Lib.ru/Современная литература: Мартьянов Виктор Сергеевич. Проблема справедливости в российской фантастике

Мартьянов Виктор Сергеевич
Проблема справедливости в российской фантастике

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]

Обновлено: 03/10/2017. 23k. Статистика.

Статья: Философия, Политика, Обществ.науки

Скачать FB2

Аннотация:
Мартьянов В.С. Проблема справедливости в российской фантастике // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной научной конференции: 21-23 марта 2006 года - М.: Изд-во МГУ, 2007. С. 283-291. Аннотация: На материале произведений российской фантастики (И. Ефремова, С. Лукьяненко, братьев Стругацких, О. Дивова и др.) рассмотрены представленные в них статические и релятивные концепции справедливости.

Фантастика как зеркало политики

Фантастика позволяет облечь абстракции и допущения в живую форму, провести сотни мысленных экспериментов по поводу актуального общества и его возможных путей изменения. Не важно обращаются при этом создатели новых миров к прошлому, будущему, альтернативному настоящему или параллельным мирам. Исходной точкой для размышлений всегда является окружающая действительность, даже если последняя одевается в атрибуты других миров. Политики ограничены в своих высказываниях цензурой рейтинга, ученые - требованиями верификации, литературный мейнстрим - границами реализма, и лишь фантастика может позволить роскошь не стесняться ничем, говоря о том, что могло бы быть. Расцвет российской фантастики в последние десятилетия напрямую связан с переломными трансформациями в жизни общества. Наиболее активный поиск новых идеологем и ценностей идет именно в фантастике. Жанр, конструирующий новые миры наиболее пластичен с точки зрения всесторонней рефлексии настоящего, пусть и в нереалистической форме. Дело в том, что справедливость как проблема тематизируется во времена перемен, в условиях разрыва радикального между должным и действительным. В результате политическое настоящее дискредитируется, а "воображаемое социальное" приобретает характер руководства к действию. Именно в этом начальном импульсе - отрицании принципа реализма и настоящего - фантастика и утопический дискурс справедливости входят в общее поле. Неудовлетворенность тем, что осуществляется "здесь и сейчас" побуждает искать ему более достойную замену. Часто стремление к изменению часто оборачивается разочарованием в первоначальных планах, в антиутопию безнадежности.

После социального шока реформ важнейшей задачей является консолидация российского общества вокруг новых принципов совместного проживания. Эта идея подразумевает поиск справедливых принципов жизни общества, одобряемых большинством. Справедливость есть интерсубъективное молчаливое согласие большинства с наличными в обществе здесь и сейчас практиками, институтами, нормами. Принятие большинством (народом) базовых ценностей на основе которых держится фундамент общества, не дающий ему распасться в кризисных ситуациях, и является главнейшей легитимирующей опорой любого общественного строя.

Пока большая часть российского населения не согласится с тем, что российское общество в принципе устроено справедливо, это общество не будет ни единым, ни стабильным. Начальным импульсом для размышлений о справедливости является моральное неприятие статус кво, констатация несправедливости общества, которая и рождает справедливость в качестве политической проблемы. Естественно такая постановка вопроса не может принадлежать властной элите, которая обычно удовлетворена сложившимся положением дел и склонна его законсервировать.

Кроме того, в России справедливость часто содержательно не дифференцируется от понятия правды. Понятие правды как тождества истины и справедливости имеет дело скорее с вечностью и богом, нежели с посюсторонним состоянием дел "здесь и сейчас". Правда - своего рода дискурс недеяния, который волей-неволей превращается в молчаливую апологетику статус кво. Тем не менее, условия для нравственной и критической рефлексии в современном российском обществе, а дискурс справедливости призывает именно к ней, сегодня все же имеются. В ходе реформ советское общество пережило катастрофу своих базовых, фундаментальных оснований. В тяжелой экономической ситуации всеобщего распада революционный по своей сути дискурс справедливости неуместен. Любые стратегии и социальная рефлексия неуместны, когда задачей для большинства является обыкновенное выживание в совершенно новых структурах повседневности. Однако общественные трансформации и "реформы" не могут длиться бесконечно. Однажды активные социально-политические преобразования заканчиваются. И тогда наступает этап стабилизации и саморефлексии общества, пережившего социальный шок реформ. И здесь, в условиях благоприятной экономической конъюнктуры, проблема общественной справедливости сразу занимает ключевое место: "Революция свободы" 1991 года не завершена без "революции справедливости" и, строго говоря, является лишь ее преддверием" (М.Делягин). Общество, прошедшее очередной переломный этап своей истории, должно, прежде всего, определиться согласно каким ценностям и целям стоить жить дальше.

И здесь в точке прерывания социальной самореференции, возникает проблема исходной аксиоматики: что может служить новой точкой отсчета, теми самоочевидными принципами и процедурами, которые позволят найти и выразить новую конфигурацию всеобщего блага. Это поиск новых смыслов, ради которых человеку и обществу стоит жить.

Дискурс Правды: статичные концепции справедливости

Основным постулатом здесь выступает предположение о существовании универсальных ценностей, которые самоочевидны и всем известны. Таков дискурс всеобщей Правды, характерный для мировоззрения традиционного общества и являющий собой синтез истины и справедливости. Концепт правды опирается на трансцендентное начало. Существует некая исконная Правда, которая ассоциируется с Богом, Природой, Традицией, Прогрессом и т.д. Эти ценности универсальны для человечества в целом. Проблематика справедливости здесь сводится к извечному сократовскому вопросу: почему люди зная незыблемые и неизменные заповеди добра, истины и справедливости, тем не менее часто поступают вопреки им. Как правило, ответ на противоречие человеческого знания о добре и зле и порочной практики пессимистичен.

Пример манихейского решения проблемы справедливости содержится в серии "Дозоров" С.Лукьяненко. Согласно его концепции существуют "хорошие" и "плохие" сверхлюди, для которых обычные люди представляют что-то вроде энергетического топлива. Фатализм заключается в том, что люди во все времена делятся на хороших и плохих, их не изменить, как и общество в целом. Социальная справедливость определяется через равновесие добра и зла, собственно отождествляясь с этим равновесием. Бросается в глаза герметичность социального мира и его статичность. Прогресс здесь затрагивает лишь внешнюю комфортность жизни людей, но не саму человеческую природу, которая не меняется и видимо никогда не изменится. Поэтому все попытки сделать человека лучше оборачиваются крахом. В социальной физике миров Лукьяненко сила действия тоже равна силе противодействия. Стремление нарушить равновесие оборачивается кризисом всей системы. Знаменательно, что в финале фильма "Дневной дозор" (в книгах Лукьяненко финалы иные) лучшее решение, которое смог предложить главный герой - это вернуться к временной развилке назад, поставив все на круги своя.

Самая сложная из статичных моделей справедливости предложена в книге О.Дивова "Выбраковка". Автор задается вопросом - можно ли остановить воспроизводство преступности в принципе, устроить идеальное общество. Однако и у него как у Лукьяненко диалектика общественных процессов сводится к движению по кругу. Благополучное общество, очищенное чрезвычайными мерами от преступности начинает считать цену, уплаченную за всеобщую безопасность чрезмерной. Таким образом, вновь назревает конфликт общего блага с одной стороны, и прав человека и его свобод с - другой. Этот конфликт будучи по разному решен на ценностном уровне порождает разные социальные результаты - свободное и опасное или безопасное, но дисциплинарное (тоталитарное) общество.

Наконец, своего рода промежуточную позицию занимают Стругацкие. Они признают, что история и справедливость творятся человеческими руками, а не безусловными трансцендентными началами. Поэтому в "Трудно быть богом" писатели обращаются к теме человекобога-демиурга. Однако все в итоге заканчивается разочарованием от того, что благие намерения прогрессоров оборачиваются своей проклятой стороной. Разрыв будущего и прошлого оказывается непреодолим. Отсюда исторический пессимизм и разочарование, которые перерастают в критику советского общества на эзоповом языке в той же "Хромой судьбе". Постулат о том, что с точки зрения индивидуальной морали политика и нравственность несовместимы приводит Стругацких к выводу о невозможности осуществления политической справедливости для общества в целом, но лишь реализации справедливости по отношению к отдельному индивиду. Таким образом, Стругацкие не разделяют каждого человека на обывателя, гражданина и потенциального политика, где каждая ипостась диктует свою логику действия. Например, человек как обыватель может произвести акт самосуда или отомстить, но в то же время как гражданин признать, что нарушает закон и считать правомерными ответные действия государства.

Дилемму индивидуализма современные фантасты предпочитают решать не в пользу общества, но путем банального деления людей на человеков и сверхчеловеков, плебс и аристократов, господ и рабов. Если в советской фантастике прогрессоры стремились помочь простым людям, то в новейшей большинство населения, обеспечивающее всем необходимым элиту, почему-то начинает рассматриваться как некий тормоз общественного развития. Очевидна дегуманизация постсоветской фантастики, которая решает проблему путем отказа от возможности установления всеобщей справедливости. В результате закономерен не новый со времен Макиавелли вывод о том, что мораль для простых людей и мораль правителей различаются вплоть до противоположности. Так в новейшей российской фантастике версию такой концепции справедливости выдвигает Ю.Никитин в книге "Трансчеловек". Согласно сюжету люди изначально неравны в области горизонта своих потребностей. Одних всегда устраивало удовлетворение базовых потребностей, другие - сверхчеловеки, двигающие общественный прогресс, имеют атрофированные у большинства стремления, такие, например, как жажда познания, любопытство и т.д. В результате сверхчеловеки-правители отказываются от традиционной "этики ответственности" в пользу эгоистичной заботы только о самих себе. В итоге в будущем человечество разделяется на бессмертных "зачеловеков" и общество потребления состоящее из "обычных людей", погрязающих в виртуальных мирах удовольствий.

Релятивные концепции справедливости

В рамках этой группы концепций предпринимаются попытки не выводить справедливость из неких трансцендентных начал, а представить ее как посюстороннее дело рук человеческих, и только человеческих. Здесь господствует принцип историзма, развития человеческого общества и его аксиологических представлений о себе. То, что было естественно и самоочевидно вчера, перестает быть таковым завтра. Например, принцип дворянской чести как краеугольный камень морали элит в эпоху монархий. Подобная точка зрения становится вы политике доминирующей с развитием концепции идеологии, согласно которой ценности и оценка социальной реальности обусловлены положением субъекта (социальной группы) внутри этой реальности.

Не существует трансцендентных начал справедливости. Справедливость в современных сложноустроенных обществах представляет собой компромисс социальных интересов. Процесс ее достижения сродни бесконечному построению Вавилонской башни, которую уже не построить, но тем не менее каким то образом необходимо научиться жить в современном сложном и динамичном обществе, которое никогда не вернется к традиционному обществу-семье, где каждому отведена своя роль. Поэтому она прагматична, релятивна, исторична, часто переустанавливается заново. Справедливость есть процесс перманентного согласования социальных интересов. Соответственно абсолютной справедливости достичь невозможно пока существует конфликт интересов, на котором и основана любая политика. Собственно достижение справедливого общества без антагонизмов и является концом политики в ее современном понимании. Но до тех пор логика индивидуальной и общественной справедливости будет различна. Поэтому необходим поиск относительного общественного согласия как релятивной модели справедливости, присущей современным классовым обществам и связанной с конфликтами социальных интересов различных групп населения.

Здесь показывается, что логика общественной справедливости как логика всеобщего интереса может весьма отличаться от справедливости, исходящей из частных интересов. Более того, аморальное с точки зрения отдельных индивидов действие может по своим результатам быть сверхценным с позиций общества в целом. Как заключает устами главного героя в романе "Диктатор" С.Снегов: "И главный вопрос любого исторического процесса, взвешенного на весах справедливости, - что весомей для всеобщего блага".

Настоящая историко-футурологическая модель общества справедливости описывается в романе И.Ефремова "Туманность Андромеды". Здесь создан один из самых целостных и проработанных "альтернативных миров" в мировой фантастике. Кстати, мира во многом "еретического" по отношению к настоящему, причем как советскому, так и новорусскому. Ефремов доказывает позицию, согласно которой общественная (политическая) мораль и справедливость автоматически не выводимы из аксиомы индивидуализма. Если мы признаем, что существуют общественные ценности, которые теоретически могут стоить больше отдельной человеческой жизни, тогда тупик гуманизма с его абсолютом ценности отдельного человека оказывается преодолен. Более того, общественные ценности, в том числе концепция справедливости постоянно пересматриваются вместе с прогрессом общества. Таким образом, попытка определения всеобщих и универсальных начал справедливости является ложной. Подобная справедливость может быть истиной для настоящего, которая, тем не менее, не применима ни к прошлому, ни к будущему.

Заключение

Итак, любому человеку свойственно планировать свою жизнь на день, неделю, месяц, годы вперед. Долгосрочное планирование, освобожденное от сиюминутных забот и задач почти тождественно фантастике. Аналогично человеку планирует (фантазирует, воображает) свое развитие, пытаясь заглянуть вперед, и любое общество.

Сегодня в области социальной фантастики, связанной с подобным мысленным планированием, очевиден крен с коммунитарно-уравнительных трактовок общества к обоснованию справедливости конкуренции, войны всех против всех и естественного неравенства людей. Фактически общество представляется как механическая сумма самодостаточных индивидов. Риторика научно-технического прогресса и улучшения условий жизни всех людей сменяется апокалиптическими картинами будущего, катастрофизмом и фатализмом.

Больше всего беспокоит отсутствие в современной российской фантастике позитивных утопий, ставящих целью совершенствование человека и общества во имя идеалов будущего. Ведь люди в качестве граждан своей страны живут не затем чтобы просто выживать, но и ради более высоких целей, которые позволяют говорить не о сумме граждан, а о нации или народе. И такие цели у России сейчас в дефиците. В отсутствии тяги к воплощению определенного образа будущего современность начинает перерабатывать и упразднять сама себя как мифическая змея Уроборос, заглатывающая свой хвост и символизирующая круговорот жизни и смерти. Подобная аналогия характерна для мировоззрения традиционных обществ, но такая метафора относительно современных динамичных обществ означает ничто иное как кризис либо застой. В результате многие черты современности просто переходят в свою противоположность. Например, борьба за права меньшинств - сексуальных, этнических, языковых, религиозных и т.д. - превращается в глобальную битву за привилегии, которая в перспективе ведет к росту конфликтности нынешних "цивилизованных" обществ и распаду многих современных государств.

Поэтому в настоящее время в России господствуют антиутопии, связанные с разочарованием от несбывшихся надежд, как советских, так и постсоветских. Таковы например, произведение В.Рыбакова "На следующей год в Москве", описывающее распад России или пост-апокалиптическую фантазию Д.Глуховского "Метро 2033". Если для советских фантастов характерно вбрасывание настоящего в будущее, которое "рядом", то сегодня и в истории, и в будущем фантастами обнаруживается лишь длящееся до бесконечности настоящее. Советская политика сама была фантастической, направленной в будущее. Сейчас же существует негласное согласие большинства фантастов с тем, что лучшие образцы общественного устройства уже изобретены, настал конец истории, а человек по сути своей неисправимо греховен, как его не улучшай, хоть евгеникой, хоть коммунистическими принципами. Таким образом, на наш взгляд, в фантастике начинают господствовать тупиковые направления, связанные с бегством от реальности, которую нельзя переделать. Во-первых, это антиутопическое направление, связанное с критикой современного общества. Очевидно, что найти очевидные недостатки в актуальном настоящем гораздо проще, чем создать целостный и привлекательный воображаемый мир, который был бы справедливей окружающей реальности. Во-вторых, это "фэнтези" как статичные воображаемые миры, современные сказки для взрослых. Наконец, в-третьих, это различные виды эскейпизма, связанные с тем, "что было бы, если бы". Таков жанр альтернативной истории и криптофантастики, согласно которой историей движут тайные замыслы, а не ее ложная, хотя и общепринятая официальная версия.

В негативном плане неудовлетворенность настоящим и комплекс неполноценности от проигрыша в холодной войне в фантастике часто "лечится" патриотизмом. Эту тему все активнее обыгрывают в отечественной фантастике, например, Ю.Никитиным, Ф.Березиным или А.Ливадным. Естественно, что избранность и национальная гордость - нормальные чувства всех уважающих себя наций, но из них не вырастает автоматически идея справедливости.

Таким образом, можно заметить, что российская фантастика в общем и целом не выдвигает сегодня принципиальных идей по улучшению актуального общества. Эта ситуация вполне соотносится с состоянием дел в российской политике, где также пока не выдвинуто концепций интегральной справедливости, которая могла бы устроить большинство населения. Речь идет об идеологии или идее, которую стало бы "считать справедливой" большинство населения. Пока ее не могут сформулировать ни власть, ни оппозиция, ни фантасты, ни "новое постсоветское поколение". Общество остается расколотым и неустойчивым, проверяемым на прочность любыми социальными и экономическими кризисами. В результате все интеллектуальные усилия в этой области сводятся либо к идеализации социального устройства "стран Западу", либо к ностальгии по временам СССР, либо к изрядно затертому обществоведами мифу об исторической избранности и уникальности России, из которого может вырасти лишь сомнительный национализма.

Одной из возможных причин отсутствия в России влиятельного дискурса справедливости является общая деидеологизация дискурсов постсоветской политики, обществоведения и фантастики. Взамен идеологий все они пытаются опереться на некий самоочевидный здравый политический смысл, на объективную реальность и цифры. Проблема в том, что ни утопию, ни национальную идею на здравом смысле не построить, слишком он банален, трезв и рационален. Утопии взрывают реальность изнутри, отправляя ее в архив истории, таков механизм общественного развития. Кроме того, проблемой является именно то, что в обществе нет согласия по поводу исходных и "самоочевидных" ценностей, главной из которых является справедливость. Поэтому попытки опоры на здравый смысл вместо "ложных идеологий" сродни попытке опоры на пустоту, на то, чего на самом деле нет. Для левых ретроутопия находится в прошлом, в ностальгии по советским временам, для правых - утопия воплощена нынешней реальностью стран центра глобальной мир-системы (И.Валлерстайн). И никто не видит утопию для России в будущем. Поэтому закономерен пессимистический вопрос - если никто не видит будущего России даже в самой России, возможно ли оно в действительности?

Таким образом, принципиально новую концепцию общественной справедливости теоретически могут предложить лишь аутсайдеры, маргиналы, радикалы или неконструктивная контрэлита. Будет ли она воспринята массами и какие для этого нужны условия - является отдельной проблемой. Но любые традиции время от времени надо пересматривать - в этом и заключается политика. Диагноз, который можно извлечь из сказанного выше состоит в том, что российское общество, пережив социальный шок 90-х годов 20 века инстинктивно отвергает любые проекты, связанные с переменами, какие бы выгоды те не сулили. На первое место выдвигается ценность стабильности. Таким образом, вопрос о справедливости, вернее его перевод в социально-политическую плоскость является пока преждевременным. Однако достигнутая в настоящее время стабильность российского общества вовсе не является следствием фундаментального согласия населения с наличными правилами игры. Более того, степень этого согласия постепенно будет убывать, поскольку подобная инерционная стабильность выигрывает лишь на фоне прошлых дефолтов и крахов. Поэтому подобная стабильность будет поставлена под вопрос первыми социально-экономическими кризисами, которые периодически случаются в любом обществе.

В качестве прогноза можно выдвинуть версию о росте интеллектуальных усилий по поиску новых идеологем, которые могли бы прийти на смену все более устаревающей риторике нынешней политической элиты. Актуальная проблема заключается не в критике нынешнего российского общества, но в том, чтобы предложить альтернативные естественно-политические основания возможного человеческого общежития, которые могли бы быть восприняты большинством как легитимные. Поскольку люди добровольно разделяют существующие ограничения, запреты и обязанности в обмен на набор неких прав, пор, пока считают такой порядок вещей естественным и самоочевидным, то есть справедливым. Однако нарастающее отторжение статус кво, которое мы наблюдаем в России в настоящее время, не может не привести к росту влияния фантастического по своей сути дискурса утопии. И этот дискурс будет исходить не из того, что "есть", будь то критика или апологетика настоящего, но из того, что "могло бы быть" завтра. Так как наиболее востребованный сегодня вопрос - не что есть Россия "здесь сейчас", но какой России быть в будущем, исходя из возможных угроз, территории, демографических тенденций, климата, экономики и т.д. Представляется, что в ближайшие годы наиболее заметный рост произведений, связанных с прогнозированием будущего мира и России в нем, предложения новых социальных проектов начнется именно в поле фантастического жанра.

Оставить комментарий

Обновлено: 03/10/2017. 23k. Статистика.

Статья: Философия, Политика, Обществ.науки

Связаться с программистом сайта.

Мартьянов Виктор Сергеевич Проблема справедливости в российской фантастике

Мартьянов Виктор Сергеевич
Проблема справедливости в российской фантастике