Вернулся домой с работы не поздно, десяти еще не было. Так рано вернулся, что целых шестнадцать минут клюквы за ликвидацию в Одессе были мои, пусть и включая рекламу.
И только я уселся переживать, как плохие (а потом окажется, что хорошие) контрразведчики несправедливо обижают (а на самом-то деле - не обижают, а незаметно поддерживают) хорошего начальника угро Гоцмана, как зазвонил телефон.
- Але, это Николай? Ты меня, конечно, узнаешь? А это Ниночка, - затарахтела девица в трубке, не дав мне возможности успеть вставить, что нет, не узнаю: не люблю я эти угадалки.
Вспомнил сразу.
Я и видел-то ее всего три раза, но если девушка под 30 называет сама себя Ниночкой, то не забудешь.
- Слушай, - говорит эта Ниночка, - выручи, пожалуйста. На тебя одна надежда. Я тут на последнюю электричку опоздала, можно я у тебя переночую, а то вообще на улице придется.
Ну, не оставлять же человека, пусть и малознакомого, на улице. Да и симпатичная она, стройная, с сиськами. Не очень понятно, правда, что это за последняя электричка без чего-то десять, да она, вроде, и вообще в Москве живет, ну, да это я потом спрошу.
- Давай, - говорю, - подъезжай на Чертановскую (а Давид Маркович там уже оружие сдает), ты где сейчас?
- Да я уже на Чертановской, - тарахтит, - ты только меня встреть, я в метро на платформе стою.
- Ладно, - обещаю, - буду минут через двадцать.
А сам думаю: интересно, а откуда она знает, что я на Чертановской живу? Наверное, кто ей телефон дал, тот и метро подсказал. А кто телефон дал, конечно не скажет или соврет.
- А чего так долго? - кокетничает, - побыстрее не можешь, что ли?
- Да мне пятнадцать минут бежать до метро и пять одеваться, - отвечаю.
- Ну все равно, - говорит, - попробуй побыстрее, а то сижу здесь как дура.
А и то правда.
- Слушай, - спрашиваю по дороге от метро ("ну и чего ты так долго?" - были ее первые слова вместо здравствуй - "я уже знаешь, как есть хочу!"), - а что за последняя электричка? Ты же, вроде, в ГЗ живешь?
ГЗ (Гезэ), если кто не знает, это так Главное Здание МГУ на Воробьевке называют, в отличие от ДАСа, Дома аспиранта и студента.
- А, - жалуется, - нет уже. Проректор, козел такой, не продлил, по ошибке, видимо, приказ о моем аспирантском проживании, так что мне пришлось комнату в Подмосковье снимать.
Снимаю комнату в Подмосковье - так мало кто говорит. Живу в Мытищах - говорят, или в Балашихе там, или в Серпухове, в Коломне вон даже. А некоторые говорят, что живут в Барвихе. А некоторые - так даже и действительно живут. Но вот "в Подмосковье" - так редко про себя рассказывают, обычно уточняют.
- Слушай, - продолжает как бы отвечать на мой вопрос про электричку, - я так есть хочу. А у тебя дома есть какая-нибудь нормальная еда?
Я от таких вопросов всегда теряюсь: критерий нормы зачастую бывает достаточно размыт. Кому-то достаточно приличной сырной тарелки, а иным и лангустов с артишоками мало.
- Ну, не то чтобы совсем уж в изобилии, - отвечаю дипломатично.
- Что ж, - оживляется, - тогда давай зайдем вон в супермаркет, - мы как раз мимо проходим.
Тележку в магазине берет энергично, по-барвихински.
Быстро, не рассусоливая - видно, действительно человек есть хочет, - складирует пару бутылок белого сухого недорогого французского, батон-багет (мадам, вечер будет с французским уклоном?), плошку развесной красной икры грамм на четыреста, две бутылки минералки и увесистый тортик. Чапает к кассам.
Не, это не еда.
Обогащаю минимальную продуктовую корзину двумя отличными цыплятами по кило четыреста каждая птичка. Не замороженные, только охлажденные, с крепкой широкой бульдожьей грудью и сексуальными ляжками, белые с отливом в розовый, ни синевы, ни желтизны - элитная порода "возьми меня", только что гузками не виляют.
- Что это? - спрашивает брезгливо.
- Цыпленки, - поясняю.
Ну, не признала, может.
- Да как, - удивляется, - это можно есть? Посмотри, они же уже все разморозились. - Это она про парных так (они, правда, поскольку две штуки, и парнЫе и пАрные одновременно). - Тухлые уже, наверное. Отнеси их обратно.
- Нет, - говорю кротко, - не отнесу.
- Ну ты сам-то глянь. Это же какое-то говно, а не куры. Ты хоть в курах-то разбираешься?
Я. Разбираюсь ли я в курах. В мясе. В рыбе. Я. Ага.
- Да на них смотреть страшно, - настаивает.
- А ты глазки закрой, - посоветовал.
- Ну смотри, - уступает без предупреждения, - сам взял. Ты хоть готовить-то их умеешь?
Умею ли я готовить. Цыпленка. Я. Готовить. Умею ли.
Господи.
Ладно, подходим к кассе.
Подталкивает тележку к кассирше, я выкладываю все на транспортер, и тут Ниночка капризно спрашивает:
- Да! Надеюсь, что у тебя есть деньги? А то у меня нет.
А кассир уже пробила вино и тортик. Зощенковская такая ситуация.
Малодушно откладываю незаметным для прошедшей вперед Ниночки движением коробку с икрой, отдаю последнюю в кармане тысячу, гружу добычу в пакеты и мы идем к выходу. Со стороны посмотреть - так просто семейная пара куроедов.
Первое, что ошарашенно спрашивает Ниночка у меня дома:
- У тебя что, только одна кровать? - Она даже недоверчиво озирается, как будто я мог в шутку припрятать вторую койку за телевизор или компьютер, но кровать совершенно очевидно одна, хотя и четырехспальная: мне просто не приходило в голову обзаводиться лишними койками. - Ты что, не мог предупредить, что нам придется спать в одной постели?
Как будто, если бы я предупредил, она легла бы ночевать около метро.
После чего, смирившись с единственностью кровати, осваивается у меня Ниночка моментально.
Она удивляется, зачем мне столько книг, если у меня нет евроремонта, закуривает, не спросив у меня, некурящего, ни разрешения, ни пепельницы, и просит открыть вино.
На мое предупреждение, что вино тепловато, повышает голос:
- Ну и что? А я хочу сейчас!
Дальше вопросы громоздятся по нарастающей:
- А почему ты принес только один стакан?
- Я что, одна тут пить буду?
- Что значит, надо еще посидеть поработать? А предупредить, что тебе надо работать, ты не мог?
Как будто, повторюсь, если бы я предупредил, она осталась бы ночевать на рельсах, Нина-КареНина, скажите.
- Нет, ну хорошенькое дело. К нему женщина пришла в гости, в первый раз, между прочим, а он работать уселся. А развлекать кто меня будет?
- Знаешь, не буду я ждать твою курицу, я пока тортиком закушу. Нет, ну что значит - лучше торт до курицы не ешь? Что я, одна, что ли, его тут есть буду? Это даже невоспитанность какая-то: к нему гости пришли, а он за компьютером сидит. И вторую бутылку открой, пожалуйста.
Когда я принес курчонка, Ниночка сказала:
- Ну, так и знала, что ты готовить не умеешь. Ты же сказал, что поджаришь. А это что? У жареного корочка должна быть, как в Ростиксе, а этот, наверное, сырой совсем. Его, может, вообще есть нельзя.
Цыпленка Ниночка ела с ножом и вилкой: аспирантка МГУ - это вам не хрен моржовый.
После первого же кусочка она замычала:
- Вкусно как! А как ты его приготовил? Никогда такого нежного не ела, чтобы так вкусно было и так таяло!
- А ты как готовишь? - спросил я.
- А я совсем не готовлю, - ответила Ниночка. - Никогда ничего не готовила: не умею просто. В кафе хожу, в столовые еще. Слушай, а майонез у тебя есть и соус такой из перца?
- Нет, - соврал я.
- Да как вообще можно есть курицу без перца и майонеза? - возмутилась Ниночка. - Я не могу такое есть.
Она отодвинула тарелку и вернулась к торту, а я пошел в душ: догадался, наконец, что работать не получится.
Потом я выдал Ниночке полотенце и зубную щетку, а сам выключил свет и лег: вставать мне на работу рано, а время уже приближалось к двум.
Ниночка пошуршала душем, вернулась и стала устраиваться на ночлег. Тут я обнаружил, что она легла в колготках, в блузке и свитере. Я понял, что изучать ее гардеробчик мне неинтересно, отвернулся и уснул.
Проснулся я от телефонного звонка.
- Я уже сплю, - говорила кому-то Ниночка. - Нет, не надо ко мне приезжать, я все равно не открою.
Я пробормотал, что если мобильник еще раз позвонит, я его выкину с балкона, и уснул. Сквозь сон я слышал Ниночкины жалобы на то, что я хамло и невежа. Потом она начала меня трясти. Наверное, я не люблю, когда меня трясут.
- А на сколько ты поставил будильник? - спросила Ниночка.
- На восемь, - ответил я. - На восемь часов утра. Потому что в девять мы отсюда выходим, а нам еще нужно позавтракать и сходить в душ.
- А что, разве ты не можешь оставить меня здесь? - спросила Ниночка.
- Нет, - ответил я.
- Странный ты человек, - сказала Ниночка. - Странный и неприятный. Я думаю, что ты эгоист. К тебе в гости приезжает женщина, и ты хочешь разбудить меня в восемь часов, только из-за того, что не хочешь оставить меня здесь?
- Именно так, - подтвердил я.
- Я не могу вставать так рано! - заявила Ниночка.
- Ничего не поделаешь, придется, - объяснил я.
- Тогда я поставлю свой мобильник на семь! - приняла решение Ниночка. Потому что я по утрам провожу в ванне не меньше часа. Мне не нужно, чтобы еще и ты там мешался.
- Ладно, - сказал я и снова уснул.
На сон оставалось три часа от силы.
В семь, не обманывая, косою полосой шафрановой заверещал Ниночкин дебильник.
- Знаешь что я тебе скажу, - поздоровалась со мной Ниночка, - я думаю, что ты женоненавистник.
- Почему? - спросил я, хотя в ту минуту именно так оно и было.
- Потому что ты провел ночь рядом с молодой красивой женщиной и даже не попытался меня трахнуть. Это оскорбительно, - сказала Ниночка.
И я до сих пор думаю: не, не может быть, чтобы проректор Университета не продлил ей проживание в ГЗ по ошибке. Все-таки, совсем не дураки у них там в МГУ работают.