Lib.ru/Современная литература: Парамонов-Эфрус Евгений Петрович. "вышли мы все из народа!"

Евгений Парамонов-Эфрус

"Вышли мы все из народа!"

Эпиграф:

"Вышли мы все из народа,

дети семьи трудовой.

"Братский союз и Свобода!" -

Вот наш девиз боевой!"

(отрывок из революционной песни

российского пролетариата

"Смело, товарищи, в ногу!")

Написать нижеследующие строки меня побудил рассказ "Лапти" Члена Союза писателей России Евгения Шишкина. Воспоминания о нашем недавнем Прошлом и сожаление об утере в Настоящем того положительного, что было в этом Прошлом - вот что такое этот рассказ. И решил я написать несколько современных новелл, резонансно связанных с этим рассказом.

Новелла первая

Пишет Евгений Шишкин в рассказе "Лапти:

"...В юности, в студенческие годы, когда боготворимая Литература захлестывала меня своими чудными книгами наших и тамошних классиков, я часто удивлялся: как же так, мои бабушки, люди исключительной внутренней силы и поразительной духовной чистоты, люди созидания и бескорыстия, не читали даже Пушкина...

А более изумительно - не испытывали, казалось, даже малой потребности в поэтических щедротах "Евгения Онегина"...".

Вот по поводу нового понимания поэтических щедрот "Евгения Онегина" моя первая новелла.

Родившийся в России, свободно говорящий и читающий на русском языке, 13-летний внук моего знакомого живёт со своими родителями в Канаде. Сейчас этот парень свободно говорит и читает не только на английском, но и на французском, поскольку живёт во франкоговорящей провинции Канады, понимает немецкую речь, собирается дополнительно изучать испанский язык, конечно же, изучает и компьютеры, и программирование, и прочие современные "заморочки" - эдакое "развитое дитя современной западной цивилизации".

Но вот однажды когда дед посетил их в Канаде, внук его "ошарашил": "Дед, я вот эти строки Пушкина совсем не понимаю":
"...Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая,
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке...".

И тут "продвинутый" внук задал свой первый вопрос:

"Бразды пушистые - это птички, вроде как дрозды пушистые, и зачем их взрывают, это теракт такой?".

Далее, решив, что кибитка это женщина какой-то национальности, внук задал следующий вопрос:

"Дед, вот канадка - она из Канады, китаянка - из Китая, а кибитка - она откуда?".

И он продолжал:

"А летит - это она от взрыва?

А удалая - это её вроде как должны удалить с места теракта?

Ямщик - это у террориста имя такое?

Сидит на облучке - это он на такой наркотик сел?

А в тулупе - это такая тюрьма?

А в красном кушаке - это вот этого Ямщика поместили в камеру красного цвета, предназначенную для террористов?".

Вот так с учётом нынешних реалий поэтические щедроты "Евгения Онегина" (терминология Евгения Шишкина в рассказе "Лапти") воспринимаются "продвинутой молодёжью". Но, собственно, а что следовало ожидать от этого современного подростка, когда существует масса примеров "осовременивания" классических произведений нынешними "деятелями искусства" и тогда от правды прошедших веков уже ничего не остаётся, она подменяется каким-то пошлым "кичем".

Так недавно на Западе, в Венской опере осуществили постановку на русском языке оперы Чайковского по тому же "Евгению Онегину" и там партии Татьяны и Ольги пели солистки из России. Уж они-то, окончившие русскую школу и русскую консепваторию, должны бы были знать и подсказать венским постановщикам детели русского бытия пушкинских времён, Но вот, как один из примеров, там в последнем действии Онегин поёт знаменитую фразу: "Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?", а у Татьяны на голове ничего нет, хотя слова Онегина относятся именно к ней. Зато на дворянском балу одета Татьяна никак не в бальное платье, но в роскошную белую шубку, а её муж, князь и царский генерал тех пушкинских времён, одет в псевдогенеральский мундир времён Сталина. В свою очередь тот самый посол испанский (или это уже и не посол, хотя Татьяна именно с ним разговаривает) одет в псевдоамериканский генеральский мундир. Дворянский благородный бал трактуется как пьянка за длиннющим столом с потасканными кавалерами и куртизанками. В следующей сцене Татьяна бегает в одной нижней чёрной рубашечке и, вроде бы, и отказывает Онегину, но не так чтобы уж и очень. Онегин поёт: "Как я ошибся, как наказан!" и ложится на неё, они прикрыты сверху его накидкой, из под накидки выпрастываются её руки, страстно гладящие его по спине и ритмично прижимающие его к себе - "Ай да Пушкин! Ай да современный шалун!" (как он там говорил про себя: "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!" или "сукин сын" это уже и не он, а вот этот самый постановщик "современного Евгения Онегина"?).

Да вот уже и в этом 2013 году в "Большом театре" в Москве осуществлена постановка "модернового" балета под названием "Квартира" и в одной из картин балерина появляется верхом на унитазе. Видимо, поражённый такой новизной замысла постановщиков, зритель должен каким-то особенным образом сопереживать этой "героине физических и душевнх мук в клозете" - вот такая "современная культура" и откладывается в головах наших "продвинутых детей"!

Новелла вторая

Пишет далее Евгений Шишкин в рассказе "Лапти:

"...В юности, в студенческие годы... боготворимая Литература захлестывала меня своими чудными книгами наших и тамошних классиков...".

И вслед за этими благими воспоминаниями Шишкина уже в моей памяти всплывают воспоминания о том, как и в мои, ещё более ранние, чем у него, годы одна из чтящих боготворимое, Проповедниц Христовых Истин по своему понимала это слово боготворимое.

А было это так.

После окончания войны с фашизмом, моя мать вместе со мной, семилетним мальчишкой, вернулась из эвакуации в Подмосковье и там на какое-то время сняла комнатку в доме у куда как благообразной старушки. Но оказалось, что в том же доме сорбирался Молельный Дом из приверженцев того особого направления христианства, которое известно как Евангельские христиане-баптисты. Может быть потому, что было это вскоре после войны, истребившей множество мужчин, но видел я в этом Молельном Доме только молящихся старушек-баптисток и особенно мне, пусть тогда ещё и мальчишке, запомнилось как пели они на своих молитвенных собраниях дрожащими тонюсенькими голосочками: "...Вознесёмся всё выше и выше!...". И, конечно же, запомнилось мне это прежде всего потому, что в своё божественное песнопение они, не стесняясь, вставили первые слова и мотив припева "Всё выше, и выше, и выше" из популярного тогда марша про лётчиков "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью" (впрочем, в гораздо более поздние годы я узнал, что, в свою очередь, советский композитор позаимствовал этот мотив из западного фокстрота довоенных годов и переделал его в советский патриотический марш - как там говорил Товарищ Сааков в "Кавказской пленнице": "Непатриотично говоришь! Непатриотично - комсомолка, спортсменка и за неё всего лишь двадцать баранов!").

Итак, пели эти богобоязненные старушки "Вознесёмся всё выше и выше!", но пели не в маршевом темпе, а гораздо более медленнее, и так им было благостно, вот только не было у них музыкального сопровождения. Но как-то прознали эти бабки, что в соседней Рязанской области, в деревушке живёт старичок-баптист, который играет на скрипочке. И приехала к нему наша бабка-проповедница, и уговорила его жениться на ней, продать свой деревенский дом и переехать жить к ней. Так они и сделали, и теперь уже в этом Молельном Доме под старенькую деревенскую, скрипучую и страшно фальшивящую скрипочку пели эти бабки: "Вознесёмся всё выше и выше!".

Но не поспешила прописать у себя в доме нового мужа наша бабка. И вот не прошло и нескольких недель, как эта богобоязненная баптистка выгнала его на улицу, а деньги, которые он получил за его проданный деревенский дом, отобрала под предлогом, что это плата за его проживание в её доме. И видел я, как сидел этот несчастный и обобранный старичок под осенним дождичком в одной рубашечке со своею скрипочкой и никто из этой христианской общины не пригрел его и не озаботился о нём, разве что посоветовали ему возвратиться в свою родную деревню.

Вот так помогли вознестись всё выше и выше старому деревенскому скрипачу его баптистские сёстры во Христе!

Новелла третья

И ещё далее пишет Евгений Шишкин в рассказе "Лапти":

"...Жизнь, натура трогает человека всегда больнее, острее и глубже, чем писательские фантазии...

А всё тихонько иной раз проскальзывала странная мыслишка: Пушкин - он и есть Пушкин, литературный гений, а по жизни-то Арина Родионовна выйдет мудрей...".

И вот что в связи с этим я вспоминаю.

Не так чтобы уж очень давно опубликовал я статью "По звёздному небу от Данте к Пушкину", в которой писал о неожиданно обнаруженной мною астрономической связи "Сказки о царе Салтане..." Пушкина с "Божественной комедией" Данте Алигьери. И поскольку тогда нужно было мне уточнить когда и где Пушкин упоминает о Данте, то "прошерстил" я всё, что было опубликовано в 10-томном "Собрании сочинений Пушкина" от 1959-62 гг., в том числе перечитал там все его письма. Так вот особой статьёй среди писем Пушкина выделяются те, которые были написаны в 1830-31 гг. по поводу испытываемых им в тот период больших денежных затруднений.

Приведу несколько отрывков из тогдашних писем Пушкина.

А. Н. Гончарову (деду Н. Н. Гончаровой, 24 авг. 1830 г.):

Смерть дяди моего, Василья Львовича Пушкина, и хлопоты по сему печальному случаю расстроили опять мои обстоятельства. Не успел я выйти из долга, как опять принужден был задолжать. На днях отправляюсь я в нижегороддскую деревню [Кистенёвка] дабы вступить во владение оной.

П. А. Плетнёву (13 янв. 1831 г.):

Душа моя, вот тебе план жизни моей: я женюсь в сем месяце...

Деньги, деньги: вот главное, пришли мне денег. И я скажу тебе спасибо.

Н. И. Кривцову (10 февр. 1831 г.):

Женат -- или почти. Все, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже много передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе, как обыкновенно живут. Счастья мне не было...

Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся -- я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностию.

П. А. Плетневу (около 16 февраля 1831 г.):

Через несколько дней я женюсь: и представляю тебе хозяйственный отчет: заложил я моих 200 душ, взял 38 000...

В июне буду у вас и начну жить en bourgeois (по-мещански - фр.), a здесь с тетками справиться невозможно -- требования глупые и смешные - а делать нечего. Теперь понимаешь ли, что значит приданое и отчего я сердился? Взять жену без состояния -- я в состоянии, но входить в долги для ее тряпок -- я не в состоянии. Но я упрям и должен был настоять по крайней мере на свадьбе.

П. А. Плетневу (26 марта 1831 г.):

О своих меркантильных обстоятельствах скажу тебе, что благодаря отца моего, который дал мне способ получить 38 000 р., я женился и обзавелся кой-как хозяйством, не входя в частные долги. На мою тещу и деда жены моей надеяться плохо, частию оттого, что их дела расстроены, частию и оттого, что на слова надеяться не должно.

А. Н. Гончарову (25 апреля 1831 г.):

Милостивый государь дедушка
Афанасий Николаевич,

Мне нельзя было принять доверенности одной, ибо чрез то долги и недоимки могли увеличиться, и имение могло быть, наконец, совершенно потеряно. Если Вам угодно вместо 300 обещанных душ дать покамест Наталье Николаевне доверенность на получение доходов с оных и заемное письмо, с условием, что при жизни Вашей оставалось оное заемное письмо недействительным -- (дай бог, чтоб оно и долее оставалось таковым!). В таком случае вексель должен быть дан от крепостных дел, на столько сот тысяч рублей, сколько вы желаете дать душ крестьянских, для того, чтобы при конкурсе кредиторов действительно достались бы 300 душ...

А ведь во "Второй главе Евгения Онегина", написанной примерно в 1822-23 годах, есть отрывок о том, как Евгений, имея в своём владении крепостных крестьян, поступил куда как по иному - я так полагаю, в то время сказалось влияние "Идей Французской революции", занесённых в Россию после победы над Наполеоном и взятия Парижа (попутно вспомним более позднюю по срокам картину Делакруа "Свобода на баррикадах"). Пушкин писал в 1818 году в стихотворении "К Чаадпеву": "Пока свободою горим..." и "Души прекрасные порывы..." - вот уж действительно слово "пока" прямо из Будущего спустилось в строку тогда 19-летнего Пушкина.

Итак, вот этот отрывок из второй главы, который я упомянул ранее:

Сперва задумал наш Евгений

Порядок новый учредить.

В своей глуши мудрец пустынный,

Ярем он барщины старинной

Оброком лёгким заменил;

И раб судьбу благословил.

Зато в углу своём надулся,

Увидя в этом страшный вред,

Его завистливый сосед;

Другой лукаво улдыбнулся;

И в голос все решили так,

Что он опаснейший чудак.

Ну эти строки Пушкин написал примерно лет на шесть-семь ранее того времени, когда он отдал кредиторам (то есть за деньги) подаренных ему в Нижегородской губернии крепостных крестьян. А кредиторам какое дело было, "благословляют ли их рабы свою судьбу или нет", и уж "с какой милости" этим кредиторам вдруг захотелось бы уменьшить свои доходы, заменив ярмо барщины старинной на лёгкий оброк?

Здесь я это пишу ещё и потому, что в "Предисловии" к изданной потом отдельно последней "Десятой главе" содержатся "Отрывки из путешествия Онегина", где, в частности, говорится и о поездке Евгения из Москвы именно в Нижний Новгород - стало быть и в письмах от 1830-31 гг., и в написанной примерно на 8 лет ранее "Второй главе", Пушкин ведёт речь об одной и той же, принадлежащей отцу Пушкина, деревне Кистенёвке. Но вот в 1831 году, когда Пушкин получил в своё владение крепостных из этой деревни, он среди своих владетельгых соседей в Нижегородской губернии "опаснейшим чудаком" уж никак бы не смог прослыть. поскольку полученные по своей семейной линии 200 душ крепостных крестьян и ещё 300 душ, полученных от дедушки Натальи Гончаровой, были тут же отданы в заклад кредиторам ("...Но должников не согласил к отсрочке: / Амуры и Зефиры все / Распроданы поодиночке!..." - А.С. Грибоедов "Горе от ума").

Есть у Пушкина строки и про "Нас возвышающий обман", и "Мечты, мечты, где ваша сладость?", но как отметил Е. Щишкин в том же вышеупомянутом рассказе "Лапти", "...Пушкин - он и есть Пушкин, литературный гений, а по жизни-то Арина Родионовна выйдет мудрей...".

Вот и Грибоедов, написавштй "Горе от ума" и читавший отрывки из этой пьесы уже в 1823 году, был, фактически за пропаганду свободомыслия в ней, своеобразно "сослан" - сначала его отправили на Кавказ, а потом, пусть и в ранге Посла, отправили "ещё подальше", в Персию. Там, в Тегеране, в 1829 г. Грибоедов и был убит исламскими фанатиками (а ведь непосредственно перед этим трагическим событием Императора своевременно известили, что либо надо Посла оттуда срочно отозвать, либо послать для защиты дополнительный военный отряд - но "Защитник своих подданных" и пальцем не шевельнул).

Вот и "декабристы", кто казнён был, кто, как тот же друг Пушкина Чаадаев, в Сибирь на каторгу сосланы были.

Да и самого Пушкина уже в 1820 году за его "свободолюбивые стихи" и эпиграммы (в том числе и на Архимандрита, и на "всей России притесниталя, любимца Деспота", графа Аракчеева, и даже на самого Императора) хотели судить и или сослать в Сибирь, или заключить в Сретенский монастырь. Но влиятельные друзья, и прежде всего знаменитый историк и литератор Карамзин, член двух Императорских Академий, похлопотали и такое суровое наказание было заменено, как и Грибоедову, своеобразной "ссылкой подальше" - служивгего после окончания "Лицея" в "Коллегии иностранных дел", коллежского секретаря 10 класса А. Пушкина перевели служить в Кишинёвскую канцелярию в Молдавии. Не сразу туда Пушкин попал - по пути искупался в Днепре, да и заболел воспалением лёгких. Вывезли его подлечиться на Кавказ, далее был он в Крыму и только потом прибыл в Кишинёв (оттуда он и в Киев выезжал, и в Одессу, и по Бессарабии с цыгынами покочевал). Но после этого добился Пушкин перевода в Одессу и в конце этой 4-летней "южной ссылки" за его тогдашние "атеистические увлечения" (Пушкин в Кишинёве в "Масонскую ложу" вступил) он вообще был уволен с государственной службы и сослан на два года в имение своей матери в Михайловское.

Но вот осенью 1826 года Император призвал опального поэта к себе в Москву на аудиенцию и "повоспитывал", и личным цензором его произведений изволил стать, но только гораздо позднее, в конце 1833 года, на службу "Камер-юнкером" принял. И хотя столь низкое звание,обычно даваемое юным юнкерам, для тогда уже 34-летнего Пушкина обидно было, но, тем не менее, снова дало ему постоянный доход Гос-служащего (это ведь не литературные доходы - то они есть, а то и нет, и папенька уже не подарит крепостных, которых можно или кредиторам в заклад отдать, или вообще продать).

Так что к тому времени "революционные идеи свободолюбия" в голове Пушкина несколько "претерпели изменения" - ещё раз вернёмся к вышеприведенным строкам Евгения Шишкина: "...Жизнь, натура трогает человека всегда больнее, острее и глубже, чем писательские фантазии...".

Новелла четвёртая

Пишет Евгений Шишкин как ему его деревенская бабушка рассказывала:

"...Только угляжу на угоре машину, всю меня обушмарит, дрожу как лист. Вдруг "черный ворон", вдруг выселять едут...".

А вот мою мать не просто выселили, её "просто" репрессировали.

Расскажу, как это было.

Мы помним о коренным образом изменивших Историю России потрясениях Октября 1917 года. Результатом этого была кровавая Гражданская Война и, будучи ещё совсем молодой, моя мать участвовала в ней, став санитаркой в составе воевавшей против белогвардейцев Первой Конной Армии красногвардейцев (вспомним, как описал эти годы один из первых известнейших писателей Советского периода России А. Толстой в трилогии "Хождение по мукам" - в повести "Восемнадцатый год" одна из главных героинь этой трилогии, Даша, точно так же участвует в Гражданской войне в образе "Санитарки в красной косынке" в составе той же самой Первой Конной Армии, вспомним и пламенные строки Эдуарда Багрицкого: "Нас водила молодость в сабельный поход!").

После окончания Гражданской войны моя мать стала одной из первых комсомолок Одессы, но в знаменитые "сталинские годы репрессий" была арестована и, несмотря на то, что она была беременна, в числе многочисленнейших "врагов народа" была отправлена в лагерь для полит-заключённых. Её муж, мой отец, бывший ранее в Одессе одним из руководящих партийных работников, также был "репрессирован". Об этом и о том, что и мать, тоже была "репрессирована", я узнал от неё уже только после смерти Сталина в 1953 году, а до этого она и родные мне говорили, что мой отец "погиб без вести на фронте" - вот такие были времена и не должен был я, школьник, знать, что я сын "врагов народа", чтобы я случайно не проговорился и не навредил и себе, и своей семье. В "сталиниские годы репрессий" со всех высоких трибун кричали "Врагов народа постигнет неизбежная кара!" и здесь возникает вопрос, как тогда не обвинили уже весь "советский народ" в том, что он "враг народа", и разве не "карателями" (ведь кара была неизбежна) были тогда наши "внутренние органы"? (известный современный сатирик блестяще заметил: "Наши внутренние органы - лучшие в мире внутренние органы!").

Вот так в одном из самых больших и страшных, расположенных в европейской части СССР, северных "сталинских" лагерей для полит-заключённых, в начале января 1938 года я и родился ("Одесса - Одессой, / Но есть ещё "место").

Новелла пятая

После этого "Дело" моей матери было пересмотрено и её выпустили из лагеря (вроде бы "враг народа", но не настолько для советского народа "опасная", как были "опасны" сотни тысяч, или даже более, других "врагов народа", сидевших тогда в "сталинских лагерях").

Напомню, что подобная же трагедия случилась и в семье знаменитейшей балерины Майи Плисецкой.

Её мать была арестована в 1937 году (тогда Майя была всего лишь подростком). Вместе с крошкой сыном, братом Маий, которому было от роду всего несколько месяцев, её мать была отправлена в Казахстан в "АЛЖИР" ("Акмолинский лагерь жён изменников Родины"). Потом, в связи с наличием малютки-сына, её "Дело" было пересмотрено и мать Майи Плисецкой перевели на "вольное поселение" там же в Казахстане.

Отвлекусь и замечу, что блестящую и изящную, как извивающаяся змея, потрясающе музыкальную, рыжеволосую и зеленоглазую, красавицу-балерину Майю Плисецкую я воспринимаю, как современную инкарнацию древнеегипетской красавицы-царицы Нефертити. Как я уже написал более подробно и с расшифровкой в вышеупомянутой статье "По звёздному небу от Данте к Пушкину", истинное имя этой царицы было Н`яфа-ртут, что в переводе с древнеегтпетского языка жрецов означало: "Рождённая прекрасной и трепетной!", вспомним древневосточную поэзию: "Ты - моя прекрасная и трепетная лань!" - всё это, конечно же, полностью относится и к Майе Плисецкой!

Вот и моей матери, после того, как её вместе со мной, маленьким ребёнком, освободили из северного "лагеря для политзаключённых", было разрешено вернуться в родной для неё город Одессу - полагаю, потому, что это не был центральный город страны и для неё он сошёл за "вольное поселение" (Пушкин писал об одном из периодов своей ссылки: "Итак, я жил тогда в Одессе...").

Но в 1941 году грянула Великая Отечественная Война с фашизмом. Было мне тогда всего 3 года, казалось бы, что я мог в этом возрасте запомнить, но один эпизод врезался на всю жизнь:

"Мы живём в хлюпком одноэтажном длмишке (мать рассказывала, что жили мы на "Улице Баранова"), ночь, звучит сирена воздушной тревоги, я просыпаюсь, мать хватает меня на руки, выбегает во двор, по ночному небу мечутся лучи прожекторов, слышен вой пикирующих немецких бомбардировщиков, где-то вспышки и разрывы бомб, мать вбегает в бомбоубежище, это большой и сырой подвал каменного дома, в двух его концах далеко друг от друга по тусклой лампочке, они мецают в такт с доносящимися даже в подвал глухими разрывами бомб, на сыром и холодном бетонном полу лежат старики и дети, кое-кто из взрослых сидит на полу, все укутаны чем попало...".

Вскоре мы были эвакуированы из Одессы.

Очутились мы на Урале в городе Кунгур Пермской (тогда Молотовской) области. В то время находился там военный госпиталь для тяжелораненых, был он переведен туда с Калининского фронта и мать приняли в его состав вольнонаёмной. А меня вместе с группой таких же эвакуированных и чрезвычайно ослабленных детей отправили в особый детский садик, где было "усиленное дополнительное питание", сокращённо - УДП (вся Ролссия тогда знала, что означают эти три сокращённые буквы - УДП). Помню, как к нам на каталке привезли ужасно испугавший нас маленький скелетик, сказали: "Это мальчик из осаждённого Ленинграда", а мальчик уже и не двигался, вскоре его увезли, сказали. что не выжил.

Располагалось это оздоровительное детское учреждение где-то в бескрайних уральских степях, в бывшей барской усадьбе и особенно запомнился мне красивейший громадный, видимо старинный, ковёр в гостиной - ворс у него был необыкновенно высокий, дети лежали на этом ковре, гладили ворс руками, он проминался куда-то глубоко внутрь, а потом снова распрямлялся. Итак, дали нам УДП и заключалось оно в том, что утром нас кормили перловой кашей и поили чем-то, что называли "чаем", в обед был суп из крапивы, перловая каша и тот же "чай", на ужин - снова перловая каша и "чай". Так было чуть ли не целый месяц. Перловка была сухая, горло драла, я потом много лет аж видеть её не мог, но вот в те военные годы эта еда действительно была чрезвычайно калорийным питанием. Зато суп из крапивы мы очень любили, к тому же там иногда попадались два-три крошечных кусочка полугнилой картошки, ну а "чай" - это была какая-то тёмная, непонятная, тёплая вода, иногда даже чуть сладковатая (помню, как-то раз тогда дали мне небольшую белую сахарную свёклу, так я её сразу всю сгрыз, хоть и сырая была - может и здесь они каким-то образом такую сахарную свёклу заваривали или выпаривали, вот "чай" и был сладковатый).

Ну вот так "подкрепили" меня в этом особом детском садике и потом, когда мать иногда и тайком приводила меня вечером в госпиталь, чтобы не оставался я, малолетка, дома один, а она на ночном дежурстве была, то я даже перед лежачими ранеными какие-то детские стишки читал - помню, как один из этих раненых, видимо вспомнив про своих таких же малолетних детей (или сына, или дочь), очень растрогался и подарил мне настоящую военную пульку, которую после операции в этом госпитале вытащили из его раны.

Новелла шестая

А далее маму позвал к себе на помощь её старенький отец, он же мой дед, который находился в эвакуации в Сибири, в городе Юрга Кемеровской области.

Помню, дед обслуживал большую колонку, из которой брали воду многочисленные жители этой улицы.

Распространённые повсеместно по России, такие колонки выглядели, как вертикально стоящая, высотой около метра и в диаметре примерно четверть метра, чугунная труба, с одного боку у которой, ближе к верху, был своеобразный носик и из него текла вода, а с обратной стороны, как своеобразный рычаг, находилась ручка - на её конец нажимали, опуская его ниже, вода текла, ручку отпускали - рычаг возвращался в прежнее положение и подача воды перекрывалась.

Страшнейшие сибирские морозы, поэтому, как тогда повсеместно в Сибири, над колонкой была построена избушка в виде миниатюрного теремка из досок, с трубой вверху и высунувшимся носиком колонки для подачи воды наружу. Внутри была, сделанная из железной бочки, довольно большая "печка-буржуйка". Дед обязан был топить её и днём, и ночью, иначе выходящая из-под земли труба, по которой в колонку подавалась вода, замёрзнет и вода, превратившись в лёд, эту трубу разорвёт. Да и в самой колонке, если вода замёрзнет, тогда катастрофа - надолго без воды останется вся улица.

Едва рассветало с улицы доносился крик: "Дед, воды"! Дед внутри "теремка", как на рычаг, нажимал на ручку - снаружи вода текла в подставленное под носик колонки ведро, а дед в окошечко внимательно следил, чтобы оно не переполнилось. Та же операция повторялась и со следующим ведром и так далее, и так далее, беспрерывно днями, а бывало и ночами, всю зиму. Частенько и ообенно по утрам за водой выстраивалась очередь, все спешили и расплескавшаяся из вёдер или просто накапавшая из-под носика колонки на замёрзшую землю вода образовывала "наледь", люди уже соскальзывали с этой ледяной горки и не могли подставить ведро под носик колонки. Тогда дед выскакивал с ломом, скорей-скорей колол лёд и возвращался в свой "теремок". Кого-кого, но на всей улице в первую очередь углём снабжали деда, сзади его "теремка" была насыпана примерно в метр высотой горка угля, она смерзалась, но это же обстоятельство было и некоторой защитой от порой возникавшего у мальчишек желания своровать несколько кусочков угля для своего замерзающего дома - дед изнутри слышал, как начинали откалывать уголь, выскакивал, мальчишка тут же сбегал, поскольку бояпся, что дед его запомнит и в следующий раз не даст воду, пока этот мальчишка не придёт в сопровождении взрослых. По нескольку раз в день, а зачастую и ночью, дед выскакивал с ломом уже затем, чтобы для своей печки отколоть от угольной горки куски угля - он наполнялл ими ведро, нёс его к "печке-буржуйке" и поддерживал в ней непрерывный, не затухающий ни днём, ни ночью, "прометеев огонь".

Так продолжалось во всю долгую и морозную сибирскую зиму.

Новелла седьмая

Но вот война окончилась, дед подался на "ридну Украйну", а мою мать позвали к себе две её родные сёстры, которые жили в г. Балашиха Московской области (во время войны одна из них была в действующей армии, имела боевые награды, вторая -была партработником, тоже была награждена). Сейчас эти сёстры уже работали на заводе, на который свозили массу разбитых трофейнх мотоциклов с колясками (знаменитая немецкая марка BMW) - там их чинили и передавали для дальнейшего использования прежде всего в Органы, а также и в милицию, и в армию (как же боялись тогда этих "органов на мотоциклах"). Во время войны этот завод считался военным, рассказывали, что за опоздание на работу вполне могли счесть "фашистским пособником" и припаять срок в лагерях. Вот там две сестры матери и работали и, главное, уже получили своё жильё, почему и позвали мать со мной к себе - у младшей сестры с её сыном была своя комнатка в бараке, у средней, бездетной - тоже была комнатка в том же бараке (длинное деревянное одноэтажное сооружение, обшитое двойным слоем досок, между ними для утепления насыпан угольный шлак из котельной). Как и практически повсеместно, вода на улице в колонке - я тоже ходил с ведром за водой, наполнял сколько мог, корячился и нёс. "Сортир" был на улице - длинный, деревянный, многоместный и всего лишь с одной тоненькой перегородкой между половинками "М" и "Ж" (ой, как в мороз зимой с голой... там было холодновато!).

Помню, когда я в первый раз в цирке в Москве побывал и там во время представления специально вдруг свет стал медленно гаснуть, а знаменитый клоун "Карандаш" запищал: "Ой, кто-то плитку включил!", так я от смеха чуть с кресла не упал, остановиться не мог, так эта шутка и для нашего барака была актуальна - когда плитку кто-то включал, электропроводка не выдерживала нагрузку, происходило короткое замыкание, свет гас сразу во всём бараке.

Новелла восьмая

Пишет далее Евгений Шишкин в рассказе "Лапти":

"...А впервые природного, сильного и мудрого человека я встретил и распознал в детстве, в школьные годы, может быть, учась в классе втором или третьем (в середине шестидесятых)...".

Вот и мне в мои школьные годы посчастливилось учиться у природного и мудрого человека. Было в нашей школе 11 (одиннадцать!) пятых классов, в каждом из них было по 35-40 человек. Учился я в "5-л" классе (счёт начинался с "5-а"), как сейчас помню, было нас 42 человека и сидел я за партой для двух школьников, но за партой нас сидело трое (специально пишу, чтобы сравнили с тем, что сейчас). Тогда у нас "Классным руководителем" была учительница литературы, которую любил весь наш класс - чувствовались в ней те же природные уорни, что и у того старика из рассказа "Лапти", да и звали её Людмила Ивановна Некрасова - нужно ли выискивать имя, отчество и фамилию, более отвечающие пушкинскому: "...Здесь русский дух, / здесь Русью пахнет...". Она меня, когда я под различными предлогами пытался отлынивать, всё же заставляла писать под её присмотром заданные ранее "Школьные сочинения" по произведениям русских классиков, а сама, тратя на меня уже своё личное время после школьного урока с классом в 42 человека, терпеоиво ждала (знаю, что дома ждали её две дочки - потом тоже педагогами стали). Нравились Людмиле Ивановне мои сочинения и потом она меня заставляла читать их вслух перед всем классом. Впрочем, "таким же Макаром" заставляла она меня читать вслух перед всем классом и "Мёртвые души" Гоголя, и другую классику, вплоть до украинского из Тараса Шевченко "Дывлюсь я на нэбо" (пишу "как бы с украинским говором"). И ведь весь класс с явным удовольствием и в тишине слушал, и заставляли они меня читать классику, когда вдруг какой либо учитель отсутствовал и неожиданно образовывался "свободный урок".

Может и сейчас Минпросу надо именно такие литературные уроки со чтением вслух ввести, глядишь и глазки школьников сберегут, и "Классику" им в уши "вольют" - вот никто уже не помнит, а я помню, как наш знаменитый Генеральный Конструктор космических ракет С. П. Королёв сказал про тогда ещё очень молодого Юрия Гагарина после его первого полёта: "Ему бы надёжное образование!" (гениальные слова - образование, действительно, должно быть надёжным и, окончив затем две Высшие военные Академии, Гагарин и на Земле высоко поднялся).

Ещё одного природного, сильного и мудрого человека встретил я после окончания средней школы, когда пошёл работать слесарем на завод (высшее образование я получил, учась на вечернем отделении Московского Заочного Энергетического Института, впоследствии преобразованного в МИРЭА). На заводе моим учителем по рабочей профессии был прекрасный русский человек Александр Васильевич Пучков. Это был и инструментальщик, и лекальщик высшего разряда, буквально "микроны ловил" да к тому же был и "мастер - золотые руки", весь завод ходил к нему - он и затупевшие лезвия трофейных немецких "золингеновских" бритв классно на "оселке" острил и далее с пастой на ремне "правил", мог он и любую тонкую механику починить, мог и, заправив в слесарные тиски толстый железный прут, прямо "на глаз" определить, где его надо согнуть, а далее вручную и удивительно ровно мастерил из этого прута своеобразные загнутые зимние санки - дети, стоя на них валенками и держась впереди за прут, зимой с горки катались. Был Александр Васильевич старше меня на 10 лет, но был он мне прекрасным другом и наставником.

В войну он подростоком учился в ремесленном училище, с голодухи эти ремесленники стащили с воинского эшелона мешок мёрзлой картошки - "схватил" и Саша назначенный ему, тогда всего лишь подростку, "Срок".

Вышел он на свободу, стал работать на заводе, а потом его уже в нашем инструментальном цеху, как классного специалиста и исключительно честного человека, при всеобщем уважении и одобрении приняли в ту, единственную в СССР, "Партию", которая называлась "КПСС" (замечу, что я был только "отчаянным комсоиольцем", даже "на Целину" в Казахстан хотел после школы ехать, да не послали, но в "Партии" я никогда не состоял - всё тогда считал, что сначала надо чего-то добиться и заслужить такую честь).

С Сашей Пучковым и с его женой Люсей я крепко дружил - бывало и вместе, "по семейному", отмечали у них праздники (скажет он, слегка подвыпивший, своей малолетней дочке: "Наташенька, скажи: В братских странах социализма!", а та по-детски лепечет: "В блятских слянях (чуть не слюнях или того хуже) сиси лизма"!).

И ещё одного такого же мудрого русского человека встретил я и было это уже когда я начал работать в НИИ. Там в конструкторском бюро работал, родившийся ещё в 90-х годах XIX-го века, человек с тем классическим гимназическим воспитанием и образованием, когда знакомили и с основами латыни, и с Римской, и с Греческой Историей, и с Классической Литературой, знакомили и с Историей Средних веков, и с Новейшей Историей (не переписывая её по конъюнктурным соображениям от случая к случаю). Преподавали тогда и Православие, и Русскую Литературу (здесь мне вспоминается главный персонаж в повести В. Катаева "Белеет парус одинокий", гимназист Петя - кстати, дело происходило в той же Одессе).

Звали этого природного, сильного и мудрого человека, с которым я встретился в НИИ, Павел Ксаверьевич и какую ностальгию по исконным русским именам вызывают эти его имя и отчество - у Пушкина в том же "Евгении Онегине": "Как ваше имя? Смотрит он / И отвечает: Агафон". И в комментариях Пушкин пишет: "Сладкозвучнейшие греческие имена, каковы, например, Агафон, Филат, Фёдор, Фёкла и проч., употребляются у нас только между простолюдинами".

Вот и данное отцу моего тогдашнего сослуживца имя Ксаверий явно имеет старинное христианское происхождение, восходящее к Франциску Ксаверию, одному из семи основателей Ордена Иезуитов, Здесь можно вспомнить и старинное имя Амвросий - наставником русских пмсателей в конце XIX века был Амвросий Оптинский (к Преподобному Амвросию, нуждаясь в Духовной помощи, приезжали в Оптину пустынь и такие знаменитые писатели, как Ф. М. Достоевсеий, и Л. Н. Толстой). В Римской империи Святитель Амвросий Медиоланский крестил блаженного Августина, попутно и имена римских императоров можно вспомнить - Тиберий, Флавий, Феодосий и т. д.

Новелла девятая

В предыдущей новелле рассказал я, как в школе учился у замечательного педагога, учительницы литературы по фамилии Некрасова. Со многими классиками русской литературы познакомила она нас, в том числе и с жившим в XIX-ом веке Н. А. Некрасовым, который написал и про "небогатое наше село". Называется это стихотворение "Похороны" и стало потом оно одной из любимых народных песен: "...Горе горькое по свету шлялося / И на нас невзначай набрело...". Вот и знаменитую поэму "Кому на Руси жить хорошо" (вопрос на века) тоже именно этот поэт написал.

Так вот в связи с чем вспомнил я эти некрасовские строки.

Сейчас, прежде всего те из Дупутатов Гос-Думы, кто в прежние годы состоял в КПСС, вкупе с их, скажу так, тоскующими по прошедшим советским временам союзниками и современными "коммунистами", во всех наших нынешних бедах клянут "либералов из 90-х Ельцинских лет".

Они утверрждают, что в прежние "Брежневские годы процветания" в нашей стране была стабильная обстановка и уверенность в завтрашнем дне. Однако, я помню, как именно в те годы вопрос "Кому на Руси жить хорошо?" многократно и повсеместно задавался, да и некрасрвское "Горе горькое по свету шлялося / И на нас невзначай набрело" для множества простых людей, особенно из глубинки, куда как знакомо было.

И потому я поделюсь об этом времени не только официальными данными (сейчас они есть и в Интернете), но и своими личными воспоминаниями,

Вот два примера положения в сельском хозяйстве в конце 70-х "Брежневских лет процветания".

Отрывок из написанного в 1977 г., письма в газету "Сельская жизнь" от доярки А.И. Жаровой из колхоза "Рассвет" Мещовского района Калужской области:

"Год назад у нас открылся животноводческий комплекс... . Да вот механизация отказала при первых заморозках. Сейчас все делаем вручную. И никому нет дела"

Ещё отрывок из исьма, присланного из "Колхоза им. Ленина", Псковской области, Пыталовского р-на:

"Осень, льют дожди. Температура даже днем ниже 0. Стадо коров в 80 голов стоит ночью под открытым небом по колено в грязи... Доярки вынуждены холодной водой здесь же на улице под дождем, на ветру мыть бидоны под молоко, доить коров".

Именно вследствие того, что тогда труд на фермах был без выходных и праздников, он был ручной, с начинавшейся уже в 4 часа утра трехразовой дойкой коров, труд чрезвычайно тяжелый и низкооплачиваемый, люди оттуда уходили - как следствие, это всё более приводило к возрастающему дефициту снабжения населения страны молочными продуктами.

Вот письмо из Смоленской области (1967 г.):

"Я работаю дояркой на ферме. Работать в наших условиях очень трудно. За 2 км сами подвозим корм коровам, а корм у нас такой: одно сено да солома, вот и все. Воду наливаем из проруби... Барду возят очень редко, иногда не возят по 2-3 месяца. И когда ее привозят, разносим по кормушкам ведрами, к концу рабочего дня совсем отваливаются руки. За это мы получаем в месяц по 20-30 руб., если не меньше, и те отдают невовремя. А бывает и так, что получку не дают 3 месяца. От колхоза никакой помощи нет. Пастбищ у нас нет, пасут как-нибудь и где-нибудь, скорее бы день прошел. И так идет год за годом".

Напомню, что в том 1967 году, когда было написано это письмо, Л. И. Брежнев уже год как был "Генеральным Секретарём ЦК КПСС", а до этого с 1960 года по 1964 год он занимал должность "Председателя Президиума Верховного Совета СССР". С 1964 года по 1966 год он был "Первый секрктарь ЦК КПСС", впрочем, уже будучи Генсеком, Брежнев в 1977 году вернул себе и пост "Председателя Президиума Верховного Совета СССР" (когда-то, занимавшего это пост в "сталинские времена", М. И. Калинина.называли "Всесоюзный староста" - впрочем, его жена тоже оказалась "врагом народа", сидела в "сталинском лагере для политзаключённых" и эту уже весьма немолодую женщину определили на несколько более лёгкую работу - она, для предотвращения в лагере тифа, выковыривала вшей из швов грязного лагерного белья).

Тем не менее, несмотря на много лет, прошедших после окончания войны с фашистами, и тогда, именно в те "Брежневские годы", коммунисты нас уверяли, что наш "социалистический лагерь" окружён врагами и с той стороны постоянно существует прямая военная угроза. Поэтому, громадные средства из Гос-бюджета (ежегодно, прямые и косвенные расходы в районе 70% и более) выделялись на военные расходы. Очень большие средства выделялись и на дорогостоящую, вроде бы "в кредит", а фактически безвозмездную военную помощь в виде поставок оружия в Египет, Сирию, Ливию, Вьетнам, здесь и Корея, и Куба, с её тогда находящимся в Эфиопии отдельным воинским контингентом (да и наших военных "специалистов" в гражданском одеянии в этих странах было немало).

Вот и "Соц-странам" в Европе мы оказывали практически безвозмездную военную помощь - здесь вспомним и нашу "интернациональную солидарность" с участием наших войск в восстановлении "социалистического порядка" в Чехословакии, когда там вспыхнуло народное восстание, также и в Венгрии, да и в успокоении народных волнений в Германии и в Польше мы тоже "помогали".

И ещё здесь следует вспомнить как стоявший во главе СССР Брежнев, фактически нарушив "Конституцию", вкупе всего с 4 ближайшими соратниками-коммунистами из Политбюро ЦК КПСС приняли решение "во имя братской солидарности поддержать Народно-демократическую партию Афганистана" и ввести в Афганистан советские войска - после такого "решения" наши войска воевали с афганским народом более 8 лет.

И поскольку такие громадные военные расходы "социалистическая экономика" уже не выдерживала, то на производство продуктов питания и предметов народного потребления в достаточном для всей громадной страны объёме средств уже нехватало, Выход из этого возглавлявшие страну коммунисты пытались найти с помощью государственной "плановой системы распределения товаров" и это прежде всего относилось к поставкам населению мясо-молочной продукции. Но во всех выступлениях Генерального секретаря ЦК КПСС, "дорогого Леонида Ильича Брежнева" (только так его во всех речах и величали, отсюда даже анекдот ходил: "У уже старого "маразматического" Брежнева звонит телефон - Брежнев снимает трубку и отвечает: "Дорогой Леонид Ильич слушает!"), а далее и в речах его "коммунистических товарищей по партии" говорилось "о наших громадных достижениях на пути к победе коммунизма" (лозунг "Победа коммунизма неизбежна", как и подобные лозунги, прославляющие "руководящую роль Коммунистической Партии", висели на фасадах массы зданий и, вообще, везде, где только можно).

Помню, как в связи с 25-летним юбилеем обороны "Малой земли" (клочок земли под Новороссийском, который отвоевали у фашистов в феврале 1943 года и удерживали в течение 225 дней до полного освобождения Новороссийска) в 1978 году была выпущена многомиллионным тиражём книга под названием "Малая земля" (Брежнев был в 1943 году в звании подполковника и в Новороссийске командовал политотделом 18-ой Армии). Автором книги "Малая земля" значился "Генеральный секретарь ЦК КПСС" Брежнев Л. И., вскоре получивший за неё "Ленинскую премию по литературе" - в книге, конечно же, было описано, какой героизм Л. И. Брежнев проявил во время обороны "Малой земли" (после выпуска этой книги в народе ходил анекдот: "В 1943 году Сталин, прежде чем утвердить своим "Приказом" предложения генералов, командовавших 18-ой Армией, спрашивает: "А с подполковником Брежневым посоветовались?").

В последние годы своего правления Брежнев был уже почти маразматиком, не говорил, а "шамкал" и тогда в народе ходил следующий анекдот: "К Брежневу в кабинет заходит Пельше (а звали его Арвид Янович). один из ближайших коммунистов-соратников, Председатель Комиссии партконтроля при ЦК КПСС. Брежнев ему с трудом "шамкает": "Пельше Янович, ты читал мою книгу "Малая земля"? Пельше отвечает: "Читал, дорогой Леонид Ильич, два раза и с громадным наслаждением, сейчас бегу в третий раз почитать!". Брежнев удивлён: "Слушай, может тогда и мне эту книгу почитать?".

Так вот перед намечавшейся поездкой Брежнева в Одессу и Севастополь по случаю юбилея "Обороны Севастополля и Одессы" по Москве ходил анекдот: "Брежнев звонит в Одессу: "Как там у вас с мясом - хорошо?". Ему отвечают: "С мясом, дорогой Леонид Ильич - хорошо, без мяса - плохо!".

Итак, в те замечательные "Брежневские времена стабильности и процветания" экономика страны уже не выдерживала громадные военные расходы и вот каким образом по "плановой социалистической системе распределения" осуществлялись поставки населению товаров мясной продукции.

Сначала едва ли не всё мясо, в виде туш забитого по всей стране скота, железнодорожными составами с рефрижераторами-морозильниками везли в Москву. Первую часть забитых туш доставляли на московский "Микояновский мясокомбинат" для производства "деликатесныых колбас и сосисок" прежде всего для "Кремля" и прочего "Руководства". Во вторую очередь замороженными мясными тушами снабжали московский "Останкинский мясокомбинат", производивший колбасы и сосиски для более простого, но всё же "московского люда". Ещё какую-то, но тоже существенную часть привезенных в Москву замороженных туш разделывали и мясо развозили по московским магазинам - здесь, конечно же, руководствовались неписанным правилом "в Центр Москвы - качеством получше и побольше". И только потом то, что осталось в прибывших в Москву железнодорожных рефрижераторах, "социалистически-планово распределялось из Центра" и развозилось в железнодорожных и автомобильных рефрижераторах-морозильниках "по городам и весям" - теперь наступала очередь провинции получить мясо, но здесь уж "что осталось, то и досталось".

В связи с этим, о том, как жители подмосковных районов и окружающих Москву областей решали свою "продовольственную проблему", я расскажу на примере из моей личной тогдашней московской жизни.

Вставали мы с женой рано, скорее отводили сына в дет-сад и спешили на работу к 8 часам утра. Возвращались вечером с работы, забирали ребёнка из дет-сада и забегали в продуктовый магазин или в "Гастроном". Однако, зачастую мясные и колбасные прилавки были пусты и продавцы нам объясняли, что пока мы были на работе, мясо скупили "приезжие". И действительно, мы знали, что, например, из Владимира в Москву есть прямые электрички, так их "кровавыми электричками" называли - ехали владимирские жители в Москву, скупали мясо и мясопродукты, которые московские власти днём на прилавки магазинов "выбрасывали", и возвращались в родной город назад на тех же "прямых электричках". Таким же образом и другие жители подмосковных районов и окружающих Москву областей поступали. Час-полтора по Москве. автобусы-метро, да в электричке полтора-три часа, вот замороженное мясо и тает, с него течёт кровь, громадные рюкзаки и сумки с мясом промокают, полы в вагонах электричек становятся мокрыми и кровавыми.

Добавлю ещё кое-что по этому поводу.

Я уже писал, что в то время работал я в НИИ. Как раз на "Муромской доржке", где-то посредине между Владимиром и Ярослвлем, в лесу, была у нас, имевшая определённую "форму секретности" и потому огороженная колючей проволокой, маленькая испытательная площадка, своеобразный полигончик. В 1971-73 годах, то есть как раз в те "Брежневские годы процветания", в течение нескольких месяцев в году, каждый понедельник, тех, кто проводил там испытания, на автобусе везли на этот полигончик, а в пятницу мы возвращались в Москву. Так вот лично меня жители из соседней деревеньки, с которыми мы были знакомы, просили: "Евгений Петрович, пожалуйста, привезите из Москвы сколько сможете молочной колбаски и сливочного масличка!". А ведь согласно "Большой Советской Энциклопедии" во Владимирской области было тогда 105 колхозов и 124 совхоза и в животноводстве преобладали молочно-мясное направление и свиноводство. Так было в формальных отчётах и документах, но сейчас и в интернете легко найти данные о том, что в это время в массе деревень Нечерноземья стояли заколоченные дома, а пашни были заброшены.

Вот отрывок из письма, которое написал в 1963 году в газету "Сельская жизнь" тракторист Тараскин из Рязанской области:

"Почему люди уезжают?... Большинство мужчин устроились в городах. Это происходит из-за низкой оплаты труда в нашем колхозе, низкой организации труда".

К этому я могу добавить и свои воспоминания.

Дело было летом и однажды я и ещё несколько моих товарищей не уехали в конце недели в Москву, а остались продолжить испытания разработанной в нашем НИИ новейшей техники уж никак не гражданского применения. В субботу мы работали, но в воскресенье были свободны и решили не сидеть на полигончике за колючей проволокой, а сходить в соседний лес за грибами-ягодами. Идти пришлось по пыльной дороге через большущее заброшеное, не то пшеничное, не то ржаное поле - его явно уже много лет не вспахивали, не засевали и урожай с него не снимали, одна сурепка с бурьяном, да васильки росли. В глубине этого поля было видно в прошлом крепкое крестьянское подворье - пять или даже более больших дерревенских домов с сараями, какими-то постройками, всё это было окружено уже полуразвалившимся деревянным забором. Но явно, именно этой ночью, там был пожар и вся усадьба ещё вовсю дымились.

От жителей соседней деревни мы уже слышали, что живущие отдельными подворьями большие крестьянские семьи покидают их и уезжают оттуда в поисках лучшей доли. А поскольку когда-то застрахованные, но сейчас оставляемые ими дома никто не хочет купить, то хозяева "договариваются со страховщиками", потом в одну из ночей поджигают свои дома, "страховщики" признают этот пожар за несчастный случай, выплачивают хозяевам "страховку", определённую сумму из неё крестьяне отдают лично "страховщикам", а жалкий остаток (по сути "копейки") оставляют себе - вот чему тогда равнялась стоимость крестьянских домов.

Так вот в тот день, когда мы шли по пыльной дороге, пересекая заброшенное поле, и увидели ещё дымившееся пепелище, бывшее ранее родным домом для большой крестьянской семьи, догнали мы еле плетущуюся древнюю старушенцию. Несла она через плечо сетчатую сумочку, в народе называемую "авоська" (авось какой товар попадётся), было в этой "авоське" две-три буханки чёрного "кирпичиком" хлеба, купленного в селе, откуда она шла (тогда уже давно во многих маленьких деревеньках, видимо и в той, куда она возвращалась через это заброшенное поле, не было даже небольшого магазинчика с небольшим ассортиментом продуктов и товаров первой необходимости, да и пекарни тоже не было).

Итак, шла эта бабка по дороге, беспрерывно плакала и крестилась на сожжённое крестьянское подворье: "Немилостиво, Господи, ох, немилостиво!". И ещё, и ещё много раз молилась и плакала: "Немилостиво, Господи, ох, немилостиво!". Кого она считала виноватыми за это, Бога или вот ту Советскую власть, судите сами.

Вот такие они были "Брежневские годы процветания" - именно тогда наша страна под руководством коммунистов уже полностью прогнила и распадалась, это были не "Брежневскме годы процветания", а "Брежневскме годы загнивания", а "либералов" и в помине не было, так, единицы, вроде бывшего "лагерника" Солженицыны и "Героя Социалистического Труда" и "Лауреата Ленинской премии", физика Сахарова. Если организм начинает гнить изнутрти, он постепенно разлагается и потом распадётся. Именно коммунисты стали виновниками грядущегго развала громадной страны под названием "Союз Советских Социалистических Республик" - такой неподъёмный груз экономических проблем нагрузили коммунисты на этот корабль, что он тонул-тонул и, в конце концов, развалился и затонул!

---------------------------.

И ещё добавлю.

Говорят, "Ельцинские девяностые разрушили "Союз нерушимый", но вспомним, что наша война с фашистами длилась 5 лет и зададим себе вопрос: "А, а сколько было после этого мирных лет и сколько лет хоть где-нибудь да вёл "Великий СССР" военные действия "во имя братской солидарности"? Вспомним нашу "военную интернациональную солидарность" и установление нашего "социалистического порядка" в "соц-странах" Венгрии, Чехословакии, да и в Германии, и в Польше мы тоже поучаствовали, не забудем и войны в Афгане и в Чечне, вот "социалистическая экономика" всё это и не выдержала и логично привела к развалу СССР - никакие не "либералы 90-х, а правившие до них в СССР все годы, в том числе и после войны с фашистами, "коммунисты" с проводившейся ими "социалистической плановой экономикой" в этом виноваты!

--------------------

И в конце расскажу:

5 марта 1953 г. умер Сталин:

Это был более, чем ажиотаж,

скорее это было стадное чувство

Было мне тогда 15 лет, выглядел я лет на 12, но мимо гроба Сталина я прошёл (друзья-ребятишки сманили "съездить на развлечение", подобно тому, как мы ездили из нашего близкого Подмосковья в Москву на футбольные матчи).

Вечером поехали, ночью рассыпались кто куда - я оказался совсем сбоку и ближе к концу толпы не то на улице Кирова, не то на Чернышевского. Выход на площадь перегородили грузовички, "пятитонки", в середине улицы грузовички стояли "хвостами" друг к другу. Вверху грузовички были заполнены солдатиками и, потому, они стояли в кузовах. Были эти солдатики из нашей же подмосковной "Дивизии Дзержинского" (я там рядом жил в небольшом городке Балашиха, много раз их в форме близко видел).

Солдатики с грузовичков смотрели вниз и смеялись над, увы, искренне от горя и бестолково рвущимися ко гробу Сталина людьми - и вот толпа "даванула", дикий визг-вой (как вспомню, этот вой досих пор у меня в ушах).

И тогда в середине перегороженной улицы "хвосты" машин от напора толпы стали разъезжаться-распахиваться, как раскрываются створки ворот.

Раздавленными людьми распахнулись эти "Ворота Смерти"!

Толпа потащила и меня, но я очутился в хвосте, уже была возможность вдохнуть-выдохнуть, однако вырваться-остановиться не мог - мальчишка, я видел, но не осознавал этот ужас что где-то по бокам под ногами, тут и там, валяются мёртвые люди и по ним прёт народ, но не может остановиться (Евтушенко только по рассказам отобразил это в своём кинофильме, но он не знал и не отобразил эти "Ворота Смерти", а я там был!).

Нашу толпу пропустили прямо к "Колонному Залу". Где-то милиционеры переговаривались, что с какой улицы толпа прорывается, оттуда срочно пропускают, а другие улицы срочно перекрывают (ох, эти нынешние проклятые ассоциации с многотысячными толпами и ОМОНом - "не дай Бог"!).

Как и другие, прошёл мимо гроба - в "Почётном карауле" какие-то серенькие люди в гражданских пальто, мятущиеся глазки, перешёптываются, вдруг стремительно срываются и убегают, место пустует, потом снова кто-то становится - такой же серенький и дёргающийся-перешёптывающийся.

Вернулся я домой - проспал без просыпа аж 1,5 суток!

-----------------------------

Брежнев любил слушать юмористические выступления чрезвычайно тогда популярного эстрадного артиста, руководителя Ленинградского театра миниатюр Аркадия Райкина, В своих выступления этот "Герой Соцмалистического Труда" куда как ярко высмеивал чиновников и хозяйственников, но ранга не выше, чем (из тогдашней репризы А. Райкина): "..в партере сидят уважаемые люди - завсклад, товаровед, управдом...".

Так вот в одной из реприз А. Райкин говорил:

"...Вот тут некоторые злопыхатели говорят: Есть, мол, у нас недостатки, слаба материальная база!

Правильно говорят злопыхатели - есть у нас недостатки, слаба материальная база!...".

---------------------------

В романе М. Шолохова "Тихий Дон" главный герой и ярый противник коммунистов Григорий Мелехов говорит: "Свободы? Свободы нам не надо - мы тогда резать друг друга почнём!".

-----------------------------------------------------------------------------

Эпилог

Лапти повесив на гвоздь,

Вышли мы все из народа!

Всё!

Мы теперь на Свободе!...

А может вернуться в народ?!

Оставить комментарий © Copyright Парамонов-Эфрус Евгений Петрович (para-efrus@narod.ru) Обновлено: 20/04/2015. 61k. Статистика. Эссе: Проза Скачать FB2	Ваша оценка:
Аннотация: Лапти повесив на гвоздь, Вышли мы все из народа! Всё! Мы теперь на Свободе!... А может вернуться в народ?!

Парамонов-Эфрус Евгений Петрович "вышли мы все из народа!"

Парамонов-Эфрус Евгений Петрович
"вышли мы все из народа!"