Лобановская Ирина Игоревна
Искушение

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Лобановская Ирина Игоревна
  • Обновлено: 08/06/2010. 406k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  •  Ваша оценка:

       ИРИНА ЛОБАНОВСКАЯ
      
       ИСКУШЕНИЕ
      
       Повесть
      
      
       1
      
       Козу звали Ностра. Коза Ностра. Попросту Козаностра.
       - Мафиозная ты структура, - горестно вздыхал дед Архип, сидя на завалинке возле избы. - Мафиозная и вредная. Вроде как террорист.
       - Опять телевизора нажрался! - резюмировала баба Груня. - А он - наркотик! Опиумный мак. Лучше бы в церкву сходил. Вон, козу, бедную животину, каким-то носом назвал. Срам, да и только!
       Но церковь была далеко, а бедная животина всякий раз выслушивала деда внимательно и с большим удовольствием. Дедова характеристика ее явно устраивала.
       Не тяготило ее и одиночество. Одна коза на всю деревню. Именно это возвышало Ностру в ее глазах, делало гордой и мрачной, демонски-коварной и злобной.
       - И-и, болезная! Вроде как дьявол, - вздыхал дед и ласково усмехался.
       Деревня медленно вымирала, смотрела на мир косо-равнодушно, наспех забитыми досками низких окон радикулитных домушек, навсегда вросших в мать-сыру землю. Молодежь поразбежалась, средний возраст - тот тоже послушно покатился в города за детьми и внуками малыми, а старики... Ну, этим деваться некуда. Да и не очень тянуло их вдаль от родных садов-огородов. Куда-то ехать умирать? Нет...
       - Прислуга - она была раньше, это давно... Очень давно, - сообщил дед Архип Петру-племяннику. - А чего теперь? Прям возрождается... И то слово, пришла пора ей осенняя, как грибам в нашем лесу... Вон сколько развелось!
       - Плевать на это! Лишь бы не было войны, - злобно буркнул Петр.
       Да, детское понятие. Очень давнее. Историческое. Вырос - и все изменилось. Слуги, господа... Или вы еще не въехали в ситуацию?.. Въезжаем в капитализм! Следующая остановка - Нью-Йорк! Пора в путь-дорогу... Осторожно, двери закрываются... Неужто добрались?.. Приехали...
       После развала армии и возвращения из Германии Петр Васильев мыкался долго - без жилья, без работы... Тоска тоской. Даже подумывал заглянуть к психотерапевту. Модная нынче забава.
       Жили сначала в Донецке, у тещи, женщины своенравной и лихой, зятя по-своему любившей, хотя нередко ядовито проезжающейся на его счет.
       - Эх, Петух ты Петух! Встал с первыми, лег с последними. Как же ты пропел все, как все прокукарекал? Ни угла, ни кола! Только звездочки на погонах. Были бы золотые - загнали бы! А так - и продать неча.
       Потом теща вдруг объявила:
       - Подавайтесь в Россию! Дед там у Тоньки живет. Може, возле него прокормитесь.
       Характерец у Тониной матери оказался решительный.
       Когда-то она точно так же приказала молодой дочери:
       - Уезжай! Тут тебе делать неча. Здесь найдешь себе мужа-шахтера, опосля его похоронишь, как из шахты мертвого вытащат... глаза себе выплачешь, детей одна ставить на ноги будешь, маяться... Сынов в шахту проводишь - работать тут парням больше негде - вдругорядь всех похоронишь, сердце изведешь... Уезжай! В другом месте судьбу себе сложишь. А ведь жизнь, доча... она короткая, как глоток...
       Случилось это после гибели старшего Тониного брата. Отец погиб давно, когда Тоне было шесть лет. Ушел утром на шахту - и не вернулся. Обычная история. Газ вырвался на волю - страшный и людей ненавидящий.
       Тоня привыкла к смерти, выросла под неизменные крики и плач соседей - в городе постоянно погибали шахтеры. Каждый день ждала этого плача и его боялась. А работали почти все мужики, конечно, на шахте - куда здесь еще податься? Правильно мать говорила. И брат туда пошел. А когда не вернулся домой точно так же, как отец...
       Мать сидела с сухими глазами и покачивалась на стуле, не замечая своих движений. Тоня несмело подошла и остановилась рядом:
       - Мама...
       - Уезжай! - повторила мать, глядя в стену. - Тут ни жизни, ни судьбы себе не найдешь... Гиблое место. Я одна проживу. Соседки помогут в случае чего. Любу помнишь?
       Любу Тоня помнила преотлично.
       Девочка была умственно отсталой, и родители, дальние родственники Тониного отца, все пытались ее вылечить, часто возили в Крым, почему-то считая море лучшим лекарем. Потом пристроили девочку в специальный интернат в Москве, с помощью неких Васильевых. Познакомились на юге. Глава семьи, военный в отставке, работал в интернате шофером, продукты возил. Один раз Тоня сама провожала Любу в Москву - собралась на город посмотреть. И остановилась у Васильевых. Так познакомилась с Петром, тогда еще юным курсантом.
       - Любкины родители напишут этим Васильевым, може, у них первое время поживешь, - монотонно говорила мать, без остановки раскачиваясь на стуле. - А там видно будет...
       Через неделю Тоня уехала в Москву.
      
      
       Молодой Петр Тониному приезду обрадовался. Выскочил в переднюю, закрутился возле... Тоня смутилась.
       - Я пока поживу у вас, если можно... - прошептала робко. - Я заплачу, мама денег дала на первое время... Пока работу найду и жилье...
       Александра Петровна сухо кивнула: она была предупреждена и письмом, и звонком, была нежно просима дальними Тонькиными родственниками, но всему есть свои границы.
       - И кем ты трудиться здесь собираешься? - иронически справилась Васильева-старшая.
       - Я педагогическое училище окончила... - пробормотала Тоня. - В школу пойду...
       - Я тебя от школы заклинаю. Туда ни ногой! - вдруг решительно сказала Александра Петровна. - Работа адова, платят гроши! Хлопот много, здоровья мало. Куда еще можешь?
       - Корректором могу... - Тоня потерялась окончательно. - Я дома подрабатывала...
       - Вот и хорошо, - одобрила Александра Петровна. - Это годится.
       Так приезжей определили профессию на всю жизнь.
       Тоня очень быстро поняла, что ее профессия собой представляет. Корректор - это неизменный и почти единственный козел отпущения во всех издательствах и редакциях. На него проще всего свалить любые ошибки, потому что глаз - инструмент легко устающий, уж одну-две ошибки, так называемые "глазнушки", пропустит обязательно. А туда же, в одну кошелку, можно сбросить и все остальное - недоглядела, пропустила, плохо прочитала... В общем, неважный работник наш корректор.
       Да тут еще навалились сложности распавшихся времен. Иные были правила у русского языка в былые советские времена. Например, "Вооруженные Силы СССР" - раньше писали все слова с большой буквы. "Вооруженные силы союзных республик" - здесь прописная требовалась только в слове "вооруженные". А "вооруженные силы иностранных государств" - оба слова с маленькой. Но как СССР распался, так и правила языковые тоже. Заодно. Вроде бы они стали проще, сильно не запутаешься, где заглавную, а где строчную ставить... Зато появились новые проблемы.
       В практике корректоров порой встречались поистине трансцендентные, философские вопросы, по поводу которых корректоры друг с другом без конца совещались - и все равно не знали, как разумнее поступить, что выбрать, на чем остановиться...
       Вот, скажем, выступает православный священник и говорит о Боге. В этом контексте слово "Бог" пишется с большой буквы - это понятно. Если речь идет о языческих богах - к примеру, бог Дионис - пишем с маленькой. А вот если мы цитируем муллу, который с точки зрения мусульманства говорит о Творце, Аллахе и употребляет слово "Бог"? Как тут писать нам, русским? Как будет этичнее? И какого вообще Бога мы здесь имеем в виду?.. В Которого мы, не мусульмане, верим, или - в Которого мы как раз не верим?
       Вопросик... И не единственный по части разных языковых сложностей в корректуре.
       Слова почему-то то начали "давиться" большими буквами. Например, огромная на доме вывеска: "Элитные Американские Холодильники". И непонятно, почему здесь сразу столько имен собственных.
       Или "С Новым Днем". Ну, ладно, это Билайн нас поздравляет, фирма американская, хотя и на английском эти слова не пишутся с прописных.
       Запросто писали "ЕвроБанк", "СтройМастер", "АлкоДоктор", "МегаТранс", "СтройДоска", ЛесСтройТорг", ЭкоВодИнжиниринг", "ПромГражданСтрой", "ФармАналитик"... И вообще прописных - чем больше тем лучше. Отсюда "Быстрая Раскрутка Сайтов", "Деловая Колбаса", "Рынок Электронных Компонентов", "Доска Объявлений", "Авто, Мотто, Запчасти", "Красота и Здоровье", "Составление Договоров"...
       А цитаты? Тоню они всегда развлекали. Излюбленный советский слоган: "Человек - это звучит гордо!". И подпись "Максим Горький". Получается, Горький нам так сказал... А вообще фраза - из пьесы "На дне", то есть из произведения, где авторского голоса нет по определению. Более того - кто там это произносит, насчет человека? Фраза выдернута из монолога Сатина. Босяка. А кто такой Сатин именно как человек? Узнает, что Актер повесился, и бросает с досадой: "Испортил песню, дурак!.." Откровенно циничный тип. Но его фраза преподносится как замечательная да еще за подписью ни много ни мало - самого Горького.
       Еще раньше любили цитировать: "Человек создан для счастья, как птица для полета!". Владимир Короленко. А кто это говорит у Короленко? Да инвалид первой группы, не способный ходить! Вдумайтесь только в этакую горечь...
       В детском доме творчества Тоня видела на стене разноцветный плакатик: "Природа - не храм, а мастерская". И подпись, конечно, - "Иван Тургенев". Только изрек это Базаров, нигилист, которого автор развенчал.
       Приводить цитату, указывая автора произведения, из которого она взята, и тем самым грубо подтасовывать простой факт и делать носителем и вдохновителем данной мысли автора давно вошло в привычку. Забавно и курьезно.
       Но это все философия. А в медицинском журнале, куда сначала устроилась Тоня с помощью общительных Васильевых, начальница попалась хорошая, ласковая. Зато машинистка и секретарша - подружки - злющие. Едва Тоня пропускала ошибку, как они - обе сразу - радостно сталкивались над злосчастной строкой указательными пальцами.
       - Ага, снова проглядела! А нам по сотне раз за тобой перепечатывай! Да ты не умеешь ничего! Сидела бы дома, при мамке!
       Тоня сжималась, на кухне у Васильевых плакала, часто предлагала подружкам:
       - Давайте я сама перепечатаю...
       Но те злобно-торжествующе хохотали:
       - Как это сама?! У тебя своя работа, у нас - своя! За тобой грязь выволакивать! - И фиглярничали: - Никогда не делай за других свою работу!
       Александра Петровна Тонины слезы осуждала.
       - Из-за работы?! - презрительная усмешка. - Нашла из-за чего реветь! Так тебе слез на всю жизнь не хватит!
       Напророчила...
       Тонину жизнь сглаживала начальница, всех мирившая. Глядя на рукописи - после Тониных правок все в росчерках и исправлениях - она каждый раз весело спрашивала:
       - Опять двойка, да?
       Это стало у нее рефреном. Тоня откоррректирует, сдает странички статей, покрасневшие от стыда, и слышит привычное:
       - Опять двойка!
       Начальница смеялась:
       - Русский язык на "пять" знал только один великий человек, и как раз еврей. - Имела в виду Розенталя. - А ошибка в книге - радость читателю, они должны там быть. Это хорошо, когда читатель их находит и ликует - думает, что он глазастее и умнее всех: и автора, и редактора, и корректора.
       Но Тоня, когда находила в какой-нибудь книге много ошибок, расстраивалась так, будто сама их сделала.
       Проработала она в медицинском журнале не очень долго: Петр сделал ей предложение, родилась Маша...
      
       2
      
       Ночью снилось - завтра воскресенье. Весь день дома. Отдых от телефонных звонков и разговоров. Чаще всего - бессмысленных, лишних, тянущих душу пустотой. И за окнами осень. В этом году теплая, ровная, без всяких припадков давления. Плавился желтизной почти летний сентябрь, земля неспешно закрывалась листьями, желтая маскировочная пелена... спрятаться от жизни, уйти, убежать... куда, как, зачем?.. но лучше всего затаиться, навсегда, от всех, от людей... они страшные, эти люди... и это неправильная мысль... неверно что-то в тебе самой... издавна, изначально...
       В разрывах снов - наплывы никогда не виданных, нездешних, неземных морд: оскалы, клыки, безумные, вытаращенные глаза... Катя пугалась, просыпалась, крестилась... Морды исчезали. На время. Когда она, наконец, переступала границу сна. Но наваливалась тоска. Удушливая, мерзкая... И брала жизнь в оборот. Только нельзя позволять обстоятельствам властвовать. Властвовать...Зеркало выдавало все без прикрас.
       Катя рано поседела и стала краситься. Результат был плачевен, и встала дилемма: либо лысая, либо седая. Катя выбрала второе. Странно, что многие дамы предпочитали первое, и потому нередко милые круглые лысинки лукаво сквозили сквозь ярко-рыжие или темно-каштановые умирающие пряди.
       Зато за окнами осень... Катя поклонялась ей, одной из всех времен года. Потому что тогда все вокруг окутывалось красотой и покоем. И исчезала распахнутость окон, создающая иллюзию, что ты и мир - почти одно целое, когда запросто можно выскочить на улицу в легком платьишке и босоножках. Катя не любила это время. Ей нравилась отгороженность, замкнутые двери, зашторенные окна - и ты сама по себе, и мир - сам по себе. Он - это он, а я - это я. И ничего больше. Никаких других вариантов.
       - Осень, с точки зрения эпидемиолога, должна быть обязательно, чтобы холодало постепенно и чтобы никто не замерз сразу, - однажды изрек сын Платоша.
       В младших классах сосед по парте все время дразнил Катю - называл "советским оружием". Катюша потому что.
       Орал:
       - Эй, советское оружие!
       Катя дулась, обижалась.
       Мама сказала как-то со смехом:
       - Да что ты обижаешься, глупыха? Ведь благодаря тебе мы фашистов победили!
       Катя немного воспрянула духом. А потом сообразила и, когда сосед в очередной раз ей крикнул: "Советское оружие!, спросила:
       - А какое советское оружие ты имеешь в виду?
       Мальчик слегка растерялся:
       - Ну, какое... "Катюшу", конечно!
       - Вот и называй его по имени! Ладно?
       Оружие...
       Если это Катя, то бишь теперь Екатерина Кирилловна и даже завуч частной школы, то оно чересчур ненадежное. И с ним никого ни победить, ни с кем не выиграть.
       Сын... Ну, почему он такой маленький?.. прямо крошечный... Катя, ты что? Вполне доношенный, три двести... Да, конечно... но пальчики... ноготки... как их я стричь буду?.. я боюсь... но он прямо очаровательный... улыбается... рад, что живет... такая мордашка... чудо, правда? Катя, точный ответ на свой вопрос ты получишь лет через двадцать... а пока... ты даже стирать толком не умеешь...
       Все дети болеют, не психуй, что ты вся вытянулась линейкой? И лицо как перед воротами кладбища. Все дети простужаются, подумаешь, сопли, и свинка, ветрянка, корь... Ничего особенного... Особенного действительно ничего.
       Муж... теперь уже бывший... ты избаловала ребенка... что ты сидишь дома? Пора работать... и вообще мои деньги... мои деньги... мои деньги... и твой ребенок... твой ребенок... твой ребенок... твоя стирка... твои обеды... твои иллюзии...
       Про людей говорят - проснулись, а она - утром очнулась. Каждым утром. Много лет. Платон не спал. Потом спал плохо. Потом не спала сама Катя... Много лет. И все вокруг усердно делали постигающе-соболезнующие физиономии. Хотели довести до твоего сведения, что понимают тебя - очень понимают и сочувствуют - очень-очень! Но в этом самом познавании рядом живущего - всегда полный провал. Черная яма. И вообще как можно осмыслить другого, если ты сам себя до конца никогда не осознаешь? Представить себя на чужом месте... Разве это просто? Да невозможно! Ты всегда на своем. И никто не понимает себя больше, чем ты сам себя не понимаешь. И никто не поможет, никто не придет на помощь...
       Беспомощный... что это значит? Без помощи... тот, у кого нет помощников, кому никто не в силах помочь? Или кто сам себе помочь не в состоянии? То же самое беззащитный. Чьей защиты и помощи нет - чужой или своей?
       Катька, ну почему ты такая худая? Прямо скелетообразная... И на весы тебе не стоит пенять, коли дистрофия. Я думала, родишь, станешь нормальной, как все женщины... Ну, не в коня корм. Нет, муж тебя бросит... Помяни мое слово! Мужу нужна здоровая жена, а ты все болеешь... Я тебе как мать говорю! Ты перечеркивай фигуру поясом, это полнит зрительно... перечеркивай... вообще перечеркивай и перечеркни... не обращай внимания... не обращай... множество советов...ты грудь себе расти... нулевка нулевкой... капустой обкладывай... говорят, помогает...
       Сознание словно бредило своими тайниками. А тайники эти - тьма непроглядная, смотри не смотри - ничего не разглядишь. И чаще всего обманываешь себя ты сама. Если признаться самой себе. И кто в сущности остается непонятным? Тот, кто еще пока не осознал, чего хочет и ради чего живет, или тот, кто не заслуживает никакого понимания?
       Катя всегда пыталась - считала правильным - не терять друзей и искать новых. Нередко звонила знакомым, спрашивала, что происходит в их жизни. Звонки воспринимались оживленно, с большим энтузиазмом, поощрялись очень эти звонки. Но в ответ... В ответ Кате почему-то никто не звонил, и она с невеселой надеждой посматривала на телефон. Нет... тишина... Тогда в отчаянии Катя стала выключать телефон, чтобы уж точно никто не прозвонился. А никто и не пытался. Почему человек чересчур часто проваливается в полную сиротливость? Одинокому везде пустыня - кажется, так было написано на печатке-перстне отца Чехова... После смерти отца Антон Павлович не снимал с пальца эту печатку.
       Но уверенные в том, что могут обойтись без других, сильно заблуждаются. Хотя куда больше ошибаются убежденные, будто другие не в силах обойтись без них. В силах. Еще как в силах...
       И жизнь - это бег на дистанцию, которая значительно длиннее, чем кажется поначалу. Зато жизнь слишком коротка, чтобы лгать. Невелика, как троллейбусная остановка... А если вспомнить о честности, то мы обманываем почти все время, постоянно, часто по пустякам, но нередко и в делах серьезных. Правдивый человек, в конце концов, приходит к отчаянно-черной мысли, что он неизменно лжет.
       Катя всегда плохо верила в себя, никогда себе не доверяла. А такое недоверие - причина большинства наших неудач.
       - Самое страшное неверие - это неверие в себя! - восклицала мать. - И что скажут о тебе другие, если ты сама о себе ничего сказать не можешь?
       Но как себя перебороть? Как заставить измениться?
       Весенними ручейками истаивали былые отношения, сахаром в горячем чае растворялись давние привязанности и старые дружбы... Печаль рождалась - почему так всегда получается? - из-за несовпадений человеческих желаний и возможностей. Реалии жизни оказывались несовместимыми с надеждами, противоречили им, и очень жестоко. Да ладно, смеялся муж, было бы сердце, а печали найдутся. По принципу "были бы кости, мясо будет".
       Как утверждает мудрость, на свете есть три вида друзей: первые вас любят, вторые к вам безразличны и третьи вас ненавидят. Кате на долю выпали вторые... Люди-полупроводники, общающиеся в одну сторону, только если ты к ним, но не они к кому-то. И то хлеб: а если бы третьи?..
       Где-то Катя прочитала, что характер человека похож на театральный бинокль, то уменьшающий, то увеличивающий предметы, в зависимости то того, с какого конца в него заглянуть. Может, она всегда смотрела не с того конца?
       Посеешь поступок - пожнешь характер, посеешь характер - пожнешь судьбу. Ну да, судьба человека чаще всего - в его характере. Что она посеяла, эта Катя?
       Тоска заговорила и такого наговорила... впору вешаться... лучше бы заткнулась она навсегда.
      
      
       Воспоминания детства были печальными: тахта и болезни. Они сыпались на Катю холодным снегопадом. Словно она когда-то не вовремя открыла окно и впустила болезнь.
       Скарлатина, воспаление среднего уха в виде осложнения, свинка, ветрянка, то ли корь, то ли краснуха, воспаление легких...
       У матери была лишь одна жизненная задача - накормить дочь. А есть Катя не хотела. Интуитивно чувствовала, что ей этого не надо. Но что может ребенок против взрослых? Катя плакала, выплевывала ненавистные каши и макароны, каждый день просыпалась в страхе и с ужасом ждала сначала завтрака, потом обеда... и всегда начиналось то же самое нудное, сюсюкающее, противное: ложечку за маму, ложечку за папу... человек - это печка, а еда - это дрова. А какая же печка без дров? И, наконец, крик:
       - Ты будешь есть или нет?! Неблагодарная! Я покупаю тебе самое лучшее, вожусь, готовлю, от плиты не отхожу, а ты нос воротишь!
       Катя бессильно сжималась.
       Кормить насильно детей нельзя - они потом будут расплачиваться за это тяжелыми болезнями. Катя осознала все значительно позже, на своем опыте, а мать никогда не поняла.
       Катина тахтушка ютилась за шкафом - жили тесно - здесь всегда было темновато, но Кате очень нравилось. Она вообще предпочитала вечер и ночь солнечному дню. И привязалась к своей тахте, утешительнице и свидетельнице Катиных болезней. На тахте шла разнообразная жизнь: проливались слезы безнадежности и усталости, читались интересные книги, разыгрывались дочки-матери с куклами - Катя их обожала. И так росла. Болела и росла. Скрытая от солнца, спрятавшаяся в самой себе и своих болезнях, тихая и невеселая. Потом еще эти гланды...
       Их пришлось удалять почти на живую Наркоз отошел, потому что останавливали кровь, она не свертывалась. И когда позже санбрат принес Кате в палату мороженое, она так толкнула парня ногой, что он отлетел и пробил стекло в двери. Отец потом вставлял стекло и негромко ругал Катю. Она молчала. Что можно сказать в свое оправдание? Очень стыдно, и только... Надо держать себя в рамочках. "Учитесь властвовать собой..." Но тогда Катя не задумывалась об этом.
       Потом начались "животные" проблемы - то болит в левом боку, то в правом. И так постоянно. Врачи долго бились в бесплодных догадках, таскали Катю по разным обследованиям, УЗИ и рентгенам, а потом заподозревали целиакию. В России это оказалось белым пятном, хотя открыли саму болезнь году в пятидесятом. И обследований на целиакию у нас не делали.
       - Езжайте в Италию, это их болезнь, - сострила участковая врачиха, женщина милая и приятная во всех отношениях. Если бы она еще лечила... - И лучше всего навсегда, - весело подытожила врачиха. - У вас там все само пройдет. Например, ваше хроническое воспаление легких.
       Но за границей Кате бывать не пришлось, если не считать зарубежьем Украину и Прибалтику, куда Катя ездила в те времена, когда они были советскими.
       Она мучилась и думала, что бывают благородные болезни - сердце, мигрень, а есть низменные, грязные, отвратительные - живот. Что и выпало ей на долю в полной мере. Хотя слово "живот" в старославянском значило "жизнь". Значит, он определяет очень много. Безликое раньше слово "здоровье" приобретало величественный и всеопределяющий смысл.
       "Волшебное" открытие насчет трех стадий гастрита: плохо, очень плохо и совсем плохо. Желудок, голова, низкое давление... Вегето-сосудистая дистония. Страшная штука, если хорошенько испытать ее на себе.
       Потом оказались камни в желчном пузыре. Сколько лет их отыскивали... Вырезали, наконец. Стало полегче. Зато обнаружили панкреатит.
       - Лучше бы у вас оказалась язва, - посетовала милая участковая врачиха. - Для нее препаратов - миллион двести, а панкреатит лечить даже нечем. Ферменты и голодание.
       Голодание... Это при Катином весе...
       Врачи - обычные люди, ничего ни в чем не понимающие. Нашли когда-то такую отличную помойку - нервная почва - и давай туда все валить до кучи. Да, нервная почва - на редкость благодатная, на которой может подняться что угодно. И произрастает с превеликим удовольствием.
       На летнюю поездку в Крым родители копили целый год, понемногу откладывали из каждой получки, зато потом... целый месяц блаженства... Каждый раз, расставаясь с морем, Катя плакала. И мать торжественно обещала привезти ее сюда следующим летом.
       Потом Катя выросла, началась другая жизнь, и о море пришлось забыть. По крайней мере, приказать себе о нем не думать, иначе воспоминания становились болезненно-навязчивыми. И эта новая боль... боль, боль, боль... прибавившаяся к привычной - голова, живот, спина, зубы, ноги... Эта новая - неизвестно где живущая, в сердце? Нет, непонятно - но настойчивая, могучая, властная... И стало трудно различать, что сильнее - та, привычная с детства боль - живот, голова, зубы - или эта новая, неизвестно откуда взявшаяся... И эта неизменная худоба, костлявость какая-то... Не в коня корм. Что же ты такая худая, Катя? И даже после родов не можешь поправиться...
       Она с ужасом смотрела на себя в зеркало. Платья сорок четвертого размера были велики, сорок второй висел на ней, обвисал, торчали бедра и выпирали ребра... В молодости Катя вполне уверилась, что замуж ей ни за что не выйти. И думала только об одном: надо родить ребенка... Родить на любых условиях и вырастить. Пусть в одиночку, все равно...
       Такую худую никто замуж не возьмет, дураков нет. Но их оказалось намного больше, чем она предполагала. И замуж она все-таки вышла. Правда, всего на два года, но Платоша родился вполне законным дитятей. Семейная жизнь... короткая, как июльская жара в Москве. Но Кате повезло. Странно... за ней ухаживали и другие, кроме мужа. И до замужества, и после.
       Она дала себе слово не повышать голос на сына - ее родители всегда срывались на крик. Почему то же самое нельзя сказать спокойно? Но вот нельзя, не получается... И Катя съеживалась от постоянных громких резких замечаний. от недовольства, оскорблений... У тебя не руки, а крюки... Да что ты умеешь? Выйди из кухни, не мешай! Но как тогда научиться чему-то? Выйдешь замуж - научишься! А пока учись в школе! Это твое дело! Опять вчера тройку принесла!
       В первом классе Катя полюбила декламировать взрослым:
       - У Иры на окне кактус. Ира тронула кактус и уколола руку. У Иры - рана.
       Мать удивлялась:
       - Ну уж! От колючек кактуса - и "рана"? И почему ты талдычишь без конца одно и то же?
       А надо было претензии не дочке предъявлять, а гениальным составителям букваря. Потому что Катя просто дословно, наизусть повторяла букварный текст.
       В комнате всегда было душно, родители, особенно бабушка, панически боялись открытых окон. Сквозняк! Опять ты сквозняк устроила! Тебе что, дышать нечем? Нечем дышать...
       Однажды явившаяся на вызов педиатр велела матери распахнуть окна настежь, и ребенка - прямо под сквозняк. Тогда погибнет вся инфекция.
       - Вместе с ребенком! - крикнула мать.
       И наотрез отказалась от всяких вольных ветров. Привычно запричитала:
       - Прозрачная девочка! Ничего не ест! А тут - сквозняк!
       Катя зашла как-то в гости к школьной подруге и искренне изумилась, и порадовалась открытой форточке. Села возле. В комнату с улицы плавно тек осенний холодок, приветливый и ровный.
       - Ты ничем не больна! У тебя нет никаких болезней! - упорно, наперекор действительности, вдруг начала позже твердить мать, словно убеждая в этом и себя, и Катю, и всех остальных.
       Мать пережила личную перестройку и теперь считала, что у дочери не может быть и не должно быть в жизни ничего плохого, только все отлично или хорошо. Потому хоть и страдала из-за Катиных троек и болезней, но рассматривала их как случайности. Самовнушение - крайне удобная, выгодная штука. Приучает видеть вещи такими, какими ты хочешь их видеть, какими нужно именно тебе, а не такими, какие они есть на самом деле.
       - Катюшу надо лечить, - часто говорила бабушка. - Лара, тебе надо отвести ее к врачу.
       Мать досадливо отмахивалась:
       - Ничего у нее нет!
       - А голова все время болит?
       - Выпьет анальгин - пройдет. Дать тебе таблетку?
       - Давай дай! - бормотала Катя.
       Сколько можно их пить?..
       - Мама, как ты думаешь, почему капитанская дочка просит у Екатерины милости, а не правосудия? Разве милость выше всего?
       - Наверное, выше. А Пушкин - гений. И незачем его обсуждать. Ты опять недоела котлеты. Совсем ничего не ешь, это безобразие! Есть надо, это топливо для организма.
       - А песни Окуджавы тебе нравятся?
       - Не знаю, почти не слышала. По телевизору как-то передавали... Очень заунывно. Ты вчера снова принесла из школы бутерброды, даже не тронутые. Тебе поправляться надо, откармливаться, посмотри на себя!
       Когда Кате в старших классах сделалось совсем плохо, неустойчиво в этом мире, неуютно, а сам мир превратился в серый и тусклый, как дождь за немытым окном, когда вдруг душа отчаянно заметалась и жалобно заныла - отчего? почему? - Катя попросила мать отвести ее к врачу. Никогда не забыть, каким стало лицо матери: жестким, металлическим, пуленепробиваемым...
       И снова привычное:
       - У тебя ничего нет! Ты совершенно здорова! Никакой врач тебе не нужен!
       Тогда даже страшно было представить, чем грозил визит к психиатру, это пятно на всю оставшуюся жизнь... Но хотя бы к невропатологу...
       А сама Катя идти не решилась, побоялась. Она выросла человеком робким, пугливым, патологически застенчивым.
       - Прямо мимоза-недотрога. Всего боится, на все обижается... Что еще ей надо? - часто тосковала вслух мать. - Одета, обута, сыта...
       Отец ответил лишь один раз. Вопросом на вопрос.
       - Разве все ограничивается этим?
       - А чем же еще?
       - Еще есть душа...
       - Ах, душа... Да ты сумасшедший!
       Большинство преданных детям мамашек признают лишь две точки зрения: моя и неправильные. И все решается не на уровне диалога, спора, дискуссии, а на совсем ином уровне - я так сказала, я так думаю, значит, так оно и есть.
       Но мнение всегда неизменно правит миром, а жизнь без убеждений - путь к шизофрении. Хотя только глупцы и покойники никогда не меняют своих мнений, а изменяемость - основа развития.
       - Разве счастье в том, чтобы прожить благополучно? - спросил отец. - Оно в том, чтобы точно осознать и тонко ощутить, в чем оно может состоять.
       Мать махнула рукой.
       Катя жила враскорячку, как часто раздраженно говорила мать. Это означало, что пережившая слом эпох Катя странно впитала в себя все старое и почему-то не сильно приняла новизну, не сжилась с ней, хотя именно новая эпохи лелеяла ее на крыльях перемен в виде Интернета и общедоступной свободы. Но до конца не взлелеяла. Не сумела. Сломалось это чересчур новое время на Кате, тихой, замкнутой, но упорной в своих мечтах и убеждениях. Настаивавшей на них до тех пор, пока они сами не начинали рушиться на ее расстроенных глазах и нервах. Поэтому Катина жизнь состояла из цепочки разочарований, да таких тяжких и невыдуманных, что жить становилось все труднее и труднее.
       Катя долго послушно следовала маминой воле. А мать руководить любила. Ну и пусть! До поры до времени Катю это вполне устраивало. Она жила в подчинении, поскольку оно стало - на время, только на время! - правилом и образом жизни. Удобное жизненное правило. Но до поры, до той самой поры...
       Мать этого не учитывала и в расчет не принимала. Любые властители всех времен и народов всяких масштабов и калибров всегда уверены, что их власть на Земле бесконечна и безразмерна. На чем основывается такое неизменное убеждение, сказать трудно, но оно живуче, довольно въедливо и привязчиво.
       Иногда Катя думала: почему люди считают неблагополучными те семьи, где все очевидно, все лежит на поверхности? Пьянство, например, воровство, разврат... А разве те семьи, где сохраняется внешнее благополучие, действительно хороши? Так ли в них спокойно и свободно? Так ли там царствуют любовь и уважение? Да нет, конечно. Конечно, нет...
      
       3
      
       Александра Петровна известие о свадьбе сына встретила с неудовольствием, губы стиснула лезвием, брови сомкнула замком... И брякнула:
       - Не люблю девок! Они грязные! Хорошо, что у меня два парня.
       У Петра был старший брат, служивший в Мурманске.
       Точно так же Александра Петровна всякий раз относилась к рождению у Петра и Тони дочерей.
       Тоня собиралась отдать дочку в ясли и выйти на работу, но случилось несчастье: после родов Тоню парализовало. Причину врачи так и не установили.
       Петр возил жену в инвалидном кресле и нянчил Машу. Александра Петровна помогала нехотя и без конца то ругалась, то причитала. А тут подоспело распределение Петра - и уезжать ему требовалось из Москвы к месту службы вместе с семьей.
       Тот день выдался страшным: Петр вернулся из училища и сел на стул. Маша голосила на руках у обозленной бабки. Тоня вжалась в свое кресло...
       - Машу можно отправить в Донецк... - прошептала она.
       - А тебя куда, несчастная? - закричала Александра Петровна.
       - Мама... - начал Петр.
       - Молчи! - гавкнула та. - Жену выбрать - и то не сумел! Она даже мыло не так кладет, как надо. А туда же теперь, служить, Родину защищать! Защитник хренов! Я всегда терпеть не могла все эти ваши военные училища. И куда зашлют, неизвестно. Во всякую тьму-таракань, где будешь сидеть безвылазно, как мышь в подполе! А денежки можно заработать и другим путем, без формы и погон.
       Петр совсем заугрюмел и через силу усмехнулся:
       - Мышь выбирается из подпола погулять и поискать себе еды...
       - По ночам! Боясь вся и всех! Ты, Петька, идиот! Как и твой брат!
       Тоня слушала, смотрела - как-то отстраненно, словно из далекого далека - и вдруг сделала над собой невероятное усилие и встала...
       Причину врачи так и не установили. Но в том теперь и нужды никакой не было.
       Служить уехали втроем. А там Тоня вновь забеременела.
       Узнав об этом, Петр сорвался впервые в их семейной жизни:
       - Мне что, опять тебя на кресле возить?! А моя служба?! А Машутку куда?! Нет, Тося, ты как хочешь! Я тебя люблю и не отрекаюсь ни от тебя, ни от дочки! Но никаких больше детей, понятно?!
       Только Тоня пропустила по неопытности все сроки и теперь с ужасом ждала, что будет. Те месяцы - жуткие - как они их прожили?..
       Родилась Даша - и словно принесла в семью Васильевых свет. Ничего с Тоней не случилось, забегала она быстрей прежнего, завертелась возле двоих дочек и мужа. И Петр однажды пробормотал:
       - Сына бы нам... Чего одни девки кругом?..
       Но сына им Бог не дал - родилась Саша. Три сестры.
       - Ладно, переживем... - пробурчал Петр. - Лишь бы не было войны...
       Он звал дочерей Машутка, Дашутка и Сашутка.
       Наверное, потому, что в семье так ждали парня, оказалась младшенькая сорванцом и хулиганкой, в отличие от старших сестер, озоровала отчаянно. В детстве выучилась скакать на лошадях, стрелять - Петр в полк водил - ходила на руках и делала "колесо", на турнике подтягивалась, как заправский солдат.
       Старшие сестры только ужасались, они обе росли смирными и спокойными, Тоня всякий раз ахала - но Саша жила по-своему, упрямая и бесстрашная. И трудностей с ней было - не счесть. То вся с ног до головы в грязи, то - в шоколаде... Бегала очень быстро. Ей надо колготки менять, а она в руки не дается - давай лови! Иногда сестры или мать носились за ней, проворной, по всей квартире, а поймать не могли.
       В три года Саша увлеченно рассказывала соседям:
       - Вот гараж, и папа там собирает машину, а я смотрю, как он собирает.
       Через день информация приобретала несколько иной характер:
       - Мой папа в гараже собирает машину, а я ему помогаю.
       Затем бесконечная фантазия мчалась дальше:
       - Я в гараже собираю машину, а папа мне помогает.
       И наконец, последовало завершение полета воображения - ребенок заигрался:
       - Я собираю машину сама, а папа смотрит, как я собираю.
       Полный оборот.
       - Крутые извивы сочинительства! - бурчал Петр. - Пуля дырочку найдет.
       Звучали и такие байки:
       - Я еду, рулю, нажимаю гудок. А рядом лежит коробка с сигаретами, как у папы. И я то покурю, то порулю.
       В четыре года Саша заявила, что Миша - соседский мальчик, с которым она дружила - на ней женился. И объявляла всем, приводя окружающих в некоторый шок:
       - Миша теперь - мой муж!
       Чересчур юный "муж" нисколько не смутился новым статусом и весьма положительно воспринял свежую идею. А Саша бегала к соседям почти каждый день, обедала там и объясняла потом матери и сестрам:
       - Я теперь могу свободно ходить к ним домой - я ведь жена Миши.
       На вопрос, кем она хочет стать, отвечала твердо:
       - Астронавтом.
       - Кем? - переспрашивали недогадливые взрослые. - Космонавтом?
       - Не космонавтом, а астронавтом, - терпеливо поправляла привыкшая к их тупости Саша. - Хочу летать на какие-нибудь далекие планеты на звездолете, высаживаться в неизведанных мирах туманностей. - Она мечтательно поднимала глаза к небу. - А космонавты, ну, что они... Запустят их на земную орбиту, покрутят там, повертят да и назад. Разве это интересно? Чепуха!
       В Донецке именно Саша моментально сделалась бабушкиной любимицей.
       После первого обеда она серьезно сказала:
       - Болдариос!
       Что означало "благодарю вас". Саша так говорила с самого раннего детства, не желая отказываться от своего любимого сокращения.
       - Что? - теща думала: не расслышала ребенка толком.
       - Болдариос! - важно повторила Саша.
       - Это чего такое? - изумилась и даже немного растерялась теща.
       Маша и Даша дружно захихикали.
       - Идиотничает! - хмуро объяснил Петр.
       Тоня тотчас на него рассердилась:
       - Нормальный ребенок! Это она, мама, так в детстве говорила "благодарю вас". И привыкла.
       - Да? - теща озадаченно разглядывала младшую внучку. - Ну, надо же...
       Так началась любовь.
       Бабка пристроила Сашу в секцию большого тенниса. Первый раз Саша туда явилась без ракетки.
       Тренер удивился. Саша ответила бодро, спокойно и деловито:
       - Ничего. Оторву себе руку - будет ракетка. Оторву себе голову - будет мячик. А голова думает - значит, у меня будет думающий мячик. Он сам будет слушаться моих команд и самостоятельно лететь, куда мне надо, и ко мне обратно.
       Но в теннисе Саша долго не задержалась. Объявила родителям:
       - Сейчас без конца предлагают всяки-разны теннис да карате. Я решила, что это тривиально, туда скоро все ломанутся, отбоя не будет, дай я выберу нестандартное!
       И перешла на фехтование.
       Начались рапиры, приемы, защитные маски. Саша раздобыла где-то бэушный специальный костюм фехтовальщика и тренировалась в нем даже дома. Притихшая Тоня молча ужасалась. Сестры даже не возникали.
       Когда Саша училась во втором классе, учительница попросила принести всех в школу свое хобби - показать, чем увлекаешься.
       Все притащили самое банальное - марки-открытки-значечки. А Саша, конечно, всех ошеломила в любых смыслах и оттенках этого слова. Приволокла коллекцию этикеток от винных бутылок. Гордо демонстрировала потрясенным одноклассникам альбом с наклейками - "Портвейн португальский", "Черный мускат", водка "Праздничная", "Советское шампанское", "Коньяк армянский", "Ром ямайский"... Мальчишки хохотали. Девочки пугливо посматривали на Сашу.
       - А что? - сказала она в ответ на общее изумление. - Они красивые, яркие, всяки-разны, их интересно собирать.
       Учительница ненавязчиво спросила - кто тебе дает такое? Мол, кто ведет ребенка по неправедному пути?! Родители или сестры? И Саша честно и непосредственно ответила:
       - Сама беру! После гостей.
       В общем, ее взяли на заметку как девочку из семьи неблагонадежной, дающей детям неправильное и опасное воспитание. Тоня тихо плакала. Петр ругался. Саша смеялась.
       В детстве Сашутка упорно величала Карлсона КарслонОм. А как-то написав "каменный уголь" с ошибкой - "каминный уголь", заявила, что это просто другое, но тоже вполне осмысленное словосочетание, в смысле - уголь для камина. А потом, когда ее в школе попросили образовать множественное число от слова "трус", выкрикнула:
       - ТрусЫ!
       Учительница оскорбилась, звонила Тоне. Вновь уверяла, что Сашу неправильно растят-воспитывают, и что она непременно будет хамкой.
       Когда Саше было лет семь, Тоня купила пластинку. И одна песня там такая странная была... Ее исполняли несколько басовитых мужчин. И на протяжении всей песни периодически припевно выкрикивали: "А-на-на-на-на-на-на-на!.. Эге-ге-ге-ей! А-на-на-на-на-на-на-на!.. Эге-ге-ге-ей!"
       Саша, не понимая ни о чем песня, ни кто поет, окрестила ее "Песней дровосеков". И часто говорила:
       - Буду слушать песню дровосеков!
       - А почему она - дровосеков? - наконец поинтересовался Петр.
       Дочка в ответ предложила послушать вместе. И Петр сразу все понял без объяснений.
       - Ты интересно придумала. Ну, конечно, - дровосеки между собой в лесу аукаются. Их песня, точно!
       А ткнув пальцем в другую играющую пластинку, Саша повелела:
       - Эту бабу нужно отсюда убрать!
       В школе, пересказывая текст, Саша сказала:
       - Брат и сестра из "Кладовой солнца" живут в доисторическую эпоху...
       - Стоп, стоп! Как в доисторическую? - удивилась учительница. - Речь идет о Великой Отечественной войне.
       - А мне так интереснее. Я так хочу! - объявила Саша. - Поэтому в моем пересказе они живут в доисторическую эпоху.
       Петра возмущали бесконечные Сашины "восстания" и "протесты", это ее "Я так хочу". Тоня старалась все пригладить.
       Позже Саша создала шедевр в виде сочинения на тему "Борьба русских писателей XIX века за свободу". Написала следующее: "Пушкин Александр Сергеевич, родился в 1799 году, умер в 1837 году. Он боролся за свободу. Лермонтов Михаил Юрьевич, родился в 1814 году, умер в 1841 году. Он тоже боролся за свободу. Гоголь Николай Васильевич, родился в 1809 году, умер в 1852 году. Боролся за свободу, писал про казаков и разбойников. Некрасов Николай Алексеевич, родился в 1821 году, умер в 1878 году и боролся за свободу. Толстой Лев Николаевич, родился в 1828 году, умер в 1910 году. Он боролся за свободу. Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович, родился в 1826 году, умер в 1889 году. Он тоже боролся за свободу".
       Учительница зачитала это творение классу вслух и всех развеселила надолго. А Саша не обиделась, но взялась смело поправлять и критиковать учителей.
       Началось это случайно. Она написала в сочинении: "Дубровский вначале хочет убить Кирила Троекурова". Учительница подчеркнула фразу и заметила:
       - Троекурова зовут "Кирила Петрович". Если ты склоняешь, меняй, пиши "убить Кирилу Троекурова".
       Саша быстро открыла "Дубровского".
       - Посмотрите, "Кирила Петрович" нигде у Пушкина не склоняется, так и написано везде: "У Кирила Петровича...", "приехал к Кирила Петровичу"...
       Училка посмотрела - правда. Растерялась:
       - Ой, да... Я что-то забыла. Извиняюсь.
       Саша невозмутимо кивнула.
       Потом обсуждали образ Ивана Грозного в "Песне о купце Калашникове". Учительница сказала, что царь был жесток. Саша поскрипела мозгами и встала.
       - А в чем проявлялась его жестокость?
       - Да ведь он казнил Калашникова.
       - Никакой жестокости тут нет! - заявила Саша. - Если вы купите пистолет и застрелите кого-нибудь из членов правительства - вас приговорят к "вышаку". И это понятно и законно. Так что какой бы ни был Грозный, но уж простите, здесь нельзя говорить о его жестокости - по части приговора Калашникову все справедливо. Тот попросту убил "члена правительства" - приближенного к царю боярина. И такое карается по любому закону.
       Когда дежурили по школе, Саша упорно не желала надевать нарукавную повязку. Говорила:
       - Не хочу гестаповцам уподобляться!
       Англичанка Саше в школе попалась вообще настоящая грубиянка. Нет, чтобы сказать: "Stand up, please!", "Sit down, please!". Всегда резко:
       - Stand up! Sit down!
       И Саша не выдержала такого обращения. Поправила:
       - Maybe "Sit down, please"?
       Училка разъярилась:
       - Новости! Еще чего захотела! Ишь, какая умная! Вы до "please" не доросли!
       - Мама дорогая... А вы не доросли до преподавания, - флегматично отозвалась Саша.
       Тоню вызвали в школу, но она сослалась на болезнь.
       Сестры говорили:
       - Странная ты, Саня, прямо дурная...
       Младшенькая отмалчивалась.
       Она обожала таскать мальчишек за чубы. И когда в очередной раз начинала драть за волосье провинившегося, то каждый раз голосила, чтобы все слышали, но при этом нарочито сохраняла деловитость и научность приводимого тезиса:
       - Психологами доказано: если девочка дерет мальчика за волосы - это первый признак влюбленности. Даю палец на отсечение.
       Однажды за обедом Саша призналась:
       - Я недавно не выдержала и, когда мимо прошел наш физик, сказала: "Мама дорогая... У него жопа совершенно не мужская - толстая, выпуклая и при каждом шаге покачивается".
       Тоня уронила ложку в тарелку с супом. Брызги разлетелись по всей кухне. Маша и Даша застыли.
       - И как это отразилось? - четко и деловито спросил Петр.
       - На чем? - удивилась младшенькая.
       - Ну, как - "на чем"? На твоих оценках по физике, конечно.
       Саша безмятежно махнула рукой:
       - Я все равно в ней ничего не соображаю. А тройку натянут всегда. Так что не тушуйся, папуля! Я собираюсь его еще с Восьмым марта поздравить. Даю палец на отсечение!..
       - Ты скоро совсем без пальцев останешься, - пробурчал Петр.
       На Сашином примере он начал ненавидеть школу. Сам он учился спокойно, старшие дочки - тоже... Но эта... своевольная... к ней подходы нужны, наверное. Почему школа ничего о том не знает?
       Именно с Сашей не хотела бабка расставаться, да что поделаешь... Надо было Васильевым жизнь налаживать в России.
       - Може, ты мне, доча, Сашеньку оставишь? - неуверенно попросила Тоню мать. - Мы тут с ней вдвоем бы куковали...
       Тоня покачала головой. Зачем семью делить? Страна распалась, разделилась - и то как больно, а тут родные дочки... Нет, все вместе они поедут...
       И поехали.
      
       4
      
       - Встать, суд идет!
       Грохот стульев и шум встающего зала...
       Приснилось ли, примерещилось ей это...
       - Встать... Суд идет...
       Как долго говорит прокурор... Как долго читают приговор... Приговор... Ее мальчику... Родному и любимому...
       Катя очнулась от страшного сна. Она почти ничего не понимала. Думать и помнить стало просто невозможно, словно она никогда не умела этого делать. Ночами, чтобы заснуть... да нет, не заснуть, а забыться, провалиться, рухнуть в страшную темень небытия - наверное, именно так умирают, или не так вовсе, не ищи варианты! - Катя забивала уши наушниками плеера и включала радио. "Семь холмов" пели, играли и приговаривали, ласково вещали и, наконец, утаскивали за собой во тьму непроглядную... до утра. А тогда проснешься все равно в слезах и будешь лежать и думать... думать до головной боли, до минуты, когда еле-еле сдержать бы крик... и о чем можно думать, когда не хочется ни о чем... и мысли уже не мысли вовсе, а картинки, переводные из детства, когда ими так все увлекались...
       Вчера утром Вера бросилась к Кате с криком:
       - Нелька, сволочь, отравила Зою! Мужика не поделили! А все ты виновата! Ты привела к нам в школу на мою голову этих двух англичанок! Подружек неразлучных! Сын тебя просил! А теперь нам что делать?
       Катя растерялась:
       - Ты что?.. Как... отравила?.. Не может быть...
       Но все оказалось правдой.
       Испуганные лица учителей, странная тишина в учительской, детям постарались ничего не сказать, да ведь все равно вызнают...
       А потом ночью этот сон...
       Переводные картинки... Как далеко оно осталось, Катино детство...
       В младших классах ее всегда страшил крикливый физкультурник, который на деток плевал и орал на них так, что шведская стенка вполне могла рухнуть на пол от страха и вибрации. Грубил он изощренно и со знанием дела:
       - Малютин, негодяй, ты зачем на баскетбольный щиток залез? Ты не дело задумал. Упадешь оттуда, разобьешься - из тебя кишки полезут, и я, физкультурник, скончаюсь от инфаркта! Да еще за гроб платить нечем! Твоим предкам раскошелиться придется.
       Когда Катя прошла младшие классы, родители деловито у нее поинтересовались целью жизни, чтобы знать, куда дочь направить дальше уже всерьез. К естественным или гуманитарным наукам ее тянет больше. Катю спросили:
       - Какие предметы в школе тебе нравятся больше?
       Она четко и честно ответила:
       - Русский язык, литература и история!
       После этого ее тотчас отдали в математическую школу.
       Детская любовь к родителям - всего-навсего привязанность к людям, которых совершенно не знаешь и не понимаешь. С возрастом все меняется. Совсем неблизкие близкие...
       - Школа эта твоя паршивая! Как тебе не надоест?! И что ты там без конца изобретаешь, Макаренко? Тебя просто выгонят оттуда под жэ коленом? Вот увидишь! Выгонят!
       Катя молча сжималась.
       Нельзя объяснить, что именно школа отвлекает ее от болезней, что там ей - пусть это странно - становится легче. Что с детьми ей общаться намного проще, чем со взрослыми.
       И у нее сейчас все неплохо. Если так можно охарактеризовать ситуацию. Настроение поганое, несмотря ни на что. Сын вырос, радоваться надо, но она не в силах заставлять себя улыбаться. А так больше ничего. Ничего интересного. Жизнь словно остановилась - стоишь в листе ожидания. Вот поедем куда-то, вот сделаем что-то, вот тогда... И это тогда - вроде как никогда. А что сегодня? Сегодня дотянуть бы до вечера, и в койку. Десять часов вечера - ее любимое время. Потому что день прошел, и пора спать.
       Ищешь хорошее, как кролика в цилиндре фокусника. Кролик, ау, ты где? Нет его, хорошего...
       Хотя это у многих. Почти у всех. У тех, кто не справился с этой жизнью, не сумел ее осознать и принять, как должно, а необдуманно решил, что морской берег, где ждала принца юная Ассоль, - наилучшее место существования.
       Ладно, не надо загружать, забивать себя тоской. Ничто в целом свете не может нас подкосить, а вот сами мы себя бьем очень больно - страдаем по прошедшему и слишком часто думаем о прошлом. Кажется, очень немногие живут сегодняшним днем - большинство намерено жить позднее. Но пока мы откладываем жизнь на завтра и послезавтра, она незаметно проходит. Истина давняя. Подруги толковали про другие жизни... Да это глупость! Зачем они нам, если мы с одной, Богом даденной, толком справиться не умеем?!
       Потом время словно разорвалось, расслоилось, рассыпалось, показалось непоследовательным - маленький сын совершенно непохож на сына взрослого. Неужели это тот самый, который не спал ночами, вопил и ревел, не желал расставаться с коляской - ленился ходить, который обожал мягкие игрушки, не любил темноты и скупо общался с другими детишками?..
       Катя стирала его обожаемых мохнатых зайцев и собак, развешивала сушить и приговаривала:
       - За ушко да на солнышко!
       Почему люди так привязаны к расхожей истине, что время летит, а жизнь проходит, как один день? Никуда оно не летит, и жизнь идет себе размеренно и неторопливо, как ей и положено. И ее события - ах, это было словно вчера! - были не вчера вовсе, а давным-давно. Оглянешься - сколько лет прошло... И столько всего случилось... Река жизни принесла, прибила...
       Получить алименты в суде... Да это ведь невозможно! Ах, ваш муж - творческий человек, член Союза художников? Да вы что! Как мы с него получим деньги? Его гонорары сначала надо найти. Вы беретесь их отыскать? Ах, нет?! И мы тоже - нет. Это нереально. Чего же вы от нас хотите? Судебный пристав не может...
       И Катя махнула рукой на алименты.
       Она всегда очень плохо знала живопись и не любила ее, редко бывала в музеях и на выставках, хотя муж был художником. Впрочем, наверное, именно потому, что он был художником, Катя так плохо и знала живопись...
       Позже она стала настоящим мужиком - извратилась - все повадки и привычки, все поведение мужицкое. Или ей так только казалось? Но казалось упорно.
       А Платоша лет до трех был уверен, что "папа" - нет такого слова...
       С будущим мужем на первом свидании вышел казус. Володя мучился насморком, но хотел скрыть это от Кати и без конца наклонялся, чтобы завязать шнурки. Что это за шнурки такие? Катя начала беситься. Неужели нельзя завязать толком или купить другие? Оглянулась: ухажер вытирает нос. Может, стоило тогда Володю оставить вытирать нос дальше? Оставить с носом... Примитивная игра слов. Банально до омерзения.
       И все смешно и грустно... И не очень прилично. Но факт...
       Был у юной Кати в жизни один случай... человек звал ее к себе на интимное свидание и явно строил планы на дальнейшее. Она собиралась идти, и парень нравился... Но не пошла. Застеснялась. Чего? Смешно и стыдно сказать... На ней в тот день оказались дурацкие трусы. Желтые панталошки в крупный горошек. И она испугалась, что их увидит мужчина... Позорище. И никуда не пошла. А он воспринял это как отказ - да как еще он должен был это воспринять? И пропал... Больше они не виделись, у него другая судьба, и у Кати тоже. Своя семья, развод, сын Платоша... И муж после развода, предрекающий:
       - Ну, парня ты, конечно, ухайдакаешь!
       Но иногда Катя вспоминала тот случай - далекий-далекий... И вздыхала, и думала: как все нелепо и ненужно - юношеские страсти, панталончики... Жизнь не может состоять из этих мелочей. Но ведь состояла...
       На углу Петровки был магазин женской одежды. Его прозвали "Смерть мужьям". Подруга Вера туда часто заглядывала, а потом вдруг словно ненароком сообщала:
       - Кать, тебе нужен предмет?
       Так Вера называла панталошки или трусики.
       - О-очень приличный, беленький... и все размеры есть... Бежим?
       И они мчались. Пока не расхватали. В стране неуемного дефицита нужно очень хорошо ориентироваться и быстро бегать.
       Вера удивительно легко втерлась к Кате в доверие, завоевав и подчинив ее сумрачную и смятенную душу. И Кате даже стало казаться, что это счастье - такая подруга.
       Перед очередным выходом в свет, то бишь на какой-нибудь вечер или в театр, Вера всегда просила Катю зайти за ней. И ныла, и капризничала, и умоляла:
       - Что-то я так боюсь... не знаю прямо, что надеть... Ты мне посоветуй, Котик, что выбрать, а то в прошлый раз я, по-моему, была чучело чучелом. А сегодня как раз собирался прийти Никита... ах! - Вера поднимала светлые глазки к потолку. - Он тебе не нравится? - и ревниво смотрела в упор.
       Катя улыбалась:
       - Нет, не нравится. То есть не в том смысле... Он милый. Но не мой вариант.
       Вера успокаивалась.
       Сцена повторялась с завидным постоянством. Только менялись мужские имена.
       Главным Вериным пристрастием было зеркало.
       Однажды пристально оглядывая себя в очередной раз, она сказала, обращаясь к зеркалу:
       - Свет мой... Неужели мне, вот такой, и придется умереть? Но это ведь невозможно...
       Сидящая на тахте Катя весело подтвердила:
       - Обязательно! Как в том известном анекдоте.
       Подруга насупилась:
       - "Обязательно..." Просто глупо... Выдумала бы что-нибудь...
       Катя засмеялась:
       - Да что? Я правду сказала.
       - Правду... - проворчала Вера. - Вот так всегда: куда ни сунешься - всюду она, эта поганая правда! Ненавижу я ее, презираю!
       Катя удивилась:
       - Как это можно: ненавидеть правду?
       - Да так! - в ярости закричала Вера. Катя еще никогда не видела ее такой. - Очень просто! Эта твоя правда... она всегда бьет в лицо, тычет мне туда своими чересчур чистыми ручками! Лепит какие-то идеалы и принципы, в которых я не нуждаюсь! У меня они свои, свои собственные! А у нее - другие!
       - Ну, и живи по своим... - неуверенно пробормотала Катя. - Зачем так переживать?
       - А я и не переживаю! - отрезала Вера. И стала обычной. - Посмотри, Котик, я прилично оделась? Все в тон? Ах, я так боюсь... Придет Ванька... А тебя часто спрашивают на улице, как пройти куда-нибудь?
       Катя удивилась вопросу:
       - Часто. А что?
       - Да ничего особенного... Я так и думала. А меня никогда. У тебя лицо такое... Видно, что готова помочь. И всегда мнешься, как салфетка. Люди делятся на две категории: вечно сажающие на свою одежду пятна и всегда выходящие чистенькими из любой ситуации. Ты из первых.
       - А ты? - резковато спросила Катя.
       Вера улыбнулась:
       - Да ладно тебе! Меня сегодня в школе один гаврик спросил, почему в Англии полицейских называют "бобби".
       - И что ты ответила?
       - Запараллелила с русским - это лучше всего - и сослалась на жаргон. Мы ведь тоже своих называем "менты" и "мусора". Глупо, но смешно. Я давно заметила: смешное редко бывает умным. Обычно какая-нибудь чушь или сальность. Умна сатира, сарказм. Но это совсем другое.
       Катя думала, что вся жизнь у Веры в кармане. И не слишком ошибалась.
      
      
       Однажды Катя прочитала первокласснику Платоше сказку Даля "Старик-годовик". Потом рассказала, что Даль написал толковый словарь русского языка, а через неделю спросила:
       - Ну, кто написал толковый словарь русского языка?
       - Старик-годовик! - ответил сын.
       В тринадцать лет Платоша попросил на день рождения толковый словарь Даля и нес его домой торжественно и важно. А позже взялся читать и изучать энциклопедический словарь. Через полгода знал его почти наизусть. И Кате все стало ясно насчет дальнейшей сыновней судьбы. Платон мне сын, но истина... Она всегда крайне дорогая штука. И сколько уже за нее плачено-переплачено... А сколько еще придется платить?..
       - Зачем тебе эта школа? - выходила из себя мать. - Ну, зачем?! Ты мне можешь объяснить? Школа... Маразм! Дамская кунсткамера - вот что это такое! Слишком средняя школа. И твой педагогический институт! Кстати, хочу тебе напомнить твоего любимого поэта: "Умный любит учиться, а дурак - учить..." Я прихожу к выводу, что в педагогическом НИИ ситуация - как в свое время была в Эквадоре. Там тогда стало генералов больше солдат - звание генерала раздавали налево и направо за любую мало-мальскую заслугу. Точно так же у педагогов по части звания академиков - "генералов больше солдат". Кругом у них - одни академики. Вписал пару новых слов в исследование педагогики - и все!
       Катя ничего объяснить не могла. Но школа ее приманивала давно и приманила, наконец, навсегда. Может, потому, что самой Кате повезло со школой и учителями, может, по иным причинам, но сложилось именно так.
       Где-то она вычитала насчет этимологии слова "педагог". Оно оказалось весьма далеким от современного значения.
       Если в современном русском языке "педагог" означает "учитель", то в античном мире все было совсем не так. Педагогом назывался раб, и в его обязанности входило отвести мальчика от дома до гимназии и следить, чтобы тот не шалил, не тратил силы и внимание попусту, а дошел до класса спокойно и тихо и уселся слушать и слышать учителя. То есть педагогом назывался не учитель, а поводырь, "дядька", присматривающий за мальцом и замолкающий, когда в классную комнату входил настоящий господин учитель.
       Роль педагога была опасной. Ведь желания воспитанника и задачи, поставленные перед педагогом, могли сильно разойтись. Поэтому педагогу приходилось бывать строгим. Он следил за приготовлением уроков учеником вечером и чуть свет поднимал его с постели. Преподанное от учителя репетировалось с помощью педагога, причем он, в качестве поощрения ученика, и кричал, и грозил розгой. Это не возбранялось.
       Но дети подрастали, переполнялись юными силами и начинали бунтовать против тех, перед кем смирялись вчера. Иногда ученики крайне зло издевались и шутили над бедным педагогом. А если он возбуждал ненависть в своих молодых питомцах, то горе ему. Случалось, что дерзкие шалуны сажали беднягу на ковер и подбрасывали как можно выше, а сами отскакивали. Педагог падал, больно ушибался да и погибнуть мог за здорово живешь. Но педагоги были бесправны - рабы! - а потому вынужденно все прощали ученикам.
      
      
       Катя окончила университет. Филфак. На экзаменах настороженно улыбалась. Сторонилась всех. Очень боялась провалиться, опозориться, хотя отлично знала, что поступить на филфак для многих просто нереально. Родители тоже все понимали, а потому давно запаслись некой Эллой Марковной, пышной, чересчур черноволосой дамой, работавшей на факультете и обещавшей протекцию. Правда, за немалые деньги. Элла Марковна честно и хорошо натаскивала Катю и брала за академический час... Ну, эту сумму родители от Кати скрывали. Только мать полюбила цитировать один стишок, когда-то вычитанный ею в каком-то журнале:
      
       В праведных трудах моя рука.
       У руки - работа нелегка:
       Движется умело взад - вперед
       И берет, берет, берет, берет...
       Впрочем, это риск, не стану врать.
       Надо взвесить всё пред тем, как брать:
       Вдруг чужая сильная рука -
       За руки меня и за бока?!
       Вот тоска... А все-таки пока
       Движется без устали рука.
       Как мне дорог, как взлелеян мной
       Этот уникальный труд ручной!
       И его без памяти любя,
       Я горжусь им. Только - про себя.
       И не огорчаюсь оттого,
       Что не афиширую его:
       Не хочу являться в зал суда
       За оценкой моего труда.
      
       - К чему эти критические выступления? - не выдержал однажды отец. - Ты ведь мечтаешь, чтобы Катерина сдала в университет. Прямо бредишь им наяву! Тогда зачем наезжаешь на даму? Заодно запросто схлопочешь обвинение в антисемитизме. Ты учти, что у иудеев часто, почти у всех, самая болезненная точка - их национальность. Любимая мозоль. Ты порой ничего и не подразумеваешь и вообще далека от этой мысли, но они умудряются как-то ее услышать или увидеть. И оскорбиться. Назвать человека украинцем, татарином, казахом - возьми любую национальность! - можно запросто, без проблем. Только не еврея. Это табу. Попробуй произнеси вслух! И ты сразу антисемит. Можно хохла назвать хохлом, русского - кацапом, но если произнести "жид"... Болезненное кривое искажение истории в мутном зеркале действительности.
       Он был полукровкой, еврей по отцу. И позже Катя нередко слышала от матери, что удалась не в ее породу, а в отцовскую. К большому сожалению матери. В чем это выражалось - другая порода - Катя не понимала. Но часто слышала, что ей больше бы подошла фамилия деда - Штеренберг, а не та, что носит Катя.
       Отец работал в рекламном агентстве, получал немало, но все равно на Катину подготовку к экзаменам пришлось выложиться по полной.
       - Как бы не обманула эта Элла, - тревожилась мать. - Денег от нас за уроки наполучает, а помочь не поможет. И срежут Катьку запросто.
       Но Элла Марковна оказалась честной и надежной. Катю словно вела по экзаменам чья-то невидимая ласковая рука, почти из стихотворения, да и подготовка была отличная.
       Один раз, после экзаменов, Элла Марковна подбежала к Кате в коридоре и весело, шепотом спросила:
       - Окей?
       - Окей! - ответила счастливая Катя.
       Не менее счастливая Элла Марковна полетела дальше по коридору.
      
       5
      
       Из Донецка Васильевы с горя, по безнадежности, подались к деду Архипу, но что дальше им делать?
       - Папуля, я не люблю твои украинские усы: они грустные, - сказала Саша отцу.
       Петр усы сбрил.
       Лето выдалось грозовое, промокшее. Все черно-лиловое из-за лохматых туч, надолго полонивших небо. "Вот станет попогоднее... - думал Петр. - Тогда..."
       А что тогда?
       Коза Ностра по утрам упрямо объедала деревья в саду и жутко орала. Молока у нее хозяева допроситься не могли, как ни пытались, зато пастись она не желала вообще - обрывала любые веревки и удирала в лес. Дед Архип, ругая животину на все лады, брел за ней в березовую рощу, находил среди стволов, ловко, тренированным движением накидывал веревку-лассо и волок домой.
       - Ух, ты и структура! - вопил дед, грозно размахивая концом веревки. - Ух, и ведьма! Организованная преступность! Одно слово - гадина. Мафиозка! Козлятина! Козаностра она и есть козаностра.
       Коза вышагивала вальяжно и строптиво, понимая свою значимость. Капризничала. Выламывалась. Молока не давала. И козлят не рожала. Хотя был у нее козел, был... Нашли по соседству, с превеликим трудом. Где в наши дни найдешь его, козла? А эта... структура... Не люб он ей оказался, не глянулся, ни за какие коврижки не пожелала, проклятая...
       Ох, и ругался дед! Ох, и орал! Да все без толку. Козаностра высокомерно вскинула башку свою козлиную и завопила дико и страшно, вроде индейца на тропе войны, как определил дед. Баба Груня даже испугалась.
       Так и осталась Козаностра в девках.
       Петр любовался на эту троицу со стороны. Спектакль хоть куда... Почти ежедневный. Актеры участвовали в нем с огромным удовольствием.
       - В Москве неплохой козел есть. Может, нашей крале в мужики сгодится да слюбится. Все-таки столичный житель, марка высокая. По-нонешнему лейбл, - сообщил Петр. - Пасется на травке возле ресторана "Князь Багратион". Сам видел. Давай свозим туда нашу красавицу.
       - Будет врать! - холодно отрезал дед. - В Москве - и козел! Здоров ты, Петька, балабонить.
       По соседству с умирающей деревней резво поднимались особняки, из Москвы понаехали коттеджные дети и взрослые... Там кипела горячая жизнь.
       - Вот ты прям туда и подавайся, - посоветовал дед Архип. - В передовые люди! В эшелоны власти. Верным ординарцем олигарху станешь. Денежные дела вести...
       - Ты, дядька, сдурел? - задумался Петр.
       - Сдуреешь тут, - согласился дед. - С этой подлой козлиной натурой. А ты, Петька, не работаешь временно?
       - Временно совсем, - пробурчал Петр.
       - И-и, болезный! - посочувствовал дед. - А я тебе уже местечко присмотрел. Бабенка одна... нет, ты ничего такого не думай... Муж у ей имеется, девчонка... Алкой кличут. И нужен бабе водитель-охранник.
       - Машину от ворья охранять? - справился Петр.
       - Дурак ты, Петька! У машины сигналка зарубежная. А у девахи нет ничего эдакого и в помине. Девку эту, Алку, и нужно беречь от кидадетинга.
       Петр не понял.
       - Еще раз дурак! От тех, которые родителей кидают через детей. Дите прям хватают и прячут, а потом требуют валютные миллионы. Телевизор вот ты зря не смотришь. Ты гляди ящик-то! Полезная штука. Может, малость образуешься.
       На следующий день дед Архип отвел племянника в коттеджный поселок. Козаностра завыла им вслед прямо по-собачьи.
       - Вот дура брехливая! - заругался дед. - Даже голосить по-козлиному, по-своему не желает! Все капризы да придурь! Родилось на свет эдакое сокровище! Да на мою седую голову! - Причитал он долго, а потом деловито поинтересовался: - А ты, Петька, в случае чего богатую девку от врагов отобьешь?
       - Постараюсь, - буркнул Петр. - Смотря сколько заплатят...
       - Вот тут ты молоток! - одобрил дед. - Ясное дело, у нас нонче экономика. Это что значит? Это значит смех и Греф.
       Заплатили хорошо.
      
      
       Тамара Вадимовна Тушина встретила Петра приветливо. Он исподлобья рассматривал шикарный коттедж.
       - Мне Архип Иваныч о вас говорил. И вам, конечно, о нашей семье тоже рассказывал. Мне нужен водитель и охранник для дочери в одном лице. Чтобы возить ее и всюду сопровождать. Я боюсь...
       И замолчала.
       Петр внимательно вглядывался в лицо будущей хозяйки. Выглаженное руками массажисток, переухоженное до такой степени, что стало не похожим на лица человеческие - с полосками резвых морщинок и стойкими горестными печатками разочарований, болезней и ветров. За лицом Тушина следила постоянно - главный пристальный объект ее внимания и наблюдения. Она не улыбалась, не морщилась, не хмурилась - эмоции нулевые. Потому что они и только они - самые страшные, отъявленные враги красоты женской. Они портят, уродуют кожу, сминают ее в складки, а как тогда жить? Нет, Тамара Вадимовна такого себе не желала. И Петр почти с восхищением заметил, как умело эта дама руководила своей мимикой, точнее, как всякий раз убивала ее на корню.
       Чего же она так боялась? Что дочку украдут и потребуют выкуп? Или на девице украшений навешано на тысячи баксов? Или еще какие секреты?
       В общем, это, конечно, Петра не касалось, кто там что прячет и кто чего страшится. Его дело - охранное. А все остальное...
       Только всего остального оказалось намного больше. Петр тогда не подозревал о таком раскладе.
       Неожиданно за двухметровой оградой особняка взвыла дурным голосам Козаностра. Петр вздрогнул. Тамара Вадимовна холодно насторожилась:
       - Кто это?
       - Да коза... - нехотя объяснил Петр. - Дедова... Его любимица.
       - Коза? - хозяйка смотрела недоверчиво. - Вы шутите? Какая еще коза?
       Петр вздохнул:
       - Не отвяжешься от этой стервы... Пуля дырочку найдет... Уж вы простите... Сама, как собака, за тобой несется вприпрыжку. Веревки рвет. Такая на свет уродилась.
       Хозяйка скованно улыбнулась - берегла кожу. И даже пошутить изволила:
       - Ездить она с вами в Москву, надеюсь, не будет?
       Когда весь взмокший от напряжения Петр вышел из коттеджа, то сразу увидел Сашу, независимо сидящую на траве возле забора. Гадюка Ностра паслась возле.
       - Ты чего тут делаешь? - напустился Петр на дочь. - Другого места себе не нашла?! И как только тебя охрана сюда пустила?! Да еще с козой.
       Саша флегматично пожала плечами. Презрительно махнула рукой:
       - Охрана... Тоже мне! Дураки всяки-разны. Они понятия не имеют, сколько здесь лазеек да тропинок. А Ностра их все знает. Она помчалась, я за ней... Вот и пришли. Никто даже не заметил. Даю палец на отсечение.
       - Не заметил?! - разъярился Петр. - Да эта стерва орет, будто оглашенная! Ты бы хоть усмирила ее как-то!
       Саша опять пожала плечами:
       - Я животных не обижаю. Ну, так, только если иногда палкой вдарю или пинка дам... Хотя приходил тут недавно один... Мама дорогая! Урод уродом, мхом обросший. Интересовался, что мы тут делаем. Я сказала, что нам заказали козье молоко носить. В этот самый коттедж. Госпоже Тушиной. Вот и носим. А чтобы самое свежее было и посуда ихняя - они нашим бидоном брезгуют - я доить буду прямо у них.
       Петр развеселился. И про гнев свой забыл.
       - Поверил?
       Саша хмыкнула:
       - Еще бы! Потоптался и ушел. Дурак дураком, холодные уши... Вообще он по мобиле звонил в дом, спрашивал насчет козы... Хозяйка сказала, что наша животина, знакомая, пускай будет... Так что ты не тушуйся, папуля! Смотри, опять гроза собирается. Вот надоело! Ты бы купил нам всем троим резиновые сапоги. Живем в сплошной тьму-таракани - чтобы тараканов выгнать, надо наш дом просто-напросто сжечь. Завтра двадцать два "Комбата" куплю. По всем углам раскидаю. А мыши-крысы всяки-разны?
       Выбрасывание в дедов деревянный сортир дохлой мыши или убитой осы Саша называла "морскими похоронами", бросая в ведро с водой мышь из мышеловки, приговаривала:
       - Да будет тебе вода пухом!
       А когда услышала, что в доме неподалеку случился пожар, несколько человек в больницах с тяжелыми ожогами, а причина пожара - крыса, замкнувшая хилую проводку, то вдруг пропела:
       - Ах, бедная крыска! Живое существо, резвое и любопытное - и так страшно от тока погибло!..
       Петр шагал молча и хмуро.
       Саша безмятежно прочитала:
      
       - Где ты была сегодня, киска?
       - У королевы у английской.
       - Что ты видала при дворе?
       - Видала мышку на ковре.
      
       Как думаешь, папуля, в чем суть? А она в том, что на поверку у этих королей очень неопрятно было - мыши кругом бегали. Тебя на службу-то взяли? "Я хочу, шофер, чтоб тебе повезло..."
       Петр кивнул.
       - Тут возле дома парень какой-то крутился... - меланхолично поведала дочка.
       - Какой еще парень?
       - Черненький. Ловкий такой. Похож на кавказца. Он так через забор сиганул, что никакая охрана и ухом не повела. Охрана... Мама дорогая! - Саша опять презрительно скривилась. - Даром хлеб заедают! А парень этот все возле дома твоих новых хозяев вертелся. Может, ворюга? Ты там скажи...
       - Я пригляжу, - пообещал Петр.
       И задумался. Что еще за парень?
       - А мать чего поделывает?
       - Вносит правки в "Повести Белкина".
       - Ага, - серьезно и пафосно заговорил Петр. - Хороший автор был этот Белкин! Только пожил мало да не очень широко известным стал... А так - вполне неплохие повести написал, хотя вроде фамилия невзрачная - Белкин какой-то... Но мне у него "Выстрел" нравится, "Метель" тоже, и "Барышня-крестьянка" ничего... Уж не говоря о "Пиковой даме". А-а, это не его произведение, смешал, это уже не из повестей Белкина...
       Дочка хихикнула:
       - Придуриваешься, папуля? Ты любитель! Мамуля тут на днях корректировала для издательства "Госпожу Бовари". Подустала и стонет: "Ох, поскорее бы она травилась!.." Во цинизм! Прямо хомо циникус. А все меня ругаете! А потом мамочка говорит: "Уже дело к развязке! Роковой вексель принесли". Баба Груня спрашивает: "Вексель? Тося, а это чего такое?.." Мамуля объясняет: "Документ, на котором написано о неуплате долгов". Бабка перепугалась: "Какие-такие долги?! Тебе кто его принес?! У нас за дом уплочено!" А еще мать на днях маялась, как часто в одном тексте встречается слово "лошади": "Я люблю рисовать лошадей", "я даже купил себе лошадь", "почти в каждой моей картине есть лошади..." Надо, говорит, синонимы дать. Ну, а какие синонимы тут могут быть? "Клячи", что ли? А хочешь пересказ Флобера на сленге? Пошла Бовариха к ученику аптекаря и стонет: "Пацан, крыски достали, всю ночь бегают! Дай мне отравиловки для них". Пошли на склад, а она взяла мышьяк - да себе в рот. Пацан сделал глаза блюдцами: "Да ты чо?!" А Бовариха ему: "Молчи, а то тебя аптекарь выебет за мышьяк!"
       Петр поморщился - не выносил мата. Но дочка не унималась:
       - Мамуля мне когда-то говорила после спектакля "Синяя птица": "Что это такое? Огонь на героиню зашипел, а она ему: "Идиот!" До чего докатились наши театры в дурном "осовременивании" и подобной отсебятине!" А через несколько лет я открыла случайно Метерлинка. Мама дорогая... Да у него слово "идиот" в оригинале! Так что перед перестроечным театром надо извиниться. А недавно мать читала Джека Лондона. Как они там мерзли...
       - Не мерзли, а боролись за выживание, - нарочито строго сказал Петр.
       Саша хихикнула:
       - За выживание... За "золотой песок"! Ради которого и пришлось бороться за это самое выживание. Так что не надо приукрашивать события, папуля! Все намного проще и примитивнее, и люди в том числе. А ноутбук, что твой братец подарил, мамуля никак не освоит, лишь с моей помощью. На днях просила меня написать в издательство и спросить, посылали ли ей "Двух капитанов". Я им пишу: "Они к нам не приплыли. В нашем порту их нет - проверяла..." Ты меня не выдавай, папуля, но у мамочки опять неприятности по службе - без этого никуда! А предъявленные претензии прямо дикие: мамуля находит слишком много ошибок. Я полчаса хохотала! Ну, конечно! Они ее корректором взяли, а она - корректировать смеет! А тебе платить сколько будут? Ты бы просил больше, хотя не очень умеешь.
       Маша прозвала младшую сестру "человек-сундучок". И всегда прибавляла:
       - Наверное, с драгоценностями. Но пока не поймешь, с какими именно. Наш сундучок на прочном замке.
       - Мамуля обрадуется, что тебя к месту пристроили, - продолжала младшенькая. - Теперь заживем! Даю палец на отсечение.
      
       6
      
       Поначалу школа изумляла Катю-учительницу. Совсем еще юную, начинающую.
       Вот подошла она со своими девятыми классами к Грибоедову. И стала говорить о нем с нежностью, потому что очень любила и хотела, чтобы дети разделили ее пристрастие. Но не тут-то было... Похоже, что Катя, на манер Чацкого, впала в романтические иллюзии. А жизненные конфликты отнюдь не совпадают с драматургическими - об этом нельзя забывать.
       Явление первое. Дверь открылась, и Катя с большим удовольствием увидела мастера - сама просила! - явившегося чинить замок, сломанный уже не первый день.
       Мастер возился почти весь урок. Катя тщетно пыталась отключиться от далеко не бесшумной помехи и увлечь класс Александром Сергеевичем. Отчасти удалось, наперекор изменившемуся настроению. А мастер, явно обогатившись за сорок пять минут знаниями о бессмертной комедии, удалился на перемене, заявив Кате, что с замком сделать ничего не в силах. Его надо менять.
       "Что же он так долго это выяснял?" - грустно подумала Катя. Еще одно "Горе от ума", или, точнее, от рук. Ну, ничего, в запасе у Кати есть второй урок. Он начался. И дверь снова открылась...
       Явление второе: завхоз.
       - У вас какой класс?
       - Девятый "В".
       - А кто классный руководитель?
       - Семенов.
       Катя начинала понемногу закипать.
       - А как твоя фамилия?
       Вопрос был обращен к Жене, которая в недоумении ответила. Завхоз, кивнув, ушла. Зачем ей Женина фамилия? Что случилось? Катя вопросительно посмотрела на Женю, но девочка толком объяснить ничего не могла. Катя вновь с огромным трудом собрала внимание класса...
       Через пять минут - явление третье. Организатор массовой работы в школе, милейшая женщина...
       - У вас какой класс?
       Катя сообщила сквозь стиснутые зубы, еле сдерживаясь.
       - Извините, а можно сделать объявление? Дети, кто хочет поехать в Питер и в Константиново, пожалуйста, до двадцатого числа надо сдать деньги...
       "Мои разъяснения сегодня пропадут втуне", - обреченно подумала Катя. Ну ладно, пусть дети поедут в Константиново к Есенину - это прекрасно. И хоть какое-то утешение...
       Наконец удалось добраться до противоречивости образа Чацкого, но тут пробил час явления четвертого и последнего. На сегодняшний день.
       Две дамы в белых халатах...
       - У вас какой класс?
       В отчаянии Катя села на стул.
       - Им положено делать сегодня манту!
       Катя безнадежно кивнула: положено - так положено! Будет манту вместо страстных монологов Чацкого и сплетни о его сумасшествии. Какая, в сущности, разница? Это уже не имеет никакого значения... Дети начали галдеть, интересоваться, одноразовые ли шприцы, выяснять, сколько теперь лет им нельзя будет мыться... Потом каждый долго с интересом рассматривал свою руку, показывал соседу кровь на ранке. Развлечение хоть куда...
       Катя взглянула на часы: до звонка осталось десять минут. Что она успеет еще рассказать? И какое теперь в классе может быть внимание к Молчалину и Софье с ее странной любовью, если нужно наблюдать за собственной травмированной рукой?..
       Но разве нельзя сделать то же самое манту за десять минут между уроками? Конечно, можно, но это не очень удобно, детей не дозовешься, а так они все перед вами, отмечай только отсутствующих и делай необходимую прививку. И теперь Кате придется ждать, когда к ней на урок придут проверять манту. Экспертиза тоже будет стоить даром потраченного времени.
       В отчаянии она пожаловалась знакомой словеснице из другой школы другого района Москвы.
       - А я на днях рассказываю десятиклассникам про первый бал Наташи Ростовой, - тотчас поделилась приятельница своими впечатлениями. - Стараюсь, прямо из кожи вон лезу... И тут дверь нараспашку, как у тебя... Влетает наша энергичная буфетчица: "Лора Геннадьевна, сосиски брать будете? Свежие, только привезли!" Вот тебе и бал Наташи Ростовой... Отплясали... В классе хохот...
       Хотя вообще школа - это довольно удобно: полдня дома, свободный день в неделю, каникулы, два месяца отдыха летом... Если не учитывать зарплату и всего остального, то очень удобно. А так... тетради... сложные ученики и не менее тяжелые родители... даже не поймешь, кто сложнее... класс коррекции...
       Катя плохо себе представляла, что это такое. И когда директор Максим Петрович Добров - интересно, говорящая ли у него фамилия? - предложил Кате такой девятый класс, она растерялась.
       - Детишек там мало, - убеждал Максим Петрович. А убеждать он умел. И говорил прекрасно. - Всего десять человек. После девятого все уйдут, им в школе больше делать нечего. Все ребятишки довольно тихие, кроме одного... - директор помолчал. - Зато у вас будут два других девятых - дети как на подбор.
       Позже Катя никак не могла понять, почему так происходит, и кто, по какому праву, на каком основании выделил детей в этот злосчастный, тяжкий класс коррекции. Он напоминал Кате резервацию, и все, туда попавшие, чувствовали себя изгоями. Отверженные и неполноценные по определению. Да, они плохо учились. Слабо усваивали школьный курс. У них были плохая память и неважная сообразительность. Но они - живые дети! И на них рано ставить клеймо недоразвитых, неспособных учиться в обычном классе. А сверстники часто презрительно смотрели на коррекционщиков, не хотели с ними дружить, играть, даже просто разговаривать на переменах. Поэтому детишки из коррекционного держались строго обособленной, всегда готовой к отпору стайкой. Они рано озлобились и стали смотреть на мир мрачно, воспринимать его агрессивно, заранее занимая жесткую оборонительную позицию.
      
      
       Катя шла на первый урок в коррекционный класс в страхе. Десять человек встретили новую училку настороженно. Впрочем, как любые другие дети. И того самого трудного мальчика Катя выделила сразу. Конечно, Добров имел в виду именно его.
       Темненький черноглазый мальчик, чуть сутулившийся, несмотря на невысокий рост и смотревший исподлобья, угрюмо, без тени улыбки... В классе он был очевидным лидером. Его слушались, его любили - интересно, за что? - к нему тянулись. Акрам Таишев...
       Кате всегда казалось, что дети должны улыбаться. Должны... Но вот не улыбаются. Не умеют или не хотят? Не хотят или не умеют? Близкие по смыслу понятия... А дети - часто такие далекие... Особенно эти. Из коррекционного.
       - Рискните открыть тетради. Почему рискните? Потому что я не знаю, что у вас получится, - сказала им Катя. Она чувствовала себя, как перед гастроскопией. - Это честно. И вы не знаете тоже. Но оттолкнемся от простой мысли: вы - ребята молодцы при всех обстоятельствах и при любом раскладе. Ребята-молодчата! С этой мыслью и начнем писать.
       Они засмеялись, но чересчур напряженно, искусственно.
       Медленно и осторожно Катя пробовала их завоевывать. Сделать это оказалось крайне сложно, потому что все опробованные ею и действенные методы здесь не проходили ни в какую.
       В классе коррекции было смешно читать стихи о любви - все начинали дружно хихикать, сально переглядываться и отпускать смачные шутки.
       Здесь было бесполезно, совершенно бессмысленно давать забавные диктанты - юмор дети понимали, но сразу начинали кричать, что текст очень велик, им с таким не справиться. Им бы несколько фраз... И Катя сдавалась, понимая их правоту.
       Коррекционщикам нельзя было долго рассказывать - они быстро уставали, бродили глазами по сторонам, уставлялись в окна, перешептывались и перебрасывались бумажными шариками.
       Сложно было и с домашними заданиями - дети с ними просто не справлялись. Хотя Катя быстро разгадала, что они часто хитрят, находят легкий выход, бравируя и мотивируя тем, что ничего не умеют, не могут, что они не в силах... А пределы этих сил и возможности не определить, не выяснить - ведь кто-то когда-то жестоко и безапелляционно ограничил способности этих детей, отправил их в ущербный класс навсегда - из него нет выхода, хотя даже в концлагере ждут освободителей и все-таки дожидаются. Пусть не все...
       Чего только Катя не наслушалась на уроках в коррекционном... И что Пушкин был предком Ганнибала, и что до Пушкина дошли слухи, что рядом с Кишиневом - Одесса, и что Пушкина послали на... ну, как его... это... в общем, в такую командировку... А одна из "Маленьких трагедий" была написана после смерти Пушкина. И у отца Ломоносова не было детей. Плюс "У ворот их танки ждут. У Жуковского в балладе "Светлана" - "У ворот их санки ждут". И все всерьез, без всяких шуток или издевательств над учителем...
       Узнав название поэмы Маяковского, Саша Степанов спросил:
       - Облако в штанах?! А у кого?
       Физик Эдмунд Феликсович Руда по прозвищу "Дзержинский наоборот" однажды с хохотом рассказал, как объяснял коррекционному:
       - Амплитуда - это разность между минимальным и максимальным показателем изменяющихся параметров той или иной среды или системы.
       Класс притих. Потом Акрам протянул:
       - Ишь ты оно как... А я думал: амплитуда - это вот! Вот - амплитуда!
       И начал взмахивать руками над головой, встал, расставив ноги - эдакий размах рук-ног. Очевидно, слышал слово "амплитуда" в значении какой-нибудь антропометрии в связи с двигательными функциями.
       Рудик сказал нарочито сухо и постно, даже брюзгливо:
       - Что - "вот"?! Ну что это - "вот"? И руками помахал... Не понимаю... Я дал научное определение для любого случая, а ты... Я даже не понял, что ты имеешь в виду и пытаешься объяснить.
       Катя пробовала внушить этим детям важное правило - неважно, кем тебя считают, а важно, кто ты на самом деле. Совершенно бесполезно. Они еще малы и дорастут до истины нескоро. Если вообще дорастут когда-нибудь. Поскольку это одна из самых сложных истин на Земле.
       А еще неправда, якобы страдания облагораживают характер. Кто-то писал об этом. Может быть, совершить такое иногда удается счастью, но страдания... Они чаще всего делают человека мелочным и мстительным. Озлобленным. Несправедливым к миру. Редко кому удается сохранить душу в подобной ситуации. Тем более детям.
       И в чем все-таки основная задача учителя? Разве не в том, чтобы возродить или укрепить веру в человека? В человека - но не в раба или работодателя, не в научного гения или участника гигантского муравейника. В неповторимую личность. Нет человека, без которого Вселенная могла бы обойтись. Личный фактор всегда на первом месте, по крайней мере, в той степени, в какой мы все - личности.
       Только пока Кате ничего не удавалось. И она не видела света в конце тоннеля... Но это еще ничего не значило: в конце концов, кто-то мог просто забыть включить его.
      
      
       Все детство Платона прошло под знаком разных зверюшек - звериное царство в доме. Волнистые попугайчики, резво порхающие по квартире и затевающие прятки в складках штор, котята и коты-кошки, белые крысы (все как одна по имени Сосиска), черепахи Мушка и Клюшка...
       С ними была связана история, тяготившая душу Кати по сей день.
       Платоша обожал этих двух черепашек, важно ползающих по коридору. Приходя из школы, целовал каждую, заглядывал в их точечные глазки и спрашивал, как прошел день без него. А потом Вера, с которой Катя давно работала в школе, в панике позвонила и запричитала в трубку:
       - Катерина, немедленно отдай своих черепах! Я прочитала в журнале, что от них заводятся глисты в печени, которых потом ничем не выведешь. Только оперировать! Ты хочешь, чтобы Платон тяжело заболел?
       Катя не хотела. Мгновенно взвинтилась. Запсиховала. И начала уговаривать сына отказаться от черепах. Он молчаливо сопротивлялся, но наконец сдался под могучим материнским давлением. Мушку и Клюшку с восторгом забрал школьный завхоз, заявивший, что не боится даже чумы.
       Платоша ходил мрачный, тосковал, возвращаясь из школы, тихо садился на диван и долго молчал. Искал своих черепашек, вспоминал, как они здесь ползали, шевелились, какие у них были смешные не моргающие черные глазки...
       Катя жестоко казнилась.
       - Все правильно, - твердо сказала Вера. - Не переживай и не мучайся! Я читала, что сама Наталья Дурова считала блажью и дурью держать животных в городских квартирах. Любых животных, даже рыбок и птиц, не говоря уж о тиграх. Потому что это непредсказуемо и опасно - инфекции и природа никогда не дремлют! И все "держатели" собак и кошек находятся в группе риска по дисбактериозу. Об этом сколько раз писали!
       Еще в доме жил огромный кот. Совершенно белый, без единого пятнышка, и пушистый. Платоша его подобрал в подъезде. Кот пожил немного, и все решили, что он сбежал из цирка или из театра Куклачева. Выяснилось, что котяра умеет открывать дверь передней лапой, вставая на задние, и делает великолепную стойку на передних лапах. Кот получил имя Акакий, но чаще Платон звал его Акакой.
       Проживала и кошка Штучка. Имя она носила вполне заслуженно. Платоша как-то купал ее в ванне, но капризной киске что-то не понравилась - шампунь или жесткая вода - и Штучка так покусала Платона, что пришлось сразу ехать в травмпункт. Там на всякий случай назначили прививки от столбняка и бешенства.
       Катя ругалась и требовала немедленно отдать кошку.
       - А что говорила Наталья Дурова? - отреагировала Вера. - Уж ей ли не знать все про животных... Нельзя их держать дома, понимаешь, нельзя! У твоего Платона прямо большой личный зоопарк: мать, хомяк, собака, кошки и другие крысы-мыши... Полное безобразие!
       Только Платоша Штучку отдавать отказался наотрез.
       - Люди якобы делятся на "собачников" и "кошатников", - рассуждал он. - Метерлинк собачник, судя по его "Синей птице". Там единственное существо, кроме Души Света, но это совсем другой уровень, верное людям и готовое до последней крови их защищать - именно Пес. А Кошка способна отправить детей на смерть ради животного мира. Хотя и Пес проявляет холопские черты, - Тильтиль его бьет, а Пес в ответ парня лижет. Еще Киплинг с его кошкой, гуляющей сама по себе. И сибирский охотник из рассказов Юрия Никитина говорит инопланетянину, что собака за хозяина жизнь отдаст, а кошка, хоть режь рядом хозяина, будет спокойно умываться. Но есть пример из жизни, который ставит все это под сомнение. Старик заболел, лежал в кровати. А как проснется утром, то видит: рядом - мертвая птичка. Это его кот старался. Увидел, что хозяин болеет, из дома не выходит, и стал, в силу своего разумения, помогать больному: приносить пойманных птичек. Мол, ты, бедный, не можешь сам прокормиться, так вот ешь, поправляйся!
       - А Вера не укладывается в твою классификацию, - заметила Катя. - И не она одна. Я ее спросила: "Ты не любишь никаких животных?" А она в ответ: "Почему никаких? Очень даже люблю. Они хороши в качестве охотничьих трофеев".
       Платон махнул рукой:
       - Тетя Вера живет по принципу, что человек, очень любящий животных, не способен любить людей. Но не работает ли эта формула и в обратном направлении?
       Весной Штучка всегда начинала томиться, бродила не в настроении - кот ей требовался. Катя показала сыну на приблудного пришельца. Платон насмешливо хмыкнул:
       - Мам, он кастрат. Штучка мается и никак не может понять, что же этот белый - живет со мной в одной квартире, а не ухаживает? И страдает, бедняга... Ты присмотрись к нашему котяре. Можешь заглянуть ему под хво-ост...
       Катя присмотрелась. Неправдоподобно крупный, флегматичный, и по характеру - разнеженный тюфяк. Катя попыталась однажды взять его на руки. Тяжелый, килограммов десять, а то и больше. И тоже повел себя показательно: бурно отбиваться не стал, ластиться не захотел, но принял такую ненавязчивую позу, при которой стало несподручно его держать. А на мордочке отразилось довольно типичное для оскопленных подушек выражение: умильное, испуганное простодушие, прямо губы надул, словно капризно говорил:
       - Ну, поста-авь меня обра-а-атно, ну, заче-э-эм ты меня подня-а-ала?!.
       - Для собак жизнь без случек куда страшнее, - поведал Платоша. - Один пинчер в брачный период подходил к хозяйке, клал ей томно лапы на колени, мордой прижимался и так готов был стоять часами. Приходилось на него холодной водой брызгать, чтобы отстал. А другой хозяин гулял с ньюфаундлендом, и тот попытался мужика изнасиловать. Прыгнул на него, свалил на землю... Или громадный волкодав, который все время под юбку хозяйке лез. Никак не могли отучить, озабоченный какой-то. Вообще на собаках кататься хорошо. У одной дамы дочь ездила по квартире на таксе, держа ее за уши. А если попытаться покататься верхом на волкодаве.... Он никак не прореагирует, голоса не подаст, сбросить или кусать не попытается, но катать не будет. Характер не тот. Всегда сохранит и миролюбие, и достоинство.
       Но Господь наказал Штучку еще суровее, чем воздержанием. Она заболела, и очень сильно. С нее сошла половина шерсти, и все тело воспалилось, поднялась температура, кожа из розовой стала ярко-красной. Неожиданно заглянувшая в гости Валя, вторая Катина подруга, увидела больную Штучку и едва не свалилась в обморок. Нечто без половины шерсти, цвета красного мяса и - ходит по квартире...
       - Теть Валь, не пугайтесь! - закричал Платон. - Это Штучка болеет!
       Он таскал Штучку к ветеринарам и вылечил. А попутно завел себе еще одну кошку - совершенную альбиноску - то бишь огромную редкость. А потом наслаждался реакцией гостей-зрителей. У всех приходящих она была одна и та же.
       - О-о! - говорили они в искреннем восторге. - Какое у вас интересное чучело! Будто сидит настоящая совершенно белая кошечка. Чудо!
       После чего протягивали руки взять или потрогать "чудо". И "оно" тотчас возмущенно мяукало, спрыгивало со шкафа и царапалось. Довольный Платон хохотал.
       Жила еще в доме собака Визирь. Однажды подошла к Кате, села рядом и начала лизать ей пальцы. Катя потрогала пса за ухо, как делала всегда. И тот сразу так пригнул голову, что было видно: ему приятно. Стал снова лизать Кате пальцы. И тут она поняла: умный Визирь знает, что слюна у него заживляющая, как у всех собак, но сам себе полизать больное ухо не может. И таким образом просит хозяйку, чтобы она помогла.
       Через некоторое время снова подошел, опять сел рядом и вновь лизнул пальцы. Катя замешкалась, а пес протянул лапу и мягко потрогал хозяйку: мол, помажь еще мне ухо, прошу...
       Очень хорошая собака была - большая, верная, красивая, прямо интеллигентная: умная, добрая, никогда не лаяла, ни во что не вмешивалась без надобности, но если надо - умела ласково и одновременно предельно скромно, непритязательно подойти к человеку и разрешить себя погладить.
       Платон мечтал, чтобы Визирь получил медаль. Но ему никакие награды не светили. Человеческие любовь и память - это сколько угодно, но не медаль. Визиря подвела родословная: мать - немецкая овчарка, отец - колли. Ну, или наоборот. Катя точно не помнила. Только оказался пес нечистопородным. Метисом. И по части выставок - отпал навсегда по пункту номер один. Хотя в остальном - псина замечательная. Словно компенсация своего рода.
       Иногда Катя думала: а может, его интеллигентная застенчивость - тоже от нечистопородности? Все понимает Визирь, знает, что кровями не вышел, что делать, эх... Стесняется такого обстоятельства и всеми силами стремится его замазать другими хорошими качествами. Впрочем, наверное, это красивая легенда - вряд ли собаки могут столько понимать. Хотя кто знает...
       Еще у Платоши жили семь птиц в клетках.
       - Орнитоз! - кричала Вера.
       А Валя твердила:
       - Зачем в неволе?..
       - Да в природе птицы гибнут каждый день совершенно бесконтрольно, в диких условиях, - солидно разъяснил ей Платоша. - А у меня в клетках - красота! Кормлю, пою, чистота и уход - и птицы живут годами.
       - Я недавно была в террариуме, - сказала Валя. - За одним бронестеклом - крокодил. И написано: ему уже около девяносто лет, подарок русского эмигранта. Лежит зверь вяло в углу, дремлет, какой-то потертый, ни на кого внимания не обращает - возраст!
       Платоша хмыкнул:
       - Крокодил-пенсионер, крокодил-старичок. Вроде того, который пообедал пионером, а потом страдал животом из-за его пионерского значка.
       Валя не улыбнулась.
       - Еще там удав был: в углу свернулся на ветке и дремал.
       Катя удивилась - зачем Валентина по террариумам ходит? Наверное, скучно ей... Семьи нет...
       - Большой червяк, - сказала Платоша. - И все!
       - А белые медведи в зоопарке... - жалостно вздохнула Валя. - Давно пожелтевшие, как старая белая пластмасса.
       - Экология! - назидательно укорил всех Платон. - Тем, кто очень любит ходить в зоопарк, можно поставить по школе Фрейда или кого-то там еще диагноз скрытой зоофилии.
       - Ты великий мудрец! - обиделась Валя. - А если кто-то очень любит ходить в мавзолей Ленина - ему можно поставить диагноз скрытой некрофилии?
       Платоша захохотал:
       - Я недавно подумал насчет жестокости к зверью. Не надо показывать ее в произведениях слишком детально даже с целью изобличения. И Шарль де Костер сильно заблуждался. Ну, хотел обвинить короля Филиппа, написал бы: "мучил животных" - и точка. А он описывает по всем пунктам, как перед королем Филиппом стоял специальный клавесин, в ящиках которого заперты кошки, и головы их торчат из отверстий. Король играл на клавесине и когда нажимал на очередную клавишу, она, опускаясь, колола кошку, и та орала, а Филипп наслаждался. Инструкция по мучению живности. Между прочим, книжка де Костера издавалась в серии "Детская литература" - для правильного воспитания советских детей. Ну, допустим, один ребенок почувствует отвращение к таким вещам. Но другой юный любитель музыки, лихой мальчик со скрипочкой да с умелыми ручками, призадумается... И смастерит ящичек, засадит в него котяру и начнет заниматься Ыскусством! Не-е-е, я совершенно серьезно - изучайте психологию детей!.. Вы же учительницы. А когда королек Филя берет герметически закрытый несгораемый ящик с одной стенкой из бронестекла, где сидит дюжина живых мышей, и ставит его на огонь, чтобы наслаждаться зрелищем, как мыши носятся и поджариваются живьем, - это без комментариев... Хорошо еще, что ребенку негде взять такой ящик. Но если парень сумеет его выкрасть из папиной лаборатории... Дети - цветы жизни - на эти вещи горазды, ибо нравственность формируется не сразу. И я опять же серьезно.
      
       7
      
       В сентябре стал Петр Васильевич Васильев возить девочку Аллу, шестнадцати лет, в частную школу в Москву и обратно, по учителям разным, по фитнесам...
       Из машины он ее одну не выпускал, сам выходил первым и осматривался. В подъезды тоже входил в авангарде, ну, и все такое прочее...
       Подопечная оказалась девочкой тихой, только иногда говорила, что ни к чему им в школе дисциплина - все равно они вырастут и займут руководящие должности. А она после школы поедет учиться в Лондон. Школа была элитная, дорогая, основанная американцами. Настоящее обучалово, как повторяла Алла.
       Она носила фамилию отца - Минералова и сначала училась в знаменитой мажорской английской школе в самом центре. Там были сплошь детки особенных родителей - роскошные платья, шелковые пиджаки, бриллианты в ушках и на пальчиках... Но потом мать пару раз ругнулась в школе из-за Аллиных оценок - ей казалось, что к дочке несправедливы, объявила, что ей надоело одаривать учителей и переплачивать им за здорово живешь и перевела Аллу в недавно открывшуюся частную школу якобы под эгидой Штатов.
       - Тамара, ты неправа, - сказал отец. - У нас в стране, как это ни парадоксально, образование намного лучше. Поэтому за наших молодых специалистов за рубежом нередко идут серьезные драчки. Зачем Алле американская школа?
       Но мать уперлась - ни в какую - только Америка!
       Еще Алла поначалу пугала Петра разным цветом глаз: то они у нее карие, то голубые. Оказалось, линзы.
       Так началась совсем новая жизнь.
       Тоня сразу расцвела, похорошела, плакать перестала. Наняла мастеров, и они быстро привели в порядок старую дедову хибарку. Теперь она напоминала сказочный домок-теремок. Козаностра упорно вопила дурным голосом и поворачивалась к дому задом. Она явно не переносила нового русского духа, которым запахло вовсю.
       - Хулиганка! - весело орал дед. - Террористка!
       А Маша, Даша и Саша вдруг разом, сговорившись, выдвинули предложение-требование о своей учебе в городе. Дескать, снимут они там комнату - деньги у родителей есть - и бросят свою деревенскую школу за шесть километров каждый день. Тоня согласилась, хотя Петр ворчал, что рано, ох как рано девок одних в город пускать. Мелкие красотульки со своими обидками и проблемками.
       - Да не в Москву ведь! - сказала Тоня. - Туда я бы ни за что... А тут у нас городок маленький, под боком, недалеко... Пускай себе жизнь строят! Образование толковое получают. В деревне чему обучат? Одна училка на все классы... И детей-то - одиннадцать душ на всю школу.
       И Петр смирился. Жизнь вынуждала и не то принимать за милую душу.
       Девочка Алла была приветлива и ровна. Ее родители тоже. Деньги платили исправно. К зиме даже повысили зарплату. За верную службу.
       Дед Архип радовался:
       - Хорошо ты ее хранишь-сберегаешь, Петька! Ординарец прям Чапаевский. Ностра вон на твоих харчах бока себе нажрала, будь здоров! В дверь сарая едва пролазит, мафиозина...
      
      
       Петр часто, оглядываясь, вспоминал свое дворовое детство. Ностальжи...
       Такси - страшная редкость, на которую денег у родителей вечно не хватало, а о бомбилах тогда никто слыхом не слыхивал. И никаких тебе ремней и подушек безопасности. Зато мило подмаргивающий зеленый глазок. Садись - довезу! И всегда так хотелось откликнуться на это предложение...
       Деревня летом... От станции - телега, запряженная кроткой по старости, еле бредущей лошадкой, и это - не сравнимое ни с чем удовольствие. Керосинка, на которой бабушка жарила окуньков, пойманных дядькой на удочку из орешника, с поплавком из винной пробки со спичкой. Яблоки, зеленые, незрелые, от которых мучительно сводило скулы... сворованные из соседского сада, а потому такие сладкие... Первый вкус удачи - не поймали!
       Желтые одуванчики цыплят и жизнерадостно кудахчущие бабушкины куры, не подозревающие о птичьем гриппе. Пыхтящая яичница по вечерам. Совершенно безопасная.
       Воду пили из колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Кока-кола... Это смешно.
       Дворовое московское детство... Мальчишки иногда уходили из дома утром и бродили весь день по улицам, возвращаясь, когда зажигались уличные фонари. И матери не могли найти их по мобильным, о которых тогда не подозревали. Петька с приятелями часто резали руки и ноги, дрались до крови и ходили в синяках. Не было игровых приставок, компьютеров, сотни каналов спутникового телевидения, компакт-дисков, Интернета, видиков. Зато воскресными вечерами Петька с братом неслись смотреть мультфильмы к добрым соседям.
       Сами мастерили тележки и самокаты из досок и подшипников, найденных на свалках. Катались на простеньких великах, наматывая на их спицы цветную проволоку. Ей и ручки оплетали, и плели из нее колечки. Дарили девчонкам. Те краснели от восхищения и гордо носили на тонких пальчиках. Хвастались друг перед другом. Бриллианты... Это смешно.
       Еще к великам цепляли куски пластика или картона, чтобы один конец попадал в спицы. Получался звук настоящего мотоцикла. Пускали спички по весенним ручьям, висели на заборах... Одни в этом жестоком и опасном мире. Без всякой охраны. Записывались в бесплатные секции футбола, хоккея или волейбола. Потом были летние бесплатные лагеря. Три смены, если родителям повезет с путевками.
       Игра в войну. Почему всегда в гражданскую? Грозный вопрос:
       - Ты за кого - за белых или за красных?
       И попробуй задуматься или заикнуться, что за первых, или просто пробурчать "не знаю..."
       Контрольные и экзамены не подразделялись на десять уровней, и оценки рисовались как тройка теоретически и двойка на самом деле. Прятаться было не за кого. Понятия о том, что можно откупиться от ментов или откосить от армии, не существовало. Родители обычно принимали сторону закона - теперь это трудно представить. А они, дети тех лет, владели свободой выбора, правом на риск и удачу, чувством ответственности, отмеренным скуповатой судьбой... И научились пользоваться такими дарами. Им повезло - ведь их детство и юность закончились до того, как правительство купило у молодежи свободу за ролики, мобилы, фабрику звезд, "Дома-раз-два-три-четыре-пять" и классные чипсы. С общего согласия. Для блага молодых.
       Что еще помнится из тех затираемых, но так и не затертых лет? Пирожки с повидлом. Никогда не угадаешь, с какой стороны оно вдруг выползет и капнет на пальцы или на брюки. Авоська с мясом за форточкой. Нытье: "Ма-ам, ну, купи, пожа-алста..." И строгий ответ: "Ладно, с одним условием: это пойдет как подарок на день рождения". Бабушкино варенье и ее вечное напоминание вернуть потом пустые банки... Холодильник ЗИЛ. Маленькое окошко из кухни в ванную - что там смотреть? Обувная ложка-лошадка... Зубной порошок - чистит зубы и серебряную ложку, подаренную Петьке бабушкой "на зубок"...
       Черно-белый телевизор - шаткое создание на длинных тонких паучьих ножках. Того и гляди свалится. А на нем - пассатижи для переключения каналов. Иначе они не слушались.
       Молоко в треугольных пакетах. Пустые, их надували и со всей дури били о голову приятеля - настоящий фейерверк! Было еще молоко в тяжеленных стеклянных бутылках. Их потом мыли и сдавали. Молоко - с белой крышечкой, кефир - с зеленой, а на сметане - белая крышка с желтой полоской. И молоко бывало завтрашнее, значит, самое свежее. Колбаса из настоящего мяса. Правда, ее было не достать, но уж если повезло... Лопали без остановки до изнеможения.
       Коньки "снегурочки". Их приматывали прямо к валенкам. И эти обязательные валенки с галошами каждую зиму... Фантики от шоколадных конфет. Их собирали, складывали определенным образом и играли, хлопая по ним, на всех подоконниках, выигрывая или проигрывая целые "состояния". В раннем детстве делали "секретики". Выкапывали ямку в земле, клали красивый фантик и сверху прикрывали зеленым бутылочным стеклом. Все это присыпалось землей, и на мир смотрел лишь "глазок" "секретика".
       Автоматы с газированной водой. И при них - обязательный граненый стакан. Один на всех. Кому в наши дни, сокрушенные СПИДом и туберкулезом, придет в голову пить из общего стакана? Есть одноразовые. Да и сегодня его украдут через пять секунд после установки автомата, ровно за день до того, как утащат сам автомат. Но тогда стаканы использовали местные пьяницы. И всегда возвращали на место. Подобного сегодня не вообразишь... А еще можно было с утра выйти на улицу, вдохнуть чистый воздух - им мы дышали когда-то! - и пойти просто куда-нибудь. Не по делам, а на Москву опять посмотреть. Сегодня такое позволено лишь алкоголикам и бомжам, неизменно свободно-беспризорным.
       Субботними вечерами вешали простыню на стену, выключали свет и бормотали, читая в темноте надписи... Диафильмы! Дым, едкий запах по всей квартире. Выжигание! Миллионы советских детей выжигали весной: "Мамочка, поздравляю с Восьмым марта! Желаю тебе мира во всем мире, а мне - велосипед ко дню рождения..."
       Сидели в ванной, в темноте - и светил лишь красный фонарь. Печатали фотографии. Закрепитель, фиксаж... А теперь кодаки всякие ... Это смешно.
       Зато когда дочки прочитали рассказ про фотографа, который сделал снимки Ленина, то долго не могли ничего понять. Фотограф едва уломал Ильича сфотографироваться (тот не любил этого дела, если верить рассказу). Но тут выяснилось, что у фотографа не перезаряжена кассета. Он в смятении побежал на лестницу, нашел там ящик с пожарными шлангами, влез туда, но луч проникал и в деревянное убежище. Услышав шаги, он выпрыгнул из ящика и увидел идущую мимо уборщицу. Когда первый шок у нее прошел (вдруг из ящика со шлангами вылезает человек и окликает!), фотограф умолил ее сесть на крышку. Она с трудом, но согласилась, он благополучно перезарядил кассету и сделал главное дело жизни - сфотографировал Ленина. И был счастлив, такой вот чудаковатый, но милый фотограф.
       - Ну и дурак! - сказала Саша.
       Петр удивился:
       - Это еще почему?
       - Да за фигом ему в ящик надо было лезть с этой кассетой?! Не мог так перезарядить? Чего он испугался, кого стеснялся, придурок?!
       И Петр все понял. Долго смеялся. Потом объяснил недоумевающим дочкам, что в те времена кассета перезаряжалась лишь в темноте.
       В младших классах втроем, с приятелями, встав в кружок, учили наизусть заданную поэму "Ленин и печник". Очень деловито, не тушуясь, немного куражливо и сосредоточенно скандировали вслух хором, делая иногда лихие жесты и что-то изображая по ходу поэмы.
      
       Он вздохнул, пожал плечами -
       Лысый, ростом невелик.
       "Ленин!" - просто отвечает.
       "Ленин?!!" - тут и сел старик...
      
       И тотчас все трое синхронно, словно отрепетировав, совершенно не удивляясь, что приятели делают то же самое, резко сели на пол, изображая шоковый полуобморок. Не менее деловито, как ни в чем не бывало, встали и, даже не запнувшись, продолжили хоровое чтение в прежней интонации. Настоящие актеры, не стесняющиеся всех ходов "постановки".
       Фотоаппарат ФЭД - память о железном Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. Сбор макулатуры в школе. До сих пор Петра мучил вопрос - зачем? Девочки с косичками и в платьях. Молодая Эдита Пьеха и юный Кобзон. Остроумный, веселый КВН. Черный Майкл Джексон.
       У родителей - осенние поездки на картошку, овощные базы и разбавленное пиво, которое всегда бранил отец. Позже он часто говаривал:
       - Люблю я все-таки советское время. Мы ездили в командировки и экспедиции и романтично так, хорошо и дружно встречались, общались за ящиками вина и водочки. Теперь, конечно, тоже можно встречаться... Но тогда все это на халяву было, вот в чем дело!
       Пустые гильзы от патронов. Приятели их собирали и набивали серой, старательно сдирая ее со спичек перочинным ножом. Затем гильзы разрывались под колесами поездов и трамваев. И перочинные ножики рождались там же, из обыкновенного гвоздя, положенного на рельсы...
       Охотились за стеклянными шариками, белыми, зелеными и (дикая редкость!) фиолетовыми... Откуда они брались? И шарики эти... Для чего их так разыскивали? Можно было взять бутылку резинового клея (в обувных магазинах за несколько копеек), вылить часть на парту, растереть ровным тонким слоем и скатать шарик. Из десятка бутылок получался настоящий дефицитный "каучуковый" мяч. По крайней мере, с теми же характеристиками.
       Политинформации по вторникам нулевым уроком. "Бомбочки" из магния и марганцовки. Засыпали в бумажный пакет и обматывали синей изолентой. Сбоку прорезалась маленькая дырочка, куда вставлялся кусок стержня от ручки, набитый серой. Работало как бикфордов шнур. А если добавить немного натертой расчески, то после взрыва оставался густой дым. Жгли эти "бомбы" в подъездах нещадно. Мелкие террористы...
       Из экстремальных развлечений детства - различные кувырки на сушилке для ковров. Причем над асфальтом. Кувыркались и вперед, и назад, и поджав одну ногу. Ничего не боялись. Но если бы кому-нибудь довелось сорваться и удариться головой... А вниз головой тоже висели, в паре метров от земли. Волейбол через перекладину для выбивания ковров.
       Морские бои под партами. И радостный вопль посреди урока: "Убит!" На кухне динамик. "Здравствуйте, ребята! В эфире пионерская зорька!" Пломбир за сорок восемь копеек. Продавщица могла по просьбе разрезать его пополам, на двоих приятелей.
       Первые "хрущевки". Когда родителям дали такую квартиренку с линолеумными полами, шестиметровой кухней и ванной на одну задницу, как шутил отец, они не могли опомниться от счастья. С трудом, по записи - а тогда все было по записи или по великому блату - раздобыли тяжеловесный громоздкий румынский гарнитур: два шкафа, секретер, кровать... Между прочим, все из дерева.
       Майские и ноябрьские демонстрации на Красной площади. Танки и бронетранспортеры. Любимый танец летка-енка - паровозик с вагончиками - и сиртаки - длинная линейка. В кинозал часто пробирались через выход, когда заканчивался сеанс, прятались между рядами до начала следующего. Анатолий Папанов и Евгений Леонов. А нынче Арнольд Шварценеггер. Это смешно...
       Вопросы к матери:
       - Мам, а кто такой бабник? Что это за дядька?
       И мамин ответ:
       - Это не дядя, а несчастное животное - вон, смотри! - И она показала на трусливо убегавшего скособоченной рысью от кого-то во дворе беспризорного бобика. - Ни хозяина у него, ни заботы, ни будки...
       Так и осталось у Петра надолго - при слове "бабник" слышал "бобик" и видел скрюченную от мороза и бездомности дворнягу.
       - А кто такие якобинцы?
       - Революционеры-радикалы. Люди, которые идут до конца, не жалея ни врага, ни себя.
       - А вот мы по биологии проходили - есть голубь якобинец. Почему он так зовется?
       - Ну... - мать замялась. - Наверное, этот голубь когда дерется с другими птицами, тоже никого не щадит и прет напролом.
       Как выяснил позже Петр, просто породу этого голубя вывели в монастыре святого Якоба, откуда получили название и революционеры-якобинцы - они в том же монастыре собирались. И сразу засомневался в материнских познаниях.
       Лото. Всей семьей, вечерами... Игра с мячом "четыре угла". Поле делится на четыре части, крест-накрест, если играют четверо, или пополам, если двое. Задача - выбить мяч на поле противника, но не более чем в два касания. Или игра "В выбивного", вроде штандором ее называли, объединявшая обычно весь двор.
       На выпускном разыгрывали викторину: кто лучше станцует, получит смешной приз - большие семейные трусы в цветочек. Их дали и парням и девицам и потребовали надеть. Но девицы их надели под платья - и порядок, а ребятам пришлось напялить поверх брюк. Смеялись долго...
       Давно это было.
      
      
       Петр крутил баранку и вспоминал. И время от времени поглядывал на Аллу, чинно сложившую ярко-фиолетовые ногти на коленях. Отыщи всему начало - и ты многое поймешь. Искал он, искал это свое начало - не младенчески-сопливое, безмятежное, неосмысленное, а подлинное, когда человек рождается по-настоящему в своих путаных мыслях, сомнениях, в отчаянных попытках открыть то, что уже столько раз до него открывали и не открыли до сих пор...
       Наверное, лишь великие умы сразу видят и ставят перед собой четкие и правильные цели. Большинство подчиняется своим желаниям. Но ищут все без исключения - и очень разного. Люди в поиске всегда и везде, только упускают самих себя. Чего искал Петр?
       Старший брат рано, слишком давно оторвался от семьи, с Александрой Петровной ладить было сложно. Петр пытался. Ничего не вышло, горе одно и для Тоси, и для него. Армия развалилась. Профессии толком нет. Три девки - одна другой круче. С годами он все хуже понимал Тоню. Да это бы ладно... Понять бы, чего ты стОишь и зачем на этот свет родился...
       Иногда жизнь казалась совершенно бессмысленной. Петр жалел, что не сумел прийти к Богу, возле храмов опускал голову и отводил глаза, но порога церкви переступить не мог. Сознавал, что надо бы попытаться, но вот никак...
       За первые несколько недель поездок в привилегированную школу, быстро пообтесавшись среди других таких же водил-охранников, нанятых для детишек верхней власти, Петр уяснил для себя немало. Стал разбираться в учителях. Знал директрису и завуча. И многих училок-объяснялок.
       Детей из этой школы, и Аллу особенно, Петр жалел. Дочка ого-го кого-то там. Девочка со "сторожем-дворецким". Который выходит первым и внимательно осматривается. Оглядывает все дома вокруг, все подъезды. В общем, серьезный бодигард серьезной школы..
       А сама Алла... Да это видеть надо! Почти никогда не улыбается, напряженная, нервная... Так никогда не держатся дети, у которых нет охраны и крутых пап-мам. Там, где власть и сила, не бывает свободы по определению, она живет лишь там, где человек распоряжается собой, где есть совесть, стыд и нет жалости к самому себе.
       Говоря без обиняков - девочка с малых лет "на военном режиме". Красивое яблочко, растущее в царском саду и которому не позавидуешь - оно за решеткой. Что это - нормальное детство?! Что у нее за жизнь? Девочке нельзя ни на минуту остаться одной: Петр Васильев возит ее и всюду следует по пятам.
       Вспоминалось где-то увиденное: несут знатного господина в паланкине, он сидит грустный и нахмуренный, зато его носильщики весело говорят друг с другом, шутят и смеются.
       Алла рассказала Петру, что в новой школе в первый же день случилось небольшое чепе. Во время урока один ученик наехал на другого. Обиженный поступил ничтоже сумняшеся, по логике мажора, которому все дозволено: достал баллончик и брызнул в обидчика. Тот - такой же мажор - быстро достал свой и брызнул ответно. А поскольку в частных школах классы маленькие, и газ быстро распространяется вокруг, то... Но молодая учительница английского Нелли Львовна сориентировалась мгновенно.
       - Все - вон! - закричала она и метнулась открывать окна. - Считаю до трех! Два я уже сказала!
       Алла побежала ей помогать. Дышать уже стало трудно, глаза слезились.
       - Я велела всем выйти! - кричала учительница. - Считаю до ста... Девяносто восемь... Девяносто девять...
       Но Алла была упряма. Кроме того, ей очень хотелось отличиться в первый же день. И она своего добилась. Примчалась запыхавшаяся директриса математичка Вера Алексеевна и вместе с ней тощая до ужаса завучиха словесница Екатерина Кирилловна, прилетела еще одна молодая училка английского и явилась семенящая, как голубь на асфальте, маленькая историчка Валентина Ивановна.
       - Знаете, Петр Васильич, - рассказывала Алла, - директриса мне сразу показалась техой-матехой. Даже странно, как она очутилась в этой школе, кто ее сюда пристроил? Но кто-то помогал, потому что в такие школы просто так никто никогда не попадает. Зато теперь они все воспылали ко мне любовью. Окружили заботой и вниманием. Даже порой излишними. И никакого тебе разругалова.
       Алла удовлетворенно улыбнулась. Ей явно нравились и ситуация, и отношение в школе - все льстило, укутывало теплом, и жить становилось еще приятнее и милее.
       Правда, ей и так всегда жилось и приятно, и мило. Она не знала ужаса коммуналок, не слышала криков и драк пьяных соседей, ее руки не ведали ни мытья посуды, ни стирки, ни - упаси Боже! - грязных тряпок и пылесоса. Ее ноги не любили ходить, потому что привыкли к машине. В метро ей делалось дурно от запах бомжей. Ее голова не привыкла думать, потому что до сих пор за нее это делали мама с папой. И весьма успешно. Алле казалось, что в мире нет проблем, а если они бы вдруг появились, то у ее родителей хватило бы сообразительности и средств легко с ними справиться. Иногда, конечно, забредали в ее головку нехорошие и ненужные мысли о том, что когда-то ей придется жить и быть самостоятельно, обходиться своими силами и возможностями. Но когда это еще наступит... И опять же - родители все предусмотрели и прекрасно обеспечили будущие силы и реалии единственной дочки. И даже предусмотрели главное - она единственная. Никаких тебе братьев и сестер.
       А теперь появился водитель-охранник. Отвечающий за ее здоровье и жизнь. Так что все хорошо, просто отлично.
       Молодая хорошенькая англичанка Нелли Львовна - вся полет и энергия, и легкие волосы, отлетающие назад, и яркая помада, и изысканные украшения - души не чаяла в новенькой, называла Аллочкой и тотчас стала выделять и ставить в пример. Это было вполне справедливо: Алла выросла аккуратной, усидчивой, и, кроме того, ее неплохо поднатаскали в предыдущей английской школе. Да еще в младших классах мать брала для Аллы частную репетиторшу английского.
       Следом за Нелли Львовной Аллу полюбила, тоже искренне и открыто, кроткая и простодушная Зоя Сергеевна, вторая англичанка, такая же молоденькая, и как, выяснилось, лучшая подруга Нелли. Они вместе учились в инязе, потом вместе пришли работать в эту школу... Правда, Алле сразу показалось, что они уж очень разные, эти подруги. А всякие разные полюса... Она давно сомневалась в банальной истине. Неровни всегда останутся неровнями. И здесь яркая разница подруг прямо била в лицо.
       Но кто-то ведь привел их сюда, этих закадычных подружек, в эту элитную школу, кто-то им помог, сразу обеим.
       - И кто же он такой? - спросил Петр, выслушав Аллу.
       Она пожала плечами.
       Однажды, продолжая изучать учителей, Петр мимоходом спросил у Аллы:
       - А это кто?
       Она чуточку замешкалась с ответом. Потупила глазки. На одно мгновение. И тотчас глянула открыто и безмятежно.
       - Эдмунд Феликсович, наш физик. Его прозвали Дзержинский наоборот.
       "Ясно", - подумал Петр.
      
       8
      
       После события с баллончиками подруги собрались в кабинете директора. Приходили в себя. Пили чай с пирожными. Вера, несмотря на свой избыточный вес - говорят, похудеть или себя похудить можно за две недели - к сладостям оставалась очень неравнодушна и позволяла себе попросту ими объедаться.
       Кабинет директора частной американской школы умилял показной и наивной роскошью. Неискушенные даже порой им любовались, восхищались или столбенели на месте. Кожаная мебель, весьма неуспешно притворявшаяся мягкой, холодила тела и души. Темные шкафы вдоль стен нависали гордыми и замкнутыми атлантами, притворяясь держащими потолок и всю школу на своих плечах. Заодно взирали узорными стеклами. Письменный стол сиял скользким глянцем. И "веселый Роджер". Улыбающийся человеческий череп с одной глазницей. На втором - черная повязка.
       Мало кто знал, что это - наследство Доброва. Был у подруг такой директор когда-то... До перехода в частную школу.
       - Глава Департамента московского образования после покушения, - однажды сострила ядовитая географичка Ариадна Константиновна, маленькая сухонькая и холодная старушка, стриженная по-мальчишески, всегда добавлявшая ко всем событиям особую сдержанную ноту. Географичка терпеть не могла никаких компромиссов и уверяла, что они - хорошие зонтики, но плохие крыши.
       Старушка-географичка - впрочем, ее возраст определить было довольно сложно, он остановился на какой-то одной цифре и увеличиваться явно не собирался - слыла в школе легендарной личностью. Никогда не улыбающаяся, очень требовательная и даже жестковатая с детьми, она почему-то легко, без всяких усилий приобретала любовь и детей, и родителей, и учителей. Очевидно, за волю, бескомпромиссность и справедливость. А еще за то, что жила в постоянном конфликте с директором, которого все дружно презирали и боялись. Она даже перестала с ним разговаривать и здороваться после того, как половина старшеклассников заболела, позанимавшись в новом здании, где не работало отопление.
       - Об этом нужно было думать заранее! Здесь дети, а не машины! Хотя и машинам нужно тепло, - сурово произнесла Ариадна Константиновна и с тех пор проходила мимо Доброва, его не замечая.
       Директор резюмировал ситуацию весело, с привычном оптимизмом:
       - Некоторые люди отлично умеют дать вам понять без всяких слов, что считают вас негодяем, с помощью высокомерных взглядов, холодного обращения и небрежной интонации. А что делать, если тебя назвали верблюдом? Да плюнуть! Меня не стоит ни бояться, ни презирать. Я ничего ни от кого не скрываю, значит, всегда предсказуем. Гораздо страшнее тот, кто долго ведет себя безупречно, а потом вдруг совершает подлость. А я, может, всю свою неправедную жизнь тайно и безнадежно влюблен в добродетель и специально пошаливаю, как ребенок, чтобы привлечь к себе ее внимание?
       - Странный и дикий способ, - прокомментировала Ариадна Константиновна.
       Рассказывали, что несколько лет назад ей поставили страшный диагноз - рак кожи. Вырезали опухоль на голове. Но маленькая старушка диагноз проигнорировала точно так же, как теперь директора. Попросила мужа носить ей в больницу морковный сок - народное средство, обзавелась нужными травами... И вскоре вышла на работу, по-прежнему сухая и деятельная.
       Натасканные ею ученики часто занимали призовые места на географических олимпиадах. Уроки она нередко проводила с помощью карточек с вопросами, которых у нее было заготовлено великое множество. Давала маленькие контрольные. И никогда - так опять же рассказывали - не поставила ни одной незаслуженной двойки и пятерки.
       - Невестка не в силах научить внука рано вставать, его нужно расталкивать по полчаса, она прямо стонет, - однажды поделилась Ариадна Константиновна с Катей. - Я взяла его к себе: ему отсюда ближе в институт. И говорю: "Дорогой, я ухожу в школу рано, дед отбывает на службу еще раньше, тебя будить некому. Или будешь просыпаться, или каждый день опаздывать и пропускать занятия. А потом тебя отчислят, и ты пойдешь прямиком служить в Красную армию. Я против нее ничего не имею, но, кажется, ты туда не больно рвешься". Он проспал раз, другой, третий, а потом стал сам вскакивать раньше будильника, как миленький. Наш Петровский сегодня отличился. Прошу его назвать самую большую на Земле горную систему. А он лепечет: "Это... сейчас... э-э... Ермолаи!"
       Особенно ненавидела Ариадна Константиновна Доброва за взяточничество. Подношения и подарки в школе - в общем, дело привычное, примелькавшееся. Тут тебе конфеты, там тебе кулон... Но когда перед очередной департаментской проверкой Максим Петрович начал с помощью секретарши Зиночки перетаскивать на чердак коробки - и оказалось их великое количество, а большую часть он отвез домой, заказав такси, - вся школа дружно ахнула. Уж слишком много их насчитывалось, этих коробок. Валя шепнула Кате, что там - Зинка выдала - были телевизоры, видаки, разная бытовая техника...
       - Трудно заподозрить московский департамент образования в честности, - заявила Ариадна Константиновна, - но даже там люди намного честнее! А Максим уверен, что быть грубым - значит показывать простоту и естественность. Хотя я убеждена, что как раз первородный зов нашего естества - быть добрым и не раздражаться.
       - Московский воздух грязен, но это не повод перестать дышать совсем! - весело сообщил ей как-то при встрече в коридоре Максим Петрович.
      
      
       Вера отодвинула чашку:
       - Девочки, а у меня вчера внучка умерла... Отмучилась.
       Губы у нее плотно стиснулись, как двери вагона в метро.
       Катя громко ахнула и пролила чай себе на юбку. Валя смотрела темным взором, неотрывным, как наэлектризованный лист бумаги. Ариадна Константиновна встала и побродила по кабинету - маленькая и строгая.
       Вера вышла замуж первой из подруг. Еще в институте. Родила дочку. Но от курса не отстала, брать академку не захотела - помогла мать, да и до окончания оставалось немного. На пятикурсников все смотрели сквозь пальцы, просочиться сквозь которые прямым ходом к диплому оказалось делом несложным. А потом, позже, выросшая дочка Веры родила девочку-дауна.
       Катя тогда была в ужасе. Валя молчала и смотрела большими глазами, сгустившими в себе декабрьскую ночь. Но энергичная Вера нашла выход - заставила дочь отдать девочку в детдом для убогих. Дочка вышла потом замуж, родила мальчика, жизнь выправилась. К больной девочке Вера дочку не пускала, сама навещала ребенка и к телефону дочь не подзывала - подходила сама. Боялась звонков из детдома. Вдруг начнут пробуждать совесть и уговаривать взять девочку домой... Ей недавно исполнилось двенадцать лет. Все кончилось...
       - Дочь тоже на похороны не пустишь? - спросила Ариадна.
       Вера вызывающе вскинула голову:
       - Да, не пущу! Мне ее беречь надо, и так сколько горя ей на долю выпало... А я мать! Сама все сделаю.
       - Она тоже мать, - логично заметила Ариадна Константиновна.
       - Девочки, - Вера помолчала, - мне иногда кажется, что дороже дочки у меня никого нет и не будет. Разве я не права? Единственная дочь... Из-за этой школы я не могла позволить себе второго - все трудилась, преподавала, вкалывала... Учила уму-разуму... Как тут уйдешь в декрет? Дети, контрольные, экзамены... Добров просто умолял меня когда-то не бросать школу на произвол судьбы. Найти учителя - проблема, сами знаете. А с годами она становится все острее и острее. Молодые в школу не идут - что им там делать? Они ее презирают, детей не любят, себя берегут... А потом сейчас им такое раздолье! Одних фирм понаоткрывали - тьма-тьмущая! Выбирай - не хочу! Вот и выбирают... И деньги там платят настоящие, не то, что у нас...
       - Ну, положим, как раз у нас платят неплохо, - заметила Ариадна Константиновна.
       - Так это только в частных! А в обычных? Девочки, я столько мучилась из-за внучки, столько ночей не спала... Но свою Галку от лишней боли избавила.
       - Ты так думаешь? - географичка снова села, почти исчезнув в кресле. - Напрасно! Ты ей боли только прибавила. Матери-клуши всегда делают именно это. И вообще, Вера... Мы редко знаем, что нам в действительности надо, и редко сознаем, что единственное счастье - идти по пути, указанному Провидением. Это счастье намного больше и выше, чем получать всякие блага по своему желанию и хотению или добиваться их из последних сил. А если зло маскируется под добро... Это всегда очевидно, неискренне и некрасиво.
       Вера обиделась:
       - Ты, Ариадна, не заговаривайся! Мать всегда старается ради своего ребенка! Хочет ему добра! При чем тут клуши?
       Географичка усмехнулась:
       - Верно, старается. Только получается у нее это далеко не всегда. Тут старайся не старайся... А раз почувствовала себя очень умной, то уж в предательницы себя не запишешь. Я вот никак не понимаю, почему, когда человек умирает от рака, прежде всего спрашивают: а рак чего? Да какая разница?! Главное - умер, нет человека! И нечего проявлять нездоровое любопытство: рак желудка или мозга. Так и у тебя: умерла девочка, внучка, а ты твердишь, какая ты хорошая мать. В конце концов, неважно, долгая или короткая жизнь тебе выпала на долю. Главное, постичь, зачем именно тебе преподнесен этот бесценный дар. Девочки, если вы меня сейчас поймете, то вы очень многое поймете.
       Валя поспешила сменить тему. Летом была снята по решению мэра глава московского Департамента образования, восемнадцать лет занимавшая этот пост. И стала почетным и формальным советником при градоначальнике. Все произошло совершенно неожиданно. Хотя... так ли уж неожиданно? Мэр критикнул единый государственный экзамен, но Департамент образования остался на стороне "экспериментальщиков" из Минобрнауки. Затем история со зданиями детских садов... Их было в Москве около шестисот - проданных или перешедших в долгосрочную аренду. Мэр справедливо возмутился - детские сады нужны, дети растут, а теперь что? Строй новые? А средства? Тогда и повеяло в воздухе угрозой об отставке.
       По согласию Департамента столицы Россию, особенно Москву, полонили сектанты, хлынувшие из Америки. Они хорошо платили и получали в аренду помещения школ и детсадов, вели там кружки и распространяли книги о своих "учениях".
       Валя неловко попала пальцем в самую больную точку. Умела Валентина это делать, прямо дар такой. Ведь Вера усиленно лебезила перед Департаментом образования: ей стоило тяжких трудов и организовать школу, и пробить ее. Да и сейчас Вера без конца таскалась в Департамент за помощью. Именно он когда-то помог Вере в тяжелой борьбе с Добровым. И жил бы себе этот матерый серый волчина спокойно дальше, не повстречайся ему на пути пухленькая девочка в красной шапочке. Но сколько волка ни корми, а медведь все равно толще, любила повторять Ариадна Константиновна. И еще откуда-то выкопала двустишие:
      
       Но волк, увы, чем кажется скромней,
       Тем он всегда лукавей и страшней.
      
       И кого она разумела под словом "волк" в своем контексте, до людей доходило далеко не всегда.
       - Валентина, оставь! - резко обрезала заболтавшуюся о сектах Валю Ариадна Константиновна. - Лучше занимайся детьми! Они тебя не любят, не заметила? Если сеешь цикуту, не надейся, что вырастет хлеб.
       - Это потому, что я много требую! - так же грубовато ответила Валя. - У меня с невыученным уроком не придешь, как у Катерины. Она с учениками всегда миндальничает, либералка! В духе времени. Вот они ее и обожают.
       - Но я-то с ними не миндальничаю, - усмехнулась географичка. - Звучит, конечно, не очень скромно, но отношения с детьми у меня хорошие.
       Валя покраснела от гнева:
       - Это парадокс!
       - А жизнь часто на них и основана. Валечка, ты оглянись вокруг, подумай... Девочки, как вы думаете, что такое жизненный опыт? Это немалый запас знаний о том, что следует делать в случаях, которые никогда больше в твоей жизни не повторятся.
       Дискуссию прервала громко стукнувшая дверь.
       - Привет! - ворвался веселый и бодрый физик. - Дамы, не желаете побросать мячик через сетку? Верунчик, тебе с твоей комплекцией очень полезно! - он оглядел стол. - А это все излишества. Хотя и вкусные.
       - Эдмунд, у тебя ко мне вопрос? - Вера сразу приняла начальственно-важный вид неприступной крепости.
       - К тебе, рыба моя, у меня вопросов нет!
       Отщипнул кусочек пирожного и вылетел. Дверь снова глухо стукнула. Вера вздохнула:
       - Девочки, что мне делать с нашим Рудиком? Ни одной юбки не пропустит... Боюсь, родители начнут жаловаться... Тогда всем нам крышка...
       Ариадна Константиновна стала еще суровее:
       - Главное, чтобы девки на него не жаловались. А они пока, смотрю, от него все, как одна, в полном восторге.
      
      
       Эдмунд Феликсович Руда был дамским любимцем. По обратному принципу - он сам уродился классическим дамским поклонником. И жизни себе без другой половины не мыслил даже на секунду. Архетип привычный. И никакой оригинальностью "Дзержинский наоборот" не отличался бы, не проявись одно его завидно-потрясающее и редкое качество: почему-то буквально все его дамы, юные и не очень, никогда не таили на него зла. Как он умел ловко ускользать из самых острых ситуаций, оставалось загадкой для всех.
       - Как тебе удается это, Рудик? - однажды не выдержала Вера.
       Физик захохотал:
       - Веруша, давай покидаем мячик через сетку! А то ты за последнее время, на мой просвещенный взгляд, изменилась килограммов на двадцать. Со знаком плюс. Совершенно новый дизайн.
       Вера надулась. И так в зеркало глядеть тошно... Особенно если сравнить себя с глистообразной Катериной. Нулевая весовая категория. Или просто вне всяких весовых... А тут еще откровенные взгляды со стороны... Хотя вот что парадоксально: никому не приходило в голову засмеяться при виде их обеих рядом - толстая и тонкая. И дело совсем не в человеческой деликатности. О ней и речи нет. Просто рядом подруги всегда вполне смотрелись. Странно...
       - И потом, - продолжал Эдмунд, - неужели ты мечтаешь о скандалах в школе? А со мной тебе обеспечена безмятежная жизнь. Так что лишних вопросов не задавай, рыба моя. Ты знаешь, Верунчик, что такое старость? Это когда на улице все больше красивых девчонок и все меньше красивых женщин.
       Вера прищурилась:
       - А не наоборот?
       Эдмунд засмеялся:
       - Веруша, ученые постановили: по законам аэродинамики шмель летать не может. Но летает. Почему? А потому, что он аэродинамики не знает и на конференции ученых сроду не попадал даже по ошибке. Могу сюда прибавить анекдот-притчу про сороконожку. Когда ее спросили, как она ходит, ног многовато, запутаться легко, животинка призадумалась. Стала анализировать свои действия: сначала вперед вот эта нога, за ней - вот эта, потом - та... И споткнулась, упала, ходить перестала, словно разучилась... А если бы она не думала ни о чем... Понятно изъясняюсь?
       Долгое время Вера и все остальные действительно старались верить, что Руда хранит покой и бережет честь школы превыше всего. Пока в школе не появились две новые молоденькие учительницы и Алла Минералова.
      
      
       - Девочки, вы в Бога верите? - Катя смотрела в упор.
       - Если надо, будем верить! Ты только скажи, стоит или нет, - Вера отозвалась тотчас. - Терпеть не могу этого твоего взгляда! Словно с того света.
       Валя усмехнулась:
       - И не рассказывай нам снова про купель.
       Катя и не собиралась. Она когда-то поделилась с подругами истиной, но доверия не нашла. К чему пробовать снова?
       Замученная бесконечными повторами воспаления легких - два-три раза в год по расписанию: весна-осень - Катя прислушалась к одному доброму совету незнакомой женщины в церкви.
       - В купель вам нужно, - сказала прихожанка. - А потом святой водой каждый день смачивать спину, где легкие.
       - Это ваша хроника, - твердила милая районная врачиха. - Мы здесь бессильны. Антибиотики, как всегда. Вы все давно знаете.
       Первый раз в Шамордино Катя робко вышла из длинной очереди в купель, услышав, что вода там - четыре градуса. А Платон окунулся и был доволен. Катя почти сразу пожалела о своей нерешительности и через месяц поехала в Радонеж. Там наконец отважилась, хотя всего один раз и голову только намочила. Но целый год не болела. Изумленная и счастливая, в следующем мае Катя метнулась в Дивеево. Потом - в Оптину. Затем стала ездить несколько раз за весну-лето в Лавру. Воспаление легких не повторялось.
       - Совпадение, - пожимала плечами Валентина.
       А Вера над Катей посмеивалась.
       Сейчас Валя глянула чересчур недобро. На обеих подруг.
       - Эта история с купелью очень странная. А тебе, Верка, повезло. В математике все всегда просто и понятно: сошелся ответ или нет. А в литературе и в истории нет ничего логичного и до конца объяснимого. Как и в жизни. Загадка на загадке.
       Катя согласно вздохнула:
       - Паскаль писал, что именно в его читательской интерпретации, а не в прочитанных книгах заключен смысл чтения. Своего рода закон восприятия чужих идей. Конечно, уровень развития читателя - давняя и больная проблема. Я часто думала об этом. Постижение искусства - всегда творчество, читатель или зритель становятся почти соавторами писателя или режиссера. Прибавьте душевное раскрытие человека читающего или смотрящего... Прямо проекция внутреннего мира других людей в образный строй романа или пьесы. Лихтенберг задавался ироническим вопросом: "Если при столкновении головы с книгой раздается пустой звук, то всегда ли это - звук книги?" И еще писал, что творение - это зеркало. Когда возле него крутится обезьяна, не стоит ждать отражения апостольского лика.
       Подруги засмеялись.
       - Словесник - трудная профессия, - добавила Катя. - Любой текст можно истолковать по-своему. И каждая книга прочитывается все равно так, как ее понимают, а не так, как была написана автором. Какой тут разум от книг? Это они от разума родились.
      
      
       Катя была за многое благодарна Доброву.
       После окончания университета она попала в школу, где сумела промучиться всего год, и уже в марте бросилась в Департамент образования искать вакансии. Их оказалось навалом - город страдал от нехватки учителей. Катя выбрала центр Москвы и явилась пред светлые очи Максима Петровича, который взял ее без лишних размышлений, даже сразу повысив разряд.
       А в первой Катиной школе... Постоянные крики толстой, травленой перекисью директрисы:
       - Почему у Березова опять двойка?! Кто плохой: ученик или учитель?!
       - Вас что, не предупреждали, что Чумаковой двойки ставить нельзя?! У нее большие родители и вообще нервный ребенок! И тройки тоже нежелательны.
       - Ко мне приходил с жалобой Кузнецов из десятого "А". Такой хороший мальчик! Вы почему ему поставили двойку?! Он не списывал! На каком основании вы утверждаете, что его сочинение переписано из книги "Сто золотых сочинений"?
       - Потому что это повтор почти слово в слово! - не выдержала, наконец, Катя.
       - А зачем вы все сравниваете, книги читаете? От скуки? Читайте лучше сочинения учеников. Ничего больше вам не надо! Кузнецову отметку немедленно исправить! На четверку!
       После этого Катя и метнулась в Департамент, а в сентябре пришла в школу к Доброву, перетянув за собой Валю и Веру. Добров был очень доволен и все похохатывал, поглядывая на подруг хитрыми веселыми глазами.
       С Валей, теперь Валентиной Ивановной, преподавательницей истории - Катя подружилась в своей первой школе. Сразу выделила эту невысокую девушку, почти недоростка, с гладкими черными, словно маслом смазанными, приклеенными волосами, неестественно черными - лоснящаяся челка прилипла ко лбу - с неподвижными темными глазами и крохотным носом, мечтающим спрятаться среди щек. Но они были не такими пухлыми, чтобы стать ему надежным укрытием. А личико - застывшее, будто окаменевшее навсегда. Так каменеют иногда люди, не в силах справиться со своим горем.
       Катя угадала: Валина мать умерла, когда девочке было девять лет. Отец дочкой не интересовался - жил своей жизнью. Валю растила тетка, мамина сестра. Позже, в студенчестве, Валентина перенесла грипп на ногах - ну, кто серьез воспринимает насморк? - и получила осложнение: тяжелый отит. Слух восстановить полностью не удалось. А главное, он все падал и падал, и Валя совершенно цепенела в отчаянии и одиночестве. Но вот появились рядом Катя и Вера - новые подруги, кажется, настоящие. Конечно, их дружба во многом определялась жалостью, ею просто направлялась, но зачем задумываться о причинах? Главное - дружба сама по себе, и ее надо сберечь.
       Мама, едва увидев Валентину, скривилась:
       - На кой тебе эта мелюзга?
       - Вообще о человеке судят не по его размеру, - пробурчала Катя.
       В школе Доброва молодым учительницам предложили за минимальную цену абонементы в спортзал. Подруги радостно загалдели, вдохновившись спортивной идеей.
       - Спортзал - это вещь! - сказала Вера. - Девочки, с его помощью можно найти обеспеченных мужиков, с большим будущим. Их нужно по-ра-зить! Тряпками нынче никого особо не привлечешь, так что давайте блюсти форму. Вон руки у меня стали некрасиво обвисать. Мышцы напоминают плавленый сыр. Поэтому займемся атлетической гимнастикой. Красота - это самооценка больше чем наполовину. Поэтому так важна реклама косметики: убрать морщины менее важно, чем повысить самооценку.
       - Чтобы заниматься собой, нужны время и деньги: после работы ехать в спортзал и за него платить... - неуверенно возразила Катя. - Можно купить гантели и заниматься дома. Это проще.
       Вера махнула рукой:
       - Заниматься дома самостоятельно себя не заставишь - воли не хватит. А в спортзале уж не отвертишься - оплатила!
       Они отправились на занятия втроем.
       Залы оказались прекрасные, чистые, высокие, тренажеры не ютились на крохотных пятачках, а свободно приглашали в широкий круг. Каждый в свой личный. Одну стену занимало зеркало. Паласики на полу.
       - В общем, класс, - сказала Вера, удовлетворенно осмотревшись. - Девочки, держитесь! Теперь пойдет накачка. Под руководством тренера Лени. Я его уже видела. Здесь он главный. А мы - ученицы. У-у-чти-те! - с непонятной интонацией протянула Вера. - Главный здесь - о-он...
       Подруги и не думали возражать. И кто еще может быть за старшего в спортзале, если не тренер?
       Катю быстро увлекли тренировки.
       "Качалки" поскрипывали, сопротивлялись, посмеивались - а что ты можешь, молодая училка? Что у тебя получится? И кто из нас двоих сильнее? Пахло металлом и пластиком.
       Для начала тренер Леня обошел с подружками спортзал, все тренажеры, и остановился у каждого. Он так делал всегда, когда приходили новички. Подробно объяснял функции и назначение каждой "качалки" - для каких групп мышц, как правильно пользоваться, сколько раз за одно занятие качаться.
       - Это для рук, для ног, для спины... А вот этот - для ягодиц.
       - Да? - обрадовалась вдруг Вера. - Я читала, что изображение сердца, этот пресловутый символ любви, основан на форме женских ягодиц. Правда-правда! Это доказал психолог Гальдино Пранзароне, когда отгадывал, откуда появился день Святого Валентина. Гальдино проанализировал древнюю литературу и мифологию и пришел к выводу, что две доли сердца стилизованной версии любви мало похожи на анатомическое сердце. У него нет ни такого ярко-красного цвета, ни острого основания, ни углубления сверху. Хотя древние греки и римляне утвердили графическую связь между формой сердца-любви и особенностью женской анатомии. Просто в античности женская красота ассоциировалась, прежде всего, с формами женского тела со спины. Валя, я правильно говорю?
       Смущенная Валентина молча кивнула. Катя в растерянности переминалась с ноги на ногу. Вера не унималась:
       - Греческая богиня Афродита считается образцом красоты, но особенно красивы ее ягодицы. Их так ценили древние греки, что даже построили храм Афродиты Каллипигос. В переводе значит - богиня с прекрасными ягодицами. Говорят, этот храм - единственное религиозное сооружение в мире, посвященное женским ягодицам. Так что мы с вами, девочки, скоро будем тоже прекрасноягодичными!
       Тренер Леня глянул на Веру совершенно невозмутимо:
       - А вы затейница. Пойдем дальше...
      
       9
      
       В седьмом классе Платон занялся химией и сдуру поднес к огромной банке с клеем спичку, не зная, что парЫ этого химического клея могут взрываться. Последнее, что он четко увидел, теряя сознание, отброшенный волной, - собственный дымящийся живот... В больнице сын лежал долго.
       Позже Платоша неожиданно увлекся слонами и возмечтал научить хоть одного говорить. По примеру какого-то уникального слона Батыра. Слишком юная и чересчур легкомысленная мамочка Батыра наотрез отказалась кормить малыша, и заботу о нем взяли на себя люди. Слоненка выкормили коровьим молоком и соками. Может, поэтому он и стал говорить.
       Катя вспомнила, как в детстве Платон увидел на дверях вагона изощренно стертую надпись "Не прислоняться". Ее шалуны стирали разными комбинациями. В тот раз было оставлено: "Не слон".
       Платон задумался и начал философски отгадывать:
       - "Не слон"... А кто? Пантера? Лев? Жирафа? Кого они имели в виду?
       - Да это просто озорство.
       Сын покачал головой:
       - Не-е-е... Тут есть скрытый смысл.
       А теперь появился какой-то говорящий слон.
       - И где же такой? - недоверчиво спросила Катя.
       - В Караганде, - выпалил Платоша.
       Катя обиделась:
       - Все-таки... Ты мог бы говорить с матерью повежливее.
       - Ну, мам... - заныл сын. - Это правда... Батырушка жил в карагандинском зоопарке и там заговорил. Ты представь: слон! - и говорит!
       - Так уж и говорит? - снова усомнилась скептически настроенная Катя.
       Ей слегка поднадоели "звериные" увлечения и биологические страсти сына.
       - Ну, может попросить воды или похвалить сам себя. Сказать "Батыр хороший".
       - Похвалить себя может даже полный идиот, - пробурчала Катя.
       - Ну, мам... Батырка известен во всем мире, о нем много писали, даже странно, что ты никогда не читала о нем.
       - Мне вполне хватает тетрадок! - злобно объяснила Катя.
       Платон гнул свое:
       - Многие рвутся приехать и посмотреть на него. Чехи предлагали зоопарку в обмен на Батыра карликовых обезьян, но администрация не согласилась.
       - И как же он говорит?
       Платон опять воодушевился:
       - С помощью конца хобота, заложенного в рот. Хобот у слонов очень чувствительный, это сросшиеся верхняя губа и нос. На конце - маленький пальцевидный вырост, его называют хоботком. Считают, что вибрация между ним и языком и создает звуки. Батыр стоит себе спокойно в углу вольера и бормочет. Он произносит около двадцати слов на русском и казахском языках, подражательных звуков и коротких фраз.
       - Словарный запас невелик, - насмешливо заметила Катя.
       Платон возмутился:
       - Это же слон! Все-таки делай скидку, учитель словесности! А твоя любимая литература? Ляп на ляпе! У Лермонтова "львица с гривой на хребте", хотя грива растет только у льва и на шее. У Плещеева "дам тебе - это ласточке! - я зерен", хотя та питается насекомыми. У Фета "О, первый ландыш, из-под снега...", но из-под снега вырастает подснежник, а ландыш - в середине весны. У Есенина "свищут коростели". Да они не свистят, а словно дерут, за что прозваны дергачами. Еще у Есенина иволга живет в дупле, хотя она там сроду не живет. Но он пишет: "Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло..."
       - Может, она от дождя туда спряталась, - неуверенно возразила Катя. - А такое явление у писателей называется авторской глухотой.
       - Конечно, от дождя... Глухота... Если анализировать все стихотворение, там есть еще один ляп. Получается, что парочка под дождем будет в кустах кувыркаться. "Сбросишь шелк фаты, унесу я пьяную до утра в кусты..."
       - Да будет! Запросто! - заявила Катя, забыв, что она мать и наставница.
       Платон хмыкнул:
       - У Батыра есть в запасе и ненормативная лексика.
       Катя вздохнула:
       - Понятно, как не быть...
       - Но он матерится очень редко, зато метко. Однажды в зоопарк явилась съемочная группа областного телевидения, мечтая записать слоновью речь. Но Батыр все тотчас усек и хитро молчал. Телевизионщики целый час пытались разговорить его, подлизывались: "Ах, Батырушка! Ах, умница! А вот тебе ведро морковки! А вот тебе мешок булок!" Но слон молчал, хотя от угощения не отказался - чего зря добру пропадать? Покачивал хоботом, переступал с ноги на ногу и помаргивал умными глазками. Телевизионщики отчаялись, плюнули и стали собирать аппаратуру. И тогда Батыр вдруг послал их на три обычные буквы. Восторг и ажиотаж! Камеры по-быстрому заработали вновь, но Батыр опять спокойно прогуливался по вольеру.
       Катя засмеялась:
       - Представляю...
       Платоша воодушевился еще больше:
       - Он говорит "дай", выпрашивая угощение, выкрикивает "ой-ой-ой", если нагадит в чистой клетке и добавляет "плохой". Повторяет "раз-два-три" и в такт пританцовывает. Произносит "я" всегда по отношению к себе, зовет "баба" ухаживающую за ним пожилую женщину. Говорит "дурак", умеет свистеть... Ученые считают, что говорящий слон появляется раз в пятьдесят лет. Но сейчас ходят слухи, что еще один есть в Китае или Корее. И что значит его речь? Видимо, слон на каком-то своем уровне мыслит и способен к открытиям - ведь способности к воспроизведению слов, как у попугая, у него нет. Он додумался до идеи с хоботом в рот! - Платоша помялся. - Болтают, что слон разговаривает, напившись "Кагора". И , завидев бутылку с вином, меняется на глазах, готов клетку разнести. Но я думаю, это сплетни. Сотрудники зоопарка утверждают, что давали слону вино для успокоения. Он бушевал, требуя интимной близости, но "спутницу жизни" ему не нашли. А для удовлетворения физиологической потребности они использовал резиновые баллоны.
       - Извращенец и бандит в слоновьем образе, - сердито сказала Катя.
       Сын ее не слышал.
       - Жаль, что он не оставит потомства. Мог бы подарить свой талант по наследству... Мам, ты представь... ночная тишина в зоопарке... Вдруг какое-то животное начинает дико верещать. Его поддерживают другие звери, и все дружно на разные лады орут и воют. Особенно выделяется оглушительный рев бегемота. А потом бас Батыра: "Дурак"... Он хорошо чувствует отношение людей к себе. И свою любовь проявляет очень бурно. Завидит служительницу и бежит навстречу. А потом обнимет хоботом... И тотчас начинает обшаривать карманы. Нелюбовь тоже выражает ярко. Часто поджидает своих обидчиков, чтобы облить водой из хобота. Даже бросал в недруга камень. А почувствовав, что человек боится, потешается и запугивает. Как-то раз Батыр вырвался на свободу, выломав несколько прутьев в клетке. Толпа милиционеров и работников зоопарка ловила его полсуток. Говорят, что талантливые люди умирают безвременно. Вот и талантливый слон точно так же... Он ведь умер, мам... Его уже нет...
       Катя рассердилась окончательно:
       - Тогда при чем тут настоящее время? Что ты мне голову морочишь?! Звони своей Зое и болтай с ней на здоровье! А меня оставь в покое!
       - Не-е-е... - протянул Платон. - С Зойкой мы уже тысячу двести раз обсудили Батырку. А я просто думаю заняться слонами. Профессия - слоновед. Скажи как филолог - есть такое слово или нет?
       - А для дамы - слоноведьма, - пробурчала Катя и махнула рукой.
      
      
       - Все глухонемые - опасные люди, - задумчиво сказала однажды Вера. - Читала я как-то... Они чувствуют себя изгоями, озлобляются. В отличие от слепых. Те обычно мягкие, добрые - уж и не знаю почему. Но говорят, что именно так. Вроде бы глухие даже объединяются в банды, торгуют наркотиками и убивают с особой жестокостью. Потому что не слышат криков своих жертв.
       - Ты считаешь, это похоже на Валю? - Катя удивилась и задумалась.
       В чем-то ведь Вера права...
       Валино отношение к детям всегда поражало Катю. Такая приветливая, ласковая с подругами, Валя резко менялась на глазах, суровела и леденела, превращалась в грозу или угрозу, а голос... У нее даже голос делался иным, жестяным, алюминиевым, когда она входила в класс. Она становилась на себя непохожей. Или наоборот, именно тогда она и была настоящая?
       - Вот я думаю, поработав вдоволь в школе, да еще с классом коррекции: кого надо защищать - детей от нас или нас от детей?! - однажды спросила Валя. - Я серьезно, что вы хохочете? Еще младшеклассники нормально себя ведут, а старшие так начали сегодня у меня дисциплину нарушать, что я едва сдержалась. Да плюс к этому за дверью их родители стояли, услышали бы - имели бы право на меня подать докладную...
       Вера деловито докончила:
       - ...за употребление учителем ненормативной лексики в присутствии детей!
       Назидания, выговоры, мрачные взгляды... Жесткие требования к дисциплине и выполнению всех заданий.
       - А что такого я требую? Что особенного? - возмущалась Валя, когда Катя и Вера пытались ее вразумить. - Они разве не должны учиться? Или им не надо делать уроки? И можно орать в классе? Девочки, вы просто не понимаете, что несете! Я учу детей! Учу! А учение - тяжкий труд, не баловство, не игра, как теперь принято рассуждать и определять. Слишком много развелось у нас психологов! Учеба - это учеба, а не развлечение. Ответственное дело! Так и надо внушать детям с младших классов. А не в дудки с ними дудеть!
       В дудки, конечно, дудела Катя.
       В старших классах, чтобы собрать сразу внимание всего класса, она в самом начале урока читала какое-нибудь стихотворение, соответствующее теме и произведению, которое проходили. В качестве "эпиграфа". Например, перед "Преступлением и наказанием" звучали "Жди меня" Константина Симонова и стихотворение Леонида Мартынова о дистиллированной воде, теоретически безупречной, но безжизненной.
       - Знаю я все твои приемчики! - возмущалась Валя. - Видела однажды летом веселого массовика, работающего на теплоходах. У него был коронный розыгрыш в викторинах. "Ну-ка, скажите быстро - о ком речь? "Упал поэт, свинцом сраженный, и сердце более не билось". Все тотчас хором кричат: "О Пушкине!" А он смеется: "Нет, о Лермонтове! Пушкин умер не сразу, в отличие от Лермонтова, а только через сутки-другие после дуэли". Ты, Катерина, мало от него отличаешься на уроках. Недавно говоришь детям при чтении "Записок охотника": "И вот, отметим, еще этого Бауша... Не Буша, а Ба-уша!" Одни шутки да развлекалочки. А за детьми глаз да глаз нужен! Особенно если ведешь их на экскурсию. Правильно, что их на пары разделяют и строят в колонну, и один учитель идет впереди, а второй замыкает. Дети абсолютно не сознательны, они как стадо, посему "пастух" необходим. То художественный свист на уроке, то записки-самолеты. Я им твержу: "Придите, наконец, в рабочее состояние!" Да где там! И потом дети - вампиры, пусть и неосознанные. Пусть они способны испытывать сильные чувства, но не могут разбираться в них.
       - Верно... колонна обязательна... - пробормотала Катя. - Иначе какой-нибудь пацаненок запросто в Кремле на стене неприличное слово нацарапает.
       Живо подключилась Вера:
       - Да может, он хотел написать слово "мир", только сделал в нем три ошибки!
       Хохот был громовой.
       Катя старалась никогда не пенять и не напоминать Вале - сама знает - как не любят ее дети.
       - Ты их приучаешь к ложной мысли, что можно учиться легко, - не сдавалась Валентина. - Да нельзя! Это только для гениев подходяще.
       - Но учебу, как и любую работу, можно и нужно облегчить! И вообще, заниматься любимым трудом несложно, это удовольствие, радость. Зато невозможно изучить то, чего не любишь. Ругать без конца тоже не надо - живые люди!
       - Чепуха! - кривилась Валя. - Нельзя детям внушать об удовольствиях! Они должны понимать, что жизнь - тяжкая, суровая и горькая штука и что ее так просто не перемахнешь, как у тебя на уроках. А ты их приучила к смешкам! Я на днях им говорю, что 1991 год был знаменательным, а они ржут! Орут: "Что правда, то правда!" Я сразу не поняла, а когда въехала, по их выражению... Они все в этом году родились. Вот и галдеж!
       Катя улыбнулась. Хотя так просто ничего не перемахнешь... Валя права.
      
       10
      
       Относились к Петру в дома Минераловых - фамилию главы семейства Петр никак запомнить не мог - довольно ровно, хотя прохладцей веяло. Близко к белым ручкам хозяйка не допускала.
       - А что, Петька, ты такой хмурый ходишь? - без конца возникал дед Архип. - И-и, болезный! Устал? Я вот тут одну притчу услышал... Ты, небось, никогда не слыхал. Пришел бедняк к раввину и спрашивает: "Ребе, почему меня в бедном доме привечают, кормят и поят, а в богатом даже не замечают?" Раввин говорит: "Посмотри в окно. Что ты видишь? - "Траву, деревья зеленые, солнышко светит, дети играют, женщина идет..." - "А теперь посмотри в зеркало. Что ты видишь?" - "Себя, ребе". - "А это одно и то же стекло. Просто в него добавили немного серебра - и ты уже видишь только одного себя".
       Петр хмыкнул:
       - Мудро...
       Дед важно поднял палец:
       - То-то и оно! Терпи, Петька, пока ты наковальня, но бей, когда станешь молотом. И все профессии у нас равны, только зарплаты очень разные. А мы все хорошо знаем себе цену. И она всегда выше нашей зарплаты. Хотя все люди тоже равны. Но есть те, которые всех других равнее. И выражение "хам трамвайный" устарело. Раньше хамы ездили в трамваях, а теперь они мчатся на "Мерседесах" и "Феррари". И живут себе мирно в коттеджах.
       - Да никакого хамства нет, - пробубнил Петр. - Просто пуля дырочку найдет...
       Дед согласно закивал:
       - Ностра нынче тихая такая, прямо подозрительно... Может, захворала?
       - Ничего ей не будет, стерве! - пробурчал Петр. - А если очень беспокоишься, пригласи на дом ветеринара. Аккурат всю пенсию за месяц ему и отдашь.
       - Дурак ты, Петька! - привычно отозвался дед. - Дурак... Ты бы за девкой своей послеживал получше.
       - Это за какой же? - вскинулся Петр. - У меня их целых три.
       - За четвертой, - хихикнул дед. - Вредная выросла, смазливая, разодетая... К этаким мужиков так и манит. Видел тут ее намедни с парнем... неровня он ей... и вообще пришлый... А любезничали они вовсю, как старые знакомые.
       Петр помрачнел:
       - Это какой же парень? Черноволосый такой, темноглазый, маленький?
       - Он, точно он! - воскликнул дед. - А ты чего, уже его видал? Гони его прочь от своей девки! Ни на шаг не подпускай!
       - Да что в нем такого опасного? - обозлился Петр. - И как это "не подпускай", когда я ее только из Москвы да в Москву вожу? А здесь она сама гуляет на приволье. Тут я ей не охранник круглосуточный.
       Но у деда выдалось чересчур философское настроение.
       - А вот тебе, Петька, еще одна притча, - объявил он. - Слушай и вникай. Смысл у нее великий! А то ты никогда ничего не понимаешь, пока это не напишут прям тебе под носом аршинными буквами. Давным-давно в старинном городе жил Мастер, окруженный учениками. Самый способный из них однажды задумался: "А есть ли вопрос, на который наш Мастер не смог бы ответить?" Он поймал бабочку и спрятал ее в ладонях. Подошел к Мастеру и спросил: "Скажите, какая бабочка у меня тут: живая или мертвая?" Если бы Мастер сказал "живая" - ученик бы сжал ладони, а затем раскрыл и показал мертвую бабочку, а если бы сказал "мертвая" - разжал бы ладони и выпустил живую... Мастер ответил: "Все в твоих руках..." Усек?
       - Где ты только вычитываешь такие вещи? - хмуро спросил Петр.
       - И-и, болезный! Читаю и вычитываю, - обтекаемо ответил дед. - А тебе за твоим рулем и книгу толковую открыть некогда. Вот меня и слушай, я у вас вроде как ходячая информация.
       - Информация - она всегда ходячая, - пробурчал Петр. - Ей это по характеру положено, по нраву. Дед, а ты смерти боишься?
       - Дурак ты, Петька, - привычно вздохнул дед.
       Он уже долго жил на свете и слишком много перевидал на своем веку, чтобы бояться такой страшилки - смерти.
       - Но ты пока лучше этой мыслью - о смерти - не задавайся. Рано тебе еще.
       - Это никогда рано не бывает, - бормотнул Петр. - Вот поздно - это да...
       Мимо дома по саду важно продефилировала Саша.
       - Еще одна стерва на мою голову, - пробурчал Петр.
       Дед посмотрел задумчиво и, что удивительно, промолчал.
      
      
       Подопечная Петра полюбила задерживаться в школе - усердно занималась дополнительно физикой, вроде бы по ней отставала. И отставала, видимо, очень прилично, потому что допзанятий становилось все больше и больше. А потом еще прибавился волейбол - Эдмунд Феликсович организовал секцию, он оказался азартным игроком. Азарта бы ему поубавить... Петр не раз думал об этом и мрачнел. С кем своими мыслями поделишься? Не идти ведь к хозяйке, не жалиться ей на дочку, которую угораздило влюбиться... Самый возраст у нее такой... Пуля дырочку найдет... Или его наняли и от любви девку охранять? О том уговору не было...
       И Петр продолжал молчать, только заугрюмел. Тоня это быстро заметила.
       - Петушок, ты чего такой хмурый ходишь? На ноябрь похож. Случилось чего? Не заболел?
       - Заболеешь тут... - буркнул Петр. - С этой Алкой...
       - А что? - забеспокоилась жена. - Она чего натворила?
       - Из рук ускользнуть норовит, - признался Петр. - В другие руки... Юркая, как червяк.
       - Это в какие же? - растерялась Тоня.
       - Мужика приглянула, - Петр махнул рукой. - Учителя. Лет на двадцать ее старше. Мужик видный, умный, науку знает. И качок, как молодой. Грузил недавно свои приборы, никому не доверил, так мускулы у него, я тебе скажу...
       Тоня перепугалась. Побледнела, стала крутить пуговицу на кофточке.
       - Петя, да ты что?! Как такое допускать можно?! Тебе ведь ее доверили! Беги скорее к родителям!
       - А ты думаешь, они помогут? Да и что говорить? Все равно у меня пока одни подозрения, толком ничего не ясно... А девка красивая, видная, статная. У нее прозвище в школе - Лямур.
       Тоня фыркнула:
       - Она разве на обезьяну похожа?!
       - На какую еще обезьяну? С чего ты взяла?! Говорю же: красивая девка.
       - Ну, если прозвище - "Лемур". Обезьяна такая есть.
       И оба расхохотались, дружно поняв свои ошибки.
       - Я когда читала Фауста, то искренне представляла, что если идет речь о всяких "черных" работах у Мефистофеля, - рытье траншей и могил - это делают обезьяны. Прямо так и воображала - стаи обезьян на "раскопках". А потом выяснилось, что "лемуры" в данном контексте вовсе не обезьяны, а привидения в виде скелетов в черных саванах. А я слово "лемуры" поняла более естественнонаучно и приземленно...
       Петр развеселился:
       - Кто сказал, что человек произошел от обезьяны? Кругом одни козы да козлы! У Алки этот физик соображает... И начитанный. Он как-то сказал, что лучше всего всегда говорить мужчине, что тот умен, женщине - что она прекрасна, и тогда сравнение с обезьяной неизменно будет в твою пользу.
       Петр продолжал наблюдать за своей подопечной. Ностра цвела, как невеста, и орала, дед радовался.
       Но однажды, войдя в школу, уже опустевшую, полутемную - время было позднее - чтобы забрать Аллу после занятий физикой, увидел Петр свою подопечную в объятиях учителя. Целовались они вовсю...
       "Во дает мужик! - восхитился Петр. - И не боится ничего! Ведь родители-то всевластные... Или совсем башку потерял? Да непохоже... Не из этаких... Неужто влюбился?"
       Он быстро прикинул, что к чему. Девчонка гладкая, фигуристая, вкусно кормленная. Выхоженная няньками-мамками. И опять же родители - тоже структура... Но нет ли у этого Феликсовича семьи? Холостой или вдовец? А иначе как...
       Петр хмуро шагнул вперед, нарочно громко топая:
       - Алла-свет, нам пора... Мать, поди, заждалась...
       Алла испуганно оглянулась. Ничего не слышала, так увлеклась... Физик растворился в полутьме кабинета.
       Сели в машину. Молча. Только почти возле элитного поселка коттеджный ребенок тоненько попросил:
       - Вы маме не говорите, Петр Васильич... А то начнется выяснялово да скандалово...
       - Мне другого дела, как языком трепать... - пробурчал Петр. - А ты думай... Думать полезно. Что дальше делать собираешься?
       Алла пожала плечиками и уставилась в окно.
      
      
       Ночь выдалась грозовая, шумная. Дождь - ползучий элемент - и вел себя по-змеиному, расползаясь по небу могучей чернотой. Гром то говорком припугивал, то заговаривал бурно и страстно, а то приговаривал сказочно. Тоня проснулась, закуталась в платок. Подошла к окну.
       - Страшно как, Петь... Сейчас опять шарахнет...
       Коза завыла в сарае дурным голосом.
       - И животина перепугалась...
       - Перепугаешь ее, жди... Дуру брехливую... - проворчал в полусне Петр. - И вообще это не гроза, а новый русский отмечает день рождения... Петард накупил...
       - Верно! - крикнула Саша из соседней комнаты. Окно девчонок было открыто. - Сейчас как жахнет! Мама дорогая... Вон опять бухнуло! Радость да и только!
       Тоня хихикнула:
       - Что-то слишком часто они отмечают. И вчера грохотало, и второго дня... Сколько их на нашу голову?
       - Сколько надо. Лишь бы не было войны, - Петр повернулся носом к стене. - Спи давай...
       - А мне девчонка одна рассказывала... Проснулась в три ночи оттого, что прямо под окнами грохочет, - поведала из открытого окна соседней комнаты Саша. - Что первое подумала? Ну, конечно, что опять малолетние хлопцы с петардами. И так хлопки в ночной тишине, раскатисто, один за другим, с шипением... Хлопке где-то на пятнадцатом уже подмывало ее выскочить в одной рубашке на балкон и этого идиота, который вздумал среди ночи под окнами, когда все спят, рвать петарды, обложить по матери и по отцу как следует. Но тут вроде все стихло. Только включилась уйма сигналок у припаркованных машин. Уснула она. А утром в Интернете прочитала, что у нее в микрорайоне стреляли в Руссо. Очередью, из автомата Калашникова, в три часа ночи. Руссо этот там рядом с ней живет. Вот вам и петарды...
       - Петя, - зашептала жена, подойдя поближе, - Петя, ты послушай... Саня гулять стала допоздна... С кем - не говорит... И сейчас пришла только-только... Вот посмотришь, она нам скоро в подоле принесет...
       - Нет, только не она, - пробурчал Петр. - Такие не приносят. Это Машутка и Дашутка скорее... Спи... Устал я, нагонялся по дорогам. У этой Алки маршрутов немерено.
       На следующий день он вызнал у других охранников великих киндеров насчет физика. Ну, как же, вдовец! И жена есть, и сын взрослый.
       Вновь задумался Петр Васильевич.
       - Папуля, ты чего? - справилась через несколько дней Саша.
       - Не люблю ни осень, ни зиму, - пробурчал Петр.
       - Ну да? - удивилась дочка. - А за что?
       - За то, - буркнул Петр.
       Коза выла у забора дурным голосом. Тоже, видно, не переносила осень и первые заморозки.
      
      
       Утром, покуривая у машины, Петр увидел темненького парня. Очевидно, о нем и говорили дед и Сашутка.
       Мальчишка прошмыгнул ловкой тенью вдоль забора и влип в него. Петр задумчиво повернулся:
       - Тебе чего здесь треба, малый? Ищешь кого или ждешь?
       Парень осмотрел Петра злобно-снисходительно:
       - А в услужении каково живется?
       Петр ухмыльнулся:
       - Думаешь прожить без услужения? Задумка славная... Да не пройдет, не рассчитывай! Разве что миллионером станешь. Но это, судя по всему, тебе не светит.
       - Ишь ты оно как... - насмешливо хмыкнул мальчишка.
       Петр взбеленился. Хам малолетний на его голову...
       - Давай ответ - ты здесь на кой ляд околачиваешься? Тебя вот и дочка моя уже давно заприметила...
       Парень вдруг просиял. Словно серое небо прорезало радугой.
       - Саша?
       Петр удивился:
       - И давно вы знакомы?
       - Саша... - повторил парень. - Редкая у вас дочь... прямо ангел какой-то...
       Петр от изумления едва не выронил изо рта сигарету:
       - Кто ангел?! Сашутка?! Да ты безумный, судя по всему! И вообще, давай колись: что здесь делаешь? На ворюгу не похож... Хотя кто тебя знает...
       Парень отклеился от забора, потоптался... Темные глаза, полные депрессии и сумрака...
       - С Аллой видеться сложно... Родители, водители... Школы там разные... Но нам ваша дочь помогает.
       Петр едва не выругался:
       - Ну, я ей вмажу, заразе малолетней! Кто ее просит вмешиваться в чужие дела? Девка хозяйская, важная да богатая, куда вы с Сашуткой лезете?! И зачем ты мне всю правду, дурачина, сразу выложил?
       - Не умею врать, не обучен, - мрачно хмуро ответил парень. - Такой дурной привычки не имею... Вы спросили - я ответил... Сашу подставил... И впрямь дурачина... Но такой уродился...
       Петр рассматривал его с нараставшим изумлением:
       - А ты откуда их знаешь, Аллу да Сашутку?
       На крыльцо вышли Тамара Вадимовна с дочкой. Нежно расцеловались, прощаясь до вечера.
       Парень растворился в тумане за коттеджем.
      
      
       - Так что, нравится тебе Эдгар этот? Физик? - Петр покосился на Аллу, застывшую монументиком на сиденье. - Забавно у вас вышло... Ты - Минералова, он - Руда...
       - Надоело! - вдруг взвизгнула Алла. Живо напомнила Ностру. - Все без конца шутят на эту тему! Банально и бездарно!
       - Это конечно... - успокаивающе пробубнил Петр. - А куда без банальностей? Я тут зуб недавно ходил лечить. Сестра выходит и говорит: "Иванов!" Мужчина вошел, через минут десять вышел. Сестра второго вызывает: "Петров!" Уже смешно. Другой мужчина пошел в кабинет. Когда вышел, все уже ждут "Сидоров". Но сестра говорит: "Соколов".
       Алла против воли улыбнулась.
       - А то как-то, когда я еще в ЖЭКе подрабатывал, сюда мы только-только вернулись, передо мной получали зарплату три слесаря. По очереди. Но тут кассирша окликнула самого последнего: "Молодой человек, вы фамилию свою забыли сказать!" Он крикнул: "Сидоров!" И всем машинально подумалось: а первые два, значит, были - Иванов и Петров... Только ведь ты не ответила на главный вопрос, улизнула от него, смылась... Чем тебе физик этот в душу запал?
       Алла покривилась:
       - Вот пристали... комаром привязались... запал не запал... Мое дело!
       - Твое, - согласился Петр, - А чье же еще? Но у тебя мать и отец имеются, которые тебя любят.
       - Да... - протянула Алла. - Но у них одни заботы: чтобы деньги в доме, чтобы одета-обута-сыта и не хуже других... чтобы учеба за границей...
       - Это примерно у всех родителей такие заботы, - хмыкнул Петр. - Нового ничего тут нет. Опять банальность.
       Он давно вычислил для себя характеры всех Алкиных учителей. Ну, про физика даже говорить незачем - вечный и понятный тип, стеклянно-прозрачный и надоевший, но неизменно живущий... и пусть его на здоровье!
       Две девушки, две англичанки на русский манер, повязанные между собой не дружбой - смысл этого слова вообще никому не ясен, а Петру тем более, так же, кстати, как и слова "любовь", здесь просто полная тьма. А повязаны они были, скорее, чем-то вроде неумения жить по одиночке. Сколько людей на Земле сходятся именно из-за такой отчаянной неспособности распорядиться собой и своим временем, своей сутью и смыслом. А потому ищут люди заменителей и помощников. Только себя заменить нельзя. И свою душу - живую, скомканную порой до неузнаваемости, до ужаса, до отвращения - нет ей замены, этой одновременно и глупой, и мудрой, и суетливой душе. Искать бесполезно... но ищем... ищем... дурачье! Ладно, что он так о девушках... Молодые, несмышленые...
       Нелли - легкая, стремительная, вертлявая, непрерывно нервно отбрасывающая назад мешающие ей и раздражающие волосы. Заполошная и скроенная по стандартам секретарши: длинные ногти - короткая юбка. Красивый стандарт. Но тоже привычный.
       Неля была довольно практичной и манерно выдержанной, нахрапистой и дерзкой, часто заговаривала о деньгах, машинах, драгоценностях, мечтала о выгодном замужестве. Даже Петр не раз слышал, а другие и подавно.
       Организованная и строгая, она легко налаживала дисциплину в классах. Зоя была романтичнее и во многом ребячлива. Нерасторопная и нереактивная, она боялась любой спешки и парировать не умела. Побыв рядом с ней минут десять, буквально все понимали, с кем имеют дело. Бессребреница, выросшая в довольно простой семье, Зоя относилась ко всем планам подруги, как к некой иллюзии, химере, не воспринимала всерьез и посмеивалась над ними ласково и беззлобно.
       Зато Зоя выделялась отличным произношением - так говорили в школе. Она обладала немалыми способностями к языкам и абсолютным музыкальным слухом. Кроме того, была на редкость трудолюбива, наделена добрым и открытым нравом и подлинным преподавательским талантом.
       Петр давно пришел к выводу, что женщины делятся на стерв и дур. У первых нет ничего просто так, а есть лишь конкретные цели - карьера, престиж, положение в обществе, деньги и муж. И никаких тебе смешков, прыжков и прочих глупостей. А дуры живут бесцельно, радуются жизни, плачут и смеются. Зоя напоминала именно такую. И сильно напоминала. Даже не скрывала этого. Дурочки обожают сидеть у костров, петь под гитару, проливать слезы над песнями и стихами, улыбаться утру и сходу влюбляться в первого встречного. Им жить так легче и намного проще. Хотя для многих это удивительно.
       Директриса - дама с нереализованными амбициями. Пыталась укрыться, спрятаться под сенью школы, то есть работы, обрести здесь себя как личность, по-настоящему значимое существо. Потому что в жизни она абсолютно ничего не стоит, не представляет из себя ровным счетом ничего. А дома... там ее давят и терзают обычные проблемы, которых навалом, с которыми не расправиться, и не до них ей - устала она, нету сил - а жить надо дальше и дальше, пока не кончится твоя дорога, не оборвется одноминутно и не выбросит тебя... куда? Нет, об этом лучше пока не задумываться... Хотя на самом деле давно пора.
       Бывают люди, похожие на нули: им необходимо, чтобы впереди них стояли цифры. Только далеко не всегда эти нули осознают свое положение.
       И еще одна, историчка, раздраженная и обозленная на весь мир, а он, который невиновен перед ней ... или виновен? Мир огромный, страшный, чудной... и парадоксально волшебный... мистический и не открывающийся никакими усилиями и стараниями... не дающийся тебе просто так...
       И эта завучиха...
       Петр хмыкнул. Алла глянуло возмущенно. Смотри-смотри... мамина-папина гляделка... Эта завучиха... худая... прямо костлявая... с таким лицом... тоже худым и длинным... И внезапно вспыхивающим удивительной застенчивой улыбкой... Иногда Петр с удивлением и насмешкой над самим собой думал, что если бы не Тоня да три дочки... Машутка, Дашутка, Сашутка...
       Опыт жизни привел Петра к одной простой мысли - никогда ни в чем и никому не признаваться. Даже Богу, потому что Он и так все знает. А остальные обойдутся без твоей искренности - сделал себе зарубочку на память.
       Как-то раз он случайно видел: вышла завучиха из своего кабинета - какая-то вялая, темная, руки негнущиеся.
       - Вам плохо? - осторожно спросил Петр.
       Завучиха попыталась улыбнуться. Не получилось.
       - Нет-нет, ничего... Прихватило сильно... Сейчас выпью таблетку... - и заторопилась куда-то.
       Петр смотрел ей вслед. Больная совсем женщина... А работает как мирно пашущий советский трактор.
       Он высадил Аллу у школы, привычно проводил внутрь, осматриваясь по сторонам, вышел - доставил на сегодня девку, теперь надо будет забрать и вернуть в коттедж родителям - постоял, закурил...
       Ветер дул прямо в лицо и гасил сигарету. Петр выругался и завернул за здание школы, притулился на углу... Из одного раскрытого окна доносились голоса. Петр отлично знал тот и другой. Беседовали физик и англичанка Нелли.
      
       11
      
       Тяжелобольные обычно не отличаются великодушием и пониманием. Грустный факт. Человек, которого пинают, толкают и кусают со всех сторон, часто озлобляется, становится недоверчивым и подозрительным, и уже в любом, кто подходит близко, начинает видеть возможного обидчика. Это, конечно, не добродетели. Но, прежде чем читать мораль утопающему, помогите ему выбраться из воды. Или хотя бы не мешайте выбираться.
       Подлинные ценности редко приживаются у людей. Но все равно уверенные в том, что обман, насилие, неправда, как их ни скрывай и ни приукрашивай, могут стать основой человеческих отношений, жестоко заблуждаются. Катя в этом не сомневалась. И детей всегда жалела. Слабое росло поколение. Едва выжившее среди выхлопных газов и слабо уцелевшее на консервированных пюре, чипсах, пицце и Макдоналдсах.
       Однажды пятиклассник пожаловался Кате на головную боль.
       - Иди домой! - сразу отреагировала Катя.
       - Что вы, Екатерина Кирилловна! - серьезно и грустно, совсем по-взрослому ответил мальчик. - Если бы я не ходил в школу, когда у меня болит голова, я бы вообще туда не ходил.
       Катя ужаснулась и позвонила матери. Та сразу запричитала:
       - Мы обследуем его, обследуем, уже всех врачей по два круга обошли, а толку никакого! Вегетативно-сосудистая дистония, говорят, а помочь не могут!
       Потом Добров, ничтоже сумняшеся, решил покрасить первый этаж. Почему осенью, а не летом, когда каникулы? Но у директора не спросишь. И у детей началась аллергия. Даже на четвертом этаже. Они стайками подходили к учителям, и те безмолвно отпускали всех подряд домой. У детей были красные, слезящиеся глаза, они дружно сопели носами, некоторые плохо дышали... Несколько человек даже стали покрываться сыпью. Вскоре в классах остались учителя - у них аллергии не наблюдалась - да горстка на редкость стойких детишек.
       Добров возмутился, узнав о случившемся:
       - Ну да, ну да! Такие дети пошли! Как их учить? Вот в наше время...
       И завелся на эту избитую-перебитую тему.
       На пороге старости люди часто начинают вещать о близком конце света и всеобщем кошмарном падении нравственности. Причина маниакального упорство, с каким некоторые хотят во всем и везде видеть признаки развала, довольно проста - старческий эгоизм. Эгоистичному человеку (и не имеющему подлинной - не фарисейской! - веры в Бога), когда он начинает стареть, до слез обидно, что с его уходом в мир иной жизнь на Земле не прекратится, и все в общем устоит, и ничего не остановится, и поплывут новые века за веками, и принесут другие радости-горести. А тебе при этом - стареть и умирать. Обидно... И вот, чтобы обманчиво утешить свои потерянные души, многие начинают твердить: нет, мол, не только мне идти прямиком к концу, а все вокруг гниет. С этим настроением ничего не поделаешь - обычная психическая реакция эгоистов в старости. А уж в таком возрасте натуру изменить невозможно, и потому многие бабки и дедки (эгоизм - порок распространенный) во все века раздраженно несут одну и ту же знакомую околесицу. А некоторые молодые им вторят - те, которые, если проанализировать их стиль и поведение, мысли и круг общения, уже состарились в двадцать пять. Здесь все ясно - патология. Жалеть таких надо. Если удается.
       Максим Петрович Добров принадлежал именно к таким. Но, несмотря на это, жил довольно бодро и энергично. Он выбил у Департамента образования себе второе здание - там должны были учиться старшие классы. Директор планировал преобразовать школу в гимназию. А пока... Пока ремонтировал новое здание - летом снова не успели - и дети учились в нетопленых классах. Отопление тоже опаздывало. Скоро классы опять опустели. Все болели. И у Кати началось очередное воспаление легких. Первой взорвалась географичка Ариадна Константиновна.
       - Максим Петрович, у вас есть совесть? - бесстрастно поинтересовалась она.
       - Ну да, ну да! Увы, есть у меня эта сволочь! - расхохотался директор. - Совесть! Как же, как же... Всего-навсего концентрированный инстинкт самосохранения. И все эти ваши ненужные пафосы... Мол, только наша совесть, а не мирской успех - оценка наших действий. Да, я не слишком гуманен, сознаюсь, но совесть у меня есть. И, кроме того, порок редко любуется собой, иначе он просто испугается своего изображения. Возьмем шекспировского Яго, закоренелого злодея. Он поражает неестественностью вложенных в его уста речей, когда, согласно сценическим условностям, открывает все тайники собственной коварной и порочной души. В жизни редкий человек может хладнокровно презирать свою совесть. Обычно он извращает ее, подчиняет собственным требованиям и, когда она уже изломана и исковеркана, обращается к ней как к безвольному наставнику, потакающему его выгодам и страстям, что не мешает хозяину притворяться, будто он боится своей совести и прислушивается к ней. Говорят, без людского уважения нельзя быть счастливым. Пусть тот, кто думает так, и хлопочет о своем счастье. Я искренне жалею тех, чьи спокойствие и гармония зависят от каприза людской молвы.
       Ариадна Константиновна резко повернулась и ушла.
       Когда Катя выздоровела, то получила в нагрузку класс коррекции...
       - А кто-нибудь из этих детей переходил в обычный класс? - спросила она директора.
       - Как же, как же... - ухмыльнулся он. - Только из обычного в коррекцию.
       Однажды Катя спросила класс:
       - Вы знаете, кто такой Аркадий Петрович Гайдар?
       Молчание. Дети переглядывались в недоумении. Потом Акрам Таишев хмуро пробубнил:
       - Ишь ты оно как... Опять, что ли, нового учителя дали? Нам и своих хватает.
       Это была не шутка.
       Расстроенная Катя после уроков рассказала все директору. Тот захохотал:
       - Ну да, ну да! А вы мне толкуете про перевод в обычный класс. Вообще это настоящая хохма, но на самом деле грустная наша действительность. В современной энциклопедии абзац про Егора Гайдара раза в полтора, а то и в два больше, чем про Аркадия Гайдара. Чего же с коррекционщиков требовать? Вы, Екатерина Кирилловна, у них очень не выкладывайтесь, поберегите силы для других. С этими делайте упражнения из учебника, им и того достаточно. - И повторил: - После девятого они все уйдут. Живите легко и спокойно.
       Но жить легко очень трудно. А чтобы быть спокойным, человеку нужно перестать думать, а только мечтать. И сложно себе представить, что все в наших руках, но их все равно нельзя опускать. Не отчаивайтесь... И никогда не переставайте улыбаться, даже когда безумно страшно. Ведь кто-то может влюбиться в твою улыбку. Влюбиться... в улыбку... несерьезно... странно...
       Однажды Катя задумалась и вдруг поняла, чем отличается иностранец от русского - именно улыбкой. У них она нерусская, неестественная, во все тридцать два, которые требуется обязательно показать до самого последнего. Продемонстрировать зубки и заодно похвалиться своим протезистом и возможностями. Улыбка напоказ. Нужна ли такая вообще? А мы не лучше других наций. Мы просто другие, совсем другие. Изменить это невозможно, как нельзя превратить зиму в лето. Значит, чтобы правильно оценивать ситуацию, надо всегда помнить о различиях.
       В тех странах, где живут хорошо и беззаботно - там (обратная сторона обычной медальки) порой начинают скучать. И тогда увлекаются протестами не пойми против чего и за что конкретно. В просторечии - с жиру бесятся.
       А в чем первейший долг человека? В преумножении человечества и человечности. Если Бог поручил нам родиться русскими и россиянами, мы должны выполнять этот долг, прежде всего, в своем обществе и на своей земле.
       Все мы проходим по Земле безвозвратно. Но постарайтесь сделать так, чтобы, когда мы пройдем, страна осталась... Страна, а не развалины и руины. Безответственные люди вечно перекладывают ответственность на погоду, правительство и соседей, с ходу перебрасывая свои долги, но есть ли готовые принять их на плечи? Общество отвечает за человеческую темноту, за воспитание, образование, культуру. Когда душа полна мрака, в ней зреет грех. А виновны не только грешники - в конце концов, кто из нас без греха? - но и те, кто к грехам подталкивают.
       Кто-то писал, кажется, Анастасия Цветаева, что их родители особенно воспитанием детей не занимались, а воспитывала сестер полоска света из кабинета отца, когда бы ночью они ни проснулись. Далеко не во всех семьях есть такая полоска.
       А Россию - ту, которую мы знаем и которой верим, потому что остаемся в ней жить в самые неприветливые века, - создали в ее нынешнем виде Пушкин и Великая Отечественная война. Все мы вышли из шинели Сталина, как классическая русская литература - из Гоголевской. И это в Европе да в Америке практика - критерий истины, а у нас в России истина - мысли человеческие. Так утверждают мыслители. Хотя в последнее время Катя искала иные критерии. И нашла. Истину принес Бог... Моральный кодекс давно сформулирован.
       - Кто не умеет уважать слабых, тот никогда не научится подчинять сильных! - заявила однажды Катя Доброву. - Нельзя управлять людьми, не умея их прощать. И как бы крепко и долго ни спали люди, они все равно проснутся. Хорошо бы до Страшного суда... Вообще управление людьми - это, прежде всего, управление их чувствами. А известная и популярная поговорка, согласно которой яйца надо обязательно раскладывать по разным корзинам, касается лишь куриных яиц.
       Она не умела держать язык за зубами именно тогда, когда это было крайне необходимо и просто выгодно.
       - Вы, Екатерина Кирилловна, заблуждаетесь! И серьезно, - начал уверять директор. - Но учтите: человек никогда не заблуждается один. Каждый распространяет свои нелепости между окружающими. Вас погубит односторонность подхода. Из вашего окна всегда видно одно и то же. Ну да, ну да! На самом деле добрым словом и пистолетом можно достичь хороших результатов, которых не добьешься одним добрым словом или одним пистолетом. А начет образования... Если сыновья оставили отца и родной дом и бросились в математику или физику, совершенно ясно, что такие головы далеки от мысли о хлебопашестве. Однако земледелие вдесятеро лучше всех крученых наук, потому что нужнее людям.
       - Когда человек перестает учиться, он начинает умирать, - пробубнила Катя.
       Максим Петрович с досадой махнул рукой:
       - Да завязывайте вы с этой своей диссидентской привычкой - думать! В вашем возрасте и на вашей работе давно пора уже знать. Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно себя спрашивать: а верны ли мои убеждения? И не стоит искать себе подвиги: Родина-мать вас без них все равно ни за что не оставит. Эти ваши коррекционщики, о которых вы так печетесь... Да, наверное, им в школе не слишком комфортно, но сложностей у них нет.
       - Нет сложностей?! - ахнула Катя. - Да вы на них посмотрите! В их глаза! Придите ко мне на урок! Поговорите с ними!
       Директор опять отмахнулся:
       - Извините, Екатерина Кирилловна, я лучше зайду к вам в девятый "А". Вера Алексеевна недавно рассказывала, как коррекция написала последнюю контрольную. Таишев - четыре ошибки, Соколов - шесть, Петровский - восемь, а у Степанова вообще пятнадцать! Хотя примеров в контрольной было шестнадцать. А на географии... Петровский услышал, видно, впервые, что Колумбия находится в Америке. И ахнул. "Как это так?! Страна в стране?!" Валентина Ивановна тоже поделилась... Спросила у них, почему, войдя в Москву, французское войско сразу потеряло дисциплину и боевой дух. А Соколов в ответ вопит: "Зима наступила, снег пошел, вот они начали мерзнуть - и ничего уже толком не могут!" Валентина удивилась: "Зима, снег"? Французы вошли в Москву в сентябре". Соколов малость приуныл: "А-а... Ну, тогда не знаю". Валентина обозлилась: "Андрей, ты хоть думай немного, прежде чем что-то сказать". И тот, совершенно не обидевшись, сообщил: "А я никогда не думаю. Я говорю первое, что в голову придет - вдруг угадаю!" И развлекаются они, как "пятачки". Иду на днях по школе ранним утром, пусто, тихо, таинственно... Таишев встречает в коридоре Соколова. "Привет! А чего в класс не идешь?" - "Там темно!" - "Ха! Сейчас пойдем и свет зажжем, чего дрейфить?!" Пошел уверенно впереди. Меня они не заметили. Открыл ваш любимец Таишев дверь, вошел в класс. В темноте шарит выключатель... И тут из-под парт с воем выскакивают Петровский и Шутов. С включенными фонариками. Они там спрятались и сидели, а Таишев, великовозрастный детина, заманивал других в темный класс, чтобы напугать.
       - Это дети! - сказала Катя. - А Таишев труден не потому, что труден. И зачем его без конца ругать? Живой человек...
       - Как же, как же! Дети... - хмыкнул Максим Петрович. - Прозрейте, Екатерина Кирилловна! Что вы без конца открываете хорошо известные истины? Вы сделайте себе зарубочку на память: публичным бывает исключительно стриптиз, а не поиск истины.
       Добров - человек добрейший или нет? - окончил философский факультет МГУ, много знал и много читал, отлично говорил, хотя порой долго и витиевато, отличался изумительной памятью... А потому нередко сыпал афоризмами. Как своими, так и чужими. Окружающие не могли отличить, где чьи.
       Катя сначала очень его боялась, потом привыкла. Хотя ее долго настораживали директорские глаза-червоточинки за толстенной броней очков. Лопатообразное лицо Добров ловко "подправлял" мягкой бородой.
       Прежде всего, Максим Петрович огорошил Катю, услышав о ее простуде, грозным заявлением:
       - А у нас, Екатерина Кирилловна, болеть не принято!
       И посмотрел на нее глазами, увеличенными толстенными стеклами очков и переполненными бесконечной укоризной.
       Затем, под Новый год, директор начал настойчиво поговаривать о работе тридцатого декабря, а, может, и потом... Тут Катя не выдержала:
       - Вот что хотите со мной делайте, хоть увольняйте, но уж тридцать первого декабря я работать не буду!
       На что Добров удивленно и невинно поднял брови и тихонько сконфуженно спросил:
       - Да-а? А почему?!
       Катя засмеялась. И начала понемногу привыкать к директору.
      
      
       Бессонными вечерами мысли часто, покрутившись и побившись друг о друга, возвращались к детству.
       Девочки в классе вели анкеты. Дурацкие вопросы: "Твой любимый мальчик", "Твоя любимая песня", "Твой любимый фильм"... А в конце обязательно нужно написать пожелание хозяйке анкеты. Все это красочно и аляповато оформлялось вырезками из "Советского экрана" и "Работницы", приклеивались сердечки, которые открывались, а там настоящая фигня крупными буквами... Кому что взбредет в голову.
       "Классики" на асфальте. Привычная и родная схема. Раз квадратик, два квадратик... Мел тащили из школы, в кармашках. Белые фартуки первого сентября. Школьная форма. Еще играли в резиночки. В общем, прыгалки, только особые. Первая позиция - "речка", потом "морковка" и "ручеек", затем "иголочка", а самое сложное - пешеходы-переходы, когда нужно прыгать поочередно через обе резинки.
       Калейдоскоп - труба со стеклышками, образующими симметричные узоры... Цветные волчки. Крутится себе на полу и крутится. Можно запускать до бесконечности. Но зачем? Первый отечественный магнитофон. Кажется, он назывался "Яуза". Первые кассеты. Ленту, если рвалась, склеивали. Кажется, ацетоном. Первые музыкальные группы. В кафе на Новом Арбате ходили компанией. Скидывались и шли. Живая музыка. О караоке тогда не слыхивали. Певица или певец на маленькой площадке перед столиками. Танцующие серьезные пары.
       Единственная детская платная поликлиника Семашко на Фрунзенской. Бесплатная медицина. Три очереди к каждому врачу. Одна - по талонам, другая - "я только спросить", третья - привел врач из другого кабинета. Страшные жуткие бормашины по принципу отбойного молотка и зубила. Мышьяк.
       - А почему он не убил нерв?
       - Да мышьяки у нас такие! Попробуем другое лекарство...
       В детском саду обед, четыре человека за столом, четыре яблока на десерт. Кто первый съест суп и второе, выбирает лучшее яблоко. В том же садике манная каша с комочками. Страшная память-тошниловка на всю жизнь... А еще рыбий жир. И молоко с пенками. Б-р-р... лучше не вспоминать, тошно даже от одной памяти.
       Русские бабушки на рынках, торгующие яблоками, петрушкой и морковкой со своих грядок и из своих садов. Разливное молоко. Подмосковные цыплята, а не ножки Буша. Автобус - пять копеек, троллейбус - четыре копейки, трамвай - три. Билетики соответственно синие, черные, красные. Они выкручивались пассажирами из специального отверстия: бросил деньги - открутил себе билетик... Все на честность. Метро - тоже пять копеек.
       - Ты зажала пятачок в кулачок?
       Копилки - старый вытертый бабушкин кошелек или ненужная маме треснувшая банка. Бросали по копейке, по пять, реже по десять копеек. Капроновые чулки. Зимой ноги под ними красные, горят, словно обожженные. Но все равно - капроновые чулки... Каникулы в школах - всегда и у всех в одно и то же время. Не перепутаешь. У родителей отпуск, как положено, двадцать четыре рабочих дня. Обычно летом. Старое пианино фирмы "Мекленбург", занимающее солидное место в комнате. Мать смотрела на него с благоговением, мечтала, чтобы единственная дочка играла.
       - Пианинко, фигурное катание, английский или французский - обязательный набор для современной мамзельки, - потешался отец. - И чего из кожи лезть?
       Но мать упрямо лезла.
       Учительница музыки Лидия Федоровна с маленькой гладкой седой головкой. Тяжелая дверь в подъезде у Никитских ворот. Огромный неповоротливый лифт - такой страшный! А вдруг он сейчас провалится в шахту?! Нет, лучше пешком! Катя каждый раз упорно взбиралась наверх по старинной винтовой лестнице на четвертый этаж. Сколько лет этому дому? Высоченные потолки... Теперь это, наверное, шестой или даже седьмой этаж.
       Однажды Лидия Федоровна дала Кате послушать две разные мелодии подряд. Вначале - арию Кутузова из оперы Прокофьева "Война и мир", а потом - "Рассвет на Москве-реке" из "Хованщины" Мусоргского. И спросила, какие впечатления от услышанного? Что ученица себе представила? И Катя стала увлеченно рассказывать:
       - Это такое раннее-раннее утро в Москве с брусчатыми улицами. Часов, наверное, шесть. Туман... легкий, ласковый... прохлада, тишина, никого нет, фонари только гаснут... Река еще спит, не двигается ни одной волной, широкая Москва-река с каменными берегами. Вдали над Москвой встает солнце, виден краешек, розовый-розовый... А облокотившись на перила, над водой, стоит одинокий Кутузов. И, глядя на рассвет, тихонько басом поет свою песню, в которой размышляет о будущих действиях.
       Учительница музыки сделала большие глазки - она мало что поняла.
       - Гм... Ты увидела на Москве-реке еще и Кутузова?!
       Чувствовалось: никак не могла понять Лидия Федоровна, что за сверхвольная фантазия у ее новой ученицы, если она в представленную картину вставила думающего думу Кутузова. Необъяснимо... у девочки два совершенно разных произведения скрестились в одно.
       Сравнивать мелодии Кате понравилось, но музыкальные картинки больше не повторялись. Преподавательница решила прекратить всякие эксперименты со странной, на ее взгляд, девочкой. Унылые уроки музыки... Долбежка по клавишам... Лидия Федоровна резко отбивала такт ногой в маленькой туфельке. Наконец, туфелька гневно стукнула об пол.
       - Ты мало занимаешься! Успехов никаких! И вообще толка из тебя не будет! Нужно играть, как Наталья. У нее иногда из-под ногтей идет кровь. Вот сколько она играет! А ты?! Работать надо по двадцать часов в день... причем работать и по ночам!
       "Уже заговаривается", - грустно подумала Катя.
       - Так и передай маме: заниматься тебе бесполезно!
       Бедная мама... Ее всегда пафосно-торжественные заявления:
       - Я жила только ради ребенка!
       Катя давно думала, что кричать на весь свет о своих чувствах не надо.
       И мамины страдания:
       - Я влезла в долги, чтобы купить тебе пианино! Я все делаю только для тебя! Ты неблагодарная! Но в молодости почти все принимают добро как должное.
       Катя молчала. Как объяснить, что ей не нужно пианино?
       Все-таки музыку, к великой Катиной радости, оставили навсегда. И пианино "Мекленбург" важно выехало из комнаты к другим владельцам. Мама очень переживала. Катя хранила сдержанное молчание и ликовала.
       Мир был устроен просто: мама, папа, бабушка... Мир был устроен красиво... Мир был устроен легко... Как давно это было... Куклы всюду: на диване, на полу, на тумбочке. Любимый огромный "Детский мир" на Дзержинке.
       - Мама, а правда, что здесь есть все куклы, которые делают во всем мире?
       Мать вяло пожимала плечами:
       - Может быть... Точно не знаю.
       Импортные игрушки - страшный дефицит. Это вообще самое обиходное слово. И все всегда нужно достать и схватить.
       - Вы где макароны брали?
       - Их там уже нет...
       - Где бы достать куртку? И ботинки рвутся...
       Отсюда мамина маниакальная страсть к запасам. Сахар - сразу десять килограммов, мука - пять, соль - пачками, картошка - мешками... Синтетическая шуба - предел мечтаний. Одежда и обувь по талонам. Где бы раздобыть этот волшебный талон?
       Дни поэзии возле застывшего навсегда на площади Маяковского. Кумиры всей страны - Вознесенский, Евтушенко, Рождественский... На самой макушке славы и расцвета. Книги так долго запрещенных Ахматовой, Цветаевой, Булгакова... "Бесы" Достоевского. Стругацкие и Солженицын - чтение ночами под одеялом... Какие-то затертые, еле различимые копии...
       - Я тебе даю на два дня, запомни... Никому не показывай, ясно?! Никому не давай! И чтобы родители не видели. А то вон Кольку Возницына уже таскали в КГБ объясняться. Якобы читает и распространяет запрещенку.
       - И что?!
       Ужас в голосе. Глаза стынут.
       - Да ничего... Отбрехался. До поры до времени. В общем, я тебя предупредил... Дело серьезное.
       Вишневская и Ростропович. Войнович и Владимов. Ретроспективы. Итальянское и французское кино. Бергман...
       - Вы "Земляничную поляну" видели? Как нет?! Да вы что?!
       Тарковский. Театр на Таганке. Можно купить входной билет и стоять на балконе. Там и млели часами, не сводя глаз со сцены. Театр "Современник". Табаков, Волчек, Неелова... Песни Окуджавы... И еще Визбор, Городницкий, Сухарев, Бродский, Никитины... Интересная "Литературная газета". За подписку на нее соглашались на любую нагрузку, лишь бы получить.
       - Мам, не забудь, - каждую осень упорно ныла Катя, - "Литературку" чтобы дали... Ты там попроси хорошенько...
       Строго ограниченный набор газет и журналов. Увлекательный, без всякой эротики "Новый мир". Заманчивая "Иностранная литература". Нераспавшаяся "Юность". Издательства "Молодая гвардия", "Современник", "Советский писатель"... Еще не "желтые" МК и "Комсомольская правда"... Газета "Правда". Отец читал вечерами.
       Водители, не мчащиеся на красный свет. И никаких пробок на улицах. Множество детей в парках и на бульварах. Прогулочные частные группы сами по себе и от фирмы "Заря". Очереди в детские сады - пока подойдет, ребенок окончит институт. В универмаги - только к восьми утра. Опоздаешь - увидишь пустые плечики и прилавки. А на рассвете, который встает над Москвой-рекой, можно успеть схватить-купить и плащ, и кофточку, и колготки. Продукты тоже не позже девяти. Вечером все пусто. Подвезут опять с утра... Так что на диванах не залеживайтесь, люди добрые!
       Бесконечные смены руководителей после смерти Леонида Ильича. Облавы в магазинах посреди дня - а ты почему не на рабочем месте?! Стиляги и тунеядцы - слова из того времени.
       - Ты что такие брюки надела? У-у, стиляга, совсем разлагаешься! А комсомол?
       Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна. Путч девяносто первого. И впервые зазвучавшее излюбленное: "Дорогие россияне..." Перекрой политической и физической карты мира. Новые страны: Чехия, Словакия, Сербия, Черногория, Украина, Эстония, Казахстан... Список огромен. Новые границы и таможни. Доллар в руках. Надо же... вот как он выглядит... Интересно... А это что такое? А-а, это евро! Подумать только... И всюду - турецкие, корейские и китайские товары. Восток шагнул на Запад. Рынок.
       Не вспоминай, не надо... Это обычно ни к чему хорошему не приводит.
       - Встать... Суд идет...
       Почему привязалась к ней эта картинка из последнего сна?
       У каждого на Земле - свой собственный суд. Когда, как и при каких обстоятельствах... Но главный - впереди...
      
       12
      
       Алла села утром в машину взвинченная. Петр покосился на нее и выбросил в окно окурок. Дорогу заметало первым декабрьским снегом.
       - Чего-то стряслось, никак? Двоек, что ли, понахватала?
       Алла отмахнулась:
       - Да журналюги эти паршивые! Пиарщики! Сплошное обругалово! Знаете, кто такой журналист? Это профессиональный посторонний. Пришел, увидел, написал...
       Петр включил зажигание:
       - И что же он написал?
       - Да пока ничего! Но мама очень боится. Ей обещали грандиозный скандал в прессе! Журналисты опять скрысятничали - украли у мамы со стола фотографии нашего коттеджа, наших машин, шоферов, прислуги... В общем, роскошь. Вот как живет работник Белого дома, в прошлом Госдумы! Вы понимаете, чем это пахнет?
       Дорога петляла уже робко белеющим лесочком. Скоро зима развернется вовсю.
       - Ну, это еще ничем не пахнет. Украли - не опубликовали!
       - А если опубликуют? - Алла была близка к слезам. - Мама уже которую ночь не спит. Папа ей капли дает, таблетки...
       Петр крутил баранку и припоминал. Что-то такое на днях Тоня рассказывала... Про фотографии некой дамы из высшей власти в газете, где Тоня подрабатывала корректором.
       - А журналисты из какой газеты были?
       - Да кто их знает! - простонала Алла. - Она там все заодно... И норовят напечатать в разных газетах...
       - СМИ... - пробормотал Петр. - Союз милых идиотов... Идеолухи... По-другому их не назовешь. И я там есть на тех фотках? Если машины фотографировали...Что-то не упомню я никаких фотокорров, никто меня вроде не щелкал...
       - Они ведь хитрые, я говорю! - опять заныла Алла. - Норовят из-за угла да из-за кустов, чтобы никто не видел, не приметил... Обувалово... А потом - бац на полосу!
       - Сурово! - пробурчал Петр. - Нелегкая у вас там жизнь, как я посмотрю... "Одним концом по барину, другим - по мужику..." Еще со школы помню. Ладно, успокойся, лишь бы не было войны...
       Оставив Аллу на занятиях - физик встретил ее, тотчас забывшую про все материнские беды и безмятежно одарившую его бело-туманной улыбкой - Петр достал мобильник.
       - Тонь, ты о чьих фотографиях мне вчера рассказывала? Ну, помнишь, дама высокопоставленная - особняк, машины, то да се...
       Жена немного замялась:
       - А тебе зачем?
       - Надо, если спрашиваю. Это, надеюсь, не секрет?
       Тоня молчала.
       - Тонь! - заорал Петр, спугнув криком стайку неумело шарахнувшихся ввысь толстоватых голубей. Разжирели на дармовых харчах! Старушки без конца подкармливают. - Ты, значит, коттедж Минераловский узнала, а чего мне мозги пудрила? Может, и я где на фотке красуюсь в натуральную величину? Пуля дырочку найдет!
       - Тебя там нет, - нехотя сказала Тоня. - А ты что вдруг взбаламутился? Жалеешь свою хозяйку? Брось! Они с жиру бесятся, деньги не знают куда девать, прислуги полон дом! Я на тебя удивляюсь - защитник выискался! Пусть люди всё увидят своими глазами, пусть почитают, как живут эти элитные! Ни слова неправды там нет! Всё на снимках, как на ладошке.
       Петр выругался и отсоединился. Достал сигарету. Но россказни об ее успокоительных свойствах - одни только россказни. Не успокоишься, хоть подряд две пачки выкури. Разве что навсегда...
       Потом он снова набрал Тонин номер:
       - Нужно сделать так, чтобы эти снимки пропали из редакции, поняла?
       - Да зачем? - возмутилась Тоня. - Чем они тебя так подкупили? Деньги платят? Так ведь за дело. И другому бы столько же платили, а то и больше. И ты можешь работать на других, подумаешь, невидаль! Этих миллионеров у нас теперь навалом, служи - не хочу! На дорогах одни Порше да Вольво.
       Петр понял, что с женой, такой обычно покладистой и кроткой, на сей раз договориться не удастся. Правда, ему самому было не до конца ясно, почему он действительно собирается вмешаться в историю с фотоснимками. Так привязался к хозяевам? Жалко стало девчонку? Да что, что на самом деле его мучает, донимает, не дает спать спокойно?!
       - Ты чего там считываешь для издательства? Все еще Стендаля?
       Тоня вздохнула:
       - Его....
       - Ну и как тебе?
       - Зануднее только Голсуорси.
       - А я вот никак не соберусь тебя спросить, любопытно... Ты читала на днях про уродку какую-то... герцогиню... Что там по сюжету происходит? И впрямь дама такая безобразная?
       Тоня засмеялась:
       - Да, девушке сильно не повезло с внешностью. А что касается содержания... Бароны отхватывают друг у друга землю и из-за лишнего ее куска нарезают друг друга на колбасу. Ни в какую не хотят жить в мире - руки чешутся, как бы на соседа войной пойти. Банальная историческая реальность...
       Вечером Ностра проорала свое обычное приветствие возле забора.
       - Заткнись, дура! - посоветовал ей Петр.
       Дед Архип сразу полез выяснять, что случилось.
       - Неласковый ты нынче, Петька, смурной. Чего стряслось?
       - На итальянском твою комедиантку зовут "наше дело", - мрачно поведал Петр. - Имя свое она вполне оправдывает и свою роль тоже, а вот ее значимость... Сильно ты ее преувеличиваешь, дедуля!
       Дед Архип предпочел ничего не услышать.
       - И-и, болезный... А хозяйка тобой сильно довольна. Встретил я ее тут на днях, прогуливаться изволила... Под личной охраной. Оченно тебя расхваливала, прям на все лады.
       - Охрана? - хмуро спросил Петр.
       - Как есть ты дурак, Петька, - сказал дед. - Ты, а не моя бедная козочка, которую ты обругал незаслуженно. У ней интуиция есть, а у тебя - ни на грош! И Ностра твою хозяйку, госпожу Тушину, прям обожает. Ластится к ней, как собака.
       - Вся Москва разрушена, осталась только Тушина, - угрюмо и плоско сострил Петр.
       Вышли три дочки посмотреть, что сегодня приключилось с отцом. Младшенькая привычно пропела:
       - "Я хочу, шофер, чтоб тебе повезло..."
       - Надоело! - буркнул Петр. - Иди учи уроки!
       Маша и Даша фыркнули и исчезли. Саша подошла поближе.
       - Видел я твоего... - поведал ей Петр. - Прямо гимнаст! Через заборы сигает, глазищами зыркает. А место ему самое лучшее в цирке. И зачем ты сюда Алку припутала? У нее уже есть один, в школе, так еще здесь! Пускай лучше учится, чем хвостом вертеть.
       - А это ее дело, - логично заметила разумная младшенькая. - И я ее никуда не впутывала: мы стояли, она шла себе мимо... он спросил, знаю ли я ее...
       - Да ты как с ним познакомилась?! - взревел Петр. - Шляешься вечно где-то, дома тебя сроду нет!
       - Откуда такая информейшн? - огрызнулась дочка. - Сам приезжаешь к ночи! А познакомилась очень просто: он помогал своей училке на лето в деревню переехать. И часто к ней приезжал. Ему училка попалась классная, стоящая, повезло. Тебе чем помочь? Ты скажи...
       Петр задумчиво посмотрел на дочку:
       - Помочь?.. Сашутка... ты в редакцию к матери заходила?
       Дочь хмыкнула:
       - Сколько раз... Но туда так просто не пройдешь, пропуск надо заказывать. Если идти, когда мамы там нет... - дочка была очень догадлива. - Можно что-то выдумать... причины всяки-разны... Например, мамуля забыла в редакции книгу, рукопись какую-нибудь, документы... Я найду, что сказать, даю палец на отсечение! А ты колись, папуля, что надо сделать...
      
      
       Белым лебедем проплыла над землей зима. И растаяла очень быстро и почти незаметно.
       Тамара Вадимовна попросила Петра зайти в дом. Он делать этого не любил. Помрачнел, долго тер о пушистый коврик подошвы, наконец ступил на террасу...
       Хозяйка его ждала, в нетерпении выбивая ритмичную дробь малиновым ногтем по стеклу.
       - Петр Васильич... вы не знаете, что случилось с Аллой? Она давно сама не своя...
       "Чтоб вам всем провалиться!" - подумал Петр. Пробурчал:
       - Ничего не знаю... Взрослый она человек... хотя вроде маленькая... три штучки у меня дома этаких... и каждая - тот еще апельсин...
       Тамара Вадимовна даже глазом не повела в его сторону:
       - Вы должны знать... Может, слышали... у нее что-то в школе...
       Петр вздохнул:
       - Да вам лучше знать, как она учится... отметки хорошие...
       - При чем тут отметки?! - вдруг завизжала точь-в-точь как дочка хозяйка.
       Петр вздрогнул от неожиданности, покрутил головой... Баба есть баба, даже Белодоменная или Госдумовская.
       - Я вас не про отметки спрашиваю! И вы все прекрасно понимаете, только притворяетесь! Зачем вы лжете, Петр Васильич?!
       Петр сел и постучал грязным ботинком о ботинок. Аккуратно стряхнул на ковер придорожную мартовскую грязищу. Достал сигарету, подумал, повертел и спрятал.
       - Есть такое понятие, как личная жизнь... И чужие тайны...
       - Но это моя дочь! Какие могут быть тайны?! - хозяйка сорвала голос и осипла. И - наконец-то! - зашептала: - Мы с мужем думаем, что она влюбилась...
       - Правильно думаете, - хмыкнул Петр. - Такое со всеми случается рано или поздно...
       - И влюбилась безответно, несчастливо...
       - И это не редкость... - Петр опять вытащил сигарету.
       - Да курите! - махнула рукой хозяйка и отошла от окна. - Что вы все мучаетесь?.. Я в молодости тоже сигаретами баловалась, а как забеременела... Потом пока Аллочку растила... Отвыкла... Так вы считаете, это ничего? Пройдет? Просто - перемелется?
       - Перебесится, - буркнул Петр. - У меня три таких дома... Настоящие колючки... Теперь Алле до последнего звонка осталось - всего-ничего... Два с небольшим месяца. А там улетит в края далекие учиться в этом самом Оксфорде... или еще где... И все сразу пройдет... забудется... Лишь бы не было войны.
       Тамара Вадимовна внезапно глянула ему прямо в глаза:
       - Вы так думаете? А если нет?
       - Конечно, да! - уверенно сказал Петр. - Вот увидите!
      
      
       На обратном пути по Рублевке Петр осторожно осмотрел Аллу. Все, кажется, в порядке.
       - Ты вот что... - начал он. Запнулся, вернулся к фальстарту. - Вот что... тебе с этим физиком пора завязывать... и навсегда... Я случайно кое-что слышал...
       Алла дернулась:
       - Что вы там еще слышали?
       Петр махнул рукой:
       - Эти подробности не для твоих ушей... Но я тебе говорю серьезно: кончай свои игры и представления в любовь! Не для тебя этот мужик!
       - А для кого?! - истерически завизжала Алла. - Нет, вы уж продолжайте! Для кого, если не для меня?!
       Может быть, она была уверена, что ей предназначен и подчиняется весь мир?
       - Он для взрослых, пойми ты! - тоже взорвался в ответ Петр. - Для больших и жизнью пользованных людей! А ты - началка! Тебе незачем вязаться в эти накрутки!
       - Какие еще накрутки? Какие?! - визг Аллы стал пронзительнее. - Я не понимаю, что вы плетете! А мне нужно понять! Понимаете, нужно! Чтобы не вляпаться в одуралово!
       Петр внимательно глянул на нее. А ведь девчонка права...
       И остановил машину.
       - Тогда слушай... И мотай на ус... Запоминай хорошенько...
      
      
       Максим Петрович был человеком уникальным. Во-первых, по эрудированности и начитанности.
       - Во время учебы и после университета я очень любил читать древних, - рассказал он однажды Кате. - Это словно беседовать с ними. Беседа очищает. Я и беседовал. А вот с нынешними не хочется. Древние умели говорить и о тебе тоже, тогда как нынешние - лишь о себе. Хотя какого только абсурда нет в книгах философов... А поэзия скальдов? Они "зашифровывали" понятия, обозначая вычурными развернутыми метафорами одно и то же. Например, "дерево меча" - это о воине. А что означает: "Прибой дрожжей людей костей фьорда"?
       Катя смущенно пожала плечами. Добров торжествующе поднял вверх палец.
       - Оказывается, кости фьорда - это скалы. Люди костей фьорда, то бишь люди скал - великаны, живущие среди гор. Дрожжи людей костей фьорда - то есть дрожжи великанов - это напиток великанов, на дрожжах брага настаивается. А в переносном значении - это поэзия. Но не простых людей, а великанов - величественная поэзия! И прибой дрожжей великанов, иначе - прибой дрожжей людей костей фьорда - это звучание песен и стихов. А в данном значении "прибой" - "шум" "прибоя" поэзии. Интересно?
       "Запутано", - подумала Катя.
       - А как переводится с греческого "трагедия", вы знаете? По одной из версий - "пение козлов". А "понт" - так у древних греков называлось море.
       Во-вторых, директор обладал редкой пробиваемостью. В-третьих, просто поражал нелюбовью к детям. В-четвертых, потрясал нелюбовью к себе. Последнее особенно изумляло всех.
       У директора была язва, чудовищная аллергия и очки с толстенными стеклами. Прямо бинокли. На все свои болезни Добров плевал. Он обладал завидным аппетитом и выпить тоже был не дурак. Запросто съедал тарелку шпига с горчицей, большой торт с жирным кремом, запивал все это коньяком, а потом лопал таблетки горстями из ладони.
       - Вам нужна диета! - дружно кричали учителя.
       Добров весело отмахивался:
       - Полезная еда имеет лишь один недостаток - ее невозможно есть. Еда! Еда! Почему память сердца всегда слабее памяти желудка? Кто это сказал, Екатерина Кирилловна?
       - Бес чревоугодия, - говорила Ариадна Константиновна.
       Потом лицо у директора покрывалось красной коростой, глаза слезились, а ночами ему частенько вызывали "скорую". Как-то врач, чтобы притупить боль, начал ломать ампулы с новокаином и вливать в рот катающемуся по дивану Доброву.
       - Пей, мужик, а то подохнешь! Болевой шок будет!
       Первый раз его отвезли в больницу на "скорой" с приступом язвы, но он из больницы сбежал, едва полегчало. Второй раз - тоже отвезли на "скорой", но он не захотел остаться. Врач ему спокойно сказал:
       - Дело ваше. Но предупреждаю - в третий раз вы сами по своей воле придете к нам.
       - Как же, как же... - насмешливо отозвался директор.
       И отправился в школу. По-прежнему бодрый и переполненный клокочущей под огромным давлением энергией.
       - Мы еще поработаем! - заявил слишком оптимистично.
       Но предсказание мудрого доктора все равно сбылось. Только нескоро. Когда начались нелады с гимназией, любимым детищем Доброва.
       - Если каждый присмотрится к себе и отыщет тот свой проступок в прошлом, за который получил "в награду" болезнь, осознает его и раскается в нем - может пройти даже неизлечимая болячка, - изрекла Ариадна Константиновна.
       Катя терпеть не могла и даже боялась, когда директор заявлялся на выпускные экзамены. Он был способен - и делал это с превеликим удовольствием - завалить любого ученика. Дети тоже боялись его до онемения, а вопросы директора... это ужас! Умел Добров спрашивать... И хитро поглядывал на учителей вокруг - а? что? вот я каков! Вот сколько знаю!
       Громогласно заявлял:
       - Девяносто процентов учеников не могут ответить на вопрос, который и вопросом назвать нельзя.
       Говорил правду. Он спрашивал: "Это какое склонение?" И дети внезапно впадали в ступор. Катя нервно ерзала на стуле, а директор снова с торжеством смотрел на нее: что я вам говорил, Екатерина Кирилловна? Они у вас ничего не знают! И как только вы их учите?
       Катя злилась.
       - Дети боятся одного вида директора, - говорила Ариадна Константиновна.
       Едва Добров останавливал школьника в коридоре своим привычным и ласковым "Гулы-гулы! Пойди-ка сюда, деточка!" и просил назвать фамилию, озорник тотчас цепенел.
       Директор похохатывал:
       - Это универсальный аргумент в дискуссиях еще с тридцатых годов - тихий такой вопрос: "А как ваша фамилия?"
       Добров был снисходителен лишь к красивым девочкам. Они могли у него ничего не учить и получать сплошные пятерки. Хотя любил повторять:
       - Ученик - он не имеет рода. Он - ученик!
       В его шикарно-безвкусном кабинете с кожаной мебелью на столе стоял "веселый Роджер". Улыбающийся человеческий череп, а на одной глазнице - черная повязка. Как знак-антидепрессант - черепушка с улыбкой. Вроде песни Витаса "Улыбнись".
       Опытные родители одиннадцатиклассников однажды совершенно потрясли Катю, успокоив:
       - Не волнуйтесь, Екатерина Кирилловна. Максим Петрович к вам на сочинение не придет.
       А Катя психовала заранее: как помочь при директоре, как при нем подсказать детям, где найти нужную цитату, в чем суть той или иной темы? При Доброве сиди не шелохнись... Хотя были заранее закуплены ручки с одинаковыми стержнями - двадцать пять - классу, двадцать шестая - Кате, чтобы она могла поправить ошибки своей ручкой, подходящей по цвету, все равно... Можно исправить слово, два, но сочинение ведь не перепишешь!..
       - Почему не придет? Куда он денется? - Катя подозрительно оглядывала хитро ухмыляющихся родителей.
       Они безмятежно разводили руками:
       - Да не придет - и все! Сами увидите... Помогайте спокойно нашим детишкам... Пусть они нормально сочинение напишут.
       Но Катя все равно упорно дергалась почти три часа и лишь потом немного пришла в себя: дети писали сочинение, она им вовсю помогала, а Добров не появлялся... Чудеса... Они объяснились очень просто. Когда счастливая Катя, собрав работы, спустилась в учительскую, то обомлела. Какой шикарный стол там был накрыт... Правда, уже значительно опустошенный.
       - Екатерина Кирилловна, угощайтесь, - посмеивались родители. - Хотя на вашу долю маловато осталось, мы сейчас еще для вас подложим... У Максима Петровича очень хороший аппетит.
       Потом Вера со смехом рассказала Кате, как легко и просто родители пригласили директора откушать, как он, чуток поломавшись для вида, отправился завтракать и обедать одновременно... И съел, конечно, гору, и выпил коньячку немало... и заел все это горстью таблеток с неменьшим удовольствием. Валя хмурилась. Молчала. Ариадна Константиновна ходила с непроницаемым безразличным лицом:
       - Привыкайте, девочки, если собираетесь с ним работать и дальше.
       Привыкайте...
      
       13
      
       В спортзал подруги прибегали к семи утра, чтобы успеть потом в школу, которая была неподалеку. Пустые раздевалки, небрежно распахнутые дверки ящиков для одежды, тихий душ... И огромный, смирный зал, плывущий зеркально-стеклянным кораблем между соседними домами.
       Катя всегда влетала в зал первой. Торопилась на встречу с любимыми - как быстро они стали такими! - тренажерами. Вера неторопливо шествовала следом. Валя семенила в самом хвосте.
       - Как ваши спортивные подруги? - вежливо порой интересовался у Кати тренер Леня.
       Очень скоро выяснилось, что ее просто манит в этот зал, к этим железякам. И жить без них становится невыносимо.
       - Зависимость, - коротко ответил тренер Леня на ее вопрос.
       Катя изумилась. Какая еще зависимость? Наркота?
       - А почему вы так удивляетесь? - тренер оставался привычно невозмутимым. - Да, наркота. Разная бывает в жизни зависимость. Организм вырабатывает довольно алчные вещества, требующие своего удовлетворения. Что заставляет "бейсера" прыгать с мостов и башен? Что толкает людей носиться по узким тропкам, пугая лесных духов и рискуя "убраться" в дерево? Зачем людям тяжкая усталость после стокилометрового марафона? Почему так отчаянно тянет некоторых в горы, где можно погибнуть в два счета? Да потому, что они не в силах обойтись без определенного давления и высокогорного воздуха - вот и все. Так и спорт. Считается, что чрезмерное количество физических упражнений может быть даже вредным.
       - У меня чрезмерное? - снова удивилась Катя и вспомнила, что Вера недавно с интересом заметила: "А голова у тебя болеть перестала..."
       Катя действительно никогда так хорошо себя еще не чувствовала.
       - Кто его знает... - тренер Леня внимательно осмотрел тощую Катю. - Наверное, именно для вас. Вы астеник. Вам надо есть много белка, иначе мышцы накачивать трудно. Хотя самая распространенная ошибка худых в другом. Они начинают думать, наслушавшись тупой рекламы, что им занятия спортом ни к чему. На самом деле худому спорт нужен больше, чем толстому. А пристрастие к спорту... Ищите свои разумные нормы. Иногда люди занимаются так резво, что доводят себя до обмороков. Затейники! Самые уязвимые в этом отношении - пытающиеся похудеть или страдающие пищевым расстройством.
       - А как определить, есть ли такая зависимость?
       Леня пожал плечами:
       - Довольно сложно. Общих признаков нет, но если человек заставляет себя заниматься, даже когда ему плохо, или проводит все свободное время в спортзале, - есть серьезный повод задуматься. Я пока мало встречал статей, объединяющих две темы, - спорт и наркотики. Адреналин, вырабатываемый надпочечниками, - это провокатор возбуждения и действия, а потому его обожают все экстремалы. Некоторым вообще нужны наркотики в качестве лекарства, поскольку это единственное, что может скрасить их дни.
       Катя слушала очень внимательно. Подскочила любопытная Вера. Тихо подошла Валя. А тренер явно увлекся темой:
       - Наверное, его наибольшую дозу я получил, впервые прыгнув с парашютом. И очень удивился, когда, закинув голову, увидел над собой приветливо распахнувшийся купол и вдруг захотел сплести макраме из строп.
       - Но вряд ли наркоман, "сидящий" на амфетамине, кокаине или экстази, заменит их альпинизмом или горными лыжами, - сказала Верпа.
       Леня улыбнулся:
       - Верно. Но экстремалы все равно адреналинозависимы. А финальная точка любой наркомании - передоз. Это и перебор сильнодействующего вещества, насыпанного на глазок, и потеря контроля при адреналиновой эйфории. Есть еще такой эндорфин. Его провокаторы - аэробные виды спорта, то есть бег, велосипед... В общем, физические нагрузки, связанные с большим количеством и частотой движений. Вот вы вернулись домой с футбола или хорошей пробежки, приняли душ, бухнулись в кресло и ощутили приятную усталость и расслабленность, а заодно - подъем настроения. Поздравляю - вы под эндорфином!
       Подруги засмеялись.
       - Почти героиновая эйфория. Я лет шесть занимался горным велосипедом. И если хоть ненадолго прекращал ездить, начинал мучиться. Конечно, обошелся без беспричинных страхов и головокружений, но становился все раздражительнее, потом одолела вялость, настроение стало гнусным... Заглянул в книжку по наркологии и понял, что заработал легкую форму абстиненции. Вот перед выездом я смазываю цепь, наливаю воду во флягу, надеваю тренировочный... И все это время меня прямо колбасит: скорее, скорее, скорее.... Наверное, то же самое чувствует "варщик" вдыхая запах фиалки у края пузырька. "Торчок" всегда аутсайдер, человек вне общества. А многие ли профессиональные спортсмены гармонично вошли в обычную жизнь, оставив спорт? Таких по пальцам перечесть... Наркоман убивает себя химией, спортсмен делает то же самое, работая на износ и получая спортивные травмы - открытые переломы, разрывы связок, вывихи...
       - Вы так часто травмируетесь? - ахнула Вера. - И все равно не бросаете спорт? Это прямо подвиг!
       Леня вновь пожал плечами:
       - Подвиг?.. Да нет... Трудно себя бывает порой заставить тренироваться. Начать утром или днем. Потом втягиваешься. Однажды я слышал, как таксист говорил о велосипедистах, занимающихся даунхиллом: "Только шизанутые могут купить велик за три тысячи долларов, скатываться на нем с гор, откуда на своих двоих спускаться страшно, потом вставить пластину в черепушку и титановую ключицу и все равно продолжать заниматься этой фигней". То же самое относится и к горным лыжам, и к альпинизму.
       Катя таращила удивленные глаза:
       - Но ведь спорт всю дорогу пропагандируют и противопоставляют наркотикам! Еще акции такие проводят. А он сам наркота?
       Тренер Леня развел руками:
       - Именно. Сочетание несочетаемого. Бывает довольно часто. Не замечали? Вспомните кокаиниста Марадону.
       - А вам нравится любой спорт? - вновь вмешалась Вера.
       - Не люблю женский бокс. Женщины, по-моему, не для того рождаются, чтобы друг другу морды бить.
       - Я тоже как-то покоряла гору, - объявила Вера. - И один человек у нас в группе нес громадный арбуз. Говорил: "Вот поднимемся на вершину - и будем его есть". Все тащили рюкзаки, а он - этот арбуз как величественное нечто, фетиш. Ну, покорили мы вершину. И все жаждали арбуза, все смотрели на него, главное лакомство, как на удачное завершение похода. Вроде цирковых собачек, которые, выполнив трюк, ждут вкусной награды. Мы уже вытаскивали одноразовые тарелки. И тут этот мужик с размаху, будто большой мяч, швырнул арбуз вниз в ущелье. Когда все "отвисли", машинально проводив улетевший арбуз изумленными взглядами, и вопросительно уставились на мужика, он сказал: "Зато этот арбуз вы запомните на всю жизнь!" Он не ошибся...
       Все засмеялись.
       - И вы не сбросили этого оригинала в то же самое ущелье вслед за его арбузом? - спросила Валя. - Или, может, он вернулся домой с синяками и шишками? Все-таки я бы его малость поколотила для острастки. Чтобы в другой раз было неповадно издеваться над людьми.
       Вера хихикнула:
       - Вопрос здравый. Но у всех то ли был шок, то ли группа такая попалась небоевая... В общем, никто ему не навтыкал, легко отделался...
       Тренер Леня усмехнулся:
       - Я бы не назвал его оригинальным. Его прямой предшественник - Герострат. Тоже большой затейник. А люди стремятся ввысь потому, что, хотя вверх идти трудно, вниз, как говорят китайцы, - опасно.
       Подруги с уважением и немалым удивлением посмотрели на Леню. Эрудированный попался им тренер, необычный.
      
      
       Катя всю жизнь боялась дач. С самой ранней молодости, когда после развода с мужем сняла на лето дачу в Томилино для годовалого Платоши.
       Переехать помогала Валя. А через десять дней наведалась в гости и осталась ночевать. Катя очень обрадовалась. Ей казалось на даче немного тоскливо, хотя за стеной - у хозяина было полдома - кто-то жил. Там за высоким забором визжали и смеялись дети, назидательно выговаривала старушка, слабо полаивала собака... То ли старая, то ли больная, то ли просто патологически ленивая. Да еще зачастили холодные июньские дожди - после жаркого мая, отгоревшего на всю катушку невыносимой жарой - и Катя совсем затосковала. Зато Платоша блаженствовал в манеже, который кочевал вместе с ним из дома в сад - в короткие сухие часы без дождя. И зубы сразу полезли, которые задерживались. Плюс высокая мокрая трава на участке - некошеном и безогородном, диковатом, запущенном, как Катя и выбирала - и старые деревья с подгнившей корой, и эти старые стены... У Кати - две комнаты и кухонька с террасой, у хозяина Михаила - еще комнатенка и терраса. Но жил он в Москве, работал в биологическом НИИ, а Кате добродушно сказал:
       - Делайте здесь, что хотите. У меня работы много, я сюда приезжаю редко. Но одна просьба: мне ремонт нужно начинать, я бы хотел деньги за все лето вперед...
       Катя поколебалась и согласилась. Хотя Валя и Вера, дружно, в один голос, уверяли, что так делать не стоит. Это подозрительно. Но Катя привыкла всем и всегда доверять.
       Как раз в ту ночь, когда у нее ночевала Валя, в окно осторожно постучали. Платоша спал, Валя подняла голову от подушки.
       - Это еще кто?
       - Понятия не имею... - Катя подошла к окну. За стеклом размывалась чья-то тень. До рассвета еще часа два, самые короткие ночи стоят. - Вам что нужно?
       - Надю... - отозвался мужской голос.
       Катя начала закипать. Запсиховала.
       - Какую еще Надю? Здесь таких нет. Вы мне ребенка разбудите, уходите!
       Но эти двое - а их было двое, Катя теперь хорошо рассмотрела - уходить не собирались. Не для того они пришли, чтобы сразу уходить. Перед ними стояли задачи посложнее. Хотя тоже не очень трудные.
       Тени придвинулись к стеклу вплотную. Потом одна исчезла, и через минуту застучали в дверь с другой стороны дома.
       - Кого они ищут? - в страхе спросила Валя, подняв голову.
       - Надю какую-то... ошиблись, должно быть... - Катя быстро подошла к двери. - Здесь нет никакой Нади, я вам в который раз твержу... Здесь я снимаю полдома... У меня маленький ребенок, подруга ночует...
       - Загуляла она, Надька... - не слушая, злобно забормотал ночной гость. - Жена это моя... сказали, сюда она ходит к кому-то...
       Катя совершенно вышла из себя и заорала, забыв о спящем Платоше:
       - Да к кому ей сюда ходить, к кому?! Здесь нет мужчин!
       - Открой, я проверю и уйду! - настаивал ревнивец.
       И Катя решилась в полном отчаянии. Но сначала выхватила беспокойно завозившегося Платошу из кровати и заколотила ногой в стену соседям.
       - К нам кто-то ломится! Помогите! Выйдите! Пожалуйста, я вас умоляю!
       Соседи давно уже проснулись, поэтому отозвались тотчас:
       - Кто там еще у вас?
       - Я не знаю! - кричала Катя. - Выйдите! Пожалуйста!..
       Сосед нехотя выполз на крыльцо:
       - Мужики, в чем дело?
       - Пусть она откроет! - не сдавались пришельцы. - Нам только проверить нужно...
       - Откройте окно, - сказал сосед. - Я буду стоять здесь, не бойтесь...
       Катя дрожащими руками распахнула раму. Валя стояла сзади, сжимая в руке прихваченный на кухне молоток. На всякий случай. От гостей вовсю несло перегаром. Они мельком, через подоконник, осмотрели комнату, хмыкнули и растворились в ночи.
       - Спасибо! - крикнула Катя соседу.
       Он, ворча, ушел досыпать. А Катя и Валя глаз до утра не сомкнули. Едва рассвело, Катя встала, накормила Платошу и проворно собрала все необходимое - ту малость, что можно было унести с собой.
       - Валя, помоги мне доехать до дома, в Москве такси возьмем, я больше здесь ни за что не останусь.
       Дома Катя стала названивать в институт Михаилу, чтобы рассказать ему все, извиниться и попросить деньги назад. Жить на даче в одиночку Катя теперь боялась. Но дозвониться оказалось невозможно. Номер телефона был правильный, Катя и раньше звонила по нему. Просто хозяина дачи больше не подзывали к телефону, едва узнав, кто звонит. А спрашивали об этом в институте обязательно. Катя звонила день, другой, третий... А потом вдруг ясно поняла, что занимается пустым делом: Михаила ей никогда не позовут, там либо все в сговоре, либо он наплел коллегам что-то и попросил... И вообще институт ли это? И Нади никакой никогда не существовало, и ее мужа с приятелем тоже... А есть хитрован Михаил, который задумал напугать одинокую бабу так, чтобы она с дачи сбежала. Деньги ведь уже в кармане... И дачу можно сдавать снова. И так раз пять за лето.
       Для проверки своей догадки Катя попросила Валю, которую там не запомнили, съездить в Томилино. Подруга к идее отнеслась с большим недоверием и скептицизмом, но поехала. Вернулась мрачная, подавленная.
       - Ты была права... Дача сдана, там живет какая-то тетка с дитем лет двух... Я спросила, давно ли она здесь. Сказала, третий день, очень рада, что нашла. Удобно, от станции близко и от Москвы. Я сказала, что ищу Михаила. Он там, конечно, не бывает. Сдал - и снова в Москве. Пока эту не шуганет. Надо же... Я думала, у тебя такая болезненная фантазия разыгралась...
       После того лета Катя ездила с Платошей за город на выходные, а в основном держала его в Москве. Казнилась, но боялась снова попасться в ловушку. И ничего с собой поделать не могла. И поэтому, когда Акрам вдруг предложил ей пожить летом в поселке, очень удивилась: с чего бы это?
       Не умеющий врать Таишев нехотя ответил:
       - Повод ищу... Вы там будете - я смогу к вам приезжать, как здесь прихожу... Мне там девчонка одна нравится... Буду ее видеть чаще... А дачу мы вам хорошую найдем. Мне подруга поможет, Саша.
       Он смотрел на учительницу с надеждой. И Катя, сначала вдруг возмутившаяся такому нелепому, дикому способу ухаживания за девчонкой, вспомнила, как пахнет июньский лес, каким горячим становится июльский песок на берегу пруда, неподвижного и зарастающего липкой зеленью, как нежно клонят головки в земле августовские астры... И сдалась.
       Радостный Акрам помог Кате переехать. И зачастил к ней в гости.
      
      
       Внезапно Катя осознала, как многие любыми способами стремятся к оригинальности, как хотят показать себя необычными, беспредельно редкими... Не такими, как все. И большинство уверено в своей обособленности и уникальности. Таких, как я, - мало, я - исключение из правил.
       Почти любой поклонник рока твердит:
       - Я не серое большинство, а потому не слушаю попсу. У меня музыка "не для всех"!
       И твердит это совершенно искренне.
       Другой, не менее искренне, повторяет:
       - Я, увы, люблю попсу. Увы - ибо, конечно, масса этого не понимает и не приемлет.
       Верующие часто повторяют:
       - Да, с верой трудно в современном безбожном обществе.
       И не менее честно стонут их современники атеисты:
       - Я исповедую атеизм, хотя это сейчас трудно - когда все вокруг без конца ходят в церковь.
       Гомики постоянно жалобятся на трудности в "гомофобном обществе". Нормальные мужчины и женщины так же честно задаются вопросом:
       - Да остались хоть люди традиционной ориентации, или уже везде и всюду одни голубые да розовые?!
       "Гламурные" "мажоры" бормочут:
       - Ну, что делать! Не экстремалы мы, нам бы в клуб сходить да пива попить. Так что лезьте без нас в горы, но не обсмеивайте со всех сторон.
       И столь же правдиво признаются их противоположности:
       - Мы сейчас очень нетрадиционные - в походы ходим, в горы поднимаемся, а не как остальные, которым лишь пивко подавай да ночные клубы с музыкой.
       Подобные примеры легко множить и дальше. Любому носителю какого-либо настроения кажется, что он - в оппозиции, нонконформист, нетрадиционщик. Но Сент-Экзюпери сказал, что в реальности все не так, как на самом деле...
       У каждого из нас - минимум три характера: который нам приписывают, который мы сами себе сочиняем и который есть в действительности. В каждом из нас притаилось множество самых разных людей: и хохотун, и плакса, и такой пень, которому все равно, что ночь, что день. В каждом из нас - и волк, и овца, и собака, и тихоня, и забияка. Но один из этих двадцати сильнее всех и, присваивая себе право говорить, остальным девятнадцати он грубо затыкает рты.
       Хотя если вспомнить другие примеры... Рыба, которая не желает быть такой, как все рыбы, выбрасывается на берег и погибает. Тигр, который не хочет быть таким, как все тигры, спускается с гор в город, к людям, и там попадает в клетку. И мудрый не сильно отличается от обыкновенных людей.
       Люди делят себя на умных и глупых, правых и неправых, красных и белых, а жизнь, по примеру Симонова, делит их только на живых и мертвых.
       И насчет новых знаний... Насколько неизвестное интереснее открытого и привычного? Новое будоражит мыслит и чувства, рождает удивительные фантазии, оно обещает что-то, манит куда-то... Неизвестное мерцает огоньком станции в черном провале ночи, которую режет летящий вперед поезд. И оно, уже открытое и познанное, вдруг становится плоским, скучным и неразличимо сливается с серым фоном плывущих будней.
       Еще всегда очень удивляет, как быстро, прямо моментально исчезают волны восторга. Грызть и ругать себя и других, нудить и зудеть можно часами и сутками, а восторг приходит - и мгновенно тает во тьме. Калиф на час...
       Катя, человек излишне эмоциональный и восторженный, точно так же легко впадающий в депрессию, быстро поняла пагубность, никчемность и кратковременность всех земных страстей. Понять поняла, но избавиться от них никак не получалось. Это оказалось довольно сложно.
       А чтобы страсти не вредили, нужно жить так, словно тебе осталась на Земле лишь одна неделя.
      
      
       Тренер Леня предложил Кате ходить не только на "качалки", но и на ушу. Увидел, как она узлом завязывается на паласе, разминаясь перед тренажерами. Катя задумалась. Три раза в неделю тренажерный зал плюс еще два раза ушу... Не жирно ли ей?.. Так совсем про ребенка позабудешь... Правда, есть мама...
       - Ты пойдешь во вторник на ушу? - заглянула ей в глаза Вера.
       Катя покачала головой:
       - Не знаю... Пока думаю... А что?
       - Я пойду с тобой! - заявила Вера. - И Валька тоже. Хотим себя попробовать. Хотя у нас, как у тебя, не получится. Ты идешь прямо с мужскими нагрузками. Вон какие "блины" ногами на тренажере отжимаешь! И потом ты ему нравишься.
       - Тренажеру? - попыталась отшутиться Катя.
       - Да ладно, не придуривайся! - махнула рукой Вера.
       На ушу пошли втроем. Только после двухчасовой тренировки скисла даже Катя. Две другие волонтерки вообще были еле живы.
       - Больше ни за что! - сказала Валя.
       - Нет, надо попробовать еще... - пробормотала Вера.
       - Как ваши спортивные подруги? - вежливо справился у Кати после тренировки Леня.
       Катя немного смутилась:
       - Это очень тяжело... Вот не думала... Мне казалось, я более выносливая...
       Леня улыбнулся.
       Катя не поверила заявлению Веры насчет тренера.
       И Катя, и Валя прекрасно видели - а что здесь незаметного? - как Вера старательно вьется вокруг тренера. О муже она непонятно давно умалчивала, хотя он оставался на своем месте.
       - Давай не пропускать занятия совсем, - предложила Вера.
       - Как это? - не поняла Катя. - А... эти наши несколько дней в месяц?
       - Глупости! - уверенно заявила Вера. - Ничего страшного!
       В принципе Катя считала точно так же и обрадовалась славной мысли. И подруги начали ходить в спортзал без перерывов и пропусков. Гигиенические средства есть, плотные трусики тоже. Не в каменном веке живем. Валя выразительно покрутила пальцем у виска. Но тренер Леня быстро раскусил новый маневр.
       - Что-то вы ко мне зачастили, - спокойно заметил он Кате.
       - Да, - согласилась она. - Решили отменить все критические дни.
       - Не получится, - без обиняков заявил тренер. - Подниму все записи посещений и сам все вычислю. Учтите: в эти дни заниматься спортом нельзя ни под каким видом! Ишь, затейницы! В такое время человек не очень владеет координацией, а значит, способен запросто уронить себе на ногу гантель или защемить руку тренажером. Мне потом за вас отвечать? Так что, повторяю, все вычислю и в эти дни вас пускать в зал не буду! И вашу спортивную подругу тоже.
       С хорошей идеей пришлось расстаться.
      
      
       Через полгода после начала занятий Вера внезапно устроила Кате допрос:
       - Давай начистоту! Тебе Леня нравится? Только не мнись, как ты умеешь и любишь. Салфеткой станешь!
       Катя действительно растерялась:
       - У тебя семья, дочка...
       - А ты мне морали не вычитывай! Подумаешь, чистенькая! Просто ловко скрываешь все свои романчики. А я не хочу. Но все-таки бороться с тобой - давней подругой - за мужика не стану. Это уже полная низость. Так что выкладывай мысли и чувства!
       Вера раскраснелась и вытерла лицо носовым платком. Смотрела на подругу в упор, чтобы в любом случае доискаться правды.
       Катя колебалась. Тренер Леня ей нравился, но... Сколько их было, этих "но"... Что-то Катю неизменно останавливало, сдерживало, а что - она не умела себе сама объяснить.
       - В общем, все ясно, - объявила Вера. - Можешь дальше не мучиться и слов не подбирать. Я все поняла. А как он к тебе относится, Катерине-веревке, знают даже тренажеры. Мне иногда кажется, что они к тебе приветливее, чем к остальным. Прямо сами идут в твои руки. Зря ты не занялась спортом профессионально, теперь поздно. А то глядишь, блестела бы сейчас в переливах славы, как Светлана Хоркина и Алина Кабаева, и заседала бы в Думе или в Совете Федерации. А еще лучше - вышла бы замуж, как Ирина Винер, за миллиардера вроде Усманова. И жила бы припеваючи. Упустила ты свое счастье, Катька! Но тебе это свойственно.
      
      
       Новая гимназия... Вера... Зоя... Почему Катя так не любит эту молоденькую англичанку? Просто не переносит... Заснуть невозможно... а потом рано вставать... глаза не раздерешь... голова сама падает на подушку...
       Катя встала, вышла на кухню, вдохнула ледяной воздух, плывущий из окна... Как хорошо... Мы все, выросшие среди разгульной непогоды, любим холод, к нему приучены... Всю ночь будет сниться еда - большая и вкусная... какая-то жирная рыба... огромным куском... кажется, семга... Но этого есть нельзя, печень не переносит, и поджелудочная тоже... съешь - и тогда смерть в мучениях... У желудка тоже давно осложнились отношения с едой... А желудок надо тренировать... да нет, беречь его нужно...
       Катя уже списана в архив. Что за глупость?.. Нет, это правда...
       Компрессионные колготки. Ежеутренний ужас перед их надеванием. Натягивать - только в резиновых перчатках, ни в коем случае не обрезать нитки, не тянуть, не выжимать, не сушить возле батареи... В общем, не дышать на них. А цены... Немецкие Меди Бауер - от двух с половиной до четырех с половиной тысяч, швейцарские Сигварис - от трех восьмисот. Итальянские Релаксан тоже перемахнули далеко за тысячу. Первая компрессия, конечно, дешевле, но нужна вторая. И как минимум - две пары. Каждый день стирать. Надевать только лежа. Ой-ой-ой... Муки всех, у кого работа "на ногах".
       Катя извернулась и нашла в ортопедическом салоне испанские Орто всего за штуку. Радовалась очень. Ровно неделю. Через семь дней колготки лопнули... На другие фирмы денег не было, и рисковать такими суммами... Да провались они, все компрессии и колготки на свете!..
       - На здоровье экономить нельзя! - солидно изрек Платоша.
       Конечно, нельзя. Но мы будем. И на здоровье, и на еде. Потому что ничего другого нам не остается. А еще эти дрязги врачей... Понятно, что во всех коллективах всегда возникают и конкуренция, и ревность, и зависть... Но если от этого страдают больные... Хотя кому какое до них дело...
       Один всероссийский медцентр, оказывается, не доверял ЭХО кардиограммам другого великого института. А Катя чем виновата? Только ей пришлось повторять ЭХО в центре, поскольку пришла она туда со своей кардиограммой из сердечно-сосудистого института, - а это стоит тысячу... Тысяча там - тысяча здесь...
       А потом кардиолог центра, глядя на Катю невинными глазами, развела руками:
       - Ну, надо же! Наше ЭХО в точности совпало с институтским!
       На здоровье нельзя экономить...
       Катя психанула и больше к этому кардиологу не пошла. Хватит с нее! Обойдется районкой. И вообще пора уже догнивать потихоньку, раз лечить тебя не собираются, а только тянут из тебя деньги, деньги и деньги... А лекарства?.. Они даже не подлежат никаким подсчетам. И трудно понять, помогают ли они. Ведь неизвестно, что было бы без них. Платон вечерами рассеянно перебирал Катины таблетки на кухонном столе и мурлыкал:
       - Кто грызет, а кто глотает, кто за щечкой их катает...
       Стоило бы вернуться к занятиям спортом. Все вокруг о нем лишь и твердят - надо, надо, надо... Катя верила. Понимала. Знала. Но какой и когда спорт, если она вечно, как внук Клары Трофимовны, опаздывает на работу? Утром, что ли, у нее будет теперь этот спорт, когда она едва успевает, с трудом проснувшись, ноги в тапочки всунуть? И что делать? Работа "от" и "до", а деньги надо в дом приносить. Она человек вечерний. Второй половины дня. Утро для нее - зряшнее время и напрасно прожитые часы. Но школа всегда с утра...
       А нестиранное белье уже выбегает за дверь, за порог и догоняет Катю на лестнице. И борьба с пылью всегда заканчивается ее безусловной победой. Разбить пару яиц в один клик, и скорее их на сковородку... Чем меньше у человека времени, тем больше он успевает. Просто очень плотный рабоче-хозяйственный график.
       - Мам, ты классическая сова! - объявил Платон.
       - Сова? - пробубнила Катя. - Скорее, жаворонок с обтрепанными крыльями. Потрепанный жизнью.
       Тяжкий страх перед метро, ужас равнодушной давки - ежеутренний разбухший вагон, куда нужно воткнуться, вползти ужихой любой ценой... Иначе опоздаешь на первый урок. Толкаться в метро - это на очень большого любителя. Лишь бы удачно ссыпаться вместе с толпищей по лестнице или слететь с эскалатора... А на обратном пути всю дорогу убеждать полиэтиленовый пакет, перегруженный продуктами, потерпеть и не оборваться до подъезда дома.
       Хотя когда-то, много лет назад... огромный стеклянный зал на "Октябрьской"... тренер Леня... Подруги называли Катю женщиной-веревкой.
       Давно это было.
      
       14
      
       Катя сказала коррекционному классу на уроке русского:
       - Ребята-молодчата, запишите фразу: "Я хочу учиться".
       По рядам прокатился иронично-протестующий гул.
       - Ну, хорошо! Напишите, если вам больше нравится: "Я не хочу учиться". Мне все равно, какую фразу из этих двух разбирать синтаксически. Они строятся по одному принципу.
       Дети начали выводить буквы в тетрадях. Катя подошла к первому столу. Очень много разных надписей и рисунков.... Намалеван какой-то Левиафан с огромной зубастой челюстью и грозными глазами под нависшим лбом. И надпись под картинкой: "Это - людолюб. Он любит вас!" И еще одна надпись, очень четко: "Вы дураки".
       - Это кто написал?
       - Я, - небрежно уронил Акрам.
       - Молодец! И что ты этим хотел сказать?
       - А что дураки стол размалевали. Зачем на нем писать? Вот я и не выдержал.
       Катя засмеялась:
       - Интересная логика!
       Акрам отличался удивительной честностью. Мог в сочинении вдруг написать: "А дальше я эту книгу не прочитал, не успел, поэтому тут написано все, что понял". Он брезговал - не то, что другие - пользоваться всякими официально изданными шпаргалками вроде "Ста золотых сочинений".
       Когда Катя впервые взяла в руки эту книгу, которая без конца перепечатывалась различными издательствами, когда полистала... Естественно, ни имен составителей, ни указателей источников в книге не было: почти анонимное издание. А сочинения, предложенные в качестве образцов для подражания, просто не выдерживали никакой критики. Катя потешалась.
       "То, что Базаров человек дела, видно сразу по его красной обнаженной руке".
       Отнести фразу к числу анекдотических, бредовых, над которыми любой здравомыслящий человек весело посмеется? Можно. Особенно если учесть общую диковатую логику: дело - значит, рука. Но почему у бедного Базарова она только одна? Не помнила Катя, чтобы Евгений был у Тургенева инвалидом. И где же тире после фамилии Базаров, которое здесь необходимо?
       "Базаров ненавидит многих, а у Аркадия нет врагов".
       Разве враги Аркадия и ненависть Базарова логически сопоставимы? Чувства, насколько Катя понимала, можно сравнивать с чувствами, а людей - с людьми. Если же составители имели в виду, что добрый человек не имеет врагов, то, увы, жизнь опровергает этот достаточно сомнительный постулат.
       "Но как можно было осмелиться на этом..."
       Детям предлагают делать подобные речевые ошибки? А книгу ведь читали и редактор, и корректор.
       "Своей смертью Катерина, а вместе с ней и автор, бросила вызов всей самодурной силе".
       За "самодурную силу" Катя сильно бы снизила оценку и написала на полях грозное "стиль!" А уж о том, что в предложении неправильное согласование (почему "бросила", а не "бросили"?), и говорить излишне. Кстати, разве автор тоже погиб вместе с Катериной? Из контекста это очевидно.
       А фактические ошибки?
       "Роман Толстого "Война и мир" был написан в 1869 году".
       За это сразу можно ставить двойку: роман создавался шесть лет - с 1863 по 1869 год, да и смешно думать, что подобную эпопею можно написать за год даже титану-Толстому.
       Исаака Бабеля в сочинениях почему-то назвали Иваном, очевидно, на русский лад, а Уильяма Фолкнера - Джоном.
       - Огромное количество стилистических мерзостей! - объявил Акрам.
      
      
       Первый раз он вышел отвечать к доске в кожаных перчатках. Великоватых, словно с чужих рук.
       Валя часто возмущалась:
       - У тебя дети на уроках в шапках, в банданах! Ты их распустила вконец! А с этими учениками говорить нельзя. Они сидят там и смеются своими делами...
       Нервничая, она начинала говорить несуразности. И кричала в классе:
       - Немедленно сними шапку! Ты что сидишь вшей паришь?!
       Катя тоже в ответ раздражалась:
       - Не приставай ты к ним! Когда будет надо, тогда они и снимут!
       Валин крик перед началом уроков:
       - Вы почему в школу с пивом пришли?!
       И бесстрастный ответ Акрама:
       - Ишь ты оно как... Что же нам, по-вашему, Валентина Иванна, с водкой в школу приходить?
       И вот теперь перчатки... Катя постаралась их не заметить, но все-таки поинтересовалась:
       - Не мешают?
       Акрам покачал головой. Класс выжидающе смотрел на учительницу. Испытывал и проверял.
       - Тогда пиши...
       - А двойку сразу не поставите?
       Катя искренне удивилась:
       - Двойку по русскому за перчатки? Молодец! Оригинально мыслишь!
       - Да нам всегда ставят двойки по русскому за плохое поведение! - тотчас загалдел класс. - Вечно мешают одно с другим! А так нельзя!
       Так нельзя... Катя задумчиво смотрела на детей.
       - Пишите, пишите, молодчата... С доски не списывайте: там могут быть ошибки. Акрам, у тебя как дела с русским?
       Он пожал плечами:
       - Дела как дела...
       Катя дала классу задание на дом - выучить наизусть любое стихотворение - на свой выбор. Акрам и выучил на свой, на очень свой...
       Встал и объявил:
       - "Ночлег в пути"! Бернс.
       Катя вытаращила глаза:
       - Надо же... Молодец... "Чужая жена" Лорки тоже подошла бы ...
       Акрам начал читать. Все слушали с интересом и смотрели на него - на вызывающего парня - улыбаясь. На строках: "Целуя веки влажных глаз..." он сбился. Степанов заорал:
       - Ну вот! На самом интересном месте!
       Катя поправила:
       - Нет, Саша, самое интересное место он как раз прочитал нам без запинки.
       И тут вдруг трепетная Танечка, со слов Доброва, уже лечившаяся в наркологии, крайне истеричная и чувствительная девочка, аккуратно и спокойно подсказала. Класс разразился овацией. А Акрам с помощью Тани подхватил и дочитал до конца.
       Его выступление нашумело. Катя потом признавалась подругам, посмеиваясь:
       - Да, наивно я предложила свободный выбор... Моя старая школьная учительница всегда повторяла: "Не позволяйте учить детям любые стихи, какие они хотят!" Зря я ее не послушалась...
      
      
       Для "пятачков" Катя придумала на уроках рекламную паузу, во время которой детишки должны прорекламировать свои любимые книги - так называемое внеклассное чтение. И как увлеченно они готовили дома эти рекламные паузы! Придумывали себе наряды, притаскивали в школу атрибуты рекламы - то шляпу Незнайки, то кружевной воротник Мэри Поппинс. А уж когда речь зашла о программной Гоголевской "Ночи перед Рождеством...", Катя просто обхохоталась. Дети проявили самостоятельность. На урок пришла заинтересованная классная руководительница "пятачков". А в классе... И мешки с колядками, и "красотка Оксана" в монистах, и "кузнец" с приклеенными усами и оселедцем...
       Это было еще в первой школе, до Доброва. Учителям нравилось, но на урок явилась завуч, просидела сорок пять минут - мумия мумией - и на перемене изрекла:
       - Екатерина Кирилловна, у вас в классе грязно и душно. Пусть дети подметут и откроют окна!
       Катя растерялась:
       - И это все, что вы можете сказать по поводу урока?
       - Все! - и завуч гордо проплыла мимо, другими словами и оценками не удостоив.
       Но Катя все равно неизменно что-то выдумывала, иначе ей становилось скучно работать. Еще она играла с детьми в шарады. Например, мальчишки вышли трое на трое, начали усердно молотить друг друга, даже сцепились. И вот уже потасовка, все шестеро катаются по полу и голосят:
       - Князя Гостомысла!
       - Нет, Вадима Новгородского!
       - Нет, Гостомысла!
       Катя даже испугалась - не переборщила ли она со своими фантазиями? Но все кончилось тем, что мальчишки, выдохшись, улеглись большой кучей малой. Что изобразили? Оказывается - вече. Ну да, первые два слога в слове "вечером". Потом показали второй слог в слове "гид-ра".
       Несколько парней ползли в ногах у третьего, стоящего надменно и гордо над ними, взирающего на них по-орлиному сверху вниз. И воздевая к нему руки, молили:
       - Здоро-овья нашему фараону-у! Проси-им воды-ы Ни-ила на на-аши па-астбища!
       Он их небрежно выслушал и сделал высокомерный, отстраняющий, шикарный жест рукой:
       - Довольно!
       Мол, все, выслушал, не надоедайте мне больше. И те покорно отползли. Это означало египетского бога Ра.
       Потом изобразили слово "гимназия".
       "Азию" воплотили так. Мальчишки, разодевшись в халаты и повязав на головы полотенца, пританцовывали на месте с подносами и тарелками, на которых - халва, чернослив, виноград - притащили из дома - и с восточным акцентом голосили:
       - Если хочи-ишь быть счастли-ив - покюпайти-и чи-ирносли-ив!
       - Если хочи-ишь быть бога-ат - покюпайти-и виногря-яд!
       Но главный цимис - когда мимо этих "рядов" стала пробираться, сутулясь, руки в карманы, ни на кого не обращая внимания, одновременно напролом и воровато, стрёмно таясь, бегая глазами, девица, несмотря на "жару", в кепке и плаще. Отыскала в дальнем углу какого-то затаившегося темного человека, сделала ему молча только им понятный знак... И человек, так же молча, насыпал ей в ладонь и карман белый порошок и зеленую травку.
       А все слово изобразили так. Один, приклеивавший себе черную острую козлиную бородку, надел к ней в пандан большие очки - получился учитель дореволюционной гимназии. И стал рассказывать. Тема урока - Столетняя война...
       Посередине "урока" "ученик" и "ученица" "задремали" и, вконец бессовестно "уснув", попадали друг на друга "в проход". Тогда интеллигентный "учитель" мгновенно остервенел, достал большую и толстую указку и с громким воплем бросился на "учеников". Те, с криками, - от него.
       А затем, отдышавшись, поймав и сдав "хулиганов" "инспектору гимназии", "учитель" вновь стал обаятельным улыбающимся интеллигентом и объявил:
       - Итак, Столетняя война окончилась. На этом мы заканчиваем наш урок.
       И изящно, манерно поклонившись, удалился.
      
      
       Семья у Акрама жила небогато - отец ушел, подрастал младший брат. Мать работала в продуктовом магазине. Вскоре она перестала удивляться хорошим отметкам сына по литературе и русскому. Всякий раз отмахивалась:
       - Да ну, опять по литературе... Если бы по другим каким предметам...
       Амир вел себя резко. Или несдержанно. Хамоват, говорил директор.
       Как-то мрачновато спросил Катю на уроке:
       - А вы почему слово "орбита" называете словарным? У него есть проверка.
       - Это какая же?
       - "Орбит"! Который без сахара.
       Учеником Акрам оказался сверхоригинальным. На вопрос, как пишется слово "бачок" - через "а" или через "о", вполне серьезно ответил:
       - Я думаю - через "о".
       - А почему?
       - Потому что от слова "бочка".
       А когда Катя поинтересовалась, как пишется "замешенное тесто" и "замешанный в преступлении человек" - где через "е", а где через "а", Таишев изрек:
       - Если тесто, замешанное как улика - то через "а". А если человек, замешенный в преступлении в бетономешалку - то через "е".
       Катя усмехалась: мыслитель... Философ...
       Однажды он объяснил этимологию слова "канить":
       - Крестьянин вел коня с плугом по борозде, а конь боялся. Крестьянин ему говорил: "Не бойся, гривастый, не кани!" Нередко так говорили: "Ну что ты, как конь, боишься"? А потом "бояться как конь" устоялось в одно слово - "канить". Ну что ты канишь?
       - Но почему тогда слово "канить" пишется через "а"?
       Акрам нашелся с ходу:
       - Чередование произошло!
       Правда, еще одного он не объяснил: с чего коню борозды бояться? Что-то Катя не слышала никогда о подобном явлении.
       Англичанка жаловалась. Она объясняла на уроке:
       - Если мы говорим "на столе" - то предлог "on" - "on the table". А вот если "на картине" - то предлог "in" - "in the picture". Здесь уже речь не о материальном, а изображенном.
       Таишев, конечно, тотчас вылез:
       - А если "на картине муха", то какой тогда предлог - "in" или "on"?
       Англичанка почему-то рассердилась. Дубинноголовая, как Коробочка. Без конца ныла:
       - Степанов стал читать вслух английский текст: "Ин зис хаус ливд... э-э... Ны-к-хо-ла-и Ва-сы-ла-вы-чч... Хо-хол..." Я ему говорю: "Да ты что? Там написано Николай Васильевич Гоголь!" Класс хохочет... Вот замкнуло: на полном серьезе читает что-то непонятное, написанное английскими буквами, а что именно - не доходит...
       Потом девятиклассники слушали минут двадцать аудиозапись на английском. Там человек приходит в гости. Прослушали. Учительница спрашивает, что поняли. Отвечают: "Только "хэлло"..." А Таишев снова орет:
       - А я понял, что там звенел дверной электрический звонок!
       Однажды Катя, читая наизусть стихотворение, запнулась.
       - Что же вы так плохо подготовились к уроку? - лениво спросил Акрам.
       Даже класс возмутился. Он уже привязался к Кате, раз решился вдруг восстать против лидера. Но Акрам сам тотчас усмехнулся. Слегка виновато. Опустил темную голову... Пробурчал:
       - Ишь ты оно как...
       Почему Катя всегда все прощала этому мальчику?
       Он хотел стать врачом. Катя прекрасно понимала, что в медицинский ему не поступить ни за какие коврижки, потому как негде взять такие немалые коврижки, но зачем сразу убивать мечту?
       Добров категорически отказался брать Акрама в десятый класс.
       - Таишева?! - заорал директор. - Совсем вы, Екатерина Кирилловна, с головой разбежались! Да как он учиться там будет?! Нет, пусть окончит девять классов и катится! Мне такие десятиклассники не нужны!
       Он планировал в гимназии для старших классов, во втором своем отремонтированном здании, два профильных десятых - гуманитарный и математический. Но все равно оставался еще один десятый, самый обычный - некоторых детей надо было довести до конца школы, а на спецклассы они не тянули.
       Кроме того, недавно Акрам, отнюдь не дипломат, не хитрец и не льстец, совершил серьезную ошибку, прочитав директору стишок в ответ на очередной грубоватый крик Доброва:
       - В нашем мире много психов.
       Каждый пятый в мире - псих.
       Говори со мною тише:
       Может, я один из них?..
       Максим Петрович тотчас пообещал Таишева из школы убрать навсегда. Но Ариадна Константиновна не позволила.
       Валя тоже ненавидела Акрама после одного случая еще до ее знаменитого вопроса о пиве. Она спросила класс, чем город отличается от деревни. Все задумались. Потом неуверенно ответили: город больше... Валя возразила: бывают ведь маленькие города и большие деревни. Дети еще подумали. Ну, в городе дома другие... Нет, и города бывают одно- и двухэтажные. Получаются вторичные признаки, а где основной?
       Вопрос и впрямь оказался на засыпку. Вроде бы так все просто: вот город, а вот деревня... Валя, наконец, подсказала:
       - В городе есть промышленное предприятие, а в деревне - нет. Вот стержневое, принципиальное отличие. Если в населенном пункте только земельное хозяйство, то каким бы место ни было богатым - это все равно деревня. А если есть хотя бы один, пусть захудалый, но завод - это уже город. Пусть самый маленький, но город. Вот в чем суть.
       И вдруг Акрам выразительно насмешливо хмыкнул:
       - Да при чем тут завод? В городе есть церковь, а в деревне - нет. В селе тоже есть. Это главное различие, а не какой-то там завод.
       Так что Валя тоже злобно голосовала за исключение хама Таишева.
       И насчет церкви... Это была далеко не единственная дерзость Акрама по отношению к историчке. Она всегда очень ревностно контролировала у школьников сменную обувь. Как будто ее наличие казалось Валентине важнее всякой успеваемости и прилежного поведения - такое порой складывалось впечатление - а ее отсутствие становилось преступлением.
       Наконец Акрам не выдержал и слегка куражливо, но вполне правомерно спросил, заметив, что у нее на ногах сапоги:
       - Валентина Иванна, а у вас самой есть сменная обувь?
       Валя искренне обиделась:
       - Но я учительница, а не ученица!
       - Ишь ты оно как! - хмыкнул Акрам.
       Тупик женской логики или попросту верх всякого идиотизма?.. Катя обозлилась. Стало быть, сапоги учительницы, в отличие от обувки учеников, пол не пачкают, они заговоренные званием их владельца?
       Потом Акрам взялся коллекционировать оговорки исторички-истерички, как ее называли ученики. И аккуратно докладывал о них Кате.
       - Екатерина Кирилловна, а разве можно так говорить, как Валентина Иванна? Она тут недавно брякнула: "Заготовьте дома ваши домашние заготовки". А еще "Смотрите глазами по тексту". Потом она часто спрашивает: "Кто вслух-то разговаривает?" И еще: "Голос девочек бубнит все время", "А кто меня все время дублирует? Все время слышу какое-то бу-бу-бу-бу-бу-бу...", "Куприянова, хватит шепотаться!", "Вы к следующему занятию перевариваете, а потом приносите", "Я не знаю, как у вас, а у нормальных школьников...", "Вот парта свободная, садитесь. Какая разница, где спать - впереди или сзади?..", "Пятый стол, назовите свою фамилию".
       Катя мялась. Ситуация сложная: и Валю жалко, и слушать она никого все равно не станет, и ребята по-своему правы... Но они тоже быстро все поняли - Акрам внезапно перестал приводить примеры высказываний Валентины и словно забыл о ней.
       А Катя упорно стояла на своем, пробуя помочь ему остаться в десятом классе, - она умела требовать, когда ничего другого не оставалось. Да еще позвала на помощь Веру и Ариадну Константиновну, классную руководительницу девятого коррекционного.
      
       15
      
       - Вы как детей учите, Екатерина Кирилловна? - насмешничал Добров. - К примеру, вы в курсе, почему у Грибоедова в пьесе дамы, встречая войско, "в воздух чепчики бросали"? Французская пословица, тогда все знали французский, в отличие от нас. А значит она - "пуститься во все тяжкие, забыть о любых приличиях". Звучит по-французски примерно так: "бросить чепец за мельницу". При виде военных и забывали. Как же, как же... А мы этого не понимаем.
       - Чтобы хорошенько растолковать "Горе от ума" или "Евгения Онегина", нужно несколько месяцев, - заявила слегка смутившаяся Катя. - А где у меня эти часы в школьном расписании? Вот и скачем себе дальше... И вообще я считаю, что нельзя преподавать Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Достоевского без знания Библии и основ Православия.
       Максим Петрович прищурился:
       - Ну да, ну да... Нелегкий вы себе предметик избрали. Как, например, объяснить детям мысль Николая Ростова, что можно украсть, зарезать и быть счастливым? Без отпадения от Православия автора - никак! И эту мысль всеми своими книгами опровергал Достоевский, доказывая, что убивать никого нельзя. Хотя сейчас вошло в привычку повторять, что любимым философом Гитлера стал Ницше - смотрите, к чему ведет ницшеанство! Но о том, что любимой книгой Геббельса, которую он воспринимал как руководство к действию, оказались "Бесы" Достоевского, все старательно умалчивают, либо начинают говорить, что тут Федор Михайлович ни при чем. Ницше - так виноват, а Достоевский - ни на грамм! Как же, как же... Умопомрачительная логика. Или к вопросу об авторской глухоте великого Пушкина. Между прочим, православного. И все-таки написавшего "чистейшей прелести чистейший образец". У него еще есть "друг прелестный". Вы ведь знаете, что означает слово "прелесть"?
       Катя знала. Огромные шкафы директорского кабинета взирали на нее с безмолвным укором и недоумением. Наверное, много про нее слышали.
       - Бесовщина... греховность... уход от Господа... - удовлетворенно протянул директор. - А мы детям это читаем и выдаем за эталон. Да поэт попросту облапошился, потерял чутье, чувство языка ему вдруг изменило! Лермонтов тоже в "Молитве" написал: "Есть сила благодатная в созвучье слов живых, и дышит непонятная, святая прелесть в них". Надо же: такое - и о молитве! Плюс сочетание "святая прелесть". И Михаил Юрьевич лажанулся, позорно обмишурился. Но зачем нам теперь врать, выдавая кощунственные ошибки за норму?
       - Это не вранье, - сказала Катя. - Это наша безграмотность.
       Добров весело кивнул:
       - Ну да, ну да... А как вы вообще объясняете детям Толстого? Говорят, старые книги пахнут грязными ушами. Вот Наташа спрашивает мать, не стыдно ли выходить замуж за вдовца, а графиня отвечает: "Молись Богу". Вы почитайте книги Дунаева. "Православие и русская литература". У вас сразу появится другой взгляд на мир, глаза будут другие, новенькие такие глазки, видящие все вокруг иначе. Недаром Ленин почти ласково называл Толстого зеркалом русской революции. Вообще между этими двумя господами существует любопытная связь, сотканная из цепочки совпадений. В "Анне Карениной" прообраз революционных бесов, "новый человек", склонный к самоубийству интеллигент, находящий "якорь спасения" в революции, носит фамилию Лёвин. А Левин - один из первых псевдонимов Ленина. Слишком откровенный, указывающий на левитские корни, как и фамилия Карла Маркса - Леви. В ранней редакции романа Лёвин назван Николаем Лениным. Таков, как известно, второй псевдоним вождя мирового пролетариата. А знаете ли вы, что писал Чехов о Толстом? Цитирую по памяти: суждения Толстого в "Крейцеровой сонате" о сифилисе, воспитательных домах, об отвращении женщин к совокуплению не только спорны, но изобличают человека невежественного, не потрудившегося в продолжение своей долгой жизни прочесть две-три книжки, написанные специалистами. Зато Бунин мэтра жалел, писал, что все ругают Льва Николаевича и не понимают, а тот просто очень несчастный человек. Лишенный способности верить.
       - Эти детали не для школы, - пробурчала Катя. - Такое и не во всех вузах рассказывают. И правильно делают. Это ни к чему! И не стоит мешать воедино личность и творчество.
       Максим Петрович усмехнулся:
       - Как же, как же... Но без нюансов создается не представление о писателе, а некая схема. В хрестоматийном стихотворении Пушкин пишет про Керн: "Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты". А в письмах он же строчит: "С помощью Божией я тут мадам Керн на днях выебал". Извините, Екатерина Кирилловна, так там написано... Один советский пушкинист когда-то попал из-за этого в смешное положение, не сумев разобрать общеизвестный глагол, показавшийся ему в данном контексте невероятным.
       Катя молчала. Начитанный у нее директор, эрудированный...
       - Или возьмем крепостника Гоголя и также владеющего крестьянами все того же Александра Сергеевича. Как вы это растолкуете детям? Иван Панаев закладывал крепостных, чтобы съездить за границу, Иван Тургенев обещал подарить дочери Белинского деревню, где жили двести пятьдесят душ. Демократ наш, ненавистник крепостного права!
       - И подарил?
       Добров засмеялся:
       - Не знаю, врать не буду. История в лице красавицы Авдотьи Панаевой об этом умалчивает. А картежник Некрасов, еще один наш знаменитый поэт-демократ? Многие считали его шулером. За что и бивали. Азартный и подозрительно удачливый игрок. Министр финансов Абаза и министр двора Адлерберг проиграли Некрасову более миллиона франков. Крупно не повезло поэту лишь однажды, когда он просадил за вечер почти девяносто тысяч рублей. А вообще проигрываться вчистую раньше считалось, как это ни парадоксально, хорошим тоном. Помните у Лермонтова "Тамбовскую казначейшу"? В ее основе - реальные факты и реальные лица: князь Александр Голицын в 1802 году взял да и проиграл свою молодую красавицу жену Марию Вяземскую графу Льву Разумовскому, одному из самых известных московских богачей. А сначала просадил ему же все свое состояние в двадцать четыре тысячи крепостных. Брак Разумовского с выигранной Вяземской оказался счастливым. Николай Пржевальский, знаменитый исследователь Средней Азии, часто выигрывал крупные суммы благодаря прекрасной памяти. Один из таких выигрышей помог ему организовать экспедицию в Сибирь. Достоевский отдал казино девять лет жизни. Писал Тургеневу и просил сто талеров, поскольку проиграл в Висбадене буквально все и задолжал в отеле. Знаменитый роман "Игрок" Достоевский написал на собственном опыте за шесть недель, чтобы отдать карточные долги. Александр Пушкин, снова и опять... В полицейском списке московских картежников за 1829 год числятся девяносто три игрока. Под номером тридцать шесть - "наше все" русской словесности. Играл он много и страстно, в основном проигрывая. Вяземский писал, что Пушкин всегда оставался ребенком и проигрывал даже тем, которых, кроме него, все обыгрывали. Вы считаете меня циником? Ну да, ну да... Но ведь если разобраться, даже положительный дед Мазай - циничен до беспредела! Спас всех зайцев, отпустил их, причалив, с лодки в лес и сказал их вожаку:
       Смотри, косой,
       Теперь спасайся,
       А чур зимой
       Не попадайся!
       Прицелюсь - бух!
       И ляжешь... У-у-у-х!..
      
       Катя вспомнила... Когда-то дала классу задание написать свой вариант концовки про деда Мазая. И два парня такое сочинили... Даже пришлось им выговорить за цинизм. Нет, у них дед Мазай из спасенных зайцев не готовил жаркое. Мальчишки просто вывернули все наоборот - зайцы спасли Мазая. Он, встречая раннюю весну, перепился и чуть не утонул, опрокинувшись в ледяную воду из лодки. А зайцы всей гурьбой его выловили, положили на остров, высушили, обогрели и похмелили, а потом сдали прямо в руки грозной жены.
       Эти Катины фантазийные темы... Среди нескольких обязательных письменных домашних работ по комедии Грибоедова "Горе от ума" Катя обычно предлагала девятым классам окончить пьесу за автора, написать ее пятый акт, придумать, что случилось с героями дальше. Ведь писатель заставляет нас расстаться с ними в тот момент, когда их будущее совершенно неясно - финал открыт. И рассказывала детям о "господах Молчалиных" Салтыкова-Щедрина, в свое время тоже дописавшего комедию за Грибоедова.
       Ох, какой неудержимый вихрь фантазии обрушивался на Катю! Целый день после получения домашних работ она наслаждалась. Никакая самая любимая книга не могла заменить этих замечательных детских творений, рожденных воображением. Писали и в прозе, и в стихах, расписывая действие по явлениям, как в пьесе. Некоторые даже оформляли свои работы фломастерами.
       Но недавно, читая очередные продолжения комедии, Катя ощутила вдруг тревогу, сначала безотчетную, неясную, а потом осознанную, настоящую. Что происходит? Почему дети в основном повторяют одни и те же мотивы, которые раньше были не столь очевидны?
       Сегодняшние девятиклассники рассматривали как вполне нормальный исход событий не только гибель Чацкого на Сенатской площади. В основном они прогнозировали возможное пьянство как Скалозуба и Молчалина, так и главного героя. Софья, разлученная с Молчалиным, в их представлении может озлобиться, и, если ее выдадут насильно замуж за Скалозуба, в состоянии убить мужа, например, подсыпать ему в кофе яд.
       Спивался у многих и Фамусов, у некоторых Софья сходила с ума и кончала свои дни в больнице для умалишенных. Молчалин скрывался с награбленным имуществом Фамусова и Софьи...
       И в каждой работе - безусловная бесперспективность и бессмысленность бытия героев, мрачные повороты сюжетов, горькие судьбы... Но ведь скептицизм и пессимизм не обусловлены жизненным опытом подростков: слишком рано. Значит, это чужой опыт, опыт взрослых. И гибель героев - никак не расплата, не возмездие, не наказание по Достоевскому. Отнюдь. Это просто бессознательно предначертанный детской рукой путь каждого, путь их и наш, путь страны...
       Да не может этого быть! Не верю! - хотелось Кате выкрикнуть любимую реплику Станиславского. Так не бывает! Юности свойственно надеяться на хорошее и ждать его, ей присущ оптимизм, граничащий порой с излишней самоуверенностью, тоже характерной для подростков.
       Но почему тогда в сочинениях девятиклассников почти все герои спиваются, грабят, убивают? Почему никто не счастлив, не удачлив - только если сбежавший с фамусовскими драгоценностями Молчалин... Никто даже не улыбается, не радуется... И откуда это несомненное желание убить героев, заставить их еще пострадать? Когда значительно легче бросить под паровоз героя, перефразировав известные строки Светлова "Я сам лучше брошусь под паровоз, чем брошу на рельсы героя", тогда возникают серьезные опасения по поводу психического здоровья нации, сумевшей так великолепно внушить подрастающему поколению определенные настроения и мысли.
       Вокруг пьют? Конечно. Сходят с ума? Еще как! Грабят? Да подобными сообщениями буквально забита вся пресса. Убивают? Послушайте новости. А если сюда прибавить фильмы ужасов, кровавые боевики, многочисленные низкопробные детективы, которыми забиты книжные прилавки у входа на любую станцию метро, чего же можно хотеть, чего ждать от детей, неосознанно впитывающих на манер салфетки все, что они ежедневно видят вокруг, все, о чем слышат?! Вот откуда и психушки, и яд в кофе, и драки между Софьей и Скалозубом...
       Старая истина гласит: каждый народ заслуживает именно то правительство, которое имеет. А если народ заслуживает свое подрастающее поколение?! Катя испугалась нехорошей мысли. И вспомнила Островского.
       Его изучение со своими десятыми Катя начала с пьесы "Снегурочка". И дала небольшую контрольную из нескольких вопросов, в числе которых был такой: "Кого из героев "Снегурочки" вы бы выбрали спутником жизни?"
       Ответа оказались удивительно однотипными и характерными. Честно говоря, хотелось совершенно другого. Большинство, перепутав смысл понятия "спутник жизни", мечтали иметь такого отца, как Мороз. Почему? Да потому, что это "крыша над головой", как писали дети, под которой никогда не пропадешь. Главное в жизни - опека и забота родительская.
       Что же касалось непосредственных спутников жизни, то и здесь мнения не слишком разделились. Юноши не выбирали никого: ни Снегурочку, ни Купаву, ни Весну. Первая - "слишком сентиментальная, мечтательная и к жизни не приспособленная, кому нужна такая жена?!" Вторая - бесхарактерная. "Любить, как собачка, каждая сумеет, и служить, как собачка, тоже, - писали дети. - А в ее верности не очень-то и нуждаются. Нуждаются в силе. Разве Купава похожа на сильную? Чуть что - слезы, истерика, любит - не любит, судебное разбирательство у царя - такая подруга жизни тоже ни к чему". А Весна? Это уж совершенно неподходящая кандидатура - "ненормальная какая-то, если родной дочери дала возможность полюбить ценою жизни!"
       Значит, со спутницами все ясно. Как же обстоит дело со спутниками? Тоже вполне четко и определенно. Лель веселый, ласковый, но предатель - кто его выберет? Мизгирь - тоже предатель, как он легко забыл Купаву и ушел к Снегурочке! Вообще лучше всего Mopoз и царь Берендей.
       "Ничего, что они староваты, - писали девушки. - Главное - богаты, особенно царь. И умудренные жизнью. Мизгирь опасен, еще проторгуется где-нибудь, деньги свои порастеряет, а уж старички ничего никогда не упустят. И жену обеспечат на долгие годы. Особенно молодую. Ведь не случайно Мороз на Весне женился!"
       Логично? Вполне. Интересно?
       Катя дочитывала тетрадки без всякого удовольствия и любопытства. Ничего нового ей дети не поведали. Современные, прагматичные, тоже умудренные собственным опытом десятиклассники. Они выросли в другие времена, и смешно думать, что кто-нибудь из них действительно предпочтет мечтательницу и фантазерку реальной, земной и практичной женщине. И странно услышать, что кто-нибудь выберет иные, кроме материальных, ценности. Хотя на уроках они часто беседуют с Катей о ценностях духовных, ну и что? Вcё слова, слова, слова...
       Конечно, и гриновская Ассоль грезила о принце, и Золушка вышла замуж на принца, но ведь они никогда не произносили этого замечательного определения "богатый". Катины дети произносят. И пишут. И, что самое страшное, искренне верят в приоритет денежного мешка. Катины дети мечтают о богатых мужьях и практичных женах.
       А разве они не правы? И почему они должны мыслить, как Екатерина Кирилловна? Конечно, не должны. Конечно, они будут жить по-своему, иначе, в соответствии с другими принципами, нормами жизни и морали. Но разве это нормы и принципы? Откуда они взялись? И чему она их научила, эта Катя? Не объяснила, чем отличается истина от фальши, драгоценность от блестящей мишуры. Правда, у нее был очень могучий и грозный противник - время.
       Она в который раз перечитывала строки, написанные столь откровенно детской рукой: "Муж должен быть обязательно богатым. Это главное".
       - Для чего ты пошла в школу? - спрашивала мама.
      
      
       - А Пушкин-бретер? - не унимался неугомонный директор. - Да ему не погибнуть на дуэли просто было невозможно! У него этих поединков... Вы перечитайте Лотмана. А Дантес должен быть благодарен Пушкину, как и Мартынов Лермонтову. Если бы не поэты и не дуэли - кто бы вообще узнал о Дантесе и Мартынове? И потом, Екатерина Кирилловна... - хитро прищурился, хохотнул. - Александр Сергеевич Пушкин был человеком очень некультурным. Он не читал ни Тургенева, ни Толстого, ни Достоевского. А Блок? Например, поэма про тех двенадцать товарищей...
      
       И идут без имени святого все двенадцать вдаль -
       На все готовы, ничего не жаль.
      
       Вы вдумайтесь - фраза-то страшная! Ведь в ней так ясно сказано: "На все готовы, ничего не жаль". То есть если надо - отца и мать в расход, все разгромим... Вы как это детям объясните? Литература - не математика, где всегда есть свой ответ и свое решение. Иногда даже несколько решений. А ведь и Пушкин иной раз бывал модернистом. Например:
      
       И вот уже трещат морозы
       И серебрятся средь полей.
       Читатель ждет уж рифмы "розы",
       На, вот возьми ее скорей.
      
       Вторые две строки - типичный пример модернистского жеста в литературе. Однажды великий поэт схватился за голову и сказал: "Боже мой! Я ведь уже перерифмовал все слова в русском языке, которые можно рифмовать! Что же теперь делать?!" После чего написал знаменитое: "Вновь я посетил..." - без рифм. Вхожу недавно в ваш обожаемый класс. Все сидят на своих местах, а из окна торчат чьи-то ноги. Окликаю: "Гулы-гулы!" - ноги торчат по-прежнему. И так минут пять. Наконец я гавкнул. И ученичок втянулся в класс. Опомнился. Таишев ваш... Лежал на подоконнике, наслаждаясь теплом. Как же, как же... А во дворе работал компрессор. И впал парнишка под этот шум да еще мысли, солнышком согретые, в такое состояние, что не слышал ни звонка на урок, ни как я вошел, ни как его окликал... Потом просто устал лежать на окне и влез обратно.
       Катя засмеялась.
       - Ничего смешного! - отрезал директор. - А как вы считаете, что такое история? С Валентиной никогда сей вопрос не обсуждали? Я читал: это движение отпавшего от Бога человека - во всечеловеческом единстве - к новому соединению с Творцом. Сквозь сумятицу отступлений, бесконечных ошибок, грехопадений - в силу поврежденности натуры - и возрождений ради стремления к спасению. А историческая слава обычно достается совершенно незаслуженно.
       Насчет грехопадений Максим Петрович был абсолютно прав. Но как сложно перемешивались в нем самые разные идеи и понятия... И где он был - настоящий?
      
       16
      
       - Вот угадай, что за предложение мне пришло? - спросила Валя. Она плохо уживалась с Добровым - а кто с ним уживался? - поэтому давно искала работу через Интернет. - И они это шлют, зная о моем образовании, возрасте, опыте работы и так далее...
       - Неужели зовут грузчиком в магазин? - засмеялась Катя.
       - Нет, еще интереснее - фотомоделью! Возмутительно! - Валя швырнула на стол сумку. - Никаких запасов делать нельзя! Все портится даже в холодильнике. Продают всякую дрянь и нас ею кормят!
       Катя рассеянно кивнула:
       - Насчет запасов верно. Это уразумел даже Платоша. Купил себе цанговый китайский карандаш, о котором давно мечтал. Наконец нашел - карандаш почему-то оказался дефицитным. Поэтому сразу прикупил запас грифелей лет на десять. Год писал этим карандашом, а затем он сломался. Уже необратимо. И Платоша сидит, смотрит на ненужный запас грифелей, на эти выброшенные деньги, пусть небольшие... - Катя засмеялась.
       - Ты слишком либеральна с детьми, слишком мягка, ты их распускаешь. Твердишь одно и то же: "Не ругайте человека, он живой!" Мертвых, что ли, надо ругать по твоей логике?
       Валентина говорила, словно не слышала Катю. И действительно часто не слышала. Катя не могла понять, как ни пыталась, насколько плохо подруга улавливает чужую речь. Да и как тут поймешь? Как об этом спросишь?
       Зачем рождаются на свет Божий несчастные существа?.. Чтобы жить и мучиться, и мучить других, потому что жалость и невозможность помочь - а чем поможешь? - и чужая, давящая безысходность - вечные наши страдания. В чем здесь промысел Божий? Разве можно его постичь...
       - Зачем мне жить? - однажды спросила Валя.
       И Катя не нашла ответа. К Православию Валентина относилась настороженно.
       - Даже в слове "одна" и то два слога... - прошептала еле слышно.
       Слишком широко раскрытые глаза Вали... чересчур... и голос, звенящий туго натянутым проводом под осенним ветром...
       Говорят, что погасить страдание - значит погасить желание. Наверное, правильно, и все-таки... Как можно погасить Валино желание слышать? Как можно погасить желание семьи, детей, любви?.. Какой водой зальешь его, горячее и яростное? Живые воды святых родников здесь бессильны. Или нет?.. Только говорить с Валентиной об Иове Катя не могла. Не получалось - и все.
       Преподобный Антоний Великий утверждал, что скорби смиряют человеческую гордыню и выбивают у человека опоры себялюбия и надменности. Много пострадавший перестает грешить. Скорбь переплавляет человеческое настроение из греховного, самозамкнутого, в святое и открытое Богу и возвращает всякого грешного блудного сына в Отчий Божий дом. И Майков писал, что чем глубже скорбь, тем ближе Бог.
       Только всегда ли происходит такое? Для всех ли это возможно? Или люди сами виноваты в том, что у них так не получается? ПрОсите и не получаете, потому что прОсите не на добро. Это святое Писание. Но как трудно постичь подобные истины... И зачем мучить себя поисками...
       Катя всегда чувствовала себя неловко рядом с Валей. Кажется, свою вину ощущал и директор - в холодном здании новой гимназии Валя тоже сильно простудилась, лежала в больнице, и ее слух резко ухудшился. Добров стал даже как-то заискивать перед Валей, юлить... А Катя, стерва такая, ни разу не навестила Валю в больнице. И Вера тоже. Сначала они не знали, что подругу положили в клинику, звонили и не дозванивались - Валя часто плохо слышала звонок и обычно долго не брала трубку. А потом не успели - Валю уже выписали.
       Как трудно все-таки, просто невозможно представить себе положение рядом живущего... Эту страну глухих... Говорят, чтобы осознать жизнь инвалида, нужно хотя бы день провести в инвалидном кресле. А Кате необходимо на день заткнуть себе уши.
       Через несколько дней после предложения о фотомодели Валя позвонила Кате:
       - Тут в газете такое жуткое объявление... У меня волосы дыбом встали. Просто не понимаю, до какой безысходности и отчаяния мог дойти человек, чтобы решиться предлагать подобную услугу?!
       Катя опять потерялась в догадках:
       - Что же там напечатано? "Мужчина готов оказать половое милосердие одиноким женщинам в возрасте"?
       - Да ты что! - возмутилась Валя. - Если б такое... это чепуха, и, скорее, смешно и противно... Тем более, что все развратились до предела. Здесь гораздо страшнее: "Продам свою почку". Вот наша жизнь...
       Катя молчала.
       Вчера она совсем собралась умирать. Сил больше нет. Уже считала все ошибки своей жизни, но их оказалось куда больше, чем предполагалось. Катя устала, бросила считать и пошла варить овощной суп.
      
      
       Она почему-то очень тяжко восприняла Верину борьбу за директорство с Добровым, хотя возненавидела его по-настоящему после одного случая.
       Мальчишки курили за школой. Увидели директора, привычно позвавшего их: "Гулы-гулы!", стремнулись и дали деру. А Таишев пожалел бычок - деньги на сигареты приберегал от выделенных матерью на школьные обеды - и от большого ума сунул окурок в карман брюк, даже не потушив. В том же кармане у него лежала пластиковая расческа, которая горит, как коптилка.
       Когда мальчишки вошли в школу, расческа разгоралась все стремительнее, прогорели брюки, и на ногу потекла расплавленная пластиковая масса... Катя первая увидела белое лицо Акрама. "Скорая" доставила его в травмпункт с обугленными тканями - ожог четвертой степени.
       На следующий день надо было идти менять перевязку. Врач предупредил:
       - Приготовься, бинт сорву резко, за одну секунду. Будет больно, врать не стану. Но тянуть бинт медленно нельзя - это еще хуже.
       Сорвал бинт в секунду, и все погасло. Болевой шок. Когда Акрам очнулся от запаха нашатырного спирта, врач рассказал, что вместе с бинтом из ноги выпал обугленный кусочек мяса. В ноге зияла в прямом смысле слова ямка. Ее заливали концентрированным до черноты раствором марганцовки и снова перевязывали. Белое пятно осталось навсегда.
       Это все передала Кате верная подружка Акрама одноклассница Танечка, всегда старавшаяся быть внимательной и аккуратной. Домашние задания выполнены, тетрадки чистенькие, учебники на столе... Катя удивлялась: правдива ли история с наркотиками? Добров стоял на своем, Ариадна Константиновна досадливо отмахивалась: и охота вам слушать директора?
       При всей своей прилежности Таня настоящих способностей ни к одному предмету не проявляла и учиться после девятого класса не хотела. Мечтала стать парикмахером. Но не тут-то было... Танина мама придерживалась совершенно иного мнения и твердо рассчитывала, что дочка окончит одиннадцатилетку и поступит в институт. И институт уже выбрала в Питере, где у Таниной мамы нашлись знакомые, готовые помочь с поступлением.
       Мягкая и податливая, девочка была не в силах сопротивляться материнскому желанию и пассивно подчинялась, хотя в ее глазах стыла серая тоска. Таня постоянно удивительно красиво и своеобразно причесывала на все лады подруг и рассказывала учителям, как ей хочется работать в парикмахерской.
       - И что мать упорствует? - злилась Валя. - Девчонка ведь права: в школе ей дальше делать нечего. Дура дурой. Самая дорога в училище!
       Но переубедить Танину маму оказалось невозможно. Она не желала понимать, что дочка будет страдать, занимаясь нелюбимым делом, что ей будет очень трудно учиться как в старших классах, так и в институте, если даже она туда поступит по маминой протекции.
       Таня изредка подходила к Кате, стояла рядом, смотрела... Потом лепетала:
       - Екатерина Кирилловна, Акрам хочет учиться в десятом классе... Он ведь должен там учиться, правда? Вы ему поможете?
       Катя кивала, с ненавистью вспоминала о Доброве, стискивала губы...
       Приятель Акрама Саша Степанов прекрасно играл в футбол, уже выступая за молодежную сборную России. Но мама не собиралась растить русского Пеле, она мечтала сделать из сына менеджера или экономиста. А потому забрала сына из сборной по футболу и категорически приказала учиться. Мальчик с трудом перебивался с двойки на тройку, а на переменах очень красиво бегал по коридору, играя воображаемым мячом. Все учителя любовались, даже Валя и Добров. Им было по-своему жалко мальчика, но убедить и эту маму тоже ни в чем не удавалось.
       - Никакого футбола! - гневно отрезала она. - Только Финансовая академия! Или Плехановская!
       - И все это лишь с благими намерениями! - сорвалась как-то Валя. - Идиоты-родители упускают из виду ответ на самый главный вопрос: чьи интересы они преследуют? Детей или свои собственные? Чьи здесь гордость и честолюбие? И чьи трагические ошибки, расплачиваться за которые потом будут всю жизнь их дети?
       Конечно, думала Катя, опыт родителей несравним с опытом детей, кто спорит... Но здесь дело не в одном опыте. Нельзя забывать о детской интуиции, о природном ощущении своего жизненного пути, об осознании своего предназначения. И лучше, как ни парадоксально, если ребенок ошибется сам, чем пойдет по ложной дороге, навязанной ему родителями. И позже бросит им в лицо выстраданное обвинение.
       Каждый должен прожить свою жизнь. И нельзя подменять детскую - собственной...
      
      
       - Вы слишком эмоциональны, Екатерина Кирилловна, - хмыкнул Добров. - Ну да, ну да... Наблюдал тут недели три назад... Пришла к вам чья-то мамашка... ревет-разливается, горе свое вам выплакивает. А вы ее обняли и тоже взялись рыдать с ней за компанию.
       - Неэмоциональный словесник - нонсенс! - злобно отпарировала Катя.
       - Как же, как же... - ухмыльнулся директор.
       Эта история с плачущей мамой...
       Знал бы Добров, сколько стоил Кате мальчишка Андрюшка, который из школы уже фактически ушел... Учиться он не желал, двойки по всем предметам... Добров и Валя - они почти всегда совпадали по степени жестокости - поставили вопрос об отчислении. Но ведь Департамент не позволит. Тогда на второй год. Катя попыталась выяснить у матери, чем увлекается Андрей. Оказалось, музыкой.
       - С утра до ночи бренчит на гитаре! Ночью не расстается! - выплескивала свое несчастье мать. - Какие-то клубы у него там бардовские, музыканты по всей Москве... И он к ним шатается бесконечно, а учебу забросил, собирается петь... На Цое вообще помешался!
       Катя задумалась. Дома она собрала все музыкальные кассеты и диски Платоши.
       - Будешь преподавать музыку по совместительству? - насмешливо справился сын.
       Катя серьезно кивнула. После уроков она позвала Андрея к себе в класс, который служил ей и кабинетом. Мальчик пришел хмурый.
       - Давай позанимаемся дополнительно, - предложила Катя. - Глядишь, и двойку исправим...
       Предварительно она попросила маму постараться уговорить Андрея прийти хотя бы раз. У нее собиралась группа для дополнительных занятий, и Добров ей оплачивал эти два часа в неделю, хотя приходили обычно всего человека три-четыре. Самые энтузиасты. Андрей согласился нехотя. Катя взяла для диктанта слова песни Цоя "Звезда по имени Солнце". Она вообще любила выбирать стихотворные тексты для дополнительных занятий. Андрей удивился:
       - Песня... Вы что, музыку любите?
       Катя кивнула.
       - И Цоя тоже?
       - Очень! - Катя не врала.
       Андрей помолчал.
       - Вот напишем диктант, я тебе что-то покажу, - пообещала Катя.
       Диктант Андрея она проверяла последним. Другие ребятишки поразбежались. Дискеты и диски выстроились на полке возле стола.
       - А что это у вас? - снова удивился Андрей. - Раньше вроде не было... -Подошел, посмотрел. - И рэп... и тяжелый рок... и битлы... Вы что, рэп знаете? И металл?
       - Так вышло, - объяснила Катя. - У меня Гриша без конца что-то слушал... вечно в наушниках... Мне надоело, попросила дать послушать. Девочки взмолились: "Екатерина Кирилловна, не надо! Это такой ужас! Это "Ария"!" А я ведь даже не знаю, что за зверь такой - "Ария"... Надо бы узнать.
       - А вам зачем? - по-прежнему хмуро спросил Андрей, хотя глянул заинтересованно.
       - Ну как, зачем? - Катя улыбнулась. - Есть такой порочный и распространенный вид рецензии на книгу: "Она ужасная, но я ее не читал". Так же точно и на музыку, на картину... Чтобы отрицать или принимать, надо сначала прочитать, услышать или увидеть. Как я могу отвергать рэп или рок, если никогда не слышала?
       - Да, верно... - протянул Андрей. - И что потом? Вы услышали... вам понравилось?
       - Нет, - честно сказала Катя. - Очень давящий размах. Но есть вещи, которые мне нравятся. Барды, например. Вот, посмотри...
       Они вместе стали разбирать Катины кассеты и диски.
       На следующее занятие Андрей пришел сам, без напоминаний. И на следующее... А потом... потом к Кате приплелась обреванная мама Андрея...
       - Он больше к вам не придет! - рыдала она. - Екатерина Кирилловна, Андрюша больше не придет!
       Катя застыла:
       - Почему? Что случилось?
       Подумала: с мальчиком беда...
       - Я сама, сама во всем виновата! - плакала мать. - Я все испортила! Я была так счастлива, что он стал к вам ходить, заниматься, уроки даже делал... Я так радовалась... И я ему сказала: "Вот, наконец, ты начал теперь учиться и бросишь свою дурацкую музыку!" А он закричал: "Что?! Музыку?! Да я лучше школу твою дурацкую брошу! На кой ляд она мне нужна?!" И уехал к приятелям. Он больше не придет, Екатерина Кирилловна... Я все испортила...
       Катя молчала. Не ругайте человека, он живой...
       Андрей действительно больше никогда не пришел. И забрал, к великой радости Доброва, документы из школы.
       - Так как тебе работается учителем? - нередко ехидно приставала мать. - Дети тебя слушаются?!
       Катя честно мотала головой.
       - А твою копеечку тебе платят? Есть на что растить Платошу? - не унималась мать. - Я подкину тебе до получки. Я теперь пенсию с книжки не снимаю, подрабатываю консьержкой в соседнем доме. Мне хватает. Что мне нужно одной? Но ты живешь не по средствам. Зачем тебе электрический чайник? Он дорогой. Купила бы себе обычный, на плите кипятить. Что, не хочется? А надо приноравливаться к своим возможностям.
       Действительно, нужно приноравливаться.
      
      
       Когда Вера полностью освоилась в школе, то стала размышлять, не больно ли жирно для одного господина директора. Правда, у него четверо детей. И он постоянно на всех углах-перекрестках кричит-вопит об этом. Дескать, они собирались завести третьего, но родились близнецы...
       Добров, по мнению Веры, чересчур разошелся и развернулся вовсю. Через Департамент образования - у него везде свои люди - добился для школы второго здания, рядом с метро. Чтобы перевести туда старшие классы, сделать шикарный ремонт, открыть гимназию, а во вторую половину дня сдавать новое здание в аренду - курсам или частному университету, которых расплодилось нынче, как машин на улицах. Максим Петрович стал широко известен в узких кругах.
       В своей борьбе - даже не очень сильной и долгой - директор здание отбил. И началась жизнь на два здания. Они, правда, стояли неподалеку друг от друга, но бегать из одного в другое на урок... Ничего, бегали... Привыкайте...
       И тут Вера взялась за дело. Вероятно, ее подогревала критическими речами и настроениями Ариадна Константиновна. Это безусловно. Только сама географичка ничего не добивалась, ни о чем не тревожилась и не заботилась, кроме как о своих учениках. Зато Вера... Начала пропадать в Департаменте, моментально обросла там подругами- приятельницами, о чем-то с ними шушукалась, вела наблюдение за Добровым, буквально отслеживала каждый его шаг, любое слово.
       Заявляла торжественно и мудрено:
       - Что нужно для триумфа зла? Чтобы хорошие люди ничего не делали. Поэтому надо что-то делать. Обязательно. Нельзя достичь цели, не поставив ее перед собой. И потом мы обычно знаем, что мы такое, но не знаем, чем можем быть. Или кем. Человек совсем не тот, каким хочет быть, а тот, кем не быть не может.
       С подругами на темы "кем быть" и "поставленные цели" Вера беседовала скупо, да тех и не очень интересовали ее делишки. Валя как всегда отмалчивалась, Катя занималась Платошей и детьми в школе. А Вера порой напоминала капризное дитя, которое плачет оттого, что ему не могут достать Луну, но даже не пробует спросить себя: а что делать с этой Луной, если ее все-таки достанут? Катя не верила в организаторские способности подруги.
       Когда Платоша был маленьким, Катя вдруг стала думать: вырастет поэт.
       Ведет его Катя за руку из детского сада, и сын сочиняет на ходу "белые" строки:
       - Мы идем, мы идем, мы идем в синих шапках...
       А позже выдал поздравлялку:
       - Поздравляю с днем рожденья,
       А подарки мне отдай!
       Но это все детские забавы. Позже Платон отобрал у Кати пишущую машинку и пошел строчить...
       - Девочки, не знаю, что делать... - жаловалась Катя подругам. - Стихи сочиняет, словари читает, энциклопедию почти всю наизусть выучил...
       - А ты бы хотела, чтобы Платошка стал сантехником? - логично поинтересовалась Вера.
       Катя немного растерялась:
       - Ну... что-нибудь все-таки попроще...
       Попроще не получилось. Платоша начал изучать книги по биологии. И Катя теперь каждый слышала:
       - Да ему вообще-то неплохо, этому моллюску... Хотя едва зазевался - и могут слопать. А там всюду ракушки и песок. Смешается себе с ними... У него окраска в тон морскому дну, а там хищников! И нужно брать или внешностью, или скоростью, или прочностью... Ну, мимикрия... Миграция, да, похоже...
       Это Платоша общался по телефону с лучшим другом Дэном, с которым они вместе собирались на биофак. А потом и поступили.
       - Мало того, что злобная популяция людей нещадно истребляла голубых китов, так еще и окружающую среду испоганила. А почему киты чаще погибают в брачный период? Все страсти, агрессия да неуправляемость... Птицы - тоже жертвы урбанизации. А заводы-фабрики? Понастроили... Растения задыхаются и дохнут. Да они коллективисты, эти пингвины... Детские сады открывают... И детей друг другу на воспитание дают. Или на время. Мол, посиди с дитем, пока я еду отыщу. Не-е-е... Акулы - разве млекопитающие? Моржи на западе не растут. Да это, я думаю, формальдегид. Ну-у... Это может быть связано с длиной цикла беременности. Бактерии здесь ни при чем! Они при таких условиях давно бы вымерли! Не-е-е, глупости... Снегири летом просто незаметны, никуда они не улетают. А зимой на снегу их отлично видно. Когда здесь у нас сплошное бесптичье... А на безрыбье и труп рыба.
       Кате очень нравилось слушать сына и под этот мирный аккомпанемент проверять тетради. Платоша валялся на диване и часами говорил по телефону, поставив аппарат на живот:
       - Люди... Тот еще народец... Так и норовят завалить какую-нибудь зверюшку. Знаешь, как убивали медведей на севере? Остроумным и ужасным в своем особом цинизме и жестокости способом. Медведь, наступив на корягу или железяку, прыгает только вверх. У него не хватает соображения отпрыгнуть в сторону - что-то заклинивает в звериной башке. Ну, и кладут людишки на тропу, где бродит мишка, здоровую борону с огромными острыми зубцами. Маскируют ее травой, песком, камешками. Медведь на нее натыкается, прыгает вверх и падает на то же место. И опять. Через час-другой он, обессилев и обезумев от этих кошмарных прыжков, подыхает от болевого шока, истекая кровью. Чего о гуманизме трепаться после этого? И любопытно, что хотя точно известно о зверском способе, до сих пор неясно, кто им промышлял. Коряки твердят: способ знаем, но мы не такие жестокие. Это наши соседи ненцы. Те талдычат: да, есть такая маза. Но она не про нас! Это коми какие-нибудь... Ну, понятно, что коми скажут. Объявят, что они охотятся гуманно, а подобную дикость изобрели коряки-сволочи...
       Катя задумалась. Забавно...
       - А среди мутаций есть одна жуткая, невольно рождающая философский вопрос, который не вызывают трехногость или шестипалость. Родившийся с двумя головами, - это один человек или два? Вроде два сознания... Обычно двухголовые живут от нескольких суток до нескольких месяцев. Рекорд - один дожил до двадцати пяти лет. А как-то родилась двухголовая девочка в восточной стране. Надо оперировать, но сначала посовещались с муллами. Ведь вторая голова на каком-то уровне, пусть самом дремучем и жутком, но - личность, "паразит", но обладающий неполноценными мозгами. Решили сделать операцию, чтобы спасти ребенка, тут допустимо перешагнуть завет "не убий". Такие операции уже пробовали делать, но обычно они кончались плохо. Но здесь удалось, талантливый хирург попался. Усекли "придаточную" голову. А чтобы остаться по возможности этичными, ее похоронили как человека, чуть ли не имя дав. А в каком-то российском городе открыли зоопарк мутировавших животных. Жутковатая идея... И главное - значит, много таких чудищ: свинья с хоботом вместо пятачка, козел с четырьмя рогами... Дикий, темный мир химер... И это все - следствие ядерных испытаний и экологических проблем. Ну-у... Есть сайты веганов - людей, исповедующих вегетарианство и ратующих за гуманизм в отношении животных. Против скачек, дельфинариев, зоопарков... В идеале - свобода зверья. Почему у них на сайте нет "Крокодила" Чуковского? Финал - просто "в яблочко" по-вегански! А двуглавый орел - тоже мутант. Не-е-е... кость, брошенная собаке, - это не милосердие. Милосердие - это кость, поделенная с собакой, когда ты хочешь лопать не меньше ее.
       Катя вспоминала детские высказывания Платоши. Например, он отлично понимал, почему родился зимой - летом рожать детей жарко. И птицы поэтому тоже выводят птенцов всегда весной. Зато зимой мухи, лягушки и жуки замерзают и превращаются в ледышки. Так и зимуют, вроде медведей в берлогах, чтобы весной отмерзнуть. А если человек пьяница, то у него может родиться негармоничный ребенок.
       - Это что значит? - заинтересовалась Катя.
       - Ну, такой, который никому не нужен и всем противен, - солидно объяснил Платоша.
       Однажды Катя так заслушалась телефонной беседой сына, что машинально написала в одной тетради вслед за Платошей, словно конспектировала: "Животные, рождающиеся зимой, лучше приспособлены к жизни. Как и люди".
       Дети очень удивились.
       Одно не радовало Катю - отношения сына и Зои. Точнее, Катя просто ничего в них не понимала, потому что неизменно натыкалась на один и тот же ответ:
       - Мам, не лезь в мои дела! Я сам разберусь, ладно? Давно взрослый. Азъ есмь болша детына!
       Катя напряженно смеялась. Старалась не выходить из себя.
       - Болша-то болша! Только на днях опять тебя видели в троллейбусе с лягушкой, очень мило выглядывавшей из твоего кармана. Соседка рассказывала.
       Часами разговоры с Зоей по телефону... Острил:
       - Работаю психотерапевтом. У Зойки большие неприятности и сложности.
       У этой Зои вся жизнь состояла из одних лишь сложностей. А сын предъявлял претензии:
       - Зоя пришла - а ты в чем одета? Ходишь в каком-то затрапезе! У тебя нечего надеть?
       17
      
       Добров предложил Кате разработать программу по чтению для первого класса. Они вдвоем часто обсуждали многие школьные проблемы. В том числе и программы. Максим Петрович вполне справедливо и логично уверял, что литература и история очень плотно спаяны, а потому и преподаваться должны слитно. А программа по литературе в сущности создавалась отнюдь не по художественным достоинствам и особенностям, а по идейному принципу. Не самому лучшему.
       В программу издавна вошел "Обломов" Гончарова, а не "Обыкновенная история", которая и читается куда легче, и детям интереснее. Программу нагрузили романом "Война и мир", хотя у Толстого есть более увлекательный и динамичный, просто классический любовный роман "Анна Каренина". И его дети читали бы с удовольствием, а сейчас равнодушно перелистывают страницы с описаниями боевых сражений двенадцатого года и философскими размышлениями прозаика.
       Намного занимательнее школьникам повести о любви Тургенева, чем жизненная платформа Базарова. То же самое относится и к теории Раскольникова. "Бедные люди" и "Село Степанчиково" читались бы проще. А почему нельзя заменить тяжелые и мало понятные детям "Мертвые души" повестями Гоголя? Да тот же "Нос" воспринимается с восторгом. И "Портрет".
       Но что тут обсуждать... Стереотипы и традиции - вещи живучие, и нередко именно они превращаются в оковы, которые не сбросить. Давно изменилось само государство, давно страна зашагала иным путем, а старые программы живее всех живых.
       Директор привычно разглагольствовал:
       - Давайте, Екатерина Кирилловна, поговорим с вами об эпосе. Некоторые "умники" ляпают - не знаю, для эпатажа или впрямь так считают - что "Слово о полку Игореве" - фальшивка. Ну да, ну да... И даже не понимают, забывшись в своем русофобском пафосе, что окажись это правдой, она ничуть не умаляет гениальности автора. Сумевший создать мистификацию такого масштаба - настоящий эрудит истории и славистики. Он не просто знал древнерусский язык, но отлично владел всеми его оттенками, говорками, диалектами. А вообще большинство великих эпосов написано о странствующих хитрецах и их туповатых спутниках. Одиссей со своей вечно пьяной и жрущей командой, сводящей на нет все его великие начинания, Алонсо Кихано с Панчой на осле, Уленшпигель с Ламме опять на осле, Робинзон с Пятницей в лодке, Чичиков с Селифаном в бричке, Фродо с Сэмом и Швейк... этот без "ансамбля", один... Чрезвычайно показательный случай: у Швейка нет ни своего Одиссея, ни Дон Кихота, ни Робинзона, ни даже собственного путеводного Гэндальфа. Как же, как же...Тут легко раскинуть какие-нибудь интеллектуальные спекуляции насчет автора, якобы сопровождающего Швейка во всех его странствиях, но если от спекуляций отказаться, надо признать, что в двадцатом веке Швейку приходится разгуливать одному. - Добров задумался и замолчал. И вдруг прочитал:
       Не осуждай меня, Всесильный,
       И не карай меня, молю,
       За то, что мрак земли могильный
       С ее страстями я люблю;
       За то, что редко в душу входит
       Живых речей Твоих струя;
       За то, что в заблужденье бродит
       Мо ум далёко от Тебя...
       Лермонтов это, Екатерина Кирилловна... Хорошо, правда?
      
      
       Катя с увлечением взялась за составление программы для малышей. Разработала свою азбуку, правила стихосложения на примерах известных стихотворений, ввела забавный поэтический ликбез... На каждую букву - четверостишие.
       Добров прочитал ее творение с очевидным удовольствием и одобрением, размножил на ксероксе и надумал пробивать программу в жизнь. Но именно в тот момент Вера победила. И Доброва сняли.
       - На всякого сильного всегда найдется сильнейший, - сказала Ариадна Константиновна. - Ты это запомни, Веруша, хорошенько. Кто ест других, того в конце концов, рано или поздно, самого съедят.
       Только у каждого свои девизы. Вера любил повторять:
       - Все трудно, но все возможно.
       И ее жизнь, как ни странно, подтверждала это сомнительное заключение.
       - Делать тебе нечего! - в сердцах сказала Валя. - Какие-то программы для Доброва... Ты за них не получишь ни копейки! Зачем тратить зря время? А ты его всегда расходуешь понапрасну. Нет у тебя никакого понятия!
       Но Кате было очень скучно учить просто так, по лекциям и конспектам, а учебники... Они описанию не поддавались, и читать их без тоски не мог никто.
       Иногда Катя вдруг остро чувствовала, что и дети, и она чересчур устали от стандартных опросов и сочинений. И им всем вместе, дружно, хочется поиграть. И они играли. Для девятого "А", действительно сильного класса, Катя разработала суды. Два урока подряд она отдавала сначала довольно хорошо известному преподавателям литературному суду над Гамлетом, потом - над Алеко, а еще позже - над Онегиным.
       Девятиклассники ждали этих судов и шумно самостоятельно распределяли роли: кто будет Онегиным, кто - Ленским, кто - Татьяной. Один брал на себя роль судьи, остальные разделялись на защиту и обвинение, пересаживались поудобнее: защита - в левом ряду, обвинение - в правом, "Онегин" занимал учительское место (в данном случае - скамью подсудимых), "судья" - судейское кресло (стул у доски).
       И начинался яркий, прекрасный, неотрепетированный спектакль, который дети разыгрывали в полном восторге. Они тщательно готовили выступления и возражения, записывая что-то на листочках. Конечно, еще раз просматривали роман, чтобы припомнить все детали. Значит, запоминали текст...
       "Господин судья" изображал нечто похожее на мантию, наброшенную на плечи (принес из дома) и важно держал в руках большую тетрадь (очевидно, свод законов). Кате дети поручили играть "человека со стороны". Правда, она все же имела право задавать вопросы, вмешиваться в судебный процесс, помогать, напоминать текст. И усаживалась сзади.
       Оправдываясь, "Онегин" заявил, что специально опоздал на дуэль, мечтая, чтобы она не состоялась "Защита" ликовала, а "обвинение" почему-то замешкалось. Кате пришлось быстренько указать "прокурору" на текст романа, и вот уже "обвинители" во всеоружии опровергали заявление "Евгения", который попросту проспал.
       - Вы пытаетесь обмануть суд, господин Онегин? - грозно вопросил "судья".
       Смятение и замешательство на скамье "подсудимого"...
       - Но он проспал нарочно! - начала спорить "защита".
       А тут вдруг возникла эта "Татьяна"... Вечно она не вовремя!
       - Что ты сделал со мной, Женечка? - горько закричала она неожиданно из "зала суда", простирая к любимому руки и явно ломая весь сценарий.
       - Госпожа Ларина, - попытался урезонить ее "судья", - вы нарушаете порядок заседания!
       Но не тут-то было! Отвергнутой женщине плевать на любые порядки, даже в зале суда.
       - Женечка! - не обращая никакого внимания на "судью", горестно продолжала выяснять отношения белокурая "Татьяна". - Почему ты так поступил?
       - Я поступил как честный человек! - вскочил со своего места голубоглазый "Онегин". - Я честно и откровенно тебе объяснил, что жениться не намерен! Тебя не устраивает искренность? Я загубил бы тебе жизнь!
       - Но ты все равно ее загубил! Несмотря на искренность... - горевала "Татьяна", так вошедшая в роль, что не замечала вокруг никого.
       - Мы не можем судить за чувства или за их отсутствие! - встало "обвинение". - В данном случае речь идет лишь об убийстве поэта.
       - А меня Женечка не убил?! - изумленно всплеснула руками "Татьяна". - Я разве жила по-настоящему после его отповеди?!
       - В компетенцию суда вопросы личных взаимоотношений не входят! - сурово отчеканил "судья". - У вас есть что-либо конкретное, госпожа Ларина? Если нет, я прошу подсудимого ответить на заданные ему ранее вопросы по поводу участия в дуэли.
       Оскорбленная "Татьяна" на время уселась на место, а "Онегин" вскочил опять.
       - Господа, поймите меня правильно! Речь шла о защите чести, и, согласитесь, я никак не мог ее запятнать, отказавшись от дуэли.
       - Но вы, умный и опытный человек, должны были предугадать возможные последствия вашей шутки, когда танцевали с Ольгой, - настаивало на своем "обвинение".
       - Не мог, никак не мог! - уверял "Онегин". - Я был раздражен, почти вне себя от этих дурацких Танькиных слез и обморока!
       - Ни слез, ни обморока не было! Я сдержала себя! - возмущалась "Татьяна". - А вот ты не сумел! Надо повнимательнее читать Пушкина.
       - Неужели ты не любил меня? - внезапно грустно вмешался томный "Ленский".
       -Любил, но "от делать нечего", - парировал "Онегин", вспомнивший вдруг текст романа. - К себе все равно относишься лучше, чем к другим. Эгоист я, страшный эгоист, признаюсь! Но за эгоизм не судят.
       - А совесть? - снова встал "прокурор". - Вы знакомы с таким понятием, как совесть, господин Онегин?
       - Но есть и другое понятие - здравый смысл! - не лез за словом в карман "Евгений". - Они всегда в противоречии, господин судья.
       Детская фантазия и способность к перевоплощению и игре безграничны.
       Два часа Катя наслаждалась, смеялась, восхищалась, отдыхала душой... К концу спектакля почти возле каждой фамилии стояли пятерки и четверки. Это вместо нудного опроса. После урока девятиклассники расходились неохотно, продолжая спорить и доказывать друг другу то, что не успели. Игра продолжалась.
       - Осудить всегда проще, чем оправдать! - кричал эмоциональный "Онегин", не получивший оправдания суда, и повернулся к "Ленскому". - Что, Владимир, не согласен?
       - Согласен, но... - начал возражать рассудительный "Ленский" и вдруг повернулся к Кате:
       - Екатерина Кирилловна, а Печорина мы судить будем?
       И все затихли в ожидании ответа. Катя кивнула. Будем, конечно, будем.
       Держитесь, Григорий Александрович!
      
      
       Добров эти суды не одобрил. Пробурчал:
       - Как же, как же... Далеко не лучший метод... Напоминает сталинские "тройки". И не приучаете ли вы, Екатерина Кирилловна, таким образом детей к подобным судилищам?
       Катя пожала плечами:
       - Дети воспринимают это как литературную игру. Она идет без всякой атмосферы подозрительности и желания доказать вину человека. Подобную обстановку может формировать лишь государство.
       - Как сейчас толкиенисты устраивают ролевые игры по Толкиену, так мы, поклонники Ремарка, устраивали когда-то ролевые игры по Ремарку, - ударился вдруг Добров в сентиментальные воспоминания. - Нас привлекали идеи романтической любви и настоящей дружбы. А играть было куда проще - не надо мастерить деревянные мечи и делать фанерные щиты, как у толкиенистов, а встретиться в хорошем баре, представив, что это - "Интернациональ" Ремарка. Можно просто собраться дома. Для настоящего цимиса достать кальвадос, а не получится - сгодятся водка и пивко. Не могу сказать, что мы научились дружить и любить - все-таки это игра. Но мы научились выпивать... Это гораздо проще в подобных случаях. И вот вам живая картинка: сидят двое-трое за бутылкой водки. Заглядывает кто-то еще. "Хм... И что у вас тут?" - "А у нас... ролевые игры по творчеству Эриха Марии Ремарка!" Как вариант - Хемингуэя. Если переиздавать полнсобрсоч Ремарка, то на каждом томе нужно, согласно действующему закону о рекламе, прилепить логотип: "Чрезмерное употребление спиртных напитков вредит вашему здоровью".
       - Не так уж у него там все дико, - возразила Катя. Она любила этого прозаика. - День рожденья у героя - завязка сюжета "Трех товарищей". И что здесь крамольного?
       - Да ничего... Хотя я лично "Москву-Петушки" читал намного легче, чем немца. Безусловно, Ремарк и Венедикт Ерофеев схожи - оба изобразили трагедию поколения, вылившуюся в пьянство. И трагедию по сути одну и ту же - связанную с крушением прежних идеалов. Только у Ерофеева - идеалы социализма, советского патриотизма, а у Ремарка - идеалы великой Германии, известно чем обернувшиеся. Герои и того, и другого уже давно ничему не верят, а к новому, положительному прийти тоже сил нет. Так все оборачивается глобальным пьянством на советской и на западной почвах.
       - "Москва-Петушки" - книга хоть и грустная, и с трагическим концом, но все же трагикомическая, - сказала Катя. - Социальная сатира и сочетание юмора и сарказма. А книги Ремарка - трагедия настоящая, бьющая в упор. Там все намного страшнее - его герои пережили фашизм. И потому им остается одно - глушить себя бутылкой. У них все куда серьезнее, чем у Вени Ерофеева.
       - Ну да, ну да... - согласился директор. - А вы знаете, Екатерина Кирилловна, как опасно доверять людям? Например, именно на доверии роман "Что делать" прошел через цензуру. Тюремный цензор открыл, прочитал первые две страницы, решил: "Детектив. Судя по всему - господин застрелился, тело не найдено... Дальше читать неохота, да и если там есть что крамольное - цензура в Петербурге не пропустит". И отправил непрочитанную рукопись в Питер. Тамошний цензор открыл, начал читать, тоже подумал: "Наверное, приключенческий роман, каких нынче навалом. Дальше читать не стоит. А если там было бы недопустимое - тюремный цензор ни за что бы не пропустил!" И отправил книгу в печать. - И вдруг Добров с хохотом сунул Кате в руку маленький листок. - Вы любите всякие игры. Задайте эти вопросики детям. В порядке эксперимента. В соседнем лицее уже проделали... Что там ребятки понаписали!
       Катя прочитала вопросы. Ничего особенного, на первый взгляд. Требовалось просто объяснить, что означают пять широко известных названий. Однако она жестоко ошибалась.
       Катя попросила все старшие классы коротко письменно разъяснить, что это такое - Освенцим, Бабий Яр, ГУЛАГ, Хиросима и Нюрнберг. Всего пять слов...
       Ответы ошеломили учителей. Сначала дружно хохотали над орфографией. Классы, где Катя ничего не писала на доске, а просто диктовала, умудрились написать и Асвенцим, и Освенциум, и Нюрдберг, и Херосима. Но это полбеды. И смех очень быстро затих... Все задумались, глядя на груду исписанных листков. Каких только вариантов ответов там не было...
       "Освенцим - норвежский город", "Нюрнберг - город в Швейцарии", "ГУЛАГ - второе слово в названии произведения достоевского" (именно так - с маленькой буквы!), "Освенцим - кажется, сплав, проводящий электричество", "Бабий Яр - местность в России", "Бабий Яр - некая деревушка", "Бабий Яр - бабья осень", "Нюрнберг - город, который брал Петр I", "Бабий Яр - посев женщинами пшеницы осенью", "Бабий Яр - место расположения штаба войск в лесах во время П мировой войны", "Бабий Яр - повесть Солженицына", "ГУЛАГ - книга" и вершина всего: "Бабий Яр - место, где деревенские женщины собирают ягоды".
       Находились, конечно, и абсолютно правильные, четкие ответы, но очень мало.
       Учителя отсмеялись и осознали почти в ужасе, что старшеклассники, выдержавшие строгий конкурсный отбор в добровскую гимназию, практически ничего не знают об истории и судьбе своего государства, об основных событиях, потрясших мир. Неужели и дома дети никогда не слышали о ГУЛАГе и Нюрнбергском процессе? Неужели нигде никогда не встречали страшные слова "Освенцим" и "Бабий Яр"?
       Многие просто писали рядом с каждым словом: "не знаю", "не знаю", "не знаю"... Не знаю - и все! И знать не хочу. Или хочу, но никто не объяснил?.. Возможно, и так. Чей это серьезный, почти трагический просчет: родителей, школы, печати?.. Историков, литераторов, кинопроката?.. Наверное, всех в равной степени.
       - А еще утверждают, что у нас слишком политизированное общество! - закричала Валя. - Да оно в лице своего юного поколения страшно далеко от всех мировых политических событий! И как наверстать упущенное? Но если этого не делать, Бабий Яр навсегда останется для детей деревушкой, ГУЛАГ - книгой, а Освенцим - сплавом.
       - Как же, как же... - хмыкнул директор. - А может, это даже хорошо, что дети не знают ужасов воспоминаний фронтовиков и узников концлагерей, как фашистских, так и наших? Избавлены от этих кошмаров. Пусть лучше смотрят ящик...
       - А неврозы и сбои детской психики от бесконечных кровавых боевиков? - возмущалась Валя - А ужас терроризма, особенно после Беслана? Кроме того, детей учат и дома, и в школе, как себя вести в чрезвычайных ситуациях. Вы как все это объясните?
       Максим Петрович смеялся:
       - Все объяснить невозможно. И даже не всегда нужно. Валентина Ивановна, а все-таки вы плохо их учите! История! - и он выразительно глянул на стол, заваленный листками с ответами.
      
       18
      
       Худенькая завучиха выскочила навстречу Петру.
       - Что у вас сегодня творится? - удивился он. - Все бегают с очумелыми лицами и безумными глазами... Случилось что? А мы учиться приехали... Как обычно.
       Алла стояла рядом с непроницаемым видом. Ее эта суета не касалась.
       - Ох... да... - завучиха споткнулась, остановилась. - Извините... сейчас... да... конечно... у нас беда... очень заболела Зоя Сергеевна... А Нелли Львовна... ее тоже нет...
       Алла смотрела чересчур холодно. Знает она что-то, подумал Петр.
       Ему все больше нравилась эта худая завучиха. Живая такая, резвая... вечно куда-то мчится...
       - А как же английский? - надменно спросила Алла. - Мы не можем без языка. Он нам жизненно необходим. И нас не касается, что происходит с вашими учительницами. Мы платим за учебу деньги! И немаленькие! А так получается - обиралово!
       Петр оторопел. Ого, как заговорила! Нет, Аллочка явно в курсе событий.
       - Мы все уладим, идите в класс, - завучиха торопилась. - Без английского вас не оставят.
       Алла поплыла в школу.
       - Екатерина Кирилловна... - Петр помедлил. - Вчера к вам сын приходил? Симпатичный такой... "ботаник"...
       - Да, - просто ответила завучиха. - В полном смысле этого слова. На биофаке в университете учится.
       - Но у вас что-то случилось... Я не могу вам ничем помочь? Готов...
       Она глянула на него совершенно беспомощно. В ее слезах переливалось раннее весеннее утро.
       - Беда... - прошептала она, - большая беда... Зоенька отравилась... Родители нашли на полу... Они в гостях были... Врач "скорой" предположил попытку самоубийства...
       Петр вспомнил эту милую Зою Сергеевну...
       - Да с чего бы ей травиться? Сразу - самоубийство...
       И подумал: а куда это он вчера возил Аллу?
      
      
       Катя - человек грешный и слабый - ненавидела Зою. За что?.. Если бы это можно объяснить... И все разговоры о том, что надо любить... и что она, Катя, умеет это делать... Да ничего она не умеет! Не надо лгать! Катя шла истоптанным множеством ног кривым путем почти всех женщин, вырастивших сыновей. Она заранее представляла себе, как Платон женится на этой самой драгоценной своей Зое... И все начнется... А что начнется? Она не знала и даже не желала знать. И напрасно Платон ее уверял:
       - Мам, я женюсь только тогда, когда не смогу иначе добиться необходимой мне женщины! А еще ни одна из них мне не была так нужна, чтобы на ней жениться. Чего не хватало!
       Катя ему не верила, думала: возраст, молодечество, ухарство... Годы идут - переменится и рассуждать начнет иначе. И женится - никуда не денется - на этой своей разлюбезной Зойке...
       Сын хохотал. Однажды прочитал Кате со смехом насмешливо стишок:
       Вот однажды водолаз
       Утопающую спас.
       А потом на ней женился;
       Сам пошел и утопился...
       Ты что зациклилась на Зое? И вообще на моей женитьбе. Я еще пока холостой похожу, свободный... Это так приятно... Зачем добровольно совать голову в петлю? Я это давно четко продумал. Когда лет мне было - как старой собаке. То есть четырнадцать.
       Катя ему не верила. Ни на копейку. А потом Платон возник с новой просьбой...
       - Мать, - сказал он. Интонация не предполагала ни малейших возражений. - Нужно Зойке помочь устроиться в хорошую school. Она окончила иняз. Возьми ее в свою школу. Вместе с подружкой Нелей. Они неразлейки.
       Катя закипела. Сжалась от ненависти к этой Зое...
       - Школа не моя.
       Платон махнул рукой отмахнулся.
       - Да ладно! Твоя, не твоя... Твоей лучшей подруги Веры Алексеевны. Тебе что, сложно? У вас там и вакансии есть, ты сама рассказывала.
       Подловил, запомнил...
       - А они обе английский знают здорово, - продолжал сын. - На днях рассказывали, что по приказу свыше синхронные переводчики, работающие на серьезных конференциях, пересдавали иностранный. Вроде бы положено периодически. И большинство схлопотали трояки: совершенно не знают грамматики! Хотя этот парадокс логически объясним: занимаясь столько лет лишь синхронным, они ловят все со слуха, зато как по правилам строится та или иная фраза - уже давно забыли. Кстати, я недавно узнал, что у Гюго есть персонаж Говэн, а у Золя - барон Дерюмо. Странно, как это перевели подобным образом? А у Зойки с подружкой все в порядке - и разговорный, и грамматика. Похлопочи там за них, ладно?
       Катя не умела возражать и сопротивляться сыну. И даже не очень хотела - не любила лишних конфликтов, старалась их пригасить, не раздувать, не бередить, ничего горячего и легко воспламеняющегося никуда не подкидывать. Не всегда, конечно, получалось, но все-таки...
       Катя поговорила с Верой в тот же день. И Зою с подружкой взяли в школу.
      
      
       Поздно вечером Катя заглянула в комнату к сыну. Он лежал под пледом и, казалось, дремал. Хотя сейчас наполовину проснулся от Катиного визита. Она молчала, изумленная. Платон спал, с головой спрятавшись под пледом. Хоть бы нос высунул... Но сын скрылся полностью - ни одной отдушины. Катя пробормотала:
       - Как же ты дышишь, когда спишь, если так укрываешься?!
       Сын флегматично-куражливо отозвался из-под пледа, не шевелясь:
       - А зачем мне дышать во сне?
       Интересный ответ... и логика убойная... Но не объяснимая с точки зрения здравого смысла и законов физиологии. Не мутант ведь он, чтобы спать в собственной углекислоте.
       - Я сплю под пледом, а ты нет. Ну и что? У всех свой, - нарочито в нос и одновременно на "головных" тонах: - тЁплообмЁн...
       - Твоих протеже взяли в школу, - сердито сказала Катя.
       Платон отозвался по-прежнему из-под пледа:
       - Спасибо. Я знал, что ты верный друг и товарищ.
       Настоящий наглец...
       Зоя примчалась благодарить. Тараторила на манер телевизионной дикторши:
       - Спасибо, Екатерина Кирилловна, спасибо вам большое... от меня и от Нелли... ей просто неудобно прийти... мы так рады... так рады... мы будем стараться... и так хорошо, что начнем работать вместе с вами...
       Платон смотрел насмешливо. Зоя еще немного полепетала, окончательно растерялась и смолкла.
       - Благодарю вас за то, что вы так благодарны, - иронически поклонилась Катя. - Хотите чаю? У нас есть зефир и пряники...
       Платон посмотрел осуждающе.
       И вот теперь, спустя год, эта история... Зоя в больнице, Неля под подозрением... Все комком, клубком, вперемешку... Что происходит?.. Школа, учеба, программы... пустые слова... словно жизнь перечеркивает эти понятия, превращает их в надуманные, лишние... подменяет иными отношениями и другими конфликтами... И школа... нет, это не тетрадь в линейку, не доска, где можно написать, что угодно, и так же легко стереть... и не здание, куда приходят учить и учиться... нет-нет... это просто стены, равнодушные и обезличенные, куда врывается на время другая жизнь со стороны, а в школе... Там нет ничего своего, там все чужое - программы, судьбы писателей и учителей, души и разговоры... а значит, и жить школа способна лишь за счет других жизней, наполняющих ее своим смыслом и сутью... но какие они, эти суть и смысл?..
       - Если девчонка не в состоянии удержать ухажера, значит, она его не заслуживает, - неожиданно резко сказала Валя.
       Рудик... ухажер... чепуха... Зоя...
       Когда Катя впервые узнала от Платона, что Зоя уже несколько раз пробовала отравиться, то даже не поверила.
       - Зоя?.. Такая тихая, мирная... Ты не шутишь?
       Сын удивился:
       - А почему ты считаешь, что покончить с собой могут только шумные? По-моему, как раз все наоборот.
       Все наоборот...
       - Плох тот человек, который сидит и плачет лишь потому, что жизнь складывается не так, как ему хотелось, - пробурчала Катя.
       Платон словно раздумывал вслух:
       - Есть просто разные примеры настоящего продолженного времени. Одно из них означает действие вообще, в любой момент, другое - подразумевает постоянную периодичность. Например: "Реки Сибири впадают в Ледовитый океан" и "Молодые девушки плачут без особой причины". Или травятся.
       - Без особой причины?
       Сын усмехнулся:
       - Причина - штука относительная. А человек - безусловная. И на свете есть много вещей, о которых, по-моему, лучше всего ничего не знать. Просто разумнее. Совершенно верно, "знать" - глагол несовершенного вида. Я как-то задумался: сколько в нашем языке этого несовершенного... А эта Зойкина подруга... Нелли... это пчела. Она, как известно, в отличие от осы и шмеля, кусает один раз в жизни, первый и последний, потому что оторваться от вставленного жала может только с собственным телом. То есть пчела - по жизни шахидка.
       Нелли - шахидка?.. Почему? Что за ерунда...
       - Другим, чтобы умереть, надо глотать снотворное пачками, а мне достаточно съесть чебурек. Или гамбургер по-макдональдски, - пробубнила Катя. - Как все просто!
       Платон помолчал.
       - Зойка, мам... Она слишком необычная, чтобы жить, и слишком редкая, чтобы умереть.
       - Чем же она такая необычная и редкая?
       Катя злилась все больше.
       - Далекая от жизни. В самом прямом смысле слова. Всегда идет за чувством, будто на его поводке, а не ведет его за собой.
       - Но романтизм - это вектор, а не цель.
       Платоша вздохнул:
       - Наверное, ты права... не знаю... Все правы по-своему. Я иногда думаю, как мало одной логики, чтобы понять людей... Их поступки чаще всего крайне нелогичны.
       - Правильно... Но давно известна истина, что если человек выжил в смертельной ситуации, то как бы скверно он ни жил потом, все равно он с удвоенной силой привязывается к жизни.
       Сын пожал плечами:
       - Безусловных истин нет... а эта... она в любом случае не для тех, кто забавляется со смертью... Ведет такую опасную игру... развлекается... Зоя просто очень боится жизни и людей... ей с ними плохо, неуютно...
       - Со смертью уютнее?
       Платон насупился:
       - Не надо язвить и острить. И вообще ехидство - не твоя стихия. Хотел бы я однажды понять Зою... Но не выходит. Слишком сложно. Понял бы - наверное, сумел бы помочь. А так... Только жениться - нет, ни за какие коврижки! Что я, полный лох? А знаешь, "Лох-Несс" на шотландском "диалекте" звучит просто "Лох" - "Loch". Вполне адекватно. По сути - лохотронное место. И не по части пошлой продажи поддельных утюгов или сетевых маркетингов - не-е-е, все куда грандиозней. Место, которое с помощью древней легенды, фотографий-мистификаций плюс природных, свойственных озеру миражей годами "лохотронит". Лохи-ученые съезжаются сюда со всего мира, их уже там больше, чем жителей. В результате - поселяне давно живут тем, что сдают приезжающим комнаты. Деньги - постоянные, можно больше ничего не делать. Деньги на миражах, обманах зрения и газетных утках. Чем не лохотрония? А в античном эпосе фигурировал некий Антилох. Крутой, значит. И еще был поэт Архилох, то есть законченный лох. Но это не про меня. - Сын отправился к любимому телефону и снял трубку. - Дэн, смотрел я тут агитационный фильмец с сайта вегетарианцев - против использования животных в пищу. И пока глядел - меня глодало только одно невольное стойкое желание: хочу мяса!
       Ночью снилось: школа... чувство тягостное, словно после болезни... выходит Катя рано, но все равно опаздывает. Роняет пальто, хотя вообще у нее всегда куртка... А в школе странное сочетание роскоши и нищеты, разбитые окна, киоск журналов и газет на втором этаже... Родители мечутся и ругаются. Катя ищет расписание... К чему все это, зачем?..
      
      
       Гимназия успешно забаррикадировалась от назойливого солнца стенами и жалюзи. В директорский кабинет лучи едва пробивались и ложились слабыми полосками на полу. Вера нервничала. На учительниц ей было наплевать, но честь школы, реноме... И будущее самой Веры...
       - Это вопрос сложный - кто что выпил сам или кого напоили отравой. А у Зои было в тот вечер чересчур много вина - с кем-то она устроила праздник.
       - Но потом к вину прибавились барбитураты. Алкоголь усиливает их действие и делает предельно опасными, - следователь помолчал. - Врач "скорой" засвидетельствовал, что к нему во дворе подошла девушка...
       - Было темно, поздно, он устал и ошибся! - сорвалась Вера. - Во дворе к нему подошла вовсе не Нелли Львовна!
       Следователь обреченно вздохнул:
       - Врач ее опознал. Она подошла к нему возле подъезда, когда санитары выносили носилки. И даже в темноте он ее разглядел, потому что девушка остановилась очень близко. Все озиралась, будто боялась чего-то. В шарф куталась, хотя вечер был теплый. Чем удивила врача. И спросила шепотом, жива ли ее подруга. Врач торопился, сказал, что пока да, а дальше неизвестно. Барышня явно ждала команду "скорой". И знала, что подруга могла умереть. Так что, по-моему, тут все ясно.
       - Но ведь родители Зои ее подругу не узнали! - закричала Вера. - Вы говорили, что они даже не глянули в сторону подошедшей.
       - Да, меня это немного насторожило... Хотя они оба находились в состоянии шока. А это многое объясняет.
       Вера плохо понимала, как все случилось... Девушки так дружили... С первого курса. Хотя в последнее время с Нелли явно стало что-то происходить. Она осунулась, помрачнела, неохотно разговаривала... Даже перестала болтать про тряпки, косметику и брюлики. А она любила поговорить о них больше всего. Мечтала о богатом муже. Но вот завязка с Эдмундом...
       Следователь закурил:
       - Вы позволите? А что это за история с преподавателем физики?
       Вера сжала под столом пальцы.. Все он знал, все ведал... И кто ему только разболтал?.. Эдмунд паршивый... Везде наследит...
       - Да ничего особенного... Якобы, у него с Зоей начался роман. Вполне серьезный. Он за ней ухаживал... Вы знаете, что такое школа... Одни женщины... а значит, сплетни, любопытство, шушуканье по углам... Я в эту историю не вникала, не мое дело.
       - Не ваше? А чье же? - удивился следователь. - Зато теперь вам придется в нем разбираться. Да бросьте вы в молчанку играть! Я и так все прекрасно знаю: они хотели уже заявление в загс подать, а ваша другая англичанка возьми и брякни ему про аборт!
       Вера растерялась:
       - Какой аборт?
       - Да вы и вправду ничего не знаете? Плохой вы директор! Зоя Сергеевна делала его в прошлом году. И неизвестно от кого.
       Вера погладила телефон. Какой холодный...
       - Видите ли, Зоя отравилась сама... Никто ей ничего не подливал! И Нелли не виновата. Зоя уже несколько раз травилась...
       Теперь изумился следователь.
       - Да... об этом мало кто знает... Потому что каждый раз легко, и вообще она пугалась в самый последний момент и звала на помощь... Обычно Платона, сына Екатерины Кирилловны... Он любит Зою. И ее, и ее подругу Нелли мы взяли в школу именно по Катиной просьбе. А Катю просил об этом Платоша. Он Зою уже два раза спасал, водой поил, уголь давал, рвотные всякие...
       - А причины?
       - Самые разные. У Зои слабая психика. Да вы спросите у ее родителей! Экзамен завалила - сразу за снотворные. А еще когда у нее разлад был с Платошей, это давно... Но тогда торжественно пообещала родителям, что больше ничего подобного не повторится, и они поженятся. Да сама она траванулась, сама! И вообще глупо, ну, подумайте - к Зое ведь вечером приходила Неля! Конечно, ее сразу начнут подозревать! Что она, совсем дура?! А Зоя могла ее и подставить. Но могла и не подумать об этом... У нее ветер в голове.
       Следователь задумался:
       - Значит, Зоя всегда держала при себе снотворное?
       - Наверное... Точно не скажу. Но она пару раз жаловалась на бессонницу... Говорила, что нервничает перед уроками.
       - А Нелли знала, что ее подруга пыталась отравиться?
       - Конечно, знала. Они очень дружили, и давно. Думаю, что Зоя Неле все о себе рассказывала. Или многое. Хотя она не болтушка. Но Неле доверяла.
       - Но ведь в тот день девушкам, кажется, отмечать было нечего. Почему они много выпили?
       - Потому что Нелли любит!
       Следователь вновь изумился.
       - А скрывать это ловко умеет! Всех за нос водит! У нее наследственность плохая - отец спился. Она и подругу к выпивке приучала. Неля просто вечер не представляет без вина. Учительница! Мы в школе эту тягу сразу за ней заметили. Я бы ни за что ее не взяла на работу, но Катя так просила... Да и педагог Нелли неплохой, английский знает в совершенстве...
       Следователь молча курил. Потом откинулся в кресле...
       - Это все очень интересно, что вы рассказали... А вот скажите, Вера Алексеевна... Вы ведь пригласили в эту школу многих учителей из прежней. И все согласились. Так?
       Вера кивнула.
       - Хотя Ариадну Константиновну вам пришлось очень долго уговаривать. Она говорила, что учить богатеньких дебилов - а у новых русских как раз такие детки - не желает ни за какие деньги. Беседовал я тут с ней на днях...
       Вера сжалась:
       - А зачем это вам? К истории Зои не имеет ни малейшего отношения...
       Следователь снова закурил уже без разрешения. Нагло стряхнул пепел на ковер.
       - У меня нет подобной уверенности. А давно вы не видели Максима Петровича? И знаете, Вера Алексеевна... Дело в том, что за день до отравления Нелли позвонила Эдмунду Феликсовичу... И торжествующе заявила, что теперь надеется на его благосклонное внимание.
       - Без всяких доказательств своей надежды?
       - Увы, с доказательствами... Неля объявила, что ее главная соперница, Зоя, страдающая психическим расстройством, вновь отравилась.
       Вера не поверила своим ушам, думала, что ослышалась.
       - За день до отравления?
       - Именно... Как вы считаете, что это значит?
      
       19
      
       Валя пришла в спортзал рано утром. Как мало здесь изменений... Все тот же цирковой шатер, все та же раздевалка, даже вахтер, кажется, тот же самый, только поседевший и сморщившийся забытой лимонной коркой...
       - Вы к кому? - спросил он.
       - К Леониду Иванычу, - сказала Валя, стараясь получше скрыть волосами слуховой аппарат.
       Вахтер осмотрел ее с большим сомнением:
       - Ну... проходите... он в зале.
       Валя поднялась по ступенькам. И лестница такая же, и в зале точно так же поскрипывают тренажеры... Сентиментальное путешествие в прошлое.
       Леня отжимал штангу. Валя засмеялась. Все в точности, как много лет назад... Леня... Он по-прежнему хранил улыбку наготове. Запах металлических "блинов"... Огромные окна с пола до потолка... И лучи солнца, холодно ударяющие в зеркала, распластавшиеся по всей широкой стене...
       Леня аккуратно опустил штангу и выпрямился. Сделал шаг вперед...
       - Валька... Неужели ты?
       Валентина снова засмеялась:
       - Не веришь глазам своим?
       - Верю с трудом... Тренироваться будешь?
       Валя махнула рукой:
       - Не издевайся. У тебя все в порядке?
       - Работаем без меня! Минут десять! - распорядился Леня, подхватил Валентину под руку и вывел в коридор. Усадил в кресло. - Валька, да какой порядок?! Весь злобой изошел! Нормальные люди в спортзалы не ходят - у них на то денег нет. Вот так когда-то и вы все ушли потихоньку... А ходят нынче одни распальцовочники. Тут у меня сын записался на занятия в Школу скорочтения. Там им по методике показывали упражнения по гимнастике рук - как тренировать кисти, чтобы быстрее записывать лекцию. А у новых русских - тоже гимнастика рук, да?
       - В смысле - что они воруют?
       - Нет, я имел в виду - делают распальцовку. Но и твоя мысль очень верная, - улыбнулся Леня. - Я тогда предлагал Катерине: ходи ко мне просто так, бесплатно. Я тебя буду сам по утрам проводить, раздевалку тебе открывать... Талантливая она была в гимнастике, твоя спортивная подруга. Катерина-веревка... Поколебалась она и отказалась. Честность не позволила. Хотя в зал мечтала ходить и ходить еще много лет.
       - Она не только спортивная... - прошептала Валя.
       - Что? - не понял Леня. - Валька, да ты как живешь? Виноват, даже не спросил...
       - Живу плохо, но раз вообще пока живу - это уже хорошо, - торжественно сказала Валя. - Леонид, Катя - не только моя спортивная подруга, она, как говорят теперь дети на своем мерзком жаргоне, моя подруга по жизни. И ей нужно помочь. Беда у нее...
      
      
       На углу возле метро Катя вдруг столкнулась нос к носу с Добровым. Изумилась:
       - Максим Петрович... это вы?..
       Бывший директор недобро ухмыльнулся:
       - Что, непохож на прежнего? Как же, как же... сильно изменился, знаю... Долго болел, лежал в больнице...
       Катя поразилась еще больше:
       - В больнице?..
       - Ну да, ну да... Помните, мне один докторишка это обещал? Напророчил, паразит! Как он и предсказывал, сам в больницу приполз, на карачках... Два месяца отвалялся, словно один день. Подлечили вроде...
       - А... - начала Катя и запнулась, смутившись.
       Ей было мучительно видеть худого, без улыбки, потерявшего всю свою резвость бывшего директора. Добров махнул рукой:
       - Сужусь... Уже не первый месяц. Суд - дело долгое... "Холодный дом" в любой стране и в любые времена. Но я хочу не власти, а справедливости.
       Катя вспомнила Пушкина - не правосудия прошу...
       - Справедливости? О чем вы говорите? Вы ведь умный человек... Ее не бывает на свете.
       Максим Петрович прищурился и тотчас стал прежним - хитрым и язвительным.
       - А это мы еще посмотрим, чего бывает и чего нет! Не рассказывала вам ничего ваша подруга Верочка? Ух, и мерзкая баба! Лихая, скрытная, себе на уме. Она мне всегда напоминала сладковатую по весне картошку с этаким мерзким паточным привкусом... Человек-гнилушка. Если дать ей другую характеристику, то за пивом ее еще послать можно, а за водкой - уже никак. Не принесет. А впрочем, преклоняюсь! И признаю ее прекрасную женскую волю, силу и изворотливость. Я всегда считал, что женщины обладают такой твердостью и выносливостью, какие мужчинам и не снились, хотя с детства мне упорно внушали, что женщины - хрупкие, нежные, чувствительные создания. Гвозди бы из них делать! А ни на что другое они и не годятся. Хотя чтобы создать что-нибудь, нужно не так уж много сил. Вот чтобы решить, что именно надо создать, нужна действительно огромная сила. Разлюбезная ваша подружка... Памятник ей при жизни ставить надо, вашей закадычной! Настоящая каменная баба. Хотя каменный век закончился вовсе не потому, что кончились камни. Отличница капиталистического труда. Вот она - человек, который мне бы пригодился. Твердый, как кремень, и скользкий, как змея. Она, а не вы, Екатерина Кирилловна, уж извините... И как вам работается в ее школе?
       Катя пожала плечами. Работается довольно тоскливо... Рассказать об этом Доброву? Вместе посмеяться, посетовать, погоревать... Да нет, зачем... не стоит...
      
      
       Так получилось в тот день, что у Кати сразу в нескольких классах подряд шли сочинения и контрольные, поэтому она не выходила на перемены и никак не могла получить зарплату. Наконец, попросив детей тихо и спокойно продолжать работать, решила выскочить на пять минут за деньгами. Получила и вернулась - тишина, одиннадцатиклассники склонились над тетрадями. Но когда она тихонько, стараясь не шуметь, убирала деньги в кошелек, Алла Минералова не утерпела и подняла любопытный взгляд от стола. И в замешательстве протянула:
       - Это вам так мало платят?
       Заметила, востроглазая...
       - Разве? - искренне удивилась Катя.
       Знали бы дети, сколько она получала в государственной школе у Доброва...
       - Это за месяц?.. - изумленно прошептала Алла. - Обиралово...
       Теперь уже весь класс в недоумении смотрел на Екатерину Кирилловну.
       - Нет, нет, - поспешила она успокоить детей. - Это за полмесяца.
       - Все равно очень мало, - растерянно сказала Алла. - Может быть, у вас немного часов в неделю?..
       У Кати - двадцать два, больше ставки. А зарплата... Просто эти дети из привилегированных семей, видимо, остались не в курсе проблемы, и их удивление оказалось искренним: почему так мало получает учитель?.. Но интерпретировали они полученную информацию чересчур неожиданно. И через два дня Алла вдруг сделала четкое и прекрасное, по мнению класса, предложение.
       - Екатерина Кирилловна, вам очень мало платят, - решительно констатировала она. - Давайте договоримся: вы нам хорошие оценки, а мы вам - деньги! Можно в валюте. У наших родителей есть.
       Класс смотрел на учительницу в спокойном ожидании. Похоже, что Аллино предложение устраивало всех. И Катя растерялась... Конечно, не впервые в своей не слишком короткой жизни, но все же в подобный тупик попадать приходилось не часто. Так и подмывало спросить:
       - И сколько каждый из вас будет платить мне за одну пятерку?
       С трудом удержалась, лихорадочно раздумывая, что лучше сказать, как аргументировать свой отказ. Класс терпеливо ждал, но всех - это очевидность - устраивало лишь согласие учительницы. Остальное - заботы и трудности родителей, которые, безусловно, в состоянии оплатить школьные успехи своих детей. Хотя мамы и папы пока не подозревали о возможной сделке. Вспомнилась предыдущая школа... Там у некоторых выпускников не находилось денег на выпускной бал. А потому они обходились без него. Ничего страшного...
       Алла сама несколько смутилась от своей, вероятно, неожиданной дерзости, а потому была готова ко всему, даже к самому худшему. И обижать Екатерину Кирилловну ей совсем не хотелось.
       Катя уже не раз замечала, насколько своеобразно, порой до нелепости странно воспринимают дети такие понятия, как правда и ложь. Кажется, что здесь двусмысленного и неоднозначного? Все просто и понятно. Но это для взрослых. Дети часто абстрагируются от подлинного смысла слова "неправда", вкладывая в него собственное, необычное представление о природе лжи. И Катин вопрос искренне удивил их.
       - Мы хотим обмануть сами себя? - недоуменно повторили они вслед за ней. - Ну почему... вовсе нет... Мы не делаем ничего плохого, мы хотим, как лучше...
       Верно, как лучше... Они очень хотели выглядеть хорошими, казаться умнее и начитаннее, грамотнее и образованнее, чем есть на самом деле. В сущности, они стремились к совершенству, но каким путем? По их мнению, цель вполне оправдывала средства. И Катя начала обсуждать с детьми истинность этого широко известного постулата, махнув рукой на тему урока. Внезапно родившаяся тема намного важнее. Кто-то полностью согласился с учительницей, кто-то - частично, но кто-то все отрицал... Значит...
       Ничего это пока не значило. Катя еще имела реальные шансы обогатиться за счет родительских денег ее учеников. Но не давая частные уроки, а просто выставляя в журналы липовые оценки. А она не хотела никогда в жизни иметь подобного шанса. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах.
       Рассказать об этом Доброву?..
      
      
       - А как ваши малыши?
       Максим Петрович махнул рукой:
       - Растут... Но школу я у вас отберу, Екатерина Кирилловна, так и передайте Веруше. Всех сманила, всех с собой увела! Даже Ариадна поддалась на уговоры... Старая клюква! Хотя она всегда сама по себе... живет в одиночку, на особицу... Прямолинейный человек - явление противоестественное. Тоже преклоняюсь!
       - Что-то вы теперь перед всеми преклоняетесь? - не выдержала Катя. - Раньше ничего подобного за вами не наблюдалось...
       - Как же, как же... - хмыкнул бывший директор. - Прошлое - всего-навсего прошлое... Не стоит говорить о пролитом молоке и смотреть надо не туда, откуда идешь, а туда, куда направляешься. Пусть прошедшее похоронит себя само. Нужно уметь и проигрывать, иначе жить станет невозможно. И честнее всех на Земле время. Кстати, передайте от меня Верочке, что нужно остерегаться больше всего того, кто сразу не ответил на твой удар. И не надо рыть другому яму - пускай он сам себе ее роет! Иногда лавры запускают корни слишком глубоко в голову. - Добров увлекся привычной болтовней с философским акцентом. - Месть... Какое сладкое слово... Но кто сражается с чудовищами, тот рискует сам стать таким же. Если ты долго смотришь в бездну, то она тоже смотрит в тебя. Нам бы успеть побольше хороших слов сказать друг другу, пока живы, а мы... И кто осуждает мир, будет осужден миром. Серафим Саровский говорил, что человек человеку - радость. Но до этой истины нам расти и расти... Мы вообще не от Адама и Евы произошли - мы от Авеля и Каина. А вот давайте разберемся, Екатерина Кирилловна, что было сутью тени отца Гамлета? В самом деле его отец с того света? Почему сей господин пропадал с криком петуха и боялся солнца? Это два характерных симптома. На огонь и запах серы намеки тоже прямые. А чему он научил сына? Призвал к мести. В конце концов, после естественного - ведь душа по природе христианка -длительного душевного сопротивления принц устраивает резню. Ладно бы только короля уложил, но даже шестерок Розенкранца и Гильденстерна на тот свет отправил, насладился... А в результате губит и мать, и любимую, и друга, и самого себя. Если не принимать всерьез идиотические советские комментарии, что Гамлет - прообраз революционера и бросил вызов королевскому клану, то тема самой знаменитой пьесы Шекспира - гибельность мести и духовная смерть после отмщения. Так кто же это - тень отца? Якобы спровоцировавшая героя на все эти ужасы? По логике - для того и спровоцировал, чтобы пожрать посеянную смерть... Ну да, ну да... А тот, кто упорно не желает, чтобы справедливость торжествовала по закону, обязательно столкнется с ее беззаконным торжеством. И пенять придется на самого себя. Я не каркаю, я просто помню. И каждому человеку обычно достаются такие друзья, каких он заслуживает.
       - Вовсе нет, - возразила Катя. - Это серьезное заблуждение - судить о человеке по его друзьям. У Иуды они были безупречны.
       Максим Петрович расхохотался:
       - А вы зря времени не теряли! Но друг, достигший власти, все равно потерянный друг. И вообще служба и дружба - две параллельные линии: они никогда не сходятся. Эх, Катя, Катя... Да вы себя всегда найдете, вы талантливый педагог и настоящая пахесса... будете себе пахать с утра до ночи, а эти ваши верки-вальки...
       - Они несчастные люди! - отчеканила Катя.
       Бывший директор снова хитро прищурился:
       - А вы счастливая? Ладно, не врите, представляю, что вы сейчас скажете... И кто счастлив и велик по-настоящему? Тот, кому не нужно ни подчиняться, ни приказывать для того, чтобы представлять собой что-то. Хотя порой прикрикнуть и увидеть, что тебя боятся, даже приятно. Слишком много в вас, Катя, благородства, чтобы вы могли поверить в отсутствие порядочности у тех, кого любите. А верить никому нельзя, уж вы мне поверьте. Только честные люди все равно верят любому мошеннику. А вы знаете, что такое счастье?
       - Не знаю, но догадываюсь, - пробурчала Катя.
       Добров опять засмеялся:
       - Быть счастливым - значит быть умным. А быть умным - значит не задавать безответные вопросы. Отсюда вывод: счастье - не желать того, чего нельзя получить. А что такое настоящее горе? Это когда ты год был закодирован, до раскодировки остался всего один день, и в этот день тебя укусила бесхозная собака! - Он снова весело расхохотался - все такой же! - Вы невысокого мнения о моих моральных качествах. Но, как известно, пороки входят в состав добродетелей, как ядовитые снадобья в состав лекарств. Разве вам мало встречалось истинных, отъявленных негодяев? А может, жулики всегда привлекают людей порядочных, а грешники - чистых душой, как блондинки - брюнетов? А себялюбие... Отказаться от него совсем - слишком большая гордыня и самонадеянность. Ладно, еще увидимся! - он снова засмеялся и быстро, как раньше, ушел.
       Катя печально смотрела ему вслед. Увидимся... Обязательно...
      
      
       По настоянию Кати и требованию Ариадны Константиновны Добров взял Акрама в десятый класс. А летом директора сняли. И Таишев оказался в полном тупике. Он заметался - ошеломленный, уничтоженный, сломанный. Уход Кати в гимназию был для Акрама почти крахом, концом жизни. Да и сама она переходила к Вере какая-то неуверенная, испуганная, часто вытирала слезы... Хотя она нередко плакала, и здесь ничего нового не наметилось.
       Но школа Доброва была разорена, сам он после снятия исчез, в старое здание пришел новый директор - молодая женщина, тоже очень растерянная в непростой ситуации. Да и возглавить школу после Доброва... Пусть даже одну, а не две... После этого сложного, вороватого, но своеобразного эрудита, знатока, мыслителя, по-своему влюбленного в школу, ее отлично знающего, владеющего всеми ее нюансами... И после скандала, катастрофы, уничтожения начатого...
       Катя бросилась к директору своей старой школы, уговорила, умолила... Акрама взяли туда в десятый. С трудом, нехотя. И отношение к нему было соответствующее: бывший коррекционщик, мольбами какой-то полоумной училки допущенный... Да и учился он плохо - сказывались неначитанность, большие пробелы по всем предметам...
       Акрам стал часто заглядывать в гимназию к Кате после уроков. Она радовалась его приходам, вела к себе в кабинет, усаживала, расспрашивала, поила чаем со своими любимыми сушками... Помогала по литературе и русскому. Акрам мрачно, исподлобья посматривал на своих остальных бывших учителей. Даже Ариадну Константиновну - и ту стал избегать. Географичка все понимала и почти не спрашивала Катю об Акраме. Теперь все они жили обособленно, замкнуто.
       Зато Вера взялась за дело активно и пришла в новое здание гимназии настоящей хозяйкой, словно ею родилась. Катя даже удивилась: не подозревала у подруги таких способностей, хотя знала столько лет. Человек часто открывается своей неожиданной и новой стороной, сколько бы ни был нам знаком. И в каждом обязательно найдется неизвестная деталь и подробность.
       Как это нередко бывает, столь внезапно полученная власть развязала все дремавшие в Вере дурные инстинкты. Она стала чересчур властной, резкой, позволяла себе одергивать подруг, зато лебезила перед детьми и уж тем более - перед их родителями. И начались все те же подарки и подношения, как было у Доброва. Ничего нового, кроме директора.
       "Характер человека часто определяет просто кресло, которое он занимает", - думала Катя.
       Она и Валентина сразу отдалились от Веры, все реже и реже собирались в ее кабинете, только если позовет сама директриса, ничем с ней не делились. Вера этого словно не заметила.
      
       20
      
       Петр привез Аллу и возился с машиной за забором коттеджа. Хотел кое-что наладить, помыть... Закончив, присел у забора покурить. И услышал... С той стороны забора Алла осторожно спустилась с крыльца. Подошла к кому-то прямо к забору. Зашелестела трава под ногами.
       - Давно сидим? - справилась Алла.
       - С часок будет, - равнодушно отозвался мальчишеский голос.
       Алла задумалась.
       - А ты совсем дурной...
       Мальчишка ответил не сразу.
       - Как вечерок проводишь? Телек смотришь?
       Алла отозвалась спокойно, задумчиво, с нарочитой небрежностью и легким вздохом, будто рассуждала вслух:
       - У меня тоже, видно, покрышки полопались. Села вдруг "Дом-2" смотреть... А тебе Екатерина Кирилловна кто?
       Петр вздрогнул от неожиданности. Встал и прижался к забору. Нашел узкую щелку.
       - Кто и тебе - учительница... - мальчишка говорил словно нехотя. - Я у нее раньше учился, в обычной школе. А потом в новом здании стала гимназия... платная... частная... Где ты теперь... Она там осталась, а я в старой...
       - А ты зачем к ней ходишь? По принципу "Учитель, воспитай ученика"? Ты у нее, наверное, один такой преданный...
       Мальчишка помолчал.
       - У Винокурова по-другому...
      
       Художник, воспитай ученика,
       Сил не жалей его ученья ради.
       Пусть вслед твоей ведет его рука
       Каракули по клетчатой тетради.
       Пусть на тебя он взглянет свысока,
       Себя считая за провидца.
       Художник, воспитай ученика,
       Чтоб было у кого потом учиться.
      
       А две первые строчки давно стали малость искаженным афоризмом. И насчет одного... Разве нужна толпа учеников? Учительское умение определяется вовсе не количеством.
       Петр удивился. Надо же, знает, чьи стихи...
       - А нам их Екатерина Кирилловна читала, - ответил мальчишка Алле на незаданный вопрос. - Она очень хорошая... Таких мало... Говорит, что самая большая радость для учителя - когда похвалят его ученика. Она умеет любить...
       - Да кто же этого не умеет?
       Теперь удивился мальчишка:
       - Почти никто! Это очень трудно... И научиться нельзя...
       По траве прошуршали шаги. Алла подошла поближе. Темно, тихо...
       - Нельзя?.. Ты уверен?.. А как же все люди? Матери и дети? Мужья и жены? Тоже не любят друг друга? Чепуха получается...
       - Почему чепуха? Вовсе нет! - заупрямился мальчишка. - Они просто ошибаются... принимают одно за другое... думают, что любят... Как здесь у вас всегда тихо... Словно жизни нет вообще...
       - Что, все ошибаются? - недоверчиво спросила Алла. - Сплошное завиралово!
       - Я никогда не вру - не умею, - мрачно сообщил мальчишка. - А ошибаться могу... как все... Тебе физик нравится? Эдмунд?
       Алла явно вспыхнула:
       - Это не твое дело!
       - Ишь ты оно как... Верно, не мое, - согласился мальчишка. - Только ты учти: еще в той школе, где я у него учился, все учителя удивлялись, как это до сих пор на него ни одни родители в суд не подали. Это потому, что ни одна его девка на него никогда зла не держала и зуба не имела. Так получалось у него все всегда ловко... Вера, наша математичка, твоя директриса, говорила, что он их лаской обволакивает, как коконом пеленает. Чушь, по-моему. Наши училки все его пугали: смотри, Эдмунд, допрыгаешься! Доведешь себя до большой беды! Но он везунчик... На уроках вечно болтает не весть что: "Спектр состоит из семи цветов разного цвета", "В условиях круглосуточного дневного дня", "Ньютон умер в 1727 году. Я все думал, что бы вам еще рассказать о Ньютоне..." Нас за людей не считает, острит: "Сегодня мы пройдем с вами правило буравчика. Нет, "Буравчик" - это не фамилия ученого...", "А пусть вам милая соседка по парте все объяснит с Галилеем..." Вы по анатомии про "это" прошли?
       Алла ответила сквозь зубы:
       - Давным-давно.
       - Значит, далеко шагнули... А мы на пищеварительной системе топчемся. Но у нас вечный срыв в программе
       Мальчишка вдруг наклонился - ну и зрение у него! - и поднял с земли монетку. Объяснил:
       - Я когда вижу - валяется монета, я ее поднимаю. Чтобы люди ногами не попирали герб Москвы. А ты уж решила, что побираюсь.
       - Врешь ты все... - неуверенно сказала Алла.
       - Не умею, привычки такой дурной нет, - пробурчал мальчишка. - Врун - он всю свою жизнь вруном и останется, и больше ничего, а вор - вором. А вот убить... убить любой человек может... один раз... если случится что-то... - он прислушался и вдруг мгновенно перемахнул через забор.
       Хорошо, что с другой стороны, где стоял Петр. Алла прижалась к могучей холодной ограде.
       - Эй... подожди... ты зачем приходил?
       - На тебя посмотреть... - донеслось глухо-глухо.
      
      
       Следователь бродил по гимназии, вызывая у Веры бессильную ярость. Что ему здесь надо? Что он пытается найти? До чего докопаться? А он ходил себе и ходил. Задавал самые идиотические, на Верин взгляд, вопросы:
       - Почему у вас преподаватель физики вел волейбольную секцию? У вас что, нет физрука?
       - Есть, - психанула Вера. - Но он специалист-теоретик.
       - А-а, да... - вспомнил следователь, - вы правы, видел... такой плюгавый дохленький мужичок... Физкультурник! Да он спортом ни одного дня в жизни не занимался! Зачем вы такого взяли? Кадровая политика у вас хромает на обе ноги. Ладно. А кто вот эта девочка?.. Она, говорят, без конца возле физика вертелась.
       - Это Алла Минералова, - объяснила, еле сдерживаясь, Вера. И вдруг испугалась: - А что такое? Она дочка очень больших родителей...
       Следователь пожал плечами:
       - Как раз у таких родителей дети растут... дурь во все стороны... А это кто?
       - Ее охранник-водитель. В школу-из школы возит, - процедила Вера. - Очень хороший человек. Бывший военный.
       Следователь помолчал.
       - Я смотрю, к вам тут детишек почти всех привозят на машинках...
       Вера вскинула голову:
       - У нас частная и дорогая школа!
       Следователь понимающе кивнул:
       - Конечно, конечно... Давайте вернемся к подругам-англичанкам. Расскажите мне все с самого начала - почему вы их взяли в школу, как они у вас появились...
       Вера побагровела от гнева. Похоже, он пытался ее поймать на слове... И тут подошла Алла.
       - Я хотела бы вам кое-что сказать... тет-а-тет... - это следователю.
       Голосок дрожал, весь перетянутый от волнения и готовый разорваться в любой момент слезами.
       Вера хотела крикнуть: "Не надо! Алла, не надо ему ничего рассказывать! Что ты еще задумала?" Но сказать ничего было уже нельзя. Следователь пристально следил и за ней, и за Аллой и, похоже, успевал отслеживать еще все вокруг происходящее. Он опять кивнул.
       - Вера Алексеевна, я оккупирую ненадолго ваш кабинет. Побеседую с девушкой. Раз она так просит, - он неприятно ухмыльнулся.
       И повел Аллу за собой.
      
      
       Петр подошел к завучихе. Она стояла в какой-то растерянности и смотрела вокруг больными, ничего не понимающими глазами, обхватив себя за плечи руками крест-накрест. Словно пыталась саму себя удержать, остановить от чего-то нехорошего, поспешного, страшного... или готовилась улететь прочь от Земли куда-то вверх, навсегда...
       Петр смял сигарету:
       - Вам чем- то помочь?
       Подумал: костер наш давно погас, а мы зачем-то храним его пепел... Глупо... нелепо... Она глянула неузнавающе, откуда-то издалека... С трудом переступила границу между странным сном и явью.
       - Помочь?.. Нет-нет, спасибо... не надо... в чем помочь? А-а, да... вы знаете, это бы хорошо... помочь... - подошла ближе, глянула чуточку осмысленнее. - Помочь... - И вдруг - что случилось с ней? - бросилась к нему, начала бессвязно цеплять слова бесконечной лентой, компьютерным набором, полном ошибок, тотчас рассыпающимся в воздухе, как дефектный, ложный, потому что второпях, наспех... Но Петр чувствовал: она сейчас вовсе не фальшивила, нет, это другое... Она просто ухватилась за предложенную возможность что-то сказать, о чем-то попросить... даже ни на что не рассчитывала, но не выдержала, сдалась, словно застонала, закричала: "Не могу больше, помогите!.." Зоя, Платон, Нелли, Алла, опять Зоя... потом еще какой-то Акрам... снова Платон...
       - Остановились! - наконец, резковато прервал завучиху Петр. - Не пойму я так ничего... Вы считаете, Нелли эта ваша ни в чем не виновата?
       Завучиха кивнула:
       - Зоя могла сама...
       Петр посмотрел в сторону:
       - Всегда удивлялся на самоубийц... Жизнь, конечно, часто прямо паскудная, а вот глянешь вокруг, на какое-нибудь дерево зеленое или желтое, или птица метнется вдруг из-под ног, или дождь закапает тебе прямо на нос... ну, и отойдет душа, отзовется... я плохо объясняю, не умею... А так... лишь бы не было войны...
       Завучиха глянула внимательнее, Наконец просыпаясь, будто возвращаясь откуда-то...
       - Нет, почему плохо... хорошо... про птицу... очень хорошо... из-под ног... эта Зоя... почему я ее так всегда не любила? Понимаете, она тоже рвалась куда-то, а ее, наверное, будто давили, затаптывали... я ее понимаю, потому что сама так жила, как она... дома, в школе... а тут... какой-то выход... страшный, конечно... я тоже не могу объяснить... но она не раз травилась...
       - Да? - удивился Петр. - Ну, надо же... Не знал... Такая девчушечка тихая... Только это ни о чем не говорит, что могла... И Неля ваша тоже могла... Пуля дырочку найдет!
       - Подозрения... да к чему они, выдуманные? Пустое... так все равно ничего не выяснить... слова, мысли - не доказательства... Пусть прокуратура разбирается или кто там, кому положено... не мы с вами...
       Петр набычился:
       - А можем и мы с вами... слышал я тут кое-что, случайно...
       И он передал завучихе все, что ненароком донеслось до него в тот холодный день из раскрытого окна.
       Завучиха в испуге стиснула себя руками еще теснее. Как бы не задушила, даже подумал Петр, нелепая мысль... Обычное послеболье... Которое мучает не меньше самой боли, но приступ миновал, ушел в прошлое, осталась память... тягостная, давящая... послеверье... последумье... Все это уже - после...
      
      
       - У нас на носу последний звонок, - стонала Вера. - А тут... эти разборки в школе среди учителей... Рудик, тебе не стыдно? Что ты себе позволяешь? Нас закроют... Мне уже несколько раз звонили из Департамента. И вызывали туда тоже.
       Эдмунд хохотал:
       - Веруша, да при чем тут я? Бабьи дела меня не касаются. А ты сумеешь отбрехаться от любого департамента. Не будь я в этом уверен, ни за что не пошел бы к тебе в школу.
       Он весело пролетел по коридору, на лестнице столкнулся с водителем-охранником Аллы Минераловой и растворился в вестибюле. Вера тоскливо смотрела физику вслед. Все, что она с таким трудом создавала, строила, пестовала - все рушилось у нее на глазах. И из-за чего?! Из-за нелепой влюбленности двух англичанок в одного физика... Формула непредсказуемая и анализу не поддающаяся. Лучше всего безразлично уткнуться глазами в экран огромного телевизора, оставшегося от Доброва. Кого убили, кого ранили, кого сбили на дороге... Смерть... Основная тема телевидения. Мементо море...
       Валентина недавно прямо спросила Нелли:
       - Ты зачем это сделала?
       Она всем молодым всегда сразу "тыкала".
       - Что "это"? - тотчас взбеленилась Нелли.
       - Сама знаешь что.
       - Да Зойка меня подставила! Она, а не я! - закричала Неля. - Вы ведь ничего не знаете, а лезете! И беретесь судить! И вы... вы... вы никогда не были в такой ситуации... чтобы вас двое... а он один...
       Валентина спокойно пожала плечами:
       - Почему не были? Были. И еще как были! Нас трое - и он один... Тренер Леня... мы с Верой ходили за ним по пятам... А он выбрал Катю. Но она... - Валя замолчала.
       Нелли смотрела в упор. Мрачно и недоверчиво.
       - Надоели вы мне все...
       Отвернулась к окну. И вдруг прочитала:
       - Зайку бросила хозяйка,
       Обманула сука зайку,
       Поиграла и забыла,
       Сердце зайкино разбило.
       Он запил и опустился,
       Но с обидой не смирился,
       От предательства хозяйки
       Зайка в монстра превратился.
       Отомстил он ей жестоко -
       Изрубил ее в капусту.
       Потому что надо было
       Уважать чужие чувства!
       - Это что значит? - строго спросила Валя.
       - Да ничего! Для вас - ничего! Просто Зойчик оказалась не таким уж зайчиком и меня обманула, подставила, вывела из игры... И теперь пожинает плоды... Закружившуюся головку отвинчивают, вот что это значит... Вы зачем ко мне пристаете? Вам что нужно? Ни видеть вас, ни слышать я не желаю! Дурное у вас поколение! Вывихнутое страшным ударом копыта новой политики по прежним идеалам!
       Валентина вздохнула.
      
      
       Петр подошел к директрисе.
       - Ну, что? Разобрались тут? Вам сейчас главное, чтобы родители ваших детишек ничего не узнали. А то сразу начнут ребятню из школы забирать.
       Ему и эту толстую директрису, запутавшуюся в жизни донельзя - а кто в ней не запутывался? - было искренне жаль. Непутевая - правильно, алчная - наверное, рвущаяся к власти - и это может быть... Но все равно... Слабая бестолковая баба - и этим все сказано.
       Мимо тихо прошла завучиха, махнув директрисе. И та встревоженно заковыляла в свой кабинет. Катя скованно опустилась в кресло.
       - Вера, выслушай меня внимательно, не перебивай... Петр Васильич, охранник Аллы Минераловой, мне рассказал, что еще в начале зимы слышал один разговор из окна... Случайно вышло.
       - Случайно подслушивал? - тотчас съязвила Вера.
       - Я ведь просила не перебивать! - взорвалась Катя. - Эдмунд уверял Нелли, что ему не нужна Зоя, но та якобы буквально виснет на нем. Да еще угрожает открыть правду о своем аборте - от кого был ребенок. И Неля торжественно пообещала это скоро прекратить, сказал, что придумает способ, пусть только Эдмунд немного подождет... А пока... Она предложила ему сделку: я тебя избавляю от своей навязчивой подруги, а ты за это на мне женишься.
       - Как?! - ахнула Вера. - Рудик женат...
       - Ты иногда напоминаешь ребенка! Или у нас в стране пару лет назад запретили разводы?
       - Только полная дурочка может поверить в то, что Рудик разведется, - сказала Вера. - Его устраивает именно его семья и такая жизнь, какую он ведет. И что дальше?
       - Дальше... Дальше он весело пообещал... ты ведь знаешь Эдмунда...
       - Но это было давно, ты сама сказала... - попыталась слабо возразить Вера.
       - Верно... Тем не менее ты должна знать об этом. Может, следователю рассказать?
       - Нет! - простонала Вера. - У меня поднимается давление... А этого мужика я вообще не могу видеть... Ты не знаешь, почему он упомянул Ариадну и Доброва?
       Катя удивилась:
       - Понятия не имею. Это странно. Какая связь?.. Ладно, я пойду...
       Она с трудом добрела до двери и поплелась по коридору. Вышла во двор. Алла усаживалась в машину, водитель следил, что да как. Через двор наискосок шел какой-то странно знакомый Кате человек - невысокий, плотный, лысоватый... Шел и улыбался. Он всегда держал улыбку наготове...
       - Леня?! - ахнула Катя.
       Тренер кивнул и подошел поближе:
       - Катерина... наконец-то... Вот решил узнать - чего так давно тренироваться не приходишь?
       Катя засмеялась. Сначала тихо, а потом все громче. Петр Васильич оглянулся.
       - Леня... Я все хотела зайти... да как-то неловко...
       - Вот-вот, - кивнул он. - Вся твоя беда, что тебе всегда неловко. Ко мне Валентина приезжала. Сказал, что у тебя беда. С сыном.
       Катя съежилась:
       - Не совсем так... С другим моим мальчиком... Леня, пойдем в школу, я тебе там все расскажу.
      
      
       Вечером позвонила Валентина.
       - Катя, тут такие новости... А у тебя как дела?
       Катя вздохнула и засмеялась одновременно:
       - Да более менее... Спасибо тебе.
       - Не за что, - сухо отозвалась Валя. - Мне самой очень хотелось его повидать, вспомнить прошлое... Будто побыть там снова. Ариадна рассказала, что Рудик не раз виделся с Добровым. Она их видела вместе - живет-то рядом со школой. Однажды она спросила Эдмунда, зачем ему нужны встречи с таким типом, как Добров. Рудика ты знаешь... Он весело захохотал и ответил, что Максим уговаривает его как-нибудь насолить Вере. Ариадна внимания тогда на это не обратила, а сейчас вспомнила.
       - Ерунда! - взорвалась Катя. - Все вышло совершенно случайно.
       - Но ты сама утверждаешь, что у Бога ничего случайного нет! - съязвила Валентина. - Самое главное не это... Алла сказала следователю, что Неля подбивала ее избавиться от Зои, поскольку Рудик любит именно ее.
       - Как... избавиться? Не убить ведь... - растерялась Катя. - У нас в школе прямо какая-то дурная шекспировщина-лесковщина... Откуда что взялось?..
       - Конечно, не убить... Они ведь довольно крепко подружились - Неля и Алла, после самого первого школьного дня Минераловой. Помнишь газовый баллончик? Неля отлично знала о влюбленности девчонки в Рудика. И словно просто так рассказывала Алле о том, как тот обожает Зою, что они собираются пожениться, что Зоя страдает суицидальным синдромом... Подогревала ревность и злобу...
       - Но зачем? - удивилась Катя.
       - Ты все-таки неважный психолог, - опять съехидничала Валя. - А что там с твоим Таишевым?
       Катя помолчала.
       - Он не виноват...
       - У тебя вечно никто не виноват! - обозлилась Валентина. - Хотя так не бывает! Парень хамоват и распущен! И должен, в конце концов, понести наказание за свое поведение. Поделом ему!
       "Встать, суд идет... " - снова услышала Катя.
       Привязалась к ней эта ужасная фраза...
      
      
       - Ты странная мать, - сказал Платон. - Вот послушай.... Однажды мерзавцы подожгли на дереве гнездо с птенцами, мать не могла ничего сделать, птица - не пожарная команда. Кричала-кричала над горящим гнездом, а потом влетела туда, закрыла детей крыльями и сгорела вместе с ними. А у лисы коршун унес лисенка, но она успела в самый последний момент вцепиться ему в хвост. Так он и поднялся над землей: в клюве - несчастный лисенок, на хвосте - обезумевшая мать-лиса. Она терзала коршуна до тех пор, пока он не изнемог и не опустился не землю, выпустив лисенка. Тогда спрыгнула и мать-лиса. Не кажется ли тебе, что ты делаешь мне сомнительное предложение и толкаешь на ложный шаг? По-твоему, я должен - ты просишь меня об этом! - простить бандита, на меня напавшего, выгородить его, выдумать, что ничего страшного не было, чепуха, мальчик поозорничал! И это потому, что бандит - иначе его не назовешь - твой любимый бывший ученик... И ты уверена, что он ни в чем не виноват. И его надо спасти. Так?
       Катя кивнула. Говорить она уже больше не могла. И слышала только одно:
       - Встать! Суд идет...
       Ветер мазнул по ногам холодом. Светились окна... Окна горечи, отчаяния, тоски... Почему надо вставать при появлении суда? Глупость какая-то...
       У человека в жизни есть три Д - Дом, Дорога, Дело. Это самое важное для каждого. Но Дом должен быть настоящим - родным и теплым. Дорога - именно твоей собственной, не надуманной, не навязанной родителями, друзьями или желанием славы. И Дело должно приносить тебе радость - иначе ничего не получится. Все просто и все трудно.
       Катя вспомнила еще одну притчу. Попали в плен у одной женщины муж, брат и сын. Стала она молить об их освобождении, и предложили ей враги выбирать - одного ей оставят в живых. Выбрала она брата. Потому что мужа можно найти другого, и сына еще родить, а вот брата больше не будет... Страшная притча. Лучше не надо...
       - Ты вечно пытаешься исправить и помочь, помочь и исправить, - сказал сын. - Но ведь это нереально...
       - Человек шел по берегу и увидел мальчика, который поднимал что-то с песка и бросал в море, - начала Катя. - Человек подошел ближе и увидел, что мальчик поднимает с песка морские звезды. Они окружали его со всех сторон. Казалось, на песке миллионы морских звезд. "Зачем ты бросаешь их в воду?" - спросил человек, подходя ближе. "Если они останутся на берегу до утра, то погибнут, едва начнется отлив", - ответил мальчик, не прекращая своего занятия. "Но это просто глупо! - закричал человек. - Здесь миллионы морских звезд, берег просто усеян ими! Твои попытки ничего не изменят". Мальчик поднял следующую морскую звезду, на мгновение задумался, бросил ее в море и сказал: "Нет, мои попытки изменят очень многое... для этой звезды".
       Платон улыбнулся:
       - Ну, разве что так... Ладно, не загоняй себя опять в отчаяние... любишь ты туда забиваться...
      
      
       Усаживая Аллу в машину, Петр хмуро спросил:
       - Ты зачем все это устроила?
       Она изобразила глухое непонимание:
       - Что "это", Петр Васильич? Я вас не понимаю...
       - Прекрасно понимаешь, не придуривайся! - взвинтился Петр. - Я долго молчал, надоело!.. Но мне мать твою жалко... Да и тебя тоже. Ты до чего докатилась? Чай отравленный - это ведь твоих белых ручек дело! Думаешь, не знаю? Давно в курсе, да ввязываться в такое дело - тоска... Зато правда, куда ни кинь...
       Алла вжалась в сиденье:
       - А... откуда?..
       - Оттуда, - буркнул Петр. - Ухажер твой раскололся - он, видите ли, честный! А потому может запросто попасть под суд.
       Алла совершенно потерялась:
       - Под суд?.. Кто... под суд?.. Акрам?..
       - Ну, наверное, его так и зовут, я не в курсе... Сашутка не говорила. Бандит он, твой приятель. Ты мать хочешь в гроб вогнать? Это запросто! С такими прихехешниками...
       - А что он сделал? - пролепетала бледная Алла.
       Петр смотрел прямо перед собой на дорогу, летящую ему навстречу.
       - Что сделал... Чуть сына вашей завучихи не зарезал! Тоже несчастная баба...
       Алла молчала. Наконец, с трудом отодрала словно распухший язык от зубов. Выдавила из себя два слова:
       - За что?..
       Петр пожал плечами:
       - За что... Ты еще спрашиваешь! Забыла, как паренек-"ботаник" в очечках тебе по морде смазал? Он к Зое пришел и случайно увидел там тебя. А ты и не подозревала об этом. У него был ключ от Зоиной квартиры. Нелли уже ушла. Этот паренек, сын твоей завучихи, догадался, в чем дело, когда Зою вашу увезли в больницу. Вот тогда он тебе и влепил во дворе, где ты подсматривала финал. За тобой наблюдал твой Акрам или как его там... Ревновал он тебя, караулил, куда ходишь... Вообще он перепутал: думал, там физик живет... потому что видел его возле Зоиного дома несколько раз... Он и за Рудой следил... Делать пацану нечего... Все просто...
       Все просто... Проклятые страсти человеческие... беды несущие...
       - А я неподалеку курил, тебя охранял, - хмыкнул Петр. - Так что я тоже все это видел, могу подтвердить... Ты и мне мозги пыталась запудрить: дескать, подружка там живет... Ты к ней за книгами... Ненадолго...
       - Вы за сигаретами пошли! - выкрикнула Алла. - Мы с вами договорились!
       - Пошел да вернулся! Тебя от беды охранять! Да не уберег. А англичанке ты что наплела? Да, тяжко тебе жить под присмотром, даже соперниц с дорожки не уберешь по-тихому... С Нелькой этой, заразой, связалась... Или ты думала, что я не догадался, куда тебя в тот вечер возил? Напрасно ты меня обдурить пыталась... Я все о тебе знать обязан, должность такая. Твоя мать меня наняла - перед ней мне и отчет держать.
       Дорога извивалась под колесами, и весенний ветер разбивал о стекло первых ошалевших от счастья мух и жуков. И приносил с собой мысли странные: лучше бы Сашутке выйти замуж за этого бандита... он ее ангелом кличет... а работу свою надо бросить... ну ее к шуту... пойти снова в ДЕЗ слесарем... и завучиха эта... хорошая такая женщина... а может, еще не погас до конца наш костер?.. Глядишь, и разгорится под ветром... но кто этот плотный человек? Ишь, как она к нему кинулась... А Тоня давно устала от Петра... что поделаешь... люди устают друг от друга... нехорошо это, правда... но как с этим бороться?..
       Весенний желток солнца плавно растекался перед глазами. Алла тихо плакала на заднем сиденье.
      
      
      

  • © Copyright Лобановская Ирина Игоревна
  • Обновлено: 08/06/2010. 406k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.