Это загадка - почему поэт не был арестован. Очевидно, просто помешала смерть в тридцать втором, когда сталинский террор еще не успел разгуляться вовсю. Зато давно полыхал над Россией красный террор, ленинский, и поэт - противник всякого насилия - не прекращал писать против...
Он открыто заявлял, что вообще враг всякой общественной деятельности. От нее никогда ничего кроме вреда не бывает. Высмеивал новшества. Зачем, скажем, ликвидация безграмотности? Теперь есть радио, его могут слушать и азбуки не разумеющие. Считал журналистику самым вредным занятием на Земле.
Всегда хлопотал перед красными за арестованных белых, а перед белыми - за красных. Однажды белая контрразведка накрыла на одной из дач подпольный съезд большевиков. Многим удалось скрыться в горах, но один попросил убежища у поэта. Тот спрятал большевика на чердаке и так мужественно и решительно встретил нагрянувшую контрразведку, что она даже не стала обыскивать дом. Позже красные благодарили поэта, на что он откровенно и смело отозвался:
- Когда вы будете у власти, я точно так же буду прятать ваших врагов!
И поступал соответственно. Правители об этом знали. Но ему все прощалось - великому поэту Максимилиану Волошину (настоящая фамилия - Кириенко-Волошин).
Он увлекался живописью, рисовал и принимал мир именно с помощью красок, то нежных и мягких, то пронзительно ярких.
Осень... Осень... Весь Париж,
Очертанья сизых крыш
Скрылись в дымчатой вуали,
Расплылись в жемчужной дали.
В поредевшей мгле садов
Стелет огненная осень
Перламутровую просинь
Между бронзовых листов.
Вечер... Тучи... Алый свет
Разлился в лиловой дали:
Красный в сером - это цвет
Надрывающей печали.
(Цикл "Париж", 1902)
Волошин родился в Киеве, объездил много городов и стран, но больше всего любил свой Коктебель, где крымское море преданно облизывает желтый берег, такое льстивое и угодливое, чтобы потом вдруг яростно завыть и обрушиться на прибрежную гальку, разметать ее во все стороны в сыром предзимье и снова забыться приветливостью до весны...
Кто-то заметил, что одна из Крымских скал удивительно напоминает Волошинский профиль. Трехэтажный дом Максимилиана Александровича стал прибежищем для всей литературной российской элиты. Кто только здесь не бывал и не жил...
Он прошел через многое: борьба с царским правительством и ссылка, увлечение теософией и символизмом, короткий брак с художницей Сабашниковой, любовь к мистификациям... Одна из них, самая нашумевшая в литературе, такова.
Летом 1909 года незнакомка написала в журнал "Аполлон" предлагая свои стихи. Изящный почерк, нежный запах духов от бумаги... Листки стихотворений переложены сухими растениями. Вскоре таинственная дама позвонила - у нее оказался обворожительный голос. Вся редакция "Аполлона" - Иннокентий Анненский, Вячеслав Иванов, Николай Гумилев, Михаил Кузмин - в едином порыве, дружно решила печатать стихи прекрасной дамы. Стала известна ее судьба, появился и словесный портрет. У незнакомки - бронзовые кудри, бледное лицо и яркий рот. Она испанка, ревностная католичка, ей восемнадцать. Строгое воспитание получено в монастыре, она под надзором отца-деспота и монаха-иезуита. А зовут ее - Черубина де Габриак.
И началась эпоха Черубины - все "аполлоновцы" влюбились в ее красоту и талант. Появились и пародии и эпиграммы на испанку. Особенно старалась поэтесса Елизавета Дмитриева. Именно она и скрывалась под именем Габриак - невысокая, полная, темноволосая и прихрамывающая... Больная туберкулезом.
Автором мистификации был Максимилиан Волошин. Лиля Дмитриева жила у него летом 1909 года в Коктебеле - скромная студентка университета, изучавшая старофранцузскую и староиспанскую литературу. Писала стихи. Волошин хотел ей помочь, но искал беспроигрышный вариант. Так родилась Черубина. Имя поэт позаимствовал у Брет Гарта. А Габриаками в окружении Волошина называли выточенные волнами из корня виноградной лозы фигуры морского черта.
Мистификация закончилась дуэлью Волошина и Гумилева, оскорбившего честь поэтессы, - к счастью, никто не пострадал. Осенью 1909 года в мастерской художника Головина, при множестве народа, Волошин дал пощечину Гумилеву. 22 ноября на Черной речке - месте дуэли Пушкина - они стрелялись...
Однако все игры уходили в прошлое вместе с молодостью. Грянула война. Следом - революция. Волошин ее не принял. Не мог принять. И писал:
А я стою один меж ними
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
("Гражданская война", 1919).
Он хорошо понимал и видел грядущее России, поправшей свои основы и законы, сорвавшей кресты с храмов. Он предрекал... Но кто слушает поэтов? Их голоса чаще всего звучат в пустоте. И только позже, когда минуют годы страшные и мучительные, когда проснется сознание...
Картины, нарисованные поэтическими строками Волошина, - просты и беспредельно точны в авторском предвидении.
Не слыхать людей,
Не видать церквей,
Ни белых монастырей, -
Лежит Русь -
Разоренная,
Кровавленная, опаленная...
("Заклятье о русской земле", 1919).
Здесь больше всего потрясает строка о том, что "не слыхать людей". Нет их, исчезли, перевелись люди на земле русской... А кто остался на ней?..
Кто у часовни Ильи-Пророка
На рассвете плачет, закрывая лицо?
Кого отгоняют прикладами солдаты:
"Не реви - собакам собачья смерть!"
А она не уходит, а все плачет и плачет
И отвечает солдату, глядя в глаза:
"Разве я плачу о тех, кто умер?
Плачу о тех, кому долго жить..."
("Бойня", 1921).
Несчастным людям - еще оставшимся! - выпало на долю существовать среди тех, кто лишился всякой морали, нравственности, человечности. Им выпало на долю увидеть все ужасы начала и середины красного ХХ столетия. Его распяли вместе со своим народом утвердившие собственную власть. Вот они прекрасно уцелели...
Максимилиану Александровичу повезло не дожить до лагерей.