Картина, о которой пойдет речь, была написана моим сыном Сашей - художником Александром Трифоновым - в 2019 году. В 1995 году он прочитал мою повесть "Ворона" в июньском номере журнала "Новый мир": "Занавес, на котором была изображена ворона, открылся. В зале скрипнуло кресло..." Это большой холст, по высоте - два метра, по ширине - один метр семьдесят сантиметров.
Помню, в армии Юрис Звирбулис, ныне признанный латышский художник, с которым мы служили в одном полку, такие картины с сарказмом называл "Сикерками". Юрис работал в жанре миниатюрной акварели, и когда я ему настоятельно советовал переходить на большие холсты, отнекивался, бурча: "Я же не Сикерка". Известно, что мексиканский художник Альфаро Сикейрос любил гигантские размеры.
Впрочем, уже после армии на выставке молодых художников в Манеже я увидел большой холст Юриса, там дорожный каток укатывал асфальт. Исполнена была картина в стиле его акварелей, с затирочками, когда проступала фактура холста, с размывами плавного перехода одного тона в другой.
Картина писалась на полу, так что Саше приходилось ползать на коленях по холсту, наполняя пространство цветом. Потом, когда холст был завершен, то свертывался в рулон. Надо признать, что рулоны хранить значительно удобнее, нежели картины на подрамниках, которые требуют значительно большего места.
Эту "рулонную" технологию подсказал Саше в галерее А-3 художник Виталий Копачёв, который вообще в то время не писал на подрамниках. Как-то он демонстрировал мне в просторном подвале галереи свои абстрактные "заумные" рулоны, раскатывая по очереди один на другом. Я написал о нем эссе "Виталий Копачёв - Хлебников живописи".
Летом на даче холст для фотографирования подвесил на переплетенных рейках беседки.
В конце 2021 года Сашин арт-менеджер Наталья попросила принести что-нибудь большое для оформления роскошного особняка под Москвой. Его владелец, бизнесмен Борис был потрясен этой работой и купил ее.
Борис жил на две страны: США и Россия. Когда Саша передал картину, Борис распорядился натянуть холст на подрамник и обрамить дорогим английским багетом.
О судьбе картины никто ничего не знал. Да, собственно, зачем знать художнику, куда улетели его творения. Пикассо ныне не интересуется судьбой своих картин, так как живет исключительно в нетленной вечности. А телу знать не обязательно.
Прошел год. И вот Саша узнал от арт-менеджера Натальи, что владелец все-таки решил забрать картину в Америку.
Так как она была уже в багете и на подрамнике, то для ее перевозки Борис заказал изготовить специальный контейнер. Из чего уж они его сделали, Саше не сказали. Когда Борис с картиной прилетел в Нью-Йорк, то местная таможня не знала, как по новому законодательству работать с художественными грузами из России. И в этом штате принять картину не смогли. Пришлось Борису воспользоваться местным авиарейсом. В Америке у каждого штата свои законы. Другая таможня, как говорится, дала добро. В аэропорту Борис нанял грузовичок, и контейнер с картиной погрузили в открытый кузов машины, так же как возят у нас новые окна, привалив их к откосам, и повезли в Вашингтон.
На большой скорости контейнер внезапно взлетел от сильного завихрения, то ли его плохо закрепили, то ли разорвались жгуты, и в свистящем порыве ветра раскололся на части. Был вечер. Солнце уже зашло. Борис, оглянувшись, в полутьме с ужасом наблюдал, как картина, кувыркаясь, полетела в сторону от автострады, набрав приличную высоту. Ветер относил ее все дальше и дальше.
- Тормози! - вскричал Борис.
В испуге шофер резко затормозил, принял к обочине. В сильном волнении Борис вместе с ним ринулся искать ценный груз. Стемнело. Пришлось зажигать фонарики. Перед ними расстилалось кукурузное поле.
Каково же было их удивление, когда в зарослях кукурузы с еще недозревшими початками они обнаружили картину - она была целехонька, то есть совершенно не пострадала. Борис даже пошутил:
- Недаром она называется "Ворона" - захотела полетать!