Ляпин Виктор Вениаминович
Чужие Смешные Печали

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ляпин Виктор Вениаминович (snybegemota@yandex.ru)
  • Обновлено: 06/05/2015. 96k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Комедия. Вдова известного в прошлом писателя Хлопушина живет в старинном флигеле в провинциальном городе рядом с хрущобами местных жителей. Она создала народную библиотеку для своих земляков и мечтает устроить в подаренном некогда Советской властью доме музей своего мужа. Приехавший из столицы внук нуждается в деньгах и обманом переписывает флигель на себя. Эта история происходит на фоне взаимоотношений других обиталей этого двора - супругов-пенсионеров Петруниных, у которых тоже "драма" (бездетная Валентина вдруг забеременела и муж трагикомично выясняет, от кого); Авдеева и его бывшей жены Антонины, которая, воспользовавшись услугами брачного агенства, нашла себе теперь жениха во Франции, продает квартиру и собирается заграницу, но в итоге оказывается бомжихой.

    • ВИКТОР ЛЯПИН

    ЧУЖИЕ СМЕШНЫЕ ПЕЧАЛИ

    (Мокринские хроники)

    ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

       ПЕТРУНИН ИВАН НИКОЛАЕВИЧ, 60 лет
       ПЕТРУНИНА ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА, его жена, 55 лет
       КРУПНОВА АНТОНИНА ИВАНОВНА, за 40 лет
       АВДЕЕВ ПЕТР, бывший муж Крупновой, за 40 лет
       ХЛОПУШИНА КАПИТОЛИНА СЕРГЕЕВНА, вдова писателя Сергея Викторовича Хлопушина, за 70 лет
       ХЛОПУШИН АНДРЕЙ, ее внук, 25-27 лет
      

    ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

      

    КАРТИНА ПЕРВАЯ.

      
       Действие происходит в Мокринске, старинном провинциальном городке.
       Месяц май. Старый двор. Слева барак на несколько семей без удобств. Справа старинный купеческий флигель, в котором живет Капитолина Сергеевна Хлопушина, хранительница библиотеки умершего мужа, писателя Сергея Викторовича Хлопушина. Флигель добротный. В недавнее советское время был тщательно отреставрирован как памятник старины.
       На заднем плане -- полуразвалившийся, дровяной сарай, в котором сейчас живет Авдеев. Вокруг сарая -- несколько вишневых и яблоневых деревьев.
       На переднем плане деревянный стол со скамьями. Перед бараком -- небольшой огород Петруниных. В нем стоит Валентина Петрунина. Она только что закончила сажать картошку. Появляется Петрунин.
      
       ПЕТРУНИНА. Вот, картошку посадила. Не знаю, что вырастет...
       ПЕТРУНИН. Картошка и вырастет, дура, не бананы же. Теорема Пифагора.
       ПЕТРУНИНА. Господи, умник выискался. С утра нарываешься?
       ПЕТРУНИН. Голова болит. Что вчера было?
       ПЕТРУНИНА. Что? Вторник, будний день. Ты в мэрию ходил, насчет пенсии. Галстук надел, ирод. А вернулся -- пьян, хоть выжми. Как клюковка.
       ПЕТРУНИН. Точно. Ходил.
       ПЕТРУНИНА. И как пенсия?
       ПЕТРУНИН. (Взрывается) А с чего я пью?! Нет, ну с чего я пью?!
       ПЕТРУНИНА. Господи, опять... Все люди, как люди. Этот же... Сорок лет проработать на мебельной фабрике и потерять трудовую. Ты полгода ходишь - ничего выяснить не можешь. В дурдом быстрее оформляют.
       ПЕТРУНИН. Завела, завела. Ты в женской консультации была?
       ПЕТРУНИНА. Ну.
       ПЕТРУНИН. И что сказали?
       ПЕТРУНИНА. Четвертый месяц пошел.
       ПЕТРУНИН. Мальчик или девочка?
       ПЕТРУНИНА. Ну, ты думаешь, чего говоришь? Я что -- УЗИ, что ли, проходила?
       ПЕТРУНИН. УЗИ, УЗИ! Сейчас это даже по глазам определяют. Глянут -- и сразу определят. Я читал.
       ПЕТРУНИНА. Ну, вот че буровишь?
       ПЕТРУНИН. ...И кто отец?
      
       Пауза.
      
       ПЕТРУНИНА. Дурак. Ну не дурак ли ты, простофиля?! Допился уж совсем. С топором, что ли, бегать будешь?
       ПЕТРУНИН. Надо будет, побегаю. Ты всенародную невинность из себя не строй. Тут, можно сказать... с гулькин нос..., в сортир с плоскогубцами хожу. А чтобы по консультациям шастать, людям голову морочить - извини, тыкнуть надо.
       ПЕТРУНИНА. Значит, один раз тыкнул. Прекрати этот разговор. Мне даже думать про твои идиотские разговоры неприятно.
       ПЕТРУНИН. ...Думать. Тебе думать, а мне с твоим думаньем соседям в глаза смотреть. Смотри, Валя.
       ПЕТРУНИНА. Смотрю, смотрю. Мужиков в сарае прячу.
       ПЕТРУНИН. Дай на пиво?
       ПЕТРУНИНА. Щас. Мелочь дома забыла.
       ПЕТРУНИН. И зачем я с тобой живу? Голова же болит.
       ПЕТРУНИНА. Нечему там болеть. Рассолу попей.
       ПЕТРУНИН. Убью я тебя когда-нибудь. Или с собой чего сделаю.
       ПЕТРУНИНА. Вино, вино -- всех вас вино губит. У свояченицы уж на что мужик был загляденье, не чета тебе. И по хозяйству, и вообще. А как запил -- все, пропал. Пьяным под яблонями полежал, голову застудил. А говорят, пьяных ничего не берет. Два раза черепушку вскрывали, кровь в голове запеклась... Уж третий год на кладбище...
       Чего молчишь-то?
       ПЕТРУНИН. Жду.
       ПЕТРУНИНА. Чего?
       ПЕТРУНИН. Пока заткнешься. Завела пластинку. Уйди, злыдня, с глаз моих.
       ПЕТРУНИНА. Вот-вот, это ты умеешь. На что путное -- так тебя нет. А тут... Третий месяц прошу в погребе доски перебрать. Смотри, Иван, если твоя благодетельница (Показывает на дом Хлопушиной) опять тебя похмелит, я ей все писательские космы повыдергаю. Не посмотрю, что она в благородных ходит.
      
       Из сарая появляется Петр Авдеев, мужчина неопределенных лет. Авдеев -- человек больной, с печальными глазами и привычкой вслух читать газеты. Он и сейчас с кипой газет.
      
       АВДЕЕВ. (Разочарованно) А, это вы... А я думал, тут люди какие -- иду на голоса...
       ПЕТРУНИН (Хмыкает). Удивляешь с утра.
       АВДЕЕВ. Как семейная жизнь?
       ПЕТРУНИН. Близко к идеалу. На букву "ф" -- фсяко!.. Размножаемся... Ты, Петя, зачем с постели встал?
       АВДЕЕВ. Плохо одинокому. У нас все люди -- советские. Русских мало осталось. Пока болел -- приходили, приходили. И хоть бы кто помог?! Все только уносили что-то. Не говоря худого
       слова, брали, что попало, и уносили.
       ...Все унесли. Ворота железные у сарая стояли -- и те сперли.
       ПЕТРУНИН. Да брось ты. Не переживай. Ворота - одно название, старье ржавое.
       АВДЕЕВ. Что "брось ты"?! Ты и спер.
       ПЕТРУНИН. Заладил, Петь... Нет в тебе легкости бытия, нет безудержной жажды обновления. Ну, пропали ворота - плюнь. Плыви дальше, борись с волнами. Это называется бизнес, спекуляция, основы рынка. Ты, брат, от жизни отстал. У нас теперь менталитет такой. Кто-нибудь споткнется, зазевается -- ты у него возьмешь.
       АВДЕЕВ. А шел бы ты!.. Погоди, дай на ноги подняться.
       ПЕТРУНИН. Поднимешься, поднимешься, если совсем не прихлопнет... У тебя чего было-то?
       АВДЕЕВ. Ливер болит.
       ПЕТРУНИН. Ливер -- это серьезно. Тут шутить не надо.
       ПЕТРУНИНА. Голодать надо. И не пить совсем. А брать - никто у тебя ничего не брал. Приснилось тебе. Ворота алкашня какая-то в металлолом сдала. Поди да верни. Лучше о здоровье беспокойся. Кушай поменьше и не пей.
       АВДЕЕВ. Угу, учил цыган лошадь, да она сдохла.
       ПЕТРУНИН. Еще, говорят, хорошо мочу пить. Уринотерапия называется, да. Профессора на одной моче живут. Выпьют - и порядок, на лекцию, туда-сюда.
       ПЕТРУНИНА. Ой, балабол... (Уходит в дом за сумками)
       АВДЕЕВ. Ну, не петух ли ты мокринский?..
       ПЕТРУНИН. Я ему помочь, а он ругается. Гонор. Нервы. Плохая экология. Садись, лучше в "козла" сыграем. Все-таки забава.
       АВДЕЕВ (Берет домино). Все у тебя забава. Опять мухлевать будешь.
       ПЕТРУНИН. Не помухлюешь -- не покушаешь, Петя. Ты у нас мать Тереза.
       АВДЕЕВ. Откуда вы только в нашей стране такие волки рождаетесь?
       ПЕТРУНИН. Оттуда же. Всякая блоха счастья ищет. Насчет волков -- ты, Петя, брось. Я -- лицо исконно русской национальности: на этой почве врежу -- мало не покажется.
       АВДЕЕВ. Встретились два русских: еврей да татарин... Ходи. (Играют в домино)
       ПЕТРУНИН. Твоя-то бывшая письмо получила... Депешу... Из этой самой -- из своднической своей конторы...
       Как потешались над девкой, а гляди -- выгорело дело-то. Подыскали ей мужика заграничного. Прям, пишут, рвет и мечет, так она ему на фотографии приглянулась.
       АВДЕЕВ. Совсем чокнулась баба. Одно на уме.
       ПЕТРУНИН. С бабами, с ними умеючи надо. Тонкостью, чувствами брать.
       АВДЕЕВ. Да ты уж молчал бы. Знаток тонких чувств и интеллигентного обхождения.
       ПЕТРУНИН. А что? И знаток. Почему моя за мной сорок лет бегает? Дипломатия! Я вот ей за всю жизнь ни разу не изменял.
       АВДЕЕВ. Ой-ой-ой!.. А Клавка Малышева? А Людка Бодрова?
       ПЕТРУНИН. Ну... Это наспех. Это не измена. Когда по пьяни, второпях, в сенях, на кухне -- это так, развлеченьице, профилактика прыщей. Это даже врачи рекомендуют. Измена -- когда душой прикипаешь. Вот тут да. Тут уже истерические слезы, милиция и чемодан за порог. Как у некоторых. Понял, на что намекаю?
       АВДЕЕВ. (Тоскливо) Ну, че там еще, в письме-то?
       ПЕТРУНИН. Я, конечно, так деликатно не перескажу. Хотя читал. Короче, пишут, задаток получили. Фотография ее в бикини всех просто так и поразила...
       АВДЕЕВ. Где, дура, только себе бикини раздобыла?
       ПЕТРУНИН. Одалживала, небось, у какой-нибудь модистки. Представляю Тоньку в бикини, а?!
       ...Вот... Пишут, мол, как раз такой тип исконно-русской красавицы пользуется повышенным спросом у иностранных клиентов. Ухажеров то есть. И один, мол, нашелся уже, который на вас клюнул. Карточку прислали даже. Мордастый. Виноделец из Лиона. Не то Жан, не то Жак, врать не буду. Он нам сразу понравился. Солидный. И, видать, с этим делом все в порядке. Глаза горят.
       Короче, пишут, все у вас на мази. Только срочно привозите оставшиеся деньги. Такие услуги, мол, недешевы. Привезешь деньги, сразу вас обвенчаем, в самолет -- и здравствуй Франция! Приземлишься на Елисейских полях!.. А нет -- прощай, Париж, прощай, Лион, и забудьте наш адресок.
       Ты бы посмотрел на Антонину -- забегала, как коза перед дойкой. Международный скандал назревает.
       АВДЕЕВ. Большие деньги-то?..
       ПЕТРУНИН. О-о-о..., большие, Петя. Нам таких не видать. Разве что зарезать кого, или ограбить ради хорошего дела.
       АВДЕЕВ. И она верит?
       ПЕТРУНИН. Не скажи, Петя. Тут вопрос глубокий. Они, гады, раскусили, что наши бабы для них просто клад. Ихние-то все испоганились. Курют, пьют, дерутся, в начальство лезут. Эмансипэ-эгалитэ.
       АВДЕЕВ. Чего?
       ПЕТРУНИН. Извини. Это я тебе зря сказал. Не бабы, а мужье в юбках. И СПИД у них гуляет. А наша Антонина там, как Жанна Д`Арк, звездой взойдет. Еще и в бикини.
       АВДЕЕВ. Ой, заткнулся бы.
       ПЕТРУНИН. Я заткнусь. Мне недолго. Потерял бабу. Она теперь спит и видит, как по Парижу бежит и крылышками машет.
      
       Из барака появляется Антонина Крупнова.
      
       АНТОНИНА. (Авдееву) ...А... оклемался.
       АВДЕЕВ. Как видишь... Ты, говорят, за границу собралась?
       АНТОНИНА. Тебя не спросила.
       АВДЕЕВ. С твоей-то рожей?
       АНТОНИНА. Но-но, Авдеев. Ты мне кто? Случайная связь, забытое прошлое. И веди себя, как случайная связь. Не позволяй.
       АВДЕЕВ. Двадцать лет прожили... Случайная связь! Даешь, Антонина Ивановна. Зря я тебя не бил.
       АНТОНИНА. Что теперь говорить?..
       АВДЕЕВ. На каком диалекте ты со своими ухажерами объясняться-то будешь? Весь город же смеется, дура.
       АНТОНИНА. Авдеев! Я тебя двадцать лет терпела. Не доводи до греха. Уткнись в свои газеты.
       АВДЕЕВ. Локти будешь грызть. Глянь в зеркало. Не Бриджит Бордо.
       АНТОНИНА. (Слегка замахивается на него, Авдеев отшатывается) Замолчи, сказала!.. Да не боись, не трону. Чего шарахаешься-то?
       АВДЕЕВ. Кто тебя знает?
       АНТОНИНА. Больно надо. Лечи тебя потом. По судам бегай.
       ...Своих мужиков нет, так хоть импортными побаловаться. Как ты мою кровь попил, так ни один иностранец не сумеет.
       АВДЕЕВ. Попил, попил... В сарае живу. Загибаюсь. А зима придет?
       АНТОНИНА. Я тебе, что ли, хоромы строить должна?
       АВДЕЕВ. Выгнала-то ты.
       АНТОНИНА. И катись на все четыре стороны. Страна большая. Родина.
       ПЕТРУНИН. Антонина, покажи карточку своего нового. Авдеев, прям, изошелся весь, глянуть хочет.
       АНТОНИНА. Да шли бы вы.
       ПЕТРУНИН. Шли бы вы... Чуть что -- "шли бы вы"! Никакой культуры. Вот и поговори.
       У меня, кстати, грудь болит. Конкретно левая титька. Могу в полицию заявить. Увечье неизвестно какой степени. Ты зачем меня вчера в титьку укусила?
       АНТОНИНА. (Потягивается) Так плясали же. Я всегда разгорячаюсь, когда пляшу.
      
       Из барака с сумками выходит Петрунина.
      
       ПЕТРУНИНА. Бесстыжая твоя рожа, Тонька. Что буровишь, что буровишь? Нет своего мужика, так испрокудилась совсем. Ну, чего вылупилась? Отрастила глазищи-то, а совести нет.
       АНТОНИНА. Зла в тебе, как в собаке. Тебе сейчас, Валентина, нервничать никак нельзя. Ты у нас беременная молодуха. Мать и дитя в одной упаковке. Забетонированная! Растишь и воспитываешь в себе дитя любви. Так что выражайся исключительно культурно и как Пушкин.
       АВДЕЕВ. Ты что, Валь, серьезно? В этом возрасте вроде не того, а?
       АНТОНИНА. Если очень яростно и если мужик шибко задорный, то, вот видишь, того. В отличие от некоторых. А, Петрунин -- того? Или ты тут ни при чем, в огороде семечки грыз?
       ПЕТРУНИНА. Ну что ты мелешь своим помелом, ну что ты мелешь?
       АВДЕЕВ. Да, Валентина, ты даешь. Это ж как же постараться надо было?
       АНТОНИНА. Валентина, мы вчера твоего Петрунина проверяли. И так, и этак. Не способен он к такому геройству. Так что колись -- говори, где подгуляла?
       АВДЕЕВ. Есть такие монстры -- через бабу перелезет и... ребенок. Ты, может, с кем рядом посидела?
       ПЕТРУНИН. Да заткнетесь вы?!
       ПЕТРУНИНА. Господи, я аборт сделаю!
       ПЕТРУНИН. Я тебе сделаю. Я тебе такой аборт сделаю, что целый год под платье заглядывать будешь.
       ПЕТРУНИНА. (Мужу) Ну ты-то че, ты-то че вместе с этими балаболами?!
       Ты, Антонина, не знаю, чем тут занимаешься!
       АНТОНИНА. Это кто еще чем занимается. Невинность из себя в шестьдесят лет строите. Носитесь со своими вшивыми печалями, как угорелые. Глядеть на вас тошно.
       ПЕТРУНИН. ...Антонина, слышь? Надо бы рассчитаться за увечье-то, а?..
       АНТОНИНА. Да уйди ты.
       ПЕТРУНИН. А думал, нальешь... Хотел разжечь костерок взаимопонимания. Не вышло. Впрочем, может, оно и к лучшему. Человеческий мозг, говорят, сам вырабатывает алкоголь. Последняя теория нейрофизиологов. Вливания извне ему даже вредны. Буду ждать.
       АВДЕЕВ. (Читает газету) "Вновь возобновились ожесточенные бои в Бейруте. В результате вчерашних столкновений пострадало несколько жилых домов. Один человек ранен".
       ПЕТРУНИН. У них ожесточенные бои -- как у нас свадьба. Андрюшка Ермаков после армии женился. Три дня гуляли. Шесть переломов. Три ножевых ранения. Двоих вообще полмесяца найти не могли -- в болотах заблудились сдуру.
       АНТОНИНА. Если б только на свадьбах калечили...
       АВДЕЕВ. (Читает) "Житель деревни Лапша, выпив три рюмки элитного десятизвездочного коньяка в шашлычной на трассе, попал под капельницу в районную больницу. Употребленным напитком оказался подкрашенный метиловый спирт. Это девятый случай отравления спиртными напитками в нашем районе за последний месяц. Два из них закончились летально".
       АНТОНИНА. Травят, как клопов.
       ПЕТРУНИН. Свое надо пить, народное. Я сорок лет клей пил, пока на фабрике работал. Возьмешь трехлитровую банку, горстку соли бросишь, разболтаешь хорошенько... этак, минут двадцать. Потом -- ульк: и тепло и душе приятно. И для мозга...
       ПЕТРУНИН. Хоть бы перед людьми-то не позорился.
       ПЕТРУНИН. Были времена. Клей как дешев был, а? А теперь?!
       АВДЕЕВ. (Петрунину) Про тебя. (Читает) "В некоторых индийских племенах жены для того, чтобы забеременеть, ходят в другие деревни, где им выбирают лучшего самца. Потом жена возвращается к собственному мужу, который, по обычаям племени, с благодарностью ее принимает. Вообще полиандрия (...э-э, многомужество то есть) считается хорошим способом борьбы с мужским эгоизмом".
      
       Пауза.
      
       ПЕТРУНИН. ...Пристрелю.
       АВДЕЕВ. Мы свидетели.
       ПЕТРУНИН. Если что узнаю, пристрелю.
       ПЕТРУНИНА. Господи, я на рынок пошла. Посмотри, ирод, чтоб картошку не затоптали. И прошу тебя, Петрунин -- хоть сегодня-то!.. (Уходит)
       ПЕТРУНИН. Не хорошо в горле - а, Антонина?
       АНТОНИНА. Тебе кодироваться надо, а то сопьешься.
       ПЕТРУНИН. Были у нас тут кодированные. Мишка-вертолетчик вон ездил. В самый главный центр. Говорит, там полчаса с тобой вроде как беседуют ни о чем. Усыпляют. А потом -- хрясть!!! -- в глаз лазером. Аж все высверливает.
       АНТОНИНА. И что?
       ПЕТРУНИН. Приехал -- два дня не пил. А на третий как запил, так уже два года не просыхает. Все пропил.
       АВДЕЕВ. У нас в больнице хирург работал. Хороший хирург, грамотный, но... любитель. Пока два стакана спирта не выжрет, операцию делать не мог, волновался. Один раз на спор при мне восемь бутылок водки за два часа выпил. Ну, задарма, конечно.
       Тоже решил кодироваться. Все чин чином. Вернулся -- другой человек. Посвежел, заулыбался. Когда и не к месту, ходит, улыбается. Неделю ходил. А в понедельник сели с больничным сторожем и за ночь выпили девятнадцать бутылок водки и коньяка. Сторожу ничего, а хирург помер. Не выдержал.
       ПЕТРУНИН. А, Антонина?..
       АНТОНИНА. Как же!.. Ты мне кто, чтоб я тебя каждый день поила? Хватит вчерашнего.
       ...Лучше скажи, Петрунин. Вот когда господь там на небесах счастья и печали нам делит -- он ведь всем, наверное, поровну? Ну, как праздничный пирог. Каждому по куску.
       Где же мой кусок счастья? Где то, что мне положено?
       ПЕТРУНИН. Положено -- не положено... Мне, может, сегодня похмелиться положено, а никто не дает. Наша жизнь бекова -- винить некого. Что сам зубами вырвешь, то тебе и положено.
       ...Вот, говорят, опять война будет.
       АНТОНИНА. С кем?
       ПЕТРУНИН. Это пока секрет. Не всем рассказывают.
       АВДЕЕВ. Война уж давно идет. Всегда. Постоянно.
       АНТОНИНА. Господи, и зачем эти войны?..
       ПЕТРУНИН. Зачем? Для независимости. Государство без войны, как девка без мужика, рассохнется и заржавеет. Одна война кончится, другую начинать нужно. Не с монголами, так с татарами. Не с чужими, так со своими... Там теоретики, я-те дам.
      
       Появляется Капитолина Сергеевна Хлопушина с потрепанной хозяйственной сумкой на колесиках. Она одета опрятно, но бедно.
      
       ХЛОПУШИНА. Здравствуйте. Добрый день вам всем.
       ПЕТРУНИН. С рынка, Сергевна?
       ХЛОПУШИНА. Да, вот с покупками. Вы знаете, Иван Николаевич, с тех пор, как приехал внук, у меня просто другая жизнь. Его молодому организму необходимо хорошо питаться. Он не может жить на моем овсяном киселе. Это такая радость! Такое счастье! Я почувствовала себя необходимой. Я помолодела на десять лет.
       АНТОНИНА. (Заглядывает в сумку) Пенсию получили?
       ХЛОПУШИНА. С книжки сняла. Ну, вы же понимаете. Внук. Андрей такой чуткий.
       ПЕТРУНИН. Что же он, чуткий, тебе денег не дает?
       ХЛОПУШИНА. Ему самому пока требуется моя помощь. У него большие расходы. Он слишком молод. Я надеюсь, он обживется здесь, осмотрится.
       АВДЕЕВ. Удивляюсь я вам. Обладаете, можно сказать, сокровищами, а живете, как собака на сене, на гроши. Одну вашу халупу по теперешним ценам можно продать за такие деньги, что всю оставшуюся жизнь загорали бы на Канарах и Багамах. А библиотека?!
       ХЛОПУШИНА. Вы, как всегда, шутите, Петр? Какие Багамы...
       АНТОНИНА. Шутит, бомж. Старуху-то хоть оставь в покое. Позарился. Без тебя уж нашлись.
       ХЛОПУШИНА. Ах, Петр, Петр! Вы же знали Сергея Викторовича. Он дарил вам свои книги и угощал шоколадными конфетами, когда вы были еще ребенком.
       Я всю жизнь мечтала, чтобы здесь открылся его литературный музей. Глупые мечты. Говорят, невозможно. Боже мой, сколько я ходила в нашу мэрию, милый Петр. А теперь ходит Андрюша, как новый хозяин дома. Наследник. Он знает, что нужно делать. Ему тяжелее, чем мне. Он все мне объясняет. Я слишком стара.
       Помните, сколько говорили, что у меня просто отнимут флигель? Они только и ждали моей смерти. Если бы не Андрей, если бы не Андрей! Вы не находите, что Андрей чем-то похож на Сергея Викторовича?
       АВДЕЕВ. Я?.. Не знаю, не знаю...
       ПЕТРУНИН. Наследник. Ловко. Не мое дело. А вас-то куда?
       ХЛОПУШИНА. Андрей знает. Какая мне разница? Сергей Викторович всегда говорил: -- В доме должен хозяйничать мужчина.
       Я стара, потихоньку выживаю из ума. Я уже не могу бороться, как раньше. Нет сил. Что нужно старикам? Хоть какой-то уход, угол и кусок хлеба. А молодым надо жить. Мы, старики, нужны, чтобы им помогать.
       АВДЕЕВ. Молодые нынче хваткие.
       ХЛОПУШИНА. А вы знаете, Петр, я все равно почему-то иногда верю. Наверно, все путается в голове. Но иной раз проснусь, посмотрю в окно, услышу детские голоса - и представляю, что вот сегодня случится чудо, приедет самый большой начальник и Андрею выделят деньги из бюджета на создание музея.
       Я стара. Я теперь мало что понимаю. Это да, это так. Времена поменялись. Но ведь может? Где-то же бывает? Вчера бужу его с утра, глажу его щеку - и вдруг показалось, что здесь уже музей, что мы с ним в музее Сергея Викторовича, что надо скорей бежать, открывать двери для первой экскурсии, раздавать бахилы... Мы целое утро с ним проговорили.
       АВДЕЕВ. Фарфоровые мечты.
       АНТОНИНА. А он вас на улицу не выбросит?
       ХЛОПУШИНА. Антонина Ивановна, ну что вы, родная?
       ПЕТРУНИН. Не суйся, Тонька. В высших материях ты слаба. (Отводит Хлопушину в сторону) Сергеевна, я, конечно, того... понимаю -- виноват перед тобой. Ну, сама знаешь, забываю о долгах, извини. Ну, бывает, ты не сердись. Но я всегда..., долги это святое, для тебя я всегда. Ты мне дай еще одну какую-нибудь старинную книжицу поцветастей. Мне сейчас очень надо. Я верну, я потом все разом и верну.
       ХЛОПУШИНА. А ту вы уже прочитали?
       ПЕТРУНИН. Да, залпом. Очень понравилась. Легко пошла. Прям на рынке..., раз, и все. И картинок много. Мифы этой... ну...
       ХЛОПУШИНА. Древней Греции.
       ПЕТРУНИН. Да, ее самой.
       ХЛОПУШИНА. Удивительный мир богов и людей.
       ПЕТРУНИН. Да. Удивительный, их самых. Вот мне бы что-нибудь такое же яркое и... с картинками... и чтоб нарасхват.
       ХЛОПУШИНА. Конечно, конечно, Иван Николаевич. Вы можете пойти и выбрать в библиотеке сами, что вам больше понравится.
       ПЕТРУНИН. (Показывает на флигель) Так я... пойду?..
       ХЛОПУШИНА. Там открыто, там всегда открыто.
       ПЕТРУНИН. Без спросу я к вам никогда не зайду, в любом состоянии. Это..., вы Петрунина знаете. Не к Авдееву в сарай.
      
       Петрунин уходит в дом Хлопушиной.
      
       АНТОНИНА. Спаиваете вы его. Правильно Валька вас не любит.
       ХЛОПУШИНА. Что вы, Антонина Ивановна! Я же... Что я могу сделать? Вы думаете, он их даже... не читает?..
       АВДЕЕВ. Читает, если буквы знакомые находит. Зачем вам?
       ХЛОПУШИНА. Надо же, чтобы хорошие люди помогали друг другу.
       АВДЕЕВ. Сейчас нет хороших людей и плохих. Есть бедные и богатые. (Листает очередную газету) О, требуются разносчики газет. Завтра пойду.
       АНТОНИНА. Чем бы дитя не тешилось. На что ты еще годишься?
       АВДЕЕВ. Между прочим, почти все миллиардеры начинали с разносчиков газет или продавцов мороженого.
       АНТОНИНА. Да-да-да...
      
       Из дома Хлопушиной появляется, насвистывая, радостный Петрунин. В руках у него новая книга.
      
       ПЕТРУНИН. Вот, Сергевна, гляди. Нашел, что искал. Евангелие. Сейчас модно. Там у вас их несколько. Я же понимаю, чтоб и тебе не в убыток...
       ХЛОПУШИНА. Одна из любимых книг Сергея Викторовича. Подарочное издание. Там есть его пометки. Вы, Иван Николаевич, обязательно почитайте, я вас прошу, я вас очень прошу. Хотя бы, где пометки.
       В последние дни перед смертью он почти не разлучался с ней. Сам читать уже не мог. Просил меня. Многие страницы с тех пор я знаю наизусть. У вас хороший вкус, Иван Николаевич. Я хочу, чтобы и вам эта книга принесла радость. (Петрунин собирается уйти)
       АНТОНИНА. Хорошо, что хозяин не видит.
       ХЛОПУШИНА. ...Иван Николаевич!.. А какой миф вам понравился больше всего?
       ПЕТРУНИН. (Авдееву) Ты?..
       АВДЕЕВ. Что я? Почему все время я?
       ПЕТРУНИН. ...О мужике... О том, который всю жизнь вкатывал камень в гору, а затем скатывал его обратно... Вкатывал, а затем скатывал!.. Вкатывал, скатывал!.. Вкатывал, скатывал. ...Как я среди вас. (Уходит)
       АВДЕЕВ. Удалось картавому крякнуть... Ну, пойду и я к своим лекарствам. С вами хорошо, а без вас не хуже. (Тоже уходит)
       АНТОНИНА. Господи, вот тоже наказание какое-то. Уж хоть бы либо помирал, либо выздоравливал. А то ходит -- не мужик, не баба. Привидение с газетами. Не человек, а полпорции.
      
       Антонина тоже уходит в барак. Хлопушина выносит из флигеля кастрюльку и начинает чистить в нее картошку. Появляется Андрей Хлопушин.
      
       ХЛОПУШИН. А, ты уже здесь?.. Это хорошо. Ты не видела Антонину?
       ХЛОПУШИНА. Она была тут. Ты мне не поможешь?
       ХЛОПУШИН. Да-да, конечно. (Берет нож, садится рядом)
       ХЛОПУШИНА. ...Ну что?
       ХЛОПУШИН. Что?
       ХЛОПУШИНА. Мне всегда почему-то кажется, что именно сегодня ты должен получить какой-то самый важный, окончательный ответ...
       ХЛОПУШИН. С нашими чиновниками... Это не люди, это какие-то деревянные истуканы. Устроить человека в дом престарелых сложнее, чем отправить в Карловы Вары. Теперь оказалось, что именно сейчас и именно для тебя там нет свободного места. Мерзавцы.
       Один просто довел меня. Я ходил к нему две недели, рассказывая про тебя, про твои заслуги, про деда. Вежливый, обходительный. Принимал меня, расспрашивал и все говорил: -- Да-да, я занимаюсь вашим делом. Оно продвигается успешно. Ваш дед - гордость нашего города. Так приятно общаться с интеллигентным человеком. Мы непременно сделаем все от нас зависящее.
       А сегодня вдруг сухо заявляет: -- Извините, меня перевели в другой отдел. Ваша просьба теперь не входит в круг моих служебных обязанностей.
       Честное слово, я чуть не набил ему морду.
       ХЛОПУШИНА. (Грустно) Представляю себе эту картину... Ты говорил, что есть еще шанс..., что возможно они каким-то образом выкупят наш дом для музея...
       ХЛОПУШИН. Ерунда. Блеф. Зачем? Мне казалось, ты поняла. Это не люди. И мы для них не люди. Пустые слова, фигуры речи, надувательство, пшик.
       Если ты считаешь, что мне так легко..., если ты передумала..., я могу бросить все и уехать.
       ХЛОПУШИНА. Нет. Извини. Я не то сказала. Я не то хотела сказать. ...Спроси, что у нас сегодня на обед?
       ХЛОПУШИН. Ну и что у нас сегодня на обед?
       ХЛОПУШИНА. Замечательный мясной суп и на второе овсяный кисель.
       ХЛОПУШИН. О, овсяный кисель!.. Я люблю, я обожаю овсяный кисель. Он дарит мне силы, очищает мозги, согревает душу. О, овсяный кисель, огонь сердца моего! В какой ужас и кошмар превратилась бы без тебя моя жизнь! Слава тебе, мой друг, мой брат, овсяный кисель!
      
       Оба грустно смеются.
      
       ХЛОПУШИНА. Когда ты смеешься, ты так похож на отца. Почему ты ничего не рассказываешь о нем, о маме: Как они?
       ХЛОПУШИН. Существуют.
       ХЛОПУШИНА. И только?
       ХЛОПУШИН. Это неинтересно.
       ХЛОПУШИНА. Твой отец к первому числу каждого месяца присылает мне очень теплое письмо.
       ХЛОПУШИН. С одним и тем же отпечатанным на машинке текстом?
       ХЛОПУШИНА. Почему? С разным. Ну и что?
       ХЛОПУШИН. Ничего. Последний раз мы виделись три месяца тому назад... (Роется в карманах) ...Черт, потерял. У меня была мелочь на сигареты. Лучший способ бросить курить -- приехать в Мокринск и остаться совсем без денег. Смешно?
       ХЛОПУШИНА. Нет.
       ХЛОПУШИН. Да. Смешно.
       ХЛОПУШИНА. Хорошо. Смешно. Не хочешь говорить об отце, расскажи о себе. Как ты там жил?
       ХЛОПУШИН. Я? Обычно. Это неинтересно. Это не так интересно, как музей и библиотека деда.
       ХЛОПУШИНА. Не надо так говорить. Не делай мне больно. В тебе вся моя жизнь.
       ХЛОПУШИН. (Целует ее) Я знаю. Извини, я немного устал. Ты - единственный человек, кого я люблю, кто меня понимает.
       ХЛОПУШИНА. Я не знаю, что у нас произошло с твоим отцом. Даже не могу выговорить - с моим сыном. Ужасно. Глупо. Наверное, уже ничего не изменишь. Как? Почему? Я вроде бы не совсем дура. Он добрый, чуткий. А вот случилось, и все. Остался только ты.
       ХЛОПУШИН. Да. С отцом..., могу себе представить.
       ХЛОПУШИНА. Я хотела спросить тебя о Лиде...
       ХЛОПУШИН. Я не хочу об этом говорить.
       ХЛОПУШИНА. Мне всегда казалось, что вы счастливая пара, когда вы сюда приезжали.
       ХЛОПУШИН. Я не хочу об этом говорить.
       ХЛОПУШИНА. О чем бы ты ни говорил, ты все время говоришь о ней... Почему она ушла?
       ХЛОПУШИН. Господи, как глупо. Ушла и ушла...
       ХЛОПУШИНА. Почему?
       ХЛОПУШИН. Ни почему. Почему уходят от человека, запутавшегося в долгах, выпертого с работы? От усталости, от тоски. Потому что не хотят так жить.
       ХЛОПУШИНА. Как?
       ХЛОПУШИН. ...Как живем мы.
       ХЛОПУШИНА. А как живем мы?..
       ХЛОПУШИН. Ну, я не знаю... Героически...
       ХЛОПУШИНА. ...И ты удрал сюда.
       ...Ты по-прежнему любишь ее.
       ХЛОПУШИН. Не знаю. Нельзя любить того, кого нет.
       ХЛОПУШИНА. Мямля.
       ХЛОПУШИН. Что?
       ХЛОПУШИНА. Я так иногда звала твоего деда. Ты, Андрюша, мямля, как твой дед. Не от мира сего.
       ХЛОПУШИН. Вряд ли это звучит как похвала.
       ХЛОПУШИНА. А тебя заботит, как это звучит?
       ХЛОПУШИН. Да. И с годами все больше. Мне почти тридцать, а у меня ничего нет. Знаешь, надоело хвататься за воздух.
       ХЛОПУШИНА. ...Я думаю, мне будет там хорошо. В доме престарелых. Только нельзя ли придумать другое название? Хотя бы для тебя и для меня. Старушечья гостиница. Круглогодичный дом отдыха.
       ХЛОПУШИН. Хорошо. Дом отдыха.
       ХЛОПУШИНА. Я уверена, Сергей Викторович одобрит.
       ХЛОПУШИН. Если б у меня был хоть какой-нибудь ничтожный шанс выпутаться, я бы никогда к тебе не обратился. И потом - это все временно, несколько месяцев, максимум год. Как только я встану на ноги, рассчитаюсь, сниму приличное жилье - я заберу тебя к себе. Ты веришь?
       ХЛОПУШИНА. Конечно, я верю. Кому же еще верить? Поскорей бы. Мы почти все решили. Просто иногда у меня все вылетает из головы.
       ХЛОПУШИН. "...почти все решили"... Меня преследует слово "почти". Почти решили, почти муж, почти нищий... Я просто Почти. Здравствуйте, господин Почти. До свиданья, господин Почти. Я бы с тобой сейчас выпил. Напился до потери чувств, чтобы совсем забыться. Без почти. Думаешь, я не понимаю?
       ХЛОПУШИНА. Перестань. Не опускай рук. Ни о чем не жалей.
       ХЛОПУШИН. Да, жалеть поздно. Мне даже не на что купить обратный билет. Ты позволишь мне продать несколько книг из библиотеки деда?
      
       Пауза.
      
       ХЛОПУШИНА. Нет... Я не могу..., только не книги... Мы же решили, что книги Сергея Викторовича мы не трогаем, что я передам их в местную библиотеку. Хоть какая-то память о нем.
       ХЛОПУШИН. Вот видишь. Сейчас ты начнешь возмущаться, как я могу говорить об этом? И будешь права. Я снова почувствую, что все делаю не так. Все, кому ни лень, пользуясь твоей добротой и слепотой, разворовывают библиотеку деда. А я не могу даже заикнуться. У тебя уже нет доброй трети его книг.
       ХЛОПУШИНА. Они просто на руках. Их вернут. А ты..., ты же внук Хлопушина.
       ХЛОПУШИН. Да, я внук Хлопушина. Я помню. Я прекрасно помню. Вы всегда, вольно или невольно, делали из меня маленькую копию деда. Такой Хлопушин N2. (Размахивает руками) Пестовали талант, которого, в общем-то, никогда не было. Мол, не получилось с сыном, получится с внуком. Маленькая ложь, ложь побольше, большая ложь. Но... ничего не получается.
      
       Хлопушин, размахивая руками, неосторожно ранит себе ножом палец. Хлопушина перевязывает ему палец своим платком.
      
       ХЛОПУШИНА. Сейчас, потерпи.
       ХЛОПУШИН. Да пустяки, царапина.
       ... Помнишь, когда я был маленьким, мы приезжали с матерью к тебе и деду?
       Местные мальчишки сразу же побили меня. Наверное, потому, что у меня был замечательный матросский костюм и ярко-красный водяной пистолет, каких здесь никогда не видели.
       Я прибежал в кабинет деда и проплакал до ужина на его черном кожаном диване. На ужин была клубника со сливками и свежий, только-только испеченный в местной пекарне белый хлеб. Его принесла жена пекаря, чтобы как-то успокоить меня. Именно ее сын начал драку.
       Этот диван еще жив. Но сидеть на нем уже нельзя. Кожа изодрана, пружины поломались.
       ХЛОПУШИНА. Ты был очень ранимым мальчиком и писал замечательные стихи.
       ХЛОПУШИН. Конечно. Я же был внуком писателя. Дед тогда тоже сказал мне: -- Опиши свои чувства, лучший способ избавиться от них.
       Смешно. "Лучший способ избавиться". ...У какой-то африканской народности всем девочкам в детстве надевают на шею огромные ожерелья из колец, чтобы искусственно удлинить ее. У женщин этого племени самые длинные шеи в мире -- такие длинные, что если снять кольца, то шейные позвонки не выдержат и сломаются.
       Вы с детства надели на меня чужие кольца. И выросло что-то... Ни рыба, ни мясо... Жаль. Опыт не удался. А снять кольца страшно...
      
       Из барака выходит Антонина Крупнова, неся таз с бельем.
      
       АНТОНИНА. О, семейная идиллия.
       ХЛОПУШИН. (Хлопушиной нежно) Иди, старушка, и приготовь мне хороший мясной бульон, если твои кости еще на это годятся.
      
       Хлопушина качает головой и уходит во флигель. Антонина ставит таз на землю.
      
       АНТОНИНА. Ты говорил?
       ХЛОПУШИН. Говорил.
       АНТОНИНА. И что?
       ХЛОПУШИН. Можно.
       АНТОНИНА. Когда?
       ХЛОПУШИН. Сегодня. Согласна?
       АНТОНИНА. Не обманешь?
       ХЛОПУШИН. Зачем?
       АНТОНИНА. Согласна.
       ХЛОПУШИН. Назад дороги не будет.
       АНТОНИНА. Согласна.
       ХЛОПУШИН. Ты не говори только пока никому.
       АНТОНИНА. А что?
       ХЛОПУШИН. Ну, не надо... Мало ли что... Сама понимаешь, узнают про деньги -- и... Тебе же спокойней.
       АНТОНИНА. Ладно, ладно.
       ХЛОПУШИН. Тогда через два часа, на этом же месте.
       АНТОНИНА. Согласна.
      
       Антонина уходит в барак, забыв про таз с бельем. Появляется Хлопушина.
      
       ХЛОПУШИНА. Я поставила суп на плиту.
       ...Только несколько минут побыла дома одна, без тебя -- и стало так холодно и одиноко. После того, как ты приехал, я почему-то не могу оставаться в доме одна. Мне все время хочется, чтобы ты был рядом. Словно я долго-долго терпела свое одиночество, а с твоим приездом какая-то косточка во мне надломилась, и снова остаться одна я уже не смогу.
       Мне нужно так много рассказать тебе, Андрей. Я сохранила для тебя все рукописи Сергея Викторовича. Вчера я снова перебирала их. Мне кажется, многое он писал именно для тебя. Ты не хочешь взглянуть на них? Мы могли бы сесть в его кабинете и весь день читать их и разговаривать.
       ХЛОПУШИН. Потом, старушка, потом... Только не сегодня... Сегодня у меня слишком много важных дел, неотложных дел. Сегодня у меня появилась возможность...
       ХЛОПУШИНА. (Не слушая его) Когда я представляю, как много мы можем сделать вдвоем, у меня даже кружится голова, словно я выпила глоток шампанского. Пусть не музей, пусть хоть какая-то память о нем. Ты. И я. (Прижимается к нему)
       ХЛОПУШИН. Ты совсем не слушаешь меня. Ты разговариваешь не со мной, а с кем-то там.
       Пойдем, старушка, пойдем. А то, боюсь, придется тебе кормить меня одними твоими разговорами вместо супа.
      
       Они уходят. Появляется Петрунин. В руках у него пакет с несколькими бутылками водки. За голенищем сапога топор. Петрунин садится за стол, открывает бутылку водки и наливает в стакан, который предусмотрительно спрятан под столом.
      
       ПЕТРУНИН. Ну!.. Сердце чисто созижди во мне, боже, и дух прав, как говорится, обнови во утробе моей!.. (Выпивает) ...и прости мои прегрешения!..
      

    КАРТИНА ВТОРАЯ.

      
       Тот же двор. За карточным столом сидят Петрунин и Авдеев. На столе початая бутылка. Авдеев читает газеты.
      
       АВДЕЕВ. (Читает вслух) "Удельный вес криминальной теневой экономики в российском валовом продукте достиг сорока процентов. В России действует три тысячи преступных группировок, общая численность которых равняется трем развернутым фронтам по меркам Второй Мировой войны".
       ПЕТРУНИН. Первый Белорусский, Второй Белорусский и Первый Украинский, е-жэ-пэ-чэ-цэ!.. Хоть Берлин заново бери. (Выпивает) Давай, читальня, вали дальше, натирай мозоли на языке.
       АВДЕЕВ. (Читает) "ЭТО ЛЮБОПЫТНО. Ученые доказали, что жизнь к нам привнесена из космоса. Американский исследователь Билли Хейер обладает информацией, что мы -- потомки плеядинцев, жителей созвездия Плеяд. Во всяком случае, плеядинцы живут среди нас. Они белые, как таблетки аспирина".
       ПЕТРУНИН. Это белобрысые, что ли?
       АВДЕЕВ. Альбиносы.
       ПЕТРУНИН. Знал я одного белобрысого. В поезде вместе ехали. Сам белый, рожа красная, хоть репу сей, хоть кабачки. И выпили-то по стопке всего какого-то его пойла.
       ...Очнулся -- ни белобрысого, ни вещей. Лежу между лавок в одних трусах. Так в одних трусах до дома и пер. Ладно осень теплая была. Такой плеядинец, титьки набок! Мне бы его сейчас встретить, уж я бы ему растолковал про инопланетян, откуда кто появился и кому за что поленом.
       Ты как хочешь. Ты, может, и инопланетянин. Может, и из космоса. Глядя на тебя, вполне могу допустить. А я -- из Мокринска. Был мокринским и помру мокринским, и никаких твоих Плеяд мне с сахаром не надо.
       АВДЕЕВ. Ну, понесло. Напустил пургу. Я что тебя -- в космос, что ли, зову?
       ПЕТРУНИН. Космос, космос... Я тебе про космос сам что хошь расскажу.
       Вот был со мной случай. В деревне, на сенокосе. Выпили немного. Ночь -- обалденная! И уснул я прямо в телеге у стога.
       Часа в два просыпаюсь от холода -- мать честная! Кругом вода, в телеге вода. Плыву, что ли, не пойму?! Сверху звезды горят, как сливы. Прямо тебе чистый космос, титьки в землю! Чуть умом не тронулся от ужаса и красоты.
       Кричу -- а в ответ только кобчики выныривают из тьмы. Нырк-нырк-нырк!
       Так, слышь, что оказалось-то? Ребятишки местные, тимуровцы ушастые, подшутили над стариком пьяным -- завезли телегу в колхозный пруд. Вот. А ты -- "космос, космос". Видали мы твой космос.
       Где ты такую ересь только находишь? Может, и Тонька твоя -- инопланетянка? Я у нее задницу мерил. Восемнадцать моих кулаков задница!!! Да она с ней ни в один космический корабль не влезет.
       Давай-ка лучше разговейся. (Наливает) Водка лечит.
       АВДЕЕВ. Сказал, отстань.
       ПЕТРУНИН. Тьфу, надо было лучше у магазина остаться -- там хоть люди нормальные. (Берет стакан) Эх, горько да жидко, прям как наше счастье. (Выпивает, морщится, торопливо -- Авдееву) ...Дай! Дай че-нибудь зажевать!
      
       Авдеев дает ему несколько своих таблеток. Петрунин машинально разжевывает их. Лицо у него перекашивается.
      
       ПЕТРУНИН. Ты че мне дал???
       АВДЕЕВ. Лекарства свои, у меня больше нет ничего.
       ПЕТРУНИН. (Корчится) Екарный плеядинец! Курвин сын! Че ж ты со мной делаешь-то??? Инопланетянин мокринский! Ты б мне еще стрихнину подсыпал.
       АВДЕЕВ. Щас твоя Матильда придет -- черной икры тебе с маслом подсыплет.
       ПЕТРУНИН. (Кричит) Антонина! Антонина!
       АНТОНИНА. (Выглядывает в окно) Что тебе?
       ПЕТРУНИН. Мне твой Авдеев все печенки таблетками отравил. Вынеси хоть огурчик!
       АНТОНИНА. Да не до тебя мне.
       ПЕТРУНИН. Вынеси! Помираю!
       АНТОНИНА. Ну, сейчас, сейчас! Не отвяжешься же.
       ПЕТРУНИН. Скорей.
       АНТОНИНА. Не помрешь. Мужик с водкой и лапоть съел.
       На! ( Ставит перед ним тарелку с солеными огурцами) Пока Валька не видит.
       ...Господи, господи, все перепуталось, какой-то камень на душе.
       ПЕТРУНИН. (Ест огурец) Как в жилу огурчик-то. Ой, француженка ты наша! А то с твоим Авдеевым -- только анализы сдавать. (Наливает и ей) Что тебя заботит, Антонина? Я тебе прощаю нынче все грехи.
      
       Петрунин подает Антонине. Та рассеянно берет его.
      
       АНТОНИНА. Ну, разве что для храбрости? А то ум за разум заходит...
       ПЕТРУНИН. Ты какая-то задумчивая, Тоня. Это плохо. Задумчивость, ее подруга, от самых, там, каких-то дней - короче, мутила ей душу. А.С.Пушкин, поэзия дворянских усадьб. Хороши ли твои дела, душа моя?
       АНТОНИНА. Не знаю, Петрунин. Такие дела -- то ли смеяться, то ли плакать.
       ПЕТРУНИН. Это, значит, живешь полнокровной жизнью.
       АНТОНИНА. От такой жизни только бы не завыть. Плохо как без мужика-то. Опереться не на кого. Сейчас бы так вот прижалась к нему: -- Как, милый, быть?... А он мне: -- Вот так и так... И сразу бы все прояснилось.
       Хоть ты, Петрунин, скажи мне что-нибудь доброе?
       ПЕТРУНИН. (Выпивает) Не ссы в тумане, Тоня, подавай гудки. (Пауза)
       АНТОНИНА. Дурак. Пушкинист. (Уносит тарелку с огурцами в барак)
       АВДЕЕВ. Как меня скрутило, я на многие вещи стал смотреть пристально. Ходил в лесоцех. Заказал на всякий случай тесу на гроб. А че? Надеяться не на кого, пусть стоит у меня в сарае, в углу. Мне он мешать не будет.
       А то живем так, будто смерти вообще не существует. Хоть помнить буду.
       Что за создание такое, Петрунин, человек? Где правда? Нет ее, правды. Есть одни правдишки. У тебя своя правдишка. У нее -- своя... Один лежал целыми днями -- о чем только не передумал. Вот, говорят, на Земле человек -- царь природы. Вот человек, а вот комар или клоп. Прихлопнешь клопа -- и не задумаешься. Вроде, даже полезное дело сделал. А человек -- куда там, высший разум.
       А какой мы, к бесьему ляду, высший разум? Хоть ты. Хоть я. А что если во Вселенной -- мы вроде таких же клопов или комаров?! Прихлопывает нас Вселенная и даже не задумывается.
       У тебя, Петрунин, гвоздей нет?
       ПЕТРУНИН. На саркофаг? По субботам не подаем. Откуда у меня столько гвоздей? На что путное -- я бы, может, дал. А твою блажь тешить -- ...
       Не спеши, еще успеешь в земле накувыркаться. Ты остынь, Петя. Вылечишься -- будешь как все.
       АВДЕЕВ. ...Куда идти?.. Как жить?
       ПЕТРУНИН. Любишь?
       АВДЕЕВ. Тоскую.
       ПЕТРУНИН. А ты поди купи цветов, шампанского. Подойди к ней и скажи: -- Антонина, голубка моя, люблю тебя.
       Вот увидишь, растает, как масло под черной икрой.
      
       Появляется Валентина Петрунина. Она видит бутылку и закуски на столе. Молча ставит на землю сумки и идет в дом Хлопушиной. Через мгновение оттуда слышны шум и крики. Еще через несколько секунд Петрунина выволакивает за волосы Хлопушину во двор.
      
       ПЕТРУНИНА. (Таскает Хлопушину за волосы) Я тебе говорила, не притрагивайся к моему!!! Я тебе говорила?!
       ХЛОПУШИНА. (Почти не сопротивляясь) Боже, боже мой!.. Да что же это?!.. Боже!.. (Плачет)
       ПЕТРУНИНА. Живи, как хочешь, а к нам не лезь! Не лезь! Все космы повыдергаю! Простота хуже воровства! Простота хуже воровства!
      
       Антонина Крупнова выбегает на крики из барака и вырывает Хлопушину из рук Валентины.
      
       АНТОНИНА. Ты что, Валька, рехнулась совсем, что ли?! Ты чего на бабушку-то?
       ПЕТРУНИН. (Вынимает из-за голенища топор) Т-а-ак!.. (Идет на жену) Поглядим! Тебе, курва, кто позволял обижать интеллигентную женщину? Поглядим!
       ПЕТРУНИНА. Уйди! Уйди! Милиция! Я милицию позову! Я беременная! Мне все можно!
       ПЕТРУНИН. (Резко возвращается и вонзает топор в стол) Так! Хорошо. Не будем. Ночью поговорим, по-культурному.
       АНТОНИНА. Ты, Валька, как с цепи, ей-богу, сорвалась.
       ПЕТРУНИНА. Сгоношились, сгоношились вы тут все! У него же опять в каждом глазу по пол-литре плещется, а вам забава. Развлечение! Добренькие! Старуху пожалели! А что ж эта старуха из меня все жилы вытянула? Кто ее просит?! Благодетельница! Шла бы она со своей благодетелью в другое место! Не ее, а меня ночью пьяный боров пинать будет, моего ребеночка! Расстреляла бы за такую доброту!
       АВДЕЕВ. Свинья грязи всегда найдет. Чего ты привязалась к старушке?
       ПЕТРУНИНА. Господи! Господи! Никакой управы на вас нет! Хоть бы уйти куда! (Со слезами убегает в барак)
       ПЕТРУНИН. Н-н-да. Семейным теплом я не избалован.
       АНТОНИНА. А ты, Петрунин, грозен во гневе.
       ПЕТРУНИН. Я как-то по пьяни собаку загрыз. На спор. Так, баловались.
       АНТОНИНА. И отходишь быстро.
       ПЕТРУНИН. Кого обижу -- зла не помню.
       ХЛОПУШИНА. (Плачет) За что???.. Что я ей сделала?.. За что???
       ПЕТРУНИН. Сергевна!.. Ты извини. Это мы тут... по-крестьянски. Приучу. Я ее к порядку приучу.
       Испортили праздник. (Собирает бутылки, стаканы) К магазину пойду. Там люди. (Уходит)
       АНТОНИНА. (Хлопушиной) Внук-то где?..
       ХЛОПУШИНА. (Растерянно) А? Что?.. Ушел куда-то. Обещал вернуться.
       АНТОНИНА. Ну, и я тогда пойду. Дома буду. (Уходит)
       ХЛОПУШИНА. (Авдееву) Что с нами происходит, Петр?
       АВДЕЕВ. Ничего. Земля уходит из-под ног. От этого кружится голова.
       Возможно, Сергею Викторовичу повезло несколько больше, чем вам. Быть в живых -- сейчас это непросто. Да и что это такое вообще -- быть в живых?..
       ХЛОПУШИНА. (Глядя на Авдеева) Все такой же странный. И такой же одинокий.
       АВДЕЕВ. Одному не бывает одиноко. Настоящее одиночество -- это когда кругом полно людей.
       Вам, Капитолина Сергеевна, нужно вытереть слезы и пойти умыться.
       ХЛОПУШИНА. Да-да. Конечно. Скоро придет Андрей. (Тоже уходит)
       АВДЕЕВ. (Один вслух читает газету) "Житель села Заречье построил на берегу Волги деревянную часовню без единого гвоздя, истратив на это все свое состояние. Местные власти часовню снесли, обосновав это тем, что земля -- государственная и захвачена незаконно".
       ...Да. Точно. Одному никак нельзя.
      
       Решительно направляется в сарай и выносит оттуда белую рубашку, галстук и единственный приличный костюм. Так же решительно переодевается. Оглядывает себя.
       Что-то весело насвистывая, появляется Андрей Хлопушин.
      
       ХЛОПУШИН. Ба! Что я вижу? Денди, истинный денди. Новый человек. Дай угадаю. Что же случилось? Даже и предположить ничего не могу. Не иначе, как Антонина решила взять тебя с собой в Париж? Только вот в качестве кого?
       АВДЕЕВ. Глупо и пошло.
       ХЛОПУШИН. Ну, не будем дуться. Я всего лишь пошутил. У меня хорошее настроение. Мне даже очень нравится твой костюм. Могу я просто пошутить?
       АВДЕЕВ. Мне сейчас не до шуток.
       ХЛОПУШИН. А когда тебе было до шуток? Послушай, Авдеев, я заметил это с первого дня. За что ты меня так не любишь?
       АВДЕЕВ. А что мне тебя любить? У меня не та ориентация. Я тебя не понимаю.
       ХЛОПУШИН. А, да... Ну, конечно, конечно. А остальных ты понимаешь?
       АВДЕЕВ. Ты какой-то скользкий. Старуха прожужжала про тебя все уши, а мне ее жаль. Я не суюсь в ваши дела. Но она не видит, какой ты.
       ХЛОПУШИН. О, да ты у нас философ... А кто я? Может, я из такой же компании, что и ты? Все мы, брат, оказались на льдине посреди разбушевавшейся реки. Куски откалываются и откалываются. Места всем давно не хватает. Если ты не столкнешь соседа, то сосед столкнет тебя. Ты сам-то -- разве не такой?
       А она... Она видит то, что видит. Как все люди. Запомни, Авдеев: умный глядит на себя, а дурак на других.
    (Смотрит на сарай) ...Как рано нынче вишни расцвели! Весь сарай скрыли, все твое логово.
       АВДЕЕВ. Если... Я просто хотел сказать... Не трогай ее.
       ХЛОПУШИН. Или что? А хвалился, что не лезешь в наши дела. Честный, добрый, а копнуть - ...а? Занимайся собой, Авдеев. Тебе еще так далеко до совершенства. Мне тоже. Но я не строю из себя и никого не учу.
      
       Из барака выходит Антонина.
      
       АНТОНИНА. (Хлопушину) Ты здесь?.. Я тебя жду.
       АВДЕЕВ. Антонина! Я хочу поговорить... хочу сказать...
       ХЛОПУШИН. Не мешай нам, Авдеев. У нас важные дела. И ты мне в них не соперник.
       АВДЕЕВ. Мне нужно сказать ей...
       ХЛОПУШИН. Мне тоже. Вот гляди, Авдеев. (Подбрасывает и ловит монету) Орел или решка?
       АВДЕЕВ. (Машинально) Решка.
       ХЛОПУШИН. (Глядит на монету) Ну вот, видишь, решка. Значит, ты проиграл. Кто угадывает, тот проиграл. Понимаешь? Ты проиграл.
       Пойдем, Антонина. А потом тебя ждет приятный разговор с Авдеевым, который ради этого оделся, как английский лорд. (Авдееву) Сходи пока в парикмахерскую. На площади есть одна - очень даже ничего, и парикмахерша миленькая, стрижет и бреет вполне себе на уровне. Чтобы полностью соответствовать. И покрепче надушись.
       АНТОНИНА. Подожди меня, Авдеев.
      
       Хлопушин уводит Антонину.
      
       АВДЕЕВ. (Один) Ну что ж... Успею... Пойду и я за своим тесом... А то, гляди, разворуют.
      
      

    ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

      

    КАРТИНА ПЕРВАЯ.

      
       Тот же двор. Антонина Крупнова в праздничном платье, поверх которого надет фартук. Петрунина и Хлопушина накрывают на столы, вынесенные во двор по случаю отъезда Антонины.
       Тут же Петрунин с гармонью и Хлопушин.
      
       ПЕТРУНИН. (С чувством растягивает гармонь) И-э-э-х! Полным-полна моя коробушка!.. И-э-э-х! Как ни биться, а к вечеру напиться. (Поет)
       Ой, маманя, куда денусь: у меня миленок мент.
       Каждый раз, когда разденусь, проверяет документ.
       АНТОНИНА. (Подхватывает)
       На дворе стоит туман. Сушится пеленка.
       Вся любовь твоя обман. Окромя ребенка.
       Меня мама родила, родила да плюнула.
       Посмотрела, повертела -- и обратно сунула.
       ПЕТРУНИН. (Поет)
       Вы разрежьте мою грудь, выньте все печеночки.
       Истомился я по вас, молоденьки девчоночки!
       ПЕТРУНИНА. (Поет)
       Две старухи на печи ждут омоложения.
       Одной восемьдесят лет. Другая без движения.
       ПЕТРУНИН. (Поет)
       Супостаточка моя, на тебе селедки!
       Ты с подружкой рядом ляг, а я посередке.
       ...Гуляй, душа-провинция. Гуляй до первой смерти, до последнего рубля. Да, блаженные, да, нищие, но свою жердочку знаем.
       Валька, ты меня все спрашиваешь, кто я? Как я могу ответить? Что я могу ответить? Человек..., человечишко...
       АНТОНИНА. Человечище с гармонью.
       ПЕТРУНИН. Точно, Тоня, точнехонько. С гармонью, с гармонией - хоть сегодня, хоть один день на празднике жизни.
       ХЛОПУШИНА. (Петруниной) Простите меня, Валентина. Простите, если я что-то делаю не так. У меня и в мыслях не было. Я на старости просто выживаю из ума.
       ПЕТРУНИНА. Да чего уж там. И вы меня простите. Не со зла же я. Устала, господи. (Гладит себе живот) Все мысли только о нем. Я, прям, как рехнулась, честное слово. А вы все смеетесь. У меня же никого никогда не было. Первенец. В мои-то годы.
       Я на курсы -- эти, ну, для рожениц -- пришла. Девчонки молодые гогочут: -- Бабушка, Пенсионный фонд в соседнем здании.
       А я не знаю, как на родильный стол залазить.
       АНТОНИНА. Кулема! Затащат. Не боись. Это ж надо такой дурой всю жизнь прожить?! Петрунин, где ты ее откопал?
       ПЕТРУНИН. В глуши, во мраке заточенья. По особому блату.
       ПЕТРУНИНА. Ты, Тонька, тоже хороша. Понимать же должна. Насмехаешься, насмехаешься.
       АНТОНИНА. Смеемся -- значит, живем весело, от души.
       Слышь, Петрунин. Ты если еще раз Валентину пальцем тронешь -- я тебе твою гармонику на голову натяну и два раза прокручу, понял?! Она ж твое дитя носит, алкоголик.
       ПЕТРУНИН. Это не мое. Экспертизу давай. Анализы.
       АНТОНИНА. В голову тебе ударили твои анализы. Заткнись. идиот. Да кто на нее сейчас позарится? Ты погляди на свою кралю-то -- тут чужого мужика неделю поить надо.
       ХЛОПУШИН. И кормить. Я давно проголодался.
       ПЕТРУНИН. Ты по срокам не подходишь, и по возрасту сосунок.
       ХЛОПУШИН. Я просто сказал, что я проголодался.
       АНТОНИНА. А все, собственно, готово. (Снимает фартук)
       Ну, как платьице? (Любовно оглаживает платье)
       ПЕТРУНИН. В-во! Чуть получше -- завтра бы на рынке на пару воблин обменял.
       АНТОНИНА. (Мрачно) Садись за стол, блудослов.
       Тебе, Валька, шампанского, а то спьянишься -- не так рожать полезешь... Вам, Капитолина Сергеевна?..
       ХЛОПУШИНА. Нет-нет, я только воды.
       АНТОНИНА. Значит, тоже шампанского. Мой праздник никому портить не позволю. (Мужикам) Ну, вы сами, вы себя не обидите.
       ПЕТРУНИН. Итак, Тоня, по какому случаю гуляем? Без повода - пьянка, с поводом - праздник. Хочется праздника.
       АНТОНИНА. ...Уезжаю от вас, Петрунин. Все... Прощаюсь. Кончилась моя мокринская жизнь. Из тюрьмы на волю.
       Вот комнатушку продала. Помогли добрые люди. Меняю ваш постылый барак на Елисейские поля. Меняю вид на пивнушку с петрунинскими алкашами на парижские бульвары с каштанами и элитными проститутками, как в кино про мушкетеров.
       ПЕТРУНИНА. Батюшки, продала? Уезжаешь? Куда, Тоня? Туда? Батюшки! Да как же это?! Ой, сумасшедшая. И как продала -- с вещами? Вещи-то кому?
       АНТОНИНА. Да какие вещи? Рухлядь.
       ПЕТРУНИНА. А машинка стиральная? А шифоньерчик? Буфетик? Нам бы на кухню такой буфетик. Уж как я мечтала.
       АНТОНИНА. Да бери, Валька, все бери. Не с собой же их везти, проклятые буфетики да шифоньерчики. Засмеют. (Петрунина радостно порывается идти за вещами, Петрунин хватает жену за подол)
       ПЕТРУНИН. Куда, дура? Успеешь.
       Вот Тонька. Вот дает. Знай наших. К Жаку своему? Танки идут на Париж? Одним махом, да? Рубанула -- и все?..
       АНТОНИНА. Рубанула -- и все, Петрунин. И поминай, как звали. Последний шанс, Ваня. Такого больше -- ни-ни. А если это мой кусок пирога?! Если -- вот он, долгожданный?!
       ХЛОПУШИНА. Но как же так? А родина? А мы?
       АНТОНИНА. Одинокой бабе под сорок...
       ПЕТРУНИН. ...за сорок.
       АНТОНИНА. ...округляем - под сорок - где тепло, там и родина. Я ее с собой потащу что ли, родину-то?.. А вы в гости приезжать будете. Не говори ничего, Сергевна, не говори. Интеллигенция молчит. Загуляла бабушка -- гори все синим пламенем. Где ты, моя юность, сладкие деньки?!
       ПЕТРУНИН. Вся наша юность -- ревматизм да митинги. Сплошная комсомольская стройка, екарный бабай. А какой для души праздник был! Майские помнишь? А? Помнишь майские? Флаг на шею, до первого магазина -- и в лесок. А там девок по кустам нецелованных, как колорадских жуков. Митингуют, стервы.
       ПЕТРУНИНА. (Мечтательно) На Первое Мая ты мне один раз "Красную Москву" подарил...
       ПЕТРУНИН. Рождаемся для радости и счастья ...а живем так, будто дерьма объелись.
       Хочу обратно в коммунизм, терпежу нет.
       ПЕТРУНИН. Нашла, где коммунизм искать, у винодельца из Лиона.
       ХЛОПУШИНА. (Опьянев) Господи! Как хорошо! Хоть кому-то по-настоящему повезло. Какое это все-таки счастье -- жить, радоваться чужому успеху, дышать пьянящим ароматом чужой любви.
       Я вчера разговаривала с Сергеем Викторовичем. Он опять звал меня к себе. А потом вдруг спросил: -- Ну, как там у вас?.. Я говорю: -- Вишни, Сережа, зацвели. Как в нашей юности, как в первые дни наших встреч.
       ...Он плачет, и я плачу. И ни о чем больше не можем говорить.
       АНТОНИНА. Да. Это вы счастливая, Капитолина Сергеевна.
       ...А мне там, наверное, и вспомнить будет нечего. Обычная бабская доля: спала с одним, замуж вышла за другого, а любил меня третий...
       ПЕТРУНИН. Одной рукой задницу и титьку не схватишь. Еще в Древнем Риме было известно. Да.
       Ты, Тонька, прям как Анна Каренина. Расписала, хоть на рельсы ложись. Только тебе по твоим габаритам бронепоезд нужен -- обычный пассажирский тебя не возьмет.
       ПЕТРУНИНА. Никому из нас легкой доли не досталось. У каждого свое болит.
       АНТОНИНА. Шелупонь мы, шелупонь!.. Непутевые какие-то!.. Жизнь мелькнула -- а я и рассмотреть не успела, что она такое. Полный шифоньер праздничных платьев, а надеть некуда. Все мои праздники здесь давно прошли. Может, хоть там?..
       ХЛОПУШИН. Я не пойму - праздник или не праздник? Завели пластинку. У вас даже от разговоров плесенью пахнет. Вечная память доживающим свой век дорогим гражданам страны, которой уже нет. Аминь. (Выпивает)
       ПЕТРУНИН (Подносит ему дольку лимона). Лимончик?
       ХЛОПУШИН. Спасибо.
       АНТОНИНА. Каждый человек живет памятью. Получается, в стране, которой нет. Сегодняшним днем - только идиоты.
       ХЛОПУШИН. А что у вас там? Что за сокровища? Пили да плакали. И ничего не делали.
       ПЕТРУНИН. Сопливые заговорили.
       ХЛОПУШИН. Да, да. Молодое дерево сопливо, да живуче. А старое сухо и трухляво. Дунь, плюнь -- рассыпется. Никому не нужные. Привидения на отшибе. Неудачники. Осколки империи. Невыгодные сделки. Убыточные предложения. ...Грустно. Я такой же.
       ХЛОПУШИНА. Что с тобой, Андрей? Что ты такое говоришь, мой мальчик?
       АНТОНИНА. Андрей говорит, что вам, Капитолина Сергеевна, чтобы устроить музей Сергея Викторовича, нужно было перегрызть несколько горл, пролезть в местные депутаты, открыть под бандитской крышей собственный бизнес, пошустрить пару лет, ограбить слегонца, под шумок - то есть, не ограбить, а так, как сейчас говорят, ловко спекульнуть. Да вон хоть собственными книгами. Или флигелем. Сдать под публичный дом. Самой поработать "мамочкой". А на вырученные деньги потом открыть музей. Безупречный бизнес-план. Верно излагаю?
       ХЛОПУШИН. Ерничать глупо. И пошло. Все давно так живут. Выгода - святое слово, выгода. Каждый свой шаг, дорогая моя Антонина, как ни ерепеньтесь и ни ерничайте, вы делаете из собственной выгоды.
       ПЕТРУНИН. Ты, Тоня, зря на парня напала. Ищешь, мать, легких ответов. Запугала тут - горло перегрызть, бандиты, ограбить, публичный дом. Что плохого в публичном доме? А? Мы бы с Авдеевым первые. Хоть швейцарами.
       Он, если твою трескотню убрать, все правильно излагает. Ты раба денег, я раб денег. Валентина моя - трижды, буфетики ей в глотку, рабыня. Что? Не так? Раскопаешь ты за сараем горшок с бриллиантами - нищим раздашь?
       Мы с тобой - обочина. Аппендикс истории. Над нами теперь, как над лягушками, над низшей формой жизни, только опыты ставить. Спасибо, что в больницу не сдают, самим умереть позволяют.
       АНТОНИНА. Да я не о том...
       ПЕТРУНИН. А я о том. Мы, Тоня, раньше были советские, брежневские разгильдяи, какая-никакая, а прослойка, избранное общество интеллигентов и алкоголиков. А теперь стали быдло, обуза, ненужный балласт, мокринские хроники. Столбовая дорога жизни прошла мимо нашего барака. Хорошо? Плохо? Уже без разницы. Нам либо бежать за ними и просить, чтобы подвезли, хоть на запятках, хоть в багажнике. Либо сидеть тут и не вякать. На все слова отвечать: - Да-да-да, ваше высокопревосходительство. Потому что по всем законам жизни они - наше высоко-высоко, Тоня, превосходительство. Дышать позволяют - в ноги кланяйся. Тонкая грань. Философия.
       ХЛОПУШИНА. Объясните, что происходит? Какой публичный дом?
       ХЛОПУШИН. Они шутят. Ничего особенного. Успокойся. Просто беседуем. Застольная беседа. Как в прежние времена. О том, о сем. О счастье, о несчастье.
       АНТОНИНА. Самый счастливый человек у нас в городе -- Николка-дурачок. Придет с утра на автостанцию, настреляет мелочи на сигареты да на стопочку -- и целый день в кустах за автостанцией валяется, мычит да слюни пускает.
       Что такое счастье, Петрунин?
       ПЕТРУНИН. Все бабы дуры. Это ж просто, это элементарно. (Загибает пальцы) Первое. Чтоб начальство и всякие там умники, (Показывает на Хлопушина и Авдеева) типа, этих двух, были подальше. Второе. Чтоб пенсию давали водкой -- три ящика в месяц, и день в день. И третье. Чтоб в столовой на рынке хлеб, соль и горчица были бесплатно.
       АНТОНИНА. Все?
       ПЕТРУНИН. Все.
       АНТОНИНА. Мещанин.
       ПЕТРУНИНА. (С надеждой) И больше ничего?
       ПЕТРУНИН. И больше ничего.
       ...Ну, может еще пиво?..
       ПЕТРУНИНА. А я?
       ПЕТРУНИН. Ну, ладно. Тебе персонально буфетик.
       ПЕТРУНИНА. Что ты пристал с этим буфетиком?!
       ХЛОПУШИН. Ты, Петрунин, дзен-буддист какой-то. Тебе в Тибет надо, к монахам. Ты бы там у них самым главным был.
       ПЕТРУНИН. Не знаю, не знаю. Мне и тут неплохо. Умный человек нигде не пропадет. Я бы вот мэром неплохим был, главой соцзащиты. Понимаю и принимаю близко к сердцу нужды и чаянья простого народа.
       АНТОНИНА. (Вздыхает) Размечтался. Нигде, нигде мы не нужны... (всхлипывает) Хоть за границей... Ой, мамоньки мои...
       ПЕТРУНИНА. Тоня! Тонюшка! Как же ты там? Что делать-то надо? Там ведь все по-другому. А как не полюбишь его? Постель не так заправишь?
       ПЕТРУНИН. "Камасутру" с собой бери. Я у Сергеевны в библиотеке видел. Чтоб уж не ударить в грязь лицом.
       АНТОНИНА. Заткнись. Не береди ты мою душу. Все сделаю, чтобы полюбить... Костьми лягу.
       ПЕТРУНИНА. Господи..., господи...
       АНТОНИНА. Баста. Загрустили? Мой праздник. Не позволю.
       Давай, Петрунин, заводи гармонику. Плясать хочу, подавай мне кавалера! (Поет)
       На меня опять надета новая кофтенка --
       будет милке моему ночью работенка... И-э-э-х!
       Ой, как с этим гармонистом познакомиться хочу --
       красоты моей не хватит, чем угодно доплачу.
       ПЕТРУНИН (Подхватывает). Залюблю, замучаю,
       как Пол Пот Кампучию.
       ...Слышь-ка, Антонина! Я что-то так и не допек. Ты, говоришь, продала комнатуху-то. А какой дурак эту развалину купил? Что за черный риелтор?
       АНТОНИНА. (Хлопушину) Ну?.. Говорить, что ли? Или молчать?
       ХЛОПУШИН. Я. Этот дурак, как ты выражаешься, я.
       ПЕТРУНИН. Одобряю, одобряю. Лихо. И зачем?
       ХЛОПУШИНА. Андрей!.. Значит..., ты будешь жить здесь, со мной, ты ради меня, мы теперь вместе?
       ХЛОПУШИН. Почему? Ты забыла?
       ХЛОПУШИНА. Нет. Что? Что я забыла?
       ХЛОПУШИН. Куда мы ходили.
       ХЛОПУШИНА. Нет. Конечно. Не сердись. Не ругайся. Да, ходили. У меня путается в голове. Когда ты говоришь, мне все понятно. А как уходишь - все путается. Старая кошелка, как говорит Иван Николаевич.
       ПЕТРУНИН. Никогда не говорил.
       ХЛОПУШИН. Давай потом, ба, давай потом.
      
       Он наливает Хлопушиной и себе шампанского и поднимает бокал.
      
       ХЛОПУШИН. Господа, мы сегодня празднуем отъезд Антонины. Отпразднуем заодно и мой отъезд. Я купил билет. Завтра я тоже уезжаю.
      
       Чокается с Хлопушиной и выпивает. Хлопушина тоже отпивает из бокала.
      
       ХЛОПУШИНА. Уезжаешь? Завтра? Куда? Зачем?
       ХЛОПУШИН. Ба, дорогая моя, любимая ба, допей свое шампанское.
      
       Хлопушина допивает шампанское.
      
       АНТОНИНА (Тоже пьет). За вас, Капитолина Сергеевна.
      
       Хлопушина смотрит на внука, подходит и обнимает его.
      
       ХЛОПУШИНА. Объясни.
       ХЛОПУШИН. Милая ба, любимая ба. Два часа назад мы ходили с тобой в нотариальную контору.
       ХЛОПУШИНА. Да.
       ХЛОПУШИН. Перед этим я битый час растолковывал тебе, что история с домом престарелых затянется надолго, возможно на год или больше, а ситуация у меня безвыходная и деньги нужны до конца месяца. Иначе... нет никакого смысла, катастрофа, и с Лидой, и с делами, и вообще со всем, со всем.
       ХЛОПУШИНА. Да.
       ХЛОПУШИНА. В нотариальной конторе ты подписала бумаги.
       ХЛОПУШИНА. Там было так душно. Спасибо, девочка принесла мне воды. От жары у меня круги плыли перед глазами. Конечно, я подписала бумаги.
       ПЕТРУНИН. Во-во, я, Сергеевна, так же женился. Напоили, перед глазами все плывет. Этот, Мендельсон, тирлим-тирлим, играет. И все мне в глаза умильно и ласково заглядывают, - мол, давай, подписывай, чего ты, раз привели? Особенно папаша ейный.
       ПЕТРУНИНА. Что ты выдумываешь? Наплел с три короба. Папашу он вспомнил.
       ПЕТРУНИН. Тонкая материя. Человеческое, слишком человеческое - как у нас в пивной раньше один профессор говаривал, когда уж совсем налижется и под стол сползет. Поклонник молоденьких барышень и портвейна "три семерки".
       ХЛОПУШИН. Мы договорились, что ты временно поживешь в комнате Антонины. Все так удачно сложилось.
       ХЛОПУШИНА. Да, я поживу в комнате Антонины. Что? Глупая старуха, конечно, я поживу в комнате Антонины. Как же я поживу в комнате Антонины?
       ПЕТРУНИН. Вот и разобрались. Одна от любви к винодельцу из Лиона съезжает с жилплощади. Другая из любви к благородному отпрыску, бесценному внучку вселяется. А Авдееву, стало быть, зимовать в сарае. Диалектика. Космос. С новосельем тебя, Сергеевна.
       ХЛОПУШИНА. А? Да, спасибо, Иван Николаевич. Я совсем запуталась. Прости меня, Андрей. Прости глупую старуху. Ты только вечером приди ко мне. Мне кажется, я знаю, я придумала, как нам быть с музеем Сергея Викто... (Останавливается на полуслове) Извините..., извини, Андрей.
       ПЕТРУНИНА. Господи, беда-то какая...
       ХЛОПУШИНА. Беда?.. Как вы смешно говорите, Валя. Откуда беда? Какая беда?
       ХЛОПУШИН. Это вообще не ваше дело. Не слушай их, ба. Ничего не случилось. Ты временно поживешь в комнате Антонины. Я помогу тебе перенести вещи. Потом, когда я устроюсь, я заберу тебя к себе. Если здесь не получится с домом престарелых, я все равно что-нибудь придумаю. Ты у меня одна. У меня никого нет кроме тебя.
       ПЕТРУНИН. Придумщик. Сказочник. Андерсен. Хороший человек. До дна маслян. Почти как я. ...Вещички-то когда переносить?
       ХЛОПУШИН. Когда, Антонина?
       АНТОНИНА (Мрачно). Да хоть сейчас. Я уже собралась. Осталось купить на вокзале билет.
      
       Пауза. Хлопушина оглядывает всех, словно ища кого-то.
      
       ХЛОПУШИНА. Я, как дура, все последние дни думала о бахилах. Удивительно. Если в доме делать музей, где взять столько бахил? Жалко паркет. Правда? Ведь жалко паркет?
       Бахилы для всех посетителей, для всего города. Хотела сходить в больницу, узнать, где они продаются. Сто пар бахил. Двести пар бахил. Тысяча пар бахил. Они мне снились. (Опускается на стул) Нет бахил - нет музея.
       ХЛОПУШИН. Успокойся. Не надо. Я надеюсь, со временем ты поймешь: никому, кроме нас с тобой, Сергей Викторович здесь не нужен.
       ПЕТРУНИН. Пожалуй, ты прав. Как это ни грустно. А вам нужен?
      
       Появляется Авдеев в костюме, в белой рубашке и в галстуке. В руках -- цветы и шампанское.
      
       АВДЕЕВ. Опять гульба? Веселитесь?
       ПЕТРУНИН. Обхохатываемся. До слез. Садись и ты.
       АНТОНИНА. Глотни, Авдеев, шампанского. Проводи меня.
       АВДЕЕВ. ...К-куда?
       АНТОНИНА. Уезжаю!.. Все!!! Комнату продала, чемоданы упаковала.
      
       Пауза. Авдеев наливает себе полный стакан водки. Выпивает.
      
       АВДЕЕВ. До свиданья, Тоня. Прости меня. (Падает)
       ПЕТРУНИНА. Ой, да что же это? Убился же!..
       ПЕТРУНИН. Да цыц, ты. Каркаешь. Сдюжит! Чего тут? Стакан всего. С непривычки это. Регулярности нет, практики. Неси его в сарай.
       АНТОНИНА. Эх, Авдеев. И тут ты... Весь праздник коту под хвост. (Встает, взваливает на себя свои чемоданы)
       Ладно, вы уж тут без меня. Не поминайте бабушку лихом!
       ПЕТРУНИНА. Да куда ты, Тоня? Надо же проститься!
       АНТОНИНА. Прощай!.. Прощай!.. (Торопливо обнимает и целует)
       ХЛОПУШИНА. Да мы вас проводим.
       АНТОНИНА. Нет уж, нет. Этого я не люблю. Нет. Нет. Долгие проводы -- лишние слезы. Отрезала, так отрезала. А то еще вернусь. Прощайте. Прощайте! Прощайте...
       ПЕТРУНИНА. Я тебе за буфетик-то -- варенья вышлю, клубничного... Там ведь у них нет. (Плачет) Тонечка!.. Тонечка моя!..
       ХЛОПУШИНА. (Андрею) Пойдем, Андрей... Она ушла... Мы можем переносить вещи.
      

    КАРТИНА ВТОРАЯ.

      
       Прошло несколько дней. Тот же двор. Утро.
       Петрунин и Авдеев с дрелью осматривают приваренные решетки на окнах и заканчивают устанавливать железную дверь для новых хозяев хлопушинского особняка.
      
       ПЕТРУНИН. Золотой калым. За такую плевую работу -- и такие деньжищи. Откуда у них столько денег?
       АВДЕЕВ. А ты не знаешь?!
       ПЕТРУНИН. А, ну да...
       АВДЕЕВ. Смотрю я на тебя. С твоим-то умом. Да с золотыми руками. Почему ты не Рокфеллер? Варили бы щас решетки тебе. Был бы хозяином этого дома.
       ПЕТРУНИН. У меня, Петя, есть один трагический недостаток.
       АВДЕЕВ. Трагический? У тебя? Не может быть. Ты идеал человека. Это какой же?
       ПЕТРУНИН. Меня, Петя, от денег... тошнит.
       АВДЕЕВ. Да-да-да, плавали, знаем.
       ПЕТРУНИН. В буквальном смысле. Дефект природы. Пробовал - и..., ничего с собой поделать не могу. Всю жизнь страдаю.
       АВДЕЕВ. Лечись. Ворота у соседей пореже кради.
       ПЕТРУНИН. Я с ним серьезно, а он...
       АВДЕЕВ (Бросает дрель). ...Чувство, будто... какую пакость делаю.
       ПЕТРУНИН. Это бывает. Я себя всегда так чувствую, когда коньяк пью.
       АВДЕЕВ. (Садится за стол) Перекур.
       ПЕТРУНИН. Э...э... сказано, к обеду закончить. Значит, надо закончить.
       АВДЕЕВ. Успеем, не ной. Который день тут колупаемся.
       ПЕТРУНИН. (Смотрит на хлопушинский дом) Эх, пожить бы на широкую ногу. По-барски. С цыганами, с шампанским!..
       АВДЕЕВ. У тебя случайно в роду дворян не было?
       ПЕТРУНИН. Кто знает...(Задумывается) Наверное, я из дворян. Как глаза закрою, всегда себя барином представляю. Чаще в бане. А кругом крестьяночки, наливочки. Обожаю...
       АВДЕЕВ. Нет уж. Не жили богато -- нечего и начинать.
       ПЕТРУНИН. Да. Ладно, с голоду не помираем.
       ...Я свою сегодня на вокзал послал.
       АВДЕЕВ. За Тонькой?
       ПЕТРУНИН. За Тонькой. Может, приведет?..
       АВДЕЕВ. Не приведет. Я сколько раз уже ходил.
       ПЕТРУНИН. Да хоть бы накормить да отмыть немного.
       ...И вот смотри -- сколько дней прошло, и никуда человека не забирают: ни в богадельню, ни в милицию.
       АВДЕЕВ. А кому она там нужна? Без денег-то?
       Поймать бы тех гадов!.. И она тоже хороша -- со всеми своими долларами села пить в привокзальном буфете неизвестно с кем!.. Чем думала?
       ПЕТРУНИН. Да, обидно. Собиралась в Париж, а опоили и обобрали на родной железнодорожной станции.
       ...Попала... Из кобыл да в клячи... Эх, Тонька, Тонька!..
       АВДЕЕВ. (Открывает бутылку кефира) Кефира не хочешь?
       ПЕТРУНИН. Давай, опохмелимся.
      
       Пьют. Авдеев читает газеты.
      
       АВДЕЕВ. (Читает) "Дети на продажу"!.. "В России процветает новый доходный вид бизнеса. Продажа новорожденных. Дети вывозятся на Запад еще в животе будущей матери. Там после родов ребенок сразу регистрируется как иностранный гражданин под чужим именем. А мать получает компенсацию и возвращается в Россию. Средняя сумма такой компенсации -- пять тысяч долларов США"... А?
       ПЕТРУНИН. (Сплевывает) Не подходит.
       АВДЕЕВ. Гордый.
       ПЕТРУНИН. Не знаю.
      
       Появляется Хлопушин.
      
       ХЛОПУШИН. Ну что, мужики, управляемся?
       Ну-ка, убирайте свой кефир! Я тут вам достал кое-что посолиднее. (Вынимает несколько бутылок коньяка и закуски) Черной икры, правда, нет, но печеночка -- как в "Арагви".
       ПЕТРУНИН. (Берет бутылку) Коньяк?.. (Авдееву) Правильно у тебя в нутрях ныло. Попроще-то, хозяин, не мог?
       ХЛОПУШИН. Ну-ну... В честь такого события коньяк в самый раз. Не обижайте. (Осматривает решетки)
       Как? Прочно?
       АВДЕЕВ. (Мрачно) Как в танке, хозяин. Мы себе цену знаем.
       ХЛОПУШИН. В накладе не останетесь. Еще добавлю. Только постарайтесь.
       ПЕТРУНИН. Вот это, я понимаю, разговор. (Разливает коньяк)
       Ну? Чтоб не ныло? (Выпивают) ...Армянский?
       ХЛОПУШИН. Греческий.
       ПЕТРУНИН. Ладно, что не на свои.
       ХЛОПУШИН. Эх, мужики!.. Умные вы люди, а все равно провинция.
       ПЕТРУНИН. Шелупонь, как Тонька говорила.
       ХЛОПУШИН. Я не к тому. Жизнь шумит за окнами вашего барака, другая жизнь. А вы тут как глухонемые.
       ...Билет купил. Уезжаю.
       АВДЕЕВ. Коробку-то, хозяин, может, попрочнее пристрелить? Чтоб уж намертво?..
       ХЛОПУШИН. Смотрите сами. Конечно, попрочнее.
       ПЕТРУНИН. Капитолина Сергевна-то как?..
       ХЛОПУШИН. А что?.. Здорова... Уже, наверное, пьет чай.
       ...Прям выручили вы меня с этим железом. А то не знал, что и делать.
       ПЕТРУНИН. Хорошему человеку что не помочь. За деньги. Ты только перед отъездом расплатиться не забудь. А то есть такие.
       ХЛОПУШИН. Как можно! Я ни перед кем в долгу быть не люблю.
       ПЕТРУНИН. Да... Долгов не оставляй...
       Ты закусывай, закусывай. Не дай бог спьянишься -- не в тот поезд сядешь... Или как с Тонькой...
       ХЛОПУШИН. Я даже не ожидал, что все так быстро получится.
       Начну новую жизнь.
       АВДЕЕВ. Да, ты уж давай там... Лучше не возвращайся.
       ПЕТРУНИН. Тут тебе будет скучно. Развернуться негде. Не тот масштаб.
       Женщину тебе хорошую надо. Чтоб было за что держаться. Чтоб ребеночка родила.
       АВДЕЕВ. У нас таких нет.
       ПЕТРУНИН. Да. Может, там?..
       АВДЕЕВ. ...А кому ты особняк-то продал?
       ХЛОПУШИН. Да я толком и сам не знаю.
       ПЕТРУНИН. Поживем -- увидим. Ведь, правда?
       АВДЕЕВ. Да. Какая нам разница? Говорят, новые хозяева и барак сносить будут. Разведут тут пруд с садом.
       ПЕТРУНИН. А нас куда?
       АВДЕЕВ. В пруд карасями.
      
       Хлопушин в это время заходит в дом и изнутри пробует на прочность решетки на окнах.
      
       ХЛОПУШИН. (Из окна) Ха-ха-ха!.. (Заливается смехом) Карасями!.. Шутники!.. Ха-ха-ха!.. Ты, Авдеев, на карася не тянешь. Комплекция не та. Ты ерш.
       АВДЕЕВ. Шутники, говоришь? Шутники... Так. Все. С меня хватит. Вот мы щас и пошутим. (Решительно направляется к двери и закрывает ее на ключ)
       ХЛОПУШИН. Э!.. Э!.. Ты что? (Бросается к двери, потом опять к окну) ...Ты что???
       АВДЕЕВ. Шучу-с-с-с... (Подходит к окну и демонстративно на глазах у Хлопушина проглатывает ключ) ...Вот так.
      
       Пауза.
      
       ХЛОПУШИН. (Растерянно) ...Что он сделал?..
       ПЕТРУНИН. Ключ проглотил. Тебе не плохо, Петя?
       АВДЕЕВ. Нет. Мне хорошо.
       ХЛОПУШИН. ...К-как же быть?..
       ПЕТРУНИН. Я слышал, один мужик целый троллейбус съел. По частям. И ничего.
       ХЛОПУШИН. Зови милицию! А то сядешь как соучастник!
       ПЕТРУНИН. Милиция!.. Ау!.. Милиция...
       Бесполезно. Все равно, что господа-бога звать. Не сезон. Май. Все разъехались по деревням картошку сажать.
       ХЛОПУШИН. Делай ему клизму!..
       ПЕТРУНИН. ...Это как?.. Я ж не доктор.
       АВДЕЕВ. У меня нож. Охотничий. И ломик.
       ПЕТРУНИН. Видишь? Видишь? Ничего не попишешь. Надо ждать естественного хода событий.
       АВДЕЕВ. Какого, к дьяволу, хода событий?
       ПЕТРУНИН. Пока природа, так сказать, сама не исторгнет искомого в натуральном виде.
       ХЛОПУШИН. Я вас засажу!
       ПЕТРУНИН. Будешь стращать -- уйду. И разбирайтесь сами.
       ХЛОПУШИН. ...А, может, выломать?
       ПЕТРУНИН. Нет. Приварили на совесть. Только бульдозером. Намертво замуровали.
       У меня один сварщик знакомый жену дома так замуровал. Застукал с любовником -- и заварил к едрене-фене все окна и двери. И шашку дымовую им через решетку бросил. Смеху было. Но оправдали.
       ХЛОПУШИН. Ходи за ним всюду.
       АВДЕЕВ. А я не дамся.
       ПЕТРУНИН. От природы, Петя, не уйдешь. Щас за лопатой сбегаю и с лопатой за ним ходить буду.
       ХЛОПУШИН. У меня же поезд. Вы что? Поезд же!
      
       Из барака появляется Хлопушина.
      
       ХЛОПУШИНА. ...И в доме не сидится, и пойти некуда.
       Вы -- что тут? (Замечает Андрея) Андрей?.. А почему ты?..
       ХЛОПУШИН. Да вот! Шуткует твой Авдеев! Запер и ключ проглотил.
       ХЛОПУШИНА. Правда, Петя?.. Ни к чему. Отпусти ты его. Разве так что-нибудь изменишь?
       АВДЕЕВ. Изменишь -- не изменишь!.. Ты на себя посмотри! Что он с тобой сделал? Где музей? Где? Ау, граждане, надевайте бахилы, проходите в музей писателя Хлопушина!.. А? Внучок продал?!
       ХЛОПУШИН. Да ладно. Вы сами разграбили у нас половину библиотеки.
       ХЛОПУШИНА. Не надо, Петя, не надо. Зря ты. По злобе ничего не сделаешь. Только хуже.
       АВДЕЕВ. (Кричит) А чем поможешь? Чем? Чем?
       Ничего, ничего. Посидит. Не сахарный. Не растает. Ты ему передачки носить будешь. Через денек-другой, может, поумнеет.
       ХЛОПУШИН. Полоумный! У меня же поезд!
       АВДЕЕВ. А у меня Тонька в запое и твой ключ в брюхе, как шило, торчит!
      
       Появляется Петрунина с Антониной. Антонину не узнать, настолько она за эти дни опустилась. Грязная, пьяная бомжиха с синяками под глазами. Все эти дни она живет на вокзале, пьет, превратилась в привокзальную шлюху.
      
       ПЕТРУНИНА. Да не брыкайся ты, господи! Иди! Вот твой дом. Узнаешь свой дом?
       АНТОНИНА. (Вырывается и идет к Хлопушину, который стоит за решеткой окна) А, гусарик! И ты тут, москвичок мой дорогой? Сидишь, бедняжка? Пустил бы к себе погреться, а? Ух, ты, моя радость! (Пытается поцеловать его сквозь решетку)
       АВДЕЕВ. (Подходит к Антонине) ...Тоня, это я, Авдеев.
       АНТОНИНА. Уйди, Авдеев. Я теперь для таких вот -- богатеньких, заезжих... Не про твою честь.
       Все бабы такие, Авдеев. Одной надо верить, что беременная, другой -- что может начать новую жизнь...
       АВДЕЕВ. Тоня, пойдем в сарай. Будем жить, как прежде.
       АНТОНИНА. Н-е-е-т! Врешь! Нет прежней Тоньки!.. Где?.. Покажи?.. Нету! Нетушки! Пошутили с Тонькой и бросили. (Оглядывается)
       ...Это что, коньяк? О-о-о! Да вы, ребята, богаты! Повезло! (Наливает себе коньяк; давится, но пьет) ...А-а-а! Горячо! (Что-то еще бормочет, совсем опьянев, и укладывается на скамейке)
       ПЕТРУНИН. Хуже нет спившейся бабы. Софи Лорен. Где ты ее нашла?
       ПЕТРУНИНА. За вокзалом, на путях. У них там вагончик какой-то.
       ХЛОПУШИН. Надо бы ей как-то помочь...
       ПЕТРУНИН. Напомогались уже. (Петруниной и Хлопушиной) Берите ее отсюда, пусть проспится.
       ПЕТРУНИНА. Куда?
       ХЛОПУШИНА. Ко мне. К ней. К нам. Там и кровать ее, я ее даже не расстилала.
       АНТОНИНА. Куда? Я не хочу...
       ПЕТРУНИНА. Пойдем, Тонюшка, пойдем. (Уводят ее)
       АВДЕЕВ. Как бы еще научиться жить без надежды?.. Проснулась бы -- и начала все заново...
       ПЕТРУНИН. Тонька, Тонька... Сгорела, как спичка.
       ХЛОПУШИН. Дайте выпить.
       ПЕТРУНИН. А? Непременно-с. (Наливает коньяка, намазывает печенку на хлеб, подает Хлопушину через решетку стакан; Хлопушин пьет) ...Печеночки-с?
       ХЛОПУШИН. Спасибо. (Авдееву) И что с ней теперь делать?
       АВДЕЕВ. (Пожимает плечами) Оставь адрес -- мы ее к тебе пришлем.
      
       Снова появляется Хлопушина. Она странно возбуждена. В руках какая-то сумка.
      
       ХЛОПУШИНА. ...Уснула. (Андрею) Ты видел? Странно, правда? Я не хочу мешать ей. Она еще поправится. Как она глядела на меня!..
       В чемодане под кроватью последняя рукопись Сергея Викторовича и фронтовые письма. Если тебе нужно, возьми с собой.
       Мне пора.
      
       Хлопушина оставляет на столе листок бумаги. Идет в сторону сарая с сумкой и закрывается там.
      
       АВДЕЕВ. (Наливает себе коньяка) Бережешься, бережешься, а чего бережешься?!.. (Выпивает)
       ПЕТРУНИН. (Читает листок, оставленный Хлопушиной) "Свою комнату завещаю Антонине Крупновой"... Э-э!.. Э-э-э!!!
      
       В сарае раздается треск ломающихся гнилых досок крыши. Слышен стук падающего тела и стон Хлопушиной.
       Петрунин и Авдеев бросаются туда, легко срывают с крючка дверь. Выносят Хлопушину с веревкой на шее.
      
       ХЛОПУШИН. Что? Что??? Да что же там?.. Выпустите меня! Бабушка!..
       АВДЕЕВ. Голову, голову держи!..
       ПЕТРУНИН. (Испуганно) пустяки, пустяки!.. Вот как чувствовал -- не надо было с коньяка начинать.
       АВДЕЕВ. Воды плесни в лицо!..
       ХЛОПУШИН. Бабушка! Бабушка! Что с тобой?!
      
       Петрунин плещет водой. Хлопушина открывает глаза.
      
       ПЕТРУНИН. Ну, ты, Сергевна, как наш ефрейтор во взводе, царство ему небесное... Чуть слякоть или простуда -- он сразу стреляться.
       ХЛОПУШИН. Выпустите меня, сволочи!!!
       АВДЕЕВ. Да осторожнее, задушишь так!
       ПЕТРУНИН. Заткнитесь вы оба! Паникеры! Дайте отходить человека.
      
       Петрунин укладывает голову Хлопушиной к себе на колени, как делают с детьми.
      
       ПЕТРУНИН. Не слушай их, Сергевна, не слушай. Ты меня слушай. Спокойно, спокойно. (Хлопушину и Авдееву) Чтоб звука от вас не было.
       Полежи, полежи, не дергайся. Тебе в себя придти надо. Чтоб душа в тело возвратилась, не промазала. Ты меня слушай, я знаю. Я сам такой. Я тоже по молодости -- эх! -- экзальтированный был, аж шипел!.. (Укачивает Хлопушину, Хлопушина тихо всхлипывает)
       Один раз, помню, в деревне на Святки в карты играли с мужиками всю ночь. Проигрался! Уж под утро вышел во двор. Гляжу: за плетнем тени какие-то. Вроде овцы. Вот, думаю, бардак. Овчарню забыли закрыть. И рванул туда. А это волки. Целая стая. Матушка, серпом по пианино...
       Как был в подштанниках, так и рухнул мордой в снег. Голову руками закрыл, не дышу. Со страху про себя гимн пою.
       И вот -- верь не верь -- волки (твари) один за одним обходили вокруг меня, обнюхивали, ногу задирали и... справляли малую нужду. И уходили. То ли за мертвого приняли, то ли сытые были.
       Сколько пролежал, не помню. Открыл один глаз -- нет никого. Через мгновенье в избе был, за столом сидел с картами в руках! А мужики только смеются: -- Ты че, мол, там, заснул, что ли? ...И носами крутят.
       Такой случай. Удобно тебе? Успокоилась?
      
       Хлопушина поднимает голову и пытается встать.
      
       ХЛОПУШИН. Бабушка! Бабушка! Как же ты могла? Что же мне теперь делать?
       ХЛОПУШИНА. Извини, мне нужно было подождать, пока ты уедешь.
       ХЛОПУШИН. Я никуда не уеду. Я все сделаю для тебя. Да выпустите же меня!
       ХЛОПУШИНА. Умоляю тебя, уезжай. Тебе срочно нужно, у тебя дела.
       ХЛОПУШИН. Нет. Нет. Это невозможно. Да и как? Как?
       ПЕТРУНИН. Достал ты меня, парень. (Встает, вынимает из кармана второй ключ и отпирает дверь) У каждого замка, голова твоя садовая, второй ключ имеется.
       Выходи. И чтоб духу твоего здесь не было.
       ХЛОПУШИНА. Я хочу, чтоб он уехал. Да уезжай же ты!
       ХЛОПУШИН. (Испуганно) Хорошо, хорошо... (Делает несколько шагов и возвращается)
       ...Я не могу!.. Я не могу... Как вы не понимаете, что я не могу...
       ПЕТРУНИН. Тогда хоть воды подай. Живо!
      
       Хлопушин бросается за водой.
      
       АВДЕЕВ. Зачем ты его выпустил?
       ПЕТРУНИН. Патетику сбавь. Нашелся прокурор. Ангел-хранитель хренов. На себя посмотри. Он, вон, хоть калым нам предложил, а ты за сорок лет ни одного доброго дела не сделал. Тоньку в проститутки послал.
       АВДЕЕВ. Я???
       ПЕТРУНИН. Не я же. От хороших мужиков бабы в Париж не бегают.
      
       Хлопушин отпаивает Хлопушину водой.
      
       ХЛОПУШИН. Бабушка! Бабушка! Да что же это, господи?!..
      
       Из окна барака раздается истошный крик Петруниной.
      
       ПЕТРУНИНА. Батюшки!!!.. (Блажит истошным голосом) Петрунин!!!.. Батюшки мои!!!..
       ПЕТРУНИН. Да что? Что?.. Пожар???
       ПЕТРУНИНА. Рожаю, батюшки...
       ПЕТРУНИН. Ополоумела, что ли? До срока-то еще сколько...
       ПЕТРУНИНА. Вылазит, Петрунин, вылазит!!!.. Ой, не могу!..
       ПЕТРУНИН. (Хлопушиной) Сергевна! Что лежишь?!.. Беги, держи его! Что хочешь, делай, хоть обратно пихай!.. А я в больницу.
      
       Хлопушина, поддерживаемая внуком, ковыляет к бараку. Ей навстречу из барака Антонина выводит Петрунину.
      
       АНТОНИНА. На воздух. На воздух надо, дура. Ему воздуха не хватает.
       ПЕТРУНИНА. (Неожиданно ревет нечеловеческим голосом) ...Поздно!!!.. Поздно...
      
       Все замирают.
      
       ПЕТРУНИН. Что?.. Ну???.. Что?.. (Тишина) ...Ну???.. (В ужасе) Родила, что ли?!..
       ПЕТРУНИНА. (Прислушиваясь к себе) ...Отпустило, кажись?.. А?..
       ПЕТРУНИН. (В сердцах) Тьфу, дура.
       АВДЕЕВ. (Показывает на мокрые штаны Петрунина) У тебя, Ваня, штаны мокрые... Воды, что ли, отошли?..
       ПЕТРУНИН. Да у меня аж инфаркт был.
       АВДЕЕВ. И у меня, прям, ключ рассосался.
       Ты поспокойнее давай, Валя. Тут люди хронические. Не во Франции.
       ПЕТРУНИН. (Садится на скамью) Я сына Сергеем назову. Чтоб не такой охламон, как мы. (Хлопушиной) В честь твоего Викторыча. Я уже решил. Может, писателем вырастет?..
       АВДЕЕВ. Почему ты уверен, что у тебя будет сын?
       ПЕТРУНИН. Уверен. Настоящий отец всегда знает, что у него родится.
       АНТОНИНА. Надо жить. Что бы ни случилось. А как иначе?
       Может, это вот и есть счастье? Гнутое-перегнутое, трепаное-перетрепаное, а?..
       ...Барахтается, на свет лезет. К нам. Рвется -- значит, хорошо здесь?! Значит, природа его зовет.
       Не беспокойся, Валька, мы твоего Сережку в обиду не дадим. Это я тебе говорю, Антонина Крупнова.
       АВДЕЕВ. (Пока она говорила, принес из сарая букет десятидневной давности, неуклюже подносит его Антонине) ...Вот. Все, что у меня есть. Я его десять дней хранил. Верил. Так, ночью лежишь, а мысли -- только о тебе.
       Я люблю тебя, Тоня. Я буду любить тебя всегда. Пока дышу.
       АНТОНИНА. (Плачет) Будем жить, Авдеев. Будем жить...
      
       Неожиданно луч света выхватывает Петрунина. Он в белом фраке. Петрунин грациозно откидывает назад волосы, берет свой аккордеон и играет сороковую симфонию Моцарта.
      
       ПЕТРУНИН. (Валентине) Будем жить, Валюха? (Валентина кивает) ...Точно. Будем жить.
      
       Свет гаснет. Освещается только кусок сцены, где стоит Хлопушин.
      
       ХЛОПУШИН. Эта история случилась со мной три года назад. Что-то я приукрасил. Что-то забыл. В пивной, под воблу такие рассказы идут очень хорошо. Вы скажете: "Вот дурак". Чтобы не было скучно, я придумываю ей разные финалы. Я же внук писателя.
      
      
       Занавес.
      

      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       48
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ляпин Виктор Вениаминович (snybegemota@yandex.ru)
  • Обновлено: 06/05/2015. 96k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.