Левкович Вилиор Вячеславович
В зимних струях Гольфстрима

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 22/10/2021.
  • © Copyright Левкович Вилиор Вячеславович (vilior@hot.ee)
  • Размещен: 28/01/2015, изменен: 28/01/2015. 112k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Иллюстрации/приложения: 4 шт.
  • Скачать FB2
  • Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:


    В ЗИМНИХ СТРУЯХ ГОЛЬФСТРИМА

    (Рыбацкие байки старого капитана)

      
      

    Я помню холодные зори,
    Прибой у базальтовых скал,
    Где я, затаённое морем,
    Рыбацкое счастье искал.

    Дмитрий Тихонов

      
       В те, далёкие, послевоенные, годы зимняя Северная Атлантика была пустынным, мало посещаемым районом, лежащим в стороне от морских путей, а из-за бесчинствующих штормов, снискала у мореплавателей дурную славу, как одно из самых "гиблых мест" в Мировом Океане. Ни дымка, ни огня на горизонте. Только небо со сплошными чёрными, либо рванными серыми облаками и такими же серыми валами воды за бортом. Лишь здравый смысл утверждал, что где-то там, за сотни миль от нас, есть твердь, по которой уверенно ступают, не держась за стенки руками люди. В редкие дни зимних месяцев солнечный луч лишь порою и на миг пробивался сквозь облачность, вероятно для того, чтобы развеять наши опасения, что Солнышко уже навсегда исчезло с небосвода.
       С окончанием "Битвы за Атлантику" прекратился поток военных грузов, выделяемых Америкой союзникам "в долг" по договору о Ленд-лизе. Новых торговых связей Восток-Запад пока не предвиделось и караваны транспортных судов рассеялись по портам прописки. Воды Северной Атлантики окончательно обезлюдели. Лишь спустя десяток лет, здесь вспыхнет зарево огней, как над густонаселенным городом, а на экране радиолокатора появятся до сотни отметок от промысловых судов. Это бурно растущий советский океанический рыболовный флот примется за освоение "целины" Мирового океана. А пока, на зимнем горизонте не видно ни души, ни дымка, а одно лишь обилие серой декорации. Серо-белая картина давила на психику случайного наблюдателя подобно тому, как действует на телезрителя потеря цветного изображения из-за досадных технических неполадок. Вероятно, в своём полёте на Марс, столкнувшись с чужеродностью и враждебностью окружающего пространства, в чём-то похожие с нашими чувства будут переживать будующие астронавты.
       До первой зимней сельдяной экспедиции, лов сельди в Атлантическом океане проводился эпизодически и случайными промысловыми компаниями. Делалось это скорее наобум Лазаря и исключительно в летнее время. Где обитала сельдь в остальные полгода, никому не было известно. По гипотезе учёных союзного отраслевого института рыбной промышленности - ВНИИРО от зимней непогоды сельдь уходила в глубины океана в спокойные от волнения воды и лишь в редкие часы затишья от штормов поднималась на доступную для облова глубину. Здесь она кормилась в струях Гольфстрима, несущего на Север Атллантики биомассу планктона. В задачу нашей экспедиции и входило определение путей миграции и практических возможностей зимнего облова сельдяных стад.
       В составе Литовского отряда из трёх рыболовных траулеров СРТ-4163 уже более месяца рыскал по промысловым квадратам, расчерченным на навигационных картах Норвежского и Северного морей. За всё это время погода позволила СРТ-4163 выметать сети не более пяти раз. Три замёта оказались удачными, и в трюмах нашего траулера стояло семьсот пятьдесят 120 литровых бочек норвежской сельди крепкого посола.
      

    ОДА СРЕДНЕМУ РЫБОЛОВНОМУ ТРАУЛЕРУ - СРТ
    Краткий исторический экскурс

       В разоренной мировою войною стране всего за десяток лет и буквально на моих глазах, был создан и вырос до гигантских размеров, океанический рыбопромысловый флот. Обогнав качественно и количественно передовые морские державы, советский промысловый флот вскоре достиг рекордного первого места в мире по добыче и обработке океанской рыбы. К закату Союза его океанический вылов достиг 11 миллионов тонн, или более 30 кг рыбной продукции на душу населения страны.
      

    0x01 graphic

    Средний Рыболовный Траулер.
    Рисунок С. Смолякова

      
       Отсчет начала советского океанического рыболовства следует соотносить с появлением Среднего Рыболовного Траулера, или говоря на профессиональном языке - СРТ, сразу же заявившего себя как "главное действующее лицо" в освоении рыбных богатств мирового океана. Сегодня о Среднем Рыболовном Траулере редко кто вспоминает. Зато в те годы о СРТ говорилось и писалось много. Восторженные поклонники посвящали среднему траулеру даже неплохие вирши, а ветераны поминали траулер с ностальгтческим вздохом: "Кто не рыбалил на СРТ, тот не крещён Океаном". Однако спустя десяток лет средний траулер уже сдаёт позиции, мало-помалу превращаясь в "судно вчерашнего дня" и рыбак, что возрастом помоложе, получив направление на СРТ, расценивал это уже как наказание, соизмеримое с отбыванием каторги на галерах. Именно так и настолько возросли требования рыбака к условиям труда и быта, когда на смену трудяге СРТ заступила новая серия средних рефрежираторных траулеров типа СРТ-Р "Океан" и Больших Морозильных Рыболовных Траулеров - БМРТ.
       В годы горбачёвской перестройки возникла и дискутировалась тема "за" и "против" сохранения на вечном приколе у причала порта Калининграда, последнего, из сохранившегося СРТ. Дискуссия тянулась несколько лет, пока под перестроечный шумок дельцы из "новых русских" не продали музейный экземпляр по цене ржавых иголок.
       Само собой, ведь рыбаку-ветерану память о СРТ дорога не только как дань эпохе, и частичка от молодости целого поколения, но, как и рациональное творение рук человека с воплощением талантливой инженерной мысли. Сбыв по цене чечевичной похлёбки музейный экземпляр, перестроечные дяди украли у внука рыбака возможность наглядно познакомиться с легендарным траулером и окунуться в реальность байек деда, о времени и романтике освоения "океанической нивы". Перестроечным дядям пофигу дедовские байки, как пофигу и их внуки. Собственных отпрысков они предпочитают водить по морским музеям Гринвича или Таллина. Покрутив штурвал "Катти Сарк", отполированный ладонями Браунов и Смитов, внучёк нового русского в состоянии представить себя рыжебородым британцем с чайного клипера. Ему теперь и дела нет ни до каких-то Ивановых или Сидоровых, лихо катавшихся на малышке СРТ с гривастых водяных горок "Ревущих сороковых".
       Со страной, нещадно пострадавшей от её агрессии, Германия расплачивалась репарациями рыболовного флота. На верфях, ещё недавно клепавших субмарины адмирала Дейница, был поставлен на поток голландский проект североморского логгера - небольшого двухмачтового рыболовного судна неограниченного района плавания. Так навек и останется тайной, кто и почему, толи по собственной некомпетентности, а толи из лукавства, дал этому типу судна дефиницию "Средний Рыболовный Траулер". Не мудруствуя лукаво некто назвал новорождённого новика "Средним", невзирая на то, чтобы так величаться, ему следовало бы подрасти, хотя бы, до размеров своего будущего "младшего братца" - СРТ-Р типа "Океан".
       Спроектировав дешёвый и экономичный в экспуатации шедевр траулера, голландские кораблестроители всё хорошо просчитали, но только под собственные условия эксплуатации. Хотя мотор СРТ, всего-навсего в три сотни лошадиных сил, крепко уступает в мощности мотору "крутого" лимузина нового русского, но, тем не менее, дизель "Букау - Вульф" оказался способным противостоять зимнему буйству океанских стихий. Запасов топлива и воды хватало на двухмесячную автономность плавания. Однако конструкторы и не помышляли обрабатывать улов на открытой палубе логгера, а рассчитывали сбывать его свежьём в ближайшем порту Северного или Норвежского морей. Голландский логгер выходил на промысел только при благоприятном прогнозе. Голландский экипаж вовсю развлекался на берегу, пока в портовых цехах женские руки из рыбного свежья готовили всевозможные деликатесы, вплоть до рольмопсов, и сардин в винном соусе. Союзу с порушенным войною хозяйством, вынужденному содержать пятимиллионную армию было не до рольмопсов. В казармах и в сельской глубинке нарасхват шла даже "ржавая" селёдка. Посему советские рыбаки спешно тарили сельдь, тут же на открытой всем ветрам и хлябям палубе СРТ. "Труд - дело чести и геройства" - уверяли их, развешанные в общественных местах лозунги. Правда, этим лозунгам уже никто не верил, но, тем не менее, процесс лова и обработки сельди протекал без расхлябанных перерывов на перекуры и кофе-таймы. Разудало уклоняясь от захлёстывающих СРТ валов, труженики моря на пляшущей под ногами палубе жонглировала со 120 килограмовыми бочками. Ещё со времён крепостного ведения хозяйства, известно, что без увеличения численности рабочих, на одном голом энтузиазме производительность ручного труда не повысить. Знали это и в министерстве рыбного хозяйства, но скудость материальной базы страны не позволяла механизировать процесс добычи и обработки рыбы, единственным выходом оставалось добавить на СРТ штатное расписание. В жилое пространство, рассчитанное на дюжину голландских рыбаков, втиснули ещё 15 человек. Об этих сверхштатных едоках команда траулера озаботилась сама. Рыболовный флот ещё не был разбалован пищевыми холодильниками, поэтому на вантах фок-мачты траулера вялились говяжьи туши, а в бочках по флибустьерскому рецепту заготавливалась солонина. Судовые сусеки забивались сушёными овощами. Гречки, макарон, тушёнки заготавливали на половину года. На шлюпочной палубе строился загон для поросят. Не в пример новобранцам-салагам, которых нещадно "било море", поросята отлично нагуливали вес на отходах, не съеденных салагами.
       В течение одной послевоенной пятилетки на экспедиционный промысел в Атлантический и Тихий океаны уже вышло более сотни средних траулеров, принося министерству рыбной промышленности баснословные прибыли, доходящих до семи сотен процентов от вложений. В течение двух удачных рейсов СРТ окупал все затраты на его постройку, снабжение и заработок рыбака.
       Сегодня трудно поверить, что рыбак мог, не сходя на берег, безропотно жить и работать полгода "за железным занавесом" в кольце враждебного окружения Атланитического Союза". И не пустым звуком для него было выражение: "Мой дом - моё судно". Рыбак с СРТ твердо усвоил, что соответствующие органы не поощряют его контактов с иноземцами, а среднему траулеру запрещён заход в иностранные порты даже в случае нужды в медицинской помощи. Все необходимое для работы и для жизни команда СРТ должна была получать с плавучих баз, которые почему-то всегда задерживались с выходом из родного порта. Поэтому, на промысле в океане царил жестокий дефицит на воду, дизтопливо и харч, выдаваемыемые лишь по разнорядке прижимистого начальника экспедиции.
      

    БЫЛИ СБОРЫ НЕ ДОЛГИ

       Такого взрывного роста добывающего флота не знала ни одна морская держава. Несмотря на ускоренное "клепание" кадров на краткосрочных курсах и досрочные выпуски из мореходок, специалистов катастрофически не хватало, и промысловые суда нередко пополнялись за счёт "отсева людского балласта" с военного и коммерческого флотов. В результате вместе с достойными и грамотными кадрами на промысловый флот просочились разного рода авантюристы и забулдыги.
       Первая атлантическая зимняя экспедиция в Литовском Управлении сельдяного лова готовилась к выходу как раз в то время, когда с летнего океана "пачками" возвращались траулеры, а на причалах Клайпеды ежедневно гремёл оркестр, встречая рыбаков победными маршами. За праздничным настроем, сбор в полугодовую экспедицию трёх новеньких СРТ протекал без должного внимания. Оно и понятно. Управление уже выполнило на 150% годовой план добычи, а его руководству затея зимней экспедиции представлялась лишь, как мероприятие на дальнюю и неясную перспективу. Заморочек у начальства и без этой троицы СРТ хватало. Вернувшиеся из летней экспедиции суда нуждались в ремонте, а люди в отдыхе. Желающих ещё на полгода выйти в неизведанные зимние погодные условия даже днём с огнём не сыскать. Поэтому комплектовалась наша троица СРТ кадрами, завербованными по оргнабору из захиревших сельских районов страны, откликнувшихся на призыв: "Пролетарии всех стран объединяйтесь". В переводе "на ридну мову" этот партийной лозунг обрёл довольно странное звучание: "Голодранци з всего свiту, сгепайтесь до купы". Отделу кадров в добровольно принудительном порядке удалось лишь слегка разбавить ряды вербованных кадров "бывалыми морскими волками". Двум нашим напарникам крепко повезло, к ним направили опытных, побывавших на промысле капитанов, а один из них был назначен флагманом нашего отряда из трёх СРТ.
      

    СБОРИЩЕ ДИЛЕТАНТОВ НА БОРТУ СРТ-4163

       За неделю до выхода на промысел на борту СРТ-4163, наконец, объявился и капитан. Откуда он взялся, удалось выведать лишь немногое. Выяснилось, что раньше служил тов. Я. сверхсрочно на Балтийском флоте, командуя водолазным катером в чине мичмана. Как и положено службисту из младших командиров, его фамилия оканчивалась на "о". И это всё, что удалось разнюхать нашему третьему штурману. Вскоре вслед за капитаном объявился и второй помощник капитана. Щёлкнув каблуками, он представился с шиком: "Секонд мэйт Вольдемар". Ясно! Второй штурман - тоже выдвиженец с военного флота.
      

    0x01 graphic

    Клайпеда. Chief mate CРТ-4163 Вилиор Левкович.

      
       С бывшим капитан-лейтенантом Владимиром Бегуновым мне, как старпому была положена одна каюта на двоих. Как в купе пассажирского вагона его койка размещалась над моей головой. В нашей беседе, продлившейся до полуночи, мы сошлись с Володей по большинству вопросов. Собеседник располагал к себе трезвостью суждений и своеобразным юмором, а завидное образование - Ленинградское Высшее военно-морское училище - только вызывало уважение. Нас обоих смущало одно и то же: как случилось, что из четырёх судоводителей траулера ни капитан, и ни один из его помощников не обладал промысловым опытом. Если не принимать во внимание моё короткое знакомство с Океаном в единственном рейсе вокруг Европы из Калининграда в Новороссийск на рефрижераторе "Айсберг", то получается, весь штурманский состав траулера в дальнее плавание засобирался впервые. О чём думал сам капитан Я., и как допустило подобный ляпсус руководство флотом, так и останется загадкой. Атмосфера на ходовом мостике СРТ-4163 не сложилась с первого дня знакомства двух бывших военных моряков. Володя иначе, как "Сундуком" капитана не называл, уверяя, что так прозвали сверхсрочников, получивших судоводительское образование на краткосрочных курсах младших командиров. "Чем меньше этот "Сундук" будет бывать на мостике, тем вернее мы доберёмся до безопасных океанских глубин", - уверял Володя. Тут же, посвящая меня в антологию флотских анекдотов, он выдал притчу на злободневную тему: "Адмирала Нахимова во всех вояжах и сражениях сопровождал флотский сундучок с личными вещами, тем не менее, несмотря на солидный ценз плавания, сундук адмирала так и остался сундуком"! Вскоре Володя поделился со мною и вовсе невероятным: выскочив из радиорубки, капитан намеревался снять с путевой карты координаты судна, но запутался в долготе места судна. Пришлось разъяснить капитану, как и почему западная долгота снимается влево от меридиана!
       Хотя моё юное и недозрелое штурманское самолюбие и тешилось полнейшим капитанским доверием, мне порой тоже становилось не по себе, наблюдая полную отстранённость нашего капитана от судовождения. Пессимизм Володи, касался не только способностей капитана Я. в судовождении. Мы, трое молодых штурманов, управлялись с ним не хуже нашего флагмана СРТ-4160, с достоинством проведшего обоих напарников наикратчайшим и безопаснейшим путём до самого Норвежского моря. В его безбрежных просторах литовский отряд из трёх СРТ тут же и растворился, проявляясь лишь в установленные сроки на радиосвязи.
       Пугал и не радовал Володю и наш экипаж, набранный "от сохи". Из двадцати семи членов команды он насчитал лишь шесть человек знакомых с делом, за которым мы безоглядно отправились за тридевять земель! Слава Богу, не киселя намерены хлебать, а знают рыбацкое дело дрифмастер, рыбмастер и их помощники. Ещё радист и один матрос, мой тёзка, побывали на океаническом лове - загнул Владимир шестой палец. - Главное, что не лезет ни в какие ворота, судоводители нашего СРТ состоят из сборища дилетантов, отправившихся за тридевять земель, чтобы там порыбачить. К тому же при спешных сборах по рассеянности дилетанты позабыли взять с собою важную книжку "Самоучитель начинающего рыболова". Таких, как мы пижонов, Остап Бендер призывал растреливать из детской рогатки. Получается и мы с тобою, ничто иное, как два козла-провокатора, взявшиеся вести за собой безвинное стадо из двадцати четырёх баранов и одной овечки, - кипятился Володя. - Хотя отчасти можно понять этих хлеборобов, оторвавшихся от дому, от семьи, из-за послевоенной разрухи. Неустройства жизни и безденежье погнали их за длинным рублём. Кому-то деньги требуются, купить бурёнку, кому-то починить крышу на хате. А то, что длинный рубль, как и золото Клондайка не каждому даётся, этим ребятам "по фонарю"! Забыли они золотое правило: "чтобы рыбку съесть, и при этом ни на что не сесть, уменье и везенье надобно", - твердил Володя.
       - Признайся честно, чиф, ты хоть раз видел селедку в живом виде?
       - Видел! И даже сам засолил ни один бочонок сельди. Знаешь, как называется деликатесная керченская селёдка?
       - Селёдку зовут селедкой, а как же ещё её звать? - не стушевался второй помощник.
       - Вовик, ты сер, как штаны пожарника, а ещё пытаешся доказать, что относишься к классу водоплавающих! "Точёк" - вот как зовётся керченская селедка. Во времена, когда ты зарабатывал себе увольнительную в город в обмен на крысиный хвостик, гоняясь за этими тварями по отсекам боевого корабля, я уже закусывал этой деликатесной селёдкой.
       - Не любишь ты, чиф, военно-морской флот!
       - Не флот, а пижонов с него не уважаю. На рыбаков смотрят с гонором, хотя сами-то морячки паркетные! Дальше "Маркизовой лужи", т. е. Невской губы их и плавать-то выпускать страшно. Тебе твой офицерский гонор не позволил вчера спуститься на палубу послушать дрифмейстера, толкующего про технику безопасности при выметке сетей, и ты так и не удосужился заглянуть в журнал "Рыбное хозяйство", со статьёй опытного промысловика "Два способа дрифтерного лова сельди с нижним и верхним вожаком".
       Володе за словом в карман лезть не к чему.
       - Зато ты себе популярность по дешёвке решил заработать! Видел, как ты вчера набором сетей в дрифтерный порядок развлекался?
       - Так научили меня ещё в школе юнг, сэр. Не должно быть на судне работы, незнакомой старпому, и желательно, чтобы выполнялась она классно. Вчера дрифмастер убедил, что без острого шкерочного ножа, лучше не высовываться на промысловую палубу. Верёвок там на каждом шагу, как паутины у паука в засаде и каждая норовит, захлестнувшись на ноге стащить тебя за борт. Не забудь завтра же получить под роспись шкерочный нож, заточи его и, как корсар, держи до случая наготове за голенищем своих полуболотных "ботфортов".
       Я и взаправду не переживал, потому как рыбацкую практику считал делом наживным. Подкованный статьями из журнала "Рыбное хозяйство", я не пугался Володиных страшилок. "Не Боги горшки обжигают, - повторял я, - вот и мы свою промысловую практику будем осваивать по ходу дела". - уверял в этом не только всех сомневающихся, но и самого себя.
      

    ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ И ОДНА

       К Новому году у Шетландских островов должна появиться плавбаза "Тобрук", пароход, зафрахтованный литовским Управлением в Польше. На "Тобруке" мы должны пополнить оскудевшие запасы и выгрузить улов. А сейчас СРТ-4163 с поиском шёл к югу, поближе к островам. На борту траулера не затихала обыденная жизнь промыслового экипажа.
      
    ...Есть город, который я вижу во сне...
    ...У Черного моря...
      
       хрипела по судовой трансляции голосом Леонида Утёсова заезженная пластинка проигрывателя.
      
    ...Эй, моряк, ты слишком долго плавал,
    ...Я тебя успела позабыть...
      
       забубенным и разухабистым криком заходилась из кинопроектора в вечерней кают-компании разбитная портовая деваха, из в который уже раз прокручиваемого фильма "Человек-амфибия".
       После кино в кают-компании буйствовала игра в домино на высадку. Игра непременно сопровождалась грохотом костяшек о столешницу. А вопль "Рыба!" в сопровождении убойного стука, затаённого, до поры до времени концевого камня, заставлял меня, пытающегося соснуть перед вахтой, слетать с койки. Каютка старпома или чиф-мэйта или попросту "Чифа", как это принято на флотах всего мира, лишь тонкой переборкой отделялась от шумной кают-компании траулера. Всё, что можно было прочесть из напечатанного, вплоть до старой подшивки газет, к тому времени было уже перечитано и пошло уже по второму кругу. "Двадцать шесть и одна" Максима Горького, была одна из затасканных книг из судовой библиотечки, и она оказалась в чём-то пророческой. В ней затаился и намёк, и предупреждение на атмосферу, имевшую место быть на нашем судне.
       В отличие от пуританских убеждений отдела кадров на взаимоотношение полов в ограниченном и замкнутом пространстве и недостаточно компетентных воззрений командиров траулера на подобные обстоятельства, Алексей Максимович оказался докой в таких вопросах. Таки даром предвидения обладал этот "инженер человеческих душ". Он в точности воспроизвёл в своём рассказе даже количественное соотношение полов, именно "Двадцать шесть и одна" пребывало нас на борту траулера. Сложность обстановки обострялась тем, что при проектировании и постройке траулера на нём не предусматривалось совместное проживание разнополых особей экипажа. Не предусмотрено было, и всё! Ни голландские, ни немецкие проектировщики и думать о таком не смели! Поэтому и не планировались ни женская каюта, ни отдельный душ, ни туалет, ни уголок, где женщине необходимо побыть одной. Однако суфражистки из отдела кадров Управления, на равноправие женщин смотрели по-своему. В четырехместную каюту с табличкой на двери "Третий помощник капитана, дрифмастер, рыбмастер, кок" не мудрствуя лукаво, к трем мужикам они подселили кока-девицу.
       Всё завертелось с того рокового дня, когда комитет комсомола Управления настоятельно порекомендовал капитану и судовому парторгу зачислить в штат экипажа Еугению Б., как активистку, способную зажечь в сердцах молодежи непреодолимую тягу к трудовым подвигам. В доказательство кадровички сунули мужикам под нос характеристику Уездного комитета, назвавшего комсомолку Женьку не иначе, как "коневодом передовой литовской сельской молодёжи".
       Вскоре дрифмейстер и рыбмастер, люди степенные и в возрасте, предпочтя тесноту и неудобства искушениям плоти, перебирались на ночь из четырёхместной каюты на чужие диванчики, а третий штурман Евгений А., как истинный джентльмен, исключающий пересуды и двойственность положения дамы, уломал капитана зарегистрировать его брак с числящимся по судовой роли коком Еугенией. В правомерности собственных требований ему удалось убедить капитана, подсунув тому курсантский конспект по морскому праву. В конспекте была прописана ссылка на правовой акт от одна тысяча девятьсот затёртого года, где капитану определено в обязанность свидетельствовать не только факты рождения и смерти, но регистрировать и гражданские браки. Законопослушный капитан Я. без промедлений закрепил брак Евгения и Женьки записью в судовом журнале N 1, а в кают-компании устроилось подобие комсомольской свадьбы двух Женек с легким застольем и криками "Горько"! "Горько" - с энтузиазмом вторили старший и второй помощники, не догадываясь о последующей горечи расплаты за легкомыслие отдела кадров и собственную некомпетентность.
       Семейная жизнь явно не пошла коку на пользу. Вскоре начались неприятности с запаздыванием завтраков команды. Вахтенные матросы, в обязанности которых входила утренняя побудка кока, клялись, что не достучались в двери запертой каюты. Новобрачная печь хлеб и кашеварить стала только по настроению, а, чаще всего, кое-как. Правда, из её изделий ничто не пропадало задарма и вёдрами шло на откорм судовых поросят, а среди экипажа высказывались подозрения, что ещё с хуторского детства Женька привязалась к свиньям крепче, чем к роду человеческому. Комсорг песочил нерадивую комсомолку в стенной газете и грозился написать ей такую характеристику, что и в КПЗ - камеру предварительного заключения, её не осмелятся принять, а не то, что получить визу в заграничное плавание. В довершение всех неприятностей выяснилось, что мыльной воды Женька боялась, как деревенская кошка! С запозданием, но дошли до меня слухи, что Женька увиливает от мытья в бане с начала рейса и собирается увильнуть и на этот раз. Возмутившись, я распорядился заставить её вымыться в принудительном порядке. Ввиду полного отсутствия опыта работы с женским коллективом, не мог я придумать ничего лучшего. А поскольку само это дело выглядело слишком необычно, я догадался прибегнуть к помощи комсомольского актива. Вспомнив крылатую фразу "Если не умеет - научим, не хочет - заставим!" - подвёл я черту, а на вопрос с места:
       - А если Женька упрётся и откажется идти в душевую?
       - Препроводите её в баню силой! - брякнул я сгоряча.
       Разомлев от банного пара и чистой смены белья, сразу после ужина я крепко заснул и не слышал "концерта", устроенной оскорбленной Женькой. На следующий день инцидент представился на суд старпома в двух версиях, достоверность которых так и осталась невыясненной и на совести действующих лиц. По версии комсомольского секретаря, проследовать в баню Женька наотрез отказалась. Пришлось препровождать её туда легким понуканием в спину, держа спереди за обе руки, потому как она царапала ногтями лицо комсомольского вожака. В доказательство были предъявлены свежие следы царапин на физиономии потерпевшего. Все "банщики" клялись "честным комсомольским", что стряпуху они не мылили, и, избави Бог, даже не дотрагивались до её бикини, а только препроводили и затолкнули в душевую. Ну, а там она, кажется, сполоснулась самостоятельно. По другой версии, на которую упирала Женька, её сонную стащили с постели и выволокли на палубу, к бочке с водой. В бочку макали швабру и этой шваброй её зверски вымыли. При этом все ржали как жеребцы и высказывали оскорбляющие женское достоинство словечки. По требованию Женьки всё это было запротоколировано секретарём судового комитета, и словечки тоже, но они не годятся для печати. Женькин хахаль, а по их обоюдному утверждению муж, третий помощник капитана Евгений А., в повседневном судовом обращении звавшийся тоже Женькой, был до этой роковой связи нормальным парнем без всяких завихрений. Штурманское дело он знал и исполнял исправно. Год назад с отличием закончил ленинградскую мореходку. Сам Евгений был родом из интеллигентной питерской семьи. Простачком его не назовёшь. А тут безоговорочно и целиком воспринял только одну версию - Женькину, и стал на рога супротив всех. С комсомольской прямотой ему подбросили вопросик:
       - Ты же в это время был на вахте, вся палуба у тебя под окнами и перед глазами. Видел ли ты бочку с водой, швабру и дикую сцену "банной процедуры"? А может быть что-нибудь да слышал? И почему тогда не прекратил издевательства над женщиной?
       Отвечает:
       - Не видел! Не слышал, но Женька врать не станет! Ей я верю. И этого так не оставлю и никогда вам не прощу! Вы все просто завидуете нашему счастью!
       Как пришлось убедиться позже, даже очевидные факты не могли поколебать убежденность Евгения в праведности его подруги.
      
       Сквозь призму прошедших лет, пытаюсь я разобраться в причинах "бессмысленного и беспощадного" бабьего бунта. Первое, что приходит в голову - это, что настырной девчонке, привыкшей верховодить деревенской молодёжью попросту не дали занять место "коневода" в судовом коллективе. Под её рукою пребывал лишь единственный подчинённый - белобрысенький и скромный парнишка Юлиус. По штатному расписанию числился он матросом без класса, т. е. матросом-уборщиком или юнгой. В целях справедливого распределения труда, юнге вменили в обязанность вспомогательные операции на камбузе: чистку картофеля, раздачу пищи, мытье посуды и корм судовых хрюшек. К этим неуставным обязанностям Юлиус относился с холодком и, пропуская мимо ушей "бабские распоряжения", безудержно рвался к мужским палубным работам и на место у рулевого колеса. А настырная Женька упорно желала приучить юнгу замешивать тесто, растапливать печь и готовить завтраки. Склоками и жалобами на подростка достала она всех, а когда разбила графин на строптивой головушке Юлиуса, то на защиту юнги поднялась вся команда. Женька выкрутилась, написав заявление с жалобой о посягательстве Юлиуса на её женскую честь. Инцидент замяли по взаимному соглашению сторон и на какое-то время Женька приутихла. Но постепенно разгорался ропот в команде. У всех в печёнках засело единообразие: кислые щи из солонины и гречка с тушёнкой. Правда, тогда никто и не подумал, а что ещё можно было приготовить из набора, оставшегося в закромах судна: сухих овощей, бочки кислой капусты, макарон и гречки? И никто даже не замечал, что работа у камбузной плиты не менее тяжёла и опасна, чем у палубного матроса, а к тому же ещё и неблагодарна. В пару, дыму, в тесном пространстве между кипятком бойлера и раскалённым чугуном печи, на который при крене судна выплёскивалась половина заправленных щей, с рассвета и допоздна вертелась кок. Про ежечасную опасность быть коку ошпаренной или поджаренной никто не помышлял и даже не подумал высказать ей ободряющих слов. Даже её друг и защитник - Евгений и тот склонялся к требованиям невозможного, уверяя стряпуху:
       - Как хочешь, но необходимо разнообразить и улучшить коллективное питание.
      

    БАБИЙ БУНТ

      
       Как надо полагать, Женьку достала несправедливость просыпаться на пару часов раньше команды, грязным углём кочегарить не желающую разгораться при низком атлантическом атмосферном давлении дымящую печь. Потом весь Божий день гоняться за елозящей на качке бадьёй с заквашенным тестом. Выпекать чёрный и белый хлеб, готовить завтрак, обед, полдник и ужин и всё это без выходных, в любую погоду при дикой болтанке траулера.
       Женьке в отделе кадров о таком не говорили. Зато наплели о сказочных заработках, дающих широкую возможность приодеться и гулять весь отпуск по сияющим в неоновой рекламе улицам незнакомых городов. Ни вербовщик, ни кадры не упоминали о кошмаре Атлантических штормовых будней, зато наплёли девчонке бредни, как профсоюз будет навязывать ей бесплатную путёвку на золотой пляж южного моря. Убедившись, что её крепко надули, Женька взбунтовалась, но восстала она супротив без вины виноватого экипажа. Будь я постарше возрастом и поумнее, возможно и сумел бы обуздать бабью дурь, но тут я грудью стал на сторону коллектива. И не нашлось ни одного из двадцати шести мужиков, кто бы посоветовал скороспелому юнцу-старпому, как прекратить недостойное и глупое противостояние экипажа супротив упрямой и задиристой девчонки. Мог ли это сделать капитан с опытом "сундука", мичмана и командира водолазного катера, когда в его арсенале самыми обычными воспитательными мерами являлись наряды вне очереди, да приказы по личному составу. Вот он мне и присоветовал: "Ваша прямая обязанность как старшего помощника - повысить требовательность и навести порядок на камбузе"!
       А Женька день ото дня только борзела. Её супруг упорно отказывался говорить на семейные темы, мрачнел и замыкался. Дошло до того, что вахтенный матрос, посланный будить кока, божился, что обошёл всё судно, но нигде "стряпуху" не обнаружил. Тогда я сам становился на руль, а матроса отправлял на камбуз "кочегарить", только чтобы не оставить экипаж без завтрака.
      

    "ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ"

      
       Вскоре в дополнение ко всем её фокусам и только по вине Женьки среди ночи по тревоге "Человек за бортом" был поднят весь экипаж. В ту злосчастную ночь СРТ-4163 дрейфовал на порядке из ста дрифтерных сетей, а экипаж досматривал предутренние сны. На мостике вахту старпома бдил я в единственном лице, потому, как всем матросам следовало выспаться перед предстоящей в шесть утра выборкой сетей. Как бы отдыхая после недельного буйства, ещё с вечера заштилела Атлантика. На облаках отражались сполохи полярного сияния. Казалось, что вслед за экипажем океан тоже погрузился в дрёму. На востоке линия горизонта очертилась как острое лезвие шкерочного ножа. Казалось, что всё идёт путём. Повезло даже с астрономической обсервацией: в разрывах облаков удалось схватить высоты трех навигационных звёзд. До этой ночи наш отряд СРТ неделю был лишён возможности обсервации, то горизонта не было, то тучи наглухо зашторивали небосвод.
       Я "колдовал" в штурманской над астрономическим ежегодником и таблицей логарифмов, не забывая время от времени включать эхолот и наблюдать за стайками сельди. Косяк медленно всплывал из глубин до уровня наших сеток, убеждая, что мы нынче не промахнулись с их постановкой и улов будет фартовым. По временам включался судовой прожектор, высвечивая на сетевом порядке первые сдвоенные буи, выкрашенные в ярко красный цвет и метко, хотя не совсем этично, наречённые рыбаками "яйцами". "Яйца" никогда не обманывали, если они потяжелели и стали притапливаться от тяжести улова, не зевай, не откладывай с выборкой сетей. Я уже заканчивал астрономические расчеты, когда внизу хлопнула стальная дверь с главной палубы. "Кому-то не спится, не иначе рыбмастер улов почуял и пошел проверять залитые с вечера водой бочки", - подумалось мне, включая палубное освещение. Но удивил третий штурман.
       - Ты чего это полуночничаешь? - спросил я Евгения.
       - Понимаешь, чиф, пропала Женька. Обошёл всё судно, а её нигде и следа нет.
       Мы, обшарили все закоулки, все до последнего, кроме каюты капитана. Дверь в его каюту оказалась на замке. Переговорную трубу с мостика капитан не брал. В тревоге стояли мы на крыле мостика.
       - Тихо! - почему-то вдруг шепотом сказал Евгений. - Слушай! - перевесившись через ограждение мостика, он стал всматриваться в черное пространство за бортом. - Теперь слышишь?
       - Да! - ответил я почему-то тоже шёпотом. - Кажется, что-то слышу...
       А за бортом и, взаправду, слышалась какая-то возня, всплески воды, человеческие вздохи и фырканье.
       - Женя, держись - заорал третий штурман, - я сейчас! - и бросил за борт спасательный круг.
       - Ты, обалдел! - заорал я, удерживая Евгения за полу ватной куртки.
       Но тот вывернулся из ватника и бросился к ревуну громкого боя, рыча:
       - Что ты чухаешься, когда люди за бортом гибнут! Женька упала за борт, а капитан, спасая Женьку, прыгнул за ней, - на бегу сочинил третий помощник и сыграл тревогу "Человек за бортом".
       Полуодетые люди возились у вельбота, и уже стащили с него чехол, когда на мостик выскочили в абсолютно сухой одежде капитан и Женька. Капитана мы ни о чём не спрашивали, а Женька на полном серьёзе стала "вешать нам лапшу на уши", мол товарищу капитану стало плохо, а она прикладывала к его сердцу холодные, мокрые полотенца... По судовой трансляции объявили отбой судовой тревоги. Поблагодарив экипаж за оперативные и слаженные действия, я попросил у команды извинения за раннюю побудку, связанную с необходимостью срочной выборки сетей. И многозначительно помолчав, добавил:
       - Сегодня ждем в сетях фартовый улов, а для тех, кто сомневается, могу посветить прожектором на "яйца" - они уже начали притапливаться. Сомневались многие, поэтому светить пришлось долго. В луче прожектора рядом с "яйцами" высветились блестящие чёрные спины с громадными треугольными плавниками. - Касатки! Как же это мы раньше не догадались! А ведь вздыхают и фыркают они совсем по-человечьи и плещутся, ну прямо как детишки в ванне. Вот кто наделал шороху! - развеселился я, хлопая по плечу третьего помощника, стараясь отцепить кисти его рук от поручней ограждения мостика и увести подальше от забортной черноты, куда он упёрся взглядом.
      

    У НАС "ШУБА"

      
       "Шубу" в наши нынешние годы возможно видеть разве только в сохранившейся старой, ставшей уже исторической, кинохронике. Мы выбрали десяток из сотни выметанных сетей, а палуба оказалась залитой рыбой. Экипаж по пояс работал в живом серебре сельди. Рыбмастера быстро управлялись с посолом и закупоркой бочек сельди, заставив ими всю палубу шкафута. Вскоре пришлось прекратить выборку сетей, потому что кончились заготовленные с вечера бочки. Боцман стал открывать трюм с пустой тарой, а экипаж использовал удобный момент для перекура и какао с бутербродом. Какао мы пили по очереди из носика полуведёрного чайника, засунутого нам в рот юнгой, даже не уходя с палубы и "купаясь" по колено в серебре рыбы. "Салажата" - так звал седобородых, ещё не в полную меру оморяченных матросов, наш кряжистый, похожий на "краба", рыбмастер - сгрудились около рассказчика, а тот, оперируя сельдью на рыбопосольном столе и не отрываясь от дела, продолжал травлю на тему: "кстати, о птичках".
       - У меня на дачной террасе, висит на леске чучело альбатроса. Размах крыльев птички не меньше двух метров! Парит он под потолком совсем как живой, наклонив голову и скосив стеклянный глаз, нацелившись прямо в очи входящему. Однажды сосед, с утра ищущий компаньона для похмелки, забрёл к нам на террасу с поллитровкой в руке. И там его чуть кондрат не хватил. Сосед так очумел, что бутылку выронил! Выскочил, что твой джин из бутыли, оря благим матом: "Там, там... Ангел прилетел"! Оказывается, соседа заколебала жена, застращав Ангелом карающим, если тот, "не завяжет" заливаться алкоголем сверх всякой меры. Сосед сдрейфил настолько, что с переполоха завязал окончательно и бесповоротно. Вот и они, легки на помине,- ткнул пальцем в небо рыбмастер.
       С поздним зимним рассветом, из облака вынырнула стая громадных невиданных ранее нами птиц. Хищным и стремительным видом они смахивали если не на птеродактиля, то уж точно на ТУ-104 с опущенной кабиной пилотов. Птички, как это делали бывалые летчики на пикировщиках, по одной заходили со стороны солнца, затем сложив крылья отвесно падали в глубь пучины, не вызывая при этом ни капли брызг. Я засек время пребывания альбатроса на глубине в сотню метров: ровно минута по секундомеру на путь туда, и обратно с селёдкой в клюве.
       - Существует поверье, что альбатросы -- это души погибших моряков, - услышал я пояснения рыбмастера. - Гордая птица. Не чета этому гавноеду - городскому баклану, не брезгующему рыться в мусорниках на береговых свалках. То, что альбатрос ныряет на глубину в сотню метров, и достигает до наших сетей, доказательством служит селёдка в его клюве. Глядите и учитесь, салажата, как надобно есть селёдку. Подбросив её вверх, альбатрос завсегда ухватит рыбку головой вперед и, не поперхнувшись, тут же заглотит, - восхищался рыбмастер.
       И тут же на наших глазах, птичка показательно проглотила лафотенскую селёдищу, за свои габариты прозванную рыбаками "лошадью", и не поперхнулась, а только запила морской водицей.
      

    0x01 graphic

    Альбатросы -- души погибших моряков

      
       На следующем перерыве с выборкой сетей рыбмастер завёл очередную байку, о том, как промышляли сельдь в ту легендарную, первую послевоенную сельдяную экспедицию. Рыбопосольный стол располагался под крылом мостика, откуда штурман правил выборкой сетей. Не желая пропустить очередную сентенцию, я перегнулся через ограждение мостика, и чуть было не сверзился на разделочный стол под ржанье всей честной компании. Рыбмастер не оплошал, и тут же жестом показал, как бы он управился "с разделкой на филе старпома". Покончив с пантомимой "старый краб", продолжил:
       - В те времена мы и слыхом не слыхали о таком современном баловстве, как: эхолоты, акустика, фишлупа, радиопеленгатор и прочая премудрость. Наш седой как лунь астраханский капитан рыбу чуял нутром, без всякой этой чёртовщины: электроники и премудрых забортных температурных градиентов, - и тут же, как старовер, помянувший нечистого, рыбмастер истово перекрестился, а лишь затем продолжил: - Помнится, идём мы от приёмной плавбазы на промысел. Штурман в рубке правит, а капитан спят у себя в каюте. Просыпаются капитан и говорят штурману: "Мечем сети!" Выметали. Утром выбираем. А рыбы - по тонне на одну сеть. Закончили выборку, трюма полные под завязку. Идём к базе, сдаем рыбу и опять бежим на промысел. Капитан спят в своей каюте, штурман в рубке правит. Капитан просыпаются и говорят: "Мечем сети". Выбираем по тонне на сетку! И так шесть раз сбегали от баз на промысел и два годовых плана по добычи выдали на-гора. В порту нас встретили с музыкой. Мы в бухгалтерию за приходным авансом, а там говорят: "Всё уже сполна получено вашими женами по оставленному вами денежному аттестату!" Вот тогда-то и родилась на свет рыбацкая поговорка: "Рыбу стране, деньги жене, а сам носом на волну!" И никуда не попрешь, жёны поступки мужей наперёд и без всякого рентгена видят. Ну, а мы, музыку с приходом бесплатно послушали, встречали нас как победителей, с оркестром на причале.
       К вечеру мы затарили рыбой все бочки и опять надо прервать выборку сетей и доставать из трюма тару, а за бортом остаётся больше чем две трети порядка сетей. Стало ясно: нам одним не осилить обработку улова, ни бочек, ни места в трюмах и на палубе не хватит. Позвали на помощь флагмана. Тот утверждал, что находится в соседнем промысловом квадрате, на расстоянии не далее 10 миль. Однако ждать пришлось в течение шести часов, пока он бежал к нам по радиопеленгу. У нас была надёжная ночная обсервация, а у флагмана лишь место по счислению. Более чем в сорок миль оказалась ошибка в его счислении. На рыбалке в зимней Атлантике ещё и не такое бывало, как вполне заурядное дело! Потери траулером местоположения - обычная практика при существовавших в те времена средствах навигации, когда небо продолжительное время затянуто тучами. Зимнее Солнышко едва-едва поднимется, как уже катится за горизонт, и единственным способом надёжной обсервации оставалась звёздная астрономия. Обычно, завидев на горизонте дымок, два траулера бежали навстречу друг другу, как две замучённые одиночеством хуторские собачки. Их поведение смахивало на обязательный собачий ритуал по взаимному обнюхиванию встречного незнакомца спереди и сзади. На ободранном ударами волн, ошарпанном и покрытом ржавчиной носу траулера не всегда было возможно прочесть его название или номер. Зато на корме четко сохранялись его имя и порт приписки. Если корма выдавала, что порт приписки незнакомца Мурманск, интерес к нему пропадал. У Северян был самый затасканный фонд кинопроката. И велика была вероятность заполучить в бочонке вместо фильма склеенную из кусочков киноплёнки рвань с "попурри-фильмом", да ещё с живым котом в придачу. Именно таким макаром кот Базилио, родом из поморских ушкуйников (вольные люди, входившие в вооружённую дружину новгородских купцов и бояр, разъезжавших на ушкуях и занимавшихся торговым промыслом, набегами и охраной приграничных территорий Великого Новгорода. Также новгородские ушкуйники промышляли на северных реках - прим. Автора) разом превратился в благопристойного прибалта. За рыбаками из Калининграда или Риги такие фортели не наблюдались, и сделка по обмену фильмами, обычно, состоялась. После обмена любезностями и обмена фильмами, как бы невзначай, один из штурманов застенчиво интересовался: "В каком квадрате считает себя коллега?" Как правило, координаты разнились на десятки миль, хотя траулеры болтались в каких-то десятках метров друг от друга.
       С четырёх утра я не слазил с мостика, выбирая фартовый улов. Оба, мои коллеги, тоже по авралу работали на уборке рыбы. Капитан пропадал на капитанских советах в радиорубке, иногда подменяя меня на выборке сетей. Теперь же, наспех перекусив ужином, я пошёл "размяться" на контролере лебедки на уборке бочек с рыбой в трюмы. Покуривая под навесом мостика кто-то из троицы помощников капитана затронул ночную тревогу. Евгений за сегоднишную ночь сошёл с лица и отмалчивался "как рыба об лёд". Говорил за троих Володя.
       - Наш "плешивый лис",- так назвал теперь он сундука-кэпа по старой флотской традиции и по негласному корпоративному соглашению, за отвратительную повадку залезать в морской курятник заслуживает остракизма. Так как остракиз нам сегодня не по зубам, то хотя бы бойкот плешивому лису устроить надобно.
       - Володя,- перебил его Евгений, - не лезь не в своё дело! Я сам во всём разберусь! На этом замётано, ребята. Кончаем перекур.
       Меня однажды угораздило попасть в свидетели неприглядной сцены. Из продовольственной кладовой выскочил второй помощник, и, стряхивая муку со штанов, заорал в открытый люк:
       - Да я с тобой рядом даже на горшок не сяду.
       Выпроставшись из люка и нимало не смущаясь, Женька прошипела:
       - Эти слова я тебе ещё припомню, Вовик! - и направилась к своему заступнику.
       Евгений даже не став разбираться в правоте своей "Дульцинеи" тут же попёр на Володю. Пришлось мне вместо мягкого кранца втиснуться между ними обоими. Теперь, терроризируемый стряпухой, второй помощник отказался выдавать продукты без свидетелей, и явно пустил дело коллективного питания на самотёк. А злопамятная Женька слов на ветер не бросала. Володя в этом убедится сразу же по возвращению в родной порт. Но об этом потом, а пока...
       СРТ-4163 галсами, с включенным рыбопоисковым эхолотом, отмечая на промысловой карте-планшете температурные градиенты забортной воды, с поиском медленно спускался к югу Норвежского моря. В 04-00, приняв вахту от Владимира и отметив на планшете место, где эхолот показал глубинные стайки сельди, я закутался в полы полушубка и в полудрёме уткнулся носом в монотонно жужжащий на лобовом окне стеклоочиститель. Горизонт вокруг был девственно чист, а до очередной работы радиомаяка оставалось около получаса. Недосып и смачные зевки рулевого, упорно клонили меня отметить эти полчаса в полубодрствовании, навеваемых утренней "зорькой". Очухался я от топота полуболотных сапог, хлюпанья носом и как обухом по голове трагичного голоса третьего помощника: "Чиф, скорее! Там Женя умирает!" Всё это оказались не дурным сном. По растерзанному виду третьего штурмана было понятно, что это не розыгрыш. К многочисленным обязанностям старшего офицера был придан ещё и уставной долг судового эскулапа. В судовой аптечке в моей каюте хранился запас новомодных лекарств и медицинских инструментов. Профсоюз на это денег не жалел и даже закупал различные дефициты. Кстати, один из дефицитов удалось сохранить в глубокой заначке. В качестве новогоднего сюрприза команде, заначка хранилась под старпомовским матрацем в трех картонных упаковках и состояла из настоек на чистом медицинском спирту: лимонника, боярышника и женьшеня.
       А Женька в действительности была плоха. Пропал "кровь с молоком" сочный румянец с её щёк. Они ввалились и были мертвенно серыми, как небо над Атлантикой.
       - Женя, что с тобой? - забыв про все её "козы" и взбрыки хуторской кошки, обеспокоился я не на шутку.
       - Кровотечение по-женски, - прошептала она спёкшимися губами, не открывая глаз.
       Как и положено старпому, я прилично набил руку в лечении фурункулов и мелких травм, вправлял вывихи не хуже деревенского костоправа, но в гинекологии оставался дилетантом. Пришлось обратиться к Медицинскому справочнику для моряков, и по его подсказке, как по квалифицированной шпаргалке, быстро определился, что следует делать. Наперво, всадив в Женькину ягодицу лошадиную дозу в 100 000 ЕД пенициллина и засунув в её рот столовую ложку хлористого кальция, как заправский врач неотложки, я стал распоряжаться окружением. Первым безропотно принялся за исполнение моих рекомендаций капитан судна: "Врубить полный вперёд "на всю железку" и держать курс на ближайший порт Торсхавн. Связаться с судовладельцем, чтобы получить добро на госпитализацию больной и заказать консультацию гинеколога".
       Зная, что на судне днём с огнем льда не обнаружить, я распорядился заправить грелку водой из-за борта, её температура плюс четыре градуса, как раз соответствовала потребности. "Теперь больной необходимы только покой, холод и питьё", - профессионально распорядился я, будучи твёрдо уверен, что дальнейший уход за пациенткой обеспечит лучше опытной сиделки верный друг и рыцарь Женьки Евгений.
       Третий штурман, перерыв всю аптечку и не обнаружив штатной резиновой грелки, проявил незаурядную сообразительность. Вместо резиновой грелки он использовал надувной резиновый рыболовный буй, прикрыв буем сразу все прелести своей любимой от пупка до щиколоток. Это изобретение третьего штурмана повергло в изумление медицинский персонал госпиталя в Торсхавне, буй они забрали себе на память и возможно, для образца при изготовлении копии. Толи благодаря стойкой жизнеспособности самой пациентки, или вовремя принятым мерам, через неделю Женьку из Торсхавна датский сторожевой катер транспортировал на плавбазу "Тобрук" на долечивание и отдых в судовом госпитале. Однако у капитана плавбазы нервы оказались послабее, чем у нашего кэпа. Польский капитан вдруг запаниковал и запросил пардону, требуя от нас лишить его общества "панёнки Зеньки". Мы как раз тем временем заканчивали выборку сетей и бондарили последние бочки с рыбой. Благодаря заботам польского капитана, к причалу "Тобрука" нас приняли вне всякой очереди, как говорится: "прямо с налёта". Сплюнув, Володя вымолвил: "С поганой овцы, хоть шерсти клок!"
       На "Тобруке" прибыл из Клайпеды штаб литовской экспедиции: начальник и замполит. Меня тут же затребовали к замполиту. Седой, с львиной гривой со спокойными и усталыми глазами замполит Симаков, по долгу своей службы был обязан разобрать письменную жалобу кока с СРТ-4163. В Женькиной кляузе с подробностями излагались издевательства экипажа над беззащитной женщиной, при явном попустительстве со стороны старпома. Женька требовала списания с траулера и направления её в порт на плавбазе "Тобрук", на которой ей очень понравилось. Трудненько было бы мне опровергать все её обвинения, если бы не сказал своего веского слова пан польский капитан. Обязали к этому его буфетчица и повариха плавбазы. Они сговорились с братьями-близнецами, кочегарами с "Тобрука", которым, по возвращению в Гданьск, двумя парами предстояло идти под венец. Их планы рухнули с появлением на пароходе Женьки. Из-за соперничества перед Женькой близнецы передрались, а их свадьбы расстроились. Вражда кочегаров отразилась на работе в коллективе машинного отделения "Тобрука". Пан капитан ссылался на неведомые мне католические предрассудки, я же настаивал на том, что у пациентки больничный бюллетень, а на траулере госпиталя нет! Меня поддержали замполит и польский врач. Всё закончилось миром: до закрытия бюллетеня Женька остаётся на "Тобруке". СРТ-4163 отпускают на промысел, а когда окрепнет пациентка, её переправят к нам любым из подвернувшихся траулеров. Мировую закрепили, приняв по рюмке капитанской "Выборовой". Меня попросил зайти в его каюту замполит Симаков, отнюдь не для "задушевной беседы", а пригубить польского пивка. "Да, хлопчик, положеньице твоё хуже губернаторского. Хотя причин достаточно, чтобы немедля снять твоего капитана, да замены ему взять неоткуда. А у тебя кольчужка до капитанского размера ещё коротковата. Тебе подрасти и окрепнуть надобно хотя бы ещё рейс - два, да подучиться. А учиться то не у кого! Ваш сундук-капитан явно не в свои сани залез. Выходит, зря надеялся этот "Сундук" на чужом хрене прокатиться, но теперь и сам пардону запросил, заявление по состоянию здоровья накатал. А тебе придётся потерпеть до прихода из порта замены капитана. Постараюсь, чтобы это был промысловик, с честно заработанным дипломом".
      

    МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ. У НАС ПОЛУЧИЛОСЬ

      
       Сдав улов на базу, мы двинулись на промысел, а наши напарники, получив почту, остались в ожидании "добро" на подход к плавбазе под разгрузку. В связи с ухудшением прогноза погоды плавбаза разоружала причалы и готовилась сменить место якорной стоянки, но делала это не спеша, так как ночь предстояла новогодняя. Это и потянуло наших напарников во фьорд Бара-Ферра. В спокойной обстановке хотелось почитать письма от домашних и разобрать содержимое посылок, желание вполне объяснимое и диктовались оно необходимостью в элементарном отдыхе для переутомлённых штормами экипажей.
       Нет нужды напрягаться, подыскивая нужные слова для описания Северо-Атлантического шторма, когда можно воспользоваться готовеньким описанием, да не маменького сыночка, а опытного "морского волка" - судового врача с английского крейсера "Улисс". В официальном докладе Адмиралтейству профессионально описано психическое состояние экипажа, вернувшегося из очередного рейса по эскорту каравана судов с грузами по Ленд-линзу. Дело в том, что команда крейсера совершила коллективное преступление, караемое по условиям военного времени. Неслыханное дело: экипаж военного корабля отказался исполнять команды своих командиров. Поэтому-то в комиссию по расследованию бунта Адмиралтейство привлекло врача. Привожу его доводы в оправдание коллективного проступка:
      
      
       ...Переутомление... Ужасная усталость, что ни на минуту не отпускает Вас. Отчасти это результат стужи, отчасти недосыпания, отчасти постоянных штормов. Известно, как изнуряет человека пребывание на раскачивающейся вдоль и поперёк палубе корабля в течение хотя бы нескольких часов.
      
       Нашим же морякам приходится выносить качку неделями, ведь штормы в этих водах вещь обыкновенная...
      
       Гигантские, растущие на глазах валы длиной в 300, а то и в 600 метров, пологие с наветренной стороны, крутые, леденящие кровь - с другой, двигались чередой, гонимые достигающим 30 метров в секунду ветром и некой таинственной, могучей силой, находящейся где-то далеко на северо-западе. Окажись между валами церковь, волны спрятали бы её вместе со шпилем...
      
       А вот как на фоне разбушевавшейся стихии выглядела рукотворная громадина и чудо английского судостроения авианосец "Дефендер"
      
       Авианосец карабкался, да-да, буквально карабкался по подветренному склону гигантской волны, величина которой поражала воображение, человеческий разум не в силах был осознать происходящее. На глазах потрясённых людей, не верящих в то, что подобное может происходить в действительности, корабль, поднявшись на гребень волны, на мгновенье замер, затем, задрав корму и обнажив винт и перо руля, с грохотом ринулся вниз... Он уходил всё глубже в кипящую белой пеной пучину... Вот уже один мостик остался над водой. Когда, наконец, невероятно медленно, с адским усилием корабль выбрался на поверхность моря, с палубы его стекали каскады воды. А изуродованная и деформированная от удара волны взлётная авиационная палуба, изогнувшись в подобие латинской буквы - "U" обоими концами устремилась в небо" ...
      
      
       Это всё описал не дилетант-романтик, а человек, по долгу службы знакомый со стихией моря, и разбирающийся в психике моряка. Известно, что британцы с испокон веков считали свой королевский флот "владычицей морей и океанов", а всех служащих на нём непревзойдёнными моряками. Что касается нас русских, то в лучшем случае, англичане нам отводили место своих незадачливых учеников. Усомниться в этом - значит затронуть национальную гордость британца. С ним не стоит говорить о трёхсотлетней тяге русских к океанским просторам и об их национальном стремлении ко всему неизведанному, лежащему за дымкой горизонта. Рядовой англичанин и слыхом не слыхивал о русских открывателях Антарктиды, о новгородских ушкуйниках, ещё при царе "Горохе" пробившихся сквозь пороги горных рек за Уральский Каменный пояс, а тем более о поморах, ходивших за полярный круг на парусных кочах. Он и слушать не захочет о Хабарове, Челюскине, и сотнях других беспокойных русских, исследовавших "Студеное море" на убогих казачьих стругах. Зато при собственной удаче английские парни любят побахвалиться: "Вау! Мы это сделали! У нас получилось!" - и не замедлят тут же прямо из горлышка хлебнуть виски и показать коленце из морского танца джиги.
       Сегодня владельцы Североморских рыболовных ботов со скептическим беспокойством вынужденно следили за русскими рыбаками. Хотя наши скромные успехи вовсе не радовали завистливых островитян, однако и не очень их беспокоили. Протянув ноги в шлёпанцах к домашнему камину, длинными студеными вечерами судачили прирождённые сельдяные шкиперы: "Зимняя Атлантика подобной дерзости не прощает и однажды всё рассудит хороший западный шторм. Настанет час, и хлебнут русские лиха на своих скорлупках. Дай Бог, чтобы живыми, хотя и с пустым карманом, вернулись они восвояси".
       Наперекор стихиям и назло всем завистникам мы не оказались слабаками! Мы не просто месяцами утюжили Океан, мы в нём работали, и мы тут жили. Нам иногда везло, а иногда не очень. Очень хочется, чтобы об этом знали и помнили те, кто вернется сюда после нас! Ведь, у НАС получилось! МЫ это сделали!
       Зимняя экспедиция 1952-53 г.г. доказала, что промысел в Северной Атлантике можно вести круглый год. Теперь сотням средних траулеров нет резона отстаиваться всю зиму в порту, создавая тесноту у причалов.
      

    НОВЫЙ ГОД В ОКЕАНЕ

      
       В Новогоднюю ночь 1953 года Океан не давал ни себе, ни людям покоя. Ветер покрутился с разных направлений, собрался с силой, примерился и вопреки прогнозу зашёл с северо-запада, с открытой стороны океана. Штормовой ветер, видимо по закону подлости, задул прямиком в бухту Бара-Ферра, туда, где укрылись от непогоды два наших напарника.
       Норд-вест крепчал с каждым часом. Вскоре он запел, а потом заревел басом. Как и подобает, СРТ-4163 лег в дрейф носом на волну. Праздничные столы в кают-компании были застелены мокрыми скатертями. Теоретически мокрая скатерть предотвращает скольжение по столешнице столовых приборов. Скатерти стелились в расчёте на едока, рассеяно поставившего миску на столешницу, позабыв, что та с озорством теннисной ракетки тут же пошлёт всё, что её коснулось, прямиком в физиономию сидящего супротив тебя. В празднично прибранной кают-компании благоухало букетом из смеси спиртовых настоек лимонника, боярышника и женьшеня, разведённых до крепости в 60 градусов, в полном соответствии с численным значением географической широты места нашего судна. Вся заначка из судовой аптечки была разлита по алюминиевым кружкам. С кружками в руках мы ждали боя курантов. Но из-за бардака, творящегося в стратосфере, трансляцию по радио пришлось вырубить, а новогодние пожелания выслушать в собственном исполнении. Через три часа, в 24-00, но уже по Гринвичу, мы повторили тост, теперь уже под содержимое из собственных новогодних посылочек. Так Новый Год и впервые отмеченный в океане свой день рождения встретил я, как заправский рыбак - носом на волну.
      
       В эту шальную ночь даже подумать я не смел, что ровно через десять лет, свой день рождения с Новогодней ёлкой, дедом Морозом и Нептуном одновременно, буду отмечать на душном экваторе. А случится это на пути следования к Южной Америке на белоснежном рефрижераторе "Бора", пересекающем океан со скоростью пассажирского лайнера. Этот рейс окажется для меня подарком судьбы - такое выпадает редко! В один вечер пять праздничных событий: встреча Нептуна, Новый Год, дни рождения помощника капитана по производству, третьего штурмана и мой - капитана. На всю оставшуюся жизнь запомнилась мне та Новогодняя ночь. Расцвеченная ёлочка и натянутая над пассажирской палубой разноцветная электрическая гирлянда затмевали мерцание тропических звезд над головой и сполохи зарниц над горизонтом. После Новогодней здравницы шальная, пёстрая и казалась бы несовместимая компания из запарившегося в овчинном тулупе Деда Мороза в обнимку с голобрюхим Нептуном, Снегурки и "Русалки" с "чертями", ринулись к бассейну освежиться. Там их ждала чистая, как слеза младенца, водица, ещё не замараная достижениями технической революции.
      

    0x01 graphic

    Рефрижератор "Бора". К Нептуну с докладом и дарами.
    Справа старпом Герасимов
    , в центре капитан Левкович, слева стармех Грибовский,
    "черти" - матросы.

      
       Всё это было, и сбудется, очевидно в награду за ту шальную ночь в Северной Атлантике на борту СРТ-4163, штормовавшем носом на волну в 30 милях к Северу от Шетландских островов. Около часу ночи за столом в кают-компании обезлюдело. Засобирался к себе в каюту капитан, напомнив: "Не пора ли и вам кемарнуть пару часиков, перед вахтой?"
       Почему-то меня потянуло на мостик. В полутьме рулевой рубки в бликах света от подсветки компаса, аксиометра и телеграфа обнаружилась лишь одинокая фигура рулевого. Вахтенный штурман "колдовал" с наушниками радиопеленгатора на голове в штурманской рубке. Сбросив наушники, Володя произнёс:
       - Пустой номер! Хотелось "родить" хотя бы подобие обсервации по секторным радиомаякам Бушмилсу и Ставангеру, да помехи сигнал забивают. А тебе чего не спится, чиф? Или после стимуляции организма женьшеневой настойкой веки не закрываются и ноги под одеялом мерзнут?
       - Что-то не по себе мне, пан Вольдемар. Тревожно. Толи новогодняя нечисть шалит, либо накатившаяся старость сказывается. Я ведь сегодня ровно на год старее стал. Двадцать вторую склянку мне отстучало. Видимо дряхлею и потому здоровый сон теряю! Ну, а ты бди! Я же всё-таки на парочку часиков в пелёнки завернусь.
       Не спалось. Вспомнилось, как опростоволосился на своей первой штурманской вахте. Тогда мне тоже не давал покоя "внутренний голос" и заставил поднять с койки капитана. Случилось это на шхуне "Двина" следующей курсом на Кыз-Аульский буй, что при входе в Керченский пролив. Видимость и погода чудесные, как у Гоголя в описании ночи над Днепром. Лунная дорожка бежала по водной глади вслед за нашей кильватерной струёю. Тишь да сплошное благолепие на море и на звездном небе. Поправки компаса и лага были выверены и не вызывали сомнений. Судя по лагу, мы должны быть уже рядом с буем, а он окаянный даже в бинокль не просматривался. У меня засосало под ложечкой и, как бы это ни хотелось, я разбудил капитана. "Старый морж", так за обвислые усы и глаза навыкате звал я, конечно про себя, своего капитана, вышел и зевая, постоял на крыле мостика. Но прежде чем скрыться за дверью своей каюты "морж" буркнул: "Через десять минут прямо по курсу откроется буй". Так и случилось. Ровно через десять минут по курсу вспыхнули белые проблески буя. Выглядело это потрясно! И стало на годы загадкой, моим "кроксвордом и рекбусом". Интересно, что мог знать старый черноморский капитан, и чего не ведал его молодой помощник? Теперь понятно, что никаким чудом тогда и не пахло, а просто налицо знание местных условий. После штормовой низовки и ветрового нагона воды из Чёрного в Азовского море, начался её обратный сток. Отсюда и встречное, из пролива течение. Оно то и задержало судно на десять минут. Всё ясно! В знаниях - сила, а в незнании - одна тьма и мистика!
       Теперь можно бы и вздремнуть, да, не спится и, кажется, пора на вахту. На мостик я поднялся на полчаса раньше. У второго штурмана не было ни единой возможности определить место судна. Кроме радиомаяка Норд-Унст, оставшегося по корме судна, и дающего одну линию положения, ничего другого не было, и Владимир сдал место судна по счислению в тридцати четырёх милях на север от оконечности Шетландских островов. Радиомаяк работал каждую половину часа. Взятый через полчаса курсовой угол на маяк, не только не увеличился, а вопреки здравому смыслу уменьшился на пять градусов. Чтобы удостовериться в собственной ошибке, каждые полчаса стал я наносить на карту радиопеленги. К концу вахты вырисовался восьмилепестковый веер, начисто опровергавший уверенность, что со скоростью в один узел мы продвигаемся на ветер, удаляясь от скал Шетландских островов. Бред какой-то! "Веер" радиопеленгов подсказал дикость: СРТ-4163, не только ни на грамм не продвинулся вперёд, а пятился задом к островам с "бешеной" скоростью в пять узлов. Если так пойдёт дальше, то на вахте третьего штурмана под нашей кормой окажется усеянный подводными скалами остров Йелл! "Выходит не зря внутренний голос и шестое чувство, не давали мне покою?" - делился я сомнениями с пришедшим на смену третьим штурманом.
       Всё подтвердилось, когда в разрыве низкой облачности слева по корме на холмистом мысе мелькнула знакомая башня маяка Норт-Унст. Евгений схватил пеленг маяка, а я определил расстояние по вертикальному углу над горизонтом башни маяка. Обсервация всё поставила на свои места и подтвердила казавшуюся невероятной догадку: работая машиной самым малым вперёд СРТ-4163, крепко пятился назад. Евгений жирным карандашом нанес обсервацию и невязку в 22,5 мили. В назидание всем вахтам он наказал не стирать его "художества". Дабы, бдя и смотря вперёд, вахтенный штурман всегда помнил о непредсказуемости стихий и не забывал оглядываться назад. В то Новогоднее утро я дал сам себе зарок внимательно прислушиваться к внутреннему голосу!
       Решая ребус у радиопеленгатора мне внедосуг было влезать в новогодний радиотелефонный обмен коллег-промысловиков с их витьеватыми, велеречивыми поздравлениями, приятными береговыми воспоминаниями и прочей тарабарщиной. Собственные поздравления напарников я отложил на конец вахты, а услышанным в пол уха упрёкам, что кто-то кого-то бросил и сбёг, вперемешку с матом и полуфеней, не придал значения, отнеся их к не в меру поднятым тостам в праздничном застолье. На утренней радио летучке, кроме взаимных упрёков и обвинений, напарники так ничего дельного не высказали. Из запутанных объяснений стало ясно лишь одно: СРТ-4162 находится в благополучии по соседству с плавбазой "Тобрук", а СРТ-4161 в одиночестве "сушит лапти" на песчаном пляже в голове бухты Бара-Ферра. Получив указания оказать помощь терпящему бедствие напарнику, наш капитан тут же преобразился, в его глазах появилась решимость, а в голосе командирские нотки. Он тут же распорядился: "Полным ходом следуйте в бухту Бара-Ферра." СРТ-4163 послушно ринулся в неизвестность, хотя мы и пытались доказать, что заход в открытую для штормового ветра бухту равносилен самоубийству. Наши доводы дошли до капитана, лишь, когда он убедился, что столпотворение от зыби и водоворотов у входа в бухту сродни кипящему котлу. К счастью прибрежный водоворот подхватил и увлёк из бухты потерявший управление траулер, а стихия выкинула СРТ в открытое море. Тут даже и до капитана дошла благоразумная мысль:
       - Давайте отстоимся в укрытии.
       Мысль подхватил Евгений:
       - Полистаем лоцию, морской астрономический ежегодник и таблицы приливов, рассчитаем момент полной приливной воды, послушаем прогноз погоды.
       А я добавил:
       - Заодно потренируем оторванный от сохи экипаж спуску шлюпок, и вместо лопаты и граблей научим их держать в руках весла, а экспедиционное начальство тем временем пусть позаботится о буксирном тросе, линях-проводниках, скобах и прочих необходимых при стаскивании с мели вещах.
       СРТ-4163 двое суток отстаивался на якоре в бухте Треста, и я впервые по душам вёл беседу с хозяином капитанской каюты. Ну не мог я быть в обиде на капитана за его отношение ко мне, как старшему помощнику. Капитан мне доверял, и, кажется, даже слишком. С большим уважением относился он к моему мнению и редко вмешивался в компетенцию старпома. Не хватало лишь теплоты взаимоотношений, и не доставало того, в чём порою так нуждается молодость: возможности перенять что-либо от мудрости и опыта старшего товарища. Прав замполит Симаков.Наш капитан просто сел не в свои сани. Кто-то, вполне возможно даже не на трезвую голову, присоветовал попавшему под сокращение мичману: "Иди к рыбакам, возьми в старпомы молодого, послушного и соображающего в судовождении штурмана, ну а рыбку ловить, большого ума не надобно, там её хоть задницей ешь, да черпай хоть штанами"! Каким образом и почему командир водолазного катера в рангах мичмана сверхсрочной службы смог стать обладателем диплома штурмана дальнего плавания, у меня хватило такта не спрашивать, а сам тов. Я. не счёл нужным распространяться. К тому же, вовсе не впервой довелось мне повстречать откомандированного к рыбакам флотского офицера с новенькими корочками диплома штурмана дальнего плавания. О сговоре на беззаконные штучки, имевшие место быть, в кулуарах двух заинтересованных министерств, чистосердечно признался бывший командир носовой орудийной башни сторожевого корабля, а нынче наш второй помощник Владимир: "Очевидно, в кабинетах обоих министерств на всю железку старались сделать как лучше, а получалось ...как всегда!"
      

    ТЯЖЁЛАЯ ЭТО РАБОТА, ИЗ БОЛОТА ТАЩИТЬ БЕГЕМОТА

      
       Не штурманское это дело копаться в просчётах и ошибках министерств, тем более, когда нежданно выплыл чистой воды Промысел Его Величества Случая или Провидения. Именно здесь, вдруг, сейчас в срочном порядке был востребован опыт командира аварийно-спасательного катера. И таковой собственной персоной в нужное время и в нужном месте оказался в лице бывшего мичмана Краснознамённого Балтийского Флота товарища Я. Практическим навыкам при аварийно-спасательных операциях капитан СРТ-4161 был обучен на курсах командиров катеров КБФ, и не однократно занимался этим на отмелях прибрежных вод Невской губы. Единственно чего ему недоставало - теоретических знаний предмета своих занятий. Все необходимые расчёты командир катера получал готовыми, выполненными корабельными инженерами в штабе АСПТР. У нас подобного штаба под рукою не было, и делать нечего, надо подменить инженеров-штабистов собственными штурманами. Вооружившись справочной литературой, мы засели за расчёты. Сразу всплыли сложности. "Прикладной Час Порта" для затрапезной бухточки Бара-Ферра, отсутствовал в таблицах приливов, а без его знания, невозможно рассчитать очередного прихода полной воды. Помог курсантский конспект и инициатива преподавателя Клайпедской мореходки, сверх учебных программ заставивший законспектировать старинный "приближенный штурманский метод" вычисления прикладного часа порта в любой точке Мирового океана. Как сейчас, помнится с какой гордостью и с видом заправского составителя гороскопов, вручил я капитану расчётное время наступления максимальной амплитуды прилива в бухте Бара-Ферра. К "гороскопу" прилагались расчёты необходимых тяговых усилий буксировщиков, длина и расчет прочности буксирного троса.
       Бывший командир аварийно-спасательного водолазного катера тов. Я. поднялся на плавбазу "Тобрук", отнюдь не с пустыми руками. Он явился на совещание руководства Литовской экспедиции во всеоружии знаний, и тут же был утвержден руководителем спасательной операцией.
       Пока капитан совещался в штабе экспедиции, наш траулер отстаивался у причала плавбазы. С борта плавбазы Женька кидалась оранжесами в Евгения, пока не сообразила передать парочку бытылок пива. Своей половинкой я поделился с Володей, слушающего рассказ о проделках моего внутреннего голоса. Всерьёз такие вещи Владимир не воспринимал, отзывался о них с юмором и тут же не преминул выдать анекдот на заданную тему. Известное дело, за пазухой у него завсегда наготове дежурный рассказ "об аналогичном случае": У купчика, проигравшегося в Монте-Карло, денег оставалось ровно на обратную дорогу домой. Он решил не испытывать судьбу, а двинул прямехонько на вокзал за билетом. У билетной кассы в нём проснулся внутренний голос, категорично заявивший: "Вернись"! Мужик послушался, и вернулся в казино. Тут снова шепчет внутренний голос: "Поставь всю наличность на красное". Поставил... И продул всё до последней копеечки. "Твою мать"! - в ужасе прошептал внутренний голос.
       Заглядывая в пустую бутылку, Володя добавил: "Ну, хоть убей, а не верю я во всякую чертовщину и мистику. Ты вот лучше скажи, когда мы научимся жить так, как живут наши братья славяне?"
       Меня тоже раздражали моряки с "Тобрука", красующиеся на палубе с бутылочкой пива, с апельсином или бананом в руках. Кивая на польского лебедчика, потягивающего пильзенское пиво прямо из горлышка бутылки, у меня уже не раз спрашивали: "Почему из нашего рыбака партком и начальства стараются сделать баптиста. Кроме унижения, из этого ничего не получается". Мне ответить было нечего, я и сам любил хорошее пиво, сухие и креплёные вина, а под закуску в компании не отказывался и от водочки. Поэтому отшучивался, как мог, учитесь, мол, грамодяне, культуре пития! "Хо, хо, - смеялись бывшие литовские батраки, - плохо вы ещё знаете жизнь, а тем более польского пана, товарищ молодой старший помощник капитана. В брюхо пана зараз вольётся столько, сколько ни литвину, ни русскому мужику за три дня не выпить. В известеной застольной песне ясновельможные паны утверждают:
      
    Ещё Польша не сзгинела, поки мы жиемо,
    Ещё водка не скиснела, поки мы пиемо..."
      
       Когда ветер, наконец, завернул на запад и подтих, мы зашли в бухту Бара-Ферро, и стали на два якоря в одном кабельтове от песчаного пляжа. На пляж накатывался прибой, и вокруг мористого борта СРТ- 4161 он нагородил песчаную дюну высотою до самого планширя. Вокруг судна посуху прогуливалось троица аборигенов. Один из них с трубкой в зубах похлопывал стэком по своим шикарным бриджам и явно смахивал на местного эсквайра.
       Выходит, не зря три дня мы отрабатывали расписание по шлюпочной тревоге. На глазах у эсквайра и британских обывателей, как известно больших поклонников морских традиций, мы отнюдь не сплоховали. Спуск вельбота, посадка и гребля прошли как у лучшей кембриджской шестерки на университетских соревнованиях. С попутной прибойной волной мы лихо выбросились носом на песчаный берег. По команде, слажено, через валёк уложились весла, никто из гребцов не встал, не замельтешил, а все оставались сидеть по банкам. Один лишь баковый соскочил на берег, чтобы подать руку рулевому шлюпки. Без колебаний я прямиком направился к эсквайру, твердя в уме заученную приветственную фразу вежливого чужеземца. К удивлению, двое из "аборигенов" заговорили на чистейшем русском, уточнив, что эсквайр - их шофёр, а один из них советский консул, а второй - торгпред. Вскоре я впервой в жизни прокатился на джипе. И в первый раз испробовал виски со льдом и с содовой водицей в пабе селеньица с аккуратными и разноцветными черепичными крышами с романтичным названием Баллсаунд. Здесь, у горящего камина на правах заместителя руководителя спасательной операции изложил я представителям нашего государства план по подготовительным мероприятиям к съёму судна с мели. Торгпред отметил, что селедочку он нашу знает, проблем с её выгрузкой и со снятием дизтоплива с аварийного траулера он не усматривает. Консул общение с местным людом приветствовал, только наказал не пытаться проводить с ними братание. Надо учитывать, что шотландцы народ гордый, независимый и добрый, однако глубоко уважающий традиции и корректное поведение. Мне предоставили и рекомендовали Джона - толи мэра, толи констебля, очень похожего на мистера Пиквика на иллюстрации в книге Диккенса из судовой библиотечки.
       - Джон вам чем сможет, тем он и поможет при ваших заморочках.
       Я попросил перевести Джону, сможет ли он обеспечить рытьё котлована вокруг судна бульдозером. Не ожидая перевода, тот хлопнул меня по плечу и заверил:
       - Ноу проблем! - и добавил, что большую полную воду надо ждать после полнолуния к полуночи в следующее воскресенье, что до меня дошло и без перевода.
       Всё в точности совпадало с нашими расчётами. На расставанье мы взяли ещё по порции виски, и выпили за успех общего дела! Добрым сивушным духом виски мне напомнили родную станицу, где к престольным праздникам, из терской пшенички по местному рецепту готовился сносшибательный первач. Этот запах высветил из далёкого детства, разученные под диктовку отца стишки Корнея Чуковского из его бессмертной поэмы "Доктор Айболит":
      
    Ох, не лёгкая это работа из болота тянуть бегемота.
      
       Вместе с парами виски, стишки так и крутились под головным убором, и я их продекламировал, усаживаясь в шлюпку. Стишки пришлись по нутру экипажу. Теперь, одеваясь в робу, спасатели затягивали её как присказку на мотив известной революционной песни: "Замучен тяжёлой неволей, пал ты в борьбе роковой..."
       Работа и взаправду была тяжёлой и производилась она практически без передыха с рассвета и дотемна. С громоздкого, не приспособленного для подобной цели спасательного вельбота, были проведены промеры глубин, расставлены вешки на бровках канала, заведены и поставлены на буи буксирные тросы. Всё это проделывалось, невзирая на переменчивую погоду, холодную воду в порой залитом водою вельботе. Экипажи с наших напарников оказались никчёмными помощниками из-за отсутствия выучки и пессимизма, навеянного вынужденным бездельем и невезухой. Не в пример им наши бывшие литовские и белорусские крестьяне, оморячились и как настоящие матросы вкалывали с умом и с хорошей злостью! К субботе всё было готово, оставалось лишь промыть перемычку песка в котловане, вырытом бульдозером с обоих бортов судна. Эту сомнительную операцию умело провёл бывший командир водолазного бота, наш капитан. Иногда казалось, что всё кончено и СРТ-4163 постигнет бедственная участь СРТ-4161 и мы, расположившись с ним рядышком, будем с ним напару "сушить лапки". Но бывший мичман упорно доказывал, что вооружённые силы в его лице лишились достойного профессионала-спасателя!
       Воскресная полночь в бухте Бара-Ферра походила фейерверком на современную новогоднюю ночь. Со ставших на якоря посередине бухты трех траулеров беспрерывно палили из трех ракетниц, с рук запускались шести звездные ракеты и звуковые гранаты. Население острова Анст от мала и до велика не спало в эту полночь, а высыпало на пляж в голове бухты и присоединилось к нашему ликованию.
       Выходит, большое это дело, когда командир получит уверенность в своих силах и обретёт уважение в коллективе. Тогда все его требования и предприятия будут иметь смысл и сознательно выполняться подчинёнными. Подобная метаморфоза произошла и с нашим капитаном. Ко всему, он уже приобрёл в промысловом хозяйстве и рыбалке кое-какой да навык. А к тому же, понемногу, но утихомиривался зимний океан, и запахло ранней весной. К марту месяцу СРТ-4163 по добыче выбрался на плановые показатели.
      

    ТОЧКУ В РАЗГОВОРЕ ПОСТАВИЛ ОКЕАН

      
       Единственным, кто в нашем экипаже не поддался благотворным переменам, была оборзевшая стряпуха. Известно, весенние ветры только раздувают кошачьи инстинкты. И как киплинговская кошка, "сама по себе ходила по крыше", Женька шлялась по чужим углам. Вахтенный матрос категорически отказывался ранним утром разыскивать "стервозу" по всему судну. В результате экипаж выходил на работу заправившись лишь сухим пайком. Судовая доска объявлений была заполнена очередными приказами капитана об объявлении Женьке выговора с последним предупреждением. Проходя мимо доски объявлений, Женька только фыркала, а к утру приказы с доски исчезали. Понимая, что экипаж из-за семейных отношений страдать не может, третий штурман стал подниматься утром на два часа раньше, кипятил на камбузе какао со сгущёнкой, и варганил ещё какую-нибудь кашку на завтрак экипажу. Судовой парторг, он же старший механик или "Дед", вздумал проявить инициативу и решил показать старпому и комсомольцам как надо проводить воспитательную работу. Меня и комсорга он пригласил на показательную воспитательную беседу. Женька к беседе подготовилась. Приоделась, причесалась и надушилась. Напустила скромный вид. Постороний человек, не ведавший про её заносы, мог бы обмануться застенчивым и скромным видом симпатичной панёнки, так по-литовски звали местных молодаек. От предложения сесть Женька отказалась. Подперев мягким местом дверь, она осталась стоять на своих двоих, теребя пальцами повязанную на шею модную по тем временам косыночку. Мы с комсоргом переглядывались и с интересом ждали спектакля. И он не преминул состояться!
       Дед долго мудрил:
       - Женя, когда ты приведешь себя в порядок, и не будешь вести себя вызывающе, то наверняка найдёшь себе достойную пару...
       - Я замужем отрезала Женька.
       - Ах да, - спохватился дед. - Тем более, подумай о супруге. Он ведь хороший парень и достойный специалист. Не за горами время, когда Евгений вырастет и до капитана. Каково ему будет слышать от подчинённых: "А мы все тут породнились, через твою супругу".
       К концу проникновенной речи "Деда", Женька склонила до дола буйну головушку и её пальцы быстрее затеребили косыночку.
       - Ну, вот видно, что ты, Женечка, всё прекрасно понимаешь. А мы вам обоим только добра желаем. Как ты намерена вести себя дальше? - скажи своё слово.
       - Трахалась и трахаться буду, - зыркнув кошачьим глазом выдала Женька, и вышла, не захлопнув двери каюты.
       Надо отметить, что непечатное матерное словечко было изречено ею открытым текстом с литовско-псковским акцентом, и потому отличались от похабного палубного жаргона особым шармом. Под завязку, как в гоголевском "Ревизоре", последовала немая сцена, в которой мужики застыли с открытыми коробочками, а тем временем под влиянием болтанки каютная дверь шевельнувшись парочку раз, чтобы с грохотом захлопнутся перед самым носом "Деда". Так поставил точку в "воспитательной беседе" Его Величество Океан. Ему хорошо известно, что его повелитель Посейдон, сам был горазд на шалости с чужими жёнами, о чём нам простодушно поведали древние греки.
      

    ПИТЬ НАДО В МЕРУ!

      
       Тем временем судовая жизнь текла своим чередом. Вслед за косяками сельди промысел сдвигался на северо-запад Норвежского моря. На смену "Тобруку" пришла другая польская плавбаза "Нарвик" и стала на якорь под защитой Фарерских островов. На базе не оказалось заказанных нами тросов для набора порядка из дрифтерных сетей, свой вожаковый трос мы износили при спасательных операциях. Его нам вёз из порта СРТ-620, а в ожидании его прибытия мы отстаивались в Фугле-фьорде. Закрытая со всех сторон света бухта Фугле-фиорд славилась защищённостью от волнения, но была беззащитна от бешеных порывов ветра, срывающихся с горных вершин наподобие новороссийской боры настолько мощных, что якоря, то и дело, ползли по грунту.
       С рассветом СРТ- 620 влетел в бухту. Наш якорь не выдержал бы нагрузки от двух судов, поэтому я предложил капитану "двадцатки" тоже отдать якорь. Бухнув якорь, СРТ-620 лихо пятился задом к нашему борту. Его цепь громыхала, не умолкая, а когда форштевни обоих судов сравнялись, жалобно звякнув, стихла! И ежу понятно на "двадцатке" при выходе из ремонта не проверили крепления конечного звена цепи к жвака-галсу, устройству, разобщающему судно от собственного якоря, если это потребуется в аварийном случае. И к гадалке ходить не надобно, чтобы понять: якорь с "двадцатки" вместе с пятью смычками цепи безвозвратно канул на грунт фиорда.
       От перенесённого потрясения капитан СРТ-620 затосковал и, уединившись, запивал своё горе в каюте. Утешать коллегу отправился наш кэп, а я с экипажем, до самого темна, таскал с СРТ-620 груды промвооружения, и набирал в готовность к выметке промысловый порядок из сотни новеньких дрифтерных сетей. Само собой, команда крепко умаялась и помышляла об одном, как бы быстрее добраться до коек. А мне и боцману надлежало ещё сняться с якоря. И тут господин Случай опять взвалил на нас расхлёбывание чужих грехов. Это стало понятно, когда вместо одной, принадлежащей нам, у нашего клюза обнаружилось две якорные цепи. Напрашивался вывод, что с большой степенью вероятности "лишняя" цепь принадлежит СРТ-620. И стало нам понятно, что опять предстояла нелёгкая работа "из болота тянуть бегемота!"... Снова потребовался спуск неуклюжего вельбота. Манипулируя брашпилем, шпилем и грузовой стрелой, пришлось отрабатывать диковинные приёмы, знакомые мне лишь по картинке в дореволюционном учебнике по морской практике.
       Когда якорная цепь была приклёпана к жвака-галсу СРТ-620, было далеко за полночь, настало время "собачей вахты" для начала застолий мало подходящее. Не признающий "подобных условностей", капитан СРТ-620 и слышать ничего не хотел, и от распиравшего его чувства благодарности требовал к себе, чифа и боцмана пригубить с ними на брудершафт. Напиток оказался приятным на вкус и запах, хотя состоял из чистого спирта, настоянного на вишнёвой ягоде. Две кружки "Шерри", как назвал эту взрывоопасную смесь, подружившийся с нами капитан, легко прошли по продрогшему нутру, и не требовали закуски. Хозяин уверял: "Шерри чисто дамский напиток", - и настаивал откушать ещё. Боцман запросился спать, а меня ждал свой капитан, обязывая нанести на карту прокладку курсов от Фарер до района промысла. Я кочевряжился, требовал чая и доказывал, что прокладку на навигационной карте и промысловом планшете второй штурман сделает сам. Именно чай меня и сгубил! Известно, что после спирта, горячая вода, развезёт без промедлений. Володя послал рулевого проводить "уставшего старпома" до его койки, но меня это крепко "зацепило" и потянуло на выступления. С Володей я перешел на Вы и на уставные отношения. Всё внутреннее дермецо, сдерживаемое моим трезвым рассудком, тут же выплеснулось из закромов натуры. Попытались урезонить меня в два голоса, но я как на забор попёр и на капитана. Очнулся я лишь к следующей вечерней вахте и обнаружил рядом с койкой капитана с кружкой чая в руках. Тот успокоил:
       - Испьёшь чайку, и снова по мозгам стукнет. Со спиртом всегда так. Поспишь ещё, а к утру будешь как огурчик. Насчет вахты не беспокойся, отстоим. Свои люди - сочтемся!
       Так перебор с "Шерри" стал хорошим уроком на оставшуюся жизнь. Конечно, в море, в нормальном коллективе без застолий не обойтись. Но, если перебрал за воротник, никаких тебе наведений порядка! И на мостик ни шагу! И ни гу-гу по радиотрансляции! Хорошие помощники и без тебя управятся. А если нет надёжных помощников, то и капли в рот нельзя брать. Вот я и дал зарок - пить надо в меру, надо меньше пить! Тем, кто в этом ещё сомневается, советую посмотреть ставшую традиционной новогоднюю телепередачу кинокомедии Рязанова "С лёгким паром!".
      

    ХОТЕЛОСЬ, КАК ЛУЧШЕ...

      
       Промысловые дела на СРТ-4163 постепенно налаживались, и у нас появился задел в плановых показателях по добыче. В экипаже как-то позабыли о злосчастном рапорте капитана, поданном замполиту экспедиции, однако рапорт с сопроводительной запиской Симакова уже пошёл гулять по инстанциям. Со скрипом, медленно, но упорно закрутилось бюрократическое колесо Управления. Партком, в который уже раз, порекомендовал кадрам: "Прекратить практику комплектования средних траулеров лицами женского пола", а по делу о нашем капитане было принято категоричное решение: "Послать замену в море, на первом, выходящем в рейс траулере". Как гром среди прояснившегося неба, нагрянул к нам другой капитан. Вышел он из "чёрных полковников", так величали бывших военморов на промысловом флоте. До назначения к нам бывший кавторанг Павел Маркович Н. успел провести две летних экспедиции и числился в заслуженных промысловых капитанах. Известное дело, что "рыбу брать он научен", но, как оказалось, только летом, когда её черпали с поверхности моря, на коротеньких поводцах. Мы же всю зиму тащили сельдь с глубины до ста двадцати метров. Ни доводы помощников, ни ропот экипажа не могли сломить упрямства "бывалого рыбака". Был он крут с подчинёнными, терпеть не мог возражений и знай, твердил своё: "Я научу вас, как рыбу ловить"!
       И научил! Существует такой метод учёбы "от обратного", то есть, как не надо делать! Мы тащили пустые сети на глазах у соседа, залившего палубу рыбой, которую тот черпал с глубины. Завидев рыбу в чужих сетях, не считаясь со штормовым предупреждением, оборзевший Павел Маркович, тут же заметал весь порядок из сотни сетей. Трое суток мы штормовали на сетях. Мимо нашего борта проплывали оторванные надувные буи с надписью их владельца - СРТ-4163. На четвертые сутки последнего зимнего шторма наши сети канули на дно Норвежского моря!
       Рыбак без сетей, что солдат без ружья! Собрав "с миру по нитке", кто сколько мог одолжить буёв, верёвок и сетей у коллег на промысле, мы побежали к островам побираться с плавбазы.
       Встревожил меня вид боцмана. Тот бродил по судну, странно принюхиваясь и заглядывая в глаза каждого встречного. Поведение боцмана Миллера показалось мне сродни уловкам обергруппенфюрера Мюллера, вынюхивающего Штирлица. Хотя мне ещё не были известны подвиги персонажей популярного телефильма, но почуяв неладное, я, конечно, поинтересовался, что Миллера так взволновало. Потоптавшись и, сверля меня глазками, боцман осведомился: "Не видал ли товарищ старпом шлюпочных анкерков?"
       Как НЗ на всякий аварийный случай дубовый бочонок в спасательном вельботе должен всегда быть заполненым свежей питьевой водой, а периодически менять в нём воду, прямая обязанность боцмана. Тут уж и в меня вселилось беспокойство. Я был наслышан, что крепость и качество браги зависит от её выдержки в тепле и в дубовом бочонке. Мы обшарили все закоулки, в которых можно было организовать тепло. Но оба анкерка как корова языком слизала!
       В самый разгар промысла, в золотые весенние денёчки при наладившейся погоде и фартовой промысловой обстановке, мы простаивали на якоре в Фугле-фиорд без промысловых сетей. Заступив на вахту в четыре утра я, грешным делом, задремал в штурманском кресле. С кресла меня сдуло глухим взрывом, толи хлопком, а возможно толчком под ногами, даже непонять что это было! Конечно, первым делом заглянул я в машинное отделение. Ничего подозрительного. Третий механик работает у верстака и ничего не слышал. Пробежался по всему судну. Слава Богу, дымом нигде не пахло. Везде мирный храп. Неужели в дрёме мне всё причудилось?! "Чертовщина какая-то", - уверял я сам себя, направляясь к трапу на мостик, а тут мимо прошмыгнул капитан со шваброй в руках. "Не капитанское это дело бродить среди ночи со шваброй, надобно ему помочь", - первое, что пришло в голову помощнику, ведь на то он и зовется помощником. Вслед за капитаном, я ввалился в его каюту. В каюте царил густой бражный дух. В кальсонах не первой свежести, со шваброю в руках, небритый пожилой мужчина выглядел отнюдь не капитаном, а его каюта выглядела ещё жальче. Значит, крепко рванул анкерок, раз выбил дверцу в платяном шкафу, а из капитанского гардероба вывалился форменный мундир с четырьмя золотыми галунами, заляпанными бражистой пеной. Пена сосульками свисала с подволока и капала на палубу. На столе красовался "натюрморт" из батареи различных емкостей от графина до пожарного ведра заполненных пенистой жидкостью. Молча, закрыл я дверь с другой стороны, будто бы и не заметил руку, протягивающую мне графин с пойлом.
       У капитана СРТ-4163 случился очередной запой. Он перестал школить помощников, и проявил талант заурядного попрошайки. Друзей у него оказалось много, и они ему "помогали, как могли", делясь с Марковичем не только промысловым вооружением, но и пойлом. Тягостны воспоминания о последних месяцах рейса. Хотя прекратились зимние шторма, и над горизонтом всё чаще проглядывало весеннее солнышко, но судовую жизнь омрачала "погода на траулере", а как, известно - "всё остальное суета". Со старым капитаном мы добились бы большего, и нас бы встречали в порту с музыкой, а с его заменой мы кое-как дотянули плановый улов до ста процентов. Что ж, обычное дело! на берегу озаботились и думали, как сделать лучше, а получилось, как всегда!
      

    ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕНЬКИНА ПАКОСТЬ

      
       Домой мы вернулись в пору буйного цветения сирени, когда в её благоухании по самые крыши утонул уютный городок. За полгода на пустыре рядышком с портом из аккуратных сборных финских домиков вырос рыбацкий посёлок. В двух таких домиках меня и Володю ждали уютные гнёздышки, свитые руками наших жён. Прежде чем разойтись по домам, в которых мы с Володей ещё ни разу не бывали, сговорились в одной компании отметить новоселье и праздник Первомая. Никто и не думал, о подвохе. Невзгоды рейса затмила переполнявшая нас радость встреч, но мы зря расслабились! В особенности Володе не стоило забывать насколько злопамятной и мстительной может оказаться лесная девчонка с характером хуторской кошки тем более пообещавшая: "Запомни эти слова Вовочка"!
       В пору, которую принято называть детством, хлебнула Женька на лесном хуторе все невзгоды военного лихолетья от оккупационного режима, "лесных братьев" и рейдов НКВД. Среди предательств, людских слёз и крови зудубела Женька сердцем. Жизнь научила её не прощать обид и добиваться своего если не силой, то хитростью. Долго просчитывала она варианты ходов в пакостной партии, а остановилпсь на самом простом и эффективном плане расплаты. В удобный час предпраздничного апрельского дня, Женька явилась на работу супруги Владимира. Так, чтобы было слышно в каждом уголке бухгалтерии, покаялась она в грехе сожительства с её мужем.
       - Вот в таком виде Володя бросил меня, - размазывая натуральные слёзы, жалилась она, показывая муляж на своём животе.
       Зине стало плохо, и её отправили домой. А дома плохо стало Володе. Не подозревавая подвоха, компания с подарками новосёлам вломилась в семейное гнездо, переживающее не лучшие времена. Глава семьи восседал в "красном" углу с синяком под глазом. Увидев подкрепление, Володя взмолился:
       - Ребята, расскажите этой дурёхе всю правду!
       Трудно восстановить поколебленное доверие подруг дней наших суровых. Все наши доводы зря колебали воздух в ещё не обжитом семейном пространстве. Зина, твердила своё:
       - Известное дело, все кобели лают заодно. Да вы и сами небось такие же, как и этот кобелюка!
       Но мы не обижались. Понятное дело, ведь сказано: "Не бывает пророка в отечестве своём"! И тут меня осенило. Через час я вернулся с судовым журналом СРТ-4163 за N 1. Издревле на Руси принято доверять письменному слову. А тут налицо официальный документ, прошнурованный и скрепленный сургучной печатью капитана порта, и в нём удостоверялся гражданский брак Женьки с её наречённым Евгением. И разом в доме потеплело. Улеглись страсти, а за праздничным столом расцвели улыбки и утвердились Прощение, Любовь и Согласие! После любезного предложения взять журнал на работу и познакомить с записью подруг по бухгалтерии Зина вконец оттаяла.
      
       Евгений и Женька в скорости расписались официально. В загсе мы не были, говорят, что матери Евгения там стало дурно. Вскоре обоих Женек родители забрали с собою в Питер и больше мне с третьим помощником не пришлось свидеться. От бывалых моряков был я наслышан, что из перебесившейся в молодости бабёнки, как правило, случаются неплохие жены и матери. Очень хотелось бы, чтобы так и случилось. Возможно терпимость и всепрощение Евгения переборят дьявола в образе кошки, вселившегося в неприкаянную и разнузданную Женькину душу. А уж если таковое не случится, то остаётся только утешиться сознанием, что с его упорством он рано или поздно, но своё найдёт. Евгений нормальный парень и рыцарь по натуре, да только родился он в не ту эпоху и не в том месте. В самый раз ему подошёл бы двор короля Артура, либо компания Ричарда Львиное сердце. Вот тогда, одев на чресла своей "Дульсинеи" так называемый "пояс верности", ключ от которого повесил бы себе на шею, он в подобной компании мог смело ринуться на подвиги в Палестину.
      
       Если говорить о себе, то я вернулся из экспедиции с чувством чего-то невозвратимо потерянного и отторгнутого из личной жизни. Что бы ни говорили, а для недозрелого организма болтанка в крохотном "ковчеге" в условиях непрекращающегося полугодового аврала - серьёзное испытание для души и тела. Я заново открывал для себя восхитительный мир, который раньше недостаточно ценил и замечал. Буйно благоухающая майская зелень, весеннее солнышко и фланирующие по городским улицам парочки, будили во мне чувства вышедшего на свободу человека, переживающего невозвратимость былых утрат и мирских радостей. Эти чувства пытался я глушить гордостью мужчины, достойно выдержавшего испытания на прочность. Я убеждал себя, что вернулся зрелым человеком, "профессионально подкованным", с верой в плечо соседа из одной с тобой команды. Ведь смог наш экипаж из пяти национальностей, трёх различных верований и культур, преодолеть все невзгоды стихий, справиться с человеческими слабостями, страхами, с заурядным разгильдяйством и сплотиться под общей для всех цели - выжить. Вовремя пришёл в действие закон "коллективного-бессознательного", спасительный инстинкт, возникающий при судьбоносном столкновении человеческой общности с экстремалом. Вера в нерушимость этого закона не покидает меня всю жизнь. Даже в критические моменты холодной войны я оставался оптимистом и остаюсь им до преклонного возраста. Не для того задуман и сотворён был этот сложный и прекрасный Мир, чтобы позволить злу, вседозволенности и безумству праздновать шабаш на его дымящихся обломках!
      
       "Ну и совок", - прослышав о подобных "умствованиях" отмахнётся либерал-демократ из новых русских. Поддержат его любой олигарх и государственный чиновник. Поддержит и продажная "четвёртая власть", сеющая мифы примитивных цивилизаций о конце света. "...И каждый вечер, в час назначенный...", как зачарованный кролик в открытую пасть удава, к экрану устремляется обыватель, где ему, цепенеющему от страха, поведают об очередном варианте мирового апокалипсиса.
       Будь на то власть, те, кого в желании опорочить и принизить вы называете "совками", не позволили бы долго водить себя за нос, а давно бы прикрыли подобную лавочку! Я сам - "совок" и перед поколением "совков" снимаю шляпу. "Совок" не обкрадывал, не морил голодом ближнего, не убивал, не ловчил и не продавался. Правда в том, что "совок" не чурался заработать "себе на табак, а деткам на молочишко". Пережив ужас большой войны, голода и разрухи, приобщившись к коллективному выживанию поколение "совков" приструнило бациллу накопительства и сохранило понятия о совести и долге. "Совки" - это канувшее в историческое прошлое поколение созидателей, по духу сходное с ранними христианами, обретавшимися в несовершенном мире верой. Не зря "заповеди" из Кодекса бригад коммунистического труда были близки Евангельским: "Не укради...", "Не пожелай...", "Труд - дело чести...". А главное, не было у "совка" страха перед грядущим завтра и будущим своих детей.
       Похерив вековые заповеди, и бубня что-то о "свободе и демократии", новые "хозяева жизни" объявили своей законной собственностью всё, что десятилетиями наживалось трудами "совков". Не желая делиться захапнным, "новый русский" следуя морали дикого Запада: "Извини друг Билл, но Боливару двоих не вывезти", - убирает не только конкурентов, но и закадычных друзей.
       Под шквалом обвинений, обрушившийся на "совка", чуть было не устыдился я своей комсомольской молодости, но поворочав мозгами, вовремя одумался. Ведь кроме ГУЛАГа, парткома и химер из агиток, были в той жизни и здоровые влечения, была романтика подвига, учёбы и труда, и не было вседозволенной буйности футбольных фанатов, кровожадности скинхедов и всеобщей коррумпированности.
       С незапамятной древности подмечено, что в подлунном мире всему назначена своя мера и свои сроки. Непременно и обязательно кончится время "разбрасывания камней". Утихнут обида и боль у поколения с обманутой надеждой на социальный рай в отдельно взятой стране. Только жаль, что топорным большевистским экспериментом и чугунным догматизмом надолго опорочена сама идея социального равенства, и не скоро явятся охотники справедливого переустройства общества, хотя сама идея не умерла, и лишь загнана на дно человеческого сознания. Тем не менее, минуют годы, и явится поколение, свободное от безудержного поклонения "Золотому тельцу". Так уже было. И так будет. На смену современным жлобам и хапугам непременно придут Рыцари и Аристократы Духа, для которых Истина, Честь и Достоинство - главное мерило жизненных ценностей. Отнюдь не - "Голодранци з всего свиту сгэпайтесь до купы" - зазвучит трубный глас, а "Аристократы Духа всех стран, объединяйтесь"!
       В час, когда неотвратимой заделается общая цель - выживание на планете, единственной надеждой на спасение человека, как вида, явятся не обесцененные банкноты, а всемирное объединение духа, труда и творчества. Пока на белом свете таких мечтателей, готовых ради всеобщего блага поступиться личными интересами, редчайшие единицы. Но будущее человечества за Ними. И Они это сделают! У Них это получится!
      

    ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.

      
       Как быстро промелькнули эти десять лет, первое, что пришло на ум, когда оказался снова я в Клайпеде. В торговом порту Клайпеды в трюма рефрижератора "Бора" грузили две с половиной тысячи тонн мороженой говядины. Это был попутный груз на Испанию в обычном плановом рейсе "Боры" на промысел к побережью Южной Америки. Говяжьи туши подвозилось к нашему борту фурами и только в дневное время. Стоянка под погрузкой растянулась на десять суток, и свободные вечера коротал я в интерклубе со своими однокашниками по мореходке за бильярдом и ароматным "Двином". Благо цены для моряков были здесь без таможенных накруток и потому очень смешными.
       Естественно не терпелось мне повидать старого приятеля. Разузнав адрес Володи, и прихватив бутылку "Двина", отправился я в незнакомый, выросший за десяток лет новый микрорайон. Капитан-директор Большого Рыболовного Морозильного Траулера - БМРТ, теперь уже не Володя, а Владимир Михайлович сменил финский домик на просторную квартиру в новенькой девятиэтажке. Несмотря на появления в манерах Михайловича некой вальяжности, правда, вовсе не лишенной приятцы, он так и остался всё тем же узнаваемым Володей. И "говорильная железа" его не иссякла, а только развилась. Засыпав меня анекдотами, припасёнными к "аналогичному случаю", он говорил и говорил, а я лишь изредка провоцировал его словом. Конечно, вспомнили мы про рейс в зимнюю Атлантику на СРТ-4163, его экипаж, который растворился в необъятных просторах страны, как и наш бывший капитан, неизвестно откуда появившийся и куда канувший. Бывшие "Дед" и "Маркони" нынче плавают на одной из литовских плавбаз. В порту бывают редко, сейчас их плавбаза где-то в Ирландском море. Миллер тоже не расстаётся с морем и боцманит на крупной плавбазе "Балтийская слава". Под завязку Володя сберёг рассказ, о том, как нежданно и нос к носу морские пути-дороги столкнули его с бывшим третьим помощником СРТ-4163 Евгением А.
       Случилось это в порту Гавана. Володю гостеприимные кубинцы затащили под грибки в знаменитый ресторан "Тропикана", отведать по стопочке баккарди, заверив, что, не посетив "Тропикану", нельзя считать, что ты побывал в Гаване. Рядом, за соседним столиком компания кубинцев братались с нашими соотечественниками, моряками торгового флота. Среди них оказался и Евгений. Он трудился на "Кубинской линии" в Балтийском пароходстве старпомом на современном сухогрузе. Как всегда, был Евгений немногословен. Но Володе удалось выведать, что с Женькой у них всё сложилось хорошо. Оба их малолетних разбойника удались характером в Евгения, такие же упёртые и уже мечтают стать моряками. Со свекровью Женька подружилась, и та её затаскала по музеям и театрам. Женька превратилась в настоящую питерскую львицу и заделалась завсегдатаем Кировки и Эрмитажа.
       - Представляю, как Женьку приодел Евгений, - чокаясь, Володя непременно смотрел в глаза собеседника. - Не иначе в белые джинсы и итальянские "ботфорты", и должна она выглядеть теперь настоящей пантерой, а не хуторской кошкой! - не удержался, чтобы не съязвить, хлебнувший не одну порцию лиха от этой бабёнки Володя.
       - Полный хэппи-энд, как по Шекспиру: "Хорошо, что всё хорошо кончается!", а ты, Володя, так и не забыл обиды, - заметил я.
       Сама собой ностальгическая нотка перешла у нас на извечную для рыбака тему "женщина в море". Володя бил примером, из собственной практики капитана-директора БМРТ. На этом действительно большом, солидно выглядевшем и вместительном рыболовном траулере-заводе были все удобства для проживания команды и обслуживающего персонала.
       - Название-то, какое придумали кадровики - "обслуживающий персонал", - хихикал Володя. - А я вот вместо женщин из "обслуживающего персонала": работниц пищеблока, буфетчиц, прачки и уборщиц набрал в рейс молодых коков, стюардов, кастеляна и матросов-уборщиков.
       - У тебя проявился извращенный интерес к мальчикам? - съязвил я. Володю не смутить флотской подначкой, он приучен держать удар под самые уязвимые места и на колкость даже не отреагировал. - Ну и что, удалось тебе избежать конфликтных ситуаций в чисто мужском коллективе? - продолжал я.
       - Не всегда, - честно признался капитан-директор, - бывает по-всякому! Зато конфликтов стало меньше, поскольку прекратились на судне всякие шуры-муры и шашни!
       - Вот видишь, а потерял ты многое, - отметил я. - Разве мужчина стюард в состоянии создать семейный уют за столом и озаботиться о вкусах и предпочтениях каждого в кают-компании, как это делает наша старшая буфетчица. - Увлёкшись, я копнул эту тему вглубь, и меня занесло в дебри, из которых так запросто и не выпутаться. - В соответствии с древней китайской философией, во Вселенной во взаимной связи, но в постоянном конфликте развиваются две противоположности: мужская Ян и женская Инь. Эти два начала в определённых соотношениях присутствуют в особях обоего пола. И если вдруг у отдельной особи проявится преобладание одного из начал, то в соответствии с законом о единстве и борьбе противоположностей, это преобладание и вызовет разлад в поведении единицы микрокосмоса, каким и является человек. - затянул я про то, в чём сам не очень-то хорошо разбирался, и так и не разобрался до сих пор. Володя, ухмыляясь и закрыв глаза, не перебивал, видимо не терял надежды, что я и сам запутаюсь. А я продолжил наобум: - В изолированной стальными конструкциями тесной "утробе" СРТ-4163, за полгода скопилось мощное поле невостребованной и нерастраченной мужской энергии Ян. Ещё недостаточно окрепшая женская энергия комсомолочки Женьки оказалась не в состоянии противостоять в 26 раз превысившему её суммарному полю агрессивной мужской энергии. В противодействии мужскому началу Ян, женская Инь Женьки естественно взросла до первобытного уровня, и требовала выхода. Не надо, Володя, ухмыляться, подобное скопление мощного мужского поля Ян до сих пор наблюдается в руинах мужских монастырей. Такое поле не выветривается со временем и по сию пору проявляется в форме возбуждения желания даже у давно фригидных старых дев. Явление это замечено и зарегистрировано наукой, - бормотал я про то, что когда-то и где-то ранее читал или слышал. - Вот и выходит, что, труднее всех на борту СРТ-4163 приходилось Женьке, а мы с тобой этого не уразумели. Один Евгений чувствовал всё это, как говорится, нутром.
       - Вот ЭТО ты тогда и объяснил бы нам, а заодно и обоим Женькам, и всё стало бы на свои места, - сбил меня с логических построений Володя. - И хватит загибать мне про Конфуция и про Дао! На промысле рыбу ловить надо, а не гнилой философией с бабами заниматься! Пусть они лучше о доме думают, да деток воспитывают.
       - Володя, рассуждая подобным образом, ты забыл об успешных женщинах-капитанах, которым удалось обскакать многих из знатных мужиков. Вспомни Анну Щетинину и трагедию 1941 года - Таллинский переход и вспомни, кто кроме неё смог тогда проявить мужество, твердость и мастерство судовождения. Язык не поворачивается назвать бабой, единственного капитана из каравана в 180 единиц судов, у которого хватило духа "положить с прибором" на грозный приказ адмирала Трибутца: "Всем стать на якорь". Надо было иметь смелость, сознательно отбиться от строя судов, загнанных адмиралом в минное поле, где мин плавало не меньше чем галушек во флотском бульоне, и, наконец, довести свою "Саулу" до спасительного берега, как это сделала Анна. Чем это не пример для нас мужиков! Адмирал был крут, время было суровое, ан не побоялась тридцатилетняя капитанша трибунала! А теперь, давай вспомянем другой случай. Вспомни-ка пароход "Жан-Жорес", полученный в подарок Анной за спасение порта Сан-Франциско от взрыва трех тысяч тонн снарядов, погруженных на борт её судна! Не за этот ли очередной подвиг, "капитан в юбке" получила: "презент в коробочке" - пароход на десять тысяч тонн водоизмещения типа "Либерти"? А на той "коробочке" с ленточкой от боевой медали "Пурпурное сердце" дарственная надпись "Леди-капитану в благодарность за мужественный подвиг. Франклин Делано Рузвельт, президент США". Возможно всё это исключение - атавизм, отрыжка прошлого человечества, сохранившиеся ещё со времён Амазонок Геродота. Вполне вероятно, из тех древних времён и вынесли в своих генах мужскую "Игрек хромосому", отдельные крутые женские особи. Хромосому, которой порою так не хватает нам мужикам...
       - Брось и лучше не трудись рассказывать мне о героических женщинах-капитанах Орликовой и Балабаевой, я эти истории и сам хорошо знаю. - Владимир был опытным спорщиком.
       Для продолжения дискуссии на эту тему не хватило бы нам ещё двух пузырей "Двина", сообразил я вовремя, и заткнулся. Споры на эту тему не имеют конца! Слишком много скопилось "за" и "против" женщины в море. Единственно, что не вызывает сомнений, женщине в море необходимо создавать нормальные условия проживания, которых начисто были лишены средние рыболовные траулеры. А если такие условия появились на крупных судах, то я чего, я непротив, но с одним и твёрдым условием - полным запретом на создание на борту всяких феминистических организаций типа корабельных женсоветов, сующих лишенные здравого смысла и компетентности носики в организацию судовой службы. На этом я исчерпал все свои аргументы, но каждый из нас так и остался при своём мнении.
       Старавшаяся не пропустить ни единого слова, бесшумно передвигалась между гостинной и кухней Зина. Незаметно, когда, она успела убрать приборы от горячего, а на столе появилась свежая скатерть, кофе и бутылка кубинского рома "Бакарди".
       - Мальчики, смените тему, - разливая кофе, попросила Зина, - хватит вам о бабах, море, производственных планах да о селёдке. А ты, В.В. ещё ни словом не обмолвился, как поживают твои жена и дочь - кольнула меня хозяйка дома.
       Мы переглянулись с Володей и хором в два голоса выпалили:
       - Да что бы без вас дорогих женщин мы мужики делали? Случись бы первобытному мужику-кроманьонцу выжить без милых женщин, человечество так бы никогда и не вылезло из неолита, а свои пещеры объедками, обглоданными костями да окурками до потолка захламило. А скорей всего без вас женщин само человечество уже давно бы заделалось просто ископаемым. Но самое главное, без любимой женщины не было бы у рыбака дома и некому было нас ждать и встречать на причале. За вас, дорогих жен рыбаков и моряков, за тех, кто ждёт нас с моря, - под мелодичный звон хрусталя синхронно выдали мы с Володей тост, и стоя осушили по бокалу "Бакарди".
      

    ***

      
      
      
      

  • Комментарии: 2, последний от 22/10/2021.
  • © Copyright Левкович Вилиор Вячеславович (vilior@hot.ee)
  • Обновлено: 28/01/2015. 112k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.