Чаще всего я вспоминал о Нем во Франции. Не у нас в Иерусалиме, и даже не в вечном Риме, а именно во Франции. Наверное, здесь Он чаще бывал, быстро размягчаясь от местных вин и женщин.
Я придураковато улыбался, а Он смотрел на меня, как мог сурово, и спросил:
"Ну чего ты лыбишься, смертный?"
Я сделал длинный глоток "Бордо", посмотрел на него хитро с прищуром: "Заметил, что Ты, Всесильный, пьешь то же "Бордо".
"О, да, это лучшее из вин, смертный".
"Так мы, Всесильный, пьем одно и то же вино".
"Но между нами есть одна разница, ты скоро, совсем скоро умрешь, и уже навсегда. Ты вдумывался в это необычное слово НА-ВСЕГ-ДА?"
"Я его не люблю и даже побаиваюсь. Но хочу загадать Тебе загадку, можно, Всесильный?"
"Валяй, только она тебе вряд ли поможет".
"Посмотрим", - ответил я и сделал два глотка "Бордо".
"Скажи, Всесильный, больше времени прошло до моего рождения или пройдет после моей смерти? Тебе две минуты на размышление".
"Хммм..."
"Пока, как врач, философ и поэт, скажу, что Ты входишь в Альцхаймер. Забыл уже, как творил и сколько времени прошло с тех пор".
Он что-то мямлил про влияние Большого Взрыва, а я налил себе еще бокал "Бордо" и улыбался.
"Тебе, смертный, ни вино, ни смех уже не помогут".
"А у Тебя, Всесильный, последняя минута пошла. Отгадаешь сейчас загадку, так я после третьего бокала "Бордо" сразу же в иной мир и перейду. А нет, добавишь мне девятьсот лет к моему сроку, если не забыл со своим Альцхаймером - это "Мафусаиловы веки".