Аннотация: Проблема злого начала и альтруизма в человеке. (Общечеловеческая проблема).
К особенностям мировосприятия социума древней Руси
Древнерусская литература - это (...) эпос, рассказыва-
ющий историю вселенной и историю Руси (2,12).
Факт торжества злого начала над положительным - частое явление в нашедшей правдивое, неидеализированное отражение в фольклоре и древнерусской литературе, реальной действительности. Данный факт обуславливается не только присутствием более сильного архетипического злого начала в человеке, но и особенностями его средневекового мироощущения .
Приведем, отраженные в древнерусской литературе примеры подобного средневекового мироощущения.
Жил себе князь Игорь, сын Рюриков, да ни о чем не тужил, и собирал время от времени дань с покоренных племен. Все то было хорошо, пока, как говорится в одном старом мудром назидании, не сгубила его жадность. "И (...) пошел (Игорь) к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его"(5,41). Но мало оказалось этого ненасытному князю. Еще не дойдя, с награбленным добром, до своего города, взыграла в нем прирожденная алчность, и он так сказал своей дружине: "Идите с данью, а я пособираю еще"(5,41). И до какой степени нужно было быть одержимым жаждой легкой наживы, чтобы снова вернуться к недавно разграбленным и измученным его дружиной древлянам с небольшим отрядом! "Зачем идешь опять? Забрал уже всю дань"(5,41), - справедливо возмутились древляне. И видя настойчивость князя Игоря, расправились и с ним, и с его небольшим отрядом.
Но рассказ данный, собственно, пойдет не о князе Игоре, а об одной удивительной женщине, мстительной и принципиальной, злопамятной и хитрой, изобретательной и непримиримой. Это - жена князя Игоря (Ингвара) Хельга (Ольга), не Бог весть за что любившая его так, что погубившие ее мужа древляне надолго запомнили железный характер и крутой нрав этой женщины.
А началось все с того, что убившие русского князя древляне "обнахалились" до того, что задумали женить на его вдове Ольге своего собственного князя. Двадцать лучших воинов были посланы к Ольге с такими словами: "Мужа твоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие..."(5,41). И тут пришло время вступить в силу всему коварству и всей жестокости, на которые только может быть способна оскорбленная, отчаянная женщина, да к тому же имеющая власть... Ольга хитростью заманивает посланных "лучших мужей"(5,41) - древлян в устроенную по ее приказу "ловушку" и убивает их страшной смертью. "Хороша ли вами честь?", - саркастически спрашивает она их, пока они были еще живы. Они же ответили: "Пуще нам Игоревой смерти". И повелела засыпать их живыми; и засыпали их"(5,43).
Но мало было этого разъяренной женщине. Месть ее не знала границ, и останавливаться не было у нее в планах. Ольга хитростью заманивает в свой город еще более "лучших мужей", "управлявших Деревскою землею"(5,43). Ничего не подозревающие воины - "сватья" также становятся жертвой ненасытной в мести женщины. "И разожгли баню, и вошли в нее древляне и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от двери, и сгорели все"(5,43). Затем Ольга лично, с "малой дружиной" отправляется к древлянам под предлогом совершения тризны по своему убитому мужу. Результат и того хуже - охмелевших древлян "приказала дружине рубить, (...) и иссекли их пять тысяч(5,43). И на этом дело не кончилось. "Железная" Ольга не успокаивается, пока все население "Деревской земли" не падает перед ней ниц - снова побеждают хитрость и коварство женщины. "И не было двора, где бы не горело(...). И так взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а других людей убила, третьих отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить (...) тяжелую дань"(5,45 - 47).
Такова была, если верить летописи, эта удивительная, жестокая и мстительная, но, судя по всему, беззаветно преданная памяти мужа, женщина. Таково было суровое мировосприятие средневекового социума, и "подвиги" княгини в те времена, возможно, не считались особенно выдающимися.
Вместе с тем, по летописи, как мы знаем, она первой (речь идет о представителях правящей верхушки) приняла обряд крещения. И в "Повести временных лет", и в "Памяти и похвале русскому князю Владимиру" описанные жестокие деяния фиксируются периодом жизни Ольги, когда она была еще язычницей. У монаха Иакова образ Ольги - это образ блаженной святой, которая, крестившись, "хорошо прожила по господней заповеди"(3,184). Ольга "возлюбила Бога всем сердцем и всей душой, и служила Господу Богу, сияла всеми добрыми делами, и украшалась дачей милостыни: нагих одевая, жаждущих напоя, скитающимся давая отдых..."(3,185). И так далее. Благие дела Ольги, в "похвальном" писании монаха Иакова, многочисленны.
Из "Памяти и похвалы Иакова..." следует, что Ольга была настолько кристально праведной и истинно святой (мы допускаем, что после своего крещения она, возможно, пыталась руководствоваться новыми жизненными идеалами), что Всевышний даровал ей вечную телесную нетленность и после смерти. (По легендам, нетленность тела - первый признак праведного святого). "...И до наших дней ее священное тело остается невредимым в гробу"(3,185).
Не следует винить монаха Иакова в бурной фантазии. Возможно, он искренне верил в то, о чем писал, особенности его мироощущения являлись частью всей мировоззренческой системы средневекового общества, к которому он принадлежал.
О том, как перессорились внуки Ольги, сыновья Святослава - Ярополк, Олег и Владимир (последний - будущий креститель Руси), так же описано в "Повести...". Впечатляют обстоятельства гибели Олега во время его бегства от Ярополка и его дружины - в свой Деревский город Овруч. Его струсившие воины до того обезумели от страха, что забыли дать дорогу своему князю, "и столкнули Олега с моста вниз. Много людей падало туда с конями, причем кони давили людей"(5,57).
Жестокие времена, жестокие нравы... Мировосприятие древнего и средневекового социума, как мы уже не раз доказывали сюжетами мифов, сказаний и эпосов разных народов, принимало подобные проявления общечеловеческого исконного архетипа злого начала.
Когда Святослав, сын Игоря и Ольги, был убит печенегами, то этого победителям оказалось недостаточно. Они "взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него..."(5,57). Так гласит летопись, хотя легко можно принять в расчет некоторый субъективизм ее автора (авторов).
Междоусобицы, разделяющие на части страну, как-то приводят несколько князей к разумному решению: "... Да отныне объединимся единым сердцем и будем блюсти Русскую землю...". "И на том целовали крест"(5,83). Но, как часто и бывает, заинтересованные в действиях, соответствующих истине "разделяй и властвуй", пытаются расстроить княжеский мирный союз; "...но только дьявол огорчен был их согласием..."(5,85), - как интерпретирует сложившуюся ситуацию автор летописи. Действия интриганов возымели временные успехи, брат пошел на брата. Жертвой клеветы стал владевший городом Теребовль, князь Василек. Расправа над невиновным поражает изощренной жестокостью, и тем более ужасно натуралистическое описание этой жуткой сцены автором летописи. Мы вынуждены привести небольшой отрывок, который глубоко раскрывает суровое мировосприятие средневекового социума: "...И приступил торчин, по имени Берендий, овчарь Святополков (Святополк - брат Василька), подняв нож, и намеревался ударить в глаз, но промахнулся и порезал ему лицо..." (...) И затем ударил его в глаз и исторг глаз, и потом - в другой глаз и вынул другой глаз"(5,87). После экзекуции Василек, которого по рытвинной дороге на телеге везут из Белгорода во Владимир, в городе Воздвиженске приходит в себя. Летописец передает психологическое состояние ослепленного - одной единственной деталью. Василек в отчаянии спрашивает: "Зачем сняли ее с меня? Лучше бы в той рубашке кровавой смерть принял и предстал перед Богом"(5,89).
Эпизод заканчивается отчаянным восклицанием князя Владимира: "Воистину отцы наши и деды наши соблюдали землю русскую, а мы хотим ее погубить..."(5,91).
Так отражаются в средневековых сказаниях особенности мировосприятия средневекового социума Руси, чаяния и тяготы сильных мира и обычных людей, жестокие события суровой действительности.
Утверждение единобожия на Руси, как, впрочем, в Европе и Ближнем Востоке также не означало торжества архетипа доброго начала над злым. Извращение прекрасной, гуманистической идеи в реальной действительности, дикое несоответствие христианских гуманистических идеалов ужасающим человеческим деяниям (на фоне внешней обрядной благочестивости) - вот какая трансформация религиозного мировоззрения социума наблюдается и в средневековой монотеистической Руси.
С утверждением христианства в общественном мироощущении Руси постепенно утверждается умонастроение с "ансамблем" социально-чувственных элементов. Религиозная догма господствует во всем - в восприятии и оценке действительности, в понимании событий различных моральных аспектов и вообще вне моральных категорий. Провиденциализм утверждается в мировоззрении социума - Божьей волей объясняется абсолютно все - и заблуждения простых людей, и преступные деяния сильных мира. Смирение и непротивление власти - вот та основная благодать, которой щедро наделялись представители народных масс. Однако "зло", словно насмехаясь над Божьими заповедями, процветает во славу извечного врага Божьего...
"Повесть о взятии Царьграда крестоносцами в 1204 году" рассказывает о чудовищном предательстве своего города Царьграда сыном низвергнутого когда-то с трона царя Исаака узурпатором Алексой - безнаследным теперь Исааковичем. Как видим, зло порождает зло, распри царей ввергают в страшные беды весь город Царьград. Нарушивший клятву не причинять зло цесарю Алексе, Исаакович бежит к немецкому королю Филиппу (к своему зятю) с провокаторской просьбой о поддержке. Папа Римский, считаясь с Филиппом, благословляет поход крестоносцев на Царьград. Однако роль понтифика в готовящемся преступлении против города-центра восточного христианства в "Повести..." смягчается якобы его гуманным наставлением Филиппу: "Не воюйте с Царьградом", но так как говорит Исаакович: "Весь град Константина хочет, чтобы я царствовал", то, посадив его на престоле, отправляйтесь дальше..."(6,281-283).
Однако, фряги (крестоносцы) и не думали следовать наставлению папы. Они были одержимы желанием завладеть богатством, "обещанном им Исааковичем"(6,283).
Разграбление города "братьями" - христианами было кощунственно и святотатственно. Извечный вопрос - куда девается вера, когда на "другой чаше весов" оказывается безудержная алчность и жажда легкой наживы? Поджигались Божьи храмы, уничтожались изображения святых патриархов, грабились монастыри ("откуда брали золото и серебро для расплаты с фрягами"). И восстал народ "против сына его (Исаака), возмущенный сожжением города и разграблением монастырей"(6,283).
Приведем в пример отрывок из описания вандального уничтожения крестоносцами церкви святой Софии: "...ободрали двери и разбили их, и амвон(...) и (...) разрубили двенадцать крестов (...) И ободрали дивный жертвенник (...) И служебное Евангелие, и кресты честные, и иконы бесценные - все ободрали"(6,287).
Это было время, когда архетип дуализма доброго и злого начал сосуществовал в особенно ярком своем симбиозе: молитвы и грехи, обедни и убийства, проповеди и жуткая реальность.
Торжеством "злого начала" можно назвать период правления Ивана IV, в который имели место самые жестокие события, обусловленные суровым мировосприятием действительности.
"Рожденный с пылкой душой, редким умом, особенной силою воли, он имел бы все главные качества великого Монарха, если бы воспитание образовало или усовершенствовало в нем дары Природы..."(1,49)
В "Повести о походе Ивана IV на Новгород" образ свирепого, неуравновешенного царя показан с большой художественной силой. В основу легло историческое драматическое событие уничтожения опричниками и стрельцами Грозного ни в чем неповинного новгородского населения (1570г.) в наказание за участие их бояр и церковно-монастырской верхушки с архиепископом Пименом во главе в заговоре и в тайных сношениях с польским королем Сигизмундом II.
Обратим внимание, что автор "Повести..." рассматривает варварские действия царя с позиции оценки общечеловеческого, глобального масштаба - как справедливую кару Божью за грехи человеческие вообще, которую нужно безропотно и смиренно принять. "Посещением и изволением и наказанием вседержителя Господа Бога и спаса нашего Иисуса Христа, за умножение беззакония нашего и богомерских противных грех (...) за сия неприязненныя дела и беззакония, по пророческому писанию, приходит с небеси гнев Божий на сыны противныя..."(4,477). С другой же стороны, несмотря на кажущийся дух смирения в "Повести...", автор все же не считает обвинения царя справедливыми: "наущение и злоумышление богоотступников", (...) хищников, от действа неприязненнаго сопостата диявола, иже влагающих во уши царевы непрязненныя глаголы на архиепископа новгородцкого Пимена и на его владычных бояр..."(4,478).
Архетип дуалистического начала Добра и Зла в религиозном мировосприятии социума очень выразительно проявляется в "Повести...". Между безбожными своими деяниями - зверским избиением "на смерть" игуменов, попов, "дияконов" и старцев, разграблением церквей, арестом бояр и безвинной челяди, царь, похоже искренне, с благоговением присутствует на литургии (в одной из тех церквей, которая немногим позже будет по его приказу "пограбити"). "И в соборной церкви Премурости Божии литургию божественную государь отслушал"(4,480).
Безудержный разгул страшного Зла - вот как можно было бы назвать тот невообразимый кошмар, который творился в Новгороде в течение целого месяца (2 января - 3 февраля) с его жителями - "владычными болярами, и иными многими служивыми людьми, и детьми боярскими, и гостями, и всякими грацкими именитыми изрядными людьми, женами их и детьми пред себя..."(4,481). Изо дня в день над городом слышались крики и стоны, потому что повелел царь новгородцев "пред собою (...) безчеловечне различными муками мучити"(4,481). Автор "Повести..." натуралистично описывает все те бесчисленные изуверства, которым подверглись горожане по приказу своего лютого владыки. Однако автор снова далек от какого-либо нарекания самодержцу. Бог - вот властелин судеб, а царь - "благочестивый и христолюбивый государь..."(4,482). Неровным звуком фальшивой ноты звучит обращение Иоанна к немногим, оставшимся в живых, новгородцам: "...Молите всемилостивого и всещедраго человеколюбиваго Господа Бога и пречистую Его Богоматерь Владычицу Богородицу и всех святых его о нашем благочестивом царьском дерожавстве, и о чадех моих (...) и о всем нашем христолюбивом воинстве..."(4,483). Трудно упрекнуть царя в лицемерии. Сообразно сложному мировосприятию своей эпохи, когда, как мы говорили, граница между двумя элементами архетипа дуализма - Добром и Злом была недостаточно ясна, Иван Грозный, а также все остальные участники учиненных расправ ("христолюбивые" воины - опричники и стрельцы) вполне искренне могли не чувствовать дисгармонии между богоугодными "речами", благочестивыми церковными обрядами (литургиями, обеднями) и своими ужасающими, преступными деяниями.
Итак, архетип злого начала в человеке доминирует даже тогда, когда речь идет о самых гуманных, альтруистских идеях. Этот печальный факт в очередной раз доказывают нам события, нашедшие отражение в произведениях древнерусской литературы.
Литература
1. Карамзин Н.М. "История государства Российского". Книга вторая. Тома V, VI, VII, VIII, т.VIII, М., "Книга", 1989.
2. Лихачев Д. "Первые семьсот лет русской литературы". Вступ. ст. "Изборник" ("Сборник произведений литературы древней Руси"). Библиотека всемирной литературы, т. 15, изд. "Художественная литература", М., 1969, с.5-26. Примечания (с.697-792).
3. "Память и похвала русскому князю Владимиру" монаха Иакова. Вопросы литературы, ?7, 1988, с. 182-193.
4. "Повесть о походе Ивана IV на Новгород". "Изборник". Библиотека всемирной литературы, т.15, изд. "Художественная литература", М., 1969. с. 477-483.
5. "Повесть временных лет". С.28-91. "Житие протопопа Аввакума. С.626-674. "Изборник". Библиотека всемирной литературы, т.15, изд. "Художественная литература", М., 1969.
6. "Повесть о взятии Царьграда крестоносцами в 1204 году". "Изборник". Библиотека всемирной литературы, т.15, изд. "Художественная литература", М., 1969. с.280-289.
Xülasə
Qədim Rusiya sosiumun dünya görüşlərinin xüsusiyyətlərinə dair məqaləsində dini humanistlik ideyasının fonunda insanda şər başlanğıcı arxetipinin üstünlüyü kimi ziddiyyətli bir fenomen problemi qaldırılır.
Problem qədim rus ədəbiyyatının abidələrinin materialında tədqiq edilir.
Summary
The paper entitled "On the problem of peculiarities of the society"s world-view in early Rus" focuses on the problem of the contradictory phenomenon of predominance of the evil beginning archetype in the human being on the background of a religious humanistic idea.
The problem is investigated, basing on the materials of the Old Russian literary monuments.