Lib.ru/Современная литература:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Письма жены Аллочки и мужа Валички
В феврале 1958 года офицер Валентин командирован на два месяца в Арзамас-16 (ныне город Саров), его жена Алла осталась в Полтаве. Ему 25 лет, ей 20. Они поженились 10 месяцев назад.
Можно по разному оценивать их письма, но одно их достоинство несомненно - они подлинные.
8 февраля, Валя:
Здравствуй, Аллочка!
Целую тебя крепко, нежно сто, тысячу раз. Я очень скучаю по тебе, очень часто почти что вижу тебя около себя, стоит только закрыть глаза и я представляю твое лицо, твои жесты. Конечно, я их вижу такими, когда ты находишься в нормальном состоянии. У человеческой памяти есть хорошее свойство - забывать плохое. Правда, это отнюдь не значит, что плохим можно злоупотреблять.
Аллочка, я очень прошу тебя съэкономь на чем угодно, но обязательно ходи в кино, не замыкайся в домашней обстановке, ходи к подругам, ладно уж, посплетничай, но только не живи бирюком, иначе будешь сохнуть и страдать, отвлекайся от безрадостных мыслей.
13 февраля, Валя:
Здравствуй, моя хорошая!
Пишу тебе второе письмо, не получив ответа на первое. Когда я кончаю грызть и долбить гранит науки - я вижу тебя, дорогая. Как мне хочется протянуть руки, приласкать, утешить. Я вижу наш дом, окно в кухню, когда я иду с работы, заглядываю в окно и вижу трогательно терпеливую спину, голова склонена над столом, и вижу твой взгляд, которым ты меня встречаешь, движение немного сбоку, слова нараспев: "Ну это что-то будет, Валентин!" Я вспоминаю всё из того, думая о чем, можно сказать: "это было счастье". И у меня сейчас нет ни малейшего желания того, глупости... Подчас для того, чтобы увидеть близкое, нужно отойти подальше. Я рад этому светлому чистому чувству, с которым я думаю о тебе, я благодарен тебе за всё. Нет, не тебе, нашему общему чувству, связавшего нас навсегда, я благодарен.
При воспоминании о тебе у меня часто появляется настроение умилительно-насмешливое, любовное и в то же время снисходительное: "моя маленькая, глупенькая, нежненькая".
Я не забываю - не могу забыть - об ограниченности твоих взглядов, подчас просто мещанских, вздорности характера (в этом, правда, и я немало виновен), известной узости интересов - для тебя муж, Валюшка - это всё на свете, и всё остальное (кроме желания красиво одеваться) тобою рассматривается через призму отношения к мужу. Всё это нельзя назвать неестественным, но примириться с этим - для меня значит опошлиться. Писатели очень любят рассматривать такую ситуацию - в юности человек мечтал, горел, искал, стремился, затем же он осолиднел, поскучнел, а то и опошлился. Когда я думаю об этом, мне делается страшно до физической боли в сердце. Недавно после игры в преферанс я проснулся под утро, и меня охватил ужас при мысли о том, что я умру (когда-то). Я стал думать о тебе, о наших будущих детях - нашей плоти и крови, и мне стало легче. Но весь день у меня было подавленное настроение.
13 февраля, Алла:
Здравствуй, мой любимый, мой славненький, хорошенький, родной Валюшка!
Валёк, ты знаешь, я не могу писать спокойно, потому что глаза наполнились слезами, и ничего не вижу, сижу и реву, как дурочка... Эти дни мне еще раз доказали, что я очень-очень люблю тебя, до сумасшествия, понимаешь, я даже не понимаю, что это у меня за чувство. Со мной никогда так не бывало раньше, с другими. Мне не надо ничего, ни денег, ни квартир, ни одежды, мне нужен лишь ты один, один на свете. Валёк! Я знаю, что лучше тебя на свете нет человека. Ты лучше всех, умнее, красивее, нежнее, добрее всех. Ты любишь меня, как ни один мужчина не любит ни одной женщины на свете. Хочется лишь одного, чтобы скорее пришел тот день, когда мы снова будем вместе. Ты знаешь, я, наверное, не выдержу до конца, мне кажется, еще немножко и я сойду с ума. Валичка, но я буду держать себя в руках, только прошу тебя пиши мне почаще.
Видела Аллу Дегтярь, она уже в положении 3 месяца. Я ей так завидую. Валюшка, я уже решила, только ты приедешь и нужно будет подумать об этом. Я тоже хочу, чтобы у нас был маленький. Валичка, это серьезно, а ты как, Валёк, я надеюсь, ты согласишься.
Миленький, родной, любимый, целую тебя тысячу раз, обнимаю крепко-крепко. До свидания, твоя Алла.
16 февраля, Валя:
Здравствуй, Аллочка!
Начинаю с маминого: шлю тебе привет и массу пожеланий в твоей жизни, а главное, здоровья.
Сегодня воскресенье. Долго спать не мог, хотя положено. Снилась ты, во сне мы повздорили. До твоего чемодана дело не дошло, я проснулся.
Ходил в кино, в магазин. Больше никуда не ходил, с девушками не заговаривал, к женщинам не приставал, пьяным не напивался, по морде (извиняюсь, по лицу) никого не бил, одним словом, был паинькой. Напиши, Алла, как ты себя чувствуешь по этим пунктам.
Но зато вчера я был в театре на концерте симфонического оркестра и солистов. И остался весьма доволен...
Если бы ты знала, как мне захотелось в Ленинград, жить нормальной культурной жизнью, ходить в театр, в филармонию...
Я чувствую, что смогу терпеть еще лет пять, не больше. Это будет и по патриотически: отработал 5-7 лет после Академии, затем выбираю по своей воле. Студентам дают три года. Кроме того, я и потом буду работать не без пользы для отечества.
В дополнение к предыдущему письму можно выяснить некоторые нерешенные вопросы наших взаимоотношений. Если прямо говорить, без уверток, что я хочу от тебя, то это вот что: я хочу , чтобы ты была прежде всего человек (можно было бы написать "Человек", но это, пожалуй, слишком высокопарно). Итак, прежде всего "человек", а уж потом жена. Собственно говоря, это даже не должно находиться в противоречии.
Для уточнения можно добавить "советский человек". Все-таки моим девизом остается (я пишу это одной тебе, не на собрании выступаю, и все-таки это именно так): жизнь дается человеку один раз. И без пошлого добавления: "и прожить ее надо так, чтобы потом приятно было вспомнить". Нужно жить полно, любить природу, искусство, много знать и понимать, не быть вялым, и главное, не жить для одного себя. У нас замусолили эти слова "жить для общества", но истина от этого не убавилась в весе. Я не скажу, что я живу праведно, в полном соответствии с этими принципами, но я стараюсь...
Как ты, Аллочка!
Пиши, дорогая, от тебя нет еще ни одного письма. Целую всю и стократно. Валя.
Сегодня ночью было неважно: страстно желал тебя.
16 марта, Алла:
Здравствуй, мой любименький!
Получила твое третье письмо, очень была рада. Письма твои очень хорошие. В третьем ты немного обидел меня, но немного только, слышишь, Валичка. Я сдержала себя не обидеться много. Я не хочу на тебя обижаться ни капельки.
Валюшка! Я обязательно исправлюсь и буду хорошей, такой как ты хочешь, чтобы я была. Я для тебя всё сделаю. Я обязательно буду учиться и буду хорошей девочкой.
Валёк, тебе там, наверное, трудно, но ты потерпи немножко, время пройдет и снова будем вместе. Но ты ни к кому не ходи. Хорошо? Ведь я хочу, чтобы у нас была самая чистая, преданная любовь. Ведь то и любовь по моему, когда очень трудно, и ты все равно веришь в будущее, и больше никто не может заменить друга. Ведь я у тебя самая лучшая, правда? (Я не задаюсь) Вот мне очень, очень скучно одной без тебя. Я каждый день считаю уже.
Я купила пластинки, хоть и денег нет, но не смогла такие не купить. "Плыви, мой челн" исп. Козловский и качели из "Веселой вдовы". Эти и тебе понравятся.
Я уж так хочу с тобой. Одна уже не могу. Всю свою волю напрягаю, Валичка!
Целую тебя крепко-крепко в губки и глазки. Твоя Алла.
18 марта, Валя:
Здравствуй, моя Аллочка!
Наконец-таки получил твое письмо. Дорогая, ты не поверишь, как я был взволнован, когда раскрывал письмо. Когда же я прочитал его, то получилось и еще хуже: по причине своей чрезмерной чувствительности я прослезился. В первый раз в жизни я понял, какое счастье может доставить письмо. Меня не нужно убеждать, дорогая, что ты пишешь искренне, я верю этому, так как уже неплохо знаю тебя. Мне так жаль, моя славная, что я вынужден расстаться с тобой на такой срок, вернее, что я уехал от тебя, оставил тебя одну, но, очевидно, что теперь нам нужно только ждать, ждать и ждать. Сегодня 18 февраля, уже осталось меньше 2-х месяцев. У меня сжимается сердце, когда я представляю тебя одну дома. Ты обещала мне, что будешь нормально питаться, помни об этом, Аллочка. Я очень не уважаю людей, которые не выполняют своих обещаний. Ты не должна изводить себя. В конце концов, ведь ничего страшного не случилось: я поехал на учебу, живу здесь с бытовой стороны хорошо, просто даже прекрасно, у тебя тоже, по-моему, затруднений нет, только не ленись, Аллочка, сделать что-нибудь для себя, сварить хотя бы второе. Но ты не написала мне, как ты кушаешь, пиши обязательно. Я, как ты знаешь, в этом вопросе, конечно, впереди тебя, голодным не остаюсь. Деньги у меня сейчас идут только на еду, до мартовской получки должно хватить. Иногда хожу в кино, это и все источники расходов.
Я имею дело с тремя парнями, вернее, один из них не парень, ему 30 лет, два другие моего возраста. Вот ты, Аллочка, говоришь, что я часто раздражаюсь. Но я все-таки мало помню случаев, когда это объяснялось бы только моим плохим настроением. Я не выражаю своего раздражения, скажем, Ивану Ивановичу, просто я замыкаюсь в себе - но он подчас сильно раздражает. И объясняется это тем, что я не люблю таких прижатых к земле людей, у которых большинство интересов сужено вседневными, хотя бы и насущными заботами. У Ив.Ив. лицо как будто заспанное, с добрым собачьим взглядом - он очень добродушный человек. Первый наш разговор обозлил меня: он на той же должности, что и я, и недоволен этим назначением. "Зачем это дело? Ни к чему совершенно. Да и какой рост дальше на этой должности?" "Как, говорю я, какой рост, да сколько же вам техники знать нужно, здесь совершенствоваться можно до бесконечности!" - "Ну, так и что совершенствоваться, а роста нет: кем тебя назначат дальше?" Я виду не подал, но в этом месте обозлился. Он раздражил меня тем, что отнес себя к той категории людей, для которых где бы ни работать, только бы побольше получать. Что ж, каждому человеку - свое место. В остальном же Ив. Ив., если и недалекий, то все же нужно сказать, добродушный и покладистый человек. Правда, еще он умеет сводить что-либо высокое из человеческих чувств до низкого уровня будничных. Домой он не пишет. "Надо написать один раз домой, да и передать, что больше писать не буду. Да и что писать: жив, здоров, скоро приеду". У него жена и 7 лет девочка. Может и мы так будем? Не дай бог. Я вижу, что подвернись случай, он с удовольствием нашел бы четыре "К", как он и говорит: "Катя, корова, квартира, кровать".
До свидания, милая, славная, нежная, любимая, самая лучшая. Валя. Целую.
23 февраля, Валя:
Буду писать о том, как я тебя люблю, Алочка.
Что бы я сейчас ни делал, я думаю о том, что это всё было бы в десять раз интереснее, если бы ты была со мной или хотя бы ожидали меня дома. Алочка, мне не надоедает вспоминать тебя, каждое твое движение, жесты, слова, моя нежная, моя самая красивая, самая лучшая.
С сожалением должен признать, что иногда, особенно по утрам, мои мысли о тебе не безгрешны. Но что хорошо, так это то, что эта вещь мне мыслится только с тобой и больше ни с кем. Подобная вещь с кем-нибудь другой мне представляется грязной, противоестественной, отвратительной. Оказывается, любовь - прекрасное средство для самозащиты для мужчины.
24 февраля, Валя:
Здравствуй, нежная моя Аллочка!
Ты обижаешься на меня, что я мало пишу, а я от тебя получил за 3 недели только 2 письма. Я уже писал тебе, милая, что мне очень плохо без тебя. Я не ожидал, что так будет, что каждую минуту буду помнить о тебе; что бы ни делал, обязательно всплывет мысль о тебе, о том, что ты есть на свете, о том, что ты делаешь сейчас, о том, как ты страдаешь без меня.
Я жду твоего фото. И жду и боюсь: мне кажется, что я совсем сойду с ума; хорошо, что меня отсюда не выпустят до срока, что я готов все бросить и ехать к тебе.
Аллочка, вчера было 23 февраля, ровно год со дня нашего обручения, точнее, с того дня, когда я сделал тебе предложение.
Сейчас, начиная с 3 февраля (кстати, мы не вспомнили этой даты) проходят те дни, которые для меня навсегда остались в сердце как неповторимо прекрасные, как самые счастливые дни в моей жизни. Всё это было ровно год назад. Во время ссор с тобой я часто думаю, что я жил всего два месяца, все же остальное было барахтанье в мирской суете. Я испытал тогда, в эти 2 месяца всю глубину того чувства, которое, будучи разобранным до косточек всеми поэтами мира, все же для каждого человека является вечно новым, своеобразным, свежим. Я чувствовал и подъем, и радостное возбуждение, и в то же время какую-то сладкую боль, а подчас и угнетенность, даже подавленность. День без тебя превращал меня во что-то окаменевающее, бездеятельное, безразличное, как будто я уже не существовал без тебя. Это было просто болезненное состояние. Мне запомнилась прыгающая за бортом машины дорога, летящий из-под колес мокрый и грязный снег и я, сидящий согнувшись, безучастный ко всему окружающему и вдруг подумавший о том, что единственное светлое, мое близкое, родное - ты, Аллочка. В этот вечер мы должны были встретиться. Сколько тихой радости, умиления получал я, только лишь видя тебя. И нужно было только лишь это: видеть тебя, ласкать тебя, говорить милые глупости, быть просто искренним без обычного своего скептицизма и шутливо-высокомерной насмешливости. Как же это было прекрасно! Может быть, потом бывали и более счастливые минуты, но то время уже не повторится, хотя бы уже потому, что оно было полно радостных ожиданий. Эти ожидания оправдались, но само по себе ожидание наполнено было особой прелестью.
Пусть тебя не смущают эти строки, дорогая. Ты правильно сказала, что когда мы встретимся с тобой после этой разлуки, это будет самый большой праздник в жизни.
До свидания, Аллочка, целую. Твой "Валичка".
1 марта, Валя:
... Я очень люблю тебя, дорогая, но ведь мы с тобой давно уже договорились по этому поводу, и ты согласилась со мной, что ты должна работать. Зачем же это стих. о самоотверженных мамах "без дипломов и без званья"? И о выборе - куда пойти учиться - ты мне ничего не пишешь, хотя я советовался с тобой по этому поводу. Очень хорошо, что ты занимаешься, но нужно же определиться. Нельзя все на свете бросать из-за того, что я уехал. Наоборот, работать или заниматься нужно еще больше, тогда человек не расслабляется, не раскисает. А если он расслабляет себя, то это опускание рук пойдет всё в возрастающей степени, вплоть до настоящей болезни. Что же в этом хорошего? Доказывать этим, как сильно любят? Но я, например, и так достаточно это знаю. От того, что ты заболеешь, мне тоже лучше не станет, а как ты отлично знаешь, это может вообще выбить из колеи. Я хочу продолжить свою мысль: чем больше мы будем духовно понимать друг друга, тем счастливее мы будем жить. Это понимание должно быть не только на словах. О чем я хочу сказать? О том, о чем писал в тех письмах, на которые ты "чуточку" обижалась. Мои мысли не изменились, Аллочка. Помнишь, ты говорила, что будешь во всем меня слушаться? Что твоя мечта - жить той же жизнью, что и твой муж, его мыслями, его интересами, всем, что касается его? Или это были твои "фантазии", над которыми смеялись Люба и Надя?
Ну, мы скоро продолжим разговор.
До свидания, Аллочка. Целую. Валя.
Меньше обижайся, больше вдумывайся.
2 марта, Валя:
Здравствуй, дорогая моя Аллочка!
С нетерпением жду твоих писем, надеюсь, что завтра что-нибудь будет, в сегодняшней почте твоего не оказалось. Пиши мне больше, милая, ты же целую неделю до моего письма прожила без меня, неужели тебе не о чем рассказать.
Вчера посмотрел к/фильм "Случай на шахте восемь", это совершеннейшее создание искусства. Но этого мало сказать - важнее то, что они смогли глубоко тронуть за сердце, взволновать. Какая это любовь! Знать человека, встретившись с ним раз пять-шесть, и поверить ему так сильно, что даже горячо любимый отец был покинут ради него, ради того, над кем собрались тучи. Час или два после фильма не мог опомниться, я был там, с теми, кто на экране, с теми прекрасными красивыми людьми - с ним и с нею. Эта любовь безрассудна, но прекрасна. Это, пожалуй, грех мой - слишком большая чувствительность, доходящая до слезливости. Это не от мужчины. Впрочем, Форель сказал, что душевные половые особенности не имеют исключительной принадлежности к индивидуумам лишь данного пола. Так и у меня это является, очевидно, чисто женской особенностью характера, унаследованной отнюдь не с мужской стороны.
Вот и позавчера: по радио передавали рассказ Шолохова "Судьба человека". Это было уже поздно вечером. Ив.Иваныч уже лег спать. Я сидел за письм. столом, слушал. И тогда, когда у автора, как сказано в тексте, скатилась скупая мужская слеза, у меня они текли ручьем, особенно, когда в рассказе появился малыш - "сын" героя рассказа. Рассказ - это все-таки только рассказ, но в этом случае он действительно заслуживает премии (выдвинут на соискание Ленинской премии).
Искусство - как говорят - всего лишь зеркало (увеличительное) жизни, но почему оно сильнее воздействует на человека, чем сама жизнь, с большей силой способно взволновать его, разбередить ему душу? Раньше я часто думал, особенно, находясь под непосредственным впечатлением искусства - книги, музыки, театра - что искусство выше жизни, хотя черпает всю силу из самой жизни. "Существует только искусство" - говорил я тогда себе. Когда же мне становилось слишком обидно при мысли, что жизнь не дает всего того многообразия красок и полноты ощущения счастья, которые могли бы выпасть на долю человека, вот тогда я думал о многих произведениях искусства, где жизнь предстает может быть и трудной, но все же прекрасной, думал со снисходительным сожалением: "это всё искусство".
Неоспоримо, что искусство не может стать выше сильной, беззаветной, безрассудной любви, или просто любви, т.к. любовь может быть только такой; в противном случае есть только брак, сожительство. Аллочка, наша с тобой запутанная любовь - это все-таки, наверно, настоящая. Это видно сейчас. Если бы это было видно всегда! Если бы не было этих глупых, ненужных, бесполезных ссор! У них, к сожалению, есть основа, и сама это основа заключается не только во вздорности характеров, неуступчивости по мелочам. Ну да об этом не стоит, я уже написал тебе в предыдущем письме.
У меня недавно страшно испортилось настроение: в связи с чем-то я вспомнил о твоем комсомольском билете. Самое плохое в этом то, что я вынужден был напоминать тебе об этом. Пусть в конце концов все уладится, но у меня так и останется впечатление, что тебя это мало трогает, что в этом мы с тобой не единомышленники. Мне сразу вспоминаются часто встречающиеся в "Комс правде" строки: "До замужества Алла Л. была веселой, общительной девушкой, заводилой всех мероприятий; после замужества она стала отдаляться от подруг, оставила техникум, потом механически выбыла из комсомола".
Аллочка, написала ли ты в институт? У меня появляется много сомнений в отношении ин. языков. Все-таки сейчас учителей производится много больше нормы, особенно много их в больших городах. Недаром же сокращают прием в ин. языков. Кроме того, нужно любить эту профессию, профессию учителя, чтобы жертвовать своими нервами ради того удовлетворения, которое она может дать. Подумай, Аллочка, насчет библиотечного. Мне кажется, что при том широком образовании, которое дает он, можно найти работу необязательно в библиотеке. Попробуй спросить хотя бы в библиотеке, напр. в библиотеке горкома партии, пройти к заведующей и поговорить с ней.
Я уже писал тебе, Аллочка, что лет через пять я думаю демобилизоваться и ехать в Ленинград. Я рассчитываю поступить в заочную аспирантуру по той специальности, которой я сейчас занимаюсь: радиоизмерения. По крайней мере, я теперь имею возможность развиваться как инженер. Если я поступлю в аспирантуру, то еще через три-четыре года у меня будет основательный багаж знаний, с которым можно ничего не бояться.
Вот тебе, Аллочка, пример скрытности и замкнутости моего характера. Эта мысль у меня не сразу созрела, но теперь довольно твердо сидит в башке. Один есть каверзный вопрос - квартира, но он тоже решается: такую комнату, как у мамы, можно поменять на две разных, особенно, если иметь деньги; ей уже предлагали.
Мне, Аллочка, так хочется, без всяких обиняков говоря, только к тебе, иногда, кажется, бросил бы все и умчался на чем угодно. Слаб человек, так ему хочется ласки, нежного слова, взгляда твоего.
2 марта, Алла:
Здравствуй, мой любименький.
Вчера получила сразу 2-а твоих письма. Одно, что за 18/II, а второе за 24/II. Первое, видно, долго валялось в общежитии, потому что мне его принес Леванов, не знаю почему. Валичка, очень благодарна тебе за такие хорошие письма. Эти письма меня так поддерживают, если бы не они, я бы сошла с ума. Это точно, Валичка, такое у меня настроение плохое, преплохое. Одни твои письма меня оживляют и так я счастлива читая их. Я их перечитываю по 5р. Несколько раз на день и будто побываю рядом с тобой.
Валичка, мой любимый, мой хороший, мне так тяжело без тебя, ну хоть бы одну минуточку ты побыл со мной, я бы еще долго ждала бы тебя. Но мне еще долго нужно ждать и ждать. Еще полтора месяца. Но я тебя буду ждать и обязательно дождусь. Только иногда мне кажется, что ты насовсем уехал и больше никогда не приедешь, и тогда сердце начинает биться-биться и делается так страшно, будто нигде на земле нет ни одного человека, а я одна. Знаешь, Валёк, ты только пиши мне и все будет хорошо. Ты не слушай Ив. Ив., пусть он так рассуждает, но ты ведь совсем не такого склада человек. Я не представляю, зачем тогда у него семья, если он считает, что не надо писать, и если он может не написать домой письма. А девочка, разве он тоже не напишет. Представляю, какое у нее мнение об отце, и примера то брать не с кого об истинной дружбе. А этому дети, по-моему, должны учиться прежде всего у отца с матерью.
Валичка! Да, в такие дни мы с тобой врозь. Очень обидно. Вот скоро 8-е марта. Все мужчины готовятся, как то будет торжественно. Впервые этот праздник я встречаю как настоящая женщина, а тебя нет. Лида и Галя беспокоятся, что же им мужья подарят, как поздравят, а мне так досадно, прямо выплакалась во всю, и никого со мной не будет. Никуда и шагу не выйду, чтобы не расстраиваться. И день нашей свадьбы тоже врозь. Ведь 6-го ты не приедешь. Мне так страшно, что в эту ночь тебя не будет со мной. Но тогда ты мне был такой хороший, но я боялась тебя в ожидании чего-то страшного. Мне казалось, что это так страшно и стыдно, мне казалось, что я умру. А теперь, через год, ты мне такой родной стал. Мне бы так хотелось быть в этот день вместе. Я теперь уже ничего не боюсь. Просто быть с тобой было бы большим счастьем, просто даже смотреть на тебя и всё. Валичка, прошу тебя хорошо кушай, спи спокойно. Только никуда не ходи, а то тогда для меня все перевернется на свете. Ведь уже совсем мало осталось и мы будем вместе.
Вот и все, мой любименький. Целую крепко-крепко. Твоя жена Алла.
4 марта, Валя:
Алочка, сегодня 8 дней, как я не получал от тебя писем. Я просил тебя выслать маме деньги, ответа не было. Я в прошлом месяце попал в положение подлеца. За всю мою жизнь я не получал подобной пилюли. Видишь ли, что получается: мы с тобой воркуем, как голубки, а где-то мать - больная, без денег, забытая... Ведь и у нас будут дети. Будет очень плохо, если они к нам будут относиться так же, как я к своей маме. А ведь ты готова отдать детям всю свою жизнь: так же, как сделали наши с тобой мамы для нас.
Ну да ладно, это у меня злость взыграла, и не только по этому поводу. Никак не пойму, почему не доходят письма.
Дорогая моя, я понял, как тяжело без писем. Если бы я дал волю своей фантазии, от меня один взвинчивающий кусок нервов. Не скрою, Алла, что у меня появлялась и такая мысль: не случилось ли что с тобой? Нет, я не подумал, не мог подумать, чтобы ты сама... Но если кто-то силой... Я отгонял от себя эти мысли; у меня еще до сих пор, как у ребенка, может развернуться страница за страницей такая повесть, что любой писатель позавидовал бы моему воображению. Вчера, например, вечером гулял по улице и ярко представил себе роман в нескольких частях - как я убил человека, который, ну ты понимаешь; до малого обсудил все подробности, затем следствие, 25 лет тюрьмы и даже жизнь в тюрьме, и красивый выход на волю - "здравствуй, мир!" и т.д. Потом пошел домой и лег спать.
Любимая моя Алочка, мне так хорошо было получить твои письма. Так радостно почувствовать твое милое слово, нежный твой говор, твои ласки, те ласки, которые сделали нас с тобой одним существом, жизнь которого на две части - страдание. Пусть это выглядит сентиментально, но это так - все мои мысли о тебе, дорогая, любимая, славная. Алочка, я еще раз перечитываю твои письма и чувствую, как то, что давило мое сердце последние дни, отступило от меня.
До свидания, еще раз дорогая, еще раз любимая, нежная, самая красивая моя. Целую тебя всю, моя Алочка. Твой Валентин.
Еще раз поздравляю с Международным женским днем!!! Ура! Ура! Ура!
7 марта, Алла:
Здравствуй, мой любименький Валичка!
Сегодня, мой родной, я получила от тебя телеграмму и письмо за 1-е марта. Мои письма, вероятно, где-то задерживаются, ведь я получаю твои письма сразу по 3 и по 2. Сегодня я так была рада письму и особенно телеграмме. Я так была счастлива, что хоть тебя и не будет со мной на этот мой первый настоящий женский праздник, но что ты подумал обо мне и хотел бы быть со мной в этот день. Я не знаю, как ты, но я бы отдала все, чтобы быть с тобой сейчас и завтра. Валичка, ну приезжай уже поскорее. Мне кажется, что мы никогда не будем больше вместе. Сегодня 7-е марта. Я целый день скучала, а потом принесли пригласительный в 17ч. на вечер у клуб. Мне было очень скучно и я пошла. Была торжественная часть. Это смех до потери сознания. Вечер-то был с одним полком, так вот от полка один офицер делал доклад и прочитал приказ. Почти все женщинам полка вручили небольшие подарки и общественницам еще и грамоты. А от нашей части выступал Шеин. Ну, прочел он о празднике немного, потом объявил благодарность участникам самодеятельности и заключил приказ словами: "Да здравствуют женщины! Да здравствует 8-е марта!" Весь зал поднял такой хохот, ребята свистели, стыдно было за часть. Такая богатая часть, и не могли купить по маленькому подарку. Лиля Швецова (она сейчас в женсовете) просила Лесняка и Шеина (он сейчас замполит), так они отказали - нет фонда. Просто они дубы, и было так стыдно.
Валичка, я напишу в библиотечный запрос, но ты мне не посоветовал город. Если я буду сдавать экзамены на Украине, то буду сдавать и украинский, а мне не хотелось бы. С "инъяза" до сих пор нет ответа. А одна женщина посоветовала мне идти заочно, у нас в Полтаве есть техникум торговли. Как ты на это посмотришь?
Валюшка, что ты мне купил? Ой меня интересует, страх, ну почему ты не выслал мне. Вот посмотрю, что ты придумал мне, знал мой вкус. Ой, до чего интересно, ужас. Хоть бы написал. Напиши, Валичка, сгораю от нетерпения. Покупать чесучу? Есть ли там гарнитуры красивые? А босоножек нет?
Вот все, Валюшка, жду тебя с нетерпением, родной. Кушаю хорошо. А ты? Дома благополучно все. Целую всего и глазки. Твоя Алла.
9 марта, Валя:
Аллочка, я умоляю тебя выполнить мою просьбу выслать моей маме деньги. Она сейчас в очень и очень тяжелом положении. Вчера мне было ужасно стыдно, больно, гадко. Во все виноват я один.
Я не знаю, поймешь ли ты меня, но моя любовь к тебе не уменьшается от того, что я люблю мать. Может быть, не так уж и люблю, я не знаю, как назвать это чувство. Моя мама не была мне духовным воспитателем, у нее много отрицательных черт, и к сожалению, некоторые из них я унаследовал, например, раздражительность, способность из-за пустяков пойти на крупную ссору. У нее есть и отличительная положительная черта: доброжелательность к людям, она очень многим людям помогла, хотя для нее никакой выгоды не было.
Нехорошие стороны мамы ты и сама видела - она и на тебя набросилась, когда я с Ленькой уехал, и другое. Оттого-то у меня и такое чувство к маме - уважать ее полностью я не могу. Но когда я думаю о том, что я представляю для нее, так же, как и любой другой единственный сын для его матери, у которой тем более и мужа нет (что теперь за жизнь для нее?), то мне становится больно, у меня сжимается сердце. Хорошо мне, у меня есть ты, я могу увлечься работой, у меня просто не хватит силы духа жить только лишь для одного человека. А мама жила только для меня. И вот теперь я ушел от нее. Когда я пробую поставить себя на ее место и с ее положения посмотреть на жизнь, у меня выступают слезы на глазах. Здоровья нет, работы нет, и еще сын забыл ее.
Я не избежал общей участи: и в моей семье получаются традиционные отношения, а именно: моя мама недоброжелательно относится к тебе (свекровь - невестка), потому что ты "отобрала" у нее сына. Ты недоброжелательно относишься к маме, потому что ревнуешь меня к ней. Твоя мама - теща - недоброжелательно относится ко мне, потому что я отобрал у нее дочь (говорила же она тебе, что муж - все равно всегда чужой). Но в личных взаимоотношениях она ко мне хорошо относится.
Выходит, ха-ха (смех сквозь слезы), что я один ко всем хорошо отношусь! Извини, Алочка, но когда я дошел до этой фразы, я действительно рассмеялся. Это совсем ненужная проблема - делить любовь. Я люблю тебя, но у меня есть и сыновний долг. Это не формальный долг, а воспитанный 25-летним существованием моим на свете. Вот и всё.
Алочка, мне хотелось написать тебе много хороших "любовных" слов, но вчерашнее письмо мамы выбило меня из этого "любовного" состояния. Я их напишу тебе завтра.
9 марта, Валя:
... Приятели мои вчера вечером собрались на вечеринку. Все тот же вездесущий Никита Егорыч договорился с лаборанткой, та пригласила их в компанию на встречу 8-го марта. Они купили 3 бутылки коньяку (а денег у них осталось с гулькин нос, но они же офицеры) и пошли в эту компанию. Иван Иваныч подумал и решил, что документы и партбилет надо дома оставить, "мало ли что может быть, идешь сам не знаешь куда". Пошел и Володя, пижонистый, самоуверенный парень. У него дома молодая жена с маленьким ребенком, он на год моложе меня. Здесь он уже успел что-то наделать, за что, по его словам, могут потащить его в политотдел по приезде домой. Я не знаю, в чем дело, Никита только рассказал, что они тут ходят в одну компанию, и что там он сам, Никита, сейчас кается в том, что он, кажется, напрасно все-таки прижимал жену баяниста, можно было бы и другую, но он был выпивши.
Всё это хорошие ребята - обычные, средние люди, офицеры, вроде Ив.Иваныча, который считает, что погулять можно, но нужно, чтобы все было шито-крыто. Они вернутся домой и будут мирно жить с женами, а эта командировка будет вспоминаться как увеселительная прогулка - так купчики до революции в столицы ездили.
Ты иногда упрекаешь меня, Алла, что я считаю себя каким-то особенным, лучше других. Я тебе еще раз говорю, что я считаю себя просто нормальным человеком. Если нужно быть таким, как они, быть таким, как все, то уж лучше я буду особенным.
Еще ты иногда говорила мне: "Какой муж скажет своей жене такое?" Не хочу я равняться ни на одного из этих мещан, и впредь, как и раньше, буду поступать так, как говорят мне ум и сердце, а не так, как делает Иван Иваныч и др. Всё это простые, милые люди, с ними можно шутить, работать вместе, жить вместе, но подделываться под них - это уже нет, извините.
Ив. Ив. в последнее время стал надоедать: много говорит - встанет с постели, закричит что-нибудь добродушное и бессмысленное, обязательно по-мещански истолкует что-нибудь передаваемое по радио, и самое плохое - вдруг пропоет фразу из песни - из какой, неважно, потому что все песни он поет на один мотив.
Как-то мы с ним поспорили на экономическую тему и не согласились, это его, очевидно, задело, и сейчас он стал даже политэкономией интересоваться и пытается найти какой-нибудь вопрос, на котором он мог бы меня, как говорится, "приделать".
Пиши, что у тебя было в день 8 марта. Я весь день провел дома, в кино нового не было, в клубах - вечера по предприятиям, но дома тоже хорошо: ведь всегда по праздникам хорошие передачи по радио, а мы их никогда не слышим.
До свидания, дорогая, целую. Валя.
PS. Писем от тебя нет с понедельника, сегодня воскресенье, почты нет.
10 марта, Валя:
Здравствуй, Алочка! Почему ты так редко пишешь. Напишешь два письма подряд, и нет от тебя ничего целую неделю...
Значит, ты, Алочка, не веришь мне, в мою любовь. Или же другое, а что другое - я не понимаю. Сколько раз я прошу тебя, напиши, как живешь, что делаешь. У меня все понятно: я занимаюсь. Только не вздумай, дорогая моя, обижаться на что-нибудь, поверь, что все это только от любви к тебе, от желания быть с тобой, ласкать тебя, провести рукой по твоем лицу, обнять твое детское, прижимающееся ко мне тело, целовать твою милую головку - нежно, долго, ласково. Как часто я вижу тебя - моя трогательная девочка, милый ребенок. У меня уже нет слов, Алочка, мне нужно быть с тобой - не из-за глупости - нет, мне нужно просто любить и ласкать тебя...
11 марта, Валя:
Сегодня получил два твоих письма и "в сладостный безгрешный сон душою погрузился он". Так отрадно становится на душе, столько тихой радости приносят твои милые письма, дорогая, что я не знаю, как мне отблагодарить тебя. Я чувствую, что не смог бы любить женщину, которая была бы равнодушна ко мне. В жизни и книгах много примеров обратного, но мне почему-то присуще именно такое. Женщина - это сама любовь; значит, она должна была бы любить кого-то в жизни, положим, не меня, но кого-то другого. Я бы уже не страдал от безнадежной любви к ней, т.к. знал бы, что мы не созданы друг для друга. Если бы она никого не любила, то и я не мог бы полюбить ее - что за женщина без самого главного, что должно быть присуще ей. Я объясняю тебе это для того, чтобы ты не обвиняла меня в эгоизме. У тебя много недостатков, Алла, по крайней мере, с моей точки зрения, но твоя любовь делает тебя самой лучшей, самой красивой, самой чистой благородной для меня. Ты опять скажешь, что я люблю тебя только за твою любовь; но ведь я не мыслю тебя без этой любви.
Если бы я узнал, что ты любишь другого - серьезно, искренне - я все равно расстался бы с тобой без сожаления, т.к. это было бы изменой всему тому, что у нас с тобой было, что скрепило нас навсегда. И этого не может быть, я абсолютно в тебе уверен.
Аллочка, ты часто в каждом письме пишешь, чтобы я потерпел и никуда не ходил. Напрасно ты лишний раз об этом тревожишься - я уж писал тебе, что не мыслю глупости с кем-нибудь другой - это совершенно противоестественно, отвратительно. Прежде всего это значило бы связаться с женщиной, которая позволила бы это, а с такими я обращаться не умею. Ну, а с молодыми скромными девушками это тоже невозможно - я с ними не сближаюсь, а если бы и сближался, то никогда не смог бы обмануть их - это мой принцип еще из холостой жизни, и тебе-то это должно быть хорошо известно.
На этом до свидания. Целую тебя туда же, куда и раньше - губы и грудь. Твой Валя.
12 марта, Алла:
Здравствуй, мой любименький!
Сегодня 12 марта, и я получила твое письмо. Как и всегда очень обрадовалась ему и читала, перечитывала, как и каждый раз, по несколько раз. Валичка, почему ты обижаешься на меня за письма, я может быть и неаккуратна в переписке, но ты знаешь я не виновата. Просто мне очень трудно писать письма, мой любименький, мой хороший. Ведь понимаешь, эти письма, ну совсем не приближают день твоего приезда. Пишу письмо, всё всё вспомню, весь ты перед глазами и делается страшно. Вот сижу за столом, напротив твой портрет, Валичка, и слезы навертываются на глаза. Сейчас 22ч.30 мин и так не хочется даже смотреть, ни то что спать на этой противной кровати, от нее веет одиночеством. Валёк, ну когда ты уже приедешь, я уже не могу больше ждать. Я ведь теперь себя не узнаю, не понимаю, что со мной происходит. Вот теперь я почувствовала, что я женщина. Валёк, миленький, любимый и родной, я больше не могу, понимаешь.
Вот весь февраль было ничего, совсем я даже ничего не чувствовала, как девочка была, а вот с начала марта я не нахожу места. Но я такая стала нервная, всё меня раздражает, нервы взвинчены, а как я лягу спать, так не могу до уснуть до 2 часов ночи, мучаюсь. Понимаешь, чего-то хочется сделать, понимаешь, хоть застонать во всю силу. Но со мной так никогда не было. Мне очень трудно, Валичка, приезжай скорее, я прошу тебя, или пиши чаще.
Валичка, я очень рассердилась на тебя за предыдущее письмо, на за всё, а за некоторые фразы и мысли. Ну как ты можешь даже думать так обо мне. Эх ты, значит ты меня еще не знаешь. Я тебе говорила, что если это будет, так всё будет честно и тебе будет известно, а насильно этого никто не сможет сделать со мной. Насчет этого я не опасаюсь никогда. Для этого у меня очень много силы воли. Как это может быть со мной насильно. Что кто-то насильно войдет, где мы так любили друг друга, и всё замарать. Нет, этого не может быть никогда. Ты знаешь, что я всю жизнь буду принадлежать лишь тебе, мой хорошенький. Мне краденого не надо. Это не в моем вкусе. Я не скрываю от тебя, может это и неприлично говорить тебе, но ты же для меня родной и я тебе говорю, что очень мне трудно, но я дождусь тебя, и если нужно будет ждать больше, всё равно дождусь. А то, что ты меня решился убить, так глупость. Напиши мне, за что ты меня хотел бы убить. Ведь для этого надо сильно любить, а быть может ты ревнуешь? Всё это глупости. Мы еще много будем жить вместе и только вместе. Это будет зависеть лишь от тебя.
Прошу тебя, успокойся. Я никогда никого не любила и не полюблю так как тебя, так, чтобы я могла ему отдаться. Письма твои получаю, мне они помогают ждать. Только неравномерно приходят письма. То долго нет, то по 3 сразу.
Фотографию сделаю с получки, обязательно, я обещаю. Я тоже слушала "Обрыв". Значит, мы были вместе с тобой, очень хорошо играли артисты, да и вещь очень хорошая, запала мне в душу. Это счастье так любить, как Вера Марка, я ей завидую. Почему ты мне ничего не пишешь насчет того, что я хочу быть матерью. Очень хочу, очень хочу. Ты не рад?
Сегодня на нашей улице умерла от родов моя подруга с детства. Валя, ей 21 год. Не выдержало сердце, она такая слабенькая была, худенькая, а ребенок велик, но ребенок остался жить, а она истекла кровью и в 6 часов умерла, а в 1ч. родила. Ты ее не знаешь, она живет сразу около Гаевого. Мы с ней в один месяц замуж вышли. Но последнее время почти не виделись, и я тебе о ней не говорила, а вообще мы с ней дружили. Она с Надей в одной группе в институте. Как теперь страшно. Даже в комнате ужасно. Завтра с Любой мы сходим к ним, мне страшно смотреть на нее, но надо. Муж чуть с ума не сошел, когда узнал и до сих пор без сознания лежит. Да, это большое горе, если теряешь любимого человека.
Вот всё, Валичка, любименький, родной. Так мне хочется сейчас прижаться к тебе, поцеловать в твою нижнюю губку и уснуть на твоей груди. Валичка, правда, это счастье и хорошо, когда любишь сильно и честно. Да, раз честно, то и сильно. Ведь это очень трудно любить честно. Это и есть настоящая любовь. Целую. Алла.
16 марта, Валя:
Здравствуй, дорогая моя Алочка!
Как-то там поживаешь, моя бедная девочка? Потерпи, Алочка, еще немного, остался всего-навсего месяц. Числа 15 апреля, очевидно, я буду выезжать отсюда.
Сегодня, 16 марта, день выборов. Погода чудеснейшая, воистину праздничная. На небе чистая синева, солнце светит отовсюду: сверху, от снега и от луж. С утра я проголосовал и затем часа два бесцельно бродил по улицам: я люблю так погулять, это у меня еще холостяцкая привычка. Я уж тебе говорил о том, что благодаря многим особенностям и обстановки, и собственного характера у меня выработалась привычка иногда побыть одному, наедине со своими мыслями. Впрочем, мыслей может не быть совсем, просто бездумное легкое настроение, сосуществование двоих: я и природа. И иногда возникает беспричинное, но яркое счастье жить, быть вместе с этим солнцем, снегом, деревьями, лужами. Это чувство распирает грудь, хочется прыгать, кричать, петь; и от желания сделать это приходится насильно сдерживать себя: кругом люди.
Находившись до усталости, я пошел в библиотеку. Там я взял технические журналы, которые заинтересовали меня необычайно. Это журналы по моей теперешней специальности. На гражданке она имеет огромное значение и распространение, в области же радио - огромные перспективы, так как еще очень много несделанного. У меня зачесались руки... Самое мое заветное желание сейчас - попасть во ВНИИМ им. Менделеева, т.е. Всесоюзный научно-исслед институт метрологии. Это центральное учреждение в этой области техники, имеющее даже большой международный вес. Находится институт в Ленинграде. Это облегчает задачу, так как в другом крупном городе мне нельзя было бы прописаться. Кроме того, если я не смогу сразу попасть туда, я смогу сделать это позже, предварительно устроившись на работу в другое место. Последнее будет облегчено тем, что я уже буду специалистом - поверителем.
Я подумываю иногда и о другом варианте: о Новосибирском научном центре.
Но сама идея - попасть в НИИ по этой специальности - стала навязчивой...
Отсюда вытекает вывод и для тебя, Алочка. Тебе нужно будет иметь специальность. Это вытекает уже не из одних соображений морального порядка - необходимость работать появляется просто из бытовых соображений. Я убежден в том, что наша будущая жизнь будет гораздо содержательней, интереснее, чем настоящая; для меня, по крайней мере, это несомненно. Значит, ради этого стоит бороться.
О тебе, родная моя. Я поговорил с библиотекаршей, что представляет собой работа окончившего библиотечный институт, и чему там обучают. Преподают гуманитарные науки, очень много истории, литературы. Технических наук не дают. Хорошо нужно знать один иностр язык. Работа - уметь классифицировать литературу, уметь подобрать литературу по нужному вопросу. Работа вообще-то неплохая, но вот о чем я подумал: мы мало будем вместе. Библиотеки вечером долго работают, работают и по выходным. Этот на первый взгляд второстепенный фактор может впоследствии превратиться в муку для нас.
Поэтому мне кажется, что нужно остановиться на том, что ты уже выбрала. Меня тревожит справка с места работы. Если ничего не получится: ни устроиться на работу, ни что-либо другое, то нужно подумать об очном полтавском институте.
Вообще говоря, в конце концов высшее образование, но для тебя самой это будет лучше. Я видел, как здесь рабочие и техники говорят о том, что слишком короток их отпуск, и не увеличивают даже за свой счет. Действительно, это бедность - 12-15 дней отпуска.
Пиши мне, Алочка, обо всем этом, жду.
Теперь о другом: люблю, люблю, люблю. Я уже много писал тебе, дорогая, о том, о том, как мне плохо без тебя. Но, кроме того, мне часто бывает хорошо по той же самой причине, что я люблю тебя. И тоска по тебе, и счастье знать, что ты есть, сливаются в одно задумчиво-мечтательное настроение, и настроение это питается воспоминаниями лучшего из того, что мы вместе пережили. Знаешь, в кино часто делают такие кадры - воспоминания, выплывающие как из тумана. Так и ты беспрестанно проходишь передо мной. Почему-то сегодня и вчера я всё время вспоминаю, как ты однажды попросила у меня прощения: утром мы лежали, уже проснувшись, на чем-то мы поссорились, я отвернулся, ты взялась за книгу. Через несколько минут ты повернулась ко мне и серьезно, как ученица, проговорила: "Валентин, извини меня за то, что я сказала" (не помню, что). Как мне хочется зацеловать тебя так же, как тогда, моя миленькая, хорошенькая девочка, постаравшаяся быть серьезной!
Подчас я уже устаю думать о том дне, когда мы встретимся, приближается он все-таки медленно. Вот и все, дорогая. Целую. Валя.
18 марта
...Алочка, ты пишешь о торговом техникуме, это неплохая мысль. Несколько лет назад я бы сказал, что это низменное занятие - торгашество... На Западе торговля культурнее, ведь торговым работникам дано право не принимать к продаже плохую продукцию, воспитывать вкус. Но здесь нужна высокая принципиальность, вплоть до формализма. Чтобы не было системы "доставания". В своей семье я такого позволить не могу. Если смотря на других, я бы мог только шутить по этому поводу, то в своей семье это означало бы полностью погрузиться в тину обывательщины, а она засасывает незаметно...
Ты лучше напиши, как обстоит дело практически: учишься ли ты, говорила ли еще о справке, взяла ли документы в техникуме, как дела с комсомольским билетом. Об этом последнем лучше не вспоминать, больное место, после него ласковых слов не напишешь.
Босоножек здесь нет, с женской обувью хуже, чем в Полтаве.
Письмо получилось сухое, прочитай предыдущие, думаю о тебе еще больше, чем там сказано.
20 марта, Валя:
Здравствуй, Алочка!
Сегодня получил вызов на телефонный разговор - и смех и грех! По студенчески это называется "отмочить хохму". В телеграмме - приглашение на тел. разговор с Полтавой, прийти на ул.Кирова, д.26. Мне до этой улицы Кирова добираться - костей не соберешь. Ни о каком телеф. разговоре, Алочка, не может быть и речи, удивляюсь, как ты раньше этого не поняла. Надо было хотя бы в письме предварительно спросить. Мне только жаль, что завтра ты будешь сидеть на телеграфе, мучиться и надеяться. Может быть, у тебя что-нибудь случилось, так сообщи телеграммой.
У меня новостей никаких нет, кроме того, что я люблю тебя еще больше, чем вчера, что я очень и очень сильно скучаю без тебя. Я не представляю, как бы я смог жить без тебя, сегодняшнее положение я терплю только потому, что оно должно скоро прекратиться. Я не понимаю, не хочу понимать тех людей, которым безразлично, с женой они сейчас, нет ли, где она , что с ней, тоже все равно, им интересно это только с бытовой стороны. Для меня жизнь без тебя превращается в одно стремление: быть скорее с тобой, ждать этого, жить только надеждой на это. Не подумай, любимая, что это фразы: каждую минуту я помню о тебе, а достаточно капельку отвлечься от занятий, как твой образ овладевает мною полностью, я оказываюсь во власти воспоминаний о прежней и представлений о будущей нашей жизни. Это же счастье длч меня - ласкать, нежить тебя, целовать твое лицо, твою грудь. И пусть ты не поймешь меня, но я скажу - самое большое счастье - владеть тобой. По отношению к тебе я не вижу в этом ничего грязного, унижающего любовь. Природа для этого создала лучшую из духовных особенностей человека - любовь. Потому мне и противна мысль о том, чтобы такое же было с кем-то другой. Ведь это же тогда и прекрасно, тогда и приносит невыразимое наслаждение (то наслаждение, ради которого родился человек), когда два любящих человека сливаются в одном порыве, чувствуя, что целиком принадлежат друг другу.
Я сам не ожидал, что наша сравнительно недолгая совместная жизнь настолько породнила нас. И это родство стало самым крепким и сильным. К сожалению, мы все-таки будем еще ссориться, объясняется это тем, что я до сих пор уверен, что в тебе много недостатков, и пока никто еще меня в этом не смог разубедить. И все-таки то необщее, что имеется в нас, гораздо меньше нашей любви, даже не идет в сравнение с ней. Кроме того, если я уверен в том, что в принципе я веду правильную жизнь, то в жизни, в будничном поведении у меня очень много плохого: неуравновешенность, вспыльчивость, неспособность избавиться от хандры, которая частенько нападает на меня. Это тоже часто вело к ссорам. Дай бог, чтобы мы поскорее от них избавились. Одно мне ясно теперь: никогда я не скажу тебе - ни в спокойном, ни в разгоряченном состоянии - чтобы ты покинула меня. И ты, Алочка, никогда больше не соберешь чемодан (с одной оговоркой, конечно, чтобы в понимании принципов жизни мы не оказались бы противниками, ну, я думаю, что этого никогда не случится, потому что жена за мужем, что нитка за иголкой, не обиду тебе будь сказано).
Мы встретимся весной, дорогая, но даже если бы это и не была весна, для нас это все равно будет ярким весенним праздником, чудеснейшим временем. Оно, это время, так и рисуется в моем воображении, как залитое солнцем, светом и радостью.
Что мне еще часто вспоминается - наши с тобой вечера, обычные вечера, когда мы или читали, или слушали радио, или даже ужинали - это счастливые вечера, это то, о чем говорят - семейное счастье. Чувство счастливой удовлетворенности, полноты жизни охватывало меня в те вечера, спокойные, тихие, светлые.
Еще об одном мне хотелось сказать тебе, Алочка: о том, что я уже вскользь упомянул: о принципах жизни. Я тебе не раз о них говорил, и ты с ними соглашалась - в основном. Но люди органически впитывают в себя те впечатления, которые врезались в их мозг с детства. Потом их могут переубедить в чем-то, они согласятся, но подсознательно первое убеждение живет и в конце концов всплывает. Очень наглядно это было видно на примере Андрея Гришина. Наша действительность воспитала его как комсомольца, советского человека, он и сам убежден, что он такой, не буду обо всем его облике говорить, только об одном: в наше время господствует убеждение, особенно среди молодой интеллигенции, что женщина должна работать, а не замыкаться в домашнем кругу. И Гришин тоже так понимал - до определенного момента. Но его мать почти никогда не работала, она устраивала семейную жизнь отца и двоих детей. Вот это впечатление о семейной жизни и срослось с Гришиным, такой жизни ему и надо. А первая жена его видела другое: ее мать работала даже больше, чем отец (он одно время учился на ее деньги), она видный работник, уважаемый человек в обществе. У первой жены Гришина - другие впечатления, тем более подкрепленные общим мнением. Такие люди сошлись и из-за эгоистического характера Гришина долго не прожили. И много таких примеров, я уже подмечал. Возьми нас с тобой. Я видел, что моя мать всю жизнь работала, даже тогда, когда был жив отец. Когда раньше я предлагал ей не работать, она отмахивалась - "а что я делать буду?". Плюс к этому у меня еще книжные впечатления: мужчина и женщина должны быть равноправными членами общества.
У тебя тоже было твердое убеждение, что ты будешь работать, жить широкими интересами и т.д. Но это были книжные, школьные убеждения. А жизненный пример у тебя был другой: твоя мать заботилась единственно о семейном быте. Поэтому тебя нельзя винить в том, что убеждения твои нестойкие. А это так: ведь сколько раз ты говорила во время ссор, что ты пойдешь работать, чтобы я не попрекал тебя куском хлеба. Я-то хочу, чтобы ты не ради этого работала. Алочка, ты не обижайся на меня, но я понимаю и сочувствую твоему образу мыслей: ты представляешь свою жизнь как сплошную заботу обо мне, о детях, как хлопоты по "семейному гнездышку". Это могло бы быть и очень хорошо, но мне этого очень не хочется, почему, ты знаешь, я и писал, и говорил об этом.
Например, твой уход из техникума очень сильно на меня подействовал; он сыграл печальную роль в нашей жизни, был источником многих ссор, по крайней мере, я так чувствовал. Я виноват в том, что не понял тогда тебя как женщину, не поддержал. Но я и не знал, и не мог знать, что выход замуж подействует на тебя так, что тебя ничего на свете не будет интересовать, кроме мужа, что у тебя ко всему опустятся руки. Мне тогда казалось, что ты жестоко обманула меня, говоря до свадьбы одно, а после свадьбы решив стать "женой летчика" и ничем больше. Не обижайся, Алочка, я потому это тебе говорю, что не думаю теперь так. В доказательство посылаю тебе вырезку из "Комс. правды" - отрывок из романа Кочетова "Братья Ершовы". В основном малоинтересно, но этот отрывок подтвердил те мои мысли о тебе, к которым я теперь пришел, мой маленький, нежный ребеночек, всё на свете забывший во имя одной лишь любви.
К ранее сказанному еще одно портило наши отношения: все-таки не нужно было тебе, по крайней мере, в то время напряженных отношений много говорить о нарядах. Одна твоя фраза, вернее, вопрос "А разве не должен обеспечивать жену?" (т.е. обеспечивать ее точно также, как обязан обеспечивать мать и детей) тоже не пошел на пользу отношений. Ты только не обижайся, Алочка, я уже объяснил, что это все происходит от разницы обстановки, в которой росли разные люди, от привычки. Я потому и решаюсь писать все это, что все это дело прошлого, которому мы отдали немало наших нервов, но которое уже не повторится.
Мы должны быть благодарны той сегодняшней разлуке, которая отмела все мелкое, наносное и обнажила самое важное и самое главное, по крайней мере, для меня.
Раз мы видим, что не можем жить друг без друга, нам нужно отбросить в сторону все наши дрязги. Так или иначе, но нам жить вместе, так зачем нам дрязги. Много зависит от моего характера, но немало и от тебя, от твоего умения понять, чем я живу, и как нужно жить тебе.
Все будет хорошо, моя дорогая, только бы поскорее мне обнять тебя, моя миленькая, сильно ли, ласково ли прижать тебя к своей груди...
До свидания, моя родная, пиши, о чем хотела поговорить по телефону.
Целую. Валентин.
Алочка, еще раз прошу, не обижайся на меня, я очень люблю тебя.
23 марта
...Получил перевод, семисот рублей мне будет мало, на еду хватит, но на дорогу нет. Насчет того, куда у меня идут деньги, ты напрасно беспокоишься, потому что экономил я героически и истратил мало, учитывая, что я питаюсь в столовой.
Насчет моего "ревнивого" письма, так оно действительно глупое, потому что я тогда очень волновался и зря. Нехорошо мужчине жаловаться, но должен сознаться, что у меня тоже появляется последнее время усталое, пустое состояние, когда мне кажется, что так всё и будет, и я тебя больше не увижу. Помнишь, ты мне писала об этом.
Ты мне непосредственно и мило написала, родная: "я хочу быть мамой, я решила". Мы с тобой еще поговорим об этом. Только ты написала мне об этом, а вслед за этим сообщаешь о смерти твоей подруги от родов. Естественно, это никоим образом не повлияло благоприятно на мое согласие. Ты еще слишком молода, Алочка, проще говоря, не созрела физически для этого. Впрочем, мы поговорим еще об этом. В основном, это твое дело, тебе решать. Мне кажется, что когда мы встретимся, и ты будешь со мной, то твое желание еще может измениться. Подождем, подумаем, дорогая.
Еще по твоему письму: если будут гарнитуры бельевые, то какие ты считаешь недорогими. Боюсь сам покупать, я же в этом ничего не понимаю.
До скорой встречи, любимая. Целую. Валя.
23 марта, Алла:
Здравствуй, мой хороший и любимый Валичка!
Мне уже хочется быть там с тобой, чтобы ты не был одиноким, совсем там ты один-одинешенек, никто тебе даже хорошего ничего не скажет, не приласкает никто. Мне так хочется, чтобы ты уже скорее приехал. Сегодня 23, уже осталось немного, я считаю до 15. Очень жаль, что мы врозь в годовщину нашей свадьбы. Но ничего, Валичка, мы будем вместе. Правда, Валичка? Мне было очень сегодня плохо. Стала вставать, а нога совсем не сгибается. Я так, Валичка, перепугалась. Встала на пол, а нога не сгибается и нельзя встать на нее. Потом я ее потерла и ничего, так немножко отошла. Я помыла пол, постирала коврик, да так и забыла. Нужно будет подлечить, а то потом ты больше меня не будешь любить больную. Правда? Я шучу, разумеется. Валичка, ты прости там за одно письмо, я там глупости понаписывала.
Целую крепко-крепко бессчетно раз. Твоя Аллочка. (Аллочка пишется 2 "л").
25 марта, Валя:
Здравствуй, Алочка!
Я тебя очень люблю и хочу еще раз сказать тебе об этом. Я пишу тебе письма через день и в каждом из них говорю об этом, но нужно говорить еще и еще. Я буду говорить тебе это всю жизнь так же, как сказал об этом в первый раз. помнишь ли этот вечер? Это было в конце Наримановской, под монастырем. Наверно, я сказал тебе это смущаясь и нечленораздельно, я плохо помню - я помню только о том чувстве приподнятости, торжественности, которым я был наполнен в то время: ведь я произносил слова, которые хотел сказать лишь одному человеку, лишь один раз впервые в жизни, чтобы затем повторять их этому же человеку. Ты тогда лишь кротко сказала мне "да", а оторвавшись от моей груди, быстро ушла, а затем побежала по звонкому тротуару; обернувшись, помахала мне рукой и дальше. Я шел домой, слезы блестели у меня на глазах. Зима кругом, снег скрипит - торжественно, неповторимо всё. "Вот и свершилось, вот и свершилось", - повторял я. Мало мы тогда знали друг друга, но я решил: чтобы любовь была крылатой, прямой, самой сильной - не нужно сдерживать ее придирчивым присматриванием, мелочным обдумыванием - нужно дать ей простор. Ты не поняла меня тогда, как, может быть, не понимаешь и теперь, иначе ты не стала бы постоянно подозревать меня в отсутствии любви к тебе, пытаться испробовать мою любовь на мелочах, представлять дело так, будто ты одна страдаешь и любишь. Я не спорю, что тебе очень и очень трудно, я люблю тебя еще больше за это, но нужно помнить и обо мне. Может быть, ты потом мне объяснишь, но пока я не понимаю, как ты можешь не писать мне, говоря, что тебе надо забыться. Это как раз и значит, что ты думаешь о своих страданиях и нисколько о моих. Ты пишешь мне, что я, наверно, хожу куда-нибудь, как мои "дружки", но ты пишешь и сама не веришь ни на каплю тому, что говоришь, просто капризничаешь. За письма надо обижаться не на меня, а на почту, ты это превосходно знаешь.
Весьма вероятно, что мои письма читают. Если читают, то они сволочи, и всё тут. Это я для них написал, если раскроют. Но очень может быть, что просто задерживает почта и, вернее всего, наша полтавская.
Я тебе напишу, когда тебе уже не будет иметь смысла писать письма, потому что они придут сюда после моего отъезда. Очевидно, тебе следует писать до 5 апреля, так что тебе немного осталось терпеть эту нагрузку.
У нас впереди прекрасное лето. Мы проведем его замечательно, я буду свободен каждый вечер, каждую субботу и воскресенье. Все-таки прошлое лето мы провели безыдейно, как говорят студенты. Эх, если бы были велосипеды! Летом это лучше, чем машина: вездеходны, легки, спортивны, приедешь домой, ног не подымешь. А тебе обязательно нужно заниматься чем-то спортивным. Если бы дали командировочных по 26 рублей, обязательно купил бы велосипеды. Всего 1200 за 2 штуки, а вся жизнь изменится (ну, еще рублей 100 на спортивный костюмчик для тебя), и лето было бы царское. Я сейчас имею дело все время с техникой, даже придумал мимоходом, что велосипеды можно ставить в сарай, а двери сделать с блокировкой: открыл вор дверь - в комнате звонок. Во!
Так что ты, Алочка, улыбнись, рассмейся и запомни, что все идет к лучшему, т.е. к нашей с тобой встрече.
Целую, но немножко, иначе трудно будет уснуть. До скорого свидания, любимая. Валентин.
27 марта, Валя:
...Я сейчас часто мечтаю о том, насколько лучше мы жили бы с тобой в Ленинграде. Лет через 5 мы все-таки уедем туда. Это не будет бегством от трудностей, т.к. мы отдадим предпочтение жизни более богатой впечатлениями и культурой по сравнению с теперешней - богатой только деньгами. Можно сказать, что денег на театр не будет, но ведь можно найти деньги раз в месяц сходить в оперный театр, и это останется в памяти надолго, как очень большое наслаждение... Я сейчас с завистью вспоминаю свои занятия в художественной самодеятельности в Выборгском доме культуры.
Целую тебя, любимая, мне без тебя сегодня совсем плохо, наступило во сне, уж ты извини меня за глупости, я и без них тебя люблю, мне хотя бы обнять тебя ласково и нежно, поболтать с тобой всякие глупости. До свидания, дорогая, скоро уж мы будем вместе.
28 марта, Алла:
Здравствуй, мой любимый Валичка!
Получила одно твое письмо, на которое очень рассердилась. Тебе, конечно, было очень смешно, получив уведомление на разговор, а мне было страшно. Я целый день и ночь плакала, а тебе было смешно. Я бы, наверное, не думала о своих костях, а дошла бы до того места, где можно поговорить с тобой, за 100км пошла бы. По-моему, все-таки можно было добраться до того места. Ты Валичка, наверное, играл в карты или мечтал. В общем, после этого я пришла к выводу, что я больше люблю тебя, чем ты меня.
Целую крепко, твоя Алла.
28 марта, Валя:
...Аллочка, ты так далеко от меня! Я стал ощущать это всем своим существом. Осталось немного, но я уже устал успокаивать и тебя и себя тем, что скоро мы встретимся. Впереди еще полмесяца, и мне кажется это большим сроком. Я даже начинаю иногда думать, что при нашей встрече я не смогу даже радоваться, мне кажется, что у меня хватит сил лишь для того, чтобы опуститься около тебя и лежать безмолвно и долго, до тех пор, пока не приду в себя.
Наверно, внешне я стал сейчас неприступен, замкнут, неразговорчив. Даже не наверно, это так и есть. Раздражительность повысилась, но учусь себя сдерживать, а это ведет к молчаливости.
Аллочка, я все это пишу не потому, что я хочу поплакаться тебе, а потому, что ты не видишь моей любви, тебе кажется, что одна ты любишь, а это неправда. Любимая, дорогая, миленькая Аллочка, мне только бы уснуть около тебя, чувствовать рядом твое тело, знать, что ты моя и со мной.
До свидания, родная, целую. Валентин.
28 марта, Алла:
Здравствуй, любимый Валичка!
Почему от тебя нет долго писем. Что с тобой случилось? Может быть, ты заболел, то все равно нужно об этом написать. А может быть, ты обиделся на меня за что-нибудь, то все равно нужно писать. Ты же знаешь, что я очень переживаю. Ты совсем не думаешь о том, что я здесь одна, и мне трудно без тебя. Ты этого видно не переживаешь. Может уже куда-нибудь ходишь, где можно забыть свою Аллу. Ну что ж, Валичка, все равно нужно и об этом писать, а лучше в таком случае и совсем не пиши. Может и правда ты полюбил кого-нибудь (мне кажется, что ты меня никогда не любил), или быть может просто куда-нибудь ходишь, как и твои дружки. Ну, тогда я тебя и знать не хочу и никогда этого не прощу. А если это было, то я обязательно почувствую, ты не подумай, что скроешь. Лучше, если хочешь быть счастливым, никогда никуда не ходи. Может, от меня долго нет писем, так я тебе регулярно пишу все время, только вот дней 5 не писала. Валичка, миленький, ты за это меня прости. Мне было очень тяжело, и у меня рука не поднималась писать. Я не могла, понимаешь. Мне нужно было немножко забыться. Прости меня, Валичка. Жду письма.
29 марта, Алла:
...Нужно продать твое пальто и сделать полудлинное. Сегодня 29-е, а у меня 50 рублей, не знаю, что делать. Комбинации мне не надо. А вот может мама вышлет тебе деньги, ты купишь ей две рубашки 57-56 размер и больше ничего, А то она будет обижаться.
Вот всё. Целую крепко тебя, Валичка, так обидно, что тебя нет рядом. До скорой встречи. Будешь выезжать, дай телеграмму. Я буду обязательно встречать.
До свидания. Валичка.
Так сейчас не хочется жить, я так боюсь за себя. Это потому что нет тебя рядом, всё с тобой пройдет. Хотя бы скорее. Целую. Алла.
30 марта, Валя:
Здравствуй, бедненькая моя Аллочка!
То, что ты сообщила, возмутило меня до глубины души: две недели ты не получала моих писем! Не нужно было тебе принимать так близко к сердцу отсутствие писем - это же получилось из-за какого-то головотяпа.
Не меньше меня взволновала и твоя нога. Обязательно сходи к врачу. У тебя же не все время болит, тебе посоветуют, что делать. Твое здоровье нужно прежде всего для тебя, а не для меня, я-то тебя и так люблю - больную, здоровую, цветущую, вялую, мою Аллочку. А вот будущей маме обязательно нужно быть здоровой. Если не сходишь к врачу, я не приеду к тебе, вот и всё.
Дорогая моя жена Аллочка! Поздравляю тебя с годовщиной нашей свадьбы, желаю тебе всего наилучшего в жизни. Твой муж тебя очень любит и будет любить всегда. Ты будешь жить с ним в счастьи и любви долго-долго, всю жизнь до седин. У вас будут хорошие, любящие дети - ваше общее счастье.
Аллочка, дорогая, 6 апреля (я надеюсь, что это письмо успеет дойти) ровно в 21.00 мы поднимем с тобой бокалы в честь нашего здоровья, нашего счастья и любви и пожелаем друг другу, чего мы хочем. Пусть это будет ровно по шестому гудку радиосигнала поверки времени в 9 часов вечера 6 апреля. Придется подтянуться, но купить тебе бутылочку. Всё не выпьешь, будет тебе для аппетита.
До свидания, дорогая, твой годовалый муж Валька Колесов.
1 апреля, Валя:
...Прошедшие 2 месяца вспоминаются как пустое безвременье, потому что половины меня не было со мной. Это и привычка и любовь, их уже не разделить. Как же давно мы с тобой не виделись! Кажется, о себе я могу сказать, что я с честью выдержал это испытание: это относится к глупости. Говорят, что мужчина до такой степени не может жить без этого, что способен изменить жене. Это глупости, и к порядочным людям это не относится. Для этого надо быть одновременно и безвольным, и циничным. Но желать тебя, думать об этом, как об огромном наслаждении - в этом нет ничего плохого. Мне отрадно знать, что и тебе это принесет большое удовлетворение. И все-таки дело не только в этом. Быть хотя бы с тобой, гулять, бродить, говорить, ласкаться - если бы знала, как мне этого хочется.
Как твои дела? Ты очень мало о них писала. Как дела с комсомольским билетом, с паспортом? Взяла ли ты документы из техникума? Сходила ли к врачу насчет ноги?
Аллочка, еще раз поздравляю тебя с нашим праздником - 6 апреля. Значит, договорились: 6 апреля в 21.00 мы пьем в честь нашего праздника и кричим "горько".
3 апреля, Валя:
Здравствуй, моя хорошая!
Вот уже скоро, скоро! Дней не сдвинуть с места, они идут своей чередой, как железные. Мыслей для писем у меня нет никаких, одно лишь на уме - скоро, скоро мы встретимся. Аллочка, дорогая, я сообщу тебе день, когда я приеду, но не нужно встречать меня на вокзале. Лучше будет, если мы встретимся дома. Если поедем от вокзала вдвоем, какая это будет мука, чтобы сдерживаться от желания обнять и целовать, целовать твою покорную головку. Нет, лучше не писать об этом, до этого еще так далеко, сегодня всего лишь 3 апреля, т.е. осталось еще дней 12.
У нас весна начинается, сейчас здесь теплее, чем в Киеве, а в Полтаве, наверно, то же, что и в Киеве. А ты, я чувствую, рано одела осеннее пальто, это твое стремление пофорсить. Даже здесь очень многие, большинство, ходит еще в зимних. Модниц здесь хватает, одеваются богато, я уже писал тебе. Я начинаю думать, что если достать материал очень красивого кофейного или под какао цвета, то лучше тебе пошить зимнее пальто. Если зимнее пальто обойдется не более, чем 2000, то это даже лучше, чем шуба за 2000. Я здесь очень много вижу в шубах, которые мне совсем не нравятся. Очень красиво только черная гладкая шуба (с отливом) и белая зимняя шапочка. Вообще, хорошо бы тебе самой посмотреть на наряды и выбрать. Пошьем тебе зимнее и основные усилия на пианино, иначе мы его никогда не купим. Это самое дорогое, что бы мне хотелось купить. Я стал против машины. Чем копить долгие годы на вещь, которая доставит потом кучу хлопот, и которую можно использовать только летом, лучше купить велосипеды и кучу других хороших вещей. Я произвел для интереса подсчет: для того, чтобы нам за пять лет купить все то, что хотелось бы (я не считаю только ковры, обувь и платья), нам нужно каждый месяц откладывать 300-400р.
Ты извини, Аллочка, что я ударился в прозу, это я говорю к тому, что больше пяти лет я эту зарплату получать не буду. Ты так ничего и не ответила на мою мысль, как будто ее и не было. Но решимость моя твердая, не надейся переубедить меня в личном разговоре. Меня даже передернуло сейчас при мысли о том, что между нами возможны будут споры и даже ссоры. Но это будет до тех пор, пока ты не избавишься полностью от настроений той среды. Нет, я не буду продолжать, иначе раздражусь. Преимущество писания, а не разговора, в том и состоит, что человек может обдумать каждое слово, и его не взвинчивают извне.
Мой долг, Аллочка, это любить тебя, в этом мое счастье. Это серьезно и искренне, уверяю тебя. Но во все остальном я не хочу чувствовать за собой никакого долга, хочу быть свободным; захотел работать там - пойду туда, и чтобы ты только радостно соглашалась с этим.
Пусть я проживу жизнь так, что многим покажусь странным оригиналом, нерасчетливым человеком, но мне так хочется, так будет интереснее. Но я уверен, Аллочка, что мы во всем найдем с тобою общий язык.
Я тебе много плохого говорю, но делаю это для того, чтобы по приезде говорить только о хорошем, дорогая моя Аллочка. Моя миленькая, моя нежная, ласковая, хорошая, ждущая - мало есть на свете хороших слов, гораздо меньше того, сколько мне хотелось бы сказать тебе. Моя глупенькая девочка, тебе еще много нужно расти, чтобы стать настоящей женщиной. Пока ты тем и хороша, что непосредственна; но опасайся, как бы это не превратилось со временем в жеманство. Стать же настоящей женщиной, это не значит не быть женственной, последнего у тебя с избытком хватает, и это очень хорошо. Но когда тебе станет за тридцать, вести себя как девочка будет уже искусственным (это и есть жеманство). Что значит быть настоящей женщиной? Я точно не знаю. Можно указать много литературных примеров, но это в основном типы прошлого века. Настоящих людей - мужчин - я встречал в жизни, женщин - нет, но это может оттого, что я с женщинами (и с девушками) вообще мало встречался. Сейчас на работе встречаюсь - до чего же есть глупые! А сплетницы какие - просто отвратительны. Не все, но больше половины. Лучше тебя нет, это вполне объективно.
До свидания, Аллочка. Целую. Валя.