Преамбула: автор и не предполагал, что в его родной стране, похожей по очертаниям границ на разросшееся сердце с вытекающей из него каплей, могут происходить события, жестокость которых перекликается с болью этих строк, навеянных ужасами далеких лет и далеких стран...
Левон в стихах
Следующие составляющие превратились в свидетелей моего пробуждения: зеленое пятно прилипшей к пододеяльнику жвачки, растерзанная пачка презервативов, лодыжки юной гостьи, коричневеющие в лучах предвечернего солнца, жаркий запах зноя и распутства, незадернутые шторы, ведущие в душевую с теплым кафелем. Душевая наполнялась теплом, когда я говорил с ней... она инертно обещала быть со мной, она спала, говоря слова. Она была самой преданной и прекрасной женщиной. Она говорила мне на ломаном английском: итс ап ту ю... я говорил на совершенном русском: итс джаст э презент. Фо ю.... эти сраные двадцать баксов бессмысленно упали в радужку счастья ее умерших предков....
Я любил Фо, я был вьетнамцем с рождения. Я хо ел конфетку. Я пел каменную мелодию и превращался в дерево. Моей маленькой камбоджийки не было рядом со мной.. она готовилась ко дню со мной. К дню... независимости... ее шикарный, мало чего значащий в контексте моей похоти, взгляд говорил только о том, что ее одежда, да, беспомощным движением руки срываемый с нее бюстгальтер, являлась лишь мимолетным видением, которое предвещает преграды в виде ткани, превращалась в ничто, а потом - в использование ее беспомощности...
Хорошенькая, она старалась быть благоразумной, но .... Ценники зашкаливали, и она превратилась в звезду порнофильмов.. самую доступную и в зад, и в рот, и в пипку свою... всеми..... ценники зашкаливали. Она дала им свободу. Ее соки заставляли меня любить ее. Использованную всеми, кто только проходил кастинг. Я влюблялся в нее с каждым новым входом в нее.. я влюблялся в ее неуверенные позы, в ее не раком раздвинутые ноги, в ее недососавшие губы, в ее недодотраханные ягодицы. Она становилась моим маленьким раем...
Я усмирил свои фантазии, просыпаясь.. она лежала, тронутая только, или лишь, мной. Ей было 28, но 18 ей бы дал.. исправляющих возраст колоний лет. 17 лет было девушке, в которую я переспал... спавшую в моей гигантской ладони (в недососавшие, в недокончавшие, внутрь, в легкость проникновения, в зад и перед, разносторонний приход, губы вагины, губы лица, и зада, да!!!!!!!!!)...
Я пойман был, посажен - и издох. Ездок по прериям, искомый ею, говорящей: он - мой вздох, он мой тон... я бы все отдала, чтобы быть с ним, и он не знал... он - мой трон! Мой переворот языка в нёбо, мой смысл языка в небо.. я бы стала гораздо лучше, если бы вы (ВЫ) отпустили его, или воскресили его, или просто раскрыли его суть, чтобы я не испытывала его бесконечную грусть. Он - мой любовник! Он - мой свет! Он - мой алкоголик! Он светится, как ответ! Храню его любовь, храню его покой! Он - мой!
Когда еще будет такая возможность: чувствовать.. когда еще??.
How are u...
Well... very well
Me too... to me...
Самые слепые платки не видят лица... самые искомые фразы не падают изо рта. Самые необходимые руки не поднимают самое неосторожное тело...
Упавшее в распятье слов, того, что отравлено, не находит своих губ, самое безрадостное не успокаивается в том, что отравлено. Лепнина веществ - нет-нет, да и воскресит, но похоронную дрожь, а не постамент для новых богов, увы. Разрыв предложений, по сущему обыкновению, приходится вам объяснять, но те, кто скакал без поддержки, всё знают, и смело гарцуют вдоль луж.
Я снюсь тем, кто знает, и точно во сне просыпаюсь: пописять, построже судить себя.
И даже неистово каясь, я все же проститься стараюсь с собой, опорочив себя. И больше не тело я, к которому я прикасаюсь.
Тогда я задумался о семнадцати преображениях. Когда одно невозможно без семнадцатого. Когда все летит к черту, не размышляя о возможности быть отвергнутым. Тогда я подумал о том, о чем никто до возникновения мысли не думал. Я задумался над тем, над чем еще никогда не задумывался. Тогда произошло невиданное. Моя возлюбленная исчезла. Как будто ее никогда не было. И не было этих входов в и из выходов. Мое возлюбленное прекратило свое существование. Я посчитал, что я тоже, но пересчитав то, что посчитал, я точно понял, что счет идет на секунды. И не грамма больше, и никаких конфеток, я должен воскрешать всё, себя, её, звук, исходящий из неё, звук, исходящий из меня. Я понял, что я хочу нимфетку, а она хочет, когда хохочет...
Использовав последнюю возможность любить пустое зеркало, я переродился в неё...
Странные мышцы болтались на моем остове. Крапая каплями на безжизненное пузо, я вращал беспалыми руками вдоль и поперек. Но на моей ладони, и нигде, кроме, как на моей ладони, лежала она, беспомощная и нагая.. я не мог её потревожить, а мог бы просто жить, как самый беззаботный, в меру безотчетный, слабый, как мороз, и стойкий, как игла, обычный, бычный идиот, скот. Но смелость заключается в любви и в свежем изумлении.
Прости.
По маскам хлещут пряные дожди, упрямые, корявые. Не жди. Я, в общем-то, слегка не каскадер. Я слишком независим от войны, чтоб падать в раскаленный чан с дерьмом. Запомни это, милая моя. Разведка донесла, что близ ручья ты, словно, необузданная лань, по кругу цирка бешено несла лишь руку обуздавшего тебя, и сгинувшего в память ездока.
И первое, одно из всех, пришло ко мне, преображение войны. Первичность заключалась в ней самой, отвергнувшей прозрачное вранье, что кто-то занимался для неё лишь маленькой и глупенькой войной.
Война была, на самом деле, страшной, но выжившие помнили о ней, как о любви, последней и бесстрашной.
Помянем их... они уже ушли.
Беспечна и распутна вечность.
Кусок подушки - тоже край луны.
Нет полусна - нет полупросыпанья, и голых танцев лучше б не видать. В полглаза сон всегда видней, чем полувзгляда сонное прощанье.
Маленькое, коричневеющее лодыжками создание удалялось от меня, а я в силу сложного микроклимата не мог приблизиться к своим скороходам. Еще бы... Внутри сплоченности моих чресл пребывал неведомый миру искомый с начала его минерал, который и я искал.
Нас ждал человек безымянный, от этого скудный на лесть. И ехать нам, казалось бы, не так далеко, но, передать невозможно, мы ехали мимо того, куда ехали, страшно представить, страшно справиться с тем, куда, но завод по производству нового и рисового пива спасал надежды на то, что и там все цивильно, ну да...
Только эти строки заляпаны кровью, если еще никто не догадался.
Да, тогда появилось оно, второе (и лучше б я был вместо них), преображение из моих детских стихов и из открывания век, которое можно назвать откровением глаз...
И снова - участие внутрь. И чувствует не ахти. Ну, пусть отдохнет. И ножки болят. Отдохнет пусть он там, где под деревом мирно сидят все те, кому сложен поход. Действительно, пусть отдохнет. И мать, нависая над ним, кричит ему, нежно шепча: побудь здесь, возможно, отец спасет твой непройденный путь.
Я видел, как руки людей становятся болью.. тупеющим грузным телом.. стремящимся стать длинней, чтобы спасти детей, чтобы лежать в постели, в которой нет места снам о свежеубитом теле.
Рыбаки молча наблюдали за моей попыткой поймать свои соскользнувшие с меня плавки, но не смеялись. Мда - думал я. Тоже мне - фирма. Обещали, что плотно облегают тело, а тут - такое. Это же не океан - переживал классик.* Это всего лишь Сиамский залив. Но пробраться в ее сны мне так и не удалось. Она спала, как сон спал ее красивым изгибом, и, всего лишь, сочленением плеча с рукой, которой она берет самое ненужное и мешающее ей спать.
Самое лучшее и самое нужное заключалось в ее утренней печали, когда допит, когда едва убит едва недососавший ее кровь москит.
Я сделаю вас всех святыми - третье преображение пришло само собой, так как мы святы своей любовью. Что говоришь ты?
Всё: па-па....**
Переиздание этого творчества грозит остальному творчеству постепенным забвением, итоговым забыванием.
И четвертое преображение возникает, как добрый огонь, который греет, но сжигает. А юный ветер не может не любить тепло костра. И так проходит жизнь.
Заплаканная четверть половины, как будто речь идет лишь о глазах, взирает на эскиз большой картины, и тает на безжизненных висках.
И откровенье - тоже лишь причина сказать о чем-то большем, о любви, о забастовке лейкоцитов у предвенья, о теле, и о тлене еженощном.
Их привозили. Был запас бензина. И грузовик. А юношам безмозглым лишь нужно было всех их разгрузить. Потом - поход к могиле, а потом - могилы запах тел, всех, тех, и тех, кто тех и тех, когда-то бы любил.
Я знал ее до сна. Она сказала - буду я, но ты, мой милый, тоже будь.
Я был, как пятый элемент, не будь меня, закончилась бы жизнь, но пятым, смелым и открытым, мне помог стать взгляд ее.
В глазах ее я видел отраженье - ну чем не пятое, ну чем же не оно, всего лишь пятое преображе...
Не я - оставь меня. Я выплеснул вино.
Мы кутаемся в новые рассказы: она - не о своем погибшем деде, всего лишь о работе и делах ей говорю я правду, но, увы, в ей лишь доступное лишение плевы уходят наши странные рассказы.
Преображение шестое - это секс, как будто ненавидимый и жалкий, искомый, познаваемый беспечно. Секс - есть начало, секс - ура.
И трахальный большой дивизион их сбрасывал потом совсем убитых в могилы вместе с их же криком: где? И разными прошениями жить. Но там уже лежали их самих отчасти старые, отчасти просто дети, убитые... и если кто-то захотел еще раз сделать акт, продленьем жизни назывался он, а шуткой он звучал вот так: пусть насладится перед смертью.
Седьмое тут - как тут: похорони меня с моим оргазмом, если кончишь раньше - искать тебе погибель там, где я покоиться должна, и все вы не достойны смерти, ну же!
Живите долго с этим - вам же хуже.....
Распоротый ливнем асфальт, недавно открывшихся ям полукость. Я странно смотрю на узор подруги своей волос. Мне нежность мешает рыдать, и нужно курить РеРе.*** Брат пишет о дне горожан,**** мне видится в этом успех. Кам он или Каман***** опять откладывает афоризм. Константа****** брюзжит безупречно в походе от дома в дом. Мне нравится этот мир. Он сложен, но он же и прост. За шкирку в котел - и умри - гораздо ужасней: смотри: восьмой, но не твой пошел за первым и иже с ним...
Распоротый ливнем дождь пролился тогда над ним.
Я вижу: она грустит. Я тоже, но есть она. Мы едем смотреть на мир, мы точно - предтечи сна. На плоском и твердом пространстве нет памятников живым. И Б, и КБ,******* отчасти, завидуют не живым.
У кошек не девять жизней... клубочком свернувшись, они, вымаливают у римлян впустую прошедшие дни.
Им ближе всегда девятнадцать. Но икс невозможен, увы....
Так думали той, кто рядом, случайные жертвы весны. Они-то спешили девять прожить своей полной грудью. Правы те, кто сразу им дал усомниться в возможности после смерти не жить, а лишь, как во сне, кружить. Могил этих, собственно, нет, но девять стоит, как крест, свернувшись в большой клубок, и преображая свет, выходит на римский крест.
Десятое преображение - ты горестное и безвременное, как песня, как жизнь и смерть, как вечность о том и этом, как странный поход в кино, как глупо упавший кирпич, как рак, или просто ВИЧ. Расхожих здесь мнений нет, когда наступает смерть, и не погашен свет.
Я глажу ее запястья, мне сложно устать от глажа. Мне очень приятно это. Я странник ее предпашья, и если сухим я стану, я тихо отвечу: можно, проникнув туда, где влажно.
Распахнутый мир и дети. Мы все, как всегда не эти. Нам всем, как всегда, не важно, нам всем, как опять, как солнцу, для нас невпопад, вставать. Мы любим. Мы - что-то с чем-то. Мы лучше, чем всё, что было. Мы те, кому стало лучше.. вдруг, друг друга узнавшим вдруг. Любовь. Она больше счастья. Любви не страшны ненастья. Любовь - это сердца два, как будто один плюс один, стучат, как одно, и, да, жизнь тоже у них одна. Стуча в унисон: динь-дон, они усмиряют звон церквей и разных там этсетера. Любовь. О, слово, о чувство - живи. Один плюс один, как ни крути, ведет нас к одиннадцати.
А если задуматься, бывают ли преображения во время переживания, то можно сойти с ума, или упасть туда, где вольно царит тьма. Любовь - и любовь твою насилуют или пилят, ножом или членом внутрь. Одиннадцатое преображение - в сто крат горестней и безвременней, когда смотреть на сердца твоего смерть.
Повеяло дымом смердящих сердцами костров. Пламя кружит, как танец. Горит, на мой нюх, недостроенный Джеком дом.
И если добавить "риппер", то пусть он сгорит в нем, засранец.
Мы видим, что рядом двенадцать. Как год из двенадцати снов. Корабль, уходящий вдаль, дрожит парусами.
Апрель. Сезон отпусков на день. Коварный Сиамский залив сажает корабль на мель.
Отсюда и вера в тринадцать. Как в дюжину плюс один.
Несчастье и счастье рядом, но слишком условен ход цифр. Расшифровав тринадцать, шпион изменяет шифр.
Ей было четырнадцать, право, смысл жизни ее был в том, что писала она картины, картины - стихи потом,
(хи-хи).
Но смысл ее жизни был именно в том, что она писала картины дна своей безотчетной мечты, но мальчик ее убил, ударив прикладом в грудь...
Четырнадцатое преображение - чистое наваждение..
Как же так..
В таком возрасте (смотри седьмое) в нее тоже входило море,
Только мерзость того, что убило ее, никогда не найдет ее сердца (смотри одиннадцать, там, где она еще дышит), а пятнадцатой умерла ее мать от разрыва того, что выше.
Я симфонию пел ей, страдал, я симфонию пел и не знал, что так можно допеть до возможности кем-то стать, пусть в глазах, пусть в открытом для улиц окне, или снова уснуть, как всегда в недосмотренном ранее сне. Тем, кто старше читать нельзя, до шестнадцати - всем читать. Так рожденный едва дышать, доживает до лет планет. А потом начинает путь, познает бурь и штормов суть, ловит ветер своих парусов, он/она начинает путь, дрочит яростно, ну и пусть. И ее, и его познаёт, то есть, точно, живет и растет... до семнадцати полных лет, но приходит урод [полпот].********
Той безжизненной знойной весной, тем апрелем, кому-то первым, и кому-то, а впрочем, первым... приходилось уйти - и всё.
Шел я с ней, выдыхал РеРе,
девять жизней - не так уж плохо,
думал я, прижимал к себе,
очень крепко к своей груди,
чтобы чувствовать, как она тогда
наслаждалась обычным вдохом.
06.07.2013 г.
Олег Малахов
Примечания автора:
* - подразумевается один из друзей автора
** - подразумевается исполнение песни "Пес" группой "Мертвий півень" вместе с Тарасом Чубаем
*** - подразумевается марка сигарет
**** - подразумевается брат автора
***** - подразумевается один из друзей автора
****** - подразумевается один из друзей автора
******* - подразумеваются памятники Сергею Бубке и Иосифу Кобзону, прижизненно установленные им в центре Донецка
******** - подразумевается один из самых кровавых тиранов века номер ХХ