Аннотация: Без купюр.Это, эссе выполненное по приглашению составителей сборника Института Катализа СО РАН к 85 -летию ученого.В публикации он немного сокращено.Здесь первозданный вариант
Лариса Матрос
ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ ЮРИЯ ИВАНОВИЧА ЕРМАКОВА
ПРЕДИСЛОВИЕ
Прежде всего я хочу выразить благодарность организаторам этой книги за предоставленную возможность участвовать в ней как один (а) из авторов воспоминаний о выдающемся ученом, яркой личности Юрии Ивановиче Ермакове, что позволяет (в дополнение к мной опубликованному, (http://lit.lib.ru/m/matros_l_g/
сделать еще один шаг в изложении того, что хранится в душе об Академгородке, где мне посчастливилось жить около 30 -ти лет.
Здесь позволю себе повторить сказанное в моем эссе, посвященном столетнему юбилею М.Г Слинько, где я поясняю истоки своего присутствия в сборнике среди авторов, к которым не имею никакого отношения с профессиональной точки зрения.: " -такое, возможно только в Академгородке, где в силу объективных причин( географически небольшого замкнутого пространства, демократических традиций во взаимоотношениях между сотрудниками разных рангов и ученых степеней) проведение всех мероприятий за пределами рабочего времени, могло осуществляться в присутствии либо непосредственном участии членов семьей сотрудников институтов. Это определяло постоянную взаимосвязь сотрудников не только между собой, но и между их семьями, что существенно отличало образ жизни ученых Академгородка от других подразделений Академии Наук, где даже при многолетнем стаже работы тот или иной сотрудник, мог никогда не встречаться и не знать вторую половину своего коллеги и других членов его семьи.
У американцев, среди которых я живу уже тоже почти тридцать лет, есть выражение, которое они употребляют как обращенное к кому-то нечто больше,чем комплимент, скорее - как благодарность, признание за произведённое впечатление, какое-то позитивное воздействие, порой просто фактом присутствия рядом. Это может относиться по времени и к одному вечеру, к одному дню...к целой жизни...Оно звучит так: "уоu made my evening,( my day, my life ...), что в переводе: ты сделал мой вечер, ( мой день, мою жизнь..)
Я могу адресовать эти слова в адрес Юрия Ивановича Ермакова о первых годах моей жизни в Академгородке, о чем он даже не подозревал и я ему никогда не говорила.
Мы - коренные одесситы, переехали в Академгородок в декабре 1964 года, после 4,х летнего проживания в Новосибирске, измотанные адаптацией к сибирскому климату, сибирским (!) общественным транспортом для поездок на работу, в ясли (садик) с 3,5 летней дочкой, погоней за поисками самых необходимых продуктов питания среди пустых полок магазинов, как результата тогдашних хрущевских реформ.
До этого переезда мой муж Юрий Матрос 4 уже месяца работал в Институте Катализа, два раза в день, добираясь автобусом из дома на работу и обратно.
Конечно, Академгородок с первых же дней кардинально изменило нашу жизнь и в трудовом, и в бытовом аспектах, когда прямо в подъезд привозили заранее заказанные вполне подобающие для нормального питания наборы продуктов, когда с дочкой в садик ходьбы пять минут от дома сквозь живописный лесок, и мужу пятнадцать-двадцать минут ходьбы до институа через другой живописный лесок. Все было восхитительно для мужа по месту работы: новое светлое здание института, руководство инстиута в лице выдающихся личностей Г.К Борескова и М.Г Слинько, интеллектуальная атмосфера между воодушевленными наукой коллегами- в основном ровесниками-, и конечно, прежде всего, - сама работа, в которую Матрос влюбился со всей присущей ему страстностью и готов был ей отдаваться все 24 часа в сутки.
Я полностью разделяла это счастье нашей семьи как таковой. Но сама чувствовала себя в ту пору в состоянии, порой близком к отчаянью из-за неудачных попыток найти работу в Академгородке.
По приезде в Новосибирск ( о чем в моем эссе: Как я приросла к Сибири и как я приросла Сибирью" см. ссылку *) я, уже не могла "так, с улицы" попасть в правоохранительные органы(суда, прокуратуры) как было Одессе, но и особой проблемы с поиском работы по специальности не было. Уже в первый месяц меня приняли в Госарбитраж при Облисполкоме, где я работала до декретного отпуска, а после, (в связи с тем что намного пересидела срок, отпуск, дающий право сохранить прежнее место), я поступила на должность юрисконсульта в крупном оптовом предприятии, обеспечивающим розницу канцтоварами. Естественно, что это было сопряжено с дискомфортными поездками на общественном транспорте не только на работу и с работы, но и в течении рабочего дня в суды, арбитражи по спорам и конфликтам моего предприятия. Все же это было внутри города. А теперь, меня страшила перспектива физического выматывания этими поездками между городом и Академгородком. Но более глубокие страдания приносил страх оказаться невостребованной в профессии, творческого одиночества, ненужности в том месте, где мы обосновались навсегда.
Наверное, многие помнят известный (как говорили - любимый) анекдот основателя Академгородка М.Лаврентьева, который отражал отношение ученого-естествоиспытателя к гуманитарным наукам.
" На рынке продаются мозги математиков и гуманитариев. Покупатель подходит к стойке с мозгами математиков и спрашивает:
-сколько стоит килограмм?
-.10 рублей (не помню точно сумму, но здесь важно лишь соотношение) - отвечает продавец.
Покупатель подходит к другой стойке:
-сколько стоит килограмм мозгов гуманитариев?- спрашивает он.
-100 рублей-отвечает продавец.
- А почему такое различие?: - изумляется покупатель.
-Так вы же не знаете, сколько гуманитариев нужно забить, чтобы получить килограмм мозгов, - отвечает продавец".
Таков был анекдот, такова шутка. Но как говорят в Одессе, перефразировав известное изречение: в каждой шутке, доля шутки...И потому в Академгородке сфера творческой деятельности для гуманитариев была минимальной по его концепции, а к моменту нашего приезда сведена к нулю. Все места юрисконсультов во всех учреждениях СО АН были заполнены, полностью укомплектованы институты, расположенные в здании Президиума СО АНССР ( я имею в виду Инстиут истории, филологии и философии, институт Экономики с укомплектованной небольшой группой ищущей свое место в прямом и переносном смысле (ранее запрещенной) социологией. В университете не было и не планировался философский факультет, я уже не говорю о правоведении, когда престиж юристов и потребность в них в перспективе были сведены до уровня (как сейчас говорят) ниже плинтуса ,так как Никита Сергеевич Хрущев нам обещал, что советское общество вскоре будет жить по "Моральному кодексу строителя коммунизма"(принятому ХХ11 съездом КПСС в 1961 году), где юристы не понадобятся, и в стране царила аура "перепроизводства" носителей этой профессии. Таким образом, исполненная мечта моей активной комсомольской юности - обрести одну из самых престижных тогда профессий - юриста, теперь обернулась ощущением профессиональной ненужности и ущербности.
Х Х Х Х Х Х Х Х Х Х
Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи!
И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,
На скаку, не заметив, что рядом товарищей нет
Конкуренция между радостью и горечью раздирали мою душу в тот декабрьский выходной, когда утром трое молоды веселых парней явились в нашу хрущевку в Новосибирске для организации и осуществления нашего переезда в Академгородок. Из троих я запомнила одного - самого высокого в белой шапочке с большим помпоном на макушке, весело командующим всеми.
Так я впервые увидела Юрия Ермакова. По взаимообмену шутками и репликами этих парней, манере общения, я констатировала, что они все очень дружелюбны к Юрию Матросу и являются представителями уже сформировавшейся дружеской компании.
Я, никогда не относилась к робкому десятку, мне не требовалось "лезть в карман за словом" (сама профессия юриста к тому обязывала), но перед этим высоким парнем я почувствовала робость и смущение. Он был очень весел и демократичен, он был нашим ровесником, но все же он выглядел в моих глазах страшим, более опытным, более умным и я избегала произнести лишнее слово, чтобы оно не оказалось невпопад. Быстро и весело все было упаковано, переезд состоялся, уже к позднему вечеру команда, распределив все наши пожитки по местам в новой квартире, ушла так же весело, как и пришла.
Выходной закончился, и с понедельника жизнь семьи как раскрытые ножницы раздвоилась: теперь муж и дочь в комфорте, в живописном месте, украшенным белоснежным снегом, а я -в 6 утра к автобусу на целый день в сером, холодном Новосибирске, в темной комнатушке затхлого здания, где был "кабинет" юрисконсульта в оптовом предприятии. А вечером, после всего этого дома - женские заботы по обустройству быта и повседневной жизни семьи.
Конечно, мой муж очень переживал, даже по наивности, ходил в Президиум СО АН за оказанием мне помощи в трудоустройстве.
Первые дни были особенно тяжёлыми. Где то к концу недели муж мне сообщил, что в выходные мы приглашены на вечеринку к Ермаковым.
С этого времени мое ощущение жизни в Академгородке в корне изменилось.
Компания коллег, друзей, которых объединили вокруг себя Юрий и Анна Ермаковы, стал, словно компенсацией за отсутствие семьи (родителей, бабушек дедушек братьев, сестер), которых мы - Городковцы оставили в своих родных городах, выбрав местом для жизни и самореализации Сибирь. Состав этой компании менялся, но костяк долго оставался неизменным: супруги Коловертновы, Бесковы, Кузнецовы, Кернерман (до отъезда в Москву), Шепеляв, еще несколько человек, точно не помню.
. Честно говоря, мне не помнится, чтобы мы на этих посиделках пили что алкогольное, даже пиво. Наверное, потому что бьющая через край энергия для передачи другу своих знаний, впечатлений и рассуждений об окружающем мире, не нуждалась в каких-то стимуляторах, типа алкоголя. Эти беседы не прерывались и во время трапезы, которая была неотъемлемой составляющей каждой вечеринки. Нельзя сказать что столы ломились от деликатесных яств. В основном это были плоды кулинарных фантазий каждого из нас при скромных зарплатах и скудных возможностях советских " продовольственных программ". ,Анна с присущим ей классическим европейским аристократизмом во всем, с филигранным усердием и нарезала все что нужно для салата оливье, я готовила шоколадную "колбаску", пекла торты. Все участники события что-то приносили из еды, но самым главным была курица, которую готовила венгерка Мария, жена самого близкого друга, сокашника по вузу Юрия Ермакова - Гены Коловертнова. Эта курица по венгерскому рецепту должны была не только довариться до готовности, но еще и "созревать" в остром соусе до нужной кондиции. Юрий Ермаков для возбужденья веселья нагнетал атмосферу претензиями: Мария, ну когда уже созреет твоя курица, уже слюни покинули меня". Курица подавалась под аплодисменты.
Как-то в институте Катализа оказалось одновременно несколько ученых - наших ровесников из разных стран социалистического лагеря: Польши, Чехословакии, Болгарии, ГДР и плюс две венгерки-жены Ермакова и Коловертнова. И это было в начале мае, когда наступал Праздник Дня Победы.
Однажды, примерно за неделю до праздника, поздно вечером к нам домой забегает на минуту один из друзей Матроса (еще с времен его работы на Новосибирском химзаводе) оставляет пакет и тут же убегает, поскольку он специально приехал для этого из Новосибирска. Юрий Матрос, конечно был в курсе, я - нет и с удивлением обнаружила в пакете тушку кролика. Оказалось, что Ермаков придумал отмечать день Победы у них дома, как интернациональный праздник дружбы, где представитель каждой страны должен был приготовить национальное блюдо своей страны. Кролик понадобился поляку за неделю до праздника, потому что его блюдо готовится из этого зверька недельной заморозки. А новосибирский друг Юрия Матроса был охотником и выполнил его просьбу по замыслу Ермакова. Праздник разнообразием блюд, интеллектуальной атмосферой, дружелюбием и весельем был воистину неповторимым.
Ни одна вечеринка не обходилась без пения, которое всегда инициировал Юрий Ермаков. Было и "хоровое", когда пели все, и "сольное" пение, когда пели "солисты". Здесь любимцами были Валя Шеплев, который был внешне очень похож на певца Льва Лещенко и пел песни из его репертуара, и Юрий Матрос, который в одесской манере пел одесские песни. Пели и заезжие гости института, Юрий Вяткин и др, которые нас обогащали песнями Окуджавы, Высоцкого, всех явившихся, как новый пласт культуры, бардов. Для общего (хорового) пения у нас сложился репертуар, который в разных вариациях повторялся, но неизменным было всегда исполнение песни "Город" и самой любимой песни Ермакова "Бригантина".
Город
Юрий Кукин
Горы далекие, горы туманные, горы,
И улетающий, и умирающий снег.
Если вы знаете - где-то есть город, город,
Если вы помните - он не для всех, не для всех.
Странные люди заполнили весь этот город:
Мысли у них поперек и слова поперек,
И в разговорах они признают только споры,
И никуда не выходит оттуда дорог.
Вместо домов у людей в этом городе небо,
Руки любимых у них вместо квартир.
Я никогда в этом городе не был, не был,
Я все ищу и никак мне его не найти.
Если им больно - не плачут они, а смеются,
Если им весело - вина хорошие пьют.
Женские волосы, женские волосы вьются,
И неустроенность им заметет уют.
Я иногда проходил через этот город -
Мне бы увидеть, а я его не замечал.
И за молчанием или за разговором
Шел я по городу, выйдя и не повстречав.
Поездом - нет! Поездом мне не доехать.
И самолетом, тем более, не долететь.
Он задрожит миражом, он откликнется эхом.
И я найду, я хочу, и мне надо хотеть.
Трудно передать, описать словами ту ауру, которую создавал Ермаков в комнате, когда мы пели "Бригантину". И без того один из самых высоких среди парней нашей компании, он любил возвышаться сидением на подлокотнике дивана, тесно заполненного большим числом кого- то из нас, чем диван мог вместить. Он начинал, мы подхватывали и такая создавалась аура, как будто не пели, а этими словами и щемящей мелодией передавали что-то глубинное, сокровенном о себе, о своих устремлениях и шкале ценностей
Бригантина поднимает паруса
Стихи Павла Когана Музыка Георгия Лепского
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса...
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса...
Капитан, обветренный, как скалы,
Вышёл в море, не дождавшись дня,
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.
Пьём за яростных, за непокорных,
За презревших грошевый уют.
Вьётся по ветру "Весёлый Роджер",
Люди Флинта песенку поют.
Вьётся по ветру "Весёлый Роджер",
Люди Флинта песенку поют.
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза -
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса.
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса...
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса...
Здесь следует отметить, что в то время, о котором пишу, Ермаковы отличались от нас всех (молодых пар, обременённых малютками) тем, что они были "бездетными" так как их, заочно всем известные близняшки Илча и Анча до пятилетнего возраста находились в Венгрии у родителей Анны. Но Ермаков придумал, чтобы бы и мы были в комфорте при наших вечеринках, посиделках, в которых, естественно малышне не было места.
Суть этой придумки состояла в том что на время посиделки все детишки (в количестве, примерно, от 2- до 5,) отводились (в одну из комнат Ермаковых) или квартиру одного из участников, живущего поблизости, и каждый час (или полчаса) папы по очереди отправлялись на дежурство, по присмотру и уходу за малышней. Это было комфортно, защищенно и для нас, и для детишек. Очередность пап была зафиксирована на листе бумаги, который размещался на двери между гостиной и кухней. Свидетелем этого бывал и Георгий Константинович Боресков, который любил посещать наши вечеринки по поводу особо значимых событий (праздников, защит диссертаций).С присущим ему демократизмом, тонким чувством юмора, он приобщался к этой игре, постоянно заглядывая в список с вопросом: "и кто же следующий из пап у нас на дежурстве?"( кстати одну из таких историй, я подарила своим вымышленным-собирательным персонажам в романе Презумпции виновности)
Одним из самых запомнившихся праздников у Ермаковых был банкет по поводу защиты кандидатской диссертации Анной Ермаковой и Юрием Матросом. Они защитились почти одновременно, но в разных местах: Анна - в Академгородке, Юрий-в Одессе. В связи с этим, мы все решили устроить общий банкет в трехкомнатной "распашонке" Ермаковых, куда уместили человек 50, где присутствовал и Г.К Боресков с супругой Н.Кейер.Я.( см. фото5) Я и Анна были ответственным за кулинарию, Ермаков и Матрос за обустройство столами и сиденьями, а все вместе за обеспечение праздничного застолья, веселья. Чего только не напридумвали эти два Юрия. Достали доски, которые укладывали на табуретки, создав длинные скамьи, откуда-то принесли столы, где-то взяли на прокат посуду....И все это осуществлялось в атмосфере какого-то беспредельного счесться, радости и любви друг к другу.
Оба Юрия и отвечали за увеселительную программу в составе которой был конкурс на самое лучшее определение того, что есть защита диссертации. Остроумных ответов было множество, но победил такой: "Защита диссертации-это повод для банкета!"
Каждый, кто знает Матросов, слышал про нашу коллекцию "матросиков". Каждый, кто посещал наш дом, знает, Юрия Ивановича Ермакова мы с полным правом называли ее родоначальником. Однажды мой муж, придя с работы, поставил на высокий шкафчик фигурку в образе капитана (см. фото 4) с пояснением, что Юрий Ермаков вернулся из командировки, и "произвел" его из матроса в капитаны, вручив фигурку в знак свершившегося "повышения в чине". Действительно фигурка изображает капитана в парадной форме.( с годами пришлось поменять оторвавшийся головной убор капитана). Мы его поставили на самое видное место, отдельно от других сувениров как символ нашей фамилии, не подозревая о последствиях. И надо было тому случиться, что на второй день на моей работе мне тоже сюрпризом подарили матросика. В этом совпадении было что-то мистическое. Мы их поставили рядом (см. фото 40 и тут само собой родилась идея собирать коллекцию. За почти 55-56 лет она преобразилось в домашний музей матросов, которых собралось около полутысячи.
Естественно, что для масштаба интересов Юрия Ермакова (за пределами основной работы) домашних мероприятий было недостаточно.
С наступлением весны Ермаков неустанно организовывал в каждый выходной поход в лес за медунками. Он был редким знатоком и любителем леса, каждый раз что-то обнаруживал там новое и любил об это рассказывать. Это были незабываемые пикники с посиделками у костра с печеной картошкой, песнями.
Здесь нужно иметь в виду, что ни у кого из нас не было домашних телефонов, и, если не успели или не смогли договориться в институте, Юрий Ермаков обходил всех по домам, кого хотел мобилизовать на конкретное мероприятие.
В один из летних выходных того времени, примерно в середине дня, когда мы обычно были дома, раздается дверной звонок, входит Юрий Ермаков со словами: собирайтесь, пойдем все обедать в ресторан,(кажется при гостинице Золотая Долина".При этом он приговаривая, что выходной есть выходной и нечего сидеть дома.Она нас подождал пока мы с дочки собрались. У ресторана уже стояла Анна (одна), Бесковы, Кузнецовы, (еще кто не помню) - пар пять и все с детишками.
Мы всей гурьбой вваливаемся в ресторан, явно не доставляя счастья обсуживающему персоналу, несмотря на то, что зал полупустой. Под командованием Ермакова мы все рассаживаемся, нам подают меню, не изобилующее разнообразием блюд, при полном отсутствии чего-то приемлемого для детей. Юрий Ермаков встает из-за стола, отправляется к закрытой части ресторана и вскоре возвращается, явно довольный. Когда наступает время обслуживания нас блюдами по нашему заказу, официанты, как равноправным членам застолья, всем детишкам в индивидуальных тарелках приносят специально приготовленную манную кашу, что, естественно, никогда не было в меню здесь. Это было восхитительно.
На протяжении нескольких лет эти встречи, посиделки вечеринки разного повода ( и без повода) под руководством Юрия Ермакова происходили каждую неделю ( и у нас дома, и у Бесковых) но в основном у Ермаковых , и не только потому что их квартира среди нас всех была самой большой, (трехкомнатной хрущевкой-распрашонкой) но потому что так было заведено Анной и Юрием.
Кроме этого, Юрий и Анна любили заглядывать к нам отдельно. Телефона не было, потому они забегали потому что знали, что мои одесские гены не позволяют мне жить без кулинарных "шедевров" и у нас всегда было что-то "вкусненькое". И врасплох нас не застанут. Вот на фотографии (Љ1) видно, что в один из таких "забегов", врасплох застали меня только тем, что я не успела просушить волосы после мыться. (Здесь Юрия Ермакова не видно, потому что он в роли фотографа.
Все знали, что Юрий Ермаков любил розыгрыши и, не всегда безопасные трюки. Однажды, в канун какого события он пригласили нас составить ему с Анной компанию по сбору облепихи, заверив, что ходьбы не более получаса до того места где облепиха "цветет и пахнет". Погода была отличная, и мы отправились. Юрий и Анна были экипированы соответсуеющем- по спортивному, мы, особенно я, которая по отношению к одежде жила по принципу "красота требует жертв", решила что для короткой ходьбы и праздничного мероприятия можно одеться и поэлегантнее: в юбку со свежей блузкой, туфли на невысоком каблучке. А что было потом.. Мы ходили по зарослям часа два в один конец... далее понятно... Но при этом Юрий Ермаков при поддержке Юрия Матроса создавали такую атмосферу, что мы все время смеялись, делали привалы с закусками.. День запомнился на всю жизнь как один из самых романтичных.
Анализируя этот период моего личного эмоционального самочувствия, я могу со всей ответственностью заключить, что если б эти дружеские встречи были обычными увеселительными мероприятиями, я бы не нашла в них спасения от ощущения своей ненужности и творческого одиночества. Наоборот, я бы была охвачена страданиями присутствия на чужом празднике и это еще более отягощало бы мою душу. НО вся суть именно в том, что назначением этих встреч не было увесилительтсво, как такове. Оно их сопровождало как знак того, что нам было радостно друг с другом. Но главное здесь была возможность делиться тем, что волновало за пределами непосредственной научной работы, хотя и об этом тоже было немало дискуссий и обсуждений. Здесь обсуждали новшества набиравшего скорость научно-технического прогресса, перспективы наук, связанных с будущим человека как такового (биология, генетика), освоение космоса, перспективы развития человечества в свете теории Мальтуса, о возможности применения математического моделирования в изучении общества и многие другие темы. К счастью, здесь пригодились и мои знания, и опыт как гуманитария, что заполняло мою творческую жизнь и придавало ощущение присутствия членом, близкого к моей профессии гуманитария, коллектива. Теперь моя работа в городе (которая, сопровождалась непрерывным поиском профессиональной занятости в Академгородке) уже не так меня угнетала, и я всю неделю ждала эти вдохновенные встречи, девизом которых можно было назвать: "Не позволяй душе лениться", который я использую для саморуководства всю жизнь.
Именно поэтому я могла тогда сказать Юрию Ивановичу " You made my life"
Ермаков часто был в поездках и перелетах, во время которых Юрий Матрос (и я как его супруга) порой встречались и в пути, и на самом мероприятии, которое было целью поездки. Одно из таких пересечений произошло в аэропорту Толмачево, когда я сопровождала мужа в Иркутск, на советско-японский симпозиум. Рейс задерживался, Юрий Ермаков сидел рядом со мной и что-то читал. Я друг невольно выплеснула сама себе досаду от осознания что что-то важное не упаковала в чемодан: "черт возьми, забыла". Юрий Ермаков, отвлекшись от чтения, мне говорит: знаете Лора, почему у меня так никогда не бывает? Потому что у меня над письменным столом висят отработанные списки вещей и предметов, которые необходимо брать с собой в поездки по разным поводам. Я старалась всю дальнейшую жизнь следовать этому совету, и он меня никогда не подвел.
Юрий Иванович как друг, как коллега всегда демонстрировал уважение и высокую оценку успехов Юрия Матроса. Не могу не привести здесь следующий сюжет.
Это было уже около 20 лет спустя описанного выше. Мы случайно встретились с Юрием Ивановичем на улице чуть ли не в день его приезда из заграничной командировки, где как стало известно из разговора, он представлял на какой-то выставке публикации Института Катализа. Я никогда не забуду его искренне дружеское сообщение Матросу, о то,что на его книгу "Нестационарные Процессы в Каталитических Реакторах..." обратило внимание издательство Elsevier и готово выйти с ним на контакт на предмет издания книги на английском.
Спустя какое то время, в середине дня одного из выходных, к нам домой пришел Юрий Иванович с представителем этого издательства. Это был,, приятной наружности, здорового вида мужчина лет 55-60. Весьма образованный и, естественно, англоязычный.
Какое-то время они втроем обсуждали издательские вопросы, которые успешно завершились публикацией впоследствии двух книг Ю.Ш,Матроса.
Yu. Sh. Matros, Unsteady Processes in Catalytic Reactors, Elsevier, Amsterdam-Oxford- New York-Tokyo, 1985;
• Yu. Sh. Matros, Catalytic Processes under Unsteady State Conditions, Elsevier, Amsterdam-Oxford- New York-Tokyo, 1989;
А в тот день встреча у нас дома завершилась традиционным чаепитием с разговорами "за жизнь", - как говорят в Одессе. Настоящим потрясением для обоих Юриев были слова из уст этого цветущего мужчины о том, что он собирается в ближайшие несколько лет (не помню сколько лет он назвал) "early retirement" то есть выйти на пенсию, прежде чем наступит максимальный по закону пенсионный возраст- (65 лет).Оба Юрия не могли скрыть своего недоумения. "Как же так? а что вы будете делать, а как можно без работы?",- примерно так бы звучали на русском их вопросы и комментарии. Иностранец тоже недоумевал их недоумению и как о само собой разумеющемся, говорил, что он своим трудом обеспечил себе старость и может уже жить для себя, погрузится непосредственно в жизнь семьи, путешествовать и т.п.
"Наши" Юрии, которые по возрасту уже тоже были близки к приближению пятого десятка, вместе с тем как юнцы, преисполненные планов на будущее в сфере своей трудовой деятельности, демонстрировали полное непонимание такой жизненной концепции. Разговоры, конечно, шли в дружеской, перемешанной шутками атмосфере, и перекочевали на тему долголетия, его достижимости и смысла. Тут подключили и меня, поскольку Юрий Матрос знал, что я, к тому времени уже более 10 лет работая в Сибирском Отделении Академии Медицинских наук, в этот период занималась социологическими и правовыми аспектами долголетия, изучала труды И. Мечникова по геронтологии и др. исследователей этой проблемы.
Юрий Иванович настолько увлекся этим, что спустя короткое время заглянул к нам специально для продолжения рассуждений на эту тему, даже записал рекомендуемую литературу. ( Молодым уже трудно поверить, что у нас не было такой роскоши, как гугл, когда набором ключевых слов, можно получить какую угодно информацию.) Так что Юрий Иванович ушел от нас со списком литературы, демонстрируя явную озабоченность проблемой активного и здорового долголетия.
И сейчас признаюсь, что это не было для меня удивительным.
Не могу ручаться за точность дат, но я четко помню что при разных встречах я (молчаливо, естественно) фиксировала, что Ермаков озабочен проблемами здоровья (своего или близких). Многие из наших ровестников, вероятно помнят обитавшего долгое время в Академгородке проф. К. Бутейко,, автора широко известного метода волевой ликвидации глубокого дыхания, ВЛГД) , который так и вошел в историю медицины под именем автора. Суть метода была направлена на " исправление дыхания в сторону его уменьшения за счёт мышечного расслабления..."
За время работы, более 20 лет в Сибирском отделении Академии Мед. Наук, мне не раз приходилось присутствовать на разного рода форумах, где этот метод был предметом острых споров.
Но как бы то ни было, насколько я помню, Юрий Иванович глубоко погружался в его изучение и, кажется, непосредственно общался с проф. Бутейко. Покоряло еще то, что его интерес не ограничивался познанием этого метода только по критерию его полезности при заболеваниях.. Его , как истинного ученого,влеко к познанию влияния результатов применения метода на масштабные, в том числе биохимические процессы в организме человека.. В этом был весь Ермаков в его стремлении во всем "дойти до самой сути"
. Такое же впечатление оставило посещение его дома во время одной из последних (а может, последней) в его жизни зимы. Мы встретились в очень холодный день на улице, когда Юрий Иванович выгуливал свою собаку. Он настойчиво приглашал нас зайти к нему погреться и попить чай. Мы расположились в комнате по его приглашению, сам он удалился в кухню и пришел с несколькими видами чая, при угощении которыми он отражал не столько заинтересованность их вкусовыми качествами, сколько их полезностью для здоровья в конкретных случаях.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Судьба отвела Юрию Ивановичу Ермакову очень мало времени для реализации всего, что он мог и хотел. Он был неугомонен в своей жадности познания всего вокруг - явлений природы, людей, разных языков, разных мест на земле, жизни как таковой. Моя с ним последняя встреча произошла случайно, буквально накануне трагедии, у библиотеки Дома Ученых, где он укладывал в большую сумку солидный столбик книг по географии разных стран. Он мне пояснил, что изучение географии теперь стало доминирующим в его интересах. Это явно демонстрировало его уверенность в реализации многолетних жизненных планов.
И на фоне этого, его уход выглядел вопиющим парадоксом
В начальные периоды наших встреч Юрий Ермаков казался одним из самых бюлагополучных:красавец, образован, обогащен знанием нескольких языков, беспрепятственно ездит за границу, жена-женщина, очень интересной внешности, с аристократичными манерами, полностью разделявшая устремления и образ жизни мужа, к тому же - иностранка, что было большой редкостью среди советских людей того времени. Главное - он был любимцем Г.К Борескова, который вслух излагал свою уверенность в радужных перспективах Ермакова в науке как такой и его месте в судьбе института в будущем. Я лично слышала эти слова на традиционном институтском вечере, посвященном Дню Химика. Весь облик и поведение Юрия Ивановича демонстрировали, что он сам этого хорошо понимает, ощущает, потому его дружеское лидерство в организации разных мероприятий, порой носило и оттенки покровительства очень уверенного в себе человека.
Надлом, который необратимо изменил его самоощущение как личности, который изменил многое в нем, как в личности, на мой взгляд, произошел после гибели Гены Коловертнова. Если я не ошибаюсь, они были родом из одного города, закончили вместе один и тот же вуз,да еще женились в один день на сокурсницах- венгерках. Они были неразлучны и часто были вместе в " Мальчуковых" дерзких по риску походах по освоению новых мест. И в одной из таких поездок Геннадий погиб (утонул), по какой - то трагической случайности. Геннадий был светлым, энергичным человеком и его гибель была подлинным потрясением для всех нас и безмерным горем для Ермакова. от которого, на мой взгляд, он не оправился никогда Ранее, вечно улыбающийся, теперь он чаще был грустным, глубоко погруженным в себя.
Если рассуждать на уровне обобщений, то Юрия Ивановича можно отнести к плеяде символов шестидесятников, каковыми стали известные поэты, писатели, представители других творческих профессий. Шестидесятники -это-дети ХХ съезда КППС, когда страна освобождалась от оков тоталитаризма, угрюмости жизни, страха за завтроашни1й день, недоверия людей друг к другу, множества барьеров в творческой деятельности, и в том числе, в науке, нагруженной исковерканной судьбой генетики, кибернетики, философии и до.
.Представители этого поколения наслаждались возможностью само реализоваться без каких- либо устремлений к материальным выгодам. Они не гонялись за деньгами. Их тянули "Туманы и запах тайги"., где можно принадлежать себе и дышать свежим воздухом. Именно поэтому и Юрий Ермаков, и Юрий Матрос, и большинство из костяка научной молодежи Академгородка выбрали Сибирь, которая благоухала вожделенным запахом тайги. Тот же Юрий Матрос, закончив самый престижней одесский вуз с красным дипломом, имел полную свободу выбора места для работы. И он тоже выбрал Сибирь, потому что ему мерещился Академгородок. Сейчас я разбираю его , 22-хлетнего парня, письма, которые он мне писал по приезде в Новосибирск, и поражает, насколько он был переполнен это мечтой. Слово Академгородок с начала зарождения идеи, мелькало в киножурналах, газетах, возбуждая воображение этих романтиков-шестидесятников, о каком то, одновременно реальном и нереальном место для самореализации. И неслучайно, что цитируемая выше песня " Город" Юрием Кукиным была написана до его посещения Академгородка как некое воображение мечты этого поколения о, месте, где счастье-это, когда в "разговорах, только споры", "когда неустроенность заменяет уют". где все такие же, " странные" и потому это место не для всех. Когда бард посетил Академгородок, он был сам потрясён воплощением в реальность его воображения. И посвятил эту песню Академгородку.
Юрий Иванович был ярчайшим олицетворением этих "странных" людей", которых роскошью было человеческое общение (А. Экзюпери)
Потому Ермаков не мог существовать без общений. Конференции, вечера, посиделки дома и в лесу у костра - это было его воздухом, без которого он не мог дышать. Он был чрезвычайно компанейским человеком, демократичным в общениях, и в то же время его нельзя было назвать рубахой парнем, уже, хотя бы потому, что он был рафинированным интеллигентом, уточенным интеллектуалом, с глубоким умом и уточенной душой. Это выражалось в том, что при всей кажущейся открытости и доступности, он своим тщательно скрываемым внутренним миром, объективно задавал дистанцию между сбой и окружающими. Он не работал над этим специально, он может быть даже и не хотел этого, но дистанция существовала объективно и все это ощущали, даже не задумваясь. В этом, на мой взгляд скрывалась загадка его жизни и его безвременного ухода. И он эту загадку унес с собой. И именно это об уходе Ермакова выразил в своих словах за столом на памятные 9 дней , потрясенный как мы все, Роман Алексеевич Буянов: (пишу по памяти: " От Юрия Ивановича, - говорил он,- можно было ожидать все что угодно, самое невероятное, только не это..."
И так думали все по внешнему восприятию Юрия Ивановича, котрое не соответствовало загадочности его внутреннего мира, попытка разгадать который открывает и будет открывать все новые грани его талантов, новых граней его личности..