Овсянкин Е.И.
Дело Максима Ракитина

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 20, последний от 11/01/2023.
  • © Copyright Овсянкин Е.И. (oei@atknet.ru)
  • Размещен: 16/09/2008, изменен: 17/02/2009. 37k. Статистика.
  • Статья: История
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:


      

    * * *

    "ДЕЛО МАКСИМА РАКИТИНА"

    Статья

       Уже много лет я занимаюсь изучением истории Важского края. Не раз писал на страницах прессы о событиях, происходивших на этой древней земле, в том числе об известном Шенкурском восстании и его руководителе Максиме Ракитине. И я не раз радовался своим новым находкам. Недавно я обнаружил приказ генерала Е. Миллера от 26 августа 1919 года о награждении Ракитина. Вот выдержка из этого документа "Наградить орденом св. Великомученика и Победоносца Георгия прапорщика Максима Николаевича Ракитина за то, что с 28 марта 1919 года в течение двух месяцев с 4 крестьянами, находясь в тылу вражеских войск, собирал сведения о расположении сил противника и эти важные сведения во время поставлял своему начальству сам, в дальнейшем оставаясь в тылу и постоянно подвергаясь чрезвычайной опасности, организовал местные силы для борьбы с большевиками".
       Все эти годы я искал более значимый документ - фотоснимок Ракитина. Подключение к этим поискам музейных и архивных работников, даже поездка в Верхопаденьгу - родину Максима Николаевича - не дали результатов. Удача настигла меня совершенно неожиданно. Один из читателей моих книг Николай Фокин сообщил по телефону о том, что у него есть фотография второго выпуска Архангельской учительской семинарии.
       ...Удивительный снимок большого формата (30х50 см) выполнен 28 мая 1912 года. Фамилии всех 32 студентов и педагогов подписаны внизу снимка типографским способом. Николай Зосимович оказался внучатым племянником Якова Фокина, сокурсника Максима Ракитина. Активный участник установления советской власти в Холмогорском уезде, заведующий отделом просвещения исполкома Фокин был расстрелян белогвардейцами в 1919 году. А в одном ряду с ним (второй слева) стоит - 19-летний выпускник семинарии Максим Ракитин, которого постигла иная судьба...
       В связи со своими поисками уместно напомнить читателям о некоторых фактах минувшего, связанных с краткой жизнью Максима Ракитина...

    * * *

       Жарким летом 1918 г. в Шенкурске произошло событие, получившее всерос­сийский резонанс. Молодые крестьяне, в основном быв­шие солдаты и офицеры, срочно стянутые в уездный центр, отказались идти в Красную Армию, арестовали комиссаров губисполкома М. Новова, П. Олунина, А. Вялова, председателя уездного исполкома Георгия Иванова. Четыре дня они вели осаду каменно­го здания, в котором укрылись работники Шенкурского исполкома, военкомата и группа красноармейцев. Вско­ре после ареста вышедших из осажденного здания советских активистов восставшие захва­тили на складе военкомата 2 пулемета, 73 винтовки, 84 ре­вольвера, много патронов и разошлись по домам.
       История этого выступления Шенкурских крестьян не раз ос­вещалась в исторической лите­ратуре. В свое время Иван, Бо­говой издал небольшую бро­шюру "Шенкурское восстание", которая на долгие годы была упрятана в спецхран. Будучи участником противостояния крестьян с властями, Боговой описал это событие крайне од­носторонне, замалчивая часть фактов. А позднее возможнос­ти раскрытия темы оказались еще более суженными.
       Сейчас приоткрывшие свои тайны архивы позволя­ют сказать о самом событии и его активных участниках значительно больше, чем было известно ранее. Во главе восстания моби­лизованных стоял 25-летний сельский учитель из деревни Лосевской Верхопаденьгской волости Максим Николаевич Ракитин.
       Арест. 13 ноября 1919 года Шенкурская газета "На борь­бу" поместила короткую инфор­мацию с выразительным эмоци­ональным заголовком: "Попал­ся, голубчик!" Языком военно­го времени она поведала своим читателям: "В Н-ской волости захвачен Максим Ракитин с четырьмя сотрудниками. М. Ра­китин хорошо известен Шен­курскому уезду. Это бывший комендант города и уезда, организатор восстания моби­лизованных летом 1918 года".
       Теперь, спустя десятки лет, об этом можно рас­сказать подробнее. Случи­лось это не в Н-ской, а в Ша­хановской волости.
       Их было пятеро. Уставшие от изнурительного пере­хода по бездорожью, от но­чевок в лесных избушках пут­ники расположились на ноч­лег в просторной кресть­янской избе. В углу, слева от входа, стояли пять винтовок, на лавке были разложены гранаты, тут же в куче лежали армейские рюкзаки.
       На исходе ночи, около пяти часов утра, в избу тайком вошли двое вооруженных людей, затем еще двое, несколько человек остались на улице.
       - Ваши документы, товарищи, - произнес привычную фразу сотрудник особого отдела б-й армии Панкрат Курочкин.
       - Документы следуют со старшим, - раздалось в ответ.
       - А мы идем от белых, и у нас их нет, - дополнил явно не в лад первому моло­дой паренек.
       После короткого опроса все пятеро были задержаны. Это произошло 8 ноября 1919 г. В руках красноармейцев оказа­лись житель села Черевково, в прошлом военный моряк Александр Скрипов, крестья­нин деревни Сидоровской Вер­хосуландской волости Марк Малахов, 17-летний юноша из Власьевской волости Дмитрий Рудный, 23-летний Савватий Копылов из Великониколаев­ской волости и Максим Ра­китин.
       Уже в 8 утра в Шенкурск ушла срочная телеграмма. "При получении сего, - гласил ее текст, - немедленно вышлите отряд для конвоя... Здесь задержана белогвардей­ская разведка, в числе задер­жанных Ракитин..." 17 воору­женных людей отправились в Шахановку для выполнения этой миссии.
       Малозаметное, на первый взгляд, событие в далекой Шахановке имело широкий отклик. Депеши о нем ушли в Вологду, во ВЦИК и ЦК РКПб). Сообщение о задержании знаменитого Максима Ракитина появилось также в центральной прессе.
       Тревоги и решения властей. Максим Ракитин был в то время заметной фигурой. Губернским и уездным влас­тям, располагавшимся в Шенкурске, он представлял­ся наиболее влиятельным контрреволюционным деяте­лем. Ракитина хорошо знали не только в уезде, но и во всей губернии, в стане бело­гвардейских войск, где он ко­мандовал Шенкурским от­дельным батальоном.
       Зачем же этот человек по­явился в далеком советском тылу? Этот вопрос не давал покоя военным и гражданс­ким властям. Тем и другим хотелось как можно быстрее начать следствие.
       Но на пути к нему неожи­данно встали острые межве­домственные страсти. Губерн­ская чрезвычайная комиссия взяла дело в свои руки. Это вызвало гневный протест осо­бистов 6-й армии. В своих до­несениях в Вологду в Особый отдел они докладывали, что губчека "хочет загребать жар чужими руками", что она "хочет, должно быть, славы, а не работы", и просили срочно разрешить спор. После горячей перепалки стороны, в конце концов, пошли на мировую. Особый от­дел сообщил в Шенкурск: "Приносим пролетарскую бла­годарность за проявленную вами энергию по поимке злейшего врага Архангельс­кой губернии. Ввиду того, что вынесение приговора над Ра­китиным имеет огромное зна­чение, совместное ведение следствия... безусловно, согла­сен. Воробьев".
       "Мир" был достигнут, но на короткий срок. В спор вмешались высокие властные структуры. Руководители гу­бернии получили жесткое предписание за подписью ко­мандующего 6-й армией А. Самойло и членов Военного Совета К. Ветошкина и А. Орехова. "РВС Шестой армии, - ­говорилось в нем, - катего­рически приказывает вам не­медленно препроводить в Вологду... под строгим конво­ем белогвардейца Ракитина..."
       Но местные власти не сда­вались. Сразу же после полу­чения телеграммы от Самой­ло состоялось объединенное заседание Архангельского гу­бернского и Шенкурского уез­дного комитетов РКП(б). Кого только не было среди 12 человек, обсуждавших один вопрос "О Максиме Ра­китине"! Среди них члены губкома С. Попов, Я. Тимме, А. Цыкарев, И. Булатов, ра­ботники уездного исполкома С. Болотов, Ф. Гашев, Прищеми­хин, Балакирев, со­трудники губчека во главе с Линдеманом и другие.
       Собравшиеся единогласно решили Ракитина в Вологду не отправлять, "...а оставить в Шенкурске до окончания его дела". В решении заседания отмечено, что "расследование его дела связано тесно с целым рядом других дел и лиц, находящихся на территории Шенкурского уезда, так что расследование вести органам, находящимся на другой территории, на громадном расстоянии от нынешнего местопребывания Ракитина - теряет всякую целесообразность".
       Обосновывая свой подход к расследованию, заседание отметило также, что отправка Раки­тина в Вологду связана с большим риском, возможнос­тью его побега. Оставление Ракитина в Шенкурске обо­сновывалось и тем, что, мол, на­строение части населения уез­да такое, что требуют рассле­дования здесь, на месте "ра­боты" Максима Ракитина".
       Это решение не повлияло на исход дела: возмутитель спокойствия 4 декабря был доставлен в Вологду. Но пер­вые встречи задержанных белогвардейцев со следователями состоялись в Шенкурске.
       Первые допросы. Ракитин не запирался. Он давал сле­дователям четкие ответы на все вопросы. Вся биография ещё совсем молодого человека уложилась в несколько кратких ответов. Родился 28 апреля 1893 года. В 1912 году окончил архангельскую учи­тельскую семинарию. До при­зыва в армию учительствовал в Воскресенском и Верхосу­ландском училищах Шенкурского уезда, а после возвращения с военной служ­бы вновь возвратился к учи­тельскому труду.
       В политических партиях не состоял, убеждения "социал-демократического, тяготел больше к левым".
       Ракитин не скрывал того, что он в июле 1918 года принимал активное участие в восстании мобилизованных крестьян Шенкурского уезда и был избран руководителем комитета. После окончания восстания Ракитин приезжал в родную деревню, в некоторые волости уезда. А после падения советской власти сразу же появился в уездном центре.
       "Заведующий военным от­делом Верховного Управления Северной области С. Мас­лов, - показал Максим Николаевич, - назначил меня ко­мендантом уезда, несмотря на мое нежелание". В этой должности Ракитин формально зна­чился и во время нахождения в белогвардейском стане.
       Столь же откровенно Ра­китин рассказал об отступле­нии из Шенкурска 24 января 1919 г., о сформировании им по личному приказу генерала Миллера добровольческого отряда из военнопленных Се­веродвинского фронта.
       Максим Николаевич при­знался в том, что в начале ап­реля 1919 г. он с разведыва­тельными целями посетил свою родину, а также Благо­вещенскую волость, побывал в Верхней и Нижней Суланде. "В течение двух месяцев, - заявил он - я пытался выявить настроение крестьян и пришел к выводу о необходимости борьбы с Советской властью".
       Отмечу, что за проведение этой операции приказом генерала Е. Миллера от 26 августа 1919 года Ракитин был награждён "орденом св. Великомученика и Победоносца Георгия". В приказе говорилось о том, что прапорщик Максим Николаевич Ракитин награждается за то, что с 28 марта 1919 года в течение двух месяцев с 4 крестьянами, находясь в тылу вражеских войск, собирал сведения о расположении сил противника и эти важные сведения во время поставлял своему начальству сам, в дальнейшем оставаясь в тылу и постоянно подвергаясь чрезвычайной опасности, организовал местные силы для борьбы с большевиками".
       ...Ответы Ракитина не удовлетворили следователя, т.к. тот отвечал очень скупо, по сути дела, говорил о том, что уже было известно советским властям.
       На главный вопрос о целях своей разведки Ракитин давать показания наотрез отказался, считая "пока нецелесообразным".
       Между тем сподвижники Максима Николаевича оказались более словоохотливыми. Особенно детальным был рас­сказ Александра Скрипова.
       "Накануне отправки в раз­ведку, - заявил он, - я при­сутствовал на встрече Ракити­на с командующим Северо­двинским фронтом генералом Даниловым и начальником штаба полковником Гробовс­ким". Последние поставили задачу "устроить в советском тылу подобие мамонтовщи­ны", т.е. попытаться поднять на борьбу с советской влас­тью недовольных крестьян, в особенности дезертиров Крас­ной Армии.
       Генерал Данилов заверил Ракитина в том, что вскоре после начала разведки белое командование начнет наступ­ление войск по железной дороге и на Двине. Более того, белые войска будут двинуты на штурм Шенкурска.
       Следователям становилось ясно, что ракитинская разведка шла в советский тыл с серьезными намерениями. О широте замысла свидетельствовало наличие у Ракитина большого количества карт. Вслед за Максимом в разведку собирался его брат Петр, записку которого об этом его намерении обнаружи­ли во время обыска Максима.
       У ракитинцев было ото­брано солидное вооружение: пять винтовок, один кольт, 11 гранат, 380 патронов.
       После ареста Ракитин вел себя активно: по пути в Шенкурск из Шахановки он совер­шил "криминальный" просту­пок. Во время ночевки арес­тованных и конвоя в деревне Рогово, в 17 верстах от Шенкурска, он ночью пытался со­вершить побег. Во время оп­равки Ракитин бросился бе­жать вдоль деревни. Разда­лись выстрелы, беглец получил легкие ранения в ногу и в голову.
       Острота ситуации обо­стрялась близостью фронта, где шли непрерывные воору­женные стычки.
       Семья, родина. Пытаясь понять причины поведения Ракитина, его антисоветской деятельности, я стремился найти документы о его семье, учебе и работе.
       Материалы первой Всероссийской переписи 1897 г. поведали о том, что в то время семья 37-летнего сельского писаря Николая Федотовича Ракитина состояла из его 63-летнего отца Федота Максимовича, 40-летней жены Матрены Петровны и пятерых сыновей: Александра -18 , Ильи - 9, Петра - 6, Максима - 3 лет и семимесячного Федора.
       Семья Ракитиных имела по деревенским меркам той поры основательный достаток. Глава ее длительное вре­мя исполнял обязанности во­лостного писаря. Он получал приличное денежное вознаг­раждение.
       Опись имущества семей­ства Ракитиных, составлен­ная в период репрессивных действий органов советской власти против нее в конце 1918 г., включала два дома, гумно, баню, амбар, 2 коро­вы, 2 нетели, 5 овец, телеги, сани, домашние вещи 128 наи­менований, в числе которых два ящика книг - свидетель­ство грамотности семьи.
       После февральских и ок­тябрьских событий 1917 г. все члены семьи активно уча­ствовали в общественной жиз­ни деревни. Николай Раки­тин, несмотря на свои 65 лет, избирался секретарем волос­тного Совета и членом зе­мельного комитета. Петр вхо­дил в состав исполкома воло­стного совета. Все братья, включая младшего Федора, были непременными участни­ками деревенских и волост­ных собраний крестьян. Мак­сим избирался от волости де­легатом трех уездных съез­дов Советов. А летом 1918 г. участвовал в работе 2-го губернс­кого съезда Советов.
       Скупые архивные сведе­ния позволяют сделать вывод о том, что до лета 1918 г. се­мья Ракитиных не имела ни­каких антисоветских позиций. Уверен в том, что рядовой сельский учитель, каким был Максим Ракитин, не мог пре­вратиться в контрреволюцио­нера-корниловца, как его стали именовать с лета 1918 г.
       Отречение. Создается впе­чатление, что в первый пери­од после заключения в тюрь­му Ракитин не понимал всей сложности своего положения: Но спустя короткое время, узнав о показаниях своих товарищей, он понял масштаб нависшей над ним опасности.
       А следователи, вооружен­ные свидетельствами остальных членов группы, усилива­ли нажим на Максима. Они понимали, что в обстановке начавшегося разложения бе­лой армии огромное значение имело бы публичное раская­ние бывшего командира бело­го отряда, призыв его к сво­им соратникам, находившимся по ту сторону фронта, переходить на сторону Красной Армии.
       Максим Николаевич сразу же получил от представителей губчека заверения в том, что в случае "публичного отречения от своих взглядов" ему бу­дет даровано право на жизнь и полное освобождение из-под стражи после взятия Красной. Армией Архангельска.
       Ракитин согласился с этими условиями. В отличие от первого, протокол второго допроса поражает своей откровенностью, подробностями обо всех лицах, которые интересовали чекистов.
       Ракитин отметил, что пер­воначально предполагалось направить в разведку сорок человек, но в последний момент командование ограничилось пятеркой. "Цель разведки была та же, что и первая, -заявил Ракитин, - обследова­ние положения и в зависимости от него завязывание связи с дезертирами на предмет перехода к нам, т. е. к белым. Рай­он, который я намеревался ох­ватить, следующий: Борок - ­Тойма - Кодемское - Бесту­жевское - Вельск - Верхова­жье - Коноша..."
       Раздумья Максима Раки­тина над своей судьбой, дав­ление следователей возымели действие. 29 ноября, т.е. спу­стя три недели после задер­жания, газета "На борьбу", которая издавалась в Шенкурске, опубликовала пространное письмо Ракитина в редакцию.
       "Довожу до всеобщего све­дения, - говорилось в нем, - о том, что с этого момента отказываюсь вести, какую бы то ни было борьбу с советс­кой властью как единствен­ной властью, являющейся за­щитницей интересов трудя­щихся, того класса, к какому принадлежу и я по своему по­ложению. Мое прежнее по­ложение в белогвардейском стане, считаю роковой и горь­кой ошибкой, в которой те­перь искренне раскаиваюсь.
       Вместе с этим выражаю полную уверенность, что все мои сторонники и единомыш­ленники, оставшиеся до сих пор в белогвардейском лаге­ре, последуют моему примеру, пока не поздно, сознают преступность своего поведения и займут свое место в рядах борцов за народную власть, несущую мир и свободу всем угнетенным и неизбежность гибели царству капитала. М. Ракитин".
       Руководитель шенкурских коммунистов Иван Булатов снабдил письмо Ракитина ироническим комментарием. В нем говорилось:
       "Письмо позволяет ду­мать, что доля искренности у Ракитина Максима безуслов­но осталась" и что "белый цвет вчерашних врагов сегодня принимает алую окраску. Чем скорей эти грешники рас­каются, тем лучше для них. Лучше поздно, чем никогда".
       Нам никогда не удастся узнать о том, насколько был искренним в своем письме Максим Николаевич. Являлся ли этот любопытный доку­мент вынужденной капитуля­цией перед жестокими обсто­ятельствами? Отражало ли оно действительное призна­ние ошибочности своих дей­ствий? Или же в нем преоб­ладал личностный фактор, желание любой ценой сохра­нить свою жизнь?
       Трудно дать сейчас какой-то однозначный ответ. Мож­но лишь высказать гипотезу о том, что Максим Ракитин, будучи, безусловно, честным и искренним человеком, ока­зался втянутым в водоворот событий в известной мере стихийно. Выдвижение его на пост председателя комитета мобилизованных, т.е. факти­ческого руководителя Шенкурского восстания, было, на мой взгляд, обусловлено оп­ределенной известностью Ра­китина. Его хорошо знали мо­лодые люди Воскресенской и Благовещенской волостей, Вер­хосуланды, где он учитель­ствовал, своей родной многолюдной Верхо­паденьги. Поскольку Ракитин был участником нескольких уездных съездов Советов, его хорошо знали и активисты других волостей. И мог ли учи­тель, офицер - человек чес­ти, не взять на себя тяжкий груз ответственности быть ру­ководителем восставших?
       А после ликвидации вос­стания у Максима Ракитина, как и его друзей, не остава­лось выбора: он следовал по пути, на котором оказался благодаря стечению обстоя­тельств. К тому же в это вре­мя появились новые причины, подогревшие антисоветские настроения, в общем-то, еще очень молодого, горячего че­ловека. Пытаясь объяснить свое поведение в тот перелом­ный момент, Ракитин говорил следователю о том, что на путь борьбы с советской вла­стью его толкали "многие не­урядицы", несправедливость по отношению к крестьянам, расстрел старшего брата Александра лишь за то, что тот был родственником руко­водителя восстания, и других земляков. Он верил в то, что "социализма можно достичь эволюционным путем".
       Вести с родины. Почти семь месяцев томился Максим Николаевич в Шенкурской, а затем в Вологодской тюрь­мах. В Вологде его свалила тяжелая болезнь - тиф-сыпняк. Это, видимо, несколько про­длило ему жизнь.
       Горечь тюремной жизни, мучительные душевные пере­живания, нелегкие размышле­ния скрасили несколько ко­ротких писем от родных и близких людей арестанта.
       В "Деле Максима Ракити­на" сохранилось шесть писем с одинаковым адресом: "Го­род Вологда, Архангельская улица, бывшая каторжная тюрьма. Заключенному Мак­симу Николаевичу Ракитину". На каждом штамп "Провере­но военным следователем Ре­волюционного трибунала при РВС 6-й армии".
       Четыре письма написаны отцом Николаем Федотовичем.
       Нетрудно представить себе, какие чувства испыты­вали родители, оставшиеся на склоне лет вдвоем в своем ог­рабленном советской влас­тью, ещё недавно многолюдном, а теперь осиротевшем доме. К весне 1920 г., когда старики сочиняли свои письма, стар­ший их сын Александр был уже полтора года тому назад расстрелян невдалеке от сво­ей родины. Совершенно неве­дома им была судьба двух других сыновей - Петра и Ильи. По злой иронии судь­бы в то время младшие сы­новья Максим и Федор томи­лись вместе в Вологодской тюрьме. Поэтому родительс­кие письма адресовались обо­им: Максиму и Федору. В не­мудреных словах стариковс­ких посланий отразилась вся глубина родительских страданий. Вот выдержки из неко­торых писем:
       "21 апреля. Христос Вос­крес! Любезные дети Максим и Федор Николаевичи! Привет вам от родителей отца и ма­тери и родительское благо­словение. Все родные и зна­комые кланяются вам.
       Уведомляем вас, что мы живем, все живы и здоровы. От Ильи и Петра нет ниче­го. А мы что? Ведь дома жи­вем, хоть и небогато да дома. Только вот лошади нет, так плохо. А лошадь каждый день нужна. Ну что будешь делать? Только об вас беспо­коимся: как вы живете, ведь, поди, и хлеба дают мало. Но что делать, потерпите.
       Мы бы и рады помочь, да не можем. Хлебца, сухари­ков мы и послали бы, да ни­как невозможно. Писать больше нечего. До свидания. Пишите письма, если возмож­но, почаще. Дай бог вам здо­ровья и терпения".
       Почти точно такими же были по содержанию и ос­тальные письма.
       В них боль за сыновей, желание здоровья. Не могу удержаться, чтобы не приве­сти еще одну выдержку.
       "...Письмо твое, Федор Николаевич, мы получили в субботу, в канун Пасхи. Как были рады получить от вас весточку. Скорбим и жалеем вас, но что будешь делать ­судьба такая сыграна... Пи­шите чаще. Мы тоже будем писать каждую почту. Может, бог даст, увидимся. До свида­ния, дорогие наши дети".
       А вот еще деталь, приме­та того жестокого голодного времени: "...Посылаем две ма­ленькие посылочки сухари­ков... Скоро еще пришлем не­много. Извините, посылаем только одних сухариков. Мас­ла нет. Колобов или калачи­ков печь не на чем. Потому что корова одна. Купить мас­ла негде".
       Среди шести писем есть одно, отравитель которого не­известен. В конце письма лишь краткая подпись "Твоя Н.". Оно написано, судя по содер­жанию, девушкой, жившей с Максимом в одной деревне. Молодых людей связывали чувства взаимной привязанно­сти и надежды на будущее.
       "Дорогой Макся! Поздрав­ляю тебя с праздником Пас­хи и желаю тебе всего хоро­шего. Наконец-то получила от тебя письмо. Ты не мо­жешь себе представить, как я ему была рада. Теперь только, увидав этот знако­мый почерк, я убедилась, что ты жив и здоров. Мое само­чувствие сразу изменилось, ко­нечно, в лучшую сторону. А то часто нападала хандра, и все потому, что не знала о тебе ничего определенного, хотя и часто справлялась у твоих домашних. Живу в общем хо­рошо, занимаюсь по силам. Сегодня отпустила ребят на Пасху и перекочевала в Шенкурск на две недели.
       Прошу тебя, Макся, если найдешь возможным, то давай мне знать о себе почаще, а тем более, если произойдет малейшее изменение в твоей жизни. Пока. Всего наилучше­го. Твоя Н.".
       Это крошечное письмо, подшитое в "деле" вместе с конвертом, волнует и сейчас. В нем ушедшая в небытие ве­ликая тайна отношений двух любящих друг друга молодых людей.
       Не дал бог супругам Ракитиным счастья увидеть своих сыновей. В те дни, когда они сочиняли письма младшим, в Архангельске от пуль чекистов погиб старший из них Петр. Только на краткий миг завернул в родную Верхопа­деньгу летом 1920 г. оборван­ный и обросший Илья, сбе­жавший из архангельского концентрационного лагеря и чудом добравшийся пешком до родителей. А потом таким же образом, крадучись, он пешком ушел лесами к грани­це с Финляндией и навсегда скрылся на чужбине.
       Близился последний час тра­гедии их любимого Максима.
       Финал. Максим Ракитин дождался освобождения Ар­хангельска. Он, видимо, был уверен в том, что чекисты сдержат свое слово - в об­мен на публичное раскаяние сохранят ему жизнь. Ожида­ние перемены в судьбе отра­зили его краткие дневнико­вые заметки.
       Запись от 9 декабря, Т.е. через пять дней после прибы­тия в Вологду: "Мне дали ка­рандаш и бумагу. Теперь я могу беседовать с собой сколь­ко угодно.
       Сегодня пошел второй ме­сяц как меня арестовали. Ис­текшие месяцы - это нача­ло нового этапа в моей жиз­ни. Это месяцы обновления, воскресения к новой жизни, трепет которой я отчетливо слышу... "
       На следующий день Мак­сим продолжал: "удивитель­ное дело! Кажется никогда в жизни я не чувствовал себя так хорошо, так легко, как сегодня. И это потому, что, наконец, отчетливо ясно по­нял и осознал колоссальную ошибку, которую сделал пол­тора года назад и которой не сознавал до тех пор, пока не грянул гром.
       И, что еще важнее, так это то, что чем дальше, тем определеннее намечаются способы исправления ошибок прошлого. Только были бы предоставлены возможности к этому! Сегодня в беседе с бывшим у меня членом осо­бого отдела я написал пер­вые приблизительные шаги моей работы. Но прежде чем приступить к выполнению их, мне кажется в интересах дела необходимо выяснить предва­рительно некоторые вопросы, чтобы я мог действовать не на ощупь, а наверняка и ре­шительно. Вопросы эти сле­дующие... "
       Тщательно продуманные вопросы написаны не в днев­нике, а на отдельном листке более старательным почер­ком. Вот некоторые из них: "Сохраняют ли свою силу гарантии, данные мне еще Архангельской губчека в ре­зультате моего публичного отречения от своих прежних взглядов: 1) Право на жизнь и 2) Право на полное осво­бождение после взятия крас­ными войсками Архангельска?
       Гарантируется ли непри­косновенность и свобода всем, в результате моей работы добровольно перешедшим на эту сторону?
       ...После того, как мною бу­дут сделаны первые намечен­ные шаги, будет ли ослаблен режим моего заточения? Пере­вод меня, как активно высту­пающего на борьбу с врагами советской республики, на обыч­ный красноармейский паек, предоставление права расходо­вания личных денег, разреше­ние ежедневных прогулок, пользование книгами и т.п., т.к., по моему мнению, не в ин­тересах дела истощать меня".
       "На все эти вопросы, - за­канчивал Максим свою днев­никовую запись в тот день, ­- я хотел бы получить опреде­ленный ответ Особого отдела, как органа, за которым я зак­реплен".
       Увы, Максим Николаевич не дождался вразумительного ответа. Святая простота! Осо­бистов менее всего интересо­вала личная судьба арестан­та. Им были нужны секреты белогвардейской разведки. С этой целью начальник следственной части Особого отдела 6-й армии некий Ива­нов сразу же после доставки Ракитина в Вологду трижды беседовал с ним. В архиве хранится отчет об этих встречах. В них особист за­фиксировал то, что Ракитин "обходил молчанием, вернее, отделывался полным незна­нием по всем вопросам, ка­сающимся белогвардейской контрразведки... "
       Во всех трех отчетах го­ворится о том, что Ракитин требовал гарантии лично для себя и для тех его товари­щей, которые перейдут со­гласно его призывам на сто­рону советской власти. Ива­нов резюмировал однозначно: "гарантии ему уже были даны и что если он сочув­ствует советской власти, то не должен думать о том, что будут применять репрессии к тем, которые искренне раска­ялись в своих прежних по­ступках" .
       Примечателен общий вы­вод Иванова: из разговоров Ракитина, отметил он, "усмат­ривается стремление выиг­рать время и оттянуть окон­чательное решение по его делу".
       Армейские особисты, полу­чив от Ракитина все, что су­мели, передали подследствен­ного снова в руки губернской чека. Казалось бы, после­дняя сдержит свое слово. Тем более Север был уже осво­божден от интервентов и бе­логвардейцев. Однако не тут-то было. Началась жестокая месть советской власти по отношению к своим заблуд­шим сыновьям. В Архангельске и Вологде прокатилась волна расстрелов.
       Судьба Максима Ракити­на, несмотря на гарантии, была предопределена сразу же после того, как он попал в руки советских органов.
       В архиве сохранился текст телеграммы Ивана Булатова (в ЦК РКП(б). Руководитель коммунистов Шенкурского уезда сообщил в столицу о том, что соединенное заседа­ние губернского и уездного комитетов партии признали "совершенные Ракитиным преступления против Советс­кой власти... достаточными для применения к нему выс­шей меры наказания - рас­стрела".
       Столь же категоричным было заключение уполномо­ченного секретно-оперативно­го отдела Архангельской губ­чека некоего А. Блума. В этом полуграмотном документе Блум писал: "Ракитин при пер­вом допросе цель своей раз­ведки открыть отказался, счи­тая это нецелесообразным. Находясь в заключении в тюрьме и боясь за свою шку­ру, он стал давать показа­ния..., но пытался ускользнуть от заслуженного наказания, дабы вновь продолжить нано­сить тот же непоправимый вред Советской Республике своей шпионской и провока­ционной деятельностью..."
       Вывод Блума категоричен: "Гражданин Ракитин созна­тельный и злостный враг ра­бочему народу и может впредь вредить как таковой. А поэтому предлагаю выс­шую меру наказания по седь­мой категории: расстрелять".
       22 мая 1920 г. на заседании Архангельской губчека утвержден смертный приго­вор по делу Максима Нико­лаевича Ракитина. Ему инкриминировались "сознатель­ные активные контрреволю­ционные действия, шпионаж, принадлежность к партии правых эсеров, организация Шенкурского восстания, изда­ние противосоветских приказов, участие в военных опе­рациях против Советской вла­сти во время чайковщины и миллеровщины".
       Из "дела Ракитина" не видно, был ли на этом засе­дании обвиняемый. Нет сведе­ний и о том, где оборвалась жизнь бывшего учителя. Известно лишь, что в ночь с 24 на 25 мая 1920 года приговор по делу М. Ракитина был приведен в исполнение. В это время в Архангельском лагере принудительных работ находились три брата Максима Николаевича: Илья, Петр и Федор. Все они были приговорены к 1-2 годам принудительных работ. 1 июня 1920 года Илье удалось бежать из лагеря. Это послужило предлогом для пересмотра дела Петра. В августе ему был вынесен смертный приговор, приведенный в исполнение 18 сентября.
       Таким образом, к осени 1920 года семья Ракитиных была полностью разрушена. Первый удар по семье был нанесен еще осенью 1918 года, когда военными властями около села Ровдино был расстрелян Александр Николаевич, как брат руководителя контрреволюционного восстания. Затем погибли Максим и Петр. Илья после долгих мытарств оказался в Англии и закончил свою жизнь на чужбине. Младший сын Федор, тугоухий от рождения, отсидев год в лагере принудительных работ, прибыл домой. Былые "грехи" ему припомнили в 1937 году: "тройка" приговорила 44-летнего инвалида к заключению в лагерь на 10 лет. След его канул в небытие.
      

    * * *

       Короткую жизнь прожил Максим Ракитин - всего 27 лет. По меркам наших дней это был совсем молодой че­ловек, но в условиях револю­ционных потрясений люди та­кого возраста творили исто­рию, находились в центре со­бытий. Не случайно Ракитин был ровесником своих земля­ков: председателя губиспол­кома Степана Попова, председателя lПенкурского уездисполкома Ивана Богового, руководителя коммунистов уезда Ивана Булатова и многих дру­гих, оказавшихся по другую сторону баррикад.
       В наши дни мы более ос­новательно, чем раньше, заду­мываемся над судьбой Макси­ма Ракитина. Поведение его, как и тысяч его сверстников, отражало мучительный поиск истины и столь же мучитель­ное определение линии своего поведения. Понятно, как тру­ден был этот выбор, сколько людских трагедий разыгралось в то жестокое время.
       С высоты минувших лет люди новых поколений спо­собны более объективно понять причины метаний людей той поры, когда жил и дей­ствовал Максим Ракитин. ктами посмертной реаби­литации Родина-мать покая­лась перед своими, по сути дела, невинными сыновьями. Но жестокую казнь молодого и, безусловно, незаурядного человека, каким был Максим Ракитин, отменить, к сожале­нию, нельзя.

    * * *

       Почти 20 лет я искал фотоснимок Максима Ракитина. Подключение к этим поискам музейных и архивных работников, даже поездка в Верхопаденьгу - родину Максима Николаевича - не дали результатов. Удача настигла меня совершенно неожиданно. Один из читателей моих книг Николай Фокин сообщил по телефону о том, что у него есть фотография второго выпуска Архангельской учительской семинарии.
       Удивительный снимок большого формата (30х50 см) выполнен 28 мая 1912 года. Фамилии всех 32 студентов и педагогов подписаны внизу снимка типографским способом. Николай Зосимович оказался внучатым племянником Якова Фокина, сокурсника Максима Ракитина. Активный участник установления советской власти в Холмогорском уезде Фокин (на снимке 4-й справа в последнем ряду) был расстрелян белогвардейцами в 1919 году. А в одном ряду с ним (второй слева) стоит - 19-летний выпускник семинарии Максим Ракитин, которого постигла иная судьба... Этот снимок был опубликован мной в архангельских газетах, а портрет М. Ракитина в моей книге "На изломе истории" (Архангельск. 2007 год)...
       "Дело Максима Ракитина" ждало своего часа долго - более се­мидесяти лет. В июле 1992 года прокурор Архангельской области А.В. Пушкин утвердил по нему такое заключение: "На Максима Николаевича Ракитина распространяются ст. 3, 5 Закона РСФСР от 18 октября 1991 года "О реабилитации жертв политических репрессий". В нем также отмечалось, что М.Н. Ракитин осужден "внесудебным органом сугубо по политическим мотивам и подверг­нут уголовной репрессии как человек, выступавший против Советс­кой власти в период гражданской войны ".

    * * *

      
      
      
       Архив Регионального управления федеральной службы безопасности по Архангельской области (Архив РУФСБРФ по Архангельской области).Следственное дело М. Ракитина. АСД. 1196. Л. 11.
       Там же. Л. 13-14.
       Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф.6. Оп. 19. Д. 162. Л.103-104.
       "На борьбу". - 1919 - 29 ноября.
       Следственное дело М. Ракитина. Л. 122.
       Там же. Л. 35.
       Там же. Л. 209,209об, 210.
      
      

  • Комментарии: 20, последний от 11/01/2023.
  • © Copyright Овсянкин Е.И. (oei@atknet.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 37k. Статистика.
  • Статья: История
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.