Леденев Виктор Иванович
Очки

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Леденев Виктор Иванович (ew1afster@gmail.com)
  • Обновлено: 03/12/2010. 66k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
  • Аннотация:
    Памяти Джона Леннона


  •    Виктор ЛЕДЕНЕВ
      
      
      
       Памяти Джона Леннона
      
      
      
       ОЧКИ
      
      
       Хроника аукциона в одном действии
      
      
      
       Персонажи вполне могут иметь сходство
       с реальными людьми, быть похожими
       на кого угодно, однако автору это
       до лампочки.
      
      
      
       Действующие лица:
      
      
       Певец,
       относительно молод и слеп.
      
       Мадам,
       элегантна, c фиолетовой сединой.
      
       Девушка,
       с потрясающей грудью.
      
       Человек в сером худ и сер.
       очень похож.
      
       Господин,
       выглядит на двадцать четыре
       миллиона.
      
       Аукционист,
       жив и стар.
      
      
      
       Действие первое и единственное.
      
      
       В темноте звучат выстрелы... Последние из них сливаются со стуком молотка
       Аукциониста. Свет. На сцене типичная обстановка аукциона: на стеллажах развешена
       одежда, предметы туалета, необычные вещи, например, унитаз. Сбоку - кровать с
       балдахином. За небольшой кафедрой - человек с молотком. Вокруг - желающие
       приобрести что-либо из имущества знаменитостей, звезд.
       Немного в стороне - Певец с гитарой. На нем темная шляпа, надвинутая на
       глаза, двигается неуверенно. Вероятно, он слеп.
      
       (Аукционист кричит, пытаясь привлечь внимание.)
      
       Аукционист: Итак, аукцион продолжается! Великолепно! Уже продан замечательный
       лифчик несравненной Мэрилин, дырявые джинсы самого Рэя и потрясающая шляпа
       Майкла! Переходим к следующему лоту. Лот номер 13!
      
       (Аукционист открывает белый манекен обнаженного муж-
       чины. Из одежды - длинные волосы и очки)
      
       Очки Джона!
      
       В прекрасном состоянии! Левое стекло выбито начисто, правое - расколото. Одна
       дужка держится на честном слове. Заметны следы натуральной грязи, а также
       отпечаток левого ботинка Брайяна Пирса, полицейского, первым прибывшего на место
       происшествия. Эти очки были на носу Джона, когда его, так сказать... ну, в
       общем, слегка... как это сказать поделикатнее...
      
       (Все внезапно затихают.)
      
       ... застрелили.
      
       (Солидный господин поднимает руку.)
      
       Господин: Покупаю. Десять тысяч!
       Все: Как это?
       Почему без торгов?
       Несправедливо!
       Господин: Покупаю. Двадцать тысяч!
       Аукционист: Извините, но я еще не успел назвать начальную цену. Тем более, что совсем недавно вдова Джона продала шесть фотографий этих самых очков и цена за каждую была... скажем так - солидная. Я уж не говорю, что другие вещи Джона, его рукописи, ноты, кое-какие мелочи тоже стоили немало. И, кроме того, здесь указаны некие... э-э-э... особые условия продажи. (читает)
       "Очки могут быть проданы персоне, которая докажет свое право на владение ими.
       В особых случаях они могут быть отданы бесплатно" Все.
      
       (замешательство)
      
       Господин: Как это - бесплатно? Вы что, отменили деньги? У нас что, коммунизм?
      
       (Вскакивает Мадам.)
      
       Мадам: Что это значит? Право на очки... Может быть вы имеете в виду рецепт? Вот, у
       меня есть - минус три...
       Господин: Не будьте идиоткой.
       Мадам: Я не идиотка, я зрячая. Вот, покажите мне эти, как их... буквы. Где они
       у вас?
       Аукционист: Какие буквы? Вы не у врача!
       Мадам: Нет, покажите мне буквы. Или цифры. Мне все равно.
      
       (Аукционист растерянно оглядывается, а потом берет журнал. На обложке
       фотография "Beatles". Показывает журнал Мадам.)
      
       Аукционист: Сколько человек тут изображено?
       Мадам: Один!
       Господин: Мадам, вам очки не нужны. Вам нужен учебник арифметики. Там четверо
       парней. Покупаю. Вместе с журналом.
       Мадам: Не имеете права...
       Господин: Ага, вспомнили, что такое право! У вас еще и склероз... А вообще,
       какое такое право? Объясните.
       Аукционист: Как это объяснить... Скажем, вы должны доказать, что Джон был
       вашим другом или вы... ну, скажем... любили Джона.
       Мадам: А я его любила, очень любила...
       Господин: Мадам, мы все его любили, а мертвого, между прочим, любим еще
       больше, так что это не дает вам никаких дополнительных прав.
       Мадам: А он любил меня!
       Аукционист: Это другое дело. Докажите.
       Мадам: У меня есть сын. Его тоже зовут Джон. И он наполовину англичанин!
       Господин: Это все?
       Мадам: Нет не все! Еще у меня есть дочь.
       Господин: И она наполовину японка?
       Мадам: Да! А вы откуда знаете?
      
       (К Мадам подходит Аукционист)
      
       Аукционист: Вы действительно были... с Джоном? Он вас любил?
      
       Мадам: Еще как! Каждый божий день. Он был такой изящный, элегантный. Особенно по утрам... И на нем всегда были очки. Всегда. Я как подумаю о нем, так и вспоминаю его знаменитые очки.
       Девушка. Вы хотите сказать, что Джон никогда не снимал очков?
       Мадам. Никогда!
       Девушка. Даже когда вы...
       Мадам. Не знаю, я не кошка и в темноте не вижу, но, бывало, проснусь, встану, хожу по комнате абсолютно... голая, а он мне поет.
       Аукционист: Поет? Вам? По утрам?
       Мадам: Ну, да. Включу радио - а он поет! Включу телевизор, а он смотрит на меня и поет.
       Господин: Тогда и меня он любил тоже. По утрам я тоже включал радио.
       Аукционист: Мадам, так не пойдет. Кто больше?
      
       (Снова возникает беспорядочная перебранка. )
       Мадам. Что значит больше? Вы же не нефть на бирже продаете.
       Девушка. Глупость какая-то! Кто может знать, кто кого любил?
       Вы поставлены здесь продавать, а не соблюдать чьи-то права!
       Господин. "Que es que tandem abutere, Catilina, patientia nostra? O, tempora! O, mores!
       Мадам. Кто такая Катилина? Говорите на нормальном языке.
       Господин. Не такая, а такой. И сказал я на латыни: "О, времена! О, нравы!
       Девушка. Так вы еще и образованный? Этого только не хватало.
      
       (Аукционист пытается навести порядок. Несколько в стороне стоит (или сидит) незнакомец в сером . Он неподвижен и никакого участия в торгах не принимает, только наблюдает за происходящим.
       Господин. Я! Я больше! Я больше всех его любил! Знаете, каким он был на самом деле?
       Знаете, где я в молодости работал? В ФБР! Сколько дней и ночей я посвятил ему: в самолетах, поездах, в дождь, в холод, снег... А как меня в Индии жрали москиты, будь они прокляты!
       Я все карьеру чуть угробил на него. Я знаю о нем такое!...
       Аукционист: Прошу предъявить доказательства.
       Господин. Он, он был... Был не той ориентации!
       Женщины (дружно).
       Ложь!
       Неправда!
       Гнусный сплетник!
       Импотент!
       Господин. Вы меня не так поняли, дамы! Я хотел сказать, что он не ориентировался н
       наши традиционные ценности - частную собственность, демократию и вообще...
       Аукционист: Что значит, вообще?
       Господин. Я все знаю о нем! Даже то, что он сам о себе не знает.
       Человек в сером подходит поближе.
       Серый. О-ой-ой! Как страшно! И как глупо. Если чего-то не знаете, спросите у меня.
       Я уж и не помню, всех, на кого работал. За кого за идею, за кого - за деньги...
       Девушка. Дожили! Даже на аукционе без вашего брата Джеймса Бонда не обойтись...
       Господи! И здесь копы!
       Господин. Коллега!
       Серый. Я вам не коллега....
       Господин. Здорово! А я все думаю, гадаю, почему здесь нет КГБ? Кстати,
       А зачем вам очки, которые между прочим, даже не ночного видения.
       Серый. Очки нужны мне. Ясно?2
       Девушка. Час от часу не легче. Сначала не так ориентировался, а теперь за какие-то очки дерутся две сильнейших секретные службы мира. Вы, случайно, не думаете развязать третью мировую войну из-за этих паршивых стеклышек?
       Мадам. Так вам мало того, что шпион, так еще и фетишист?
       Девушка. Знаем мы вас. Купите очки и упрячете в каких-нибудь подземельях, чтобы никто и никогда их не увидел!
       Серый. Джон и его дружки по банде были террористами. Хуже Черчилля.
       Господин. Э! Попрошу не упоминать всуе имя сэра Уинстона!
       Серый. Да, хуже! Ваш сэр Уинстон только объявил холодную войну, а этот Джон с дружками завоевали весь мир без единого выстрела.
       Аукционист: Мне все ясно. Доказательства, добытые нелегитимным путем не принимаются.
      
       Господин. Как-то тоскливо стало... Пойдем выйдем, что-ли?
       Серый. Никуда ходить и не надо, у меня с собой...
      
       (достает бутылку водки)
       Господин. А как же аукцион?
       Серый. Пошли-ка ты всех, знаешь куда?
       (шепотом и жестами поясняет, куда)
      
       Господин.1-й Здорово! Надо запомнить. Нет, лучше запиши мне эти три буквы.
       Серый. Вот только... Нехорошо как-то... Неуютно.
       (оглядывается, замечает Певца)
       Эй, парень, будешь с нами?
       (подходят, садятся)
       Вот теперь в норме. На троих...
       (разливает водку)
      
       Господин. За что пьем?
       Певец.2-й. За Джона.
       Серый. И его смерть.
      
       (Видно, как Певец слепо шарит рукой в поисках стакана.)
      
       Серый Ты глянь, слепой... А туда же! За очками пришел.
      
       Господин. (Певцу) Что-то физиономия у тебя какая-то знакомая, я тебя по телевизору
       не видел?
       Певец: Вряд ли. Меня ведь случайно сюда пригласили, так сказать, для музыкального оформления. Чтобы я развлекал гостей.
       Серый Нет, я его тоже не знаю. А вот Джона я знал.
       Певец: Вы знали Джона? Здорово!
       Серый. Это еще когда я работал за идею, у нас досье на него и его дружков во какое.
       (широко разводит руки)
       Сначала мы их всерьез не принимали... Рабочие ребята, дети, так сказать,
       простых тружеников. Люмпены. А что получилось? Она в каждой кухне они у нас пели.
       Певец: В кухне? В холодильники музыкальные центры были вмонтированы?
       Серый. Эх, деревня! Разве те гробы можно было в холодильник всунуть?
       Певец: Гробы? Музыкальный центр в гробу? Здорово! Вот это прикол!
       Серый. Какой прикол! Это в той стране, где я жил, такие магнитофоны были. Самые большие магнитофоны в мире! Вот их на кухне и слушали.
       Певец: А почему не в комнате?
       Серый. Нет, ты точно - тупой! В комнатах другие певцы пели. И другие
       песни. Про светлое будущее, про комсомольские стройки. Про коммунизм, между
       прочим.
       Господин. И мы его в коммунизме подозревали.
       Серый. Так у него в песнях коммунизм не тот был.
       Певец: А что, коммунизм разный бывает?
       Серый. Вот, товарищ не понимает. Темный. Там, где я работал, все свое - и коммунизм, и
       капитализм, и путь в светлое будущее. В нашей конторе глубокого бурения мы
       даже лозунги в стишках писали про этих субчиков: "Сегодня парень любит джаз, а
       завтра Родину продаст!", "Сегодня парень водку пьет, а завтра планы продает
       родного, блин, советского завода!".
       Певец: Ну уж, скажете, из-за песен, певцов, музыкантов такое государство
       развалилось.
       Снрый. Не понимаешь... Чукча ты. Не в песнях дело, а в свободе, которая в этой
       музыке жила. И в его неимоверной популярности!
       1-й: Это точно. На всех орал! Тогда все, ну просто все, как с ума посходили. Помню, славное
       было времечко! А он стройный такой, веселый, то в демонстрации пройдет, то перед такими же бунтарями выступает. Берет свою гитару и пошел по струнам... Ноги сами такт отбивают, а слова, слова... Что ни слово, то в самую точку. Как через свои очки глянет - у всех мороз по коже... Я тогда, ух какой активный был. В какие только комитеты тогда не входил: "Запретить!" "Прекратить!", "Руки прочь!", "Остановить!". Чуть было сам не поверил в то, за что они боролись... Уж на что в те времена почтенные граждане были, а вот эту песню пели.
      
       (Певцу)
      
       Ты помнишь, что он тогда пел? Уж ты знаешь, по роже вижу. Ну, вот эту.
      
       (Напевает, Певец подхватывает)
      
       You say you want a revolution
       Well, you know, we all want to change a world.
       You tell me that it's evolution.
       Well, you know, we all want to change a world.
       But when you talk about destruction,
       Do'nt you know that you can count me out (in)
       Do'nt you know it's gonna be alright
       -----------------
      
       You say you got a real solution.
       Well, you know, we'd all love to see the plan
       You ask me for a contribution.
       Well, you know, we're doing what we can.
       But if you want money for people with minds that hate,
       All I can tell you is brother you have to wait.
       Do'nt you know it's gonna be
       alright. ------------------
      
       You say you'll change a contribution.
       Well, you know, we all want to change a head.
       You tell me it's the institution.
       Well, you know, you better free your mind instead.
       But if you go carrying pictures of Chairman Mao,
       You ain't gonna make it with anyone anyhow.
       Don't you know it's gonna be alright.
       ------------
      
       (Вы говорите друг другу - нужна революция. Все мы знаем, что надо бы изменить мир.
       И хотя вы твердите, что это обычная эволюция, все равно мы хотим этот мир изменить.
       Сколько хотите таскайте с собой портреты председателя Мао, ничего и ни с кем вы не
       можете сделать, потому что вы сами не знаете, как сделать всем хорошо)
      
       Господин. Да... А ты говоришь... Вот за это самое мы и хотели его... Хотели даже ему автомобильную аварию устроить. Он ведь что - не видел даже дорогу, а садился за руль и гнал, как сумасшедший так, что друзья и подружки визжали от страха. А он - вперед и точка! Если уж честно... так он и его дружки мне нравились.
       Серый. (задумчиво) А я, когда на пенсию уходил, из сейфа все пленки,
       пластинки... этого Джона с друзьями домой забрал. Сыну подарок сделал. Уж больно
       он не в меня пошел, любил их песни...
       Певец: Домой поедешь, привет передай...
       Серый. Кому?
       Певец: Сыну.
       Серый. Эге, куда хватил. Сын давно уж где-то тут, у вас, живет... Да и я тут давно пристроился. Для таких, как я, везде, в любой стране теплое местечко найдется. Я человек мира. Я везде и нигде, я что-то и нечто, я есть и меня нет.
       Господин: (тычет пальцем в карман с диктофоном) А это зачем?
       Серый. Привычка... А что мы молча сидим? Выпили, пора и песню спеть.
      
       (затягивает)
      
       "Широка страна моя родная...
       Господин: (подхватывает)
       "America! America! God shed his grace on thee...
       Серый: Много в ней лесов, полей и рек...
       Господин: And crown thy good...
       Серый: Я другой такой страны не знаю...
       Господин: With brothershood...
       Серый: Где так вольно дышит человек!
       Господин. From shining sea to sea!
       Серый: Ну вот, спел и как-то полегчало...
      
       (Аукционист стучит молотком.)
      
       Аукционист: Продолжаем торги! Смелее, господа! В качестве ставок принимаются
       любые проявления любви или ненависти к Джону - только не равнодушие! Неужели вы
       позабыли, как остались должны Джону пять баксов, как он наступил на ваш любимый
       мозоль в Ковент-Гарден, как публично приклеил жвачку вам на лоб, как посвятил
       вам свою песню на благотворительном концерте... Вспомните, господа и делайте
       ваши ставки!
      
       (Вскакивает Женщина средних лет.)
      
       Мадам. Я имею самые верные права! Он мой!
       Аукционист: Кто ваш?
       Мадам: Джон мой. А я - его. Так он мне всегда говорил. Когда мог...
       говорить.
      
       (В разговор вмешивается другая женщина, не совсем юная, однако весьма
       симпатичная.)
      
       Девушка: Это вы бросьте, когда мог... Он всегда мог... говорить...
       Мадам: Боже, как я его любила! Как любила! Помню, в Гамбурге... Это вы все думаете, что они мгновенно стали знаменитыми. А сколько они пахали по ночным кабакам в Германии! За какие-то гроши, за жалкие пфенниги... Выматывались, как черти, но пели, потому п отом у них так все легко получалось, а ведь сколько они вместе отработали...тОн как-то приходит ко мне... Под кайфом...
       Девушка: Пьяный что ли?
       Мадам: Кто ж его знает, может и пьяный... Никогда не забуду, как он заваливался
       ко мне после работы. Вот так шел, честное слово, еле-еле... Они же выкладывались до конца. Усталый, злой, как черт! Посмотрит сквозь очки и тихо так скажет: "Как тебя там... Спать мы будем или как?" А я ему - все готово, милый. Ложись бай-бай.
       Девушка: Ты... с ним... спала?
       Мадам: Издеваешься? Разве с ним можно было заснуть? Это вот только тот жлоб на
       какую-то ориентацию намекал. Нормальная у него была ориентация, правильная. Только...
       Девушка: Что, только?
       Мадам. Только у него таких, как я, знаешь сколько было... Пока его
       дождешься, пока твоя очередь подойдет. А потом эта, Синтия объявилась. Представляешь - из
       Англии его пасла, все хотела за него замуж. И вышла. Пропал Джон...
       Девушка: Завидую тебе... Хоть редко, а все-таки приходил. А вот я к нему
       первый раз подошла, когда он уже второй раз женат был. Ну, на этой...
       иностранке. Ну, которая теперь вдова и фотографии его продает. Я, совсем девчонка -
       ему вот так, (расстегивает блузку, обнажая грудь) распишись, мол, здесь, оставь автограф. А сама думаю, неужто он такую грудь не заметит! Я ему и адрес свой и телефон в карман сунула, успела...
      
       (Все оценивающее рассматривают грудь)
      
       Голоса:
       Неплохо!
       Впечатляет!
       Какой размерчик?
       Эка силища!
       Грандиозно!
       Мадам. И он? Такую грудь и не заметил?
       Девушка: Заметил. Даже пощупать успел...
       Мадам. И...
       Девушка: И... ничего. Его жена чуть не за шкирку уволокла со сцены. Уже та,
       вторая... Которая японка.
       Мадам: А ты?
       Девушка: Что, я... Повесилась.
       Мадам: Ты, что?
       Девушка: Ну, да. Выбрала, дура, такую смерть. Надо было застрелиться. В
       сердце.
      
       (тычет пальцем в грудь)
      
       Чтобы он видел, что потерял!
       Мадам: Ты...в самом деле повесилась?
       Девушка: Ты что, глухая? Повесилась. За компанию с подружкой. Взяли веревку,
       написали записку, так, мол, и так, любим Джона, без него не можем жить, раз он
       нас не замечает и все.
       Мадам: Дуры!
       Девушка: Знаю, что дуры. А что делать-то было?
       Мадам. Не знаю, но вешаться зачем? Кстати, если уж ты повесилась, как ты
       здесь очутилась?
       Девушка: Так у меня веревка оборвалась. Подружка... того, а я вот здесь.
       Хотела очки его купить, да видно не по карману... А как они пели! Когда пели,
       хотелось любить и... плакать, любить и плакать...
      
       Аукционист: (смахивая набежавшую слезу) Музыкальная пауза.
      
       (К девушке подходит певец и словно ей одной начинает петь песню "Beatles".)
      
       Love, love me do,
       You know I love you,
       I'll always be true,
       So please, love me do,
       Wo-ho, love me do.
      
       Love, love me do,
       You know, I love you,
       I'll always be true
       So please, love me do
       Wo-ho, love me do.
      
       Someone to love,
       Somebody new.
       Someone to love,
       Someone like you...
      
       (Люби меня. Ведь я знаю - ты любишь меня. Всегда кто-то кого-то любит, каждому это в новинку, но кто-нибудь любит, как ты...)
      
       (Девушка и Женщина, обняв друг друга, плачут...)
      
       Аукционист: Вот это история! Боевик! Шлягер! За такую историю можно и очки...
       Кто больше?
      
       (Мадам встрепенулась.)
      
       Мадам. Правда? Мне можно... очки?
       Господин: Кончайте слюни распускать. Я покупаю...
       Мадам. Нет! Не продавайте ему... Пришел с мешком денег и хочет всех нас
       обокрасть! А сам еще про какую-то Катилину толкует! Вот я тебе сейчас покажу, как
       бедных женщин обижать...
      
       (Бросается на Солидного господина.)
      
       Господин: Вы с ума сошли! Прекратите, я вызову полицию. Полиция!
       Мадам: Не трогайте мою голову! Она только что была в руках самого дорогого
       парикмахера города!
      
       (Начинается перебранка. Нащупывая спорящих руками, в дело
       вмешивается Певец.)
      
       Певец: Прекратите! Как вам не стыдно!
       Господин: А тебе что здесь нужно? Тебя сюда бренчать на гитаре пргласили, песенки распевать, нас ублажать, вот и играй. Не мешай солидным людям делать бизнес. И вообще, чего ты сюда лезешь? Тебе-то зачем очки?
       Тебе! Слепому!
      
       (Ругань и крики внезапно прекращаются. Даже господин понимает, что
       сморозил нечто не то.)
      
       Певец: Вы правы... Но я... Я тоже...
       ( Во время суматохи вновь появляется человек в сером. Певец натыкается на него,
       ощупывает лицо)
       Певец. Это вы? Вы тоже за очками?
       Серый: Он не видит... А кому это надо, видеть? Весь мир ничего не видит, и не
       хочет видеть кроме собственного брюха и ничего, живет... Если хотите знать,
       Джону сильно повезло, что его пристрелили.
       Девушка: Ты что, псих?
       Серый: Брось ты... Мне и без тебя доктора надоели... А знаешь, почему именно его, а
       не Пола или еще кого-то из их четверки? Потому что он был другой. Потому что он
       попытался залезть ко всем в душу! Ко мне, к тебе, к другим. Ему всего было мало.
       Ну писал бы свои песенки, пел, бренчал на гитаре... Так нет, ему надо было
       залезть не только в душу, но и в мои мозги и хозяйничать там.
       Женщина: А у тебя есть мозги?
       Серый: Заткнись, не с тобой разговариваю. Я вот ему (показывает на Певца) хочу
       кое-что растолковать. Он из той же породы. Ему мало просто петь, ему надо быть
       кумиром, властителем умов и сердец. Ведь так? Ведь хочешь?
       Певец: Наверно, об этом каждый артист мечтает.
       Серый: Эх вы, как вы верите во всякие глупости, лишь бы их сказал ваш идол,
       ваш кумир. Жалкие людишки.
       Певец: А ты, естественно, сверхчеловек...
       Серый: Может быть... Но и я был таким, как ты. И у меня волосы были до плеч, и
       я распевал "Революцию", и я вместе с толпой требовал дать миру шанс... Только
       вот я вовремя прозрел, а вы, глупые несмышленыши, до сих пор распеваете такие же
       песни и хотите изменить мир.
       Певец: Ты ему просто завидовал.
       Серый: Я? Завидовал? Может быть... А почему, собственно, он имел все? Кто ему
       подарил миллионы, прекрасную жену, даже двух, кто позволил ему быть знаменитым
       на весь мир, а?
       Певец: Он и не нуждался в чьем-то дозволении, он стал, он был таким.
       Серый: Вот! Он был... И тот парень, который его застрелил и сделал это -
       сделал так, что теперь Джон только БЫЛ, а не ЕСТЬ... Если бы он сейчас жил, что
       тогда? Кем бы он стал? И если хотите знать, это я его и застрелил!
       Певец: Ты сумасшедший!
       Серый: Ничего подобного. Я обыкновенный и в этом моя непобедимая сила. Быть обычным, серым - вот настоящая броня, которую нельзя пробить ни пулей ни словом. И ты врешь! Знаешь и не хочешь себе признаться, что он вполне мог стать слюнявым толстеньким буржуа? Этаким перекормленным преуспевающим бизнесменом? А? Я помню одну карикатуру на Джона и его дружков - толстые самодовольные хари в
       пятьдесят лет... Бр-р-р... жутко. А ты видел Пола в последнее время? Разве это тот Пол, которого любил и с кем дружил Джон? Разве этот сытый джентльмен мог писать и петь такие песни? Разве этот откормленный буржуа мог написать "Yesterday"?
       Певец: Неправда, я не верю, что он не мог бы стать таким!
       Незнакомец: Почему? Потому что в молодости был другим? А мало ли на свете
       конформистов из бывших бунтарей? Вот то-то... Взгляни-ка на это.
      
       (хватается за свой галстук)
      
       Это галстук Джона... Купил за пятьсот баксов у одного типа вместе с
       сертификатом о подлинности. Вот настоящий бизнес - продавать галстуки мертвецов!
       И вся любовь!
       Певец: Но ты все-таки купил...
       Серый: Потому что был глуп и влюблен... в Джона до смерти.
      
       (Хватается за галстук и делает вид, что хочет повеситься. Испуганные женщины
       с криками "Нет! Не думай даже! Прекрати! Успокойся." Серый резко успокаивается,
       поправляет галстук)
      
       Певец: Тот парень, что стрелял, тоже был в него влюблен?
       Серый: Конечно. И я тоже. Иначе никто бы и не стрелял.Мы хотел сделать Джона счастливым,
       увековечить его навсегда. Джон сам говорил, что короля убивают его придворные, его свита. Вталкивают в него еду с наркотиками, делают, что угодно, чтобы удержать его на троне. А потом король умирает. Умственно или физически. А иногда и одновременно. Вот мы и не дали
       умереть Королю. Мы обессмертили его! Я убью его еще раз! Только в это раз я убью вашу память о нем, чтобы вы не проливали слезки над бедным мальчиком...
       (Серый выхватывает револьвер, несколько раз стреляет в манекен Джона, Очки паладают вниз.)
       Вот так!
       Певец: Послушать тебя, то все убийцы просто святые.
       Серый: Не все. Только те, кто не дает время своей жертве предать тех, кто ее
       любил. Ведь он не хотел, чтобы Джон стал обыкновенным. Он никогда не будет таким, как
       все... Он умер таким, каким вы его любили...
       Певец: Это не любовь. Сначала убить, а потом признаваться в вечной любви. Так
       обычно поступают гиены... Или крокодилы. Говорят, они плачут по своим жертвам.
       Ты... и твой любимый Марк люди ниоткуда...
       (Подходит к Серому, ощупывает его лицо)
       Мне страшно об этом подумать... Но мне кажется я тебе верю - это ты убил Джона! Ты подошел к нему сзади, окликнул. Он доверчиво повернулся, улыбнулся тебе, а ты выстрелил. Один раз, другой, третий... А почему ты не взял его очки там, на мосту, в тот декабрьский вечер, а приперся сюда? Скажи.
       Мадам. Он убийца? Среди нас убийца? Не может быть!
       Девушка. Я недавно слышала по телевизору, что этого Чепмена выпустили досрочно из тюрьмы.
       Господин. Не говорите ерунды, мадам! Он будет гнить в тюрьме до смерти.
       Девушка. Там ему и место.
       Серый. Не я убил Джона, к сожалению... Марк опередил меня....
       Певец. Я ошибся, ты не нажимал курок, но был там, рядом с Марком, на том мосту. Вы одинаковые. У вас нет ничего за душой и не будет. Даже посмертной славы, за которую вы так хлопочете. Да, имя Марка будут вспоминать, но только тогда, когда будут говорить о Джоне. Приносить цветы одному и плевать на другого.
       Серый: Так это мы сделали Джона тем, кто он был. А он отворачивался от нас и
       убегал к своей японке...
       Мадам: Ха, нашелся умник! А куда еще может убегать мужчина, как не к
       женщине?
       Певец: Нет, ты ничего не поняли. И не поймешь. Потому что вас много, вас тысячи, вас миллионы, тех, кто всегда говорит: "Почему у него есть все, а у меня нет?
       Почему Бог дал ему так много, а мне нет? Почему у него талант, а у меня нет?
       Почему его любят прекрасные женщины, а меня нет? И вы вечно будете задавать этот
       вопрос и, не найдя ответа, станете хвататься за пистолет. Потому что из всех
       цветов на свете вы предпочитаете один - серый! Да и сами вы такого же цвета...
       Серый: И он мне говорит про цвет! Слепец.
      
       (Господин в сером уходит)
      
       Певец: А ведь он в чем-то прав...
       Мадам. Он? Прав? Ты тоже псих?
       Певец: Я не о том. Джон и его парни тоже думали о том, какими они станут.
       Только вот он сам этого уже никогда не узнает. Придется подождать, когда ребята
       придут и расскажут...
       Мадам: Типун тебе на язык!
      
       (Певец смеется и начинает петь песню "Beatles".)
      
       When I get older losing my heir,
       Many years from now,
       Will you still be sending me a Valentine
       Birthday greetings bottle a vine?
       If I'd be out till quarter to three
       Would you lock a door?
       Will you still need me, will you still feed me,
       When I'm sixty-four?
      
       You'll be older too,
       And if you say the word,
       I could say with you.
      
       I could be handy, mending a fuse
       When your lights have gone.
       You can knit a sweater by my fireside,
       Sunday morning go for a ride,
       Doing the garden, digging the weeds.
       Who could ask for more?
       Will you still need me, will you still feed me,
       When I'm sixty-four?
      
       Every summer we can rent a cottage in the
       Isle of Wight,
       If it's not to dear.
       We shall scrimp and save
       Grandchildren on your knee -
       Vera, Chuck and Dave.
      
       Send me a postcard, drop me a line,
       Stating point of view,
       Indicate precisely what you mean to say,
       Yours sincerely, wasting away.
       Give me your answer, till in a form,
       Mine for everyone.
       Will you still need me, will you still feed me,
       When I'm sixty-four?...
       (Когда-нибудь я постарею и полысею, ты будешь присылать мне бутылку вина
       в день святого Валентина? Будешь ли держать дверь закрытой, буду ли я тебе нужен,
       будешь ли ждать меня, когда мне будет шестьдесят четыре...)
      
       Мадам. Да... Они пели про шестьдесят четыре... Для них это было что-то
       очень-очень далекое, а у меня... Вот они, почти рядом... А жизнь прошла.
       Остались только воспоминания. Все казалось, вот-вот найду свое счастье, вот
       сегодня встречу своего единственного и все пойдет по другому. А что получилось?
       Был один, был другой, третий... И ничего путного. Тогда решила - пусть хоть
       богатый будет...
       Девушка: И побольше, и побольше...
       Мадам: Да ладно тебе язвить-то. Так оно и было. Вот, деньги теперь есть, а
       рядом - никого... Одни воспоминания.
       Девушка: Аминь!
       Мадам: Эх... Жалко, что ты не до конца повесилась...
      
       (отходит в сторону)
      
       Певец: За что вы ее так? По-моему, славная девушка...
       Мадам: Да так, настроение плохое. Извиниться, что-ли? Ладно, перебьется.
      
       Аукционист: Господа! Делайте же ваши ставки? Очки, самые знаменитые в мире
       очки, а вы так пассивны. Стыдно, господа.
       Господин: Я уже сказал - двадцать тысяч.
       Аукционист: Кто больше?
       Господин: Куда уж больше? Двадцать тысяч за какие-то поганые очки.
       Мадам: Если такие поганые, что ж вы такие деньги платите? Много, что ли?
       Господин: Чего много?
       Мадам: Да денег-то.
       Господин: Денег много...
      
       (внезапно взрывается)
      
       А что с них толку! Разве я виноват, что у меня много денег? Я их что, украл?
       Нет, я их заработал. С двенадцати лет вкалывал... Как проклятый.
       Мадам: Бедненький...
       Господин: Теперь у меня есть все... или почти все. Думаю, все, баста, хватит.
       Буду жить себе в удовольствие. А жизнь где? А здоровье где? Да я "кадиллак" за
       бампер поднимал!
       Мадам: Верю.
       Господин: А дома что? Жена сбежала с каким-то ковбоем, а теперь и дочка...
       Все, говорит, деньги! Акции-шмакции, брокеры-шмокеры... А что у меня такого
       особенного? Ну, бассейн, самолет, вилла, десяток кадиллаков...
       Мадам: Ну да, самое необходимое, так сказать.
       Господин: Вы что, издеваетесь надо мной?
       Мадам: Упаси Бог! Завидую. И с кем дочка сбежала?
       Господин: С каким-то жалким музыкантишкой, саксофонистом! Непризнанный гений
       нашелся... Вроде этого Джона. Все они такие! Дочерей воровать... Ведь вот знаю, что это другой, а все равно вижу в нем Джона. У того были карие глаза, а у этого голубые, тот не
       любил шляп, ему их заменяли длинные волосы, а этот бреет голову и носит дурацкую
       кепочку, тот играл на гитаре, этот - на саксе, тот заработал миллионы, этот играет в ночных клубах... Правда, со всей страны приезжают люди, чтобы послушать, как этот бритый тип
       дует в свою дудку. И все-таки они одной крови. Что ждет мою девочку? Загулы, пьянство, наркотики, что еще, я не знаю... Нет, не такого мужа я ей хотел.
       Мадам. Конечно, вы бы предпочли такого же зануду, как вы сами. Я не знаю вашего музыкантишку, но если в нем есть хоть немного похож на Джона, вашей дочери повезло.
       А вы не до конца потерянный тип...
       Господин. Помолчали бы лучше!
       (резко поворачивается к Мадам и задевает манекен. С него сваливаются очки)
      
       Аукционист: Стоп, господа! Прекратите безобразие! Это аукцион, а не
       стриптиз-бар. Сядьте и утихните хоть на несколько минут! Объявляю технический перерыв!
      
       (Аукционист поднимает с пола очки, из которых вываливается последний осколок
       стекла, вертит их в руках. Подходит к Певцу)
      
       Аукционист: А вы хорошо поете...
       Певец: Я на аукционе впервые. Интересно. Правда, я всегда думал, что на аукционах порхают большие суммы - десятки, сотни тысяч, миллионы... А у вас.. Это что все вещи ненастоящие? Подделка?
       Аукционист. Ни в коем случае! Все настоящее. Надо только любить того человека, кому они принадлежали. Вы знаете, я люблю понаблюдать за домами знаменитостей. Их низ много ненужных вещей выносят просто на в мусорном мешке... А я человек любопытный и не очень щепетильный. Так что все вещи настоящие! Аукцион у меня небольшой, не для миллионеров Скажите, а вы бывали на великих аукционах? Поведайте мне, вам приятно, что полотно Ван Гога за десятки миллионов долларов покупают, чтобы повесить в какой-то японской фирме? Разве там ему место?
       Певец. Вот я за вами наблюдаю и показалось мне, что кричите вы как-то не очень вдохновенно, не напористо...
       Аукционист: А ты заметил? Я-то думал, что никто и не заметит... Понимаешь,
       надоело мне почти всю жизнь восклицательными знаками разговаривать. Вот и
       устроил ему похороны.
       Певец: Кому?
       Аукционист: Да восклицательному знаку, кому же еще. Как-то задумался, поглядел
       вокруг, прислушался. Батюшки мои! Вокруг не пройти, не проехать. Частокол
       какой-то! Одни восклицательные знаки. Как будто нельзя без них - разговаривать
       тихо, душевно. Так нет же, все кричат или произносят так, как будто эти слова
       сейчас же отольют в бронзе. Вот я и решил, что больше орать не буду, а если и
       приходится по работе, то орать скорее с многоточием, чем с восклицательным знаком. Честнее как-то.
       Певец: Да... Грустная у тебя, однако, работа. Кричишь с многоточием, видишь
       вокруг себя столько замечательных вещей, можно сказать, в руках держишь, а потом
       их забирают другие..
       Аукционист: Главное даже не в этом... Хочется, чтобы эти вещи попадали в
       хорошие руки... Чтобы платье Мерилин носила молодая красивая женщина, а не
       крашеная мымра-миллионерша, чтоб на гитаре Элвиса играл настоящий музыкант, а не
       бренчал богатый дебильный балбес, чтоб туфелька Золушки была на ножке у самой
       Золушки... Жаль только, что у хороших людей обычно не бывает денег...
       Э, да что там говорить...
      
       (Аукционист принимает официальный вид и кричит привычным голосом зазывалы.)
      
       Аукцион продолжается! Дискуссии в сторону, возобновляем торги. Итак, никто
       особых прав на пока очки не предъявил, никому особых привилегий нет. Господа,
       ваши ставки!
       Господин: Я уже сказал - двадцать тысяч!
       Аукционист: Кто больше?
       Господин: Один! Сижу в пустом доме. Все есть, а никого рядом. Родная дочь,
       одна кровь, так сказать, и убежала... Выть хочется... Двадцать пять тысяч!
      
       (неожиданно, по-женски плачет)
      
       Мадам: Боже мой, до чего дети доводят... Не плачьте, успокойтесь. А вот у меня
       из-за друзей времени как раз на бизнес и не остается...
       Господин: Ведь это я ради чего здесь торчу...
       Мадам: Действительно...
       Господин: Вот, решил купить... очки. Для дочки. И ее чертова саксофониста. Как вы
       думаете, она вернется?
       Мадам: Не знаю. Но, слава Богу, вы хоть раз задумались. Да и то не очень.
       Опять хотите за деньги...
       Господин: Что, за деньги?
       Мадам: Да вот дочку вернуть. За деньги.
       Господин: Ну, вас к черту. Кто вы такая? Заберите ваш платок! У меня свой
       есть... И чего я вам это все рассказал?
       Мадам: Наверно я вам понравилась, вот и выложил...
      
       (Мадам и Господин падают друг другу в объятия и почти целуются. Аукционист
       пытается вернуть деловую атмосферу.)
      
       Аукционист: Итак, продолжаем. У кого есть предложения?
       Мадам: У меня.
       Аукционист: Сколько?
       Мадам: Нисколько. Я предлагаю помириться.
       Все: А кто здесь ссорится?
       Как помириться?
       С кем?
       Как это?
       Зачем?
       Мадам: Как зачем? Посмотрите, в кого мы превратились? Пришли сюда, как
       приличные, нормальные люди, примерные граждане, а теперь...Рычим друг на друга,
       оскорбляем, ругаемся. Давайте жить мирно.
       Господин: Давайте. Только очки мои.
       Мадам: Здрасьте! Опять за свое. Я об этих очках и толкую. Давайте-ка купим
       их на всех...
       Все: Это как на всех?
       Поскольку ж с рыла?
       А как пользоваться-то?
       Мадам: А так - на всех. Для всех нас Джон был не просто музыкантом, а чем-то гораздо большим. Сложим вместе наши права, как говориться, добавим денег, купим очки и будем пользоваться по очереди. Сегодня я, завтра - вы, послезавтра - вы... Никому обидно не будет. Всем радость.
       Аукционист: Неплохая идея. Такого я еще не видел... Очки Джона творят чудеса. Да...
      
       (На всех находит волна умиления собой.)
      
       Господин: Какая вы все-таки умная... Беру свои слова обратно.
       Мадам: Боже, как я всех люблю... Мы все джрузья!
       Девушка: Аминь! Что это с ними? Только "Оды к радости" не хватает.
       Певец: Они поверили в свое великодушие...
      
       (Радость и умиление возрастают.)
      
       Все: Отлично!
       Здорово!
       Прекрасная мысль!
       Ура! Качать ее!
      
       (Радостные крики, всеобщее ликование. Делаются попытки качать авторшу
       прекрасной идеи. Шум, гам. Появляется человек в сером.
       Серый: Ха-ха-ха! Насмешили! Ой, насмешили! Давно так не смеялся! Это же надо...
       Ха-ха-ха...
       Мадам: Чего вы ржете?
       Господин: Привычка...
       Серый: Тупые вы! Боже мой! Да у нас такого общего, такого равенства было целых
       восемьдесят лет. Общее достояние? Равенство? Не смешите меня. Это только сперва
       все общее и все равные, а потом один становится равнее другого, у третьего общее
       - общее, чем у четвертого, а у другого еще общее и равенство еще равнее. А
       кончится тем, что они, очки эти, вот у него
      
       (показывает на Господина)
      
       навсегда и останутся.
       Все: То есть как?
       Мы все, как один!
       Это почему же у него?
       2-й: Эх, да что вам толковать... Попробуйте.
      
       Все: И попробуем! Создадим акционерное общество по пользованию очками Джона.
       Вперед, к адвокату! Сами разберемся.
      
       (Мадам нежно уводит Господина. Другие тоже уходят.)
      
       Певец остается один. Он садится на кровать. Наигрывает что-то на гитаре. Не
       замечает, как к нему подходит Девушка.)
       Девушка: Что это ты играл? Это Джон?
       Певец: Нет, это я.
       Девушка: Ты пишешь песни?
       Певец: Пробую.
       Девушка: Спой.
       Певец: Не могу. Не сейчас. Впрочем, попробую... (поет свою песню)
       Девушка: Смешно.
       Певец: Что?
       Девушка: Да вот мы с тобой. Сидим на кровати... вдвоем.
       Певец: А на кровати только вдвоем и... сидят.
       Девушка: И не только...
       Певец: Ты имеешь в виду...
       Девушка: Нет, не имею. Я просто подумала... Ты помнишь, Джон с женой как-то
       устроил акцию "в постели"? Они целую неделю не вылезали из кровати... Вот им,
       наверно, здорово было.
       Певец: Неплохо. Ты что, желаешь повторить? Правда, я не Джон.
       Девушка: И я не японка... Только ты тоже ничего не понимаешь. Тебе ничего не
       надо повторять. Ты другой. И оставайся таким.
       Певец: Каким?
       Девушка: Самим собой.
       Певец: Это слишком сложно. Попроси чего-нибудь попроще. Например, стать
       гением.
       Девушка: А может, Богом?
       Певец: Нет уж, уволь. Я с Богом на ринг не выйду. У него удар покруче, чем у
       Майка Тайсона. Джон однажды сказанул про Бога, потом горько сожалел, что слишком
       широко раскрыл рот...
       Девушка: Ты, я смотрю, не любишь драться.
       Певец: Может быть. В драке всегда надо быть на одной из сторон. Либо за тех,
       либо за этих. А мне порой хочется быть и за тех и за этих.
       Девушка: Тебе не хватает любви. Полюби.
       Певец: Кого?
       Девушка: Все равно, кого. Главное - полюбить. Например, меня.
       Певец: А ты этого хочешь?
       Девушка: Не знаю. Кто же не хочет, чтобы его полюбили. Только... Я, наверно,
       некрасивая. Для тебя. Прости...
       Певец: Ерунда. А вот скажи мне, зачем ты так нагло врала всем, что Джон на твоей груди автограф оставил? Тебе сколько лет тогда было?
       Девушка. Сама не знаю. Наверно, что мне этого хотелось. Меня отец взял с собой на
       концерт. Я тогда и пожалела, что не взрослая. А у меня и груди-то не было, так, какие=то пуговицы.
       Певец. А сейчас? Я не видел, но слышал отзывы. Очень лестные, между прочим.
       Девушка. Так пощупай, я тебя не обманываю.
       (Певец нерешительно нащупывает одну грудь, потом другую)
       Девушка: Ты хороший. Тебе это говорили?
       Певец: Никакой я не хороший. Я слепой. Я не могу тебя видеть.
       Девушка: Ерунда. Забавно. Быть влюбленной забавно. Приятное чувство. Поцелуй
       меня. я тоже закрою глаза.
      
       (Они находят друг друга наощупь. Целуются)
      
       Певец: У меня еще одна просьба. Поцелуй меня еще раз.
       Девушка: Да сколько угодно!
      
       (Целуются. Потом задумчиво сидят рядом. Появляется Аукционист. НА этот раз он одкт в рабочий фартук, в руках - обыкновенная швабра, а в ящике - моющие средства.
      
       Аукционист. Ребята, а чего это вы в кровати? И при этом сидите. Это же
       противоестественно. В кровати надо лежать. Особенно вдвоем. Интимное место.
       Уважайте его. Не превращайте его в трибуну.
       Девушка: Это что еще за явление Христа народу? Ты кто такой?
       Аукционист: Ребята, это нечестно... Не шутите надо мной. И вы такие же, как все. За
       моим клоунским нарядом вы не видите во мне равного.
       Певец: Это уже интересно. А в чем ты видишь равенство?
       Аукционист: Во всем. Две руки, две ноги, голова, наконец. И, конечно, великолепный
       интеллект.
       Девушка: Не смеши меня, тоже мне Барух Спиноза нашелся.
       Певец: Погоди, ты. И на что же направлен твой великолепный интеллект?
       Аукционист. Вот, я слышу умный вопрос. И сейчас вы услышите умный ответ. Я использую
       свой блестящий интеллект, чтобы не видеть. Кстати, и у тебя есть проблемы со
       зрением, так что ты на верном пути.
       Девушка: Господи, еще один теоретик! Вот я тебе сейчас как врежу, болтун
       бестактный...
       Аукционист: Остановись, женщина! Останови эту фурию! Она не понимает! Это не
       бестактность, а осознание превосходства! Я ведь вам добра хочу.
       Певец: Оставь его.
       Аукционист. Смотреть и не видеть, слушать и не слышать, говорить и ничего не сказать
       - вот формула счастья.
       Певец: Для идиотов.
       Аукционист: Точно! В яблочко! Но для идиотов это сама жизнь, а я сделал этот принцип
       смыслом своего существования. И не я его изобрел. Все вокруг только это и
       делают. Они слушают только себя, видят исключительно себя и говорят самим себе -
       о себе. И никто на свете их не интересует, кроме самих себя. Разве политик,
       разглагольствующий о благе народа, думает о нем? Актер на сцене играет для
       публики? Писатель пишет для читателей? Дудки! Все это они делают для самих себя.
       Так чем я хуже? Почему бы мне не подумать о себе?
       Девушка: Ничего себе теория! Да ты вольтерьянец, однако!
       Певец: Продолжай.
       Аукционист: Итак, мы видим, что ничего не видим. Точнее, что не хотим ничего видеть.
       Это - основа основ. Не видишь, значит и не чувствуешь, не чувствуешь - не
       волнуешься, не волнуешься - спишь спокойно. А где надо спать? В кровати. А вы
       что в ней делаете? Издевательство какое-то над инструментом. Я ясно все изложил?
      
       Девушка: Ты это серьезно, Будда?
       Аукционист: А как же. У меня есть теории на все случаи жизни. Все зависит о того,
       чего в тот или иной момент хочет моя нежная душа. Эту я вам изложил, потому что
       моя бессмертная душа и бренное тело хотят спать. А могу и другую - как накормить
       и напоить ближнего своего. Кстати, поесть нечего?
       Девушка: Ну, ты и пройдоха. Кстати, у меня есть бутерброды.
      
       (Аукционист присаживается на кровать)
      
       Аукционист: А у меня есть пиво. Я тут одному типу теорию изложил о великой пользе
       пьянства для душевного здоровья, так он на радостях мне пиво проставил.
      
       (Открывают банки с пивом, закусывают)
      
       Аукционист: А чего это вы тут сидите? Вы, кажется, не туда понали. НЕ похожи вы на настоящих покупателей.
       Девушка: А мы такие и есть. Вот он тут поет, для антуража, а я так...
       пришла поглазеть...
       Аукционист. И что же вы хотели бы купить?
       Девушка: Очки.
       Аукционист: Очки? Вы психи? Очки покупать на аукционе? Вам что, аптек не хватает?
       Певец: Это не совсем простые очки. Они принадлежали Джону.
       Аукционист: Та-а-а-к... Вот оно что... Значит очки не простые, не золотые, а...
       волшебные. Нет, вы все-таки психи. Хотя и не очень. Что-то в этом есть. Я и сам
       замечал, надену что-нибудь этакое, и становлюсь другим человеком. Вот, недавно
       нашел смокинг, почти новенький. Надел, так не поверите - на биржу поплелся, на
       Уолл-стрит, даже сигару захотелось... Кстати, дай закурить. А как-то однажды
       тюрбан примерил - аравийским шейхом себя ощутил... Что-то к нефти или в гарем
       потянуло...
       Девушка: А школьный учебник ты никогда не находил?
       Аукционист: Это ты зря... А что до очков, так я вам их могу даром... то есть почти
       даром ... Вот посмотрите, их тут у меня сколько угодно, на любой вкус.
      
       (Аукционист роется в карманах и достает из несколько пар очков. Надевает одни из них. Мгновенно преображается в старого ученого.)
      
       Э-э-э... В природе нет пустоты ибо пустота и есть природа. Понятно, что в этой
       природе нет скорости больше скорости света, ибо это запрещено правилами уличного
       движения, И все в этой природе непонятно. Например, сижу я на мусорной куче и
       вокруг меня вьется пять мух. Много это или мало? На помойке и всего пять мух?
       Мало. А сижу я, скажем, в баре и в моем пиве тоже пять мух. Это много или мало?
       Много! Таким образом, можно утверждать, что все относительно...
      
       (Певец и Девушка аплодируют. Бомж напяливает другое очки. Теперь он старый
       доктор.)
      
       Э-э-э... Итак. вы болеете уже восьмой год. Неплохо, батенька, неплохо.
       Дайте-ка я вас тресну по макушке. Больно? Неплохо, очень неплохо... А если я вам
       врежу поддых? Совсем здорово, великолепно! Что и требовалось доказать. У вас
       легкая анестезия левой левой перепонки правого перигелия плюс легкая форма
       скарлатины. Лечить будем, непременно, батенька! Чего же это вы не встаете,
       батенька, вставайте. а то еще и простуду подхватите...
      
       (Аукционист надевает другие очки. Теперь он часовщик.)
      
       Так, молодой человек, совершенно не уважаете время... Часики ваши приказали
       долго жить, а вы что с ними сделали? Посмотрим, посмотрим... Это они что, упали
       с Эмпайр Стейт Билдинга? Нет? А? Ах, на них наехал танк? Замечательно! А вы где
       в это время были? Ах, в них? Прекрасно, дайте-ка я на вас посмотрю... Да, теперь
       вижу...
       (возвращение претендентов. Уносят очки)
       Певец: Хватит трепаться. Если ты такой умный, скажи, что с очками, вот теми
       делать?
       Аукционист: А ты сам что думаешь? Может решил, что напялишь очки Джона и запоешь,
       как он? Не так?
       Певец: Я и сам не знаю, зачем они мне нужны. Да и сюда-то я попал случайно. А
       вот узнал про очки и показалось мне...
       Девушка: Что показалось?
       Певец: Да, так, ерунда какая-то...
       Девушка: Говори же ты, не мямли.
       Певец: Показалось мне, что надену я очки Джона и... прозрею.
       Девушка: А ты примерь их, попробуй. Никого нет, никто и не узнает.
       Певец: Боюсь.
       Бомж: И правильно делаешь. Я бы тоже боялся. Вдруг туфелька не впору?
       Девушка: Не каркай, Екклезиаст несчастный. Пусть попробует. Если ничего не
       выйдет, так только мы и знать будем. А мы никому не расскажем... Ты будешь
       молчать, папа римский?
       Аукционист: Как сейф!
       Певец: Ладно, была не была. Попробую. Я только на секунду и все...
       (Шумно вваливается толпа посетителей аукциона. Господин. А где же аукционист?
       (Аукционист быстренько сбрасывает фартук)
       Аукционист. Я к вашим услугам, господа.
       Мадам. Вот здесь коллективный договор на пользование очками. Все законно и закреплено
       юридически.
       Господин. У меня всегда были самые лучшие адвокаты...
       (Мадам бесцеремонно толкает его локтем)
       Аукционист. На всех? Понятно. Что ж, господа, вот ваш лот. Искренне желаю, чтобы он
       принес вам всем удачу.
       (Аукционист снимает очки с манекена и отдает их Господину)
       Господин. Я знал, что всегда побеждает здравый смысл. Идемте, друзья.
       (Вся группа уходит)
       Девушка. Вы отдали им очки? Почему? Мне показалось, что вы их не особенно жаловали.
       Аукционист. Вы правы. Но посмотрите, что сделали два разбитых стеклышка и пара дужек?
       Они пришли с твердым намерением умереть, но не дать ничего другому, каждый сражался
       за себя, как лев, а смотрите, они уходят друзьями... Правда, я не знаю сколько это
       продлиться. Тем более, что я подменил очки. Вот настоящие очки Джона.
      
       (Аукционист надевает очки на манекен. Певец встает и осторожно идет к манекену.
       Девушка провожает его, но потом оставляет одного.
      
       Певец тянет руку к очкам.
       Он снимает шляпу,
       надевает
       разбитые
       очки
       Джона.
      
       Медленно поднимает голову,
       открывает глаза,
       обводит взглядом сцену,
       зал.
      
       Бомж: (кричит, ударяя в барабан)
      
       Продано!
      
      
       Певец начинает петь...
      
      
       Что же случилось с миром,
       Где говорят, что цель
       оправдывает средства,
       Где призывают -
       надо служить идеалам,
       Где нам предлагают -
       отдайте за них свое сердце.
       Но согласитесь,
       Для счастья все-таки этого мало.
      
       Что же случилось с миром,
       Где цели,
       к которым нас звали,
       Попросту от нас убегали?
       А может люди, которые
       звали,
       Попросту нам всем лгали?
       Так неужели
       в самом деле
       Мы и есть поколение,
       достигшее цели...
      
       . . . . . . . . . . . . . .
      
       Человек жил на свете
       Прекрасный, как Бог...
       Никто его упрекнуть
       ни в чем не мог.
       Никто не смел его
       ни в чем обвинить,
       Ни поругать, ни укорить...
      
       И счастлив был человек,
       Прожил долгий,
       счастливый век...
       Вам не суметь прожить
       так же, как он,
       Потому что он никогда
       не был влюблен.
       Он никогда водку не пил,
       Ни одной сигареты не закурил.
       Ни с кем никогда не дружил,
       Не спорил ни с кем,
       ничего не пел,
       Даже подраться
       ни с кем не сумел.
       Письма он никому не писал,
       Даже на выборах
       не голосовал.
       Не видел он ночью снов,
       Не потрясал основ,
       Обедал всегда без аппетита,
       Не был веселым и
       не был сердитым.
       Разные краски
       всем нам даны -
       Носил он серый
       пиджак и штаны.
       Тихо и гладко
       дни его плыли,
       Только о нем
       скоро все позабыли,
       Что жил-был на свете
       такой человек,
       Проживший счастливо свой век.
       Имярек.
       Только мне -
       это не нужно,
       Очень уж нудно и
       ужас как скучно...
       ......................
      
       Эй, парень, парень,
       Ты не любишь грустить,
       Ты любишь смеяться.
       Дорога твоя далека,
       Но дальше еще,
       Но дальше еще
       Возвращаться.
      
       Эй, парень, парень,
       Ко многим любимым,
       Ко многим друзьям
       Ты хотел бы вернуться.
       Дорога твоя далека
       И много друзей
       Тебя не дождутся.
      
       Эй, парень, парень,
       Ты молча ушел,
       Чтоб ни с кем не прощаться.
       Дорога твоя далека
       И не смеешь признаться,
       Что долог твой путь
       И хочешь ли в прошлое,
       Хочешь ли в прошлое
       Ты возвращаться...
      
       Эй, парень, парень,
       Долог твой путь,
       Долог твой путь.
       Долог твой путь
       Назад...
      

  • © Copyright Леденев Виктор Иванович (ew1afster@gmail.com)
  • Обновлено: 03/12/2010. 66k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия

  • Связаться с программистом сайта.