Панченко Юрий Васильевич
Вишнёвый сад

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 14/11/2009.
  • © Copyright Панченко Юрий Васильевич (panproza5@mail.ru)
  • Размещен: 24/06/2008, изменен: 17/02/2009. 48k. Статистика.
  • Статья: Проза
  • Альбом художника
  •  Ваша оценка:


      -- ВИШНЕВЫЙ САД
      

    1

       Еще не открывая глаз, Вера вспомнила ощущение успокоенности, всегда идущее от незанятости, от свободы той единственной, где свободам состояние не называется, а в ощущении есть, - я одна, и мне хорошо, подумала сочная телом, здоровьем и возрастом девушка. Она вспомнила, слишком тепло укрылась ночью и под утро почувствовала - вспотело между лопаток. Глубже, за ощущением вспомнившимся, подтянулось, проявилось из сна, уже начинающего забываться: кто-то с лицом белым и непонятным, мутным показом глаз, бровей, носа и губ держит широко разнесенные ее ноги, приноравливаясь откуда-то снизу, полуопрокинутый на спину и полусидящий, и, к ее удивлению нахальством без ее разрешения вталкивает под вздувшийся тонкой кожей бугор стыда то, обычно скрытое на теле мужском. Я с желанием ждала от него нахальства, я с любопытством, восхищением и торопливостью смотрела сверху на заталкиваемый, а если снится... не зря? - посмотрела Вера в чистый потолок дачной спальни. - Людям во сне сознание скрытое подсказывает настоящие желания, чего могут, чего должны делать... Тогда почему во сне я видела под своим животом чужого цвета и редкие волосы, проросшие на ноготок? У меня не такие и я не сбриваю, кроме как в подмышках...
       Живя одной, ей нравилось не разговаривать с собою вслух, не петь, не бегать, не делать торопливых движений, и появлялось ощущение покоя, легкого, она как лежала в большой копне пахучей травы, - не мяло и не давило, не толкало и не тянуло. Такой отпуск себя от самой, такой отдых нравился.
       Вера голой вышла на остекленную и зашторенную веранду, почистив зубы в душевой. Взяла с натянутого шнура малиновые плавки и лифчик, натянула тугое, положила на плечо толстое полотенце и через вишневый сад, закрывающий дачу от остального пространства, босиком отправилась купаться в пруду. Медленно ступая, она ловила упругость влажноватой утренней земли луга, наступала на стебли высокой травы как и вчера узнавала ступнями подпружиненность старых пожелтевших иголок на бугре под соснами, - земля принимала наставляемые ноги и подпружинивала мягко-мягко, помогая идти. Тут неприятным вспоминался тупо-ограничительный асфальт города.
       Не оглядываясь положив полотенце на кусты, так же медленно, прямотело девушка вошла в воду пруда, холодного с утра, чистого, облитого блещущем на шевелениях воды солнцем, - плыла, нюхая воду, пахнущую дном, осокой, береговым сосновым лесом, - плыла, отпуская от себя жаркий ночной пот, вязкость поверх кожи, начиная ощущать себя чистой и звонкой от холодной бодрости зелено-черной прозрачной перед глазами воды. Выбредя на берег, подобрала полотенце и ей показалось, - шла, шла, попался пруд, прошла сквозь него, как сейчас проходила через начинающий пахнуть дневным горячим солнцем воздух луга...
       С дачных участков начали слышаться голоса, музыка, сверкала бриллиантиками вода из задранных шлангов для полива, - Вера заперла входную дверь в свой дом, открыла форточки, сняла полумокрое пляжное, наконец вытерла себя всю толстым полотенцем, выпила стакан настоящего деревенского молока. Хорошо было ничего не делать, не напрягать себя. Не одеваясь, с распущенными длинными волосами она походила по комнатам дачи, нашла книгу нужную и легла читать.
      

    2

       Тургеневские страницы выводили из головы всякую современную муть, накопленную во вчерашнем дне из нескольких газет, радио, телевизора, и в настроении становилось чисто, как на теле после плавания в пруде на опушке леса. Какого министра принял президент Ельцин, со значительнейшим видом сказав министру банальнейшие и скучные по пустоте слова, - за какую сумму долларов очередной убийца застрелил очередного директора банка, - исповедальные самооправдания, типовые, типовой проститутки, - мандариновые почему-то кожей по отлично работающему телевизору плейбоевские стандартные тетеньки, одинаковые надутыми грудями и накаченными на тренажерах задами, - тупые лица их партнеров, госдумовские зевания, читания газет на заседаниях, выкрики с места разоблачающего кого-то Жириновского, выяснения журналистов, ел ли советский пилот человеческое мясо в гостях у африканского людоеда, - уверения женщины, за автомобиль отданной мужем трем пожелавшим ее на ночь, что за квартиру она и муж согласились бы отдать ее сразу пятерым сразу на неделю, и пускай снова впихивают соленый огурец в нее где захотят и куда, - списки воровства, грабежей, изнасилований, угнанных автомобилей, - весь вечер Вера читала газеты, изданные в России, в журналистике соревнующиеся сообщениями самыми страшными, гнусными, растлевающими вседозволенностью, слушала радио и включала минут на пять телевизор, сразу убирая звук на рекламах пасты для зубов, тампексов с подробные схематичными показами вводов и выводов из половой принадлежности, прокладок для промежности со следствием - постоянной жизнерадостностью, жевательной резинки, "я сплю и во сне вижу тефлоновую сковородку, мечтаю о ней в офисе и на отдыхе с друзьями," французского мыла, американского стирального порошка и остальной разной дряни - осталось ощущение бултыхания в вонючем болоте, под ногами резко занизившим прочную опору и тем не пуская выскочить и отдышаться.
       Наверное лет шесть тянулась такая гниловатая полоса рядом, только попробуй развернуть газету, включить телевизор, - любопытная в самом начальном появлении и быстро отвращающая даже косноязычными дикторами, слова выговаривать не умеющими, ежедневными их "бэээ, мэээ", ошибками в ударениях... Наверное несколько лет, весен и осеней Вера наблюдала разнотравье, вдыхала с желанием запахи цветущего цикория и сурепки, втягивала в себя глазами и ноздрями ярко-зеленые, зеленые до черноты тяжелой в июле, бронзовеющие, красно-желтые красивые леса вокруг дачи, и природа красотой жила в одну сторону, волнующую новоявленностью при сменности времен года, - люди жили совсем в сторону противоположную, как наконец-то найдя и обрадовавшись, - гнусное, отвратительное делать можно и всему народу повествовать надо о сделанном просто всенепременно.
       А тургеневские страницы сильной струёй расталкивали муть к неощутимым в душе краям, - тем, повествованием современных бредятинок, будто кто-то делал тычок палкой в ручей, перебаламучивая сверху донизу, - русская образцовая литература резко промывала до прозрачности и ставила душу куда-то, куда нужно без молитв спекулянтов-попов и лжеисцелителей, "снимающих порчу."
       Вера догадливо вывела: в американских фильмах к психиатрам пошатнувшиеся идут как раз потому, - нет у них классической литературы с качествами нашей, русской. Вспомнила симфонический роман Томаса Вульфа "Домой возврата нет," а дальше? Самонаправленность Хемингуэя, объясняющего мир созданным для него одного? "Мне было хорошо, нам было хорошо в значении мне, мне вино очень понравилось, мне стало хорошо, мне-мне..."
       Воздух лесов вокруг дач, от сосняков здешних ощущаемый особенно редким и легким, прогревался солнцем до сухости, в самой даче теперь становилось жарко. Девушка выпила настоящее молоко, принесенное из близкой деревни, надела купальник, положила на плечо толстое мохнатое полотенце и, положив ключ дверной под камешек у забора, пошла к пруду.
      

    3

       Равномерно и медленно, по природе своей выгнув высокую узкую спину и выставляя ступни носками наружу, балетно ступала по колючкам сухой земли, камешкам дороги, траве, сосновым сухим прошлогодним иглам Вера, пробуя поменьше сворачивать и сторону пруда угадывать привычно, по влажному запаху.
       Навалившись ста с лишним килограммами собственности телесной, на заборе голубенькой дачи повис грудью и голыми обвислыми плечами пожилой Павел Сергеевич, сюда подошедший сразу за проходом девушки. Солнце подробно освещало отдаляющуюся крепкость женского изящного тела, Павла Сергеевича особенно злило наблюдение за широковато-длинноватыми ягодицами, горизонтально, по одной черте на каждом шаге двигающихся вправо-влево, вправо-влево. И две треугольные ямочки над ягодицами ему сильно не нравились, бывшие как на музейных скульптурах. Я бы ее ремнем, я бы плеточкой ее вжик-вжик, желал Павел Сергеевич, по правой по левой, повыше и пониже, а не надевай купальные трусы сильно узкие позади, а не хоти, чтобы на тебя все посторонние смотрели. Вот гадина, вот та самая, как матерщинным словом правильно называют! Ходит, узкой талией хвалится! Вся высокая, вся задастая, ых, ых... Я вот женился когда в двадцать два, как положено, после армии и приобретения специальности в качестве заведующего сектором-подотделом, тоже жена тоненькая была. Откуда на шифоньер стала похожей, заквадратилась? Над грядкой раскорячится задом кверху, смотреть не хочу, знать бы не знал, да куда ее денешь? Варит супы вкусные, и второе тоже, на каждый обед. Квартиру большую имеем, машину "Волгу," и вторую черного цвета, дача ухо- жена, пенсия есть и льготы положенные, а сколько стоит любовница эта? Ну, эта соседка, когда бы подкупить в любовницы ее? Эх, эх жили... Ни секса тебе за всю жизнь, ни голой девки по телевизору раньше не видели! В кино раньше поцелуются, музыка сладенькая заиграет, понятно, любовь значит, А секс где был? По телевизору только на пенсии узнали, оказывается - и при свете чем надо с женой заниматься можно запросто, а мы? Всю жизнь в темноте под одеялом, где было красивое тело бабское увидеть? Как что в партком доведу до сведения, тебе и весь разговор, где если по пьянке кого в углу зажмёшь. На тебе на всё что хочешь разрешение сейчас, без парткома, да что толку-то? Поздно, внуки растут. Жена в бочку превратилась, сам фиг умеешь по-теперешнему с ней, как профессора в газетке "Спид" подучивают ждать, соски бы на грудях партнерши затвердели, переходи тогда ко второму параграфу до отвала... И вот жить бы спокойно, в стороне без напоминаний, а эта ходит, а эта ходит, носом тычет, гляди на меня, я не стесняюсь по дачному поселку без халата разгуливать! Я из спортивных штанов не вылазию, так чего она? Гады, кратию свою поразвели, эту, демо. Вот закончу сочинять свои мемуары про пятьдесят, точнее про сорок семь лет труда на светлом пути, про мои моральные установки, поглядим тогда, все увидите, чего к чему и правильно как надо, увидите еще, гады...
       Мемуары я вам напишу - дааа, узнаете, жить как положено. Кабинет опишу узнавательно, с дубовыми панелями на стенах, с семью телефонами и внутреннему в придачу, в кабинет самый главный напрямую. И моральным устоям всех вас научу как следует, чтоб все запомнили, в спортивных штанах на дачах гулять положено и не злить пожилых людей сексуальными, как теперь по телевизору называют, телами. И нечего туда-сюда по дороге шляться, на даче по инструкции поощрительно положено гряды выпалывать и поливать, наращивать объемы выращиваемой продукции, дорогие товарищ!..
      

    4

       Набирая от солнечного воздуха, от теплой земли открытым телом и босыми ступнями природную успокоенность, Вера подходила к низкому яркому, мягкому берегу пруда, обнятого с обратной стороны золотистым сосняком. По боковой коровьей тропе вышла из-за кустов и заспешила за отпущенным на волю псом девушка, блескучая большими клипсами, золотой цепочкой вокруг короткой шеи, в лесу зачем-то одетая как на многолюдный праздник, торжественно и дорого. Кобель совался мордой в траву, растопырил высокие передние лапы над коричневатой дождевой лужей и захлебал мутное, отражающее его самого и небо. Губы девушки напряглись в сжатый голубиный клювик, оттянулись с ушам и на фоне расцветающей прелестности цветов шиповника она горласто, как на. скотном дворе, выбросила из своего естества длинную матерщинную струю, не понимаемую животным, продолжающим пить зобраную с неба воду. Вздернутая за ошейник, домашняя собака умно возмутилась черными глазами, понимая, - рычать и лаять на хозяйку не надо. Продолжающейся матерщины она не понимала и дальше, а Вера пожалела, - нет на людях такой кнопки, как на радио, отключающей звук. Оставалось пропускать мимо себя...
       Мир стоял какой есть. Бренчали на гитаре в компании пятнадцатилеток. Тряся мокрыми грудями и улыбаясь маргариново переступлению за стыд, из воды выходила к компании их сообщница, вертикально вертясь телом, показывая себе и всем, как она умеет быть желаемой сейчас такою, современной. Легла на траву, головой на бедра парня, найдя вместо лифчика жадные его руки. Другой опрокинул на себя другую, ощупывал и громко сравнивал женское скрытое с женским увиденным открытым..
       Оставляя их в стороне и позади, Вера поплыла по чистой воде, Упругая лесная вода забирала в себя и жар с тела, и недовольства от матерщины рядом с бордовыми полурозами шиповника. Природа не пропускала в себя ненужное, без называемых цен и требований платы наделяя незаметно как легким, хорошим впечатлением радости от присутствия в ней...
       Встретив песочную горячую лужайку между сосен над обрывом дальнего берега, Вера, прикрыв глаза ставшими оранжево-яркими на просвет веками, подняла лицо и обе руки, втягиваясь телом в солнечную облитость. Изнутри подходила музыка, медленная, волноприливная, что-то виолончельное. Так хотелось и быть, и оставаться постоянно одинаковой с травой, цветами, деревьями, высокими кипевшими белизной облаками, не отделяясь от природы стенами дачи, дорогами, городом...
       Загорала, и животно почувствовала близко чужих. Посмотрела в сторону. Под красно-золотыми соснами, ровными стволами высоко оголенными, свободными от сучков и ветвей, умещенных зелеными зонтами наверху, беседуя, неспешно подходили мужчина и женщина, светлые, появившиеся в жизни лет двадцать назад, и загоревшие светлыми загарами ровно и полностью. Самым первым переводом глаз Вера невольно увидела редкое, к чему женское в ней примагнитило, - висящее под бурой сухой перепутаностью волос толстой загорелой выгнутостью с тяжелым закруглением внизу. И светлая напарница находилась рядом прилажено, не нервничая и не прижимаясь к голому противоположному телу, выбирая места для ступания между колкими сосновыми шишками и при движении мягко вздрагивая грудями, обнаженностью показывая себя без следов от лифчика и трусиков. Магнитно перетянулся взгляд снова на спутника лесной свободницы, и Вера забоялась, что может покраснеть и чего-то для них испортить.
       - А вот вы напрасно себя так мало любите, - настойчивым и для начала осторожным голосом проповедницы укорила, пожалела обнаженная Веру. - Вы тоже способны отринуть смешное стеснение и любой точкой тела впитывать в себя воздушную и солнечную энергетику, идущую к нам из самого космического пространства. Вы понимаете, чужеродная ткань на теле не позволяет полноценно набираться энергетике вашей кожи. В солнце - здоровье. У вас красивое молодое тело, берегите и любите себя, пожалейте его, откройте полностью прямому внешнему влиянию природных невидимых токов и обнажитесь, мы договорились пригласить вас в наше маленькое сообщество.
       - Я привыкла так загорать.
       - Мы понимаем, вы стесняетесь открыть новое в своей жизни. Знаете, люди так заморочены... Условности, дикие условности, а хотят люди себя показывать, вы замечали? На пупки колечки вешают, женщины юбки носят с разрезами чуть не до пояса, татуировками стараются выделиться из толпы. Ах, я не о том сейчас! Обнажитесь, похоже на нырок в холодную воду, раз - и все, и из воды назад не хочется, а прыгать было страшно. Знаете, да? Мы хотим вам подарить приобщение с непознанному ощущению, - дотронулась доверительно до руки Веры.
       - После одетым загорать странно, - добавил молодой напарник.
       - Сейчас так много разных учений, - досадливо сказала Вера. - И мистика Блавацкой, и священники с побирушничеством, и то босиком то снегу ходи, то голодай, камни на ночь в изголовье клади...
       - А удивляться на что? Вы свободны, выбирайте подходящее, - смела она пальцем со своей груди комара. - Нам не стоит удерживать себя в границах ложных закрепощений. Я вас познакомлю. Николай. Меня зовут Ларисой. А вы? Вера? Чудесное, редкое имя в нашем городе. Вам помочь стать одинаковой с нами?
       Вера прямо посмотрела на напомнившего ей рисунки с древнегреческих ваз и попробовала защититься:
       - Николай не потеряет границы? Имею ввиду... сексуально?
       - Нет, мы приглашаем одинаково солнцем наслаждаться. Разве, отметим, нечем ему возбуждаться? - омывшись улыбкой приветливо и гордо изогнулась Лариса крепкими грудями вперед. И часть купальника Веры зависла на шиповнике, снятая не ею.
       Вере стало внутри холодно и сжато, как перед... в самом деле, как... она запуталась в ненайденных словах случившейся полусогласной неожиданностью, неподготовленностью для себя, видела только знаком успокаивающим, он и внимания не показывает, на облака глядит. Омут не омут, непонятное и затягивает желанием неизвестное то ли узнать, то ли поостеречься...
       - Почему-то... почему-то разное, разное в жизни происходит, - произнесла Вера полузвучно, как без слов, как сама себе... - И происходит на одной земле...
       - Я тебя люблю, - с обидой сказала женщина в автомобиле лобастому, остриженному налысо сидевшему за рулем, там, где Вера подходила к пруду немного раньше. Женщина обхватила толстую шею остриженного кругами рук и поцеловала в губы. Остриженный вывалился волосатыми ногами на траву и сплюнул.
       Да? После поцелуя сплюнуть так же потребно, как побыть в туалете на унитазе?
       Вера вспомнила, обдумывая, и отчеркнула достаточно: там, в такой жизни, меня нет. Могу и я завернуть неведомую самой рукодель, но чтобы ко мне относились проходимо... после самого жертвенного, поцелуя доказательного?
       А она, та женщина из автомобиля, придурошного знака самовозвышения, знала отдельность мою, поняла молнепролетно: я проходила, и сбоку висели впяленные глаза...
       Глаза ненавидящей другое, что разное, что отделено, чего не сорвать листком с дерева, руку подняв лениво, между прочим...
       - Вы беспощадная, вы насильно относитесь к себе, и зря, и зря, - уверяла Лариса, кажется, больше загнув длинные густые ресницы. - Загорание обнаженной придаст, подарит вам, молодой, яркой девушке, настоящую живительную силу, станьте язычницей, берите полноту из летнего дня обеими горстями, полноту бытия нашего, земного! Ходить по безлюдному берегу в одежде, залавливая натуральное и природное желание естества глупостью жестяной морали, придуманной лжецами, останавливая запретами для дурочек... А вы знаете, мораль выдумали лжецы и она оказалась удобной для дурочек тем, чтобы от красивых женщин отваживать мужчин? Не способные увлечь за собой запомнили правила, намеченные в их пользу, а вы знаете? Вы не стойте зажато. Вы подойдите к меди сосны, та медь живая... Прижмитесь к стволу пятками, через минуты две-три ягодицами, подождите, затем всей спиной, затылком, и руки разместите на живом стволе дерева. Стойте молча, прислушайтесь к душе и узнаете переливание в ваше тело целебной силы, собранной деревом солнечной энергетики, насыщающей ваше тело запасами бодрости наперед, с достатком на долгую зиму. Сначала давайте-ка уберем постороннее, в медицине стесняться не нужно, Вера, а предложенное мной из медицины языческой, к примеру, наподобие хождения босиком по камешкам...
       Вера дослушивала настойчивость слов а соскользнула в безразличие, - смотрят не смотрят, мужчина не мужчина близко, голый, оживший дискометатель с древнегреческого блюда, - прошла свободно по воздуху свободному и встала на самом деле к сосне, попробовать.
      

    5

       Почему люди принимают одиночество тяжелым, ищут возможность от него избавиться? Для меня всегда грустнее, или печальнее, или страшнее соприкосновения с людьми, вынужденные разговоры с ними, езда в затопленных толкучками автобусах, терпение случайных для меня в делах. Мне нравится одной, как вот сейчас, и как третью неделю проживания на даче, - понимала Вера, прикрыв глаза настолько, что расплывчато видела присевших впереди на высоком берегу пруда Николая и Ларису. - Может они муж и жена? Может любовники? Не начинай придумывать, смотри как есть. Муж и жена... мне было бы сказано предлогом для ненужности их взаимного стеснения, но тогда это их порядок поведения, а мне на что? Да ни на что. Мне забавно попробовав ощущение другое, беспоследственное. Мне немного не понравилось настойчивое впихивание Ларисой своих убеждений... Повторяется одно и то же: церковники, сектанты надоедают зазывами, стараясь убедить, делай как я и плати мне десятую долю заработанного, и пожилые приучают - делай как я, и подруги в компании, привыкшие к сигаретам, кури тоже, а то ты... и отвращающее от отдыха перед ним телевидение внушает один шаблон на всех, от пасты для мытья унитаза до думай так, и так только, как мы тебе наврали... И чем бессовестнее шаблоны, промолачивающие в одноразмерный песочек... в сторону и подальше, в одиночество, в свое, как хочу я. Напоминать себе собственными укорами: делай, как хочешь, как умеешь единственно ты одна, в стороне от одинаковых зубных паст, колготок, вкусов растворимого кофе и вариантов поступков, делай... я делаю и сейчас, что хочу.
       Зачем? Затем, что прилажено ко нраву своему.
       А они, Лариса и Николай? Они остерегаются моего стеснения, могущего возвратиться? Да пускай они оборачиваются, они - пускай подходят. Загорать голенькой одной... а загорать при чужих, на самом деле смешно радуясь: уродства во мне нет, стесняться нечего, и такая странная, напоминающая свободу раннего детства радость сейчастная, - чего-то было запрещено кем-то, неизвестно, правильно ли, и оно переступлено, а дальше - нервно-весело, забавно, дальше не обидно и не раздражает ничем, и опасать себя не от чего...
       - Мы спорим сейчас о вас, - покачивая фиолетовым, колокольчатым сорванным на береге цветком, подошла Лариса. - Николай говорит, вы занимаетесь спортивным плаванием или художественной гимнастикой, и аргументирует... у вас узкие бедра, распашистые плечи. Признайтесь, занимаетесь?
       - Я на спорт никогда не обращала внимания, выросла и стала такою.
       - Он мне проспорил, - довольно осветилась улыбкой Лариса. - Слышишь? Ты мне проспорил! Она не мучила себя на тренировках и тренажерах!
       Николай сдавальчески поднял руки, подходя. На противоположной стороне пруда протяжно замычала корова, перебиваемая нетерпеливые сигналами автомобиля. Вера стояла, почему-то не чувствуя тяжести своей, вливаясь в желтую разлитость солнечного света.
       - Чем же вы занимаетесь, когда не отдыхаете? - может быть для общего разговора спросил Николай.
       - Я пишу исследование о взаимоотношениях Александра Блока и дочери Менделеева, его жены и больше, чем бытовой жены.
       - Как? Когда другие вертятся в спекуляции и строят особняки?
       - Пускай. Так хотят другие. Мне неинтересно тратиться на напрасное.
      
       6
       В прежней жизни Вера вырастала в деревне. Весной со своими родными сажала картошку, угадывая, чтобы бросить картофелину под лопату отца и попасть, летом пасла коз, пригоняла из общего стада корову с теленком. В пятнадцать лет она впервые увидела настоящий поезд в городе, и спрашивала, как люди сидят в вагонах, когда ее взяли на свадьбу дочери троюродной маминой сестры. Позже она училась в университете, и от деревни отошла незаметно, само по себе получилось. Оставили на работе в городе, дали новую квартиру в новом высоком доме, на девятом этаже. Особенно нравилось - птицы мимо окна часто пролетали, спархивая с крыши.
       Деревенское детство запомнилось неожиданной памяткой: стужа зимы, нельзя не в пойти в уборную, а уборная - дощатая будка в конце огорода, и мороз всякий раз властным плотным обливом прижигает голое, не спрашивая показывает себя, почти различимый в белом воздухе. У себя в квартире Вера удивлялась ненужности напряжений, собирания себя в натянутую струну: паркетный теплый лакированный пол, тишина в отделенности от соседей, заманивающий в уют - книгу открыть на той самой, неначатой странице и с ногами на диван - розовый свет подаренного на новоселье торшера...
       Прижаться к городу ей помогло... диплом с отличием и случившееся как раз очередное решение руководящей партии выдвинуть молодежь в кадровые, навсюжизненые начальники. Тогда Вера на работу приходила в новый кабинет нового здания начальников области, в обком комсомола, исчезнувший после августа девяносто первого гола, и всеми знакомыми воспринималась как обязательно уважаемая по значению места работы. И как-то на первой неделе декабря висел на фоне деревьев крупный, как вырезанный из пушистой бумаги романтический снег, увлекающий в лирическую безоглядность и незащищаемость, - она второй день ходила и ездила по городу с проверяющим из Москвы, комсомольским цэковским начальником, повторяла, слушая постоянные разъяснения о замечательном для всей страны будущем, “какой вы славный, весь оптимистичный и целеустремлённый!”
       В её однокомнатной квартире в вечерний снегопад романтический пили романтически, по настроению, дозволенное обкомовскими порядками сухое вино, слабое, - она слушала: способным, соображающим для карьеры все варианты открыты, важно полностью, всесторонне узнать друг друга для взаимной помощи в светлом завтра и навсегда, а он скоро перейдёт на должность в известное всему миру министерство иностранных дел, начнёт ездить в столицы за все заграницы, а рядом нужен сотрудник свой, на полном доверии, - багрянилось в глазах от замечательных перспектив и желаний быстрее лучшую сторону жизни для всей страны придвинуть, воплотить в отсутствие нехватки квартир, мебели, посуды, одежды не скучной, - он без просьбы и согласия взял её за груди, щупая, вытягивая телом на себя начал расстёгивать, срывать, задирать к широкому кожаному поясу зажимаемую сдавленными ногами юбку, успевая - “увидишь и сразу захочешь”, - откидывать брюки, и что под ними от себя, - хитрая податливость, увёртливость деревенская выручили и Вера - “приманчивая ты, талия намного уже бёдер, сразу возбуждаешь бросаться на тебя”, - спаслась от изнасилования, отделившись узнанной подлинностью от проповедника завтрашнего счастья для всех. В милицию не позвонила, забывала отвратительное долго. Года через три его случайно увидела в телевизионной криминальной хронике: показывали молодого московского директора-финансиста, перед зеркальными дверями фирмы застреленного среди простого дня.
      
       7
       Уважаемый товарищ губернатор! Извещаю вас для применения закона по всей строгости о форменном безобразии, происходящем на вверенной вам территории, уважаемый Павел Сергеевич, Именно так ко мне согласно занимаемой мною должности обращались товарищи все двадцать с лишним лет моей успешной руководящей работы, по доверию родной коммунистической партии производимой мной в здании областного комитета, временно занимаемом вами и вашей временной администрацией. Как политически устойчивый коммунист вы должны понимать то, в чем и я глубоко уверен: власть демократов-гадов вот-вот закончится и вы, согласно историческому назначению, значит временно губернатор, а по-настоящему - секретарь обкома. Так как вы выдвинулись на последние выборы под лозунгом борьбы с нынешним демократическим гадским режимом и числитесь в красных, обращаюсь к вам по-нашенски, товарищ. Думается, с привычным согласитесь.
       Вот какая беда заставила обратиться к вам, тоже испытанному борцу за всестороннюю справедливость. Мало того, что флаг государственный красный, пропитанный кровью борцов за счастье народа, замени ли на полосатый, чужестранный и капиталистический, что улицы в городе переименовали на никому неизвестные исторические названия, еще и работать при воровском московском правительстве некоторые граждане-господа не хотят, разучились. А заставлять работать, скажу свое партийное мнение, надо! Даже силком заставлять приспешников гадов-демократов! Кто не согласен с моим мнением - их надо ликвидировать.
       Вот посмотрите сами, чего происходит, и рассудите. Я в течении двадцати четырех лет на законных основаниях имею дачный участок сельскохозяйственного назначения. После своего рассуждения, забыл вам сообщить сразу, примите соответствующие меры. Так что довожу до сведения, что происходит. Я в течении восемнадцати лет на законных основаниях имею дачный - перепутал, в течении двадцати четырех лет и трех месяцев, прошу прощения, - участок в размере шестнадцати соток. Каждые десять квадратных сантиметров мною любовно ухожены и засажены различными будущими продуктами сельского хозяйства, а именно: луком, редисом, фасолью, репой, морковью, свеклой, бобами, сельдереем, петрушкой, на узкой грядке тоже луком другого сорта, картофелем, укропом, смородиной, хреном, крыжовником, мятой, малиной, гладиолусом, чесноком, астрами, забыл назвать сразу, снова хреном в другом углу, горохом, и другими продуктами стратегического и повседневного питания и эстетического наслаждения, а так же на той же площади выкармливаю коз, курочек-несушек, поросенка и кроликов на мясо и шапки из их шкур. Я и жена, вместе находясь на пенсии, с утра до ночи стоим кверху задницами, сказать по-правде, трудимся, выращивая урожай и животных для еды, В то же время рядом, на глазах у нас, буквально через две дачи проживает некая особа, молодая и несоответственно ленивая, отлынивающая от общественно-полезного труда на протяжении полного дачного сезона. Она и муж приобрели дачный участок и устроили на нем форменный срам. Дом построен в два этажа. Требуется проверить, на какие средства. Кроме того, спрашивается, в два этажа кто построить разрешил? Кому выдана взятка в виде денег большой суммы? Требуется наказать разрешителя и второй этаж ликвидировать. Гряды и площади для посадки сельхозпродуктов выровняли, засеяли густой травой мягкой, как на стадионах бывает для футболистов, сажают вишневые деревья, березы, сами не работают. В прошлый год козы объели почти все вишневые деревья, а они привезли откуда-то деревца сразу высокие, сажают заново вишневый сад себе на любование а нам на злость. На траву ставят раскладные кресла и сидят, видите ли, книжки читают, сколько хотят. Требуется спросить, кто им позволил высаживать вишневый сад? Кто им позволил не выращивать продукцию сельского хозяйства? Почему рядом с нами живут тунеядцы-бездельники, насаживают вишневые деревья, не смотря на протест в виде съедания веток козами? Требую спросить по всей строгости закона, заставить их трудиться силой до седьмого пота, а в случае несогласия их - ликвидировать на дачной местности вредные влияния.
      
       8
       Прыщавое рыло, выгнутое, изуродованное хамским спецэффектом хамского режиссера, проорало с телеэкрана: - "Велика Россия, а отступать некуда: я иду в американский салун! И ты идешь в американский салун прямо сейчас!" - добавило рыло сбоку от себя толстый палец тычком на зрителя.
       - Мозги его отравлены, - пожалела Вера и, убрав звук совсем, дистанционно залистала каналы. Глупые богатые бездельники из Санта-Барбары обговаривали глупые запутанности, приятно шевеля ртами и не произнося ни звука. Американец в ковбойской шляпе присел за капот широкого лимузина и направил на кого-то пистолет, удерживаемый, наверное от слабосилия, двумя руками. Лопоухий, длинноротый журналист московский чего-то заливал, а сидящие рядами напротив его дружно хлопали. Кобзон, народный официальный артист, вытаскивал из мешка бочонки лото. Плейбоевский мужчина выбритыми щеками гладил живот плейбоевской изогнутой телом женщины, а она лицом изображала оргазм. Расставив ножницами худые ноги, раскачивалась какая-то неизвестная фамилией и голосом певица лет девятнадцати, выпячивая на камеру полуголые грудки и водя перед губами микрофон, напоминающий ритуальный фаллос из индийского храма. Квадратным жирным лицом на фоне красивой иконы шевелил выпяченными губами поп. Две лесбиянки, сидя зеркально и профильно, взаимно гладили шеи и груди. По шрифту внизу экрана домохозяйка Татьяна Поспелова повествовала миру, какой фирмы прокладки она помещает в свои трусы. Чилийские фашисты прикладами ломали позвоночники чилийским социалистам. Кошка глотала еду. Палестинцы взрывали еврейских поселенцев. Толстозадые попы подавали главному толстолицему попу шапку, похожую на царскую корону.
       Мусор человеческой жизни опротивел минуты за две, Вера снова порадовалась, что кнопка всегда во власти ее и вся эта погань, придуманная для отнимания у людей денег, хорошего настроения, желания занять себя настоящим, исключаема.
       В сереющем заоконном вечере белели вишневые деревья сада.
       - А давай-ка избавимся от грядочной ботаники и устроим для души раздолье, - сказал муж ее после приобретения дачи от прежних хозяев. - Мне нравится дача местом отдыха, но не местом очередной работы. Пусть земледелием занимаются крестьяне, так - правильно.
       - Мы посадим, извини меня за просьбу трудовую, вишни. Будет вишневый сад. Я мечтала с ранней юности, потому что прочитала тогда у Чехова и не понравилось разрушение, их оскуднение.
       - Да. На вишнях мы не разбогатеем в рублях и валюте, а для исполнения твоей мечты, душ... особенно когда во всей России развал, распад и воровство от Кремля до последнего колхозника... Да, поставить свои паруса поперек унылым настроениям и начать возрождение здесь, цепочку ту возродить, от Чехова оборванную разными кошмарами революций-коллективизаций-приватизаций...
       Первые деревья вкапывались саженцами. Погибли. Вторые муж где-то нашел более окрепшими, привез в корзинах с землей на корнях. Вишни в прошедшую весну зацвели.
       - Смотри, сразу несколько чистых, воздушных белых невест, - заметила мужу Вера.
       - Одна из них - ты.
       - Мне они на самом деле напоминают о дне нашей свадьбы. Я так, в белом легком платье, начинала настоящую жизнь с тобой, новую навсегда...
       - Дуростью занялись, - очень грубо сказал один из бывших приятелей мужа. - Инфляция, зарплаты по полгода не выплачивают, цены поднялись за пять лет в десять, в пятнадцать тысяч раз на продукты. Люди самовольно картошку сажают на любом куске земли, даже в городе под окнами первых этажей. С такого участка кормиться можно целой роте!
       - Духовное вроде бы выше желудка, - как думая не вслух, негромко утвердил муж.
       - Духовное, хочешь сказать, это когда в церковь ходят? Религия, значит?
       - Я сказал... Духовное, это то, что вроде бы выше желудка. Что нужно душе.
       - Без вроде бы, - поправила мужа Вера,
       - Да, ты сказала точнее, - сразу согласился муж,
       - Не пойму... Я вторую иностранную машину куплю скоро, особняк за городом достраиваю, а вам - духовное. Чего из него делать можно?
       - Осмысленное течение жизни. Творчество.
       - А из творчества?
       - В творчестве спрятан смысл.
       - Ты бы мне сказал, где валюта одной задолжавшей фирмы спрятана, вот где смысл, а то говоришь про непонятное.
       - Я говорю... - муж замолчал, разуверившись.
       - Он вам истину сказал. Ну, как дважды два - четыре, - объяснила за мужа Вера.
      
       9
       Вера, наполненная дачным одиночеством, лесной тишиной, отстоенностью, почувствовала сейчасную нужность хорошего-хорошего. Праздника. Радости.
       Она легко опустила куда-то в постороннее спущенный с плеч халат, походила в светлоте летнего вечера, вспоминая, что не так далеко, в Петербурге, тоже теперь белые ночи, поднялась на второй этаж дачи, так, в задумчивости и неодетой, едва не оказалась на балконе, от дверок его и увидела... и увидела, неожиданно здесь, почему-то оказавшееся здесь концертное светло-сиреневое длинное, до пола, платье. Концертное, называл муж, потому что ему нравилось что в таком, напоминающим век девятнадцатый, она приходила с ним на концерты или встречала им уважаемых гостей.
       Вера вдвинула руки в лебединые широкие рукава, облив себя тонким прилегающим шелком, встала на высокие каблуки туфель, поправляя прическу перед тусклой загадочностью близкой ночи, начинающей смотреть сквозь блески оконного стекла. А за стеклами плыл над землей вишневый сад, облаком, временно припавшим сюда.
       Посторонние глаза, - подумала Вера о припомнившимся, о хорошем. Так муж объяснил: - Ты помнишь картину, французскую? Не приходит на память точное название... Буфетчица стоит на фоне полок с бутылками, и глаза у нее посторонние, лицо показывает, - как мне со всеми вами пусто и потому скучно... Ты такою бываешь возле неинтересных людей.
       Приезжавший с концертами из Германии Ансельм стал гостем интересным, отдельным от общего скучного пятна. Пианист, а кроме - сам сочиняющий произведения. Он устроил приглашения, и сейчас муж вторую неделю концертировал в Германии.
       Ансельм жил так же отдельно от скучного, от политики и бытового, - в творчестве. Когда еще был Советский Союз - студентом в Москве с русскими научился говорить по-русски. Я ущербнее его, - припечалилась Вера, - знаю всего один язык...
       Вот здесь они сидели, за столиком низким, - приятно вспомнила недавнее хозяйка дачи и вишневого сада, вставляя кассету в видеомагнитофон. - А я собрала обед и мы кушали, и я первая вспыхнула догадкой снять гостя на память...
       - Климентий, - заговорил Ансельм почему-то еще приятнее присутствием своим сейчас, когда взгрустнулось, - у вас в стране невероятно жить, как я понимаю. По радио много политики, по телевидению ужасные, скучные рекламы, одна женщина в рекламе говорит ей подарили кошку по индивидуальной причине, кошка похожа на нее... В следующей части кошка съедает кошачий корм, смысл сыгранной несчастной женщиной пьески я вижу - ей рядом с кошкой надо любить кушать кошачий корм? У вас в стране многоширокий наплыв безвкусицы и глупости, и безработные ходят, просят деньги сразу в Москве, на вокзале. И я себя утешаю - надо думать, зрители найдут деньги на билет и на мой концерт соберутся. Климентий, трудное понятно без объяснений, да? Чем вам нравится жизнь сегодня, в России другой? Душа, музыка, высокое в России погибает?
       - Тем нравится, что есть хорошие друзья. В сегодняшнем бардаке, знаешь, когда у многих от происходящего нервы сдают и разум начинает мутиться, друзья как раз и выручают, особенно если друзья твои среди творческих людей, среди писателей, художников, артистов. Мы все иначе смотрим на жизнь, у нас запросы и достижения другие.
       - В городе не закрыты, работают театры?
       - Да, не закрыты. У нас три театра. Ты понимаешь, и в России творческие люди живут несколько иначе, в отличии от дельцов, спекулянтов, или людей, зарабатывающих любым способом с целью иметь на пропитание. У творческих людей при развитой индивидуальности нет стадных, сильно выраженных стремлений иметь роскошные большие квартиры, для нас с Верой не ценность - иномарка пошире и подлиннее биллиардного стола, отдых на Кипре или в Танзании. Когда я догадался, что творческий человек потому всегда живет в другую сторону, что видит способы и возможность повлиять на преобразование мира... да, жизни вокруг себя... он призван своей судьбой заниматься главным, идти вперед одному ему понятной дорогой и не обращать внимания на досадные мелочи бытовой жизни. Ты же знаешь, Ансельм, творческие люди воспринимают жизнь точнее, - ты знаешь красивое внутренним своим миром а видишь вокруг мир противоположный, и злой, и безобразный, тут до отчаянья недолго... Проблема несочетаний представлений мира и реальности мира разбалансированного, оркестра инструментов ненастроенных, да?
       - Мне понятно...
       - Сегодня есть свобода. Мы шестой год живем без хомута судей, не имеющих представлений о предмете разбираемом, без хомута политических чиновников. Я давно так думал: оставьте творческого человека, в покое, не указывайте ему, как заниматься, чем заниматься ему, и такой человек всегда сам сможет сделать свои дни интересными, красивыми. Это не эгоизм, согласись? Тут дело в том, что творчество никогда не останется в самой личности, оно выходит к людям. Тогда и получается - от красивой музыки люди ненасильственно попадают в преобразование, незаметно от профессии, роста цен, политических скандалов, переворотов, лжи и подлости начальствующих, и остального, влияющего на людей плохо. А преобразование нужно, оно заложено в самой природе сменой времен года, например, заложено и в каждом человеке переменами возрастными, и человек, я надеюсь, всегда ищет преобразования красивого. Убрать из жизни творчество - и людям станет почти незачем жить. Они и иномарок, и настоящей мебели, привязанные к быту, не увидят, если убрать архитектуру, живопись, письменный и устные языки, музыку, скульптуру...
       - Такой результат выравнивается с войной, - не соглашаясь с преположением, заводил Ансельм головой из стороны в сторону. - Хорошо, творческие люди имеют свое назначение от рождения. Ты думаешь, Климентий... остальных людей, жалко, а? Им мои, твои способности не передать, они не деньги. Что делать тем, кто творчеством заниматься не может?
       - Ну пускай чуть-чуть творчеством способен заниматься каждый человек, какой бы профессии не был научен. Ты знаешь нашу историю двадцатого века, уничтожали в первую очередь творческих людей, называемых в СССР интеллигенцией. Часто оскорбительно, - гнилой интеллигенцией. Начало было от Ленина, у того интеллигенция определена тем словом, что улетает в унитаз, И воспитано у нас в России варварское отношение к творчеству, репрессивное. Запретить, уничтожить, перевоспитать на заводе. Официально воспитано, в народе пони-мание обратное. Скажи на улице постороннему, при случае, я - пианист, он с уважением расскажет тебе: а я вот только столяр, не выучили меня вовремя, а так-то на гармошке играть ой как нравится...
       Есть и другое. Моего коллегу встречает знакомый и спрашивает: - “Вы где работаете?” “В филармонии”. “А что там делаете?” “Как что? Играем музыку, поём.” “Ну, это понятно. А работаете где?” Так вот...
       Официальное варварство, Ансельм, продолжается и сегодня. По радио, по телевидению новости культуры идут в последнюю очередь, перед сводкой о погоде. Народу страны в первую очередь втемяшивается официоз, - кому президент подал руку, в чью сторону закапризничал, кто из правительства изрек историческое, забытое сразу через пять мнут всеми... В газетах на лучших местах разговоры с чиновниками, скандальные сенсации о убийствах, министрах - но вот новости культуры в самом темном углу, традиционно. И в итоге наш пьяный президент на глазах всего мира у тебя в Германии выхватывает дирижерскую палочку, отталкивает дирижера, машет руками и орет про калинку-малинку, а отдельный из руководимого им народа, наворовавший денег, - уверен, что верх культуры - спать на кровати итальянской фирмы, прикупив на ночь проститутку рекламных стандартов.
       - Климентий, надо не отчаиваться. Надо выбрать страну, как ваш Спиваков, и уехать во временную эмиграцию. Надо творческой части разных стран собираться в одной стране, как детали хиппи.
       - Зачем мне бросать Россию? Бросали наши деды, вынуждено, и теперь осколки прошлого собирать вынуждены мы, и возвращать, возрождать культуру русскую. Возрождать своим присутствием здесь. Я мечтаю увидеть страну, где будет наоборот, где главным, как когда-то в Древней Греции, будут достижения скульпторов, артистов, музыкантов, поэтов, а не то, где которых политик чихнул. Или корреспондента надоевшего послал подальше. У них сейчас деньги, у нас - всегда, наша исключительность. Их выбирают - для нас выборы назначать смешно. И видишь, Ансельм, к сожалению, сегодня мы только частично можем говорить о себе: мы - культурная страна. Мы страна культовая. Прежние культы вождей политических неожиданно заменились культом денег. Жалко - жить лучше не стали. На улицах и в домах, в семьях полно матерщины, пьяной поножовщины, незнакомый человек запросто обращается на "ты", наши ценности в жизни имеют опрокинутый вид: человек, занятый творчеством, никогда не видит того обожания, уважения, которым обставлены чиновники, - у них деньги, они дают и запрещают давать, - или дельцы ларечно-конторные, - как захочу - так и поворочу. Вокруг нас не носятся подхалимствующие телевизионщики, нас не спрашивают, каким же станет наш город через год в культурном значении на фоне мира остального.
       Ну что же, умный человек умеет не обижаться, он делает свое дело. Талант - открытые глаза, награда судьбы, уже за это одно можно и нужно не обращать внимания на недостаточность окружения. Но сколько бы общество, толпа с самого семнадцатого года не пробовала обогащаться варварскими и грабительскими способами, смысла в жизни без достижений культуры и без примыкания к культуре никто не обнаружит. Как говорить с богатеньким нашим, если он не знает, кто такой Дворжак и Дмитрия Шостаковича принимает за директора банка? И у богатенького - уже лысина...
       - В такой стране творческим людям долго приходиться находить понимание, да? Хорошо, ты едешь со мной в Германию, мы играем на музыкальных вечерах. Сюда возвращаешься - чего делать? Здесь на долгие годы безнадежно, я вижу.
       - Не совсем безнадёжно. Меня за такой разговор десять лет назад посадили бы в тюрьму, сейчас - нет. Чего делать? Свой дом сам построю, сам украшу... Свой вишневый сад растить, сохранять культуру. Читать книги, ходить на художественные выставки, просить судьбу, иногда, пусть вдохновение походит в стороне и возвратится в самую нужную минуту. Даже в нашей оскорбительной для человека ситуации хаоса и обмана государством человека именно культура человека поддерживает, дает ему возможность отличаться от жующего и испражняющегося животного. И обязательно растить детей понимающими культуру, знающими, что можно иметь много денег, тонны еды, свой собственный самолет или остров и никогда не обнаружить смысла во всем этом. Творчество всегда существует для преобразования всего общества, в самых древних книгах мы читаем: и создал он в день первый...
       - Бог.
       - Да, там написано о нем. Для меня творческое, созидающее и есть божественное, ведь именно в творчестве рядом с неповторимостью - материальное из ничего...
       - Материальное из ничего? Мне надо обдумать...
       - Да, из ничего. Чем - красками, нотами, словами - есть. А откуда взялось произведение созданное? Из ничего. Острова, моря, звезды на небе пересчитаны, жители планеты учтены, а кто знает, какое произведение придет в мир завтра? Да, и сворачивая к недосказанному о мысли предварительной, создал он в день первый... Именно создал, а сегодня, среди постоянного разрушения человеческой жизни в России, мы часто видим: и уничтожил он доверие к себе, или - и разрушил он жестокостью к людям самого себя, или - и нагадил он своими действиями многим... Создавать, ют что делать. Этим и нужно останавливать разрушение. Культура создает красивое. Если мы сегодня не будем передавать нашим потомкам свои познания и умения, имеющие значение для культуры, мы не сможем создать будущую Россию такой, чтобы в мире о ней знали сразу так: с нашей страной нужно считаться не потому, что в ней живут жестокие политики, или богатейшие банкиры, или золотомедальные спортсмены, или длинноногие победительницы глупых конкурсов тел, а оттого, что у нас живут и работают как нигде в мире творческие личности, постоянно изменяющие жизнь человечества в самую необходимую сторону, в сторону красоты бытия.
       Помолчал и окантовал повтором:
       - В творчестве спрятан смысл, как в русской сказке.
      

    10

       Вечная луна насылала желание думать. Чернел лес, мерцали звёзды, притягивая к мыслям о непропадаемом.
       Вера прошла в вишневый сад.

    13.09.97г. Вятка.

      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       12
      
      
      
      

  • Комментарии: 2, последний от 14/11/2009.
  • © Copyright Панченко Юрий Васильевич (panproza5@mail.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 48k. Статистика.
  • Статья: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.