Обычно я боюсь вмешательств в свое тело. Жду до последнего, когда болят зубы. Хожу раз в год к гинекологу, а в записной книжке на этот день нарисована кислая рожица со слезами. Моя лучшая подруга Эсти смеется надо мной. Она обожает обследоваться, часто просит у врачей новые и новые анализы крови. Вечером звонит мне, рассказывает в подробностях, как с утра болит голова. Я уже "отключаюсь" от ее рассказа, слушаю, поддакиваю, а сама занимаюсь своими делами, размораживаю куриные грудки в "микро", смотрю свой любимый "Эрец неедерет" (Чудная страна).
"Я хочу проверить фолиевую кислоту и гормоны, это от них все проблемы в нашем возрасте. Ты тоже проверься", - настаивает Эсти.
Наш возраст, это 49 лет мне и 53 ей.
"Она права, - думаю я, - почти два года не делала анализ крови. И чувствую, переходный возраст приближается".
Отвечаю ей: "Да, да, может на этой неделе выберусь".
"Ты мне каждую неделю так говоришь".
Мы общаемся с Эсти по телефону каждый день, иногда и не раз в день. Чаще она звонит мне, мне кажется, без ее звонков чего-то не хватает. Я понимаю, что это не только дружба, но и психологическая зависимость нас друг от друга. Я устаю от долгих рассказов с описанием ее болей, страданий, семейных неурядиц, "проблем", как она их называет. Мне бы ее проблемы. То сын перестал учиться и поехал с друзьями в Коста-Рику, то дочь поссорилась с другом, то любимая кошка болеет. Я отношусь к ее проблемам серьезно, сыну советую дать свободу, с дочкой поговорить по душам, кошку сводить к ветеринару. Эсти и так все это знает, но мужу видать надоели жалобы-плачи, ей же нужно выплеснуть эмоции в одной фразе "мне плохо". Как рефрен звучит ее "мне плохо".
Прошлой весной в мае после дня Независимости Эсти решила изменить свою жизнь. Почти каждому знакомо ощущение обновления, желание перемен, чувство воздуха, ветра, движения. Один становится вегетарианцем, другой меняет профессию, третий квартиру, жену, любовницу или любовника. Не все перемены к лучшему, я бы сказала, чаще нет, но без перемен жить невозможно.
Эсти начала со своего облика. Она позвонила мне рано утром, когда еще пахло после праздника потухшими углями, а в воздухе носились запахи стейков, кебабов, шашлыков.
"Мири, - начала она, как обычно, патетически, - хочу посоветоваться".
Я взглянула на часы "Пол седьмого утра". Самое подходящее время для советов. Для Эсти день уже в разгаре, она встает обычно в пять.
"Мири, - продолжает Эсти, - я читала сейчас в интернете, какие чудеса делает ботокс. Хочу попробовать".
"Зачем тебе? Ты и так красивая, и тебя твой Ицик любит".
"Зато я себя не очень люблю со своими морщинами на лице. Ты же знаешь, как я страдаю от этой рутины, надо что-то менять".
"Попробуй, если тебе это важно, попробуй. Я немного тороплюсь, детям в школу, мне на работу. Расскажешь потом, как продвигается".
На самом деле около семи утра у меня всегда суета. Один сын ест утром яичницу, другой ничего не ест. Каждую минуту прилетают сообщения по ватсапу. Самой нужно успеть хотя бы кофе выпить. С собакой Чарли никто не выходил, я в последнюю минуту выбегаю с ним на улицу. В одной руке поводок с пакетами, в другой мой любимый стаканчик с крышкой. Аромат утреннего кофе мешается с запахом чарлиных, похожих на горошек, какашек. Я убираю их с асфальта. Одета уже по-рабочему, как принято в нашем офисе, узкие черные брючки чуть выше щиколоток, белая свободная блузочка, туфли обычно на свободный выбор, но я привержена стилю, предпочитаю изящные на каблучках. Хотя еще рано, утренняя летняя жара уже окутывает тело, заставляет потеть. Кофе я успеваю отпить только в подъезде. Заканчиваю уже в машине по дороге на работу. В новостях кризис правительства, рост цен, иранская угроза, жара в ближайшие дни. Вклиниваюсь в огромную утреннюю пробку у въезда на Аялон. Навигатор "Вэйс" сообщает, что быть в этой пробке почти 20 минут. Не так страшно, я всегда еду с запасом.
Звонок в пробке, очень кстати. Конечно Эсти.
"Уже есть две кандидатки колоть мне ботокс".
"Здорово!"
"Не дешево, но одна из них мне предложила сделку. Если я приведу еще клиентку, то нам обеим будут хорошие скидки".
"Я поняла. Ты имеешь ввиду меня?"
"Почему нет".
"Давай вечером встретимся и поболтаем. Только у тебя, если можно. С моими великовозрастными "гавриками" не очень пообщаешься".
"Хорошо".
Я ей дала еще несколько минут на жалобы, потом прервала, понимая, что "выдыхаюсь", сказала просто: "До вечера, рядом полиция, я в пробке, пока".
2
Мы познакомились, когда работали вместе в тель-авивском муниципалитете. Я там выдержала всего три года, а Эсти больше половины своей жизни, недавно вышла на пенсию с должности начальницы отдела по культуре. Это место, по-моему, мафиозное и для меня, как для правдолюбицы, абсолютно неприемлемое. Кум приводил в муниципалитет свата, сват брата. Большинство же просто паразитировали. Эсти любила повторять: "Культуры у нас как не было, так и нет, а огромный отдел культуры бесконечно расширяется".
"Так оставь все это, - говорю я ей, - как я сделала".
"Может ты права. Я часто думаю об этом, я люблю перемены, а Ицик все время настаивает "Где ты еще такие условия получишь? Сиди спокойно до пенсии. Везде у нас одно и то же".
Вечером я приехала к ней. У них красивая большая вилла в Герцлии, недалеко от моря. Разумеется, и размеры дома, и его расположение говорят о хорошем достатке хозяев, сейчас это баснословные деньги. Думаю, что страховая компания Ицика "стоит" твердо на ногах. Я конечно же, не в первый раз у Эсти, но каждый раз не перестаю рассыпать комплименты по поводу дома.
Мы располагаемся с ней во дворе на небольшой лужайке. Сегодня вечером не душно, обычная приморская влажность еще не установилась. Эсти в свободной домашней блузке навыпуск и таких же свободных, широких, как юбки, шортах, на ногах простые летние сланцы. Меня весь ее домашний облик успокаивает, мы по традиции горячо обнимаемся.
"Ну садись, устала наверное", - приглашает она. Наливает мою любимую "лимонану", лимонад с мятой и льдом.
Она знает какой высокий стеклянный стакан я люблю. Садится напротив. В Эсти "адское" смешение кровей, которое нередко в наших горячих краях. Папа из Марокко, а мама из Польши. От папы у нее черные густые вьющиеся волосы до плеч, смуглая почти африканская кожа, от мамы зеленые глаза и склонность к ипохондрии. Она любит, как все мы, косметику, духи, украшения. Больше всего она любит себя. Почти сразу переводит разговор на ботокс.
"Иди сюда к свету, - зовет меня, - смотри. Я недавно обратила внимание сколько у меня морщин, вокруг глаз, вокруг рта".
"Дорогая, у тебя много лет такое же красивое лицо и такая же гладкая молодая кожа".
"Спасибо, - Эсти обняла меня и поцеловала в щеку, обдав ароматом "Дольче и Габбана", - но я все равно попробую ботокс и хочу, чтоб ты пошла вместе со мной".
"Пойти, я пойду, но скорее всего ботокс делать себе не буду".
Она взяла телефон, начала там кого-то искать, нашла, набрала номер. В этот момент ворота в виллу открылись, въехала одна из их семейных машин, и из машины с шумом вышли трое парней и девушка. В одном из них я узнала сына Эсти Рони. Он подошел к нам, поцеловался с мамой, затем со мной, представил своих друзей, Шарон, Гай, Яков.
"Завтра вечером у нас демонстрация, мы ее назвали "Демонстрация миллиона", потому что ожидаем участия около миллиона человек. Приглашаем вас и ваших друзей. И конечно, Дорона и Дани возьмите". Дорон и Дани - это мои сыновья.
"Хорошо", - ответила я.
"Нет, нет, не хорошо, - в ту же секунду вклинилась в разговор Эсти, - завтра вечером я и Мири идем делать ботокс. Я договорилась только сейчас".
"А за что демонстрация, или против чего? Я не в курсе", - поинтересовалась я.
"Мы обязаны сделать ботокс нашему правительству, вернее нашим правителям и правительствам, всем нашим системам, устаревшим, прогнившим, коррумпированным. Вы же знаете, что для молодежи здесь нет будущего, многие на время или навсегда оставляют страну. Демонстрация начнется в семь вечера на площади Рабина в Тель-Авиве".
Молодежь расположилась рядом на двух скамейках. Эсти попросила Рони поухаживать за гостями. Меня распирало любопытство. Я подсела к ним и стала настаивать рассказать мне, что же они предлагают.
"У нас есть программа, пока мы называем себя движение "Будущее", но мы собираемся организовать партию", - ответил мне Гай. Вернулся Рони с бутылками напитков, вода, содовая, лимонад, кто-то попросил кока-колу.
"Мы стараемся ее не покупать, - вмешалась Эсти, - но для дорогих гостей, пожалуйста". Она пошла в дом и принесла кока-колу. Все рассмеялись, а Рони после взрыва смеха принялся рассказывать:
"Как Б-г по Торе сотворил мир за шесть дней, в субботу же отдыхал, так и мы предлагаем за шесть дней сделать коренные реформы в стране. В первый день принятие статуса гражданина страны. Каждый, претендующий на него, обязать встать перед флагом, спеть гимн и поклясться верности государству. Не желающие делать это получают статус жителя, и имеют некоторые ограничения, например невозможность избираться. Во второй день необходимо отделить религию от государства, здесь, как говорится, комментарии излишни. На третий день принимается конституция страны, которая по случайности у нас не существует".
Рони саркастически улыбнулся.
"На четвертый день происходит политическая реформа, после которой в нашей небольшой стране остаются две ведущие партии, остальные же мелкие перестают играть роль на политической арене, присоединяясь или не присоединяясь к одной из больших партий. На пятый и шестой день проводятся реформы всех систем, без них бесполезны все прежние изменения. Убираются и создаются заново системы профсоюзов (Гистадрут), муниципалитеты и местное управление, образование, культура, туризм, спорт, здравоохранение, общественный транспорт, армия и полиция. А теперь мы сможем немного отдохнуть".
Улыбка Рони приняла победоносный характер начинающего политика.
Уже приехав домой, а было около десяти вечера, принимала душ и услышала знакомые трели телефона. Конечно, Эсти. Я перезвонила ей через несколько минут, будто вышла от нее только что, она спросила:
"А что мне одеть завтра, как ты думаешь?"
Я, еле живая от усталости, бодро воскликнула:
"Дорогая, завтра меняем жизнь, ботокс, демонстрация, оденься по-праздничному. Порадуй всех и себя прежде всего. Я спать. Сладких снов".
3
На следующий день мы встретились в северном Тель-Авиве у входа в небольшую частную клинику эстетической медицины. Здание было не новым, но место во дворе тихое, пасторальное, утопавшее в зелени травы, цветов, кустарников, пальм и кипарисов. Моя подруга светилась от радости в предвкушении ботокса. Ее новое цветастое платье, цветные сандалии, яркая летняя косметика излучали положительную энергию. Мы вошли внутрь, сменив дневную жару на прохладу кондиционера. В небольшой приемной у компьютера сидела молодая, похожая на куколку, секретарша. Расточая нам улыбки, спросила: "Эсти Леви?"
Эсти откликнулась: "Да, это я".
"Прекрасно. Что хотите пить? Кофе, вода, содовая".
"Воду, воду, только холодную", - попросили мы хором, через несколько секунд перед нами стояли две запотевшие в холодильнике бутылочки воды "Эден" и два стеклянных стаканчика.
"Одноразовую посуду мы не используем, - улыбнулась секретарша, - заботимся об окружающей среде. Сейчас вас примут на процедуру".
Пока пили воду, огляделись, рассмотрели на стенах небольшие картины в стиле модернизма, лицензии в рамках. На столике лежал альбом с благодарностями пациентов. Звучала тихая ненавязчивая как фон, музыка. Мы продолжали оглядываться, из комнаты вышли две женщины среднего возраста, одна из них оказалась пациенткой, вторая специалистом, на которой был короткий изящный белый халатик, подчеркивающий чистоту и профессионализм его хозяйки. Она подала нам руку, представилась "Сарит", пригласила в процедурный кабинет.
Попросила Эсти состроить несколько гримас, поиграть мышцами лица, сделала ей несколько уколов еле заметной иголочкой, объяснила, чего не делать в ближайшие часы и дни.
"А мы на демонстрацию сегодня собираемся пойти, можно?" - в полу-шутку спросила Эсти.
Сарит восприняла вопрос серьезно.
"Что за демонстрация?"
Мы ей рассказали в двух словах.
"Меня это очень интересует. Но я вряд ли смогу прийти, у меня все расписано допоздна".
Когда мы вышли из клиники, Эсти с саркастической улыбкой сказала мне:
"Она каждую минуту делает деньги, а мы хотим, чтоб на демонстрацию пошла".
Я от души расхохоталась, показав все свои морщины, открыла машину, и мы тронулись к центру. Весь Тель-Авив являл собою одну большую пробку, из-за предстоящей демонстрации перекрыли все центральные улицы. На каждом углу стояли полицейские. Наконец, мы нашли стоянку в километре от площади Рабина, направились пешком. Группы молодежи пели, обнявшись и покачиваясь в такт музыке, размахивали лозунгами "Справедливость для всех!", "Правительство домой!", "Будущее молодежи!", "Реформы сейчас!", "Мы вам не верим!". Ближе к площади становилось все плотнее от людей. Немало было и немолодых. Издали увидели Рони, он стоял на возвышении что-то вещал в мегафон. Эсти потянула меня ближе к нему, но пройти из-за людей уже стало невозможным. Мы слышали отдельные слова: "Конституция... партии... отделение религии... реформы". Стоял невероятный шум, крики. Чуть в стороне началось какое-то движение. Медленно, рассекая толпу ехала полицейская машина.
"Пошли за ней, я хочу пробраться к нему", - сказала Эсти, и мы пошли, почти добрались до Рони.
Все, что произошло дальше, произошло мгновенно, как молния. Полицейские что-то кричали, несколько молодых людей кричали в ответ. Я увидела, как полицейского толкнули или ударили, он упал. И тогда их появилось много в форме и без формы. Они хватали молодых, валили их на землю, защелкивали наручники.
"Рони!" - крикнула Эсти и кинулась вперед. Я за ней. Он лежал на животе, а полицейский прижал его к асфальту коленом на шею. Мы видели его красное лицо, руки за спиной.
"Что вы делаете? Это мирная демонстрация!" - Эдна рвалась к сыну, но двое полицейских остановили ее. Я пыталась оттащить ее в сторону, видела, как свело ее лицо, мышцы, не парализованные ботоксом. Она плюнула в полицейского, заорала: "Вас всех надо колоть ботоксом, всю вашу власть, все ваше правительство! Идиоты! Варвары!"
Полицейский заломил Эдне руку, а Рони и еще несколько ребят потащили в машину.