Кротков Антон Павлович
Пластмассовый космонавт

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кротков Антон Павлович (krotkovap@mail.ru)
  • Размещен: 07/04/2024, изменен: 07/04/2024. 1541k. Статистика.
  • Роман: Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Заслуженный космонавт становится заложником принятой в СССР практики приурочивания важных космических стартов к крупным политическим событиям. Из-за того, что новый космический корабль не доведён до ума (все предыдущие беспилотные испытательные старты закончились катастрофами) герою фактически предстоит стать камикадзе. Но наверху уже принято решение отправить экипаж в космос на новом корабле в день открытия очередного съезда КПСС.
    •   
      
      Прежде чем бросать вызов Солнцу, убедись, что твои крылья не из воска...
      
      Герои повествования являются полностью выдуманными автором персонажами, а любое сходство носит лишь случайный характер. Точно так же данное литературное произведение не стоит трактовать как точное отражение исторических событий.
      
      Пластмассовый космонавт
      
      Глава 1
       Испытательный полёт, из-за которого было столько волнений и тревог, благополучно подходил к финалу. В целом техника показала себя вполне надёжной. Если всё пойдёт нормально, то примерно через час, а точнее через 55 минут они смогут открыть люк и жадно вздохнуть степной воздух.
       На связь вышел руководитель Центра подготовки космонавтов генерал Григорий Камчатов. Сообщив условия посадки, он закончил сеанс связи традиционной фразой: "До скорой встречи на Земле!".
       - Вас понял - ответил командир экипажа. И доложил: - На борту все в порядке, самочувствие экипажа отличное. Благодарим за добрые пожелания.
      Через двадцать минут Земля снова вышла на связь:
       - "Заря", как ситуация на борту?
       - "Янтарь-4", всё в порядке!
      - Хорошо, ждём вас, поисковые вертолёты уже в воздухе, будем встречать вас в небе.
       Но прошло ещё полторы минуты и в ЦУП-е услышали тревож-ный голос командира:
      - Что-то не так... Чёрт! В отсеке огонь!..
      - "Заря", что там у вас произошло? Отзовитесь! Доложите обстановку... "Заря"! - С Земли снова и снова запрашивали, пытаясь выяснить, что произошло, но всё было напрасно, ибо экипаж перестал выходить на связь.
       В это время на высоте нескольких десятков километров заживо сгорали двое космонавтов. Пожар на борту спускаемого аппарата, - в насыщенном кислородом замкнутом пространстве - худший из кошмаров для любого профессионала. Едва возникнув из-под приборного пульта в виде робких рыжих язычков, огонь быстро разросся в яростного зверя, который перекинулся на пристёгнутых к своим ложементам людей и стал пожирать их одежду и плоть (почему-то вместо многослойных скафандров на космонавтах были лишь обычные шерстяные тренировочные костюмы). За какие-то секунды тесная кабина превратилась в печь крематория. Вскоре гудящее пламя почти полностью охватило конвульсивно дёргающиеся в креслах тела.
       ...Павел видел, как обугленное мясо сползает с костей на его левой руке, адская боль почти затуманила разум. Уцелевшей рукой мужчина рванул на себя рычаг катапультирования и...ничего не произошло! Почти непереносимая "чёрная" боль так затуманила ему разум, что он совершенно забыл, что катапультного кресла под ним нет!..
       Как же невыносимо терпеть эту пытку! Годами готовя себя к чему-то подобному, он и не подозревал, что боль будет настолько чудовищной, просто нестерпимой. Секунды мучений казались часами, и лишь страх "вселенского" позора заставлял его лишь крепче сжимать зубы. "Что скажут на Земле, если услышат мои жалкие вопли и стоны?! - пульсировало в воспалённом мозгу. - Что перед лицом смерти подполковник Беркут смалодушничал, повёл себя недостойно высокого звания коммуниста и советского космонавта?". Позор казался ему страшнее неминуемой гибели. А огонь уже подбирался к его лицу. В последний момент уже не поддающийся внутреннему контролю вопль ужаса и боли всё же непроизвольно вырвался из груди. Только вместо новой порции мучений в виде ужасного жжения Павел внезапно почувствовал неожиданное облегчение: лизнувшее ему щёки и лоб пламя почему-то больше не обжигало, оно стало шершавым и мокрым...
       - С тобой всё хорошо, Паша? - неожиданно услышал он мягкий, бархатный женский голос и открыл глаза. Но первое что увидел была добродушная физиономия его пса. Прибежавший на крик хозяина дог по кличке Марс лизал ему и без того мокрое от пота лицо. Всё оказалось всего лишь жутким сном. Господи, какое же блаженство лежать в собственной постели и видеть рядом преданного Марса и встревоженное лицо обеспокоенной за него жены!
      - Да вот, понимаешь, руку во сне отлежал. Неудобно положил и отлежал - смущённо пояснил мужчина.
      Но Вероника конечно не поверила:
      - Снова?.. - спросила она с состраданием и многозначительностью в голосе. - Что на этот раз?
      - ...Пожар при сходе с орбиты, - нехотя признался мужчина.
       - Паш, надо сообщить врачам. Нельзя же постоянно жить в таком напряжении. Так ты заработаешь проблемы с сердцем на нервной почве.
      - Ты хочешь, чтобы меня отправили к нашим "мозговедам"? - покачал головой мужчина. - Им только признайся в наличии проблемы, - тут же отстранят от подготовки и замучают разными тестами. Будут копаться у меня в башке, пока не надоест.
      Немного подумав, жена вынуждена была согласится с ним:
      - Да, пожалуй, ты прав.
       Мужчина постарался придать своему лицу и голосу максимум оптимизма и самоуверенной беззаботности, и заверил:
      - Ничего, сам справлюсь: попью успокоительных травок, съезжу на рыбалку.
       Он привлёк к себе тёплое и мягкое тело супруги. Однако, Вика намеревалась прежде закончить серьёзный разговор, поэтому освободилась из объятий.
       - Подожди пока со своими глупостями. Хочешь, я найду тебе хорошего частнопрактикующего доктора, и мы съездим к нему, не афишируя кто ты? - предложила ему умница-жена. Так уж был устроен её деловой, хваткий характер, что она продолжала искать решение проблемы до тех пор, пока не находила.
      - Не-ет уж...спасибо! - усмехнулся Павел, мотая головой. Ему хотелось поскорее закончить с неприятной темой и тон его стал беззаботно-шутливым: - Я же сказал тебе: с психиатрией я никаких дел не имел и не собираюсь! Всё, что я об этом знаю, это то, что у нас всегда случается настоящий "дурдом" в квартире на следующее утро после "светских приёмов", которые ты любишь устраивать. Потому что наша домработница Фаня всё же не железная и ночью должна хотя бы пару часов поспать, а не перемывать до утра горы грязной посудой и не ликвидировать прочие последствия пребывания полсотни гостей.
       - Дурак! - Вика сделала вид, что она в ярости от таких его "обвинений". - Ты и в самом деле ненормальный! - Схватив обеими руками подушку, жена принялась шутливо колотить ею мужа. Вначале он только пытался защищаться, но затем, улучив момент, повалил жену, и они покатились по широкой кровати...
       ...Через полтора часа Павел Беркут бодрой уверенной походкой вышел из подъезда их номенклатурного дома. Остановившись и задрав голову, мужчина помахал рукой жене, появившейся в окне их квартиры.
       Со стороны прямоугольная девятиэтажная башня из рыжего кирпича (рядом стояла ещё такая же) архитектурой напоминала типовые панельные корпуса, но квартиры в ней были совсем иного качества и размера. Окрестные жители называли их дом "дворян-ское гнездо". В этом "элитарном заповеднике", расположенном в тихом переулке исторического центра Москвы, за красивой кованной чугунной оградой, жили сплошь маршалы и генералы. Павел Беркут первым из космонавтов получил здесь квартиру - вместе со звездой Героя Советского Союза за свой первый полёт.
       Хорошо одетый, пахнущий дорогим импортным парфюмом, спортивной выправки мужчина подошёл к белой "Волге" классической модели ГАЗ-21 с оленем на капоте. Принялся протирать тряпкой лобовое стекло, невольно всматриваясь в собственное отражение: у него крепкий, гладко выбритый подбородок с ямочкой, волевая линия рта, задумчивый взгляд, короткая модельная стрижка. А что до седины на висках и небольшого шрама над правой бровью, так при его рискованной профессии, это он ещё "легко отделался"...
       Да, внешность у него самая "заурядная" - для человека его профессии и положения, от такой мысли Беркут слегка улыбнулся. Иронизировать над собой было в его характере, а вот выпячивать собственную персону всегда как-то стыдился. Вот, к примеру, среди припаркованных во дворе лимузинов, пожалуй, у него самая скромная машина. Но его это нисколько не задевает, а вот жену - да. Вероника гораздо тщеславнее. А ведь и он мог бы возгордить-ся, всё-таки Герой Советского Союза, в недавнем прошлом гвардии подполковник ВВС, военный лётчик первого класса, лётчик-испытатель лётно-исследовательского института имени Громова. Ныне же космонавт-испытатель... "Хм, что-то "титулов" у меня многовато набралось "как у какого-нибудь маркиза"", - усмехнулся немолодой мужчина. А ведь он к тому же ещё кандидат технических наук. Все вокруг считают его, Павла Беркута настоящим героем, везунчиком, почти суперменом. Один журналист даже написал в очерке о нём "что такие люди, словно высечены из цельного куска гранита". Знал бы этот журналист, какие сны видит "гранитный герой" в последнее время, наверное, не написал бы так ...
       У него действительно немного стали пошаливать нервы. Снится всякая пакость, и главное выглядит всё до того реалистично, что даже веришь всей этой белиберде. Хорошо, что в реальной жизни такое совершенно исключено, - чтобы без скафандров отправлять людей в космос! Чушь! Ведь с него ещё три месяца назад сняли мерки, чтобы изготовить скафандр точно по фигуре, так что никакой это, естественно, не вещий сон, а просто бредятина от накопившейся усталости.
       Ну да ничего! Он сумеет взять себя в руки, как и обещал жене. Работа всегда была для него лучшим лекарством от всех болезней, хандры и скуки.
       Беркут взглянул на часы и лицо его сразу стало озабоченным: через полтора часа в Звёздном городке у него тренировка. Чтобы не опоздать, придётся поднадавить на газ, где-то игнорируя скоростные ограничения. А в случае возникновения проблем с милицией придётся "воспользоваться лицом", чего он вообще-то очень не любил делать. Но иногда слава действительно полезная штука, ведь стоит любому сотруднику ГАИ увидеть его вблизи, как он сразу расплывётся в улыбке и возьмёт под козырёк.
      
      Глава 2
       Времени до нового полёта остаётся все меньше, и ты обязан постоянно улучшать физическую форму. Различные тренировки пожирают большую часть дня, так что на личную жизнь сил почти не остаётся. Это может стать большой проблемой. Тем более, если тебе уже 47, и ты женат на богине, на которую многие мужчины оглядываются с восхищением. Единственный выход - стараться импровизировать.
       Сегодня Павел встал в половине пятого. На это утро у него в плане 20-километровый кросс, который должен завершиться силовой тренировкой в ближайшем сквере...
       Под конец тренировки он до тошноты крутил "солнышко" на самодельных качелях, которые построил для себя сам. Нужно было укрепить вестибулярный аппарат перед предстоящей скоро отчётной тренировкой на центрифуге.
       К его возвращению с пробежки Вероника приготовила лёгкий завтрак - на плите шипела сковорода с глазуньей. На соседней комфорке стояла турка, распространяющая по всей квартире аромат свежезаваренного кофе. Хотя могла бы и поспать подоль-ше, ведь сегодня у неё в Институте библиотечный день. Но у него прекрасная жена, потому что вместо того, чтобы наслаждаться выходным, ожидает возвращения мужа с пробежки в полупрозрач-ном кружевном пеньюаре. Когда супруг вышел после душа в обёрнутом вокруг бёдер полотенце, она игриво распахнула на себе халатик, мгновенно вызвав у него естественную мужскую реакцию. Ангелоподобная женщина! При росте 180 см Вика весила 58 кг и обладала почти идеальными пропорциями греческой богини... Ну что ж, хоть такой пункт и отсутствовал в его до предела насыщенном расписании на сегодня, но дела - делами, а какой мужик откажется от такого подарка. Подхватив игриво болтающую ногами супругу на руки, Беркут понёс её в спальню.
       ...Вероника лежала на краю смятой постели, подняв широко разведённые, точёные ножки, жмурилась от удовольствия и постанывала, а он стоял перед ней на коленях и вылизывал ей вагину...
      
       ...Через сорок пять минут, Павел снова заглянул в спальню. Вика до сих пор лежала в постели, но на лице её появилось выражение странной отрешённой задумчивости. Мужчина поцеловал её, вкрадчиво произнёс:
      - Мне очень хорошо!.. Лучше быть не может.
      - Может - с неожиданным холодком ответила жена.
      От неожиданности он задал дурацкий вопрос:
      - Почему?
       Вика выдержала эффектную паузу и шутливо передразнила:
      - Пото-ому что-о...
       Порой с ней так бывало. Иногда вдруг ни с того, ни с сего у неё могло резко изменится настроение. Вика была баба умная, очень красивая, но со сложным, независимым характером. Порой понять, что у неё на уме было невозможно. Пора уж было ему привыкнуть к перепадам настроения своей "половинки", научиться не придавать значения порой брошенным в запале резким словам. В конце концов женщины устроены сложно, их гормональный фон редко бывает стабильным. И, наверное, он всё-таки частично к этому привык, а иначе их брак не продержался бы и года.
      
       На улице накрапывал мелкий дождик. Наконец из подъезда появилась нафуфырившаяся Вероника, на ходу раскрыла японский автоматический зонт. На высоченных - сантиметров десять-одиннадцать! - каблуках она шествует легко с грацией пантеры. Павел залюбовался её элегантным видом, царственной грацией. И всё-таки как непренуждённо она ходит на своих шпильках! Лучшие манекенщицы из Дома моделей на Кузнецком мосту могли бы брать у неё уроки как нужно двигаться по подиуму. Что и говорить, жена у него просто красавица, - ухоженная от пальчиков ног до ниточек бровей. Настоящая королева! Худоща-вая, с красивой грудью и тонкой талией. В своём возрасте ей удалось сохранить юный овал лица, чёткую линию подбородка, у неё высокие скандинавские скулы, красивые зелёные глаза, светлые волосы. Некоторые даже говорят, что Вика могла бы потягаться с самой Грейс Келли - принцессой Монако, а в недавнем прошлом первой кинодивой Голливуда! Когда они с Викой идут под руку, он частенько ловит восхищённые завистли-вые взгляды встречных мужиков, и многие даже оглядываются им вслед. Жить с такой женщиной не просто, зато рядом с ней ты тоже чувствуешь себя королём.
       На Вике сегодня всё как обычно, то есть по последней париж-ской моде. Особенно ей к лицу великолепно пошитое кокетливое кепи "а-ля Гаврош", которое она носит чуть игриво сдвинутым набок!
       Жена тоже окинула придирчивым взглядом его светло-серый плащ, как у героев вошедших в моду французских фильмов "новой волны" и начищенные до блеска итальянские ботинки. Надо сказать, что благодаря стараниям и придирчивому вкусу своей второй половины у него тоже хватало модных костюмов и импортных шмоток. Вика имела возможность заказывать всё самое лучшее своим знакомым, которые регулярно выезжали за границу. Однако все его дорогие костюмы в основном "носил" шкаф, ибо Беркут чаще всего одевался хорошо, но для "звезды" его уровня довольно просто. Потому что не привык "выставлять-ся". Хотя жена упорно прививала ему привычку к шикарной одежде; внушала мысль, что он должен выглядеть, как эталон советского мужчины.
       А вот сама Вика просто жить не могла без изысканных вещей: манто, шуб, вечерних платьев у неё были десятки.
       Павел в свою очередь поправил ей слегка выбившийся из-под кепи на виске локон светлых волос и обнял, прижал к себе, всё ещё чувствуя на своих губах её интимный вкус.
      - Ты восхитительна!
      - Я знаю - со спокойной самоуверенностью, как должное, приняла она комплимент. Впрочем, был у неё "пунктик", о котором никто кроме него не знал. Вика панически боялась постареть. Каждый вечер в спальне она подолгу просиживала за туалетным столиком, нанося себе на лицо всевозможные питательные крема. Треть их холодильника занимали всякие баночки с "суперэффективным" содержимым, которые ей привозили знакомые буквально со всего света. Всей этой "аптекой красоты", которая, между прочим, стоила сумасшедших денег, Вероника умасливала кожу перед сном, увлажняла и "взбадривала" по утрам, придирчиво разгляды-вая себя в трёхстворчатом зеркале. И если ей вдруг казалось, что сегодня она выглядит хуже, или не дай бог, находила у себя морщинку, это могло вызвать у супруги многодневную депрессию. Ведь она всегда должна оставаться молодой и прекрасной! Во что бы то ни стало! Тридцатилетие, которая жена встретила в позапрошлом году, стало для неё просто чёрным днём. Вика неделю ходила с траурным видом.
       Весь этот год прошёл у неё под знаком объявленной возрасту бескомпромиссной войны. Вика уже дважды ложилась на пластическую операцию. И регулярно ездила в Институт космето-логии на Новом Арбате, где ей делали омолаживающие уколы красоты. На супругу работали несколько своих "косметичек", которым она платила приличные деньги. Зато результат был в буквальном смысле у неё на лице, которое сохранило идеальный овал, мраморность кожи и девичью припухлость очень соблазни-тельных губ. Иногда она вроде как с самоиронией говорила ему о себе: "Учти, я женщина, которая стоит миллионы! И не наших "деревянных", а долларов! И это не шутка. Фирмачи, которые бывают у нас в институте - люди деловые, и я знаю, о чём говорю". Что ж, при её работе и в том обществе, в котором она вращалась, шикарная внешность действительно играла огромную роль. А Вика целенаправленно выстраивала свою карьеру.
       - Так мы едем? - осведомилась жена и взглянула на часы - через час ему было назначено время в спецателье. Вообще-то, это ателье обслуживает только членов Политбюро ЦК КПСС и их семьи. Но так как Павлу Беркуту и его напарнику по экипажу предстоит скоро участвовать в пресс-конференции, где будет много ино-странных журналистов, то им тоже выдали спецталоны на пошив костюмов. Как Павлу сказали, там работают лучшие портные в стране. Но жена всё равно желала присутствовать на примерке готового костюма, и он этому даже рад. Всё-таки у неё отменный вкус, не то что у него. Он силён по части техники - разных железяк, чертежей. Вероника же отлично разбирается в искусстве, всё-таки дочь крупного писателя, руководителя писательской организации Москвы!
      
       При выезде "Волги" со двора знакомый инспектор ГАИ приветливо отдал Беркуту честь и взмахом полосатого жезла остановил поток машин, давая возможность знаменитому космонавту выехать на прилегающую улицу. Павел благодарно посигналил гаишнику. Что ж, в целом день начинается хорошо, и не беда, что продолжает накрапывать дождь, это даже создаёт особое настроение, ведь в дождь хорошо размышлять, а подумать ему есть о чём, например, о предстоящем полёте... А, впрочем, об этом он сейчас думать не станет. Лучше любоваться уютными улочками. Он любит этот тихий район, здесь не бывает суеты, как на центральных проспектах и площадях города. Ему повезло поселиться именно здесь. Он даже совсем не против, чтобы состариться тут. А что? Будет сидеть во дворе на лавочке под клёнами с соседями по дому - такими же, как и он сам в будущем, пожилыми отставниками, - играть в шахматы, попутно слушая пересказы свежих глав из маршальско-генеральских мемуаров, которые почти все они тут пописывают на пенсии, чтобы на что-то убивать уйму образовавшегося под закат жизни свободного времени. Будет прогуливаться по ближайшему бульвару или скверу с Марсом, который к тому времени тоже станет совсем седым и дряхлым, как и он сам. Знакомые будут ещё более почтительно раскланиваться с ним, ведь к тому времени он станет совсем заслуженным и знаменитым...
       - Нет, всё-таки пора нам, Павел, менять машину, - отвлекла его от сентиментальных грёз о будущем прагматичная жена. - После полёта тебе непременно предложат "Волгу" новой модели, так ты не отказывайся.
      - Зачем? - рассеянно пожал он плечами. - У моей "ласточки" хороший "характер", а мотор - просто песня! - он надавил педаль акселератора. - Послушай, как звучит, - это же музыка!
       Для Беркута его "ласточка" была больше чем машина. Это была страсть. Он ухаживал за ней, как за возлюбленной - регулярно полировал кузов, доставал лучшее масло и импортные запчасти, оснащал всякими приборами. Владение личным автомобилем - это та минимальная роскошь, которую он себе позволил. Хотя долго довольствовался самым необходимым. Костюмы для загранпоез-док шил у портных Литфонда. Без очереди никогда не лез. Если не было срочных дел, мог оставить машину в гараже и спокойно отправиться на работу общественным транспортом. Даже став богатым и знаменитым не шиковал. Если можно было скорее доехать на метро за пятак, и не думал брать такси за трёшку - спокойно спускался в подземку. И не понимал пижонов, сорящих деньгами ради нелепых понтов. Зачем?
      - Старая "Волга" уже не престижна, - сухо произнесла жена.
      - Я молодым парнем мог только мечтать о такой машине. Знаешь, Вик, как мы смотрели на тех, кто мог позволить себе с шиком прокатиться на "лайбе" с оленем на капоте?! Для нас они были небожителями!
      - Теперь ты сам стал таким небожителем, пора уж остепениться, - поучающее учительским тоном напомнила Вика, коротко взглянув на него своими сногсшибательными глазищами голливудской кинодивы.
       "Отчасти она права", - вынужден был согласиться с женой Беркут. Растущая слава вносила свои коррективы в его жизнь и мирооощущение. Став узнаваемым, он вынужден был менять привычки. Менялся и круг общения. Появились новые знакомые, которые зазывали его в ЦДРИ и Домжур - традиционные места сбора столичной элитарной тусовки. Жена тоже ввела его в свой круг "непростых" людей. В этом мире невозможно было остаться собой прежним...
       Минут десять супруги не проронили ни слова, каждый был погружён в собственные мысли. Вика первая нарушила образо-вавшуюся паузу - раздражённо попеняла мужу, уже не глядя на него:
      - Всё твоё благодушие и бессребреничество! Пора тебе научиться жить! Почему я одна должна стараться за нас обоих? Я ведь для тебя на всё готова, а ты...
       Он ничего не ответил. Знал к чему она ведёт. Уверена, что осчастливила, когда раздвинула перед ним свои красивые ноги, и теперь он обязан проявить рабскую покорность... Очень долго после свадьбы жена отдавалось ему лишь в одной позиции - лёжа на спине, и никаких "грязных" импровизаций в их супружеской постели не допускалось, ведь она порядочная, воспитанная женщина, а не какая-нибудь б. Лишь после того, как он слетал в космос и благодаря этому её жизнь сказочно преобразилась, Вика несколько смягчила позицию и изредка всё же стала баловать его "десертами" (соглашалась варьировать позы, иногда ласкать себя орально), но это случалось не часто и преподносилось, как вознаграждение за "особые заслуги", либо, как аванс в расчёте на то, что супруг оценит её доброту и вернёт должок чем-то важным для неё. И вот она снова ждёт, что он, словно их пёс Марс, высунув язык от радости и преданно заглядывая в глаза хозяйке, немедлен-но изъявит готовность выполнить её очередной каприз. Но ведь он не пёс!..
       Только и пускаться в выяснения отношений Беркуту тоже не хотелось, всё равно ничего он ей не сможет объяснить. Такое игнорирование ещё больше задело Вику и разозлило:
      - Ну, чего молчишь? - её глаза снежной королевы словно подёрну-лись коркой льда. Они у неё итак редко излучали тепло, а теперь так просто замораживали.
      - Думаю, - коротко ответил Беркут.
      - О чём?
      - Послушай, Вик, чего ты от меня хочешь?
      - Чтобы ты поменьше был эгоистом и думал также и о моих желаниях! - она сердито надулась, отчего вдруг стала менее красивой и родной.
      - Чем тебе так плоха наша машина, не пойму.
      - Потому что ты мужчина! Вам лишь бы мотор тянул, остальное вас не слишком волнует. А мне тут давно не комфортно. В старой машине даже пахнет старой затхлой рухлядью. И сколько бы ты не просил своих нелепых приятелей привозить тебе из-за границы ароматизаторы с запахом новой синтетики, всё равно этот дух старья ничем не перебьёшь.
      - Снова ты моих друзей приплела, я же не критикую твоих знакомых, - мягко упрекнул он жену. Впрочем, Павел по-прежнему старался избежать скандала, но Вика была обижена и в таком настроении могла только обвинять и высказывать претен-зии:
      - Тебе и не удастся их критиковать, потому что меня окружают сплошь очень достойные люди. А ты, вместо того, чтобы общаться с теми, кто тебе ровня, продолжаешь якшаться с какими-то неудачниками, которые к тому же постоянно паразитируют на твоей славе и доброте. Ты готов давать в долг всем вокруг, и всегда стесняешься напоминать о возврате денег. Из-за этого мы который год ездим на этой развалюхе!
      - Выходит, я одновременно бессребреник и махровый эгоист, - Беркут нервно дёрнул щекой и раздражённо посигналил водителю стоящего перед ним на перекрёстке "Москвича", прозевавшему переключение светофора на зелёный свет.
      - Выходит так, - сердито огрызнулась она.
       В таком же духе разговор продолжался всю оставшуюся дорогу, так что к концу поездки взаимная обида и отчуждение стёрли приятное послевкусие от утра любви. Теперь Павел уже жалел, что взял жену с собой. Припарковав машину у обочины, супруги словно чужие друг другу направились к дверям неприметного с виду здания с вывеской какой-то самой обычной контры слева от зашторенных входных дверей. Все эти "спецраспределители" дефицитных благ для партийной элиты всегда маскировались подобным образом, чтобы не раздражать население.
       Пока молча шли, Павел заметил, что за ними как будто увязалась какая-то девица лет двадцати. Не обратить на неё внимания было трудно, уж очень она выделялась. "Что, пэтэушни-ца, у которой на стене наверняка висит плакат с Аленом Делоном? - озадаченно украдкой оглянулся мужчина. - Жаждет запечатлеть на плёнку мою насупленную физиономию, чтобы пришпилить мои фотки на стену рядом с французской звездой? Если так, то зачем ей это, ведь мою рожу итак чересчур часто публикуют в прессе и в иллюстрированных журналах".
       Да нет, на обычную почитательницу знаменитостей девица не тянула. Видно, что серьёзна и не глупа. К тому же молодая особа выглядела не по-советски стильно и вольно: в настоящих фирменных джинсах, на голове широкополая мужская шляпа "Федора", на шее висит солидная фотокамера. Даже среди столичных модниц ему ещё не попадались барышни, умеющие с такой обворожительной небрежностью носить мужскую мотоцик-летную куртку в сочетании с гангстерской шляпой. Накрапывал дождик, а она лишь подняла воротник кожаной куртки "пилот" с яркими нашивками на груди и рукавах, и почти в открытую преследует их. Чувствовался напор: вроде ничего неприличного и противозаконного девчонка не делала, а поди ж ты, нахально "висит у них на хвосте" и не стесняется!
      - Сейчас её отсекут дверью, - злорадно обернулась через плечо жена, которая тоже засекла преследовательницу. - Обычных людей с улицы туда не пускают.
       Это было правдой. Из 200 миллионов жителей СССР сюда, и ещё в 200-ю секцию ГУМ-а, могли попасть всего несколько десятков самых избранных. Наличие у них с женой всевозможных спецпропусков, особых талонов, пригласительных открыток, например, в ту же самую закрытую секцию ГУМ-а, куда доступ большинству был строго перекрыт, чрезвычайно тешило самолю-бие Вероники. Приятно "массировало" ей психику. Проникая со служебного входа в знаменитый Елисеевский универмаг, она, по собственным словам, просто "плавала в эндорфинах и прочих мозговых опиатах". Ведь там, в заветном подвальчике, был устроен настоящий продуктовый рай для избранных - особый магазинчик для своих, где никогда не бывало очередей и не переводились дефицитные продукты, которые большинство советских граждан могли увидеть разве что в кино или в дорево-люционной кулинарной книге. Имея доступ в секретный подваль-чик, Вика испытывала удовольствие особого рода. Приобретая там всевозможные разносолы, она попутно блаженствовала от понимания своей особости. Вероятно, без этого ощущения, - что тебе одной из миллионов открыт доступ к райским благам, - и икорка потеряла бы для неё половину своего вкуса и импортное шампанское не казалось таким уж напитком богов...
      
       Примерка заняла гораздо больше времени, чем Павел рассчиты-вал. Старичок-портной в старомодных круглых очках и в жилетке по моде времён НЭПа час с четвертью крутился вокруг него, интересуясь не жмёт ли ему там, комфортно ли здесь. Зато костюмчик сидел на атлетичной фигуре заказчика, как влитой. Пошит он был по моде, принятой среди чиновников высшего уровня, то есть, предполагалось, что в таком костюме номенкла-турный работник высшего уровня должен выглядеть неброско, но внушительно и даже в некотором смысле элегантно. Павел провёл ладонью у себя на груди - словно нежнейшая бархатистая девичья кожа! Люксовая добротная итальянская ткань! Хотя на шлейке пиджака указано, что ткань изготовлена на Ивановской фабрике, а костюм пошит на "Большевичке".
       Вика, которая обожала красивую одежду и хорошо в ней разбиралась, тоже осталась довольна и даже оттаяла, перестав на него дуться. Под конец примерки она достала из сумочки красную бархатную коробочку и извлекла из неё золотую звезду Героя, которую он получил за свой первый космический полёт. Приколов её на новый пиджак, жена сделал шаг назад и окинула мужа удовлетворённым взглядом:
      - Вот теперь ты настоящий Павел Беркут!
       Вика всегда настаивала, чтобы муж был рядом с ней при полном параде - при всех орденах и почётных знаках. Сам же Павел этого не любил. Стеснялся своего солидного "иконостаса". Не то, чтобы стыдился, тут было другое. На фронте, особенно в самые тяжёлые годы, цена золотой звезды была совсем другой. Массово награж-дать-то стали лишь к 1943 году, когда в войне наметился перелом. К этому времени на одного аса-героя приходилось по два три состава полностью выбитому немцами авиационному полку ВВС РККА образца 1941-42 годов, чьим лётчикам пришлось спасать страну и выигрывать время для "зелёных" курсантов лётных училищ, обучающихся азам воздушного боя в глубоком тылу. Останки же неизвестных героев в ошмётках кабин "ишачков" и "чаек" были разбросаны от Бреста до Москвы, от Сталинграда и Эльбруса до Курска и Севастополя. Солнце успело выбелить их черепа и кости, омыть дождями и снегом. И все они несравнимо больше него достойны золотой звезды, тем более, что большин-ство пилотов 1941 года о наградах даже не задумывались, ведь шансов пережить десять боевых вылетов у них было очень мало... Вот начальник Беркута по отряду космонавтов, генерал Камчатов - свои ордена получил на фронте, и каждый омыт его кровью. Накануне рождества 1943 года Камчатов вылетел на прикрытие наших штурмовиков под Ленинградом и был атакован группой "мессеров" и "фоккеров". На задания, в ту пору ещё только капитан, Камчатов летал, не отвинчивая орденов. Когда по нему полоснула очередь, то она просто "вбила" металл наград в тело. Потом хирург выравнивал лётчику сломанные рёбра, выковыривал обломки костей, извлекал из мышц металлические части орденов. Камчатов сквозь боль слышал, как осколки его "Красной звезды", "Красного знамени", ордена Ленина со звоном падают в эмалиро-ванный таз... После таких историй собственные достижения выглядели скромно. Поэтому даже на 23 февраля, 9 мая и в День ВВС Беркут обычно ограничивался скромной орденской планкой, он ведь не "настоящий" фронтовик в полном смысле этого слова. И свою золотую звезду надевал через раз, лишь когда ситуация этого требовала...
      
       Пока обнову упаковывали, а Вика оформляла полученный заказ, Павел вышел перекурить вместе со старым портным. Вообще-то при ателье имелась специальная гостевая с удобными диванами и внимательным обслуживанием, только в отличие от тщеславной супруги, Беркут не слишком любил все эти "вип-привилегии", предпочитая при случае запросто поговорить с понравившимся человеком - не важно генерал он или простой закройщик.
       Вначале старик жаловался на свои больные лёгкие и вдавался в излишние подробности, хотя и подчёркивал, что это не мешает ему в работе. Кожа на лице у него действительно была плохая - жёлтая, морщинистая в пигментных пятнах, похожая на древний пергамент; узловатые пальцы рук были коричневыми от табака; вместо передних зубов торчали гнилые пеньки.
      - А ведь я шил костюм вашему коллеге - самому Гагарину! - вдруг сообщил он с таким видом, словно это было главным событием в его длинной жизни. - Шить на Юрия Алексеевича было для меня большой честью и работалось мне очень легко, ведь у Юрочки была такая же отличная фигура, как и у вас. Это было за полторы недели до его гибели. Боже, какое горе, какое горе для нас всех! - горестно запричитал старик. И вдруг со значительностью на лице добавил: - И, по-моему, он уже предчувствовал что-то. Во всяком случае у меня создалось такое впечатление.
       Казалось старик оценивает, какой эффект произвели на собеседника его слова. Павел курил сигарету, вежливо кивал, но ничего не сказал. И закройщик решил, что нужно объяснить подробнее:
      - Юра, Юрий Алексеевич ведь был очень внимательным челове-ком, хотя таких, как я - мимолётных знакомых, у него были многие тысячи. И всё-таки казалось он помнит всё! Даже такую в сущности для него мелочь, как то, что у моей трёхлетней внучки Поленьки через две недели день рождения. Представьте моё удивление и волнение, когда сам Гагарин (!) вдруг говорит мне: "Михал Михалыч! Вот что, хоть это и не принято - поздравлять заранее, но всё же мне хочется передать для милой малышки какой-нибудь сувенир на память в честь её третьего дня рожде-ния". Потом он поискал у себя в карманах, снял со связки ключей вот это брелок и протягивает мне - старик с благоговением, словно драгоценную реликвию, продемонстрировал Беркуту изящную безделушку в виде фирменного значка французской автомобиль-ной марки "Матра".
      
       ...Когда через полчаса помирившиеся супруги наконец вышли на улицу с упакованным костюмом, дождь уже закончился и выглянуло солнце. Дышалось очень легко. Павел взял жену под руку и повёл к машине. И вдруг снова краем глаза заметил отделившуюся от стены примечательную девицу в мужской шляпе с болтающимся на шее фотоаппаратом. Загадочная преследова-тельница терпеливо ожидала их появления! Это уже слишком! Да что ей нужно?!
       Беркуту показалось, что незнакомка хотела бы подойти к нему, но в присутствии жены не решается.
       Супруга тоже её засекла и язвительно вставила ему шпильку по этому поводу:
      - Похоже, все женщины Союза - соплячки, девушки и старушки, - в тебя влюблены.
      - Вряд ли я во вкусе таких девчонок, ведь я не так смазлив, как "Делончик". Я хочу сказать, что мне далеко до Алена Делона, от которого нынешние барышни все сплошь без ума. К тому же я ей в отцы гожусь.
       - Ну не скромничайте, товарищ Беркут! - язвительно усмехнулась Вероника. - Тем более, что мне глупо беспокоиться по этому поводу, ведь для них ты недостижимый идеал. Такова участь вашего брата космонавта: пропаганда сделал из вас плакатных героев. Каждая женщина должна вас любить, не помышляя об измене жениху или мужу.
      - Ты это серьёзно?
      - Абсолютно! - с обворожительным смехом подтвердила жена, и надменно, словно на насекомое, взглянула через плечо на объект обсуждения. - Для всех них ты полубог. Большинство даже не сможет представить тебя в трусах и майке, напивающимся или вылезающим из постели с женщиной, и уж тем более стоящим перед какой-нибудь бабой на четвереньках и старательно вылизывающим её п...
      - Ты цинична.
      - Просто я умна, и давно вижу жизнь без розовых очков, - со спокойным чувством превосходства пояснила Вика. - Потому и не ревную тебя к каждой встречной бабе. Тебе по рангу полагается такая жена, как я. А такие, как я - на дороге не валяются. Это таких дурочек - вокруг тысячи.
       Павла покоробил надменно-самоуверенный тон жены, и будто желая доказать ей обратное, он обернулся к незнакомке:
      - Послушайте, барышня, если вы что-то хотите спросить, то я вас внимательно слушаю.
       Странная особа замерла, как копанная на опасливом расстоянии. Стоит и молчит, только пожирает мужчину своей мечты влюблён-ными глазами и при этом опасливо косится на его жену. Видать совсем оробела, увидев вживую так близко кумира. Вероятно, ей казалось, что "советский Ален Делон" перед нею сошёл прямо с журнальных фотографий: мужественное лицо, одет с иголочки, с безупречными манерами. Такой с ходу покоряет женские сердца, и не только внешностью и звёздным ореолом, ведь он умеет быть таким приветливым и мягким. И лишь присутствие рядом с кумиром шикарной блондинки вероятно не позволило настойчивой поклоннице открыть рот.
       Так и не добившись от чудачки ни слова, Павел взглянул на торжествующую Вику. "Ну, что я тебе говорила!" - было написано у неё на лице.
       Супруги сели в машину, он завёл мотор, Вика с насмешливой снисходительностью наблюдала, как муж бросает озадаченные взгляды на странную девицу, потом с ледяной улыбкой предупре-дила:
      - Но учти: попробуешь закрутить интрижку с такой вот молодень-кой сучкой, возьму кухонный нож и оттяпаю тебе всю твою "музыку" под самый корешок. Ты меня знаешь. У моего папы присказка была: "Жестокие меры рождают большое уважение".
       - Считай, что я очень испугался, - едва заметно усмехнулся Беркут.
      - Не обижайся, это я так, - для общей информации, - примиритель-но сказала жена. - Я ведь знаю, что ты примерный муж. Помнишь, как ты ответил тому шведскому прощелыге-журналисту, который пытался на пресс-конференции в Стокгольме вызвать тебя на провокацию своим вопросом: "Вот мол вы товарищ Беркут наверняка очень нравитесь миллионам советских женщин, как мужчина. Чувствуете ли вы себя настоящим "красным" секс-символом?". А ты ему в ответ: "В СССР секса нет. А есть культ крепкой семьи, любовь и чувство долга". На следующий день чуть ли не все крупнейшие газеты мира опубликовали твои слова на своих первых полосах.
      
      Глава 3
       По пути супруги решили заехать в гости к шурину, который жил в сталинской высотке на Кудринской площади напротив зоопарка. Не так давно Всеволод Феликсович Донцов овдовел, и Вика взяла за правило не реже раза в неделю навещать престаре-лого отца. Тем более сегодня и повод есть - у тестя вышел новый роман в крупном издательстве, и он пригласил дочерей с зятьями на праздничный обед.
       Эту трёхкомнатную квартиру отец Вики получил в качестве "бонуса" к Сталинской премии первой степени за свой роман "Великий путь". Первые несколько месяцев после переезда в Москву Беркут прожил у родителей жены, и атмосфера роскоши поразила его, - тогда простого парня из провинции. Это был культурный шок. Огромная квартира в элитном доме с мраморны-ми холлами на каждом этаже, прислуга... На завтрак подавали красную и чёрную икру, на обед - ветчину со слезой, на ужин - копчёного сига. Причём к столу было принято выходить одетым по особому коду. Два раза в неделю Донцов привык ужинать в ресторане и приглашал с собой домочадцев. Посещали они только самые дорогие заведения и каждый раз оставляли приличную сумму, включавшую в себя обязательные чаевые метрдотелю, официантам, даже гардеробщику и швейцару на входе...
       Успешный литератор, автор многотомных соцреалистических "опупей", Донцов легко мог позволить себе такую жизнь, ибо с молодости был обласкан властью и признан официальной критикой. Лет семь назад признанный литературный корифей возглавил писательскую организацию Москвы.
       Стареющий, но всё ещё энергичный классик встретил их в шлафроке из парчи с бархатными отворотами - нечто среднем между домашним халатом и сюртуком. "Антикварный" шлафрок был надет поверх домашней байховой рубашки в крупную клетку и перетянут в поясе шёлковым шнуром с кистями. В нём отец Вики напоминал гоголевского барина-помещика. На безымянном пальце его средней руки сверкал массивный золотой перстень с монограммой. Наверняка вещь была старинной, возможно даже фамильной, принадлежащей какому-нибудь князю или графу, ибо обычной "цацкой" из ювелирного магазина этот "барин" свою драгоценную персону украшать не стал бы.
       В прихожей старик обнял Павла, словно сына. У них действи-тельно сложились тёплые отношения. Тесть его уважал, даже гордился, что у младшей дочки такой знаменитый и успешный супруг. Не то, что у его старшей дочери Эры! Та выскочила замуж за простого художника без имени. "Не муж, а недоразумение одно! Денег зарабатывает с гулькин нос. Даже в Союз художников мне пришлось его проталкивать" - неприязненно говорил о беспутном родственничке номенклатурный деятель, фактически по своей должности являющийся генералом от литературы.
       А вот Павлу муж Викиной сестры Эры Пётр был напротив симпатичен, поэтому он с вежливым видом пропустил мимо ушей традиционное брюзжание в его адрес со стороны хозяина дома, лишь выразил удивление в связи с отсутствием свояков.
      - Да вот заехали утром всего на часок, - пренебрежительно скривил бледные морщинистые губы хозяин, - поздравили наспех, да и укатили. Сказывали, что у них якобы важные дела ещё сегодня. Да и шут с ними! Не велика честь. Спасибо хоть мальчишку мне оставили. Главное - Юрка со мной.
       Единственное, что отчасти применяло старика Донцова с существованием такого нелепого зятя, как Пётр, был внук, в котором старик души не чаял: готов был часами возиться с девятилетним мальчуганом - играть с ним во все его игры, читать ему детские книжки. Более заботливого и внимательного дедушки ещё было поискать.
       Павел тоже любил мальчишку, но не сюсюкался с ним, а держался на равных, и Юрке это нравилось. Вот и теперь они поздоровались, как взрослые:
      - Юрию Петровичу привет! - Беркут осторожно сжал в своей ладони маленькую детскую ручку и едва сдержал улыбку, когда девятилетний приятель с важным видом потряс ему руку и "солидным баском" ответил:
      - Привет, дядь Паш!
      - Как жизнь?
      - Порядок жизнь! Ты обещал меня с собой на аэродром взять - в кабине военного истребителя посидеть, - напомнил мальчуган, картавя и старательно изображая взрослую суровость.
      - Помню, брат, что обещал.
      Павел присел перед маленьким приятелем - так, чтобы их лица оказались вровень, - ласково взял мальчишку за плечи, несколько секунд разглядывал: крепенький, лобастый, со светлыми волоси-ками и не по возрасту серьёзным взглядом - этакий маленький мужичок.
      - Вон ты какой вымахал за то время, что мы не виделись, Юрий Петрович! Точно будешь лётчиком, а потом и до космонавта дорастёшь. Только тут, брат, понимаешь ли какое дело... В общем, пока придётся отложить все запланированные нами полёты. У меня сейчас очень много работы, всё время расписано буквально поминутно. Но ты знай, я своё слово помню и как только появить-ся возможность, сразу дам тебе знать... Ну, чего приуныл? В нашей профессии без умения ждать и терпеть ничего не добьёшь-ся. Знаешь, иногда неделями приходиться сидеть на аэродроме без дела в ожидании лётной погоды. Поэтому, чтобы от скуки не свихнуться, лётчику и космонавту надо постоянно учиться. А у тебя как с этим делом?
      - Нормально, - кисло ответил мальчуган.
      - Что значит нормально, товарищ Гуськов? В школе больше не обижают? Делаешь, как я тебе советовал? Если кто-то начинает к тебе цепляться, сразу с ходу крутанись на сто восемьдесят градусов и врежь обидчику "изо всех стволов"! Чтобы в следую-щий раз не повадно было. Ну-ка, покажи, как я тебя учил.
       Мальчишке не хватало настоящего мужского воспитания. Вечно погружённый в своё творчество отец даже не нашёл времени научить сына как правильно сжимать кулак для удара. А может Пётр и сам этого не умел.
      - Давай, Юрка, сожми кулак. А теперь - бей! - Павел подставил ладонь, но удар получился слабенький.
      - Э, брат, чего это ты сегодня такой вялый, каши что ли утром мало ел?
      - Знаешь, дядь-Паш, я решил не отвечать хулиганам - с очень серьёзным видом ответил Юрка. - Чем я тогда буду лучше ябед и драчунов, если начну вести себя как они? Ты же сам говорил по телевизору, что настоящая сила - решать всё с помощью слов, а не кулаков.
       Мужчина озадаченно почесал затылок и, немного растеряв-шись, осведомился:
      - А про то, что добро тоже должно быть с кулаками, я там ничего не говорил?
      Юрка отрицательно помотал головой, не сводя со своего кумира доверчивых глаз.
      - Хм... Понимаешь, ли, брат Юрка, - мужчина положил ему руку на плечо, - телевизор ведь смотрят миллионы твоих ровесников. Согласись, неправильно было бы, если бы я призвал их всех решать всё по праву сильного.
      - Понимаю, - как-то не слишком убедительно согласился с таким доводом мальчишка.
      - Ну ладно, а книжки хотя бы читаешь, какие я тебе порекомендо-вал?
      - Читаю - снова поскучнел мальчик.
      - Вот и молодчина! Да не унывай ты, дружище! Аэродром от нас никуда не денется! А пока, как говорят в нашем деле: "учи матчасть!".
       И всё же видя, что Юрка совсем скис, Беркут быстрым шагом направился в прихожую.
      - Ты это куда намылился, Павлуша? - изумился заглянувший в прихожую тесть, когда обнаружил, что дорогой гость торопливо зашнуровывает обратно ботинки. - Только пришёл - и уже уходишь?!
      - Надо, Всеволод Феликсович. Да я на десять минут - "слетаю" до машины и обратно, а не то племяш меня совсем в трепачи запишет.
       Открыв машину, Павел взял свою старую офицерскую фуражку, которая пылилась за задним диваном. Но на обратном пути, ожидая прибытия лифта на площадке первого этажа, вдруг услышал тихий тоненький плач, который доносился из дворниц-кой под лестницей. Дверь была не заперта. Павел открыл её и увидел заплаканную простоволосую девчонку, совсем молодень-кую. Беркуту хватило одного взгляда на пришибленное личико девчонки, чтобы с ходу начать её опекать: "Ну-ка рассказывайте барышня, что с вами стряслось".
       Вначале незнакомая девчонка страшно испугалась появившегося в её служебной каморке незнакомого мужчины, но Беркуту быстро удалось её успокоить своим уверенным понимающим видом. Она же не сразу поняла и поверила своим глазам: в гражданском костюме перед ней стоял то ли Маршал Советского Союза, то ли другой знаменитый военный, имени которого она по простоте своей душевной не помнила. Лицо незнакомца вдруг показалось ей смутно знакомым и заслуживающем доверия, что девчонка стала рассказывать, что стряслось. История была банальная: юная провинциала из маленького сибирского городка мечтая стать новой Людмилой Гурченко приехала покорять столицу, но провалилась во все театральные ВУЗы. И чтобы с позором не возвращаться домой, устроилась по первому же объявлению на работу. Ещё на экзаменах она встретила какого-то столичного хлыща, от которого забеременела и в результате осталась одна. На понимание своих родителей бедняжка не рассчитывала. По её словам, такая она им дома не нужна. В общем, безнадёжная у неё получилась ситуация, хоть с моста в Москва-реку бросайся.
      - Только спокойно, барышня, мы всё разрулим, - пообещал он. - Сейчас вам надо родить здорового ребёнка. А то что его отец сбежал, так этому радоваться надо. Главное сейчас малыш, а через пару годиков устроим вас в лучший театральный институт: у меня все ректоры в приятелях ходят, - пообещал он. Но так как совершеннолетнее дитя продолжало всхлипывать и недоверчиво хлопать на него васильковыми глазищами, пока он своим платком вытирал ей сопливый нос, то мужчина веско добавил:
      - Прямо с этой минуты над вами, барышня, берут шефство советские ВВС. Знаете, что это такое?
       Девчонка отрицательно замотала головой и тогда мужчина указал ей на золотые крылышки на своей старой офицерской фуражке, потом снял их и вручил в знак верности своего обеща-ния. И столько было в его взгляде благородной мужественности, не показного рыцарства, душевной теплоты и доброй иронии, что девчонка наконец робко улыбнулась в ответ и крепко сжала ладонь, словно добрый ангел спустившийся с неба закрыл её своими крыльями...
       Это было совершенно по-беркутовски - выйти "за сигаретами" и походя спасти или осчастливить кого-то, будь это потерявшийся щенок или бабуля, посеявшая кошелёк со всей своей пенсией.
       Павлу очень хотелось поддержать попавшую в беду девчонку не только морально. Будь такая возможность, ей Богу, не задумыва-ясь снял бы с груди золотую геройскую звезду и загнал какому-нибудь полуподпольному зубному технику, пусть наделает из неё коронок. Зато на сердце станет светло от того, что новый человек родился. Только не примет она от него денег: сразу видать, не так воспитана, хоть и сильно нуждается, а гордость не позволит.
      
       Вернувшись в квартиру тестя, Беркут заглянул в комнату Юрки и увидел, как Вика, усадив мальчишку к себе на колени, ласково гладит его по мягким волосам и что-то тихо ему рассказывает. И столько при этом в лице жены появилось нерастраченной любви и одновременно тоски, что у Беркута защемило в груди. Лишённая радостей материнства, Вика в глубине души страдала от этого, и изредка это выходило у неё наружу. Но и взять детдомовского супруга категорически не желала. Каждый раз в ответ на его предложение усыновить или удочерить какого-нибудь несчастного малыша, Вероника со свойственной ей холодной злой иронией и прагматизмом резко отвечала, что не желает генетических экспериментов в их семье. Ведь никто не сможет им гарантиро-вать, что порочная наследственность не проявит себя со временем в непонятно кем зачатом ребёнке, которому они отдадут всю свою любовь, а взамен могут получить настоящий ад, из которого не будет спасения. Ведь нельзя же назад вернуть подростка, словно взятый на прокат велосипед... Но главное, что карьера и работа для неё всегда стояли и будут стоять на первом месте.
      
       - Куда ходил? - сразу став холодной и деловитой, спросила Вика, когда они вдвоём вышли в коридор.
      - За своей старой фуражкой, ты же видела.
      - А почему так долго?
      - Хотел переставить машину на другое место, а мотор как назло никак не заводился.
      - Вот она, - твоя ржавая развалюха! - торжествующе воскликнула жена. - Говорю тебе: эту рухлядь давно пора спихнуть куда-нибудь, а ты с ней до самой пенсии готов носиться, как со списанной торбой!.. Господи, я даже буду рада, если половину её убьёт трамваем, и нам придётся купить новую машину!..
      
       За столом тесть стал ещё более говорлив - много рассказывал о своём новом романе. О том, что по решению Государственного комитета при Совете Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли книгу принял союзный трест "Госиздат" для массового распространения по всей стране. И вероятно роман будет выдвинут на Госпремию.
      - Тема нужная и своевременная, особенно для молодёжи, - едва не урча от удовольствия, рассказывал писатель. - Не Мопассана же бесконечно переиздавать с Дюма! Чему эти пронафталиненные буржуазные писаки могут научить наших молодых людей, которые итак уже порядком заражены всякой их западной рок-музыкой, мелкой мещанской психологией, модой на иностранные тряпки. Так что всё правильно. И надеюсь, что скоро мне пойдут солидные потиражные отчисления, - старик Донцов радостно потирал холёные руки. - И знаешь что, зять, решил я вам с Вероникой сделать большой подарок с этого дела. Мне-то самому в моём возрасте уже немного надо... - Тут старик переменился в лице, хитро глянув на дочку с затем. - Хотя, знаете какое я тут на днях сделал открытие? В каждом человеке в старости, если он совсем не впал в маразм, как бы продолжают жить несколько личностей.
      - О, поосторожней с этим, папа! - иронично предупредила Вика. - Недруги только этого и ждут, чтобы спихнуть тебя с должности.
      - А ты не смейся, дочка, я хоть и старый чудак, однако не старый мудак, а это согласись две большие разницы. А насчёт недругов не бойся, в моём департаменте против хозяина ни одна шавка не посмеет голос поднять, я их во как всех держу!
       Продемонстрировав крепко сжатый кулак, Донцов снова обратился к зятю:
      - Так вот, я в себе чувствую присутствие того мальчугана, который когда-то очень давно носился с ватагой босоногих сорвиголов по окрестным дворам. И пылкого юношу, заглядывающегося на всех хорошеньких женщин и мечтающего осчастливить человечество. Чувствую в себе зрелого мужа, который бился за место под солнцем, чтобы утвердиться в этой жизни. И каждый из них требует к себе внимания.
      - Отличный монолог-размышление от первого лица для новой книги, - похвалил Беркут.
      - Диссоциативное расстройство идентичности, а проще говоря, раздвоение личности - так, по-моему, это называется в психиат-рии, - с серьёзным лицом съязвила Вика.
      - Вечно ты, дочка, надо мной насмешничаешь! - добродушно проворчал старик.
       Беркут смотрел на эти старческие узловатые, в коричневых пигментных пятнах кисти родственника. Эти длинные крючкова-тые пальцы никогда не знали иной работы, кроме как стучать по клавишам печатной машинки. Причём руку в литературе "профес-сиональный стукач" начал набивать по другому ведомству. Во времена НЭПа их обладатель очень дальновидно сумел присло-ниться к власти, после чего пылкому юноше на всю оставшуюся жизнь было обеспечено место под солнцем, так что биться за него ему не пришлось. До того, как начать выстукивать на своём "Ундервуде" повести и романы, эти ловкие трепетные пальцы набивали сперва доносы, а потом протоколы допросов, когда их обладатель стал внештатным сотрудником, а потом и поступил на службу в органы госбезопасности.
       Ведь в большую литературу отец Вики перешёл из ГПУ. Впрочем, ещё неизвестно, состоялся бы он в качестве писателя, если бы не огромная удача. Его, - тогда ещё никому неизвестного, лишь подающего робкие надежды сочинителя, - буквально за руку привёл в мир большой литературы один очень крупный литера-турный деятель той поры, близкий к самому Горькому и к наркому просвещения Луначарскому, а также к Троцкому и главному редактору "Известий" Бухарину, что могло со временем крайне печально отразиться на дальнейшей судьбе его юного протеже. Но когда в 1937 учителя и покровителя арестовали, Донцов (понимая, чем ему грозит их знакомство) тут же сам вызвался в качестве репортёра освещать процесс. Сидя в ложе для прессы Колонного Дома Союзов, "трепетный молодой человек с нежной душой" сталкивался взглядом с бывшим покровителем, которого ещё недавно называл отцом в литературе, добрым гением, и величал в своих публикациях не иначе, как "Золотым пером Советской литературы". Тот усмехался ему разбитым ртом, шевелил отбитым на допросах телом и демонстрировал свои длинные пальцы пианиста (до ареста его игрой восхищался сам Рихтер). Теперь эти пальцы опухли, расплющенные следователем в дверном проёме. Учитель даже призывно помахал молодому коллеге рукой и слегка похлопал по спинке скамьи. Звал к себе, присесть рядом по старой дружбе. Донцов тогда похолодел. И с ужасом думал, заметил ли кто-нибудь их "разговор". Уж он то знал повадки своих недавних коллег из ГПУ. Поэтому он очень старался в своих статьях заклеймить покровителя, чтобы никто не на миллиметр не усомнился в нём: "Этот омерзительнейший из людей, падаль человеческая <...> Лицемерный подлый наймит буржуазных разведок <...> Не пройдёт у него жалкая попытка изобразить из себя заблудшее в теоретических ошибках создание. Не удастся ему отделить себя от банды своих соучастников. Не удастся отвести от себя полную ответственность за ряд чудовищных преступлений. Не удастся умыть свои академические ручки. Эти аккуратные ручки в рабочей крови. Это руки убийцы. Расстрелять как бешенного пса!..". Потом Донцов ещё долго вспоминал этот приглашающий жест... И ждал ареста, но пронесло. Наверху оценили его рвение.
       Сложный он был человек. С одной стороны, твердолобый чиновник и фанатичный ортодокс, не терпящий ни малейшего декадентства в искусстве и в жизни. И в то же время удивительной широты личных предпочтений сибарит. Вот и суп они хлебали из фарфоровых тарелок с вензелями князей Юсуповых их же дореволюционным столовым серебром (новых сервизов тесть не признавал - считал, что штампованная посуда не для него). Да и водку пили не из обычных рюмок, а из гранёных антикварных лафитников, и не абы какую, а элитарную "Посольскую", которая изготавливалась по спецзаказу только для нужд дипкорпуса и полностью поставлялась МИДу.
       При этом в хозяйском кабинете, что располагался через коридор и налево, на видном месте висел портрет "железного Феликса". Вся эта мещанская страсть к элитарному антиквариату, дорогим сортам водки и икры, и одновременно с ней ортодоксальная верность идее "равенства и братства", прекрасно уживались в седой голове старого коммуниста.
       - А пока, дорогой зятюшка, - благостно потянулся к нему рюмкой тесть, - давай-ка выпьем с тобой водки - за мой успех и за твой предстоящий полёт! А ну-ка, дочка, плесни супругу белень-кой из графина. - Тесть повернулся к Вике. У него был скульптур-ный, "чётко прорезанный" профиль римского сенатора, старческая кожа лица изрезана глубокими резкими морщинами, похожими на сабельные шрамы. Правда под волевым подбородком провисли дряблые складки кожи. Зато ясный взгляд водянистых глаз пульсирует ещё нерастраченной страстью к жизни. Пепельные волосы, - сильно разбавленные благородной сединой, - спутаны, что лишь усиливает образ никогда не прекращающего своих исканий творца.
       Старик был прекрасный артист, никогда не расстающийся с выгодным образом, ведь на Руси к писателю традиционно отношение особое. На самом деле литература всегда была для него лишь способом хорошо устроиться в жизни. А тех, кто этого не умел, он презирал. Вот и теперь снова завёл заезженную пластин-ку брюзжа в адрес другого зятя - и тем он ему не нравится, и этим:
      - Говорил я Эрке, чтобы она не связывалась с этим свердловским лимитой! Ладно бы человек хотел нормально устроиться в жизни. Или хотя бы прислушивался к добрым советам знающих людей. Так ему, видишь ли, "противно вписываться в каноны соцреализ-ма"! Он видите ли презирает конформизм и считает "что худож-ник должен быть свободен и избегать сотрудничества с властью"! Дурак, ипохондрик патлатый! - старик в сердцах сердито стукнул массивной вилкой по краю тарелки. А через секунду вообще с раздражением отбросил от себя столовые приборы с княжескими вензелями. - Нашла себе антисоветчика, дура!
       Вика стала утешать отца, говорить, что не стоит так волно-ваться с его высоким артериальным давлением и больным сердцем. Попутно она незаметно подмигнула супругу, чтобы отвлёк тестя от неприятной темы. Павел знал, что старик абсолютно повёрнут на наградах и прочих отличиях. Хотя не прочь был пококетничать по этому поводу. Успешный литератор, - автор многотомных соцреалистических "опупей", председатель столичного Союза писателей, не менее влиятельный, чем сам всемогущий глава всесоюзной писательской организации Георгий Марков, - тесть, тем не менее, любил прикидываться "казанской сиротой". Представляясь этаким скромным бессребреником, Донцов втайне мечтал о прижизненных почестях великого писателя. И обсужде-ние перспектив получения им ленинской премии по литературе за роман о строителях БАМа доставило ему огромное наслаждение; и попутно принесло умиротворение, будто на его болеющую за старшую дочь душу пролили умягчающий елей.
       И всё-таки мысли о непутёвом муже старшей дочери не выходили у старика из головы:
      - Я вот недавно говорю ему по-отечески: "С властью, Петруша, дружить выгодно и приятно. Угоди ей, услужи, с тебя не убудет, а там, глядишь, деньжат подбросят, дачку выделят, выставку персональную позволят провести. Не будешь дураком, со времен званьицем наградят, а то и орденок повесят. Какой тебе резон свой дурной норов власти демонстрировать, взбрыкивать под ней?
       Если же ты, Петя, в новомученики собрался, то пустое твоё дело. Нету боженьки на небесах. Нет его там! Никого и ничего за гробом не будет. Никто тебя там не утешит и не оценит за стойкость, не вознаградит посмертно за твои бесполезные страдания на этом свете, на которые ты не токмо себя обрека-ешь, но и жену и сына. Так что живи, пока живой! И помни: талант, - при условии, что он угоден власть имущим, - очень хорошо оплачивается".
       И что, Павлуша, ты думаешь, мне ответил наш непризнанный гений? Этот новый "Малевич" заявил мне, что потому-то настоящих художников почти не осталось, что большинство именно так и рассуждает!
       Уязвлённое вторым зятем самолюбие старого писателя снова взыграло, и Беркуту пришлось его утешать:
      - Я уверен, что Пётр не имел в виду вас, Всеволод Феликсович. Вы признанный классик. Я конечно не литературный критик, но думаю, третьесортный роман трёхмиллионным тиражом не издадут. Значит, читатели по всей стране ждут ваших книг.
      
       За такие его слова на прощание расчувствовавшийся Донцов пожаловал любимому зятю подарочный экземпляр своего романа в бархатной теснённой обложке с дарственной надписью под собственной фотографией на титульной странице: "Покорителю космоса от скромного пахаря советской литературы".
       Павел в свою очередь преподнёс тестю сувенирную авторучку "Брест" в красивом футляре. Выглядела ручка очень солидно - корпус из серебристой нержавеющей стали со встроенным миниатюрным циферблатом электронных часов "Электроника 5". Хотя писать ею было не слишком удобно - тяжеловата, не для старческой руки; и стержень слишком тонкий. Поэтому зять сразу предупредил тестя:
      - Это вам автографы раздавать. Будете подписывать ею свои издания. И в гонорарных ведомостях расписываться.
      - Спасибо зятюшка, - ещё пуще прежнего растрогался старик и полез обниматься. Беркут упёрся щекой в дряблую старческую шею, в нос ударил кислый аромат табака, мочи (у отца Вики вдобавок к язвенной болезни имелись серьёзные урологические проблемы) и старческих духов "Океан", бывших в большой моде лет тридцать назад...
      
       Так как в гостях Павлу пришлось немного выпить, чтобы уважить старика, машину домой повела Вика. Чувствовалось в ней какое-то затаённое раздражение. Глядя на дорогу, она вдруг задумчиво спросила, хотя отвлечённые философствования давно перестали быть ей свойственны:
      - У тебя так не бывает, что ты вдруг ловишь себя на мысли, что всё происходящее с тобой как бы происходит понарошку? Что эта как бы твоя жизнь - будто и не твоя вовсе. А на самом деле ты кто-то другой.
       Он ответил, не задумываясь:
      - Нет. Я твёрдо знаю, что я - это я. Это ты у нас закончила философский факультет университета, тебе такие мысли "по диплому" положены. Я же человек сугубо материальный и приземлённый, хотя с двадцати лет летаю в стратосфере.
      - Ты всегда был чересчур нормален и психологически устойчив - словно упрекнула его жена.
      - С каких пор это считается недостатком? - шутливо удивился он.
      - Вот и папа говорит, что ты практически идеален, и что ты напоминаешь ему его самого в молодости.
      - Вот видишь, - усмехнулся Беркут, - получается, у меня практиче-ски нет недостатков.
      - Это то и плохо, - покачала головой жена. - Порой просто скулы сводит от твоей "нормальности". Всем хорош муж космонавт: и денег много зарабатывает и престижен. Только когда всё слишком правильно и идеально, - это тоже перебор. Тошнить начинает от преснятины, хочется какой-то "сумасшедчинки".
       Они остановились перед пешеходным переходом, чтобы пропустить молодых мам с детскими колясками, которые оживлённо о чём-то разговаривали и смеялись. Глядя на них, Вика вдруг с каким-то ожесточением произнесла:
      - Словно тёлки...чему радуются? Чем они лучше самок каких-нибудь одноклеточных червей или землероек, которых природа тупо запрограммировала лишь на репродуктивное поведение. Эти дурехи даже не понимают какую жертву принесли безжалостной природе: молодость, красота, нереализованные таланты - всё ради чего?! Только потому, что так велит инстинкт?!
       Павел мысленно перенёсся в самое начало их супружеской жизни. В то лето она говорила совсем иначе. Вспомнилось ему счастливое лицо жены, когда внезапно узнала, что беременна. Перед этим вдруг начала толстеть, хотя организм ничего не показывал, и только в женской консультации всё выяснилось. Жена тогда даже придумала ироничный куплет с "авиационным уклоном": "Залетела по залёту, - не исключено, что от самолёта". Он действительно тогда почти всё время пропадал на аэродроме - ночные полёты, теоретические занятия, инструктажи. Был ещё довольно молодым лётчиком - служил в обычном полку. Когда узнал, был на седьмом небе от счастья. Только длилась его окрылённость очень недолго...
       - Зато они счастливы, - глядя на молодых мам с колясками, кусая губы, проговорил Беркут.
       Вика повернула к нему неприязненное лицо:
      - Я знаю, ты всегда хотел сделать из меня домохозяйку - бабу, которая исправно будет рожать тебе и стирать. Я не "синий чулок", но меня тошнит от твоей "нормальности".
       Павел на химическом уровне чувствовал агрессию. Её слова шли не от дурного настроения или желания кокетливо поиграть в стервозную суку. Вика искренне говорила то, что думает. Другое дело, что причина её нервного срыва лежала гораздо глубже.
      - Ничего, мы с тобой ещё не такие уж и старые, - попытался он утешить жену, отлично понимая, что стоит за приступом ярости.
      Вика аж побагровела:
      - Причём тут это! Терпеть не могу этих вечно орущих и гадящих детёнышей!
      - Это ты о детях? - удивился Беркут. - Но я же видел с каким удовольствием ты возилась с племянником.
      Вика немного смягчилась:
      - Да, они бывают миленькие...когда маленькие... Но со временем из них подрастают спиногрызы своих родителей! Как подумаю, что из этих пухленьких ангелочков чаще всего получаются похотливые неумные мужики, либо толстые завистливые тётки, так сразу хочется вдавить педаль газа в пол, чтобы подправить за этой криворукой дурой природой.
       "Волга" сорвалась с места, едва не зацепив одну из колясок. Из-за раздражения Вика управляла машиной неаккуратно, того и гляди всё для них обоих закончиться скверно. Такое поведение совсем не было похоже на неё, ведь Вероника всегда очень трепетно относилась к собственной внешности. Одна из главных ей фобий была связана со страхом получить какое-нибудь уродство в результате случайной аварии, поэтому супруга всегда требовала, чтобы он вёл машину осторожно, соблюдая все правила дорожного движения. А тут сама лихачит напропалую. Павел предложил поменяться местами, но вздорная красавица за рулём лишь капризно повела плечом:
      - Я фаталистка. Если происходящее - какое-то нелепое наважде-ние, и эта жизнь нам только привиделась, то и бояться нечего. И сожалеть тоже не о чем. Чего цепляться за реальность, где столько глупости и боли?
       "Да, всё могло сложиться иначе, если бы мы были мудрее", - эта мысль и ему не давала покоя. Они избегали говорить об этом, чтобы не ворошить старые раны, но тут у него вырвалось:
      - У нас ведь могла быть взрослая дочь...
      - Сын - поправила Вика и прикусила губу.
      
      Глава 4
       Сегодняшний день по плану предполётной подготовки был посвящён тренировкам. До обеда экипажу предстояло заниматься на тренажёре. Первым место в кабине полноразмерной копии их будущего космического корабля "Союз-Космос" занял напарник Беркута Николай Кулик. Тренировка была не только контрольная перед очередной аттестационной комиссией, но ещё и открытая для приглашённой в Центр подготовки космонавтов прессы. Поэтому с контрольного поста, помимо инструктора в ранге полковника, врача майора, двух инженеров в звании капитанов и женщины-лаборанта, за всеми действиями космонавтов также наблюдала солидная делегация советских и иностранных журналистов.
       Космонавты должны были отработать основные пункты трёхсуточного пребывания на орбите. Предполагалось, что большая часть полёта будет осуществляться в автоматическом режиме. Но это по плану. Только ведь жизнь, как известно, любит вносить свои коррективы в любые планы, и надо быть к тому готовым. Поэтому, по условиям тренировки, на спокойную жизнь космонавтам рассчитывать не приходилось. С командного пульта постоянно поступали вводные, требующие активных действий по пилотированию корабля, уверенному управлению системой ориентации. А также по преодолению различных аварийных ситуаций.
       И вскоре напарник Беркута стал совершать ошибку за ошибкой. Николай ошибался в оценке ситуации, ошибался в докладах, отчего нервничал ещё сильней. Он очень остро переживал каждую неудачу и на ходу пытался преодолеть свое состояние. Но от этого лишь больше терялся. В отдельные моменты казалось, что Кулик даже смутно представляет, чего же от него хочет инструктор. Бедняга растерянно тянулся до необходимых кнопок и переключателей, путался в своих действи-ях. И задавал много лишних вопросов. Пульс его участился, пот лил градом, лицо выражало отчаяние...
       Такое порой случается с недавними лётчиками, ведь это должен был быть его первый космический полёт и Коля сильно нервничал. При овладении навыками управления космическим кораблем определенную сложность новичкам доставлял прошлый опыт, приобретенный в качестве летчиков и особенно летчиков-истребителей. Абсолютно новая техника требовала и абсолютно новых навыков в управлении ею. Что-то из прошлого, конечно, было полезно в новой профессии, но многое служило скорее тормозом в ее освоении. И преодолеть в себе старые представле-ния сложившимся летчикам было не так-то просто. Ведь даже по составу приборов и систем управления космический корабль мало чем напоминал кабину МиГа. Здесь все было абсолютно другое. Лишь некоторые приборы отдаленно напоминали авиационные. Вот и приходилось вчерашнему авиатору снова и снова пытаться перекраивать себя, словно заново учась ходить.
       Проблема усугублялась тем, что за каждую ошибку тебе без всяких скидок снижают бал, а в итоге за заваленную тренировку ты вообще можешь лишиться места в космической ракете. А тут ещё за твоими мытарствами с любопытством наблюдает целая толпа журналистов! Было от чего потерять самообладание. Но инструктор на тренажере безжалостно даёт тебе всё новые сложные вводные и требует быстрых, точных решений. Чтобы справиться нужно забыть обо всём лишнем и полностью сконцен-трироваться на работе. Иначе ничего не получится.
       Но Николай никак не мог совладать с собой и продолжал допускать косяки. Вёл себя как салага курсант-первокурсник: при включенной системе ориентации занимался проверкой оборудова-ния; без команды с пульта зачем-то пробовал двигать ручку ориентации. "Чисто машинально", - пытался оправдаться он.
       Вскоре всё стало выглядеть совсем скверно. Потому что, если в самом начале тренировки напарник слишком дёргался, суетился, то к концу её весь как-то сник. И работал теперь замедленно, "без огонька": неумело распределял внимание, оттягивал принятие важных решений, что в условиях цейтнота приводило к новому валу ошибок. Промахи нарастали, словно снежный ком. Вся программа тренировки начинала заваливаться под откос. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
       При ускорении темпа работы Коля ещё больше начинал ошибаться, а инструктор безжалостно взвинчивал темп, будто стараясь окончательно добить парня. К этому всё и шло. Беркут ясно видел, что если сейчас не вмешаться, то через час встанет вопрос о замене напарника, а он этого не хотел.
       Хотя, с другой стороны, космонавтам, как истинным шахмати-стам, положено уметь шустро решать сложные многоходовые комбинации. И чем быстрее ты решил, тем выше оценка инструк-тора. А главное, допущенная оплошность - там, на высоте нескольких сотен километров, сразу повлечёт за собой ухудшение ситуации, из которой в итоге можно и не выбраться, навеки застряв на орбите. И хорошо, если ты сам или твой напарник вовремя заметит оплошность и продублирует команду. Но ведь не исключался и такой вариант, когда ты сам обязан быстро парировать аварийную ситуацию. Напарник же явно не справлял-ся. Николай забывал докладывать, не указывал время доклада, неумело ориентировал корабль. Даже перепутал левый разворот с правым, в результате чего проблема с ориентацией корабля лишь обострялась.
       Некоторые наверху ещё пару недель назад решили списать Кулика. Недавно Павла вызвал к себе один высокий начальник и как-то витиевато дал совет:
      - Вы уже стали таким суперстар. После своего героического полёта вас даже за рубежом называют главным претендентом на место в лунном посадочном модуле. Вы - будущее советской космонавтики. Через год-два Камчатов уйдёт на пенсию и встанет вопрос о приемнике. А это генеральская должность... Поэтому вы должны сто раз подумать, кого выбрать себе в партнёры по экипажу... Да-да, у вас есть такое право! Если вы скажите, что этот парень, как его там, воробей, кулик или голубь? Да, в общем, не так уж и важно, как его звать. Важно, что, если вы скажите, что он перестал тянуть, то к вашему мнению прислушаются. И подберут вам другого напарника. Есть солидные кандидатуры, например, Фёдор Железнов или Николай Николаев. За ними стоял солидные люди, чья поддержка скоро вам не помешает.
       Одним словом, почти как в песне: "Предай - и -попадёшь в первачи". Но он ответил "доброжелателю" резко:
      - Вы знаете, товарищ замминистра, я СЕБЕ взял в напарники, я знаю, КОГО взял. И я себе всегда даю отчёт в своих решениях.
       И сегодня твёрдо решил спасать подчинённого, ибо не в его характере было строить карьеру таким паскудским образом. И уж тем более бросать своих "ведомых". Как говориться: "мал кулик, да дорог". Павел был намного старше напарника. Коля всегда смотрел на него снизу-вверх - боевой лётчик, опытный космонавт, справедливый и тактичный. О таком командире мечтает каждый молодой пилот. В отряде Беркут пользовался большим авторите-том. Все его уважали. За глаза с любовью называли "дедом". Он был старше большинства парней в отряде, и поэтому бывало проявлял к ним отеческую заботу. К тому же в авиации всегда с большой слабостью относятся к настоящим асам. А Беркут им был. И так же виртуозно, как и на самолете, он работал на космическом корабле-тренажере. По этим причинам у него единственного было право на самостоятельное проведение тренировок с другими космонавтами в качестве инструктора. При необходимости он снимал с товарищей по отряду стружку и многие ему за это были даже благодарны. Вот и теперь никто не стал возражать, когда Беркут занял место за пультом между инструктором и старшим инженером, и вступил в переговоры со своим вторым номером.
      - Послушай меня, Коля: работаем как в "спарке" при отработке обратного пилотажа. Ты же отличный лётчик!
       Беркут однозначно определил главную причину неудач Кулика - сильное волнение. Докладывал Николай о своих действиях неестественно громко, дыхание его при этом было учащенным, показатели пульса и давления превышали норму. Излишняя напряженность была вызвана отчаянным стремлением во что бы то ни стало избежать новых неудач. Нужно было лишь помочь напарнику справиться с собственными нервами...
       Буквально через пару минут Кулик стал действовать увереннее - пытался четко сформулировать мысль и не пропустить ничего во время доклада. Пульс его стал стабильным. Теперь напарник почти не совершал грубых просчётов. По всему чувствовалось, что космонавт наконец взял ситуацию под контроль. Поэтому и оценка у него оказалась хоть и удовлетворительная, но позволяющая избежать немедленного отстранения от программы и продолжить подготовку. Всё-таки инструкторы были опытными специалиста-ми и хорошими психологами. Они прекрасно понимали трудности, с которыми столкнулся молодой человек и оставили ему возмож-ность побороться за место в стартовом экипаже.
       Сам Беркут отработал свой тренажёрный час почти без нареканий со стороны командной группы. В отличие от Кулика, он был уверенным в себе человеком. Характер имел сильный, летчик был прекрасный, и обладал неисчерпаемыми возможностями совершенствования профессионального мастерства. Работал он самозабвенно, при этом чувствовал себя столь комфортно, что даже насвистывал модный шлягер себе под нос (за что получил единственное замечание от инструктора). Ему не требовалось особых усилий, чтобы представить себе будто бы он находится не в тренажёре, а в реальном полете.
       По ходу занятия инструктор решил попробовать его на перегрузке, взвинтив темп до максимума. Часы в учебном корабле были электрические, теперь их стрелки побежали по циферблату в 4 раза быстрее. Но это никак не сказалось на качестве действий командира экипажа. Докладывал Павел по-прежнему чётко и только по существу дела. Наблюдавшие за его работой через стекло журналисты даже зааплодировали ему, когда тренировка была закончена. А инструктор поставил высший бал и записал в итоговом отчёте: "Работает в корабле уверенно, спокойно и настолько основательно, что создается впечатление, что он находится в привычной домашней обстановке".
       Правда, не обошлось без ложки дёгтя. Как потом Павлу рассказали знакомые, наблюдавший за ним по монитору из глубины аппаратной комнаты всё тот же замминистра, что уговаривал его сдать Кулика, когда закончилась тренировка и все стали аплодировать Беркуту, тоже хлопнул себя по коленям и, поднявшись с кресла, не громко - так чтобы его услышали только сотрудники Центра, - вынужден был признать: "Что дано, то дано. Жаль только - возраст у него критический. Ему бы с такими талантами лет на двадцать раньше к нам прийти, перспективный был бы командир".
      
      Глава 5
       Сразу после тренажёра Алексей отправился на встречу с участниками традиционного межотраслевого семинара. Меропри-ятие никак не касалось подготовки к грядущему полёту. Более того, оно отнимало время и силы, сбивало с нужного настроя, расхолаживало, терялась необходимая концентрация, а ведь испытания на сегодня далеко не закончены. Но ничего не поделаешь - каждый коммунист обязан добровольно принимать на себя определённую общественную нагрузку!
       Примерно раз в три месяца в "Звёздный городок" привозили представителей советской промышленности для ознакомления с передовым опытом. Дело в том, что несколько лет назад Академи-ей наук СССР по заказу союзного Госплана был обобщён с помощью новейшей ЭВМ массив статистических данных по аварийности и экономической эффективности в советской экономике. Для анализа брались данные по разным отраслям. Итоги масштабного исследования лишь объективно подтвердил на уровне цифр то, что итак уже давно было известно учёным, экономистам, прочим специалистам, а именно, что подавляющее большинство аварий происходит не по причине поломок техники, а из-за низкой культуры персонала.
       Недостаточная экономическая эффективность советских предприятий тоже определялась низким уровнем организации производственной культуры. Исключением являлась аэрокосмиче-ская промышленность, где исторически уделялось огромное внимание вопросам отбора персонала, его подготовки и перепод-готовки с использованием тренажёров, медицинского сопровожде-ния, высокого уровня дисциплины, материального стимулирова-ния, создания комфортных условий работы и т.д.
       Центр подготовки космонавтов в некотором смысле являлся эталонным предприятием всей передовой отрасли, поэтому по решению Совета министров и Госплана сюда стали возить на короткие межотраслевые конференции - учиться организации дела - нефтехимиков, атомщиков, сталеваров, пищевиков, даже художников и писателей. Для них устраивались экскурсии и лекции, которые проводили работающие в Центре психологи, инженеры, врачи, преподаватели, инструктора. Беркута тоже часто назначали "экскурсоводом" от космонавтов, как признанного интеллектуала и эксперта.
       Павел встретился с делегацией на первом этаже в просторном зале, большую часть которого (около 300 квадратных метров) занимала электронно-вычислительная машина (ЭВМ) нового поколения "Стрела". Именно на ней решались самые сложные и важные задачи отечественной космонавтики, в том числе просчитывались с математической точностью экспедиции автоматических станций к Луне и Венере. Сложнейший комплекс обслуживался всего двумя операторами-программистами (которые сейчас были на обеде в столовой). Ещё недавно советские ЭВМ уверенно держали славу самых мощных и надёжных в мире, что признавали даже американцы. Советские учёные и инженеры считались первопроходцами в сфере создания электронно-вычислительных комплексов. Даже разгром кибернетики при Сталине и небольшое отставание в конце сороковых в производ-стве транзисторов, не помешало советским гениям регулярно создавать новаторские технологии и внедрять революционные идеи для производства высокотехнологичного электронного оборудования...
       Тридцать минут Беркут рассказывал гостям о Центре подготов-ки космонавтов, делился личным опытом и некоторыми мыслями, которые считал важными и полезными для коллег. Если в прошлый раз перед ним была группа из солнечного Ташкента, то сегодня к ним в гости приехала представительная делегация из республик Прибалтики - работники морских портов, пароходств, а также знаменитых заводов VEF и RAV. Причём не только эстонцы, латыши, литовцы, ведь на предприятиях Прибалтики трудились многонациональные коллективы. Настоящий интернационал. Но со своей спецификой: латыши и литовцы явно выделяли себя на фоне остальных. Эстонцы тоже держались особняком, с некото-рым высокомерием по отношению "не к прибалтам" и насторо-женностью к соседям. Это специально не подчёркивалось, - всё-таки костяк группы составлял партийно-руководящий актив, - тем не менее в глаза бросалось. Впрочем, до поры всё было в рамках приличия и интеллигентности. Слушали Беркута в общем внимательно, не перебивая. Сразу было видно, что люди подобра-ны серьёзные, грамотные, интересующиеся даже тем, что выходит за рамки их профессии.
       Но ближе к концу лекции и тут нашёлся свой шутник-балагур, который в ответ на финальные вопросы Беркута: "Что вам больше всего понравилось в нашем Центре?" и "И какие объекты вам ещё хотелось бы посетить?" ответил, что в принципе всё понравилось, но особенно колбаса в буфете, а посетить очень хочется местный универмаг.
       Павел понимающе улыбнулся шутнику и, взглянув на часы, пояснил:
      - К сожалению, в универмаг проводить вас не могу. И что особенно обидно, сводить вас в наш бассейн тоже. А в нём, между прочим, космонавты в скафандрах отрабатывают на макетах работу в открытом космосе. На мой взгляд, это очень любопытно. Но, увы!.. И в наш уникальный музей тоже - рад был бы, но времени у меня уже нет. Но вы можете посетить эти объекты самостоятельно. Я объясню, как пройти.
       После совместного фотографирования на память состоялся обмен сувенирами. Павел вручил каждому гостю пакет, в котором находился подарочный комплект, состоящий из вымпела с символикой Центра, набор открыток с автографами космонавтов, и блок марок по космической тематике (каждый был погашен штемпелем местного отделения почты, что очень ценилось у филателистов).
       Большинство прибалтов выглядели довольными экскурсией, ведь космонавт оказался отличным рассказчиком, не страдал звёздной болезнью и даже не был чужд шутке. Поэтому в знак благодарности ему преподнесли рижский бальзам и шикарный подарочный альбом "Советская Прибалтика глазами лучших художников и фотомастеров" в отличном полиграфическом исполнении для иностранных туристов.
       Группа рижан с автомобильного завода РАФ от себя лично подарила "лектору" модель знаменитого на весь Союз микроавто-буса РАФ 2203 "Латвия" в раскраске "Скорой помощи". По этому поводу шутник тут же ввернул остроту:
      - Лучшее изделие завода - "психиатричка"!
      - Поч-чему в-вы т-так говорите?! - с умильным акцентом пролепе-тала растерявшаяся светловолосая рижанка, которой доверили вручать подарок. - От-ткуда вы это мож-жете пон-нимать, в-вы ведь у н-нас не раб-ботаете?
      - А чего тут понимать! - весело ответил шутник и, указывая пальцем на автомобильчик, обстоятельно разъяснил: - Обычная "скорая" белого цвета, а эта жёлтого, значит из "жёлтого дома". Едём дальше. Всем в народе известно, что если окна салона "неотложки" не зановесочками закрыты, а "наглухо" замазаны краской, то значит приехали кого-то в психушку "изымать".
      - П-прекратите без-зобразничать, т-товарищ Трусов! - опомнив-шись, накинулась покрасневшая как рак дама на опасного хохмача. - В-ыы п-просто нет-трезвы!
       У шутника и в самом деле было красное возбуждённое лицо и немного замутнённый взор. И вообще он явно выбивался из группы вежливых, негромких прибалтов голосом, широтой манер, грубоватой фамильярностью. Хотя спиртным от него не пахло. Возможно мужика пьянила перспектива совершить набег на местные магазины, и он, словно хулиганистый школьник, которому надоело сидеть в классе, торопил поскорей закончить официальную часть.
       Беркут всех успокоил, сказав, что вообще не видит здесь проблемы, ведь любая советская больница, - вне зависимости от профиля, - нуждается в качественном специализированном автотранспорте. И что всем известны превосходные качества микроавтобусов рижского производства, которые работают и в милиции, и в медицине, и в качестве городских маршрутных такси. После этого он снова оглядел слушателей и стал прощаться:
      - Что ж, рад был общению с вами. Приезжайте снова, в следующий раз постараюсь провести вас по нашему звёздному городку, покажу наши замечательные озёра с лебедями и утками.
      - Да вы что?! - в наигранном изумлении всплеснул руками шутник. - Неужто никто до сих на такую закуску не позарился?! Вот так действительно диво-дивное! По всей стране в магазинах из мяса одна морская капуста с рыбьим душком, а у вас дичь без охраны плавает.
      - Может, ещё есть вопросы? - Павел снова оглядел группу, оставив остроту шутника без комментария. Но самый острый на язык гость упорно требовал внимания к своей персоне.
       - Вы уж извините за мою назойливость, товарищ космонавт, но мне тут один друг сказывал, по секрету, будто в вашем централь-ном универмаге можно без проблем купить много чего дефицитно-го... Например, натуральный кофе и даже джинсы?! - он спросил об этом будто на всякий случай, ибо и сам похоже не слишком верил в вероятность такого чуда.
      - Скорее, товарищ Трусов, вас тоже примут в космонавты, чем продадут так просто джинсы по госцене - менторским тоном пояснил слишком меркантильному коллеге его сосед в больших дымчатых очках и с блестящей плешью во всё темечко. - И потом вы не за этим сюда приехали, не забывайте об этом.
      - Я же много раз уже объяснял вам, Бруно Карлович, что моя фамилия Турусов, а не Трусов! А вы упорно продолжаете так меня называть, товарищ Озолс! - со страдальческим видом напомнил плешивому жаждущий покупок мужчина.
      - О, прошу проще-ен-ния! Бу-уд-дте т-та-ак лю-убезны не обижаться н-на мен-ня, - нараспев с забавным и очаровательным акцентом рассыпался в извинениях плешивый очкарик. - Но вы-ы в-всё равно-о нап-пра-асно надеетесь, что с-совет-тска-ая торговля так просто пошлёт вам в руки това-ары повы-ышенного спроса.
      - Ну почему же, - не согласился Павел, - кофе у нас всегда есть в продаже. Как минимум два-три сорта.
      - Два сорта! - ахнула одна из женщин. - У нас вообще никакого в магазинах месяцами не бывает.
      - А вот с джинсами сложнее, - развёл руками Беркут, - обычно в продаже бывают только индийские, фирмы Avis.
      - Да мне хоть индийские, без разницы! - обрадовался гость. Но тут же с беспокойством уточнил: - А две пары мне отпустят в одни руки, не знаете случайно?
      - Вы снова позорите нас! - гундосо почти с иностранным прононсом зашипел на него другой латыш или эстонец. - Мы ещё в столовой вам говорили, чтобы вы не набирали больше, чем сможете съесть. Словно из голодного царства приехали! Учтите, Трусов, будете продолжать в том же духе, больше никуда не поедете от нашего предприятия. И не вводите товарища космонав-та в заблуждение: вы же получили к 1-му мая в праздничном продуктовом заказе банку растворимого индийского кофе.
      - Так то в заказе! - уныло буркнул в ответ мужичок. - А я про купить. Да и сколько времени уже прошло с того "заказа"! Вы мне эту банку ещё через год припомните, будто она бездонная была. Мы с женой мой "заказ" её родителям в Липецк сразу отвезли, не с пустыми же руками было ехать, у них там вообще кроме цикориево-ячменного кофе другого в продаже не бывает. - Турусов снова повернулся к чудесному волшебнику из сказочного города, каким ему представлялся "экскурсовод". - Так у вас разрешают сразу по нескольку пар брать? Я же не для спекуляции, а для себя и брата! - на всякий случай, в оправдание себе пояснил он для всех.
      - Хоть пять! - легкомысленно отшутился Беркут, и в следующую секунду на него со всех сторон посыпались вопросы:
      - Скажите, а приличные кассетные магнитофоны у вас в городе где-то продаются?.. Даже видеоприставку к телевизору можно купить?! - одновременно не верила и верила ещё вполне себе миловидная блондинка бальзаковского возраста, и в выражении её вытянувшегося от изумления лица на глазах проступали признаки счастливого просветления: "Ну конечно! Где же ещё может продаваться такая диковинка, как первый советский видеомагни-тофон "Электроника ВМ-12", как не здесь - в благословенном "месте силы"!
      - И запчасти для "Жигулей"? - вторил ей полноватый черноволо-сый мужчина.
      - Мне бы сыну импортные кроссовки приобрести на день рождения, подскажите?
       Большинство сдержанных от природы прибалтов косо погляды-вали на своих (как они вероятно считали) менее культурных и невоспитанных спутников. А те что были попроще вслед за своим заводилой, преодолев смущение, живо выяснял местонахождение заветных магазинов. По взволнованным, растерянным лицам было видно, что людям не так-то просто поверить в реальность столь несоветского изобилия. Чтобы вот так свободно, без многочасово-го стояния в очереди, можно купить всё, что душе угодно?! Это было почти как вера в наступление коммунизма или в загробную жизнь, - всею душой хочется в них уверовать, но здравый смысл противиться: "да не-ет...вряд ли...такого просто быть не может!".
       Но Павел ничему не удивлялся, и никого в душе не осуждая, давал практичные советы, где и что можно купить. Жизнь научила его быть реалистом, граждане ведь не виноваты, что в стране по каким-то причинам не хватает самых необходимых товаров. А вот начальство это не всегда желало понимать. Одно время оно даже подумывало ограничить свободное передвижение приезжих по территории "Звёздного городка". Мол, с этих провинциалов довольно и того, что селят в неплохих гостиницах, возят на комфортабельных интуристовских автобусах, развлекают, учат, вкусно кормят, и всё за государственный счёт. А ещё дают возможность вживую задать вопросы космонавту и своими глазами (а не по телевизору) увидеть и "пощупать" руками много чего интересного. Примерно так рассуждало руководство, пытаясь негласно запретить попадающим на закрытую территорию гражданам бегать по магазинам. Слава богу потом от этой идеи всё же отказались. Вероятно, наверху всё же решили не обижать специально отобранных гостей запретами, и в качестве завуалиро-ванного поощрения передовиков всё-таки позволить им свободно гулять по городу для избранных.
       А может кому-то из начальства пришла "великая" идея, что активистам из республик будет даже полезно хотя бы пару часов побыть в "реальном коммунизме" с нетиповыми, радующими глаз симпатичным дизайном, многоэтажками, уютными ухоженными парками, магазинами почти западного типа, буфетами и столовы-ми, наполненными деликатесами? Идея вообще-то не нова. Устраивали же в средневековом ордене ассасинов для новых членов религиозно-воинской секты посещение искусственно воссозданного "рая" - с обученными ублажать мужчин молодыми фуриями, курением гашиша, и бассейнами, наполненными тонким вином, - чтобы укрепить в новых адептах фанатичную преданность Ордену и готовность с лёгкостью отдать жизнь по первому же приказу своих духовных лидеров, чтобы снова очутиться в вожделенном раю...
       - А я бы пошёл к вам работать! - вдруг объявил Беркуту самый бойкий из гостей. - Вам инженеры-электронщики случайно не требуются? Я даже готов простым инженером. Уж больно хочется пожить при коммунизме!
      - Это не ко мне, а в отдел кадров, - уйдя в себя буркнул Беркут. Он не случайно начинал и заканчивал свои "экскурсии" с этого зала, ибо считал его символом происходящего в отечественной науке, промышленности, и во всём народном хозяйстве в целом. На посторонних людей огромная электронно-вычислительная машина размером с два футбольных поля производила неизгладимое впечатление. Можно было подумать, что вот оно - реальное воплощение скорого коммунизма. Так оно и было долгое время - триумфальная работа академика Сергея Лебедева стала символом высокопроизводительной ЭВМ в мире. И долгое время в области передовой вычислительной техники мы действительно были впереди планеты всей: советские суперкомпьютеры, такие, как "Эльбрус" или БЭСМ-6 с быстродействием 1 миллион операций в секунду превосходили всё, что было создано в Европе и США. Правда, эта гениальная супер-ЭВМ фактически стала "лебединой песней" знаменитого теоретика и конструктора лучших отече-ственных ЭВМ академика Сергея Лебедева, который выступал резко против слепого копирования американской системы IBM 360. Но его никто не послушал (как отмахнулись от особого мнения академика Ненашева). 26 января 1967 года состоялось заседание Комиссии по вычислительной технике АН СССР. Руководители отечественной науки практически единогласно постановили взять за основу новых советских разработок устаревший к тому времени американский образец. Что это было - ошибка застрявших в прошлом высокопоставленных ретроградов? Или спланированное предательство? Вопросы остаются без ответа. Тем не менее правительство безоговорочно поверило заслуженным академикам, что, только беря на вооружение американскую технику можно обеспечить дальнейшее уверенное развитие советской экономики. В итоге, расформировали все творческие коллективы, приостановили уникальные конструкторские разработки, отправили на металлолом прототипы и исследователь-ские оборудование. Вместо того, чтобы развивать и усовершен-ствовать проработанные и испытанные технологии, которые те же американцы готовы были покупать за валюту, лучшие специали-сты по вычислительной электронике теперь должны тупо копировать американскую технику, причём не самую лучшую... Всё это пронеслось в голове Павла в какие-то секунды в ответ на высказанное приезжим электронщиком желание получить работу в Звёздном городке.
       - Не обращайте внимание на бредни товарища Трусова, - извинился за своего человека высокий, немолодой мужчина с длинными руками и лошадиным костистым лицом. Рыжеватый, с бакенбардами, в хорошо пошитом костюме, пахнущий заграницей, он был похож на западного немца. В гардеробе он оставил свою шляпу-котелок и зонтик-трость, благодаря которым совсем имел несоветский вид. При этом на лацкане рыжего пиджака "ино-странца" отливал красной эмалью депутатский значок. Товарищ Арво Сакс возглавлял делегацию. Когда-то он возглавлял знаменитый на весь Союз рыбсовхоз-миллионер. Ходила даже присказка, что Таллин расположен на территории совхоза имени Кирова. А нынче занимал пост республиканского министра культуры. Пока Беркут что-то рассказывал, этот "господин" держался меланхолично, почти равнодушно, до сих пор не задал ни одного вопроса. Лишь тихо о чём-то перешёптывался с тремя своими приближёнными, но понять о чём они говорят было невозможно, ибо прибалты общались на своём языке. Только чувствовался с его стороны скрытый скепсис, насмешливая фига в кармане. Но всё это был лишь на уровне ощущений, ибо свои мысли высокопоставленный латыш искусно скрывал, а произносил только очень правильные вещи:
      - У нас в республике жизнь хорошая, товарищ Беркут, - заверил он внушительным неторопливым тоном. - К нам самим ездят за опытом со всего Советского Союза, и даже из других соцстран! А товарищ Трусов... Что ж, он отличный специалист своего дела... Вот только сознательности ему недостаёт. Но мы с ним по возвращению проведём необходимую работу по повышению уровня его политической культуры.
      - Да не Трусов я, а Турусов! - в отчаянии воскликнул мужичок. - Сколько вам говорить об этом, товарищ Сакс?!
      - Извините, Иван Семёнович, просто русский язык - единственный предмет, по которому я всегда получал только оценку "четыре", - пряча хитрые глаза, изобразил сожаление Сакс. После этого он повернулся к членам своей делегации и сделал объявление:
      - Так, товарищи, до автобуса, который отвезёт нас в гостиницу, остался ровно час. Сейчас мы дружно идём смотреть уникальный бассейн, а в заключении у нас по плану возложение венка и цветов от нашей делегации к памятнику Юрию Гагарину. Предупреждаю: того, кто попытается по-тихому улизнуть с мероприятия по магазинам, ждут бо-ольшие неприятности. - Сакс высоко поднял свой указующий в небо перст, чтобы все его видели. - Имейте в виду - лично буду контролировать явку каждого и отсутствующим обещаю "казнь египетскую".
      
      Глава 6
       Напарник ожидал командира в коридоре перед дверью комнаты, где космонавты отдыхали между тренировками и готовились к новым упражнениям. Только бедняге Кулику было не от отдыха, его грызли сомнения в себе. Хоть ему и удалось сегодня выкрутиться с помощью командира, Николай всё равно совсем пал духом:
      - Похоже, я потерял место в корабле.
       У напарника были беспокойные, бегающие, но в общем, не хитрые глаза, просто парню не хватало уверенности.
      - Не зацикливайся на трудностях, Коля. Всё в твоей голове, - дал совет для размышления Беркут.
      - Нет, не выйдет из меня космонавта, - уныло покачал головой напарник, пряча глаза. Невысокий, чубатый, простоватый, Николай был похож на комбайнёра, и нрав имел добродушный. За этот лёгкий "свойский" характер Беркут его и ценил. Только расклеился парень действительно не вовремя, если сейчас не устроить ему хорошую встряску, то чего доброго совершит какую-нибудь глупость.
      - Да, - вроде как согласился с ним Беркут. - Вероятно, будь у тебя покрепче характер, смог бы преодолеть свои недостатки и в конечном итоге слетать в космос. Ведь летчик ты действительно неплохой. Но тут уж ничего не попишешь: если человек сдаётся перед трудностями, ему уже ничем не помочь.
       Напарник вскинул на него ошеломлённые глаза и с убитым видом пролепетал:
      - Так значит меня...
      Беркут сурово покачал головой:
      - Нет, пока не отчислили, но если и следующую тренировку проведёшь на таком же уровне, то вернёшься обратно в свой гарнизон под Ачинском.
      - Значит, так тому и быть! - тряхнул чубом Николай, будто смиряясь с неизбежным. - Чудес не бывает.
      Беркут смягчился и похлопал парня по плечу:
      - Ладно, не отчаивайся. Давай поступим так: я договорюсь со здешними инженерами, они ребята свои, думаю, не откажут. И потренируемся вместе пару деньков - неофициально, - чтобы к следующему контрольному тесту порядком поднатаскать тебя. Ну как, договорились?
       Кулик радостно затряс комбайнерским чубом, глядя на него повлажневшими глазами, словно на отца родного. Для него командир был почти богом авиации. Понюхавший пороху боевой лётчик, ас! А ведь когда Беркут попал на свою войну ему было примерно столько же лет, сколько сейчас напарнику, и война продолжалась для него всего 19 дней...
       - И ещё тебе товарищеский совет, Николай: никогда не показы-вай свою слабость. Как бы не было трудно - всё равно изображай уверенность.
       В выражении лица напарника читалось: "Вам легко так говорить, ведь вам нет равных в профессионализме и везении". Многие в отряде космонавтов считали Беркута этаким баловнем судьбы. На самом деле он ничего не получал от жизни просто так - на тарелочке с голубой каёмочкой. Всё им было заработано потом и кровью.
       Начать с того, что ему трижды было отказано в приёме в отряд космонавтов. У отборочной комиссии хватало заявлений от молодых перспективных лётчиков, и они долго не соглашались брать "старичка". С огромным трудом ему удалось добиться направления для отбора в Центральный авиационной госпиталь, где Беркут успешно преодолел все "нагрузочные пробы" и всё-таки получил направление в войсковую часть Љ26266 при Центре подготовки космонавтов. Но увы, его снова задвинули "в дальний резерв". И всё же он продолжал упорно пахать на тренировках; оставался в тренажёрном классе после занятий, ночами читал специальную литературу. Видя его прогресс, руководству ничего не оставалось, как перевести настойчивого ветерана сначала в дублёры, а потом доверить ему место командира действующего экипажа.
       Его первый полёт пришёлся на не очень хорошее время. Как это часто стало происходить после гагаринского триумфа, старт готовился в лихорадочной спешке: специалисты не успевали проверить надёжность новых систем, установленных на корабле. К сожалению, штурмовщина уже тогда становилось печальной традицией советской космонавтики. Результаты беспилотных запусков тоже не внушали надежды на успех. Достаточно сказать, что предыдущий беспилотник просто...пропал после второго витка...
       Тем не менее Беркута с его тогдашним напарником Зайцевым всё-таки отправили в космос. Оба они были новичками и по всем раскладам не должны были вернуться живыми. Суточный полёт сопровождался постоянными аварийными ситуациями. Он прекрасно помнит, как буквально плавал в собственном липком поту под лётным костюмом, когда корабль отказывался его слушаться. Почти каждый запланированный манёвр давался с огромным трудом. Постоянно шли сбои, бесконечные переговоры с Землёй, ответы и рекомендации выматывали не меньше, чем борьба с непокорной техникой. После каждой неудачной попытки следовала новая, и так десятки, иногда сотни раз. Корабль упорно отказывался слушаться человека. В наушниках голос оператора смолк, только сквозь шум помех было слышно тяжёлое дыхание того, кто находится с тобой на связи в Центре управления полётами. Так текли минуты, часы. В голове пульсировала тревожная мысль: "А может, это мы сами, из-за недостатка опыта что-то делаем не так, а не техника сама по себе мудрит?".
       "Отставить дальнейшие попытки!", - скомандовала им Земля. Последовал приказ на экстренный спуск. Но для него это было бы равносильно бегству! Родина доверила ему испытать новейшую дорогостоящую технику, а он что, должен, значит, дезертировать?! Да, Павел чувствовал тогда громадную, почти невыносимую усталость, но в его недавней работе лётчика-испытателя борьба с непослушной машиной была чуть ли не повседневной реально-стью. Так что ситуацию спасло лишь то, что он имел за плечами громадный опыт в качестве лётчика-испытателя и смог в итоге найти выход из всех проблем. Успешное возвращение на Землю раздули в прессе до огромного достижения. Это сделало Беркута самым авторитетным советским космонавтом после Юрия Гагарина. Именно тогда за ним закрепилась репутация уникально-го профи и везунчика... После полёта он попал в обойму перво-очередных кандидатов на новый полёт. Или как у них говорили, стал "первачом". Так в отряде неофициально называли парней из первой десятки претендентов на самые ответственные и почётные задания. Попасть в первачи было заветной мечтой каждого. Тем не менее, какой бы высокий статус в отряде космонавтов у тебя не был, перед каждым новым полётом ты обязан заново подтверждать своё право на место в экипаже.
      
       Через полчаса состоялась тренировка экипажа на переноси-мость гравитационных перегрузок. До момента старта экипаж ежедневно подвергали всевозможным испытаниям. Никто из будущих космонавтов не бывает гарантирован от того, что завтра на его безоблачном небе вдруг не появится грозная туча - резолюция медиков "к космическим полетам не пригоден". Выдержать бесконечные вращения в центрифуге было нелегко даже тренированных лётчикам. К тому же в звёздном городке недавно установили закупленную в Швеции новейшую машину, которая создавала чудовищные перегрузки от - 10 до +15g, что даже в ожесточённом воздушном бою случается не часто.
       На этот раз Кулик превзошёл командира, его более молодой организм легче справился с испытанием. Беркуту же пришлось поднапрячь волю, а ведь когда-то и он мог играючи закручивать на истребителе такие кренделя, что из фюзеляжа заклёпки вылетали. У другого бы пилота на его месте от такой воздушной акробатики, какой он баловался по молодости, просто позвоночник высыпался бы в трусы, но у него хребет и костяк были до того прочны от природы, что ему долго всё сходило с рук. Но возраст, кажется, начинал давать знать о себе. В какой-то момент у немолодого мужчины вдруг так сдавило грудь, что он впервые почувствовал, что вот-вот может потерять сознание. Его выручил, да что там говорить! Просто спас от краха и позора знакомый врач на пульте управления, который вовремя переменил режим...
       Впрочем, когда, сорок минут спустя, космонавты - взмокшие и красные - выходили из зала с центрифугой, уже успевший полностью оклематься Беркут немного покровительственно похлопал молодого напарника по плечу:
      - Ну, как настроение после каруселей?
      - Не очень-то я их люблю, - по секрету поделился Кулик. - В полку мы на предельный высший пилотаж почти не летали, я уж и забывать стал, каково это, когда слышишь треск собственных позвонков, а кишки с их содержимым устремляются наружу.
      - Хм, это ты верно подметил! - понимающе усмехнулся Беркут. Но стоило напарнику отвернуться, как подполковник с озабоченным выражением лица растерянно потёр себе грудь ладонью - тупая боль в сердце не проходила...
       Последним пунктом программы сегодня был примерка новеньких скафандров. Пока космонавты надевали их с помощью сотрудников Центра подготовки, корреспондентам было разреше-но их фотографировать. В конце примерки экипажу даже пришлось специально попозировать прессе в качестве этаких моделей. Большинство фотокорреспондентов окружили Беркута. Он неуклюже поднялся со стула, пошаркал ногами, попробовал развести руки в стороны. Скафандр сковывал движения, но поддавался. Туговат, конечно, "костюмчик", но ему ведь в нём не плясать в тесной кабине космического корабля, зато в условиях непредсказуемости грядущего полёта в этих "доспехах" жизни и здоровью космонавта угрожает намного меньше опасностей. Ведь эта модель прошла несколько модернизаций. Поначалу в него облачили манекен, того самого "Иван Ивановича", которого часами крутили на центрифуге, трясли на вибростендах, испыты-вали на динамическую и статическую прочность. Воздействовали высокими температурами в специальной камере. Когда пробы прошли успешно, в скафандр облачились испытатели и снова проверки - на земле, в воздухе, в бассейне с ледяной водой. После таких испытаний он фактически станет своему владельцу небольшой персональной спасательной капсулой на случай ситуации "если вдруг что-то пойдёт не так".
       Журналисты просили Беркута принять то одну позу поэффект-ней, то другую, чтобы нашитый на плечо его новенького скафанд-ра кумачовый флаг с вышитой золотом надписью: "СССР" выглядел более эффектно.
       Потом состоялось несколько интервью. После своего первого рискованного полёта, когда ему удалось совершить фактически чудо, к Беркуту пришла всемирная слава. В глазах всех это сделало его кандидатом номер один на участие в следующем важном этапе развития советской космической программы - подготовке к высадке на Луну. Поэтому от просьб дать интервью не было отбоя.
       После центрифуги Павел ощущал себя немного не в форме, но держался бодро, - уверенно говорил на камеру Центрального телевидения СССР о том, что предстоящий ему скоро полёт несомненно станет очередной успешной вехой в освоении советской наукой космического пространства. Нужные слова сами привычно приходили ему на ум, пока он вдруг на заметил ту самую девчонку, что накануне крутилась возле ателье. Она стояла чуть поодаль. К её джинсовой куртке тоже была прикреплена карточка-пропуск. Так значит, она журналистка! Их глаза встретились, и нахалка даже как будто слегка подмигнула ему! Мужчина запнулся и корреспонденту пришлось повторить очередной вопрос. Хорошо, хоть интервью шло в записи, иначе его озадаченную физиономию увидела бы вся страна! Впрочем, Павел быстро взял себя в руки и продолжил уверенно говорить на камеру, одновременно с любопытством поглядывая в сторону незнакомки. Её необычность, нестандартность сразу бросалась в глаза. К примеру, девчонке каким-то образом удавалось одновре-менно удерживать в одной руке сразу картонный стаканчик с дымящимся кофе из буфета, авторучку и сигарету. Непринуждён-но прихлёбывая и покуривая (словно предупреждающая надпись у неё над головой "No smoking" не имела к ней ни малейшего отношения), беспардонная особа почитывала буклет Центра подготовки космонавтов, выпущенный на английском языке специально для иностранных журналистов, и тут же делала выписки в свой блокнот. Она определённо была оригиналка! Впрочем, и что с того? Ведь пройдёт каких-нибудь пару часов и воспоминание о ней сотрётся у него из памяти, как всегда бывает хоть и с забавными, но по большому счёту малозначительными жизненными эпизодиками, так Беркут думал в тот момент ...
      
       Наконец, все запланированные на сегодня мероприятия были закончены, и Павел направился в раздевалку. Кулика не так терзали журналисты, как его, и вероятно напарник уже принимает душ.
       В коридоре не было не души, но за поворотом Беркут неожи-данно для себя обнаружил поджидавшую его Валю Кудрявцеву.
       - Хорошо сегодня отработал, Паша! - на правах близкого товарища похвалила она. - Впрочем, плохо ты ведь не умеешь.
       Прославленная женщина космонавт, единственная в ВВС генерал-майор, Валентина была немного мужиковата от природы. Поднялась-то она до нынешних высот из простых ивановских ткачих. После своего, теперь уже ставшего легендарным полёта, Валентина процветала. На неё пролился настоящий поток наград и регалий, её избрали в ЦК ВЛКСМ и в депутаты Верховного совета; в качестве почётного президента Кудрявцева возглавила Совет-ский Фонд мира. В составе различных делегаций стала разъезжать по всему миру. Перед ней открывались двери любых кабинетов и понятия "невозможно" для неё почти не существовало.
       Но, не смотря на все свои регалии, Валя так и осталась своими манерами и характером простой фабричной бабой. Впрочем, от природы она обладала приятной внешностью: кареглазая, розовощёкая, что называется "кровь с молоком". Выражение её миловидного лица почти всегда оставалось бойким и весёлым. Фигура по-крестьянски крепкая, плотная. Имея возможность покупать отличную иностранную одежду и парфюмерию, Валентина за несколько лет научилась наводить столичный лоск, тем более, что лучшие модельеры Москвы стали её друзьями. Правда, даже им не удалось полностью вылепить из бывшей ткачихи элегантную мадам, и всё же усилия консультантов не пропали даром.
       Валя была замужем за космонавтом Сергеем Сомовым. Только вряд ли этот брак свершился по большой любви, ведь их фактиче-ски поженил Хрущёв. Уж больно генсеку хотелось похвалиться перед иностранцами очередным нашим "космическим достижени-ем" (судачили также, будто это было сделано с подачи медиков, которым было интересно выяснить, какие дети родятся у первой "звёздной" пары). Никита Сергеевич чуть ли не лично был у Сомова сватом, когда тот делал Кудрявцевой предложение. Свадьба была роскошная, проводилась за государственный счёт в доме приёмов ЦК на Ленинских горах. Говорят, сам Никита Сергеевич вёл стол в качестве тамады. И до самой его отставки супругов-космонавтов приглашали практически на все кремлёв-ские приёмы.
       Впрочем, и новое руководство страны Кудрявцеву и её супруга весьма привечало. В Звёздном городке она занимала ответствен-ный пост - отвечала за физическую подготовку будущих космо-навтов. Для этой должности Кудрявцева подходила лучше многих мужиков, ведь даже голос у неё был низковат и грубоват для женщины. Настоящий командирский голос. Впрочем, эта женщина умела быть и нежной...
       Сняв у Павла с плеча полотенце, она принялась заботливо вытирать ему лицо и шею, при этом буквально пожирая мужчину глазами. Хорошо, что никто их сейчас не видел.
       Валентина была в синем авиационном комбинезоне, который ладно облегал её аппетитную фигуру. С генеральскими погонами на плечах. Обтирая его полотенцем, Кудрявцева всё теснее прижималась к нему пышным бюстом, буквально обжигая горчим дыханием.
       Павел немного отстранился и дружески улыбнулся:
      - Ну ладно, Валь...тогда я пошёл. Рад был тебя встретить. Сергею привет. В среду у нас ведь тренировка? Увидимся.
      Но Кудрявцева остановила его.
       - Паш, ты меня случайно не избегаешь? - спросила она с бабьей тоской вглядываясь в его лицо.
      - Да ты что, Валь! - опешил он. - Мы же друзья. И с Сергеем твоим мы...
      - Да причём тут Сергей! - раздражённо перебила она. - Разговор о нас с тобой, разве ты этого ещё не понял?
      - ...Давай не будем всё портить, ты очень хорошая...и я тебя очень люблю. - Он ласково сжал ей руку.
      - Любишь? - недоверчиво повторила она, не спуская с него полных тоски глаз.
      - Ну да. Как друга. Ну всё, Валюш, я побежал, мне ещё к "Черно-мору" зайти надо, а к нему лучше не опаздывать.
      - Подожди бежать, обождёт твой "Черномор", - с многозначитель-ным видом остановила его Кудрявцева и показала ему ленту с кардиографа - когда Беркут находился в кабине центрифуги на его теле были закреплены датчики, с которых медики дистанционно снимали показатели его сердца.
      - Похоже, Паш, твой "мотор" перестал тянуть... - с многозначи-тельным видом сообщила Валя. - Конечно, речь не о саркоме сердца - жить будешь. Но с профессией могут возникнуть проблемы... Понимаешь, что это для тебя означает?
      - ...Понимаю... - помрачнел он. - Это отстранение от полёта.
      - Хуже, Паша, хуже... - Валя вздохнула с сочувствием. - Тут светит списание из Отряда. И в авиацию с такими проблемами не возвращаются...
       Беркут мрачно молчал, разглядывая трещинки на полу. Жизнь - коварная штука со своеобразным чувством юмора. Она любит подобные виражи: только что он утешал напарника в аналогичной ситуации, и вот уже сам "задымил и вошёл в неконтролируемый штопор".
      - Скажи спасибо, что мне удалось уломать врача пока не подни-мать шум, сам знаешь, как я умею убеждать, - сообщила с заговорщицким видом Валя, кокетливо поправляя причёску.
       Впрочем, дело тут скорей всего было не только в женском обаянии Валентины. Майор медицинской службы Юлиан Манкевич, к которому она обратилась, был выпускником Ленин-градской военно-медицинской академии. Несколько лет назад он сам готовился к полёту в качестве космонавта-исследователя на корабле "Восход", но вместо него полетел другой. Чтобы не потерять квалификацию Юлик стал работать врачом в Центре подготовки, и ещё параллельно в научно-исследовательском институте медики-биологических проблем. Там, помимо исследо-вательской работы в интересах авиации и космонавтики, он часто сам выступал в роли добровольца-испытателя, ибо обладал молодостью и крепким здоровьем.
       Увлечённо занимаясь наукой, мечту о космосе Манкевич не оставил. И Павел его в этом поддерживал, ибо искренне считал, что по уровню физической подготовки, высочайшему интеллекту и потенциалу учёного-исследователя, Юлик один из первых претендентов на полёт. На правах командира и неофициального старосты отряда космонавтов Беркут даже ходил хлопотать за него к генералу Камчатову. Но "Черномор" без обиняков пояснил, что еврей ещё не скоро сможет полететь в космос на советской ракете. Так что хлопоты оказались напрасными. Тем не менее Юлик, вероятно, был благодарен Беркуту за поддержку и при случае "вернул должок".
      - Пусть это пока останется нашим маленьким секретом, - хитро подмигнула Беркуту Валя, пряча кусок ленты с кардиограммой, от которой теперь зависела вся его дальнейшая судьба, себе в кармашек комбинезона под молнию. - Но сам понимаешь, через неделю медкомиссия... - Валя снова загадочно улыбнулась ему напоследок, плавно развернулась и зашагала прочь пружинистой спортивной походкой, слегка покачивая обтянутыми комбинезо-ном широкими бёдрами. Мужчина проводил её долгим задумчи-вым взглядом.
      
      Глава 7
       Сегодня воскресенье и Вика запланировала вечером созвать гостей. С тех пор как Павел слетал в космос и получил эту квартиру, а супруга защитила кандидатскую диссертацию и получила приглашение о работе из престижного "Института США и Канады", их дом стал чем-то вроде великосветского салона. У них стали бывать не только коллеги Вероники по работе и разные "нужные" люди, но и известные артисты, музыканты, в общем, "звёзды".
       Проснувшись, Павел решил сегодня совместить спортивную пробежку и позволить псу вдоволь нагуляться - пообщаться со своими четвероногими приятелями с бульвара. Всю неделю бедняга Марс провёл в четырёх стенах в полном одиночестве, потому что хозяевам просто было не до него. С утра до вечера пропадающие на службе, они только и успевали, что вывести четвероногого питомца по нужде на 15 минут рано утром перед работой и на столько же перед сном. Ей богу, у сидящего в тюрьме заключённого и то жизнь разнообразней! И о каких детях может идти речь при таком-то эгоцентрическом образе жизни?!
       ...На обратном по пути с бульвара Беркут решил ненадолго заглянуть в гараж. Возле своего бокса разговорился с соседом по гаражу, потом открыл капот - он любил на досуге покопаться в моторе своей старенькой "ласточки", - да так увлёкся, что и не заметил, как пролетели следующие два часа. Опомнился лишь когда на пороге гаража появилась разгневанная жена. Правда Вика прекрасно умела владеть собой, но по её побелевшим глазам было заметно, что супруга просто в ярости.
      - Опять? - произнесла она с ледяным бесстрастием.
      - Да, опять - буркнул он, продолжая крутить ключом гайку.
      - Хватит копаться в моторе, словно простой механик. Ты должен понимать, что мы теперь - элита!
       Вика уже была в образе светской львицы: "Я - писательская дочка, а ты - кто? Случайный выскочка, так и не ставший подлинным интеллигентом" - словно было написано на её безукоризненном лице. Во всяком случае Павлу казалось, что жена всем своим видом демонстрирует ему своё превосходство, ведь по её мнению он так и не дорос до её уровня - не проникся любовью к опере и балету, заумным романам предпочитал беллетристику.
       Впрочем, сам Беркут не испытывал не малейшего комплекса из-за этого:
      - А я и есть простой деревенский механик. С17-ти лет начал отцу на комбайне помогать. Тогда у меня не было таких уж планов "отбросить соху ради портфеля". Просто судьба сама выбрала меня, и я стал тем, кто я сейчас.
       Уголки её капризно припухлого рта презрительно дрогнули, отчего выражения лица стало ещё более высокомерным:
      - Своё пролетарское прошлое прибереги для анкет и аттестацион-ных комиссий, а мне нужен муж космонавт, а не тракторист.
       Он хотел ответить ей что-то резкое, да сдержался, потому что ненавидел семейные скандалы, знал, стоит жену задеть, и она всю следующую неделю будет держаться с холодной отстранённостью, так что домой после работы ноги не будут нести, хоть на вокзале ночуй, как последний бомж. Нет, чем такой ад, уж лучше промолчать.
       Вика тоже взяла себя в руки, став деловитой:
      - Ладно, заканчивай тут поскорей. Тебе ещё надо успеть до прихода гостей принять душ, а то от тебя бензином за версту разит, словно ты им насквозь пропитался. Сегодня у нас будут важные люди. Я заказала в "Праге" торт "Птичье молоко"". А мясо и вино - в "Арагви", чтобы было чем гостей кормить. Съезди и привези. И возьми с собой Фаню (так звали их домработницу), по пути заскочите на Центральный рынок, пусть она зелени и фруктов выберет.
      
       Просторная гостиная была полна людей. В ожидании пригла-шения к столу велись непринуждённые разговоры под самые модные записи итальянской эстрады. Домработница Фаня вместе с нанятой на этот вечер временной помощницей заканчивали сервировку, и ещё успевали регулярно обходить гостей с подноса-ми, предлагая напитки. Всё как обычно было на высшем уровне. Конечно, не светский раут в Доме приёмов МИДа, но всё равно уровень очень высокий. Бывало ведь, что к ним даже "заглядывали на огонёк" заезжие знаменитости мирового уровня. Вроде итальянского тенора Тито Скипы. Или великого сценариста Тонино Гуэры, тоже из дружественной нам капстраны, в которой очень сильны были позиции местной итальянской компартии. И того, и другого, и прочих мировых знаменитостей приводил по просьбе Вики кто-нибудь из её знакомых "для повышения статуса мероприятия" ...
       Вероника на правах хозяйки успевала уделять внимание каждому, переходя от одной группы гостей к другой; для особо избранных проводила небольшие экскурсии по квартире, показы-вая свои коллекции невьянской старообрядческой иконы, живописи и антиквариата. Все восхищались широте и размаху её интересов, и возможностям доставать такие редкости, и лишь Павел знал, что все эти игры в искусствоведа Веронике нужны лишь для одной цели - укрепить свой статус утончённой состоя-тельной хозяйки самого элитарного салона столицы, и этой ей блестяще удавалось.
       Их квартира не просто подходила для приёма гостей, она была будто специально "создана" для этого: пятикомнатные палаты с высокими потолками, широкими, словно "проспекты", коридора-ми, просторными кухней, холлом и прихожей, где уже второй час то и дело кто-то появлялся, и жена спешила с гостеприимной улыбкой встретить очередного важного гостя.
       На Вике шикарное вечернее платье с открытой спиной и глубоким декольте, которое он привёз ей из Парижа. Платье пошито из самой модной ткани: при каждом движении ткань переливалась с металлическим отливом, словно змеиная кожа. В нём супруга выглядит как настоящая светская львица! Сегодня Вика надушилась одними из самых своих любимых французских духов Ellipse. Их чарующий аромат усиливал впечатление от роскошной женщины. На этот запах слетались разные липкие типы. Оказавшийся поблизости кавказец с чувственными плотоядными губами, словно насекомое шевелил своим горбатым "хоботком" и явно раздевал понравившуюся женщину глазами, маскируя грязные мыслишки за дымчатыми очками.
       - Вы сегодня убийственно хороши! - шумно восхитился этот лысоватый армянин, целуя хозяйке ручку. И это было чистой правдой. Беркут сам любовался женой: пышная грива волос цвета венецианского золота, в ушах её сверкали крупные бриллианты, лебединую шею украшало старинное ожерелье из редчайшего чёрного жемчуга, купленное им с рук за сумасшедшие деньги к юбилею их свадьбы. Неудивительно, что армянин поплыл от такой женщины. Прежде Беркуту уже как-то приходилось видеть его физиономию сицилийского дона, какими их показывают в зарубежных боевиках про мафию. Пылкий южанин был каким-то крупным деятелем из "Совтинтерспорта", - организации, ведающей заключением контрактов с западными компаниями в интересах сборных команд СССР. Хотя, судя по круглой фигуре чиновника и его коротким ножкам, трудно было заподозрить в нём отставного великого атлета. Свою должность он явно получил по блату.
       - Сколько мы с вами знакомы, о, ослепительнейшая Вероника! А вы только хорошеете и молодеете! - изрёк он комплимент в "фирменном" кавказском стиле.
       Поразительно как менялись эти люди, в зависимости от статуса того, кто попадался им на пути! Только что в прихожей этот обаятельный "неаполитанец" с холодной барской небрежностью скинул на руки прислуживающей гостям молоденькой служанки своё кашемировое пальто, и с такой брезгливостью взглянул на попавшегося ему на пути молодого драматурга в поношенном скромном пиджачке, что тот стыдливо покраснел и постарался поскорее куда-нибудь деться. Зато теперь каждая чёрточка смуглого лица важного гостя излучала искреннюю симпатию и восторг.
       - Э, признайтесь, божественная Вероника, - хитро щурясь, южанин погрозил хозяйке толстым коротким пальцем, - уж не достали ли по случаю вы через каких-нибудь своих знакомых "купцов" - по блату - эликсир вечной молодости?
       Веронике комплимент понравился, она звонко рассмеялась и сделала загадочное лицо.
      - Голубушка вы моя, осчастливьте! Я бы тоже не отказался стать снова молодым, волосатым и стройным вот здесь, - армянин похлопал себя сначала по лысине, потом большому животу, и стал умолять: - Любые деньги отдать не жалко!
      - Мой эликсир - у меня тут, - Вероника указала пальцем на свою голову. - Просто я решила для себя, что мне всегда будет 29 лет и ни на один день больше. Я отказываюсь видеть себя старой. Спорт, диета, лечебное голодание и массаж - вот ингредиенты моего "эликсира молодости".
       "Внешторговский купец" понимающе причмокнул сластолюби-выми губами:
      - Мудро! И я уверен, что так и будет - вам всегда будет именно столько, сколько вы сказали.
       Слышавшие этот короткий полушутливый диалог гости поддержали хозяйку аплодисментами. Правда, Павел заметил, что хлопают и искренне восхищаются далеко не все. Как водится, многие завидовали их благополучию и с трудом пытались это скрыть. Хозяйка красавица, муж у неё не просто успешный человек, а суперуспешный! Одно слово - космонавт! А скоро станет дважды Героем! Квартира обставлена с несоветским шиком, набита импортной электроникой, полна антиквариата, новейших заграничных дисков и кассет, старинных книг из библиотеки шурина-писателя. Что называется, дом - полная чаша! И какие приёмы закатывают! Некоторым из приглашённых оставалось только мечтать о такой жизни и завистливо кусать губы. Но Веронике нравилось чувствовать своё превосходство. В том числе ради этого, - чтобы хвастаться перед всем миром своим счастьем - она и созывала столько народу.
       А что оставалось ему? Развлекать её гостей, даже через "не могу", ведь не все собравшиеся были гениями или хотя бы просто интересными людьми. Хотя порой приходили удивительные личности, как, например, солистка оперы Большого театра, самая молодая в истории народная артистка СССР, обладательница удивительного по чистоте хрустального голоса Бэла Рудченко, о которой после японских гастролей местные газеты написали "Если вы хотите услышать, как катится жемчуг по бархату, слушайте, как поёт русская прима". Или как молодой, но уже завоевавший главный приз Венецианского кинофестиваля режиссёр Арсений Тарновский.
       И всё же гораздо больше было тяжеловесных чиновничьих физиономий, одутловатых тёток с халами на головах - чьих-то жёны или "по торговой части". Порой у Павла даже возникало крамольное желание просто запереться у себя в кабинете, и просидеть там весь вечер нелюдимым сычом. Наверное, однажды он так бы и поступил, если бы не Вика, всё-таки когда-то он по-настоящему любил эту женщину. А для Вики очень важно, чтобы вечер удался. Ему же в её планах неизменно отводилась почётная роль "главного украшения стола". Так что, - есть у тебя настрое-ние или нет, - а уж будь добр с приятной миной ублажай гостей, или во всяком случае сиди с приятным лицом и делай вид, что тебе чрезвычайно интересны чужие разговоры.
       Первым собеседником оказался молодой человек, представив-шийся Валдисом, артистом балетной трупы Большого театра. Очень необычной внешности - альбинос с бесцветными ресницами и прозрачными глазами, в розовом свитерочке и кожаных джинсах в обтяг. Весь какой-то дёрганный, худющий, во время разговора парень постоянно ощупывал себя своими тонкими нервными пальцами, словно не зная куда девать руки.
       И всё же они немного поговорили, хотя в балете Беркут разбирался неважно. Тем не менее Валдис пригласил его на премьеру своего будущего спектакля, и пожаловался:
      - Боюсь это моя последняя премьера, мне ведь уже скоро 37, для балетных это предельный возраст... - И вдруг поинтересовался: - Послушайте, а нельзя ли мне в космонавты? Как думаете, возьмут?
       Вопрос был настолько странный, что возникла пауза. В этот момент проходившая мимо Вика успела шепнуть Беркуту на ухо: "Учти, мальчик - гений!".
      - Почему нет, крепкие ребята нам нужны, - решил шуткой на шутку ответить Беркут. И вдруг почувствовал по оценивающему, игривому взгляду собеседника, что тот проявляет к нему откро-венный личный интерес. Специфические наклонности балеруна, проявляющиеся в его утончённо-жеманных манерах, на которые Беркут вначале решил не обращать внимания, определённо становились проблемой. Играя глазками и томно облизывая губы, танцовщик очаровательно улыбнулся и доверительно сообщил:
       - Знаете, у меня очень сильные ноги и тренированный пресс живота. Я вам наверняка подойду. Приходите ко мне после спектакля в гримёрку, я покажу вам какие у меня мускулистые ноги, и мы сможем проверить мою физическую форму. Я договорюсь с администратором, чтобы он вас провёл.
       Ошарашенный Беркут перевёз взгляд на жену, а она издали, с улыбкой Будды прикрыв глаза, лишь пожала плечами.
       Пришлось вежливо прервать затеянный гостем флирт и срочно искать себе другую компанию.
      
      Глава 8
       Так Павел оказался в компании двух коллег жены - политоло-гов Джермена Гвициани и Александра Бубновского. Оба "джентльмена" в ожидании приглашения к общему столу расположились в креслах по разные стороны журнального столика. Беркут оказался между ними на диване. На столике были небрежно разложены свежие журналы из Нью-Йорка, Лондона, Парижа. Разговор, разумеется, тоже вертелся вокруг политики. Джермен Гвициани работал в "Институте системных исследова-ний", тогда как Бубновский, будучи зятем брежневского фаворита Косыгина, занимал должность заместителя директора "Института США и Канады", где работала Вероника. Именно от этого импозантного молодого красавца Бубновского не в последнюю очередь зависело - получит ли Вероника в ближайшее время место начальника научного сектора, о котором давно мечтала. Жена то и дело бросала в их сторону напряжённые взгляды, потому что очень надеялась, что супруг сумеет произвести на мэтров благоприятное впечатление, чтобы существенно облегчить и ускорить ей карьерный взлёт.
       Но пока Павел больше слушал то, о чём говорят учёные мужи, чем сам открывал рот. А они, нисколько не опасаясь вездесущих стукачей из КГБ, предельно откровенно рассуждали, что затянув-шаяся конфронтация с Западом, в особенности с США, приносит Советскому Союзу больше вреда, чем пользы.
      - Я слишком хорошо знаю вашингтонский политический ис-теблишмент и Нью-Йоркских дельцов с Уолл-Стрит, - потягивая из высокого бокала бренди со льдом, немного гнусаво говорил Бубновский. - Они прежде всего деловые люди. Поэтому если мы сумеем окончательно убедить американскую элиту, что все наши недавние громкие призывы к разрядке и налаживанию взаимовы-годных партнёрских взаимоотношений - не притворная игра с целью усыпить их бдительность, а искреннее желание сближения с Западом, то наши друзья там смогут добиться отмены в Конгрес-се ряда запретов, которые очень тормозят нашу внешнеэкономиче-скую деятельность.
      - Очень на это надеюсь! - благожелательно кивнул почти облы-севшей головой Джермен Гвициани, и поднял в шутливом тосте свой бокал. Они чокнулись, сделали по несколько глотков, и Гвициани добавил:
      - Правда старая гвардия в Политбюро изо всех сил тормозит сближение с Западом, но и в ЦК появляются новые люди, которые приходят к пониманию того, что времена изменились, и нужно активно наводить мосты со стратегическим противником, а не пугать его жупелом мировой революции.
       По ходу дальнейшего разговора намёками упоминался даже вездесущий шеф КГБ Андропов, который, по мнению яйцеголовых политологов, достаточно умён, чтобы не мешать наметившейся разрядке в международных отношениях. Такая осведомлённость и поразительная раскованность могла иметь свою причину. Ведь, по слухам, сам сын всесильного председателя КГБ Игорь Андропов после окончания Института междунаќродных отношений работал у этого Бубновского в академическом Институте США и Канады простым научным сотрудником, получая обычный для его должности оклад - всего сто двадцать рублей.
      - Вся эта бесконечная беготня наперегонки с Западом выгодна больше им, чем нам, потому что наши экономические потенциалы несопоставимы, - авторитетно сообщил Гвициани.
      - Это вы верно заметили, коллега! - поглаживая себе бородку и жмурясь от удовольствия, словно кот на весеннем солнцепёке, кивал Бубновский. - Ситуация напоминает мне олимпийский марафон, когда в ужасающую жару нашего бегуна выпускают против фантастически выносливого негра. В итоге наш бедолага падает замертво после тридцатого километра от полного обезво-живания организма, а его чернокожий соперник спокойно финиширует с ослепительной улыбкой и ещё находит силы раздавать интервью.
       Эти двое так свободно, с поразительной непринуждённостью играли с антисоветскими смыслами, что Беркут просто диву давался! Поражаясь тому, с какой непринуждённостью придвор-ные политаналитики жонглируют символами, выставляющими великую державу в крайне похабном виде. И при этом получают явное садомазохистское наслаждение от унижения собственной страны, которой они - интеллигенты явно всего лишь во втором или третьем поколении - обязаны всем - полученным образовани-ем, высоким служебным положением и материальным достатком.
      - А ваше мнение каково? - неожиданно повернулся к супругу хозяйки смуглолицый этнический грек Джермен Гвициани. За дымчатыми стёклами его модных квадратных очков выражения глаз было не разобрать, но Беркут уловил иронию, и, насторожив-шись, уточнил:
      - По поводу?
      - Намерены ли вы - наши "ракетчики" обставить американцев и раньше них высадиться на Луне?
       Павел не торопился с ответом, чувствуя какой-то подвох. Вот и сидящий по левую руку от него Вероникин начальник Бубновский с этой своей красивой ухоженной бородкой, - такой же умник и пижон, что и этот грек, - тоже снисходительно прищурил на него свой большой и блестящий, как у ворона, правый глаз; а потом вроде как даже ответил за него с небрежной весёлостью:
      - Ну, разумеется, мы с коллегой нисколько не сомневаемся, что наши славные космонавты скоро заткнут "америкосов" за пояс в лунной гонке и первыми воткнут наш серпасто-молоткастый флаг в спутник Земли.
      - Ну, хорошо, умыли мы снова американцев в космосе, а дальше-то что?! - допытывался Гвициани.
      - А ничего! - со смехом ответил ему Бубновский, так и не дав космонавту высказаться, вероятно, считая, что в интеллектуальном споре он им не ровня. - Будем бить янки на всех спортивных площадках земли и космоса, демонстрируя преимущества нашего образа жизни, ха, ха! И вообще, хватит уж о политике, смотри сколько вокруг красивых женщин!
       В их хмельной шутливой перепалке Павел уловил скепсис и даже презрение ко всему тому, что для него было серьёзно и свято. И поначалу был сбит с толку от того, что люди такого интеллекта и общественного положения даже не считают нужным скрывать при нём своих фрондёрских взглядов.
       А потом вдруг на Беркута, как в молодости, накатила такая злость, что до чесотки в кулаках, захотелось полезть в драку, чтобы набить холёные морды лощёным пижонам. Особенно этому вальяжному двурушнику Бубновскому. Алексей так и видел, как вернувшись в пятницу с работы и сняв с себя пиджак с партийным значком, он с удовольствием натягивает американские джинсы и футболку с изображением мускулистого героя заокеанских боевиков; надевает бейсболку и немецкие фирменные кроссовки и, поругивая эту идиотскую власть, отправляется на "уикенд" к себе на дачу. И ведь так они почти все - большинство секретарей райкомов и обкомов, цэкашных инструкторов - на службе все верные ленинцы, развешивают людям демагогическую лапшу на уши, а в частной жизни презирают и "совок", и дрянной народец, и втайне восхищаются Америкой.
       - В Корее я видел, как американские лётчики с бреющего полёта расстреливали колоны беженцев, там были женщины и дети...- неожиданно для собеседников заговорил Беркут, пристально глядя прямо в зрачки Бубновскому. - Видел, как их штурмовики и "летающие крепости" лили напалм на деревни и превращали в пепел мирные города. Поэтому, когда их самолёты оказывались у меня в прицеле, я разносил их кабины в хлам; мои снаряды рвали их в кровавые клочья, и никаких моральных терзаний по этому поводу я не чувствую по сей день, понимаете? - Павел произнёс это совершенно спокойным, ровным голосом, ни один мускул не дрогнул у него на лице, но двое штатских в креслах отчего-то перестали вальяжно улыбаться, позы их сделались напряжёнными. Возникшее чувство неловкости заставило учёных через пять минут перейти в другую комнату. Вероятно, оба уже жалели о том, что разоткровенничались в присутствии такого "узколобого вояки", хоть и космонавта.
       Но и Павел вскоре почувствовал, что перегнул с ними палку. Ну к чему он всё вывалил на этих господ, ведь даже не пил сегодня. Вместо того, чтобы быть тонким и вежливым, чтобы понравиться коллегам жены, зачем-то нахамил им - приплёл к разговору свои никому здесь неинтересные солдатские воспоми-нания, тем самым скомкав интеллектуальную беседу. Ни к чёрту из него получился дипломат!
       В это время Вероника вела светский разговор в другом конце гостиной, однако, пару раз недовольно зыркнула на мужа и сердито поджала свои капризные губы. Впрочем, тут же широко улыбнулась всем сразу и громко объявила:
      - Гости дорогие, прошу всех к столу!
      
      Глава 9
       Вокруг шли оживлённые разговоры, лишь Павел скучающе жевал постный салат. Тем более, что его сосед слева, знаменитый актёр-юморист всесоюзного масштаба, умеющий со сцены заставить зал хохотать до коликов в животах, в обычной жизни оказался совершенно неинтересным собеседником с каким-то стёртым выражением лица, тихим скучным голосом и банальными мыслями.
      И заесть скуку тоже было нельзя, иначе завтра утром весы покажут пару лишних килограммов. Глаза разбегались от обилия изысканнейших деликатесов из лучших ресторанов Москвы: по левую руку от него стояло серебряное блюдо с копчёным угрём, красиво украшенным крабовым салатом. По правую - молочный поросёнок, зажаренный до румяной корочки, в маринованных грибочках. Это же касалось прекрасных вин. Только всё это изобилие было не про его честь.
       А тут ещё напротив за столом, чуть наискосок, как назло оказался тот самый парень в розовом из балета, что ещё больше отбивало аппетит, потому что танцор выглядел обиженным на него, зыркал исподлобья, как брошенный озябший щенок из сугроба. Какая уж тут еда, в пору нарезаться, но режим - есть режим! Поэтому, пока другие с аппетитом ели и пили, ни в чём себе не отказывая, Беркут скромно клевал вилкой овощной салатик, а во время тостов поднимая бокал с "боржоми".
       Сосед справа, - грузный мужик с красным бульдожьим лицом, - похоже это просёк и решил, что хозяин дома филонит, только делая вид, что поднимает стакан с водкой. Сам-то он пил лихо, с удовольствием покрякивая, опрокинув в свою ненасытную утробу очередную рюмку, и челюстями работал без остановки, пробуя всё, до чего мог дотянуться.
       Через некоторое время захмелевший мужик решил, что раз уж они соседи, то ему просто необходимо чокнуться со знаменитым космонавтом, и не слушая никаких возражений, плеснул Беркуту водки в пустую рюмку.
      - Извините, я не пью сегодня, - решив быть тактичным ни смотря ни на что, очень вежливо ответил Павел.
      Сосед помрачнел, помолчал немного, потом тыча указующим перстом в потолок, обиженно заворочал заплетающимся языком:
       - Ну конечно! Вы там высо-око-о летаете! Привыкли на кремлёв-ских-то приёмах бывать. А я простой человек...Но тоже требую к себе уважения... - Сосед демонстративно поднял свою рюмку в ожидании, когда Беркут всё-таки с ним чокнется и выпьет.
      - Слушайте, я же сказал вам, - пытался оставаться дипломатичным Беркут, хотя на скулах его заходили недобрые желваки.
      Но мужик отрицательно мотнул кабаньей башкой:
      - Не-не, так у тебя ничего не выйдет, потому что я жел-лаю знать, почему ты не хочешь со мной выпить?
      Беркут отвернулся. Но сосед не унимался: требуя к себе внимания, стал хлопать по плечу. Затем икая и обдавая неповторимым перегаром, навязчиво полез к нему в друзья:
       - Вот вы - "покорители космоса" - вознеслись как архангелы, а простой народ для вас что, выходит, букашки, которые ползают где-то там далеко внизу? Но мы не букашки, мы - рабочие. Гег-гемоны мы! А потому требуем к себе уважения, будь ты хоть три-ыжды (здесь он снова икнул) народный артист, лауреат или космонавт! Так что, как ты ни крути, дорогой товарищ герой, а выпить со мной ты должон - уважить меня. Я-то тебе своё уважение оказываю, а ты мне, значит, не желаешь? Может, брезгуешь?.. Ну!
      - А ты мне не нукай! - в ответ на грозный рык отрезал Беркут и сурово взглянул в налитые кровью бычьи глаза.
      Предгрозовую ситуацию изящно разрядила Вероника, которая появилась как раз вовремя:
      - Никита Гаврилович, - ласково заворковала она с обладателем кабаньей башки, - ну что вы так разволновались, давайте лучше я с вами выпью.
      - Голубушка вы моя! - расплылся в счастливой улыбке красномор-дый. - Осчастливьте. Только отчего же ваш супруг не желает с простым рабочим человеком...
      - Ну не кокетничайте, Никита Гаврилович, - озорно звенела Вероника, - с каких это пор начальник фирменного автосервиса у нас считается простым человеком.
      "Вот так, так! - зло удивился Беркут. - Человек стучит себя кулаком в грудь, что он от сохи, да от плуга, а выясняется, что он от лопнувшего презерватива, да от прилавка. И таких тут большинство... Таких вот "деятелей, что из грязи в князи". И спутницы их им под стать - расцеловываются с хозяйкой и не скупятся на комплименты, а выйдя отсюда скажут своим любов-никам-мужьям: "Повезло же этой дуре! Ни кожи, ни рожи, тупа как табуретка, а корчит из себя звезду!". Одно лицемерие вокруг".
      - Так я ведь простым слесарем начинал, - стал смущённо оправды-ваться "кабан", оглядываясь на соседей.
      - Эка вспомнили! - звонко засмеялась Вероника, чокаясь рюмоч-кой с нужным ей фирмачом. - А на супруга моего не обижайтесь, у них ведь, как у спортсменов - перед полётом жёсткий режим - никакого алкоголя, ни-ни! И вес держать.
       Инцидент был исчерпан: сосед принёс Беркуту свои извинения и отлип на время. Вероника выключила магнитофон и, буквально засветившись от счастья, обратилась к бородачу хемингуэевского типа в свитере грубой вязки и в потёртых джинсах, напоминающе-го своим подчёркнуто мужественным и аскетичным обликом геолога.
      - Никита, просим вас, осчастливьте народ!
       Заполучить на вечер самого Архипова (!) было давнейшей Викиной мечтой, долго казавшейся труднодостижимой, ведь знаменитость была буквально нарасхват. Знаменитый певец много колесил по стране, так что застать его в родном городе было не так-то просто. Впрочем, в нём не оказалось ни малейшей звёздно-сти. В ответ на просьбу хозяйки, бородач, не ломаясь, тут же легко поднялся, расчехлил привезённую с собой гитару и принялся настраивать струны. На этот вечер ему предстояло стать "главным украшением стола".
       Знаменитый на весь Союз бард Никита Архипов обладал манкой для большинства женщин - брутальной внешностью. Но ещё более завораживающе действовал на дам его хриплый мужественный голос. Стоило почётному гостю запеть, как по комнате пронёсся восторженный женский вздох.
       Впрочем, и у сильной половины СССР Архипов тоже пользовал-ся особым уважением - за суровую правду своих стихов и надрывный исполнительский нерв. В отличие от признанных властями эстрадных соловьёв, которые исполняли лишь одобрен-ные худсоветами филармоний песни, Архипов казался неподцен-зурным. Он говорил со своими слушателями о самом сокровенном на понятном каждому языке. Не заигрывал с аудиторией, не рисовался перед ней, не опускался до примитивного блатняка, чтобы понравиться самой народной гуще. Наверное, поэтому каждая социальная среда считала его своим, будто то эстетствую-щая интеллигенция, не прощающие даже малейшей фальши фронтовики или презирающие "фрайерскую" культуру зэки.
       Исполняя свои хиты Архипов словно проживал жизнь героев: покорял с ними горы, ходил в гибельную атаку под немецкие пулемёты, доходил от истощения в лютый сибирский мороз на лагерном лесоповале или погибал от бандитской финки.
       Как и все присутствующие, вскоре Беркут забыл обо всём на свете, устремив завороженный взгляд на искажённое страстью суровое лицо, тем более что Архипов будто специально для него исполнял под гитару недавно написанный монолог от лица фронтового лётчика. Глаза его выкатились из орбит и горели бешенной злостью и ужасом одновременно, словно он и в самом деле видит себя безнадёжно пикирующим к земле в объятой пламенем крылатой машине. Вены на покрасневшей жилистой шее вздулись, будто вот-вот лопнут, как и безбожно насилуемые длинными сильными пальцами гитарные струны, и безжалостно рвущий себе связки и сердце трибун начнёт харкать кровью. Архипов пел так, словно с него содрали кожу, отчего присутству-ющая за столом француженка взирала на него округлившимися от ужаса глазами жалась к своему задумчиво курящему кавалеру.
       К счастью этого не произошло. Закончив исполнение одной своей вещи, бард делал короткую передышку, чтобы смочить горло, немного успокоить дыхание, и тут же начинал другую. Так прошёл час, но преисполненные полнейшего восторга гости требовали всё новых и новых песен. Человек пятнадцать записы-вали "звезду" на магнитофоны. И Архипов, не кокетничая и не выпрашивая себе отдыха, продолжал импровизированный концерт, не сбавляя темпа; пот лился по его вискам, но голос и напор оставались всё теми же, что и час назад.
       Павел был так поглощён происходящим, что едва сдержался, когда прилипчивый сосед снова положил ему лапу на плечо.
      - Да что вам ещё нужно? - сердито дёрнул плечом Беркут и сурово покосился на прилипалу.
       - Да вы обижайтесь на меня не, - примирительно прошептал сосед.
      - С чего вы взяли, что я обижаюсь?
      - Это хорошо. Жена у вас чудо. А вы, когда вернётесь из космоса, позвоните.
      Сосед достал из кошелька пятидесятирублёвую купюру и прямо на профиле Ленина записал свой телефон.
      - Это не к чему - отказался Беркут.
      - Да бросьте! - очень неприятно, - с видом полного превосходства, захихикал "автофирмач". - Всё равно вам без нас не обойтись, машины-то у всех ломаются - и у космонавтов, и у академиков! - С этими словами делец засунул подписанную купюру в нагрудный карман пиджака космонавта. Он сделал это всё с той же хозяйской ухмылочкой - словно сунул чаевые ресторанному "халдею" или швейцару.
       В руке Павла хрустнул бокал из толстого хрусталя. Он резко поднялся из-за стола, сделал несколько шагов по направлению к двери, как вдруг внезапный спазм пронзил ему грудь, сердце сдавило так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. Мужчина застыл, пронзённый резкой болью; немного постоял, потом всё же нашёл в себе силы дойти до кухни. Там он сразу направился к окну и настежь распахнул его: на улице моросил дождь. От свежего воздуха боль в груди немного отпустила, но настроение было паршивей некуда. Рука сама полезла в карман за пачкой папирос. "Так, стоп! - одёрнул он себя. - С куревом пора завязывать, иначе точно спишут к чёртовой матери!". Ему ли было не знать суровую профессиональную статистику: 80% лётчиков-истребителей списывают с лётной работы вскоре после тридцати - серьёзные перегрузки буквально выжимают из человека здоровье. Рано или поздно старые травмы, которых за долгую службу в боевой авиации было немало, напомнят о себе. Он итак уже лет десять летает "сверх плана", да ещё второй раз в космос собрался. А раз так, то надо поберечь здоровье. Смятая пачка "Мальборо" полетела в мусорное ведро. Естественно, настроение от этого не улучшилось.
       "А может, - ну оно всё к лешему! Уйти самому из отряда космонавтов, пока всё не открылось на медкомиссии и меня не выперли с позором? - спросил он себя напрямик, и ужаснулся такой мысли. Без любимой профессии жизнь теряла всякий смысл, ведь это фактически последнее, что у него осталось. - Нет, надо держаться, пока меня, словно старую скаковую лошадь, содрав предварительно с копыт подковы, не отправят на мясо".
       В первую очередь это необходимо ему самому! Ни Вика, ни эти двое самовлюблённых учёных павлинов никогда не смогут понять такого, как он - человека, выбравшего прямой путь честного и бескомпромиссного служения Родине. Им не понять, каково было такому простому парню от сохи, каким он пришёл в авиацию, пройти суровый жизненный путь, десятки раз избежать верной смерти, и кое-чего добиться. Впервые он должен был погибнуть ещё молодым лётчиком в Корее. Его война, да и сама жизнь преспокойненько могла закончиться уже на 13 боевом вылете. В то утро он вылетел в составе звена истребителей Миг-15 на штурмов-ку вражеских позиций (хотя основной работой советских лётчиков-интернационалистов на той войне была противовоздуш-ная оборона крупных северокорейских городов от налётов тяжёлых американских "супекрепостей", но изредка их всё же привлекали для поддержки пехоты, в том числе частей китайских добровольцев).
       Но когда МИГи прибыли в район запланированной атаки, передовой авианаводчик с земли отчего-то перестал выходить на связь, поэтому никто не мог точно навести авиацию на цель. Командир группы принял решение самостоятельно прощупать предполагаемую позицию противника. Вслед за ведущим истребителем лётчики дважды прошли над сопкой, на которой предположительно размещалась неприятельская артиллерийская батарея - ответной реакции не последовало. Однако, как только Беркут вслед за лидером развернулся для третьего захода, в его самолёт угодили два 35-мм зенитных снаряда - лётчик потерял управление машиной, а в кабине возник пожар. Самолёт находился на высоте всего 30 метров и имел скорость 840 км/ час - и всё же Павел катапультировался не раздумывая.
       Он упал на землю всего через 10-15 секунд после того, как раскрылся парашют, и поэтому получил серьёзные травмы. Однако всё же оказался достаточно далеко от вражеских позиций и смог избежать плена, скрывшись в сумеречном лесу. Всю ночь он ползком уходил от брошенных на его поиски охотников. Надежда была лишь на себя. Это американских лётчиков уже в то время снабжали солидным набором для выживания: крупной суммой денег (в долларах и золотых монетах) и прочими полезными вещами на тот случай, если придётся покинуть самолёт над вражеской территорией. У него же в карманах куртки лежала плитка шоколада, перевязочный пакет, пистолет ТТ с запасной обоймой к нему - вот и весь нехитрый набор, чтобы уцелеть с переломанными ногами на мёрзлой земле и добраться до своих. Плюс наручные часы "Победа", которые можно было использовать как компас.
       Если пилотов неприятельских "Сейбров" эвакуировали уже появившимися в то время вертолётами, и для их спасения задействовались специальные группы спецназа, то молодому советскому лейтенанту крепко вбили в голову, что в случае угрозы плена он обязательно должен успеть застрелиться. И Павел не сомневался, что выпустит обойму в настигших его врагов, а последнюю пулю направит себе в висок. Но вышло немного иначе. Под утро он отключился. В это время его обнаружила на опушке леса группа крестьян. Местные жители были очень злы и собирались забить лётчика мотыгами. Но в последний момент появился молодой парень и указав на Беркута, что-то крикнул своим, остановив расправу. Его укрыла в земляной норе у себя под домом простая крестьянская семья. Позже, когда Беркута передали союзникам-китайцам, крестьяне через переводчика объяснили русскому, что накануне какой-то самолёт долго летал над их деревушкой и расстреливал дома и людей. Поэтому местные жители посчитали что он и есть пилот-убийца. А уцелел он потому, что деревенский активист заметил, что у раненого лётчика трудовые крестьянские руки и крикнул односельчанам, что американский воздушный каратель-империалист не может быть из простого народа...
       Павел и вправду тогда был совсем другим - простым рабочим парнем! Это теперь он окружён всякого рода дельцами, "достава-лами" и идеологическими перерожденцами. Да и в нём самом, к сожалению, всё меньше истинного коммуниста...
       Промывая над раковиной проточной водой из-под крана порезанную осколками бокала ладонь, Павел был мрачен. Перевязав рану, он снова вернулся к окну и стал полной грудью вдыхать прохладный воздух.
       На кухню зашли двое. Выяснилось, что концерт в гостиной "прерван на антракт".
      - Вот бы пивка сейчас холодненького! - трогая себя за горло, просительно взглянул на хозяина один из гостей. Они были немного знакомы, этот подтянутый худощавый мужчина лет шестидесяти с бледным костистым лицом был композитором, чьи произведения звучали во многих фильмах и мультиках.
       Павел широким жестом распахнул финский холодильник самой желанной для советского человека марки "роза и лев". Холодиль-ник был весь заставлен импортными баночками, соусами, бутылочками.
      - Ого! - воскликнул только входящий в моду спутник пожилого композитора, 37-летний начинающий драматург.
      - А вы привыкайте, коллега, - обернулся на голодного товарища музыкальный деятель, - теперь и вы сможете многое себе позволить.
       Драматург просиял. Он действительно был на взлёте. Будучи провинциалом, приехал в Москву из Алма-Аты. Его пьесы в этом сезоне впервые имели оглушительный успех: их поставили сразу несколько столичных театров, а известный кинорежиссёр запустился со сценарием, написанным по мотивам его повести. Хотя, строго говоря, молодым и начинающим его назвать было трудно, просто талантливый провинциал долго был никому неинтересен и не нужен в столице. И вдруг стал нарасхват. Павел немного знал его и раньше - ещё непризнанным и нищим. В прошлом году знакомый режиссёр указал ему из проезжающего автомобиля на плохо одетого молодого мужчину возле театра на Таганке, и уже тогда предрёк, что когда-нибудь этот парень серьёзно прославится. Дело было зимой в февральскую метель, а на только приехавшем в очередной раз покорять столицу из своей Алма-Аты даровании было лишь короткое пальтишко не по сезону. В память Беркуту врезалась большая голова с шапкой непокорных волос вместо головного убора и неприкаянность во всей его фигуре, чем-то напоминающей уличного пса. В тот раз они с приятелем-режиссёром остановились, подобрали продрогше-го парня к себе в машину, и сытно накормили его в ресторане Дома актёра. Запомнилось, как жадно он сметал со стола еду, оголодав в Москве...
       Но теперь дела его явно шли на лад, и Беркут был рад за талантливого знакомого. И с удовольствием поговорил бы с ним. Но так как воздуху ему по-прежнему не хватало, Павел извинился и вышел на балкон. Пожилой композитор вскоре присоединился к нему. На этот раз вместо молодого дарования с ним походкой инвалида зашёл какой-то секретарь Союза писателей. А ещё минут десять спустя на балкон вышел взмокший от пота Никита Архипов. Певец сразу оценил шикарный вид на набережную Кремля, свой восторг он выразил фразой героя из знаменитой кинокомедии:
      - Лепота то какая!
      - Живут же у нас покорители космоса! Верно? - снизошёл до коллеги-певца "короля квартирников" седовласый мэтр-композитор, которого кажется съедала чёрная зависть. - Вот я регулярно пишу шлягеры для эстрады, сочинил музыку почти к сотне фильмов, а живу в самом обычном кооперативном доме у метро Сокол. Хотя на Западе давно был бы миллионером: имел бы собственную виллу с бассейном, а может и личный самолёт! Будь мне снова двадцать, я бы тоже подался не в музыку, а к вам, - пожилой композитор широко улыбнулся вставной улыбкой Беркуту.
       - Таких не берут в космонавты, - зло усмехнувшись, процедил в сторону маститого маэстро Архипов. Всем было известно, что при огромной популярности в народе, певцу-неформалу не так давно было отказано в членстве в Союзе композиторов СССР. Причём с очень обидной формулировкой "за низкопробность творчества и абсолютный непрофессионализм". И так как Архипов ещё к тому же недавно ушёл и из театра, в котором 15 лет прослужил актёром, то официально считался тунеядцем и в любой момент мог загреметь под суд по этой позорной статье. В интервью итальян-скому телевидению он так и заявил: "Как ни странно, так случилось, что я - человек, которого знают все, и в то же время я не считаюсь официально поэтом, и не считаюсь официально певцом. Я не член Союза писателей, не член Союза композито-ров...".
      - Эти парни заслужили такую жизнь, это вам не песенки для мультиков пописывать, - сурово резанул Архипов, глядя прямо в ошеломлённые глаза одному из тех, кто его недавно прилюдно унизил на голосовании о принятии в Союз композиторов, и о которых он жёстко написал такие строки:
       Подымайте руки, в урны суйте
      Бюллетени, даже не читав.
      Голосуйте, суки, голосуйте,
      Только, чур, меня не приплюсуйте -
      Я не разделяю ваш устав.
       - Вот наработаешься за день, придёшь к интеллигентным людям в гости отдохнуть, и встретишь тут такого вот "певца из подворот-ни", - вслед за композитором возмутился хамством трубадура-неформала писательский начальник.
      Архипов быстро обернулся и к нему тоже, и поинтересовался:
      - Х...ли ты такого написал, что так устал?
       Оба возмущённых чиновника от искусства с видом оскорблённо-го достоинства немедленно покинули балкон. Архипова это только порадовало. Он вообще в гораздо большей степени отождествлял себя с героями своих песен - простыми работягами и военными, чем со столичной богемой.
      - Ну, как тебе моя песня о лётчике? - уже с совершенно другим лицом живо поинтересовался он мнением профессионала.
      - Всё верно схвачено - одобрил Павел.
       "За это умение подметить главное в людях и переложить на музыку его и обожает народ", - думал Павел, глядя на певца. Он даже готов был поверить в услышанную от кого-то историю про то как однажды, на каком-то вокзале, Архипова обступила огромная толпа и все тянули к нему фотографии, или, что окажется под рукой для автографа. Один человек протянул партбилет. Архипов, увидев это, спросил: "Зачем? Вас же исключат из партии". На что почитатель таланта, немного подумав, махнул рукой: А, и хрен с ним, распишитесь!".
       Архипов просиял, услышав данную его песне оценку, и крепко пожал Беркуту руку. Павлу тоже всё больше был по душе этот парень с таким простым мужским лицом и прямым взглядом. С первой секунды он вызывал к себе искреннюю симпатию. Ещё раньше Беркут уважительно отметил про себя сбитые в кровь пальцы барда, вздувшиеся "бычьи" жилы на багровой шее, его сорванный охрипший голос - певец тоже не умел работать в пол силы, экономить свой дар. Было в их характерах что-то общее. Наверное, всех настоящих мужиков в России объединяет такая вот мужицкая упёртость, непоказушная готовность спокойно совершить подвиг если потребуется. И оба они похоже не слишком умеют приспосабливаться, угождать начальству. Из-за этого Архипова никогда не звали и вероятно никогда не позовут на Центральное телевидение на самую популярную программу "Песня года", куда отбирались лучшие песни в исполнении самых популярных, отобранных худсоветами при филармониях исполни-телей. Там звучали тщательно отфильтрованные песни преимуще-ственно идейного - социально-патриотического содержания в казённо-советском стиле с оттенком лирики. Внешний вид артистов, их статичные позы, каждое слово были тщательно отрепетированы и утверждены начальством, и не дай бог было что-то добавить к этому от себя, любые импровизации категорически запрещались. Зато непричёсанные песни Архипова, сразу уходили в народ, а это верный признак истинной народной любви. Недаром с именем этого человека было связано столько легенд...
       Впервые встретившись, они разговаривали как старые друзья. Павел был поражён простоте легендарного певца, его умению сразу стать с любым новым знакомым на одной волне. Архипов же в свою очередь с живейшим интересом расспрашивал космонавта о тонкостях его профессии, а потом совершенно непринуждённо перевёл разговор на "земную" тему:
      - Послушай, тут такое дело. В общем, приятель-хоккеист пригнал с международного турнира 450-й "Мерс". Почти новый. У меня таких денег сейчас нет, а ты старик, уверен потянешь.
       - А как же субординация? - многозначительно усмехнулся Павел (боль за грудиной у него почти затихла, зато сразу же вернулась способность к тонкой иронии. Имелось в виду, что на таком автомобиле в Москве лишь один человек разъезжает - сам Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев!).
      - А ты чем хуже? - мгновенно понял, что он имеет в виду Архипов. - Тем более что за второй полёт тебе наверняка дадут дважды героя.
      - А он то уже трижды! - указал глазами в сторону кремля Беркут.
      Архипов лишь рукой махнул на такую ерундовину.
      - Да ты прежде чем отказываться, хоть взгляни на "мерс" - не машина - мечта! Гарантирую: взглянешь - заболеешь этой "тачкой"!
       Архипов буквально уговорил Беркута спуститься вниз и хотя бы осмотреть автомобиль. По дороге он объяснял, что сам с первого взгляда влюбился в эту машину и, наверное, всё-таки приобрёл бы "Мерседес" для себя - где-нибудь занял нужную сумму, - но у него сейчас есть две отличные иномарки, куда ему ещё третью.
      - А тебе по статусу положено на "мерсе" раскатывать, - дружески похлопал его по плечу бард.
      
      Глава 10
       На выходе из подъезда им пришлось посторониться - двое крепких санитаров волокли к жёлтому медицинскому микроавто-бусу РАФ "Латвия" с закрашенными окнами крепко связанного смирительной рубашкой мужика с гривой вздыбленных волос.
      - Куда вы его, ребята? - из любопытства, а может имея на уме новую тему для своего творчества, поинтересовался Архипов.
      Здоровяки в белых халатах мгновенно признали знаменитый на всю страну хриплый голос и испытали радостную растерянность:
      - Как! Это вы?! Вот повезло нам! А можно автограф?
      Расписавшись на пачке сигарет и больничном пропуске, Архипов повторил вопрос:
      - Так куда вы его?
      - У алкаша "белочка", в Абрамцево его везём, - радостно доложил один из санитаров.
       Архипов зачем-то подошёл к будущему пациенту психиатриче-ской лечебницы и некоторое время с каким-то жадным интересом рассматривал его безумное лицо. Санитары терпеливо ждали - счастливые от возможности угодить кумиру. Буйный больной тоже вёл себя на удивление смирно, то ли узнав кто перед ним, то ли обессиленный недавним приступом. Стоя почти вплотную, эти двое молча разглядывали друг друга.
       Через пару минут бард кивнул Беркуту, и они зашагали дальше - через двор к шлагбауму.
       - Смотри, какой великолепный светло-голубой свет! - снова восторженно заговорил о машине Архипов, когда они вышли с закрытой территории и увидели припаркованный у тротуара под уличным фонарём Мерседес. - "Оттенок высокого неба в ясную солнечную погоду". Как это у вас - у лётчиков и космонавтов говорят: "погода - миллион на миллион", верно?
       Архипов вёл себя так, будто и не повстречался им на пути странный взъерошенный человек, крепко спеленатый психиатри-ческой рубашкой. Лишь странная фраза "Глаза безумца могут оказаться всего лишь твоим собственным отражением", которую бард пробурчал себе под нос, открывая ключом дверцу автомоби-ля, выдавала, что он всё ещё продолжает держать сумасшедшего у себя в голове.
       Архипов пригласил Беркута сесть за руль, сам же плюхнулся на сиденье рядом и включил магнитолу. В салоне зазвучал его собственный голос под гитару.
      - Не то чтобы я в экстазе от самого себя, - будто немного смуща-ясь, пояснил бард, - просто привык во время езды слушать свои песни, чтобы находить несовершенства в текстах; таким же образом репетирую театральные роли.
      - Профессионализм требует постоянной шлифовки, - выразил понимание Павел. А сам между тем осматривался в машине: удобные кресла, как в кабине истребителя, ему сразу понравились. И стилизованные хромированным металлом под реактивные сопла ракеты отверстия системы кондиционирования на приборной панели тоже приглянулись. И характер у машины похоже настоящий. Мужской характер. Недаром на шкале спидометра указана отметка в триста километров в час, что для города почти "космическая" скорость.
      - Вот именно, - машинально подтвердил в ответ на его последнюю реплику певец. А сам заинтересованно разглядывал девушку в скверике на скамейке, которая тоже смотрела в их сторону. - Посмотри-ка, а она вроде ничего себе - симпатичный бабенц. Как думаешь, может нам пригласить её прокатиться с нами?
       Девушка будто услышала эти слова, потому что поднялась со скамьи и без всякого приглашения направилась в их сторону. Павел с удивлением признал в ней ту самую незнакомку, что подкарауливала их с женой возле ателье, и потом присутствовала на открытой тренировке в Звёздном городке! Однако, ничего себе!.. Её появление снова стало для него интригующей неожи-данностью.
       - Добрый вечер! Желаете прокатиться по вечерней Москве с двумя интеллигентными джентльменами? - высунувшись из окна машины, обратился к загадочной незнакомке певец. - Обещаем, что приставать не будем.
       Прелестная особа легко согласилась и заняла место на заднем диване. Архипов прищурил на неё глаза в зеркальце перед собой, словно кот на мышь. А она, не спрашивая дозволения, сунула себе в рот сигарету из пачки "Мальборо".
       Певец услужливо щёлкнул зажигалкой.
      - Я - Никита - представился бард. И небрежно кивнул на Беркута: - Он Паша. А вас как зовут?
      - Таня, - ответила девушка.
      - Учитесь здесь? - продолжал расспрашивать бард.
      - Что-то вроде того, - уклончиво, с лёгкой улыбкой ответила пассажирка, выпуская изо-рта струйку дыма. - Так мы едем?
      - Ну что, командор? - Архипов повернулся к Беркуту. - Машина в вашем полном распоряжении. Как я понял, леди желает прока-титься с ветерком.
       Павел сорвал с шеи галстук-селёдку, в котором ощущал себя, словно на привязи, похожим на клерка; больше ничто его не сдерживало, можно было стартовать...
       Свободные от транспорта ночные улицы позволяли вволю потешить себя. Стоило немного надавить педаль акселератора и мерседесовский мотор стремительно разогнал машину до спортивной скорости. Но даже, когда стрелка на спидометре приблизилась к отметке 200, ход автомобиля оставался очень плавным - почти не чувствовалось тряски, в салон почти проникал приглушённый гул двигателя. Диковинная для советского водителя коробка-автомат создавала удивительное ощущение комфорта и свободы "пилотирования". В повороты автомобиль входил уверенно, без заносов.
      - Ну, как тебе сидится в новом кузове? - подмигнул ему Архипов и с хлопком откупорил немецкое баночное пиво. - Хороший тест-драйв я тебе устроил?
      - Одно слово - Европа! - согласился Павел, хотя и без щенячьего восторга. Это в молодости его сильно заводила скорость. Когда же тебе почти полтинник, уставшая от жизни душа уже не так резво реагирует на подобные раздражители. Да и удивить его скоростью трудно, всё-таки за плечами у него 2 мировых авиационных рекорда в полёте на скорость по замкнутому маршруту. И это не считая автомобильного рекорда, установленного им на спортивной версии серийного автомобиля "Победа" ГАЗ М-20. Дело было на испытательной трассе под Москвой много лет назад. Вот это была машина, так машина! Не "Серебряная стрела" конечно, но на тех, кто её в то время видел, она производила неизгладимое впечатле-ние. Для советских людей 1950-х годов, не избалованных дизайнерскими изысками, обтекаемый ракетный "фюзеляж" гоночной "Победы" казался чем-то фантастическим. Тогда о его рекорде много писали в прессе, и он даже всерьёз подумывал о карьере профессионального автогонщика. Но в итоге любовь к небу и мечта о космосе всё же перевесили...
       Так что возможности мерседесовского двигателя Беркута не потрясли, хотя он и отдал должное прекрасным разгонным качествам мотора и добротной немецкой подвеске.
       А вот Архипов напротив - вёл себя, как мальчишка, глаза его горели:
      - Учти, тачка отлично прокачена. Мой приятель-хоккеист заказал её на фирме в спортивной комплектации. Как раз машина для профессионального пилота навроде тебя. Не автомобиль - ракета!
       Павел вежливо кивал, хотя на самом деле его гораздо больше занимала девица на заднем сиденье. Что привело её в этот сквер напротив его дома? Вероятно, она снова караулила его. Акцент выдавали в ней иностранку, хотя русским она владела свободно, непринуждённо болтая со знаменитым бардом. А может она из Прибалтики? И её цель вовсе не он, а Архипов? Ведь тысячи женщин по всему СССР мечтают познакомиться с самым популярным певцом. А прошлая их встреча возле ателье и в Звёздном городке была хитроумно задуманной подготовкой именно к этому свиданию с музыкальной знаменитостью.
       Загадочная особа сама разрешила все его сомнения:
      - Я американская журналистка, - объявила она Беркуту, - хочу сделать о вас репортаж.
      "Вот так-так! - изумился Павел. - Не девица - лезвие судьбы! Способная одним своим приближением "рассечь" в клочья самую успешную карьеру. И всё-таки он даже не вздрогнул от слов пассажирки, ибо подсознательно был готов к чему-то подобному.
       Между тем девица предложила мужчинам по сигарете из своей пачки. Архипов небрежно взял, а когда Беркут отказался, усмехнулся:
      - Напрасно. У них в Штатах популярный рекламный слоган есть: "Выпусти дым ей в лицо, и она последует за тобой на край света". - И подмигнул девице:
      - Последуете?
      - Поглядим - невозмутимо ответила она.
      - Где же вы так наблатыкались говорить по-русски? - заинтриго-ванно поинтересовался Архипов.
      - В Вашингтонском Институте русского языка "наблатыкалась", - небрежно ответила певцу американка, даже не удостоив его взгляда.
       Музыкальную знаменитость столь прохладное отношение задело. Любимец миллионов женщин не привык выглядеть пустым местом в очаровательных глазах, потому азартно принялся охмурять "нестандартную" красотку.
      - Вот как? Хм...я бы сам ни за что не догадался, что вы не наша, - снизошёл до комплимента Архипов, хотя привык получать любую женщину по одному лишь взгляду. - Вы вполне можете сойти за русскую.
      - А я и чувствую себя русской, когда приезжаю к вам, - без бахвальства заявила американка. - Потому что люблю Россию. Даже летаю к вам не "Пан-Америкэн", а вашим "Аэрофлотом". Ил-62 ни в чём не уступает "Боингам", а бортовое меню у ваших мне нравится даже больше - люблю водку и икру. - Всё это она произнесла, по-прежнему почти не глядя на Архипова, ибо всё её внимание было сконцентрировано не мужчине, что сидел за рулём "Мерседеса".
       - Так вы не откажите мне в интервью? - с надеждой спросила она, не понимая, как истолковать его молчание.
      - Минуточку, а вы ничего не перепутали, леди? - встрял меж ними Архипов, в котором вдруг всерьёз взыграла банальная ревность: "как это так, разве не он тут главная звезда?!" - Может, вам всё-таки нужен я?
      - Нет, - репортёрша едва удостоила взглядом певца и уверенно указала на Беркута. - Мне нужен он. Вы, господин Беркут! То есть простите, товарищ Беркут.
       Она повернулась к Павлу и дальше говорила только с ним:
      - Вас считают одним из главных кандидатов на полёт к Луне на новом советском корабле. У нас в Штатах я уже сделала несколько репортажей о ваших коллегах-астронавтах, которые тоже готовятся вступить в борьбу за главный приз тысячелетия. Теперь нашим читателем интересно узнать побольше подробностей о вас.
      - Обратитесь в пресс-службу - пожал плечами Павел. - Могу дать вам телефон.
       Таню это категорически не утраивало:
      - Зачем же ждать так долго? Ваша бюрократия будет тянуть по меньшей мере полгода, прежде чем даст официальное разрешение. Поговорим лучше прямо сейчас!
      - О чём? О моей будущей "лунной миссии"? - скептически поинтересовался мужчина. - Должен сказать, мисс, что впервые слышу о том, что меня пророчат в первопроходцы по этой части. Пока не выпущен официальный приказ, все эти разговоры лишь на уровне слухов и досужих домыслов.
      - Но у меня свои источники - авторитетно заверила девица. - Просто вы зачем-то хитрите со мной.
      - Я не знаю, кто ваши источники... Но не хочу благодаря вам выглядеть новым Мюнхгаузеном, который, как известно, слетал к спутнику Земли на пушечном ядре и благополучно вернулся.
      - Хорошо, тогда поговорим о предстоящем вам в ближайшее время полёте на корабле "Союз-Космос". Это правда, что все предыду-щие запуски новых беспилотных "Союзов" закончились ката-строфически, и что корабль, на котором вам предстоит лететь, является "чемпионом" по отказам разных систем?
      - Так, леди, стоп! - Павел предупреждающе поднял правую руку. - Вы похоже не совсем понимаете. Я человек военный и не могу вот так - без специального разрешения своего командования, - разговаривать с вами на эту тему. Вам нужно обратиться в Главное политическое управление Советской армии, там вам подскажут по какой форме нужно оформить официальную заявку и куда её подать.
      - Но ваши чиновники затребуют от меня заранее все вопросы и выбросят большую часть из них! - с видом полнейшего отчаяния воскликнула девушка. - И даже если после долгих мытарств я получу официальное разрешение, наш разговор будет происходить в присутствие специального политофицера, который всё испортит! Поймите, мои редактора в Нью-Йорке будут недовольны моей работой, и я могу лишиться места!
      - Мне жаль, но таков порядок. А сейчас скажите в какой гостинице вы остановились, и мы завезём вас туда.
      
       ...Через пятнадцать минут Павел остановил "Мерседес" у входа в "Метрополь". Он не хотел выходить из машины, но американка мягко настояла, чтобы именно он проводил её хотя бы до лифта, сославшись на травму голеностопа, которую, якобы, получила сегодня утром, играя в теннис.
       Однако стоило им выйти, и Таня буквально через пять шагов чудесным образом "выздоровела". Схватив его за локоть, обманщица зачем-то потащила его не к зеркальным дверям, возле которых их ожидал с угодливой улыбкой бородатый швейцар в золотой ливрее, а в тёмную арку. Вероятно, чтобы там никто не мог их подслушать. В подворотне американка доверительно сообщила:
      - Теперь вы можете говорить абсолютно свободно.
      - Послушайте, леди, и всё-таки почему я? Нас космонавтов - два десятка.
       Американка тонко чувствовала собеседника: если вначале она была очень деловита, спешила напролом добиться от него чего-то, то, едва уловив его любопытство и вероятно даже мужской интерес, позволила себе толику кокетства:
      - Вы действительно хотите знать, почему я выбрала именно вас?
      - Меня просто разбирает от любопытства, - с иронией подтвердил он.
      - Хорошо. Мы в редакции устроили розыгрыш, - она хитро улыбнулась, и стала рассказывать: - Был День Святого Валентина, по-нашему День всех влюблённых: по офису порхали "почтальоны любви", и только на стол нашего "старого сухаря" Главреда Джека Белью до сих пор не приземлился ни один "аэроплан". Я подгово-рила коллег придумать короткое признание в любви боссу. И заодно указать имя своего русского космонавта, у которого каждый из нас хотел бы взять интервью для главной статьи итогового номера года, который будет посвящён вашей "красной космической машине". Вас я сразу забила за собой. Каждый журналист писал своего кандидата на сложенном в длину листе бумаге - "слипе" - и отправлял свой самолётик в сторону стола главного редактора. Мой достиг цели первым... Такая версия устраивает?
      - Хм, лотерея, значит, - хмыкнул Беркут. - А я выходит выиг-рыш...джек-пот?
      - Скорее, джокер, - поправила его Таня. - А если серьёзно, то на данный момент вы самая интересная фигура советской космиче-ской программы! Во всяком случае, для меня это так.
      Можно было не сомневаться - цепкая репортёрша сделает всё, чтобы любой ценой "выцарапать" у него интервью. Но как она его вычислила, ведь Москва - большой город?!
      - И всё-таки, леди, как вам удалось меня найти? Только не пытайтесь меня уверить, что мой адрес вам дали в киоске "Мосгорсправки".
      Американка усмехнулась с видом лёгкого превосходства:
      - Нью-Йорк и Вашингтон - тоже не маленькие, но там у меня никогда не возникает трудностей, если появляется необходимость кого-то проинтервьюировать. Как у вас говорят, "кто ищет - тот всегда найдёт!". Ваша фамилия сама привела меня к вам. А как я раздобыла все явки и пароли, чтобы лично познакомиться со знаменитым Беркутом, - какая вам в сущности разница? Главное, что я тут.
      - Вы давно за мной наблюдаете, я видел вас возле ателье и в Центре подготовки, вы что, изучали меня, прежде чем подойти?
      - А если я скажу, что впервые увидела вас среди бутербродов с кабачковой икрой и селёдкой на засаленной газете во время поэтического "квартирника" у некоего сценариста, - насмешливо заинтриговала журналистка.
      - Исключено. Я бы запомнил ваше лицо. Эти фиалковые глаза...
      - Эти силиконовые линзы... - передразнила его Таня. - Я ношу их с 18 лет, и иногда меняю цвет. Мне нравится что-то менять в себе, сегодня я брюнетка, завтра блондинка. А потом вообще могу побриться наголо.
       Павел немного оторопел от такой лихости, впрочем, быстро взял себя в руки:
      - Всё равно я бы запомнил. У меня память на лица, особенно женские.
      - Я не райская птица, чтобы цеплять взгляды мужчин, - с прене-брежением фыркнула Таня. - Там были женщины гораздо красивее, некоторые просто неземной красоты.
       - А-а, кажется вспомнил! Коммуналка, где вы меня увидели, располагалась над знаменитым гастрономом "Елисеевский"? - уточнил мужчина.
       Таня холодно поправила:
      - Нет, в киношном доме на "Мосфильмовской". И не коммуналка, а нормальная "двушка". "Квартирник" собирал сценарист, кажется по фамилии Абадашьянц. И не пытайтесь подловить меня на лжи! Я не подозревала, что знаменитый Павел Беркут та-кой...Учтите, когда вы слетаете на Луну наш журнал "Тайм" наверняка объявит вас "человеком года", все будут думать, что вы, как это у вас говорят: "рыцарь без страха и упрёка", а вы...
       Перчатка была брошена! Павел хмыкнул и с интересом посмотрел на умную, дерзкую американскую "штучку", которая совсем не была похожа на советских журналистов. Просто "акула пера"!
       Перехватив его удивлённый, уважительный взгляд, она перешла в контратаку:
      - Ведь ваша ракета действительно имеет массу неисправностей? Что вы чувствуете в глубине души, будучи вынужденным лететь на ней?
       Мужчина скрестил руки на груди и с тонкой улыбкой на губах покачал головой:
      - И всё-таки...за кого вы меня держите, леди? Неужели вы думаете, что мне не известны ваши журналистике штучки! У вас ведь диктофон в сумочке. И наверняка он включён... Не надейтесь, что я скажу вам что-то более того, что вы можете прочитать в наших газетах.
      - В ваших газетах всё публикуется слишком официально, а я хочу показать человека, идущего на подвиг!
      - Обычная работа.
      - Вот и расскажите об этом. Мне всё интересно. Я буду задавать вопросы, а вы...
      - Простите, мисс, но я уже сказал: я человек военный, у нас так не положено, - холодно повторил Павел. - Не думаю, что моему руководству понравиться, что я имею несанкционированные контакты с иностранной прессой. Вот приходите на пресс-конференцию.
      - И всё же подумайте, я просто хочу сделать профессиональный, честный материал - крикнула ему в спину Таня.
      
       Вернувшись в машину, Беркут застал Архипова листающим какой-то журнал. Выяснилось, что его оставила на заднем диване американка - скорее всего умышленно. Журнал был на англий-ском языке, которым певец совершенно не владел. Бегло посмот-рев фотографии, он протянул сувенир новому приятелю:
      - Здесь по твоей части.
       От "Метрополя" помчались назад. Снова всё повторялось: стрелка на спидометре подрагивает у отметки в 200 километров в час, визг покрышек на поворотах, лихие пролёты на красный свет светофора. А в салоне по контрасту с бешенной гонкой тихо звучит из автомагнитолы меланхолично-задумчивая испанская гитара. Только теперь за рулём сидел сам хозяин.
      - А ничего девочка, - рассуждал Архипов, - и на тебя сразу запала... Оно и понятно: ты - настоящая "звезда" мирового масштаба! Я по сравнению с тобой так - погулять вышел. Девочке твоё внимание гораздо приятнее. Хоть взял у неё телефончик-то?
      - Слишком молода для меня. И потом она американка.
      - Американка? - будто снова удивился этому обстоятельству певец и улыбнулся собственным воспоминаниям. - Была у меня одна американка... Джессика звали - не женщина, а необъезженный мустанг! Негритянка, - море темперамента... А в общем, я тебя понимаю: "барышня из недружественной державы" и всё такое... А ты человек военный, офицер ВВС!
       На огромной скорости влетели в ярко освещённый туннель, прямо в хост жёлтой милицейской "Волге" с большими синими буквами "ГАИ" на багажнике! Но сидящий за рулем "Мерседеса" лихач даже не дернулся. Вместо того, чтобы сбросить скорость, он спокойно пошёл на обгон. И при этом всё с тем же абсолютно невозмутимым видом!
       Позади возмущённо взвыла сирена, сердитый голос из громкоговорителя грозно потребовал:
      - Водитель автомобиля с временным номером 72-77 ЛЛС, немедленно остановитесь!.. Немедленно остановиться!
       Так как нарушитель и не думал подчиняться, гаишники бросились в погоню, только куда им было против "Мерседеса", у которого под капотом мотор втрое мощнее! Звёздный водитель за рулём иномарки легко оставил преследователей далеко "за кормой". Хотя по здравой логике бежать ему не было никакого резона, ведь достаточно знаменитости было показать своё лицо сотрудникам милиции, и те ещё извиняться станут. Только мятежной душе артиста хотелось сильных ощущений. Схватки!
      - Не одобряешь? - оторвавшись от дороги, бородач внимательно взглянул на пассажира, и усмехнулся. - Вижу, что не одобряешь. Меня многие считают аморальным подонком. Осуждают за систематические пьянки-гулянки. У них это называется "социаль-но-бытовым разложением". Но мне плевать. С Останкинской телебашни плевать на их ханжеское осуждение! Потому что я во всяком случае живу, а они лишь коптят небо, немногим отличаясь от мертвецов.
       Певец потянулся к магнитоле, включил более энергичную музыку и шутливо заявил:
      - Вот, это более соответствует моменту! Как думаешь?
      - Пожалуй, - согласился Павел, давая понять, что он то как раз товарища по приключению вполне понимает. Архипов это мгновенно уловил и оценил, так как доверительно сказал:
      - Правильно, ты меня должен понимать, потому что знаешь, что такое жизнь на максимальной скорости - "на сверхзвуке", на запредельных перегрузках.
       Легко оторвавшись от погони, Архипов свернул в переулок, и чтобы избежать наверняка уже объявленной на нарушителей облавы, запетлял хорошо известными ему "козьими тропами" через сквозные дворы, какими-то тёмными проездами.
       - Они клеймят меня с разных трибун за то, что я своими "трактирно-тюремными" песнями и аморальными поступками, якобы, разлагаю благовоспитанных граждан, растлеваю нашу советскую молодёжь, нарушаю общественные приличия, осквер-няю святые понятия! - Архипов скрипнул зубами и так резко повернул, что сбил бампером мусорный бак. Он словно загнанный охотниками во время облавы волк пытался вырваться за флажки. - Даже мой родной отец под впечатлением некоторых сволочных фельетонов и выступлений зовёт меня антисоветчиком и провока-тором! Но вот что интересно: за все чинимые мною безобразия меня тем не менее до сих пор не стёрли в лагерную пыль и не упекли в психушку...Хотя тоже, как и этого алкаша с "белочкой", пару раз подкарауливали у подъезда - "скорая": два санитара с фигурами грузчиков и врач-психиатр - такие бригады высылают и к "иноагентам-антисоветчикам -шизофреникам" навроде меня.
       Они мчались сквозь ночь, лавируя в каменном лабиринте. В свете фар возникали то кирпичная стена, то тесная нора подворот-ни, куда Архипов без колебаний нырял. Временами впереди или сбоку появлялись красно-голубые всполохи рыщущих патрульных машин, но гонщик за рулём спортивного мэрса, словно професси-ональный угонщик, легко избегал расставленных засад и ловушек. И продолжал раскрывать душу достойному слушателю:
      - А знаешь, почему они меня побаиваются? - указал он пальцем вверх. - На Руси власть предержащие по-настоящему всегда боятся только популярных в народе юродивых, потому что обидеть юродивого, народного кумира - величайший грех... Вон и последний русский царь Николай в январе 1906 года удостоил чести чаёвничать со всем его монаршим семейством типичного юродивого - Митьку Гугнивого. Даже Сталин заискивал лишь перед нашим братом.
       "Хорош юродивый, - подумал Беркут, скосив глаза на водителя. - Не в рубищах, не босоног и не нищ, а в модных импортных тряпках за рулём Мерседеса! Да ещё явно страстно желает быть официально признанным своими недругами и гонителями из союзов композиторов и писателей. Мечтает, чтобы в госиздатель-ствах выходили его сборники стихов и романы; чтобы фирма "Мелодия" выпускала пластинки с его песнями. Какой же ты после этого юродивый?!.. Но раз не получается прислониться к власти, остаётся встать в позу непризнанного и гонимого гения, блаженного. Всё же ты артист!..".
       Впрочем, справедливости ради следовало признать, что в некоторых своих песнях Архипов действительно ходил по краю дозволенного советскому артисту, этого у него было не отнять. Он был грешен и свят. Безмерно широк душой. Но бывал и по-человечески ничтожен. Ему не чуждо было мелочное тщеславие и мещанство, и при этом мог снять с себя последнюю рубашку ради ближнего своего; бесстрашно рвануть тельняшку на груди - в Архипове было всё от русского человека, за что его и любили в народе...
      
       В салоне "Мерседеса" было темно, в отсветах приборов и уличных фонарей выражения сурового, бородатого лица популяр-ного барда было не разобрать, но хриплый голос звучал горделиво и благодушно:
      - Я исключение из правил, культурный феномен, если хочешь! - без ложной скромности объявил полуподпольная звезда домашних магнитофон и "левых" концертов. - Я - сакральный глас народа! Вот и позволено "святому хулигану" то, что никому больше не позволяется. Конечно, кому понравиться, что какой-то самозванец, приблатнённый "дурик" с гитарой пасётся на их законной территории?! Вот эта сволочь против меня и объединяется: не пускает меня в свои профессиональные союзы, жилищные и дачные кооперативы, международные делегации. Помнишь, как у Раневской: "Я получила квартиру от нашего замечательного правительства, в новом высотном доме, который называют элитным. Тут живут учёные, писатели, артисты, композиторы и другая сволочь...".
       За разговором они подъехали к дому Беркута, певец загнал "Мерседес" за шлагбаум во двор. Вышли из машины. И тут выяснилось, что рискованная гонка по тёмным дворам не обошлась без неприятных последствий. Одна фара оказалась разбита. Архипов присел перед ней на корточки, озадаченно почесал затылок:
      - М-да...прокатились с ветерком на двести целковых.
      Чтобы подсластить себе пилюлю, поэт немедленно сочинил прибаутку:
      - У трактира после пьянки сел я на лихача - собралася на поминки вся моя родня.
       Но тут мимо по прилегающей улице пронеслись с воем сирен сразу два патрульных "Москвича" ППС. Мужчины прыснули со смеху им вслед. Повеселевший певец подмигнул Беркуту:
      - Не согрешишь - не покаешься.
      
       Викины гости разошлись только глубоко за полночь. Пора было ложиться, только Павлу не спалось. Сидя за столом у себя в кабинете, он листал номер National Geographic, который целиком был посвящён предстоящей американской экспедиции на Луну. Особенно поражали опубликованные параметры их только что построенной специально для Луны ракеты "Сатурн-5", которая должна будет доставить экипаж "Аполлона" к цели. Она имела 111 метров в высоту, работала на керосине, жидком водороде и кислороде, и была самой мощной, самой большой и самой тяжёлой ракетой в истории.
       Павел отложил журнал. На столе перед ним стояли портатив-ная пишущая машинка и японский карманный телевизор. Задумчиво постучав по клавишам машинки, мужчина взял со стола свою любимую фотографию в рамке на которой были запечатлены Королёв и Гагарин вместе на скамейке. Он часто смотрел на них в минуты внутренних сомнений, будто ища поддержки учителей и кумиров.
      "Неужели американцы действительно имеют в состоянии готовности столь совершенную машину? И почему тогда они, не опасаясь нас, открыто публикуют столь сенсационные данные, ведь исход лунной гонки пока ещё совсем не предрешён?" - недоумевал ошеломлённый Беркут.
      
       В кабинет вошла Вика.
      - Я допускаю, что в каких-то вопросах ты можешь с ними расходиться, но ты не должен был грубить моим коллегам - произнесла жена сердитым голосом и со странным выражением лица. Словно с Беркутом разговаривает сфинкс с лицом женщины-фараона. Так с ней бывало - временами контроль на собственным лицом давался ей не без некоторого труда. Это хорошо, что гости уже ушли, и никто на заметит, что с хозяйкой что-то не так, ведь уже завтра она снова будет в форме.
       Нет, Вика не перебрала со спиртным и не баловалась запре-щёнными препаратами, и слава богу внезапный инсульт её не поразил. Просто совсем недавно, к супруге вероятно, заглянула знакомый косметолог. Она могла приехать по вызову клиентки даже в два часа ночи, если Вику снова накрывала паническая волна острого недовольства собственной внешностью. Пока Беркут катался, знакомая "косметичка" обколола проблемные места на её лице, где норовили появиться предательские морщин-ки. Теперь после очередной серии "уколов красоты" кожа на лице Вики какое-то время будет выглядеть гладкой и свежей, словно у молоденькой девочки. Вот только побочным эффектом омолажи-вающей процедуры была частичная потеря чувствительности в мимических мышцах. Непрекращающаяся битва с возрастом посредством пластической хирургии и агрессивной косметологии неумолимо превращали лицо жены в подобие идеальной фарфоро-вой маски. На этом отполированном косметологами лбу не могло появиться вертикальных складок суровой строгости или продоль-ных морщин искреннего удивления. Натянутое словно кожа на коленке лицо жены со временем вообще может разучится выражать какие-либо живые эмоции кроме тех, что должны входить в комплект преуспевающей "бизнес-леди".
       Впрочем, Вероника никогда не видела в этом большой пробле-мы. Будучи профессиональным американистом, она предпочитала всегда делать вид, что у неё всё о'кей, всё под контролем, для чего регулярно отрабатывала перед зеркалом тонкую царственную улыбку. Считала, что из всех человеческих эмоций на её безупреч-ном лице "имеет право" играть лишь она. Зато в её арсенале было насколько десятков оттенков американизированного "оскала" на все случаи жизни - приветливости, беззаботности, превосходства, в крайнем случае лёгкого презрения и т.д. И теперь ощущая прилив уверенности в себе после того, как случайно замеченные у себя морщинки снова побеждены, Вика снова ощущала себя королевой (хотя и временно потеряла способность прожигать в нём дыру посредством высокомерно-презрительной улыбки).
      - Интеллигентные люди никогда не позволят себе такого тона, который позволил ты! - сердито произнесла она, с усилием двигая губами и щеками. - Знаешь, что мне сказал Александр Викторович (имелся в виду её шеф, директор института Бубновский) на прощание? "Что же это вы, Виктория Всеволодовна, не предупре-дили нас, что ваш супруг такой резкий мужик".
      - Что ж, теперь он об это знает, - не сдержал самодовольной усмешки Павел стоило ему вспомнить, как перекосило обоих болтунов от его слов.
      - Ты это нарочно, да, чтобы вывести меня из себя? Да ты мизинца их не стоишь! Джермен Гвициани и Саша Бубновский настоящие интеллектуалы, и ты хотя бы мог проявить уважение к их заслугам перед наукой. И потом, я же просила тебя! Как ты мог забыть, что решается вопрос о моём назначении?!
      - Ну извини, понесло меня с ними... Только скажи мне, а к этому деятелю из автосервиса я тоже должен был проявить почтение? Этот "фирменный кабанчик" тебе нужен тоже для карьеры, или же ты уже имеешь его в виду на тот случай, если у нас появиться новый автомобиль? - с вкрадчивой иронией в голосе поинтересо-вался Павел.
       Вика сделала над собой усилие, чтобы на манер своей любимой голливудской звезды слегка капризно поджать губы, глаза её будто подёрнулись ледяной плёнкой:
      - Ты так и остался "сапогом", хотя и выбился в космонавты! Как ты ещё не понял, что все эти люди делают нашу жизнь намного комфортней, интересней - качественней! Мы нужны им, но и они необходимы нам. И дело не только в вещах и услугах, которые ты тоже получаешь по первому своему желанию. Благодаря всем этим нужным и влиятельным, как ты презрительно выразился "деяте-лям", мы можем устраивать в лучшие больницы наших дальних родственников и просто знакомых; проталкивать в столичные ВУЗы способных ребят. Доставать билеты в Большой театр на лучшие премьеры! Мы - часть элиты, а это не только даёт нам огромные возможности, но и предъявляет к нам определённые требования.
      - И с "Казановой" Валдисом я тоже был недостаточно любезен, милая? - язвительно поинтересовался Беркут.
      - Этот чудесный молодой человек-то чем тебе не угодил? - с изумлением воскликнула Вика.
      - Он же пришёл в наш дом, чтобы снять себе мужика на ночь!
      - Фу, каким ты бываешь невыносимо грубым! - скорчила презри-тельную мину Вика.
      - А что прикажешь думать, когда у мужика жемчужные серьги в ушах? Или это считается вполне нормальным у твоих богемных приятелей?
      - Не преувеличивай.
      - Какое там "не преувеличивай"! Паренёк так лихо "зашёл мне в хвост"! Когда я понял, куда он клонит, то рванул от него будто "на форсаже". Уж поверь, я на войне от американских "Сейбров" так не бегал, как от этого субтильного соблазнителя.
      - Просто, Беркут, ты человек военной архаики и сложный мир искусства тебе недоступен. У мальчика скоро премьера, он должен танцевать утончённого юношу эпохи Возрождения, вот ему и приходиться входить в образ. Из-за этих серёжек он даже не может как все нормальные люди ходить по улицам и спускаться в метро, потому что сразу милиция привязывается. А он - артист! Очень интеллигентный юноша из Прибалтики. Бесконечно талантливый, прекрасно воспитанный, тонкий. Как тебе вообще не стыдно плохо говорить о нём. Такой хорошенький, аккуратный, а как танцует! На сцене он - ну просто бог!.. Видишь, как ты скверно думаешь о людях. А Валдис, между прочим, женат на родственнице самого Косыгина!
      - И чтобы заняться любовью с женщиной, твоему Валдису сначала требуется, чтобы его хорошенько поимел мужик.
      - Господи, да кто тебе сказал такую гадость? - всплеснула руками Вика.
      - Твой "автофирмач", дорогая. Это его слова, я лишь процитиро-вал. Он твоему балеруну регулярно чинит машину и называет его за глаза "заднеприводным Вадиком". Так что может я и "прими-тивный сапог", но порой от твоих знакомых меня просто оторопь берёт.
       Окончательно разочаровавшись в нём, Вика ушла. Павел продолжал сидеть. Задумчивый взгляд его скользнул по листу бумаги, заправленному в каретку печатной машинки, на котором появилось непонятное слово "игрень". Он машинально набил его сам перед тем как вошла жена. Абракадабра какая-то.
      
      Глава 11
       Сегодня Павел Беркут приехал в подмосковный Калининград. В этом городе располагалось ОКБ-1 - знаменитая ракетная "фирма": конструкторское бюро и завод-изготовить, в которых создавалась Гагаринская "семёрка" и корабли теперь уже легендарной серии "Восток".
       После смерти Сергея Павловича Королёва генеральным конструктором флагманского объединения отрасли назначили его соратника Михаила Бурова. Но в этом качестве талантливого инженера сразу же стали преследовать фатальные неудачи. При нём начались запуски испытательных кораблей новой серии "Союз-Космос", и все они прошли неудачно: первый беспилотник взорвался в стратосфере при возвращении с орбиты на Землю. Во время старта второго по непонятной причине самопроизвольно включились резервные двигатели, и ЭВМ дало команду на самоподрыв ракеты. Третий "Союз" ещё в полёте стал чемпионом по отказам разных систем, а при посадке автопилот допустил гигантский промах и спускаемый аппарат затонул в Аральском море. Четвёртый же корабль несчастливой серии, на котороом предстояло лететь Беркуту, пока ещё находился в сборочном цеху...
       Встретились они в огромном кабинете генерального конструк-тора. Странные портьеры висели у Бурова за спиной, на окнах - тяжёлые, красного цвета, как кровь, как пожар. Разговор их начался на этом кроваво-огненном фоне. И собеседник Беркута похоже чувствовал, что это фон новой катастрофы, но почему-то принимал всё как есть. Возможно потому, что был фаталистом...
       Потом коллеги вместе шагали по территории предприятия. Лицо Бурова сохраняло выражение глубочайшей озабоченности. У него даже походка стала почти такой же, как у его покойного шефа Королёва - ссутуленная, озабоченная, словно ему на загривок взвалили тяжеленный мешок проблем весом в центнер и велели тащить дальше по жизни. Ответственность на этого человека и в самом деле легла колоссальная. Как новый Генераль-ный конструктор Буров отвечал и за свой корабль и за ракету-носитель, и за двигатели, короче за весь комплекс "Союз". Все отраслевые предприятия - НПО "Энергия", ЦСКБ "Фотон", и прочие замыкались на него. Отныне именно Буров нёс персональ-ную ответственность за всё перед Политбюро и лично перед Брежневым. И при этом он пребывал в вечном творческом поиске, в пелене мыслей. Блестел очками, шуршал на ходу карандашом по страничке блокнота - думал, как еще усовершенствовать произ-водство и своё любимое детище - корабль новой серии...
       Павел старался не отвлекать конструктора от его размышлений и поглядывал по сторонам: у них над головой, на крышах зданий были установлены гигантские тарелки антенн. Очень скоро их наведут на плывущий над землёй космический корабль, в котором будут сидеть они с Николаем Куликом. Но уже сейчас огромный космический флот Советского союза, состоящий из десятков научных судов контрольно-измерительного комплекса, во главе со своим флагманом научно-исследовательским судном "Космонавт Юрий Гагарин" вышел в море из портов приписки. Чтобы к моменту старта их ракеты занять позиции в мировом океане для обеспечения постоянной устойчивой радиосвязи между экипажем и наземным центром управления полётами. Вся эта мощь безусловно завораживала и вызывала законную гордость за державу...
       А пока до старта "Союза" ещё оставалось время они двое - Главный конструктор и командир экипажа "Союза" шагают по территории головного предприятия отрасли, где куётся космиче-ская слава страны, чтобы осмотреть почти готовый к старту корабль. Навстречу им то и дело попадались люди в военной форме, как напоминание о том, что космонавтика - лишь побочное дитя гонки вооружений. В своё время и Гитлеру, и Сталину дела не было до мирного освоения космоса, зато им требовались боевые ракеты вместо морально устаревающей классической артиллерии, чтобы внезапно поставить мат в два хода более сильному противнику. Иначе бы главные диктаторы ⅩⅩ века и пфеннига (рубля) не дали основоположникам ракетостроения на их романтические бредни...
       Почти всё тут на территории предприятия, разве что кроме этих антенн, было построено ещё при Сталине, как и огромный цех, к которому они подошли. Его кирпичную стену, обращённую к входящим, на уровне третьего этажа украшал барельеф нового генсека партии Брежнева, а до этого тут почти десять лет красовался портрет Хрущёва (а до него - Сталина).
      
       Прежде чем направиться в святая святых - в сборочный цех, мужчины зашли в специальную раздевалку. Оставив тут верхнюю одежду, облачились в особые костюмы, закрывающие фигуру человека с ног до головы, чтобы не занести с улицы частицы пыли в стерильную среду, где собираются космические аппараты.
       В цеху первое на что невольно натыкался взгляд был вовсе не "Союз", а огромный яркий плакат с изображением миловидной работницы в синем комбинезоне с подшипником в руках на фоне заводов и летящей ракеты с серпом и молотом на боку. "Советское - значит отличное!" - гласила подпись под плакатом. И тут же через все пространство трёхсотметрового производственного ангара шла надпись аршинными буквами на кумачовом транспа-ранте: "Наш трудовой коллектив борется за высокое звание передовиков Коммунистического труда. Каждый квартал обязуем-ся поднимать производительность труда на 8%".
       Конструктор и космонавт поднялись на балкон и оттуда долго обозревали находящийся пока на стапелях корабль, который уже через неделю отправят по частям грузовыми самолётами на космодром для окончательной сборки перед стартом. Странное чувство испытывал Павел, глядя на свой будущий корабль. Будто тебе досталось устройство, в техническом паспорте которого написано, что это самое передовое на сегодняшний день достиже-ние технического прогресса, сплав всего лучшего, что есть в науке. При этом частью своего сознания ты понимаешь, что это не совсем так...
       Тем не менее, о плохом соратники старались не говорить, хотя оба прекрасно понимали, что предстоит авантюра, приуроченная к очередному съезду партии и юбилею Октябрьской революции. Ведь после всех недавних неудач разумно было бы готовить новый испытательный пуск. Вместо этого руководство страны решило запустить космонавтов. А следом и ещё двоих, чтобы отработать на орбите важные этапы будущего полёта на Луну и раструбить на весь мир, что для Советского Союза не существует недостижимых вершин. Хотя на самом деле из-за неудач с "Союзами" и пробле-мами с доводкой сверхтяжёлой лунной ракеты H-1 СССР начал отставать в лунной гонке от США. Причиной этого были внутрен-ние проблемы. И связаны они были во многом с конкуренцией между космическими КБ, которые никак не могли договориться о совместных действиях по производству нужных двигателей для ракеты-носителя экспедиционного лунного корабля Л3.
       И чтобы преодолеть внутренний кризис и попытаться нагнать американцев забуксовавшей советской космической программе, как воздух требовался успех с "Союзами", которые были важным промежуточным этапом перед Луной. И все это прекрасно понимали. Поэтому, хоть корабль и был явно недоработан, и шансов для его экипажа вернуться из космоса живыми было примерно пятьдесят на пятьдесят, отказ от полёта даже не обсуждался.
       Осмотрев корабль целиком, конструктор и космонавт спусти-лись со смотрового балкона и подошли к командному отсеку, который ещё не был закрыт панелями аэродинамических обтека-телей. Кресло в кабине выглядело великолепно: обтянуто синим материалом, похожим на бархат, в изголовье вышита цветной нитью эмблема корабля "Союз-космос-4", и его личный шеврон "Командир, Беркут П. П.". А ещё выше "Полковник Ю.А. Гагарин".
      - Мы решили оставить его шеврон - пояснил Буров. - Юрий Алексеевич должен был лететь на первом "Союзе", они с Королёвым об этом сразу договорились. И его возвращение к полётам на истребителе было началом подготовки к полёту. Но не судьба... Твоё мнение, как считаешь?
      - Всё правильно, - одобрил Павел. Ему импонировало, что Буров спросил его мнения. И что на руке его старенькие часы марки "Победа", которые он подарил ему после своего полёта. По традиции, космонавты по возвращению из полёта дарят своему конструктору что-то из вещей, побывавших на орбите. Беркут подарил Бурову эти часы, с которыми прошёл войну и много раз оказывался в опасных ситуациях во время испытаний. И то, что Буров с сих пор носит именно их, а не какой-нибудь дорогой импортный хронометр, лишний раз подчёркивало его особое отношение к шеф-пилоту своей "фирмы".
       Конструктор предложил Беркуту опробовать будущее рабочее место. Павел знал, что кресло-ложемент отлито специально под него: подобно скафандру, оно изготавливалось под конкретного человека. Точность миллиметровая. Такая точность при изготов-лении ложа для космонавта необходима для равномерного распределения нагрузок по поверхности тела, чтобы обезопасить его при ударе о землю во время приземления.
      - Фирма! - Заранее предвкушая массу положительных эмоций, Павел показал выставленный большой палец. Он забрался в кабину, с удовольствием уселся в кресло и попробовал дотянуться до приборной доски; покрутил корпусом, и неожиданно почув-ствовал серьёзный дискомфорт.
      - Тесновато тут как-то... а на мне ещё скафандр будет, - смущённо заметил Беркут и вопросительно взглянул на генерального. Тот нахмурился и отвёл глаза. Впрочем, это не были бегающие, врущие зенки чиновника, в выражении глаз Бурова чувствовалась какая-то недосказанность и вина. У Павла заныло в груди от нехорошего предчувствия, но он постарался разрядить возникшую неловкость:
      - Ну ничего, Михаил Васильевич, в тесноте, да не в обиде, верно?
       Буров помялся, закашлялся, но затем поднял виноватые глаза на космонавта и огорошил его новостью:
      - К сожалению, Павел, в этот раз пришлось "выкинуть" ката-пультные кресла из кабины заменив их обычными ложементами. Скафандры вам с Куликом тоже придётся оставить на земле, оденете их в следующий раз - уже на Луну. А пока из-за недостат-ка места в кабине придётся лететь в обычных тренировочных костюмах.
       Беркут был так поражён, что минут пять молчал, переваривая услышанное. Ведь в случае новой катастрофы - на старте, в космосе или при возвращении на Землю скафандры и катапульт-ные кресла могли бы стать их последним шансом на спасение. А так получается, что вместо многослойных панцирей - гарантиру-ющих отличную защиту от огня и космической радиации, обеспечивающих автономный доступ кислорода и сохранение постоянной температуры и атмосферного давления, - на них будут обычные шерстяные костюмы... Потому что ради экономии места в кабине от них было решено отказаться. Кем? Почему?! Ведь таким образом риск для экипажа повышался многократно.
       Правда, впервые от скафандров было решено отказаться ещё при жизни самого Королёва, по его личному указанию, начиная с "Восхода-1". Сергей Павлович настолько уверовал в надёжность своих кораблей, что посчитал прежние меры безопасности излишней перестраховкой. Тогда многим казалось, что такая мера оправдана, ведь отказ от скафандров позволял взять с собой на орбиту больше полезного груза и увеличивать число членов экипажей. Но после серии недавних неудач подобная "экономия" на безопасности выглядела чистым безумием. Буров не мог этого не понимать, но почему-то согласился на это...
      - Ничего, Павел, как-нибудь обойдётся! - с каким-то стыдливым выражением лица конструктор принялся уговаривать испытателя, которого ещё ни разу не видел таким сосредоточенным, даже мрачным. - Вот ведь на "Восходах" всё обошлось, - и теперь пронесёт.
       Беркут видел по глазам конструктора, что он очень ждёт его ответа, как командира экипажа. И решал для себя как ему поступить: "Напомнить Бурову, что сотни замечаний, полученных за время испытаний, свидетельствуют о том, что новые корабли ещё "сырые"? Поэтому лететь без скафандров - верх самонадеян-ности?.. Глупо говорить об этом главному конструктору, он-то всё это понимает, как никто другой, и тем не менее, готов поставить свою подпись под рискованной затеей в расчёте на "авось пронесёт". Почему он так поступает? Ведь нормальный же мужик?.. Видать бюрократическая машина ему не подчиняется и обратного хода не даёт, - вот почему! Наверняка все прочие конструкторы уже высказались за полёт, сочтя, что основные недостатки устранены. В такой ситуации отказ космонавта в любом случае ничего не решит, а в глазах начальства будет означать лишь признание собственной профнепригодности. Главный может даже вспылить и обвинить меня в трусости".
       Подавив внутреннее сопротивление, подполковник Беркут ответил по-военному кратко:
      - Лететь готов.
      Хотя какая уж тут готовность! Невозможно с лёгким сердцем лететь на технике, которой всё меньше доверяешь! Тому же Гагарину было даже где-то проще: Юра хоть и был первопроход-цем, но при этом безоговорочно доверял Королёву; отсюда его лихое мальчишеское "Поехали!", когда "Восток" оторвал "космонавта номер один" от грешной Земли и понёс навстречу неизвестности...
      
       На обратном пути Буров предложил заглянуть в соседний цех. Они сразу будто переместились на сорок лет назад. За спиной у них в сборочном всё было устроено по последнему слову техники, поддерживалась чистота и образцовый порядок. Потому что там была витрина предприятия, куда часто водили высокие делегации. А показали бы иностранцам, что происходит буквально по соседству! Вот бы у всех этих начальников и зарубежных гостей вытянулись физиономии от изумления при виде восьмидесятилет-него старика в застиранной спецовке и очках с толстыми линзами, вытачивающего гайки для ультрасовременного биологического прибора на допотопном станке 1887 года выпуска, полученном от немцев в качестве военных репараций... Тут невольно задумаешь-ся о том, что может не так уж неправы те скептики, которые у себя на кухнях ворчат, что вся эта так превозносимая нашей пропаган-дой программа по освоению космоса - по сути всего лишь мелкий выпендрёж государства, желающего доказать всему миру своё доминирование над конкурирующей супердержавой...
       Уже на улице их нагнал невысокий мужчина лет шестидесяти, с сильно поредевшими волосами, но отличной фигурой борца, и сухим лицом, определённо имеющим сходство с известными изображениями римского императора Юлия Цезаря. Начальник первого отдела предприятия Владимир Путинцев, до своей отставки в звании полковника КГБ служил в восточногерманской резидентуре внешней разведки. Через год ему было на пенсию, но кадровый гэбист хватки не терял.
      - Товарищ, Буров, а я к вам? Вы взяли из спецфонда заводской библиотеки подшивку американских журналов "Aerospace America" и до сих пор не вернули, хотя срок прошёл три дна назад, - строго напомнил особист, нисколько не тушуясь от того, что перед ним директор. Даже пальцем ему погрозил, словно школь-нику: - Не хорошо, товарищ Буров, правила нарушать.
      - Извините, Владимир Владимирович, сегодня же верну, - клятвенно пообещал Буров.
       Потом они снова шагали с Беркутом по территории головного предприятия всей космической отрасли страны, и генеральный конструктор вполголоса говорил про "особиста":
      - Когда меня назначили на эту должность он меня вызвал к себе в кабинет, дал анкету и кучу бланков и велел заполнять, словно я обычный новичок с улицы, который пришёл устраиваться на завод. Признаться, я его даже побаиваюсь...
      
      Глава 12
       Через полчаса мужчины продолжили разговор за воротами предприятия - в паре километрах, на перекрёстке, в шашлычной под поэтичным названием "Рада". Заурядного вида закусочная типа "стекляшка" (или "наливайка") прилепилась к забору бывшей женской гимназии, а нынче обычной школы-"десятилетки". Место тут было проходное, предельно демокра-тичное, и потому идеально подходило для разговора по душам. Вокруг самый обычный народ ел, выпивал и громко спорил; и никто не обращал на них ни малейшего внимания, потому что Буров отпустил свой персональный ЗИМ и оставил в кабинете пиджак с приколотой золотой звездой Героя Социалистического Труда. Беркут тоже был не при параде.
       Среди посетителей преобладали продавцы с соседнего колхозного рынка - мужики с грубоватыми манерами, много было приезжих из азиатских республик.
       Ещё пара-тройка человек похоже зашла сюда перехватить шашлыка с пивом просто по пути, сойдя с московской электрички, ведь в паре сотне шагов отсюда находилась железнодорожной станции "Подлипки дачные".
       Народ ел и пил стоя за круглыми столами на железных ножках. Стульев посетителям не полагалось, как и посуды: шашлыки продавались на картонных тарелках, для напитков предназнача-лись бумажные стаканчики. И всё же какая-никакая, а культура в этой прирыночной забегаловке присутствовала (всё-таки через забор детишки в школьной форме резвятся), потому что причёску продавщицы украшала кружевная белая наколка, а на каждой столешнице стоял пластмассовый стаканчик с салфетками, солонка и две вазочки с чёрным и красным перцем.
       Павел обратил внимание на заботливого папашу, который кормил сына лет семи-восьми, аккуратно снимая малышу с шампура перочинным ножичком куски мяса. Под их столиком на крючке висел школьный ранец мальчика.
       Буров заметил с каким выражением товарищ глядит на эту пару и спросил:
      - Прости, Павел, раньше как-то не получилось спросить...дети-то у тебя есть?
      Беркут не сразу оторвал взгляд от отца мальчишки, который, старательно надувая щёки, дул на горячее мясо, прежде чем накормить им сынка. Наконец, медленно перевёл глаза на Бурова.
      - Нет у меня детей, - мужчина криво улыбнулся, - и, следователь-но, в случае моей гибели сирот не останется.
      - Да-а... - нахмурив лоб, протянул Буров, и с каким-то ожесточе-нием плеснул себе в горло стакан портвейна. - На меня постоянно давят переходить к пилотируемым полётам, чтобы не дай бог американцы нас не обошли! Понимаешь? Не волен я маневриро-вать, хоть и должность у меня высокая.
       - А почему бы вам не стукнуть кулаком по столу?! Вы же генеральный конструктор!.. Что они там понимают в технике! Особенно в такой передовой. Они же все сплошь неучи, только речи на собраниях толкать умеют.
       Собеседник глянул на Беркута с тоской затравленного зверя, и спросил:
      - Про Ненашева слышал?
      - Нет.
      - Был такой... Лауреат Госпремии, кавалер орденов Ленина и Трудового красного знамени. Он в своё время попытался им возражать... Дело было на одном высоком совещании. Представь: пришёл яркий, умный, живой человек, ну, и "плеснул присутству-ющим кипятку", не слишком выбирая выражения. А там большин-ство сидели выхолощенные, прилизанные, этакие заштампованные мутанты от промышленности и науки. Он среди них выглядел белой вороной, да ещё прямо в лицо всё им выказал, так, как оно есть - своими словами. Про их бездарное руководство, которое губит всё дело... Такое у нас не прощается. За это академик попал под колесо партийной критики, однако правильных выводов для себя не сделал. Тогда с ним в два счёта разобрались...
      - Неужели, убили? - опешил Беркут.
      - Хуже...Объявили сумасшедшим. Якобы на почве тяжёлого умственного напряжения и сопутствующего алкоголизма у академика развилась шизофрения. Теперь Ненашев безвылазно сидит у себя на даче - отрезанный от мира и науки. Хорошо хоть, учитывая прежние заслуги, его в "жёлтый дом" не упекли и смирительную рубашку не надели. Но видел бы ты, Павел, каким он стал! Совершенно другой человек - погасший.
       Помолчали. Снова выпили. Буров вдруг встрепенулся всем своим не слишком могучим телом, изменился в лице:
      - И всё-таки лететь надо, Паша! И лучшей кандидатуры чем ты, я не вижу. Ничего! На этот раз как-нибудь всё обойдётся! Техника у нас мощная, с большим запасом прочности. Я постараюсь всё учесть. "Союз" - машина с огромным потенциалом, сам знаешь какие в неё передовые технологии заложены - на десятилетия вперёд! Ещё американских астронавтов на ней в космос за валюту катать будем, вот увидишь! А впереди у нас Луна - она наша сверхзадача!
       Буров положил ему руку на плечо, заглянул в самые глаза, как близкому соратнику, которому готов доверить дело всей своей жизни:
       - Если теперь не докажем, что наша техника надёжна, они постараются зарубить весь проект лунного комплекса HI - ЛЗ, выводимого в космос сверхтяжёлой ракетой Н-1. Ты это пойми!
       Беркут и сам это прекрасно понимал. Знал, что между руководи-телями ведущих ракетно-космических бюро давно идёт ожесто-чённая подковёрная грызня, которая может поставить крест на выстраданных ещё покойным Королёвым разработках их "фир-мы".
       Правда, был момент, когда Королёв вроде как вознамерился вместе с Чаломеевым делать лунную программу. 8 сентября 1965 года Сергей Павлович даже пригласил главу конкурирующего с его "фирмой" Опытно-конструкторского бюро номер 51 Владими-ра Николаевича Чаломеева с ведущими сотрудниками к себе в ОКБ-1 на техническое совещание. На том совещании Королёв даже признал, что их Ур-500 и Ур-500К ("Протоны") имеют серьёзный задел развития, чтобы на их основе создать ракету, которая без промежуточной стыковки на орбите Земли сразу доставит прямо к Луне экипаж из двух человек со всем необходи-мым оборудованием для высадки.
       Но при этом, являясь непререкаемым авторитетом, Королёв, как генеральный конструктор, здесь у себя в Калининграде не собирался останавливать работы над собственной программой полёта к Луне с помощью двух комплексов, выводимых на орбиту Земли сверхтяжёлыми ракетами Н-1. Предполагалось, что запущенные двумя носителями блоки состыкуются в космосе, образовав гигантский корабль, большая масса которого позволит осуществить полёт к Луне и обратно. Корабль произведёт посадку на лунную поверхность, а затем часть его осуществит старт и возвращение к Земле. Такой вариант экспедиции был не самым экономичным, но представлялся надёжным и вполне реализуемым.
       Почему Королёв играл в такие игры с конкурентами, понять было сложно. Но он мог себе позволить не считаться ни с кем. И в конце концов добился что Совет министров СССР утвердил аванпроект лунного комплекса HI-ЛЗ, на основе разработок его "фирмы". По замыслу Королёва, Н1-ЛЗ выводился в космос созданными под его началом сверхтяжёлыми ракетами Н-1, с отстыковкой на орбите Луны лунного корабля (ЛК) от лунного орбитального корабля (ЛОК), и посадкой ЛК на поверхность Луны. Далее следовала высадка космонавта, проведение им некоторых экспериментов, сеанса телесвязи и сбора грунта. После чего производился старт ЛК с поверхности Луны, его стыковка с ЛОК и возвращение на Землю.
       Предполагалось, что свой первый полёт лунный комплекс Л3 должен отправиться на ракете Н1 в беспилотном варианте - такова была обычная практика испытаний. Для чего на космодроме Байконур уже выстроили стартовый комплекс. Одновременно пилотируемый корабль уже почти прошел полный цикл наземной экспериментальной отработки, а лунный посадочный модуль был готов к летным испытания на орбите.
       Но после смерти Королёва в ходе неудачной хирургической операции проект словно завис в воздухе, хотя уже был назначен день старта испытательной экспедиция к Луне.
       Унаследовавшему от Королёва его пост генерального конструк-тора Михаилу Бурову предстояло вдохнуть в амбиционный проект новую жизнь. И вначале казалось, что у приемника всё получится. Ведь он двадцать лет подставлял свое плечо Сергею Павловичу в качестве одного из замов и отлично знал тематику предприятия. Таким организационно-конструкторским опытом не обладал больше никто на НПО "Энергия". Вот только такого авторитета перед другими корифеями, какой был у умершего "Короля", у Бурова конечно не было. Старые зубры не воспринимали новичка всерьёз, его считали мальчишкой, выскочкой, не по праву севшим на освободившийся после смерти патриарха трон.
       В результате подтоварных интриг Бурова могли просто снять. А практически готовые ракеты Н1 с новыми двигателями - разрезать на металлолом. На металл могли пойти и нескольких комплектов лунных кораблей, сложнейшее технологическое сборочное оборудование на заводах, сооружения на космодроме Байконур! Вся техническая документация по марсианскому и лунному проектам также была под угрозой уничтожения. Слишком многое у нас держится на авторитете главного конструктора. Такое уже неоднократно происходило в авиации, когда жертвами интриг конкурирующей стороны становились уникальные самолёты.
       Поэтому-то столь высока была цена нынешнего пуска "Союза", и Беркут это полностью осознавал. Ведь если снова будет провал, то Глушаков, Чаломеев, а с ними и другие заслуженные "старики" получат решающий козырь против главного конкурента и смогут убедить руководство страны, что их собственные ракеты, двигатели, корабли, аппаратура гораздо надёжнее. Тогда результат работы тысяч инженеров и рабочих, а также миллионы народных рублей будут просто выброшены на ветер.
       В конечном итоге всё теперь зависело от экипажа - от них с Куликом: сумеют ли они в случае серьёзного отказа техники исправить всё вручную за счёт филигранного искусства пилотиро-вания и своего профессионального опыта. Такой груз громадной ответственности мог запросто раздавить любого, на чьи плечи он ляжет...
      
      Глава 13
       На сегодня у Беркута была запланирована лётная тренировка. При Центре подготовки космонавтов существовал авиационный полк, базирующийся на Чкаловском аэродроме. Авиационная часть специально была сформирована для тренировки космонав-тов-летчиков и ознакомительных полетов гражданских космонав-тов. Тут были собраны боевые самолеты МиГ-17 и МиГ-21. Имелись учебно-тренировочные истребители с двойным управле-нием ("спарка") МиГ-15УТИ. А также целый парк военно-транспортных и других специальных крылатых машин.
       Облачённый в противоперегрузочный костюм, Беркут вместе с напарником шагали вдоль строя сверкающих на солнце полиро-ванным металлом истребителей. При выходе из раздевалки Павел заметил нечто необычное: перед глазами стали порхать золотые и серебряные мухи. Загадочные насекомые просто мельтешили у его лица! Хоть руками отгоняй! Хотя так, пожалуй, сойдёшь за клоуна. Просто не надо обращать внимания на блестящее мельтешение, вероятно, причина его в скаканувшем артериальном давлении...
       Стараясь перекричать рёв авиационных двигателей, Павел рассказывал напарнику о недавней своей встрече с самим Никитой Архиповым. Никогда не видевший вживую "звёзд" такого уровня, Кулик слушал его с хищным вниманием. Особенно его волновали разные пикантные подробности из жизни знаменитостей, которые были вхожи в дом командира. У парня на лице было написано, как страстно ему хочется приобщиться к чему-то пряному, недоступ-ному для большинства, будоражащему воображение. Стать частью этого мира...
       Затем для поднятия настроения Беркут пересказал Кулику свежий анекдот, который услышал от знакомого лётчика возле проходной. Николай смеялся в ответ и старательно делал вид, что у него всё в порядке. Свой лётный шлем напарник пока держал в руках, непокорный чуб его светлых волос весело колыхал лёгкий ветерок, однако настроение у парня явно было не столь задорное. В последнее время напарник заметно сник и это было очень заметно со стороны...
       Когда молодые летчики стремятся попасть в отряд космонавтов, то обычно надеются, что путь их в космос будет столь же накатан и понятен, как это происходит с "зелёными" лейтенантами в авиации. Но не тут-то было. Привычных начинающим летчикам ознакомительных полетов в космос для них конечно никто не предусмотрел. Да и вообще, новички тут по большому счёту никому не нужны. Большинство этих парней быстро делают для себя неприятное открытие: новые впечатления и почести, ради которых они оставили службу в военной авиации, могут прий-ти через год и даже через десять лет. Могут и вообще не прийти, ведь кандидатов на очередной полёт гораздо больше, чем требуется, и начальство очень придирчиво в подборе экипажей. В то же время карьерный рост и присвоение очередных званий в космонавтике во многом зависят от того, попал ли ты в обойму тех, кого регулярно включают в рабочие экипажи, или же застрял в вечно запасных.
       Но Кулику можно сказать сразу сказочно повезло, ведь он попал в стартовый экипаж поразительно скоро - всего после восьми месяцев ожидания, обойдя многих "старичков". Но удача может в любой момент отвернуться от него. И Николай не мог этого не понимать. И наверняка переживает, что из-за собственной скованности во время тренировки на тренажёре может потерять место в ракете и отправиться в конец очереди, а то и вообще быть списанным по профнепригодности.
       "Мне бы его проблемы, - подумал Беркут. - Из нас двоих шансов оказаться за бортом гораздо больше у меня, чем у молодого и крепкого, как бык напарника". Только что, на предполётном медосмотре у Беркута, как он и предполагал, выявилось повышен-ное артериальное давление. По инструкции, доктор вообще не имел право допускать его к полёту на истребителе. Хорошо, что с этим врачом они несколько раз вместе парились в бане и ездили на рыбалку, и Беркуту удалось убедить хорошего знакомого, что причина подпрыгнувшего давления в лёгкой перетренированности. Якобы, он перебрал с физическими нагрузками, желая набрать перед предстоящим космическим стартом оптимальную форму, вот давленьице и подскочило. Доктор поверил ему на слово и допустил к полёту. Но ведь впереди большая Государственная медкомиссия! А там рассчитывать на скидки и поблажки не приходиться...
      
       Возле двухместного учебно-тренировочного МИГ-15 экипаж кроме механика самолёта ожидал сам Григорий Камчатов по прозвище "Черномор" собственной персоной! Его ни с кем нельзя было спутать даже издалека. В своей генеральской фуражке, которую старый солдат носил по фронтовой моде - немного сдвинутой набок, в потёртой лётной куртке и в галифе, заправлен-ными в хромовые сапоги, матёрый ас пяти войн выглядел очень фактурно. Фигура у него тоже была солидная, - борцовская, с мощным торсом и широкими покатыми плечами. Физиономия - с крупными чертами и тяжёлой квадратной нижней челюстью. И характер под стать - прямой, бесхитростный, порой грубый. Но с Беркутом у них наладились уважительные отношения. К нему единственному в отряде космонавтов "Черномор" обращался по имени отчеству "Павел Поликарпович". Свою роль тут играло и то обстоятельство, что как боевому лётчику-Асу, генералу нравилось, что отчество Беркута созвучно с фамилией знаменитого авиакон-структора, на чьём истребителе он начинал свой боевой путь ещё в далёком 1937, в республиканской Испании.
       По своей должности генерал отвечал за отбор, подготовку и назначение космонавтов в экипажи и дублирующие составы. К лётной же подготовке у бывшего истребителя по понятным причинам отношение было особым. К моменту прибытия экипажа, начальник уже побывал в кабине их самолёта, самолично всё проверил, будто сам собирался в небо. А всё потому, что привык отвечать за своих людей и технику, на которой им предстоит работать. И вот теперь, ожидая подхода экипажа, "Черномор" стянул с рук лётные перчатки и чисто генеральским жестом, то есть, не глядя, через плечо протянул их механику.
      - Ну как, Алексей Поликарпович, задание на сегодня понятно? - для порядка осведомился генерал, обменявшись с Беркутом медвежьей силы рукопожатием.
       Полёт предстоял несложный по квалификации лётчика-испытателя 3-го класса (тогда как у Беркута был 1-й класс) с манёврами средней сложности. На этом МиГ-15УТИ были специально доработаны топливная и масляная системы, чтобы они могли обеспечить работу двигателя в условиях "топливного голода" на закритических режимах. Так что Беркуту предстояло около сорока минут "катать" непривычного к таким полётам строевого лётчика Кулика по гигантской параболе, снова и снова создавая режим невесомости. В отличие от тренировок на невесомость, которые проводились на большом четырёхмоторном Ил-76, полёты на истребителе позволяли космонавтам отточить специальные навыки пилотирования и подготовить собственный организм к работе в экстремальных условиях закритических нервно-физических перегрузок на околоземной орбите.
      - Так точно - в ответ на вопрос генерала приложил ладонь к гермошлему Беркут. - Разрешите, приступить к выполнению задания?
      - Обожди. Ну-ка, отойдём, - Камчатов взял Беркута под руку, отвёл в сторонку, после чего кивнул на уже занявшего своё место в передней кабине Кулика:
      - Мне нужно, чтобы ты всерьёз проверил этого парня...Да, знаю, тебе мои слова вряд ли придутся по душе, ведь ты Командир! А он, считай, твой ведомый. Но у нас не авиация, где старикам положено в бою натаскивать молодёжь. Там, в космосе, всякое может произойти, и мы должны на все 100 процентов быть уверенны, что твой напарник не "поплывёт", как в прошлую пятницу на тренажёре, а сможет тебя подстраховать. Поэтому, когда отрабо-таете в зоне основной "вариант", устрой ему небольшой "зачёт", так сказать, сверх программы - крутани неожиданно какой-нибудь свой испытательский финт и брось управление, пусть твой напарник сам вытащит машину. Если справится, будем считать, что наш неофициальный зачёт он сдал. И тебе так спокойней будет, и мне, сам понимаешь, какая на мне ответственность лежит за ваш полёт.
       При всей своей внешней брутальности и грубости "Черномор" был настоящий лётчик и такой же командир. Даже внешне выглядел таковым: ямочка на подбородке, пронзительно-голубого цвета мальчишеские глаза так и не состарившегося в душе романтика. При этом обветренная красная кожа его лица казалась дублёной, а у подбородка и на шее она и вовсе имела малиновый цвет - следы фронтовых ожогов. Павел ведь тоже в молодости успел понюхать пороху, и потому знал, что в самой сложной ситуации может прийти к Камчатову, - как солдат к солдату - и всё откровенно ему выложить. Поэтому согласно кивнул:
      - Всё понял, Григорий Иванович, сделаю.
      - Ну тогда - от винта! - одобрительно напутствовал его Камчатов. - Желаю успеха вашему "птичьему" экипажу!
      
       Всего через шестнадцать минут после отрыва МиГа от полосы Беркут доложил руководителю полётов в наземную диспетчер-скую авиабазы "Чкаловский":
      - Это полста-первый, входим в зону, высота 4700, нижняя кромка облачности на 5000. Разрешите приступить к выполнению основного задания?
      - Вас понял, полста-первый. Можете приступать, зона свободна, - последовало "добро".
       В наушниках у Беркута возник шутливо-просительный голос напарника из соседней кабины:
      - Командир, можно хотя бы сегодня обойтись с подчинённым понежней?
      - Нельзя, Коля. Извини. Дружба дружбой, а служба - службой.
      - Ну значит пропал мой завтрак! - нарочито несчастно вздохнул Коля.
      - Работаем! - Беркут решительно перевернул самолёт через крыло и обрушил машину до минимальной высоты в триста метров, после чего выровнялся и на форсаже начал разгон. Истребитель с рёвом пошёл в набор высоты.
       Невесомость в условиях земной атмосферы может быть создана только на самолете, летящем по дуге, выгнутой вверх. Для этого Павел разогнался до максимальной скорости и перевёл машину в крутую горку, затем начал вывод из горки, отдавая от себя ручку и уменьшая угол атаки крыла настолько, чтобы оно не создавало подъемной силы, ни вверх, ни вниз. В какой-то момент перегрузка оказалась равна нулю, и самолет продолжал двигаться по баллистической траектории под действием только силы тяжести (как брошенный вверх камень). Это соответствовало состоянию невесомости. В процессе этого маневра постепенно происходил переход истребителя в пикирование, поэтому продолжительность невесомости не превышала 30-35 секунд. Затем последовал вывод машины в горизонтальный полет. После чего весь цикл повторялся снова... Потом ещё и ещё.
       Однако, Беркут не был бы асом, если бы не дополнил стандарт-ную программу сложными элементами высшего пилотажа. Только свой брат-авиатор мог понять его страстное стремление снова сесть в кабину истребителя и почувствовать эту хорошо знакомую каждому в их профессии радость летчика, поднимающего самолёт в небо, ощущающего полную свободу бросать послушную машину в крутые виражи, крутить бочки и петли на пределе возможностей собственного организма и "железа". Повинуясь малейшему движению штурвала, истребитель круто кренился на крыло и, перевернувшись, нырял на целый километр или на два вниз, а потом свечой взмывал в небо, так что вся кровь в венах и артериях отливала в голову, а потом устремлялась обратно в ноги.
       ...Выполнив каскад фигур, Беркут велел напарнику повторить манёвры за ним. Однако, остался не слишком доволен результа-том.
      - Резче двигай ручкой управления и педалями - ты же истребитель!
       Это Беркуту, как испытателю, нравилось проверять себя и технику на прочность; бросать судьбе вызов, шагая "по краю". Для него такая "карусель" была привычным делом, а вот напарнику приходилось тяжеловато. Строевые лётчики на сложный пилотаж не летают, и Николаю было очень неуютно. Даже через меж-кабинную перегородку ощущалось его напряжение и скованность. Нужно было помочь напарнику преодолеть свою неуверенность.
       - Показываю ещё раз.
       Выполнив крутой боевой разворот, инструктор повёл истреби-тель по восходящей спирали с перегрузкой 6-8g. Когда машина почти достигла верхней точки крутого подъёма, рука пилота вдруг сползла с ручки управления, неуправляемый МИГ стал входить в штопор.
      - Командир? - запросил из передней "курсантской" кабины сбитый с толку Кулик. Не получая ответа, он забеспокоился всерьёз.
      - Что с вами?! - полным тревоги голосом звал Николай по радиоканалу межкабинной связи, попутно пытаясь самостоятельно вывести самолёт из штопора, в который МиГ уже конкретно затянуло.
       А произошло самое скверное из того, что могло произойти. В какой-то момент Беркут так увлекся, что совершенно забыл о своих недомоганиях последнего времени. Проблема сама напом-нила о себе - внезапной резкой болью, от которой всё вокруг помутнело, будто подёрнулось серой пеленой. Приборы поплыли перед глазами. Всё повторялось: давящая боль в груди, не хватает воздуха, ощущение застрявшего кома в горле! От накатившего ужаса мгновенно стала мокрой спина.
       ...В наушниках напряжённо сопел Кулик, отчаянно стараясь обуздать кувыркающийся к земле самолёт. Беркут пока ничем не мог ему помочь из-за головокружения, тошноты и ряби в глазах. Достаточно сказать, что Павел с трудом мог контролировать положение даже собственного тела, которое мотало по кабине, и лишь благодаря привязным ремням его ещё не выбросило из кресла. Раньше столь жёстких приступов с ним ещё не бывало. В грудь словно загнали длинный раскалённый гвоздь. Повинуясь инстинктивному порыву, он сорвал с себя кислородную маску и жадно хватал широко раскрытым ртом воздух, в ушах стоял давящий звон, в глазах совсем потемнело.
       К счастью, на седьмом или девятом витке напарнику всё же удалось самостоятельно вывести машину, теперь Кулик волновало только состояние командира:
      - Павел Поликарпыч, отзовитесь! Сообщить на землю что у нас проблемы?
      - Нет... всё нормально, - с трудом ворочая "чугунным" языком, проговорил Беркут. Он по-прежнему не мог нормально вздохнуть полной грудью, будто воздуха не хватает, пробовал зевнуть, но не помогало. И боль в голове... Так сдавило череп, что приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать. Неведомое прежде чувство безотчётного страха и неуверенности всё не покидало его, будто рассудок помутился из-за ошибочного подбора состава смеси, подаваемой из баллона в кислородные маски. Но ведь с напарни-ком-то всё в порядке, значит дело не в кислороде. "Тогда в чём?... Ладно, разберусь с этим на земле" - решил Беркут.
       К удивлению напарника, командир передал на базу:
      - Задание в зоне закончили, разрешите курс 320. - Это был курс из тренировочной зоны на аэродром. А ведь, судя по показаниям приборов, топлива в баках самолёта оставалось ещё на 15 минут пилотажа. Однако, развернув нос самолёта в сторону аэродрома, командир очень аккуратно повёл его домой.
      
       ...Приземлившись и зарулив на стоянку, Беркут продолжал сидеть в кабине - обессиленный и подавленный, за спиной у него вздыхал и потрескивал остывающий двигатель, струйки пота сбегали из-под шлемофона на лоб.
      - Что с вами, командир? - заглянул к нему обеспокоенный Кулик.
      - Нормально, - натужно улыбнулся старшему лейтенанту 47-летний подполковник и, преодолевая предательскую слабость в теле, стал выбираться из кабины. По-стариковски медленно спустившись по приставной лесенке, впервые в жизни он взглянул на свой самолёт не с приветливой признательностью, а с усталой отчуждённостью. А ведь говорят, что если лётчик перестаёт получать удовольствие от полёта, то ему пора на пенсию...
       Пока шли обратно, Беркут пытался убедить себя, что причина предательских приступов - всего лишь расшалившиеся нервы и накопившаяся усталость. Рано или поздно такое случается почти с каждым профессиональным лётчиком, ведь стрессы подчас незаметно накапливаются годами и однажды вдруг бац! Да так, что белый свет покажется тебе в копеечку.
       Дожив до своих 47 лет, Павел ещё месяц назад лишь смутно представлял себе, где у человека располагается сердце, при этом бывало выкуривал по две пачки в день и не отказывался от приятельских застолий. И вряд ли что-то в нём сильно изменилось. Просто, видать, давно не отдыхал, при этом очень много работал. А тут ещё вся эта нервотрёпка с новым кораблём. "Ничего, всё наладится, мужик! - почти убедил он себя. - Ты всё ещё крепок и здоров, так что никакие это не симптомы стенокардии. Ты ещё дашь фору этим молодым!". - Беркут покосился на напарника: требовалось что-то придумать, а не то паренёк решит, что старый хрен и в самом деле спёкся.
      - Понимаешь, сегодня пришлось спозаранку везти гостившую у нас с Викой родственницу на Ярославский вокзал, так что даже позавтракать второпях не успел. Перехватил вокзального беляша и похоже траванулся: так вдруг живот скрутило, что из-за приступа потерял контроль над машиной. Хорошо, что ты меня подстрахо-вал. Отлично вывел машину из штопора!
       Николай легко поверил в придуманную Беркутом на ходу историю, тем более, что ему представился шанс доказать командиру свою полезность. Этого простоватого парня скупая похвала заслуженного ветерана буквально окрылила, он заулыбал-ся и расправил плечи.
      - Сообщать о том, что случилось начальству ведь не обязательно, - предложил Беркут. - Будем считать, что отработали стандартную программу целиком. Без происшествий.
      - Могила! - радостно заверил Коля.
      - А "Черномору" я доложу, что ты полностью готов к полёту - пообещал Беркут.
       Кулик кивнул, но затем отчего-то нахмурился.
      - В чём дело, Коля? Давай, выкладывай на чистоту, раз уж мы с тобой идём в одной связке!
      - Сказать откровенно, Павел Поликарпович, чем ближе старт, тем мне всё больше не по себе становится, ведь три предыдущие ракеты взорвались... - смущённо признался напарник. - Сестра мне чуть ли не каждый день мозги пилит, чтобы я отказался от полёта.
      - А ты чего ожидал? - жёстко поинтересовался Беркут. - Что будет как в кинохронике: счастливые космонавты и ликующий народ? Триумфальное шествие к славе? Репортаж с заставкой "Интерви-дения" под аккорды Шостаковича? Голосом Левитана диктор объявит на весь мир: "Говорит и показывает Москва, работают Центральное телевидение и все радиостанции Советского Союза, системы "Интервидения" и международной космической связи"!". И мы с тобой шагаем по ковровой дорожке... Прежде всего, брат, мы испытатели новой техники! Отправляясь утром на службу, ты должен понимать, что вечером можешь не вернуться домой, вот какая у нас работа.
       На Кулика его слова произвели большое впечатление. Он даже как будто устыдился своей слабости.
       Только ведь убеждать других - отринуть от себя все страхи и присущие человеку древние инстинкты, став одной сплошной волей, - намного проще, чем бороться с собственной тёмной природой. В этом Беркут убедился уже по дороге из Чкаловского. Оказалось, что накрывшая его в небе паническая волна полностью не схлынула: даже за рулём автомобиля он чувствовал непривыч-ную скованность и напряжение, на лбу снова выступила испарина, по спине бежали ручейки пота. Будто за рулём не он, а кто-то другой.
       Как первоклассный лётчик Беркут всегда умел держать под контролем чувство страха и неуверенности, а тут что-то никак не выходило справиться с собой. Ему постоянно сигналили другие водители и шли на обгон. В конце концов прижав "Волгу" к обочине, мужчина опустил голову на руль, упёрся горячим лбом в прохладный пластик. "Что от меня останется, что я буду, если перестану быть тем, кто я сейчас есть?" - словно клювом дятла долбила виски свинцовая мысль, от которой накатывала неведомая ранее тоска, словно стоишь на краю тёмной бездны и вот-вот свалишься.
      
       Домой он вернулся уже затемно - страшно вымотанный. Но и заснуть не мог из-за хоровода тяжелых мыслей в голове. Трудно-вато ему что-то стало в последнее время. Реактивная авиация, тем более космонавтика, здоровья ведь не добавляют, а отнимают: изнашиваются внутренние органы, мышцы, кости (особенно позвоночник), суставы, да и психологически человек выгорает на такой работе. Большинство лётчиков заканчивают карьеру уже к сорока годам - фактически инвалидами. Он и сам понимал, что здоровье уже не то, и спор с природой ему рано или поздно аукнется...
       Когда среди ночи на кухню зашла заспанная жена - в ночной сорочке с растрёпанными волосами, - то застала мужа сидящим за столом, на котором стоял стакан и оставшаяся от гостей непочатая бутылка водки, которая была почти допита.
      - Что ты делаешь?! - опешила Вероника. - Тебе же скоро на медкомиссию? Тебя же отстранят, Беркут! Ты что, решил не лететь?
      - Ничего я не решил, - буркнул он. - Жизнь сама за нас всё решает...
      
      Глава 14
       Утром Павел проснулся с больной головой, на часах уже половина девятого, а в десять у него начинается занятие по физподготовке! Вот засада! Старший инструктор Центра Валентина Кудрявцева опозданий не терпит, требуя максимально-го почтения к своему предмету и персонально к себе, всё же первая женщина в Военно-воздушных силах в генеральском звании! Так что лучше поспешить.
       Торопливо зашнуровывая ботинки в прихожей, Павел наблюдал как в гостиной жена на бамбуковом коврике выполняет йоговские асаны. Интеллигенты-интеллектуалы её круга увлекались йогой и индуизмом, собирали иконы. В обществе, в котором Вика вращалась, ходили по рукам бледные от частого перекопированния ксероксы Блаватской и Штейнера, магистра чёрной магии Папюса. Вика регулярно устраивала "квартирники", на которых на полном серьёзе обсуждались вопросы телепатии, астрологии, а также визиты инопланетян. И никого из присутствующих на таких полуподпольных сборищах похоже не смущало, что муж хозяйки вообще-то космонавт и член партии. Вероятно, это даже придавало ситуации пикантной щекотливости, даже поднимало статус полуподпольного "лектория".
       Из недавних увлечений жены был спиритизм; в компании "продвинутых" единомышленников Вика по субботам после полуночи вертела блюдечко "вызывая духов". Вероятно, весть этот псевдорелигиозный эрзац раскрашивал им жизнь, делал её не такой пресной. И при этом жена тоже очень рвалась вступить в партию (ради карьеры, конечно). Павла такая двойная мораль удивляла, но для них это было нормально. Вика была истинной дочерью своего отца, который тоже не страдал от когнитивного диссонанса, великолепно чувствуя себя и в роли этакого барина, и в качестве живого классика соцреализма.
       - Ну как твоя головка - бо-бо после вчерашнего ночного "зигза-га"? Ты уже мерил давление? - с ехидным укором поинтересова-лась жена, стоя по-йоговски на голове. - Хочешь постоять со мной рядом? Через пятнадцать минут твоего похмелья как не бывало - гарантирую! Голова станет ясная, как стёклышко! Я давно предлагаю научить тебя медитации, это тоже отлично помогает.
      - Ничего, пробегу кругов двадцать по стадиону в хорошем темпе и буду как огурчик! Кудрявцева нам спуску не даёт - ответил Павел.
      
       Как Беркут ни гнал машину, он всё-таки опоздал на полчаса. Когда он выбежал из раздевалки на поле стадиона, Валентина в позе византийской царицы стояла в центре футбольного газона и властно распоряжалась кому из космонавтов в какой тренировоч-ный сектор следует направиться и какой темп нагрузки удержи-вать. Синий костюм олимпийской сборной с надписью: "СССР" на спине и вышитым золотом гербом Советского союза на груди ладно облегал её крупную фигуру. На лацкане поблескивал золотой значок "Заслуженный мастер спорта СССР". На шее "тренерши" болтались на шнурке свисток и секундомер. С таких дородных крепких баб с железными характерами в тридцатые годы лепили героинь для парковых статуй спортсменок и колхозниц. Да и манеры Валентины не отличались утончённостью. С её голосом и большим запасом крепких выражений ей реально дивизией можно командовать.
      - Что за х...! Разве я не предупреждала, что буду яйца отрывать за опоздания? Живо десять штрафных кругов по стадиону, и не филонить, если не хочешь лишиться своей седой мошонки! - заорала она ему в мегафон, явно припомнив, как он при последней их встрече фактически сбежал от неё. А такие женщины умеют быть мстительными. Поэтому, когда после окончания основного времени тренировки часть группы направилась в раздевалку, Беркуту пришлось задержаться.
      - Паш, у тебя на носу медкомиссия, - став вдруг заботливой, напомнила Валентина, будто не материлась на него всего сорок минут назад в свой "матюгальник". - Тебе не мешает "подсушить-ся". Хорошо бы сбросить килограмчика два-три, а лучше сразу пяток, чтобы у медицины к тебе даже вопросов не возникло.
      - Хорошо.
      - А как у тебя с давленьицем, со сном, бессонница не донимает? - участливо интересовалась Валя. - Ты вроде говорил, что у тебя лифт в доме ремонтируют, ты на каком этаже живёшь?
      - На девятом.
      - Когда по лестнице поднимаешься, одышку не чувствуешь?
      - Нет, а почему ты спрашиваешь?
      - Ладно, об этом потом, а сейчас давай ещё 15 кругов. И темп держать максимальный.
      
       ...Мучительнице всё же удалось совершенно доконать его, хотя держался Беркут до последнего. Отпрыгав со 100-килограмовой штангой на плечах три километра (и это после обычной "пят-нашки"), он почувствовал, что сегодня с него довольно. Но Валя придерживалась иного мнения:
      - Паш, всё равно что-то не так. Давай ещё раз сделаем прикидку на скорость и выносливость. Я поставлю в забег на 5000 метров ребят покрепче, среди них будут твои дублёры по предстоящему полёту - это тебя психологически подхлестнёт. Покажи этим молокосо-сам, что ты по-прежнему самый крутой в отряде.
       Беркут глянул на неё почти с ненавистью, но пошёл на старт... Когда несколько лет назад, после многих отказов его всё-таки зачислили в Центр подготовки космонавтов, то нагрузки показа-лись ему просто убийственными. Хотя он летал на истребителях и считал, что находится в неплохой физической форме. Но в Отряде космонавтов тренировались на уровне сборных команд по лёгкой и тяжёлой атлетике, плаванию. Нагрузки были рассчитаны на молодой сильный организм. Его же тренировки до этого сводились к эпизодической "физкультуре" навроде игры в футбол в выход-ной день или "кроссу", чтобы не опоздать на электричку, когда машина оставлена в гараже. Но к своему первому космическому полёту он сумел неплохо подготовиться физически: сбросил почти 20 килограммов, нарастил приличную мускулатуру и даже помолодел лет на пятнадцать. Но, как теперь выяснялось, природу всё равно не проведёшь, рано или поздно биологический возраст своё возьмёт...
       Прямо со старта молодые парни резко набрали скорость, словно сговорились между собой сбросить старика с пьедестала. Хорошо ещё в "коробочку" его не взяли. Просто не посмели так поступить с самим Беркутом! Однако темп ребятки взвинтили до упора. И вскоре ветеран почувствовал, что бежит на пределе возможностей, и край возможностей его организма уже очень близок. Через километр дублёры сделали резкий рывок на 450 метров, потом последовал ещё один. После третьего рывка (хотя до финиша ещё оставалось полтора километра) он просто сдался, не выдержав физически. Опустившись на гаревую дорожку, Беркут с тоской наблюдая, как его один за другим обходят молодые лейтенанты и капитаны, ещё ни разу не летавшие в космос. Оглянувшись, он увидел молодого двадцатилетнего атлета, капитана Фёдора Железнова, своего персонального дублёра, командира запасного экипажа, который бежал с гордо поднятой правой рукой и, обгоняя его, шутливо отдал ему честь, потом притормозил и поинтересо-вался с показным сочувствием:
      - Товарищ подполковник, вам плохо, может "скорую" вызвать?
      - О себе думай, - хрипло, прохрипел Беркут. - Давай, давай, беги дальше! А я как-нибудь разберусь с собой.
       Еле доковыляв до финиша, Павел повалился без сил на траву. В ушах гулко стучало, подташнивало, ощущалась предательская слабость в когда-то сильном и послушном теле. Мысль, что надо отказаться от старта, снова показалась ему единственным разумным решением. Сойти с дистанции пока не поздно, этот неравный забег к заветному лифту на вершину ракеты проходит для него на грани жизни и смерти. Всё происходящее напоминало историю знаменитого советского бегуна-стайера Владимира Куца. На ⅩⅤI олимпийских играх он с огромным трудом победил на дистанции в десять километров сильнейших английских атлетов. Но победа на "десятке" не прошла без последствий: на следующий день врачи обнаружили в моче спортсмена кровь, от страшного напряжения пострадали многие внутренние органы. Необходимо было длительное восстановление. Врач предупредил спортсмена: "Вы с большой вероятностью умрёте прямо на дистанции, если в ближайшие дни рискнёте снова выйти на старт". Но руководство советской делегации потребовало, чтобы не успевший восстано-виться Куц снова вышел на второй забег - на "пятёрку". Чиновник из спорткомитета пригрозил Куцу исключением из партии за отказ, заявив: "Володя, ты должен бежать, потому что это нужно не тебе, а нашей Родине". Куцу за победу пообещали генераль-скую пенсию. Схватка на последнем рубеже не прошла для прославленного чемпиона без тяжёлых последствий, он умер ещё не старым человеком, как раз в том возрасте, которого нынче достиг Беркут.
      
       Валя присела рядом, удручённо покачала головой, глядя на секундомер:
      - Твои результаты ухудшились. В беге на три километра ты показал 16 минут, хотя не должен был выходить из 12-ти. Про "пятикилометровку" я вообще не говорю. Ну-ка, дай, - она бесцеремонно взяла его запястье и стала считать пульс. - Ого, как колотится! Можно подумать, что ты из "группы здоровья", они тут после нас оздоровительной физкультурой занимаются - старички-пенсионеры, в основном после инфарктов и инсультов.
       Он перевернулся на бок, внимательно взглянул на Кудрявцеву. А она, глядя куда-то вдаль, принялась рассуждать:
       - Чувствуется что тебе скоро полтинник. Для истребителя возраст предельный, тем более для космонавта. Молодые дышат в затылок... Конечно, за тобой опыт, репутация. Но сам ведь знаешь: в нашем деле за медиками далеко не последнее слово.
      - Чего ты добиваешься, Валь?
      - Хочу тебе помочь, - повернулась к нему с мягкой улыбкой Валентина. - Ты ведь знаешь: я к тебе неровно дышу. А когда женщина любит кого-то по-настоящему, она готова на всё...
       Валя расстегнула молнию своей олимпийки, якобы ей стало жарко, при этом откровенно приоткрыв ему декольте своей пышной груди (бюстгальтер она "забыла" надеть). Но Павел перевернулся обратно на спину, устремив взгляд на проплываю-щие облака, и услышал, как она произнесла с укором:
      - Вот видишь...Ты уже возрастной, Паша, чтобы на равных тягаться с молодыми. Эти жеребцы скоро тебя затопчут...
      - Это мы ещё посмотрим, - упрямо возразил он.
      - И смотреть тут нечего, против природы не попрёшь...
       Немного помолчав, Валя прилегла на живот рядом, с нежностью провела мягкой рукой ему по лбу. - Но мы обманем эту суку, Паша, - пообещала Валя. И понизила голос до заговорщицкого полушё-пота: - С помощью науки и фармакологии!
       Она вытащила из кармана какой-то пузырёк:
      - Эти таблетки используются в наших олимпийских сборных. Допинг для улучшения спортивных результатов. Самый новей-ший! Разработка секретной лаборатории, где куются наши мировые и олимпийские рекорды. Их по моей просьбе достал для тебя Юлик Манкевич. Сам знаешь, какие у него обширные связи в медицинских кругах.
       Так как Беркут не спешил благодарить, Валя стала убеждать его:
      - После сорока у мужчин снижается выработка половых гормонов, отсюда падает мышечная масса, снижается выносливость, и как следствие угасает интерес к женщинам; характер становится стариковский. Так вот, Манкевич заверил, что после курса биопрепарата мужчина будет эндокринирован по высшему классу, на уровне 18-летнего юнца! Ты это сразу почувствуешь, Паша: мир заиграет свежими красками; снова будешь готов рвать конкурентов! По утрам будешь просыпаться как в юности... А, главное, появится реальный шанс ещё раз слетать туда...
       Ей ли было не знать душу космонавта, каждое слово Валентины отзывалось в нём волнами эмоций.
      - Нас - слетавших в космос - совсем немного, Паш! Всего-то меньше двадцати, и только мы можем по-настоящему понять друг друга. Тот, кто слетал в космос, живёт лишь мыслью о возвраще-нии туда. Мы просто-напросто не мыслим себя без этих ощуще-ний... Магия космических полётов не отпустит никогда, это нечто куда более сильное, чем земная гравитация. А самый большой наш страх - быть навсегда отстранённым от полётов. Мы неизлечимо больны космосом. Просто сумасшедшие, нас в психушку запереть и лечить от "космосозависимости"!
       - Ты хочешь, чтобы я сжульничал? Тебе же лучше меня известен порядок: члены отряда должны сообщать нашим врачам, даже если накануне приняли банальную таблетку от головной боли.
      - Плевать на правила! - небрежно отмахнулась от его аргумента Кудрявцева. - Наши с тобой жизни не были "радугой счастливых обстоятельств", нам всё приходилось выгрызать у судьбы. Щепетильничать могут себе позволить золотые девочки и мальчики, а за нас похлопотать некому. Выбор у тебя небольшой: быть списанным на ближайшей медкомиссии, или стать первым, кто второй раз слетал в космос - дважды героем!
       Аргумент был убийственен. Мужчина взял пузырёк, с сомнени-ем повертел его в руках: "А ведь, как не крути, она права. Мир жесток. А космонавтика - тот же спорт больших достижений: в ожесточённой битве сверхдержав за мировой престиж нам отведена почётная, но суровая роль расходного материала. Пока ты ещё на что-то годен - ты нужен всем. Но как только исчерпа-ешь ресурс - тебя без сожаления выбросят в помойное ведро, как одноразовую зажигалку, в которой кончился бензин. Зачем возиться с кем-то, есть можно просто взять нового".
      - У тебя будет год, может быть полтора, - пообещала Валя.
      - А что потом?
      - Перейдёшь на "тренерскую работу", как я, - улыбнулась Валя и потрогала свисток у себя на груди. - Подумай. По-моему, решение тут простое, как трусы за рубль двадцать, но решать тебе. Если надумаешь, то в следующий раз я принесу тебе упаковку с ампулами биопрепарата для внутривенных инъекций: курс как раз рассчитан точно на две недели...
       Она поднялась и на удивление лёгкой для её крупного тела походкой направилась к трибунам. Беркут проводил её долгим взглядом и, снова откинувшись спиной на мягкий газон, уставился в небо. Через некоторое время поднял руку с чудо-пузырьком и стал рассматривать на просвет. Капсулы внутри напоминали кусочки янтаря, они красиво светились в солнечных лучах. Однако стоило открутить крышку пузырька, как в нос ударил неприятный запах, воняло засушенными мышами. Фу, дрянь!
       Будто кто-то произнёс у него в голове: "Подумай хорошенько! Слава и награды, конечно, дело хорошее, но в этот раз гораздо больше шансов быть с последними почестями замурованным в кремлёвскую стену. А жизнь, - какая бы она не была, - всё равно бесценна. Ближе к пятидесяти, это особенно отчётливо осознаёшь".
       "Пожалуй, что так... - согласился Павел, и подумал: - А что, если это само Проведение пытается меня уберечь, а я, словно глухой и слепой, не хочу ничего понимать!".
       "Послезавтра на медкомиссии представится удобная возмож-ность сняться с полёта по здоровью "сохранив при этом лицо". Никто не сможет обвинить тебя в трусости - убеждал некий голос. - Наоборот, все станут сочувствовать. А с этими пилюлями ты сожжёшь все мосты. Начнёшь их принимать, и дороги назад уже не будет".
      
      Глава 15
       В прежние, более жёсткие времена Галилея Ненашева просто уничтожили бы физически. Не посмотрели бы на то, что академик, лауреат и кавалер высоких орденов - просто "пришили" бы слишком свободному в своих мыслях и высказываниях учёному печально-знаменитую 58-ю статью "антисоветская деятельность" за критику партии и высокого начальства, а труп "врага народа" сбросили в расстрельный ров.
       Но со времён Сталина нравы всё-таки заметно смягчились, и потому расправляться с неугодными стали тоньше. Блистательно-го учёного, влюблённого в науку и в своих сотрудников, автора признанных профессиональным сообществом научных трудов просто объявили свихнувшимся. Якобы, на почве многолетнего умственного сверхнапряжения и сопутствующего ему алкоголизма у академика возникли серьёзные проблемы с головой. С диагнозом "вялотекущая шизофрения" Ненашева выкинули из научной и общественной жизни, изолировав от мира на подмосковной даче, словно в тюремной камере пожизненного заключения.
       Решив навестить подневольного затворника, Беркут готовился встретить сломленного жизнью человека с погасшим взглядом, ведь именно таким его описал генеральный конструктор Михаил Буров. "Хорошо хоть учитывая прежние заслуги его в "жёлтый дом" не упекли и смирительную рубашку не надели, - помнится сказал Буров при их недавней встрече. - Но видел бы ты, Павел, каким он стал! Совершенно другой человек - погасший". Поэтому Беркуту представлялся сломленный, больной человек. Почему-то в кресле-каталке. Со склонённой на бок лысой головой, с нелепо топорщащимися остатками седых волос, с рыжеватой старомодной трясущейся бородой, ко всему безучастный, немощный старец.
       Отпустив такси в начале нужной улицы, визитёр решил немного пройтись. Приближаясь к нужному дому, он услышал, как кто-то громко напевает песенку из популярного мультфильма. А через десяток шагов увидел и самого хозяина дачи: стоя высоко от земли на приставленной к стене дома лестнице, тот вешал на окно новенький наличник, украшенный красивой резьбой.
      - Хорошее хобби, - начал разговор гость.
       Хозяин на лестнице повернулся, внимательно глянул на него со своей верхотуры, и ответил, словно соседу или знакомому:
      - Это всё, - дачник повёл рукой вокруг (по всему приусадебному участку были расставлены деревянные скульптуры сказочных героев), - чтобы не свихнуться с ума от безделья.
       С первого взгляда было видно, что здесь живёт неугомонный, бодрый духом "молодой-пожилой" человек, которому не сидится без дела: от самой калитки до конька крыши дома, на котором красовалась забавная фигурка сказочного петушка из знаменитой Пушкинской сказки, многое тут радовало глаз талантливой задумкой и мастерским исполнением.
      - А ещё скажу вам по секрету, - продолжал хозяин, - есть у меня шкурный интерес, - чтобы внуки почаще приезжали, им вся эта моя самодельщина жутко нравиться.
       - Здравствуйте, я Павел Беркут.
      - Могли бы и не представляться, я вас и так узнал. Свежие газеты мне не запрещено получать. Ну, проходите же, чего там встали! Извините, сейчас я закончу. А пока, будьте любезны, подайте мне пару гвоздей вон из того ящика.
       ...Наконец наличник был установлен, и они, как полагается при встрече, пожали руки. Хозяин оказался настоящий атлет для своего почтенного возраста. Поджарый, энергичный, на удивление моложаво выглядящий. Ненашев совсем не производил того тягостного впечатления, на которое Беркут настроился. Спокой-ное, полное внутреннего достоинства выражение его интеллекту-ального лица, приятная манера говорить, благожелательный, внимательный взгляд, с первых же минут общения вызывали чувство симпатии к этому человеку. Правда, из-за затворнического образа жизни, опальный академик видать махнул рукой на собственную внешность, отчего растрёпанные волосы его, видимо, уже несколько дней не встречались с гребнем.
       Ненашев пригласил гостя пройти в дом. Участок занимал целый гектар и был получен Ненашевым в подарок от правительства за успешный запуск научного биологического спутника - ещё в те времена, когда академик считался одним из главных светил космической науки.
       Сама дача была двухэтажной, довольно просторная по площади, но построенная в основном из дерева. Её изюминкой была открытая терраса на втором этаже, откуда можно было обозревать окрестности за вечерним чаем. На эту террасу, увитую диким виноградом, они и прошли. Хозяин усадил гостя в плетёное венское кресло, а сам, кликнув помощницу, куда-то удалился.
       С террасы открывался чудесный вид на неспешно несущую свои воды реку, которая делала крутой поворот у песчаного обрыва с вековыми соснами. Совсем как на знаменитых пейзажах Поленова. До Оки отсюда было километра полтора, но запах речной свежести чувствовался очень отчётливо.
       Появившаяся на террасе женщина - родственница или просто соседка по даче - принялась радостно хлопотать, собирая угощение к чаю. Вскоре вернулся и хозяин, неся в брезентовых рукавицах вёдерный самовар. Старинный купеческий самовар дымился и сипло пыхтел, словно паровоз.
       Накрыв стол и пожелав им приятного разговора, помощница хозяина оставила мужчин наедине.
       - Вы не подумайте, я тут не только этими столярными пустяками балуюсь, - будто оправдываясь, заверил Ненашев, и стал показы-вать гостю чертежи из принесённой с собой толстой кожаной папки.
       С хохолком наспех прибранных волос и горящим восторженным взглядом истинного жреца науки он увлечённо рассказывал о своих инженерных задумках.
       Затем разговор плавно перешёл на общее состояние дел в космической науке и технике. Говорить об этой спокойно, без душевной боли, пострадавший за правду учёный не мог:
      - Наши проблемы начались задолго до недавних неудач с автома-тическими лунными разведчиками серии "Зонд", и нынешних взрывов ракетоносителей "Союз". Ещё в 1961 году. В тот год в космос полетел Юрий Гагарин. Этот полёт стал высшим, но в определённой степени последним великим достижением советской науки. После него стали появляться первые признаки предстояще-го упадка почти во всех отраслях, в том числе и в космической. Потом умер Королёв... Меня иногда спрашивают, если бы был жив Сергей Павлович, смог бы он, с его авторитетом, противостоять процессам развала отрасли. Не знаю...вероятно. Но даже ему, с его поддержкой на уровне ЦК, стало бы невероятно трудно работать.
      - Поэтому-то я приехал, - сказал Павел.
       Ненашев что-то записал в блокнот, хитро улыбаясь:
      - Шифрую кое-какие мысли, чтобы "кураторы" не догадались, о чём я думаю и разговариваю.
      Павел заговорил о том, что привело его сюда:
      - Проблемы с "Союзами" грозят тем, что под нож могут пустить королёвский лунный носитель H1, и он разделит печальную судьбу другого гениального проекта - супербомбардировщика, стратеги-ческого ракетоносца Т4. Так получилось, что я принимал участие в испытании мясищевской "сотки" и могу подтвердить: самолёт был гениальный. Американцы назвали его "убийцей авианосцев" и были близки к панике, ибо массовое появление таких машин в спорных районах мирового океана могло изменить весь паритет сил. Но оба прототипа реактивного бомбардировщика-ракетоносца под каким-то идиотским предлогом отправили на слом, а програм-му закрыли. Теперь та же участь может постичь наследие Королёва.
      - А вы боец! Удивительно, но именно таким я вас себе и представ-лял, - хозяин дома одобрительно смотрел на гостя, по-детски хлопая пушистыми ресницами. - Но чего вы ждёте именно от меня?
       Павел стал объяснять:
      - Вы активно работали с Королёвым, в том числе над пилотируе-мым лунным проектом. Поэтому я тут.
       Галилей Ненашев задумчиво молчал и слушал, и Беркут продолжил:
      - У приемника Королёва, нового генерального конструктора Михаила Бурова пока нет такого авторитета, чтобы противостоять объединившейся против него "старой гвардии" во главе с Чаломеевым и Глушаковым. А ваш авторитет среди специалистов всё ещё очень высок. Люди знают истинную цену позорному клейму, которое вам пытаются приклеить. Поэтому, если возник-нет серьёзное обсуждение на высшем уровне вопроса: "чей проект закрыть, а на каком полностью сосредоточить все ресурсы и усилия", то ваше слово, пусть даже неофициальное, будет иметь вес на уровне экспертного заключения.
      - То, что вы говорите, мне безусловно отрадно слышать. И всё же пока я ещё не готов ввязываться в решительную схватку, - развёл руками Ненашев. - Ещё рано...Корни нынешних проблем находятся гораздо глубже, чем вы можете видеть. Я же это давно понял, но вначале держал свои мысли при себе. Я видел, как много неправильных решений принимается в угоду сиюминутным карьерным интересам и в ущерб делу. Как много небрежностей допускается при подготовке новых проектов. Но до поры всё как-то обходилось. Это была лишь внутренняя тревога, но потом стали случаться аварии. Их становилось всё больше. И недавние взрывы "Союзов", и крушение нашей автоматической межпланетной станции АМС "Луна-8", которая разбилась о поверхность Луны при попытке совершить посадку, явно не закроют печальный список аварий и катастроф...
       Наконец, наступил момент, когда дальше молчать было бы безнравственно и даже преступно. Хотя и поётся у Галича "Промолчи - попадёшь в первачи", но я больше молчать не мог. И стал везде высказывать свои опасения. Один раз даже на заседа-нии Политбюро рассказал о бардаке в нашей науке и на производ-стве. Мои выступления многих стали раздражать. На меня многие обозлились. Даже некоторые мои ученики и коллеги упрекали меня в непатриотизме, слишком болезненным для многих оказался ожог, неутешительными выводы, к которым я пришёл.
       А однажды, в министерстве общего машиностроения произне-сённая мною критика вызвала исключительную бурю. Бурю негодования. Особенно у министра Рогозьева, который просто чуть ли не ногами топал на меня, когда орал мне в лицо, что я давно оторвался от жизни, занимаясь своей теоретической наукой, что я плохой инженер и скверный руководитель и мне не место в отрасли. За мной закрепилась репутация "проблемного учёного". Сперва меня не выбрали в научно-технический совет родного института. Дважды "прокатили" с выдвижением на звание героя социалистического труда. А потом уволили с формулировкой, о которой мне и говорить стыдно...
      
       ...За разговором два часа пролетели незаметно. Посетителю пора было возвращаться в Москву. Ненашев вызвался проводить его до электрички. Уже вечерело. Тени от деревьев удлинились. Вокруг соседского дома висело, зацепившись за ветви огромных елей, серое облако дыма. Оттуда пахло хвойными дровами, вероятно сосед академика затопил себе баньку. Павел тоже был бы сейчас не прочь попариться, скинуть напряжение, продолжить интересный разговор за чашкой ароматного чая. Но благодушное настроение вмиг сняло с него как рукой, стоило космонавту заметить двоих, что маячили у них за спиной метрах в ста пятидесяти. Оказалось, опальный академик уже привык, что стоит ему выйти из калитки, как следом увязывается хвост из комитет-чиков. А вот гостю такая опека была в новинку, и Беркут ещё пару раз оглянулся на чекистских филёров.
       Ненашев это заметил и произнёс сочувственно:
      - Видите, напрасно вы приехали. Я персона нон-грата в нашей отрасли. У вас могут возникнуть неприятности, если о вашем визите узнают.
      - Ничего, я не из пугливых.
      - А знаете после чего они признали меня сумасшедшим? - не понижая голоса, спокойно кивнул себе за плечо Ненашев. - Для этого оказалось достаточно всего трёх предложений. Стоило мне в одном разговоре вслух предположить, что есть влиятельные люди, готовые заключить с американцами тайную сделку, чтобы сдать им лунную гонку в обмен на разные экономические и прочие уступки, как уже на следующий день за мной приехала "психиат-ричка".
       Павел подумал, что ослышался. Он даже остановился, чтобы уточнить:
      - Простите, вы сказали, что кто-то в руководстве страны решил сделать лунную гонку договорной игрой?
       Глаза учёного вдруг лихорадочным заблестели, словно и впрямь перед Павлом стоял безумец, умеющий лишь прикидываться нормальным.
      - Поверьте, я знаю, о чём говорю! - будто торопясь высказаться прежде чем ему заткнут рот, заговорил он. - Есть влиятельные силы вплоть до Политбюро, которые склоняются к тому, чтобы превратить советскую лунную программу в разменную монету внешней политики. Они решили это за всех нас. Там наверху появилось немало циничных прагматиков. Этакий новый тип номенклатурщиков-дельцов, для которых гораздо важнее их личные и групповые интересы, чем престиж великой державы, продав который по сходной цене, можно отлично заработать. У меня собраны прямые улики, которые я вскоре намерен обнародо-вать.
       Для человека, далёкого от политики, это звучало слишком фантастично. Беркуту трудно было поверить в реальность такой "космической сделки". И тогда Ненашев привёл несколько аргументов:
      - Гагарин и Королёв явно мешали этой тайной торговле. А теперь судите сами: вскоре после смерти Королёва, когда наша космиче-ская программа ещё по инерции продолжала более-менее успешно развиваться, а у американцев дела напротив шли не шатко-не валко, они вдруг предложили новому руководству СССР чисто пиар-проект "Союз-Аполлон", позволяющий им впервые внед-риться в полностью закрытую для иностранцев советскую космическую отрасль. Программа подразумевает, что американцы в течении 8 лет смогут совершенно свободно посещать наши режимные объекты, а наши ведущие учёные и чиновники тоже будут ездить в Штаты, "обмениваться опытом". А теперь внимание! Через два месяца после подписания странного соглашения о программе "Союз-Аполлон" и сразу после первого из целой серии аварийных пусков беспилотных лунных "Зондов" вдруг "совершенно случайно" гибнет Гагарин. А ведь вам лучше меня известно, что он возглавлял "лунный" отряд космонавтов, созданный Королёвым под свою программу. И именно Гагарин, с его огромным авторитетом у власти и в народе, мог сорвать скрытый саботаж лунной программы.
       После гибели Гагарина, обращение космонавтов в ЦК уже не будет иметь такого веса, который мог ему придать первый космонавт Планеты. Сразу после его смерти у "наводчиков мостов" с Западом появился железный аргумент против крайне рискованных пилотируемых пусков к Луне: героев, мол, надо беречь. Ведь именно под этим предлогом вам, Павел, не так давно было отказано на уровне ЦК в праве рискнуть собой ради престижа страны и отправиться к Луне на "сыроватом" "Зонде"! А если сейчас на недоведённом до ума "Союзе" погибнет экипаж, то этот аргумент может окончательно восторжествовать. И мы фактически утратим лидерство в Космосе!
      - Вы знаете этих предателей? - напрямик спросил не терпящий намёков и недосказанности Беркут.
       Галилей Ненашев зыркнул в сторону шпиков и торопливо прошептал:
      - Там разные люди. Кого-то купили загранкомандировками, прочими "бонусами". Но есть и идейные - экономисты, политоло-ги, дипломаты, крупные кремлёвские функционеры, журналисты, - которые искренне считают, что, слив космической программы американцам приведёт к разрядке в международных отношениях и к большим выгодам для нашей буксующей экономики... Но по вашему лицу я вижу, что вы всё-таки не склонны мне верить.
       Действительно, если в начале их разговора в словах академика присутствовала алмазная логика и блеск живого гения, то под конец их встречи у Беркута закрались серьёзные сомнения, а так ли уж неправы ли те, кто усомнился в здравости его ума?
      - Извините, но я не могу представить, что Гагарина сознательно "убрали". Ведь его все любили... И как лётчик-испытатель, я всё же склонен считать, что там была "обычная" авиакатастрофа, от которой, к сожалению, никто не застрахован в нашей профессии. Да и кто бы мог подстроить гибель Гагарина и Серёгина в том роковом для них полёте?
      - Исполнитель? - лицо бывшего академика исказила улыбка безумца. И он опять кивнул на наблюдателей у них на хвосте: - Неограниченный доступ ко всем нашим ракетам, равно как и к самолёту Гагарин, имело известное нам ведомство - КГБ! Роль которого очевидна, хотя и пока недоказуема. Им необязательно было устраивать классическую диверсию. Выражаясь вашим авиационным языком, самолёт с Гагариным и Серёгиным мог "случайно" попасть "в сложную авиационную ситуацию"... Да поймите же! - вдруг раздражённо вскричал академик. - В какой-то момент он стал для них опасен! Потому что стал тяготиться отведённой ему ролью этакого послушного улыбчивого простака, которым удобно управлять. Гагарин стал позволять себе думать и озвучивать собственные, несогласованные с кукловодами, мысли! Наверное, вы слышали эту историю, как на съезде ВЛКСМ Гагарин вдруг стал с трибуны возмущаться сносом храма Христа Спасителя, на строительство которого некогда всем миром собирали по народной копеечке. И это фактически в разгар очередной антирелигиозной компании! Говорят, были и другие скандальные инциденты с его участием, которые постарались засекретить. Его реально стали бояться...Потому что многие люди могли увидеть в нём вождя.
       В подтверждение своих слов академик привёл историю, которая, правда, больше напоминала красивую легенду:
      - Я понимаю, что трудно поверить, что в нашей жизни могут случаться такие вещи, поэтому не стану утверждать, что произо-шла она именно с Гагариным. В связи с ней называют и фамилию очень популярного в народе поэта-песенника Никиты Архипова. Но в конце концов, это не так уж и важно, ведь эти двое в чём-то равнозначны: оба воплощают русский характер, оба не бояться говорить правду властям, и оба бесконечно любимы народом... Так вот, рассказывают, что однажды Гагарин с другом отдыхали в творческом пансионате. Дело было зимой, вроде бы под Солнечно-горском. После выступления Юра и его приятель сели в машину и выехали на дорогу. Но решили остановиться, чтобы полюбоваться на поразительную ночь. Вышли из машины. Луна осветила всё чудным светом - замёрзшее озеро, опушку леса. Тишина порази-тельная, всё засыпано снегом. Мороз градусов тридцать пять. Снег бесшумно падает... Мне эту историю через третьи руки рассказы-вали, но с поразительными деталями, - пояснил рассказчик. - И вдруг видят они вдали появилось какое-то движущееся странное облачко. Потом раздался усиленный морозом и тишиной топот солдатских сапог. Подбегает к ним мужик лет тридцати, по пояс голый, весь в боевых шрамах и наколках, в руках гимнастёрка, ремень и бушлат. Смотрит Гагарину в глаза, и хотя ночь, и все одеты по зимнему, сразу узнаёт его. "Меня ребята послали в самоволку к тебе. Мы курсанты курсов "Выстрел", только скажи, и мы всё сделаем как скажешь". И опустился на колени. Взял Гагарина за руку и поцеловал. Поднялся, и не прощаясь, побежал обратно почти 40 километров.
       "Выстрел" - это высшие офицерские курсы, фактически школа отборных головорезов. Беркута эта история потрясла, как в своё время и Ненашева. Правда были и сомнения. Уж слишком красиво и пафостно, - полуобнажённый посланец воинского братства, коленопреклонение, поцелуй руки, - словно из рыцарского романа. Или из жития святых... И если уж на то пошло, то гораздо легче представить, что этот парень целует руку поэту-музыканту, чьи стихи заставляли пускать скупую мужскую слезу даже матёрых лихих рубак и прожжённых воровок. При всём, при этом, было в рассказе что-то очень мощное и подлинное... И если допустить, что история в действительности имела место быть, то её герой, - кем бы он ни был, - и в самом деле крайне опасен для власть имущих, и они должны смертельно бояться такого человека!
       Какое-то время академик и космонавт шли молча. Свою шляпу Ненашев вначале нёс под мышкой и в таком "изжёванном" виде теперь водрузил себе на голову.
       Вдали показались огни станции. Чувствовалось, что дачному затворнику не дают покоя мысли о судьбе дела, которому он отдал лучшие годы жизни. Он с грустью предрёк:
       - Вот помяните ещё мои слова, когда неожиданные вмешатель-ства мощных сил вплоть до ЦК станут не подгонять лунную программу, а наоборот - в самые ключевые моменты тормозить её, фактически пропуская американцев вперёд. Внезапно начнут происходить странные вещи, например, закрываться ключевые разработки фактически на стадии запуска в производство. И боюсь, что прежде всего обречён королёвский лунный носитель H1. Мне особенно горько об этом говорить, ведь я тоже был причастен к созданию этого красивого проекта. Но боюсь, что тут уж ничего не поделаешь. На поверхности всё пока выглядит более-менее благополучным: пресса на все лады трубит об успехах отечественной космонавтики, которая якобы легко обставляет американцев в ходе подготовки экспедиции на Луну. Но в тёмных глубинах уже запущены необратимые процессы. Началась фатальная игра влиятельной группировки в поддавки, когда в ходе "диалога двух систем во имя мирного существования" делается всё, чтобы ключевые ходы делались нами с опозданием. Или неверно. Либо вообще не делались. В обмен на экономические и политические подачки они принесут в жертву будущее страны.
       Павел мрачно слушал, но вопросов больше не задавал. Ненашев истолковал это однозначно и с грустью вздохнул:
      - Вот и у вас, похоже сложилось обо мне превратное мнение. Меня ведь выставляют этакой белой вороной, сумасшедшим.
       Беркут прямо глядя ему в глаза признался:
      - Не стану врать, что поверил всему, что вы мне сказали. Пока это кажется мне очень странным. Ведь вас тоже могли намеренно ввести в заблуждение те, кому выгодно окончательно скомпроме-тировать ваше доброе имя, уничтожить вашу репутацию.
       Лицо академика потемнело, в углах губ залегли складки печали, щёки безвольно провисли; в больших, голубых глазах неисправи-мого романтика появилась выражение затравленности и боли.
      - Поверьте, это невозможно, - заговорил он глухим голосом. - Они итак уже сделали со мной самое страшное - лишили себя. Человеку крайне важно знать, что он представляет собой в общественном и профессиональном смыслах. Вот вы знаете, что вы космонавт и Герой. И я был определённой величиной в науке. А сейчас я - никто... Они лишили меня лица, голоса, чести, а по сути убили. В социальном смысле, конечно. То есть, биологическая жизнь моего тела ещё продолжается, но духовно и социально я мёртв. Поэтому могу так смело говорить, ведь мне уже нечего бояться. А с вами я откровенен, потому что знаю, что слово "честь офицера" для вас - не пустой звук.
       Оказывается, до изгнанника дошла недавняя история, когда Беркут отказался ставить свою подпись от лица всех космонавтов под открытым письмом видных деятелей советской науки и культуры с требованием примерно наказать группу молодых писателей и художников, посмевших начать полуподпольно издавать собственный литературно-художественный журнал. Беркуту такой отказ мог дорого обойтись, но Павел сумел прикинуться этаким наивным дурачком, дескать, он бы и рад, но, к сожалению, в искусстве не бельмес не понимает. В конце концов начальники плюнули и отстали от него. Но для Ненашева этот был настоящий поступок, на который не многие бы отважились.
       - Вы порядочный человек. И говорят, что пока ещё вы главный кандидат на должность командира лунной экспедиции, так попробуйте бороться за свой корабль! - посоветовал Ненашев. - Из того, что мне говорили о вас, я сделал вывод, что вам свой-ственна принципиальность, решительность в действиях, бесстра-шие перед лицом судьбы, та напряжённая и особая страсть, присущая истинному исследователю.
       Павел и рад был бы заверить почтенного старика в готовности отстоять их общее дело, но кривить душой не умел, и потому откровенно признался, что не так уж много и может:
      - Ещё недавно в космос отправляли морских свинок, собачек и обезьянок. Руководство смотрит на нас космонавтов примерно так же. В нас часто видят тех же мартышек, в лучшем случае обученных простейшим командам шимпанзе. Так что от моего слова, к сожалению, не так уж многое зависит.
      - Но кто-то же должен лечь "трупом" против их разлагающей философии! - возмутился опальный академик. - Меня в дрожь бросает, когда я думаю об экипаже, которому предстоит скоро лететь на этом скопище технических недоделок "Союзе"! Лучше бы вы отказались. Может такой ваш решительный демарш и заставит кое-кого наверху обратить внимание на то, что твориться. Конечно, с вами могут поступить так же, как и со мной. Зато ваша семья, ваши дети, не потеряют из-за чьей-то глупости или подлости отца и мужа. Вы мне кажитесь человеком смелым и прямым, который может пойти наперекор системе. В самой сложной ситуации.
       Любому бы польстили такие слова, тем более из уст такого человека, но Павел не слишком обманывался на собственный счёт. Ведь практически никто не застрахован от низости и подлости, поставь его в жёсткие условия выбора.
      - Когда-то я служил простым лётчиком на дальнем Востоке... - вдруг вспомнилось ему, и он поделился воспоминанием с опальным академиком. - Так вот, однажды дежурное звено истребителей было поднято в небо по тревоге на перехват вторгшегося в наше воздушное пространство самолёта-нарушителя. Когда мой друг-однополчанин приблизился вплот-ную, то понял, что перед ним не воздушный шпион, а заблудив-шийся пассажирский лайнер. Он доложил об этом на землю. Но получил приказ открыть огонь. Сослуживец видел лица пассажи-ров в иллюминаторах, там были женщины и дети...и всё-таки нажал на гашетку авиационной пушки. Через несколько минут добил падающий в океан "Боинг" ракетой. И как-то жил с этим потом ... Порой я думаю о том, как бы сам поступил, ведь в тот день могло быть моё дежурство...
       Они стали переходить бегущий по извилистому оврагу в густых папоротниках ручей и остановились на середине деревянного мостика. Галилей Ненашев почти с отвращением оглядел окружающую идиллию - с кувшинками и плакучей ивой у воды, пастуха, ведущего с полей стадо коров, - и дёрнул шеей, словно желая ослабить невидимую удавку:
      - На самом деле вся эта дачная жизнь - лишь попытка выжить, чтобы не умереть от отсутствия воздуха. Вы понимаете, о чём я? Настоящая работа - и есть тот воздух, которым мы дышим. Хотя у меня всё чаще появляется такое чувство, что я уже умер... Вы, как лётчик, конечно, знаете, что при разгерметизации кабины на большой высоте человек погибает мучительной смертью от перепада давления, вот и со мной то же самое...
       Тут академик отвлёкся от собственных переживаний и внима-тельно поглядел на Беркута, словно что-то вдруг разглядев в нём:
      - А вот вы выглядите человеком, принявшем для себя важное и очень непростое решение. Такое впечатление, что для вас окончательно стал складываться узор судьбы.
       Павел чуть улыбнулся и похлопал ладонью по перилам моста:
      - Да, я почти перешёл свой Рубикон.
      - Только берегитесь, чтобы они и вас не объявили сумасшедшим, - зачем-то предупредил Ненашев, всматриваясь в него немигающим взглядом фанатика. Затем, помолчав, загадочно произнёс с выражением лёгкой отрешённости глядя куда-то вдаль:
      - Что же касается меня, то пускай они думают, что сломали меня. Для них я обычный городской сумасшедший, потому что они не понимают... - Бывший академик вдруг ушёл в себя. Стоял, покачиваясь, глаза полуприкрыты, губы что-то шепчут. - Голос сказал мне, что я призван, - открыв глаза, серьёзно сообщил Ненашев.
      
      Глава 16
       - Какой голос? - не понял собеседник. - Вы хотите сказать, что...
       - Павел осёкся. Академик стоял рядом со странной улыбкой на лице, но при этом поднял руку и указательным пальцем описывал в воздухе какие-то вращательные движения в его сторону.
      - Оттуда, с небес! - таинство объявил дачный затворник. - Я научился разговаривать с космосом... он даёт мне энергию и учит, как поступать. Раньше я был слеп, потому что был ограниченным материалистом, как почти все мы: строил свои ракеты, чтобы изучать Вселенную, а сам считал её скоплением мёртвых галактик. А она наполнена величайшей жизнью и гармонией! И я бесконеч-но счастлив от того, что великий свет Вселенского разума осветил и мой ничтожный разум. Я услышал шепот звёзд!.. Голос сказал, что я не просто так оказался в такой жизненной ситуации, на меня возложена великая миссия открыть человечеству глаза.
       Внушительно помолчав, Ненашев добавил с клокочущим внутри восторгом: - С тех пор как голос разговаривает со мной, моя жизнь постепенно стала снова наполняться смыслом. Голос научил меня, что делать.
       Уставившись на Беркута немигающим взглядом, академик таинственно улыбнулся:
       - Скажу лишь вам одному: я собрал кое-какие материалы. В том числе по гибели Гагарина. Вам фамилия Власов ни о чём не говорит?
      - Василий Трифонович? Да я знаю его, он отличный лётчик, - удивлённо подтвердил Беркут.
      - Вот и вы подтверждаете, что ваш знакомый отличный лётчик, - удовлетворённо покачал головой Ненашев. - Опытный испытатель, в совершенстве владеющий техникой пилотирования самолётов любых типов. Такой конечно знает, как мастерским манёвром, например, опрокинуть указанный ему самолёт, чтобы вогнать его в землю вместе с экипажем...
       Академик понизил голос до едва слышного шепота и торопливо заговорил:
      - Я собрал полную информацию о последнем полёте Юры. Его инструктор Владимир Серёгин отлично знал учебно-тренировочный Миг-15. Более того, он был ведущим испытателем на этой машине. И так как выпускал этот самолёт в жизнь, то знал все его особенности. Полет они выполняли с подвесными топливными баками, которые по инструкции запрещены для высшего пилотажа. Но его и не планировалось. Лётчики должны были выполнить очень простое задание: восьмерка одна, восьмер-ка вторая, пикирование, набор, пикирование, набор и - пошли домой. Все шло совершенно спокойно. Гагарин и Серегин нормально отлетали, о чем доложили на базу, и легли на обратный курс. А через две минуты их самолет столкнулся с землёй. Это нельзя объяснить обычными причинами, ибо за штурвалами "спарки" находились более чем квалифицированные лётчики.
       На расположенном поблизости аэродроме Киржатка находился близкий друг Гагарина Алексей Леонов, он с группой прибыл туда для парашютной тренировки. Леонов, по его словам, слышал два громких звука, следовавших один за другим с промежутком в полторы-две секунды. Первым, как выяснилось, был взрыв самолета, а второй легко идентифицировался как хлопок, сопровождающий переход звукового барьера. Но если "МИГ" Гагарина и Серегина взорвался, то, значит, там был еще один самолет! Это сомнений не вызывает. Но до сих пор официально не установлено, что это был за самолёт и кто находился за его штурвалом.
       Если предположить, что неизвестный самолёт прошёл рядом с Миг-15 УТИ Гагарина-Сергина на скорости, близкой к сверхзву-ковой, то неминуемо перевернул бы "Миг". Именно так, по моим сведениям, и произошло. Внезапно для себя Гагарин и Серегин вдруг попали в ситуацию, аналогичную штопору, да еще с топливными баками, с которыми "вытащить" кувыркающуюся машину из гибельного падения очень затруднительно. Облачность, относительно небольшая высота, и ещё что-то, о чём я пока не знаю, определили трагический исход...
       Но мне удалось выяснить не только факт присутствия там другого самолета, но даже его тип! Мой доверенный человек, имени которого я вам сообщить пока не могу, лично по отдельно-сти опрашивал трех авторитетных военных, и все они подтвердили этот факт. Более того мой тайный соратник нашёл свидетелей на земле. Четыре крестьянина, независимо друг от друга, из десяти предъявленных им для опознания масштабных моделей выбрали одну - "Су-15". Нам удалось выяснить, что самолет такого типа действительно работал в зоне, о чем было документальные свидетельство. Именно "было", потому что позднее все докумен-ты, касающиеся второго самолёта, были изъяты. И всё равно кое какие следы его зловещего полёта остались.
       Самолет Гагарина работал на высоте около 4000 метров. Завершив свое задание, он стал снижаться и пошел в сторону аэродрома. В это время "Су-15", нарушив задание, снизился под облака, пошел на бреющем полете, затем включил форсаж и резко ушел вверх на свой эшелон. Трое из четырёх свидетелей на земле фактически полностью подтвердили такую картину, по их словам, сначала из хвостовой части самолета шел дым, потом огонь, а потом он сам стремительно исчез в облаках.
       Я сумел добыть по своим каналам копию бароспидограммы, в соответствии с которой некий "Су-15" работал на высоте в 9000 метров. Потом мы получили другой документ, свидетель-ствующий о том, что он все-таки снижался до высоты 4000 метров. Более того, оператор локатора на аэродроме "Чкаловское" еще целых две минуты после того, как самолет Гагарина рухнул на землю, делал в том районе проводку курса для некоего самолёта на восток. Но вел-то он уже не "Миг", а "Су-15"! Буквально на следующий день оператора, который зафиксировал курс неизвест-ного самолета, убрали, и больше он не упоминался в докладах комиссии. Этого человека нам найти так и не удалось, но мы продолжаем его искать.
       Беркуту всё более становилось не по себе от такой откровенно-сти, особенно в виду пасущих их сотрудников КГБ. Своими речами Ненашев словно дразнил судьбу.
      - Галилей Иванович, может вам не стоит в одиночку всем этим заниматься.
      - Говорю же вам, я не один, мне помогают! - с гордостью произнёс задиристый старикан. - Не буду врать, что этих людей много. И всё же есть порядочные, бесстрашные люди, которые готовы бороться и рисковать, чтобы истина восторжествовала. Мне удалось встретится с Леоновым, он очень мужественный человек и не побоялся приехать сюда, так же, как и вы, когда узнал, что я провожу своё расследование. Он рассказал мне, что недавно запросил копию документов комиссии, которая расследо-вала гибель Гагарина и Серёгина. Там должны были иметься и его собственные показания. И что же он увидел, спустя время? В документе, который Леонов писал собственноручно, он не узнал свой почерк. Да и содержание его было совсем другим. К тому же он писал, что времени между взрывом самолета и хлопком, сопровождавшим переход звукового барьера, прошло полторы-две секунды. Теперь же речь шла уже о паузе в 15-20 секунд! Это кардинально меняет всю картину. Ведь если у "Су-15" скорость была более 1000 километров в час, то по новым данным он теперь должен был находиться за десяток километров от места гибели Гагарина и Серегина, и его с ней никак уже не свяжешь.
       Вот тут я подумал: "Кому это нужно?". Зато в протоколе появились показания свидетеля Василия Власова, который приехал на место падения гагаринского самолёта значительно позже Леонова, но именно его рассказ комиссия отчего-то сочла самым правдоподобным. Хотя непонятно, зачем он там вообще появился. Леонов сказал мне, что в словах Власова было много откровенной лжи, но никто из начальства даже не удосужился их проверить. А те, кто пытались искать истину вопреки приказам своего начальства, жестоко за это поплатились. Ведь на первых порах расследованием занимались в том числе порядочные специалисты с безупречной репутацией. Но признав наличие рядом с "Мигом" второго самолета, они подписывали себе приговор. Некоторых из них уже нет в живых, а другие настолько далече, что голоса их не слышны. А в результате, заткнув рты честным специалистам и правдоискателям, комиссия обнародовала нелепейшую причину гибели экипажа.
      - Да я помню, - задумчиво подтвердил Беркут, - по результатам расследования в "Правде" появилась маленькая заметка, в которой говорилось, что самолет Гагарина, совершив резкий маневр, связанный с отворотом от неких посторонних предметов (воздуш-ный шар синоптического аэростата, либо стая гусей), попал в "непонятное" положение, столкнулся с землей, в результате чего экипаж погиб. Я сам помню удивлялся, какой там мог быть шар, какие гуси?!
      - Тем не менее люди просто проглотили всю эту чушь - с досадой произнёс опальный академик. - Отчасти потому, что слепо верят газетам, отчасти потому, что иной информации не было.
       Ненашев смотрел на собеседника глазами небесного цвета и произносил дикие вещи, которые звучали, как приговор ему, стоит кому-то из шпионящих за ним гэбистов их подслушать:
      - У меня есть и все документы, и все фотопленки, которые побывавшие там люди по личному почину снимали на второй день после катастрофы. Моя особая жёлтая папка станет для "них" приговором! Я знаю, кто и зачем "химичил" с крыльями Икара! Ведь честные люди есть даже в их паучьих гнёздах!
       Перед Беркутом стоял настоящий безумец. Может, крах его научной карьеры и преследования со стороны спецслужб так потрясли Ненашева, что психика учёного дала сбой? Ведь люди науки часто устроены довольно хрупко...
       И всё же Павел не мог не испытывать безмерного уважения к этому уже немолодому человеку, безжалостно выброшенному системой отовсюду, но который, тем не менее, посмел бросить ей вызов. Какие бы потери не понёс его разум от столкновения с суровой действительностью, огромное мужество и порядочность остались краеугольным камнем его сильной личности.
       При этом Беркуту трудно было себе представить, куда опальный академик может обратиться со своим досье. Не на телевидение же в программу "Человек и закон" и не в газету "Правда"! Хотя остаются ещё корпункты иностранных СМИ. Наконец, такой компромат можно попробовать нелегально переправить за границу, где его охотно обнародуют "Русская волна", ВВС или "Радио Свобода". Но за это его же просто сотрут в порошок! Стоит беспокойному старику лишь рыпнуться в этом направлении и ему непоздоровиться.
       Однако, Ненашев, был настроен очень по-боевому, глаза его сверкали, непокорный хохолок волос снова развивался на ветру:
      - Официально считается, что все точки над "i" в деле Гагарина расставлены, но для меня вопросы остались. И главный из них: кто пилотировал тот злополучный "Су-15"? Жив ли этот человек, или нет? Что заставило его "нырнуть" с десятикилометровой высоты под облака? Потерялся? Схулиганил? А может быть, какая-то неисправность?.. Или же ему прямо приказали?
       Ненашев быстро оглянулся на своих сопровождающих, которые приблизились к ним совсем близко, и неприязненно произнёс:
      - Навострили ушки...Ещё свеженькие пока ...
       С какой-то мальчишеской гордостью Академик похвалился, что измотал следующих за ним "топтунов" своей педантичностью.
      - Предполагаю, что график моей жизни сделал их службу очень нелёгкой. Моя любовь к продолжительным прогулкам в любую погоду и любое время суток уже доконала двоих их предшествен-ников. Этих нынешних бедняг лишь недавно прислали на смену тем прежним, но эти новенькие тоже вряд ли долго выдержат. Потому что если меня посещает научное вдохновение и мне необходимо основательно обдумать свежую идею, то я даже среди ночи встаю и отправляюсь часа на четыре побродить. И служивым приходиться топать следом. Бедолаги! Порой мне становится их даже жаль. Иногда они бывают так измотаны, что в нарушении своих инструкций решают не сопровождать меня, и даже просят, чтобы я никуда не уехал, иначе их уволят со службы и их семьи лишаться хорошей жизни. Так что я без особого труда обменива-юсь записками через тайники со своими тайными единомышлен-никами, согласовывая с ними свои действия. И однажды смогу кое-что важное сообщить во внешний мир... Вот и вас они не посмели остановить по пути ко мне.
       Ненашев резко повернулся к Беркуту, приблизил губы к самому его уху и прошептал:
      - Я хочу, чтобы все узнали об этом преступлении. Потому что если продолжать молчать и тем позволить распространиться раковой опухоли бесчестия, то она погубит всё то хорошее, что было сделано великими людьми.
      
      Глава 17
       Дней до старта оставалось всё меньше. Сегодня в половине одиннадцатого утра в кабинет к Беркуту мимоходом заглянул генерал Камчатов:
      - Алексей Поликарпович, бросайте все свои дела и пошли, через пятнадцать минут начинается партийное собрание! - с порога позвал он. Но, заметив на рабочем столе яркую обложку американ-ского журнала, "Черномор" заинтересовался. Не владея иностран-ными языками, полистал журнал, с любопытством разглядывая качественные иллюстрации и фотографии. И с каким-то опасли-вым выражением лица положил обратно, многозначительно посоветовав:
      - Вы поосторожней с этим, Павел Поликарпович, за такое знаете...не только партбилетом можно поплатиться...Забыли, как после Кореи вас целых полгода трясли? А ведь могли и по этапу пойти, если бы "Хозяин" на ваше счастье не умер.
       Конечно Беркут ничего не забыл. Такое не забывается... Когда его МИГ сбили в Корее, и он чудом избежал плена, его вначале представили к награде и отправили в Союз на лечение и за наградой. А дома начали таскать на допросы в министерство Госбезопасности. Следователей очень интересовало, что произо-шло за те несколько дней, пока о судьбе сбитого лётчика ничего не было известно, и не завербовали ли его за этот срок американцы. В его объяснения чекисты не верили, желая разоблачить в нём шпиона. Родное начальство предвидя плохой исход и желая подстраховаться, назначило дату партийного собрания с повесткой об исключении коммуниста Беркута из партии. И лишь внезапная смерть Сталина остановила раскрутившуюся следственную машину...Такое не забывается.
      
       "Красный уголок", в котором раз в неделю проводились партсобрания, был размером со школьный класс. Стены сплошь покрыты наглядной агитацией - плакатами, фотографиями партийных съездов и вождей, вырезками из центральных газет - "Правды", "Известий", "Красной звезды". Слева от двери, у дальней стены, на задрапированном кумачом постаменте, на фоне почётных знамён, обязательный для каждого "святилища" атрибут - массивный бюст Ленина, а над ним парадный портрет генсека Брежнева.
      Тема собрания посвящалась предстоявшему старту.
       - Думаю нашим товарищам не надо напоминать, какое важное и ответственное дело им доверено, - хорошо поставленным голосом диктора советского телевидения вещал парторг, пристально глядя на сидящих перед ним на первых двух партах членов основного экипажа и их дублёров. - Что постройка корабля, на котором они полетят, обошлась государству в десятки миллионов рублей, а наш народ ведь ещё пока стоит в очередях за самым необходимым, не имеет нужных товаров. Государство на многом вынуждено экономить ради славы страны...
       Первым с ответным словом, как и полагается командиру, выступил Беркут. Когда он закончил говорить и под аплодисменты опустился на своё место, парторг объявил: "А теперь я хочу дать слово кандидату в члены коммунистической партии Николаю Степановичу Кулику".
       Напарник поднялся, откашлялся и, стараясь перебороть смущение, начал:
      - Товарищи... я знаю, что мне оказана высокая честь стать в одном ряду с великими знаменосцами нашего славного времени. Поверьте, то, что я сейчас говорю, не просто слова, а многократно обдуманный и выстраданный всею моей молодой жизнью выбор. Я глубоко убеждён, что мы космонавты должны не только в работе, но и в быту, во всей своей жизни отвечать высоким критериям морального кодекса строителей коммунизма. И для меня это не просто слова, а руководство к действию, высочайший критерий, которым я ежедневно поверяю свои поступки...
       ...Через сорок пять минут был объявлен короткий перерыв. Проходя мимо курилки Беркут увидел напарника в компании двух своих молодых приятелей. Расслабившись, Николай "заливал" им в уши очередную свою "правдивую" историю:
      - Только представьте, - хвалился он, - личико у неё словно картинка с обложки журнала "Советский экран", смотрит на меня влюблённым взглядом, а в глазах рубины переливаются. Губы у неё, что спелая вишня, - приоткрыты в ожидании поцелуя, значит. И внизу у неё всё любовным соком сочится в нетерпеливом ожидании моей отборной спермы. Только я не спешу, потому что следую завету классика: "Чем меньше женщину мы любим - тем больше нравимся мы ей". А пока тискаю её напропалую. Она в моих объятиях ни жива-ни мертва, тяжело дышит, вот-вот в обморок хлопнется от наслаждения. И жалобно мне так: "Хочу, говорит, вас поскорей, мочи нет терпеть. Сжальтесь надо мной, а то ехать мне надо, потому что папа у меня очень строгий".
      "А кто у тебя папа?" - спрашиваю.
      "Министр - отвечает. - Он жениха мне уже подобрал, сына генерала и дипломата. Только мне это всё равно. Потому что я только вас люблю и хочу стать вашей женой, Николай Степано-вич. Вот сделаете мне ребёночка и родителям придётся смириться с моим выбором".
       Только я ей на это отвечаю: "Обижаете, Машенька. Николай Кулик не какая-нибудь там мелочь, чтобы его контрабандой в семью протаскивать. Я между прочим, без пяти минут космонавт и Герой всего Советского Союза. А это повыше ваших генералов и дипломатов! Так что с ребёночком, милая Маша, повременить нам придётся, пока я сам не решу". Сказал так и вдул ей по самое не могу. Два раза подряд. А потом наполовину бесчувственную, но счастливую безмерно отправил на такси к родителям. Не огорчать же бедолагу, что у меня таких "невест" - пол-Москвы, хоть конкурс на замещение вакантной должности жены объявляй! Николай Степанович Кулик теперь самый завидный жених в столице!
       Дружкам Кулика рассказ понравился. Павел же лишь снисходи-тельно хмыкнул: в целом неплохой ему достался ведомый, вот только заливать и выпендриваться уж больно горазд!
      
       После перерыва слово взял генерал Камчатов:
      - Я спокоен за этот полёт, товарищи. Этим офицерам действитель-но не надо напоминать о долге. Командир основного экипажа - боевой лётчик. Два года назад во время испытаний нового реактивного двигателя гвардии подполковник Павел Беркут отказался катапультировать, и с огромным риском посадил горящий самолёт, чтобы конструкторам легче было устранить технический изъян. Тогда он получил серьёзные ожоги, многие думали, что его спишут с лётной работы, а он уже через три месяца вернулся в строй. Вот какой это лётчик! Если вдруг война, то лучшего ведомого мне не найти. Он настоящий советский человек, и коммунист!
       При упоминании того случая Павел невольно внутренне сжался. Ведь он тогда едва не погиб. Вообще-то машина была хорошая, но на тот момент ещё слишком "сырая" со множеством дефектов. Но в том-то и состоит работа испытателя, что ему часто приходиться учить перспективный самолёт летать, попутно помогая конструк-торам избавлять только рождённый в их КБ истребитель или бомбардировщик от "детских болезней". Один из таких дефектов едва не стоил ему жизни....
       Павел будто снова пережил тот тревожный день. В ушах зазвучал мелодичный женский голос, невозмутимо предупрежда-ющий о пожаре. Голос системы бортового контроллера раз за разом предлагал ему катапультироваться. В конце концов он так достал своей приветливой заботливостью, что Павел не выдержал и огрызнулся в ответ на очередное предложение покинуть горящую машину:
      - Да заткнись же ты наконец!
       Мало того, что в тот день он возвращался на аэродром, волоча за собой с высоты двенадцать километров густой шлейф чёрного дыма, и что спину начинало всерьёз припекать от пожирающего хвост самолёта пламени, так ещё у самой земли горящий самолёт начал предательски рыскать по курсу, что не предвещало ничего хорошего!
       - Разворот под девяносто, я на подходе, - подробно проговаривал все свои действия пилот, зная о том, что работают магнитофоны голосового регистратора и ведётся запись на несгораемую проволоку, которая даже в случае его гибели поможет инженерам восстановить хронологию последних минут полёта. - Система бортового пожаротушения отработала, но сбить пламя не смогла. Текущие повреждения от пожара оцениваю примерно в 22 %. Пытаюсь дотянуть до полосы. Температура в двигателях, отсеке ЭВМ и в кабине растёт, за последние полторы минуты приборы зарегистрировали резкий скачок. Предполагаю, что у меня может и не получиться...
       На земле тоже вели запись происходящего в воздухе, но из-за пожара бортовая радиостанция работала всё хуже и хуже, помехи мешали диспетчерам слышать его.
      - Повторите, полста-первый, как у вас ситуация?
      - Нормальная ситуация...горю...и дымлю. Но в любом случае, готовьте технику, встреча обещает быть жаркой.
       Это был предпоследний вираж перед заходом на полосу. Осталось вывести истребитель на глиссаду, а дальше, плавно скользя, словно с пологой горы, он сядет и сам. Но в этот момент всё резко пошло в разлёт - самолёт вдруг начал заваливаться на левое крыло, грозя перевернуться. Двигать ручкой и педалями было бесполезно - команды не проходили, бортовая ЭВМ окончательно спеклась. Как опытный лётчик, Беркут сразу определил, что пламя повредило проводку системы управления механизацией крыла - закрылками и элеронами, - отчего закрылок заклинило намертво. "Зажевало", как у них принято говорить. Накрылось управление по тангажу, а значит скоро и ему крышка. Прыгать теперь уже поздно - слишком малая высота исключала возможность удачного катапультироваться.
       От безысходности пришлось пойти на крайний риск - садиться коряво, с ходу, в общем, как получится. Вырубив левый двигатель, одновременно он до упора поднял обороты на правом, и сразу резко вниз! Пошёл к земле по очень крутой траектории, выполнив лишь два небольших манёвра, чтобы хоть немного погасить вертикальную скорость.
       Посадкой это можно было назвать с большой натяжкой, более подходящее определение тому, что тогда произошло на его любимой взлётно-посадочной полосе Љ 4 было "падение". К счастью шасси выдержали чудовищный удар по бетонке и хребет его тоже, хотя в позвоночнике что-то хрустнуло. От чудовищной перегрузки лётчик на несколько секунд потерял сознание. Но это всё равно ничего теперь не решало, ибо неуправляемая машина неслась вдоль по бетонке и притормозить её было невозможно. В последний момент пилот выпустил тормозной парашют, но в огненном шлейфе купол почти сразу "испарился". Скорость была такая, что самолёт вынесло за полосу. Подрубив плоскостями молодые деревца, истребитель ткнулся носом в насыпной бруствер. В считанные секунды огонь охватил самолёт почти полностью. Краем сознания Беркут слышал сирены спешащих пожарных машин, но они ещё были очень далеко: пока доедут, он сгорит.
       На его глазах, как в замедленной съёмке в огромном киле на месте метровой красной звезды образовалась дыра в расплавлен-ном металле и вскоре хвост отвалился от фюзеляжа. На чью-то помощь рассчитывать не приходилось, пришлось самому выбираться из раскалённой кабины, пробиваться сквозь бушую-щее пламя. И он сделал это, к изумлению спасателей, которые не ожидали, что кто-то может выползти из десятиметрового костра и чёрного едкого дыма. Словно из ада выбрался - с чёрным, как у негра лицом, в дымящейся шкуре комбинезона. Должно быть видок у него тогда был ещё тот! Павел как сейчас видел совер-шенно обалдевшие лица спасателей. Лишь, когда он сам себя спас, прибывшие пожарные начали заливать огромный костёр пеной.
       В медсанчасти у него диагностировали перелом челюсти, левого голеностопа и травму колена. Но опасней всего были серьёзные ожоги спины и частично ног. А то, что попутно у него четыре зуба раскрошились, из носа и ушей - короче, из "всех дыр" сочилась кровь, полопались мелкие сосуды в глазах и мелкие кровоизлияния были почти по всему телу, так это были сущие пустяки. Врачи удивлялись, как с такими травмами он смог самостоятельно выбраться из кабины. Да он и сам не очень-то это понимал, была у него лишь одна версия... Пришлось признаться медикам по пути в операционную, что прежде чем попытаться выбраться, он залпом выпил бутылку коньяка. Замалчивать этот факт было бесполезно, от героя за версту несло спиртягой. Так уж случайно вышло, что перед взлётом по пути к самолёту Павел случайно встретил знакомого пилота, пригнавшего свою крылатую машину с Кавказа, и тот сунул ему в качестве восточного сувенира бутылку дагестанского коньяка. Этот коньяк в конченом итоге, вероятно, и спас ему жизнь.
       Обычно после такого лётного происшествия под списание идут и лётчик, и самолёт. Но он каким-то образом выздоровел и смог вернуться к лётной работе. Здоровье тогда ещё позволяло. Хотя, кто знает, возможно именно тогда в его организме возникла серьёзная трещина, которая привела к нынешним проблемам...
      
       ...В самом конце партийного собрания в класс заглянул полковник Филиппов из штаба войсковой части и сообщил, что в Звёздный городок приехал сам руководитель ОКБ-52 академик Чаломеев. После смерти Королёва он считался самым авторитет-ным ракетным конструктором. Зачем-то ему понадобилось встретиться с космонавтами, хотя пока экипажи продолжали летать в космос на изделиях королёвской "фирмы". Но, видимо, в воздухе уже витали какие-то важные перемены.
       На первый взгляд знаменитый соратник и одновременно главный конкурент великого Королёва не производил впечатления стального наркома сталинского типа, каким, например, были сам Сергей Павлович или ещё один член "триумвирата великих" Валентин Глушаков.
       Рыхлый старикан в заношенной кепочке простого работяги, вроде ничего особенного. Однако, внешний вид Чаломеева был обманчив. Это был очень хитрый и жёсткий деятель.
       Разговор с конструктором происходил в учебном зале Центра подготовки космонавтов. Естественно, космонавтов больше всего интересовали лунные перспективы.
      - Уверен, что Н-1 не полетит, - почти сразу заявил Чаломеев, наплевав на все этические законы. - Авантюра всё это...
       Беркут был поражён, ведь гигантская лунная ракета была главным наследием великого Королёва, а Чаломеев говорил о ней с нескрываемым презрением, как о почти шарлатанском проекте. Он не слишком вдавался в технические подробности, сказал только, что синхронизировать работу двадцати четырёх двигателей - задача неподъёмная, а там ещё интерференция истекающих из сопел на сверхзвуковой скорости газов...
      - Сам чёрт ногу сломит - подвёл черту Чаломей. - Так что, ребятки, вся надежда на мою ракету-носитель УР-500 "Протон". Мы у себя в КБ досконально проработали основные этапы полёта по варианту орбитального комплекса для облёта Луны. А скоро проработаем и вариант с высадкой на Луну с выводом полностью готового корабля в космос трёхступенчатой ракетой УР-500К в составе разгонного блока "Д". Так что у нас всё обстоит действительно самым серьёзным образом, и милости просим на борт...
       Павел видел, что его товарищи по отряду уважительно кивают, фактически соглашаясь со словами конструктора. Почти у всех загорелись глаза. Но не у него. Да, он и сам прекрасно понимал, что предложенная ещё Королёвым схема экспедиции с высадкой на лунную поверхность очень сложна. Космонавт должен был переходить из орбитального корабля в посадочный модуль через открытый космос, затем направлять спускаемый аппарат к Луне и осуществлять посадку в одиночку, рассчитывая исключительно на своё мастерство. Более чем возможный сбой на любом из этапов означал для космонавта верную смерть...
       Понимал он и то, что после смерти великого конструктора, при его приемнике Королёвская "фирма" упала, ибо многое держалось на выдающихся личных качествах Сергея Павловича.
       Но знал он и другое. Вместо того, чтобы болеть интересами государства, объединить усилия для того, чтобы сообща одолеть такого сильного конкурента как США, великие конструкторы всеми правдами и неправдами отстаивают узкокорпоративные интересы. Каждый тянет одеяло на себя. Конечно, где-то и Чаломеева можно понять. За несколько лет до своей смерти Королёву фактически удалось отобрать у него лунный проект. Ведь эскизный проект пилотируемого корабля для облёта Луны был подписан Чаломеевым 30 июня 1965 года - в день своего рождения. Однако Королёв выступил категорически против проекта ЛК - 8К82К (УР-500К), обрушив тогда свою беспощад-ную критику на носитель УР-500. Влияние Королёва в Министер-стве обороны, в Академии наук и на предприятиях промышленно-сти было исключительно велико, и ему удалось в значительной степени затормозить работы по созданию и доведению новой тяжёлой ракеты, создаваемой коллективом Чаломеева. Затем Королёву почти удалось убедить членов Госкомиссии передать проектирование всей лунной техники в его организацию, отобрав у ОКБ-52 это интереснейшее задание.
       Теперь Чаломеев жаждет полного реванша. И наследнику Королёва в кресле руководителя его "фирмы" будет архитрудно бороться с этим мастодонтом, ведь у них разные "весовые категории". Чаломеев своим авторитетом обязательно попытается задавить Бурова. Опытный руководитель старой школы он умеет бить своих противников, тихо удушая их интригами и публично громя убойными аргументами. Вот и теперь он напомнил космонавтам заключение комиссии Келдыша, одобрившей именно его ракеты "Протон" и раскритиковавшей изделия Королёва. А дело было так. В тот же день, когда Чаломеев представил на обсуждение свой план облёта Луны, то сеть 30 июня 1965 года, для проверки правильности принятых им технических решений по созданию ракетно-космического "лунного" комплекса 8К82К-ЛК, специальным постановлением Комиссии по военно-промышленным вопросам при ЦК КПСС была назначена научно-техническая экспертная комиссия под председательством знаменитого академика М.В. Келдыша. Экспертная комиссия, получившая в истории советской лунной программы название "комиссии Келдыша", состояла из представителей Министерства обороны, ведущих конструкторских бюро, научно-исследовательских институтов и Академии наук. И вначале большинство членов комиссии поддерживали проект Королёва.
       Говорили, что и сам Чаломеев с самого начала не слишком верил в успех своих разработок. Понимал, что против Королёва ему не выстоять. Поэтому на заседания комиссии почти не ездил, а если приезжал, то от него чаще всего слышали лишь знаменитую фразу: "Если не хотите помогать, то хоть не мешайте". Но неожиданно для всех по ходу работы комиссии сам Келдыш, несмотря на дружбу с Королёвым и пренебрегая советами высокого партийного руководства, вдруг встал на защиту проекта Чаломеева. Тогда это вызвало большой скандал. Но теперь, когда конъюнктура резко изменилась, всё больше влиятельных персон вспоминали ту историю. И по самоуверенному виду высокого гостя было заметно, что он уже предвкушает закат конкурента и начало триумфа своих изделий. И великодушно приглашает всех желающих перейти под знамёнами будущего триумфатора. Тем более, что сам "король ракетных двигателей" Глушаков уже фактически работал на него.
      - Скоро мне понадобятся самые лучшие космонавты на мой лунный корабль, - важно произнёс Чаломеев. - На моих "Прото-нах" вы полетите к Луне, а потом на Марс!
       И кажется, большинство космонавтов было не прочь. Павел даже порадовался, что здесь нет Михаила Бурова, и невольно предста-вил, как он стоит в сторонке, потерянный, раздавленный, уперев взгляд в пол, чтобы не видеть, как его предают те, кто ещё недавно мечтал поймать на себе его внимательный, оценивающий взгляд.
      - А вы? - вдруг обратился персонально к Беркуту конструктор. - Вы хотели бы полететь к Луне на моей ракете?
      Чаломеев был гений. Вероятно, такого же калибра, что и Королёв. Для любого космонавта предложение лететь на его технике стало бы огромной честью и счастьем. От Беркута всего-то и требова-лось, что сказать ему то, что он желает услышать. "Предай, соври - и снова попадёшь в первачи". Вместо этого Павел ответил ни секунды не раздумывая и не отводя взгляда:
      - Я намерен лететь на Н1 так как полностью доверяю приемнику Сергея Павловича Королёва новому генеральному конструктору Михаилу Васильевичу Бурову.
      Было видно, что Чаломееву его ответ очень не понравился, он сердито буркнул:
      - Если не хотите лететь, найдутся другие...
       Павел понял, что возможно самый могущественный человек в его профессии, только что зачислил его в свои персональные недоброжелатели.
      
      Глава 18
       Сегодня ему предстоял высотный полёт на одноместном МиГе новой модели. Для подъёма в стратосферу требовалось облачиться в высотный скафандр. Затягивая на себе шнуровки с помощью прапорщика-техника, Беркут заметил, что у него предательски дрожит рука и сказал ассистенту:
      - Мне надо выйти.
       В туалете он подошёл к раковине, пустил воду из крана, и несколько минут задумчиво смотрел на себя в зеркало: быть или не быть? Жизнь бросала ему вызов и не ответить на него, значит, предать лучшее в себе. Поколебавшись ещё с минуту, Беркут всё же достал из кармана пузырёк с "янтарными" пилюлями, которыми снабдила его Валентина Кудрявцева; решительно закинул в рот сразу три таблетки (для верного эффекта) и запил водой из-под крана. Хотя давшая ему пузырёк Кудрявцева не рекомендовала зараз превышать дозировку в одну пилюлю.
      
       ...От зноя бетонные плиты аэродрома раскалились, словно блинная сковорода. Скорее уж туда - на высоту! Туда, где в синем небе ослепительно сверкают пышные шапки облаков - там прохлада.
       Прокатившись по рулёжным дорожкам к линии старта, истребитель ненадолго остановился, дожидаясь разрешения на взлёт. Удерживаемый на тормозах мощный перехватчик весь вибрировал от жажды сорваться в разбег. В какой-то момент занятый приборами пилот случайно скосил глаза влево, и неожиданно заметил девушку метрах в тридцати от полосы, её рыжие волосы развивало горячим ветром из сопел его двигателей. Тонкую, словно тростинка незнакомку, едва не сдувало. В этом рёве и свисте она должна была оглохнуть, и всё же почему-то не уходила. Незнакомка не видела его лица - только глаза поверх кислородной маски под забралом шлема, но отчего-то улыбнулась ему и помахала рукой, словно хорошему знакомому. Как она здесь оказалась? Кто такая? Откуда? Вероятно, новенькая подавальщица из лётной столовой или молоденькая медсестра, которую лишь недавно взяли на работу. Павлу даже стало любопытно, но тут с диспетчерской вышки дали приказ на взлёт.
      
       Оторвав тяжёлый МиГ от полосы, Беркут, едва не рыча от восторга, сразу вывел оба двигателя на полные обороты. Взлёт на форсаже вообще-то не был запланирован заданием, это была чистой воды импровизация. Почувствовал резкий рывок, машина пошла вверх по очень крутой траектории. Стремительно закрути-лись стрелки приборов перед глазами. С диспетчерской вышки тут же отреагировали на слишком агрессивную манеру взлёта:
      - Полста-первый, вы превысили взлётный режим! Вы не на испытаниях, предлагаем придерживаться плана тренировочного задания, - строгим голосом напомнил ему руководитель полётов.
       Примерно пятнадцать минут назад, ещё на пути к самолёту, Беркут внезапно ощутил подзабытое состояние "стопроцентной эрекции". Что-то вроде "большого взрыва", после которого "его персональная вселенная вдруг резко расширилась". Давно такого с ним не бывало...чтобы так мощно и ярко... На самом деле Павел уже и не помнил, когда переживал что-то подобное. Очень кайфовое состояние, когда не только яйца распирает от молодой спермы, а и всё тело требует самого энергичного действия. Чувствуешь себя "жутко прокаченным чуваком", - как принято говорить у молодых неформалов. В этом состоянии ты способен буквально "порвать мир в клочья", то есть можешь абсолютно всё. Словно с места легко набрал первую космическую скорость.
       И потому совершенно естественно, что в таком состоянии, - когда половые гормоны в считанные минуты превратили его в задиристого подростка, - руки сами сразу вывели обе турбины на полные обороты, резко двинув ручки РУД-ов от себя. Но как объяснишь руководителю полётов, что у тебя буквально душа поёт и требует тройную порцию адреналина, как бывало в восемнадцать лет?
      - Вас понял, - ответил Беркут диспетчеру. - Но прошу разрешения придерживаться индивидуальной программы, она согласована с генералом Камчатовым.
       ...Через минуту активного радиообмена, диспетчер всё же дал ему добро на некоторые "импровизации", и пожелал удачного полёта.
      
       Первые пятнадцать минут МиГ стремительно взбирался в верхние слои атмосферы, легко "пробив" раскинувшееся от горизонта до горизонта бескрайнее поле из шапок сверкающих на солнце облаков. Но после отметки 20 километров подъём замедлился: нос истребителя всё ещё был задран вверх, но голубая стрелка теперь едва ползёт по циферблату высотомера; шум двигателей почти стих - на такой высоте они потеряли около семьдесяти процентов своей мощности, ощущение такое, будто самолёт завис. Между тем земля под крылом приобрела кривизну, как при взгляде из иллюминатора космического корабля. Значит, самолёт почти достиг кромки космоса. Над головой осталось всего несколько километров верхнего слоя стратосферы - фактически тонкая воздушная линза, слегка подёрнутая серебристыми облакам, сквозь которую чернеет полная мерцающих холодных звёзд бездна. "Открылась бездна, звёзд полна, звездам числа нет, бездне дна" - лучше, чем Ломоносов и не скажешь.
       На такой высоте очень холодно, собственное дыхание оседает инеем на стекле гермошлема. Вероятно, по причине каких-то атмосферных помех связь с наземной диспетчерской вышкой прервалась, из-за этого остро ощущается одиночество, ты будто песчинка, затерянная где-то во Вселенной. Павел отклонился назад в кресле и, насколько позволял тесный высотный скафандр, задрал голову, вглядываясь сквозь остекление кабины в бездонную пустоту космоса. Интересно, что он будет ощущать, когда придётся покинуть околоземную орбиту, чтобы устремится к Луне? Сумеет ли его разум справится с чувством вселенского одиночества? Ведь прежде никому ещё не приходилось испыты-вать ничего подобного. Ещё вчера специалисты с большой осторожностью обсуждали перспективу освоения человеком дальней орбиты Земли, а тут сразу придётся покинуть "прибреж-ные воды" и выйти в неизведанный океан открытого космоса! Не грозит ли это безумием для хрупкого человеческого разума? Когда прекратится прямая трансляция с Центром управления полётами, а вслед за связью начнут рваться и прочие ниточки, связывающие его с матерью-Землёй...А, впрочем, что толку загадывать так далеко, если даже результат ближайшего полёта на ближнюю орбиту окутан туманом.
      
       ...Над Балтийским морем Павел развернул свой МиГ на обратный курс. Даже остались силы и настроение немного поиграть в догонялки с двумя перехватчиками ПВО Краснозна-мённого Балтфлота, которые зашли ему в хвост, когда самолёт Беркута находился на траверзе Клайпеды. Пограничники затребо-вали у него подтвердить свою государственную принадлежность по кодировке "свой-чужой". Но если ты космонавт из первой пятёрки, то у тебя другие скорости. На своём новейшем истреби-теле, даже с двумя подвесными баками "под брюхом" Беркут без труда оторвался от чересчур бдительных коллег, уйдя от них "в точку". Разогнав машину до умопомрачительной скорости в три МАХа, - то есть более 3000 км в час, - Беркут с ветерком проско-чил почти всю западную часть страны; даже сам не заметил, как оказался почти дома.
       Правее Ленинграда начал плавное снижение. На подлёте к Москве из-за образовавшегося на пути грозового фронта разреши-ли посадку на его родном испытательном аэродроме в Жуковском. На подходе к "альма-матер" позволил себе ещё одну мальчише-скую выходку. Лихо - на предельно малой высоте, гремя форсажем - прошёл над аэродромом, выполнил каскад пилотажных фигур, а потом с боевого разворота сразу мастерски посадил машину на свою любимую взлётно-посадочную полосу (ВПП) Љ 4. Самая длинная в Союзе, она позволяла обойтись без выпуска тормозного парашюта.
       Пока рулил к стоянке знакомые ребята из технического персонала, узнавая сидящего в кабине лётчика, отдавали честь вернувшемуся в родные пенаты "блудному сыну" и приветственно махали.
       Отстегнув привязные ремни, Павел мысленно поблагодарил машину за то, что не подвела, затем, лишь за счёт силы рук, легко поднял тело с кресла, радуясь вернувшейся силе, и перебросил себя через борт кабины. Спускаясь по приставной лесенке, увидал вдали мчащийся вдоль строя самолётов УАЗ-ик: похоже сам заместитель начальника лётно-исследовательского института по лётной работе Василий Трофимович Власов спешит его лично встретить.
       В ожидании местного руководства Беркут стащил с правой руки перчатку, машинально потрогал обшивку МИГа, ладонь обожгло холодом: всего час назад самолёт находился у границы космоса, и образовавшаяся тонкая корка льда ещё не успела растаять.
      - Вот так гость! - выбравшись из "козла", радостно изумился Василий Трофимович. - А я думал, что за тютюкнутого акробата, мать его, к нам занесла нелёгкая? Приехал лично намылить хулигану шею, - сердито шевеля одновременно густыми бровями и усами, посмеивался Власов. - А это оказывается Лёха Беркут собственной персоной! Ты же, бесовская твоя натура, нам едва диспетчерскую вышку не снёс!.. Хотя с другой стороны требовать от тебя летать строго по правилам, всё равно что от меня - совсем бросить пить. - он приветливо распахнул объятия. - Ну, здоров, бродяга, рад тебя снова видеть!
       Павел поднял забрало высотного гермошлема. Обнялись. Крупный приземистый Власов заграбастал его в свои медвежьи объятия и затряс:
      - Молодчина, что навести нас! - похлопывая его по плечу, радостно басил на ухо Власов. - Рад тебя видеть, дружище! Дай-ка, как следует на тебя посмотреть, - он немного отстранился и окинул бывшего подчинённого оценивающим взглядом. - Ничего! Начальственный жирок пока не нарастил, да и летать, как все мы только что имели возможность наблюдать, ещё не разучился. Только седины, пожалуй, прибавилось, а так почти не изменился.
       Василь снова отстранился и прищурился:
      - Так как, уделишь время бывшим однополчанам?
      - Не знаю, я теперь гордый, - с серьёзным видом пошутил Беркут.
      Власов захохотал, призывая в свидетели авиатехников:
      - Вот, парни, каких орлов-беркутов мы тут у себя готовим!
       Потом Василь обратил свой взор на самолёт Беркута, на борту которого красовалась эмблема космического центра:
      - Ого! На каких машинах вы летаете. Нового поколения! Послед-нее слово науки и техники! Мы их тоже испытываем. - Власов снова повернулся к Беркуту. - Ладно, сейчас накормим тебя обедом с дальней дороги, а уж потом попаримся в баньке, посидим в дружеской компании.
      
       При появлении Беркута в лётной столовой обедающие здесь лётчики без всякой команды поднялись из-за столов и продолжали стоять в знак уважения, пока он не сел.
       Лицо немолодой официантки осветилось искренней радостью, стоило ей увидеть залётного гостя:
      - Павел Поликарпович! Вы?! Как давно вы у нас не были, только по телевизору вас теперь и видим.
      - Здравствуй, Зиночка, - улыбнулся в ответ Беркут, невольно философски отметив про себя, что женская красота - всё равно что тонкий слой золотого напыления - к сожалению, быстро облетает от душевных страданий. Когда он тут ещё работал, Зинаида была очень привлекательной женщиной, но постигшее её затем несчастье, связанное с внезапной болезнью десятилетнего сына, сильно её подкосило.
       Впрочем, официантка старательно изображала лёгкую весёлость, чтобы не загружать своими личными проблемами вернувшихся с полётов мужчин:
      - А у нас тут, Павел Поликарпович, как видите, всё по-прежнему.
      - Вижу. Даже меню не изменилось.
      - Ой! - всплеснула руками Зинаида. - Так давайте я сбегаю на кухню, попрошу Матвея Семёновича быстренько пожарить блинков, или шашлычков сообразить.
      - Да не надо. Я пошутил. Скажи лучше, как сынок твой поживает.
      - Павлуша-то мой? Тёзка ваш? - лицо женщины озарилось какой-то болезненной болью и одновременно нежностью. - Почтовыми марками нынче увлёкся. Коллекция у него уже толстый альбом занимает. Целыми днями сидит на постели и в увеличительное стекло разглядывает свои марочки. Я уж ему не отказываю в радости, когда просит что-то новенькое, хотя дело это недешёвое. Вот недавно купила ему почтовый блок про ваш прошлый полёт. Вы там такой красивый - в скафандре после возвращения из космоса, и в белом парадном кителе! Вот бы вы ему написали что-нибудь на память, он был бы так счастлив. Всё-таки такой уважаемый, заслуженный человек, дважды Герой Советского Союза.
       Мужики за столом переглянулись, ведь пока у Беркута была лишь одна золотая звезда, но никто не поправил допустившую ошибку официантку. Павел тоже будто ничего не заметил. И, чтобы не смущать знакомую, пообещал:
      - Обязательно, Зиночка, напишу.
       Официантку с обедом ждали и за другими столами, Зинаида пошла работать дальше, а Беркут тихо спросил у товарищей:
      - Как её мальчишка?
      - Худо - ответили ему. - Тяжело ей одной с ним. Муж их бросил, едва про болезнь сына узнал. Так мы над ней негласно решили шефство взять, и начальство нас поддержало, верно Василий Трифонович?
       Власов смущённо пояснил, стараясь не слишком выпячивать свою роль в столь благородном деле:
      - А что я? Я только выразил общее желание, и с разрешения начальника института официально перевёл её на шестичасовую рабочую неделю с сохранением полной зарплаты. Жаль хорошего человека, надо поддержать. Профком, естественно, тоже в стороне не остался. Сейчас вот выделили две бесплатные путёвки в наш санаторий на Волге. Но денег им всё равно не хватает. Мальчишка славный, очень смышлёный, но одной Зинаиде хворого пацанёнка не вытянуть. При его заболевании рекомендован крымский климат. Хорошо бы ей там с мальчиком целый год провести. Но на это деньги нужны.
       Богдан Рыбак, отличный парень и лётчик, бойко отрапортовал Павлу:
      - Так мы с ребятами решили скинуться, чтобы положить на её имя в сберкассу приличную сумму. Если получится, Зинаида сможет год или два совсем не работать и заниматься только сыном, чтобы поднять его на ноги.
      - Тогда я тоже участвую! - загорелся гость. Не откладывая дело в долгий ящик, он тут же полез во внутренний карман и выложил толстую пачку новеньких пятидесятирублёвок, ещё в банковской упаковке.
       Ребята ошарашенно переглянулись. Конечно, они и сами неплохо зарабатывали на испытательной работе, но, чтобы вот так запросто вытащить из кармана пару тысяч и хлопнуть их на стол...
      - Спокойно, хлопцы! Сберкассу я не грабанул, - пояснил Беркут. - Просто как раз вчера гонорар за книжку получил, так уж счастли-во совпало.
      - Зачем так много? - покачал головой Власов.
      - Мне эти деньги сейчас ни к чему: своих детей у нас с женой нет... пусть хоть чужим они счастье принесут. Всё равно копить я не умею, - подвёл черту под этим разговором Беркут.
      
      Глава 19
       Очередной рабочий день на аэродроме был закончен - самолёты больше не поднимались в небо и не садились. Вместе со знакомыми ребятами Беркут шагал по опустевшей взлётной полосе, которая своим дальним концом упиралась в берёзовую рощу. Идти было легко, ибо дневная жара сменилась долгождан-ной вечерней прохладой.
       Едва смолк гул моторов, как приближающийся лесок наполнил-ся птичьими трелями. Где-то там он едва не сгорел живьём несколько лет назад...
       Под соловьиное пение компания лётчиков с шутками-прибаутками подошла к одноэтажному зданию, официально именуемому "комплексом психофизической разгрузки лётного состава". Их встретил ловкий приветливый мужичок, занимавший должность смотрителя бани. К приходу компании он хорошенько протопил парную и всё подготовил.
       Раздевшись в предбаннике, Павел придирчиво выбрал веник, затем шутливо обратился к Власову:
      - Ну что? Хоть ты мне начальство и бывшее, но, по старой памяти, полагается соблюсти субординацию.
      Василь с таким раскладом не согласился и отобрал у него веник:
      - Нет уж, Павло! Это в честь тебя марки печатают и тебя уже дважды героем народ величает, так уж позволь мне, чумазому, "Ваше Превосходительство" уважить.
       Глядя на высохшие мускулы бывшего сослуживца, складки дряблой кожи на его груди и животе, Беркут невольно подумал, что его некогда сильное массивное тело хорошо послужило Василю до определённого возраста, однако никто из людей не властен над законами природы и в конечном итоге время берёт своё...
      
       ...Нахлестав друг друга до изнеможения, несколько раз перебегая из парилки в ледяную купель и обратно, мужики в приятной истоме сели за накрытый в чайной комнате стол. Беркуту очень хотелось пивка, но строгий режим дозволял лишь квас. Впрочем, и он показался божественным.
      - Держишь жёсткий режим, лететь скоро? - понимающе сказал один из товарищей.
      - Завтра медкомиссия, - кивнул Беркут. А сам с приятным удивлением исподволь поглядывал на собственное отражение в большом настенном зеркале. С его телом произошла поразитель-ная метаморфоза: складки дрябловатой кожи на шее и животе куда-то делись, зато снова рельефно проступили кубики пресса, более жёсткой стала выглядеть мускулатура рук и торса. И лицо будто разгладилось, - исчезли мешки под глазами, появившиеся у него лет семь назад... Вот так пилюли!
       Очередной вопрос переключил его мысли на менее приятные вещи:
      - А машина как - надёжная?
       "Странный вопрос. Можно ли назвать надёжной ракету, которая до сих пор лишь взрывалась либо разбивалась при возвращении на Землю?!.." - подумал Беркут. Впрочем, выбрав профессию военного лётчика, он всегда знал, что любой день может стать для него последним. Но даже умирая, надо вести себя достойно. Ни стонов, ни криков быть не должно. Советский офицер, коммунист всегда готов выполнить приказ Родины, даже смертельный. Гораздо больше гибели Беркут боялся, что пере-страховщики или откровенные саботажники погубят хорошее дело. Он ведь так и написал в том обращении в ЦК КПСС, когда с товарищами вызвался лететь на одном из "Зондов" к Луне...
       Хотя история эта была относительно недавняя, о ней многие уже забыли. А произошло там вот что. В рамках проекта "Союз" конструкторы (в качестве такого промежуточного "относительно недорогого" решения) разработали двухместный космический корабль 7К-Л1, который предполагалось использовать для облёта Луны. СССР тогда уже вступил в активную космическую гонку с США за самый престижный "лунный" приз. Было уже известно, что американцы тоже строят корабль, предназначенный для облёта Луны без высадки на её поверхность. Уже тогда угроза потери важного исторического приоритета оценивалась, как весьма реальная.
       Испытания нового корабля столкнулись с большими техниче-скими проблемами. Четыре попытки вывести беспилотный вариант "Зонда" на траекторию полёта к Луне закончились неудачами. Лишь "Зонд-4" был выведен на высокую эллиптиче-скую орбиту, имитирующую полёт к Луне. Но при возвращении тоже сгорел в атмосфере.
       В течении последующих двух месяцев погибли ещё два корабля. И лишь "Зонд-5" был успешно выведен к Луне, обогнул её и благополучно вернулся. На его борту находились две черепашки, которые нормально перенесли трудности многодневного космиче-ского рейса.
       Всё это время Беркут и его товарищи упорно готовились к рейсу. Однако "Зонд-6", отправленный в космос в качестве последнего испытательного полёта перед тем как послать людей, разбился во время приземления. Проект снова застопорился. И тогда Беркут обратился напрямик в Политбюро с письменной просьбой всё-таки разрешить ему и его товарищам по экипажу полёт. В письме он объяснил, что шансы на успех значительно возрастут, если на борту будут не черепашки, а опытные пилоты. Они смогут справиться с аварийными ситуациями. Если же авария обернётся катастрофой, то, что ж... в таком случае они готовы пожертвовать своими жизнями во имя сохранения космического превосходства СССР.
       Не все тогда его поняли, некоторые записали в одержимые фанатики-камикадзе. Но ведь когда речь идёт о приоритетных достижениях такого исключительно-высокого уровня, когда на карту поставлена честь страны, без самопожертвования часто не обойтись. Предстоящая задача с самого начала выглядела невероятно сложной, почти недостижимой. К тому же усугубля-лась схваткой двух главных мировых идеологий - капитализма и коммунизма (американцы уже тогда дышали нам в затылок). А ещё внутренними амбициями главных конструкторов и космонав-тов, каждый из которых мечтал о таком триумфе и активно интриговал.
       Ситуация напоминала Битву за Эверест. Когда в 1953 году британская экспедиционная партия, в составе которой был будущий покоритель главного восьмитысячника планеты новозеландский пасечник Эдмунд Хиллари, отправилась в Непал, то участники группы понимали, что другого такого шанса у них больше не будет - следующая британская экспедиция должна была состояться лишь в 1956 году. А на 1954 год разрешение от местных чиновников было выдано французам. На 1955-й - швейцарцам, которые осенью 1952 года не дошли до вершины Джомолунгмы (с непальского "Божественная") всего 250 метров - помешала непогода. Кто-нибудь из конкурентов обязательно покорил бы высочайшую гору мира (фактически Луну 1950-х годов).
       И члены британской команды готовы были погибнуть, но воткнуть имперский штандарт в пик Планеты - закрепить за Британией приоритет. Двое первых покорителей Том Бурдийон и Чарльз Эванс поднялись на вершину Южного склона Эвереста. До главной высоты им оставалось всего100 метров. Но парни уже фактически находились при смерти от предельного физического истощения и кислородного голодания. И тогда на штурм пошла связка Хиллари и непальского шерпа Тенцинга Норгея. Они взяли высоту. Британия рыдала от счастья. Вскоре вступившая на престол королева Елизавета II произведёт Хиллари в рыцари Британской империи. Но это случиться чуть позже. А пока альпинистам предстояла новая схватка иного рода.
       Когда Хиллари и Тенцинг спустились с вершины, непальские коммунисты, которые тогда были невероятно популярны в стране, решили, что эта победа должна стать не просто спортивным достижением, а политическим манифестом планетарного масштаба в честь приближающегося коммунизма. И уговорили Тенцинга сказать, что первым вступил на вершину именно он, а не англичанин (хотя именно Хиллари шёл первым в связке и первым вступил на вершину). Ведь когда речь идёт об идеологии и политике, - то будь это организованная извне революция и гражданская война в бывшей африканской колонии, битва за первенство по завоёванным медалям на Олимпийских играх, альпинизм или космос, - не до щепетильности. Что такое конкретная человеческая жизнь, если речь идёт о демонстрации преимущества социализма и величии Державы! Именно так Павел и рассуждал, когда отправлял письмо наверх.
       Через месяц из правительства вроде бы последовало добро. И Беркут с товарищами по экипажу "Зонда" даже вылетели на Байконур, и находились там в течении недели, ожидая что поступит срочное указание о запуске. Но в последний момент старт всё-таки отменили. По легенде генсек якобы сказал, когда окончательно решался вопрос: "Этот ваш Беркут похоже готов лететь к Луне хоть на метле! Но мы-то должны думать о международном политическом резонансе в случае гибели корабля с космонавтами. Ведь одно дело, если Советский Союз потеряет в космосе экипаж из двух черепашек, и совсем другое, если в корабле будут находиться люди". Это стало тяжелейшим ударом для экипажа.
       Но новый проект специального лунного комплекса ЛЗ, реализуемый сейчас приемником Королёва, который должна вывести в космос новейшая сверхмощная ракета Н-1, снова возродил в Беркуте погасшую было надежду. Уже полгода возглавляемая им специальная группа космонавтов параллельно с программой "Союз" тренировалась управлять будущим лунным кораблём на тренажёре. В прошлом месяце они почти сто часов отрабатывали процедуру прилунения на специально переоборудо-ванном вертолёте...
       Только ведь такая складывается ситуация, что новый проект тоже может постичь печальная судьба "Зондов" из-за аварий "Союзов" и ракет Н-1! Перспективную технику закроют в пользу беспилотных научных станций и автоматических луноходов! А ждать следующего шанса отправиться к Луне, чтобы воткнуть флаг СССР в лунный грунт, он не может. Поэтому должен, обязательно должен успеть вскочить на подножку последнего вагона пока ещё находится в оптимальной физической форме и лучше других подготовлен к такой миссии! Но для этого ему просто необходимо нормально слетать на "Союзе" и вернуться. Иначе честь страны пострадает...
       Все эти мысли мгновенно пронеслись у Беркута в голове. Но он ничего не ответил товарищу. Врать друзьям Павел не хотел, но и вдаваться в подробности права не имел. Да и жаловаться, рассказывать о проблемах было не в его характере. Не так воспитан. Как бы тяжело и больно не было - терпи без стонов и упрёков - так его воспитали с детства.
       Впрочем, красноречивое молчание гостя говорило само за себя.
       - Да...тяжёлая тебе досталась работёнка, - вроде как посочувство-вал другой бывший сослуживец. - Всё-таки три неудачных пуска подряд...мы тут наслышаны.
      - А то возвращайся обратно, Паша! - то ли в шутку, то ли всерьёз предложил Богдан Рыбак. У нас тут поспокойней, чем в вашей космонавтике.
      - Можно сказать курорт по сравнению с вами! - хохотнул другой сослуживец.
      - Так я спокойных путей не ищу, - ответил им Беркут. - Меня ведь никто в Отряд космонавтов на аркане-то не тащил, я добровольно туда пошёл. Даже брать долго не хотели из-за предельного возраста. Я по их меркам уже старик. Сами знаете, несколько лет свой первый полёт ждал...
       Павел был очень благодарен парням, пожалуй, нигде больше он не чувствовал себя так хорошо, как среди них. Только им было дано понять его, ведь лётчикам-испытателям тоже часто прихо-дится идти на огромный риск ради того, чтобы конструкторы нового самолёта получили бесценную информацию. И всё же не дай бог никому из них оказаться на его месте, ощутить такой же свистящий пролом в душе...
      
       - Ты на нас не обижайся, брат! - попросил за всех Василь, когда они вышли вдвоём подышать воздухом - Нам ли с ребятами не понимать, что такое настоящая испытательная работа. А вам космонавтам геройские звёзды не зря дают.
       Павел внимательно взглянул на бывшего начальника, и всё же решил спросить, хотя до последнего сомневался, стоит ли.
      - Василь Трофимыч, ты ведь принимал участие в опознании останков Гагарина.
      - А что это ты об этом вдруг вспомнил? - удивился Власов.
      - Да разговор у меня недавно состоялся с одни журналистом, - соврал Беркут. - Вспомнили мы о той катастрофе, журналист сказал, что приехал в тот лес только на третьи сутки. А я о тебе подумал, ты ведь вроде там сразу оказался?
       - Верно, - не без гордости подтвердил Власов. - Так уж вышло, что я помог опознать его останки. Не сказать, чтобы я был лично с Гагариным так уж близко дружен, но иногда мы оказывались в одной компании, как в канун его гибели.
       Василь был немного навеселе, благодушен, и ему захотелось рассказать о своём участии в историческом событии. По его словам, он оказался на месте гибели знаменитого космонавта одним из первых. И так уж случайно совпало, что накануне он с Гагариным и с ещё одним космонавтом пошли в гостиницу "Юность", близ стадиона "Лужники", к парикмахеру, у которого Гагарин обычно стригся. Звали парикмахера Игорь. Юра сидел в кресле, а друзья смотрели, как ему делают модную в то время "скобочку". И вот когда Игорь начал править "скобочку" бритвой, бывший с ними третий товарищ, кажется это был Алексей Леонов, ему и говорит: "Смотри, Игорь, не срежь у Юры всю красоту". А была у Гагарина родинка, коричневая такая, ровненькая-ровненькая. Парикмахер ответил: "Да я знаю, много раз его стригу и все время обхожу ее, эту родинку".
       - Но за секунду до этого я первым предупредил парикмахера: "поосторожней с лезвием!". Громко так сказал я ему, - рассказчи-ку отчего-то явно хотелось подчеркнуть свою особую роль в том, вроде бы незначительном эпизоде. После этого он продолжил:
      - В тот момент я ещё обратил внимание, что у одного моего знакомого маклера с ипподрома, - Жоры-"лимонада", точно такая же родинка сзади на шее. Правда, потом тот парень погиб. Обходил как обычно перед заездами конюшни, собирая информа-цию о лошадях и жокеях, и молодой горячий жеребец по прозвищу "Рок" лягнул его копытом в голову, мгновенно убив наповал. Странная, нелепая гибель, ведь Жорик был опытным лошадником.
       Власов задумчиво помолчал, и ещё кое-что припомнил:
       - Интересно, что именно во время той стрижки парикмахер Игорь аккуратно собрал срезанные локоны Гагарина и спрятал. До того он стриг его много раз и никогда этого не делал. А во вторник Юрий погиб...
       По словам бывшего начальника Беркута, после того, как гагаринский самолёт исчез с радара, долгое время была надежда что кто-то из лётчиков успел катапультироваться. Вроде бы даже нашлись очевидцы, которые подтверждали, что видели купол парашюта над лесом. В первые сутки прочесывания и поисков нашли куртку инструктора Гагарина Серегина, потом и его останки, а из вещей Гагарина - только пробитое портмоне, в котором было немного денег и фотография Сергея Павловича Королева. Была надежда, может, катапультировался, а портмоне выпало... Всю ночь искали, прочесывали лес. Никого и ничего не нашли. Однако потом прошла информация, что нашли часть скальпа с родинкой.
      - И когда мне и другому свидетелю показали его, мы ответили: "Да, это его останки". Никаких сомнений не осталось..." - закончил свой рассказ Власов.
      - Тяжёлая тебе выпала миссия, - посочувствовал Беркут.
      - Это точно, - согласился с ним товарищ, но помолчав, сделал неожиданную оговорку:
      - Сам ведь знаешь, у нас в авиации приметы играют огромную роль. Юра словно благословил меня. Может это прозвучит кощунственно, но та Гагаринская родинка стала для меня счастливой путеводной звездой и в конечном счёте опустилось мне на погон генеральской звездой.
       - Ты ведь кажется и орден Ленина именно в тот год получил, и должность заместителя начальника института, - припомнил Беркут. - И ещё Госпремию в 50 000 рублей.
      - Нет, только 30 000, - хладнокровно поправил Василь. - Мне присудили премию 2-й степени, так называемую "серебренную", а не "золотую" 1-й степени.
      - Но всё равно тридцать "серебряных" червонцев..., - уважительно протянул Беркут, - тоже неплохо.
      - Но я сразу сдал её в Фонд мира. Хотя, что было, то было, в общем, год стал для меня урожайным, - согласился Власов.
      - И в Москву кажется тогда же перебрался?
      - Верно. И квартиру на Ленинском проспекте в новом доме тоже получил тогда же, - подтвердил собеседник, не видя в этом ничего предосудительного. - И свою новенькую "Волгу" тоже в тот год купил. Машину мне вне очереди выделили - из обкомовского резерва. Просто так совпало. Правительство отметило мою долгую работу в институте, и мой вклад, как ведущего испытателя в освоение новой важной машины.
       Разговор на этом стоило закончить, тем не менее Беркут задал главный вопрос, не желая держать камень за пазухой:
      - Василий Трофимович, а это правда, что ты в тот день находился в той же зоне, поблизости от МиГа, в котором были Серёгин и Гарин? Вроде как испытывал новое оборудование на Су-15?
       Власова словно кипятком ошпарили. Это было необычно видеть его таким.
      - Кто тебе это сказал?! - лицо бесстрашного лётчика исказил мгновенный испуг. Никогда прежде за долгие годы совместной работы Павел ещё не видел его таким - утратившим контроль над собой.
      - Так от кого ты это слышал? - волновался Василь.
      - Уже и не помню, наверное, я что-то перепутал, - прикинулся лопушком Беркут, не чувствуя себя вправе называть фамилию "Ненашев".
       Власов несколько секунд пристально, как будто с подозрением смотрел ему прямо в глаза. Павел спокойно выдержал взгляд, и тогда Власов, немного успокоившись, дружески похлопал его по плечу:
      - Не верь этим сукам, Паша! Поверь, нет таких документов, которые бы это подтверждали. А тот, кто распространяет эту клевету, просто всеми способами пытается опорочить моё имя, чтобы протолкнуть своего блатного на мою должность.
       Мужчины вернулись за дружеский стол. Остаток вечера Василь молча сидел напротив, сам на себя не похожий. Курил непрерывно и исподлобья наблюдал за ним. Беркут чувствовал: сейчас что-то произойдёт.
      - Какая же я мразь! - вдруг ни с того, ни с сего вырвалось у бывшего начальника. Власов опрокинул в себя стакан водки и вышел в раздевалку, ни с кем не простившись.
      
       По пути домой на пустынном шоссе Беркута настигла стая бесшабашных искателей приключений - пятеро парней на мотоциклах и с ними девчонки. "Вольным всадникам" пришла в голову забавная идея немного покуражиться над водителем одинокой "пенсионерской" "Волги". Давя ему на психику, они с рёвом пошли на обгон. Грозно газуя моторами без глушителей, семеро сопляков были уверены, что до мурашек запугали старичка. Для пущего эффекта шутники врубили на полную катушку магнитофон с западной музыкой.
       Довольная своей "психической атакой", хохочущая "мотошпана" стала быстро удаляться. Обнимающие своих парней девчонки, махали ему на прощание руками с задних сидений "ЯВ" и ИЖ-ей.
       Можно было поздравить себя, что ещё легко отделался, ибо от ночных гонщиков можно ожидать чего угодно. Во всяком случае ещё вчера Павел спокойно бы отреагировал на выходку сопляков, ну что с них взять, пусть детишки тешатся. Но тут в нём взыграл азарт. Как это так, ему можно сказать бросили вызов, и не ответить?!
       И Павел азартно включился в гонку, словно такой же пацан. Километров пятьдесят они выясняли кто же из них всё-таки круче. То он "делал" мотоциклистов, то они выходили вперёд. Беркут выжимал из машины всё, на что она была способна. Не зря он столько часов провёл в гараже, заботливо ухаживая за мотором и ходовой частью своей "ласточки": вместе они почти смогли утереть молокососам их сопливые носы.
       Лишь заметив, что двигатель начал опасно перегреваться и тревожно постукивать, Беркут решил, что на сегодня всё же довольно, пора дать отдых своей старушке, моральная победа в этом состязании итак осталась за ними. Он сбросил скорость и позволил обойти себя в последний раз. И был совершенно уверен, что больше никогда не увидит случайных соперников. Поэтому очень удивился, заметив через пару километров, впереди на обочине, пожидающих его мотоциклистов. Они размахивали руками, предлагая остановиться. Павел не стал уклоняться от личного знакомства, хотя, наверное, из элементарной осторожно-сти следовало проскочить мимо. Уже почти стемнело, проходящих машин было крайне мало, и непонятно чего ждать от разгорячён-ных гонкой парней. Но чувство опасности словно притупилось в нём.
       Мужчина вышел из машины и уверенно направился к поджида-ющей его компании, фары мотоциклов были направлены на него. На кожаной лётной куртке Беркута, сшитой из "чёртовой" кожи, не было ни погон, ни иных знаков различия, и всё же один из парней сразу признал его.
      - Оп-паньки!.. - изумлённо хлопнул он себя по ляжкам. - Мы бы не стали вас задевать, если б знали... - с уважением заверил патлатый парень с прыщавым юношеским лицом. Они все были очень молоды, трое точно ещё в армии не служили, лишь тот, что у них похоже за предводителя, был постарше - лет 25-ти. Голова вожака была повязана чёрным платком, в ухе серьга - настоящий пират! Он тоже узнал знаменитого космонавта.
      - Промашка вышла, товарищ генерал, - от лица всех принёс извинение "пират".
      - Хотите сказать, что не считаете меня достойным соперником? - поинтересовался задетый за живое Беркут.
      - Это там вы короли, - с горделивой ухмылкой ответил вожак, указывая глазами в небо, - а тут мы на своих железных конях.
      В это время подружки байкеров пританцовывали чуть в сторонке под магнитофонную запись.
      - А ничего у вас музыка - слегка оглянувшись, небрежно похвалил Беркут.
      - Ну вы даёте, товарищ генерал! - изумился длинноволосый паренёк. - Не в обиду вам будет сказано, но у людей вашего возраста обычно уши вянут от нашей музыки.
      - Ваше поколение её терпеть не может. У пенсионеров на наши записи - "ал-лергия"! - с трудом выговорив заковыристое словечко, хохотнул третий в "банде" - с индейским ирокезом на лысом черепе. - У нас во дворе один дедок нам целую лекцию прочитал, что мы потенциальные агенты и шпионы, потому что сегодня мы увлекаемся западной музыкой, а завтра родину продадим капиталистам в обмен за западные записи, фирменные джинсы и бабл-гамы.
      - "Сегодня он танцует джаз, а завтра родину продаст", так что ли? - понимающе процитировал одного фельетониста Беркут. Ему было знакомо, что значит быть стилягой, на которого, словно на прокажённого изгоя, охотятся милиция и дружинники, чтобы заклеймить в рабочей стенгазете, в сатирическом журнале "Крокодил", изгнать из учебного заведения, с работы. Несмотря на огромную разницу в возрасте, зрелый мужчина ощутил родство с ночными странниками. И одновременно пропасть между поколе-ниями. Ведь положа руку на сердце, это он сейчас пытается выглядеть таким демократом. А сам с возрастом тоже как-то незаметно превратился в ханжу и зануду. Тоже порой ловит себя на старческом брюзжании, не понимает и не желает понимать вкусы молодого поколения, и тем предаёт идеалы своей мятежной юности. Это касается и их музыки, которая вызывает в нём лишь раздражение своей новизной и отличием от привычных ритмов. То, что слушает молодёжь в уличных компаниях, часто казалось ему абсолютной безвкусицей. А на самом деле это просто старость, теперь-то Беркут это ясно осознавал.
      - Скажу вам, что тот дедок просто недалёкий человек, - заверил ребят он. - Потому что то, что вы слушаете, вышло корнями из народной негритянской музыки, это потом уже появились такие направления, как джазом и рок-н-рол, а когда-то это были песни африканских рабов.
      - А вы шарите, - уважительно заявила ему девица с томным лицом.
      - Я в молодости довольно лихо бил стэп, - не хвалясь, спокойно сообщил он, чем вызвал недоверчивую, ироничную реакцию собеседников.
      - Можете сбацать? - подначил его патлытый, переглядываясь с дружками.
       Павел тут же отстучал на асфальте чечётку, затем изобразил несколько роке-н-рольных па. Чтобы завести "старикана" ещё пуще, главарь мотоциклистов, а за ним и остальные устроили импровизированную дискотеку на обочине. Взрослый мужчина стал повторять за юнцами энергичные движения незнакомых ему танцев. Вероятно, получалось у него неплохо, потому что молодёжь поддержала его восторженными аплодисментами. Беркут почувствовал, что стал им намного ближе и понятней.
      - А вы нереально круты, товарищ космонавт! - без насмешки объявила одна из девчонок. Павел и сам был приятно взволнован и горд собой. И наслаждался чувством лёгкости, эйфории, как бывает лишь в юности. Ночной воздух буквально пьянил. Было ощущение рухнувших стен, даже звёздное небо казалось каким-то новым, непривычным, неизведанным, полным таинственных загадок.
       Давайте мы вас проводим, а то уже стемнело, а дорога тут далеко не хайвэй, - вежливо предложил вожак стаи.
      Ветеран с симпатией оглядел собеседников, хорошие они оказались ребята, хоть и выглядят угрожающе в своих кожаных мотоциклетных куртках, непричёсанные.
      - Спасибо, но мне эскорт без надобности, - ответил взрослый мужчина, - это я вас могу проводить до дома, тем более, что некоторым из вас вероятно завтра в школу. - И взглянул на самого молодого паренька в "стае", у которого светлые усики едва пробивались над верхней губой. Юноша скоромно не влезал в разговор, лишь внимательно глядел своими мягкими печальными глазами на взрослого. И от этого взгляда Беркуту становилось не по себе. Отчего-то подумалось: "А ведь так мог бы выглядеть наш с Вероникой сын".
       Встречное предложение нового знакомого вызвало беззлобные смешки в стане мотоциклистов. Впрочем, на лёгкую снисходи-тельность взрослого никто из них не собирался обижаться. Павел почувствовал, что они стали друзьями и попросил позволить ему немного прокатиться на одном из мотоциклов. Оседлав ревущий байк, он почти сразу начал вытворять на нём разные трюки. Так что владелец даже забеспокоился за своего железного коня:
      - Э-эй! Папаша, поосторожней с моим мустангом, так и разбить недолго, а он между прочим полторы штуки стоит.
      - Я разобью - я и починю, или куплю новый! - весело крикнул Беркут, пробуя поднять мотоцикл на заднее колесо...
      
       Домой он заявился всё ещё не остывший от эмоций. Пока раздевался в прихожей, жена с удивлением смотрела на него, наконец удивлённо спросила:
      - Что за вид, Беркут? Почему у тебя волосы стоят дыбом, через тебя что пропустили разряд электрического тока? И что у тебя с глазами?
      - А что у меня с глазами? - удивлённо глянул он в зеркало.
      - Ты пьян?! Ты же говорил, что у тебя полёты на этой неделе!
      - Так я и с полётов, - весело подтвердил он. - Поверь, давно так круто не летал, просто ништяк!
      - Что за выражения, Беркут?! А может, ты снова не смог отказать "почитателям таланта"? - предположила Вероника и сердито поджала пухлые губы. - Опять "незапланированное общение с народом?". Когда ты наконец поймёшь, что ты не можешь пить с каждым, кто тебя об этом попросит! Не имеешь права опускаться до уровня толпы. Потому что на тебя должны ровняться, а не думать, что с тобой можно запросто "сообразить на троих".
      - Да трезв я, трезв! Сама можешь убедиться, - Беркут дыхнул на сморщившуюся жену. Но даже не уловив и намёка на перегар, Вика всё равно продолжала с подозрением разглядывать супруга.
      - А что за нелепая куртка на тебе? И куда подевалась твоя?
      - Подарок от новых братьев. Мы махнулись по-братски! - осветив-шись тёплой улыбкой воспоминания, пояснил Беркут, впрочем, не ожидая понимания своего поступка, ибо женской логике такие "сакральные" жесты неподвластны.
      - А это что за папуасское ожерелье? - Вика опасливо коснулась весящей у него на шее массивной цепи из крупных металлических колец. - Что ещё ты "махнул" в обмен на эту побрякушку? Надеюсь, часы и папин подарок - серебряный портсигар с золотой монограммой остались при тебе?
      - Это не побрякушка, а знак "почётный байкер"! - горделиво ответил он.
      - А это у тебя на щеке что, губная помада? - сузила глаза Вика. - Тоже какой-то особый знак?
      - Где? - Павел потёр себе щёку, посмотрел на ладонь, понюхал, и стёр улику рукавом. - Не-е...машинное масло: я немного повозил-ся с мотором в гараже. Ладно, я в ванну пошёл.
      - С каких это пор машинное масло разливают на парфюмерной фабрике "Невская косметика"? - крикнула ему вслед Вика.
      - Прости, мне надо в душ и скорей ложиться спать, а то завтра ответственная медкомиссия, - отмазался он от дальнейших расспросов.
      
      Глава 20
       На следующий день с десяти часов утра Павел превратился в подопытную мышь. Началась большая аттестационная медкомис-сия. Беркут, его напарник по экипажу и двое их дублёров-запасных космонавтов проходили самые разные испытания. Условия были предельно жёсткие, даже завышенные, рассчитанные на двойной, тройной запас прочности по здоровью. В итоге один из дублёров "срезался". При 8-кратных перегрузках на центрифуге врачи обнаружили на спине у 23-летнего лётчика непонятные точечные покраснения и тут же списали его.
       Но командир экипажа пока уверенно проходил все испытания: на центрифуге и в барокамере. На беговой дорожке - весь в датчиках, с кислородной маской на лице, в которую подавалась обеднённая дыхательная смесь, как на высоте рекордных альпи-нистских восхождений. И никаких проблем у него не возникало.
       Сразу после "забега на Эверест", лёжа на кушетке - проходя ЭКГ - Беркут даже шутил с врачом-кардиологом, вместо того, чтобы волноваться за результат, а всё потому, что после начала секретного курса биопрепарата к нему вернулась прежняя уверенность в себе, ведь он словно сразу сбросил лет двадцать!
       ...Через полтора часа жёсткого тестирования испытуемых стали по одному вызывать в помещение, где решалась их судьба. Наконец очередь дошла до Беркута. Он вошёл в просторный зал и уверенно направился к длинному, покрытому зелёным сукном столу, за которым собрались все доктора. Возглавлял "ареопаг" светил космической медицины пожилой профессор с седыми усами и шевелюрой, в халате и в белой шапочке. Очень уж он напоминал Айболита из знаменитой сказки. Перед тем, как объявить свой вердикт члены комиссии принялись о чём-то тихо совещаться. Это могло означать для Павла всё что угодно, и он впервые сегодня немного заволновался. А потом посмотрел на сидящую за столом вместе с врачами Валентину Кудрявцеву, которая глядела куда-то в окно. Лицо сообщницы по их общей афере выглядело абсолютно бесстрастным, даже скучающим. Но вот она лениво повернула голову в его сторону и в глазах её на мгновение появился озорной блеск, мол, не дрейфьте, товарищ подполковник, у нас с вами всё под контролем.
       Закончив шептаться с коллегами, седой "Айболит" с удоволь-ствием объявил:
       - Вы в отличной физической форме, товарищ Беркут. Всех специалистов прошли блестяще. Признаться, я не ожидал, что вы сможете так кардинально улучшить свою физическую форму. Особенно нас порадовало, что у вас значительно улучшились показатели работы сердца. Сердечные тоны сильные и чистые. Такая кардиограмма больше соответствует 20-летнему организму. Если бы я не знал, кому принадлежит эта кардиограмма, то решил бы, что здесь какая-то ошибка. Для вашего возраста это просто отменные показатели. М-да...отменные. Не побоюсь даже сказать феноменальный результат! Поздравляю вас с этим!
      - Но вы будто недовольны таким результатом, товарищ Беркут, - удивилась женщина-кардиолог. - Даже не улыбнулись, а ведь после прошлой медкомиссии у нас осталось много вопросов по вашей готовности к полёту.
      - Я рад, - сухо произнёс Павел и невольно скосил глаза на Валентину, лицо которой по-прежнему оставалось абсолютно невозмутимым.
      - Ну-с, коллеги, есть у кого-то замечания или особое мнение по данному кандидату? - обвёл взглядом комиссию "Айболит".
      Замечание было только у психолога.
      - У меня в целом тоже нет к вам претензий, - благожелательно обратился он к Беркуту. - В то же время, я заметил, что ваше психоэмоциональное состояние утратило стабильность. В чём дело? Может, проблемы в семье?
       - Нет, у меня всё в порядке.
       Врачи снова о чём-то тихо посовещались между собой, и председатель ласково обратился к Павлу:
      - Поймите нас правильно. Ни со стороны кардиолога, ни о стороны невропатолога к вам серьёзных претензий нет. Формально тут всё в порядке. Но вы командир экипажа... От вашего настроения, эмоционального настроя будет зависеть выполнение важного государственного задания. Одним словом, может нам с коллегами выйти с ходатайством к руководству о предоставлении вам короткого отпуска и путёвки в наш черноморский санаторий под Сочи, дней на десять, а, как вы полагаете?
       "Вот и ребята из Абхазии позавчера снова звонили, настойчиво зазывали к себе... - вспомнилось Беркуту. - А может и в самом желе махнуть хотя бы на пару деньков в Гагры, - искупаться в тёплом море, поесть баранов, попить вина?! Заберёмся повыше в горы, чтобы под ногами ослепительно сверкал на солнце девствен-но белый снег, и тут же на изумрудной альпийской травке паслись барашки. Друзья, согласно древнему горскому обычаю гостепри-имства, предложат дорогому гостю самому выбрать приглянувше-гося барашка, из которого будет шашлык. И пока мясо будет готовится по всем правилам местной кулинарии, будет накрыт стол прямо на траве с домашним сыром, зеленью, фруктами; начнут звучать поэтичные кавказские тосты и литься вино в костяные рога. А вокруг - красотища! Под ногами - ковёр из облаков! А под ним раскинулись подёрнутые голубой дымкой живописные долины. Море сверкает на горизонте...".
      - Ну так как же? - ждал его ответа "Айболит".
       - Нет, лучше я к матери на родину съезжу, - ответил Беркут.
      
      Глава 21
       Сегодня ему разрешили взять отгул. Хотя обычно последние недели перед стартом экипаж бывает до предела загружен работой и большую часть дня находится в центре подготовки. Но Беркута в верхах считали очень опытным командиром, и его просьба о предоставлении незапланированного выходного на удивление легко была удовлетворена. Вероятно, начальство пребывало в благодушном настроении, получив благоприятное заключение врачей о состоянии экипажа. Свою роль тут сыграло и специаль-ное ходатайство медиков дать возможность космонавтом немного сбросить психологическое напряжение перед предстоящей им серьёзной работой в космосе.
       Но жене Беркут решил ничего не говорить. Вика, как и её отец, недолюбливала свою старшую сестру и её мужа, начнёт лить на родственников грязь, отговаривать ездить к ним. А у него осталось невыполненным важное дело. Поэтому в половине девятого Павел как обычно ушёл из дома - будто на работу, а сам отправился не в Звёздный городок, а в подмосковные Люберцы. Время до старта оставалось немного, пора было приводить дела в порядок - раздавать долги и выполнять старые обещания. Дело в том, что ещё в начале минувшей зимы Павел дал слово племяннику сходит с ним в планетарий.
       Сестра Вики Эра с мужем Петром жили в самой обычной панельной пятиэтажной "хрущёвке". Во дворе их дома, пока он шёл от машины к их подъезду, Беркута узнали. Сперва его окружили восторженные мальчишки. Затем к ним присоединились их бабушки и даже случайно проходившие мимо жэковские сантехники и почтальонша. Но большинство - обычные женщины из народа. Замотанные жизнью тётки среднего возраста - с тусклыми глазами, сутулыми плечами, в серых кургузых одеждах. Куда им было до его Вики! Ни лоска тебе, ни изящества, ни лёгкости. Но именно таким простым русским женщинам он готов был целовать ноги...
       Минут двадцать ушло на раздачу автографов, рукопожатия, ответы на вопросы. Так что в дверь квартиры свояков гость позвонил с опозданием, хотя пунктуальность всегда была его "пунктиком".
       Но оказалось, Эра и Пётр прекрасно сами всё видели из окна, то есть, как его окружили во дворе их соседи и знакомые, и как люди долго не хотели отпускать народного любимца.
      - Ну и жизнь у тебя, Павел, прямо как у кинозвезды! - пожимая ему руку, иронично посочувствовал Пётр.
      - Тебе надо обязательно научиться гримироваться, - шутливо подкинула идею Эра. - Надел бы чёрные очки, нахлобучил шляпу, - глядишь, и наши тебя бы не узнали!
      - Это от взрослых можно так укрыться, а востроглазые мальчишки меня всё равно бы "рассекретили", - отшутился гость.
      - А ты всё пижонишь, Пашка, - Эра взглядом профессиональной портнихи оценила, с каким вкусом пошит его костюм. При появлении гостя скромная прихожая наполнилась вкусным запахом импортного одеколона, но Эра лишь поморщилась: - Любишь ты эпатировать народ: заграничные духи, импортные кожаные пиджаки, кепочки, костюмы, яркие рубашки.
      - Что же мне в рубище ходить? - искренне удивился Беркут. И невольно ответил свояченице словами её родной сестры: - По мне ведь о всей советской космонавтике судят.
      - Да нет, всё правильно, главное, чтобы костюмчик сидел, - свела всё в шутку молодая женщина. Сама Эра вышла встречать гостя одетая "по-свойски" - в засаленном байховом халате и в спущен-ных дырявых колготках. На голове слегка причёсанный сумбур. Что и говорить, в этом сёстры совсем не были похожи. Вика не только выходя в люди или на работу выглядела всегда очень элегантно, но даже в домашней обстановке не позволяла себе "расслабиться".
       В крохотной тесной прихожей резко пахло красками и растворителями. Пётр первым делом затащил гостя в небольшой закуток, служащий ему мастерской, чтобы показать свои новые картины. Значительную часть каморки занимал стеллаж с красками, холстами, картинными рамами, всякими баночками. В крохотной студии царил страшный беспорядок - пол завален книгами, кисточками, каким-то мусором. Художник как-то однажды долго объяснял Беркуту, что опрятность подавляет его творчество и только в хаосе он чувствует себя по-настоящему свободным...
      Следуя этому принципу, стены комнаты не имели никакой отделки - обнажённый кирпич, заляпанный краской; и пол такой же - просто крашенные доски, поверх которых небрежно разложены старые газеты, - ничто не должно были отвлекать художника и посетителей от чистого творчества. И хозяин выглядел под стать своему обиталищу: лохматый бородач, заросший по самые глаза щетиной, перепачканная краской блуза, сшитая из куска полотна. Классический непризнанный гений - нищий, но талантливый. Во всяком случае, именно таким Пётр и должен был казаться себе.
      
       Затем взрослые часок посидели на кухне: попили чайку, поболтали о том-о сём. Наконец, Павел направился в комнату племянника. Постучав, осторожно приоткрыл дверь и заглянул. Юрка сосредоточенно сопя, чем-то занимался у себя за столом. На стене над его головой висел яркий плакат очень популярного детского научно-популярного киножурнала "Хочу всё знать!". Мужчина задержал на нём взгляд. Его несколько раз приглашали консультантом в выпуски киножурнала, и он никогда не отказы-вался популяризировать науку, особенно для детей.
       На плакате был изображён известный и любимый детворой всего Советского Союза мультяшный пионер, который верхом на ракете прилетал вначале каждого выпуска киножурнала, и кувалдой лихо разбивал грецкий орешек знаний. Они с "племяшем" даже были похожи - Юрка и юный умник с плаката.
      - Привет коллеге! - серьёзно сказал Беркут.
      Большеголовый мальчуган ответил по-деловому, не поднимая головы:
      - Здравствуй, дядь Паш.
       - Что делаешь, брат?
      - Завтра у меня старт, надо спешить, - очень серьёзно пояснил Юрка. Склеивание пластиковой модели космического корабля полностью поглощало всё его внимание.
      - И куда намечена экспедиция?
      - На Луну, конечно!
      - А...понятно, - протянул Беркут. - Тогда, Юрий Петрович, у меня к вам, как к главному конструктору, есть предложение - заняться сборкой ракеты вместе, всё-таки у меня в этом деле имеется кое-какой опыт.
       Юрка поднял на него серьёзные глаза, очень необычные для ребёнка глаза, которые пронизывали тебя насквозь. Он немного подумал, и с сомнением произнёс, умильно картавя:
      - Но ты ведь космонавт, дядь-Паш, а не конструктор.
      - А что, по-твоему космонавты ничего не смыслят в технике?
       Мальчик пожал худенькими плечиками, взял со стола пластико-вую арматуру с фигурками космонавтов, стал их разглядывать. Подумав, всё же согласился:
      - Ладно, дядь-Паш, ты можешь мне помогать. Но вообще, мне кажется, что космонавтов сажают внутрь на всякий случай.
       Взрослого мужчину такой вывод девятилетнего собеседника озадачил. Вот так Юрка! Своим, уже недетским умом лобастый мужичок совершено верно ухватил самую суть. Несколько лет назад один подвыпивший бывший сослуживец по лётной работе, узнав, что Беркут поступил в Отряд подготовки космонавтов, шутливо ему сказал: "Поздравляю, Лайкой будешь". Павел тогда даже немного обиделся, и ведь напрасно.
       "Конструкторы по-прежнему не слишком доверяют космонав-там, до сих пор зачастую относясь к нам почти как к одушевлён-ным манекенам или подопытным собачкам. - думал мужчина. - Им было бы намного проще посылать в космос полностью автомати-ческие станции, снабжённые умными датчиками и ЭВМ. Просто без космонавтов на борту космические достижения не так престижны для государства. А чтобы мы "чего не накосячили" начальство пытается прямыми запретами и сложными инструкци-ями до минимума ограничить нам возможности для самостоятель-ного пилотирования. Те отточенные в процессе многих часов тренинга навыки, которые мы получаем во время наземной подготовки, обычно остаются невостребованными. По сути мы - космонавты - лишь бессловесные манекены, выполняющие больше представительские функции в космосе. Так что Юрка отчасти прав: в принципе спокойно можно обойтись и без нас".
       Это на совещаниях выступающие любят с пафосом говорить, что самая передовая техника без человека - ничто. А попробуй он - Павел Беркут на Государственной комиссии только заикнуться, что корабль, мол, нельзя отправлять в столь ответственный полёт из-за многочисленных дефектов, так ему тут же укажут его место. Жёстко объяснят, что незаменимых у нас нет. Все эти академики, генералы и доктора наук дружно дадут ему понять, чтобы "не совался свиным рылом в калашный ряд".
       - Ну же, дядя Паша! - одёрнул его белобрысый "коллега". Юрка был очень недоволен тем, что, вместо того, чтобы помогать ему склеивать корабль, взрослый задумчиво рассматривает миниатюр-ное кресло-ложемент.
      - А, извини, - очнулся Беркут и взялся наклеивать антенны на командный отсек уменьшенной копии корабля и пристраивать на положенное им место солнечные батареи. Затем они вставили в командный отсек два миниатюрных кресла и мальчик вырезал ножницами из набора две пластмассовые фигурки космонавтов.
      - Это командир, - важно пояснил Юрка. - Посмотри, я ему специально на шлеме звезду фломастером подрисовал.
      - А-а...вижу.
      - Подержи его пока, дядь-Паш! А я второго запихну в эту штуку. - Юрка снова запыхтел, продолжая объяснять свои действия: - Надо его как следует клеем намазать и к креслу крепко прижать, чтоб не сбёг.
      - А куда ему бежать, Юрик? - простодушно удивился взрослый.
      - А вдруг он испугается и даст дёру, чтобы его не успели поймать и вернуть обратно, пока ракета не улетит! - закартавил юный приятель.
      - Ну ты даёшь, брат! Разве космонавты трусы?
       Пока племяш, продолжая пыхтеть и тихо бубнить себе под нос, усаживал в кресло второго космонавта, 47-летний мужчина рассматривал фигурку командира.
      - Ну что, летишь, значит, брат? - с полагающейся серьёзностью обратился он к пластмассовой копии себя.
       В комнату заглянула мать малыша и знаками попросила Беркута выйти для какого-то разговора, Павел машинально сунул фигурку себе в карман.
       За дверью также стоял Пётр.
      - Понимаешь, через полгода центральное правление Союза Художников устраивает большую выставку, - смущённо заговорил бородатый свояк. - Ну ты же знаешь, какая "замятня" у нас в Союзе идёт за эти квоты, мастерские, творческие командировки, доплаты на натуру...
      Неуверенное начало мужа подхватила Эра:
      - Пётр уже несколько лет член Союза, а ему до сих пор не дали положенную мастерскую. А ещё государство ежегодно обязатель-но должно сделать у каждого члена Союза художников закупку его работ, только если ты не выставляешься, у тебя ничего не покупают. Такой вот замкнутый круг получается.
      - Так предъяви им одну из тех работ, что ты мне показывал, - не видел здесь проблемы Беркут. - Я конечно не большой специа-лист, но-моему, там есть пара очень интересных картин.
      Эра обречённо махнула рукой.
      - Эти старые зубры из правления Союза делают всё, чтобы молодые интересные художники не смогли протиснуться сквозь их сомкнутые ряды. Любой ценой стараются оттеснить нас от кормушки. Чувствуют своим звериным чутьём, что отстали от жизни, закостенели в своём творчестве, законсервировались в академизме, и если дать ход молодым талантам, то им самим крышка.
      - ?
      - Послушай, Паш, ты бы не согласился попозировать для Петра, - наконец, напрямую попросила Эра. - Конечно, в любое удобное для тебя время. Неловко тебя просить об этом, вроде как пользуем-ся тем, что мы тебе родня.
      - Но зачем вам я? - удивился Беркут. - Я видел у Петра отличный портрет старого фронтовика. И провинциальный хирург мне тоже очень понравился. У него такое мощное лицо, сразу чувствуется серьёзная судьба. А потрет пианиста я вообще считаю твоя большая удача, Петро. - Алексей ободряюще похлопал свояка по плечу, но тот даже не улыбнулся в ответ.
      - Мы не можем рисковать, - печально покачала головой Эра. - Чтобы работа гарантированно прорвалась на выставку нужна абсолютно проходная модель. Ты прославленный космонавт, Герой, такую заявку они просто не посмеют отклонить.
       Эра показала взглядом на мужа, брови её дрогнули:
      - Ему как воздух нужны официальные заказы; у нас уже несколько месяцев нет нормальной работы, понимаешь? Отец попрекает меня каждой копейкой и постоянно талдычит, чтобы Пётр превратился в этакого волка-падальщика - рисовал, что велят, выступал, где велят, хватался за любую халтуру и ничем не брезговал. Мол, самое главное, чтобы мужчина мог прокормить семью. Но тогда он погибнет, как художник. Да и не умеет он, как некоторые подлаживаться и пресмыкаться. Мои постоянные клиентки тоже как назло не звонят. А Юрке срочно нужно новые ботинки покупать, и на хорошие краски, кисти, холсты тоже деньги нужны.
       Так как её муж художник зарабатывал копейки, Эре приходи-лось подрабатывать портнихой, обшивая клиенток на дому. В одной из комнат у них располагалось что-то навроде частного ателье. Эра покупала по случаю в комиссионке модные вещи, которые привозили инженеры и военные из-за границы, дома распарывала их и делала выкройки. На это они в общем и жили. В иной день своячница могла заработать столько, сколько её муж за месяц. Проблема заключалась в том, что доход этот был крайне нестабильным, нередко богатые клиентки проявляли капризный нрав. А главное, следовало опасаться ОБХСС, которое в любой момент могло накрыть частную лавочку и завести уголовное дело, обвинив предприимчивую женщину в незаконном частном предпринимательстве с целью "извлечения нетрудовых доходов".
       Эра хоть и была дочерью знаменитого писателя, но от первого брака. Это обстоятельство сильно повлияло на её характер и судьбу. Если младшая Вика росла избалованным "генеральским" ребёнком, то Эра свои школьные годы и юность провела во Харькове, где её мать, так и не вышедшая больше замуж, работала простым участковым врачом в районной поликлинике. В столицу к отцу она перебралась только в 19 лет. Но влиятельный и богатый папа никогда её особо не баловал - ни в юности, ни теперь. Эта двухкомнатная квартирка в панельном доме на окраине, кажется, была его единственным крупным подарком старшей дочери и её непутёвому мужу. Для того, чтобы они её смогли получить старик Донцов помог Петру вступить в свою писательскую организацию в качестве книжного иллюстратора. Одно из московских изда-тельств выпустило крохотным тиражом книжонку в 65 страниц для дошкольников, в которой было шесть картинок за подписью Петра, но формально этого хватило, чтобы муж Эры при поддерж-ке влиятельного тестя стал членом столичного союза писателей. После этого тесть получил законное основание пробить для дочери через Моссовет эту малометражку в "хрущёвке".
       Вероятно, посчитав, что до конца жизни облагодетельствовал дочь, Всеволод Феликсович особо больше не вводил себя в расходы по её поводу. Старик и младшая сестра продолжали относиться к Эре как к непутёвой родственнице-провинциалке. Единственным человеком из московской родни, кому она могла поплакаться в жилетку на своё незавидное положение, был Беркут.
       - Ну хорошо, - вошёл в их тяжёлое положение Павел.
      Свояки радостно переглянулись, и Эра попросила:
      - Только, Паш, пожалуйста, надень для сеанса свою шикарную парадную форму. Ну ту - белоснежную! Со всеми наградами. Помнишь, тебя ещё в ней снимали телевизионщики на Шаболовке для новогоднего "Голубого огонька", ты тогда только недавно вернулся из своего первого полёта. И был просто ослепителен...
      - Ну ладно.
       Эра просияла. Потом снова переглянулась с мужем, Павел понял, что от него ещё чего-то хотят.
       Пряча глаза, Эра попросила:
      - И ещё... очень желательно, чтобы Пётр успел сделать общие наброски ещё до твоего отлёта на космодром... А уж потом, - когда вернёшься, - можно будет уточнить детали.
      - К чему такая спешка?
      - Таков порядок, - виновато улыбнулся молодая женщина. - У нас ведь в искусстве всё предельно заформализовано и забюрокраче-но! Пётр должен непременно приложить к заявке для участия в выставке эскизы будущей работы, чтобы выставочная комиссия их рассмотрела и допустила его.
      - Ладно, ребята, я понял, и постараюсь выкроить время. А теперь поторопите Юрку, чтобы он заканчивал пока своё ракетостроение и собирался в планетарий, нам уже пора выезжать.
       - Во сколько вернётесь? - уже совсем другим - лёгким, безмя-тежным тоном поинтересовалась Эра.
       Беркут взглянул на часы и озабоченно сдвинул брови:
      - Сегодня в шесть у меня ещё запись на телевидении.
      - О, круто! - ещё более оживились родственники. - Предупреди хоть заранее, где нам на этот раз тебя смотреть.
      - В клуб кинопутешественников зазвали, неудобно было отказать, - смущённо ответил Беркут, стесняясь этой своей "светской" популярности.
      - Зачем же отказываться? - искренне не понимала его Эра. - Что плохого в славе, в успехе? Тебя все любят - и народ, и вожди. Вот и часы у тебя - последний писк моды, - молодая женщина кивнула на его электронные часы знаменитой американской фирмы. - Тесть говорил, что это подарок самого Фиделя Кастро, и что такие сейчас носят многие звёзды Голливуда.
       Павел уловил прозвучавшую в её голосе зависть и почувствовал неловкость за то, что вот он такой весь из себя успешный и знаменитый и вроде как даже пресыщенно тяготиться своей славой. В то время как бедный непризнанный художник и его уставшая от безденежья жена могут лишь мечтать о таком. Хотя разве тут есть его вина? Что мог, он делал, помогал им при любой возможности. Вот и теперь придумал сотворить маленькое чудо. Когда Эра и Пётр на несколько минут вышли из прихожей, чтобы собрать сына, Павел вдруг заметил стоптанные туфли хозяина дома и быстро, пока никто не видит, выгреб у себя из кошелька и карманов все деньги и набил купюрами один башмак. Было приятно представлять лица свояков, когда, натягивая башмак, Пётр будет вначале не понимать и злиться, а потом с совершенно обалдевшим лицом начнёт извлекать из него банкноты...
       И всё равно неприятное чувство не отпускало Беркута всю дорогу. Только в планетарии, увлёкшись рассказом о звёздах и далёких мирах, Павел забылся. Они сидели в демонстрационном зале под огромным куполом искусственного звёздного неба. Юрка восхищённо распахнул свои огромные глазища и жадно ловил каждое его слово о великом движении комет, устройстве Вселен-ной, межгалактических путешествиях будущего. О далёких неведанных планетах, в океанских глубинах и лесных гущах которых, быть может, обитают диковинные животные, и даже не исключено - разумные существа...
       - Дядь-Паш, - первым делом нетерпеливо поинтересовался племянник, стоило ему закончить свой рассказ, - а вы скоро туда полетите?
       - Скоро, Юрка, скоро. Только сначала на Луну надо слетать, потом на Марс и Юпитер, а уж дальше, поднакопив опыта и силёнок, начнём, как лягушки, скакать с планеты на планету, пока не вырвемся за пределы нашей галактической сонной заводи на простор Вселенной. И где-нибудь в глубинах космоса обязательно отыщутся планеты, подобные нашей. Потому что людям, брат Юрка, нужна не безжизненная ледяная мгла, а обитаемые миры, вот великая цель космонавтики! - Павел поймал себя на том, что в эту минуту и сам готов поверить в собственные обещания. В конце концов, разве не об этом он когда-то мечтал таким же пацанёнком, и потом, когда прошибал лбом сопротивление бюрократии, долго отказывавшейся зачислять такого "старичка" в Центр подготовки космонавтов?
      - Мы, Юрка, будем, словно древние мореплаватели, которые веками учились и мечтали построить лодку для дальних путеше-ствий. И однажды, сумев преодолеть Большой барьерный риф на пути в океан, они всё-таки распустили паруса в поисках новых земель! Вот и мы, придёт время, покинем сонную гавань нашей крохотной галактики, прорвёмся сквозь млечный путь и выйдем в открытый океан бесконечной Вселенной! Распустим солнечные паруса удивительных двигателей будущего, которые позволят нам путешествовать на многие "морские мили" световых лет от родных берегов...
       Они так увлеклись с Юркой разговором, что почти не слушали рассказ лектора - совсем молоденькой девушки, которая заученно, но совершенно "без искры", рассказывала о космосе - так, будто вела очередной урок в школе.
       И едва в зале зажегся свет по окончании лекционного сеанса, как молоденькая сотрудница планетария тут же направилась прямёхонько к ним. Беркут приготовился, что сейчас его начнут стыдить и отчитывать за неумение вести себя, как это частенько бывало с ним в школьные годы. Но вместо этого неожиданно услышал:
      - Простите, вы ведь он... - молоденькая лекторша смущённо запнулась, пунцовый румянец появился на её нежных щеках. - Ну, в смысле...вы ведь космонавт?
      - Товарищи, так это же Павел Беркут! - радостно загремел на весь зал долговязый папаша симпатичных близняшек. - Вы же Беркут, верно?
       Потянувшийся было к выходу народ тут же окружил знамени-тость.
      - Можно мы тоже вас послушаем? Вы так хорошо рассказывали сыну о космосе и о путешествиях на другие планеты, - попросила сотрудница планетария, её поддержали посетители, желающие продолжения сеанса.
       Павлу ничего не оставалось, как снять тёмные очки, с помощью которых он наивно попытался, следуя совету свояченицы, остаться неузнанным.
      - Но я не такой уж и специалист! - скромничал он. - Лучше вам позвать какого-нибудь маститого астронома или писателя-фантаста, а я технарь.
      - Ничего, нам интересны вы! - настаивали люди в ответ на его попытку включить "Кодекс дурака": "Я действительно ничего не знаю, - смеётся дурак. - Но сколько мне для этого пришлось узнать". Так что пришлось всё-таки Беркуту временно переквали-фицироваться в лектора, благо он был автором нескольких десятков научно-популярных статей и двух книг по космической тематике. Потом его долго не хотели отпускать: заряжённые его рассказом люди задавали всё новые им новые вопросы, и чтобы ответить на некоторые из них приходилось напрягать воображе-ние:
      - Вот вы очень интересно рассказали о трансгалактических путешествиях будущего, а что будет, если космический корабль по пути засосёт в чёрную дыру? - спрашивали его.
      И он отвечал, как мог:
      - Теоретически мы можем только предполагать... Чёрные дыры - одни из самых загадочных объектов во Вселенной. Пока они исследованы мало. Учёные строят математически модели и рассматривают разные теоретические вероятности. Так что теоретически, мы можем проследить за объектом, пока он не скроется за горизонтом событий чёрной дыры. Это такая черта, из-за которой нельзя вернуться - точка невозврата, если говорить на языке лётчиков. Пересекая горизонт событий, мы движемся в будущее, а, чтобы вернуться, нам нужно будет двигаться в прошлое. Такой парадокс. После того как наш космический корабль пересечёт горизонт событий, он через какое-то время попадёт в сингулярность - область, где действуют совершенно другие физические законы, пространство и время там искажено. Зато находясь за горизонтом, можно увидеть другую параллель-ную вселенную, и даже встретиться с путешественником оттуда...и даже узнать в нём себя...
       Потом были аплодисменты и цветы от женщин. С охапкой букетов - словно какой-нибудь знаменитый артист после концерта Беркут направлялся к гардеробу, когда в фойе к нему неожиданно подошла та самая американская журналистка. В этот момент Павел засмотрелся на макет космического корабля, сделанный по чертежам Циолковского, но обнаружив поблизости американку, сразу потерял интерес к экспонату. Он совсем не горел желаниям попасть на страницы иностранного журнала, поэтому громко откашлявшись, сразу оборвал иностранку и с мрачным видом поспешил в сторону мужского туалета.
       Но и на этом его приключения не закончились. На улице их с Юркой поджидал румяный человек с круглым животиком. Весь налитой, востроносый, со светло-голубыми, хитрыми, смеющими-ся глазами навыкате. Он был похож на упитанного лиса - медного цвета бакенбарды и шевелюра, и в цвет волосам рыжий замшевый пиджак.
       - Павел Поликарпович, если не ошибаюсь? - "пучеглазый лис" приподнял пижонскую тирольскую шляпу в крупную клетку, слащавая улыбка играла на его остренькой прохиндейской физиономии.
      - Простите, мы знакомы?
      - Пока, к величайшему моему сожалению, лишь заочно, - "лис" извлёк из кармана пиджака свёрнутую трубкой газету, развернул её и ткнул отполированным перламутровым ногтем в портрет Беркута на первой полосе. - Регулярно читаю в прессе о вашем предстоящем полёте. Так сказать, последняя проверка перед Луной!
       "Лис" спрятал газету обратно в карман и пояснил:
      - Только что имел большую удачу прослушать вашу ошеломитель-ную лекцию. Очень впечатлён многогранностью вашего дарова-ния, это ведь не каждому дано - излагать сложные научные проблемы популярным языком.
      - Рад, что вам понравилось.
      - А это ваш сынок? - умилившись, "лис" наклонился к Юрке и предложил ему пачку американской жевательной резинки с мятным вкусом. Мальчик взял подарок, но вместо того, чтобы немедленно отправить себе в рот ароматную пластинку, продол-жал рассматривать незнакомого дяденьку спокойным и любозна-тельным взглядом своих больших, словно маслины глаз.
       А рыжий снова обратился к Беркуту:
       - Кстати, позвольте отрекомендоваться, Иван Сергеевич Хвостов, заведую гастрономом, кстати, это всего в 15 минутах ходьбы от вашего дома. - Рыжий снова приподнял в пижонскую шляпу, и протянул ему визитку, отпечатанную на плотной финской бумаге с золотым тиснением. - Несколько раз видел вас издали, но как-то не было повода подойти. И вот сегодня, наконец, представилась такая счастливая возможность. Не каждому выпадает удача разговари-вать с человеком, который есть даже в Большой советской энциклопедии!..
       Павел пробежал глазами текст на визитке, пытаясь взять в толк, зачем такому понадобился планетарий?
      - Что ж, очень приятно, э...Иван Сергеевич... А вы тут какими судьбами?
       Собеседник перестал улыбаться, с грустью взглянул на него и вздохнул:
      - Вот от вас, уважаемый Павел Поликарпович, признаться не ожидал... Вы ведь человек высокого полёта, а тоже судите стереотипами. По-вашему, если торговый работник, то без духовных запросов? А у меня дома, между прочим, отличная библиотека собрана.
      - Простите, я не хотел.
      - Ладно уж, я человек необидчивый... Так что буду рад, Павел Поликарпович, если загляните как-нибудь ко мне на огонёк, так сказать, нанесёте визит! - заведующий гастрономом подмигнул блестящим глазом и снова растянул ярко-малиновые, сочные губы в приятной улыбке. - Заходить можно в любое время, без церемо-ний. Разумеется, со служебного входа. У меня всегда для таких заслуженных людей найдётся что-нибудь дефицитное: балык, финский сервелат, икорка, сырок голландский, бразильский кофеёк. Всё для вас!..
       Жизнь с Викой, вынужденное общение с её окружением, приучали Беркута к постоянному присутствию поблизости таких вот мутных типов. Хочешь-не хочешь, а приходилось быть любезным, при этом ты отлично осознавал, что подобная щедрость никогда не бывает бескорыстной. И вот уже "лис" осторожно обозначил свой бубновый интерес:
      - Кстати, я слышал, у вас дома время от времени собираются серьёзные люди...не позволите ли и мне как-нибудь тоже "заглянуть на огонёк"?
      - Гостями у меня жена заведует, - попытался вежливо отшить назойливо лезущего в друзья рыжего Павел, но не тут-то было.
      - Так в чём же дело? - затрясся в ласковом смехе толстяк. - Познакомьте нас! Я человек полезный, а ваша супруга, насколько я слышал, такими не пренебрегает.
       Скользкий тип посмеиваясь ожидал его ответа. Павел же медлил, потому что брезговал такими знакомыми. Но что верно, то верно, Вика действительно привечала подобных дельцов и прочих "нужных" людей.
       - Хорошо, я скажу жене о вас, - сухо пообещал он.
      - Премного благодарен за приглашение! - "лис" поклонился на прощание и снова приподнял пижонскую шляпу.
      
       Подъехав к дому свояков, Павел взглянул на часы: "Вот те на! Уже через сорок минут у него назначена запись в телецентре, а до Шаболовки ехать не меньше часа".
       По его озабоченному виду Юрка догадался: что-то не так, и предложил:
      - Дядь-Паш, вы поезжайте, а я сам дойду.
      - Нет, брат, так нельзя, ведь я обещал твоим родителям, что сдам им тебя лично, а слово надо держать.
      - Тогда посигнальте им, они услышат, - предложил девятилетний мальчишка и сам с его разрешения с силой несколько раз надавил на клаксон.
       В окне на третьем этаже появилась Эра и помахала им, давая понять, что сейчас они с Петром спустятся.
       Ожидая, когда за ним придут родители, Юрка ёрзал на кресле, отчего-то вздыхал и странно украдкой поглядывал на взрослого рядом. Потом, словно что-то решив для себя, он вытащил из кармана своей курточки сложенный лист бумаги и протянул Беркуту. Мужчина развернул. На листочке по-детски неумело, но с большим старанием был нарисован цветными карандашами человек в скафандре космонавта с жёлтой звездой героя на груди.
      - Это я тебя нарисовал, дядь-Паш.
      - Хорошо получилось, - похвалил Беркут. И шутливым тоном предложил: - Так, может, повесишь меня у себя над столом, чтобы я, ну, будто у тебя дома, пока стану летать в космосе?
       Юрка отчего-то насупился и ответил предельно серьёзно, шмыгая носом:
      - Я и хотел его оставить, чтобы, когда немного подросту, купить себе настоящий мопед "Верховина", как у дяди Коли в деревне. Но я не хочу, чтобы ты погиб.
       Павел ничего не мог понять, и тогда Юрка ему всё объяснил:
      - Я слышал, как папа сказал, что "героев надо обязательно успеть нарисовать перед тем как они погибнут. Потому что тогда портреты павших героев приобретают святость икон". А мама сказала: "что если ты согласишься, то скоро мы, наконец, заживём как люди". - Юрка произнёс это заученно, почти механически, вероятно не совсем понимая весь смыл случайно подслушанного разговора между родителями. Впрочем, кое-что этот головастый мальчуган своим не по годам развитым умом всё же понял, потому что вдруг обхватил Беркута за шею ручонками и проникновенно прошептал на ухо:
      - Дядя Паш, пожалуйста, не погибай!
       К ним уже направлялись улыбающиеся родители мальчика, и Юрка вылез из машины к ним навстречу. Эра обняла сына, спросила:
      - Ну, как всё прошло в планетарии? - Потом с выражением искренней родственной теплоты на лице обратилась к близкому их семье человеку: - Паш, зайдёшь к нам? Я пирог испекла. А то, когда теперь встретимся, ты же скоро улетаешь.
      - Не могу, - ответил Беркут, пряча глаза. - Правда, не могу. В следующий раз. - Время действительно "кусало пятки", пора было "лететь" в телецентр.
      
      Глава 22
       По пути из телецентра, на Новом Арбате водитель знакомого "мерседеса" приветственно посигналил Беркуту и знаками попросил остановиться. Павел припарковал свою "Волгу" к тротуару. Вышел. Пересел в иномарку знаменитого певца, отметив по пути, что на месте разбитой в прошлый раз (во время гонок с милицией) фары появилась новенькая.
       В салоне иномарки витал смешанный запах синтетики, дезодоранта и винного перегара: Никита Архипов пребывал в приличном подпитии.
      - На ловца и зверь бежит! - немного развязно поприветствовал он Беркута, после чего похвалился: - А я в тот же день после нашего разговора набросал текст новой песни. Её герой - космонавт, которому предстоит очень опасный полёт. Вот только финал до сих пор не могу придумать. Понимаешь, какая штука, не вытанцо-вывается никак последний куплет. Не могу пока для себя зацепить, что движет этим парнем, если не брать в расчёт ту пропагандист-скую трескотню и шелуху, что пишут о вас в прессе. Всё какая-то фигня получается, будто с передовицы "Правды".
       Певец с жадным интересом всматривался в лицо немолодого космонавта. В облике Беркута Архипов вдруг разглядел то, чего не увидел в прошлый раз - ещё не растраченную молодецкую силушку, звенящую струну живой мысли. Этот ястребиный, пронзительный взгляд пионера-первопроходца, волевой подборо-док, решительная линия рта - такое лицо так и просится на холст художника. "Куда я раньше смотрел?!" - удивлялся сам себе поэт.
       Беркут видел этот пытливый взгляд барда. Архипов словно ждал от него чего-то исповедального, вероятно с привкусом скандальности. Вот только исповедоваться кому бы то ни было Павлу совсем не хотелось. Даже этому парню. Вот почему не стоит сводить слишком близкое знакомство с кумирами, - чтобы не испытать разочарование. Это для всех остальных Архипов преследуемый властью бескомпромиссный гений, этакий Есенин и Робин Гуд одновременно, за которым по пятам ходят чекисты и ОБХСС, чтобы поймать, как ушлые импресарио передают ему деньги за "левые" концерты и посадить - всё равно за что - за незаконные заработки или за антисоветчину.
       На самом же деле в Архипове одновременно уживалось как минимум три разных человека - талантливейший творец, смелый и принципиальный трибун, и прагматичный делец. И неизвестно кого ещё в нём было больше. Просто, будучи хорошим актёром, Архипов прекрасно играет придуманную им для народа роль. Потому что при всей своей "непричёсанности" и показной оппозиционности, легко меняющий "мерседесы" полуподпольный певец давно приобрёл буржуазный лоск. И выглядит он слишком сытым и благополучным в этой своей клетчатой кепочке и модной замшевой куртке, только что привезённой ему женой-француженкой (звездой европейского кино) из Парижа. У джинсовой коленки его, возле рычага переключения передач небрежно разбросаны дефицитные кассеты "BASF" и "Sony", идущие у спекулянтов аж по четвертному за штуку. Благодаря записям его песен ушлые импресарио устраивают самому модному исполнителю "левые" концерты по всей стране, приносящие Архипову фантастические по меркам советской эстрады гонорары. За один подпольный концерт по слухам он зарабатывал, как за целый год службы в своём театре. Даже в кино актёрам столько не платят.
       Каждая удачная песня лишь подогревает интерес публики к "звезде" андеграунда, а, значит, умножает его доходы. И Архипов пишет их ежедневно по принципу: "Хотите новых песен? Их есть у меня!", став настоящей фабрикой по штамповке шлягеров. Поэтому ему как воздух постоянно требуются новые темы для своих хитов, на которых можно сделать отличные бабки. А тут очередной герой вместо того, чтобы вывернуть душу наизнанку перед поэтом, - откровенно поведать ему, как бывает горек хлеб космонавта, - лишь недоумённо пожимает плечами:
      - А, какой тут может быть финал? - ответил Беркут. - Напиши, что полёт, как обычно, прошёл успешно, космонавт образцово выполнил важное государственное задание и заслужил почёт и все земные радости...
       Словно в продолжении темы Беркут оглядел салон иномарки и деловито поинтересовался:
      - Кстати, "мерседес" всё ещё продаётся?
       Нет, не такого ответа ожидал Архипов, глаза его погасли, усталый отворот головы подчеркнул полное разочарование в собеседнике.
       Мимо их машины как раз прошла стайка девушек. Студентки. Заметив в салоне "мерседеса" знаменитость, красотки останови-лись неподалёку, оживились, заулыбались им.
      Архипов задумчиво произнёс, равнодушно глядя на восторженных почитательниц:
      - Вот ведь жизнь! Когда ты беден и незнаменит, то мечтаешь о разных недоступных тебе удовольствиях. Симпатичные женщины представляются дарами богов... А когда каждая готова пойти с тобой, и даже звать-то особо не требуется - лишь бровью поведи, то уже и не слишком хочется...
       Этот гамлетовский тон...Павлу вспомнилось, как ещё будучи никому в Москве неизвестным, он однажды с превеликом трудом, - продежурив ночь до открытия касс в ближайшем сквере, - сумел купить заветный билет в мегапопулярный Театр на Таганке. Замерев от восторга, стоял на балконе, а на сцене Архипов с надрывом "на разрыв аорты" произносил своё знаменитое: "Быть иль не быть?". Вспомнилось Беркуту и то, как в другом знамени-том спектакле, в котором Архипов исполнял роль Емельяна Пугачёва, он хрипел, рычал, бросался с размаху голым торсом на цепи, от которых на теле актёра оставались гематомы... Всё-таки он подлинный гений! И за талант, адское трудолюбие, предан-ность искусству ему многое проститься, и гарантировано бессмертие...
       Между тем девицы, продолжая кокетливо улыбаться, направи-лись к "мерседесу". Неожиданно иномарка вдруг сорвалась с места и промчалась мимо ошарашенных студенток.
      
       Шикарный лимузин небесного цвета буквально летел по забитой транспортом Москве, заставляя прохожих оборачиваться и провожать заморское чудо удивлёнными глазами. А двое избран-ных в его салоне мчались дальше, дерзко обгоняя троллейбусы и с визгом покрышек входя в повороты. Но постовые милиционеры только широко улыбались лихачу за рулём "Мэрса", и торопились поймать взгляд кумира, отдать ему честь. Такая безнаказанность лишь подстёгивала бесшабашную лихость народного любимца и он игнорировал все правила, даже проскакивал на красный свет светофора. Лишь однажды Архипов пропустил спешащую под вой сирены машину "Скорой помощи", при этом так резко ударил по тормозам, что в них чуть не влетел идущий следом самосвал.
       Через несколько минут бешенная езда без правил возобновилась. Но все эти гонки по городу с сопутствующими опасностями не особо трогали пресыщенную душу знаменитости. Развалившись в кресле, Архипов даже не выругался на водителя грузовика, чуть не раздавившего их всмятку.
      - Значит, надумал взять тачку? - спокойно говорил он Беркуту. - Правильно. Тебе такая скорость должна быть по душе.
      - Я для жены. Она давно мечтает о новой машине - объяснил Беркут.
      - У тебя очень хорошая жена, старик, - Архипов на миг повернул к нему сухое, осунувшееся лицо, бросил короткий взгляд и обдал перегаром: - Нет, честно. Ты на мои слова не обижайся. И ревновать ко мне не стоит. И коль уж такой откровенный разговор у нас зашёл, скажу тебе так: я тебе не завидую, она из женщин, которые не умеют стареть, и не готовы смириться с законом природы.
       Павлу показалось, что Архипов всё это говорит даже больше не ему, а себе, рассуждая сам с собой на актуальную для него тему.
       - Такие женщины не понимают, когда восхищённые взгляды достаются не им, а молоденьким дурам. И с годами обычно превращаются в законченных стерв, особенно, если пожертвовали всем ради своей красоты или карьеры. Роскошными подарками их можно задобрить лишь на время... Хочешь моё мнение, старичок? Важно, чтобы у мужика в нашем возрасте рядом была верная, любящая подруга, а иначе может так случиться, что тебя удача долго преследует, преследует, а потом вдруг перестанет, и амба. Крышка. Понимаешь, старичок?
      - Понимаю. Но машину у тебя всё равно куплю. Только полной суммы у меня сейчас нет. Мне вначале надо быстро продать свою "Волгу". Сможешь подождать?
       - Не вопрос, старичок, - небрежно взмахнул рукой Архипов, тем более, что для управления послушной его воле иномаркой певцу вполне хватало двух пальцев другой руки, небрежно положенных на руль. - Сведу тебя с нужными людьми, они за неделю толкнут твоего "оленя".
       Через пару километров бард притормозил возле тротуара, пошатываясь, добрёл до будки уличного телефона-автомата и позвонил кому-то. Не прошло и получаса, как подъехали двое кавказцев на такси. Они оказались знакомыми певца "толкачами" с авторынка. Сговорились обо всём по пути, пока уже вчетвером возвращались на "мерседесе" к месту, где Беркут оставил свою "Волгу". Архипов выступал посредником и гарантом сделки. Павел отдал перекупщикам документы на машину. Покручивая на пальце связкой полученных от него ключей, один из спекулянтов пересел за руль "Волги". В последний раз услышав "голос" родного мотора, Беркут успел на прощание лишь провести ладонью по капоту с оленем...
      
       Домой Павел вернулся в половине одиннадцатого. Уставший и разбитый. Есть совсем не хотелось, хотя в последний раз сегодня он ел, а точнее пил чай с пряниками, ещё у свояков до планетария. Вообще ничего не хотелось, только бы скорее забыться. Казалось, едва голова коснётся подушки, тут же провалится в сон. Наскоро приняв тёплый душ и переодевшись в домашнюю одежду, направился в спальню.
       Вика спала при включённом ночнике. Перед сном она читала, да так и заснула с книгой. Рядом с кроватью на тумбочке остался раскрытым её личный дневник. Обычно она запирала его на ключ в ящик тумбочки, а тут случайно оставила. Вообще-то Павел не имел привычки подглядывать чужие мысли, но тут машинально успел прочесть свежую запись: "Лучше быть вдовой героя, похороненного в кремлёвской стене, чем женой при живом муже-неудачнике".
       Мужчина долго смотрел на спящую жену, разные мысли ходили у него в голове. Какой уж теперь тут сон! Надо немного провет-риться. Взяв пса, отправился пройтись. Перейдя дорогу, отстегнул поводок, позволив Марсу свободно побегать, тем более что парковая аллея почти опустела. Лишь на дальней скамейке кто-то сидел. Припозднившимся гражданином оказался знакомый старикан в старомодном плаще и беретке с таксой по кличке "Шпингалет". Обменявшись приветствием, Павел присел рядом. Говорить не хотелось, но сосед по скамейке пытался выглядеть учтивым.
       - Читал, скоро полетите, - проявил он осведомлённость в делах Беркута. - И когда, уже известно?
      - Вот домой на недельку съезжу, и тогда уж....
      - Домой, это хорошо - одобрил сосед по скамейке. Старик поискал нужные слова, но не придумал ничего интереснее банальщины, будто взятой из вчерашней газеты: - Это правильно, малая родина силы человеку придаёт для больших свершений.
      - Хм, обычно будущим камикадзе всегда предоставляли отпуск на родину - ядовито усмехнулся Алексей, не заботясь о том, как могут быть истолкованы его слова. Он так устал от постоянного самоконтроля, лжи на совещаниях, партсобраниях, во время интервью, просто в частных разговорах, что впервые за долгое время ему просто стало наплевать на все приличия.
       Опешивший хозяин таксы надолго замолчал, а потом печально посетовал:
      - Вы мне категорически сегодня не нравитесь. Вы сами на себя не похожи. Поверьте, вам нечего хандрить, вы лучше меня знаете, что наша космонавтика - самая безаварийная. Я читаю газеты: скоро мы полетим на Луну!
      
      Глава 23
       Иногда Валентина Кудрявцева устраивала занятия по физиче-ской подготовке на выезде. Дело в том, что, будучи ещё и заведующей кафедрой физического воспитания МВТУ имени Баумана, она могла использовать отличную спортивную базу престижного столичного ВУЗа. Сегодня небольшая группа космонавтов под её руководством тренировалась вместе с лучшими атлетами-студентами. И случилась маленькая сенсация: в забегах на короткие и длинные дистанции самый старый из гостей неизменно финишировал в группе лидеров, оставляя за спиной более молодых соперников. Тот же результат он повторил и в других легкоатлетических дисциплинах, посрамив кое-кого из тех, кто ещё недавно поглядывал в сторону "старичка" с оттенком лёгкой снисходительности.
       Ловя на себе озадаченные взгляды, Беркут продолжал поражать всех своей физической формой. Сегодня ему всё давалось удивительно легко, мышцы просто звенели, как в молодости, не было даже намёка на одышку или усталость! Хотелось продолжать и продолжать удивлять себя и других. И инструкторша, словно угадывая его настроение, постоянно усложняла задания. Под конец тренировки Кудрявцева разделила группу на первые и вторые номера. Каждому надо было пробежать пять кругов по стадиону и ещё присесть полсотни раз, и всё это с партнёром на плечах, а потом поменяться с ним местами. Но когда настал черёд Павла нести на собственном хребте центнер живого мяса, Валя Кудрявцева отослала его напарника в раздевалку за своим инструкторским журналом, якобы, забытым ею в тренерской. А когда "второй номер" удалился, предложила себя в качестве "утяжелителя". Выполняя её задание, Беркут загривком ощущал, как становится горячо между её упругими, мускулистыми ляжками...
       После окончания тренировки Валя уселась рядом на газоне и с хитрым прищуром поглядывала в его сторону. Стоял полуденный зной, от удушливой жары на её покрасневшей коже выступили крошечные капельки пота, и Беркут ощущал её запах, тот самый, что выделяют сокровенные складки и углубления женского тела, звериный аромат, который так привлекает молодых самцов, и в нём самом поднялась на дыбы искусственно индокринированная с помощью "янтарных" пилюль мужская особь.
       Валя это заметила и понимающе подмигнула:
      - Ну, как моё лекарство? Жена, небось довольна? - она коснулась рукой его плеча, по-хозяйски пощупала бицепс.
       Бывало, что Валя без всяких церемоний, - как, например, сегодня, перед началом тренировки, - заходила в мужскую раздевалку и оценивающе разглядывала обнажённые мужские тела. Это делалось её под предлогом того, что, как инструктор по физической подготовке, она мол обязана внимательно следить за состоянием мышц своих подопечных, чтобы будущие космонавты раньше времени не исчерпали свой физический и психологиче-ский потенциал.
       Что же касается конкретно их взаимоотношений последнего времени, то Кудрявцева похоже вообще не считала нужным слишком скрывать своего "особого" к нему отношения. Вероятно, потому что знала, что самим своим положением надёжно защищена от любых подозрений. Ведь у такой образцовой женщины, как она, просто не может быть любовных отношений на стороне. Никто бы не посмел даже предположить такое, а если бы чей-то поганый язык всё же повернулся, клеветнику всё равно никто не поверит.
       А вот Павлу давно было неловко от того, что коллега и один из руководителей фактически не даёт ему проходу. Вот и теперь он не знал, куда ему деваться от её навязчивого внимания, отчего ответ его на заданный Кудрявцевой вопрос вышел нелепым:
      - Спасибо, ты нас с женой очень выручила.
      - Ну тогда и ты меня выручай, друг, - усмехнулась Валентина. - Мне нужен подопытный кролик: через полчаса жду тебя в учебном классе.
       Переодевшись, они встретились снова. На этот раз на Кудрявце-вой был деловой костюм - приталенный жакет и облегающая бёдра юбка от самого Вячеслава Зайцева - "красного Кардена", как уважительно называли директора Дома моды на Кузнецком мосту за границей. А может и от самого знаменитого французского кутюрье, который не так давно посетил Москву.
       Волосы Валентины были забраны в толстый пучок на затылке, а очки в тонкой импортной оправе придавали её образу одновремен-но женской притягательности и учёной солидности.
       Взявшись правой рукой за дужку своих очков, как бы желая лучше рассмотреть "подопытного", Кудрявцева выдержала многозначительную паузу перед тем как заговорить.
       - Ты же знаешь, что я после своего полёта сотрудничаю с институтом медико-биологических проблем, - начала она с небольшого вступления. - Вот недавно начала писать диссертацию по психологии. Тема новая, интересная, консультируюсь по ней с большими авторитетами с психфака МГУ.
       Кудрявцева подошла к двери классной комнаты, зачем-то заперла её на ключ изнутри, после чего повернулась к Павлу и напомнила:
      - Я не просто твой коллега, а близкий друг. Поэтому со мной ты можешь быть совершенно откровенен... Ты ведь перед первым полётом три месяца безвылазно просидел на тренировочной базе? Туда не допускались посторонние женщины. На жён это правило тоже распространялось. Правила тогда были намного жёстче, чем теперь...
       Павел подтвердил, пока не очень понимая, куда она клонит. А Валя продолжала:
      - И потом, после возвращения из космоса ты ещё целых три недели находился на восстановительном карантине. Это сейчас жёнам разрешают навещать мужей и до, и после полёта. А тогда... И как тебе - здоровому, крепкому мужчине - приходилось так долго без женского общества? Только откровенно, как с врачом. Расскажи, какие у тебя были эротические фантазии? Ты мастурбировал?
       Павел не верил своим ушам.
       - Ты...серьёзно хочешь это знать?.. Да брось! Решила разыграть меня? - попытался он свести всё в шутку.
       Но Кудрявцева осталась непробиваемо серьёзной:
      - Никаких розыгрышей, всё предельно серьёзно. В данном случае ты должен видеть во мне исследователя, так что говори всё как есть. Так можешь вспомнить свои сексуальные фантазии?
       Она села за стол преподавателя, раскрыла перед собой толстую тетрадь с подписью крупными буквами "журнал наблюдений" на обложке и стала что-то записывать. Ему же, словно школьнику, было предложено место напротив, за первой партой.
      - Почему ты выбрала меня? - недоумевал Беркут. - Есть же ребята помоложе и пораскованнее, у которых эти чёртовы гормоны без всяких пилюль кипят в крови. Они тебе с удовольствием поведают о своих фантазиях.
      - Как учёный я имею свои причины для выбора конкретного объекта исследования, - напомнила Кудрявцева, строго взглянув поверх лекторских очков. - Так что отвечайте, товарищ подпол-ковник!
      - Тогда я отказываюсь! - он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. - Можете подавать на меня рапорт руководству, товарищ генерал-майор.
       Валентин недовольно нахмурилась, но всё же ей пришлось смягчить тон:
      - Хорошо, я скажу. В данном случае мой научный интерес объясним, я занимаюсь исследованиями возрастной группы космонавтов.
      - И для этого ты дала мне свой биопрепарат?!
      - Можешь считать, что так. Но в любом случае я оказала тебе огромную услугу. Признайся же, что без меня ты бы не смог полноценно продолжить подготовку. Разве не справедливо будет отплатить мне добром за добро?
      - Ну хорошо. Что конкретно ты хочешь услышать?
      - Ты полностью удовлетворён сексуальной жизнью в семье?
      - Я люблю свою жену.
       Кудрявцева скорчила презрительную мину, фыркнула:
      - Не лги мне. После 20 лет брака отношения неизбежно блекнут, страсть испаряется. Просто ты принадлежишь к категории верных мужей, которые запрещают себе даже думать о других женщинах.
      Павел лишь пожал плечами, хочешь верь, а хочешь - нет, дело твоё.
      - Когда в последний раз у тебя был секс? - задала следующий вопрос Кудрявцева.
      - Два дня назад. С супругой.
       Валентина снова фыркнула, тем не менее, раздражённо заскребла авторучкой по странице тетради.
      - Какие женщины тебя возбуждают? С какими ты бы хотел переспать?
      - И мне подберут напарницу вместо Николая Кулика? - ехидно поинтересовался мужчина.
      - Напоминаю, ты должен лишь отвечать на мои вопросы!
      - Хорошо. Моя сексуальная партнёрша меня вполне устраивает. Я не разделяю секс и эмоциональную привязанность к жене.
      - Ладно. А теперь опиши идеальный половой акт, каким он тебе представляется. Только тебе придётся на время отключить моральные фильтры в своей голове.
      - Ты предлагаешь мне представить, как я "пошёл налево"?
      - Хватит болтать! - рассердилась "психолог" в юбке. - Считай это стандартным психологическим тестированием. Откинься на спинку стула, постарайся расслабиться, и пофантазируй. Пред-ставь, что перед тобой обнажённая привлекательная женщина, которая хочет тебя. У меня нет магнитофона и я больше не стану ничего записывать в журнал. Так что смелей, мужик! Позволь себе хотя бы разок быть собой настоящим.
      - Прости, Валь, но с фантазией у меня не очень. Всегда были проблемы с визуализацией абстрактных объектов.
       Интервьюерша отложила в сторону авторучку и закрыла журнал.
       - Ну, хорошо, представь, что в роли партнёрши выступаю я, - предложила Кудрявцева, и жестом остановила его возможные возражения: - Спокойно! Говорю же тебе, - это нужно для науки! В обозримом будущем учёные планируют запускать в космос смешанные экипажи для биологических экспериментов в интересах продолжительных по времени экспедиций в дальний космос. Это будут серьёзные исследования и серьёзные полёты, для которых понадобятся зрелые люди с жизненным опытом, а не мальчишки вчерашние лейтенанты. Молодые жеребцы с их спермотоксикозом для дальних экспедиций будущего не подойдут, их мозги заняты только размножением. Лишь после сорока в связи со снижения бешенного натиска половых гормонов вы мужчины становитесь способны к полноценной интеллектуальной деятель-ности, так что нам нужны "старички", но в хорошей форме - не утратившие интереса к противоположному полу.
       Валя даже по секрету сообщила ему информацию, которая не предназначалась для чужих ушей:
      - По сведениям нашей разведки, у американцев уже "заряжен" проект по экспериментальному размножению в космосе. Всё это "безобразие" будет сниматься и транслироваться на Землю.
      - Порнография на орбите! - недоверчиво усмехнулся Беркут.
      - Напрасно смеёшься - с серьёзным лицом упрекнула его в легкомыслии Кудрявцева. - Когда дело касается государственных интересов - любые эксперименты допустимы. Вначале американцы планировали послать в космос беременных крыс, но сейчас в НАСА возобладала идея провести эксперимент именно на людях. Они уже думают о будущей экспедиции на Марс и далее - в глубины галактики. Для этого понадобятся особенные экипажи. Мы не имеем право отстать! Ты должен это понять. Впервые в истории государство целенаправленно создаёт людей нового типа для решения задач колоссального значения. Всепланетарного, общечеловеческого масштаба! И так уж вышло, что ты оказался в числе тех, на ком отрабатывается эта принципиально новая технология. Так что закрой глаза и слушай. - Слова её зазвучали мягче: - Представь меня рядом. На мне нет одежды. Почувствуй прикосновение моей кожи, ведь у меня очень нежная, бархатистая и тёплая кожа. И я знаю, как доставить удовольствие мужчине, который мне нравится...
       Женский голос понизился до интимного полушёпота; по-кошачьи мурлыча, коллега и начальница с бесстыдной откровен-ностью описывала самые непристойные ласки, возможные лишь между хорошо изучившими друг друга любовниками.
       Неожиданно Павел ощутил щекой её приблизившееся жаркое дыхание, щекотание и волнующий запах её распущенных волос. И приоткрыл глаза. Валя была рядом, она бесшумно приблизилась и присела на краешек его стола. Сброшенный жакет и галстук остались на спинке покинутого стула, верхние пуговки блузки были расстёгнуты, так что стала видна пышная вздымающаяся грудь в тесном лифчике, на щеках играл румянец, глаза затумани-лись. Жарко нашёптывая свой бесстыдный рассказ, одной рукой женщина поочерёдно сжимала себе груди, другой возбуждала себя между бёдер. И тянулась к нему приоткрытыми сочными губами.
      - Что ты чувствуешь? Отключи все запреты. Смелее! Опиши, чтобы ты хотел сейчас сделать со мной? - изнемогая от похоти, жарко прошептала пышнотелая дама. Ситуация подталкивала воспользоваться столь соблазнительной возможностью, и плевать на этику. Тем более, что служебный роман с начальницей уже принёс ему немало выгоду и сулит ещё большую... Вот только не в его характере так поступать.
      - Валь, предлагаю тут остановиться, пока ещё не наломали дров, - произнёс Беркут в самый неподходящий момент.
       Валентину словно ударили по щеке, она взглянула так, что Павлу стало не по себе.
       Кудрявцева вернулась за свой стол, на ходу застёгивая блузку, надела обратно пиджачок. При этом в каждом её движении сквозило оскорблённое достоинство, ведь она величина планетар-ного масштаба, героиня, женщина-космонавт! Да как он посмел так поступить с ней!
       Для порядка задав ещё с десяток вопросов, которые уже не носили столь провокационно-личностного характера, напоследок Кудрявцева с прорвавшейся яростью "с мясом" выдрала листок из своего журнала и протянула ему с презрением:
      - Вот вы кто, товарищ Беркут!
       На листке был нарисован вялый мужской член с погонами подполковника и в космическом скафандре по форме напоминаю-щем сползший презерватив.
      
      Глава 24
       Рано утром состоялись групповые зачёты по парашютной подготовке. Электричка подошла к маленькой подмосковной платформе немного с опозданием и Беркуту пришлось бегом нагонять тающее время. Показав удостоверение охране на контрольно-пропускном пункте аэродрома, последние четыреста метров до раздевалки мужчина преодолел как заправский спринтер. Хорошо, что высокие шнурованные ботинки он надел ещё дома, осталось только натянуть парашютный комбинезон - и рысью к ожидающим его возле самолёта ребятам.
       Подбегая, он наткнулся на колючий взгляд Валентины. Торопливо пожал протянутые руки. Ему сунули его парашют. У них ровно пять минут, чтобы погрузиться в самолёт. Лётчики запустили двигатель в тот самый момент, когда парашютисты начали по одному забираться через боковую дверь в чрево самолёта.
       Натужно гудя мотором старая летающая колымага с трудом оторвалась от полосы. Заваливаясь с борта на борт, грузно взбираясь и проседая, она вела себя в воздухе, словно старая перегруженная шаланда на открытой ветру волне. "Кукурузнику" Ан-2 понадобилось аж сорок минут для набора максимально возможной высоты. На борту старенького биплана было слишком шумно, чтобы разговаривать с соседями. Ребята сидят молча, с бесстрастными лицами. Каждый прокручивает в голове задание, которое должен отработать. Встречаясь глазами с Валей, Павел каждый раз будто натыкался на ледяную стену полного отчужде-ния.
       Наконец, появившийся из пилотской кабины заспанный борттехник распахнул дверь и внутрь со свистом ворвался холодный ветер. Очертания земли далеко внизу едва угадывались в дымке. По команде выпускающего все поднялись с идущей вдоль борта длинной скамьи и стали гуськом медленно продвигаться к краю пропасти. Замыкали очередь Беркут, как самый опытный парашютист, и Валентина Кудрявцева - как штатный инструктор центра. К тому же она была самым опытным парашютистом здесь. Свой путь к звёздам Кудрявцева начинала с парашютного спорта. Была членом сборной ДОСААФ. С пятью подругами установила мировой рекорд в высотных прыжках. При этом не только побеждала в турнирах и ставила рекорды. С какого-то времени её работой стало испытание нового парашютного снаряжения, проводившееся с риском для жизни. Во время одного из испыта-ний разбилась её близкая подруга. Но это не испугало Валентину. За её плечами более 2000 прыжков. Ещё до космического полёта ей предложили стать начальником отдела физической подготовки Академии Военно-воздушных сил и присвоили звание майора. А после полёта она перешла на аналогичную должность в Центр подготовки космонавтов, став генералом...
       Наконец, очередь дошла до Валентины. Глядя ей вслед, мужчины вдруг заметили, что уже раскрывшиеся купола первых парашютистов сносит в сторону лесного массива. Это означало, что скорость и направление ветра резко изменились. Ветер внезапно набрал силу и стал дуть не с севера, а с юга. Это вызвало беспокойство члена экипажа. Однако, они ничего не могут сделать, чтобы помочь уже выпрыгнувшим товарищам, ведь людям не дано управлять воздушными потоками. А вот разбиться в такой ситуации легко.
      - Прыгать опасно! - прокричал на ухо Павлу, сквозь свист ветра и гул старого мотора, борттехник. Но Беркут лишь похлопал его по плечу и рывком выбросил себя из самолёта.
       Прыжок по условиям тренировки затяжной. Паря в свободном падении на высоте нескольких километров, Беркут пытался оценить ситуацию. Большинство ребят давно раскрыли купола своих парашютов и компактной группой опускались на поле, где их должна ожидать машина. Выглядит это красиво: белые одуванчики куполов парят, словно крошечные мотыльки в воздушных потоках; каждый парашютист маневрирует, подлажи-ваясь к коварному ветру. Парней тоже снесло в сторону, но не столь критично, как тех, кто покинул самолёт последними.
       Им же с Валентиной предстоит задачка посложней. Они всё ещё парят орлами, широко раскинув руки и ноги. Кудрявцева летит к нему спиной, даже ни разу не оглянулась. "Ну посмотри же на меня!" - мысленно заклинает Беркут, надеясь знаками предупредить Валю об опасности и договориться о совместных действиях. Хотя о чём тут можно договариваться?! Силы природы гораздо могущественнее человека. Для небесных течений они двое и в самом деле жалкие мотыльки. Впрочем, Валентина с её громадным опытом, лучше всех из них подготовлена к подобным внештатным ситуациям.
       Вот Валя раскрыла свой купол. Через десять секунд он сделал то же. Их подхватывает коварный воздушный поток и мощным течением тащит обоих на лесной массив. С каждой минутой ситуация всё более выходит из-под контроля. Их уносит всё дальше от запланированной зоны приземления - в непредсказуе-мость.
       ...Незадолго до посадки Беркут потерял Кудрявцеву из виду. На какое-то время приходиться забыть о ней, у него самого почти не остаётся времени на то, чтобы оценить ситуацию: высокие ели приближаются слишком быстро, тут нельзя знать, что тебя ожидает, как поведёт себя непредсказуемый ветер у земли. И главное, непонятно, насколько опасным будет поверхность под ногами. Остаётся лишь сгруппироваться и ожидать самого коварного удара.
      Но Беркуту везёт: он проскакивает между огромных сосен, "промахивается" мимо лежащего на траве бревна и катится по земле, чтобы смягчить удар. Нет времени собрать парашют, теперь надо скорей искать коллегу. Но лес вокруг безмолвен, никто долго не отвечает на его крики.
       Блуждая, мужчина наткнулся на красную книжицу на земле. Поднял. Пропуск в Звёздный городок на имя Кудрявцевой В.Б. Стало не по себе. Через тридцать шагов краем глаза вдруг заметил покачивающийся на стропах труп. Вздрогнул, резко повернул голову. От сердца сразу отлегло. Оказалась, очень крупная ветка повисла на лоскуте коры.
       Наконец он нашёл её. Ещё издали по беспомощной позе Валентины Беркут понял, что без травмы не обошлось. Женщина лежала на земле без шлема, лицо неестественно белое, на лбу глубокая кровоточащая царапина. Стараясь не стонать, Валя кусала губы и рассказывала, как, падая сквозь лесную крону, ободралась о ветви, как её с силой ударило о ствол, и она повисла в 7-10 метрах над землёй.
      - Пришлось отрезать стропы ножом, - пояснила Кудрявцева, кривясь от боли и досады на саму себя. Даже голос её звучал необычно жалобно. Павлу странно было видеть обычно сильную, по-крестьянски крепко скроенную Валентину, такой беспомощ-ной. На бедре её расплывалось большое мокрое пятно, видать острым суком пропороло. Валя безрезультатно пыталась прижать рану рукой. На мгновение Павел застыл от ужаса. Кровь так и сочилась сквозь ткань комбинезона, отчего её пальцы были все алые - она же умрёт от потери кровь! Павел быстро снял с себя ремень, осторожно убрал её окровавленные пальцы и крепко перетянул бедро, чтобы остановить кровотечение. А у самого от тревоги и страха за подругу внутри всё зашлось. Стараясь держать себя в руках, спросил:
      - Как себя чувствуешь? Силы есть?
      - Нормально, - а у самой дыхание хриплое, прерывистое, в глазах страх.
       Осторожно стащив с неё правый ботинок, Павел обнаружил, что ступня посинела и распухла.
      - Вряд ли это перелом, - ободряющим тоном сообщил он. - Полагаю, всего лишь сильное растяжение голеностопа.
      - Точный диагноз может поставить лишь врач после рентгена - пессимистично возразила Валя.
      - Ладно, там посмотрим, до врача ещё надо добраться. А пока обхвати меня за шею и давай двигать отсюда.
       Беркут стал помогать подруге подняться, но Валя по-бабьи охнула и закусила губу от резкой боли в плече.
      - Ой, мочи нет терпеть! - пожаловалась Кудрявцева, снова опускаясь на подстилку из мягкого мха.
       - Ничего, попробуем ещё раз. Без спешки. По любому нам надо выбираться отсюда, иначе в этом лесу нас могут безрезультатно искать до темноты. Так что залезай ко мне на спину.
      Валя послушно и безропотно делала всё так, как он велел. Боль, беспомощность и желание поскорей оказаться у врача перевеши-вали в ней обиду и уязвлённую гордость.
       Павлу вспомнилось, как они познакомились. В тот день в Центр подготовки космонавтов приехала делегация дипломатов социали-стических стран. Им, как водится, показали всё самое интересное. Заглянули они и в зал, где был установлен батут. На нём (как и во время затяжных прыжков с парашютом) будущие космонавты отрабатывали умение владеть собственным телом в невесомости. Несколько молодых курсантов выполняли прыжки, совершая в воздухе разнообразные кульбиты. Но получалось у них как-то вяловато и не слишком эффектно. И вдруг в зал влетает искрящая-ся, темпераментная молодая женщина. В глазах - озорной блеск, в движениях - упругая грация профессиональной гимнастки. Она начинает показывать, как надо прыгать - и взгляда оторвать невозможно. Выделывает такие кульбиты, что окружающие батут девчонки из сборной по акробатике ахают. Для него Такая Кудрявцева - стала открытием.
       Через пятнадцать минут выслушав массу восторженных комплиментов от высоких гостей, Кудрявцева выходит в коридор, и лицо её, только что сверкавшее обворожительной улыбкой, искажает гримаса боли. По коридору она идёт сильно хромая.
      - Валентина Борисовна, что с вами? - спросил он.
      - Ногу на парашютных прыжках недавно сломала. Помоги, дай руку.
       Он подставил ей локоть - Валентина немедленно повисла на нём всем телом. - Как важные гости, так начальство сразу меня выставляет, а кого же ещё? Хорошо, если новых делегаций в ближайшее время не будет, - цедила она сквозь стиснутые от боли зубы. - Прыгала, а сама от страха с ума сходила: вдруг неудачно в батут приду? Второй раз мне эту ногу не соберут.
       А навстречу им бежал по коридору начальник Центра:
      - Валюша, как ты?! Очень больно?! Звонили с аэродрома, просили тебя приехать провести тренировку с элитными болгарскими десантниками, их спецназ приехал на большие учения к нам, и очень хочет прыгнуть с тобой затяжным. Сможешь показать класс, или всё отменить?
      - Ты что?! Как можно?! Я же "летающий генерал". Отдохну немного - и прыгнем с побратушками затяжным.
       Его тогда поразило её мужество и одновременно простота и открытость, ведь она была мировая величина, а он тогда ещё никому неизвестный лётчик.
      
      Глава 25
       Пробираясь через чащу, мысленно Беркут держал перед глазами карту местности, чтобы понять, куда ветер снёс их парашюты, и как следует выбираться. Валя полностью доверилась ему, она обнимала его за шею и как бы невзначай, с благодарной нежностью тёрлась щекой о его щёку.
       Проплутав по лесу меньше часа, они наткнулись на широкую просеку, по которой была проложена дорога-"бетонка". Шагая по уложенным в стык бетонным плитам, через полчаса вышли к лесной заимке в полтора десятка изб и сараев. Повсюду штабеля брёвен, трелёвочная техника, грузовики. Похоже на леспромхозов-ский рабочий участок.
       К ним навстречу ковыляющей походкой уже спешил громоздкий мужчина в кургузом пиджаке с орденскими колодками и пустым правым рукавом, заткнутым в боковой карман. Слева под мышкой он держал старый потёртый портфель без ручки. Инвалид-ветеран назвался председателем леспромхоза "Путь Ильича". Почти сразу узнав знаменитых космонавтов, старик охнул, оторопев, а придя немного в себя, принялся по-хозяйски хлопотать: велел накормить чудесным образом вышедших к нему из леса "героев всего Советского Союза" обедом, но прежде распорядился осторожно перенести пострадавшую в фельдшерско-акушерский пункт и немедленно позвать к ней фельдшера. А пока искали врача, Павел попросил кусок марли, которым в десяток слоёв обмотал Валино бедро. Благодаря вовремя наложенному жгуту-ремню кровь из раны перестала литься, а сочится, но всё равно пятно на ткани комбинезона продолжает расплываться.
       Явившийся врач осмотрел распухший голеностоп. Похвалил за грамотно наложенные жгут на бедро. Но вначале решил всё же заняться плечом. Он помог парашютистке стянуть с себя верхнюю часть комбинезона. Оставшись в одной маечке, Валя без единой жалобы выдержала, пока деревенский "дохтур" довольно болезненно ощупывал её белокожее плечо своими кривыми коричневыми пальцами, явно более привычными управляться пилой и топором. Закончив диагностику, фельдшер без предупре-ждения вдруг схватил Кудрявцеву одновременно за кисть и больное плечо и резко дёрнул на себя. Протяжно охнув, Валя некоторое время оторопело глядела округлившимися, выпученны-ми глазами на чёртова коновала, который предпочёл поскорее ретироваться от греха подальше, а вслед ему уже нёсся самый отборный мат, от которого даже Беркут почувствовал неловкость.
       Выплеснув гнев, Валя призналась, удивлённо ощупывая плечо:
      - А ведь вправил-таки сустав, подлюга криворукая! У меня прям в глазах потемнело, когда он внезапно рванул, сроду не чувствовала такой "чёрной" боли. Вот ведь гад! Но всё равно спасибо ему.
      - Не такой уж он "зауряд-врач" оказался, - уважительно кивнул в сторону сбежавшего фельдшера Беркут. - Надо бы его поблагода-рить и извиниться.
      - Обойдётся. Невелика птица, - пренебрежительно ответила генеральша. А у самой лицо бледное и губы синеют.
       Павел отправился на поиски фельдшера. Нашёл его сердито курящим. Поначалу он и слышать не хотел, чтобы вернуться к обматерившей его знаменитости: "Я бешенным бабам помощь оказывать не обязан, что хотите делайте со мной, а я к ней не пойду!", и всё тут. Пришлось долго извиняться перед ним за невоздержанность в словах коллеги; апеллировать к врачебному долгу. Чтобы как-то компенсировать фельдшеру "моральный урон", Павел даже подарил ему свой десантный нож.
      - Хорошо. Я вернусь. Но если ещё раз попаду под её "артобстрел" уйду и ищите другого врача, - предупредил фельдшер.
       На этот раз Валя старалась держать себя в руках. Осмотрев рану, фельдшер сделал вывод:
      - Надо зашивать.
      - Так шейте, равнодушно роняет Валя, будто речь идёт не о собственной плоти, а о починке парашюта.
      - У меня тут нет анестезии. Лучше подождать, пока вас переправят к настоящему хирургу.
      - Значит, шейте без анестезии.
      Рана оказалась довольно серьёзной - пришлось наложить четыре шва. Пока фельдшер орудовал иглой и ниткой, на лице Вали ни один мускул не дрогнул. Только стала ещё бледнее, и глаза остекленели. Доктор закрепил у неё на бедре повязку.
       В дверях появились два мужика с носилками и с большой осторожностью перенесли Валентину в кабинет здешнего начальства. К их появлению директорский стол освободили от всех бумаг. Вскоре взволнованной "скачущей" походкой вошёл и сам председатель, а с ним две столь же приятно взволнованные женщины, одетые как официантки, с аппетитно дымящимися снетками в руках. И принялись накрывать стол. Гостеприимные хозяева словно скатерть самобранку развернули для дорогих гостей, выставив железные миски с наваристым борщом, посы-панным сверху зеленью; рубленой говядиной под подливой с гарниром из жареного картофеля; бараньи шашлыки прямо на шампурах, живописно уложенными поперёк декоративного гжельского подноса. Можно было подумать, что прибытия столь важных особ здесь ждали и специально готовились.
      - Ну, уважаемые вы наши герои! - торжественно объявил председатель леспромхоза. - О ваших славных подвигах нам, конечно, известно. Но и мы в передовиках ходим, если говорить прямо, без ложной буржуазной скромности. В прошлом году были награждены переходящим знаменем, четыре благодарности от треста имеем.
      Надув от гордости щёки, председатель чинно извлёк из своего драгоценного портфеля, с которым похоже никогда не расставал-ся, какие-то бумаги. С важностью нахлобучил на переносицу старомодные круглые очки с примотанной изолентой сломанной дужкой, собрался дальше хвалиться достижениями своего небольшого хозяйства.
      Однако немного оклемавшаяся Валентина грубо перебила его глухим хриплым голосом:
      - На хрена нам твои отчёты, отец...Согреться бы чем-нибудь. Меня товарищ подполковник на себе тащил...через болота, как на фронте. После такого не говорильню устраивать положено, а по двести грамм на брата.
      Председатель ничуть не обиделся, а даже напротив - захихикал с угодливым облегчением:
      - Верно, верно! Герои вы наши дорогие, а я-то грешным делом побаивался вам предложить, думал вы гордые.
      - А мы не гордые, папаша, - оживилась Кудрявцева, потирая руки при виде вмиг появившихся на столе трёх поллитровок "белень-кой". Круглое лицо её на глазах начинает розоветь, в глаза возвращается здоровый блеск.
       - Ну что ж, тогда за вас, за ваши великие достижения во благо всего нашего советского народа! - радостно сияя, объявил инвалид, поднимая гранёный стакан с водкой.
       Не выпить было нельзя, и Беркут тоже поднял рюмку. За первым тостом последовал следующий, потом ещё. Голова наполнилась приятным теплом, натруженные мышцы окончатель-но расслабились, возникло подзабытое ощущение спокойной радости бытия, полной гармонии с миром. А дальше случился казус... Причина его была в алкоголе, который в сочетании с сытным угощением привёл к вполне закономерной реакции организма. Плюс к этому старый топчан с удобной спинкой. А может, причиной стал накопившийся недосып или "отходняк" после пережитого стресса. Одним словом, Павел и не заметил, как отключился. Прежде с ним такого не случалось, бывало друзья даже завидовали его умению пить вровень со всеми и при этом не пьянеть. А тут... Последнее, что Беркут слышал, - это заверение председателя, что он уже связался с начальством и часа через три за ними придёт машина.
       ...Проснулся Павел от очень необычных и чего уж там, очень приятных ощущений у себя в паху. Устроившись прямо на полу между его раскинутых во сне ног спутница по недавним лесным скитаниям очень умело работала губами и языком над его мужским достоинством, урча словно довольная кошка. Почувство-вав его изумлённый взгляд, Валя на секунду подняла лицо, блестя озорными глазами и облизывая спелые как вишня губы, игриво улыбнулась, и снова взялась за дело, только стоны слышны: "ммм!".
      Через пару минут Павел достиг пика запретного удовольствия. Валя поднялась к нему с пола на топчан, с удовольствием облизываясь, словно только что получила в рот струю нежнейших взбитых сливок с клубникой.
      - Ну как, улётно было? - спросила она озорно, вся пышная и нежная, словно тоже из взбитых сливок. - Небось уже на Луну слетал, товарищ трижды Герой? Не каждый день у подполковника генерал отсасывает. Как ощущения? Полёт нормальный?
       Беркут замешкался с ответом - не нашёлся сразу что ей сказать. Да и что тут скажешь?! Он никак не ожидал такой изощрённости. Вероятно, об искусстве французской любви бывшая ткачиха узнала в одном из своих заграничных турне и очень гордилась собой, отчего восприняла его ошеломлённое молчание, как доказательство своей полной победы.
      - Можешь не отвечать, итак понятно! - довольно мурлыкала Кудрявцева. - Ты ведь хочешь только меня, и всегда хотел... Я это знаю. Но теперь ты мой, и я доставлю тебе ещё очень много таких сладких минут. Будут даже и послаще. Хочу слышать, как ты стонешь от удовольствия, кончая мне в рот. Я умею дарить мужчинам радость, но только тем, которых люблю.
       Вероятно, всё же испугавшись услышать возражения в ответ, Валя вдруг порывисто обняла его:
      - Сокол ты мой! После этого полёта ты вознесёшься так высоко, что станешь недоступен для критики, и мы сможем встречаться, не опасаясь за наши карьеры. Ты получишь особый статус, который был только у "Него". Но "Его" уже нет. Поэтому именно ты со временем заменишь народу и правительству "Его". Даже сможешь занять "Его" место на мавзолее рядом с самим генсеком и членами политбюро.
      - Послушай, Валь, - осторожно начал Беркут, - я уважаю твоё чувство...и всё-таки... Мы не должны так поступать с нашими близкими. Я ненавижу ложь. Как я смогу смотреть в глаза своей жене и твоему Сергею.
      - Причём тут они?! - зло сверкнула глазами Валентина. - Я простая ткачиха из Иванова, а из меня сделали чугунную тётку, как на статуе "Рабочий и колхозница". Для всех я мощная бабенция, мужичка. "Покорительница космоса!". Почти мужик! А я, между прочим, порой чувствую, как в моём тебе особая музыка звучит. Музыка любви...У меня бабочки порой в животе порхают от любви. Я нормальная женщина, с нормальным женским организ-мом, полным разных очень тонких ощущений. Только это никому не интересно.
       Я ненавижу их всех за то, что они заставили меня, как племен-ную бурёнку с ВДНХ, спариваться "в научно-идеологических целях" с этим "призовым быком" Сомовым. Мне он неприятен до тошноты, вечно от него воняет потом, - никакой одеколон не может перебить этот запах. И поговорить нам особо не о чем. А я обычная баба! Мне постоянно приходиться заставлять себя, чтобы лечь с ним в постель. Вот он приходит вечером, долго сидит перед телевизором с банкой пива или жрёт там что-то. Потом идёт в туалет. Слышно, как он там громко выпускает газы, для него это нормально: "А что в этом постыдного, это же естественно для человеческого организма?". Потом он ложится в постель, закидывает мои ноги себе на плечи и начинает по-крестьянски меня пахать, громко пыхтя и истекая вонючим потом. Я терплю, прикусив губу, чтобы не закричать от боли и отвращения. Жду, когда же это родственное мне животное, наконец, завоет, словно бык. Это означает, что он наконец кончил. После этого Сомов отворачивается к стенке и сразу засыпает, начиная храпеть, точнее хрюкать во сне...И так изо дня в день, ибо на большее Сомову фантазии не хватает. Не пойму, как его взяли в космонавты с таким-то бедным внутренним миром, разве что за медвежье здоровье. Но разве я не заслуживаю иного? Простого бабьего счастья?
       Вале действительно тяжело достался её впечатляющий триумф. При этом о многом она умолчала, ибо обязана была об этом молчать. Космический полёт дался её очень тяжело (но об этом знали лишь специалисты), от запредельных перегрузок тело Кудрявцевой превратилось в сплошную гематому, её беспрерывно тяжело рвало. Потому что женское тело, женский организм оказались не приспособлены для таких запредельных нагрузок, как полёт на советском космическом корабле. И то, что её личная судьба, - только на внешний взгляд такая успешная, - на самом деле была грубо исковеркана - принесена в жертву пропаганде, - тоже представляло собой государственную тайну. Так что, так оно всё и было - Вале было отказано в элементарном для любого человека праве самому решать свою судьбу, быть собой. Ей постоянно приходилось играть прописанную ей роль, прислуши-ваться к мнению чиновников от идеологии и пропаганды. Беркут искренне сочувствовал ей. Не желая обидеть влюблённую в него женщину резким словом, он обдумывал ответ, и Валя поспешила решить за них обоих:
       - Послушай, Паш, ведь мы любим друг друга, а наши бывшие ещё найдут своё счастье, не думай об этом. Разве ты не видишь, что я для тебя готова абсолютно на всё... А ты?
       За стенкой будто хлопнула входная дверь.
      - Спокойно, не дёргайтесь, товарищ Беркут! - приказала ему любовница. Ей и вправду было наплевать, что может пострадать их репутация. Сейчас её интересовало лишь одно - любит ли он её: - Ты ещё не ответил на мой вопрос, я жду!
      - Извини, но чувству приказать нельзя.
      - Ещё как можно! - воскликнула Валя.
       Он попытался подняться, и тогда женщина, крепко обняв, буквально повисла на нём. А к двери уже приближались чьи-то шаги. Пришлось Беркуту осторожно, но решительно отстранить её от себя. От этого только что полное любви и нежности лицо Валентины исказило мстительное выражение, голос сделался вкрадчивым, словно шипение змеи:
      - Ты ведь очень хочешь стать дважды героем? И Вика твоя страстно мечтает стать жёнушкой самого титулованного космо-навта страны. Но без меня у вас ничего не выйдет! - Кудрявцева вытащила из кармана своего комбинезона знакомый пузырёк с янтарными пилюлями и потрясла им перед его лицом. - Если хочешь получить следующую порцию, тебе придётся стать со мной поласковей.
       Павел развернулся и молча вышел из комнатушки, столкнувшись в дверях с местным директором, пришедшим сообщить, что за ними пришла машина. Вслед Беркуту несся яростный, истеричный крик не стесняющейся присутствия посторонних Кудрявцевой:
      - Уходи, уходи! Всё равно без меня ты никто! Ноль! На пенсию захотел в сорок то семь лет?! Ещё сам ко мне приползёшь! На коленях! Будешь умолять простить, когда снова сердечко прижмёт так что белый свет померкнет.
      
      Глава 26
       Странно, но впервые за долгие годы совместной жизни с женой изменив ей, Беркут не испытывал угрызений совести. Ни на грамм. Выходит, верно Валентина ощутила бабьим сердцем, что с Викой у них "порвалась ниточка". Только ведь и с Кудрявцевой у них ничего не получится, хотя ему было искренне жаль её. Вероятно, проблема в нём самом. Что-то очень важное как-то незаметно ушло из его жизни. Не осталось никого и ничего настоящего. Словно холодная пустота образовалась вокруг. И это фактически на пике успеха! Ведь в карьере он почти достиг Эвереста, но господи, как же тут оказывается холодно и одиноко!..
       - Я так и не поняла, где наша машина? - Виктория с подозрени-ем поглядывала в сторону задумчиво молчащего мужа. Он и раньше то был не слишком болтлив, но в последнее время и вовсе ушёл в себя.
       - Так может всё-таки расскажешь мне где наша "Волга"? Я планировала ездить на ней, пока ты будешь у матери, и потом, когда улетишь на космодром.
      - Машина в ремонте - спокойно соврал Беркут, ибо пока не хотел ничего говорить жене о "мерседесе". - Через два дня тебе её пригонят прямо к дому. Я договорился: тебе позвонят, ключи оставят в зажигании.
       Виктория сидела за рулём зелёных жигулей-"копейки", одолженной ею у кого-то из подруг. Павел сидел рядом на пассажирском месте и слушал всё тот же опостылевший рассказ супруги о том, что именно сейчас решается вопрос о её назначе-нии на ответственный пост в институте США и Канады, и что он, как любящий муж, обязан предпринять необходимые шаги, чтобы облегчить жене карьерный рывок.
      - Надо чтобы ты пригласил в ресторан нашего директора Бубнов-ского. И желательно ещё этого любителя красивой жизни Толстопятова. От него тоже будет многое зависеть.
      - Угу - кивнул Беркут.
       Но супруге этого показалось мало:
      - Не "угу", а сделай это пожалуйста для меня сразу по возвраще-нии от матери. Надо напомнить этим напыщенным павлинам, кто мой муж, чтобы эту вакансию не заняла тупая любовница одного из них.
       Вика упомянула вторую фамилию после директора своего института будто вскользь, но голос её при этом "на миллиметр" изменился, и Беркут это уловил. То, что она неровно дышит к этому щеголеватому бонвивану Вадиму Юрьевичу Толстопятову, обнаружилось примерно месяца два назад. Взгляд любящей женщины ничем не замаскировать. Когда-то точно также она смотрела и на него...
       Павел украдкой рассматривал профиль жены. Кожа на её лице так натянута пластическими хирургами, что все жилочки видны. Озабоченная мыслями о предстоящей карьерной схватке, она стала выглядеть злой и растерянной; не замечая, что её рассматривают, обиженно покусывала свою капризную нижнюю губу. Вика всегда была полностью сосредоточена лишь на себе, почти вся её жизнь посвящена собственной карьере, заботе о своём драгоценном теле.
      - Послушай, Вик, а если...ну, в общем, если я не вернусь...из полёта. Всякое ведь бывает.
       Жена мельком взглянула на него, нервно дёрнула рычаг переклю-чения передач, хмыкнула, и жёстко улыбнулась:
      - Помнишь, как герой книги моего отца "Есть такая партия" отвечает засомневавшемуся перед опасным заданием молодому товарищу: "Лодки стругают для бурного моря". А жизнь, Беркут, - она поопасней штормового океана бывает. Но сильный человек не избегает собственной судьбы, и в награду за смелость получает от судьбы многое...
       Между тем они подъехали к железнодорожному переезду. Перед опущенным шлагбаумом выстроилась в ожидании проезда поезда длинная вереница автомобилей. Встав позади ярко-красного, как новая игрушка "Икаруса", Вика заглушила двигатель и поставила машину на ручник.
       Продолжая рассеянно слушать её говорильню о его долге перед самим собой и семьей, Павел вдруг обратил внимание на остано-вившееся позади них через две машины жёлтое такси. Из него выскочила знакомая ему американская журналистка в своей широкополой шляпе и мотоциклетной куртке. Со спортивной сумкой на плече и фотоаппаратом наизготовку навязчивая репортёрша энергичной походкой направилась к их "копейке".
      - Ну-ка, давай-ка по-быстрому махнёмся местами! - велел ничего не понимающей жене Беркут.
      - А в чём дело?
      - Долго объяснять. Срочная необходимость. Скорее!
       Оказавшись за рулём, мужчина повернул ключ в зажигании, одновременно отжал сцепление и надавил педаль акселератора. Весело застрекотал жигулёвский "движок", машина плавно двинулась с места.
      - Пристегнись, придётся немного нарушить правила, - предупре-дил мужчина. Вырулив из очереди, он поддал газу, по обочине подлетел к опущенному шлагбауму, изящно обогнул препятствие. Из будки дежурной выскочила растрёпанная смотрительница, пытаясь на ходу попасть левой рукой в рукав оранжевого жилет, а другой размахивая красным жезлом. Но жигулёнок уже выскочил на настил железнодорожных путей. Зелёный, тупорылый локомо-тив грузового состава истерично загудел "психу". Их разделяло каких-то пятьдесят метров. Беркут хладнокровно переключил передачу и даже успел приветственно помахать машинисту с выпученными глазами, который по пояс высунулся из окна "паровоза".
       Лёгкий, словно кузнечик жигулёнок перемахнул переезд перед самым носом ошалевшей с перепугу локомотивной бригады. Трюк вышел не менее зрелищным, чем в приключенческом кино. Но перепуганная жена не оценила класса: следующие километров пятнадцать она сидела, будто замороженная - с прямой спиной, и с каменным выражением лица смотрела прямо перед собой на дорогу. Лишь когда свернули на заправку, немного "оттаяла".
      - Ты мог хотя бы предупредить меня - упрекнула Вика.
      - Зачем? - небрежно повёл он крутым плечом.
      - Как зачем?! Ведь ты мог убить нас обоих!
      - Не убил же. Ты вероятно забыла, что для меня "летать" проще, чем ходить. Так что ничего тебе не угрожало... И потом, разве ты сама не пыталась на днях убедить меня в иллюзорности всего происходящего с нами в этом мире? Помнишь, как ты "сорвалась с тормозов", объясняя мне, что окружающая реальность вполне может оказаться фальшивкой, "так стоит ли чего-то бояться, если всё иллюзия"? Конечно, я не так силён в вопросах философии, как ты, но в кое-чём, как видишь, ты меня всё же убедила.
      - Брось, брось, наконец, эти свои идиотские шуточки! - У Вики началась небольшая истерика. - Я устала от твоих выходок, Беркут. Ты не имел право так поступать со мной! Слышишь?! И тебе абсолютно не идёт философствовать.
      Павел ухмыльнулся:
      - А что по этому поводу написано в книгах твоего отца?.. Как?! Разве на этот случай у нашего классика нет подходящей цитаты?! Что, в самом деле?.. Хм, ну, тогда не знаю...я удивлён.
      - Тебе действительно надо лечиться! - Вероника сердито хлопнула дверцей и отправилась платить за бензин.
       Ожидая её возвращения Беркут случайно наткнулся взглядом на собственное отражение на отполированной поверхности бензово-за. Искажённое кривизной огромной цистерны оно выглядело карикатурно. Беркут даже не сразу понял, что это он. Неказистая, корявая фигура. И физиономия такая же - с большим, распухшим носом, как у хронического алкаша и низким лбом. В общем, тот ещё дегенерат. Неандерталец какой-то. Мужчина невольно поморщился и отвернулся...и тут же был узнан случайным почитателем.
       - Товарищ Беркут!.. Космонавт! - изумлённо воскликнул круглолицый здоровяк в замасленном комбинезоне работника АЗС. Оставив своё рабочее место, парень радостно устремился к нему, а вслед за ним и оказавшиеся поблизости водители.
       Большинство советских людей, - особенно простых, что называется "из самой народной гущи", - не умели скрывать чувств по отношению к своим любимцам. Оставив свои машины, водители и пассажиры тесно обступили знаменитость со всех сторон, восторженно разглядывая; некоторые даже норовили пощупать до этой минуты известного лишь по газетным публика-циям и телепередачам кумира, словно желая убедиться, что он такой же как они, то есть из плоти и крови. Уважать личное пространство знаменитостей, как это принято на Западе, у нас не умели. Да и никто их этому и не учил, ведь для того-то партия и воздавала славу и почёт избранникам, чтобы те не гордились собой, как заносчивые голливудские кинозвёзды, а были близки к народу. Порой Павла такая слава даже напрягала. Ведь стоило ему сославшись на какую-нибудь уважительную причину, попробовать избежать близкого общения с почитателями, как люди недовольно начнали хмуриться, обиженно поджимать губы, а то и поносить зазнавшегося кумира последними словами, ведь у нашего народа от любви до ненависти - один шаг.
       Но с другой стороны, для него эти простые люди олицетворяли тот народ, который часами стоял в очередях за самым необходи-мым, одевался бог знает во что, и всё для того, чтобы страна строила ракеты и поражала весь мир своими достижениями. Подвести этот святой народ он не имел права, так же, как и не проявить к нему уважения. Поэтому Павел в который раз принялся терпеливо отвечать на бесчисленные вопросы жадно интересую-щихся космическими успехами страны сограждан и раздавать автографы. Общение с народом растянулось на полчаса, и жене даже пришлось его вытаскивать:
      - Граждане, проявите уважение! Ну, граждане! Имейте же понимание! Товарищ Беркут улетает навестить мать, через двадцать минут начинается регистрация его рейса.
      
       Когда, наконец, отъехали от заправки Вика едко заметила супругу:
      - А теперь представь, что этот парень-заправщик и другие прочитают в завтрашней газете, что ты сошёл с дистанции - по собственной инициативе отказался от полёта. Как ты будешь выглядеть в их глазах? Ты сразу станешь таким же как они, как все вокруг, то есть обычным, заурядным и никому неинтересным.
      - Мне это всё равно.
      - Не пытайся меня обмануть! Я-то тебя знаю. Ты любишь свою славу. Это нормально - наслаждаться тем, что тебя любят. Сегодня ты популярен, как Андрей Миронов, как Олег Попов, как Валерий Харламов, разве от этого у тебя не зашкаливает адреналин в крови?
       Не получив ответа, Вика с осуждением бросила ему:
      - Знаешь, как это называется? Неблагодарность! Ведь ты получил от жизни то, о чём миллионы могут лишь мечтать.
      - Я не стремился к популярности, просто делал свою работу - занимался тем, что мне было интересно, что считал нужным для страны.
       Жена скривилась, словно у неё свело скулы оттого, что она попробовала на вкус что-то жутко кислое:
      - Обыкновенное убогое занудство. Ты стал тяжёлый, Беркут. Раньше ты был легче: благодарно принимал свою славу, умел радоваться жизни, и находиться рядом с тобой было одно удовольствие.
       Вероятно, Виктория имела в виду период их жизни сразу после его первого полёта. Это был его триумф со всеми этими отлётами и прилётами, цветами, наградами, пресс-конференциями, международными турне, фестивалями. Он тогда часто ловил в зеркальном отражении свой самодовольный взгляд, в котором читалось самоупоение.
      - Я был наивным романтиком, - мрачно признал он.
      - Нет, ты был солнечным романтиком! И везунчиком. Теперь же ты позорно раскис, будто заранее проиграл. Это совсем не похоже на тебя. Тот Павел Беркут, которого я полюбила и за которого выходила замуж, был совсем другой...
       Продолжать разговор не имело смысла. Они просто перестали понимать друг друга. И случилось это не сегодня и даже не месяц назад, а значительно раньше... Что она по-настоящему знает о его нынешней работе? По сути, ничего. Ей давно уже безразлично, что его мучит, о чём он мечтает. Вика даже не пытается вникнуть в то, чем он живёт. Она воспринимает всё упрощённо - так, как это показывают по телевидению. Так ей удобно.
       А между тем в курсантские годы, когда в космос только начинали летать наши ракеты, он с восторгом принимал каждое такое известие. Даже наивно полагал, что раз нам русским оказалось по силам первыми запустить спутник в космос, значит и обещанный партией коммунизм лет через 10-15 сможем постро-ить. А там, глядишь, не за горами то светлое время, когда распространим его по всей планете, чтобы любой негр в Америке почувствовал себя человеком, и последний западный нищий стал хозяином фабрик и дворцов в своей стране. Немного наивным был, конечно. Идеалистом. Впрочем, не он один. Миллионы молодых людей пребывали в эйфории от космических достижений страны... Хотя и тогда ведь восторгались не все. Были и такие, кто тихо ворчал, что лучше бы наделали побольше котлет, да ботинок. Таких убогих скептиков он пытался яростно образумить. При этом тайно вынашивал сокровенную надежду однажды тоже полететь в космос. И очень гордился страной, которая первой проложила дорогу к звёздам. Но путь в космонавты оказался долгим и тернистым. И всё-таки он достиг своей мечты. Первый полёт и года полтора после него были самым счастливым временем в его жизни. Тогда Павел жил с ощущением почти непрекращающейся эйфории.
       Но затем ему начала постепенно открываться другая - неприглядная изнанка советской космонавтики, где, как и в других сферах нашей жизни, было немало зависти, подлости, вопиющей некомпетентности, и откровенного начальственного маразма. И постепенно в нём начала накапливаться душевная усталость... Сегодня у него почти не осталось романтических иллюзий. И самое страшное, что он утрачивал способность мечтать. Самые заветные желания, которые совсем ещё недавно давали ему силы бороться и всё преодолевать, с каждым годом блекли, теряли толику своего магнетизма. Иногда возникало такое чувство, будто ему не 47, а все 100 лет...
       Но в чём Вика действительно права, так это в том, что, однажды отведав сладкого дурмана славы и почестей, почти невозможно от них отказаться. Без них жизнь окончательно потеряет краски. Наверное, ему ещё можно сойти с дистанции и избежать смертельного риска, добровольно уйдя на пенсию. Но что его ожидает за бортом? Серое, скучное существование, череда одинаковых будней. Такое после стремительной, яркой жизни будет пострашней смерти.
      
       - Что ты сказала? - Павел поднял удивлённые глаза на супругу, выйдя из задумчивости.
      - Я спросила, куда ты хочешь, чтобы мы поехали после твоего возвращения из космоса - в Гагры или на Чегет? Пляж или горные лыжи?
      Он пожал плечами.
      - Так мне заказывать путёвки? - деловой характер жены непре-менно желал полнейшей определённости.
      - Как хочешь, - равнодушно ответил мужчина, хотя, наверное, стоило бы продемонстрировать супруге благодарность. Занятая большую часть времени лишь собой, жена действительно не так часто балует его заботой и вниманием, а тут вдруг решила его растормошить, наполнить своим оптимизмом. Может, он неправ, что так строго судит её?
       Только почему-то Павлу трудно было до конца поверить в искренность супруги, особенно зная об интрижке Вики с этим Толстопятовым, а возможно и с Бубновским тоже.
      - Скажи, наконец, что случилось? - допытывалась жена. - Ты стал каким-то странным... Может, я смогу тебе что-то посоветовать дельное.
       Потерпев фиаско, Вика некоторое выглядела озадаченной. Она закурила американскую сигарету, задумчиво выпустила струйку дыма; изредка отрывалась взглядом от дороги, чтобы оценивающе взглянуть на него. И так, как в ответ он лишь пожал плечами, Вероника решила, что не хочет больше загружать себе голову дополнительным грузом:
       - А, впрочем, ты прав: мужчина не должен переваливать свои проблемы на хрупкие женские плечи. Я уверена: чтобы у тебя не случилось на работе, - ты сумеешь со всем справиться и без моей помощи. Ты всегда умел решать всё сам.
      
      Глава 27
       Во Внуково они приехали всего за полчаса до вылета его рейса, но в принципе ничего страшного в этом не было. По соседству с общим залом ожидания, где всегда было многолюдно, шумно и не слишком чисто, существовал отделанный финским евроремонтом уютный уголок для избранных. Депутатский зал был отделён от "нечистой публики", и скрыт от посторонних взглядов стеклянной стеной с плотно задёрнутыми гардинами. Кондиционеры бесшум-но наполняли его приятной прохладой, на удобных диванах, между которыми бесшумно сновали по мягким коврам услужливые официанты, развалились семь вальяжных персон. Важные пассажиры почитывали свежую прессу и попивали ароматный кофе в ожидании персонального приглашения на свой рейс. Но чтобы попасть в этот отгороженный от простого народа мир и воспользоваться правом на спецобслуживание, требовалось принадлежать к элите советского общества.
       Как Герою Советского Союза Беркуту полагалась "бронь" из так называемого специального резерва. Это означало, что он всегда мог получить без очереди в специальной кассе билет на любой рейс и на лучшие места авиалайнера на выбор.
       Но неожиданно что-то пошло не так. Сотрудница спецкассы вместо того, чтобы по первому требованию выписать заброниро-ванный билет, с холодным видом огорошила их:
      - Нет, на Павла Поликарповича Беркута билета у нас нет.
      - То есть, к-как нет? Этого п-просто не может быть! - от изумления не привыкшая к отказам Вика даже начала слегка заикаться. - Я же в-вам звонила, и меня з-заверили...
      - Граждане, у нас заказы на бронирование авиабилетов принима-ются только по особым спискам, - снизошла до объяснений гордая девица в красивой голубой форме с цветастым платком-шарфиком на лебединой шее. Эта форма и миловидная внешность делала её похожей на стюардессу международных авиалиний.
       - Ведь я з-звонила им вчера... - Вика перевела растерянный взгляд с неприступной кассирши на мужа. "Ну что же ты? Давай, "кумир миллионов"! Самое время поработать лицом и голосом!" - читалось в её глазах.
       Но Павел промолчал, потому что терпеть не мог качать права. Уж лучше он поедет простым железнодорожным плацкартом на боковой полке в проходе вагона, чем просить, унижаться, трясти удостоверениями.
      - Девушка, но как нам быть, ведь м-мужу обязательно нужно сегодня улететь?! - растерянно залепетала Вика.
      - Попробуйте через обычную кассу в общем зале, - снизошла до совета "стюардесса" в стеклянном окошке, и в тоне, каким это было сказано, супругам отчётливо послышалось злорадство по отношению к нелепым выскочкам, по недоразумению сунувшимся не в свои сани.
      - То есть к-как...через обычную кассу?! - изумление Вики достигло апогея. - Но м-мой муж - известный человек. Он космонавт!
       Красотка чуть скривила личико:
      - Лично я такого космонавта не знаю, вы гражданин за кого-то другого себя выдаёте.
       Павел почувствовал, как у него от стыда горят уши. Хорошо, что никто больше не видит его позора. Будто забыл застегнуть ширинку на людях.
       Ситуация была почти безнадёжная. Не зная, что делать, супруги отошли и встали в сторонке. Между тем к окошку кассы уверен-ной, пританцовывающей походкой приблизился щеголевато разодетый смуглолицый усач, и пококетничав с симпатичной кассиршей, тут же за несколько купюр получил необходимый билет.
       Вику озарило. Преодолев в себе уязвлённую гордость, жена снова пошла на штурм кассы. Быстро оглянувшись по сторонам, она протянула кассирше сразу сторублёвку.
      - Пожалуйста, войдите в наше положение, - заискивающе улыбаясь, попросила жена. И так как кассирша медлила, Вика решила соблазнить ей более верным способом: - Вы нам сделаете о-огромное одолжение... Вы знаете, мне подруга достала два билета на "Таганку" на будущий пятничный вечер, но у нас возникли некие обстоятельства, из-за которых мы с мужем сами пойти не сможем. Может вы сделаете нам любезность и возьмёте их, сходите со своим молодым человеком.
       Посетить театр на Таганке (где ещё недавно исполнял ведущие роди сам Архипов), особенно в премьеру, было такой же удачей, как попасть на концерт заезжей иностранной звезды или с огромным трудом достать у фарцовщика брендовые джинсы клёш.
       Барышня в окошке скривилась, но билеты в театр взяла. Обрадованная, Вика уточнила:
      - Так мы можем рассчитывать улететь ближайшим рейсом?
      - Я же вам сказала - голос "стюардессы" из приятно воркующего, каким он был всего минуту назад при разговоре с "товарищем с юга", тут же (как будто щелкнул переключатель) снова стал жестким "деревянным", даже капризным. - На ближайший рейс в вашем направлении билетов нет. Осталась только бронь ЦК и Горкома, но она лишь для ответственных товарищей.
      - А как же мы?
      - Успокойтесь женщина: в 22.10 будет борт в вашем направлении, там как раз место возле туалета осталось, вот на нём и полетит ваш "космонавт".
      - Возле туалета?! - задохнулась от возмущения Вика. - Но этого "рыночного деятеля" перед нами вы только что посадили на первый удобный ему рейс...
       Только возомнившей себя небожительницей сотруднице Аэрофлота было плевать на причитания какой-то нервной тётки. С непроницаемым лицом она потянулась, чтобы задёрнуть перед Викиным носом занавесочку на окошке с кассы. Такого унижения Вика снести просто не могла. Она выхватила из рук мужа сафьяновую книжицу и в состоянии близком к истерике стала тыкать его удостоверением в окошко:
      - Значит этот барыга у вас заслуженный, а мы - невелика птица, можем и подождать?!
       На звук скандала прибыла начальница "стюардессы". Дама лет пятидесяти мгновенно узнала Беркута. Рассыпавшись перед супругами в извинениях, она при них принялась отчитывать молоденькую сотрудницу, даже пригрозила ей увольнением. Естественно, вопрос с билетом мгновенно решился.
       Из-за скандала Павел мог бы опоздать на свой рейс, но так как в нём всё же признали VIP-персону, то в качестве компенсации сотрудники аэропорта пообещали задержать самолёт, пока столь уважаемый пассажир не окажется на его борту.
       И всё же Беркуту было неудобно заставлять 180 пассажиров ждать себя одного, поэтому он торопливо чмокнул супругу в щёку. Но Вика нарочно удержала мужа подле себя, мстительно зашептав ему на ухо:
      - Ничего...подождут!.. Не суетись! Покажи этим тупым бюрокра-там - кто ты есть. Они оскорбили тебя, унизили меня, так заставь себя уважать.
       Вероника крепко обняла его и прижалась всем телом, не обращая внимание на нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу в ожидании её мужа работников аэропорта, которые должны были проводить его к трапу.
       - А помнишь, как мы впервые прощались? - отчего-то вдруг ударилась Вика в ностальгию. - Ты возвращался к себе в часть, я уткнулось в плечо твоей потёртой лётной куртки, стою и реву, как дура, потому что успела по уши в тебя втрескаться. Ещё бы, военный, лётчик, мужественный красавец! На нас все оглядывают-ся, а ты утешаешь меня, словно маленькую.
      - Конечно, помню, - ответил Павел, а на самого тоже накатила ностальгия. Он тогда бывал в столице лишь наездами, и однажды попался "в сети" студентке престижного московского ВУЗа. Дочь известного писателя (впрочем, вначале он об этом не догадывался) покорила его умом и несоветской элегантностью. В свою очередь высокий статный парень в лётной кожанке, с ясными голубыми глазами и русыми волосами, очаровал ищущую романтики москвичку. Познакомились они случайно. В один из вечеров он сидел в комнате общежития и готовился к экзаменам в Школу лётчиков-испытателей. Вдруг дверь распахнулась и ворвались его московские приятели Толя Ребров и Жора Либерман, и наперебой стали уговаривать пойти с ним в клуб на танцы. В студенческом клубе МГУ на Стромынке намечался танцевальный вечер. Павел ехать не хотел. Тогда Толик сказал:
      - Паш, там такая девушка будет! Пятикурсница. Я тебя познаком-лю.
      - Мало ли на свете девушек! Я ещё учебник по высшей математике не открывал.
      - Да бросай ты это всё!
       Павел подумал-подумал, встал и стал собираться. Приятелям хотелось, чтобы он надел форму офицера авиации с новеньким орденом.
       В тот вечер их представили друг другу, и Вика произвела на него сильное впечатление. Однако девушка поначалу как будто не проявила к лётчику из далёкого гарнизона никакого интереса. Она пользовалась огромной популярностью у кавалеров и Павлу ни разу не удалось пригласить её на танец. Однако в конце вечера, когда ухажёры наперебой стали предлагать себя в провожатые, Беркут внезапно тоже произнёс:
      - Разрешите я вас провожу.
      И она выбрала его! Правда жила она под боком на той же Стромынке, в нескольких минутах ходьбы. Но когда Беркут предложил прогуляться, девушка согласилась. Настроение в тот вечер у Вики было никудышное. И Павел изо всех сил старался быть интересным. Гуляли два часа, говорили в основном о её студенческих делах. О своей службе он практически ничего ей рассказать не мог. Тем более не мог поведать об недавнем участии в боях, ведь то, что советские лётчики воевали в Корее, было тайной. На её вопрос, за что он получил свой орден, ответил положенной в таких случаях фразой "за выполнение особо важного задания Родины". И всё-таки, несмотря на первоначаль-ную взаимную скованность, к концу прогулки настроение у обоих значительно улучшилось.
       Вскоре он понял, что теряет голову. Ему хотелось видеть её постоянно. Павел стал часто наведываться к университетским приятелям и каждый раз старался попадаться ей на глаза. Это происходило то в коридорах философского факультета, то в столовой, но чаще всего - в библиотеке. Вика долго держала себя строго с ним, кроме лаконичных приветствий ничего. Тем не меняя, она его просто заворожила.
       Примерно через две недели Павел вновь пришёл на студенче-ский спектакль в клуб на Стромынке. Шёл по переполненному залу и не мог найти себе место. И вдруг перед ним встала девушка в платье в зелёный горошек. Это была Вика. Она просила:
      - Вы ищите место?
      - Да.
      - Садитесь, пожалуйста на моё, я ухожу.
      И тут он быстро нашёлся:
      - Тогда и я с вами.
       Они снова долго гуляли. На следующий день снова договори-лись о встрече - пошли в кино на новый фильм. Потом ели мороженое, говорили о разных пустяках. Так начались почти ежедневные продолжительные московские прогулки. Встречались во дворике МГУ на Моховой и быстро договаривались, куда пойдут в этот раз. В крайнем случае три трамвайные остановки и вот они уже среди уютных аллей парка "Сокольники".
       Вика не старалась показать перед ним свою начитанность, держалась с простодушной непосредственностью. Может, щадила его самолюбие, а может и вправду в то время она была ещё другая. Сначала они просто ходили рядом, потом - взявшись за руки. Для них это было не просто приятным флиртом, - через соприкоснове-ние рук они чувствовали родство. Павел долго даже не подозревал, что его избранница москвичка, да ещё из такой семьи, иначе не посмел бы. Ведь с московской пропиской общежитие студентам не давали. Это потом выяснилось, что дочь решила стать самостоя-тельной и уговорила влиятельного отца, а тот сумел устроить её в общежитие в обход существующих правил. Впрочем, жила Вика не как большинство студентов, - то есть в страшной тесноте и в комнате на 20 коек с минимум мебели, - а всего с пятью соседями, двое из которых были аспирантами, один сталинский стипендиат, а также члены парткома и месткома. При этом часто ездила на выходные домой "на побывку", чтобы спокойно помыться горячей водой и отдохнуть от шума и многолюдья. Но ничего этого Беркут тогда ещё не знал, а когда узнал - призадумался. Тем более, что обстоятельства его жизни складывались не так, как он планировал.
       Однажды, когда они встретились, он всю дорогу молчал, и на её вопрос: "Что случилось?" ответил, что, хотя экзамены в школу испытателей он сдал хорошо, решение о его зачислении не было принято. Как ему неофициально сказал знакомый из приёмной комиссии, в последний момент два места отдали блатным. Поэтому через три дня он уезжает обратно в свой полк на Дальний Восток. То, что такая, как она столичная жительница, согласится поехать с ним в далёкий гарнизон, Беркут даже не мечтал.
      - Это наша последняя встреча, - сказал он. - Я очень благодарен тебе за эти три недели счастья. Но сегодня мы ставим точку...
       Долго шли молча. Подходя к Стромынке, Вика сказала, что не хочет ставить точку, потому что он дорог ей. Это и стало призна-нием в любви. Целую ночь они проговорили в скверике общежи-тия, договорившись к утру быть вместе. Свадьбу справляли уже по месту его службы в офицерской столовой. В основном собрались сослуживцы по эскадрилье и их жёны. Викины родители приле-теть то ли не смогли, то ли не захотели. Её отец тогда не одобрил решение дочери оставить столичный университет за полгода до получения диплома. И ради кого?! Обычного офицерика в небольшом чине из далёкого гарнизона где-то на краю земли, каких тысячи.
       Тем не менее настроения новобрачным и гостям это не испортило. Был накрыт нехитрый стол - преобладали пироги с разнообразной начинкой, винегрет. Ещё была рыба, которой в этих краях водилось видимо-невидимо, отварной картофель, на горячее - домашние котлеты и пельмени. Ребята-лётчики "по-гусарски" накануне сбросились кто чем богат в фуражку, чтобы закупить несколько ящиков пива, шампанского и водки. Тост следовал за тостом. Свадьба получилась очень весёлой и шумной. Много танцевали. Вика была в простом свадебном платье из лёгкого шифона. Странно, но она тогда не пыталась похвастаться перед новыми подругами шикарными нарядами. Впрочем, платье ей очень шло. Снова танцевали, пили, ели, дурачились. Поздравле-ния, поздравления и общий крик: "Горько!". Помниться Вика очень смущалась целоваться при всех. Павел же был так счастлив, что хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что всё происходит на самом деле. В тот вечер выпили крепко. Так как комнату в семейном общежитии молодожёнам выделить ещё не успели, командир эскадрильи уступил им свою, а сам с молодой женой и ребёнком на пару дней переселился в дом местного знакомого. Вот так романтично и просто у них всё начиналось.
       Впрочем, жизнь столичной девочки в качестве обычной офицерской жены в далёком гарнизоне продолжалась недолго - через какое-то время его всё-таки вызвали в Лётно-исследовательский институт и сразу - без учёбы в школе испыта-телей - предложили работу штатным пилотом. В столице у них началась совсем другая - "богемная" жизнь, к которой Павел не был готов. Всегда хладнокровный, ровный в отношениях с людьми, он обнаружил внутри себя настоящий вулкан страстей, постоянно подогреваемых ревностью.
       Однажды после ужина в ресторане молодые супруги отправи-лись прогуляться по вечерней столице, чтобы показать город Викиному приятелю, приехавшему с Кавказа. Подвыпивший "джигит" стал заигрывать с Викой, делая ей комплименты. Дождавшись, когда юная супруга отвлечётся, Беркут с боксёрской точностью ударил гостя в нос. В ту ночь они любили друг друга, как в самый первый раз...
       Со временем они как будто притёрлись друг к другу. Семейная жизнь вошла в нормальное русло. Ему казалось, что жена повзрослела, что-то поняла, научилась ценить их отношения. Общие радости и несчастья как-будто сплотили их. Он думал, что они стали настоящей семьёй и так будет всегда...
      
       Быстро наигравшись в ностальгию, Вика фальшиво всхлипнула, достала из сумочки пудреницу и принялась деловито вытирать платочком потёкшую тушь на глазах.
      - Жаль, что всё это осталось в прошлом, ушло безвозвратно, - разглядывая себя в зеркальце, уже без эмоций сообщила Беркуту жена.
      - Почему ушло? - глянул он на неё с ясноглазым простодушным непониманием.
      - Потому, - прохладная улыбка тронула её пухлые губы. Супруга всё больше напоминала ему совершенную красоту...воплощённую в холодном мраморе - великолепную статую, в которой не осталось души. - Потому что такое бывает лишь в молодости, - Вика произнесла это с менторской снисходительностью, ибо была уверена, что понимает жизнь лучше него.
       Что ж, оставалось признать, что супруга права. Когда-то они были влюблены и счастливы, а потом что-то исчезло, отошло, как это неуловимо происходит у тысяч влюблённых пар... Увы, ни его поразительные успехи в карьере, ни деньги, которые он заработал, ни роскошная квартира, не спасли их отношения. Вероятно, их поспешный брак был обречён с самого начала...
       В этот момент Павел заметил вдали направляющуюся в их сторону американскую журналистку, которая выглядела рассер-женной и очень воинственной, и повернулся к ожидающим его сотрудникам аэропорта. Те с радостным облегчением быстро повели его самым кратчайшим путём к выходу на лётное поле. Через десяток шагов Беркут услышал, как у него за спиной, мешая русские ругательства с английскими, собачится с местными работниками американка, которую милиционеры не пускают без билета в зону для вылетающих пассажиров.
      
       ...От самолёта оттащили трап и лайнер начал выруливать к старту. Беркут смотрел в иллюминатор на поднявшуюся на балкон смотровой площадки Вику и сердце защемило от сожаления: "В конце концов, если суждено, то пусть жизнь закончится вот так, - на взлёте - подумал он. - Всё уже было: счастье, слава, упоение любимым делом, любовь. И если он стал обузой даже для жены, быть может самое время уйти. Причём уйти красиво". Ведь всё равно через год-два его тело истощится и тогда навалятся болезни. Это произойдёт неизбежно, приём чудодейственных, но коварных "янтарных" пилюль, может дать ему лишь "небольшую отсрочку по платежу, причём с учётом набежавших процентов". И тогда чёрная дыра в душе поглотит его целиком...
       Сильно захотелось закурить, и Беркут машинально полез в карман пиджака, но вместо сигаретной пачки нащупал что-то непонятное. Вытащив пластмассовую фигурку космонавта, удивлённо стал рассматривать. Он даже не помнил, как случайно положил её в карман во время разговора с Юркой.
       ...Через полчаса самолёт набрал высоту и по проходу между кресел стала двигалась совсем юная стюардесса, толкая перед собой тележку с разными напитками и лёгкими закусками.
      - Вы ведь Беркут? - в этот момент узнал его сосед по креслам, тот самый "блатной" кавказец, что "обошёл" их с Викой у спецкассы. Только теперь он вдруг распознал в Павле "лицо с журнальной обложки", а там возле кассы лишь скользнул равнодушным взглядом по растерянному, смущённому гражданину. - Вот повезло! - громко воскликнул темпераментный сосед и радостно сверкнул полным рядом золотых коронок. - Э, да мне весь Баку завидовать станет, когда люди узнают, что я с самим Беркутом летел рядом! Это надо отметить!
       В своей огромной, "как аэродром", кепке блином, которую он не снял даже в салоне, кавказец выглядел очень колоритно. От радостного открытия гордый обладатель орлиного носа и шикарных усов даже перестал намазывать толстым слоем чёрную икру на ломтик белого хлеба.
       - Это сам Павел Беркут! - южанин сенсационно указал на соседа приблизившейся к ним бортпроводнице, а заодно и всем вокруг. - Дай нам два коньяка, красавица. Я хочу выпить со знаменитым космонавтом за его героические полёты! И за наш прекрасный воздушный флот в вашем ослепительном лице, мы тоже с ним выпьем! А вас, кстати, как зовут, дэвушка?
      - Надя. - Щёки молоденькой стюардессы зарделись нежным румянцем. Разливая заказанный коньяк по пластмассовым стаканчикам, она с кокетливым любопытством стреляла подведён-ными глазками в сторону знаменитости, вероятно ожидая от постоянного участника популярных телепередач интересного рассказа, лёгкого юмора и моря звёздного обаяния.
       Но Павел простодушно улыбнулся ей и соседу:
      - Вы ошибаетесь, я не он, хотя нас часто путают.
      - Ну да? - недоверчиво прищурился азербайджанец. - А самолёт почему ради тебя на сорок минут задержали?
      - Так я же говорю, нас постоянно путают, - придурковато захихикал Беркут. - А я простой сантехник из Люберец.
       Оставив соседа и стюардессу в состоянии полной растерянности, Павел откинулся на спинку кресла и закрыл глаза; под мерный гул турбин и обиженное сопение азербайджанца он быстро провалился в глубокий сон.
      
      Глава 28
       За пять километров до родного села Беркут попросил водителя остановить где-нибудь машину. Решив, что пассажиру просто стало невтерпёж, таксист понимающе ухмыльнулся и притормозил на обочине. Но вместо того, чтобы быстренько справить малую нужду и ехать дальше, чудак зачем-то попросил открыть ему багажник, вытащил свой чемодан, и целеустремлённо направился с ним в придорожный лесок. Таксист был так озадачен, что не сразу отреагировал на столь необычный поступок.
      - Эй, мужик, а чемодан-то тебе там зачем? - запоздало окликнул он чудака.
      - Я быстро, шеф - пообещал пассажир, даже не оглянувшись.
       Прошло минут десять, и таксист всерьёз забеспокоился, как бы мужик не сбежал, не заплатив, ведь от аэропорта счётчик уже "натикал" двенадцать рублей сорок копеек. Раздосадованный на себя, водитель запоздало сообразил, что поступил крайне глупо, отпустив прохиндея с вещичками. Даже принялся было поругивать себя за беспечность. Как вдруг с облегчением заметил возвраща-ющегося пассажира. И удивлённо присвистнул. За десять минут в лесу с клиентом произошла удивительная перемена - из ничем не примечательного штатского тот преобразился в красавца-военного благодаря белоснежной форме офицера-лётчика! Стоило бравому подполковнику выйти из леса, как на его парадном кителе засверкали многочисленные награды и золотая звезда Героя Советского Союза.
       Пожилой извозчик принял у него чемодан и услужливо распахнул заднюю дверцу, сам же вытянулся в струнку, вспомнив себя в молодости, когда во время службы в армии возил генерала. Но лётчик-герой дружески похлопал водителя по плечу и сел на своё прежнее место впереди.
      - Понимаешь, мать надо уважить, - доверительным тоном объяснил он, когда снова поехали.
      - Правильно, пусть порадуется старушка, что такого сына вырастила - одобрил таксист.
      
       За рекой раскинулось родное село Беркута. Подкатившее такси встало в конец длинной очереди скопившихся в ожидании переправы машин. Паром только отчалил от противоположного берега и медленно начал пересекать реку. Как же давно Павел не был в родных краях! Усидеть на месте было невозможно, потянуло подойти к воде. Он вышел из машины. Пока шёл, нахлынули воспоминания из детства, юности, ведь куда не брось взгляд, всё отзывалось в душе яркими эмоциями. Пребывая в ностальгической задумчивости, Беркут как-то забыл, что привлекает всеобщее внимание. Естественно его стали узнавать, подходить, заводить разговор.
       Из кабины ЗИЛа выбрался сам председатель колхоза.
      - Павел! - будто не веря своим глазам, воскликнул он. - Ты, иль не ты?
      - Я, Гаврила Никитич.
      - Вот ведь "явление Христа Народу"! Чего же ты "молнию" мне не дал? Мы бы тебя чин по чину встретили - с оркестром на перроне.
      - Этого ещё не хватало, Гаврила Никитич.
       А к ним уже, побросав машины, устремились десятки людей, начался привычный Беркуту "митинг", так что когда подошёл паром и с него начали съезжать колхозные грузовики и частные легковушки, то и их водители, и пассажиры тоже оказались втянуты в стихийное столпотворение. На двухполосной дороге перед переправой образовалась нешуточная "пробка", возникла неразбериха, грозящая серьёзными неприятностями. И пока начальство сердитыми криками, размахивая руками, принялось наводить порядок, водитель того самого председательского ЗИЛа усадил Беркута к себе в кабину. Так они и въехали на паром.
       Витька Конопухин всегда был душа-парень, и внешность у него была уморная: кудри вьются мелким бесом, улыбка до ушей, большой нос картошкой, весь круглый и живой, словно ртуть. Стоило им занять своё место на пароме, как неугомонный Витёк без всякой скидки на его нынешние высокие регалии ткнул приятеля детства локтем в бок и загадочно подмигнул:
       - Пойдём-ка, "резак" (таково было детское прозвище Беркута в деревне, которое он получил за резкий, непокорный характер) кое-что покажу.
       Вслед за шофёром Павел выбрался из кабины грузовика, залез на его заднее колесо и заглянул в кузов, в котором вместо песка, щебёнки или иного серьёзного груза, имелась только какая-то относительно небольших габаритов штукенция, накрытая брезентом и притянутая для надёжности верёвками к бортам.
       "Ртутный живчик" перелез через борт и принялся разматывать верёвки. Быстро распутав их, Витёк взялся за край брезента и почему-то со значением взглянул на Беркута.
      - А теперь внимание! - объявил с детства обожавший всевозмож-ные фиглярства и розыгрыши одноклассник, после чего откинул покров. Беркут чуть не свалился с двухметровой высоты, увидев собственный бронзовый бюст. Выглядел он в бронзе молодцевато-придурковатым истуканом.
       ...Немного придя в себя, Павел опасливо глянул по сторонам: не видит ли ещё кто это позорище, и попросил:
      - Слушай, Вить, накрой ты его ради бога!
       Только весело смотрящий на него Конопухин и не думал заканчивать представление:
      - Да ладно тебе, Паша. Копия же тебя! - весельчак лихо отбил чечётку вокруг статуи соратника по детским забавам. Не прошло и минуты как опять стала собираться толпа зевак, которым тоже хотелось взглянуть на памятник знаменитому земляку.
      - А ну покажи и нам!
       А Витька и рад забавлять народ, тут же начал в подражание столичным конферансье из телевизора разыгрывать представле-ние:
      - Граждане колхозники, а также заезжие шабашники, командиро-ванные и прочая уважаемая публика! Дамы и господа! Леди, как говориться, энд джентльмены! Впервые за 17 лет в нашем селе всемирно известный космонавт и наш земляк Павел Беркут. Которого некоторые старожилы ещё помнят Пашкой по прозвищу "резак", которого он удостоился от нас за то, что никогда не стеснялся резать правду-матку в глаза любому. Даже директору нашей школы "Бармалею"! Одним словом, вот он перед вами собственной персоной! А также его прижизненная копия! Скульптура работы архитектора Прокопия Чугунова из районного дома культуры. Спешите видеть! Зрелище не бесплатное: стоимость взрослого билета три копейки. Дети, пенсионеры и беременные женщины могут глазеть даром. Остальным убеди-тельная просьба раскошеливаться!
       По рядам зрителей тут же была пущена мятая шляпа шута горохового.
      - Ну зачем это?! - Павел бросился к председателю.
      - Как зачем?! - удивился директор колхоза. - Ты Паша - наша гордость. Сам дОлжОн понимать. Ты наше село на всю страну и даже на весь мир прославил! Твоя скромность нам понятна, но и ты нас пойми.
      - Всё равно, Гаврила Никитич, истукана то зачем с меня отливать было?
      - Так мы, Паша, лишь закон исполняем, - с хитрецой в лице заверил председатель. - Есть закон такой, что полагается устанав-ливать бюст на родине дважды Героя Советского Союза. Так мы заранее решили подготовиться. И с обкомом я уже договорился, чтобы на торжественное открытие нам артистов из областной филармонии прислали. Так что как вернёшься из полёта, мы тебя на центральной усадьбе, в аккурат перед конторой правления установим, со всеми полагающимися случаю церемониями.
      - Эх, Гаврила Никитич, Гаврила Никитич! - в сердцах произнёс Беркут.
       На это председатель ему с деревенской прямотой объяснил всю местную политику:
      - Ты Паша, высокопарно выражаясь, наше знамя! Нам под твою вторую звезду капитальный автомобильный мост решили наконец-то построить - уже все лимиты по стройматериалам выделили на это дело, через неделю технику подгонят. Тридцать лет кормили обещаниями, а тут сами подсуетились, чтоб, значит, перед Москвой лицом в грязь не ударить. А ещё нам первыми в области трактора новой модели обещали дать Т-150К, во как! И шикарный Дом культуры отгрохают с кинозалом на семьсот сорок мест, я уже проект своими глазами бачил. Теперь столичных артистов позвать будет не стыдно. И всё благодаря тебе. Ты своей славой облагодетельствовал земляков, Павел Поликарпыч!
      
      
       ...Вот и родная улица. Впереди машины, радостно извещая всех о его приближении, неслась орава деревенской детворы. В груди вдруг захолонуло от волнения, стоило Беркуту разглядеть за палисадником со знакомой с детства рябиной окна родного дома.
       Мать! Выскочив из машины, Павел бросился ей навстречу, обнял маленькую сухонькую старушку. Приготовленные для встречи слова комом застряли в горле. Так они и стояли минут десять, молча обнявшись при всём народе, соседки украдкой вытирали платками мокрые глаза, мужчины сурово хмурились, и все деликатно молчали.
       Первой наступившую тишину нарушала матушка:
      - Что же, вы, Павел Поликарпович, не предупредили телеграммой? Я бы угощение приготовила, а то не по-людски получается.
      - Не надо, мама, ничего - я всё привёз.
       Таксист с трудом вытащил из багажника жёлтый немецкий чемодан из натуральной кожи, большую часть которого занимали подарки знакомым и родственникам: кому дефицитная запчасть для "Москвича" или швейной машинки, кому редкое лекарство, кому джинсы или блок импортных сигарет. Даже обычные батарейки для транзистора приходилось везти из Москвы, потому что их не завозили в поселковый РАЙПО, и в районе тоже они не всегда бывают в продаже.
       Последней таксист с трудом извлёк здоровенную коробку с цветным телевизором "Электрон-714". Ради него они с Викой по дороге в аэропорт сделали приличный крюк, - заехали в какой-то двор, спустились в подвальное помещение, а там - сто включён-ных телевизоров! Обычные люди за ними давились в километро-вых очередях, записывали номерки на ладонях, дежурили ночами. А перед ним все двери открывались по звонку.
       Мать лишь руками всплеснула, когда добровольные помощники понесли сыновний подарок в скромную избу.
      - Ну зачем вы, Алексей Поликарпович, так потратились!
      - Пусть стоит! Скоро я снова полечу - будете по нему прямую трансляцию с космодрома наблюдать - в цвете!
      - Я бы и у соседей могла.
      - Зачем куда-то ходить, мама? Теперь у вас в горнице самая лучшая модель будет стоять - с японским кинескопом! Сами сможете гостей приглашать
       Народ одобрительно загудел. Беркут расплатился с таксистом, и прежде чем войти в дом, обратился к односельчанам:
      - Благодарю за тёплую встречу, земляки! И милости просим вас к нам вечером.
      
       ...Захмелевший гармонист тряхнул чубатой головой и снова широко растянул меха, женщины первыми затянули про степной простор и казачью вольницу, за ними и мужики дружно грянули. Песня плыла по саду и поднималась к светлому ночному небу. Многих Беркут знал с детства. Теперь ровесники стали замужними и серьёзными. Уважительно обращаются к нему на "вы", по имени отчеству, словно не целовались тайком от взрослых и не расква-шивали друг другу носы тридцать лет назад...
       Так как на званный ужин пришло практически всё взрослое население села, то места в родном дворе всем не хватило, поэтому праздничный стол начинался под яблонями и вишнями в саду, продолжался через распахнутые настежь ворота и заканчивался уже на улице. Вёл стол сам председатель колхоза. Вначале, как положено, было произнесено много хвалебных слов в адрес почётного односельчанина и его матери. Ерзая на табурете, Беркут едва дождался окончания официальной части и тут же пересел поближе к друзьям детства. Витька пришёл с гармонью, начались танцы. Павел уже и забыл, когда в последний раз вот так - от души танцевал. Всем женщинам хотелось составить ему пару. И почти каждая будто деревенела в его руках, ибо все взгляды тут же устремлялись на них. Подруги юности только вздыхали и краснели, не смея заговорить о прошлом.
       И вот странное дело, Павел ведь совершенно точно знал, что той, которая в юности была ему всех дороже, тут быть не может, а глазами всё равно постоянно искал её среди гостей, отчего сердце в волнении колотилось в груди, словно в ожидании чуда... И всё равно ночь получилась прекрасной. Народ стал расходиться лишь под утро.
      
      Глава 29
       Солнце уже припекало вовсю, а он только проснулся. Ого, ходики на стене показывают половину двенадцатого! Хорош же он дрыхнуть! В Москве себе такого не позволяет, а тут расслабил-ся. Щурясь спросонья на часы, Павел не сразу заметил мать, которая тихо сидела в углу, ожидая его пробуждения. Оказывает-ся, она давно приготовила ему завтрак и тихо любуется ненагляд-ным сынком.
      - Проснулись, Павел Поликарпович, - обрадовалась мать, - а я вам ваших любимых блинков нажарила. Со свойской сметанкой, как вы любили всегда.
      - Ну, мама! Я же просил вас вчера. Не называйте вы меня на "вы"!
      - А как же мне вас называть?! Вы же таким большим человеком стали! Председатель наш сказывал, будто вы в самой столице за руку с членами правительства здороваетесь! А я простая деревен-ская. Как же можно мне вас на "ты", Павел Поликарпович?
      - Что за чепуху вы говорите, уж простите меня, мама! Ещё раз говорю, я вам всегда буду Пашка! И в 60 лет, и в 70. Даже если генералом стану, всё равно.
       - Возмужали вы, Павел Поликарпович, - деликатно перевела разговор женщина.
      - Ну мама! Я же вас попросил!
       - Хорошо, хорошо, Павлуша, - запинаясь, согласилась старушка, робко поглядывая на сына. - Я постараюсь... Возмужали вы, Павел...Павлуша. И форма твоя тебе очень к лицу, ты в ней просто писанный красавец. Я вчера как вас...то есть тебя в ней увидела, так едва слёзы счастья не брызнули из глаз. Прямо добрый молодец из сказки вы у меня!
      - Да какое там добрый молодец! - махнул рукой Беркут. - Вон, стоило нарушить спортивный режим вчера, сразу пузо появлялось - он потрогал себя за складку на животе, - у нас лётчиков, как и у профессиональных спортсменов оно быстро отрастает, как только прекращаешь регулярно тренироваться. А мне нельзя терять форму - ни дня без тренировки!
      - Так ты тренируйся, сынок. Кто же тебе мешает? Вон, дровишек мне можете наколоть. За водой сходить. Огород вскопайте. Вы мужчина ещё молодой, вам эту самую форму терять никак нельзя.
       Павел улыбнулся. И огляделся. Давненько он не был в отчем доме... а здесь всё по-старому... Разве что газетных вырезок и фотографий с его физиономией на стенах значительно прибави-лось - мама собирала все публикации и о нём и украшала ими горницу.
      - А у вас, мам, как со здоровьем? Я вам хорошие лекарства привёз. От давления и для глаз.
      - Да ты за меня не беспокойся, Павлушенька. Меня наш председа-тель, знаешь, как опекает! Да и вообще, народ у нас хороший, сам знаешь. Вон вчера сколько собралось людей, тебя почтить.
       Мать смущённо замолчала, снова лишь мерно тикали часы на стенке, под них так хорошо спалось, только немного непривычно после городского гула. А милая его сердцу старушка в старом кресле отчего-то тяжко вздохнула.
      - О чём думаете, мама?
      - Как у тебя с женой-то?
      - В порядке всё...Нормально.
      - Внуков мне ещё не решили народить?
      - Мам.
       - Ладно, извини, не буду. А что без супружницы-то приехали?
      - Работа у неё.
      - Понимаю, - грустно вздохнула мать, и посетовала: - Она ведь ещё ни разу не приезжала.
      - Так уж получилось.
      - А у тебя на работе как?
      - Да всё нормально, ма. Извините, что так долго не приезжал. Так как-то всё складывалось, что постоянно приходилось откладывать.
      - Я понимаю - безропотно приняла его объяснение мать. - Жене твоей в отпуск на курорт хочется. Оно и понятно, она женщина столичная, что ей в нашей глуши делать... Коровам хвосты что ли крутить, да навозный аромат вдыхать?! Давай, поднимайся, кормить тебя буду.
      
       После вчерашнего многолюдного застолья во дворе всё оказалось чисто прибрано, будто и не было ничего. Видать, часть гостей ночью тихо вернулась, чтобы навести порядок после себя. В селе народ особый, тактичный.
       Он заглянул в сарай за инструментами и вновь наткнулся на свой бронзовый бюст. Ночью забытый председателем его двойник подвергся чьей-то недоброй шутке. Кто-то нахлобучил на железную башку истукана его офицерскую фуражку, которую Беркут вероятно оставил вчера в саду. От этого идол и вовсе стал выглядеть карикатурной копией прототипа. К тому же бедняге уродливо разрисовали углём физиономию и написали матерное слово на груди. Нет, не все в родном селе так уж ему рады, и не все гордятся земляком. Не всех обрадовал приезд московского гостя. Должно быть чья-то ревность взыграла. Впрочем, Павла злая шутка не слишком задела. С проявлениями зависти он сталкивался регулярно и привык. Поэтому лишь усмехнулся.
       Здесь же в сарае Беркут не удержался и в порыве ностальгии откинул тент со своего первого в жизни мотоцикла, который он собрал своими руками до последней гаечки. Коробка передач, радиатор и "пускач" от разной колхозной техники. Странный гибрид мотоцикла, трактора и мотороллера "Муравей" вызвал непроизвольную улыбку ностальгии на лице мужчины. Предельно минималистский дизайн: колёса от старого немецкого мотоцикла, тракторная фара, сварная рама, седло и мотор от инвалидной мотоколяски, - не показался ему, даже теперешнему, избалован-ному столицей, уродливым. Для него это "чудо-техники" было намного дороже "Мерседеса". Ведь на этом "коньке-горбуньке" он объездил свою и соседние области вдоль и поперёк, и даже путешествовал в Крым, намотав пробег почти в 50000 вёрст. А в 9-м классе, серьёзно заболев небом, даже подумывал на основе этого "самодёла" собрать автожир, но отказался от этой идеи, лишь узнав, что районный ДОСААФ набирает курсантов для обучения полётам на настоящих "ЯКах"...
       Впрочем, довольно попусту тратить время, пора и делом заняться! Но прежде всего следовало сходить за водой.
      
       У колодца толпились женщины. Но завидев его, почтительно расступились, пропуская к колодцу вне очереди.
      - Проходите, Павел Поликарпович! - от лица всех предложила ему одна из землячек.
      - Ну вы даёте, бабоньки! Что я немощный старик? - шутливо оскорбился мужчина и направился было вконец очереди, но его всё же уговорили, как гостя, пройти сразу к колодцу.
      - Ну почему старик? Вы ещё мужчина хоть куда! - озорно закокетничала Мария Шестопалова - крупная, статная казачка с толстой косой цвета спелой ржи, круглым лицом и пухлыми румяными щеками. Самая бойкая в компании, она, подбоченив-шись и лузгая семечки, игриво поинтересовалась: - А взаправду бают, что у вас жена министр?
      - Да нет, - со смущённой улыбкой ответил Беркут.
      - А чё ж вы тогдать из наших баб себе жинку не подобрали? У нас и покраше москвичек всегда в наличии имеются. Вот мне, например, вы в старших классах школы очень даже нравились, но вы тогда за Дашкой Мастрюковой бегали.
      Бабы за спиной Маньки недобро зашушукались между собой, осуждая её за длинный язык. Уж сколько лет прошло, а в селе оказывается не забыли трагическую историю первой любви знаменитого земляка и тактично не хотели напоминать Беркуту о ней.
       Павел сделал вид, что всё нормально, даже усмехнулся в ответ на Манькино признание:
      - На вас, Мария Демьяновна, я, может, и женился бы в своё время. Но вы сами, помниться, предпочли мне Сашку "Зубоскала", когда он из армии вернулся - весь в нашивках и значках, в неотразимой для вашего женского пола десантной форме.
       Одна из баб ехидно поддела товарку:
      - Просчиталась ты Маня! Была б сейчас москвичка и "космонавт-ша". А так - обычная сельчанка. А Сашка твой только самогон хлестать горазд, да хулиганить. Сколько уж раз его в районе на 15 суток сажали за всякие безобразия.
      - Хватит вам моего мужа хаять! - рассердилась на приятельниц Манька, даже кулак показала: - И он вам не Сашка! А Александр Дмитриевич! Супруг мой, между прочим, лучший плотник в колхозе! Почти орденоносец - у нас его похвальная грамота дома в красном углу висит. И почётный знак в шкатулке храниться "Ударник коммунистического труда"!
       Но подруги не собирались проявлять к Маньке и её мужу ни малейшего почтения. Одна из них тут же напомнила:
      - Ему эту грамоту ещё лет десять назад выписали, когда твой Шурка ещё так "не закладывал за воротник"!
       Впрочем, Маньке плевать было на подколки товарок, она снова повернулась к московскому гостю:
       - А чего ж жинку-то не привезли, или она с изъяном каким?
      - Попридержала бы ты язык! - сурово посоветовала нахальной бабе неулыбчивая пенсионерка, бывшая нянечка из роддома.
      - А что такого? - сделала изумлённо-невинное лицо Манька. - Я ведь просто спросила. Вас ведь мои слова не обижают, Павел Поликарпович?
      - Всё нормально, - подтвердил Беркут с беззлобной улыбкой.
      - Просто удивительно это, ведь никто в родном селе не видел вашу супружницу, отсюда разговоры всякие идут... - объяснила своей нездоровый интерес к его личной жизни Манька.
      - За жену мою не волнуйтесь бабоньки. Особенно вы, Мария Демьяновна. Супруга моя в полном порядке - ответил сразу всем Беркут, наполняя вёдра водой.
      - А можно карточку её глянуть? - лисьим голоском, уперев руки в бока, нахально попросила Маня.
      - Пожалуйста, - он вытащил из портмоне фотографию.
      - И в самом деле - городская краля - вынуждена была признать Маня. Но тут же гордо вскинула голову. - Только у нас в селе и покрасивше есть! А давеча когда я с народным хором ездила в район на областной смотр народной самодеятельности, то в районной газете мою фотографию даже напечатали. И пожилой профессор сказал, что у мня редкой красоты голос, и ещё кое-какие сопутствующие таланты имеются в наличии...
      - Охотно верю, - пряча усмешку, согласился Беркут. - Богата земля наша народными талантами. Самородками.
      - А у нас баяли, будто жинка ваша умом повредилась, когда ей однажды сказали, что вы на самолёте расшиблись, - не унималась Манька.
      - Было дело, - перестав улыбаться, сухо подтвердил Беркут. - Только это однофамилец мой был.
       Тогда он служил в обычном полку, жена услышала, что разбился лётчик с фамилией на Б. По стечению обстоятельств с утра у них в общежитии отключили телефон. Вика тогда была на втором месяце беременности, она не стала ждать, когда на пороге их комнаты появятся его сослуживцы со скорбными лицами, сама в чём была выскочила из дома и побежала на аэродром.
      - Жена тогда сильно за меня испугалась...до седых волос, - глухо проговорил Беркут. - И ребёнка мы в итоге потеряли...
       Память - странная штука, обычно она преподносит прошлое в романтическом свете. Но только не в их с Викой случае. Павел даже с трудом верилось, что у них с женой действительно так могло быть когда-то - чтобы подлинная любовь, переживание друг за друга; ребёнок, который у них мог появиться... Как, почему, куда всё это подевалось?!..
       А может, и не было ничего такого, а был лишь обман зрения, мираж, который он по неопытности принял тогда за чистую монету? Недавно Вика со свойственным ей циничным юмором обмолвилась, что не такая она была дурёха, чтобы, ещё ничего толком не добившись в жизни, сразу пожертвовать всем, добро-вольно замуровав себя в четырёх стенах в качестве "мамашки" и домохозяйки. И ради чего? Чтобы стирать пелёнки, мужнины портки и готовить борщи - быть примерной офицерской женой, кочуя за супругом по отдалённым гарнизонам?!
       В каждой шутке, как говориться, есть лишь доля шутки. У него ведь уже тогда возникли смутные подозрения, что Вика могла просто-напросто обмануть его, - воспользовавшись удобным случаем, сообщить про выкидыш, а на самом деле тайно сделать аборт. Влюблённый мужчина нередко бывает глуп и слеп, обвести его вокруг пальца не составляет большого труда. Так что не исключено, что никакого ребёнка могло и вовсе не быть! Вика всегда ловко играла в свои игры, сообразуясь лишь с собственны-ми интересами, теперь-то он это уже знает. Вряд ли было простым совпадением, что накануне тех событий жене пришла телеграмма о зачислении её в столичную аспирантуру. Но с условием, что она срочно вернётся в Москву, восстановится в университете, досдаст в течении полугода все "хвосты" по экзаменам и зачётам, и защитит диплом.
       И практически вслед за этим, как-то вдруг, - его тоже неожиданно приняли в элитарную школу лётчиков-испытателей при подмос-ковном лётно-исследовательском институте. Хотя перед этим решительно отказали. А тут ни с того, ни с сего отчего-то передумали. Причём взяли без всяких экзаменов и предваритель-ного обучения при институте. И армейское начальство будто заранее смерилось с переходом хорошего лётчика на гражданскую работу.
       Скорей всего не обошлось без могущественного тестя, который за его спиной мог сговориться с дочерью, чтобы под каким-нибудь предлогом перетащить её с зятем обратно в столицу. Эта семейка всегда крутила-вертела простодушным деревенщиной по соб-ственному желанию, а он жил иллюзиями и изо всех сил старался быть успешным, идеальным семьянином, чтобы заслужить одобрение знатной родни. А что в итоге? Да ничего! То есть, ничего подлинного им с Викой построить так и не удалось. Так, одна лишь яркая бутафория на показ...
       Задумавшись, Беркут надолго ушёл в себя, и окружающие односельчанки решили, что всему виной потревоженная глупой болтушкой глубокая рана в его душе.
      - Ну и дура же ты Манька! - не выдержала пожилая женщина. Остальные бабы тоже зашикали на бессовестную односельчанку. А той хоть бы что. Только презрительно хмыкнула в их сторону, зато загадочно стрельнула напоследок глазками в сторону Беркута. И словно пушинку возложила себе на плечи коромысло с полными вёдрами, гордо вскинув голову, и запела во весь свой красивый сильный голос. И лебедем грациозно поплыла вдоль по улице, покачивая широкими бёдрами...
      
       До самого вечера Павел занимался хозяйством: вырыл новую яму для отходов, вскопал огород, наколол дров. Когда на улице стемнело, при свете лампы запаял перегоревший проводок в покрывшемся пылью электрическом утюге; разобрал и смазал старую зингеровскую швейную машинку; перебрал настенные часы с кукушкой, так что они стали работать как новенькие. За вечер успел починить или сделать профилактику всей прочей бытовой технике.
       А на следующий день с утра снова взялся за дело: поправил забор и крышу. Покрасил дом.
       По вечерам перед сном они подолгу чаёвничали с мамой. Беркут привёз из Москвы, помимо прочих деликатесов, страшно дефицитные в провинции апельсины, так она умильно резала их в чай.
       А под окнами каждый вечер прогуливалась Манька - в туфлях на шпильках, нарядном выходном платье, начесав пучок на голове по городской моде. Так что выходя за ворота, приходилось вступать в долгие разговоры с назойливой поклонницей, которая наедине зачем-то откровенно делилась, что брак её, мол, трещит по швам, что она подумывает уйти от мужа, и не прочь была бы перебраться в Москву.
      - А я ведь все заметки о вас собираю, - вдруг сообщила ему Маня, преданно заглядывая в глаза. - Что-то напечатают в газете - я втихаря от мужа в заветную шкатулку складываю. Потом это в музей попадёт... А за то, что про Дашку Мастрюкову вам напомнила, так вы на меня за это не серчайте, вашей вины в том, что с ней случилось нет. Дура она была Дашка, что так поступила. Школьная любовь, что весенние первоцветы - недолговечна.
       От таких разговоров Павлу становилось не по себе, он надолго терял внутреннее равновесие. Только и просиживать вечера дома, не высовывая нос за ворота, Беркут тоже не мог. Непременно надо было уважить старых знакомых, вот и мотался по гостям до поздней ночи. Дело это было непростое. Станица их считалась зажиточной, самый модный московский ресторан не мог сравнить-ся даже с обычной местной столовой, где ежедневно подавали и раков, и гусятину, и рыбу. А уж для такого дорогого гостя в домах ставилось на стол всё самое лучшее. За несколько дней он набрал сразу шесть килограммов, которые требовалось как-то скинуть до возвращения в Москву...
      
       Между тем дни стояли жаркие, только ночью становилось свежо и комфортно. Вернувшись с очередных посиделок, он ложился спать на раскладушке прямо в саду. Просыпаешься с петухами, а над тобой нависают чёрные гроздья винограда "дамские пальчики". Умоешься ледяной водой, сделаешь усиленную гимнастику, нарвёшь разных фруктов, и снова за работу до седьмого пота.
       Впрочем, работы оказалось не так уж много: председатель и сельчане в самом деле не оставляли мать без помощи. И всё равно в крестьянских заботах незаметно пролетели три дня. У матери "курортник" отпустил щетину, решив, что побреется по возвра-щению домой, перед выходом на работу.
       Когда все дела по хозяйству окончательно закончились, пару дней было посвящено рыбалке, охоте, выходам в ночное на реку с друзьями детства, но душа уже снова была не на месте, вынужден-ные каникулы стали тяготить.
       Отправившись на переговорный пункт в соседнее село, Беркут позвонил по межгороду жене. Вика, коротко узнав, как ему отдыхается, принялась грузить его собственными проблемами. А потом поинтересовалась:
      - Ты когда планируешь вернуться? Учти, до твоего отлёта на космодром нам ещё надо успеть переделать кучу дел.
      - Я взял билет на поезд, - огорошил жену Беркут.
      - Зачем тебе трястись несколько суток по железной дороге, если можно быстро долететь самолётом?!.. Что за блажь? Ведь ты легко можешь взять билеты на любой рейс.
       Павел скомкал разговор, ничего конкретно не ответив. Не то, чтобы он так уж рвался обратно. Только и оставаться на глазах встревоженной матери уже не мог. Она хоть и молчит, не мучит его вопросами, однако-ж материнское сердце не обманешь.
       Вернувшись с телеграфа, Беркут сообщил матери, что завтра уезжает. Она не стала допытываться, отчего решил вернуться раньше срока, просто молча принялась собирать его в обратный путь. Улучив момент, сын незаметно спрятал на подоконнике, между цветочных горшков, две пачки сторублёвок - неизвестно, когда теперь он снова вернётся в родные края, да и вернётся ли...
       В последний вечер Манька, набравшись храбрости, вызвала его на какой-то "важный" разговор. Кончилось тем, что он просто отымел невоздержанную на язык бабу на чужом огороде при свете луны - грубо, по-животному, на четвереньках. Просто задрал ей юбку, спустил трусы на пятки и грубо отодрал, "поквитавшись" за ту боль, которую она ему доставила, разбередив в его душе старую рану. Под его напором Манька вначале растерялась от неожидан-ности, а потом заохала и запричитала. Всё произошло спонтанно. Но именно так, как она и хотела с самой их встречи у колодца.
      
      Глава 30
       Поезд был фирменным, шёл он с черноморского курорта. Мягкий вагон СВ, в который Беркут сел, оказался почти пуст: обычным пассажирам места тут были не по карману. Павел один занял двухместное "генеральское" купе: ехавший здесь до него первый секретарь одного из провинциальных обкомов сошёл на предыдущей крупной станции. Так что никто не докучал ему праздными разговорами, не храпел. Казалось бы спи себе сколько душе угодно на мягком удобном диване. Только вот никак не получалось - сердце щемило от разных мыслей. Тридцать граммов коньяка в качестве снотворного тоже вожделенного забытья не принесли.
       Весь измаявшись, Павел обрадовался представившейся возможности прогуляться по ночной прохладе. Часы показывали без пятнадцати двенадцать. За окном появился какой-то богом забытый полустанок. Тем лучше. Заложив страницу в только начатом романе Флобера "Госпожа Бовари", Павел оставил книгу на столике под уютным жёлтым абажуром, чтобы вернуться к чтению через полчаса. Надев олимпийку, он сунул в карман червонец; секунду подумав, положил туда же - на всякий случай пузырёк с янтарными пилюлями, и поспешил по проходу в сторону тамбура.
       Из служебного купе проводницы тихо доносился голос эстрадного певца, который словно предупреждал о чём-то строкой своей песни: "...Но мне по кайфу от мыслей простых. Что-то должно случится".
      - Стоим всего пятнадцать минут, - предупредила проводница, кокетливо поправляя причёску.
      - Успею!
      - Наверное сувенир хотите купить супруге, - догадалась проводни-ца, с лязгом открывая тамбурную дверь. И скорчила презритель-ную мину в открывшийся тёмный проём:
       - Только в этой дыре вы всё равно ничего толкового не купите, даже дешёвого значка или брелочка. Разве что фруктов... Вот лучше подождите: через шесть часов будет крупная станция, там прямо на платформе есть хороший сувенирный киоск.
      - Спасибо, Раечка, просто хочу немного размяться.
      - Ну, как пожелаете. А я для вас, как снова тронемся, чайку вскипячу.
      
       Несмотря на ночной час снаружи суетились бойкие люди с большими сумками. Спрыгнув с подножки на низкую платформу, Павел увидел, как к нему устремилось человек десять с рюкзаками и баулами. Единственного вышедшего к ним пассажира окружили коробейники с колченогими детскими колясками, набитыми дымящимися жареными пирожками, котлетками и прочими разносолами домашнего приготовления. Из ведер с варёной картошкой с жареным луком и укропом шёл такой запах, что слюной можно захлебнуться. За какие-то копейки можно было накупить огурчиков маринованных и солёных, яблок, медовых груш или абрикос - лишь недавно из сада. Заглядывая ему в глаза, люди с тёмными, загорелыми лицами наперебой ласково предлага-ли попробовать свой товар. Совали в руки на выбор леща копчёно-го и угря, омуля и хариуса горячего копчения, с которого на асфальт капало тёплое жирное масло. Уговаривали взять пакет с ароматной антоновкой, пластмассовое ведёрко с черешней и вишней, бутылочку со сладкой водой. Или хотя бы кулёчек с жареными семечками. Настоящий "базар-вокзал". Расхаживавший неподалёку милиционер сквозь пальцы смотрел на всю эту привагонную торговлю.
       Но недавно отужинавший пассажир мягкого вагона глазел на всё это придорожное изобилие с пресыщенным любопытством. С неловкой поспешностью очень сытого человека Беркут пробрался сквозь толпу торговцев и зашагал по перрону, с удовольствием разминая затёкшие без движения мышцы.
       ...Немного прогулявшись, Павел вернулся к своему вагону. И вдруг услышал звонкий крик за спиной:
      - Не имеете право! Я заплатила.
      Он оглянулся посмотреть в чём дело. Из одного из вагонов двое мужчин в железнодорожной форме вывели под руки девушку, точнее её выволокли оттуда, девица всячески упиралась и ругалась со своими сопровождающими. Разгорался скандал.
      - Безбилетницу в плацкартном ревизоры споймали! - намётанным глазом определила стоящая рядом с Беркутом проводница. И со злорадством добавила: - Теперь достанется Анастасии за то, что её посадила!
      - А что с девушкой будет? - поморщился Беркут, когда один из здоровенных амбалов грубо схватил безбилетницу за руку.
      Откормленная проводница блатного вагона пожала круглыми плечами:
      - Высадят тут, но прежде штраф заставят заплатить. А могут и в милицию сдать за неподчинение работникам железной дороги.
      Павел с сочувствием смотрел на угодившую в беду девчонку. А проводнице очень импонировало, что рядом с ней стоит вот так запросто знаменитый на всю страну космонавт, ей хотелось его внимания:
      - Я тут много повидала больших людей, - делилась она, - но такой пассажир, как вы, у меня впервые. Даже представить себе не могу, каково это - жить на Земле и при этом, как в раю! У вас ведь, наверное, всё, всё есть! Чего только душа пожелает? Ой, я даже объяснить толком не умею правильно, - кокетливо смутилась проводница.
      - Как раз именно в тот момент, когда ты всего добился, Раечка, тут то и начинаешь понимать, что есть ад, - не глядя на проводницу, задумчиво проговорил Беркут.
      - Понятно, - радостно захихикала она, ни черта, конечно, не поняв.
       В этот момент мимо них неспешно продефилировали двое мужчин. Из всего поезда ещё только этим двоим пассажирам тоже не спалось. Они тоже решили в этот ночной час немного прогу-ляться. Двоица не несколько секунд задержала на себе внимание Беркута. Оба спортивные, коротко стриженные, с обычными незапоминающимися лицами, словно два карандаша из одной коробки. Даже полуботинки на них были одинаковые, будто купленные в одной обувной секции универмага. Один из "близне-цов" скользнул по лицу Беркута рассеянным взглядом и тут же лениво отвёл глаза. Они подошли к своему купейному вагону, что шёл через два вагона за СВ. Один сразу зашёл, а второй - брюнет немного задержался, чтобы выкинуть почти докуренную сигарету, но промахнулся мимо урны, однако ж, не поленился вернуться, подобрал окурок и аккуратно опустил его в урну...
       До отправления состава оставалось минуты три. Проводницу срочно вызвал к себе бригадир поезда.
       Оставшись один Павел продолжал следить за развитием конфликта. Попавшая в неприятную ситуацию девушка была совсем ещё юной. Рядом с двумя крепкими ревизорами она казалась котёнком, и тем не менее отчаянно сопротивлялась им. И симпатии торговцев были целиком на стороне "зайца".
      - Молодец! Сейчас она им рожи расцарапает и дальше покатит! - весело пожелал нелегальной путешественнице молодой цыгани-стый торговец рыбой.
      - Ага, размечтался! Сейчас фараоны ею займутся, - мрачно пробормотал за спиной Беркута сиплый надтреснутый бас с азиатским акцентом. От здания вокзала уже спешил милицейский наряд.
      Старушка с пирожками запричитала:
      - Ах батюшки, отделают же её непутёвую ироды.
      Здоровенный бородатый бугай лет сорока в среднеазиатской тюбетейке с тёмным круглым татарским лицом и сиплым голосом сердито засопел, запыхтел, но выступать против милиции явно побаивался, только бессильно сжимал пудовые кулаки.
       Заметив, что солидный пассажир намерен вмешаться, бойкий торговец рыбой вытащил из-за пазухи поллитровку и предложил Павлу хлебнуть для храбрости водки прямо из горла.
      Времени оставалось совсем мало, и Беркут заторопился выяснить у ревизоров в чём дело, чтобы успеть вернуться к своему вагону.
      
       - Говорю вам, у меня больше нет денег, я последние отдала за проезд! - оправдывалась девушка, когда он подошёл.
      - Плати штраф, с...ка или передадим тебя работникам милиции, - не стесняясь в выражениях, угрожал один из ревизоров, крепко сжимая хрупкое девичье плечико.
      - Мне больно! - вскрикнула нарушительница и дёрнулась в сторону. Тогда второй ревизор грубо схватил её пятернёй за майку на груди.
      - Что ты меня лапаешь, сволочь!
      - Отпустите её. Я заплачу штраф, - объявил Беркут. Его солидная манера держаться произвела впечатление на ревизоров. Дело оставалось за милиционерами. Но осатаневшие от второго подряд ночного дежурства сотрудники линейного отдела милиции были настроены враждебно. В сумрачном свете фонарей патрульные не признали в нём известное на всю страну лицо. Разговора не получилось. Стоило Беркуту открыть рот в защиту незнакомки, как один из милиционеров грубо отпихнул заступника:
      - Сдай назад! Куда лезешь? Сам в кутузку захотел? - и в очень оскорбительных выражениях посоветовал не встревать. Беркуту и в самом деле не стоило этого делать: хотя Павел и отказался от предложенной водки, но как-то забыл, что от него всё равно пахнет алкоголем.
      - Я не пойду, куда вы меня тащите?! - жалобно захныкала девчонка, когда ревизоры передали её милиционерам. - Меня мама будет встречать. Что она подумает, если я не приеду?! Мне до Москвы надо ехать! Отпустите!
       Бедняжка оглянулась на Павла. Почти ребёнок. Как он мог не вступиться на неё?! Чтобы спокойно вернуться в своё плюшевое купе, к оставленной под уютным абажуром книге и наверняка уже ожидающему его чайку, и ехать себе дальше, будто ничего не случилось? Конечно, так было бы благоразумнее, но не зря же его в детстве прозвали резаком... Через десять секунд Павел в ответ сам получил кулаком в глаз, его повалили на асфальт прямо лицом в лужу, заломили руки за спину, щёлкнули на запястьях наручни-ки. Всё это сопровождалось отборным матом, похоже, менты сами были не слишком трезвые. Подвернувшегося им под руку бедолагу "для порядка" потоптали сапогами, после чего потащили к тёмному сумрачному зданию провинциального вокзала. За спиной кто-то грустно пошутил:
      - Такие отчаянные самураи долго не живут...
       Раздался пронзительный свист тепловоза, лязгнули вагонные сцепки, поезд начал медленно набирать ход.
      
      Глава 31
       В отделении милиции задержанного стали грубо шмонать, выворачивая ему карманы. Павел поймал радостный взгляд жадных раскосых глаз (прямо по Блоку) одного из ментов, когда тот вытаскивал у него из кармана бумажник. В это время девчуш-ка-"божий одуванчик", стоя в сторонке перед дежурным милицио-нером, наивно хлопала глазами и лепетала:
      - Так случайно вышло... а что я могла сделать? Мне просто домой надо было...
       Обыскав задержанного, менты, словно уголовника, протащили Беркута по коридору и бросили в каменный мешок. Перед тем как запереть железную дверь, один из патрульных злобно пообещал:
       - Утром с тобой разберёмся, заступничек х....
       Нары в камере отсутствовали, только шершавые бетонные стены и деревянный пол, на котором вповалку спали, привычно прижавшись друг к другу, двое бомжей. В наступившей тишине потрескивали копошащиеся в их вонючих лохмотьях вши.
       Один из завсегдатаев так и продолжал похрапывать. Второй же приподнял лохматую, опухшую физиономию, осоловело глянул на новичка, что-то прошамкал беззубым ртом, после чего снова уронил башку на руки и захрапел дальше.
       Беркут присел на корточки у противоположной от бродяг стены. И почувствовал, как его смаривает сон...
       По внутренним ощущениям прошло не более двух часов, когда снова загремел открываемый замок. Незнакомый Беркуту милиционер с туповатой физиономией под лакированным козырьком сидящей набекрень фуражки окинул взглядом постояльцев камеры, несколько минут он озадаченно морщил лоб, после чего ткнул в Павла пальцем и приказал:
      - Новенький, давай на выход!
       Короткая прогулка по унылому коридору вдоль воняющих сыростью и тоской стен, выкрашенных в казённый двухтонный цвет, и вот задержанный предстал перед судным деревянным барьером, где решаются судьбы некоторых задержанным. Восседающий за перегородкой старший сержант в такой же плохо подогнанной, кургузой форме, как и у остальных вокзальных ментов, только с красной повязкой дежурного по отделению на рукаве, вернул Беркуту шнурки от кроссовок и изъятый у него носовой платок, после чего сделал небрежный жест в сторону двери, предлагая, не мешкая, выметаться подобру-поздорову. Вероятно, у местных такой оборот дела считался величайшей милостью и удачей.
       Однако, Беркут не спешил проваливать, чем привёл в изумление ментов.
      - А остальное? - в свою очередь удивился Павел такой беспардон-ности, имея в виду, прежде всего не изъятый у него червонец, а отобранные импортные электронные часы и обручальное кольцо.
      После некоторого замешательства лицо дежурного сделалось задушевным, а голос вкрадчивым:
      - Послушай, умник, ты же просил за гражданку Храмцову, - напомнил он, - вот мы её по твоей просьбе и "амнистировали", без составления протокола об административном правонарушении. Аккурат сорок минут назад. Так какие претензии?
      - Я не знаю такой гражданки.
      - Странно, - удивился прохиндеистый дежурный, и усмехнулся сослуживцам: коротая скучные часы ночной смены, парни в погонах рады были позабавиться. Лица у них были такие...в общем, будто пьяным столяром при помощи топора вытесаны. И говорок соответствующий - с минимальным запасом слов и выражений. Интеллектуальный уровень советской милиции выглядел высоким лишь в приключенческих боевиках и популяр-ном телесериале "Следствие ведут "Знатоки"".
      - Зачем же тогда в драку с ревизорами полез, раз не знаешь? Что-то ты темнишь, мужик! - погрозил ему пальцем дежурный.
       Павел наконец догадался, что речь идёт о молоденькой безбилетнице. Выходит, заступившая на дежурство новая милицейская смена выпустила её якобы в обмен на его обручаль-ное кольцо, червонец и подарок Фиделя Кастро.
      - А где она?
      - Не беспокойся. Мы её на проезжающий поезд до Москвы устроили. В общем, разобрались. Пожалели твою дебоширку. И ты бы шёл отсюда.
       Старший сержант насмешливо разглядывал стоящего перед ним в горделивой позе небритого, вымазанного в грязи, с фингалом под глазом чудака, и втолковывал:
      - Я бы на твоём месте не взбухал по-новой... Учти, для нас ты тёмная лошадка - беспаспортный неизвестный гражданин... Может, желаешь на пару месяцев в кутузке задержаться, пока мы твою личность станем устанавливать?
       И так как Беркут не торопился уходить, дежурный прищурился на него, потом указал на доску с портретами разыскиваемых преступников.
      - Вон, кстати, второй справа в нижнем ряду: три месяца назад сбежал из психушки. Особо опасен. И между прочим на тебя похож...
       Павел отыскал глазами физиономию на фотографии с подписью: "Разыскивается! Объявлен во всесоюзный розыск". А дежурный почти дружеским тоном посоветовал:
      - Так что тикал бы ты отсюда, пока я ещё добрый, и скажи спасибо, что так легко отделался.
      - Отдайте хотя бы таблетки.
      - Какие таблетки? - снова прикинулся дурачком шутник с погонами старшего сержанта, развлекая себя и сослуживцем спектаклем.
      - У меня был при себе пузырёк.
      - Больной, значит? - изображая сочувствие, поинтересовался один из ментов.
      - Больной. И тоже псих. И у меня случаются припадки праведного гнева в ответ на несправедливость, поэтому лучше отдайте.
      - Ладно, Матвеич, верни этому психу его "колёса", - попросил дежурного один из сослуживцев. И тот нехотя выставил на деревянную перегородку перед собой пузырёк с янтарными пилюлями.
      
       Через минуту Беркут вышел на улицу. Поёжился на холодном ветру. Вокруг темно и безлюдно. И на душе такой же мрак и пустота. Без документов, без денег, где-то посреди степи. Ни одного знакомого. Куда идти? К кому обратиться? Где-то тоскливо выла собака. Хоть тоже вой ей в голос! Будь в кармане хотя бы рубль, можно было бы согреться чёрным вокзальным кофе и копеечным пирожком, а так придётся околевать до утра... Но в любом случае стоит поискать, где перекантоваться несколько часов. Павел сунул руки в карманы и побрёл куда глаза глядят. Чтобы продержаться как-то самое время положил под язык "тонизирующую" пилюлю.
       Через десяток шагов вдруг наткнулся на одиночную фигуру. В отсвете льющегося из окон милиции света мужичок был похож на настороженного суслика у своей норы: продолговатая мордочка с коротким чубчиком волос на верхушке оголённого лба, глазки-бусинки тревожно поблёскивают, рот удивлённо приоткрыт.
      - Товарищ, подскажите, пожалуйста, как мне найти дежурного по станции, - окликнул Павел.
      - Нет тут никого! - буркнул "суслик" и юркнул куда-то за кустарник.
       Павел чертыхнулся с досады. И тут за спиной раздался задиристый девчоночий голосок:
      - Вас, наверное, раздувает от гордости?
       Мужчина удивлённо обернулся и обнаружил ту самую подрав-шуюся с ревизорами безбилетницу, которая, если верить дежурно-му по отделению милиции, должна сейчас катиться под перестук колёс в сторону Москвы. Но вместо этого скандалистка стояла тут, да ещё как будто имела персонально к нему какие-то претензии.
      - Что-то я тебя не пойму, - озадаченно произнёс Беркут.
      - Ну как же! Проявили благородство, спасли беззащитную девчонку!.. А вас просили? - язвительно, с хрипотцой в голосе, будто издевалась над ним неблагодарная особа.
      - Ты чем-то недовольна? - почёсывая затылок, прищурил глаз мужчина.
      - А чему мне радоваться! - рассердилась незнакомка. - Проявили никому не нужное благородство! Ну вот кто вас просил за меня в бутылку лезть?! За себя бы и решали.
      - Я думал, тебе нужна помощь.
      - Он думал! - передразнила соплячка и нахально посоветовала. - В вашем возрасте много думать уже вредно, папаша. Уж поверьте, я бы сумела как-нибудь выпутаться. Я ведь уже приехала: мне на этой станции и нужно было сходить.
      - А зачем же тогда весь этот цирк? - ошеломлённо спросил Беркут.
       - Скандалила я только для вида, - словно недоумку, пояснила нахалка, - чтобы ревизоры меня ссадили с поезда, но вместо того, чтобы со мной тут возиться и задерживать отправление состава, плюнули бы на меня и без штрафа передали ментам.
      - А с ментами ты бы как-нибудь договорилась, - наконец что-то начал понимать мужчина, выразительно разглядывая точёную фигурку аферистки.
      - Вот именно! - ничуть не оскорбившись его догадке, горделиво вскинула смазливое личико плутовка. - Наконец-то своим качанчиком доварили до сути!
       У неё оказались серые необычной формы глаза - раскосые, как у рыси.
      - А из-за вашего гнилого чистоплюйства, папаша, я в кутузку угодила! А теперь ещё, - вместо того, чтобы до утра пересидеть в тепле под крышей, - околевай тут с вами: первый автобус в город пойдёт только в пять часов.
       Вся сжавшись на холодном ветру в своём лёгком платьице и тонкой куртёнке, она была словно нахохлившийся воробушек. Девчонка сглотнула слюну на желтеющие на фоне чёрного вокзального фасада окна станционного буфета; потом её поманили зелёные светлячки таксомоторов, караулящих одиноких пассажи-ров на привокзальной площади.
      - У вас деньги-то есть? - с надеждой повернулась она к случайно-му знакомому.
      - Нет.
       - Небось проплатились этим говнюкам? Сколько дали им на лапу, чтобы вас выпустили?
      - Червонец.
      - И зачем?
       Павел задумчиво покачался на каблуках, повёл вокруг рассеян-ным взглядом, потом вдруг неожиданно озорно улыбнулся чему-то и осклабился:
      - Чёртовы менты всё равно штраф грозили взять, да ещё и телегу на работу накатать. Так что я ещё задёшево отделался - ответил он, кому-то подражая из своего прошлого.
      - А ты кем трудишься-то?
      - Сантехником. А до этого шоферил на автобазе.
       Девица окинула его пренебрежительным взглядом и хмыкнула:
      - И чего тогда ты боишься? Неужели у нас в стране такая безработица, что уволенному сантехнику и шофёру трудно найти другую работу?
       Он пожал плечами, хмыкнув что-то невразумительное.
      - В общем, зря ты за меня заступался, дядя! Я-то итак приехала, а ты тут застрял, - словно подвела черту под разговором собеседни-ца и сделала ему ручкой на прощание. - Ладно, покеда, я потопала.
       Закурив и харкнув по-мужски, случайная знакомая зашагала прочь развинченной походкой разбитной девицы. Ему же ничего не оставалось, как провожать взглядом удаляющийся силуэт. Но уже отойдя на приличное расстояние, девица вдруг остановилась и позвала:
      - Эй, мужик!
       Она пожидала его в круге света под фонарём. Стояла, склонив голову к плечу, словно оценивающе рассматривала, задумчиво выпуская изо рта струйки табачного дыма. В свою очередь и он лишь теперь смог рассмотреть её как следует: скуластое, светлокожее лицо, короткая стрижка каштановых, а скорее рыжих, вьющихся волос; дерзкий прямой взгляд из-под непокорной чёлки. Одета простовато, зато на шее изящно повязан жёлтый платочек в крупный чёрный горошек. Там на перроне она показалась ему немного другой, - этаким рыженьким гадким чертёнком небольшо-го росточка. Но при близком рассмотрении оказалась, что она так ничего себе: точёная фигурка, под платьем при каждом движении свободно поигрывают две острые выпуклости.
       В какой-то момент мужчина наткнулся на не слишком ласковый взгляд. "Ну чё ты меня глазами лапаешь, старый пень! Знаю я, чё у всех у вас на уме" - читалось в её сердитых глазах. Перец и порох - вот, чего там было полно! Чувствовалась страстность натуры. Словно необъезженная кобылица - она всем своим видом недву-смысленно предупреждала "объездчика": "Даже не фантазируй ничего себе, если дорожишь жизнью!".
       - Ладно, Ромео, пошли, не бросать же тебя тут, - неожиданно смилостивилась виновница его проблем. А тут ещё начал накрапывать дождь. В общем, случайная знакомая повела его куда-то. Шли молча. Павел видел, что мало интересует попутчицу. Она тихо напевала разные эстрадные мотивчики. И держала скрещён-ные руки на груди, не только потому что ей было холодно, но и ясно давая всем своим видом понять, что ничем ему не обязана (а скорее наоборот, - это она ему делает одолжение), и чтобы взрослый дядька не тешился напрасной надеждой приударить за ней.
       Они подошли к старому мосту через реку с ажурными стальны-ми пролётами. На том берегу вроде начиналось что-то отдалённо похожее на цивилизацию.
       Внезапно для своей спутницы 47-летний мужчина вдруг вскочил на перила моста. Ещё пять минут назад он и сам от себя не ожидал такого мальчишества. Вдруг страшно захотелось пойти "на рожон", вытворить что-нибудь этакое, рискованное. Правда, если поскользнёшься, то падать высоковато. При ударе о воду точно костей не соберёшь... Зато есть шанс разговорить приглянувшую-ся молчунью. Произвести впечатление.
       Но девица вскинула на него насмешливый взгляд и упрекнула:
       - В вашем возрасте нелепо оставаться вечным Арлекино.
       Тем не менее "нелепому старикану" показалось, что в юных глазах что-то заискрило, и это его буквально окрылило, даже несмотря на начавшийся дождь и скользкие перила, с которых, того и гляди сорвёшься.
      - Слезайте уж, Ромео! - упрашивала спутница, при этом со всё большим интересом поглядывая на отважного сумасброда, которому, как говориться, "седина в бороду, да бес в ребро".
      - Хорошо, - я Ромео, а вас как зовут? - не обращая внимания на её уговоры и на ливень, напропалую, как в свои двадцать лет, флиртовал без пяти минут пенсионер. И упрямо продолжал балансировать на тонкой полоске стали, двигаясь параллельно собеседнице.
      - К чему вам моё имя?
      - Надо же мне знать имя той, которая станет свидетелем моего потрясающего падения с этого чёртова моста. - Сказав это, Беркут вдруг зашатался и неловко замахал руками, будто потеряв равновесие.
      - Немедленно слезайте! - уже не на шутку перепугалась девушка.
      - Но вы не сказали.
      - Хорошо, я Даша - сдалась она.
       Павел мог быть довольным, если бы и в самом деле вдруг не почувствовал, что стал плохо контролировать собственное тело. В самый неподходящий момент предательски сдавило грудь, закружилась голова, перехватило дыхание. Через секунду он уже летел вниз. Впрочем, ему ещё повезло, причём сразу дважды. Во-первых, что натренированное во время парашютных прыжков тело успело в воздухе сгруппироваться перед ударом. И, во-вторых, что на дворе всё-таки тёплая пора, случись это с ним немного позже, и он бы околел в ледяной воде, прежде чем выбрался на берег. А так лишь одежда промокла до последней нитки, да левый кроссовок остался на дне реки.
      - Зачем вы выбросили и второй! - хохотала Даша, когда он в сердцах чертыхаясь на всю округу, запустил в воду уцелевшей туфлей. - Ну вы и придурок!
       Правда, вначале бедняжка насмерть перепугалась: бегала по берегу, словно потерянная собачонка и до хрипоты звала его, попеременно называя то мудаком, то Ромео, то "милым папиком". Положенье у неё и в самом деле было дурацкое: вокруг ни души, а дошутившийся спутник свалился среди ночи в реку и будто канул в её тёмных водах. Зато теперь она развеселилась. И было от чего! Дрожащий от холода голый горе-ухажёр скакал по берегу на одной ноге, вытрясая воду из уха и отжимая одежду. И одновременно пытался прикрыть срамные места.
      - Ну и неловкий же ты, Ромео!
       Беркут не обиделся. Тем более, что в её голосе ему впервые почудилась симпатия. Девчонка сунула себе в рот сразу две папиросы - одну для себя, другую для него - раскурила их, и сама же заботливо вложила ему в трясущиеся, посиневшие губы дешёвую, зато ядрёную "приму" для согрева. Потом она сняла с себя курточку и не слушая Беркута, набросила ему на плечи.
       - Впервые вижу такого чудака, как ты, - сквозь смех, призналась Даша, и повернулась спиной к жутко стесняющемуся своей наготы и нелепого вида мужчине. - Ты как хоть свой грузовик-то водил, Ромео, если даже на своих двоих удержаться не можешь?!
      - Так за то меня и турнули с автобазы в сантехники, - придуркова-то признался он в ответ. И впервые широко улыбнулся. В сыром промозглом воздухе запахло любовью...
       Под дождём она выглядело полуголой: тонкое простенькое платье под струями облепило её и сильно просвечивало. Беркут не понимал, что с ним происходит, он забыл про холод, про всё на свете! Видел только в всполохах молний хрупкие выступы ключиц, смеющиеся губы, и вдруг вздрогнул словно от удара грома поражённый её отчего-то такой родной и близкой ему красотой.
      - Ну, что ты стоишь, как болван? Смотришь на меня, как поленом ушибленный. Давай, пошли, а то так заработаем оба пневмонию тут! - смеясь, звала его спутница. А он и вправду был как зачарованный, не замечая ничего вокруг, кроме её ясных глаз, очаровательной улыбки, и не мог тронуться с места. Тогда она вдруг обняла его за шею и нежно, как-то очень естественно поцеловала. Это было как удар грома! Всё сразу встало на свои места, у него мгновенно появились силы идти дальше.
      
      Глава 32
       Через полчаса, среди высокой травы и щебенистых осыпей, возник унылого вида квартал, который местные прозвали "Шанхаем". Территория полной безнадёги из потемневших от времени деревянных бараков. Те, что стояли на самом берегу, за полной ветхостью были заброшены. Окружённые зарослями высокого кустарника, без единого огонька, они напоминали призраки. В крышах темнели провалы на месте сорванных кусков шифера; зияли выбитые окна, из них выглядывали одичавшие псы. Между домов из бурьяна выглядывали остовы ржавых автомоби-лей, напоминающих мертвецов. Всполохи молний играли в пустых глазницах черепов их кабин (все стёкла были давно сняты либо просто выбиты), создавая какое-то жутковато-мистическое впечатление...
       Вдруг как из-под земли возник клок чёрной шерсти, и следом стая бродячих псов! Взъерошенные, злые, настоящие четвероногие урки! Двое чужаков замерли, лишь теперь сообразив, на чьей законной территории они оказались. А кошке, вместо того, чтобы проскочить мимо и прямиком в кусты, где можно было укрыться в ржавых машинах; либо взобраться на дерево, вздумалось искать спасения на человеческих руках! Видать до полного отчаяния дошла мурка, если бросилась в ноги к незнакомым людям за защитой. Клыкастые хозяева территории тут же повернули прямо на Дашу, раз добыча у неё. Павел только дёрнулся помочь, а хрупкая девчонка ему знаком, мол: "Не встревай! Сама справ-люсь", и смело шагнула навстречу исходящей слюной своре. Посмотрела в глаза вожаку:
      - Не смей...слышишь?.. "Он" вас, нелюдей, на исправление собачьей жизнью наказал, а вы - по новой?.. Не сме-ей, - медленно повторила она каким-то не своим голосом. - Иначе пожалеешь.
      Здоровенный пёс тряхнул покрытой рубцами мордой и попятился. За ним другие. Через секунду псов и след простыл. Даша стала гладить кошку, приговаривая:
      - Не бо-ойся... Я тебя в обиду не дам. Сейчас накормлю чем-нибудь и отпущу. Не бойся меня, глупенькая.
      Бедняжка на её руках дрожала от пережитого страха. И вдруг потянулась мордочкой и лизнула спасительницу в лицо - поблагодарила.
       Так, со спасённой кошарой, они подошли к бревенчатому двухэтажному бараку на краю заросшего бурьяном пустыря, с горящим фонарём возле подъездной двери.
      - Это общага ткацкой фабрики, здесь живут мои знакомые, переночуем у них - объявила Даша, и окинула критическим взглядом своего спутника. - Извини, но ты похож на мокрую курицу, случайно залезшую в стиральную машину. В таком забулдыжном виде, да ещё босиком тебя не впустят даже в этот клоповник.
      - Что же делать? - заволновался Павел, у которого зуб на зуб не попадал после вынужденного купания в реке.
      - Жди, - велела рыжая и, продолжая сюсюкать со спасённой кошкой, скрылась за скрипучей дверью.
       Беркут остался ждать. Прямо перед ним на бревенчатой стене белела вывеска с указанием улицы и номера дома. Изначально на ней значилось: "Коммунальный тупик, дом 36, строение 4", но чья-то хулиганская рука зачеркнула вторую часть названия тупика "нальный" и вместо него дописала "нистический" - получилось "Коммунистический тупик". Вышла рискованная шутка. Зато очень символично. Более того, неизвестный забавник сотворил с вывеской уж совсем непотребное, предложив на выбор ещё один вариант альтернативной топонимики: "коммунистическо-анальный тупик". А это уж точно тянуло на уголовную статью!
       В то время как большинство советских людей в обстановке высокой морально-нравственной активности, трудового и политического подъёма отмечали юбилей революции и готовились праздновать 100-летие со дня рождения Ленина, находились такие вот дерзкие отщепенцы! Но куда смотрят власти? Присутствие в общественном месте такого безобразия можно было объяснить лишь тем, что начальство тут вероятно появлялось нечасто и пока просто не обнаружило "идеологическую диверсию".
       Прождав десять минут, Павел стал опасаться, что девчонка просто оставит тут такого босяка, зачем он ей сдался?!.. "Вот уж не думал, что когда-нибудь буду мечтать о таком приюте, как этот "сарай"" - подумал Беркут, окинув взглядом мрачный силуэт общежития: потемневшие от времени брёвна, давно немытые окна, водочные бутылки в траве у подъезда, стойкий аромат кошачьей мочи - полное захолустье!
       Но вот приоткрылось окно на втором этаже, из него высунулась задорная мордашка случайной приятельницы:
      - Эй, Ромео! - громким шёпотом окликнула она. - Лезь сюда! Только скорей, пока нас не застукали!
      Купание в реке несколько охладило юношеский задор Беркута: он стал озираться по сторонам, нерешительно топчась на месте.
      - Ну! Ты же любишь цирковые номера...учти, даю тебе три минуты, после чего закрываю окно - жёстко предупредила девица.
       Делать было нечего, и Беркут стал карабкаться по водосточной трубе, сам поражаясь сохранившейся с детства обезьяньей ловкости.
       Даша ожидала его, сидя на подоконнике и жадно грызя яблоко. Когда он приблизился, девица радостно зашептала:
       - Нам повезло, Светка на дежурстве, иначе наверняка была бы с очередным хахалем и хрена нас впустила...Кстати, Ромео, - Даша выставила согнутую в колене ногу, перекрыв ему путь через подоконник, - ты случайно не собираешься ко мне приставать?
      - Вообще-то, у меня были такие планы... но я не хочу околеть на улице. Поэтому торжественно клянусь вести себя как монах-августинец.
       Девица недоверчиво заглянула ему в глаза, однако пропустила:
      - Смотри, Ромео, я умею за себя постоять, если что, вылетишь в окно головой вперёд, будешь лететь, пердеть и радоваться!
       На том и сговорились.
       Обшарпанная конура неприятно поразила запущенностью. Полный бардак! По столу среди остатков еды бегают тараканы, вместо скатерти старые газеты. И атмосфера душная - неделю надо держать окна нараспашку, чтобы выветрился дух грязной одежды и несвежей еды. И всё-таки это лучше, чем ночевать на улице...
      - Снимай одежду! - приказала девица. - Ну, чего мнёшься?
      - Не хочу вылететь в окно.
      - А ты понятливый, - с усмешкой похвалила рыженькая и протянула ему одеяло. - Только не раскатывай губёнки! Никаких шур-мур у нас не будет, даже не надейся. Я лишь простирну твою одежду и вывешу сушится на бельевых верёвках на общей кухне, там завтра и найдёшь свои шмотки.
       Преодолевая брезгливость, мужчина закутался в грязное одеяло. И всё равно его продолжало трясти от холода.
      - Душ бы принять, - мечтательно произнёс Беркут.
      - Не получится, Ромео. Горячую воду здесь дают только вечером в пятницу, а сегодня только среда.
       Даша с задумчивым видом обошла комнату и стала копаться за продавленной кушеткой у стены. Вскоре оттуда раздался её радостный возглас:
      - Ага, нашла!
       Девица сделала несколько глотков из какой-то фляги после чего по-братски протянула и ему.
      - На! Это поможет тебе согреться.
      - Что это?
      - Хозяйская заначка, - пояснила девица, предлагая флакон дешёвого одеколона с плещущейся на дне жёлтой жидкостью.
      - Извини, Ромео, коньяк хозяева у себя в баре не держат. Так что другого согревающего нет.
       Глупо было корчить из себя непьющего интеллигента, если тело трясёт, а зубы выстукивают мелкую чечётку. Павел поблаго-дарил и тоже сделал несколько глотков, губы и слизистую обожгло спиртом, однако через минуту внутри стало разливаться приятное тепло.
       - Закусить хошь? - она протянула ему недоеденное яблоко.
       В грязной берлоге нашлась и ещё кое-какая закуска. Поужинав куском чёрствого хлеба и содержимым банки "завтрак туриста", запив нехитрую трапезу водопроводной водой, которую Дарья принесла в кастрюльке с общей кухни, Павел устроился на ночлег прямо на полу, подстелив под себя газеты и накрывшись старой телогрейкой, провонявшей махрой. И был просто счастлив! Парадокс! Вот недавно довелось ему ужинать с женой и знакомы-ми в лучшем интуристовском ресторане "Сказка" под Москвой, но тогда он даже близко не ощущал такого наслаждения от еды, от жизни вообще, какое чувствовал теперь.
       Он блаженно с хрустом потянулся. Даша, которая лёжа курила на продавленном хозяйском топчане, тут же насторожилась и сурово предупредила:
      - Попробуешь приблизиться - начну орать! Имей в виду, местные обитатели будут на моей стороне - так отделают, что на месяц осядешь в здешней больничке.
      
      Глава 33
       За окном давно рассвело, по ощущениям было около девяти часов. Вчерашней симпатичной знакомой и след простыл, лишь чувствовался едва уловимый аромат её цветочных духов.
       При свете дня грязная конура выглядела ещё более убогой. По столу беспардонно бегали непуганые рыжие тараканы. Там же он заметил записку, нацарапанную размашистым школьным почерком: "Выберешься так же, как и зашёл - инструктировала его напоследок вчерашний "рыжик". - Пока, Ромео!"
      И постскриптум: "Советую не злоупотреблять гостеприимством, - хозяева не самые милые люди".
      
       ...По стеклу всё барабанил зарядивший с ночи дождь. Тоска. Снова он остался один в незнакомом городе. Да ещё совершенно голый, лишь завёрнутый в чужое верблюжье одеяло.
       Все удобства находились в конце огромного продуваемого коридора. Пришлось шлёпать туда босиком в своей "верблюжьей шкуре", стараясь не слишком обращать внимание на косые взгляды местных аборигенов. Боже, что подумают о нём эти люди! Позорище!..
       Но, оказавшись перед треснутым зеркалом, висящим над ржавой раковиной в общей уборной, Павел немного успокоился: в этой заросшей щетиной, нечёсаной физиономии с огромным фингалом под глазом, вряд ли кто признает знаменитого Беркута. Что ж, тем лучше... Так что нечего тут стыдиться, если он мало теперь отличается от здешнего народца. И ещё не забыл их нравы. Ему ведь тоже доводилось жить в примерно в таких же семейных общежитиях. Правду тут всё было совсем уж мрачно: в некоторых комнатах, по словам Даши, ютилось по три-четыре семьи (отгородившись занавесочками друг от друга), до 20 человек! Отсюда и нравы царили предельно грубые - пьянки, скандалы, драки.
       Общий сортир представлял собой загаженный деревянный настил без всяких перегородок, в котором было прорезано пять дыр. На нём сидели на четвереньках трое мужиков и под лозунгом "У нас нет секретов от коллектива" справляли нужду. Кто-то из них или их соседей, вероятно, и спёр его спортивный костюм, футболку и трусы, которые должны была сушится на протянутых через кухню бельевых верёвках, но которых там не оказалось. И это нормально, учитывая специфику места, то есть общаги для деревенской лимиты на рабочей окраине со всеми её простыми и суровыми нравами.
       Может быть, впервые за долгое время Беркут лицом к лицу столкнулся с тем, что называется "народ" - в истинном значении этого слова. Не тот народ, что живёт в столицах и крупных городах. Здешний народ был совсем другой. Физиономия его оказалась малопривлекательной. Не смотря на разгар рабочего дня половина фабричной общаги бухала. Какой-то упившийся мужичок, дыхнув перегаром, даже "полез на него в бутылку", почему чужак шастает в таком виде по их общаге? Что Павел мог сказать ему в своё оправдание? Он промолчал, это было продук-тивное молчание, в Беркуте созревали сильные мысли о жизни, людях, о себе. Человек себя не знает, не помойся он три дня и от него смердит падалью. Какая может быть духовность, когда жопа немытая? Он ведь чистоплюй и моралист, но и он быстро опустится при такой скотской жизни.
       На обратном пути, проходя мимо общей кухни, Павел заметил на столике у самой двери порезанную ломтиками селёдку и кусочки чёрного хлеба, аппетитно выложенные на тарелке, и инстинктивно спёр неосмотрительно оставленную кем-то закуску, прежде чем голос совести успел ему помешать. Уж очень хотелось есть. Сами местные добровольно точно ничего не дадут такому шаромыжнику с небритой мордой, голыми волосатыми ногами и голодными глазами. Глянут, как на приблудного голодного пса, только ноги уноси.
       Вернувшись в своё временное пристанище, Беркут снова осмотрелся. На засиженном мухами подоконнике Даша оставила для него пару папирос и спички. Роскошь.
      
       ...Дождь всё барабанил и барабанил по стеклу. За окном огромные лужи, грязь. Куда идти, да ещё без порток и обуви? Никто не одолжит незнакомцу одежду, а красть сознательно ему ещё пока мешал стыд, хотя он и заприметил в коридоре возле батареи у лестницы три пары грязных калош. Тупик? С другой стороны, разве у него есть выбор?..
       Покурив, мужчина принялся за селедку. Вкус показался ему роскошным. Даже настроение немного поднялось. Глядя сквозь мутное, в разводах дождя, стекло на заросший бурьяном пустырь и трущобы из сараев на его противоположной стороне, Беркут размышлял, как ему быть дальше. На сытый желудок думалось веселее. И всё-таки пока ничего совсем уж путного в голову как-то не шло. Но вместо того, чтобы волноваться по этому поводу, мужчина поймал себя на лёгком пофигизме. Оказывается, вот оно - почти что счастье: набить живот и не загадывая далеко вперёд - просто знать, что можно ещё пару часов поваляться под одеялом, а там будет видно...
      
      Глава 34
       Он видел себя крупной обезьяной. Вероятно, гориллой. А может, орангутангом, шимпанзе или бабуином. Немолодым уже, матёрым самцом с большой шишковатой башкой, с посеребрённой сединой шерстью на мощных плечах и спине. В ноздрях у него отчего-то продето массивное золотое кольцо. И ещё такое же - в ухе. Он сидит на возвышении в тени огромного дерева, на самой мягкой травке, что растёт поблизости, и всего в паре метров от воды. Здесь не так жарко и приятно обвевает речной прохладой. От того он блаженствует. Ведь он главный бабуин в стае и занимает место на вершине иерархии. Вокруг - его самки и его детёныши. Ему с подобострастием подносят самые сочные листья и фрукты, чешут спину от паразитов.
       Помимо его личного гарема и его отпрысков, в стае есть также трое подросших самцов. Но они слишком молоды и не такие матёрые, оттого держаться на почтительном расстоянии от вождя. Вынуждены довольствоваться малым и терпеть разные жизненные неудобства на солнцепёке. Он тут самый крупный и мощный. Его два кольца - в носу и в ухе - слепят им глаза завистью. Этому молодняку и одно-то кольцо у себя в носу может привидеться лишь во сне...
       Но вот на другом берегу реки из леса вываливает группа приматов-пришельцев. Злобно скаля острые, как кривые ножи, клыки и размахивая длинными лапами, чужаки вызывают хозяина на бой, демонстрируют желание отнять его самок и его террито-рию. Агрессоры очень опасны, их много, атаковать пришельцев почти безумство - в неравной схватке легко погибнуть. Но рефлекс в его обезьяньей башке диктует необходимость любой ценой защитить свой гарем, детёнышей, а заодно доказать молодым сородичам, что он тут доминирующий самец. В противном случае, - даже если его не убьют чужаки, - это рано или поздно сделают молодые претенденты на его трон. Или же с удовольствием изгонят давшего слабину старика из стаи, что немногим лучше смерти.
       Он с рёвом бросается в реку, поднимая тучи брызг, и мощно плывёт навстречу мечущимся по берегу врагам. За ним следом устремляются его воины.
       Битва начинается ещё в воде. Он сражается так, как никогда прежде. Ожесточённая грызня оставляет на телах врагов страшные раны, во все стороны летят клочья окровавленной шерсти. Но пришельцев слишком много, скоро его валят и начинают рвать на части. Прижатый к земле, он отчаянным рёвом призывает соплеменников. Но помощи ждать неоткуда: все трое предали его, незаметно вернувшись на другой берег. Они уводят его самок в джунгли. А между тем враги пожирают его живьём. Ему отрывают башку, насаживают её на острую палку и несут по берегу реки, словно ценный трофей. Странным образом он может наблюдать со стороны за продолжением мытарств собственного расчленённого тела. Ему вскрывают череп и лакомятся его мозгом. Нечленораз-дельные бабуинские вопли неожиданно переходят в человеческую речь:
      - Слава героям! Умм, вкуснятина... Слава героям! У них самые вкусные мозги...Тварь! Ворюга! Удары снова начинают сыпаться на его лицо...
       Беркут в ужасе открыл глаза. Над ним склонилась рассвире-певшая парочка "бабуинов". Непонятно откуда взявшись, эти двое и в самом деле почти неотличимы от самца и самки приматов из прерванного ими сна. Пока алкоголичного вида баба хлещет его по лицу туго свёрнутой газетой, воняющей селёдкой, её мужик пытается оторвать ему голову:
      - Ворюга!
       От каждого удара у Беркута из глаз летят искры, трещат шейные позвонки.
      - Тварь! Ворюга!
       Наконец, Павел вскакивает, отшвыривает от себя мужика, вырывает "дубинку" из рук остервеневшей алкоголички. Бросает-ся к подоконнику. Но внизу под окном как назло ползёт в поисках клиентов для медвытрезвителя жёлто-синий ментовский "козёл" ППС. Нет, снова иметь дело с ментами он не хочет, так что единственный путь к бегству отрезан! Хочешь-не хочешь, а остаётся как-то договариваться с самцом и самкой разъярённых приматов. Но тут удача! Мечущийся взгляд беглеца случайно цепляет газету на полу с его собственным портретом на передови-це. Схватив газету, Беркут тычет пальцем в собственную фотогра-фию:
      - Это я!
       Но его не хотят слушать: хозяева комнаты с тяжёлой похмелуги. А он - мерзавец допил их вкусную заначку, припрятанную за топчаном как раз на такой случай, да ещё доел закуску! Такое в этом клоповнике не прощается. У мужика харя теперь больше напоминает мордочку взбесившегося грызуна, хорька: из-за растянутых в крике бледных губ выглядывают острые зубки. Рыжие щетинистые волосы стоят вздыбленной шёрсткой.
       У его сожительницы от лица вообще остался какой-то сине-жёлтый обмылок с мутными зенками, в которых одна тупая ярость, прорваться сквозь которую к остаткам сознания почти нереально. И всё же иного выхода у него нет.
      - Послушайте, я объясню! - пытается наладить диалог Беркут.
      - Чё нам с тобой базарить! Щас разберёмся с фраером! - визжит "психическим" голосом баба. Её рыжий хахаль угрюмо угрожает:
      - Думаешь, такой сильный? Сейчас Жорика, Витька и Бурого из соседних комнат кликнем - все зубы тебе вышибем и рёбра переломаем, падла!
       В продолжающейся потасовке рыжий хорёк какой-то железкой вскользь задевает Беркуту щёку. Лицо Павла заливает кровью. Это мгновенно остужает пыл хозяев комнаты. Даже до их проспирто-ванных мозгов быстро доходит, что дело запахло милицией. Испугавшись ответственности, хозяева мгновенно меняют тон и начинают заискивать перед чужаком. Ему неумело заливают рану йодом. Рыжий хорёк бежит к соседям и возвращается, благоговей-но, словно драгоценность, неся в вытянутых руках, - стараясь ни капли не расплескать, - наполненный до краёв портвейном стакан. И щедро суёт его пострадавшему. Только что обещавшие выбить ему все зубы, хозяева комнаты теперь заботливо обещают проводить до травпункта, где ему наложат швы на распоротую щёку, ибо кровь никак не останавливается. И так как костюм чужака исчез, присмиревшие аборигены охотно одалживают "жулику" свои обноски, лишь бы в травпункте незнакомый мужик сказал, что сам случайно поранился.
       Натянув майку, именуемую в народе "алкоголичкой", и выцветшие треники с вытянутыми коленками, надев кургузый пиджачок, рукава которого ему сильно коротки, Павел взглянул на себя в треснувшее зеркало и скорчился:
      - Вот так прощелыга...штаны, как кальсоны. И бушлатик, как на выдвиженце времён военного коммунизма. Просто "краса и гордость Балтики"!
      
       В больницу Павел естественно не пошёл, не имея никакого желания объяснять отсутствие у него паспорта. К счастью, рана оказалась пустяковой, - пока шагал знакомой дорогой на звук паровозных гудков и проходящих поездов ссадина успела затянуться сама.
       Небольшой старинный городок будто застрял во времени, даже в центре почти не встречались современные постройки. Сплошь каменные купеческие дома. Просто готовые декорации для съёмок исторических фильмов с небольшими вкраплениями современно-сти.
       Шагая по булыжникам древней брусчатки, перебегая через трамвайные пути, Беркут старался ни с кем на встречаться глазами, чтобы не замечать брезгливого призрения. Если же впереди маячил красный околыш милицейской фуражки - поспешно нырял в ближайшую подворотню - от греха, и пережи-дал. В общем, старался не привлекать внимания. Лишь на вчерашнем мосту, набравшись наглости, "стрельнул" сигарету у хорошо одетого прохожего с продолговатым интеллигентным лицом.
      - Эй, землячок, табачком не богат?
       Тот боязливо глянув на встречного оборванца с живописным фингалом и свежим шрамом на скуле, безропотно протянул пачку престижной "Явы".
       Возле каменного павильона вокзала, воровато оглянувшись - нет ли поблизости знакомых ментов, Беркут так далеко швырнул окурок, что тот долго прыгал по платформе, рассыпая по ветру красные искры.
      
       Казённая обстановка вокзала усиливалась убогой побелкой стен и решётками на окнах, обычно так выглядят казематы учреждений закрытого типа - тюрем и спецбольниц.
       Дверь с табличкой "начальник станции Хатьков В. И." оказалась заперта. Для порядка посетитель ещё несколько раз подёргал за массивную ручку и зашарил вокруг озадаченным взглядом. Вокзал был почти пуст. Лишь наискосок на скамейке кто-то сидел, спиной к нему, так что лица не видать.
      - Эй, землячок! - позвал Беркут. - Извиняй, случайно не видал, давно начальник ушёл?
       Но пассажир никак не среагировал на обращённые к нему слова, даже головы не повернул. Странный какой-то. Очень странный. В больничной пижаме и в тапочках. У него оказалось тупое выражение лица, остановившейся взгляд устремлён куда-то в одну точку, мокрый рот открыт как у идиота, из его правого уголка тянулась до пола тоненькая струйка слюны. Что-то ещё спраши-вать тут бессмысленно. Павел направился на улицу, и буквально столкнулся в дверях с быстро шагающим навстречу начальником станции. Узнать нужного ему чиновника было просто - по красной железнодорожной фуражке.
       Местный божок был похож на большую обезьяну в железнодо-рожной форме. Почти как в недавнем сне. Высокого роста, полноватый. Толстое некрасивое лицо с размазанными под носом редкими рыжеватыми усами, сам нос широкий, приплюснутый. Нависший лоб. Рот большой и открытый так, будто его обладатель только недавно закончил с кем-то ругаться. Вся физиономия представляла неприятную смесь небольшого ума и злости. Начальник явно только что вёл с кем-то неприязненный разговор и в глазах его ещё тлела сердитая недосказанность... Павел - такой, какой он теперь есть, да ещё пахнущий перегаром, - очень некстати подвернулся ему под горячую руку.
      - Лучше не морочь мне голову, - толком не выслушав, зарычал на самозванца железнодорожник, - у меня и без тебя хватает головной боли. Проваливай!
       Но просто так отвалить Беркут не мог. Он должен был найти общий язык с этим бабуином, чтобы уехать в Москву. И поэтому пытался найти что-то приятное во внешности начальника станции, чтобы почувствовать к нему хотя бы проблески какой-то симпа-тии, иначе трудно настроить себя на нужный тон.
       Наверное, в иной обстановке приятно пахнущий одеколоном, аккуратно одетый, гладко выбритый, с забавным животиком, обладатель красной фуражки и умел выглядеть милым и даже обходительном, но сейчас он был чем-то раздражён и готовился сорвать своё плохое настроение на такой мелкой сошке, как неопрятный чудак перед ним. Вот-вот должны были появиться уже знакомые Павлу менты из здешнего линейного отдела.
       Но вместо них Беркут случайно попался на глаза станционному чиновнику рангом поменьше. Более молодой и сообразительный железнодорожник мгновенно распознал в скверно одетом забулдыге особо важную персону, и бросился докладывать шефу, что перед ним тот самый пропавший пассажир, которого ищут все вокруг так что с ног сбились. "С соседней станции уже шесть раз звонили! - округляя глаза и выразительно кивая на "алкаша", взволнованно зашептал он на ухо начальнику. - Ситуация на контроле у самого начальника дороги. И вероятно даже у самого министра МПС...".
       Мясистая физиономия начальника станции медленно вытягива-лась по мере того, как заместитель торопливо шептал ему на ухо. Через минуту она сделалась пунцовой, почти такого же цвета, как его фуражка, которую он в итоге сдёрнул с головы, чтобы протереть клетчатым платком вмиг вспотевшие лысину и лоб. Его на выкате глаза недоумённо перебегали с помощника на мужика в пиджаке явно с чужого плеча и линялых "кальсонах". Местное начальство всё ещё не могло поверить, что перед ним действи-тельно пассажир мягкого вагона, да ещё такой уважаемый известный человек. Казалось, от переживаний громадный важный бабуин даже стал ниже ростом.
      - Что же вы, сразу-то не представились?! - наконец с одышкой выдавил он из себя и покосился на рваные кеды Павла. - Как же с вами такое приключилось?
      - Да понимаете... - замялся Беркут. - В общем, впервые в жизни попал в историю.
      - Понимаю, понимаю... с кем не бывает, - ласково успокоил только что волкодависто рычавший на него "бабуин" в железнодо-рожном мундире. - Но как видите, у нас на железной дороге дисциплина на высоте: бригадир вашего поезда оперативно доложил о вашем исчезновении дежурному на следующей станции, а тот немедленно связался с нами... Сейчас я выпишу вам билет на ближайший поезд до Москвы. А насчёт личных вещей и багажа не извольте беспокоиться - всё в полной сохранности вас ожидает.
       Начальник взглянул на часы, и доложил Беркуту, что его новый поезд прибудет аккурат через полтора часа и две минуты.
      - А пока предлагаю пройти в мой кабинет, - став очень обаятель-ным, хозяин станции сделал радушный жест в сторону здания вокзала.
       Так как пассажир продолжал стоять и задумчиво молчал, железнодорожники тревожно переглянулись, после чего старший из них, деликатно кашлянув в кулак, посмел побеспокоить.
      - Прошу прощения...но если вы опаздываете, то можно быстрень-ко устроить вам билет на самолёт, - предложил он в угодливом полупоклоне.
       Но Павел уже не услышал его. Перед ним стояли раскосые глаза юной рыси. Рыжая, кудрявая, с лукавым личиком и лучистыми зелёными глазами девчонка из ночного приключения не шла у него из головы. Просто наваждение какое-то! Для него это место, как сверхновая звезда, рассмотрев которую, он понял, что у него есть всего два пути - либо немедленно уехать отсюда навсегда и не сказать больше никому не единого слова, либо остаться, чтобы исследовать захвативший его воображение объект.
      - ...А можно ли мне уехать другим поездом?
       - Когда вам будет угодно! - заверил его начальник станции. - Загляните ко мне в любое время, и я вам оформлю билет на ближайший поезд.
      - Спасибо...
       Всё ещё видя на лице прославленного космонавта следы внутренней озабоченности, помощник начальника уточнил:
      - Что-нибудь ещё?
       Павел смущённо признался, что все его деньги остались в поезде.
       Железнодорожники охотно готовы были одолжить столь значительной персоне любую сумму. Но гость не стал злоупотреб-лять их отзывчивостью. Не желая выглядеть этаким Хлестаковым, он скромно ограничился червонцем. При этом тактично отказался от приглашения на обед в привокзальном ресторане, и от служеб-ного автомобиля начальника станции.
      
       Вместо ресторана Павел на обратном пути зашёл в первую попавшуюся столовку. Глядя лишь на названия блюд в меню, можно было подумать, что выбор здесь не хуже, чем в ресторане. Но чудо объяснялось просто. По всей стране недавно началась масштабная "политическо-патриотическо-воспитательная" компания по внедрению в рацион советских граждан блюд союзных республик - плова, супа харчо и прочей национальной экзотики. И вот нелепое поветрие докатилась до здешних мест. Узбекский плов превратился в слипшуюся рисовую кашу с мясом; харчо - в обыкновенный суп с куском говядины. Но в его ситуации человек быстро становится непривередливым, поэтому общепи-товская еда показалась Беркуту пищей богов. Запив второе компотом из сухофруктов, мужчина почувствовал нужный прилив энергии для предстоящего разговора.
      
       Хозяева грязной конуры вероятно не слишком надеялись, что ещё раз увидят утреннего незнакомца. Ещё меньше они верили в то, что он захочет вернуть им взятые напрокат вещички. И были озадачены его появлением.
       Не меньше удивился Беркут (что даже на несколько секунд забыл о чём хотел с ними переговорить), когда увидел на рыжем хорьке свой выстиранный вчерашней безбилетницей и бесследно исчезнувший с бельевой верёвки адидасовский костюм.
      - Ну, чё те? - буравя визитёра настороженными глазками, недовольно осведомился хозяин.
      Павел быстро сориентировался:
      - Мне нужно найти вашу знакомую, которая привела меня вчера сюда. Рыженькая такая, лет двадцати пяти. И будем считать, что никаких взаимных претензий нет.
       Такой обмен показался хорьку и его пассии выгодным. Павел же поймал себя на том, что при мысли о новой встрече с рыженькой улыбается, как дурак хмурым хозяевам. Его даже не смутило, что предстоит поездка почти за сотню километров от города.
      
      Глава 35
       Согласно полученным им сведениям, интересующая Беркута юная особа занимала небольшую должность в доме престарелых. Поездка к ней была долгой и малоприятной. Гравийка не позволя-ла ехать быстрее, чем 40-50 километров в час. Старый же "Пазик", на котором он добирался, вытряхивал и вышибал у пассажиров всё нутро. Многих, особенно женщин и детей мутило от такой тряски. Автобус был набит под завязку, ибо рейс был единственный в сутки.
       Сойдя на нужной автобусной остановке, Беркут сам чувствовал себя будто после центрифуги. Приходя понемногу в себя, мужчина не спеша двинулся вдоль старой парковой ограды. Абсолютное захолустье. Вокруг ни души. Даже спросить не у кого, в правиль-ном ли направлении он идёт. А, впрочем, вон впереди как будто показались ворота - стоят тут наверняка со времён царя Гороха: штукатурка на столбах осыпалась, обнажив старинные щербатые кирпичи, чугунные створки полуоткрыты, вход никто не охраняет. Даже вывески нет! От полуобвалившихся ворот, которые сторожи-ли лишь статуи изъеденных временем львов, вглубь территории вела тенистая аллея огромных вековых клёнов. Потрескавшийся асфальт местами покрылся изумрудным мхом. Одним словом, "древнее болото с лягушками и тиной"...
       Сама непосредственно богадельня занимала старинный помещичий дворец в глубине огромного парка. На лужайке перед колоннадой парадного входа в графский дом группа пенсионеров занимались оздоровительной гимнастикой под руководством работницы заведения. Посетитель объяснил ей цель своего визита. Пока он говорил, преподавательница гимнастики сперва безза-стенчиво осматривала его живописный видок, а потом вдруг радостно воскликнула:
      - Так вы к Дуське приехали что ли!
       Оставив вместо себя продолжать занятие бодренькую старушенцию-"божьего одуванчика" с беленькими кудряшками, физкультурница повела Беркута берегом пруда. У провожатой было смешное лицо с длинным утиным носом. Она всё время что-то оживлённо говорила ему, расспрашивала, и громко ржала по малейшему поводу и даже без оного, демонстрируя в лошадиной улыбке крупные зубы и некрасивые десны.
       Так они подошли к беседке, в которой Павел с волнением увидел вчерашнюю знакомую. Только на этот раз на ней был белый медицинский халат, лишь модный платочек в крупный горох по-прежнему украшал её нежную шею. Даша читала вслух книгу, облокотившись о деревянный резной барьер, а перед ней в инвалидном кресле сидел накрытый дырявым пледом старик, и завороженно слушал.
       - Этот к тебе! Из Москвы! - ещё издали весело прокричала коллеге провожатая, кивая на посетителя в линялых пенсионер-ских трико и в заношенном пиджаке с короткими рукавами, из-под которого выглядывала майка "алкоголичка".
      - Привет! - кинулся к случайной приятельнице Беркут, но будто напоролся на стену равнодушия. Даша, напустив на себя непрони-цаемую маску, с неприязненным недоумением разглядывала ночного знакомого, склонив по своей привычке голову к плечу. В её раскосых глазах проскакивали недобрые искры. Павел внутренне затаился в ожидании её реакции. Но пауза затягивалась. Физкультурница с лошадиным лицом стала подозрительно косится на незнакомого мужчину. Затем она снова взглянула на коллегу, но та лишь пожала ей плечами, после чего принялась откровенно валять дурака:
      - Вы кто, гражданин? Я вас не знаю... Честное слово, Верка, в первый раз вижу этого шизика.
      - Так вы из самой Москвы?! - радостно воскликнул старик в инвалидном кресле, спасая ситуацию. - Что же мы такие скуч-ные?! Человек такой путь проделал, можно сказать совершил маленький подвиг человеколюбия, а мы его мурыжим. Признавать не желаем! Нет, любезные вы мои девчата, так поступать неблагородно. Давайте, голубушки, пока нас тут никто не засёк, лучше выпьем за вашу счастливую встречу, и я с вами заодно!
       Милый старикан был очень трогателен и вероятно пользовался всеобщей симпатией. Плед, инвалидное кресло, - ходить он уже не мог, - но под креслом у почётного пенсионера всегда имелось чем поднять себе и другим настроение. Вытащив припрятанный термос с "чайком" - дешёвым портвейном марки "Солнцедар" - инвалид быстренько стал разливать всем по крышечке, попутно ностальгируя:
      - Я ведь тоже когда-то учился в Москве! Благословенный 1921 год. Там же начинал на заводе...
      
       ...Даша нагнала Беркута на алее на полпути к воротам.
      - Ты чего, Ромео, обиделся на меня что ли? - спросила она, запыхавшись от бега.
      - А ты как думаешь? - холодно ответил Павел. Её выходка действительно его разозлила: он ведь не мальчишка соплячке, чтобы выделывать с ним такие шуточки.
      - Сам виноват! - вроде уже как оправдывалась перед ним рыжая. - Разве я тебя приглашала? Да ещё в таком клоунском наряде? Выставил меня перед Веркой в непонятно каком свете, теперь она будет всем трепаться, с какими колоритными персонажами я общаюсь. Ещё более по-идиотски вырядиться не мог?
      - Я старался - с издёвкой заверил он.
       Они сердито смотрели друг на друга, при этом рыжая морщила переносицу, вероятно, пытаясь понять причину его появления.
      - Ну, чего тебе? - наконец, примирительным тоном спросила она.
       Немолодой мужчина тряхнул головой, потом внимательно оглядел каждую чёрточку её лица.
      - Понимаешь... я вдруг понял, что не могу просто уехать...снова не повидавшись с тобой.
      - Что?.. Ты это серьёзно?! - Рыжая девчонка вытаращилась на него, а потом расхохоталась: - Вот умора! Ты, Ромео, часом действи-тельно не шизик? А то у нас тут такие старички попадаются. Их, знаешь, куда отсюда переводят?
      - Догадываюсь.
      - Ладно, покеда! - продолжая смеяться, девчонка помахала ему на прощание всей пятернёй.
       Но так как чудной ковалер продолжал стоять и чего-то ждать от неё, Даша снова напустила на себя независимо-легкомысленный вид: - Взглянул на меня? Вот и катитесь колбаской по Малой Спасской! Счастливого пути, дорогой товарищ из Москвы! А мне некогда, у меня работа.
       Но тут послышалось "цок, цок, цок" - под перестук каблучков со стороны старого дворца к ним озабоченной походкой направля-лась крупная женщина - не первой молодости, с пирамидой завитых в семидневном перманенте волос.
      - Принесла недобрая Зверюгу, - расстроенно пробормотала Даша.
       Боясь споткнуться на выбоинах в асфальте, дама ещё издали принялась сердито отчитывать рыжую, как начальница подчинён-ную:
      - Храмцова! Ну ты меня достала! Почему ты до сих пор ещё здесь?! Я же вчера тебе сказала, что ты должна с утра была съездить в колхоз за шефской помощью.
      - Так при чём же здесь я, Лидия Степановна! Вначале с вашим Полуяновым разберитесь, - дерзко огрызнулась девчонка. - А то у него, как обычно, машина сломана, а на все уговоры один ответ: "Ты мне тут не указ, я только директору подчиняюсь".
       Отчаянно молодящуюся директрису намёк на её особые отношения с годящимся ей в сыновья водителем служебного грузовика просто взбесил:
      - Снова грубишь, Храмцова! Всё, моё терпение кончилось! Пиши заявление "по собственному"!
      - Позвольте, я посмотрю в чём там проблема? - тактично встрял между ними Беркут.
       Солидная дама удивлённо уставилась на присутствующего незнакомца, будто только что заметила:
      - А вы, собственно, кто? - спросила удивлённо и строго.
      - Какая разница, - скривил разбитую физиономию мужичонка в коротком пиджачке, и при этом веско заверил: - Но в автомобилях я кое-что понимаю...
      
       Водитель грузовика - упитанный детина лет двадцати пяти - только что вернулся с обеда; а питался он хоть и в одной столовой с обитателями богадельни, но в особом помещении для руковод-ства, где обстановка была как в приличном кафе, и кормили гораздо вкуснее и качественнее. И вот, сытно отобедав, фаворит здешней директрисы дремал в тенёчке, удобно устроившись на скамейке, подложив под голову небольшую подушечку.
       Беркут скользнул по его уютно храпящей фигуре быстрым оценивающим взглядом и сразу направился к машине; подойдя, стал деловито открывать капот.
       Видавший виды ГАЗ-51 требовал регулярного ухода, а прикор-нувший на скамейке паренёк, судя по состоянию двигателя, не слишком себя утруждал.
       - Эй ты, куда?!.. А ну пшёл! Моя машина, рыло не суй! - заорал проснувшийся хозяин.
       Внимательно осматривая агрегаты двигателя, Павел лишь мельком взглянул на соскочившего со скамейки крикуна: походка вразвалочку "на понтах", джинсовый пиджачок, под ним тельняш-ка, брюки-клёш, плюс масса гонора. И при этом маленькая грушевидной формы головка на длинной цыплячьей шее, сизый нос закорючкой, мутные глаза и рыхлая фигура "кирпичом". Только одинокая немолодая женщина могла клюнуть на такого "морячка".
       - А ню, кму-сказал, брыс-сь от моего железного коня! - грозно потребовал "пятикантроп" по фамилии Полуянов и двинулся на Беркута, угрожающе засучивая рукава. Павел усмехнулся. Шаткая походка крикуна свидетельствовала о нарушении мозгового кровоснабжения - скорее всего вследствие хронического алкого-лизма. Даже странно как такому доверяют крутить баранку. Объяснять ему что-то на нормальном, интеллигентном языке - означало впустую сотрясать воздух. К сожалению, основополож-ник учения о коммунизме Карл Маркс ошибался, считая всех людей равными. Согласно последним исследованиям специалистов по строению мозга, два человека могут отличаться друг от друга примерно так же, как горилла от таракана. Какой уж тут диалог братьев по разуму!
       Между тем хозяин видавшего виды "ГАЗона" приблизился вплотную к "варягу" и встал в угрожающую позу, выпятив пузо с массивной бляхой солдатского ремешка.
      - Ты чё, глухой? В натуре тебе сказал: отвали от машины!
      - Как скажешь, - Павел послушно захлопнул капот.
      - То-то же! - весело крякнул, выдвинув челюсть вперёд очень довольный собой пижон в тельняшке. И с превосходством взглянул на молодую девушку. Невысокая - её рост не превышал 170 см - Даша спокойно и уверенно сама подошла к шоферюге и сказала негромко, но твёрдо:
      - Послушай, Полуянов, у тебя совесть-то есть?
       Но перед ней стоял бессовестный хам, избалованный покрови-тельством здешнего начальства. Гордо ткнув себя пальцем в полосатую грудь, он пояснил, важно говоря о себе в третьем лице: - Я же сказал, что на Петра Филипповича давить бесполезно. Пусть хозяйка сама меня сперва как следует попросит, может я и соглашусь тогда ехать. А до тех пор официально заявляю: машина не в состоянии тронуться с места по причине серьёзной поломки. И точка!
       Беркут незлобиво подмигнул раздувшемуся от гордости пижону:
      - У тебя всё? Тогда поехали!
       Водитель озадаченно уставился на него, потом процедил, словно полному дурачку:
      - Я же те ясно сказал, мужик: машина сломана.
      - А ты хотя бы сперва попробуй завести - предложил Беркут, глуповато щерясь. - А вдруг? Ключики-то у тебя с собой?
       Парень сплюнул под ноги Беркуту и пробормотал, что он видать полный придурок, однако ж полез в кабину. Стал возиться с зажиганием, глядя на чужака с откровенным презрением. Но тут натужное тарахтение стартёра неожиданно сменилось уверенным гулом ожившего "движка". Лицо горе-водилы вытянулось от удивления. Он покраснел, как рак и съёжился в тесной кабине.
       - А ты ничего, Ромео! - одобрительно засмеялась Даша, с удовольствием наблюдая за позором самодовольного наглеца.
      - Я раньше автослесарем работал, - нашёлся Беркут, вытирая промасленные руки пучком травы. Девушка продолжала улыбать-ся ему. Оказывается, глаза у неё умеют восхитительно смеяться, будто в них инкрустированы кусочки солнышка.
      - Наверное на своей автобазе в передовиках ходил? - поинтересо-валась она с приветливой улыбкой. - Такую колымагу за три минуты починить, - это золотые руки надо иметь.
       Но герой скромно признался:
       - Машина и в самом деле древняя, но поломка ничтожная. Точнее её вовсе не было, просто оказался перекрыт кранчик подачи бензина. Странно, что он надеялся, что я этого не замечу... Но если ещё что-то требуется починить, - то я всегда пожалуйста! Мне это не трудно, я бы даже с большой охотой помог, ведь у вас тут хозяйство большое, - гость искал любую возможность оттянуть расставание, ведь больше она в нём не нуждалась.
       Даша сама разрешила его затруднение, причём самым неожи-данным и радостным образом:
      - Послушайте, Ромео, я должна сейчас съездить забрать с овощехранилища шефскую помочь для нашего профилактория, а других помощников кроме этого Полуянова мне не дали. У нашей директрисы Степаниды Зверевой на меня большой зуб вырос - только повода ищет, чтобы меня уволить. В колхозе нам по идее должны выделить грузчиков, но сам ведь знаешь, как у нас обещания умеют держать. Ты бы не согласился мне помочь? Правда, денег обещать не могу, зато постараюсь по возвращению накормить тебя ужином в нашей столовой. А ещё доброе дело сделаешь - поможешь одиноким старичкам. Ну как?
       Они не успели толком сговориться, ибо Даша заметила какого-то длинноногого парня и нахмурилась. Худой верзила мчался в их сторону, смешно выбрасывая свои длинные ноги и покраснев от напряжения, словно заправский стайер. На бегу парень стащил с себя медицинский халат, оставшись в пижонском кожаном пиджаке, под ним вязанный жилет, белая рубашка, модный галстук. Длинноногий был примерно одного возраста с рыжей, к тому же красив, даже слишком, просто ангелоподобен! Непонятно, что такой холёный и вероятно образованный молодой человек мог забыть в этом захолустье. Если только здесь не замешано большое чувство. Уж слишком по-собственнически объявившейся конкурент смотрел на рыженькую, и одновременно неодобритель-но косился на чужака. Взяв Дашу под локоток, красавчик отвёл девушку в сторонку и стал что-то ей там втолковывать, всё время неодобрительно поглядывая на Беркута, а у самого на лице написано: "Поосторожней с этим типом, неизвестно чего от этого старичка с разбитой физиономией ожидать".
       Потом длинноногий пижон потянулся её поцеловать, а Даша отвернулась и лишь подставила щёку. Беркут одобрительно усмехнулся: "Молодец, девчонка! Знает себе цену".
      
      Глава 36
       После конфликта с водителем грузовика пришлось Беркуту с рыженькой полтора часа трястись в кузове. А из кабины на всю округу орал Никита Архипов - вероятно, чтобы досадить им Полуянов врубил на полную мощность кассетный магнитофон, примотанный изолентой к приборной доске. Так как разговаривать из-за сильного шума было сложно, оставалось обозревать придорожные пейзажи. Пока Павел рассматривал необычное скопление облаков на горизонте Даша украдкой изучала его. Мужественное лицо немолодого мужчины покрывал лёгкий загар. Хотя поначалу новый знакомый показался ей почти стариком, вероятно из-за отросшей щетины, на самом же деле он ещё был вполне ничего себе... Ей всегда гораздо больше нравились именно такие серьёзные мужчины, у которых за плечами чувствуется биография и жизненный опыт, чем молодые и смазливые жеребцы, у которых лишь одно на уме. А этот явно не дурак. И взгляд у него не потухший, как у большинства после сорока. И задор остался, вон с какой иронией сияли его голубые мальчишеские глаза, когда он разговаривал с этим придурком Полуяновым. Когда же он смотрит на неё в игривом прищуре, то кажется, что видит тебя насквозь.
      - А ты ничего, Ромео...тебя бы приодеть немного... Не даром наш Костик так всполошился, когда ему сказали, что ко мне кавалер аж из самой Москвы специально приехал.
       "Теперь понятно, чего твой Костик с такой скоростью примчал-ся, аж свои оглобли за уши закидывал, - усмехнулся про себя Беркут, тоже в свою очередь рассматривая юную "селянку". В поездку Даша надела простую брезентовую зюйдвестку, в каких ходят рыбаки и геологи, резиновые сапоги. А голову повязала на крестьянский манер платком, отчего приобрела совсем сельский вид.
       Заметив этот его оценивающий взгляд, острая на язычок "колхозница" тут же привычно попыталась окатить потенциаль-ного ухажёра ледяным скепсисом, чтобы не слишком зазнавался:
      - Хотя профессия у тебя, Ромео, надо сказать, совсем непрестиж-ная по нынешним временам. Вот был бы ты хотя бы таксистом или "деловым" из автосервиса, а то сантехник! Не звучит.
       Беркут простодушно пожал широкими плечами:
      - Ну, не знаю...зато в нашем ЖЭКе меня уважают, и жители на моём участке тоже, а был бы я плохим мастером, вряд ли здорова-лись бы при встрече. Да и зарабатываю я вместе с прогрессивкой побольше, чем иной инженер.
       Рыженькой такой ответ понравился, и она снова взглянула на него с симпатией:
       - Да мне всё равно, кем ты работаешь, а вот Костик скажет, что я совсем сдурела, если со старпёром связалась, да ещё с простым жэковским сантехником.
       Машина съехала с шоссе и запрыгала на ухабах по разбитому просёлку, на некоторое время им пришлось полностью сосредото-читься на том, как бы не вылететь из кузова на очередной колдобине. Павел вцепился одной рукой в борт, а другой прижал к себе почти невесомую "дюймовочку".
       Постепенно к тряске удалось как-то приспособиться, а вот разговор дальше не слишком клеился. Видать, сказывалась значительная разница в возрасте и в жизненном опыте. В конце концов, они просто по-разному смотрят на мир. "И зачем мне понадобилось искать новой встречи с этой нимфеткой? - удивлял-ся себе Беркут. - Я же для неё действительно старый. Нашёл себе приключеньице на задницу! Сел бы в свой поезд - и покатилась бы жизнь дальше по накатанной, никаких тебе сюрпризов. А тут чувствуешь себя старым дуралеем, влюбившемся в "старшекласс-ницу"!". Чувство взаимной неловкости сковывало обоих, а то, что рыженькая прежде держалась с ним подчёркнуто фамильярно, - так то было просто маской. А как ещё девчонке психологически защититься наедине со взрослым мужиком, если рядом нет никого из её знакомых ровесников?
       И всё же долгая дорога постепенно помогла преодолеть взаимный барьер и найти точки соприкосновения. Началось с того, что, потирая ушиб на боку, Павел ругнулся на язву за "баранкой", который мстительно выбирал ямы поглубже. Потом с беззлобной усмешкой припомнил, что от милицейских сапог на вокзале ему всё же досталось побольше.
      - А вас никто не просил влезать! - снова сделала вид, что она тут не при чём виновница приключившейся с Беркутом неприятности. Но потом всё же впервые принесла ему свои извинения. А дальше слово за слово и они, что называется, зацепились языками. Даша стала рассказывать, что отпуск свой отгуляла ещё зимой, но из-за личных проблем в один день собралась и снова укатила в Крым "дикарём", хотя её начальница (по фамилии Зверева) грозила ей увольнением. Там в Геленджике встретила отличную компанию, и так здорово провела с ними время, что даже решила задержаться ещё на несколько дней. Тем более, что новые друзья позвали с собой попутешествовать на их машинах вдоль побережья - море ещё было тёплым... Но в Симферополе, на вокзале обратных билетов в кассе не оказалось, ибо курортный сезон ещё не закончился. Вроде удалось прямо у поезда сговориться с провод-ницей, что она её за червонец подсадит к себе в вагон. Вначале ехала в её служебном купе, потом освободилась верхняя полка.
      - Никто же не думал, что перед самым домом объявятся ревизоры, - недоумевала рыженькая.
       "Наверное ничего особенного в ней нет, разве что молодость, - размышлял 47-летний мужчина. - Но вот случается так порой в жизни, что сквозь в общем-то обычную внешность проглядывает внутренним светом родственная тебе душа".
      - А ты и вправду из Москвы? - снова с недоверием взглянула на него Даша.
      - А что не похож?
       Зеленоглазая спутница будто вглядывалась в его лицо, чуть склонив в своей необычной манере голову к плечу.
      - Послушай, Ромео, у меня такое странное чувство, будто я тебя раньше уже где-то видела... Ну-ка, сделай рукой так, будто машешь ею перед народом...
       К счастью, ломать дурака, чтобы как-то выпутаться Беркуту не пришлось, ибо они уже ехали по территории шефского колхоза. Впереди показался длинный амбар колхозного овощехранилища.
      
       Всё время пока грузили мешки с картошкой, морковью и свеклой Даша почти не переставала ругаться с шофёром, который категорически отказывался помогать.
      - Я что, полный придурок? - недоумевал откормленный на пенсионерских харчах розовощёкий детина. Недавний урок не пошёл ему впрок. Кепка на затылке. Глаза тупые и скучающие. Скучно здоровому парню. Лишний раз работать он не станет, нет! Обслужить в койке молодящую директрису богадельни или подкалымить левыми рейсами - это другое дело! Это всегда пожалуйста! А "за так" пусть дураки вкалывают:
      - Я тебе в грузчики не нанимался, пусть мне отдельно заплатят, чтобы я свой горб под пудовые мешки подставлял. Мне зарплату платят только за то, чтобы я "баранку" крутил, а бесплатно горбатиться я не ста-ану! Даже Степанида меня не сможет заставить.
      - Ещё как станешь! - вынужден был вмешался Беркут, когда его терпение лопнуло. Чтобы сбить с оболтуса спесь, пришлось схватить паразита за шкирку и как следует тряхнуть пару раз.
       Ощутив накопленную на тренировках силу "старичка", набитую упругую силу его мышц, молодой лоботряс поубавил свой гонор и даже согласился подставить спину под мешок. Но вынужденный подчиниться, он смотрел на них волком и что-то мстительно цедил сквозь зубы.
       Когда под вечер машина была полностью загружена, Даша отправилась в контору подписать накладную. Павел пошёл её провожать. На обратном пути они услышали гул удаляющегося грузовика. Так и есть: Полуянов уехал, бросив их.
       - Ну, что будем теперь делать, Ромео? - первой нарушила тягостное молчание рыжая. - Ты из нас двоих сильный пол, так что давай, мужик, решай что-нибудь!
      - Ну тогда, может, для начала снова познакомимся, - озадаченно почесав затылок, предложил он и протянул руку. - Я Павел.
      - Павлик, что ли? - захихикала насмешница.
      - Вообще-то, кому Павлик, а кому и Павел Поликарпович! - строго поправил годящуюся ему в дочери нахалку Беркут.
      - Что?.. Пол-ли-икарпович?! - проигнорировала его задетое самолюбие юная язва, и ещё более развеселилась. - Ты серьёзно? Тогда я Лукреция Львовна.
      - Ну что ж, Лукреция Львовна, тогда предлагаю найти кого-нибудь из местного начальства, представиться ему, объяснить нашу ситуацию: должно же тут иметься что-то типа гостиницы.
       Но рыжая с ходу забраковала предложенный вариант:
      - Не пойдёт, Поликарпыч. Всё дело в том, что с местным председа-телем мы - в контрах! Редкий придурок! Считает, что, если у него самый передовой колхоз в районе, то имеет право лапать, кого ему вздумается. Это моя директорша умеет с местным удельным князьком договариваться, а меня от одного вида липкого паука блевать тянет.
       Со стороны центра села послышалось тарахтенье. Девчонка стала всматриваться в тёмную фигуру приближающегося мотоциклиста. Вдруг она схватила Беркута за рукав и потащила за угол. Едва они успели спрятаться, как к овощехранилищу подкатил верхом на тяжелом "Урале" с коляской тот самый смазливый длинноногий Костик в кожаном пиджаке.
      - Меня разыскивает! - сердито прошептала Даша.
      - Опекает... - понимающе протянул Беркут. - Так может тебе с ним - обратно в коляске?
      - Вот уж точно нет! - от досады на сослуживца-пижона рыжая топнула ножкой. - Только не с ним! Заколебал своей ревностью! Это я из-за него придурка в том поезде без билета оказалась и влипла в историю! В общем, долго рассказывать.
       Беркут с недоумением покосился на свою спутницу: можно было подумать, что воинственная рыжая "рысь" находится в состоянии непримиримой вражды чуть ли с половиной мужского населения здешних мест. "Хороший" же характер у девочки!
      - Так что будем делать? - поинтересовался он, выждав пару минут.
      - Откуда я знаю! - дёрнув плечом, раздражённо буркнула напарни-ца.
       Наблюдая за манёврами мотоциклиста, Павел ждал её решения.
      - А давай сбежим от него! - вдруг оживилась рыжая. И потащила его куда-то за собой.
      
      Глава 37
       Они шли напрямик через поля, призрачный свет далёких электрических огней уже едва тлел за их спинами, а впереди лишь мрак и полная неизвестность. Павел скинул натёршие ноги кеды, чтобы не отставать, и широко ступал босыми ступнями по остывающей земле. Шагая куда-то в неизвестность - без докумен-тов, без денег, - он, как ни странно, ощущал удивительную лёгкость. Как в молодости. В каком-то смысле так оно и было. Он кинулся в эти отношения, словно в омут головой, как бывает с мужчинами его возраста, когда вдруг понимаешь, что тебя посетила возможно последняя настоящая любовь. И если хватит мужества и пороху отбросить всё лишнее, то есть шанс вернуться на много лет назад и пережить фантастическое приключение...
      - Послушай, а твоего отца что, в самом деле звали Поликарпом? - на ходу оглянулась к нему Даша.
      - А что?
      - Вообще-то ничего, - пожала она плечиками, - просто немного странное имя...старомодное какое-то.
      - Напрасная ирония. Знаешь, какой он силач был. Молотобоец! Гривенники пальцами гнул.
      - Смотри, стога сена! - радостно вскинула руку Даша. Впереди, в сгустившемся сумраке ночи едва угадывались огромные, словно хаты, скирды. Усталость как рукой сняло. Девчонка радостно припустила туда. Беркут следом. Травный пьяный дух защекотал ему нос, а уж когда стали взбираться на стог, он почти захмелел от этого запаха, аж голова кругом пошла.
       ...Они лежали высоко, словно на толстенной перине; раскинув руки, и балдели. На душе благодать. Дистиллированное счастье! Давно ставший горожанином с серыми от столичного смога лёгкими, он всё не мог надышаться любимым с детства ароматом сена, который вобрал в себя все прелести закончившегося лета. Кажется, что нет сейчас на свете счастливее и гармоничнее их двоих. Вокруг ни души, вообще ничего лишнего. Только они двое, и ещё приветливо мерцающие им звёзды, чей загадочный вселенский шелест отчётливо слышан в полной тишине...
      - Странно, представляешь, я в последний раз вот так смотрел на звёзды наверное ещё мальчишкой! - от нахлынувших чувств у него повлажнели глаза и в горле запершило.
      - Разве такое может быть? - удивилась она.
      - Говорю тебе, лет двадцать точно специально не смотрел на звёзды! Всё некогда было. Конечно, если не считать недавнего похода с племянником в планетарий, но там небо было искус-ственным. В моей нынешней жизни вообще многое как-то незаметно стало ненастоящим, и я сам стал будто из пластика...
       Луна в эту ночь тоже выглядела особенной - громадной, ярко-жёлтой, с хорошо различимыми "материками". Она буквально притягивала взгляды. Завороженная Даша произнесла таинствен-ным голосом:
      - Как думаешь, там кто-то есть?
      - Скоро увидим, - заверил он.
      - А ты мне нравишься! - задорно засмеялась малышка и радостно ткнула пальцем в небо. - Ой, смотри, смотри, звёздочка одна движется!
      - Да не, это спутник.
      - А может, НЛО! - мечтательно предположила фантазёрка. - О них сейчас даже по телевидению рассказывают. Вот бы увидеть что-то по-настоящему удивительное! А то живёшь тут в глуши, - словно на отшибе.
      - Ничего, вот возьму тебя с собой в Москву - пообещал Беркут и попытался снова приобнять девушку, как в кузове грузовика.
      - Ага, нашёл провинциальную дурочку! - возмутилась Даша и отбросила от себя его руку. - Мне уже один командированный обещал кренделя небесные. Режиссёром представился. Всё завлекал ролями в кино. Но прежде говорил: "надо утроить тебе пробы".
      - Врал, что режиссёр, - уверенно определил Беркут.
      - Не знаю, может, и вправду режиссёром был. Решил, что такая, как я, днём ему будет играть девушек с пониженной социальной ответственностью в противовес правильным комсомолкам, спортсменкам и ударницам; а по ночам ублажать его в койке, согласно освоенному амплуа. А когда надоест, можно и друзьям тёлку подложить, или нужным людям. Прописки-то столичной у меня не будет. А потом и вовсе отправить обратно в свой мухо-сранск. Так что все вы, мужики... Спи лучше, благо-оде-етель!
       Но прошло всего несколько минут, и сама же призналась:
      - А всё-таки иногда очень хочется съездить в Москву! Я ведь в этом году впервые куда-то далеко отправилась - покинула родное болото. Ужас как хочется увидеть кого-то из знаменитостей! Пугачёву или кого-нибудь из артистов, или космонавтов... Настоящая жизнь ведь происходит - там, у вас! А тут словно на кладбище - десятилетиями ничего не меняется... Расскажи, мне о Москве.
      - А что Москва? - кисло ответил он. - Как у нас говорят: "хочешь жить - умей вертеться!". И не важно, профессор ты, торговый работник или простой сантехник как я. Все одержимы стремлени-ем хорошо устроиться, а значит: "ты мне - я тебе!". Вот и крутишься день-деньской, словно белка в колесе; из кожи вон лезешь, чтобы кому-то что-то достать и своего не упустить.
      - Зачем?
      - Чтобы не прослыть белой вороной, наверное. Все так живут. Вечные тараканьи бега. Кому-то надо дослать югославский гарнитур, кому-то диковинный заморский фрукт на свадьбу, навроде ананаса; чьего-то сыночка без экзаменов в престижный институт устроить или на тёплое местечко пропихнуть. А кому-то без голубого финского унитаза - не так удобно и престижно живётся. Все мы там люди-"нужники"!
      - Нужники?! - прыснула со смеху Даша.
      - Да, так нас называют. Как сортиры! И чувствуешь себя порой таким вот нужником, а не человеком.
      
      Глава 38
       Павел проснулся от собственного крика, перепугав девушку рядом с собой. Это дома жена уже успела привыкнуть к его ночным кошмарам, а Даша от неожиданности едва не свалилась с высоченного стога на землю. Беркут едва успел поймать рыжень-кую за руку, и принялся успокаивать:
      - Не бойся, со мной такое бывает! Но тебе нечего меня бояться.
      - Но во сне ты орал на меня! - сквозь дрожь упрекнула рыжая. - Называл по имени и страшно злился.
      - Я?! Тебя - по имени? - сперва опешил мужчина, затем попытался как-то оправдаться: - Понимаешь, это я звал не тебя... Просто... Просто её тоже звали так же...
       - Кто она была? Почему ты так кричал на неё?
      - Послушай, я сейчас тебе всё объясню. - Но для начала мужчина ласково обнял дрожащую от страха и холода девушку, прижал к себе, чтобы согреть. Солнце ещё не встало. Сырая прохлада пробирала до костей. Вокруг всё застлал непроницаемой пеленой туман. Пахло отчего-то болотистой сыростью. И ещё чем-то, едва уловимым... Всё случилось, само собой. Голова пошла кругом от этой влажной болотистой свежести, жаркого духа её волос, запаха юного тела. От фантастической близости юного тела, дурманяще-го запахом полыни! Её тёплые мягкие губы лишь в первые мгновения были немного напряжёнными, а потом вся она стала очень податливой в его руках, будто разогретый пластилин. Словно была готова к этому и лишь ждала, когда взрослый мужчина уверенно распорядиться её юной плотью. Сжимая маленькую грудь, он удивился, как хорошо и удобно она легла ему в ладонь, будто самой природой предназначена ему. Эта гордячка, ещё недавно казавшаяся неприступной, теперь была абсолютна покорная его воле, казалось, она позволит делать с собой всё... И вдруг тихо вскрикнула, когда он попытался овладеть ею.
       "Связался чёрт с младенцем!" - мгновенно очнулся Беркут, решив, что лёг с девственницей. Какая уж тут страсть! Получает-ся, что похотливый старый развратник воспользовался неопытно-стью годящейся ему в дочки девы и решил совратить её, запудрив дурочке молодые мозги, - вот как это выглядело со стороны! "Ну что ты уставилась на меня безумными глазами раненой оленихи! - хотелось ему воскликнуть в своё оправдание, - я же не знал!". Павел снова попытался стать нежным, да не тут-то было! Оказалось, что он старый дуралей всё перепутал. То есть быстро выяснилось, что рыжая кошка отнюдь не невинна, и кое-что понимает в сексе. Более того, в этой девчонке дремал вулкан, который он разбудил.
      - Иди сюда, дурачок, - ласково позвала она сама его, когда он стыдливо отшатнулся от неё. - Иди ко мне! Чего ты испугался?
       В темноте послышалось прерывистое дыхание. Затем по ее телу пробежала дрожь, отдавшись в нём легким ознобом. Перехватив инициативу, рыжая быстро вернула его увядшему мужскому инструменту работоспособное состояние. При этом активно работающей не только языком и губами выдумщице вскоре стало так жарко, что часть сброшенной одежды полетела на землю. Заводная малышка с удовольствием экспериментировала, смело беря инициативу на себя. Иногда это выглядело неловко, порой забавно, но в целом оказалось просто потрясающе. Беркут тоже очень старался доставить партнёрше максимум наслаждения и жадно вслушивался в её стоны, и лишь жалел, что в предутренних сумерках не может видеть всех подробностей её юного тела...
      
       ...- Уф, словно на американских горках час каталась! - промурлыкала удовлетворённая малышка, потягиваясь на спине. - Ты оказался очень милым. - Она тихо засмеялась и принялась что-то рисовать пальчиком по его лицу: похоже её рысьи глаза отлично видели и в темноте, как и положено коварной кошке.
      - Ты такая вся.., - он сделал паузу, подыскивая нужное слово, - сладкая, как рахат-лукум.
      - А у тебя много морщинок, - объявила она, не обратив внимание на пошлый комплемент. - А вот эти складки на переносице и в углах рта сильно тебя старят. Ты должен научиться относиться ко всему проще, иначе скоро превратишься в одного из постояльцев нашей богадельни.
      - Это нормально, я ведь тоже почти старик.
      - Ну и что. У тебя лицо воина и мудреца, и крепкое тело. А этот шрам над правой бровью...мне кажется, с ним связан какой-то подвиг. Я никогда не влюблялась в бицепсы или в смазливую мордашку. Поступок! Вот что для меня всегда было самым привлекательным в мужчине.
      - Да какие у сантехника подвиги! - усмехнулся он. - Просто мальчишкой залез с пацанами в чужой сад, там нас сторож шуганул. Когда со страху обратно перебирался через забор, распорол бровь колючей проволокой, хорошо, что глаза не лишился... У меня было нормальное детство: лазали по деревьям, через заборы в соседские сады. Я был шпана шпаной. Помню, однажды с пацанами ограбили единственную на весь район телефонную будку, она стояла на площади, аккурат напротив резиденции председателя совхоза. Вытряхнули из аппарата целую кепку - полкило двухкопеечных медяков - не ради денег, конечно, ради цыганистого пацанского удальства. Но прогулять добычу не успели. Мама потом месяца два мыла участковому кабинет, чтобы меня "отмыть".
      - А шрамы от ожогов на плечах и спине?
      - На юге пережарился на пляже, - брякнул он первое что пришло в голову.
      - Хватит зубоскалить, врун! - сделала вид, что обиделась Даша.
      - Ей богу! Нет, если ты так хочешь, то я сейчас что-нибудь придумаю. Например, про то, как я красну дЕвицу из огня вынес и опасного преступника задержал, после того, как он меня финкой по брови успел полоснуть. Но ты ведь сразу поймёшь, что я заливаю.
      - Да, враль из тебя посредственный, Ромео, - согласилась Даша. - Но всё равно мне всегда нравились именно мужчины в возрасте. А ты мне сразу приглянулся. Когда я чувствовала во сне рядом чужое немолодое дыхание мне не было противно, ты словно мне вовсе и не чужой. К тому же у тебя сильное тело, а сколько тебе лет, - какая разница!.. И это даже хорошо, что ты простой работяга. А был бы "крутым" - не таким милым, застенчивым и тактичным, - был бы, как все они.
      - Кто это "они"?
      - Мужики. Особенно те, кто рожей немного покрасивше обезьяны будет - уверены, что все бабы должны млеть от счастья, поймав на себе их оценивающий взгляд. Терпеть не могу таких "тупиков"!
      - Это ты про своего Костика?
      - Никакой он не мой! Я тебе уже это говорила.
       Но вместо того, чтобы ещё больше на него рассердиться, Даша доверчиво теснее прижилась к нему обнажённым телом: юная кожа её была идеально гладкой, словно фарфор, и при этом мягкая, и нежная, как и её ласки. Но в ответ на свою нежность юная любовница желала услышать, почему он всё-таки решил приехать к ней, разве так уж сложно найти подружку у себя в Москве?
      - Ты напоминаешь мне одного человека, - откровенно признался он. - Ты словно реинкарнация моей прошлой жизни. Будто встреча с той, которая была молода и жива, - это очень сложное и сильное чувство.
      - Это её ты звал во сне?
      Он кивнул и проговорил задумчиво:
      - Да... Странно, что тебя тоже зовут Дашей. Поразительно! Ты даже внешне на неё похожа. Она была моя первая любовь, мы вместе росли. Потом я уехал из родного села, и так получилось, что встретил другую.
      - Значит, ты обменял любовь на столичную прописку и колбасу? - хрипло подытожила рыжая, кусая губы. Её зелёные глаза перестали излучать мягкий свет. Ангельское сияние сменилось в них дьявольскими искрами. Она полезла в карман сброшенных с себя джинсов за пачкой сигарет. - И что с твоей любовью стало дальше?
      - Та Даша погибла, - без утайки ответил он.
      - Хм, вот как, - неприязненно хмыкнула рыжая, и щёлкнула зажигалкой, прикуривая, - нисколько не смущаясь, что под ними стог сена. - Ведь она убила себя из-за твоего предательства, верно?
      - Просто произошёл несчастный случай, - не в оправдание себе, а лишь выкладывая всё как есть, пояснил он.
      - Но мысли о ней всё равно не дают тебе жизни? - будто ковыря-лась палочкой в ране рыжая, буравя его безжалостным взглядом. - И если бы тебе представилась возможность всё вернуть назад...Поэтому-то ты приехал ко мне, Павлик? Тебе ведь необходимо, чтобы девушка, чьё лицо снится тебе по ночам, сказала тебе в глаза, что прощает тебя?
      
       ...Рыжая разглядывала его в упор, подперев голову рукой, а он, завалившись на спину, жадно хватал ртом воздух и яростно раздирал себе ногтями грудь, словно желая вытащить внезапно почти парализовавшее его резкой болью сердце. Где-то темноте, в кармане сброшенной одежды остался пузырёк со спасительными капсулами, только они могут помочь справиться с внезапным приступом. Но спасение принесло лёгкое прикосновение женской руки к его груди. Нежно поглаживая его, рыжий ангел ласково зашептала:
      - Успокойся, милый. Я больше не злюсь на тебя. Тебе не о чем больше переживать. Я люблю тебя. И всегда любила. И ни в чём не виню. Ведь ты тоже всегда любил меня. Я это знаю, и всегда знала. В том, что произошло, нет ни грамма твоей вины. Просто так сложились на тот момент обстоятельства. И забудем об этом. Главное, что мы снова встретились. С этой минуты всё у нас будет очень хорошо...как прежде.
       Задыхающийся мужчина перестал дёргаться и судорожно вздохнул полной грудью, блаженно ощущая каждой клеточкой своего тела наступившее облегчение - боль быстро стихала, словно растворялась во влажном утреннем воздухе.
      
      Глава 39
       - Мне на работу только через двое суток: у меня как раз два дня отгулов скопилось. Ты сможешь задержаться?
      - Угу, - с улыбкой кивнул он, поправив своей спутнице сбившуюся на глаза чёлку. Автобус был набит битком, потому что по расписанию ходил в этом направлении лишь раз в сутки. В салон ЛиАЗа, рассчитанного на сотню пассажиров, набилось раза в два больше; люди буквально висели друг на друге, привычно вынося тесноту и тряску разбитой дороги и беззлобно понося эту власть и осточертелую жизнь. Основной лейтмотив: в космос летаем на зависть всему миру, а нормально отремонтировать дороги не можем.
       Рядом с Беркутом негромко разговаривали два мужика.
      - Мне вчера в стоматологической поликлинике доктор пальцем тычет в снимок и объясняет: "вот это ваша верхняя челюсть, на ней два зуба осталось, остальное протезы", - жаловался один из них своему приятелю. - А я ему: "Да знаю я всё! А внизу у меня вообще ни одного родного". Помню первый удалили в тот самый год, когда мы запустили первый спутник в космос! А после того раза мне каждый год по пять-шесть зубов удаляли, потому что лечить я ещё больше боюсь, чем рвать. Но и дёргать тоже страшно, потому что анестезия в поликлинике такого хренового качества, что больше напоминает пытку в кресле гестапо. И вот обида меня берёт, Федь. Нам ведь по телеку про всякие славные достижения страны - про битву за урожай и про космос - каждый день поют, так я ведь в принципе этому только рад. Только почему даже обыкновенной туалетной бумаги в магазинах никогда не бывает, а в поликлиниках не могут нормально зубы обезболить?
      - Это ты прав, Боря! - горячо согласился собеседник правдоиска-теля. - Я чем идти на муку к нашим зубным врачам, лучше сам. Помню, сижу я дома у себя перед дверью на кухню, а перед этим сделал из нитки петлю и себе на больной зуб накинул, а другим концом к дверной ручке двойным узлом привязал. Сижу и жду, когда, значит, старший брат рванёт дверь с другой стороны. Терпеть боль уже мочи не было, но знаю, что заморозка у стоматолога вообще никакая, отчего страх перед его креслом сильнее, чем перед дверью. Тоже, помню в тот день Юрий Гагарин как раз полетел в космос, - по радио утром объявили. Жил я тогда в Саранске, за окнами все радовались тому, что живут на родине первопроходца космоса. А я сижу и трясусь от страха и мычу от боли.
      - Нет, к космосу у меня претензий нет, Федь, - будто возразил себе и приятелю тот, который из них был Борис. - Претензии у меня к власти, которая считает, что всё, что касается нужд простого человека, является вторичным, главное - мощь государства, чтоб все нас боялись и уважали. Почему ракеты и танки важнее моих зубов и туалетной бумаги, ответь мне, Федь?
      - О, это ты прям в точку, Борь! - заволновался приятель. - И обезболивающее у них дерьмо, и пломбы из простого цемента ставят, так что через полгода рассыпаются. Вон мне сосед рассказывал, который в ГДР служил, что их немецким работягам зубы без всякой боли их немецкие врачи лечат, и пломбы чуть ли не с пожизненной гарантией ставят! А почему?
      - Почему? - заинтересовался тот, который был Боря.
      На что приятель ему пояснил:
      - Да потому что у них...своей космонавтики нет!
      - Так им и не надо! - зло усмехнулся первый мужик. - У фрицев экономика в первую очередь для людей работает.
      - А у нас - для космонавтов! - прыснула подслушавшая их разговор баба с рюкзаком на спине. - Только им - космонавтам, да начальству разному и живётся хорошо у нас на Руси.
      - Что же это будет за жизнь, и что это будет за народ, если люди перестанут стремиться к звёздам?! - задетый за живое, не удержался Беркут.
       Мужики по соседству странно на него покосились, затем один из них, тот что был Боря, враждебно поинтересовался:
      - У тебя "белочка" видать разыгралась, мужик, раз тебе в этом сраном автобусе ещё какие-то звёзды мерещатся.
       По их хмурому виду Беркут понял, что дал маху, решив что-то объяснить этим озлобленным на жизнь людям, и отвернулся к своей спутнице.
       - У тебя когда поезд? - озорно сверкая глазами, с ангельским лицом поинтересовалась Даша. Со стороны она выглядела этаким невинным ангелочком, и только ему одному были заметны резвящиеся чертенята в её глазах. Они стояли в проходе, тесно прижатые друг к другу. И вскоре он перестал замечать окружаю-щую толчею и вообще что-либо вокруг себя, ибо юная проказница принялась тереться низом живота о его колено, ритмично так. Сначала незаметно, а потом всё отчётливее. Павел опешил. С ума можно сойти от такого танца любви. А главное: люди ж вокруг! А он то раньше считал, что провинциальные девушки сплошь застенчивы и робки... Думал - наивный, что они трепещут от одной лишь мысли о близости с мужчиной. Здесь же полная раскованность, поразительный пофигизм. И при этом на лице-то, на лице у неё - просто комсомольская чистота и скромность!
       Первая его реакция: "коммунист и офицер Павел Беркут не должен поддаваться на провокацию!". Он даже с опаской попробовал немного отстраниться, но в такой толчее не слишком-то отодвинешься. Рыжая же оказалась очень заводной, опасность только подстегивала и щекотала ей нервы.
       "Так может хватит брюзжать, словно старый пердун, которому просто ничего другого уже в жизни не осталось, кроме ханжеской "принципиальности" престарелого импотента? Расслабься, мужик! И получай удовольствие, раз тебе так подфартило! - сказал себе Беркут, распуская сжатые в комок мышцы. - Может, это твои последние денёчки на Земле".
      - Теперь это уже не имеет никакого значения, - ухмыльнулся он в ответ, охотно вступая в рискованную игру. Тем более, что забава казалась поопасней выхода в открытый космос - того и гляди застукают с вздыбленным членом и объявят извращенцем. От толчков на неровной дороге она склонилась к нему ещё ближе, так, что он почувствовал её жар. А она - зажигалка! Повезло же ему!
      - А тебя не хватятся на работе?
      - Обязательно хватятся! - теперь уже напропалую дурачился Беркут, ещё недавно привыкший быть всегда солидным и положительным. Зато ему нынешнему - такому вот маргинального вида "красавцу" с фингалом под глазом, в линялых трениках, как говориться, "способному на любое свинство", - такое поведение было вполне "простительно".
      - А как же? - удивлённо вскинула брови Даша, а у самой явно перехватило дыхание от его "встречных" ласк: лицо покраснело, ноздри раздулись, стоит кусает губы, уже буквально падает ему на грудь. Беркут подхватил её подмышки, там было мокро.
       Какой-то сердобольный старичок решил, что молоденькой пассажирке плохо от духоты и вскочил со своего места, обратив-шись к Беркуту:
      - Что же вы, папочка, посадите скорее дочку, пока она не хлопнулась в обморок!
       Но тут кондуктор простуженным голосом объявила: "Свино-едово!".
      
      Глава 40
       ...Даша стояла на остановке, пошатываясь и отдуваясь; Беркут поддерживал её под сочувственными взглядами пассажиров за пыльными окнами. Но едва автобус отъехал, как оба, словно по команде, начали хохотать.
      - Ну ты даёшь! И что за дурацкое название "Свиноедово"? - сквозь смех недоумевал он. - Это что - намёк на нас с тобой?
      - Нормально, папочка, - пожала плечами Даша, и со свойственной молодости категоричностью завила: - Мы не большие свиньи, чем все. У большинства людей все их пороки и недалёкость ума выведены прямиком на лицах. Посмотришь вокруг, а у этого на лбу печать "хам", у той "сплетница и ханжа". Так что мне на них плевать.
      - И всё же ты даёшь! Я и не знал, что ты такая... - он запнулся, подыскивая слово.
      - А какая я, ты думал? - озорно прищурилась малышка. - Я умею становиться такой, какой ты захочешь. Скоро ты это поймёшь.
       Немного отдышавшись, они вошли в дубраву. Вскоре выясни-лось, что никакой свинофермы поблизости нет и отродясь не бывало, сплошь леса. А странное название объяснялось обилием желудей под ногами, до которых очень охочи дикие кабаны, а вот их тут, по словам рыженькой, видимо-невидимо.
       Было безветренно, осенний лес замер в задумчивом оцепене-нии. Абсолютная тишина, какую ни за что не услышишь в городе. И умиротворение. Сюрреализм. Бесшумно падают жёлтые листья...
       Только рыжей плевать на всю эту лирику, она снова начинает болтать:
       - А ты вообще-то не похож на сантехника, я к тебе пригляделась.
      - А так? - он шутливо надвинул себе засаленную кепку на глаза.
      - Не-а - всё равно с недоверчивой улыбкой мотает она головой.
      - А вот так? - он скорчил физиономию "под пьяницу".
      - Нет. И не старайся. У тебя взгляд другой.
      - Что-что? - непонимающе морщит он лоб.
       На этот раз Даша заговорила вполне серьёзно:
      - Взгляд у тебя живой, умный, от него сила идёт. У большинства взгляд - притушенный жизнью. Обрати внимание: люди после 35 лет уже будто наполовину живые, лица скучные, а у тебя в глазах жизнь. Хотя тоска тоже, но и жизнь... И я готова поверить в то, что у тебя до сих пор "детство в одном месте играет". Уже наполовину седой, а всё приключения себе ищешь на одно место! Наверное, на мотоцикле до сих пор любитель погонять? Носитесь как угорелые на своих драндулетах на бешенных скоростях - под сотку и выше! А в твоём возрасте, Ромео, между прочим, кости уже не так хорошо срастаются.
      - А на молодых богинь мне ещё не поздно заглядываться, "доктор"? - шутливо осведомился мужчина.
      - Это лекарство вам полезно! И вам повезло, больной, ведь я не просто богиня, а со среднемедицинским образованием, - Даша взглянула свысока. - Будете принимать процедуры под моим профессиональным руководством по курсу омоложения старичков.
       Они шли сквозь лес узкой просекой. Сбоку в чаще затрещал валежник под чьими-то ногами. Даша испуганно ойкнула и спряталась за спину спутника. Но вместо здоровенного мохнатого секача с острыми клыками из чаши появился мужичок невысокого роста, из-под широкого козырька кепки выглядывает маленькое морщинистое личико, потемневшее от старости и загара с наростами-бородавками на щеках и подбородке. Этакий человек-гриб. Но главная странность в его облике, - это здоровущий деревянный могильный крест, который "мужичок-боровичок" зачем-то пёр на собственном горбу сквозь чащу. Будь у него в руках корзина с грибами или ягодами, они бы поприветствовали случайного грибника и пошли своей дорогой, а так оба остолбене-ли от неожиданности. Даже поздороваться забыли.
      - Не поможешь дотащить, дочка? - остановившись передохнуть, обратился мужичок-сморчок отчего-то к Даше. При этом он будто не заметил её плечистого спутника. Получив вежливый отказ, мужичок грустно вздохнул, крякнул, взваливая свежеструганный крест на плечо; пересёк просеку и скрылся за деревьями.
       Пару километров шли молча, пока Даша не вспомнила, что будто бы в нескольких километрах отсюда должен находиться старый погост, но там давно никого не хоронят, да и деревень в округе не осталось...
      
       Идти оказалось не близко. Поэтому сделали остановку. Привал сам собой перешёл в занятие любовью. Вернее, это была спонтан-ная животная страсть. Он завалил её и, лихорадочно сорвав трусы, вошёл в нее, она вначале ошалело утихла, а через некоторое время уже постанывала, вскидывая животом... Беркут ощущал, как юная партнёрша будто всасывает его член в себя, словно в какую-то гигантскую воронку, некий потрясающе эротический Гольфстрим. Влагалище у нее было роскошным, тесным, выделявшим обильный сок, отчего он необычно скоро начал ощущать приближающийся оргазм, так что пришлось сдерживать себя.
       Зато развратная рыжая кошка, оторва, звереныш в порыве страсти начала слегка покусывать его. Ему же нравилось целовать ее за ушко, отчего она истерически взвизгивала и вскоре кончила, содрогаясь всем своим худым тельцем.
       Потом они долго лежали, глядя сквозь качающиеся кроны деревьев в бездонное небо. И беспечно болтали, словно ровесники, легко понимая друг друга. Потом она села в позу лотоса, свернула самокрутку из газеты (сигареты у неё в пачке давно закончились). Раскуривая самодельную папироску, заправленную бог весть знает какой травкой, подружка восторженно рассказывала ему про каких-то местных рок-музыкантов, которые своей музыкой перевернули сознание её поколения, так что теперь им плевать на всю ту идеологическую блевотину, которой пытаются кормить молодёжь газеты и телевидение, а также комсомол. Теперь, мол, она живёт только музыкой, сексом и поэзией андеграунда. При этом в пальцах рассказчицы тлела самокрутка из газеты, в которой регулярно печатались статьи про Беркута и с его портретом...
       Павел слушал и пытается её понять. В ней была своя особенность - легкость. Она легко смеялась и грустила. И быстро снова становилась весёлой и беззаботной. Именно этого качества ему всё больше не хватало. Особенно теперь, когда "на носу" "полтинник", и он чувствует себя свихнувшимся от любви. Между тем, в завязавшихся между ними отношениях всё изначально непрочно, зыбко. То, что она повстречалась ему - его громадное везение, и ужасная шаткость его положения. Когда женщина так неприлично юна, когда на первом месте у неё, в силу возраста и особенностей физиологии, стоят ее чувственные ощущения, когда все ее поступки диктуются ее сексуальной природой, она обречена на измены. И ничего с этим поделать нельзя. Такой женщине неинтересен один мужчина. Ей нужны все сразу. Речь не о групповом сексе. Ей, в силу почти детской любознательности, хочется попробовать плоть и душу самых разных мужчин. Сейчас её особенно интересуют взрослые мужчины, но это любопытство легко утолить. И когда их мимолётная интрижка закончится, она быстро, с лёгкостью подберёт ему замену. И следующий её партнёр, которому она так же будет упоённо рассказывать про рок-музыку и неформальную поэзию, вероятно будет намного моложе. От таких мыслей Беркуту становилось не по себе. Тревога и раздражение мешали наслаждаться моментом, и он как мог пытался гнать их прочь: "Что толку сожалеть о завтрашнем дне? Если скоро для меня вообще всё может закончиться" - такое объяснение помогало выбивать из головы неприятные мысли. А вот о Вике он не вспоминал. Будто и не было у него жены. И вообще никакой иной жизни "до"...
       Приняв папироску из рук подруги, Беркут в первый раз затянулся с опаской, голова пошла кругом, но после третьей затяжки потянуло на разные философствования: "Беда в том, что большинство из нас внутренне несвободны, и даже не осознают, что рабы тысяч условностей - размышлял он, в странном "сне наяву", с лёгкостью подвергая критическому анализу вещи, в которых прежде не смел усомниться даже во сне. - Не даром говорят, что лучший раб тот, кто по своему неведению осознаёт себя свободным. Такими "зомби" нас делает общество, навязанная с пелёнок ханжеская мораль. Вот миллионы людей только тем и занимаются, что с детства строят стены собственной тюрьмы. Так нас воспитывают, - что жить по-другому аморально. В прежние времена этим занималась церковь, разные "знатоки жизни" - писатели и философы, погрязшие в собственных психологических проблемах. Нынче же людям с младых ногтей начинает промывать мозги пионерия, комсомол, потом партия...Несвободными затюканными массами проще управлять, а осмеливающиеся жить собственным умом одиночки-бунтари быстро выбраковывают-ся...".
       Отдохнув четверть часа, они шли дальше, пока между деревьев не появилась синева озера.
      
       По другую сторону дикого озера, берега которого густо заросли камышом и осокой, в окружении высоких сосен стоял одинокий бревенчатый домишко. Но до него ещё пешедралом по берегу километра два. Пока шли что-то попало ему в ботинок, стало мешать идти, пришлось разуться. К своему удивлению под левой пяткой Павел обнаружил крохотный камешек правильной овальной формы, напоминающей яйцо диковинного перламутрово-дымчатого цвета с зернистыми блестящими вкраплениями и голубыми прожилками. Чудно. Откуда среди налипшей к подошвам грязи взялось это чудо, похожее на речной жемчуг? А, впрочем, не было бы этой "материальной", сугубо земной грязи, не родилось бы и такой причудливой красоты...
      
       ...И вот за елями показался бревенчатый угол избы, заросший лишайником. Павел с интересом рассматривал вблизи возникшую на фоне соснового бора хижину, и сад, и гамак под грушей, баню, грядки картошки и укропа.
      - Надо разбудить дом после долгого отсутствия, - предложила Даша, когда они подошли. - А я пойду посмотрю, как там баня.
       На двери нет замка, только в ушки продета веточка от незваных лесных гостей. За порогом его встретил таинственный полумрак и тишина, которую лишь усиливало поскрипывание половиц. Это была так называемая "курная изба", каких уже почти на встре-тишь на Руси. Срубленная по старинным заветам она не имела дымохода, а топилась по-чёрному. Наверху имелось специальное отверстие - дымоволок. Потолок был высокий - располагался на высоте примерно трёх метров от пола и выглядел закопчённым, но стены и низ избы остались чистыми. Так что обитателям жилища не приходилось жить в клубах едкого дама.
       В центре горницы стоял грубо сколоченный стол, на нём керосиновая лампа и старинный самовар. Немного привыкшие глаза отметили, что тут прибрано: чувствуется, что молодая хозяйка периодически наведывается сюда.
       Потом он залюбовался тихой красотой вечера через затянутое паутиной оконце. Где-то за лесом угасало солнце, тени от деревьев протянулись от опушки почти к самому дому. С перерывами начинала петь прощальную песню уходящему дню какая-то птица в глубине чащи.
       За окном появилась Даша - уже в лёгком ситцевом платье, волосы распущены. Скинув обувь, она с величественной простотой ступала босыми ногами по ковру из мягкой травы. Войдя в дом, хозяйка внесла икону. Большую и тяжёлую на вид. Повесив её в красном углу, стала что-то тихо говорить и креститься лику, взирающему на неё с потемневшей от времени вековой доски.
       Павел успел уже соскучиться и попытался обнять юную хозяйку лесной заимки, однако чудачка вырвалась и выразительно кивнула на сурово белеющие из красного угла глаза православного святого.
      - Нет, при нём нельзя... Пойдём лучше поможешь мне растопить баньку.
      
       Птичье щёлканье раздавалось теперь по всей округе. А у самой воды на склонившимся к озёрной глади дереве Павел заметил аиста на гнезде.
      - Раньше их тут не было, - рассказывала по пути очистившимся от хрипоты на чистом лесном воздухе голосом Даша, - но однажды я заметила, как большие птицы кружат над спиленным деревом. Им надо было куда-то присесть, и папа смастерил для них гнездо из железных прутьев. Я тогда ещё совсем девчонкой была. Помню, отец долго устанавливал гнездо на дереве - аистам понравилось. С тех пор стали прилететь. Папы уже нет в живых, а они вон живут.
       В предбаннике ароматно пахло яблоками и сушёными травами. И повсюду заготовленные штабеля дров. Надо лишь растопить ими каменку в парной. Павел азартно принялся за дело.
      
       Глава 41
       В парной Даша легла животом на широкую доску, он стал хлестать её веником, любуясь обнажённым телом. У неё точёные формы, бёдра не широкие, зато ягодицы кругленькие и крепкие, словно орешек, кожа упруга, бархатная и белая в золотистых веснушках, словно обсыпанная звёздной пылью.
       ...Выбежав из баньки первой в клубах пара, Даша изящной рыбкой нырнула в воду. Следом и Беркут разбежался по дощатому мостку и, лихо перевернувшись через голову, плюхнулся в ледяную купель, от которой на мгновение дух перехватило. Но за шоком наступило блаженство. Будто заново родился. Главное, что сердце и не думало болеть от такой перегрузки. Выходит, вот он его "секретный" допинг! Достаточно было начать жизнь своей жизнью, как молодость и здоровье сразу сами вернулись. Балдея от ощущения полной гармонии, Беркут беспечно плескался, рассматривая застывшие в задумчивости огромные дубы-великаны на берегу, а проказница отчего-то не спешила присоединиться к нему. Вдруг стало как-то очень тихо.
       Однако, её исчезновение начинало тревожить мужчину, ведь не может же человек так надолго задержать дыхание. Для такого "фокуса" нужно специально долго тренироваться. А если она ударилась головой о корягу!
       Когда волнение переросло в панику, Беркут принялся нырять, обшаривая дно в том месте, где она нырнула. Пока случайно не заметил лёгкое движение сбоку. Довольная устроенным розыгры-шем проказница тайком наблюдала за ним из зарослей камыша, оставаясь по самые глаза в воде. Настоящая русалка! Хитрая и жестокая. Медного цвета волосы, словно водоросли, прилипли ко лбу, рысьи глаза - даже на таком расстоянии заметно, - как сверкают по-детски жестоким любопытством.
       "Ну я тебе покажу!" - рассердился мужчина. Продолжая делать вид, что не замечает плутовку, он снова нырнул, скрытно преодолел под водой разделяющее их расстояние, и внезапно вынырнув в фонтане брызг у неё за спиной, подхватил на руки.
      - Попалась, шутница!
       Даша завизжала, задрыгала ногами. В лесных, голубых, васильковых её глазах по-прежнему сверкало озорство. Беркут стал жадно покрывать поцелуями её прохладное тело, ему хотелось везде прикоснуться губами, ощутить волнующий аромат, запомнить биение пульса в углублениях её шеи. Странное чувство, будто боялся что-то упустить. И вдруг покрылся испариной, увидев у неё на шее, в том месте, где всегда был повязан изящный платочек, рядом с крупной родинкой в форме сердечка, пересека-ющий шею длинный страшный шрам. Вероятно, из-за того, что тут были повреждены связки, она и держала голову всегда немного склоненной к плечу.
      - Кто это сделал?
      - Любимый - спокойно ответила Даша.
      Он слегка провёл пальцами по шраму, она вздрогнула, но не отстранилась, тогда Беркут бережно взял в свои большие ладони её лицо и произнёс, глядя в доверчивые глаза:
       - Звёздная ты моя девочка, клянусь, что не дам тебя никому в обиду. Порву за тебя любого!
      - Ты это сможешь... - её пристально всматривающиеся в него зрачки дрогнули. - У тебя глаза невероятно небесные, но в них временами появляется дикий огонь - такое сочетание ангела и варвара. С тобой мне и хорошо, и отчего-то страшно...
       ...Даша стояла на четвереньках, подложив себе под колени полотенце, и, вцепившись руками в край скамьи, охала и вскрики-вала. А он сзади крепко держал её за бёдра и "парил" так, что вздохи о стоны скоро перешли в яростные сладострастные крики. Оглядываясь на крепкого седовласого атлета, малышка рычала, словно пойманная рысь, и выкрикивала грязную похабщину, разжигая в себе похоть. Энергично подмахивала ему упругим задом, крепкие ягодицы бились о его живот. Вращая тазом, она дрожала, приближаясь к экстазу. А он словно дразнил её. В тот момент, когда партнёрша уже готова была кончить, мужчина неожиданно выходил из неё и начинал целовать ей спину, мять небольшую упругую грудь. А потом снова врывался в неё и доводил почти до самой точки взрыва, но вовремя останавливал-ся...
       Потом пришла её очередь мстить. Усевшись сверху, она раскачивалась на нём, раззадоривала... И останавливалась, ожидая пока он остынет. Потом снова возобновляла танец... Оба разгоря-чённые, охваченные животной страстью, они изнемогали от наслаждения, но всё оттягивали экстаз, и кажется готовы были любить друг друга хоть до утра...
      
      Глава 42
       Павел проснулся первым и долго любовался на спящую рядом подругу. Сон её был по-юному безмятежен и от того прекрасен, смятое покрывало немного сползло, приоткрыв прекрасную грудь. Беркут снова поймал себя на мысли, что влюблён, как мальчишка, у него словно крылья выросли.
       Осторожно поднявшись, он на цыпочках, стараясь избежать скрипа старых половиц, прокрался к двери, и выскользнул на улицу. Нарождающийся день обещал быть солнечным, стояли благословенные денёчки бабьего лета. Утреннее небо было нежно-голубое. Всё вокруг в золоте и багрянце. Сорванные листья кружатся от тёплых порывов ветра, по озеру пробегает рябь...
      
       Сидя в "позе орла" над очком уличного сортира, Беркут сквозь щель между досками продолжал любоваться пейзажем, пока не заметил кусок собственной физиономии на обрывке газеты, которая предназначалась для подтирания задницы, однако ничуть не расстроился таким кощунством. Лишь ухмыльнулся: "Вот она - цена славы!". Любуясь собственным портретом на первой полосе "Правды" или "Известий", всегда полезно помнить, что за отсутствием в стране туалетной бумаги через пару деньков миллионы сограждан просто подотрутся твоей самодовольной физиономией. Или в лучшем случае пустят твою знаменитую морду на утепление оконных рам, либо набьют в промокшие ботинки для просушки...
      
       Берега озера заросли почти в человеческий рост изумрудной растительностью. Заросли волнуются под ветром, серебрясь росой. И над этим разнотравьем поднимается пар, источающий пряный запах земли и травы. Над водой стелется дымкой туман. Воздух такой восхитительный, что не надышаться, аж голова кругом. Этот воздух хоть в баллоны закачивай и отправляй на экспорт жителям Токио, Нью-Йорка и других до предела загазованных мегаполисов Запада...
       Заплыв на середину озера, мужчина перевернулся на спину. Через некоторое время ощущение тела стало не столь отчётливым. А вокруг всё то же безмолвие, берега застелило пеленой тумана, ты будто в вакууме, словно паришь в пространстве, где-то даже напоминает выход в открытый космос. В голове легко и свободно - никаких мыслей, словно ветерок гуляет... Лишь к озёрной свежести будто подмешивается специфический запах, видать поблизости болото. Но даже он казался ему райским, напоминал полынный запах степи, напоминал о её волосах. Улыбка счастья появилась на лице мужчины, стоило ему вспомнить, что совсем рядом спит великолепная обнажённая женщина. Девушка-мечта. И в запасе у них ещё целых два дня!
       Настроение подпортила нелепая мыслишка: "А вдруг ничего этого нет? Вообще ничего... Ведь сам же говорил недавно проводнице своего вагона, что не бывает на свете абсолютного счастья. Разве что во сне. Вот проснёшься сейчас и выяснится, что ничего на самом деле нет - ни озера, ни избы на берегу, ни спящей в ней обнажённой девушки! А есть лишь фантом, призрак, сотканный из воспоминаний...".
       Не то, чтобы он совсем уж поддался глупому сомнению, однако всё же быстро поплыл к берегу...Даша проснулась в тот момент, когда он входил в неё. И сонная, ещё не вспомнившая где она, и кто на ней, принялась невнятно бормотать какую-то ерунду. А он, улыбаясь закрывал ей рот поцелуями, и погружался всё глубже в быстро влажнеющую теснину...
      
      Глава 43
       Они были тут словно первые люди - Адам и Ева, и больше не единой души вокруг. И нет никакой Москвы, никаких обяза-тельств, никакого Байконура и ждущей его там ракеты!
       - Ты понимаешь, у меня столько сил и энергии, я чувствую, что столько ещё могу всего сделать. Но сердце, - как двигатель в старой машине - не тянет, - признался он. - Эх, вот бы дать старому мотору основательный капитальный ремонт, и можно хоть ещё лет тридцать никаких забот не знать! Только тут механик нужен очень квалифицированный.
       Юная волшебница провела ладонью по его груди, отчего словно прохладным ветерком повеяло.
      - А ты часом не колдунья с дикого озера? - спросил Беркут, задержав её чудесную руку у себя на сердце.
      - Боишься, что приворожу? - сверкнула колдовскими глазами рыжая бестия.
      - Напротив, уповаю. Я ведь "испечённый" рахитик.
      - Это как?
      - В раннем детстве болел рахитом. До четырёх лет ходить не мог. Как-то меня ползавшего по двору возле дома едва не загрызла напавшая на меня свинья. А у нас в станице главным медиком на всю округу был знахарь. Он-то и порекомендовал моей матери запечь меня-"ползунка" в печи по особому рецепту. Тут-то такой печи нет, а у нас в хате была здоровенная русская печь на пол избы. Делая как велено, мать обмазала меня ржаным тестом, сверху обвязала лопухами да тряпками и на деревянной лопате, которой "сажала" хлеба, словно каравай, сунула сынка в прока-лённую русскую печь, продержав там, пока досчитала до ста. Сколь ни странно, но знахарский метод, как видишь, сработал! Здоровья хватило почти на полвека.
      - Починим мы твой мотор, - проворковала Даша, и как-то по-особенному взглянула ему в глаза.
       Прошло минут сорок. От переизбытка чувств, выходя из воды на берег, мужчина подхватил подругу на руки и принялся вальсировать, а потом ещё присел тридцать раз, демонстрируя силу, и лишь только тогда вдруг снова вспомнил про предатель-ские приступы, и стал тревожно вслушиваться в себя, одновремен-но прикидывая успеет ли в случае чего добежать до оставшегося в бане пузырька со спасительными пилюлями. Но как ни странно после столь резкой нагрузки в груди не появилось даже намёка на боль. Вот так фокус?! Объяснения этому у него пока не было, только приятное изумление.
      
       Накупавшись, они сидели на небольшом дощатом причале и болтали ногами в воде. На поверхности озера играло солнце. Даша, меланхолично говорила, что фактически выросла тут, мать умерла рано, папа же был лесничим, почти целыми днями пропадал в лесу. И всё равно её детство было счастливым, она с благодарностью вспоминает отца.
      - Тут всё напоминает о нём. Но после его смерти за домом надо присматривать, а вырваться сюда получается не так часто.
      - Не боишься одна в лесу?
      - А я не одна, - на полном серьёзе ответила чудачка, и стала говорить об иконе, что отец, как и дед взял её с собой на фронт и сразу попал под Сталинград: не единожды поднимался в атаку, надев икону на грудь поверх шинели. - Там для этого есть сыромятный ремешок. И ни одна немецкая пуля или осколок его не взяли, хотя состав папиной роты полностью менялся много раз. Первое время комиссар батальона страшно ругался на папу и требовал снять с себя поповскую доску. Но потом комиссара убило и некому стало ругаться...
       Заметив появившуюся на лице мужчины странную отрешённую улыбку, Даша спросила:
      - Я что-то смешное сказала?
      - Да нет, всё правильно. Просто чудно всё это.
      - Что чудно? - не поняла рыжая.
      - Ну ты, и твои приятели там в городе...и вот эта икона. Уже пошли третьи сутки, как я сошёл с предназначенного мне маршрута, словно спутник с орбиты. У меня такое ощущение, что я сплю и вижу долгий, долгий сон, и впервые мне страшно не хочется просыпаться.
      - Так не просыпайся! - звонко засмеялась девушка и шутливо столкнула его в воду...
      
       Следующие два дня прошли столь же безмятежно. В озере в изобилии водилась рыба, а в лесу полно росло грибов и ягод. Упоительное наступило время. Выберешься из избушки на берег, сидишь на тёплом брёвнышке и греешься на солнышке. Ни от кого не зависишь, никакой падле ни шиша не должен - свободный человек! Вольнолюбивая натура, анархист по призванию и бомж по жизненной философии! Как мало в сущности человеку нужно для счастья! Утром нальёшь мёда на краюху хлеба - и сыт полдня. Энергии столько, что никакого кофе, чая и табака не надо; заваришь себе чаёк на травках, а ещё лучше - прильнёшь к пахнущим диким мёдом и полынью устам возлюбленной и всю усталость как рукой сняло, готов хоть всю ночь до утра любовью заниматься! И они без устали любили друг друга, купались, спали, снова занимались сексом. Прежде у Беркута нечто подобное было лишь в далеко оставшейся молодости. Это и было для него словно возвращение в, казалось, безвозвратно ушедшую юность.
       По мере узнавания друг друга их постельные утехи стали превращаться в жаркие схватки. Они барахтались в простынях, измазанных его семенем, она разодрала ему спину своими коготками, под вечер от нее исходил едкий пот, как от бешеной суки, все это уже мало напоминало банальный секс - это было влипание в плоть друг друга, когда кажется, что еще миг и они сольются в некую исступленно извивающуюся целость. Хозяйке даже пришлось временно перенести икону в баню, чтобы святой "не стал свидетелями их "грехопадения"".
       В ее узких бедрах, взлохмаченном рыжем лобке, маленьких сосках, которые становились еще меньше от озноба; в ее лоне, истекающем любовным соком, - было нечто, что всё больше пробуждало в нём телесную силу. Беркут буквально физически ощущал на уровне клеток, как биологический возраст его немолодого тела пошёл в обратную сторону "на реверсе", хотя с точки зрения науки, такое, вероятно, невозможно. И всё-таки это происходило с ним! Павел физически ощущал благодатное дыхание жизни. Чувствовал себя помолодевшим на пару десятков лет, даже блеск в глазах появился тот самый - как в юности. Хотя принимать "янтарные" пилюли давно перестал.
       Иногда они всё же вылезали из кровати - измождённые, голодные. Как дочь лесничего, Даша отлично знала лес и ей ничего не стоило с обезьяньей ловкостью влезть на дерево, чтобы разорить приглянувшееся птичье гнездо или улей. Потом он рубил сучья, собирал хворост, а Даша готовила трапезу. Он поглядывал на нее издали. Как же она расцвела за короткое время! После их продолжительных безумств на щеках её пылал румянец, скрыв анемичную бледность. Глаза горели. Это придавало ей отчаянный шарм, особый магнетизм роковой женщины. Они жарили на костре хлеб, запекали в углях картошку или жарили прямо на костре птичьи яйца, предварительно разбив их на сковородку.
       В другой раз они выносили под сосны скамью, ставили небольшой столик, и пили чай до темноты.
       - Паша! Ау! Иди сюда! - доносился до него, ушедшего в лес за хворостом, ее голос. Он приносил сухие ветви с хвоей. Даша уже уютно разложила предусмотрительно взятые ею с собой бутербро-ды, нарезала салат, налила чай из термоса. Потрескивал костерок, тянулся по ветру дым. Он садился возле нее, и они неторопливо и чинно начинали трапезу. Даша рассказывала о своей поездке в Крым, и он любовался ее голосом с обворожительной хрипотцой, манерой жевать и бросать быстрые рысьи взгляды вокруг. Её серые глаза меняли свой цвет в зависимости от времени дня и освещения.
       Закатное солнце приносило особую радость, озаряя всё тёплым светом, вспыхивая цветными искрами в брызгах воды. А засыпали они под пение соловьёв. Такая простая, ничем не загромождённая жизнь, когда твой разум чист и свободен, будто его промыли родниковой водой, нравилась ему настолько, что он готов был урчать от удовольствия словно кот при виде наполненной до краёв сметаной миски.
      
       Через день пошёл дождь, и они почти не вылезали из постели. Роскошным ложем им служила огромная медвежья шкура на полу, которая была мягче любой перины и одновременно идеально подходила для сексуальных экспериментов, которыми они активно предавались, доводя себя до изнеможения. Истощённые, прижима-лись друг другу и целовались долго, долго. А за окном всё лил и лил дождь. Когда темнело, Даша зажигала керосиновую лампу и читала вслух самиздатовскую копию запрещённого Набокова.
       Тем не менее что-то её стало тревожить, Павел это видел. Прервав чтение, Даша вставала, подходила к окну и так стояла, вглядываясь то ли в лес, то ли в свое отражение на стекле. Невысокая, но стройная, ладненькая, рыжие волосы мило всклокочены. Подперев голову рукой, он смотрел на ее спину, изящный выгиб талии, круглый зад и недоумевал: как можно от такой женщины куда-то уехать! Барабанили по крыше струи ливня. А он в который раз мечтал о том, как бы ему "потеряться" для всего мира. Вернуться в Москву? Какой бред! Как можно себя обокрасть так примитивно, грубо. Вот она женщина, которая природой предназначена ему. И дело не только в её ослепительной молодости. После того как он добился карьерного успеха, вокруг хватало юных барышень, пытающихся обратить на себя его внимание. Но здесь случай особый. Ведь ему с этим рыжим сорванцом хорошо - даже просто молчать. Она мгновенно понимает его даже по взгляду, хотя знакомы они всего-то ничего! С Викой за долгие годы совместной жизни у них так и не возникло подобной ментальной связи...
       "Хорошо бы потом поехать с ней куда-нибудь на юг. В Гагры, например, - мечтал он. - Снять комнатку с садом возле самого моря, чтобы шум прибоя слышался всю ночь. И заниматься любовью. Лучше даже прямо на пляже, когда все спят, на неостывшем, теплом песке; потом лежать, завернувшись в простыню и смотреть в бездну, полную звезд".
      
       Под утро он проснулся от того, что выспавшаяся любовница снова гарцевала на нём, поза сверху очень подходила ей, она быстро кончила. Но упав на него, по инерции продолжала двигать бедрами. Ее тело всё было в родинках. Одна из них - у на нее шее, рядом со шрамом - в форме сердечка. Павел нежно стал целовать её туда, снова возбудив партнёршу. Дашёнок озорно хохочет, сползает с него и тогда начинается самое его любимое - она ласкает ему яйца, проводит розовым шаловливым язычком по головке члена и мягко заглатывает его, он закрывает глаза и полностью отдаётся этому блаженству...
       В промежутках между соитиями они подолгу разговаривали, и она все больше открывалась ему. Ей только что исполнилось восемнадцать, когда она выскочила замуж. По глупости, конечно. Просто понравился один парень, любви особой там не было, скорее жалость. А ещё она чего-то ожидала от него. Избранник показался ей особенным, всё говорил, какой он талантливый и как его зажимают из зависти разные бездари. Они вместе тогда учились в институте.
      - Закрутила любовь, на учёбу в институте забила. Потом с этим парнем расстались, нехорошо расстались, - совсем стало не до учёбы. Начинается сессия, я получаю по историю партии двойку, и меня выгоняют. Да всё равно бы пришлось учёбу бросить, потому что папа сильно болел и некому было за ним ухаживать.
       Ее курносое лицо стало задумчиво и нервно. Взгляд темных глаз смотрел на него испытующе, словно она хотела что-то спросить у него, но не решалась.
      Он поцеловал ее во влажные губы и сказал:
       - Не хочу думать, что всё это может закончиться.
       Некоторое время они дремали. По окну всё случал и стучал дождь. Утомлённая, Даша тихо посапывала рядом. Он ткнулся носом в ее теплую подбритую подмышку, ощущая блаженную невесомость. Но долго оставаться в бездействии рядом с такой женщиной он уже не может, будто, как в песне поётся "чёрствый коньяк прожитых лет неожиданно превратился в молодое игристое вино...". Рука снова гладит ее бедро, соскальзывает к лобку, дальше - во влажную мякоть теплого влагалища. Она приоткрыва-ет глаза и смотрит на него - благодарно, влюбленно. Прелесть только что проснувшейся в ней страстности упоительна. В который уже раз он вожделенно, содрогательно вошел в скользя-щую мякоть ее вагины. Осторожными толчками стал двигаться внутри неё, чувствуя, как у него по позвоночнику словно муравьи бегают, она начинает тихонько постанывать, учащает в такт ему встречные движения бедрами. Их тела колышутся слаженно, будто в отточенном танце. Она начинает нежно гладить ему спину, вдруг он ощущает её влажные, горячие губы в своём ухе, юркий язычок проворно крутится и щекочет его.
       По мере того, как толчки становятся сильнее, и жаркая схватка обнажённых тел принимает яростный оборот, нежная игривость сменяется звериными повадками, и вот уже её коготки царапают ему спину. Любовники достигают оргазма почти одновременно, она сильно обнимает его за шею, жарко целует в губы...
       - Отдохни, моя прелесть, - говорит и, одевшись, выходит из избушки. Она пока остаётся лежать под тёплым одеялом, пообещав тоже присоединиться к нему, чтобы покурить вместе.
       Еще накрапывал дождик, вспенивались возле берега небольшие волны. Воздух был густо насыщен сыростью. Пахло мокрой хвоей, но, несмотря на промозглую погоду, настроение всё равно было хорошее. Рассеянно осматриваясь вдаль, Беркут вдруг разглядел в предрассветных сумерках фигуру на противоположном берегу озера. Неизвестный гость направлялся к ним.
      
      Глава 44
       Вглядываясь в приближающуюся фигуру, Павел пытался понять, чего ждать от незваного гостя. Вроде человек самой обыкновенной наружности, среднего роста, только походка какая-то неестественная, и голос неприятный, будто какой-то "психиче-ский".
      - Эй, ты что за х...? - ещё издали заорал он Беркуту.
      - Просто человек, - немного удивившись такому началу, крикнул в ответ Павел.
      - Давай тикай оттуда "просто человек", пока я ещё далеко! - самонадеянно посоветовал "пришелец".
      - Зачем? Мне и тут хорошо.
      - Сейчас будет плохо. Пеняй на себя, придурок, потому что она - моя женщина!
       Павел с недоумением оглянулся на вышедшую из дома в наброшенном на плечи старом бушлате заспанную Дашу:
      - Тут чёрт какой-то нарисовался, ты случайно его не знаешь?
      - Чёрт?.. Взаправду чёрт?! - зыркнула она бесовскими зрачками, и вдруг испуганно залепетала: - Это он! Принесло же. Он тебя замочит. Беги!
      - Ты это серьёзно?
      Даша задергалась в панике.
       - Да пойми: он же идиот! Он тебе голову проломит - не задумает-ся, и ему за это ничего не будет.
       Ее беспокойство нарастало:
      - Лучше не связывайся с ним, тут есть тропинка, она выведет тебя окружным путём на дорогу, поймаешь попутку до города.
      - Ты предлагаешь мне драпануть? - оскорбился Беркут.
       Тем временем загадочный гость уже рядом, хочет напугать противника своим решительным видом: спешит к Павлу дёрганной походкой. А сам неопрятный какой-то: словно весь покрыт слоем пыли - одежда давно нестиранная, небритый, взъерошенные космы, воспалённый взгляд, искажённые душевным недугом черты лица, жидкие тёмно-русые волосы прилипли ко лбу. Фигурой он сухощавый, узкоплечий, видимо небольшой силы, с тонкими, почти женскими руками и цыплячьей грудью. Однако ярость на хахаля "его женщины" придают мужичку решительности.
      - Я же предупредил тебя, чтобы ты очистил территорию! - заорал он истерично и ринулся на Беркута, но не добежав нескольких шагов и встретившись с холодным взглядом "любовничка", будто передумал пока нападать.
      - Это не тебе решать, а ей, - ответил Павел, готовый к любым выходкам психа.
      - Я тут хозяин! - взвился бешенный, и оглянулся на Дашу. - Ну, скажи ему, что я твой муж! Или: вышел за порог - и уже забыла? А как же те три года, что жили с тобой душа в душу?
      - Сто лет бы не видала тебя ещё, - глухо ответила молодая женщина.
      - Лучше вспомни, как мы тут с тобой наш медовый месяц проводили.
       Даша посмотрела на запылённого бродягу своими ставшими тёмного цвета глазами и что-то в них дрогнуло, смягчилось (во всяком случае так Беркуту показалось), и бесцветным голосом спросила:
      - Зачем ты пришёл, Чудайкин?
      - Сама знаешь, зачем.
      - Уходи.
      - А он, значит, пусть остаётся? - лохматый уродец ткнул пальцем в сторону Павла.
      - Да.
       Дёрганной, петушиной походкой брошенный муж стал описывать угрожающие круги вокруг застуканной парочки, казалось шило в заднице не даёт ему ни на мгновение успокоиться и сбавить темп.
      - Знаешь кто ты после этого?! - зло и слезливо истерил он, дёргая головой. Ты...ты...
      - Знаю - спокойно ответила Даша.
       - Сука ты, б..! Злорадствуешь? Чувствуешь мою зависимость, и радуешься. У-у, сучья падаль!
       В Павле поднималось презрение и омерзение к этому типу. Он бы мог перейти на стиль этого ничтожества, но испытывал брезгливость:
      - Послушай, ты, горшок душистых прерий...не надо так с девушкой. Прошу тебя пока вежливо, но если не прикроешь своё поддувало, то мне придётся тебя заткнуть.
      - Это моя женщина, и я могу разговаривать с ней, как захочу! - заорал придурок, дёргая перекошенным ртом. - А ты мне уже надоел, сейчас я с тобой разберусь!
       Бывший муж Даши выпятил цыплячью грудь, расправил плечи. Желая казаться шире и мощнее, он широко руки развёл в стороны, и гарцующим гусарским "аллюром" бодренько поскакал на врага.
       Павел схватил подлетевшего к нему шизика за грудки, тот задёргался, пытаясь вырваться или ударить обидчика. Пора было успокоить буйнопомешанного ревнивца. Но тут подбежала Даша и встряла между мужчинами, не позволив Беркуту провести самбисткий приём.
      - Не бей его! Он же больной на всю голову!
       Павел всматривался в дёргающееся, словно в тике лицо, в слезящиеся горючей ненавистью угольки глаз, и испытывал странное чувство, будто физиономия ему знакома, хотя где бы они могли пересечься?
      - Шёл бы ты отсюда, пока тебе шею не намылили, - с жалостью посоветовал Беркут, отпуская противника.
      - Ага, я уйду, а ты с ней продолжишь? Хрена, хрена тебе!.. - суетливо зачастил парень и злобно продемонстрировал Беркуту дулю. - А ты, сука, - повернувшись к бывшей жене, мелким бесом неистово закликушествовал он своей заступнице, - совсем стыд потеряла, раз изменяешь мне с этим бородатым стариком!
       Павел не выдержал и пнул хама ногой в зад:
      - Я же тебя предупредил, чтобы ты не смердил тут!
       Увесистый пендаль отправил проблемного типа мордой в землю, но вместо того, чтобы подняться на ноги, тот словно подлинный юродивый, стал ползать на четвереньках, продолжая ругаться и угрожать. Зрелище было до того жалким, что Беркут повернулся, чтобы увести подругу в дом. Но через полминуты краем глаза успел заметить, как хилый прыщ схватил оставленный им позавчера возле дровницы колун и бросился с ним на него. На этот раз в его решимости раскроить обидчику череп можно было не сомневаться. Впрочем, Беркут полностью контролировал ситуацию. Не дав шальному ревнивцу возможности замахнуться, сработал на опережение, выбив топор ударом ноги. А чтобы отбить охоту кидаться на людей пришлось добавить коленом в пах и кулаком поддых, и уже безвольную тушу за волосы хорошенько приложить мордой о поленницу, отчего на дровах остался кровавый отпечаток. Получилось жёстко, зато доходчиво. Вот только Павел никак не ожидал, что реакция подруги на его действия окажется такой.
       - Да ты же настоящий зверь! - ахнула Даша. Она орлицей метнулась к бывшему мужу, который, словно подрубленное дерево, рухнул на колени и теперь, безвольно свесив голову на грудь, покачивался из стороны в сторону, и закрыла его собой. - Оставь его! - с ненавистью крикнула она любовнику.
       Защитив, молодая женщина обняла своего бывшего, словно большого ребёнка, стала с состраданием осматривать его окровавленное лицо, при этом по щекам её катились слёзы.
       - Эдичка, тебе очень больно? Он не сломал тебе челюсть? Ну-ка подвигай ею, только очень осторожно. Тебя не тошнит? - заботливо ворковала Даша. И сердито зыркала на победителя: - Как же можно так жестоко избить человека?!
       Павлу самому стало тошно, он ушёл в дом, и оттуда смотрел, как ещё недавно страстно любившая его женщина возиться с другим: осторожно положила его большую непутёвую голову себе на колени и гладит по растрёпанным волосам. Она что-то долго наговаривала своему Чудайкину, в конце концов он стал согласно кивать ей в ответ, потом поднялся и заковыляет прочь.
       Павел подошёл к Даше:
      - Извини. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, я за тебя испугался, что он тебя обидит, и...В общем, "отпустил тормоза".
       Даша не держала на Беркута обиды, с грустью произнесла вслед уходящему:
      - Жалко мне его. Всё-таки муж... Я бы с ним и сейчас жила, хоть и непутёвый он. Но он слишком сильно стал болеть, так что в глазах у него бесы появлялись.
      
      Глава 45
       Дождь закончился. Они снова сидели на причале у самой воды.
       - Может тебе не уезжать? - Даша сама заговорила о том, что постоянно вертелось у него в голове.
       В первый момент Павел обрадовался, что она его простила; и почему бы им и в самом деле не поселиться тут отшельниками? Довольствоваться малым и при этом чувствовать себя богачами от переполняющего их счастья! Разве так уж много ему надо? Да и она ведь тоже не избалована городским комфортом, и от того неприхотлива в быту, как каменная берёза, способная прекрасно расти даже на камнях. В этой хрупкой девушке жила настоящая сила природы...
       Однако, через минуту мужчина помрачнел. Где-то неподалёку возник характерный гул приближающегося вертолёта, затем вдали появился военный Ми-8, который летел над лесом поисковым зигзагом. Как сказал знаменитый актёр Андрей Миронов: "В нашей стране, чтобы жить, нужно умереть". Это ведь и про него тоже сказано. Только просто так "умереть" для личного счастья ему не дадут.
      - Я бы тоже хотел этого... Очень...
       "В этой стране мы с тобой нигде не спрячемся. Да и бессмыслен-ное это дело - прятаться от собственной судьбы" - мысленно ответил он подруге.
       - Думаешь, я не понимаю, - словно прочитала его мысли Даша, - что ты никогда не сможешь остаться. И взять меня с собой тоже не сможешь. Потому что у тебя своя жизнь, в которой такой как мне места нет.
      - Мы с тобой действительно будто из параллельных Вселенных, - будто согласился Беркут. - По всем законам мироздания попасть из одной Вселенной в другую нельзя. И всё же наша встреча каким-то чудом состоялась! Это не может быть просто случайно-стью.
       Даша улыбнулась, делая вид, что с ней уже всё в порядке:
      - А ты отлично дерёшься. С тобой любая женщина будет чувству-ешь себя спокойно. Только напрасно ты так с Чудайкиным, он в сущности безобидный. Богом обиженный, недотёпистый, но неплохой.
      - Что-то я этого не заметил. Не пойму, как ты могла выйти за такого, ведь ты совсем другая.
       - И он когда-то был совсем другим. То, что с ним произошло - большая трагедия. С виду-то он ещё ничего сохранился, хотя бы на человека похож, но ведь внутри у него - ужас! Сплошная психологическая травма, кровавое мясо. А ты его лицом о поленницу...
      - Он же на меня с топором?!
      - Это он меня защищал. Он ведь не самого храброго десятка. У него даже присказка была: "Трус всегда бьёт первым". В детстве его постоянно били старшие мальчишки во дворе, потому что он рос хилым, болезненным, книжным мальчиком. До поры до времени Эдик всячески пытался избегать драк, старался лишний раз не показывать нос из подъезда. Даже мусор выносил бегом, озираясь по сторонам, чтобы его не заметил кто-то из постоянных обидчиков. Особенно его донимал парень из дома напротив. Он был задиристым, крупным мальчишкой, и старше Эдика на несколько лет. Эдик очень боялся встретиться с ним во дворе, а тот просто проходу ему не давал. Однажды поймал и стал глумиться. Требовал, чтобы Эдик встал перед ним на колени и повторял за ним обидные клички, которыми его награждал "Гусь". Прикрывшись рукой, Эдик случайно выбросил её вперёд и настолько резко, что угодил Гусеву точно в челюсть. Неожиданно здоровяк упал. Эдик налетел на него, уселся сверху, начал его молотить, чуть не прибил. Его еле оттащили, но он уже вошёл во вкус, вдруг почувствовав себя кем-то другим. С того памятного случая, если чувствовал, что предстоит драка, всегда бил первым. Драки с пацанами научили его житейской мудрости: как только человек перестаёт бояться, это понимают все вокруг и его становиться неинтересно пугать.
      - Страх превращает нас в жертву, - согласился Беркут, и хмуря лоб, взглянул в ту сторону, куда ушёл бывший муж Даши.
      - А ещё Эдик мне постоянно говорил, что я по своей дури всегда выбираю не тех мужчин, - добавил она. - Якобы всем им надо лишь попользоваться мною, и бросить. И что он всегда будет меня защищать от таких похотливых кобелей, потому что лишь он один меня по-настоящему любит.
      - Выходит, я один из тех похотливых кобелей, потому что не могу остаться с тобой? - спросил Беркут, задетый за живое.
       Даша странно провела рукой по его заросшей щетиной щеке, пожала плечами и, ничего не ответив, резко поднялась на ноги.
       Пора было возвращаться. Перед дальней дорогой Павел зашёл в воду, но прежде чем смыть со своей кожи запах запретной любви, некоторое время жадно вдыхал его, словно пытаясь запечатлеть в тех клеточках мозга, где хранятся самые сокровенные воспомина-ния...
       Когда Беркут вышел из воды после омовения, Даша ожидала его на берегу с иконой в руках. Как оказалось, решила благословить на дальнюю дорогу по старому обычаю. Беркут смутился. Для него, коммуниста, горожанина, это выглядело каким-то архаичным ритуалом, почти шаманством, что ли... Но для выросшей в глухомани, в лесу, и при этом читающей газеты и получившей современное образование провинциалки, было совершенно естественно предаваться языческой любви на лоне природы, рассуждать лёжа на стоге сена о звёздах "с точки зрения науки", и как сейчас обратиться к высшим силам за поддержкой.
      - Чувствую, потребуется тебе скоро помощь святых угодников - пояснила Даша и осенила его иконой.
      - А там что? - Павел вдруг заметил, что на обороте тяжёлой доски имеется ещё изображение.
      - Тоже святой заступник... - не очень охотно пояснила Даша. - Святой Юрий.
       Фигура "потайного" святого удивила Беркута своим необычным видом и слишком яркими красками, которые явно были нанесены не столетие назад. Да и написан "новодел" был хоть и в примити-вистской, но во вполне современной манере. А сам изображённый святой и вовсе выглядел сюрреалистично: в красном комбинезоне, на голове гермошлем лётчика или космонавта, вокруг которого, как и положено в иконописи, сияет нимб. Два ангела под руки несли его в облаках.
      - Это кто же такой?
      - Гагарин, - ответила девушка. И с какой-то детской непосред-ственностью пояснила: - Когда он погиб, в народе стали говорить, что он из-за того разбился, что на каком-то там съезде антихри-стов стал прямо с трибуны ругать власти за то, что храмы взрывают и Христа в газетах позорят. И ещё за то ругать, что власти препятствия разные церкви в её богоугодных делах чинят, священников и прихожан обижают. За то выступление Гагарину гибель и подстроили. Но он всё равно не погиб. Господь своих архангелов послал ему на помощь. Когда его самолёт взорвался в небе, ангелы Юру успели из кабины вытащить, и он на их крыльях прямо к Господу вознёсся.
       - И ты в это веришь?! - изумился Беркут.
      Даша пожала плечами:
      - Причём тут верю или не верю... Мне икона отцом завещана. А папа Гагарина очень почитал, и когда Юра разбился, попросил знакомого художника из театральных мастерских нарисовать его на обороте домовой иконы в образе святого новомученика. Тогда власти снова стали с церковью сильно бороться. Участковым милиционерам было велено под разными предлогами предметы церковной утвари у людей изымать. Особенно партийных за них сильно наказывали, могли с работы выгнать. А отец с тех пор икону даже прятать перестал. Когда участковый снова однажды пришёл, он её просто перевернул. Участковый наш Васильчиков очень удивился, увидав, кто изображён на иконе, даже в район звонил - консультировался. А там все и вовсе ошарашены были, но велели икону не трогать, потому что у них на этот счёт не было никаких инструкций - как поступать с изображениями "советских святых".
       Беркут плохо разбирался в вопросах религии, но подозревал, что скорее всего за подобную клеветническую "тайно-государственную" версию гибели одного из главных кумиров действующего пантеона советских героев, власти, мягко говоря, по головке не погладят. Да и церковные иерархи наверняка тоже будут всячески сопротивляться канонизации "коммуниста-безбожника", "летавшего в космос и не видевшего там божествен-ного старика с бородой", как с издёвкой над церковью писали в сатирических журналах. И всё же после такого благословения на душе у него стало тепло, так что в путь он отправлялся уже не в столь подавленном настроении.
       Они заперли дом и зашагали прочь от подарившей им несколько дней счастья хижины. Нащупав в кармане пузырёк с янтарными пилюлями, Беркут без сожаления зашвырнул их на середину озера. Словно в ответ ему по воде пошла мёртвая зыбь от задувшего ветра.
      - Зачем? - спросила шедшая немного впереди Даша.
      - Чтобы вернуться, - шуткой ответил он.
      - Монетку?
      - Рубль юбилейный - усмехнулся он.
      - Рубль?! С ума сошёл? У меня в кошельке всего 20 копеек осталось, а ты рублями швыряешься! Могли бы на две кружки пива наскрести и ещё бы на закуску осталось!
      
      Глава 46
       Единственный сегодня рейсовый автобус до города отчего-то так и не появился. Отчаявшись поймать попутку, они пошли через лес за сорок километров к железной дороге. Добираться предстоя-ло на перекладных: сначала на электричке, потом на междугород-ном автобусе, который ещё предстояло поймать на шоссе. И всю дорогу их разбирал похотливый азарт, словно хотели насытиться друг другом перед расставанием. Будто старшеклассники, лишь недавно попробовавшие секс, они находились в постоянном поиске новых мест и острых ощущений. В лесу уже было неинтересно - нет риска быть застуканным на месте преступления. А вот в тамбуре вагона - другое дело! Стоя перед ним на корточках партнёрша делала ему минет и при этом смотрела прямо в глаза. С жадным любопытством следила, как затуманивается его взор по мере приближения оргазма. От такого неприкрытого бесстыдства даже опытному мужчине становилось немного не по себе. А тут ещё за стенкой вдруг послышались приближающиеся голоса - кто-то из пассажиров полупустого вагона совсем не вовремя собрался выходить на ближайшей станции. Только остановиться он уже не мог.
      - Кончай в меня, - предложила Даша, поднимаясь и поворачиваясь к нему спиной. - Прямо туда! Быстрее! Хочу, чтобы хотя бы твоё семя осталось во мне.
       Пришлось рукой разбить плафон, чтобы свет погас. Даже юнцом он так не хулиганил, а тут что называется понесло. Плафон оказался из очень прочного стекла. Но он всё равно разбил его. Кровь вовсю хлестала из раны. Тамбур ходил ходуном на рельсовых стыках, свистел ветер сквозь отсутствующее стекло. Но это только подогревало ситуацию. Тем более, что им всё-таки помешали и пришлось спешно перебегать в другой вагон.
       Продолжили в ночном междугородном автобусе. Здесь всё было уже по-другому, но не менее остро. Вокруг всё темно и непонятно. Какие-то люди то ли дремлют в своих креслах, то ли наблюдают за ними, а влюблённой парочке всё до лампочки, так даже интерес-ней. Задние сиденья свободны - резвись сколько хочешь. Даша сидела у него на коленях, а тряска создавала дополнительный эффект. Оба возбуждённо дышат, она кусает губы, едва сдерживая стоны... На этот раз избежать скандала не удалось, их ссадили за аморальное поведение посреди дороги и оставшиеся двадцать километров до города пришлось снова преодолевать пешедралом. В пути они почувствовали страшный голод. А тут как раз пошли частные владения. На чужом огороде накопали картошки, запекли её в углях и жадно ели, давясь от удовольствия. Ворованная картошка обжигала рот, но казалась сладким райским деликате-сом, как запретный секс разжигающий в душе костёр эмоций...
      
      Глава 47
       Утром на привокзальной площади они встали в хвост длинной очереди к пивной бочке. Потом, держа в одной руке по кружке с шапкой пены, а в другой по вобле, пристроились за спину двоих мужчин, что уже допивали своё пиво за одним из столиков. Наконец столик освободился, и они с комфортом "как люди" расположились со своим пивом и нехитрой закуской. Из висящего над головой репродуктора женский голос на всю площадь тянул лирическую песню. Это было "Письмо без адреса" в исполнении Нины Бродской.
      Я точно не знаю, что именно здесь,
      Но где-нибудь ты обязательно есть.
      Возьму и без адреса брошу письмо,
      Тебя отыскать оно сможет само.
      
       Павел заедал разбавленное пиво хвостом страшно солёного судака и глазел по сторонам. Не хотелось думать о скором расставании, а так вроде отвлекаешься. К тому же ему всегда нравилось наблюдать картинки из обычной жизни. Может ещё и потому, что не часто выпадала возможность - вот так, никуда особо не спеша и не привлекая к себе внимания, созерцать нравы. Наверное, в последний раз такое с ним было полгода назад, когда приятели-журналисты пригласили его в модный "Коктейль-Холл". Поколебавшись тогда между самым дорогим коктейлем "Карна-вал" с пятью слоями разноцветных ликёров и понравившимся ему своим названием более дешёвым напитком "Таран", он в итоге заказал второй, и, посасывая его через соломинку, весь вечер слушал джаз, общался с друзьями и глазел на публику. Но престижный "Коктейль-Холл" посещали в основном иностранцы, дипломаты, представители творческой интеллигенции, приходили туда спекулянты и прочие "тузы". А тут самый простой люд с его незатейливыми, подчас грубоватыми, но очень близкими ему нравами.
      - О чём думаешь? - спросила Даша.
      - Да так. Думаю, до какой жизни я тут с тобой докатился. И главное, что мне так жить по душе.
      - Да врёшь ты всё. Небось рад, что из нашей чумазой провинции возвращаешься в свою чистенькую Москву.
      - Хочешь дам руку на отсечение, что не вру! - мужчина протянул ей свою ладонь.
       Даша взяла его руку и стала внимательно её рассматривать, словно потомственная цыганка.
       - Неплохая рука, жаль такую рубить. Особенно мне небезразлич-ные мужские пальцы - крупные сильные, прямо как у тебя. - Она взглянула ему в глаза и усмехнулась: - Да, у тебя настоящая рабочая рука, но пальцы-то интеллигента - длинные, трепетные. Послушай, Павлик, а ты случаем не насвистел мне, когда назвался сантехником?
       Пока он размышлял, что ответить, возникшую паузу заполняла певица из репродуктора:
      На первой странице тебе сообщу,
      Что я без причины бывает грущу.
      Возьму и без адреса брошу письмо,
      Тебя отыскать оно сможет само.
      
       Желания дальше "шифроваться" не было, и Беркут признался, что соврал.
      - Я так и поняла, - будто и не удивилась совсем Даша, с любопыт-ством ожидая, что же будет дальше: - Ну, и кто же ты на самом деле?
      - Вообще-то космонавт. До этого был лётчиком-испытателем.
      - Шутишь?
      - Честное пионерское! - заверил он, глядя в её грустные глаза.
      - А я всё смотрю, что-то мне в твоей роже будто знакомо. И как же такого знаменитого дядечку занесло в наши края?
      - Мать ездил проведать.
      - Мать, значит... - задумчиво повторила девушка, внутренне сопереживая той, от лица которой пела на всю площадь эстрадная звезда.
       А после добавлю еще ко всему,
      Что жить человеку нельзя одному.
      Возьму и без адреса брошу письмо,
      Тебя отыскать оно сможет само.
      
      - А там у тебя кто? - кивнула она головой в пространство. - Только не говори, что не женат.
      - Я этого и не говорю.
      - И наверняка она какая-нибудь "Леди Совершенство" с обложки журнала "Советский экран", - с плохо скрываемым раздражением предположила Даша.
      - Нет, она не актриса. Но многие действительно считают её одной из самых красивых женщин в Москве, - признал он, опустив при этом, что в погоне за совершенством его Вика уже успела хирургическим путём скорректировать слегка поплывший (как ей показалось овал лица) и свой чуть курносый от природы носик. А до этого была пластика век, исправление скул, бесконечные подтяжки лица и шеи. Операции в погоне за ускользающей юностью стали для его жены наркотиком. Сколько раз она, - став почти эталоном неувядающей молодости и красоты - ложилась под нож, - этого не знал никто. Многие пластические хирурги столицы отказывали Веронике в операции из-за возможных осложнений, предлагали менее радикальные методы омоложения. Но она всегда умела настоять на своём. И с лёгкостью соглашалась испытать на себе новейшие способы борьбы со старостью. Такая маниакальная борьба за молодость и красоту действительно приносила свои плоды. Да, его Вероника выглядит значительно моложе своих лет, она стройна и обворожительна. Но какое это теперь имеет значение?.. "А в самом деле, что ценного осталось у меня в том мире, куда я собираюсь вернуться?", - задал себе тот же вопрос Беркут и подумав, ответил:
      - Ещё у меня есть друзья. Но главным образом работа.
      - Работа...- скептически повторила за ним Даша. - Странная у тебя работа. Лётчик-налётчик.
      - Почему странная? - пожал он плечами. - Работа, как работа. Не хуже, чем любая другая. Нормальная.
      - Нормальная?! - изумлённо округлила глаза Даша и фыркнула: - Чушь! Работка для суперменов, которым собственная крутость дороже всего! По-твоему, это нормально - жить с постоянным пониманием того, что в любой момент можешь свернуть себе шею?
      - Просто мне с детства хотелось летать.
      - И всё же, никогда не понимала безбашенных чудиков, выбираю-щих такую опасную профессию. Ведь в одну секунду ты можешь лишиться всего - счастья видеть этот мир, родных лиц, любви...
      - Обычному человеку это бывает не просто понять. Но тот, кто по призванию идёт в военные лётчики, из которых набирают космонавтов, сознательно выбирает азартную игру со смертью.
      - Так могут думать лишь дураки! Разве нормальный человек может получать радость, постоянно ставя на карту собственную жизнь, - самое драгоценное, что даёт человеку Бог?!
      - Но ведь и выиграть можно многое: звёздочки, высокие оклады, престиж - шутливо улыбнулся он. - Наконец, чувство азарта от риска. Что же касается проигрыша...то в молодости каждый считает себя бессмертным. И потом, кто-то же должен Родину защищать. Например, я чётко знаю: если через час поступит приказ, то, как офицер, без колебаний выполню его. И уж если так карта ляжет, что придётся погибнуть...что ж, я всегда был готов отдать жизнь за свой народ. - Павел произнёс это без всякой рисовки, со спокойной, многократно продуманной уверенностью в правоте своей жизненной позиции. И на Дашу это произвело сильное впечатление.
      - Вот и отец у меня был такой же сумасшедший романтик - сказала она с какой-то нежностью. - Послушай, "последний герой", а дети-то у тебя есть?
      - Нет, детей нет.
       А ты удивляться не станешь ни чуть,
      Прочтешь и немедля отправишься в путь.
      Возьму и без адреса брошу письмо,
      Тебя отыскать оно сможет само.
      - А я бы могла родить тебе сына, или дочку.
       От таких её слов Павлу стало не по себе, и он снова заколебался: "А, может, действительно, послать всё к чертям и остаться?.. Да, знаю, что я всем вокруг что-то должен. Словно кандалы долга на себе таскаю!". В задумчивости Беркут не спускал с подруги глаза.
      По белому свету конверты летят,
      И каждый конечно найдет адресат.
      Возьму и без адреса брошу письмо,
      Тебя отыскать оно сможет само.
      
      - И всё-таки как-то странно, что тебя зовут именно так, как и девушку из моей юности - задумчиво проговорил он, не спуская глаз с лица, ставшему ему всего за несколько дней родным.
      - Считаешь это знаком?
      Он улыбнулся:
      - Знаешь, прежде я не верил в совпадения и в прочую мистику. Помню в школе у нас над лестницей между этажами висел плакат "Религия - опиум для народа". Но жизнь оказалась гораздо сложнее...
      - Тебе не даёт это покоя?
      - С той самой минуты, когда ты заговорила со мной у ночного вокзала! Что-то со мной происходит, ощущение потеря контроля... Это не так-то просто объяснить.
       Зная, что у них закончилось курево, Павел стал взглядом искать у кого бы стрельнуть сигаретку. Его беспокойный бегающий взгляд вызвал на лице девушке откровенную жалость:
      - А хочешь я тебя успокою. Если "по чесноку", то никакая я не реинкарнация той твоей Даши. Это имя я сама себе придумала, потому что моё настоящее имя меня просто бесит. На самом деле по паспорту я Дульсинея.
      - Дульсинея?! - Павел решил, что она снова хочет его разыграть. Но всё оказалось взаправду.
       - Трудно было придумать более дурацкое имя, верно? Так меня папа назвал. Хрустальной мечтой его молодости было стать актёром, он даже до войны несколько лет служил рабочим сцены в областном театре, но не сложилось. Думал, хоть я сумею вопло-тить его заветную мечту, потому и назвал меня Дульсинеей. Те, кто знают правду, зовут просто - Дуськой.
       Договорить им не позволили. Вероятно, цепкий взгляд одного из обходивших площадь патрульных милиционеров сумел опознать в заросшем щетиной гражданине в нелепой одежде пропавшего несколько дней назад, будучи тут проездом, особо важного пассажира, и вызвал по рации начальство.
       Окружающий народ не мог взять в толк, что происходит. Отчего это взмокшие от пота, с покрасневшими лицами начальник станции (явившийся в парадном кителе), а с ним милицейский чин в звании полковника разговаривают с каким-то алкоголиком, стоя перед ним навытяжку.
       - Наконец-то мы вас нашли! - радостно сипел, играя глазами, железнодорожник.
       А милицейский полковник, - как оказалось аж начальник областной милиции - рапортовал:
       - По всем районам ваши ориентировки ушли - дали приказ вас срочно искать. Из Москвы велели каждый час докладывать о ходе поисковой операции. Шутка ли: такой человек пропал!
      - Велено Вас отправить ближайшим же поездом, и сразу телегра-фировать в столицу! - нетерпеливо перебил полковника начальник станции, и уважительно указал рукой с золотыми галунами на рукаве мундира в сторону перрона. - Выполняя директиву министра я приказал задержать отправление 467-го скорого поезда. Так что попрошу вас, товарищ Беркут, без промедления пройти на посадку.
      - А это ваша дочка? - почтительно поинтересовался полковник милиции.
      - Здрасьте! - едко поприветствовала начальство нахальная сумасбродка.
       Отвыкший от столичных манер бродяга с трудом оторвал взгляд от подруги и повернулся к чинушам с каменным лицом. Пригото-вился послать их подальше, чтобы не встревали в важный разговор, но передумал.
      - Нет, невеста, - сверкнув глазами, соврал он, и глядя на худенькую пацанку со вздёрнутым носиком, и поинтересовался у неё: - Так ты выйдешь за меня? Только предупреждаю, я такой похотливый. Ты будешь прощать мне романы на стороне?
      - Я тоже похотливая, - вскинув голову, горделиво заявила Даша, хотя вряд ли у неё было настроение прикалываться над обалдев-шими от их "высоких" отношений "погонами". Но она сама за эти отвязные денёчки раскрыла в нём "талант" дерзкого импровизато-ра, а потому должна была поддержать его игру: - Не знаю, хватит ли у тебя сил после меня на других женщин Павлик. Котик ты мой. Я буду варить тебе такой борщ, что ты и на сторону не посмот-ришь. Я даже разрешу тебе иметь заначку, но при условии, что ты не станешь уходить в долгие загулы, потому что прошлого своего драного котяру я замучилась вытаскивать из притонов и отдирать от липучих шлюх.
       Обескураженное начальство как ветром сдуло, и парочка получила возможность побыть эти последние минуты наедине.
      
       ...Возле вагона Беркут в последний раз обнял Дашу, прижал к себе.
      - Дурак, что уезжаешь! - с детской обидой сердито упрекнула она. -Ты уже старый, а я могла бы тебе родить девочку. Чего ты не видел в своей Москве? К своей безумно красивой "космонавтше" спешишь?
       Она так на него посмотрела, что Беркуту стало тошно. Наступа-ли те тягостные минуты перед разлукой, когда сказать уже нечего, улыбки делаются фальшивыми, а время начинает идти страшно медленно.
       Выручил снова объявившийся начальник станции. Вежливо кашлянув в кулак, толстяк дал понять, что более задерживать поезд не имеет права, что такое отступление от инструкции чревато полным срывом расписания движения поездов.
       Лизнув Павла в небритую щеку вместо долгого поцелуя, Даша исчезла, а в ушах у Беркута звенела её последняя загадочная фраза, торопливо произнесённая ему на ухо: "Учти, вернуться, - это ванная с тараканами". Гадать над абракадаброй не было никакого желания. Он остался опустошенный, словно обворован-ный, лишившийся сразу всего. А ведь прекрасно знал, что мимолётное счастье обладания звёздной девочкой продлиться недолго, даже заранее пытался приучить себя к мысли, что скоро всё рухнет. Наивный! Все самоуговоры оказались полной х..й. Стоило ему лишиться случайно найденной половинки, и он мгновенно ощутил нарастающую фантомную боль. Жизнь уже никогда не сможет быть прежней, что-то сдвинула в нём эта рыжая оторва. А что впереди? Привычная пустота сытого номенклатур-ного существования, пошлость, фальшь. Уж лучше поскорей гибельно рвануть в небо почти без шансов на возвращение, чтобы всё закончить на излете, еще не растерявшим силу и достоинство.
      
      
      Глава 48
       Впервые за долгое время жене отчего-то вздумалось встретить его на вокзале. Как обычно безупречная и обворожительная, в новом итальянском костюме "от кутюр", Вика привычно выгляде-ла "на миллион долларов". И всё же в воздухе витало раздражение. Всё понятно: Вика чувствует себя жертвой. Для неё приехать сюда было настоящим подвигом. Только вряд ли здесь замешаны чувства. Просто Вике позарез что-то срочно от него нужно, вот и заставила себя подняться чуть свет и переться на вокзал. На лице у неё написано недовольство. Ещё даже не поцеловав мужа, супруга сразу выплеснула на него накопленное раздражение. Первые слова её были не "здравствуй" или "я соскучилась", а обвинительный возглас:
      - Господи, что за отшельнический вид, Беркут?! Ты зарос шерстью, словно год провёл в скиту. Приедем домой - немедленно в душ и побрейся! И почему так рано? Ты что не мог взять билет на другой поезд, чтобы мне не пришлось встречать тебя спозаран-ку.
       Даже привезённая мужем круглая коробка самого популярного в стране Киевского торта вызвала лишь презрительную мину на идеальном лице жёнушки.
       - Господи, ты бы ещё шматок сала припёр! - произнесла она с мрачным недоумением.
       Это у обычных граждан получить от вернувшегося из путеше-ствия по стране родственника заветный десерт (наравне с рижским бальзамом или узбекской дыней) считалось большой удачей. Тем более, что с помощью "Киевского" торта можно было решить множество проблем - в качестве подарка он открывал многие двери в чиновничьи кабинеты и служил отличным средством выразить благодарность в обмен на предоставленные дефицитные услуги, например, за установку вне очереди домашнего телефона или профсоюзную путёвку в черноморский санаторий. Но зажравшуюся в той сытой жизни, которую он ей обеспечивал, Вику аппетитный вид знаменитой коробки абсолютно не впечат-лил.
       - Ты что специально приволок это сахарное чудовище, чтобы я набрала пару тройку лишних килограммов? - сердито поинтересо-валась жена. - Ты же знаешь, что я почти ни ем сладкого!
       Наверное, ему стоило засунуть торт в ближайшую же урну, а ещё лучше накормить им опостылевшую жену, прямо тут, на платформе (!), макнув её капризной физиономией прямо в крем. Только ведь не для того он всё-таки вернулся, чтобы сразу начинать с объявления войны. Пора уж научиться быть стратегом и тактиком, а потому пришлось объяснять свой поступок:
      - В Полтаве увидел перронный ларёк, это же красота неимовер-ная! В витрине развешаны розовые гирлянды упругих сарделек во всю стену, на прилавке высятся разноцветные громады тортов и сладких пирогов, на поддонах - колбаса кровяная! Неописуемый запах сытости. Сойдя на платформу, пассажиры сомнабулически брели на этот запах несоветского изобилия, как зачарованные, словно по зову какому-то.
      - И ты поддался стадному чувству! Всё-таки неискоренима в тебе эта простоватость, Беркут.
      - Просто я никак не мог придумать, что тебе привезти, не с пустыми же руками возвращаться! Захотелось сделать тебе приятное. Всё-таки фирменный торт, эксклюзивный сувенир с Украины! Говорят, Киевские торты даже поставляют в Кремль, в число их поклонников входят сам Леонид Брежнев и министр иностранных дел Андрей Громыко.
       После таких имён Вика с холодным видом, но всё-таки приняла подарок. Тем не менее, жалобы и упрёки продолжались пока шли к парковке "ведь из-за его эгоизма ей пришлось подняться на два часа раньше обычного".
      - Ты всегда думаешь только о себе, Беркут! Вместо того, чтобы возвращаться на этом "тортовозе" и создавать другим проблемы, мог бы как все нормальные люди прилететь самолётом! А, впрочем, этим ты мало отличаешься от большинства мужиков. Разве вы когда-нибудь оцените, что жена встала спозаранку, и, бросив все дела, отпросилась с работы, чтобы встретить мужа по-человечески!
       Павел всё больше чувствовал себя рядом с этой, будто чужой ему женщиной, так, словно ему страшно натирают новые ботинки. Счастье его осталось где-то там. Теперь он понимал это особенно остро. Шагал по перрону с чувством, будто из него вынули душу, а сюда прибыла лишь пустая оболочка.
       Они подошли к небесно-голубому мерседесу. Вика ещё издали непринуждённым нажатием кнопки на брелочке разблокировала японские электронные замки, по-хозяйски распахнула водитель-скую дверь, и только тут снизошла до похвалы:
      - А, впрочем, порой ты бываешь ничего... Машина - что надо! Как тебе пришло в голову сделать мне такой подарок?
       Павел смотрел на ни о чём не подозревающую жену и пытался разбудить в себе сочувствие к ней, и одновременно убеждал себя поскорее выкинуть всё лишнее из головы: "Поиграл в любовь - и будет! Уже не мальчик. Думай о предстоящей работе, а остальное чепуха!".
      - Я же знаю, что леди твоего уровня предпочитают Мерседесы - ответил он и почувствовал некое подобие радости от того, что всё-таки смог ей угодить.
       Выехав с парковки, они помчались по Кутузовскому проспекту. Чувствовалось, что Вика быстро освоилась в качестве владелицы одного из самых шикарных автомобилей, что ездили по москов-ским улицам. Управляла машиной она так, будто всю жизнь водила напичканные электроникой мерседесы; и рассказывала, что на днях её отцу внезапно стало плохо:
      - Я так перенервничала из-за него! Откровенно говоря, не вовремя с ним это случилось. Именно сейчас, - когда решается вопрос с моим назначением, - это так некстати...
      - А ещё какие новости?
      - Да вроде ничего существенного за время твоего отсутствия не произошло, - пожала плечами жена. - А почему ты задержался? Ты ведь должен был вернуться ещё в четверг.
      - Появились дела.
      - В поезде? - недоверчиво спросила она.
       Вика на несколько минут замолчала, и по лицу её было заметно, что она обдумывает ситуацию. Врать и изворачиваться он не привык и приготовился сознаться, что полюбил другую женщину. Но Вика вдруг сама переменила тему, избежав жёсткого объясне-ния.
      - Да! Сняли Бурова, генерального конструктора твоего КБ. Мне Толстопятов об этом сообщил, он ведь всегда в курсе всего.
      - Как - сняли?! За что? - изумился Беркут.
      - Этого я не знаю, - небрежно ответила Вика.
       Павел был так поражён новостью, что на время забыл обо всём остальном. И глядя на дорогу, мрачно думал о том, что Бурову похоже всё-таки переломали хребет: "Что теперь будет с проекта-ми королёвской "фирмы"? И что ждёт лунную программу? Неужели всё, конец?..". Хмурый взгляд его наткнулся на окурки в пепельнице от сигарет "Кэмел". Жена такие не курит, для неё они слишком крепкие. Зато именно сигареты этой американской марки предпочитает её старый приятель по службе - пижонистый Вадик Толстопятов. "Интересно, - будто кто-то посторонний отстранённо размышлял в голове Беркута, - они предавались "этому" прямо тут в машине? Надо же было "опробовать" салон! Или всё-таки добрались до нашей супружеской спальни?".
      - Ты представляешь, - всё это время журчала Вика, - отец целый час ждал скорой помощи из "Кремлёвки".
      - Там же всего 10 минут ходьбы до ближайшей районной больни-цы! Твой стрик был так плох, что не мог дойти сам?
      - Ты же знаешь, сколько лет папа добивался, чтобы его прикрепи-ли к "Кремлёвке"! - возмутилась самой постановке вопроса Вика.
       - Ну да. Разве мы можем лечь в обычную больничку, в палату к простым смертным? - ядовито вторил ей муж. - Зря что ли шурин строчил свои идеологически безупречные романы "Смело товарищи в ногу!", "Есть такая партия!". А до этого в качестве следователя ГПУ-НКВД участвовал в "большой чистке" конца тридцатых! И потом, став чиновником от литературы, много лет принимал самое активное участие в процессах над коллегами; руководил травлей писателей-диссидентов; первым подписывал открытые письма против опальных деятелей культуры с требова-нием расстрелять, предать гражданской казни, заклеймить позором, судить, изгнать отовсюду! И всё ради того, чтобы быть "подключенным" к спецраспределителям райских благ, к Кремлёвской больнице, и прочим привилегиям...
       Но Вика была так поглощена распирающими её эмоциями, что будто не уловила злой иронии в словах мужа, продолжая жало-ваться:
      - И представляешь, в "Кремлёвке" его оперировал какой-то молодой практикант! Блатной, сын академика, только после ординатуры! - с возмущением рассказывала Вика. - Операция прошла неудачно, теперь папа в реанимации. Но я уже подключи-ла всех, меня заверили, что отец выкарабкается. Его вытащат. Так что всё будет нормально.
      - Не сомневаюсь, ведь он у тебя закалённый чекист, - поддержал Павел. Жена кивнула и взглянула на него своими голубыми глазами, в которых стояли слёзы. Впрочем, уже следующая её фраза прозвучала по контрасту спокойно:
      - На всякий случай я договорилась о месте на Новодевичьем кладбище. Меня заверили в Моссовете, что папе это полагается за заслуги.
       Вика как обычно была убийственно-рациональна. Вытерев подступившие слёзы, тут же спокойно напомнила мужу, что он должен выделить вечер, чтобы посидеть с Толстопятовым в хорошем ресторане, ибо на этой неделе должен окончательно решаться вопрос с её назначением на должность.
       Павел кивал, а внутри всё по-прежнему жгло и кровоточило, хоть садись немедленно на обратный поезд, и гори оно тут всё голубым пламенем! Он пытался уговорить себя, что всё это блажь, последний всплеск гормонов в стареющем организме: "Через несколько месяцев, пресытившись друг другом, мы бы всё равно с Дашей оба поняли, что наш случайный роман было ошибкой, не может человек долго жить на столь высоком градусе счастья. Это всё равно, что во время альпинистского восхождения на большой высоте дышать обогащённой кислородной смесью, отчего отравленный мозг часто испытывает удивительную эйфорию абсолютного счастья, однако ж стоит задержаться на пике слишком долго, и всё, тебе хана. Вот и нам разумно было расстаться, иначе это для обоих закончилось бы плохо. Поэтому всё правильно. Всё идёт очень хорошо".
       Но перебороть себя никак не удавалось, его второе "я" упорно отвечало на все доводы разума: "Даже за лишний день подлинного счастья не жалко пожертвовать всем, что осталось! А то, что на чужом несчастье собственного счастья не построишь, так здесь давно уже нет любви, и семьи нет, будто вернулся на привычное пепелище". Лишь глухо шевелящееся в душе сочувствие к всё-таки не чужой ему женщине, мешало Беркуту немедленно остановить машину и выйти. Какая бы Вика не была, всё-таки столько лет вместе...
      - Почему ты молчишь, ты ведь сам мне обещал до своего отъезда сводить Вадика Толстопятова в ресторан ради моего назначения? - капризно выедала ему мозг жена. - Может, тебе всё равно, что эта должность может проскочить мимо меня? Ты что, совсем не соскучился по мне?.. А где твоё обручальное кольцо?! - вдруг заметила она.
       Беркут окончательно замкнулся, а чтобы оправдать своё молчание сделал вид, что кремень в зажигалке сточился, отчего ему раз за разом не удаётся прикурить сигарету. Её логика давно была ему ясна: он должен либо играть по её правилам, в её игры, либо его жизнь будет навсегда сломана так, что останутся одни дымящиеся руины.
       - Я же чувствую!.. Напрасно ты что-то скрываешь... ну, давай, скажи, что у тебя там произошло! - голос что-то заподозрившей жены зазвучал с надрывом, готовый сорваться в истерику.
       Беркут заметил, что едут они не домой, а куда-то в неизвест-ность. Вначале съехали с МКАД-а на Ярославку, а через восемь километров свернули на бетонку, теперь же пылили через поля по просёлку. Что ж, место вполне подходящее для того, чтобы остановить машину и всё окончательно выяснить. Его так и подмывало "рубануть с плеча": сказать Вике всё как есть - про Дашу, и что ему давно пора было уйти от неё.
       И всё-таки Беркут не сделал этого, потому что ещё немного поразмыслив, решил, что глупо "колоться". "Зажми волю в кулак! Так надо! - приказал себе. - Всю жизнь идти к своей цели, чтобы позволить кому-то превратить всё, что ты бережно годами собирал по крохам, из чего выстроил себя - в отхожее место? Ну уж нет! Выбора нет, я должен сыграть в её игру, а там будет видно. Сейчас важнее всего моя работа, дело, которому посвящена жизнь. Ради него исследователь готов рисковать собой. В конце концов, ради своего призвания можно пожертвовать даже самым дорогим! А значит, придётся научиться жить с фантомными болями, ничем не выдавая себя; прикидываться примерным мужем. Ради высокой цели - стать партизаном, лазутчиком, секретным агентом. Потому что Вика не простит измены, тем более краха брака, который давал ей столь необходимый статус, общественное положение.
       А уж мстить она умеет: поднимет все связи отца, подключит самые высокие инстанции, чтобы наказать порочного супруга, плохого коммуниста, разрушающего советскую семью - "важную ячейку общества". Измена члена КПСС законной жене, хотя и не приравнивалась к измене Родине, но всё равно считалась прегре-шением весьма тяжёлым - проявлением аморальности. Попавшего-ся на "аморалке" ждали взыскание "по партийной линии", вплоть до исключения из партии, что для космонавта равносильно увольнению из Отряда, то есть краху карьеры. И можешь не сомневаться, жёнушка сумеет сломать тебе карьеру и жизнь, заикнись я лишь о разводе!.. Так всё извратит, что не просто уволят, а выкинут по самой позорной статье - без права ношения подполковничьей формы. В своей ярости она пойдёт до конца, но своего добьётся! Так и будет, если только как-то не переключить её внимание, пока Вика до всего не докопалась и не возжелала мести... Задача не такая уж и сложная, учитывая, что, как объект для исследования, любая жена после стольких лет брака всё равно, что "открытая книга"".
      - Лучше не играй со мной в эти игры! - предупредила Вика, лицо её стало злым, покрылось красными пятнами, вероятно, в своём воображении она уже дорисовала себе всё, что он мог бы ей откровенно сообщить. - Лучше не спорь со мной!
      - Так я и не спорю, - ответил Беркут, понимая, что словами тут не оправдаться.
       Вика стала говорить ему гадости. У неё, вероятно, недавно произошли какие-то неприятности на работе, что усугубляло её гнев. Беркут смотрел на её круглые коленки, плотно сжатые красивые ноги. Потом посмотрел на её порочный рот, из которого потоком шли претензии и наезды, и понял, что заставить его замолчать можно лишь одним способом. Перехватив руль, он свернул машину с грунтовки в лесок. Выйдя, и распахнув дверцу с её стороны, без разговоров расстегнул ширинку...
      
      Глава 49
       Он засаживал ей в глотку глубоко, рывками, точнее насаживал её голову на свой член, держа Вику за волосы. Ему понадобилось буквально полтора десятка движений и сперма брызнула из него, словно фонтан, жена замычала, вытаращила глаза, захлёбываясь, но справившись, стала жадно глотать, требовательно постанывая. Она и здесь осталась верна себя, алчно заглатывала его сокровен-ный сок, пожирала жизненную энергию, как обычно требуя, чтобы он отдал ей всё без остатка. Лишь отсосав всё до капли, Вика с довольной улыбкой облизнула свои мокрые пухлые губы.
       Через десять минут они поехали дальше. Вика больше не ворчала и не обвиняла. У неё стало довольное сытое лицо. Но это вовсе не означало, что жена перестала что-то требовать от него, ведь ей постоянно были нужны его деньги, его связи, его время. Его восхищение, наконец. Как все-таки эта баба корыстна, алчна, всегда нужно что-то отдавать ей! Доказывать "столичной штучке", что ты всегда помнишь и благодарен за то, что тебя, - провинциа-ла, чуть ли не лимитчика, - подобрали и приняли в хороший дом.
       И чтобы окончательно унять её подозрения, Беркут принялся восторгаться её бездарной диссертацией, и заранее убеждать, чтобы на предстоящей защите она не слишком обращала внимание на критику будущих оппонентов, ведь критику в свой адрес Вика переносила с трудом. Она была маниакально помешана на своей исключительности, и ей, как наркотик, были постоянно необходи-мы комплименты. И Павел говорил, что она безусловно вне конкуренции, - и как будущий руководитель, и как учёный. И как она талантлива, богемна, молода и красива, как духовно развита! А кто бы на его месте говорил иначе?
      
       Жена привезла его в дачный посёлок "Старый большевик". Они остановились в начале тихой улицы имени вождя немецких коммунистов товарища Тельмана.
      - Это отцовский подарок нам на двадцатилетие нашей свадьбы, - Вика указала мужу на бревенчатый терем с остроконечной крышей. - Папа дал нам часть денег на покупку дачи.
       Вообще-то им с женой предлагали в прошлом году прекрасную служебную дачу с государственной обслугой. Но Вика сама от неё отказалась. Презрительно заявив, что ей и задаром не нужно типовое убожество, "фабричный профилакторий".
       Впрочем, может и правильно, что отказалась, потому что дача та была ведомственной в специальном посёлке, их выделяли семьям космонавтов лишь во временное пользование - до тех пор, пока человек в отряде космонавтов. А стоит ему уйти из действу-ющих космонавтов и с казённой дачи их сразу попросят, чтобы передать её другому.
       А здесь Беркуту пока нравилось. Место действительно удачное: посёлок располагался в запретной водоохраной зоне, в сосновом лесу, и при этом всего в нескольких километрах от шоссе, по которому до Москвы всего минут двадцать езды.
       Пока супруги выйдя из машины осматривались, торопливой походкой прибыл председатель дачного товарищества, заранее предупреждённый Викой об их приезде. Невысокий живчик, одет он был по-дачному - в старые военные штаны-галифе, заправлен-ные в сапоги, свитер грубой вязки, на голове мятая шляпа с круглыми полями. Суетливый, он всячески демонстрировал, что очень рад такому новому члену их товарищества домовладельцев, как прославленный космонавт. Отчего и взялся лично показать супругам участок и дом.
      - Есть электричество, хотя последний хозяин предпочитал пользоваться керосинкой и печкой на дровах. Дом утеплён, можно жить и зимой - деловито объяснял добровольный "гид".
       Как выяснилось, первым владельцем дачи был известный венгерский коммунист, видный деятель Интернационала, его романом "Два враждебных мира" зачитывались Горький и Ленин. Эту дачу обласканный властью венгр построил на свои писатель-ские гонорары. Здесь он разбил огород, поливал огурчики-помидоры, клубничку. Пока однажды летом 1937 года, не увидал, как вместо закреплённого за ним, - как за старым "политкаторжа-нином", - персонального "Паккарда" с шофёром, к даче подкатил чёрный воронок, из которого вышли сурового вида мужчины в одинаковых чёрных костюмах. Бедняга сразу всё понял и успел принять цианистый калий. Чекисты, чтобы не уезжать ни с чем, забрали его жену, а девятилетнего сына через неделю определили в специнтернат для детей "врагов народа".
       Всего через месяц дачный подотдел Общества старых политка-торжан передал дачу другому заслуженному революционеру, но и он тут надолго не задержался... Только четвёртый владелец, который сам был из органов, тут укоренился. А сейчас, после смерти ветерана-чекиста, его внук продаёт участок и дом, который представлял собой двухэтажное деревянное строение с флигелем.
       Зашли внутрь.
      - Уникальная вещь для того времени! - указывая на огромный камин в гостиной, объявил "экскурсовод", всем своим видом он пытался привлечь внимание покупателей дома к этой "изюминке". - Говорят, что в своё время человек, попадавший сюда впервые, искренне удивлялся наличию такого буржуазно-дворянского аксессуара. Первый хозяин был человеком с большими претензия-ми, собирался провести водопровод и паровое отопление. В гостях у него бывали многие знаменитости - сейчас ведь большая мода на дома "с биографией".
      - Нам это всё равно, старый дом мы намерены снести и построить всё заново из кирпича, - небрежно ответила Вика. Она с первой минуты повела себя с боярской надменностью. "Настоящая помещица! Как она нелепа в этом своём барском высокомерии! Манерная дура!" - не мог справиться с раздражением Беркут. - Будто с управляющим-приказчиком разговаривает!.. Глупо так вести себя, когда своим высоким общественным положением ты обязана не себе. Стоит мне оступиться и пасть с пьедестала, и твоя роскошная аристократическая жизнь в одночасье закончится". Как он прежде не замечал в ней этого мелкого мещанства и глупой надменности? А может и замечал, просто не хотел разрушать созданный себе миф о счастливом браке. Он всегда говорил себе, что обязан любить её, просто потому что жена. Хотя с самого начала было ошибкой жениться на ней. Ведь кроме обычного плотского влечения там ничего не было. Поэтому, как только настоящий секс закончился, они стали отдаляться...
       Между тем, дачный председатель продолжал расхваливать товар:
      - Соседи у вас будут чудесные люди, - сплошь все почтенные старики, их дети и внуки. По секрету скажу вам: большинство наших пенсионеров из "органов".
       "Выдав секрет", председатель комично вытянул шею в ожидании реакции гостей на свои слова, став удивительно похожим на настороженного попугая, но удостоился лишь благосклонного кивка красивой дамы. И всё равно ещё больше оживился, так что просто соловьём залился:
      - Оформим вам пропуск, и сможете по спецтрассе прямо на московскую кольцевую отсюда проехать. В посёлке есть свой магазин системы "РАЙПО", снабжается из особого треста. И места здесь, знаете ли, - такие ещё поискать! Запретная зона, экология! А воздух тут - просто целебный! Сосны. Для здоровья большая польза. Вашим деткам тут будет раздолье. У нас ведь дети после летних каникул не болеют потом почти весь учебный год...
       Все трое вышли из дома и вернулись к калитке. Где-то неподалёку проехала электричка: всего в полутора километров располагалась пригородная платформа "Челюскинская" Ярослав-ской железной дороги.
      - Что ж, спасибо вам, нам здесь очень понравилось, - Вика впервые величаво улыбнулась дачному председателю и сунула руку в карман, Беркуту даже на секунду показалось, что сейчас она достанет кошелёк, чтобы одарить усердного рассказчика чаевыми. Но всё ограничилось рукопожатием возле машины.
       - Кстати, если решили строить новый дом, то вам, как без пяти минут дважды Герою, доступны будут самые дефицитные стройматериалы, - "просветил" Беркута председатель, энергично тряся ему руку и заглядывая в глаза. - Могу порекомендовать отличную строительную бригаду, бригадир мой хороший знакомый и надёжный человек.
      - Спасибо, мы подумаем.
      Но председатель всячески оттягивал расставание, ведь случай свёл его с человеком, обладающим редкой возможностью достать любой дефицит. А что главное при встрече с "нужником"? Заинтересовать его, предложить что-то в обмен на необходимые тебе вещи или услуги.
      - Кирпич, шифер, черепица, утеплитель нынче почти не достать, - пожаловался Беркуту председатель и намекнул, что если ему перепадёт что-то дефицитное от нового домовладельца, то он поспособствует быстрой покупке дачи и сам всё оформит...
      
       Едва выехали из посёлка, как Вика вдруг свободной рукой взяла мужа за штаны: - А как там мой дружок поживает? Надеюсь, он вёл себя хорошо? Он ведь знает, что, если попробует гульнуть в чужую дырку, я возьму большой кухонный нож и...
      
      Глава 50
       Через опущенное стекло в салон "Мерседеса" веяло ветерком с окружающих лугов, приносящим запах разнотравья и мёда и...обдувающим прохладой энергично работающую мужскую задницу. На этот раз они расположились на заднем сиденье. Сперва её ноги взлетели на его плечи, и он хорошо засадил ей до упора, мошонка хлопалась по её заду, Вика взвизгивала "ау! ау!", обнимала его за шею, хватала острыми зубками за мочку уха и жарко шептала всякую похабщину, возбуждая в себе похоть. Забывшись, она даже назвала его Вадиком (как Толстопятова), но в экстазе даже не заметила этого. Что ж, Вадик, так Вадик. Так даже лучше, меньше моральных терзаний. Одна лишь злость. Поставив её коленями на мягкий диван, он без церемоний раздвинул сзади ляжки и грубо вошёл "туда". Еще и еще, глубже и глубже, крепко вторгался он в ее жаркую теснину, отчего содрогался ее живот, и она повизгивала, словно сука, корчилась; и, оглядываясь, умоляла тише, осторожней. Знала бы какие картины при этом крутились в его голове, возненавидела бы окончательно. А представлял он себе Дашу, как она стоит перед ним на коленях, на медвежьей шкуре, и он мощно засаживает ей сзади, она кричит от наслаждения и причитает по-бабьи, ткнувшись лицом в подушку, он берёт её маленькие упругие груди в свои ладони, поглаживает соски и целует рыжую малышку в затылок. И продолжает энергично хлопать животом ее по маленькой круглой, в пупырышках, попе и так до тех пор, пока не исторгает из себя струю горячего семени ей на спину...
       Обессиленный Беркут навалился на спину Вики, и ощутил только сильный запах её новых духов. Она всегда перебарщивала с парфюмерией - духами, дезодорантами, антиперспирантами, так что он даже забыл естественный запах её тела. Этот вакуум мгновенно снова наполнился воспоминаниями из недавнего прошлого. Он лежит на смятых простынях, где они только что барахтались с гибкой, неистощимой на идеи любовницей, которая на двадцать лет его моложе. И он с удовольствием вдыхает смесь из запахов собственной спермы, её интимных соков, помады, и едкого молодого пота, которыми пропахло ложе любви...
       К счастью, ни о чём этом Вика конечно же не догадывается. Разомлевшая, она блаженно простонала:
      - Ка-айф! Откуда силы, Беркут?! Я уже смирилась, что возраст даёт о себе знать, а ты...
      
       Они выехали обратно на шоссе и всю дорогу до дома разговари-вали вполне дружески. Очередной кризис в отношениях был преодолён. В сущности, когда-то Вика была неплохой женой. Были ведь у них счастливые дни, за которые Беркут был ей благодарен. Просто такова жизнь: всё рано или поздно заканчива-ется. Но есть же пары, которые даже после развода остаются друзьями. Наверное, и они могли бы расстаться хорошо и сохранить нормальные отношения. Тем более, что он готов уйти лишь с одним чемоданчиком, оставив жене всё - квартиру, этот мерседес, сберкнижки. Но ведь ей этого мало, ей нужен муж Космонавт! Эта женщина - избалована с детства. Она патологиче-ски честолюбива и к тому же неисправимая собственница - считает его "своим проектом". Вероника ведь искренне уверена, что это лишь ей и только ей одной (ну разве что ещё её великому папаше) простоватый супруг обязан своей ослепительной карьерой, и потому он не может уйти от неё НИКОГДА! Наверное, она даже не совсем шутит, когда обещает отрезать ему член в случае измены. "Но что верно, то верно, после расставания с ней на собственной карьере можно ставить жирный крест. Уж она постарается" - не сомневался Беркут.
      
      Глава 51
       Приняв душ, Беркут взял помазок и принялся намыливать себе подбородок. В ванну заглянула Вика, увидав, как он скребёт себе щёки опасной бритвой, в который раз попыталась наставить мужа, - будто застрявшего в далёком прошлом, - на путь истинный:
      - Хватит, наконец, пользоваться этим жутким орудием преступле-ния! Я же подарила тебе отличный жилетовский станок с плавающими лезвиями.
      - Не хочу лишать себя удовольствия. Я ведь тебе уже говорил, что...
      Вика не дала ему закончить фразы:
      - Да, да, я уже сотню раз слышала эту "антикварную" историю про эту легендарную бритву фирмы "золингер", которую твой отец привёз с фронта в качестве трофея, а от него семейную реликвию унаследовал ты. Но ведь так можно однажды порезать себя этим "тесаком"!
      - Не беспокойся, я опытный брадобрей.
      - Но возьми хотя бы пену для бритья, я специально заказала коллеге привезти её тебе из Франции.
      - Спасибо, дорогая, но я раб привычки, что поделаешь, - улыбнул-ся жене Беркут и взял с полки флакон, чтобы побрызгать себе на щёки лосьоном с запахом полыни. Но придирчиво осмотрев себя, снова взял лезвие, чтобы ещё немного подскоблить правую щёку.
      - Да уж, ты действительно неисправимо старомоден! Ладно, я пошла, не могу больше смотреть на это варварство! - поморщи-лась Вика, и вдруг вспомнила: - Да! Твой приятель вернулся и искал тебя.
       Она упомянула об этом как бы между делом, а ведь знает, как муж давно ждёт возвращения друга с антарктической станции!
       - Ладно, жду тебя на кухне, - перед тем как закрыть за собой дверь Вика задержала на нём внимательный взгляд.
       Павел кивнул. Но стоило жене выйти, как тут же нахмурился, потому что против воли вспомнил глаза Даши при расставании. Как же она посмотрела на него! От одного воспоминания ему сделалось тошно. Глупец! А ведь мог хотя бы раз в жизни совершить по-настоящему сумасшедший поступок... Конечно, это было бы всё равно что выпрыгнуть из поезда на полном ходу, зато не жалел бы об упущенном счастье всю оставшуюся жизнь. А так выходит, что просто трусливо сбежал, испугавшись неприятно-стей...
       "У, чёрт!", - рассматривая тонкий разрез на щеке, Павел подумал, что, хоть рана выглядит неглубокой, лучше на всякий случай побрызгать на неё полынной водой, чтобы сразу прижечь. Резкий запах полыни, кровавая струйка, сбежавшая с щеки на шею, навеяли странные видения. Перед глазами вспышками появлялись жутковатые картины!.. Не так давно у одного знакомого, обладателя очень редкой даже для Москвы импортной видеоприставки, демонстрировался для небольшой компании американский фильм, полный запредельной жестокости, крови, обнажённого мяса. Павел тогда даже ушёл с середины "сеанса", решив, что с него довольно этой скотобойни.
       То, что сейчас пронеслось у него в голове, очень напоминало кровавое кино с ужасными картинами резанных ран, брызгами крови на стене, на полу. А он то был уверен, что увиденные по видео отталкивающие сцены давно выветрились из его памяти, а оно во как неожиданно вылезло наружу. "А ты стал впечатлитель-ный - удивлённо произнёс Беркут, глядя себе в глаза; и погрозил пальцем отражению в зеркале. - Имей в виду, старик: обостривша-яся сентиментальность - верный признак надвигающегося маразма".
      
      Глава 52
       Утром Беркут приехал на работу на мотоцикле. Подъехал к КПП Звёздного городка и остановился возле опущенного шлаг-баума. В джинсах и модной замшевой куртке, о которой большин-ство советских граждан только мечтает. Причём для некоторых она была столь желанна, что однажды в ночной электричке четверо хлопцев попытались силой снять её с владельца. Почув-ствовав, что предстоит драка, Павел, в соответствии с усвоенным с детства принципом, ударил первым. Для одного попытка закончи-лась попаданием в травматологическое отделение больницы. Для остальных - знакомством с дежурным по отделению милиции.
       При этом Беркут с лёгкостью мог с лёгкостью подарить модную шмотку случайному знакомому, просто потому, что понравился хороший человек... Так три месяца назад по пути на раннюю рыбалку он заметил на скамейке дрожащую от холода девчонку, на которой было лишь лёгкое платьице. Подвёз её до студенческо-го общежития; и так как язва-сторожиха отказалась открыть им дверь в неположенный час, отдал своей спутнице почти новую финскую куртку из чистого хлопка, чтобы бедняжка, которая совсем продрогла, не подхватила воспаление лёгких....
       Так что фанатичная погоня за модными импортными тряпками никогда Беркута не увлекала. И то, что сегодня он предпочёл военной форме молодёжный "прикид", объяснялось вовсе не желанием выпендриться. Просто настроение было такое, что хотелось почувствовать себя этаким свободолюбивым вольным всадником на железном мустанге. Эта куртка, джинсы, затониро-ванный мотошлем отвечали его внутреннему ощущению себя.
       Но возникла непредвиденная проблема. В таком виде дежурный по КПП старший лейтенант не признал в щёголе космонавта и велел "сопляку" мотать отсюда, ибо здесь мол режимный объект. Даже предъявленный пропуск не захотел смотреть.
      - И не рычи тут двигателем, - бесполезно! Сказал тебе: не пущу! И точка. - Сердито отрезал "старлей" и направился обратно в свою дежурку.
       Пришлось Беркуту снять шлем и "предъявить лицо", чтобы обескураженный дежурный пропустил его на территорию.
      
       Рабочий день в Центре подготовки космонавтов начался с кросса по пересечённой местности. Вместо временно отсутствую-щей по депутатским делам Валентины Кудрявцевой тренировку проводил не очень хорошо знакомый Павлу инструктор.
       Беркут бежал в основной группе, и чувствовал, что сил у него в избытке, никакой одышки и сердце работает, как отлично отлаженный мотор. Даже гораздо более молодой напарник по экипажу Николай Кулик немного поотстал пару километров назад. Зато рядом бежали двое новеньких. Они появились в отряде космонавтов пока Беркут ездил к матери. Появление новичков озадачивало и наводила на определённые размышления. Дело в том, что состав группы подготовки всегда постоянен и количе-ственно утверждён ещё три года назад специальным приказом Главкома ВВС. Согласно этому приказу, зачислять новых кандидатов в космонавты можно лишь в двух случаях: либо в связи с отчислением кого-то из отряда (по причине грубейшего нарушения дисциплины; в связи с медицинскими противопоказа-ниями или из-за профнепригодности), либо в случае гибели экипажа. Они даже в шутку именовали себя "бессмертными" по ассоциации с гвардейцами персидских царей империи Ахемени-дов, количество которых тоже всегда строго поддерживалось неизменным: как только кто-то погибал - его тут же заменяли новым воином - отсюда и название "бессмертные".
       А тут сразу двоих взяли авансом, будто в расчёте на то, что очень скоро для них освободятся вакансии...
       Павел старался особо не рассматривать новеньких, чтобы неприятные мысли не повлияло на выносливость. Тем более, что "в затылок ему дышали" двое непосредственных претендентов на его место - дублёры по предстоящему полёту. Молодые парни. Нагрузку они переносили хорошо, даже могли болтать, несмотря на высокий темп бега. Один из них рассказывал напарнику, что его молодая супруга ждёт ребёнка, а в очереди на собственное жильё они под номером 23879. Так что, если не произойдёт что-то экстраординарное, то из общежития в собственную квартиру их - к тому времени уже немолодая семья - переедет, вероятно, когда их ещё не родившийся сын или дочь будет заканчивать школу, не раньше. Потому что ордера в строящиеся дома прежде всего даются тем, кто уже слетал в космос, а в дублёрах люди иногда сидят годами...
      
       ...Приняв душ после окончания тренировки и переодевшись, Беркут взял у дежурного на вахте ключи от своего рабочего кабинета, поднялся по лестнице на второй этаж, зашагал по знакомому коридору. Обстановка у них в департаменте, как в каком-нибудь министерстве союзного уровня: под ногами ковровая дорожка, импортные плафоны дают чуть приглушённое приятное для глаз освещение, стены отделаны пластиковыми панелями под ценные породы дерева, в холле хорошая мягкая мебель, цветной телевизор. А вот и дверь с табличкой "Космонавт-инструктор Беркут П.П".
       - Товарищ Беркут! - окликнул его кто-то сзади.
       Павел обернулся и увидел спешащего следом блондина. Внешность его как будто была Беркуту знакома, хотя обликом он походил на многих, с кем приходилось на ходу обмениваться рукопожатиями или приветственными кивками: холёный, на породистом лице южный загар, среднего роста, не худой, но и не толстый, лучше всего подходит определение "мобильный". Хороший костюм идеально сидит на подтянутой фигуре, во всём чувствуется продуманный до мелочей, неброский шик чиновничь-его сословия, близкого к верхним эшелонам власти.
      - Мне нужно передать вам конверт, - приблизившись, приятным негромким баритоном сообщил курьер. Всё-таки был он какой-то весь безликий, будто со стёртыми индивидуальными чертами. Разве что очень моложавый, этакий повзрослевший "замарино-вавшийся" пионер-отличник тридцати с лишком годков. А так типичный человек из обслуги, партаппаратчик без портфеля. То есть, портфель-то при нём как раз имелся, просто владелец его скорее всего не обладал какой-либо самостоятельной должностью, предполагающей властные полномочия. В каждом движении его присутствовала натренированная предупредительность, но без лакейского холуйства - царедворец, но не официант. Скорее по статусу и самоощущению моложавый и расторопный порученец был ближе к элитным дипкурьерам, которые не вылезают из престижных загранкомандировок, мотаясь между мировыми столицами с секретной дипломатической перепиской.
       Сохраняя солидное достоинство, "письмоводитель" щёлкнул замками металлического чемоданчика-"дипломата" и протянул Беркуту пухлый конверт:
      - Это персонально вам, расписываться в получении не нужно.
      - Спасибо.
      - Удачного дня, и успехов на орбите! - с приятной улыбкой пожелал курьер на прощание и бесшумно зашагал обратно по коридору, помахивая своим портфельчиком.
       Пакет был запечатан сургучной печатью с оттиском Управле-ния делами ЦК КПСС. Отперев дверь своего кабинета, Павел сел за стол и распечатал конверт. В нём лежало двадцать ещё пахнущих типографской краской новеньких купюр по сто рублей. Такова была неофициально установленная практика - "подкреп-лять рублём" высокопоставленных чиновников. И так как он тоже с некоторых пор был приписан к высшей номенклатуре, то это распространялось и на него.
       Что ж, две "штуки" - весьма весомо. То есть, сразу четыре его нынешних оклада (без учёта доплат за офицерское звание, ордена и стаж в отряде космонавтов). Что равняется примерно 15 средним зарплатам по стране. Примерно столько стоил очень хороший мотоцикл или катер. Вероятно, таким вот премированием начальство решило его взбодрить перед не самым безопасным полётом.
       Забросив конверт в ящик стола, Павел занялся разбором накопившейся за время его "отпуска" корреспонденции. В кипе разных документов - конвертов, инструкций, сводок - на глаза попался стандартный лист самонаблюдения, в котором он должен был подробно расписать своё самочувствие за последнюю неделю, то есть за тот период, пока не находился под непрерывным наблюдением врачей. Такие опросники регулярно присылались всем в его ситуации - для вышедшего на финишную предстарто-вую прямую экипажа ничего особенного в этом нет. Внимание привлекло другое. На бланке стояли штампы Главного медицин-ского управления ВВС СССР и медицинского отделения Центра подготовки космонавтов. А внизу листа была отпечатана графа для указания даты, которая начиналась с...2000 года! Забавно. Если это не типографская ошибка, то они уже отпечатали бланки на много лет вперёд, на далёкое будущее, - вероятно, для тех, кто будет готовиться к полётам за тысячи световых лет в другие галактики. Как говориться "улыбнуло". Такая вроде бы мелочь, а настроение подняла даже гораздо больше, чем конверт с новень-кими сторублёвками.
       Даже "Черномор", к которому Беркут зашёл доложить о своём возвращении из отпуска, удивлённо спросил, чего это он такой весёлый.
      - А чего не веселиться, товарищ генерал, скоро ведь полечу.
      - Это хорошо, что с таким настроем подходишь к старту - одобрил Камчатов. - Тем более, что дату вашего старта решено перенести.
      Павел обрадовался:
       - Хоть на этот раз не будет обычной штурмовщины, гонки. За дополнительные дни технари успеют всё как следует проверить и подготовить.
       Генерал покачал головой и странно взглянул на него из-под густых бровей:
      - Вы не поняли, Павел Поликарпович, старт передвигается на более раннюю дату. Основная стартовая команда вызвала на соцсоревнование бригаду сменщиков, а те сразу взяли повышен-ное обязательство подготовить ракету к старту на четыре дня раньше срока.
      - Как же так, Григорий Иванович? - опешил Беркут.
      - А что вас беспокоит? - Генерал принялся с озабоченным видом перекладывать бумаги на своём столе, будто пытаясь отыскать затерявшийся листок. И попутно разжёвывал для подчинённого "политику партии": - Технари решили сделать подарок съезду, и наверху их почин поддержали. В связи в этим возникли опреде-лённые изменения в графике. Вот и всё... По сути для экипажа это мало что меняет. Как военный пилот вы должны быть готовы к вылету по приказу командования в любой момент. Не мне вам напоминать, товарищ подполковник, о прописных истинах, которым учат зелёных курсантов.
       На краю огромного генеральского стола лежала красивая папка из красного бархата с золотым тиснением герба СССР. Павел вспомнил, что именно в ней лежало его представление на звание Героя Советского Союза после прошлого полёта. Камчатов тогда пригласил его к себе и торжественно продемонстрировал документ о выдвижении на высокое звание, которое собирался отправить вверх по инстанциям вплоть до президиума Верховного совета, где окончательно должны были утвердить указ о награждении. Теперь из папки тоже выглядывали какие-то листы - не исключено, что такие же представления. И если он будет вести себя правильно, то есть, не задавать неуместных вопросов, то возможно генерал снова - в знак высшего благоволения и доверия, покажет ему заветный документ... Или не покажет, если заготовленный заранее указ заканчивается скорбными строчками "наградить посмертно"... Хотя такое вряд ли возможно. Вне зависимости от того: понимает ли начальство, чем может закончиться начатая какими-то пустоголовыми болванами идиотская гонка с запуском их корабля раньше всех сроков, или не понимает, всё равно - раз и навсегда установленный ритуал не допускает заранее оформлять посмерт-ные почести даже для обречённого экипажа. Героический подвиг на то и героический, что люди должны осознанно, на высоком патриотическом накале, идти на крайний риск, без глупой фанатичной обречённости самураев...
       Так и не отыскав на своём столе мнимой пропажи, Камчатов задумчиво потёр пальцами свой подбородок-глыбу, растерянно покачал седой головой, вздохнул по-стариковски "м-да...". Беркуту даже стало неловко за генерала. При всём уважении к начальнику чувствовалось что у него где-то в душе мышь сдохла. Что тут скажешь, обмельчал старик характером на своей высокой должности, смирился с тем, что приказы вышестоящего началь-ства не обсуждаются. Потому вместо честного разговора спрятался за дежурные лицемерные объяснения и спешит закончить разговор на официальной ноте:
      - Одним словом, товарищ Беркут, всё резко ускорилось, так что будьте готов вылететь на Байконур раньше срока. Всё понятно?
      - Так точно - Беркут почти смирился с неизбежным и направился к выходу. Но возле самой двери, уже взявшись за литую ручку, остановился. Потом тряхнул головой, прогоняя мерзкое оцепене-ние, и решительно вернулся к столу:
      - Ну, что там у вас ещё? - проворчал пожилой начальник. В глазах генерала мелькнул интерес: "Что, бунт на корабле?" - читалось на его тяжёлом, суровом лице.
       Павел медлил, всё ещё соображая, к каким последствием приведёт его правдорубство, а потом - как в ледяную купель с разбегу:
      - Вам же лучше меня известно, Григорий Иванович: машина совершенно сырая! Это же гроб с музыкой!
       У генерала резко изменилось выражение глаз. Он посмотрел на Беркута тяжёлым, будто булыжник из мостовой, взглядом
      - Ты бы, подполковник, выбирал выражения-то - посоветовал он холодно. - Думаешь один такой умный, но я ведь тоже не дурак. Запомни, у тебя возраст предельный, а то, что ты на медкомиссии молодым козликом скакал, лично для меня ещё ничего не значит.
       Павел от столь недвусмысленного намёка даже растерялся: "Откуда генералу могло стать известно про секретный препарат, который ему дала Валентина? А может, просто совпадение и ничего ему не известно?.. Да какая разница! Самое разумное теперь внять мудрому совету и не проталкивать дальше под топор свою дурную башку, а взять неосторожно сказанные слова назад и быстро уйти. Даже если придётся наступить на собственную совесть каблуком. Просто приказать себе: "Молчать! Кру-угом-ша-агом-Арш!".
       Но бескомпромиссный характер - это ведь как приговор. Вот такой он дурак!
      - Григорий Иванович, вы ведь сами лётчик! Ну понятно на войне, особенно в её начале, вам приходилось летать на "одноразовых" фанерных самолётах, которые фронтовые пилоты прозвали "лакированными гарантированными гробами", но теперь-то зачем поощрять безумную спешку? Неужели возникла столь острая необходимость пускать на распыл миллионы народных рублей, глупо жертвовать жизнями опытного экипажа?!
       Камчатов мрачно выслушал его, недобро помолчал, сурово глядя исподлобья, глухо поинтересовался:
      - Всё сказал?
      - Теперь всё, - ответил Беркут, чувствуя огромное облегчение от того, что преодолел в себе плебейский страх. Хотя хотелось ему в лоб спросить генерала: "А тех двоих новеньких вы тоже взяли в группу подготовки потому что всем в конечном итоге плевать на результат? Главное ведь не сориться с высшим руководством... А нас с Куликом можно заранее оформить под списание?". Но не решился ставить старика в глупое положение, заставлять заслуженного фронтовика врать, оправдываться, изворачиваться из-за чьей-то начальственной глупости, или подлости. Тем более, что итак наговорил начальству достаточно.
       Генерал поднялся из-за своего массивного стола, - а сидел он под обязательным для любого начальственного кабинета портре-том Ленина - и, заложив руки за спину, прошёлся по своему огромному кабинету, поглядывая на подчинённого, словно прикидывая что-то, оценивая. Мягко поблескивали золотом генеральские звёзды шёлковых погон на его богатырских плечах, толстая пачка орденских планок на груди кителя придавала тяжеловесной внушительности всему облику главного начальника над космонавтами.
       Павел тоже всматривался в широкое, хорошо изученное лицо, и удивление его росло. Прямой и бесхитростный характер Камчато-ва был таков, что обычно он сразу рубил с плеча, а тут молчит, морщит изрезанный морщинами лоб, косится, будто сомневается в нём, да и в себе вероятно тоже.
       Генерал остановился у портрета Гагарина, что висел в красном углу, словно икона. Кивнул на портрет и торжественно объявил, словно они опять оказались на партсобрании:
      - Мы должны всегда ровняться на него!.. Ты что думаешь, ему легко было первому начинать? Никто ведь не знал, что человека ждёт там, за пределами земной атмосферы. Врачи предупреждали, что человеческий разум может просто не справиться с сильней-шим стрессом, сойти с ума. Однако он умел не отступать перед трудностями, отбросить все сомнения. И погиб, как солдат, хотя преспокойненько мог бы почивать на лаврах "кабинетным" генералом.
       Камчатов имел право на такие слова, ибо сам не ради красоты носил на кителе знак лётчика первого класса и золотой значок парашютиста, потому что в своём почтенном возрасте оставался летающим и прыгающим генералом, что вообще-то не так уж часто случается в ВВС.
       - И всё же, Григорий Иванович! - упрямо покачал головой Беркут, но генерал усталым жестом остановил его.
      - Вот что я тебе скажу, браток, - с задушевной поволокой в притухших глазах снова заговорил покрытый рубцами от ожогов и шрамами седой фронтовик. - Другому я бы на такие речи ответил: "Выйди в соседнее помещение, попроси у моей секретарши чистый лист бумаги, авторучку и пиши заявление об уходе из отряда по собственному желанию. И катись к чёртовой матери!". Хотя на фронте мы обычно в таких случаях давали сослуживцу не ручку и бумагу, а полчаса на то, чтобы он отошёл в лесок и сам пустил себе пулю в висок, не дожидаясь, пока за ним придёт СМЕРШ и отправит его в трибунал. Сам ведь знаешь, в нашем ремесле встречаются люди, у которых перед опасным боем развивается жидкий стул. Но сейчас из-за этого не стреляются, времена нынче мирные. Потому, чтобы не ставить человеку крест на карьере - из сострадания - я бы кому-нибудь другому позволил уйти самому без позора.
       Генерал подошёл вплотную к Беркуту, встал напротив, глядя в упор, и жёстко произнёс, как отрезал:
      - А тебе не позволю!.. Понял? Тем более, что инструкторы и преподавательский состав тебя дружно хвалят; со стороны медицины к тебе тоже никаких претензий. Ты подошёл к полёту в отменной форме. Оснований снять тебя с должности командира экипажа у меня нет. Да и желания такого я не испытываю. Ты коммунист, боевой офицер!.. Лётчик с твоей биографией не имеет права на сомнения, если партия поставила тебе боевую задачу! А ты как думал? Да, брат, у нас свой фронт, живём по законам военного времени "ни шагу назад!".
       "Вы сравнили нашу ситуацию с фронтом. "На войне, как на войне" или "Война всё спишет", как прикажите понимать ваши слова? - хотелось Павлу спросить генерала. - Ни одно военное поражение не приносило нашему Отечеству столько позора, сколько тупое, агрессивное, тщеславное стремление наших чиновников победить в гонке престижа любой ценой. Пусть это будет откровенная ложь, подлог, пусть будет не за грош загублена передовая техника, разбиты надежды, пущены на ветер годы научных поисков, сломаны карьеры, а значит, искалечены судьбы сотен талантов. Плевать. Всё для понта, всё для победы! Всё ради того, чтобы раньше срока отрапортовать, заслужить похвалу Самого. А точнее - всё ради личного успеха, возможности процветать, хапать, наживаться на чужих крови и поте" - этот гневный монолог Павел произнёс мысленно про себя, потому что в глаза начальству такого не говорят. Да и не заслуживал старый солдат таких слов. Если уж быть до конца таким принципиальным, то их надо произносить тем, кто сидит гораздо выше его.
       К счастью чужих мыслей генерал читать не умел. Сделав подчинённому воспитательное внушение, Камчатов вернулся за свой стол, голос его стал буднично-официальным:
      - Так что будем считать, что разговора не было - ты мне ничего неположенного не говорил, я не слышал. Это всё, что я могу для тебя сделать. И скажи спасибо, что мы с тобой боевые лётчики и у меня к тебе отношение особое.
       Но Павел продолжал стоять как вкопанный. Генерал недоволь-но, но вместе с тем удивлённо разглядывал подчинённого, показавшего себя с новой стороны.
      - Ну, чего молчишь-то? Сам подумай, кого мне прикажешь отправлять в космос на проблемном корабле? Опытного заслужен-ного лётчика-испытателя, "старика"? Или этих молодых необстре-лянных салаг - вместо тебя сажать? Ну, отвечай! Или струсил? Так и скажи: "Извините, мол, товарищ генерал, "медвежья болезнь" у меня развилась, ничего не могу с собой поделать: проносит меня от одной мысли о предстоящем полёте". Так, что ли? Давай! Попробуй разжалобить меня, может, растрогаешь моё суровое сердце и старый комэск отпустит тебя на все четыре стороны - спокойно доживать на пенсии на дачных грядках.
       Кровь прилила Беркуту к лицу, одновременно волна гнева накрыла его с головой, и он отбросил все политесы:
      - Я считаю, - нарочито спокойно, чеканя слова, заговорил он, - что надо как минимум настоять на возвращении к нормальным срокам предстартовой подготовки корабля, согласно закреплённому во всех инструкциях регламенту. А то у нас из-за череды юбилеев скоро не на чем будет в космос летать. Весь год будем отмечать разные даты: полвека возвращения Ленина из эмиграции, 50-летие его фразы "Есть такая партия!", 50-летие отъезда в Разлив, и так далее по списку. Я всё понимаю, только хочу знать: работать-то мы нормально, когда будем?!
      - Ты что мелишь? - ошарашенно вытаращился на него генерал, - Белены что ли объелся?
       Только Павла теперь могла остановить разве что пуля:
       - Я понимаю, что кому-то выгодно очередное шапкозакидатель-ство. Кто-то уже приготовил дырочку на кителе под новенький орденок, считая, что ради себя любимого можно даже пожертво-вать кораблём, а заодно подвести под списание двух "обезьянок", тем более, что не проблема взять новых. Вон, очередь из желаю-щих кандидатов в наш отряд расписана на несколько лет вперёд...
       Ещё не закончив говорить, Павел совершенно вывел генерала из себя, аж уши заложило от его громового баса.
      - Молчать!!! - Камчатов так хрястнул пудовым, волосатым кулачищем по столу, отчего стакан с недопитым чаем подлетел и задребезжали стёкла в книжном шкафу. - Смирно! Стоять смирно и слушать!
       В ярости генерал схватил двухкилограммовую хрустальную пепельницу и со всей силой хрястнул ею о стол. Хрусталь - в мелкие брызги, через всю столешницу - трещина. Один из осколков пролетел у самого виска Беркута.
       Вскочив, старик чуть ли не подбежал к Павлу, страшное во гневе лицо его, покрытое шрамами, исказилось и побагровело, мощные челюсти двигались так, словно он намеревался переже-вать, перемолоть ими заартачившегося перед его волей бывшего любимчика. - Вот что, Беркут, ты у меня во уже где! - генерал ребром ладони провел себе по шее. - Но дело даже не во мне, прежде всего я об интересах страны должен думать, а не о своих настроениях. Поэтому, даже если принесёшь мне заявление "по собственному желанию", я его всё равно порву. Твоя кандидатура согласована со всеми инстанциями и утверждена на самом верху, а уходить с позором на пенсию из-за твоего строптивого характера я не намерен. Пойдёшь против меня - тихо удавлю!.. Сам знаешь, нрав у меня во гневе, что у медведя-шатуна, таких сюрпризов я не прощаю, учти это, Беркут. И не доводи до греха. Всё. А теперь кру-угом и шагом-арш из моего кабинета!
       Генерал первым повернулся к Беркуту спиной и пошёл к своему столу, не подав руки на прощание.
      - Тогда я пойду выше! - откровенно и дерзко пообещал Беркут.
       Генерал только хмыкнул в ответ, достал из несгораемого ящика бутылку коньяка, плеснул треть стакана, опрокинул в себя, кадык его хищно дёрнулся, глаза недобро сверкнули. Павел приготовился услышать в свой адрес самый отборный мат. Но неожиданно Камчатов лишь обессиленно просипел:
      - С Богом, сынок...поезжай.
       - Спасибо, Григорий Иванович, - сдержанно поблагодарил Павел.
      - Постой-ка, - генерал нажал кнопку селектора и велел своей секретарше:
      - Мария Петровна, вызовите мою машину из гаража. Да, знаю, что в Кремль мне ехать только после обеда. Это не для меня. А для одного неугомонного анархиста... Ничего, я найду на чём в Кремль добраться.
       Успев остыть от вспышки гнева, генерал подошёл к Павлу и всё же протянул для рукопожатия руку, давая понять, что не держит на строптивого подчинённого зла. Кивнул на портрет Гагарина:
      - Он бы твоё упорство одобрил. Так и слышу его голос: "Не зря мы с тобой, Иваныч, за этого парня боролись". Ведь когда решалась твоя судьба - зачислять тебя в отряд космонавтов или окончатель-но отказать, и мнения разделились примерно поровну, - то наши с Юрой голоса решили дело в твою пользу.
      
       На служебной "Чайке" генерала Беркут полетел в главк. В логово. Прежде он никогда не чувствовал себя "сопротивленцем" - ни в лётно-испытательном институте, ни в центре подготовки космонавтов. Да, бывало и прежде, что его пинали ногами за какие-то неудачи, толкали локтями и били по голове, а он огрызался в ответ, отстаивал свою позицию. Тем не менее ему всегда давали работать, и он всегда умел в конечном итоге найти общий язык с руководством. Но сейчас ситуация была принципи-ально иной. Впервые он ехал к высокому начальству и понимал, что будет говорить такое, за что ему запросто могут оторвать голову.
       На подъезде к Москве, под приборной доской у водителя зазвонил телефон мобильной радиостанции "Алтай-АС", которыми оборудовались номенклатурные "членовозы". Водитель нажал кнопку канала связи и протянул тяжёлую эбонитовую трубку Беркуту. Звонил генерал. Связь велась через антенны, установленные на Останкинской телебашне, на высоте почти 300 метров.
      - Ты вот что Паша, - уже по-отечески посоветовал Камчатов, - повежливее там, всё-таки к большому начальству едешь. А то я тебя знаю - тот ещё казак: рубанёшь шашкой с плеча, а мне потом расхлёбывай.
      - Я постараюсь, - пообещал Беркут.
       Однако, быть корректным и дипломатичным у него не слишком получилось. Как говориться, - накипело. С трудом пробившись на приём (запись велась за две недели) к председателю Госкомиссии (между прочим в ранге союзного министра), он не попросил у него, а потребовал вернуть прежние сроки запуска ракеты. И срочно сформировать на базе предприятия-изготовителя корабля "Союз" специальную группу из числа ведущих инженеров и техников для контроля за подготовкой корабля к старту. И главное - непременно назначить руководителем комиссии отставленного от должности главного конструктора Михаила Бурова, на том простом основании, что "коней на переправе не меняют". А ещё разрешить наблюдателям неограниченный доступ на стартовый комплекс космодрома Байконур и на все его технические объекты. Чтобы заводские эксперты могли круглосуточно надзирать за работой монтажных бригад и прочих специалистов космодрома.
       Вначале взвинченный его внезапным напором большой начальник воспринял такое требование как мятеж и пригрозил: "Будете так вести себя, без вас обойдёмся". Но Павла было уже не запугать. Бурная дискуссия завершилась тем, что рассерженный непониманием космонавт стукнул (по примеру генерала) кулаком по столу министра и объявил: "Честь королёвской "фирмы" поставлена на карту! Так что я от своих требований не отступ-люсь".
       После продолжительной паузы, начальник выдавил из себя: "Хорошо, я не возражаю".
      
      Глава 53
       День выдался напряжённым, зато многого удалось добиться, отчего настроение было на высоте. Возвратившись поздно вечером домой, по пути к лифту Павел открыл почтовый ящик. Пока поднимался, перебирал газеты и конверты. Бесшумно распахну-лись автоматические двери и приятный женский голос объявил: "девятый этаж". Мужчина удивлённо покачал головой: всё никак не мог привыкнуть, что в доме поменяли лифт на импортный, который не только поднимается бесшумно, а ещё и "разговарива-ет".
       Выходя из кабины, случайно заметил, что из кипы корреспон-денции выпала записка. И едва успел придержать ногой закрыва-ющиеся стальные створки, чтобы подобрать клочок бумаги с чернильными каракулями.
      "Вы мешаете закрытию дверей" - обидчиво упрекнул его женский голос.
      - Тысяча извинений, барышня, я больше не буду - пообещал мужчина, рассматривая листок: обычный - в клеточку, вырван из ученической тетрадки, и всего несколько бегло написанных шариковой ручкой строк. Отстранённый от должности главный конструктор королёвской "фирмы" Михаил Буров просил его о встрече и назначал время.
      
       Оказалось, что Вика вернулась домой ещё три часа назад. Она читала какие-то документы по своей работе, расположившись в гостиной на диване и надев очки. Видеть её в очках было непри-вычно. У себя в институте жена их никогда не надевала. Хотя в последнее время у неё сильно упало зрение - то ли из-за волнений, связанных с новой должностью, а вероятнее всего из-за космети-ческих операций и жёстких диет, которыми Вика постоянно себя истязала ради сохранения моложавой внешности. Но на службе Вика носила импортные контактные линзы, которые ей привозили из ФРГ. И хотя от них к вечеру у неё начинала страшно болеть голова, Вика была готова горстями глотать обезболивающие таблетки, лишь бы на людях производить впечатление "леди "нет проблем"".
      
       За ужином она делилась с ним последними новостями:
      - Скоро сможешь меня поздравить - твоя жена без пяти минут крупная руководящая шишка: вопрос с моим утверждением на новую должность почти решён!
      - О, я рад.
      Жена внимательно взглянула на него, насмешливо сказала:
      - Ты так орудуешь ножом и вилкой, будто разрезать этот телячий язык для тебя гораздо важнее, чем то, что твоя жена наконец чего-то смогла добиться в жизни.
      - Прошу тебя, не начинай.
      - Что не начинай?
      - Я действительно рад за тебя.
      - Поэтому у тебя до сих пор не нашлось свободного вечера, чтобы сводить Толстопятова в ресторан?
      - Ты же знаешь, что перед стартом выкроить вечер практически нереально. Но я всё равно работаю над этим и попытаюсь что-нибудь придумать.
      - Ладно, не дёргайся. Я решила проблему. Устрою небольшой фуршет "для своих" в честь твоих проводов на космодром, а в качестве почётного гостя в компанию избранных приглашу Толстопятова. Уверена, что дядька это оценит, ведь он тщеславен.
      - Отличная идея! Как и твоя стряпня, дорогая. Особенно хорош сегодня холодец, да и говяжий язык тоже не дурён.
      - Не пытайся запудрить мне мозги дешёвыми комплиментами, Беркут! - с раздражением осадила его Вика. - Тебе прекрасно известно, что я не меньше твоего занята делами на работе и своей диссертацией, чтобы тратить время на стояние у плиты.
      Конечно Павел был в курсе, что ужин приготовила их домохозяйка Фаня, которую жена почему-то всегда звала "няней". Но иногда жене нравилось притворяться, будто это она сама содержит дом в идеальной чистоте; вкусно, разнообразно готовит, и никакой прислуги у них и в помине нет. А он ей в этом подыгрывал. Такая вот детская забава. Просто сегодня ей отчего-то расхотелось в это играть.
      - Да, ещё пока тебя не было, звонил какой-то Власов, - вспомнила Вика. - Странный он. Я ему сказала, что ты в отъезде и предложи-ла перезвонить, когда вернёшься, а он будто не услышал меня и велел записать, чтобы я ничего не перепутала. Вика сходила за блокнотом и прочла: "Передайте Павлу, что я тогда соврал ему. Та родинка была не путеводной звездой, а моим проклятием. Вчера меня настиг Рок. Врача, который поставил диагноз моему сыну, тоже зовут Юрой. Я получил по заслугам, но за что страдают дети? Видимо, за всё в этой жизни надо платить по полной. Я очень сожалею, что так всё вышло, только этого мало - нужно платить по счетам". Сказал это и положил трубку. Белиберда какая-то. Может, ты мне объяснишь, что это означает.
      - Я не знаю.
      - А как у тебя дела на работе? - переменила тему жена. - Ты наконец перестал хандрить по поводу предстоящего полёта?
      - Как тебе сказать, - пожал он плечами. - Полёт предстоит очень сложный, а я ведь уже не в том возрасте... Сегодня меня вызывал к себе Камчатов и прямо спросил, не хочу ли я чтобы меня заменили дублёром.
      - Ну а ты? - насторожилась Вика.
      - Да вот думаю, может мне и в самом деле отказаться.
      Вика вдруг решила, что ей непременно нужно выпить на ночь вина.
      - Ну что ж... откажись...откажись, - пожала она плечами, опустошив бокал красного. - Только не забывай сколько тебе лет. На пенсию захотел? И чем ты будешь заниматься, позволь тебя спросить, когда нормальной работы больше не будет? Ты об этом подумал?
      - Я инженер, устроюсь на завод.
      - Если возьмут.
      - Да хоть рабочим пойду. А если не возьмут, в конце концов теперь у нас будет дача. Моей подполковничей пенсии нам хватит, просто не будем закатывать приёмы на полсотни персон.
      - А эти двое мальчиков, ваши дублёры, сколько им, лет по 25? Ты кажется говорил, что жена одного из них беременна. Ещё ты говорил, что они слишком "зелёные" и в критической ситуации точно "наберут полный рот земли", как говорят у вас в авиации. Учти, гибель этих юнцов ляжет на твою совесть, Беркут! - попыталась зацепить его за чувство долга жена, отлично зная, что он никогда в жизни никого не подставил вместо себя.
       Павел откинулся на спинку стула, наблюдая за эмоциями жены, которые отражались поочерёдно на её отполированном лице: изумление, непонимание, эгоистичный страх за своё положение, едва сдерживаемая злость на него. Он и сам не понимал зачем это придумал, всё вышло спонтанно, как случайная импровизация. Тем не менее продолжал испытывать терпение супруги:
      - Но возможен и другой вариант. Если я откровенно выступлю на Государственной комиссии, то есть шанс заставить их вообще отложить пилотируемый полёт. Правда, мне такой "ход конём" почти наверняка будет стоить карьеры, зато дело от этого выиграет.
       Вика взорвалась:
      - А обо мне ты подумал?! Ты не должен так поступать со мной и с нашей семьёй! - она заявила это в категорической форме - так, будто ждала этого разговора. - Мой отец столько сделал для тебя... Вспомни, или ты забыл про элементарную благодарность? Это ведь он вытащил нас из гарнизонного болота и устроил твой перевод в Москву. А потом помог тебе поступить в отряд космонавтов. Кем бы ты был сейчас без него!
      - Твой отец! Твой достопочтенный отец только называет себя великим писателем, а на самом деле он великий провокатор. В своих ранних произведениях он очень достоверно описал работу коллег чекистов. Чувствуется большое знание материала. Читаешь, и иногда такое ощущение, будто страницы сочатся кровью тысяч невинно убиенных. Он всегда умел отличиться, чтобы заслужить от власти орденок или хлебную должность. Это ведь он несколько лет назад стукнул КГБ, что Синявский и Даниэль передают свои тексты на Запад. Диссидентов после судилища замуровали в психушку. За это его новый роман издали огромным тиражом и назначили на высокий пост. Ты хочешь, чтобы я тоже поучился у него умению жить?
      - Не смей трогать моего отца! Он по крайней мере всегда боролся за интересы семьи. А тебе на семью наплевать! Учти, если откажешься, тебя просто выкинут отовсюду. В два счёта выбросят на помойку! Меня ведь это тоже коснётся...
       Как обычно после взрыва наступило затишье. Оба с взаимно отчуждёнными лицами продолжали трапезу, стараясь не смотреть друг на друга, в наступившей гробовой тишине лишь позвякивали столовые приборы.
       Немного успокоившись, Вика первой пошла на компромисс. Кусая губы, она заговорила примирительным тоном:
      - Ладно, поступай как считаешь нужным. Я просто хочу, чтобы ты не пожалел впоследствии о своём опрометчивом решении.
      - Спасибо за заботу.
      - А может, всё-таки нам обратиться к хорошему частнопрактику-ющему психологу - осторожно вернулась она к разговору двухнедельной давности. - У меня есть на примете очень хороший специалист, он консультирует очень больших людей.
      - Зачем?
      - Ты бы рассказал ему о своих проблемах, тебе не помешает толковый совет. Хороший психоаналитик поможет тебе разо-браться в себе.
      - У меня нет никаких проблем и я не нуждаюсь в советах.
      - Ты упрям, как... Тебе предлагают помощь, добрый совет, а ты! - сердилась и недоумевала Вика. - Мой отец говорит, что жизнь, как книга, поэтому хороший автор продумывает всё на черновиках, прежде чем писать набело.
      - Пусть так, но тогда я сам и только сам пишу книгу своей жизни.
      - А ты не допускаешь, муженёк, что мог случайно проскочить поворот, когда серьёзный талантливый текст, каким когда-то была твоя жизнь, мог превратиться в "закидонский сюр"? Эти твои нелепые метания, неумение вести себя с должным достоин-ством...Серьёзные, солидные люди так себя не ведут.
       Павел с плохо скрываемой насмешкой оглядел женщину, перед которой когда-то преклонялся:
      - Тебе виднее, это ведь ты у нас дипломированный философ, несостоявшийся литературовед и дочь известного писателя, а я простой пилот, а не писатель.
       С обиженным видом Вика поднялась из-за стола. Глядя в его насмешливые глаза, она постаралась напоследок ужалить его побольнее:
       - И всё же подумай. Может ты давно пишешь сюрреалистический бред, но настолько успел уйти в него с головой, что уже плохо осознаёшь, где кончается нормальная реальность и начинаются дикие джунгли бредовых иллюзий и идей. Так недолго оказаться в "жёлтом доме", дорогой.
      
      Глава 54
       С утра светило солнце, но на севере собирались тучи. Време-нами оттуда доносились раскаты грома, словно далёкая канонада. Так же громом среди ясного неба стало для Беркута известие о гибели друга. Василий Трофимович Власов, заместитель директо-ра лётно-исследовательского института по лётной работе, под началом которого Беркут проработал, пожалуй, лучшие годы, скоропостижно скончался от инфаркта. А ведь только недавно они вместе парились в бане, беседовали по душам, и вот Павел, надев парадную форму, едет на свой бывший аэродром, откуда похорон-ная процессия отправится на кладбище авиаторов.
       На площадке перед контрольно-пропускным пунктом ЛИИ имени Громова выстроились в колонну автобусы для провожаю-щих. Павел подошёл к вдове бывшего шефа, чтобы выразить ей свои соболезнования.
      - Я виноват перед Василием Трофимовичем, - мрачно признался Беркут, которому теперь было мучительно стыдно за свои подозрения.
      - Не говори так, Паша. - Женщина обняла его и зарыдала, ей понадобилось минут десять, чтобы справиться с собой. - Василь очень ценил тебя, считал братом.
      - И всё же я обещаю тебе, Надя, что сделаю всё возможное, чтобы даже тень малейшего подозрения больше никогда не легла на светлую память Василий Трофимовича. Чего бы это от меня не потребовало! Чтобы и ты, и ваши дочери смогли всегда гордиться таким мужем и отцом.
      
       В автобусе Павел подсел к бывшему сослуживцу по испыта-тельной работе. Тот печально указал Беркуту в окно на чёрную "Волгу", припаркованную на стоянке возле КПП лётно-исследовательского института. В роковое для себя утро Власов приехал на ней на работу, и пока никто из родственников не забрал машину.
       - В тот день я видел его утром в лётной столовой, Василь Трофимович был мрачен, долго с кем-то ругался по телефону - вспоминал сослуживец и в глазах мужественного лётчика стояли слёзы. - Закончив тяжёлый разговор, командир даже забыл на столике фуражку. Официантка Зиночка догнала его, когда он уже направился к самолёту. "Василий Трофимович, вы фуражку забыли!" - она ему. Он взял фуражку, и вдруг с каким-то нахлы-нувшим чувством попросил: "Пожелай мне удачи, Зинаида!".
       По словам бывшего сослуживца, дальше всё было так: возле своего самолёта Власов выслушал доклад техника, пожал ему руку и стал по приставной лесенке подниматься в кабину. Техник ещё минут пятнадцать занимался своими делами, потом заглянул в кабину и обнаружил Кравца неподвижно сидящем в кресле с открытыми глазами и белым как мел лицом. Он был мёртв.
      - Он же был настоящим боевым лётчиком! И умер как мечтал - за штурвалом, - закончил рассказ знакомый.
       "Как же так? - недоумевал Беркут. - Как могло случиться, что врач утром на предполётном осмотре не заметил, что у возрастно-го лётчика предынфарктное состояние, разве такое может быть?! Не верю я в это! Тут наверняка халатность со стороны врача. Но я этого так не оставлю, если потребуется до ЦК дойду!".
      
       Их автобус подъехал к кладбищу последним, - духовой оркестр уже играл похоронный марш где-то за деревьями и надгробьями. Выходя из автобуса Павел увидел Богдана Рыбака, тот будто ждал его и дальше они пошли вдвоём, неспешно нагоняя процессию.
      - Нелепая смерть, - вырвалось у Рыбака. Однако, он не стал ничего объяснять, замкнулся в себе.
       Беркут решил заранее, что уйдёт, не дожидаясь окончания церемонии и не останется на официальные поминки. Поэтому мужчины ненадолго остановились, чтобы по старой фронтовой традиции выпить за помин души "не вернувшегося с боевого задания" однополчанина. Выбрали могилу знакомого лётчика, разбившегося семь лет назад, зашли к нему в оградку; у Рыбака с собой имелся свёрток с нехитрой закуской. На поминальном столике появилась бутылка водки, предварительно нарезанная колбаса, ломтя чёрного хлеба, очищенные от скорлупы яйца, луковицы. Первым делом наполнили гранёный стакан и, положив поверх кусок хлеба, поставили его возле памятника погибшему собрату-авиатору. Потом мужчины выпили - сначала за лежащего в могиле, затем за командира.
      - Ты же знаешь, Василь Трофимычу ведь уже 50 исполнилось, - морщась, заговорил Рыбак, - критический возраст для нашей профессии. Ему постоянно намекали, что пора уж на покой, предлагали перейти на чисто кабинетную должность. Уже не так часто доверяли серьёзные испытания. А в затылок дышали молодые лётчики - пришло большое пополнение из школы испытателей. Начальство в любой момент могло поставить вопрос ребром, что пора ему уходить с лётной работы, чтобы освободить дорогу молодым.
       Беркут не знал таких подробностей, зато знал другое. Василь был очень опытным лётчиком. В испытатели попал ещё очень молодым - за особый талант. Летал на первых, ещё допотопных, реактивных машинах - все это, мягко говоря, не прибавляло здоровья... Будучи крепким от природы, Власов, тем не менее, с годами вероятно столкнулся теми же проблемами, с которыми сталкивается большинство возрастных пилотов. Сам его вид - осунувшееся, посеревшее лицо - указывал на то, что у ветерана серьёзные проблемы с сердцем и желудком.
      - Иногда командир и сам поговаривал о том, что пора бы уже "списаться" на землю и полностью посвятить себя организацион-ной работе, - продолжал Рыбак, - но как человек, "приросший" к небу, оттягивал этот момент до последнего...
      
       Через пятнадцать минут Беркут и Рыбак уже подходили к толпе прощающихся. Небо над головой по-прежнему было свинцово-серым. Выглядело это символично. В последнее время Павел жил с ощущением сгущающихся у него над головой туч. В издательстве была остановлена подготовка к публикации его книги. Потом позвонили с Центрального телевидения с извинени-ями за то, что вынуждены по техническим причинам перенести выпуск программы с его участием на будущее. Вроде мелочи, но в сочетании складывалась некая тревожная картина. Ему словно намекали некие силы, чтобы он не переступал запретной черты...
      
      Глава 55
       Задувающий холодный ветер что-то неприязненно шептал у мужчин над головами в кронах столетних дубов, которых в этой старой части кладбища было немало. Вскоре начал накрапывать мелкий дождь и женские рыдания у свежей могилы перешли в сплошной надрывный вой. Врачу с дежурящей "скорой" даже пришлось сделать троим женщинам укол успокоительного. Самую пожилую, мать покойного увезли в больницу.
       Возле могилы было заметно лёгкое замешательство. Почему-то Власова хоронили в закрытом гробу, вероятно так захотели родственники. В этом случае полагалось на крышку гроба положить фуражку. И вот выяснилось, что парадную фуражку погибшего в суматохе забыли в доме офицеров, где гроб простоял некоторое время, хотя обычно фуражку принято приколачивать к крышке гроба. Распорядитель сердито отчитывал допустившего непростительную оплошность лейтенанта, в конце концов сурово приказав тому пулей лететь за фуражкой.
       Беркут подошёл к ним и снял с головы свою:
      - Возьмите...для Василия Трофимовича.
       Стоящий рядом Рыбак побледнел и попытался отговорить его:
      - Не надо, Паша. Сам знаешь - очень плохая примета, а тебе ведь скоро лететь.
      - Ничего, - с улыбкой успокоил товарища Беркут, - я везучий.
      
       Собравшиеся стали произносить прощальные речи. Как и положено, говорили о покойнике дежурно-восхищённые слова, превозносили его заслуги. Личный представитель Главкома ВВС сказал так:
      - Для нас, военных лётчиков, имя Василия Трофимовича Власова связано с лучшими боевыми самолётами, на которых летают наши строевые пилоты. Он один из тех, кто ковал могущество нашей авиации - воздушного щита и меча Родины! Вся жизнь этого героического человека - один сплошной подвиг. Не побоюсь сказать, у него была прямая и честная биография, которую ничто не омрачило, ни единого тёмного пятнышка...
       Когда очередь выступать дошла до Беркута, он подошёл и положил руку на крышку гроба; заговорил, обращаясь к покойни-ку:
      - Ты был мне как старший брат... Сколько я тебя знал, главной мечтой и целью твоей жизни было стремление летать выше, быстрее и дальше других. Точно как поётся в нашем гимне ВВС. Теперь твоя душа, брат, получила совершенные крылья. Ты свободен - лети! Пусть тебе будет хорошо! И не тоскуй о потерян-ной жизни. Твоя преждевременная смерть не была напрасной. Как поётся в известной песне:
      
       ...И можно свернуть, обрыв обогнуть,
      Но мы выбираем трудный путь,
      Опасный, как военная тропа. <... >
      И пусть говорят, да, пусть говорят...
      Но нет, никто не гибнет зря!
      Так лучше - чем от водки и от простуд!
      Другие придут, сменив уют
      На риск и непомерный труд,
      Пройдут тобой не пройдённый маршрут...
      
       - Покойся с миром, брат, скоро встретимся. И знай, я не верю в то, что ты мог сделать то, в чём тебя подозревают...
       По рядам присутствующих прошёл недоумённый гул. Даже послышались отдельные голоса, требующие от следящего за порядком распорядителя прекратить это безобразие. Но Павел вдруг и сам, внезапно для себя, лишился возможности договорить, ибо вдруг охрип от необъяснимого горлового спазма. В глотке сильно запершило, заслезились глаза, словно от едкого дыма; в нос ударил ужасный смрад из смеси дымной гари, паров разлитого по земле керосина и ужасного запаха горелой человеческой плоти, - как это бывает лишь на местах авиакатастроф. Не в силах завершить свою речь, он сумел лишь прохрипеть "прощай", и отступил от гроба.
       Духовой оркестр грянул марш военно-воздушных сил "Всё выше, и выше, и выше...". Под залпы ружейного салюта четверо рабочих, едва слышно подбадривая друг друга деловитым матерком, стали спускать на верёвках гроб в могилу. Первые прощальные комья земли гулко застучали по крышке гроба. Словно небеса внезапно разверзлись, и природа зарыдала проливным дождём. Все открыли зонты и поспешили обратно к автобусам, не дожидаясь окончания церемонии.
       Лишь несколько женщин в чёрном в окружении родственников покойного остались, но они находились у самой могилы. Павел же стоял в стороне - с непокрытой головой, и не замечал, что шинель на нём промокла; дождевая вода ручейками стекала по его лицу. Ему вспоминались другие похороны...
       Хоронили экипаж космического корабля, погибший при возвращении на Землю из-за разгерметизации спускаемого аппарата. На очень пышной церемонии прощания в Москве многие товарищи погибших по отряду космонавтов плакали, не стесняясь своих слёз, и говорили: "Теперь мы уже хороним целыми экипажами!". Казалось, что советская космическая программа окончательно провалилась. Расследовавшая трагедию правитель-ственная комиссия выяснила, что причиной трагедии стала дыра в вентиляционном клапане. Запас ресурсов системы жизнеобеспече-ния спускаемого аппарата ограничен, и чтобы космонавты не испытывали нехватки кислорода до тех пор, пока их найдут спасатели, клапан "соединял" корабль с атмосферой. Он должен был сработать при посадке в штатном режиме только на высоте 4 км, но это произошло на высоте 150 км, в вакууме!
       Возникшее отверстие было не более 20 мм в диаметре, и, как заявили некоторые инженеры, его можно было "просто заткнуть пальцем". Проблема была в том, что сразу после разгерметизации в кабине образовался туман, возник страшный свист выходящего воздуха. Всего через несколько секунд у космонавтов из-за острой декомпрессионной болезни начались страшные боли по всему телу, а затем они оказались в полной тишине из-за лопнувших барабанных перепонок...Тем не менее ребята боролись до конца. Плечевые ремни у всех троих членов экипажа были отстегнуты, а ремни на теле командира перепутаны и остался застегнут только поясной замок. По этим признакам и позам покойных была восстановлена примерная картина последних секунд жизни космонавтов. Чтобы определить место, где произошла разгермети-зация, парни отстегнули ремни и отключили радиоаппарату. И, судя по всему, экипаж успел понять, что проблема в вентиляцион-ном клапане. Заткнуть дыру пальцем возможности у них не было, зато оставался небольшой шанс успеть перекрыть аварийный клапан ручным приводом при помощи вентиля. Эта система была предусмотрена на случай посадки на воду, для предотвращения затопления спускаемого аппарата. Медики подсчитали, что сознание космонавтов в возникших критических условиях стало гаснуть примерно через 20 секунд. Тем не менее, спасительный вентиль оказался почти закрыт. Кто-то из экипажа начал вращать его, но потерял сознание...
       Их гибель стала страшным потрясением для всей страны. И в первую очередь для тех, кто связан с пилотируемой космонавти-кой. Тогда всем казалось, что столь болезненный урок должен быть усвоен всеми раз и навсегда. У кремлёвской стены, в которую замуровали урны с прахом ребят, звучали высокопарные речь с клятвами сделать, всё, чтобы подобная трагедия больше никогда не повторилась. Но прошло время и пережитый шок стал забы-ваться, а о данных когда-то клятвах произносившие их деятели похоже предпочли забыть...
      
       Набравшиеся дешёвой водки рабочие закопали могилу и ушли. Беркут плохо помнил, как вслед за ними плёлся обратно к воротам под усиливающимся дождём. На душе было муторно. От тяжёлых мыслей разболелась голова, словно её набили битым стеклом...
       Траурная автоколонна уже ушла, но неподалёку находилась остановка рейсового автобуса. Рыбак ожидал его за кладбищен-ской оградой: сутулясь, задумчиво мотался взад-вперёд с папиро-сой в зубах.
       Пока вместе шли к остановке, Рыбак стал рассказывать то, о чём умолчал ранее:
      - В последние дни с Василем Трофимовичем что-то творилось, я это видел. У его младшего сына нашли неоперабельную форму рака. Это его подкосило. Знаю также, что есть люди наверху, которым не терпелось поскорее убрать Власова с должности, чтобы посадить в освободившееся кресло своего протеже. Они лишь искали повод, чтобы спровадить старика на пенсию, а тут вишь как оно вышло...Он ведь умер не от инфаркта, а покончил с собой, - ошарашил Беркута Рыбак.
      - Почему же ты сразу не сказал мне об этом?! - воскликнул Павел.
      - Потому что начальство строго это засекретило. Было собрание, на котором всех предупредили, что тот, кто проболтается, будет немедленно уволен с работы. Но всё равно прости, Паша. Я должен был сразу же сказать тебе правду.
      - Как это произошло?
      - Он застрелился в рабочем кабинете. Вообще-то у него имелся личный наградной Зауэр-38, - компактная игрушка, делающая аккуратные дырки в черепе. Однако шеф предпочёл охотничье ружьё. В один ствол зарядил медвежий жакан, а в другой крупную дробь и фактически снёс себе голову. Говорят, что вроде бы он оставил предсмертную записку, но никто её не видел, потому что сразу появились люди с Лубянки, которые изъяли всю документа-цию и опечатали кабинет. А для непосвящённых была придумана красивая легенда, что Василь умер от остановки сердца в кабине истребителя. Якобы, когда его обнаружили, заслуженный лётчик сидел в кресле, словно живой, устремив открытые глаза в небо...
       В голове у Беркута словно сам собой начал складываться пазл из странного последнего звонка Власова к нему домой накануне самоубийства и других известных ему фактов. Как не тяжко ему было думать об этом, но своим страшным уходом из жизни Василь словно сам требовал, чтобы истина восторжествовала над ложью. Теперь Павел примерно понимал, почему мог бесследно исчезнуть оператор локатора с аэродрома "Чкаловское", на которого замглавкома ВВС Кутахов в тот день - через две минуты после того как самолёт с Гагариным и Серёгиным уже врезался в землю, - орал: "Ты что, говнюк, не соображаешь?! Самолета же нет! Кому ты, тупица, курс проводишь? Убрать его!". Да и само по себе присутствие на КП офицера столь высокого ранга выглядело косвенным подтверждением существования заговора, ведь в тот день шли в общем обычные полёты. И главное, теперь гипотеза, высказанная академиком Ненашевым насчёт того, кто мог быть тем неизвестным лётчиком, который пилотировал злополучный "Су-15", всё более материализовывалась в облике конкретной персоны.
       Правда, и вопросов ещё оставалось немало. И главный: что же всё-таки заставило пилота "СУ-15" "нырнуть" с выделенного ему эшелона в десять тысяч метров под облака, где находился МиГ с Гагариным? Потерял ориентировку? Решил полихачить? А может быть какая-то неисправность? Или же у сидящего в кабине "сушки" лётчика имелся чёткий приказ?.. И кто и зачем мог подделать документ за подписью Алексея Леонова, пустив таким образом комиссию по ложному пути? И что в конце концов произошло на аэродроме незадолго до вылета между Серегиным и одним из его начальников, отчего напарник Гагарина был в подавленном настроении и даже отказался от завтрака?
      
      Глава 56
       В то серое, промозглое утро в затянутом облаками небе над маленьким провинциальным городом Киржач падал самолёт. Гибнущие на глазах у нескольких жителей глубинки полковники ВВС Юрий Гагарин и Владимир Серегин в последние мгновения жизни вероятно так и не осознали, что шансов вывести истреби-тель из гибельного пике у них нет. Не исключено, что они были обречены ещё до того, как сели в кабину своего учебно-тренировочного МИГа... И чем больше Беркут думал об этом, тем мерзопакостней становилось у него на душе. Слишком много недосказанности и даже прямой лжи окружало гибель экипажа МиГа.
       Впрочем, и в то, что объявленная случайной трагедией катастро-фа является заказным политическим убийством, Беркут пока тоже не готов был поверить. Всё в нём противилось этому. Это у них, на капиталистическом Западе политические убийства прогрессивных деятелей - обычное дело, а наше государство давно отказалось и осудило методы внесудебных расправ. Так что просто невозможно было смириться с мыслью, что у кого-то могла подняться рука на таких людей! Ведь оба погибших были не просто геройскими заслуженными лётчиками, они олицетворяли всё лучшее, что было в поколении прошедших фронт отцов и подхвативших у них священное знамя детей, которым удалось заставить весь мир снова с восторгом и изумлением взирать на социалистическую державу, проложившую дорогу к звёздам и стремительно идущую к коммунизму...
       Так что мысль о возможности существовании заговора пока просто не укладывалась у Беркута в голове. И конечно Павел не мог пока принять, что глубоко уважаемый им Василь Трофимович Власов мог быть причастен к такому преступлению.
       Только добытое каким-то образом доказательство могло вынудить его смириться со столь чудовищным фактом. Но как его добыть, если даже среди признанных экспертов неофициально ходят подчас диаметрально противоположные версии гибели знаменитого экипажа. На разбившемся МИГе не был установлен "чёрный ящик", который бы мог дать чёткую картину случивше-гося. Правда на самолёте был установлен прибор, который фиксировал скорость и высоту - бароспидограф. Это такой цилиндр, который медленно вращается, а стрелка на нем выцара-пывает данные. Вот только по какому-то странному стечению обстоятельств перед роковым полётом в него "забыли" зарядить бумагу!..
      
      Глава 57
       С недавно снятым со своего поста директором одного из крупнейших машиностроительных предприятий страны, некогда приемником самого Королёва, они встретились под покровом темноты, чуть ли не в лесу! Чтобы добраться сюда Беркуту даже пришлось немного поиграть в "шпиёна" для чего сесть на Ярославском вокзале на позднюю электричку и через сорок минут езды выйти на платформе "Болшево". Затем окольными путями, через проходные дворы, пройти пешком от станции километра полтора до местного дворца культуры "Костино". Это была окраина подмосковного Калининграда, место захолустное, малолюдное.
       Буров поджидал Павла в глубине сквера сбоку от фасада ДК. Из-за отсутствия нормальных парковых дорожек и освещения добропорядочные граждане явно не рисковали соваться в дикие заросли с наступлением темноты. Зато заброшенный парк отлично подходил для тайного разговора. Так что их встреча очень напоминала сходку преступников, таящихся чужих глаз.
       Буров старательно обставил всё таким образом, чтобы никто не смог увидеть их вместе. Сам он будто бы отправился выгулять перед сном свою собаку породы боксёр, ведь теперь вмиг лишившийся номенклатурных привилегий чиновник обитал здесь поблизости. Почти что на свалке! "Среди разбитых фонарей и несостоявшихся судеб", как он грустно описал своё положение Беркуту. Практически сразу после своего увольнения с должности приказом нового руководства предприятия бывший генеральный был выселен в 24 часа из пятикомнатной квартиры в ведомствен-ном доме, что находился в центре города на проспекте, недавно переименованном в честь покойного Королёва. Причём уволили Бурова буквально по-скотски. Хотя ещё накануне начальник первого отдела предприятия Владимир Путинцев с улыбкой искреннего сочувствия заверил экс-директора, что у него есть неделя на то, чтобы закончить все дела, забрать личные вещи из кабинета, рассчитаться с бухгалтерией и спокойно покинуть предприятие. Но уже на следующее утро, когда Буров приехал на работу, оказалось, что все бумаги с его служебного стола, книги, личные фотографии и разные дорогие его сердцу сувениры были выброшены на улицу и втоптаны в грязь...
       Председатель местного Горисполкома города Калининграда с говорящей за себя фамилией Мразенко выделил Бурову и его семье коммуналку в общежитии для приезжих лимитчиков. Оно находилось через дорогу от этого сквера по адресу улица Дзер-жинская дом 13, корпус 2. По признанию Бурова, это был убогий "термитник" с длинными, унылого казарменного типа общими коридорами и общими вонючими уборными на этажах.
       Фактически это было падение на самое социальное дно, и оно психологически надломило ещё недавно преуспевающего управленца. Даже не смотря на все принятые им меры "конспира-ции", Буров постоянно озирался по сторонам, то и дело огляды-вался. В общем, выглядел нервным и затравленным. И разговор начал с нервного упрёка:
      - Зачем ты упросил начальство назначить меня в комиссию?! Я принял свою отставку и смирился с нею. И больше не хочу ни за что отвечать. Пойми, Павел, в моём положении нужно проявить смирение и готовность извлечь урок из допущенных ошибок. Затаиться на время. Тогда через полгодика мне могут предложить какую-нибудь другую должность.
      - Но ведь этот корабль - ваше детище! - с недоумением восклик-нул Беркут. - Я говорил с академиком Ненашевым, он поддержит вас, если вы будете бороться.
      - Ненашева больше нет. Он погиб, - сухо сообщил Буров новость, которую Павел ещё не знал, и это немного сбило с него пыл.
      - Как погиб?! - ошарашенный космонавт даже присел на ствол поваленной берёзы, чтобы от шока не свалиться в канаву у себя за спиной с застоявшейся водой.
      - Нелепо: чинил крышу у себя на даче и случайно сорвался. В тот момент невестки с внуками на даче не было, соседей тоже, так что старик почти сутки пролежал на сырой земле с переломанным хребтом. Вероятно, пытался самостоятельно доползти до дома, но не смог. Пошёл дождь, его нашли лежащим в огромной луже... Уже памятники ему поставили, один из нержавейки, очень красивый - на кладбище. Второй рядом с институтом, где он когда-то преподавал. Мемориальную доску на его доме откроют - зачем-то стал рассказывать Буров, словно эти ритуальные подробности могли смягчить горечь от потери талантливого, порядочного до бескомпромиссности человека и гражданина. А ведь именно таких бойцовских качеств и не хватило самому Бурову.
      - А как же наблюдатели за забором ненашевской дачи? - вдруг вспомнил Павел. - Они-то где были? Ведь эти парни постоянно там ошивались...
       Опальный директор взглянул так, что Беркут прикусил язык от его дикого затравленного взгляда.
       Буров же вздохнул и облизал сухие губы:
      - Такая у него видать судьба.... - Потом Буров снова, более тяжело вздохнул и жалобно попросил: - Только не спрашивай меня больше ни о чем. Когда я думаю об этом, не могу заснуть до утра...
      - Значит, всё? - космонавт окинул разочарованным взглядом съёжившуюся от страха фигуру.
       Ответом было продолжительное молчание. Этим разговор мог бы и окончится. Бывают минуты, когда людям стыдно глядеть друг другу в глаза. Но Буров видимо не нашёл в себе сил просто уйти.
       - Послушай, Павел, не требуй от меня более того, что превышает мои возможности - попросил бывший главный конструктор. - Теперь я должен думать не только о себе, но и о своей семье. И всё же я пришёл сюда, потому что хочу сказать тебе, Павел: ты не должен лететь! Боюсь, это билет в один конец. И напарника своего убеди. Мне тяжело так говорить, но корабль буквально нашпиго-ван техническими проблемами. Мы просто не успели всё устра-нить...Вероятность гибели экипажа не менее 87 %. Я знаю, о чём говорю, потому что в отличие от начальственных держиморд, которые меня с грязью смешали, досконально изучил там каждый винтик... Зато теперь моя совесть чиста. И знай, я сильно раскаиваюсь, что убеждал тебя лететь на "Союзе", но мне выкручивали руки, на меня всячески давили...
      - И это всё, на что вы способны?! - не сдержался Беркут. - Встретиться в безлюдном месте, предупредить, и с чистой совестью ждать пока мы гробанёмся. А потом смотреть, как режут на металлолом талантливые разработки гения! И ваши тоже, между прочим, разработки.
      - Поверь, я пытался. На совещании в министерстве встал и честно признался, что на нашем "Союзе" лететь человеку пока рано, что необходим новый испытательный пуск. Хотя бы ещё один, чтобы оттестировать проблемные системы. Сказал, что мы не имеем права так рисковать людьми. В тот же день меня сняли и назначи-ли нового генерального, - более сговорчивого... Правда, формаль-но меня сняли не за моё выступление, а за якобы выявленные грубые нарушения по хозяйственной части, выражающиеся в нецелевом расходовании государственных средств и превышении должностных полномочий, но как сам понимаешь "был бы человек, а подходящая статья для него всегда найдётся".
       - Всё равно не понимаю. Ведь эти корабли - ваше детище! Вы шли к реализации этих проектов долгие годы! Без вас они разворуют, уничтожат, опоганят всё наследие Королёва, включая лунный корабль! Как же можно отдать им такое богатство без боя!
      - Послушай, я не Ненашев - тусклым голосом страшно уставшего от жизни человека чуть ли не простонал Буров. - Это его они, делая скидку на возраст и прочие заслуги, объявили тихим сумасшедшим и отправили доживать затворником на дачу. Со мной могут поступить гораздо круче. С такой формулировкой, с которой меня сняли, я ещё легко отделался, а мог бы и под суд загрохотать. Или того хуже...
       Буров судорожно, с каким-то странным присвистом, втянул в себя воздух и продолжил совсем плаксиво:
      - Я не хочу познать тоску запертых на ночь отделений психиатри-ческих стационаров, собственный липкий, противный пот, жуткую боль сводимых судорогой суставов и невыносимые страдания души от впрыснутых в тело инъекций "лекарства", которые, как говорят, страшнее самых изощрённых гестаповских пыток. Этого жуткого ощущения смертной безысходности, словно тебя заживо зарыли в безымянной могиле, я просто не выдержу! От мысли, что они могут сделать со мной, невыносимый, тоскливый ужас сводит меня с ума, и я с огромным трудом могу справиться с собой. Тебе этого не понять.
      - Почему же, я отлично понимаю, - жёстко произнёс Беркут, глядя в глаза бывшему соратнику. Павел вдруг ощутил ужасную пустоту у себя в душе. Напрасно он надеялся на поддержку этого человека, за которым всё-таки стоял авторитет самого Королёва и уважаемо-го предприятия. Хотя, наверное, более уместна теперь была бы жалость к собеседнику. Ведь перед ним стоял душевно сточенный человек. Обрушившиеся на него испытания выжгли его волю так, что он был просто не в состоянии бороться. Теперь Беркут это ясно видел.
       А Буров вдруг изменился в лице, заметив за деревьями автомо-биль и мужские силуэты. Хотя только что там - на пятачке асфальтированного пространства перед Домом культуры, - было пустынно! Они даже не услышали шума двигателя подъехавшей легковушки. А ведь до неё было всего каких-то метров сто. Вылезшие из серой "Волги" двое субъектов смотрели в их сторону. Буров сразу заторопился, зашептал, запинаясь:
      - Всё, прощай! Кажется, я совершил ужасную ошибку: не следовало нам встречаться. Глупо всё, глупо. Меня ведь преду-преждали: буду вести себя хорошо, меня может быть простят - дадут приличную работу. Так мне дураку и надо! - Буров чуть ли не бегом, продолжая уныло бубнить себе под нос "глупо всё, глупо", и затравленно озираться на серую машину, припустил в сторону своего нового дома. Даже его пёс не сразу понял в чём дело и некоторое время растерянно глядел вслед убегавшему хозяину, прежде чем броситься за ним следом.
      
      Глава 58
       Сегодня Павел встречался со старым товарищем. После нелепо погибшего Власова, пожалуй, Андрей Князев остался последним по-настоящему близким другом Беркута. Даже характерами они с ним были похожи - оба ершистые, независимые. Вот только виделись всё реже и реже. Так уж сложилась жизнь. Андрей был человеком любопытным и азартным. Слетать в космос ему пока не довелось, хотя в отряд космонавтов Беркут пришёл на два года позже него. Но в какой-то момент Князев решил, что зря теряет время в дублёрах и решил попробовать себя ещё в чём-нибудь. Андрей был чертовски обаятельным парнем и отлично умел себя "продавать". Ему поступало много интересных предложений, и приятель увлечённо пробовал себя в науке, журналистике, общественной работе; проводил в командировках и экспедициях по многу месяцев. В последний раз Князева занесло в полярную экспедицию на международную антарктическую станцию.
      
       Встреча была назначена "под "ХВ". Так в их интеллигентской компании называлась открытая летняя кафешка возле павильона станции метро "Кропоткинская". Слева от неё через проезжую часть, на крыше старинного особняка, занятого обычными советскими конторами и издательствами, огромными красными буквами был смонтирован распространённый лозунг "Ленин и теперь живее всех живых". И вот однажды актриса, у которой с Князевым в ту пору был серьёзный роман, вдруг заметила, что по смыслу убогая наглядная агитация на крыше подозрительно напоминает старорежимный "Христос воскресе". Такая мысль всем показалась остроумной и к месту. Ведь наискосок через площадь дымился облаками пара в холодное время года огромный открытый бассейн "Москва", вырытый на месте взорванного Храма Христа Спасителя. Так что было решено в память о взорванном храме зашифровано именовать между собой излюб-ленное место встречи: "Под ХВ". Прежде Беркут посчитал бы такое отношение к святому имени за "богохульство", ведь до сорокалетнего возраста его отношение к Ленину было трепетным до фанатизма. Но время меняет людей. После бесконечно долгих и по-казённому навязчивых юбилейных торжеств в честь столетия вождя почти у всех эта растянутая во времени лениниана набила жуткую оскомину до отрыжки. Даже у искренних партийцев выработалось настроение "иронического отстранения" от Ильича. От слишком частого упоминания "в суе" великое имя утратило часть своей сакральной притягательности, многие стали позволять себе иронию - появилось много анекдотов, шуток чего нельзя было представить себе раньше.
      
       Сдув пенную шапку с массивной кружки пива, Князев (или просто "Князь") сделал несколько жадных глотков и расслабленно прищурился от слепящего солнца.
      - Как же я мечтал об этом ТАМ! - простонал он от удовольствия.
      - А ты теперь настоящий полярник! - задал беседе шутливый озорной тон Беркут. - Борода, "обветренная сорока ветрами рожа". И загар! Такой лишь на пупе Земли получишь. Заматерел, брат.
      - А ты думал! За полгода в тесной мужской компании не то что заматереешь. Одичаешь! Мясо с ножа будешь есть, белых медведей добывать научишься, даже если в твоём "маузере" оружейную смазку сковало пятидесятиградусным морозом. Плевать... Без женщин как-то обходится... На людей кидаться начнёшь с хищными намерениями.
       Улыбаясь, друг обнажал крепкие и былые, как у ездовой полярной собаки, зубы, щурился, и морщил переносицу. Получал-ся такой чуточку хищный оскал, словно у мохнатого антарктиче-ского хищника, о котором он горделиво рассказывал.
       - Главное, большая научная работа проделана. Заканчиваю докторскую диссертацию по психологии межпланетных полётов - уже с серьёзным видом добавил друг. - Кстати, Валентина Кудрявцева как будто согласилась написать положительную рецензию на мою работу и замолвить за меня слово нашему "Черномору", чтобы взял обратно в отряд.
      - Никак на Луну вместо меня собрался, "Князь"? - почувствовал неладное Беркут, пряча тревоги за снисходительной ухмылкой.
       - Почему нет, Паша? - расплылся в простодушной улыбке обаятельный хитрец. - Я ведь тоже стараюсь держать форму. Ещё надеюсь слетать разок. Если повезёт. Знаю, что сам ты не подвинешься, так что...
      - Значит, решил обойти меня на вираже? - всё в том же шутливом тоне поинтересовался Беркут, и "Князь" тоже будто не в серьёз подтвердил, хотя и с оговоркой:
      - Конечно, я тебе не конкурент, Паша. Просто интересно потягать-ся с тобой по принципу "не догнать, так хоть согреться". Хотя... а вдруг ты уже не тот, что раньше?
       Сделав ещё несколько жадных глотков, приятель признался:
      - Мне ведь она часто снится...как я высаживаюсь на её поверх-ность... Луна - моя заветная мечта! А полетишь ты - разве это справедливо? - Он засмеялся, скаля белые клыки и по-звериному морщась. - Я ведь на пять лет тебя моложе и на целых три сантиметра выше!
      - Но не сильнее, - покачал головой Беркут.
      - А это мы ещё проверим! - принял вызов "Князь". Широким движением он сгрёб кружки и тарелки с закуской на край стола, закатал рукав и выставил руку с напрягшимся бицепсом. Мужчи-ны сцепились ладонями и по команде "Ап" начали каждый "гнуть своё". Через три минуты "более молодой и высокий" выдохся, и Беркут припечатал его руку к столу.
      Приятель сделал вид, что ничуть не расстроен поражением в шуточном поединке, но за натянутой улыбкой проглядывало разочарование.
      - Завидую я тебе, Пашка, - положил он руку на плечо Беркуту, поглядывая весело и нагловато своими озорными цыганскими глазами чуть навыкате. - Всё у тебя легко получается. Вон и машина у тебя "Мерс", и жена-красавица, и золотая звезда героя одна уже есть. А скоро может и вторая появится. Все знают, что ты неимоверно крут: талантлив, смел, богат, жена твоя всерьёз увлекается антиквариатом. Благодаря твоей славе и её умению жить вы принадлежите к московскому высшему свету: импортные видеомагнитофоны, редкие пластинки, заграничные шмотки, госдача на Николиной горе. О тебе ходят легенды, что ты дружен с крутыми начальниками и воротилами теневого бизнеса. Играючи влюбляешь в себя известных актрис и крутых валютных проститу-ток. А квартира ваша - место силы советского блата... Разве это справедливо, что одному всё, а другому ничего? Там, на антаркти-ческой станции много образуется свободного времени, когда нечем себя занять, так что я много чего передумал... Очень полезно оказывается себя в такие "автономки" отправлять. И понял я, Паша-друг, что нет у меня больше времени на поиски себя, пора "делать жизнь начисто", - становиться тем, кем давно мечтал. Как поётся в известной песне "и сказку делать былью".
      
      Глава 59
       Для продолжения разговора Андрей Князев повёз друга на своих Жигулях на ВДНХ. Въезд на территорию на личном транспорте был запрещён, но приятель показал постовому милиционеру удостоверение и шлагбаум тут же поднялся. Они проехали по боковой аллее до каскада прудов, свернули налево и через двести метров остановились перед недавно отстроенным павильоном "Рыболовство", напоминающим архитектурно огромный океан-ский корабль, точнее целый плавучий рыбзавод. Министерство рыбного хозяйства СССР считалось одним из богатейших и не пожалело средств на строительство и отделку своего павильона для всесоюзной выставки.
       Сбоку от главного входа мелась простая железная дверь без вывески. Она вела в неприметный с аллеи погребок, где размещал-ся небольшой ведомственный ресторанчик, главным образом предназначенный для посещающих действующую выставку "фирмачей". Это было удобно и очень по-западному. То есть, предполагалось, что после завершения деловых переговоров советская сторона может пригласить иностранных партнёров отметить заключение взаимовыгодного контракта, так сказать, в неформальной обстановке. Казённые интерьеры министерства для этого подходили плохо, а тут сосновый воздух, великолепные пруды, и уезжать из Москвы никуда не нужно...
       Пускали в ресторан только по особым приглашениям. Причём мужчины не допускались без галстуков, тем более в джинсах, но для двоих "штатских", естественно, сделали исключение. Космонавтам везде были рады. Приветливый администратор заведения усадил гостей на лучшие места возле бассейна, в котором плескались живые осетры, карпы и налимы.
       Князев вёл себя с непринуждённостью завсегдатая: вошёл в ресторан и сразу направился к лучшим местам, двигаясь лёгкой танцующей походкой, в которой угадывалось раскованное чувство собственной значимости и важности. Даже ещё не слетав в космос, "Князь" с удовольствием пользовался высоким статусом лётчика-космонавта, который подтверждался соответствующей "короч-кой". Он слился с этим образом - в такси, в ресторанах. Обращал-ся к метрдотелю и официантам с покровительственной интонаци-ей, называя даже годящихся ему в отцы представителей "обслуги" по именам. Небрежно заняв лучший столик, он без долгих разговоров указал осетра, которого для них тут же выловили сачком и отправили на кухню. А пока готовилась осетрина им принесли бутылку Цинандали, домашний сыр, лепёшки, зелень. Тем не менее "Князя" похоже съедала зависть.
      - Завидую я тебе, Паша, - повторил он с улыбкой на губах и почти ненавистью в глазах, - твоему умению, не теряя лица, схватить все ордена и все блага нашей советской жизни.
       На эстраде полураздетые девушки соблазнительно изгибались стройными телами под западную музыку в исполнении клавишни-ка, двух гитаристов и барабанщика. Стрип-балет в центре Москвы?! Подобное Беркуту приходилось видеть лишь заграни-цей, да ещё нечто отдалённо похожее - в прибалтийской Юрмале. Но так как данное заведение предназначалось для иностранцев и лишь для особо привилегированных своих, то требования к "культурной программе" были значительно смягчены.
       Зрелище завораживало. И Павел предложил на то время, пока для них готовилось горячее, пересесть поближе к танцовщицам. Возле стойки бара приятели заказали по бокалу коктейля. Князев закурил толстую "буржуйскую" сигару и доверительно сообщил:
      - Между прочим, Чаломеев сватает меня командиром на свой будущий корабль. Утверждает, что ваш лунный комплекс Н1 не полетит. Сказал, что "Союзам" тоже крышка, а летать на орбиту и к другим планетам мы будем исключительно на его "Протонах". Предложил включить меня в новую тренировочную группу, из которой будет сформирован лунный экипаж. Так что получается, что мы с тобой теперь не только друзья, но и конкуренты.
       Павел кивнул, будто не услышал. Взгляд его скользил по танцовщицам и посетителям. Из пятнадцати столиков две трети были заняты - в основном солидного вида мужчинами в костюмах, вероятно, чиновниками и бизнесменами. Были тут и женщины: жёны министерских тузов, подруги крутых заезжих "купцов". Несколько точно дорогие валютные проститутки. Одна из дам с луноликим лицом восточного типа, миндалевидными жгучими очами и чёрными вьющимися волосами ему настолько пригляну-лась, что Беркут решил пригласить её на танец, к большому неудовольствию двух шикарно разодетых кавказцев, с которыми она пришла.
      
       ...Князев ожидал его возвращения, пересев обратно за их столик у бассейна, на котором появились вазочки с чёрной икрой.
      - Ты что, специально нарываешься? - с ироничной усмешечкой поинтересовался Князь, когда Беркут, проводив даму, опустился на свой стул напротив приятеля.
      - Просто женщина понравилась.
       - Джигитов, Паша, опасно так задевать, - посмеиваясь, стал поучать Андрей. - Ты им, можно сказать, личное оскорбление нанёс, посягнув на их женщину. Сейчас они предложат нам выйти, и такой прекрасный вечер может закончится в отделении милиции, или в травматологии, а мне, между прочим, впервые в жизни начало везти по-крупному.
      - А ты стал осторожный, Андрюша, - вкрадчивым голосом будто удивился Беркут. - Боишься упустить свой шанс?
       Князь недоумённо пожал плечами:
      - Разве я виноват, что Чаломеев выбрал меня? Ты ведь тоже когда-то приглянулся Бурову, и он долго на всех уровнях продавливал твою кандидатуру. Помнишь, как начальство было поначалу категорически против: "Да это какой-то старик, без пяти минут пенсионер, надо выбрать кого помоложе!". Но Буров упорно отстаивал тебя. А когда ты успешно слетал и с триумфом вернулся, начальство сделало вид, что никакого запрета на полёт геройского парня Павлика Беркута никогда не было! Так почему бы теперь Чаломееву не продавить кандидатуру своего ставленни-ка Андрюхи Князева? Согласись, что у каждого Главного могут быть собственные фавориты.
       Рассуждая Князев мазал на тонкие ломтики хлеба толстым слоем осетровую икру и жадно уплетал бутерброд за бутербродом, а у Беркута от таких слов пропал весь аппетит. Однако он не пытался спорить с приятелем, который, кажется, был абсолютно уверен, что поступает правильно.
       - Ты пойми, Паша, я ведь тоже по природе своей победитель. У меня всегда было чувство счастливой уверенности в се-бе. Помнишь анекдот: "Какое сходство между "Запорожцем" и беременной девятиклассницей? И то и другое позор семьи". Так вот я никогда не завидовал твоему материальному благополучию, не попадал в психологическую мышеловку ущербности. Хоть ты и на "Мерседесе" сегодня к "ХВ" подъехал, а я на "Жигулях", только я и на "Запорожце" корону на голове буду ощущать... У меня еще с детства чувство уверенности в том, что всё, что я захочу и кого захочу, будет моим. Пусть не сегодня, но завтра непременно. Мальчишкой я точно знал, что покорю Москву, прославлюсь и женюсь на первой красавице, на Мэрилин Монро, если надо. Когда мы учились в ремесленном училище и ходили на танцы, со мной ни одна красотка не соглашалась танцевать, потому что у меня брюки были коротковаты, к тому же тогда у меня вся физиономия была в юношеских угрях. Но я плевал на это, так как твердо знал, что стану знаменитым и все красивые женщины будут моими. Так скоро и будет. Потому что первый космонавт, высадившийся на Луне, станет популярнее Гагарина. Это даже не мои слова. Американцы проводили такое исследова-ние и заранее спрогнозировали, что покорение Луны станет главным событием тысячелетия.
       По виду приятеля Беркут чувствовал, всё это не пустая болтовня. "Князь" конкретно на что-то надеется. Но на что? Ведь формаль-но, тот кто успешно совершит полёт на "Союзе" "автоматически" будет претендовать на место в лунном корабле. А Князев пока вообще вне игры... Или же в самое ближайшее время должно произойти что-то такое, что резко поменяет расстановку сил? Конечно, отставка Бурова уже нанесла серьёзный удар по Королёвской "фирме". И всё же свергнуть флагманское предприя-тие с его лидирующих позиций в отрасли не так-то просто, для этого должно быть принято решение на уровне политбюро. Но "Князь" ничего конкретно ему не объяснил, хотя, как друг, наверное, мог бы. Впрочем, какие они теперь друзья! Конкуренты - вот кто они теперь!
      - В нашем ремесле ведь как в спорте, кто выигрывает отборочные, тот и выступает за сборную - цинично заметил приятель. Насытившись, он откинулся на спинку стула, огляделся, затем нагнулся к самому бассейну и стал смеха ради приманивать его обитателей хлебным мякишем, обмазанным икрой. Из воды высунулись рыбьи морды. Глупо выпучив глаза, двигая толстыми губами, сомы и налимы выпрашивали угощение, словно уличные коты. И можно было с лёгкостью, без всякого сачка, схватить любого из них.
       Князев повернул свои такие же рыбьи чуть навыкате глаза к Беркуту, да глаза у него были почти как у этих глуповатых карпов и налимов, только в отличие от них с мозгами у приятеля всегда был полный порядок.
      - Все мы на крючке. Просто у каждого свой крючок, - на что-то намекая, заметил "Князь". - Мне вот сына своего надо в МГИМ-о устраивать - на дипломата учиться. Тебе новую дачу строить... Как думаешь, твой Буров ещё в силе? Слово его против Чаломеев-ского ещё что-то значит?
       Официант подал дымящийся осетровый шашлык, который аппетитно сочился жиром, и пожелал приятного аппетита. Князев сразу принялся за мясо, сок тёк у него по подбородку.
       Павел не спешил приниматься за еду, взявшись рисовать на салфетке самолёт, нос которого был опущен вниз под очень крутым углом. От самолётика в разных направлениях вели стрелочки, обозначающие воздействующие на него и от него "стихии": тягу двигателя, гравитацию, подъёмную силу крыльев - их противоборство и сочетание было тут же учтено им в формулах и математических расчётах. Но главная стрелка, а точнее крутая дуга, вела от самолёта к земле и заканчивалась жирным знаком вопроса. Продолжая подрисовывать картинку, Беркут задумчиво произнёс:
       - Интересно, успеет ли человек что-то почувствовать, если прямо через него пройдёт огромная раскалённая мясорубка, - и поднял глаза на собеседника. - Как думаешь?
       Князь чуть не поперхнулся. Сразу перестав улыбаться, очень серьёзно произнёс:
      - Я бы тебе настоятельно отсоветовал проверять это на себе.
      - Так никто и не собирается, что я сумасшедший?
      - Иногда да. К счастью, об этом мало кто не знает... Ты лучше скажи, зачем тебе понадобилось пробовать на себе "включать фармакологический форсаж"? - неожиданно проявил поразитель-ную осведомлённость в его делах приятель.
      - Это она тебе сказала?
      "Князь" скрестил руки на груди:
      - Только не спрашивай, откуда мне стало об этом известно.
      - Значит Кудрявцева... У тебя ведь теперь с ней общие дела, сам говорил, что она тебе благоволит.
      - Просто она тебя любит, дурак ты бесчувственный! Эта женщина готова для тебя на всё. А мне открыла ваш "секрет полишинеля", лишь потому что знает, что я твой друг. Надеется, что я стану её адвокатом в ваших сложных отношениях... Но она-то же-енщина (мол, чего с неё возьмёшь)! К тому же потерявшая голову от своей безумной любви. А мы с тобой взрослые опытные мужики. Зачем тебе понадобилось глотать эту химическую дрянь, Пашка?
      - Ты же сам только что говорил, Андрюха, - у нас как спорте, а там без допинга порой конкурента не одолеть, - усмехнулся ему прямо в глаза Беркут. - А мой "мотор" перестал тянуть серьёзные нагрузки... И другого способа продолжить важную для себя работу я не вижу.
      - Послушай, я всё понимаю - сочувствие и беспокойство за него читались на лице товарища. - Но допинг, который ты принимаешь, может быть смертельно опасен. Если не прекратишь, то через три- четыре года просто помрёшь. Лучше тебе сойти с дистанции. И немедленно, пока не стало слишком поздно!
      - А ты бы сошёл?
      - Н-не знаю... - с озадаченным видом пожал плечами товарищ. - Но речь сейчас не обо мне...хотя, наверное, ради семьи...
      - Вот именно. У тебя сын и дочь. А у меня - только моё дело, и ничего другого... Вика не в счёт, у неё давно своя жизнь.
      - Но я твой друг! - воскликнул "Князь". - Я не могу спокойно смотреть, как ты убиваешь себя.
      - Тогда всё нормально. Иди к Камчатову и сдай ему меня. И место в корабле твоё. Твоя мечта о Луне сразу примет очень конкретные очертания.
       Павел был готов получить за такое предложение в рожу, но друг смущённо замолчал. Он и в самом деле сильно изменился после своей полярной зимовки. Стал таким расчётливым и благоразум-ным.
      - Но Павел, разве на космосе жизнь заканчивается?!
      - Нет, брат, отказываться мне поздно. Мосты сожжены. Пусть у меня будет только три года, зато мои.
      - А ты не думал о том, что у тебя может не быть даже этих трёх лет? Подобные препараты, как я понял, назначают только молодым чемпионам. Но ты-то уже не в том возрасте, чтобы на равных играть в такие игры со смертью.
      - Как сказать... Ты помнишь старика Марченко? Сколько ему было в 1944? Как мне! Или даже чуть поболе. Помнишь, он рассказывал, как его на штурмовике прямо за линией фронта перехватила девятка "фокеров"? Напарника фрицы сразу "срубили". И Марченко пришлось в одиночку отбиваться от этой своры. Потом убили его кормового стрелка. Марченко осталось последнее средство - сбросить высоту до минимума и маневриро-вать на своём ИЛ-е, чтобы как-то дотянуть до своих...
      - Но не дотянул же - "словил" 30 -миллиметровый снаряд, - словно в доказательство собственных аргументов вспомнил эту историю "Князь".
       - Верно. Марченко говорил, что штурмовик его словно паровым молотом сверху ударили, - продолжал Беркут.
       А было так. Фашистский снаряд почти вбил самолёт их знакомого фронтового лётчика в землю. Спас его мощный Микулинский мотор, который каким-то чудом продолжал тянуть практически сбитый "Ил-2". Однако самолёт резко просел и начал рубить пропеллером и плоскостями "веник". Немцы, посчитав русского мертвецом, ушли, и, в общем, почти не ошиблись. Почти...
       В последние дни у Беркута постоянно крутился в голове этот фронтовой эпизод.
      - Дед говорил, что у него до сих пор старые переломы начинают ныть от воспоминания о том хрусте, то ли ломаемых веток, то ли собственных костей. И всё равно, даже после того, как его штурмовик начал срезать верхушки деревьев, Марченко пытался вытянуть самолёт, и это у него тогда почти получилось...
       "Князь" уже похоже о чём-то стал догадываться, потому что сухо напомнил:
      - "Почти" в нашем деле, сам знаешь, не считается. При ударе о деревья самолёт Марченко развалился на части. Лётчика с кабиной в сторону отбросило, врачи потом его буквально по кускам сшивали, хотя он сидел внутри бронекапсулы. Ему ещё повезло, что на штурмовике кабина хорошо бронирована, и что под ним болото оказалось...
      - А помнишь, Марченко сказал нам, что будь у него под рукой такая же реактивная тяга, как у нас на современных самолётах, он бы сумел себя "за косицу выдернуть" из ямы.
      - Не надо, Паша! - с надрывом попросил друг. - Тебе сейчас нужно полностью собраться для главного. Рискуя собой, ты ставишь под угрозу большое важное дело. Пойми главное: ты вернёшься с орбиты стопроцентным кандидатом на лунный полёт. Давай уж совсем начистоту, без трёпа. Так вот, запомни: я первый желаю тебе успеха! Если бы речь шла о ком-то другом, то я бы сражался с ним до конца за место в лунном посадочном модуле. Но ты - мой лучший друг! Поэтому лететь должен ты, а не я, - это будет справедливо. Я тут перед тобой немного повыпендривался, уж извини, такой у меня характер. На самом же деле я и Чаломееву ответил, что дружбой не торгую. Теперь я "в чёрном списке", и похоже полететь в космос мне уже не светит. - Князев неожиданно сник, глаза его потухли. - Я - "сбитый лётчик", Паша, - проговорил с какой-то обречённостью. - Видать, теперь мне до пенсии топтаться в дублёрах...
      Беркут перебил друга:
      - Ты не топчешься на месте, Андрюха, уж поверь мне!
       Но тот лишь уныло махнул рукой. Беркут впервые видел "Князя" таким. Сколько они были знакомы, всегда казалось, что к Андрею намертво прирос образ вечно позитивного, неунывающего, лёгкого балагура. Видать жизнь перемалывает даже самых крепких... "Нет, только не Андрюху! Просто ему необходимо сейчас услышать слова поддержки от близкого друга" - решил Беркут и проникновенно обратился к товарищу:
      - Послушай, Андрюха! Я сам прошёл через неверие и отчаяние, и знаю о чём говорю. Поэтому поверь: ты не топчешься на месте - ты утрамбовываешь свою стартовую площадку, чтобы однажды одним уверенным решительным рывком, с миллионами искр, в пламени и дыму, с оглушительным грохотом рвануть на своей сверхтяжёлой ракете в космос! А все, кто в тебя сегодня не верит, кто сомневается в тебе, будут стоять оглушённые, задрав головы, изумлённо смотреть тебе вслед, и бормотать смущённо-растерянно, что они вообще-то всегда знали, что однажды так будет. Со мной всё было именно так. Потом ты вспомнишь мои слова, и поймёшь, что то, что ты называл топтанием на самом деле было утрамбовыванием взлетно-посадочной полосы и стартового стола... Обещаю тебе, как только вернусь с Байконура, сделаю всё, чтобы зачислить тебя в свою лунную группу.
      
      Глава 60
       Заседание межведомственной государственной комиссии проходило на территории ОКБ-1 (РКК "Энергия") в подмосковном Калининграде. Именно здесь сегодня окончательно решалась судьба "Союзов".
       Оставшиеся двадцать минут до начала совещания Павел решил использовать, чтобы ещё раз подготовиться к своему выступле-нию. Для этого в шумном фойе актового зала, среди толчеи и разговоров, он сумел отыскать уединённое местечко, пристроил чемоданчик на подоконник и стал бегло просматривать принесён-ные с собой документы...
       Кто-то, проходя мимо, слегка задел его плечом. Валя Кудрявце-ва! В прошлый раз они расстались почти врагами, и Беркут готов был к продолжению бойкота с её стороны, но неожиданно встретился с волной прежней любви. Впрочем, Кудрявцеву окликнули и объяснение между ними пока не состоялось. Но даже не успев проронить ни слова, Валентина лишь выражением глаз выразила, что соскучилась и готова сделать первый шаг к примирению.
      
       Совещание должно было начаться всего через десять минут, а напарник Беркута по экипажу куда-то исчез. Павел стал искать его по всему зданию. Проходя по коридору мимо двери первого отдела, решил на всякий случай заглянуть, и интуиция его не подвела. Стоило немного приоткрыть дверь, и Беркут сразу увидел Кулика. Николай сидел на краешке стула перед массивным столом - бледный и смущённый. Хозяин же кабинета, стоя спиной к двери, курил возле окна. Напарник сделал Беркуту большие глаза, мол, сейчас тако-о-ое расскажу! Начальник первого отдела предприятия Владимир Путинцев тоже обернулся, и Беркут поспешил закрыть дверь.
       Кулик догнал командира на лестнице. Стал чистосердечно рассказывать: особист предлагал ему всякую мерзость, мол: "Этот Беркут с его максимализмом и чистоплюйством испортит тебе карьеру и всю жизнь".
      - Ну я ему всё высказал, - заверил Кулик. - Мол, как вы смеете мне такое предлагать! Путинцев задёргался, стал кричать на меня.
      - А что он тебе конкретно против меня предлагал-то?
      Кулик замялся:
      - Извините, товарищ командир, но сказать этого не могу. Этот "змей-искуситель" с меня подписку взял о неразглашении содержания нашей беседы.
      
       Совещание проходило в конференц-зале. По его центру шёл длинный полированный стол, за которым чинно восседало высокое начальство. Стол упирался в небольшую трибуну для выступаю-щих, которое космонавты между собой именовали "лобным местом". Всякие помощники, референты и прочая начальственная челядь примостилась на стульях вдоль стен и окон. Тут же с краю вместе с адъютантами было отведено место и космонавтам - дожидаться, когда руководство их обсудит и вызовет на "лобное место", чтобы выслушать и задать свои вопросы.
       Валентина Кудрявцева сидела за столом вместе с начальством. И как назло почти напротив Беркута, то есть, лицом к нему, и напряжённо ловила его взгляд. Даже стараясь не смотреть в её сторону, Беркут чувствовал, что Валентина напряжённо ждёт от него хотя бы какого-то знака, что он тоже готов забыть о размолв-ке. Это было пыткой, но ещё большей пыткой было слушать выступления упитанных, лоснящихся благополучием ораторов, которые вместо обсуждения имеющихся серьёзных проблем, хвалили себя и славную советскую космонавтику "которая стоит на пороге очередного величайшего достижения". Трескучая говорильня этих вельмож "ехала по Беркуту железными колесами с шипами, вырывая из него куски плоти". Может он наивный, но ожидал от сегодняшнего совещания чего-то более конкретного и необходимого для дела.
       А потом очередь дошла до Валентины. Отдав, как и все дань восхвалений в честь великого божества советской космонавтики, которая под мудрым руководством партии и правительства олицетворяет успехи страны в построении коммунизма, Кудрявце-ва заявила, что у неё, как у одного из руководителей инструктор-ско-экспертной группы Центра подготовки космонавтов, никаких претензий к четвёрке космонавтов нет. Особенно она подчеркнула, что командиру основанного экипажа удалось выйти на предстар-товую финишную прямую в идеальной форме.
      - Я считаю товарища Беркута своего рода эталоном для других космонавтов - авторитетно заключила перед членами комиссии генерал Кудрявцева. - Уверена, что меня поддержат и другие инструктора нашего центра. Как наиболее подготовленному специалисту-космонавту товарищу Беркуту часто предлагают на тренировках вводные задания повышенной сложности с тщательно замаскированными отказами систем. И он практически всегда справляется с ними на "отлично".
       Знаю также, что ответственные за тренировки на тренажёрах коллеги-инструктора очень высоко оценивают разборы занятий, в которых участвует товарищ Беркут, так как он всегда очень подробно и честно анализирует собственные успехи и недочёты, а также работу своих товарищей. Вместе с более молодыми космонавтами Беркут на очень высоком экспертном уровне разбирает различные варианты действий в каждой конкретной ситуации, даёт им аргументированную оценку. Могу подтвердить, что его авторитет в отряде очень высок.
      
       После столь высокой оценки Кудрявцевой получить одобрение комиссии на свой полёт было уже чистой формальностью. И направляясь к трибуне, Павел думал о документах, которые лежат у него папке. Стоит ли снова проявлять неуживчивый характер, рискуя всем? Ведь выступившие здесь до него ведущие эксперты в больших чинах отрапортовали о том, что недостатки "Союза" полностью устранены, дефекты исправлены и нареканий к готовности корабля к полёту у них нет. Любая же задержка старта означает срыв согласованных с высшим руководством сроков, а значит и взятых ими на себя повышенных обязательств. А за такое вместо премий, очередных званий и наград собравшихся здесь начальников ждут выговоры и прочие взыскания. Кому же из них такое может понравиться?..
       Конечно, не все тут мыслят столь меркантильно, наверняка кто-то его и поддержит, размышлял Беркут. Но большинство точно озабочено прежде всего собственными карьерно-материальными, а проще говоря, "шкурными" интересами. Многие ли из этих высокопоставленных бонз сейчас думают о том, что ценой их спешки могут стать два небольших цинковых гробика с обуглен-ной чёрной массой внутри (останками космонавтов), установлен-ные для прощания в гарнизонном доме офицеров Звёздного городка. Для начальства жизни простых исполнителей - по сути расходный материал. Главное же - ради чего они в любой момент готовы драть глотку с трибуны, - пресловутый "государственный интерес и престиж". Только от каком реальном государственном интересе может идти речь, если многие миллионы государствен-ных рублей могут сгореть напрасно, будто брошенные в топку! Проблема этой страны в том, что тут никто по-настоящему не несёт ответственности за свои ошибочные решения. Всё равно ведь накажут-то стрелочников, а истинных виновных осудит разве что их собственная совесть.
       Председатель комиссии сам разрешил все его сомнения, обратившись к Павлу:
      - Вот вы, товарищ Беркут давеча прорвались ко мне на приём и настаивали на необходимости принятия комплекса дополнитель-ных мер по предстартовой проверке вашего корабля. То есть, как командир экипажа вы не верите в технику, на которой вам предстоит лететь, я трактую это так...
       В зале наступила гробовая тишина, не слышно было обычного покашливания и скрипа перьев стенографистов. Впечатление такое, что даже воздух не шевелился!
       - Разве я вам такое говорил? - после некоторого замешательства удивился Беркут тому как были перевёрнуты его слова. Он раскрыл свою папку, чтобы с документами в руках ещё раз донести до Государственной комиссии своё особое мнение.
       Но у председателя было право остановить любого докладчика, и он им воспользовался.
      - Обождите пока, товарищ Беркут. Давайте прежде разберёмся с вашим прошлым демаршем в моём кабинете. Тогда я почти согласился с вами, и данным мне правом приступил к созданию особой экспертной группы, руководителем которой, опять же внимая вашим доводам, решил назначить бывшего главного конструктора нашего головного предприятия товарища Бурова. Но он сам взял самоотвод! Что это такое, как вы полагаете? - Председатель обратился с этим вопросом уже к членам комиссии. У председательствующего была абсолютно чиновничья внешность с "прилизанным" проборчиком жидких волос поверх внушитель-ной лысины, холодным взглядом из-под кустистых бровей - будто и не совсем человек, а прежде всего должностная функция! Казалось, такой никогда без крайней необходимости не станет рисковать своим креслом и служебным благополучием.
      - А, по-моему, всё тут предельно ясно! - в наступившей звенящей тишине похоронным набатом по "Союзам" прозвучал сочный бас академика Чаломеева. Руководитель конкурирующего КБ давно ждал случая окончательно перехватить инициативу. И вот долгожданный момент для него настал. - Ну раз уж сам экипаж не верит в свой корабль!.. - с показным изумлением развёл руками Чаломеев. - И коль даже сам(!) создавший его главный конструк-тор сомневается. И самоустраняется... А командир экипажа не рассчитывает на успех(!), то и мы не может больше доверять такой технике.
      - Вот вы, - вдруг обратился Чаломеев к Кулику.
      - Я? - растерялся напарник Беркута.
      - Да, да, именно вы! - глядя на него в упор, давил всем своим авторитетом знаменитый конструктор. - Вы что нам по этому поводу скажите? Вы же тоже член экипажа.
      Кулик поднялся, глаза его растерянно бегали, он робко ответил:
      - Я полностью доверяю членам комиссии. Здесь собрались авторитетные товарищи и ваше мнение для меня важнее моего собственного.
       После этих слов по залу прошло некоторое ироническое содрогание, многие уже смекнули, что присутствуют при похоронах предприятия-исполина, который десятилетия почти безраздельно главенствовал в отрасли.
       - Но нельзя же просто так взять и отменить старт! - заволновался один из генералов. - Все сроки определены. Есть специальное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР на этот счёт.
      - Зачем отменять? Такие вопросы не в нашей компетенции, - успокоил военного хитрый Чаломеев. - Просто надо выйти в правительство с ходатайством отказаться от неудачных проектов ОКБ-1, которое, - давно уж пора сказать об этом прямо, - после ухода из жизни Сергея Павловича, к сожалению, утратило былые позиции. И полностью сосредоточиться на подготовке к облёту Луны на моих кораблях, чтобы не позволить американцам опередить нас. У меня давно готова вся линейка средне-тяжёлых ракет для советской лунно-облётной программы!
       Чаломеев сделал внушительную паузу и оглядел коллег: сознание своей исключительности, уверенность в собственном величии отражались на его лице, теперь он остался единственный великий из корифеев и основоположников. Он - гигант, рядом - пигмеи. Отныне некому всерьёз конкурировать с ним.
      - Хочу также заверить комиссию, - торжественно продолжил он, - что у меня давно всё "заряжено" к реализации самой важной - пилотируемой части программы. Мои тяжёлые "Протоны", в том числе флагманский трёхступенчатый "Протон-К", сразу выведут в космос собранный межпланетный корабль. Так, не теряя время на сборку корабля на орбите, мы значительно сэкономим время... А всем присутствующим давно известно, что моя техника - на сегодняшний день самая надёжная и обладает большим заделом к развитию.
       Окончание речи знаменитого конструктора потонуло в общих аплодисментах. Словно зависнув в воздухе, дальнейшая судьба всей советской космической программы должна была решиться после короткого перерыва. А пока члены комиссии отправились на обед в банкетный зал, где для них был накрыт стол.
      
      Глава 61
       Павел с напарником не пошли со всеми в генеральский банкетный зал, а купили бутербродов в буфете и поднялись к Беркуту в кабинет. По пути Павел упрекнул напарника в неготов-ности отстаивать их корабль.
      Николай перевёл всё в шутку:
      - Кулик - птаха хоть и мелкая, однако хитрая. Я им ещё прочири-каю своё "чирик", - когда придёт время.
      
       В кабинете у Беркута они заварили чай прямо в стаканах с помощью кипятильника. Павел включил радио: как раз заиграла заставка очень популярной юмористической программы: "Ради-оняня, радионяня, есть такая передача...".
       Сняв с себя китель, Кулик с разрешения командира прилёг на диванчик.
       Беркут тоже откинулся на спинку стула и незаметно для напарника сбросил под столом туфли. Хотя, вот ведь американцы запросто могут водрузить ноги прямо себе на стол ради полного релакса, и плевать на приличия. Вот у кого надо учиться умению быстро расслабляться! Павел прикрыл глаза и постарался хотя бы на 15 минут забыть о совещании, чтобы сбросить напряжение...
      
       Пока чаёвничали, Беркут вслед за молодым напарником для виду потешался над шутками популярного дуэта комиков из популярной "Радионяни", которые изображали из себя двух чудаковатых бабушек. При этом мысли Беркута были заняты совсем другим. Странные это были мысли. Прежде он сторонился всякой мистики, был законченным материалистом, а тут вдруг стал задумываться.
       Перед глазами у Павла на стене были фотографии дорогих ему людей. Особое место занимала фотография Гагарина. Редкий снимок, подаренный другом-фотографом и кинооператором Славиком Раппопортом. Славик постоянно сфотографировал Юру на свою любимую старенькую, но безотказную "лейку" (хотя у него имелась дюжина собственных и служебных камер гораздо более высокого класса, в том числе американские аппараты фирмы "Аймо" и совершенно роскошная шведская Hasselblad 1600F, которая стоила целое состояние). Славик буквально повсюду ходил хвостом за Юрой, постоянно фотографируя его. Гагарин даже шутливо сердился на "папарацци", что тот ни на секунду на даёт ему расслабиться, "побыть собой". На это фотограф в том же духе отшучивался, что снимает большую часть плёнки для себя - для личного альбома. А получилось для истории. Юра по характе-ру был очень открытым человеком, и заводным. Даже будучи знаменитостью, таким и оставался. Они с Раппопортом без конца подкалывали друг друга и фотографировали.
       На этом фото, на которое сейчас смотрел Беркут, Юра со своей знаменитой улыбкой дружески вскинул руку над головой. В тот день его позвали учувствовать в чествовании спортсменов. И вот он стоит на газоне футбольного поля посреди чаши стадиона, заполненного тысячами болельщиков. Хорошо видна раскрытая в приветственном жесте ладонь первого космонавта. "Вот если бы этот снимок вовремя попался на глаза опытной гадалке, то, вероятно, по линиям на ладони она сумела бы предсказать Гагарину судьбу, и может даже предостерегла от рокового полёта на истребителе, - вдруг пришла в голову Павлу такая вот необыч-ная мысль. - Ведь бывают же феномены, действительно способные заглянуть в будущее человека по рисунку линий на его руке". Беркут даже украдкой, незаметно для Кулика взглянул на собственную ладонь. "Не исключено, что исход этого совещания и задуманного мною опасного эксперимента уже отпечатаны здесь Провидением. Жаль только, что не могу прочесть... А, может, это и к лучшему, ведь пока исход неясен, живёт надежда и остаётся кураж для борьбы".
      Беркут взглянул на часы и повернулся к товарищу:
      - Ну, что думаешь?
       Николай поднялся с дивана. Насвистывая мелодию музыкальной заставки популярной радиопередачи, Кулик, будто случайно перепутав, надел на себя командирский китель со звездой Героя. Чужой мундир оказался ему немного не по размеру, и всё же напарник подошёл в нём к зеркалу.
      - Думаю, что подполковничьи погоны и звезда Героя мне опреде-лённо к лицу, - посвистывая, шутливо ответил Коля.
      - Я не об этом.
      - А о чём? - удивился Николай, крутясь перед зеркалом, словно манекенщик.
      - Сам слышал. Поступило предложение снять Королёвско-буровский корабль со "стартового стола" - хотят поменять нашу "степную кобылку на варяжского рысака".
      - А по мне, командир, особой разницы нет. Лишь бы нас не заменили, и время дали переучиться. А там, хоть верхом на метле готов полететь (Николай, конечно, слышал эту легенду про знаменитую фразу, якобы, сказанную самим генсеком про Беркута, и с удовольствием применил её по отношению к себе). Как говориться: "Партия сказала "надо" - комсомол ответил "есть!" - ответил командиру знаменитым лозунгом Кулик, и шутливо отдал честь своему отражению в зеркале. Но перехватив взгляд Беркута, стал более серьёзен. - Думаю, если начнём спорить с этими шишками из комиссии, то нас могут вообще выбросить из колоды. Вы то, командир, им не по зубам, а меня они сжуют прямо там же. Кулик невелика птаха - прибьют и не почешутся. Запросто обратно в полк отчислят, как беднягу Нелюбова. А мне квартиру в новом доме обещали после возвраще-ния дать...
      - Но это же "Союз"! - возмутился Павел такой кулацкой позицией напарника "мол, моя хата с краю - ничего не знаю". - Да ты пойми, суконная твоя душа! Речь о корабле, который сам Королёв заложил!
       Но напарник ответил ему всё с той же эгоистичной мужицкой практичностью:
      - Как говорят в народе, снявши голову, по волосам не плачут. Если уж грохнулся сам Буров (!), то уж нам толковать о закрывающихся то и дело старых Королёвских проектах - вовсе не по чину. Нам о себе думать надо.
      
      Глава 62
       Едва члены комиссии снова собрались в зале для совещаний, как слово взял Чаломеев и с танковым напором предложил голосованием решить вопрос, кто за то, чтобы выйти в правитель-ство с его предложением о замене кораблей и переориентации всей дальнейшей государственной стратегии освоения космиче-ского пространства на изделия его конструкторского бюро.
      - Подождите с голосованием, Владимир Николаевич, - внезапно остановил его председатель Государственной комиссии. После чего снова обратился к Беркуту:
      - А вы что скажите, товарищ Беркут, вы же заварили эту кашу.
       Павел уже считал дело почти проигранным, потому предста-вившаяся возможность ещё побороться буквально окрылила его. Вскочив со своего места, он заговорил с большим запалом:
      - Разве я говорил, что наш "Союз" негодный, чтобы его как мусор отправлять в утиль?! Я лишь предостерёг от обычной нашей штурмовщины, которая часто вредит хорошему делу. Учитывая, что предыдущие запуски были неудачные, на этот раз к делу требуется подойти максимально внимательно и скрупулёзно. Разве это не очевидно? Я не претендую на уровень экспертных оценок, но у меня есть диплом Военно-инженерной академии имени Жуковского. Так вот, моё мнение, что важно сохранить для отечественной космонавтики и "Союзы" и "Протоны", а не пускать под пресс перспективную технику, которая просто требует испытаний и доработок
      - Хорошо, а лететь-то вы готовы на "Союзе"? - прямо спросил его Главный маршал авиации Логинов.
      - Конечно! - словно мальчишка выпалил Беркут.
      - А не лучше ли нам доверить ответственную миссию командиру дублирующего экипажа - неожиданно выдвинул предложение министр Общего машиностроения СССР Рогозьев. - Я считаю, что капитан Фёдор Железнов обладает стальными нервами и не станет колебаться в сложной ситуации.
      - Подождите, Дмитрий Олегович, - остановил министра председа-тель комиссии. - Тут ведь помимо стального черепа определённые мозги нужны. Опыт... А его у подполковника Беркута всё-таки побольше. Так что продолжайте, Алексей Поликарпович, мы вас внимательно слушаем.
       - Корабль считаю очень перспективным! - напористо заявил Беркут, решив во что бы то ни стало договорить до конца. - Сейчас я это говорю не только потому, что с первого своего полёта работаю с этой "фирмой". У меня, как у лётчика-испытателя, чутьё на перспективную технику. А за "Союзами" и Королёвским лунным комплексом, по моему глубокому убеждению, большое будущее. И моя работа, как испытателя, помочь им избавиться от "детских" болезней - "поставить на крыло". Именно об этом я и прошу вас.
       Бывшему лётчику с маршальскими погонами такой ответ коллеги явно пришёлся по душе, и Логинов выразительно взглянул на председателя. Посовещавшись с членами комиссии, председа-тель сообщил Беркуту коллегиальное мнение:
      - Так вот, решили мы, что пока не станем выходить в ЦК и Политбюро с предложением о пересмотре запланированной программы полётов. Дело не только в потерях времени и огромных средств. Это чревато для нас невосполнимыми политическими потерями. У меня есть экспертное заключение с ОКБ-1, они дают гарантию, что на этот раз их изделие не подведёт.
      - А куда они денутся, - обиженно проворчал Чаломеев. - Они вам сейчас всё что угодно наобещают, лишь бы не вылететь в трубу.
       Председатель подозвал помощника, тот низко склонился к шефу, и всё равно со своего места Павел смог расслышать:
      - Пригласите товарища Бурова, - распорядился председатель.
       Вызванный на комиссию экс-руководитель Королёвского КБ прошёл от дверей к трибуне сутулясь, почти не глядя по сторонам. С тех пор, как они разговаривали с ним в ночном парке, психоло-гическое состояние опального руководителя явно не улучшилось. Буров по-прежнему выглядел зажатым и подавленным обрушив-шимися на него бедствиями. Поднявшись на небольшую трибуну, он вытащил из кармана пиджака свёрнутый лист бумаги, развер-нул его и положил перед собой. Тут он поднял глаза, встретился взглядом с Беркутом и сразу побледнел. Вместо тех скромных часов, которые Павел ему подарил после прошлого полёта, на запястье Бурова появились дорогие часы престижной японской марки.
       - Михаил Васильевич, что вы можете сообщить нам о готовности корабля, построенного вашим предприятием, под вашим непосред-ственным руководством к первому пилотируемому полёту? - обратился к нему председатель комиссии.
       Хотя к нему обращались ровным вежливым голосом, Буров чуть вздрогнул, словно на него накричали, и втянул голову в плечи, слова будто застряли у него в горле.
      - Как вы себя чувствуете, Михаил Васильевич? - участливо поинтересовался председатель комиссии и сделал знак одному из помощников. Буров сделал несколько глотков из поднесённого ему стакана и наконец глухо заговорил, начав с извинений:
      - Прежде всего я прошу прощение за своё поведение на прошлой комиссии. Всё что я вам наговорил там было вызвано нервным срывом на почве лично-семейных проблем.
      - Хорошо, а что вы сегодня нам скажите?
      Буров зачитал свой ответ по шпаргалке:
      - Корабль находится в очень высокой степени готовности к полёту, все системы полностью работоспособны...
       Закончив читать, он поднял испуганные глаза на комиссию и робким голосом добавил:
      - Собственно всё это отражено в заключении экспертной группы моего ОКБ, копии которого лежат перед вами; так что экипажу ничего не угрожает.
       Павел с изумлением взирал на трибуну, ведь прошли всего сутки, как Буров говорил ему обратное: что сотни замечаний, полученных во время недавних тестирований систем корабля, однозначно свидетельствуют о том, что "Союз" ненадёжен и лететь на нём космонавтам смертельно опасно! Как же так?! Бурову ли не понимать, чем может закончится готовящаяся авантюра. После трёх провальных запусков надежда на хороший исход - сродни упованию на чудо: "пронесёт - не пронесёт". Его же в случае закономерного провала и обвинят во всём!..
       Хотя с другой стороны, трудно ожидать другого от человека с переломанным хребтом. Павел и сам больше не пытался спорить, а, скрепя сердце, поблагодарил руководство за оказанное им с Куликом высокое доверие и заверил в готовности своей работой на орбите оправдать его.
      - И постарайтесь быть достойным святой памяти Гагарина! - напутствовал его председатель. - Помните всегда, что вы займёте его место в корабле, которое наш первый космонавт не смог занять из-за своей гибели. Летите и разберитесь со всеми вопросами, это ваш долг. А риск всегда остаётся, без риска не бывает серьёзных достижений.
       Беркут ещё раз поблагодарил комиссию и сел на своё место, чувствуя, как капли пота сбегают по спине. Тем не менее, кое-что важное ему всё же удалось - комиссия решила (и составила соответствующее распоряжение для отправки его на Байконур) что за оставшиеся до старта дни необходимо провести ряд дополнительных испытаний и проверок систем ракеты и космиче-ского корабля.
      
      Глава 63
       Павел полез в карман пиджака за платком, чтобы утереть пот с лица, и неожиданно нащупал ещё что-то - нежную шелковистую ткань, потянул за край и вытащил...кружевные женские трусики! Из полупрозрачной эластичной ткани, похожей на тончайшую паутину. Явно импортные, ибо советская промышленность такие не выпускает. Он поднял глаза на Валентину, она игриво улыбну-лась ему и сделала едва заметный знак, чтобы он ещё поискал. Помимо интимной детали дамского туалета, на дне кармана оказалась свёрнутая трубочкой записочка следующего содержа-ния: "Я была в них сегодня утром, когда мечтала о тебе... И когда писала доклад для комиссии - тоже представляла, как мы с тобой предадимся этому... Конечно, я понимаю, что Валентина Кудрявцева не должна такого писать. Что это глумление над советской космонавтикой. Только мы ведь не бронзовые истуканы, а пока ещё живые люди...".
      "Когда она успела засунуть их мне в карман? - озадаченно подумал мужчина. - Вероятно, в фойе перед началом совещания" - вспомнил он её лёгкое, мимолётное прикосновение.
       Между тем Кудрявцева поднесла авторучку к самому своему носу, словно предлагая ему повторить её движение и ощутить запах её трусиков. Она смотрела на него поверх очков, лукаво чуть подмигивая и морща переносицу. На её лице легко было прочесть: "Так значит - мир? Зайдёшь ко мне после совещания? Мужа сегодня не будет до позднего вечера. Я страшно соскучилась... Не пожалеешь. А как вишенку на торте, получишь пузырёк полный новых "янтарных" таблеток. Ведь я твой лучший друг и верный союзник".
       Павел уже видел, как всё будет. Валя будет плакать от счастья, уткнувшись ему в грудь, он будет её утешать, потом в её расши-ренных зрачках появится нетерпение опытной влюблённой женщины, и в конце концов он завалит её дородное тело на постель и, сорвав трусы, войдёт в нее, она утихнет, а через некоторое время уже будет кричать от наслаждения на всю свою огромную квартиру, не стесняясь прислуги на кухне и соседей за стенкой, вскидывая животом... Ведь если подумать, разве Валя не заслужила выглядеть в эти дни усталой, удовлетворенной, ласково посматривать на него на совещаниях и тренировках счастливыми глазами, под которыми появятся тени, как это бывает в двадцать лет после бессонных постельных утех? Разве не заслужила она такую в сущности малость своей поддержкой, искренней готовностью помочь ему добиться цели? Ведь в отличие от Вики, которая всё время чего-то от него хочет, Кудрявцева сама с бабской жертвенностью готова бросить ему под ноги свою благополучную налаженную жизнь...
       И наплевать на такое глупое слово, как "любовь", которое выдумали идиоты! Теперь, в пятидесятилетней своей зрелости, пора уж научиться довольствоваться простой симпатией к женщине, которая, "забив" на свой высокий номенклатурный статус, жаждет отдаваться ему с радостной готовностью, и выделывать такие кульбиты, что далеко не всякой молодой под силу. Что толку жить туманом воспоминаний и несбыточными мечтами, если не завтра, так через неделю, всё может разом закончится при столкновении с землёй на сверхзвуковой скорости или в адском взрыве сотен тонн горючего!..
       А счастье - вот оно, - лишь руку протяни! Простое, без затей, человеческое, мужское счастье. Пора уж стать реалистом, просто жить и спокойно наслаждаться, засаживая в рот любовницы свой багровый, подрагивающий член. В этот самый рот, что с таким воодушевлением произносит на совещаниях безупречные с точки зрения ханжеской советской морали речи о необходимости быть по-коммунистически скромным и аскетичным членом партии - в своей общественной и личной жизни... С ума ведь можно сойти от такого когнитивного диссонанса! И в этот морализаторско-порочный пунцовый рот, на который другие смотрят обычно с опаской, опасаясь услышать от резкой на выражения начальницы беспощадный выговор, он будет засаживать свой инструмент по самые... Ещё и сперму свою заставит её глотать и слизывать, ту, что прольётся с её подбородка. Уф, да разве само по себе осозна-ние такого не способно до предела разжечь похоть?!
       И в позе сзади Кудрявцева ведь тоже хороша, не ленится, старается подмахивать. Он войдёт в нее, чувствуя мягкую податливость ягодиц, и глубоко проникнет в ее тёплую, истекаю-щую слизью вагину, положит руки ей на бедра и так они долго будут покачиваться...покачиваться, словно в невесомости. Она будет благодарно постанывать, щурится, а затем ее тело начнёт сотрясаться в оргазмических судорогах...Через секунды его тоже пронзит по всему телу взрыв сладострастия...
       Беркут почти уговорил себя, но тут в его сознании что-то само переключилось и перед глазами вдруг возникло полное душевной боли лицо Даши, каким оно врезалось ему в память в тот момент, когда они прощались на вокзале. И всё в нём вмиг перевернулось. Поэтому вместо того, чтобы ответить Валентине каким-то знаком на её призыв, - дать понять, что он больше не обижается и готов к примирению, Павел нахмурился и с каменным лицом убрал всё найденное у себя в кармане в портфель, после чего перевёл глаза на докладчика.
       Отвернуться, не ответить на призыв самой Валентины Кудряв-цевой (!) - этой "стальной женщины советского космоса" - было опасным вызовом и большой ошибкой. В той стороне, где она сидела, хрустнула сломанная в приступе ярости авторучка.
       ...Под конец совещания Кудрявцева неожиданно снова попросила слова у председателя комиссии. Тот удивился, однако отказать не решился. Поднявшись на место оратора с непроницае-мым выражением лица, побледневшая женщина попросила прощения у членов комиссии.
      - У каждого есть любимчики, и я не исключение - начала она, и вдруг с ненавистью взглянула в сторону Павла. Выразительно помолчав, продолжила: - Товарищ Беркут безусловно талантливый и волевой офицер, неплохой организатор, опытный специалист. Но по ходу совещания я ещё раз проанализировала всю собранную мною информацию о готовности данного кандидата к полёту. И пришла к выводу, что поспешила с положительной оценкой - холодным бесстрастным голосом объявила Кудрявцева, с проку-рорской беспощадностью поглядывая на посмевшего пренебречь ею мужчину. - Как вы знаете, я веду психологические исследова-ния в группе космонавтов. Товарищ Беркут сейчас находится в сложной жизненной ситуации из-за разлада в своей семье. Он уже не молод и столкнулся с кризисными явлениями. Всё это может крайне негативно отразиться на качестве его работы в космосе...
       Валентина громила и громила его, забыв о собственной безопасности. Пусть ей тоже попадёт, но такова была её личная вендетта.
       ...- И всё же, почему вы сразу не сказали нам об этом? - пытался взять в толк ошарашенный председатель, когда докладчица закончила свою обличительную речь. - Валентина Борисовна, голубушка, как же так?
      - Я испытывала личную симпатию к коллеге: мы с товарищем Беркутом много лет дружны, поэтому говорю это с тяжёлым сердцем. Но я понимаю, что государственные интересы важнее наших симпатий и антипатий. Надо быть объективным. Это моя вина и я готова понести наказание.
       Комиссия снова стала совещаться. Однако, даже самой Кудрявцевой не удалось его потопить. Каким-то чудом Беркут всё же сохранил за собой место командира. Было лишь решено назначить экипажу 16 часов дополнительной подготовки после чего допустить к полёту. А вот Кудрявцевой объявили выговор, правда без занесения в личное дело.
       Но на этом скандальная ситуация не закончилась. И признаться такого финала дня Беркут никак не мог ожидать. Конечно всякое в жизни случается, но, чтобы дело до ходило до кипящих неаполи-танских страстей! И где? В кулуарах заседания расширенной государственной комиссии! Но отвергнутая женщина порой способна на всё, на любое безумство, даже такая стальная, как Валентина Кудрявцева...
      
      Глава 64
       Вместе со всеми Беркут вышел в фойе. Валентина уже стояла напротив выхода. Рядом с ней появился её муж Сергей Сомов, которого не было на самом совещании. По мере того, как Валя что-то ему говорила, поглядывая на Павла, лицо рослого широкоплече-го здоровяка менялось: выражение недоумения, боли и ярости быстро сменяли на нём друг друга. Беркут видел, как товарищ на глазах превращался в его самого непримиримого врага. Что-то объяснять ему сейчас было бесполезно. Бросив на жену затравлен-ный взгляд раненого медведя, Сомов быстро направился прямо к Беркуту. Павел понял, что будет дальше и успел поднырнуть под летящий в него пудовый кулак. Позиция у него была очень удобна для немедленной контратаки, но вместо этого Беркут лишь снова ловко уклонился от второго удара, просто "провалив" тяжелого противника в пустоту, чем окончательно привёл его в бешенство. Неизвестно чем бы всё закончилось, но на Сомове уже повисли несколько ребят из отряда космонавтов.
       Дело отчётливо запахло отчислением обоих из отряда космо-навтов, если бы не генерал Камчатов. Старик "Черномор" успел принять меры прежде чем кто-либо из окружающего высокого начальства понял, что твориться у них под боком. Генерал буквально сгрёб обоих "дуэлянтов" в охапку и для начала вытолкал их на пожарную лестницу. Лишь плотно прикрыв за собой дверь, Камчатов принялся сиплым шепотом выяснять:
      - Что тут происходит?
       Красный, как рак, Сомов, набычившись, молчал, Павел ответил за них обоих:
      - Я один виноват. Сергей тут не при чём.
      - Та-а-к! - сурово протянул Камчатов. - Ладно, будем считать, что я ничего не видел и не слышал. Но если что-то подобное где-нибудь повторится, - оба немедленно вылетите из Центра; и партбилеты мне на стол положите, ясно?
       Одёрнув на себе китель, Камчатов суровым взглядом посмотрел каждому в лицо и негромко рявкнул:
      - Товарищи офицеры!
      - Этого я тебе не забуду, - сквозь зубы пообещал на прощание Сомов.
       Генерал несколько секунд провожал взглядом его спускающуюся по лестнице сутулую медвежью фигуру, затем уже без прежней начальственной суровости обратился к Беркуту:
      - Вас с превеликими трудностями отбирают одного из тысячи - из лётчиков, которые изначально прошли сито жесточайшего профессионального отбора; и всё равно 99 кандидатов из каждой сотни мы отбраковываем. Потом вас растят для будущего полёта, словно призовых скакунов: холят, лелеют, тратят миллионы государственных рублей на вашу подготовку. И всё это не для того, чтобы потом отчислить за кабацкую потасовку. Вы что, прости господи, бабу не смогли поделить?! У неё же муж!.. А я считал вас серьёзным человеком!
       Командир больше не ругался на Павла, а увещевал его, словно отец взрослого непутёвого сына.
      - Я не хочу знать, что у вас было с его женой, но имейте в виду: каждого заслуженного космонавта подстерегает масса соблазнов, от которых он может пойти в разнос. Я не перестаю думать о том, почему вы не уберегли Гагарина. С Юрой я исколесил всю планету, он встречался с миллионами людей, выступая по 20 раз в сутки. Первое время мы с ним придерживались строжайшего режима, нам удавалось сохранять работоспособность и бдитель-ность. Юра имел очень крепкий характер, но даже стальной робот не выдержал бы того натиска, которому подвергался он ежедневно - со стороны министров, маршалов, академиков и других "больших людей". Всем хотелось с ним выпить, и обязательно "до дна". И женщины... Они желали его внимания. А он был не из железа. Я докладывал наверх, просил, настаивал на ограничении встреч космонавта с народом. На необходимости обеспечить ему и его семье особый режим, как обеспечивается он руководителям партии и правительства. Принималось даже специальное поста-новление ЦК, но ничем нельзя было сдержать отрицательного влияния банкетов и прочих соблазнов на характер и облик Гагарина. Бурная жизнь и выпивки медленно, но верно стирали с его лица чарующую гагаринскую улыбку... Примерно за месяц до трагического финала мы с Юрой приехали по делу в подмосков-ный Калининград, в королёвское КБ, а на обратном пути приятели затащили Гагарина в буфет местного Дома культуры имени Калинина. Мне потом буфетчица рассказала, что, едва войдя, он широким жестом бросил ей на прилавок пачку сторублёвок и объявил: "Шампанского и водки на всех!". И весь вечер пил наравне с многочисленными "почитателями таланта", так что выводили его под руки, ибо сам он уже идти не мог...
       Приостановить распад личности Гагарина могла только его подготовка к новому космическому полету, а также полеты на истребителе. Но я же не знал, что фактически подписал ему смертный приговор, потому что Юре уже нельзя было летать в том состоянии, до которого его довели. Его погубила народная любовь. Но где были мои глаза! Никогда себе этого не прощу...
       Камчатов помрачнел, сник. Чувство вины буквально физически придавило его. Крепкий от природы старик, боевой лётчик, авторитетный командир, он буквально казнил себя смертной казнью за вину, которой возможно и не было вовсе...
      
       Вернулся домой Беркут лишь в половине одиннадцатого. Чтобы не разбудить жену открыл дверь своим ключом, вошёл в тёмную прихожую, в квартире было тихо. На вешалке нет Викиного плаща, в котором она сегодня утром ушла на работу, туфель её тоже. И спросить не у кого, где жена, потому что у домработницы сегодня выходной.
       Лишь один Марс, тяжело шлёпая немощными лапами и кряхтя, словно старик, вышел встретить хозяина.
      - Может ты знаешь, где её так долго носит? - обратился к догу мужчина. В слезящихся, красных глазах верного пса была лишь грусть и безграничная преданность, он бы и рад был что-то ответить хозяину, но мог лишь тяжело вздыхать и лизать ему руку. Ласково потрепав и погладив старика, Павел повесил на крючок куртку и сел на табурет, чтобы расшнуровывать ботинки. Марс немедленно положил ему голову на колени, чтобы его ещё погладили и уделили ему время.
      - Ну что, старина? Давай лучше бери с меня пример, - ласково сказал ему Беркут. - Я ведь тоже считай пенсионер, как и ты, однако, пока бодрюсь.
       Пёс заскулил и гавкнул в ответ. Павел ещё погладил его по седой шерсти, потом снял ботинки, и при этом всё время погляды-вал на телефонный аппарат, который притягивал к себе словно магнит. Но вместо того, чтобы немедленно поднять трубку и набрать на диске номер, мужчина поднялся с табурета и прошёл на кухню. Холодильник был весь заставлен свежими продуктами и готовыми блюдами из ресторана. Ну конечно же. Ведь неугомон-ная Вика запланировала назавтра вечеринку в честь его проводов на космодром. Естественный для неё поступок, раз есть повод собрать избранную публику и блеснуть собой.
       Накормив пса, Павел вытащил из холодильника пакет молока, яйца, чтобы приготовить себе омлет. Разбил их. Затем поставил на газовую конфорку сковородку, и принялся мешать в тарелке болтунью. Всё делалось им на каком-то автомате, потому что голова была занята совсем другим. Мысль позвонить Ей крутилась у него в голове почти постоянно. Телефона дома престарелых в далёкой провинции он, естественно, не знал, но при его-то возможностях выяснить это не составит большой проблемы. На кухне имелся параллельный телефонный аппарат. Приняв, наконец, для себя решение, Беркут набрал номер спецкоммутато-ра.
       Всего через пятнадцать минут после разговора с телефонисткой раздался звонок, девушка на коммутаторе поразительно быстро соединила его с нужным абонентом. В трубке раздался хриплова-тый, будто растерянный голос Даши:
      - Это ты?!.. Впрочем, я сразу догадалась, когда меня позвали и сказали, что Москва вызывает. Но всё равно до последней секунды не верила, что позвонишь... Как ты там, родной?
      От этого "родной" сердце у Беркута сжалось, даже просто слышать её взволнованное дыхание было счастьем, нежные слова сами пошли из него:
      - Рыжий мой котёнок! Как же я соскучился! Я до сих пор не знаю, правильно ли поступил, уехав от тебя. Постоянно думаю об этом.
      - Не мучайся. Просто тебе надо понять, что невозможно быть идеальным для всех, это верный путь в могилу или в сумасшедший дом.
      - И всё же чувство вины перед тобой не отпускает меня.
      - О, об этом и вовсе не терзайся! Я давно тебя простила. То, что случилось ТОГДА, - теперь я это знаю точно, - было предопреде-лено нам. Мы бы всё равно ничего не смогли изменить. И потом я сама была виновата. Это счастье что судьба подарила нам новую встречу.
      - О чём ты? Я не совсем тебя понимаю.
      - Всё ты понимаешь, не притворяйся.
      - Я тугодум, но кое-что действительно начинаю понимать. Без тебя рядом всё в моей жизни теряет смысл. Ты моя чудесная таблетка, моё спасение!..
      - Так мне тебя ждать? Когда ты намерен приехать. Может, завтра?
      - Нет. Пока, нет. Я обязательно вернусь к тебе, я очень этого хочу! И всё же жребий брошен, теперь я буду идти до конца, шагая через всё и не останавливаясь ни перед чем. Я сам порой удивляюсь своему фанатичному упорству и безразличию к личному счастью, ко всему, что не связано с моим долгом перед Родиной и людьми, построившими уникальную технику, которую лишь я один могу с пасти от уничтожения. Так уж получилось... Но потом, когда мой долг будет оплачен... Послушай, я хочу это услышать сей-час...если я всё же вернусь из полёта, ты меня примешь? Хотя, признаюсь, шансов у меня немного. Только это сейчас не важно. Главное, я должен знать, примешь ли ты меня, если я приеду к тебе такой, как есть, с одним чемоданчиком?
      - А что будет в чемоданчике, надеюсь миллион? - явно с вымучен-ной улыбкой поинтересовалась Даша, заставляя себя шутить, чтобы не зарыдать.
       В коридоре послышались шаги неожиданно вернувшейся Вики. Павел испуганно встрепенулся: почему он не услышал, как она вернулась?! Но тут же устыдился собственной мелкой суетливо-сти. Словно трамвайный воришка, которого едва не взяли на кармане! И уже совершенно спокойно сказал себе: "Очень хорошо, что сейчас всё выяснится".
       - Тогда до встречи! - уже совершенно невозмутимо произнёс в трубку, пристально глядя в глаза входящей на кухню жены.
      - Кто это был? С кем ты разговаривал? - спросила Вика почти равнодушно.
       Павел заколебался, но пока обдумывал ответ, жена сказала, что очень устала и отправилась в спальню.
      
       ...Сидя перед туалетным столиком и умасливая кожу содержи-мым своих бесчисленных баночек, Вика, - будто уже забыв о своём повисшем в воздухе вопросе, - буднично поинтересовалась у лежащего в постели мужа, как прошла его госкомиссия.
       - Всё нормально, лечу.
      - Поздравляю, - мельком улыбнулась ему в зеркале Вика, ибо её внимание, казалось, целиком было сосредоточено на обязательном вечернем массаже самых проблемных для неё участков кожи на шее и особенно под подбородком. Тем не менее взгляд пронзи-тельных Викиных глаз нет-нет да останавливался на супруге и смотрел испытующе, словно она хотела что-то спросить, но колебалась.
       Закончив процедуры, жена легла рядом, от неё пахло алкоголем.
      - Валдис пригасил меня сегодня на свою премьеру в Большой театр, - наконец объяснила причину своего позднего возвращения Вика. - Кстати, он и тебя приглашал, но у тебя ведь всегда найдутся более важные дела. И разговоры...
      - Уверен, что я многого себя лишил, не приняв его приглашение. Надеюсь это было потрясающе.
       - Вот именно, - с укором ему подтвердила Вика. - Естественно, я сидела в вип-ложе. После спектакля Валдис в буфете угостил меня шампанским, пирожным и свежей клубникой. Отвёз домой на такси... А когда ты был в отъезде он приглашал меня в кино, а потом мы ужинали в ресторане...
      - Что ж, я рад за тебя.
      Через пару минут напряжённого молчания Вика спросила:
      - Скажи, а ты что, больше совсем меня не ревнуешь? Это потому что я стала тебе малоинтересна как женщина? Правда, когда ты вернулся от матери, я вначале была впечатлена...но потом...ты будто давно не со мной...всё дальше отдаляешься от меня.
      - Не копайся в себе, не надо. Ты по-прежнему очень привлекатель-на. Выглядишь просто потрясающе, многие молодые тебе в подмётке не годятся. И потом, ты ведь знаешь, я не ревнив. Особенно к этому Валдису.
      - Так ты считаешь, что к нему нельзя ревновать, потому что он молод, а я по сравнению с ним старуха?! Значит, молодость - вне конкуренции?!
      - Я вовсе не это хотел сказать. Просто нелепо видеть в этом вертлявом миньоне твоего любовника. Зачем ты вообще держишь его в фаворитах? Только лишь из любви к искусству?
      - Он действительно гений. И я горжусь, что мы друзья. И ты, кстати, ему очень понравился. Валдис сказал, что в тебе есть редкое сочетание благородной мужественности и тонкой интелли-гентности. Похоже, мальчик и вправду запал на тебя, - едко усмехнулась жена, - потому что, с того раза, когда вы разговарива-ли с ним, постоянно расспрашивает о тебе.
      - Ты серьёзно? Спасибо ему, конечно, за внимание, но передай, что он жестоко ошибся на мой счёт, на самом деле я мужлан и замшелый консерватор.
       Его шутливая реплика не нашла отклика. Вика повернулась к мужу спиной. Но, помолчав немного - подумав о чём-то своём, - заметила ему через плечо с мрачным недоумением:
      - Не пойму, что они все в тебе находят?
      - Ты о чём?
      - Раздули какого-то идола. Такое впечатление, что всё что ходит, ползает и даже летает вокруг - возжелало тебя! Сотворили из обычного мужика не пойми что. Памятник уже ставят. Как Гагарину! В честь которого водрузили десятиметрового страши-лищу на площади его же имени и поклоняются, словно идолу! А он, между прочим, говорят, в последние годы жене изменял. Да и лётчик был посредственный, иначе бы не разбился.
      - Не тебе об этом судить! - сурово отрезал Беркут. - Меня можешь обсуждать, а его - не смей! Юра был, да и останется, лучшим из нас.
      - Что я? Так люди говорят.
      - Враньё завистливых ничтожеств!
      - Что толку в твоих словах. Был человек и схлопнулся, а слухи будут. Как в народе говорят, "на каждый роток не накинешь платок". Всё равно ничего и никому уже не докажешь.
      - Зря ты в этом так уверена.
      - Неужели найдётся такой дурак? - удивилась жена.
      - Боюсь, тебе этого не понять, но иногда честное имя товарища бывает дороже даже собственной жизни.
      - Ой, только вот этого не надо! - с презрением воскликнула Вика. - Это ты ведь из будущей речи для партсобрания цитатку выдернул, чтобы козырнуть ею сейчас передо мной. Только зря стараешься, я баба циничная и сугубо практичная. Меня такой приторной патетикой не прошибёшь...А Гагарин твой...
      - Говорю тебе, его не тронь!
      - Да что он в конце концов сделал такого, твой кумир, что ты его так защищаешь?! Его же, как учёную обезьянку, в космос послали.
      - Замолчи, Вика, по-человечески тебя прошу! Ты же по образова-нию философ, как ты не поймёшь?! Если у народа отнять святую память о нём, что у него останется, кроме водки и тёмной ненависти ко всему миру? Христа у него отняли, а святыми мощами в мавзолее освободившееся место занять не получилось... Нельзя людей совсем без святынь оставлять, душою от этого Россия начнёт болеть, разлагаться и смердеть изнутри, а это самое страшное.
       - Ладно, хочешь дальше молиться на своего божка - молись! А я буду спать, мне рано на работу вставать.
      
      Глава 65
       Павел вздрогнул и открыл глаза. На лбу испарина, спина мокрая от пота. Несколько минут приходил в себя после очередного кошмара. Во сне его заблокировало в кабине рухнувшего на лес самолёта, но он не погиб сразу, а пропитавшись керосином из пробитых баков, медленно поджаривался, сходя с ума от боли и ужаса.
       С кухни слышались звуки шипящей сковородки. Так вот откуда этот запах прожаренного мяса! В голове возникла картина - заботливая домработница хлопочет возле плиты, а на сковороде шипя и разбрызгивая жир в аккуратном порядке выложены его любимые котлеты с аппетитной хрустящей жареной корочкой, которая получается у Фани такой аппетитной благодаря особому фирменному рецепту панировки. Всё потому, что для своих котлет она очень придирчиво выбирает только парную баранину и долго "колдует" над фаршем, как её научила ещё бабушка из старинного татарского рода.
       - А-а, проснулись! - добродушно сказала заглянувшая в спальню домработница. - Что-то подсказывает мне, что сегодня вам потребуются силы. Так что пойду приготовлю вам ещё яичницу с салом.
      
       Через десять минут приткнувшись на спинку стула, Павел наблюдал, как ловкая домработница вылила яйца на шипящую сковородку, они жарились и шипели, разбрызгивая сало.
       Фаня выложила на тарелку три котлеты и стала поливать их кетчупом. Кроваво-красная паста растекалась по поджаристой мясной корочке. Беркут завороженно наблюдал.
      - Приятного аппетита! - пожелала повариха.
      Мужчина взял вилку и стал вяло тыкать ею в котлеты, на лице его отчего-то появилось странное выражение.
      - Вам не нравится, как я приготовила? - удивилась домработница.
       Павел заставил себя положить кусочек мяса в рот, стал жевать, потом притворно улыбнулся:
      - Просто восхитительно! Как, впрочем, всегда.
       Однако с трудом одолев половину котлеты, Беркут взглянул на часы:
      - Всё, времени больше нет.
       Торопясь закончить завтрак, сделал несколько больших глотков кофе и быстро направился в прихожую. Пока надевал куртку, появился Марс. Внимательно поглядев на хозяина, старый пёс подошёл к двери и неожиданно лёг поперек прохода. Преданно глядя на него своими старческими, слезящимися глазами, пёс жалобно заскулил.
       Беркут удивлённо покачал головой, присел на корточки, погладил старика по седой шерсти:
      - Ничего, старик, ничего...
       В прихожую вышла Вика, увидев "устроившего забастовку" питомца, рассердилась:
      - Это что такое? А ну отойди, старый дуралей! Из ума совсем выжил! Пора усыпить его и завести более актуальную породу, эти доги давно вышли из моды.
       - Как можно так говорить, ведь мы так любим жизнь, - шутливо ответил Беркут, продолжал гладить Марса, а тот всё также преданно смотрел на него слезящимися глазами и лизал руку.
       Вика фыркнула и ушла, тогда понизив голос до шёпота, мужчина доверительно признался верному другу:
      - Не волнуйся за меня, старина.
      Пёс снова заскулил.
      - Да, знаю, со смертью бесполезно спорить. Лишь тебе одному скажу, по секрету, я с ней столковался: если сегодня переиграю старуху чёрными, то в следующий раз буду играть белыми и потребую себе какую-нибудь приличную фигуру в качестве форы...
      
       Сегодня предстоял особый день. Вместе с Богданом Рыбаком они сговорились экспериментально повторить последний полёт Гагарина, чтобы расставить все точи над "i". Столь дикая идея принадлежала Беркуту, а Рыбака ему пришлось уламывать. После смерти Власова, Богдан временно занял его должность и мог на свой страх и риск организовать такую авантюру. Правда вначале Рыбак и слышать ничего не хотел, в ответ на уговоры лишь крутил пальцем у виска, ругался, говорил, что не хочет садиться в тюрьму. Но в конечном итоге всё же согласился с доводами товарища, хотя и понимал, чем рискует. Естественно, всё готовилось втайне от начальства.
       Каждый день на аэродроме составлялась таблица полётов с указанием: кто назначен в экипажи, времени взлёта, маршрута и задания. Накануне Рыбак оформил два полёта - на себя и на Беркута. Задание парное - отработка учебного воздушного боя.
       Но сегодня, когда Павел приехал на аэродром и зашёл в кабинет товарища, тот показал ему важный документ, который вроде бы менял всё. Заняв должность ВРИО зама директора института по лётной работе, Рыбак получил доступ ко всей лётной документа-ции, в том числе за прошлые года. И вот, согласно добытым им полётным листам за тот роковой день, получалось, что Власов уже успел вернуться на аэродром на своём Су-15, а Гагарин с Серёги-ным всё ещё находились в небе.
      - Теперь ты видишь, что Власов тут не причём! Ребятам просто сильно не посчастливилось в тот день, - одно наслоилось на другое, так бывает, сам знаешь. Ничего нового мы всё равно не раскопаем. Так что давай отменять - предложил Рыбак.
      Однако услышал от товарища:
      - Пойми, простой, свойский парень Пашка Беркут так бы и поступил, доверившись бумажке. Но коммунист Павел Беркут обязан быть до конца объективным и всё проверить лично. Только тогда моя партийная и человеческая совесть будет спокойна. Твоя, кстати, тоже...
       И всё же Рыбак не мог взять в толк, зачем нужно так рисковать посреди мирной удачной жизни? На войне конечно другое дело, но здесь ведь не фронт!
       Павел мог бы откровенно сказать товарищу, что-как-раз-то воевать ему нравилось. Более того, той остроты и ясности ему потом не хватало всю жизнь. На войне всё было предельно понятно и просто: там враги, здесь наши. Даже время там шло иначе. Месяц фронта засчитывался как два в тылу, да и не в этом в общем дело... Только по-настоящему понять его способен лишь свой брат-фронтовик. Однажды Беркут случайно разговорился с таким, и хотя случайный собеседник служил в пехоте, вояка он был бывалый, прошёл войну "от звонка до звонка".
       "Помню лежу под Мясным бором в сыром окопе, третьи сутки не жрамши. В прохудившихся сапогах мокрая грязь хлюпает. Шинель и бельишко насквозь мокрые, вши задницу и спину грызут, патронов минут на десять хорошего боя, котелок языком отполирован до зеркального блеска. С нейтральной полосы мертвечиной тянет. Но немец пока попритих - обедает, значит. Только слышно жужжание тысяч разжиревших мух над распух-шими трупами дружков моих по третьей роте, что не вернулись в траншею после прошлой атаки. А через полчаса снова туда под немецкие пулемёты подниматься... на радость мясным мухам... Вы-то, товарищ подполковник, моложе, вам не пришлось" - заметил ему тогда при знакомстве старый солдат. Беркут не обиделся, понимал, что и в подмётки не годится мужику...
       Два раза он бывал в штрафниках: один раз после окружения, тогда ему после проверки в фильтрационном лагере вручили вместо винтовки железный лом с приваренным к нему штыком и отправили на передовую "искуплять кровью".
       Второй раз его сунули в то же самое пекло уже в 1944-м после того, как труса ротного съездил кулаком по морде за то, что послал людей под немецкие пулемёты, а сам в офицерском блиндаже отсиживался. И оба раза Бог (или дьявол) его хранил. Это был этакий "настоящий российский мужичок" - невысокий, коренастый, кривоногий, родом из-под Харькова, с тёмным и круглым, как у татарина лицом, по фамилии Альтшуллер. Павел сразу почувствовал в нём родственную душу, и понимающе кивал по ходу его рассказа. "Я даже зимой ходил в атаку налегке в одной гимнастёрке и без шапки, - без всякой рисовки делился с ним фронтовик. - Обычно перед наступлением все хандрят, сон и аппетит теряют, начинают придавать большое значение снам и приметам, а я ждал большого боя, словно святого праздника. Аппетитом тоже никогда не страдал, и спал как убитый. Другие старались всеми правдами и неправдами достать лишнюю порцию водки, чтобы не так страшно было подниматься под летящее навстречу железо. А я от положенных мне двухсот грамм сам отказывался, мне своего весёлого куража хватало, не понимал дружков, чего они так дрожат и животами мучаются. Накануне мылся, брился, надевал чистое бельишко, начищал сапоги до блеска. Затачивал штык до бритвенной остроты. Раздаривал товарищам своё нехитрое барахло и набивал вещмешок и освободившиеся карманы патронами и ручными гранатами. И первым весело выскакивал из окопа. Вообще-то мясорубка там творилась страшная, просто кровавая бойня! В метре от меня людей разрывало в клочья, калечило... а меня вражеское железо почтительно обносило, уж не знаю почему. Хотя шёл всегда в полный рост и пулям не кланялся. Некоторые считали меня заговорённым... Вспоминаю те дни, как лучшее время в жизни. Вот только в последнее время мысли стали беспокоить, а вдруг от человека что-то остаётся после смерти и души убитых мною врагов ждут меня на том свете, чтобы отомстить".
       Беркуту тоже близкая опасность отлично "проветривала" мозги, всё лишнее и ничтожное отпадало от него, словно присох-шая грязь. Наверное потому, что заботы о барахле и материальном тоже никогда не отягощали ему душу, так что в опасный полёт он шёл налегке, с чувством весёлого куража, словно в реальный бой. Тем более, что самолёт был ему отлично знаком - на войне у него был почти такой же...
       На аэродроме как раз имелся МиГ-15 того же завода и той же серии, что и тот, на каком отправились в свой роковой полёт Серёгин с Гагариным. Спарка была подготовлена механиками точно в такой же полётной конфигурации, как у погибших ребят, и тоже с подвесными баками под "брюхом". Правда, Беркут никак не мог понять, зачем их вообще подвесили в тот день, ведь пилотам предстоял не сверхдальний перелёт, а обычный вылет в зону на тренировочный пилотаж. Но благодаря подвесным бакам под крыльями вес самолёта значительно увеличился, машина стала тяжёлой и плохоуправляемой. Баки сделали её менее поворотли-вой. В критической ситуации два подвесных бака по 600 литров каждый могли стать тем дополнительным роковым обстоятель-ством, что привело к катастрофе. Впрочем, это ещё предстояло проверить...
       Так как в двухместной кабине Павел летел один, то потребова-лось как-то скомпенсировать центровку. Богдан Рыбак дал распоряжение на КПП, чтобы Беркута пропустили на личном автомобиле на лётное поле. Павел подогнал "Мерседес" к стоянке МиГа. Вместе они вытащили из багажника 80-тикилограмовый мешок, донесли до истребителя и уложили его на переднее кресло, притянув привязными ремнями и дополнительно примотав верёвками. Механику при этом особо ничего не объясняли. Впрочем, персонал здесь привык к самым разным испытаниям, в том числе, когда из второй кабины катапультируются манекены.
      
       Наконец всё готово. Перед тем как разойтись по самолётам и приготовиться к взлёту, Беркут попридержал товарища за плечо.
      - Просьба. На всякий случай... Если что-то вдруг пойдёт нет так, мало ли... в нашем деле всего не предусмотришь... Объясни тогда людям, почему я на это пошёл, чтобы не было всяких дурных разговоров.
       Рыбак кивнул. Они пожали руки, но товарищ отчего-то не спешил уходить. Павел уже наполовину поднялся по приставной лесенке в кабину своего МИГа, когда Рыбак окликнул его снизу:
      - И всё-таки не пойму, зачем тебе это? Ты же в полном порядке.
      Из-за свиста запущенной турбины ответ потерял смысл. "А действительно, всё-таки зачем? - "по инерции" размышлял Беркут, пристёгиваясь, прилаживая кислородную маску на лице, и готовясь вырулить самолёт к линии старта.
       Этот вопрос крутился у него в голове и пока отвечал диспетче-ру, и когда катился по рулёжным дорожкам к взлётной полосе, пока мельком брошенный взгляд не наткнулся на собственное отражение в зеркальце рефлекторного прицела авиапушки. Ответ тут же сложился в голове: пытаясь восстановить истину в чужой судьбе, он словно попутно отыскивал недостающие мозаики собственной личности, стараясь приладить их на нужное место, чтобы в конце концов разглядеть на картинке какого-то ещё неизвестного себя.
      
      Глава 66
       В стамбульском музее Садберк-Ханым хранятся два римских надгробия II века. Сразу после своего космического полёта Беркут посетил много стран, побывал и в Турции, где видел эти античные плиты. На одной из них имелось рельефное изображение гладиа-тора в закрытом шлеме, с коротким мечом и большим прямоуголь-ным щитом в руках. На могильной плите имелась надпись: "Я Ментор побеждал всех на известных аренах и погиб, согласно судьбе. Могучий Бог Мориа затащил меня в царство мёртвых, и сейчас я лежу в этой могиле. Моя жизнь закончилась в кровавых руках Амарантоса".
       Двадцать минут назад, обходя готовый к взлёту МиГ, Павел пытался почувствовать, заглянуть немного в будущее, увидеть, какая судьба ждёт его в ближайшие сорок минут. При этом он тоже немного ощущал себя тем гладиатором, которому предстоит выйти на посыпанную белоснежным песком (отлично впитываю-щим кровь) арену... Как всё сложится? "Утащат ли его крючьями окровавленное тело в Сполиарий, где работники древнеримских цирков добивали тяжелораненых бойцов, чтобы затем поживиться их одеждой и украшениями, или же сразу отправят в покойницкую аподитериона? Или же он всё-таки сможет выйти победителем из предстоящей схватки?".
       Перед полётом Богдан Рыбак поставил жёсткие условия по безопасности. Прежде всего он взял с Беркута слово, что в момент их встречи в воздухе он должен находиться на 2000 метров выше, чем были Гагарин с Серёгиным. Тем не менее Павел позволил себе не выполнить договорённости - эксперимент должен быть чистым, а иначе какой в нём смысл, они ведь не летающая лаборатория, чтобы досконально зафиксировать всё на приборах. Тут либо нужно вплотную приблизиться к самому краю и заглянуть в бездну, чтобы из чёрной ямы на тебя дыхнуло могильным холодком, либо вообще не стоило ничего затевать.
       Самолёты вошли в зону. Рыбак находился где-то сзади, на 6000 метров выше, правда он был не на Су-15, а на Су-9, но в принципе разница между ними небольшая.
       Павел сидел в задней кабине своего МИГа на месте лётчика-инструктора, то есть работая за Серёгина. Перед вылетом на приборную доску у себя перед глазами он прикрепил парный газетный портрет Серёгина и Гагарина, вырезанный из старого некролога в "Правде". Символическое присутствие ребят в кабине помогало настроиться.
       МиГ занял позицию. Всё, пора приготовиться. Но прежде надо убрать небольшую кинокамеру. Идея задокументировать на киноплёнку ход эксперимента пришла Беркуту буквально сегодня утром. Он детально снял подготовку самолёта к полёту, и после взлёта, как только появлялась возможность, включал маленькую любительскую кинокамеру и вёл съёмку происходящего на 16-мм плёнку. Но впереди самый рискованный этап, когда ничто не должно отвлекать от управления машиной. Вот только "бардачок" для личных вещей пилота конструкторы боевой машины как-то "забыли" предусмотреть, приходилось импровизировать на ходу. Единственное свободное место - сбоку, между пилотским креслом и бортом кабины. Вообще-то пихать туда что-то не положено. Даже специальная табличка-шилдик на этот счёт имеется сбоку пилотского кресла ("напоминалка для дураков"). На ней чёрным по белому прописано, что запрещается загромождать посторонни-ми предметами направляющие катапультного устройства кресла лётчика! Только деть кинокамеру всё равно больше некуда. Надо только постараться получше закрепить её: хотя снаряжённая киноплёнкой она весит "всего" полтора килограмма, но в качестве свободно летающего по кабине снаряда может представлять собой серьёзную угрозу.
      - Ну как? - по радио запросил Рыбак. - Ты готов?
      - Позицию занял, - подтвердил Павел.
       - Выполняем стандартное упражнение?
      - Да, всё стандартно, - будничным тоном подтвердил Беркут.
      Между ними заранее было оговорено - при радиообмене ничем не выдавать истинной сути происходящего, чтобы на командной вышке ничего не заподозрили и не всполошились. Однако, отвечая по радио товарищу, Беркут чувствовал себя не в своей тарелке, что-то было не так. Всё-таки позицию они выбрали не слишком удачно - курсом на солнце.
      - Ну тогда с Богом, - сопя, озабоченно пробурчал Рыбак.
       Словно невидимая холодная рука провела Павлу по скуле, появился неприятный озноб, как предчувствие беды. "Надо передать Рыбаку, что прежде необходимо развернуться на 180 градусов, а уж потом начинать" - решил Беркут, и в эту же секунду понял, что запоздал со своим предложением. За спиной раздался хлопок, говорящий о том, что атакующий самолёт преодолел звуковой барьер. Беркут торопливо затолкал кинокамеру под кресло и оглянулся, пытаясь обнаружить несущуюся на него с высоты блестящую точку "сушки", и ничего не увидел. Но уже через мгновение самолёт Рыбака будто материализовался из воздуха в каких-то ста метрах. С рёвом "сушка" пикировала прямо на него! Вероятно, из-за сильного волнения товарищ забыл опустить на забрало своего шлема стекло солнцезащитного фильтра и его ослепило.
       Каким-то чудом в последнее мгновение Беркут успел избежать столкновения, резко качнув машину влево. "Сушка" пронеслась вблизи МиГа. "Спарку" перевернуло, словно при попадании вражеского снаряда и отшвырнуло в сторону... Будто снова, как много лет назад, угодил в крутой переплёт в воздушном бою. Полная иллюзия! Несколько мгновений даже проходят в ожидании острых осколков, раскалёнными жалами вонзающихся тебе в бок, лицо и шею. Всё будто повторялось! Разве что пока он всё-таки не ранен.
       Опрокинувшись, самолёт камнем обрушился к земле, перевора-чиваясь с крыла на крыло. От резкого манёвра плохо закреплённая кинокамера всё-таки сорвалась: вначале она ударила в панель приборов, а оттуда отлетела ему прямо в лицо, раскровив губы и разбив нос! Перед глазами вспыхнул сноп искр, ослепив на какие-то мгновения. "До кучи" Беркут ощутил упрямую неподатливость перегруженной топливом машины. Полное ощущение сбитого лётчика!
       Земля и небо перед глазами менялись местами с такой стреми-тельностью, что понять что-то в этом мельтешении было почти невозможно. Оставалось довериться инстинктам. "Я же тёртый калач! - заклинал себя Беркут. - Надо лишь довериться инстинк-там - позволить рукам и ногам работать в соответствии с отточен-ными до автоматизма рефлексами".
       Давненько он не попадал в такой переплёт! Приходилось выводить попавший в штопор истребитель и одновременно ловить летающую по кабине кинокамеру, которая в любой момент грозила раскроить ему своим ребристым краем череп.
       Между тем на диспетчерской вышке забеспокоились, когда один из самолётов пропал с радара, и запросили:
      - 204, что у вас там происходит?
      - Всё нормально, - ответил земле Рыбак, - отрабатываем слётан-ность в паре согласно плану-заданию.
      - А где 76-й?
      - Всё под контролем, я его наблюдаю.
      "Ни хрена тут никто ничего не контролирует!" - скрежетал зубами Беркут. МИГ продолжал сыпаться вниз, и прекратить кувыркание, вернуть себе контроль над машиной ему никак не удавалось. В наушниках шлемофона возник тревожный и одновременно полный кипящей ярости голос Рыбака:
      - Павел, мать твою! Как ты там оказался (дальше следовала длинная нецензурная тирада)?! Почему, ё... тебя за..., самовольно изменил высоту?!.. - Рыбак взывал к нему и одновременно продолжал крыть его матом прямо в эфире, больше не заботясь о секретности. - Сообщи ситуацию! Если что, прыгай! Не надо края, Паша!
       Беркут отключил связь, оставшись один на один со своими проблемами, которые нарастали как снежный ком. Самолёт слишком медленно реагировал на действия пилота, - времени на вывод его из гибельного пике почти не осталось. Отчётливо возникло понимание того, что вот-вот будет пройдена критическая точка. На самом деле вариантов тут совсем немного, если так уж вышло, что ты сидишь внутри "взбесившейся реактивной трубы", которая на скорости, близкой к звуковой, вот-вот воткнётся в землю. В таких ситуациях - при столь крутом пикировании, да на такой скорости, - нередко бывает, что систему управления самолётом просто "закусывает" и у пилота в запасе всего несколько секунд, чтобы успеть дёрнуть за спасительный рычаг и катапультироваться из неуправляемой машины. Беркута трясло, но не от холода. Ещё на земле он принял трудное решение не покидать машину, как бы всё не обернулось. Даже втайне от механика вставил обратно предохранительную чеку в катапульт-ное устройство кресла, чтобы не было соблазна удрать.
       "Ничего! Хорошо хоть "взбесившуюся" камеру удалось "изловить довольно быстро - бормотал он себе под нос. - Теперь всё в моих руках. Лишь бы собственный мотор в груди не подвёл, а с остальным как-нибудь справлюсь. Наше дело правое! Не из глупого лихачества рискуем - ради святой истины. Может быть именно для этого я и оставил свою последнюю любовь на далёком полустанке и вернулся в Москву...".
       Худо-бедно удалось стабилизировать машину, переведя её в пологое скольжение. Продолжая "подбирать" ручку управления, - выравнивая МИГ, - Павел бросил короткий взгляд на приборную доску: а высота-то всего шестьсот метров! Теперь прыгать с парашютом уже точно поздно. Прямо на него стремительно несётся лес - стена деревьев быстро заполняет всё стекло козырька кабины. "Запричитала" голосовая система аварийного предупре-ждения об угрозе столкновения с землёй. Рука сама потянулась к кранчику аварийного сброса подвесных баков.
      - Назад! - зло приказал себе Беркут. И уже в следующую секунду ощутил то, что лётчики обычно могут пережить лишь раз - как правило в последние секунды своей жизни: машину бешено затрясло, словно самолёт забился в предсмертных конвульсиях. Это означало, что МиГ начал срезать плоскостями верхушки деревьев - "рубить веник". Время словно остановилось, как в замедленном кино. Беркут смотрел на приближающееся высокое дерево с толстым стволом и раскидистой кроной и отчётливо осознавал, что от такого столкновения дюралюминий фюзеляжа и крыльев сомнёт и порвёт, словно лист бумаги, а следом начнёт ломать и рвать его самого...Хорошо, если всё закончится мгновенно. А ведь иногда смерть немилосердно растягивается на долгие минуты и даже часы. И тогда это больше напоминает невыносимую пытку четвертованием. Однажды, ещё молодым лётчиком ему довелось присутствовать, как в санчасть их полка привезли лётчика после неудачной попытки вынужденной посадки. У несчастного не было ног и рук, - вместо отсутствую-щих конечностей торчали обломки костей, ошмётки вен и сухожилий. Глаз тоже не было. От лица несчастного вообще мало что осталось. И при этом окровавленный обрубок ещё дышал и даже мог кричать, время от времени приходя в сознание. В такие минуты несчастный "обрубок" осыпал докторов страшными проклятиями, требуя от них смерти из милосердия. Однако медики не имели права так поступить и своими действиями лишь продлевали его агонию... В тот же день один из сослуживцев Беркута списался с лётной работы, психологически надломив-шись...
      
       Самолёт под ним трясло всё сильней, словно сидишь верхом на необъезженном мустанге. Вот-вот МиГ развалится на куски! "Куда тебя занесло, Павел! Неужели всё?!" - мелькнуло в голове, а глаза шарили по приборной доске в поисках решения, пока не наткнулись на лицо Гагарина. "Юра, выручай! Подскажи, что делать! Ты ведь теперь знаешь, что надо делать". Словно в ответ за спиной неожиданно раздался резкий хлопок. Беркут оглянулся. За самолётом на десятки метров протянулся шлейф из ослепитель-но-белого племени. "Вспыхнул керосин из пропоротого подвесно-го топливного бака!" - мгновенно догадался он. И словно очнувшись, тут же перевёл рычажок в положение "сброс". Сразу существенно полегчав, самолёт подпрыгнул на несколько десятков метров.
      
       Спина была мокрая. Двигатель захлёбываясь, едва тянул самолёт к аэродрому. МИГ шатался, словно пьяный. "И всё же жив!" - огромное ощущение счастья от спасения охватило Беркута целиком. Но тут же возник вопрос: "Почему же тогда Серёгин и Гагарин не поступили так же, когда стало понятно, что мощности двигателя не хватает? Не смогли? Не исключено, что перегрузки были такие, что лётчики могли потерять сознание. По всем раскладам в последний момент самолётом должен был управлять гораздо более опытный пилот-инструктор Серёгин. Но, согласно документам следственной группы, которые оказались в распоря-жении академика Ненашева, отпечатков и фрагментов кистей правых рук на ручках управления ни в одной из кабин разбившей-ся "спарки" обнаружить не удалось. Хотя при расследовании большинства авиакатастроф, в которых пилоты управляли самолётами до последнего мгновения, отпечатки и (или) фрагмен-ты рук на ручках или штурвалах обычно обнаруживают...
       А может, просто не успели, потому что не верно оценили ситуацию? Ведь, как выяснили эксперты, высотомер ВД-20 в кабине разбившегося МиГа серьёзно запаздывал, неверно показывая высоту. При вертикальной скорости снижения самолёта более 100 метров в секунду высотомер мог начать "слегка подвирать". Из-за плотной облачности, в которой находился самолёт, Серёгин, как инструктор, вполне мог неверно оценить ситуацию, и решить, что у них в запасе есть время. Поэтому и не приказал Гагарину катапультироваться. В момент столкновения "спарки" с землёй высотомер показывал высоту 160 метров. Этих-то 160 метров ребятам как раз и не хватило! И именно из-за неверной оценки высоты Серёгин также мог не произвести своевременного сброса подвесных баков. Если их вообще можно было сбросить, ведь замки креплений баков нетрудно заклинить таким образом, чтобы из кабины их невозможно было открыть.
       Да мало ли что там у них произошло за секунды до удара! Комиссия будто бы установила, что в кабине произошёл резкий перепад давления, из-за которого лётчики тоже могли потерять сознание. Всё это наводило на подозрение, что их самолёт мог быть заранее специальным образом "заряжен". Опытные специа-листы по диверсиям способны так всё рассчитать и подготовить, чтобы придать случившемуся вид рокового стечения обстоятель-ств. Известно же, что у УТИ МиГ-15 есть скверная склонность к переходу в штопор.
       И всё же туман вокруг этой трагедии будто начал для Павла понемногу рассеиваться. Туман... Он несомненно тоже сыграл свою роковую роль. Странно, что "звёздный" экипаж вообще выпустили в тот день, ведь в полётном листе чёрным по белому было указано, что тренировочный полёт разрешён только при ясной погоде! Но в тот день, по записям метеорологов, и по наблюдениям людей с земли, была сплошная слоистая облачность! Мало того, прогнозировалось резкое ухудшение погоды, так как подходил холодный фронт. То есть, уже на земле было ясно, что погода непригодна для выполнения задания! Тем не менее, вылет не перенесли на другой день. Что это было - разгильдяйство или звенья в одной цепи хорошо подготовленной диверсии? В этой истории въедливый исследователь на каждом шагу натыкался на необъяснимые с точки зрения здравого смысла обстоятельства. Но каковы бы не были причины, не позволившие лётчикам спасти машину или покинуть её, теперь уже было ясно, что стало исходным событием, утянувшим самолёт Гагарина-Серёгина на самое дно гибельной воронки... А полётные листы могли быть подделаны потом. И Рыбак это недавно косвенно подтвердил, когда вскользь упомянул, что через несколько дней после трагедии с Гагариным приезжал генерал, член комиссии по расследованию той катастрофы, и смотрел полетные листы... Вопросов по ним у него вроде бы не возникло, тем не менее оригиналы тот генерал увёз с собой. Правда потом, спустя месяц, вернул. Только их ли? А может, подправленные копии? Правда всё это ещё предстоит проверить и доказать тем, кто своею властью может отдать распоряжение о возобновлении расследования.
      
      
       ...Посадив самолёт, Беркут зарулил его на стоянку. Еще не успел заглушить двигатель, как примчался на "газике" всполошенный Богдан Рыбак. Выскочил из машины без фуражки, лица на нём нет. Прошёлся вокруг самолёта, ничего не говоря, только желваки по скулам ходят, покачал головой, и так ничего не сказав, уехал.
       Павел выбрался из самолёта и тоже осмотрел его снаружи. Зрелище действительно удручало. На крыльях вмятины, из щелей предкрылков и воздухозаборника торчат еловые лапы, ветки. И перья! Словно через стаю диких гусей пролетел. Видать, помимо поломанных деревьев, ещё срезал на бреющем пару птичьих гнёзд. Эксперимент действительно получился максимально жёстким. Но главное, что риск себя оправдал. Судя по всему, ребят действи-тельно могли убрать. Так что совсем не сумасшедшим теперь показался Беркуту покойный академик Ненашев, который с грустью говорил, что у нас традиционно обожают воздвигать кумирам посмертные изваяния в бронзе, но, как правило, совсем не любят, когда популярные в народе люди задерживаются на этом свете, ибо с живыми у начальства со временем только прибавляет-ся хлопот и беспокойства. Зато умерев герои снова становятся очень полезны власти, ибо, перестав быть живыми людьми со своими мыслями и слабостями, становятся бессловесными символами, которые можно продолжать эксплуатировать в пропагандистских целях. Именно так могли поступить с "Гагари-ным тридцатых" знаменитым лётчиком Валерием Чкаловым, из которого ведь тоже сотворили символ. Так что всё может быть...
       Вот и получается, что приехали ребята утром в тот роковой для себя день на аэродром, предстояла им обычная работа. Сели завтракать в лётной столовой, разговаривали, шутили с официант-ками и сидящими за соседними столиками знакомыми, мысленно строили планы "на послеполёта". И не догадывались, что буквально через сорок минут при взрыве ударившегося в землю самолёта прямо через их тела пройдёт двигатель, разметав их плоть на сотни метров мелкими фрагментами...
      
      Глава 67
       По горячим следам, пока впечатления от полёта ещё были свежи, Беркут сел писать служебную записку. Вначале он хотел обратиться сразу к Главкому ВВС, генеральному прокурору СССР и даже в ЦК КПСС. Но, поразмыслив, пришёл к выводу, что вряд ли его письма дойдут до адресатов. Даже если он напишет их собственной кровью. Это согласно самурайской традиции, письмо, которое написано кровью автора, непременно будет прочитано. А у нас такое послание с большой вероятностью застрянет на уровне адъютантов-помощников, которые разве что подивятся на чудака и всё равно сунут письмо под сукно, либо (что скорее всего) отправят прямиком в мусорную корзину. На уровне высшей бюрократии обычно с крайним недоверием относятся к тем, кто пытается обратиться к вышестоящему начальству не положенным порядком, а перескакивая сразу через две-три ступеньки. Поэтому для начала лучше попробовать пойти стандартным путём.
      
       По соседству с раздевалкой для лётчиков имелась маленькая комнатушка, где стоял простой стол, висели учебные плакаты. Там Павел и написал "служебку" на имя непосредственного начальни-ка, генерала Камчатова, в которой изложил суть проведённого эксперимента и свои выводы. По его мнению, спусковым механиз-мом катастрофы наверняка стал внезапный проход в опасной близости от самолёта Серёгина-Гагарина другого самолёта, в результате чего произошло "сваливание" тренировочного МиГа в штопор. На этот счёт имелось несколько свидетельских показаний, которым прошлая комиссия по расследованию катастрофы, к сожалению, не уделила должного внимания. Павел подробно описал, как всё могло быть: виновник катастрофы резко спустился со своего "эшелона" и прошёл на форсаже рядом с учебно-тренировочным МИГом на расстоянии всего 10-15 метров. Тем самым он перевернул "спарку", вогнав её в штопор, вернее, в глубокую спираль. На скорости 750 километров в час самолет Юрия Гагарина и Серёгина совершил полтора витка и на выводе из штопора столкнулся с землей. А истинный виновник трагедии, сделав своё чёрное дело, вернулся на свой эшелон.
      Заканчивалась докладная так:
      "Товарищ генерал, Григорий Иванович, знаю, что Юра был вам почти как сын и вы не меньше меня заинтересованы в объективном расследовании и установлении всех обстоятельств и виновников его гибели.
      Знаю также, что вы поймёте меня, как лётчик лётчика. Юра готовился испытывать "Союз", но погиб. Теперь мне предстоит занять его место. Это даёт мне моральное право настаивать на установлении всех обстоятельств его гибели.
      В связи с этим предлагаю вам донести до высшего руководства страны изложенные мною факты и настоять на возобновлении работы комиссии, расследовавшей гибель экипажа Гагарина-Серёгина.
      Если же вам по каким-либо, не зависящим от вас причинам, это не удастся, то я оставляю за собой право добиваться истины всеми доступными мне способами".
       Павел не случайно закончил своё послание так, ибо всё-таки допускал мысль, что даже такой мужественный и честный вояка, как "Черномор", прочитав его докладную, может впасть в сомнения относительно того, стоит ли давать ей ход, либо от греха положить под сукно.
       По этой же причине, по пути в Москву Беркут заехал к Славику Раппопорту, который работал режиссёром-оператором на студии "Центрнаучфильм". Несколько лет назад Раппопорт учил будущих космонавтов операторскому мастерству, так они познакомились и подружились. В надёжности товарища Беркут не сомневался.
       На студии вместе с Раппопортом они отсмотрели отснятый им материал. Качество, конечно, оставляло желать лучшего, зато налицо был фактор документальности. На мониторе отлично были видны показания приборов, по которым можно было судить о положении его самолёта в самом начале эксперимента. "В таком наглядном виде информация будет выглядеть гораздо солидней, - удовлетворённо подумал Беркут. - Ведь есть же люди во власти, влиятельные люди, которые не могут быть замешаны ни в какую грязь. И наверняка они с гораздо большим доверием отнесутся к мини-фильму, чем к обычному письму". Идея с кинокамерой возникла в его голове не просто так. Павел услышал историю, как некий прокурорский работник с Украины сумел через голову местного начальства передать плёнку с компроматом на местных взяточников самому Брежневу. Можно было не сомневаться, что такое обращение потребовало от принципиального прокурора невероятного мужества, зато и эффект оказался потрясающий. Говорят, генсек лично дал указание генеральной прокуратуре и министру МВД Щёлокову разобраться, и взяточников в итоге посадили. Так что в качестве подстраховки, резервного варианта - на тот случай, если генерал не решится давать служебной записке хода, - такая игра стоила свеч.
      
       После просмотра Беркут попросил товарища, чтобы тот взял камеру и дополнительно ещё снял на киноплёнку его рассказ о проведённом эксперименте. При этом на Славика было буквально жалко смотреть. Кажется, он сразу всё понял, едва Беркут переступил порог его небольшого студийного кабинета. Мудрый Славик обладал обострённым чутьём на опасность, да и по разбитому лицу знакомого космонавта не трудно было догадаться, что ничего хорошего этот внезапный визит ему не сулит. В его больших печальных глазах стояла какая-то обречённость, когда он кивал гостю в ответ. И, наверное, Славик мог бы как-нибудь увильнуть от дела, грозящего ему большими неприятностями. Придумать уважительную причину. Например, сослаться на многочисленные болезни или большое семейство, о котором он обязан заботиться. И Беркут никогда бы не стал на него давить, требовать помощи. Но Раппопорт лишь глубоко вздохнул и сказал, что сделает всё, что в его силах.
       Это был маленький, изящный человек с милейшим характером, влюблённый в свою профессию и достигший в ней большого мастерства. Будучи прекрасным постановщиком документальных фильмов, Раппопорт освоил все смежные киноспециальности, то есть, был прекрасным оператором, монтировал на высочайшем уровне, сам профессионально выставлял студийный свет.
       При этом Славик умел быть удивительно бесстрашным, но строго в пределах профессиональной необходимости. Вне работы же это был тихий и послушный человек, который страшно не любил высовываться и ввязываться в какие-бы то ни было неприятности, всё-таки у него на попечении было трое детей, жена-домохозяйка и престарелая мать. И конечно он уже понял, что дело для него пахнет керосином, и только крепкая мужская дружба, которая всегда стояла для Славика выше всего личного (даже выше любимого дела), заставила Раппопорта участвовать в опасной затее. Так что, оставив все страхи и сомнения при себе, верный друг отснял двадцатиминутное интервью на ту же 16-мм плёнку.
       Катушку с отснятой плёнкой Беркут для отвода глаз подписал "Сочи", и ещё сделал особую пометку, заклеив край плёнки кусочком красной изоленты. Они договорились, что Славик будет хранить плёнку у себя до отлёта на Байконур (киностудия, на которой работал Раппопорт, командировала его, как прекрасного кинооператора, снимать почти каждый космический старт с целью создания кинолетописи развития ракетной техники и космонавти-ки в СССР). А там, на космодроме, они снова встретятся и обговорят наедине, как быть дальше с плёнкой.
      
      Глава 68
       Вечером Вика устроила прощальный фуршет в честь отъезда супруга на Байконур. Предстоял очередной семейный выпендрёж. Показуха, в которой ему отводится роль главного экспоната и приманки для нужных людей. Поэтому, когда Беркут появился в прихожей с разбитой физиономией, жена восприняла это очень болезненно: он снова пытается её опозорить перед начальством, коллегами, солидными знакомыми!
      - Да ты с ума сошёл?! - всплеснула она руками, с негодованием осматривая его распухший нос и запёкшуюся на губах кровь.
      - Так уж вышло, - сдержанно пояснил он.
      - Что вышло?! Только не рассказывай мне по работу! Ты всегда пытаешься оправдать свои донкихотские выходки работой. Думаешь, я такая дура, что не понимаю, где заканчивается работа и начинается обыкновенная дурость? Когда же это наконец прекратится?! И снова тебе набили лицо за "благородное дело"? - Вика готова была расплакаться от обиды и ярости, но старалась говорить, как можно тише, чтобы их не услышали в гостиной. - Ты хоть понимаешь, в какое положение ты меня ставишь? Дом полон гостей, пришли серьёзные, солидные люди, оказать тебе уважение. А ты... заявляешься в таком виде, словно какой-нибудь алкаш, подравшийся у винного магазина!
      - Извини, я не хотел испортить тебе праздник.
      - Ещё скажи, что больше так не будешь, - голос жены клокотал от раздражения. - Совсем как восьмилетний оболтус, вернувшийся с гулянки с фингалом и разорванных штанах! Когда ты наконец повзрослеешь, дядь-Паш? Почему все люди, как люди, только ты всегда в каждой бочке затычка?! Мужчины в твоём возрасте давно остепеняются, а ты всё не можешь спокойно пройти мимо любой "несправедливости", вечно ищешь себе приключение на одно место! Будто у нас милиции нет. Быстро иди в ванну! Только очень прошу тебя: постарайся не попасться на глаза гостям. Закройся там. Сейчас я принесу аптечку.
      - Да не надо ничего.
      - Как не надо?! - поразилась его неисправимой легкомысленности жена. - Ты что действительно так глуп, что не понимаешь, что пойдёт слухи, и что это может погубить твою репутацию?!.. Завтра начальство заметит эти "боевые отметины" на твоей физиономии и спросит: "Где это вы, товарищ Беркут, так славно погуляли? Уж не позволяете ли вы себе лишнего? А ну-ка отправим мы вас на всякий случай на внеплановое медицинское переосвидетельство-вание".
       - Ничего начальство не заметит, на мне же всё, как на собаке заживает, - небрежно ответил он. - Сама знаешь - к утру всё затянется.
      - Ты всё по привычке считаешь, что тебе только тридцать. Как ты ещё не понял, что давно не тот пышущий здоровьем парень, с лёгкостью бросающийся в рискованные авантюры без последствий для здоровья и репутации. Уж поверь мне: постаревший, но молодящийся супермен - жалкое зрелище. Он-то бедолага думает, что ему всё по-прежнему легко сойдёт с рук, а его, как нелепого Дон Кихота, жизнь постоянно выставляет дураком на потеху людям.
      - Ну хорошо, - сдался Беркут, чтобы прекратить этот разговор, - неси свою аптечку.
       С помощью тонального крема и содержимого своих "секрет-ных" баночек Вика так загримировала его ссадины, что никто из гостей ничего не заметил. Впрочем, Павел и сам рад был избежать лишнего внимания к своей персоне, иначе неизбежно начались бы расспросы, вздохи и ахи. А так ему удалось быстро слиться с гостями. Хоть званный вечер и был устроен в его честь, он предпочитал быть на нём самым незаметным.
       Вика же, как обычно, всячески оригинальничала, чтобы назавтра вся Москва судачила и обсасывала детали. Специально для этого вечера она ещё месяца за два заказала у кого-то из коллег (а может и у любовника) привезти ей французское платье из ткани "металлик", напоминающее космический скафандр. И теперь в буквальном смысле слова блистала в нём, с удовольствием ловя ошарашенные взгляды мужчин и завистливые женщин.
       На всю квартиру звучала "космическая" музыка в исполнении французской группы "Спейс" и отечественного ВИА "Земляне". Перед тем как на стол подавалось очередное блюдо, жена торжественно объявляла его "космическое" название и уверяла, что точно такие же деликатесы входят в бортовое питание космонавтов. Вика была неистощима на подобную "театральщи-ну". Вот только происходящее всё больше смахивало на репети-цию поминок. Особенно, когда на объявленных женой проводах ритуальная тарелка, которую на удачный полёт хозяина дома надлежало с размаху бросить на пол, не разбилась. Главный Викин гость Вадик Толстопятов, которому это было поручено, страшно смутился. Тогда Вика выхватила у него тарелку и снова со всей силы шмякнула о паркет, но чёртова тарелка отказывалась биться. Неловкость замяли, но нехороший осадочек остался. Павел ловил на себе внимательные взгляды. Словно на покойника глазели - с жалостью и любопытством.
       - Почему у тебя руки трясутся? - недовольно шепнула ему жена за столом. - Все подумают, что у меня муж - тайный алкоголик.
       У него и вправду после утреннего полёта слегка тряслись пальцы. Было и ещё кое-что... Отослав свою докладную начальству Беркут вдруг понял, что ему стало по-настоящему жутко перед туманной неизвестностью, а ведь он был не робкого десятка. Даже в падающем самолёте на краю гибели не чувствовал такого свинцового страха перед будущим. Обычная храбрость воина не идёт ни в какое сравнение с гражданским мужеством одиночки, осмелившегося бросить вызов Системе. Многие храбрые вояки, способные, не кланяясь пулям и снарядам, в полный рост ходить в атаку, теряли самообладание в мирной жизни, стоило высокому начальнику просто бросить косой взгляд в их сторону... Покрытые боевыми шрамами ветераны, много раз смотревшие смерти в лицо, матом поднимавшие за собой в атаку бойцов на вражеский дот, бледнели и начинали заискивающе лепетать от хамского окрика толстомордого чиновника-парторга; просыпались в поту увидев свою фамилию в газетном фельетоне...
       "Эх, сейчас бы принять на грудь грамм сто, чтобы успокоить нервы" - потёр себе горло Беркут. И хотя в домашнем баре было полно всяческих экзотических напитков, за столом пили только минеральную воду "Боржоми" и чай, чтобы не смущать готовяще-гося к полёту хозяина дома. Гости заранее были предупреждены Викой о "сухом законе" (при этом для желающих на кухне стоял большой самовар с водкой и хрустальные вазочки с солёными огурцами, чёрной и красной икрой).
       Павел спрятал нервно подрагивающие руки под стол. Вика поднялась с бокалом в руке, попросила тишины, и обратилась к гостям с пространным тостом, начав издалека:
      - Сегодня мой муж, как обычно, провёл день у себя на службе. Им перед полётом врачи устраивают настоящий санаторий: обвеши-вают датчиками, пылинки с них сдувают, чтобы не подхватили до полёта даже насморка. Режим, как в детском саду! Пятиразовое питание, обязательный дневной сон, процедуры... Их даже домой неохотно отпускают, а перед прошлым полётом вообще за месяц посадили на карантин - в условия абсолютной стерильности и покоя!.. Это у меня на работе, что ни день, "то вечный бой, покой нам только снится!".
       Так вот, пока муж "работал", я всё думала, как бы вечером выразить ему свою любовь и поддержку. Полковничью папаху из отборного каракуля на грядущую зиму я ему уже заказала. Правда недавно мне сказали, что сейчас очень модно стало носить на погонах звёздочки из хорошего золота...
      - О, зато я теперь знаю, что вам подарить, когда нас здесь соберут в следующий раз по торжественному поводу! - обрадовался один из гостей, крупный деятель из всесоюзного треста "Ювелирторг". - А то всё ломал голову как вас отблагодарить что моего Геночку, с его тройками в аттестате, устроили учиться на дипломата. Ведь даже я, со своими связями, не мог пропихнуть его в МГИМО, а уважаемому Павлу Поликарповичу достаточно было снять трубку и набрать номерок ректора, как вопрос в десять минут был решён!
       Вика улыбнулась в ответ на эту реплику, и продолжила:
      - Так вот, всё думала я и думала, что мужу подарить, но так ничего и не придумала.
      - А чего тут думать?! Подарите ему себя! Вы, Викуленька, и есть для своего супруга лучший сюрприз! - с лошадиным ржанием посоветовал нетрезвый хмырь с нечёсаной башкой, зато в ультрамодном синем джинсовом костюме и тёмных очках голливудского супермена.
      - Что вы, что вы! - игриво замахала на него рукой Вика. - Жена после стольких лет брака уже не сюрприз, а в лучшем случае боевая подруга, верная боевая лошадь.
       Язвительно, с самоиронией ответив "джинсовому", Вика слегка толкнула супруга локтем в бок:
      - Скажи, кто я тебе, не молчи.
       Павел поднялся и произнёс:
      - Предлагаю выпить за жён лётчиков. Потому что нелёгкая им выпала доля - ждать нас с полётов.
       Все зааплодировали, и никто не обратил внимания на реплику, которую хозяйка едва слышно произнесла сквозь зубы:
      - Это если есть за что ждать...
      - А я восхищаюсь космонавтами! - громко заявила одна из дамочек, строя Беркуту глазки. - Они все такие брутальные, особенно в этих своих скафандрах.
       Это была Эльза Чернобурова, ещё сохранившая остатки былой красоты дама. Довольно ветреная особа, дочь одного из престаре-лых кремлёвских правителей. И одна из ближайших Викиных подруг. Эльза уже успела хорошо набраться из самовара и её понесло:
      - Я слышала, в космонавты отбирают самых умных. По-моему, мозг - самая сексуальная часть мужчин.
      - Ты в этом уверена, Эльзасик? - игриво уточнил Вадик Толстопя-тов. И заметил, как бы вскользь, никого конкретно не желая обидеть: - Если ваш муж-лётчик пережил два катапультирования, у него большие проблемы... в том числе с мозгом. Я вот не космонавт, а женщины меня, между прочим, любят не меньше - похвалился Вадик.
      - Вы остроумный, Вадим, а мы ценим весёлых кавалеров, - благосклонно заулыбалась ему Чернобурова.
      
      Глава 69
       Наевшись досыта пустой застольной болтовни, Павел вышел на балкон. В ночи сияли рубиновые звёзды на башнях Кремля. А над головой полное звёзд небо. Оно лишь отдалённо напоминало то, что раскинулось над далёким колдовским озером. Пробыв на его берегах всего-то ничего, он всё никак не мог выбросить из головы картинку: он закидывает удочку, в воде отражается ночное небо, а по лунной дорожке идёт от берега обнажённая молодая девушка, и кажется, сейчас он выловит яркую блестящую звёздочку своего счастья...
       - О ней замечтался? О своей звезде? - послышался за спиной насмешливый голос жены, которая порой умела читать его мысли.
      Он резко повернулся:
      - Это ты рассказала своему Толстопятову про два моих катапуль-тирования?
      Вика и бровью не повела:
      - Конечно. Откуда бы он ещё узнал? Зато Вадим Юрьевич сказал, что я великая женщина, если с таким достоинством умею нести свой тяжкий крест. И что он только теперь по-настоящему меня разглядел и оценил. Такая, как я, достойна гораздо большего, чем должность руководителя сектора.
      - О, поздравляю, у тебя появился могущественный покровитель. Теперь твоя карьера точно пойдёт в гору.
      - А что мне остаётся, если муж мечтает о звёздах, а меня в упор перестал замечать?
       На балкон, пошатываясь, вывалился подвыпивший "джинсовый" гражданин с нечёсаной шевелюрой:
      - Ре-ебя-ята-а! Вот вы где! - обрадовался он. - Милуетесь, голубки? Нехорошо, когда хозяева бросают гостей.
       Пришлось вернуться за стол.
      - А вот и пропавшие хозяин с хозяйкой! Штрафную им, немедлен-но! - шумно, на правах "почётного гостя" объявил Толстопятов, который уже полностью оправился после своего конфуза с ритуальным битьём посуды.
      - Придержи, коней, Вадим Юрьевич, ты видать забыл: сегодня у нас "боржомная вечеринка", - напомнил ему один из гостей.
      - Всё равно, пусть выпьют, хотя бы символически! - потребовал раскрасневшийся Толстопятов и провозгласил: - Тост за хозяина дома! - Он поискал вокруг глазами и радостно воскликнул: - Эй, РобЕрт! Ты у нас поэт и лауреат, давай, брат, седлай своего мерина Пегаса!
      - Верно, РобЕрт, скажи красиво! - тоже с ударением на "е" поддержал Толстопятова начальник фирменного автосервиса, который тоже получил приглашение на вечеринку.
       - Ну что ж, раз народ просит скромного служителя лиры, я скажу - смиренно согласился Роберт. Модный поэт поднялся во весь свой двухметровый рост - сутулый, узкоплечий, весь нескладный, - он застенчиво захлопал телячьими глазами на вальяжно развалившу-юся на своих стульях в ожидании потехи публику, и забубнил пухлыми губами: - За хозяина дома! За "красных Марсов дерзно-венных", штурмующих без страха и упрёка мерцающие бездны! Их Марс влечёт - Луна для них разминка...
      - Тогда уж и за Уранов тоже выпьем, - вставила ехидно Вика, - они ведь тоже ходоки, туда же их влечёт, но чуть левее...
      - Уран...постойте-ка! - наморщил лоб, что-то припоминая разбитной лысый мужичок, весь будто налитой, крепенький, словно ядрёный солёный огурчик. Он сидел рядом с эффектной крашенной блондинкой, мощной, дородной и грудастой, которой своей лысиной был лишь по плечо. - Это не тот Уран, которому, пардон, не при дамах будет сказано, отсекли все его "причиндалы" "по самое не могу"? - хохотнул плешивый к смущению своей пассии.
      - Ты что несёшь, Владимир! - покраснела грудастая блондинка, не зная куда глаза деть от стыда. - О космосе же говорят.
      - В самом деле, Владимир Петрович, не хулиганьте! - кокетливо погрозила лысому пальцем женщина напротив через стол. Это была Алла Панарина, ещё одна Викина близкая подруга, заведую-щая отделением лечебного голодания в Институте красоты на Калининском проспекте.
       Лысому пришлось оправдываться:
      - Да что вы так сконфузились, дамы? Просто я миф такой знаю из Древней Греции. Там бог Уран был большой ходок по женской части, за что и поплатился своим "хозяйством". Кто-то там оскопил беднягу Урана при помощи серпа. Однако плодоносная сила мужика была настолько велика, что от капель крови, упавших на землю, родились мелкие демоны, а от упавших в море брызг его семени - богиня Афродита.
      - Товарищи, ну не за столом же говорить о таких вещах, и не при женщинах, в самом деле!
      - Отчего же! - игриво поддержала пикантную тему Эльза Чернобурова. - Все мы тут люди взрослые, так почему бы и нет? Каждый культурный человек должен знать историю. А мифы Древней Греции, между прочим, преподают детям в школе.
      - И про ходока Урана тоже школьникам рассказывают? - весело поинтересовался один из гостей, но его перебили:
      - Товарищи, аплодисменты хозяйке за "блюдо дня"!
       "Гвоздём" вечера должна была стать огромная венгерская утка, которую Вика достала у знакомого директора универмага, и поручила Фане запечь с яблоками по особому рецепту. Вынутую из духовки птицу Вика торжественно внесла на серебряном блюде.
       Однако даже появление в гостиной источающего аппетитнейший аромат жаркого не сразу остановило шутливую перепалку, взволновавшая народ тема всё никак не угасала:
       - Кроме шуток, люди, тут ведь есть научное зерно! За этим столом собрались люди умные, многие наверняка интересуются наукой, - попытался привлечь общее внимание молодой очкарик, по виду физик или математик. Выражение его лица выглядело заумным до карикатурности. А массивные очки с толстыми линзами и некоторые дефекты дикции вызывали не столько почтительное внимание, сколько улыбки и новый поток шуток, особенно когда самозваный "лектор", немного заикаясь и шепелявя, заявил: - Собственно отрезанное мужское достоинство в психоанализе символизирует борьбу женщины за равноправие с мужчиной. А в некоторых случаях даже стремление слабого пола доминировать над господствующими над ними веками самцами, то есть подчинить нас, мужчин, себе.
      - Ого, воинствующие амазонки!
      - Понял, Петя, будешь много выступать, однажды лишишься своего дружка! - пригрозила мужу одна из женщин.
       - Товарищи мужчины, внимание! Без крайней нужды не позволяй-те своим женщинам пользоваться остро-режущими предметами, - предостерёг обладатель импозантной шведской бородки.
      - Ну товарищи, дайте мне договорить! - умолял лектор в толстых очках, но его неуверенный голос быстро потонул в хохоте и шумных разговорах; гости звенели столовыми приборами в предвкушении своей порции жаркого.
       Разделывать утку взялся знакомый Беркуту американист Бубновский, считающий себя большим специалистом в этом деле. Ловко управляясь ножом и огромной вилкой, он стал попутно рассказывать, как его в Америке научили особым образом разделывать традиционную праздничную индейку. Внезапно Бубновский обнаружил за яблоками прилипшую к костям свернутую синюю бумажку. Пока его пальцы разворачивали промасленную бумажку, Бубновский, предвкушая какой-то розыгрыш, держал мхатовскую паузу профессионального игрока в покер.
      - Минуточку...что это такое?
      Выражение лица американиста делалось всё более растерянным по мере того, как его глаза читали написанное.
      - Тут что-то странное...э...как бы вам сказать...Может лучше не стоит.
      - А ну дайте-ка мне!
       Крупный мужчина с лысой головой и солидной фигурой большого начальника решительно отобрал бумажку у обескура-женного Бубновского, пробежал глазами записку, и перекосился лицом:
      - Что за х...?
       На бумажке латинскими буквами было написано: "Русские сволочи, мы ничего не забыли. Желаем вам подавиться"
      - Это же идеологическая диверсия! - скандально прозвучал посреди наступившей тишины истеричный голос супруги горкомовской шишки. Вечер был безнадёжно испорчен, в наступившем гробовом молчании все заспешили в прихожую...
      
       После ухода гостей, больше напоминающего бегство, у Беркута неожиданно появилось время для своих дел, и он решил привести в порядок документы, ответить на скопившиеся письма, сделать важные записи в дневнике перед отъездом.
      Вика вошла к нему в кабинет без стука:
      - Это ведь твоя выходка с запиской? - спросила она так, будто обвиняла.
       - Зачем это мне? - оторвавшись от чтения бумаг, с удивлением взглянул он на жену.
      - Кто тебя знает, в последнее время ты стал очень странным.
       - Но, по-моему, записка составлена латинскими буквами.
       - Но в слове "сволочи" буква "ч" русская - с многозначительным видом возразила Вика.
      - И всё же, почему ты решила, что это должен быть я?
      - Такие злые розыгрыши вполне в твоём стиле, ты ведь презира-ешь этих людей.
      - Не всех.
      - Вот ты и сознался. Это ты меня решил так наказать...опозорить на всю Москву.
       Жена вышла из кабинета, сердито хлопнув дверью. Спустя полчаса Беркут отправился выгуливать Марса. Надо было развеяться, стряхнуть с себя скандальное настроение, подумать о главном. А чтобы легче думалось, прихватил с собой любимую курительную трубку из ящика стола - позволил себе в виде исключения маленькое нарушение режима. Он шагал по пустын-ной алее быстрыми решительными шагами, задумчиво склонив голову. На нём были старые брюки и свитер. На голове - видавшая виды кепка. В зубах трубка, испускавшей искры и пламя. У него был такой задумчивый, самоуглублённый вид, что знакомый старик с таксой Шпингалетом даже не решился к нему подойти, решив, что не стоит в такой момент мешать человеку, которому предстоит "триумф личности во имя государства". Мысленно Беркут действительно уже был уже там, на Бойконуре, на стартовом комплексе, в кабине готовой к старту ракеты.
      
       Вернувшись с прогулки, Павел вошёл в спальню и увидел, что Вика уже спит. Ложась рядом, он старался не потревожить её, но оказалось, что жена только притворяется спящей, на самом деле пожидала его.
      - У тебя появилась женщина! - без обиняков объявила она. - Валька Кудрявцева. Знаю, эта фабричная б. давно на тебя глаз положила. Я ведь не слепая. Но я тоже в долгу не осталась! Ведь я изменила тебе, когда ты уезжал.
      - С Валдисом?
      - Причём тут Валдис! С Толстопятовым... Ну, чего ждёшь? Ударь меня, наори! Ты же "саваж" - образцовый брутал, стопроцентный мужик, каким тебя все считают. Так поступи хоть раз по-мужски.
      - Ты в самом деле этого хочешь?
      - Ты просто тряпка, раз тебе требуется моё разрешение. Импотент! Вот Толстопятов - настоящий мужик, у него всегда член на меня встаёт! А ты - давно выдохся...
       Павел мог бы ответить ей с философским подтекстом, что мужская парасимпатическая нервная система, отвечающая за внешнее половое возбуждение - штука малоразборчивая и вообще примитивная. И что в принципе парасимпатика точно так же реагирует и на позывы к поносу и рвоте, как и при виде любой голой женщины, если она не совсем старуха. Так что можно, конечно, позавидовать и тому, кто завис над унитазом и вдруг почувствовал долгожданную эрекцию, или испытывает крепкий стояк одновременно с приступом дурноты при виде некоего объекта, но ему отчего-то не завидуется. Но это так, между прочим...
       Только обладательнице университетского диплома по филосо-фии всегда плевать было на умные речи, словами её не прошибить. Ей требуются доказательства.
      - Хорошо - спокойно согласился он. И вдруг набросился на неё, рывком перевернул на живот, придавил собой, грубо раздвинул бёдра и ягодицы.
      - Ой, что-ты делаешь?! - удивлённо ойкнула Вика. - Мне больно! Нет! Туда нельзя!
       Но ему было плевать... Дама из высшего света, писательская дочка рычала от бессильной ярости. А едва отдышавшись, ясно дала понять, что ничего не намерена ему прощать:
      - Животное! Ты сделал это, чтобы унизить меня. Обычно так мужчины поступают только со шлюхами, которых наутро выставляют вон. И раз я шлюха - плати. Я серьёзно: плати!
      - Хорошо, что тебе надо?
      - Ты знаешь, что я стою очень дорого. Ты же сам сказал этой своей по телефону, что уйдёшь от меня с одним чемоданчиком. Так будь последователен. Можешь взять бельишко, свои книжонки. Всё остальное я хочу, чтобы ты переписал на меня: квартиру, автомобиль, счёт в сберкассе. Я больше не намерена рисковать. И поторопись, чтобы оформить всё до своего отлёта на космодром.
      - Понимаю. Статус вдовы героя был бы тебе предпочтительней, но ты ведь боишься, что я могу вернуться из этого полёта живым. Лучше всё же подстраховаться?
      - Вот именно.
      - Послушай, Вик, как так случилось, что ты превратилась...
      - В суку, ты хотел сказать? - жёстко улыбнулась она. - Да я ведь не любила тебя с самого начала. Как ты этого ещё не понял? Ты или слепой, или неисправимый наивный романтик. Просто придумала себе образ: лётчик, герой, влюблён как мальчишка. Я же видела, с каким обожанием ты на меня смотрел. Тоже нафанта-зировала себе принца - писательская дочка! А принц оказался пропахшим бензином мужланом.
      
      Глава 70
       Утром во дворе собственного дома Беркут угодил в самую настоящую засаду. Знакомая американская журналистка Таня поджидала его возле "Мерседеса". Беспардонная иностранка караулила его, будучи во всеоружии, то есть с массивной фотокамерой наизготовку; ещё две запасные "пушки" болтались у неё на ремешках по бокам.
       Павел страшно разозлился такому нахальству, но не бежать же от назойливой пигалицы! Ворча и тихо чертыхаясь, направился к беспечно жующей бутерброд журналистке. Заметив объект своей охоты, американка торопливо засунула пакет с недоеденным гамбургером в сумку и взялась за фотоаппарат.
      - Вы считаете, что так поступать нормально? - вместо "здрасьте" холодно поинтересовался мужчина, напустив на себя непроницае-мую маску.
       Но заокеанскую репортёршу невозможно было отшить неприязненной интонацией и хмурым видом.
      - А что мне остаётся? - пожала плечами нахалка, прищуривая глаз и нацеливая на него здоровенный фотообъектив "Кенона". - В прошлый раз в аэропорту вы сбежали от меня. Но я не привыкла оставаться в долгу. Считайте, что мы квиты.
       Объяснение происходило под непрерывное щёлканье фотокаме-ры, американка постоянно меняла позиции, снимая его сердитое лицо с разных ракурсов.
      - Как вы вообще сюда пробрались? - Беркут сурово кивнул на будку с охраной на входе во двор.
      - Я им сказала, что я ваша племянница, - как ни в чём ни бывало сообщила врушка, с наглецой взирая на него дерзкими глазами.
      - Когда-нибудь вам просто разобьют фотоаппарат, - предупредил Беркут, давая понять, что лично он бы воспринял такое событие скорее "с чувством глубокого удовлетворения", как любит выражаться генсек Леонид Брежнев, нежели с сочувствием.
      - Послушайте, вы могли бы быть более фрэндли, доброжелатель-ны? - с укором попеняла ему Паула.
      - Самые доброжелательные на Земле люди - полные идиоты, я похож на такого? - с холодной враждебностью поинтересовался Беркут.
      - На полного может и нет... - язвительно усмехнулась американка, продолжая свою охоту.
       Что-то доказывать буквально вцепившейся в него бульдожьей хваткой девице, апеллировать к её совести, означало лишь впустую сотрясать воздух. У этих американцев иной менталитет, тем более у репортёров. Павлу не понаслышке была известна бесцеремонность и развязность забугорной пишущей и снимаю-щей братии. В конце концов нелепо ждать от посланцев "мира наживы и чистогана", где всё и вся продаётся и покупается, интеллигентных манер.
       Хотя, с другой стороны, откуда он знает, какая она на самом деле журналистка? Ведь там, у них на Западе, есть разные представители её ремесла: попадаются и вполне честные профес-сионалы, как умерший два года назад Юм Коша, с которым Беркут даже был дружен. Подумав так, мужчина немного смягчился:
      - Ну ладно. Что вам от меня нужно?
      - Поговорить. Всего несколько вопросов. У меня есть информация, что это полёт будет небезопасным для вас: предыдущие старты были неудачными. Ваши начальники понимают, на какой риск посылают вас? - При этом Таня как бы невзначай сунула руку в карман курточки, где у неё вероятно был припрятан диктофон.
      - Даже если и так, я ведь тест-пилот, - невозмутимо ответил он, скрестив руки на груди. Это не сработало, вопросы посыпались на него с такой частотой, словно юная особа разряжала в русского полуавтоматический "кольт".
       Беркут проигнорировал большинство из них. Девчонку это отнюдь не смутило, она привыкла брать свои источники информа-ции измором:
      - Скажите хотя бы, сколько вам заплатят за такой риск?
      - Вот приходите на пресс-конференцию и задавайте свои вопросы.
      - А ваши ответы будут честный? - недоверчиво прищурилась американка.
      - Приходите и увидите - усмехнулся он и пошёл к машине, но прилипчивая девица не отставала, - прицепилась, словно назойли-вая собачонка: бежала за ним вприпрыжку и "тявкала", продолжая задавать свои провокационные расспросы. А потом зачем-то принялась рассказывать, как несколько лет назад одна американ-ская газета провела анонимный психологический опрос среди членов нескольких сборных команд её страны по разным олим-пийским видам спорта. Спортсменам раздали анкету, содержащую один единственный вопрос: "Если бы вам предложили супермощ-ный допинг, который гарантировал бы вам олимпийское золото, но при условии, что через пять лет после своего триумфа вы гарантированно умрёте от последствий его приёма, то согласились бы принять такой препарат?".
      - И почти все ответили, что да, они бы согласились.
       Беркут остановился и повернулся к репортёрше с каменным лицом:
      - Но причём же тут я?
      Штатовская заноза ехидно улыбнулась:
      - Просто за эти пять лет американские спортсмены-чемпионы заработают на рекламе каждый свой миллион долларов энд кен хэв лайф оф лакшери. А вам государство за такой огромный риск заплатит хотя бы миллион рублей, чтобы вы тоже смогли получить свою роскошную советскую жизнь?..
      
       С трудом отделавшись от прилипчивой корреспондентки, Павел выехал со двора. Но без дальнейших приключений добраться до места проведения пресс-конференции не получилось. В пути его догнала чёрная "Волга", сидящий в ней рядом с водителем мужчина стал знаками просить Беркута остановиться. Выясни-лось, что его срочно хотят видеть в аппарате ЦК КПСС на Старой площади. По пути Беркут гадал, зачем он мог так срочно потребо-ваться высокому партийному начальству. Догнавший его поруче-нец ничего толком Беркуту при водителе не объяснил. Но стоило им оказаться наедине, пока они шли от стоянки к серому, мрачного вида зданию, гонец стал более разговорчив. Этот человек оказался почитателем известного космонавта, и тайно посоветовал Павлу, как ему лучше себя вести с его начальством: мол, начнут на него давить, лучше сделать полшага назад - "кинуть кость", но в главном стоять намертво. И никаких "оправдаю доверие партии родной, буду преданно служить партии и правительству...". Это, мол, вызывает лишь недоверие и раздражение, как лукавство и откровенный подхалимаж.
      - Но с вами они, конечно, не позволят себе лишнего. Вы для них фигура почти сакральная, сверх меры давить не станут. И всё же лучше не сориться с моими боссами, они злопамятны и могут испортить жизнь даже вам.
      
       Сопровождающий провёл его в здание по своему пропуску. В фойе, сразу за постом охраны, Беркут чуть задержался возле специального агрегата для автоматической чистки обуви. Не мешало ещё раз навести блеск всё-таки вызывают к высокому начальству, а впереди ещё брифинг. Но рядом с прорезью для оплаты была изображена западногерманская монета достоинством в 20 пфеннигов! Вот так-так? Как же местные расплачиваются с этим механическим чистильщиком? И спросить-то бы не у кого, ибо киоск, торгующий прессой, ещё не открылся, а сопровождаю-щий его вестовой пошёл вызывать лифт. Немного поколебавшись, Павел нахально опустил в прорезь гривенник - "А, была не была!". Оставалось выбрать чёрный цвет ваксы нажатием соответствую-щей клавиши на специальном табло. Внутри машины что-то недоумённо защёлкало. Чтобы электрический тугодум соображал скорей, Беркут незаметно для окружающих слегка пнул его ногой, и ещё кулаком в стальной бок. Это сработало, над подставленным ботинком принялись усердно трудиться механические щётки. Павел улыбнулся довольный собой - мелочь, а приятно!
       В здании витал особый, очень вкусный дух, нет, отнюдь не пролетарского борща из служебной столовки, а тонкий аромат хорошей синтетики, дорогой жизни. Так пахнет в штаб-квартирах и представительствах крупных западных компаний. Помниться, когда он ещё был простым 17-летним парнем, которого за ударную работу в колхозе пригласили для награждения в столицу, то оказался в ЦК, правда, не КПСС, а ВЛКСМ, и его уже тогда поразил несоветский вид холёных джентльменов в элегантных костюмах и ухоженных девиц модельной внешности. Он даже немного растерялся, ибо в своей тогдашней наивности совсем не так представлял себе ЦК, то есть, по сути всесоюзный штаб комсомола... Многое изменилось за годы советской власти с двадцатых годов, когда какой-нибудь приехавший в столицу из деревни или прямо от станка выдвиженец из народа, навроде него, прямо в кирзовых сапогах и пропахшей табаком и потом гимна-стёрке, приходил в коридоры власти и встречал там таких же, как и он сам...
      
       На отдельном лифте Беркут и сопровождающий его порученец поднялись на шестой этаж. Здесь было очень тихо. Пустые коридоры, толстые ковры, приглушённое освещение.
       В кабинете, в который Беркут был приглашён для разговора, его встретил ответственный работник ЦК, по должности своей курирующий в том числе и космос. Выпятив губу и брюхо, он вежливо объяснил, что не стал бы отрывать уважаемого космонав-та от дел, но им обязательно нужно поговорить.
      - И не волнуйтесь, Павел Поликарпович, времени у вас ещё достаточно, успеете на свою пресс-конференцию.
       Беркут сел на предложенный ему стул и хозяин объяснил суть проблемы:
      - Понимаете, в последнее время на Западе стали появляться порочащие нашу космическую программу газетные статьи. Их автор утверждает, что у нас большие проблемы, которые мы пытаемся решить типично сталинскими методами, но не все готовы жертвовать собой во имя страны. Якобы прославленный космонавт, Герой Советского Союза собирается отказаться лететь на проблемной ракете или потребовать её доделки. Понятно, что статьи заказные, и ясно, кто за всем этим стоит...
       На хозяине кабинета новый добротный костюм, на лбу благо-родные залысины, как бы подчеркивающие незаурядный ум их владельца. Хоть чиновник был партийным деятелем не маленького калибра, однако держался без спесивого высокомерия, разговари-вали они в общем хорошо.
      - А что вы об этом думаете, Павел Поликарпович? - доверительно спросил его мнения собеседник.
      - Я бывал за границей, у них там часто пишут про нас малоприят-ные вещи. Порой откровенную чепуху. На то у них и, якобы, "свободная пресса", - каждый лает и мяукает на свой манер - спокойно ответил Беркут.
      - Да, это вы верно заметили: пишут, что хотят. Просто мы хотели посоветоваться с вами, чтобы избежать возможных провокаций. Они ведь любого могут подставить под неприятности. Поди, докажи потом, что ты не планировал ничего предосудительного. У нас ведь тоже полно дураков и подлецов, которые охотно готовы поверить любой клевете, им только дай повод замарать знаменито-го человека, чтобы выслужиться.
       Павел подумал, что ему повезло, что с ним разговаривает порядочный человек, видно, сам эту мясорубку когда-то прошёл.
       В кабинете присутствовал ещё штатский, лет пятидесяти, в сером, отличного кроя костюме. Лицо у него волевое, черты резкие, но не отталкивающие - немного смахивал на римского патриция. Губы тонкие, ямочка на подбородке. Лёгкая седина. Но главным что "цепляло" в облике третьего, - это прозрачно-голубые, словно изо льда глаза, котоќрые придавали острую пронзительность его взгляду.
       Пока этот третий молчал, предпочитая роль наблюдателя. Перед ним на полированном столе лежал футляр с очками и стояла настольная подарочная модель пассажирского ИЛ-62 на подставке, которую "римлянин" с любопытством разглядывал, поворачивая то так, то этак, лишь изредка с доброжелательным любопытством поглядывая на космонавта. Но отчего-то от его расслабленной фигуры отчётливо потягивало холодком смутной опасности, грозы.
       Наконец наступил момент, когда седой заговорил, и цэкашная шишка тут же словно отступил в тень - сидел и рта не открывал.
       - Мы хотим, уважаемый Алексей Поликарпович, чтобы вы тоже поняли всю сложность политического момента, - неторопливо, будто взвешивая каждое слово, излагал седой. - Обстановка вокруг нашей страны такова, что мы должны решительно просекать любую попытку компрометации СССР за рубежом, ибо это сразу может отразиться на нашей внешнеполитической и внешнеторго-вой деятельности. Космические достижения нашей страны демонстрируют всему миру мощнейший потенциал Советского Союза. Правительства и крупные фирмы даже многих ведущих государств хотели бы заключить с нами выгодные соглашения и контракты под впечатлением от наших успехов. Естественно, что многим на Западе это не по вкусу. Мы для них не просто конку-ренты, а настоящий враг. Поэтому нам так важно иметь оператив-ную и достоверную информацию о любых попытках серьёзно подорвать наш авторитет за рубежом, вы понимаете?
       Седой мог улыбаться, беседуя с тобой. Но взгляд его всегда оставался проницательно-изучающим. Даже когда он смеялся. Такие ледяќные глаза Беркут видел еще только у одного человека - у собственной жены.
      - Ситуация в некоторых регионах мира очень нестабильна. США прикладывает все усилия, чтобы победой в лунной гонке перехва-тить у нас политическую инициативу, представить себя самой могущественной супердержавой и тем склонить на свою сторону колеблющиеся режимы в Африке, Латинской Америке, на Ближнем Востоке. Мы не должны подвести молодые страны развивающейся демократии. Поэтому мы просим вас на брифинге для журналистов быть очень внимательным, потому что там вам наверняка будут задаваться провокационные вопросы. И избегайте любых неофициальных контактов с представителями иностранной прессы. Против вас могут готовить провокацию. ЦРУ и НАСА сейчас очень заинтересованы в том, чтобы разразился большой скандал.
      - Я понимаю, - заверил Беркут, считая, что разговор закончен. Однако, седой ошарашил его неожиданным вопросом в лоб:
      - Скажите, вы знакомы с академиком Ненашевым?
      - Не близко, однажды у нас был разговор.
      - Но вы ведь бывали у него дома?
      - Один раз.
      - И какое впечатление у вас сложилось об этом человеке?
      - Мне он показался порядочным, и серьёзным учёным.
      - Скажите, а вы знали, что академик Ненашев восемь месяцев назад был исключён из партии? Вам ведь любопытно, за что такого большого учёного могут исключить из рядов КПСС, верно?
      - Допустим.
       - Он выступил на одном партийном собрании с критикой курса партии в области научно-технического прогресса, - в упор глядя на космонавта своими пронизывающими глазами, словно пытаясь уловить на его лице признаки скрытого сочувствия еретику, вкрадчиво стал рассказывать седой инквизитор. - Он, видите ли, считал, что мы развиваемся экстенсивным путём и этот путь заведёт нас в тупик... Сравнивал нас с разными другими страна-ми... Мало того, Ненашев некорректно высказывался в адрес наших руководителей, даже позволил себе усомниться в компе-тенции некоторых из них. Мол, по его мнению, перейти на интенсивный путь развития СССР, дескать, мешает боязнь некоторых ретроградов в высшем руководстве страны лишиться своих удобных кресел и доходных синекур.
      - По-онятно, - сурово протянул Беркут и желваки заходили у него на скулах.
      - Что вам понятно? - продолжал странно разглядывать его, усмехнулся седой.
      - Понятно, почему вы меня вызвали для этого разговора.
       Седой хмыкнул чему-то, и неожиданно резко сменил тональ-ность беседы, тем самым давая понять, что персонально к Беркуту у него претензий нет, даже наоборот!
       - Послушайте! А почему бы вам уже сейчас не подумать о поступлении в нашу высшую партийную школу? - неожиданно сделал ему просто царское предложение седой. Он всем своим видом давал понять, что они с хозяином кабинета готовы оказать ему столь высокую честь. И говорил очень приятные вещи:
      - Вы человек заслуженный, анкетные данные у вас безупречные, партия в таких нуждается. Со временем займёте руководящую должность в этом здании, - соблазнял седой. - Стартовый оклад вдвое выше вашего, персональная машина, спецобслуживание. Служебные перспективы - сногсшибательные!
       Это обычных людей можно было "купить с потрохами" в обмен на различные материальные блага, продвижение по службе, загранкомандировки, но Беркут всё это итак уже имел. А вот перспектива после окончания активной карьеры космонавта за какие-то 3-5 лет подняться по партийной линии и занять высокую должность должна была выглядеть в его глазах вполне достойным призом за лояльность. Но Павел дипломатично уклонился от такой милости:
      - Да какой из меня чиновник. И потом скучно мне на кабинетной должности. И речи произносить я не очень умею.
      - Не умеете речи поизносить? - прищурился на него седой, продолжая ласково улыбаться. - Так это не проблема, в партшколе из вас сделают первостатейного оратора, почти Цицерона! А также первостатейного теоретика и практика партийного руководства. Главное, что вы преданный партии человек, мы это знаем и ценим. Только вы должны понять для себя главное: партия никогда, подчёркиваю - НИКОГДА (!) не ошибается. И если она на что-то даёт своё согласие, значит, в этом есть высшая необхо-димость... Поэтому настоящий коммунист не имеет право сомневаться в правильности тех или иных решений партии. Сам Ленин на Ⅹ съезде РКП(б), утвердив резолюцию "О единстве партии", сказал, что выступать против партии и состоять в ней - нельзя. А на следующем ⅩI съезде прямо запретил любую фракционность внутри партии, потому что у истинного большеви-ка не может быть мнения, идущего вразрез с генеральной линией партии.
       Ссылаясь на Ленина, седой как-бы придавал своим аргументам чугунной увесистости:
       - Беспрекословное подчинение старшим товарищам, абсолютная вера в мудрость вождей, святое отношение к ленинским принци-пам - вот есть основа партийной дисциплины! Это называется "большевистский демократический централизм". Благодаря этим принципам наша партия победила и продолжает побеждать. А с теми, кто упорно пытается идти против нашей партии, занимается опасным критиканством, мы безжалостно расстаёмся, для этого у нас предусмотрен безотказный, отлично заточенный инструмент самоочищения собственных рядов...
       Похоже это был недвусмысленный намёк-угроза в случае чего напустить на него в партийную инквизицию - Центральную контрольную комиссию, которую каждый член КПСС боялся больше рака. Беркут почувствовал, как неприятный холодок пробежал у него по позвоночнику. Однако седой уже снова - улыбкой, бархатным голосом, тёплым взглядом - старался продемонстрировать космонавту, что конкретно ему тут как раз полностью доверяют, а всё это говориться лишь с одной целью, - что называется, "сверить часы" - убедиться, что они, как коммуни-сты, отлично понимают друг друга.
       - Вы ведь согласны со мной? - поинтересовался седой, он произнёс это без нажима, а вполне дружески, на правах того самого старшего товарища.
       Естественно Беркут ничего не мог возразить на такие слова. Он лишь поблагодарил за оказанное ему высокое доверие, и пообещал хорошо всё обдумать.
       Седой крепко пожал ему руку и протянул свою карточку с телефонами.
      - Павел Поликарпович, вот вам моя визитка, в случае любых проблем звоните, мы обеспечим ваше прикрытие от возможных провокаций, - напоследок пообещал седой, который оказался офицером госбезопасности в высоком чине по фамилии Андронов. - Приезжайте к нам, посадим вас... (гэбист сделал многозначи-тельную паузу), наќпоим чаем.
      - Хорошо - с неприятным ощущением тяжести на сердце от того, что им заинтересовалась Лубянка, ответил Павел. Он сразу заподозрил в молчавшем до поры наблюдателе то ли полковника, то ли генерала этого ведомства и практически не ошибся.
      - А кстати, откуда у вас на лице эти ссадины? - спросил его вдруг чекист. Этот вопрос застал Беркута возле самых дверей. Он повернулся к седому, тот поднял руку и вопросительно коснулся пальцем своего лица в тех же местах.
      - Так...проверял одну гипотезу и малость не рассчитал.
      - А-а... - понимающе протянул чекист. - Тогда до встречи. И успешной вам пресс-конференции!
      
      Глава 71
       Проводив посетителя до дверей, чекист выразительно взглянул на коллегу из ЦК:
      - Он почему-то скрыл тот факт, что сорок минут назад у него состоялся контакт с этой американкой журналисткой.
       - Надо было не партшколой его соблазнять, где куются наши лучшие руководящие кадры, а прямо спросить, кто дал ему - офицеру и коммунисту - право общаться без соответствующей санкции с идеологическим противником?! - возмутился партий-ный чиновник и взялся за трубку телефона. - Сейчас я позвоню его руководству.
       Но высокий чин из КГБ остановил быстрого на расправу аппаратчика ЦК КПСС:
      - Вы сейчас сошлётесь на меня, но характер нашей работы не позволяет действовать столь прямолинейно. Мы не можем выйти на высшее руководство и предъявить им неопровержимое доказательство того, что уважаемый космонавт, герой на самом деле скрытый враг или шпион. У нас недостаточно оснований его в чём-то подозревать. Правда, что касается морально-нравственного облика...тут у нас кое-что на него имеется.
      - А что конкретно? Какого рода фактами вы обладаете?
      - Я же сказал, больше "аморалки", чем политики.
      - Так давайте дадим ход компромату! Вон из партии таких надо гнать! Невзирая на прошлые заслуги! Зачем вы уговорили меня разыграть весь этот спектакль? Нечего было с ним церемониться, стул ещё предлагать поганцу... Пусть бы у стенки постоял, ни-че-го - не развалился бы, зато сразу бы понял, что никто с ним миндальничать не собирается!
       Но чекист не был настроен действовать столь прямолинейно:
      - Органы государственной безопасности - не полиция нравов, а космонавты формально не являются объектом нашего контрразве-дывательного внимания.
       Партийный чиновник с недоумением вглядывался в голубые, прозрачные, - как у опытного вора, работающего "на доверии" - глаза чекиста. Они не только принадлежали к разным ведомствам, но и были птицами разного полёта. Гость из "комитета" был очень осторожным и опытным мастером провокации. Особенно, когда дело касалось крупных фигур. Поэтому мелкий компромат на людей высокого статуса предпочитал до поры не вытаскивать на свет божий. В таких делах осторожность и расчётливость решают всё, как в преферансе. Не владей он искусством сложной игры, не дослужился бы до своей должности. Когда кто-то из коллег от чрезмерного усердия или по глупости выталкивал наверх недостаточно убойную информацию или делал это несвоевремен-но, она там часто воспринималась не так как нужно. Был в его практике (в начале карьеры) такой показательный случай. Поехал один партийный работник за границу, там расслабился, допустил какие-то вольности. В составе группы был "источник". Когда вернулись, секретный агент написал об этом рапорт. Офицер, ко-торый компоновал отчёт для обкома партии, включил в нее и это сообщение. Дошло до первого секретаря. Проверили. Оказалось, что у попавшего в разработку партийного работника язва желудка и он вообще не пьет. Все дамы, которые входили в делегацию, написали в объяснительных заќписках, как он замечательно себя вел в поездке. В итоге поторопившегося с выводами офицера убрали из центрального аппарата, отправили в Заполярье с сильным понижением в должности простым оперативником.
       Не-ет, бить нужно наверняка! Старый чекист продумал свою тактику ещё до того, как появился в этом кабинете. И бить надо так, чтобы в случае неудачи не твоя голова оказалась на плахе. Ведь он бы и сам мог воспользоваться компроматом на этого Беркута и снять все сливки. Но тогда и все риски целиком лягут на него, а вот этого "наследник железного Феликса" категорически не желал. Поэтому и потребовался ему "подельник" в этом здании. Мол, таких людей, как этот Беркут, нельзя трогать без санкции политического руководства; мол, прежде надо всё обсудить во время личной встречи с коллегой из ЦК - все рассказать "комисса-ру" и спросить его мнения. Именно за этим гэбист и явился сюда - за официальной санкцией, а на самом деле, чтобы разделить ответственность за возможный провал, а в идеале использовать партаппаратчика в качестве щита. Но для этого нужно сделать так, чтобы партийный бонза забыл про свою "комбарскую" спесь и сам, без принуждения с его стороны, "побежал впереди паровоза".
      - Дело очень серьезное, - заверил собеседника чекист. - То, что я вам расскажу, можете донести до сведения своего руководства вплоть до Брежнева или секретаря по кадрам Ивана Васильевича Капитонова. Вот, посмотрите, есть сигналы...
       Седой расстегнул молнию на кожаной папке и протянул партийному чиновнику документ для ознакомления. Тот надел очки и стал читать. Это была аналитическая записка, составленная по итогам оперативной разработки иностранного корреспондента.
      "Совершенно секретно. Единственный экземпляр
       Внештатный корреспондент журналов "Ньюсьик", "Нэйшнл джеографик" и других крупных печатных изданий (США) Тринити Флоренс (наши сотрудники дали её оперативный псевдоним "Трой") прибыла в СССР в начале лета для написания серии статей о советской космической программе. Это её второй визит.
      - Трой? Это что намёк на троянского коня? Кто разрешил ей въезд?! - сразу недоумённо воскликнул хозяин кабинета. - И какое издание конкретно она у нас представляет? Они что там в визовом отделе МИДа совсем охренели, если допускают к нам не пойми кого?!
      - Командировка ею оформлена от респектабельной "Нью-Йорк таймс". Но вообще, она независимый журналист, - невозмутимо пояснил Андронов. - Наши наблюдатели в США не считают её пока крупной фигурой, однако оценивают, как перспективного журналиста. Её статьи время от времени публикуют достаточно влиятельные издания, неподконтрольные официальному Белому дому и вашингтонскому политическому истеблишменту.
      - А как она настроена по отношению к нашей стране? - хотел знать идеологическая шишка. - Что пишет о нашей космической программе?
      - Вообще-то слишком нас хвалит, - поморщился Андронов. - В одной из недавних статей Флоренс сравнила Советский Союз с пьяным русским мужиком, который из злого озорства зашвырнул в космос "Рашэн Sputnik". В статье даже была напечатана карикату-ра: стоит затрапезного вида русский мужичок в лаптях посреди грязной улицы и держит в руках чугунное ядро с соответствующей надписью... Впрочем, в том же духе она пишет и об американской лунной программе.
      - Эка уязвила, подумаешь! Этим нас не обидишь, - проявил неожиданное благодушие партийный идеолог и даже улыбнулся. - Это она у наших юмористов Тарапуньки и Штепселя куплет стибрила. - Он с удовольствием процитировал популярный телевизионный дуэт:
      Пусть нас лапотной Россией
      Называет Вашингтон,
      Мы сегодня запустили
      Лапоть свыше пяти тонн!
      После чего заверил:
      - Эти американцы нам просто завидуют и боятся нашей мощи. А чем им гордиться? Гамбургерами? Брезентовыми штанами с американским флагом, прости господи, на жопе?
       Поиронизировав над заокеанскими неудачниками, хозяин кабинета вновь сделался хмурым и озабоченным:
      - И всё же, как нам к ней относиться, Павел Андреевич?
      - Потенциально эта Флоренс может представлять для нас опреде-лённый интерес, - осторожно сообщил чекист. - Например, в качестве информационного канала на Запад с возможностью влиять на общественное мнение в Соединённых Штатах. Однако до сих пор все вербовочные подходы к ней были неудачны. Так что на сегодняшний день она скорее угроза нашему делу - не слишком серьёзная, но и недооценивать её нельзя. Девчонка шустрая, с характером и гигантскими амбициями. "Тёмная лошадка", от которой можно ждать чего угодно. Подготовлена она для работы у нас неплохо, судите сами, - чекист сам прочёл вслух следующий кусок текста:
       "Флоренс прекрасно владеет русским языком, так как прослуша-ла курс русского языка, истории, литературы и политологии в Гарварде и в Квебекском Русском институте. В Москве, Ленин-граде имеет многочисленные знакомства в среде интеллигенции. Очень контактна. При необходимости старается сойти за советскую гражданку, обычно приезжую из республик Прибалти-ки. При знакомстве представляется русским именем "Таня"".
       Озадаченно почесав затылок, далее хозяин кабинета продол-жил читать уже сам:
       "В ходе наблюдения за "Троем" выяснилось, что параллельно с заявленной целью своего визита, Флоренс частным порядком активно осуществляет сбор дополнительной информации по советской космической программе компрометирующего её свойства. Часто её вопросы носят закамуфлировано провокацион-ный, клеветнический характер.
       В этой связи показателен эпизод, имевший место две недели назад в пресс-баре Телецентра "Останкино". Флоренс завела разговор с журналистом ТАСС Ребровским Д.Л., по роду своей профессиональной деятельности пишущим на космическую тему. Пользуясь состоянием алкогольного опьянения советского журналиста, Флоренс задала ему вопрос: "Правда ли, что в случае наступления страхового случая с новой советской ракетой "Союз", - например, в случае её взрыва при взлёте, - только убыток по каско ракеты-носителя составит более 12 миллиона инвалютных рублей, а общий ущерб может быть оценен в гигантскую сумму 50 миллионов рублей? И что возмещение этого ущерба ляжет на "Госстрах", который должен будет немедленно выплатить эту сумму Министерству общего машиностроения СССР, курирующему космическую отрасль?". При этом в качестве примера такой операции Флоренс сослалась на относи-тельно недавнюю гибель советского сверхзвукового авиалайнера на авиасалоне под Парижем, широко освещаемую в мировой прессе. Таким образом Флоренс как-бы объяснила Ребровскому свою искушённость в столь тонких вопросах. При этом всячески этим подчёркивая, что информация взята ею из открытых источников, и потому не может составлять государственную тайну.
      - Да она же махровая провокаторша! - возмутился читающий документ партийный чиновник. - Выкормыш Госдепа и ЦРУ! Почему её не выдворят из страны?
       Впрочем, выплеснув своё негодование, он продолжил чтение.
       "Американке удалось запутать тассовца в своих лживых формулировках, и вывести на основной свой вопрос: "Как так может быть, что при столь огромной страховой оценке "желе-за", жизнь советских космонавтов оценена государством в скромную сумму 5632 рубля 56 копеек (Тринити назвала эту взятую ею с потолка цифру с такой уверенностью, словно это реальный факт), то есть в примерную стоимость русского автомобиля "Жигули"? И знает ли он, что жизни американских астронавтов страхуются на миллионы долларов".
       - Эка, заковыристо заокеанская язва решила нас поддеть! - от досады партиец аж крякнул. - Опозорить на весь мир! Представить всё таким образом, будто "советы" даже лучших своих людей в жалкие копейки оценивают! - От досады хозяин кабинета отбросил от себя документ, откинулся на удобную спинку своего кресла, заказанного по каталогу западногерманской фирмы по линии Управделами ЦК КПСС. Впрочем, гнев его быстро сменился недоумением, даже жалостью к противнику: - Вот ведь всё они меряют своими долларами, - будто удивлялся он недоразвитости этих американцев. - Не люди - арифмометры! Не дано им видать понять, что на свете есть чистая сыновья любовь к Родине, бескорыстный патриотизм.
       Он снова углубился в чтение.
       "Провокационный вопрос был задан Флоренс собеседнику под включённый микрофон, но журналист ТАСС об этом не подозре-вал. Тем не менее, после вопроса о космонавтах Ребровский, по его словам, сразу протрезвел (по этому эпизоду с него была взята нашими сотрудниками объяснительная записка - тут же в отделении милиции при телецентре), и ответил американке, что жизнь советских космонавтов бесценна, на что Флоренс немед-ленно среагировала, уточнив, следует ли понимать его слова так, что вдовы и семьи погибших космонавтов вообще ничего не получают в случае потери кормилица, кроме почётной грамоты, ордена и скромной пенсии? После такого Ребровский, по его словам, растерялся и стал нести всякую ахинею, оправдываясь, что он не настолько искушён в данной проблематике, чтобы рассуждать на подобные темы: "Поймите, я просто пишу о космосе, и специфических тем страхования рисков не касаюсь". "Как?! - изумилась Флоренс. - Вы хотите сказать, что на этот счёт у вас в стране вообще не предусмотрен специальный контракт для космонавтов?!".
       После прочтения этого куска в кабинете на пару минут повисла напряжённая пауза, оба чиновника пребывали под сильным впечатлением от прочитанного.
       "В некоторых случаях Флоренс выдаёт себя за корреспондента-стажёра из Риги, - далее говорилось в докладной, - которую якобы приняли на практику в редакцию информационно-аналитических программ Центрального телевидения Гостелера-дио СССР. Такое прикрытие значительно облегчает ей завязыва-ния контактов с интересующими её людьми. Ради получения важной информации "Трой" легко идёт на интимный контакт, причём часто сама проявляет инициативу при общении с интере-сующими её мужчинами.
      - Естественно, эти наши кобели всё ей выбалтывают в постели! - возмущённо прокомментировал ханжа с партийным значком на пиджаке, и продолжил чтение.
       "В соответствии с указаниями Центра, в отношении американки был проведён комплекс чекистских мероприятий, направленный на недопущение сбора клеветнической информации, сковывание её действий и снижение активности.
       Совместно с 5, 6 Управлениями КГБ СССР проводился комплекс агентурно-оперативных мероприятий в отношении журналистки. В мероприятиях были задействованы 7 офицеров КГБ, 23 членов спецдружины, а также "источников", которыми отрабатывалась наступательная тактика в отношении корреспондентки.
       С официальных позиций в изучении Тринити Флоренс использо-вался агент "Викинг". Им проводились беседы с целью сбить американку с толку, направить её активность по ложному пути. В результате принятых мер иностранка не получила тенденциоз-ной информации от советских граждан. Удалось ограничить контакты Флоренс, замкнуть её на наших источников.
       Вся информация передана также во 2-е управление КГБ СССР.
       Однако, по данным агента "Комбат", используемого с официальных позиций, недавно со стороны американки при посещении Центра подготовки космонавтов был проявлен интерес к лётчику-космонавту ГСС Беркуту.
      
       - Как видим, эта Флоренс продолжает проявлять активность, - дал пояснение к тексту Андронов. - Потерпев серию неудач, американка явно торопиться, ибо срок действия её визы скоро закончится. Сегодня она снова вышла на контакт с подполковни-ком Беркутом. Наши сотрудники пытались записать их разговор, но из-за возникших технических трудностей им это не удалось. И то, что космонавт ничего нам не сказал об их встрече, можно трактовать не в его пользу.
      - М-да... - озадаченно протянул чиновник ЦК, возвращая совсек-ретный документ чекисту. - А что он представляет собой, этот Беркут?
       На этот раз высокопоставленный чекист ответил, не заглядывая в справку из своей папки, а извлекая нужные сведения из собствен-ной памяти:
       - Два боевых ордена. Герой. По службе характеризуется только в превосходной степени. В его лётной книжке после командировки в Корею в 1952 году числилось 4 засчитанные воздушные победы - две личные и две в группе, в том числе американский четырёхмо-торный бомбардировщик "Летающая крепость". Считается, что ещё как минимум два вражеских самолёта он сбил, но они не были ему засчитаны, потому что упали в океан или в труднодоступной горной местности.
       Потом во время службы в гвардейском полку ПВО на Дальнем Востоке Беркут перехватил над морем высотный американский разведчик RB-57. Сбит ракетой. Через полгода другой такой же разведчик был перехвачен звеном наших истребителей, в составе которого снова был Беркут, и посажен на приморском аэродроме ПВО. Американский экипаж на допросе в местном управлении КГБ признался, что осуществлял разведывательный полёт по заданию ЦРУ. После этого всё лётчики, учувствовавшие в перехвате нарушителя, были представлены к боевым орденам, а командир звена получил орден Ленина.
      - Так он настоящий ас! - вынужден был признать кабинетный работник, ощущая даже некий комплекс неполноценности в сравнении с таким стопроцентным мужиком, как говориться "прошедшим огни и воды".
      - Самый "пороховой"! - подтвердил седой. - Я читал характери-стики на него. Впечатляет. Там говорится, что в бою он часто берёт инициативу на себя. Боец подчёркнуто агрессивного стиля. Имеет склонность импровизировать, использовать новаторские методы. В критической ситуации способен - для перехвата инициативы у противника - мгновенно придумать нестандартный приём или тактический ход, чем часто ставит врага в тупик. Практически везде подчёркивается, что Беркут думающий, тактически очень грамотный офицер с отчётливыми командными задатками. Так что быть бы ему генералом, если бы парня не потянуло в космонавтику...
       - Что же тогда командование отпустило такого "сталинского сокола", раз он настолько хорош? - с ядовитой ехидцей поинтере-совался чиновник.
       - В том то и дело, что авиационное начальство всегда крайне неохотно отпускало такого классного лётчика - вначале в академию, потом в испытатели, наконец в космонавты. Но тут вот какой парадокс прослеживается. Хотя Беркут наверняка уходил из военной авиации, а потом и с испытательной работы, вопреки желанию своих начальников, характеристики на него всё равно везде просто отменные. То есть, ему нигде не пытались вставлять палки в колёса. Аж глаза слепит от многочисленных благодарно-стей от командования за образцовый пилотаж, выполнение различных специальных заданий, подготовку молодых лётчиков.
       - Ну хорошо, - поморщился партократ, который не видел смысла слушать и дальше затянувшийся панегирик в честь героя, - а что по вашей части?
      - До недавнего времени он не попадал в поле нашего зрения, - ответил чекист. - Про таких как он у нас с вами, сами знаете, как говорят "мытый-перемытый", имея в виду разные гласные и негласные проверки, которые в обязательном порядке проходит человек его положения. Ведь граждан с неподходящей анкетой в лётчики-испытатели и космонавты не принимают. Происхождения он самого рабоче-крестьянского: мать из батраков, в девичестве носила фамилию "Нищегол". Отец рабочий-путеец, потом стал колхозным механизатором. Сам парень в 17 лет за участие в сборе рекордного урожая отмечен почётной грамотой ЦК ВЛКСМ. В лётное училище направлен по путёвке комсомола.
      - Ну, а сейчас, - насколько он опасен для нас? - нетерпеливо уточнил вопрос партаппаратчик.
       Гость с Лубянки ответил, сославшись на данные своего информатора под псевдонимом "Близкая", правда, не уточнив кем приходиться космонавту этот человек:
      - Агент оценивает морально-психологическое состояние Беркута, как крайне нестабильное в последнее время. В связи с этим его неформальные контакты с Флоренс представляются нам крайне нежелательными. Конечно, вопрос можно было бы поставить ребром: "Вы советский человек, товарищ Беркут?", но это уже в вашей компетенции, как представителя партийного контроля...
      
      Глава 72
       Чекист продолжал рассказывать, что ещё ему известно о только что побывавшем в этом кабинете космонавте, а партийный чиновник вдруг подумал, что его гость - хитрый лис, и что неспроста он сказал, что его чекистский департамент - не "полиция нравов", чтобы самим давать ход этому делу. "А почему, собственно, тогда аппарат ЦК вместо их КГБ должен лезть на рожон? Вот ведь всегда наследники "железного Феликса" стараются сделать так, чтобы кто-то другой таскал для них жаренные каштаны из огня! И пусть нас, а не их за грубые политические промахи начальство имеет без вазелина. Их же дело - сторона. Они-то в сторонке постоят и посмотрят. Это про меня Генеральный скажет: "Этот дурак Чесноков что не понимает, на какого человека посмел замахнуться?! Такому чурбану не место в аппарате ЦК! Отправьте его простым инструктором горкома куда-нибудь подальше в провинцию, где он не сможет позорить Державу!..". После этого вызовут меня в Центральную контроль-ную комиссию, "впаяют" "перегиб" и турнут в какой-нибудь Мухосранск. Потому что командир экипажа "Союза", который скоро выйдет на орбиту Земли, не простая пешка - его так просто с шахматной доски не смахнёшь! Через сорок минут этот Беркут будет выступать перед иностранными журналистами!".
       Вовремя спохватившись, хозяин кабинета уже почти не сомневался, что стоит ему по собственной инициативе выйти с этим делом на того же Секретаря ЦК КПСС Ивана Васильевича Капитонова, и его самого могут обвинить в политической близорукости и запросто турнут из аппарата ЦК. Где ещё он тогда найдёт себе другую такую работу?! Чтобы до обеда почитывать себе газетки в удобном кресле, заказав из служебного буфета чаю с бутербродами. Причём чтение прессы для их брата партийного чиновника, ведь отнюдь не форма безделья, а важное "изучение жизни страны". Так что, особо не перетрудившись, ты сытно обедаешь в служебной столовой, где кормят лучше многих ресторанов и по копеечным ценам; вызываешь по телефону служебный автомобиль и отправляешься на нём домой или на дачу. И за такую нехлопотную работу тебе платят, словно за ударный труд в шахте, не считая различных надбавок!.. Нет, лишиться сытого, безмятежного существования - верх глупости! Годами он карабкался на олимп партийной номенклатуры. Можно сказать, по крупицам собирал нынешнюю должность. И достиг многого. Выше были только "небожители" из Политбюро, но их гнева как раз и следовало всячески опасаться.
       "В конце концов, ничего такого уж демонического этот супермен не совершил - сразу передумал в чём-то обвинять космонавта партийный деятель. - Ну скрыл тот факт, что общается с иностранкой, которая к тому же молода и вероятно недурна собой. Ну погуливает, видать, от жены. Ещё бы не погуливал такой роскошный мужик, да на него бабы наверняка сами вешаются гроздьями! А с остальным пусть КГБ разбирается и его собствен-ное космическое начальство... В конце концов, если взвешивать грешки этого Беркута и его заслуги перед страной, то наверняка перевесит второе. Ведь этот супермен своими грамотными действиями в прошлый свой полёт спас для государства космиче-ский корабль и бесценного оборудования в нём на десятки миллионов рублей! А мы его сгоряча собирались наказать! Глупо, и ещё раз глупо! Вокруг него итак наверняка полно вьётся соглядатаев, и обо всём тут же стучат куда следует. Но если для кого-то другого последствия "морального разложения" бывают плачевны, то таким плакатным героям всё и всегда сходит с рук".
       Хозяин кабинета сразу успокоился, теперь он сидел, лениво развалившись в своём импортном кресле и, покачивая остроносым модным ботинком, со скучающим видом слушал дальнейшие рассуждения чекиста: "Пусть сидящий напротив "Джеймс Бонд" сам играет в свои агентурные игры, роет материал на этого супермена и покорителя женских сердец. И сам же несёт ответ-ственность перед руководством страны за компрометацию любимца партии и народа".
      
       ...Наконец, чекист поднялся. Партийный функционер тоже встал, машинально улыбнулся и произнёс дежурно-вежливую фразу:
      - Что ж, благодарю за важную информацию, которой вы со мной поделились. Спасибо за сотрудничество...
       - Да, вот ещё что...в последнее время этот Беркут начал копать под операцию "Икар", - чекист произнёс это будничным тоном, не повышая голоса, тем не менее его слова мгновенно вывели партийного чиновника из состояния благостной расслабленности. Чиновник оторопел и пролепетал:
      - Как такое возможно?
      - Я же предупредил, что дело серьёзное. - Иезуитское лицо высокопоставленного деятеля спецслужб выражало скорее сочувствие к собеседнику, чем глубокую озабоченность за собственную участь. Тем не менее, он ясно дал понять, что с этой самой минуты они в одной лодке:
      - Особенно меня беспокоит пропавшая папка, которую мои люди не нашли при обыске на даче покойного академика. Не исключаю, что она находится теперь у этого Беркута.
      - Та самая жёлтая папка?! - ужаснулся партаппаратчик.
      - Да, та самая, - со скорбным видом подтвердил чекист, при этом он позволил себе присесть на край хозяйского стола, что вообще-то не допускалось бюрократическим этикетом. Но вещи, которые он говорил настолько шокировали цэкашную шишку, что ему стало не до того.
      - И что в ней, - этого никто до сих пор толком не знает, - с выражением озабоченности на мужественном лице сообщил Андронов. - Но предполагаю, что степень опасности собранных в ней документов для нас, в случае, если они окажутся на Западе, эквивалентна взрыву десятка термоядерных боеголовок.
       - Так вот почему вы заговорили с ним о Ненашеве! - догадался вельможа из ЦК, он будто увидел проступившую из тумана угрозу своему благополучию. И оттого стал выглядеть совершенно ошеломлённым: он-то уже спихнул с себя это хлопотное дело, а тут ушат ледяной воды. Словно током шарахнуло! Да так тряхнуло, что по телу прошла дрожь; ужас и растерянность отразились на его лице.
       А чекист продолжал вываливать на него всё это дерьмо:
      - Возможность утечки исключать нельзя, - обстоятельно, с ровным выражением лица объяснял он ситуацию. - Академик Ненашев тоже мог искать выход на представителей иностранной прессы или дипломатов, чтобы переправить свой компромат на Запад, но его мы плотно опекали. Трагическая смерть "дачника", казалось бы, поставила точку на неприятной истории. Но незадолго до этого у них состоялась встреча с этим космонавтом. Мы сразу взяли Беркута под наблюдение. Хотя вначале я не был уверен, что не напрасно его в чём-то подозреваю, но недавно подтвердилось, что "летун" плотно занялся нашей проблематикой... Теперь совер-шенно ясно, что Беркут потенциально может быть для нас гораздо опасней Ненашева, ибо в его распоряжении достаточно прямых информационных каналов на Запад.
       Партийный чиновник округлил глаза и даже пошатнулся, будто его толкнули, потом в ярости произнёс:
      - Тогда остановите его, прежде чем он взорвёт всех нас! - Хозяин кабинета схватился за сердце и покачнулся.
       Андронов потупил взор, и снова занялся настольной игрушкой-самолётом на столе: ему было неприятно говорить о неудачах своего департамента.
      - В квартире у него папку мы не обнаружили, в гараже и в служебном кабинете - её тоже нет. Возможно, она в машине, и он везёт её на пресс-конференцию, но тогда мои люди её там найдут раньше, чем он успеет ею воспользоваться.
      - Он же не такой кретин, чтобы держать документы там, куда вы легко доберётесь! - у партаппаратчика прорвалось накопившееся раздражение. Держась за сердце, он полез в ящик стола, выгреб сразу горсть пузырьков и упаковок с лекарствами, дрожащими пальцами открутил колпачок металлической коробочки, и торопливо сунул таблетку под язык.
      - Не исключаю, что в исчезнувшей папке могла также содержаться информация о наших секретных счетах в американских и швейцарских банках, - задумчиво продолжал добивать его чекист, будто не замечая, что собеседник на грани приступа.
      - Тише! Умоляю вас! - вскинул руки, словно желая защитить своё бледное, мягкое лицо хозяин кабинета. - Нельзя в этих стенах произносить тако-ое! Во всяком случае, совершенно недопустимо прямо называть вещи своими именами. Вам ли не знать, что даже стены имеют уши.
      - Эка вас скрутило, - едва заметно усмехнулся чекист. - Успокой-тесь, микрофоны и прочие "жучки" спецаппаратуры обычно устанавливаются только нашими людьми, поэтому дальше меня такая информация в любом случае не пойдёт.
      - Спасибо, утешили, - желчно поблагодарил партийный чиновник и недобро взглянул на гостя, который не стал отрицать возможно-сти прослушки его кабинета.
       - Может, вам лучше вызвать врача? - с любопытством в ледяных глазах предложил гэбист, втайне злорадствуя, ибо ему очень не понравилось, что это чиновничья задница позволяет начальственно покрикивать на него.
       Партийный чиновник раздражённо помотал головой: прежде всего он желал какой-то ясности в вопросе об этом "космическом засранце", который смеет копать под партию, под органы, покушаться на кристальную репутацию главных институтов государства!
      - И всё же, что эта ваш информатор, как её там, "Близкая" что ли? Что она знает о степени осведомлённости этого Беркута о наших делах? - допытывался он, сверля больным взглядом чекиста. Дыхание хозяина кабинета стало тяжёлым: в наступившей тишине отчётливо слышалось, как он одышливо сипит, словно инфаркт-ник; и старательно рассасывает таблетку валидола.
      - Он не обсуждал этого с ней, - небрежно ответил генерал Андронов, он пересел в гостевое кресло по другую сторону стола, удобно облокотился спиной на его спинку и закинул ногу на ногу. Потому что видел беспредельный страх партийного бюрократа, как от волнения у него дрожат руки, как покраснело лицо. Да, они с ним в одной лодке, но пусть не думает, что он тут главный. Чего бы этот профессиональный демагог о себе не мнил, у него нет под рукой таких эффективных силовых рычагов, какие есть у него.
       Чекист ощущал себя всесильным: только от него теперь зависело удастся ли избежать грандиозного скандала, который может навсегда похоронить десятки очень успешных карьер. Столько высокопоставленного народа пострадает (а проще говоря, отправится прямиком на свалку) в ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ, в главкомате ВВС, министерствах, редакциях, головных институтах! Очень многие напрямую вовлечены или хотя бы в курсе дела, и в случае чего поплатятся за своё участие-соучастие. И все они, едва запахнет жаренным, с мольбой будут уповать на всесильный "Комитет", который один может их защитить. Только он ещё подумает, кого стоит спасать, а кем можно пожертвовать в случае непредвиденного развития событий.
       - Что будем делать? - с присвистом, сипло выдавил из себя хозяин кабинета, держась за сердце, и не спуская напряжённых глаз с собеседника.
       Чекист лишь улыбнулся собеседнику, в лице его ещё отчётливей проявилось что-то иезуитское.
       - Вы представляете, что будет, если он...с космической орбиты (!) вместо приветственной речи делегатам съезда зачитает на весь мир содержимое Ненашевской папки?! - закатывая с ужасом глаза, прохрипел находящийся в предынфарктном состоянии партийный бонза. - Ваши станции глушения будут бесполезны. Он же сотрёт нас всех ластиком!
      - А вы хотите, чтобы я стёр его раньше, чем у него появится такая возможность? - чекист с интересом взглянул на собеседника.
       Перетрусивший чиновник смутился нацеленного в него немигающего взгляда и прикусил язык, быстро сообразив, что сболтнул лишнего и это может ему дорого обойтись. После неловкой паузы ему пришлось оправдываться:
       - Нет, я не призываю к крайним мерам...но надо же что-то предпринять! Может вам завербовать кого-нибудь, кто к нему ещё ближе, чем ваш информатор?
       - Зачем? - приподнял бровь гэбист, будто удивляясь, что подобная глупость прозвучала из уст деятеля близкого к правительству.
       Хозяин кабинета виновато заёрзал в кресле, запыхтел, и признал, что не имеет готового рецепта выхода из кризисной ситуации:
      - Хотя, конечно, вы правы, ситуация не располагает к долгим манёврам.
      - Вот именно, - снисходительно согласился чекист. - Предполагаю, что бывший Ас станет действовать в своей агрессивной манере - смело экспериментировать и рисковать. Наверняка его тактика будет напоминать шахматный гамбит - очень острое начало партии, призванное, не заботясь об обороне и жертвуя фигуры, сразу обеспечить себе решающее преимущество за счёт реши-тельной атаки. Судя по служебным характеристикам, это его стиль... Но у такой прямолинейной тактики есть существенный изъян: если противник хорошо владеет искусством защиты, своевременно информирован и не пренебрегает никакими приёмами, то преимущество наступающего может быть сведено им на нет, если упредить атаку собственной контратакой.
       Старый чекист значительно помолчал, прежде чем милостиво обнадёживать обосравшегося штатского:
      - По нашей информации, во время одного из недавних тестов у подполковника Беркута были зафиксированы серьёзные измене-ния в кардиограмме, которые могли повлиять на мнение врачей. Медики наверняка предлоќжили бы перевести товарища Беркута в резерв. Учитывая его возраст, это означало бы конец карьеры космонавта. Тем не менее, этого не случилось. Мой информатор говорит, что наш объект мог нелегально получить сильный препарат из арсенала спортивной медицины. Такие лекарства обычно не проходят официальной сертификации в больницах и научных институтах, а значит, никто точно не скажет вам, какие могут проявиться побочные эффекты у того или иного человека. Поэтому люди, которые их принимают, идут на сознательный риск. Фактически они выступают в роли испытателей, а проще говоря, экспериментальных лабораторных мышей. У кого-то может случиться внезапный инфаркт или инсульт, а у кого-то даже "поехать крыша" на почве разлада в биохимии головного мозга.
       Бледный, покрывшийся испариной инструктор ЦК сделал слабеющей рукой непонимающий жест, но чекист знаком предложил ему прежде дослушать. И пояснил с некоторым превосходством:
      - В своей работе мы не уподобляемся убийцам из ЦРУ, наши руки чисты...а "литерные операции" не обязательно должны приводить к летальному исходу.
       В качестве иллюстрации возможного решения проблемы Андронов припомнил один случай из своей практики. Речь шла о советском после в крупной европейской стране. Его срочно потребовалось поменять на более подходящего на тот момент человека, который своей излишней щепетильностью в вопросах морали не стал бы тормозить тайные операции КГБ и КПСС за рубежом. Но возникла серьёзная проблема. Чересчур порядочный для своей должности дипломат был родственником очень влиятельного министра, личного друга Брежнева. Чтобы добиться согласия первого лица на отзыв и замену посла, требовался очень серьёзный аргумент. Но что можно сделать с человеком, который ведёт очень правильную жизнь и не имеет тайных пороков?
      - Тот посол был хороший, честный человек, но для государства иной раз слишком принципиальные "свои парни" бывают хуже чужих врагов - посчитал нужным дать пояснение чекист с выражением некоторого сожаления на лице, после чего кратко поведал о технической стороне запомнившейся ему "литерной" операции:
      - Я приехал в эту страну под легендой вместе с делегацией наших артистов, - без особой похвальбы делился чекист, - со мной неофициально прибыла команда специалистов. Наш посол устроил обед в честь звёзд советской культуры, и к концу приёма он уже ползал под столами и пытался целовать ноги жёнам приглашённых гостей из числа местных бизнесменов и политиков. По возвраще-нию в Москву мне осталось лишь доложить на самый верх, что посол уже и на приемах появляется в совершенно непотребном виде. К рапорту были приложены фотографии и свидетельства очевидцев. Это же позорище! Брежнев накрутил хвосты министру иностранных дел Громыко и всем в МИДе: почему молчали, это же наносит вред взаимоќотношениям с важной нам страной! Посла перевели на преподавательскую работу - дожидаться пенсии. В итоге проблема была решена.
       Методы этого опричника вызывали у партийца естественную брезгливость. Его мутило не только от скаканувшего артериально-го давления и боли в сердце, но и от подробностей грязной полицейской провокации. Хотя, с другой стороны, глупо презирать того, кто спасает тебя от тюрьмы. Большая политика не делается в белых перчатках, об этом ещё Ильич говорил.
      
      Глава 73
       На выходе из здания ЦК КПСС постовой в чине прапорщика пробежал глазами временный пропуск Беркута, проверил наличие в нём отметки, позволяющей покинуть здание; затем цепким взглядом "просканировал" лицо и фигуру посетителя, проверяя, не выносит ли он какие-нибудь не зарегистрированные в пропуске документы. Всё было в порядке. Охранник отдал Беркуту честь, глаза их снова встретились, и вдруг холодное, дежурное выраже-ние лица мужика в форме прапорщика войск государственной безопасности будто начало оттаивать. Оживившись, он широко улыбнулся.
      "Всё ясно, - догадался Павел, - часовой узнал знаменитость и сейчас попросит автограф, хотя при его службе давать волю эмоциям не полагается. Но в конце концов, даже в КГБ служат обычные люди и у них тоже есть жёны, дети, любовницы, которые собирают автографы".
       Павел тоже понимающе улыбнулся часовому и полез во внутренний карман пиджака за авторучкой. Но страж в гэбешной форме снова удивил его:
      - Следите за собой, товарищ Беркут, - неожиданно негромко посоветовал он.
       Павел даже подумал, что ослышался, и переспросил:
      - Что вы сказали?
       - Будьте внимательны, говорю. Просто совет, не обижайтесь.
       Беркута такой поворот событий озадачил, тогда часовой простодушно пояснил:
      - По радио недавно передали: на сегодня сложный метеопрогноз - очень высокое атмосферное давление, неблагоприятный геомаг-нитный фон, особенно водителям следует быть внимательными и острожными.
      - ...Хм, спасибо, учту, - буркнул Беркут, не зная, что и думать.
       Прапорщик озабоченно сдвинул брови и принялся пальцем растирать себе правое ухо в районе козелка, словно в нём внезапно застреляло. Беркут смерил постового недоумённым взглядом: как вообще такой болтун и чудик мог попасть в охрану столь важного учреждения? Недоумённо покачав головой, он направился к дверям.
      - Две минуты...ещё две минуты! - отчётливо произнёс у него за спиной тот же вкрадчивый голос.
       Это уже не лезло ни в какие ворота! Беркуут даже вернулся к охраннику и с раздражением поинтересовался:
      - Послушайте, молодой человек, вы случайно ничего не перепута-ли? Может, вам в цирковое училище лучше поступить? Такой ведь талант пропадает... Что за две минуты, чёрт вас возьми?
      - Иногда какие-то две минуты решают - упадёт ли человеку кирпич на голову или просвистит мимо, - на голубом глазу философски заметил необычный хохмач.
       Пожав плечами, Беркут вышел на улицу и сел в свой автомо-биль. До начала пресс-конференции - полуторачасовой встречи с советскими и иностранными журналистами - ещё минут тридцать. Вполне достаточно, чтобы домчатся, ещё даже останется время забежать в буфет выпить чашку кофе.
       И тут упс! Хвалёный мерседесовский двигатель неожиданно отказался заводиться. Лезть под капот - выяснять в чём дело времени уже не было. Промучившись с зажиганием минут десять, Беркут плюнул и стал ловить такси. Ему повезло. Правда теперь он был в жёстком цейтноте, но за червонец сверх счётчика таксист-грузин пообещал пулей долететь до места.
      
       Впервые пресс-конференция такого рода проводилась не в здании ТАСС или в другом официозном месте, а в новом Хамеров-ском бизнес-центре, недавно построенном американцами для важных деловых встреч и переговоров.
       У входа в шикарное здание две женщины-рабочие в мешковатых спецовках натирали тряпками ультрасовременный фасад из стали и стекла. По ходу дела мойщицы развлекались тем, что рассматри-вали собственные отражения в зеркальной витрине, громко смеялись и гримасничали, не обращая внимания на входящих и выходящих из здания лощёных иностранцев. У одной на голове красовалась самодельная треуголка из газеты "Правды" с куском лица Брежнева на тулье. Сюрреалистическая картина! И вообще странный день. На мгновение задержав взгляд на необычной парочке, Павел вбежал в здание, и сразу направился к лифту.
       Навстречу ему спешила шустрая девица лет 20-ти с бейджиком "Пресс-администратор Маргарита Симоньянц, "Red Sputnik Agency"" на груди.
      - Опаздываете, товарищ космонавт! - в довольно дерзкой манере сделала ему замечание вчерашняя школьница, после чего важно объявила, что она тут главная: сцена, микрофоны, звук, мол, всё на ней.
      Беркут скептически оглядел малявку и поинтересовался:
      - Надеюсь, у вас-то всё под контролем?
      - У меня-то - да! - огрызнулась пигалица, нисколько не смущаясь его высоких регалий. И деловито сообщила: - Через семь с половиной минут начинаем.
       Они вместе направились к лифту. По ходу юная распорядитель-ница принялась вводить его в курс дела. Выслушав довольно профессиональный инструктаж, Павел уточнил некоторые технические детали своего выступления, и в общем остался доволен:
      - Надеюсь, сработаемся, Маргарита.
      Самоуверенная администратор тоже ему улыбнулась:
      - Надеюсь... Хотите воды?
      - Да, пожалуй, не откажусь. Мой автомобиль внезапно сломался, пришлось навёрстывать потерянное время, - чувствую себя взмыленной скаковой лошадью, очень хочется пить.
       - Вам минералки? - уточнила девушка.
      - Лучше просто воды.
      Через минуту расторопная администраторша протянула ему ледяной бокал.
      Сделав несколько жадных глотков, Беркут направился к лифту, девица не стала его сопровождать дальше, сославшись на то, что у неё ещё остались тут кое-какие дела.
      - Я сейчас всё закончу и догоню вас - пообещала она.
       Из открывшихся дверей лифта вышла крашенная блондинка на высоченных каблуках, она вдруг посмотрела на него совершенно диким взглядом, и так и продолжала цокать с вывернутой назад шеей и выпученными глазищами, пока не врезалась в японца и не сломала каблук; но даже после этого продолжала ковылять хромой уткой, не переставала пялиться на Беркута, словно на ожившее привидение. "Странная какая-то, словно у меня ширинка не застёгнута или вместо шляпы на голове женские трусы", - недоумённо усмехнулся мужчина, входя в лифт, и попутно проверяя всё ли в его внешности в порядке
       Пока прозрачная кабина бесшумно поднимала его на второй этаж Беркут разглядывал себя в огромном зеркале. Сегодня он впервые надел специально пошитый для этого дня в спецателье костюм (по каким-то политическим соображениям руководство заранее выразило пожелание, чтобы на пресс-конференции космонавты были в штатском, а не в офицерской форме). Что ж, он выглядит безукоризненно...
       Но вдруг перед глазами на какие-то секунды всё поплыло, - в зеркале отразилась давно небритая малознакомая личность в мятом, засаленном пиджаке, мешковатых штанах! От неожидан-ности Павел даже пролил содержимое стакана. Откуда, чёрт возьми, взялась эта неряшливая щетина на одутловатых щеках, если он сегодня с утра тщательно побрился? И костюм ведь отгладил ещё с вечера, начистил до блеска ботинки. И вообще, кто это?!..
      
       Глава 74
       Переполненный возбужденной публикой конференц-зал напоминал огромный растревоженный улей. Здесь уместились несколько сотен журналистов со всего света, перед сценой выстроились в ряд телекамеры на штативах. Над самой сценой в чью-то не слишком умную голову пришла сомнительная идея вывесить транспарант "Экспедиция победителей". "И что теперь прикажешь делать? Сидеть под этим трескучим лозунгом с самодовольной физиономией и всем своим видом показывать, что нет проблем!" - неприязненно подумал Беркут, входя в зал.
       Шагая по проходу, он кивал знакомым репортёрам, пожимал протянутые руки, обменивался короткими репликами. Он был на полпути к столу президиума, где уже сидели его товарищи по основному и дублирующему экипажам, конструкторы, прочее начальство, когда всё вокруг неожиданно снова поплыло, мысли стали путаться.
       Знакомый репортёр что-то спрашивал у него, а Павел непонятно с чего так разволновался, что не мог контролировать себя: лицо его самопроизвольно подёргивалось, даже собственный голос казался чужим. По телу пробежала дрожь, но тревожней всего было чувство, что не совсем себя контролируешь, и чем дальше, - тем меньше. Словно на большой высоте, надышавшись через кислородную маску неправильно подобранной смеси, мозг начал вдруг "чудить". Только тут ситуация развивалась ещё жёстче, гораздо жёстче. Пол накренился под крутым углом отчего Беркута качнуло так, что он едва удержал равновесие, чтобы не упасть. Словно пьяный! Господи, что о нём подумают окружающие, что явился с бодуна?!
       Тут очень вовремя сидящей в президиуме генерал Камчатов обратился в микрофон к журналистам, и присутствующие в зале иностранцы стали надевать наушники, чтобы услышать перевод его слов, таким образом всё внимание сфокусировалось на сцене.
      - Уважаемые гости, дамы и господа, товарищи! Я рад объявить о начале пресс-конференции, посвящённой предстоящему очеред-ному старту советского космического корабля. К сожалению, в этот раз, мы не можем пригласить всех вас на космодром. Причина чисто житейская - капитальный ремонта гостиницы. Не в казарме же с солдатами вас размещать.
       Тем не менее, как радушный хозяин, Камчатов заранее пригласил всех присутствующих в зале на следующий важный старт - советской лунной экспедиции.
       Из зала раздались аплодисменты и реплики заинтригованных журналистов. Репортёры и телеоператоры заулыбались и ожив-лённо принялись обсуждали слова русского генерала. Из всех присутствующих лишь немногие понимали, что гостиница тут не при чём. Это лишь повод отказать прессе в аккредитации на космодроме. Просто начальство не исключает возможности новой катастрофы, поэтому всячески пытается избежать всемирного позора. Это в прежние времена все запуски проводились вдали от посторонних глаз и никакой тебе головной боли. Нынче же начальству приходилось выкручиваться, чтобы не идти в откры-тую поперёк взятого генсеком Брежневым курса на открытость, разрядку и сотрудничество в международных отношениях, в том числе в области космоса. Вот и приходиться заслуженному генералу врать про гостиницу, заверять иностранцев, что аккурат к следующему старту её точно отремонтируют в лучшем виде. Стыдобища! Впрочем, Брежнев, а с ним и генерал Камчатов, могли говорить на кино-и-фотокамеры всё что угодно ради выгодного им имиджа. На деле военные до сих пор крайне неохотно допускали западных журналистов на Байконур, видя чуть ли не в каждом потенциального шпиона...
       Пока генерал занимался демагогией Павел всё же пытался добраться до своего места за столом президиума. Но ничего из этого не вышло. Вскоре у него начались галлюцинации. Только что казавшиеся приветливыми лица окружающих людей, стали искажаться, словно в кривых зеркалах. Они превращались в отвратительные рожи. Человеческий паноптикум! Но, как оказалось, в этом зазеркалье роль главного урода отведена не им. Окружающие самым омерзительным образом гримасничали, тыкали в него пальцами, хохотали, хватаясь за животы. Павел оцепенел. Вместо симпатии и привычного уважения он видел вокруг призрение и издёвку! Ещё не поднявшись на сцену и не произнеся ни слова, он неожиданно для себя стал всеобщим посмешищем. Его фотографировали, и Павел с ужасом представ-лял, как глупо будет выглядеть на первых страницах мировых газет. Жуткое ощущение. В одночасье из кумира он превратился в изгоя. Оказывается, и так бывает. Сознание заполнила навязчивая мысль: его специально заманили сюда, чтобы опозорить на всю страну, на весь мир, сделать вселенским посмешищем! И он был бессилен это остановить! Из памяти стали всплывать картины одна ужасней другой...
       Вдруг навстречу ему выплыло одно лицо. Павел мгновенно узнал его! Вначале застыл поражённый, потом радостно бросился навстречу, ища поддержки у самого дорогого ему существа в мире. Но всего через несколько шагов в ужасе отшатнулся, вскинул руки, будто закрываясь. Заметался, натыкаясь на людей, кресла, аппаратуру
      - Что с вами? - вдруг обратилась к нему обеспокоенным шепотом какая-то женщина, она заботливо коснулась его руки. - Я организатор вашей пресс-конференции, Павел Поликарпович, вам что, стало плохо?
       В голосе и касании было столько добра и участия, что Беркут смог отчасти взять себя в руки. Подоспевшая на помощь женщина выглядела втрое старше той молодой пигалицы, что перехватила его в фойе, но и у неё тоже к жакету была приколота точно такая же визитка.
      - Может, вам нужна помощь? - переспросила женщина и смущён-но поглядела куда-то вниз.
       Беркут опустил глаза и к величайшему стыду обнаружил у себя на брюках в районе паха расплывающееся мокрое пятно. Испытав шок, забормотал:
      - Сам не понимаю...как такое могло случиться со мной.
      - Вот ведь напасть какая! - заволновалась за его репутацию добрейшая душа. - Какой скандалище будет, если кто-то из иностранцев сейчас сфотографирует вас в таком виде. Вас надо срочно вывести отсюда!
      
       ...Пересидев начало мероприятия в туалете, Павел уже не вернулся в пресс-зал. В сознании пульсировала мысль: "Бежать! Бежать отсюда! И поскорей! Пока кто-нибудь из журналистов меня не засёк". Копаться в том, что с ним происходит, Беркут даже не пытался - сейчас не до того, унести бы ноги от грозящего ему вселенского позора.
       Из здания удалось выбраться никем незамеченным. Однако такси взять не удалось, пришлось идти пешком. По пути его бросало то в пот, то в холод, временами начинало крутить живот, но это были ещё цветочки. В подземном переходе возле метро его остановил плутоватого вида гражданин и полушепотом спросил:
      - Хочешь знать, кто тебя подставил? Всего червонец.
      И почувствовав заинтересованность клиента, продавец уникально-го знания добавил:
      - Плюс пятерка за риск.
       Но тут произошло нечто ещё более непредвиденное. В переходе показалась цыганка в цветастом наряде, она в отличие от мужика вела себя шумно и напористо.
      - Не слушай этого жулика! - смуглая таборянка с силой оттолкну-ла конкурента. - Что он может знать! Я тебе расскажу всё как есть!
       Павел протянул ладонь, но гадалка, пристально глядя ему в глаза, с презрением оттолкнула его руку:
      - Э, зачем мне твоя рука! И без неё всё вижу. У тебя необычная судьба! Мало кому такое выпадает, чтобы с человека живьём кожу сдирали, а он стерпел. Чтобы тело из матки выдрали, поменяв на другое. Руки тебе в череп запустят, чтобы мозг твой украсть, бедолага ты, бедолага!.. Но ты всё преодолеешь, потому что сердце у тебя большое и характер из стали.
      
      Глава 75
       - Что она вам сказала?
       Беркут затравленно оглянулся на знакомый голос с иностран-ным акцентом. Так и есть! Накатила такая ярость на навязчиво преследующую его американку, что не сдержался:
      - Что за идиотская прилипчивая манера! Послушайте, отстаньте вы от меня, наконец!
       Тринити Флоренс будто не услышала его сердитой реплики, лишь повторила свой вопрос:
      - Так что она вам сказала?
      - А, дурдом, - зажмурившись от новой волны боли в животе, он устало взмахнул рукой и схватился за фонарный столб. - У этой цыганки просто "не все дома".
      - А если то, что она вам предсказала, хотя бы отчасти правда, не боитесь?
      - Всё равно я везучий. Везучий, везучий! - словно заклинание пробормотал он несколько раз, морщась от спазмов в кишках. Потом заставил себя вскинуть голову и улыбнуться сквозь боль и слабость. А для подтверждения собственной "непотопляемости" извлёк из кармана первое что нащупал там - пластиковую фигурку космонавта из детского набора. - Видите? Чтобы не случилось, - моя удача всегда со мной!
       Тринити стала внимательно разглядывать фигурку, даже попросила взять её в руки, а возвращая обратно, заявила с присущей ей деловитой категоричностью:
      - Окей, я достану себе такого же, мне ведь тоже понадобится талисман на удачу...
       После этого обычно самоуверенная до нахальства американка отчего-то загрустила, и вдруг неожиданно призналась ему:
       - Я ведь на самом деле лузер - по-вашему прирождённый неудачник.
      - Это вы-то?! - не поверил Беркут, даже на минуту забыв про боль.
      - Просто я научилась это тщательно скрывать, но это так, - без тени улыбки на лице в порыве необъяснимой откровенности подтвердила журналистка. - Единственное верное средство от этой заразной болезни по имени "невезуха" - ваша народная игра "Русская рулетка". Поэтому ставки в этом журналистском расследовании для меня слишком высоки: либо я переломлю судьбу и стану богатой и знаменитой, либо пуля в висок...
      
       - Мужчина, что с вами?
       Беркут вздрогнул, к нему обращалась какая-то пожилая тётка с колючими глазами и авоськами в руках. Только что болтавшая с ним американка куда-то испарилась, зато появилась старая карга с неприятным лицом.
      - Что вам всем нужно от меня? - с неприязнью попытался прогнать очередную кандидатку в собеседницы Беркут, ему сейчас совсем не хотелось ни с кем разговаривать, просто добраться бы до какого-нибудь убежища, где его никто не будет дёргать дурацкими разговорами, свалиться на кровать, поджать ноги к животу, чтобы не так было больно, и забыться беспробудным сном.
      - Вы уже десять минут болтаете сами с собой, в обнимку со столбом - противным крикливым голосом сообщила ему облада-тельница авосек с бутылками кефира и другими продуктами.
       С глаз Беркута будто спала пелена, вместо знакомой американ-ской корреспондентки на него с фонарного столба взирала известная киноактриса с театральной афиши.
      - Думаю меня отравили, понимаете?
      - Понимаю - кивнула и поджала морщинистые губы бабка, не спуская с него колючих глаз; и едко вывела свой диагноз: - Пить надо меньше, гражданин!
      - Я не пил, от меня же не пахнет.
      - Тогда к врачу вам надо, а не по улицам разгуливать и народ своим видом смущать!
       Пробормотав "извините", Павел быстро пошёл прочь.
      
       В витрине магазина бытовой техники были выставлены новые телевизоры. И по всем одновременно транслировали проходящую в этот самый момент пресс-конференцию. Телевизионная камера как раз крупным планом "наехала" на Николая Кулика, которому предстояло отдуваться перед советской и иностранной прессой за отсутствующего товарища.
      - Почему здесь нет командира вашего экипажа? Ведь перед самым началом его видели тут в зале - в предвкушении скандала играя голосом задал Кулику вопрос корреспондент итальянского государственного телевидения.
      - Командира вызвали по срочному делу, - не моргнув глазом, уверенно ответил Николай. - Такова наша работа, - чем ближе старт, тем всё больше ответственности за предстоящий полёт ложится на плечи командира корабля. Но хочу вас заверить, что Павел Поликарпович Беркут полностью готов выполнить задание нашей партии и правительства. Каждый день у нас продолжается напряжённая подготовка. Скоро мы вылетаем на Байконур. Уверен, что всё пройдёт нормально и старт "Союза" состоится в положенное время
      
       На экранах телевизоров Николай продолжал, как мог, прикры-вать его, спасая репутацию всей советской космонавтики, а Павлу стало совсем скверно. Требовалось срочно что-то придумать. Он вошёл в магазин и обратился к первому же попавшемуся на глаза продавцу с просьбой провести его к директору.
       В кабинете заведующего тоже был включён телевизор и настроен на тот же первый канал. Это сразу облегчало переговоры.
      - Я Павел Беркут, вот моё удостоверение. Это моего напарника по полёту сейчас показывают.
      - Ну зачем же удостоверение, я вас и без него сразу узнал, уважаемый товарищ Беркут! - взволнованно приподнялся ему навстречу приятно заинтригованный директор. - Для меня это большая честь! Что-то приглядели в нашем магазине? Или хотели бы заказать пока отсутствующую у нас в продаже модель?
      - Благодарю, но я не за этим. Мне надо срочно позвонить, разрешите воспользоваться вашим телефоном.
      - О, пожалуйста, пожалуйста! - Директор магазина мог бы просто пододвинуть к краю стола телефонный аппарат, но, желая сделать любезность такому важному гостю, поспешил освободить для него своё кресло.
       Павел набрал служебный номер Юлика Манкевича. Надёжный товарищ и военный врач - он один мог сейчас вытащить его из серьёзной передряги, не предавая дело огласке.
      - Алло, - ответил знакомый голос в трубке.
       Юлику не требовалось долго объяснять, что случилось: услышав, что требуется его срочная помощь, Манкевич просто спросил, куда ему следует подъехать и сразу принял решение:
      - Через сорок минут за вами придёт машина, сможете продержать-ся?
       Юлик появился в кабинете директора магазина всего через полчаса, к этому времени Павел уже балансировал на грани потери сознания, однако увидев друга, почувствовал прилив сил.
       - Хорошо, что позвонили, - тихо сказал ему Юлик в коридоре. Манкевич взял ослабевшего командира под руку и, не спеша, повёл к выходу.
      - Тебе спасибо, что приехал - нашёл силы поблагодарить Беркут.
       Манкевич внимательно всматривался в него своими карими глазами. Он не был похож на других космонавтов, которые приходили в отряд из боевой авиации. На фоне спортивных парней, он казался немного увальнем - крупный, большеголовый, рано начавший лысеть 32 летний мужчина с умными добрыми глазами. И всё же именно он был самый талантливый в отряде космонавтов. Помимо медицины, был увлечён космической кибернетикой (как никак параллельно с медицинским закончил Политех). Мечтал о постоянной лаборатории в космосе. Одним словом, умница и настоящий друг.
       Они вышли на улицу. И тут выяснилось, что даже в условиях цейтнота мозговитый и энергичный Юлик всё просчитал, словно гроссмейстер, и организовал эвакуацию Беркута таким образом, чтобы не привлекать внимания. По "плавающему" голосу и сбивчивым ответам коллеги Манкевич точно оценил ситуацию и прибыл с бригадой опытных парамедиков на специализированном микроавтобусе, напичканным самым современным реанимацион-ным оборудованием! При этом реанимобиль на базе немецкого микроавтобуса "фольксваген" не имел никаких внешних отличий, указывающих на его назначение, то есть ни мигалок на крыше, ни специальной маркировки. Затемнённые окна скрывали всю его "начинку". Машина была закреплена за каким-то ведомственным госпиталем и обслуживала только начальство.
      
       Манкевич помог Беркута подняться в салон, где им сразу занялась бригада врачей.
      - Откровенно говоря, выглядите вы хреново, - с медицинской прямотой объявил Юлик. В это время врачи уложили пациента и начали подключать его к аппаратуре.
      - Только не надо сообщать нашим врачам, - на всякий случай попросил Беркут.
      - Само собой. Я вообще-то понятливый, - чуть заметно улыбнулся Манкевич, теперь он держал его за запястье, считая пульс и смотря на монитор какого-то прибора. Лицо Юлика при этом выражало некоторую озабоченность.
       - Ну рассказывайте, что случилось? - спросил Манкевич после того как о чём-то тихо пошептался с коллегами. Прозвучало это так, будто они встретились не в столь критических обстоятель-ствах, а так просто - пивка попить.
      - Откровенно говоря, я бы предпочёл пока помолчать, - выдавил из себя Беркут, ему становилось совсем хреново.
      - Придётся немного поднапрячься, - глядя на него своими умными, добрыми глазами, попросил Юлик. - Так моим коллегам легче было отслеживать ваше состояние в пути.
       Ехали они минут пятнадцать и всё время приходилось через силу отвечать на вопросы товарища.
      
       ...Сразу из машины Беркута доставили на каталке в отделение интенсивной терапии, здесь его приняла другая бригада из трёх врачей и двух медицинских сестёр.
       - Вам повезло, они лучшие, и сделают всё, чтобы как можно скорее поставить вас на ноги, - заверил Юлик, проводив Беркута до дверей реанимации,
       Отделение неспроста называлось интенсивной терапией, - процедуры следовали одна за другой: пациенту промыли желудок, поставили капельницу... Одновременно у Беркута взяли кучу анализов.
      
       ...Примерно через три часа врачам удалось вернуть Беркута в приемлемое состояние. Его перевезли в одноместную палату. Вскоре к нему зашёл Манкевич, присел рядом с кроватью на стул.
      - Будем считать это обычным пищевым отравлением - предложил он.
      - Но ведь это не так?
      - Послушайте, Павел Поликарпович, если бы люди, о которых вы говорите, хотели, то вы бы сейчас лежали не здесь, а тремя этажами ниже, там у нас морг. Тут к гадалке, то есть к токсиколо-гу не ходи, и так ясно, что цель была не убить. Так что скажите спасибо, что отделались диареей и лёгкими галлюцинациями. Я не в курсе ваших дел, но думаю, вам есть о чём подумать... И ещё хочу предупредить - так, на всякий случай. Продолжая опасную игру, вы должны хорошо подготовиться, прежде всего психологи-чески. Вас снова могут атаковать. Например, угостить дорогим коньяком, или кофе, причём люди, которым вы доверяете. Вы отключитесь, а когда придёте в себя, вас будут уверять, что вы признались в таких вещах, от которых у вас глаза на лоб полезут. Даже в работе на ЦРУ или МИ-6! Будьте готовы к самой дикой провокации и всё упорно отрицайте. Если будете вести себя достаточно уверенно, вряд ли они решаться применять какие-то конкретные санкции к прославленному космонавту и Герою Советского Союза, не дававшему никаких поводов подозревать его в чём-либо преступном, только лишь потому, что он перебрал лишнего алкоголя. Я всё же предполагаю, что цель таких действий прежде всего запугать вас, ошеломить, надолго вывести из себя. Возможно, заставить совершить какой-то резкий, неадекватный поступок, после которого вы перестанете представлять для них проблему... И лучше вам провести эту ночь здесь, под наблюдени-ем наших врачей.
       Сказав это, Юлик поднялся было с кровати, но, вспомнив, поинтересовался:
       - Кстати, вы продолжаете принимать тот препарат, который я вам передал через Кудрявцеву?
      - Нет.
      - Неужели не устроил результат? - удивился Юлик.
      - Напротив, результат превзошёл все ожидания.
      - Тогда в чём дело? Валентина Борисовна так меня убеждала, что вам просто необходимо слетать ещё раз. Мол вопрос жизни и смерти! Я ведь пошёл на должностное преступление ради вас. И совершил маленькое чудо, чтобы достать этот препарат, его ведь не закажешь ни в одной аптеке...
      - Я понимаю. Но так сложились обстоятельства, что курс пришлось прервать примерно на середине.
      - Так он вам ещё нужен?
      - А ты, как врач, как считаешь? В достаточной ли я теперь форме, чтобы удержаться на пике до самого старта, и на максимуме отработать весь полёт?
       Юлик помолчал, задумчиво покачиваясь на каблуках и держа руки в карманах медицинского халата, затем извлёк руку с заветным пузырьком, полным янтарных пилюль, и поставил на тумбочку:
      - Я предполагал, что вы попросите. Никому другому я бы его ни за что не дал. Я ведь знаю, бывает лётчики намеренно скрывают проблемы с сердцем, чтобы оттянуть увольнение на пенсию. А чтобы врачи ничего не заподозрили, перед очередной комиссией принимают всякие препараты... Но вас я уважаю. И знаю, что ваш случай особенный. За Павлом Беркутом огромный опыт и мастерство. Вам по плечу гораздо большее, чем всем остальным. Вы лётчик от бога, и самый опытный из космонавтов. Но боюсь в этот раз рекордная планка слишком высока даже для вас. Там на орбите от вас могут потребоваться сверхчеловеческие усилия. И я прекрасно понимаю, почему вы на это идёте. Сам бы так посту-пил... Только просьба: если решите продолжить курс, соблюдайте дозировку.
      
      Глава 76
       Проснувшись, Павел всё равно не спешил открывать глаз, ничуть не испытывая дискомфорта оттого, что под ним жёсткий стол вместо кровати и приходиться за недостатком места лежать в неудобной позе, скрючившись и поджав ноги. Жизнь научила терпеть и приспосабливаться. При необходимости он мог заснуть даже на ходу или стоя. Простая скамейка, так скамейка, земля - тоже сойдёт. Когда сильно хочется спать, можно обойтись и без удобств. Зато во сне он видел себя в маленькой избушке на берегу лесного озера, на простом струганном полу, поверх которого правда была брошена медвежья шкура, рядом на его плече, словно ребёнок, сопит Даша. Смолянистый запах струганного дерева и медвежий дух щекочет нос, в щели окна задувает озёрной свежестью, и хочется удержать подольше приятное видение...
       И всё же пора вставать. Надо привести себя в порядок до того, как коридоры родного учреждения наполнятся сослуживцами. Накануне он заснул в своём служебном кабинете: решил не оставаться в госпитале, но и ехать домой тоже не хотелось. Зато за ночь организм почти полностью восстановился после приступа загадочного недуга. Только сильно хотелось пить. Он приподнял крышку электрического чайника - пустой.
       Направляясь в туалет за водой, Беркут кивнул новому дежурно-му в конце коридора. Рыжеволосый капитан лет 25-ти только несколько часов назад как заступил на смену и вероятно ещё даже не успел заглянуть в журнал, где сменщик должен был оставить для него соответствующую запись.
       - Товарищ подполковник?! - удивлённо воскликнул новенький. Перед ним на столике дымился стакан рубинового чая.
      - Понимаешь, в кабинете заработался, - ответил Беркут. - Срочно надо было кое-что закончить, скоро ведь на космодром улетаю.
      - А тут ваша жена звонила, спрашивала, не знаю ли я где вы. Я дал ей несколько телефонов, потому что не знал, что вы тут, - стал оправдываться парень с виноватым видом.
      - Всё нормально. Вы правильно поступили, капитан. Я вчера был немного не того, потому ей не позвонил. - Беркут произнёс это просто, доверительным тоном, давая понять, что субординация между ними при данных обстоятельствах необязательна.
      - Хотите чаю? - заметив в его руке пустой чайник, парень протянул свой стакан Беркуту. - Я только что заварил.
      Павел в задумчивости остановился, и капитан радостно принялся его уговаривать:
      - Настоящий индийский! Таким хорошо взбодриться с утреца. Попробуйте, товарищ подполковник! Лимон и сахар я положил, два кусочка. Если мало, берите ещё. Вот печенье "Юбилейное". Пирожки. Тёща испекла.
       Капитан принялся заваривать себе чаю в другом стакане. Павел же с удовольствием сделал глоток, смакуя ощущение разливающе-гося внутри тепла. Взял пирожок, оказавшийся с капустой и яйцом.
      - Смотри-ка, очень вкусно! Дружишь, значит, с тёщей, раз она тебя такими пирожками снабжает, - добродушно подколол дежурного Беркут, а сам пытался вспомнить как зовут-то парня: "Игорь? Да нет вроде не Игорь... Или Олег? Не помню, хоть убей! Мы ведь с ним так вот напрямую ни разу прежде не разговаривали; бывало оказывались рядом в курилке, на собраниях или в буфете, здоровались, иногда что-то обсуждали в общей компании".
       Месяца полтора назад было такое обсуждение, которое отложилось у Павла в памяти. Старик завхоз местного клуба жаловался им, что скопил с женой деньжат на покупку домика в деревне. Нашли подходящий по Казанской дороге. Сговорились с хозяином. Купили. Весной привозят вещи, а дом занят. Хозяин говорит: "Я продавать раздумал". - "А деньги?" - "Никаких денег не брал". Пострадавшие бросились в суд. А им там: "Чем можете доказать обман?" Доказательств нет. И, как говорится, плакали их денежки.
       Все тогда стали сочувствовать старику. А этот капитан сказал ему: "Надо было договор купли-продажи в нотариальной конторе заверить". И вроде как сослался на какого-то своего родственника, который мог бы в этом завклуба помочь, прояви он вовремя прозорливость и осторожность. Совет этого парня Беркуту запал в память.
      - Слушай, ты вроде говорил, что у тебя знакомый нотариус есть? - спросил Павел.
      - Да, у моего бывшего одноклассника брат! - с готовностью подтвердил капитан
      - Послушай, не в службу, а в дружбу! Ты не мог бы организовать, чтобы я к нему сегодня подскочил? Мне срочно надо оформить кое-какие документы.
      
       Андрей Князев, которому Павел позвонил сразу после этого разговора, без вопросов согласился одолжить ему на денёк свой "Жигулёнок". Так что теперь он снова был на колёсах. И к пяти часам провернул всё дело. Ему действительно повезло с этим нотариусом. Юрист, к которому его направили, оказался хоть и молодым, но очень толковым. Обошлось без бюрократизма и долгой бумажной волокиты: попросив привезти лишь самый необходимый набор документов и справок, нотариус всего за пару часов всё оформил. Дело-то, в общем, было простым, ведь никто ни у кого ничего не оспаривал, не собирался ожесточённо грызться за собственность и ценности. Таким образом Павел обеспечил жене безбедную жизнь на случай своей гибели. Правда для этого ему пришлось нарушить негласный запрет на завещания, который действовал в отряде космонавтов - предполагалось, что советский космонавт не может испытывать ни грамма сомнения в абсолютной надёжности советской ракетно-космической техники. Ну да стоит ли теперь обращать внимание на такие мелочи!
      
       Итак, на часах было только пять, а он уже свободен. Лишь во рту до сих пор маковой росинки не побывало, - от голода аж живот сводило. Очень кстати всего в паре кварталов отсюда, на Ярослав-ской улице, позади новой гостиницы "Космос", построенной французами, имелась очень неплохая чебуречная - любимое место обеда таксисов, а эта публика хоть и непритязательна, но понимает толк в сытной и качественной еде.
       Всё свободное пространство возле закусочной оказалось занято таксомоторами, пришлось припарковаться метрах в трёхстах - напротив Института психологии, и немного пройтись пешком. У входа в чебуречную тёрся какой-то парень подозрительного вида. Павел успел перехватить его короткий внимательный взгляд, неприятный субъект тут же поспешил отвернуться.
       Отстояв очередь к кассе, Беркут оставил продавщице 51 копейку, плюс ещё 15 за кофе, и отошёл от раздаточного окна с картонной тарелкой в руках, на которой аппетитно дымились и сочились горячим соком три сочных чебурека. С пылу с жару.
       На стойке возле стены стоял внушительных размеров титан с кофе с молоком. Конечно, кофе этот напиток можно было назвать с большой натяжкой, на самом деле это была сладковатая светло-коричневая бурда на основе цикория и ячменя, но Беркут умел быть столь же неприхотливым, что и таксисты, теснившиеся за высокими столами без стульев.
       Двое из них как раз закончили есть, и Павел поспешил занять освободившееся место возле окна. Прежде чем приступить к еде, он огляделся. Место тут в самом деле соответствует вкусам нетребовательной к внешнему оформлению публики. Единствен-ным украшением интерьера был плакат: "У нас порядок такой: поел - убери за собой!".
       Хм, зато чебуреки здесь - что надо! Золотистые, пузырчатые, с хрустящей корочкой. Только очень горячие, даже обжигающие, наполненные раскалённым бульоном. Как не распаляет тебя от аппетита, а спешить нельзя - обожжёшься. Есть их надо правиль-но, чтобы не пролить половину бульона.
       Занятый чебуреками, Беркут вероятно далеко не сразу заметил, что его нахально фотографируют через прозрачную витрину. Неугомонная американская журналистка нагло щёлкала его своим "Никоном" - жадно поедающего чебурек, с лоснящимися губами и залитым жиром подбородком! На этот раз никакой галлюцинации, беспардонное подглядывание было абсолютно реальным. И пока Павел соображал, как ему поступить, к американке подскочил тот самый парень, что тёрся у входа, выхватил из рук у никак не ожидавшей нападения корреспондентки фотоаппарат и выдрал из него плёнку. Опомнившись, Флоренс сама отважно набросилась на крепкого бугая: стала кричать, размахивать пластиковым репортёрским удостоверением, требуя вернуть ей камеру. Несколько прохожих остановились и стали грозить хулигану милицией. Какой-то крепкий таксист тоже вступился за девушку.
       Парень повёл себя необычно. Мгновенно стал вежливым, даже заулыбался рассвирепевшей иностранке. И вроде бы согласился отдать взятое, но едва Флоренс протянула за фотоаппаратом руку, налётчик будто случайно уронил камеру на асфальт...
      
       Через пару минут Беркут вышел из чебуречной и подошёл к сидящей на корточках корреспондентке. Перед ней на асфальте лежали осколки разбитого объектива. Флоренс была страшно расстроена. С удручённым видом осматривала пострадавшую аппаратуру.
       Таня подняла полные злости глаза на виновника её бед, ей требовалось выплеснуть на кого-то свою ярость:
      - Можете радоваться! Плёнка засвечена. 2500 тысячи долларов на ветер!
      - Но вы же сами устроили на меня пиратскую охоту. Если бы вы не действовали исподтишка, ничего бы не случилось.
      - Просто я не финк (будучи в сильном волнении она могла переходить на английский), - не подозревать, что советские космонавты нанимают гангстеров в бодигарды - бить репортёров.
      - Не говорите ерунды, я не натравливал на вас этого быка.
      - Но он риэлли работает на вас! Перед тем как уйти этот бэд гай сказал мне на ухо держаться от вас подальше или нэкст тайм он мне ноги повыдёргивает как спички... У вас, у русских, что - принято так делать защита приватное пространство для селебре-тис?
      - Говорю вам, я его впервые вижу!
      - Почему я должна вам верить? Я была на пресс-конференции, но вас там не было. Вы обмануть меня.
      - Я вас не обманывал. И мне жаль, что с вами это случилось.
      - Риэлли? - На лице американки всё ещё читалось недоверие. - Это правда? Но в прошлый раз вы говорили, что будете рады, если мне разобьют камеру или даже фейс.
      - Чего не скажешь в запале. На самом деле у меня и мысли такой не было. Если хотите, давайте прямо сейчас устроим фотосессию, у вас ведь наверняка есть запасные фотокамеры?
       Выражение лица американки всё ещё оставалось сердитым, тем не менее она согласно кивнула, и вытащила из сумки запасной объектив взамен разбитому.
      - Но прежде хотите я угощу вас отличными чебуреками, правда кофе тут паршивый. Поэтому уговор - потом вы угостите меня нормальным кофе в баре вон той гостиницы, - он указал на громаду отеля "Космос". - Ну как, по рукам?
       - Окей! - американка с громким хлопком, что есть силы хлопнула по его подставленной ладони.
      
      Глава 77
       Уплетая порцию чебуреков, Таня призналась:
      - Я немного опоздала на пресс-конференцию и видела из проез-жающей машины как вы выходили из здания. К сожалению, я не успела к вам подойти, вы куда-то сразу скрылись. Но мне хорошо знакомо это выражение лица. У вас был такой "заблудившийся" взгляд... Однажды на студенческой вечеринке один парень дал мне конфету, я не знала, что она пропитана ЛСД. Я на два часа отправилась в психоделический трип. Это был гуд трип, я имела приятные галлюцинации, но по вашему лицу мне показалось, что у вас был бэд трип - плохое путешествие.
      - Во, во, "гуд трип", - с мрачной издёвкой повторил Беркут. - Через эту дурь ваша хвалёная Америка когда-нибудь накроется медным тазом. Вот в Советском Союзе этой гадости нет и никогда не будет!
      - Почему же тогда вы убежали с собственной пресс-конференции? - глядя на него с нахальной усмешкой, поинтересовалась американка.
      - Кто вам сказал такую чушь! Мой напарник по экипажу всё объяснил вашим коллегам.
      - Ваш напарник - обычный лжец! Он просто прикрывал вашу и свою задницы, - бескомпромиссно заявила Таня, всем своим видом демонстрируя, что уж она-то знает жизнь. - Вот вы - другое дело! И у меня такое чувство, что вы созрели, чтобы рассказать мне что-то важное. - Последнее предложение "заокеанская хитрованка" пропела нежнейшим голоском, глядя на него почти влюблёнными очами.
      
       Они вышли из чебуречной, пересекли наискосок проезжую часть по направлению к Ракетному бульвару. И через пару сотен метров оказались посреди парковых дорожек и высоких кустарни-ковых изгородей. Гуляющих почти не было, уединённая скамейка идеально подходила для приватного разговора. Американка включила диктофон и выжидающе уставилась на него.
       "Слить ей Ненашевский компромат о том, что некоторые наши подлецы могли тайно расправиться с любимцем всей страны? - размышлял Беркут. Однако он не мог не задуматься о последстви-ях каждого произнесённого им теперь слова, а потому не спешил начинать. Недавний визит на Старую площадь и особенно визитка генерала КГБ Андронова, которая лежала у него в кармане, делали его особенно осмотрительным. Сейчас он не в лучшей позиции, чтобы что-то предпринимать, поэтому разумнее выждать, а американка пыталась на него давить. В шахматах это называется цугцванг - "принуждение к ходу" - положение, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции.
       "Ещё один неверный, поспешный шаг - и в следующий раз меня могут уже не откачать. Да и зачем этой буржуазной девице знать про свинцовые мерзости нашей жизни? Это для нас потеря Гагарина, академика Ненашева, - незаживающая рана и несмыва-емый позор, а для неё - просто очередная нарытая сенсация, рывок в карьере, многомиллионный ценник!.. Нет, всё правильно, лучше всё же затаиться на какое-то время. Пусть мне вначале что-нибудь ответит Камчатов. Пока остаётся надежда законным способом добиться наказания виновных, не вынося сор из избы, глупо горячиться. В конце концов, я буду удовлетворён даже если в результате возобновлённого расследования какая-нибудь высокопоставленная мразь, припёртая к стенке неоспоримыми доказательствами, согласиться признать свою причастности к гибели Гагарина в обмен на гарантии собственной неприкосновен-ности и сохранение тайны следствия. И пусть этот подонок будет настаивать, что он вообще-то не убийца, мол, просто его подчи-нённые неправильно всё истолковали и действовали без его ведома, мне достаточно будет, что он наложит штаны со страху, и понесёт пусть даже минимальное наказание. Мне и этого будет довольно. Потому что я не вчера на свет появился и понимаю, что не всех можно отправить под суд, припечатать газетной строкой к позорному столбу. Так пусть хотя бы каются, униженно оправды-ваются...".
       Правда шансов даже на такой исход было не густо. Поэтому Павел принял для себя решение, что выждет ещё дней десять, и уж если никакой реакции на его служебную записку не последует, ну тогда что ж, тогда американка вполне может стать его последним шансом на справедливость. Впрочем, в запасе у него остаётся киноплёнка и ещё кое-что, но козыри он приберегал для решаю-щего разговора с генералом Камчатовым.
      
       Видя, что русский никак не реагирует Флоренс с истинной американской прагматичностью рассудила так: откровенность, это товар, который требуется оплатить встречной откровенностью, и призналась:
      - У меня тоже есть интересная информация по нашей американ-ской программе, это будет бомба! Такая сенсация сделает меня звездой, - Она произнесла это с чисто репортёрской самонадеян-ностью.
      - Если вы решили продать ваши американские космические секреты, то обратились не по адресу, вам надо в КГБ, - вяло отшутился Беркут.
       Таня могла бы обидеться, но её уже распирало, она заговорила очень сумбурно:
      - Вероятно я сошла с ума, но у нас в Штатах только так молодая журналистка может войти в топ. Информация всё время маячила на горизонте и лишь незадолго до приезда сюда в СССР мне удалось выйти на нужных людей, которые приоткрыли мне глаза на тщательно скрываемую истину. Это будет грандиозная афера. Обман тысячелетия! И я намерена его обнародовать. Я познакоми-лась с человеком, который работает с одним крупным голливуд-ским режиссёром, у них там готовятся грандиозные съёмки. Строятся декорации за миллионы долларов. Для этого им предоставлен целый секретный павильон на месте бывшей армейской киностудии, там в сороковые годы снимались учебные фильмы для армии и ЦРУ. Всё очень серьёзно, раз они, - я имею в виду ЦРУ и НАСА, - привлекли создателя "Космической Одис-сеи", который дрожит за свою жизнь перед американскими секретными службами. Вы понимаете?
       Беркут кивнул головой и подумал: "Для знаменитого режиссёра, специализирующегося на околонаучной фантастике, нет лучшего способа отрекламировать будущий блокбастер, чем запустить подобную "утку". Главное придать ей правдоподобность, чтобы побольше таких вот доверчивых журналистов в неё поверило". Впрочем, грех было не воспользоваться возможностью узнать какие-нибудь любопытные подробности о реальной американской программе полёта на Луну из первых рук. А девчонка всё же профессионал и набита любопытной информацией.
       С бульвара они быстро переместились в валютный бар интури-стовского отеля, где Таня, как и обещала, угостила его отличным бразильским кофе.
       - В том журнале, который вы оставили в машине для меня, - напомнил ей Беркут, - было много интересного о вашей лунной ракете Сатурн-5 и корабле "Аполлон". Вы сами-то видели эту ракету?
      - Бутафория для публики! - безапелляционно заявила Таня, обмакивая круассан в кофе. Она глотала крепчайший, - очень сладкий чёрный кофе, сваренный по-турецки, - с такой скоростью, - заказывая каждые полчаса новую чашку, - что её мозг должен был просто кипеть образами и идеями. При этом гиперобщитель-ная американка успевала перебрасываться шутками и разными фразочками со знакомыми, которых у неё тут оказалось чуть ли не половина бара. Павлу не слишком нравилось, что собеседница то и дело отвлекается на посторонние разговоры, Флоренс это заметила и предложила:
      - Пойдём ко мне в номер посидим, там нам никто не помешает, - она предложила это так просто, что он согласился. А потом засомневался, верно ли поступил. Павел шёл за ней по гостинич-ному коридору, а внутренний голос тревожно нашёптывал: "Смотри, приятель, доиграешься. Она же американка! Этот полуромантический визит в её номер ещё может тебе ой как аукнуться. Теперь в твоём досье в Комитете государственной безопасности наверняка появится неприятная отметка "склонен к несанкционированным контактам с иностранными журналиста-ми".
       Вспомнилось, как в 1958 году по прибытию к новому месту службы в дальневосточный полк противовоздушной обороны молодое пополнение лётчиков выстроили на плацу, и суровый командир полка прохаживался перед строем, вглядываясь в незнакомые лица лейтенантов и капитанов, и отчётливо так вещал, что у стоящих в передней шеренге уши закладывало от его громового голоса: "Запомните, салаги, на тот случай, если кто-нибудь из вас увлечётся охотой и преследуя нарушителя "случай-но" покинет воздушное пространство СССР. Пощады вам не будет! Отныне вы пограничники! А граница священна. Настоящий пограничник, - даже если ему случится по пьяни затащить в койку иностранку, - приготовившись запихнуть в неё свой член, в последний момент обязательно вспомнит, что "пересечение госграницы - есть преступление, караемое по всей строгости" ...
       И хотя это было давно, и с тех пор Беркут немало поездил по миру, сидел в нём какой-то внутренний страшок перед иностран-цами, особенно из западных стран. Но отступать было поздно.
      
       Они примерно час провели в её комнате. Здесь разговаривать действительно оказалось удобней, никто им не мешал. Вначале Павел был очень зажат, ему даже казалось, что его щёки преда-тельски покраснели. Даже сердился на себя, пытался бороться с этим волнением, в конце концов он не собирается выдавать государственных тайн! Но от внутренней борьбы становилось только хуже.
       Но постепенно он расслабился и даже не заметил, как пролете-ло время. Таня вела себя так, будто своя в доску, говорила с ним как со старым знакомым. Свою роль сыграл и ликёр, который хозяйка извлекла из бара.
      - Главный секрет американской лунной программы спрятан совсем в другом месте! - откровенничала с ним Флоренс. - Но даже если я когда-нибудь проберусь туда, живой мне оттуда будет выбраться не просто, - она немного погрустнела.
      - Тогда зачем так не рисковать? Неужели среди ваших коллег-мужчин не найдётся парочки героев, готовых рискнуть во имя идеалов свободной прессы, - Павел произнёс это в шутку что ли, ведь пока разговор казался ему каким-то не слишком серьёзным. А оказалось тронул болезненную тему.
       - Свободная американская пресса становится мифом! - девчонке неприятно было признаваться в этом русскому военному, но, как говориться, "наболело". - На самом деле в большинстве наших изданий свирепствует закамуфлированная жёсткая цензура, которая указывает журналистам о чём им можно писать или снимать репортажи, а о чём - не желательно, если они хотят иметь работу. Но я всегда была вольной птицей, и сама решала, что мне интересно. Мне нельзя приказать, потому что терпеть не могу заказное дерьмо! Друзья зовут меня "молнией", таков мой стиль. И не только в работе. Даже при захвате парковочного месте, - Таня самодовольно ухмыльнулась, и заявила: - Наплевав на все табу, я выяснила, что все несогласные молчать о закулисе того, что происходит сейчас в святая святых нашей космической програм-мы, погибают. NASA устранило тех, кто не хотел хранить тайну о лунной мистификации. А когда программа "Аполлон" набрала ход, астронавты почему-то вдруг сразу прекратили погибать в катастрофах, хотя до этого мёрли как мухи. Странно, не правда ли?
      - В смысле?
       Тут её окончательно понесло:
      - Потому что остались лишь те, кто принял их правила игры! Несогласные уже на том свете! Теодор Фримен, Эллиот Си, Чарльз Бассетт, Эдвард Гивенс, Клифтон Уильямс, Вирджил Гриссом, Эдвард Уайт, Роджер Чаффи, Майкл Адамс, Роберт Лоуренс и Рассел Роджерс. Один при возвращении из высотного полёта потерял контроль над самолётом и по непонятной причине единственный из экипажа не смог катапультироваться. Истреби-тель другого взорвался прямо в воздухе - бумс! Третий, будучи опытнейшим пилотом, налетавшим тысячи часов на истребителях, совершил простительную лишь зелёному новичку ошибку при расчёте захода на посадку; его напарник успел катапультироваться и выжил, а кандидата в астронавты размазало по бетону посадоч-ной полосы. Третьего убили уличные грабители... Список нелепых трагедий можно продолжать и дальше.
       Нашим президентам Кеннеди, Джонсону и Никсону как воздух необходим успех программы "Аполлон"! Конечно, у каждого из них свои резоны и все они очень веские. Главный же: впервые после триумфа вашего Гагарина попытаться обогнать Советский Союз в космической гонке, это означает снова возродить миф о величии Америки и навечно вписать своё имя в пантеон великих президентов наравне с Вашингтоном, Линкольном, Джефферсо-ном, Рузвельтом.
       Нынешний президент Никсон балансирует на грани импичмента из-за постоянных скандалов. Ему позарез необходимо отвлечь внимание от войны во Вьетнаме, создать себе имидж успешного политика, ради этого пройдоха с лёгкостью пустится в любую аферу.
      
       Поле столь впечатляющего спитча журналистка торжествующе взглянула на Беркута.
       Но на мужчину всё сказанное девчонкой будто не произвело особого впечатления. Русский поднялся, пояснив, что ему пора.
      - А как же интервью? - напомнила ему Флоренс.
      - Да-да, - забормотал он, прикидываясь старым и забывчивым.
      - Вы же обещали! - вскочила вслед за ним Паула, едва не опрокинув бокал с недопитым бренди.
      - Вот вернусь из полёта - туманно пообещал он.
      - Но мне могут в следующий раз отказать во въездной визе в СССР? - растерялась Флоренс. И выразительно взглянула на постель. Повисло неловкое молчание.
      - Тогда я в душ? - вопросительно осведомилась американка, теребя перламутровую пуговку на блузке у себя на груди, а сама глядела на него так изучающе, будто стараясь понять, нравится ли она ему как женщина.
      - А давайте лучше так, - предложил он другой вариант, - у меня после полёта запланировано большое международное турне. Вы могли бы приехать для разговора скажем.... - он задумался.
      - Может, Мюнхен, - сама предложила Паула. - ФРГ входит в маршрут вашего тура? У меня там много знакомых, и я отлично знаю город.
      - Нет! - с ходу забраковал он. - Бывшее логово фашистского зверя для нашей встречи не подходит. В США я тоже откровенничать с вами не стану. Несмотря на то, что отношения между нашими странами в последнее время потеплели и что объявлена разрядка международной напряжённости, я советский офицер. Холодная война не закончена. Поэтому давайте будем говорить не нейтраль-ной территории. Варшава вас устроит?
      - Лучше Белград - предложила компромисс Паула. - В Югосла-вию американцам проще всего получить разрешение на въезд.
      - Договорились. Тогда до встречи в Белграде.
      
      Глава 78
       Оставив американку в баре отеля "Космос", где она снова присоединилась к компании своих соотечественников, Павел вышел из гостиницы и не спеша направился обратно к чебуречной, возле которой оставил князевские "Жигули". Синий вечер только начинал вступать в свои права, но Ярославская улица уже почти опустела: по пути Беркут не встретил ни одного прохожего, лишь время от времени мимо проезжали автомобили.
       Подходя к машине, он неожиданно обнаружил, что в салоне на переднем пассажирском сиденье сидит незнакомая девица.
      - Как вы здесь оказались?
      - Простите, мне стало дурно, - робко, через слово застенчиво опуская глазки, стала оправдываться незнакомка. - Я понимаю, как это глупо выглядит, но, чтобы не упасть, мне пришлось опереться на вашу машину. Случайно я обнаружила, что дверь не заперта, и чтобы не упасть села.
       Павел помнил, что закрыл автомобиль на ключ, но нежное создание так застенчиво покраснела, что заставила его усомниться даже в себе. Такая не станет обманывать. Сразу видно, что умненькая - в "ботанических" очёчках. Стыдливо прикрывает выглядывающие из-под юбки коленки толстым журналом "Новый мир". Такие литературные "толстяки" читает лишь мозговитая публика с духовными запросами. В "Новом мире" печатались молодые Солженицын, Аксёнов, Виктор Некрасов и другие самые серьёзные и талантливые писатели и поэты для продвинутой думающей аудитории.
       Продолжая разглядывая незнакомку, Беркут отметил, что волосы у неё почти того же рыжего цвета, что и у Даши. И голову она держит немного склонённой набок, в тревоге ожидая реакции хозяина на своё появление в чужой машине.
      - Вам уже лучше? - заботливо осведомился Беркут, ещё не зная, что ему делать с этим застенчивым очкариком. - Если хотите, я могу отвезти вас домой, где вы живёте?
      - Тут неподалёку! Я живу с родителями и младшим братом на "Лосинке"! - обрадовалась девушка. - Мама будет очень вам благодарна, она заплатит вам за проезд.
      - Не говорите, глупости. Мне это ничего не будет стоить. Через двадцать минут будете дома.
      - Ой, спасибо вам! - с явным облегчением оживилась незнакомка. - А то я всё ещё чувствую себя неважно, боюсь, что в трамвае или в электричке мне снова может стать дурно.
       Мужчина аккуратно захлопнул пассажирскую дверь и стал обходить машину спереди. При этом он продолжал наблюдать за незнакомкой. Что-то его насторожило. Уже взявшись за водитель-скую дверь, Беркут обострённым восприятием ощутил на себе чей-то пристальный взгляд и повернул голову. Наискосок, у входа в третьесортную гостиницу "Колос", где обычно селились команди-рованные без хороших связей в столице, стояла серая "Волга", а в ней двое. Стоило ему посмотреть в их сторону, как мужики в "Волге" сразу сделали вид, что им дела до него нет.
      - Или знаете что... давайте лучше я вам такси сейчас поймаю, - передумав, предложил девушке Беркут.
       Она удивлённо взглянула на него и ничего не понимая пролепетала:
      - Дело в том, что у меня с собой меньше двух рублей, этого мне не хватит.
      - Ничего, я заплачу.
      - Так неправильно, меня мама будет ругать.
      - А вы ей ничего не говорите.
       Мужчина ободряюще улыбнулся незнакомке. Щёки девушки зарумянились. Приоткрыв влажные губы, она провела по ним розовым язычком. Потом отложила в сторону журнал и кокетливо поправила подол юбки, теперь специально обнажив голые коленки. Столь резкий переход к откровенному флирту утвердил Беркута в худших подозрениях. Он снова скосил глаза на "Волгу". Как будто сидящие в ней двое, - чем-то похожие друг на друга словно близнецы, - уже попадались ему раньше на глаза. Один из них как раз вышел из машины чтобы не мусорить, а опустить бумажный стаканчик из-под мороженого точно в урну, до которой надо было пройти от машины с десяток шагов. Настоящий аккуратист, такой никогда ничего не бросит на землю - ни бумажку, ни окурок. И внешность у него аккуратная, неброская внешность - ровно подстриженные бачки, губы в ниточку. Черты лица - нос, глаза, уши - всё среднестатистической формы и размера, так что глазу не за что зацепиться - ни одной особой приметы. Совершенно стандартная внешность. Для работы гэбешными шпиками-филёрами именно таких неброских ребят обычно и набирают...
       Между тем неприятно удивлённая его колебаниями девица сняла с себя очки, встряхнула чёлкой и захлопала на него пушистыми ресницами, призывно играя красивыми глазами. Она всё больше напоминала ему Дашу. Между ними определённо было какое-то сходство, примерно тот же типаж...
       Резко меняя тактику поведения, девица развязно усмехнулась:
      - Что же вы... К вам такая женщина сама подсела, а вы будто сомневаетесь... Кстати, меня Дарья зовут. Я студентка. Уверена, что с таким интеллигентным мужчиной, как вы, мы могли бы найти общие темы для разговора...
      Ничего не ответив, Павел быстро зашагал прочь. За спиной раздался сердитый окрик:
       - Гражданин, стойте!
      И следом ещё более резко:
      - Остановитесь! Я вам говорю!
      Оставаясь сидеть в машине, девица стала орать на всю улицу:
      - Держите негодяя, он пытался меня изнасиловать!
      От этого крика у Беркуту страшно захотелось опрометью броситься в ближайший двор, нырнуть в первый попавшийся подъезд и затаиться, но заносчивое убеждение "что космонавты в прятки не играют и не драпают" не позволило. Тем более, что навстречу ему из-за угла винного магазинчика уже вынырнул наряд милиции.
      - Предъявите документы, гражданин! - строго потребовал начальник патруля в звании старший сержант. Взглянув в удостоверение, он поднял удивлённые глаза на Беркута: то, что им попался космонавт, не могло не ошарашить патрульных, тем не менее, они не собирались делать ему поблажек.
       В сопровождении троих "стражей порядка" Беркуту пришлось вернуться к "Жигулям"
      - Это ваша машина? - строго спросили у него.
      Отпираться было бессмысленно.
       - Попрошу права и документы на автомобиль! - потребовали старший патруля.
      - Вам знакома эта гражданка?
      - Нет, впервые вижу.
      - Как же она оказалась в вашей машине?
      - И вас попрошу документы, гражданочка, - обратился к визгливой девице второй милиционер с бегающими под лакированным козырьком фуражки глазками. Внешность у него была откровенно неприятная - короткий вздёрнутый нос с будто вывернутыми наружу широкими ноздрями. От верхней губы к носу шёл шрам, вероятно оставшийся от заячьей губы. Тёмные круги вокруг белёсых глаз. Все эти черты придавали ему сходство с вурдалаком.
       Девица, снова прикинувшись "сиротой казанской", жалобно заблеяла:
      - Я несовершеннолетняя. Мне только 17 исполнилось. Товарищ милиционер, я так испугалась, всё произошло очень неожиданно... Мне по дороге стало плохо. Этот тип сам подошёл ко мне, спросил, что со мной, и предложил подвезти домой или в больни-цу. Я была как в тумане и плохо осознавала, что делаю. Он заманил меня в свою машину, после чего заблокировал двери, стал угрожать, требуя от меня близости. Я пыталась сопротивляться, тогда он набросился на меня, как дикое животное, стал рвать на мне нижнее бельё, вот полюбуйтесь! Он мне колготки разорвал! Я стала кричать. Он испугался и побежал.
       После того, как несовершеннолетняя обвинила его в попытке изнасилования старший наряда принял решение задержать подозреваемого. Тем более, что и свидетелей преступления искать не пришлось, - двое, якобы всё видевших мужчин, появились сами.
       Павлу казалось, что всё происходит не с ним, или в дурном сне, настолько всё выглядело нереально. Он в роли пойманного маньяка!
       Разбирательство происходило неподалёку от главного входа в здание Института психологии Академии наук. Из его дверей появилась пара - мужчина и женщина, лет 50-60, с седыми волосами, одеты со вкусом, но немного старомодно. Пожилые интеллигенты направились прямиком к ним.
      - Что вам нужно, граждане? - строго взглянул на них старший милиционер. - Следуйте своей дорогой и не мешайте работе сотрудников правопорядка. Посторонним здесь не место!
       Но немолодая гражданочка и бровью не повела:
      - Мы - не посторонние. Какие же мы посторонние, если мы всё видели?! Мы - свидетели! Потому что обратили внимание на её неадекватно-реактивное поведение - седая дама уверенно указала на "пострадавшую". - Эта молодая особа сама забралась к нему в машину, когда гражданина ещё даже не было поблизости.
       Высокий сухопарый спутник зоркой свидетельницы веско кивнул своей красивой седой головой в шляпе в подтверждение этих слов.
      - Постойте, постойте, граждане! - предупреждающе вскинул руку начальник патруля. - Вы хотите сказать, что вам что-то могло померещиться в сумерках? Хотя, как я понимаю, вы находились даже на не улице, а в здании... И на основании своих смутных "видений" вы пытаетесь воспрепятствовать задержанию подозре-ваемого в общественно- опасном преступлении?.. И возможно даже помочь потенциальному преступнику избежать наказания, я вас правильно понял?
      - Нет, не правильно! - словно отрезала свидетельница.
      - А вы слышали что-нибудь про статью в уголовном кодексе об ответственности за дачу заведомо ложных показаний? - перешёл к явным угрозам милиционер с внешностью вурдалака, неприятно сверля пожилую чету своими запавшими глазами ожившего мертвеца.
      - Послушай, Лотта, может нам действительно не стоит в это ввязываться? - забеспокоился высокий старик.
      Беркут с ужасом подумал, что если сейчас эти двое посланных ему небом свидетелей откажутся и уйдут, то он влип по самые ноздри. К этому времени Павел уже успел мысленно списать себя "в расход", ибо полностью отмыться от такого грязного обвинения будет очень трудно. Конечно, никто из тех, кто его знает, не поверит в его виновность, все будут считать, что произошла трагическая ошибка. Но подобные провокации затевают с дальним расчётом, чтобы, если даже и не посадить человека, то уж наверняка уничтожить его репутацию, вымазать в грязи, навсегда лишить честного имени.
       Когда эта подставная Мальвина и бывшие поблизости наготове менты взяли его в клещи, у него возникло такое чувство, будто внезапно провалился в трясину: тебя засасывает в липкую вонючую жижу и нет ничего поблизости, за что можно ухватиться, чтобы задержать свою гибель. И никто не подаст тебе спаситель-ную руку. За эти минуты он всё для себя решил. Главное, чтобы из милиции его на время следствия выпустили, хотя бы под подписку о невыезде. На работе в служебном сейфе у него хранится наградной "Макаров". Только с его помощью можно избежать бесчестия. Тогда есть надежда, что дело замнут, чтобы не придавать широкой огласке позорный инцидент с участием космонавта. Раз нет человека - то нет и уголовного дела. Надо только всё сделать наверняка, чтобы не покалечиться, а именно сразу самоликвидироваться. Среди обычных людей такое редко встречаются, - чтобы в течении всего нескольких минут принять решение всадить себе пулю в мозг. Ужас перед смертью как таковой - почти непреодолимый барьер для любого. Добавьте сюда страх перед болью, дрожь перед чёрной бездной небытия, чувство вины перед родственниками, внезапно накатившую жалость к себе, и вот вы уже готовы смериться с любым унижени-ем и позором... Но только не он! За свою жизнь Павел уже не в первый раз готовился умереть. Поэтому так быстро принял предельно жёсткое решение. Единственное что его занимало - никто не может быть уверен в последствиях любого способа убийства себя. Поэтому для верности надо будет залить в ствол пистолета воды, тогда выстрелом ему разнесёт половину черепа. За то время, что у него есть, необходимо продумать каждую мелочь... Даже короткое время, проведенное на войне, научило его планировать и готовиться к смерти заранее, чтобы не пропустить нужный момент. Ведь в Корее из-за потери сознания он едва избежал плена и бесчестия.
       Поэтому, когда свидетель в шляпе заколебался, Павел решил, что с ним всё кончено. Но, если он всё сделает правильно и успеет ликвидировать себя быстро, то, пожалуй, ему даже могут устроить приличные похороны с некрологом в газетах, в котором напишут какую-нибудь чушь про героическую смерть во время испытаний новейшей техники... Но тут выяснилось, что пожилая дама ( в отличие от своего супруга) - отнюдь не робкого десятка и умеет бесстрашно отстаивать свою позицию. Она подошла к Беркуту и, протянув ему маленькую сухонькую ладонь, заверила:
      - Можете положиться на нас! Мы вас не бросим. Мы с мужем знаем, что вы не виноваты и будем до конца на вашей стороне. Сейчас не то время, чтобы можно было огульно обвинять человека в преступлении, которого он не совершал.
      - А какое у вас разрешите узнать зрение? - раздражённо поинтере-совался у старушки один из милиционеров с погонами старшины.
      - Достаточное, чтобы отличить истину от лжи! - едко бросила в его сторону седая дама.
      - И всё-таки я не понимаю, чего вы добиваетесь? - вырвалось у начальника патруля, который не мог скрыть, что раздосадован тем обстоятельством, что с появлением незапланированных свидете-лей у них всё пошло наперекосяк.
      Потеряв терпение пожилая свидетельница перебила его:
      - Какой же вы непонятливый, молодой человек, а ещё в милиции служите! Неужели к вам на работу не отбирают по уровню интеллекта?
      - А это вас уже не касается, гражданка! - сурово буркнул старший сержант.
      - Напрасно вы так думаете, - с чувством превосходства заметила ему старушка. - Мы с моим супругом работаем в этом здании сорок лет. Мой муж - доктор наук. Я тоже кандидат психологиче-ских наук. Нас часто приглашают для консультаций на Петровку 38. В своё время мы с мужем даже написали специальный учебник для Академии МВД.
       После таких слов милиционеры стали вести себя вежливее и больше не пытались перебивать зоркую свидетельницу, которая продолжала рассказывать:
      - Окна нашей лаборатории выходят прямо на эту улицу. Так вот, мы обратили внимание, что девушка ведёт себя неестественно - озирается, будто опасается чего-то. Один их тех мужчин помог ей открыть дверь машины, - пожилая свидетельница кивнула в сторону "Волги" с наблюдателями, - вам обязательно нужно их тоже допросить.
       В этот момент серая "Волга" сорвалась с места и, круто развернувшись через сплошную полосу, на большой скорости скрылась из виду. Это произошло так быстро, что милиционеры даже не успели зафиксировать её номера. Впрочем, они не очень-то и пытались. Свидетельнице ничего не оставалось, как продол-жить свой рассказ:
      - Они минут пять возились с замками, прежде чем девица забралась в машину.
       - Если говорить точнее, то четыре минуты сорок секунд - педантично поправил супругу седовласый доктор наук.
      Боевитая старушка с нежностью взглянула на своего долговязого мужа и с улыбкой пояснила, обращаясь к Беркуту:
       - Мой супруг помешан на точности. Я ещё в шутку сказала мужу, что вероятно перед нами банда угонщиков, раз они так быстро умеют вскрывать чужие машины. Вначале мы сами собирались вызвать милицию, но так как после этого некоторое время ничего более не происходило, то, дабы избежать ошибки, решили ещё понаблюдать. Развязка произошла прямо на наших глазах.
       Один из патрульных взял неудачливую провокаторшу за локоть.
      - Да что вы им верите! - взорвалась девица, которая была просто в бешенстве от того, что вся задуманная кем-то ловушка, в которой ей была отведена роль подсадной утки, так нелепо идёт насмарку. Ткнув пальцем в почтенных учёных-психологов, она с ненавистью заявила: - Они же с ним заодно! Их всех надо арестовать! А на него надо наручники надеть! Он же специально меня выслеживал!
       Но "чаша правосудия" уже склонилась не в её пользу. Началь-ник патруля вернул Беркуту удостоверение и взял под козырёк.
      - Всё ясно. Приносим вам свои извинения, гражданин.
       Затем начальник милицейского наряда повернулся к девице и сурово объявил:
      - А вы, гражданка, пройдёмте с нами в отделение!
      - Будете писать заявление о попытке шантажа? - обратился он к Беркуту.
       Седовласая спасительница горячо стала уговаривать его исполнить свой гражданский долг:
      - Обязательно напишите! Надо преподать юной шантажистке урок, уж поверьте психологам с сорокалетним стажем: если вовремя не наказать начинающего преступника, то из чувства безнаказанности он обязательно пойдёт на новое преступление.
       Но обескураженная девица вдруг стала плакать и каяться, прося прощения, и Беркут на радостях махнул на неё рукой, мол, пусть уходит.
      
      Глава 79
       К моменту его возвращения домой Вика смотрела в гостиной телевизор.
      - Привет, - крикнула она ему из комнаты, - Я искала тебя. Почему тебя не было на пресс-конференции?
      - Долго рассказывать, - сухо ответил он из прихожей, снимая куртку и ботинки.
      - Я всех обзвонила, никто не знал, где ты. Мог бы хотя бы предупредить, что не приедешь ночевать.
       С утра с ним столько всего произошло, что не было ни желания, ни сил, что-то снова выяснять. Заманчивей всего было, конечно, сразу уйти к себе в комнату и лечь спать. Но, с другой стороны, не зайти в гостиную и не обменяться хотя бы нескольки-ми фразами с женой было бы слишком жестоко, ведь завтра он уезжает.
       Вика удобно устроилась в кресле перед телевизором. Она была в шёлковом халате и в очках. Девятичасовая программа "Время" уже закончилась, жена смотрела какую-то музыкальную комедию. Перед ней стоял двухъярусный столик на колёсиках. Нижний его "этаж" был заставлен коробками с эклерами и другими кремовыми пирожными. На верхнем - тарелка с большим брикетом её любимого сливочного пломбира. Вика поглощала политое клубничным вареньем мороженое десертной ложечкой, при этом лицо её выражало блаженство.
       Вот чего он никак не ожидал, так это застать её за таким занятием, тем более в это время дня. Буквально помешанная на бескомпромиссной борьбе с лишними граммами супруга почти всегда либо сидела на жёсткой диете, либо вообще объявляла голодовку ради поддержания идеальных пропорций фигуры. И никогда не позволяла себе нарушать железное правило не есть после шести часов вечера. А тут смакует каждую ложечку, наплевав на все запреты!
      - Я так обожаю мороженое! - чуть не стонала от наслаждения супруга. - Завтра конечно буду ругать себя последними словами, когда утром встану на весы, но нельзя же вечно держать себя на строгом ошейнике! Хочешь? Ну, попробуй, это же так вкусно! - она протянула ему ложечку и раздвинула красивые ноги, показы-вая, что без трусиков. - В конце концов, живём один раз и нужно наслаждаться каждым мгновением!
       Вика вела себя так, будто не было между ними прошлого разговора.
       - Спасибо, я не голоден, только страшно хочу спать. Завтра мне рано вставать.
      - Улетаешь на космодром?
      - Да.
      - Почему всё-таки ты не позвонил мне?
      Вместо ответа Павел просто положил на подлокотник её кресла стопку оформленных у нотариуса бумаг:
      - Здесь все документы - на квартиру, машину, сберкнижка на твоё имя. В общем, всё теперь твоё. Надеюсь, ты довольна.
       В ответ Вика взглянула на него так, что он предложил:
       - Давай обойдёмся без этого. По-моему, в прошлый раз мы достаточно понятно объяснились. Я выполнил все твои требова-ния. Но зла на тебя не держу. И ты на меня не держи. В том, что произошло между нами, в сущности никто не виноват. Так уж всё получилось, чего теперь об этом говорить.
      - А если я скажу, что ношу твоего ребёнка! - ошарашила Вика.
       Павел молчал целую минуту, пристально всматриваясь в её лицо, а потом жёстко спросил:
      - Так носишь или нет?
      Вика опустила глаза. Всё было ясно. Мужчина отвернулся, бросив через плечо:
      - Ладно, я пошёл спать.
      - Подожди, прошу тебя! - остановила его Вика с мольбой в голосе и в лице. Мысленно Беркут много раз представлял себе их расставание, но всё оказалось сложней. Казалось она действитель-но потрясена, потому что брошенные во время ссоры слова - даже самые обидные, - это всё-таки одно. А когда родной тебе человек, с которым связано очень многое, вот так приходит и с ледяной, много раз обдуманной решимостью, ставит перед фактом, что завтра уйдёт и уже не вернётся - совсем другое. Земля вдруг уходит у тебя из-под ног, и будто крыша обрушивается на голову.
      - Разве нам всегда было плохо друг с другом? - допытывалась Вика, цепляясь за него глазами побитой собаки. Казалось, ещё минута, и она начнёт целовать ему ноги. - Да, знаю, что я стерва и мучила тебя, но всё равно мы ведь близкие люди, разве можно вот так?
       Она будто осталась без своей брони и вдруг стала похожа на самую обычную "земную" женщину. Оказалось (и его это потрясло), что этой холодной, расчётливой бабе тоже может быть больно, точно так же, как бывает больно почти любой на её месте, когда бросает муж. А каково было ему рвать по живому! Чувство вины обжигало физической болью. Но чёткое понимание, что так надо - разом порвать, чтобы избавить себя и её от вечной каторги, - придавало Павлу решимости. Жестоко причинять ей такую боль? Да! Но безболезненных разводов ведь не бывает.
       - Так надо, - повторил он перед тем как выти из комнаты. Быстро собрав в дерматиновый чемодан самое необходимое, Беркут заперся у себя в кабинете. Лёг на диван, отвернулся к стенке и постарался поскорее заснуть.
      
      Глава 80
       Сон его был так крепок, что Беркут ничего не слышал, лишь утром обнаружил, что дверь с другой стороны исколота и изрезана ножом.
       В квартире было холодно. Вика крепко спала в том же кресле в гостиной, но уже в уличной одежде - в джинсах, кроссовках и меховой безрукавке из волчьей шкуры, надетой поверх водолазки. Балконная дверь была распахнута, ветер раздувал тонкий тюль занавесок.
       Ещё вчера Павел решил, что уйдёт не прощаясь, потому тихо прошёл мимо, чтобы не разбудить жену.
       А вот что Марса нигде не было сильно расстроило Беркута, с ним он очень хотел попрощаться. Куда Вика дела беднягу-пса? С тяжёлым сердцем Павел прикрыл за собой входную дверь, больше в этот дом он не вернётся.
       Во дворе его ждал служебный микроавтобус "РАФ". Павел пожал руки водителю и напарнику, забросил сумку на багажную полку, плюхнулся в кресло и уставился в окно. Кулик угадал его настроение и решил пока не лезть с разговорами, и водителю Боре незаметно подал знак не тормошить командира. Шофёр "рафика" Боря был парнем понятливым, потому завёл привычный трёп на излюбленную тему:
      - Вчерашний матч, скажу я вам, был пока лучшим в сезоне. Наши едва не проиграли грузинам. Тбилисцы весь первый тайм штурмовали наши ворота, но так и не смогли их "распечатать", Яшин, как всегда, был на высоте! Ну а во втором тайме на 15-й минуте Царёв такой гол заколотил, стадион просто завыл от восторга!
       У водителя служебного "рафика" было две страсти - рыбная ловля и любимая футбольная команда "Динамо", на эти темы он мог рассуждать часам. Под его "репортаж" автобус выехал со двора и покатил по прилегающей улице в сторону Канадского посольства. Но буквально через сто пятьдесят метров Беркут вдруг увидел свой разбитый "Мерседес". Правым бортом иномарка снесла фонарный столб. Ветровое стекло разлетелось вдребезги, дверь со стороны водителя была распахнута, но людей в машине не видно. Вероятно, авария произошла недавно, потому что ГАИ ещё не подъехало.
       Павел велел водителю остановиться и выскочил из микроавтобу-са. На правом переднем сиденье иномарки лежал, обсыпанный битым стеклом, окровавленный Марс; основной удар пришёлся на сторону, где находилась собака, однако дог был ещё жив, но дышал тяжело и часто. Увидев хозяина, пёс встрепенулся, попытался поднять голову, но не смог, только заскулил жалобнее обычного. Мужчина ласково погладил верного друга, низко склонившись к нему, стал что-то тихо нашёптывать, и пёс успокоился, перестал дёргаться.
       Подошёл знакомый постовой милиционер из охраны посольства, тихо произнёс с почтительным сочувствием:
       - Похоже начинается агония.
       Павел сердито оглянулся на него, не стыдясь своих мокрых глаз. Постовой смущённо кашлянул в кулак и отошёл.
       Подъехала с включёнными мигалками жигулёвская "копейка" ГАИ, прибывшие на ней ребята-милиционеры сразу узнали космонавта, отдали ему честь. Павел пожал обоим инспекторам руки и попросил:
      - Можете проводить нас до ближайшей ветлечебницы?
       Через полминуты "рафик" уже мчался вслед за милицейской машиной. Когда выехали на проспект, ребята в головной машине включили сирену и кортеж полетел на предельной скорости по выделенной для спецтранспорта полосе, нигде не останавливаясь.
      
       Взвизгнули тормоза, Беркут аккуратно вынес пса из машины и бегом к дверям ветлечебницы, заколотил ногой в дверь. Наконец заскрежетал ключ в замке и в проёме двери появилась мятая физиономия.
      - Что такое? - спросил мужик, растирая сонные глаза.
      - Мне срочно нужен дежурный ветеринар.
      - Нет ещё никого, часа через три приезжайте, тогда будет доктор.
      - А ты кто?
      - Сторож я.
      - Нет у нас времени, батя. Где тут у тебя операционная?
       Павел плечом протиснулся в дверь, отодвинул с дороги сторожа и быстро направился по коридору. Пожилой вахтёр бросился следом, втолковывая непонятливому визитёру:
      - Так не работаем мы пока. Я же сказал. Доктор только час назад закончил сложную операцию, всю ночь не спавши наш Сан Саныч. Ему хотя бы часок вздремнуть и поесть чего, прежде чем опять к столу становиться.
       Услышав, что ветеринар оказывается на месте, Беркут стал мотаться по коридору в поисках нужной двери, пока не услышал из-за одной из них строгий голос:
       - Эй, что там за дикие крики, Илья?
       Беркут ногой распахнул нужную дверь, ибо руки у него были заняты Марсом, и увидел маленького плешивого старикашку в заляпанном кровью медицинском халате, который сидя за столом с раскрытым журналом и стаканом чая, устало растирал себе переносицу.
      - Что вам угодно? - пожилой ветеринар хмуро взглянул на ворвавшегося без стука наглеца.
       Беркут понял по его недовольному лицу, что драгоценные минуты будут потеряны из-за выяснения глупых формальностей, и расстегнув на себе куртку, чтобы стала видна золотая геройская звезда, заявил:
       - Вы не имеет право отказать ему в операции! Он мой друг.
       На лице старика появилось удивление, хмыкнув, он подошёл и внимательно осмотрел собаку, снова взглянул из-под седых бровей на скандалиста.
      - Не надо тут бряцать регалиями, молодой человек, - сердито стал отчитывать его пожилой хирург. - Вы бы ещё медали своего пса с выставок приволокли и трясли ими передо мной! Мне это всё равно! Уж поверьте: общий вес и размер наградного железа на мою работу никак повлиять не может - уж точно рука от этого точнее не станет и голова яснее тоже. И кто вам сказал, что я отказываюсь? Мойте руки и надевайте халат, будете мне ассисти-ровать...
      
       На аэродром они приехали с большим опозданием. Расхаживаю-щий возле пассажирского Ту-154 генерал Камчатов приготовился намылить всем троим головы, ибо не терпел разгильдяйства, а для начала вкрадчиво поинтересовался у водителя "рафика":
      - Почему опоздали? Только не надо рассказывать мне про лопнувшее колесо, которое вы меняли целый час.
      - Это моя вина, - вышел вперёд Беркут.
      Генерал перевёл на него тяжёлый взгляд.
      - Ах так. И какова причина?
      - Друга отвозил в больницу, пришлось срочно оперировать.
      - Понятно... - произнёс генерал и больше ни о чём не спрашивал, тем более что через полминуты к нему подошёл командир Ту-154 и доложил:
      - Взлетать уже нельзя. Полосу затянуло плотным туманом. Видимость не более двадцати метров. Не видно даже жёлтых разметок на рулёжных дорожках.
      - И когда будет можно? - недовольно поинтересовался генерал.
      - Трудно сказать, - замялся командир военного лайнера, - синоптики не дают чёткого прогноза. Может быть к обеду проясниться, а может только к завтрашнему утру.
      - Тогда будем взлетать - принял решение шеф.
      - Не имею права, товарищ генерал.
      - Ты хочешь, чтобы я сам за штурвал сел? - сурово глянул не него Камчатов. И хотя последнее слово в таких делах обычно за капитаном воздушного судна, командир экипажа не рискнул больше спорить с начальством.
       В итоге взлёт прошёл как по маслу. Из кабины вышел довольный командир и доложил главному пассажиру:
      - Товарищ генерал-полковник, самолёт занял эшелон. Ваши замечания?
      - Ну вот видишь! А ты говорил нельзя взлетать! Взлетел же! - снисходительно похвалил Камчатов. Лётчик улыбался, а у самого спина наверняка была мокрая.
      
      Глава 81
       Взрыв разгонных ступней за три минуты до старта мгновенно отрезал экипаж на самой верхушке ракеты. После того как вспыхнуло триста тонн горючего, прямо под ними образовалось гигантское облако раскалённых газов, которое стремительно начало пожирать стартовый комплекс. Беркут отчётливо ощутил, как кабина начинает проваливаться в бушующее адское пламя. Неужели всё?!.. Рядом с ним плечом к плечу словно окаменел парализованный ужасом напарник. Кулик тоже накрепко пристёгнут ремнями к своему креслу-ложементу, слышно, как стучат его зубы. У них в запасе всего несколько секунд. Павел быстро протянул руку к приборной панели и нажал клавишу включения системы аварийного спасения (САС), которая должна отстрелить командный отсек от обречённой ракеты и на парашюте опустить их на безопасном расстоянии от старта. Но команда не проходит: вместо спасительного рывка катапультирования на щитке приборов загорается надпись "отказ системы САС". На этом "Союзе" отказы - обычное дело...
       "Всё, теперь их ничто и никто уже не спасёт!.. Разве что Она... - пронеслось в голове. - Но Она давно не появляется в его снах, потому что не может его простить. "Постой...Сон?! Ну, да! Это же сон!" - вдруг вспыхивает в сознании спасительная мысль. - Где-то должна находиться кнопка аварийного просыпания!". Он начал лихорадочно искать её, но пока шарил во мраке погасшего освещения, в тесный отсек ворвалась раскалённая плазма...
       Павел вздрогнул и открыл глаза. На соседнем кресле мирно посапывал под мерный гул авиационных турбин напарник, а за иллюминатором до самого горизонта простирается ковёр пышных облаков, которые блестят под солнцем, словно стекловата.
       Надо немного пройтись, чтобы прийти в себя после такого и заодно размять затёкшие от долгого пребывания в кресле ноги. Он осторожно, чтобы не разбудить напарника, выбрался в проход.
       ...Немного прогулявшись, Беркут решил не возвращаться на прежне место, чтобы не будить Кулика. Салон был почти пуст - выбирай любое кресло.
       Через какое-то время к нему подсел генерал Камчатов.
      - Как самочувствие, Павел Поликарпович? - спросил начальник, вероятно, для порядка. Сам он похоже чувствовал себя не слишком хорошо, потому что то и дело прикладывался к маленькой бутылочке армянского коньяка. Помолчав, он добавил: - Горяч ты, Павел, годы не тебя сделали осторожней. Ещё не понял, они тебя сожрут, только пуговицы будут выплёвывать.
      - Это вы насчёт моей докладной? - уточнил Беркут, который давно ждал этого разговора. Но генерал сделал удивлённое лицо и ответил, что не понимает, о чём идёт речь.
      - Я же вашему помощнику передал докладную записку! - почувствовал неладное Беркут.
      - Не передавал он мне ничего!.. Да ты не волнуйся, я с ним разберусь, - пообещал генерал.
       Таким образом разговор на волнующую его тему пока терял смысл, тем более что генерала по какому-то делу вызвали в кабину пилотов. Павел же вдруг обнаружил, что не видит среди пассажи-ров Славика Раппопорта. Журналисты и киношники поднялись на борт всего за десять минут до взлёта. В тот момент Беркута отвлекли, но он был уверен, что Раппопорта как обычно включили в делегацию. А теперь вдруг выяснилось, что именно сегодня что-то пошло не так. Вместо Раппопорта почему-то летел незнакомый Павлу кинооператор с "Центрнаучфильма". А вот его ассистент - Лёня Попугаев Беркуту был знаком. Раппопорт звал помощника Лёликом, и всегда летал только с ним во все командировки.
      - А где Вячеслав Львович? - стал выяснять Беркут у коллег друга. - Разве не он должен был снимать наш старт?
      - Стопроцентно летать должен был он, - подтвердили кинодоку-менталисты. - Но Раппопорта буквально за день до вылета задержали на какой-то сомнительной демонстрации.
      - Вячеслав Львович и демонстрация?! - опешил Беркут, потому что два эти понятия совершенно не вязались между собой. Тишайший Раппопорт никогда бы не полез на рожон без прямого указания начальства. - Это, наверное, какая-то ошибка.
       Коллеги друга ответили, что и сами ничего толком не понимают, но вряд ли это ошибка.
      - Вячеслав Львович снимал студийной кинокамерой "Конвас-автомат" несанкционированный митинг. К сожалению, это факт. Говорят, из КГБ позвонили на студию и сообщили и его задержа-нии.
      - Не верю. Славик всегда сторонился политики словно заразы какой. И вообще предпочитает ни во что не вмешиваться и не рисковать, если только это не касается работы.
      - Наша студия его туда не посылала, это совершенно точно, - пожал плечами незнакомый кинооператор.
      - И что теперь?
      - Начальство это сильно огорчило, но кого-то нужно было посылать в командировку, и его место занял я.
      - Чушь, он никогда не был диссидентом!
      Но оператор отвернулся к иллюминатору, давая понять, что больше не желает говорить на эту тему.
       Павел плюхнулся в кресло. Мысли его крутились вокруг задержания друга. Прошло минут десять и мимо Беркута по проходу в сторону уборной направился тот самый ассистент Лёлик, который постоянно работал с Раппопортом. Поравнявшись с космонавтом, он будто случайно обронил футляр с очками. Самолёт потряхивало, поэтому никто не обратил внимание на неловкость парня. Нагнувшись за футляром, киношник неожидан-но шепнул Беркуту, чтобы он следовал за ним к туалету. Только не сразу, - не привлекая внимания, дескать неприятности ему не нужны.
       Выждав немного, Беркут двинулся следом. Самолёт трясло и подбрасывало всё сильней - они входили в зону турбулентности. На табло зажглось предупреждение: "всем вернуться на свои места и пристегнуться".
       Ассистент ждал его в правой кабинке, потирая ушибленный о раковину бок. Едва Беркут зашёл, он торопливо запер за ним дверь и задрав водолазку у себя на животе, вытащил заткнутый за брючный ремень небольшой свёрток. Нечто компактное было аккуратно упаковано в тёмный целлофан и перемотано изолентой.
      - Вячеслав Львович просил передать это вам, если с ним вдруг что... - прошептал Попугаев, стараясь сохранить равновесия в условиях усиливающейся болтанки. Тем не менее он выждал пока Беркут спрячет посылку у себя под одеждой, и лишь тогда первым покинул кабинку.
      
      Глава 82
       Вероятно, по какому-то недосмотру путь автобусов от аэродрома до городка космонавтов лежал мимо строительной площадки. Стартовый комплекс для лунных экспедиций заложили при живом Королёве. Ещё примерно месяц назад Павел видел по телевизору впечатляющие кадры отсюда, на которых сотни рабочих и десятки единиц техники в круглосуточном режиме возводили самый современный космический объект в СССР - подготовка к запуску на Луну советского лунного комплекса Л3 на ракете Н1 шла полным ходом.
       Тем ошеломляющей показалась ему открывшаяся взгляду унылая картина недостроенного объекта, - безлюдно, оставленные бытовки выглядят заброшенными, только ветер гоняет колючки и мусор. Циклопическое сооружение из стали и бетона выглядело призраком, артефактом канувшей в Лету цивилизации посреди пустыни, которое скоро поглотят пески...
       Сам городок космонавтов был застроен невзрачного вида блочными "хрущевками" и типовыми зданиями общественного назначения. Точно такую же картину можно было встретить в любом военном городке по всему обширному Советскому Союзу. Но в канун юбилейных торжеств скучные улицы принарядились, оделись в кумач, повсюду - на столбах, крышах домов, в витринах магазинов красочные плакаты, флаги и агитационные растяжки с лозунгами, в том числе честь славных покорителей космоса, готовящихся очередным эпохальным трудовым достижением осчастливить народ, родную партию и правительство.
       Автобусы подъехали к гостинице "Центральная", которая представляла собой непрезентабельную на вид коробку, сложен-ную из плит серого ракушечника. С тех пор как Павел провёл тут несколько дней накануне своего прошлого старта "приют космонавтов" явно не знал даже косметического ремонта. А ведь уже тогда гостиница нуждалась в капитальной реставрации стен, замене санузлов и прочих улучшениях, ибо находилась в крайне ветхом состоянии. Так что генерал Камчатов лишь отчасти кривил душой, когда на днях уверял иностранных репортёров, что и рад бы пригласить их на ближайший старт, да не может по причине отсутствия условий для комфортного проживания.
       Другое дело, что некоторое количество относительно пригодных для проживания номеров в гостинице всё же имелось - не для самых привередливых, конечно, и всё же...ведь многие фотокор-респонденты и газетчики, наверняка согласились бы даже на самые спартанские условия ради эффектного кадра и материала для своей газеты. Но тут уже начальство само решало - кого на этот раз допустить на космодром, а кого пока не стоит.
       Удивляло другое, а именно ни малейших признаков начавшегося ремонта ни снаружи здания, ни внутри. Хотя если верить обещаниям Камчатова - пригласить репортёрскую братию со всего мира на грядущий старт советской лунной экспедиции, тут всё должно было крутиться и кипеть в авральном режиме. Но ничего подобного даже близко не наблюдалось!
       Павел чувствовал усиливающее раздражение: начальство разыгрывает свою партию, в которой тебе, и таким как ты, уготована роль всего лишь пешек. От тебя ждут беспрекословного подчинения, что будешь послушно шагать с клетки на клетку, когда велят, не проявляя инициативу и не задавая вопросов. Только он им не пешка и не собирается жить по чьей-то указке! Захотелось сделать хоть что-нибудь наперекор, показать характер, пусть даже в какой-нибудь мелочи.
      - Товарищ генерал, мы с Куликом хотим уступить свои одномест-ные номера девушкам журналисткам из "Комсомольской правы" и ТАСС.
       Камчатов не любил самодеятельности о стороны подчинённых, потому нахмурился:
      - Не положено. Существует правило: основному экипажу заселиться в отдельные номера повышенной комфортности. Есть инструкция.
      - Да поймите, товарищ генерал, девчушка из "комсомолки" совсем ещё молоденькая, - москвичка, впервые куда-то одна отправилась без мамы с папой, а её в первую же командировку поселят в комнату, где сквозь щели в окна степной ветрище по ночам задувает. Простудиться же. Сами же хлопот с ней не оберётесь. А мы - люди неприхотливые, привыкли мотаться по гарнизонным "общагам". Как говориться: "комната с подселени-ем, комендант общежития хоть и по должности своей должОн бороться за высокую культуру быта, только он ведь тоже человек, и потому сам выпить не дурак".
       В этот момент, словно зверь на ловца, появился к слову упомянутый Беркутом в фигуральном смысле местный комендант в звании майора. С первого взгляда было заметно что ночь у него выдалась непростая: лицо "гостиничного майора" напоминало переваренный пельмень. Собрав всю волю в кулак, похмельный страдалец бодро чеканил шаг, а докладывая высокому начальству, старался не дышать на генерала, чтобы тот ничего не учуял. Жалкие потуги! Многоопытный Камчатов мгновенно уловил винные пары, и удивлённо покосился на Беркута, мол, "ну ты и знаток жизни!".
       - Ладно уговорил, - ухмыльнулся Камчатов, когда они снова остались с глазу на глаз, - пусть твои барышни побарствуют в ваших хоромах, раз ты у нас такой заботливый кавалер и демо-крат! Но лично я свой люкс никому уступать не намерен, ибо к старости стал дорожить комфортом.
       Таким образом они с Куликом поселились в двухместном номере с удобствами на этаже. Оглядев скромное жилище, напарник присвистнул и безмятежно объявил, что "хоть и тесна хатка, зато хозяева не куркули и обещали не обидеть с харчем". После этого он принялся деловито разбирать привезённые с собой вещи, всё развешивать и раскладывать по полочкам и тумбочкам. Павел же заявил, что первым делом желает принять с дороги душ. На самом деле ему нужно было кое в чём убедиться. Закрывшись в свободной кабинке, Беркут развернул полученный в самолёте свёрток. Да, так и есть - внутри чёрного целлофана находилась та самая плёнка, которую он специально пометил надписью: "Сочи" и кусочком красной изоленты. Теперь предстояло решить, что с ней делать дальше...
      
       Возвращаясь из душа, Беркут застал напарника в общем холе за просмотром телевизионной трансляции из Кремлёвского дворца съездов. Съезжающиеся в Москву делегаты проходили регистра-цию в огромное фойе. Но вот в сопровождении свиты появился сам генеральный секретарь КПСС Леонид Брежнев. Его тут же окружают взволнованные посланцы союзных республик, начина-ется "незапланированное", а на самом деле тщательно отрежисси-рованное общение с народом. Но вот генсек кого-то замечает среди десятков незнакомых лиц и его широкое, не слишком подвижное бровастое лицо вдруг расплывается в приветливой улыбке. Телекамера крупно показывает любимицу всей страны женщину-космонавта Валентину Кудрявцеву. Её общение с главой государства продолжается целых пять минут! В конце разговора Брежнев заключает пышнотелую героиню в объятия и целует взасос под аплодисменты довольных депутатов. В углу кадра видно, что стоящий позади супруги муж-космонавт тоже радостно хлопает вместе со всеми в ладоши и широко улыбается счастли-вый от возможности угодить генсеку.
       Через несколько секунд Брежнев неохотно освобождает Кудрявцеву из объятий, Валя деликатно отстраняется от почти немощного старика и вдруг поворачивается прямо на камеру. Глаза её мгновенно наполняются душевной болью и тоской. Павел замирает, будто взгляд Валентина через экран направлен прямо на него!
       - Командир, разрешите вопрос? - деликатно кашлянув, вернул его в реальность Кулик.
      - Разрешаю.
      - Вам случайно не известно, когда нас намерены кормить? Я голоден, как стадо бизонов
      - Сколько я тебя знаю, Николай, ты всегда голоден.
      - Нет, я серьёзно, у меня в животе урчит так, словно только что по линии связи прошла команда "ключ на старт".
       Павел оторвал взгляд от экрана и взглянул на напарника: на Кулике был новенький лётный комбинезон. Шикарный. Защитного цвета, на молниях. На запястьях специальные трикотажные регулируемые манжеты. Сразу видно, что продумана каждая мелочь. На груди и плечах яркие нашивки - герб Советского Союза и большие круглые эмблемы ещё даже не стартовавшей советско-американской космической программы "Союз-Аполлон".
      - Американцы с барского плеча прислали на пробу несколько комплектов в счёт будущего сотрудничества, - похвалился Кулик. - В комплекте с отличным термобельём: одновременно согревает и отводит влагу. У нас такого качества пока ещё не шьют.
      - Откуда он у тебя?
      - Начальство выдало, и ещё нескольким парням перепало - из первой шестёрки кандидатов на первоочередные полёты. В общем, всем, кому предстоит готовится по самым важным программам. Я думал, командир, и вам тоже выдали...
      - Нет, мне никто ничего не говорил, от тебя впервые слышу.
       Заметив убегающие глаза напарника Беркут решил замять щекотливую тему.
      
      Глава 83
       По пути на обед Николай спросил его:
       - Это правда, командир, что вы сами отказались от отдельных люксов?
      - Правда?
      - Можно узнать почему?
      - Девчонок пожалел.
       На самом деле у него имелась ещё одна важная причина, о которой Беркут умолчал. После всего, что с ним произошло в последнее время, он всерьёз стал опасаться, что приготовленный для него гостиничный номер напичкан специальной техникой для тайной прослушки и киносъёмки.
      - Тебя это сильно расстроило? - Беркут внимательно посмотрел на напарника.
      - Да нет, - пожал плечами тот. - Даже напротив. Симпатичные девчата! Просто немного странно. Я не слышал, чтобы кто-нибудь раньше так поступал. А вообще-то, мне всё равно, тем более что за день до старта нас всё равно переселят отсюда в "Гагаринский домик". Просто меня эти журналистки спросили, почему наше космическое начальство не может привести в порядок единствен-ную на весь космодром гостиницу, а ещё лучше выстроить новую, пусть даже захудалую. А я не знал, что им ответить.
       Это действительно было странно, ведь на Байконуре строятся и реконструируются одновременно сотни объектов разного назначения. Причём силами целой армии в почти 60 000 квалифи-цированных рабочих! В работах задействованы десятки проектных институтов, строительных трестов со всего Советского Союза, первоклассные архитекторы, инженеры (многие с научными степенями), конструкторы по наземному комплексу...
       При этом другие гостиницы на Байконуре всё же имелись, и их было не так уж и мало. Но, во-первых, они были узковедомствен-ными (на космодроме работало более полусотни союзных министерств и ведомств). А, во-вторых, - и это принципиально исключало допуск в них посторонних, тем более иностранцев и журналистов, - все они располагались либо поблизости от режимных объектов, либо прямо на их территории. Да и космонав-тов лишь на первое время селили вместе с гражданской публикой, спустя пару дней они переедут отсюда в отдельный коттедж, так называемый "Гагаринский домик".
      
       В столовой Кулик всё сметал со стола так, будто перенёс трёхдневную голодовку. Когда Николай попросил официантку принести ему вторую добавку подряд, Беркут с улыбкой предупре-дил:
      - Смотри, наберёшь вес - в кабину не влезешь.
      - Не волнуйтесь, командир, у меня не организм, а атомный реактор! Можно в него хоть гвозди закидывать, он их в два счёта переварит и в чистую энергию переработает, - горделиво похлопал себя по животу обжора. - Знаете, какая у меня деревенским мальчишкой была самая заветная мечта в школе? Попасть в город, накупить в кулинарии на целый червонец кремовых пирожных и наесться ими от пуза. Однажды нас всем классом возили в цирк, а после представления угощали эклерами в буфете, давали запивать газировкой "Буратино" и "Тархун". Ничего более райского я с тех пор не испытывал. Это ощущение ударяющих в нос пузырь-ков...нежнейший сливочный крем! А ещё я мечтал намазать сдобную булку толстым слоем печёночного паштета и наесться ею от пуза. Именно печёночного.
       В столовую вошёл генерал Камчатов. У Павла защемило в груди от нехорошего предчувствия. Их глаза встретились, генерал нахмурил кустистые брови, хрипло кашлянул в кулак, и суровым тоном сделал объявление для членов основного и запасного экипажей:
      - Товарищи офицеры! Прошу внимания. Так вот, наверху принято решение провести ещё одну медицинскую комиссию для обоих экипажей. О времени её проведения я сообщу позже.
       Павел с напарником переглянулись, оба были поражены, ведь они считали себя полностью отчитавшимися перед медициной. Оставался лишь "крайний" предполётный осмотр в утро перед стартом, но это скорее формальность. А тут опять начинай всё по новой! Какая в этом может быть объективная необходимость? В чью неумную голову могла прийти мысль снова мотать нервы экипажу, мешать психологической настройке перед ответственной работой в космосе?!
       Генерал присел за их с Куликом стол, жадно выпил стакан компота, вытер салфеткой пот с лица (на улице было очень жарко), хмуро взглянул на Беркута из-под насупленных бровей.
      - Григорий Иванович, так в чём всё-таки дело? - хотел знать причину Беркут.
      - Никто толком не знает, кто принял такое решение. Предполагаю, начальство решило перестраховаться, хоть это и не по регламенту. Председателя новой комиссии я едва знаю, да и большинство врачей тоже "варяги".
       Но Павел чувствовал - генерал что-то недоговаривает. Под его сверлящим взглядом Камчатов покачал головой, потом лёгким кивком головы предложил выйти на воздух "перекурить".
      - Григорий Иванович, давайте уж на чистоту! Мы с вами не первый день знакомы, сами знаете, я не трепач и не кисейная барышня, чтобы щадить мою нежную душевную организацию.
       Генерал внимательно взглянул на него:
      - На чистоту, говоришь? Ладно. Только я тебе этого не говорил... Кудрявцева, прямо в кулуарах партийного съезда, призналась самому Брежневу, что она, как инструктор Центра подготовки космонавтов, сомневается в том, что командир экипажа "Союза", то есть ты, такая уж подходящая кандидатура для политически важного полёта. Мол, тебе скоро полтинник, возраст для столь ответственной задачи запредельный... Генсек похвалил Кудрявце-ву за принципиальность, тем более после выступления нашей славной героини на съезде, когда она предложила бессрочно продлить полномочия дорогого Леонида Ильича на посту Генерального секретаря КПСС и главы Советского Союза. Наверное, уже слышал её речь по телевизору: "Людей волнует и даже тревожит, что будет с родным Отечеством завтра и через год, через десять лет. Вопрос ведь не о должности, но о человеке, которому доверяют, который в сложнейших условиях принимал решения и отвечал за них и на которого люди привыкли рассчиты-вать и полагаться. Учитывая мощнейший авторитет товарища Брежнева, это стабилизирующий и прогрессивно направленный фактор для нашего общества...". Отличное было выступление! В общем наш незаменимый генсек дал команду главкому ВВС, чтобы медицина ещё раз проверила здоровье лётчиков-космонавтов, и, если потребуется, заменила экипаж. Такова воля Самого! - Камчатов выдержал внушительную паузу и выразитель-но постучал себя по лбу:
       - Теперь ты понял, как опасно заводить шуры-муры с чужими жёнками, особенно, если зазноба твоя в генеральских чинах и гораздо выше тебя по должности? Когда в конце заседании тысячи депутатов стоя по традиции исполняли "Интернационал", Кудрявцева пела в президиуме съезда стоя по правую руку от Брежнева!.. Теперь ты понимаешь, с кем связался?! Она тебе ещё кровь попортит, Беркут! Попомни моё слово, я этих баб знаю!.. Ещё мне звонили из Москвы - твоя жена написала на тебя заявление в Центральную контрольную комиссию при ЦК КПСС! Если в результате всей этой заварушки тебя из-за бабья всё-таки снимут с экипажа, сам будешь во всём виноват! Надо было вовремя со своими женщинами разбираться...
      
      Глава 84
       Вечером по их просьбе экипаж отвезли на пусковой комплекс - посмотреть как идёт подготовка к полёту. Огромную махину "Союза" только недавно перевезли специальным поездом из монтажно-испытательного корпуса и установили вертикально на стартовом столе "Гагаринского старта".
       Поддерживаемая мачтами-фермами ракета всегда производила на него сильное впечатление. В первые минуты картина просто заворожила Беркута: на фоне темнеющего неба белеет устремлён-ная ввысь 50-метровая "игла". Освещённая голубыми лучами прожекторов, "обвешанная" фонариками техников, она напомина-ет рождественскую ёлку. Десятки людей на разных этажах поддерживающих конструкций делали свою работу, не взирая на усталость и ежеминутный риск...
       Стоя рядом с командиром у подножия их корабля и задрав голову, Кулик произнёс так, будто не до конца ещё веря:
      - Вот так громадина! Неужели скоро полетим на ней, товарищ командир?
      - Полетим, - улыбнулся бесхитростному восторгу молодого напарника Беркут, при этом испытывая сложные чувства, не даром говорят: "чем меньше знаешь, тем крепче спишь". С одной стороны, место это для любого профессионала как говориться "намоленное", стартовать отсюда большая честь для любого из них. Но до Беркута уже дошли слухи, что во время одной из проверок в монтажно-испытательном цеху отказал клапан системы наддува азотных баков. Потом проявились ещё какие-то скрытые дефекты. И то, и другое вроде быстро устранили, только нервы эти "бобы" потрепали всем. А впереди ведь старт, какие там "сюрпризы" могут вылезти наружу - это одному богу известно...
      
       Едва вернулись в гостиницу, в дверь постучали. Оказалось, девчата-журналистки, которым космонавты уступили свои одноместные номера, пришли пригласить их на чай, чтобы заодно познакомиться с экипажем, о которым собирались писать очерки для своих газет. За разговором под чай и домашние пирожки просидели часов до десяти.
       А среди ночи в гостинице начался нешуточный переполох. Кто-то пустил слух, что московское руководство всё же решило пригласить на старт каких-то иностранцев. Вроде бы индийцев. Уже утром ожидался самолёт с делегацией правительственных чиновников и журналистов из Дели. Местное начальство страшно переполошилось. Тем более, что всё вполне могло оказаться правдой: Индия возглавляла в мире "движение неприсоединения", в которое входили страны, освободившиеся от колониальной зависимости, и тяготеющие к соцлагерю и к СССР, чем к своим бывшим колонизаторам. Хорошо было известно, что в Кремле готовы сделать для важных союзников из "третьего мира" любое исключение. Поэтому ради дорогих гостей байконуровское начальство срочно нагнало солдат и технику, с помощью которых ударными темпами асфальтировалась дорога к единственной подходящей для "интуристов" гостинице. Распоряжались всем вроде бы лично глава местного горисполкома и военный комен-дант. Из большинства "люксов" срочно выселялись постояльцы, чтобы успеть их за ночь капитально отремонтировать до "мирово-го уровня": стелили линолеум, устанавливали души с горячей водой, мебельные гарнитуры и бытовую технику, которую срочно подвезли откуда-то на грузовиках. Ещё дюжину номеров похуже бригады мастеров тоже срочно переоборудовали в "полулюксы" для рядовых членов индийской делегации.
       Девчонок-журналисток первых выселили из их номера, в расстроенных чувствах они снова постучали в номер к космонав-там.
      - Ребята, что делать, нас переселяют в какую-то казарму?! - пожаловались девчата. - Толком не говорят где это, но мы боимся, что нас заселят в какой-нибудь жуткий сарай.
      - Ночуйте лучше у нас, - предложил Беркут.
       - А как же вы? - засмущались "бездомные".
      - За нас не волнуйтесь, мы с напарником без крыши над головой не останемся, - успокоил их Беркут. - А завтра я постараюсь договориться, чтобы вам подобрали какое-нибудь приличное пристанище, всё же вы столичная пресса!
       От журналисток космонавты и узнали подробности ночного аврала. Каким-то образом корреспонденткам уже удалось выяснить некоторые пикантные детали. Например, что специаль-ным военным бортом из Ташкента утром должны доставить свежие овощи и фрукты для гостиничной столовой (национальная индийская кухня в основном вегетарианская). Начальство даже вроде бы отыскало в одной из здешних частей солдата-узбека, который до призыва в армию успел закончить кулинарный техникум и хорошо знал восточную кухню. А самые красивые девушки Байконура и его окрестностей на время должны были стать официантками и горничными.
      
      Глава 85
       Наутро после бессонной ночи экипажу предстояла медкомис-сия. Позавтракав, они с Куликом отправились в медицинскую часть, и только тут выяснилось, что вместо ожидаемых индийцев в семь утра прилетела делегация военных врачей с Тихоокеанского флота во главе с контр-адмиралом медицинской службы. Кто-то в московском руководстве принял парадоксальное решение откомандировать на космодром для проведения дополнительного освидетельствования экипажа не специалистов из профильного НИИ авиационной и космической медицины, а моряков. Столь странную рокировку невозможно было объяснить какой-то разумной причиной, впрочем, дураков в России всегда хватало, особенно среди больших начальников.
       "Спасибо хоть не армейских ветеринаров прислали!" - "утешил-ся" Беркут, хотя адмирал от медицины с первого взгляда ему не понравился, и похоже это было взаимно. Они столкнулись у входа в здание медсанчасти. Космонавт, как положено по уставу, первым отдал честь старшему по званию. В ответ "морской волк" ухмыльнулся какой-то нехорошей гаденькой улыбочкой. Выдер-жав паузу, он лениво поднял руку к своей "бабуинской фуражке", сверкнув золотым шитьём украшающего рукав его чёрного мундира адмиральского галуна. Фуражка у него действительно была какая-то нелепая, неуставного образца - с огромной, словно палуба авианосца, тульёй, а-ля "я главный бабуин в стае".
       Впрочем, каких-либо существенных претензий со стороны врачей Павел не услышал. Всё снова прошло как будто нормально: обойдя всех специалистов, Беркут предстал перед общим консилиумом, где ему снова объявили, что он полностью готов к полёту.
      
       По пути в гостиницу Беркут зашёл в "Военторг". Купив печенья к чаю, встал в очередь к кассе. Перед ним стоял мужик в форме майора стройбата. Расплатившись за баночное пиво, сигареты и пару носков стройбатовец рассеянно повернул к нему лицо и Беркут увидел его будто вдавленные в тёмные впадины глазниц белёсые зенки, шрам под носом, вероятно оставшийся после операции на заячьей губе, и остолбенел. Перед ним стоял один из недавних ментов, которые едва не вынудили его пустить себе пулю в висок! Ничуть не удивившись, оборотень даже нагло подмигнул Беркуту на прощание и, сунув свёрток с продуктами под мышку, не спеша направился к дверям.
       Опомнившись, Павел выскочил следом за "ментом". Догнал его уже на улице, схватил его за плечо, резко развернул к себе:
      - Ах ты мразь! Говори, кто тебе твоим приятелям заплатил за меня?! - Павел замахнулся, целя кулаком в зубы, но тут подбежал случайно оказавшийся поблизости Кулик.
      - Не надо скандала, командир! - взмолился напарник. - Вызовут же патруль.
       "Он прав!" - Беркут так же быстро остыл, как только что вспыхнул, оттолкнул от себя мерзкого типа:
       - Пшёл-вон! Скажи спасибо, что не стал марать о тебя руки. Но лучше не попадайся мне снова на глаза.
      - Мы тебя всё равно достанем, - сквозь зубы процедил провокатор и как ни в чём ни бывало пошёл своей дорогой.
       Пока шли к гостинице Кулик был задумчив, видно было, что невесёлые мысли гуляют в его голове. Павел сам предложил высказаться начистоту. Коля несколько раз кашлянул в кулак, словно прочищая горло, хмуро глянул исподлобья, заговорил с обидой:
      - Вы, командир, конечно, птица высокого полёта, не то, что я "Коля-кулик". Что я для вас? Так, простак на подхвате, чтобы второе кресло в командном отсеке "Союза" не пустовало... Но ведь и у меня есть своя заветная мечта. Только вам до моих скромных надежд похоже дела нет, а иначе вы бы так не рисковали нашим будущим.
      
      Глава 86
       На следующий день после завтрака дежурная администратор гостиницы сообщила Беркуту, что его разыскивает по срочному делу генерал Камчатов и велел перезвонить ему по такому-то номеру. Павел почувствовал холодок внутри, потому что отлично знал, что генерал взял выходной, чтобы провести его в располо-женном в пятидесяти километрах от Байконура профилактории (подлечить больные кости) до того, как всех захлестнет суета приближающегося финального этапа предстартовой эпопеи. Зачем бы "Черномору" искать его прямо сейчас?
       Начальник отряда космонавтов сразу поднял трубку, словно сидел возле телефонного аппарата в ожидании его звонка.
      - Григорий Иванович, что случилось?
      - Тебя отстранили по медицинским показаниям, - без обиняков сообщил начальник.
      - Как отстранили?!
      - Встретимся возле гостиницы через пятнадцать минут, - жёстко произнёс генерал и бросил трубку.
       Павел на несколько секунд присел на стул тут же в комнате гостиничного администратора. Он оцепенел и только качал головой, не желая поверить в происшедшее. Неожиданное отстранение именно сейчас - такого не должно было случиться. Как же так?!
       Он вернулся в номер и стал торопливо одеваться. Вошёл немного задержавшийся в столовой Кулик.
      - Они отстранили меня от полёта, - поставил его в известность Беркут. Николай остолбенел от такой новости, изумлённо уставился на него.
       Беркут добавил:
      - Иду на встречу с генералом, пока не знаю, в чём там дело, поэтому подробности расскажу, когда вернусь.
      
       В машине Камчатов сразу всё ему выложил, не пытаясь подсластить пилюлю:
      - Врачи нашли у тебя затемнение в лёгких, которое они посчитали начальной стадией туберкулёза. Вердикт был категоричным: "в полет отправиться не может".
      - Туберкулёз?! Где бы я мог им заразиться?.. Ерунда какая-то. Я знаю, что моё отстранение - не случайность. Против меня ведётся грязная игра. И я могу это доказать.
      - Ты понимаешь, что такими обвинениями не бросаются? У нас так просто командиров твоего уровня не снимают. Да и зачем кому-то строить персонально тебе козни?
       Павел попросил шофёра остановить машину, чтобы переговорить с генералом с глазу на глаз.
      - Уверен, что это из-за моего расследования гибели Гагарина, которое я начал на свой страх и риск, после того, как имел встречу с академиком Ненашевым - откровенно выложил он генералу, когда они отошли подальше от его служебной "Волги". - После смерти Ненашева я продолжил собирать доказательства. И своим собственным путём пришёл к тем же выводом, что и покойный академик, а именно, что вердикт комиссии, расследовавшей гибель Гагарина, не содержит всей правды. Я всё изложил в докладной записке на ваше имя, но вам её не передали.
       Генерал странно посмотрел на него, тогда Беркут задействовал козырь:
      - У меня есть киноплёнка. Никто о ней не знает. Я могу прямо сейчас показать её вам... Тут неподалёку есть техническая аппаратная, её используют местные киношники. Поедем туда.
      
       Через полчаса они заперлись в небольшой монтажной комнате. Павел извлёк из-под одежды катушку с киноплёнкой, которую везде носил с собой, и показал генералу:
      - Вот. Сейчас мы посмотрим её, после этого вам многое станет понятно.
       Генерал с заинтригованным видом взял кассету, но, увидев подпись "Сочи", сардонически усмехнулся:
      - Хм, это что ж, желаете похвастаться тем, как отлично провели отпуск на курорте?
       Не тратя больше слова на объяснения, Павел зарядил бабину в магнитофон и включил воспроизведение. На экране пошли цифры: 8, 7, 6..."
      - Обратный отсчёт...только перед чем? - задумчиво заметил Камчатов. - У жизни порой специфическое чувство юмора: никогда нельзя быть уверенным, что она не решит подбросить тебе сюрприз в последний момент.
       Генерал словно предвидел, что последует дальше. На экране вместо воздушных съёмок вдруг пошли весьма откровенные сцены, как Беркут и рыжеволосая русалка, оба обнажённые, занимаются любовью на берегу лесного озера!
      - Что за чёрт?! - совершенно обалдев от сюрприза, Павел потянулся было к кнопке "стоп", но генерал властно приказал:
      - Отставить!
       Пришлось вынести три минуты позора, пока начальник сам не решил, что с него довольно "клубнички" и великодушно остано-вил воспроизведение.
       Беркут так был поражён подменой, что не находил слов для объяснения. Генерал же глядел на него почти с сожалением:
      - Это вы хотели мне показать? М-да... Зрелище конечно заворажи-вает. Великолепная девушка. Вам повезло. Да и вы там настоящий орёл. Полностью оправдали фамилию. Сразу видно: отпуск провели продуктивно. Правда насколько я успел заметить, это всё-таки не Сочи. И причём же тут ваше отстранение?
      - Не понимаю, что произошло, - пробормотал космонавт, - нелепица какая-то...Что же теперь будет?
       - А я тебя предупреждал - не надо было тебе против ветра ссать. Зря, Павел ты меня не послушал. Я, конечно, буду за тебя бороться, только видишь ли какое, брат, дело, час назад у меня состоялся разговор с новым руководителем медицинской комис-сии, так вот, он отчего-то настроен по отношению к тебе резко отрицательно, и не скрывает, что, если ты не согласишься уйти тихо, он тебя окончательно утопит... Что скажешь на это?
      - То скажу, товарищ генерал, что если мне дадут ещё один шанс, то я уверен, что смогу пройти всех врачей. Потому что чувствую себя совершенно здоровым. Я в отличной форме!
      Генерал неопределённо хмыкнул. Ничего конкретного он пока обещать не мог, кроме того, что уже сказал. Тем не менее, многие уже поторопились списать недавнего фаворита со счетов...
      
      Глава 87
       Когда ты падаешь с вершины, от тебя сразу все отворачиваются; бывшие друзья и знакомые перестают тебя замечать, в лучшем случае тебе по инерции "подают" жалостливое сочувствие, словно нищему и убогому подачку. Приятельские лица становятся лживыми масками. Доверие испаряется на глазах. Что уж тогда говорить о конкурентах. Пришло их время торжествовать. Командир "дубля" Фёдор Железнов едва мог скрыть свою радость, ведь благодаря тому, что "старик" фактически сошёл с дистанции, он передвигался на место командира "боевого" экипажа "Союза"! Именно его с напарником сегодня переселили из гостиницы в "Гагаринский домик", что было равносильно признанию их новым основным экипажем!..
       Но если Железнов хотя бы делал над собой усилие, чтобы оставаться в рамках приличий, то новый второй дублёр Николай Николаев даже не считал нужным сдерживать своё ликование и злорадство в адрес неудачников. Его самого лишь недавно назначили во второй экипаж взамен отозванного по какой-то причине в Москву старшего лейтенанта Скважина. И этот новенький оказался настоящая сволочь, почти без примеси порядочности. Он был из тех, кто ради быстрой карьеры готов идти по головам и целовать чёрта под хвост. Откуда он взялся, - этого в точности никто не знал. Ходили слухи будто в Отряд мутный новичок попал по протекции секретаря ЦК по идеологии, которому приходился родственником. Это было похоже на правду, ибо парень даже не был военным лётчиком. Вроде бы он закончил Московский авиационный институт, занимал не последнюю должность в каком-то научно-исследовательском институте. А ведь гражданских в Центр подготовки космонавтов принимали крайне неохотно, делая исключение лишь для уникальных специалистов. Но блатной все тренировки проводил на уровне ниже среднего. Хотя в Отряде действовало железное правило: в случае неудовлетворительных результатов в тренировочном цикле любой из "курсантов", не взирая на звания и прошлые заслуги, отстранялся от дальнейшей подготовки, либо (в лучшем случае) отодвигался в самый конец очереди кандидатов на полёт. Считалось, что забронированных мест в космических кораблях быть не может. Но только не для таких как этот "тефлоновый" Николаев. Другого давно бы турнули из-за профнепригодности, а этот всего без году неделю как в отряде, а уже попал в первую четвёрку! Словно его карьеру и впрямь двигала чья-то сильная рука... Когда кто-то по наивности интересовался у Николаева за какие такие достижения штатский новичок попал в число избранных, тот делал серьёзное лицо и с умным видом начинял нести всякую ахинею, про себя, наверное, хохоча во весь живот. Такой вот плут.
       При этом крайне амбициозный и неуживчивый Николаев не считал нужным скрывать своих наполеоновских планов. Едва познакомившись со своим командиром Железновым, он почти сразу стал с ним цапаться, всячески подчёркивая, что сам бы хотел (ибо, по его мнению, несомненно более достоин этого) занять место лидера в их паре. Даже в отряде космонавтов попадаются такие вот карикатурные персонажи.
       У него была неприятная черта, даже можно сказать страстишка, отыскать в человеке какую-нибудь слабость, и всячески расковы-ривать больное место избранной жертвы. "Если это совмести-мость, то что же такое несовместимость? - удивлялся про себя Беркут, не понимая, как психологи могли соединить таких столь разных парней в один экипаж. - Такого можно посылать в космос разве что в одиночной железной бочке! Я бы ему даже подопыт-ных крыс и собачек не доверил".
       Наблюдая за обедом, как переругиваются дублёры, Павел читал газету. Так продолжалось д тех пор, пока новичку не вздумалось обсудить с присутствующим за столом полковником медицинской службы щекотливую проблему "утилизации" старых кадров в космонавтике. Этот наглый молокосос так именно и выразился - "утилизация"! Будучи штатским, он плевать хотел, что рядом сидят заслуженные офицеры. Отчего-то не опасаясь получить по морде за свои слова, щенок, скаля в усмешке свои белые, как у собаки, зубы, бесцеремонно рассуждал о том, что несерьёзно говорить о космонавте, которому скоро "стукнет" полтинник. Мол, в этом возрасте пора начать задумываться о вечном и поберечь остатки здоровья, а не браться за работу, которая под силу лишь молодым.
       До поры Павел делал вид, что оскорбительные речи дублёра его не трогают, однако-ж исподволь нет-нет да поглядывал как заливающийся соловьём пижон, отложив ложку для борща, размазывает столовым ножом горчицу по кусочку чёрного хлеба. В какой-то момент его окликнули, Николаев отвернулся перекинуть-ся парой слов со знакомым, при этом нож он аккуратно положил на салфетку. Лезвие было не острым и закруглённым, но всё равно, если точно и сильно пырнуть им в район кадыка, то сталь войдёт в горло "говоруну", словно в масло, ведь в этом месте нет костей, только кожа и хрящи...
       Павел тряхнул головой, прогоняя мстительное наваждение, и произнёс достаточно громко, чтобы быть услышанным:
      - Сегодня утром я слышал будто сняли какого-то Николаева, - после чего выразительно взглянул из-за газетной страницы на болтуна.
      Последовала немая сцена. Едва не подавившийся куском хлеба пижон откашлявшись выдавил из себя:
      - ...Эт-того не может быть! - Глуповатое лицо любителя важно надувать щёки словно сдулось и на глазах.
      - Говорили, вроде он из ЦК, - заверил Беркут.
      - За что моего дядю могли снять?! - отказывался верить оцепенев-ший от ужаса племянник.
      - За коррупцию, наверное, - равнодушно предположил Беркут, перелистывая страницу. - Вроде даже арестовали...
      - Я-то тут причём? - предпринял попытку отмежеваться от гибнущего родственника блатной, ища поддержки у присутству-ющих.
      - Просто у кого-то жена-иностранка... - философски заметил Беркут.
      - Ну и что?! - в последний раз гордо вскинул голову недавний любимец Фортуны. Впрочем, быстро сник, предчувствуя свой полный крах. Теперь он на собственной шкуре мог оценить, каково это - падать в пропасть...
      - Просто ты не знаешь наши порядки, - почти сочувственно вздохнул Беркут. - Был у нас такой Малайченко, классный мужик! Между прочим, Герой и полковник. Так его не утвердили в должности первого заместителя начальника Центра подготовки космонавтов всего лишь из-за жены-югославки, хотя Югославия - соцстрана. А твоя-то откуда?
      - Из Франции - промямлил упавшим голосом окончательно убитый пижон, съёжившись от взглядов присутствующих. Все теперь смотрели на него другими глазами, - так смотрят сослуживцы на приговорённого к увольнению коллегу, который ещё на что-то надеется и хорохориться, не понимая, что обречён исчезнуть. Через пару минут Николаев замолк, побледнел, позеленел, в конце концов его вырвало.
       Удовлетворившись, Беркут хмыкнул в свою газету:
      - Или про другого Николаева говорили...Откровенно говоря, у меня в тот момент голова была занята совершенно другим, поэтому утверждать не берусь. Может, я и фамилии перепутал? То ли он Николаев, то ли вообще какой-то Николайчук...Ты, знаешь, брат, лучше ты вот что - позвони дядюшке, чтобы удостовериться, что его пока не сняли.
      
      Глава 88
       Этот эпизод немного поднял Беркуту настроение, чего нельзя было сказать о его напарнике. С той самой минуты, как командир сообщил Кулику о своём вероятном отстранении, тот ходил будто замороженный. А вечером Павел узнал, что напарник написал рапорт на имя начальства с просьбой рассмотреть возможность включить его в другой экипаж. Всё было ясно - крысы бегут с обречённого корабля...
       Павел не стал выяснять отношения с дезертиром, а просто пошёл к коменданту гостиницы и попросил переселить его в другой номер. Комнату ему выделили самую затрапезную: потолок в ржавых разводах, вздувшиеся грязные обои на стенах. Из мебели железная кровать, стол и старая тумбочка. Слышно, как за тонкой стеной из гипсокартона урчит в животе у соседа. Переселение его в столь убогую каморку говорило о многом. Весть о его отстране-нии мгновенно облетела космодром, и для всех, включая самого мелкого начальника, отныне он "сбитый лётчик", с которым можно особо не считаться.
       Вечером Беркут отправился на прогулку без напарника. Посреди тёмной степи хорошо была видна вдали освещённая прожекторами стартовая площадка "Союза". Справа от ракеты на пятнадцатиметровом шесте унылой тряпкой повис флаг. Но неожиданно поднявшийся степной ветер заставил алое полотнище флага СССР гордо заполоскаться! Беркуту вспомнилась одна история, отчего ему будто лелеем полили на разболевшееся сердце. Это произошло несколько лет назад в Париже, на пресс-конференции, посвящённой международному сотрудничеству в Космосе. Очень уважаемый в мире американский астронавт-исследователь Дуг Эверест неожиданно для многих высказался в том духе, что, если в глубинах Вселенной всё-таки существует разумная жизнь, то для первого контакта с ней он бы предпочёл иметь в своём экипаже представителя СССР, как самого справед-ливого и передового на планете Земля общества. Заявление наделало много шума. Павел тогда испытал огромную гордость за Державу; за то, что во внутреннем кармане пиджака у него лежит партбилет...
       Правда, на следующий день официальный представитель НАСА постарался дезавуировать неожиданное признание Эвереста, пояснив, что из-за ошибки переводчика слова астронавта были неверно истолкованы. На самом деле, Эверест, конечно же, имел в виду под самым передовым обществом Соединённые Штаты, которые выступают за желательность максимально широкого представительства стран в космических программах будущего, которые пройдут разумеется под эгидой НАСА.
       Вскоре после этого Эвереста потихоньку оттёрли в тень, не позволив ему достойно завершить карьеру. Тем не менее шикар-ное послевкусие от той истории никуда не делось. Стоило Беркуту вспомнить о ней, как он почувствовал, что даже в одиночку он всё ещё не побеждён.
       Тем более, что у него всё же нашлись тайные друзья, которые сочувствовали и даже пытались как-то поддержать в трудный момент жизни. Вернувшись с прогулки Павел обнаружил на тумбочке рядом с кроватью букетик из сухоцветов, от которого даже обшарпанная конура стала выглядеть не такой убогой... Правда, когда он проснулся на следующий день, букета в вазе не оказалось. В следующие дни загадочная история повторялась, то есть вечером в комнате появлялся скромный милый букетик от неизвестной почитательницы, а к утру исчезал: просыпался - букета нет. У Беркута даже мелькнула мысль, а не сходит ли он с ума.
      
      Глава 89
       Для обсуждения кризисной ситуации с экипажем было созвано совещание из присутствующего начальства. В связи с тем, что главные боссы должны были прилететь на космодром лишь перед самым стартом, то в их отсутствии искать какое-то решение приходилось начальникам рангом пониже из "Малого совета" (или как ещё острили шутники "Малого курултая"), который так неофициально прозвали в пику "Большому совету" ("Большому курултаю"), где всем заправляла верхушка из президиума Госкомиссии.
       Заседание не сулило виновнику незапланированного сбора ничего хорошего, Павел это прекрасно понимал и шёл на "Совет" словно на заклание. Но его Голгофа началась ещё в кулуарах заседания. В пустом коридоре Беркута перехватила Кудрявцева! Валентина специально прилетела каким-то попутным самолётом, чтобы полюбоваться на его крушение.
      - С вами всё кончено, товарищ Беркут! - злобно прошипела она, проходя мимо. Но этого ей показалось мало и Валентина специ-ально вернулась, чтобы сделать бывшему любовнику побольней перед тем как его начнут топтать другие: - И знай: меня чуть не вырвало, когда мне пришлось проглотить твою старческую мутную сперму! Пришлось притворятся - чего только не сделаешь во имя науки! Просто мне требовалась твоё добровольное участие в моей исследовательской программе. Но теперь вы отработанный материал, товарищ бывший космонавт! Для всех отработанный. Скоро вас отправляют в Москву. А там отставка, пенсия, посте-пенное забвение...
      
       Правда на комиссии Камчатов попытался за него побороться. Говорил, что накануне старта экипаж менять крайне нецелесооб-разно. Напоминал трагическую историю с гибелью другого экипажа, когда "рокировка" с заменой составов в последний момент перед стартом, привела к тому, что дублёрам не хватило каких-то секунд, - то есть отработанных до автоматизма навыков, - чтобы справиться с внештатной ситуацией.
       Напомнил Камчатов и о недавних впечатляющих успехах американцев, заявив, что будет грубой политической шибкой устраивать нам сейчас у себя бузу с перетасовкой опытнейших космонавтов, в то время как "штатовцы" вот-вот отправятся штурмовать Луну.
       Начальство совещалось больше часа за закрытыми дверями. Томясь в ожидании своей судьбы, Павел случайно узнал от знакомой секретарши-референта, что его позиции не так уж безнадёжны. Выяснилось, что большинство вызванных на в совещание экспертов тоже высказалось в том духе, что в сложив-шихся условиях крайне нежелательно заменять слаженный экипаж на дублёров. А ещё в дело кажется снова вмешивалась политика, только на этот раз этому можно было лишь порадоваться. Советской космической промышленности требовались громкие достижения к съезду партии, к юбилею революции, в канун празднования годовщины образования СССР и прочее, - чтобы было чем рапортовать. Поэтому после долгих дебатов было решено, в виде исключения, дать забракованному космонавту ещё один шанс. Врачам дали поручение подвергнуть командира экипажа дополнительным тестам, чтобы определить можно ли считать подполковника Беркут хотя бы ограниченно годного к полёту, учитывая его высочайший профессионализм.
       Если бы Павел только мог предвидеть, каким полнейшим фиаско для него обернётся отчаянная попытка "зацепиться" за полёт, - то сам бы отказался! Всего через несколько часов после совещания врачи облепили его полуобнажённое тело датчиками и велели бежать в хорошем темпе по самодвижущейся ленте беговой дорожки с кислородной маской на лице, в то время как аппаратура фиксировала работу его сердца, лёгких и других систем организма. Вначале всё шло неплохо. Но на восьмой минуте в горле неожи-данно запершило, ещё через пару минут першение перешло в сильнейший кашель, из глаз сами собой брызнули слёзы; Павлу стало не хватать воздуха. Грудь пронзила резкая боль. Он едва не лишился чувств прямо на беговой дорожке! Врачам пришлось немедленно прервать тест: вердикт "снять с полёта, как негодного по здоровью" был подтверждён.
       На улице неудачника ожидал Камчатов. Генералу было искренне жаль терять своего лучшего командира, но тут уж ничего не поделаешь.
      - Формально ты ещё остаёшься командиром основного экипажа, только сам понимаешь... - пожилой начальник беспомощно развёл руками, мол, он сделал всё, что мог.
       Но таково было правило, что окончательное решение о том, какой из экипажей полетит, принимается в день накануне старта, и Беркут это знал. Да, пока его ещё официально не отстранили (то есть документа такого ему никто не показывал), но фактически с этой минуты он для всех окончательно стал "сбитым лётчиком". И если не произойдёт чего-то уж совсем экстраординарного, фантастического, то можно с уверенностью в 99% прогнозировать, что через несколько суток его место в кабине "Союза" займёт Фёдор Железнов...
      - Нет, у тебя конечно есть право опротестовать решение медиков, - скорее в утешение напомнил ему старый командир.
      - Спасибо за совет, - буркнул Беркут и быстро зашагал к гостини-це. Не нужно ему сочувствия и жалости. Зачем вообще был нужен этот нелепый разговор?! Ясно же "как дважды два", что теперь руководство с полным правом может ставить на нём жирный крест. Обжаловать провальный результат кардиотеста? Нелепо! Только выставишь себя полным дураком на всеобщее посмешище. Для космонавтов, как и для лётчиков, приговор врачей "не годен" равносилен списанию на пенсию.
       Вернувшись к себе в номер, Павел снова обнаружил свежий букет на привычном месте. В этот момент он показался ему насмешкой. Кровоточащая душа нуждалась в более сильном "лекарстве". Выпив без передыха два стакана водки, мужчина прямо в одежде повалился на койку, отвернулся стене, чтобы ничего не видеть и не слышать. Но за тонкой стенкой, как назло, разговаривали двое - один явно пожилой, у второго голос был примерно тридцатилетнего.
      - И что вы дальше намерены делать, Марк Наумович, после того как потеряли своего космического разведчика? - спрашивал молодой.
      - Да, разведчик погиб, - с сожалением признал пожилой, - мы не успели получить данные о объекте, нащупать его точное месторасположение, установить ряд других важных характери-стик. Хотя столько было надежд...
      - И что дальше?
      - Построим новый зонд, - со спокойной уверенностью ответил обладатель старческого голоса.
       Павел догадался, что разговаривают те двое учёных, которых он видел вчера за обедом. Один из них, - тот, что был в солидных летах, - вроде из Института космических исследования Академии наук СССР. Второй - приехал с ним. Беркут мысленно ярко представил себе беседующих.
      - Так вам и дадут новое финансирование! - иронично усмехнулся молодой.
      - Значит, будем продолжать "игры разума" - строить математи-ческие модели и изучать вопрос теоретическими методами, - упрямо заверил своего более молодого коллегу седовласый профессор.
      - Закроют вас к чёртовой матери наши боссы, Марк Наумович! - грустно предрёк ему собеседник. - Как пить дать, закроют...Они и раньше-то косо поглядывали на вашу научную группу "охотников за призраками". Вот если бы вы им что-то реальное могли пообещать от своих исследований, хотя бы в обозримой перспек-тиве... А так... Какая может быть отдача народному хозяйству от ваших исследований?! Сколько раз они вам уже говорили, что не будут больше бросать деньги в вашу чёрную дыру.
      - По мере приближения к горизонту событий хаос нарастает...ты сам знаешь эту константу Константин, - последовал шутливо-философский ответ "охотника за чёрными дырами". Эта фраза застряла у Беркута в голове, раздумывая над ней, он заснул.
      
       ...Проснулся среди ночи от сильной жажды. И сразу понял, что рядом кто-то есть. Хотя в комнате было тихо, только за стенкой продолжали негромко беседовать соседи-учёные. Не шевелясь, мужчина скосил глаза. Оказалось, крыса, громадная, как кот. Это она по ночам поедала цветы прямо из вазы, обхватив стебли передними лапами. Ему стало жаль крысу (следующие букеты он стал складывать у норы под столом. А потом об этом узнала администрация, и нору заколотили. Он потерял последнего друга).
       Но это произойдёт чуть позже, теперь же постоялец номера выждал, пока его хвостатый сосед покончит с букетом и скроется в своей норе, после чего оделся, взял имевшиеся у него консервы, хлеб, и через минуту вежливо постучал в дверь соседнего номера. Ему открыли, и узнав в чём дело, охотно приняли в свою компа-нию. Остаток ночи отставной космонавт провёл за научно-философскими беседами, на какое-то время даже забыв о своих проблемах. Разошлись только в половине шестого.
      
      Глава 90
       Проснувшись около полудня, Павел стал думать на что "убить" день. Самолёт домой у него в лучшем случае через пару суток, не раньше; оставшееся время требовалось чем-то заполнить, - не сидеть же одному в гостинице наедине с тяжёлыми мыслями. В итоге ничего лучше ему не пришло в голову, чем отправился на попутке в райцентр, где имелся единственный на всю округу ресторан под названием "Звёздное небо".
       До места Беркут добрался уже под вечер. Терять ему было уже нечего. О соблюдении спортивного режима тоже можно было забыть: Камчатов накануне так и сказал: "Можешь паковать чемоданы". А посему он имеет полное право напоследок "раскру-титься". На все деньги, что у него при себе были Павел назаказы-вал разной еды, и засиделся в ресторане далеко за полночь.
       За соседним столиком гуляла какая-то компания. Четверо парней с довольно развязными манерами и с ними две девицы. Они долго переглядывались и перешептывались, кивая в его сторону. Одна из девушек была красива - высокая, худая, с огромными глазами, полными грусти. Она то и дело бросала на него заинтере-сованные взгляды. И танцевала поочерёдно с каждым из своих кавалеров прекрасно, - как быстрые энергичные танцы, так и медленные. Но когда Павел решил её пригласить, девушка неожиданно ответила ему отказом. И взглянула странно, как на опасного сумасшедшего или прокажённого.
       Беркут и сам себе сегодня был себе неприятен, что-то тёмное поднималось из глубин его души. Хорошо, что в последний момент всё-таки решил не напиваться.
      
       Вместо состроившей Беркуту "козью морду" красотки предло-жение кавалера потанцевать приняла её подруга. Эта тоже была вроде нечего себе, полновата конечно и не такая сексуальная. А в общем, какая ему разница!
      - Вы ведь Беркут? - взволнованно, с придыханием уточнила пухлая партнёрша, едва они вышли на танцпол. - Так необычно вас видеть здесь. Я впервые общаюсь с таким(!) человеком, как вы. Вас ведь отстранили от полёта. Сочувствую.
      - Быстро же у вас информация распространяется, - неприятно удивился Беркут.
      - Просто один из наших кавалеров на космодроме служит. Вы только не обижайтесь, но он такое про вас рассказывает, что моя подруга просто испугалась с вами идти танцевать.
       ...Проводив после окончания танца партнёршу, Беркут вернулся за свой столик в самом мрачном настроении. Вот как всё выходит - ещё вчера ты был образцовым героем, а как только вышел в тираж, сразу поползли мерзкие слухи. Да ещё какие! Будто бы во время врачебной комиссии у него обнаружили...гонорею в острой форме! Что же дальше? Позор, забвение? Унылое доживание - после настоящей жизни. Из доступных радостей лишь водка... Несколько лет такого существования и он превратится в закончен-ного ханыгу, забытого всеми и живущего затворником на подачки случайных собутыльников. Нарисованный воображением яркий образ жалкого отшельника потряс мужчину. Нет! Он не желает видеть себя таким! Казалось, сейчас очнешься от тяжёлого сна и с облегчением удивишься: "Надо же, едрить твою, во, я оказывается, на самом деле, как живу! Я-то думаю, жизнишка у меня совсем под откос пошла, а она ещё ничего...".
       Только никакой это не сон. И другой жизни похоже уже не будет. Всё хорошее осталось в прошлом. Как только Беркут подумал так, для него тут же началась угрюмая мужичья жизнь с водкой и мордобоем. Позволив себе "сорваться в алкогольное пике", он отправился выяснять отношения со здоровяком, оклеветавшим его перед барышнями. Двухметровому детине с пудовыми кулачищами немолодой противник показался заморы-шем, о чём громила не замедлил сообщить Беркуту. Легко заводящийся Павел очень хотел дать ему в репу немедленно, но всё же сумел сдержаться, предложив выяснить отношения один на один без свидетелей.
       Для мужского разговора вышли из ресторана и зашли за какие-то гаражи. Но едва начали выяснять отношения, на помощь местному подоспели ещё трое. Только Беркуту теперь было плевать. В крови его кипел коктейль из обиды и гнева. Руковод-ствуясь твёрдо усвоенным с детства правилом всегда бить первым, "старикан" первым же ударом сбил с ног двухметрового молодца, а потом принялся за его друзей. Сегодня Беркут определённо был в ударе во всех смыслах! Три нокаута подряд могли бы стать великолепным завершающим аккордом этого дня, если бы не продолжение в райотделе милиции.
       Местным ментам оказалось до фени, что перед ними большая шишка: вместо того, чтобы сообщить о задержании космонавта в военную комендатуру космодрома (как того требовали правила), они решили вызвать следователя республиканской прокуратуры из Алма-Аты. А до его приезда на задержанного стали оформлять протокол по статье "хулиганство".
       Но пока следователь ехал, на помощь Беркуту подоспел генерал Камчатов, - ему догадался позвонить неизвестный поклонник знаменитого космонавта. Камчатов уже побывал в больнице и каким-то образом сумел уладить дело с потерпевшими, чтобы они не писали заявления на своего обидчика.
       Через час непростых переговоров Павел вместе с генералом вышли из отделения милиции, генерал распахнул перед ним заднюю дверцу "Волги", приказал:
      - Быстро в машину!
      И сразу начал его распекать:
      - Мало того, что вы нарушили режим, так подставили под угрозу огромное дело государственной важности, пустившись в дурацкое приключение. От вас я такое ожидал в последнюю очередь! Ну, понятно, молодые сопляки, но вы-то - взрослый сложившийся человек! Судьба предоставила вам уникальную возможность отправиться в новый полёт, а вы предпочли "пацанские разборки", за что чуть не поплатились исковерканной биографией.
       Павел и сам от себя такого не ожидал, ибо никогда не был ресторанным дебоширом. Только и выслушивать нотации от бывшего начальства не собирался, с него хватит, сыт по горло!
      - Зачем вы всё это мне говорите, Григорий Иванович? Сами же сказали, что я могу паковать чемоданы.
      - А вы и смирились с поражением! - упрекнул его Камчатов. - Не рановато ли?
       По словам генерала, два часа назад специальным бортом из Москвы прилетела другая команда специалистов-медиков. На этот раз во главе с тем самым профессором-"Айболитом", который недавно "благословил" Павла на полёт. Светило космической медицины прибыл со своей бригадой врачей. Кто-то из симпатизи-рующих Беркуту высоких покровителей усмотрел в смене основного экипажа за несколько суток до старта нечистоплотную игру и принял решение устроить самую основательную перепро-верку полученных результатов последних медкомиссий.
      
      Глава 91
       Обстановка накалилась не на шутку. Руководитель прежней медкомиссии, адмирал, рвал и метал: "На каком основании наши выводы ставятся под сомнения?! Ведь все обследования уже сделаны и решения вынесены". Пошли взаимные претензии, звонки начальству. И неизвестно чем бы ещё всё закончилось, если бы прилетевшему с московской комиссией Юлику Манкеви-чу не пришло в голову проверить кислородную маску, используе-мую для снятия сердечного теста под нагрузкой. Юлик прибыл не с пустыми руками, а привёз с собой чемоданчик с высокочувстви-тельными приборами и реактивами, благодаря которым без особого труда смог обнаружить следы токсического вещества на внутренней поверхности маски.
       Припёртому к стенке лаборанту ничего не оставалось как во всём сознаться: да, это сделал он, но без всякого злого умысла, так случайно вышло, а когда осознал свою вину, - смалодушничал и вместо того, чтобы во всём сознаться, решил с помощью спирта и ватного тампона удалить следы допущенной ошибки. Беркут ему не поверил: негодяю явно велели так сделать. Только никакого служебного расследования начато не было, лаборанту просто впаяли выговор и убрали с этой работы.
       Но главное, что теперь отстранение Беркута теряло законную силу, и "Айболиту" проще простого было добиться разрешения на проведение повторной флюорографии и кардиотеста. Как и следовало ожидать, поставленный ему диагноз "туберкулез", тоже оказался фальшивым. Скорей всего снимок был подменён кем-то из флотских врачей, либо при их попустительстве. Но, чтобы не раздувать скандал и не привлекать к серьёзной ответственности допустившего халатность адмирала, в окончательном заключении комиссии была использована мягкая формулировка: "Затемнение в легких могло быть кратковременной реакцией на цветение растений". Таким образом, все ограничения с Беркута были сняты. Новый вердикт врачей гласил "к полёту готов".
      
       Но радость Павла оказалась преждевременной. Предваритель-ное взвешивание в гостинице дало катастрофический результат - 77 килограммов! Что на семь кило превышало допустимый весовой предел, ибо в космическом корабле всё рассчитывалось до грамма. Дал себя знать ресторанный загул! За оставшееся до контрольного взвешивания время нужно было любой ценой сжечь лишние килограммы. В принципе "подсушиться" драконовскими методами - не проблема! Проблема, как после адской сгонки веса сохранить достаточную работоспособность и силы для предстоя-щего полёта? Получался замкнутый круг. В это самое время в нескольких километрах отсюда уже шла заправка ракеты, а у него такое вот безвыходное положение. Павел костерил себя последни-ми словами, - столько всего преодолеть, чтобы погубить всё собственными руками!
       На помощь снова пришли верные друзья. Юлик Манкевич перед возвращением в Москву связался по телефону со знакомым врачом сборной Советского Союза по тяжёлой атлетике, которая находилась на тренировочном сборе на курорте в Цахкадзоре. Штангисты готовились там перед отлётом на чемпионат мира в Италию. Генерал тоже созвонился со старым сослуживцем в Армении и тот дал команду передать нужный медицинский препарат с экипажем военно-транспортного "АН-а", вылетающего с новенькими БТэРами на борту в их сторону. Началось напряжён-ное отслеживание перемещения ценной посылки. Вместе с Камчатовым Павел не отходил от телефона, накачивая себя кофе и крепким чаем. Наконец, позвонили с местного аэродрома и сообщили, что борт только что благополучно приземлился у них на авиабазе (которая располагалась в трёхстах километрах от Байконура), и один из бронетранспортёров уже пошёл в их сторону своим ходом через пустыню...
       Когда вскоре после захода солнца, прорезая мглу светом фар, к гостинице подъехал броневик, из него выбрался уставший, запылённый человек невысокого роста в промасленном комбине-зоне. Стянув с головы шлемофон, почерневший от пыли механик-водитель сверкнул на Беркута белками глаз и протянул заветную коробочку. Расчувствовшись, Павел обнял его, не зная, как отблагодарить. От бутылки генеральского коньяка добровольный курьер скромно отказался, зато попросил легендарного космонавта расписаться на своей солдатской книжке.
       После этого генерала отвёл Беркута в сторонку:
      - Ты не спеши радоваться-то. Не пойму, что происходит вокруг твоего экипажа. Идёт какая-то непонятная возня, какие-то силы действуют против тебя. Во всяком случае, советую тебе, пока не сядешь в корабль, соблюдай максимальную осторожность. Одно дело пока ты ещё на земле, и совсем другое, когда уже будешь в ракете. Там тебя тронуть не посмеют. Пока же ты постоянно подвергаешься опасности любой новой провокации.
      - Я же говорил вам, - напомнил Беркут.
      - Теперь я готов поверить во что угодно, - признал генерал. - И если то, что ты мне рассказал в прошлый наш разговор, правда, то ты сам понимаешь, кто пустил этих провокаторов по твоему следу. И только хозяева могут отозвать своих псов. Лучше отдай им то, что они хотят, и от тебя отстанут. Или хотя бы скажи мне, где ты это прячешь, и я с ними сам обо всём договорюсь. Пойми: ты мне нужен, Павел Поликарпович! Лучше тебя командира экипажа у меня сейчас нет. Но они всё равно до тебя доберутся. Сегодня у них не вышло, но придумают ещё что-нибудь, и завтра у них может получиться. Кинь им кость! И заодно Манкевичу этим сильно поможешь.
      - А что Манкевич? - забеспокоился Павел, вспомнив озабоченное чем-то печальное лицо друга, когда прощались с ним несколько часов назад.
      - А разве он тебе ничего не сказал? - удивился генерал.
      - Нет.
      - Он такой: в себе будет держать, чтобы никого не обременять собственными проблемами. На Манкевича ведь дело завели. Уголовное! По факту пропажи секретных материалов: личных учётных медкарт с медицинскими показаниям космонавтов, к которым он имел доступ. Также до меня дошли сведения, будто он мог снабжать кого-то из наших нелицензированными биопрепара-тами без согласования с руководством. Ты знал об этом?
      - Да, знал.
      - Вот видишь, - укоризненно покачал головой генерал. - Манкеви-чу это дорого может обойтись. Пока трудно сказать, что конкретно ему собираются предъявить - все материалы находится в военной прокуратуре. Но думаю, сломают талантливому парню судьбу. Если только... Должен понимать, кто за этим уголовным делом стоит, и кто им на самом деле нужен. Вернее - что. Я не знаю точно, но вроде речь идёт о какой-то папке, вроде бы даже жёлтого цвета, без которой им "и не кушается, и не спиться".
       Сказав ему так, генерал Камчатов взглянул на часы и деловито сообщил, что до старта осталось менее десяти часов, следователь-но, им пора поторопиться.
      - А напарника своего прости, - напоследок дал совет начальник. - Вам в любом случае вместе работать. Да, с гнильцой парень оказался, но выбора у тебя нет: лучше полететь с таким напарни-ком, чем вообще не полететь. Так что заселяйтесь вместе в "Гагаринский домик", и постарайся хотя бы несколько часов поспать.
      
       Только какое там "поспать"! Чтобы быстро согнать лишний вес, Беркут отправился в сауну, предварительно накачавшись импортным слабительным, которым Манкевич разжился у команды штангистов, и остаток ночи провёл сидя на унитазе. Зато под утро, перед официальным взвешиванием, "потянул" всего 67 килограмма! При этом, как ни странно, чувствовал себя просто великолепно, - хорошо отдохнувшим, полным сил, словно проспал 12 часов крепким здоровым сном! Это выглядело настоящим чудом, ведь после такой процедуры он должен быть измотан, "выжат", словно лимон. Секрет заключался в том, что в состав препарата входил мощнейший бикомплекс, помогающий спортс-менам сборной быстро сгонять вес в канун важных соревнований и при этом оставаться на пике формы...
      
      Глава 92
       И вот наступило утро старта. Проснулся Павел в приподнятом настроении, чувствуя необыкновенный прилив сил и энтузиазма, сегодня ему определённо предстоит удачный день!
       Кулик долго и тщательно брился модной электробритвой "Харьков", которую Павел подарил ему на день рождения (этот удобный и надёжный девайс являл собой точный аналог популяр-ной на Западе модели фирмы Philips, скопированной советской промышленностью). Правда бритьё в день старта не приветствова-лось, считалось дурной приметой. Но в данном случае желание напарника отлично выглядеть перед телекамерами и фотообъекти-вами перевесило страх накликать беду.
       Потом было одевание в МИКе (монтажно-испытательном комплексе), шутки через стекло с допущенными на эту процедуру журналистами. Хоть и лететь им предстояло без скафандров, но такова уж процедура.
       Утро выдалось промозглое. Врачи предложили членам экипажа надеть утеплённые юфтевые сапоги на тот случай, если старт отложат и придётся ждать. Дублёров уговаривать не пришлось. Кулик тоже согласился переобуться. Лишь Павел единственный из их четвёрки пошёл к автобусу в своих полуботинках, лишь накинул поверх шерстяного костюма утеплённую лётную куртку синего цвета Ф-74.
       Несколько минут езды до "двойки" - стартовой площадки, с которой в апреле 1961 года провожали Юрия Гагарина. И вот она ракета. Кажется, она тоже в нетерпении: заиндевевшая от кислородного испарения, отяжелевшая от сотен тонн топлива в баках, сдерживаемая лишь собственным весом и металлом установочных ферм.
       Стоявший на рассвете плотный туман почти рассеялся. Ракета ожидала экипаж "под парами": возле сопел двигателей первой ступени клубились облака пара. К приезду космонавтов собралась огромная толпа военных и гражданских служащих космодрома; кумачом убрана трибуна для начальства, установлены микрофоны. Всё шло по однажды раз и навсегда утверждённому сценарию: сначала митинг, потом доклад командира экипажа главе государ-ственно комиссии и подъём на ракету. Беркут первым вышел из автобуса, за ним Кулик, следом на расстоянии в несколько шагов дублёры.
       ...Пока выступали высокие начальники, Павел обратил внимание, что повсюду валяются окровавленные комки перьев, некоторые даже ещё трепещут в предсмертной агонии, а на белоснежном корпусе самой ракеты видны кровавые отпечатки. Какой-то офицер-техник тихо пояснил ему, что в тумане стая птиц налетела на удерживающие ракету фермы. Примета накануне старта - хуже не бывает. Все, кто профессионально связан с небом, особенно лётчики и космонавты - люди суеверные. И на многих происшествие оказало тягостное впечатление, но старт откладывать никто из начальства конечно не станет. Отчётливая мысль, что возможно через какие-то сорок минут он умрёт, посетила Беркута. Но не лишила его присутствия духа. Это чувство - приближения к великому горизонту, за которым тебя ждёт неведомое, не мешало, а скорее помогало правильно настроиться. Потому что все остальное - интриги врагов, чужая зависть, конфликты, потери, обиды, вся эта нелепая гордость, боязнь провала - все эти вещи падают пред лицом вероятной смерти, оставляя лишь то, что действительно важно. Ощущение дыхания смерти - лучший способ избежать мыслей о суетном. Преодолев в себе самый сильный страх, ты начинаешь ощущать себя одной чистой волей, лишённой сомнений...
       А вот Кулик весь напрягся, по горлу его спазматически быстро ходил туда-сюда острый кадык, будто от крайнего напряжения он никак не смог сглотнуть образовавшийся в горле ком.
       Павел похлопал напарника по плечу:
      - Ну как ты?
      - Я готов, командир, - всё-таки сумев протолкнуть застрявший в горле ком, глухо отозвался на парник.
       Через несколько минут Беркут доложил руководителю Государственной комиссии о готовности к выполнению задания. Стоявший на трибуне посланец партийного съезда, знатный хлопковод из Узбекской ССР Мухаббад Тухтаходжаев вручил Беркуту уменьшенную копию главного знамени страны. И так как в честь открытия главного форума социализма непременно требовался рекорд, среднеазиатский дехканин дал командиру экипажа наказ "подниматься на ракете до тех пор, пока не остановишься (вероятно, зарывшись носовым обтекателем ракеты в лунный грунт)". Павел догадался, что крестьянин-передовик просто перепутал полёты, решив, что экипаж немедленно отправляется на штурм спутника Земли, и добродушно пообещал, так и сделать.
       Затем, согласно утверждённому протоколу, нужно было подойти к микрофону, произнести несколько заученных с бумажки фраз, и идти к ракете. Всё шло стандартно до той секунды, когда взгляд Павла не наткнулся на родственников Гагарина, - их тоже пригласили на старт в качестве почётных гостей.
      - Сегодня я займу место вашего мужа и отца, - обратился он персонально к ним, отойдя от текста заготовленной для него речи. - Этот полёт я посвящаю его светлой памяти, и с орбиты, во время прямого включения, я буду говорить, в том числе, о нём очень важные слова.
       В толпе провожающих произошло некоторое движение. А экипаж уже направляется к ракете в сопровождении небольшой группы аккредитованных журналистов, допущенных на старт. Возле лифта короткое интервью главному редактору журнала "Коммунист" Егору Гайдару.
       Начальник стартовой команды протягивает Беркуту так называемый "командирский ключ" с его личными кодами и паролями от бортового компьютера.
       Генерал Камчатов пожимает космонавтам руки:
      - Надеюсь на вас, сынки. Главное вернитесь живыми. Если возникнут серьёзные неполадки, действуйте по ситуации. - И в самый последний момент, обращаясь к Беркуту добавил: - Ты там особо не мудри, действуй строго по программе, никаких своих испытательских штучек. Попутного тебе солнечного ветра!
       Лифт возносит их на вершину ракеты. Даже дышится здесь не так как внизу у подножия ракеты: там застойная машинная атмосфера, а тут веет свежестью дальних странствий. Павел обводит взглядом бугристую степь, которая, как и он, кажется живёт ожиданием. Наверху тихо. Тишину прерывают лишь команды по громкой связи, деловитые переговоры сопровождаю-щих техников. Дренажные клапаны "дышат" былыми облачками переохлаждённого кислорода, и его мятная прохлада приятно ласкает лицо.
       Глядя с верхней площадки на оставшихся внизу провожающих, Павел испытал чувство, словно часть его уже принадлежит небу. И при этом появилось ощущение себя очень большим и значитель-ным, но без малейшей примеси тщеславной гордыни. В этот момент они с напарником олицетворяли собой всё лучшее, что есть в народе, в стране. Его переполняла гордость в первую очередь за державу, за инженеров, конструкторов, простых рабочих. Снизу ему махали тысячи рук, и Беркут тоже стал махать людям и телекамерам внизу.
       А вот Кулик, уже успевший покрасоваться перед объективами и дать несколько коротких интервью, махать провожающим не стал. "Плохая примета". Отвернулся.
       В полумраке кабины мягко светятся шкалы приборов, цветными полутонами играют информационные табло. На пульте управления кораблём холодно поблёскивают металлические тумблеры с лаконичными надписями: "АЗМ-1", "Клапан СУ". Перед тем как забраться в кабину Беркут снял и отдал техникам тёплую куртку и шапку. Снаружи поднялся сильный ветер, зато в командном отсеке корабля тепло и по-особому уютно. Беркут первым сел в корабль, поскольку его кресло дальше от люка. Оказавшись на своём рабочем месте, он надел сеточку шлемофона с наушниками и подключился к каналу связи с землёй. Инженер помог ему пристегнуться, на прощание тронул за плечо и ободряюще пожелал:
      -Удачи.
       Следом свой ложемент занял напарник. Кабину закрывают снаружи, слышно, как с усилием закручивают болты. Перед глазами мигают датчики на приборной панели. "Теперь всё! - с облегчением подумал Беркут. - С этой минуты никто уже не сможет остановить меня, скоро пойдут команды: "ключ на старт", затем "дается продувка", "дается зажигание". И, как говориться: "Поехали!", следующая остановка космос!
       Время предстартовых ожиданий течёт медленно. Минуты кажутся часами. Это перед первым в своей жизни стартом ты почти не ощущаешь ожидания, ибо находишься в предвкушении необычного, зато второй старт уже воспринимается совсем по-иному - действуешь осознанно, профессионально. А вот его напарник похоже "поплыл". Павел повернулся к нему, чтобы вернуть товарищу необходимое сейчас чувство концентрации.
      - Пристегнулся? - спросил, хотя видел, что Кулик в полной готовности.
      - Пристегнулся...
      - Объявляется десятиминутная готовность, - наконец-то прохрипел голос в динамике. - Как слышите, Горизонт-1?
      - Вас понял: минутная готовность, - немедленно отозвался Беркут.
       Теперь уже точно всё! Они с напарником фактически вырулили на взлётную полосу и даже начали разбег. "Точка невозврата" можно сказать пройдена. Через несколько минут в динамике раздастся голос Камчатова: "Я сотый! Счастливого пути, "Горизонты"!". Потом заработают двигатели первой ступни ракеты-носителя, о чём экипаж "известит" нарастающий гул внизу. Лёгкий толчок. Усилится покачивание, потом вибрации, перегрузки. Наконец- невесомость...
      - "Горизонт-1", проверьте заставки и наддув, - прошла очередная команда. - Как самочувствие?
      - Понял Вас. Проверяю.
      - Ключ на старт! Дается продувка.
      - Понял Вас. Ключ поставлен на дренаж.
      - Все нормально: дренажные клапана закрылись. Как настроение, "Горизонт-1"?
      - Понял Вас. Настроение нормальное.
      - Повторите?
      - Отличное настроение, - настраивая реле связи, повторил Беркут и нетерпеливо заёрзал в кресле. - Я "Горизонт один", повторяю: самочувствие экипажа нормальное, бодрое, к старту готовы. Подключаюсь к бортовому компьютеру.
      - Отлично.
       Шли нормальные предстартовые переговоры с КП. Уже давно разошлись фермы обслуживания. Ракету начало слегка покачи-вать. Теперь дело за кабель-мачтой, которая отойдёт последней по команде "Земля-борт!".
       ...- Идут наддувы. Земля-борт! Подтвердите готовность. Отошла кабель-мачта, все нормально.
      - Понял Вас, почувствовал. Слышу работу клапанов.
      - Понял Вас. Хорошо.
       Павел вставил в разъём своего компьютера командирский ключ. И вдруг увидел на дисплее вспыхнувшую красную надпись: "Система не поддерживает ваш интерфейс. Вы не опознаны". Каково чёрта?! Как не опознан?!
      - Готовность восемь, семь, - пошёл отсчёт по каналу связи с центром управления...
       Но что это? Часы шли, отсчитывая последние секунды, а в кабине наступила необъяснимая тишина, и автоматика запуска не включается. Одновременно прекратилось лёгкое покачивание, словно к ракете вновь подвели фермы обслуживания. Явно происходило что-то необычное. Павел снова подумал о мёртвых птицах на стартовой площадке. Взглянул на часы. Время! Пора бы уж в путь. Секунды продолжали бежать, но ничего не происходи-ло. Беркута охватила тревога. Трудно подобрать слова, чтобы описать все те ощущения, которые лавиной вдруг обрушились на него: настороженность, предчувствие чего-то неотвратимо, растерянность. Страх. Всё это прокручивалось в голове и вызывало нервный озноб.
      - Я "Горизонт один", почему заминка?
       - Горизонт первый, внимание! - вдруг нарушил затянувшуюся паузу чей-то незнакомый ему голос, - Начинайте передавать поздравление делегатам съезда партии! Телевидение хочет иметь запись вашего поздравления - на тот случай, если во время полёта возникнут проблемы со связью.
      - Мы будем передавать с орбиты, - ответил Беркут.
      - Это приказ.
       На него пытались давить с командного пункта, но он оставался непреклонен. Тогда снаружи начали открывать люк. Заглянувший техник ошарашил:
      - Принято решение об экстренной эвакуации экипажа из корабля.
      - Это невозможно! - возмутился напарник. - Без прямого приказа руководителя полёта мы этого не сделаем.
       Зазвучал властный голос с КП:
      - Горизонт первый! Я сотый. Слушайте меня внимательно. И спокойно. Ваш старт отменяется. Подполковник Беркут, приказы-ваю вам покинуть корабль! У вас 5 минут, чтобы выполнить приказ.
      - Да пошёл ты! - огрызнулся Павел.
       Его грубо схватили сразу несколько рук, в ответ Беркут ударил кого-то в лицо. Началась драка. Между ним и пытающимися "выковырять" его из кабины людьми находился Кулик, но напарник сидел смирно, даже не пытаясь вмешаться. Скоро противников стало слишком много. В тесноте, в полумраке лиц было не разобрать, Павел наугад раздавал удары, не чувствуя усталости, пока сильнейший удар не потряс его. Словно током шарахнули. Не успел опомниться, как снова. И ещё. После третьего разряда всё померкло перед глазами...
      
      Глава 93
       Огненная струя, казалось, прошила воздух возле самого его лица, через мгновение самолёт содрогнулся. "Павел, горишь! Прыгай!" - раздался в наушниках крик комэска. "Всё, отлетался!" - пронзила сознание мысль, на какой-то миг он оцепенел. Отчётливый треск под ногами вернул его к действительности - рвались пиропатроны под его креслом, оказывается он машиналь-но дёрнул за хомут катапультирования. Рывок. Выброшенный из кабины, Беркут ухнул ногами в гудящую пустоту, и лишь в последний момент перед столкновением с землёй успел дернуть за вытяжное кольцо парашюта. Купол раскрылся, но высота была слишком мала! Через какие-то секунды его с размаху ударило о жёсткую каменистую землю. Услышал, как хрустнул собственный позвоночник. Одновременно где-то в стороне грохнул взрыв врезавшегося в землю истребителя.
       Долго лежал, боясь пошевелиться, ибо малейшее движение вызывало волну адской боли, похоже, сломал хребет.
       Рядом появился огромный ворон, с минуту внимательно разглядывал неподвижное, распростёртое на земле тело. Сообра-зив, что бог послал ему ужин, пернатый падальщик в пару прыжков приблизился и ткнул крепким клювом мертвеца в лицо, метя в глаз. Павел замычал, дёрнулся, чтобы отогнать ворона, от резкой боли чёрная мгла тут же поглотила и птицу и окружающий лес...
       Он видел себя пятидесятилетним. Наступило время его расцвета и триумфа. Сбылись самые сокровенные юношеские мечты. Он всё-таки высадился на Луне! Вот он сделал первый неуверенный шажок по лунной поверхности и повернулся к автоматической кинокамере на посадочном модуле: "Это один небольшой шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества!!!" - произнёс с гордостью, а потом добавил то, что от него требовалось по сценарию. - И доказательство преимуще-ства учения великого Ленина и Маркса". Затем состоялась торжественная установка флага Союза Советских Социалистиче-ских республик...
       А на Земле его встречала Она! Вот только имени её и даже лица он отчего-то не мог сейчас вспомнить. Лишь чувствовал, Она снова рядом. Постой! Когда же они познакомились? И где именно? На маленькой железнодорожной станции? Нет, намного раньше. На студенческом вечере? Нет, нет, не то. Это случилось в сочинском санатории, в 1952-м, когда ему дали отпуск перед командировкой в Корею. Они разговорились на пляже: пёстрый купальник красиво облегал её высокую грудь, изящный изгиб талии, переходящий в волнующую округлость попы, разжигал воображение... Вечером после танцев они долго целовались на скамейке под эвкалиптовым деревом. А на следующий день, когда её соседка отправилась на экскурсию, она уже лежала обнажённая под ним. И, едва сдерживая стоны (чтобы их не застукала строгая дежурная по этажу), отдавалась ему в своём номере. Окно было приоткрыто, где-то наигрывал легкий свингующий мотивчик Рея Чарльза... Они занимались любовью несколько часов подряд. Лучших часов его жизни! Закинув ее стройные ноги себе на плечи, юный лейтенант сильными ударами бёдер засаживал ей, она кусала себе губы, чтобы не стонать, и ритмично подмахивала его движениям... Сны бывают лучше, чем жизнь. А то, что он спит, он уже понял. Нет, он категорически не хотел просыпаться, сон затягивал его простым и лёгким счастьем: он снова гуляет по южному парку с курортной подругой - она охотно возвращалась к нему, едва он терял зыбкую связь с реальностью. Они о чем-то оживленно беседуют, чувствуя громадный взаимный интерес. А всего через пару часов снова с упоением занимаются любовью в заброшенной части старого парка, случайно наткнувшись на руины заброшенной эстрады. Он целует её красивые ноги, вылизывая каждый пальчик. Такие ножки - настоящая драгоцен-ность, как ноги голливудской кинодивы Марлен Дитрих, и не менее достойные того, чтобы их тоже застраховать на миллионы...
       Теперь там, где они с упоением укрутили свой страстный курортный роман, танцуют и любят друг друга другие парочки. Чёрт возьми! А ему суждено остаться в этом хмуром лесу, за тысячи километров от Родины... "Только ведь не было никакого курортного романа. И ни в какой санаторий его тогда не отправля-ли" - вдруг сам сумел он поймать себя за руку, сообразив, что всё увиденное лишь порождение воспалённого ума. И всё же он был благодарен провидению, пославшему ему встречу с дорогим человеком. Пусть даже она явилась ему в таком ложном образе. Всё равно он узнал её! Несомненно, это была она - первая и единственная, которая снова заставила трепетать все его существо своими прикосновениями. Лишь её одну он всегда по-настоящему любил, и любит! Вот только причину их расставания вспомнить не мог, как не тужился. А может и не было его вовсе - расставания-то? И любимая до сих где-то ждёт его возвращения... Жаль только лица её по-прежнему не разглядеть. Только какой-то намек. Легкая тень забвения. Смутное воспоминание о былом... Которо-го, может, и не было? Сейчас он проснётся - и не вспомнит о чём был сон. А если нет воспоминаний - нет и прошлого. Значит и жизни не было? Разобраться бы ещё в этом... Глупые игры разума! Вот тебе счастье, зачем искать иного? Просто плыви по течению. Оказывается, быть тупым и безвольным так по кайфу, отчего не хочется просыпаться - сразу бы умереть, не возвращаясь в сознание. Остаться в иллюзорном мире, где всегда светит тёплое солнце, рядом плещется ласковое море (или заповедное озеро), играет приятная, немного старомодная музыка, они идут под руку, и он чувствует боком тепло её мягкого податливого тела. Умереть для такой жизни было бы счастьем! По возможности без сильных страданий. Просто не просыпаться больше, перейдя в Нечто. Длящийся вечно сон жизни. Смертный сон бытия... Но так его могут захватить враги! Эта мысль показалась настолько ужасной, что Павел сразу очнулся.
       Проклятая чёрная птица по-прежнему была рядом. Едва он захрипел и дёрнул плечом, взявшийся снова клевать его ворон отскочил в сторону. Но не улетел совсем. Чёртов чернец! Он не собирался оставлять шевелящуюся добычу в покое, лишь поджидая неподалёку, когда полумертвец снова отключится, чтобы продолжить расклёвывать ему лицо. Ведь доходяга его законная добыча...
      
      Глава 94
       После боли от ударов острого клюва, его лица неожиданно касаются чьи-то нежные ласковые руки. Павел чувствует её лёгкое дыхание на своей щеке. Она вернулась к нему.
      - У тебя красивые глаза, как хорошо, что их не успели склевать вороны, - счастливо воркует голос, принадлежащий молодой женщине. Странно, что он так ясно понимает о чём она говорит, ведь после того, как покинул сбитый самолёт, его спасли местные корейцы, которые постоянно что-то лопотали на своём языке.
      - Уже третью ночь над нашим лесом идут воздушные бои, - незнакомка спешит рассказать ему то, что её волнует. - Когда они начинаются, птицы умолкают и слышен только рёв моторов и треск пулемётов. В ясном ночном небе видны светящиеся дорожки от пуль, летчики преследуют друг друга, моторы завывают, потом все небо озаряется - в столбе пламени новый самолет падает в чащу, и яркое зарево пылает несколько минут. Когда это происхо-дит, я с ужасом понимаю, что сейчас совсем рядом, в адском костре сгорает молодой юноша. А те, кто не сгорают, становятся пищей для местных птиц. Я тороплюсь, чтобы похоронить их прежде, чем им выклюют глаза. Обычно я нахожу убитых с широко распахнутыми очами, в которых стоит остекленевшая мольба: уже не в силах разомкнуть посиневших губ, покойники молят меня позаботиться об их телах... Но то, что сегодня я нашла именно тебя, мне особенно радостно, ведь всё самое важное в своей короткой жизни я видела в твоих глазах - и любовь и даже собственную смерть...
      
       Только оказалось, что никого там наверху не интересует его нежелание возвращаться, - его просто вытолкнули обратно в жизнь. Несколько минут Павел приходил в себя и привыкал к реальности. Странный сон! Мешанина какая-то. В голове всё спрессовалось в какой-то слипшийся комок, из которого с трудом приходиться вычленять мысли... Как он сюда попал - этого Павел совсем не помнил: из памяти словно выдрали изрядный кусок. Просто открыв глаза, обнаружил себя совершенно голым, лежащим на металлической койке с казённым полосатым матрасом, без одеяла и подушки, посреди пустой комнаты-пенала с единственным зарешёченным окном. Где-то за стенкой переда-вали репортаж об успешном старте ракеты. Его ракеты! Отчётли-во было слышно, как от его имени кто-то зачитывает поздравление делегатам съезда. Хорошо поставленный голос, словно диктор советского телевидения чеканил: "От имени экипажа я, лётчик-космонавт СССР Павел Беркут хочу передать поздравление всему советскому народу с орбиты планеты Земля по случаю годовщины Великой октябрьской революции...".
       И всё-таки, где он находится? Вроде бы больница, только странная какая-то, с решётками на окнах. И порядки совсем не больничные, а скорее тюремные. Поднявшись с кровати Павел стал колотить кулаками по двери в дверь. Появились крепкие люди в белых халатах.
      - Имя? - спросили его с выражением тупой враждебности на лицах.
      - Где я?
      - Имя! - потребовали они угрожающе.
      - Я не стану отвечать, пока не объясните.
       Посыпались удары. Он закрывал лицо, и как мог отбивался. В конце концов ему заломили руку за спину, вкололи укол с каким-то препаратам, от которого Беркут на несколько часов превратился в подобие овоща, не в силах пошевелить даже пальцем.
       Вечером его подвергли унизительным процедурам. Две грубые тётки приказывали ему поочерёдно поднимать руки, чтобы показать им свои подмышки, следом член с мошонкой. Потом ему велели нагнуться и раздвинуть ягодицы. Это делалось под предлогом проверки на наличие паразитов. На самом же деле целью было сразу лишить новенького естественного для нормаль-ного свободного человека чувства внутреннего достоинства, породить в его голове чувство задавленности и брезгливости по отношению к самому себе. И сопротивляться этому было невоз-можно. Присутствующие здесь же четверо дюжих санитаров начинали избивать Беркута при любой попытке неподчинения. От ударов санитаров и грубых окриков примитивных тёток, загляды-вающих ему в задний проход, в голове Павла всё ещё больше помутилось, слилось в какую-то сплошную кашу...
      
       Способность что-то оценивать и понимать вернулась к нему, когда его вели длинным коридором, по пути им попалось какое-то помещение, дверь была открыта, в комнате с диваном и мягкими креслами работал телевизор. Беркут успел бросить взгляд на экран. Передавали спецвыпуск программы "Время". Шла нарезка из самых эффектных кадров старта "Союза": под грохот и дрожание земной поверхности огромная ракета величественно отрывается от стартового стола и начинает набирать высоту. Через считанные минуты гаснет в небе её огненный хвост. Тает в утреннем мареве бело-голубой след инверсии, и космос доносит слова: "Я Горизонт-1", есть отделение третьей ступени... Космический корабль успешно вышел на орбиту Земли". Самое поразительное, что он сам передавал с борта корабля, что старт ракеты прошёл успешно! Такое чувство, будто ты действительно сошёл с ума. Впрочем, через несколько секунд до Беркута дошла очевидная механика обмана: его лицо в телевизоре - это смонтированная запись с тренажёра! Павел вспомнил, как в конце одной из тренировок в Звёздном городке инструктор с пульта шутливо стал разыгрывать из себя сотрудника Центра управления полётами из подмосковного Калининграда, предлагая ему сымитировать реальный диалог Космос-Земля. В тренажёре смонтирована камера, и с инструкторского пульта всегда ведётся техническая видеозапись. Потом кто-то взял эти кадры, немного перемонтировал, подложил где нужно другой звук, и получился репортаж, который теперь выдают за подлинное включение с орбиты. Те, кто решился на такой грандиозный подлог - преступ-ники! Неужели они не понимает, что скоро всё вскроется и их будут судить?!
       А пока Беркута загнали в помещение с большой чугунной ванной у дальней в разводах ржавчины стены. Вновь прибывшим полагается дезинфекция, объяснили ему. Когда Павел увидел, что ванна наполнена грязной коричневого цвета жижей, на поверхно-сти которой плавают насекомые ("ванна с тараканами"!), он наотрез отказался от "водной процедуры". И тогда санитары силком затолкали его в эту вонючую жижу.
       После дезинфекции ему коротко остригли волосы, выдали похабного вида пахнущие дезинфекционной камерой казённые трусы, велели облачиться в серую тюремную пижаму и тапочки почему-то белого цвета на подошве из картона. После этого отвели в палату, где находился ещё один человек, который спал, отвер-нувшись к стенке. Павел был сбит с толку, опрокинут, опустошён, унижен. В голове - тысяча вопросов: "Почему? За что? Как они посмели?!"
      
      Глава 95
       За разлапистыми вековыми елями уже показался бревенчатый угол маленькой избушки их райского приюта. "Вот она! Вот она! - томно и радостно забилось у него в груди. Беззаботная жизнь, долгие задушевные разговоры у костра, мошкара, речной запах, переполненные до краёв сладостной истомой душные ночи, и эта жаркая грудь, которую он страстно мнёт...". И тут он как будто споткнулся... А затем увидел тёмное, морщинистое, остроглазое лицо цыганки из подземного перехода, пророчествующей ему: "Вижу, как с тебя сдирают кожу живьём... Но ты всё выдержишь, даже когда тебя вырвут из материнской матки, и в череп к тебе руки запустят, чтобы мозг украсть".
       Павел распахнул глаза: он всё понял! Предсказание удивитель-ным образом сбывалось: когда Буров сообщил ему, что он не полетит в защитном скафандре, то с него будто содрали кожу. Потом в последний момент его вытащили из командного отсека корабля, по форме напоминающего яйцо или матку! А теперь в дурдом засунули - явно же с целью "украсть" у него разум!
       "Надо успокоиться. Кто бы это не совершил, скоро они поплатятся за свой поступок, такие подмены долго утаить невозможно. Тебе просто надо немного выждать", - сказав себе так, Павел осмотрелся: сосед по-прежнему спал, потому что больше тут нечем заниматься. Он тоже снова опустился щекой на жёсткую, воняющую дезинфекционной камерой, подушку. Закроешь глаза и вот оно - у самых глаз - бледное пятно, тихий девичий смех. Но любая попытка вглядеться в эту расплывшуюся муть оказывалась тщетной. Потому что это лишь намек. Легкая тень. Смутное воспоминание о чём-то счастливом. Та ли это, что недавно привиделась ему в лекарственном бреду? Или та, о которой он с тоской всё время думал в последнее время? Или же та, совсем ещё юная деревенская девчонка, с которой он безусым юношей впервые познал трепетное и святое чувство влюблённо-сти? "Недавно я жил в сосновом лесу на берегу прекрасного озера - произнёс чей-то голос у него в голове. - Теперь я всё отчётливей понимаю, что, то отшельничество было самым счастливым временем моей жизни. Все было в кайф. Всё - гармония. Накрапы-вал дождик. Пахло мокрой хвоей и сладостно до головокружения было думать о предстоящих простых житейских радостях: поджаристом хлебе "с дымком", щедро намазанным мёдом; испечённой в углях картошке, долгих посиделках с любимой тихими вечерами у костра...".
      
       Снова Павел проснулся от странного дребезжащего звука в палате - это койка соседа ходила ходуном. Сосед испуганно смотрел на него, а его тело изгибалось в немыслимых, неесте-ственных позах. Выпучивалось, гнулось, дрожало, как будто больше не принадлежало ему. Павел вскочил с кровати. Стал колотить в дверь. Метнулся к несчастному, попытался успокоить.
       Наконец заскрежетал ключ в замке и мягкой, почти бесшумной походкой вошёл мужчина неопределённого возраста - этак между тридцатью и сорока, длинноногий, статный. Бросив привычный взгляд на припадочного, он грустно покачал головой, буркнул:
      - Всё как обычно...
       После чего обратил всё своё внимание на новенького.
      - Здравствуйте, меня зовут Зиновий Дмитриевич Панаётов, - представился длинноногий, показав в добродушной улыбке крупные белые зубы под щёткой усов, - я буду вашим лечащим врачом здесь, в клинике неврозов.
       Он был чернявый, горбатый нос похож на клюв, и вообще он немного смахивал на ворона из недавнего сна Беркута. Только не такой хищный на вид. Лицо продолговатое, интеллигентное: шведская бородка, мягкий умный взгляд. Этакий гармонично развитый уникум с бицепсами гимнаста и явно немалым количе-ством извилин под шапкой курчавых волос. И голос вкрадчивый, бархатный. На большинство женщин такой типаж мужчины действует как мощнейший афрозодиак. Этот обаяшка на любого произведёт благоприятное впечатление. Настоящий доктор - добрый и внимательный! Павел тоже подпал под обаяние мягких манер доктора.
      - Хорошо, что вы пришли, теперь я смогу выбраться отсюда, - обрадовался Беркут. - И сообщите моему руководству, что я у вас.
      - К сожалению, вы заблудились в своих видениях, - во взгляде "Ворона" появились та же грусть и сочувствие, что и минуту назад, когда он смотрел на припадочного. - Вы всё дальше уходите от реальности. Без профессиональной медицинской помощи вам не выбраться из джунглей болезненных заблуждений. Я же хочу помочь вам разобраться в себе.
       Надежда, связанная с этим человеком, сменилась разочаровани-ем в нём:
      - Убойная тактика, док, - вколоть человеку препарат, от которого у него в мозгу всё перемешается в кашу, а потом с умным видом убедить его, что он перестал дружить с собственной головой, - зло сказал Беркут.
       После этих слов искреннего сочувствия и грусти в лице доктора лишь прибавилось.
      - Я понимаю вашу растерянность и тревогу... - вздохнул он. - Но и вы должны понять: пока вам не рекомендованы контакты с прежним кругом общения, это может спровоцировать новый приступ, - врач пытался втолковать это пациенту ласково, глядя не него своими добрыми глазами в ореоле лучистых морщинок. А чтобы совсем не расстраивать новенького, пообещал: - Вот понаблюдаем за вами с месяцок, и как только заметим, что терапия начала давать результаты и ваше состояние стабилизировалось, обязательно пригласим кого-нибудь из ваших родственников на свидание. Вы не волнуйтесь! Условия у нас вполне хорошие: трёхразовое питание, днём "тихий час", профессиональное лечение.
      - Я не болен. И вам это известно лучше меня. А то, как я попал сюда, и каким образом это было провёрнуто, - с этим скоро будет разбираться прокуратура, - жёстко пообещал Беркут. Голова его после недавнего сна всё ещё оставалась тяжёлой, мысли и слова непривычно путались, но ярость помогала продираться сквозь ментальные дебри. - Не знаю, что за препарат вы мне вкололи, только не надейтесь, что это просто так сойдёт вам с рук!
      - И всё же не будем спешить с выводами, - вежливо улыбнулся доктор, раскрыв папку с надписью: "История болезни"; загляды-вая в неё, он стал задавать пациенту стандартные вопросы, принятые при первом знакомстве лечащего врача со своим пациентом - про наличие хронических болезней, жалобы на самочувствие. И хотя Павел проигнорировал все до одного, врач скрупулёзно что-то записывал.
      - Как вы не боитесь, товарищ Панаётов, что вам придётся отвечать за участие в столь гнусном преступлении? - недоумевал Беркут. - Вы вероятно просто пока не отдаёте себе отчёта, на кого замахну-лись. Хотя при вашей работе это довольно странно, к тому же вы не какой-нибудь наивный юноша, которого взрослые дяденьки по малолетству втянули в свои преступные делишки.
      - Многие наши пациенты примерно так говорят, - невозмутимо заверил его врач. - Но поверьте: здесь вы оказались не случайно: с вами случился острый приступ запущенного психиатрического заболевания. До поры до времени вам удавалось держать своё состояние под контролем, но однажды нарыв должен был прорваться. Вероятно, в последнее время вы очень много работали, несомненно сказались старые черепно-мозговые травмы, - при вашей работе это и неудивительно... Но вы не волнуйтесь, товарищ Беркут, мы вам поможем справиться с этим.
       Павел всё отчётливей чувствовал за добродушным выражением лица доктора опасную тьму, и его неприязненность к собеседнику только росла:
      - Это ложь, и мы оба прекрасно это знаем. Зачем вы мне всё это говорите, если кроме нас двоих тут никого нет?
      - Хорошо, - Панаётов перестал улыбаться, захлопнул папку, и убрал за спину. - Ка-ак ва-ам будет уго-одно... - задумчиво протянул он, покачиваясь с носка на каблук. И вдруг заговорил жёстко: - Просто так ведь к нам не попадают. У нас тут спецболь-ница. Дело в том, что у вашего руководства возникли серьёзные сомнения в отношении вашей лояльности, но вас не отправили в тюрьму или лагерь, а определили на лечение. Считайте, что с вами обошлись гуманней, чем вы заслуживаете. Пока вы будете "летать", мы кое-что подправим в вашем мозгу, чтобы "по возвращению с орбиты" вы стали вести себя правильно... А насчёт ваших угроз...хм, посмотрите лучше на него, - "Ворон" кивнул на бьющегося в судорогах несчастного. - Ему только 23. У молодого человека была вполне благополучная жизнь, которую он тоже сам себе испортил... Никто не заставлял студента-отличника из уважаемого ВУЗа выходить на Красную площадь с плакатом, осуждающим мудрую политику нашего правительства... Но мы и ему поможем. Вычистим всю эту критиканскую дурь из его головы. Здесь, в нашем экспериментальном отделении мы отработали на диссидентах самые передовые технологии коррек-ции деструктивного сознания.
       Человека на соседней койке продолжало выламывать и крутить, бедняга изгибался дугой, отчего даже мог сломать себе позвоноч-ник.
      - Так действует специальный препарат, - пояснял доктор, следя за муками своего лабораторного кролика. - А потом он очнётся - и ничего не будет помнить. Я не хочу вас запугивать, упаси господь меня от этого! Но если пациент ведёт себя неправильно: упорно держится своих болезненных умозаключений, злостно нарушает режим, протестует, не подчиняется требованиям персонала, или даже замышляет побег, мы вынуждены бываем применять активные методы психотерапии.
      - Меня вам не запугать! Через день-два я выйду отсюда и припом-ню вам этот наш разговор. Только беседовать мы будем в другом месте и на руках у вас к тому времени будут наручники. И вы это знаете лучше меня. Поэтому предупреждаю: если вы ещё раз посмеете применить против меня свои мерзкие методы, вам будет очень, очень худо, обещаю!
      - Что ж, не будем спешить, - с натянутой улыбкой предложил "Ворон", - лучше вернёмся к нашей беседе немного позже. Уверен, к тому времени у вас будут совершенно другие глаза, потому что пройдут многие иллюзии относительно своего положения.
      
      Глава 96
       Тем не менее прошло всего несколько часов и в положении Беркута кое-что начало меняться к лучшему. Прежде всего его перевели в одиночную палату, больше не избивали, санитары стали обращаться к нему на "вы". Павел истолковал это как признаки одержанной им небольшой, но важной победы. Вероят-но, та уверенность, с которой он держался при разговоре с психиатром, всё-таки произвела впечатление на "Ворона". А также на тех, кто ещё во всё это замешан, и вся их мутная шайка, посовещавшись, трусливо решила немного ослабить хватку, дать задний ход.
       На следующий день к Беркуту допустили посетителя с воли! Вдруг открылась дверь и в палату вошёл сам "Черномор" собственной персоной! В этот момент Павел ел - ему только что принесли обед. При виде командира сердце зашлось у него в груди от радостного волнения. Правда на Камчатове вместо генераль-ской формы и орденов был белый халат поверх штатского костюма, а глаза скрыты за дымчатыми очками, но поначалу Павел не придал этому значения.
       - Рад тебя видеть в добром уме! - произнёс генерал, не спуская с Беркута внимательных глаз. - А то меня пытались уверить, что мол де товарищ Беркут утратил человеческий облик, превратился в животное вследствие острого прогрессирующего паралича мозга, имеющего инфекционное происхождение. И что никакого разговора с тобой у меня не получится. Представляешь, каковы засранцы?
       Сослуживцы крепко пожали руки. Генерал присел на краешек кровати и хмуро огляделся. Затем извлёк из кармана брюк портсигар, открыл, но так и не достав папиросы, сразу же захлопнул и сунул обратно. Непривычно было видеть обычно ни черта не боящегося вояку таким нервничающим. Снова нахмурив-шись, генерал кивнул на тарелку с серыми, слипшимися макаро-нами:
      - Есть-то хоть можно? Сумеешь продержаться на такой кормёжке какое-то время и не протянуть ноги?
       Беркута такое начало озадачило, он-то рассчитывал, что влиятельный и резкий начальник приехал вытащить его отсюда! И немедленно! А он про макароны.
       Спросив, можно ли здесь курить и не дожидаясь ответа, генерал всё-таки достал из кармана пиджака "Беломор", щелчком выбил папиросу из пачки, несколько раз чиркал спичкой, прежде чем удалось прикурить. После третьей затяжки спросил зачем-то: - А вообще, как настроение? Просто, по-человечески? - и сам же после паузы ответил: - Да-а, глупо спрашивать человека о настроении в твоём положении. Всё-таки скверно, скверно всё вышло! Только ты знай: это было не моё решение снять тебя со старта. Меня никто даже не предупредил.
       Перед Беркутом был совершенно "нетипичный" Камчатов: без металла в голосе, какой-то внутренне мятущийся, всё ещё пытающийся сам разобраться в том, чему стал свидетелем:
      - Вскоре после того, как вы с Куликом заняли свои ложементы в командном отсеке "Союза", журналистов усадили в автобус и отправили за несколько километров на смотровую площадку, - стал рассказывать он. - Члены Госкомиссии тоже поехали на закрытый командный пункт управления. Ну и я вслед за ними. Еду и слушаю информатора с командного пункта: "Идёт приём телеметрии. Пульс у экипажа 80 и 72". Радиообмен шёл спокойно: короткий вопрос, короткий ответ. Изредка - уточнение. С борта "Союза" говорили односложно, без эмоций. Сугубо деловой разговор. Всё штатно. С командного пункта экипаж спросили: "Может музыку дать на борт, пока идёт подготовка?". Кулик буркнул: "Давайте". Слышу: "САС взведён" (Система аварийного спасения). Ещё немного проехал, вдруг по рации внутренней связи пошли странные команды. Ничего не могу понять. Какая-то "ротация"? Ясно лишь что-то с экипажем произошло. Тревожная мысль: "Сработал САС!". Разворачиваюсь и мчусь обратно. Одним глазом высматриваю в небе купол спасательного парашюта с модулем командного отсека и одновременно разворачиваю карту района, где обозначено место приземления аварийной капсулы. Подъезжаю, смотрю к ракете снова подвели фермы обслуживания, на лифте поднялись четверо. Чужие. Я их раньше не видел. Волкодавистые опера, и с ними пару сопровождающих из наших с космодрома...
       Генерал покачал головой:
      - У меня за последний месяц, веришь ли, второй раз такая ситуация возникает. Сначала прямо на моём дачном участке бродячие псы перехватили соседского кота. Откуда они взялись - ума не приложу... Представь: ранее утро, все ещё спят. Слышу: жалобное "мяу". Выскочил, а его беднягу кодла лохматых бандитов грызёт, соседский Васька жалобно орёт и задними лапами сучит, да куда там! Их пять! Здоровенные, матёрые псы. Я давай в них кидать чем попало и кричать, только они на меня ноль внимания: прикончили котика, подхватили в зубы словно тряпку и понесли. А в это время всего в пяти метрах на веранде мирно посапывал во сне мой толстый и вальяжный Маркиз, даже не подозревая, что смерть в десяти шагах лютует...
       Тебя эти волкодавы тоже основательно потрепали. Я видел, как выволакивали из корабля твоё обмякшее тело, словно тушку. Только ничем тебе помочь не мог... Мне какой-то молодчик сунул в зубы удостоверение капитана КГБ и аккуратненько оттеснил в сторонку, чтобы я не встревал. Смотрю на то как тебя в бессозна-тельном состоянии мимо тащат и глазам своим не верю. "Так не бывает" - пульсирует в голове мысль. Я даже до сих пор не знаю, кто конкретно принимал такое решение, ибо большая часть госкомиссии уехала со стартовой позиции.
       Павел видел, что бывалый немолодой вояка до сих пор не может прийти в себя, при этом Беркута хватило какое-то болезненное стремление увидеть собственную трагедию глазами свидетеля:
      - А что дублёры?
      - Железнову приказали занять твоё место. Но он ни в какую, упёрся и всё! Отвечает им: "Я отказываюсь принимать участие в таком паскудстве, хоть гоните из Отряда!". Тогда второй дублёр Николаев сам с радостью вызвался, чуть ли не растолкал всех: "Я полечу командиром! Если мне его Героя присвоят, тогда я согласен". Времени у них совсем мало было, поэтому Николаев полетел за тебя...
       Беркут и сам не верил собственным ушам, это казалось какой-то фантасмагорией - какого-то блатного бездаря отправили в космос вместо него, да ещё согласились на его нахальные требования!
       - Не послушал ты моего совета, Пал Палыч, - по-стариковски посетовал "Черномор". - Не послушал, э-хе-хе... А я ведь тебя по-отцовски предупреждал, говорил: "отдай ты им "это", не связы-вайся с ними, тогда они отзовут своих псов". О волкодавах этих что говорить, - инстинктами люди живут: им ткнули в тебя пальцем "фас его!", они тебя и взяли по месту. А вот тех, кто их послал, ты видать в нешуточный страх вогнал... Кулика-то они не тронули. Вероятно, кто-то наверху испугался, что может возник-нуть ситуация, когда двойка бьёт туза, отчего решил подстрахо-ваться и дал команду.
       Павел слушал в мрачном молчании. Камчатов сам согласился с его внутренним протестом:
      - Хорошо: пусть не двойка, а шестёрка или даже валет. Всё равно до короля, ты уж извини меня за прямоту, не дотягиваешь. Даже при всех своих регалиях и заслугах. В их табели о ранге мы с тобой не слишком котируемся.
      - Что же теперь будет, товарищ генерал? Григорий Иванович?
      - Может, твою золотую звезду этому шаромыжнику Николаеву и не присвоят, но свой "орден Иуды" он по закрытому списку наверняка получит - мрачно ответил генерал.
       То, что этот парень - и без мыла куда хочешь проскользнёт, это Павел и сам знал, но, чтобы за такое паскудство ещё орденом Ленина награждали!..
       Генерал выругался. Потом надолго замолчал. В комнате стало тихо. Камчатову вспомнился один их совместный полёт на тяжёлом транспортном самолёте. Беркут тогда только пришёл в Центр подготовки и начальнику нужно было оценить уровень его лётного мастерства. Даже зная, что перед ним не новичок, а опытный лётчик-испытатель, генерал всё равно привык доверять только собственным впечатлениям. И выбрал для "экзамена" не привычный Беркуту манёвренный сверхзвуковик, а тяжёлый "большегруз", неповоротливую крылатую "фуру"...
       Камчатов занял тогда место правого лётчика, а новичку уступил излюбленное командирское кресло. Взлетели без происшествий. Прошли по маршруту, не отступив ни на градус от курса. Зашли на посадку как положено. Планирование. Выравнивание. Касания бетонки родного аэродрома. Всё шло отлично, осталось нажать на тормоза. И это было сделано. Но... Тяжёлый "Ан" никак не отреагировал на действия пилота - продолжал бежать по полосе. А полоса короткая. За ней начинается перекопанное строителями поле, потом бетонный забор. Генерал на правом сиденье нервно заёрзал, попытался взять управление на себя, но Беркут его заверил: "Сам справлюсь". Огромная махина неслась по полосе, до торца бетонки осталось каких-то пятьдесят метров, когда тяжёлый "Ан" всё-таки подчинился тому, кто был за левым штурвалом. В кабине стало так же тихо, как в этой комнате, стрелки приборов "легли на нули", и только бортовые часы продолжали "полёт".
       Вернувшись мысленно из прошлого, Генерал задумчиво спросил:
      - А как поживает твой парадный мундир?
      - Только из химчистки, - ответил Беркут.
      - Вот и ладненько, - хлопнул себя по коленям старик. - Вот что, Пал Палыч. Мне не понятно, на что твои недоброжелатели рассчитывают, но сейчас именно ты официально летаешь на "Союзе", а не Николаев. А то, что тебя заменяет этот м-к, - так об этом знают лишь единицы, и для тебя это хорошо. Идут перегово-ры с ЦУП-ом от твоего имени. И просто так выкинуть тебя из игры у них не получится. Это просто технически невозможно сделать. После твоего "возвращения" будет сообщение ТАСС. Потом состоится пресс-конференция - ваша с Куликом... Всё же я склоняюсь к тому, что решение отстранить тебя было принято спонтанно, на эмоциях. Спланировано то всё было из рук вон плохо, и скоро организаторы этой "ротации" столкнутся с проблемой - что им с тобой делать дальше. Оставить тебя здесь у них не получится. Я им так и сказал: "Он, конечно, хоть и козёл винторогий, потому что с вами бодаться стал. Только это наш козёл, и мы вам его "на мясо" не отдадим!". Полагаю, твоя дальнейшая судьба станет предметом какого-то торга. Поживём - увидим.
       Генерал поднялся. Павел тоже вслед за ним. Камчатов снял тёмные очки и обнял его:
      - Обещаю тебе: я всё сделаю, чтобы вернуть тебя к нормальной жизни и работе. Но и ты должен мне обещать, что в эти дни будешь вести себя разумно - не бунтовать и не лезть на рожон. Главное сейчас - сохранить башку, чтобы здешние мозговороты за тебя не взялись всерьёз, пока я буду всё улаживать. И не грызи себя, никакой ты не неудачник, на Луну командиром полетишь именно ты, и точка!
      
      Глава 97
       Потянулось время ожидания. Затворника одиночной палаты почти не беспокоили, только в положенное время приносили завтрак, обед и ужин. Правда было подозрение что в еду и питьё что-то подмешивают, потому что постоянно хотелось спать и было ощущение общей заторможенности. Впрочем, подолгу спать ему даже нравилось, а чем ещё заниматься в таком унылом месте? Во сне его часто посещала Она, и это было подлинное счастье! Взявшись за руки, они неслись в полыхающей звездами бездне... "О, летим, летим! - опьяненно, словно 17-летний мальчишка, повторял Беркут и она отвечала ему звонким счастливым смехом. - Прелестно! Так, значит, смерть - это вечный полет? Нет, смерть, - это просто глубокий сон! И это определённо не страшно. А полёты у тебя ещё будут и не только во сне!" - пророчила ему его личный ангел.
       Иногда всё же приходилось просыпаться, и окружающая серая реальность казалось ему тошнотворной. За окном так же пасмур-но, как и на душе, по стеклу барабанит дождь.
       Но однажды проснувшись, Павел снова увидел сидящего у него в ногах генерала. Камчатов терпеливо ожидал его пробуждения. Само появление командира выглядело символом надежды.
      - Есть новости? - спросил Павел.
      - Есть. Мне кое-что удалось выяснить, - генерал произнёс это так, что Павел догадался - всё очень непросто.
      - Там наверху, - продолжал Камчатов, - опасались провокации после того как ты захандрил. Им кто-то на тебя настучал... Уж не знаю, что конкретно им на тебя накапали, но ты для них стал опасен. Вероятно, эту камарилью ещё встревожило, что вокруг тебя постоянно ошивалась эта гюрза, американка. В общем, они всерьёз обосрались, что ты выкинешь что-то на весь мир оттуда ("Черномор" закатил глаза к потолку, имея в виду космическую орбиту Земли), когда тебя будут транслировать по интервидению с поздравлением к съезду.
      - Вы же меня знаете, Григорий Иванович, я на подлость не способен.
      - Я-то знаю, но меня никто не спрашивал, - посетовал старый генерал. - Те, кто тебя сюда упекли, свою провокацию всё равно получили. - Камчатов показал Беркуту свежую статью из американского журнала, в которой Тринити Флоренс утверждала, что кадры недавнего старта корабля "Союз" - фальшивка. Потому что она видела командира экипажа накануне старта и у него были свежие ссадины на лице. А на кадрах с орбиты их нет и в помине. - Когда это она тебя, Паша, видела? - прищурился на Беркута генерал. - Люди, с которыми я обсуждал твою дальнейшую судьбу, хотят знать, что ты ей сообщил.
      - Ничего такого, за что меня можно держать здесь, - заверил Беркут.
      - Я-то тебе верю, - с озабоченным видом кивнул генерал. - Главное, чтобы и они тебе тоже поверили... Но я за тебя поручусь! - встрепенулся Камчатов. - Как фронтовой лётчик за боевого лётчика! Прорвёмся! Понимаешь, эти жирные задницы уже поняли свою промашку, отчего ещё больше обосрались, и теперь хотят тебя вернуть. Запись твоего поздравления для делегатов Съезда уже прокрутили. Завтра экипаж возвращается на Землю. После приземления ты с твоим напарником дашь пресс-конференцию для прессы. Расскажешь, как слетали.
      - Мне тут намекнули, - Беркут кивнул на запертую дверь, что собираются "промыть мне мозги", чтобы я не сболтнул лишнего на пресс-конференции, так я не согласен!
      - Этого не будет! - возмутился Камчатов. - Просто ты дашь мне слово офицера и коммуниста, и я возьму всю ответственность за твоё поведение на себя.
      - Хорошо.
       Последовала пауза. Долгая, многозначительная. Генерал явно собирался сообщить ему ещё что-то очень важное.
      - У меня есть старый друг в военной разведке, он в тебе заинтере-сован. Он в ГРУ не последний человек, имеет выходы на самый верх, вплоть до Самого... Он рассказал мне кое-что о непригляд-ных делах, которые творятся в КГБ и в ЦК партии... Понимаешь, Павел, раковая опухоль поразила даже наши штабы... Но остались ещё порядочные патриоты. Мой товарищ хочет с твоей помощью помешать кое-кому под видом делового партнёрства с Западом по освоению мирного космоса, сделать "договорной заезд". Есть подлецы на самом верху, которые хотели бы за спиной нашей партии и народа сговориться с нашими противниками.
       Камчатов говорил острожными намёками, тем не менее Беркут его отлично понимал, ибо слышал нечто подобное от академика Ненашева.
      - Скажи, - испытующе глядя на него, спросил Камчатов, - эта твоя американка...она ведь что-то рассказывала тебе о так называемой "лунной сделке" на уровне руководства наших стран?
       На столь серьёзные политические темы они прежде с генералом никогда не беседовали, до сих пор их общение ограничивалось лишь кругом профессиональных проблем. По тому как генерал заёрзал, Павел заподозрил, что Камчатову могли поручить аккуратно выяснить у него этот вопрос. Старик не умеет хитрить, у него на лице всё написано.
      - Впервые слышу, - сделал удивлённое лицо Беркут. - Я вам уже рассказывал, Григорий Иванович, что фактически послал её...в нашу пресс-службу.
      - Я не об этом. Ты же понимаешь, о чём идёт разговор: кто кого обгонит в лунной гонке. В такой большой игре, сам понимаешь, все способы хороши, а твоя американская журналистка вращается в серьёзных кругах и что-то может знать. Может она тебе что-то серьёзное сказала, Павел? Моему товарищу из ГРУ это важно знать, мы с ним хорошие друзья, он человек надёжный, мне доверяет и хочет посоветоваться.
       У Беркута пропали все сомнения. Генерал проверял, знает ли он о тайном соглашении, заключённым группой высокопоставленных руководителей из ЦК, КГБ и руководителей нашей космической отрасли с американцами с целью саботажа советской лунной программы. Стало ясно, что не болтовнёй какой-то американской репортёрши Камчатов интересуется, а тем, что ему мог сообщить академик Ненашев о заговоре в верхах. Павел считал генерала порядочным человеком, умеющим сохранять человечность при любых обстоятельствах, но попадание в психушку сделало его гиперосторожным:
      - Извините, Григорий Иванович, но ничего серьёзного эта девчушка мне сообщить не могла. Нарассказывала каких-то баек, основанных на собранных ею по свету слухах. Я не стану ничего придумывать и домысливать, как это любят делать многие, чтобы заинтересовать руководство и тем продвинуться. Ни знают ни черта, а лезут с "сенсациями", лишь бы выпендриться, показать свою осведомлённость и ценность... А к чему вы, если это не секрет, о ней вдруг вспомнили, товарищ генерал?
      Камчатов с явным облегчением перевёл дух, и пояснил.
      - Ты понимаешь, эта Флоренс ведь не только о нас пишет, но и американскую лунную программу освещает. Эта её недавняя статья про то, что якобы летал не ты, уже вызвала большую шумиху не только в Америке, но и по всему миру. Ведь тебя там считают главным кандидатом на полёт на нашем лунном корабле. И теперь, когда ты выступишь на пресс-конференции и скажешь, что успешно слетал на "Союзе", её боссу придётся давать опровержение в своём паршивом журнальчике. А журналисточку наверняка ждёт позорное изгнание из профессии... Но мы ей поможем не лишиться работы, а напротив стать "звездой". Она ведь об этом мечтает, не так ли? Подкинем ей по дружбе настоя-щую сенсационную бомбу и заодно свернём шею конкурентам.
       Камчатов стал говорить, что у американцев всем лунным проектом занимается Вернер фон Браун. Гениальный инженер уровня нашего Королёва. Гигантская ракета "Сатурн" - его детище. Но во время войны этот парень имел чин генерала СС и занимался "оружием возмездия". Именно он был главной фигурой немецкого ракетного центра Пенемюнде. Там команда инженеров под руководством Вернера фон Брауна совершила настоящий прорыв в будущее, построив тяжелые баллистические ракеты А-4, которые стали известны под обозначением "Фау-2" и были способны доставить полезный груз (боеголовку) массой 1 т на расстояние до 320 км и на высоту 180 км - выше условной границы космоса. Ничего похожего в других странах не было даже в проектах. Сами немецкие специалисты не могли не думать о том, что у них появилось техническое средство для выведения искусственных спутников, а затем и космических кораблей на околоземную орбиту. Причем следующей целью после освоения орбиты неизбежно станет Луна. Но шла война, и правительствам было не до космических мечтаний.
       Но едва отгремели бои в Европе, как опыт разгромленного противника взяли на вооружение победители. Тогда же за океаном начал оформляться миф о "великом" космическом достижении Третьего рейха. Поэтому, когда США срочно потребовался талантливый инженер и организатор, способный вернуть Америке пошатнувшийся престиж после грандиозной оплеухи, которую Штаты получили от русских, запустивших свой спутник, янки тут же забыли о нацистском прошлом Брауна. Лично президент США дал ему полный карт-бланш на постройку своих грандиозных ракет.
      - Мой приятель-разведчик обладает информацией, что немецкие ракетчики ещё при Гитлере могли осуществить грандиозный технологический прорыв в космос, - продолжал Камчатов. - Если нацисты строили такую фантастическую технику, то наверняка сделали попытку выйти в космическое пространство еще до того, как рейх был повержен? После войны СМЕРШ достались архивы гестапо и СД. Фон Браун с октября 1943 года состоял под надзором тайной полиции. На него собиралось досье. Однажды гестаповцами был получен отчёт о том, как он и его коллеги Клаус Ридель и Гельмут Гретруп вечером дома у ведущего инженера высказывали сожаление, что они не работают над космическим кораблём. Но когда рейхфюрер СС Генрих Гиммлер, чтобы усилить свои позиции в иерархии нацистской власти, сумел взять в свои руки контроль над всеми немецкими программами по вооружениям, включая разработку ФАУ-2 в Пенемюнде, он согласился финансировать часть космической программы, рассчитывая впечатлить фюрера идеей "тотального удара" по крупнейшим городам США из космоса...
       Беркуту приходилось слышать нечто подобное на уровне баек, тем не менее новая версия от Камчатов и его источника из ГРУ его впечатлила. Согласно ей, в вначале 1945 года немецкие инженеры подготовили к запуску пару двухступенчатых межконтиненталь-ных ракет А-9/ А-10. Одна предназначалась для летных испыта-ний; вторая должна была подняться до космической высоты и оттуда по баллистической траектории устремиться к Нью-Йорку, ведомая сигналами радиомаяка, установленного заранее секрет-ными агентами на верхних этажах одного из небоскрёбов в центре "Большого яблока". Испытательный беспилотный запуск состоялся 8 января, но завершился аварией. Тем не менее 24 января был проведен боевой запуск; при этом на борту ракеты находился пилот оберст Дитрих Бикнер. На десятой секунде после взлета ему показалось, будто ракета загорелась, и он раскусил ампулу с цианистым калием, предусмотренную для избавления от мучительной смерти. Невзирая на потерю пилота, ракета продол-жала самостоятельно набирать высоту пока не сбилась с курса, она упала где-то в Атлантике. Хотя Бикнер погиб, Браун якобы все равно считает его первым космонавтом, отрицая приоритет Юрия Гагарина. В ГРУ, по словам Камчатова, к этой информации относятся очень серьёзно.
      - Он матёрый враг, понимаешь? В ГРУ считают, что после смерти Королёва, на фоне наметившегося в последнее время отставания от американцев, нам необходимо любой ценой притормозить их, иначе благодаря гению фон Брауна они нас неизбежно обгонят.
       Выяснялось, что в архиве ГРУ со времён войны лежит солидный компромат на этого Брауна и его немецких коллег. Ещё в 1943 году сразу после окончания Курской битвы и успешной высадки союзников на Сицилии, советская разведка получила информацию о секретных переговорах между главой американской компании United States Steel Corporation Майроном Тейлором, занимавшим тогда пост посланника США при Папе Римском Пие ⅩII, и сотрудником личного штаба Гиммлера - бригадефюрером СС бароном Эрнстом фон Вайцзеккером. Они договорились, что в случае поражения Третьего рейха крайне необходимым является эвакуация ведущих нацистских учёных в США. Уже тогда американская фирма General Electric выразила готовность предоставить в распоряжение Фон Брауна и его людей огромные финансовые средства и самую передовую на тот момент научную базу компании.
       Камчатов даже показал фотографию, каким-то образом добытую военной разведкой через своих агентов в США. На ней были запечатлены участники секретной операции американских спецслужб "Скрепка" по эвакуации немецких учёных и инструк-торов из разгромленного Третьего Рейха в США.
      - Вот он! - с неприязнью ткнул пальцем в группу хорошо одетых мужчин на снимке фронтовик. - Вернер фон Браун, мать его! Седьмой справа в первом ряду. В Штатах этого палача и автора гитлеровского Vergeltungswaffe-2 "Оружия возмездия" постара-лись отмыть перед общественностью, превратить чуть ли не в антифашиста, который сам пострадал от гитлеровского режима. Теперь его "Сатурн-5" самая тяжёлая и большая ракета в истории, - пояснял старый лётчик, заглядывая в специально выписанную на листочке шпаргалку. - Эксперты говорят, что превзойти её ещё долго никому не удастся. И всё же пока американская программа высадки на Луну не запущена в действие у нас остаётся шанс им помешать. У американцев всё держится на этом фон Брауне. Вот если бы выбить ферзя, и его ближайших подручных из игры! Скомпрометировать в американской и европейской прессе. Они же самые настоящие военные преступники! Уже первые удары их ракетами ФАУ-2 в 1944 году привели к сотням жертв в Париже. В Лондоне счёт уже шёл на тысячи. В декабре 1944 года всего одна выпущенная под личным руководством Брауна ракета ФАУ-2 с заводским номером V-013 попала в кинотеатр "Рекс" в Антвер-пене: погибло 567 человек, в том числе женщин и детей. Но есть документальные основания утверждать, что производство ФАУ-2 унесло гораздо больше жизней, чем её боевое применение, ведь на подземных заводах СС трудились заключённые концлагерей. Только в лагере Дора-Миттельбау работало несколько десятков тысяч рабов. Оттуда эсэсовцы живыми никого не выпускали. Американцы после освобождения Дора-Миттельбау нашли во рву 25 тысяч зарытых трупов в полосатых арестантских робах, ещё пять тысяч расстрелянных охраной рабочих гитлеровцы не успели закопать.
       В ГРУ достаточно документов за личной подписью штурм-банфюрера СС Брауна по использованию рабского труда заклю-чённых концлагерей. Есть его подпись на приказах по бомбарди-ровке ракетами английских городов. И многое другое... Материала вполне достаточно, чтобы ему грозила виселица. Или электриче-ский стул, раз он сейчас в США. Вот если бы через тебя передать компромат на этого гитлеровского гения твоей американке, как думаешь, клюнет?
      - Скорее всего, ведь она считает себя независимой журналисткой и это её тема.
       - Очень хорошо! Мы специально устроили ей приглашение в Москву на вашу с Куликом "послеполётную" пресс-конференцию. В следующий раз я передам тебе все документы, чтобы через эту Флоренс опубликовать за рубежом материал на этих прихвостней Гитлера. И Ненашевская жёлтая папка, кстати, тебе на пресс-конференции тоже наверняка пригодиться.
       Павел никак внешне не отреагировал на упоминание имени академика. Генерал же будто устремился всем корпусом вперёд, впившись в лицо подчинённого своим цепким взглядом из-под густых бровей, - вероятно ждал, что Павел скажет, наблюдал за его реакцией. И так как лицо Беркута сохраняло спокойствие, Камчатов продолжил излагать свой план:
       - Так мы скомпрометируем бывших нацистов в глазах всей мировой общественности, а заодно и всю американскую Лунную программу. Для американцев она утратит всякий смысл - какая практичным янки будет выгода тратить миллиарды долларов на антирекламу себе?.. И своим доморощенным предателям и торгашам тоже порушим весь их поганый бизнес.
       Беркут задумался.
      - Да чего тут сомневаться?! - стал убеждать его Камчатов. - Ты же в Корее сбивал этих америкосов, Пал Палыч! А они твоего лучшего друга по училищу сбили. Вспомни!.. И как эти наши местные сволочи, что с американцами сговариваются, лишили тебя полёта! Пять лет шёл к этому дню: мечтал, работал, трениро-вался. И всё, оказалось, напрасно - по их вине.
      - Хорошо.
      - Вот и славно! - обрадовался Камчатов и даже подмигнул ему. - Через сутки, Павел Поликарпович, за вами придёт машина и отвезёт на пресс-конференцию, а пока отсыпайтесь. Парадную форму вам привезу из дома. И цирюльника захвачу, чтобы привёл вас в божеский вид. Так что не вешайте нос. Скоро всё будет в порядке. Эти негодяи скоро узнают, что в нашей стране никому не дозволено ставить себя выше партии! У нас не может быть недосягаемых для партийного контроля, будь ты хоть из КГБ или ЦК! Будь моя воля, я бы с этими лощёными засранцами без суда по-простому поступил. Вывел бы на лобное место перед всем честным народом, велел привязать к позорному столбу, чтоб нечем было срамоту прикрыть, спустил портки, да выпорол их рыхлые задницы в кровь! А потом - "на перековку"! В колхоз или на производство. Только обязательно проследить, чтобы тайные доброжелатели не помогли им тепло устроиться. Пусть повкалы-вают следующую пятилетку!.. Ну, давай ещё раз пять! - генерал энергичным жестом притянул ему свою широкую лапу для рукопожатия. - И до встречи! Я приеду пораньше, - напоследок предупредил он, - чтоб было в запасе время на тот случай, если захотите заехать за какими-нибудь документами: надо использо-вать представившую возможность, чтобы "ударить по противнику из всех имеющихся стволов"! Только скажите, куда нам нужно будет заехать, чтобы я смог рассчитать время, и мы не опоздали на пресс-конференцию.
      - Вы о Ненашевской "жёлтой папке"? - в каком-то порыве доверия к "отцу-командиру" раскрылся Беркут.
      - Вот именно! - обрадовался Камчатов. - Я ведь погорячился, когда отговаривал вас биться за правду. Должен сказать, что горжусь таким подчинённым. Знаете, очень хорошо, что вы её не отдали! - похвалил переменивший своё мнение генерал. - Я не разобрался в этом вопросе, но мой товарищ из ГРУ меня просветил: академик Галилей Ненашев оказывается мужественный человек был, настоящий патриот! Не побоялся пойти против очень могуще-ственных людей. Ну ничего, скоро, благодаря вам, его имя будет очищено от наносов клеветы и все узнают, какая это был глыба... Так где вы храните "жёлтую папку" с собранными им материала-ми? Надеюсь вы спрятали её достаточно надёжно, и эти волкодавы до неё пока не добрались.
      - Она на даче у академика. Только они её не найдут, сколько бы обысков не устраивали, - Павел не мог сдержать довольного смеха. - Даже если, не смотря на протесты вдовы, вскроют урну с прахом академика... Всё дело в том, что никакой жёлтой папки не существует.
       При этих словах у Камчатова вытянулось от удивления лицо:
      - Как не существует?!
      - Ненашев её придумал, чтобы обмануть стукачей и сбить с толку их хозяев. Правда часть информации он действительно для подстраховки зашифровал своим собственным "суперкодом" в декоративной резьбе на своих деревянных поделках на дачном участке, но это так, - для подстраховки. Всё самое ценное он держал в своей голове!.. У него была феноменальная память. Ненашев рассчитывал однажды ускользнуть из-под опеки сторожей и устроить грандиозное разоблачение для людей, которых и людьми то не считал, так "получеловеками".
      - Но как же так... выходит вся информация сгорела в крематории с его телом, - озадаченно пробормотал Камчатов.
      - Ничего не сгорело! - заверил Беркут. - Перед своей гибелью академик успел сообщить мне самое важное: фамилии, должности, схемы, номера банковских счетов и личных ячеек, пароли от них, фамилии дипкурьеров... У меня может и не такая феноменальная память, как у академика, однако я тоже всё спрятал в свой "персональный сейф", - Павел коснулся пальцем своего виска. А чтобы ничего не забыть, я по несколько раз на дню проговариваю про себя всю информацию. Так что куда-то заезжать необходимо-сти нет.
      - Что ж, это всё сильно упрощает, - растерянно улыбнулся Камчатов. Он крепко пожал Беркуту руку, и признался с чувством: - Сколько мы знакомы, я не перестаю удивляться вам, Павел Поликарпович. Для меня было большой честью служить и работать вместе с вами!
      
      Глава 98
       Раскалённая пустыня напоминала марсианский пейзаж. Комфортно здесь себя чувствовать могли разве что скорпионы, ящерицы, да гремучие змеи. Для человека это территория смерти. Случись какому-нибудь горемыке застрять тут по роковой случайности в самый дневной солнцепёк, и долго ему не протянуть под палящими лучами: через три-четыре часа бедняге амба от полного обезвоживания организма или солнечного удара.
       Тем не менее цивилизация добралась даже в это дьявольское пекло в виде скоростной автотрассы, прорезающей каменистый красноватый ландшафт. Но цивилизация - цивилизацией, а против природы не попрешь! Поэтому если вы путешествуете на машине, то без веской причины надолго останавливаться тут не стоит. Тринити придерживалась этого правила, пока не заметила мужчину впереди, который в отчаянии махал ей руками возле стоящей на обочине машины, капот автомобиля был поднят. Всё ясно: не подфартило какому-то чайнику, потому что только полный профан может отправиться через пустыню на ненадёжной старой развалюхе. Да, не повезло мужику, ведь до ближайшей заправки ещё почти 50 миль. Ну не придурок ли? Хотя с другой стороны, со всяким может случиться такая беда.
       Тринити сбросила скорость и направила свой Pontiac Firebird на покрытую трещинами аварийную полосу хайвея. Остановившись, вышла из машины и будто шагнула прямо в печь. Оттого вместо любезного "How are you?" спросила недовольно:
      - Какого хрена вы тут оказались?
       Мужчина виновато улыбнулся.
      - Понимаете, - начал оправдываться он, - когда я выезжал, машина была в полном порядке, и вот... - он беспомощно развёл руками, кивнув на открытый мотор.
      - Давно загораете?
      - Уф, - выразительно покачал головой покрасневший словно рак мужчина, ворот рубашки у него был расстёгнут из кармана брюк выглядывал край снятого галстука.
       Молодая женщина прищурилась, секунд десять подумала, и приняла решение:
      - Хорошо, сделаем так: я доеду до ближайшей заправочной станции и вышлю к вам техничку.
      - Спасибо вам, вы меня очень выручите!
      - Нет, проблем, сэр, - Тринити улыбнулась, повернулась и сделала несколько шагов в сторону своего "Понтиака".
      - Мисс Флоренс? - окликнул её случайный встречный.
      Тринити остановилась, и не поворачиваясь, громко произнесла в ответ:
      - Мистер Маскин?
       Она вернулась к мужчине. Оба с любопытством новыми глазами рассматривали друг друга.
      - Отличное место для встречи, - похвалил журналистку за идею мужчина.
      - Я профессионал, - спокойно приняла комплимент Тринити. Она огляделась - шоссе в обе стороны было пусто. И всё же предложи-ла сесть в одну из машин для предстоящего разговора.
      - Лучше в вашу, у меня и в самом деле полетел кондиционер, - виновато сообщил мужчина.
       Тринити кивнула и бросила любопытный взгляд на ровную как стол каменистую поверхность пустыни с разбросанными по ней кустами и торчащими столбиками кактусов-сагуаро на фоне темнеющих на горизонте горных хребтов. Звенящая тишина, ветра нет, ничто не шелохнется. Зато здесь они в полной безопасности, никто не сможет подслушать их разговор. Даже если бы вездесу-щие фэбээровцы каким-то образом смогли заранее занять позицию за одним из этих кактусов со своими дальнобойными высокочув-ствительными микрофонами, всё равно через пару часов ожидания агенты просто спёклись бы на таком адском солнце превратив-шись в лужицы солоноватой влаги...
       Тринити ухмыльнулась и вернулась за руль своего "Понтиака". Это была третья машина, которую она сменила по пути сюда. Мужчина плюхнулся рядом. От него пахло потом, крупные капли сбегали по мокрому лицу. Вдобавок "мистера заговорщика" била дрожь, которую он никак не мог унять. Того и гляди наделает в штаны от страха! Тринити мельком разглядывала пассажира, ведь ещё неделю назад они даже не подозревали о существовании друг друга. Внешность у него типичного мелкого клерка: в меру интеллектуальная физиономия, коротко стрижен, уши смешно топорщатся, очки... Что она испытывала рядом с таким трясущим-ся "ботаном"? Брезгливость? Ничуть! Скорее удовлетворение. А то что потеет и может начать вонять, так для неё это лишнее подтверждение искренности обычного обывателя, загнанного жизненными обстоятельствами в угол, и лишь потому решившего-ся на отчаянный поступок.
       Журналистка знала, что ей очень подфартило с этим "белым воротничком" из Национального аэрокосмического агентства США. Много лет Джек Маскин работал в NASA и был предан компании. Он сам вышел на журналистку, так как страстно желал отомстить своим бывшим боссам, которые, как он считал, крайне несправедливо с ним обошлись.
      - Формально они уволили меня по сокращению штатов, - жаловал-ся мужчина, с наслаждением отхлёбывая из банки с ледяной кока-колой из переносного мини-холодильника. - Но я знаю, что истинная причина в другом. Кто-то из коллег настучал моему непосредственному начальнику, что я скрытый гомосексуалист.
       Тринити понимающе "угукнула" и постаралась придать своему лицу выражение самого искреннего сочувствия и поддержки, она ведь "ни разу" не гомофобка, и очень даже понимает таких как он.
      - Но главная причина моего поступка даже не в этом, - сделал важную оговорку очкарик, давая понять, что он вовсе не крыса, не какой-нибудь там обычный платный агент, а идейный борец со злом, практически "крестоносец" - Я христианин, понимаете?.. - сказав это, мужчина выдержал торжественную паузу, при этом смешно прижимал недопитую банку с содовой к груди, словно клялся на Библии; и не спускал чистосердечных детских глаз с репортёрши.
      - Я католичка, - не моргнув глазом, соврала Тринити.
       Мужчина растроганно всхлипнул и немедленно раскрыл ей свои объятия, как сестре по вере. Глаза его повлажнели, голос зазвенел исповедальными тонами:
      - Сколько себя помню, я всегда посещал церковь, так меня воспитали. У меня очень набожная семья. Уверен вы меня поймёте, мисс Флоренс, я долго мучился, потому что не знал, как мне следует поступить. Но недавно у меня состоялся очень серьёзный разговор с моим священником. Это было ещё до увольнения. И одна его фраза меня потрясла и в конечном итоге решила всё. "Послушай, Джек, - сказал мне Преподобный отец Джордж. - Бог не осудит тебя, если ты, следуя голосу своей совести, нарушишь условия трудового контракта. Но у тебя обязательно возникнут серьёзные проблемы духовного характера, если ты станешь молча потворствовать жульничеству". И тогда я понял, что мой духовник прав. То, чем я занимался в последнее время, было ничем иным, как соучастием в грандиозном обмане. Мы обманываем миллионы простых американцев, обманываем весь мир! Этому не может быть никакого оправдания. Так почему я должен продолжать убивать в себе Бога из-за каких-то лживых грешников?! Как я смогу и дальше смотреть в глаза своим детям, зная, что продолжаю служить лицемерному Сатане в лице управляющих Национального аэрокосмического агентства? И пусть я уже не работаю в NASA, всё равно, - сохраняя их тайну, я соучаствую в преступлении...
       После этого мужчина поведал журналистке о секретном объекте, расположенном в уединённой местности. Там, по его словам, в огромном павильоне за высокой неприступной оградой, на которую круглосуточно подаётся ток высокого напряжения, во время Второй мировой войны и вплоть до конца сороковых голов снимались учебные фильмы для армии и военной разведки США. Потом объект долго не использовался по прямому назначению. Но недавно его расконсервировали, завезли новейшее оборудование, усилили охрану, и возобновили съёмки одного очень впечатляю-щего кино...
       После этого собеседник Тринити с большим уважением стал говорить, что читал её разоблачительные материалы, и что она пишет честно и очень профессионально.
      - И я решил помочь вам проникнуть в самое сердце огромного обмана, где вы сами всё увидите собственными глазами и сможете сделать необходимые фотографии, чтобы вам все поверили.
       Джек Маскин развернул карту и указал журналистке на отмеченный красным фломастером участок:
      - Вот здесь вы сможете перебраться через ограду. В оговорённое время я отключу ток. Хотя после увольнения они аннулировали все мои пропуска, я успел изготовить дубликаты. В этот день на КПП будут дежурить парни, с которыми у меня очень хорошие отношения. Вряд ли им успели сообщить о моём увольнении из нашего центрального офиса, так что охрана наверняка пропустит меня на территорию. Я скажу, что привёз новый компьютер: на объекте знают, что я ещё полгода назад заказал оборудование у наших поставщиков из Калифорнии и ждал поставки.
      - А это что? - Тринити заинтересовалась значком на карте.
      - Смотровая вышка, - с беспечным видом ответил клерк. - На ней постоянно дежурят двое дозорных, вооружённых автоматическими винтовками...
       - Вышка? - озадаченно повторила молодая хрупкая репортёрша, и посмотрела в лицо мужчины, тот в свою очередь разглядывал её.
      - А это что? - Тринити снова ткнула в карту пальцем.
      - Тоже вышка.
      - Вы шутите? Между ними же мышь не проскачет незамеченной!
       - Не беспокойтесь, мисс Флоренс. Поверьте, я прекрасно изучил их систему безопасности. Скажу вам больше, я сам её тестировал! И поэтому выбрал для проникновения идеальную точку.
       По словам Маскина, на стадии планирования объекта инженеры допустили просчёт в своих расчётах, который сам по себе не является серьёзной проблемой, но лишь при условии, что о нём не знает никто из посторонних.
      - Но я-то не посторонний и об этой ошибке проектантов прекрасно осведомлён! Дело в том, что из-за особенностей рельефа местно-сти это место почти не просматривается с соседних дозорных вышек.
      Маскин снова стал водить пальцем по карте:
      - Подходить к объекту лучше вот отсюда, со стороны оливковой рощи, потом вниз по склону и далее оврагом к забору. Вот здесь ложбина, края её заросли высокой травой и кустарником. В этом месте на протяжении 30 метров ограда не такая высокая. Её достраивал другой подрядчик в 47-м, который не придерживался нужных стандартов. Почва здесь мягкая, неудобная для строитель-ства, часть ассигнований осела в карманах "попиливших" выделенный бюджет чиновников и фирмачей, в общем получился брак, о котором мало кто знает. Таким образом в "великой китайской стене" образовалась "мёртвая зона", которая плохо просматривается с соседних смотровых вышек. И всё же будет идеально, если вы появитесь тут на закате: в сгущающихся сумерках обзор с ближайших вышек, - и без того крайне ограни-ченный, - снизится практически до нуля. В то же время пока окончательно не стемнело, вы сможете ориентироваться в незнакомой местности. Так же я бы очень советовал вам подобрать себе сильного, выносливого напарника, ибо идти пешком придётся три мили по сильно пересечённой местности, а у вас вероятно с собой будет оборудование. Вы имеете кого-нибудь на примете? Или вам порекомендовать подходящего человека?
      - Спасибо, мистер Маскин, у меня уже есть ассистент.
      - Вот как? Что ж, отлично, - приятно удивился её предусмотри-тельности "насовец". - Итак, когда вы будете готовы?
      - В ближайшие 24 часа, - решительно ответила успевшая всё обдумать журналистка. - Времени на раскачку у меня нет.
      - Что ж, тогда давайте назначим точное время, когда я должен отключить ток.
      
      
       ...Шоссе неуклонно поднималась к краснеющим на горизонте горам. Всё чаще теперь встречались агавы с высокими толстыми стволами, в небе появились птицы. Отмечая взглядом все эти детали, Тринити мысленно прокручивала недавний разговор со своим информатором. Времени на серьёзную подготовку у неё в самом деле нет, ибо на её имя уже заказан билет на рейс до Москвы, где состоится важная для неё пресс-конференция. Так что придётся импровизировать на ходу. В такой ситуации с напарни-ком ей будет спокойней. И пусть её кандидат далёк от идеального образа "парня, с которым смело можно идти в разведку", но по крайней мере сильное мужское плечо рядом она себе обеспечила. Ей вспомнились обстоятельства при которых наняла в ассистен-ты...неудачливого порноактёра. А что ей оставалось делать, ведь никто из её знакомых не согласится рисковать свободой, а может и жизнью? Незаконное проникновение на охраняемую федеральным правительством территорию, - это не шутка! В таком деле хочешь не хочешь отправишься за помощником по злачным местам, где любят проводить время рисковые авантюристы.
       Подходящего "мула" она отыскала в одном из баров пригорода Лос-Анджелеса, неподалёку от Сан-Фернандо (этот район в шутку именуют "Силиконовой долиной"), в самом сердце американской порноиндустрии. Подвыпивший парень был высок и мускулист, а главное очень нуждался в заработке. Узнав, что симпатичной девчонке понадобился "выносливый жеребец", он сразу оживился: "Вы обратились точно по адресу, леди! Перед вами лучший любовник США! Сам Лаки "Жеребец"!"
       Но узнав, что девушке нужен от него вовсе не секс, красавчик страшно удивился, взглянул как на сумасшедшую, даже поинтере-совался: "Если вы лесбиянка, то зачем вам я?". У него просто в голове не укладывалось, как это так, что женщина может его не хотеть!
       Тринити успела предварительно навести кое-какие справки о кандидате в наёмники. Пару лет назад парень был очень востребо-ван в порнобизнесе, зарабатывая по 3000 долларов за съёмочный день, однако стал злоупотреблять виски, выкуривал по пять пачек сигарет в день, а потом и вовсе пристрастился к наркотикам. Поначалу употреблял кокаин лишь в процессе съемок для поддержания нужной формы, а потом стал делать это постоянно. Через какое-то время его пристрастие к "дури" стало серьезной проблемой и повлияло на эрекцию. А кому нужен порноактёр "без стояка"?! Вместо него роли в новых фильмах продюсеры и режиссёры стали отдавать конкурентам. Таким образом, вышед-шая в тираж "звезда" очень нуждался в деньгах. Поэтому, немного покочевряжившись для вида, парень с радостью ухватился за возможность быстро срубить 700 баксов, ибо давно был на мели. "Что ж, леди, - заявил мускулистый красавчик снисходительно, - раз вам нужен бодигард, то вы обратились точно по адресу! Пока я сижу без работы, приходиться подрабатывать бойцом в нелегаль-ных боях. И скажу вам не хвалясь, я очень сильный боец, у меня все кулаки в вмятинах! Конечно охранники моего уровня берут за свои услуги не меньше полторы штуки в сутки, но я готов делать скидку симпатичной милашке".
       Пока они вели торг, собеседник Тринити постоянно обменивал-ся репликами и шутками с персоналом бара и с посетителями. Он даже умудрялся перебрасываться игривыми фразами с извиваю-щейся на сцене стриптизёршей. "Жеребец" был тут в своей стихии. Чего никак нельзя было сказать о обычно общительной Тринити. Ведь ей пришлось сделать над собой серьёзное усилие, чтобы прийти сюда. Всё потому, что мать Тринити тоже была стриптизёршей! Достаточно было бросить взгляд на эстраду и тут же последовал флешбэк из детства. Перед глазами девушки возникла её мать: вот она также висит на шесте вниз головой, задрав ноги в чёрных колготках, а пятьдесят разогретых алкоголем мужиков лапают похотливыми взглядами её тело... И в результате такого ежедневного безобразия однажды на свет появилась она...
       От нахлынувших воспоминаний Тринити начало мутить, а ведь она так хотела бы забыть откуда она родом! Иногда мать ей снилась. Не очень часто, примерно раз в несколько месяцев. Такой, какой она её помнила в последние годы её жизни. Практи-чески один и тот же сон: мама грустно смотрела на неё. Выглядела она хреновато - несчастной и очень уставшей. Ничего не говорила, только плакала. Тринити знала наверняка - мать в аду, от того и плакала, - понимала, что дочь тоже когда-нибудь окажется рядом с ней. Потому что самими обстоятельствами своего рождения Тринити была приговорена к нечестивой жизни и, следовательно, к Чистилищу.
       Вспоминать об этом было тяжело. Сразу наваливалась такая тоска, что хоть волком вой. Тем более, что и её собственная жизнь тоже складывается по рецепту адского коктейля. Который можно описать примерно так: "Смешайте в чаше своей жизни журна-листский дар, много-много виски и прочих тонизирующих, без которых невозможно бесконечно долго "форсировать" себя в бесконечной гонке за ускользающим успехом (только не забудьте разбавить получающийся "Коктейль Молотова" антидепрессанта-ми и снотворными, иначе ваше сердце и мозг лопнут от перена-пряжения раньше, чем вы успеете прославиться). И обязательно добавьте для остроты ощущений беспорядочного секса (с партнёрами обоего пола), который очень помогает в карьере. И готово! Пейте через край жадными глотками, покуда ваша победная физиономия не появится на обложке журнала "Time"... Ну, или ваш изуродованный труп не обнаружат на загородной свалке с пулей в голове".
       Впрочем, дело есть дело, а эмоции мешают бизнесу. Поэтому Тринити сумела в разговоре с наёмником заставить себя отодви-нуть постороннее мысли в сторону и забыть про знакомую с детства атмосферу клоаки, в которой оказалась. И в итоге у неё всё получилось. Да, парень, которого она завербовала, был не в меру болтлив, однако в её намерения не входило откровенничать с ним. И уж тем более она не собиралась тащить его с собой внутрь интересующего её объекта. Достаточно будет, если крепыш поможет ей поднести аппаратуру, а в случае необходимости защитит её. Ведь он всё ещё в неплохой физической форме. Высок, крепок. И главное, его не смущает что им придётся нарушить закон...
      
       Флоренс слегка тряхнула головой и потянулась к радиоле чтобы включить музыку. Одновременно с природным пейзажем оживилась жизнь вокруг - вдоль шоссе пошли какие-то закусоч-ные, небольшие мотельчики. Стало как-то шумно и тесно от большого количества автомобилей. Удовольствия мало. Пора сделать остановку, чтобы немного передохнуть и подкрепиться.
       Тринити свернула с хайвэя и через полчаса въехала в сонный городишко. Сразу за окружённым высокими пальмами католиче-ским собором святого Августина, судя по путеводителю, должна располагаться неплохая закусочная. А вот и она.
       При входе в пиццерию девушка купила в газетном автомате свежую "Нью-Йорк таймс".
       Интерьер пиццерии оформлен традиционной мексиканской атрибутикой и заполнен всевозможными предметами с надписями "кока-кола". Среди них немало старых, почти антикварных штук, чуть ли не середины прошлого столетия. Пиццу здесь не режут на куски, ее можно заказать только целиком - маленького, среднего, большого и просто громадного размера. Но журналистка так проголодалась, что ей казалось, что она легко одолеет супер-вариант под названием "одиннадцать сыров". И действительно Тринити быстренько управилась с доброй половиной пиццы, запив её холодным безалкогольным пивом, прежде чем приняться за чтение газеты. Едва пробежав глазами набранный крупными буквами заголовок передовицы, Флоренс вся подалась вперёд, с жадностью глотая содержимое статьи. Затем она бросилась к газетному автомату, стала скупать другие издания и пробегать глазами их первые страницы. От прочитанного она морщилась словно от боли.
       Через три минуты громкое ругательство заставило сотрудницу заведения за кассовым аппаратом, а также двух работников кухни и людей за другими столиками удивлённо оглянуться на молодую женщину, которая была не в состоянии более сдерживать ярость, обиду, гнев.
       Не обращая внимание на испуганные и удивлённые взгляды Тринити продолжала вслух поносить этих русских, которые имеют скверную привычку погибать в самый неподходящий момент. Ведь именно теперь её карьера находиться накануне мощнейшего прорыва сразу по всем фронтам! А этот русский космонавт, на которого она сделала одну из крупных ставок, так бездарно и нелепо подвёл её!
       Лишь выплеснув эмоции, журналистка смогла более спокойно взглянуть на ситуацию. Что толку сожалеть о потерянном безвозвратно. Теперь ей необходимо как следует собраться, чтобы не запороть свой последний шанс на успех.
      
      Глава 99
       Наступило утро, когда Камчатов, как обещал, должен был заехать за ним и отвезти на пресс-конференцию. С вечера Павел чувствовал сильный мандраж, даже перед своим несостоявшимся стартом так не волновался. Ночью не смог сомкнуть глаз от мыслей о том, как всё пройдёт. Когда утром принесли завтрак, даже не притронулся к нему, - какая тут может быть еда!
       Однако время шло, а генерал всё не появлялся. Зато к нему зашёл длинноногий моложавый доктор Панаётов, чтобы отвести на какие-то процедуры.
      - За мной скоро придёт машина, - сухо ответил ему Беркут.
      - Воля ваша, - не стал настаивать "Ворон". Он отвернулся и направился было обратно к двери, но словно что-то вспомнив, вернулся и положил перед пациентом газету. Это был свежий номер "Известий". Беркуту бросилась в глаза собственная фотография на первой полосе в траурной рамке. Рядом напечатан такой же портрет Кулика. В некрологе сообщалось что экипаж корабля "Союз" погиб через шесть часов после выхода на орбиту: "Гибель "Красных Икаров" оплакивает вся страна и всё прогрес-сивное человечество. В 8 часов 47 минут по московскому времени командир экипажа космического корабля "Союз-Космос" лётчик-космонавт, Герой Советского Союза Павел Поликарпович Беркут передал на Землю последнее сообщение: "С орбиты планеты Земля передаём пламенный космический привет Съезду коммуни-стической партии Советского Союза и генеральному секретарю ЦК КПСС товарищу Леониду Брежневу. Продолжаем рабо-тать...". Сейчас тысячи людей скорбным потоком идут к Дому Союзов, где установлены для прощания урны с прахом космонав-тов...".
       Причина гибели космонавтов в некрологе указывалась весьма туманно в очень округлых фразах, но вероятно неполадки на борту начались вскоре после старта. Однако никакой конкретной информации некролог не содержал. "Вот она - цена привычки отмечать рапортами и подарками красные дни календаря! - в сердцах воскликнул Беркут. - Свой поздравительный сеанс связи с орбиты они получили, но какой ценой! Две глупо загубленные жизни и сорванная программа полёта!.. "Постой, как через шесть часов?! - вдруг опомнился Павел и ещё раз пробежал глазами скупой газетный текст. - Это значит... что, обсуждая со мной моё будущее, - варианты моего вызволено отсюда, Камчатов уже всё знал?! Знал, что никакой пресс-конференции не будет!".
       В реальность Беркута вернули совершенно идиотские соболезнования "Ворона":
      - Так что официально вы погибли. Мне очень жаль... Даже не могу себе представить, чтобы чувствовал окажись я на вашем месте. Наверное, это слабое утешение, что посмертно вы награждены второй золотой звездой Героя Советского Союза. И что ваша вдова ни в чём не будет нуждаться.
       Павел поднял полные раскалённой ненависти глаза на психиат-ра, который с большим профессиональным интересом наблюдал за тем, как пациент справляется с постигшим его потрясением.
      - Зачем вы мне это рассказываете? Вам что, доставляет удоволь-ствие скальпелем копаться в чужих ранах?
      - Отнюдь. Просто по роду своей профессии я знаю, - чем быстрее вы переживёте эту психологическую травму, тем раньше наступит катарсис, и вы почувствуете облегчение. Только проговаривайте свои чувства, не держите всё в себе, я как врач понимаю ваши страдания.
       - Да пошёл ты!
       Панаётов не обиделся, ведь люди науки не обижаются на своих лабораторных мышей, даже если те, случается, пытаются укусить исследователя за палец.
      - А вы попробуйте взглянуть на ситуацию под иным углом, - посоветовал он, - ведь редко кому удаётся пережить собственную смерть, в этом смысле ваш случай уникальный. Послезавтра урну с вашим прахом захоронят в Кремлёвской стене, и вы сможете увидеть, как это было, - я принесу вам газеты с фотографиями, - пообещал доктор на прощание.
       Павел сжимал кулаки от ощущения собственного бессилия. Потом обхватив руками опущенную голову, стал раскачивался из стороны в сторону и тихо стонать.
       Видя его мучения, доктор смягчился:
      - Вам сейчас нужна медикаментозная поддержка. Послушайте, у меня есть хороший транквилизатор, - это такое эффективное успокаивающее. Во Франции его рекламируют как "самый современный антидот для исключительного стресса"
      - Хм, импортное значит лекарство... - поднял покрасневшие глаза и угрюмо ухмыльнулся Беркут. - И не жалко потратить на такого, как я...Спасибо. А водка у вас есть?
      Панаётов с укоризной покачал головой и напомнил:
      - Тут медицинское учреждение.
       Однако помявшись, вздохнул:
      - Только учитывая моё глубокое расположение к вам... В конце концов, спиртное тоже неплохой транквилизатор. Вы что предпочитаете: водку или коньяк? Есть армянский пять звёзд.
      - А что от меня потребуется в обмен?
      - Ничего, - даже слегка обиделся психиатр. - Просто хочу облегчить вам стресс, ведь это мой долг. Можем пройти в мой кабинет: казённая обстановка действует угнетающе на психику, а там удобные кресла, стереопроигрыватель с подборкой хорошей музыки. Сейчас вам лучше не оставаться наедине с собственными мыслями, вам нужен понимающий собеседник.
      - А что, может, и впрямь залить себе глаза - и гори оно всё синим пламенем?! - с издёвкой поинтересовался Беркут. По его злым глазам Панаётов понял, что сегодня задушевного разговора у них не получится и пожал плечами:
      - Ладно, как хотите.
      
      Глава 100
       С утра Тринити объехала на такси пять находящихся в округе пунктов по прокату автомобилей прежде чем наконец нашла то, что искала, а именно джип армейского образца с усиленной подвеской, надёжной защитой масляного картера и радиатора, и мощным мотором. Машину журналистка арендовала не на своё имя, а по фальшивым правам.
       Свой костюм Флоренс тоже продумала до мелочей. На ней были универсальные для любых вылазок прочные джинсы, лёгкие беговые кроссовки с хорошим супинатором на рифлёной подошве, которые отлично подходили как для бега по пересечённой местности, так и для преодоления препятствий.
       Также она надела свободный, не стесняющий движений свитер, усиленный кожаными накладками на локтях, на тот случай если придётся ползти или вести съёмку лёжа.
       Чтобы не замёрзнуть и не выделяться в темноте девушка заехала в специализированный магазин по распродаже излишков военного имущества и приобрела там солдатскую куртку оливкового цвета и кепи армейского образца, и ещё кое-какие полезные мелочи. Теперь он выглядела почти как новобранец.
       Со своим новым ассистентом Тринити должна была встретится ровно в полдень. Но когда журналистка подъехала в условленное место, наёмника там не оказалось. То и дело поглядывая на часы и крутя головой, Флоренс страшно злилась, ведь она всё рассчитала буквально по минутам, а из-за этого шалопая сразу же пошло наперекосяк!
       Наконец он появился! Рослый, длинноногий (рядом с ним невысокая Тринити при первой их встрече почувствовала себя школьницей-подростком) пижон шёл вальяжной походкой, явно никуда не спеша. И улыбался встречным женщинам, непринуж-дённо флиртуя с каждой смазливенькой бабёнкой. Мало того, что шалопай опоздал на сорок минут из-за того, что не мог пропустить ни одной юбки, так ещё явился в майке, шортах и в рубашке, полы который были завязаны узлом выше пупка, чтобы видны были кубики пресса. Словно на пляж собрался! Под мышкой балбес нёс свёрнутый пакет из супермаркета.
       Подойдя, он как ни в чём не бывало улыбнулся Тринити своей улыбочкой чеширского кота и потянулся к ней, намереваясь обнять и чмокнуть в щёку, ведь они компаньоны! Парень опреде-лённо умел нравиться, а трёхдневная небритость и лёгкая одутловатость физиономии после бессонной ночи, проведённой в очередной развесёлой компании, лишь добавляли очаровательному негодяю своеобразной манкости в глазах женского пола. Но не в глазах Тринити, которую тошнило от таких разбитных "ковбоев".
      - Я же предупредила, что мы не на прогулку отправляемся! - сердито встретила его Флоренс. - Мне придётся вычесть из вашего гонорара сотку в качестве штрафа.
       Под её суровым взглядом "Жеребец" стёр небрежную улыбку со своего лица и заверил:
      - Не извольте беспокоиться, Мастер! Всего пять минут и всё будет в полном ажуре!
       Символически зайдя за машину, он тут же снял рубашку, стащил шорты, выставив на всеобщее обозрение упругие ягодицы. Взгляды прохожих профессионального порноактёра совершенно не волновали. Привычно раздевшись догола, "Жеребец" спокойно повернулся за своим пакетом, который положил на багажник. Тринити чуть не ахнула при виде мужского достоинства таких громадных размером. Лаки перехватил её одновременно восхи-щённый и испуганный взгляд, самодовольно улыбнулся, и стал не спеша переодеваться в синий комбинезон электрической компа-нии, который принёс с собой. Но в нём он стал похож не на электрика, а скорее на автогонщика, - с таким, как у него ростом и природной статью, сложно было выглядеть неброско.
      
       ...По пути они заехали в супермаркет, Тринити купила упаковку содовой воды, чипсов и круассанов с разной начинкой. Пока она загружала еду в багажник, её напарник, улучив момент, испод-тишка ущипнул её за задницу. Девушка резко обернулась, намереваясь отвесить нахалу звонку оплеуху, но парень уже сделал ангельское лицо:
      - Можно мне бутылочку холодного пивка? Согласен на безалко-гольное.
       Едва выехали на шоссе Тринити поняла, что ей предстоит нелёгкая поездка - этот балагур просто не мог сидеть молча! Умолкал он лишь для того, чтобы сделать очередной глоток из пивной бутылки, и снова принимался зубоскалить. Сперва рассказывал о себе, как после службы в армии сменил десятки профессий. Одно время устроился работать водителем вилочного погрузчика на складе мясных продуктов. Потом долгое время "крутил баранку" кареты "Скорой помощи". Работал фасовщиком на шоколадной фабрике, натурщиком в художественной школе. Был вышибалой в ночном клубе. Потом искал вдохновения в коммерческой сфере, продавая все, что только можно продать - от мебели до сметок пыли. И так продолжалось до тех пор, пока "Его Величество Случай" сам не нашёл его в облике соседа по писсуару в ночном клубе. Случайно бросив скучающий взгляд в его сторону, незнакомец аж присвистнул от изумления, а затем с ходу предложил целых пятьсот долларов за участие в фотосессии. Парень оказался фотографом журнала категории "только для взрослых". Через полгода Лаки уже был звездой. Купил хороший дом, коллекционный "Кадиллак", как у Элвиса.
      - Я ведь тоже везунчик, леди! Как и Элвис. Бог отметил меня при рождении, - Лаки с многозначительным лицом указал большим пальцем на бугрящийся под джинсами член. - И все, кто меня знают, говорят: "Этому Лаки всегда поразительно везёт". Со мной, леди, у вас выгорит любое дело. Так что могли бы заплатить мне хотя бы штуку...
       Тринити проигнорировала его слова, ведь парень не переставал клянчить у неё надбавку с той самой минуты, как они заключили соглашение. Так и что из того? Пусть себе тешится тщетной надеждой развести её на триста дополнительных баксов.
      - Между прочим, леди, - горделиво продолжал набивать себе цену фантастический хвастун, - перед отправкой на войну во Вьетнам я проходил общий курса для новобранцев в Форт Брег и меня отобрали для службы в спецназе. Матёрые сержанты-коммандос признали Лаки одним из лучших, после чего ваш покорный слуга дополнительно прошёл элитный курс на звание военного снайпе-ра. Там из меня сделали отличного стрелка, а такие на дороге не валяются!.. Имейте в виду: услуги бойцов моего уровня стоят значительно дороже штуки баксов. Не верите?
       Сосед эффектным движением извлёк из пакета массивный коль 1911 и с металлическим лязгом передёрнул затвор взводя его в боевое положение.
      - Рехнулись?! - возмутилась журналистка. - С этой штукой нас точно пристрелят! Она отобрала у напарника пистолет и закинула опасную игрушку в бардачок. Парня это не смутило, он продолжал объяснять ей, как она его недооценила:
      - А всё же, скажу я вам, каждый спецназовец, отправляясь на боевое задание, страхуется государством дополнительно на треть оговорённой в контракте суммы. Вы об этом знали?
      Флоренс лишь сплюнула в форточку.
      - Вы случайно армейским сержантом не служили, леди? - с иронией поинтересовался ассистент.
      
       Они заехали на заправку. Тринити стала откручивать крышку с горловины бензобака, а "Жеребец" рысью направился в магазин-чик.
      - Эй, куда?
      - За сигаретами.
       И снова он заставлял её нервничать и раздражаться из-за потерянного времени: Тринити успела залить в бак горючее и расплатиться за бензин, а напарник всё не шёл. Она уже собралась сама идти за ним и прямо на месте устроить ему хорошую взбучку, когда Лаки, наконец, соизволил появиться. Трусцой добежал до машины, забрался на своё место, оценивающе глянул на неё и виновато сморщился:
      - Так прихватило, хорошо дотерпел до туалета, - пожаловался он, поглаживая себя по животу.
      - А это где вас? - глядя на него, Тринити коснулась своей щеки.
       Парень удивлённо провёл рукой по своей физиономии и обнаружил след от помады. Он поднял руки в знак признания своей вины и мило рассмеялся, указывая глазами себе на ширинку:
      - Вот ведь эти бабы! Ну не дают мне проходу! Вы, леди, наняли "звезду". Это ко многому обязывает - не меня, а вас! Что поделать, я избалован продюсерами, любовью фанаток. То, что в данный момент я на мели, - явление временное. Скоро меня позовут в Голливуд, и вы ещё будете хвастаться этим нашим мимолётным знакомством.
       Всё ему было хихоньки, да хаханьки. Лишь когда Тринити вставила в магнитолу кассету и из динамика ударил надрывный голос русского барда Никиты Архипова, у соседа вытянулось лицо от изумления. Минуты две он сидел, словно пришибленный, и только когда песня закончилась, повернул совершенно обалдевшее лицо к журналистке.
      - О, класс! - произнёс он восторженно, тыча пальцем в магнитолу. - Мне это нравится. Очень! Он что, француз?
      - Русский.
      - Почему я раньше его не слышал, он же звезда!
      - На родине его загнали в андеграунд - отрезали от многотысячной публики: стадионов, телевидения, звукозаписывающих студий; обрекли на медленную творческую смерть.
      - О, я знаю воротил шоу-бизнеса! - воскликнул бывший актёр. - Они же как боссы Коза Ностра - закатывают артистов в бетон, если те перестают приносить им прибыль!.. Правда, только не меня! - тут же горделиво оговорился Лаки. - Я сам, как гангстер. Единственный продюсер, попытавшийся мне недоплатить, был найден замоченным в собственной спальне. По легенде ублюдка забили шипованной бейсбольной битой. Убийцу этого жадного пидора так и не нашли, но что любопытно: хотя в доме свободно лежало несколько миллионов наличными, не считая разных драгоценностей и антиквариата, пропало только 12462 доллара и 27 центов, которые он был мне должен... А, вообще, боссы шоу-бизнеса редкие засранцы и я не удивляюсь, что этого русского певца кинула звукозаписывающая компания.
      - Это сделали с ним коммунисты, - пояснила журналистка. - Они боятся, что если любимец всей России-матушки однажды запоёт на Красной площади, то их красный бог Ленин перевернётся в своём хрустальном гробу в Мавзолее, и для режима всё очень быстро плохо закончится, потому что русский народ поймёт, что его долго надували.
       Лаки снова стал очень серьёзным. Минут через десять он спросил:
      - А о чём он поёт?
      - Об одном русском космонавте, который очень долго мечтал долететь первым из людей до Луны и установить там красный флаг своей страны. С невероятными сложностями он достиг своей заветной цели. Но поразмыслив, решил не возвращаться обратно на Землю...
      - А почему он так решил?! - изумился Лаки. - Он что псих? Разве Иван не доказал своим ох..н стар-треком, что нереально крут?! Разве он "не поймал звезду"? Это же мировое достижение, а значит много бобла и сладкой жизни!
      - Это трудно объяснить нам американцам, как трудно нам понять загадочную русскую душу. Для нас он действительно крейзи, и место ему в лечебнице для сумасшедших.
      
      Глава 101
       Для пациента одиночной палаты потянулись унылой чередой пустые дни, похожие один на другой, словно его и в самом деле замуровали в кремлёвскую стену, только живьём, а не в виде урны с прахом. Беркута не выпускали из палаты, лишь три раза в день, - в строго определённое время, - открывалась дверь, молча входил человек с подносом, оставлял на тумбочке завтрак, либо обед; и так и же, - не проронив ни звука, - выходил, гремя запираемым засовом.
       Не имея часов и календаря, через какое-то время Павел потерял ориентацию во времени. Сколько он уже здесь - неделю, две, а может месяц? Вероятно, в еду подмешивали какие-то психотроп-ные препараты, от которых узник порой засыпал на целые сутки, а может и более того, будто проваливаясь в чёрную дыру, так что просыпаясь, не мог понять, сколько именно проспал.
       Но однажды перед ним снова появился доктор Панаётов. Зашёл в палату, внимательно поглядел на Беркута. Павел в свою очередь тоже заметил, что облик психиатра кардинально изменился после того как он зачем-то сбрил свою пижонскую бороду. От этого главный тюремщик стал ему кого-то напоминать, а вот, кого именно, этого Павел пока вспомнить не мог, лишь чей-то смутный образ шевелился где-то в недрах его памяти.
      - Моё предложение осталось в силе: коньяк у меня в кабинете ожидает вашего решения, - дружелюбно напомнил Панаётов.
       На этот раз узник одиночной камеры был рад любой возможности вырваться хотя бы на время из опостылевших стен. По пути доктор сообщил Беркуту, что ему ненадолго кое-куда зайти, чтобы дать указания персоналу по поводу правильной организации процеду-ры.
      - Тут один пациент постоянно доставляет всем проблемы, пришлось назначить ему курс инсулиновой шокотерапии, - пояснил Панаётов и "соорудил" у себя на лице выражение искренней печали демонстрируя, как зримо он страдает, только вот поделать ничего не можем, потому что работа у него такая!
       Ещё издали Беркут услышал утробные, непостижимые, атавистические вопли, доносящиеся из дверей палаты напротив застеклённой "надзорки" дежурной медсестры. Панаётов зачем-то решил пригласить новичка тоже войти с ним в палату. Посреди неё бился привязанный полотенцами к кровати человек. Извиваясь в сверхсильных судорогах, он кричал, выл и пищал так, будто по куче связанных обезьян ездили танком. Крик и писк жуткий, глубинный, нечеловеческий.
      - Всегда при введении инсулина стоит такой космический хор человеческого страдания, - поморщился Панаётов. - А вы говорите - ад... Вот вам ад в натуральном виде! - всё ещё морща лицо от сочувствия к страдальцу, вздохнул врач. И стал обстоятельно объяснять, что лишённого еды больного привязали к кровати и ввели инсулин. Инсулин поглощает в организме остатки сахара, от чего мозг человека становится перед проблемой смерти. Различ-ные мозговые сигнализации срабатывают как предохранители перед возможным отключением, и все существо человека раздирает безумный ужас. В такие минуты в теле больного открываются сверхчеловеческие силы, и его не могут удержать, какими бы сильными ни были санитары. Поэтому пациента привязывают полотенцами.
      - Это вторая процедура, а всего ему назначено их десять. А что поделаешь, у нас тут не обычные больные! - посетовал доктор и впол голоса дал какие-то распоряжения двоим подчинённым.
       После такой "экскурсии" они прошли в кабинет Панаётова. Здесь было чисто и светло, на окнах никаких решёток, светит солнце и открывается чудесный вид на больничный парк.
      - Располагайтесь, - запросто предложил своему гостю удобное кресло хозяин. - Мне очень приятно иметь общение с таким интересным человеком, как вы, уважаемый Павел Поликарпович! Я ведь в некотором смысле почитатель таланта, регулярно смотрю ваши телевизионные передачи...
       Пока Беркут разглядывал на стене репродукцию картины известного норвежского художника Эдварда Мунка "Крик", доктор снял с себя халат и повесил его на вешалку у входа. Деловито достал из сейфа коньяк, разлил по рюмкам. Потом открыл холодильник и извлёк блюдо с заранее приготовленной закуской. Предложил:
      - Попробуйте бутерброд.
      - Судя по колбасе вы хороший психиатр, - с ядовитой иронией заметил Беркут и откусил хлеб с колбасой. Однако к коньяку не притронулся: - В вашем присутствии хочу иметь голову ясной.
      - Что ж, не в моих правилах кого-то принуждать, - улыбнулся Панаётов, и протянул гостю бокал с минеральной водой, а сам уселся напротив. Без бороды у него оказалось суховатое, не такое уж милое актёрское лицо. Ему бы играть Мефистофеля. Пожалуй, только теперь Павел его как следует разглядел: хозяин кабинета относился к тому типу людей, что на подсознательном уровне умеют завоёвывать симпатии людей своим демоническим обаянием, взглядом тёмных глаз, всепонимающей полуулыбкой.
      
       Пока Павел любовался парком и прудом вдали, доктор выпил рюмку. Поморщился. Торопливо закусил долькой лимона, через минуту порозовел, расслабленно откинулся на удобную спинку кресла, по его телу начала разливаться блаженная истома.
      - Напрасно отказались, - с сочувствием проговорил он. - На самом деле ваша принципиальность лишена всякого смысла. Вот стоит вам на секунду отвлечься на вид из окна или на эту картину на стене, и мне хватит 2-3 секунд, чтобы бросить вам в стакан таблетку. Она очень быстро растворится, вы даже ничего заметите, это вещество не имеет ни вкуса, ни цвета, ни запаха.
       Для пущей наглядности доктор отодвинул ящик стола и вытащил два пузырька, продолжая как бы в шутку объяснять:
      - Вот от этого препарата вы признаетесь по первому требованию, что с 15 лет завербованы американской разведкой. А по выходным у себя на даче готовите барбекю из невинных младенцев. А вот от этой таблетки - он открутил крышку второй баночки и небрежно высыпал себе на ладонь горсть жёлтых кружочков, - у вас возникнет непреодолимое желание немедленно выбросится в окно или удавиться вон тем полотенцем. Причём без всякого принужде-ния с моей стороны.
      - Давайте ваш коньяк! - со злостью произнёс Беркут.
      Доктор наполнил обе рюмки и провозгласил тост:
      - Я хотел бы выпить за вас, - за настоящего героя! Жаль, что немилосердная судьба обошлась с вами так жестоко. Вы этого не заслужили. Но селяви - такова жизнь!.. И всё-таки хочу вам сказать без ложного пафоса, в людской памяти вы останетесь настоящим Икаром, который не испугался полететь на Солнце и сгорел во имя высокой цели.
       Беркут проигнорировал предложенную ему рюмку. Вместо неё он взял с полки над рукомойником гранёный стакан, наполнил его до краёв коньяком. Решительно взял стакан и, не чокаясь, большими глотками приговорил двести грамм. У доктора брови на лоб полезли, он был впечатлён:
       - Да-а-а!.. Суровый вы мужчина, товарищ подполковник.
       Павел снова наполнил свой стакан, хотя не собирался надираться с доктором по случаю, просто надо было сбросить напряжение.
      - Вижу, что вам стало получше, - через пару минут порадовался за него Панаётов и заботливо порекомендовал: - Берите ещё бутерброд... К сожалению, в нашей больнице вы не можете находиться под своим настоящим именем. Хотите, можете сами выбрать себе псевдоним, - предложил он на голубом глазу.
       Павел положил надкусанный бутерброд обратно на блюдо.
      - Не понимаю вас.
      Лицо доктора привычно сложилось в сострадательное выражение, мол, это не его вина:
       - Поймите, у нас специализированное учреждение со своими правилами. Вы получите псевдоним - другое имя и фамилию, так наши сотрудники и будут к вам обращаться. И вы в разговорах с ними и с другими пациентами должны называться новым именем. Запрещено также что-то упоминать из своего прошлого. Понимаю, это равносильно отказу от собственной личности, но поверьте врачу, в вашем положении это будет благом. Я очень рассчитываю, на ваше благоразумие.
      - То есть, вас следует понимать так, что в противном случае вы меня просто похороните здесь? - для полной ясности уточнил Беркут.
      - Я так не говорил. Вы умный человек и должны меня понять правильно.
      - Вот вы меня уже хороните, а только будущее покажет, как всё сложится завтра, - недвусмысленно пригрозил Беркут.
      Доктор на него очень внимательно посмотрел и изрёк:
      - А я считаю, что в 99% случаев завтра будет тоже, что и сегодня. Сегодня, - это и есть то, на что вы можете рассчитывать, только так можно сохранить свою личность от полного распада. Ваша надежда, что завтра или через год всё каким-то чудесным образом изменится, это растянутая во времени пытка самого себя, бессмысленное самоистязание. Советую вам понять очевидную вещь, которая поможет вам приспособиться к новым обстоятель-ствам. Есть вы, какой вы сегодня. И есть я, - человек, который искренне готов вам помочь в кризисной ситуации найти в чём-то душевную опору.
      - А академик Ненашев тоже был вашим пациентом? - неожиданно для собеседника спросил Беркут, словно кто-то шепнул ему на ухо задать этот вопрос.
       Панаётов удивлённо приподнял бровь, поколебался, но всё же ответил:
      - Его случай особенный в моей врачебной практике. Тщательно собранный анамнез, наблюдение за пациентом выявили, что симптоматика вялотекущей шизофрении со временем лишь усугублялась, дефект личности нарастал: болезненные фантазии усиливались, бредовое состояние, отягощённое множественными синдромами... - Доктор явно оседлал любимого конька, потому что перестал быть расслабленным, бодро выпрямил спину, в умных глазах его забилась искра заточенной мысли: - Такая форма шизофрении - состояние, не поддающееся коррекции, и необра-тимое. Диагноз не вызывал сомнения. Вас ведь он тоже уверял, что его разум подключён к некому космическому центру, заинтересо-ванному в искоренении зла на нашей планете? Вот видите! Его вечная борьба с несправедливостью - типичная симптоматика тяжёлого бредового расстройства. Кстати, в своей будущей книге я хочу уделить этому случаю отдельную главу. И очень рассчиты-ваю на вас, - на вашу откровенность, ведь вы его тоже знали.
      - Так это вы ему поставили диагноз "вялотекущая шизофрения"?
      - Ну что вы, - смущённо потупил взор Панаётов. - Я ещё не поднялся на уровень профессора Лунца. Но моя скромная подпись под заключением врачебного консилиума под председательством профессора тоже стоит.
      - О, как интересно, - недобро усмехнулся Беркут, - я как раз мечтал увидеть лицо хотя бы кого-то из тех, кто так обошёлся с Ненаше-вым.
       Однако негодяй напротив так увлёкся возникшей темой, что не почувствовал в этих словах опасности, с упоением продолжая:
      - Он, Ненашев, был тяжело болен, и своими бредовыми разговора-ми сумел втянуть и вас в свои дела. И в конечном итоге подставил вас. Как вы этого ещё не поняли?! Конечно, академик исходил из искренней веры в собственные заблуждения, ведь он считал, что борется за истину. При такой форме острого психического расстройства люди часто уверены, что существует опасный заговор. Но полагаю, вам-то от этого теперь не легче. Из-за него вы и оказались тут. В некотором смысле можно говорить, что такое заболевания, какое развилось у академика Ненашева, оказалось заразно... Но мы вам поможем справиться с этим, - ласково улыбаясь, пообещал доктор. - Правда, многое будет зависеть от вашего желания излечиться. И для начала вам необходимо признать, что вы не здоровы; согласиться соблюдать наши правила и сотрудничать с лечащим врачом. Потому что пока вы...
       Павел не дал "благодетелю" договорить, выплеснув содержимое своего стакана в холёную рожу негодяя. Не ожидавшего нападения Панаётова отбросило на спинку кресла, словно от выстрела в упор, его ватное тело наполовину сползло с кресла. Импозантный мужчина вдруг завизжал неожиданно высоким и пронзительным голосом, словно роженица, стал растирать глаза, в которые попал коньяк. Беркут не чувствовал жалости к мерзавцу, который наверняка приложил свою руку к гибели Галилея Ненашева. Холёный, мускулистый мерзавец почти не сопротивлялся, пока мститель вытаскивал его тушку из кресла, только нелепо размахивал руками и брыкался ногами. Павел повалил Панаётова на пол и оседлал, собираясь удавить сволочь. И если бы не вбежали санитары и не отбили доктора, то месть свершилась бы, не хватило каких-то пары минут. Правда, одного из санитаров Беркут нокаутировал, другому сломал нос. Но вскоре к его противникам подоспело подкрепление.
       После ожесточённой рукопашной, семеро мордатых бугаёв сумели повалить впавшего в буйство пациента. В драке мятежнику тоже крепко досталось, - ему выбили передние зубы.
       С таким шамкающим ртом бывший космонавт уже точно не имел ни единого шанса ни под каким видом быть выпущенным из этих стен. Теперь с ним могли обращаться как с любым другим заключённым этой медицинской тюрьмы. На разбушевавшегося "психа" надели смирительную рубашку и вкололи какой-то укол, от которого каждое движение причиняло ему почти невыносимую боль. Через пять или шесть часов такой пытки разум Беркута помутился настолько, что отпала необходимость держать его связанным. С бунтаря сняли смирительную рубашку, и он продолжал смирно лежать, почти не шевелясь, словно труп.
      
      Глава 102
       Развалившись в пассажирском кресле и забросил ноги на переднюю панель, Лаки продолжал вешать Тринити лапшу на уши:
      - Между прочим, леди, когда я учился в Гарварде меня пригласили в олимпийскую сборную США по гимнастике. Это я к тому говорю вам, что всё-таки не мешает вам поднять мне гонорар.
       В это время Флоренс в своей обычной манере умудрялась одновременно вести машину, изучать карту объекта, куда им предстоит вскоре проникнуть, и ещё наносить себе на лицо специальный армейский грим.
       "Жеребца" её равнодушное молчание задело, и он покровитель-ственно приобнял девушку:
      - Ничего не бойтесь, со мной вам повезло, ведь я прошёл в своей жизни огни и воды! На войне я год служил воздушным стрелком на "Суперфортрессе" Б-29 "Летающая крепость". Когда нас атаковали вьетнамские МИГи, то рядом со мной свистели пули в палец толщиной! Представляете? Обычно после прямого попада-ния вражеского снаряда в башенную установку от сидящего в ней воздушного стрелка почти ничего не оставалось, а то немногое, что там было на аэродроме техники смывали из пожарного брандспойта... У меня было больше миссий, чем у любого другого стрелка в нашей эскадрилье... Эй, леди, вы вообще-то слышали, что я вам только что сказал?
      - Хватит уж трепаться, "мистер бла, бла, бла"! Не учились вы ни в каком Гарварде, и не летали ни на каких бомбардировщиках. Тем не менее я согласна накинуть вам ещё полтинник сверх контракта, если хотя бы перестанете беспрерывно брехать, уши вянут от вашей болтовни!
      - Окей, мэм, - мгновенно согласился наёмник. Некоторое время он действительно не лез с разговорами, сидел смирно, глазел на пролетающие мимо пейзажи, крутил настройки радио, переходя с одной музыкальной станции на другую. Потом ему это наскучило. С невозмутимым видом шалопай извлёк из своего пакета бутылку виски, которой разжился на заправке, и принялся пить прямо из горла. Заметив её возмущённый взгляд, Лаки ухмыльнулся:
      - Спокойно. Я как эта тачка - тоже нуждаюсь с утра в хорошей заправке, иначе вам от меня будет мало проку. Поверьте, мэм, от хорошего виски "Жеребец" становится только лучше, сами в этом скоро убедитесь! - он улыбнулся ей одной из лучших своих киношных улыбок и покровительственно подмигнул. Тем не менее виски тут же полетело в раскрытое окно к великому разочарова-нию и обиде владельца.
       Впрочем, прошло ещё минут двадцать и чеширский кот перестал дуться и снова принялся ластиться к ней:
      - Кстати, как вы могли заметить, я не ношу трусов, - заметил он игриво. - Знаете, почему?
      - Мне до этого нет дела.
      - Странно, - озадаченно наморщился Лаки. - Миллионы женщин Америки находят меня настолько сексуальным, что мечтают о сексе со мной. Член мистера Жеребца настолько велик, - он привычно заговорил о себе в третьем лице, - что ему, то есть мне, пришлось прекратить носить трусы, так как вследствие эрекции эластичный пояс на трусах постоянно рвался. Он, "Жеребец" - парень важно ткнул себя пальцем в грудь, - имел сексуальную связь с 15 000 женщин!
       Тринити с некоторым любопытством взглянула на упивающего-ся собой секс-гиганта. Она никогда не была падка на красивые мужские тела и смазливые мордашки, тем паче на профессиональ-ных жиголо. Но такое гипертрофированное самомнение встречала впервые.
      - Между прочим, мистер сержант, - ухмыльнулся Лаки, - я могу доставить женщине своим инструментом такое райское наслажде-ние, от которого она буквально улетит на небо от оргазма. Вам, "сэр", это обойдётся с большой скидкой, учитывая наше деловое партнёрство.
      - Вы себя так рекламируете, мистер "Жеребец", что я действи-тельно впечатлена, - усмехнулась Тринити.
      - О, это же так естественно! Так женщине может повезти лишь раз в жизни - заверил её хвастун. - Я в том смысле, что от вас на расстоянии вытянутой руки сидит лучший мужчина-производитель по эту стороны Атлантики. Мои сперматозоиды - национальное достояние! Год назад я сдал сперму в банк Нацио-нального института репродукции человека, это фактически аналог Форт Нокс в Кентукки, где хранится золотой резерв США! Там мою сперму заморозили в криокамере, где она будет храниться тысячелетия. Мало ли, - ядерная война с Россией, чёртов метеорит из глубин космоса ударит...Короче, в случае наступления Армагеддона, когда настанет время возрождать Америку, мои гены пригодятся.
       - А пока вам требуется загримировать лицо, чтобы оно не было заметно в темноте, - Тринити протянула пассажиру пластиковый набор с армейским камуфляжем:
      - Между прочим в армии меня научили этому искусству, - с большой важностью сказал Лаки. Грим он действительно наносил очень тщательно, поворачиваясь к зеркальцу то так, то этак, надувая щёки и вытягивая губы, словно ему предстояли съёмки в очередном фильме.
      - Вы и в порно для геев тоже снимались? - задала нескромный вопрос Тринити.
      - Я профессионал, леди!.. Но это не моя специализация.
      
       Последние километров семьдесят им пришлось ехать по пересечённой местности - вначале по грунтовке, затем напрямик по бездорожью, пересекая вброд небольшие речушки, взбираясь на косогоры, преодолевая густые заросли тростника. Бравого "отставного рейнджера" даже стало мутить.
       ...Остановились километрах в десяти от цели. Тринити заглушила двигатель. Ставший к концу поездки зелёным Лаки побежал в кусты, там его вырвало. Флоренс удручённо покачала головой: ну и напарничка она себе выбрала!
      
       ...После того, как они распугали всю местную живность, лес постепенно снова наполнился птичьим щебетом. Сквозь покачи-вающиеся ветви оливковых деревьев поблёскивало заходящее оранжевое солнце. Флоренс развернула карту на капоте джипа, сверилась с компасом, привязалась к местности.
      - Всё, можно идти. И знаете что... давайте на всякий случай условимся: если нас всё-таки зажмут, то встаём на колени, руки за голову и кричим, что мы пресса, чтобы в нас не стреляли. В этом случае расходы на адвоката возьмёт на себя моя газета, так что не бойтесь, кое-какая страховка у вас имеется.
      - Спасибо, утешили, - кисло ответил плечистый здоровяк, который по мере приближения к конечной цели их экспедиции выглядел всё менее самоуверенным, становясь похожим на сдувающийся шарик.
      
       Примерно на полпути к стене Тринити оглянулась и обнаружила, что её ассистент сильно отстал и остановился. Пришлось вернуться.
      - Ну, что у вас на этот раз? - с раздражением прошептала она, и предупредила, чтобы он тоже отвечал ей как можно тише.
      - Закурить хочется.
      - Эй, вы что, чокнулись, "мастер камуфляжа"?! Если огонёк вашей сигареты засекут с вышки, то сразу влепят вам пулю толщиной в палец - прямо между глаз. Или отстрелят вам ваши жеребячьи яйца и тогда прощай Голливуд.
      Он был в шоке. Пробормотал:
      - Если бы мне позарез не нужны были деньги, я бы решил подождать другого поезда...
       После этого напарники, двигаясь гуськом, спустились в ложбину, впереди показалась ограда, которая представляла собой забор из металлической сетки примерно три метра высотой, поверх которого были натянуты стальные провода для подачи тока.
       Одновременно справа из-за склона холма выглянула верхушка дозорной вышки. На фоне стремительно темнеющего неба смутно угадывались силуэты двоих вооружённых дозорных.
       Тринити дождалась пока подойдёт ассистент и едва слышно зашептала:
      - Сверим часы. После того как преодолеем внешний периметр у нас будет ровно час, чтобы выполнить работу и покинуть зону. Будьте внимательны.
      Он помолчал, и вдруг заявил:
      - Знаете что, леди, пожалуй, я дальше с вами не пойду. Будем считать, что я не прошёл кастинг на эту роль. - Объявив ей своё решение, Лаки зашагал обратно к машине.
      - Эй, вы куда?!
      Красавчик оглянулся на ходу:
      - Я вспомнил. По контракту я не могу рисковать своим телом! Студия застраховала его на миллион. Если бы я мог отстегнуть свой орган и спрятать его в банковскую ячейку, всё было бы проще. Но эта штука всегда при мне, только представьте, что у меня между нок болтается шедевр со страховой стоимостью в миллион баксов и вы меня поймёте, о чём я. Я просто не имею права им рисковать.
      - Подождите минутку! - Тринити сняла с себя рюкзачок, торопли-во расстегнула замки, вытащила из внутреннего кармашка кошелёк. - Вот вам ещё триста долларов, и вы остаётесь, догово-рились?
       При виде банкнот в темноте словно хищно сверкнули глаза голодного койота.
      
      Глава 103
       - Кто ты?
      - Я подполковник ВВС, Герой Советского Союза, - ответил мужчина, крепко привязанный к специальной кровати, и тут же получил болезненный разряд тока, от которого его тело забилось в судорогах...
      
       Когда полчаса назад Беркута завели в специальное помещение, он ещё не знал, что его ожидает. Даже увидев кровать с толстыми ремнями и зловещего вида аппаратуру, постарался не показать страха. Затем вошли двое "медиков". Беркут был поражён их животным видом. Один был громадного роста, небольшая голова по форме черепа напоминала грушу. Низкий, нахмуренный лоб. Густые, сросшиеся на переносице брови. Продолговатые, заросшие щетиной уши и грубый голос.
       Второй тип был малого роста, руки до колена, глаза в кучу, выражение покрытого угрями лица радостное в предвкушении предстоящего удовольствие, просто прирождённый садист. Впечатление, что для работы сюда специально отбирали выродков.
       Двое крепких мясников в белых халатах принялись деловито раздевать его донага. Павел находился под воздействием лекарств, которые сделали его по-стариковски беспомощным. Поэтому экзекуторам без особого труда удалось уложить пациента на кушетку и накрепко привязать широкими ремнями к специальной кровати. Когда жертва была полностью обездвижена, экзекуторы закрепили у него на голове и теле электроды, и начали задавать вопросы.
       - Кто ты?
      - Я космонавт - ответил Беркут, и тут же получил короткий и сильный разряд электричества, от которого все мышцы болезненно сразу сократились, причинив пациенту сильные мучения.
      - Кто ты?
      - Я бывший лётчик-испытатель.
       И снова удар...
      
       Первая серия разрядов, которые получил Беркут, оказалась всего лишь разминкой.
       Перед второй серией на глаза пациенту наложили марлевые накладки, вставили в рот резиновый кляп, чтобы от адской боли пациент не прикусил себе язык и не раскрошил зубы. После этого пытаемого предупредили, что в случае ответа "да" он должен растопыривать пальцы правой руки. Если же его ответ "нет", то надо держать кулак сжатым.
      - Ты Павел Беркут?
       Он по привычке замычал, пытаясь ответить, и тут же забился в конвульсиях, выгнулся дугой, в голове у него словно взорвалась ручная граната - ублюдки резко повысили уровень тока в своей пыточной машине.
      - Запомни, придурок, - обратился к пациенту высокий с грушевид-ной башкой, - ты теперь Василий Пряников. Ни какой ты на х.. не космонавт, а обычный шизик. Ты понял, дурила?
      - Так ты Герой? - для проверки спросил второй.
      Беркут упорно растопырил пальцы.
      - Ответ неверный - довольно произнёс высокий экзекутор и нажал кнопку, отчего Павел выгнулся в борцовском мостике, захрипел.
      - Ты Беркут?
      - Ответный неверный.
       Снова удар.
       Тело пытаемого причудливо вывернулось, как будто в гротеск-ной позе йоги, воздух со свистом покинул его легкие, ноги и руки сами по себе ходили ходуном под привязными ремнями, из-за сокращения мышц и натяжения всех сухожилий; все жидкости тела хлынули в естественные отверстия. Кости его трещали. Павел чувствовал, что мозг вот-вот взорвётся, поэтому услышав в четвёртый раз вопрос "Ты Беркут?", оставил кулак сжатым, что означало отрицательный ответ.
      - Ты Василий Пряников? - тут же спросили его.
      Он подтвердил. Потом вынужден был отказаться от прочих составляющих своей личности. Но этого палачам показалось недостаточно.
      - Что ты знаешь об операции "Икар"? - спросили они, вынув кляп изо рта.
      - Ничего, - ответил Павел, и тут же понял, что всё только начина-ется. А он то решил, что достиг болевого предела! Через мгнове-ние его тело насквозь по всей длине пронзила просто адская боль, вышибая напрочь все иные ощущения кроме ни с чем не сравни-мого страдания. Мужчина выгнулся дугой, забился в судорогах, ручьи пота заструились по его коже. Как он не сдерживался, чтобы не доставить палачам удовольствие, из горла вырвался пронзи-тельный, душераздирающий вопль. Мужчина дико выл, запроки-дывая голову назад.
       ...В середине пытки в помещение буквально ворвался доктор Панаётов.
      - Кто вам позволили такое безобразие?! - сердито, севшим голосом стал он отчитывать экзекуторов.
       Пыточных дел мастера в белых халатах в первый момент растерялись и вроде даже как стали оправдываться:
      - Он же буйный, Зиновий Дмитриевич. Вот и на вас недавно напал.
      - Прежде всего он человек!
      - Но процедура назначена главврачом.
      - Как он мог назначить такое варварство?! Это же прошлый век! Вы хоть понимаете, что таким высоким напряжением выжгите ему мозг? Немедленно прекратить!
      - Не имеем право, так как выполняем распоряжение профессора Лунца, - отказался один из экзекуторов. В это время его напарник снова повернулся к Беркуту и продолжил "процедуру", задавая очередную серию вопросов:
      - Что тебе сказал Ненашев? Кому ты собирался передать получен-ную от академика информацию?
       Сотрясаемый новыми разрядами Беркут бился в судорогах, выл от боли, хрипел. В это время Панаётов продолжал ругаться со своими коллегами:
      - Что вы делаете?! Животные! Ему же больно! Палачи! Смотрите, у него пена изо рта, глаза вот-вот вылезут из орбит. Кто вам позволил пытать человека?!
      - Выйдите из процедурной и не мешайте нам выполнять свою работу, - сердились "электрошокеры".
      - Пытки запрещены советским законодательством, я вас под суд отдам за самоуправство! - грозил Панаётов, и одновременно, склонившись к самому изголовью кровати, уговаривал Беркута: - Лучше скажите им, иначе эти коновалы выжгут вам мозг. - Одновременно заступник продолжал орать на садистов: - Палачи, животные, я добьюсь чтобы вас уволили!
       Эта перепалка между коллегами никак не мешала ходу допроса с пристрастием.
      - Что ты рассказал американке? - требовали у Павла признания.
      - Кто помогал Ненашеву?
       Павел скрипел зубами и мычал, как бык на бойне, ток проходил по его телу пучками раскалённых игл, причиняя почти нестерпи-мую боль. Мужчина физически чувствовал, как эти иглы пронзают по пути ткани его тела, вены, артерии, органы. Сопротивляться этой пытке было почти невозможно, тело превратилось в один сплошной комок боли, будто с него содрали кожу, обнажив нервные окончания и били прямо по ним. В голове помутилось, он почти перестал что-либо соображать, и палачи это понимали и предлагали ему облегчение:
      - Послушай, хватит валять дурака! Ты же сейчас сдохнешь прямо на этом столе в собственном говне и моче. Подай нам хоть какой-нибудь знак, что готов сказать, кто помогал этому шизофренику Ненашеву, и мы оставим тебя в покое. Нам нужны имена, и мы немедленно прекратим процедуру.
       Прошла ещё пару минут и лицо пациента стало багрово-синюшным, как у повисшего в петле висельника, грудь его вздымалась, он корчился в конвульсиях, кожаные ремни врезались в его тело, почти до крови обдирая кожу, все мышцы напряглись точно струны, сведенные мучительными конвульсиями. Палачам пришлось прерваться, чтобы пациент не отключился раньше времени.
       Но после короткой паузы всё пошло по-новой.
      - Прекратите над ним издеваться! - сипло истерил заступник над головой Беркута. - Разве не видите, что человек на пределе? У вас что, нет совести? Или вам её тоже предварительно выжгли током? - и тут же с мольбой обращался к Павлу. - Лучше скажите извергам, иначе они выжгут вам память, превратят в слюнявого идиота, чтобы вы ничего уже не могли вспомнить. Поверьте, нет ничего страшнее этого, ведь человеческая память, - это же величайший дар природы! В ней заключены драгоценнейшие воспоминания нашей жизни: лицо матери, детство, счастливая юность, первые прикосновения любимой...Лишиться всего этого, - означает, будто и не жить вовсе! Ещё несколько секунд и вас как личности не станет... Останется лишь бессмысленный набор пятен перед глазами, невнятный гул в голове и непроходящая "чёрная" боль. Вы станете быком на скотобойне, которого ещё живым, словно тушу подвесили на крюк, и начали освежёвывать мясницкими ножами.
      
      Глава 104
       Пока всё шло просто прекрасно и Тринити Флоренс внутренне ликовала: информатор из NASA Джек Маскин не обманул её! Как и обещал, "крот" обесточил внешний периметр. Легко и быстро перебравшись через внешнюю ограду, журналистка и её ассистент уверенно продвигались по незнакомой территории к своей цели. А всё потому, что тайный агент снабдил репортёршу подробным планом объекта. Журналистка была так окрылена предвкушением успеха, что её длинноногий ассистент с аппаратурой едва за ней поспевал.
       А вот и огромный ангар, помеченный на плане крестиком. Оставив Лаки снаружи, Тринити открыла электронным ключом дверь и проскользнула внутрь. Электрощит, включающий освещение должен находиться сразу за дверью в пяти метрах справа. Врубив рубильник, она ахнула от изумления и восторга. Вспыхнувшие под потолком десятки мощных ламп в малейших деталях осветили фантастическую картину. В то время как вся Америка, затаив дыхание следила за высадкой астронавтов из экипажа "Аполлона-11" на лунную поверхность, она - простая, мало кому известная журналистка, - чудесным образом повторила их путь и оказалась в зоне высадки, под названием "Море спокойствия"! В огромном киносъемочном павильоне была искусно воссоздана точка "прилунения", где недавно якобы побывали первые астронавты. Команда высококлассных декорато-ров из Голливуда, явно не один месяц, трудилась над воссозданием испещрённой кратерами равнины, сформированной океанами древней лавы, снимки которой были получены автоматическими станциями за год до этого.
       Съёмки в секретном павильоне велись с голливудским размахом: десятки разнообразных осветительных приборов, в том числе армейских прожекторов. Кинокамеры разных типов! А в центре площадки стоял посадочный модуль "Орёл" собственной персоной (!), хотя миллиарды людей уверены, что он сейчас крутится в сотнях тысяч километров от Земли. Ведь вскоре после того как астронавты поднялись с лунной поверхности и перешли в командный модуль "Коллумбия", взлётная ступень "Орла" "была сброшена и осталась на орбите Луны", чтобы, как пояснили специалисты, НАСА на брифинге в Хьюстоне, со временем упасть на Лунную поверхность. И вот он перед ней! Тринити немедленно раскрыла сумку с аппаратурой и начала фотографировать и снимать на небольшую камеру. Хотя в огромном павильоне было прохладно, азарт её был таков, что вскоре "охотнице за сенсация-ми" стало жарко и она скинула с себя куртку, стянула свитер, оставшись в одной лёгкой маечке. Поверх майки на её торсе была закреплена конструкция из наплечных и поясных ремней, - кожаная портупея, навроде той, на которых военные и офицеры полиции носят кобуру с автоматическим пистолетом. Она придавала хрупкой девушке брутальный, даже воинственный вид. Только вместо подмышечной кобуры с кольтом, профессиональ-ный фотограф носила на портупее ("близко к телу") футляр с запасными фотообъективами и плёнкой что было очень удобно.
       Девчонка снимала всё, что казалось ей интересным, торопясь использовать все плёнки, что взяла собой. Делала сотни кадров с разных ракурсов, стараясь ничего не упустить - взбиралась по лесенке на посадочный модуль, открывала его выходной люк. На ходу торопливо заряжала новые кассеты с плёнкой, меняла объективы на фотокамерах и снова принималась щёлкать "Кэноном" с разных точек установленный в "лунном грунте" флаг, мемориальную табличку.
       Но главная сенсация оказалась впереди. Случайно проходя мимо одной из студийных телекамер, "шпионка" на удачу решила попробовать её включить и неожиданно обнаружила, что в ней по какой-то причине осталась видеокассета. Можно было предполо-жить, что эта камера была резервной, и стоявший за ней оператор вел съёмку одновременно с основными камерами - для подстра-ховки, зная, что его материал никуда не пойдёт. Именно этим обстоятельством вероятно и объяснялось, почему кассета осталась внутри.
       Тринити отмотала с помощью кнопки на реле встроенного видеомагнитофона плёнку к началу записи и начала просматри-вать отснятый накануне материала. Ей открывалась вся механика гениальной аферы. Полторы сотни операторов, техников, осветителей трудились над созданием величайшей иллюзии. Руководил процессом знаменитый голливудский кинорежиссёр, чья грандиозная фантастическая кинооддиссея несколько лет назад получила сразу несколько "Оскаров". Но здесь он превзошёл даже свой оскароносный шедевр. Больше всего Тринити поразило, как мастерски гениальному постановщику удалось решить техническую проблему воссоздания лунных пейзажей с помощью проекции изображений на гигантские экраны, установленные на заднем плане съёмочной площадки. Отснятая "картинка" выглядела до того реалистично, что заподозрить подлог не смогли даже эксперты. Такие кадры комбинированной съёмки (или по-научному фронтопроекции), когда на переднем плане находятся актёры, а на задний план абсолютно реалистично проецируется лунный горный пейзаж, способен делать только один режиссёр в мире, который оттачивал мастерство на протяжении многих лет.
       Вот астронавт, держась правой рукой за лестницу, левой ногой ступил на "лунную поверхность" и, повернувшись на камеру, произносит свои знаменитые слова. Потом следуют первые осторожные шаги. Тринити нажала на перемотку. Следующая сцена - установка флага. Снова перемотка. Астронавт стоит на фоне экрана на дальней границе насыпного грунта, режиссёр даёт ему отмашку, и актёр в скафандре начинает вприпрыжку бежать в сторону телекамер. Операторы, снимающие бегущего на них парня, начинают делать отъезд с помощью зума, удерживая его примерно в одной и той же крупности. При этом благодаря каким-то техническим ноу-хау всё выглядит так, будто астронавт бежит настоящими "лунными" прыжками. Гениальную механику всего здесь увиденного молодая журналистка представляла себе довольно смутно, но это сейчас не так уж и важно, главное, что благодаря этой записи тайное вскоре станет явным. Осталось извлечь кассету из камеры и незаметно покинуть объект.
       Неожиданно где-то завыла тревожная сирена. Флоренс вздрогнула, мурашки побежали у неё по позвоночнику, в ногах разлилась противная слабость от нахлынувшего страха и непони-мания, что могло пойти не так, ведь до этой секунды всё складыва-лось на удивление удачно!.. Колени предательски дрожали, а ступни словно приросли к полу. Что же случилось? Что могло всполошить охрану? Неужели ожидающий ей снаружи ассистент что-то выкинул по глупости! А если "Жеребец" вообще сбежал, бросив её тут одну?! Тринити в панике бросилась к выходу, совершенно забыв про куртку и свитер.
      
      Глава 105
       Павел вздрогнул: напротив, того места, где он лежал, рос огромный старый дуб. В ложбинке между крепкими раскидистыми ветвями сидел крупный ворон и каркал, да так зловеще, что у Беркута всё сжалось внутри. Он узнал проклятую птицу. Она прилетела сюда не случайно, и только ждала момента, когда беспомощный человек на мёрзлой земле откроет глаза, потому что не любила клевать мертвечину. Заметив, как человек шевельнулся, ворон тут же, расправив широкие крылья, слетал с дерева и поскакал по земле к беспомощной жертве. Приблизившись вплотную палач в чёрном мундире оглядел добычу и ткнул человека в глаз чуть загнутым острым клювом. Павел беспомощно замычал, отогнать ворона он не мог, ибо лежал с переломанным хребтом. Ворон по-хозяйски перелетел на грудь человеку, запустил в него глубоко когти и принялся клевать, не обращая внимание на крики и стоны. Выклеванные студенистые сгустки глазных яблок вперемешку с кровью стекали по лицу несчастного. Человек стал призывать смерть, лишь бы кошмар скорее закон-чился и... очнулся.
       Он всё ещё лежал притянутый ремнями к той самой кровати, где его пытали, только мучителей в процедурной уже не было. Только Зиновий Панаётов сидел рядом и заботливо протирал ему лицо влажным полотенцем. Едва пациент открыл глаза, он взволнованно привстал со стула, весь подавшись к нему:
      - Вы меня узнаёте?
      - Что с моими глазами? - сквозь выбитые зубы прошамкал пациент.
      - Слава богу! - обрадованно просипел Панаётов. - А то я опасался, что эти неучи перестарались и поджарили ваш мозг.
       - Почему так болят глаза? - мучительно наморщился Беркут.
      - Ток был слишком силён, - вздохнул Панаётов. - Эти неучи чуть не лишили вас зрения, - вероятно задели глазной нерв. Если бы я их не остановил, вы бы ослепли... Выпейте. Это очень хорошее обезболивающее - доктор вложил ему в пересохшие губы таблетку и дал запить водой. Боль действительно стала быстро утихать.
      - Спасибо.
       Врач ответил ему с кроткой улыбкой на лице:
      - Вот видите, недавно вы покушались на меня, а я всё равно пытаюсь вам помочь. Хотя в прошлый раз вы меня сильно удивили своим диким поступком, я даже не подозревал, что вы можете быть таким... Мне словно открылась тёмная сторона Луны.
       Павел медленно повернул к нему голову. У Панаётова была перебинтована шея, говорил он по-прежнему севшим сиплым голосом.
      - Я искренне говорю вам, что не держу на вас зла! Даже по-человечески понимаю ваш мотив, - заверил интеллигентный доктор, который благодаря форме носа, цвету глаз и волос, и впрямь напоминал птицу из видений Беркута. - Вы считаете меня виновным в трагедии Ненашева? Но это не так, уверяю вас!.. Но не будем сейчас о нём, лучше поговорим о вас. Должен сказать, что я уважаю сильных духом людей, а у вас феноменальная воля. Ведь вы так ничего им не ответили, - Панаётов кивнул на дверь. - Я восхищён... Но знаете, как сказал один писатель, кстати, тоже наш пациент: "Кто не сломался, тех просто плохо ломали...". - Панаётов указал взглядом на висящие поблизости провода с электродами. - Мне с трудом удалось остановить этих двоих негодяев. Но ведь они вас не оставят в покое, если уже вцепились. И пока, к сожалению, не в моей власти это остановить.
       Доктор поднялся со стула, прошёлся к двери, где стояла напольная вешалка, снял с себя медицинский халат, под которым оказалась форма капитана КГБ. Вернувшись, он продолжил:
      - Поверьте, я искренне уважаю вас, как личность. Проблема в том, что для того, чтобы я мог вам помочь, мне необходимо добиться, чтобы вас, как пациента, полностью передали под мою ответ-ственность. Но я не могу об этом просить, пока есть риск, что работа может быть провалена. У меня ведь своё руководство, которому необходим результат.
       Так как пациент продолжал хранить загадочное молчание, доктор профессионально объяснил ему:
      - Электрошок - страшная вещь. Обычно после каждого сеанса электрошоковой терапии массово погибают драгоценные нейроны человеческого мозга. Даже один сеанс приводит к катастрофиче-ским последствиям. А после трёх-четырёх процедур человек безвозвратно перестаёт быть похожим на себя прежнего. Разру-шаются нейронные связи, гибнут целые скопления клеток мозга и восстановить их невозможно! А вместе с драгоценными клетками мозга погибают пласты памяти, безвозвратно тает интеллект, теряются профессиональные способности. По сути необратимо стирается уникальная личность человека... Они будут устраивать вам по четыре-пять сеансов в неделю. Пока не доконают вас!.. Выслушайте меня внимательно, через два-три дня я уезжаю в Казань в командировку на две недели. Поэтому вам надо прямо сейчас дать принципиальный ответ "да" или "нет" на моё предложение, чтобы я успел принять меры, пока они не довели вас до состояния полного идиота. Иначе за время моего отсутствия эти костоломы вас окончательно доконают.
       После "дружеских" угроз, как полагается был предложен "пряник":
      - Если мне сейчас удастся вмешаться, вам создадут вполне комфортные условия на закрытой территории, как когда-то академику Ненашеву. Там вы будете пользоваться значительной свободой. У вас будут книги, телевизор, хорошее питание, даже свидания с близкими... И в обмен на собственное спасение с вас в сущности потребуется самая малость - принципиальная готов-ность сотрудничать и кое-какая информация. Итак, что вы решаете?
       Сделка была предложена. Убрав руки за спину и покачивался с каблука на носок "Ворон" ожидал ответа.
      - А вы для начала освободите меня от этих ремней, - предложил беспомощно притянутый к койке пациент, глядя на доброго спасителя слезящимися, покрасневшими глазами и щерясь беззубым ртом.
       Психиатр машинально пощупал бинты на своей шее, дёрнул головой, сочувственная улыбка сползла с его приятного лица, он вдруг перестал сипеть и совершенно нормальным голосом очень чётко и жёстко произнёс:
      - Подумать только, сам Павел Беркут (!) лежит голый и беспомощ-ный в собственном дерьме... Ну никакого уважения к личности! Правда некоторые на вашем месте утешаются мыслью, что все их муки оправданы благородной целью, мнят себя борцами с преступной системой. Такие мысли возвышают страдальцев в собственных глазах, вносят высокий смысл в их загубленную жизнь... Но, сказать по правде, в своём нынешнем положении вы больше не исполин, а жалкий червяк, по которому каток государ-ственной репрессивной машины прокатится и не заметит мокрого пятна на асфальте. Никто не узнает и не оценит вашей жертвы. Знаете, что вас ждёт?
       Панаётов в красочных подробностях стал описывать прочие методы, которыми здесь "лечат" самых упорных. Например, пациента приводят к зубному врачу, якобы для санации полости рта. Привязывают к креслу и без всякой анестезии сверлят здоровый зуб, пока сверло не вонзается в челюсть. Потом дупло пломбируют, чтобы не осталось следов пытки. А ещё любят удалять без обезболивания неубитый нерв. И всё это делается профессиональным дантистом в зубоврачебном кабинете.
       - А есть ещё "скафандр", когда на связанного человека надевают противогаз, после чего зажимают дыхательный шланг рукой, - продолжал перечислять "ассортимент" особой психбольницы Панаётов. - Но это сущий пустяк, по сравнению с более эффек-тивными методами "терапии". При некоторых состояниях пациентам вводят газообразный кислород под кожу. Вводят его толстой иглой под кожу ноги или под лопатку. Говорят, ощущение такое, как будто кожу сдирают. В общем, так оно и происходит, - газ отделяет кожу от мышечной ткани. Возникает огромная опухоль, острая боль не утихает в течении нескольких дней... А если психически больной уж совсем не поддаётся лечению, то могут и операцию по лоботомии назначить - ввести скальпель через глазницу и разрушить лобные доли мозга, отвечающие за интеллект. Результат бывает просто потрясающий: вчера человек активно критиковал правительство и партию, а сегодня становится смирный, словно младенец, постоянно улыбается, пускает слюни и согласно кивает в ответ, чтобы вы ему не сказали...
       Беркут дёрнулся в ярости. Панаётов видя его гнев, понимающе захихикал:
       - "Это же преступления против граждан!" возмущаетесь вы. "Есть же Конституция! Есть, наконец, Комиссия партийного контроля ЦК КПСС!". Только сюда, милый вы мой, товарищ бывший Герой Советского Союза, партийные ревизоры не приезжают, ведь мы числимся по другому ведомству...
      - Эх, жаль я тебя не додушил! - пожалел Беркут.
       Холёный садист взглянул на него так, будто перед ним уже был полный идиот, и с жалостью произнёс:
      - А я ведь искренне протягивал вам руку помощи, но вы её оттолкнули. Что ж... в следующую нашу встречу мы, вероятно, уже не сможем так же поговорить, ибо от прежнего Беркута останутся жалкие развалины. Но вы сами выбрали свою судьбу.
      
      Глава 106
       Тринити Флоренс в большом волнении выбежала из павильона. Снаружи завывание тревожной сирены звучало ещё громче, где-то поблизости лаяли сторожевые псы. По какой-то неизвестной причине оказалась поднята на уши вся охрана. Надо скорее уносить ноги! Но прежде Тринити раскрыла свой рюкзак, чтобы надёжно спрятать фотоаппарат и добытую кассету с бесценным видеоматериалом. И только теперь вдруг вспомнила про оставлен-ные внутри куртку и свитер. Чёрт! Вот растяпа! Но времени возвращаться уже нет.
       "Жеребец" ожидал её с перекошенным от злости лицом. Он буквально рассвирепел, когда заявил, что нанявшая его журна-листка слишком долго находилась внутри павильона. И вообще, она втянула его в такое опасное дело, даже толком не предупре-див, что оно будет столь опасным.
      - Это вы виноваты, леди, что нас застукали! - обвинял он. - Мало того, что вы меня крупно подставили, так ещё до сих пор полно-стью не рассчитались со мной. А если вас подстрелят, кто мне заплатит? Выходит, в таком случае я вообще рискую напрасно!
       Тринити указала ассистенту на своих наручных часах, что он совершенно напрасно обвиняет её, ведь она пробыла внутри павильона даже меньше, чем планировалось, таким образом у них в запасе ещё целых 20 минут, чтобы добраться до внешней ограды, прежде, чем по ней снова пустят ток. Но Лаки не собирался её слушать. Мужчина просто выхватил из рук журналистки её рюкзак с деньгами, при этом грубо оттолкнул, так что молодая женщина упала, а сам развернулся и побежал, держа добычу в руках, ибо на его широкие плечи женский рюкзачок не надевался.
      - Постой! Ты не можешь меня тут бросить! - в отчаянии крикнула ему вслед журналистка, но негодяй даже не оглянулся.
       Поднявшись, она поспешила следом, но не могла угнаться за длинноногим парнем.
      
       Достигнув внешнего ограждения, "Жеребец" с обезьяньей ловкостью вскарабкался на вершину забора. Тринити бежала следом, но странный гул в трансформаторном боксе заставил её остановиться в нескольких шагах от стены, женщина словно окаменела от предчувствия близкой опасности.
       Лаки оседлал забор и свысока насмешливо обратился к ней:
      - Где же твоя стальная воля, малышка? Струсила! Ну тогда извини. Я свою часть контракта выполнил. Хочу тебе напоследок ещё ска... - глупец не сумел закончить фразу, ибо получил сильнейший электроудар. В снопе искр тело молодого мужчины рухнуло по другую сторону сетчатой ограды. Некоторое время он не шевелил-ся, и Тринити не знала жив напарник или мёртв. Жеребец лежал на спине в странной позе, тело его словно закрутило штопором. Ниже пояса остались лишь лохмотья комбинезона, отчего были видны его обугленные ноги.
      - Эй, - тихо позвала она, надеясь, что парень всё же очнется. - Эй!
      Наконец он вроде шевельнулся.
       - Ползи к лесу!
      - Я не мо-гу... - едва слышно отозвался обезумивший от боли и шока парень.
      - Ты должен, пока тебя не заметили тут.
      "Жеребец" вроде попытался перевернуться на живот, но из этого ничего не вышло, и он снова затих.
       С вышки в их сторону направили прожектор: ослепляющий луч зашарил поблизости и Тринити едва успела спрятаться за трансформаторной будкой.
       Послышались приближающиеся голоса и лай собак. Одного из спешащих сюда мужчин Флоренс как будто даже узнала по голосу.
      - Я же говорил, что надо было сразу пускать ток. И псов тоже! - в азарте и раздражении горячился обладатель знакомого ей голоса. Тринити вдруг узнала в нём своего тайного союзника Джека Маскина, который оказался провокатором, заманившим её в ловушку!
      - Я предложил вам практически идеальный план, а из-за чьей-то нерасторопности всё может сорваться! - ворчал он.
       На тропе по ту сторону забора показались сразу шесть или семь мужчин с винтовками в руках. С ними были несколько доберманов и овчарок, которые заходились в злобном лае и рвались с повод-ков, чтобы растерзать беспомощное тело в круге яркого света. Приблизившись, охотники обступили Лаки, но пока не трогали, а лишь рассматривали "трофей".
      - Один готов, - удовлетворённо заявил крупный мужчина с низким голосом немолодого мужчины. Он вопросительно поднял голову и завертел ею: - А где эта пигалица? Нам нужна она, а не это дерьмо.
      - Шустрая девка могла успеть перелезть раньше, чем пустили ток, - предположил другой. - Мистер Маскин прав, надо было раньше пускать ток, чтобы вовремя захлопнуть мышеловку.
      - Послушай, Скай, а если она всё же осталась внутри? - обратился к самому грузному и судя по голосу самому опытному в их стае один из охотников.
      - Тогда нет проблем, - ответил вожак. - Ей не выбраться из зоны, и мы её там поймаем. Или это сделает охрана.
       После этого Тринити снова услышала своего информатора из НАСА Джека Маскина. Он осторожно поднял с земли присвоен-ный Лаки рюкзачок, покопался в нём, и вероятно нашёл её редакционное удостоверение:
      - Дьявол! Птичка всё-таки успела выпорхнуть! Эй, Игл, спускайте собак.
      Главарь охотников распорядился:
      - Марчело! Возьми с собой Керка, Руперта и Майкла и дуйте туда, где она оставила машину. По пути наведёте на цель вертолёты, пусть подсветят вам цель прожекторами. Стреляйте сразу, как увидите её.
       Часть охотников со своими псами немедленно устремились в погоню, а оставшиеся во главе с грузным предводителем продол-жали совещаться над телом невезучего "счастливчика".
      - Смотри-ка, хрипит! - вдруг заметил один.
      - Живучий! - удивился другой. - После удара в несколько тысяч вольт он должен был прожариться как хороший бифштекс.
      - Может в больницу его, Скай? - предложил Маскин.
      - Мне всё равно - жив он ещё или уже окочурился, - небрежно ответил главарь, - мне за живого никто премию не обещал.
      - Слышите, он будто бормочет что-то - один из стрелков нагнулся к Лаки, и через короткое время удивлённо сообщил своим товарищам. - А этот парень большой шутник! Одной ногой уже в аду, а всё хохмит: уверяет будто его член застрахован на миллион баксов, и если мы доставим его в больницу, то половина страховой суммы будет наша.
      - Недожаренный бифштекс действительно комик, - многозначи-тельно усмехнулся пожилой вожак. - Говорю вам это как старый браконьер. Мне приходилось стрелять благородных оленей в брачный сезон, когда у самцов идут поединки за самок. В этот период турнирные рога зрелых самцов достигают максимальных размеров, становятся ветвистые, и стоят хороших денег. А вот их мясо, - пропитанное половыми гормонами, - горькое и несъедобно. Так что я всегда аккуратно срезал рога, за которые можно выпучить пару тысяч баксов, а с тушей даже не связывался...
       У Тринити от таких слов мороз по коже пробежал. Этот "Скай" был типичный "вожак" мужской стаи, - человек с очевидными лидерскими качествами, большим жизненным опытом, твёрдым и властным характером, вынесший из охотничьего занятия и вероятно военной службы полезные навыки охоты на человека.
       - Верно Скай! - поддержал вожака один из его головорезов, и тоже припомнил охотничью историю: - У нас вот в прошлом году расплодились волки, даже в город стали заходить, и шериф назначил награду за каждого убитого серого. Формально требова-лось предъявить тушу целиком, чтобы забрать награду. Но власти смотрели на это правило сквозь пальцы, так что я обычно отрезал правую лапу у каждого убитого зверя и получал свои деньги.
      Пожилой предводитель одобрительно хмыкнул и велел:
      - Давай, Чак. Не пропадать же такому ценному трофею. У тебя лучший охотничий нож в нашей компании, да и навыков поболь-ше.
       Охотник на волков присел над "Жеребцом" и запыхтел. Тринити стало мутить, казалось, что она смотрит какой-то трэш на телевизору, ведь не может же такое происходить в реальности! Здесь же территория США, а не Гаити или Камбоджа!
      - Постой, Чак! - вдруг остановил мясника пожилой. - Спроси у полового гиганта, куда ушла журналистка, если он скажет правду, то его драгоценный член останется при нём.
      - А ты не мог сказать мне это минутой раньше, Скай? Болевой шок прикончил его.
       Тринити больше не могла этого выносить, лишь бы быть поскорей оказаться подальше от этого места! Некоторое время она бесцельно металась, словно пойманная птица, но всё же сумела взять себя в руки. Срочно требовался новый план спасения. Стресс помог журналистке найти решение. Она вспомнила, как обманув-ший её Маскин в разговоре с ней заговорился и случайно сболтнул лишнего. С его слов выходило, что, хотя для большинства привлечённых к проекту наёмных сотрудников, - операторов, осветителей, различных техников и инженеров, - рабочий день заканчивается в половине шестого, тем не менее некоторые покидают территорию секретного объекта значительно позже. Дело в том, что в монтажных мастерских люди могут работать круглосуточно, чтобы оперативно смонтировать очередную порцию отнятого материала, предназначенного для федеральных телеканалов, которые должны выдать его на следующий день в национальный телеэфир, как прямую телевизионную трансляцию из космоса. Выдержать такой график трудно, поэтому монтажёры работают посменно. После окончания каждой смены "отпахав-шие" свои 12 часов сотрудники садятся на автобус, и он отвозит их с отель в сорока милях отсюда.
       Тринити взглянула на часы: как раз через 15 минут базу покинет автобус с очередной сменой, и это её единственный шанс выскользнуть из западни! И время у неё ещё есть.
       Но стоило Флоренс сделать несколько шагов, как за спиной у неё кто-то грозно передёрнул затвор дробовика и властно приказал:
       - Стой! Руки за голову. На колени! Теперь на землю живо! Лицом вниз!
      
      Глава 107
       Уже третьи сутки Павел чувствовал себя узником подземелья. За неповиновение его перевели в карцер. Сырое полуподвальное помещение было очень тесным. Сквозь крохотное оконце под потолком, в котором отсутствовало стекло, зато имелись прутья решётки, задувал холодный ветер. Еду проштрафившемуся не приносили. Но ещё более мучительной была постоянная изматы-вающая жажда. Накануне он услышал снаружи детские голоса, и поднялся с койки. У окошка собралась ребятня лет 5-6, вероятно дети местных сотрудников.
      - Смотри! Вон он! - в волнении сообщил остальным какой-то мальчуган.
      - Где? - дрожа от ужаса прошептал девчоночий голосок.
      - Да вон, у стенки. Притаился....
      - А он действительно детей ловил?
      - Да! И - ел их! Пока его не поймали и не привезли сюда.
      - Врёшь ты всё, Петька! Людоеды только в сказках бывают.
      - Сама ты врёшь, Варька. Мне мама так сказала, а она знает.
      - Петька не врёт! - подтвердил другой пацанёнок.
      - Жуткий псих! - с восхищением пролепетал заводила. - Если подойти ближе, он схватит и сожрёт прямо тут.
       Вначале Павел стоял, как вкопанный. Слышать всякие мерзости о себе от извергов в белых халатах было нормально. Но он не мог предположить, что такие слова о нём произнесут невинные детские губы. Оказывается, вот, кто он теперь... И всё-таки жажда пересилила обиду и стыд, мужчина приблизился к окну и сказал:
      - Я совсем не такой страшный. Вам наврали, ребята. Принесите мне воды.
      Дети смолкли, пошушукались о чём-то, и один из них робко ответил:
      - Хорошо, мы сейчас, подождите.
       Минут через пятнадцать малышня вернулась.
      - Мы ближе не подойдём, - сразу поставил условие их предводи-тель.
       - Поэтому вы, дяденька, откройте рот, а мы вам из водного пистолета польём, - предложил ангельский голосок воспитанной докторской дочки.
       Павел приблизился вплотную к оконцу, взялся руками за ржавые решётки, жадно подставил потрескавшиеся губы в ожидании живительной влаги, на лицо ему полилась тёплая струя детской мочи.
      - Вот тебе попить, людоедина! - торжествующе объявил заводила под радостный смех приятелей...
      
       Периодически в карцер наведывались санитары - делать уколы, от которых Беркут медленно превращался в подобие "овоща": по несколько дней лежал трупом на койке. Препараты продуцировали в мозгу жуткие видения. Беркут видел себя в образе настоящего чудовища, - именно такого, каким видела его это науськанная взрослыми ребятня под окошком: руки его были по локоть в крови, рядом появлялось чьё-то искажённое от ужаса и боли лицо, ярко и крупно во всех подробностях "показывались" ему ужасные раны... А потом наступал жуткий отходняк: его охватывал всепоглощаю-щий страх от ощущения, что его целенаправленно доводят до состояния зверя.
       Через сутки ему снова приходили делать укол. Что-то объяс-нять, доказывать мучителям, угрожать было абсолютно бессмыс-ленно. Его целенаправленно сводили с ума, как и предсказал доктор Панаётов.
       Наступил неизбежный момент, когда Павел смирился с происходящим: он больше ничего не требовал и не протестовал. Даже естественные потребности тела в пище почти исчезли. Мыслей в голове почти не осталось. Большую часть времени он проводил в полузабытьи, очень напоминающим смерть. Заключён-ный быстро терял человеческое обличье. Не было сил даже подняться с лежанки, чтобы справить естественную нужду. Недавно ещё крепкий мужчина превратился в дряхлого опустив-шегося старика. Его самого уже мало волновало, что с ним происходит, и какой жалкий финал его скоро ожидает. Какая разница? Ведь никто не узнает, что стало с кумиром миллионов. Всё равно за этими стенами его похоронили. Для всех он уже давно умер. Для них там снаружи он прах, табличка в кремлёвской стене. Человечество несомненно скоро забудет о его существова-нии. Во всём огромном мире ни осталось ни единой души, которой он был бы нужен. Так что никому нет никакого дела, станет ли он завтра полным идиотом или ещё какое-то время побалансирует на зыбкой грани.
      
      Глава 108
       - Не двигаться! Руки держать за головой! - предупредил Флоренс мужской голос. Некто, кого она пока не видела, прибли-зился к лежащей лицом вниз журналистке, профессионально обыскал её и забрал добытую видеокассету, фотоаппарат и отснятые плёнки.
      - Та-ак... - заинтригованно протянул мужчина, похоже рассматри-вая найденные при ней вещдоки; после чего радостно изрёк: - Ты-то мне и нужна! Даже не представляешь, как я рад нашей встрече! Тому, кто тебя поймает, обещана премия в 10 штук, а вот за "тушку" твоего паренька дают всего три.
      - Лаки всё равно был бы польщён и этим, - кисло ответила Тринити, - ибо в последнее время за его тушку не платили даже таких денег.
      - Заткнись, - мужик беззлобно пнул её носком ботинка под рёбра. - Разве я разрешал тебе говорить? Делай лишь то, что я тебе велю. И имей в виду: у меня в руках дробовик 12 калибра, заряд из него проделает в тебе дыру размером со штат Техас... А теперь начинай медленно подниматься. Только учти, одно неверное движение и у меня есть приказ стрелять на поражение.
       Тринити наконец увидела поймавшего её охранника: с огромным пузом, непрерывно жующий жвачку. В руках "жвачное животное" действительно сжимал помповое ружьё со стволом размером в металлический доллар. Продолжая держать её под прицелом и ухмыляться её беспомощности перед ним, толстяк одной рукой нажал клавишу у себя на плеере и стал покачивать головой в такт музыке в своих наушниках.
       Тринити тоже начала покачивать бёдрами, - сперва чуть-чуть, потом смелее. Она будто слышала музыку, что звучала в ушах охранника и её тело подстраивалось под этот ритм.
      - Эй, что это тебя начало колбасить? - удивлённо и с недоволь-ством прикрикнул на неё жирдяй. - Я же велел держать руки за головой!
       Тринити продолжала свой танец. Она оказалась хорошей дочерью своей матери - ни дня не учившись стриптизу, исполняла его так, будто всю жизнь извивалась у шеста на потеху мужской публике. Как выяснялось теперь, это сидело у неё в генах. Ноги, бёдра, живот - всё само делало нужные движения. Видимо у неё получалось неплохо, потому в какой-то момент что жирдяй остолбенел, забыв, что он на службе. И завороженно любовался, как незнакомка танцует перед ним. Делала она это очень необыч-но: вначале стоя на месте, двигала телом и руками - красивыми и невероятно гибкими. Оторвать взгляд от их полёта было невоз-можно! С каждой минутой танец становился всё более эротичным и зазывающим...
      
      Глава 109
       Пока Тринити в танце игриво снимала с себя вещь за вещью охранник всё более откровенно пялился на неё. Ее сексуальные движения буквально гипнотизировали толстяка, который уже ничего не видел, кроме ее оголенных форм. От волнения у него даже наушники плейера сползли с ушей на покрасневшую потную шею.
       Заворожив охранника, Тринити сумела приблизиться к нему вплотную. Внезапно он очнулся от гипноза и попытался было взять ситуацию под контроль:
      - Эй, а ну назад!
       Тогда полуголая девушка опустилась перед огромным мужиком на колени и принялась расстёгивать ремень и ширинку на его брюках. Идея пришлась тому по вкусу.
      - Значит, ты хочешь меня... Только учти: тебе придётся очень широко открыть свой маленький ротик, чтобы принять моего братца. Он у меня тоже самого крупного калибра - снисходительно предупредил охранник. - Надеюсь у тебя быстрый, озорной язычок, и не забывай облизывать его, чтобы не разочаровать меня
       Флоренс покорно посмотрела на возвышающегося над ней человека-гору и кивнула, обещая быть прилежной девочкой, после чего открыла рот и обняла своего повелителя за жирные бёдра.
       Мужик поднял голову и застыл в предвкушении, он больше не делал попыток ей помешать, ибо оцепенел от наслаждения. Уже очень скоро он зарычал от наслаждения, его большое рыхлое тело стали сотрясать спазмы оргазма.
      - Надеюсь тебе понравилось? - промычала Тринити и проглотила сперму, чтобы доставить парню напоследок максимальное удовлетворение. Её даже стало немного жаль жирдяя, ведь она не знала каким он был в жизни. Возможно, здоровяк не заслужил того, что ей пришлось с ним сделать... Извергая в неё свою сперму, он одновременно дёргался в предсмертных конвульсиях, ибо в этот момент пули 38-го калибра пронзали ему печень и сердце. Две минуты назад, беря в рот его член, Тринити она нащупала рукоять револьвера на его бедре. Когда мужик задёргал-ся от наслаждения, она, молниеносно выхватив оружие из кобуры, вжала короткий стволом в бок охранника и четыре раза нажала на спуск. Из-за складок жира выстрелов почти не было слышно.
       "Вохровец" рухнул, словно срубленное дерево. Внутри него что-то клокотало, он продолжал дёргаться в агонии. Впрочем, на лице мертвеца вместо гримасы боли и ужаса застыла улыбка блажен-ства. Вероятно, мужик даже не понял, что умер. Совсем как тот парень, о котором недавно рассказывали в новостях, которого лизнул огромный соседский пёс, а через минуту бедняга обнару-жил, что у него нет руки...
       Тринити стащила с мертвеца форменную куртку, вытащила из кармана электронный ключ. Несколько секунд рассматривала револьвер, решая взять его или бросить. Это был "Смит и Вессон", 10-я модель. "Military and Police" (военный и полицейский). Надёжный и простой, как молоток. С ореховой рукояткой. Штатное оружие большинства охранников на территории Соединённых Штатов. Тяжеловатый правда для женской руки, да и рукоять великовата, - зачем он ей?
       Куртка тоже была просто огромной: Флоренс закуталась в неё, словно в пончо. Пока она этим занималась, на ремне застреленного "ожила" рация. Не ответить на вызов означало засветить себя.
      - 12-й, где находишься? Доложи обстановку.
       Тринити нажала на рации кнопку ответного сигнала, и стала переключать настройки, хлопать ладонью по микрофону, имитируя помехи.
       - 12-й, да что там у тебя?! - недоумевал начальник, и так как "помехи" продолжались, человек по ту сторону радиомоста просто плюнул и сообщил: - Ладно, Люк, слушай меня: к тебе движутся 8-й и 4-й из сектора "H". 3-й тоже направляются в твою сторону, он в "U". Если понял меня, нажми два раза на "ответку".
       Тринити подтвердила, дважды нажав на нужную кнопку, и немедленно развернула схему с планом объекта. Теперь она знала откуда к ней приближается опасность и как обойти ловушки.
       За какие-то полторы минуты она почти пробежала необходи-мую дистанцию, от спасения её отделял последний межсектораль-ный забор. Сквозь металлическую сетку уже был виден стоящий автобус с покидающей объект очередной сменой сотрудников. Но по закону подлости последний замок отказался открываться - электронный ключ охранника к нему не подходил, вероятно покойный не имел сюда доступа. Тринити готова была плакать от бессилия и ярости. Вот он автобус, до него буквально рукой подать, и сейчас он уедет без неё!
       - Со мной тоже такое бывает? - иронично произнёс за спиной голос. Тринити вздрогнула и нащупала в кармане куртки револь-вер. Однако голос звучал совсем не враждебно. Даже дружески. Девушка осторожно обернулась. Позади неё откуда-то взялся парень - примерно её ровесник. На охранника вроде не похож. Вместо ружья стоит и весело помахивает чемоданчиком, в каких обычно носят инструменты. Физиономия простецкая и совсем не злая, одет в рабочий комбинезон. Он приветливо ей улыбнулся, будто старой приятельнице:
      - Вы ведь из сектора "L"?
      - Да, - застенчиво улыбнулась Флоренс. И пожаловалась: - Ключ вот забыла на рабочем месте: так вымоталась за день, даже кофе не взбадривает - просто с ног валюсь. Так неохота возвращаться за ним.
      - Да, тяжёлая тут работа, - посочувствовал парень. - Зато платят хорошо, - жизнерадостно добавил он и открыл ей дверь своим ключом. - В следующий раз не забывайте. За это тут штрафуют половиной зарплаты. Могут и уволить.
      - Спасибо, больше не забуду, - пообещала Тринити на бегу.
      - Опаздываете, мисс, - проворчал водитель автобуса, который ради неё задержал отправление и снова открыл автоматическую дверь.
       В салоне было темно, большинство пассажиров дремали в своих креслах. Надвинув на глаза форменную бейсболку с логотипом охранной фирмы и низко опустив лицо, журналистка быстро прошла в самый хвост, где никто не сидел. Едва она уселась, автобус подкатил к КПП и остановился для проверки. Пока трое охранников заглядывали под днище автобуса и открывали багажные отсеки, четвёртый поднялся к водителю и оттуда стал осматривать салон. Тринити пониже сползла в кресле притвори-лась спящей; внутри у неё всё дрожало от страха: "Сейчас он начнёт проверять каждого и неминуемо разоблачит меня!". Но то ли охраннику было лень, то ли тоже сильно устал к концу смены, только вместо серьёзной проверки, быстро покинул салон, вяло бросив на прощание водителю:
      - Ладно, проваливай!
      
      Глава 110
       В карцер замедленной походкой вошёл грузный человек. Он был немолод и некрасив, с большой плешью на голове и козлиной бородкой, зато его новые ботинки были отполированы до блеска, а белый халат слепил белоснежной белизной. Некоторое время посетитель рассматривал пациента, которого за буйное поведение уже вторую неделю приходилось утихомиривать жёсткими методами. Попробовав хорошо ли затянуты ремни смирительной рубашки, визитёр произнёс, хмуро глядя из-под густых бровей:
      - Вы самый упрямый человек из тех, что я встречал!.. От вас прежнего осталась лишь тень, а вы всё никак не утихомиритесь. Мне доложили, что вчера вы снова попытались напасть на нашего сотрудника.
      - О чём сожалею, - едва слышно прошептал истощённый доходяга.
      - Что ж, отрадно слышать, что вы всё-таки раскаиваетесь, - не меняя сердитого выражения лица похвалили незнакомец.
      - С чего вы это взяли? - как будто даже удивился заросший бородой безумец. - Вовсе я не раскаиваюсь. А сожалею, что всего лишь попытался напасть. Очень жаль, что мне не хватило сил на хороший наскок. Хотелось напоследок отплатить за уколы, которыми меня тут пичкают.
       Незнакомый доктор ещё более нахмурился и снова на всякий случай попробовал достаточно ли туго затянуты ремни на опасном пациенте.
       - Вы ошибаетесь: тот человек, которому вы желали зла, приходил к вам вчера вовсе не для того, чтобы сделать вам инъекцию, - сообщил грузный визитёр. - Это я послал его накормить вас, ибо полагал, что вы слишком ослабли, чтобы самостоятельно пользоваться ложкой, а вы чуть не откусили ему нос.
      - А-а... - равнодушно протянул пациент и устало прикрыл тяжёлые веки, будто снова погрузившись в привычную пустоту, - никаких тебе образов, никаких мыслей, лишь шорохи за пустым окном. Вчерашний инцидент был для него, пожалуй, последним всплес-ком какого-то проявления своего ego. Бессмысленным и глупым для него же самого. По сути он уже простился с этим миром. Хотя звуки - это всё еще его. Всё остальное - почти растворилось в беловатом мареве после серии дьявольских уколов. В сущности, какой-либо суетности в нём осталось совсем немного, а скоро её не станет и вовсе. Это похоже на то, как постепенно стягиваются края полыньи в сильный мороз и вот всё вокруг сковывается вечным спокойствием. Впрочем, жизнь еще посылает свои импульсы. Только зачем? Без мыслей и эмоций существовать намного проще.
       Но рука назойливого посетителя осторожно тронула его за плечо. "Зачем он всё ещё тут? - почти без раздражения подумал тот, кто почти переставал ощущать свою зыбкую, тающую с каждым часом телесность. - Разве ему недостаточно было взглянуть на такого "опасного зверя", как он? Шёл бы плешивый отсюда, предоставив его своей судьбе...". Но он не собирался уходить, а лез с разговорами:
      - Послушайте, вы умный человек и сможете понять то, что я вам сейчас скажу. Человеческий мозг сконструирован кране прими-тивно: он прекрасно приспособлен для зла - агрессии, ненависти, зависти. А вот для добра, к сожалению, его не "конструировали". Поэтому человеку часто требуется сделать над собой усилие, чтобы остаться человеком.
      - Кто вы? - равнодушно пролепетал слабыми губами доходяга.
      - Моё имя Лунц Даниил Робертович.
      Больной нехотя разлепил веки и удостоил плешивого старикашку своим вниманием:
      - А-а, тот самый профессор Лунц.
      - Да тот самый - не понимающе подтвердил доктор.
      - Подлец, мерзавец и псевдоучёный... инквизитор в белом халате, - всё тем же равнодушным тоном проговорил пациент.
      - Здрасьте - приехали! - обиделся доктор. - Если вам вздумалось в таком тоне начинать наше знакомство, то я лучше пошёл, счастливо оставаться!
       И всё же, не смотря на угрозу, посетитель не ушёл.
      - Послушайте, любезный, я не желаю вам зла. Лучше вам образумиться: долгое пребывание в таком стеснённом положении ухудшает кровоснабжение и крайне негативно сказывается на вашем здоровье в целом. Если вы дадите мне слово хотя бы не пытаться нанести вред персоналу больницы, то я, так уж и быть, стерплю ваши оскорбительные инсинуации в свой адрес. Хотя, ей богу, не понимаю, чем заслужил их от вас.
      - Я друг академика Ненашева.
      - Ах вот как... - помрачнел доктор. - Теперь понятно... Только хочу вам сказать, что со стороны-то легко судить. Вы многого просто не знаете.
      - Я знаю, что академик Галилей Ненашев был великим учёным и порядочным человеком и гражданином.
      - Что ж, я не спорю. Но великий учёный тоже может болеть душевным недугом. Гений - и безумие, знаете ли, часто ходят рука об руку, - доктор не оправдывался, а лишь объяснял свою позицию - сухо и сурово. - Вот вы зачем выплеснули стакан коньяку в лицо моего коллеги доктора Панаётова? Люди вашей героической биографии так поступать не должны.
      - Ваш Панаётов предложил мне поставить на этой героической биографии жирный крест - отречься от самого себя.
      - А вы стало быть отказались становиться "железной маской". Понимаю. Тем не менее, в вашем случае, это единственный способ существенно облегчить себе режим содержания в нашей больнице.
       Павел должен был бы испытывать к этому Лунцу лишь ненависть и презрение. Но отчего-то не чувствовал ни того, ни другого. Странно, отчего так? Вероятно, всё перегорело у него в душе и сил не осталось даже ненавидеть. Своей основательностью, неторопливостью и внешней солидностью визитёр был похож на старорежимного земского доктора. В разговоре выглядел задумчивым и строгим, не делал попыток понравиться, растопить обаятельной улыбкой лёд недоверия. Не пытался подкупить, заключить сделку, а просто сухо и сдержанно объяснял правила игры. Этим-то он как раз и располагал к себе. Впрочем, какое уж тут может быть расположение! Ведь они враги априори!
       Тем не менее, пока обладатель ненавистной фамилии вёл себя по отношению к Беркуту скорее дружелюбно: он распахнул дверь и велел ожидавшим в коридоре санитарам снять с пациента смирительную рубашку - такого трудно было с ходу начать всею душой ненавидеть.
       Хмурый доктор внимательно посмотрел его и сказал:
      - Уж простите за откровенность: вы воняете аки зверь. Поэтому сперва надо вас отмыть. Затем подстричься. Я распоряжусь.
       Сказал так, и вышел. Павел почувствовал, что хоть они расстаются ещё почти врагами, однако это тот случай, когда даже врагам есть смысл снова встретиться и поговорить.
      
      Глава 111
       Вернув машину в пункт проката, Тринити заехала в офис авиакомпании и заказала билет на вечерний рейс до Нью-Йорка.
       До начала регистрации оставалось четыре с половиной часа. Можно где-нибудь сделать остановку, чтобы немного перевести дух, смыть с себя пыль и усталость. При этом Тринити по-прежнему принимала все меры предосторожности: номер в мотеле сняла по чужим водительским правам, перед тем как приехать сюда долго кружила по городу, запутывая следы и по ходу поменяв два такси.
       Снаружи отеля асфальт плавился от жары, а в комнате было прохладно. Только заперев за собой дверь, Тринити поняла насколько вымоталась и как сильно голодна. И всё же первым делом она тщательно задёрнула шторы на окнах и лишь тогда с жадностью набросилась на купленные по дороге гамбургеры и картофель фри.
       Утолив голод, молодая женщина полезла в карман за сигарета-ми, заодно вытащила тяжёлую трофейную "пушку", которая всю дорогу оттягивала ей карман, натирала бок, и служила источником дополнительной тревоги. Положила револьвер на столик. Надо будет поскорее от него избавиться, как от опасной улики, чтобы не быть обвинённой в убийстве охранника. Ведь на ореховой рукоятке есть её отпечатки.
       В планы Тринити не входило надолго здесь задерживаться: перекусить, быстренько принять душ, переодеться, и ехать в аэропорт. Однако, бросив взгляд на собственное отражение в зеркале, она неожиданно заметила крохотные пятнышки у себя на шее. Оказалось, она вся в брызгах крови убитого охранника. Тринити брезгливо сбросила с себя одежду, долго и тщательно тёрла себя губкой, затем погрузилась по самые ноздри в тёплую ванну, в которую предварительно вылила целый флакон аромати-ческой пены.
       Вначале она не собиралась звонить отсюда своему главному редактору - это было неосторожно. С другой стороны, что уж там осторожничать, коль ты уже серьёзно рискнула головой и крупный выигрыш у тебя фактически в кармане. Поэтому отправляясь в ванную комнату, Флоренс "на всякий случай" прихватила с собой радиотелефон.
       - Привет, Джек, это Таня. У меня появился отличный материал для первой полосы, о котором я тебя предупреждала. Если не согласишься забить под него лучшее место в утреннем выпуске, то будешь весь остаток своей жизни кусать себе локти от досады. Вечерним рейсом я вылетаю в Нью-Йорк. Обещаю дать перво-классный материал прямо с колёс. Запомни, это будет лучший материал, опубликованный в твоей газетёнке за всю её историю. И в моей карьере тоже.
       Джек был стрелянным воробьём и сразу смекнул в чём дело:
      - Послушай детка старого еврея, которого много раз били и не менее пяти раз пытались убить. Твоя затея сработает только в том случае, если ты не станешь пороть горячку и будешь очень осторожна. Они сейчас бросятся тебя искать с тем расчётом, что ты побежишь со всех ног. А ты будь хитрее и затаись, как матёрый фазан. Им и в голову не придёт, что у молодой бабы, журналистки хватит мозгов и выдержки на такое. Закройся на три дня в хороший дорогой отель в радиусе 50-100 миль от того места, где побывала. Хорошо, если он будет расположен рядом с аэропортом. Никому больше не звони и не высовывай носа из номера. Ничего не заказывай в номер и не спускайся в ресторан. Сразу принеси с собой все, что тебе нужно: брюки с эластичным поясом, пижаму, стопку справочников, которые тебе понадобятся в работе. Сладости чтобы подпитывать мозг; бурбон, кофе, никотиновые пластыри. Советую купить упаковку сардин - в рыбе много фосфора, что тоже хорошо для мозга. Короче, запасись всем с расчётом на три дня осады. После заселения в номер вели коридорному менеджеру закрыть тебя снаружи и отдать ключи на ресепшен. Только проинструктируй гостиничных служащих ни в коем случае не выпускать тебя в течении этих трёх дней, как бы ты ни упрашивала. И чтобы никому не сообщали информацию о тебе под угрозой судебного иска. Вывесь на обратной стороне двери предупреждение, чтобы тебя не беспокоили, и сама дополнительно забаррикадируйся изнутри. Теперь так. Мне нужен отличный убойный заголовок. Напиши десять тысяч слов на хороший материал на разворот. А чтобы у тебя не было проблем с мотива-цией, я прямо сейчас выпишу тебе чек на десять тысяч долларов аванса. И последнее, дай мне знать, где тебя найти, чтобы я подослал своих людей, которые обеспечат твоё прикрытие и эвакуацию. За тобой вылетит наш корпоративный самолёт. Ты меня поняла, детка?
      - Извини, Джек, но я не могу тупо сидеть в отеле три дня, уставившись в стену, зная, что отныне способна легко перевернуть мир не хуже супермена из комикса. Это мой звёздный час! И не волнуйся, я подготовлю материал в кресле самолёта, а ты, старина, подготовь всё для приёма атомной бомбы, которую я тебе везу. Кстати, будет неплохо, если ты договоришься с кем надо на одном из независимых телеканалов, скажи им, что я везу видеокассету, а также две отснятые фотоплёнки, которые взметнут их рейтинги в космос...
       Отложив телефон, Тринити прикрыла глаза и снова погрузилась в ароматную пену. В тёплой приятной воде тело её полностью расслабилось, оттого всё дурное окончательно растворилось в сознании, на губах женщины появилась лёгкая самодовольная улыбка.
       Погрузившись в собственные мысли, журналистка не заметила, как дверная ручка бесшумно повернулась и в ванную комнату проскользнули двое - оба с головы до пят были полностью обтянуты поверх одежды мешками из прозрачного клеёнчатого материала. В своих зеленоватых скафандрах "пришельцы" напоминали гигантских насекомых в хитиновых панцирях. Двигались они бесшумно, ибо сняли обувь за дверью.
       Один из них почти сразу остановился и знаком указал другому, куда тому следует встать. Напарник кивнул и приблизился к изголовью ничего не подозревающей женщины.
       Мешковатое облачение мужчин не издавало ни малейшего шуршания, но Тринити всё равно что-то почувствовала и открыла глаза. Стоящий над ней юноша с лицом ангела улыбнулся ей ласково, и мягким голосом произнёс:
      - Привет! Бог любит тебя. - Он поднёс палец к своим губам, веля ей молчать. Флоренс будто превратилась в мраморную статую ужаса. Глаза её точно хотели выскочить из орбит, рот открылся, она с мольбой в упор смотрела на своих убийц, отлично понимая, что с нею сейчас сделают. Несколько секунд длилась эта безмолв-ная сцена. Хрипло, точно с трудом выпуская звук за звуком, женщина прошептала:
      - Прошу...не надо...
       Больше ей ничего не позволили сказать. Первый киллер резко схватил её за лодыжки и дёрнул на себя. Соскользнув затылком с небольшой резиновой подушечки, журналистка забилась под водой. Второй киллер крепко прижимал её голову мускулистой рукой ко дну ванны, не позволяя вынырнуть. Тринити отчаянно боролась за свою жизнь, размахивала руками, сквозь слой воды в разводах пены она видела смутные силуэты своих убийц и пыталась дотянуться до лица хотя бы одного из них. Но всё произошло так резко, что она не успела набрать воздух в лёгкие...
       Когда всё было кончено, один из киллеров уважительно сказал другому:
      - Сильная девка! На задержке дыхания сопротивлялась целых пять минут... Пойду выпью, я видел приличную выпивку в баре номера.
       Второй присел у края ванны, осторожно разогнал рукой тонкую паутину мыльной пены и стал рассматривать лицо утопленницы. От её губ к поверхности тянулись тонкие ниточки крохотных пузырьков - остатки воздуха из лёгких. Глаза её были открыты.
      - А она была красотка - сказал он.
       Отправляющийся за выпивкой киллер небрежно взглянул на утопленницу и согласился:
      - Похожа на одну стриптизёршу из Арканзаса, с которой у меня был роман... Приберись тут, Нил, чтобы случайно не наследить.
      - Я профи, - со спокойной гордостью ответил ему ангелоподобный красавчик. Он действительно был красив. Как греческий бог. Сняв с себя прозрачный капюшон, юноша слегка встряхнул копной блестящих золотистых волос, стянул с руки перчатку из тонкого латекса и нежно провёл ладонью по свесившемуся с края ванны обнажённому бедру, ощутив при этом бархатистую мягкость ещё тёплой кожи. Снова ласково прошептал:
      - Да, ты была красивая...
       Потом он зачем-то стал засучивать рукав, обнажив татуировку улыбающегося Христа у себя на правом предплечье. Изображён-ный Спаситель с кроткой улыбкой раскрывал объятия человече-ству. Под рисунком имелась подпись: "Бог есть любовь".
       Погрузив руку в тёплую воду, юноша принялся ласково кончиками пальцев гладить лицо утопленницы:
      - Не злись на меня. Я ангел смерти и больше не причиню тебе боли. Так лучше для тебя. Поверь. Все твои страдания закончи-лись. Там, где ты сейчас, души обретают недоступное при жизни счастье. Скоро ты увидишь Бога, он возьмёт тебя за руку и поведёт в рай.
       Золотоволосый ангел улыбнулся, ему показалось, что на губах утопленницы тоже появилась лёгкая ответная улыбка умиротворе-ния и счастья - такая же, какая была у неё на лице, когда они только вошли. Только теперь она была подлинно счастлива там, где теперь пребывает её свободная душа.
       После этого "ангел" осторожно провёл своей ладонью сверху-вниз по мёртвому лицу, прикрыв ей глаза.
      - Они тебе больше не нужны, ибо теперь у тебя есть духовное зрение. Прощай, сестра!
       Из комнаты его позвал напарник:
      - Эй, Нил, заканчивая свою религиозную ерунду, лучше помоги мне.
       Напоследок киллеры обшарили номер и вытряхнули из сумки журналистки всё, что там было. Вместе с вещами на пол упала пластмассовая фигурка русского космонавта из детского набора для склеивания. Но обрадованные обнаруженной кассетой наёмники не обратили внимания на дешёвую штамповку, вскоре один из них случайно раздавил её каблуком.
      
      Глава 112
       По распоряжению доктора Лунца обитателю карцера устроили что-то типа банного дня. Угрюмый неразговорчивый санитар, здоровенный словно медведь, под два метра ростом, косая сажень в плечах, завёл Беркута в предбанник. На самом деле речь шла не о бане, а о душе. Причём не ты должен был принимать душ, а душ так сказать должен был принимать тебя. Павла голым втолкнули в некое помещение с шершавым бетонным полом и кафельными стенами, по одну его сторону стояла грубая баба из местных сотрудников со шлангом в руках. Беркуту было велено встать к противоположной стене. В простых грубых выражениях мойщица указала ему, что и как следует себе намылить (на полу лежал кусок дегтярного мыла), после чего принялась поливать его из шланга, словно скотину.
       Сделав своё дело, "мойщица" вышла, ничего ему не сказав. В раздевалке тоже никого не оказалось. Полотенца Беркуту никто не предложил, и что делать дальше не сказал. Получив некую видимость свободы, Павел стал разгуливать, переходя из одного помещения в другое, пока не наткнулся на ржавую ванну, наполненную коричневой жижей, в которую велят окунаться всем вновь прибывшим. Не смотря на резкий неприятный запах, Беркут подошёл и даже присел на край знакомой ему ванны. По поверх-ности бурой жидкости дезинфекционного состава плавали дохлые тараканы. Но что-то держало его здесь, притягивало взгляд. Вспомнилась ему последняя фраза Даши, сказанная ею на вокзале: "Учти, вернуться, - это ванная с тараканами". Она будто увидела, что его ожидает!
       Засмотревшись, Беркут не услышал, как сзади к нему подкра-лись. Набросившись на него со спины неизвестные завалили доходягу вперёд, сунули головой в вонючую жижу и стали топить. Вода хлынула в него прежде, чем Беркут успел вдохнуть в себя побольше воздуха и сжать рот. Чёртовы уколы! Из-за них он растерял силу и бдительность. Он сразу начал захлёбываться, вонючая жидкость проникла ему в горло, затем стала наполнять лёгкие. Перед глазами возникло посиневшее лицо незнакомой девушки с огромными от ужаса глазами и ужасной резанной раной на горле...
       Всё могло кончиться для Павла менее чем за минуту, но также внезапно, как и произошло нападение, его вдруг оставили в покое. Беркут ползал по скользкому полу, задыхался и заходился в сильнейшем кашле.
       Спугнувший убийц доктор Лунц принялся приводить его в чувство, но мучительные конвульсии продолжались. Павел всё ещё захлебывался и кашлял, пытаясь выхаркнуть из себя душившую его изнутри жижу. Лицо его стало багровым, вены на шее вздулись, глаза были выпучены, рот широко разинут. Словно выброшенная на берег рыба он ловил воздух, но после каждой попытки вдохнуть из него выплёскивалась новая порция вонючей жидкости. Адская пытка продолжалась минут пять. Он хрипел и задыхался, судорожно кашлял, воздух едва проходил сквозь распухшее, воспаленное горло.
       С трудом доктору удалось вывести его из мучительного состоя-ния. Наконец Лунц помог ему подняться они вместе вышли в коридор. К ним подбежали исчезнувший санитар, из-под халата которого выглядывали тренировочные штаны с тремя полосками. С ним была медсестра.
       Лунц строго обратился к ним:
      - Вы, Бараков. И вы Тупикова. Даю вам последнее предупрежде-ние. Если ещё раз такое повториться, что пациент будет оставлен без присмотра, вы будете немедленно уволены "по статье". У нас тут не тёмное царство коррупции и криминала! Не Чикагская тюрьма! А советское образцово-показательное медицинское учреждение. Зарубите это себе на носу!
       Голос его звучал негромко, но у подчинённых от его тихой вкрадчивой речи явно поджилки тряслись.
       Старый доктор довёл Беркута до его одиночной палаты, помог лечь на койку, но сразу не ушёл, продолжал стоять рядом.
      - То, что с вами произошло, - это ЧП. Я непременно выясню, кто это сделал и накажу этих людей - пообещал Лунц.
      - Где я? Мне так до сих пор толком этого не объяснили.
      - Это психиатрическая больница номер...а, впрочем, какая вам разница. Просто знайте, что попали в спецбольницу с интенсив-ным наблюдением. А я её главный врач.
      - Почему меня сюда поместили? Вы ведь понимаете, что я тут нахожусь незаконно. Если же я в чём-то виноват, почему мне не предъявят официального обвинения?
       - У нас тут не тюрьма, тем не менее вам лучше безоговорочно принять ситуацию, - посоветовал толстый плешивый доктор. - Подчинитесь правилам внутреннего распорядка, согласитесь взять другое имя, и ваша жизнь станет намного приятней.
      - Значит, я ваш узник, - будто не услышал его Павел.
      Доктор тяжело вздохнул и удручённо покачал головой:
      - Узников держат в сырых подвалах с ржавыми решётками на окнах, а у нас для дисциплинированных больных чистота, персонал в белых халатах, каждую неделю меняют постельное бельё, нянечки по утрам с хлоркой моют полы, питание по больничной норме.
      - Спасибо, утешили.
      - Чем мог. А пока возьмите вот это, - Лунц протянул ему пластмас-совую фигурку космонавта. - К сожалению, ничего более из ваших вещей пока вернуть не могу, надеюсь хотя бы это немного поднимет вам настроение, вероятно, этот человечек для вас что-то означает.
      
      Глава 113
       В последующие дни режим содержания Беркута значительно смягчился. Ему перестали назначать варварские препараты. И даже позволили в одиночестве гулять в дальней части парка. Доктор Лунц принёс ему несколько книг из своей богатой домашней библиотеки.
       Однажды Павел читал на скамейке в больничном парке, когда у его ног приземлился самодельный планер. Он поднял самолётик и стал рассматривать. Вскоре появилась ватага малышни во главе с веснушчатым сорванцом. Остановившись на почтительном расстоянии, детвора с опаской рассматривала взрослого в больничной пижаме, пока среди них не нашёлся смельчак.
      - Это наш планер! - сердито заявил заводила с мордашкой шкодника.
      - Ваш? - Павел иронично разгадывал волчонка, он узнал голосок "писающего мальчика". Так вот кто над ним недавно подшутил!
       А мальчуган исподлобья глядел на исхудавшего человека с бледным измождённым лицом. Скорее всего ни он, ни его приятели не признала в нём обитателя тёмного подвала, и всё же осунувшийся, заросший тип пугал их своим видом.
       Мужчина ещё раз внимательно осмотрел самодельный планерок (его явно сделал детворе кто-то из взрослых) и обратился к волчонку, не спускающему с него настороженных бойких глазёнок:
      - Никудышно построен ваш аэроплан. Так с ним вечно будут происходить неприятности. Потому что смастерили его без учёта аэродинамики. Силовой набор крыльев лучше перебрать, и заново перетянуть плоскости полотном или бумагой.
       Беркут поискал вокруг себя глазами, поднял прутик и принялся прямо на земле чертить, что и как нужно исправить. Сперва детвора наблюдала за тем, что он там рисует с прежним недовери-ем, держась от него на почтительном расстоянии, но постепенно любопытство всё же пересилило страх: мальчишки и девчонки осторожно стали подходить всё ближе и в конце концов обступили необычного дядьку, который сидя на корточках продолжал чертить им и объяснять:
       - Вот, глядите, чтобы в полёте воздух лучше обтекал крылья, надо, чтобы их форма была вот такой. Видите, стрелками я показал, как действуют разные силы на ваш самолёт в полёте. Тогда подъёмная сила резко увеличится и ваш планер будет летать выше и дальше. Понятно? А теперь бери свой аэроплан - Павел протянул самодел-ку крупному мальчугану с веснушчатой мордашкой.
       Но через минуту окликнул удаляющуюся ватагу:
      - Эй, подождите!
       Ребята остановились. Мужчина протягивал к ним руку, на ладони у него лежала фигурка пластмассового космонавта:
      - Возьмите, он хоть и сбитый лётчик, но парень бравый. Если кто-нибудь из вас попросит свою маму, чтобы она сшила ему парашют из носового платка, то его можно будет посадить в ваш планер и отправить в полёт.
       Через минуту малышня с громкими криками понеслась дальше. Мужчина задумчиво глядел им вслед, потом поднял глаза - высоко в небе оставался белый инверсионный след от идущего на большой высоте реактивного самолёта.
      
      Глава 114
       Глянув на себя в зеркало Павел машинально отшатнулся: бородища, скуластое лицо, дикий взгляд. Вместо знакомого живого лица он увидел в отражении серый безжизненный лик, кожа лица - будто загрунтованный холст цвета извести, испещрена глубокими морщинами, ввалившиеся щёки и глаза. Какой-то исхудавший безумец. Опустившийся бомж, обитающий на задворках какого-нибудь захудалого вокзала. Он и сам бы испугался такого, если бы встретил на безлюдной парковой аллее!
       По его просьбе доктор Лунц отвёл Беркута к больничному парикмахеру. Пока цирюльник стриг и брил его, из коридора заглянул доктор Панаётов. Лунц тут же поднялся со стула и вышел к нему. Они стали о чём-то разговаривать. Дверь оставалась приоткрыта, но всё равно слов было не разобрать. Лишь по выражению лиц врачей чувствовалось, что разговор у них идёт неприятный. Панаётов сам на себя не был похож - выглядел нервным, каким-то дёрганным. То и дело бросал взволнованные взгляды на отражение Беркута в зеркале. Не трудно было догадаться, что обсуждается его персона.
       Минут через двадцать Лунц вернулся в цирюльню и плотно прикрыл за собой дверь. Ещё минут через пятнадцать стрижка была закончена, и они с доктором вышли в коридор.
      - Ваш сослуживец как-то странно поглядывал в мою сторону, - решил вызвать врача на откровенность Беркут. - Мне это не понравилось.
      - Ничего удивительного, - спокойно воспринял реакцию пациента Лунц, и совершенно серьёзно пояснил: - Ведь ему позарез нужны ваши глаза.
      - Глаза?!
      - Он мечтает их заполучить, - невозмутимо подтвердил Лунц. - И если уж продолжать говорить начистоту, Зиновий Дмитриевич страшно злиться, что у него это не выходит.
      - У вас так принято шутить?
      - Помилуйте, какие тут могут быть шутки?! Хороший психиатр, словно ворон летит на блеск глаз пациента, ибо глаза больного для него - всё равно, что открытая дверь в его разум. Доктору Панаётову необходимо знать то, что скрыто по ту сторону ваших глаз, но вы упорно не хотите с ним откровенничать. И это его очень фрустрирует. Вы единственный на моей памяти пациент, который даже после применения препарата "Пентотал", так называемой "сыворотки правды" не выболтал всё, что ему известно. А ведь в таком расторможенном состоянии пациенты всегда в приступе повышенной откровенности рассказывают всё. Но вы к большому разочарованию коллеги оказались редчайший кремень. Зиновия Дмитриевича это очень угнетает. Ваши глаза не дают ему покоя. Тем более, что в моих глазах он уже давно не находит ни малейшего понимания и поддержки. - Тут Лунц усмехнулся и начал набивать курительную трубку табаком...
      
       На следующий день после завтрака Павел снова отправился на прогулку в парк. На одной из досок спинки скамейки, где он обычно читал, появилось выцарапанное гвоздиком детской рукой слово "спОсибо". Ещё здесь лежали две оставленные для него шоколадные конфеты "мишка на севере". За высокими кустами на поляне по соседству звучали весёлые голоса охваченных азартом детей, там же высоко взмывал перестроенный по его советам планер. Павел улыбнулся и присел, некоторое время наблюдал за детьми, потом открыл книгу.
       На аллее появился Лунц. В берете и с тростью, на поводке доктор вёл маленькую собачонку. Приблизившись к пациенту, профессор вежливо осведомился, не помешает ли? Получив разрешение, он уселся рядом, снял своего пёсика с поводка, вздохнул полной грудью и произнёс с восхищением:
      - Какой чудный воздух! Это лучшее, что здесь есть, признаюсь я вам по секрету, хоть мне и не полагается иметь столь крамольные мысли, но, ей-ей, посидишь тут часик-другой и чувствуешь прикосновение к чему-то бесконечно мудрому и великодушному. Вы такое, наверное, испытывали там, в космосе, - указал он ввысь набалдашником трости в виде головы Мефистофеля.
       Павел промолчал, продолжая наблюдать за порхающим планером.
      - Сядешь вот так и хочется пофилософствовать, особенно если собеседник интересный, - сделал в его сторону комплимент психиатр.
      - Бросьте вы! Никакой философии в СССР нет! - раздражённо ответил Беркут, давая понять, что не в настроении исповедоваться.
      - Вас послушать, так у нас в стране вообще ничего светлого нет, просто тёмное царство мракобесия! - не то, чтобы пытался поспорить с ним Лунц, скорее он выражал некоторое удивление такой позицией. - От вас это тем более странно слышать, ведь именно вы, и такие как вы, символизируют успешность нашего строя.
      - И где я в итоге оказался? - напомнил Беркут. - В самой заднице нашего передового строя, уж извините за такое определение вашего учреждения.
       Лунц как ни странно закивал, словно поддакивая, и неторопли-во принялся набивать табаком трубку, но по своему обыкновению не раскуривал её, а только нюхал табак. Заметив жадное внимание Беркута к своим манипуляциям, психиатр с самоиронией пояснил:
      - Хочу вот бросить курить таким оригинальным способом, так сказать сложная игра с собственными демонами. Тем более грешно перебивать дымом такой чудесный хвойный дух. - И вдруг предложил Беркуту:
      - Желаете?
      - Не откажусь.
       Лунц чиркнул спичкой, выжидая, пока Беркут как следует раскурит трубку, после чего заметил:
      - Вот видите, вроде бы пустячок, ведь в сущности я оказал вам ничтожную услугу, тем не менее, от этого стал вам, пусть всего на йоту, и всё же по-человечески ближе и приятнее... Так вы говорите, что философии у нас нет? - напомнил он Беркуту фразу, на которой тот прервался.
       - Нет, вся так называемая "философия" у нас курируется Управлением пропаганды и агитации при ЦК КПСС, и занимается идеологической промывкой мозгов на основе марксизма-ленинизма и антирелигиозного материализма. Всё остальное в СССР считается "педологическими извращениями", "меньшевит-ствующим идеализмом", "гегельянством" и прочими западными ересями. У меня жена философ по образованию...
      - Пусть так, - согласился Лунц, тем не менее собеседников-философов у меня тут хватает. Вон, например, один из них - наш "Никита Архипов".
       Беркут взглянул на указанного ему главврачом больницы невысокого человека с дворницкой метлой в дальнем конце аллеи, его и вправду издали можно было принять за знаменитого столичного певца и поэта. Лунц вкратце поведал историю этого человека:
      - Работал начальником паспортного стола в Котласе. Но однажды утром, по его словам, проснулся и понял, что создан для другой жизни, то есть рождён сочинять песни, и что на самом деле ему всегда нравилось бродяжничать. Поэтому тут же решил сбежать от "убивающей разум и душу повседневной рутины". Начал передвигаться по стране пешком, на попутках, в пустых товарных вагонах, в общем на чём придётся. Переезжая с места на место с гитарой и спальным мешком, нигде подолгу не задерживался. Перебивался в основном тем, что распевал перед народом популярные песни Архипова, а потом и собственного сочинения. Кстати, весьма талантливые. Где-то через год наш беглый паспортист и вовсе пришёл к выводу, что он и есть подлинный Никита Архипов, а в Москве завёлся самозванец, выдающий себя за него. В итоге оказался в психиатрической больнице на Алтае. Там его немного подлечили и хотели уже отправить обратно по месту жительства под наблюдение местного психдиспансера. К несчастью, в последний момент выяснилось, что некоторые тексты чудаковатого бродяги отнюдь небезобидного содержания, и уже ушли в народ. Если бы я не забрал его к себе, наш менестрель их Котласа за свои сочинения попал бы в тюрьму лет на десять к уголовникам. А могло быть и ещё хуже ...
       Многозначительно помолчав, Лунц продолжил рассказывать в своей неторопливой манере:
      - Между прочим, хороший дворник, что лишь подтверждает истину, что по-настоящему талантливый человек - талантлив во всём. Иногда мы с ним ведём долгие диспуты на разные темы. Я даже прошу его спеть что-нибудь из своего репертуара у себя в кабинете. Особенно мне нравится архиповское "Прощание с Землёй", просто слёзы сами собой на глазах наворачиваются... Кстати, наш дворник уверяет, что это он написал "Серых волков", "Мчится тройка удалая", "Высота", а наглый самозванец просто присвоил себе авторство, пользуясь столичными связями в артистической и музыкальной среде. Хотя на мой вкус, так некоторые песни, которые он здесь написал буквально на моих глазах, даже поталантливей будут, чем у оригинала. Жаль только, что из-за прогрессирующей паранойи автора, широкая аудитория вряд ли их когда-нибудь услышит. Впрочем, некоторые его заблуждения не лишены, так сказать, знания жизни. Например, я его спрашиваю: "Вы ведь у себя в Москве процветали, наверное?". А он мне: "Я, - говорит, - благодаря своей жене-француженке поездил по миру, пообщался с тамошними артистами, продюсера-ми, и понял, что это я по советским меркам богачом был, а по мировым стандартам я живу как какой-нибудь западный автомеха-ник. Потому что вынужден содержать свору дармоедов, получая от них жалкие подачки. Когда организаторы моего концерта в Нью-йоркском Карнеги-холле за моё выступление перед огромным залом заплатили "советской стороне" 12000 долларов мне досталось лишь 26 долларов из этой суммы!.. Получив по контракту 50000 франков за выход моего диска во Франции "Госконцерт" и фирма "Мелодия" расщедрились на гонорар в 150 франков".
       Беркут снова с интересом взглянул на дворника, так талантливо выдающего себя за известного поэта и певца. Откуда он может знать такие подробности из жизни столичной знаменитости? Сходство между ними и в самом деле имелось: та же фигура, борода... Если бы не жалкая больничная роба... но ведь от сумы и от тюрьмы в родном отечестве никто не застрахован, это Беркут уже в полной мере ощутил на себе.
      - А может, это он и есть, а в Москве и в самом деле Гришка Отрепьев жирует? - Беркут усмехнулся и перевёл пронзительный взгляд на соседа по скамейке. - Мало ли двойников не без способностей, готовых петь и плясать под вашу гэбешную дудку? А настоящему таланту, да ещё такого масштаба, развернуться не дадут. Сами же знаете, что за его "антисоветское" творчество настоящему Архипову давно в тюрьме положено сидеть, так отчего бы истинному почитателю таланта в вашем лице его от кичи не спасти и у себя тут не "приютить"? Такому прямому и негнущемуся место только у вас. На свободе ему по-любому не позволят ни петь, ни даже дышать свободно полной грудью. А тут процедуры, трёхразовое питание... Опять же трудотерапия на свежем воздухе говорят очень полезна для здоровья.
       Лунц лишь пожал плечами:
      - Если вам представиться случай прямо спросить его об этом, то уверяю вас, наш дворник вам ответит, что зовут его Виктор Белов и что до болезни он работал начальником паспортного стола в Котласе. Именно поэтому у него тут есть гитара, вдоволь бумаги для сочинительства, возможность уединения для творчества, и благодарный слушатель в моём лице... Но даже если бы ваше предположение было истинно, то и что из того? Да "Мерседес" и жена-француженка остались в другой жизни. Но ведь всё в этом мире относительно. Поэтому истинный художник, как и истинный мыслитель, свободен даже здесь.
       Они поднялись со скамейки, доктор подозвал своего пёсика, пристегнул его ошейник к поводку, и собеседники неторопливо направились к больничному корпусу. По пути доктор сообщил сразу две важные новости:
      - Завтра доктора Панаётова переводят отсюда в Казань. А вас я решил перевести в седьмой спецблок. - Лунц указал пухлым пальцем, украшенным перстнем, в сторону острова, расположен-ного прямо на территории больницы - на островке в центре небольшого внутреннего озера.
      - А что там?
      - Увидите, - уклончиво ответил Лунц. - Но думаю, что будете приятно удивлены. Только хочу напомнить: для всех тут вы обычный больной. К примеру, назовём вас Василием Степанови-чем Пряниковым. Просто поймите: тут не может быть космонав-тов... Таковы правила.
       Впереди уже знакомая Павлу юная компания пыталась сбить еловыми шишками повисший высоко на ветке парашютик, под которым болтался пластмассовый космонавт.
       Доктор поздоровался с ребятишками, назвав всех по именам. После чего задрал голову, придерживая на себе берет, некоторое время щурился, разглядывая болтающегося на ветру человечка. Потом удивлённо взглянул на своего спутника, хмыкнул, и в своей барственной, хмуро-добродушной манере обратился к детям своих сотрудников, которые тем временем переключились на его забавного пёсика:
      - Нет, нет, мой Сократ не ест шоколадных конфет, потому что он умный пёс и знает, что ему полезно, а от чего у него разболятся зубы. И вам тоже советую есть больше полезных продуктов: творог, яйца, каши и овощи, если не хотите иметь встречу с нашим зубным врачом и её бормашиной. А сейчас я пришлю завхоза с лестницей, чтобы он снял с ветки вашего парашютиста, иначе он простынет на ветру и у него начнётся насморк или ангина.
       Они немного отошли от ребятни и Лунц удивлённо произнёс:
      - Как я понимаю, это был ваш талисман, и вы его подарили этим юным башибузукам... Смело. Не боитесь остаться один на один с Роком?
       Доктор вдруг стал очень задумчив и серьёзен, на прощание он сообщил ещё новость, продолжая размышлять о чём-то своём:
      - Да, вот ещё что: завтра часика в три будьте готовы к медосмотру. Я пригласил врачей-специалистов осмотреть вас в моём присут-ствии, чтобы оценить ваше физическое состояние после "лечения" доктора Панаётова. Там будет хирург, гастроэнтеролог, окулист, и так далее. Коллеги составят заключение для Москвы о вашем здоровье, и пусть начальство само решает дальнейшую судьбу Панаётова.
      
       ...Перед тем как лечь спать у себя в палате Павел долго смотрел сквозь зарешёченное окно палаты туда, куда его скоро должны перевести. На островке в центре небольшого озера видны были красиво подсвеченные солнцем высокие сосны, уютно светились окна одноэтажных домиков. Земля там отчего-то представлялась ему гораздо более весёлым местом, нежели тут... Непонятно только отчего среди местного народца за этим благословенным местом закрепилось прозвище "Голгофа".
      
      Глава 115
       Ещё до рассвета Павла неожиданно разбудила незнакомая ему медицинская сестра.
      - Вставайте, вам пора на медосмотр, - доброжелательно сообщила она, словно стюардесса, приглашающая на борт авиалайнера.
      - Почему так рано? - с просонья удивился Беркут.
      - Так доктор Лунц распорядился, я его личный ассистент.
      - Но он говорил мне вчера, что медосмотр состоится только после обеда.
       Миловидная сестричка виновато улыбнулась:
      - Комиссия из Москвы приехала ещё ночью. И это хорошо, что вы пока ещё ничего не ели, потому что врачи запланировали дополнительные исследования, а такие процедуры надо делать на голодный желудок. Только вам надо выпить специальный раствор, это тоже распоряжение доктора Лунца.
       Но по пути с Беркутом отчего-то сделалось дурно - вдруг стали ватными ноги, перед глазами всё поплыло. Медсестра помогла ему добраться до процедурной, прилечь на кушетку. Здесь тихо звучала радио.
      - Через пять минут придёт профессор Лунц, а пока давайте я сделаю вам укольчик, у вас вероятно упало давление. Вы ещё очень слабы, но вам сразу станет лучше, - проворковала сестричка.
       Только лучше Беркуту не стало. Напротив, теперь он едва мог пошевелиться. И то, что он видел, внушало ему всё большую тревогу: в процедурной появились двое уже знакомых ему по электрошоковой пытке сотрудников. Его переместили с кушетки на каталку и перевезли в соседнюю операционную, стены которого были облицованы белой плиткой, с которой хорошо смывается кровь; двойные рамы на окнах заглушали все крики. Беспомощного пациента уложили на операционной стол в центре комнаты. Начались приготовления к некой операции.
       Распахнулась дверь, но вместо Лунца стремительной походкой вошёл Зиновий Панаётов.
      - У нас всё готова, Людочка? - поинтересовался он на ходу.
      - Да, всё как вы велели, - тем же мелодичным голосом ответила медсестра.
      - Ну-с, тогда, как говориться, с богом!
       Медсестра помогла Панаётову натянуть на руки резиновые перчатки и завязать на спине тесёмки хирургического халата.
      - Как себя чувствует наш пациент? - с этим вопросом Панаётов подошёл к Беркуту.
       Павел попытался что-то ответить, но смог лишь с шипением вытолкнуть из себя несколько порций воздуха.
      - Дайте ему наркоз, - распорядился Панаётов. И, наклонившись к самому уху обездвиженного человека, прошептал: - Вы не оставили мне выбора.
       Он взял в руки хирургический инструмент, напоминающий по форме нож для колки льда, зачем-то комментируя свои действия, словно на публичной лекции для студентов-медиков:
      - Сейчас я введу скальпель в глазницу больного, с помощью хирургического молотка пробью тонкий слой лицевой кости. После этого движением рукоятки ножа я разорву волокна лобных долей головного мозга. Это устранит первопричину душевной болезни, от которой страдаете наш больной. Он перестанете терзаться опасными вопросами и обретёт блаженный покой. Операция займёт минут десять, так что нашему другу придётся немного потерпеть.
       Павел попытался дёрнуться, но женские руки тут же наложили ему на лицо маску с эфиром. Вдыхая против воли дурманящий состав, Беркут продолжал слышать вкрадчивый негромкий голос хирурга:
       - Признаться, я впервые оперирую пациента по данной методике. Прежде практиковался в лоботомии доводилось только на трупах, это было ещё во время учёбы в медицинском институте... Но надо же когда-то начинать, не правда ли? Да вы не беспокойтесь, вот у меня тут на всякий случай раскрыт анатомический атлас; вчера на сон грядущий я почитал учебник и старые институтские конспек-ты, чтобы освежить знания.
       Панаётов пододвинулся к нему вплотную, и Павел с ужасом почувствовал, как острое металлическое лезвие проникает ему в глаз. Негодяй всё-таки заполучил его глаза!
      - Почему он стонет? - этот вопрос Панаётов вероятно адресовал ассистентке.
      - Не знаю...Вы же сами велели, Зиновий Дмитриевич, не вызывать анестезиолога, а самой мне приготовить наркоз, - стала оправды-ваться миловидная сестричка, - я могла ошибиться с концентра-цией.
      - Ладно, Людочка, - милостиво простил её доктор. - Включите тогда радио что ли погромче.
      Комнату наполнил голос певца:
      Обнимая небо крепкими руками,
      Лётчик набирает высоту...
      Тот, кто прямо с детства дружит с небесами,
      Не предаст вовек свою первую мечту.
       Снова взявшись нацеливать остриё хирургического инструмента ему в мозг, Панаётов благодушно подпевал:
      Если б ты знала, если б ты знала,
      Как тоскуют руки по штурвалу...
       Павел по-прежнему всё чувствовал! Как металлическое жало миллиметр за миллиметром погружается ему в глазницу, и при этом не мог даже пальцем пошевелить. Его накрыло волной ужаса. Боль была адской...
       И вдруг откуда-то ворвался голос Лунца!
      - Немедленно прекратить! Я как чувствовал, что вы напоследок что-нибудь такое решите выкинуть! Какое вы имели право, не предупредив меня, заниматься самоуправством?! Я главврач! А вы вообще со вчерашнего дня тут не работаете.
      - У меня есть личное распоряжение генерала Андронова, - попытался протестовать Панаётов.
      - Вот пусть он пришлёт мне письменный приказ, - резко осёк его Лунц. - А пока я главврач и не намерен из-за вас садиться в тюрьму. Послушайте, у этого человека на теле 27 шрамов! Он прошёл в своей жизни столько всего, что хватит на десять таких жизней как у нас с вами. И не нам решать его судьбу.
      
       Глава 116
       Сегодня Беркута переводили в особый блок больницы. В сопровождении санитара он сел в лодку, перед тем как отчалить, к ним загрузили тюки с чистым бельём и здоровенные бидоны с завтраком из пищеблока. Лодочника все тут звали "Харон", оттолкнувшись от небольшого причала, он сильными гребками погнал судёнышко к острову.
       Возле противоположного берега лодочник снова поднялся в полный рост, как при отплытии, а пассажиру в больничной одежде строго наказал сидеть и не рыпаться. И вот они подъехали к точно такому же дощатому причалу. Их никто не встречал, и Беркут вместе со всеми стал помогать переносить на берег тюки и тяжёлые бидоны...
       Ещё минут пятнадцать пришлось подождать прихода кого-то из местных сотрудников. Сопровождающий Беркута санитар передал его своему коллеге, лодка сразу отчалила в обратный путь, а новый сопровождающий повёл новичка в его новую больничную келью...
       Следующие два дня Беркут находился как бы на карантине, привыкал к обстановке. Еду ему приносили в палату, пока в его крайне скудной на события жизни мало что изменилось, те же голые стены и тягучие часы унылого одиночества.
       На третий день появился доктор Лунц:
      - Я принёс вам новую книгу, а ещё хочу вас тут кое с кем познакомить, - заинтриговал Лунц и предложил немного прогу-ляться.
       В этой части островка, куда они пришли, построек было совсем мало, всего несколько одноэтажных коттеджей среди огромных елей и сосен. Возле одного домика на скамейке читал газету невысокий человек: полноватый, с круглым щекастым лицом и большими залысинами. Издали Беркут принял его за обычного пациента. Единственное отличие, сразу бросившееся в глаза, что на нём была не больничная пижама, а хороший спортивный костюм. Ещё через десяток шагов в груди Павла что-то ёкнуло, защемило... В это невозможно было поверить!.. Да нет...он просто обознался! И всё же, чем ближе они подходили, тем сильнее становился шок.
       Остановившись шагах в десяти Беркут ещё какое-то время в изумлении разглядывал человека на скамейке, с трудом веря своим глазам, прежде чем ошарашенно воскликнуть:
      - Чёрт возьми, этого просто не может быть! Юрка!
       Мужчина оторвал глаза от своей газеты, теперь настал его черёд испытывать шок и удивление от того, что какой-то псих ни с того ни с сего вдруг набросился на него, заграбастал в свои объятия и бешено трясёт, словно медведь-шатун. Впрочем, вскоре и он тоже признал бывшего товарища по отряду космонавтов:
      - Павел? Беркут!
       Друзья по-настоящему обнялись, начались взаимные расспросы. Главврач наблюдал за этой сценой с выражением полнейшего умиления. Выждав немного, Лунц виновато кашлянул в кулак, и сказал:
      - Я оставлю вас на часок. Хочу лишь напомнить о необходимости соблюдать правила внутреннего распорядка. Вашего друга у нас все зовут Иваном Смирновым, - обратился Лунц к Беркуту, - так что просьба даже в личных разговорах называть его только так.
       "Да как они посмели посягнуть на всенародно обожаемую фамилию?!" - гневно изумился про себя Беркут, но потом ему пришло в голову, что "Иван Смирнов", - это очень даже подходя-щий псевдоним при данных обстоятельствах, учитывая, что вышедшему из самой народной гущи товарищу здешние психиат-ры в погонах додумались навесить самую распространённые на Руси имя-фамилию, словно на сам русский народ в его лице надели смирительную рубашку. Таким образом, символически, в масштабах здешней спецзоны как-бы сбывалась извечная мечта российской власти...
      
       - Тебя наш "Сервант" уже обаял? - Юрий со снисходительной иронией кивнул вслед неторопливо удаляющейся массивной фигуре главврача. - Меня он регулярно на разговоры по душам старается вызвать, у старика страсть к задушевным беседам.
      - До него меня тут другое скользкое и склизкое психиатрическое животное обхаживало, так что пока мы лишь присматриваемся друг к другу, - ответил Беркут.
      - Тот "Ирод", о котором ты говоришь, со мной тоже пытался разобраться, едва я появился в этом чистилище, - догадался кого он имеет в виду Юрий, хотят Павел не назвал фамилию "Панаё-тов". - Но со мной у него ничего не вышло... "Сервант" же - другое дело. Он, в общем, не сволочь, даже забавный, - заверил друг. - Шахматы очень уважает. Советую начать с ним играть. Если "Сервант" признает тебя достойным соперником, то может позволить разные приятные послабления... Так что, если не хочешь безвылазно застрять на этом острове, предложи себя ему в партнёры. Меня-то отсюда уже не выпустят, а тебе вполне возможно позволят под каким-нибудь предлогом бывать в основной зоне.
       Больше всего Беркута интересовало, как друг смог уцелеть в том роковом полёте, после которого его сочли погибшим.
      - Я здесь уже 888 дней, - начал свой рассказ товарищ. - Всё случилось как-то вдруг. Наш с Серёгиным самолёт внезапно опрокинуло в штопор, но до последней секунды надеялись спасти машину. Никто из нас не пытался катапультироваться. Я бы никогда не бросил командира! - дёргая щекой, заверил Юра. - Самолёт просто развалился на куски, я и сам не понял, как выжил.
       Беркут кивнул, он ведь сам можно сказать пережил всё то, о чём рассказывал ему друг. С другой стороны, в такой ситуации, когда о козырёк кабины и крылья начинают ломаться верхушки деревьев, и уже понятно, что тебе не выйти из гибельного пике, лётчик может чисто машинально рвануть рычаг катапультирования, хотя надежды на спасение всё равно практически нет. Его выбрасывает с креслом из кабины - всё равно что с высоты последнего этажа пятиэтажки. А дальше происходит чудо: нераскрывшийся парашют петлёй цепляется за дерево и немного смягчает удар. Редкое везение, счастливый шанс на миллион! И ни один опытный лётчик не осудит товарища лишь за то, что ему феноменально подфартило.
      - Помню, как лежал на земле, и не мог пошевелиться, - продолжал вспоминать Юра, - потом меня нашли какие-то люди, но они не были обычными спасателями. Спецкоманда...
       Затем настал черёд товарища спросить Беркута, где ему вышибло передние зубы, повредило глаз, который был налит кровью; и как вообще он тут оказался?
      - Меня прямо с твоей стартовой позиции сняли, - выволокли из кабины ракеты за минуту до старта, - ответил Беркут.
      - Тебя то, за что? - удивился товарищ.
      - Там на воле был один человек... Очень порядочный, смелый. Он первым усомнился, что с тобой произошла обычная катастрофа, за это ему заткнули рот, я пытался продолжить его дело. Но мы были уверены, что тебя нет в живых... Я счастлив видеть тебя! Галилей Ненашев тоже был бы счастлив, жаль, что он не дожил.
       Реакция друга удивила Беркута. Они говорили уже полчаса, а на лице товарища до сих пор не разу не появилась его знаменитая на весь мир улыбка.
      - Герои должны умирать молодыми - на взлёте, чтобы о них слагали легенды, - неожиданно произнёс он так, словно много думал на эту тему. - А не коптить небо разжиревшими генералами. Если бы я "не погиб", то мог бы стать депутатом и тогда впутался бы в такой же кромешный позор, как любимица всех генсеков Валя, которая недавно предложила продлить до бесконечности полномочия этого старого маразматика Брежнева. Так что можно сказать, что я вовремя погиб.
       Лицо друга выглядело так как на той малоизвестной фотографии, на которой фотограф запечатлел его вскоре после возвращения из теперь уже ставшего легендой полёта: - измученное лицо, усталые глаза. 108 минут - не один миг; космос давил, расплю-щивал человеческое тело, не впускал его в свое великое безмолвие. Но изумленные очи человека на угольно-черном небе Вселенной рассмотрели и яростный диск солнца, и сказочную радугу цветов, что окружала Землю. А сейчас в них будто всё выгорело, отсыла-лось только холодное чёрное безмолвие.
       - Что такое ты говоришь?! - опешил и возмутился Беркут. - Ты ведь для нас, для всего нашего поколения, олицетворял всё лучшее, чего добилась страна! Разве они справедливо с тобой поступили?
      - Да, пусть жёстко. Но я сам выбрал свой путь. Да, как человеку, мне порой бывает невыносимо тяжело, но существуют высшие государственные интересы. Ты ведь тоже был готов выполнить приказ Родины и отдать жизнь. Так что всё правильно...
      
       Юра пригласил товарища к себе в коттедж. То есть, не было никакой больничной палаты с решётками, а был, пусть и не шикарный, но вполне удобный для проживания щитовой домик. Почётному узнику вообще были созданы по местным меркам просто шикарные условия. В отличие от обычных пациентов, на которых была уродливая больничная одежда, он имел гардероб из несколько прогулочных костюмов. С воли Юрий регулярно получал свежую прессу и мог заказывать любимые продукты. Он пользовался свободой передвижения в пределах острова. Персонал вёл себя по отношению к любимцу всей страны весьма корректно. Правда, обращались к нему тут все только как к Ивану Смирнову.
      - А я тут Василий Пряников, - сообщил Беркут. - Не знаю, почему они меня так назвали...
      
       Через час, как и обещал, возле домика снова появился Лунц - со своей таксой на поводке, и в беретике, - весь такой благообраз-ный и благодушный. Беркут сам вышел из дома навстречу к ожидающему его доктору, и они неторопливо направились лесной дорожкой обратно к больничному корпусу. Не смотря на только что пережитое огромное счастье обретения друга, Беркут испытывал растерянность и даже ярость. Что они с ним сделали! Перед глазами стояли глаза товарища. У него стал в совсем другой взгляд - не открытый миру, как прежде, а будто обращённый в себя и настороженный. Оставить возмущение в себе, благоразумно смолчать Беркут был просто не в состоянии, - ярость буквально рвалась из него наружу:
       - Послушайте, доктор, ведь вы умный человек, и не можете не понимать, что не имеете никаких оснований удерживать нас здесь в психиатрической лечебнице!
      Профессор пожал плечами и философски изрёк:
      - Строго говоря, весь мир, - это огромная психиатрическая больница, а большинство людей - наши потенциальные пациенты.
      - И на этом основании вы держите у себя нормальных людей?
       Пожилой психиатр пошевелил бровями, сунув себе в рот незажжённую трубку, покосился на Беркута:
       - А кто вам сказал, что человек критикующий власть нормален? Вместо того, чтобы жить здесь и сейчас той жизнью, которая ему положена по рангу и по заслугам, гражданин вдруг начинает всех обличать - от начальника ЖЭКа до руководства страны. С медицинской точки зрениях, батенька, это такое же расстройство психики, как параноидальный бред. А если человек ещё искренне воображает себя борцом с режимом, то тут вообще налицо стопроцентная мания величия! Вы оба ввязались в политику. При этом вашего товарища дважды избирали депутатом Верховного совета СССР! А он оказался человек своенравный, простой и прямолинейный, если в чём-то замечал, как ему казалось, несправедливость, то молчать не умел. И со временем стал публично высказывать недовольство положением дел в Советском Союзе и критиковать нашу внешнюю политику. Своеобразное чувство патриотизма - замечать недостатки, вместо того, чтобы ясно понимать свою миссию, которая заключается не в том, чтобы критиковать, а в том, чтобы превозносить успехи страны перед всем миром. А товарищ Смирнов даже стал позволять себе критику в адрес высшего руководства! Такой человек может нанести большой вред государству. Весь мир наблюдает за знаменитым космонавтом, с его мнением считаются, его везде приглашают, он постоянно на виду. Но тут возникает большая проблема, понимаете? Потому что никто уже не может гарантиро-вать, что прославленный герой, выпив лишнего, не ляпнет чего-нибудь на дипломатическом приёме или в зарубежной поездке...
       На прощание профессор внимательно посмотрел на Беркута и дал совет:
       - Я вижу гнев в ваших глазах, вам лучше переработать это чувство в себе в нечто более конструктивное, иначе у вас никогда не появится шанс когда-нибудь выбраться отсюда, уж поверьте мне.
      
      Глава 117
      Лунц действительно обожал шахматы. На остров он наведывал-ся практически каждый день, и если позволяло время, был не прочь сыграть партийку-другую. Иногда Юрий составлял ему компанию, впрочем, без особой охоты. За игрой психиатр ненавязчиво расспрашивал партнёра о разном, маскируя профес-сиональный интерес под обычные приятельские беседы. Павел заметил, что его товарищ по отряду космонавтов очень нервно реагирует на такие разговоры.
      - Ха-ха-ха! - после очередного вопроса старика взорвался Юра, в прежней жизни Беркут никогда не видел его таким. - Я умираю от смеха! - хохотал он в лицо Лунца, дёргаясь и кривляясь, словно припадочный. - Тебе наступили каблуком на руку. Нет - на яйца, и вежливо спрашивают, как бы невзначай: "Как самочувствие, дружок? Ох... что это у нас с глазками?.. Какие у нас печальные глазки...". Тебе медленно, по кусочку отрезают член тупым ножом и смотрят удивленно: "Тебе неприятно? Неприятно?.. Да?.." И ты вынужден терпеть, чтобы не лишиться своих маленьких привиле-гий. Корчишься - и терпишь. Кровоточишь душой - и всё равно терпишь. "Ничего, ничего, - успокаиваешь себя, - зато ты жив...". "Ты безумец, - ненавязчиво убеждают тебя. - Но мы всё равно тебя любим и уважаем, восхищаемся тобой!". И ты невольно начинаешь копаться в себе: где, в чём ты прокололся, где свернул на кривую дорожку, которая в итоге привела тебя сюда. Ты, дурак, искренне думаешь, что где-то ошибся... Ты пытаешься начать всё сначала... Ты выбираешь тактику: "Если я стану вести себя правильно, буду всё делать и говорить, как от меня хотят, то меня могут простить и выпустить на свободу. Так продолжается неделями, месяцами... Втайне ты молишься на своего тюремщика, приписываешь ему всевозможные достоинства. Готов служить ему подопытным кроликом, когда он с таким живым интересом копается в твоей душе. Ну как же! Милый старичок ведь искренне желает тебе помочь. Вслушиваешься в оттенки вашего голоса... ищешь подтекст...начинаешь верить в Судьбу, магию чисел...всё подсчитываешь...Ты ждёшь заветных слов...Что однажды твой психиатр скажет: "Я предоставил наверх отчёт и со мной согласились, что вас невозможно больше удерживать тут". Но ничего этого не происходит, и не может произойти, потому что из загробного мира не возвращаются...
       После этих слов Юрий поднялся и вышел из комнаты.
      Лунц взглянул на Беркута и невозмутимо предложил:
      - Может быть вы доиграете партию за своего товарища?
      
       К тому моменту, когда закончивший игру Павел нашёл его сидящем на любимой скамейке у своего домика, друг уже успел восстановить душевное равновесие. Во всяком случае внешне Юрий выглядел совершенно спокойным, даже каким-то чересчур умиротворённым. Взгляд его словно был направлен куда-то внутрь себя, в прошлое:
      - В последнее время я стал натыкаться на провалы в памяти, - признался он. - Не знаю, с чем это связано. Начинаешь что-то вспоминать и будто натыкаешься на обрыв, а дальше чёрная дыра...И всё же многое ещё помню. Закат на Байконуре перед стартом. И рассвет. Будто весь в мир только родился в то раннее утро. Этого мне не забыть никогда. Весенний ветер срывал лепестки маков в степи. Как свежо дышалось на старте, и как всё гудело, вибрировало и дребезжало в кабине "Востока" во время подъёма. И тот восторг первооткрывателя, когда я первым из смертных увидел проплывающие подо мной континенты и океаны...
       Для Беркута было огромным счастьем видеть товарища живым, снова слышать его простой, милый сердцу говорок. Каждая их встреча становилась для него событием. Но вместе с тем к огромной радости постепенно примешивалась горечь и тревога за судьбу товарища. За то время, что они не виделись, Юра сильно сдал, - обрюзг, на голове появились приличные залысины. Но гораздо тревожнее было замечать, что некогда неунывающий, сильный духом парень духовно почти сломлен и кажется уже махнул на себя рукой, даже не пытается поддерживать себя в форме. И провалы в памяти, о которых он говорит, не обязательно вызваны чьей-то злой волей. Чтобы понять это достаточно было заглянуть в полные какой-то бесбрежной тоски глаза Юры. Прежде они буквально излучали оптимизм. Теперь же потухли. А ведь от тоски, ощущения собственной ненужности, даже облада-ющие богатырским здоровьем и несгибаемой волей исполины начинают хандрить, опускаются, и в итоге могут сойти с ума и даже умереть. Именно это Беркут и наблюдал - его друг медленно угасал, перестал следить за собой, терял чувство внутреннего достоинства и самоуважения.
       Стал накрапывать мелкий дождик и Юра предложил укрыться под крышей его комфортабельной тюрьмы. По пути он захотел в туалет и по приобретённой здесь привычке стал справлять нужду, не прерывая разговора. Туалетная комната не предполагала приватности и интимности процесса. Они просто зашли в небольшое помещение, которое не закрывалось изнутри. Сев на унитаз, товарищ продолжал говорить о том, что часто видит во сне, как летит в космос. И мечтает полететь снова. Потом он поднялся, но прежде чем дёрнуть за верёвку, внимательно взглянул в дырку сортира и вспомнил:
       - В Швейцарии я беседовал с одним знаменитым нейробиологом - специалистом по мозгу. Так он говорил, что когда человек много думает об абстрактных предметах и мечтает, то мозг его работает на полных оборотах. Метаболизм при этом мощнейший. Поэтому четверть всего, что мы выделяем в качестве отходов жизнедея-тельности, - это наши мечты и иллюзии. Представляешь?! - Юра наморщился, указывая глазами на очко, перед тем как спустить воду. - И это воняющее коричневое паскудство и есть наши сокровенные надежды? Так что для здоровья мозга полезнее не мечтать вовсе. Так проще...
       Юра ещё несколько раз зло повторил "дерьмо", а потом выругался и покрепче, хотя прежде Беркут никогда не слышал от него бранного слова. Потом он снова заговорил о том, что перестал проклинать судьбу за то, что оказался здесь:
      - Нет, всё правильно. Теперь я даже думаю, что очень вовремя погиб... У страны должно быть что-то святое и великое, и раз уж я стал частью этого великого, то должен принять свою судьбу. Тот парень, каким я был до полёта, и каким я стал после - это два разных человека. Понимаешь, иначе я мог бы превратиться со временем в "нафталинового" героя, которого даже под старость, уже полумаразматиком, какой-нибудь диктатор снова извлечёт по необходимости из сундука, словно изъеденную молью реликвию, дабы потрясти моей священной тушкой перед народом в доказа-тельство собственной легитимности. Так что это хорошо, что я погиб молодым. Я стал легендой, примером, человеком-символом. Герои не должны превращаться в старых, толстых, обрюзгших свадебных генералов, которым ставят в обязанность зачитывать по бумажке с трибуны то, что им велят...
       Юра стал вспоминать, как после возвращения из космоса на него словно полился мёд: руководители государства, первые люди страны - все спешили засвидетельствовать ему своё восхищение и почтение, перебивая друг друга. Его, простого деревенского парня, встречали с невиданным ликованием, с огромным вниманием слушали министры, академики, особы королевских кровей.
      - Вначале я был изумлён оказываемыми мне почестями. Я-то считал, что не заслуживаю всего этого, ведь основную работу сделали учёные, инженеры и рабочие. Мне-то по первости казалось, что я мало чем отличаюсь от "Белки" и "Стрелки". Однако потом привык и стал принимать почести как должное - возгордился. Меня, простого майора, ввели в круг политической элиты. И попал как кур в ощип. В этом узком кругу оказались свои законы, где благополучие строилось на интригах, подковёрных играх, лицемерии, я же так не умел. Но поначалу я пытался приспособиться к правилам игры, чтобы стать своим среди тузов. И для этого старался не замечать несправедливости, учился молчать, когда это могло мне повредить, и говорил то, что от меня ждали...
       Беркут не перебивал товарища, ведь каждый имеет право ставить моральные оценки собственной жизни. Правда для него Юрий всегда был эталоном. Тем не менее были моменты, когда командир допускал ошибки. Одна такая история произошла в 1963-м.
       После обструкции, устроенной молодому талантливому поэту Евгению Евтушенко в советской прессе, он находился в глубокой опале. Как вдруг Юра, который, кстати, тоже внес свою лепту в критику Евтушенко (публично обвинил его в невежестве), пригласил Евтушенко выступить в Звездном городке на вечере, посвященном Дню космонавтики. Опальный поэт, которому всюду был закрыт вход, с радостью согласился, поскольку устал от своей загнанности, безденежья, и хотел реабилитироваться в глазах публики (этот вечер должны были транслировать в прямом эфире по ТВ). Однако приход поэта завершился громким скандалом. Беркуту об этом случае рассказал сам Евтушенко.
       "Я очень волновался и взад-вперед ходил за кулисами, повторяя строчки главы "Азбука революции", которую собирался читать (глава входила в поэму "Братская ГЭС", которую Евтушенко только что написал). Это мое мелькание за кулисами было замечено генералом Мироновым, занимавшим крупный пост в армии и в ЦК (он курировал правоохранительные органы).
      - Кто пригласил Евтушенко? - строго спросил он у Юры.
      - Я.
      - По какому праву? - прорычал генерал.
      - Как командир отряда космонавтов.
      - Ты хозяин в космосе, а не на земле, - хамски поставил его на место влиятельный генерал.
       Пришлось идти на попятную. Юра подошёл к певцу Иосифу Кобзону и попросил его передать Евтушенко, что его выступление нежелательно. Но Кобзон отказался. Тогда рассерженный генерал Миронов сам пошел к ведущему, знаменитому диктору Юрию Левитану, чей громовой голос объявлял о взятии городов в Великую Отечественную, показал ему красную книжечку и потребовал исключить выступление нежелательного поэта из программы концерта. Левитан подчинился и невнятно пролепетал Евтушенко, что его выход к публике отменяется. "Я, чувствуя себя глубочайше оскорбленным, - рассказывал Беркуту поэт, - опрометью выбежал из клуба Звездного городка, сел за руль и повел свой потрепанный "Москвич" сквозь проливной дождь, почти ничего не видя из-за дождя и собственных слез. Чудо, что не разбился. Через два часа в "предбаннике" ЦДЛ я пил водку стаканами, судорожно сжимая непрочитанные машинописные листочки...".
       Потом Кобзон рассказал Евтушенко, что в конце вечера, когда все перешли к банкетному столу, он подошёл к Юре и сказал, что так поступать не по-мужски. Что знаменитый космонавт как-никак свободен от конъюнктуры. На Юра высокомерно отрезал: "Если ты так недоволен, можешь к нам больше не приезжать". Что же касается виновника некрасивой истории, генерала Миронова, то где-то через полгода самолет с советской правительственной делегацией, в которую входил высокопоставленный военный, разбился о югославскую гору Авала...
       Да, став полубогом, Юра иногда мог по-человечески ошибить-ся, и всё же он оставался порядочным, скромным человеком, в этом Беркута не смог бы переубедить даже он сам. А Юрий продолжал задаваться неудобными вопросами:
      - Хотя если подумать, что мы такого дали своему народу, чтобы он нас так боготворил?
      - Мы показали народу какой он талантливый и могучий. Твоя победа, наша общая победа! Она столь же свята, как победа над нацистами. Поверь, тебя там, - Павел кивнул в сторону воли, - не забыли.
      - Хорошо, - не спорил Юра, его бледные губы дрогнули в жалком подобии той улыбки, которая когда-то заворожила весь мир. - Ты ведь, как и я, много поездил по миру. В той же маленькой Швейцарии или Финляндии, где никто и не мечтает о завоевании космоса, сам ведь видел, как живут простые работяги. И как живёт наш народ-победитель. Это же стыдобища! Почему так?.. Я об этом Никиту Хрущёва на одном банкете прямо спросил. Когда я его об этом спросил сидящий рядом шеф КГБ Семичастный чуть бутербродом с икрой не подавился. А председатель Совмина СССР Подгорный так на меня глаза выкатил, будто перед ним индийский факир, владеющий искусством выпускать изо рта золотые яйца.
      - И что Хрущёв тебе ответил?
      - Ответил в своём стиле: "Тебя, Юра, для того в космос и запуска-ли, чтобы показать всему человечеству могучую силу коммуни-стов. А кто вздумает нам чинить препятствия на нашем великом пути к скорому коммунизму, для тех мы от твоей межконтинен-тальной ракеты Р-7 на время космический корабль отцепим, да заместо него пристыкуем термоядерную "царь-бомбу", которую недавно испытали. И покажем капиталистам нашу "кузькину мать". Вот и весь наш разговор, - нахмурился Юрий. - А меня интересует, помянет ли простой Иван, Василь или Вахтанг лет через двадцать или пятьдесят нас добрым словам за то, что мы совершили. Не начальство, а именно простой рабочий человек. - Взгляд друга был затуманен, он будто впал в трас, заглянув на полвека вперёд. - Или же будущее поколение власть имущих окончательно присвоит себе плоды наших трудов - моих, твоих, Королёва и многих других? Чтобы присосавшиеся к власти кремлёвские старцы под нашими портретами и от нашего имени принимали на Красной площади парады восторженных масс. Чтобы какой-нибудь диктатор в очередной День космонавтики объявил себя вечным покровителем Земли русской, помазанным на царство вечным космосом...
       Павел опустил глаза, психиатрическая больница действительно почти до неузнаваемости меняет людей...
      
      Глава 118
       Постепенно Павлу удалось снискать расположение профессо-ра Лунца, благодаря этому ему в качестве привилегии стали разрешать покидать свою палату, чтобы подметать прилегающую территорию, мыть сортиры в административном корпусе и выполнять другие поручения в пределах острова. Потом стали доверять вывозить с острова мусор на лодке. Или вместе с сотрудником ездить за едой на "Большую землю", помогать в качестве грузчика отвозить грязное бельё в химчистку.
       Через месяц убедившись в его прилежности и послушании администрация больницы стала регулярно назначать Василия Пряникова (только так его теперь все звали) на уборку территории в основной зоне. Вместе с другими больными он клеил картонные коробочки и занимался другой "трудотерапией". Главное условие оставалось прежним: он не должен никому говорить кто он на самом деле. И ни словом не упоминать своего товарища из спецблока.
       Так постепенно Павел смог в полной мере оценить куда его забросила судьба. Это была мышеловка для людей, куда попасть пара пустяков, а вот вырваться обратно чрезвычайно сложно. Причём люди тут были перемешаны всякого сорта. Немало было таких, кто поплатился за критический взгляд на текущую реальность в стане. Даже за безобидную критику власти человека могли объявить психически больным и отправить за эти стены на принудительное лечение. Так журналистка провинциальной газеты Полина Правдина попыталась опубликовать статью, в которой лишь пожурила руководство своей области за то, что начальство устраивает браконьерские охоты в государственном заказнике, заканчивающиеся оргиями в древнеримском стиле, и в итоге оказалась здесь. Но немало было и действительно имеющих серьёзные психические расстройства.
       В первое же посещение общей столовой Павел близко познако-мился с повадками и нравами местной публики. Только он настроил себя начать есть склизкое и пресное на вкус варево, называемое тут манной кашею, как услышал странный, дребезжа-щий голос за спиной и оглянулся. Через всю столовую, странной семенящей походкой, к нему изо всех сил спешил какой-то впавший в детство парень лет 27-ми, раздувая щёки, и будто держа перед собой обеими руками руль воображаемого мотоцикла. От усердия лицо его стало красным.
      - Эй, Пансо, подожди приятеля! - кричал ему чудик.
      - Жду, жду, - нашёлся что ответить Беркут. Вообще-то он был готов к тому, что его начнут узнавать, даже с выбитыми зубами и оплывшим лицом. Правда было несколько неожиданно, что начнут принимать за литературных персонажей. Тем более, что он никогда не был маленьким и толстым, чтобы даже со спины сойти за оруженосца Дон Кихота. Но видать у местной публики особое восприятие мира и нечего тут удивляться.
       Наконец парень "подкатил" к нему на своём незримом дранду-лете и только тут осознал свою ошибку:
      - Прости мужик, я обознался. Уж очень ты на моего другана похож, а я по нему сильно соскучился.
       Из-за шапки кудрявых волос голова нового приятеля напомина-ла гигантский одуванчик. Фамилия его была Альтшулер, хотя он отчего-то считал себя наполовину корейцем. Но все его тут звали "Стартёром". Этакий сумасшедший живчик. Он никогда просто так не ходил, а всегда изображал езду на мотороллере, обязательно озвучивая работающий мотор и гудки: "Тр-р-р-р...би-бип". Заодно громкими криками предупреждая зазевавшихся "пешеходов":
       - Посторонись! Осторожно, олухи, задавлю, кто зазевается!
       Обычно "подъехав" куда ему было нужно, "Стартёр" делал вид, что паркует мотороллер. Регулярно "мыл его и заправлял бензином". Даже кудрявый шар своих волос считал мотоциклет-ным шлемом, ну и так далее...
      - Я с прошлой осени начал слишком жестоко биться внутри себя - откровенно выложил новому знакомому историю своей госпитали-зации "Стартёр". - Два новеньких мотороллера разбил! Хорошо, соседи догадались ГАИ вызвать, но здесь меня подремонтировали, теперь я в полном порядке!
       Много тут было занятных типов. Одного из-за крупного телосложения и косматости прозвали "Снежным человеком". При огромном росте и могучей мускулатуре он двигался по-детски маленькими шашками. И искренне считал себя недоумком по той причине, что у него, якобы, под наркозом вытащили мозг из черепа и набили голову ватой. Ну прямо соломенное Чучело из знаменитой сказки!
       К своему огромному удивлению Беркут встретил тут знакомо-го драматурга из Алма-Аты. Не выдержав бремени славы талант-ливый парень повредился умом, втемяшив себе в голову, что получил Нобелевскую премию по литературе (от которой злые чиновники его заставили отказаться по идеологическим соображе-ниям), и всем настойчиво пытался читать свои "гениальные" вирши странным старушечьим голосом.
       Другой новый знакомый по кличке "Эйнштейн", высокий, нескладный человек, сорока пяти лет, с горделивым выражением лица, был преисполнен чувством собственного величия и никогда не расставался с потёртой книгой "Теория относительности".
       "Запах безумия" ощущался при общении практически с любым новым товарищем по несчастью. Даже если человек вёл себя вроде бы адекватно и говорил вполне разумные вещи, всё равно фоново присутствовало ощущение "что-то с ним не так".
       А ещё удивляла шелковистость и покорность пациентов перед персоналом. Санитарам не требовалось ни на кого кричать и дважды повторять команды (хотя они всё равно вели себя по-хамски по отношению к бесправным пациентам), ибо любой "псих" беспрекословно, по первому требованию выполнял всё, что ему велят. Павел уже и сам пришёл к выводу, что только покорность и чёткое следования правилам позволяют обеспечить себе хоть сколь ни будь приемлемые условия обитания на этом "корабле дураков". Поэтому, когда молодой санитар из таких же новичков, как и он, вдруг признал в пациенте знаменитого космонавта и воскликнул:
      - Вы...Алексей Беркут?!
      Павел мгновенно, не колеблясь, ответил:
      - Пряников Василий я.
       Подбежавший старший санитар тут же принялся сердито отчитывать растерявшегося новичка. Тем не менее происшествие имело для Павла благоприятный финал. Этим же вечером доктор Лунц, проходя по коридору мимо намывающего шваброй пол Беркута, похлопал его по плечу и похвалил:
      - Вы правильно себя вели, Пряников. Теперь уровень доверия к вам стал ещё выше. Ведите себя и впредь столь же мудро.
      
      Глава 119
       Как-то Павел с ведром и шваброй мыл коридор на третьем этаже административного корпуса. Мимо нетвёрдой походкой протопал завхоз больницы по фамилии Сивуч, оставив за собой шлейф перегара. Дойдя почти до конца коридора, завхоз остано-вился, повернулся и окликнул:
      -Ей ты, космонавт-алконавт, подь-ка сюда!
       Павел прислонил швабру к стене и поспешил на зов.
      - Зинаида снова бюллетенит, - пожаловался ему на заведующую складом Сивуч, - а я за неё должен все их завалы разгребать.
       После этого завхоз угостил "шизика" парой папирос и перешёл к делу, сообщив, что требуется срочно очистить кладовку, так как со дня на день должны завезти новую партию лекарств. Они поднялись этажом выше, завхоз специальным ключом открыл толстую железную дверь кладовой. Лишённое окон помещение фармакологического склада было набито картонными коробками.
      - Вот тебе будет задание на сегодня, - с мученическим видом объявил мающийся больной головой с похмелья хозяйственник. Не переступая порога, он указал подручному, что ему надо делать, сам же отправился "лечиться".
      - Они думают, что я этим должен заниматься, а у меня радикулит - таковы были его последние слова.
       Павла встретил специфический запах медицинской химии. Часть коробок была помечена чёрным фломастером, их предстояло свезти на помойку. За это удалившийся к себе в кабинет поправ-лять здоровье завхоз пообещал ему ещё дюжину папирос.
       На стене справа от двери висела строгая инструкция с указани-ем персонально ответственного за хранение и утилизацию препаратов сотрудника, подробно перечислялись его обязанности. В указанных же завхозом коробках находились просроченные препараты, которыми тут пичкают пациентов.
       Павел взял тележку для перевозки по территории больницы больших железных бидонов с едой и тюков с грязным бельём, сложил на неё штабелем указанные ему коробки и повёз на помойку, что находилась в дальнем конце территории, позади полуразрушенного корпуса заброшенной котельной. Там он вывалил коробки на землю, потом спрятался за дерево и закурил. Минут через десять вышел из-за дерева как ни в чём ни бывало, подошёл к помойке, встал возле коробок, удивлённо почесал затылок:
      - Странно, такие интересные лекарства, какой дурак их выкинул?
       Вскрыл пару коробок, достал несколько упаковок и унёс собой, по дороге надёжно припрятал.
      
       В эту ночь Павел впервые в этих стенах увидел хороший сон: он превратился в настоящего беркута, взмахнув широкими мощными крыльями, легко отрывался от земли и вырывался на свободу, перелетев через высокую ограду...
      
       Прошло несколько дней. Как-то вечером доктор Лунц пригла-сил к себе в кабинет Пряникова и пациента по прозвищу "Эйн-штейн", чтобы поиграть в шахматы. За игрой пили чай и неспешно беседовали. Из кассетного магнитофона тихо звучала музыка. Доктор время от времени отвлекался, чтобы вынуть одну кассету и вставить в магнитофон другую, включая то классику, то современ-ную электронную музыку, то какие-то тибетские напевы или молитвенное многоголосье церковного хора.
       Вдруг раздался робкий стук в дверь. Все повернулись. В дверной проём просунулась огромная кудрявая башка вездесущего "Стартёра":
      - Даниил Робертович, разрешите поприсутствовать?
      - Ладно, заходи. Какое дело может обойтись без тебя? - с серьёз-ным видом пошутил Лунц. И беззлобно предупредил: - Но учти, начнёшь мешать своими комментариями - выгоню.
      - Спасибо, доктор, - обрадовался парень. И пока он в радостном смущении тряс огромной башкой и судорожно хлопал себя ладонями по бёдрам, партнёр "Серванта" по игре продолжил начатый им монолог:
      - Согласитесь, коллега, что ни один человек, даже реально психически больной не может содержаться всю жизнь на принудительном лечении. Если наступает длительная ремиссия, то его надо выпускать - этого требует закон. По тому же закону, врачи не имеют права удерживать человека, если длительное время не наблюдают признаков его социальной опасности.
       Лунц не перебивал "Эйнштейна". Главврачу-либералу нравилось за закрытыми дверями вступать в интеллектуальные дискуссии с теми, в ком он, не смотря на душевный недуг, признавал ум и талант. "Эйнштейн" входил в этот узкий круг избранных. При всей своей странности, внешней нелепости, долговязый сумасшедший был миролюбив, начитан и по-своему умён. Если внимательно присмотреться к нему, то можно было обнаружить, что за убогим обликом душевно больного человека как бы скрыт второй пласт - незаурядной личности. Его тронутое душевным недугом лицо украшал большой выпуклый лоб и живое выражение глаз. И если в столовой за общим столом, либо просто лежащий на своей больничной койке, "Эйнштейн" не вызывал никакого интереса, то получив возможность свободно излагать свои мысли, мог внушить уважение кому угодно.
       Эйнштейн сделал паузу, чтобы отпить из кружки и продолжил:
      - А если пациент тут уже несколько лет содержится, то по закону вы должны регулярно оценивать его состояние. И выпускать. Но то, что происходит в этих стенах - глубоко несправедливо. Даже к убийцам не часто применяется пожизненное содержание и принудительное лечение. А нас тут держат, будто мы закоренелые преступники, представляющие большую опасность для окружаю-щих. Или почти утратившие человеческий облик полуживотные, которые не контролируют себя. Но это ведь не так. Это, извините, профессор, полный произвол.
      - Еще чайку? - услужливо предложил ему доктор.
      - Можно - согласился Эйнштейн, не дождавшись от доктора вразумительного ответа на свой пламенный монолог.
      - И мне тоже, Даниил Робертович, - напомнил о себе "Стартёр".
      Доктор взял чайник с плитки. Запахло душисто, уютно. Лунц разлил по стаканам еще чаю с рубиновым отливом, - настоящего, купеческого.
      - А я тебя вспомнил, касатик, - неожиданно переключился на Беркута Эйнштейн, теребя себя за жидкую бородку. - Ты не иначе как с самой столичной высоты будешь. Лекцию по телевизору читал о мирах иных. Эк тебя занесло куда. Довыступался. Ну-ну.
      - Все может быть, - поддакнул Беркут, переглянувшись с психиат-ром.
       Между тем Эйнштейн вдруг погрустнел, прошептал что-то про вечную бесконечность пространства, простертую на все четыре стороны в бесконечную даль... Потом и вовсе примолк, погрузив-шись в себя. Он никогда не впадал в буйство, зато часто в задумчивую меланхоличность, длившуюся порой неделями. Он был как монах, способный бесконечно долго созерцать величе-ственную тишину. В конце концов он задремал, наклонив седые космы.
      - Ну вот, опять, - покачал головой Лунц. - Только началась серьёзная игра, а наш великий учёный отправился в астральное путешествие. Может, кто его заменит?
       "Стартёр" вскочил со стула у стенки и подлетел своей фирмен-ной "драндулетной" походкой к вальяжному барину, навис над ним и радостно крикнул в лицо:
      - Я! Я могу!
      - Ну, будет, будет, - морщась, отвёл его кандидатуру доктор. - Не гоношись. Пей лучше свой чаёк, мил-человек, и не надо тут этого, - доктор вопросительно взглянул на Беркута: - Может, вы Пряников, окажите мне такую любезность?
       ...Минут через сорок Павел поставил Лунцу мат.
      - Вы снова выиграли у меня, - посетовал разочарованно врач.
      - Просто вы, профессор, когда теряете ферзя психологически ломаетесь - опускаете руки.
      - А вы бы не опустили? - сварливо поинтересовался профессор.
      - Хорошо, - Павел вернул игру на несколько ходов назад, когда исход партии ещё не был так очевиден, затем снял с доски своего ферзя и коня в придачу.
      - Что вы предлагаете? - заинтригованно поинтересовался Лунц.
      - Проверить текущий уровень удачливости, - пряча нахальный взгляд, ответил Беркут.
      - В смысле? - не понял доктор.
      - Ну, вы же сами только что спросили меня, смог бы я выиграть партию с минимальными шансами на успех, предлагаю проверить психологическую теорию насчёт "опущенных рук".
      Но тут пошевелился Эйнштейн и стал удивлённо озираться:
      - Где я? На Принстон что-то не похоже.
      - В психлечебнице номер 41. Устраивает? - хохотнул "Стартёр".
      Долговязый гений смутился. Испуганно посмотрел на них, погрустнел и вздохнул:
      - Что ж, всё в жизни относительно...
      
       На следующий день Беркут повстречал "Стартёра", который держал под мышкой книгу "Эйнштейна".
      - Упросил почитать, - пояснил парень, после этого он презритель-но кивнул в сторону прогуливающегося неподалёку со своей таксой Лунца и гордо стукнул тебя кулаком в грудь:
      - А со мной "Сервант" в шахматы никогда не играет. Боится, что все поймут какая он редкая тупица. Я не вывожу его пока на чистую воду лишь потому, что старый пень разрешает мне в виде исключения ездить везде на своём на мотороллере, - собеседник привычно похлопал себя по шапке волос полагая их мотоциклет-ным шлемом.
       Павел уважительно кивнул без тени улыбки - здесь ты либо быстро учишься быть более терпимым к другим, принимать их разные странности, либо тебя просто начинают избегать. Но без поддержки новых товарищей у тебя просто нет шансов. Если же ты сделал правильный выбор, то со временем появляется некий опыт, который помогает лучше понять своих собеседников, найти подход к каждому, заслужить доверие. Такой опыт в любом случае полезен. А в его ситуации - просто бесценен. Местные никогда не доверят своих мыслей, если почувствуют, что ты считаешь их отбросами общества. Люди везде остаются людьми, даже если их разум замутнён душевным недугом...
       Увидев его заинтересованность, "Стартёр" стал говорить, похлопывая по обложке книги, что больничный персонал боится "Эйнштейна", ведь по сравнению с ним у них тут у всех давно ампутированы мозги.
      - У нашего "Серванта" через неделю юбилей, круглая дата. Уже заказан праздничный торт. Вот бы устроить этому напыщенному борову какой-нибудь весёлый сюрприз от нас в качестве подарка, - мечтательно прикрыл глаза заводной парень, а потом хитро ухмыльнулся.
      - Ты откуда про это знаешь? - спросил Беркут, но вниманием его собеседника уже полностью завладел возникший на горизонте объект. Вскоре мимо них чинно пронесла своё впечатляющее, как огромный торт, тело старшая медицинская сестра больницы Либерия Демократовна Крышкина. Розовая, вся будто налитая, с пышной грудью. Дама средних лет, крашенная под блондинку, имела впечатляющих размеров бюст, а вот лицо у неё было мятое, с мешками под глазами, черты его были грубы и некрасивы: маленький рот, губки бантиком, нос коротковат и вздёрнут пятачком ноздрями наружу, взгляд сонный. Тем не менее "Стартёр" проводил её пышный зад заинтересованным взглядом, и лишь, когда объект скрылся за поворотом, вернулся к прерванному разговору:
      - После ужина в следующую пятницу коллеги пригласят дражай-шего "Серванта" в ординаторскую, чтобы в своём кругу отметить 60-летие мэтра. Здешние недоумки уже скинулись по пятёрке с носа на подарок любимому начальству. Вначале наша толстуха старшая медсестра приглядела старику антикварную трость с серебряным набалдашников в виде головы дога. Но в итоге все проголосовали за предложение доктора Гусева порадовать шефа заграничной стереосистемой. Ведь наш Сервант считает себя великим открывателем нового метода лечения психических болезней при помощи музыки, - быстро оглянувшись, нет ли поблизости кого-то из персонала, парень втянул в себя носом и с призрением харкнул прямо на пол.
       На самом деле ничего удивительного в искушённости собесед-ника в местных делах не было. За какие-то заслуги "Стартёр" пользовался особым доверием администрации, имел допуск на кухню и в буфет персонала. Безобидному и исполнительному дурачку единственному из пациентов даже позволялось изредка выходить за проходную. В палате у парня над койкой были приклеены фотографии врачей. А старшая медсестра, - между прочим дама строгая и надменная, - но "Стартёр" сумел подобрать ключик даже к ней! Беркут не раз замечал, как курчавый дрыщ ужом вьётся вокруг огромной грудастой тётки, - шепчет ей что-то на ушко, а она снисходительно хихикает, при этом под халатом у толстухи на животе и боках мелкими волнами подрагивал и переливался жир.
      
      Глава 120
       Зайдя с утра к товарищу, Беркут обнаружил его лежащим без движения на койке и тупо уставившимся в потолок, на столе стоял нетронутый завтрак. Точно такую же картину Павел наблюдал тут и вчера после обеда, и позавчера... Знаменитый оптимизм больше не спасал друга, он погружался в тёмную воду отчаяния.
       Появившийся следом Лунц предупредил "пациента Смирнова", что если он не сможет самостоятельно взять себя в руки, то его начнут кормить принудительно.
      - Послушай, Юр, ты не должен раньше времени хоронить себя, поверь жизнь ещё не кончена! - тихо обратился к товарищу Беркут, когда главврач ушёл.
      На неподвижном, словно гипсовая маска, лице товарища что-то дрогнуло, в пустых глазах заворочалась слабая мысль, и Павел заговорил с жаром:
      - Помнишь, сколько у нас было планов? Как мы спорили до хрипоты, обсуждая у тебя на кухне ночи напролёт будущие полёты. Как любой пикник на природе или спортивное мероприя-тие неизбежно заканчивался серьёзными разговорами о работе. Поверь, ничего в сущности не изменилось, - в планах страны много интересных полётов. А для всех нас только ты настоящий командир отряда космонавтов!
       Юра слабо улыбнулся, конечно это не была та "самая широкая улыбка Советского Союза", но Павел всё равно был счастлив видеть её отсвет на лице командира. Как вдруг складка мучитель-ного непонимания пролегла на лбу друга, и он спросил:
       - И всё-таки, как же так, Паша, почему американцы, а не мы первыми высадились на Луне? Почему не ты полетел туда раньше всех? Ведь я знаю тебя, знаю, что у нас почти готова была отличная ракета и хороший корабль. Что же случилось?
       Юра уже не впервые задавал Беркуту такие сложные вопросы, и Беркут всё никак не мог для себя решить, говорить ли ему о содержании Ненашевской папки; о том, что как шайка высокопо-ставленных мерзавцев фактически сливает американцам нашу космическую программу. А лунную уже слили. Продали. Разбаза-рили их с Королёвым наследство... Обрушивать на друга сейчас всю эту жестокую правду - означает с большой вероятностью добить его окончательно. И ради чего? Ведь пока Юра находится здесь, - в полной изоляции, - он всё равно не в состоянии как-то вмешаться в события, что-то изменить. Если только...
      
       В казённых больничных тапочках на картонной подошве нечего было и думать о задуманном им деле, поэтому через час Павел вызвал на разговор местного "купца", у которого за деньги можно было достать любую вещь. Условились встретиться вновь через час в дальней части парка. На разговор барыга из привилеги-рованных пациентов принёс свёрток. Когда он его развернул, Беркут едва сдержался, чтобы не дать волю чувству ярости. Это были его собственные полуботинки, которые были на нём в тот день, когда он поднимался на лифте в кабину ракеты, предполага-лось, что все его вещи находятся в камере хранения. И вот они всплыли самым неожиданным образом! Крепкие и очень лёгкие, почти невесомые, на отличном супинаторе, в них можно идти много часов и не ощутить в ногах ни малейшей усталости. Всё-таки интересно как они оказались у перекупщика? Вероятно, кто-то из персонала спёр и перепродал наладившему свой маленький бизнес "психу".
       За туфли он просил 35 рублей. Это было совсем не дорого: в Москве в любой комиссионке приёмщик с ходу даст за них вдвое больше. Но даже такой суммы у Беркута при себе не было. Тех денег, что для него достал "Стартёр", не хватало даже на рваные кеды, за которые торгаш запросил 12 целковых (не зная толком насколько клиент платёжеспособен, в качестве альтернативы первосортному товару купец предложил Беркуту на выбор старые дырявые кеды, правый из которых вообще не имел шнурка).
      - Новые мне не потянуть, - сказал Беркут (смысла говорить продавцу, что это его бывшая собственность, не было никакого, всё равно ничего ему не докажешь). - А вот кеды я, пожалуй, у тебя возьму, только ты подвинься.
      "Купец" аж взвыл:
      - Это и так почти даром! Куда же ещё двигаться?! У меня товар ценный, я итак цену ставлю божескую.
       Он был прав: любая неположенная пациенту по внутреннему распорядку вещь здесь является абсолютным дефицитом и потому стоит дорого, ибо проникает за забор контрабандой. Либо она оставалась от тех, кого свезли в морг и что санитарам удалось утаить от родственников, которым обязаны выдавать все вещи покойного. А такие вот купцы - люди опытные, со связями и знают цену своего товара.
      - Ты в этом понимаешь больше меня, - согласился Беркут. Купец аж порозовел от удовольствия. А Павел продолжил: - Мне не с руки с тобой торговаться, поэтому назови последнюю цену, и я приму решение.
      - Ч-червонец.
      - Уже теплее, у меня есть трояк, и я готов с тобой рассчитаться.
      - Ни тебе, ни мне - п-пять с полтинной!
      - Ты в школу-то на математику ходил от дождя прятаться? Как ты считаешь?
      - Вещь больно хорошая. Можешь даже примерить.
      - Так я с тобой не спорю, у меня просто денег таких нет.
      - Ну, хорошо, пять целковых - последнее слово.
      - Три и вот ещё шоколадка "Мишка на севере" очень вкусная. Состоялось?
      Купец вздохнул: - Дороговатенькая шоколадка получилась. Однако кеды отдал.
       Довольный, Беркут сразу поспешил обратно к другу, заставил его подняться к с кровати и вывел на прогулку. Оглядевшись, чтобы никто не мог их подслушать, сообщил:
      - Я всё решил. Мы выберемся отсюда и доберёмся до Москвы. И ты всё расскажешь на Политбюро. Или лично Брежневу. Тебя выслушают.
      Юра тускло взглянул и ответил:
      - Ты ещё не понял? От Кремля отсюда - дальше, чем до Бога. Это место, где можно закапывать людей, ничего не опасаясь. Отсюда одна дорога - в крематорий.
       Павел даже растерялся от такой апатии, потом заговорил горячо:
      - Послушай, у человека должна быть цель! Лишь она предаёт жизни истинный смысл. Подумай, ведь ты в сущности не реализовал себя даже на 10 процентов! Ты ещё можешь послужить стране людям! У нас ведь было столько планов! Главное пробу-дить в себе желания!
       Товарищ взглянул на него стеклянными глазами, потом стал рассматривать землю у своих ног.
      - Хотим мы или не хотим, мы в любом равно служим Жизни. Возможно, даже не своей... Например, жизни червей, - с отстра-нённым видом произнёс он. - Все наши планы - суета сует. Круги на воде.
      - Это не твои мысли! Ты никогда не был монахом-отшельником. Так на тебя действуют проклятые препараты, которыми тебя тут постоянно пичкают. Встряхнись, друг, рано хоронишь себя, надо бороться!
       Как ни старался Павел, товарищ не отвечал ему ни "да" ни "нет". То ли совершенно не верил в успех, то ли вообще сомневался стоит ли ему даже пытаться "воскресать".
       Разволновавшись, Павел сломал веточку и принялся на земле чертить план побега. Юра почти не следил, лишь иногда рассеянно поглядывая в его сторону. Вдруг от напряжения у Беркута из травмированного глаза хлынула кровь прямо на рисунок. Юра побагровел, желваки заходили у него на скулах. Подумав ещё немного, он ткнул Беркута кулаком в плечо в знак своего согласия.
      
      Глава 121
       Весь день Беркут провёл, чувствуя себя на взводе. Вскоре после ужина где-то в начале шестого пополудни наконец появился, гримасничая и потирая в предвкушении руки, "Стартёр". К этому времени самая важная часть плана должна была уже принести свои плоды. Из припрятанных Беркутом психотропных препаратов под руководством "Эйнштейна" (имеющего некоторые познания даже в фармакологии) была приготовлена сильнодействующая смесь. Сама идея накормить "белые халаты" "их любимым кушаньем" принадлежала Беркуту. Ему изначально было понятно, что поднимать открытое восстание против отлично тренированной и вооружённой охраны - затея совершенно бессмысленная. Ибо по первому приказу синедриона здешних врачей санитары и ВОХР-овцы устроят мятежникам избиение младенцев - в два счёта разгонят легко поддающуюся панике толпу пациентов по палатам; быстро выявят среди них зачинщиков, скрутят и подвергнут шоковой терапии.
       - А у тебя, Пряников, машинка-то варит! - пришёл в полный восторг "Стартёр", когда Павел впервые озвучил подельникам свой план. Было это неделю назад.
      - Потому что у него не творожок в башке, как у большинства тут, а - Мозг! Словно у нашего Эйнштейна, - уважительно заметил один из заговорщиков по фамилии Ходырев.
      - Ах ты, гниль вонючая! Ты что же, решил напомнить мне, что у меня вообще в башке пусто?! - вдруг зарычал на перетрусившего Ходырева "Снежный человек", он начал угрожающе подниматься во весь свой исполинский рост, ведь по его представлениям у него и вовсе отсутствовал столь важный для человека орган. Стоило гиганту случайно напомнить про то, что его украденный здешни-ми врачами мозг хранится в какой-нибудь банке с формалином, как у него начался приступ неконтролируемой ярости. Тайная вечеря едва не закончилась общей потасовкой и разоблачением заговора. Дело спас Эйнштейн, пообещавший "Снежному человеку" в случае успеха каким-то образом вернуть ему украден-ное.
      
      Неделю назад
       Надо сказать, что уникальная возможность заговорщикам собраться вместе для совещания представилась по случаю. Такой редкий шанс им выпал в связи с празднованием в честь принятия новой редакции советской конституции. Ведь обычно правила внутреннего распорядка психиатрической больницы препятство-вали взаимным контактам больных, но тут в честь большого государственного праздника администрация решила сделать пациентам подарок в виде дополнительного сладкого полдника. И вот собранные в общей столовой обитатели "дурки" жевали праздничные печенки, запивая их овсяным киселём, а расхажива-ющий между столами главврач рассказывал хроническим идиотам, олигофренам и шизофреникам, что на днях Верховным советом СССР был подготовлен проект новой конституции, и что после одобрения Пленумом ЦК КПСС он вынесен на всенародное обсуждение. И что мол все тут собравшиеся тоже должны дружными аплодисментами выразить своё одобрение заботящейся о них родной партии и правительству.
       Развернув газету "Известия", доктор Лунц на всю столовую зачитал стенограмму поздравительной речи знаменитой на всю страну женщины-космонавта Валентины Кудрявцевой о новой Конституции СССР. Речь была адресована к депутатам коммуни-стической партии Советского Союза и председателю Президиума Верховного Совета СССР Леониду Брежневу, которые таким образом сделали советскому народу такой бесценный подарок. "Хочу поблагодарить партию за постоянную заботу о тружени-ках, которая нашла яркое выражение в проекте новой Конститу-ции. С новым энтузиазмом мы будем трудиться во имя процвета-ния нашей великой Родины, активно участвовать в выполнении величественных планов построения коммунистического общества в нашей стране", - обещала в своей речи Кудрявцева.
       В это время заговорщики под шумок тихо договаривались, как бы им вернее сковырнуть за...ю им мозг родную власть. Подклю-чившийся к обсуждению местный дворник, мнящий себя знамени-тым поэтом и певцом Никитой Архиповым, вдруг шёпотом объявил, что берётся к назначенному дню восстания написать новую песню, чтобы вдохновить народ на революцию.
      - Ты, напишешь? - презрительно зашипел в его сторону Эдичка Венедикин. Кудрявый правозащитник много лет возглавлял тайный диссидентский кружок в Москве, прежде чем его заложил кто-то из своих. На этой почве уже в больничных стенах у Венедикина развилась паранойя подозрительности - почти в каждом он видел сексота КГБ. Недоверчиво щурясь на дворника, Эдичка обратился к остальным с недоумённым вопросом: - А зачем мы вообще его посвятили в свой план? Он ведь наверняка стукачок - почти каждый день бегает к главврачу в кабинет.
      - Я не стукач! - с достоинством возразил дворник, мнящий себя Архиповым. - А за такие слова могу и в морду дать. А в Москве меня действительно часто приглашали спеть на цэковские дачи. Но когда единственный раз позвали в телецентр на запись концерта в честь Дня советской милиции, я им прямо сказал: "Извините, - говорю, - но я не могу. Вы вон лучше повозите вместо меня артиста Макара Безрукова, он вам за эмведэшную пайку и споёт, и спляшет, и ещё фокусы покажет. А коль из царской ложи соизволят, так и лекцию забабахает о важности сохранения чистоты русского языка. Это он такую фамилию просто от сглазу взял, мы ведь артисты - народец суеверный, а на самом деле он все руки мастер: кого хочешь изобразит - хоть Пушкина, хоть Есенина, да хоть меня непутёвого! Потому Макар в нашем артистическом цеху за бригадира".
       Вот за такими разговорами на том замечательном "конституци-онном" полднике в честь новой конституции, коварный план был принят. И сегодня всё задуманное пришло в движение. И пока всё шло по плану: "Стартёр" обильно начинил "зельем" доставленный с воли в честь юбилея главного врача праздничный торт, таким образом приготовив "сюрприз" для основного медицинского персонала - врачей, медсестёр и санитаров. Имея допуск на кухню и в служебный буфет, также "Стартёр" незаметно сыпанул "успокоительного" в котлы и чаны с готовящимся ужином для охраны и вспомогательного технического персонала. Если расчёты мозгового центра всей операции верны Эйнштейна, то большая часть сотрудников больницы должна уже быть нейтрализована. Оставалась лишь старшая медицинская сестра на дежурном посту в главном корпусе. Дама она была строгих правил, во всяком случае хитро заправленным куском торта её было не взять. И поначалу на "военном совете" Эйнштейн предложил Беркуту отправиться на штурм последнего бастиона, высоко оценив его мужскую стать и интеллект.
       Но тут обиделся "Стартёр":
      - Вы не понимаете! У меня сперма лечебная, попадая в организм женщины она омолаживает. Бабы это чувствуют, их ко мне тянет со страшной силой.
      - Это кто же тебе такое сказал, "сексуальный ты магнит"? - прищурился на него дурным глазом один из заговорщиков.
      - Это научный факт! - гордо вскинул голову "Стартёр". - Меня исследовали в секретной лаборатории, и даже специальную справку выдали...
      - Пусть он идёт, - легко уступил Беркут. Когда Павел только задумал побег, то сразу примерно распределили роли среди тех, кому доверял. И если "Эйнштейн" легко согласился взять на себя тактическую часть плана, то есть всё рассчитать и синхронизиро-вать действия главных участников между собой по секундам. То заводной "мотоциклист Стартёр" вообще стал мотором всей операции.
      - Я нормальный корейский пехотинец, - объявил он Беркуту, едва узнав, какое готовится дело. - Если надо, могу голыми руками дзот захватить. Прикажите - зубами перегрызу весь расчёт пулемёта!
      
      Глава 122
       Так что именно "Стартёру" была доверена важнейшая оперативная работа. И вот теперь "Стартёр" будто сорвался с тормозов - с ошалелыми глазами носился по территории, рыча от восторга (впрочем, не забывая бибикать на "тормозных" больных, которые бесцельно мотались по всей территории, не зная куда себя деть в отсутствии куда-то запропастившихся врачей и санитаров).
       Теперь ему предстояло нейтрализовать старшую медсестру, ведь стоило ей поднять трубку особого телефона, либо нажать тревожную кнопку и через час все заговорщики будут повязаны, рассованы по карцерам и обездвижены смирительными рубашками и спецпрепаратами, а дальше начнётся расплата за устроенную буйными психами заваруху. Так что осечки быть не могло. Но "Стартёр" ни на секунду не усомнился себе. Выслушав задание, он с радостным урчанием или скорее даже с кошачьим мурлыканьем стал потирать руки, а потом быстро-быстро похотливо задвигал тазом, похлопывая себя по упругим ягодицам. И убежал. Парню предстоял самый приятный из тех "подвигов Геракла", которые ему поручили совершить сегодня.
      
       Старшая медсестра - огромная пышная дама с мясистыми ляжками и рыхлым задом просто умирала от сладострастия. Сидя верхом на столе у себя дежурке, бедняжка-пышечка грызла свой кулак, чтобы не закричать, ибо страшно стеснялась быть засту-канной за столь неприличным занятием. Перед ней со спущенны-ми штанами суетился "Стартёр". Нахрапистый любовник проник рукой надсмотрщице в трусики и шевелил тремя пальцами у неё внутри, отчего разгорячившаяся толстушка обильно текла, дрожала и взглядом умоляла позволить ей кончить.
       Либерия Демократовна Крышкина была дамой с нежной белой кожей и высокими моральными принципами. Она бы никогда не позволила себе такого непотребства, тем более с пациентом больницы! Но ей просто не дали времени опомниться и включить разум. У нахрапом взявшего её искусителя был кобелячий нюх на затаённую женскую неудовлетворённость. После короткой "артподготовки" он по-хозяйски уверенно закинул толстые как опоры бильярдного стола конечности дамы себе на плечи, и принялся сильными сдвоенными ударами бёдер засаживать ей своё мужское естество, шумно втягивая носом и нашёптывая на розовое ушко партнёрши как ему нравится её с...й аромат. Крышкина, обалдев от внезапного женского счастья, сдавленно сквозь кулак постанывала и ритмично благодарно подмахивала в ответ. А молодой развратный мальчишка бил и бил в ее потные целлюлит-ные ягодицы, загонял рывками, отчего брызгала пена, бедняжка всхрапывала, словно загнанная лошадь, закатывала глаза и умоляла пощадить ее, маленькую, развратную девочку.
       За всем этим сочным действом через великодушно оставленную специально для них приоткрытой дверь жадно наблюдали полторы дюжины истекающих слюной шизофреников, параноиков и прочих местных завсегдатаев, которые последние лет пять могли лицезреть совокупляющихся женщин разве что в своих цветастых неспокойных снах. Некоторые из них, не владея собой, доставали из штанин свои возбудившиеся причиндалы и начинали остерве-нело их теребить...
       Через полчаса взмыленный, но гордый собой "Стартёр" слегка утомлённой походкой триумфатора вышел в коридор, помахивая связкой ключей от всех дверей. Всё что ему требовалось, головастик получил, оставив партнёршу в сладком изнеможении. Теперь пришла очередь поживиться объедками с королевского стола другим. В дежурку радостной гурьбой хлынули заждавшиеся наблюдатели - словно свора собак, спущенная с поводков кобелей. Участники учинённого в "психушке" "госпереворота" плотно обступили беспомощную Либерию Демократовну Крышкину, плотоядно урча, пыхтя и радостно повизгивая, и принялись сношать её горячее податливое тело во все щели и дыры. Даме оставалось лишь растерянно мычать, ибо вместо кляпа ей сунули полный рот "поправок к действующей конституции".
      
       В это время Павел уже переправлялся на остров на лодке "Харона", который, как и весь персонал больницы, валялся где-то в психотропном оцепенении.
       Когда Беркут вошёл к нему в палату, товарищ о чём-то разговаривал с фотографией своей семьи. Юра всегда был человеком душевным, чутким, но тут это у него обострилось. В таких жизненных обстоятельствах люди с чистой трепетной душой, чтобы окончательно не свихнуться, порой начинают наделять окружающие их предметы человеческими способностями видеть, слышать и отвечать. Так и Юра выговаривался перед фотографией жены и детей, отчего ему, наверное, становилось легче.
      - Уже пора? - поднял на Беркута взволнованный взгляд товарищ.
      - Да. Нам надо поспешить. К утру мы должны быть уже далеко отсюда.
       Переправившись на "большую землю", космонавты зашагали по направлению к внешним воротам. Стемнело. Было безветренно. В воздухе было буквально разлито ощущение важных перемен, которое усиливалось музыкой. Из развешанных по всей террито-рии больницы репродукторов лилось фортепьянное исполнение прелюдии соль минор Рахманинова в исполнении любимого пианиста доктора Лунца Дэниса Мацумбаева. Повсюду свободно разгуливали группки пациентов, не знающие, что им делать с внезапно наступившей свободой. В это время большинство сотрудников, получив лошадиную дозу психофармакологической смеси, - кто с тортом, кто с чаем или супом, - пребывали в состоянии полутрупов. Под руководством Эйнштейна самых "неисправимых" врачей и санитаров штабелями укладывали на грузовые тележки и свозили в лечебный корпус. Там организатор "сладкой революции" лично посредством электрошока и скальпе-ля проводил им операции по коррекции мозгов. Осваивать искусство лоботомии ему помогали сонеты Баха из фонотеки профессора Лунца и забытые покинувшим больницу в расстроен-ных чувствах доктором Панаётовым его институтские конспекты.
      
      Глава 123
       Возле самого выхода на свободу вдруг выяснилось, что кто-то из охранников всё же успел забаррикадироваться внутри дежурки КПП и заблокировать электрический привод внешних ворот. Вдобавок к этому охрана успела слить весь бензин из грузовичка, на котором в больницу доставлялись продукты. Штурмовать мощные железные ворота с голыми руками было делом совершен-но бессмысленным. Равно, как нечего было и помышлять о том, чтобы перелезть через забор, находящийся под высоким напряже-нием. Или пытаться "выковырять" вохровца, засевшего внутри кирпичной конуры с зарешёченными окнами.
       Павел понуро вслушивался как гудит идущий по колючей проволоке ток и думал о том, что драгоценное время уходит. Как вдруг его слуха достиг мерный топот множество ног. Вдали показалась тёмная колышущаяся масса. Приближающаяся колонна обитателей больницы в серых однообразных одеждах дружно твердила какую-то абракадабру. Наконец Павел смог разобрать слова речёвки, монотонно повторяемой сотнями ртов в такт своим шагам: "Луна - наша...луна наша". Вёл отряд вездесущий "Стартёр", которому удалось увлечь за собой многих. В темноте возбуждённо сверкали десятки глаз, радостно щерились чёрные провалы беззубых ртов. Даже самые хилые и убогие, подволакивая непослушные конечности, либо ковыляя на колченогих ногах, лишённые возможности нормально держать свои склоненные к плечам головы, всё же очень старались попадать в ногу с осталь-ными или хотя бы не слишком отстать.
      - Эйнштейн прислал, - объявил "Стартёр", подходя.
      - А что за странный девиз?
      - Надо же было им что-то сказать, - хитро пояснил головастик. - Им наш местный "голос свободы" Архипов только что спел для поднятия духа про лунный трактор, летающие тарелочки и проклятых америкосов за воротами, которые подло спёрли у нас нашу родную советскую Луну. Мы тут не меньшие патриоты, чем на воле, и ни пяди нашей земли никому не отдадим... Так что теперь мужички горят праведным гневом и намерены вернуть законное стране. А заодно ещё кого-нибудь закошмарить, потому что многие вовремя не получили свои пилюли да уколы и теперь сильно маются. И хоть настоящих буйных мало, я всё же собрал лучших и привёл.
      - Солдаты, вот наши славные космонавты! - словно Наполеон перед Битвой у Пирамид обратился "Стартёр" к своим людям. - Сюда их упекли проклятые американцы и их прихлебатели-иноагенты! Так вернём же им и себе свободу, братья! На погибель проклятым империалистам! - "Стартёр" указал корявым пальцем на грузовик.
       Толпа с радостным воем и улюлюканьем бросилась к ЗИЛу, один тут же забрался в кабину, снял машину с ручника, поставил "на нейтралку", остальные покатили тяжёлый грузовик в разгон.
       Пока его люди таранили ворота "Стартёр", сладко щуря свои узкие азиатские глаза, промурлыкал:
      - У нас революция...конституционный переворот. Я теперь главный мурза, он же глава ареопага семи наимудрейших при избранном президенте республики.
      - А где доктор Лунц? - судьба главного врача беспокоила Беркута.
      - Там же, где остальные - в очереди на процедуры, - коварно улыбнулся любимчик медперсонала.
       К ним бравой походкой железного дравосека, - высоко поднимая колени, по-военному размахивая руками и громыхая "доспехами", подошёл чудак с кастрюлей на голове и эмалированным тазиком, привязанным к животу.
      - Мы объявили республику! - глухим голосом похвалился "дравосек". - Только что прошли всеобщие выборы. Общим голосованием десяти мудрейших из палат 13 и 6 "наимудрейший" всенародно избран бессменным президентом. Выборы были честные: все единогласно проголосовали за "Эйнштейна" и за новую конституцию, самую справедливую конституцию всех времён и народов! Двое проголосовавших против отправлены на электрошок и лоботомию.
      - Наш новый президент даже название уже придумал "Республика вечного счастья", - добавил "Стартёр". - Вчера во сне к "Эйн-штейну" явилось божество мудрой бесконечности и сказало, что через него всем нам передано сакральное учение высшей истины, которым когда-то давно владели наши далёкие предки. Благодаря найденным духовным скрепам сегодня мы смогли взять власть, и никто теперь не сможет вернуть диктатуру белых халатов.
       В этот момент раздался ликующий вой таранящих ворота шизиков - после очередного удара грузовиком ворота поддались, их створки со скрежетом разошлись в стороны, открывая путь на свободу.
      
      Глава 124
       Заночевали беглецы в стогу пшеничной соломы. "Гостиница" кишела полёвками. Мыши возились и шуршали "за стенкой". Зато было тепло и уютно. Снаружи светила полная луна. Синевато блестела роса на лугах в низине. Вдали двигался огонек трактора. Сова, привлеченная писком мышей, несколько раз бесшумно пролетала у лаза в их ночлежку...
       Едва расцвело, двинулись в путь. "А всё же как-то это очень странно, что вот он, знаменитый на весь мир герой, шагает рядом со мной: чумазый, в нелепой пижаме, прячась от людей, - поглядывая на друга, удивлялся Беркут. Павел до мельчайших подробностей помнил обстоятельства их знакомства. В тот день он, - только что принятый в Центр подготовки новичок - впервые приехал в Звёздный городок, чтобы познакомиться с новыми товарищами по отряду космонавтов и представиться командиру. Было послеобеденное время, утренние тренировки только закончились, и будущие космонавты собрались в бильярдной. Беркуту не составило труда быстро найти язык с такими же, как и он в недавнем прошлом, лётчиками. Влившись в общую компа-нию, новичок тоже стал гонять со всеми шары по зелёному сукну, а сам ненароком поглядывал на большую дубовую дверь. Ему уже сообщили, что вот-вот должен подойти командир.
       Едва появившись, Юра приветливо улыбнулся ему и протянул руку:
      - Вы ведь Беркут? Наслышан о вас. Рад знакомству.
       Изредка случается в жизни так, что вот встретишь впервые человека, а будто знаешь его сотню лет и готов довериться ему всей душой.
       Потом Павел встречался с Юрой почти ежедневно и не только на службе, но и в домашнем кругу, на волейбольной площадке, в почетном президиуме, на собрании ученых, в веселой дружеской компании. Беркут видел Юру в парадной форме, увешанным почетными орденами многих государств. Во главе свиты из генералов, академиков. И видел его в простых семейных сатино-вых трусах, когда прославленный космонавт шлепал себя ладонями по ляжкам и икрам, отбиваясь от мошкары на рыбалке. Но всегда и везде он оставался естественным, настоящим, никогда не ощущал себя великим и каким-то особенным. В нём была заложено лучшее, что есть в русском народном характере. Этакая добродушная удаль, и крестьянская мудрость. Даже став символом нации, олицетворением всего того, что стояло за его великим полуторачасовым полётом, Юра не растерял своей милой сердцу для любого, кто его знал, простоты. Знаменитая улыбка его, как выяснялось теперь, не потускнела от времени и испытаний, стоило ему почувствовать вольный ветер, как она снова стала озарять его приятное лицо...
       Но как встретит его мир? И как он сам воспримет то, что после "гибели" из него поспешно стали делать сверхчеловека, заслонили его реального монументами; растиражировали в многочисленных названиях улиц, пароходов, станций - превратив таким образом в официозную легенду.
       Павел с тревогой думал об этом. Однажды Вика прочла ему выдержку из романа одного бразильского писателя, где утвержда-лось, что в случае второго пришествия Христа, Спасителю человечества вряд ли стоит рассчитывать на хороший приём со стороны людей. Даже рьяные последователя христианства скорее всего слепо объявят его самозванцем, а многие станут требовать у властей: "Распните его!". "Такие значимые исторические фигуры не имеют права на воскрешение" - уверял тот писатель.
      - Знаешь, Юр, ты только не шибко расстраивайся, если некоторые бывшие знакомые тебя в упор не пожелают узнавать, - предупре-дил друга Павел.
      
       После полудня стали появляться признаки близкой реки: в травах все чаще и чаще сверкала вода, много появлялось на пути мелких болотцев и озерков. Вода манила к себе смутными, ещё необъяснимыми надеждами. Протиснувшись в одном месте сквозь заросли, Павел первым увидел синеву крупной реки. Двинулись берегом. Версты через три река сделала поворот и ушла за лес. Не знающие этих мест путники сунулись было за ней, попытались двигаться поймой, но быстро обнаружили, что в этом месте река превратилась в подобие Амазонки: непролазные чащи крапивы, ольшаника, топи, заросшие лозняком, болиголовом, крест-накрест лежат осины, срезанные бобрами. Несколько дней можно блуждать по этим топям и в итоге сгинуть в них. Пришлось поворачивать назад и пытаться найти обход. Через пару часов блуждания в густой чаще товарищи поняли, что окончательно заблудились. Хорошо если смогут в ближайшие дни выбраться к людям, а то и пропасть так недолго. Настроение совсем упало, хоть назад в психушку возвращайся.
       Помог счастливый случай. Павел первым услышал глухой монотонный звук, лесу несвойственный. Где-то недалеко били по железу железом. Первое о чём он подумал, что на лесной дороге кто-нибудь чинит машину. Тут же поднялись и пошли прямиком на звук. Лес закончился неожиданно, в отблесках заходящего солнца снова появилась река, посреди которой выстроилась вереница речных судов. На одном из них что-то чинили, гулко стучала кувалда.
      
       Случайно товарищи вышли к речному шлюзу, к которому выстроилась очередь из полдюжины речных судов. Таким образом решение нашлось само. После недолгого наблюдения беглецы остановили свой выбор на сцепке из двух барж с песком, которые толкал мощный буксир с двумя спаренными дымовыми трубами. Пункт назначения "речного поезда" следовал из названия "толкача" "Москва-4". До стоящей на якоре баржи было не так уж и далеко.
      - Искупаемся? - усмехнулся Юра.
      - А куда деваться?
       Место было не очень подходящее для задуманного, - крутые берега заросли непролазными джунглями из тальников, камышей, ветел, берез, каких-то колючих кустов и коряг. Но после напря-жённых поисков всё же удалось найти более-менее подходящий спуск к воде... И вот они внизу, среди обнаженных корневищ пней, налимьих нор. В вечерней тишине вода кажется хрусталь-ной. Красное солнце наполовину опустилось за ребристый край темнеющего на противоположном берегу леса.
       В сгущающейся темноте мужчины вошли в воду, держа над головами связанную узлами одежду. Вначале двигались по отмели, вода едва доходила им до колена, постепенно поднимаясь до пояса. Дно под ногами закончилось внезапно, Павел шёл немного впереди и первым, сделав шаг и вдруг не найдя опоры под ногой, провалился с головой. Проплыть оставалось какие-то метров сто пятьдесят, но его подхватило течением и понесло.
       В эти напряжённые минуты борьбы с течением Павел не спускал глаз со стоящего на якоре буксира. Пока они пересекали отмель там не было видно не души - ни в рубке, ни на палубе. Лишь мягко светились три иллюминатора в основании надстройки, служа надёжным ориентиром. Плыли уже в сплошной темноте прямо на эти маяки. Юрий первым достиг баржи. Следом и Павел тоже коснулся рукой железного бока посудины, но борьба с течением окончательно измотала его: четыре раза, собрав все силы, он делал рывок из воды и, вцепившись руками в холодный борт, пытался подтянуть себя, и каждый раз обрушивался обратно. Он уже начал захлёбываться, когда на помощь пришёл осиливший преграду товарищ, втащив Павла к себе...
       Ночью холод от остывшего песка пробирал их до костей. Ломило руки и спину, зуб на зуб не попадал. Продрогшие, они жались друг другу, пытаясь согреться, но не могли, пока накопившаяся усталость не сморила их сном.
      
      Глава 125
       Павел проснулся от слепящего солнца. Открыл глаза и сразу напрягся, опасаясь пошевелиться: в десятке шагов от него на бархане из песка стоял матрос - рыжая борода, синий татуирован-ный якорь на загорелом предплечье. Постояв немного, парень в тельняшке ушёл.
       Пыхтит дизель буксира, покачивается баржа. Они так крепко спали, что даже не заметили, как прошли шлюзование. Кажется, все в порядке. Лицо товарища выглядит безмятежным, он по-мальчишески щурит один глаз от слепящего солнца, крутит головой, с жадным любопытством осматривая берега. После нескольких лет заточения Юра страшно соскучился по таким картинам. И всё же надо быть осторожными. Чтобы их не заметили с мостика маленького теплоходика беглецы нагребают над собой вал из песка, устраивая что-то наподобие защитного бруствера. Зато теперь они вознаграждены за все недавние мытарства и невзгоды: тёплый песок согревает и служит отличной периной, ласковое солнце и речной ветер ласкают кожу. Над головой в лазоревом небе плывут облака и кружатся чайки, полное ощущение будто лежишь на черноморском пляже. Хорошо думается, а поразмыслить есть о чём, например о том, куда им первым делом податься по приходу в Москву?
       Ненашев говорил, что в правительстве есть люди, которым можно доверять. Которые наверняка не замараны. Сам покойный академик рассчитывал сообщить о своих выводах кому-нибудь из независимой (как он считал) части правительства. К таковым Галилей Ненашев относил председателя Совета министров РСФСР Геннадия Воронова, тоже имеющего репутацию правдоруба и резкого мужика, способного высказать "в глаза" даже генсеку всё, что думает.
       В это число также входили Косыгин, секретарь по идеологии Михаил Суслов. И первый секретарь Ленинградского обкома Григорий Романов, жёсткий мужик, настоящий советский инквизитор, калёным железом выжигающий у себя в Ленинграде любое "западничество". Говорят, у него дома висит портрет кумира - Сталина. Тем, кто за спиной партии сговаривается с врагом, этот фанатик-догматик собственноручно готов рубить головы топором. Ещё есть крепкий порядочный мужик Фёдор Кулаков. Но, как говориться, где эти министры и где двое беглых пациентов "психушки"? Разумеется обычным путём на приём к ним не пробиться. Единственное, что Беркуту приходило пока на ум, - это телефон правительственной связи в кабинете руководите-ля Центра подготовки космонавтов. Других вариантов он пока не видел. Проблема была в том, что на территорию Звёздного городка ещё надо как-то пробраться через охраняемое КПП, между тем оба они числятся в "мертвецах". Пока Павел ломал над этим голову Юра предложил более простое решение...
       А уже в следующий момент беглецы вдруг услышали грубый голос, усиленный жестяным "матюгальником":
      - Эй вы, зайцы! К вам, к вам обращаюсь... Слушайте меня! Откапывайтесь! И вон с моего судна! - орал им с буксира в трубу жестяного рупора капитан. - Прыгайте с правого борта, тут через сто метров начинается мелководье.
      Беркут и Юрий переглянулись:
      - Что будем делать? Похоже нас засекли.
      - Может, притворимся глухонемыми?
      - Вам, вам говорю! Вылезайте! - не унимался "речной волк" и грозно давили на психику сердитыми гудками.
       Пришлось нелегальным пассажирам отправились на перегово-ры. Экипаж буксира состоял из старого капитана и бородатого матроса, которого Павел видел недавно. Капитан был невысок ростом, зато ручища у него были красные, здоровенные, готовые в любой момент сжаться в пудовые кулачища, наверняка ими он легко мог завязать узлом кочергу. Этакий человек-краб. На голове у шкипера вместо капитанской фуражки была надета какая-то старая вязанная лыжная шапочка. На подвижном живом лице играли эмоции. Но увидев Юру оторопевший от неожиданности капитан обернулся к стоявшему за штурвалом помощнику и пожаловался:
      - Похоже мне вчера не следовало пить на ночь.
      - Во те на... святые угодники, - пробормотал матрос ему в ответ, и неумело начал креститься. От крайнего удивления рулевой совсем забыл про свои обязанности. Истеричный гудок встречного судна вернул его в реальность, матрос бешено закрутил штурвал, уходя от лобового столкновения с надвигающейся громадиной пасса-жирского теплохода. Лишь чудом разошлись. Но едва угроза столкновения миновала, на мостике снова воцарилось напряжён-ное молчание, лишь было слышно, как мелко "отбивают чечётку" от ужаса стальные коронки во рту рулевого.
      - Шабашники мы, - смущённо кашлянув, представился Беркут, упреждая возможные расспросы. - Лодка наша прошлой ночью на стремнине на топляк налетела и перевернулась. Вещи, продукты, а главное вот что досадно - документы, - всё камнем на дно ушло!
      - Может быть, может быть...- не пытался спорить капитан, не спуская с Юры завороженных глаз.
      - Подсобите в нашей беде, люди добрые, - попросил Беркут.
      - М-да, - почесал затылок капитан, - отчего не пособить. Все мы люди русские.
      - А кто вы такие будете, я в том смысле, как звать-то вас? - с жадным любопытством поинтересовался, немного очухавшийся от первоначального шока рулевой.
      - Я Пряников. Товарищ мой Смирнов Иван. Денег у нас, как я уже сказал, нет. Но мы с товарищем отработаем. Мы с ним на все руки мастера: старый дизель перебрать можем, надстройку покрасить, радиостанцию настроить, борщ сварить. Роды принять, если потребуется...
      - Это нам ни к чему, - сурово зыркнув на прыснувшего в кулак молодого долговязого матроса, проворчал капитан.
       Озадаченно подвигав седыми бровями, он в который раз внима-тельно глянул на товарища Беркута и приглашающе махнул рукой: - Ладно, как говориться прошу на борт! До Москвы зачисляю вас в свой экипаж. Для начала кто-то один марш на камбуз картошку чистить. Через час в кубрике обед. После отдраите мне палубу, а там поглядим, на что ещё употребить ваши таланты...
      - Спасибо, товарищи! - улыбнулся Юра, окончательно растопив лёд недопонимания и подозрительности. Корабельщики поплыли от его улыбки. Беркут тоже глянул в ясные глаза друга и обомлел: столько в них было искренней симпатии и любви к людям, доверия к миру, что никто бы не смог остаться равнодушен. Счастливо улыбаясь в ответ, суровые речники засуетились, предлагая гостям лучшие места в кубрике, консервы и компот. Капитан тут же решил подарить новоиспечённым матросам тельняшки, раз уж они временно зачислены к нему в экипаж. А Юре в знак особого расположения презентовал капитанской бушлат с собственного плеча. При этом лицо его озарилось выражением благостного счастья.
      
       В это утро Эдуард Песочников проснулся в дурном расположе-нии духа, томимый чувством гнева от причинённого ему во сне унижения и собственной беспомощности отмстить. Во сне ему привиделось, что он допустил незначительную ошибку в написан-ной для генсека речи для партийного съезда. Сам-то Леонид Ильич по характеру был незлобив, возраст и болезни ослабили его разум, старик скорее всего даже не заметил бы ошибки. И даже узнав о ней, наверняка отнёсся к этому с равнодушным снисхождением, мол, с кем не бывает. Но одно дело Брежнев, и совсем другое его соратники по Политбюро! Эти ничего не пропустят. Вельможные старцы сохранили цепкий ум и злобный нрав. Все они начинали ещё при Сталине, у них всё сурово: не справился, подвёл руковод-ство - либо на первый раз партийный выговор с занесением в учётную карточку коммуниста и понижением в должности и звании, либо вовсе партбилет на стол, а дальше и думать не хочется...
       Но во сне с Песочниковым обошлись ещё круче: велели приехать на разбор в охотхозяйство "Завидово". Там приятно размягчённые спиртным "члены" стали думать, как его наказать. Охота им порядком наскучила, а озорные грудастые девки и прочие радости "в древнеримском стиле" не дозволялись по соображениям партийной морали. Да и стары они для подобных забав. Вот и придумало цэкашное старичьё проштрафившемуся рыжеусому писаке достойное наказание. Песочникову было велено спустить штаны, после чего хозяйские егеря выпороли непутёвого холуя.
       Напялив фирменный костюм и белоснежные кроссовки, Эдуард Сергеевич отправился в парк проветрить голову, зарядиться позитивом, настроиться на хороший день. Но проклятый сон всё никак не шёл у него из головы, ведь и в реальной жизни ему не раз доставалось от приближённых генсека. Старые цекашные пердуны никогда не спускали челяди даже мелких ошибок. Унизить кого-то из обслуги сморщенным от времени вурдалакам было всё равно что напиться свежей крови. Хамское отношение к подчинённым у них в порядке вещей. Сами-то мнят себя безгрешными, уверены в своей исключительности и неуязвимости! Вот бы хоть кого-нибудь из них настигла справедливая кара за все их большие и мелкие грехи, которых на каждом наверняка висят десятки...
       Труся по живописным тропинкам, Эдуард Песочников будто не замечал окружающей природы, мечтая о мести. Но как ему, - простому придворному клерку - отомстить могущественным членам Политбюро? Будто кто-то наверху услышал его...
      
      Глава 126
       Выходя час назад из своего подъезда на пробежку, Эдуард Сергеевич Песочников и предположить не мог, что скоро его ожидает встреча из разряда "мистических". Перехваченный на безлюдной парковой дорожке двумя "возвращенцами с того света", пухлый бегун стоял с трясущимися коленками, бледный, потрясённый, в глазах плавал ужас.
      - Нам очень нужна твоя помощь, Эдуард, - попросил Юра.
       Беркут сразу решил для себя, что единственный способ заручиться поддержкой нужного им человека это быть с ним максимально откровенным. Поэтому прямо выложил, что у него имеются серьёзные доказательства преступной деятельности накоторых очень влиятельных персон из окружения Брежнева.
       Правда, не сказать, чтобы Павел так уж верил, что его слова заставят благополучного чиновника немедленно согласиться им помочь. Ведь когда его выволокли из ракеты и заживо похоронили в гэбисткой психушке, он даже для своего бывшего друга и командира генерала Камчатова превратился в серое, расплывчатое пятно. Это пятно генерал наверняка постарался быстро стереть из памяти. И большинство людей при высоких хлебных должностях такие же; прежде всего их волнует собственное спокойствие и благополучие, к чему им пускаться в сомнительные авантюры? Однако "бегун" Беркута приятно удивил: едва оправившись от естественного в такой ситуации потрясения, он тут же ответил им "да".
       Эдуард Песочников проживал в элитной четырёхкомнатной квартире на Воробьёвых горах. Квартира была двухэтажной, чтобы домочадцы не увидели его гостей, хозяин провёл их на мансарду, ппотом принёс с кухни всяких вкусностей и напитки. Пока он ходил, Юра решил позвонить одному их общему товарищу. В отряде у него было тринадцать близких друзей - ещё из первого набора. С ними Юра молодым старшим лейтенантом проходил подготовку к своему легендарному полёту. Булат Адуйев жил с ним в одном доме, они дружили семьями.
       Беркут пытался его отговорить: объяснял, что не следует сейчас делать преждевременных шагов, сначала нужно пробиться на приём к Брежневу. Но Юра был непреклонен:
      - Сам знаешь, Булатик свой парень. Я хочу, чтобы он поехал с нами и подтвердил, что мы с тобой - это мы, а не какие-то аферисты, которые желают выдать себя за известных людей. Пусть он скажет Брежневу, что я не Гришка Отрепьев, понима-ешь?
       Павлу нечего было возразить. С Адуйевым Юра действительно был очень дружен. Они были знакомы ещё даже до поступления в отряд космонавтов, вместе летали в истребительном полку. В казарме авиационного училища из койки стояли рядом.
       Когда Адуйев снял трубку, Юра обратился к нему не по имени, а использовал позывной, о котором никто из посторонних знать не мог:
      - "Боб", привет, как ты? Летаешь? Как Надя, дети?
      - А кто это говорит?
      - Ну, как, ты меня не узнаешь, что ли? Это же я...
      Характерная манера выговаривать некоторые слова звонившего, интонация не могли не ошеломить Булата. По наступившей затяжной паузе Беркут почувствовал, что у человека на другом конце телефонного провода на голове зашевелились волосы. Пауза длилась не менее трёх минут. Наконец Адуйев произнёс ошелом-лённо:
       - Куда же ты делся? Столько времени прошло... Что с тобой произошло?
      - Понимаешь, не знаю как именно это произошло, но меня из самолёта выбросило. При ударе о землю я потерял сознание. Некоторое время был один в лесу. Потом меня подобрали...В общем, не телефонный это разговор. Можешь подъехать прямо сейчас?
      
       Булат примчался через два часа. С собой он привёз старый китель Юры и ботинки 41 размера, который под каким-то предлогом взял у его "вдовы". Но и без примерки Булату сразу стало ясно, что перед ним воскресший каким-то непостижимым образом из мёртвых друг юности. Тем не менее вместо объятий он повёл себя как-то странно: отстранённо присел на краешек кресла у противоположной стены комнаты. Взгляд его Беркуту сразу не понравился.
       Юра доверчиво изложил товарищу их общий с Беркутом план и предложил ехать с ними к генсеку, на это Адуйев ответил с очень холодной интонацией:
      - Ну, хорошо, допустим. Но как ты себе представляешь своё возвращение? Что, завтра в программе "Время" народу объявят, что ты жив, и на этом всё - дальше всё пойдёт, как до твоей "гибели"?.. Нет, не получится так, дорогой товарищ. Существуют нерушимые традиции, и ты их знаешь, не хуже меня. Тебя, и вон его тоже (он кивнул на Беркута), оплакивала вся страна. Тебе установлены десятки памятников. Даже если представить, что ты, - это Он, всё равно ты не имеешь права воскресать.
      - Как это представить? - в изумлении воскликнул Юра. - Разве ты не видишь в моих глазах, что я - это я?!
      - Это сейчас не важно.
      - Как это не важно?! Не важно, что человека по ошибке похорони-ли заживо, а на самом деле он живой и ещё полон сил?!
      - Коммунизм, - это ведь в некотором смысле тоже религия, - очень рассудочно стал объяснять Адуйев. - И как в любой религии, наши "святые отцы"-комиссары должны придерживаться определённой обрядовости, тем самым храня чистоту великого учения, её сакральную силу от опасных еретических прецедентов. И раз уж ты оказался среди самых почитаемых святых, то не можешь больше принадлежать самому себя... Пойми! Страна гордится твоим подвигом. Миллионы людей готовы молиться на твой святой образ. Тебе посвящают трудовые свершения, у твоих памятников школьников принимают в пионеры, комсомольцы перед твоими образами клянутся на верность партии и святому делу построение коммунизма. Ты стал частью национальной идеи. При слове СССР первое что сразу вспоминают во всём мире, это имя Ленина и твоё имя! Это великая честь. А ты, уж извини меня за прямоту, рассуждаешь, как простой обыватель. По-мещански...
      - Точное соблюдение обрядов необходимо, когда утеряны вера и правда, - вспомнилась Беркута чья-то цитата.
      - Пусть так, - невозмутимо парировал Булат, который сильно изменился за последнее время. - Но благодаря догматике мы остаётся единственным в мире государством, строящим справед-ливое общество не по человеконенавистническим законам капитала, а на принципах всеобщей справедливости. И твоё имя удостоено быть на нашем знамени. Разве тебе этого мало?
      - Но я жить хочу! - растерянно воскликнул Юра. - Пойми же ты меня, наконец! Когда наш с Серёгиным истребитель падал на лес, я не искал спасения в одиночку, но раз уж судьба сама так за меня распорядилась... ведь я обычный человек, и как все мечтаю о нормальном человеческом счастье...
      - Какой же ты обычный, - возразил Адуйев, - если музеи отчаянно сражаются за обыкновенную расчёску или авторучку, хранящую тепло твоих рук, чтобы разместить святую реликвию на лучшем месте экспозиций. Если люди бережно хранят в семейных альбомах фантик от конфеты или билет на футбольный матч, к которому ты прикасался, чтобы передать следующим поколениям. Лучшие художники, скульпторы борются за право изобразить тебя. И не каждому это ещё позволяют, ибо одного мастерства тут мало, требуется предъявить доказательство чистоты веры. Какой же ты после этого обычный человек?.. Твоя жизнь продолжается, как память о тебе. На Востоке говорят, что пока умершего помнят, его дух жив. Тебе в этом смысле очень повезло - тебя будут помнить всегда... А теперь представь что начнётся, если ты вдруг объявишься? Живой. У народа возникнут нехорошие вопросы к правительству. Нет, народ такого просто не поймёт! Нельзя позволить, чтобы люди перестали верить власти. Опасно. Могут зашататься устои государства.
      - Красиво говоришь... будто с трибуны, - съязвил Беркут. - Это кто же тебя так успел натаскать?
       Но Юра на этот раз промолчал, только желваки сурово ходили на его скулах, да костяшки пальцев побелели на крепко сжатых кулаках.
      - Я помню тебя в тот день в красном комбинезоне, в гермошлеме с надписью: "СССР", - голос Булата сделался торжественно-проникновенным, казалось, от прилива ностальгии у него ком в горле застрял. - И хочу запомнить таким, а не в этих обносках с чужого плеча. И народ тебя хочет запомнить именно таким - ослепительно красивым героем, полным молодой удали...
      - То, что ты сейчас говоришь, называется "обыкновенная подлость", - вступился за друга Беркут.
      - О семье своей подумай! - сухо резанул Адуйев, сверля взглядом бывшего командира.
      - О семье? - изумился Юрий. - Так я о них и думаю...
      - Видать, ты плохо себе представляешь реальное положение вещей, раз так плохо думаешь. После того, что на них обрушилось, когда ты не вернулся с аэродрома, твоей жене и девочкам пришлось очень тяжело. Но с годами их боль постепенно утихла. Время лечит, и люди свыкаются даже с самой тяжёлой потерей. Сейчас им очень спокойно и в общем хорошо живётся. Твоё имя, твоя посмертная слава, служат им надёжной защитой от всех жизненных невзгод и проблем. Подумай, не разрушишь ли ты так трудно обретённое благополучие семьи своим воскрешением в таком вот качестве? - Лоснящийся от благополучия сослуживец смерил Юру выразительным взглядом.
      - Моим близким нужен муж и отец, а не набор номенклатурных привилегий! Они будут счастливы узнать, что я жив.
      - Тебе просто этого не позволят! - снисходительно заверил Адуйев, снова став холодным и самодовольным. - Неужели ты всерьёз на что-то надеешься?
       И столько непробиваемой самоуверенной спеси прозвучало в этой последней фразе, что Юра как-то весь сник, ссутулился. Засомневался:
      - И всё-таки не могу поверить, что Надя откажется принять меня... Ну, хорошо, если власти я не нужен в прежнем качестве, разреши-те мне хотя бы забрать свою семью. Мы уедем куда-нибудь подальше и будем жить простой неприметной жизнью. Я согласен на пластическую операцию, согласен жить по другим документам. Готов на любую работу. Только бы жить обычной жизнью свободного человека.
      - А ты уверен, что они согласятся? Твоё имя открыло им дорогу в другую жизнь. У твоих детей грандиозные перспективы. Они рьяно оберегают право своей семьи быть верховными жрецами твоего культа.
      - Тебе лучше выйти вон! - жёстко посоветовал негодяю Беркут. - Ещё слово, и я за себя не ручаюсь.
       Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, после чего бывший сослуживец быстро вышел из комнаты. Хлопнула в прихожей дверь. Павел повернулся к другу: Юра смотрел в окно, мысли его были далеко. Павел не торопил его, ждал, когда товарищ сам решит высказаться.
      - Может он прав и мне не следует причинять новые страдания своей семье... Покушаться на честь страны, - наконец поделился снова навалившимися сомнениями Юра.
      - И ты поверил этому гаду! - вознегодовал Беркут. - Он же всё врёт! Я хорошо знаю твою Надюшу, твоих девочек. Видел их перед своим неудавшимся стартом. Они у тебя настоящие, чистые души. Да плевать они хотели на все их цацки, если взамен им вернут живого папку! И народу нужен именно ты, а не бронзовый идол для поклонения! И что это за страна, честь которой строиться на лжи? Так что забудь всё, что тут набрехал тебе этот гнилой гриб! Он обыкновенный Иуда, потому что предал вашу молодость, предал тебя, погибших товарищей. Обменял всё это на карьеру и высокий оклад. Я же тебя предупреждал, что многие от тебя станут открещиваться.
       К счастью его слова убедили товарища: Юра тряхнул головой, словно стряхивая с себя ядовитый туман.
       - Да, ты прав, ни одно хорошее дело не может быть построено на лжи. За справедливость всегда приходиться бороться.
      
       Эдуард Песочников нашёл для гостей кое-какую одежду. Возле дома на парковке стояла его "Вольво" вишнёвого цвета, на которой Песочников был намерен отвезти их в резиденцию Брежнева. Он сел в свой автомобиль и стал прогревать двигатель. В это время к ним снова подошёл Булат Адуйев, он ждал их появления, нервно куря на детской площадке.
      - Я же тебя сказал, чтобы ты убирался! - двинулся ему навстречу Беркут. Но Юрий остановил товарища:
      - Постой, пусть скажет. Может, в нём совесть сыграла.
      - Ладно, в конце концов, не во мне дело, - примирительно начал Адуйев, недокуренная сигарета в его пальцах нервно подрагивала. - Я же о тебе думаю, Юрка! В конце концов, можешь не слушать моих советов. Но ты должен знать, что я тебя всегда любил и по-прежнему люблю, как лучшего друга... Если можешь, то прости за то, что наговорил тебе много неприятного.
       Юра по своему характеру не умел держать зла на людей. Они с Адуйевым обнялись и по старому обычаю трижды расцеловались в знак примирения. В какой-то момент пепел с сигареты Адуйева упал на куртку Юрия, и так как он не заметил этого, не поспешил стряхнуть с себя уголёк, то на нём затлела одежда. Беркут стал тушить одежду на товарище, дыра только увеличивалась в размерах, летели искры, а Юра словно не замечал, что горит.
      - Хорошо всё-таки, что он решил остаться мне другом! - с теплотой произнёс он вслед быстро уходящему Булату.
      
       Едва "Вольво" отъехала от дома, как Беркуту показалось, что за ними увязался "хвост". Впрочем, через пару километров вызвавшая у него подозрение "Волга" как будто отстала. Между тем проехав по Кутузовскому проспекту выехали на Можайку и через двадцать километров по Сколковскому шоссе оказались у цели. На взъезде в загородную резиденцию генсека Брежнева "Заречье-6" Эдуард Песочников притормозил свой "Вольво". Старший офицер по контрольно-пропускному пункту знал его в лицо и кивнул, но заметив людей на заднем диване поинтересовал-ся:
      - Кто у вас в машине?
      Песочников ответил:
       - Я звонил товарищу Пилатову (это был личный помощник Брежнев). Он должен был сообщить вам, что со мной будут двое товарищей. Им назначена личная встреча с хозяином.
      Офицер снова кивнул и взял под козырёк:
      - Нам сообщили, можете проезжать. - Он сделал знак своим подчинённым, чтобы те подняли шлагбаум. Через минуту гости оказались на территории правительственного поместья. Мимо окон автомобиля проплыли два флигеля, где вероятно размещалась охрана резиденции и другая прислуга. От ворот дорога с очень хорошим покрытием повела их мимо теннисного корта, бассейна, впечатляющей оранжереи с прозрачным круглым куполом. Проехав сквозь хвойный лес, Песочников плавно подрулил свой "Вольво" к особняку, выстроенному в форме буквы "П". Фасад здания был стилизован под средневековый замок.
       Чуть в стороне от главного входа прогуливался вдоль газонов и цветников высокий статный мужчина в светло-голубом костюме. Пуговицы его пиджака были небрежно расстёгнуты. Это и был личный референт Брежнева Андрей Григорьевич Пилатов. Увидев приближающийся автомобиль, он не поспешил навстречу, а с холодным любопытством лишь наблюдал за ними. Да, коллега по телефону предупредил его о том, кто должен приехать, но Пилатов естественно не поверил ни единому его слову, ведь оба знамени-тых космонавта погибли, урны с их прахом замурованы в кремлёвскую стену и точка. То, что они по какому-то роковому стечению обстоятельств могли остаться в живых, Пилатов ни на мгновение не допускал, а пропуск выписал из чистого любопыт-ства. Интересно же взглянуть на двоих талантливых аферистов, выдающих себя за таких великих людей, и даже сумевших загипнотизировать доверчивого коллегу. При этом Пилатов побаивался слишком близко подходить к подъехавшему автомоби-лю, а вдруг невменяемый человек придет? Плеснет чем-нибудь в глаза, и останешься слепым. Или вдруг кому-то из них очень захочется отгрызть нос чем-то не приглянувшемуся референту генсека? Да мало ли что может произойти, непонятно же, чего ожидать от прохиндеев? Андрей Григорьевич Пилатов решил так: он лишь взглянет на лже-космонавтов с безопасного расстояния, а потом знаком подзовёт ребят из охраны, которые сидели на лавочке неподалёку, чтобы они проводили гостей до ворот и вызвали специальную службу. К событию он подготовился: на территории усилили охрану, предупредили, что можно ожидать любого развития событий.
       И вот открылись дверцы иномарки, из салона выбрались двое мужчин. Пилатов напряг глаза. Эдик Песочников повёл своих пассажиров прямо к нему. Охранники неподалёку ждали сигнала, чтобы скрутить приехавших, а Андрей Григорьевич неожиданно для себя отчего-то растерялся. Нет, ни один мускул не дрогнул на его породистом лице, но холодок ужаса пробежал у него по спине, пальцы сами принялись застёгивать полы пиджака, но никак не могли попасть пуговицами в петли. Обоих погибших космонавтов помощнику генсека неоднократно приходилось встречать на различных мероприятиях и даже разговаривать с ними, поэтому он не мог не видеть очевидного сходства между покойными героями и двумя беглыми психами. Всё это не укладывалось в голове. Когда же гости подошли, Пилатов окончательно убедился, что иногда мёртвые всё же возвращаются. С этой секунды он стал очередным потрясённым свидетелем чуда.
      
      Глава 127
       Андрей Григорьевич Пилатов повёл гостей в особняк. Они шли через анфиладу со вкусом обставленных комнат. В одной из них супруга Брежнева - немолодая и некрасивая женщина с внучкой дошкольного возраста, - смотрели фигурное катание по телевизо-ру. Супруга Брежнева обожала танцы на льду. Но так как крупные турниры по этому виду спорта проводились на столь часто, как ей того хотелось, то чиновники из Госкино нашли выход. Специально по линии "Совинфильм" для "первой леди СССР" закупались видовые фильмы с фрагментами ледовых ревю, где пары фигури-стов катались под музыку на фоне красивых природных пейзажей. Супруга генсека в который раз пересматривала свою любимую австрийскую картину "Весна на льду". И была так увлечена, что лишь рассеянно кивнула незнакомым мужчинам.
       В другой комнате, по-хозяйски развалившись на креслах и диванах, отдыхала только что приехавшие из аэропорта группа американцев. Этих невозможно было с кем-то спутать. Провожа-тый коротко пояснил, что знаменитый американский врач прилетел по приглашению кремлёвских коллег, чтобы осмотреть престарелого больного вождя и проконсультировать русских врачей. С высоких трибун лидеры Советского Союза сыпали в адрес загнивающего Запада угрозы и проклятия, а затем втихаря обращались к тому же "вражескому" Западу за медицинской помощью. Услуги заокеанских эскулапов щедро оплачивались валютой...
       Референт привёл космонавтов на открытую террасу с несколь-кими удобными креслами, столиком, колонками стереосистемы.
      - Располагайтесь, - Пилатов указал им на кресла, - здесь вы никому не будете мозолить глаза, пока Леонид Ильич отдыхает, а когда он проснётся, я постараюсь устроить вашу встречу. Сейчас вам принесут лёгкие закуски и напитки.
       Балкон выходил в сосновую рощу, приятно пахло хвоей, в кроне деревьев щебетали птицы. Место действительно было уединён-ным, вокруг ни души, только между рыжими стволами выглядыва-ли из земли заросшие мхом спины огромных валунов; вдали виднелось голубое зеркало открытого бассейна.
       Перед тем как ненадолго покинуть их, брежневский референт сказал:
      - Здесь, в резиденции, вы в безопасности, но за её пределы вам лучше не выходить, - при этом он снова озадаченно взглянул на "товарища Смирнова".
      - Видел, как он на меня посмотрел? - кисло усмехнулся Юра вслед ушедшему референту. - Представляешь, что будет со стариком Брежневым, когда он меня увидит? Боюсь, даже американцы его не смогут откачать, если генсека кондрашка хватит.
      - Не думай об этом, - посоветовал Беркут. - Леонид Ильич всегда к тебе тепло относился, а помощник его как-нибудь подготовит.
      Буквально через десять минут после ухода Пилатова появились две симпатичные официантки с угощением... Мужчины только приступили к еде, как снова появилась миловидная сотрудница и с приятной улыбкой обратилась к Юрию:
      - Вас к телефону.
      - Меня?!
      - Да, да вас.
      Товарищ растерянно взглянул на Беркута, но девушка приятным голосом поспешила заверить его, что далеко уходить ему не придётся:
      - Аппарат тут, в соседнем помещении.
       Юра поднялся, чтобы идти с ней.
      - Я сейчас вернусь - сказал он другу.
      - Я пойду с тобой! - тоже поднялся с кресла Павел.
       Девушка привела их к телефонному аппарату. Едва услышав голос в трубке, Юра был ошеломлён.
      - Это моя Надя! - прикрыв трубку рукой, поделился он своей радостью. - Они здесь, понимаешь! - улыбка радости осветила всё его лицо.
       Выяснялось, что его жена как-то узнала, что муж жив и находится здесь, и приехала с дочерями. Но их не пускает охрана на КПП. Однако Павел почувствовал неладное и предостерёг товарища:
      - Не ходи, это ловушка!
      Товарищ глянул на него, как на подлинного сумасшедшего:
      - Не ходить?! Они ведь ждут меня, ты что, не понимаешь?
      - И всё же не ходи.
      - Ты предлагаешь мне спрятаться от Нади и дочек? - просил Юра так, что, едва взглянув ему в лицо, Беркут опустил глаза.
      - Вот видишь... Они ведь приехали, как только узнали, что я жив. Врал Адуйев. Я им нужен. А ты говоришь не ходи.
       Юра положил ему руку на плечо, похлопал в знак того, что не держит на него обиды. На лице его играла безоблачная мальчише-ская улыбка. Улыбка искреннего счастья. Он быстро пошёл навстречу с семьёй. Потом побежал. Беркут едва поспевал за ним.
       При приближении Юры к КПП ошеломлённая охрана, признав в неизвестном гражданине народного кумира, почтительно расступилась. А по ту сторону шлагбаума, в каких-то ста метрах, его ожидала семья. Правда, рядом с женщинами тёрлись подозри-тельные парни крепкого сложения и стояли две "Волги". Для Беркута всё выглядело слишком очевидно. Но страшно соскучив-шийся по жене и дочерям друг видел только их. Он радостно бросился к своим, торопясь скорее их обнять. И даже когда его Надежда вдруг предупреждающе вскинула руку, а стоящие рядом с ней с напряжёнными испуганными лицами девочки прижались к матери, уткнувшись лицами ей в пальто, Юра не остановился. Не услышал он и голоса товарища, который в спину ему кричал, чтобы он возвращался, потому что это засада Всё произошло мгновенно. Шестеро крепких парней заломили невысокому мужчине руки. Тут же появился желтый микроавтобус РАФ 2203 "Латвия" с замазанными белой краской стёклами салона. Из "неотложки" выскочили ещё трое дюжих санитаров. Беглого пациента затолкали в салон "Скорой помощи".
      - Стреляйте же по колёсам! - закричал стоящим возле шлагбаума офицерам Беркут.
       Но охрана резиденции просто стояла и наблюдала. Взвыла сирена и машина на максимальной скорости понеслась прочь.
      - Будьте вы прокляты, трусы! - повернулся к охранникам Беркут. Теперь у него оставалась последняя надежда - на генсека. Ведь когда Брежнев узнает обо всём, то полетит множество вельмож-ных голов.
      
      Глава 128
       Увидев приближающегося Пилатова, Беркут кинулся к нему:
      - Юрия только что похитили! Заломили руки, затолкали в неотложку и увезли. Но я запомнил номер. Надо скорее доложить Леониду Ильичу, чтобы подняли все силы по тревоге.
       Выслушал его с холодным отчуждённым выражением лица, Пилатов взял Беркута за локоть и отвёл в сторонку:
      - Оказывается вы редкие шалуны со своим приятелем, - неприяз-ненно заговорил он. - Будто загипнотизировали меня. Слава богу я всё же вовремя сумел очнуться и догадался навести справки, прежде чем докладывать шефу. Хорош бы я был, если бы поверил в ваши сказки! Ваш то подельник - большой мошенник. Уже не первый год выдаёт себя за якобы спасшегося космонавта, дурит людям головы и на этом имеет большие деньги. Гастролирующее шоу двойников! Доходный промыслен придумали, голубчики! Вы что, не знали, что оба давно находитесь во всесоюзном розыске? Не понимаю только, чего вас сюда-то понесло? Неужели всерьёз надеялись легализоваться? Ну вы и наглецы! Мне бы следовало задержать вас и передать куда следует, да лишнего позора не хочется. Так что убирайтесь, пока я не сдал вас охране.
      - Вас ввели в заблуждение.
      Но референт не собирался больше его слушать.
      - Убирайтесь! - брезгливо зашипел он, оглядываясь на охранников. - Я итак рискую стать посмешищем из-за вас.
      
       Помещённый в жёсткие условия необходимости как-то выживать, человек вынужден приспосабливаться. Приходиться на время забыть про мораль и дичать. Без гроша в кармане, без еды, разыскиваемый милицией, экс-космонавт мог рассчитывать только на себя, и быстро усваивал повадки беглого преступника. По пути в Москву Павел совершил две кражи. Спёр курицу, предваритель-но свернув ей шею, чтобы, когда припрёт голод, зажарить на костре; и угнал неосмотрительно оставленный хозяином без присмотра мопед "Рига-12". Конечно, трофей не богатый - не "Ява". Особо не разгонишься, - движок объёмом всего 1, 3 лошадки едва мог выдать 40 километров в час. Зато имелось важное преимущество - мопед был снабжён велосипедными педалями на тот случай, если одноцилиндровый движок заглохнет на крутом подъёме.
       Лишь к утру Павел добрался до города. Он занял позицию в сквере напротив своего дома. Ждать пришлось недолго. Вскоре появилась Вика, но не одна... Жена вышла из подъезда вместе с Толстопятовым. Воркуя и целуясь, словно голубки, любовники направились к машине. По пути рыхлый, низенький толстяк, обнимал партнёршу (которой едва доставал макушкой до плеча) за талию, а она, словно весенняя кошка, прижимается к нему. Распахнув любовнице пассажирскую дверцу "Мерседеса", Толстопятов игриво хлопнул её по заднице, после чего с небреж-ной хозяйской ленцой обошёл иномарку и уселся за руль.
       Проводив взглядом отъезжающий автомобиль, Павел, словно вор, проскользнул в родной двор, улучив момент, когда пенсионер-охранник отвлечется. Дверь квартиры ему доверчиво открыла домработница, для чего Павлу пришлось выдать себя за её земляка, что работал в их ЖЭКе дворником.
      - Шайтан! - вскрикнула Фаина, выпучив на покойника глаза, ноги у неё подкосились, и впечатлительная женщина стала медленно оседать на пол.
       Беркут подхватил ставшее ватным тело, затащил в прихожую, торопливо запер за собой дверь. Усадил почти лишившуюся чувств прислугу на табурет, но прежде чем бежать за сердечными каплями для неё, прислушался: на лестничной клетке было тихо.
       Отпаивая побледневшую домработницу валерьянкой, корвало-лом и таблетками от высокого давления, мужчина ласковым голосом втолковывал ей:
      - Спокойно, Фаня, я не гость с того света. Я живой. Так уж вышло... Я ведь никогда тебя не обманывал, верно?
       Пять минут назад, едва увидев его на пороге квартиры, впечатли-тельная и не слишком образованная деревенская баба вначале вытаращилась на "вернувшегося покойника", а потом в ужасе зажмурилась. Она так и продолжала сидеть с плотно закрытыми глазами, боясь взглянуть на мертвеца.
      - Э, так не пойдёт, - с шутливой строгостью произнёс Беркут. - Ну-ка, посмотри на меня, разве мертвецы бывают такими?
      На сморщенном в приступе дикого страха, круглом лице домра-ботницы слегка приоткрылась щёлочка правого глаза.
       - Ну, убедилась? А теперь давай рассмотри меня как следует. И ответь мне хоть что-нибудь, - мужчина опустился напротив перепуганной женщины на колени, чтобы она могла видеть его живые глаза.
       Бедная Фаня что-то замычала в ответ, послушно затрясла головой, а у самой в круглившихся огромных глазах застыл ужас. Так простая женщина запросто могла свихнуться. Пришлось взять её за холодную, как снег руку, и заставить несколько раз ущип-нуть себя.
      - Ну, убедилась, что я не мертвец?
      На лице домработницы появилось слабое подобие вымученной улыбки.
      - Ну вот и хорошо...Эх, милая моя Фаинушка, очень рад тебя видеть! В этом городе кроме тебя мне ведь и поговорить-то по душам не с кем... Знаешь что? Посиди тут пока ещё немного, а как лучше станет, свари-ка нам обоим кофейку - поболтаем, я расскажу тебе, что со мной приключилось за это время.
       Оставив домработницу в прихожей, Беркут направился к себе в кабинет. По пути он привычно скользил взглядом по шикарной обстановке своей бывшей квартиры. Только проходя мимо открытой двери, ведущей в их с Викой спальню, отвернулся, чтобы не видеть смятой постели.
       Оказавшись, у себя в кабинете Павел присел на небольшой диванчик и почувствовал, как потихоньку спадает нервное напряжение. Это был его мир, его "берлога". В этих стенах ему было покойно и безопасно. Хотя от Вики он ушёл, тем не менее пока всё тут оставалось на своих местах. В платяном шкафу висела парадная подполковничья форма со звездой героя. Пока ему просто некуда было перевезти отсюда свои вещи. Мужчина надел форму и подошёл к зеркалу, в ней он снова стал собой прежним...
       В прихожей хлопнул входная дверь - так и не поверившая ему Фаня сбежала из "нехорошей" квартиры, едва лишь почувствовала силу в ногах. Беркут опустился в кресло
      
      Глава 129
       Проснувшись, Павел отправился на кухню вскипятить чаю. Вероятно, спросонья он всё никак не мог врубиться, где находится. Нет, он отлично помнил, что заснул в своём кабинете, в бывшей квартире, но теперь каким-то непонятным образом оказался в незнакомой жалкой хибаре: грязные окна, пыльные, выцветшие занавески, старая дешёвая мебель. Его окружала убогая и очень странная обстановка: на стенах на старых ободранных обоях наклеены сотни вырезанных из газет и журналов снимков взлетающих ракет, стыкующихся в космосе кораблей, других планет. А ещё фотопортреты Циолковского, Королёва, Вернера фон Брауна, знаменитых космонавтов и астронавтов. И везде книги, даже на полу и на подоконниках. Куда не посмотришь - книги, книги, книги. Похоже они были главным богатством хозяина сильно запущенной малометражной "двушки". Перевя-занные в пачки, и просто наложенные в пирамиды. И почти все посвящены астрономии и космонавтике, планетологии, ракето-строению. Научно-фантастические романы Ивана Ефремова о коммунистическом будущем человечества и его контактах с такими же просветлёнными инопланетными цивилизациями.
       В маленькой, бедно обставленной гостиной во всю стену, прямо на голой стене нарисована картина: луноход ползёт по лунной поверхности. Что за фанатик тут обитает?
       В прихожей Беркут заметил старенький спортивный велосипед "Турист" с яркой цветной наклейкой на раме фирмы "Мерседес-Бенц". Велосипед светло-голубого небесного цвета был прислонён к пожелтевшему настенному календарю трёхлетней давности с портретом знаменитого барда с гитарой. С портрета Архипов улыбался ему, словно хорошему приятелю.
       В замочной скважине заскрежетал ключ, распахнулась входная дверь, появившаяся на пороге незнакомая баба с полными авоськами продуктов, непонятно с какого перепоя, радостно бросилась к нему:
      - Эдичка!
      Павел отшатнулся от странной "психической", пытающейся повиснуть у него на шее.
      - Эдичка, почему мне не позвонили, что тебя собираются выписы-вать? Я бы взяла отгул, и сама приехала за тобой, - неприятным резким голосом торговки голосила тётка и настойчиво лезла к нему обниматься. У неё была заячья губа, некрасивое лицо, неказистая крестьянская фигура.
      - Извините, я тут по ошибке, - Павел аккуратно, но решительно отстранил от себя навязчивую сумасшедшую, спеша поскорее выбраться из душной обстановки бомжатника. Баба перестала голосить, внимательно всмотрелась в его глаза, и гримаса боли исказила её лицо:
      - Тебя ведь не выписали?
      - Я лучше пойду, и...извините.
      Но прилипчивая тётка стала цепляться за него и слезливым голосом уговаривала остаться:
      - Ну куда ты бежишь, Эдичка? Сам ведь знаешь, какими злыми бывают люди. Кто-нибудь вызовет психиатричку и ментов, а они всегда вначале дерутся... А если тебя заметит сосед - совсем худо будет. Помнишь, Ворон обещал, что когда ты вернёшься, лично выбьет тебе глаз за то, что ты с ним сделал. Лучше тебе вернуться самому, Эдя, милый! Давай я позвоню твоему врачу он приедет и тихо-мирно тебя заберёт.
       Отделаться от сумасшедшей оказалась не так-то просто. Пришлось отбросить все церемонии и доходчиво объяснить принявшей его за кого-то другого полоумной, что он оказался у неё случайно, по какой-то нелепой ошибке. Присмирев, чудачка безропотно выдала ему из своего кошелька красный червонец и синюю пятирублёвку. Естественно, на прощание он пообещал вернуть ей долг в ближайшее время.
       Вниз на улицу его повела незнакомая обшарпанная лестница. Всё было чужим, нелепым... Выбежав из подъезда, Павел стал непонимающе озираться: двор тоже был ему совершенно не знаком. С трёх сторон его обступали серые панельные пятиэтажки, в центре детская площадка и футбольная коробка - рядовая обстановка рабочих окраин. Каким шальным ветром его занесло сюда? Сделав несколько неуверенных шагов, Беркут снова остановился возле заброшенного "Запорожца". За отсутствием колёс "горбатый" стоял на подставках из кирпичей, зато к ржавому капоту была прикручена никелированная фигурка оленя от классической модели "Волги".
       Неподалёку распивала и закусывала компания затрапезного вида мужиков, там его сразу признали и даже пригласили "к столу", словно родного:
      - Эй, космонавт! Давай к нам!
      - А где я? - крикнул он в ответ.
      - На Луне, наверное, или на Марсе! - заржали алкаши. - Вы, товарищ алконавт, утром заправляетесь возле гастронома и сразу на очередной рекорд идёте...
      - А если серьёзно?
       Оказалось, что каким-то шальным ветром его занесло на окраину подмосковных Мытищ. Отсюда, - от этих мусорных свалок, обшарпанных рабочих "хрущёвок" и грязных бараков лимитчиков, - до элитного дома в центре Москвы и в самом деле было, как от Земли до Луны...
       Если с привычным тебе миром что-то становится не так, если всё буквально рушится у тебя на глазах, остаётся лишь одно - ухватиться за самое важное и дорогое... Через сутки Павел уже был в сотнях километрах от Москвы; сошёл с поезда дальнего следования на маленькой, затерянной в степях станции...
      
       Проходящий скорый поезд давно покинул станцию, лишь одинокий пассажир продолжал стоять на опустевшей платформе, озираясь по сторонам. Его потерянный вид привлёк внимание милицейского наряда. Павел спокойно, даже со злорадным нетерпением ожидал приближения старых знакомых! Ну что ж, путь подходят, раз желают нарваться на крупные неприятности! Не узнали его - им же хуже... В прошлый раз менты из местного линейного отдела хорошо намяли ему бока и почистили карманы, приняв за обычного фраера, по глупости заступившегося за безбилетницу. Видать пришла пора поквитаться с ними за украденные у него часы, золотое кольцо и деньги.
      - Гражданин, вы что, забыли, куда едете? - с ехидцей поинтересо-вался старший наряда, изучающе разглядывая фигуру пассажира.
       Такой наглости Павел не ожидал. Даже в упор тупоголовые менты не хотели узнавать в нём знаменитость! Он изумлённо взглянул в насмешливые пустые глаза старшего сержанта в плохо подогнанной форме. Затем перевёл взгляд на самодовольные лица его сослуживцев, тоже отмеченные печатью лёгкой дебильности. И всё же как они посмели обратиться к нему, словно к обычному штатскому?! Ведь на нём форма подполковника ВВС, и главное - золотая звезда Героя на груди! Неужели совсем отупели на этом богом забытом полустанке, не понимают, с кем имеют дело...
      - Извольте обратиться ко мне по уставу! - строго отчеканил он. - Перед вами подполковник! Что, с утра водкой глаза залили, если не видите, кто перед вами?!.. Да я вашу пьяную контору разгоню! Поувольняю к чёртовой матери!
       Продолжая отчитывать патрульных, Павел полез во внутренний карман кителя - у офицеров его ранга документы хранились в чехле, который крепился к внутреннему карману специальным устройством (потеря удостоверения космонавта, партбилета и наградной книжки на звание Героя Советского Союза была чревата серьёзными неприятностями).
       Пока он извлекал свои "корочки", к патрульным прибыло подкрепление из троих сослуживцев. Милиционеры окружили Беркута. Его удостоверения не произвели на них никакого впечатления. Вместо того, чтобы извиниться и сгладить конфликт, милиционеры потребовали, чтобы гражданин прошёл с ними в отделение. Беркут отказался, тогда ему заломили руки, словно какому-нибудь алкоголику! Надели наручники и силой потащили в своё логово. История повторялась самым прискорбным образом!
       В помещение линейного отдела старший сержант стал доклады-вать кому-то по телефону:
      - Только что задержали гражданина...да, товарищ комиссар, опознан по присланной вчера ориентировке. Предъявил чужой паспорт на имя Василия Николаевича Пряникова, жителя посёлка "Восточный" Амурской области, работающего массовиком-затейником в Доме культуры колхоза "Пятилетка в четыре года!". Да, мы старались действовать в соответствии с полученной инструкцией, но ситуация вышла из-под контроля - в ответ на наше предложение пройти в отделение, гражданин оказал сопротивление и попытался сбежать... Слушаюсь! Понятно. Есть, товарищ комиссар!
       Положив трубку, дежурный в сердцах выругался, и крикнул четырём сослуживцам, которые уже четверть часа с тяжёлым сопением увлечённо охаживали сапогами извивающееся на полу тело:
      - Эй, заканчивайте там, костоломы! Сейчас за космонавтом личный "членовоз" придёт. Если перестарались, сами будете объясняться с архангелами, почему у их клиента такой "синий" вид.
       Павла перестали топтать и заперли в отдельной камере, а через какое-то время передали четырём бугаям в медицинских халатах. И тут Беркут упёрся.
      - Я никуда не поеду!
      - Это почему? - искренне удивились здоровяки-санитары. - Доктор Панаётов вас прям заждался.
      - Панаётов? - поёжился беглец.
      - Его к нам обратно вернули, пока вы оба в бегах были. И назначи-ли главврачом, - ответили санитары, переглядываясь и посмеива-ясь. - А профессора Лунца за побег больных понизили до его заместителя. Зиновий Дмитриевич, как узнал, за кем мы едем, так очень обрадовался, аж засиял весь!
      - Всё равно я отказываюсь куда-либо ехать! Сперва пусть эти воры вернут мне украденное! - потребовал Беркут. - Или они возвращают изъятые у меня в прошлый раз часы - подарок Фиделя Кастро! И главное - золотую звезду Героя Советского Союза, её мне в Кремле вручал лично Хрущёв. Или вызывайте прокурора области! За такие забавы с вас тут не просто погоны поснимают, а на нары отправят - на потеху зекам.
       Угроза в адрес ментов прозвучала довольно самонадеянно, учитывая, что к этому времени санитары уже надели на него смирительную рубашку. Тогда Беркут обратился лично к дежурному по отделению:
      - Напрягите мозг, хоть это вам и не привычно. КГБ устроило против меня грязную провокацию, я понимаю, что вы им в этом помогаете. Но ведь я могу добиться своего оправдания даже из психиатрической тюрьмы, в которую в меня снова поместят. И тогда вам тоже придётся отвечать за беззаконие.
       Поразмыслив, старший сержант всё же решил не рисковать погонами и свободой и вернуть хотя бы часть похищенного. Смущённо зыркая на сослуживцев из-под насупленных бровей, он передал одному из санитаров изъятую золотую звезду Героя. Пробормотал:
      - Извините, товарищ подполковник, мы только выполняем распоряжение своего начальства.
       Санитары затолкали Беркута в жёлтый "рафик" с наглухо замазанными краской окнами. Со стороны водителя из приёмника доносилась знакомая песня в исполнении Нины Бродской: "Письмо без адреса":
      Я точно не знаю, что именно здесь,
      Но где-нибудь ты обязательно есть.
      Возьму и без адреса брошу письмо,
      Тебя отыскать оно сможет само.
      
      Глава 130
       По возвращению в больницу Беркута закрыли в одиночной палате. Он знал его ждёт в наказание за побег, и готовился к тому, что через его тело будут пропускать сильнейший электрический ток, что ему вколют психотропные препараты, от которых он будет ужасно страдать. Однако, за бунтаря почему-то не спешили приниматься; не было даже многодневной фиксации в смиритель-ной рубашке. Вместо заслуженной кары наступила странная пауза. Павел терялся в догадках и готовился к самому худшему: что его воля к сопротивлению будет внезапно парализована с помощью электрошока, а затем ножом для колки льда ему всё-таки пробьют кость глазной впадины и рассекут волокна долей головного мозга. Так в этих мрачных стенах поступают с самыми неисправимыми - с теми, кто готов до конца протестовать и сопротивляться их изуверской системе. Но даже перед ужасом лоботомии Беркут не помышлял о том, чтобы молить о прощении. Вместо этого он объявил голодовку в знак протеста.
       Через день его навестил доктор Панаётов, который теперь исполнял обязанности директора больницы. Он снова отрастил рыжеватую бородку, при этом властных замашек в нём отчего-то заметно поубавилось. Вместо того, чтобы по праву победителя торжествовать и выглядеть Цезарем, захватившим трон в Риме (ведь ему всё-таки удалось свалить профессора Лунца и занять его место директора больницы), "триумфатор" отчего-то смотрелся жалкой пародией на себя прежнего. Был какой-то вялый. Напоми-нал большого рыжего таракана, подтравленного дихлофосом. Павел заявил ему, что с ним он разговаривать не станет, и требует доктора Лунца.
      - Хорошо, - на удивление легко согласился Панаётов блеклым голосом и сразу ушёл. Вместо него через полчаса явился профес-сор Лунц. Вид у него был болезненный: кожа на лице бледно-серая, белки глаз жёлтые, под глазами набухли мешки.
      - Ну-с, как же лихо вы меня с вашим приятелем Смирновым обманули, - посетовал он, - а я-то, старый учёный башмак, наивно поверил в улучшение вашего состояния!
      Лунц продемонстрировал ему стаканчик с таблетками:
      - Это мы нашли вскоре после вашего побега. Вы самовольно прекратили приём прописанных вам лекарств, причём сделали это так изощрённо, что никто ничего не заметил. И по недосмотру младшего медицинского персонала в течении нескольких недель прятали таблетки в туалете. Все результаты многолетнего лечения пошли прахом. Ваше сознание медленно, но верно дрейфовало в сторону видений, которые привели вас когда-то в эти стены... А потом вы добрались вот до этого, - Лунц показал Беркуту знакомый ему пузырёк с янтарными пилюлями, которые он получил от Валентины. - Вы похитили его из ящика моего стола, - объявил Лунц. - Мы мило беседовали с вами у меня в кабинете, к тому времени я уже стал привыкать видеть в вас пациента, вставшего на путь устойчивой ремиссии, и проявил непроститель-ную халатность - отвлёкся на минутку, а вы этим воспользова-лись...Это лекарство, которое при вашем заболевании принимать категорически нельзя. Оно опасно, как бритва в руках безумца! Но вы до него добрались. Демоны, которых я закупорил в глубине вашего сознания, только того и ждали, чтобы вы выпустили их на свободу.... Положение усугубило тем обстоятельством, что препарат жирорастворимый. Мозг любит жирорастворимые препараты, они легко проникают через гематоэнцефалический барьер в мозг и долго в нём "работают", ибо очень плохо выводят-ся почками из организма.
      - Я вам не верю, - упрямо ответил на всё вышесказанное Беркут. - Я уже написал на ваше имя письмо, в котором подробно указал свою биографию, описал события, которые стали причиной моего заключения в вашу больничную тюрьму. Надеюсь вам его передали.
       - То, что вы рассказываете в своём "меморандуме" не лишено беллетристской увлекательности, - ехидно заметил Лунц, - однако не может претендовать на историчность, это просто ваши фантазии на тему космических свершений страны с бредовыми заблуждениями на собственный счёт.
      - Кто из нас бредит пусть рассудит история! - сурово изрёк Беркут.
      - Вы это серьёзно? - Лунц усмехнулся со своим обычным мрачным выражением лица. - Как врач-психиатр, я-то вас не осуждаю. И даже не стал бы спорить, будь на вашем месте обычный пациент, но вы-то, Вы! Человек не маленького интеллекта. И после тех ошибок, которые совершили, пора бы уже понять нелепость собственных заблуждений. Вот вы пишите, что ваш товарищ по отряду космонавтов Андрей Князев погиб недавно геройской смертью и тело его осталось на Луне...Потому что ваш товарищ добровольно вызвался тайно управлять "автоматическим" советским луноходом в качестве смертника, чтобы спасти честь страны перед американцами и всем миром... Вы же неглупый человек! И со временем сами осознаете, что весь этот псевдодоку-ментальный бред вызван серьёзным сбоем в работе структур вашего мозга.
       Павел сузил глаза и сказа так, что в его словах прозвучала угроза:
      - А не боитесь, профессор, что я как-нибудь сумею передать копию моего письма на волю? И его опубликуют в каком-нибудь диссидентском самиздатовском журнале - в "Хронике текущих событий", "Континенте" или ещё в каком-нибудь ещё подпольном сборнике? А потом передадут по Радио-свобода, перепечатают в США?
       - Нет, не боюсь, - чересчур уж спокойно ответил ему профессор.
       Павел разочарованно подумал, что напрасно он надеялся на этого человека, по сути он такой же служитель карательной системы КГБ. Старый сторожевой пёс с каменной жопой и плешивым черепом вместо головы, в котором на самом деле не осталось живых мыслей и живой души. Спорить с ним бесполезно, он понимает лишь команды своих хозяев, которые указали ему на неугодных космонавтов и приказали "Фас!". Тем не менее, Беркут упрямо повторил:
      - Заявляю вам официально: нас обоих держат тут незаконно!
      - Вы о вашем приятеле Смирнове? - понимающе уточнил Лунц, он переглянулся с сопровождающими его ассистентами, после чего как-то по-особенному взглянул на Беркута и предложил:
      - Хорошо, пойдёмте, чтобы сразу закрыть этот вопрос.
       Пройдя через коридор, они вошли в другую палату, и Беркут увидел лицо грязного, слюнявого идиота. Пациент, одетый в застиранную больничную пижаму и убитые временем тапочки, смирно сидел на железной кушетке, жалко растерянно улыбался каким-то своим мыслям. Его состояние заторможенности явно было вызвано долгим приёмом психотропных спецпрепаратов - нейролептиков, тормозящих работу лобных долей мозга, ответ-ственных за интеллектуальную деятельность. А может ему просто изуродовали мозг скальпелем.
      - Кого вы мне показываете? Я не знаю этого человека.
      - Ещё как знаете, - настаивал Лунц.
      Беркут вгляделся в эту застывшую улыбку идиота, на мгновение ему почудилось в ней что-то знакомое. И всё же он нервно вскричал:
      - Нет! Не пытайтесь уверить меня, что этот получеловек - он!
      Лунц пожал плечами.
      - Вы сами наделили его качествами сверхчеловека, сотворили себе кумира, а теперь поносите. На каком основании вы его оскорбили? Ведь таким его сделала природа от рождения. Нехорошо. Лучше взгляните на него еще раз: быть может через несколько перево-площений вы снова встретите его в облике настоящего героя. Столь же совершенного и столь же безупречного, как и тот образ, в который вы его временно поместили. Вас ведь всегда интересо-вала не только возможность путешествия в пространстве и во времени, но и посмертные странствования человеческой души. Мы так много времени провели за беседами на философские темы, что я никак не ожидал от вас столь примитивных оценок. Тем более, что ваш друг не так уж безнадёжен. Иногда его сумеречное сознание проясняется, и он даже может улавливать общий смысл обращённых к нему слов и что-то бормочет в ответ.
       Павел снова покосился на слюнявого идиота и скрестил руки на груди:
      - С меня хватит! Не знаю, зачем вам понадобилось уверять мне в столь нелепой лжи. Да ещё приплетать сюда всю эту эзотериче-скую ахинею. Это с моей супругой можете сколь вам угодно заниматься философствованиями, а я человек дела. Меня вам так просто не уболтать! Почему-то до нашего побега вы не пытались уверить нас в том, что мы с моим товарищем - вовсе и не мы. Что изменилось? У меня лишь одно объяснение: решили испытать на мне очередной новаторский способ лечения? С музыкотерапией как-то не шибко получается, а новым Фрейдом и академиком стать хочется?
       После этого Беркут жёстко заверил, что не намерен прекра-щать голодовку до тех пор, пока его с товарищем не освободят. Они пусть к нему пригласят журналистов.
      - Мы космонавты! Нас курируют непосредственно на уровне ЦК партии... Учтите: за то время, что мы находились на свободе, моего товарища видели десятки людей, и хотя вам удалось запудрить кое-кому из них мозги наспех сфабрикованной ложью, просто так эти люди не смогут забыть нашу встречу. Рано или поздно у них возникнут вопросы, на которые они захотят получить исчерпывающие ответы. И стоит моим товарищам прославленным космонавтам узнать, где мы находимся, они прорвутся сюда даже сквозь вашу гэбешную охрану, и никто не посмеет их остановить!
       Лунц деликатно, не перебивая, выслушал его взволнованную речь, глянул в окно и мягко предложил:
      - Ладно, тогда давайте подышим свежим воздухом. Тем более, что дождя пока нет, хотя с утра по радио обещали.
      
      Глава 131
       В сопровождении врачей и санитаров Беркут покинул собствен-но территорию больницы и оказался рядом с четырёхэтажным кирпичным домом, в котором проживало большинство здешних сотрудников. Профессор зачем-то подвёл его к детской площадке. И вдруг объявил:
      - Вот он - ваш "космодром! - Лунц указал ему на деревянную ракету с надписью: "СССР". - Вас с трудом сняли отсюда наши санитары 12 дней назад. Вероятно, тогда у вас случился первый приступ психоза. Именно с этой площадки началось ваше погружение в иллюзорный мир бредовых галлюцинаций, в котором вы до сих пор пребываете.
       Павел буквально задыхался от возмущения, но потрясённо молчал, ибо не мог поверить, что это с ним происходит наяву, а не во сне. А Лунц продолжал гвоздить его, нет профессор не был груб с ним, тем не менее буквально припечатывал его каждой своей фразой:
      - Поймите, вы утратили связь с реальностью. Вероятно, на первых порах в вашей голове снова зазвучали "голоса", но вы скрыли это от меня. Потом вы снова стали видеть то, чего не видят другие... Обострились прежние навязчивые идеи. В конце концов, вы стали считать себя пленником злой системы. Потом пришло убеждение, что только вы один способны открыть глаза людям на ужасное преступление, совершённое группой могущественных заговорщи-ков, и спасти великого героя. Это называется "Бред величия".
       Павел понимал, что профессор не шутит с ним. Но и заставить его заткнуть поток лжи, или хотя бы потребовать, чтобы его немедленно увели отсюда обратно в палату, отчего-то не мог.
      - Началось всё с того, что вы случайно заметили за забором игровую площадку, где играют дети наших сотрудников, - продолжал Лунц. - Вас зацепила деревянная ракета. Ведь вы с юности грезили космосом. Такие герои, как Гагарин, Терешкова, Леонов, Комаров, Армстронг, Эдвин Олдрин были для вас абсолютными кумирами и небожителями. В своих грёзах вы видели себя рядом с ними. Более того - одним из них! И вы им стали. Ваше поражённое тяжелым душевным недугом сознание создало фантомы... Однажды вы сумели обмануть наших сотрудников, санитаров и перемахнули через забор. Тогда вас быстро вернули. Но вы ловко претворились, что раскаиваетесь в своём поступке и сумели выдать свой "шуточный" побег за невинную шалость. Вы раздвоились: какая-то часть вас продолжа-ла усыплять бдительность врачей и медсестёр, но за показным миролюбием и покорностью просыпался вулкан...
       От происходящего с ним Беркут словно в самом деле потерял рассудок. Будто в перевёрнутый бинокль смотрел - голова профессора казалась такой маленькой, а рот, изрыгающий на него потоки мерзости, напротив - выглядел огромным, толстогубым и зубастым...И в висках било как молотком. Павел несогласно замотал головой и сделал шаг к профессору, стоящие у пациента по бокам санитары тут же крепко схватили его, но Лунц дал им знак, чтобы отпустили.
      - Я понимаю, что говорю вам болезненные, жёсткие вещи, - мягко сказал он, - но если оставить вас там, где вы сейчас пребываете, то скоро вы столкнётесь с ещё более ужасными видениями, которые разрушат вас, как личность. Шизофрения - беспощадна, если ей вовремя не противопоставить науку и терапию.
       Павел чувствовал, как от унижения у него горят щёки, - каждая фраза Лунца, словно звонкая пощёчина, хлестала его по лицу.
      - Хорошо - произнёс он, стараясь говорить так же спокойно. - Но если я не тот, кем себя считаю, как тогда быть с доказательства-ми? Ведь меня привезли сюда в форме подполковника ВВС и со звездой Героя, которую я получил за космический полёт.
       Вместо ответа Беркута снова куда-то повели. Они пришли в санпропускник, и Лунц попросил у местных сотрудниц показать одежду, в которой доставили пациента из побега. Одна из женщин принесла какую-то заношенную тужурку серого цвета - всю в грязных пятнах с нашитыми на плечи тряпочными "эполетами", на которых фломастером были нарисованы две звёздочки.
      - По этому маскарадному костюму вас и опознала железнодорож-ная милиция, - грустно пояснил Лунц.
       На груди "кителя" сверкала фольгой от шоколадки "золотая" звезда, вырезанная из куска жести.
      - Наши санитары, которые за вами ездили, рассказывали, что вы здорово повеселили сотрудников отделения милиции, - без тени улыбки добавил Лунц. - Такой спектакль устроили, что впечатле-ний им ещё хватит надолго. Вы по-своему очень талантливый человек
      - Но у меня есть удостоверения, подтверждающие...
      - Ах, удостоверения! - тут же вспомнил доктор. - Так вот они. Всё честь по чести, тут сказано, что вы подполковник, космонавт, депутат... Вы их сами себе выписали...и печати нарисовали с помощью чернил и обыкновенной школьной стёрки. Только вот в искусстве подделки документов вы не слишком преуспели. И слава богу, ведь вы не профессиональный преступник.
      - Так кто же я? - растерялся Павел.
      - Эдуард Чудайкин. Хотя одно время вы не без успеха выдавали себя за Василия Степановича Пряникова. Но это совсем другая история.
      - Вы хотите сказать, что я не Павел Беркут? И что я никогда не летал в космос?!
      - К сожалению, это так, - подтвердил Лунц, с печальным видом разводя руками. - И к сожалению, именно американцы, - а не наши парни побывали на Луне.... И к моей горькой печали, тот, кого вы воскресили в своих галлюцинациях, действительно погиб. Хотя я бы дорого дал, чтобы хотя бы в этой части ваши видения оказались правдой... Да, вас зовут Эдуард Чудайкин. В юности вы подавали большие надежды. Как перспективного талантливого молодого человека вас без экзаменов зачислили в Высшее техническое училище имени Баумана на факультет перспективных ракетных исследований и теории полёта, основанный самим Королёвым, там вы отучились два курса. Мечтали о космосе. Но не вышло...с 21 года вы почти постоянно лечитесь в больницах нашего профиля. В последние годы вас практически не выпускают, ибо болезнь приобрела тяжёлый характер.
      - Нет, нет и нет! - в ужасе закричал Беркут (пытаясь закрыть руками одновременно уши и глаза), отказываясь верить увиденно-му и услышанному. - Послушайте, вы не должны так поступать со мной! - чуть не рыдал он, молитвенно сложив ладони. Но уже в следующую секунду кулак его сотрясал воздух перед невозмути-мой физиономией главврача: - Я требую дать мне возможность встретиться с журналистами! Я им скажу...
      - Что вы можете им сказать, несчастный вы человек! - переме-нившимся неприятным голосом вдруг осёк его Лунц. - Только тяжёлый душевный недуг может оправдать те оскорбительные картины, которые порождает ваш воспалённый мозг. Но вам никто не позволит публично осквернять святые имена великих пионеров Вселенной и их сподвижников. Грандиозные свершения нашей науки... Поймите же, наконец! Где вы - несчастный шизофреник Чудайкин, и где они - герои нашего народа, символы космической эры!
      
      Глава 132
       На улице стало холодно и серо, временами начинал идти дождь со снегом, деревья в парке почти облетели. Так же серо и пасмурно было у Беркута на душе. Его по-прежнему держали на карантине в одиночной палате. А на прогулках постоянно сопровождал кто-то из санитаров. В казённой, вонючей одежде, униженный, морально раздавленный пациент бесцельно плёлся по пустынным дорожкам парка, чувствуя за спиной шаги бдительного конвоира. Любые контакты с другими пациентами ему запреща-лись. Книг ему тоже не полагалось. Такова была плата за побег. Так прошёл месяц. Изредка профессор Лунц вызывал его к себе для бесед. Павел больше не пытался спорить с ним и ругаться. Только так можно было добиться хотя бы смягчения режима, чтобы окончательно не свихнуться в одиночке.
       И однажды Лунц обрадовал его новостью:
      - К вам пришла жена. Ваше поведение улучшилось, и я решил разрешить вам часовое свидание.
      - Мне это ни к чему, - равнодушно пожал плечами Беркут. - Моей бывшей супруге нужно лишь моё имя, чтобы припеваючи жить со своими любовниками.
      - И всё же прошу вас встретиться с ней, - мягко настоял профес-сор, давая понять, что многое в его дальнейшей судьбе будет зависеть от того, как он будет вести себя впредь.
      - Хорошо, я встречусь сегодня с Викой, но скажу ей, чтобы она больше не беспокоилась на мой счёт. Ведь накануне моего отлёта на космодром мы подали на развод.
      - Это ваше право, - согласился доктор.
       Из кабинета главврача Павла повели в комнату для свиданий. Но едва увидев мучительно сморщенное лицо немолодой и некраси-вой женщины, её страдальчески приоткрытый рот, Беркут наотрез откажется от свидания. Снова та баба из странной квартиры!
      Сумасшедшая со своими неизменными авоськами бросилась к нему с радостным воплем:
      - Эдичка, родненький!
      - Я не знаю её! - равнодушно сообщил Павел своему конвоиру и демонстративно развернулся спиной к посетительнице. - Веди меня обратно!
       В комнату для свиданий вошёл Лунц, увидев посетительницу в слезах, и стоящего к ней спиной с гордо скрещенными на груди руками подопечного, профессор обратился к ним обоим:
      - Что тут происходит?
      - Прогоните её, - потребовал Павел. - Эта алкоголичка - не моя жена, она мошенница. Пригрозите ей милицией, и она сама убежит.
      - Вы не должны так поступать с этой женщиной, - с упрёком сказал ему доктор. - Другая бы давно бросила такого мужа, а она из года в год таскает вам передачи.
      - Нет!.. Ни-че-го у вас не выйдет со мной, доктор! - внушительно чеканя слова, заявил Беркут, и для пущей убедительности отрицательно покачал пальцем перед мясистым носом доктора. - Я вам не верю, это не может быть моя жена. Сами знаете, где работает моя настоящая жена.
      - В трамвайном депо мойщицей вагонов, - охотно напомнил ему Лунц. - А ещё подрабатывает на полставки дворником в вашем ЖЭКе, чтобы регулярно подкармливать вас вашей любимой докторской колбаской, - наше больничное меню, к сожалению, не балует пациентов разнообразием.
      - Можете рассказывать свои сказки этой старухе, профессор! Из нас двоих она тут точно сумасшедшая, вы то должны это видеть.
      - Старухой?! - мясистое лицо доктора приняло удивлённое выражение. - Ваша жена, по-моему, на 12 лет вас моложе.
       Доктор повернулся к женщине и стал её утешать. Беркут же в сопровождении санитара вышел из комнаты. Оказавшись снова на улице, он полной грудью вздохнул уличную свежесть - только что прошёл кратковременный дождь и в воздухе был разлит озон, от которого мысли в голове сразу прояснились. "Может, напрасно ты так? - более рассудочно взглянул он на ситуацию. - Ну, допустим, признаешь ты временно эту дурёху своей женой. С тебя-то ведь в нынешней ситуации не убудет. А эта сумасшедшая тебе две авоськи с разными вкусностями припёрла... Вика бы на её месте сразу бы плюнула на тебя, как только узнала, что ты в психушке. А чужая тётка тебя непонятно за какие радости пока жалеет. Через месяц, я тебя уверяю, ей надоест шляться сюда. А пока лови момент, чудила! А то зачем-то пошёл на принцип - дальше-то что? Остынь, парень! Не дури, не бесись! Да и со стариком Лунцем сориться - себе дороже. Что ты всё неиствуешь, босяк? Ну, не рычи, не брызгай слюной, не становись в героическую позу. Я понимаю, я всё понимаю. Кто-кто, а я зла тебе не хочу, товарищ подполковник... Хочешь, даже осчастливь её собой, если вас оставят наедине. Там в комнате для свиданий и кровать для таких случаев имеется с сеткой на пружинах и толстым матрасом... С тебя не убудет, а у неё может сокровенная мечта такая. Там на воле миллионы женщин о тебе грезят в своих сокровенных мечтах. На этой почве баба видать и повредилась в уме. У неё такие мужчины, как ты, видать, только во сне и были... Хорошо, я буду хорошим, и тогда меня может быть станут выпускать гулять без персонального поводыря...".
      - Ну что, пошли обратно? - положил ему тяжеленую лапу на плечо сопровождающий санитар.
       Беркут повернул к здоровяку задумчивое лицо, выдавил из себя виноватую улыбку:
      - Пожалуй, я погорячился.
       Санитар удивлённо стал морщить выпуклый лоб, не зная, как поступить. Пока он соображал, Беркут случайно взглянул себе под ноги. В грязной луже отражалось мужеподобное страшилище с физиономией и фигурой человекоподобной обезьяны! Что за очередную пакость ему подстроили!? Павел таращился на одутловатое небритое лицо с неприятными чертами и взлохмачен-ной шевелюрой. Ведь этот уродливый нос с крупной бородавкой, низкий лоб, крупные бесформенные губы не могут принадлежать ему!.. Они же...бывшего муж Даши, с которым он дрался на диком озере! Беркут стал ощупывать себя, а потом от накатившего возмущения плюнул в лужу и, отпихнув санитара с дороги, бросился обратно. В комнату для свиданий он влетел с криком:
      - Когда вы сделали мне пластическую операцию?!.. Ведь я не давал согласия на это! Я знаю, после нашего побега вы решили подстраховаться и украсть у меня лицо! Подмешали мне в еду ваши проклятые препараты, и пока я был без сознания, провели операцию. Пригласили какого-то криворукового коновала, а не опытного пластического хирурга, и он меня изуродовал!
       В этот момент Лунц что-то ласково и тихо говорил "жене" Беркута, держа её за руку - явно утешал. Возвращение пациента не застало его врасплох. Профессор оставил посетительницу и шагнул навстречу.
      - Это ваши бурные фантазии и только, - невозмутимо отреагиро-вал Лунц. - У вас до сих пор - изменённое сознание. Потребуется время, чтобы вы вернулись в более-менее стабильное состояние, в котором находились до обострения. Вам предстоит заново привыкать к себе, милейший вы мой Чудайкин. Привыкать к своему лицу, к телу, к жене, которая так трогательно вам предан-на.
       После этих слов в зарёванной бабе на скамейке проснулась надежда. Она порывисто поднялась, бесформенный рот её, изуродованный от рождения заячьей губой, раздвинулся в некрасивой улыбке. Крупная баба с грубыми рабочими руками путеукладчицы раскрыла Павлу свои объятия.
      - Ну, давайте же! - подбодрил пациента доктор, слегка подталки-вая его к жене. - Обнимите соскучившуюся по вам жёнушку! Иначе я подумаю, что вы были неискренни со мной при нашем недавнем разговоре. И в следующий раз очень хорошо подумаю, прежде чем разрешить новое свидание, - предупредил Лунц.
       Беркут затравленно зыркнул на покачивающегося в ожидании с каблука на носок доктора, потом на приближающуюся к нему женщину. В её влечении к нему всё было противоестественно и отталкивающе. Впрочем, не больше чем в кривлянье обольсти-тельной Вики, которая, как она сама призналась незадолго до их разрыва, оказывается никогда не любила его, а лишь использовала. Так какая разница! Беркут закрыл глаза и позволил мнимой жене заграбастать себя в крепкие жаркие объятия...
      
      Глава 133
       - Вы должны ясно уяснить себе, что прежние привилегии, которых вы сами себя лишили, вернуться к вам лишь в одном случае, - если я, как ваш лечащий врач, а также мои коллеги убедимся, что вы всё осознали и встали на устойчивый путь исправления, - увещевал пациента профессор Лунц.
      - Я прекрасно это понимаю, доктор, - кротко ответил человек в выцветшей пижаме.
       В кабинете помимо доктора и пациента (с согласия последнего) присутствовал в качестве наблюдателя новый главный врач доктор Панаётов.
      - В прошлый раз вы злоупотребили моим доверием, - беззлобно напомнил плешивый профессор и погладил свою козлиную бородку чеховского земского доктора. - Но дело даже не во мне: с вашим диагнозом необходимо постоянное наблюдение врача, иначе снова может произойти катастрофа.
      - Я осознаю, что совершил огромную ошибку и подвёл вас, а ведь вы всегда были так добры ко мне, - убитым тоном едва слышно пробормотал пациент и стыдливо опустил лицо, зашмыгал носом.
      - Ну полноте, полноте... Важно, что вы сами осознаёте свои ошибки и раскаиваетесь.
      - Да, да, поверьте. Я всё осознал! - Пациент поднял на Лунца мокрые глаза, в которых светилась святая благодарность, и снова заверил звенящим на искренней ноте голосом: - Главное, что я понял из случившейся - не стоит играть с тёмными демонами собственной души! И потому я говорю вам, что полностью осознаю себя. Я Эдуард Чудайкин... Я понимаю, что находился в невменяемом состоянии, когда считал себя другим человеком. А за то, что я обманул вас и других работников больницы, мне нет прощения. Считаю, что я больше не достоин вашей доброты и доверия, Даниил Робертович.
      - Вы не должны судить себя столь строго, - проявил снисхождение Лунц. - Это всё ваша болезнь. К сожалению, вы пришли в этот мир с грузом врождённых проблем. В каком-то смысле вы - жертва несправедливых обстоятельств. Детские воспоминания, плюс тяжёлый взрослый опыт - в вашей реальной жизни было очень мало радостного.
      - Видимо, я очень хотел стать другим... хотя бы в мечтах. Поверьте, доктор, сейчас мне стыдно за себя.
      - Ну-ну, полноте! - стал успокаивать больного врач. - Все мы, в общем, заняты повышением собственной важности, это один из главных человеческих инстинктов: школьные золотые медали и почётные дипломы, спортивные разряды, научные степени, написанные книги, данные интервью - все достижения лишь ради одного - ещё хоть немного приподняться в собственных глазах, чтобы в мозг выплеснулось побольше гормонов удовольствия. Просто с вашим заболеванием игра в себя идеального зашла гораздо дальше, чем у большинства.
      - Да вы правы, - пациент через силу растянул губы, подвигал челюстями изображая улыбку. Доктор отлично чувствовал его тяжёлое психологическое состояние, когда эйфория от осознания себя другим закончилась и наступило жестокое похмелье. И одарил раздавленного своим ничтожеством бедолагу великодуш-ной улыбкой. После чего деловито осведомился:
       - А, кстати, как вы себя чувствуете после возобновления курса препаратов? Нет бессонницы, головных болей?
      - Нет всё в порядке
      - Голоса в голове больше не беспокоят?
      - Нет.
      - Навязчивые мысли? Ложные идеи из прежнего вашего состояния не возвращаются?
      Пациент пожал плечами. Лунц перестал набивать курительную трубку табаком, подозрительно задвигал бровями, насторожив-шись.
      - Я попросил вас составить список книг, которые вы хотели бы прочитать. Вы указали роман Луи Арагона "Коммунисты", разве вы состоите в партии? - поинтересовался он с явной подковыркой.
      Пациент сделал удивлённые глаза:
      - А разве для этого обязательно нужно быть партийным? Неужели увлечение марксизмом является признаком шизофрении? - пациент произнёс это с грустью в голосе, вызвав у собеседника лёгкое замешательство.
       Присутствующий в комнате Панаётов прыснул в кулак. Профес-сор смутился и пробормотал:
      - Нет, отчего же... у нас в стране полная свобода убеждений. Читайте на здоровье, тем более, что роман я вам принёс.
       Пора было переходить к делу. Лунц закусил зубами мундштук курительной трубки, закинул нога на ногу и поинтересовался, стараясь говорить своим завораживающим голосом проницатель-ного знатока человеческих душ:
      - Что вы почувствовали, когда к вам вернулось понимание того, что вы не космонавт? Только откровенно, как мы договорились.
      - Сперва я не хотел отвечать на ваши вопросы, - признался пациент. - Не хотел ни с кем разговаривать и видеть никого не хотел. Каждый раз я начинал злиться и решал, что не буду унижаться. Когда я был в ярости, я начинал бить кулаками в стены. До крови - это было лучшее лекарство...
      - Дальше, - покачивая мысом начищенного до блеска ботинка и изящно по-дирижёрски взмахивая длинными пальцами в такт его речи, призывал профессор. - Говорите дальше! Мы с коллегой здесь, чтобы внимательно вас выслушать и помочь вам справиться с последствиями кризиса.
      - Но сейчас мне хорошо - запнувшись было, заверил пациент. - Точнее спокойно. Я принял себя настоящего. Да, я не космонавт, и не герой... И я никогда не полечу на Луну. Ну и что ж с того...Мне это всё равно. Я - Эдуард Чудайкин, и я не самый глупый человек в этом мире. Потакая же своей болезни, я лишь разрушал себя. Пора забыть об этом. Во мне вдруг проснулась приятное желание быть самим собой, узнать себя лучше.
       Профессор Лунц ещё какое-то время не перебивал собеседника, давая возможность ему высказаться, лишь одобрительно кивал, демонстрируя таким образом дружеское участие и ободряя пациента. Действуя остро заточенными профессиональными приёмами, Лунц наконец почувствовал, что полностью контроли-рует ситуацию. Он даже предложил пациенту одну из своих трубок. Это тоже был хорошо просчитанный приём в его психо-аналитическом арсенале. Доктору важно было показать больному своё дружеское участие перед предстоящей им обоим не самой приятной частью разговора:
      - У вас сложная судьба, Эдуард. В юности, в возрасте полового созревания, когда ваши сверстники начинали познавать радости плотской любви, вы обнаружили, что природа жестоко обошлась с вами, лишив возможности иметь нормальный секс по причине врождённого дефекта яичек. Отсюда ваши "жаркие" галлюцина-ции, в которых вы переживали то, чем были обделены в реальной своей жизни. Там, в выдуманном мире, вас любили знаменитые женщины, утончённые красавицы, молодые девушки, и всех их вы поражали своей мужской силой. По сути это психологическая компенсация, бегство от бесцветной реальности.
      - По этой же причине, в реальности, став взрослым мужчиной, вы выбрали в жёны очень некрасивую женщину, которая от безыс-ходности согласилась быть с вами. По сути она вас выбрала, а не вы её, - с какой-то непринуждённой весёлостью добавил Панаё-тов, нарушив свой "нейтралитет".
       Не в силах противиться болезненной правде о себе, несчастный шизофреник промолчал, но отвернулся к двери и сердито принялся стучать перебинтованным кулаком по набитому конским волосом подголовнику своего стула.
      - Ну, ну, - верно истолковал его жест Лунц, - мой коллега не имел в виду вас обидеть. Доктор Панаётов полностью на вашей стороне, как и я. Наша задача помочь вам вспомнить важные факты из вашей истинной биографии и правильно их принять. Найти хорошее в настоящем. Только так вы сможете избежать болезнен-ного столкновения с реальностью. Советую вам отнестись к происходящему подобно путешественнику, который сидит в купе у окна и описывает всё, что видит своим попутчикам. Старайтесь говорить всё, что приходит на ум, без всяких исключений, не пытаясь просеивать свои чувства, не умалчивая о том, что выглядит постыдным или даже преступным, ведь мы ваши доктора и в любом случае обязаны хранить врачебную тайну.
      - Я постараюсь.
      - Что вы чувствуете к своей истинной жене, расскажите.
      Пациент надолго замолчал. Внезапно он стал бешено раздирать себе ногтями кожу на шее. Лунц подошёл и мягко убрал его руку с раны, после чего нанёс на окровавленный участок кожи мазь.
      - Так бывает в вашем ситуации возвращения к себе, - сочувственно пояснил он. - Я ведь не случайно предложил вам метафору с поездом. Первая фаза излечения очень похожа на подготовку к трудному путешествию в незнакомый город. Предстоит много хлопот, нервотрёпки. Сперва надо достать билет, а это не просто, ведь не везде они есть и нужно отстоять длинную очередь к кассе. А ещё заказать гостиницу в пункте прибытия, решить, что брать с собой в дорогу. Вы боитесь опоздать на поезд или сесть не на свой... Но зато теперь вы наконец отправились в путь, то есть на пути к исцелению. А чтобы скорее пребыть в пункт назначения, я назначил вам курс препаратов. И велю медсестре дважды в сутки накладывать вам мазь на рану.
      - Спасибо, доктор.
      - И всё же в ваших глазах боль и злость. Вам не хочется говорить о своей подлинной супруге? Она кажется вам некрасивой, неразви-той, не достойной вас?
      - Я знаю, - выдавил больной из себя, - Проблема не в ней, а во мне. Дело в том, что я ещё не полностью осознаю себя прежнего. Это не так просто вернуться к себе. Ты думаешь, что ты крутой мужик, что ты очень крутой мужик. Что все бабы твои, стоит лишь поманить. Что ты способен управлять этой жизнью, как тебе захочется. А потом вдруг выясняется...что ты в полном дерьме. И всё же я пришёл к выводу...пришёл к выводу, что будет лучше, если человек вернётся к своей естественной жизни...
      - Очень хорошо! Вы делаете большие успехи! Продолжайте!
       В этот момент Панаётов поднялся со своего стула и проходя мимо больного, как бы невзначай, положил на край стола перед ним подполковничий погон с голубыми просветами лётчика.
      - Это ведь ваше? - спросил он со сладенькой ухмылочкой.
       Пациент долго тяжёлым взглядом рассматривал появившуюся вещь.
      - Ну что же вы, вы ведь недавно носили такие же! - поднадавил на него Панаётов.
      Пациент поднял глаза на Лунца. Профессор тоже ждал его ответа.
      - Почему меня об этом спрашивают, Даниил Робертович? - наконец растягивая слога с обидой спросил больной. - Я же Чудайкин, а не Беркут.
      Психиатры переглянулись.
      - Да, да, извините моего коллегу, - поспешил сгладить ситуацию Лунц. Раздосадованный неудачей Панаётов с недовольным видом покинул кабинет. Когда за ним закрылась дверь, профессор предложил:
      - Но вернёмся к вашей жене. Итак, что вы почувствовали, когда увидели её в комнате для свиданий?
      - Вид этой неопрятной тётки с плохими зубами и заячьей губой оттолкнул меня при первой встрече. Я впал в ступор, откровенно говоря. Ведь мне нравятся совсем другие женщины... Я имею в виду, что я нормальный мужчина с естественными потребностями. Она злила меня своей навязчивой любовью, но в то же время я понимаю, что хорошее отношение надо ценить. Дурно отталкивать человека, который так предан тебе. Мне нужно научиться отдавать ей тепло в ответ...ведь она моя жена. И она так много сделала для меня...
      - Она ведь не первая ваша женщина, вы помните об этом?
      Пациент напрягся.
      - Хотите поговорим о ней, - той предыдущей?
      Напряжение стало такое сильное, что воздух можно было резать ножом.
      - Вы готовы к этому?
      - Не понимаю...зачем это нужно, - с затравленным видом, пробормотал пациент.
      - Это тоже часть лечения, - ласково пояснил доктор.
      - Ну хорошо - измученно вынужден был согласиться больной и, откинувшись на спинку кресла, вцепился побелевшими руками в подлокотники.
      
      Глава 134
       - У вашей первой девушки тоже с внешностью были большие проблемы. Из-за лёгкого косоглазия она с детства страдала кучей комплексов и была рада даже такому ухажёру, как вы. Но постепенно она смогла разглядеть в вас привлекательную личность, оценила ваш дар рассказчика и открытую улыбку. Ваши глаза...они как будто полыхали каким-то странным огнём. Ваш пронзительный взгляд заворожил её, она сама вам в этом потом призналась. Она считала, что в вас горит божественный огонь таланта. Вероятно, вы любили её...пока не убили. Девушка имела глупость посмеяться в постели то ли над вашими тщетными попытками заняться с ней сексом, то ли над вашими мечтами полететь в космос, необдуманно ляпнув: "Куда тебе такому в космос, если тебя даже в автобусе укачивает". Вы не совладали с собой и в приступе ярости прикончили её...
       Лунц рассказывал это человеку рядом ровным голосом, никак не окрашивая свои слова эмоциями, будто разбирал в его присут-ствии архив, или вёл по узким улочкам старого города, рассказы-вая о местных достопримечательностях.
       - Хотите увидеть её лицо? - предложил психиатр. - В вашем личном деле храниться её фотография.
      Пациент отпрянул, словно получил от доктора внезапный ожог, лицо его исказила гримаса ужаса. Лунц не настаивал, решив дать ему передышку:
      - Вернёмся к этому разговору через пару дней.
      - Да, да, лучше поговорим об этом в следующий раз! - с облегче-нием воскликнул пациент, затравленно глядя на подбородок врача, ибо не смел взглянуть ему в глаза. - Я чувствую себя совершенно разбитым, изнурённым и взвинченным и...знаете, у меня букваль-но раскалывается голова!
      - Тогда вам нужно на свежий воздух, - посоветовал Лунц.
      
       Выпавший накануне первый в этом году снег успел растаять, оставив после себя слякоть, а учитывая, что всё вокруг выглядело серым и мёртвым, так же слякотно было и на душе бредущего через парк нелепого в своей больничной робе сутулого человека. В той беспросветной жизнь, в которую его вернули, вообще не было место солнцу и весне. По сути здесь всегда была унылая погода.
       Оказалось, его ждёт ещё одно испытание. Он вдруг увидел товарища по неудачному побегу. Тот, будто пришибленный, сидел на скамейке. Лицо абсолютно бессмысленное, пустой взгляд полного идиота. Юра покачивался и иногда глупо улыбался столпившимся рядом таким же хроническим шизикам. При приближении новенького, больные расступились, отошли в сторонку, гримасничая шушукались там у него за спиной.
       Все эти дни узник одиночной палаты много размышлял об их встрече, сердце ему грела какая-то иррациональная надежда, что стоит им пожарь руки и по-братски обняться, как маятник удачи снова медленно, но верно качнётся в их сторону. И пусть стены проклятой темницы не рухнут мгновенно, но станет чуточку легче на душе.
       Только напрасны были все его надежды на эту встречу, ибо ничто не дрогнуло на лице сидящего, в то время как по обветрен-ной щеке Чудайкина скатилась скупая мужская слеза. Всё было кончено. Не было больше гордого человека, осталась лишь жалкая оболочка. Без имени, и судьбы, ибо всё что попадало в это психиатрическое чистилище безжалостно перемешивалось со всем, что тут было, и отштамповывалось в стандартизированный человеческий брикет с машинной маркировкой. В довершение его страданий Чудайкину пришлось выслушивать от какого-то дурака из-за спины, что сидящий на скамейке шизик такой ведь от рождения, потому что, когда он только народился, врачи объявили его мамаше, что у младенца нет ни единого шанса стать нормаль-ным. Услышав приговор, разродившаяся идиотом алкоголичка решила, что такой сынок ей не нужен. Однажды сёстры не уследили и бессердечной суке удалось швырнуть новорожденного в окно. Но на его счастье карапуз упал в сугроб. После этого все в роддоме стали называть счастливчика "космонавтом". И так как непутёвая мамашка вскоре дала дёру, бросив уродца в роддоме, то местный персонал сам дал ему имя, тем более, что в тот день, когда он появился на свет, случилось великое событие - первый человек полетел в космос... В конце рассказчик заверил, что вообще-то "космонавт" не такой уж и пень, и если наловчиться понимать, что он там иногда мычит и лопочет, то с ним вполне можно даже о чём-нибудь "поболтать", и прогуляться вместе, как с милым псом.
      
       Стоя вечером возле окна своей палаты, Чудайкин смотрел на стекло, на его грязной поверхности отражались его собственные глаза, глядя в них он снова и снова спрашивал себя: "Так кто же вы, товарищ?.. Кто вы?".
       В конце концов измучившись, измаявшись душой, он повалился к себе на койку, желая скорее провалиться сон, чтобы хотя бы на время уйти от выматывающих мыслей...
      
      Глава 135
       Они встречались ему на каждом шагу - персонажи из другой жизни. Такова была дьявольская задумка доктора Лунца - окружить его провокаторами, чтобы вывести притворщика на чистую воду! Словно крысы, науськанные профессором лже-знакомые лезли под ноги на прогулке, в больничных коридорах - "референт Брежнева", "Генеральный конструктор Буров", "Стартёр", "Эйнштейн", "Генерал Камчатов" с огромным родимым пятном бордового цвета, словно от ожога, на пол лица. Навязчиво приставали с разговорами, лезли в душу.
       В столовой за общим столом парень с лицом Николая Кулика, которого тут все звали "Паштетом", с набитым ртом громко делился:
      - Знаете какая у меня с детства мечта? Наесться пирожных эклеров! Ещё мечтаю намазать белую сладкую сдобную булку толстым слоем говяжьего паштета и наесться от пуза. Я именно печёночный гусиный паштет больше всего уважаю.
       Постоянный прессинг фактически не прекращался. Вначале он злился, проявлял раздражительность и несдержанность, замыкался в себе. Нельзя допустить, чтобы кто-то заметил, что с ним происходит на самом деле, иначе за Чудайкина возьмутся всерьёз. Борьба с самим собой выматывала. Нужно было научиться не реагировать на провокаторов, которые донимали его расспросами о прошлом. И тут прямо перед ним возник очередной такой персонаж в образе мнимой "Памелы Флоренс":
      - Наконец-то я вас встретила! - бросилась она к нему тощая девица с маленьким бледным личиком и красными воспалёнными глазами, едва завидев. - Меня, как и вас, выкрало Кэ-Гэ-Бе и доставило в эту тайную тюрьму-больницу, - напористо стала рассказывать "американка", имитируя иностранный акцент. - Я здесь уже вторую неделю и выяснила, что здешние врачи ставят над пациентами чудовищные медицинские опыты.
       Мнимая Флоренс по большому секрету заверила Чудайкина, что сумеет передаст собранную информацию на волю, у неё, мол, есть знакомый шофёр больничной машины, который за обещан-ную солидную награду переправит её письмо в американское посольство и их спасут.
      - Хотите я напишу, что здесь содержат знаменитого русского космонавта Алексея Беркута, который официально считается погибшим? - шёпотом предложила девица.
      - Вы с кем-то меня путаете, меня зовут Эдуард Чудайкин, - вяло ответил он.
      "Американка" разочарованно скривилась и презрительно обозвала его идиотом на прощание...
       Было ли это обыкновенным совпадением или нет, но уже через час присланный профессором санитар привёл больного в кабинет старого психиатра. Словно школьник, перешагнул Чудайкин порог кабинета. Дверь за ним закрылась. Тут было тихо, только слышно было как мерно тикает за стеклом механизм старых напольных часов.
       Доктор молча ждал, когда визитёр усядется и привыкнет к обстановке, намечалось что-то важное. Пока посетитель в больничной одежде робко озирался вокруг, профессор продолжал изучающе его разглядывать: его не могло не радовать, что возвращённый из побега больной имеет вид человека, отыскавше-го после долгих мытарств долгожданную внутреннюю опору и смиренно принявшего свою судьбу. Доктор мог торжествовать, ну или во всяком случае быть весьма довольным собой, ведь перед ним был некогда крепкий орешек, об которого он едва не обломал свои последние зубы.
      - Сегодня мы займёмся очень важными вещами. Открою вам тайну: прошлые наши встречи были потрачены на подготовку именно к этому разговору, - наконец произнёс Лунц и осведомил-ся: - Как вы себя чувствуете, голова не болит?
      - Нет. Я готов, - преданно взглянув на старого врача, ответил Чудайкин; и заверил: - И куда бы теперь не завело меня моё больное воображение, я знаю, что всё делается для моего блага. Я вновь владею собой, благодаря вам я чувствую себя значительно лучше.
       Доктор удовлетворённо кивнул, взял со стола маленькую записную книжку с синей обложкой, перелистнул несколько страниц, и, найдя нужную запись, промычал "угу", что означало вероятно, что он вспомнил, на чём они остановились в прошлый раз.
      - Эта выдуманная вами женщина-космонавт и другие женщины из ваших иллюзий - они ведь все хотели вас, но вы были выше плотского, верно? - спросил Лунц.
       Пациент сделал растерянное лицо, снова потянулся было рукой к успевшей зажить экземе на шее, но увидев, как доктор сделал ему знак воздержаться, послушно подчинился. И хотя пациент чувствовал себя очень неуверенно, но готов был преодолеть свою слабость и взглянуть в собственное подсознание, раз того требовал желающий ему добра врач. Необходимо было делом доказать доктору, что он искренне желает помочь ему побороть свою болезнь.
      - Да, я чувствовал, что не вправе злоупотреблять своей славой, своим положением знаменитого человека, - нетвёрдым взволно-ванным голосом стал отвечать больной, - ведь у меня была высокая цель, всё остальное не имело большого значения. Но недавно мне пришло в голову, что я кривил душой перед самим собой. И на самом деле моей целью было совсем другое.
       - Превосходный вывод! - охотно поддержал его догадку врач. - Но что вас натолкнуло на такую мысль?
      - Одна история.
      - Что это за история? - ещё более заинтересовался психиатр, обрадованный таким поворотом в самом начале разговора. - Не могли бы вы рассказать мне её?
       Чудайкин стал рассказывать о своей встрече с молодой девушкой и райском времени, которое они провели на диком озере. Лунц всячески стимулировал его быть максимально откровенным с помощью бесчисленных наводящих вопросов и такого же количества довольно откровенных подсказок типа: "Возможно, вы чувствовали сильные моральные страдания, когда занимались сексом с той девушкой на озере? Ведь вам приходи-лось изменять жене. Да и сама эта Даша наверняка вызывала у вас смешанные чувства: с одной стороны, вы были счастливы и благодарные за ту любовь, которую на вас обрушала эта юная прелестница. Но подсознательно вы боялись, что из-за неё вам придётся отказаться от самого важного, ведь она могла посягнуть на вашу цель, заставить всё бросить и остаться с ней в глуши "ради мелкого мещанского счастья", верно?".
       Наконец, рассказ был закончен, и знаток выкрутасов больной человеческой психики взялся истолковать его "видения наяву":
      - Врождённый половой дефект и психология аскета, помешанного на великой цели, с юности мешали вашим отношениям с девушка-ми. Людям с вашей психофизикой постоянно приходиться вести бескомпромиссную борьбу с собственной "извращённой" природой. По сути, это не жизнь, а ад, которую даже врагу не пожелаешь. Вы сами не понимали, чего больше хотите, - поиметь всех женщин вокруг, в отдельности и в живописном беспорядке, или отказаться от всего плотского ради своего великого предна-значения. И так как на почве внутреннего конфликта назревал взрыв, ваш уникальный двухкилограммовый мозг нашёл выход из положения, - придумал совершенного себя. Сверхчеловека, лобные доли мозга которого обладают способностью тормозить любые низменные инстинкты подкорковых неандертальских структур мозга. Вы породили внутри себя идеал. Человека разумного с очень развитые неокортексом. Выдающегося космонавта, каким видели себя в мечтах. Покорителя женщин. Мужчину, которого даже в зрелом возрасте любят молодые прелестницы. Такова психологическая защита, что однажды ваше подсознательное восстало против ненавистной реальности - прорвало плотину, тем более, что вы ему сильно помогли, устроив аферу с лекарствами.
      - Милостивый боже! Это действительно так! - воскликнул пациент, поражённый проницательностью доктора.
       Лунц пояснил пациенту, что девушка с озера, - это подсозна-тельное воплощение его первой любви, которую он нечаянно убил в болезненном приступе гнева, но страстно хотел бы воскресить.
      - Её давно нет, её тело истлело в могиле... Но своим искренним раскаянием вы давно искупили свою вину перед ней. Теперь для того, чтобы раз и навсегда закрыть этот портал в памяти, через который в вашу жизнь продолжают проникать демоны прошлого и терзать вам душу адскими муками совести, нам нужно до конца проработать эту историю.
       Профессор предложил пациенту закрыть глаза, откинуться на спинку кресла и принялся постепенно погружать его в состояние транса.
      - Вы снова находитесь в том дне, что вы видите и чувствуете?
      
      Глава 136
       - Ничего такого я не вижу... - неохотно подчиняясь, начал больной, мучительно кривя лицо. Но через полминуты неожиданно встрепенулся: - Хотя постойте! Утром мы сдавали всем курсом в лесу студенческий лыжный кросс. Забрались в лесную глушь. Помню лыжня шла по берегу вдоль цепи небольших озёр. Стоял лёд. Но поверх льда клубился сероватый туман - из-за потепления поднималась серовато-зелёная дымка испарений...и пахло озёрной. Или нет, скорее болотистой сыростью. Даже под льдом озёра излучали особую свежесть. - Чудайкин шумно втянул ноздрями воздух. - Этот характерный запах... Я сохранил его в памяти. Как и полынный дурман её волос, смешанный с острым железистым "духом" горячей крови... Вероятно, моей памяти удалось воссоздать на основе этих воспоминаний фантом этой девушки с озера, хотя поначалу альдегиды композиции были не слишком устойчивы... Этот запах крови...зачем она тогда так мне сказала?
       Внезапно по лицу пациента прошла едва уловимая тень, будто в солнечный день по небу проплыло облако. Настроение его мгновенно переменилось, голос сел, словно в приступе внезапного удушья (он даже закашлялся и схватился за шею). Вся эта процедура начинала доставлять рассказчику мучения, и он хотел бы всё прекратить. Но сидящий напротив врач требовал продол-жения. Оставалось взять себя в руки и через силу продолжать.
       - Итак, я шёл вдоль озёр, которые...которые...они излучали особые болотистые испарения. В моей голове тоже будто стоял болотный туман, чьи зловонные миазмы годами отравляли мне существование мыслями, что жизнь складывается совсем не так, как мечталось. Собственная никчёмность меня постоянно угнетала...
       Через мгновение уныние в лице и голосе рассказчика смени-лось выбросом позитивных эмоций. Он снова увлёкся картинками из прошлого, словно перед глазами его дальше прокручивались кадры увлекательного кино. И охотно пересказывал доктору всё, что видел - легко и звонко, будто переборов в себе что-то:
       - Ближе к финишу, помню, я лихо разогнался на покрытой ледяной коркой просеке, только не учёл, что поверхность подо мной неровная - бугристая. В какой-то момент меня начало разворачивать, я ничего не мог с этим поделать, ибо скорость была слишком велика. Я понял, что если меня круто развернёт на полном ходу, то я могу сильно ударится головой о лёд. И тогда я начал садиться на землю в управляемом падении. В результате отделался лёгким ушибом бедра и растяжением голеностопа по причине зажатой в креплении ступни. После финиша я подумал: "А если бы я летел с реактивной скоростью и начал терять контроль над машиной, сумел бы я справиться и сохранить для государства дорогостоящую технику?". И почувствовал полную уверенность, что да! Это меня буквально окрылило. Вы понимаете, я вдруг понял, что реально рождён совсем для другой жизни! Для полётов. И лишь по какой-то ошибке природы "промахнулся" мимо своей судьбы. А может, и не промахнулся вовсе, и на самом деле я кто-то другой, просто пока по каким-то важным причинам истина сокрыта от меня, но скоро всё обязательно откроется. Мне было больно и радостно одновременно. Но радостно всё же больше. Намного больше...Моя жизнь обрела долгожданный смысл! Но когда я рассказал Ей об этом, она подняла меня на смех. Понимаете? Я доверил ей самое сокровенное - ей одной! А она словно плюнула в ответ мне в самую душу своими насмешками...и тогда я утратил над собой контроль.
       Потрясённый тем, что снова пережил самый ужасный момент своей жизни, пациент взирал на доктора полными слёз глазами. Но психиатр был беспощаден, словно хирург, вынужденный причи-нять боль пациенту ради его же блага. Он всё-таки показал Чудайкину фотографию убитой им девушки.
      - Её звали Дарья Мастрюкова. Хотите знать, как вы её убили?
       Плотно зажмурив глаза, чтобы не видеть лица на фотографии, зажав ладонями себе уши, низко наклонив к коленям голову, весь скрючившись, несчастный замотал головой.
      - Нет, нет, нет, я не хочу! - испуганно запричитал он.
      - Поверьте, вы почувствуете облегчение, - мягко уговаривал его врач. - Я рядом и помогу вам преодолеть эту боль. Дайте мне вашу руку, и мы вместе перенесёмся туда, чтобы завершить мучающую вас ситуацию, закрыть её, запечатать окончательно. Это необхо-димо сделать, иначе приступы будут повторяться.
      - Нет, нет! Я чувствую запах горячей крови, исходящий от её тела! - напряжённым голосом пожаловался больной, и в ужасе указал рукой: - Там что-то булькает: она что-то пытается сказать мне, но уже не может, потому что...
       Разубеждения были бесполезны, почти лишившийся самообла-дания больной был близок к истерике, доктор уже подумывал заканчивать сеанс, когда неожиданно случился перелом. Что-то произошло с этим человеком, он перестал жалобно блеять и раскачиваться. Лунц немедленно воспользовался моментом и повторил вопрос:
       - Так вы готовы знать, как убили свою подругу?
       - Я знаю это и без вас, - неожиданно спокойным голосом, чуть растягивая слова, с оттенком презрения, произнёс пациент. Он медленно разогнулся, только теперь на лице его играла зловещая улыбка. Забросив ноги на стол, он развалился в кресле, и невозму-тимо заговорил так, что даже у много чего повидавшего на своём веку профессора мурашки побежали по спине.
       - Никакой ссоры не было. Я брился перед зеркалом, Дарья стояла рядом и говорила, что очень меня любит и что из меня выйдет замечательный муж, отец и нормальный советский инженер... Но я хотел гораздо большего... Хотя я любил её. Никакая она была не косая. Для меня она была самая красивая. У неё были удивитель-ные рысьи глаза. Я называл её моя дикая кошка. Но в тот момент я понял, что эта женщина со своей такой несвоевременной любовью и мещанскими планами на маленькое убогое счастье, встала между мною и великим будущим, которое меня ожидает.
      - И тогда вы...
      - Я спокойно добрил себе левую скулу и полоснул её по горлу опасной бритвой, которую получил в подарок от отца. В том месте у неё была родинка, очень красивая, в форме сердечка, - невозму-тимо вспоминал детали больной. - В эту секунду у неё стали такие огромные удивлённые глаза... Тёплая кровь брызнула мне на щёку и подбородок, смешиваясь с лосьоном для лица с ароматом полыни, там на флаконе была этикетка с изображением веточки полыни.
      - А потом, когда она, истекая кровью, медленно умирала, заботли-во подложили ей диванную подушку под голову и сидели рядом, держа за руку, - подсказал Лунц.
      - Я не имел право связывать себя семьёй, - даже не думал оправдываться пациент, просто объясняя свой мотив. - Народ и государство не простили бы мне такого предательства. Я обязан был полностью посвятить себя высокой цели. Воплощению великой идеи. И я достиг своей цели. Так что жертва не была напрасной.
      - Вы расчленили тело любимой, избавились от туловища, а голову хранили в холодильнике.
      - Потому что я любил её. Но вам этого не понять, профессор. Вот вы советовали мне представить себя в поезде, наслаждающимся видом из окна, но невозможно оставаться нормальным, если твой поезд, оставшись без машиниста, мчится в никуда, громыхая на рельсовых стыках, раскачиваясь и разваливаясь на части...
      - Почему же, я могу попытаться вас понять во всяком случае.
      - Бросьте! Не сможете вы меня понять. Большинство людишек принимают мелкую трескотню своих мозжечков, да именно так это можно назвать, ибо то, что находится у большинства в их черепных коробках, язык не поворачивается назвать полноценным мозгом! Так вот, большинство думают, что они что-то могут понять про жизнь. Только ни черта они не понимают, да и не жизнь это вовсе! Миллиарды людей ходят по планете, донашивая чужие жизни. "Будь таким, как твои родители. Будь таким, как твои друзья. Будь таким, как велит тебе общество. Учителя, врачи. Таким, каким тебя хочет видеть твоя женщина, родня, знакомые. Будь кем угодно, но только не самим собой" - твердят тебе.
       Но быть собой - значит не быть тем, кем тебя хотят видеть другие! Дом, работа, дом, работа, дом, работа. Белки бегают в колесе, пока не сдохнут от старости. В таком рабском круговороте желаний нет ни крупицы надежды и смысла. Люди не знают, куда идут. Они не знают, зачем живут. Самая постыдная тайна современного человека заключается в том, что он не знает, что ему делать со своей жизнью.
      - А вы, Чудайкин, конечно, знаете? Не обманывайте ли вы себя снова снова? Лгать самому себе - самое страшное преступление из всех возможных. Ты примеряешь на себя чужие судьбы, но в итоге в который раз приходишь к болезненному похмелью, ведь носить украденный мундир не означает стать полковником.
      Пациент сердито оборвал врача:
      - Не надо читать мне бесконечные нравоучения! - из ещё минуту назад такого покладистого и тихого Чудайкина будто чужим голосом выкрикнула некая иная личность. - Можете вы хотя бы раз заткнуться и перестать задавать мне тупые вопросы, отчего произошло то да отчего это, надо просто дать мне возможность высказаться!
      - Пожалуйста! - пробормотал потрясённый профессор. Он даже немного растерялся, не зная, как ему поступить. Под столом у него имелась кнопка экстренного вызова, а за дверью в коридоре дежурили наготове двое крепких санитаров со смирительной рубашкой... Но так малодушно мог поступить лишь полный бездарь. Ведь перед ним уникальный случай. Этот случай настолько его интересовал, что он готов был вести с пациентом долгие беседы семь дней в неделю, иногда даже дважды в день. А после окончания каждого сеанса бросаться к письменному столу, чтобы выплеснуть на бумагу свои наблюдения и мысли, появив-шиеся во время очередного захватывающего сеанса.
      - Следуя проторенным путем невозможно стать первопроходцем! - раздражённо заявил Лунцу пациент. - Неведомые планеты и галактики открывают пассионарии, люди выдающейся воли и ума. "Неизвестность опасна", - твердят нам другие, неистово сражаясь за место у вонючей кормушки с помоями посреди родного загаженного скотного двора. "Жизнь пуста, в ней нет смысла", - уверяют они, шагая с закрытыми глазами к бездне, на дне которой притаилась смерть. "Ты - один из нас", - повторяют завистники и серые посредственности, пытаясь утащить и тебя заодно на дно своими лживыми уговорами. Но ты ускользаешь от них, ты ломаешь правила навязанной тебе игры. Миллиарды людей ходят по планете чужими дорогами, но тебя больше нет среди них... Я действительно любил эту девушку, она казалась мне идеальной, пока я вдруг не осознал, что она мираж, сонный дурман, сирена на пути Одиссея, - лживая своей красотой и сладкозвучным голосом. Она была послана мне, как проверка, как испытание, чтобы усыпить мою волю, заставить свернуть с предначертанного мне пути, поверить в то, что я создан для той жалкой болотной участи, в которую она меня пыталась затянуть. А значит, её целью было потушить горящий во мне огонь, погубить во мне всё живое, всё лучшее...Она оказалась совсем не идеальная, но всё равно порвать, расстаться с нею полностью, я не мог... Оставался лишь один выход из создавшегося тупика. И я убил её, чтобы навсегда сохранить рядом с собой.
      
      Глава 137
       Будто выплеснув всю энергию, рассказчик сделался вялым. Усталым голосом он еле слышно спросил, будто придавленный запоздалым раскаянием:
      - Вы осуждаете меня?
      - Профессия не позволяет, - благодушно ответил старый доктор, довольный тем как всё прошло. - А потом я придерживаюсь той философии, что как богатство Вселенной в её бесконечном разнообразии, так и прелесть человечества в бесконечной вариативности характеров составляющих его индивидов. Благода-ря палитре человеческих психик у нас - у психиатров всегда будет чем зарабатывать себе на хлебушек.
      - Понял вас: ваш хлебушек на моё масло, - криво улыбнулся больной.
      - Верно, - согласился Лунц, что-то торопливо записывая в истории болезни пациента и в своей, сшитой из нескольких блокнотов, толстой записной книжке, попутно поглядывая на часы. Закончив писать, профессор вскинул довольные глаза на пациента и примирительно уточнил напоследок: - Надеюсь, меня-то вы не записали в неблагодарные слушатели?
      - И всё же боюсь, что даже вам, профессор, с вашим уникальным пониманием человеческих пороков и заблуждений, не понять до конца мой случай, - неприязненно обронил пациент. Вероятно, его раздражение и ехидство было вызвано нежеланием выглядеть этакой прочитанной книгой.
       - Вполне может быть, ведь я всегда признавал в вас большую личность, никогда не ставил в один ряд с другими пациентами, согласитесь? - не стал спорить профессор. - Хотя, было бы интересно послушать.
       Чудайкин легко разгадал такой нехитрый подхалимаж и едко ухмыльнулся, мол: "Ишь чего захотел! Думаешь, польстил мне, и я уже заглотил наживку словно тупой черноморский бычок? Душу перед тобой сейчас выверну - совсем уж наизнанку?". Впрочем, желание выговориться в нём было сильнее. Пожав плечами, Чудайкин признался:
      - Вот вы фактически назвали мой уход в чужую успешную жизнь малодушным бегством от неприятной реальности. А для меня это было поисками "философского камня" человеческого духа. Меня всегда интересовал подлинный мотив мегауспешного человека, когда он сознательно идёт на самопожертвование. Ради чего он готов отказаться от такой прекрасной, успешной жизни?
       Лунцу передалась внутренняя дрожь человека, в мятежной душе которого продолжали пульсировать нешуточные страсти:
       - Я-то вас как раз понимаю. Если хотите, могу вернуть вам вашу форму и звезду, если они по-прежнему дороги вам - в голосе старика звучало почтительное сопереживание. И чтобы не быть голословным он тут же достал из кармана халата жестяную звезду "Героя Советского Союза" и протянул пациенту. - Вот, возьмите.
       Взъерошенный мужчина в выцветшем больничном халате благоговейно взял самоделку и некоторое время рассматривал у себя на ладони. Наконец, задумчиво заметил:
      - Сколько людей готовы рисковать собой ради такова вот кусочка драгметалла... Я долго размышлял вот над чем. Какова истинная цена подвига? И может ли вообще у подвига быть цена? Каким критерием, какой платой можно измерить готовность отринуть от себя мощнейший инстинкт самосохранения, чтобы сознательно подвергнуть себя крайней опасности. Что способно компенсиро-вать угрозу потери самого драгоценного, что есть у человека - его единственной и неповторимой жизни? Вот американская журна-листка рассказала мне, что их заокеанских астронавтов их американское правительство страхует на случай гибели на миллион долларов. Но у нас цена человеческой жизни всегда была копейка. Хотя дело даже не в деньгах. Вот был космонавт Комаров, о котором начинают потихоньку забывать. И ведь все понимали, что он обречён, ибо ракета, на которой ему предстояло лететь, была очень плохая. И он сам знал, что с вероятностью в 90% не вернётся из полёта. Думаю, что на него давили со всех сторон. Но главное, что он всё же не отказался, не дрогнул, не попытался найти причину, чтобы не лезть в эту адскую печь. А ведь до этого полёта был счастливчик, баловень судьбы. В итоге сгорел при ударе спускаемого аппарата о землю. А все, кто фактически принудили его пожертвовать собой, живы, и прекрас-но себя чувствуют. Никто из истинных виновников не понёс наказания, зато сколько красивых слов ими было произнесено на траурном митинге! И никто не посмел поднять вопрос о цене совершённого подвига. Как же удобно живётся власти с таким народом!.. Хотя, мало того, что бездарно сожгли технику стоимо-стью в миллионы народных рублей, так ещё оставили вдову и сирот без хорошего мужа и отца, фактически оценив бесценную жизнь человека, талантливого, сильного, красивого мужчины в самом рассвете сил, в стоимость двух сафьяновых коробочек...
       Тут Чудайкин скорчил идиотское лицо и криво хихикнул:
      - Иногда даже в моём положении находишь преимущества, ведь в нашей стране так "глумиться над святыми понятиями" дозволяет-ся лишь сумасшедшим, не правда ли, профессор?
      
      Глава 138
       По распоряжению профессора Даниила Робертовича Лунца его сотрудники из числа медперсонал теперь тщательно контролиро-вали, чтобы пациент, чьё личное дело было помечено особым знаком, не мог утаить прописанные ему лекарства. Каждый раз Чудайкину приходилось после приёма пилюль широко открывать рот и высовывать язык. Затем надо было поднять язык к нёбу, чтобы медицинская сестра окончательно убедилась, что хитрец не спрятал таблетки под языком, а проглотил. Но и этого им было мало! Раздетому донага мужчине приказывали расставить ноги и широко развести руки, после чего согнуться, а бесстыжие бабы под шуточки сопровождающих их санитаров заглядывали в самые укромные впадины и дыры на его теле. Лишь после этого надсмотрщики разрешали ему одеться. Вот и сегодня всё прошло по такой же схеме. Получив разрешение одеться, Чудайкин кротко кивнул и начал послушно натягивать трусы и бесформенные штаны. Но стоило за надсмотрщиками захлопнуться двери, как покорное лицо его расплывается в самодовольной улыбке... Через час на прогулке он подошёл к Вале Кудрявцевой. Поблизости никого не было. И всё равно украдкой оглядевшись, не следят ли за ними чьи-либо внимательные глаза, он взял женщину за руку и поцеловал её в знак примирения. Потом глядя подруге в преданные глаза, тихо спросил:
       - Тебя ведь иногда тут навещает Юлик Манкевич?..
      
       ... Из-за резко испортившейся погоды больных стали выводить на прогулку только раз в сутки и всего на пятнадцать минут. Не зная куда деть себя от сводящего с ума безделья, Чудайкин по многу часов простаивал возле окна, глядя сквозь решётку и пыльное в разводах грязи стекло на кусочек свободы - там вдали, над серой полоской бетонного забора виднелись дома, где жили свободные люди. Из его жалкой конуры типовые коробки блочных пятиэтажек, на фоне затянутого тучами неба, казались ему дворцами. Их обитателям было не понять, что чувствует такой презренный каторжник, как он, глядя на уютно светящиеся окна их квартир.
       Как обычно бывало, от таких мыслей навалилась такая тоска, что сердце сжалось от боли. Он упал на кушетку и злобно оскалил зубы, чувствуя, что сейчас зарычит словно волк от осознания своей беспомощности быстро изменить такую судьбу.
       Вдруг сквозь тёмные тучи пробился солнечный луч и что-то ослепительно сверкнуло на чёрной ржавой решётке. Мужчина поднялся, снова подошёл к окну, стал рассматривать зацепивший-ся за прутья решётки маленький самодельный парашютик с фигуркой пластмассового космонавта. К куполу была пристёгнута самая настоящая золотой звезда на красной муаровой ленточке...
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кротков Антон Павлович (krotkovap@mail.ru)
  • Обновлено: 07/04/2024. 1541k. Статистика.
  • Роман: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.