Павел вырубил в твердом, как лед, фирне две глубокие ямки, уложил под себя спальник и лег. Перед ним было почти черное небо, которое всегда бывает на такой высоте, звезды сверкали на нем, как ночью, несмотря на то, что солнце уже выглянуло почти наполовину из-за отдаленных вершин. Грустные мысли одолевали его. Он смотрел в бескрайнее чужое небо, почти черное на этой высоте... Вот там, где-то во Вселенной живет половина его души, его самого, ибо никто на свете, ни одно живое существо не может быть одиноким. Его половинка может быть на миллионы или миллиарды световых лет, но если он сейчас умрет, она перейдет к кому-то другому.
Грустные это были мысли. Да и откуда им быть спокойными или веселыми. Положение у них было очень скверным. Валькин рюкзак, который он плохо закрепил, внезапно сорвался и покатился по склону. Кто его знает, на какой он теперь высоте? Лезть за ним смысла не было. Вальке, как самому крепкому из всех, досталось нести этот рюкзак, в котором были скальные и ледовые крючья, а также три мотка основной веревки и несколько мотков репшнура. Теперь они остались ни с чем. До вершины было рукой подать, по гребню было метров двести, на глазок, а потом начинался подъем на саму вершину. Отсюда не было видно: придется лезть по снегу или по скале. Если по скале - им каюк. Но самого пика отсюда видно не было.
Валентин сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь, как еврей на молитве Он знал, что из-за его небрежности упал рюкзак и теперь его не достать, кто знает, где он? Он чувствовал свою вину и Павел не мог понять - по закрытому перчатками лицу - плачет он или нет. А впору плакать надо было всем. Павел помнил, что в его рюкзаке болтались два, а может три скальных крюка, да и у Андрея должны остаться ледовые крюки, он шел первым по ледовой стенке. Павел прикинул, если клиф им этого не хватит, плюс всего два мотка основной веревки. Репшнур валялся где-то внизу.
Павел осторожно, опираясь на локти, подполз к Валентину, тронул его за руку. Но тот словно и не заметил этого. Тогда он крепко потряс Вальку за плечи. Это тоже было зря. Павел рукой в перчатке приподнял Валькину голову и внезапно отшатнулся - на него смотрели пустые глаза, ненавидящие глаза. Они спрашивали - куда вы меня затащили? Мурашки пробежали по спине Павла, когда он поймал этот взгляд.
- Валька, старина, с кем не бывает. Подумаешь, рюкзак уронил! Мы и без твоего рюкзака на вершину залезем.
Валькины глаза оставались пустыми, словно Павел обращался к снегу, а не человеку. Тогда Павел еще больше запрокинул Валькуну голову и отвесил ему две тяжелых пощечины. Может это приведет его в нормальное состояние? Но Валькин голова качнулась влево и вправо и снова склонилась на грудь. Он даже не пытался подпереть ее руками. Павлу стало ясно, парень сломался окончательно.
Он встал и осторожно вдоль гребня пошел к Андрею.
- И ты смотришь на звезды? Зачем?
Павел улегся рядом. Андрей повернул к нему голову.
- Все очень просто, я смотрю на Вселенную и понимаю, что нам скоро придет кердык. Они нас завоюют...
- Это почему? И кто это - они?
- Они? Чужие... Слишком много летающих тарелок шатается над нашей Землей, прямо как галки. Вот ты все толкуешь о какой-то судьбе, а это судьба нашей Земли.
- По-моему ты насмотрелся всяких дурацких фильмов. И потом, если у них есть разум, они поймут, что человек способен научиться разумному милосердию.
- Это что, верующий что ли? Это они все толкуют о милосердие.
- Нет, это не вера и не религия. Судьба и религия не заменяют друг друга, они существуют параллельно, не мешая одна одной. Только в отличие от веры судьба не обещает загробной жизни.
- А что тогда?
- Ты же по образованию историк кажется? Крестовые походы. Возвышение мусульманства. Великие революции - Англия, Франция, Россия... Да мало ли их было! И везде господствовали идеи или религия, они всегда идут рядом. Человек борется за них больше, чем за собственную жизнь.
- Ага! Вот почему ты так боишься всяких идей?
- Человечество не может позволить себе такой роскоши - отказаться от них. Пока. Благодаря вере и идеям в мире существуют и культура, и цивилизация.
- А без них мы бы так и жили в пещерах?
- Нет, но человек слишком стремится в высоту и к скорости и потому не замечает того, что вместо того что бы изучать по секундам, сантиметрам целые годы, десятилетия, а может быть даже и столетия. А мы не замечаем, не останавливаемся, просто пробегаем или пролетаем мимо.
И уходим порой в сторону. Поверь, лет через сто, а может быть тысячу, эти горы соединит мост - настоящее произведение искусства, и не придется людям лазить, как мы, по этим камням - их просто поднимет сюда эскалатор, а пока мы обязаны все это изучать миллиметр за миллиметром. А мы что? Влезли на эту гору и рады. Нет, так не получится. Когда-нибудь наши потомки это поймут.
- А как же все-таки с этими тарелками, летают, летают, а ничего не делают. Может они нам помогут?
- Мы сами способны все сделать, чтобы найти верный путь в нужную сторону.
- Ну, ты и философ, давай лучше будем решать, что делать дальше и не когда-нибудь через сотню веков, а сейчас и здесь.
Андрей был самым опытным альпинистом среди всех, и он-то прекрасно понимал, в какую западню они угодили на высоте семь тысяч двести метров. Продуктов у них хватит - шоколаду навалом. Деревья здесь не растут, дров для костра нет, зато у них есть печка и сухой спирт. Хоть умрем не от жажды. Он знал также о нескольких крючьях в рюкзаке Павла и помнил, что в его рюкзаке остались четыре ледовых крюка. Но ведь их не забьешь куда попало, нужна крупная расселина или крупная дыра. С таким инвентарем и всего двумя мотками основной веревки далеко не залезешь, да и веревку придется оставить на обратный путь. А это уже казалось совершенно невероятным. Ему опять пришла та же самая мысль - им каюк. Почти без еды и в таком разреженном воздухе они долго не протянут. Как старший в группе он должен был принять решении - или сейчас же попытаться спуститься вниз к базовому лагерю или все-таки рискнуть и подняться на вершину, ведь до нее было совсем рукой подать. Да... Решение в любом случае будет смертельно опасным. Павел думал о том, что им предстоит холодная ночевка на семикилометровой высоте. Какими они встанут утром? Будут ли способны двигаться куда-либо вверх, хоть вниз? А тут, на высоте, быстро наступает обезвоживание организма, об этом им всем часто напоминали мочевые пузыри, они по очереди часто мочились, выбрасывая столь нужную воду на этот проклятый гребень. Павел помогал Вальке опорожниться - с мокрыми штанами не выдержать холодной ночевки...
Они не рассчитали время, которое потратили на ледовую стену, снизу она казалась не такой высокой и сложной. И вот теперь они расхлебывают свою недальновидность. И вверх плохо, и вниз плохо. Да, Андрею предстоит нелегкий выбор, голосованием такой вопрос не решишь, тем более, что Валька совсем расклеился и как он пойдет вверх или вниз неизвестно. Андрей осторожно, чтобы не тратить силы, подполз в Павлу, на Вальку он боялся смотреть.
- Ну что, Паша, полезем или отступим?
Павел приподнялся на локтях.
- Знаешь, Андрей, мы забрались на семь километров. Это не каждому удается, а теперь осталось метров четыреста... Отступать не в моих правилах. Вот тебе мое мнение. Вальку оставим здесь. Совсем раскис парень, только мешать будет. Идем вдвоем, авось, второй группе из основного лагеря повезет больше, а мы пойдем до конца.
Андрей молча кивнул головой, видимо, он и сам так решил.
Теперь их ожидало самое жуткое, что может быть на такой высоте. Но делать было нечего. Задыхаясь от недостатка кислорода, часто отдыхая, они начали ледорубами готовить яму в снегу, где хоть как-то можно было укрыться от ветра. Андрей выбрал подходящее место - прямо под огромным камнем, который торчал на гребне. Как ни странно, это выглядело, но камень был их спасением от холода - за день он нагревался от солнца и от него даже сейчас веяло легким теплом. Кое-как, отдышавшись, они устроили себе какое-то подобие места для ночевки. Один из спальников по очереди поддували и уложили под себя, а вторым втроем урылись... Андрей набросал еще немного сверху снега. У Вальки вдруг появилась какая-то мысль в голове, он пытался вылезти из вырытой в снегу ямы и куда-то ползти. Его укладывали назад, но он упорно бормотал что-то невнятное и снова пытался выбраться на склон. Павел вспомнил, что у него есть таблетки, которыми он сам иногда пользовался для снятия напряжения, посоветовался с Андреем и заставил Вальку проглотить две... Скоро он успокоился и уснул.
Утро было тяжелым. Они не выспались, долго прыгали по насту, хлопали руками по бокам, Андрей достал печку со спиртом, Выпили чаю, напоили Вальку, почти насильно... Они быстро подготовили свое скудное снаряжение: крюки, бухты веревки связали вместе прямым рифовым узлом и встали на гребень. Слева и справа были такие склоны, что по ним и на санках то не проедешь, не то, чтобы спускаться. Слава Богу они нашли менее крутой склон и по нему вышли к вершине. Гребень был короткий, как и предполагал Павел, его предположение поддержал Андрей до вершинного клифа было не более двухсот метров. Они приготовили все необходимое, уложили веревки и крюки в разные рюкзаки, похлопали по очереди по плечам Вальки, которого уложили на спальник, другой оставался на нем после ночевки. Но он даже не поднял голову, чтобы проводить их взглядом, и двинулись по гребню к вершине. Он снова спал...
Держались одной стороны, спустившись от самого гребня на метров десять-пятнадцать, чтобы не так задувал ветер. Потом Павел перешел на другую сторону, склон становился все круче и круче и тут он услышал вскрик Андрюхи. Павел мгновенно зарубился ледорубом и лег. Андрей удержался на склоне, но сдвинул с места лавину. Когда лавина идет с самого верха - это самая страшная из лавин. Иногда ее даже называют снежными досками, спрессовавшийся за десятки лет фирн не слепливается один слой с другим, ломается на куски и эти куски попадают в мягкий снег, который и несется вниз со скоростью экспресса. Не дай Бог кому-либо угодить именно под такую лавину. Доски смешиваются со снегом и наносят любому живому и неживому такие увечь от которых ни те, ни другие уже оправиться не могут.
Андрей потихоньку осторожно, чтобы не сдвинуть еще один слой фирна, выбирался на гребень. Павел выбирал веревку и наматывал ее на вбитый в фирн ледоруб. Наконец голова Андрея показалась над гребнем, его лицо было похоже на фирн, только на правой щеке алела кровь, видимо, одна из досок все-таки попала в цель. Павел быстро раскрыл индивидуальный пакет, ватой с йодом прижег рану, которая, к счастью, оказалась небольшой, скорее глубокой царапиной и приклеил ее в несколько слоев пластырем. Андрей уселся на выступавшем из гребня камне и постепенно отдышался и пришел в себя. Потом тихо сказал: " Что ж, идем дальше". Они вновь двинулись по гребню, до вершины оставалось всего метров пятьдесят, потом она задиралась вверх, как памятник Гагарину. Ребята достали веревки, привязали их к поясам Абалакова и медленно начали подъем. Не раз Павел чертыхался, вспоминая кислородные аппараты у иностранных альпинистов, потом старался вдохнуть как можно больше воздуха. Андрей неумолимо и даже как-то обреченно, как робот, продолжал подъем. Они поднялись на небольшую площадку и оба одновременно охнули, из-за снега не видна была сама вершина. Снега не было. Был только камень. С их пятью крюками, из которых три были ледовые, взобраться на эту махину из камня казалось невозможно. Андрей пошел опять первым и ему повезло. Взобравшись где-то на десять-пятнадцать метров он нашел широкую трещину куда и вбил первый ледовый крюк. Теперь, хоть и единственная, опора была. Андрей полез дальше. Еще метров через десять он нашел место для скального крюка. Теперь они почувствовали себя уверенней. Два крюка не один крюк. Андрей неумолимо поднимался по, казалось бы, гладким скалам, но его крепкие пальцы находили выщерблины, уступы, расселины и он, хотя и медленно, полз по скале вверх. Наконец он нашел место для второго ледового крюка. Расселина была достаточно широкой и вроде бы не грозила обвалиться. Итак, три из пяти мы уже израсходовали, а лезть нужно было как минимум до вершины метров сорок. Изредка приходилось останавливаться и восстанавливать дыхание. Но Андрей был словно заведенная машина. После короткого отдыха он снова и снова полз вверх. Наконец он остановился, найдя подходящую щель для последнего ледового крюка. Павел посмотрел вверх и прикинул, что Андрею еще подниматься примерно метров десять, а у них оставался последний скальный крюк. Выбивать нижние крюки Павел не решался - ведь надо было еще и спуститься по этой адской стене... Потом он поднял голову и увидел, как Андрей забивает последний скальный крюк, больше у них опор не было. Но Андрей, видимо, видел последний участок и надеялся пройти на своих четверых. И точно! Минут через десять Павел увидел, как Андрей встал во весь рост и поднял руки вверх и он понял, что хотя бы один из них взошел на вершину, теперь была его очередь. Но ему было легче, на последних крюках Андрей оставил веревку и она сильно помогала Павлу, когда он не находил опоры для руки. Наконец, и он встал рядом с Андреем и вскинул вверх руки. Они все- таки взяли его, этот семитысячник, который всего на восемьсот метров ниже Эвереста, но на Эверест их не пустили...
О, это чувство восторга, которое испытывал всегда Павел восходя даже на меньшие горы, но дойти до точки, где дальше пути нет, а только небо, вызывало в нем восторг. И не своими силами, а самим фактом, что ты увидел это, хотя долго жил в этом мире и знал, что есть горы и повыше! Никогда он раньше не испытывал такой радости такого восторга и гордости за себя. А еще предстоял не легкий опасный спуск сначала со скалы, а потом и с гребня. Первая неожиданная горесть пришла к ним прямо на гребне, они увидели, что Вальки на гребне не было. Может он решился в одиночку спуститься в базовый лагерь, но Павел показал на следы, оставленные в жестком фирне, их мог оставить только человек или падающее тело.
- У, б...! - выругался Андрей, хотя Павел никогда раньше не слышал от него ругани. - Кто бы мог подумать, что он такой слабак! Разнервничался из-за каких-то крючьев! И сиганул вниз.
- Зачем ты так, Андрюша, может он попытался спуститься к базовому лагерю...
- Скажешь тоже, он оказался слюнтяем, а не героем и понимал, что в одиночку ему там не пройти. Прощай, Валюха,- и Андрей стянул с головы вязаную шапку, Павел последовал его примеру, хотя и не был уверен, что Валька сбросился с гребня вниз. Андрей вновь надел шапку надвинув ее на уши, и решительно сказал: - Я два последних скальных крюка выбил. Может и пригодятся, ведь нас же теперь только двое. шоколада у нас навалом, а сухой спирт и печка -в моем рюкзаке. Попьем еще чайку! Или ты, по старой привычке, кофе с собой захватил?
На солнце Павел стоял с непокрытой головой. Вот она - Валькина судьба и кто знает, куда она приведет их, непредсказуемая и никому не известная. По ее милости самое примитивное животное, как дождевой червяк может где-нибудь во Вселенной стать гигантом мышления, а обыкновенные микробы со временем сравняются по интеллекту с человеком. Все зависит от судьбы и да поможет ей Бог! Ведь вера в судьбу живет в миллионах людей во все времена. Они называют ее по разному - фортуна, предчувствие, предначертание или мало еще как... Но они были, и есть эти люди! Хотя нет никаких фактов, подтверждающих существование судьбы, однако она реальна, хотя рукой ее не потрогаешь. Но ведь и религия была когда-то просто словом, которые потрогать просто нельзя, но миллионы людей сделали ее реальной. Ее можно узнать, принять и жить по ее законам. Она стала реальной силой. Не могу вспомнить, в какой книге я прочел, что затерянное в джунглях Африки племя считает, что у человека есть душа и это случилось еще до возникновения какой -либо религии. А еще они верят, что у настоящей души, даже у животных и насекомых, есть двойник, где то в бесконечном пространстве. Мало того, они, эти затерянные туземцы, могли показать среди звезд, где обитает их двойник.
Спуск вниз к базовому лагерю, который они устроили, укрывшись за огромным каменным столбом, оказался не легче подъема. Сил почти не осталось, да и кислородное голодание давало о себе знать, потому спускались медленно и предельно осторожно. Крюки ледовые из стены достали только последние, остальные оставляли для страховки.
Наконец они нашли собственные следы, хорошо, что снег в это время не шел, они оказались на фирне только слегка присыпанные от ветра. Они шли, каждый думая только об одном: как они скажут оставшейся тройке ребят, которые вторыми должны были пройти путь до вершины, о гибели Вальки, которого любили все без исключения. Еще через полчаса они вышли на площадку, откуда было видно место, где находился базовый лагерь, но его не было...
Андрюха удивленно повернулся к Павлу: "Куда же они девались? Может, переместились в другое место? Ведь лавина должна была пройти мимо".
Павел медленно, но верно сообразил, что лавина и шла бы мимо, но этот самый палец разрезал лавину на две части и одна из них прошла точно по лагерю и сила её была настолько велика, что не только палатки, а и каменные дома не устояли бы под её натиском. Они поняли, что остались без четверых друзей, продуктов. По прихоти судьбы у нас остались шоколад и топливо. Таким образом, их смерть просто откладывалась.
Они стояли молча. Павел почувствовал какую-то безысходность - не может быть за один день столько невезения! А тут еще и это - друзей не стало, будто их и не было никогда. Он покосился на Андрея. Похоже, что он испытывал то же самое. Опять судьба? Куда же она их ведет? Тупик. Ни назад, к спасению или наверх, чтобы их замерзшие трупы стали памятником этой экспедиции. Они опять сняли шапки...
Придется идти вниз. Шанс выжить в этой снежной пустыне был ничтожно мал, но он был. Павел опять почувствовал легкое прикосновение к своему сознания. Значит, это судьба. Идти вниз, а там будь что будет. У них и взобраться на вершину был ничтожно маленький шанс, но ведь они взошли! Он хлопнул Андрея по плечу.
- Идем, дружище, все равно другого пути у нас нет.
Павел вспомнил свои размышления о судьбе и подумал - вот это и есть моя судьба, а моя половинка где-то там, во Вселенной, перейдет к кому-то другому. Хорошо бы ко льву или тигру, или коту, он вообще любил всяческих кошек и хотел бы, чтобы жила она вместе с ним, помогала ему. Хотя, кто знает, может она поможет и мне выжить? Андрей стоял молча и смотрел невидящим взглядом на то место, где еще позавчера был базовый лагерь кого-то из выживших, или хотя бы продукты после такой лавины, было делом бессмысленным. Павел и Андрей это понимали, потому ни у кого из них подобной мысли и не возникло, надо было думать о том, как выжить самим. Они не стали спускаться на место гибели друзей, это было бесполезно и отобрало бы у них лишние силы после восхождения на вершину и гибели Валентина. Они уже не думали о каком-либо успехе экспедиции. Они собирались взойти на одну из высочайших вершин в стране, вшестером, а теперь стоят почти без пищи и топлива. Андрей подсчитал в уме и выложил результат: "В лучшем случае нам потребуется шесть дней, так что готовься, Паша, к длительной голодовке и этому проклятому холоду". Паша возразил: " Дня через три мы спустимся с ледника, а там будет и трава и вода, так что ты меня не пугай, все равно не получится. Надо будет, пойдем ночью, пока погода не испортилась.
Андрей только усмехнулся и они пошли, не надеясь добраться живыми до какого-нибудь жилья. Они шли день и часть ночи, благо было полнолуние. Павел долго разглядывал звезды, что-то шептал по себя, бормотал, а потом неожиданно заявил: "Здесь, если взять правее, хоть компаса-то у нас нет, это единственный шанс на спасение. Там есть высокогорный кишлак, я на старой карте видел и почему-то запомнил.
- Опять судьба? Если до альплагеря нам не добраться, то помирать все равно где - или в одном дне пути от лагеря или в этой ледяной пустыне. - Андрей устало и равнодушно махнул рукой. Паве возразил:
- Не ной, Андрюша. Мы выйдем отсюда, мы были с тобой на вершине и теперь обязаны спуститься к людям. А мой план насчет кишлака весьма не плох, ты тоже слышал о нем, там наверняка нам дадут и поесть, и попить, отдохнем денек и в лагерь. Может, еще и проводника дадут. На том и порешим.
Они вновь шли по бесконечному снегу, лишь изредка поглядывая в сторону вершины, откуда могла сползти еще одна лавина. Но их не было.
- По- моему, Андрей мы идем в нужном направлении, ты заметил, что здесь нет ни одного следа схода лавины Люди не стали бы селиться там, где на них круглый год валятся тонны снега. Давай, шагай.
Андрей шел первым в связке, потому что сильно ослабел, несмотря на весь свой богатый горный опыт. Паша лишь подумал про себя: " В такой ситуации нужна не сила и не техника. Здесь нужны воля и спокойствие". Хотя он знал, что у Андрея и того и другого предостаточно. Просто его сломала гибель друзей, он ведь был старшим .
Зеленая земля показалась перед ними неожиданно, ледник резко оборвался, тысячи шагов по снегу на дрожащих от напряжения ногах, да и вся гора, казалось, остались где-то далеко, в прошлом. Но появилось еще одно серьезное препятствие - обрыв ледника. Небольшой правда, метров двадцать, не больше, но и этого хватит, чтобы сломать себе шею или ноги. Павел подстелил под Андрея последний спальник и усадил его чуть ли не насильно на язык снега.
- Ты посиди тут, Андрюша, я пока разведаю где лучше спускаться.
Павел осторожно прошел по льду к самому краю обрыва и нашел подходящий путь, здесь лед обрывался не вертикально, а под углом, так что даже скальные крюки могли их выдержать, если вбить их парой. Да и спуск как на салазках мог бы обойтись без травм. Повеселев, Паша вернулся к Андрею. Тот к удивлению Павла впал в примерно такое же состояние, что и Валька. Павел снял перчатку и похлопал ею по щекам Андрея. К счастью, Андрей находился в боевой форме, хотя и сильно устал.
- Ты чего тут перчатками размахался, сейчас встану и так врежу, что мама будет долго спрашивать, где ты такой фонарь получил.
Павел понял, что, несмотря на усталость у Андрюхи остался настоящий заряд, который в нужный момент, на спуске, и сработает.
- Вставай, Андрюха, я тут подходящее место нашел, прямо как американские горки, слетишь вниз, перепугаешься, но будешь целым.
Он, конечно, преувеличивал, куски льда внизу вызывали сомнение в таком исходе, но Павел уже решился. Андрей спустился метров на восемь-десять вниз и вбил до самой головки горные крюки. Долго они не продержатся, но пару спусков по одному выдержат.
- Так, Андрей, ты идешь первым или вторым?
Он хотел разбудить в Андрее его всегдашнюю привычку командовать и всегда быть первым. И это сработало, Андрей расправил плечи, подвигал руками, потряс ногами и бодро заявил:
- Ты же знаешь, я всегда иду первым.
Этого-то Павел и добивался. Он спустил на веревке, привязанной к крючьям, Андрея и сбросил конец веревки вниз. Сверху показалось, что до кусков льда еще метров десять не меньше, глазомер его подвел. Он лег на край обрыва и прокричал Андрею, болтавшемуся около ледяной стены.
- Андрюха, веревки не хватит, потому придется ехать на заднице, понял? У тебя жопа крепкая?
Андрей, держась одной рукой за веревку, поднял вверх большой палец.
- Ну, давай сначала по веревке, а потом сам знаешь на чем, раз она у тебя железная...
Андрей улыбнулся и не торопясь заскользил по веревке вниз. Когда веревка кончилась он без колебаний разжал руки и , повернувшись спиной к стене, начал скольжение вниз. Павел с радостью увидел, что он, достигнув твердой земли, вскочил на ноги и замахал ему руками - все в порядке! Теперь тот же цирковой номер ожидал и Павла. Отцепившись от веревки, он ощутил, что стена далеко не ровная и всякие бугорки больно отдаются на его заднице. Но приземлился он удачно прямо на ноги и даже не упал. Друзья обнялись, теперь у них будет и огонь из сухой травы и еда из той же травы, пока они не найдут таинственный кишлак. Они уже перестали удивляться неожиданностям и когда вышли на пригорок и увидели внизу плоские сложенные из слоистого камня крыши домов, вновь обнялись - теперь от смерти их отделяло всего- то полтора километра. Они их даже проползут, если будет нужно.
Кишлак казался каким-то призраком, чем-то нереальным, сказочным. Но стояли домишки, крытые плоскими камнями, и то, что у них даже были окна, что почему-то успокоило Павла. Есть окна, значит должны быть и люди, а это сейчас самое главное, это жизнь... У первого домика их встретила пожилая женщина и поздоровалась. Они вежливо раскланялись и пошли дальше, на ее лице не было и тени удивления, как будто с ледника к ним приходят чужие люди ежедневно. Андрей, словно прочитав мысли Павла сказал: "Странные люди, эти горцы..." Позже они убедились, что весть об их приходе распространилась по кишлаку со скоростью лесного пожара. Скоро они стояли посреди улицы, окруженные небольшой толпой людей в разноцветных халатах и разглядывающие их. Все кого-то ждали. Наконец этот кто-то появился. На голове у него была белая чалма, тощую грудь скрывал пестрый халат, а в руках длинная палка вроде посоха. Видимо, люди очень уважали этого человека, об этом говорили его седая борода и то, как все почтительно расступались перед ним. Старик подошел к парням и гортанно произнес; "Салам алейкум". На что ребята низко поклонились старцу и дружно ответили: "Ваалейкум салам". У них было возникли подозрения, что будут трудности с переводом, но старец вдруг заговорил на чисто русском языке, причем с украинским акцентом. Павел подумал: "Видимо, старик жил на Кубани, где многие так разговаривают". И вздохнул с облегчением, теперь их поймут.
Старик величаво повернулся и пошел, ребята последовали за ним. В небогатом доме они уселись на ковер вокруг низенького столика, где стоял медный чайник и блюдо с какими-то печеньями. Андрей было потянулся за каким-то диковинным пирожком, но Павел во время остановил его.
-Ну, рассказывайте, кто вы, откуда и зачем идете?
Андрей неопределенно махнул рукой в сторону горы и коротко бросил: " С той горы".
- Это не гора, а спаситель нашего кишлака. Если бы не она, лавины давно бы сравняли наши дома с землей. - Он указал пальцем в сторону вершины, настоящая гора.
- Так мы оттуда и идем, - Андрей обиженно ответил и добавил, - а как нам вас называть, чтобы не обидеть?
- Называйте меня просто - дедушка Селим. И это будет правда, я уже очень старый.
И внезапно повернувшись к Павлу, спросил:
- Вы действительно с той горы спускаетесь?
- Да, дедушка Селим, с этой самой горы, где остались четверо наших друзей. Свирепая горка...
Если старик и удивился, то не удивился, ни один мускул не дрогнул на лице, никакого движения бровей.., Селим выглядел невозмутимым как Будда, хотя они видели только его изображение в книгах о Китае и Непале, тогда у них была надежда, что им разрешат экспедицию в Гималаи, и они читали все, что могли раздобыть в библиотеке о Гималаях. В старике Павел чувствовал необъяснимую загадочность и удивительное спокойствие он ни разу не перебил никого, не задал вопросов, но парни знали, что он чувствует и понимает их.
Павел вспомнил, как они пытались получить разрешение на экспедицию в Непал. Наконец председателя их городского альпклуба пригласили в КГБ на беседу. Вернулся он через несколько часов - весь клуб с надеждой или отчаянием (кто как) ожидал его. Едва стоило ему войти в комнату, все поняли, что никуда они не поедут, всем в комнате стульев не хватало, многие сидели на полу. Кто-то встал и поставил свой стул на середину комнаты.
- Все. Не буду много говорить. Мне почти три часа популярно объясняли, что в никакие Гималаи ехать не надо, у нас и своих гор хватает, покруче всяких там иностранных...
Гебисты оказались правы. Там, где мы побывали, было ничуть не легче, чем на Эвересте. Побывали... Оставалось только вернуться в лагерь, покинув на этой горе четверых друзей.
Дедушка Селим встал, подошел к какой то тумбочке и достал оттуда початую бутылку водки, неизвестно как попавшую в это высокогорье. Потом щелкнул пальцами и на этот звук прибежала женщина, он что-то ей сказал на неизвестном им языке, она скоро вернулась с тремя гранеными стаканами. Селим аккуратно разлил водку по стаканам, первым поднялся с ковра, ребята последовали за ним.
- За ваших погибших друзей! Они погибли не зря. Даже подумать, взобраться на эту гору - это подвиг...
Он выпил половину, поставил стакан на стол и снова уселся на скрещенные колени. Ребята повторили все его движения, пробормотав; "За друзей".
Потом Селим с дотошностью старого человека стал расспрашивать их о восхождении и даже признался в том, что в молодости мечтал побывать на этой вершине, но так и не решился. Вместо этого уехал на Кубань, где и прожил большую часть жизни, лишь постарев, и выйдя на пенсию, вернулся в родной кишлак. Потом добавил, что сами они дорогу к альплагерю не найдут, он им даст надежного молодого человека, который их проводит: "А пока ешьте и пейте вволю. Представляю, как вам досталось..."
Через час они от обильной пищи и чистой горной воды уснули, мертвым, но тревожным сном. Да так, что проснулись лишь на следующее утро, когда дедушка Селим сам довольно больно ткнул в каждого своим посохом. После завтрака дедушка Селим представил им проводник - молодого человека с античными чертами лица и сказал, что его зовут Алим и он их проводит к лагерю. По дороге выполнять безукоризненно все указания Алима, тогда будет все хорошо. И послал их на кухню, где женщины приготовили для них кожаные сумки на ремешках с пищей и водой. На прощание они низко поклонились дедушке Селиму, а Павел, повинуясь безотчетному порыву, поцеловал его старческую руку.
Еда и отдых вернули им силы и дорога до лагеря показалась обыкновенной прогулкой. Спуск был несложным, но на душе парней лежала неподъемная ноша - весть о смерти их друзей. У самых ворот лагеря Алим не говоря ни слова, не сделав ни единого жеста, повернулся и пошел домой. Друзья стояли перед грубыми деревянными воротами лагеря и не решались войти. Им просто не верилось, что они смогли взойти на вершину и вернуться. Потом Андрей решительно толкнул калитку в воротах, и они вошли в знакомый двор. Первое, что они увидели на большой и знакомой доске объявлений, - шесть фамилий, написанных красными буквами и заголовок: "Они пока не вернулись..." Среди других были и их имена..,