Телефон замурлыкал, едва все расселись за своими рабочими столами. Трубку снял Одинцов. Звонил его закадычный друг Анатолий.
- Привет, Федор! - сказал Анатолий. - Давно не трепались! Ты как, в норме?
- Да где там! Опять дома зажимают! - привычно, с разбега, пожаловался Одинцов. - То жена, то теща... Маньки ради маней мужиков дурманят! Поэтическая экономика! Экономика в стихах! Я, по их мнению, маловато в дом приношу! Проели плешь! Сколько ни заработай, все считается мелочью! Слыхал? А ты как?
И Одинцов осекся. Зажатая в ладони трубка мгновенно стала удивительно тяжелой, превратившись в пудовую гантельку.
- Ты... откуда? - прошептал он в смятении, с трудом ориентируясь в родном русском языке. - Толя, ведь ты же... две недели назад... Я сам...
Одинцов проглотил слова "умер" и "гроб нес", не в силах их выговорить. Действительность становилась слишком действительной.
- Ну и что же? - неожиданно обиделся Анатолий. - Значит, теперь и позвонить тебе нельзя? Я и так сколько времени был занят!
- Занят?! - растерянно повторил Одинцов. - Чем это?.. Ты вообще... где сейчас находишься, Толя?
- Где хочу, там и нахожусь! - нагрубил в ответ Анатолий.
Он всегда был невыдержанным человеком.
- Счастье, Федор, что не в нашей богадельне, где никто ни черта не делает, зато все изображают из себя важных и избранных: каждый похож на надутый воздушный шар. Достаточно ткнуть иголкой, чтобы понять - а внутри-то пусто! Значит, с Марусей у тебя плохо...
- Плохо, - вновь повторил Одинцов.
Трубка в руке стала чуточку полегче.
- Я же говорю, ест меня поедом... С утра до ночи...
- Дороги, которые мы выбираем... - философски отозвался Анатолий. - Мы выбираем или выбирают за нас?.. Без нашего участия и при нашем полном безучастном согласии... Не любит она тебя, Федор.
- Не любит, - без обиды согласился Одинцов. - И замуж вышла не за меня, а за Москву. Сам знаешь.
- Ты не требуй с нее любви, Федор, - продолжал развивать свою мысль Анатолий. - Она не умеет никого любить, а требовать, чего не умеет - грех. И готовки с нее вкусной не спрашивай - тоже не умеет.
- А вообще чего-нибудь спрашивать можно? - поинтересовался уже потерявший первую робость Одинцов. - Советовать мы все мастера!
- А я не советую, я хочу, чтобы ты жил иначе! - сказал Анатолий. - Но не знаю, как это сделать!.. Требовать ничего нельзя! Ни от кого! Хотя получается с трудом... Попробуй ни к кому не предъявлять никаких претензий. Единственно правильный вариант. Если сейчас не понял, позже дойдет! А может, и не дойдет вовсе... Но в это стоит верить... Верить всегда хорошо, Федор, но не в лучшее...
- В худшее? - спросил Одинцов. - Подумать только, до чего необычная мысль!
- Не остри! У тебя с остроумием с детства были серьезные нелады! - снова вспылил Анатолий. - Верь во что-то свое, близкое тебе, родное...
- Ты здорово изменился, - заметил Одинцов. - За то время, пока я тебя не слышал... Или нашелся прекрасный учитель.
- Не в этом дело! - отрезал Анатолий. - Ты просто раньше никогда меня не слушал, потому и не слышал. Я позвонил, чтобы ты меня хоть один раз услышал... Ты часто киснешь, Федор, и я тоже всегда скисал от всякой ерунды, думал, что жизнь - трагедия или драма... Пустые слова! Понял это только теперь.
- Не трагедия и не драма? - поинтересовался Одинцов. - А что же тогда?
Он начинал раздражаться от менторского тона.
- Схема, - сказал Анатолий. - Непритязательная и глупая. Как в метро. Нужно только вовремя сделать пересадку на другую линию. На нужную именно тебе. По "кольцу" не наездишься.
- Примитивист, ты додумался до великих открытий! - сообщил Одинцов. - Завидую!
- А ты вообще ни до чего не додумался! - отпарировал Анатолий. - Ты думай, Федор, мысли! И почаще! Не так уж сложно. "Я мыслю, следовательно, я существую!" Что в богадельне?
- Все то же, будто не знаешь! - скривился Одинцов. - Глаза б мои не глядели! Живу, как жилетка, все вокруг с утра до ночи плачутся! Тебе хорошо!
- Да, мне хорошо, - легко согласился Анатолий. - Спокойно и тихо... Самое главное все-таки - когда спокойно и тихо... Только тебя немного не хватает и рыбок. Ты не спрашивал, как там они без меня в родном доме поживают? Им хоть воду поменяли разок за это время?
- Не спрашивал, - снова растерялся Одинцов. - Я давно не звонил Ляле...
- Не сострадаешь, значит, ее неутешному горю! - фыркнул Анатолий. - Я думаю, ей тоже сейчас без меня неплохо, слезы давно высохли. Но ты справься на досуге про рыбок... Мне домой звонить неохота - начнутся сопли и вопли: что, да почему, да где, да с кем! С кем - это главное! А я ни с кем, Федор, и это так здорово, так прекрасно, ты даже представить себе не можешь!
- Почему же не могу, очень даже себе могу! - сказал Одинцов. - Как все странно и неожиданно получилось... Мы ведь с тобой хотели в октябре в Крым смотаться... Без баб... Помнишь Крым осенью, Толя? Как там иногда тепло и тоже очень тихо...
Анатолий помолчал.
- Да, жаль, Федор, я ведь не хотел... Но с кем не бывает... Самосвал этот чертов прямо из-под земли появился... Повидаться бы неплохо! Может, зайдешь? Мне это сделать сложнее...
Одинцов увидел, что предметы в комнате стали резко уменьшаться в размерах и закачались, словно при очередном московском землетрясении.
- Как-нибудь, при случае... - просипел он из последних сил. - А ты звони, звони почаще... Или это... там у вас... сложно?
- Да нет, ничего! - засмеялся Анатолий. - Проще, чем ты думаешь. Так что я буду звонить, Федор! Вот и радио мне тут постоянно напоминает "позвони мне, позвони!"
- Программа? Да черт ее знает! Кажется, "Ностальжи". А может, "Серебряный дождь". Зачем тебе это? - удивился Анатолий. - Главное, ты там тоже позвони и насчет рыбок не забудь, очень тебя прошу! И Ляльке про меня много не рассказывай! Обойдется! Просто скажи, что все в порядке! Привет!
Одинцов осторожно положил трубку на рычаг. К нему, неслышно ступая, подошел шеф и, наклонившись, тихо сказал:
- Федор Алексеевич, что-то случилось? Мы боялись вас беспокоить... Вы говорили по телефону весь рабочий день, посмотрите... И потом...
Одинцов вздрогнул и глянул на часы: стрелки показывали без пяти шесть.
В комнате стояла неестественная тишина. Женщины торопливо, не глядя на Одинцова, собирали помаду и румяна и на цыпочках, одна за другой, выбегали за дверь. Шеф стоял, опустив голову.
Одинцов встал, сунул руки в рукава плаща и взял "дипломат". Все ощущения исчезли. Он вышел на улицу. Куда-то пропали автобусы, троллейбусы и такси, сгинула даже бесконечная толпа прохожих по черным мокрым тротуарам. Только холодные редкие капли дождя... "А что если Анатолий больше никогда не позвонит?" - в ужасе подумал вдруг Одинцов и с отчаянной надеждой вскинул лицо к темнеющему низкому небу.