Быт не назовешь любимым детищем русской литературы. Бытописателей осуждали и порицали за приземленность интересов, укоряли за излишнее пристрастие к мелочам и подробностям. И редко кто задумывался о том, что истинная картина человеческой жизни всегда складывается как раз из множества мелочей, воссоздается по крупицам, обрывкам и кусочкам, сбереженным памятью, ею отобранным и, если повезло, сохраненным на бумаге. И как нужны бывают эти самые мелкие, несущественные подробности...
Великим их ценителем, настоящим мастером летописи русского быта, особенно московского, был и остался на века Владимир Алексеевич Гиляровский, равных которому в нашей литературе не оказалось. Да и обыкновенных последователей не нашлось: мало кто хотел и мог обратиться к тому роду деятельности, который вел Гиляровский.
Хотя, кажется, ничем особенным, из ряда вон выходящим он не занимался: журналист, ставший литератором, до этого успевший побывать и бурлаком, и актером, - вполне обычное, закономерное явление. И, тем не менее, Гиляровский - отнюдь не обычен и далеко не закономерен. Сравнить с ним и поставить рядом некого.
Сгусток энергии и живое, реальное воплощение силы духа, человек неутомимый, неугомонный, словно без конца зажигающий в себе огонь любопытства и тяги к жизни, он видел смысл своего бытия в постоянном движении и общении. Жизнелюб, оптимист по природе, Гиляровский прожил долгую, яркую жизнь. Обладая огромной физической силой и выносливостью, он как-то раз, приехав в родной дом, решил показать удаль молодецкую и завязал узлом кочергу. Старик отец сильно рассердился на сына за порчу имущества - какому настоящему хозяину это понравится? - и мгновенно легко развязал кочергу.
Исконно русский, Гиляровский почему-то всегда напоминал запорожца. Поэтому Репин писал с него одного из своих казаков, сочиняющих письмо турецкому султану, а скульптор Андреев лепил Тараса Бульбу для барельефа памятника Гоголю.
Начав работать московским репортером, Гиляровский не только постоянно опережал коллег, всегда успевая первым к месту происшествия. Этого было для него слишком мало. Он блестяще и глубоко изучил Москву, всесторонне исследовал город целиком, со всеми его дворами и подворотнями, переулками и особняками. Он превосходно знал его жителей, начиная от градоначальников и полицейских и кончая карманниками с Хитровки и Сухаревки. Репортер свободно, запросто посещал любые кабаки и притоны в спокойной уверенности, что его нигде и никто не тронет. Так и оказывалось.
На чем основывалось безграничное уважение и почтение к Гиляровскому, которое испытывали все, кто был с ним знаком?
Очевидно, Владимир Алексеевич обладал удивительным личным обаянием, обаянием человека могучего, жизнерадостного, беспредельно контактного. Он умел разговорить и пленить любого, умел из каждого вытянуть необходимую ему информацию, но без всякого жесткого давления и принуждения - подобные методы литератор не признавал. Человек легко и просто раскрывался перед ним сам - и этому умению открывать любые души, запертые на замки, журналист был обязан успехом своей репортерской карьеры.
Гиляровский постоянно сотрудничал в трех московских изданиях - в "Московском листке", "Русских ведомостях" и "Русском слове". В начале 20-х годов прошлого века у него возникла мысль создать книгу о Москве.
Первое издание "Москвы и москвичей" вышло в 1926 году. В окончательном, сильно переработанном автором варианте, книга появилась в 1935 году. Позднее к ней добавились еще две главы, те, что автор подготовил, но не успел включить в предыдущее издание.
Книга "Москва и москвичи" - сборник коротких бытовых сцен из жизни города и его жителей, созданный на основе многочисленных репортажей Гиляровского и его богатейшего знания подробностей этой жизни. Что бы мы делали сегодня без них? Кто познакомил бы нас с родным городом и его историей, с его людьми и красотами?
Для журналиста, великолепно разбирающегося в человеческой психологии, не существовало плохих, грязных, низких людей. Он считал каждого изначально обладающим всеми человеческими достоинствами, а опустившиеся, погрязшие в грехах и обмане оказались таковыми по вине жестоких, трагических обстоятельств, которые необходимо изменить. Но писатель не стремился к социальным обобщениям и выводам. Он видел свои цели и задачи в описании и раскрытии характеров, предоставляя все выводы делать читателю. И читатель их, несомненно, делал. Не мог не сделать.
Например, прочитав, как Гиляровский попросил босяка на Хитровке купить папирос, чем вызвал гомерический хохот присутствующего при этом Успенского, убежденного, что босяк моментально исчезнет с доверенным ему рублем, читатель изумляется не менее Глеба Ивановича: босяк приносит и папиросы, и сдачу.
Вот она, перед нами, святая и действенная вера в человека, в его честность и чистоту, которыми он щедро наделен от природы. Но жизнь извратила души, искорежила множество судеб и наши естественные представления о нормах морали и правилах поведения. Человек никогда не сможет обмануть, если ему доверять - вот что прекрасно знал и понимал Гиляровский, чутко прислушивавшийся к бьющимся в унисон сердцам. Вот почему так любили его и так всегда доверяли ему люди.
Простая азбука человеческих отношений, не пройденная и не изученная нами, которой слишком долго пренебрегали, считая лишней и ненужной, стала для нас непростой. Увы...
Образы и характеры, созданные Владимиром Алексеевичем несколькими строками, несколькими фразами и росчерками пера, не требуют никаких дополнений: они оказываются полностью завершенными, предельно конкретными и глубокими. Редкий прозаик владеет подобным умением.
И здесь снова решающее значение имеет деталь, могущественная деталь, основную роль которой Гиляровский прекрасно осознавал, как прирожденный и профессиональный журналист, работающий в жанре репортажа - динамичного, лаконичного, требующего особой точности и выразительности одной, редко двух деталей.
Насколько мастерски отобрана всего лишь одна подробность из биографии булочника Филиппова! Тот моментально сориентировался и съел на глазах у разгневанного генерал-губернатора Закревского таракана, обнаруженного губернатором в филипповской сайке, а потом заявил, что это изюминка, и в тот же день, в оправдание своего обмана, начал выпекать сайки с изюмом.
Здесь все: и природная сметливость, и быстрота реакции, и способность ориентироваться, и умение вести бизнес так, чтобы не прогореть, не опростоволоситься, не попасть ненароком впросак...
Ум и смекалка москвича и любого русского человека для Гиляровского столь же непреложны и неоспоримы, как их честность и чистота. Вера писателя в то лучшее, что хранится в человеческой душе, безгранична. От страниц его книги веет зрелым оптимизмом, душевным покоем, уверенностью в силы человека и в его лучшее будущее. Спокойная, слегка окрашенная иронией интонация прозаика блестяще отработана и доведена до филигранной техники. Удивителен и его стиль.
Язык Гиляровского - язык глагола, этого символа действия, движения, который был писателю ближе всего и точнее отражал события и настроение автора. В коротких динамичных фразах часто даже опущено подлежащее.
"В свободный вечер попал на Грачевку.
Послушав венгерский хор в трактире "Крым" на Трубной площади, где встретил шулеров - постоянных посетителей скачек - и кой-кого из знакомых купцов...".
Глаголу, и только ему одному, отдает Гиляровский приоритет, пальму первенства, всегда именно его ставит на первое место.
"Вошли. Перед глазами мельтешился красноватый свет среди пара и копоти. Хаос звуков. Под черневшими сводами огромной комнаты стояли три стола. На стене близ двери коптила жестяная лампочка, и черная струйка дыма расходилась воронкой под сводом, сливаясь незаметно с черным от сажи потолком. На двух столах стояли такие же лампочки, пустые бутылки, валялись объедки хлеба, огурцов, селедки. На крайнем к окну столе шла ожесточенная игра в банк. Метал плотный русак богатырского сложения, с окладистой, степенной бородой, в поддевке. Засученные рукава открывали громадные кулаки, в которых почти исчезала колода карт".
Трудно написать лучше.
Образ Гиляровского, его характер, его убеждения, чувства, мысли, вся его биография - в его книгах. Сборник "Москва и москвичи" в полной мере и в полный рост отразил его самого, как одного из тех выдающихся москвичей, что выражали живую душу города, любили его и берегли. И бережливость Гиляровского - бережливость особого рода. Писатель навсегда сохранил для будущего Москву прошлого такой, какой ее знал и любил, оставил ее и ее жителей в памяти веков, что бы ни случилось.
В своем дневнике Владимир Алексеевич так и написал в стихах: