Калмыкова-Яровская Наталья Владимировна
Светлая страница

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Калмыкова-Яровская Наталья Владимировна (leto2122@rambler.ru)
  • Обновлено: 25/02/2016. 306k. Статистика.
  • Сборник стихов: Поэзия
  • Иллюстрации/приложения: 1 штук.
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Издательская верстка этого сборника доступна в формате PDF (508 Kb)

  • Н. В. КАЛМЫКОВА-ЯРОВСКАЯ
    СВЕТЛАЯ СТРАНИЦА
    Сборник стихов

    УДК 821.161.1(081)
    ББК   84(2Рос=Рус)6я44 
    К17
    Н.В. Калмыкова-Яровская
    К17  Сборник стихов "Светлая страница", 2015 -- 340 стр.
    ISBN 978-5-4465-0742-9

    СТОЛЕТИЕ
    Драма
    ЧАСТЬ 1


    ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 
    ОН: НИКОЛАЙ ВТОРОЙ
    ОНА: ИМПЕРАТРИЦА АЛЕКСАНДРА

    ЭПИЗОД 1. Сватовство
    Он: -- 
    К Кшесинской не ревнуй, любовь моя!
     
    Она свободна, жизнь ее богата,
    Но в этой жизни был не только я,
     (Апард) 
    Хотя она ни в чем не виновата.

    Ну, пусть порхает, как небесный дым,

    И в этом упоение находит

    А по твоей неветреной породе --

    Характер твой суров и нелюдим --

    Лишь это только для меня подходит,
    Ведь я намерен завести семью.
    Я по родне поехал, чтоб жениться.
    Но по приказу не могу влюбиться,
    И я натуру не хочу свою
    Ломать за-ради выгод и амбиций.

    Но все, о чем я долго так мечтал

    И не надеялся в Европе встретить,

    Влетело в жизнь, как самый свежий ветер,

    А дальше превратилось в дикий шквал!

    В тебе! В тебе нашел свой идеал!
    Она: -- 
    Не знаю, что на это все ответить...
    Ты о Кшесинской мне всегда писал.
    Ее прекрасный незабвенный образ
    Рождал во мне желанье подражать:
    Быть балериной иль актрисой стать,
    В театр бродячий из дворца сбежать.
    И, как во тьме, где есть искусства проблеск,
    Свободно жить и радостно дышать.
    Он: -- 
    О да! Театр -- всегда мечта моя!
    6


    Столетие
    Ребенком я жалел, что не родился
    В среде, где б весь талант мой проявился!
    Я мнил, что наша царская семья
    Забудет про меня...
    Я бы учился...
    И стал бы тенором великим я!
    Она: -- 
    И на Кшесинской бы тогда женился!
    Он: -- 
    О нет! Она совсем не для меня!
    Всегда горда, заносчива, ранима.
    С характером таким невыносимым!
    Нет-нет! Я не прожил бы с ней и дня!
    Ее стезя -- творенья путь не торный
    С безудержным служеньем красоте!
    И жесты те, и все движенья те
    Для естества волшебно-животворны!

    Искусство жить, читая между строк.

    И воплощать на сцене тот огонь,

    Что исторгает самый нежный стон,

    Направив все эмоции в поток.
    Для нас Чайковский был всегда пророк!
    Шекспир -- пророк! И Пушкин был пророк!

    Их воплощать желанья и мечты

    И образы, скользящие, как мысль,

    Апостольским трудом, движеньем ввысь

    Служить идее вечной Красоты!..
    Вот почему так значимы для нас
    Актеры, проживающие век
    У рампы, где замедлен время бег,
    Иль жизнь проходит за короткий час.
    7


    Жест, как идея, а движенье -- слово.

    Вот этот пируэт, как фразы оборот.

    И все вокруг мелькает и поет...
    Она: -- 
    Я быть женою вашей не готова.
    Вы можете приехать через год.
    Он: -- 
    Как -- через год?! Я ждал теперь ответа!
    Мне что-то нужно батюшке сказать!
    И матушка просила передать,
    Что сватовство необходимо это!
    Не можешь ты так просто отказать!
    Она: -- 
    На "ты" мы с вами не переходили
    И вряд ли уж когда-то перейдем.
    Так неприлично нам сидеть вдвоем.
    Где компаньонка? Мы ее просили
    Не уходить, когда беседу мы ведем.
    Он: -- 
    Я много месяцев мечтал о вас.
    Я мысленно твердил, твердил признанья.
    И множились мои воспоминанья,
    А с ними -- и душевные терзанья
    Так, что не доставало сил подчас.
    Она: -- 
    Мне надо уходить... я так устала...
    Возьмите, посмотрите: здесь -- альбом.
    Он: -- 
    Ну, вы мне покажите, что же в нем?
    Она: -- 
    Мне говорить так долго не пристало!
    Я здешняя наследница земель,
    Пусть небольших, но мне принадлежащих.

    По ту и эту сторону лежащих

    У княжеств присоединиться -- цель.
    8


    Столетие
    И отовсюду едут женихи,
    Ведь я уже наследная принцесса!
    Всем кажется, что им прибавят веса
    Суждения про драму и стихи.

    Но вы их всех сегодня превзошли!

    О чем вы здесь так долго рассуждали?

    Да и с чего, помилуйте, вы взяли,

    Что вас поймут, что б вы здесь ни несли?

    И как бы ни вели себя в запале?!
    Он: 
    (показывает ей в альбоме) Вот в этом платье светлом.
    Она: -- 
    В голубом.
    Он: -- 
    Ведь это вы сидите очень чинно
    И смотрите серьезно и невинно...
    Она: -- 
    Ах, да оставьте вы листать альбом!
    Он: -- 
    Да нет же! Посмотрите! Снова вы.
    Ну, это платье -- точно черный бархат.
    Она: -- 
    Нет! Темно-синий. Будущим монархам
    Быть не пристало ветреней молвы.
    Ах, я пойду, здесь стало очень жарко. (Уходит)
    Он: 
    (один) -- Как жемчуг тяжек на ее груди.
    Тоску и мысль о смерти навевает.
    Все расплывается и словно тает...
    По шелку капельками расцветает,
    Но свет его -- как слезы...
    О, приди!
    Вернись ко мне скорее, дорогая!
    Или любовь, как жемчуг, тяжела?
    Или ее печальные приметы
    9


    Невыносимым тягостным секретом,
    Слезами падают с потухшего чела?
    К тебе сейчас не Смерть --
    Любовь пришла!
    Та, что ступает кротко по заветам,
    Перечеркнув все прежние дела.
    И ты боишься, не спешишь на встречу,
    Обетов не даешь и не горишь.
    Мне о любви совсем не говоришь --
    Так холодны твои сегодня речи.

    Моя жемчужина, прозрачная, как лед,

    Как отогреть твою младую душу?

    Где камертон, которым чувства слушать?

    В тебе любовь застывшая живет.

    То умирает, то опять поет...

    Как знать... Что для тебя сегодня лучше? (Пауза)
       
    Сюда я не приеду через год...
    Вот только лишь решил -- и стало легче!
    Вернусь -- и окунусь в свои дела.

    Кшесинская, какая б ни была,

    Я от нее другие слышу речи!

    Алиса груз с души моей сняла...

    Я жажду окончанья этой встречи...
    Она: -- 
    Любимый! Я вернулась! Я пришла!
    Да, глупо думать, что могу расстаться
    Со всем, о чем мечтала я всю жизнь!
    И ни в одной из двух моих отчизн
    Я б не была так счастлива, признаться.

    Я так хочу в Россию поскорей.

    Там посмотреть народные гулянья,

    На санках ежегодные катанья...
    10


    Столетие
    И ты, мой северный геперборей,
    Такой загадочный, как ожиданье
    Тех царств, где есть одиннадцать морей!
    Он: -- 
    Что ж, матушка тебе так будет рада!
    В России только не всегда зима.
    Да что там: ты увидишь все сама! (Апард)
     Там всех сразят Алисины наряды.
    Как хорошо, что ты в Россию захотела!
    Она: -- 
    Ну, что же! Едем!
    Снова счастью нет предела!
    11

    ЭПИЗОД 2. Кончина отца, свадьба
    Он: -- 
    О! Алекс! Мой отец скончался!
    Она: -- 
    Он перед смертью так распух...
    Он: -- 
    Да! В горле занимался дух,
    Когда я взглядом с ним встречался.
    Он прямо на глазах менялся,
    И взор его совсем потух...

    Он сожалел о нас о двух,

    Что я с тобой не обвенчался.
    Она: -- 
    Придется ехать мне домой?
    Что траур? Целый год продлится?
    Я, как подстреленная птица,
    Навек изранена тобой!
    Я не уверена, друг мой,
    Что продолженье повторится...
    И будем мужем и женой...
    Он: -- 
    Я не хочу тебя пугать,
    Но в среду будет наша свадьба.
    Должны ее для нас сыграть бы,
    Но будут только лишь венчать.

    В дворцовой церкви тихо, скромно --

    Без лишних звонов и вина.

    Все это не моя вина.

    Ну, а любовь моя огромна!
    Она: -- 
    Ну, слава Богу, не одна
    Вздыхать я буду где-то томно.
    Что ж лучше?! Мужняя жена!
    12


    Столетие
    Он: -- 
    Пойми меня: есть что-то роковое
    В моей любви к тебе, я -- как щенок,
    Что ползает и ластится ног
    И думает, что он любви не стоит.
    Она: -- 
    Я так ушибла больно локоток.
    Ты говоришь заведомо пустое.
    А платье я надену золотое --
    Ведь траур, белое нельзя.
    Как мог
    Твой батюшка перед венцом оставить
    Тебя таким несчастным сиротой!
    Огромной и холодною страной
    Без помощи тебе придется править.
    Но я не перестану Бога славить,
    Что вместе править будем мы с тобой.
    Он: -- 
    Он говорил со мной о дяде Вилли,
    Его коварстве -- Боже упаси!
    Об этом ты ему не доноси.
    Она: -- 
    Ему без нас все это доносили!
    В Европе он сейчас в огромной силе.
    Он: -- 
    Я на рояле слышу ноту "си"
     
    (Кричит за сцену) Эй, там! Скажите, чтоб рояль закрыли!
     
    (Об отце) Он говорил мне о моем народе:
    Его уме, о силе, чистоте...
     
    (Кричит за сцену) Ну что за неслухи у нас везде?
    Рояль закройте! Что им в этой ноте?
    Она: -- 
    Ах! Это у тебя звенит в мозгу.
    О подданных что говорить сегодня?!
    Да, проводить реформы очень модно.
    Мы будем проводить их ежегодно.
    Но я сейчас об этом не могу
    13

    Ни говорить, ни думать --
    День холодный,
    Себя я от простуды берегу.
    Он: -- 
    Он на одре мне говорил о прочных
    В народе связях... дедов и отцов.
    В Европе все их держат за глупцов!
    А люди наши просто не порочны,

    И это видно в их святых глазах.

    Всем кажется, что это просто глупость.
    Она: -- 
    Пойдем к отцу.
    Какая всюду скупость!
    Так полог беден...
    Он: -- 
    Матушка в слезах
    Просила их теперь не беспокоить.
    Я Фредерику прикажу сменить
    Здесь всю обивку, полог вновь пошить.
    Она: -- 
    Да, здесь осталось так недолго жить,
    А это будет очень много стоить.
    Он: -- 
    Я о народе никогда не думал...
    А он все задыхался и твердил,
    Чтоб я Россию бедную любил!
    Она: -- 
    Ах, что-то там, в передней, много шуму!
    Все обнаглели, просто нету сил!

    Тебе придется челядь в руки брать.

    Ах, с головной я не справляюсь болью!

    Нам столько предстоит теперь с тобою

    С народом тем невинным воевать! 
    14


    Столетие
    Он: -- 
    Я не о челяди, а о народе!
    Отец на смертном говорил одре!
    Она: -- 
    Мы засиделись в этакой дыре
    Пора в Москву, здесь все устали вроде.
    И ты зациклился на странной ноте:
    На соль? На ля? На си? На до? На ре?
       (Апард) 
    Я б не хотела быть иною

    Пусть остается на "клише"

    И небо то же, что при Ное...

    И странный след в моей душе.
    Пусть вспоминается под весны
    Все, что непросто было сжечь...
    Не становись со мною взрослым!
    Дай детство нежное сберечь...
    И, как божественные росы,
    Что выпадают на заре,
    Укрой от глаз нескромных слезы:
    Жемчужины на серебре.

    Как трудно жить всегда под Богом!

    Но будет день и будет час --

    Там, за неведомым порогом,

    Он, может, снизойдет до нас!
    Он: -- 
    Поговорим о нашей свадьбе.
    Для нас нет повода важней
    Друг к другу быть чуть-чуть нежней.
    Она:  (Апард) Еще друг друга понимать бы.
    Что платье?
    Будет ли оно
    Заказано? И где примерки?
    15


    Он: -- 
    Все шьют в девичьей -- Мотьки, Верки.
    Да, вроде, сшили все давно.
    Остались кружева.
    Из шерсти подкладка в виде кимоно,
    Чтоб на ветру ты не замерзла
    Не простудилась, не слегла.
    И да, к корсажу будет роза
    Из золота и, как с мороза,
    Вся бриллиантами пошла!
    Ты примешь царственную позу --
    И заиграют зеркала.
    Она: -- 
    И наша свадьба по кончине...
    Овеян грустью тот обряд.
    Ты был бы всем приметам рад
    И хохотал бы без причины...
    А нынче грустно смотрит сад
    На наши странные личины.
    Что мне сверкающий наряд!
    Он: -- 
    А матушка скользит, как тень.
    Они душою в душу жили
    О, если б сотни лет мы в силе
    С тобою царственными были
    И умерли в один бы день...
    Она: -- 
    И рядом спали бы в могиле...
    Он: -- 
    О чем мы здесь заговорили!
     
    Ну, перестань! Все будет так,
     
    Как мы о том с тобой мечтали!
     
    И в коронационной зале
     
    Твой шлейф струиться будет в такт
     
    Небесным звукам. Их слыхали
     
    Мы лишь в момент рожденья! (Пауза)
    16

    Столетие
    Она: -- 
    Я слышу их уже сейчас
    Они сопровождают нас!
     
    Ввысь ускользающее пенье
     
    В неведомый священный час!
    17

    ЭПИЗОД 3. Коронация
    Он: -- 
    О чем ты плачешь, я пойму едва ли.
    Ну, успокойся, мой сердечный друг.
    Ведь я с тобою, любящий супруг,
    Сегодня нас с тобой короновали.
    И до сих пор в глазах твоих испуг.

    Что? Оборвалась цепь? Свалился диск?

    То груда бесполезного металла.

    Она у деда на груди сверкала,

    И у отца, и у меня был риск,

    Чтобы на ноги с грохотом упала.

    Но не за тем горели здесь порталы,

    И все придворные со вздохом поднялись,

    Чтоб ты от ужаса затрепетала

    И с горечью заглядывала вниз.

    Забудь о неприятностях. Молись.
    Я не видал прекраснее царицы!
    Я очарован был одной тобой!
    Меня крестила трепетной рукой,
    А на душе был ангельский покой.
    Как жаль, что это все не повторится.
    Она: -- 
    Вот нежный свет из глаз твоих струится.
    Мне Элла говорила то, что я
    Тебе не пара.
    И твоя семья
    Счастливым этим браком не гордится.
    Он: -- 
    Как? Почему? Я слышу в первый раз!
    Пойду спрошу у матушки тотчас!
    Она: -- 
    Ах, нет! Не надо, в этом все и дело.
    И говорить тебе я не хотела,
    18


    Столетие
    Да вот пришлось. Так говорят про нас,
    Что ты воспитан хорошо на диво,
    Что ты умеешь баловать себя:
    Манеры, платья, лошади игриво
    Вздымают вверх расчесанные гривы.
    И ты, их холки нежно теребя,
    Умеешь быть раскованно-красивым.
    Он: -- 
    Так ты меня ревнуешь к лошадям?
    То даже мне совсем непостижимо!
    Она: -- 
    Да нет, не к ним! А просто так, без жима
    Я не могу ходить средь этих дам,
    Все говорят: я чопорна и лжива.
    И, как мещанка, вычурно-спесива.
    Жена такая не подходит вам.
    Он: -- 
    Кто так сказал? Кто этот злобный хам?
    Она: -- 
    Я не могу ни с кем тебя поссорить.
    Он: -- 
    Ни близким, ни далеким -- никому
    Я не позволю мой престол позорить!
    Мне с самого начала ни к чему
    Весь этот смрад!
    Она: -- 
    Какой же это смрад?
    Так, сплетни обо мне чуть-чуть -- не боле.
    Он: -- 
    Царица ты! Воссядешь на престоле!
    Припасть к ноге пусть каждый будет рад!
     
    Да. В честь коронования парад
     
    Быть должен, но мешает траур горький.
     
    С тобой хочу сидеть наедине,
     
    Мечтать и о тебе, и обо мне...
     
    Встречать и провожать ночные зорьки.
    19

    Она: -- 
    У вас писатель появился -- Горький.
    Он: -- 
    У нас, а не у вас -- ты здесь навек.
    Да. Он довольно вздорный человек
    Талантливый и чуть велеречивый...
    Ты знаешь, после папиной кончины
    Мне это все -- как прошлогодний снег.
     
    Лишь ты нужна мне. Ты моею стала.
     
    Что может быть прекраснее семьи?!
     
    Все мысли, все движения твои...
      Ты 
    морщишься?!
    Она: -- 
    Я так теперь устала!
    На русском ночью Горького читала
    С трудом его понятья разбирала.
    Ах, лучше б Алишера Навои.
    Он:  
    (Апард) -- Как матушка, холодностью пронзила
     
    Меня в далеком детстве. Русский князь,
     
    На чужеродство матери дивясь,
     
    Я забивался в уголочек зала.
     
    Меня она совсем не подзывала.
    Отец был строг. Охотился с Толстым,
    Ходил в лесах на дикого медведя.
    И, жертву там заранее наметя,
    Рогатиной ломали ребра им...
    Сидели у костра, вдыхали дым...
     
    А я был в детстве маленьким, худым.
    Она: -- 
    О чем ты говоришь, я не пойму?
    Он: -- 
    Мне Бог дает любовь и это царство.
    Закончились нелепые мытарства.
    20

    Столетие
    Дай я тебя покрепче обниму!
    Вот что я буду делать с государством?
    Она: -- 
    Твои сомненья нынче ни к чему.
    Ты лучше расскажи, что делать мне,
    Чтоб близкие меня не осуждали?
    Он: -- 
    Все очень просто: ты отбрось печали,
    Светло и отстраненно, как во сне,
    Ходи, чтобы тебя не замечали.
     
    Не будь активной -- это дурно здесь.
     
    Общительность чрезмерная порочна.
     
    Но знаю, что не переносят точно,
     
    И все при этом -- чванство или спесь.
     
    Съешь апельсин, он с виду очень сочный.
    Да, в моде при дворе наряд ажурный,
    Расшитый по рисунку жемчугами.
    Она: -- 
    Мы будем моду диктовать им сами.
    Пусть в каждый угол мне поставят знамя,
    А полог сменят -- не люблю пурпурный.
    Мне он напоминает митинг бурный,
    Где все кричат. О чем? Того не зная.
    Он: -- 
    С тобою не соскучишься, родная.
    Здесь, в Петербурге, зимы будут нежны:
    Светает безмятежно, белый снег.
    И время остановлен вечный бег.
    В сад выйдешь -- всюду чистый, белоснежный,
    С глубоким ворсом драгоценный мех.
     
    И тишина вокруг тебя такая!
     
    Ее прервать движеньем нету сил.
    21

    Она: -- 
    Задумалась. О чем меня спросил?
    Он: -- 
    Да ни о чем особенном, родная.
    Я о зиме здесь тихо говорил.
    Она: -- 
    Зима здесь лютая, я это знаю.
    Но нас спасет таинственный камин.
    В нем -- магия огня с огромным тактом,
    С виденьем сказочным от ярких искр,
    Что вдруг от треска жаркого взвились
    И падают на пол, покрытый лаком,
    Иль под плафоны улетают ввысь.
    Он: -- 
    Я заведу огромную собаку.
    Она: -- 
    Их сотни у тебя, зачем еще?
    Он: -- 
    Мы вечерами с нею у камина
    Молчаньем общим бесконечно-длинным
    Дням зимним укорачивали б счет.
    Она: -- 
    Ну, а жена в сравненье не идет
    С собакой и молчаньем у камина?
    Он: -- 
    Нет-нет! Жена мне скоро принесет
    Веселого и ласкового сына,
    И пусть нас Бог от всяких бед спасет!
    22

    Столетие
    ЭПИЗОД 4. Русско-японская война
    Он: -- 
    Война. Ну да, к ней не готов никто.
    А как же можно быть к войне готовым?
    Я так привык решать проблемы словом!
    Мир -- шахматы, а войны -- как лото:
    Что выпало -- так получайте то!

    Мой Порт-Артур! Моя эскадра! Люди!

    Оторванные руки, ноги! Кровь!

    А в лазаретах -- все глаза без слов...

    И я гляжу в них вновь, и вновь, и вновь,
       Последнему 
    крестьянину 
    подсуден!

    Я виноват: на смерть послал сынов
       Своей 
    Земли!
    Она:  (входит) Что дальше с нами будет?
    Он: -- 
    Екатерина, говоря, что подлый
    Народ наш русский -- самый подлый в мире,
    Видала дальше носа только чирей!
    Ведь в Порт-Артуре что ни час -- то подвиг!
    Куда японцам с глупым харакири!

    Я ненавижу этих злых макак,

    Мой шрам на лбу и головные боли

    Кого-то, может быть, лишили б воли,

    Но я весь создан и взращен не так.
     
    Чингиз когда-то их не поглотил
    Своей ордой, сметающей народы.
    Кому нужны те карлики-уроды!
    Они кичатся, что сыны Свободы!
    Что их поработить не стало сил
    23


    У этого Вселенной воеводы!
    Он повернул -- и тут же их забыл.

    Сын Джучи у него тогда спросил:

    "Что самое ужасное на свете?"

    Отец, подумав, так ему ответил:

    "Страшней измены любящей жены,
       Страшнее 
    гибели 
    младенца-сына,

    Когда нет сил оплакивать кончину

    Иль разбирать от похоти вины.

    Страшней всего, мой сын, повелевать
    Разрушенным голодным государством.
    И нет ужасней на Земле мытарства,
    Чем скудную здесь пищу раздавать!"
    Японцы с их голодным, жалким краем
    Ему, конечно, были не нужны.
    И даже если жаждали войны,
     Да он свернул к богатому Китаю.

    И вот сегодня я не понимаю:

    Зачем мы с ними воевать должны?

    Я их безумной нацией считаю!
    Она: -- 
    Ты раздражен и беспрерывно говоришь,
    А наш дворец теперь -- как штаб военный.
    И ты над картами как нощно, так и денно
    О чем-то все задумчиво молчишь.
    Он: -- 
    Всех раненых не выкупить из плена!
    Она: -- 
    Ты третий час об этом мне твердишь!
    Он: -- 
    Япония -- как смрадный сгусток зелья!
    Она: -- 
    Нам ничего теперь не изменить.
    24


    Столетие
    Он: -- 
    Так хочется уснуть и все забыть,
    Престол оставить, скрыться в схиму, в келью!
    Она: -- 
    Ну как ты можешь это говорить!?
    Он: -- 
    У них сегодня -- слышишь ты -- веселье!
    Они победу празднуют сейчас!
    Будь проклят этот день и страшный час!
    Она: -- 
    Ах, успокойся, видишь, левый глаз
    Так покраснел, как будто налит кровью!
    Он:  
    -- 
    Эскадру новую теперь построю! (Бегает)
     
    Будь проклят, проклят этот день и час!!!
     
    Ах, почему вокруг меня беда:
     
    Лишь смерть и ужас, нищета и голод?!
     
    Я полон сил и бесконечно молод,
     
    И это все уходит в никуда!
    Она: -- 
    Помилуй, это вовсе ерунда!
    Да, на душе сегодня жгучий холод...
    Он: -- 
    Я выезжаю нынче же туда! (Пьет)
    В графине горькая совсем вода,
    А чрез несчастье путь коварно долог.
    Она: -- 
    Там, на позициях таится смерть!
    Кто твой престол наследует, подумай!
    И так вокруг провала столько шума,
    Что, как в аду, приходится гореть!
    Он: -- 
    Один к шести... вот то соотношенье,
    С которым только можно в бой идти.
    Один к шести -- и лишь один к шести!
    25

    Шесть к одному -- и топай в наступленье.
    Ты победишь любое наважденье.

    Я думал: техника поможет мне --

    Столь оснащенные мои линкоры
       И 
    крейсера.

    В эскадре нет опоры...

    И вся она теперь уже на дне.

    Что мне теперь души моей укоры?
    Она:  
    -- Ну, посидим немного в тишине.
     
    Все ужасы пройдут, минуют годы --
     
    Мы будем вспоминать, как страшный сон,
     
    И твой сквозь зубы вырвавшийся стон,
     
    И эти оголтелые народы.
    Он:  
    -- Я этим всем ужасно потрясен
     
    Я армией займусь... крепить резервы,
     
    Эскадры строить, обучать бойцов,
     
    Чтоб к бою был мой край всегда готов!
    Она: -- 
    Твои больные расходились нервы.
    Он: -- 
    Я понял, что везде, в любой войне
    Все человеческий решает фактор.
    Чертеж мне принесли: там танк и трактор.
    Но это все не интересно мне.
    Без тракторов крестьяне пашут, сеют
    И поднимают всюду целину.
    И на войне мне танки ни к чему:
    От них бойцы с испугу отупеют.
    И так не разберутся в портупеях,
    Как в сбруях лошади, идущей на войну.
    26


    Столетие
    Она: -- 
    Как много нужно мне тебе сказать!
    Я для тебя всегда опорой буду.
    И о твоих делах не позабуду --
    Я и жена, и детям нашим мать.
    Он: -- 
    Моя императрица! Что сказать?
    Нам вместе легче все переживать.
    Поеду раненых скорей спасать --
    Я должен этому простому люду.
    27

    ЭПИЗОД 5. Кровавое воскресенье
    Он: -- 
    До Мариинки я не доскакал.
    Я слушаю "Кармен" по телефону.
    Я от работы стал совсем зеленый,
    Хоть трети всех бумаг не подписал.
    Она: -- 
    Ты мне о главном, Ники, не сказал! (Николай кладет трубку)
    Княжны с утра сегодня горько плачут!
    Газеты европейские кричат
    Про русского монарха-палача!
    Да-да! А ты как думал? Не иначе!
    Он:   (берет ее под локоть)
    Так ты меня обидишь сгоряча.
    Я дал приказ расследовать все это:
    Откуда тот авантюрист -- Гапон?
    Она: -- 
    По Петербургу нынче -- бабий стон!
    Что нам все европейские газеты?!
    Все говорят: "Престол наш обречен!"
    Он: -- 
    Мы в Царском были и не можем знать,
    Что здесь творили люди в воскресенье.
    Я изучил десяток донесений.
    Но массовость народного скопленья
    Могла армейских очень испугать.
    Я изучу, кто дал приказ стрелять,
    И накажу за это преступленье.
    Она: -- 
    Чужой судьбой распоряжаться сложно...
    Но просто человека наказать.
    А уж благую эту жизнь прервать,
    Дарованную только волей Божьей, --
     Непостижимо!
    28

    Столетие
    Он: -- 
    Что теперь сказать?
    Я до всего дойду, до самой сути,
    Во всей истории я разберусь.
    Она: -- 
    Нет! Ты не понял! Содрогнулась Русь!
    И революций жди, и всей преступной мути.
    Он: -- 
    Но есть мой скипетр, и есть держава.
    Я -- самодержец, и пребудет власть
    В моих руках правителя по праву.
    Ведь я же несгибаемого нрава --
    Народу я не дам столь низко пасть!
    Держава -- это власть над всей Землей,
    А скипетр -- указующая воля.
    Возделывать народ мой будет поле
    Или идти в последний смертный бой
    Туда, куда пошлем их мы с тобой.
    И не было отказу в них дотоле!
    Она: -- 
    Опомнись! Люди учатся сейчас.
    Мне принесли для сельских школ учебник.
    Запомнить проще православный требник.
    А эта книга -- за начальный класс!
    Твердят теперь: "Самосознанье масс..."
    Тот офицер, что преступил устав служебный,
    И, помнишь, женщину от смерти спас?!
    Так много "новых веяний" у нас!
    Он: -- 
    Холодный Петербург меня печалит:
    Каналы -- словно смерзшаяся кровь.
    И, как из преисподней тяжкий зов,
    Все молит улететь в седые дали
    Предвечных стуж и невселенских снов...
    29

    Она: -- 
    И ты способен позабыть любовь
    И дочерей своих, и царский кров?
    Он: -- 
    Мы просто от зимы с тобой устали.
    А что в Первопрестольной? Что в Москве?
    Поедем, отречемся от обузы!
    Она: -- 
    Тебе мундир парадный очень узок.
    Он: -- 
    В Большом так много превосходных музык (Уходит)
    Она:   (апард) Да, у него лишь ветер в голове.
    Он даже не расстроился молве
    О страшном и кровавом воскресенье.
    Народ не доживет до дней весенних.
    Он: -- 
    Принцессы вышивают по канве,
    И слышу я от них не плач, а пенье.
    Моя семья -- ну просто загляденье!
    Она: -- 
    Скажи, мы можем чем-то им помочь?
    Он: -- 
    Кому? Княжнам за вышивкой? Конечно!
    Она: -- 
    Ну перестань же баловать беспечно!
    В конце концов, все это бессердечно!
    Он: -- 
    Что каждую люблю безумно дочь?
    Она: -- 
    Нет! Голодают люди в Петербурге
    Младенцы мрут, болезни -- точно ржа.
    А в Зимнем -- целый штат шутов-придурков:
    С утра до вечера готовы ржать.
    Во мне брезгливость будят те фигурки,
    Я этих встреч стараюсь избежать.
    30

    Столетие
    Он: -- 
    Я понимаю: мой народ страдает,
    Об этом я радею целый день.
    Мужчины пьют, а дети голодают.
    Отцы должны жалеть их, дорогая.
    Здесь русская всему виною лень!
     
    А мне сегодня хочется сказать
     
    Тебе так много о любви безбрежной.
    Она: -- 
    Ах, до тебя добиться нет надежды...
    Он: -- 
    Любимая, все остается прежним!
    О тех пороках не желаю знать.
    Кто этим людям всем мешает стать
    Отцом заботливым, супругом нежным?
     
    Для этого приходится работать,
     
    Не водку пить, не гадить в кабаках
     
    Больных младенцев нянчить на руках,
     
    Забор чинить и крышу -- неохота!
    Я Царь, моих вассалов -- вся Россия!
    Но я радею за мою семью.
    Ночами я порой не ем, не пью
    И в дочерей свои вливаю силы,
    Держа их на руках, всю ночь стою.
    Она: -- 
    Люблю самоотверженность твою...
    Он: -- 
    Да будет так всю жизнь и до могилы.
    Но бедный, бедный темный мой народ!
    На хамство было крепостное право.
    Ну, а сейчас на пьянство нет управы.
    И кто их остановит, кто спасет?!
    Их, как по ветру, к гибели несет.
     
    Но кто преступник тот, что их повел
     
    Просить царя о глупом подаяньи
    31

     
    И приказал сыскать его в изгнаньи,
     
    Повесить или посадить на кол!
     
    Российский опорочил он престол
     
    И имя царское отдал на поруганье!
    Она: -- 
    Скажи, что можем сделать для сирот?
    Для вдов и тех семей, где муж -- калека?
    Он: -- 
    Не вступим мы в одну и ту же реку,
    Кто к нам кого теперь не поведет!
     
    Соль раздадут -- кило на человека,
     
    Овес и жмых, чтоб не попадал скот.
     
    Бог вразумит их всех, и Бог спасет!
    Она: -- 
    Да, мне письмо попало от ребенка,
    От девочки -- неграмотна совсем...
    Он: -- 
    Ах, то письмо теперь известно всем!
    Всегда порвется там, где очень тонко.
     
    Да, все это, конечно же, ужасно,
     
    Что тетка съела братика ее.
     
    Но мать дала убить дитя свое!
     
    Ее жалеешь ты теперь напрасно.
    Она: -- 
    Да! На России -- страшное житье!
    Он: -- 
    Их не помилуем!
    Она: -- 
    Что ж, я согласна...
    Он: -- 
    Да, девочку ведь взяли ко двору?
    Пусть пол скоблит в людской и моет окна.
    Она: -- 
    О, нет! Ее глаза -- как меч Дамокла!
    Я отошлю ее в деревню поутру.
    Она от слез своих совсем промокла.
    32

    Столетие
    Он: -- 
    В деревне голод хуже, люди злей.
    Оставь ее, пусть ходит к детям в школу
    При церкви за углом. А мойка пола
    Пусть сделает ее повеселей.
     
    Ах, мне настой женьшеневый налей --
     
    В висках стучит, как после скачки в поло.
    Ты не волнуйся. Мой престол -- оплот
    Незыблемый раденьем наших предков.
    Да, всякие волнения нередки,
    Но слава наша нас переживет,
    И дальше будет процветать народ,
    И пить шампанское, и есть креветки.
    Она: -- 
    Я так люблю тебя, ты -- как дитя,
    Что прячет голову под одеяло,
    Когда ему от жизни страшно стало,
    Иль няньки напугали вдруг шутя...
     
    Пойду к княжнам, я от забот устала. (Уходит)
    Он: -- 
    Ах, кто бы знал, как все же счастлив я,
    Пусть за окном невзгоды и несчастья.
    И я заложник этой мощной власти...
    Но есть мой дом, и есть моя семья.
    Жена моя, я весь горю от страсти. (Убегает)
    33

    ЭПИЗОД 6. Трехсотлетие дома Романовых
    Он: -- 
    Как тяжек жемчуг на твоей груди...
    Мне это чувство тяжести знакомо (Снимает с нее ожерелье)
    Сквозь юбилей Романовского дома
    Попробуй, в полном здравии пройди! (Падает в кресло)
    Она: -- 
    Как быть? Еще неделя впереди.
    Он: -- 
    Какая роскошь! Петербург -- как сад!
    Москва -- как распустившаяся роза!
    Величественные придворных позы!
    В ушах оркестры до сих пор звенят.
    Она: -- 
    Ты восхищайся, только без меня.
    А я приму-ка небольшую дозу
     Снотворного 
    (Наливает в бокал воды, запивает таблетку)
    Он: -- 
    Какие лошади у брата у Георга!
    Pferdapfel, и, и все трое -- как один! (Подходит к зеркалу)
    Ах, нынче я себе не господин
    И сер, как из общественного морга.
    Ой! На ковре -- от апельсина корка!
    Она: -- 
    Ты челядь распустил, что за напасти!
    Да и придворные наглы до края.
    Он: -- 
    Я сделал наш дворец цветущим раем,
    И все это -- в твоей прелестной власти.
    Ах! Созерцать тебя -- такое счастье! (Задумчиво)
     
    Копыта... словно туфельки гризетки...
     
    Изящное запястье, как у дев...
     
    Моя душа, восторженно взлетев,
     
    Уселась посмотреть с высокой ветки!
     
    Такие лошади на свете редки.
    34

    Столетие
    Посадка головы, как у тебя,
    Когда ты в гневе страшно безрассудна.
    Она: -- 
    Понять твои сравненья очень трудно.
    Хочу заснуть: мне муторно и нудно,
    А бра, из всех углов меня слепя,
    Бодрят, как будто в спальне многолюдно.
    Он: -- 
    В такие дни я думаю о том,
    Что ощущенья счастья очень грустны.
    Все кончится, и в прежнем сером русле
    Все потечет. И вечный царский дом
    Все очи проглядит, в которых пусто.
    Она: -- 
    А Вяльцева-то... с помпой прикатила!
    С гастролей в Малороссии глухой.
    Кто ей иметь позволил поезд свой?
    И что она здесь, при дворе забыла?
    Он: -- 
    Ну что ж, попробуй, как она, запой.
    В ней есть своя магическая сила (Задумчиво)
    И образ очень хрупкий, неземной.
    Она: -- 
    Скажи, ты ей так много позволяешь:
    Как у Сергея поезд, как у нас!
    Она уж с пятым мужем развелась!
    Он: -- 
    Когда тот голос слышишь, тихо таешь...
    Ну, что ты вдруг за Вяльцеву взялась?
    Она: -- 
    О ревности не может быть и речи.
    Мещанок так на сцене развелось,
    Что даже не берет на это злость.
    Нет! Какова! Все бриллиантах плечи!
    Она у всех придворных -- в горле кость!
    35

    Он: -- 
    Какой чудесный был сегодня вечер!
    Она: -- 
    Ну да. Кшесинская -- со шлейфом в милю...
    Я не хочу сказать, что не красива.
    Но поперек придворных эта дива
    Так выступать не может. Говорили,
    Что замуж собралась она ретиво
    За брата твоего...
    Он: -- 
    Все так просили,
    Чтоб я в гостиной малой там пропел.
    Я в этот вечер очень петь хотел.
    Но ни к чему царю такой удел --
    Потомки бы мне это не простили.
    Она: -- 
    Я засыпаю, для меня пропой
    О том, что безграничная Россия
    Со всею нерастраченною силой
    Сегодня прославляла нас с тобой.
    Я отдыхала трепетной душой,
    И мне впервые так спокойно было.
    Он: -- 
    Да будет так всегда, о ангел мой.
    Я мню, чтоб о невзгодах ты забыла,
    Тебя достойный обретя покой.
    Она: -- 
    Я сплю, я ничего не слышу, милый.
    Он: -- 
    Сегодня странный день, приятно это:
    Мы празднуем свою благую власть!
    Как женщины, то плача, то смеясь,
    Бежали за царицыной каретой.
    Она так величаво поднялась
    Там в полный рост Богинею Победы.

    Я ехал позади нее в седле

    С такой огромной надоевшей свитой.
    36


    Столетие

    И как я ни глядел на них сердито,

    Они вели себя, как троглодиты,

    Ведь нынче все с утра навеселе.
    Мне донесли: в Москве вчера в Кремле
    Князь Боровой на бале так ломался,
    Что еле-еле с бала увезли
    И дома успокоить не могли.
    Врачей позвали -- до того ругался,
    Так праздники его с ума свели.
       (У 
    зеркала) 
    Как мой мундир мне дорого достался:

    Он стоит двадцать восемь деревень,

    А выглядит так скромно и достойно.

    Я в нем величественно и спокойно

    Провел счастливый самый в жизни день.

    Я возбужден, куда девалась лень?
     
    Я выпил утром вермута немного,
    Потом -- коньяк. В торжественном пиру
    Не мог снести ужасную жару
    И черный пил коктейль, и каплю грога.
    Потом с Георгом долго бренди пил
    И все вино Массандровских подвалов.
    Нам этого с ним показалось мало.
    А что мы ели -- это я забыл.

    Мы пьяны не были после Массандры.

    И день прошел -- сплошное торжество

    Я долго буду вспоминать его. 
    (Смотрит на царицу)

    Как крепко спит в постели Александра.
    37


    Мне не заснуть. Пойду к Георгу,
    Пусть мне расскажет про футбол.
    Что за пенальти, что за фол.
    И можно ль бить на поле в морду. 
     (Зрителям) 
    Ну все, прощайте -- я пошел.
    38

    Столетие
    ЭПИЗОД 7. Гибель Столыпина
    Он:   (с бутылкой) -- Мне не понять, что там хотел Столыпин...
    Да, я сегодня очень много выпил.
    Но я живой, а он убит. Убит!
    У терроризма очень скверный вид,
    Как у сжирающей тифозной сыпи,
    Какой ни придавай ей колорит.
    Она: -- 
    Крестьяне нынче все хотят в лакеи,
    Иль жесткую капралов портупею.
    Он: -- 
    Да. Вверх хотят. Никто не хочет вниз.
    Она: -- 
    Ну как, скажи, они все это смеют?
    Он:  
    -- 
    Что ж, в городе им пресмыкаться проще.
     
    Но как забыть березовые рощи
     
    И шепот трав медвяных на полях?
     
    Мы часто повторяем слово "древний",
     
    Жилища называются "деревней".
    Она: -- 
    Да, люди жили встарь на деревах.
    И кто остался этим кущам верным?
    Он: -- 
    Да, лучше быть счастливым, а не первым.
    Жизнь -- это бесконечный пошлый крах.
    Она: -- 
    Твои страданья я не укрощу.
    Но, может быть, ты вспомнишь про Алешу?
    Он бегает здоровый и хороший --
    Гулять его сегодня отпущу
    С Марией в парк, ведь день такой погожий.
    39

    Он:  (Раздумывая) -- Столыпин говорил; "Земля нам -- Мать!
    Любить ее на свете должен каждый".
    Да. Я любил бы, коли жил бы дважды:
     (Пьет) 
    Раз во дворце бы заливал я жажду,
    Другой -- в чащобе, где заглохла гать.
    От раздвоенья этого и стражду.
    Она: -- 
    Столыпину про дочь не рассказали.
    Он так ушел, не зная ничего.
    Пусть душу примет, Господи, его!
    Ну, а ее запомню я на бале
    В том платье с шифром .
    Все кружилось в зале,
    А легкий перестук ее шагов
    Не предвещал ни горя, ни печали.
    Он: -- 
    Ты все паришь, паришь средь облаков.
    С чем я живу на этом страшном свете?
    С любовью лишь к тебе и нашим детям.
    Я не хочу в безумства все вникать.
    Мне говорят: "Столыпин был тираном!" (Пьет)
    Она: -- 
    Пошлю я горничную за стаканом.
    Он: -- 
    Я попросил бы не перебивать!
    Прости. Он тоже был с большим изъяном.
    Но мне на это -- слышишь? -- наплевать!
    Она: -- 
    Его реформы были все обманом (Николай нервничает)
    И я -- царица, а не только мать!
    Он: Ну что сердиться? Это все пустое.
    Засну. Я завтра от всего очнусь.
    Очнется ли от этой жизни Русь,
    От этого кровавого застоя?
    Прогнозы делать нынче не берусь.
    40

    Столетие
     
    А что крестьяне? Боль моя и дума.
     
    Опора у престола -- это люди.
     
    Все говорят о том, что с нами будет.
     
    Вокруг вопроса столько много шума,
     
    Он о любви к земле у самых разных судеб.
    Страшней беды, чем крепостное право,
    Я не могу представить, мне поверь!
    Я -- самодержец, а не дикий зверь.
    И у меня -- аграрная держава.
    Насильно привязав людей к земле,
    К ней первозданную любовь убили.
    Их истязали, грабили и били
    Помещики на диком веселе.
    Крестьяне молча это все сносили.
    Она: -- 
    Ты -- главный на Руси социалист.
    Тобой горжусь. Ты в курсе всяких новшеств,
    Ты посмотри, какой хрустальный ковшик
    Привез мне ко двору специалист,
    От Гусь-Хрустальновских заводов
    Распорядитель Калмыков.
    Я заказала для балов
    Для наших праздничных столов
    Под газированную воду
    Бокалов сотню, ведь народу
    Толпится здесь до ста голов.
    Он:   (пьет) -- Ну да. Я снова про крестьян,
    Про наше крепостное право.
    Она: -- 
    Ну нет на них ни где управы!
    И на тебя! Ты снова пьян!
    И появился вдруг изъян
    Из отвратительного нрава!
    41

    Он: -- 
    Я -- о Любви к моей земле:
    Она во всех теперь убита.
    Ну кто посеет наше жито?
    Хлеб не родится на столе!
    Она: -- 
    Я понимаю, да. Несчастье.
    Но августейшее участье
    Мы проявили, милый друг:
    Послали десять экипажей
    Окорока и бочки даже
     Вина.
    Он: -- 
    И все -- порочный круг:
    Глуха ты к рассужденьям нашим.
    Она: -- 
    Я так люблю тебя, супруг!
    Ты думай больше о семье,
    О детях наших, наших планах.
    О вечерах веселых званых,
    О песнях Маши беспрестанных,
    О грусти Оли на скамье,
    Там, за сиреневой верандой.
    Он: -- 
    Прости, я нынче не в себе --
    Пойду-ка высплюсь и забуду
    Души коварную остуду
    И крест на радостной судьбе.
    42

    Столетие
    ЭПИЗОД 8. Убийство Распутина
    Он: -- 
    Ну что об этом без толку твердить?!!
    Да! Муж Ирины Феликс там замешан!
    Так необычно Петербург сейчас заснежен,
    И ветер рвет, что страшно выходить!
    И лед на площади не разрешил долбить...
    Она: -- 
    Да! Наш дворец не будет больше прежним.
    Здесь никому о смерти не забыть:
    Не будут ни смеяться, ни любить!...
    Он: -- 
    Ах, нет! Я здесь, с тобой, и снова нежен.
    Она: -- 
    Я все иду по жизненной меже,
    Не смея в поле жизни окунуться,
    Средь пьяных трав забыться, не вернуться!
    И стать другой -- свободною уже,
    Небесной птицей к облакам взметнуться!

    А я -- царица в сумрачном дворце,

    Как пленница в холодном царстве...

    Сын обречен на вечные мытарства

    Мечтать об избавляющем конце...

    В терновом от рождения венце...
       
    Убит единственный его целитель:
    Загублена моя надежда вся.
    Мы, эти муки страшные снеся,
    Все молим: "О, Всевышний! Вседержитель!
    Пусть не прервется тяжкая стезя,
    Ведь это путь к тебе! В твою обитель!"
    Он: -- 
    Я не берусь тебя уговорить --
    Забыть про это просто невозможно!
    43


    Но вновь напоминаю осторожно,
    Что я не перестал тебя любить... (Пауза)
    Убийцам не грозит порог острожный...
    Ведь не могу я Феликса судить.
    Я у сестры не отниму опору -- мужа!
    Она: -- 
    Ты чушь несешь, как будто в забытьи!
    На что в любви признания твои?!
    А что внутри? Внутри, а не снаружи?!
    Как за окном -- мороз и злая стужа.
    Ты Феликса не можешь осудить!!!

    Но сын твой осужден! А с ним -- и сестры,

    И весь российский осужден престол.

    Небес пустых Александрийский столп

    Не рассечет, каким бы ни был острым!

    Бог равнодушно смотрит на погосты,

    И наш дворец без будущего гол! (Уходит)
    Он: -- 
    О, Смерть! Какой ты будешь для меня?
    Прекрасною невенчанной девицей?
    Все в этом мире снова повторится
    Средь ласкового радужного дня!
    Все будут! Но не будет лишь меня!
    Кем подадут по смерти? Зверем? Птицей?

    Отдохновение от всех забот

    От тяжести земной, от той разрухи,

    В которую повергли злые духи

    Мой край родной, мой дом, как мой приход,

    Любви вселенской! Радости оплот!
    Я знаю: смерть Распутина -- рубеж:
    Не будет беспокойства, вечной грязи
    По этажам мотающейся мрази. (Входит Алекс)
    44


    Столетие
    Она: -- 
    Он с подоконника без нас на ширмы лазил 
    Упал, ревел -- иди, его утешь.
    Он: -- 
    Что? На ушибы наложили мази?
    Она: -- 
    Он не ушибся -- Бог хранит его.
    Неделями, тревогою объята,
    Я думаю о том, что виновата...
    Гемофилия для меня -- расплата,
    Ниспосланная кем и для чего?
     
    Целитель был, как поднебесье, чист,
     
    Пусть даже был, как зверь лесной, распутен.
     
    Он был глумленью черни неподсуден!
     
    Сколь взгляд его, ты вспомни, был лучист,
     
    И путь его от Бога многотруден.
    Он: -- 
    Я знаю, сколь святым бывал Распутин...
    Ну что ж, теперь у Боткина лечись.
    Она: -- 
    Я поняла... Тебе убийство -- в радость.
    Он: -- 
    Любимая, ну вспомни, что за гадость,
    Когда он здесь мотался, пьян и гол.
     
    Легко ли было видеть, как княжны
     
    Все это тело, вечно дорогое,
     
    Немытым, грязным созерцать должны?
     
    Я как отец здесь хоть чего-то стою?
     
    Средь этой всепрощающей весны
     
    Я буду радоваться, жить в покое.
     
    Еще родятся дочери, сыны...
    Она: -- 
    Нет! Это все! Моих детей не будет!
    Хотя бы этих нынче уберечь.
    Я не могу забыться и прилечь
    45

    И чувствую: нас Бог за все осудит!
    Я здесь -- как на большом роскошном судне,
    Которое дало сквозную течь.
    Он: -- 
    Ты помнишь офицеров на "Штандарте"?
    Как девочки в них были влюблены!
    Она: -- 
    И в этом нет для юности вины:
    Их жизнь размечена, как на военной карте,
    И о любви они забыть должны.
    Он: -- 
    Ты воспитала их, как в древней Спарте:
    Режим, закалка, сотни книг на парте.
    Она: -- 
    Как Маша тяжело рассталась,
    Ты помнишь, с мичманом -- такой в усах.
    Она рыдала на моих руках
    И мне во всем, конечно же, призналась.
    Он: -- 
    Ну, пусть то будет тайной в небесах.
    Я не хочу об этом. Мне казалось,
    Что это все у них -- такая малость.
    Она: -- 
    Да. У меня за дочек -- только страх.
    И вечный страх за нашего Алешу.
    Все страхи превратились разом в явь,
    К учению лечение прибавь...
    Он: -- 
    Но не Распутина с пропитой рожей.
    Она: -- 
    Ах! Ты его, пожалуйста, оставь!
    Он: -- 
    А сын -- как ангел: ласковый, пригожий,
    Она: -- 
    И править будет он не на костях,
    Как деды правили и прочьи предки.
    Он в стойкости своей уже велик:
    46

    Столетие
    Спокоен, чист, как на иконе лик,
    И жалобы, и слезы крайне редки.
    А у тебя сегодня -- нервный тик,
    И на щеках -- морщинок тонких сетки.
    Он: -- 
    Убийц прощать я вовсе не привык,
    С какой бы родственной ни были ветки.
    Она: -- 
    Да! Маша замуж не пойдет сейчас,
    Она от Господаря отказалась.
    Он: -- 
    Ах, только бы на сестрах не сказалось
    Все то, что породило тот отказ...
    Да. Все непросто стало здесь у нас.
    Она: -- 
    Анастасия -- крайней худобы,
    Не есть найдет себе причины.
    Вопросы -- только о мужчинах,
    О проведении судьбы.
    То носится, то ходит чинно.
    Он: -- 
    Не уследишь: взрывная мина --
    Куда направила стопы?
    Она: -- 
    Мы все дежурим в лазарете.
    Там Гумилев все пишет детям
    О чем-то жалкие стихи.
    Они, конечно, не плохи,
    Но лучше есть на этом свете.
    Он: -- 
    Кругом -- война, разруха, голод.
    Мне стыдно: я здоров и молод,
    А не воюю, не дерусь!
    Ведь Петр Первый перед войском
    В порыве боевом геройском
    Все прославлял родную Русь!
    47

    ЭПИЗОД 9. Последний день в Зимнем
    Он: -- 
    Вульгаризация общественных процессов,
    Особенно в России, налицо!
    У трона вечно -- сонмы подлецов,
    Какой же выдержит такое кесарь?
       Общественное 
    княжичей 
    движенье --

    Сенатской площади нелепость и позор.

    Как содрогнулись весь престол и двор!

    И жаждал кесарева всепрощенья.
    Потом пошла чудить буржуазия:
    Народовольцы, разночинцы в блуде.
    Все упрощается -- и методы, и люди,
    Да и сама Великая Россия.

    Но как уж в дело пролетариат

    Пошел, сметая русские устои --

    Все нормы нравственности, домострои,

    То умереть я буду очень рад.
    Она: -- 
    Да, пострадали мы от этих стад,
    Но умирать от этого не стоит!
    Он: -- 
    Ах! Ты не понимаешь, что потом:
    Крестьянское народное движенье! (Кривляется)
    Лакейское народное движенье!
    Всей нравственности уничтоженье?!
    Россия -- как один публичный дом?!
    Я не хочу смотреть на разложенье!!!
    Уж лучше мы теперь, сейчас уйдем!
    Она: -- 
    Ну разве нету выхода у нас,
    У нашей обескровленной России?
    48


    Столетие
    Он: -- 
    Да! Есть еще демократичней класс,
    Он зиждется на видах всех насилий:
    Грабители, убийцы, воры, тати!
    Они для этой жизни очень кстати
    Придут и к власти -- дайте только срок.
    Я виноват пред всем моим народом,
    Что потакал бездарностям, уродам
     
    И от насилия людей не уберег.
     
    Демократичней этих лишь безумцы!
     
    Тогда не будет никаких презумпций --
     
    Мы будем стадом бешеных зверей.
    Она: -- 
    О Боже! Ты устал. Напейся чаю.
    Средь бесконечных мук моих не чаю:
    Уж кончилось бы это поскорей!
    Он: -- 
    Что кончилось? Заварки мне подлей.
    Все только началось! А я кончаю
    Свой путь несчастнейшего из царей.

    А упрощенье вечных культовых процессов?

    Что, сходки с Лениным хоть чем-то схожи с мессой?

    Сначала травы все обожествляли

    Деревья и кусты, морские дали,

    Источник каждый, каждый ручеек.

    Потом явленьям всем названье дали.

    И при язычестве все жили без печали:

    У каждого явленья -- свой божок.

    И от традиций тех не отступали.
    Потом понадобился Бог один --
    Все проще, чем их было очень много.
    И в моде стало, чтобы жить убого
    От самых от крестин и до помин.
    49


    Она: -- 
    Не богохульствуй: очень болен сын!
    Он: -- 
    Но помощь к нам приходит не от Бога.
    Культ полубога-получеловека
    Жизнь упрощает, что и так проста.
    Пройди мытарства бедного Христа --
    И дважды в жизнь войдешь, как дважды в реку.
    Она: -- 
    Помолимся! У нас с тобой опека:
    И дочери, и сын -- почти калека!
    Он: -- 
    Культ личности Христа теперь разрушен.
    Но я молиться не устану, верь!
    Ведь я не варвар и не дикий зверь,
    И только Бог мне в этой жизни нужен!

    А жалкое отребье возвело

    В культ личности пустого человека.

    С началом этого шального века

    Помазанникам Божьим не везло.
    А дальше, знаю, будет культ машин.
    Рахманинов катается в Тамбове --
    Большой авторитет средь этой крови.
    Она: -- 
    Да что ты! Он давно сбежал в Берлин,
    Или в Париж, иль в Лондон -- он же гений!
    Культ личности его необходим!
    Зачем мы про машины здесь твердим?
    Он -- достоянье многих поколений!
    Он: -- 
    Да! Вновь кумира мы себе творим!
    Я говорю, конечно, о другом:
    О поклоненье технике, машинам.
    50


    Столетие
    Однажды мы проснемся рядом с сыном,
    А роботами полон царский дом.

    Да, то большая радость для ребенка --
       Все 
    механические 
    существа...
    Она: -- 
    К чему такие желчные слова?!
    Как резко в голове грохочет конка.
    И не терзай нас! В этом я права.

    Пока ты долго этак рассуждал,

    Я с комендантом говорила скупо.

    Он мне велел, уставясь в землю тупо,

    Чтоб Ленина ты здесь не поминал.

    Из всех парадных и цивильных зал

    Оставят, над которой полукупол.

    Да, у Алеши отобрали кукол,

    И девочек тот комендант ругал.
    Он: -- 
    Мне наплевать! Он идиот и быдло!
    Чем кончится весь этакий бедлам?
    Над нами издеваться будут там,
    Где это им пока что не обрыдло.
    Ты посмотри: его свиное рыло...
    Она:   Сродни твоим языческим богам:
    Полукозлам -- селенам и сатирам.
    Он: -- 
    Он весь к козлиным подошел рогам,
    Которые висели над сортиром
    У нас в селе...
    Да, Царское Село
    Осталось далеко, счастливым миром.
    Она: -- 
    Им все равно, где в клетке нас держать.
    Попросимся туда -- там так удобно.
    51


    Он: -- 
    Мне нынче все, что глухо и утробно,
    Претит ужасно! Не могу опять
    Я выносить, что маслено и сдобно.
    Она: -- 
    Алеша очень мал и очень болен,
    Не вырастет без витаминов он!
    Он: -- 
    Ну, пусть сейчас не лезет на рожон!
    А так он всем теперь вполне доволен
    Ну, что за шум? Что за ужасный звон?

    Кто долбит по открытому роялю?..

    Их сотни раз просили не играть!
    Она: -- 
    Ах, успокойся у тебя опять
    Галлюцинации у слуха стали...
    Да, мы здесь все порядочно устали.
    Он: -- 
    Отсюда надо срочно уезжать!
    52


    Столетие
    ЭПИЗОД 10. Расстрел
    Он: -- 
    Пречистая моя невеста, Смерть,
    Пронзи меня последней сладкой болью!
    Мы в этот миг наедине с тобою
    Презрим людских желаний круговерть,
    Пусть отлетит навеки все земное.
    Она:   (вбегает) О! Ники, посмотри: вокруг -- кордон
    Из диких бородатых полицаев!
    Они девчонок за руки хватают!
    Каким же страшным стал сегодня дом!
    И Лешеньку гулять не выпускают...
    Он: -- 
    Присядь. Вот так. Мы посидим вдвоем.
    Для нас -- последний день. Я это знаю.
    А ночью нас, наверно, расстреляют...
    Ну, хоть из жизни вместе мы уйдем...
    Она: -- 
    Детей помилуют!
    Он: -- 
    Нет! Милая! Родная!
    Она: -- 
    О, если б замуж выдать дочерей
    Могли мы...
    Ну, хотя б тогда Марию!
    Он: -- 
    Ах, не впадайте в эту эйфорию!
    Она: -- 
    Алешенька сегодня пободрей.
    Он утречком в шурупчики играл,
    Потом катал по коридору биту.
    Он: -- 
    Моя душа для этого закрыта,
    И про игрушки слушать я устал.
    53

    Нас наши дочери умней и строже:
    В стихах молитвы пишут в тишине...
    Ах, если б это можно было мне...
    Она: -- 
    Но мы ведь здесь не по моей вине!
    Так отчего ж так груб ты, отчего же?
    Он: -- 
    Я разве груб? Я холоден сейчас:
    Для окончанья собираю силы,
    Быть нравственной опорой в страшный час.
    Она: -- 
    Ты не тревожься, не грусти о нас,
    Ведь Божьей благодатью осенило,
    И взгляд помазанника не угас.
     
    Ты помнишь: мы хотели жить сто лет
     
    И в день один уйти из этой жизни.
    Он: -- 
    Я думал, что оплаканным отчизной
    Я буду почивать,
    Что дивный свет
    Струиться будет над моею тризной.
    И что теперь? Того в помине нет.
     
    Рабы не могут строить государство,
     
    Они умеют только воровать.
     
    Им на своих потомков наплевать:
     
    На их несчастья, а потом -- мытарства.
    Они разграбят ризницы церквей
    И спустят золотой запас России.
    И духа нерастраченные силы
    Пойдут от смрада варварских теней.
    И будет цепь ужасных серых дней
    И лет, где нету солнца в небе синем.
    54

    Столетие
    Она: -- 
    Но ты так верил, верил в свой народ!
    В его патриотизм, в его невинность,
    Еще во что-то, ну, скажи на милость,
    Кто это все запомнит и поймет?
    И вот "оно" тебя теперь убьет?
    "Любовь" твоя до смерти докатилась!
    Он: -- 
    Нет! Наш народ понять нам не дано.
    Я думаю, мы сами виноваты...
    А может, теми предками прокляты,
    Что нагрешили здесь давным-давно.
    Она: -- 
    Кого ты хочешь нынче оправдать?
    Тех, кто застрелит дочерей и сына
    У старого обрушенного тына,
    И их отца, и их больную мать?!
    Ну, что на это здесь еще сказать?!
    Он: -- 
    Сходи к Алеше. Мирно поиграй.
    И расскажи ему смешную сказку.
    Он так отзывчив на любую ласку.
    Где он -- там на Земле волшебный рай.
    Она: -- 
    Нет, слезы так слепят, что я боюсь!
    Боюсь, что он чего-то заподозрит.
    И так княжны все раздувают ноздри
    И держат крик в себе, что рвется с уст.
    Он: -- 
    Ну, я пойду -- мой мозг сегодня пуст,
    Сыграю в карты с ним на козыри. (Уходит)
    Она: -- 
    Ах, мама, мама, знала б ты едва ли,
    Что я с наследником, княжнами и царем
    За счастье буду чтить убогий дом,
    Куда меня за смертью посылали!
    55

    Не могут нас убить! Детей не тронут!

    Мы ничего не просим для себя!

    Ну, даже всех нас нынче погубя,

    Наследников не уничтожат трона.

    Их очень, очень много по закону
       Из 
    боковых 
    ветвей...
    Он: -- 
    Сын без тебя
    Не хочет есть свою пустую кашу.
    Ну, нет. Сейчас я это не могу.
    Зови изображать Бабу Ягу
    Кого-то из княжон -- конечно, Машу.
    А я после обеда забегу.

    Ну, может нас куда-то увезут,

    Ведь нам Колчак спешит теперь на помощь.
    Он: -- 
    Да ты в слезах своих сейчас потонешь!
    Не плачь!
    Пусть здесь свершится Божий суд!
    Крепись: не нужно детям видеть слезы.
    Они геройски держатся сейчас.
    И в этот страшный предвечерний час
    Я думаю о них и вновь -- о нас:
    Я так мечтал дарить им к свадьбе розы.
    И в подвенечных платьях к алтарю
    Они торжественно бы шли в соборе.
    Вот это -- самое большое горе,
    Что свадеб их счастливых не узрю.
    Она: -- 
    О чем ты говоришь? Какие свадьбы?
    Пусть были бы монашки навсегда!
    И это бы не страшная беда,
    Лишь были б живы, и об этом знать бы!
     
    Анастасия нынче так прекрасна --
     
    Моей ушедшей юности портрет!
    56


    Столетие
    Он: -- 
    Тебе сегодня -- вновь семнадцать лет!
    И я люблю тебя, как прежде, страстно!
    Она: -- 
    Но этот день! И все вокруг -- ужасно!!!
    Хочу в Германию! Хочу домой!
    Таких детей с тобою народили!
    Мы их лелеяли, мы их учили!
    Зачем? Чтоб их сегодня здесь убили,
    Под старой, развалившейся стеной?!
    Ты что-то должен сделать, дорогой!
    Он: -- 
    Уже все сделал милый дядя Вилли.
    Она: -- 
    Я знаю: я должна спокойной быть,
    Величественной, гордою царицей!
    Он: -- 
    Пойми: ведь наша смерть не повторится!
    Мы, как рождение, ее должны любить!
    Тогда она сумеет приоткрыть
    Все то, что не могло для нас открыться:
    Волшебных превращений вереницы --
    Судьбы загробной золотую нить.
    Она: -- 
    Но если этого всего не будет,
    И мы уйдем совсем в Небытие?
    Он: -- 
    То скромных строчек нашего досье
    Царапины не заживут на людях.
    Как путь их долог, тяжек, многотруден!
    Она: -- 
    Стемнело. Слышишь крики на дворе?
    И щелканье затворов, матерщина.
    Приехала какая-то машина.
    Он: -- 
    Ой! Волосы твои -- как в серебре.
    Княжон выводят, повели Алешу.
    57

    Шаги на лестнице, ты слышишь: вот!
    О Боже! Кто Россию мне спасет?!
    И кто снесет ее паденья ношу?!
    58

    ЧАСТЬ 2


    ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 
    ОН: РОДИОН ЩЕДРИН
    ОНА: МАЙЯ ПЛИСЕЦКАЯ

    ЭПИЗОД 1. Комната в коммуналке
    Он:   За окном -- воронок, за тобой наблюдают.
    Она: -- 
    Что там! Наш коммунальный секут телефон!
    Он: -- 
    Солнце встало... Ты так опрометчива, Майя.
    Она: -- 
    Просто я так люблю тебя, мой Родион!
    Ты поедешь к родителям, что они скажут?
    Он: -- 
    Ничего. Они думают: я в ВТО...
    Или где-то у друга. Я это улажу. (Смотрит в окно)
    Вон сосед побежал -- чемпион ГТО.
    Она: -- 
    Да, он бегает утром в нелепейшей майке,
    Словно нет ни дождя, ни холодных ветров.
    Он: -- 
    Мне ведь тоже бежать надо, милая Майка,
    Вон троллейбус пошел, и открыли метро.
    Она: -- 
    Что ж, уходишь? Иди. Я сегодня уеду.
    Он: -- 
    А! Гастроли по дырам для сказочных дам?!
    Она: -- 
    Я ключи от квартиры оставлю соседу.
    Он: -- 
    Без тебя не приду. (Небрежно отбрасывает пачку)
    Не забудь этот хлам! (Уходит. Майя одна)
    Она: -- 
    Мы -- как Ромео и Джульетта:
    Рассвет застал, а он -- в окно.
    Но отчего же больно это,
    В душе отчаянно темно!
    Одна на целом белом свете!
    62

    Столетие
    Что может он во мне понять?
    Он -- птица, что летит из клети.
    Ему ль нужны проблемы эти?!
    Но он придет! Придет опять!
    Зачем он мне твердит, что в жизни
     
    Еще не сделал ничего,
     
    Что хочет послужить Отчизне! (Смотрит на стол)
     
    Ах, суп, конечно же, прокиснет
     
    Пойду-ка, выплесну его. (Возвращается, подходит к окну)
    Она: -- 
    Он все стоит, не уезжает,
    Простой советский воронок.
    Ну, кто бы так работать мог,
    Морально уничтожая?!
     
    Чтоб я сильнее испугалась,
     
    Открыто начали следить.
     
    Что в этих головах склепалось?
     
    Там человечья мысль осталась?
     
    Хотят шпионкой объявить,
     
    Чтоб я постелью откупалась?
     
    Ну, нет: меня им не сломить!
    Да... Где защиту я найду
    От всей вселенской липкой грязи?
    Здесь на Земле, я, как в Аду. (Оглядывается)
    Займу-ка ванную пойду:
    Пора стирать, где ж новый тазик? (Ищет)
     
    Им все равно, как я живу,
     
    Как тяжело сражаюсь с бытом!
     
    Театр -- как сон! А наяву
     
    Я унижением разбита. 
    63

    На сорок ванная персон!
    Здесь -- не отел на Верхней Татре.
    Я в туалет хожу в театре (Находит тазик)
    Ага, нашелся, вот и он! (Сжимает тазик)
     
    Я -- балерина! Я -- мечта,
     
    Порхающая, как виденье.
     
    Мой крест ужасный -- красота!
     
    Мое несчастье -- высота!
      И 
    жизнь
      Вся -- 
    уничтоженье!!!
    Плебеям жадным низвести
    И опорочить все святое
     Необходимо,
    Чтоб найти,
    Ну сколько это все же стоит!
    Украсть, купить иль унести,
    Как кажется им, дорогое.
     
    Где им понять, что красота,
     
    Достоинство и честь бесценны.
      Купив...
     
    На миг их сделав пленным,
     
    Лишаетесь вы всей вселенной --
     
    И остается пустота. (Вбегает Родион)
    Он: -- 
    Майка! Я передумал, решил возвратиться!
    На гастроли не едешь, мы едем вдвоем.
    Прибалтийский песок так волшебно струится!
    Море -- тоже не слабый совсем водоем.
    Она: -- 
    Где же денег набраться?!
    Он: -- 
    Не думай об этом!
    Я сегодня с отцом побеседую, жди!
    64

    Столетие
    Я возьму у него этим летом "Победу",
    Все у нас впереди, впереди, впереди! (Убегает)
    Она: -- 
    Вот: нашумел и улетел,
    Как будто луч скользит и тает. (Бросает тазик)
    Но пусть мой жизненный удел --
    Сверкать, как птица золотая!
    Что ж, я люблю иль не люблю?
    Раздвину тусклой жизни петлю.
    Как Анна Керн, не поступлю:
    Не откажусь и не промедлю. (Ходит по комнате, вспоминая)
    У Лили Брик я что-то пела из Прокофьева,
    Меня писали на большой магнитофон.
    Я напевала кое-что из бойких строф его,
    Дышало жаром из распахнутых окон.

    Поднявши руки, я летела сквозь столетие,

    И юность так стучала бешено в груди!

    Что предвкушала? Может, радость долголетия

    И ту любовь, что ожидала впереди?
    (Напевает, танцуя с пачкой в руках)
    И старый тот магнитофон 
     
    Потом послушал Родион,
    И в голос мой он был отчаянно влюблен. 
    (Строфа повторяется 2 раза)
    65


    ЭПИЗОД 2. Прибалтика, берег
    Она: -- 
    У любви, как у смерти, -- застывший оскал.
    Здесь взрезают волну камышовые листья.
    Ты всю ночь меня снова ласкал и ласкал
    И портрет мой писал заколдованной кистью.
    Обрисовывал грудь, и бедро, и живот,
    Выдыхал в мои волосы сладкие речи.
    Я не верю, что это все где-то умрет,
    И забудутся эти безумные встречи
    Отболит, но останется эта беда,
    Отомрет, но, расцветши в беспомощной плоти,
    Возвратится к пречистым истокам туда,
    Где печали и горя пока вы не ждете...
    (Засыпает у костра. Появляется Родион с хворостом)
    Он: -- 
    В ночи пахнет такая нежность,
    И прошуршит такая жуть,
    Что вся былая безмятежность
    Вдруг отлетит куда-нибудь.
       Предчувствия 
    сжигают 
    разум

    И, разбередив все внутри,

    Все существо бросают разом

    В желанье острое, как крик!
    Не стережет теперь рассудок
    Ни плоть, ни трепетную кровь.
    Как из чудесного сосуда
    Фонтаном бьет любовь! Любовь!

    А ночь и заслонит, и спрячет,
       И 
    осторожно 
    сбережет
    66


    Столетие

    Все будет так, а не иначе...

    Но это тоже все пройдет...
    Ну вот, уснула наконец-то.
    Всю ночь сидели у костра
    И, как в далеком буйном детстве,
    Спать не хотелось до утра.

    Прекрасен свежий сон на воле,

    Где перелесок гаснет в поле,

    Где даль безбрежна и чиста,

    Где первый луч не потревожит,

    А только все виденья множит

    И сушит жаркие уста. (Майя просыпается)
    Она: -- 
    Любимый, ты еще не спишь?
    Он: -- 
    Еще не сплю, ты -- мой котенок.
    Она: -- 
    Ой, на щеке -- огромный прыщ!
    Он: -- 
    А! Укусил комар-подонок.
    -- Здесь спасу нет от комаров. (Она идет, роется за кустами)
    Она: -- 
    А курицу опять стащили --
    Здесь спасу нету от воров.
    Он: -- 
    Зря мы капкана не купили.
    Она: -- 
    Опять поедем есть в кафе,
    Там дорого и так невкусно!
    Буфетчик в старом галифе
    Подаст нам суп, в котором пусто. 
    (Родион кружит Майю, взяв за руки)
    Он: -- 
    Снится мне море ночами,
    Тяжкие своды глубин.
    67


    Я вспоминаю в печали
    Капелек радужных дым.
       
       Солнце 
    печальное 
    тает

    Бликом на светлом песке,
       Крабов 
    пугливая 
    стая
       Между 
    камней 
    вдалеке.
    Бусы на коже с загаром
    Светятся райским огнем.
    Воздух -- для всех и задаром,
    Даром и ночью, и днем!
    Она: -- 
    Ты, как всегда, чудишь,
    А у меня серьезно.
    Ведь сотворить фетиш
    Из нас двоих не поздно.

    Нам нужно только взять
       И 
    просто 
    пожениться,

    И дальше так летать,

    Как в поднебесье птицы.
    Он: -- 
    Ну, Майя, ты пойми:
    Нам так сейчас свободно.
    И жить, что ни возьми,
    В гражданском браке модно.
    А вместе ты и я
    Навеки неразлучны.
    Советская семья --
    Ведь это очень скучно.
     

     
    Ведь я не знаменит

    И слишком молод, Майя!

    Я гений, что парит!
    68


    Столетие
    Она: -- 
    Нет, он не понимает!
    Ведь жизнь должна быть набело прожита.
    Я только раз живу, затем и знаменита.
    Он:  (опомнившись) 
    Ты права по тому идеальному счету,
    До чего наша жизнь никогда не дотянет.
    Идеальный споткнется, а честный обманет,
    И придумает гений фальшивую ноту.
     

     
    Ты права потому, что еще не забыты

    Те стандарты, что в нас заложила природа.

    От рождения нравственных нету уродов.

    И нельзя растоптать тех, чьи души открыты.
    (Майя уходит, он в задумчивости повторяет)

    Нет, нельзя растоптать тех, чьи души открыты.
    (Рассуждает себе)
     

     
    Ну да, ну чистый лик

    И яркий гений жеста!

    В балете -- просто бог,
       В 
    постели 
    хороша.

    Но где-то там, вдали,

    Быть может, есть невеста.
       Сомненья -- 
    словно 
    рок,
       И 
    мечется 
    душа.
     

     
    Люблю иль не люблю?

    Иль это все пустое?
       Оставить 
    и 
    забыть?

    Быть ветреным -- не ново.

    Я жизнь свою спалю!

    Все это жизни стоит!

    Отраву пить и пить --

    И не желать иного!
    69


    ЭПИЗОД 3. Телефонные разговоры с мамами
    Она: -- 
    Мам! Мною Брежнев увлечен
    Мне очень трудно стало, мама.
    Но не волнуйся: я упряма,
    Ведь я замужняя же дама,
    Мне эти игры нипочем.
    Хотя жучок в квартире есть.
    О нас, я чувствую, все знают.
    Они того не понимают,
    Что это грязь их, а не честь.
    Да, все получат, дорогая.
    Что Родион?
    Да Родион --
    Успех, гастроли, много женщин.
    Ну, а когда их было меньше,
    Чем сумасшедший легион?
     

    Снуют, как стая диких ос,
     
    Порой в ушах звенит от гама.
     
    Ну нет, уж я не буду, мама,
     
    Им прищемлять поганый хвост.
     
    Ах, рядом быть? Другой вопрос.
    О чем ты, мама: рядом с ним
    Всегда, везде, и на гастроли?!
    А я тогда в какой же роли?
    Для ультрамодных пантомим?
     

    Ведь я -- Раймонда, я -- Жизель.
     
    Для всех я -- лебедь, Царь-девица! 
      (Задумчиво) Я тихой пленницею птица,
    70


    Столетие
     
    Что в теплой горнице ютится,
     
    А за окном -- вся жизнь-метель.
    И прилетает к птице той
    Прекрасный принц на сером волке.
    Ах, мама, сетовать что толку?
    Вед он мой муж, и только мой.
    Сейчас бегу, бегу домой.
     
    Мам, Брежнев -- это ерунда.
     
    Войну ведет опять в Афгане
     
    С его кровавыми руками...
     
    Ах, я не думаю о маме?
     
    И о себе! Ну, вот беда.
    Нет! Выгод здесь нам не извлечь.
    Здесь головы не сносишь, мама,
    И может стать постыдной самой
    Одна из этих "просто встреч".
     

    Ах, ты не думала о том.
     
    Да, до сих пор и ты наивна.
     
    Но это просто очень дивно,
     
    Что жив наш дух... и жив наш дом.
    И есть на свете Родион,
    Так мыслями со мною схожий!
    Как? Видела с пропитой рожей?
     Ну, мам, на что ж это похоже?
    То был, конечно же, не он!
     
    А он! Прекрасен, словно Бог,
     
    Бог красоты, земли и моря.
     
    Опять ты вспомнила про Борю,
     
    Ну где твой болевой порог?
    71


    В Америку? Сейчас? Опять?
    Я так устала от оваций,
    Из-за безумных папарацци
    Отели разные менять!
     
    Театр хранит меня в беде,
     
    Работа -- подлинное счастье.
     
    Да, у беды с огромной пастью
     
    Разбору в этой жизни нет.
     
    Но я храню свой чистый свет
     
    От всех немыслимых напастей.
     
    Пока! Закончился обед. (Кладет трубку)
    Он: -- 
    Мам! Я рыбачил на Хопре.
    Там лилий в заводях несметно!
    Ночь -- вся в зарницах разноцветных,
    Роса в подлунном серебре.
     
    И той чарующей тоской
     
    Так страшно разрывало душу!
     
    Я все смотрел и слушал, слушал
     
    Печальный шелест над рекой.
    Все в партитуре не излить:
    Мир с партитурой не совместен!
    Круг всех канонов очень тесен.
    И сколько б ни слагали песен,
    В них шепот страсти не вместить.
     
    Мне в музыке легко идти
     
    В любом из тысяч направлений.
     
    Все говорят: я просто гений...
     
    Ну, было бы поменьше лени,
     
    А то порою вдохновенье
     
    В корзину для бумаг летит.
    72

    Столетие
    Что Майя, мама! Ах! Оставь!
    Не надо этих разговоров!
    Мне хватит совести укоров!
    От них в реке спасаюсь вплавь.
     
    Да. Я скучаю без нее,
     
    И вспоминаю эти плечи,
     
    И наш перед разлукой вечер.
     
    Тем горячее будет встреча.
     
    Она теперь в кино поет.
     
    Да нет. От ревности не лечат.
     
    Да. Получаю я свое.
    Ах, мама, ты всегда была
    С моею совестью в согласье,
    И для меня большое счастье
    Послушать про твои дела.
    Я, мама, многого достиг!
    Я -- всесоюзная вершина!
    Видала ты такого сына?
    Мне Вознесенский пишет стих.
    Но Майя -- словно сердца боль
    Внутри, в глубинах непроглядных.
    Я лишь об этом безотрадном
    Поговорить могу с тобой.
     
    Все пустота и суета.
     
    Махнуть бы вместе за границу.
     
    Но там опять все ждут "Жар-птицу",
     
    Вернее, нашу "Царь-девицу",
     
    И вновь -- гастролей маета.
    А Брежнев, мама, что нам Брежнев?
    И что бы дальше ни случилось,
    73

    Я знаю: Майя будет прежней,
    Ведь в ней такая злая сила! (Кладет трубку)
    Забыл, о чем она просила... (В раздумье)
     

    О бедный, вечно темный мой народ!
     
    На хамство было крепостное право,
     
    И процветала мощная держава,
     
    Хотя у нас здесь все наоборот:
    Железная рука, авторитет --
    И вот уже все счастливы, довольны.
    Пусть далеко правительства и войны,
    Но есть очаг, а в нем -- тепло и свет.
     
    И все равно, кого в цари дал Бог,
     
    Хотя дает всегда он по заслугам
     
    Всем и сполна: и господам, и слугам,
     
    А люди называют это Рок.
    Но вот сейчас смешались все народы
    И льют на землю кровь из года в год,
    И каждый грешен для себя, как тот,
    Кто покидал серебряные своды.
    74


    Столетие
    ЭПИЗОД 4. Испания
    Он: -- 
    Я думал, это все пройдет:
    Приливы радости и страсти,
    И выпадут чужие масти,
    И жизненный водоворот
    Нас разбросает, разведет.
     
    Вчера бродил я по Мадриду,
     
    А нынче здесь -- Эскуриал.
     
    Я чуть охоту не проспал:
     
    Во сне досматривал корриду
     
    И очень все переживал.
    Моя любовница-жена
    Мне словно снова не знакома:
    Она капризная, как дома,
    И где-то бегает одна,
    А у меня -- опять истома:
     
    Я должен снова приручать
     
    Мою Кармен, мою испанку.
     
    Во сне любуюсь на осанку,
     
    Пытаюсь снова разгадать,
     
    Что в этом крошечном подранке
     
    Я так люблю ласкать, ласкать...
    Я думал, это все пройдет --
    На год, на месяц, на минуту,
    Ну кто ж от нежного уюта
    Уйдет? Да только идиот
    Начнет доказывать кому-то...
     

    Ах, сплетни, сплетни вкруг нее!
     
    Я -- и надежда, и опора.
    75


     
    Я -- разрешенье с жизнью спора.
     
    С той жизнью, что все бьет и бьет
     
    И никогда не даст ей фору.
    Любовь моя! Мечта моя!
    Я словно вечно в детстве светлом.
    Твоей любви горячим ветром
    Весь опален и выжжен я!
    Моя уютная семья!
    Она:   (просыпается) Ах, утро, снова я устала!
    Мне ночи мало, мало, мало!
    Я не могу открыть глаза!
    А ты одет уже и вымыт,
    По комнате летаешь мимо,
    Как над рекою стрекоза!
    Ты снова на охоту с королем?
    А где же твой охотничий мундирчик?
    Он: -- 
    Король испанский к платью не придирчив --
    Сегодня мы охотимся вдвоем.
    Там лес везде оленями кишит.
    Их специально для него разводят. 
    (Поправляет одежду перед зеркалом)
    Я не видал нигде таких угодий.
    Да, мой мундирчик превосходно сшит.
    Она: -- 
    О чем ты здесь тихонько рассуждал?
    Бубнил так недовольно о Мадриде.
    Он: -- 
    Я так люблю, когда в таком ты виде.
    Тебе идет дворец Эскуриал.
    Я ночью для тебя балет писал,
    76

    Столетие
    А после снилось мне, что на корриде
    Тебя я на лету поцеловал.
    Она: -- 
    Что за балет?
    Он: -- 
    Балет "Кармен", конечно.
     (Задумчиво) 
    Но написать прекрасней, чем Бизе,
    О сумрачной красавице, навечно
    Идущей здесь по гибельной стезе
    Я не могу... (Встрепенувшись)
    Опять духи J'ai Ose,
    И пудры слой, и вечная помада!
    Она: -- 
    Ах, Родион! Вот это все не надо!
    Сейчас ты убегаешь, я -- одна.
    Ну чем заняться, как не макияжем?
    У вас охота, кони под плюмажем
    И бочки превосходного вина.
    Пред зеркалом сидеть -- моя отрада
    И создавать виденье для парада.
    Он: -- 
    Моя Кармен на муки мне дана.
    Она: -- 
    Кто ж развлекать вас будет на охоте?
    Ведь вы вдвоем, мне кажется, пойдете --
    Все два сорокалетних молчуна.
    И думаешь ты только о работе.
    Он: -- 
    Да он все понимает это вроде.
    И там, в сопровождающей нас роте,
    Шутов и пародистов -- до хрена.
    Она: -- 
    А шапочка? Мы зря ее купили?
    Так надевай!
    77

    Он: -- 
    Она мне не идет.
    Она: -- 
    Нет! Ты не понимаешь: в этом стиле
    Красивым будет даже идиот!
    Он: -- 
    Ну да, на ней перо торчит на милю.
    Она пойдет мне очень, но в могиле.
    Она: -- 
    О Боже! Что мой муж опять несет!
    Да! Завтраком нас здесь не покормили.
    Он: -- 
    Мы с королем откушаем в лесу.
    Тебя же пригласят по этикету.
    Она: -- 
    Вот вздор какой! Долой бодягу эту:
    Жди, когда блюдо новое внесут!
    Он:   (рассеянно) Ты обновила все свои наряды?
    Займись сейчас, примерь, принарядись.
    Она: -- 
    Побыть одна я, в общем, очень рада.
    Он: -- 
    Ну что ж, моя прелестная наяда,
    Пойди, в бассейн из яшмы окунись,
    Но только не засматривайся вниз,
    Ведь он глубок. Быть осторожной надо.
    Она: -- 
    Нет, не хочу! Достаточно и душа.
    Здесь на меня все пялятся, хоть плачь!
    Пойду сегодня на футбольный матч.
     (Откусывает) 
    Какая жесткая попалась груша!
    Он: -- 
    Ты привлекаешь при дворе юнцов,
    Они готовы все торчать часами
    В местах, где ты летишь под парусами
    Своих прозрачных газовых шарфов.
    78

    Столетие
    Она: -- 
    Ну, ты меня не попрекай шарфами,
    Ты в рубище меня одеть готов?
    Он: -- 
    Напротив: я люблю твои наряды.
    И мне приятно, что вокруг тебя
    Уже сложились у людей обряды:
    Автографы и фото. Все здесь рады
    Впадать в безумие огромным стадом,
    Все на пути сшибая и дробя --
    Скамейки, павильоны и ограды.
    Она:   (ходит задумчиво) -- Старых стен очарование.
    Тот, кто жил когда-то здесь...
    Чье струилось здесь дыханье,
    Кто шептал свои признанья,
    Отзовись? Ты где-то есть?
     (Родиону) 
    Что ты смотришь, словно вкопанный?
    Ну, иди!
    Он: -- 
    Я не хочу!
    Я тот самый очарованный
    И заклятьем древним скованный.
    Да! Я был здесь! Не шучу.
    (Смотрит в окно, пауза)
    Здесь бассейн в закрытом дворике
    Был когда-то в старину,
    А отстроенные портики
    Были башнями в войну. (Уходит задумчиво)
    Она: -- 
    Страшно! Взгляд остановившийся,
    Незнакомый силуэт.
    Словно призрак, вдруг явившийся
    Из далеких страшных лет.
       Сила 
    взгляда 
    сокрушающа.

    Слов не надо никаких,
    79


    Ведь в общении решающим

    Будет блеск очей твоих.
    Беззащитны мы под взглядами:
    В них -- Любовь? Паденье? Ложь?
    Ни стилетами, ни ядами
    Так, как взглядом, не убьешь!

    Прячь свой взор от окружающих.

    Путь к душе через глаза
       Да 
    постигнет 
    пролагающий

    Свой полет на небеса.
    Да хранят они бездонные
    Быстротечность вешних сил!
    Ах! Какую негу томную
    Взгляд твой нежный приносил!
    80


    Столетие
    ЭПИЗОД 5. Франция
    Он: -- 
    Мы шлягер новый сочинили
    О тех, кому досталось жить.
    Их надо помнить, и дружить...
    Я все теряю мысли нить
     (Раздраженно) 
    И за роялем -- словно в мыле!
    Она: -- 
    Мы в Нотр-Дам сегодня были.
    Так жутко, словно в детской сказке!
    Сначала обошли вокруг...
    И Надя, и ее супруг --
    Он с виду стар и так потаскан,
    На зрение и ухо туг...
    Он родом, кажется, из басков.
    Он: -- 
    Так что ж собор?
    Она: -- 
    Ах, да, собор!
    Он давит и не очищает.
    От страха плоть не защищает,
    Какой бы ни звучал там хор. (Пауза)
    Да, Бог такое не прощает.
    Он: -- 
    На критику мой котик скор.
    Все поколения людей,
    Которые туда ходили,
    Опору духу находили,
    Провозвращение идей.
    Да долго ли вы там пробыли?
    Она: -- 
    Ну, все! Ты снова за свое.
    Все дураки, а ты -- наш гений.
    Вперед на много поколений
    Про сущность жизни нам споет.
    81

    Он: -- 
    Ты колешься, как старый еж.
    У молодых иголки мягче.
    Она: -- 
    Ну да! Мой образ старой клячи
    Уже на ежика похож.
    Он:   (встает, берет ее за плечи) -- Я выразился здесь иначе.
    Ты -- мой кумир, моя жена,
    Мое дыхание до гроба.
    Душа моя, а не утроба.
    Ты для меня навек одна.
    Ты что-то нервничаешь здесь.
    Париж пошел тебе не в пользу.
    Я зрю то скованную позу,
    То необузданную спесь --
    Тебе несвойственная смесь.
    Она: -- 
    Я так хочу домой, в Россию,
    В свою квартиру и постель.
    На кухне сахарница -- гжель.
    И чай так жжет и множит силы
    И разливается по жилам,
    А за окном вся жизнь -- метель.
    Он: -- 
    Так живописно изложила!
    Тебе б писать стихи, поэмы
    Есть божий дар --так не ленись!
    Она: -- 
    Да Бог с тобою, оглянись:
    Ну, есть ли для поэтов темы?
    То улыбайся, то прогнись --
    Одни насущные проблемы.
    Он:   (любуясь) -- И все-таки талантов сонм
    И бесконечных дарований
    Не зачеркнет очарованье
    82

    Столетие
    Твое, мой вечный звездный сон...
    Моих безудержных желаний...
    Она: -- 
    Остановись! Сегодня мы --
    На вернисаже и приеме.
    Потом в каком-то графском доме
    Скучать за картами должны
    И от жары дуреть в истоме.
    Там, в позолоченном проеме, --
    Остатки жалобной луны.
    Он: -- 
    Да, что-то есть, чему ты рада?
    Она: -- 
    Твоя работа, мой покой.
    И что не скажешь, дорогой:
    Посуду мыть мне здесь не надо.
    Ну вот, нашлась моя помада 
     
    (Открывает флакон) Так, так, как вкопанный, не стой!
    Заело -- видишь: на, открой!
    Она: -- 
    Духами не испортить драп.
    Возьми помаду и обводки
    И пей сегодня меньше водки.
    Будь благородным, в меру кротким.
    Он:   (завязывает галстук) -- Я твой хозяин, а не раб.
    Она: -- 
    Следи, чтоб с глаз не стерлась тушь.
    Меня замучили приемы
    Как хорошо б остаться дома,
    Где мой любимый добрый муж!
    Он: -- 
    Давай останемся, родная,
    Так эмиграция скушна.
    Моя прекраснейшая Майя
    Мне слаще мирры и вина.
    83

    Она:   (не слушая) -- Да, как завидишь эту Аду,
    Что пулей мчится за тобой,
    То начинай искать помаду:
    Я вить приоритеты надо,
    Что ты мой муж! И только мой!
    Он: -- 
    Она тебя ведь любит больше,
    Ты ей важней, ты ей нужней.
    Она: -- 
    Ах, знаю этих драных кошек!
    Я не ревную даже к ней!

    От Франции я ожидала

    Намного больше такта, вкуса,

    А ты наел здесь щеки, пузо!

    Пора избавиться от груза:

    Давно тебя я не гоняла.
    Он: -- 
    Итак, летаю по приемам:
    Всех очаруй, всем угоди.
    На миг в покое не сиди,
    И коль еще не есть! Иди!
    Я остаюсь сегодня дома.
    Она: -- 
    Леже с ее огромной тушей!
    Он: -- 
    Да что ты! Надю не ругай!
    Она: -- 
    Одета, словно попугай.
    Он: -- 
    Да нет, немножечко получше...
    Она: -- 
    Картины -- как лубочный край.
    Он: -- 
    Париж прекрасен вечерами!
    84


    Столетие
    Она: -- 
    По Сене грязь ползет и вонь.
    На постаменте старый конь
    Стоит с отбитыми ногами.
    Он: -- 
    Я не пойму: что стало с нами?!
    Всех критикуем, не любя:
    Все нам не так, все нам не этак.
    Она: -- 
    Люблю я одного тебя,
    Не выношу тупых субреток.
    Он: -- 
    Твой острый ум еще и меток.
    Ну что, идем?
    Она: -- 
    Идем скорей.
    Одень мне палантин на плечи.
    Ну обними меня, скорей!
    Я так хочу, чтоб целый вечер
    Ты был со мной!
    Он: -- 
    Какие речи!
    Я твой всецело, мой репей.
    Ты нервничаешь, почему?
    Она: -- 
    Тебя мне мало, не хватает,
    Как будто между нами тает,
    Вот что -- я это не пойму.
    Как будто что-то умирает.
    Он: -- 
    Зачем перед банкетом страсти?
    Кому нужны твои сомненья?
    Все. Едем! Эти рассужденья
    Нам не добавят в жизни счастья.
    Порвался туфель, и печеньем
    Ты повредила зубик в пасти.
    Она: -- 
    Во рту! Урод! Мое несчастье!
    85

    ЭПИЗОД 6. Разговор по телефону
    Она: -- 
    Рон! У тебя она?...
    Он: -- 
    Да у меня она...
    А у тебя все он?
    Она: -- 
    Нет. С этим я рассталась.
    И навалилась вдруг приятная усталость,
    Как от столетней выдержки вина.
    Когда бокал дрожит,
    И нежный трепет пальцев
    Вибрации души
    Ему передает,

    То в пальмовой глуши

    В углу старинной зальцы
       Оранжево 
    блестит

    На дне бокала лед.
    Хрусталь чуть запотел,
    А я свежа, как роза,
    Что утренней зарей
    Раскрыла лепестки.
       
    Он: -- 
    Ах, я бы так хотел
    Увидеть эту позу,
    Но у меня настрой
    На шум большой реки.
       Играют 
    кварты 
    волн,

    И квинты гор бушуют,
       Все 
    септимы 
    огня
       Сплошным 
    костром 
    звучат!
    86


    Столетие
    И мой убогий челн
    Таков, каким рисуют.
    Рыбачить для меня --
    Как древности обряд.
    Она: -- 
    Да, ты всегда герой
    Возвышенный и крепкий,
    Какой-то от земли,
    От леса и воды!
        Рассветною 
    порой
        В 
    своей 
    упрямой 
    кепке...
    Он: -- 
    А в матовой дали
    Тоскуешь где-то ты.
    Он: -- 
    Ну вот ты до чего
    Опять договорился!
    Ты счастлив. Твердый ум.
    Я рада за тебя.
    Он: -- 
    Мне средь больших снегов
    Отчаянно приснился
    Твой лыжный спорткостюм
    Ты, шапку теребя
        За 
    кисточки 
    с 
    боков,
        Смеялась 
    и 
    смеялась...
        И 
    падал 
    снег 
    вокруг,
        Садилось 
    солнце 
    в 
    лес.
    Она: -- 
    Ты берегись от снов.
    А у меня -- усталость,
    Мой старый добрый друг...
    87

        Вся 
    жизнь 
    полна 
    чудес,
        Таких 
    волшебных 
    встреч,
        Таких 
    глухих 
    обманов,
        Таких 
    серьезных 
    дум,
        Что 
    сердцу 
    тяжело.
    Что было -- не сберечь.
    И в будущем -- туманно. (Помолчав)
    А от счетов и сумм совсем не весело.
    Он: -- 
    О чем ты говоришь?
    Я помогу, конечно
    Сколь много? Ты скажи --
    Я сразу оплачу.
    Она: -- 
    Ты, как всегда, горишь
    Своим теплом сердечным.
    Чтоб ты мне одолжил,
    Я вовсе не хочу.

     
    И вовсе не в деньгах
        Я 
    нынче 
    так 
    нуждаюсь,

     
    И нужно ли мне что
        Средь 
    всех 
    небесных 
    благ?!
    Он: -- 
    Я понял все и... Ах!
    Я очень опасаюсь:
    С тобою все не то.
    Приехать, или как?
    Она: -- 
    Ты можешь бросить все?
    И все начать сначала?
    Он: -- 
    Да, милая, могу --
    Ты знаешь ведь меня!
    88


    Столетие
    Она: -- 
    Ну, а меня спасет
    Оранжевая зала:
    Я все бегу, бегу
    Средь пламени огня!
        Кто 
    я 
    теперь -- 
    Жизель?
        Иль 
    снова 
    Царь-девица?
        Я 
    светлая 
    мечта?

     
    Я дух, что все летит?
    Я не могу в постель
    Простить и возвратиться:
    Ведь здесь уже не та
    С тобою говорит.

    Не та, что день-деньской

    В глаза тебе глядела,

    Не та, что жизнь свою
       Дарила 
    навсегда.
    Но этот мир людей --
    Он создан лишь для тела,
    И если гнезда вьют --
    Не для души... а так...
    Он: -- 
    Я не могу терпеть
    Такие обвиненья
    Я встретиться хочу,
    Ты где? Приеду я!
    Она: -- 
    Не надо больше петь
    Про глупые сомненья.
    Я нынче не шучу,
    Мой друг, моя семья.
    89


    Он: -- 
    Опять ты за свое!
    Я вновь далек и близок!
    Я нужен и гоним.
    Я снова глупый раб.
    Она: -- 
    Душа твоя поет!
    Возвышен, а не низок!
    А там под всем, под ним --
    Чудовищный нахрап.
    Он: -- 
    Ну, это ты теперь
    Напрасно обижаешь.
    Она:   Я просто веселюсь:
    Мне радостно сейчас.
    Он: -- 
    Ах, ласковый мой зверь,
    Ты все опять сгущаешь.
    Ну, хочешь, я вернусь,
    Приеду, хоть на час?
    Она: -- 
    Ну да, твоей любви
    На час едва ли хватит:
    Работой все горишь.
    Он: -- 
    Ты за свое опять...
    Она: -- 
    Замучили твои
    Маруси, Розы, Кати!
    О божества! Фетиш!
    Их не переиграть!
    Он: -- 
    Да, лучше не играть
    Семейными узлами,
    И, коль их развязал,
    То поскорей забудь.
    90

    Столетие
    Она: -- 
    Ну, все! Прощай опять!
    Вновь ссора между нами!
    Он: -- 
    Ну да! Я все сказал!
    Люблю. Целую. Будь! (Бросает трубку)
    Она:   (кладет трубку) Соври, что хорошо живешь,
    Оденься в шелк, загни ресницы.
    На дней ужасных вереницы
    Пусть этот будет не похож.

    И зло, что есть вокруг тебя,

    И проявленья жалкой дури

    Не смоют путь навстречу буре,

    Где страсть, обыденность дробя,
    Летит навстречу приключеньям.
    Там есть Любовь! Талант! Успех!
    (Для остальных земных утех
    Нужны не радость, а терпенье.)

    И пусть хоть раз за много лет

    Душа польстится на удачу,

    И пусть ликует, а не плачет
       Ее 
    обыденный 
    портрет.
    Ах! В свете рампы все летит
    В таком невиданном круженье.
    Пусть призрачное положенье
    Тебе сегодня не претит.

    А возвращенья теплый дождь

    Слезами злобу дня омоет.

    Но каждый знает, что он стоит.

    Соври, что здорово живешь!
    Конец 1-го действия
    91


    ЭПИЗОД 7. Сцена в Тракае
    (Он сидит на парапете на набережной)
    Он: -- 
    Я музыкой добьюсь ли, как словами,
    Чтобы услышав, поняли меня,
    И даль протяжную заполнив сами
    Таинственною плотью, среди дня
    Вдруг умывались чистыми слезами?

    И вновь, открыв видений вещий смысл,

    Поверили бы в сладость очищенья

    И там, где звук мерцающий повис,

    Искали бы особого значенья,

    Что изначально ускользает ввысь?
    В беспомощных просторах вариаций
    Найду ли сам тот безнадежный путь,
    Который отвращает от оваций,
    И приведет меня когда-нибудь
    К той мудрости, что так ценил Гораций?

    И, от истоков пагубных уплыв,

    Я растворяться буду в светотени,

    Уже не плотский чувствуя призыв.

    Поняв, что на Земле печальный гений

    За все прощенным будет, лишь остыв.
    (Появляется Майя, бродит, его не видя, потом видит)
    Он: -- 
    Тебя узнал по стуку каблучков.
    Я все сижу вот здесь, на парапете.
    Волну гоняет приозерный ветер
    Да так, что пена выше облаков.
    Зачем приехала сюда, в Тракай?
    92


    Столетие
    Она: -- 
    Я здесь хочу купить хороший дом.
    Он: -- 
    А может, купим мы его вдвоем?
    Здесь озеро -- не слабый водоем!
    Что скажешь?
    Я скучаю, дорогая!
    Она: -- 
    Как просто... Зачеркнуть и все принять
    Вернуться к прежнему, забыть разлуку.
    Парижские салоны, злую скуку...
    И кто кого оставил -- не понять!
    Зачем тогда ты отпустил меня?
    Зачем тогда позволил мне уехать?
    Ты провожал меня зачем? Для смеха?
    Ты думал -- это только на три дня?!
    Он: -- 
    Я все иду, как в призрачном дыму,
    Я для тебя пишу балет про Анну.
    Каренина негаданно-нежданно
    Пришла ко мне зачем-то, не пойму.
    Она: -- 
    Ты стал взрослей и думал обо мне.
    Он: -- 
    Особенно холодными ночами.
    Быть без тебя -- страшнее нет печали:
    Я все горел на ледяном огне.
    Она: -- 
    А я прозрачной стала, как вуаль,
    Как воздух, где туман еще струится...
    Каренина теперь... не Царь-девица...
    Но, может быть, все в жизни прояснится,
    Как эта ускользающая даль. (Подходит к парапету)

    Ты сам не знаешь, как ты защитил

    Меня от всей Вселенной, полной страха,
    93


    И на пороге нравственного краха

    Вдохнул в меня такую бездну сил!
    Ты всю меня заставил расцвести,
    Избавил плоть мою от всех болезней.
    Ты для себя был много бесполезней
    На беспорядочном своем пути.

    Тебе ответить тем же не смогла:

    Не защитила от мирского тлена,

    Не заслонила ото всей Вселенной,

    От грязи рук твоих не отвела.
     
    Теперь, в такой бессмысленной судьбе
     
    Мой образ для тебя почти утрачен...
     
    Но здесь я снова остаюсь богаче!
     
    Ведь я-то не забуду о тебе!
    Он: -- 
    Твоя беда, что ты всю жизнь одна,
    Со мною рядом -- тоже одинока.
    Когда целую твой волшебный локон,
    Меня все душит страшная вина,

    Как будто я чего-то обещал...

    Нет! Целый мир я обещал в подарок!

    А кто теперь я? Жалкий перестарок,

    Который от себя не убежал.

    И все, что в жизни нашей не сбылось...
    Она: -- 
    Ах, перестань, ведь сорок пять -- не вечер!
    Он: -- 
    А ты все думаешь -- я буду вечен?
    Она: -- 
    Не знаю, для меня ты безупречен,
    И в жизни ты хозяин, а не гость.
    94


    Столетие
       Каренина,
       Конечно, 
    для 
    меня:
       Ее 
    такое 
    разочарованье

    В своей семье и в целом мирозданье
       Пойму 
    лишь 
    я,

    В своем земном скитанье

    Весь мир несовершенный обвиня.
    О! Этот мир, что разрывает души
    И гасит все желанья на лету,
    Чтоб не позволил ты себе мечту
    И даже мысль сверкающую ту --
    Чужая зависть все в тебе задушит.
    Он: -- 
    Не слушаю. Я затыкаю уши.
    Пошли в кафе. Что толку говорить?
    Я голоден, как тридцать бегемотов!
    Она: -- 
    А мне жевать мякину неохота.
    За это можно просто и убить!
    Он: -- 
    Уже убит бычок на антрекот.
    Тебе совсем не надо утруждаться.
    Она: -- 
    Ах! О еде -- так много вариаций!
    Ты вечно голоден, как бегемот. (Отходит)

    Я дом хочу, чтобы метались тени

    От лип старинных в парке за окном,

    Чтоб за роялем вновь писал мой гений...
    Он: -- 
    И чтоб мое ужаснейшее пенье
    Тебя будило по утрам...
    Она: -- 
    Вдвоем
    Мы летом все бродили б по аллеям!
    95


    Он: -- 
    Зимой -- на лыжах... что ж, мечты, мечты...
    Да, купим дом. Вокруг цветы посеем.
    Она: -- 
    Нет! Я в земле копаться не умею!
    Он: -- 
    Да кто ж сказал, что это будешь ты?
    Ты помнишь Анну Павлову? Она...
    Она: -- 
    Я не люблю тюльпаны! Только розы!
    Их ни коровы не сожрут, ни козы,
    Пока в отъезде мы...
    Он: -- 
    Какие позы!!!
    Я узнаю тебя, моя жена!

    Мы обсуждаем это все, как встарь:

    Душа к душе -- забыты все разлуки.

    И мы -- как крепко сомкнутые руки.
    Она: -- 
    Вот тут бы кончить драму, государь,
    Поставить в пьесе точку -- все! Конец!
    Счастливый, радостный, как в детской сказке.
    Он: -- 
    Все б догадались о безумных ласках,
    Которых полон был бы наш дворец.

    Ведь у любви -- огромные сады,

    А бродят там и нежность, и желанье.

    О! Если есть сомненья и терзанья,

    То их развеют запахом цветы.
    Она: -- 
    Да! У Любви -- огромный небосвод:
    И от звезды к звезде летят кометы.
    Там где-то стоны и объятья где-то,
    И вдаль миров пронзительный полет.
    96


    Столетие
    Он: -- 
    Любовь! Любовь! Таинственный цветок!
    А в бархатистой чашечке соцветий
    Здесь нега всех людских тысячелетий --
    Крови бурлящий бешеный поток!
    97

    ЭПИЗОД 8. На Тверской
    Он: -- 
    О, Душа! Душа Земли!
    О, всестранная Россия!
    Две главы раскрыли крылья,
    На полсвета пролегли.
    Она: -- 
    Почему же две главы?
    Почему орел двуглавый?
    Образ Доблести и Славы,
    Той, что ходит лишь на "вы"?!
    Что орел двуглавый есть?
    Он: -- 
    Он -- души людской прообраз:
    Голова одна есть Совесть,
    А другая -- это Честь.

    Совесть не позволит быть
       Жертвой 
    собственных 
    пороков,

    Чтоб без страхов и упреков

    Не украсть и не убить.
    Честь не даст тебе стерпеть
    Ни обиды, ни насилья,
    Сделает стократно сильным
    Жизнь прожить, как песню спеть.
    Она: -- 
    Я не думала о том,
    Что душа Земли -- Россия...
    В ней неведомая сила
    Осияет ветхий дом.
    Он: -- 
    А душа России -- ты,
    Скачешь и резвишься ланью,
    98


    Столетие
    Раздаешь широкой дланью
    Счастье нежной красоты.
    Она: -- 
    Страшно, если нет души.
    Страшно, если в теле пусто.
    Тело, вдруг утратив чувство,
    Станет жертвой вечной лжи.
    Он: -- 
    До чего договорилась:
    "Мертвым душам" найден смысл.
    Я писал, а ты гордилась
    Тем, что пред тобой творилось,
    И подсказывала мысль.
    Она: -- 
    Да, я словно пробудилась.
    Он:   (показывает партитуру) Церковь. Звон колоколов.
    Мир таинственный, печальный.
    Крест над куполом, как дальний
    Перст средь чистых облаков.
       Поднимаемся 
    сквозь 
    жизнь

    Тяжело, как утром солнце.

    День и вечер соберется,

    Как руки провисшей кисть.
    И размытые пути --
    На особенной картине:
    Нам до вечности отныне
    По дороге той идти.

    И не сбросишь всех оков,
       Данных 
    веком 
    изначально.

    Мир наш сладостный, печальный.
       Церковь. 
    Звон 
    колоколов...
    99


    Все один, один типаж: 
    Собакевич и Манилов,
    Плюшкин и Ноздрев-кутила --
    Это русский облик наш.

    Грани все одной души.
       Не 
    души -- 
    оговорился.

    Я нигде не повторился,
       Огляделся -- 
    изумился:

    Хоть с натуры все пиши.
    Жадность вместе с нищетой
    Жадны телом, нищи духом.
    Нет, не голубем, а мухой,
    Той, что вьется над тобой
    Словно все в тебе протухло. (Оба молчат)
    Она: -- 
    Только музыка твоя
    Все завет в иные дали,
    Где богатыри стояли...   
    Может, и сейчас стоят?
    Он: -- 
    Да! Прекрасный ясный сон --
    Ждать былого возрожденья.
    Не прервет оцепененья
    Колокольный перезвон.
     (Вздыхает) 
    Что ж, поздравь меня, мой друг:
    Оперу я всю закончил.
    Она: -- 
    Съешь с повидлом сдобный пончик,
    Гениальный мой супруг.
    Ставить будешь где -- в Большом?
    Кто ж споет все эти песни?
    100


    Столетие
    Он: -- 
    Нет звончее и чудесней
    Люды Зыкиной прелестной.
    Попрошу ее о том.
    Она: (апард) -- Хоры, хоры -- вечный гром!
    Все не для меня -- хоть тресни!
    Ты к Флиерам?
    Он: -- 
    Да, туда. Як Владимирыч болеет.
    Он уж как себя расклеит --
    До упора. Вот беда!
    Он просил ему пропеть.
    Она: -- 
    Что? Всю оперу, до строчки?
    Тут не хватит целой ночки,
    Чтобы это все стерпеть
    Кто так мучиться захочет?
    Он: -- 
    Все семейство и Андрей.
    Даже милый крошка Рома --
    Все сидят сегодня дома.
    Вот, любимый мой репей.
    Она: -- 
    Это все на пять часов
    Как с Любовью Николавной
    Встречусь я? Вот это славно!
    Он: -- 
    Так, подправим хор басов,
    Чуть приспустим вниз сопрано...
    Все! Мой труд опять готов!

    Счастье -- просто так шагать

    По весенним чистым лужам

    В дом, где я кому-то нужен:
    101


       Оперу 
    мою 
    послушать --
       О 
    премьере 
    помечтать.
    Она: -- 
    У Флиеров есть сноха --
    Преподобная Светлана
    Не сойдет весь день с дивана,
    Любит жемчуг и меха.
    Он: -- 
    Да не так она плоха!
    Ты ревнуешь беспрестанно
    Мне все это очень странно:
    Ты к моей любви глуха.
    У Андрея славный вкус:
    Нет его жены прекрасней!
    Она: -- 
    Так! Теперь меня ты дразнишь!
    Это -- дьявольский укус.
    Он: -- 
    Ты -- мой славный карапуз,
    Мой капризнейший котенок.
    Сколько всяческого звона
     
    Возле наших брачных уз!
    Где мой кожаный картуз?
    Она:   (одна) О, Душа! Душа Земли!
    О, всестранная Россия!
    Две главы раскрыли крылья,
    На полсвета пролегли.

    Что орел двуглавый есть?

    Он -- Души людской прообраз:

    Голова одна есть Совесть,

    А другая -- это Честь!
    Голова одна есть Совесть, а другая -- это Честь,
    А другая -- это Честь, а другая -- это Совесть... (Пританцовывает)
    102


    Столетие
    ЭПИЗОД 9. Отъезд
    Она:  -- Мне, милый, от театра отказали...
    Он: 
    -- Я знаю, дорогая, наплевать!
    Отсюда нужно срочно уезжать!
    Она:  -- И я не буду больше танцевать
    И видеть сотни глаз в огромном зале.
    Он: 
    -- Ну что, мы сядем и начнем рыдать?
    Она:  -- О! Хоть бы мне заранее сказали!
    Он: 
    -- Наверное, я этот подлый мир 
    Здесь для тебя смогу переиначить!
    Но для кого и что мы будем значить?
    Театр погиб, ты слышишь, весь эфир
    Лишь уголовной лирикою плачет.
    Зачем же существует государство? 
    Когда не кормит и не защищает?
    Не гарантирует, а все лишает!
    На кров и хлеб нет права, а лекарство,
    По ценам бешеным народ скупает!
    Ведь что-то надо делать дорогая!
    Она:  -- Да уж не партию ли ты решил создать?
    Что у тебя здоровье есть и силы?
    Что жизнь тебя не очень много била?
    Для киллеров с тупым и злобным рылом
    Решил ты горизонты открывать?!
    Он: 
    -- Ну здесь не партия, а армия нужна
    Чтоб срыть чиновный аппарат из проституток!
    103

    Ведь им без всяческих идей или накруток
    Совсем дешевая продажная цена!

    Они по таксе твердой взятками берут

    За встречу для решения проблемы

    Для боли головной бывали ль темы,

    Чтоб  проституция зачлась у нас за труд?!!
    Зачем же дальше тех чиновников кормить?
    Они, как опухоль на теле у народа!
    И внешне и внутри -- они уроды.
    Они все недоступней год от года
    Низы всегда донашивают моду,
    Чтоб обывателя сильнее устрашить,
    Чтоб не надеялся он здесь нормально жить.
    Измучила изжога -- дай мне соды!
    Она:  -- Но нам здесь ничего не изменить.
    Он: 
    (в раздумье) О Лир! Рыдавший посреди Отчизн,
    Раздавший все, оставшись с верной сотней:
    "Сведи к потребностям всю нашу жизнь --
    И человек сравняется с животным".
    Раздав невеждам государства все,
    Отдав народ ворам на растерзанье
    Не Лир уже! А дьявольский Гобсек -- 
    Он, словно голову любви отсек,
    Любовь мертва! Остался злобный секс
    И женщины всему на поруганье!
    Нет места в этом мире красоте
    Гармонии и совершенству слова!
    Жить в добродетельности, в чистоте
    Нельзя! Грязь снова! Снова! Снова!
    104


    Столетие

    Сейчас, коль ты живой еще -- кичись!

    Своею пьяной вечно рожей потной!

    "Сведи к потребностям всю нашу жизнь

    И человек сравняется с животным!"
    Прекрасное так просто умертвить!
    Все чем мы жили -- навсегда заройте!
    Коню, собаке, крысе жить!
    Но не тебе Искусство! Войте! Войте!
    Она:  -- Ну успокойся, едем, решено
    Здесь что-либо менять сегодня глупо.
    Я разогрею нам с тобою супа --
    Ты у меня не ел уже давно.

    Я так хочу, чтоб музыка твоя

    Писалась просто и без напряженья.

    Россия -- это зависть, униженья.

    От этого всего устала я.
    Он: 
    -- Но ты сюда вернешься королевой
    Такой, какой весь этот сброд не видел!
    И если кто тебя хоть раз обидел
    Иль даже просто тихо ненавидел...
    Она:  (смеясь) Тому ты сделаешь "нокаут" слева (изображает)
    Он: 
    -- Ну вот уже и расшалилась, дева.
    Она:  -- Мне асе равно весь этот мир не страшен,
    Когда ты просто так со мною рядом.
    Ты прогоняешь горе тихим взглядом
    О! Как я быть твоей женою рада
    В любом краю! В уютном доме нашем.
    105


    Он: 
    -- Но на чужбине быт наш не налажен.
    Она:  -- С тобою спать могу я на полу
    Или в палатке где-нибудь в походе.
    Могу и одеваться не по моде
    И есть в холодном и сыром углу.
    Он: 
    -- Любимая! Да ты свихнулась вроде!
    Все это ни к чему, мой колобок,
    Ты катишься тихонечко по свету
    И так тебе нигде покоя нету.
    Но мы с тобою выпьем за Победу!
    Наш путь в уютный дом, где ждет нас Бог!
    Там в Мюнхене декабрьские хрустальные
    Закружат нас надежды и мечты
    И звуки радостные и печальные
    Вдруг от вселенской спрячут суеты.
    Она:  -- Правозвращение кругов магических
    Забытых лет, неотзвеневших грез.
    Из звуков хаотичных и логических
    О бытии немыслимый вопрос.
    Он: 
    -- Европа -- это тихая провинция,
    Где добрый понимающий народ.
    Мы завтракать горячей будем пиццею
    И пить гляссе с вареньем бергамот.
    Она:  -- Да, и никто не станет нам доказывать
    Что он не хуже -- даже лучше нас!
    Я буду хлеб чем захочу намазывать.
    И есть когда хочу! И много раз!
     
    Пусть я разъемся, стану толстой, старенькой
     
    И буду только лишь твоей женой.
    106

    Столетие
    Он: 
    -- Ты мой обиженный котенок маленький.
    Как хорошо, что ты сейчас со мной.
    Что не страдаешь где-то и не маешься,
    В  отчаянии  замкнувшись на себя,
    Что мне сейчас спокойно улыбаешься,
    Подбадривая, веря и любя! (Она уходит)
    Он: 
    (Один в раздумье) --Русский раб? А только ль русский раб?
    Все рабы -- китайцы, англичане.
    Только те -- с лукавыми речами, 
    А у нас чудовищный нахрап.
    Холод, бездорожье, мозглота.
    Бесконечность стылого пространства.
    Оттого во всем и постоянство,
    Верность до могильного креста.
     
    Только дух свободен и широк:
     
    Кажется, что с Богом напрямую
     
    Все ведет беседу он живую,
     
    И Судьбу не запасает впрок.
    Ни поблажек нет ему, ни льгот.
    И уйти куда-то нет охоты.
    Вот открыты Вечности вороты --
    Он и есть тот благостный отход...
    107

    ЭПИЗОД 10. В Мюнхене, несколько лет спустя
    Она:   (одна) -- Какую мы державу развалили!
    Ее сбирали русские цари
    По маленьким земным крупицам пыли,
    Чтоб дети, внуки их остались в силе.
    Какую мы державу развалили --
    Ты в каждый дом стучись и говори!

    Для русской столь разомкнутой души
       Утрачены 
    широкие 
    пространства.

    Россия пала жертвой шарлатанства.

    Что ж делать нынче -- ляг и не дыши?
    Дожить бы как-то человечий век.
    Мы людям не советуем плодиться.
    Все рушится: несчастий вереницы,
    Сливаясь, ширятся, как устья рек.

    Урвать теперь кусочек пожирней...

    А надо ли? Он кончится когда-то.

    Ведь все равно узнают виноватых:

    Проступит страшный облик тех теней.

    И все воздастся здесь, на этом свете

    Потомкам, если будут таковы.

    Им не сносить печальной головы.

    Ах, бедные из будущего дети!.. (Входит Родион)
       (Ему) 
    Вот видишь: прикупили весь этаж,

    Теперь развесим старые картины.
    Он: -- 
    Нет, ты не распаковывай багаж,
    Ведь путь здесь не закончен нынче наш.
    Мы завтра полетим на Филиппины.
    Иль на Ривьеру, хочешь, отвезу?
    108


    Столетие
    Нам отдохнуть от этих всех напастей
     Пора...
    Она: -- 
    Ах, полно, не дави слезу.
    Не затевай мне по России страсти.
    Туда не едем! Точка! Понял ты?
    Он: -- 
    Не едем, я же говорил же сразу.
    Она: -- 
    Оставь ты эту старую заразу
    И жалкие надежды и мечты.
    Зачем тебе туда? Там плохо все!
    Там все обрушилось и вниз несется!
    Никто уж там от жизни не спасется!
    А нас пусть мимо лиха пронесет. (Уходит)
    Он:   (один) Моя Москва! Я так люблю тебя!
    Твой светлый май и тополя поземку.
    И газировщицу рябую Томку,
    Бесплатно угощавшую ребят.
     
    С двойным сиропом -- семьдесят копеек,
     
    Ты сэкономишь сразу целый рубль.
     
    О, если б был у этой жизни дубль,
     
    То вряд ли я прожил бы веселее. (Помолчав)
    На Садово-Кудринской заверните за угол,
    Растворившись в мареве чьей-то суеты,
    И, ступив на низкую мостовую-палубу,
    Уплывайте радостно далеко в мечты.
     
    На потоке солнечном ясные желания.
     
    Все, что вы посмеете -- это ваш удел.
     
    Но! Самое прекрасное -- праздное шатание,
     
    Праздное шатание без забот и дел.
    109

    Липы шелестящие, все от почек липкие,
    Вам заменят спутников с глупой болтовней.
    На скамейках бабушки с детскими улыбками
    Угостят нехитрою сдобною стряпней.
     
    Лабиринты двориков, дети, словно Маугли,
     
    Дикие, чумазые носятся окрест.
     
    На Садово-Кудринской заверните за угол
     
    И на бедах мысленно нарисуйте крест.
    (Входит она) Она: 
    (сердито) Ты снова о Москве? Ну что ж, вернемся!

    Поедем, мне ведь тоже тяжело.

    Весь прежний мир, где было так тепло,

    Убит и вновь вандалами искромсан.

    И все-таки она, моя Москва...

    Такая жалкая, как нищий в стужу...
    Он: -- 
    Ну, может, там я никому не нужен?
    А помнишь возле дома нашу лужу,
    Где раннею зимой жила трава?
    Я тоже светлой верою живу,
    Что возродится жизнь среди морозов.
    Она: -- 
    И расцветут растоптанные розы,
    Не будет вечной нищеты угрозы --
    Все это там, во сне, а наяву...
    Он:   (перебивает) А наяву мы едем! Нет счастливей
    Меня, когда я на Тверской пишу
    И слушаю звучанье долгих ливней...
    И мысль моя там в десять раз активней,
    И легче я на Родине дышу.
    110


    Столетие
    Она: -- 
    Тебя замучают сплошные папарацци,
    И не дадут писать докучливо друзья.
    А где уж только в это время буду я,
    И как страдать мы буде вместе, как семья,
    Мы не почувствуем среди людских оваций.
    Он: -- 
    Ну, перестань, ведь светлый образ твой со мной!
    И каждый жест, и каждый вздох такой родной.
    Твой грандиозный путь ведь признан всей страной.
    Она: -- 
    Ну, ты не пой!
    Он: -- 
    А ты не ной!
    Она: Ну, Бог с тобой! (Он уходит -- она остается у зеркала)
    Она: -- 
    Снова молода и так прекрасна.
    Сколько лет моих, а все свежа.
    И весна сегодня не напрасно
    Спорит с тем, что я не хороша.

    Белая сирень застыла в гроздьях,

    Мокрая от дождика в ночи.

    Как и я, она на свете гостья,

    Та, что так таинственно молчит.
    И в ее молчаньи столько токов,
    Все бродящих в теле и душе,
    Возрожденных снова вешних соков,
    Что, казалось, не текут уже

    Каждою весною год за годом,

    Словно птица Феникс, восстает!

    И стекают соки всей природы

    В тело первозданное мое!
    111


    ЭПИЗОД 11.  
    Комната на Тверской
    Он:   (один) -- То маслом попишу,
    То музыкой помаюсь,
    А в общем, не скажу,
    Что чем-то занимаюсь.
       Безбрежною 
    зимой
       Темнеет 
    очень 
    быстро.

    А на стекле с каймой
       Мороз 
    играет 
    кистью.
    Бриллиантовый огонь
    Горит внутри снежинок.
    На бутерброде слой
    Оранжевых икринок,
       Горячий 
    крепкий 
    чай,

    И приступ жаркой лени.
       Когда-то 
    будет 
    май
       И 
    лето 
    вожделений.
    Хоть мне не занимать
    Талантов у природы.
    Но хочется лишь спать
    От северной погоды. (Входит Майя)
    Она: -- 
    Какая в сердце боль!
    Ведь это -- как убийство!
    Убийство из убийств,
    Что режет, как ножом!
    Плебеи или голь
    Могли на то решиться!
    112


    Столетие
    Он:   (терпеливо) -- Но кто же тот садист?
    И ты вообще о чем? (Она рыдает)
    Ну что с тобой, мой друг,
    Ну, перестань, родная.
    Какая из обид
    Тебя сломила так?!
    Твой нрав всегда упруг --
    Тебя всю жизнь я знаю!
    Она: -- 
    О! Сердце так болит
    И мечется не в такт.

    Ты помнишь, на заре

    Мы в юности мечтали,

    Что вот родится сын.
    Он:   (ласково) Не надо, не мельчи.
    Она: -- 
    Сегодня во дворе
    Все что-то там читали,
    Из-за суровых спин
    Глядели, как сычи.
       В 
    газете 
    прописал
       Какой-то 
    сумасшедший,

    Что будто у меня
       Когда-то 
    дочь 
    была!
    Он: -- 
    Еще один скандал,
    Тебя опять нашедший.
    Нет без скандала дня
    У этого села!
    113


       Москва! 
    Моя 
    Москва!
       В 
    прекраснейших 
    чертогах
       Кикиморы 
    живут
       И 
    злые 
    упыри.
    А если ты не зверь,
    То скатертью дорога!
    И коли не убьют,
    То сам скорей умри.
    Она: -- 
    Да, жизнь моя пуста!
    Балет -- как миф сусальный!
    Нет дочери, и сын --
    Всегда в одних мечтах!
    Он: -- 
    Твоя душа чиста.
    Зачем же плакать в спальне?
    И я опять один,
    И ты одна в слезах.
    Она: -- 
    Так лобик запотел,
    И ручки раскидались:
    Спит маленький скиталец
    Своих дворовых дел.
       Девчонки 
    во 
    дворе

    Жить без тебя не могут:
       Ты 
    упадешь -- 
    помогут,
       От 
    счастья 
    замерев.
    Ты этих чувств святых
    Пока не замечаешь.
    Все о ружье мечтаешь
    И удочках больших.
    114


    Столетие
       Ты 
    спишь...
       И 
    только 
    я
       Твоим 
    любуюсь 
    ликом,
       Мечтая, 
    чтоб 
    великой

    Была бы жизнь твоя.
    (Ложится на диван спиною к зрителям)
    Он: -- 
    Ты душу мне не рви,
    Я очень, очень болен
    Все позади теперь.
    У жизни -- лишь итог
     
    И хватит, не реви!
    Она: -- 
    Да, ты собой доволен!
    Уйди скорей за дверь!
    Ты мне помочь не смог.
    (Он уходит, с гневом хлопнув дверью)
    Она:   (продолжает, вставая) Что в тайниках измученной души
    Глухим поминовением лежит?
    Что создал ты за жизнь: роман иль пасквиль?

    Однажды ты достанешь, чтоб прочесть,
       Таинственную 
    благостную 
    весть

    И вдруг поймешь, что чувства все угасли,
    Что бренность плоти так душе чужда,
    Что прошлые прожитые года
    Ни слез не вызовут, ни сожаленья.
    На очаге, чем плоть еще горит,
    Уродливый корой -- тяжелый щит,
    Куда не бросит Бог свои поленья.
    115


       Забытое 
    прибежище 
    мечты!

    Мой ангел легкокрылый, где же ты
       Неустающие 
    оставил 
    крылья?

    Минувших дней непостижимый ход

    Вдруг озарит планет круговорот,

    Где хвост кометы сеет звездной пылью. (Уходит)
    Он:   (мрачно входит) -- Жизнь, словно монстр,
    Все ломает и злится.
    Радость забыта, несчастья кругом!
    Смерть, как прекрасная белая птица,
    Где-то вдали тихо машет крылом.

    Смерть настает, смертно все, что родится.

    Все покидает свой ласковый дом

    Жизнь, как прекрасная белая птица,

    Где-то вдали нам помашет крылом! 
    116


    Столетие
    ЭПИЗОД 12. Триумф
    Она: Ты адреса читал, любимый?
    Он: -- 
    Один я начал, очень длинный...
    Такое недосуг читать.
    Она: -- 
    А я прочла все эти вирши.
    Да, иногда приятно пишут.
     Послушай...
    Он: -- 
    Не хочу! Плевать!
    Она: -- 
    Юбилей -- не предел, не короткая станция
    Вновь декабрь знаменует иную весну.
    Императора музыки тяжкая мантия
    По плечу только гению -- Р. Щедрину!

    И вовеки ее не снести просто смертным!

    Сонмы звуков вершат грандиозный узор.

    Он у музыки рыцарь столь страстный и верный,

    Что давно уже выиграл с вечностью спор.
    Мы поднимем бокалы, и звездною пылью
    Над шампанским взлетит тонкий радуг изгиб.
    Императора музыки звонкие крылья
    Наши души хранят, чтоб никто не погиб!
    Он: -- 
    Знаю я и без них, что останусь в истории.
    Все, что я написал, будет вечно звучать.
    Там когда-то, еще, помнишь, в консерватории
    Я уже начинал это все обещать.
    А сейчас у меня нет проблем больше в музыке,
    Нет и в жизни проблем, мне не тайно ничто.
    117


    Она: -- 
    Вот, послушай, еще -- в этом адресе узеньком
    Так изящно написано, точно про то:
    "Как счастливы у гениев творения,
    На них ни штампов нету, ни оков.
    В их небесах разлиты светотенью
    Прелюдии мерцающих миров.

    И, все простивши разом человечеству --

    И боль свою, и беспримерный труд,

    Здесь, на Земле, в неповторимой Вечности

    Они, как Боги, счастье раздают.
    Он: -- 
    И в ЮНЕСКО мой год --
    Весь Нью-Йорк, Филадельфия
    Рукоплещут опять, так надсадно крича,
    Да, когда за окном плюс под сорок по Цельсию,
    От всего фанатеют они сгоряча.

    А я в России вспоминаю вечер:

    Твои расправленные гордо плечи,

    Морозный воздух, белый пар.

    Твой юбилей в Большом театре,

    И, как мелькающее в кадре,

    В фойе движенье важных пар.
    Ты -- в платье бархатном с разрезом долгим
    И с черным вокруг походки шелком
    Под марш Чайковского идешь.
    И против не идет в сравненье
    С тобою, нежной и весенней,
    Сценическая молодежь.
    А президент -- он показался как?
    Она: -- 
    Мальчишечка совсем, меня робеет --
    Он скрыть волненье вовсе не умеет.
    118


    Столетие
    Он: -- 
    Не хочет, может?
    Только то и греет,
    Что, кажется, он очень не дурак.
    Она: -- 
    Ах, может, грязь он разгрести успеет...
    Он: -- 
    Так!
    Президенты скольких стран
    Тебя на сцену выводили?
    Она: -- 
    Ах, не касайся древней пыли.
    Он: -- 
    А может быть, и древних ран?
    Она: Ну, дорогой, ты -- хулиган!
    Он: -- 
    Ты молода и так прекрасна!
    А будет во-семь-де-сят лет!
    Не нужен талии корсет,
    И взгляд твой прежний -- яркий, ясный.
    Я столько радости постиг
    За столько лет совместной жизни!
    Она: -- 
    Ах, перестань, и об Отчизне
    Не начинай старинный стих.
    Он: -- 
    Упреков не пойму твоих.
    Она: -- 
    Нам вновь на встречи ехать надо
    И потешать людское стадо.
    Он: -- 
    Нельзя так резко, ведь для них
    Пишу я музыки движенье.
    И танец твой, и вдохновенье,
    119

    Как шелест трав еще не стих.
    Для тех, кто на Земле живет,
    Еще бушует наше пламя!
    Над странами и городами
    Наш продолжается полет!
    Она: -- 
    Да, кто же это все поймет?
    У нас подряд -- четыре встречи,
    Потом в Кремле стоять весь вечер
    И улыбаться напролет.
    Он: -- 
    И, как завижу это стадо,
    Что пулей мчится вслед за мной,
    Начну искать твою помаду.
    Она: -- 
    Ах, не смеши меня, не надо!
    Он: -- 
    Но я твой муж, и только твой!
    Она: -- 
    Ты знаешь, ревность -- не про нас,
    Ведь в жизни нет альтернативы
    И для твоей прекрасной дивы,
    И для певца народных масс.
    К тому же, мы ведь так красивы!
    Он:   (у окна) -- Я к тишине внутри себя
    Прислушиваюсь постоянно:
    Ни строчки я б не создал, странно...
    Не мучаясь и не любя.
     
    С небес спадает тихо снег,
     
    Ложится радостным сияньем.
     
    Увы, его ночным звучаньем
     
    Не остановлен жизни бег...
     
    И ехать надо на собранье.
    120

    Столетие
    Она: -- 
    Давай останемся, друг мой,
    Нас нет. Мы где-то растворились.
    Мы не дошли, не докатились
    И не приехали домой.
    Ах, вот бы нас не спохватились!
    Он: -- 
    Все получается не то,
    Не то, что хочется сегодня.
    Она: -- 
    Судьба, талантливая сводня,
    Запустит номер наш в лото.
    Он: -- 
    И эти игры невпопад,
    Крутые шалости с Судьбою
    Не разморозят наш с тобою
    Любви покрытый снегом сад.
    Она: -- 
    А в нем живет моя душа
    С твоей в оцепененье рядом.
    Как заколдованным обрядом,
    Движенья мысли завершат.
    Он: -- 
    И чрез столетие чудес,
    Кому назначено влюбиться,
    О нас припомнят, как о птицах,
    Спустившихся на миг с небес.
    Она: -- 
    И счастье дивной красоты
    Из наших светлых оперений,
    Он: Конечно, снимет груз сомнений,
    Она: -- 
    Как нет их у моей мечты!
    121


    ЧАСТЬ 3


    ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 
    ОН: ВЛАДИМИР ПУТИН.
    ОНА: ЛЮДМИЛА ПУТИНА.

    ЭПИЗОД 1.
    (Реанимационная палата, персонал ушел, Владимир сидит у постели 
    Людмилы, она в коме, подключена к капельницам)
    Он: -- 
    Ты спишь, ресниц сомкнулся лес,
    Моя ночная стюартдесса.
    Поможет мне едва ли месса,
    Что изливается с небес.

    Я словно чистый стройный хор

    Обязан слушать, слушать, слушать...

    Да! Жизнь и Смерть кончают спор

    За ангельскую твою душу.
    Молиться не учили нас.
    Небес пустых безбрежный хаос
    В столь страшный, в столь последний час
    Пусть породит святую благость!

    Пусть для меня пребудет Бог!

    Пусть мать вернет сиротам-детям!

    На этом тягостнейшем свете

    Ее я сам сберечь не смог.
    Она: (лазерное облачко вспархивает над ее кроватью)
    Ты не вини себя, мой муж!
    Не для меня -- могильный камень.
    Любовь пусть жаркими крылами
    Укроет от смертельных стуж.

    И будет день, и новый век,

    И будет сердце страстно биться.

    О, как же сложно вновь родиться!

    Мне не поднять тяжелых век.
    126


    Столетие
    Он: -- 
    Вот, словно голос в тишине,
    Он жалуется и трепещет.
    Вдруг тяжелее, а не легче
    От этих звуков стало мне.
    Зачем мне без нее наш дом?!
    Зачем родители и дети?
    Зачем мне все на этом свете?!
    Пусть с нею буду я на том!
    Она:   (облачко) Я здесь! Я не уйду, родной!
    Не покидай меня, любимый!
    Тобой, как ангелом, хранима,
    Ведь мне не справиться одной
    С той пустотой и тишиной.
    Он: -- 
    Да, перед смертью человек
    Всю жизнь былую проживает.
    И, как в кино, летят, мелькают
    Картинки жизни... Время бег.

    Малыш у парапета -- я,

    А вдоль Невы струится вьюга.
       Фигура 
    матери 
    упруга...

    И живы все -- моя семья.
    Вот в первый класс один бегу.
    С цветком в горшке -- мне это стыдно.
    Детей из-за цветов не видно,
    Но все завидуют горшку.

    А вот твоя рука дрожит

    И край фаты... на нашей свадьбе!

    Ну, разрыдаться, заорать бы!...

    Здесь время страшное бежит.
    127


    Пакет с ребенком и роддом.
    Я вечно занят, занят, занят.
    Пеленки! Вновь на чин экзамен!
    Я засыпал над утюгом.
    Она:   (облако) А я счастливою жила:
    Ты был таким хорошим мужем!
    Сквозь эту неземную стужу
    Так странны видятся дела.
    Но я с тобой. Я не ушла.
    Он: -- 
    Твоя рука желта, как воск.
    Я не скажу худого слова!
    Я буду добрый мальчик Вова!
    Я весь ослеп от этих слез!
    Я б жизни без тебя не снес!
    Она и так ко мне сурова
    И беспощадна, как вопрос.
    (Людмила приходит в себя)
    Она: -- 
    Мне снилось: мы в Японии с тобой,
    И ты -- второй российский президент.
    Он: -- 
    Что ж не японский?
    В той стране златой
    Я был бы самый лучший претендент
    На пост премьер-министра, короля,
    Владетеля всего златого мира!
    Она: -- 
    Мне ломит голову от сладкого эфира (Пытается встать)
    И так смешно качается земля.
    Он: -- 
    Не смей вставать! Ты трое суток в коме!
    Какой эфир? Ты желтая, как воск!
    128

    Столетие
    Она: -- 
    Да, голову пронзает при подъеме,
    И словно плавится от боли мозг.
    Мне снилось: ты -- российский президент.
    Он: -- 
    Ты говорила. Это невозможно!
    Давай поправлю ногу осторожно.
     

     
    Сейчас для нас тяжеловат момент.

    Но ты жива, а будешь и здорова.

    Полечим, свозим летом отдохнуть...
    Она: -- 
    Такая слабость! Я хочу уснуть
    Но засыпать боюсь: мне страшно, Вова!
    Он: Позвать врача?
    Она: Нет. Только рядом будь. (Засыпает)
    Он: -- 
    Я знаю! Мы родимся к жизни,
    Чтобы хранить и защищать
    И постепенно очищать
    От лжи и грязи дом в Отчизне,
    Где довелось отцом... мне... стать.
    129


    ЭПИЗОД 2. Переезд в Москву
    Он: -- 
    Меня переводят в Москву,
    Хотел ли я этого? Нет?
    Гляжу, как на золота свет,
    На осени ранней листву.

    Я помню, как много порой

    Хотелось мне в жизни успеть:

    На лыжах быть первым...
       И 
    петь...

    И в схватке стоять... как герой.
    А к сказочным этим дворцам,
    К мостам, где коварнейший стык,
    Я, в общем, как к дому, привык,
    Как к людям, земле, небесам...

    В Москве все другое теперь:

    Что в стольной -- добро или зло?

    Твердят же, что мне повезло,

    А я... словно загнанный зверь.
       
    Мой Питер печально-родной
    Как будто остался в дали...
    Простимся ль, как те журавли?
    Вернемся ль грядущей весной?

    Ах, только б не быть на мели!
    Она:   (пришла с работы) Мой милый, ты что-то один?
    Где девочки?
    Он: -- 
    Обе в кино.
     (Апард) 
    Им всем переезд -- все одно!
    130


    Столетие
    Она: -- На кухню пойдем, поедим.

    Ты бледен и грустен опять.

    Нам всем будет там хорошо.
    Он: -- 
    Ну, просто из жизни ушел
    Огромный кусок.
    Не понять
    Тебе, как мне трудно дышать 
    И в эту Москву уезжать. (Оживившись)
    Ты Габриловича не помнишь фильм?
    Неелова и Глузский были там...
    И Терехова там... одну из дам играла
    Ветреную, словно дым.
    Она: Да, помню,
    "Монолог".
    Совсем худым
    Ты нынче стал.
    Я ужин здесь подам. (Уходит)
    Он: -- 
    Да этот фильм тяжелый -- "Монолог"
    Как позабыть названье это мог?
    Ну, что там было? Чем я так задет?
    Что мучает меня чрез столько лет?

    Решетка сада, осень и дитя...

    Нет, девушка, которая шутя

    Осенних листьев собирала свет...
    Там Летний сад виденье хранит,
    Воспоминаньем тяжким, как гранит.
    Она спросила: "Кто я? Кто я? Где я?"
    Вот и пришла ко мне сейчас идея:
    Ну кто же я? И где же я теперь?!
    Куда стремлюсь, чего хочу от жизни?
    131


    Она:   (входит) -- Там все остынет, а потом и скиснет.
    Мне надоело это все, поверь.
    Он:   Я так люблю мой дом и эти стены.
    Она: -- 
    Не начинай закатывать мне сцены --
    В твоем меланхолизме -- корень зла.
    В Москве излечишься от этих бредней.
    Пойду-ка обувь приберу в передней.
    Я нынче так устала -- вот дела!
    Он:   (один) -- Вот снова осень и решетка сада...
    Как мог я все мечты свои забыть?!
    Как все могло оцепенеть, застыть?
    Царапнуть душу можно просто взглядом
    Из старого забытого кино.

    Вот снова осень и решетка сада...

    И мой порыв остыл уже давно.

    И то, что нынче думал, позабуду:

    И эту осень, и души остуду...
    (Появляется Людмила с тарелками)
    Она: -- 
    Ну, дай-ка я расставлю здесь посуду.
    В Москве пойдем в Большой, там так красиво!
    Как только разберемся, так пойдем.
    Каким веселым будет новый дом!
    Ковры положим, мебель всем на диво...
    Он: На папиной спине наверх снесем!
    Она: -- 
    Да что ты! Что ты! Грузчиков наймем.
    На Чистых на прудах зимой -- катки!
    Я с девочками буду там кататься!
    Он: И падать и, конечно, расшибаться.
    132


    Столетие
    Она: -- 
    И вновь, и вновь наматывать витки
    Под звук оркестра и старинных танцев.
    Он: -- 
    А где-то на работе буду я (Вслед Людмиле кричит)
    Стараться не погрязнуть в волоките.
    Ну что ж, подружек школьных волоките!
    У нас гостеприимная семья!
    (Входит Людмила с едой, садятся, едят)
    Она: -- 
    А лошади на Битцевском плацу!
    Я дерби обожаю ранним летом.
    Пусть девочки походят в парке этом
    На секцию: им котелки к лицу.
    Он: -- 
    И сапоги к лицу? Я не позволю
    Опасным спортом заниматься им.
     
    (В шутку) Я вам отец иль глупый херувим?
    Извольте выполнять отцовску волю!
    Она: -- 
    Ну да, конечно, лучше на дзюдо!
    Вот это то, что надо, -- не опасно.
    И выглядят сектанты те прекрасно,
    И в кимоно одеты от и до.
    Он: -- 
    Ну что ж, не нравится, так запиши
    Их в секцию по теннису на корте.
    И пусть же в этом сумасшедшем спорте
    Они себя прославят от души. (Пауза, заканчивает есть Людмила)
    Ты отдохни немного, полежи.

    Что ж будут и Москва, и все театры,

    И будет там веселье без конца!

    Забудете вы бедного отца,

    Который на работе строит кадры.
    133


    Да на тебе сегодня нет лица!
    Иди, ложись, я уберу посуду. (Она чуть против)
    Грустить и душевредничать не буду. (Людмила уходит)
    Я в будущем, наверно, озверею.
    Как все в Москве, придется черствым быть!
    Ах, только бы мне вовсе не забыть
    Минуты эти...
    "Что я? Кто я? Где я?"
    А за окном -- осенняя аллея,
    Дано без слов ей с нами говорить.
    Мой Петербург! Он полон тех иллюзий,
    Что делают всю жизнь мою, как сказку!
    Он к каждому и с тишиной, и с лаской...
    И в то же время нет здесь серых буден...
    Культура выше, где иллюзий больше
    И музыка иллюзия, и слово...

    В Москве так суматошно, бестолково!

    И узы дружбы там все тоньше, тоньше...

    То дух руководителя любого.
    Ни чистоты, ни радости, ни чести --
    Купи-продай, а вместо дружбы -- лести.
    Ну что ж, я тоже что-нибудь, а стою!

    Приедем домом: с дочками, с женою

    И привезем в Москву благие вести,

    Что есть на свете дружба и любовь,

    Что на Земле для счастья надо мало:

    Трудиться днем, а вечером устало...
    (Входит Людмила)

    Ну, что ты суетишься? Что ты встала?
    Она: Девчонок что-то нет, мне не до снов.
    134


    Столетие
    Он: -- 
    Иди. Я их как надо отругаю
    И накормлю, и затолкаю спать.
    Она: Ты мог бы матерью хорошей стать.
    Он: -- 
    Я ею стал давным-давно, родная.
    Я вот о чем здесь начал рассуждать:
    Иллюзии питают всю культуру.
    Чем больше их, тем выше эталон.
    Иллюзия -- духи, одеколон...
    И дед Мороз, и наша кошка Мира.
    Она: -- 
    И зимний лес, и синий небосклон...
    На что-то это все теперь похоже...
    Я этой мысли ход никак не дам...
    Да вот: наш Пушкин, наш бедняга тоже
     Писал,
    Наследие оставил нам:
    "Тьмы низких истин нам дороже
    Нас возвышающий обман!"
    135

    ЭПИЗОД 3.  
    Доблесть
    Он: Где в мужиках сегодня Доблесть?
    Она: -- 
    Да там же, где заснула совесть --
    На дне подвыпившей души.
    Он: Лишь Доблесть пребывает в Славе...
    Она: -- 
    А мужичок у нас в канаве
    Хоть раз, а в юности лежит...
    Он: -- 
    Да, холодно. Хотят согреться.
    Покуда позволяет сердце,
    Все льют проклятую на грудь.

    Россия не бывала кроткой

    И вечно заливала водкой

    Свой тягостный неторный путь.
    Все связано, как озаренье с проблеском:
    Как Совесть с Честью -- скипетр с державой.
    Коль нету Славы, то не будет Доблести,
    Коль нету Доблести -- не будет Славы!
    Она: -- 
    Растут сыны высокими и статными.
    Растут сыны, чтоб землю охранять
    Чтобы везде их подвигами ратными
    Гордилась, дома ожидая, мать.
    Он: -- 
    "Откос от армии" -- вот термин мерзостный!
    Откуда он у наших-то задир?
    136


    Столетие
    Ведь в каждом мальчике бушует дерзостный
    Отважный, трепетный, наш командир!

    Но мы забыли прославлять Отечество

    И тех, кто стал на рубежах его!

    В мужчинах все до старости -- младенчество,

    А дальше просто пусто -- ничего!
    Она: -- 
    Я думаю, что славить нужно сызмальства
    Всех тех, кто будет защищать страну,
    И ждать, чтоб каждый добровольно вызвался
    Ее хранить от горя, как жену.
     
    Тогда и семьи дома будут крепкими,
    И труд мужчине будет только в толк.
    Он: -- 
    Ну, а пока они считают клетками
    И узы брака, и армейский долг.
    А командиры в армии не блещут.
    И ставят на работы, что полегче,
    Тех, кто подачки жалкие несет.

    Где ж тот комбат, где славный наш батяня?

    Кто ж на названье этакое тянет?

    Кто ж душу детскую здесь в армии спасет?
    Она: -- 
    Мальчишки! Даже если в детстве худо
    Им было, и Судьба-зараза круто
    В бараний рог сворачивала их,
    Несут в душе Добро и Справедливость.
    В них от рожденья это поселилось,
    Как не услышанная песня, стих,
    Ведь отзвук их на дне души не стих!
    Кто сохранит их там, скажи на милость?
    137


    Он: Да! Армия тебе -- не дом родной.
    Она: -- 
    Но и не зона, страшная тюряга.
    Там батальон и рота -- не ватага
    С той дедовской разборкою сплошной!

    Забота о тепле и о еде,

    О всей одежде, обо всем здоровье,

    А коль не так -- запекшеюся кровью

    Расписан путь изломанных детей.
    Какая Слава?! И какая Доблесть?
    Тупая наглость, мародерство, ложь!
    От этого сегодня не уйдешь --
    Везде достанет яростная совесть!
    Он: Придется ездить в части самому...
    Она: -- 
    Тебя не хватит!
    Что, всю жизнь в дороге?
    Потом -- в Тамбове, Пензе, Таганроге?
    Нет! Лучше мне! Тюрьму или суму!
    Он: -- 
    Ты не поймешь. Исполнились все сроки.
    Ведь я страну огромную приму,
    И собирать придется все по крохе.
    Она: -- 
    Так, значит, нужно сделать ритуал,
    Чтобы мальчишкам радостно и звонко
    Пропели вслед любимые девчонки.
    Он: -- 
    Я не пойму, о чем ты?
    Она: -- 
    Должен Бал
    Быть в честь ребят, вновь в армию идущих!
    138


    Столетие
    Чтоб золото фанфар и платьев шелк,
    Чтоб был для счастья вечер тот отпущен,
    Чтоб формы их и пальм шикарных кущи
    Девчонки помнили!
    Чтоб этот звездный полк
    Летел, счастливый, зная, что Отчизна
    Их любит, верит, радуется, ждет!
    Что на Земле дороже нету жизни,
    Чем их тот доблестный вдали полет!

    Мужчина каждый на земле рождается

    Опорой быть, хранить и защищать.

    И нация такая вырождается,

    Которой некому обидчикам воздать!

    И видим мы теперь, как величаво

    Раскинулись над нами два крыла:

    Одно есть Доблесть, а другое -- Слава

    У нашего двуглавого орла!
    Он: -- 
    Ох, хорошо ты это все сказала
    Я и об этом думал, но не так...
    Да, у меня в глазах стояла зала,
    И юные шеренги пели в такт!
    И Доблести здесь было места мало!
    Она:  Готовить в армию я б с песней стала.
    Он: 
    Где взять на это средства?
    Она: -- 
    Обязала я б олигархов армию снабжать.
    Ведь при Петре богатый был обязан
    Своих бойцов на службу снаряжать
    И в этом был Царю присягой связан.
    139


    Он: -- 
    Об этом можно только помечтать.
    В стране -- развал, а мы с тобой -- о бале
    Для каждого, кто будет здесь служить.
    Она: -- 
    Ах, если бы с тобой мы не мечтали,
    То незачем бы было вовсе жить.
    Чтоб не ломать детей, разумной служба
    Должна быть в каждом, каждом уголке!
    Он: -- 
    Ох, Слава Богу дочерям не нужно
     Служить.
    А что к обеду в котелке?
    Она: -- 
    На всю семью нас всем тебя хватает.
    Ты служишь день и ночь, как целый полк.
    Он: -- 
    У всех людей -- работа, дорогая,
    А у меня бежит, как серый волк.
    Что нынче не успел, то не поймаешь.
    Другое валится, как лед и снег.
    Но ты, спасибо, это понимаешь --
    Не сдерживаешь мой летящий бег.
    И в этом я -- счастливый человек. (Уходит)
    Она:   (одна) -- Любовь к Земле, которая вовеки
    Растит дубравы, радуги мостит,
    Вздымает горы, пролагает реки
    И все над нею шалости простит.

    Я так хочу, чтоб дети понимали

    Минуте каждой цену на Земле,

    Чтоб жизнь свою великою слагали,

    Чтобы здоровьем крепким прорастали,

    В безверии душой не замерзали,

    А таяли в божественном тепле.
    140


    Столетие
    Ну что ж, пойду, подумаю о бале.
    Как мы сегодня с мужем вспоминали?
    Скипетр и Держава,
    Доблесть и Слава,
    Совесть и Честь.
    Только Орел двуглавый может корону снесть!
    141

    ЭПИЗОД 4. Инаугурация
    Он: -- 
    "Инаугурация" звучит, как "интервенция"
    Или инфекция по типу "инфлюэнция"...
    Как будто превращаешься в раба
    Своей болезни или силы вражеской...

    Мне мой народ ленивым вором кажется,

    Что только что отправился в бега...

    И здесь ли или там его нога --

    Какая разница: кто их сдержать отважится!

    Здесь присягать -- как надевать рога.
    Предатели, мошенники, ворюги --
    До всех дошли бы только эти руки.
    А жизнь -- река
    И очень глубока.
    Она: -- 
    Ну что ты так печально про рога?
    Нет, наш народ совсем не безнадежен!
    Ему бы чуть благополучней жить,
    Еды б побольше, модненькой одежи...
    И с властью исполнительной построже:
    Ни воровать не будут, ни грубить.
    Он: -- 
    Ты так наивна, Всемогущий Боже!
    Еще Иван четвертый, тот, что Грозный был,
    Считал народ свой поголовным вором
    И будущим правителям дал фору
    Таким, что груз правленья не сносил...
    Ну, а во мне пока что бездна сил,
    И радостно пойду я в эту гору,
    И нет того, чтоб я им не простил,
    142


    Столетие
    Или затеял где-то глупо ссору,
    Или про чьи-то горести забыл.
    Она: -- 
    В единственном ты прав: в народе есть
    Наклонности дурные и задатки.
    Преступные законы и порядки
    Им не прибавят совесть или честь.
    И каждый хочет сразу сесть и съесть,
    Кого -- не важно, лишь бы было сладко.
    Он: -- 
    Теперь ты начинаешь эту песнь!
    Законы -- это нижняя черта.
    Спустись пониже -- и уже преступник.
    Она: -- 
    Ах, если б судьи были неподкупны,
    То справедливость выжила б тогда.
    Он: -- 
    Я не о том, ведь есть на свете люди,
    Что не спускаются до той черты.
    Их путь возвышен, жертвен, многотруден,
    Там царствуют законы красоты
    И нравственности.
    Она: -- 
    Средь этих буден
    Не проживем мы так -- ни я, ни ты.
    Он: -- 
    Я думаю, смогу ли быть примером
    Народу своему, его сынам:
    Ведь если трудно всем бывает нам,
    То нас спасает Вера, только Вера.
    Она: -- 
    Ты можешь все -- философ и лингвист,
    Спортсмен, здоровьем Бог не разобидел.
    143

    Он: -- 
    В себе все это что-то я не видел.
    И не хвали меня! Ведь я хочу быть чист
    Пред совестью своею и народом.
    Она: -- 
    Возвышенные речи! Острый взгляд.
    Мой президент! Вы -- просто автомат!
    Он:   Что, я кажусь тебе совсем уродом?
    Она: -- 
    Нет! Для меня прекрасней нет тебя.
    Мне так понятны боль твоя, тревога.
    Но не терзай себя сегодня, ради Бога!
    Что толку жить, за нервы теребя?!

    Народ твой будет тем же, что и ты.

    Ты будешь всем критерием и модой.

    Есть доброта у нашего народа,

    И красота, и вера, и мечты!
    Ну, просто надо нам поменьше лгать,
    Совсем не лгать, конечно, невозможно!
    Где смело действовать, где осторожно...
    Не мне тебя учить, как поступать.
    Он: -- 
    Нет! От тебя зависит в жизни все!
    И раз в моей, так и у всех подавно!
    Она: -- 
    Ну, не преувеличивай, ведь в главном
    Господь меня от лиха унесет,
    А значит -- и тебя... девчонок -- тоже...
    Они вчера у зеркала дрались:
    Кто больше на тебя из них похожа?!
    Он: -- 
    В обоих нас девчонки удались!
    Ну, что за глупости! А белой кожей
    Они в тебя... Как хороша ты! Оглянись!
    144


    Столетие

    Ну что ж, я, кажется, теперь спокоен,

    Как никогда. Плохого я не жду.

    Привычен я к тяжелому труду,

    В работе и в еде я -- вечный стоик.
    Она: -- 
    Но забывать о трудностях не стоит,
    Да и завистников всегда имей в виду,
    Ведь и врагов великих ты достоин.
    Он: -- 
    Я буду жить, как жил до этих пор,
    Я буду делать все, как прежде делал,
    Не допущу завистников "до тела".
    Да и на суд не очень буду скор.
    С Судьбою выиграю этот спор,
    Как бы скрутить меня ни захотела,
    Я дам невзгодам яростный отпор.
    Она: -- 
    К чему готовишь ты себя сейчас?
    В России все великие народы
    Текут, переливаются, как воды,
    Вся нация огромная у нас!
    И я благословляю этот час!
    И я предвижу благостные годы:

    Наступит мир, не будет злобных войн!

    Не будет нищеты или разрухи!

    И страстный образ тягостной разлуки

    Не встанет между мужем и женой.

    И будут дети радоваться, внуки!
    Он: -- 
    Как хорошо, что ты всегда со мной.
    Как в Питере здесь -- ливни, ливни, ливни,
    И время так летит, как краткий сон.
    Она: -- 
    Так хочется: закончился бы он,
    А то и краткий сон какой-то длинный.
    145


    Он: -- 
    Да, думаем мы вместе, в унисон.
    Она: -- 
    Что будет через двести, триста лет?
    О нас, ты думаешь, все будут помнить?
    Он: -- 
    Я буду помнить взгляд твой тихий, томный
    Пред тем, как я Стране давал обет.
    А думать что про нас: да или нет?
    Пусть позабудет нас такой огромный
    Весь мир!
    Но этот белый свет
    Мы сохраним
    И вновь отстроим дом наш
    Для тех, кого пока на свете нет.
    Она: -- 
    Пусть будут ласково глаза светиться
    У любящих друг друга в тишине.
    А может, о тебе и обо мне
    Припомнят эти люди, как о птицах?
    Он:   (перебивает) Ну, мне пора!
    Ну что? Я весь в огне!
    Не надо, говоришь, рядиться?
    Да, чем скромней, тем лучше мне...
     (Апард) 
    Как не люблю я возноситься!
    Все! Я иду!
    146

    Столетие
    ЭПИЗОД 5. Приезд Блэра
    Она: -- 
    Ох! Ну и день: я без спины, без ног.
     Я -- словно битый в водном поло мячик.
    Мой организм срывается и плачет.
    Ты хоть бы туфли мне стянуть помог.
    Он: -- 
    Ох! У меня все то же, не иначе.
    Я тоже ползаю едва, мой Бог!
    Она: -- 
    Зачем они приехали сюда?
    Ведь люди сенсорны на удивленье!
    Их странное такое поведенье...
    Я их не понимаю, вот беда!
    Твой день страшней тяжелого труда.
    Он: Работа эта типа землекопа.
    Она: -- 
    И каждой твари, словно в дни Потопа,
    По паре принимаем мы всегда.
    Он:   О них ты слишком резко.
    Она:   Ерунда!
    Он: -- 
    Его такая шустрая жена,
    И сам он -- очень среднего сословья.
    Она: -- 
    Быть может, связаны они любовью,
    Но зиждется на выгоде она.
    Он:   Они нам все пытались доказать,
    Она: -- 
    Что мы с тобой два валенка по-русски.
    Он все брезгливо морщил лобик узкий.
    147

    Он: -- 
    А мне на это глубоко плевать.
    Мне нравится твой деловитый вид
    Без лишнего того официоза,
    Ведь так чужда аристократам поза,
    А у мещан пусть задница горит.
     
    Активной, как буфетчица в порту,
     
    Пусть будет эта Блэрова супруга,
     
    А я в тебе люблю надежность друга:
     
    Спокойствие, вниманье, простоту.
    Она: -- 
    В оценке их ты резок, дорогой.
    О ней бы я так плохо не сказала...
    Быть может, за активностью такой
    Тревогу за беременность скрывала?..
    Он: -- 
    Ну да, и к журналистке приставала,
    С таким же животом, как у самой:
    Мол, сколько месяцев? Герл или бой? (Пауза)
    Себе казалась королевой бала.
    Она: -- 
    Мы все злословим. Форточку закрой --
    Меня ангина нынче задолбала.
    Да, малые народности всегда --
    Агрессоры, как мелкие собачки,
    Как в замусоленной газетной пачке
    Есть что-то жалкое -- без пользы и вреда.
    Он: -- 
    Нет! Кельты -- это яростный народ,
    Исполненный величья, благородства!
    Она: -- 
    В них, как в любом народе, много скотства
    И, как в семье любой, есть свой урод.
    148

    Столетие
    Он: -- 
    Но Англия -- законодатель тона: 
     
    Считается, изысканных манер.
    На этот счет повсюду столько звона!
    Она: -- 
    Руки не разу мне не подал Блэр,
    Когда б откуда я ни выходила
    Или спускалась с лестницы вагона,
    Стараясь Блэрам улыбаться мило...
    Он: -- 
    Когда убогий хочет доказать,
    Что выше нет его родной персоны,
    Становится так скучно: все резоны
    Мне хочется ко всем чертям послать!
    Что Мариинка?! Что искусства стоны?!
    Ему на всю культуру наплевать!
    И на приличья, и на моветоны!
     
    Да. Я еще тебе хотел сказать:
     
    Тот твой костюмчик очень мил, и кстати,
     
    Ты в нем такой прозрачный, нежный эльф.
    Она: -- 
    Понятно... Так чудно: манеры, платья --
    Сей пустоты с меня сегодня хватит!
    Плебейство это! Дурость! Самоцель!
    Он: -- 
    Но с этим целые живут народы,
    За образ жизни выдавая плебс.
    Она: -- 
    А кто они? Моральные уроды.
    Как ни крути, одни и те же ноты!
    И злые все, как наш соседский Рекс.
    Ты завтра дашь о чем-нибудь понять?
    Он: -- 
    Ну, нет, конечно. Долг гостеприимства
    Не глядя на сплошное проходимство,
    Диктует только гостя ублажать.
    149

    Она: -- 
    А кроме шуток, нынче две страны
    В лице твоем, моем и Тони Блэра
    Прикидывают вновь такую меру,
    С какой друг к другу подходить должны.
    Он: -- 
    Палаты лордов -- снова сэры, пэры,
    Все степени градации, чины...
    Ну, а народ? Иль в Англии нужны
    И будут размножаться только Блэры?
    Тут никакие не помогут меры.
    Она: -- 
    Я чувствую: они хотят войны,
    Как и Америка, нажиться сладко.
    Нахапать, нахватать у тишины,
    У мира, безмятежного достатка.
    Он: -- 
    Такие думают: им все вокруг должны!
    Ну что ж! Сыграем роль своей Страны.
    Об этом всем давно писал Шекспир,
    Он называл театром целый мир:
       Весь 
    мир -- 
    театр,

    Мы в нем живем.

    Кто лучше, а кто хуже.

    Один имеет теплый дом,

    Другой дрожит от стужи.
     

     
    Театр везде -- он среди нас,
       За 
    маскою 
    скрываясь,

    Нас проведет злодей подчас,
       Беспечно 
    улыбаясь.
       
       Переоденется 
    подлец
       В 
    одежды 
    херувима,

    На лица девушек, Творец,
       Не 
    напасешься 
    грима!
    150


    Столетие

    Мы набиваем мебель в дом --

    Ни дня без декораций!

    Театр -- везде, театр -- во всем!
       Театр 
    без 
    оваций.
       Благословенны 
    наши 
    дни,

    Чтоб поравняться с веком,

    Ты маску скверную сними --
       Стань 
    просто 
    человеком!
    151


    ЭПИЗОД 6. Гибель подлодки
    Он: -- 
    Я так устал от женского участья:
    "Ты, папа -- то;
    Ты, папа -- се; ты -- все!"
    Считается все это в жизни счастьем,
     Я...
    Где там счастье, что-то не просек.
    Она:   Он черствый и упрямый, как осел.
    Он: -- 
    Не надо мне твердить про эту лодку!
    Сто метров -- не беда, легко достать!
    Все жрут от безысходности здесь водку.
    У этих туфель скверная колодка --
    Переобуюсь: мне всю ночь не спать.
    Спасибо, Бог дал тихую погодку...
    Она: -- 
    Езжай туда! Я не могу дышать!
    Я не могу! Я есть и спать не стану!
    Он: -- 
    Ну что мне суматоху создавать?!
    Там справится и без меня Клебанов (Кричит)
    Ну понимаешь ты: их нет уже!
    Их нет! Они мертвы! Так было сразу!
    Я сам не ем, не сплю теперь... А вы!
    Должны спокойны быть, как по заказу.
    Ступайте к морю! Живо! Загорать.
    Она: -- 
    Да скоро ночь! И девочки болеют! (Зловеще тихо)
    И перестань на нас сейчас орать!
    Он: -- 
    Я и повысить голоса не смею!
    И кто вас заставляет всех не спать?!
    От бабьих всех истерик я тупею!
    152

    Столетие
    Опять ты жаловалась Вале,
    Что я с тобою груб! Да?! Нет?!
    Она: -- 
    Мы говорили с ней едва ли.
    Они о чем-то все болтали,
    Я думала свое, мой свет.
    Так что они тебе сказали?
    Он: -- 
    Да ничего, а я букет
    Принес для вас, поставил в зале.
    Она: -- 
    Они вцепляются, как кошки,
    Как будто я им всем должна,
    Иль есть за мной для них вина,
    Что не беседую про плошки,
    Златые горы, корм для Тошки
    И реки, полные вина.
    Он: -- 
    Я часто думал: как бы я хотел
     Погибнуть?
    Понял! Так же, как они:
    Отчаявшись и веря! (Пауза)
    Пусть огни
    Глубоководных рыб
    Горят над дверью,
    В которую они войти должны...
    Меня за это больше не вини,
    Сейчас я только в провиденье верю...
    Как знать, что ждет меня за этой дверью?
    Она:   Я виновата... столько лет, а я...
    Он: -- 
    Ну, полно, все нормально, я -- в порядке,
    Ведь мы такая дружная семья
    Не по приказу или разнарядке,
    153

    А, кажется, по трепетной любви.
    По той, что бережет меня от сглазу.
    Она: -- 
    Меня измучили слова твои:
    "Их нет! Они мертвы! Так было сразу!"
    И никого там больше не спасти?
    Там дети! Слышишь, дети! Просто дети...
    Он: -- 
    Ну нет! Мне это больше не снести!
    Все вопли, стоны и упреки эти!
    Себя учись в руках держать... прости.

    Страна в развале. Мне она досталась

    Совсем не той, что даже представлялась,

    Да, глупо и уродливо не той.

    А сколько сил хотят втянуть нас в войны!
       Они 
    уничтожения 
    достойны!

    Но мне важнее сохранить покой

    Во вверенном мне нынче государстве,

    Чтобы никто не обвинил меня в гусарстве,

    Меня, когда народ идет с сумой.
    Да. Все они заложники того,
    Что здесь сейчас война не разразится.
    Я знаю: ты не можешь примириться.
    А мне решать-то было... каково?!
    (Людмила уходит)

    Как странная история гласит,

    Что Петр Первый был, мой Бог, Великим!

    И на личину все рисуют лики,

    Но время и его разоблачит:

    Велики у народа -- палачи! (Длинная пауза)
    154


    Столетие
    Да. Петр Первый много тысяч погубил.
    Но назван... Николай Второй Кровавым.
    Вот не хотел бы столь нелепой славы,
    Ведь Николай и мухи не убил.
    О подвигах Гапона он не знал
    И о Кровавом этом воскресенье
    Прочел потом из разных донесений.
    А виноват он в том, что был развал
    В стране, что не живет без потрясений.
    Для русских надо, чтоб лилася кровь
    По мостовой рекой, чтоб было жалко
    Сирот голодных и несчастных вдов,
    От святотатства скрытых в полушалках,
    Когда сожжен и хлеб, и отчий кров!
     
    Как холодно и быстротечно лето
     
    В моей стране.
     
    Пусть создают поэты
     
    Общественное мненье, наконец!
      Возмездие?
     
    Не будет высшей меры!
     
    И пусть народ живет извечной верой,
     
    Что всем воздаст небесный наш Отец.
    Я душегубом никогда не буду!
    Ведь пулей разве вылечишь простуду?
    А преступленья -- это ведь болезнь.
     
    Ах! Кто бы знал, как я люблю театр!
     
    Он всех людских движений регулятор!
     
    И ненавижу жлобство или спесь!
    Конец 1-го действия
    155

    ЭПИЗОД 7. В Японии
    Он:   Наденешь кимоно.
    Она: -- 
    Нет, ни за что! Хоть тресни!
    Я кимоно здесь не надену ни за что!
    Уж лучше валенки и красное пальто,
    Как в перестроечной глупейшей песне.
    Он:   (задумавшись) -- Их даже не завоевал Чингиз...
    За это я их очень уважаю.
    По Индии гулял он, по Китаю!
    А здесь -- кишка тонка: повис и скис.
    Поэтому я здесь прошу одно:
    Ну, ради чувств моих и ощущений,
    Будь умницей, прими сейчас решенье:
    Надень к обеду это кимоно.
    Она: -- 
    Я поняла. И я надену, дорогой.
    И пусть жена премьер-министра злится.
     (Мечтательно) 
    На кимоно парят цветы и птицы,
    И шелк меж пальцев, как туман, струится
    И буду я красивою такой
    Заморскою из сказки Царь-девицей.
    Он: -- 
    Еще хотел сказать тебе, друг мой:
    Здесь культ молчанья выдержан веками.
    Нельзя касаться никого руками.
    Она: -- 
    Ах, поскорей уехать бы домой.
    Я никого руками не касаюсь,
    Молчу и постоянно улыбаюсь.
    Здесь так приятно, круглый год в тепле.
    Мне кажется, давно уже пропали
    156

    Столетие
    Из жизни их жестокие детали,
    Живут они, как все на всей Земле.
     
    Все ходят здесь в цивильном, европейском,
     
    Своей же моде сказочной в отместку
     
    Гуляют в шортах. Джинсы есть у всех.
     
    Я видела цветастые банданы,
     
    В них ходят все -- и мальчики, и дамы.
    Все счастливы, довольны, всюду -- смех.
    Он:   -- Япония. Как много изучал,
    Я быт дворцов старинных по трактатам.
    И если сравнивать с другим театром,
    То их кабуки песнею звучал.
     
    Сквозь отзвуки гортанных модуляций,
     
    Сквозь плавное движение руки
     
    Прольются бесконечные стихи,
     
    Отлитые по форме вариаций.
     
    Здесь что-то столь ужасное живет,
    Необъяснимое самоуничтоженье.
    Здесь харакири -- резкое движенье
    И камикадзе изобрел народ.

    О жертвенность! Во мне она живет!

    Я знаю: я бы мог все это сделать!

    И как бы ни любил свое бы тело...

    И как бы ни берег я свой живот...
    Но если жертва бы была нужна...
    Я б не замедлил и не колебался.
    Но вот в чем только я себе признался:
    Я рад, что не касается она
    157


    Моей судьбы и жизни, и здоровья,

    Что я живу в совсем другой стране,

    Где убивать себя не надо мне,

    Где мучаются люди лишь любовью.
    Она:   (входит) Надеть мне пояс только помоги --
    Весь этот бесконечно долгий пояс.
    В наряде этом пропадает голос,
    Не знаю я, с какой ступить ноги.
    Он: -- 
    А ты не торопись и не беги. (Обворачивает ее поясом)
    Японцы одеваются на совесть.
    Она: -- 
    А что на голове изображу?
    Ведь я блондинка -- стрижена, завита.
    Смешеньем стилей буду знаменита!
    Такого не бывало куражу! (Он дальше мотает пояс)
    Он: -- 
    Плевать! Зато, как куклу, наряжу!
    Прекрасна будешь, словно Афродита!
    Она: -- 
    Я к мужу своему спешу, спешу
    И лишь любовь и ласку нахожу!
    Он:   (намотал пояс) -- Нет, что-то он для нас великоват.
    Давай-ка отмотаем все назад.
    На талии как будто колбаса...
    А на спине! О Божьи небеса!
    Как это все одеть, я не пойму.
    Она:   Замучалась, пойду-ка, душ приму.
    Он:   Не резко отворачивай там душ! (Бежит в ванную)
    Она: -- 
    Ну что за нянька этот странный муж!
    Я только здесь сегодня поняла,
    158


    Столетие
    Какое я сокровище нашла.
    Так много лет назад он обещал
    Устроить костюмированный бал.
    Вот всем и бал, а вот и мой костюм.
    Он:   (возвращается) Вокруг тебя сегодня будет бум.
    Не открывай здесь широко глаза.
    Подумают: ты сердишься.
    Она: -- 
    Нельзя
    Все это на бумаге изложить?!
    А то ведь очень просто позабыть
    Советы, наставленья -- эту дурь
    Из всех традиций, поз и процедур.
    Он: -- 
    Мне надо самому здесь порадеть,
    Кого-то попросить тебя одеть.
    Она: -- 
    Нет-нет! Мы сами справимся с тобой,
    Ты справишься и с поясом, родной.
    Он:   (задумчиво) --  Вот здесь когда- то был и Николай.
    Она: -- 
    Да, и его ударил самурай.
    Два поколенья прожили с тех пор.
    И странно вспоминать про этот вздор.
    Он: -- 
    Мне не чудно, мне грустно оттого,
    Что здесь... тогда... обидели его.
    Япония! Тебе я не отдам
    Тех территорий, что подвластны нам.
    Но оставляю сердце здесь свое...
    Здесь воздух гимн цикадами поет
    Моей любви!
    159

    ЭПИЗОД 8. Приезд Буша
    Он:   Вновь выбрали и Думу, и Сенат.
    Что выдадут они составом новым?!
    Она:   Они служить Отечеству готовы?
    Он: -- 
    Помилуй! Я совсем не виноват!
    Что выбрали -- с тем я веду работу!
    Ну, может, эти лучше будут тех.
    Она: -- 
    Дай Бог, чтоб не для низменных утех
    Они с трибун своих вели охоту.
    А если снова лишь набить карман?
    Пожрать и выделить -- пример для подражанья.
    Он: -- 
    Останется остывшим полем брани
    Прекраснейшая из великих стран.
    Она: -- 
    Да! Ехать мне придется на концерт.
    Я криков не люблю, я -- интроверт,
    А Кабалье подъездами изводит.
    Ну, мало душу вывернуть мою --
    Они теперь и с Басковым поют
    И пребывают в крайне дикой моде.

    И что сказать мне этой Монтсеррат?

    Что муж мой, президент, не виноват,

    Что не выносит этакое пенье?
    Он: -- 
    Для этого подходит зоосад:
    Там каждый этим звукам будет рад,
    Ведь у животных райское терпенье.
    Она: -- 
    С Испанией мы давние друзья,
    Так все равно сейчас поеду я.
    160


    Столетие
    Он:   (в раздумье) Так много было русских государств,
    Раздробленных, запуганных и слабых,
    Что говорить о доблестях и славах?
    Тут впору уберечься от мытарств.
     
    Вот и сейчас: как область -- целый штат,
     
    Как край -- так царство со своим законом.
     
    По этим правилам здесь не играй,
     
    По тем (с чужим уставом) много звону...
     
    Катать, как мяч, законы успевай.
    Над этим всем придется поработать.
    Здесь не Америка, где каждый штат -- кусты,
    Вот спрятался в листве -- не виден ты,
    Ну, и искать не больно-то охота.
     
    Народу русскому опору подавай,
     
    Чтоб был сосед, как член семьи и клана.
     
    Чтоб если кто негаданно-незванно
      Явился,
     
    То делили б каравай,
     
    Вели бы там беседы неустанно,
     
    Вот он какой, наш бесконечный край.
    Она: -- 
    И что в таком раскладе может Буш
    Понять в России нашей по приезде?
    Ему и быть-то странно в этом месте,
    Где круглый год знобит от наших стуж.
    Он: -- 
    В Америке -- не русский домострой.
    Во всем мы с ними противоположны.
    Конечно, говорить о чем-то можно...
    Она: Но Буш -- пустой...
    161

    Он: -- 
    И мир их стал пустой.
    Как будто мальчик взялся поиграть
    В живые куклы и в дома живые.
    Не пережить несчастья их большие,
    Их не забыть, как невозможно вспять
    Все время повернуть...
    Она: -- 
    Да, поучать
    Он будет будто бы со знаньем дела.
    Ну, словно все здесь знает наперед
    И, как отец, простит дитя, поймет.
    Он: -- 
    Да вот дитя все это не хотело
    Терпеть от Буша.
    Она: -- 
    Вот такой народ.
    Да, Олбрайт приезжала, как и он,
    Всех поучать, со всеми разбираться.
    Он: -- 
    Как можно лезть в дела далеких наций?
    Лишь у тупых бывает тот резон,
    Когда так хочется поиздеваться.
    Ах, нет, нельзя...
    Она: -- 
    Да, Буш...
    Он: -- 
    Что Буш -- потомок тех рабов,
    Которые на родине шалили:
    Слукавили, ограбили, убили,
    И каждый был в Америку таков.
    Отстроились, как земли получили,
    И родословную себе сложили
    Для остальных, попроще, дураков.
    Она: -- 
    Но как уйти от сущности раба?
    162

    Столетие
    Он все вокруг себя крушит, ломает.
    Он всех, себе подобных, угнетает,
    Хоть воля у него всегда слаба.

    Не сможет быть он благородным воином

    Не сможет ум свой где-то проявить!

    Не сможет щедрость людям подарить!

    И рядом с ним нет рыцарей достойных!
    Он:   Ну, а Спартак? Он тоже был рабом.
    Он: -- 
    Нет! Рожден он свободным был и властным.
    Он тактиком, стратегом был прекрасным,
    И победи он -- стал бы королем!
    Он: -- 
    Ну да... Мы говорили здесь о Буше!
    Да. Жалкая фигура для страны,
    Которая не жаждала войны,
    Но вынуждена идиотов слушать.
    Она: -- 
    Да мы-то тоже принимать должны!
    Как хорошо, что едет без жены,
    А то бы из меня тянули душу.
    Он: -- 
    Да. Он приедет нынче поучать,
    Ревизию нам делать в государстве,
    Хотя в своем таком несчастном царстве
    Он не отец родной...
    Она: -- 
    Да и не мать...
    Ну что же, примешь, будешь угощать,
    Везде возить и всюду ублажать.
    Он: -- 
    Ох, я предвижу, что потом он скажет,
    Какую грязь потом прольет в печать!
    Тут впору ни на что не отвечать.
    163


    Она: -- 
    Кивать и улыбаться глупо даже.
    Он: -- 
    Быть может, хоть молчание обяжет
    Его потом ту грязь не изливать?!
    Он: -- 
    Конечно, нужен добрый диалог
    На очень отвлекающую тему,
    Чтоб в наши злободневные проблемы
    Он нос совать, конечно бы, не смог.
    Она: -- 
    Ты помнишь, Царь Вселенский, Соломон 
     
    Оставил нам навеки свой канон:
    "Служанка стала госпожой, так не ходи к ней в дом,
    Но нет спасенья от раба,
     
    Который стал царем!"
    164

    Столетие
    ЭПИЗОД 9. Речь о Земле
    Он: Земля -- живое существо,
    Где органы торчат наружу.
    Им только свет небесный нужен,
    Чтоб пить энергию его.

    Здесь Африка, как брат-близнец
       Америки, 
    конечно, 
    Южной.

    И здесь раздумывать не нужно:
    Она:   Два легких мощных!
    Он:   Молодец!
    Она: -- 
    Тогда Аравия здесь -- печень,
    А сердце -- Индия. Вопрос:
    А где же самый главный мозг?
    Он: -- 
    Тебе, не думая, отвечу:
    Мозг -- Гималаи. Там Китай.
     Оттуда -- порох и бумага,
    И боевых искусств отвага,
    Шелк и фэн-шуй -- давай, считай!
    Она: -- 
    Да что считать! Мне неохота!
    Ну, а Европа -- что? Кишки?
    В ней -- все поэзия, стишки,
    А на поверку -- как болото.
    Он: -- 
    Ты не права. Кишечник? Да.
    Но есть один прелестный орган,
    Как полуостров он отторгнут:
    Название его тогда
    165


    Тебе напомнит без труда
    Его значенье.
    А страна
    Италией там быть должна.
    Ты поняла?
    Она: Не поняла.
    Он: Ну, и не надо.
    Она: -- 
    Вот дела!
    Я все понять хочу; а лимфа?
    Он: -- 
    Вода -- везде, моя ты нимфа,
    И в реках, и в морях -- везде.
    Так гидростанции у нас
    Рождают полный лимфостаз.
    И реки вспять нельзя пускать,
    Чтобы заложником не стать
    Болезней матушки-Земли.
    Она:   Мы что-то почки не нашли.
    Он: -- 
    Австралия.
    Там риф вдали --
    То камень в почках.
    На мели
    Кораллы лесом проросли...

    Я думал: позвоночник, нет --
       Из 
    Кордильеров--Анд 
    хребет?

    Но у географов ответ
       Я 
    получил:
       Сквозь 
    толщу 
    лет

    В Атлантике по дну гряда
       Растет
    166


    Столетие
       От 
    Северного 
    льда

    И через всю планету вниз.
    Она:   А где желудок?
    Он: -- 
    Оглянись!
    Кто ненасытный и могучий?
    Кто требует себе все больше?
    Кто требует себе все лучше?
    Тиранит организм все круче?
    Бомбит и печень, и кишечник?
    Кто страшный, дикий, сумасшедший?
    Она:   (задумчиво) Америка!
    Как злая туча
    И как пугающий вампир
    С небес сверзается летучих
    На этот беззащитный мир... (Пауза)
    Какой-то в органах процесс
    Шел на планете долго-долго...
    Он: -- 
    Искать название что толку.
    Ну, скажем так: макрогенез!
    Онтогенез, филогенез
    Все на Земле прошло живое.
    Здесь объяснение простое,
    Когда земной изучишь срез:

    Земля ведь -- человек сейчас.

    И люди здесь родиться стали,
       Как 
    органы 
    сформировались

    Такие точно, как у нас.
    Была планета и амебой,
    Рептилией, как цвел тот класс!
    Животным, рыбой -- вверх утробой.
    167


    Она: И Homo sapiens сейчас.
    Он: Она ведь понимает нас.
    Она: -- 
    Ты помнишь, как Ирак бомбили?
    Поднялся страшный ураган!
    Он прошибал на много стран
    И бился к нам.
    А мы закрыли
    Глаза и уши, окна двери!
        
       Младенческую 
    колыбель
       У 
    человечества 
    бомбили!

    А мы -- испуганные звери --

    К себе попрятались в постель,
       Подушкой 
    голову 
    закрыли.

    Какой ужасный был апрель!
       И 
    май...
    Он: -- 
    Ты не права, ты мне поверь!
    Вновь провокации оттуда.
    Да печень разбомбил желудок!
    Заокеанский дикий зверь
    Все человечество мечтает
    Испепелить: своих, чужих,
    Всех маленьких и всех больших!
    Он одного не понимает:
    Никто не остается жив,
    Когда планета умирает!
    Не переждать, не пережить
    Не спрятаться, не искупить,
    Коль магма -- кровь Земли -- вскипает,
    Она все, все уничтожает.
    168


    Столетие
    Она: -- 
    Земля звучит по струнам лиры
    По терциям, как хор вдали.
    Скажи: озоновые дыры
    Опасны для самой Земли?
    Он: -- 
    Да! Атмосфера -- это кожа,
    Что защищает и хранит.
    А дыры на лишай похожи,
    Который всем слоям вредит.
    Она: -- 
    Так люди все болеют тем же,
    Чем наша матушка-Земля:
    Флаконы-sprey красивых женщин...
    Он: -- 
    Мужчины любят их не меньше,
    Резвясь, порхая и шаля.
    Она: -- 
    Так почему б не защищать
    Земле себя от всякой боли?
    Он: -- 
    Нам не постичь и не понять
    Ее безбрежной доброй воли.
    Скорей всего, она, как мать,
    Все терпит от дитя и молит:
    "Ах, только бы не потерять!"
    Она: -- 
    Я что-то в это все не верю.
    Ну, а глобальные потери?
    "Титаник", войны, ураган?
    Бывают и землетрясенья,
    Где гибнут целые селенья.
    Ну, а чума на много стран,
    А СПИД?
    Он: -- 
    Все это -- кара Божья.
    Когда жестокостью и ложью
    169

    Народы целые больны,
    Всех покарает Бог, страдая.
    И не спасет Земля родная
    Во искупление вины.
    Она: -- 
    Так что ж? Ходить по половице?
    Все на Земле грешит, плодится,
    Друг друга ест. Повсюду -- кровь!
    Он:   Эк, до чего договорилась.
    Она:   Что нас спасет, скажи на милость?
    Он: -- 
    Любовь! Любовь! Любовь! Любовь!...
    Людей! Людей, а не скотов!
     
    Спасать придется на моей планете
     
    И глупых снегирей, и кабачки --
     
    Их грудки красные и желтые бочки
     
    Пока еще рисуют наши дети.
    О, жалкая, как боль, Земля моя!
    Люблю твое истерзанное тело!
    Сквозь космос и тоску небытия
    К моей любви ты радостно летела!
     
    Я не родился с этим и не рос.
     
    Любовь приходит только от познанья.
     
    Однажды явится средь томных грез
     
    Вся вечная система Мирозданья.
    И ты найдешь ответ на свой вопрос:
    Зачем был Агнец отдан на закланье?
    Чтоб каждый тяжесть этой жизни снес...
    170

    Столетие
    Эпизод 10. 
    Новый срок
    Он: -- 
    Вновь скоро выборы
    Все алчут, рвутся в бой!
    Мне -- срок второй...
    И я уже другой!

    Как тот король, я зрелый, но не старый,

    И правлю на Земле моей страной,

    В которой холод и такой разбой,

    Что жизнь людей так схожа с Божьей карой.
    Я армию почти восстановил,
    Потративши при этом столько сил,
    Что мне порой казалось: я погибну,
    Не выдержу, уйду, куда-то сгину!
    И все пыхтели недруги мне в спину...
    Не верили!
    Не верят в то, что я
    Желаю благоденствия России!
    Подкладывают все, что было силы!
    У каждого -- заветная свинья.
    Она: -- 
    Ну, эко раздраженье накатило!
    Ну, успокойся, есть еще семья.
    Он: -- 
    Да! За семьей всегда стоит мужчина!
    И сила защищает красоту,
    И детям, и жене дает мечту!
    Вот в этом всех удач первопричина!

    А в государстве армия стоит!

    Тогда спортсменов наших не обидят:
    171


       Оглянутся, 
    посетуют, 
    увидят

    За ними государства мощный щит!
    Вот это все и есть авторитет:
    Чем больше укрепляешь государство,
    Тем меньше мой народ жует лекарство,
    Ведь боли головной за это нет.
    Она: -- 
    Ты должен и указы издавать,
    Чтобы и спасти российскую культуру,
    Ну, что ты смотришь тупо, как на дуру?
    Ведь Дума -- патентованная... рать
    Им имя -- легион мы можем дать!
    За деньги продает свою натуру.
    В стране законы нужно все менять,
    Не разводить дешевую халтуру.

    И поэзия вся, и искусство убито!

    На эстраде одно варьете "голяком"

    А певцы так фальшиво выводят о том,

    Что по жизни у нас все-то шито и крыто!
    А поэты у нас ну кого будут славить?!
    В тесных, страшных коморках, покрытых грибком.
    Не при гордых правителях! И не при ком!
    Так что некуда гроб им по смерти поставить.
    У правителей вечно к писателям зависть.
    Но в тебе ее нет, я ведь знаю о том,
    Как душа твоя нежно порою трепещет.
    Он: -- 
    Не об этом сейчас наш с тобой разговор.
    Мне придется давать в этой жизни отпор,
    Ведь глаза не закроешь на многие вещи.
    172


    Столетие

    А врачи? А убийцы в различных халатах?

    В голубых, и зеленых, и в белых еще...

    Надо клятву теперь отменить Гиппократа.

    Те, что дали ее, тоже нынче не в счет.
    Мародерство, мздоимство без навыков, знаний.
    И статистика страшная всюду смертей.
    В вузы их принимают без всяких затей --
    Тех, кто больше заплатит без лишних стараний.
    Для способных захлопнулись двери детей!
    Ну, а школы?! Особенно здесь, на Москве?!
    Эта дань, что несут педагогам мамаши?!
    Она: -- 
    Изменить невозможно традиции наши.
    Это крепко засело у нас в голове.
    Он: -- 
    Значит, эти традиции надо менять,
    Чтоб теплее жилось нашим детям и внукам,
    Чтобы школа была не телесная мука,
    Не душевная скука, а добрая мать.
    Она: -- 
    Это, в общем... пока что... легко нам сказать...
    Он: -- 
    Начинать надо ранее -- с детских садов,
    Чтоб детей не ругали, не дергали криком!
    Он: -- 
    Где ж набрать в этом мире ужасном и диком
    Нянь спокойных и тех, кто работать готов?!
    Он: -- 
    Вот! Работать никто что-то нынче не хочет.
    Ну, а я сам работу любую люблю.
    Я недолго жую, да и мало я сплю.
    Даже вот -- успеваю воспитывать дочек.
    173


    Она: -- 
    Для народа ты -- мощный и верный пример,
    Только люди не верят, что ты идеален!
    Нам культура нужна,
    Чтобы дух... не из спален,
    Из традиций струился,
    Возвышенных вер!
    Он: -- 
    А за окнами -- дождь...
    День так сумрачно-сер.
    Кто в России рожден, только тот понимает:
    Широта ее просит широкой души,
    Она тихо себе под снегами лежит,
    Что от наших забот почему-то не тают.

    Это все... меня мужества... нет... не лишает.

    Я печаль эту тихо в себя принимаю:

    От пути до пути, от межи до межи.
    Она: -- 
    Там, средь звезд, кто-то смотрит на нашу планету,
    Словно чувствует душу великой Земли.
    Он:   Ни они нас, ни мы их пока не нашли;
    Она: -- 
    Но мы в сказку чудесную веруем эту!
    Ведь душа человека родится от света,
    И печали, и радости чувствует где-то,
    Что пока затерялись в небесной дали...
    Он: -- 
    Что так грустно? Ведь мы же с тобой не ушли.
    Пусть же нашим теплом будет вечность согрета!
    Она:   Как звенящим лучом...
    Он:   Что мы нынче зажгли...
    174


    Столетие
    Эпизод 11.  
    Развод
    Она:  Мы расстаемся. Надо ждать.
    А ждать мне больше не по силам.
    Соперница мне вся Россия,
    И эту ношу не поднять...
     
    Зачем терзать теперь друзей,
     
    Что мы сегодня снова вместе?
     
    То планы радужных затей,
     
    То планы глупой женской мести.
    На кухне маленькой с борщом
    Я так ждала его когда-то...
    И чем сегодня виновата?
    Он приходил в уютный дом,
     

    Который радостно встречал:
     
    Навстречу двери тихо пели.
     
    Девчонки, повскакав с постелей
     
    Резвились, радостно крича!
    И возвращаясь от начал:
    Как долго ты мне не писал...
    Мы что-то очень не успели...
    Он: 
    Я не приду теперь домой --
    Да нет уже такого дома.
    Опять решительный настрой
    И это чувство мне знакомо.
     
    И снова чей-то стройный хор,
     
    И вновь небесное знаменье:
    175


     
    Жизнь и любовь кончают спор
     
    За наше общее терпенье.
    За нашу общую стезю
    За наши сбивчивые речи.
    За виноградную лозу,
    Что освещала давний вечер.
    Моя прелестная жена!
    Мое прелестное создание!
    Как ты останешься одна
    В таком жестоком мирозданье?
     
    И возвращаясь от начал,
     
    Мы спросим: "Как же это было?"
     
    Чтоб злобный голос прозвучал.
     
    И ты навек меня забыла?!
    Она:  Я не забуду никогда
    Такие ласковые руки
    Полны душевной страшной муки
    Теперь грядущие года.
    Хоть рядом дети и подруги,
    В холодном доме пустота.
    И с кем бы ни был он теперь,
    Я тоже буду не забыта,
    Душа ведь памяти открыта:
    Вот в ванной древнее корыто,
    И вновь поет тихонько дверь.
    И радость встреч, и боль потерь --
    Что только в жизни не прожито
    На ногте стерся старый лак --
    Я что-то нынче не красива...
    176

    Столетие
    Все говорят, что он -- Мессия,
    Что снова возродит Россию!
    Да это так..., конечно так.
    Но я у Господа просила
    Другую жизнь!
    Беслан! Какое марево невзгод!
    Кругом -- как будто красные тюльпаны...
    Да! Взрослыми они уже не станут.
    О Боже! Кто Россию мне спасет?
    И ногти в грунт, и перекошен рот!
    Кровавой стала целая неделя!
    Какие там задачи или цели?!
    О Боже! Кто Россию мне спасет?!
     
    Кругом в тумане, на людей похожи,
     
    Скользят тела. Ведь это мой народ!
     
    О Боже! Кто Россию мне спасет!
     
    И кто снесет ее паденья ношу?!
    О, Господи! Сподобь и просвети!
    Ведь эту ношу должен я снести!..
    Конец
    177


    ОДНАЖДЫ ЖИЛ ХРИСТОС
    Поэма о любви


     
    ВСТУПЛЕНИЕ
    ПЕСНЯ I
    Вселенная внутри переливалась
    Огнем любви, рождающим любовь.
    Из пламени так просто прорасталось
    Всему живому в сложности миров.
    А Бог был в каждой клеточке живого.
    Он грешен был и свят, как плоть и твердь,
    Как все текущее -- любовь, желанье, слово.
    Вода и музыка, как наша жизнь и смерть.
    Он сонмы жизней проживал всечасно,
    Но и к себе был справедлив Господь:
    Была душа вселенной так несчастна,
    Как счастлива ее живая плоть.
    Все это воплотив в законы жизни,
    Себя нисколько в этом не щадя,
    Искал гармоний в преломленьях призмы,
    Случайностью страдая и шутя.
    Найдя в себе одном на все ответы,
    Он совершенство истин постигал,
    Но красотой момента не воспеты
    Его движенья -- радужный овал.
    Дарил деревьям свет, благие ливни.
    Дарил друг друга людям... и детей.
    И выковал из звезд златые гривны
    Для, кажется, бессмысленных затей.
    181

    Он все играл, он жаждал очищенья
    И омывал дождями из комет.
    Он был ребенком чистым в миг рожденья!
    Он был Господь! Прекрасней слова нет!
     
    Припасть к нему не смею, не умею
    Стать порошиной у него в глазу.
    Я только в восхищении немею
    И крест свой, им положенный, несу.
    Ну а глаза? Его глаза повсюду,
    Их мириады в каждом и любом.
    Зажжет фиал и капелькой в сосуде
    Он осветит Вселенную -- мой дом.
    Мой дом! Он создал все себе подобным
    И человеку облик свой придал.
    Он был всегда так тонко благородным,
    Что образ этот тихо ускользал.
    Опалесцирующие потоки
    Нагорних радостей, живущих в нас,
    Все возвращающее на свои истоки,
    Чтоб оценить могли мы этот час
    И этот миг, который был бы верен,
    Где божий перст почувствовали б мы,
    Где дух благой, что нами был потерян,
    Вдруг выхватит все существо из тьмы.
    Земля -- такое маленькое семя,
    Пусть оплодотворенное, и все ж
    182

    Однажды жил христос
    Она несет таинственное бремя
    Других планет, кто на нее похож
    И кто не жил той жизнью в тесном доме,
    Где все дерутся братья-малыши,
    А только вдруг светила в вечной коме
    Вращаются, храня тепло души.
    Бог меж высоких гор систем Вселенной
    Заденет поступью Земли полет
    И к той песчинке -- вечной и нетленной --
    Всем существом пречистым припадет.
     
    О! Есть в нем все: забвенье тихой лени
    И действия стремительный накал,
    А может быть, и нега вожделений...
    Но вероломства чужд ему оскал.
    Вселенская душа его трепещет,
    Она мудра, но так ранима в нем,
    Что голос этот сказочный и вещий
    Сердца тревожит, словно ранний гром.
    И вся Земля ему близка, понятна
    Живой частицей самого себя.
    Вот снова войны -- вечно подвиг ратный,
    И страсти рвутся, бешено кипя.
    Он созерцает все и все прощает
    И призывает к нежности в любви,
    Напрасно ничего не обещает
    И закрывает всем глаза свои.
    В последний миг их тихо закрывает...
    183

    ПЕСНЯ II
    Народы поклонялись божьи тварям,
    Не знав творца, не ведая о нем.
    Им не был крест святой еще подарен,
    Неопалимый колдовским огнем.
    Но вот креста простое сочлененье,
    Всех тленных духов каверзы избыв,
    Явилось людям Божьим избавленьем,
    Глаголя миру истину: "Он жив!"
    Он жив! Родившись в образе младенца,
    Он вырастет прекрасным из мужей,
    И будет бренной плоть, ранимым сердце
    Создателя и суши, и морей.
    Людской поток, глумясь над чистотою,
    Поправ законы праведных отцов,
    Увидеть должен был перед собою
    Путь искупленья всех земных грехов,
    Путь тяжкий через горечь униженья
    Всеобщего презренья и обид
    До варварского уничтоженья,
    Когда вся плоть отчаянно болит.
    Здесь, на Земле, тот путь обязан каждый
    Пройти, чтобы очистить от грехов
    Благую душу, данную однажды,
    Частицу мудрости таинственных миров.
    184

    Однажды жил христос
    Кто не прошел в терпении тех терний
    И не испил той чаши до конца,
    Тот не увидит отблеск невечерний
    У лика всемогущего Творца.
    Все лучшее рождается в страданьях,
    И каждый в изумлении узрит
    Глубокие просторы мирозданья,
    Когда душа от тела отлетит.
    Но счастлив тот, кто зрил Христа живого,
    Кто рядом был, глядел в его глаза,
    Кто слышал, как уста твердили слово,
    Которое, пронзая небеса,
    К Господнему престолу улетало.
    И там, с собой в немыслимом ладу,
    Опять себя на муки обрекал он
    Ждать в Гефсиманском сказочном саду.
    Отец и сын! Мы все -- Господни дети,
    Забывшие о благости своей.
    Мы попадаем в каверзные сети
    И не хотим уйти из тех сетей.
    Как сладок грех, так сладок запах тлена.
    И, душу бренной плоти подчинив,
    В своем паденьи вечно неизменны
    И женщина, и муж, покуда жив.
    Но есть любовь, что всех соединяет
    И очищает наш тяжелый путь.
    185

    С любовью к Богу эта жизнь земная
    Закончится, дай Бог, когда нибудь!
    Я не решил, но жду благословенья!
    И грешен был, и буду грешен вновь...
    Но путь -- Его святое дуновенье --
    Пройти пока я вовсе не готов.
    Я не могу пока принять решенье,
    Я СЛАБ...
    ПЕСНЯ III
    Бог не над каждым сгустком бренной плоти
    Свою звезду зажжет среди ночей.
    Вы будете искать и не найдете
    Тот огонек, казалось бы, ничей.
    Не каждый замирает от восторга,
    Небесных яблок видя чистый дождь.
    Душа умрет за толстой твердой коркой
    Из мышц, сосудов и нечистых кож.
    И без души простые оболочки
    Плодятся, убивая все вокруг.
    Так хочется отбросить эти точки
    И очертить одним движеньем круг --
    Пусть он убережет нас от дурного.
    Круглы ли ясли были у Христа?
    Вот Бог сияньем света неземного
    Зажег звезду, где бездна так чиста.
    Ах! Он родился! Возвестите людям!
    Понятен будет промысел благой!
    186

    Однажды жил христос
    Тот день рожденья Бога неподсуден
    Толпе невежд, где будет он изгой.
    Пока не властны ни печаль, ни злоба,
    Ни зависть черная, ни страшная хула,
    И нет того вселенского озноба,
    Который завершит его дела.
    Он улетит, вновь превратившись в Вечность,
    Ну, а пока солома в волосах
    Закручивает злую Бесконечность
    В венец терновый, скрытый в небесах.
    Ты сам себя родил, Великий Боже!
    И сам себя на муки все обрек!
    И мы, рожая, обрекаем тоже
    На тяжкую из всех земных дорог
    Своих детей, себя и наших внуков.
    Как просто жить деревьям и цветам!
    Но на Земле любви прекрасна мука!
    Я за нее всю жизнь свою отдам.
    О! Как мучительна любовь к ребенку,
    К беспомощному тельцу на заре!
    Ведь жизнь его, как ниточкою тонкой,
    Лишь на вселенском зиждется добре.
    Но как немного доброты осталось,
    И как она сегодня не в чести,
    Что, в лучшем случае, проснется жалость,
    А в худшем -- зависть счастья не простит.
    Как тяжело растут людские дети!
    Их не сберечь от матерей чужих,
    187

    Которые и грубо им ответят,
    И злобой черной уничтожат их.
    Иисус-младенец у Святой Марии
    Что чувствовал, живя среди людей?
    Его желанья были все другие,
    Иль был похож на всех земных детей?
    Как мало знаем мы о детстве Бога,
    Но в нем -- ответ на чаянья мои,
    А их так много, бесконечно много,
    Что в горле ком отчаянья стоит.
    Один, всегда безрадостный вопрос,
    Который вслух задать я не рискую:
    За что же мог любить людей Христос?
    За что же мог отдать он жизнь благую?
    Ведь он же тоже среди них возрос!
    И все простил...
    ПЕСНЯ IV
    Был тихим человеком
    Креститель Иоанн,
    Тем вероломным веком
    В надежду людям дан.
    Суровое начало далекого пути
    Всем смертным возвещало
    Спасенье впереди.
    Его не ратный подвиг
    Предтечи на Земле
    188

    Однажды жил христос
    Менял и лик, и облик...
    И пищу на столе.
    Бог думал, что народы,
    Уже созрев умом,
    Поймут Христа природу,
    Благоговенье в нем.
    Но людям веры мало.
    И светлый Иоанн
    Христа омыл сначала,
    Приведши в Иордан.
    Он был, как слезы утром,
    Где безысходность дня,
    Он отблеском был мудрым
    Иисусова огня.
    Вот голубь легкокрылый,
    Прозрачный, как мечта,
    Вдохнул святые силы
    В прекрасного Христа!
    Был день такой лучистый:
    Рассеялся туман.
    И всех крестил пречистый
    Креститель Иоанн.
    Так состоялась скромность
    И святость тех двоих:
    Крестителя спокойность,
    Христа победный стих.
    189

    Мы думаем про силы
    Небесные его:
    "Зачем не воскресил он
    Предтечу своего,
    Когда, исполнив волю
    И завершив свой путь,
    Тот принял злую долю,
    Открыв благую суть?"
    Но, приобщась к Вселенной,
    Припав к Христа ногам,
    Стал в вечности нетленным
    Креститель Иоанн.
    Есть в дружбе этой верность,
    Как в неземной любви,
    В вине хорошем крепость,
    Как хочешь, назови.
    Все это долго зреет
    И больше не предаст,
    В конце пути согреет
    Огнем предвечным нас.
    Не возвратит обратно
    К мучениям земным,
    Не станет многократно
    Вселять надежду -- дым.
    И пусть теперь Всевышним
    На пир пресветлый зван,
    190

    Однажды жил христос
    Все крестит нас неслышно
    Креститель Иоанн.
    Прославлена не пышно
    Его стезя...
    ПЕСНЯ V
    Забытые дороги к нашим душам,
    Забытые пути к людским сердцам
    И на Земле от Недобра, как в стужу,
    Знобит тела. И нет покоя там.
    Нет счастья, нет Любви -- лишь сожаленье
    О неполученном потоке сил,
    Которые рождают Вдохновенье,
    Что лишь Господь в награду приносил.
    Рожденный свыше постигает сущность
    Всего живого, щедрого вокруг:
    И чистоту дождей, и нивы тучность,
    Небесный круг, который так упруг.
    Вот Никодим. Судьею был -- и что же?
    Он истин ждал от высшего судьи.
    Как ночь и день, те судьи не похожи.
    И истины у каждого свои.
    Лишь малой толики мог темному народу
    Христос доверить на заре своей,
    Чтобы понять его, нужны не годы --
    Тысячелетья жизней и смертей.
    191

    Два слова он сказал: "Рожденный свыше...
    Да охранят теперь его дела..."
    Но и ему придется часто слышать,
    Как больно бьет всеобщая хула.
    Не все добро твориться покаяньем,
    Оно порою причиняет боль,
    Но и не ждет всеобщего признанья
    За гениально сыгранную роль.
    Оно порой неведомо, покуда
    Не обернется никому бедой,
    Оно внутри небесного сосуда,
    Вокруг кропящего святой водой.
    Рожденный свыше прочитает мысли,
    Поймет любые чаянья людей
    И, испугав их тем ведением чистым,
    Все ж будет осужден на сто смертей.
    Его дорога -- босиком на гвозди!
    Его любовь -- глумление скотов!
    Его кончина -- в общей яме кости!
    А дальше -- Слава в череде веков.
    Рожденному Христос свое подобье,
    Как никому другому, придает.
    Неважно, кто ты: светлость, преподобье --
    Тот перст его везде найдет,
    Отметит молча, даст такие силы,
    Чтоб совершать великие дела.
    192

    Однажды жил христос
    На тот алтарь их много приносил он,
    Куда десница вещая вела.
    Спасибо же тебе, Великий Боже,
    За откровенья неземной любви.
    За то, что у рожденного похоже,
    Хоть чуть... дела и мысли не твои!
    Твой промысел нам ведом и неведом,
    Твои дела становятся ясней.
    А Вера -- это вечная Победа
    Над царством всех двусмысленных теней.
    Вот я иду по той дороге следом,
    Где все светлей...
    ПЕСНЯ VI
    Нагорной проповеди сила
    Правозвещение идей
    Покой душевный приносила
    Свет и тепло в дома людей.
    Страстей кровавых возмущенье
    Так чужды чаяньям Христа,
    И бесполезное смущенье --
    Их не приемлет Высота.
    Здесь в каждой заповеди Божьей
    Указан путь к любви земной,
    Чтоб был он и мудрей, и строже,
    Как пост неделею страстной.
    Чтоб в этом воссоединеньи
    И общего, и своего
    193

    Христа мы видели знаменье --
    Свеченье тихое его.
    Правдивым обещал блаженство
    И нищим духом, и больным.
    И тихим, кротким, чистым сердцем
    Был добродетелем благим.
    Он не кумиром шел на Землю,
    А шел карать за злобу, ложь.
    И сеять в души Правды семя,
    Лить просвещенья светлый дождь.
    А люди создали кумира
    Для самых низменных забав,
    Но очищались целым миром,
    К тому источнику припав.
    И не очистились доныне:
    Им не понятен смысл креста,
    Недосягаемы святыни --
    Простые истины Христа.
    Что проще истин: "не укради"...
    И "не убий"... и "не солги"?
    Спасись же, смертный, Бога ради,
    Пойди и людям помоги!
    Поправши собственную совесть,
    Здесь, на Земле, идут стада,
    Верша бессмысленную повесть
    Без сожаленья и стыда.
    194

    Однажды жил христос
    Та повесть -- не борьба животных
    И не звериная грызня.
    Весь мир людей страшнее соткан --
    Он для потомков западня.
    И если кто-то будет чище,
    И будет путь его честней,
    Вся грязь его-то и отыщет
    В начале иль на склоне дней.
    О! Не порочьте чистых духом!
    Не клевещите, чтобы смыть
    Все, что налипло золотухой
    На вашу, уж не волчью сыть.
    Так тяжело быть человеком!
    Я так устал, помилуй Бог!
    Но дети, внуки! Все, что с веком
    Вдруг расцветет -- наступит срок,
    И я покину эту реку,
    Их научив...
    ПЕСНЯ VII
    Что есть земная плотская любовь?
    Всетяжкий грех, которым род наш проклял?
    Подобие невидимых оков,
    Которым безразличны стоны, вопли?
    Так души раздирает и сердца!
    Но даже если внешне все спокойно,
    Страданья, подозренья без конца --
    Безмолвно-оглушающие волны.
    195

    А Верность? Это Веры порожденье.
    Так мало Веры в каждом из людей,
    Что нам грозит сплошное вырожденье:
    Отсутствие понятий и идей.
    Но Верность так хранит мужскую Силу
    И женскую хранит она любовь.
    Ведь лишь она нам счастье приносила,
    Собрав въедино огненную кровь.
    Но оскудели и тела, и души
    И бродят по остуженной Земле.
    Их плотский грех стал неприятней, суше .
    А то и вовсе -- лишь навеселе.
    Мужчины стадом всем впадают в скотство,
    А жены им потворствуют, терпя,
    И их ужасное растет потомство,
    Не веря, не ревнуя, не любя.
    Ну как Христу спасти такое племя?
    Что здесь поможет падшим и глухим?
    Что исцелит их: жизнь? Пространство? Время?
    Кто Веру даст и Верность всем больным?
    Конечно же, Господь, его сиянье.
    Оно ведь в каждом от рожденья есть.
    Оно приносит сладкое страданье
    И пробуждает Верность, Совесть, Честь.
    О! С этим человек всегда богаче!
    И, ко Вселенной приобщившись вдруг,
    Душа его растерянно заплачет,
    И сердце соскользнет с озябших рук.
    196

    Однажды жил христос
    Но даже в поднебесных приобщеньях
    Мы так грешны и с этим так слабы,
    Что замкнуты в телесных обращеньях
    Себе на горе созданной судьбы.
    МОЛИТВА ЖЕНЩИНЫ
    Спасибо Господу, что удержал меня,
    Замкнул мои уста, сковал мне руки
    И оградил от страшного огня,
    В котором бы страдали наши внуки.
    Он осиял мужское существо,
    Заблудшее в потоке вожделений,
    Явил ему свой лик не Божеством,
    А нежным и благим успокоеньем.
    И, ВЕЧНЫХ истин радости вложив
    Теперь в его тоскующее чрево,
    Он тихо говорил: "Я вечно жив,
    Я буду рядом с вами... там же... где вы..."
    Но, всеблагого Господа моля,
    Чтобы не стать неправедной подругой,
    Я вижу одинокие поля,
    Где не бродили мы, обняв друг друга,
    В тиши ночей...
    ПЕСНЯ VIII
    Мой друг, мой брат, моя печаль и боль!
    Как тяжка человеческая роль!
    197

    И как бы ни тянулись души ввысь,
    Им надо отболеть, чтоб вознестись.
    Но те, в ком совесть как-то не чиста,
    Становятся прожорливее червя.
    И состоится Тайная Вечеря,
    И троекратно предадут Христа.
    Он так молился тихо, и оливы --
    Все восемь в роковом ночном саду,
    Которые с тех пор доселе живы,
    Ведь помнят эту страшную беду.
    Когда носящий облик человека,
    Его земную душу, плоть и кровь
    Господь все вынес, и себя обрек он
    На смерть в неправеднейшем из миров.
    Та смерть была нам вовсе не прощеньем!
    Венец терновый на его челе
    Был заповедным предостереженьем
    От всех предательств в суетной Земле.
    Предательство! Что есть его личина?
    Оно любимых обратит в скотов:
    С рогами и копытами мужчина
    На превращенья страшные готов.
    А женщина? Подобие тигрицы
    Иль с жалом и зубами от змеи.
    Пусть люди будут светлыми, как птицы!
    Не предавайте радости свои!
    198

    Однажды жил христос
    Не предавайте сыновей и дочек!
    Не оставляйте даже, как Христа
    Отец оставил под покровом ночи
    Ждать своего ужасного креста.
    Господь ведь показал, что будет с нами,
    Когда оставят любящие нас:
    И будет попирать толпа ногами,
    И так ужасен будет смертный час!
    Христос оставлен был учениками,
    Оставлен и народом, и отцом! 
    Должны мы помнить тяжкое закланье,
    Когда стоим под свадебным венцом.
    Когда даем предвечные обеты
    И ждем прекрасного из дней своих,
    Когда в любимых ищем все ответы,
    И почему-то не находим их.
    Христос повенчан был с ужасной Смертью,
    Чтоб нам очистить души для любви.
    Но на Земле остался злобный Вертеп,
    Замешанный на пролитой крови.
    Мы о прощении снова просим небо,
    Молясь о возрождении души,
    Но кто бы, кем бы в этой жизни не был,
    Опять для нас все средства хороши!
    Мой друг, мой брат, моя печаль и боль,
    Ты -- человек, и так уж получилось,
    Что нашей быстротечной жизни соль
    В том, что душа с изменой не смирилась
    И не была б Рабынею, доколь
    Жива и плоть...
    199

    ПЕСНЯ IX
    Толпа гудела, изрыгая потоки яростных угроз.
    --  Агасфер! Дай мне отдохнуть! 
    Ты сам пойдешь Землею долгой
    И в зной, и в слякоть, и в мороз...
    О, крест тяжелый кривотолков!
    --  Мужайся! Ты велик, Христос!
    Путь на Голгофу бесконечен, в нем -- все последние 
    пути,
    --  Агасфер! Дай мне отдохнуть!
    В далеких странах проповедник,
    Беседу страстную вести
    Ты будешь, мой святой приемник.
    О! Как их к правде привести?!
    --  Мужайся! Ты велик, Христос!
    И этот тягостный вопрос
    Останется меж нами вечно,
    Ведь плоть людская так беспечна!
    Моя Вселенная трепещет меж сонма сладостных миров!
    И грудь, как боль, терзает вещий небытия 
    хрустальный зов.
    Все в мире -- тлен! И все -- Любовь!
    --  Христос! Восстань!
    Огнем священным
    Оцепененье озари!
    И силу звезд над миром бренным
    В любви дыханье претвори!
    В кипящих струях Ипокрены
    Все звуки чистые зари!
    Тебя я слышу, говори.
    200

    Однажды жил христос
    ПЕСНЯ X
    Последний червь, размятый в колее
    Ниспослан жить тобою без причины.
    Ну что тебе еще одна кончина,
    Мой Бог, живущий в каждом бытие?!
    Ведь нет подобья чистому Христу!
    Ты сам, проникнув в бездну дикой боли,
    Исполнен был своей небесной воли,
    Спасая в людях эту чистоту.
    Ты за грехи когда-то низвергал,
    И это было до конца ужасно:
    Жить дальше в бесконечности напрасно,
    Не видя вечный радужный овал.
    Но здесь -- распятье... боль и суета
    Людей никчемных, бедных и постылых.
    И тело обреченное остыло...
    И страх перед возрожденьем Христа.
    Мой Бог! Пошли мне силы все понять!
    Прося отдохновенья пред распятьем,
    Взывал ты без конца к небесным братьям,
    Что боль могли разящую унять.
    Прости меня, Господь, что я грешу,
    В себе почти убив свое подобье.
    Во внутреннем моем междоусобье
    Не отвергай, покуда я дышу!
    Все, чем тебя порадовать могу, --
    Моя молитва -- радостное пенье
    201

    И долгое тяжелое терпенье
    На самом изнуряющем бегу.
    Глаза Христа -- небесное знаменье --
    Приснятся мне...
    ПЕСНЯ XI
    Дух света, солнца и добра,
    Что в душах так раним и хрупок,
    Вы без него -- живые трупы,
    Те, кто не дожил до утра.
    Без света просто жить во мгле,
    Копаться в темных измышленьях,
    Забыв, что Божьи вы творенья
    На так сияющей Земле.
    Но если уничтожить свет
    В душе у каждого живого,
    Наступит судный день, и слово
    Уже не защити от Бед.
    Вы знаете? Конец всему --
    Конец сиянья в наших душах!
    И если этот зов послушать,
    Внимая Богу самому,
    То будет жизнь для ваших тел,
    Родятся радостные дети,
    И темных каверз злые сети
    Не очернят небесных дел.
    202

    Однажды жил христос
    О, если б слышали все вы!
    Я не хочу конца для света,
    Чтоб средь ликующего лета
    Ласкать тончайший слой листвы!
    ПЕСНЯ XII
    Христос Воскрес!
    И это ощущенье
    Дано надеждой в тягости веков.
    Пресветлое Христово Воскресенье --
    Как очищение от всех грехов.
    И человек по смерти воскресает
    В своих делах и чаяньях своих.
    Все плотское уходит, ускользает,
    И остаются музыка и стих.
    Как радостны у гениев творенья!
    На них ни штампов нету, ни оков.
    Пресветлое Христово Воскресенье --
    Как очищение от всех грехов!
    В себе таим мы жизни наших предков
    И радости потомкам мы несем --
    Две стороны сверкающей монетки
    От прошлого на будущее слом.
    На Пасху будут пение и звоны,
    И крестный ход, и служба до утра.
    Какие расцветают антифоны!
    Какая то волшебная пора!
    203

    И день пасхальный радостный, весенний
    Так светел от прозрачных облаков!
    Пресветлое Христово Воскресенье --
    Как очищение от всех грехов!
    Придет тот день святого озаренья:
    Лик божеский проступит между строф --
    В Пресветлое Христово Воскресенье
    Я улечу от всех земных грехов!
    Там, в небесах, разлиты светотенью
    Прелюдии мерцающих миров.
    Пресветлое Христово Воскресенье --
    Как очищение от всех грехов!
    О, Человек! Люби же Землю, Звезды,
    Все их движенья с трепетом лови!
    Нам для любви Господь все это создал!
    Прекрасное родится для Любви!
    1997 год
    204

    НА СМЕРТЬ КАДЫРОВА


    Он все хотел помочь своим сынам.
    Своей России: нашей, да и вашей.
    Но разве жизнь возможно сделать краше,
    Когда убийство нормой стало нам?!
     
    Что за идея -- убивать людей?
     
    Да разве это может быть идеей?
     
    Нет! Каверзой и грязною затеей,
     
    Что психику ломает у детей!
    Чеченские мужчины! Где вы есть?!
    Спасите дом, детей, прекрасных женщин.
    Неужто в вас отваги стало меньше?
    Неужто умерла в безумстве честь?!
     
    Не убивать, а прорастить сынов
     
    И дочерей под звуки нежной лиры --
     
    Об этом всем заботился Кадыров,
     
    За это был на смерть пойти готов!
    Опомнитесь! Пока несет Земля
    Усталые от тягот ваши ноги,
    Взгляните на небесные чертоги:
    Благую жизнь губить никак нельзя!
     
    Родится человек, чтоб созидать,
     
    Оставить по себе большое племя.
     
    Кадыров заслонил лихое время
     
    И землю заслонил свою, как мать.
    2004 год
    207


    САД ВОСПОМИНАНИЙ


    ***
    Пахнут лилии в тумане ночи
    Тюль дрожит, как облако в окне,
    Серп луны так непривычно сочен,
    Что подобен в омуте блесне.
     
    Я шагну на гладкие ступени:
     
    Сердце сада бьется тяжело,
     
    И в его подлунной светотени
     
    Так чисты и свежесть, и тепло.
    Скоро выпадет туман росою,
    И навстречу трепетной заре
    Я от холода себя укрою
    Пледом, позабытым во дворе
     
    Подожду еще души признаний
     
    И вернусь в приятно теплый дом.
     
    Сладко спи, мой сад воспоминаний,
     
    Сад воспоминаний о былом.
    211

    ***
    Открыта жизни светлая страница.
    Фиалки утром в вазочке... из Ниццы.
    А за окном -- шестнадцатый. Февраль.
    Вчера мой дед поцеловал впервые
    У бабушки ключицы, столь худые,
    Что так светились нежно сквозь вуаль.
     
    Еще нет страха за судьбу потомства.
     
    Предательство друзей, их вероломство
     
    Еще им не известны в этот день,
     
    Но будет греть на много поколений
     
    Прелестный дар с восторгом умилений:
    На белой скатерти -- фиалок тень.
     
    Чрез годы там, где тюрьмы были, пытки,
    Где не считали смерти за убытки,
    Где не считали слезы за беду,
    Пройдут улыбок нежных вереницы
    И тихий трепет в феврале. Из Ниццы...
    И поцелуи чистые пройдут.

    И внучки будут плакать, представляя,

    Как бабушка, такая молодая,

    Могла быть счастлива на много лет...

    И хоть мечты их будут чисты, свежи,

    Но никогда не сбудутся надежды

    Такой волшебный получить букет...
    212


    Сад воспоминаний
    ***
    Посвящается "Локомотиву"
    Я много лет фанат футбольный,
    Болею за "Локомотив".
    Так запишите в свой актив
    Семью поэтов сердобольных.
        Как 
    забивает 
    Кержаков
        Гол 
    неприятный 
    с 
    рикошета!
        Семья 
    переживает 
    это:

     
    Не ест ни каши, ни супов,
    С остервененьем по углам
    Грызут надсадные орехи.
    Нас всех командные огрехи
    Бьют по рукам и по ногам.
        Насупился 
    за 
    книгой 
    сын:
        Вчера 
    "Зениту" 
    проиграли.

     
    И дочка вся сидит в печали:

     
    "Ну хоть бы гол от нас один!"
    Но знаю я: "Локомотив"
    В Европе -- лучшая команда!
    И, невзирая на "sforzando",
    Пишу я благостный мотив.
        Шум 
    телевизора 
    не 
    стих,
        И 
    оглашается 
    веранда:
        "Гол!"
        Это 
    самый 
    лучший 
    стих!
    213


    ***
    От тренировок ноги сводит,
    Во сне ты отбиваешь пас.
    Конечно, жировой запас
    Весь на борьбу у вас уходит.
        Евсеев 
    сеет 
    игроков,

     
    Но это все -- в пределах нормы.

     
    Все говорят, что он "оторван",

     
    А он забил -- и был таков.
     
    Овчинникова не пробьешь:
    Сердит и зол он, но с душою.
    Гол, забиваемый порою,
    Ему, болезному, как нож.
        Онопко 
    насмерть 
    здесь 
    стоит

     
    И, если бьют, он не ответит.

     
    Он встанет, побежит, как ветер,
        Подачу 
    сбросит -- 
    гол 
    забит!
    Лоськов -- Страшила Мудрый наш,
    Вот всем пример для подражанья.
    Гроза "Амкара" и "Аланьи",
    С ним в связке мимо не подашь.
        
       Хохлов 
    работает 
    спокойно,

    Как за столом ведет беседу,

    И сразу все благопристойно

    Там пьют за общую победу.
     

     
    Ну кто уж бедный -- это Семин,

     
    Он бы за каждого сыграл

     
    И никого б не выпускал
        Из 
    стадионовских 
    хоромин.
    214


    Сад воспоминаний
    Но всех в конце получит Ярцев --
    Вот всем награда за мячи.
    Скорее травмы все лечи --
    Не любит он калек и старцев.
    Болельщик! Эй! Сильней кричи!
    215

    ***
    Снится мне море ночами:
    Тяжкие своды глубин.
    Я вспоминаю в печали
    Капелек розовых дым.
    Солнце тяжелое тает
    Бликом на сером песке,
    Крабов доверчивых стая
    Между камней вдалеке.
    Бусы на коже с загаром
    Светятся райским огнем.
    Воздух для всех и задаром,
    Даром -- и ночью, и днем...
    216

    Сад воспоминаний
    ***
    Бабушка, в небесные селенья
    Улетев задолго до войны,
    Папе вкус оставила варенья,
    Память нежной детской тишины.
     
    Он тогда, раздав свои игрушки,
     
    Пел, дивясь на злобный белый свет:
     
    "Ты жива еще, моя старушка?
     
    Жив и я, привет тебе, привет!"
    А потом пришли война и ужас:
    Голод и атаки на яру.
    И в землянках на полатях в стужу
    Примерзали волосы к утру.
     
    Так надсадно грохотали пушки,
     
    Он же пел всем горестям в ответ:
     
    "Ты жива еще, моя старушка?
     
    Жив и я, привет тебе, привет!"
     
    Подросли балованные дети.
    Рядом -- равнодушная жена.
    Вся сентиментальность -- песни эти,
    Все они считали -- от вина.
     
    Да, он пел, склонив над винной кружкой
     
    Чуб, седой от прошлых страшных лет:
     
    "Ты жива еще, моя старушка?
     
    Жив и я, привет тебе, привет!"
    217

    ***
    Как ты вошел, как обернулся,
    Как сел, перчатки сбросив с рук,
    Как побледнел и улыбнулся --
    Я все забыла. Недосуг.

    От той прекрасной первой встречи,
       Меня 
    сразившей 
    наповал,
       Остался 
    прошлогодний 
    вечер,
       Который 
    где-то 
    отгулял.
    Я не ревную, не тоскую,
    Так много планов впереди!
    Воспоминанья упакую
    И спрячу: все, не подходи!

    Но смысл в моем существованьи

    Затерян где-то, как листок,
       Исписанный 
    таким 
    признаньем,

    Какое бы ты сделать мог.
    И для меня опять замкнулся
    Воспоминаний жесткий круг:
    Вот ты вошел, вот обернулся,
    Вот сел, перчатки сбросив с рук.
    218


    Сад воспоминаний
    ***
    От зимней кибитки --
    След устланный санный...
    От бабушки нитки
    Достались --Ввт странно.
        А 
    тихое 
    детство --
        Ее 
    ли? 
    Мое 
    ли?
        Камин 
    по 
    соседству
        Старинных 
    майолик.
    Лежат на рояле
    Забытые ноты,
    А их покупали
    Давно для кого--то.
        Наверно, 
    для 
    бабушки
        В 
    радостном 
    детстве,
        Где 
    были 
    камины
        И 
    не 
    по 
    соседству.
    Зимою кибитки
    Куда-то съезжали...
    Да. Век эти нитки
    В шкатулке лежали.
        Сиреневым 
    шелком
        Не 
    шью -- 
    слишком 
    дорог.
        Куплю-ка 
    я 
    елку,
        Ведь 
    праздники 
    скоро!
    219

    ***
    Кошачья музыка в ночи
    В бессовестной и непорочной.
    И тот, кто больше всех кричит,
    Роман завязывает прочный.
     
    Закроет форточку сосед,
     
    Ему ведь завтра на работу.
     
    А мне уснуть охоты нет,
     
    Кругом -- "глиссандо", навороты.
    Там, за сиреневым кустом,
    Плодятся высшие создания,
    Как знать, кто главный в мироздании?
    О, человек, не спорь с котом!
     
    И, как в торжественном фиале,
     
    На небе лик луны повис...
     
    У них -- диаспора в подвале,
     
    Так, значит, будет меньше крыс...
    220

    Сад воспоминаний
    ***
    Две молнии, как острые иголки,
    Пронзили темноту, ну, а потом
    Звучал такой невероятно долгий,
    Не по-весеннему тяжелый гром.
    Грохочет, словно муж сердитый в доме,
    Где всем его давно наскучил бред,
    Кругом в движеньи, в сладостной истоме
    Чреда сердечных пламенных побед.
    Все набирает силы к обновленью,
    Кругом -- раздолье, радость и размах!
    И множится в небесном опереньи
    Любовный лепет самых милых птах.
    Я не закрою ставни, будут литься
    Дождя капризы-капельки. Лови!
    Природа кается, и ей простится,
    Что проспала всю зиму без любви.
    221

    ***
    У тети Нины нрав такой крутой,
    Что в споры с ней я вовсе не вступаю,
    А просто улетаю. Уезжаю
    И возвратиться не спешу домой.
     
    А возвращусь -- узнаю, шоколад
     
    Моим сластенам-детям очень вреден,
     
    И человек лишь тот всегда не беден,
     
    Кто обувь выставляет строго в ряд!
    Она -- министр всех домашних дел!
    Она -- педант столь строго-беспощадный,
    Что дочка становилась аккуратной,
    А сын рассольник ненавистный ел.
     
    Ее сегодня больше с нами нет,
     
    И нет ее нигде на белом свете.
     
    Утраты той не понимают дети,
     
    Утраты той не понимает свет.
    И только я все жду ее домой,
    Где поселился вечный беспорядок,
    Ее глазами каждый недостаток
    Я замечаю нынче за собой...
    222

    Сад воспоминаний
    ***
    Стеариновые свечи так нежны, как светлый воск.
    Стеариновые свечи -- вот охапка чайных роз.
    Стеариновые свечи. Я вдыхаю сизый дым
    Я сегодня в этот вечер все кажусь себе больным.
     
    Вот соломенная шляпа, и фиалки на полях.
     
    Вот соломенная шляпа -- в еврах, фунтах -- не в рублях.
     
    Вот соломенная шляпа, лентой-змейкой заплету
     
    Ту душевную остуду -- в сердце боль и пустоту.
    Лета шелковое небо заслонил вчерашний день,
    Лета шелковое небо застит тюля злая тень,
    Лета шелковое небо вновь врывается ко мне,
    Чтобы я печальным не был, помня о весеннем дне.

    Стеариновые свечи -- пробивается рассвет.

    Стеариновые свечи зажигать охоты нет.

    Стеариновые свечи -- над чужою головой...

    Под вишневой веткой речи, первоцвет и локон 
    твой.
    223


    ***
    Весна
    С небес изливаются ливни,
    И клены промокли насквозь.
    Их трубчато-влажная ость
    Подернута бархатом дивным.

     
    А зелень на фоне стволов,
        Набрякших 
    от 
    влаги 
    тяжелой,

     
    Как флагами, бьется над молом,
        Счастливым 
    от 
    сотен 
    голов.
     
    Да, мы запускаем Весну,
    Что в плаванье будет счастливом.
    Там будут волшебные ливни,
    Смывающие тишину.

     
    И Солнце к озябшей Земле
        Прорвется 
    сквозь 
    вязкие 
    тучи.
        Весна! 
    Мой 
    кораблик 
    летучий,
        Плыви 
    на 
    прозрачном 
    крыле!
    224


    Сад воспоминаний
    ***
    Я знаю: мной гордится тетя Нина.
    Она с небес мне помогает очень.
    То успокоит, приласкает дочу,
    То боль зубную облегчит у сына.

     
    Ей довелось страдать так много в жизни:

     
    Война, потеря брата, гибель сына.

     
    Но не было тогда еще почина --

     
    Никто не продавал свою Отчизну.
    225


    На даче
    С краем срезанным верхним цистерна --
    Посредине заглохшего сада.
    Говорят нам соседи, что надо
    Чистить сад от травы. Это верно,
    Только в хмеле, оплетшем пещерно,
    Звонких птах размножается стадо.
         В 
    травах 
    бегают 
    ящериц 
    пары,
         И 
    ежи 
    вечерами 
    густыми
         Ждут, 
    когда 
    горизонты 
    остынут,
         Чтобы 
    с 
    топотом -- 
    малый 
    и старый --
         Пробирались 
    к 
    заросшему 
    тыну:

     
    На листах лопуха дочка с сыном
         Колбасу 
    разложили 
    им 
    с 
    сыром.
    А в цистерне с зазубренным краем --
    Водомерок летящая стая
    Под водою какие-то клопсы
    Двумя лапами вглубь загребают.
    Вот жасмин. Одичавшие флоксы
    Все равно сквозь траву выживают.
         Сын 
    на 
    речке 
    поймал 
    окунечка
         И 
    пустил 
    в 
    самобытную 
    емкость.
         Но, 
    включая 
    транзистор 
    на громкость,

     
    Не хотел понимать он, как тонко
         Сад 
    трепещет 
    с 
    душою 
    ребенка.
    У сапсана -- огромные крылья,
    Он летал далеко в чистом поле.
    226


    Сад воспоминаний
    Мы в бинокль глядели, как вволю
    Он выхватывал змеек из пыли.
    За него мы так счастливы были.
         Окунечка 
    назвали 
    Егором,

     
    А сапсан его съел на рассвете.
         Как 
    страдали 
    и 
    плакали 
    дети!
         С 
    горем 
    трудно 
    справлялись 
    с этим.
         А 
    сапсана 
    назвали 
    вором,
         Он 
    летает 
    живым 
    укором.
         Скоро 
    осень, 
    поедем 
    в 
    город.
         Будем 
    помнить 
    в 
    бетонной 
    клети
         О 
    сияющем 
    чистом 
    лете!
    227


    ***
    У плотной ткани бытия
    Аналоги в искусстве редки.
    Ну, Блок, Ахматова... ну, я ...
    Минувших лет златые метки.
    Шекспир учил меня любить,
    Ценить в себе и честь, и святость.
    У Пушкина любовь -- что шалость,
    За это можно и убить.
    О, выспренность предвзятых слов!
    Ты так же не нужна, как старость.
    Ткань бытия мне шить досталось
    До самых светлых вечных снов.
    228

    Сад воспоминаний
    ***
    Как прекрасна Земля,
    Вся в осеннем уборе:
    Золотые поля,
    Лес, как золота море.
       Золотой 
    листопад

    Лета след заметает,

    Обернусь я назад --

    След мой тоже не тает.
    В новогодней ночи
    Расцветают надежды,
    Лес замерзший молчит
    В серебристой одежде.

    Утром ясным снега

    Сеют звездную пылью,

    И струится река

    Меж серебряных крыльев.
    Будет дальше Весна,
    Будет жаркое лето,
    Пропоет тишина
    Мне начало куплета.

    Листья в струях лучей,

    Словно перья жар-птицы,

    И холодный ручей

    Так хрустально искрится.
    229


    ***
    Я позову друзей на светлый пир,
    В огромной зале я столы накрою.
    Дичь обложу оливковой горою
    И в рыбу красную нафарширую сыр.

    От зелени петрушки, как от брызг,

    Так персики искрятся, помидоры...

    А за столом пойдут о жизни споры.

    Завистник скажет: "Эко, напились!"
    И зазвенит, и запоет наш зал
    Моих подруг родными голосами:
    Все, что творили и писали сами,
    Ведь каждый слово здесь свое сказал.

    Я так люблю своих друзей, подруг!

    В лихие дни они всегда опора.

    Пусть за столом текут о жизни споры.

    Ну, а завистники пусть где-то врут.
    У нас на свете -- общая стезя,
    Идем бок о бок, дружбою согреты.
    Храним друг друга тайны и секреты,
    Которые вовек предать нельзя.

    Вокруг гудит наш бесприютный мир.

    Мы любим просвещенное застолье!

    Пусть эта Жизнь терзает вечной болью,

    Я позову друзей на светлый пир!
    230


    Сад воспоминаний
    ***
    В последнюю секунду ты влетел,
    Разжав, раздвинув створки у вагона
    Так почему же в жизни все препоны
    Отринуть так же ты не захотел?

    И с той минуты я всегда жила

    С тобой на бесконечном диалоге.

    Сегодня впору подводить итоги:

    Подсчитывать свершенья и дела.
    Все, что мелькало в жизни мимо нас,
    Все, что сводило с нами вечно счеты,
    Соседскому коту на антрекоты
    Пойдет само в определенный час.

    Твои триумфы, радостный разбег

    И поскромнее -- все твои удачи --

    Мы ликованьем яростным, до плача,

    Пронзим! Виденье наших "альф", "омег"
    Распалось на небесные кусочки:
    Желания, искания, мечты.
    Я знаю, как несчастлив в жизни ты,
    Своей душой оставшись непорочным.
    Вокруг тебя -- цветы, цветы, цветы...
    Беспомощно закрученные строчки.
    231


    ***
    В одно касанье мяч отбит
    С такой надеждой прямо в сети,
    Как Солнце в звездном рикошете,
    В объятья радуги летит.

    И что же может помешать
       Такому 
    мощному 
    светилу?

    Оно само себя забило,

    Как в створ ворот победный мяч.
    Под ним зеленая трава
    Покорно все ушибы лечит:
    Все руки, ноги, спины, плечи.
    Ах, только бы не голова!

    Кругом -- геройство и размах,
       Отчаянье 
    и 
    просветленье!

    Мой Бог! Запечатли мгновенье

    Счастливое во всех умах!
    232


    Сад воспоминаний
    ***
    Да, салонность, прихотливость,
    Но ничуть не пустота.
    Да, слегка велеречивость,
    Но еще и простота.
    Да, стихов непросты нити --
    Пара строк за парой фраз.
    Но совсем уж, извините,
    Невозможно без прикрас.
    А в новаторском "олл райте" --
    Суета и толкотня.
    Вы, пожалуйста, ругайте
    Прежде их, потом -- меня.
    233

    ***
    По телефону как-то раз
    Не отвечала тетя Аня:
    Был телефон провально занят,
    И, очевидно, целый час.

     
    Ты позвонил мне на работу

     
    И с беспокойством про нее

     
    Все говорил мне про кого-то,

     
    Что кто-то жив, а кто-то пьет.
    Потом я ей сама звонила,
    И говорили про тебя.
    Ее усталый голос милый
    Был, как набат, когда, трубя,
    Летят Амуры за светилом.

     
    Мне было странно слушать звук
        Тех 
    чистых 
    светлых 
    отголосков.
        И 
    было 
    удержать 
    непросто

     
    Вдруг сползшую из слабых рук...
        И 
    я 
    почувствовала 
    вдруг,

     
    Что я здесь -- в логове у монстра.
    Все ранит, словно жалом острым.
    Ах, все б забыть, мой давний друг!
    234


    Сад воспоминаний
    ***
    Дождей у мая столько много!
    Так моется весь белый свет.
    И одинокая дорога
    Вновь размывает старый след.

    От капель чудное свеченье,

    Забытых чувств небесных шквал.

    И все имеет вдруг значенье:

    Все, что хотел, но не создал.
    И строки солнечного света
    Дождями с чистою игрой
    Летят, как вешняя победа,
    Над страхом, холодом и тьмой.

    Жизнь -- Радость, каждою минутой
       Стекает 
    солнечным 
    дождем.

    И нежное такое утро
       Сменяется 
    волшебным 
    днем,
       Как 
    светлый 
    дождь...
    235



    В КЛЮЧЕ
    237


    ***
    Сир! Вы помните меня?!
    Это я играла ночью
    "Заклинание огня",
    Я мешала спать нарочно,
    Чтоб заметили меня.

    Зал был сказочно богат

    Сир! Вы были невозможны!

    В раках статуи стоят.

    Вы замкнули этот ряд

    Позой дико скоморошной.
    Я не бросила играть
    И степенно так молчала,
    Ну а Вы тогда опять
    Стали свечи зажигать
    Посреди пустого зала.

    Звуки были непорочны,

    Юным трепетом звеня.

    Было ль счастье этой ночью?

    Вы снесли вазон цветочный

    И ушли. Все так непрочно!

    Сир! Вы помните меня?!
    239


    ***
    Сойди с высот своей тоски
    На лоно памяти о прошлом
    И в том значении не пошлом
    Все постигай и сбереги.
        И 
    вновь 
    ноктюрн 
    Бородина
        И 
    колыбельная 
    Шопена

     
    Вдруг вознесут тебя из тлена
        Наверх 
    с 
    обыденного 
    дна.
    И в поднебесной чистоте
    Там, между небом и Землею
    Их уподобишься ты строю,
    Вновь постигая звуки те.
    240


    В ключе
    На юбилей Л.Р. Каневской
    Как зачарованной аллеей,
    Где в кронах золотом листва,
    Приходят нынче юбилеи,
    Как в стих -- волшебные слова.
     
    Легка их поступь, голос свеж,
     
    Им вечности для счастья мало!
     
    Ведь юбилеи -- не рубеж,
     
    А вдохновения начало.
    И пусть теперь от лиры Феба
    Играют блики на столе,
    Есть что писать теперь на небо
    И что отставить на Земле.
     
    И звездам в небе стало тесно,
     
    Мерцает нежный их эфир.
     
    Пусть жизнь твоя цветет, как песня,
     
    Наш добрый, ласковый кумир!
    241

    ***
    Из какой тишины тот звук?
    Из молчанья ночного леса?
    Это Баха Высокая месса
    Выплывает из памяти вдруг.
    Из какой тишины тот звук
    Появился и улетел,
    Словно ветер, нагнавший дождь?
    Если б каждый, кого ты ждешь,
    Так же видеть тебя хотел,
    Мой тоскующий вечно друг!
    Из какой тишины тот звук?
    242

    В ключе
    Родиону Щедрину
    Уже спешит к нам Новый год
    Из глубины веков грядущих,
    Но для сегодняшних живущих
    Свой светлый праздник настает.
        Шестнадцатого 
    декабря
        Впервые 
    прозвучал 
    Ваш 
    голос.

     
    И в этот день под своды школы
        Выпускники 
    спешат 
    не 
    зря:
    Почтить прилежною игрой
    И восходящей к небу пеньем
    Тот миг, когда родился гений
    С тревожной трепетной душой.
        Желаем 
    Вам 
    безбрежных 
    лет,
        Наполненных 
    твореньем 
    света,
        И 
    чтобы 
    пожеланье 
    это

     
    Везде хранило нас от бед!
    Мы радости желаем Вам,
    Здоровья крепкого навеки!
    Чтобы симфонии, как реки,
    Сливались в радуг океан!

     
    К нам в гости мы Вас ждем всегда --

     
    Не только в праздник на Рожденье.

     
    Пусть к Вам летит через года

     
    На волнах чистых, как мечта,
        Сердец 
    ликующих 
    биенье.
    243


    ***
    Холодною водицей
    Умоюсь поутру
    И полотном из ситца
    Лицо свое утру.
        Люблю 
    подняться 
    рано
        На 
    утренней 
    заре.
        Соловушка 
    так 
    рьяно
        Выводит 
    во 
    дворе.
    Не дремлет ночью птаха,
    Ведь на душе светло.
    Птенцы его без страха
    Уж встали на крыло.
        Чуть-чуть 
    уже 
    запели:
        Звончее 
    голосок.

     
    И мир притихший внемлет
        Свечению 
    высот.
    244


    В ключе
    ***
    Д. Мацуеву
    Найди себе подобье в звуке
    Своим пронзительным глазам.
    Вглядись, как совершенны руки,
    И постигай все в жизни сам!

    Сам разберись в своих желаньях.

    В поверхности и в глубине

    Есть та дилемма мирозданья,

    Что вдохновенье дарит мне!
    Пройдут невзгоды за удачи.
    Несчастья будут, как триумф,
    И радость резвая заскачет,
    Опережая трезвый ум.

    И под огнем волшебной рампы,

    Где клавиши -- твои рабы,
       Пройдут 
    видением 
    эстампы,

    Как оттиски большой судьбы.
    И только я пойму, как страшно
    Тебе на суетной Земле,
    С самим собой, как в рукопашной,
    На полном звуками столе.
    245


    ***
    "Итальянский концерт" разлетался дробно
    По карнизам лепным, по портретам вельмож.
    Все забыто: и смерть, и что было утробным,
    И что видом своим не подходит для лож.
    Вот аккорд, вот другой -- и рассыпались трели,
    Побежали басы по ступеням, резвясь.
    На секунду -- покой... и опять зазвенели
    Капли чистой росы, старых вензелей вязь...
    Серебро галунов, бархат кресел глубоких,
    В тяжких складках портьер весь семнадцатый век.
    И на фоне басов -- два таких одиноких
    Звука темных пещер, где не жил человек.
    Где творить ритуал приходили, как боги,
    Вечных жриц и жрецов молодые ряды.
    Как прозрачно сиял многоликий и строгий
    Образ наших отцов, уходящих в мечты.
    "Итальянский концерт",гГде истоки мелодий,
    Закрутивших листву в оперенье жар-птиц,
    Из возлюбленных черт проступают с полотен,
    Заслоняя видения древних цариц.
    Ты забудешься сном, что даруется миру,
    Тем, кто душу от тяжкой заботы отверст.
    В чувстве вечном одном, где небесная Лира
    Сеет дробно-златой "Итальянский концерт"!
    246

    В ключе
    ***
    Ребенок видит мир
    Как бы со дна колодца.
    Оранжевый эфир --
    В протуберанцах солнца.

    Вокруг -- холодный сруб
       Условностей, 
    понятий,

    А мир ученья груб:
       Поток 
    мероприятий.
    За детскою душой
    Приходят чередою:
    Тот -- с лапою кривой,
    Тот -- с чистою рукою.

    Ребенок видит мир

    Как бы со дна колодца,

    А в нем растет кумир:

    Бетховен или Моцарт.
    247


    ***
    Что-то снова весна...
    Я брожу по аллеям.
    Очень трудную трель
    Учит вновь соловей.
    По серебряным нотам
    Шального Апреля
    Все трудней и трудней,
    Все верней и верней.
         От 
    песка 
    по 
    воде --
         Трепет 
    солнечных 
    бликов,
         Ниспадающих 
    в 
    глубь,
         Где 
    вода 
    холодна.
         И 
    не 
    скрыться 
    нигде
         Мне 
    от 
    солнечных 
    криков,
         Что 
    из 
    облачных 
    губ
         Посылает 
    Весна.
    Запыхавшись, летит
    Дальше, дальше, на Север,
    Позабыв, что и здесь
    Нужно почки согреть.
    Где черемухи цвет?
    Где сиреневый клевер?
    Соловьиную песнь
    Тяжко в холоде петь.
         От 
    студеных 
    ветров
         И 
    от 
    яркого 
    света
         Вся 
    природа 
    не 
    знает,
         Что 
    делать, 
    как 
    быть.
         Средь 
    высоких 
    дубов,
         Ожидающих 
    лето,
         Я 
    иду 
    и 
    дивлюсь
         Их 
    терпению 
    жить.
    248

    В ключе
    Стансы
    В сияньи всех этюдов Листа
    Мне никогда уж не забыть,
    Что не могу "a prima vista"
    Их прочитать и заучить.
     
    Могу ль забыть, что есть Бетховен
     
    С печалью скорби и невзгод?
     
    Он так порывист, так неровен,
     
    Как память сердца через год!
    Шопен задумчив и измучен.
    Так всеми учен, переучен,
    Переиначен, перекручен,
    Но все же вечен, нежен, звучен!
     
    О, Дебюсси! Как в колыбели,
     
    Качаться мне в мазках пастели
     
    И, как на фавновской свирели,
     
    Играть "Игру воды" Равеля.
    Но, если бы на свете этом
    Не жил бы Моцарт и не пел
    Все, что хотел и как хотел,
    Я сделалась тогда б поэтом!
    249

    ***
    ЦМШ в эвакуации:
    Юный трепет нежных душ.
    В скверах -- желтые акации...
    Этим летом в Пензе сушь...
     
    В старом здании училища,
     
    Где художников приют,
     
    Новых муз теперь вместилище --
     
    Музыканты тут живут.
    Здесь фургончик на колесиках
    Все катился не спеша.
    И под лестницей два песика
    Спали, словно не дыша.
     
    Помнит крошечного Гутмана
     
    Этот сказочный фургон.
     
    Живописцев стайку шумную
     
    Увозил со скрипом он.
    Юлик ждал их возвращения
    Этой радостной поры:
    На полотнах -- звезд вращение
    И волшебные миры.
     
    Ляля Берман в милых шортиках
     
    С мамой чинно в класс шагал.
     
    Он в тринадцать лет экзотикой --
     
    "Кампанеллою" блистал.
    Юный Коган Ситковецкого
    В драке был чуть-чуть сильней.
    По обычаю советскому
    Обсуждали много дней.
    250

    В ключе
     
    И проблемы жгучей ревности
     
    Все решали, как один.
     
    Мы покроем неизвестностью
     
    Имя главной из причин.
    -2-
    Ведь была она не ветрена,
    По-весеннему чиста.
    Улыбались тихо, трепетно
    Эти детские уста.
     
    ЦМШ в эвакуации
     
    Не забудет никогда!
     
    Впереди -- триумф, овации,
    Громких судеб череда.
    Приучив к патриархальности,
    К аккуратности во всем,
    Оставалась Пенза в дальности --
    Где-то там, за рубежом.

    Но прекрасны совпадения,

    Словно сбывшиеся сны:

    Папа маме предложение

    Сделал здесь в конце войны.
    251


    ***
    Сиречь, много всякой дряни
    Налипает на стопу.
    Я живу преподаваньем
    Альтерации клопу.
       Всевозможные 
    законы --

    Объясняй не объясняй.

    Эти тоны, полутоны

    Ты в асфальте закатай.
    Клоп дивится: "Что за дура?!"
    Я согласна в этом с ним.
    Для него сейчас культура --
    Хлам! И он необъясним.
       Продолжаю 
    распинаться,

    Где сопрано, тенор, альт.

    Убивать он будет, братцы,

    И закатывать в асфальт!
    252


    В ключе
    ***
    Ты ушел в Никуда,
    Как пришел Ниоткуда!
    Есть на свете звезда,
    Там -- души твоей чудо.
     
    Что с собою унес,
     
    Мне ты вновь не оставишь --
     
    Весь размытый от слез
     
    Облик твой между клавиш.
    Я бездумно творю
    Скорбных сто вариаций:
    Беззащитность твою
    Среди жестоких оваций.
     
    Я безумно люблю
     
    То, что было с тобою.
     
    Безутешно скорблю
     
    Под твоею звездою.
    Но в прекрасном златом
    Где-то в сказочном мире,
    Наш ликующий дом
    Весь из звуков в эфире.
     
    Двери там распахни,
     
    И тихонько шагни,
     
    И останься в том ласковом мире.
    253

    И.С. Бах "Партита До минор"
    Аккорд партиты "До минор":
    Удар ножа фатально скор.
    Здесь сонмы молний мечет Тор,
    Убит в душе прозрачный хор.
     
    А у прелюдии дуэт --
     
    Как зов таинственных планет.
     
    Там поселился мой поэт
     
    И пишет ласковый сонет.
    А дальше фуги -- беготня
    Поприхотливее огня.
    В далеком цокоте коня
    Все отлетает от меня.
     
    И всех прекрасных пьес букет --
     
    Как солнца многоликий свет,
     
    На бесконечность долгих лет
     
    Простой реальности ответ.
    Наш Бах в безудержной судьбе
    Столь дорог был ли сам себе?..
    254

    В ключе
    ***
    Ты говорил мне, глядя на меня,
    Что все не так уж плохо в этом мире,
    Я б не хотела жить в твоей квартире,
    Где поселилась Злоба -- Злоба дня.
    Со мной ты отрывался в высоту,
    В то не околоземное пространство
    Где выжить человеку нету шансов
    Иначе, чем на сказочном лету.
    Мир позабыл сегодня о тебе:
    Другие люди --как другие песни.
    И я -- из прошлого печальный вестник,
    Что вечной верности дает обет.
    С брезгливостью журят твои дела,
    Многозначительно замолкнут снова.
    Я с ними ни радушна, ни сурова,
    Я от людей морально отошла.
    Мне алчущие души их чужды,
    Грязь звуковая в бешеном эфире,
    Но ты сказал мне как-то: "В этом мире
    Не так уж плохо жить, ведь рядом ты..."
    255

    ***
    Там, в Зальцбурге, на сцене очень маленькой
    Зажгутся канделябры, как цветы,
    И звуки радостные и печальные
    Нас от вселенской спрячут суеты.
    Таинственных кругов провозвращение
    К волшебным темам отзвучавших грез,
    И это бесконечное вращение --
    О бытие магический вопрос...
    Ты, Родина прославленного гения,
    Прими мое признанье и поклон,
    И годы бесконечного гонения
    Зачти ему в актив, а не в урон.
    Из светлого страданья сонмы радостей
    Так вырастали, бешено кипя,
    Все заслоняли, словно слезы младости,
    Слепящие меня или тебя.
    И все простивши разом человечеству,
    И наградив на сотни лет вперед,
    Здесь, на Земле, в неповторимой вечности
    Он по заслугам счастье раздает.
    256

    В ключе
    ***
    Ты вспомнишь когда-нибудь утро:
    Церквушка видна из окна...
    В том зале, немного хмуром,
    А может быть, очень мудром,
    Так тихо играла одна.
    Вот звуки, как блики и тени.
    Мелькают, прося не забыть,
    Что создал их ласковый гений,
    Который на сто поколений
    Остался в мелодии жить.
    Летят из-под пальцев клавиши,
    Скульптуру из звуков лепя.
    Ты в музыке словно таешь,
    И будто бы не играешь,
    А музыка движет тебя.
    В ней стонут старинные мачты,
    Те стоны все тише, глуше:
    "Могло бы все быть иначе", --
    От этого кто-то плачет,
    И словно становится лучше.
    257

    ***
    Мой друг, я просто рядом встал!
    Я защищать тебя не в силах!
    От колыбели до могилы
    У каждого -- свой пьедестал,
    Свой крест, своя стезя и боль,
    Своя высокая усталость!
    Как знать, а много ли осталось
    Идти по жизни нам с тобой?
    Пусть не очутится во зле
    Твое сердечное блаженство,
    И молодости совершенство
    Пусть душу сохранит в тепле.
    Отбрось земную нищету,
    Ее коварные запросы,
    Они порою -- как занозы,
    Что нас пронзают на лету.
    И клавиш фортепьянный рай --
    Чем не награда за мученья?
    Забудь обиды и лишенья!
    Рахманинова мне сыграй.
    258

    В ключе
    ***
    Соната рождается так,
    Как зреет зеленый росток.
    Пусть черен наш грунт и глубок,
    Но будет цвести каждый такт.
    А фуга тяжка на подъем:
    Вот в струях глубин косяки,
    Сто жизней у быстрой реки,
    А будет еще миллион.
    Романс -- то рыдает дитя,
    Надежд порожденье и вер.
    Пусть скучен наш мир или сер,
    Но жизнь -- это счастье, хотя...
    Пишите уж сразу концерт!
    259

    ***
    Почему ты далеко?
    Мне сегодня нелегко:
    У меня -- дурацкий кашель,
    Впереди -- январь, февраль,
    Все закручено в спираль:
    Встречи, расставанья наши.
    Зачарованы пути,
    Ем конфеты "Ассорти",
    Что на праздник ты откинул.
    Не могу забыть печаль,
    Взгляда острого, как сталь,
    И тоскующую спину.
    Ты уходишь каждый раз:
    У меня пустеет класс,
    И душа молчит сурово.
    Принесешь опять конфет
    Или маковый букет?
    И вообще, придешь ли снова?
    Загляну я в небеса --
    Чудеса!
    Что о будущем тужить?!
    Надо жить!
    260

    В ключе
    ***
    Ты позвонил и бросил трубку,
    Ты вновь чего-то испугался!
    Ну что ж! Теперь ты доигрался!
    И я натягиваю шубку.
    Сейчас начало марта, вьюга,
    А я пойду навстречу счастью!
    Пусть это снежное ненастье
    Мне верного подарит друга.
    Он ждет и, в воротник уткнувшись,
    Не верит, что приду сегодня.
    В спасательную подворотню,
    Он убежал бы, не споткнувшись.
    Но я назначила свиданье
    Там, где встречаются все ветры.
    Нас разделяют только метры,
    Но в них -- вся толща мирозданья.
    Я поверну домой, покуда
    Меня в толпе он не заметил.
    Рванул и разлетелся ветер
    И взвыл, как вечная зануда.
    А дома, под широким пледом,
    В обнимку с тихим телефоном
    Я постигаю мир бездонный,
    Где путь любви моей неведом.
    261

    ***
    Удержись еще сегодня, милый,
    Не звони и не тревожь меня.
    Я сильнее всех, и эти силы --
    Твоего небесного огня.
    Этот мир со мной в единоборстве.
    Этот мир нас хочет разлучить,
    Он дает нам счастье полной горстью,
    Забирает, чтобы приручить.
    Я вернусь к гармонии Вселенной,
    Если ты мне скажешь те слова, 
    Что тысячелетья неизменны,
    Как деревья, солнце и трава.
    Ты отложишь на потом признанья,
    А судьба не даст того "потом".
    Приведут сомненья и терзанья
    В чей-то злобный и холодный дом.
    В дом, где умирали все надежды,
    Где, похитив огненную кровь,
    Та, другая, сняв с тебя одежды,
    Убивала вечную любовь.
    262

    В ключе
    ***
    Прожита жизнь всего за сутки.
    Текли, как годы, те минутки,
    И время словно спрессовалось.
    Как мало нам с тобой досталось...
    Как мало нам с тобой осталось
    Глядеть в глаза и гнать усталость,
    Нам в этой жизни помечталось
    Такую сказочную малость...
    Ты так скорбишь: останусь я
    В твоей груди разбитым сердцем,
    Душой, которой не согреться,
    Не находя нигде причастья --
    Простого счастья...
    Простого счастья...
    263

    ***
    Никогда мы не вернемся в комнатку
    Там, под звездами, на пятом этаже.
    Нам блуждать, блуждать теперь бездомными
    Долго: от твоей к моей душе.
     
    Здесь мы были так безумно счастливы,
     
    Сдерживая каждый свой порыв.
     
    Где же звезды, или все погасли вы,
     
    Чтоб не видеть роковой обрыв?
    Где мой дом? -- Где ты живешь, любимая.
    Где твой дом? -- Где я живу теперь.
    Вот она, и узкая, и длинная
    Во Вселенной в Будущее дверь.
     
    Друг от друга навсегда оторваны
     
    Двое неприкаянных бомжей.
     
    Никогда мы не вернемся в комнатку
     
    Там, под звездами, на пятом этаже.
    264

    В ключе
    ***
    Мой милый муж, мое дитя, мой путник,
    С рассветом приходящий вновь ко мне,
    Я слышу звуки той вселенской лютни,
    Что нас тревожит ночью в тишине.
    В моей душе не позабудь дороги.
    Она чиста, как горная река.
    И хоть на ней -- препоны и пороги,
    Но сила очищенья велика.
    И я иду, лечу к тебе навстречу
    На том рассвете, где всего свежей
    Есть путь один извечный человечий
    К покинутой возлюбленной душе.
    265

    ***
    Ты прости мне, что я тебя брошу,
    Как узнаю, что ты изменил, 
    А пока ты самый хороший,
    Я хочу, чтобы в день тот пригожий
    Ты без слез бы меня отпустил.
    Я ревнива до зуда в коже,
    Я горда до ломоты в костях,
    И хотя мы с тобою похожи,
    Но я вечно тебя моложе,
    И не ты, а я здесь в гостях.
    В тех гостях, где хозяева рады
    И не знают, куда посадить.
    В жизни той так прекрасны наряды,
    И святы, и сердечны обряды,
    Что не хочется всем угодить.
    Я в погоне за вечной песней,
    За гармонией в нежной ночи,
    И хоть нет в этом мире чудесней,
    Чем Любви годовалый Кудесник,
    Но мы сами ему палачи.
    266

    В ключе
    ***
    На двоих была одна душа
    Стерегла два резвых наших тела,
    Вдруг она куда-то отлетела
    И вернулась вовсе не спеша,

    Поселилась, тихая, во мне,

    Ни о чем ее я не просила.

    Все равно таинственная сила

    Закипает у нее на дне.
    Пусть теперь плоха ли, хороша,
    Может, дорога или постыла,
    Будет меж тобой и новой милой
    Общая теперь у вас душа.

    У меня за чашкой лепестков

    Расцветут внутри былые страсти,

    Принесут не горе и напасти,

    А сиянье чистых облаков!
    Ведь моей души предвечный путь
    С высотой невероятной связан,
    Он теперь не мерян и не назван,
    Но с него мне больше не свернуть.
    267


    ***
    Еще ты чувствуешь земное,
    Но трепетность глубин чужда
    Тому, что сделала с тобою
    Мирская жизнь и суета.

    Уже порывы не безбрежны,

    Желания не так чисты.

    Как будто снегом безнадежным

    Мороз припорошил листы.
    И только б видеть, слышать, думать,
    И только б выжить, а зачем?!
    В последний раз осталось дунуть
    И улететь туда, где всем

    Готова участь меж блаженством

    И красотою бытия.

    Так не греши пред совершенством

    И не цепляйся за края.
    268


    ДЕТСКАЯ


    ***
    Паркет ломался под стеклом в гостиной,
    Его сменить который год мечтали.
    Четыре незаконченных картины
    Там в мастерской уныло ожидали.
        И 
    с 
    неприлично-розовым 
    румянцем,
        Стыдясь, 
    глядели 
    дальние 
    закаты.

     
    А солнце здесь устраивало танцы,

     
    Как будто бы ни в чем не виновато.
    По дому с крайне обожженным носом
    Ходила дочь с растрепанной косою
    И приставала все с одним вопросом:
    "Жизнь вся с такою скукой и тоскою?"

     
    Дом отдавал весь жар, что принял за день.

     
    Вдруг набежала туча, дум чернее,

     
    И несколько огромных белых градин

     
    Чуть не разбили окна перед нею.
    Вот и ответ на все ее вопросы.
    Какая буря бьется в целом свете!
    Мы с дочерью плели спокойно косы
    О том болтая, что болтают дети...
        Наутро 
    собирали 
    чемоданы:

     
    Пора уехать к ласковому морю.

     
    И дом грустил: "Меня бросают дамы"...

     
    А мы не замечали это горе.
    Там, впереди, вся жизнь, как оказалось,
    Ждала нас, словно пестрая картина.
    И чтоб дочурка скукой не терзалась,
    Я родила и вырастила сына.
    271


    ***
    Звенит последний наш звонок --
    Единственный звонок веселый.
    И этот день назваться б мог
    Днем примирения со школой.

    Учителя терзали нас,

    И мы учителей терзали.

    Звенит звонок, и в этот час

    Избавлены мы от печали

    Вернуться в ненавистный класс.
    А наше сердце тверже стали,
    И мы пока что не устали!
    Нам голевой дается пас!
    Сегодня. В этом школьном зале...
    272


    Детская
    ***
    У доченьки усталый вид:
    Глаза огромные потухли.
    Не радуют ее ни туфли,
    Ни новый купленный прикид.

     
    Но сила дремлет в волосах,

     
    От солнца ярко ярко рыжих.
        Давай 
    прокатимся 
    на 
    лыжах!

     
    Пусть будет снег мелькать в глазах.
    Зажжет он прежний в них огонь,
    И отлетят былые страсти.
    Да разве нам страшны напасти?
    Все неприятное -- как сон.
        Среди 
    деревьев 
    и 
    садов,
        Слегка 
    зимой 
    оледенелых,
        Горячим 
    и 
    летящим 
    телом

     
    Мы отдохнем от всех трудов.
    И будет светлая заря
    Там ранним вечером струиться.
    Ты так прекрасна, словно птица!
    Я родила тебя не зря!
    273


    Заговор
    Пусть приметы хворые
    Улетят за горы!
    Боль, скорее уходи,
    За полсвета улети!
        Приходи, 
    здоровье,
        С 
    маминой 
    любовью,
        Крепость 
    и 
    удача,

     
    Пусть ни кто не плачет.
    Боли, отлетайте,
    Вдалеке растайте!
    Бабушки, прабабушки,
    Внукам помогайте.
        Холода, 
    уйдите,
        С 
    жаром, 
    дни, 
    летите.
        Пусть 
    на 
    целом 
    свете
        Не 
    болеют 
    дети.
    Пусть сынок и дочка
    Будут, как цветочки,
    Свежие, здоровые,
    Как на вишнях почки!
    274


    Детская
    ***
    Сын вырос. Во какой большой!
    Мы с дочкой смотрим: загляденье!
    Величественное виденье:
    И умный очень, и с душой.

     
    Но люди, как собаки, рвут
        Благую 
    плоть, 
    кусают, 
    лают,
        И 
    никуда 
    не 
    допускают,

     
    И воют всюду, и ревут.
    Я знаю: он ожесточится,
    Сметет всю мразь, заткнет глупцов.
    Великих прадедов, отцов
    Уже в нем проступают лица.

     
    Но мягкость, кротость и любовь --
        Семейные 
    приметы 
    наши --
        Милее 
    мне.
        Но 
    чем 
    он 
    старше,
        Тем 
    круче 
    закипает 
    кровь.
    Он в этой жизни сможет все:
    Постичь глубины и высоты.
    И мимо на людей охоты
    Его Бог тоже пронесет.
        Его 
    опора, 
    как 
    столпа,
        Конечно 
    же, 
    поможет 
    людям.

     
    И след его широким будет,

     
    Где б ни легла его стопа.
    275


    ***
    Я помню: мама уставала,
    Болела вечно голова,
    Так в пятьдесят, быть может, два
    Себя старухою считала.

     
    Я помню: как мне было жалко
        Тех 
    рук 
    измученных, 
    морщин.

     
    Для всей семьи, для всех мужчин
        Несла 
    с 
    базара 
    оковалки.
    Немного помогали все.
    Но у семьи горластой, жирной
    Был ритм неспешный, облик мирный.
    Она ж металась, не присев.

     
    Я помню: позже у меня
        Она 
    лежала 
    и 
    лежала,
        И 
    телевизор 
    обожала.

     
    Спала и в ночь, и среди дня.
    Я на горластую семью
    Таскала с рынка оковалки.
    Себя нисколько мне не жалко,
    Ведь это все я ем и пью.

     
    И мне давно за пятьдесят,
        Себя 
    считаю 
    молодою.
        И, 
    коль 
    немножечко 
    поною,

     
    То дети в магазин летят.
    А на базары ходит дочь --
    Дай Бог ей силы и здоровья,
    И с материнскою любовью
    Мне так ей хочется помочь.
    Но вся в меня она точь-в-точь.
    276


    Детская
    ***
    Мать всех дворовых наших псов
    Живет в метро. Зовется Милкой.
    С нее уж сыплются опилки,
    Но мордою нельзя иль рылкой
    Назвать столь умное лицо.
        Милиции 
    опорный 
    пункт

     
    Ее все время чем-то кормит...

     
    Она не сунет в двери морду,

     
    Не будет нажимать на горло --

     
    Молчит и ждет, когда дадут.
    И, сколько помню я себя,
    Она сидит и слабо машет
    Хвостом пушистым, как у Маши,
    Что проверяет "корки" наши,
    Не огрызаясь, не грубя.

     
    Там, глубоко в глуши метро,
        Какой-то 
    зверь 
    ужасный 
    ходит.

     
    Для Милки он не страшен вроде.

     
    Но вдруг он съест объедки тети,
        Что 
    из 
    соседнего 
    бистро?
    Тогда не хватит для кутят,
    Они на год -- четыре раза,
    Коль позволяет эта база,
    Смешны родятся, пучеглазы
    И есть, конечно, все хотят.

     
    Играют дети с ними сразу.

     
    Бог! Сохрани их всех подряд!
    277


    ***
    Мой сын, мальчишка мой дворовый,
    Таким домашним был зимой,
    А летом убегаешь снова
    Мотаться где-то не со мной.
     
    Твои товарищи неверны,
     
    Растут, как сорная трава,
     
    А вечером ты пахнешь скверно,
     
    Песком забита голова.
    Сестра смывает грязь и слезы,
    И, улыбаясь, как во сне,
    Все думает тайком про розы,
    Что будешь ты дарить жене.
    278

    Детская
    ***
    "Мама, привези мне что-нибудь:
    Хоть старье, но чтоб переодеться,
    Чуни или тапочки обуть.
    Ах, куда они могли бы деться?
     
    Под диваном или за столом...
     
    Очень хочется покушать фруктов!
     
    Мама! Я здесь чуть не босиком!
     
    И уж месяц -- никаких продуктов!"
    Я не знала, что писала дочь --
    Я в реанимации лежала.
    От бессилья доченьке помочь
    Мое сердце тихо угасало,
    И однажды наступила ночь...
    А сегодня я нашла письмо
    За фамильным бронзовым трюмо.
    Дочка убежала в институт.
    Яблони под окнами цветут!
    279

    ***
    Маленькая Вика,
    Розовые пальцы.
    Ты свернулась тихо
    Здесь под одеяльцем.
    Просто нездоровье.
    Форточка открыта,
    Инструмент настроен,
    Но игра забыта.
    Клавиши застыли
    В тягостном молчаньи...
    Отрастают крылья --
    Милое созданье.
    Полетишь, как солнце,
    Красотой сверкая,
    И в тебе проснется
    Мама молодая.
    Папа будет рядом --
    Дома тихо, дружно.
    Счастье долгим взглядом
    Провожать не нужно.
    280

    Детская
    ***
    Олег и Владик, Владик и Олег --
    Созданья нежные в жестоком мире.
    Как страшно матери одной в пустой квартире,
    Когда ваш чей-то замирает бег.
    Есть путь на Землю -- возвращенье с неба,
    А есть с Земли движенье до небес.
    Есть девять муз и Мнемозина с Фебом,
    А есть простой технический прогресс.
    Вам выбирать не хочется, лениво
    И то, и это тяжело свернуть.
    Вот выберешь все то, что так красиво,
    А вдруг обманет этот торный путь?
    Противится учению упрямо
    Любой живущий ныне человек,
    Но вы учитесь ради вашей мамы,
    Олег и Владик, Владик и Олег!
    281

    ***
    Мы три ночи вдруг не спали.
    Ах! Болел у сына зуб.
    Полоскали, полоскали,
    В дело шил шалфей и дуб.

    Днем все бегали в больницу --

    Там лечили нас врачи.

    Мне казалось: это снится --

    Хоть лечи, хоть не лечи.
    Но пришло и облегченье,
    Вдруг утихла эта боль.
    Я в сплошном оцепененье
    Сыпала куда-то соль.

    Я компот пересолила,
       Загубила 
    антрекот

    Тем, что положила мыло

    Вместо масла прямо в рот.
    Но откуда бьется счастье,
    Ликование в душе?
    Эти мелкие напасти
    Не волнуют нас уже!

    Зуб прошел! И сын гуляет

    Вдоль забора под дождем.

    Что ж, помокнет, поиграет,

    Подрастет. Мы подождем.
    282


    Детская
    Доченьке
    Ты устала, бледный вид.
    Век тяжелых утомленных
    Очеркнул овал зеленый --
    Он тебя не вдохновит
        На 
    весенние 
    прогулки,
        На 
    веселые 
    дела.
        Ожерелие 
    в 
    шкатулке
        Ты 
    задумчиво 
    взяла...
    Светлый взгляд, как будто темный.
    Дум тяжелых гулкий рой.
    Этот мир, такой огромный,
    Для тебя сейчас чужой.
        Отрешиться 
    нет 
    желанья
        От 
    чего-то, 
    что 
    гнетет.
        Снова 
    жизнь 
    без 
    ожиданья,
        Что 
    удача 
    вновь 
    придет.
    Снова вытянув в постели
    Тело нежное свое,
    Слушаешь: чижи пропели,
    Где-то соловей поет.
        Нездоровье, 
    нездоровье
        Силы 
    гаснут, 
    как 
    огни.

     
    Я всегда к тебе с любовью:
        Отрешись 
    и 
    отдохни.
    Будь потухшей, нерадивой,
    Понимай, не понимай...
    Пусть тебя наполнит дивной
    Силой первозданной май!
    283


    ***
    Когда Наташу оставляет кашель,
    А Вовин носик дышит все ровней,
    Я Матерь Божью прославляю нашу
    За самый лучший из последних дней.
    Спят, одинаково раскинув ручки,
    Такие беззащитные во сне.
    На лобик наползают злые тучки --
    Воспоминанья о прожитом дне.
    Я думаю о жизни их несладкой,
    Как будут вечно мучиться, любя,
    Я все гляжу на детские кроватки
    И беззащитной чувствую себя.
    284

    Детская
    ***
    Мы с сыном приготовили кольцо
    Его невесте, маленькой плутовке.
    И расцветало нежное лицо
    У моего ликующего Вовки.
     
    Ему сегодня только десять лет.
     
    Но взрослой жизни вечные законы
     
    Его ведут туда, где даст обет,
     
    Он все минуя каверзы, препоны.
    И расцветет вокруг него Земля,
    И будут ждать доверчивые плечи,
    И вкруг стола огромная семья
    Горластым гвалтом громко залепечет.
     
    Но только буду ль рядом с ними я,
     
    Благословляя тот счастливый вечер?
    285


    ПАУЗА


    Пауза
    Писать я прекращаю о Любви,
    И о Весне, и о волшебном Лете,
    И как на жалость нынче ни дави,
    Не напишу о Жизни и о Смерти.

    В моей поэзии теперь -- пробел.

    Беру я паузу, чтоб отмолчаться,

    И как красиво кто бы мне ни спел,

    В ответ не буду с жаром распинаться.
    Пока не возвратятся реки вспять,
    Что принесли мне вдохновенья смуту,
    Я буду недоверчиво молчать
    И вновь искать отдохновенье буду.

    И никому не нужные слова

    Из самого нелепого участья

    Пойдут, как прошлогодня трава,

    Та, что под снегом в зиму Землю застит.
    Ах, пауза! Какой небесный крик!
    Ты -- тишина! Ты -- пустота! Ты -- нечто!
    В моей игре ты самый тот "хет-трик",
    Который не зачеркнут чьей-то речью.

    (Я прячусь за словесною стеной.)

    Вокруг меня -- такой кошмарный хаос.

    И я мечтаю только об одной,

    Лишь об одной из самых долгих пауз!
    289


    ***
    Ну, полно же, зачем так много грязи?
    Ведь этот мир был создан не затем,
    Чтоб рушились божественные связи,
    И не было для откровенья тем.
    О! Не затем был дух от света создан,
    Чтобы погрязнуть в зависти людской.
    И не за тем, чтоб было вечно поздно
    Все искупить и обрести покой.
    Ну, полно же, очнувшись средь печалей,
    Зажги свечу и в зеркало вглядись.
    И, коль уста так бережно молчали,
    То и тебе удастся вознестись.
    ***
    О, свет небесный, не оставь
    Тела, скорбящие о Боге,
    Души безбрежные чертоги
    От черной пустоты избавь.
    290

    Пауза
    ***
    Я не терплю вранья.
    Ложь -- глупая потеря
    Для тех, кто вечно лжет,
    Не видя, что смешон.
    Демонстративно я
    Тем идиотам верю
    И жду, когда сожжет
    Их собственный урон.
        Что 
    толку 
    выводить
        На 
    чистую 
    водицу?

     
    Их очень, очень жаль
        И 
    хочется 
    простить.

     
    Я жду, когда смогу
        Скорее 
    откреститься.

     
    Всех, кто так низко пал,

     
    Не так легко забыть.
    Я тоже часто лгу.
    Придумываю детям
    Нехитрые слова,
    Чтоб было легче нам.
    И на моем веку
    На чистом белом свете
    Я вновь и вновь права,
    Да здравствует обман!
    291


    ***
    Как хорошо, что не надо любить,
    Мучиться, думать, желать, не надеясь,
    Словно заздравную чашу испить,
    Дождиком чистым на землю просеясь.
     
    Больше не чувствую мощный астрал,
     
    Больше не держит ни плоть он, ни душу.
     
    Словно корабль мой вдали уплывал,
     
    Вечно минуя постылую сушу.
    В радужном дне просто быть, просто жить,
    Все паруса распуская под бейды!
    Как хорошо, что не надо любить!
    Это ль не вкус долгожданной победы?!
    292

    Пауза
    ***
    Здесь, в Свиблово, вдруг расцвели фиалки,
    Деревья, да и травы не раскрылись.
    Все голо. А фиалки появились!
    И дочь сказала: "Каковы нахалки!"

     
    Никто не рвет головки виолеток,

     
    За них прохожим почему-то стыдно.
        Сирень 
    не 
    распускается. 
    Обидно.
        Черемуха 
    не 
    зазывает 
    лето.
    Что ж так похолодало? Просто люди
    С пустыми и бездушными телами
    Своими нерадивыми делами
    Всю скоро Землю жаркую остудят.
        Наперекор 
    всему 
    цветут 
    фиалки,

     
    Как глупые девчонки, верят в счастье,

     
    Что будет жарко, и пройдет ненастье.

     
    Порывы их цветенья просто жалки.
    А я смотрю на голые деревья.
    Дождемся все ликующего лета.
    Итак, уже не за горами это.
    Что ж, назову-ка кошку Виолетта.
    293


    ***
    Любовь слепа, глуха и тленна,
    Как от рожденья инвалид,
    И этим для людей священна.
    Ее не трогай! Пусть болит!
    ***
    Прожив с тобою столько лет,
    Не написав тебе не строчки,
    Себя я чувствую непрочно,
    Тебя как будто в жизни нет.
     
    Предательству -- одна цена
     
    В ряду пороков очень длинном.
     
    И, если вдруг оно взаимно,
     
    То это не моя вина.
    Я все стараюсь позабыть,
    Но возвращаюсь вновь к истокам:
    За что со мною так жестоко
    Ты мог в начале поступить?!
    294

    Пауза
    ***
    Мне вновь смешно на злые потуги
    Забытых Богом разных тварей
    А нас, поддерживая под руки,
    Ведет Судьба в небесном сари.

    И в каждой складке ткани шелковой
       Таятся 
    нежные 
    сюрпризы.

    Сравнятся с новогодней елкою
       Все 
    исполнения 
    капризов.
    И все, о чем мечтали с осени
    Или случайно пожелали,
    Нам Жизнью ласковой приносится,
    Чтоб позабыли мы печали.

    И все, кто козни строил разные,

    Тот корчится от мук и боли.

    Они приходят к ним, заразные,

    Из их пустой растленной доли.
    И роют все они без устали
    Себе просторные могилы.
    Наш путь, вишневым цветом устланный,
    В нас множит радостные силы.

    А Доброта утрами ранними
       Посеет 
    благостные 
    всходы

    И в сумерках благоуханными
       Цветами 
    осияет 
    своды.
    Ища лихого оправдания,
    Пусть задохнется где-то злоба.
    И мы в просторы мироздания
    На звезд свеченье смотрим в оба.
    295


    Судьба с весеннею улыбкою

    Нас пронесет, укрывши тогой.

    Им жизнь покажется ошибкою,

    А нам -- беседой долгой с Богом.
    296


    Пауза
    ***
    О чем ты хочешь говорить
    Весенним вечером, избранник?
    К нам приходил уже Посланник
    И протянул с небес нам нить.

     
    Но люди на кусочки рвут
        Ее 
    сверкающие 
    блики

     
    И ткут полотна всех религий,

     
    Считая это все за труд.
    Но тянется она с небес,
    Та нить. Проходит через души,
    В которых образ не потушен:
    Посланника великий перст.

     
    И нити самых вещих струн,

     
    И нити самых светлых радуг
        Из 
    Райского 
    приносит 
    сада

     
    Нам строки тех великих рун.
    297


    ***
    Сотвори Удачу, Господи!
    Сотвори для нас Удачу!
    Пусть и пригоршни, и россыпи,
    Чтоб квартиры были, дачи.
        Чтобы 
    Солнышко 
    купалося

     
    В небе ясном и безоблачном.
        Мне 
    немного 
    так 
    осталося
        Процветать 
    в 
    потоке 
    солнечном.
    Сотвори для деток, Господи,
    Раз хоть в жизни дай мне отдыху.
    Чтоб не веяло погостами,
    Чтобы было больше воздуху.
        Расквитайся 
    с 
    супостатами,

     
    Чтоб над нами не глумилися!
        Защити 
    своими 
    ратями,

     
    Где бы мы ни находилися!
    298


    Пауза
    ***
    Я не вернусь в немыслимые будни.
    Чем я займу свой ум и свою душу?
    Жевать себе, раскармливая тушу?
    Кому нужны трясущиеся студни?

     
    Уж лучше в бочке вместо Диогена
        Сидеть 
    пред 
    раскаленную 
    пустыней,

     
    А ночью, коли вся Земля остынет,

     
    Придет ко мне воинственная тема.
    И я раскрою всем секреты,
    Что постигала я в полях сражений,
    Стратегии коварных умножений
    И тактики сложенье до победы.

     
    Назад -- ни шагу, ни в какой из жизней.

     
    Удача -- справа и Везенье -- слева,

     
    И капля от Грааля для "согрева".

     
    Мы все летим к заоблачной Отчизне.
    Там спросят нас: "Кого вы победили?"
    Ответить трудно. Долго воевали.
    Нет! Просто мы друзей своих спасали,
    Чтобы были неподвластны вражьей силе
    Жестоких буден.
    299


    ***
    Изжарили. Молчу. Яичница.
    На сале жарили, им мимо пролилось.
    С меня струились ладан, мирра, воск.
    Я до сих пор та самая отличница
    С напухшим носом от вселенских слез.

    Чем жить? Вокруг -- на шкурах шкуры,

    Торчит оскал из выгнивших зубов,

    И все гогочут. Я стою без слов.

    Средь них есть женщины --

    То падаль, а не дуры.

    Кругом -- деревьев стройные фигуры.
    Я -- та же, что была в момент рожденья.
    Трепещет, кто прекрасен. Возвратись,
    Моя душа, в заоблачную высь
    От этого звериного виденья.
    Я просыпаюсь... Что за наважденье?
    300


    Пауза
    ***
    Зажгу фиал от чьей-то глупой страсти
    И освещу пребудшее в ночи.
    Лихие люди! Поскорей украсьте
    Все, что не стали прятать палачи.
    Украсьте хламом черные глазницы --
    Судьбу людей, истерзанную в кровь.

    Пусть от фиала нежный свет струится,

    Пусть в нем не задыхается Любовь!

    Ведь Злоба стелется туманом черным.

    Из страшных пут зияет пустота.

    Как забивает здесь бурьяном сорным

    Источник грез, прозрачный как вода!
    Остывший хаос, радости лишенный:
    Споткнувшись, хор летит куда-то вниз,
    И лишь фиал, случайно мной зажженный,
    В разъятом мире тягостно повис.
    Трепещет свет, терзая тьму-убийцу,
    Где прячут нелюди свои дела.
    Но воссияют радостные лица.
    На Свет! Я сына с дочкой родила!
    301


    ***
    От сумасшедших манигасков --
    Сплошные травмы, "фолы", боль.
    Ну что? Не видим мы с тобой,
    Что каждый киллером натаскан?
    Ну это разве же футбол?

     
    Ах, "Порту"! Что за ночь в глазах?

     
    Да разве было то когда-то,
        Что 
    победитель 
    виноватым

     
    Шел с поля чуть ли не в слезах?

     
    И нет в такой судьбе отката.
    О, как высок накал страстей!
    Так можно яростно погибнуть!
    Ну как легко талант задвинуть
    Без оправданья и затей!

     
    Ведь для суда здесь нет статей --
        Кого 
    угодно 
    можно 
    "кинуть".

     
    Как здесь высок накал страстей...
    302


    Пауза
    ***
    Я мечтаю, чтоб стихи издали.
    И в каком-то схожем с этим дне,
    Их прочтя, ты повторял в печали:
    "Боже мой! Ведь это обо мне!"
    Но однажды, пробегая мимо,
    Ты не купишь ласковых страниц:
    То ли нервы сбережешь больные,
    То ль монет не будет -- райских птиц.
    Кто-то, над листочками вздыхая,
    Будет млеть в полночной тишине,
    Выдохнет другой или другая:
    "Боже мой! Ведь это обо мне!"
    И мои надежды все впустую
    Отзовутся в раненых сердцах.
    Как я брежу, плачу, и ликую,
    И летаю в розовых мирах.
    Но сегодня, в боли и несчастье,
    На глубоком и холодном дне
    Я пишу и все шепчу со страстью:
    "Боже, это только обо мне!"
    303

    ***
    Ах! В свете этого момента
    Не хочется писать стихи:
    Нам образ Вечного студента
    Дан откровеньем за грехи.
    Судьба свои часы заводит,
    Они идут, не торопясь,
    Потом скачками как-то ходят,
    Их все сильней над нами власть.
    Что ж, ты сумей их не заметить
    И время вдруг остановить,
    Чтоб не смогло оно ответить
    Иль хуже -- вдруг испепелить.
    Как я, витай за облаками,
    Ведь по земле так долог путь.
    Когда вернешься -- будешь с нами:
    Судьба должна тебя вернуть.
    И светлый лик твой поднебесный
    Я вдруг узнаю, изумясь,
    И потекут стихи и песни,
    Опять над Вечностью глумясь.
    304

    Пауза
    ***
    Ты глупая израненная птица --
    Курьез прекрасный нашего творца,
    Пусть наша встреча вновь не повторится,
    Ни глаз твоих не вспомню, ни лица.
     
    Я знаю: боль в тебе неодолима,
     
    Она растет потребностью страдать.
     
    А я спокойно пробегаю мимо --
     
    Мне ни к чему заботиться опять.
    В твоей душе созвучия престранны,
    В моей душе сегодня -- пустота.
    Как были прежде трепетно-желанны
    Твои теперь ненужные уста!
     
    А образ смолкшей в ожиданьи птицы
     
    Смахну, как паутину у лица.
     
    Я перестану о тебе молиться.
     
    Тебя я оставляю. До конца.
    305

    ***
    Тебе ведь стыдно бедным быть,
    На что-то деньги гоношить
    И экономить вечно?
    Чем заработаешь сейчас?
    Задорого ль себя продашь,
    Чтобы пожить беспечно?
     
    На шубу изведешь зверье
     
    И сменишь близкое свое
     
    На то, что попрестижней.
     
    Глаза бесстыжие под стать
     
    И чуть ободранная стать
     
    Твоей стезе облыжной.
    Я помашу тебе рукой:
    "Пока, совсем не дорогой
    И вовсе не любимый!"
    В кастрюле снова старой -- щи...
    Мой ветхий дом -- надежный щит!
    Очаг неугасимый!
    306

    Пауза
    ***
    Какие розы у балкона!
    В ночи -- два сладострастных стона
    И серп измученной луны...
    И грусть о лете на исходе:
    О чистом светлом небосводе
    И о любви... но без вины.
     
    На кресле -- шляпка из соломки
     
    (Батист у лент прозрачно-тонкий),
     
    Тобою брошена, лежит.
     
    А я вздыхаю в полудреме.
     
    Там, возле роз, в сплошной истоме
     
    Твой пульс так бешено стучит.
    Я те цветы сажал на счастье!
    Под ясным солнцем и в ненастье,
    Вдыхая запах их густой,
    Я буду вечно благодарен,
    Что вешнею судьбой одарен
    Жить рядом с ветреной тобой.
    307

    ***
    Актерские будни -- как вечный прорыв:
    Зависимость жалкая, мелкие дрязги,
    Вот кто-то влюбился! Пока еще жив?
    А то-то купился на пошлые ласки.
    Жена -- без дубленки, а сам -- без штанов,
    Играть королей и принцесс надоело.
    Кому-то не жалко возвышенных слов.
    Ну что же, соврите, коль надо для дела.
    Все как-то с налету, все пылью в глаза.
    Ни дух перевесть, ни путем подлечиться.
    И все голоса, голоса, голоса,
    И жесты, и позы, и жуткие лица.
    Повсюду трепещет разомкнутый зал:
    То здесь, на Таганке, то где-то в Ленкоме.
    Ну все, уносите! Свое отыграл!
    Сейчас поваляться бы где-нибудь в коме.
    Я очень красив и несчастлив совсем!
    Мой дух утонченный совсем оперился:
    Я чувствую все. Но средь жизненных схем
    Одна не дочерчена: я не раскрылся!
    308

    Пауза
    ***
    Колеса так шуршат, что больно нервам,
    И руль в руках -- как конь в упряжке злой.
    Домой с работы я приеду первым.
    Долой упреки! Я не крепостной!
     
    Нельзя же жить мечтами лишь о прошлом,
     
    Что было так прекрасно, а сейчас
     
    Оно встает таким сусально-пошлым,
     
    Что хочется забыться хоть на час.
    Живое время! Ты непоправимо
    Течешь и убиваешь все вокруг.
    Растаял образ сладостного Рима.
    Растает образ твой, мой злобный друг.
     
    С тобой так плохо мне, я неудачник,
     
    Такая тяжесть от вины за все.
     
    Я будто школьник, что забыл задачник
     
    И прячет от учителя лицо.
    В ряду трагедий, что разлиты всюду,
    Его трагедия важней моей.
    Ведь я твою жесткость позабуду,
    А он запомнит до скончания дней.
     
    Как, ухватив его за волосенки,
     
    Уткнули носом в парту сгоряча,
     
    И как потом рыдалось очень звонко
     
    У маминого теплого плеча.
    Тот мальчик -- я. И я грущу поныне,
    С тревогой вспоминая эти дни.
    Я жду тепла, но нет его в помине:
    Твои слова и плечи холодны.
    309

    ***
    Так тесно в Москве, так душно!
    Я жду от Господа вестей,
    А он взирает равнодушно
    На свод ошибок и страстей,
     
    Который жизнью здесь зовется.
     
    Я пробираюсь средь препон
     
    Туда, где счастьем отзовется
     
    Все, что поставлено на кон.
    Зима прекрасна! Сказка! Сон!
    310

    Пауза
    ***
    Иномарками завалена
    Вся проезжая стезя,
    Я иду по Гиляровского,
    Вдоль по слякоти скользя.
    И совсем не обязательно
    Что-то думать на ходу,
    С пустотой в душе и памяти
    Вдоль по слякоти бреду.
     
    Завернет зима бездомная
    За изъезженный февраль.
    Март -- вранье! Она бездонная!
    И апреля ей не жаль.
    Хоть бы к Пасхе все растаяло...
    Где б проглянула трава.
    Я б и весну всю охаяла --
    Жаль, что тема не нова...
    311

    ***
    Черепаховый гребень
    Втоптан в белый песок.
    Мне теперь непотребен
    Чистый твой голосок.
     
    Скрыт за далью терновой
     
    Берег глупой мечты.
     
    Гребень купится новый
     
    Неземной красоты.
    Эти ног твоих пальцы
    На волшебном бегу
    В диком бешеном танце
    Там, на том берегу.
     
    Я теперь не забуду
     
    На песке... На траве...
     
    Ты подхватишь простуду
     
    Здесь, в угрюмой Москве.
    Приезжая с работы,
    Морща маленький нос,
    Будешь вновь с неохотой
    Отвечать на вопрос.
     
    Сквозь сплошную усталость,
     
    Пробиваясь с грехом,
     
    Вспомню вдруг, что мечталось
     
    Мне совсем не о том.
    Почему непотребен
    Чистый твой голосок?
    Он остался, где гребень
    Втоптан в белый песок.
    312

    Пауза
    ***
    Вот угол дома и решетка сада,
    Шаги твои, забытые почти...
    Воспоминаньям о тебе я рада,
    Приходом мысленным меня почти.
     
    Пишу теперь о чем-то постороннем
     
    (В окне -- бегоний жесткие листы).
     
    Мне мраком ночь покажется бездонным
     
    В той безысходности, где вечно ты.
    О! Как хотела умереть я прежде,
    Чем ты разлюбишь навсегда меня!
    И ты не разлюбил, но нет надежды
    Дожить когда-то до такого дня:
     
    Оставит нас молва, мы будем вместе.
     
    И, прислонясь к надежному плечу,
     
    Я так хотела б в жизни той воскреснуть!
     
    А в этой жизни -- вовсе не хочу.
    313

    ***
    Алису с пафосом сожрут,
    Как при социализме жрали.
    Доставит это им едва ли
    Счастливых несколько минут.
    Ну, а кого съедят потом?
    Меня, конечно же, до кучи.
    Клыки у зависти могучи,
    Им разум вовсе не знаком.
    Каких расправ ни приготовь,
    Но вечна в дружбе солидарность,
    Ведь над талантами бездарность
    Глумиться будет вновь и вновь!
    314

    Пауза
    ***
    Как на Земле темно и тесно:
    Все стукачи, да стукачи,
    Сопротивляться бесполезно --
    Хоть ты молчи, а хоть кричи.
    А я твержу в своей опале,
    Что были чудные года,
    Где бабушка моя на бале
    Была безумно молода.
    Как хочется очистить Землю
    От грязной нечисти людской,
    Чтобы играло все, что дремлет
    На ней, безумно молодой!
    315

    ***
    С парализованной рукой
    Вернулась с фронта тетя Роза.
    Войны смертельного мороза
    Не выдержал порыв такой.

     
    Я вспоминаю вновь и вновь
        Мое 
    измученное 
    детство.
        Две 
    операции 
    на 
    сердце

     
    И струйкой от уколов кровь.
    Как бабушка тогда могла
    Сказать ей: "Коли нету сына,
    Иди-ка ты на фронт, дивчина",
    И та пошла на фронт. Пошла!

     
    В аптеку ночью -- мочи нет.
        Да 
    с 
    кислородною 
    подушкой.
        Назад 
    бежала -- 
    очень 
    душно!

     
    А было мне всего пять лет.
    До восемнадцати годов
    Ее от смерти отводила.
    Моей на все хватало силы:
    Всегда укол и стол готов.
    Потом ее похоронила...
    316


    Пауза
    ***
    Я из кухни в комнату прибрела, задумавшись.
    Поглядела в зеркало там, с лица осунувшись.
    А зачем пришла сюда? Что найти хотела я?
    За окном весна трещит, словно оголтелая.

    Все перебираючи старых папок с листьями,

    Там в воспоминаниях замелькало лицами.

    Думала про надобу: может, вдруг, а вспомнится,

    А весна куражилась за окном, нескромница.
    В кухню, к холодильнику прибрела обратно я:
    Что за наваждение нынче непонятное?
    А Весна-подруженька с завистью постылою...
    И зачем на свет пришла, вовсе позабыла я.
    317


    ***
    Мы маму нашу вспоминали:
    Она ломалась под простую.
    А если б гордую такую --
    Ее бы просто убивали.
        Сословной 
    ненависти 
    жало!

     
    Оно и нас теперь настигло.
        После 
    семнадцатого 
    быдло
        Таких, 
    как 
    мы, 
    уничтожало.
    И семьи наши так страдали,
    Их забивали в коммуналки.
    Мужья -- иуды! Как не жалко?!
    Детей своих от нас бросали.
        Чтоб 
    оправдать 
    свое 
    иудство,
        Придумывали 
    грязь 
    и 
    мерзость.

     
    На головы на наши сверзлось
        Сословной 
    зависти 
    паскудство.
    А стукачи на нас, несчастных,
    Растят себе чины, погоны,
    Везде расставив нам препоны,
    Уродуют людей прекрасных.

     
    И дети просят: "Ради Бога,

     
    Убили бы, не жить бы, мучась".

     
    Их на Земле облегчить участь
        Я 
    не 
    могу.
        Страшна 
    дорога
        Среди 
    теней...
    318


    ПО ЭТУ СТОРОНУ ЛЮБВИ


    ***
    По эту сторону любви
    Все было так, как я мечтала,
    Раздвинув ветки чернотала,
    Ступила я на шелк травы.
    И, глядя в озера лазурь,
    Я понимала, как безбрежно
    Все, что сегодня безмятежно,
    А завтра будет жертвой бурь.
    Я не хотела ощущать
    Тепло от близости столь жгучей,
    Что тягой трепетно-могучей
    Заставит прошлое прощать.
    Я оставляю все, как есть,
    Обидев страсть свою отказом,
    Что мной руководит -- мой разум?
    Моя нетронутая честь?
    Бессмысленны шаги твои,
    Вдаль убегающие ветки.
    В лесу порывы ветра редки
    По эту сторону любви.
    321

    ***
    Не ставши всей Вселенной для меня,
    С ревниво стерегущими глазами,
    Мой маленький герой такого дня,
    Где места нет сомненья со слезами.
    Мой день закрыт для слабостей людских,
    Он заперт для досужих вожделений,
    Он глух к признаньям, как бездарный стих,
    Составленный из глупых извинений.
    Навряд ли ты поймешь теперь меня,
    Опять уйдешь с истерзанной душою,
    Но я дождусь в судьбе такого дня,
    Который, так доверчиво звеня
    Той чистою и трепетной струною,
    Созвучен будет всей Вселенной строю.
    Я буду, как у нежного огня,
    Но не с тобою, друг мой,
    Не с тобою...
    322

    По эту сторону любви
    ***
    Это только природа в тебе и во мне,
    Здесь печали и горя не жди
    Где-то в самом удачном и ласковом сне
    Впереди, впереди, впереди!
    А зима -- это только к чему-то прелюд,
    Что кончается где-то в душе,
    Все невзгоды мои пролетят, пробегут
    Так, как будто забыты уже.
    Все пройдет: за окном задевает апрель
    За невидимую струну.
    Ты -- короткая зимняя оттепель,
    Так похожая на весну.
    Только как же забыть ту частицу тепла,
    Что согрела меня на пути?
    Жаль, что в прошлом она, ну а лучше б была
    Впереди, впереди, впереди...
    323

    ***
    Как ты держишься хорошо!
    Я намного слабее тебя,
    Ты уже от меня ушел --
    Как ты держишься хорошо,
    Расставаясь и нежно любя!
    Нашей разнице -- двадцать лет
    Я жила, каждый день загубя,
    В этом мире меня уже нет:
    Я лечу меж далеких планет,
    Расставаясь и нежно любя.
    И еще двадцать лет на Земле
    Я искать буду этот мираж
    На высокой и гладкой скале,
    На замерзшем оконном стекле,
    Нарисованный нами пейзаж.
    Двадцать лет -- это толща веков,
    Двадцать лет -- как Галактика вся!
    На созвездии вечных весов
    Были взвешены судьбы отцов,
    И проложена наша стезя.
    324

    По эту сторону любви
    ***
    Невыносимо знать, что ты умрешь!
    Хотя и все мы вовсе не бессмертны.
    Но ты прекрасным, трепетным, алертным
    Из этой жизни сказочной уйдешь.
    И странно: не оставишь по себе
    Ни строчки, ни открытий, ни потомство!
    Ах, вот оно -- сплошное вероломство
    В такой, казалось, радостной судьбе.
    Но лучшие из строк моих стихов
    Развеют меж людей твой облик нежный,
    И мой порыв последний безутешный,
    И воплощенье самых смелых снов.
    Зловещим зовом кажется тот стих,
    Что страшною бедой навис над нами.
    Я буду припадать к тебе мечтами,
    Пока твой голос ласковый не стих.
    А дальше? Это тайна для двоих...
    325

    ***
    Ты так мечтал о доме на Валдае,
    Где мы могли бы жить с тобой вдвоем,
    Там -- зимы, весны, осень золотая...
    И я была б там вечно молодая,
    И счастлив был бы старый-старый дом.
    Ты так мечтал о свежести колодца,
    Ты б научился сам рубить дрова,
    А в спальне было б чистое оконце,
    Куда б влетело ранним утром солнце,
    А под окном -- пушистая трава...
    Ты бы писал этюды на закате,
    Я б сочиняла ласковый мотив,
    А вечером, добравшись до кровати,
    Мы б думали: "Ах, сил уже не хватит!" --
    И снова были б вместе, все забыв.
    Как справиться теперь с твоей болезнью
    Здесь, в центре пропылившейся Москвы,
    Где нет волшебной соловьиной песни,
    Где людям, и домам, и звездам тесно,
    Где толком -- ни деревьев, ни травы?   
    И я так далеко -- в другом районе,
    Я знаю: ты лежишь в углу ничком
    И бредишь, что идешь в глухом каньоне...
    Мелькают лица там, в дверном проеме,
    И кто-то пробегает босиком.
    И между губ, запекшихся от жара,
    Текут совсем бессвязные слова.
    Кому-то Жизнь дает сполна и даром,
    326

    По эту сторону любви
    А кто-то все несет ее, как кару,
    И рядом -- равнодушная Москва.
    Но там, в далеком доме на Валдае
    Останемся мы навсегда вдвоем!
    Пусть зимы, весны, осень золотая!
    И там, в мечтах, я вечно молодая,
    И бесконечно счастлив старый дом.
    327

    ***
    Все глуше вздохи о любви,
    Все суше слезы по надежде...
    В какой ходила я одежде?
    Я платья достаю свои:
    В том, голубом, после кино
    Попали мы под дождь холодный.
    В лиловом -- в вечер новогодний
    Ты целовал меня... давно...
    Вот синий бархат с чешуей
    Под цвет серебряной сирени,
    Играла я концерт на сцене...
    Из зала ты следил за мной...
     
    Потом гуляли до утра
     
    И строили такие планы!
     
    И сожалели непрестанно,
     
    Что по домам давно пора...
    Зеленый шелк, корсаж из звезд --
    Родивши сына, платье сшила.
    Я всю Вселенную любила,
    Светясь от самых чистых слез!
     
    Вот черный шарф, жоржета хруст.
     
    В него я заверну наряды,
     
    Там над могилой, у ограды
     
    Рябины распустился куст.
    328

    ЭПИГРАММЫ


    НА КЛАРУ НОВИКОВУ
    У нашей Новиковой Клары
    Конечно, губки, как кораллы,
    Глаза -- агаты, щечки -- лалы
    И зубки -- словно жемчуга.
    И корпус Клары очень статный,
    Мужчин влечет порыв не стадный.
    Забыли мы о левой задней...
    Но это тоже ведь! Нога!
    НА ЮДАШКИНА
    Весьма талантливый Юдашкин
    Однажды, не потехи зря,
    Взяв за пример пустой стакашек,
    Сшил новый плащ для короля.
    С его-то легкою рукою
    Теперь под бархатом иль твидом
    Мы точно знаем кто какой,
    Но не показываем виду.
    НА ХАЗАНОВА
    Хазанов видом не в фазанов,
    Не в Апаллонов -- Харатьянов,
    Не в Буниных, не в Мопассанов,
    Не в Дон Сезаров де Базанов,
    Не в лебедей и не в сапсанов,
    И не в павлинов, не в орланов,
    Хазанов -- хоть и не в фазанов,
    Но он прекрасен как Хазанов.
    331

    НА ЛЕБЕДЯ
    Из-за крутых отрогов славы,
    Где каждый -- вор или нахал,
    Такой спокойный, величавый
    Наш крупный Лебедь выплывал.
    Инфаркт, инсульт, иль в морду треснут,
    Иль дружбы он проглотит яд:
    Здесь все парламентские песни
    Стать Лебедиными сулят.
    НА АРКАНОВА
    Аркашу трудно заарканить:
    В нем трезв рассудок, тверда память.
    Он очень любит "импозанить"
    И пыль пускать в глаза (заметь):
    "Мур-мур, гав-гав: Какие люди!"
    Мы вечно слушать это будем,
    Покуда с жизнью не рассудит
    Нас избавительница -- Смерть.
    НА ВОЗНЕСЕНСКОГО
    Я Вознесенского не слышу,
    Куда ж он тихо "смылил лыжи"?
    Живем в отечестве пороков,
    Как будто нет у нас Пророков.
    НА КОБЗОНА 
    О, наш божественный Кобзон!
    Ты так прекрасен, как Ясон.
    Срывай рычаг, дави клаксон,
    Вдыхай себе азот, озон,
    Лети же с ветром в унисон,
    332

    Эпиграммы
    Но не помни чужой газон
    (Ибо какой русский простит тебе быстрой езды?).
    НА УЛЬЯНОВА
    Нет, я Ульянов, но другой,
    Не тот неведомый избранник,
    За свой сегодняшний "покой"
    Плативший будущего данью.
    Я тот, которому внимала
    Страна в киношной "вышине".
    Хозяйка каждая мечтала
    Порой ночной лишь обо мне.
    Когда в стране позор, растленье,
    Ступайте в тьятр, в кино -- и вновь
    Лишь там найдете вдохновенье,
    "И жизнь, и слезы, и любовь".
    НА ЧЕРНОМЫРДИНА
    Сто лет сиди ты на диете
    И ешь без хлеба сыр один,
    Не подберешь ты рифмы эти
    На слово Черномыр-дин.
    Чтобы с Москвою оголтелой
    Не оставался мэр один,
    Всегда пред амбразурой телом
    Герой наш Черномыр-дин.
    Где ж тридцать витязей прекрасных?
    Остался Черномор один.
    333

    В Буденовске сражался страстно
    Герой наш Черномырдин.
    И почему ж не Черномордин?
    Так все б солидней для героя!
    И подошел бы в рифму орден
    Из дорогого всем "застоя".
    1996 год
    ЭПИГРАММА на А.Г.
    Это все неинтересно
    Потому, что не болит,
    Потому, что не "фолит".
    И немного все нечестно.
    Где ж твоя былая песня,
    Мой словесный инвалид?!
    334

    ОГЛАВЛЕНИЕ
    Столетие  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  3
    Однажды жил Христос . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  179
    На смерть Кадырова  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  205
    Сад воспоминаний   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  209
    В ключе  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  237
    Детская  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  269
    Пауза  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  287
    По эту сторону любви . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  319
    Эпиграммы   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  329

    ООО "Буки Веди"
    119049, г. Москва, Ленинский пр-т, д. 4, строение 1А
    Подписано в печать 31.07.2015. Формат 60x90/16.
    Гарнитура Minion Pro
    Тираж 30 экз. 
    Заказ в"- 5397.
    Отпечатано в типографии ООО "Буки Веди"
    на оборудовании Konica Minolta
    119049, г. Москва, Ленинский проспект, д. 4, стр. 1 А
    Тел.: (495) 926-63-96, www.bukivedi.com, info@bukivedi.com 


  • Оставить комментарий
  • © Copyright Калмыкова-Яровская Наталья Владимировна (leto2122@rambler.ru)
  • Обновлено: 25/02/2016. 306k. Статистика.
  • Сборник стихов: Поэзия
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.