бог. Ибо лишь то, что благо, может быть лучше; и лишь что может быть лучше, может стать наилучшим (Мейстер Экхарт).

Сказал р. Моше Лейб:

…Для чего создано безбожие? Даже оно бывает полезно, когда нужно оказать помощь. Ибо если приходит человек и просит помощи, недостаточно сказать ему: «Положись на Господа», нужно действовать так, будто нет Бога и во все мире некому помочь тому человеку, кроме тебя (М. Бубер, Хасидские предания).

Как уже говорилось в начале главы, в индуизме (как и в позднейшей западноевропейской философии) этот вопрос ставится на прочную рациональную основу.

Из всего существующего во вселенной один только человек является объектом этики. Он знает, что имеет отношение к двум мирам — миру бесконечного и миру конечного. Действие бесконечного в конечном — это не просто поэтический образ, а трезвая истина философии. Бесконечное пребывает во всем конечном, и человек осознает это. Хотя он связан с организмом, который механически определяется прошлым, все же свойственные бесконечному идеалы истины, красоты и добра действуют в нем и дают возможность избирать их и бороться за за более яркое их выражение. Это происходит потому, что бесконечный Брахман широко обнаруживает себя в человеческих существах, так как они способны к этической и логической деятельности. Пока индивид стремится к ним, но еще не может их достичь, он находится в связанном состоянии; в момент, когда он достигает бесконечного, внутреннее напряжение ослабляется, чувство свободы и радости наполняет его душу. Достижение Брахмана представляет собой конец всякой деятельности… (С. Радхакришнан, Индийская философия, Т. 2, С. 553).

Здесь речь идет о ведантическом освобождении через знание. В то же время нужно помнить, что

Если, достигнув знания, мы не в состоянии будем хранить его при помощи человечности, мы обязательно потеряем его (Конфуций).

В христианском предании тема зла в мире и связанная с ней проблема теодицеи (оправдания благости Бога несмотря на наличие зла) получила широкое освещение, хотя, конечно, не была исчерпана. Многие из христианских святых, начиная с Дионисия Ареопагита, Иоанна Златоуста и бл. Августина, говорят о зле как о несуществующем (не-сущем), не исходящем от Бога:

Итак, во всем сущем нет зла. В самом деле, если все сущее происходит из Блага, и Благо все сущее объемлет и пребывает в нем, то в сущем зла быть не может, в противном случае необходимо будет признать, что зло — в Благе … Зла как такового нет нигде и возникает оно не вследствие своего могущества, а в силу оскудения [добра] (Дионисий Ареопагит, О божественных именах, 4:21,34).

Зло есть не что иное, как отклонение от добра, а посему зло вторично по отношению к добру (Иоанн Златоуст).

Зло не является сущностью, добро же сущностью является (Фома Аквинский).

В Библии об этом говорится в неканонической книге Премудрости Соломона (1:13—14). Следующая цитата соответствует «психологическому», а не онтологическому подходу:

Если зло не является несотворенным и не является сотворенным Богом, откуда берется его природа? То, что зло существует, не станет отрицать ни один из живущих в мире. Что же нам тогда сказать? Что зло есть не живая одушевленная сущность, но состояние души, противоположное добру, и берет оно начало в легкомысленных людях, из-за их отпадения от добра… Каждый из нас должен признать, что он сам и есть создатель всего зла в себе (Василий Великий, Шестоднев).

Аналогичные утверждения делаются и в других традициях.

Сущее есть абсолютное добро.
Если оно содержит хоть каплю зла, оно не Сущее (Махмуд Шабистари).

В буддизме мы имеем несколько иной (также «психологический») поворот этой темы:

Когда мы учимся таким образом, дурные действия проявляются как сплошное пространство того, что никогда не было сделано. Воодушевленный этим проявлением, прозрев тот факт, что дурные действия не осуществлены, практикующий окончательно освобождается от них. Именно в такое время, когда начало, середина и конец проявляются как неосуществленные дурные действия. Дурные действия не порождаются условиями — они просто не осуществлены; дурные действия не погибают в силу условий — они только не осуществлены (Догэн, традиция дзен).

Таким образом, если началом духовной практики является удаление от зла, то в ее результате зло оказывается несуществующим — человек просто не способен его совершать.

В даосизме имеет место двойственность принципов инь и ян (которые лежат в основе китайской «натурфилософии») — женского и мужского, земли и неба, луны и солнца, пассивного и активного, темного и светлого, смерти и жизни и т. д. и, но здесь она не имеет антагонистического характера: указанные пары категорий взаимно превращаются и дополняют друг друга.

Вопрос об историческом соотношении поли- и монотеизма достаточно сложен. Часто считается, что монотеизм возник в результате эволюции политеизма. Современный раввин А. Штейнзальц, однако, высказывает в книге «Образы Библии» точку зрения, что монотеизм являяется естественным мировоззрением человека, которое периодически искажается и должно восстанавливаться; аналогичных взглядов придерживается антрополог М. Элиаде. Таким образом, политеизм — усложненная система почитания Бога, основанная на потребности «рационального» контакта. В широком смысле роль идолов могут играть любые внешние объекты, достижения культуры и философские конструкции, заслоняющие Бога. Например, бл. Августин в книге «О граде Божием» осуждал «каиновский» дух римской империи — «града земного», основанного на пренебрежении к Богу. Первым монотеистом библейской традиции, получившим откровение о едином Боге, был Авраам, покинувший города развитой цивилизации Шумера и ставший первым евреем. В иудейских мидрашах (толкованиях, делающих попытку восполнить пробелы библейского повествования) история его обращения излагается следующим образом:

Трех лет от рождения вышел Авраам из пещеры [где его прятали от Нимрода после предсказания, что он будем родоначальником избранного народа] и, увидя мир Божий, стал размышлять о том, кем созданы звезды и небо, и он сам. Очарованный величественным светом солнца, его теплом и светом, он весь день возносил молитвенную хвалу солнцу. Когда солнце зашло, а на небе появилась луна, окруженная мириадами звезд, Авраам подумал: «Вот это светило, очевидно, и есть божество, а маленькие светильники, его окружающие — это его вельможи, воины и слуги». Всю ночь он пел гимны луне. Но вот наступило утро; луна зашла на западе, а на востоке снова появилось солнце. «Нет, — сказал Авраам, — есть Некто, который властен и над солнцем, и над луною. К Нему стану я возносить моления мои».

Звезды здесь служат символом «языческой» мудрости (например, астрологии). Эта история повторена в Коране (6:74—79) и, от своего лица, бл. Августином (Исповедь 10). Аналогичные места можно найти в индуистских упанишадах, например, в Брихадараньяке (см. выше).

Помимо онтологического смысла, из более глубоких смыслов священных текстов следует выделить следующий: они описывают не только однократное творение мира, но и путь развития каждого человека, приходящего в мир, в особенности стадии его духовного роста («внутренний» смысл Писания); при этом все категории творения приобретают символическое значение. В этом смысле творение каждый раз происходит заново.

Вот, Я делаю новое; ныне же оно явится; неужели вы и этого не хотите знать?
Ибо вот, Я творю новое небо и новую землю, и прежние уже не будут воспоминаемы и не придут на сердце (Исаия 43:19, 65:17).

Таким образом, обсуждаемые тексты могут служить основой гуманитарных наук, особенно психологии. В Талмуде читаем:

Сотворен был только один человек. Это должно служить указанием, что: тот, кто губит хотя бы одну человеческую душу, разрушает целый мир, и тот, кто спасает одну душу, спасает целый мир; не может один человек возгордиться перед другим человеком, говоря: мой род знатнее твоего рода; каждому человеку следует помнить, что для него и под его ответственность создан мир (трактат Санхедрин).

Глубокая аналогия макрокосма и микрокосма — человека в том или ином виде присутствует во всех религиях (например, в индуистских текстах говорится о Пуруше, в китайской философии — о первочеловеке Пань-гу). С этой точки зрения, повторное описание творения человека в Библии трактуется в иудаизме как творение сначала одного прачеловека — Адама Кадмона, а затем — индивидуальных душ. В христианстве мы имеем следующее осмысление этой темы:

И вы — тело Христово, а порознь — члены (1 Кор. 12:27; см. также Ин. 17:20—23, Рим. 12:4—5).

Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут… Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий (1 Кор. 15:22, 45).

Приведем также поэтический комментарий.

У Христа
по зеркалу
в каждой руке.
Дрожит его лик
и множится.
(Ф. Гарсиа Лорка, Сюита зеркал, Символ)

Вопрос о человеке как микрокосме обсуждался многими св. отцами и мистиками различных традиций:

Вообще же точное наблюдение себя самого дает тебе достаточное руководство и к познанию Бога. Ибо, если внемлешь себе, ты не будешь иметь нужды искать следы Зиждителя в устройстве Вселенной, но в себе самом, как бы в малом каком-то мире, усмотришь великую премудрость своего Создателя (Василий Великий).

Рассмотри отдельные части: мускулы похожи на глыбы земли; кости на камни; вокруг сосудов находятся маленькие камешки; посмотри также на ветвеобразные кровеносные сосуды, это извилистые течения ручьев. Мягкие волосы — мхи, головные волосы — это дерн; сокровенные залегающие массы мозга — это рудоносные каналы плоти (Тертуллиан).

Человек создан по подобию большого мира, но он его уменьшенный вариант… Составные части Адама подобны составным частям большого мира (аль-Газали).

В берущих основу в Библии (авраамических) религиях — иудаизме, христианстве и исламе — Бог отличен от мира и человека (трансцендентен). Более четко это противопоставление в иудаизме и исламе, хотя и здесь, в отличие от греческой философии, Бог и человек находятся в тесных диалогических отношениях. Кроме того, в этих религиях существуют мистические традиции и направления — каббала и суфизм; впрочем, часто считается, что последние выходят за рамки частных религий. Приведем несколько цитат.

Может ли человек скрыться в тайное место, где Я не видел бы его? говорит Господь. Не наполняю ли Я небо и землю? говорит Господь (Иеремия 23:24).

Душею моею я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра (Исаия 26:9).

Мы сотворили уже человека и знаем, что нашептывает ему душа; и Мы ближе к нему, чем шейная артерия (Коран 50:15 (16)).

Лишь знание скрепляет неразлучно:
Бог знает нас, а потому Он — с нами;
Его не зная, мы — не с Ним (Ибн Араби, Мекканские откровения).

Как бы зрачок в глазу — Господь в душе людской:
Искать Его вовне — безумье, труд пустой.
(Ади-Грантх, священный текст сикхизма — религии, соединившей в 15 в. традиции ислама и индуизма)

В христианстве пропасть между Богом и человеком преодолевается благодаря воплощению Христа. В Новом Завете говорится о присутствии внутри человека всех ипостасей св. Троицы.

Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас (К Ефесянам 4:6).

Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть (2 Кор. 13:5).

Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? (1 Кор. 3:16)

Ибо всякий дом устрояется кем-либо; а устроивший все есть Бог… А Христос — как Сын в доме Его; дом же Его — мы, если только дерзновение и упование, которым хвалимся, твердо сохраним до конца (К Евреям 3:4—6).

Целью христианина является обожение — по известному святоотеческому изречению, «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». В православии проблема трансцендентности и имманентности Бога решается именно на основе положения о различии сущности Бога и его энергий (см. гл. 7, 13, 14).

Принципиальную позицию в вопросе о первичности внутреннего мира человека занимает и буддизм:

Живые существа изначально обладают сознанием Будды, вне живых существ нет никакого сознания Будды. Для омраченного Будда есть живое существо. Для просветленного живое существо есть Будда (Сутра Помоста Шестого Патриарха).

В адвайта-веданте (предельно недуалистическое толкование Вед Шанкарой, которое считается вершиной индуизма) Бог является единственной реальностью. При этом провозглашается тождество индивидуальной души (дыхания, духа) — Атмана и безличного Бога — Брахмана (на другом языке — тождество субъекта и объекта). В то же время подход веданты, вопреки частому мнению, не означает пантеизма:

Вездесущий, внутри и снаружи, Тот, Который весь движущийся мир заставляет казаться [тем, что он есть], Он, вечный, светит как жар в раскаленном железном шаре. Вечный не есть движущийся мир; Он отличен от него. Тем не менее, все, что не Он, — ничто и само по себе недействительно. Все, что кажется чем-нибудь иным, чем Вечный, есть обман, подобный миражу в пустыне (Шанкара, Атма-Бодха, 61—62).

Интересно, что те же образы можно найти в христианском предании.

Каким образом Божественное пребывает во плоти? Как огонь в [раскаленном] металле, не путем перехода [одного в другое], но путем передавания. Ибо огонь не переходит [не превращается] в металл, но, оставаясь сами собою, передает последнему собственную силу, не умаляющуюся такой передачей и наполняющую всю массу [металла], которая становится причастна ему (Василий Великий, О святом рождестве Христовом).

Аналогичные отличия суфизма от пантеизма обсуждаются в книге М. Степанянц «Философские аспекты суфизма». При этом и в индуизме подход адвайта-веданты не является единственным. Например, в веданте Рамануджи и вишнуизме (в частности, кришнаизме) признается относительная двойственность личного Бога и человека. Такая же дискуссия между различными школами индуизма шла по вопросу о сохранении индивидуальной личности человека после его освобождения и соединения с Богом. Эти вопросы являются центральными для всех религий, и вряд ли мы можем предложить в нашем труде окончательный ответ на них.