Lib.ru/Современная литература: Козырев Андрей Вячеславович. Расшифровывая снег

Андрей Козырев

РАСШИФРОВЫВАЯ СНЕГ

Сборник стихов

"Вариант-Омск"

2015

ББК 84(2Рос = Рус)6 - 44

К 59

Козырев Андрей

К 59 Расшифровывая снег : сборник стихов. - Омск : "Вариант-Омск", 2015. - 96 с.

"Зигзаги бытия": четвёртая книга омского поэта Геннадия Дроздова, члена областного литературного объединения имени Якова Журавлёва.

Сборник новых стихов члена Союза писателей Москвы Андрея Козырева.

В оформлении обложки использована картина Питера Брейгеля Старшего "Охотники на снегу".

ББК 84(2Рос - Рус)6 - 44

No Козырев Андрей, автор, 2015

No Издательство "Вариант-Омск", 2015

0x08 graphic

ЗОЛОТОЙ ПЕСОК

Я стоял, одинок, озирая сухие равнины...

Фридрих Гёльдерлин

Золотой песок

Мне вверен труд, пока не грянет срок, -

Я промываю время, как песок,

Просеиваю в строчках прах веков,

Взметнувшийся из-под чужих подков,

Ищу, свищу, взыскую, ворожу

И золотой осадок нахожу.

В нем быль хрустит, как золотая пыль -

Погоня, плен, серебряный ковыль,

Хазарский свист, столетий звездопад

И облаков кочующий Царьград,

И сплётшиеся замертво тела,

И двух людей пронзившая стрела -

Меня - с певцом, что в том, былом веку

Гремел струнами "Слова о Полку"...

И, мучаясь, тоскуя и любя,

Из древних стрел я выплавил себя.

Я выплавил из сабель свой напев,

Что лишь окрепнет, в душах отзвенев.

И пусть течёт сквозь веки и века

Моя строка, как Млечная река,

Как трубы птиц над Сулой и Двиной,

Как лисий порск, как древний волчий вой -

И не найдет вовек в пути преград

Небесных туч кочующий Царьград!

Город

Омску - отцу, другу и брату

в канун трехсотого дня рождения

в полную собственность

предназначается

Город смутный, город достоевский,

Плеть Петра да посвист Ермака...

Брат, наследник, сын столицы невской,

Ты не изменился за века.

Здесь лежит Великий путь - к востоку.

Здесь лишь ясно, как земля кругла.

Здесь земные отбывали сроки

Те, кого Москва не приняла:

Казаки, острожники, поэты -

Вечные изгнанники страны...

Здесь столица возвышалась летом,

Осенью - пылал пожар войны.

Власть меняла лики и названья,

Только суть во все века одна -

Холод, вьюги, каторжные бани,

Плеть, шипы, острожная стена.

Крепость. Пушки. Мрак - сильней сияний.

Старая церквушка. Вечный Бог.

И над белизной старинных зданий

Небосвод, как обморок, глубок.

Ни войны, ни мира, ни покоя...

Тёмные дома. Глаза огней.

Вьётся снег над черною рекою,

Вьётся дым над родиной моей.

А в минуты ясности короткой

Вижу я, как сквозь глубокий сон:

Спорят в небе Змий и Агнец кроткий,

Спорят в небе Лев и Скорпион.

На пути Сибирском, как на нерве,

Город обречен веками жить...

Здесь Ермак ещё раз тонет - в небе:

Небосвод в доспехах не проплыть.

А когда в степных просторах дальних

Гром грохочет, всех смертей грозней -

То бросок костей, костей игральных,

Ставка же - судьба земли моей!

Для игры священной опустели

Шахматные клетки площадей,

Клетки, на которые летели

Головы проигранных людей...

...Много есть дорог на белом свете,

Много предстоит мне повидать,

Много городов развеет ветер,

Так, что и следов не отыскать,

Но о том, что видел в колыбели,

Вечно помню - с болью и трудом:

Достоевский. Белые метели.

Черная река и Мертвый дом.

Москва

Третий Рим - гениальный юродивый -
Расправляет лохматые волосы...

Илья Тюрин

Третий Рим, второй Ершалаим -
Сколько прозвищ мы тебе дарили?
Мы торгуем, строимся, горим -
Вечен ты в своей лукавой силе.

Над тщетой опальных наших дней,
Где мелькает злоба дня пустая,
Вновь Москва, как город-Назорей,
Волосы - дороги распускает -

Спутанные, в седине снегов,
Словно сеть, которой ловят небо...
Семь холмов, семь башен, семь Голгоф,
Лоб Земли, сплетенье русских нервов.

С древности, с монголов, с Калиты
Ты сбирала землю по крупицам,
Чтоб смогли все русские мечты
О твоё величие разбиться.

Слобода за слободой росли,
Ни мороз, ни враг им не был страшен,
И тянулись к небу от земли
Пальцы красные кремлёвских башен...

Прирастая гордостью своей,
Строилась ты на крови и славе -
Каменными юбками церквей,
Медными волнами православья...

Из судеб нарублены рубли...
Полон мыслей о стране распятой
Лоб, таящий мозг всея Земли,
Словно площадь Красная, покатый.
Лобные места, кресты церквей,
Автотрассы, башни, дым и грохот...
Слился с правдой - общей и моей -
Этот злой, великий, тёмный город.

Третий Рим, огромен и суров, -
Сердце, кровь гонящее без цели,
Город звона, казней и крестов,
Город плясок, гульбищ и метелей...

В нем хранится, до поры таим,
Русский путь от смерти к воскресенью -
Третий Рим, второй Ершалаим,
Город - царь и город - наважденье.

Девяностые

Юнне Мориц

Девяностые, девяностые -

Дни кровавые, ночи звёздные...

Грусть отцовская, боль привычная...

Это детство моё горемычное.

Трудно тянутся годы длинные,

И разбойные, и соловьиные...

В подворотнях - пули да выстрелы,

А над грязью всей - небо чистое.

Вот и я, мальчишка отчаянный,

Непричёсанный, неприкаянный.

На глазах детей - слёзы взрослые...

Девяностые, девяностые.

Дома маются, пьют да каются -

Водка горькая, желчь безлунная...

И во мне с тех пор кровью маются

Детство старое, старость юная...

Искупают с лихвой опричники

Смертью горькою жизни подлые...

И так тесно, так непривычно мне,

И так жарко и пусто под небом.

Жить без возраста, жить без времени -

Вот судьбина какая вздорная!

Выбрал Бог да родному племени -

Душу светлую, долю черную.

И не взрослые, и не дети мы -

Разве мало изведал скитаний я?

И столетьями, и столетьями -

Испытания, испытания...

Девяностые, девяностые -

Дни кровавые, ночи звездные...

Кражи, драки - под солнцем яростным...

Это детство моё - старше старости.

* * *

-- Любой, кто засыпает, одинок.

-- Кто б ни был рядом, ты - в отдельном мире,

-- Но в той вселенной есть твой городок,

-- В нем - тот же дом и тот же мрак в квартире.

-- Бывает, погружаешься во мрак,

-- А в нем - всё лучше, чем при свете, видно:

-- Грязь, неуют, за домом - лай собак,

-- Что скалят зубы, злятся: им обидно

-- На пустоту, в которой тяжело...

-- Но за стеной спокойно дышит мама,

-- Сквозь стены слышишь ты её тепло

-- Всем существом, своею сутью самой.

-- Да, ты - дитя. Но, увлеченный тьмой,

-- Ты постигаешь холод жизни краткой,

-- Вперив глазенки в тёмное трюмо

-- Напротив детской маленькой кроватки.

-- Там - то ли тень, а то ль твоё лицо,

-- А то ли кто-то третий, страшный, страшный,

-- Кто время сна жестоко сжал в кольцо...

-- Но думать, кто, не важно. Нет, не важно.

-- ...Страшилка это или анекдот,

-- Воспоминанье, ставшее лишь знаком?

-- При свете мир давно уже не тот...

-- Но в темноте он вечно одинаков.

-- Днем - жизнь, дела: не выйти за черту.

-- А ночью - тот же детский страх спасенья,

-- И тот же лай собак на пустоту,

-- И тот же Третий меж тобой и тенью,

-- И - сквозь пространство - мамино тепло...

* * *

-- Пропись в клеточку. Ручки. Пеналы. Учебники. Книжки.

-- В клетку - фартук девчонки, потрёпанный свитер мальчишки.

-- В школе мы то дрались, то мечтали быть вместе годами...

-- Мы за клетками парт в клетках классов сидели рядами.

-- Нас свобода звала, словно небо - проверенных асов,

-- Мы сбегали из клеток домов, и занятий, и классов,

-- И бродили всю ночь, и мечты, словно вина, бродили...

-- Мы по шахматным клеткам судьбы, как фигуры, ходили.

-- А потом, не боясь, что понизит судьба нам отметку,

-- Словно в классы, играли и прыгали с клетки на клетку:

-- Из мальчишества - в зрелость, от счастья - к прозренью и плачу,

-- От него - кто в запой, кто-то - в бизнес, кто - в храм,

-- кто - на дачу...

А страна - посмотри с небосвода - вся в клетках огромных,

-- Словно дни нашей каверзной жизни, то светлых, то тёмных.

-- Создавали решетку следы от плетей и ударов:

-- Белый след - от сведенья лесов, черный след - от пожаров.

-- Где теперь те девчонки, что в клетчатых платьях ходили?

-- Где мальчишки, что, с ними враждуя, их горько любили?

-- Словно клетчатый лист из тетради, помяты их судьбы:

-- Кто-то жив и здоров, а кого-то - успеть помянуть бы...

-- Каждый в клетке сидеть обречён до скончания века:

-- Кто-то в офисе, кто-то - в тюрьме, кто-то - в библиотеке...

-- ...А кому-то, наверно, родные леса и сады

-- Прямо в клетчатый фартук земные роняют плоды.

Воробьиная ода

Дмитрию Соснову

Воробей, ты - великая птица...
Юнна Мориц

Неужели тебя мы забыли?
Для меня ты всегда всех живей -
Спутник детства, брат неба и пыли,
Друг игрищ и забав, воробей!

Ты щебечешь о небе, играя,
Неказистый комок высоты, -
Сверху - небо, внизу - пыль земная,
Между ними - лишь ветка да ты!

Как ты прыгаешь вдоль по России
На тонюсеньких веточках ног -
Серой пыли, четвёртой стихии,
Еретик, демиург и пророк.

В оптимизме своем воробейском,
Непонятном горам и лесам,
Научился ты в щебете детском
Запрокидывать клюв к небесам.

Воробьиною кровью живее,
От мороза дрожа, словно дым,
Я, как ты, ворожу, воробею,
Не робею пред небом твоим.

И зимой, воробьясь вдохновенно,
Не заботясь, как жил и умру,
Я, как ты, воробьинка вселенной,
Замерзая, дрожу на ветру...

Но, пока ты живёшь, чудо-птица,
На глухих пустырях бытия
Воробьится, двоится, троится
Воробейная правда твоя!

Муравьиная ода

Я не знаю, я, право, не знаю,

Отчего, ошалев от забот,

Стрекозу на весь мир прославляя,

Муравьёв обижает народ?

Муравей, он - работник толковый.

Души тех, кто работает врозь,

Муравьиное жгучее слово,

Словно спирт, прожигает насквозь.

Чем, скажите, дурна эта участь, -

Не морока, не блажь, - благодать, -

Муравействуя, пыжась и мучась,

Шар земной по песчинке таскать?

В муравьях сохранились до срока,

Как сокровище, нынче ничьё,

Мощь и сухость библейских пророков,

Что питались одной саранчой.

Да когда бы узнали вы сами,

Как приятно, запомнив пути,

Шевеля, как мирами, усами,

Сквозь Поэзию гордо ползти!

Покоряясь инстинкту провидца,

Что не знает в заботах обид,

Муравей в мураве муравьится,

Муравей мураву муравьит.

Он, как гений, забыл о злодействе,

Он о долге лишь помнит одном

В необъятном своем муравействе,

В кучу собранном мире земном.

Он поднимет всё то, что вам тяжко,

Сдвинет с места травинку и век...

Муравей - небольшая букашка,

Но, поверьте, большой человек.

Один в комнате

Поэма сумерек

Один человек

И одна большая муха

Сидят в гостиной...

Из японской поэзии

Осенний вечер. Дом холостяка.

За окнами чуть слышно дождь бормочет.

Как мотылёк, накрытый чашей ночи,

Мой стих дрожит, впиваясь в край листка.

Слова чисты от старой шелухи.

День убегает серыми дворами.

И сумерки, стекая вниз по раме,

Неслышимо слагаются в стихи.

И комнат молчаливое тепло,

Раздвинутое сумерками жизни,

Звучит в тиши как будто с укоризной -

Ты понял, как тебе не повезло?...

Кому, зачем всё это было надо -

Преподнести мне за мои грехи

Безлюдный дом, и горечь листопада,

И тишину на дне моей строки?...

...Иголкой в стоге потерялось лето,

А осени безмерна глубина.

Растаивают в сумраке предметы,

И в чайнике дымится тишина.

Всё это было. Только было проще

Сгореть мне в сером сумрачном огне,

Где дождь осенний сухо, тихо ропщет -

Он так устал гримасничать в окне...

В тиши чуть слышно тикает будильник.

Уходят звуки чередой во тьму.

Желудок голоден, как холодильник,

И холод общий - в нём, во мне, в дому...

И пустота глядит с небес с укором.

Невзрачен жизни серый ореол.

И каменное яблоко раздора

Декоративно украшает стол.

Сникает, наклоняясь, у окна

Сухой букет средь сумерек бездонных,

И над часами с медным скорпионом

Пульсирует и плачет тишина,

И древний шум реликтовых морей

Из раковины, привезенной с моря,

Доносит голоса любви и горя

Иных, бессмертных, пролетевших дней...

В молчанье втрое значим каждый звук.

Мой космос расширяется - украдкой.

За гобеленом, вышитым прабабкой,

Прядёт свою вселенную паук.

Цвет, звук, предмет - ушли в страну чудес.

Мир связан, как платок, из пряжи серой.

В окно моё вторгается без меры

Космическая седина небес...

Дождь сыплется из арок небосвода.

Звучит природа, как органный зал.

Господь, изъяв поэта из природы,

Ему свои законы предписал:

Наперекор дороге вдаль идти,

Любить, творить, искать всему причины,

В сплетениях астральной паутины

Вслепую находить свои пути.

Но, сколько ни скули и ни пророчь,

Стихов разнокалиберная стая,

Страницы тонких сумерек листая,

В глазах мелькая, улетает в ночь,

А есть - лишь серость, сухость, пыль и прах,

Круги холодных сумерек над нами.

Их серое неслышимое пламя

Сжигает мир в холодных зеркалах...

Патриархальных сумерек урок

Пришёлся кстати. Для моих попыток

Познать себя ещё не минул срок.

И небеса развёрнуты, как свиток.

Путь к небесам немыслим без борьбы.

Дорога через потолок - короче.

Пусть за окошком чёрный грифель ночи

Начертит свой чертёж моей судьбы!

Придёт пора пасти свои стада -

И я пойму: учить мне было надо

Несложную науку листопада

Лететь из ниоткуда в никуда -

В те незамысловатые края,

Где вечны персонажи тихой драмы -

Пустынный дом, и дождь, прилипший к раме,

И жёлтый лист, и сумерки, и я.

Вечерний космос

Антиутопия

Погас закат над Иртышом...

Из песни

Погасли краски в оке Божьем,

Погас закат над Иртышом,

И ветры веют новой ложью

Над старой русскою душой.

И над душой, и над стихией

Себя в безмерности простёр

Текучий черновик России -

Неясный облачный узор.

Сквозь тучи звёздными огнями

Сияет вознесённый ад,

И расширяется над нами

Крест четырёх координат...

РУССКОЕ НЕБО

Хмельная славянская речь

Звучит раскалённо и грубо
Хмельная славянская речь,
Что брань, как боярскую шубу,
Бросает с расправленных плеч.

Течет жаркой кровью под кожей
Хмельная славянская речь.
Лишь ей мы, гулящие, можем
Как водкою, память прижечь.

Куражится вспаханной новью,
Землей, что должны мы сберечь,
И пахнет солдатскою кровью
Хмельная славянская речь.

Тоской тяжелеет, как колос,
Огнем полыхает, как печь,
Истории сорванный голос -
Хмельная славянская речь.

-- Почва и судьба

-- Под нескончаемый жалобно-бабий

-- Русской метели космический вой...

-- Виктор Кирюшин

-- Сколько бы птицы ни пели,

-- Но - всё звенит над судьбой

-- Русской старинной метели

-- Бабий космический вой.

-- В мае, июле, апреле

-- Слышу я над головой

-- Русской сиротской метели

-- Бабий космический вой.

-- Днем, на закате, в постели,-

-- Слышу, пока я живой,

-- Русской исконной метели

-- Бабий космический вой.

-- Слышу, как древле негромко

-- Пели на гуслях певцы,

-- Слезы сбирали в котомку

-- Пращуры, деды, отцы.

-- Вы, настрадавшись годами,

-- Отговорив, отзвенев,

-- Мне завещали - с трудами -

-- Русской метели напев.

-- Выпало, значит, мне дело, -

-- Слёзы стирая с лица,

-- Время вращать неумело,

-- Ждать векового конца,

-- Где различу еле-еле,

-- Там, над седой головой, -

-- Русской сиротской метели

-- Бабий космический вой...

Призыв к топору

-- Мало было нам лихого слова,-

-- Подавай гражданскую войну!

-- И топор, убивший Пугачёва,

-- Каши наварил на всю страну...

-- Накормили кашей топориной

-- Семью семь народов и племён -

-- И назад, за удалью старинной,

-- В вертоград невянущих знамён.

-- Топоры потратили на кашу -

-- Нечем дом поправить вековой...

-- Лишь топор да каша - пишша наша,

-- Правда, злой поросшая травой!

-- Думай, грезь, плыви не по теченью,

-- Выбирай себя из века в век...

-- ...Но пустить топор по назначенью

-- Не желает русский человек.

Наш путь - степной...

Воспоминание

Под вьюжной пестротой дороги Млечной
Вагон во тьму летит.
А по краям - степей сухая вечность
Под первым снегом спит...

Белы березы. И черны селенья.
Лишь огоньки горят...
А из окна вагона - в царство тени
Глаза детей глядят...

Тьма развернулась чёрною кошмою
Над белизной степей,
И дышит сердце душной этой тьмою,
И тайно служит ей.

Кусты вдоль трассы сбились табунами.
Просторы грома ждут.
Из черепов отцов дубы корнями
Хмельную вечность пьют...

Дорога спит. Земля взывает слепо:
"О, где ты, человек?"
И в гриме воронья седое небо
Наносит мокрый снег...

Небесный бой! И твердь дрожит и гнётся,
И снег горяч, как кровь,
И конница ветров вовсю несётся
По злым волнам холмов...

А сердцу снятся тесных зданий клети,
Дома, дворы, уют,
Где рыжие, веснушчатые дети
И плачут, и поют...

Да! Где ты, человек? С землей сравнялся?
Во тьме исчез?
Вдали, как ёж, в комок колючий сжался
Еловый лес...

И кажется, что тьма - взамен России -
Отчизной стала нам...
Лишь огоньки - туманные, лихие -
Мелькают тут и там.

Под грохот грома в царстве полусонном
Раскрылся небосклон,
И над провалом в вечность - злым, бездонным -
Летит, летит вагон...

Летит вагон. Куда ж лететь ему? До боли
Неясен долгий путь...
Но этот привкус дикой, пьяной воли,
Степной, беспутной, безрассудной доли
Душа, не позабудь!

Село

Село - словно родинка Родины...

Как это странно -

Все это моё,

Это - ни потерять, ни сберечь...

Полынь да смородина,

Версты, столбы да туманы,

И чёрных ключей

Заповедная светлая речь...

Стоит над садами

Колодезный сумрак исконный.

Листва опадает,

И звёзды летят ей вослед...

Здесь в мир я вошел -

И воспринял меня на ладони

Шершавый и тёплый,

Как руки отца, белый свет...

Здесь и по ночам

Пахнет солнцем взволнованный воздух.

Здесь дети, мечтая

Испить небеса из горсти,

Уходят в леса -

Не по ягоды только, по звёзды:

Ядрёные звёзды

В ладонях домой принести!

А на сеновале

Колышется сено, как пламя,

И, как медвежонок,

Курчавый шевелится мрак,

И вечер, и вечер

Целует сухими губами,

И пахнет луной

Надо мною протяжный сквозняк...

И падают листья

В ладони садов земляные,

Играет гармошка

О чьей-то старинной любви...

И долго блуждал

Луч последней звезды по России,

Блуждал - и растаял

В моей соколиной крови.

Осень мира

Николаю Кузнецову

На небе русый месяц тает

Над рыжей пустотой полей.

Река молочная мерцает

Меж берегов судьбы моей.

Мерцает смутное сиянье

Над вечной тленностью земной.

Пустые створки мирозданья

Разбиты тёмною волной.

Чернеют облака на небе.

Мутны подземные ключи.

Ищи их более, чем хлеба,

И слушай, но - молчи, молчи!

И осень лисьею повадкой

Вползает вновь в твои мечты.

Устав от спеси мутно-сладкой,

Природа ищет - простоты.

В бездонной пропасти мгновенья,

Где журавли кричат, скорбя,

Сильнее чувствуешь старенье.

Острее чувствуешь себя.

И сквозь мутящиеся воды

Ночных небес - звучит вдали

Песнь лебединая природы,

Песнь лебединая Земли.

И небеса все ниже, ниже.

Все злее ветра остриё.

И месяца обломок рыжий

Под сердце входит, как копьё...

Отечество снега

Отечество снега,

Российской суровости вьюжной...

Боярские шубы снегов

В темных безднах полей...

До неба доносится

Шелест дубрав моих дружный.

До Бога доносятся

Крики моих журавлей.

Снега машут крыльями -

Ангелов белых подобья.

Блуждает сын блудный

В потемках заблудшей страны...

Как филины, избы,

Нахохлясь, глядят исподлобья.

И гроздья рябины,

Как речи Господни, темны...

...Взлетают снежинки,

Легки, словно Божье успенье.

И колокол ветра

Звенит своей медной губой...

На белом просторе

Мелькают белёсые тени.

И снег прибывает,

Как русского неба прибой.

Степь

Покой? Ищи его, как ветра в поле!

Отравленными стрелами горя,

Смешались здесь степей лихая воля

И воля Грозного царя.

И с этих пор земля моя двусерда -

С казачьим сердцем тюркское слилось,

И нет ему ни времени, ни смерти,

Ни горечи, ни слез.

Пересеченье стрел - звенящей русской

И вольной, золотой степной стрелы -

Создало крест. Ему все храмы узки

И все жрецы - малы.

И мнится мне - опять, как в веке старом,

Лечу я в беспредельности земной,

И в небесах - созвездие Кентавра

Пылает надо мной.

На небе - степь, где кочевали звезды,

Под небом - степь, где скачет богатырь -

Вот древний мир, просторный, чистый, грозный,

Вот - вечная Сибирь!

Моя Сибириада

Под звёздным небом серебрится снег.
Легко течение воздушных рек.
Любая ель, что здесь в снегу стоит,
Прочней и выше древних пирамид.
Деревьев вековых высокий строй
Стоит Китайской царственной стеной.

И ветер в мир несёт благую весть:
Сибирь есть тяжесть, но она - не крест:
Страна моя, где нет добра без зла,
Как шапка Мономаха, тяжела.

Вдали молчат Атлант и Прометей:
Им нечем дорожить, кроме цепей.
И спит который век, который год
Над старым миром плоский небосвод.
Ему судьбой преподнесён урок:
Европа - рукоять, Сибирь - клинок!

В Сибири снег горяч, как молоко,

И кажется, что можно здесь легко
Небес коснуться, только не рукой -
Протянутой за счастием строкой.
Здесь, лишь ветвей коснёшься ты в метель, -
Одним движеньем царственная ель

Снег сбрасывает с веток сгоряча,

Как будто шубу с царского плеча.
"Дарю тебе. Ты - бог иль богатырь?
Неси, коль сможешь. Тяжела Сибирь!"
Страна моя, где нет добра без зла,
Как шапка Мономаха, тяжела.

Здесь грани нет меж миром и войной.
Здесь нет тепла, нет лёгкости земной.
Но правда, что в земле затаена,
Растёт, растёт - без отдыха, без сна,
Чтоб обрести предсказанный свой рост -
Превыше неба, ангелов и звезд.

Расти, расти над миром, над собой,
Над дружбой, что зовут у нас борьбой,
Над склоками царей, цариц, царьков,
Над пресной мудростью былых веков,

Над звоном поражений и побед
И над звездой, не видящей свой свет.
Блуждай, страдай, ищи себя в пути,
Но, вопреки всему, - расти, расти!..

СТЕПНОЙ ПСАЛОМ

И напевает ангел смерти

Степной псалом.

Олег Чертов

СИБИРСКАЯ СУДЬБА

Мне велено тебя, моя судьба,

Встречать у пограничного столпа

Меж скифскими степями и тайгой,

Меж золотой пустыней и пургой,

В лукавых, луком согнутых краях,

Что Лукоморьем прозваны в веках,

Где в солнечном сплетении страны

Восток и Запад переплетены.

Звени, звено Сибирского пути!

До Океана вместе нам идти -

От петербургской царственной волны

К теням китайской вековой стены,

Туда, туда, где вечный Океан

Нам мерой жизни и волненья дан,

Туда, где будет прервана судьба

Серебряным сверканием серпа...

Песня

Этой ночью, быть может, себе на беду,
Я проснусь под сияньем мятежной звезды,
Я из дома пойду к вековому пруду,
Чтоб услышать дыхание чёрной воды.

Тяжело оно, горько, дыханье воды,
Налита она болью ушедших веков...
Как в ночи под сияньем мятежной звезды
И шуршит, и шумит, и волнуется кровь!

Этим холодом поздним дышала душа
Над прудом, полным чёрной влюбленной водой,
Чтоб потом - прорасти стебельком камыша
Над страданьем своим, над тоской, над бедой.

А большой небосвод - всё молчит и молчит,
Словно сверженный царь, словно изгнанный раб,
Но заплачет кулик, и мой слух задрожит,
Словно по тишине вдруг расходится рябь...

И толкует о чём-то пугливый камыш,
И вздыхает, вздыхает над чем-то вода...
Из краев, где от века - безбрежная тишь,
Нет свободных путей никому, никуда...

...Этой ночью, быть может, себе на беду,
Я проснусь под сияньем мятежной звезды,
Я из дома пойду к вековому пруду,
Чтоб услышать дыхание чёрной воды.

Осень в Великой степи

Застыло небо над степной деревней,
Мозолистое, серое для глаз,
И чахлые осенние деревья
Творят в степи неслышный свой намаз.
А скоро - над неслыханным покоем
Пастушьи песни ветры запоют,
И тучи, словно овцы - к водопою,
К реке на горизонте припадут.

Река, река, налитая тоскою,
По берегам - лишь чахлые кусты, -
Тебя я помню молодой, лихою,
В весеннем половодье красоты.

Весна прошла. Иным великолепьем
Пронизан мир, безвыходно-степной.
Стоят миры над задремавшей степью.
Стоят века, придя на водопой.

И позабыта прежняя беспечность.
Стволы стоят, как старые штыки.
...А осень - это маленькая вечность
От нас - на расстоянии строки.

Степной гимн

...У моей страны, степной, широкой, -
Узкие, монгольские глаза,
Как плоды, созревшие до срока.
В них, темнея, бродят небеса.

Чёрный небосвод над белой степью
Впитан этим взором навсегда,
И чарует звёзд великолепье,
И горчит иртышская вода.

Да, она, страна моя лихая,
В шубе из степных волшебных трав
Под небесной чернотой без края
У костра сидит, пиалу сжав.

Дух степей, полынный, горький, звонкий,
Настоялся, как в дому, в душе,
И горчит, щекочет ноздри тонко
В кочевых ночах на Иртыше.

Эти степи, дымчатые степи,
Кладезь трав, растений и камней,
Держат душу мне сильней, чем цепи,
Держат память, словно на ремне.

Сто веков я мог бы здесь скитаться,
Оставлять в безбрежности следы...
Но пришлось со степью мне расстаться
Ради камня, ряби и воды.

В городе, как в каменной пустыне,
Я шепчу себе: "Терпи! Терпи!" -
Сохраняя веточку полыни,
Как частичку вековой степи.

Старинный напев

Когда закат земной растает,
Забудет сердце про покой,
И задрожит, и зарыдает,
Займётся горькою тоской -

Тогда ты вспомни склад старинный,
Спой песню старую тогда
О том, как тонкая рябина
Стоит, качаясь, у пруда,

И черный ворон вьётся, вьётся,
Чертит могучие круги,
Ямщик с любовью расстаётся
В степи, где не видать ни зги...

И я пойму: в цепи мгновений,
Где только песня - верный щит,
Нет ни побед, ни поражений -
Лишь степь да степь кругом молчит...

И сердце яростней забьётся,
Перестрадав, перегорев,
И жизнь - вся жизнь моя - прольётся
В один напев, в один напев.

ГОРОД СОН

* * *

Город Сон над рекой Тишиной -
Наваждение жизни земной.

Он уснул от великих побед -
Город Сон, город Смех, город Свет.

Он во сне распростёрт и распят -
Город Сон, город Стон, город Ад.

И царит над землёй моей он -
Богатырский чудовищный сон,

И столетия длится она -
Тишина, Тишина, Тишина.

Но во гробе, чьё имя - Сибирь,
Спит - и дышит во сне богатырь.

Под бесстрастием мраморных плит
Каждый мускул страданьем налит.

Полны силы уста и глаза...
Но проснуться, открыть их - нельзя.

И змеится река Тишина,
Без истока, без края, без дна.

И летит опаляющий свет
На мой город уже сотни лет.

Льется, льется, паля и горя,
На уснувшего богатыря.

Вокзал

И вновь среди ночных огней вокзала,
Среди сигнальных гаснущих звонков
В тебе растёт печаль, которой мало
Всех сёл, дорог, всех стран и городов.

А кажется, нет смерти! Есть дорога,
Которую ты должен одолеть,
Идти, бежать, молить благого Бога,
Чтоб дал Он сил, и петь, и петь, и петь...

Но на краю земли - всё то же небо,
И так же тихо падает листва,
И так же мягок свежий запах хлеба,
И поезд так же вновь уходит в Небыль,
Туда, где бесполезны все слова...

Уходит поезд. Но жива надежда
В твоей душе. Осталось - на коня
Свободно сесть, и мчаться вдаль, как прежде,
Когда ты весь исполнен был огня...

И путь - открыт. И конь твой скачает, скачет.
Вперёд! Вперёд! Без отдыха, без сна!
И в огненном зрачке коня маячат
Поля, деревья, скалы и луна,

И кажется - ещё не всё пропало,
И в небесах горит твоя звезда...
Но ты проснёшься. С тёмного вокзала
Во мрак твои уходят поезда...

Бесприданница

Татьяне Чертовой

Ночь... Морозы... Чёрные метели...
Пьяная, слепая высота...
За окном - шумят ветвями ели.
В старом доме - жар и теснота.

В старом доме жизни места мало.
Распахни окно - и снег в лицо!
Там, за два квартала, - гул вокзала,
Ночь, огни, трамвайное кольцо...

Небеса застелены, как фетром,
Собственной бездонной глубиной...
Под ногами вновь дрожит от ветра
Твердь земли, облитая луной.

Я иду, от яви в сон проснувшись,
По следам давно ушедших лет...
Фонари, как змеи, изогнувшись,
Смотрят узкими глазами вслед.

Изогнулся купол звёзд гигантский...
Это царство так знакомо нам:
Атаманский хутор. Храм Казанский.
Пушка, что глядит во тьме на храм.

Здесь от века всё, как в море, тихо...
Здесь не слышно голосов людей...
Где ты, счастье, где ты, Эвридика,
Горький свет живой души моей?

Там, где ты сейчас, поёт стихия,
Там, пронзая взорами эфир,
В чёрных небесах созвездье Змия
Смотрит на огромный, бурный мир.
И я слышу - где-то, в дальнем храме,
За слепым простором Иртыша,
За рекой, за ветром, за степями
Плачет бесприданница - душа.

Трамвай в рай

Свернул трамвай на улицу Титова,
разбрызгивая по небу сирень...
Борис Рыжий.

Свернул трамвай на улицу Серова,
По-старчески о ценах дребезжа.
...Традиция сия весьма сурова -
Путём трамвайным детство провожать.

Осенний день уныло неразборчив,
Как почерк оттрубившего врача.
Твой дом стоит в конце дороги точкой,
И листья шепелявят сгоряча,

Мне под ноги попавшись... Светка, Алка,
Подруги-одноклассницы, и ты -
Вы все осталось в прошлом... Как мне жалко
Его нерукотворной высоты!

Здесь мы бродили счастливо-стыдливо,
И я пил воду с твоего лица...
Но смысла этих пошлых слёз дождливых
Никто из нас не понял до конца.

...На улице - одни и те же лица.
Я в книжку их сложил бы все, любя...

Я не устал работать фиговидцем,
Я просто утомился от себя.

Но, сколько вы бумаги не марайте,
На подвиг вы один обречены:
Поэт, библиотекарь, копирайтер, -
Несчастные подкидыши страны.

...Осенний холодок. Бульвар Победы.
Слегка подштукатуренный закат.
На транспарантах - бабушки и деды,
Что воевали триста лет назад.

Над "сталинками" дождь слегка картавит.
Сентябрь надломлен, словно каравай.
Столетие, маня меня, лукавит,
Но я - не ваш. Трамвай уходит в рай.

Оплакивать зачем на пошлой флейте
И улицу, и город, и страну?...
Я не умру, не бойтесь, не надейтесь, -
Я на трамвае за угол сверну.

Сказка старого города

Распахнут вечер, слово двери в храм,

И, разбудить людей впотьмах не смея,

Дождь медленной походкой чародея

Идёт по парапетам и дворам.

Свернулся день, забывшись от забот,

Средневековым пожелтевшим свитком,

А зданье кирхи красною улиткой

Из раковины смотрит в небосвод.

Слова молитв из тишины аллей

Цветы, намокнув, шепчут полусонно,

И дремлют, как монахи в капюшонах,

Ряды пирамидальных тополей.

Не хочет храм пронзить простор крестом

И в небосводе прорубить оконце,

И круглый циферблат - замена солнца -

На колокольне щурится, как гном.

А в городе царит такая тишь!

Фонарь дежурит над рекою синей.

Несутся тучи стайкой бекасиной,

И набухает под дождём Иртыш.

И кажется - по-детски о мечте

Незримый кто-то шепчет мне, скучая...

Как сухари, размокшие от чая,

Дома и берег тонут в темноте.

Шум города заглушен плеском струй.

Луна висит, счастливая, как слива,

А в небе звезды первые пугливо,

Дрожа, ей шлют воздушный поцелуй.

Ветер и волна

(Иртышская набережная. Вечер. Одиночество)

Туманный берег. Сумерки любви.

Дождь пунктуально размечает плиты

На набережной. И почти забыты

Размолвки между мною и людьми.

Чем мы взрослей, тем чаще наяву

Мы ссоримся, как маленькие дети...

...Бессвязностью дождливых междометий

Описан мир, в котором я живу.

Незримая мне чувствуется связь

Меж ветром и волной, что нарастает.

Идёт прилив, и время прибывает,

О берег, как о тишину, дробясь.

А ветер, с пляжа в город восходя,

Стирает с сада времени отметки

И вписывает дрожь ольховой ветки

В тончайшую параболу дождя.

Я - ветер. Ты - волна. Смиришься ты,

Приливу неба уступив покорно.

Так сумерки втекают в зелень дёрна

Чернилами, что с неба разлиты.

И некий неизвестный миру бес

Играет связью неба с жизнью светской,

Стремясь отождествить рисунок детский

И звёздные каракули небес...

В чернилах - облака. Пустынен пляж.

Один ребёнок собирает камни.

Вернуть тебя... Познать себя... Куда мне!

Я - кто? Был - человек, а стал - пейзаж.

И в голову приходит лишь одно:

В разлуке, словно пёс, скулить негоже...

......................................................

Но звёздный холодок бежит по коже,

Когда Господь сквозь нас глядит на дно.

Сад Врубеля

...Тяжёлый август. Врубелевский сад.

Ключом скрипичным сплетшиеся ветки.

Высокий, словно в "Демоне", закат -

Не огненной, а каменной расцветки.
Здесь тихо, словно в море глубоко,
Лишь тишина волнуется, как воды,
И весело, и жутко, и легко
Бродить в зелёных сумерках свободы.

Береза дирижирует дождём.
Я слушаю его концерт - глазами.
Зелёный сумрак светится, и в нём
На чёрном пьедестале Врубель замер.
Сжимают холст худые кисти рук.
Глаза глядят куда-то вверх, над нами.
И в небо камнем улетает звук.
И небеса расходятся кругами.

Дрожит фонтана каменная митра.
Струя дождя, в фонтан вплетись скорей!
Здесь зелень, синь и серость на палитре -
Как сумрак неродившихся морей.
И, сколько б раз творец не умирал,
Он будет здесь - все осени и вёсны.
...Плывёт фрегат. И бледен адмирал.
И ветви сада движутся, как вёсла.

И в иероглиф вычурный сплелись,
Бушуя, ветви огненной расцветки.
Тоскует Демон. Но пустынна высь.
Пан держит флейту. Только песни редки.
Пророк глядит глазами пустоты,
И вновь сквозит в зрачках у Азраила
Безжалостность последней доброты,
Забывшей всё, что было... было... было...

И гений, умерев сто лет назад,
Незримо в парке, среди веток, замер -
И смотрит в кристаллический закат
Слепыми изумрудными глазами,
И осень рассыпается с небес
Кристаллами замедленного света,
В космическом хранилище чудес
Накопленном за прожитое лето,

И кажется, что мир наш не исчез...

Расшифровывая снег

Марине Улыбышевой

Шумит тревожно книжная листва.

Седая туча ликом схожа с Богом.

Зелёный накануне Покрова,

Просторный луг чуть шепчет о высоком

Слова, что пропадают в мураве,

Непонятые, как пустые бредни.

И в белом храме Спаса-на-траве

Космическая служится обедня.

Как этот луг, мы другу и врагу,

Свою печаль щепоткой веры сдобрив,

Прощаем всё - словесную пургу

И холод, непонятный, как апокриф.

В глазах у неродившихся небес

Стоят творцы, преданья и пророки...

И, словно кони, взмыленные строки

Взлетают небесам наперерез.

Поэты, словно травы, зелены.

Шепча свои зелёные молитвы,

Мы скрылись бы от вьюги, как от битвы,

Под сердцем засыпающей страны.

Мы скрылись бы во сне, как в синеве,

От обжигающе холодной яви...

Но мы изобретать себя не вправе.

Нас пишет небо - снегом на траве.

Пришелец из приснившихся веков,

Я прочитал бы луг, как сборник басен,

Но алфавит травы ещё неясен,

И литеры не знают смысла слов.

И я, апокрифичный человек,

Ища во всем закона, меры, цели,

Сверяю с книгой литеры метели,

Угрюмо расшифровываю снег.

Пейзаж такой обычный

Дорога серая, сибирская.

Две хаты. Снег. Вороны чёрные.

Да вьюга - злая, богатырская...

Моя Россия беспризорная.

Над домом - дымом небо ранено.

Земля лопатами искрошена.

А у избы сверкает гранями

Бутылочный осколок прошлого.

И, как обрубки жизней прожитых,

Окурки в снег измятый брошены.

Покрыто свежею порошею

Судеб измолотое крошево.

И на развалины соседовы

Струится желчь седого месяца...

И не пытайся, не выведывай,

ЧТО изнутри, сжигая, бесится.

Город, город...

Вот город, где молчанье серых плит
Звучней, чем белый шёпот снегопада,
Где вывесок рекламных алфавит
Рогат и буен, как баранье стадо,

Где медленно ржавеет старый лес
И взоры у людей сухи, как порох...
Свинчаткой угрожающих небес

Судьба легла на серые просторы...

Почувствовав, что стала жизнь другой,
Ты смотришь вниз, как в чём-то виноватый,
И вновь лежит безмолвно под ногой
Земля, нагая, как Христос распятый...
А грянет буря - солнце прячет око,
И ты не хочешь счастья и чудес.
Из желобов железных водостоков
Стекает вяло ржавчина небес...

И жизнь течёт... А вот идти - не хочет.
Течёт, как струйка влаги - в глубину...
Угрюмые проходят дни и ночи,
Как воины с парада - на войну...

И хочется, не веря больше мигу,
Забыв пройдённый одинокий путь,
Захлопнуть время, как плохую книгу,
И свежей, чистой вечности вдохнуть.

Сибирский ковчег

Снег да снег. Кусты во тьме застыли.
Исподлобья смотрят вдаль дома.
Словно жизнь, как пленку, засветили,
Словно время вдруг сошло с ума.

Примерзает взгляд к луне железной.
Мчатся бесы вдоль по мостовой.
Под небесной ледяною бездной
Я иду, промёрзший, сам не свой.

Этот час, наверно, тёмен слишком,
И в ночи дорога далека...
И зевает ветхое пальтишко,
И дрожит холодная рука.

Волчья злоба. Темнота. Морозы.
Предо мною путь - упрям и прям.
Переулки скалятся с угрозой,
Но себя я в жертву не отдам.
Ведь в домах, укрытых тёплой тенью,
Есть всё то, что недоступно нам:
Жизнь течёт по трубам отопленья,
Дети спят, прижавшись к матерям...

И отрадно, слыша вьюги топот,
Выдыхая не ветра, а снег,
Видеть, как сквозь снежные потопы
Проплывает теплоты ковчег...

Толпа на вокзале

Есть дар - есть чувство слепоты судьбы.
Вот от вокзала по дорогам чёрным
Течёт густое варево толпы,
Течёт покорно, слепо и упорно.

А город задыхается в пыли.
Пыль, как зола на вечном пепелище,
Летит от края до конца земли,
Колдует, ворожит, чего-то ищет...

Но скоро жаркий день умчится прочь,
И вместо мёда городского зноя
Сойдет густая, словно дёготь, ночь,
Взыскуя, будоража, беспокоя...

И все - поэт, и странник, и злодей -
Замрут на миг, забыв все окаянства,
И всё поглотит - зданья и людей -
Степной судьбы развёрстое пространство...

...POST SKRIPTUM

Пролетят лучистой пылью миги,

Все труды и дни житья-бытья.

Записью в конторской пыльной книге

Станет жизнь нелепая моя.

А коль спросят: как ты жил? - поэта?

Жил, дурил, влюблялся... ну, как все.

Время металлического цвета

Пролетало мимо по шоссе.

Строил планы. Измерял маршруты.

Был порой от злобы - сам не свой.

Верил. Гулливерил. Лилипутил.

Но в конце - остался сам собой.

В небе был всесильным, как молитва.

На земле - бессильным, словно бог.

Строчкой, безопасною, как бритва,

Ни поранить, ни спасти не мог.

От цветов всего земного спектра

Не осталось в жизни ни черта...

...Только дождь на Любинском проспекте,

Только синева и пустота.

Только ложь и невозможность встречи,

Только тёмный, мокрый город мой,

Только дождь, унылый, древний, вечный,

Под которым я бреду домой -

И во тьме навзрыд срываю нервы,

Полный слёз, как влаги - решето,

Детскими глазами глядя в небо

И шепча: за что?

За что?

ЛИСТАЯ ПАМЯТЬ

* * *

Я листал, словно старый альбом,

Память, где на седых фотоснимках

Старый мир, старый сад, старый дом, -

Прошлый век с настоящим в обнимку.

Деды-дети, мальчишки, друзья,

Что глядят с фотографий бумажных, -

Позабыть вас, конечно, нельзя,

Помнить - трудно, и горько, и страшно...

Вы несли свою жизнь на весу,

Вы ушли, - хоть неспешно, но быстро.

Не для вас стонет птица в лесу,

Не для вас шелестят ночью листья.

И, застыв, словно в свой смертный час,

Перед камерой, в прошлой России,

Вы глядите с улыбкой на нас -

Дурачки, скоморохи, родные!

Не спасло вас... ничто не спасло:

Земли, сабли, рубли... всё пропало.

Вероятно, добро - это зло,

Что быть злом отчего-то устало.

Что ж, пора отдохнуть. Жизнь прошла.

Спите, прожитых лет не жалея.

Лёгок сон... а земля - тяжела.

Только жизнь может быть тяжелее.

К вопросу о происхождении человека

Поэтический комментарий к Дарвину

Стихли в небе орлиные клики.
Мир дрожал, как в последний свой миг...
Кроманьонец, усталый и дикий,
С палкой вышел из дебрей лесных.

Он смотрел на луну первозданно,
Допотопно, пещерно и зло...
И в мозгу у него окаянно
Что-то мучилось, зрело, росло...

Поднимались дворцы и колонны,
Восставали над миром цари,
Римы, Лондоны и Вавилоны
Каменели в сиянье зари...

Кроманьонец стоял, тихо ахал
И слезу мокрой лапой стирал...
Только мамонт - впервые без страха -
На него из чащобы взирал.

А в душе у лесного бродяги
Под неведомый атомный скрип
В первозданном тумане и влаге
Поднимался чудовищный гриб...

Эды, Библии, кодексы веры
Зарождались в лучистой пыли...
И в узорах на стенах пещеры
Прорастали эскизы Дали...

И молчали тревожно пещеры,
Предвкушая, как скоро, горя,
Над столицами атомной эры
Мезозойская встанет заря.

Аввакуму

Сибирь с огромными пространствами,
В слепых снегах, в кровавых росах,
Прошел пророком ты, пространствовал,
Опершись на кедровый посох.

Ты шёл. Ты мерил землю мерою,
Какой и неба было мало.
Перед тобой упрямо щерилась
Россия чёрным ртом Байкала...

Ты видел льды, что век не движутся,
И трав Даурии убранство...
Ты изучил с азов до ижицы
Уроки русского пространства.

Сквозь льды Байкала, дебри тарские
Ты рвался правдою смертельной
И гордо нёс в хоромы царские
Лукавство прямоты предельной.

И обжигают нас пока ещё
И делают прямей и чище
Твой говор, слог, огнём пылающий,
И огненное пепелище...

И, как в развязке древней повести,
Достались мне - сквозь поколенья -
Грехи твоей упрямой совести,
Гордыня смертного смиренья...

И до сих пор, подобно бремени,
Во испытание дана мне
Сибирь - как впадина во времени
Меж веком атома и камня.

Меж веком каменным и атомным -
Снега, убогие жилища,
Крутой напор ума Аввакума
И огненное пепелище...

Памяти Ивана Бухольца

Солнце над Москвой. Лихие речи.

Юный царь. Потешные войска...

Знал ли ты тогда, дворянчик-немчик,

Что судьба, как самогон, крепка?

Царь тебя растил не для уюта,

Не для шуток средь придворных дам...

Он послал тебя - в угрозу смуте -

В долгий путь за золотом Яркута

По сибирским чащам и степям.

Грезишь славой? Это - после, после...

Знай: судьба пошлёт тебе взамен

Пыль, и кровь, и злой джунгарский посвист,

Отступленье с Ямышевских стен....

Но тебе удастся - вот нелепость! -

С войском в пару сотен человек

Основать одну большую крепость

На стеченье двух сибирских рек.

И за то, что слушал глупых правил,

Войско не сгубил, не сделал зла,

Питербурх тебя под суд отправил,

И Сибирь на рабство избрала.

И гляди, любимый небесами,

Как, внучка немецкого любя,

Узкими, монгольскими глазами

Родина приветствует тебя!

Брошенный судьбой средь степи голой,

Сам в себя зарывший свой талант,

Основатель Кяхты, друг монголов,

Старый селенгинский комендант,

Ты, кому с улыбкой - для затравки -

Возражают новые вожди:

- Можно ль старику уйти в отставку?

- Можно. Только вечность пережди, -

Знай: в веках степным повеяв духом,

Вечный сон найдя в степной траве,

Фразою простой: "Пропал как Бухольц" -

Сохранишься ты в людской молве.

Будет всё. Метель-судьба отсвищет.

Время новый изберёт маршрут.

И твоей могилы не отыщут,

И твою дорогу заметут.

Жизнь - одна лишь горькая нелепость,

Скрытая под холод чёрных плит...

Но тобой основанная крепость -

Омская - столетья простоит.

Здесь ты обретёшь земную славу!

Время новый изберёт маршрут -

И казачьей вольницы забавы

В край степной столицу принесут.

И встаёт в веках она с отвагой,

Лихословна, буйна и горда -

Рать Петрова, Стенькина ватага,

Золотая русская орда.

Истина преодолеет слухи,

И известен станет на века

Комендант степей, полковник Бухольц, -

Друг Петра, наследник Ермака.

Державинская медь

Я ныне вижу цель свою

В том, чтоб вернуть всебытию,

От пыли века оттереть

Державинскую медь.

В ней - беглый плеск реки времён.

В ней - мощного металла звон.

Сумеет смерть саму отпеть

Державинская медь!

В ней - Божий голос: "Аз воздам!" -

Властителям и судиям!

Могла о край небес звенеть

Державинская медь!

Пусть прозвучит сквозь сто эпох:

"Я царь - я раб - я червь - я Бог!"

Вовек не сможет умереть

Державинская медь!

И пусть в стихах моих звучит,

Звенит, как меч, трещит, как щит

Разумный колокол побед -

Державинская медь!

И ясен путь моей души,

Коль совесть может петь

Так, как звенит в ночной тиши,

Так, как звучит в ночной тиши

Державинская медь!

Омский Демон

В новом мире, странном, незнакомом,
Где дано нам жить, любить, страдать,
Над снесённым Врубелевским домом
Демон продолжает тосковать...
Руки, руки, сцепленные плетью,
Алый, окровавленный закат,
Что горит и рвется, дышит степью,
Но - к холсту художником прижат...

До сих пор в сибирском небе синем,
В тёмно-алых всполохах огня
Он мятётся, каменеет, стынет,
То молчит, то ввысь зовет, маня.

...Нет, он родом вовсе не с Кавказа!
Нет, не с Юга - этот узкий лик,
Взоры глаз, гранёных, как алмазы,
И закат, что каменно велик.

Здесь, в гиперборейском небе чёрном,
Здесь, средь узких лиц и узких глаз,
Здесь, в краю бунтарском, непокорном,
Ждал он предначертанный нам час.

Здесь, где нет ни воли, ни покоя,
Волею пророка он пленён,
В Мёртвом доме русскою тоскою,
Русской песней вспоен и взращён.

...Спит острог. Надсмотрщики зевают.
Свищет ветер над страной большой.
И возню вновь бесы затевают
В Мёртвом доме над живой душой.

Вьются, свищут демоны падучей,
Молнии бросают в мозг творцу...
Кто спасал его? Начальство? Случай?
Верить в это людям не к лицу.

Русский Демон, грустный, неуёмный,
Спас того, кто ждал здесь свой закат.
И с тех пор - родня в сиянье тёмном
Мокрое и Мокринский форштадт.

И слились в седом степном просторе,
Там, где в небе утонул Ермак,
Мертвый дом, Дом жизни, Лукоморье,
Город Сон, гиперборейский мрак.

...Много ждет нас войн, и смут, и боен.
Всяк во всём пред всеми виноват.
Дом снесен. И город - перестроен.
Но бессмертны Демон... и закат.

Отвращение

(анализируя Чайковского)

Когда б вы знали, из какого ада...

Пришла весна. Закатом небо рвётся,
Будя, чадя, почти сводя с ума...
По улицам московским - грязным - льётся
Чайковская мучительная тьма...

Академический концертный вечер.
"Ура!" Аплодисменты. Гости. Чай.
И снова - целовать мужские плечи,
От боли морщась, мучаясь, урча...

Противна вонь мужской подмышки потной,
Округлость лиловатого соска...
И жизнь - полна брезгливости дремотной,
Грязна, мерзка, грязна, мерзка, мерзка...

Волною музыкальной отвращенье
Встаёт в груди, и сердце злом полно...
И новое рождается творенье:
За звуком - новый звук, к звену - звено...

И снова ночь. И снова - все, как прежде.
Ад музыки дрожит в мозгу, скользя...
И лишь одна... Проклятая... Надежда...
Та, без которой умереть нельзя...
Недужно раздвигаются кулисы...
И музыка играет, словно кровь...
Щелкунчик... Гофман... Крысы, крысы, крысы...
И танец лебедей... И вальс цветов...

И вновь толпятся у постели тени.
Виновны все. Никто не виноват.
И высший, смертный подвиг отвращенья -
Пить горький, мерзкий, горький, мерзкий яд...

И снова - звуки, звуки, звуки, звуки...
Теплы, чисты, возвышенны, ясны...
И не поймет никто греховной муки,
Которой они были рождены!

Памяти Иннокентия Анненского

Петербургская острая желчь.
Царскосельская хмурая осень.
...Кто велит нам вести эту речь,
Ту, что мы до могилы не бросим?

По аллеям, средь фавнов, химер,
Он ходил тенью брата сторонней -
Царскосёл, педагог, лицемер,
Белый лебедь под маской вороньей.

Но вонзалась, как из-за угла,
Боль под сердце - не смей шелохнуться...
И сибирская чёрная мгла
Закипала в крови петербуржца.

И невольно, в предсмертной тиши,
В пустоте -он дышал всё смелее
Вьюжной совестью русской души,
Снежной замятью Гипербореи...
И ломались суставы веков,
И рождались слова, злом язвимы,
И полынная крепость стихов,
Горьких, терпких и незаменимых...

И звучал в тихих песнях металл,
Тонкий хмель, отравляюще жаркий...
...Серый дым. Петербургский вокзал.
Смерть - античной, классической марки.

...Наплывает полярная мгла,
Звуки реют, не смея ласкаться,
И два чёрных, два смертных крыла
Прямо на сердце мощно ложатся...

И встают пред глазами - из тьмы -
Непонятные воспоминанья:
Жёлтый пар старой омской зимы,
Жёлтый дым, облегающий зданья...

Над Невой, обречённой судьбе,
Плыли тени былой Мангазеи...
И лежал на вокзале, в толпе,
Петербуржец из Гипербореи.

Штрихи к портрету адмирала

(как я вижу Колчака)

Кровь половцев. Британская шинель.
Густая желчь, проснувшаяся всплеском.
И острый взгляд с почти рапирным блеском.
И пуля, что летит всегда - не в цель.

Лихой озноб военного набега...
Снега и кровь...И каждый Божий день
Россия пахла первозданным снегом
И дымом от сожжённых деревень.
"Русь - кончилась. Её не сберегли..."
В боях казацких диких атаманов
Сибирь открылась, как нагая рана,
Чтоб на неё просыпать соль земли.

И дёргалась улыбка тонких губ
От боли одиночества земного.
И взгляд был сразу жалким и суровым...
...Палач. Правитель. Кукла. Жертва. Труп.

...А сколько раз струилась кровь рекой,
И сколько раз, турецким гневом пьяный,
Кулак сжимался - грозно, первозданно,
И разжимался - слабо и легко...

Мороз. Бураны. Грубая шинель.
Озноб, налитый в душу, словно в чарку.
И смерть - отменной, офицерской марки,
На льду Иркутска, в полынье, в метель...

Земля седела от людских затей.
Глаза смотрели горестно и тупо.
И мчался Дон-Кихот вперёд - по трупам -
На мельницу истории своей.

Лети, лети. Что будет - не гляди.
Там - полынья, метель, мороз смертельный...
...А сколько впереди осталось мельниц...
И сколько крови, боли - позади...

ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ

Восточный поэт

Порой бывает - разум слышит ноты,

Каких не слышит ухо никогда,

И сердце, словно птенчик желторотый,

Стремится вывалиться из гнезда...

Истома... Тяжесть... Счастье близко, близко...

Грядёт жених в ночи в чертог жены...

И рифма ждёт, как будто одалиска

В роскошном полумраке тишины...

Орда

Пленница, славянка с гордой кровью,
Где ты, за какой глухой стеной?
Были мы разлучены - любовью,
Были мы повенчаны - войной.

Я твой город княжеский взял с боем
И тебя, - твой враг, а ныне - друг, -
Жёлтою татарскою рукою
Вырвал из холёных княжьих рук.

Я тебе дарил степей раздолье,
Кобылиц татарских табуны;
Древнею ордынской твёрдой волей
Обещал престол моей страны.

Только кровь, звенящая, лихая,
Для которой каждый шаг - война, -
Это пропасть без конца, без края,
Это нерушимая стена.

Ты сбежала... И в лесах да чащах,
Средь осенней золотой листвы,
Средь стволов высоких да звенящих
От степной ты скрылась "татарвы".

Я твоими прохожу тропами
И, встречая брачную зарю,
Узкими татарскими очами
На огромный, светлый мир смотрю.

Вспоминаю небо, степь без края,
Золото трепещущей травы -
И стрелу, как птицу, отпускаю
С чуткой и звенящей тетивы.

Ворожу, молюсь степному богу:
Пусть, завороженная, она
Мне к тебе укажет степь-дорогу -
Иль убьёт, коль ты мне не верна!

На поле Куликовом

...Знаешь, мне не страшно перед битвой,
В этой тёмной и глухой степи...
Умягчи мой дух своей молитвой,
Кротким словом сердце укрепи.

Впереди - встаёт туман без края.
Впереди - Смородина-река.
Позади - земля, земля родная,
Сумрачна, пустынна, велика...
И ползут бессонной ночью думы...
И шумят, шумят вдали поля...
Слышишь из земли глухие шумы?
Это плачет русская земля.

Птичий крик вдали - остёр, протяжен.
Ветер, ветер, степь, ковыль да прах...
Так и мы - в землицу нашу сляжем,
Чтобы Русь стояла - на костях.

И, отвоевав свой век короткий,
Буду я лежать в земле сырой,
Чтобы ты в своих молитвах кротких
Вспоминала обо мне порой.

И, увидев алый всполох в небе,
Ты поймёшь, что Бог меня простит.
Обо мне в тумане вскрикнет лебедь,
Обо мне ковыль прошелестит...

Церковь над рекой

Как похож на тебя этот храм -
Стройный, тихий и ввысь устремленный,
Так же близкий земным небесам,
Так же в синие дали влюбленный!

Я смиренно к тебе подхожу,
Словно к церкви, потупивши очи,
В незакатные зори гляжу
За пределом безвыходной ночи.

Здесь, от шумного мира вдали,
Миром кончилась древняя битва,
И единой рекой потекли
Струи неба и струи земли.
Между ними - лишь ты да молитва!
Так часовенка в белой тиши,
Где безропотны синие струи,
Лебединым изгибом души

Удивит, увлечёт, очарует.

Озарённый нездешним огнём,
Этот храм над рекою застылой -
Словно ранка на теле моём,
Словно родинка Родины милой.

Здесь, над тихой водой, над прудом,
Где любви зарождается завязь,
Тишина покрывается льдом
И звенит, и звенит, разбиваясь...

Белый храм, отвергающий прах,
Белый свет, отверзающий зренье, -
Это видел я в прежних веках,
Это знал до земного рожденья...

И теперь, покоряясь миражу,
Что правдивее правды, - я знаю, -
Я в тебя, словно в церковь, вхожу,
Я тобой причащаюсь, родная!

* * *

Ты проходишь узкою тропою
Меж цветущих трав и васильков.
Ты идешь - нездешнею, чужою,
Как рассвет над синевой лугов.

Я таких не видел - незаметных,
Но исполненных незримых сил...
Да, не зря любовью безответной
Сердце мне Всевышний поразил.

Видно, много песен затаилось
В слабом сердце, но - пробит сосуд,
Чтоб вино в нём больше не томилось,
И - живой струёй стихи текут!

Видно, ты их тайну ощутила,
Пригубила горького вина -
И взглянула на меня без силы,
Словно болью, истиной пьяна.

И тебе я отвечаю взглядом,
Полным сострадания без дна,
Оттого, что я - с тобою рядом,
Оттого, что ты - всегда одна.

* * *

Нет, в чужих я не бывал цепях,
Не искал вовек иной отрады,
Ведь в твоих светящихся глазах
Бродит солнце, точно в винограде.

Ты прекрасна красотой иной,
На земных красавиц непохожей...
Как под удивлённою луной,
Словно яблоки, мерцает кожа!

Только яблоко - причина бед,
Боли, содроганий, исступленья,
Ведь в любой душе оставил след
Сладкий, тяжкий плод грехопаденья.

Но к тебе я направляю взгляд,
Не боясь манящей преисподней,
Потому что рядом - виноград
Зреет на благой лозе Господней.

* * *

Любовь мой приют посетила,
В глаза заглянула, маня -
И жгучей тоской одарила,
Тоской отравила меня.

Она даровала мне горе -
И скрылась от смертных очей
В таёжные синие зори,
В холодные зори степей.

Она не была незнакомкой,
Из блоковских снов, не была, -
Она обернулась девчонкой,
Простой, из большого села.

С тех пор, как во сне, не живу я,
Измученный странной мечтой, -
Я жду, я ищу, я тоскую
По девочке солнечной той...

Не знаю ни ада, ни рая,
Не верю в свое бытиё,
Но молча, без слёз, погибаю
Над стареньким снимком её.

* * *

Да, она мне не была четою,
Создал нас из разной глины Бог:
Ей он дал тайгу, село простое,
Мне - развилки городских дорог...

Но однажды на большой планете
Лишь на миг совпал наш долгий путь,
И её я не смогу на свете
Ни забыть, ни вспомнить, ни вернуть.
У фонтана с нею проходили
Мы когда-то, помню, в летний зной,
И вода сияющие крылья
Поднимала за её спиной.

И теперь, когда лишаюсь сил я,
То на небо направляю взгляд -
Эти крылья, солнечные крылья,
Над моей судьбой стоят, стоят...

Но она вдали живёт, смеётся,
Видит солнце в золотом хмелю,
Не услышит и не отзовётся,
Не поймет, что я её - люблю.

Только птица в небесах курлычет,
Только ночью шелестит листьё,
Только ветер, только ветер кличет
Имя, имя нежное её...

* * *

Ты не смогла, ты не решилась
Идти со мной путём высоким,

Делить позор, победу, милость,

Знать сердцем времена и сроки.

И, если в тело мне вопьются
Стальные гвозди терний грубых,
К моим вискам не прикоснутся
Твои задумчивые губы.

Когда, затравлен, бледен, молод,
Я поднимусь на крест страдальца,
Я вспомню этот тонкий холод
Твоих волнующихся пальцев...

Так, одинок, я встречу строго
Всё, что готовит мне судьбина;
Так, без тебя пред ликом Бога
Я встану на земной вершине...

Но долго буду вспоминать я
Среди мирского злого пыла
Твои слова, твои объятья, -
Ту нежность, что меня убила!

Последние теряя силы,
С какою болью призову я
Ту девочку, что так любил я,
Родную, нежную... чужую.

* * *

...Как сладко было в детстве бредить славой,
Смотреть кино, за рыцарем следить
И думать: как легко в бою кровавом
Рубить, колоть, погибнуть, победить!

Летят полки. Разят врага герои.
Орлы парят над полем боевым.
Бледна графиня, ведь на поле боя
Виконт - её любимый - стал седым.

Победа. Слава. Как легко и просто!
Кровь остановят, рыцаря спасут
И в замок как владыку - не как гостя -Простолюдины на руках внесут.

...Года прошли. Всё стало по-иному:
Пронзают сердце ручкой - не копьем.
Война ведётся за сердца, и к дому
Закрыт путь тем, кому Земля - как дом.

Все в лицемерье, фальши, криводушье.
Враг изнутри взрывает сердце мне.
Как было б проще, и честней, и лучше
Сражаться на придуманной войне!

А здесь - все всем чужие, иноверцы...
Но, как тогда, я правде рад служить,
И я готов во имя Дамы Сердца
Рубить. Колоть. Погибнуть. Победить!

Секс на пляже

Философский диптих

Бог вечереет. Алый небосклон
Цветистее переводной картинки.
Закат изогнут над рекой времен.
И камни у дороги греют спинки.

Сухой огонь песка не жжёт ступней.
Коснулся ветер губ твоих - и замер.
А губы пахнут солнцем и слезами...
Касаюсь их - всё горше, всё нежней...

Покрыта рябью сонная вода.
Рябь небосвода - радостней и зыбче...
Вдвойне прекрасен, грозен и улыбчив
Мир накануне Страшного Суда.

Пустынен пляж. И облако, как флаг,
Дрожит над миром, предвещая грозы.
И мир жесток, и мир прекрасен - так,
Что вместо глаз - одни сухие слёзы.

Глаза закрою. Спрячу свет звезды
Под чутким веком, веря и надеясь...
И я сгорю в костре, который - ты,
И только там я, может быть, согреюсь.

Вода, песок и небо над землёй.
Я ухожу из быта в мирозданье.
Руками ветра над большой рекой
Бог лепит из деревьев изваянья.

Когда в душе - расплавленный закат,
Зови тоску как хочешь, хоть - любовью.
Я лью из уст признаний тонкий яд...
Дрожат твои изломанные брови...

Пять лепестков скупой руки моей
В траве твоих волос скользят неслышно...
Поэт, пророк, паяц, прелюбодей,
Я мчусь к концу. А время - неподвижно.

Лечу глазами вслед за стаей птиц,
Теряющихся в космосе победно.
Закат стекает каплями с ресниц,
И небосвод звучит - призывно, медно...

Он, чувствуя, как мир наш одинок,
Звучит в тиши небесною трубою
И пустоту, которой имя - Бог,
Заполнить хочет - может быть, собою

Перед рассветом

Рассвет пришёл нежданно, как война:
Луч на востоке - слово кровь сгустилась.
...Еще недавно ты была нежна,
А ныне, ныне - что с тобой случилось?
Глядишь с упреком, молча, тихо, зло...
Любовь и злоба, словно мир с войною,
Друг в друга перешли... Не повезло
Тебе - и мне, наверное, со мною:
Упрям, правдив, и честен, и жесток...
Да, правду я люблю сильней, чем счастье.
Для древа плод - важнее, чем цветок,
Но кто, цветя, плодоносить не властен,-
Тот пустоцветом проживёт свой век,
Сгорит, сгниёт, истлеет без остатка...
Ты - девушка... но прежде - человек,
И, может быть, не слабого десятка, -
Так отчего, цветя, вдыхая зной,
Ты не приносишь плод цветенья - счастье?
Что сделалось с тобою и со мной?
Что ты молчишь?... Луч солнца, сладострастен,
Касается тебя, - и глаз, и губ,
Что искривились горько и зловеще...
Рассвет, войне подобно, зол и груб,
Он обнажает смысл каждой вещи.
...И как поймут потом, с теченьем дней,
Зачатые сегодня наши дети:
Ты до любви была еще моей,
Но сделалась чужою - на рассвете.

* * *

Темна вода во облаках.
Псалтирь.

Ещё сжимали руку руки,
Но в небе плакала звезда
И всхлипывала о разлуке
Ночная тёмная вода.

Мы расставались на неделю,
А оказалось - навсегда.
Легла меж нами без предела
Ночная тёмная вода.
Закрылась в будущее дверца.
Мы ждали встречи у пруда
И знать не знали, что под сердцем-
Ночная тёмная вода.

О том, что жгло, пытало даже,
И в сердце не найдёшь следа.
Всё знает, но вовек не скажет
Кровь, словно тёмная вода.

Дни мчатся призрачно и пошло,
Из ниоткуда в никуда...
В грядущем, в настоящем, в прошлом -
Ночная тёмная вода.

Любовь во время войны

Видение

В пустой кафешке дальний уголок
С тобой мы занимаем по привычке.
Доносится с экрана голосок
Какой-то нераскрученной певички.

Звенит зенит январской глубиной.
В окне пушится небо меховое...
...А волосы твои так пахнут хвоей,
И ветром, и снегами, и луной!...

...Что ждёт нас завтра - мир или война?...

Пушатся звёзды, как щенки слепые...
Но, словно мерный ямб, звучит Россия
За чёрной рамой нашего окна...

Я чёрный чай размешиваю ложкой,
Печально пьян короткой тишиной,
И вижу... снег... и город ледяной...
И крайний дом, разрушенный бомбёжкой...

За сотни вёрст - или во мне война?
...Твои не раз целованные руки,
И тонкий яд предчувствия разлуки,

И вкус корицы, мёда и вина...

Земля летит во тьму... Останови!
Я жду беды, расплаты... поцелуя,
С тобой на дне Истории танцуя,

И все шепчу - так глупо - о любви...

Вино с корицей... Танцы... Бар ночной...
Я здесь любил, был счастлив - и исчезну...
...И падает огромный шар земной -
Всё дальше - в ослепительную бездну.

* * *

Мы расстались... Дома тихо спят,
и дорога шумит недалече...
Люди всё объяснят, всё простят,
Но от этого сердцу не легче...

Над домами плывет сизый дым,
Дым прощальной обманчивой речи...
Это может случиться с любым,
Но от этого сердцу не легче...

Дождь стекает и капает с крыш
На лицо мне, на шею, на плечи...
Ты простишь меня, знаю, простишь,
Но от этого сердцу не легче...

Эту боль, этот ад, этот стыд -
Хоть когда-нибудь время излечит?!
Бог когда-то нас тоже простит,
Но от этого сердцу не легче.

Жила-была она...

В каком-то скучном, сером доме,
В какой-то серенькой стране
Жила она - примерно, скромно,
Жила привычкой, как во сне.

Рассвет - работа - вечер - отдых...
Любовь - разлука - старость- смерть...
Лишь иногда, под вечер поздний,
Брала в ладонь она конверт.

И с пачкой писем - жёлтых, старых -
Сидела долго у стола.

И комкала листы устало.
И горькое вино пила.

И мялись письма, как мужчины,
Шептали сотни стёртых фраз...
На письмах - старые морщины.
Морщины - в уголках у глаз.

Жизнь скомкана. Вот так случилось.
Никто ни в чём не виноват.
...Никто не знает, что ей снилось.
Быть может, рай. Быть может, ад.

ТОЛЬКО НЕБО

* * *

Бог уронил меня слезою

В огромный мир, в холодный край,

И я теку своей стезёю,

Искрясь и плача - невзначай.

И я шепчу, шепчу с запинкой,

Всё тише, тише, всё нежней:

- Я, Господи, твоя слезинка.

Смахни меня с щеки Твоей...

Господь слезы не утирает.

Он смотрит в ад, и от огня

Слезинка пламенем пылает,

Горит... как сердце у меня.

Чёрные дыры

Оратория

Там, где кедры шумят над рекой - Тишиной,
Там, где стаями ходят таймени,
Где лоснится и тает мерцающий зной,
Где курчавятся синие тени,
Где кузнечик, как Гамлет, твердит монолог
Водомерке - Офелии хрупкой,
Где под каждым кустом отдыхает пророк,
Где ковчег - в каждой малой скорлупке,
Там, где вечность качается серым крестом
На забытом живыми погосте,
Там, где люди не знают, что будет потом,
Но живут - беспричинно и просто,
Там, где звёзды не слышат во тьме волчий вой,
Над бездонною тленностью мира,
Над водою живой, над травой-муравой
Простираются чёрные дыры.

Небо чёрной дырою над миром стоит -

Над сияньем побед, над круженьем обид,
Над потехами чести и славы,
Над войной, над грехом, над расправой -
Пламенеет небесная чёрная тьма,
И тоскует, и сводит несчастных с ума,
И тоскует, и манит людей пустота,
Ни за что, ни за кем, в никуда, навсегда...

Ты не хочешь пропасть? Хочешь жизни земной,
Мелкой, как тарталетка на блюдце?
Чернота каждой буквы сквозит глубиной,
Из которой - вовек не вернуться...
Монитор на столе обжигает глаза
Чернотой, что внутри человека...
Хоть усни - в сновиденьях укрыться нельзя
От мерцания неба под веком...

Человек забывает, чем жил, что любил,
И ложится на землю, в душистую пыль,
И глядит в черноту, и глядит в высоту,
Только видит за мраком загадку не ту...
И исходит душа, этим мраком дыша,
И сочатся глаза, - утереть их нельзя,
И дрожат небеса, и трава-мурава
Прорастает сквозь тело, жива и права...

Но молчат заповедные чёрные дыры,
Но заря обжигает сияньем полмира,
И дрожат чудо-слёзы на кончиках век,
И летит, и летит в никуда человек...

И вздыхают пещеры, и снится надежда:
Может быть, там, за тьмою, не будет, как прежде?
Может быть, я пойму смысл этой игры
По ту сторону жизни... и чёрной дыры?

Горстка земли

Лишь горстка земли есть в руке моей.
Лишь горстка земли, всех богов древней.
Из пыли восстал я, умру в пыли -

В ней, горстке земли!

Лишь горстка земли породила нас,
И душу, и плоть, жизнь и смертный час,
Ей кланялись нищие и короли -

Ей, горстке земли!

Она возвышалась над цепью гор,
Она нам дарила земной простор,
Её попирали мы и кляли -

Её, горстку земли.

И я, между пальцев просеяв пыль,
Поверил в легенду, забыл про быль...
И вновь под ногами - Господь, внемли! -

Лежит горстка земли.

Пророк

(Из Р.М.Рильке)

Был я нежнее, чем листва весною,
Но Ты коснулся сердца моего -
И вот оно полно тоской, как гноем,
И вот оно для радостей мертво.

Мой рот теперь подобен алой ране, -
Когда-то детский, чистый, как роса,
Он бедствия пророчит неустанно,
Бичует души, землю, небеса.

Я - провозвестник бед и потрясений,
Я - раб Тобою созданных невзгод...
Я жажду смерти, сна, отдохновенья,
Но Ты велишь идти - идти вперёд.

Оставь или убей меня, о Боже!
Но вновь Ты из моих глаголешь уст -
Я выть готов, и кровь течет сквозь кожу,
Но я иду - огромен. Выжжен. Пуст.

И лишь когда, пройдя круги мученья,
Во зле лежащий мир прейдёт, как дым,
Когда земля и небо, словно тени,
Развеются пред солнцем молодым, -
Я замолчу. Я кончу обличенья.
И мне простое слово утешенья
Ты скажешь - детским голосом моим.

Христос на суде

Меня не считайте вы гордым -
Не горд я, а только лишь твёрд.
К высотам на древе простёртый
Не может быть мягким, как торт.

Несущему высшее бремя
Лишь тяжестью доля легка.
Летать высоко надо всеми -
Не значит смотреть свысока.

Я не для себя, не для славы
Храню средь житейских забот
Веночек, колючий и ржавый,
Что в небо однажды врастёт.

Распятие

Со всех сторон - огонь.
Огонь во мраке.
Вцепился гвоздь в ладонь,
Как зуб собаки.

Крест чувствую спиной,
А небо - кожей.
Господь болеет мной,
Но терпит всё же...

Друзья, увидев кровь,
Бегут от чуда.

Жив из учеников -
Один Иуда...

- "Ты где, Господь? Ответь!"
- "Мой сын, держись!"

Я думал, это смерть...
А это - жизнь.

Мессиада

Он вышел в сад. Заря едва вставала.
Спал Город. Спали воины, цари.
Прозрачная листва чуть-чуть дрожала
В лучах зари, начавшейся зари.

В руке ещё кровоточила язва.
Пронзённая ступня касалась трав.
Он был вчера распят - то правда разве?
Да. Он воскрес. Он прав. Смертельно прав.

Все кончено. Все начато. На камне
Он молча сел, взглянул за окоём...
"И горько, и светло припоминать мне
О пире в Кане, о кресте моём.
Я жив. Я жив - один. Как одиноко,
Как пусто и светло мне воскресать...
Туман дрожит. Пылит вдали дорога.
И ветер раны холодит опять.

Ещё тысячелетья будет мчаться
Огромный шар среди других планет,
Ладонь - кровоточить, душа - прощаться,
Листва - дрожать, лететь над миром свет.

Всё свершено. Отвален чёрный камень.
Но мне ещё раз предстоит прийти -

Святыми пригвожденными руками
Вам указать последние пути.

Когда-то путь казался очень длинным...
Но всё прошло. Есть только благодать.
Дрожит над миром, юным и старинным,
Последний час - прощаться и прощать".

Рассвет... Пустыня мира внемлет Богу.
Роса мерцает на боках камней.
И Он один выходит на дорогу,
Которая всех выше и длинней.

0x01 graphic
БИОГРАФИЯ СЧАСТЬЯ

Верлибры

* * *

Это случится однажды:

Дети, сбежав с урока,

Убегут в открытый космос

И к вечеру

Принесут нам подарок -

Кусочек неба

В оправе из марсианской глины.

А после этого

Они взвалят небо на плечи

И отнесут к реке,

Чтобы постирать.

А затем -

Дети объявят войну смерти

И захватят царство мертвых

При помощи деревянных сабель,

Чтобы выслушать рассказы прадедов

О давно пролетевших жизнях.

Это случится однажды...

* * *

Я попросил ребёнка:

"Нарисуй небо"-

Он нарисовал птицу

В пустом пространстве.

Я сказал:

"Нарисуй жизнь" -

Он нарисовал переполненный цирк.

Я попросил:

"Нарисуй себя" -

Он взял рисунок с толпой в цирке

И поставил ещё одну точку.

Мой первый враг

Я не видел его лица,

Я видел только руки

С грязными пальцами

В узком окошке.

Он был закрыт, как в танке.

Он слюнявил и считал деньги -

Билетер, который

Не хотел подарить мне,

Восьмилетнему ребенку,

Билеты в цирк.

Поэзия сытости и поэзия голода

Я хватаю ложку

И вписываю в тарелку

Песню своей жизни,

Полную вкусовых метафор.

Ложкой по фаянсу

Я пишу одни и те же фразы,

Понятные всем.

Это поэзия сытости,

Написанная ложкой.

А кто-то в это же время

Смотрит в пустую тарелку

Или кастрюлю

И от нечего делать

Звенит ложкой

О стенки тарелки.

Это всемирный набат голода.

Человек говорит

Человек говорит,

Что он умирает от голода, -

И тотчас же

Ему заваривают кашу.

Человек говорит,

Что он умирает от жажды, -

И тотчас же

Вода подступает ему к горлу.

Человек говорит,

Что он умирает от холода, -

И тотчас же

Все вокруг начинают играть с огнем.

Человек говорит...

Что такое война

Война-это не только свист пуль,

Не только гром канонады,

Не только разрушенные города.

Война-это обмен

Обручального кольца,

Подаренного погибшим мужем,

На буханку хлеба.

Некий чиновник

Когда он крепко стоял на земле,

Кресло казалось ему ненужным.

Когда он крепко сел в кресле,

Ненужной ему показалась вся земля!

Краткая история человечества

На протяжении тысячелетий

Непрерывно воюя,

Человечество борется

Против войны.

Остров

Среди огромного океана

Был один маленький остров.

На нем жил только один человек.

У него был один дом,

Одно колосящееся поле,

Одна жизнь

И одна смерть.

На острове было одно государство

И ни одной войны.

И я мечтаю,

Чтобы весь мир

Был множеством таких островов.

Блаженные поля

В далеких полях колосящихся

Ты увидишь мальчика,

У него твое лицо, улыбка и волосы.

В далеких полях колосящихся

Ты увидишь своих родителей,

У них твои глаза, душа и походка.

В далеких полях колосящихся

Ты увидишь твою любимую женщину,

У нее твой голос и твое сердце.

В далеких полях колосящихся

Ты увидишь самые прекрасные сны,

И тебя никто не разбудит,

Не бойся,

Ибо там никого и ничего нет.

Биография счастья

Однажды утром

На небесах

Родилось счастье.

Оно сначала превратилось в солнце,

Потом лучами вплелось в косу девушки,

Потом стало рябью на речной глади.

После этого оно ярким бликом

Закатилось в глаза слепцу,

Но он вымыл счастье из глаз,

Как соринку.

Тогда оно солнечным зайчиком прыгнуло мне в окно

И стало этим стихотворением.

ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ

Сибирская повесть

Бабочке-смерти

ПРЕЛЮДИЯ. ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ

Зима тревоги нашей,

Зима Господня -

Тяжела она, тяжела для плеч человеческих,

Непостигаема для ума слабого.

Зима, как шуба, на плечи давит,

Душу придавливает.

Тяжесть грехов летних снегом выпадает

На поля русские. Зима велика.

Зима всея земли,

Зима Господня настала. Гуляет вихрь по Сибири,

Стоят ночи, от метелей рябые,

Небо, как омут, смутное над страною,

Темное небо, злое небо,

Небо тревог и горестей наших.

И тростинками в омуте этом колышутся судьбы человеческие,

И три тростинки дрожат особливо ото всех -

Отец, мать, сын,

Три ветви рода казачьего,

Три листа на дереве зимнем,

Вьюгою занесенном.

Отец, мать, сын.

Семья русская.

Семья единая.

ОТЕЦ И МАТЬ

Отец героя нашего надвременья -

Красный казак, офицер,

Крепкий, статный, коренастый,

С густыми бровями, высоким морщинистым

Лбом,

Глазами, горящими двумя огоньками

Из тьмы под густыми кронами бровей.

Широкие плечи. Солидный живот -

Вспоротый штыком в империалистическую,

Избитый прикладом в гражданскую.

Большие пятерни, в шрамах, мощные, пятивластные,

Способные разогнуть подкову и выпрямить полукольцо Судьбы,

Могущие любому сдавить горло

И любого отправить в обморок, -

Камень,

На котором царства строятся

И которым судьбы разбиваются,

Хрупкому стеклу подобно.

Мать -

Женщина смирная, кроткая,

Тишайшая тварь божия,

Страдалица и богомолица, терпящая мужнее неверие,

Врачующая раны мужние,

Серым крылом шали своей

И серой метелью глаз бесцветных своих

Ограждающая дом от ветров враждебных.

Седеющие волосы. Сутулые плечи.

Тяжкая походка. Располневший с годами стан.

Сочащиеся без причины глаза -

Большие, круглые,

Словно в сон смотрящие.

Руки нежные, тёплые, ласковые.

Морщинки тонкие поперёк лба

И поперёк судьбы, -

Голубица,

В плену пребывающая,

Плен прославляющая,

Плен освящающая.

КОМНАТА СЫНА

Дощатые стены.

Крепко-накрепко запертая снаружи дверь.

Полумрак.

Вдоль стен -

Полки с книгами:

Блок, Белый, Брюсов,

Декаденты всех мастей и пород,

Толстой и Ницше, Гауптман и Рембо,

Книги по истории, тома философии,

Книги, книги, книги - как маленькие кирпичики,

Как хлебы в пустыне, как камни мёртвые

В основании Вавилонской башни.

Шкафы, шкафы. И рядом - узкая кровать,

Грязный от чернильных пятен стол,

Покрытый небрежно брошенными

Тетрадями,

Стулья с беспорядочно брошенной одеждой,

Неделями не подметённый пол.

И сидящий в углу, сжав голову руками,

Хозяин комнаты -

Философ в осьмнадцать лет, доморощенный литератор,

Сибирский Ромео,

Юноша, влюбленный в любовь...

В любовь. В Любовь,

Дочь священника, живущего на другом конце города

И на другом краю жизни,

Дочь другой веры, другой породы,

Девушку, ненавидимую отцом его и матерью.

БЕГСТВО

Ждёт сына Любовь.

Ждёт мечта - мечта жгучая, неизбывная.

Ждёт - на другом конце дороги,

На краю жизни другом.

А двери заперты. И крепче дверей -

Руки отцовские, слова материнские,

Взгляды горькие родительские,

Корни глубокие, в землю сибирскую вросшие.

Не выйти за дверь. Не разрушить стен.

Стены - в душе они,

А не вокруг жизни.

Стоят годами, прочны, непоколебимы.

Но не смириться юнцу. Не к лицу смирение юности.

Не к лицу терпенье дерзкому.

Не к лицу благоразумие храброму...

Бежать! Бегство! Бегство от прошлого,

От настоящего,

От будущего! Бегство в мечту,

В любовь, в страну неизвестную,

В Город-Сон,

Над явью возвышающийся! Вот окно,

Выбей ставни, набрось что на плечи -

И в метель! В мечту! В любовь,

В небо, от вихрей пестрое,

В мир неизмеримый, вихрями воющий,

Поющий, скрежещущий, благоухающий,

Пронзающий душу насквозь!

Вперёд!

СНЕГ

Вперёд! Метелям наперекор,

Сквозь судьбу, сквозь природу, сквозь все препятствия -

К мечте, к любви своей,

К Любови,

Птице-звезде своей,

Голубице, в метели мечущейся!

Вперёд! А вьюга злится,

Дороги снегом заметены,

Летит размолотое ветром время белое -

Под ноги прямо! В лицо! В глаза!

За шиворот! В грудь раскрытую!

Насквозь! Насквозь! Не преодолеть

Времени, в лицо бьющего,

И задыхается человек жизнью,

И с дороги сходит,

И бредет в бреду от края родного,

И уходит, уходит, уходит -

Вроде и недалеко, да жизни далече,

В сугроб, в снег серебряный,

Под луной блистающий,

Узорами стелящийся

Над жизнью юной.

ВИДЕНИЕ. ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ

Сон. Оцепенение.

Холод, теплом оборачивающийся.

Полное тепло смерти. Тёплое тело сугроба.

Сон, голосом становящийся. Ветер,

В слова превращающийся. Сон, сон, сон.

Приснись, небо! Приснись, чистота

Простора сердечного, приснись, чистая голубень!

Сон.

Снится человеку жизнь,

И смерть снится,

И метель, крыльями машущая,

И ветер благоухающий,

И воздух - плотный, вязкий, кусками стынущий.

И - крылья бабочки,

Белые, белые, узорные,

Поднимающиеся над миром.

То - метель. То - смерть.

То - зима, над краем встающая.

Зима тревоги нашей,

Зима Господня,

Зима вечная,

Кристаллическая,

На мириады миров рассыпающаяся.

Бабочка-смерть.

Бабочка созвездий снежных.

Голос поющий:

"Любовь моя, смерть моя,

Бабочка-мечта, в небе порхающая!

Длинными путями шёл я к тебе,

Дорогами далекими,

Тропами трудными;

Сто преград преодолел я,

Тысячу мостов перешёл,

Десять тысяч перевалов совершил,

Прежде чем добраться к тебе, любовь моя,

Любовь, доселе невиданная,

Бабочка-смерть моя!

Метель моя, бабочка,

Крылья твои покрывают меня,

Крылья твои веют в воздухе надо мной -

Белые и стоцветные,

Прозрачные и непреодолимые,

Узорные, хитро разукрашенные,

Как платки павлодарские в праздничный день!

Метель моя, бабочка,

Уста твои целуют меня,

Руки твои гладят меня,

И сплю я в ледяных объятиях твоих.

В коконе из снега растворяюсь я,

Тобой становлюсь я,

Дабы стать бабочкой-жизнью

Через тебя, бабочка-смерть!

Любовь моя, смерть моя,

Одиночество мое метельное!

В тебе жив я..."

ПРОБУЖДЕНИЕ И НАЧАЛО ЖИЗНИ

Ветер поёт.

Ветер поёт песнь песней свою,

И бабочка метели складывает крылья.

Сон отступает. Так уходит волна,

Волна снега уходит от берегов тела,

Человека достают из сугроба, несут домой,

Растирают, греют, чем только возможно;

Вот и сознание приходит к юноше

В крестьянской избе, среди незнакомых людей,

Среди беспорядка земного,

Хаоса житейского.

Слышен голос: "Это Ванька Морошкин, из соседского дома,

Бежал, видимо, к Любке своей...

Мог бы замёрзнуть... Могла сгубить его метель.

А спасла. Взяли вчера Любку,

Отца её взяли, беляка, контру, попа старого.

Не вернутся уже, небось.

Был бы у них Ванька - точно погиб бы...

А так - палец отморозил и всё.

Судьба, судьба...

Эх, зима-зимушка!"

Человек просыпается,

Таращит глаза, видит бородатые лица,

Грубую мебель, бревенчатые стены.

Человек силится понять,

Что происходит с ним, с жизнью его,

С дыханием живым.

И - боль внезапная пронзает мозг,

И - слёзы иголками в глаза вонзаются,

И текут, и текут,

И плачет человек, прошлую жизнь оплакивая,

И дрожит.

Так дрожат, умирая.

Так плачут, рождаясь.

БАБОЧКА-СМЕРТЬ. МЕЛОДИЯ ВЬЮГИ

А за окнами - небо смутное,

Небо тёмное,

Небо враждебное.

И смотрят огни из домов соседских,

Как глаза времени из-под бровей густых.

И снег наносит, наносит на дорогу,

И позёмкою земля дышит,

И вьются змейки над землёю, как узоры на крыльях бабочки.

И песня звучит,

Песнь песней,

Ветром напеваемая:

"Метель моя, бабочка,

Крылья твои покрывают меня,

Крылья твои веют в воздухе надо мной -

Белые и стоцветные,

Прозрачные и непреодолимые,

Узорные, хитро разукрашенные,

Как платки павлодарские в праздничный день!

Метель моя, бабочка,

Уста твои целуют меня,

Руки твои гладят меня,

И сплю я в ледяных объятиях твоих.

В коконе из снега растворяюсь я,

Тобой становлюсь я,

Дабы стать бабочкой-жизнью

Через тебя, бабочка-смерть!

Любовь моя, смерть моя,

Одиночество моё метельное..."

КНИГА ЛЮБВИ

* * *

я хочу войти в тебя

как войско победителя входит в разоренный город

я хочу сойти по тебе с ума

нежно бережно и трепетно как ребенок сходит босиком в море

по обжигающе горячему песку

я хочу чтобы бёдра твои метались как золотые рыбы на серебряном крючке

не умея сорваться

я хочу чтобы груди твои переполнялись солнцем до краёв

как виноград ранней осенью

я хочу трогать млечный путь твоего тела тонкими и прозрачными телескопами чувствующих пальцев

и ощущать

как звёзды кипят в твоём теле от зноя палящего

я хочу чтобы руки и губы мои в темноте стали только неясными следами

прикосновений твоих

я хочу

чтобы ты простёрлась на небосводе моей постели

пространством одетая

как время обнажённая

и мрак ароматный овладевал тобой

и сны прятались под чуткими веками

и пульсы твои метались как бабочки в моей горсти

и ты расцветала

в моих грешных руках

как медленное чувственное пламя жизни

вечной жизни

жизни моей

* * *

это еще свершится

рассвет омоет тебя парным молоком лучей

заря оголит тебя

как нетерпеливую землю

и груди твои острые от желания поранят мои пальцы

и солнце станет ненасытным обнажённым мужчиной

и обдаст тебя неутолимым жаром

на ложе бесконечного сна

простершуюся

и чёрной травой покроет

и придёт

и снова исчезнет

и я возьму тебя

как земля берёт корни деревьев

как вода отражает утреннюю зарю

и когда на губах у ветров перелетных

замрёт твой крик

в своем теле которому нет предела

я почувствую холодную ярость прибоя

* * *

Любовь открывается как книга твоих ладоней

где каждая страница мучительно чиста

и по базарным площадям листов

идёт обнажённое чувство

и глаза твои сверкают сквозь белизну памяти

глаза твои что купались в солнце

когда я сорвал с тебя платье упавшей тьмы

глаза твои в которых восходит время любви

закрой их

не говори о том что злит тигра в твоем паху

где к лесам предвечной тишины приводят бёдра

и наши тела золотыми колосьями августа горят переплетясь

на поле жатвы

выплавляя мозг из живого золота

в мире где дождь сочетается браком

с полем

любви моей

сбрось же эти тесные одежды сна

и приди ко мне в мою укромную темноту

где я увижу как твои алчные волосы лижут мои плечи

и неистовое пламя твоего тела светится сквозь спутанные космы похоти

которые я закидываю в небо

и красная птица вырывается из них и мечется в едином теле нашем

разрывая нас и ударяя крыльями в сердца

и я буду искать сладкий страх в ложбинке между твоими грудями

и сорву наконец тёмную упавшую ночь

с твоего вожделеющего

лона

любовь моя

любовь

любовь неистовая

открывающаяся

книгой твоих ладоней

* * *

ты не откликалась на мои слова но звёздная пыль сверкала

в твоих глазах

в которых читалось кораблекрушенье и кровью политая ночь

и в теле твоём бродило солнце как бродит крепкое вино

а я накрыл тебя зябкими прикосновениями мрака

и глазами ночи видел как зерно уроненное мной в глаза твои

даёт всходы в твоей груди

и мир отступал за контуры приплюснутых гор

и небо содрогаясь низвергалось в чёрное озеро в низине тела твоего

и глаза мои медленно опускались на дно

оставляя зрение чутким пальцам и телу

касавшемуся мучительно напряжённой истины

разрождающейся спелым как плод августа криком

готовым упасть на землю тела моего

и я сорвал твою любовь зелёной с трепещущей тонкой ветви

там

где ты шептала полную ужасов тайну в исповедальне сердца

под крики алой птицы бьющейся в тебе

и ночь была полна

полна

мучительно полна

как чаша причастия

любви нашей вечной

солнечной как звёзды

обжигающей как мрак

тесной как время

и просторной как крик

освобождения!

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Прочтите, поэты, и всмотритесь, художники,

в свои молитвы, -

услышите душу раздирающий крик.

Не правда ли, что через слово искали себя в вещах и тайну?

Не правда ли, что через краску хотели узнать

суть

и синтез

и душу вещей?

Идёмте же вон из лабиринтов земли

в необъятное пространство с числами и цветом и порушим

зерно сознания -

и оно даст новый росток.

Вон из лабиринтов земли - в необъятое

пространство с числами и цветом.

Уже виден тумана мир и размеры новых завоеваний.

Скоро разгадки будут ясны и нечего будет разгадывать.

Либо земля стала меньше -

либо искусство стало больше...

Казимир Малевич. УСТА ЗЕМЛИ И ХУДОЖНИК

Содержание

Об авторе

ЗОЛОТОЙ ПЕСОК

Золотой песок

Город

Москва
Девяностые

-- "Любой, кто засыпает, одинок.

-- "Пропись в клеточку. Ручки. Пеналы. Учебники. Книжки.

Воробьиная ода

Муравьиная ода

Один в комнате. Поэма сумерек

РУССКОЕ НЕБО

Хмельная славянская речь

Почва и судьба

Призыв к топору

Наш путь - степной... Воспоминание

Село

Осень мира

Отечество снега

Степь

Моя Сибириада

СТЕПНОЙ ПСАЛОМ

Сибирская судьба

Песня
Осень в Великой степи

Старинный напев

ГОРОД СОН

"Город Сон над рекой Тишиной -
Вокзал

Бесприданница

Трамвай в рай

Сказка старого города

Ветер и волна

Сад Врубеля

Расшифровывая снег

Пейзаж такой обычный

Город, город...

Сибирский ковчег

Толпа на вокзале

...Post Skriptum

ЛИСТАЯ ПАМЯТЬ

"Я листал, словно старый альбом,

К вопросу о происхождении человека. Поэтический комментарий к Дарвину

Аввакуму

Памяти Ивана Бухольца

Державинская медь

Омский Демон
Отвращение

Памяти Иннокентия Анненского

Штрихи к портрету адмирала. Как я вижу Колчака)

ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ

Восточный поэт

Орда

На поле Куликовом

Церковь над рекой

"Ты проходишь узкою тропою
"Нет, в чужих я не бывал цепях,
"Любовь мой приют посетила,

"Да, она мне не была четою,
"Ты не смогла, ты не решилась
"...Как сладко было в детстве бредить славой,
Секс на пляже

Философский диптих

Перед рассветом

"Еще сжимали руку руки,
Любовь во время войны

"Мы расстались... Дома тихо спят,
Жила-была она...

ТОЛЬКО НЕБО

"Бог уронил меня слезою

Чёрные дыры. Оратория

Горстка земли

Пророк

Христос на суде

Распятие

Мессиада

БИОГРАФИЯ СЧАСТЬЯ. Верлибры

"Это случится однажды:

"Я попросил ребёнка:

Мой первый враг

Поэзия сытости и поэзия голода

Человек говорит

Что такое война

Некий чиновник

Краткая история человечества

Остров

Блаженные поля

Биография счастья

ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ. Сибирская повесть

1. Прелюдия. Зима тревоги нашей

-- Отец и мать

-- Комната сына

-- Бегство.

-- Снег

-- Видение. Песнь песней

-- Пробуждение и начало жизни

8. Бабочка-смерть. Мелодия вьюги

КНИГА ЛЮБВИ

"я хочу войти в тебя

"это еще свершится

"любовь открывается как книга твоих ладоней

"ты не откликалась на мои слова"

Вместо послесловия

Оставить комментарий © Copyright Козырев Андрей Вячеславович (yakozyr045@gmail.com) Обновлено: 25/03/2016. 211k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Поэзия Иллюстрации/приложения: 19 штук. Скачать FB2	Ваша оценка:

Козырев Андрей Вячеславович Расшифровывая снег

Козырев Андрей Вячеславович
Расшифровывая снег