Климовски Керен
Сказки Для Взрослых Девочек

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 18/02/2023.
  • © Copyright Климовски Керен (kerenklimovsky@gmail.com)
  • Размещен: 06/02/2016, изменен: 06/02/2016. 32k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:


    СКАЗКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ ДЕВОЧЕК

      
       Сказка для мамы
      
       Она рассказывала ему сказки. Это было легко. Стоило только прислушаться. Вокруг были вещи, и все делились с ней своими сказками. Ей надо было просто запоминать, а потом пересказывать. Настенные часы рассказали сказку о стрелках, деревянная лестница - сказку о лесных деревьях, а тесто - сказку о горячем дыхании. У каждого предмета была своя сказка: у пуговицы, у кочерги, у надтреснутой пепельницы, у сломанной розетки, у туго набитой копилки, у оконной шторы и даже у темного пятна на обоях. Предметов было много, очень много, а за пределами дома висели на бельевой веревке облака, барабанил по голубому ведру дождь, солнце весело плюхалось в море, забрызгивая небо закатом, сорока задумчиво клевала красную смородину, а на левом зеркале блестела неизменная паутина живущего в машине паука. Казалось, сказок хватит на всю оставшуюся жизнь.
       Но однажды они закончились. Женщина проснулась в странной тревоге. Долго прислушивалась к внезапной тишине. Все вещи умолкли. Муж, взглянув на ее лицо, сразу понял:
      -- У тебя закончились сказки, - сказал он.
      -- Прости. Но я ничего не могу сделать. Наверно, я рассказывала их слишком часто: истратила весь запас.
      -- Ничего, - сказал муж. - Я знаю средство: роди сына.
      -- А почему не дочку? - заупрямилась женщина.
      -- Не спорь, я знаю, что говорю. Роди сына.
       И она родила сына. А потом дочку. Когда она родила сына, у нее набухла грудь и потекло молоко. И это была первая сказка, которую она рассказала мужу после долгого перерыва: о капле пролитого молока. И пока лилось молоко, лились сказки. А потом сын стал ходить. И все трогать: руками, пятками, губами, языком. И предметы заговорили с ним, и стали рассказывать ему сказки, и это были совсем не те сказки, которые они когда-то рассказывали женщине. А женщина слушала и запоминала, и пересказывала мужу. И сын тоже слушал материнские сказки, но быстро забывал. А дочь слушала и запоминала. И ее зрачки становились все шире и шире, так что голубые глаза казались черными.
       А потом сын вырос: кочерга стала для него просто кочергой, печка - печкой, а дождь - атмосферными осадками. Мир обиделся и перестал рассказывать ему сказки. Женщина опять оказалась в безвыходном положении.
      -- Я устала, - сказала она мужу за завтраком. - Наверно, я начинаю стареть. Кажется, на этот раз - действительно все. Сможешь ли ты прожить без сказок?
      -- Не знаю, - сказал муж. И тут заговорила дочь:
      -- Не волнуйся, папа, теперь рассказывать сказки буду я. Ты меня слушай, и все будет хорошо.
       И дочь стала рассказывать сказку: отец завороженно слушал, забыв обо всем на свете. А женщина отошла к окну, чтобы им не мешать. От нее никто ничего не ждал - внутри пустовало. Настолько, что она ощутила бы себя невесомой, если бы грусть не притягивала к земле. И вдруг в этой пустоте начала зарождаться сказка. Из тех сказок, которые рассказывают только себе.
      
       Сказка для Лены Д.
      
       За высокими горами, за дикими лесами, на дне синего, холодного моря, жила рыба. Это была очень прожорливая рыба. Она ела водоросли и песок, медуз и морских ежей, ела мелких рыбешек и рыб гораздо больше себя самой, и все равно оставалась голодной. Это была несчастная рыба - очень одинокая. Всех своих друзей она съела, а остальные ее боялись и не подплывали близко. Однажды, когда рыбе стало совсем грустно, она выплыла из моря, высунула голову из воды, и увидела солнце: оно садилось в море и было похоже на большой апельсин. "Я тебя съем", - сказала рыба солнцу. "Попробуй!" -рассмеялось солнце и село в море. Рыба нырнула и долго искала солнце, но не нашла. А утром рыба вернулась за солнцем и сразу увидела его: оно было похоже на большую дыню. Рыба спросила: "Где ты пропадало?" Но солнце не ответило, и тогда рыба сказала: "Сейчас я тебя съем!" Солнце засмеялось и сказало: "Попробуй!" и поднялось в небо. Рыба заплакала, шлепнула хвостом по воде и сказала: "Все равно я тебя съем!" И так продолжалось каждый день, но ни утром, ни вечером рыбе не удавалось поймать солнце. Она худела, хирела, у нее выпадала чешуя, слабели плавники и ныл по ночам хвост. И однажды рыба поняла, что умирает. Из последних сил она выплыла на поверхность. Солнце было высоко в небе, из него сочился свет, и оно было похоже на медовые соты. Рыба сказала: "Солнце, я съела всех, кого хотела, только тебя не удалось. Теперь я умираю..." И солнце ответило: "Глупая рыба! Каждый, кто хочет меня съесть, умирает от тоски. Но ты должна быть мне благодарна". "За что?!" -вскричала рыба. "Я наполнило твою жизнь смыслом. Каждое утро ты вставала думая обо мне. Каждый вечер ты засыпала думая обо мне. И чем недостижимей, безнадежней была твоя мечта, тем сильнее она становилась, Сама того не зная, ты полюбила меня, глупая рыба, и чем голоднее ты была, тем сильнее любила. Твоя жизнь не была пустой, и теперь ты можешь умереть". И рыба улыбнулась счастливой улыбкой, и умерла. А солнце село в море, и на землю опустилась ночь.
      
       Сказка для Ксюши С.
      
       Один колдун смастерил глиняную дудку. Каждый, кто играл на ней, забывал обо всем на свете, и уходил из дома. В том же городе жил мальчик, у которого была строгая мама. Она все время придиралась к нему: то спину выпрями, то руки помой, то мусор вынеси. Однажды мальчик не выдержал и подумал: "Пусть она хоть на минуту отстанет, пусть забудет, что я существую!" А мимо как раз проходил колдун. Он протянул мальчику глиняную дудку и сказал: "Если твоя мама заиграет на дудке, то сразу про тебя забудет - сможешь делать, что хочешь." Мальчик обрадовался и принес дудку маме: "На, поиграй!" "Ладно", - согласилась мама, - "а ты посуду помой..." Мама взяла дудку, заиграла и сразу забыла обо всем на свете. Забыла, где живет, как ее зовут, и про мальчика тоже забыла. "Не буду мыть посуду, не буду!" - закричал мальчик, а мама стояла у плиты и играла, вслушиваясь в звуки. " Ладно, мам, я пошутил - помою, конечно. Верни дудку!" - крикнул испуганный мальчик, но мама повернулась к нему спиной и, как была, в халате и тапочках, вышла из дома и пошла вниз по улице - шла и играла. Мальчик бежал за ней, кричал: "Мама, вернись!" - но она его не слышала...
       На следующий день мальчик пришел к колдуну: "Я все понял", - сказал мальчик, - я больше не буду! Верни мне маму." "Я не знаю, где твоя мама", - ответил колдун, - "Ищи ее сам." "Неужели ты мне не поможешь?" -заплакал мальчик. Колдун пожал плечами: "Когда найдешь маму, отбери у нее дудку и разбей - тогда мама тебя вспомнит". Ага, попробуй отбери, она ведь гораздо сильнее, подумал мальчик... Но ему так хотелось найти маму, что он все равно отправился в путь. И шел, шел, через горы и реки, леса и пустыни... И наконец увидел ее: она стояла на заснеженной рыночной площади одного большого города, грязная и оборванная, и играла. Мальчик заплакал от счастья. "Сейчас отберу дудку, разобью ее, и мама меня вспомнит..." - подумал он. Он не сомневался в том, что сможет отобрать дудку: за это время мальчик сильно вырос, окреп и говорил теперь басом. Он бросил еще один взгляд на маму - убедиться, что это она: мама играла на дудке, и никто ей не был нужен. Она не чувствовала ни голода, ни холода. Она играла, и ее глаза светились: она была абсолютно счастлива. Мальчик подошел к маме, вырвал у нее дудку, занес над каменной мостовой и... вдруг поднес к губам и заиграл. И сразу забыл обо всем на свете.
      
       Сказка для Оли Л.
      
       Одна маленькая девочка с растрепанными волосами шла по дороге и мечтала, и вдруг ей встретился сад. Именно встретился - появился из-за поворота: красивый, зеленый, просторный. Оттуда пахло яблоками и грушами, скошенной травой, мокрыми листьями и тем, чем пахнет воздух, когда вот-вот должно произойти что-то очень хорошее. В этот сад страшно хотелось попасть, но как только девочка подбежала к нему, перед ней выросла чугунная ограда с тяжелым железным замком. Она потянулась к веткам, которые так заманчиво качались на ветру, но они отдалились от нее. Девочка попыталась перелезть по гладким, без выступов, столбам, но только стерла в кровь руки. А мимо ползла гусеница, и сказала девочке: "Сад - заколдованный. Уходи поскорее, пока не втянулась." "Вот еще!" - возразила девочка, - "Я и сама волшебная, и всегда знаю, чего хочу!" И в тот же момент она увидела, что слева от нее, за большим камнем, что-то блестит. Это был ключ - железный, тяжеленный. "Я же говорила!" - воскликнула девочка. Она с трудом подняла ключ и еле дотащила до замка. Но как только ключ коснулся замочной скважины, замок исчез и... на его месте сразу же появился новый - другой формы. Лишь на секунду почудилось девочке, что ворота чуть приоткрылись... А мимо как раз пролетала ворона, и каркнула: "Сад - заколдованный, не трать время зря - уходи!" "Не хочу, не буду!" - закричала девочка, - я так легко не сдаюсь!" И тут нашелся еще один ключ - призывно заблестел на дне неглубокого ручья. Но все повторилось: замок открылся, исчез, а на его месте появился новый. И девочка опять осталась за оградой, умирая от зноя и жажды, и еще больше захотела туда, в тень, где можно выпить фруктовой влаги... Она топнула ногой и стала искать новый ключ. Нашла его в старом дупле дуба. И опять все повторилось. Девочка заплакала, а мимо пробегала кошка и мяукнула: "Ты еще не поняла? Сад - заколдованный! Спасайся!" Девочка размазала слезы по лицу и повернулась к саду спиной, но как только она сделала шаг назад, ветки склонились за ограду и листья зашелестели... И девочка поняла, что не сможет уйти, что так и будет ходить, зачарованная, вокруг ограды и искать ключ - в надежде, что следующий замок - последний... Время шло, а девочка все искала ключи, плакала и надеялась. А ключи становились все меньше и легче: сначала девочка заметила, что уже запросто может поднять ключ одной рукой, а еще через какое-то время ключи стали помещаться в ладони... Однажды девочка почувствовала, что ей щекотно, и вдруг увидела, что это ветки деревьев касаются ее коленей: сад стал совсем маленьким, почти кукольным. Теперь, если бы она захотела, то смогла бы с легкостью перешагнуть через ограду. Но девочка пожала плечами, повернулась к саду спиной и... прямо перед собой увидела другой сад - еще больше и красивее, чем тот, куда она так хотела попасть. По привычке девочка замедлила шаг, ожидая, что сейчас между ней и садом вырастет ограда. Она зажмурила глаза, сделала шаг и... легко вошла в сад, сорвала с ветки яблоко и села на скамейку. Она ела яблоко и уже не понимала, почему было так сложно попасть в тот первый сад, а когда доела, то уже не помнила, почему так этого хотела. Девочка бросила огрызок в траву и вдруг ощутила прохладу в левой руке. Разжала кулак: на ладони лежал последний из ключей от заколдованного сада - совсем крохотный, размером с подсолнечное семечко. Девочка улыбнулась и спрятала его в карман - на память.
      
       Сказка для Лиды Л.
      
       Иногда больные умирали. Это было неотвратимо, но врач не мог принять эту несправедливость, а главное - не мог смириться со своим бессилием. Когда умирали молодые, врач плакал: сам он был немолод, и ему казалось, что так было всегда. Однажды врач перестал принимать больных, заперся в своем кабинете и не открывал, когда в дверь стучались. Три года он не спал и не ел, читал толстые книги, изучал банки и склянки с эликсирами и травами и что-то бубнил себе под нос... Наконец он вышел на порог дома: врач совсем усох, еле держался на ногах и жмурился от непривычного солнца... но на его лице была улыбка. А в руке - результат трехлетней работы: небольшое карманное зеркальце. Невзрачное на вид, оно было волшебным. Зеркало отражало мысли. Теперь осталось собрать как можно больше хороших, светлых мыслей, - подумал врач, - тогда зеркало станет целебным, будет дарить радость и утешение.
       Целый год путешествовал врач. Больше всего времени он проводил в парках и на детских площадках: там он подзывал детей и просил их посмотреть в зеркало. Врач знал, что маленькие дети могут огорчаться, даже злиться, но плохих мыслей у них не бывает. А взрослым он зеркало не показывал, и сам ни разу в него не смотрел - на всякий случай.
       Дети с удовольствием смотрели в волшебное зеркало: кто-то задумчиво, кто-то весело и задорно, кто-то улыбался беззубой улыбкой, кто-то пересчитывал свои веснушки, кто-то танцевал, а кто-то кривлялся, корчил рожи и звонко смеялся. Но думали все одинаково. Точнее, даже не думали, а ощущали: "Какой я красивый! Как хорошо, что я есть! Как хорошо, что есть мама и папа, и собака, и дерево, и камень, и ветер, и снег, и листья, и каша с вареньем, и бутерброд с сыром, и голубая пижама, и старый паркет, и это пятно на обоях..."
       Прошел год... Старый врач по-прежнему избегал смотреться в зеркало, но карман, в котором оно лежало, светился, как тысяча светлячков. "Пожалуй теперь можно начинать лечение," - решил врач. Он разрекламировал чудо-зеркало, обещая невиданные результаты: одного сеанса должно было хватить для излечения.
       Первый больной - мужчина средних лет - был настроен скептически. Но через две минуты прошла изжога, и он понял, что это исчезла язва, которая мучила его долгие годы. Еще через полминуты он почувствовал, как к нему возвращаются бодрость и сила: "Ого, а я еще - огого!" улыбнулся он, расправив плечи. А когда почти прошло отведенное время, за несколько секунд до того, как оторвал взгляд от зеркала, мужчина подумал: "А все-таки, за такие деньги -коротковатый сеанс, не такой этот врач святой, каким хочет казаться..."
       Следующая в очереди была немолодая женщина. Она посмотрела в зеркало и через минуту перестали гудеть виски: впервые за долгие годы она задышала глубоко и ровно. Затем ушли артритные боли в руках. Женщина сжала и разжала ладони, помахала своему отражению и рассмеялась. Она не отрывала взгляда от зеркала, молодела на глазах и любовалась тем, как разглаживаются морщины, натягивается кожа, темнеют волосы. "Какая я красивая!" - подумала женщина с восхищением, но вдруг поморщилась, увидев свой длинный, с горбинкой, нос: "Если бы не он, я была бы неотразима, а этот гадкий нос все портит!.."
       ...Десятый больной обрел потерянный слух, но не успел порадоваться тому, что, наконец, услышит любимую сонату Бетховена, как подумал: "Лучше бы я оставался глухим - ведь теперь буду слышать все гадости, которые говорят за моей спиной".
       ...Двадцатая в очереди излечилась от хронических мигреней, но цвет лица у нее не посвежел, остался прежним. Она подумала, что врач, наверное, шарлатан, и ее лицо исказилось от злобы...
       Через месяц, зеркало полностью потеряло свои чудесные свойства. А через два стало вредить больным: они не только не выздоравливали, но заболевали еще сильнее. Врач страдал: он никак не мог понять, что произошло с его волшебным зеркалом. Наконец, решил разобраться и сам заглянул в него. И сразу догадался. "Какой же я был дурак! Жалкий, наивный дурак!" - подумал врач, глядя в зеркало, и зеркало отразило его мысль, вместе с другими дурными мыслями, которые в нем накопились, и сердце врача не выдержало и разорвалось.
      
       Сказка для Вики Л.
      
       По ночам она не могла спать. Она слышала каждый шорох, каждый звук. Тиканье часов, треск дров в печке, стук дождя по крыше. В полночь на кухню приходила мышка, шуршала, шебуршилась - ее тоже было слышно из спальни. Под утро просыпались вороны, которые свили гнездо в трубе - начиналась возня. Спать было невозможно. Жить было невозможно. От бессонницы под ее глазами появились круги, и глаза стали казаться еще больше, как будто она только и делала, что смотрела. Но это было не так: она была близорукой и, сняв очки, почти ничего не видела, только слышала. Без пауз, без передышек - днем и ночью. Со временем ее слух обострился. Она слышала, как спустили воду в туалете у соседей, как проехал по соседней улице грузовик, как в другом городе кричит рожающая женщина, и как в другой стране пролетает по ночному, тревожному небу военный самолет. Она слышала, как стонет и ворочается планета в своей вечной бессоннице, и знала, что она не одна. Иногда она впадала в короткое забытье, но и сквозь сон она все слышала: звуки нещадно врывались в ее короткие сны, отбирая долгожданную тихую темноту - даже в ней от них невозможно было укрыться. Утром она вставала измученная, весь день ходила как сомнамбула и хотела только одного: спать. Но наступала ночь - мир гас, и глаза уставали различать предметы в темноте, а уши напрягались в ожидании неминуемых звуков, и звуки обрушивались лавиной - отовсюду, и спать было невозможно, и жить было невозможно, и так проходила ночь. И однажды на рассвете, выбежав на крыльцо в одной ночнушке, она вскинула руки и закричала: "Я так больше не могу! Я молодая, а ночь высасывает меня, и дню ничего не остается! Я хочу спать!! Я хочу жить!!! Хоть бы я оглохла!!!" ...А следующей ночью она опять напрягла слух в ожидании, привычно вслушивалась. Но звуков не было. Ни тиканья часов, ни треска дров в печке, ни стука дождя по крыше. Она не слышала, как крутится хлебопечка, в которой зреет и поднимается хлеб на утро. Не слышала, как скрипит пол под шагами мужа в гостиной, не слышала, как сопит и вздыхает во сне ее ребенок. Она лежала, оглушенная тишиной, погруженная в беззвучье, и не могла заснуть. Она так привыкла сверять все по звукам, что в их отсутствие все казалось искусственным, даже темнота была такой же резкой, стерильной и враждебной, как свет от больничных ламп. Надо было проверить горит ли печка, надо было проверить дышит ли ребенок, надо было проверить существует ли она, существует ли мир. Она валялась в постели, раздавленная тишиной, и спать было невозможно, и жить было невозможно. А на рассвете она выбежала на крыльцо, вскинула вверх руки и закричала: "Я пошутила - верни мне слух! Я хочу спать! Я хочу жить!! А жизнь - это постоянный шум... Я поняла: жизнь - это постоянный шум!" И лавина звуков опять обрушилась на нее... Она зашла в дом, легла в постель. Лежала и жадно слушала, вбирала в себя шум. В печке трещали дрова, и это означало, что печка поглощает живое дерево и взамен дает тепло. Тикали часы, и это означало, что время идет своим чередом, и что через пару часов взойдет хлеб, который зреет в хлебопечке, и что скоро проснутся вороны, которые свили гнездо в трубе, а это означало, что скоро весна, и что все повторяется, и что все уже было, и все еще будет. Внизу муж мерял шагами гостиную, думая о чем-то, и это означало, что она не одна, а рядом, раскинув руки, сопел ребенок, и она подстроилась к ритму его дыхания. А на соседней улице, проезжала машина мусора, в другом городе кричала рожающая женщина, и в другой стране пролетал по тревожному, утреннему небу военный самолет, и это означало, что кругом - жизнь, везде - жизнь, во всех своих проявлениях и звуках, убаюкивающий, несмолкающий, постоянный шум жизни... и впервые за долгое время она заснула - крепко и без сновидений.
      
       Сказка для Лены М.
      
       Шел по пляжу человек. И увидел рака, которому придавило клешню большим камнем. Он не мог двигаться и искать пищу - он умирал. Человек приподнял камень, бережно взял рака на руки и отнес домой. Он поселил рака в ванной и долго выхаживал. И рак выздоровел. Каждый раз, когда человек входил в ванную, рак приветливо шевелил усами. А однажды не выдержал и заговорил:
       "Мы - раки - скромные и неприметные. И молчаливые. Поэтому никто не знает, что мы - волшебные. Но ты спас мне жизнь, и я сделаю тебе подарок: расскажу о нашем секрете. Знаешь, почему мы пятимся назад? Мы всегда идем против направления, по которому вертится земля - против течения времени. Таким образом, мы сохраняем баланс: время для нас не идет. Прошлое, настоящее и будущее существует в одной точке..." "А мне что с того?" - спросил Человек. "Не торопись," - ответил маленький рак, - "дослушай. Конечно, когда рак сам по себе (а рак почти всегда сам по себе), он останавливает время только для себя. Но представь себе пляж в часы отлива, когда сотни раков, выброшенные на берег, одновременно ползут назад, в море. Сотни раков против течения времени - это сильнее, чем атомная энергия. Время останавливается, а иногда даже поворачивается и бежит назад... Те, кому случайно выпадало присутствовать при этом, ощущали на себе всю его мощь, но просто не понимали, что происходит... Сейчас как раз такой момент - не упусти его, ты можешь нагнать прошлое, слиться с ним..." "Какой ужас!" - содрогнулся Человек: "Для многих прошлое - это горечь и мрак - не каждый хочет туда возвращаться..." "Ошибаешься,"- сказал маленький рак, - Каждый. Ничто не ранит так больно, как время." "Откуда ты знаешь? - спросил человек, - для тебя ведь оно не идет..." "Идет, когда не двигаюсь, ответил рак, - поэтому так важно находиться в движении - пятиться. Если бы мы, раки, могли спать и пятиться одновременно, мы были бы бессмертны... Знаешь почему так страшно взрослеть и стареть? Ты ничего уже не делаешь "в первый раз", как в начале жизни, а только "в последний", и этих "последних разов" все больше, как и "я больше никогда не", и постепенно все самое важное становится воспоминанием..." "...Как будто в детстве у нас есть все, а потом мы только теряем и теряем, пока не достигаем окончательного банкротства," перебил Человек. "Все переходит в копилку памяти, которая наглухо закрыта: можешь прислушаться, как бренчит то, что было твоей жизнью, но потрогать или пощупать - никак." "Вот именно! - воскликнул рак, - но я знаю, как разбить копилку, как получить все одновременно, как овладеть прожитым временем - ведь оно твое по праву..." Но Человек уже не слышал: он выбежал из дома, он бежал по мокрому песку туда, где море пересекалось с сушей. Был отлив. Вода убывала, и сотни, тысячи раков спешили вернуться в море. Тысячи раков пятились назад, и время тоже встало на дыбы, повернулось вспять и вернулось к Человеку, покорившись. Человек заново переживал все то, о чем успел забыть, как и то, что врезалось в память и отказывалось покидать ее, а также то, что еще суждено было случиться. Он ощущал все одновременно: знакомый с детства вкус бананового мороженого, и первую любовь, и невесомость новорожденного сына, и горе, которое испытал, когда умерла его мать, и юношеские терзания, и запах ранней весны в то утро, когда завалил экзамен, и жгучую обиду от предательства друга, и тот зимний, мрачный день, когда он был внезапно, непонятно счастлив, а также шум прибоя в день его смерти - в далеком будущем... Прошлое и будущее сместились, вытесняя настоящее, стали реальностью: навалились со всех сторон, раздирая Человека на части, и Человек задыхался, тонул в этой нахлынувшей густоте жизни, единственной неповторимой жизни, ставшей вдруг невыносимой в своей полноте. Человек чувствовал, что его сердце не вынесет, не вместит эту плотность, что еще чуть-чуть, и оно взорвется... Но раки, пятясь назад, исчезли в море, и время угомонилось, отошло, поползло обратно - вперед и назад, во все стороны, удаляясь от Человека, который лежал в изнеможении на песке, еле живой. К нему подполз маленький рак и помахал единственной клешней: "Прости, - сказал, - я не знал, насколько вы, люди, слабы. Я хотел сделать тебя счастливым и чуть не убил тебя... Прощай." И ушел в море вслед за своими братьями. А Человек лежал на песке и отрывисто дышал: копилка памяти вновь наполнилась, а будущее покрылось пеленой, и оттого жизнь казалась необыкновенно легкой и пустой.
      
       Сказка для Алины С.
      
       Одна девочка очень любила пыль. Каждый день она открывала окно, впуская в дом ветер и солнечный свет. Ветер раздувал пыль по комнате: маленькие пылинки поднимались вверх и искрились на солнце. А девочка щурила глаза, сквозь маленькую щелочку смотрела на мир, и тогда ей казалось, что это летают не пылинки, а невесомые золотистые змейки. И можно было часами лежать и смотреть на них. И девочка знала, что это и есть - счастье. Когда девочку заставляли убирать в комнате, она переставляла предметы с места на место, но отказывалась вытирать пыль. "Пыль - это жизнь, - объясняла она папе с мамой, "без нее все - неживое, а пыль - она всегда поднимается в воздух, она так дышит." Но мама с папой не понимали ее. "Пыль - это волшебство, - объясняла им девочка, - она как туман - смягчает контуры, прикрывает все уродливое, и делает его загадочным." Но они не понимали ее. "Пыль - это игра, - настаивала девочка, - она скрывает вещи, и сразу хочется открыть их истинную сущность, докопаться..." Но родители не понимали ее. О золотистых змейках она даже не заикалась: она знала, что это им точно не понять. "Пыль нельзя вытирать," - умоляла девочка, "ее можно сдувать, смахивать, вытряхивать, но с мокрой тряпкой - на нее нельзя! Мир станет прилизанно влажным и безжалостно сверкающим, и я этого не перенесу." Но мама с папой не послушались девочки. В один прекрасный день, когда ее не было дома, они вошли в ее комнату и вытерли всю пыль. Когда девочка вернулась, она сразу все поняла. Она съежилась, как от холода, хотя было тепло. Она зажмурилась, как от яркого света, хотя было темно. Она сказала: "Пыль грела меня и защищала. Мне было с ней уютно и хорошо. Сейчас все на виду, все обнажено. Мои вещи стали враждебными, острыми - они ранят меня. Долго я так не продержусь и, наверно, скоро умру." Мама с папой испугались и стали искать пыль, чтобы заполнить ею комнату девочки. Но она сказала: "Это - не моя пыль. Пыль надо взращивать, как растение, накапливать." Девочка заболела. Родители ухаживали за ней и ждали, пока в комнате опять накопится пыль. Но пыль накапливалась медленно, а девочка с каждым днем теряла силы. Она уже не могла вставать, лежала в кровати и иногда говорила: "Как безжалостно виден потолок, какой он однозначно белый!" или: "Какие яркие обои - на них больно смотреть!" Наконец, папа девочки не выдержал: он взял ее на руки, вынес на улицу, и прошагал с ней на руках, пока не дошел до поляны. Он положил девочку на траву, на которой росли ромашки и седые одуванчики. Вдруг поднялся ветер, и семена одуванчиков разлетелись по всей поляне. Девочка смотрела вверх, прикрыв глаза, и сквозь узенькую щелочку семена одуванчиков, наполненные светом, были очень похожи на золотистых змеек из пыли. Золотистые змейки заполнили небо, они кружились на ветру, они танцевали. Впервые за долгое время девочка рассмеялась. "Вот - счастье!" -сказала она, "Это и есть счастье!" Несколько золотых змеек упали ей на язык. Она проглотила их и сразу почувствовала, что выздоравливает.
      
       Сказка для Хелены Т.
      
       В этот раз он свернул налево, а не направо, как обычно. Прошел еще немного и у перекрестка увидел заброшенный дом. Стены были обшарпаны, непонятного цвета, а в окнах - выбиты стекла. Мальчик подошел поближе, дернул за ручку: дверь поддалась и открылась. Внутри было пусто - так казалось. Но когда мальчик нащупал на стене включатель, тусклая лампочка осветила десятки полок с книгами: заброшенный дом был небольшой, районной библиотекой. Мальчик подошел к полкам, снял несколько книжек и начал листать их, чихая и кашляя от пыли. Ему было интересно, о чем они, и чем отличаются от других, не пыльных и не брошенных. Что-то странное сквозило в этих книжках. Мальчик читал их и не мог ничего разобрать, хотя шрифт был понятным, а язык - родным. Конечно, мальчик понимал значение предложения, фразы, но не мог представить себе ни одной детали: картинки не появлялись перед ним, как это бывало обычно, и слова оставались всего лишь словами. Мальчик подумал, что он, наверное, просто устал и его клонит в сон. Но на следующий день произошло то же самое... Мальчик понял: книги мертвы. Когда книгу долго не читают, жизнь постепенно уходит из нее.... А эти книги никто давно, давно не читал. Мальчик вздрогнул: он понял, что попал на кладбище книг. Полки усеяны бумажными трупами. Живые только кожаные переплеты - они дышат. И мальчику захотелось вдруг совершить подвиг, чудо: оживить все эти книги, дать им вторую жизнь, захотелось почувствовать себя Богом - тем, кто умеет воскрешать мертвые слова. О, если бы удалось оживить хотя бы одну мертвую книгу - этого было бы достаточно! Он знал единственно верный путь: надо пережить внутри себя каждое слово - подарить ему новый, сокровенный, только ему ведомый смысл. И мальчик приступил к работе: каждый день приходил в библиотеку и колдовал над книгами. Одно слово - например "черника" мог повторять полдня, перекатывая во рту, так что почти чувствовал черничный вкус и лесную прохладу, одновременно наполняя его чернильной темнотой и той острой изящностью, с которой каллиграф выводит буквы пером по бумаге. Любую фразу, или обрывок фразы - даже такой нелепый в своей простоте, как "и так далее" проигрывал во всех вариациях: там было и угрожающее "так", и насмешливое "так" и обреченное, беспомощное "так", и неистовое, бунтующее "так!", а уж в "далее" были и далекие края, и синие дали, и дальние родственники... После месяца работы, ожили 3 страницы. Они дышали и, как казалось мальчику, благодарно светились. Оставалось еще 285. Мальчик закусил губу и сел мусолить, раскатывать на языке очередное слово. Это было даже не слово, а так - междометие: ну! У мальчика с этим "ну" было очень многое связано. Это было его личное "ну" - возглас нетерпения, ожидания, когда настолько хочется, чтобы что-то случилось, что уже неудобно в собственном теле, когда невозможно сдержать жест или крик, и даже время испуганно торопится выполнить твое желание, понимая, что вот-вот лопнешь, не выдержишь, что надо, срочно, приспичило - и это все про тебя, и именно это делает из мальчика подростка, одно короткое слово, как выдох, быстрее молнии, обжигающее, взрывное, невероятное - "ну!" Мальчик отложил книжку, достал из кармана брюк ручку, и стал записывать: сначала на ладони, потом на клочке бумаги. Записал про "ну", а затем - постепенно вспоминая - про те остальные слова, прожитые за последний месяц, но больше и дальше: не только про вкус черники, а сравнительный анализ между вкусом садовой и лесной черники, и про то, как сочатся чернила через бумагу, оставляя отпечатки на деревянном столе, и про все далекие края, где он хочет побывать, и про то, что "синие дали" вовсе не синие, и про самых нелепых дальних родственником, которые кажутся случайностью, как будто их придумали только ради несоответствия. Мальчик писал долго. Путался, сбивался, зачеркивал, кусал ручку, пачкая губы синим. А когда закончил, устал, выдохся, отложил исписанные листки бумаги и открыл опять ту книгу, которую пытался оживить... и обнаружил, что жизнь вновь ушла из нее. Те три страницы, которые еще несколько часов назад дышали жизнью, опять погасли. Книга сдулась, как проколотый мячик, и лежала на столе вялая, бездыханная... Зато голые коленки кололи листы бумаги, ни на секунду не давали о себе забыть. Жизнь перешла туда. Мальчик собрал их в охапку и вышел из библиотеки, осторожно прикрыв дверь. Он знал, что больше не вернется.
      
       Сказка для Ани Э.
      
       Она все время бежала, эта женщина, и не могла остановиться, или могла, но не хотела, или хотела, но боялась, и когда ее спрашивали: "За чем ты гонишься?", она смеялась и говорила: "За ветром" или "За своей тенью" или "За падучей звездой". А когда ее спрашивали: "От кого ты бежишь?", она плакала и говорила: "От лени" или "От смерти" или "От самой себя". А когда ее спрашивали: "Ты когда-нибудь остановишься?", она улыбалась и говорила: "Нет" или "Да" или "Может быть"... Мчались мимо города и страны, сливаясь в одно пестрое пятно, и казалось: если остановиться - все исчезнет, потому что существует только так - в движении. Ноги перестали чувствовать усталость, и она знала: остановиться нельзя - упадешь. Она бежала в старых поношенных кедах с разноцветными шнурками, в тренировочных шортах, в линялой голубой футболке, и зимой куталась в красный шерстяной шарф, а летом вытирала им пот. Она бежала, и ноги ее удлинялись, и впадали в реки, а оттуда стекали в море, а она все бежала. И шея удлинялась: она бодала солнце, как слепой теленок, и не замечала. И на вопрос: "Почему ты бежишь? Ты не можешь остановиться? Или не хочешь? Или боишься?", она отвечала: "Сама не знаю - забыла, разучилась..." И мчалась дальше - бегущая женщина, а потом и вопросы задавать перестали: оставили в покое, и все.
      
      
      

  • Комментарии: 1, последний от 18/02/2023.
  • © Copyright Климовски Керен (kerenklimovsky@gmail.com)
  • Обновлено: 06/02/2016. 32k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.