Камбург Роман Аронович
Трамваи Ходят И После Защиты

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 10/02/2016.
  • © Copyright Камбург Роман Аронович (moskovsky2003@yahoo.com)
  • Обновлено: 04/03/2010. 59k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:

      Трамваи ходят и после защиты
      
      А все-таки она вертится.
      E pur si muove.
      Г. Галилей
      
      Кирш.
      
      На следующий день после защиты докторской также как обычно ходили трамваи. Вечнотекущий поток жизни продолжался независимо от рождений, смертей, любви, грандиозных достижений, трагедий и провалов. В этом конечно же состоит величие жизни, существовать всегда или неопределенно долго. И равнодушие этого вечного потока к нашим коротким индивидуальным жизням-существованиям лишь только наше ограниченное восприятие бытия. Равнодушно небо, земля, океан. И когда небо хмурится или океан волнуется мы переносим свои человеческие эмоции на великие стихии. Зачем? Так уж мы устроены, даже самые гениальные из нас, остаемся всю жизнь в плену мелкого и субъективного.
      Киршу, сидевшему в трамвае на одиночном сиденье, почему то вспомнился вопрос из детства- Кого ты больше любишь, маму или папу? Так спрашивал дед-мамин отец, ожидавший ответа -маму. И у Кирша засосало где-то под солнечным сплетением, как и тогда в детстве. Он не знал разумеется ответа, но от самого вопроса становилось ему так стыдно, почти больно, как после удара поддых. И сейчас, когда на свете не было уже папы, а мама была стара и больна, вопрос этот приходил откуда-то издалека или вернее из глубины. Он вспомнил, что развивая эту тему сакраментального детского вопроса, спрашивал себя тогда же, если бы вдруг одновременно его родители начали бы тонуть, кого бы он спасал первым? И также не мог он знать ответа, и так же поднималась изнутри смесь стыда и боли.
      -К черту Фрейдовские комплексы! -пробормотал он и оглянулся в зимнем ледяном трамвае, слышал ли кто-нибудь? Нет, люди сидели молча, закутавшись в шубы и шарфы, нахлобучив меховые шапки и предаваясь своим январским мыслям, наверное не менее интересным и важным, чем его собственные размышления, его, единственного на Земле- Сергея Кирша.
      Итак, он доктор наук. Правда до утверждения еще предстояло ждать не менее полугода. А затем предстояла тяжкая борьба за место под солнцем то есть место на научной карьерной лестнице. Нужно было прыгнуть со ступеньки доцента выше. Куда? Понятно, в профессора. Так и сбудется его детская мечта стать профессором. Опять детство и опять детские комплексы. -Что со мной? Сентиментальщина какая-то! -и снова Сергей произнес эту фразу вслух. Когда он вышел из трамвая на мороз и под ногами заскрипел свеженаметенный снег, равновесие вернулось к нему.-Неплохо бы выпить после вчерашнего бодуна. Уж слишком сохнет во рту, да и голова еще не очистилась полностью. Кирш зашагал по направлению к кафедре. В угловом гастрономе он взял бутылку, сложил ее в портфель вместе с сыром. Перешел на другую сторону улицы, приближаясь к старинному зданию Института. Две его знакомые библиотекарши из институтской библиотеки остановились, заговорили с ним.-Поздравляем, Сергей Валентинович! Ну теперь Вы важный будете, нас не забывайте, а то профессора не часто в библиотеку заглядывают-
      И младшая из них Ольга расхохоталась. Он глядел на нее и вспоминал, как несколько лет назад был у них мимолетный роман. -Интересно устроено, сошлись, сблизились два человека, мужчина и женщина. Что-то толкнуло их тогда друг к другу. А потом быстро и очень уж безболезненно разошлись. Сейчас встречаются на улице, в столовой, в библиотеке словно обычные знакомые, говорят о чем-то, ни словом ни напоминая о том, что было между ними. И самое интересное, что ее подруга библиотекарша Анна была главной поверенной их романа. И тоже играет в эту игру, как будто бы ничего и не было.-
      Сергей улыбался, шутил, знал, как расположить к себе женщин, а сам думал о том, что лежало в портфеле. Наконец, они разошлись, он ускорил шаг, но тут наткнулся на своего приятеля с соседней кафедры. Сергей был невероятно общителен, и сейчас это ему очень мешало, заветная бутылка придавала тяжесть портфелю.
      -Пойдем ко мне-предложил Кирш-выпьем, у меня есть что.-Они сидели в его кабинете. От первой же порции затеплело, отпустило, и тоска, и заботы, и всякие мешающие мысли с комплексами.
      -Серега, ну ты им показал кузькину мать!-Кому им?-А всем вашим научным дамам.-Как я от них устал!-То ли еще будет!-Ну давай еще по одной. Погнали.-Ах крепка, зараза!-Слушай, кроме сыра ничего нет. У меня в кабинете что-то осталось со вчерашнего.-Здорово, тащи.
      Пока друг ходил на другой этаж за закусью, Сергей пропустил еще порцию и почувствовал, что наконец то вышел на плато. Так по научному называл он это состояние пьяного возбуждения и приподнятого настроения.
      -Надо бы позвонить Инге-.Нет, Инга не была его женой. В подпитии, на плато он обычно начинал звонить своим знакомым и подругам. Ему хотелось куролесить, и все кому он звонил, знали- Кирш на плато. В середине разговора с Ингой вернулся Макс. Кроме хлеба и колбасы он вытащил темную лабораторную склянку со спиртом. И они привычно помчались по плато на следующий день после защиты. Все было также, как до нее, и также ходили трамваи, перестук их колес о рельсы был слышен через окна кабинета.
      
      На утро мороз отпустил, супруга Кирша привычно пилила его за пьянку, учиненную накануне. -Люсь, ну кончай, ну чего ты? Расслабились немного, все-таки докторская.-
      -Докторская, любительская... Для тебя все одно, лишь бы повод был. Сережа, откуда у тебя это? Вроде родители не алкаши. Отец-академик, мама-врач. Скажи, чего тебе не хватает?
      Когда Кирш вышел из дома он тоже задал себе этот вопрос- Ну чего мне не хватает? И привычно отмел его, как все мы отметаем неразрешимые вопросы, например, о смысле жизни и о том, что будет после ее конца? Наверное, и любовь к Люсе кончилась из-за того, что она всегда права. Нельзя быть всегда правым, слишком часто правым. А он не прав и не правилен. Ну хорошо, он не доволен системой. Системой блата, по-звоночного права, протекции, несправедливости. Так у них на смердящем Западе тоже всего этого добра хватает. Он вспомнил из истории дело Бейлиса, да и недавно Уотергейт прошел. Но наши особенные, они пудрят мозги, что в нашей великой стране эти пережитки изжиты и представляют единичные явления. Наглая ложь! И Кирша озарило Чего мне не хватает? Правды, например. Сколько же можно лгать? Самим себе, огромному и бесправному народу. Ну хорошо хоть нет правящей и единственно правильной. А гадость то прежняя осталась, только названия другие. Вместо партии-мафия, вместо по-звоночного права и вместе с ним-деньги! Деньги-бог и царь страны, победившего социализма! Да социализма-то давно нет и не было, а что осталось? Ложь, бесконечная, бескрайняя ложь, океаны лжи! Здесь и его докторская бессильна. Поэтому он пьет. От бессилия. И от того, что лжет сам. Лжет Люсе, лжет Инге, лжет себе. Был ли хоть один день без лжи?
      Кирш стал вспоминать время, когда был с ним его лучший друг Андрей Пофигенов. Ничего себе фамилийка! А какой был человек! Тогда лет 20 назад оба они были молодыми, полными сил и надежд, парнями. Занимались вместе спортом. В тот памятный день они бегали на берег Кузанки через Главный Парк. И на обратном пути повстречали странную похоронную процессию, состоящую почти полностью из молодых. Какая-то девушка, убитая горем и залитая слезами, читала стихи
      
      В предгорьях Гиндукуша,
      Среди чужих камней
      Рвались в Россию души
      Сражавшихся парней.
      Всего лишь час назад
      Их встретила засада,
      Разбойничий отряд
      Наемников Исламабада,
      Все круче вверх, вперед,
      Все ближе к мусульманам,
      Накрыл наш пулемет
      Фанатиков-душманов,
      Поднялись парни в рост
      Ура! Навстречу смерти,
      За поворотом мост,
      А там держитесь, черти!
      В пылу атаки боль-
      Пустяк, это не рана,
      Ведь в двадцать-два ноль-ноль
      Нас ждут у Талукана.
      И стихло также вдруг,
      Как началось недавно,
      -Вставай, Володька, друг,
      мы их разбили славно.
      Но он молчит. Уснул
      Навечно в Гиндукуше,
      В Россию, но в гробу
      Отправят его душу.
      В далеком городишке
      Над цинком плачет мать,
      Кто взял ее мальчишку,
      Отправил умирать?
      
      Стоял самый конец славных 70-х. Только потом, периодевшись молча, потрясенные, они поняли, что это Афган, мусульманский монстр, унесший как выяснилось потом десятки тысяч ребят, и искалечивший души миллионов, целого поколения. Когда почти все разрешили ( только кто разрешил и кому?), а Андрея уже не было в стране, Кирш читал леденящий душу рассказ, как афганские духи схватили советского солдатика и запустили в него, живого, через зад змею.Его товарищ-танкист заехал потом на танке в ту деревню и гусеницами размолол беременную афганку.-Неужели после этого можно было не пить? Говорили, что можно и нужно. Но его душа, вроде бы всегда нараспашку и с улыбкой, не выдерживала подобных ужасов.
      
      И сменилась зима весной. И день удлинялся так быстро, что казалось можно было физически чувствовать вращение Земли. И Сергей с нетерпением ожидал утверждения. Каждый день он ездил на кафедру, почти ежедневно пил, мотался на машине на дачу, подхватывал детей, жену, маму, заезжал к Инге. Как в свое время говаривал Пофигенов-Жизнь проистекала. Сергей часто вспоминал друга. Он вспомнил первый день Пофигенова на их кафедре. Утром Сергей позвал Андрея в свой кабинет на чашку чая. Сидел кто-то из докторов и двое-трое лаборантов. В чашки из чайника разливали коньяк 3 звездочки. Закусывали. Пофигенов отпил треть стакана, поморщился от неожиданности.-С утра?-удивился он-надо же еще работать.-Ладно, ладно-успокаивал Сергей-первый день на работе, с тебя причитается. Раз начал уже, давай продолжай. Потом он послал одного из лаборантов за следующей бутылкой. В тот первый свой день Пофигенов прослонялся в пустых разговорах. Но когда и на следующий день его пригласили на чай, он отказался, серъезный был ученый, без шуток.
      Еще одно воспоминание, как фотокарточка врезалось в его память. Тоже была весна, ранняя весна. Они купили пива и по талому снегу пошли играть в шахматы. Почему-то оказались в том же Парке и почему-то снова в районе кладбища. Сели на какую-то скамейку, пили пиво, играли, и много, много разговаривали. Они были из тех игроков, что разговаривают во время игры о посторонних шахматам вещах. Вообще то Пофигенов играл классно, но в этот раз он почему-то вспоминал диссидентов и генерала Григощенко, сидевшего в одной из городских психушек. В те фантасмагорические времена информацию черпали из голосов-Свободы, БиБиСи, Голоса Америки. Вечерами слушали плавающие звуки забиваемых радиостанций. И тогда небезизвестный КГБ -Константин Григорович-Барский вещал об опальном генерале, смевшем восстать против имперского самого справедливого в мире режима. А утром обменивались информацией. Пофигенов разволновался от возмущения и проиграл партию Сергею, потеряв коня в дебюте. Как в жизни, потерял в дебюте коня и уноси готовенького.
      Много чего происходило тогда в этих больницах. И Сергей и Андрей знали их, работали вместе с психиатрами. Изучали новые препараты, мечтали излечить шизофрению, а рядом за стенкой из нормальных людей делали шизиков. Можно ли было не пить в том мире?
      -Ну открывай вторую-попросил Пофигенов, и Кирш ловким движением сдернул крышечку о могильный железный забор. И фольклор тогда был пропитан одним-где достать, сколько купить, из чего пить?
      Пофигенов мог выпить больше Кирша, но обычно пил меньше. Неизвестно почему? То ли здоровье берег, то ли гены еврейские говорили. Хотя был то он всего на 1/8 евреем по бабушке, а Кирш? Лучше не вспоминать. Ходил тогда анекдот о винегрете. Короткий и понятный, доступный только прошедшим 60-70-е годы Советской Империи. Жил был человек по имени Рустем Иванович Гольдштейн, а по прозвищу Винегрет. Вот и все. Если еще и выпивши, то совсем смешно. И еще из той же серии.-Рабинович, Вы член партии? -Нет, я ее мозг!
      И вот еще воспоминание. Как у них с Пофигеновым случилась настоящая Болдинская осень. Воздух, словно мед наполнял легкие. Утра стояли прохладные, даже лужи ледком за ночь подергивало. А днем расходилось, грелось ласковым солнцем. Чисто, хрустально было на душе, и головы жадно распахивались навстречу работе. Они вдвоем писали статьи, много хороших качественных статей. В кафедральной учебной комнате, пустой от посланных на картошку студентов, Кирш и Пофигенов раскладывали на столах свои результаты и графики. Компановали их, объясняли, спорили до хрипоты, писали введения и обсуждения. Бегали в библиотеку для поиска ссылок. Занимались статистикой. И снова компановали и обсуждали. А потом издавались статьи в журналах, особых журналах единственно правильной в мире науки. По прошествии лет, уводящих в небытие большинство ученых и с ними их труды, только списки литературы в биографиях напоминают их Болдинскую осень. Да еще пока живая память Сергея Кирша и нескольких людей, друзей, соавторов.
      -Болдинская осень-думал Кирш, поднимаясь по лестнице к Инге, -а теперь наша осень, моя осень, осень нашей жизни.
      
      Cловно кольца деревьев годичные
      Пролегают морщины по лбу,
      И виски к серебру непривычные
      Принимают с тоской седину.
      Тают кудри и пряди на темени,
      Как в осеннем лесу листопад,
      И глаза выцветают от времени
      И все реже надеждой горят,
      И все чаще и чаще отчаяние,
      Все бысрее летим в никуда,
      На душе нашей все неприкаянней
      От ветров, холодов и дождя.
      
      Инга.
      
      Наконец, он получил утверждение. Поехал в магазин по старой привычке к знакомой своей, купил балыка, фруктов, водки и шампанского. Когда уже вышел, вспомнил, что Инга обожает крабы. Вернулся в магазин, возбужденный, как обычно нараспашку. Его широкое скуластое лицо горело румянцем. Глаза с хитрецой, чуть восточные, азиатские, светились от счастья.
      -Ну, Сергей Валентинович, гуляем! -Меня утвердили вчера, звонил в Москву, теперь я доктор наук! -раскрылся Кирш. -Ооо! Не шухры-мухры.-
      -Возьми, сдачи не надо. Сегодня такой день!-Сергей дал крупную купюру.-Тогда и я Вам тоже свой подарочек сделаю.-Продавщица протянула ему маленькую коробочку.-Это за мое здоровье выпьете. А это для детишек Ваших, помню их.-Для Эдика Кирша она дала Сникерс, для Алены-Марс. Разгоряченный от радости Сергей обнял ее, чуть-чуть от него пахло вином, принял на грудь в забегаловке рядом с институтом. Больше себе не позволил, знал, что Инга не любит.
      -Ну,бывай, и спасибо тебе.-Сергей Валентинович, от всей души поздравляю!-
      Эта замужняя и не очень счастливая женщина в числе многих была не равнодушна к Сергею. К нему вообще никто не оставался равнодушным, даже мужики. Вот и Инга попалась также. Видная умная женщина. Давно могла хорошую партию сделать, а все с Сергеем, женатым мужчиной, уже несколько лет расстаться не может. И чувства ее к нему ей самой непонятны. То она любит его без ума, то выходит из себя от пьянства и бесшабашности.-Сергей, Сергей, что ты делаешь со мной?-думала Инга, поглядывая на часы. Он задерживался уже минут на сорок. И в это время звонок. Он!!! Кирш бросился к ней в объятия.-Утвердили! Утвердили! Как я рада, как... А дальше ее рот был уже занят поцелуем. Кульки рассыпались и бутылки раскатились по паркетному полу шикарной Ингиной квартиры.-Ну садись, рассказывай-Ну чего, все, все уже. Давай наливай!-Ты сразу-наливай. Поговори хоть, расскажи...-Ну давай, давай, не томи. Чего там рассказывать?
      Инга приготовила его любимый салат скумбрия, лук, яйца, майонез. Она этот салат называла еврейский, на что Кирш однажды отозвался еврейский, плебейский. Так они и стали его звать между собой-плебейский. Иногда Инга звонила Сергею и говорила-А я плебейского приготовила-На что он отвечал-Под водку самый мировой закусон.
      -Крабы, крабы вынь. Ты ж любишь, специально для тебя покупал. Она суетилась, а он гладил ей коленки...-Инга, Ингуля, ах любовь моя! Она давно не видела его таким искрящимся, счастливым. Где-то под сердцем закололо даже, словно предчувствие дурное, когда счастья слишком много. То ли что-то свое заветное всколыхнулось-она не знала, не успела понять. Чокнулись за успех, выпили, и всколыхнувшееся осело, ушло внутрь. Потек, запрыгал, затанцевал разговор после выпитого. Забыл он кафедральные интриги, забыл и болезнь страны, не прошедшую и после 86-го года. Забыл все, даже домашние неурядицы, нудные, однообразные до зевоты.
      
      Утро подкралось быстро, сменив счастье вечерней встречи на тревожную близость расставания. Апрельское утро сулило новый день. Инга была без косметики. Сидела напротив Кирша, смотрела, как он пьет чай, торопится, обжигается.-А что ты Люсе скажешь?-Я ее предупредил, что уеду читать лекции на два дня. Инга тутже погрустнела, она как и Кирш не любила лжи. Оба они не терпели лжи и все-таки жили в ней. Она просто мучалась от этого, постоянно споря сама с собой. Спрашивала -А можно ли жить честно? И отвечаля самой себе-Так нужно жить! Так почему мы так не живем, а все обманываем, себя, других? Наверное, от слабости. Так легче. И теперь каждый обман даже самый пустяшный ранил ее и напоминал о слабости. Кирш переживал ложь по своему. Во-первых, он всегда носил маску своего парня и бесшабашного гуляки, маску, сделавшуюся его лицом. Во-вторых, его спасал и одновременно губил алкоголь. Инга, разумеется, видела это, она была не только симпатичной, но и умной женщиной. А умной и симпатичной женщине намного труднее жить, и чаще всего они несчастливы в жизни. Да и мужчин ум редко приводит к счастью. Почему же люди поклоняются уму и в тоже время отторгают его. Яйцеголовых интеллектуалов не любят ни в одном месте на Земле. Наверное потому, что ум по природе своей двойственен. Он созидает, он и разрушает, он объясняет, он и сомневается, он часто мешает верить и просто жить. А люди хотят верить и получать простые ежедневные удовольствия , совсем не совместимые с умом и знанием. -Знание порждает скорбь-заметил Экклезиаст. Все это пронеслось в умной белокурой Ингиной головке за те минуты пока Кирш допивал чай и дожевывал бутерброд. А еще через минуту он признес свою сакраментальную фразу -Ну я пошел.
      Инга убирала со стола и думала, думала. И думы ее кружились вокруг одной точки - Что у них будет с Сергеем? Она безумно его любила, ясно, как божий день. Но с естеством боролся разум, который по своей гнусной привычке ядовито шептал- А годы то уходят, красота, молодость пролетают...И он не собирается жениться на тебе.-Ух ехидна!-Нет, нет, можешь сколько угодно возражать, а то, что уходит, назад не возвращается. Да и не любит он тебя. Бегает, крутится вокруг, а настоящей любви то нет.-Прекрати сейчас же!-И ходит то к тебе как на службу по необходимости. Там зарплата, а тут праздник иногда, женская ласка. И тебя держит про запас, как держат в доме запасной выход. Хе, хе...-Дурак!-А была бы его Люська чуть поумней, не изводила бы его, да изредка гладила, он бы и не бегал к тебе. Старая, старая как мир история.
      Инга тряхнула головой, отстраняясь от дискуссии со своим разумом, даже чашку со стола уронила. Чтобы прийти в себя она позвонила подруге. -Сергея утвердили, вчера вечером праздновали.-Ой Инга, Инга, пропадешь ты с ним! И опять та же история, что и со своим разумом.-Боже, как они все набросились на ее любовь, будто стая волков. И рвут, рвут ее по кускам, как загнанную лошадь. Инга пошла одеваться, и как ни странно успокоилась, по-настоящему утвердившись в любви к нему.
      И в подкрепление ей раздался телефонный звонок. Сергей с присущим ему напором звал ее на концерт.-Пойдем, Ингуль, ну чего ты? Дома киснуть. Оденешь то черное платье, цепочку, которую я подарил. Ну! Я беру билеты.
      -Милый, я тебя обожаю-ответила она. -Я от тебя без ума-сказал он.
      На следующий день также как всегда ходили трамваи, стучали колесами по рельсам. Им было все равно зима, весна, до защиты или после. Назначили кафедральное совещание, на котором предполагалось отметить утверждение Кирша с вином и тортами.-Праздник продолжается-думал он-в эту субботу у них семейное застолье по поводу его докторской.
      
      Г.Г.
      
      С дня на день генерал ожидал освобождения. Мозг его работал как часы с того времени, когда ему прекратили колоть нейролептики. Утром он привычно сделал зарядку и вдруг пошли рифмы:
      
      Подвели к окну.
      Приоткрыли шторы.
      Что там? Дали новых стран?
      Лет на сорок сняли шоры
      И назвали жизнью балаган.
      
      У кого-то окна шире
      И счастливее судьба,
      А другой всегда судил о мире,
      Видя только раму от окна.
      
      И еще:
      
      Третье око-одиноко
      Человеку с лишним глазом
      В перестиранной рубахе
      Рядом смерть,
      А жизнь далеко.
      Испытал он вкус познанья
      И, конечно же, забвенье,
      И потерю вдохновенья
      От электрошока,
      Но открыли ему дяди
      Или птицы, или дети
      Третье внутреннее око.
      
      Ему вспомнилось как на заре его заточения здесь он искал контакт. Знакомая повариха вкладывала ему в котлету тонко свернутую бумажную трубочку. Котлеты из хлеба, жира и перевернутых сухожилий генералу давали два раза в неделю. Он еле дожидался среды, потому что в воскресных котлетах записки быть не могло, его повариха по воскресеньям не работала. В той памятной записке было написано. Есть два подходящих парня А и С. Выберите одного.
      Три раза Григощенко бросал монету, кажется копейку. Два раза выпал А. Так Андрей Пофигенов сделался доверенным лицом генерала. Наивная повариха верила, что инициалами она обманет КГБ, если бы записка попала им. Но на этот раз пронесло, хотя кто мог знать это тогда.
      После экспериментов на кафедре Пофигенов пошел в больницу. Старинное здание темно-красного кирпича с ажурным металлом на окнах встретило его запахом разносимой психбольным еды. Пахло еще чем-то, к чему он давно привык. Говорят, тах пах аминазин. В ординаторской было пусто. Дежурный психиатр ушел в палату. Сегодня дежурил кто-то из ассистентов Арпов или Серминский. Андрей одел халат, взял ключ, журнал, ручку и пошел к своим больным. В коридоре кто-то позвал его-Андрей Игоревич. Это была повариха из пищеблока Анна.-Я Вам сейчас принесу поесть в ординаторскую.-Спасибо, Аня, а я пока схожу к больным.-Нет, нет покушайте сейчас, пока горячее. Сегодня гречневая каша и биточки. Хотите компот?- Да, спасибо тебе, поставь там на стол. И вдруг он обратил внимание на ее глаза. Анна, простая деревенская женщина, расплывшаяся, в грязноватом фартуке смотрела на него так, что ему стало не по себе.-Аня, что-то случилось?-Нет, нет все хорошо. Только я хочу чтобы вначале Вы поели, а потом пошли к больным. Пожалуйста. И снова Пофигенова поразил ее взгляд, умоляющий. -Ладно, ладно, я могу пойти к больным чуть позже-и он вернулся в ординаторскую. Аня принесла еду на подносе, поставила на стол, молча вынула из кармана халата белую бумажную салфетку, свернутую вчетверо, и не сводя своего странного взгляда быстро вложила салфетку ему в руку. Потом достала еще одну салфетку уже не свернутую, положила на поднос и вышла, почти выбежала из ординаторской.-Что бы это значило?-подумал Пофигенов и в эту секунду вошел ассистент Арпов.-Здравствуйте Алексей Михайлович-Здравствуйте Андрей Игоревич. После обмена приветствиями у них потек профессиональный разговор про изменение параноида у их общего больного.-Мне пришлось увеличить дозу галоперидола-сказал Арпов.-А как же наша идея перевести его на бикар?-Думаю, он не пойдет на бикаре, очень тяжелый случай.-Сейчас я приду, Алексей Михайлович-Пофигенов, зажав левой рукой Анину салфетку в кармане халата, пошел в туалет. Он запер дверь на задвижку, почему то оглянулся и вынул салфетку.-Молодой человек, я уверен вы знаете кто-такой генерал Григощенко. Я нахожусь в палате без номера. Я здоров, но мне делают инъекции огромных доз нейролептиков, надеясь сломить мой разум. Может быть Вы знаете, что кроме моей профессии воевать я проявлял интерес к правам человека. Этот интерес и не понравился кое-кому, кто засасадил меня сюда без суда и следствия. Я знаю про Вашу порядочность, которая служит залогом нашей связи. Связь будете держать через Анну. Эта простая женщина понимает очень многое и она честная. Будьте осторожны! Г.Г.
      Сердце Пофигенова дико колотилось. Он пустил воду в раковине, намочил салфетку, потом беззвучно разорвал намокшую расползающуюся бумагу, выбросил в унитаз и спустил воду. Проверил все ли ушло в канализацию и вышел из туалета. Ему нужно было успокоиться. Он не мог сразу вернуться к Арпову. Теперь он чувствовал, что мир разделен на 2 части, часть Арпова и часть Генерала. И сам он Пофигенов неизвестно где, так же как Анна. Одной ногой здесь с Арповым, а другой там с Генералом. Нет, не так! Телом здесь, а умом там. Шиза какая-то! Вся наша теперешняя жизнь одна большая шиза!
      Когда поздним вечером Пофигенов покинул клинику, он оглянулся на нее издали и уже новыми глазами увидел здание, в котором томился Г.Г. А рядом со зданием был поворот трамвайных путей, и на повороте трамваи сбавляли скорость, колеса стучали о рельсы, искры сыпались из под дуг. Трамваи ходили здесь абсолютно также как и в других местах миллионного города.
      Теперь генералу давали бумагу, сколько угодно бумаги. А раньше? На него нахлынули воспоминания. Конечно же он никогда не видел этого документа. Этот документ Кирш незадолго до своей защиты вытащил из интернета.
      
      Секретно. Экз. 1.
       ЦК КПСС
      
      Комитет Государственной Безопасности при Совете Министров СССР
      12 февраля 1976 г.
      Номер 360-А
      
      О предварительно-профилактической беседе с Григощенко П.Г.
      
      Сообщаю, что 30 января 1976 года проведена предупредительно-профилактическая беседа с ГРИГОЩЕНКО Петром Германовичем, 1907 года рождения, бывшим генералом Советской Армии, исключенным из членов КПСС, пенсионером, проживающем в городе Москве по адресу Комсомольский проспект, д. 14-1, кв. 96, ранее дважды судимым за антисоветскую деятельность и распространение клкветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй.
       С 1970 по 1974 год ГРИГОЩЕНКО по определению судебных органов находился на принудительном лечении в психиатрической больнице.
       После освобождения из больницы ГРИГОЩЕНКО восстановил связи с САХАРОВЫМ и другими ревизионистскими элементами-активными участниками антиобщественной деятельности. Совместно с ними принимает участие в провокационных сборищах, подготовке и передачу за границу клеветнической информации о якобы имеющих место нарушениях прав человека в Советском Союзе, в том числе по так называемому крымско-татарскому вопросу, которая используется во враждебной антисоветской пропаганде.
       В беседе ГРИГОЩЕНКО было указано, что его деятельность наносит вред интересам нашего государства и в случае ее продолжения ему будет вынесено официальное предостережение органов КГБ.
       ГРИГОЩЕНКО заявил, что никакой антиобщественной деятельностью заниматься не будет, а по возникающим у него вопросам он будет обращаться в соответствующие советские инстанции официальным путем.
      
       Сообщается в порядке информации.
      
      
      ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ
      
      АНДРОПОВ
      
      Генерал вздохнул и несколько раз прошелся взад-вперед по своей палате-камере. -Интересно, что подумает этот молодой человек, когда первый раз получит от него сообщение? А что я бы подумал, если бы был на его месте? Я бы испытал страх, невероятное любопытство, сопереживание? Но генералу трудно было представить себя на месте Пофигенова. Он знал, что если бы вышел на так называемую свободу, в то пространство, где сейчас находился молодой студент-медик Пофигенов, то тотчас занялся бы делом своей жизни-борьбой за права человека. Он бы связался с Сахаровым, он бы продолжил свои заметки, которые уже знал, как назвать В подполье можно встретить только крыс...
      А Пофигенов? Последние дни он думал только о генерале. Самое страшное состояло в том, что он не мог об этом никому рассказать. Даже Кирша он не посвящал пока в свои замыслы. -Как трудно, оказывается, хранить тайну. Как трудно по-настоящему остаться одному, не опасаясь, что за тобой следят. Интересно, что делает сейчас генерал? Страшно ли ему? Какой он? И за что конкретно он борется?
      Пару раз на неделе Пофигенов встречался глазами с поварихой Аней. Он ловил ее вопрошающий взгляд. Наконец, он решился. На такой же салфетке, как он получил от Ани, он писал на отдаленной скамейке парка. Здравствуйте, Генерал. Я слышал про Вас по БиБиСи. Я хочу точно знать, чего Вы хотите и что я должен делать? Буду всегда рад Вам помочь. Можете на меня полностью положиться. Ваш АП.
      
      КАФЕДРАЛЬНОЕ
      
      Собрание назначили на два пополудни, сделав снисхождение большинству, уходившему обычно не позже трех. Кирш еще не успел выпить. Он излишне суетился, разрезая торты и открывая бутылки.-Сегодня ты должен быть счастлив, сбылось-так говорила профессор Иконникова-налей ка мне беленького, устала я, две лекции сегодня, холинергия и курареподобные.
      Кирш налил, чокнулся, рассеянно слушал тосты и пожелания. Он был рассеян не в меру. Почему? Он вспомнил тот памятный день, больше пятнадцати лет назад, когда Пофигенов рассказал ему про генерала. Тогда это был настоящий шок, одно дело слышать про всяких там борцов за права человека,а другое знать, что один из них-великий диссидент генерал Григощенко находится рядом, в той же психиатрии, где они работают с Пофигеновым.
      Опять таки он, разбирая свои бумаги после утверждения, с удовольствием выкидывая в мусор кипы уже ненужных листов, обнаружил следующее..
      Совершенно Секретно.
       ЦК КПСС
      
      Комитет Государственной Безопасности при Совете Министров СССР
      16 февраля 1969 г.
      Номер 887-А
      
      Комитет госбезопасности сообщает материалы, свидетельствующие об активизации враждебной деятельности ГРИГОЩЕНКО П.Г.
      
       В 1963 году, будучи начальником оперативного отдела штаба 5 Армии Дальневосточного военного округа, ГРИГОЩЕНКО с участием своих сыновей изготовил от имени вымышленного Союза борьбы за возрождение ленинизма антисоветские листовки и распространил их в Москве и Владимире, за что в феврале 1964 года был арестован по ст. 70 ч.1 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда). Проведенным в процессе предварительного следствия медицинским обследованием, ГРИГОЩЕНКО был признан страдающим психическим заболеванием и, по решению Московского городского суда, напрвлен на принудительное лечение в специальную психиатрическую больницу, откуда в 1965 году освобожден на основании вывода экспертной комиссии, что он вышел из болезненного состояния.
      В 1965 году ГРИГОЩЕНКО установил контакты с ЛИТВИНОВЫМ, БОГОРАЗ-БРУХМАН, ЯКИРОМ, ГИНЗБУРГОМ и другими антиобщественными элементами и вскоре занял среди них положение идеолога так называемого антисталинского демократического движения.
      ....
      В феврале с.г. ГРИГОЩЕНКО изготовил провокационное обращение К гражданам Советского Союза, содержащее клевету на политику КПСС и Советского правительства и призыв ... добиваться от правительства, чтобы оно отказалось от всякого давления на Чехословакию и от всякого вмешательства в ее внутренние дела. Указанное обращение опубликовано 9 марта с.г. английской газетой Санди таймс и американской Вашингтон пост. Обсуждая с единомышленниками вопросы движения в защиту Чехословакии, ГРИГОЩЕНКО заявил: Если бы я был уверен, что мое самосожжение хотя бы в какой-то мере может помочь этому движению, я бы сделал это, не проронив ни звука.
      .....
      ГРИГОЩЕНКО намеревается распространить среди интеллигенции идею о необходимости создания общества в защиту прав человека, которое могло бы контролировать деятельность таких организаций, как Главное управление мест заключения МВД СССР и обеспечить открыток рассмотрение в судах уголовных дел на лиц, обвиняемых в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 70 и 190 УК РСФСР.
      ГРИГОЩЕНКО и наиболее близкий к нему по экстремистским настроениям КРАСИН решили подготовить и направить в соответствующие инстанции письмо, предварительно заручившись подписями ЛЕОНТОВИЧА, САХАРОВА, СИМОНОВА, ЧУКОВСКОГО, КАВЕРИНА, РОММА и ЛЮБИМОВА, с просьбой официально разрешить создание указанного общества, договорились учредить, не дожидаясь получения ответа, в Москве, Киеве и Ленинграде так называемые оргкомитеты и широко информировать об этом общественность через возможности самиздата.
      ....
      Зарубежные радиостанции и органы печати, в том числе принадлежащие махровым антисоветским организациям, постоянно информируют мировую общественность о враждебной деятельности ГРИГОЩЕНКО, рекламируют его совестью России, авангардом большого исторического движения, известным борцом за права и свободу.
      Учитывая, что ГРИГОЩЕНКО, несмотря на неоднократные предупреждения, не прекращает своей антиобщественной деятельности, вносится предложение привлечь его к уголовной ответственности.
      
      ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ
      
      АНДРОПОВ
      
      И если раньше обнаруженные в интернете документы про генерала не оказали на него сильного впечатления, то теперь на Кирша неожиданно навалилась задумчивость и пришли вопросы- Сейчас, когда не было рядом лучшего друга, и ушел из жизни генерал, он продолжает жить. Так почему он ничего не делает? А инакомыслящие? Что бы они делали сейчас здесь на его месте, в разворошенном муравейнике после-советского бытия? Мафия, царит коррупция, жестокость и алчность, полнейшее беззаконие, как говорят на новом сленге-беспредел. А бездуховность, падение нравов, даже культуру свою создали мафиозно-купеческую.
      Кирш налил себе двойную порцию кафедральной, так жаргонно называли разведенный спирт, влил в себя огненную влагу, видать разбавили правильно как всегда ана*-пополам. Пил он уже не в общей аудитории со всей кафедрой, а вместе со своими лаборантом Игорем и ассистентом Карецким. Эти свои, никогда не подведут, не навредят. Так всегда бывало на всех официозных банкетах в честь утверждений, вначале поздравляли, толкали речи, а потом разбредались по группам и интересам. А интерес у мужиков понятно какой.
      Но на этот раз даже кафедральная не успокоила, не расслабила. Сергей, слегка отяжелев и раскрасневшись пошел ко всем. Большинство женщин ели торты, рассказывали паранаучные и институтские сплетни.-А вот и виновник торжества.-Я хочу выпить-сказал Кирш-за истинную науку и истинных ученых. Сколько у нас сейчас их развелось будто-бы ученых. Наверное последнее ему не стоило говорить, многие сильно напряглись от его слов. Но Кирша понесло. Он не знал, что с ним происходит, но уже не мог сдержать того внутреннего, что прорывалось через плотину приличий. Внутри него гудели слова из того поросшего мхом злосчастного КГБ-вского документа -совесть России. -Я хочу выпить-повторил он-против нашего извечного страха. Даже сейчас все боятся..
      Назревал скандал. Карецкий пытался успокоить Кирша: Ну будет Вам, Сергей Валентинович, сегодня же Ваше утверждение. Забудем плохое. -Какое плохое, это стиль нашей жизни, хамелеонство и страх! Люди боролись с империей, сидели в лагерях и психбольницах! А вы? Вы продолжаете бояться! Страх, вас всех пропитал страх! Животный страх! Да люди вы или нет? Кирш выпил и в
      сердцах выскочил из аудитории. Сердце у него колотилось, несмотря на хмель мысль работала четко. Он закрылся в своем кабинете и на одном дыхании написал нечто с названием Сказка про страх. Иногда он пытался пописывать стишки, но они не удавались, все их он выкидывал. Но сказку писал впервые, наверное от избытка чувств. И получилась ли она?
      
      Жил был страх. Вначале он был невысокий, усатый, в военном кителе. Его боялись все -взрослые, дети, старые, молодые, сильные, слабые. Рассказывают, что даже английский премьер-министр вставал непроизвольно, когда появлялся страх. А уж поверьте, в те времена английский премьер-министр сам на кого-угодно страх наводил. Некоторые искренне любили страх и верили в него, как в далекого и страшного бога. Почему? Наверное, большинству просто надо верить.
      Трудно это понять сейчас, когда страха уже давно нет. Дети и дети детей не знают его. Те же, кто жив и помнит те времена, носит вечную печать страха.
      Как все, кроме вечности, страх не вечен и он умер. Но пришел новый страх. У нового страха ни усов, ни бритого черепа, ни пышных черных бровей. Он был безлик и не менее страшен, чем страх старый ушедший. Новый страх был везде и во всем. Хочешь ночью выйти на улицу -страх. Хочешь громко правду сказать-страх. Хочешь сменить один дом на другой-страх. Хочешь переехать из одног города в другой-страх. Хочешь выехать из страны-страх. Хочешь лечить зуб-страх. Хочешь сменить имя-страх. Хочешь оставить старое имя-страх. Хочешь купить-страх. Хочешь продать-страх. Хочешь высунуться-страх. Хочешь спрятаться-страх.
      Ляг на дно, как рыба камбала, меняй цвет, как хамелеон, заройся в норушку, как серая мышка, все равно-страх.
      Страшно!
      И вдруг кто-то сказал Хватит страшиться! Хватит страхов! Что мы всегда так и будем мышками, камбалами и хамелеонами. Давайте побудем орлами, барсами, оленями, бабочками, или хотя бы кошками и собаками.
      Давайте!
      Хотя люди и были пропитаны страхами, а все же интересно пожить орлом, или хотя бы оленем.
       Начали пробовать.
      Можно сменить город.Можно покинуть страну. Можно все сказать громко. Можно. Даже зубы лечат с наркозом, можно не бояться. Конечно, многие страхи остались. Выйдешь ночью на улицу, а обратно не вернешься. Скажешь слишком громко правду или слишком много правды-и нет тебя. Все в меру. И нельзя же совсем без страха. Ну а тот, внутренний страх. Самые боязливые ему даже имя придумали-инстинкт самосохранения. Красиво! Но страшно! Страшно, что страх вечен!
      А бесстрашные, те, что без страха или победили страх? Так они всегда водились, как редкие зверушки. То рыбка золотая проплывет, одна среди стаи незаметных рыбок-барабулек, прилипал. То соловей пропоет среди тысяч ворон и грачей. То бабочка-махаон вспорхнет среди туч мотыльков и саранчи.
      Так еще издавна было. Один говорил-бога нет. Другой-Земля вокруг Солнца вертится. Третий даже на костер пошел. Куда же страх девался? А дальше пошло-поехало. Электрон также не исчерпаем, как и атом-сказал один дедушка. А другой-все относительно. И совсем бесстрашные завелись. Человек рожден для свободы. Самое ценное на свете права человека. Ну а что барабулькам, воронам, да саранче делать?
      Служат, прислуживают. Делает один из таких работу интересную и творческую. Вроде и страха нет, и боги старые умерли, и времена страшные ушли. Надо ему слово свое сказать -да или нет. От него ждут-да! А из работы выходит-нет! Вот тут его страх и поджидает. Правду сказать прямо, громко-нет! Страшно! А вдруг чего. Вдруг работа кончится. И другую искать надо. И из норки своей тепленькой выйти страшно. А может да сказать. Скажешь и нет страха. А может ни да ни нет. Самое лучшее. И как бы правда, и не страшно. А может и да и нет. Мозг человечий он ведь пострашнее хамелеона, столько напридумает, чтобы понятное непонятным сделать. Так ясно, ни да ни нет не говорите, как в детской игре.
      Может быть да, но при определенных условиях. Нужно бы еще проверить, чтоб сказать окончательно.
       Ну хватит! Страх уже сказал все, сейчас и окончательно!
      
      Кафедральные женщины пошептывались, часть уходила.-Ну Сергей, Сергей-с укоризной покачивала головой второй профессор кафедры Суденцева-учудил, а все выпивка.
      
      Пофигенов.
      
      Трамваи, как обычно колесами выбивали звонкую трель, а на крутых поворотах из под их дуг рассыпались гирляндами искры. Наконец, Пофигенов созрел. Когда он встретился глазами с Анной в давно нестиранном фартуке, она тотчас все поняла.-Аня, вы можете принести мне ужин в ординаторскую?-Конечно, Андрей Игоревич, я сейчас. Сегодня пюре очень вкусное, я знаю, Вы любите. И салатик, да? И котлетки? Сейчас, сейчас...-Аня засуетилась, а Пофигенов в очередной раз проверял в кармане халата свернутую записку генералу. Аня вбежала с подносом.-Вот чистые салфеточки.-А грязную можешь выбросить-и небрежным жестом Пофигенов передал поварихе скомканную салфетку. Теперь наступила ее очередь. Анна пошла в туалет, прочла записку и спрятала у себя под бюстгальтером. Разумеется, в этом был риск, вдруг записка вылетит, когда она нагнется, и тогда все кончено. При кажущейся тишине в психбольнице было полно информаторов-стукачей, среди кафедральных, среди врачей, сестер, нянечек, работников кухни. Анна даже подозревала свою напарницу по смене. Выбросить же записку в туалет она не могла, не доверяла памяти. Она была обязана переписать один к одному ответ на плотную бумагу, которую можно свернуть трубочкой и вложить внутрь котлеты. Наконец Анна нашла место в кладовке около черной лестницы. Аккуратно переписала все, только инициалов АП не поставила, жалела доктора.-Генерал будет рад-подумала она.
      Да, он был тогда удовлетворен, но голову дурманил галоперидол и тело было сковано, как смирительной рубашкой.-Многие наши интеллигенты молодцы...
       Ну а Аня, какой она интеллигент... Хочется спать, как хочется...Но многие боятся, да, да страх... Трудно думать... Трудно быть самостоятельным, независимым...Хочется быть со всеми, хочется плыть со всеми...Но доктор оказался умницей...Мысли заплетаются, повторяются...Подлецы, идиоты...
      Кто, кто? Генерал провалился в сон.
      Потом ту первую связь он помнил много лет. Он хотел, чтобы Пофигенов позвонил товарищу Буковскому. Его записка была очень простой. Мой дорогой друг, Вы меня необычайно порадовали быстрым и положительным ответом. Позвоните пожалуйста одному моему школьному другу с простым русским именем Владимир. Он живет в Москве. Помните только одно, что телефон у него параллельный, и одна любопытная женщина постоянно подслушивает разговоры моего друга, а потом закатывает ему скандалы. Поэтому не говорите лишнего. Скажите , что его друг Грэг жив, здоров и шлет ему привет.
      
      Стояло жаркое и сухое лето. Пофигенов и Кирш исколесили уже немало точек в поисках пива. Во рту у них пересохло, как в пустыне. -Представляешь, сейчас ледяное пиво раздвигает складки истомленного пищевода и вливается в желудок- мрачно и слегка с медицинским уклоном шутил Пофигенов.-И орошает растрескавшийся без влаги как такыр язык-вторил другу Кирш-давай смотаемся на Подлужку, там обычно стоит бочка и народу поменьше. В сумке у Пофигенова была трехлитровая банка с пластиковой крышкой-главная принадлежность любителей пива, потому что шанс найти разливное всегда выше, чем бутылочное. В те славные времена их молодости пиво разделялось на две категории, разливное, обычно разбавленное, но брали то его много, компенсируя концентрацию объемом, и бутылочное, почти всегда Жигулевское, оно давало бутылки, которые можно было сдавать и покупать новые, полные. Однажды они так сидели, наслаждаясь бутылочным, а потом с соседних столиков прихватывали пустые бутылки, добавляли к своим, и как бы без денег брали новые, повторяя этот трюк несколько раз. До каких только ухищрений не доходит человек! На этот раз на Подлужке им повезло. Пошли пить на берег Кузанки. Сели в тенек под деревом. Вот тут то, утолив первую жажду, Пофигенов рассказал Киршу историю с генералом. Сергей всякие сильные впечатления обычно переводил на шуточки, крепкие, специфические с присущим ему словотворчеством.-Что вы имеете ввиду? А что имею, то и введу! И хитровато посмеивался, сузив свои азиатские глаза. Пофигенов называл это Кирш-юмор. На сей раз Сергей промолчал, сказал только-Налей ка еще. И выпил залпом граненный стакан с неуспевшей осесть пеной. Крякнул: Ждите отстоя! Да, история-уже задумчиво откликнулся он и оглянулся.-Сергей, только никому, ладно! Ты же знаешь, одна половина следит за тем, что делает другая.-А если я сам?-вполушутку, вполусеръез сказал Кирш.-Дурачок, мы с тобой вместе уже целую Кузанку водки выпили и пуд соли съели.-А они ведь все под простачков работают.-Ладно, оставь шуточки. Что делать, скажи лучше?-Что делать, кто виноват? Ты уже ж делаешь, что надо.-О, я от тебя только одного этого слова и ждал-делаешь, что надо. Да, дела.-Это делишки, дела там, еще впереди.-Ладно, брось шуточки!-Да уж какие тут шуточки.
      -Слушай,-Пофигенов хлебнул несколько крупных глотков уже согревшегося пива- я тебе не рассказывал про Чехословацкую историю? Значит, когда я позапрошлым летом в Венгрию по Спутнику ездил, помнишь?-Ну.-Так там я с ребятами познакомился.-Ну и как венгерочки-мадъярочки?-Серег, ну я серьезно.-Ладно, ладно.-Так вот на Балатоне наш руководитель из гэбэшников, разумеется, надрался и заперся на целый день с какой-то бабой. А меня ребята с ними пригласили поездить по озеру. Я как послушный мальчик пошел к шефу, стучусь в дверь, рассказываю так и так, хочу на день до вечера отпроситься. Он тепленький, но держится, говорит-Ладно, валяй, только, когда вернешься, мне скажешь. Я доволен. Ездим с ними на параходике по Балатону целый день, фотографируемся, а к вечеру в ресторан-подвальчик они меня потащили. Почтовые каретки называется. Скрипачи-цыгане были. Пили помню коктейль бренди с колой пополам.-Как мы делают-ана*, наши ребята!-не удержался Кирш.-Ну вот. Вдруг за нашим столом какой-то мужичек оказался, немец. Мы с ним еще выпили отдельно, и он спрашивает А как ты относишься к тому, что в 68-м ваши танки раздавили нашу мечту?-Я понимаешь, ни секунды не задумываясь отвечаю Я против танков. Не помню о чем еще много говорили, вечером вернулся, доложил начальнику. А дня через два в СССР поехали. Вдруг в поезде уже на нашей территории мне говорят Тебя начальник к себе в купе вызывает. Пошел я. Он спрашивает А кто тебя, Андрюша, на вокзале провожал? А я ему без запинки, как по учебнику истории партии отвечаю Ребята, знакомые, с которыми Вы меня отпустили, молодежь дружественной нам страны.-Так, Андрюша, а где ты был с ними в тот день?-Я опасности еще не чую, бодренько так, весело даже, говорю- По озеру катались, потом в ресторан Почтовые каретки зашли.-А с кем, Андрюша, ты в ресторане говорил?-спрашивает. Тут до меня доходит.-Не помню точно. А он настаивает А ты вспомни, немец был?-Был.-А что он тебя спрашивал? Тут у меня по спине мурашки поползли.-Откуда он все знает?-думаю и отвечаю Говорил про наши танки, которые раздавили их мечту в Чехословакии.-Ну а ты что? Я сказал, что я против был.-Молодец, Андрюша, что правду мне сказал, честный ты парень, настоящий комсомолец. Ладно иди, мечту видите ли раздавили, не додавили только. Когда вернемся, зайдешь на Белое Озеро к капитану Алехину, понял. Дня через три пошел я туда.-Ну, ну и как?-не удержался уже Сергей.-Да ничего, сухо, бесцветно. Алехин сказал, что в прежние времена из меня б котлету сделали, да мордой по России бы провезли, а сейчас... В общем жалко ему было, что времена прошли. Парень-говорит-за кордон тебя больше в жизни не выпустят, и в Институт в первый отдел сигнал дадим, что б ты там на карьеру не надеялся, понял? Иди.Такая история, я тебе раньше про КГБ не рассказывал, боялся. -Не доверял, что ли?-Ладно, извини, Сергей.-Кончай, давай допьем, а то уже на ослинную мочу похоже. Они опрокинули по последнему стаканчику противной светло-желтой жидкости.
      -Так, что Серега, сейчас один маленький сигнальчик на меня и я готов. -Ладно, старик, они попугали тебя, а ты уж сломался.-
      И в этот жаркий, сухой и длинный день, когда Пофигенов снял с себя невероятную тяжесть тайн, мучавших его, полностью раскрывшись Киршу, также как всегда ходили равнодушные городские трамваи.-Были ли у них свои трамвайные тайны?-думал Пофигенов на обратном пути-или им также как и многим людям нет дела до того, что происходит. Трамваям нужны рельсы, элетрический кабель и водитель, людям-колбаса, пиво, дом, работа, семья. Но что нужно таким как он и генерал Григощенко?
      Впервые, уже освободившись от тайн, он подумал о себе и Г.Г. вместе.
      
      Кирш
      
      Последний документ, касающийся генерала, Кирш читал той памятной весной на границе двух веков, двадцатого и двадцать первого.
      
      
      
      
      
      * ана-пополам (лат.)
      
      ЦК КПСС
      Секретно
      
      О лишении Григощенко советского гражданства
      
       В соответствии с разрешением ОВИР Главного управления внутренних дел Мосгорисполкома 30 ноября 1977 года на лечение в США сроком на 6 месяцев выехал Григощенко П.Г., 1907 года рождения, украинец, беспартийный (исключен из КПСС в 1964 году), пенсионер.
       Григощенко длительное время занимается активной антисоветской деятельностью, за что дважды привлекался к уголовной ответственности, находился на принудительном лечении. Однако и после этого продолжал антисоветскую деятельность, постоянно инспирируя антиобщественные проявления. Даже получив разрешение на выезд из Советского Союза, Григощенко явился организатором публичной враждебной акции своих единомышленников на площади Пушкина в Москве 10 декабря 1977 года, которая принятыми Комитетом госбезопасности мерам была сорвана.
       По имеющимся данным, находясь в США, Григощенко, несмотря на неоднократные заявления о том, что он будет вести себя за границей лояльно, продолжает заниматься враждебной Советскому государству деятельностью. В частности, он установил контакт с главарями зарубежных организаций украинских националистов и обсуждал с ними состояние и перспективы враждебной деятельности антиобщественных элементов в СССР, целесообразность объединения так называемых групп содействия выполнению хельсинских соглашений в СССР, наиболее премлемую форму помощи им со стороны Запада.
       Подобные действия Григощенко свидетельствуют о том, что он стал на путь двурушничества и в случае возвращения в Советский Союз вновь активизирует враждебную деятельность.
       Исходя из вышеизложенного, Комитет госбезопасности вносит предложение лишить Григощенко П.Г. советского гражданства.
       МГК КПСС это предложение поддерживает.
       Проекты постановления ЦК КПСС и Указа Президиума Верховного Совета СССР прилагаются.
       Просим рассмотреть.
      
      Председатель
      Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР
      Ю.Андропов
      
      4 февраля 1978 года Љ 234-А.
      
      Получив докторскую степень и не дождавшись профессорства Кирш ушел из науки и от своих любимых студентов зарабатывать деньги, настоящие деньги. Такое стояло время на дворе, семью надо было кормить, детей, поддерживать сильно постаревшую маму, а еще Инга... Так он убеждал самого себя в правильности сделанного шага.-Что бы сказал Андрей?-думал он, Пофигенов давно стал для его вторым я, термометром и часами его не всегда спокойной совести. Итак, с 1978 года генерала в Советском Союзе уже не было, он скончался в конце 80-х в Штатах, все-таки дожив до гибели империи. Его смерть осталась незамеченной для Кирша и для Пофигенова, борьба и внутренняя оппозиция как бы кончились сами собой в то время. Вражьи голоса уже не слушали. Жадно вдыхали, уже в который раз, свежий воздух перемен. Надеялись на Горби. Кирш помнил, как радовался тогда происходящему Пофигенов. Но отрезвление пришло очень быстро. Кто-то из извечных скептиков, кажется из однокашников Сергея, написал в те первые годы, не поверив или уже разочаровавшись.
      
      Дети пятьдесят третьего года,
      Были ли мы детьми страха?
      Или только ошибкой народа,
      Лягшего добровольно на плаху?
      Или ошибкой целого века,
      Включившего атом в наши гены
      И влившего каждому человеку
      Порцию ненависти в вены.
      Часть из нас растерялось в дороге,
      Утонуло в граненном стакане,
      В психолечебницах, в электрошоке,
      В демократическом балагане.
      
      
      Пофигенов в те годы часто впадал в депрессию, не то, чтобы совсем, но какая-то аппатия овладевала всем его существом, как будто заключенный вышел после многолетнего срока и не знает, что делать. Словно воздух свободы пьянит, а как толком глубоко и ритмично дышать не получается. Он сразу же сказал себе и Сергею, что заниматься так называемым бизнесом не будет из принципа. Ему он противен, потому что изначально криминален. Как он был прав! И как трудно большинству было удержаться от соблазна денег! Ведь они не пахнут. А совесть? А бесконечная как океан ложь? Право, какие Вы глупости городите Андрей Игоревич! Совесть, ложь, что это эфемерное и старомодное! Люди вон по Канарским островам стали ездить, в квартирах Евроремонты делают, Мерседесы, и знаете ли Вы уважаемый из прошлого века что такое диллеры, пейджеры, киллеры, супервайзеры? Или Вы один хотите стоять как ДонКихот с совестью, правдой, и жить на 50 долларов в месяц?
      Правда он получал больше, намного больше. Кроме своей доцентской зарплаты, Андрей стал заниматься договорной работой, раньше это называлось хоздоговором. Но его личный контакт с главным инженером одного из фармацевтических заводов давал ему личный договор. Он сидел два-три дня в библиотеке, обновлял какие-то старые заводские нормативы и получал за несколько дней работы свою месячную зарплату. Пофигенов знал, что главный инженер не просто так давал ему заработать, половину тот брал себе за организацию бизнеса. И по просшествии нескольких месяцев Андрей затосковал. Время бежало стремительно, жизнь летела, а что он делал с ней и что он делал в ней? Также как и многие имел свой люфт-гешефт. Деньги не приносили ему удовлетворения, и все та же глупая совесть терзала его.
      В конце одного из тех странных лет, незадолго до самых коротких дней года на кафедре стали поговаривать о сокращениях. Настроение Пофигенова стремительно падало изо дня в день. Была противна борьба за существование, на глазах распадалась наука. С Киршем они виделись теперь очень редко, и даже редкие встречи приносили разочарование, раздражение, а споры заканчивались или взаимным непониманием или безобразной пьянкой. Дома Пофигенов вдруг обьявил, что хочет покинуть страну, потому что не видит возможности в ней жить, а без целей жить не может. Его жена Алла наотрез отказалась уезжать и настраивала их единственного ребенка против отца.
      Той памятной весной, то ли в конце марта, то ли в начале апреля Кирш получил письмо. Нет не так, из письма следовало ясно, что написано оно было 26 марта, а дата отправки на конверте стояла 11 апреля.
      
      Мой дорогой, Сергей,
      
      Я уже не здесь, хотя много лет я уже не здесь, то есть не в той стране, которую мы вместе с тобой считаем родиной. Не знаю поймешь ли ты меня или нет, но я сделал шаг, который называют довольно интересным словом-эмиграция. На самом деле переезд из нашей с тобой особенной страны в остальной мир довольно неприятная и тяжелая процедура. То, что некоторые называют разницей менталитета или другим образом жизни. Нас учили черно-белому миру, две краски плохое-черное и хорошее-белое, мир же вопреки учению оставался серым. Здесь я начинаю различать цвета и оттенки. Мне это дается без труда, помогает воображение. Я думаю, что во всем нашем маленьком мире существуют одни и те же люди, те же проблемы, также прекрасна природа и женщины, также лживы политики и противны военные. Небольшая лишь разница в устройстве страны. Если политики и военные слишком жадны и агрессивны, то остальным намного труднее. И еще закон. Я думаю закон, а уже потом деньги должны править страной. Поменяешь их местами, вначале деньги, а потом закон, и летит все вверх тормашками, и закон превращается в беззаконие.
      Я не знаю, поддержишь ли ты меня или осудишь, наши отношения последнее время оставляли желать лучшего, но ты остался для меня самым близким товарищем, найду ли я здесь такого? Думаю, нет.
      
      Ну, бывай, помнишь нашу Болдинскую осень, Парк, Шахматы, и историю с
      Г.Г.?
      Привет Инге, Лене, всем нашим,
      Забеги на кафедру, скажи им, что я их помню и люблю,
      
      Твой Андрей
      
      Кирш был в шоке. От него как-будто отрезали часть тела, без предупреждения, без наркоза. Вопросы теснились в его голове, не успевая получить ответа. Почему он уехал ясно-молодец! Почему мне ничего прямо не сказал? Я только догадывался что-то происходит. Почему мы с ним отдалились? Надо выпить! Черт! Нет денег! Надо позвонить! Инге! Нет, не сейчас! Что с ним творится. Боже!
      Есть обратный адрес, я ему должен сейчас же ответить. Но что? Голова пустая! Напишу потом. И почему я остался здесь, для чего, для кого? Что я здесь делаю? Остаток жизни бороться с ложью и пить? Спокуха!
      Уже почти год Кирш оставил семью и переехал к Инге. Романтика их отношений несколько спала, но жили они неплохо, каждый много зарабатывал, детей пока не заводили, хотя обоим было уже за 40.
      Сергей вышел из офиса на весеннюю мостовую. Земля, природа радовались весне. Снега в городе осталось совсем мало. Но Сергей ничего этого сегодня не замечал, он пошел на другую стороны улицы. -Взять мотор или пешком пройтись расслабиться?-подумал он.
      Это была его последняя мысль на свете. Удар грузовика на повороте лишил его жизни мгновенно. Выпивший шофер выскочил наружу, подбежал, нагнулся над телом Кирша.
      Рядом в метре остановился трамвай. Водитель открыла двери и люди высыпали посмотреть, что же произошло. Сегодня трамвай не был равнодушен. Он остановился, он участвовал, как и люди, в спектакле жизни и смерти. В нем был ужас, любопытство, сочувствие. Сирена скорой помощи прорезала гул весеннего миллионного города, города уже без Сергея Кирша.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

  • Комментарии: 2, последний от 10/02/2016.
  • © Copyright Камбург Роман Аронович (moskovsky2003@yahoo.com)
  • Обновлено: 04/03/2010. 59k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.