Lib.ru/Современная литература: Паульман Валерий Федорович. Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества

Валерий Паульман

Мир на перекрестке четырех дорог

Прогноз судьбы человечества

(четвертая редакция)

0x08 graphic

Таллинн 2009

Содержание

Предисловие 4

Введение 5

Часть I. Мир на перепутье

Глава 1.Человечество в начале третьего тысячелетия 9

1.1.1. Уровни (структура) общественного устройства 10

1.1.2. Мировая экономика и научно-технический прогресс 29

1.2.3. Социальное измерение глобальной капиталистической экономики 48

Глава 2. О природе современного капитализма 64

1.2.1. "Антикапиталистические концепции" 66

1.2.2. Проблема прибавочной стоимости 98

1.2.3. Достоинства и недостатки современного капитализма 115

Часть II. Государственный социализм в СССР

Глава 3. Первый опыт социалистических преобразований 133

2.3.1. Октябрьская революция 1917 года 133

2.3.2. Гражданская война 142

2.3.3. Создание основ социалистической экономики 149

Планирование 157

Индустриализация 161

Коллективизация 164

2.3.4. Метаморфозы политической системы, или

Диктатура во имя социализма 177

2.3.5. Исторический феномен - советский народ 195

2.3.6. Опыты реформирования 207

2.3.7. А был ли в СССР социализм? 212

Глава 4. Закономерности и противоречия государственного социализма 231

2.4.1. Плановая экономика 231

Субъект государственной собственности 232

Субъекты экономических отношений 238

Противоречия экономической системы 249

Процесс планирования 262

2.4.2.Пропорции общественного воспроизводства и закон распределения 272

2.4.3. Советы и диктатура 283

2.4.4. О критике социализма 301

Глава 5. Причины краха социализма в СССР 318

2.5.1. Внешние причины 318

2.5.2. Внутрисистемные причины 327

Социально-психологический фактор 328

Политический фактор 331

Идеологический фактор 344

Экономический фактор 345

Часть III. Есть ли у социализма будущее?

Глава 6. Переход от капитализма к cоциализму

- естественно-исторический процесс 358

3.6.1. Противостояние капитализма и социализма 358

3.6.2. Является ли марксизм мифом? 371

3.6.3. Теории эволюционной трансформации капитализма 407 3.6.4. Почему надо отказаться от капитализма? 429

3.6.5. Общечеловеческий разум и теория ноосферы 438

Глава 7. О модели демократического социализма 451

3.7.1. Возможен ли демократический социализм? 451

3.7.2. Потребности и эффективность экономики 463

3.7.3. Многоукладная экономика 474

3.7.4. Кооперация и социализм 485

3.7.5. Планирование и договорные обязательства 491

3.7.6. Советы как форма народовластия 496

3.7.7. Как перейти к демократическому социализму? 501

Заключение 534

Предисловие

Предлагаемая читателям монография "На перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества" является четвертой редакцией книги, вышедшей в Таллинне в издательстве "КПД" в 2007 году под названием "Прогноз судьбы человечества" и размещенной мною в электронной библиотеке М.Мошкова в январе 2008 года.

В первоначальную редакцию книги внесены корректировки, дополняющие или полнее раскрывающие содержание тех или иных проблем (например, о структуре мирового сообщества, многовариантности развития человечества, истории и сущности государственного социализма в Советском Союзе, революционных преобразованиях в Китае, роли общественного разума и нравственности в развитии общества, теории ноосферы Н.Моисеева, сущности и формах потребностей и т.д.), а также сделаны ссылки на многочисленные новые источники, которые позволяют или более глубоко раскрыть какие-то ранее рассмотренные проблемы, или же освещают еще не затронутые мною в первом издании аспекты.

Я продолжаю работу по исследованию многочисленных проблем, затронутых в монографии. Результаты этих исследований будут или отражаться в предлагаемой читателям книге, или же публиковаться в виде отдельных статей.

Автор

Март 2009 года

Введение

Минувший ХХ век был поистине уникальным. Он отделил предысторию человечества от его истории, ибо именно в этом столетии впервые было предпринято строительство социалистического общества; впервые была создана общепланетарная политическая, экономическая и информационная инфраструктура. Две мировых войны и появление ядерного оружия заставили государства объединиться в глобальном масштабе, чтобы выработать механизм мирного разрешения возникающих конфликтов. Мощные и необратимые интеграционные процессы охватили все стороны человеческой жизни.

Однако человеческая цивилизация на современном этапе своего развития внутренне противоречива. Наряду с интеграционными процессами, бурным прогрессом науки, технологии и техники, быстрым ростом производительных сил наблюдаются и другие, отрицательные, тенденции: ни на минуту не прекращается гонка вооружений; вспыхивают войны, совершаются акты террора; стремление к наживе попирает все общечеловеческие нормы морали, сводя на нет усилия прогрессивной части человечества найти разумное решение таким острейшим проблемам как безработица, нищета, преступность, экологическая безопасность, болезни. В основе этого поистине чудовищного противоречия лежит освященный законами институт капиталистической частной собственности, являясь той разрушительной силой, которая приносит столько несчастий сотням миллионов людей и человечеству в целом. Именно капитализм представляет собой сегодня главную угрозу существованию человеческой цивилизации.

Естественно, возникает множество вопросов - существует ли вообще какая-то реальная альтернатива капиталистическому устройству общества? Имеется ли у людей на этой планете возможность вырваться из многовековой кабалы умопомрачительного стяжательства? Сохраняется ли у человечества хоть небольшой шанс избежать гибели в результате новой мировой войны с применением ядерного и других видов оружия массового поражения, а также предотвратить приближающуюся экологическую катастрофу? А может быть, дело вообще не в том или ином общественном устройстве, а в природе самого человека? Поискам ответов на эти вопросы и посвящена данная книга.

Логика современной жизни такова, что решение всех перечисленных проблем возможно только на глобальном уровне. Именно это обстоятельство и предопределило содержание и структуру предлагаемой читателю книги.

Чтобы понять, в каком направлении движется человечество, нужно правильно разуметь мир сегодняшний, выяснить, каковы же его исходные позиции. Именно поэтому первая часть книги посвящена анализу сложившейся сегодня в мире ситуации. Главный вывод, сделанный мною из этого анализа, состоит в том, что суть процессов, происходящих в настоящее время в общепланетарном масштабе, определяется развитием все-таки глобального капитализма, несмотря на то, что после контрреволюции в СССР и в странах Центральной и Восточной Европы, в мире продолжают существовать и развиваться несколько социалистических государств во главе с великим Китаем.

Анализ современной ситуации в мире показал, что мы имеем дело с фундаментальными противоречиями между капиталистическим способом производства, с одной стороны, социальным прогрессом человечества, быстро развивающимися производительными силами, а также решением глобальных проблем бытия и развития человечества, с другой стороны.

Реальность такова, что мир со все возрастающей скоростью приближается к той черте, за которой может наступить военная и экологическая катастрофа. Однако такой трагический финал отнюдь не является неизбежным. Пока еще сохраняется шанс не только спасения рода людского от самоуничтожения, но даже просматривается возможность экономического и социального прогресса. Именно в этом состоит особенность сложившейся к началу третьего тысячелетия ситуации, когда мир находится на перепутье. В принципе возможны четыре варианта будущего человечества.

Возникает вопрос - заключается ли шанс на выживание и даже на дальнейший прогресс в самом естественно-историческом процессе развития человеческого общества? А если это так, то каков механизм этого саморазвития?

Ответ на этот вопрос дан в шестой главе третьей части книги на основе использования методологии диалектического и исторического материализма. Суть ответа такова, что с дальнейшим развитием производительных сил на базе научно-технического прогресса будут созревать обе стороны глобального противоречия - как та, которая толкает человечество к катастрофе, так и та, которая создает предпосылки (объективные и субъективные) и условия разрешения обостряющегося противоречия. Поэтому (наряду с другими тремя вариантами) теоретически существует вероятность разрешения данного противоречия на основе социальной революции, в результате которой капитализм сменит новое общественное устройство - демократический социализм. Описанию возможной модели демократического социализма и посвящена последняя, седьмая глава.

Чтобы обнаружить в реальной исторической действительности главные черты возможного нового прогрессивного общественного устройства, я проанализировал реальный опыт государственного социализма, существовавшего в СССР. Этому посвящена вторая часть книги, в которой раскрываются закономерности и противоречия, присущие государственному социализму, а также причины контрреволюции 1991 года. По моему глубокому убеждению, исследование реального социализма в СССР представляет интерес не столько для исторической науки, сколько для социологии, ибо оно в большей мере касается настоящего и будущего, а не прошлого. Как писал самобытный русский ученый А.Шушарин, "теоретическое постижение былого социализма совсем не научный каприз, а едва ли не ключевой пункт понимания всей современной ситуации". У этой проблемы имеется и нравственный аспект, о котором точно и образно сказал другой выдающийся ученый С.Кара-Мурза: "Нельзя позволить, чтобы всякая продажная сволочь безответно плевала на могилы наших отцов. Да, сейчас их время, и мы не можем помешать глумлению - но мы обязаны объясниться между собой."

Я убежден и в том, что процесс развития производительных сил, экономического базиса глобального капитализма и тех социалистических государств, которые сегодня существуют на Земле, а также общечеловеческого революционного разума позволят человечеству сделать качественный скачок в свой благополучный завтрашний день, предотвратив сползание к краю пропасти, хотя, как справедливо считают многие исследователи, зреющая бифуркация содержит в себе множество разновариантных и разновероятностных траекторий, вплоть до катастрофических.

Моя книга полемична. Сегодня в ходу множество модернистских концепций, пытающихся объяснить суть процессов, происходящих в современном капиталистическом обществе и одновременно стремящихся заглянуть в будущее. Всем этим теоретическим построениям нельзя отказать в оригинальности и в том, что каждая из них в той или иной степени верно отражает ту или иную грань действительности. Однако ни одна из них не может конкурировать с марксистской трактовкой исторического процесса, единственной дающей возможность целостного, системного научного исследования.

Многие социологи утверждают, что в наступившем третьем тысячелетии индустриальное общество трансформируется (или уже трансформировалось) в постиндустриальное (постэкономическое, информационное и т.п.) общество. Как правило, эти и подобные им утверждения носят чисто декларативный характер, будто бы достаточно одной лишь убежденности автора в истинности концепции, чтобы она тотчас же воплотилась в жизнь. Однако реальный исторический процесс - это не сказка со счастливым или трагическим исходом. Исторический процесс имеет свою объективную логику развития, которая не подвластна измышлениям социологов, но в то же время во многом зависит от политики и идеологии, от морали, а не только от экономики.

Сегодня, повторяю, в мире господствует глобальный капитализм, до сих пор обладающий огромным потенциалом развития, движимый погоней за максимальной прибылью и конкуренцией на рынках капитала и труда. Будет ли он существовать вечно или на смену ему придет какое-то иное общество? И каким оно будет, это новое общество? Какие объективные и субъективные процессы могут привести к смене общественного устройства?

Как показывает исследование процессов, происходящих в современном капитализме, подтверждается главный вывод марксизма о том, что ему на смену неизбежно идет социализм. И в этом смысле марксизм как учение не устарел, он по-прежнему является актуальным.

Я не ставил перед собой цель дать развернутое и детальное изложение политической экономии современного капитализма и государственного социализма. Для меня важно было уяснить их основные черты и противоречия с тем, чтобы нащупать пути реального движения человеческого общества. В поисках новых подходов к сущности проблемы перехода от капитализма к социализму, с учетом горького опыта Советского Союза, пришлось обстоятельно разбираться в содержании многих ключевых методологических проблем. Используемые мною термины "государственный социализм" и "демократический социализм" даны в совершенно новой, нетрадиционной трактовке.

Итак, я убежден, что спасение человеческой цивилизации - в торжестве активного общечеловеческого революционного разума, который рано или поздно найдет свое воплощение в демократическом социализме. Однако переход от глобального капитализма к глобальному социализму - процесс чрезвычайно сложный и непредсказуемый. Самый главный вопрос - это преодоление сопротивления класса капиталистов. Он может быть решен только политически. Никаких автоматических, эволюционных путей "врастания", "перерастания" капитализма в социализм не существует. Революции не избежать. Из-за непримиримой позиции класса капиталистов, которые никогда добровольно не откажутся от богатства и власти, для перехода из одного состояния в новое качественное состояние общества люди должны будут совершить политический акт - социалистическую революцию. Буржуазия как класс руководствуется простой логикой, суть которой замечательно изложена Л.Фейхтвангером в "Испанской балладе": "Одни шьют наряды, другие их носят; одни куют мечи, другие разят ими; одни строят замки, другие живут в них - так уж повелось, так тому Господь в премудрости своей рассудил быть. Если же эти ничтожные создания, pauvres pucelles, восстают против такого порядка, тогда господин их должен, недолго думая, перебить им руки и ноги". Именно так и поступил Л.Тьер - руководитель правительства "национальной измены", когда он в мае 1871 года, борясь против Парижской коммуны, расстрелял 30 тысяч человек и 50 тысяч арестовал. История знает пока только один, а именно насильственный способ перехода от системы капиталистической частной собственности к системе государственной общенародной собственности - через установление диктатуры пролетариата с последующим ее перерастанием в диктатуру партийно-чиновничьего аппарата. Этот путь совершенно неприемлем из-за возможных катастрофических последствий для человеческой цивилизации. Следовательно, следует искать пути и методы мирной социальной революции (как в отдельных странах, так и в масштабах всей планеты).

Никто, абсолютно никто на свете не может предсказать, по какому сценарию будут развиваться события, ибо жизнь человека и общества соткана не только из объективных закономерностей, но и массы случайностей. Образно говоря, человечеству предстоит решить систему уравнений с огромным множеством неизвестных параметров. Хотелось бы надеяться, что объективные закономерности возьмут верх, а случайные факторы не собьют естественный ход событий с их исторически обусловленной траектории движения, и только с помощью Разума будет найдено единственно верное решение глобальных проблем. Надеюсь, мое исследование внесет свою лепту в поиск оптимального решения этой системы уравнений, которую некоторые уже сравнивают с Хаосом.

Автор

Часть I. Мир на перепутье

Глава 1. Человечество в начале третьего тысячелетия

"В цивилизации бедность порождается самим избытком..."

Шарль Фурье

Недавние археологические раскопки в Африке позволяют утверждать, что возраст человеческого рода исчисляется пятью - шестью миллионами лет. Однако в соответствии с принятым в христианском мире летоисчислением считается, что человечество недавно вступило в свое третье тысячелетие. Таким образом, предшествующие миллионы лет как бы относятся к глубокой предыстории человечества.

Наука до сих пор не может с уверенностью сказать, является ли наша планета во Вселенной единственным пристанищем жизни и разума. Вместе с тем она настолько могущественна, что дала возможность человеку покинуть свою колыбель и сделать первые уверенные шаги по познанию и овладению околоземным пространством. Человечество, выйдя в космос, приступило к созданию задела для своего внеземного будущего. Сегодня оно расходует на космические программы огромные ресурсы, крайне нужные и здесь, на Земле, руководствуясь при этом соображениями разума, а не только стремлением получить барыши или добиться военного превосходства. Если же в наступившем XXI веке интересы капитала и обслуживающего его военно-промышленного комплекса (ВПК) возьмут верх и оттеснят на задний план научно-познавательную миссию космических проектов, то это будет означать еще один, возможно, последний шаг к той грани, которая отделяет нас от ядерной катастрофы. Но не только угроза взаимного истребления нависла над человеческой цивилизацией. Не меньшую опасность представляют загрязнение окружающей среды, массовое истребление животворных лесных массивов и других как воспроизводимых, так и невоспроизводимых ресурсов, уже приведшие к серьезным нарушениям баланса многочисленных и взаимосвязанных экосистем нашей планеты. И, наконец, в третье тысячелетие человечество вступило разделенным на богатых и обездоленных, разъедаемое язвами нищеты, обремененное бесправием сотен и сотен миллионов людей, организованной преступностью и наркоманией, оболваниваемое массовой поп-культурой. То там, то здесь вспыхивают локальные войны. Мир все чаще содрогается под ударами терроризма. Нарастает противостояние цивилизаций и государств. Такова противоречивая стартовая позиция человечества в начале нового, надеюсь, не последнего тысячелетия.

1.1.1. Уровни (структура) общественного устройства

"...рассматривать общество как единый субъект, значит, рассматривать его неправильным образом - умозрительно".

Карл Маркс

Жизнь людей на планете складывается и развивается согласно законам природы и общества; она имеет сложную структуру и организацию: каждый человек в любом уголке земного шара непосредственно или косвенно испытывает влияние, по крайней мере, девяти взаимосвязанных уровней общественного устройства. Они следующие:

- общемировой (глобальный);

- общественно-формационный;

- цивилизационный;

- региональный;

- государственный (национальный);

- общественные союзы, партии и организации;

- местный (муниципальный);

- предприятия (коллективы);

- семейный.

Предлагаемая классификация уровней структуры человеческого общества далеко не бесспорна. Во-первых, можно предложить и другие существенные признаки для классификации, например, профессиональный, возрастной (демографический), расовый, этнографический, религиозный и т.п. Всех людей на планете можно подразделить на детей, юношей, взрослых и стариков. У каждой из этих возрастных групп имеются свои специфические потребности и проблемы, они различаются по образу жизни и своим социальным функциям. Однако, в отличие от предложенных выше девяти структурных уровней, все иные признаки рода человеческого не обладают свойством универсальности. Мы не можем утверждать, что все люди на Земле являются или рабочими, или летчиками, или юношами, или мусульманами и т.д.

Во-вторых, любой из рассматриваемых универсальных элементов структуры общественного устройства является абстракцией. Эти абстракции не менее реальные, чем такие понятия, как животные, деревья, моря и т.п. Каждый из уровней обладает совокупностью признаков, которые позволяют их выделить в самостоятельное понятие. Например, все мы земляне - представители единого рода человеческого (Homo sapiens). Нас всех объединяет не только единая генетическая, но и культурная основа. Мы все принадлежим к человечеству, которое по мере своего развития все более превращается в глобальное сообщество с общими нормами и принципами жизни.

И еще одно методологическое замечание. Несмотря на внутреннее единство тех или иных признаков, определенные элементы соответствующих структурных уровней могут значительно отличаться друг от друга. Так, известные нам региональные образования весьма разнородны, находясь на различных ступенях развития, отличаясь по составу и форме организации. Европейский Союз не идентичен Северо-Американской торговой ассоциации (NAFTA). В Европейском Союзе уровень интеграции на порядок выше, чем в NAFTA; но они обладают общим признаком - единым экономическим пространством, объединяющим национальные хозяйства входящих в данные региональные образования государств.

Обратимся к рассмотрению названных девяти уровней современного человеческого сообщества.

Общемировой (глобальный) уровень организации жизни человеческого общества начал формироваться в систему совсем недавно - во второй половине ХХ века.

На заре человечества планету населяли многочисленные племена, контакты между которыми носили локальный характер. По мере развития ремесел и торговых отношений контакты между сообществами людей (родами, племенами, народами, государствами) становились все более частыми, тесными и разносторонними. Однако еще шесть веков назад европейцы и не подозревали, что на свете существует Америка, хотя в последние годы все больше появляется свидетельств о посещении американского континента финикийцами, карфагенянами, римлянами, викингами, и даже китайцами еще задолго до Колумба, который, как многие историки считают, точно знал, куда направляется и располагал мореходными инструкциями и картой для совершения своего предприятия. Великие географические открытия XV-XVII веков и последовавшая вслед за ними экспансия европейцев, создавших огромные колониальные империи, а также бурное развитие капитализма положили начало образованию общемировой системы политических и экономических отношений. Как писал К.Маркс, "...чем дальше идет уничтожение первоначальной замкнутости отдельных национальностей благодаря усовершенствованному способу производства, общению и в силу этого стихийно развившемуся разделению труда между различными нациями, тем во все большей степени история становится всемирной историей".

Глобальное противостояние государств в борьбе за передел сфер влияния привело в ХХ веке сначала к Первой, а затем и Второй мировым войнам, унесшим жизнь 60 млн. человек. Август 1945 года был отмечен страшным преступлением против человечества - взрывами двух американских атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки. Началась лихорадочная гонка ядерных вооружений. Как сообщает З.Бжезинский, именно США повинны в распространении ядерного оружия, помогая Великобритании, Франции и Израилю в его создании. В итоге к концу ХХ века был накоплен такой арсенал атомных зарядов, который в считанные минуты готов обрушиться на намеченные политиками и военными цели и который в состоянии многократно уничтожить все живое на Земле. Миллиарды людей оказались заложниками у горстки правителей ядерных держав.

В горниле военного противостояния вселенского масштаба вызрела идея образования Организации Объединенных Наций (ООН), которая была задумана ее учредителями как механизм предотвращения третьей мировой войны. Как образно сказал У.Черчилль, ООН была создана не для того, чтобы отвести человечество в рай, а для того, чтобы мы не попали в ад! В 1944 году международная конференция в Бреттон-Вудсе заложила фундамент еще одной всемирной организации, но уже в сфере экономики. Были учреждены Международный валютный фонд (МВФ) и Международный банк реконструкции и развития (МБРР, или Всемирный банк). Несколько позднее стала действовать система ГАТТ, преобразованная в 1995 году во Всемирную торговую организацию (ВТО). В несколько этапов были разработаны правила - многосторонние соглашения по вопросам торговли, услуг и интеллектуальной собственности, поддерживаемые соответствующими механизмами их осуществления и имеющие обязательную силу для национальных правительств.Однако здесь следует отметить, что МВФ и Всемирный банк, также как и ГАТТ, были образованы и до сих пор действуют в соответствии с интересами западных стран, обслуживая их экономическую политику.

Организация жизнедеятельности людей во всемирном масштабе не ограничивалась межгосударственными отношениями. Параллельно шел процесс интернационализации экономики: набирали силу транснациональные корпорации (ТНК), не признающие национальных границ; сформировались мировые рынки валют, капитала, товаров и услуг, чему в значительной мере способствовало развитие и широкое применение инфотехнологий (Интернет, сотовые телефоны, информационные сети). В конце 1990 годов через мировые валютные рынки ежедневно проходило свыше 1,5 триллиона долларов. Предметом международной торговли стала пятая часть товаров и услуг, производимых в мире. Мировую экономику охватила волна слияний и приобретений, в результате чего происходит концентрация капитала, способствующая укреплению могущества мегакорпораций. Так, в 1998 году 10 ведущих компаний, занимающихся производством пестицидов, контролировали 85% мирового рынка в объеме 31 млрд. долларов, а 10 ведущих компаний в сфере телекоммуникаций контролировали 86% мирового рынка, объем которого оценивался в 262 млрд. долларов.

Процесс глобализации сопровождается возникновением многочисленных неправительственных организаций (НПО), контактирующих с учреждениями ООН, а также правительствами стран, побуждая их принимать меры по выполнению обязательств, взятых на всемирных конференциях. К началу XXI века в мире насчитывалось порядка 3 тысяч межправительственных организаций и более 20 тысяч международных НПО.

Одним словом, формирование системы политических и финансово-экономических международных организаций, возникновение и увеличение числа НПО, глобализация мировой экономики, развитие всемирной информационной паутины все в большей мере превращают понятие "человечество" из абстракции в реальность, а точнее - в организованное мировое сообщество. Но нужно отчетливо понимать, что мировое сообщество еще находится на самой начальной стадии своего становления, и понадобится длительное время для ее формирования. Совсем недавно, каких-нибудь пару столетий назад, понятие "человечество" было лишь чистой научной абстракцией. Люди не чувствовали себя частью всемирного сообщества себе подобных. Жизнь подавляющего большинства людей замыкалась узким провинциальным горизонтом. Происходящее где-то далеко никак не отражалось на жизни людей. Сегодняшняя действительность совершенно иная. Мощные процессы в общественной жизни приобрели глобальный характер и в той или иной мере оказывают влияние на жизнь каждого жителя планеты. Недаром в ходу такие термины, как "человек Европы" или "гражданин мира". Однако окончательное оформление организованного начала мирового сообщества пока затруднено многими обстоятельствами, такими, например, как противоречия между общественно-экономическими формациями, цивилизациями, государствами. Разрешение этих противоречий - дело будущих поколений, многих будущих общественных событий.

Выше упоминалось влияние всемирной информационной системы на формирование мирового сообщества. Однако ее значение преувеличивать не стоит, как это, например, делает бывший президент Американской ассоциации политических наук Г. Лассуэлл. Он полагает, что развитие информационной техники позволяет уже сегодня мгновенно распространять ту или иную информацию по всему миру, а это с неизбежностью приведет к всемирной интеграции, к всемирной идентичности, когда каждый житель планеты будет воспринимать себя и свою жизнь как неразрывную часть планетарной системы. Итогом этого процесса явится глобальная взаимозависимость. Все люди в мире будут мыслить в одних и тех же глобальных категориях. Конечно, это - преувеличение. Каждый человек, оценивая ту или иную информацию, исходит не только из своих познаний, своего индивидуального миропонимания, но и из своих специфических интересов, а они у разных людей разные, не совпадающие в силу принадлежности к различным формациям, цивилизациям, природно-климатическим условиям и т.п.

Полувековой опыт деятельности всемирных политических и экономических организаций показал, что управление процессами во всепланетном масштабе крайне необходимо, оно просто неизбежно: стихийным процессам, подрывающим устои бытия на Земле и препятствующим экономическому и социальному прогрессу, должен быть противопоставлен разум. Но различным международным структурам пока не удалось создать эффективных механизмов решения глобальных проблем, и главной причиной неудач является противодействие капитала, стремящегося к самовозрастанию любой ценой. ТНК, ТНБ, ТСА, ТНС и огромное множество капиталов более низкого уровня поставили на свою службу государственные структуры, которые в своей деятельности руководствуются не столько общими интересами всех людей планеты, сколько интересами класса капиталистов.

Мы имеем дело с фундаментальными противоречиями между капиталистической частной собственностью, с одной стороны, и потребностями социального прогресса человечества, быстро развивающимися производительными силами, а также решением глобальных проблем бытия человечества, с другой стороны.

Производительные силы давно вышли за узкие рамки национальных границ, в силу чего государства вынуждены стремиться к сотрудничеству во всемирном масштабе во всех сферах (политической, экономической, социальной и экологической), а не превращать мировую арену в поле для всевозможных битв. Приемлемой альтернативы сотрудничеству просто-напросто не существует. Попытки разрешить возникающие между государствами противоречия силой, как это показал трагический опыт двух мировых и последующих локальных войн, в частности в Ираке, - бесперспективны. Сила вынуждена уступить место разуму, выражающему коренные интересы проживающих на Земле народов. И дело не только в том, что альтернативой мирному сотрудничеству государств является ядерная война, которая уничтожит человеческую цивилизацию. Необходимость обращения к разуму как инструменту межгосударственного сотрудничества связана и с осознанием того факта, что рыночные механизмы не в состоянии нормально регулировать экономические отношения в глобальном масштабе. Главная причина всех конфликтов и кризисов - капиталистическая частная собственность, которая, повторяю, является господствующей в современном мире. Погоня за прибылями в условиях ожесточеннейшей конкуренции продолжается, следовательно, ежечасно воспроизводятся и условия для возникновения новых конфликтов между государствами.

Итак, глобальный уровень, представляющий собою все человечество, является пока еще слабо развитым мировым сообществом, разделенным по общественно-формационному признаку (второй уровень) и состоящим не из одной какой-либо универсальной цивилизации, а из нескольких цивилизаций, образующих третий уровень организации всепланетарного человеческого общества.

Понятие общественно-экономическая формация принадлежит марксистской научной школе. Развернутое изложение данного понятия дано в параграфе 3.6.2. Многие политологи используют для обозначения данного уровня общественного устройства другие термины, такие как волна, цивилизация (охотничья, аграрная, индустриальная, информационная и др.). Будучи сторонником диалектического и исторического материализма как научного направления, я применяю понятие общественно-экономическая формация.

В настоящее время в мире наличествуют все исторически известные виды формаций: первобытно-общинная (в бассейне реки Амазонка), рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и социалистическая, т.е. человечество по оси времени разбросано в начале XXI века на многие тысячелетия. Несмотря на то, что шесть миллиардов людей живут не только в различных географических, но и в различных экономических и социальных условиях, соответствующих той или иной общественной формации, можно смело утверждать, что преобладающая часть населения планеты осуществляет свое воспроизводство в настоящее время в условиях капиталистического общества. Даже в государствах, не относящихся к так называемому "золотому миллиарду", капиталистические экономические отношения, сосуществующие наряду и параллельно с феодальными, рабовладельческими и даже первобытно-общинными формами жизни, все-таки задают тон и являются доминирующими. Именно в силу данного обстоятельства в дальнейшем основное внимание мною уделяется анализу двух противостоящих общественно-экономических формаций - капиталистической и социалистической. С понятием "общественно-экономическая формация" тесно связано и такое важное понятие как "класс". К. Маркс писал: "Отдельные индивиды образуют класс лишь постольку, поскольку им приходится вести борьбу против какого-нибудь другого класса; в остальных отношениях они сами враждебно противостоят друг другу в качестве конкурентов. С другой стороны, и класс становится самостоятельным по отношению к индивидам, так что последние находят уже заранее установленные условия своей жизни: класс определяет их жизненное положение, а вместе с тем и их личную судьбу, подчиняет их себе. Это явление того же порядка, что и подчинение отдельных индивидов разделению труда, и оно может быть устранено лишь путем уничтожения частной собственности и самого труда". Поскольку в сегодняшнем мире существуют только классовые общества (кроме первобытно-общинного), то и все люди на планете принадлежат к тому или иному классу или сословию (как разновидности классового признака). Перефразируя того же К.Маркса, можно сказать, что если оставить в стороне классы, то мы будем иметь дело лишь с пустой абстракцией - т.н. абстрактным обществом. Однако реально существующее общество всегда конкретно, оно имеет не только определенные количественные, но и качественные параметры, свою структуру, и если мы хотим изучить данное общество во всей полноте, то его следует рассматривать как совокупность многочисленных и разноплановых определений, в первую очередь классового.

Согласно признанному авторитету в области исследования цивилизаций С. Хантингтону, их в настоящее время насчитывается 8, в том числе: западная (24,2%), африканская (10,8%), синская (7,5%), индусская (2,4%), исламская (21,1%), японская (0,3%), латиноамериканская (14,9%), православная (13,7%), другие (5,2%).

Понятие "цивилизация" использовалось французскими философами XVIII века как противопоставление понятию "варварство" и означало, что цивилизованное общество, в отличие от примитивного, оседлое, городское и грамотное. Современное понимание цивилизации отличается многообразием (в зависимости от той или иной концепции). "И цивилизация, и культура относятся к образу жизни народа, и цивилизация - это явно выраженная культура. Оба этих понятия включают в себя "ценности, нормы, менталитет и законы, которым многочисленные поколения в данной культуре придавали первостепенное значение". По Броделю, цивилизация - это "район, культурное пространство, собрание культурных характеристик и феноменов". Валлерстайн определяет ее как "уникальную комбинацию традиций, общественных структур и культуры (как материальной, так и "высокой"), которые формируют ту или иную историческую целостность и которая сосуществует (коль скоро их вообще можно отделить друг от друга) с другими подобными феноменами". Даусон считает цивилизацию продуктом "особо оригинального процесса культурного творчества определенного народа", в то время как для Дюркхейма и Мосса - это "своего рода духовная среда, охватывающая некоторое число наций, где каждая национальная культура является лишь частной формой целого". По Шпенглеру, цивилизация - "неизбежная судьба культуры. Наиболее внешние и искусственные состояния, которые способны принимать разновидности развитого человечества. Она - завершение, она следует как ставшее за становлением". Н. Моисеев таким образом сформулировал свое понимание цивилизации: "Употребляя термин "цивилизация", я буду иметь в виду некую общность людей, объединенную не только похожестью образа жизни, культуры, но и общностью духовных миров, общностью своего миропредставления и структурой шкалы фундаментальных ценностей. А следовательно, и образом мышления. Культура и технологические основы жизни - это еще не цивилизация. Это всего лишь составляющие цивилизации. Причем отнюдь не тождественные понятию "цивилизация". И разные цивилизации могут иметь общие технологичечские основы, но не общую культуру и систему ценностей. В качестве фундамента цивилизационной общности я, наверно, выделил бы общность духовных миров. Я думаю, что именно она рождает и общность действий." Интересную интерпретацию понятия "цивилизация" предлагает Генри Форд. Он пишет: "Существует довольно распространенное мнение, что цивилизация что-нибудь да значит, она должна означать возможность для каждого мужчины, женщины и ребенка на Земле иметь, по меньшей мере, приличное жилище, пищу и одежду, с излишками, оправдываемыми индивидуальными заслугами каждого. Если это не достигнуто, то цивилизация является несостоятельной. Неважно, какие пишутся книги, какие возводятся здания, какие создаются произведения искусства, - все это не имеет значения, если каждому, кто этого желает, не дается возможность жить, как приличествует человеческому существу". Точка зрения Г.Форда может, на первый взгляд, показаться чересчур материалистичной, заземленной, однако, если вникнуть в существо им сказанного, то его понимание цивилизации представляется гуманным и хорошо аргументированным. Ну, в самом деле, разве можно считать цивилизованным тот образ жизни, который вынуждены вести люди, живущие в нищете?

Сегодня в мире царит многообразие языков, культур, форм политического и экономического устройства, религиозных верований, идеологий и т.д и т.п. Вряд ли в ближайшем историческом будущем сложится одна единственная, универсальная цивилизация с общей культурой, единственным языком общения, одинаковым экономическим механизмом в форме общемирового государства. Однако тенденция к формированию некоторых общих принципов и норм поведения в различных сферах общественной жизни - налицо. Существует немало сторонников формирования универсальной цивилизации. Как пишет С. Хантингтон, "аргументы в пользу того, что сейчас зарождается некая универсальная цивилизация, основываются как минимум на одной из следующих трех предпосылок. Во-первых, есть допущение, <...> что падение советского коммунизма означает конец исторической борьбы и всеобщую победу либеральной демократии во всем мире <...> Второе предположение основано на том, что усиливающееся взаимодействие между народами - торговля, инвестиции, туризм, СМИ, электронные средства связи вообще - порождают общую мировую культуру... Третий и наиболее распространенный аргумент в пользу возникновения универсальной цивилизации рассматривает ее как результат широких процессов модернизации, которая идет с восемнадцатого века. Модернизация включает в себя индустриализацию, урбанизацию, растущий уровень грамотности, образованности, благосостояния и социальной заботы, а также более сложные и многосторонние профессиональные структуры".

Что касается первой предпосылки, то следует заметить, что наряду с либеральной демократией западного образца в мире существуют и другие формы политико-экономической организации обществ: это и социализм, и диктаторские полуфеодальные государства, и монархический капитализм, и многие другие системы. Однако главное состоит в том, что ни практикой, ни теоретически еще не доказано, что либеральная демократия является той совершенной и идеальной формой общественного устройства, которая с готовностью будет воспринята всеми народами планеты.

В отношении второго аргумента (значительно более серьезного, чем первый) следует сказать, что, безусловно, перечисленные процессы глобализации (экономические и информационные) способствуют развитию взаимных связей между народами планеты. Однако их влияние на глобальную интеграцию может быть, как это ни парадоксально, является прямо противоположным, становясь причиной возникновения острейших конфликтов, отчужденности и даже враждебности. Все зависит от целей и сущности означенных процессов. Инвестиции могут быть хищническими, торговля - несправедливой, неравноправной, распространяемая информация - лживой и развращающей. Как верно заметил Д.Копеланд, высокий уровень международной взаимозависимости "может вызвать как мир, так и войну...". Современная цивилизация с ее научно-техническим потенциалом таит в себе острейшее противоречие: возможность и прогресса, и самоуничтожения. Так, сегодня все экономически сильные государства ведут разработки в области ракетной техники и ядерной энергетики. Где гарантия, что результаты этих разработок не будут использованы для нужд войны или террора? Это касается и многих других направлений научных исследований.

Третий аргумент в пользу возникновения универсальной цивилизации является наиболее весомым. Развитие индустрии, науки, образования, систем социальной защиты действительно формирует, выковывает новую универсальную культуру, которая может постепенно преодолеть влияние религий, национальных традиций на образ жизни народов. Почему-то С.Хантингтон связывает совокупность факторов третьей предпосылки с вестернизацией, усилением влияния Запада на другие цивилизации, в частности, таких черт западной цивилизации как католичество и протестантство, европейские языки, разделение духовной и светской власти, господство закона, социальный плюрализм, наличие представительских органов, индивидуализм. Все это далеко не бесспорно. Модернизация, как это показал опыт СССР, не обязательно порождала те черты, которые характерны для западной цивилизации. Каждая из существующих в настоящее время цивилизаций может и будет развиваться в рамках процесса модернизации. При этом неизбежен процесс их трансформации. Кстати, не исключая и западную цивилизацию. Однако не известно - будет ли эта трансформация идти в каком-то одном направлении. Пожалуй, С.Хантингтон, проанализировав проблему влияния Запада на остальной мир, пришел, в конечном счете, к верному выводу: "Модернизация, напротив, усиливает эти культуры и сокращает относительное влияние Запада. На фундаментальном уровне мир становится более современным и менее западным".

Отрицая возможность формирования универсальной цивилизации только по западному образцу, невозможно в то же время отрицать огромное влияние Запада на другие цивилизации и государства. С.Хантингтон приводит следующий перечень основных направлений влияния Запада на не-западный мир, составленный Джеффери Р.Барнеттом:

* владеют и управляют международной банковской системой;

* контролируют все твердые валюты;

* являются основными мировыми потребителями;

* поставляют большую часть готовых изделий;

* доминируют на международных рынках ценных бумаг;

* играют роль морального лидера для многих обществ;

* способны на крупную военную интервенцию;

* контролируют морские линии;

* занимаются наиболее современными техническими исследованиями и разработками;

* контролируют передовое техническое образование;

* доминируют в аэрокосмической индустрии;

* доминируют в области международных коммуникаций;

* доминируют в производстве высокотехнологичных вооружений.

Все это бесспорно. Однако если рассматривать процесс в динамике, то, повторяю, чаша весов по многим компонентам стратегического баланса постепенно склоняется в пользу не-западных стран, особенно если иметь в виду деградацию на Западе массовой культуры, пронизанной культом наживы, насилия, сопровождаемой распространением порнографии, наркомании, противоестественных отношений между полами, бессмыленным и уродливым искусством и т.п..

Мне представляется, что в ближайшие столетия не произойдет слияния существующих сегодня цивилизаций в одну - универсальную. Наиболее вероятным сценарием формирования структуры человеческого общепланетарного сообщества является, как считает Н.Моисеев, кооперация цивилизаций. Он утверждал, что "унификация образа жизни, цивилизационная унификация смертельна для человечества." Будущее мирового сообщества - это многообразие культур, сосуществование цивилизаций.

Практически одновременно с глобальным уровнем начал формироваться в ХХ веке и региональный уровень мирового сообщества. В послевоенной Европе возник целый ряд организаций. В 1947 году на основе плана Маршалла создается Организация европейского экономического сотрудничества, в 1948 году - Таможенный союз стран Бенилюкса (Бельгия, Нидерланды и Люксембург), в 1949 году - НАТО и Совет Европы, в 1951 году - Европейское объединение угля и стали (ЕОУС), в 1954 году - Западноевропейский оборонительный союз, в 1957 году - Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) и Евратом. Что стояло за всеми этими организациями, какие силы вызвали их к жизни?

Ответить на этот вопрос непросто, однозначного ответа на него не существует. Ведь сама идея создания Пан-Европы (Соединенных Штатов Европы, Союза европейских государств) возникла давно. Ее высказывали, ее проповедовали и философы, и политические деятели на протяжении многих веков. До Первой мировой войны лозунг создания СШЕ (Соединенных Штатов Европы) живо обсуждался социал-демократами Европы. А в 1923 году австрийский граф Коуденхоф Калерги предложил свой вариант проекта СШЕ. В 1929 году с идеей образовать Союз Европы выступили совместно французский министр иностранных дел Аристид Бриан и его немецкий коллега Густав Штреземан. Однако все эти проекты до середины XX века вдребезги разбивались силами воинствующего национализма, реваншизма и империализма. Но, как это ни парадоксально, именно Вторая мировая война, испепелившая Европу, заставила европейские государства начать и развивать шаг за шагом процесс политической и экономической интеграции. Именно тотальное разрушение Европы вынудило государственных деятелей вступить на путь радикальных преобразований, начать интеграционный процесс в Европе, ибо альтернативы ему просто не существовало, особенно после появления атомного оружия.

Франция, страны Бенилюкса пошли на создание Европейского сообщества, несмотря на то, что они на протяжении последних 80 с лишним лет трижды завоевывались Германией, и несмотря на острейшие послевоенные разногласия из-за Саарской области между Францией и Германией. Лидеры западноевропейских стран понимали, что нет никакой разумной альтернативы политической и экономической интеграции. Лучше сотрудничать, чем воевать. Это - во-первых.

Во-вторых, следует отметить и такую причину, как осознание Европой своей слабости. В итоге Второй мировой войны Европа потеряла свою ведущую роль в мировом сообществе. Эта роль перешла к двум сверхдержавам - США и Советскому Союзу, которые обрели в послевоенном мире такую военную, политическую и экономическую мощь, с которой Западной Европе, состоящей из небольших и средних государств, трудно было соперничать. К этому же надо добавить быстрое восхождение Японии на мировом экономическом небосклоне и, конечно же, распад колониальных империй, во главе которых стояли Англия, Франция, Голландия, Бельгия, Португалия, Испания. Стремление возродить былую мощь Европы, занять вновь достойное и подобающее место в мире было и остается одним из самых сильных желаний европейцев, стимулирующих интеграционный процесс.

В-третьих, это комплекс военно-стратегических факторов. Речь шла о создании оборонительных структур, охватывающих государства Западной Европы, включая ФРГ. Последнее имело принципиальное значение, ибо, как отмечалось в одном специальном американском исследовании, "Западная Германия имеет важное значение как бастион между Советским Союзом и Западной Европой. Ее огромный потенциал и ее людские ресурсы необходимы для отражения советского нападения". Кстати, З.Бжезинский высокомерно называл Европу американским протекторатом.

И, наконец, в-четвертых, следует отметить экономические причины европейской интеграции. В их числе главными были преодоление узости национальных рынков, объединение потенциала небольших западноевропейских государств для решения крупных научных, технологических и инвестиционных проблем, противостояние усиливающейся конкуренции на мировом рынке товаров, услуг и капитала.

Людвиг Эрхард, отец "социальной рыночной экономики" в Германии, первый министр экономики послевоенной Германии, под руководством которого совершилось чудо восстановления ее экономики за четыре года, писал в своей книге "Благосостояние для всех": "Чем меньше проявляется тенденция к использованию обмена товарами или иными экономическими услугами в качестве инструмента государственной политики, тем меньше и опасность отравления международной атмосферы. Только такая установка может освободить внешнеторговую политику от лежащего на ней проклятия прошлого". Поэтому он выступал за политику отказа от двусторонних межгосударственных торговых соглашений и за создание общеевропейского регулируемого общего рынка. Он утверждал, что "дело идет о том, чтобы упразднить протекционизм в его различных видах, как то: систему валютных ограничений, искусственно созданные таможенные преграды и другие административные манипуляции и преодолеть тот узколобый эгоистический ход мыслей, который сделал жизнь в Европе мучительной. С этой идеологией "мелких огородов" необходимо <...> быстро и основательным образом покончить".

Таковы были главные причины, положившие начало процессу интеграции в послевоенной Европе. В последующем, по мере развития евроинтеграции "вглубь" и "вширь", т.е. ее интенсификации в политической и экономической сферах, а также увеличения числа государств, включившихся в строительство новой Европы и сотрудничающих с ЕС, стали возникать и другие причины, стимулирующие этот процесс. К их числу можно отнести следующие:

- нарастающая по всем направлениям конкуренция с США и Японией;

-стремление государств Европы присоединиться к ЕС для того, чтобы пользоваться экономическими преимуществами единого рынка, активно участвовать в решении политических проблем и получать гарантии своей национальной безопасности.

Со дня исторического заявления Роберта Шумана 9 мая 1950 года, когда он выступил с планом создания ЕОУС, прошло больше полстолетия. За этот период европейская интеграция, ставшая эталоном для других стран и регионов мира, прошла тернистый путь от Таможенного союза шести государств до Экономического и валютного союза (ЭВС), объединяющего двенадцать стран ЕС. Еще ни одно из многочисленных региональных экономических образований в мире (NAFTA, CEFTA и т.д.) не поднялось в своем развитии до стадии общего рынка, который функционировал в Европе в конце 60-х годов ХХ века, не говоря о едином рынке и ЭВС.

Схематически этапы развития процесса интеграции в Западной Европе можно изобразить в виде ступеней лестницы, ведущей к федерации или конфедерации европейских стран.

Таможенный союз	Общий рынок	Единый рынок	ЭВС
1.Ликвидация межгосударствен-ных импортных пошлин и квот 2.Введение единых внешних импортных пошлин	3.Образование наднациональных органов управления 4.Проведение единой аграрной политики 5.Формирование общего бюджета 6.Создание единой валютной системы (ЕВС)	7.Ликвидация нетарифных барьеров 8.Проведение общей секторной и социальной политики 9.Унификация законодательства	10.Введение единой валюты (ЕВРО) 11.Более тесная координация эко-номической, финансовой, внутренней и внешней политики

Образование общего, а затем и единого европейского рынка стимулировало рост экономики всех государств сообщества. Усилилась их взаимосвязь и взаимозависимость, что в свою очередь способствовало интеграционному процессу и в политической сфере. Сформировалось единое правовое пространство, которое постоянно совершенствуется, при этом все большая часть национального суверенитета передается наднациональным органам управления. По мере развития интеграции наблюдались два явления: с одной стороны - образование экономического пространства без границ, либерализация рынка, где царит свобода движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы на основе упорядоченной конкуренции; а с другой - возрастание роли наднациональных органов управления в регулировании экономических процессов и перераспределении ВВП для проведения общей экономической и социальной политики.

В настоящее время членами ЕС являются 27 государств, еще ряд государств Европы выразили готовность вступить в состав ЕС. Со странами ЕАСТ заключен договор об образовании общей экономической зоны. С 71 государством мира (бывшие колонии и доминионы) заключена Ломейская Конвенция. ЕС заключил договоры о партнерстве с Россией и другими странами СНГ. С государствами Средиземноморья заключено соглашение о широкой ассоциации, им оказывается помощь по линии программы MED. Таким образом, в орбите влияния ЕС в настоящее время находится свыше ста государств земного шара. ЕС, будучи мощнейшим экономическим образованием, оказывает все возрастающее влияние на процессы, совершающиеся в мировой экономике, взаимодействуя с США и Японией, другими государствами ОЭСР, а также с ООН и ВТО.

Практически одновременное возникновение и становление глобального и регионального уровней управления в середине ХХ века было вызвано не только очевидной необходимостью создания работоспособного механизма поддержания международного мира и безопасности, но и настоятельной потребностью "развития дружественных отношений между народами, осуществления международного сотрудничества в разрешении международных проблем экономического, социального, культурного и гуманитарного характера". Именно такие цели были поставлены перед ООН ее учредителями. Эти же задачи были чрезвычайно актуальны и для Европы, более всего пострадавшей во время Второй мировой войны.

Образование ООН и Европейских сообществ (ЕОУС, ЕЭС, Евратома) означало, что государства изъявили готовность добровольно и без принуждения подчиняться их решениям, т.е. они сознательно пошли на отчуждение части своего суверенитета в пользу созданных ими наднациональных органов управления. Так, решения Совета Безопасности ООН являются обязательными для государств - членов ООН. Что же касается Европейского Союза, то его постановления, принятые единогласно или квалифицированным большинством, являются законами прямого действия для всех союзных государств. Таким образом, становление глобального и регионального уровней управления происходит путем делегирования определенной части полномочий, до сих пор свойственных только государственному уровню управления, наднациональным органам управления. Такого еще никогда в истории человечества не было. Вместе с тем, обобщая опыт региональной интеграции как в Европе, так и на других континентах, следует отметить две особенности взаимодействия процессов региональной интеграции и глобализации мирового хозяйства. Во-первых, очевидно, что развитие современных производительных сил в капиталистической форме (ТНК , ТНБ, ТСА, ТНС) переросло национальные границы и требует регулирования даже не столько межгосударственных, сколько общемировых отношений (экономических, политических, этических). Во-вторых, если интернационализация производства и капитала носит всеобщий глобальный характер, то международная интеграция в силу наличия довольно острых противоречий между странами подчас вынуждена ограничиться региональными рамками.

ХХ век ознаменовался не только появлением всепланетарного и регионального уровней управления за счет сужения объема суверенных прав государств, считавшихся до сих пор неделимыми и неприкосновенными, но и бурным процессом возникновения большого числа государств в результате распада колониальных империй. В течение последнего десятилетия ХХ века на политической карте мира появилось много новых государств вследствие распада СССР и стремления небольших народов и народностей обрести форму государственности. И этот процесс, являясь источником локальных конфликтов, еще далеко не завершен (движение басков, Косово, Абхазия, Палестина и т.д.). В 1991 году была образована Организация непредставленных народов (ОНН), насчитывавшая к началу XXI века в своем составе представителей 50 народов с численностью населения более 100 млн. человек. Необходимость создания ОНН объясняется тем, что лишь незначительная часть народов планеты имеет возможность быть представленной на международных форумах в качестве правовых субъектов. Согласно оценкам, основанным на различных определениях народа и нации, в мире насчитывается от 3 до 5 тысяч народов, в то время как количество членов ООН не превышает 200.

Словом, государственный механизм организации жизни общества размывается благодаря двум мощным процессам: регионализации и борьбе народов, требующих или значительной автономии или отделения и образования нового самостоятельного государства. Последнее движение порой приобретает весьма острые формы вооруженной борьбы.

С древнейших времен и до середины ХХ века государственный (национальный) уровень управления в мире был единственной и самодовлеющей формой регулирования жизни общества. И в начале третьего тысячелетия государства остаются главной формой организации жизни общества, однако по мере развития процессов глобализации и региональной интеграции все большее значение в регулировании общественных процессов приобретают более высокие, наднациональные уровни управления. И эта тенденция, если судить по темпам интеграционного процесса на всех континентах и особенно в Европе, является в современном мире доминирующей.

Национальный уровень управления имеет различные формы государственности (от монархии до парламентской республики). Но их суть везде одна и та же: именно государству принадлежит высшая власть в обществе, именно оно устанавливает и проводит в жизнь законы. Государства в той или иной мере регулируют экономику стран, являясь, как правило, собственником определенной части средств производства, инфраструктурных объектов, в частности, СМИ. О значительной роли государств в экономической жизни свидетельствуют следующие цифры:

Таблица 1

Правительственные расходы относительно ВВП (в %)

Страны	1870	1913	1937	1960	1980	1990	1998
Австрия	...	...	15,2	35,7	48,1	48,6	...
Бельгия	...	...	21,8	30,3	58,6	54,8	49,4
Великобритания	9,4	12,7	30,0	32,2	43,0	39,9	40,2
Германия	10,0	14,8	42,4	32,4	47,9	45,1	46,9
Испания	...	8,3	18,4	18,8	32,2	42,0	...
Италия	11,9	11,1	24,5	30,1	41,9	53,2	49,1
Канада	...	...	18,6	28,6	38,8	46,0	...
Нидерланды	9,1	9,0	19,0	33,7	55,2	54,0	47,2
Норвегия	3,7	8,3	...	29,9	37,5	53,8	46,9
США	3,9	1,8	8,6	27,0	31,8	33,3	32,8
Франция	12,6	17,0	29,0	34,6	46,1	49,8	54,3
Швейцария	...	2,7	6,1	17,2	32,8	33,5	...
Швеция	5,7	6,3	10,4	31,0	60,1	59,1	58,5
Япония	8,8	8,3	25,4	17,5	32,0	31,7	36,9
*В среднем*	*8,3*	*9,1*	18,3*	*28,5*	*43,3*	*46,1*	...

*В среднем без Германии, Японии и Испании, вовлеченных в это время в войны или в подготовку войны.

Источники: За 1970-1990 гг. - The Economist. September 20^th, 1997, p.11. За 1998 - Crafts, Nicolas. Globalization and Growth in the Twentieth Century. IMF Working Paper. March 2000, p.41.

Еще в начале 1990 годов в 14 перечисленных странах в среднем доля государственных расходов в ВВП превышала 46%. Затем в течение последнего десятилетия она во многих странах стала снижаться, что свидетельствует о сворачивании социальных программ в угоду конкурентной борьбе на мировых рынках.

Переплетение процесса глобализации и региональной интеграции с процессом обретения народами своей государственности в конце ХХ и начале ХХI веков вызывает весьма интересные явления в общественной жизни. С одной стороны, народы, только что добившиеся (иногда ценой значительных жертв) долгожданной государственной независимости, не желают расставаться со своими суверенными правами, противятся вступлению в те или иные региональные союзы, пытаются бороться с проникновением в их среду иностранного капитала, влияния ТНК и массовой поп-культуры. На этой почве возникают различные общественно-политические движения и партии, протестующие против интеграции (например, массовое движение евроскептиков, провозгласивших лозунг "Нет - Европейскому Союзу!"). С другой стороны, политические деятели вновь образованных государств и их правящая элита, осознающие зависимость своих государств от могучих внешних факторов и отражающие интересы национального капитала, стремятся к интеграции, провозглашая приоритетами своей внешней политики вступление в ВТО, НАТО, ЕС и тому подобные структуры. Это означает, что на рубеже второго и третьего тысячелетий интеграция в глобальном и региональном масштабах движима не только усилиями "старых" государств, но и десятков "молодых" государств мира.

Что побуждает государства объединяться, жертвуя большую часть национального суверенитета на алтарь интеграции (вплоть до того, что они отказываются от самых священных атрибутов власти - национальных валют и армий)? Глубинные причины этого процесса кроются главным образом в экономике и научно-технической революции. Капитал не желает признавать государственных границ, если ему это невыгодно. Чем больше емкость рынков сбыта продукции и услуг (эффект масштабности производства), тем успешнее функционирует капитал. Национальные границы со всевозможными барьерами (тарифными и нетарифными) мешают капиталу. Именно интересы ТНК и вообще капитала (любой величины и любого вида) являются двигателями процессов глобализации и региональной интеграции. Именно капитал, и в первую очередь ТНК, побуждают государства к объединению, к созданию "экономического пространства без границ" и преодолению всех барьеров, стоящих на пути свободного движения капитала, товаров, услуг и рабочей силы. Государства, обслуживающие интересы капитала, являются орудием в руках класса капиталистов. Именно в этом качестве государства формируют свою экономическую политику как внутри национальных границ, так и за их пределами. Формирование государственной внутренней экономической политики, отвечающей главным образом интересам национального капитала, происходит с учетом и других факторов, в частности, таких, как экономические интересы наемного труда. Степень учета государствами интересов наемных работников соответствует уровню их организованности (наличие левых партий и профсоюзов). Внешнеэкономическая политика, направленная также на защиту интересов интегрированного национального капитала, является инструментом в конкурентной борьбе капиталов на мировых рынках.

Однако интеграционные процессы (региональные и глобальные) развиваются не только вследствие интернационализации капитала, но и осознания государственными деятелями насущной необходимости объединения усилий для решения таких острейших проблем современности, как поддержание безопасности и мира, обеспечение человечества энергоресурсами и продовольствием, освоение космоса, охрана окружающей среды, борьба с терроризмом, преступностью, болезнями, нищетой и т.п. Одним словом, наряду с обслуживанием интересов класса капиталистов, государства вынуждены объединяться, чтобы решать общечеловеческие проблемы, затрагивающие интересы всех людей на планете, т.е. двигателями интеграции является также и общечеловеческий разум.

Важную роль в жизни общества играют различные политические союзы, партии, движения, организации. Они объединяют людей по политическим взглядам, по общим интересам к тем или иным проблемам. Все они служат для организации коллективных действий, направленных на реализацию общих целей. Обычно политические партии, союзы и организации имеют иерархическую структуру, выполняющую функцию координации и интеграции индивидуальных действий. Структура данного уровня может совпадать с универсальной структурой (за исключением последнего уровня - семьи), однако выделение его в самостоятельный обусловлено той огромной ролью, которую он играет в современном мире.

Любой человек является постоянным жителем (не обязательно гражданином) какого-либо государства; его жизнедеятельность совершается в пределах конкретного административно-территориального образования, в определенном населенном пункте. Именно местный (муниципальный) уровень управления стоит ближе всего к человеку, он с ним сталкивается ежедневно, непосредственно и напрямую. Государство реализует свои управленческие функции через местные органы власти. Но муниципальный уровень управления, хотя и является проводником общегосударственных законов и установлений, все-таки достаточно автономен. На муниципальном уровне формируется бытовая среда жизнедеятельности человека (коммунальные службы, пассажирский транспорт и т.п.).

Постоянное население данного административно-территориального образования состоит из экономически активного и экономически неактивного населения. Характер взаимоотношений этих категорий населения с муниципальным уровнем управления существенно различается. Экономически неактивное население, состоящее в основном из иждивенцев работающих лиц и государства (дети, учащиеся, пенсионеры, инвалиды, домохозяйки и т.п.) взаимодействует с муниципальными органами управления, как правило, через семью. Экономически активное население контактирует с муниципальными властями непосредственно или через такой важный уровень организации общественной жизни как предприятие. На этом уровне складываются в основном экономические отношения в обществе, которые определяют способ его расширенного воспроизводства и являются базисом политической и нравственной сфер. По форме собственности и юридическому статусу предприятия подразделяются на десятки видов. Однако их объединяет процесс производства товаров и услуг и взаимодействие труда, капитала, средств производства, предметов (объектов) труда.

Важнейшим образованием современного человеческого общества является семья, которая дает жизнь новому поколению, воспитывает детей до совершеннолетия. На мой взгляд, исчерпывающую характеристику роли семьи дал М.Новак: "Наше первоначальное экономическое положение обычно определяется нашей семьей. По многим причинам мы можем быть благодарны семьям, в которых родились; родителям, которые нас вырастили, воспитали, подготовили к жизни и совершили во имя нас многочисленные жертвы, задолго до того момента, когда мы впервые смогли сделать первые самостоятельные шаги в жизни. Мы постепенно входим в общую систему отношений между людьми <...> Поэтому нельзя рассматривать индивидуума в качестве важнейшей предпосылки экономического анализа <...> каждый из нас - существо семейное. Наши семьи определяют саму нашу конституцию, не только генетическую, но и психологическую, образовательную и нравственную".

Таким образом, каждый человек испытывает на себе одновременное воздействие, по крайней мере, девяти перечисленных уровней общественной структуры. При этом воздействие глобального и регионального уровней сказывается на жизнедеятельности человека не напрямую, не непосредственно, а косвенно, т.е. через национальный (государственный) и муниципальный уровни управления и через деятельность предприятия, а также семьи.

Наряду с воздействием всех обозначенных уровней управления на индивидов следует отметить и такое явление, как их взаимовлияние друг на друга. Процессы, происходящие в общемировом, формационном и цивилизационном масштабе, являются существенным фактором, определяющим характер протекания процессов на всех нижестоящих уровнях. Региональная интеграция оказывает мощное влияние на национальный и муниципальный уровни, а также на функционирование предприятий и т.д. И, наоборот, процессы, совершающиеся на более низких уровнях, являются факторами развития процессов на более высоких уровнях.

Чтобы как-то представить себе всю сложность рассматриваемой системы, условно обозначим ее в виде следующей геометрической модели:

L Z

U Е

U K

R P Вектор времени

W H

F gGG

В D

О С C

Если расположить 9 уровней структуры мирового сообщества на плоскости OBDC, то получается матрица, состоящая из 81 квадрата и позволяющая системно исследовать взаимоотношения и соответственно противоречия между всеми 9-ью уровнями. При этом следует иметь ввиду, что за уровнями 2-9 стоит все реальное многообразие их видов и единиц (например, около 200 государств на 5-м уровне).Однако в действительности структура мирового сообщества не двухмерная, а многомерная. Дело в том, что жизнедеятельность людей связана неразрывно с тремя сферами общественной жизни: производительные силы, экономические отношения и надстройка. На вышеприведенной схеме производительные силы заключены в прямоугольнике FWHGCOBD; экономические отношения - в RUKPGFWH, а надстройка (политика, нравственность, искусство и т.д.) - в ALZEPRUК. На схеме условно обозначено пересечение 1-го уровня (глобального) с тремя названными сферами общественной жизни. Между ними и 9 уровнями структуры мирового сообщества также постоянно осуществляется взаимодействие, сопровождаемое противоречиями (например, Европейский Союз, как региональное образование, входящее в 4-ый уровень, взаимодействует не только со всеми другими уровнями мировой структуры - глобальным, формационным, цивилизационным, государственным, общественных организаций, предприятий и семейным, но и с производительными силами, экономическими отношениями и всеми элементами надстройки). В целом же вся эта огромная общепланетарная система, заключающаяся в кубе ALZECOBD, и условно отражающая структуру мирового сообщества имеет еще одно измерение - временной вектор, отражающий процессы воспроизводства и развития. Таким образом, мы имеем дело с четырехвекторной моделью. При этом нельзя забывать, что мировое сообщество существует и развивается в составе биосферы, которая в единстве своем существует на планете Земля, которая движется и развивается во Вселенной. Следовательно, проникая взором в будущее человечества, мы должны иметь в виду его взаимодействие также и с биосферой, Планетой и Вселенной. Учитывая то обстоятельство, что в реальной жизни мы имеем дело с миллионами предприятий и организаций, сотнями тысяч муниципальных образований, бесчисленным множеством элементов производительных сил, миллиардами индивидов и т д. мировое сообщество является сложнейшим объектом с триллионами взаимосвязей и противоречий самого различного рода. Отсюда следует вывод: мировое сообщество - это огромная , многоуровневая и многовекторная система, развивающаяся путем разрешения ежеминутно возникающих противоречий, сочетающая в процессе своего развития множество факторов (как закономерно-необходимых, так и случайных). И в силу названных качеств этой гигантской системы будущая траектория развития человеческого сообщества не может быть однозначной;. она с неизбежностью многовариантна.

Целью данной работы, само собой разумеется, не является исследование всей совокупности отношений в мировом сообществе на всех обозначенных структурных уровнях, ибо это не под силу одному человеку. Как верно заметил М.Вебер, стремление изобразить все существующие в мире "зависимости во всех подробностях было бы равносильно плаванию по безбрежному морю." В мире уже существует обширная литература по многочисленным аспектам жизнедеятельности и исторического развития общества. Исследования всех аспектов общественной жизни в настоящее время ведутся десятками тысяч ученых. Вместе с тем следует отметить тот отрадный факт, что все больше ученых избирают своим объектом иссследования именно глобальный уровень, пытаясь обобщить достижения всех других направлений гуманитарных наук. Сегодня задача синтеза результатов научных исследований в тех или иных конкретных отраслях обществоведения является крайне актуальной, ибо от того, в каком направлении пойдет процесс глобализации, зависит будущее человечества. Именно по этой причине я в данной книге рассматриваю главным образом именно первый, глобальный уровень, поскольку в XXI веке воздействие процессов, происходящих во всемирном масштабе, на будущее человечества представляется решающим.

1.1.2. Мировая экономика

и научно-технический прогресс

"Глобальная взаимозависимость - это не политическая фантазия, она является конкретной реальностью, необратимый характер которой придали революции, произошедшие в этом веке в области технологии, средств связи и геополитики..."

Дэвид Рокфеллер

Исторически формирование мировой экономики как целостной системы, включающей в себя глобальные рынки товаров, услуг, капитала и рабочей силы, происходило на базе капиталистического способа производства. Конечно, торговля и финансовые отношения между странами и народами имели место и в докапиталистическую эпоху. Однако мировой рынок образовался только с наступлением эры капитализма. Считается, что он зародился еще в XVI веке на мануфактурной стадии развития капиталистической системы. Развитие мирового рынка на первоначальном этапе сопровождалось экспансией европейского торгового капитала, колонизацией обширных территорий Африки, Азии, Америки и Океании. Колонии, превращенные в аграрно-сырьевые придатки экономики метрополий, явились обильным источником первоначального накопления капитала, и в этом отношении формировавшийся мировой рынок, безусловно, явился важным фактором развития хозяйства европейских стран. Промышленная революция XVIII-XIX веков способствовала дальнейшему бурному развитию мирового капиталистического рынка и, как следствие, усилению зависимости от него отдельных национальных экономик. "Благодаря применению машин и пара разделение труда приняло такие размеры, что крупная промышленность, оторванная от национальной почвы, зависит уже исключительно от мирового рынка, от международного обмена и международного разделения труда".

С 1825 года мировую экономику стали потрясать экономические кризисы перепроизводства. Усилилась неравномерность роста экономики отдельных стран, более ожесточенной стала конкурентная борьба. К началу ХХ века господствующее положение занимали четыре страны - Великобритания, США, Франция и Германия, на долю которых приходилось 4/5 мирового промышленного экспорта. Нарастающие противоречия между ведущими промышленно-развитыми державами привели к Первой мировой войне 1914-1918 годов. В 1917 году в России произошла революция, в результате которой образовалась новая, социалистическая система экономических отношений. После Второй мировой войны 1939-1945 годов в мировой экономике сложился социалистический сектор, доля которого в 1970 годах составляла уже около 40%. Однако с реставрацией капитализма в республиках бывшего СССР и в странах Центральной и Восточной Европы к концу ХХ века в мировой экономике вновь стал доминировать капиталистический рынок со свойственными ему закономерностями расширенного воспроизводства.

ХХ век был отмечен борьбой колоний за свое национальное освобождение, чему в немалой степени способствовала помощь стран социалистического лагеря. В результате процесса деколонизации на политической карте мира возникли десятки новых государств, занявших свое место в системе мирохозяйственных связей в качестве самостоятельных субъектов.

Современная мировая экономика - это не механическая сумма национальных экономик, а сложнейшая "система международного разделения труда и экономических отношений отдельных национальных хозяйств". Современная стадия развития мирового хозяйства получила свое название - глобализация. "Глобализация представляет собой то, что отличает нашу эпоху от всех предыдущих эпох", - сказал в своем выступлении в Йельском университете 2 октября 2002 года Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан. Раскрывая суть понятия глобализация, он продолжал: "Под глобализацией принято понимать процесс расширения потоков товаров, услуг, капитала, технологий, информации, идей и рабочей силы на глобальном уровне под воздействием политики либерализации и технического прогресса <...> Разумеется, глобализация не является чем-то совершенно новым. На протяжении всей истории человеческой цивилизации люди торговали, переезжали с места на место, осваивали новые территории и перемещались, и в ходе этого процесса происходили изменения как в тех местах, которые они покидали, так и в тех местах, в которые они прибывали. Нашу эпоху отличает от всех других степень взаимопроникновения, скорость, с которой происходят перемены, и порождаемый этим процессом широкий и все увеличивающийся разрыв между теми, кто охвачен глобализацией, и теми, кто ею не охвачен".

Кофи Аннан, называя причины возникновения во второй половине ХХ века качественно нового состояния мирового хозяйства, отметил политику либерализации и технический прогресс. Действительно, бурное развитие производительных сил под воздействием научно-технического прогресса вывели на новый уровень средства коммуникации, обработки информации, расширили горизонты человеческих возможностей не только на Земле, но и в окружающем ее космическом пространстве. Однако одновременно действовал еще один мощный фактор, содействовавший глобализации, - это не только либерализация, но и становление глобального капитализма. Как считает Д.Сорос, "отличительной чертой глобальной капиталистической системы является свободное движение капитала. Международный обмен товарами и услугами - это еще не глобальная экономика. О ней можно говорить тогда, когда факторы производства также становятся объектами обмена. При этом земля и природные ресурсы не обладают мобильностью, да и перемещение людей сопряжено с определенными трудностями. Так что именно мобильность капитала, информации и предпринимательских мозгов - решающие факторы экономической интеграции". И еще: "Понятие "глобализация" <...> интерпретируется по-разному. Можно говорить о глобализации с точки зрения информации и культуры, распространения телевидения, Интернета и других средств коммуникации, обеспечения обмена идеями и их коммерциализации. Я же... понимаю под глобализацией развитие глобальных финансовых рынков, рост транснациональных корпораций и усиление их влияния на национальную экономику государств". Пожалуй, интерпретация термина глобализация Д.Соросом более конкретна и актуальна, чем классическое определение этого понятия, данное руководителем ООН.

Каковы же основные закономерности функционирования и развития мировой экономики, структурно состоящей в основном из мирового капиталистического рынка, как целостности, и двух сотен отдельных национальных хозяйств, взаимосвязанных друг с другом через механизмы мирового рынка?

В 90-х годах ХХ века средний уровень открытости всех национальных экономик мировому рынку, определяемый как отношение объема экспорта товаров и услуг к мировому ВВП, составлял 21% против 17% в 1970 годы. Этот показатель значительно варьируется по странам мира: он, как правило, ниже у государств с сильной и самодостаточной экономикой и, наоборот, выше у менее развитых и малых стран. Например, в 1998 году уровень открытоcти экономики США составлял 10,7%, а Эстонии - 79,9%. В 1990-1997 годы страны мира по уровню открытости экономики распределялись следующим образом:

Таблица 2

Экспорт товаров и услуг в % к ВВП

Уровень открытости	Число государств
Свыше 50	43
25 - 50	66
10 - 25	53
Менее 10	10
Итого	172

Источник: Доклад ПРООН за 1999 год, с. 27.

Уровень открытости национальной экономики во многом зависит от ее самодостаточности. Однако на уровень открытости экономики оказывают влияние и такие факторы, как развитость экспортного потенциала, структура народного хозяйства и мера его диверсификации. В малых и индустриально менее развитых странах отсутствуют многие отрасли промышленного производства, что вызывает необходимость импорта многих видов товаров, в том числе разнообразной техники. Потребность в импорте тех видов продукции, производство которых в стране отсутствует, в свою очередь вызывает необходимость экспорта тех видов товаров, производство которых доступно данной стране (во многих случаях - это сырье или энергоносители). Следовательно, низкий уровень диверсификации производства и обусловленная этим обстоятельством ограниченная номенклатура экспорта могут быть причинами высокого уровня открытости национальной экономики. Этот вывод подтверждается следующими данными: в 1997 году отношение экспорта товаров и услуг к ВВП в странах с высоким уровнем развития составляло 20%, в странах со средним уровнем - 26%, а в странах с низким уровнем развития - 28%.

Взаимосвязи отдельных национальных хозяйств, образующих целостность мировой экономики, характеризуются не только обменом товарами и услугами, но и множеством форм международных связей, как финансовые потоки, валютные рынки, обмен информацией, туризм, миграция трудовых ресурсов, которая еще остается строго регулируемой, и т.д.

В докладе ПРООН за 1999 год (с. 25) приведены следующие данные об объеме финансовых потоков и валютных сделок:

Объем прямых иностранных инвестиций превысил в 1997 году 400 миллиардов долларов США, то есть в реальном выражении в семь раз превзошел уровень 1970 годов. Портфельные и другие краткосрочные потоки капитала существенно выросли и в валовом исчислении составляют более 2 триллионов долларов США, что в 3 раза больше, чем в 1980 годы.

Ежедневный оборот на валютных рынках увеличился с 10-20 миллиардов долларов США в 1970 годах до 1,5 триллиона долларов США в 1998 году.

В период с 1983-го по 1993 год трансграничная продажа и покупка казначейских облигаций США возросли с 30 миллиардов до 500 миллиардов долларов США в год.

Объем международного банковского кредитования вырос с 265 миллиардов долларов США в 1975 году до 4,2 триллиона долларов США в 1994 году.

Таковы цифры, характеризующие баснословный рост финансовых рынков. Как уже выше отмечалось, отличительной особенностью глобализации является то, что в структуре международных инвестиций преобладает движение чисто финансового капитала. Как заметил Д.Сорос, "финансовый капитал имеет преимущества перед капиталом, вложенным в основные средства. Первый способен свободно перемещаться и обходить те страны, где существуют обременительные налоги и регулирование. Второй из-за того, что лишен возможности свободно перемещаться, становится заложником любых ограничений в той стране, куда он попал. Можно возразить, что транснациональным корпорациям доступна гибкость трансфертного ценообразования и рычаги воздействия на национальные правительства через решения о будущих инвестициях, но их последствия не идут ни в какое сравнение со свободой выбора, которой пользуются международные финансовые инвесторы". В мире "...сложилась гигантская система циркуляции капитала, "перекачивающая" его в финансовые институты и на финансовые рынки центра и оттуда уже направляющая его в страны периферии, либо напрямую, в форме кредитов и портфельных инвестиций, либо косвенно - через многонациональные корпорации. Эта система захватывает в свою орбиту все "локальные" источники капитала".

Спрашивается, какие силы толкали банковский капитал такой страны, как США, сосредотачивать свои финансовые операции за рубежом? Дэвид Рокфеллер объяснял необходимость привлечения дополнительных источников финансирования извне США двумя причинами. Во-первых, "...депозитные сертификаты оказали отрицательное влияние на прибыль банков, поскольку мы не могли переводить на наших клиентов полную стоимость более высоких процентных ставок, которые теперь платили за фонды для кредитования, мы оказались в тисках, когда прибыль снижалась. Это фундаментальным образом трансформировало роль коммерческих банков Соединенных Штатов - их отход от исторической роли в качестве первичных источников кредитования для американских корпораций <...> В результате банки должны были искать дополнительные источники дохода вне Соединенных Штатов <...> Второе фундаментальное изменение - расширение крупнейших мировых компаний за пределы национальных границ - создало еще большее давление на банки в плане их расширения за рубежом. Многие американские корпорации создавали производственные и торговые предприятия в Европе и Латинской Америке и хотели, чтобы их американский банк присутствовал в соответствующей стране вместе с ними". Объяснения Д. Рокфеллера не только обнажают одну из внутренних пружин процесса глобализации, но и показывают нам, насколько интересы промышленного и финансового капитала срослись между собой.

Несмотря на всяческие ограничения, вводимые государствами, расширяется международный рынок рабочей силы. Сумма денежных переводов работающих в иностранных государствах составила в 1996 году 58 миллиардов долларов США.

В период с 1980-го по 1996 год более чем удвоилось число туристов (с 260 до 590 млн. человек). Стремительно растет продолжительность телефонных разговоров - с 33 миллиардов минут в 1990 году до 70 миллиардов минут в 1999-м.

Для второй половины ХХ века характерны высокие, и все ускоряющиеся темпы интернационализации экономики государств мира. Эта тенденция выражается в опережающем росте международной торговли, а также всех видов иностранных инвестиций по отношению к росту ВВП. Следует подчеркнуть, что тенденция опережающего роста международной торговли четко обозначилась именно во второй половине ХХ века, что подтверждается следующей таблицей:

Таблица 3

Среднегодовые темпы роста промышленного производства и международной торговли в мировом капиталистическом хозяйстве (в %)

	1880-1913	1913-1948	1948-1973	1973-1989*	1989-1999*
Промыш-ленное произ-водство	4,1	2,4	5,7	2,3	1,5
Между-народная торговля	2,6	0,6	7,6	11,7	5,7

* Индустриально развитые страны

Источники: ЭЭ. Т. 2, с.109. IMF, 1999, с. 118-119, 128-129.

Низкие темпы роста международной торговли в 1913-1948 годы были обусловлены не только негативным влиянием двух мировых войн, но и проводившейся в 1930 годы протекционистской политикой государств. Начавшийся после Второй мировой войны процесс либерализации международной торговли в рамках ГАТТ способствовал ускорению процесса интернационализации и бурному развитию мировых рынков товаров и услуг.

Особенно быстро росли в последние годы мировые рынки услуг - банковское дело, страхование, транспорт, туризм. Ускорению интеграционного процесса в значительной мере способствовали создание в 1990 году Интернета, снижение стоимости услуг транспорта и связи, а также компьютеров.

Интеграция в глобальном масштабе сопровождается интенсивной региональной интеграцией. Региональные блоки создают как индустриально развитые страны (Европейский Союз, Североамериканская ассоциация свободной торговли и т.д.), так и развивающиеся страны (Сообщество развития юга Африки и др.). Сегодня имеются все основания говорить о том, что все большее число региональных образований следует по пути Европейского Союза, т.е. по пути углубления интеграционного процесса. Например, 13 стран Юго-Восточной Азии планируют начать подготовку к созданию единой азиатской валюты по образцу евро, которая предположительно будет называться акю.

Глобализация мировой экономики сопровождается расширением международного разделения труда. В экспорте увеличивается доля готовой промышленной продукции, в частности, наукоемкой. Как следует из данных нижеприводимой группировки, сохраняется деление стран на промышленно развитые и специализирующиеся в основном на экспорте сырья.

Таблица 4

Экспорт промышленных товаров

(в % от объема экспорта товаров, 1990-97 гг.)

Удельный вес	Число стран
Свыше 50	58
25-50	29
10-25	26
Менее 10	28
Итого	131

Источник: Доклад ПРООН за 1999 год, с. 27.

К числу стран, главной статьей экспорта которых являются сырьевые товары, относятся многие страны Африки, Азии, Южной и Центральной Америки, а прямые иностранные инвестиции в них сосредоточены в добывающих отраслях, что делает их уязвимыми к колебаниям цен на рынках сырьевых товаров.

Природные ресурсы на земном шаре распределены географически неравномерно. Добыча минерального сырья, нефти, газа, эксплуатация лесных и рыбных ресурсов, производство сельскохозяйственных культур составляют естественную основу для международного разделения труда и обмена товарами. Наряду с природным фактором все возрастающую роль играют и такие факторы, как наличие научно-технического и производственного потенциалов, а также финансовых ресурсов для осуществления инвестиций. Именно они обуславливают такую закономерность международного разделения труда, которая делает производство наукоемкой продукции привилегией стран ОЭСР, в то время как в развивающихся странах сосредотачивается выпуск трудоемкой промышленной продукции. Хотя удельный вес стран ОЭСР в мировом экспорте за последние десятилетия сократился, однако они по-прежнему доминируют на мировом рынке, поставляя свыше 2/3 экспортной продукции.

Как в региональном, так и в глобальном масштабах быстро развивается международная специализация и кооперация производства. Решающими факторами в этом процессе являются либерализация международной торговли (особенно в рамках региональной интеграции, например, в Европейском Союзе), а также возрастающая роль в мировой экономике ТНК. Исследователи отмечают и такое явление как децентрализация и фрагментирование производства. Образуются небольшие фирмы, широко рассредоточенные в регионах и государствах. Они более гибки и свободны в выборе места дислокации, стремясь к минимизации производственных расходов, в частности, на оплату труда рабочих и служащих. Особенно привлекательны те государства, где труд еще плохо организован и отсутствует рабочее движение. Роберт Райх, анализируя процесс интернационализации экономики, пишет: "...в условиях экономики, которая не зависит от крупномасштабного производства, все меньше и меньше продуктов обладает чертой национальной принадлежности. Большие объемы продукции могут успешно производиться в разных местах, а затем в самых различных сочетаниях появляться в виде конечного блага, предназначенного для удовлетворения потребностей в любой точке мира. Интеллектуальный и финансовый капитал могут поступать из любого источника, возрастая буквально в мгновение ока". Роберт Райх приводит следующий пример: "Высокотехнологичное оборудование для хоккея на льду разрабатывается в Швеции, финансирует исследования Канада, сборка производится в Кливленде и Дании, а продается оно в Северной Америке и Европе".

Процесс глобальной интеграции стимулируется политикой государств на поддержку эффективности посредством либерализации, отказа от протекционистских мер, а также жесткого регулирования национальных рынков, т.е. невмешательства государств во многие сферы экономической деятельности. Рыночная ориентация экономической политики при уменьшении роли государства характерна не только для индустриально развитых, но и для развивающихся стран. Вот как описывается этот процесс в докладе ПРООН за 1999 год (с. 29): "Все большее число развивающихся стран выбирают открытую торговлю, отказываясь от политики импортозамещения. К 1997 году Индия снизила свои тарифы в среднем с 82% в 1990 году до 30%, Бразилия - с 25% в 1991 году до 12% и Китай - с 43% в 1992 году до 18%. Эта технократическая тенденция подкрепляется значительным финансированием со стороны Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка как часть всеобъемлющего пакета мер по реформированию и либерализации экономики. Важными стимулами являются условия членства в ВТО и Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР).

Страна за страной провели глубокую одностороннюю либерализацию не только в торговле, но и в области прямых иностранных инвестиций. В 1991 году, например, 35 стран внесли изменения в 82 нормативно-правовых режима, причем в 80 из них были либерализованы условия или приняты меры для привлечения прямых иностранных инвестиций. В 1995 году темпы либерализации ускорились и еще больше стран - 65 - изменили режимы, в развитии тенденции к либерализации.

После распада бреттон-вудской системы фиксированного обменного курса в 1971 году страны-члены ОЭСР отменили большинство ограничений на движение капитала, и сегодня движение любого капитала между ними происходит практически беспрепятственно. В развивающихся странах дерегулирование финансовых рынков происходило медленнее. И все же при поддержке МВФ и ОЭСР оно продолжается. Аргентина, Мексика и Таиланд открыли свои рынки капитала. Индия радикальным образом либерализовала свою торговлю, но не рынки капитала. Китай не поощряет приток краткосрочного капитала. Чили избрала уникальный путь снижения чрезмерной краткосрочной нестабильности потоков капитала, ограничив последствия введением налога на вклады.

Страны Восточной Европы и СНГ начали драматический переход от централизованно планируемой экономической системы к рыночной демократии. Китай, Монголия и Вьетнам также приступили к либерализации своей экономики и радикально пересмотрели свои торговые отношения, открыв свою экономику для торговли и прямых иностранных инвестиций."

Однако ведущим государством в процессе глобализации, безусловно, являются США, которые занимают доминирующую роль в мировой экономике.

Огромную, если не решающую роль, в процессе глобальной и региональной интеграции, играют транснациональные корпорации (ТНК).

В середине 1990 годов в мире насчитывалось 45 тысяч родительских ТНК, контролирующих около 280 тысяч своих филиалов. Из них 37 тысяч (около 82%) базировалось "дома" в 14 основных странах ОЭСР. В 1997 году на долю зарубежных филиалов ТНК приходилось продаж на сумму около 9,5 триллиона долларов США. Создаваемая ими в том же году добавочная стоимость составляла 7% от мирового ВВП против 5% в середине 1980 годов, а их доля в общемировом экспорте возросла с 1/4 в конце 1980 годов до 1/3 в 1995 году. По новым данным ЮНКТАД, относящимся к 2003 году, в мире насчитывалось уже около 61 тысячи ТНК и примерно 900 тысяч их зарубежных филиалов. Обращает на себя внимание тенденция опережающего роста числа филиалов по отношению к "родительским " ТНК. Накопленные зарубежные инвестиции, превысившие 4,8 трлн. долларов, позволили создать активы в 17,7 трлн. долларов (за рубежом). Нарастающая экспансия ТНК привела к тому, что доля внутрикооперационных потоков составляет уже 40 % мирового экспорта товаров и услуг, т.е. стремительно нарастает, а доля ТНК в общем объеме мировой торговли составляет 2/3. Мировая экономика по-существу уже сейчас является экономикой ТНК. Как заметил Лестер Браун, что если сегодня для Британской империи солнце закатилось, то для ТНК оно никогда не закатывается, ибо сеть их филиалов опутывает весь земной шар. Природу функционирования ТНК и процесс формирования стоимости товара в условиях глобализации раскрывает вышеупомянутый специалист по этим проблемам Роберт Райх. Он пишет: "В рамках <...> глобальных структур продукция выступает в качестве международных составляющих компонентов. Продуктом торговли между нациями служат не столько законченные продукты, сколько услуги, связанные с выявлением проблем (маркетинг, реклама, потребительский консалтинг), их разрешением (научные исследования, разработка продукции, ее изготовление) и посредничеством (финансирование, поиск, заключение контрактов), а также определенные компоненты и услуги традиционного характера, и все это в своей совокупности обеспечивает создание стоимости продукции". В качестве примера он приводит структуру цены автомобиля фирмы "Дженерал Моторс". "Когда американец, например, покупает у фирмы "Дженерал Моторс" Понтиак "Le Mans", он, сам того не подозревая, заключает международную сделку. Из 10 тыс. долл., выплаченных им "Дженерал Моторс", около 3 тыс. долл. идет в Южную Корею в качестве оплаты за затраченный труд и сборочные операции, 1750 долл. - Японии за отдельные агрегаты (двигатель, ведущий мост, электроника), 750 долл. - Западной Германии за разработку внешнего вида и изготовление чертежей, 400 долл. - Тайваню, Сингапуру и Японии за отдельные второстепенные детали, 250 долл. - Великобритании за услуги по рекламе и маркетингу, и около 50 долл. - Ирландии и Барбадосу за обработку данных. Остальную сумму, составляющую менее 4 тыс. долл. получают разработчики стратегии в Детройте, адвокаты и банкиры в Нью-Йорке, лоббисты в Вашингтоне, работники страховых служб и сферы здравоохранения по всей стране, а также акционеры "Дженерал Моторс". Большинство из них проживает в Соединенных Штатах, однако при этом все чаще и чаще держателями акций этой компании оказываются жители иностранных государств".

ТНК реализуют свои товары и услуги во всех странах земного шара. Материалы и комплектующие, как уже было выше отмечено, поступают из наиболее дешевых источников, сборка изделий и логистика организованы в наиболее выгодных с точки зрения издержек регионах, а научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки сконцентрированы в развитых странах, но не обязательно там, где находятся их штаб-квартиры. При этом, повторяю, главными критериями их деятельности являются максимизация прибыли и завоевание прочных стратегических позиций в конкурентной борьбе. Именно эти две могучие силы являются двигателями капиталистической глобализации и ни одно национальное правительство не в состоянии им противостоять. Для ТНК рынок - это весь мир, для них не существует национальных границ. Прекрасным примером является ТНК "VISA", пайщиками которой являются 21 тысячи финансовых институтов в 150 странах. На долю "VISA" приходится блок потребительских расходов в сумме 2,7 триллиона долларов; эта ТНК обслуживает 600 миллионов человек и она продолжает наращивать свои обороты с темпом прироста свыше 20 % в год.

В США ТНК создают более четверти ВВП - 2 из 7,3 триллиона долларов. По своей экономической мощи и влиянию ТНК превосходят многие государства, о чем красноречиво свидетельствуют следующие факты:

Таблица 5

Объем сбыта продукции ТНК в 1997 г.

Страна или ТНК	ВВП или совокупный объем сбыта (млрд. долларов США)
General Motors	164
Таиланд	154
Норвегия	153
Ford Motor	147
Mitsui & Co.	145
Саудовская Аравия	140
Mitsubishi	140
Польша	136
Itochu	136
Южная Африка	129
Royal Dutch/Shell Group	128
Marubeni	124
Греция	123
Sumitomo	119
Exxon	117
Toyota Motor	109
Wal Mart Stores	105
Малайзия	98
Израиль	98
Колумбия	96
Венесуэла	87
Филиппины	82

Источник: Forbes Magazine, 1998.

Процесс концентрации капитала в мировой экономике все более ускоряется, а ТНК становятся еще крупнее за счет слияний и поглощений. Рост числа аквизиций стал заметной тенденцией и одним из главных факторов, способствующих привлечению прямых иностранных инвестиций. В 1997 году было заключено 58 сделок на сумму свыше 1 млрд. долларов США каждая. Крупные аквизиции происходили в секторах финансовых услуг, страхования, биологических наук, телекоммуникаций и СМИ. Примерами слияния международных мегакорпораций служат следующие: Chrysler и Daimler, Hoechst и Rhone-Poulenc, Exxon и Mobil, Coca-Cola и Procter & Gamble. В последнем случае преследовалась цель обойти в конкурентной борьбе PepsiCo путем объединения широчайшей дистрибьюторной сети Coca-Cola с мощным исследовательским потенциалом Procter & Gamblе, которая ежегодно затрачивала на научные разработки почти 2 млрд. долларов и получала в результате в среднем по 10 патентов в области обогащения пищевых продуктов витаминами и микроэлементами. С 1990 по 1997 год годовой показатель числа аквизиций возрос с 11300 до 24600. Объем трансграничных сделок по слиянию и объединению в 1997 году составил 236 миллиардов долларов США. Сегодня типичной ситуацией в развитых странах является доминирование в каждой отрасли двух-трех крупных компаний, конкурирующих между собой на рынках всех стран, т.е. в глобальном масштабе. Конкуренция, а также удорожание стоимости разработок новых образцов техники и новейших технологий являются причинами не только аквизиций, но и образования стратегических альянсов ТНК.

Благодаря своему потенциалу и лучшему доступу к финансовым ресурсам ТНК уверенно захватывают ведущие позиции в слаборазвитых странах, подавляя местных конкурентов. Джордж Сорос приводит в качестве примера Аргентину. "В ходе приватизации государственной нефтяной компании YPF, - пишет Д.Сорос, - испанская компания Repsol с легкостью обошла своих аргентинских конкурентов за счет возможности привлечения кредитов на более выгодных условиях; фактически Repsol поглотила YPF. Кроме того, резко упало значение биржи Буэнос-Айреса, поскольку большинство ее крупнейших операторов стало филиалами иностранных компаний".

ТНК обращают свои финансы во многих странах мира и создают обширные экономические сферы, в рамках которых организованно циркулируют новейшие технологии и финансовые потоки. Примером может служить создание локальных сетей - экстранет, как средства виртуального бизнеса. Образцом здесь может служить компания Levi, производящая джинсовую одежду. С помощью Интернета она получает информацию о размерах и моделях одежды. На основании этой информации формируются заказы комапании Milliken о доставке нужных тканей, которая в свою очередь размещает их на заводах корпорации Ou Pont. Используя электронную торговлю (общий оборот индустрии Интернета в 2004 году составил более 7 трлн. долларов), традиционные компании могут сократить издержки на 5 - 10 %, что означает увеличение прибыли на 50-100 %.

Таким образом, ТНК совместно с ТНБ, ТСА и ТНС являются в настоящее время ключевыми элементами мировой экономической системы, определяющими количественные и качественные параметры процесса глобализации.

XIX век и особенно ХХ век характеризуются быстрым ростом производства товаров и услуг, несопоставимым с предыдущими столетиями. Во второй половине ХХ века этот рост благодаря НТР значительно ускорился. Достаточно отметить, что за последние 50 лет объем мирового ВВП возрос в 10 раз - с 3 триллионов до 30 триллионов долларов США. Эти цифры еще раз убедительно подтверждают ранее сделанный вывод об огромном потенциале развития, который сохранятся еще в недрах глобального капитализма, хотя, справедливости ради, следует отметить то важнейшее обстоятельство, что период использования капиталом экстенсивных факторов развития уже исчерпан, особенно в области соблюдения экологического баланса. Необходимо также подчеркнуть, что развитию мировой экономики в эпоху господства капиталистической системы на базе крупного машинного производства, обогащенного колоссальными возможностями применения свыше 50 новейших технологий, по прежнему свойственна неравномерность: периоды подъема сменяются спадом производства. И дело не только в том, что поступательное движение в ХХ веке дважды прерывалось опустошительными мировыми войнами, а главным образом в том, что самой капиталистической системе присуща цикличность развития.

Первый кризис перепроизводства разразился в 1825 году в Великобритании, которая в то время была ведущей промышленной страной мира. Первый общемировой экономический кризис произошел в 1847 году, охватив страны Европы, Северной и Южной Америки. За полтора года кризиса в Великобритании объем производства в текстильной промышленности сократился на 21%, в судостроении - на 26%. Выплавка чугуна во Франции уменьшилась на 13%, в США - на 20%, в Германии - на 25%. С тех пор мировая экономика пережила еще 14 глобальных периодических кризисов перепроизводства, в том числе в ХХ веке - 11 кризисов. В их числе особенно глубоким и обширным был экономический кризис 1929-1933 годов. Он охватил весь капиталистический мир, все сферы экономики. В эти годы совокупный мировой объем промышленного производства сократился на 46%, внешнеторговый оборот уменьшился на 67%, а реальные доходы населения упали на 58%. Стоимость ценных бумаг на фондовых биржах снизилась на 60-75%. Только в США обанкротилось 109 тысяч фирм.

Во второй половине ХХ века произошло 6 мировых экономических кризисов: в 1947-1948 , 1957-1958, 1970-1971, 1974-1975, 1981-1982 и 1991-1993 годах. Из этой череды кризисов весьма острым и обширным был кризис 1974-1975 годов, сопровождавшийся мощной волной инфляции. Одной из особенностей кризиса 1974-1975 годов явилось его переплетение с глубокими структурными кризисами в энергетике, сырьевых отраслях, сельском хозяйстве, валютно-финансовой сфере. Предпоследний мировой экономический кризис разразился в 1991-1993 годах. Спад промышленного производства в индустриально развитых странах имел место: в 1991 году в США, Канаде и Австралии, в 1991-1993 годах - в большинстве стран Западной Европы, в результате чего объем экспорта этой группы стран сократился в 1993 году против 1992 года на 54,4 млрд. долларов США.

Помимо глобальных экономических кризисов на протяжении двух последних столетий в мире произошли сотни промежуточных, частичных, локальных, структурных, валютных, финансовых и биржевых кризисов.

Анализ более 300 кризисов более чем в 80 странах, начиная с 1973 года, выполненный специалистами ООН, показал, что ущерб, наносимый ими, огромен, особенно для социальной сферы. Рост объема производства достигал предкризисного уровня в среднем за один год. Однако рост реальной заработной платы достигал прежнего уровня только через четыре года, а занятости - через пять лет. Распределение доходов ухудшалось в среднем на протяжении трех лет, достигая предкризисного уровня лишь к пятому году.

Финансовый кризис в 1997-1999 годов в Восточной Азии, охвативший Индонезию, Республику Корею, Малайзию, Филиппины, Таиланд, явился типичным современным кризисом мирового рынка капитала. Эксперты ООН, анализировавшие его природу, пришли к следующим выводам: "Во-первых, финансовая нестабильность является неотъемлемой чертой современных глобально интегрированных финансовых рынков. Восточно-азиатский кризис - это не единичное явление, а симптом общей слабости глобальных рынков капитала. Последние исследования ЮНКТАД показывают, что увеличение частоты финансовых кризисов происходит одновременно с ростом международных потоков капитала в 90-х годах. Потоки могут быть нестабильными, поскольку они движимы "стадным" рефлексом и поскольку у инвесторов во всем мире отсутствует адекватная информация, вследствие чего доверие инвесторов и рейтинг риска могут за сутки резко изменяться. Новые технологии позволяют связать глобальные финансовые рынки в режиме реального времени и дают возможность принимать мгновенные решения по всему миру. Рынки также становятся все более сложными с появлением бесконечного множества новых финансовых инструментов - от производных ценных бумаг до "хедж-фондов". В теории эти инструменты вводились с целью снижения риска путем диверсификации. На практике они стали одним из факторов нестабильности рынков капитала в настоящее время.

Центральным элементом финансового кризиса в Восточной Азии был массированный приток краткосрочного капитала, за которым последовал неожиданный отток. Быстрый прирост капитала в 90-х годах произошел вслед за отменой контроля за движением капитала и пересмотром финансовой политики. Чистый приток финансовых средств в Индонезию, Корею, Малайзию, Филиппины и Таиланд составил в 1996 году 93 миллиарда долларов США. В 1997 году, когда на финансовых рынках появились признаки нестабильности, начался отток капитала, который через несколько недель превысил приток на 12 миллиардов долларов США, то есть изменился на 105 миллиардов долларов США, или 11% докризисного ВВП пяти стран.

Во-вторых, при открытии рынка для краткосрочного (часто спекулятивного) капитала требуется крайняя осторожность, особенно в ситуации, когда финансовые учреждения еще недостаточно хорошо развиты. Экономисты все сильнее сомневаются в пользе потоков краткосрочного капитала. Они не обладают таким же потенциалом, как долгосрочные инвестиции в плане содействия развитию. Они могут привести к катастрофе, создавая макроэкономические дисбалансы, завышая стоимость валюты, снижая международную конкурентоспособность и серьезно дестабилизируя внутренние банковские системы".

Взаимозависимость национальных экономик в глобальной капиталистической системе настолько велика, что кризис в одной стране может привести к цепной реакции в целом ряде стран. Вот как описывает меры по предотвращению угрозы дефолта в 1995 году в Мексике бывший президент США Билл Клинтон: "Если бы в Мексике произошел дефолт и она прекратила бы платежи по своим долговым обязательствам, произошла бы "ядерная цепная реакция""..., которая могла бы ускорить инфляцию, вызвать массовую безработицу и, что весьма вероятно, длительную рецессию, поскольку международные финансовые институты, правительства других стран и частные инвесторы не захотели бы рисковать своими инвестициями <...> экономический крах Мексики мог иметь тяжелые последствия для Соединенных Штатов. Во-первых, Мексика была нашим третьим по величине торговым партнером. Если бы она не смогла покупать нашу продукцию, это нанесло бы ущерб американским компаниям и их работникам. Во-вторых, экономический кризис смог привести к 30-процентному увеличению нелегальной миграции из этой страны в США, - а это миллионы людей ежегодно. В-третьих, финансово ослабленная Мексика почти наверняка стала бы объектом усиления активности нелегальных наркокартелей, которые и так уже переправляли большие партии наркотиков через эту страну в Соединенные Штаты". Чтобы избежать кризиса, США пришлось выделить Мексике около 30 млрд. долларов.

Следует также отметить, что глобализация усиливает конкуренцию, которая давно вышла за рамки границ национальных государств. Конкуренция стала тотальной, охватывая все факторы и продукты производственной деятельности, и ведется она на полное уничтожение соперника. И, естественно, что в глобальной конкуренции выигрывают те, кто лидирует в научно-техническом прогрессе, в частности, те, кто широко используют информационные технологии.

Разрушительные последствия стихии капиталистического рынка настолько очевидны, что заставляют правительства предпринимать меры по его регулированию на национальном, региональном и глобальном уровнях. Теоретически необходимость управления рыночным хозяйством с достаточной убедительностью была доказана учеными-экономистами еще в XIX веке, однако только после Великого кризиса 1929-1933 годов деятельность правительств по управлению рынком стала более или менее осознанной политической необходимостью.

Проблемы регулирования капиталистического рынка будут рассмотрены ниже. Здесь следует отметить существенные изъяны в действующем механизме регулирования экономики на глобальном уровне. Формирование политики находится полностью в руках индустриально развитых держав. Сегодня они контролируют основные международные финансовые институты - МВФ и Всемирный банк. Развивающиеся страны практически не могут оказывать влияния на деятельность таких международных органов, как, например, ВТО. Лидеры богатейших стран мира в рамках созданной ими структуры G-8 на ежегодных встречах вырабатывают решения по важнейшим проблемам мировой экономики и политики, навязывая свою волю другим странам. Таким образом, система управления экономическими процессами на глобальном уровне является несбалансированной и в общем-то малоэффективной, особенно в части тактических инвестиционных капиталов. Она обслуживает интересы экономически развитых стран и ТНК, которые "отыгрываются" на слаборазвитых странах. Джордж Сорос, великолепный знаток финансовых рынков, заметил, что опустошительное воздействие кризисов финансовых рынков практически целиком и полностью приходится на страны, находящиеся на периферии глобальной капиталистической системы. "Это делает страны в центре не только более богатыми, но и более стабильными. Это заставляет капиталистов из стран периферии держать накопленное богатство в центре. Производственные активы в странах на периферии, в свою очередь, в значительной мере принадлежат иностранцам. Вывоз капитала местными капиталистами и влияние трансконтинентальных корпораций уменьшает возможности стран на периферии управлять собственной судьбой и тормозит развитие демократических институтов. Отрицательные моменты накапливаются, и у некоторых стран на периферии потери от глобализации могут быть больше, чем выгоды".

Координация интересов воротил капиталистического мира происходит и в рамках различных НПО, таких, как ежегодный Всемирный экономический форум (ВЭФ) в Давосе. Костяк Давосского форума, учрежденного в 1981 году в качестве независимого и неприбыльного фонда, составляют руководящие деятели 1000 крупнейших мировых компаний, контролирующие до 80% мировой экономики. В 2001 году начал работу антипод ВЭФ - экономический саммит противников глобализации. Его организаторы призвали делегатов из более 100 стран мира "не отходить от курса борьбы против безработицы, нищеты, голода, дискриминации, концентрации помещичьего землевладения и бездумного уничтожения природы". По словам выступавших на этом саммите в бразильском городе Порто Аллегре, "свободный рынок не должен властвовать во всех странах Америки, Всемирный банк и МВФ должны открыто объявить о том, что они делают на территории той или иной страны, и оставить решение вопроса о своем присутствии за гражданами этих государств".

Капиталисты стремятся координировать свои интересы и действия не только на глобальном уровне, но и в рамках функционирования крупных банков и корпораций. Например, при Чейз Манхэттэн Бэнк действует Международный консультативный комитет (МКК), в состав которого входят:

Джон Лоудон - председатель правления компании "Ройял датч петролеум";

Джованни Аньели - председатель правления группы ФИАТ;

Уилфорд Баумгартнер - президент компании "Рон-Пулени" (представитель Франции);

Тайдзо Исидзака - председатель правления 200 корпораций Японии;

Дж.Р.Д.Тата - владелец стальной и промышленной империи Индии;

И.К.Пао - один из ведущих магнатов мира в области судоходства (китаец);

Уильям Блэки - "Катерпиллар";

Карл Герсбекер - "Доу кемикал";

Уильям Хьитт - "Джон Дир";

Дэвид Паккард - "Хьюлетт Паккард", а также С.Дуглас Диллон, Рони Уорнер, Генри Форд II, Сайрус Вэнс, лорд Кэррингтон, Генри Киссинджер.

Основу прироста ВНП ведущих стран ОЭСР составляют в настоящее время знания. За период с 1980 по 1994 год удельный вес высокотехнологичной продукции в международной торговле удвоился: с 12 до 24%. В 1994 году глобальный рынок конечной, упакованной программной продукции составил 79 млрд. долларов США, причем на долю стран ОЭСР приходилось 94%. Новейшие технологии, разрабатываемые на базе фундаментальных научных исследований, находят свое применение среди широкого круга пользователей за все более короткий промежуток времени. Так, по данным Economist, (1998), если с момента изобретения радио до его применения 50 миллионами пользователей прошло 38 лет, для персонального компьютера на это понадобилось 16 лет, для телевидения - 13 лет, то для World Wilde Web (Всемирная паутина - Интернет) - всего 4 года.

Как писал Пол Пильцер, "объем имеющейся у нас информации с каждым днем увеличивается все быстрее. За последнее столетие мы добывали к общей сумме знаний больше, чем за всю предыдущую историю человечества". Он же сформулировал три закона т.н. Алхимии, определяющих влияние научно-технического прогресса на экономику. Как утверждал Пол Пильцер, "богатство - это продукт не только естественных ресурсов, но также и технологии... Математически эту глубокую истину можно выразить простой формулой:

W = PT.

В данном выражении W означает богатство, P - естественные ресурсы, такие , как земля, рабочая сила, полезные ископаемые и т.д., T - технологии, а n - степень влияния технических достижений на них самих. Как мы видим, технология приумножает сама себя, поскольку каждое техническое достижение создает основу для следующего".

Первый закон П.Пильцера определяет, что является естественным ресурсом. Он приводит в качестве примера нефть, которая стала важнейшим ресурсом лишь после того, как в 1885 году Готтлиб Даймлер и Карл Бенц создали первые легкие двигатели внутреннего сгорания, работавшие на бензине.

Второй закон в интерпретации П.Пильцера гласит так: "Технология задает запасы существующих естественных ресурсов, предопределяя их эффективность, с которой мы эти ресурсы используем, так и способность находить, добывать, распределять и хранить их". Например, благодаря совершенствованию технологии, мировой спрос на нефть, несмотря на увеличение объема промышленного производства, снизился с 1979 по 1987 год на 7%.

Третий закон гласит: "Скорость, с которой развивается технология в обществе, определяется относительным уровнем его способности усваивать и обрабатывать информацию".

Действие этих законов означает, что человечество способно сокращать материало-и энергоемкость, а также трудоемкость выпускаемой продукции, добиваясь более полного удовлетворения своих растущих потребностей.

Скорость научно-технического прогресса такова, что любые прогнозы о возможностях новых технологий и материалов, кажущиеся сегодня фантастическими, уже через несколько лет становятся обыденным явлением и неотъемлемой органической частью бытия человеческого сообщества. Тем не менее представляется уместным перечислить важнейшие технологии, над внедрением которых уже ведется работа. По состоянию на начало 2008 года по данным журнала Technology Review Массачусетского института, в ближайшие годы особенно большое значение будут играть следующие 10 важнейших технологий:

-- углеродные нано-радиочипы, которые позволят существенно улучшить характеристики радиочастотных приемопередатчиков;

-- методика моделирования непредвиденных ситуаций (совмещение данных в различных областях и современных компьютерных технологий);

-- атомные магнитомеры, позволяющие вывести средства магнитно-резонансной томографии на качественно новый уровень;

-- целлюлолитические ферменты, которые позволят повысить эффективность процессов производства биотоплива;

-- графеновые транзисторы, которые позволят создать сверхбыстрые компьютерные процессоры с невысоким электрополтреблением;

-- "вероятностные чипы", которые при выполнении определенных задач будут давать приблизительные ответы в обмен на выигрыш в производительности и энергопотреблении;

-- * веб-приложения, работать с которыми пользователи смогут с любого компьютера, подключенного к интернету;беспроводное электричество - системы передачи энергии для беспроводной позарядки аккумуляторов портативных устройств для питания бытовых приборов;

-- новые средства сбора статистической информации, основанные на применении мобильников;

-- новые модели, объясняющие работу человеческого мозга.

Все достижения научно-технического прогресса, как уже выше отмечалось, внутренне противоречивы: они, с одной стороны, могут способствовать повышению качества жизни людей на этой планете или же, с другой стороны, напротив, могут усиливать угрозу их существования. И не только потому, что совершенствуются арсенал вооружений и способы их применения, возрастает угроза необратимого нарушения экосистемы Земли, но и потому, что сотни миллионов людей обрекаются на нищету за счет обогащения незначительной части человечества, ибо главной особенностью все ускоряющегося научно-технического прогресса является то, что он протекает в системе капиталистических экономических отношений.

Открытие и освоение новых технологий, требующих огромных финансовых затрат, под силу только богатым странам и ТНК, которые благодаря этому заняли в мировой экономике главенствующие позиции. В настоящее время ТНК контролируют около четырех пятых мирового банка патентов и лицензий на новую технику, технологии и ноу-хау.В США интеллектуальная собственность общественных и университетских исследований все в большей мере сосредотачивается в частных руках: доля патентов общественного сектора в области биотехнологии, проданных под маркой эксклюзивных лицензий частному сектору, увеличилась с 6% в 1981 году до более чем 40% к 1990 году. "...приватизация и концентрация технологий заходят слишком далеко. Корпорации определяют программы исследований и обеспечивают полный контроль над своими открытиями с помощью патентов, стремясь опередить конкурентов в подтверждении прав на интеллектуальную собственность..."

При капитализме целью применения новых технологий для предпринимателей является получение максимальных прибылей, а не реальные нужды людей и бедных стран. Предпочтения отдаются таким направлениям, которые приносят максимальный доход. Например, в сфере биотехнологии предпочтительнее вести разработку новых косметических препаратов или заниматься выведением сортов медленно созревающих томатов, а не затрачивать деньги на получение засухоустойчивых сельскохозяйственных культур или вакцины против малярии, в которых особую нужду испытывают развивающиеся страны. Цены на новые изделия слишком высоки и они не по карману бедным слоям населения. Например, когда фирма Glaxo Welcome выпустила ингибитор СПИД-AZT, то один курс лечения стоил пациенту 10 тысяч долларов США. По мере расширения продаж цена была снижена до 3 тысяч долларов США, что по-прежнему недоступно беднейшим слоям населения. "... транснациональные корпорации часто, чтобы уйти от низких цен, пользуются уловками трансфертных цен, искусственно вздувая начальные цены при переводах в рамках своих транснациональных операций из одной страны в другую. В Индии транснациональные компании иногда завышают цены в 2, в 4 или даже в 10 раз по сравнению с ценами ввоза в Европе и Соединенных Штатах, с тем, чтобы избежать контролируемой низкой цены. Они не заинтересованы в установлении на лекарства рыночной цены развивающихся стран, поскольку стремятся получить максимальную прибыль на глобальном, а не на национальном рынке, а также не хотят создавать прецедента низкой цены". Таким образом, новые знания и технологии, облеченные в форму капитала, стали неиссякаемым источником обогащения, получения максимальной прибыли, они все больше превращаются в привилегию богатых стран и ТНК, усугубляя существующую в современном мире пропасть между богатыми и бедными. Компьютерные и коммуникационные технологии благодаря быстрой и дешевой связи, стандартизации задач еще более увеличивают мощь ТНК, позволяя им функционировать вне юрисдикции и отчетности какой-либо страны. Экономические границы между государствами под натиском ТНК, применяющими новейшие коммуникационные технологии, разрушаются, в результате образуется единое глобальное экономическое пространство с общими правилами игры. К этому следует добавить, что СМИ, играющие огромную роль в формировании общественного мнения, политики и культуры, на общемировом и национальном уровнях практически монополизированы группой ТНК. К 1995 году совокупный доход 20 ведущих информационных и коммуникационных корпораций мира составил более 1 триллиона долларов США, что равно ВВП Великобритании. В 1998 году 68% мирового рынка телекоммуникаций (равного 262 млрд. долларов) принадлежало 10 ведущим ТНК. Именно они в настоящее время контролируют весь процесс составления программ и их распространения, которые с помощью спутникового и кабельного телевидения стали доступными во всех уголках мира. Таким образом, в руках ТНК не только власть денег, но и "четвертая власть" - СМИ, позволяющая манипулировать поведением миллиардов людей на земном шаре. Хорошо известно, что большинство людей обладает т.н. репродуктивным мышлением, т.е. не способно креативно мыслить; они лишь в состоянии воспринимать и воспроизводить поступающую извне информацию, выдавая ее за свою собственную точку зрения. Именно эта социологическая закономерность и дает ТНК огромную власть над сознанием и поведением людей в мире. Как справедливо заметил Майкл Новак, "идеи обладают колоссальной силой. Под их влиянием целый народ может изменить образ жизни. В то же время, поддавшись ложным идеям, народ может пережить регресс, бедность и даже дойти до самоуничтожения".

Подводя итог, следует отметить, что процесс глобализации, безусловно, является мощным фактором развития мировой экономики. Национальные хозяйства стран, все теснее интегрируясь с глобальными рынками, выигрывают от международного разделения труда, получают возможность привлекать иностранные инвестиции, пользоваться плодами научно-технического прогресса. Но поскольку современное производство базируется на капиталистической системе хозяйствования, то развитие экономики сопровождается периодически повторяющимися кризисами, несмотря на предпринимаемые правительствами меры по ее регулированию на глобальном, региональном и национальном уровнях. В ХХ веке глобальные экономические кризисы происходили в среднем один раз в 10 лет. Есть все основания полагать, что и начало ХХI века будет отмечено очередным кризисом самой мощной в мире американской экономики, ведь отмеченная закономерность никуда не исчезла, она сохраняется (после последнего спада производства в 1991-1993 гг. прошло уже 10 лет). И действительно, в 2001 году прирост реального национального продукта в США сократился против предыдущего года в 4 раза, составив всего 0,8%, и хотя в 2002 году темп прироста увеличился до 1,6%, однако он был примерно в 2-3 меньше, чем в конце 1990 годов. Национальные хозяйства через глобальные рынки настолько взаимосвязаны, что спад в США неизбежно повлек за собой ухудшение экономической коньюнктуры во всех регионах мира, в первую очередь в Западной Европе и особенно в Японии (здесь в 2002 году было отмечено абсолютное сокращение производства на 0,3%).

Диалектика глобализации такова, что усиление взаимозависимости между экономиками стран не только укрепляет связи между ними, но и делает мир все более сложным - системой уравнений, в которой возрастает число неизвестных. "Чем сильнее взаимозависимость, - пишет Э.Тоффлер, - тем больше стран в нее втянуто и тем сильнее и разнообразнее последствия. Уже сейчас взаимоотношения так перепутаны и сложны, что почти невозможно даже самому гениальному политику или эксперту учесть все последствия первого или второго порядка от своих решений".

Процесс концентрации капитала давно вышел за рамки национальных границ и стал неотъемлемой характерной чертой глобализации. ТНК, оседлавшие научно-технический прогресс и превратившие его в главный инструмент получения прибылей, являются в современной мировой экономике той основной силой, которая форсирует ликвидацию межнациональных барьеров, способствуя либерализации и расширению глобальных рынков капитала, товаров, услуг и рабочей силы.

Глобальная капиталистическая система, в основе которой лежат финансовый капитал и ТНК, подобна агрессивной империи. "Аналогия с империей вполне оправдана потому, что глобальная капиталистическая система управляет всем и вся и вырваться из ее объятий не так легко. Подобно любой империи, она имеет центр и периферию, причем первый получает выгоды за счет последней. Самое же главное - глобальный капитализм проявляет склонность к экспансии. Он не ищет равновесия, а одержим идеей завоевания. И пока существуют рынки и ресурсы, не инкорпорированные в его систему, с этой идеей он не расстанется. Когда я говорю об "экспансии", то имею в виду не столько географические границы, но прежде всего рост масштабов и влияния системы. Это то, о чем мы говорили, - рыночные ценности распространяют свое влияние на сферы, в которых прежде господствовали нерыночные ценности".

Конкуренция за получение сверхприбыли приняла глобальный характер, усиливая не только неравномерность развития отдельных стран, но и дополняя индивидуальную эксплуатацию наемной рабочей силы у себя на родине эксплуатацией населения других стран и регионов транснациональным капиталом, действующим в самых различных формах. Ученые МГУ, анализируя процессы глобализации, пришли к следующему малоутешительному выводу: "Растущая международная мобильность капиталов затруднила не только регулирование, но даже мониторинг многих событий в глобальной экономике. Общий объем ресурсов, которыми располагают международные институты, не идет ни в какое сравнение с объемом спекулятивных капиталов, ежедневно перемещающихся через границы стран. Нет ни одной международной организации, которая могла бы эффективно отследить деятельность ТНК и ТНБ как основных субъектов таких колоссальных финансовых потоков<...>аналитики скептически высказываются относительно способности международных экономических организаций обеспечить эффективное регулирование глобальной экономики." Словом, как образно выразился президент Афинского клуба, выступающего за новые формы мирового управления, "мы должны признать, что< ...>создавая известную формулировку "мир без границ" в интересах сторонников свободных обменов, мы породили также "мир без правил".

Как следует из предыдущего изложения, процесс капиталистической глобализации набирает обороты. Этому способствует не только развитие производительных сил, стимулируемое конкуренцией и научно-техническим прогрессом, но и вынужденная либеральная политика государств. Ведущую и все возрастающую роль в процессе глобализации играют ТНК и крупные банки, в то время как свободное движение финансовых капиталов подрывает способность регулировать национальную экономику. В силу непреодолимых внутренних противоречий в движении капитала в целом и по отдельным частям глобальной экономики созданная система координации и регулирования не в состоянии предотвращать экономические кризисы. Хотя спады в последнем десятилетии и не были столь глубокими, как в начале 1930 и в середине 1970 годов ХХ века, однако это совсем не значит, что они никогда больше не повторятся и не ввергнут в очередной раз в хаос капиталистическую мировую финансовую систему. Достаточно вспомнить, насколько прочной и незыблемой казалась система золотого стандарта, уничтоженная в одночасье гиперинфляцией Первой мировой войны и окончательно добитая Великим кризисом начала 1930 годов.

1.1.3. Социальное измерение глобальной капиталистической экономики

"Глобализация - это доведенный до крайности

паразитизм мирового капитализма, который на время

распоясался, так как его некому приструнить. Мировой бандит и жандарм в одном лице..."

Сергей Кара-Мурза

"...победители не хотят заботиться о побежденных".

Джордж Сорос

Продолжающийся в течение последних двух веков быстрый рост производительных сил на основе капиталистических экономических отношений привел к изменениям в процессе расширенного воспроизводства индивидуумов, в частности, способствовал созданию рынка массовых потребительских товаров, снижению цен, повышению жизненного уровня населения. Это как бы одна сторона медали. Вторая сторона медали состоит в том, что капитализм, господствующий ныне в мировой экономике, не только не позволяет человечеству двигаться по пути социального прогресса, но даже усугубляет нищету и бесправие миллиардов людей. На одном полюсе накапливаются богатства миллиардеров и миллионеров, утопающих в роскоши, а на другом полюсе концентрируются нищета и обездоленность подавляющего большинства населения планеты. Такова противоречивая сущность этой общественной формации. Как справедливо заметил К.Маркс, обесценение человеческого мира происходит в прямом соответствии с ростом стоимости мира вещей. Несмотря на гигантский рост объемов производства материальных благ и услуг, неравенство в мире не только не сокращалось, но неуклонно возрастало, достинув своих предельных значений.

Доходы и богатство все больше и больше концентрируются в руках узкого круга людей, корпораций и стран. По данным экспертов World Institute for Development Economics Research при ООН, в 2000 году 1 % жителей Земли владели 40 % мировых активов, половина планетарного богатства принадлежала 2 %, а 10 % богатейших жителей контролировали уже 85 % Земли. Так, только за 1994-1998 годы 200 богатейших людей мира более чем удвоили свои состояния. Их совокупное богатство превысило 1 триллион долларов (после уплаты налогов). Активы трех богатейших миллиардеров больше, чем совокупный ВНП 48 наименее развитых стран и проживающих в них 600 млн. человек. 358 богатейших людей мира имели доход, равный доходу 2,3 млрд. беднейших людей, или 45% населения земного шара. По данным фирмы Gemini Consulting, в конце ХХ века в мире насчитывалось свыше 6 млн. человек, чье состояние превысило один миллион долларов. Основная масса накопленных ими богатств была сосредоточена в Европе и Северной Америке. Согласно оценкам, среднегодовой темп прироста их доходов составил 8%, т.е. значительно опережал темп прироста ВВП в мире. В Европе насчитывается 165 миллиардеров; среди них шесть коронованных особ. Так, принц Лихтенштейна Ханс Адам является обладателем 4,73 млрд. евро, а королева Великобритании Елизавета имеет состояние, измеряемое 3,11 млрд. евро.

Богатства сегодняшних миллионеров сложились различными способами. У некоторых из них явно криминальное прошлое, например, работорговля. По данным Организации африканского единства (ОАЕ), за пять веков рабства и работорговли из Африки было насильно вывезено на арабский Восток 10 млн. человек, а в Америку - 12 млн. человек. Известный британский банк "Барклай", основанный в 1756 году Дэвидом и Александром Барклаями, сколотил свой первоначальный капитал на торговле "живым товаром". Грязные деньги составили основу стартового капитала и всемирно известной страховой компании "Ллойд", превратившейся благодаря работорговле из крошечной фирмы по продаже кофе в один из крупнейших финансовых институтов Европы. ОАЕ оценивает ущерб Африки от работорговли в 777 триллионов долларов.

Преступления ради накопления капитала совершались не только в далеком прошлом, ими не пренебрегают и наши современники. Например, самый богатый человек мира японец Йосаки Цуцуми, чье состояние превышало в 1987-1990 годах 20 млрд. долларов, приговорен к пяти годам тюрьмы за подделку финансового отчета железнодорожной компании Seibu Railway Co.

Богатейшим человеком США считается Билл Гейтс. Свое богатство он нажил не путем грабежа и разбоя, а возглавляя фирму Microsoft, занимающуюся разработкой систем математического обеспечения и прикладных программ. Бизнес - вполне легальный и находящийся в авангарде научно-технического прогресса. Однако стоит задуматься над тем, насколько справедлива такая система экономических отношений, которая, с одной стороны, позволяет одному человеку быть обладателем гигантского состояния, превышающего бюджеты ряда государств в десятки раз, а с другой стороны, ежедневно порождающая миллионы нищих и безработных. Состояние Билла Гейтса в 50 с лишним раз превышает государственный бюджет такой страны, как Эстония с полутора миллионами жителей. Неужели труд шестисот тысяч работающих этой республики создает стоимости в десятки раз меньше, чем однодневный прирост состояния Билла Гейтса в результате изменения котировки акций на фондовых биржах США?

С реставрацией капитализма появились миллиардеры и в России, в их числе Борис Березовский. О происхождении его богатства можно судить по его заявлению, которое он сделал в 2000 году после того, как новый президент России Владимир Путин предпринял осторожный натиск на олигархов. Борис Березовский призвал президента России объявить всеобщую амнистию, которая распространялась бы на весь посткоммунистический период экономического хаоса. Так он косвенно признал, что огромные состояния, нажитые им и его партнерами по бизнесу после краха социалистической экономики, не вписываются в рамки законов и носят по существу криминальный характер. По мнению Бориса Березовского, опасность судебного разбирательства не грозит разве только тому, кто проспал десять лет кряду. А все те, кто в условиях беспредела приватизировали государственную собственность за бесценок, расставляли "своих людей" в правительстве и т.д., подлежат амнистии. У возрожденного российского капитализма, по словам олигарха, было трудное детство, и поэтому его следует оправдать!

Как уже выше отмечалось, неравенство в доходах населения во всем мире не уменьшается, а, наоборот, возрастает. Эта тенденция характерна не только в отношении бедных стран, но и для индустриально развитых государств. В 1980-е и в начале 1990 годов в странах ОЭСР неравенство повсеместно увеличилось, кроме Италии и Германии (до воссоединения). В наибольшей степени (свыше 16%) оно возросло в Великобритании, США и Швеции. В Великобритании в1980 годах число семей, находящихся за чертой бедности, увеличилось на 60%, в Нидерландах - почти на 40%. "Среднестатистическая" Америка с каждым годом становится все беднее и беднее. Многие граждане США вынуждены уезжать из Вашингтона, Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Сан-Франциско и перебираться в штаты Юта, Колорадо, Нью-Мексико, Арканзас, Оклахома, Небраска, где стоимость жизни почти в два раза ниже, чем в мегаполисах. Например, в Вашингтоне годовой доход в 100 тысяч долларов не позволяет ни оплачивать обучение детей в колледже, ни даже откладывать на собственную старость. Известный социолог и экономист Дж.К.Гэлбрейт дает следующую обобщающую характеристику ситуации с неравномерностью доходов в США: "...согласно данным такого надежного источника, как Федеральная резервная система, приведенным в газете "Нью-Йорк Таймс", 40% национального достояния страны в 1989 году принадлежало богатейшим семьям, которые составляли один процент населения; совокупная доля 20% самых богатых американцев составляла 80%. На 20% наименее обеспеченных граждан США приходилось лишь 5,7% совокупного дохода после уплаты налогов; доля 20% наиболее обеспеченных граждан составляла 55%. К 1992 году в распоряжении верхних 5% населения находилось приблизительно 18% совокупного дохода, и в последние годы эта доля значительно возросла...".

Особенно резкое увеличение неравенства произошло в странах СНГ и Восточной Европы. Впереди всех стран - Россия, в которой в 2005 году насчитывалось уже 44 миллиардера, а состояние 100 самых богатых россиян за один только год возросло на 107 млрд. долларов, составив 248 млрд. долларов. И это при нищете десятков миллионов граждан этой демократически обворованной страны!

Следует также отметить, что наряду с возрастанием неравенства в распределении доходов населения в течение последнего десятилетия ХХ века наблюдалась еще одна тенденция - уменьшение реальных доходов населения в десятках стран, в их числе особенно значительное в государствах бывшего социалистического лагеря. Как сообщается в докладе ООН "О развитии человека за 2003 год", "для многих стран 1990 годы стали десятилетием отчаяния. По оценкам, 54 страны сегодня беднее, чем в 1990 году. В 21 стране от голода страдает большая часть населения. В 14 странах умирает больше детей в возрасте до 5 лет. В 12 странах сокращаются показатели охвата детей начальным школьным образованием. В 34 странах сократилась ожидаемая продолжительность жизни. Прежде такое сокращение продолжительности жизни наблюдалось редко. Еще одним признаком кризиса развития является снижение в 21 стране индекса развития человеческого потенциала (ИРЧП)".

По данным МОТ, в целом на земном шаре 500 млн. работающих и их семей получают доход ниже прожиточного минимума, т.е. менее 1 доллара США в день в расчете на одного человека. А по данным ООН, около 1,2 млрд. людей живут менее чем на один доллар в день, а 2,8 млрд. - менее чем на два доллара.

Увеличивался также разрыв между богатейшими и беднейшими странами мира по такому показателю, как ВВП в расчете на душу населения (подробнее об этом см. далее).

Еще одним следствием господства капиталистической системы является хроническая и все возрастающая безработица.

Как следует из того же доклада МОТ, число безработных в мире к началу XXI века составляло 160 млн. человек и возросло по сравнению с 1998 годом на 20 млн. человек. Если же учесть и тех, кого в ближайшее время ожидает увольнение в связи с закрытием предприятия, то потенциальная безработица может возрасти до одного миллиарда человек, или до 1/3 всей рабочей силы мира. В ближайшие 10 лет число молодых соискателей работы возрастет еще на 460 млн. человек, в том числе в Азии - на 307 млн. человек. Чтобы сократить масштабы безработицы и обеспечить работой тех, кто впервые попадает на рынок труда, требуется создавать в течение ближайшего десятилетия, по крайней мере, по 137 тысяч рабочих мест ежедневно. В действительности тенденция диаметрально противоположная: в последние три года ХХ столетия армия безработных в мире пополнялась ежедневно 18 тысячью человек. Рост безработицы происходил не только в бедных странах, но и в промышленно развитых государствах, где к концу минувшего столетия насчитывалось уже 50 млн. безработных. В странах ОЭСР в течение последних двух десятилетий, несмотря на ежегодный рост ВВП в размере 2-3%, безработица не уменьшалась, оставаясь на уровне 6-7%, временами поднимаясь до 8%. Помимо тех 50 млн., имевших официальный статус безработного, в странах ОЭСР еще около 10 млн. человек вообще потеряли всякую надежду получить работу и прекратили ее поиск.

Таблица 6

Уровень безработицы в некоторых странах - членах ОЭСР

(в % от рабочей силы)

Страны или группа стран	1990	2000	2004
Япония	2,1	4,7	4,7
США	5,6	4,0	5,5
Европейский Союз-15	8,1	7,6	8,0
ОЭСР	6,1	6,2	6,9

. Источник:OECD Employment Outlook, 2005, p.237

Как отмечено в Докладе ПРООН за 1999 год, "во многих странах люди теряют работу, несмотря на создание рабочих мест, - в результате реорганизации корпораций, слияний и поглощений, географического разброса производства транснациональных корпораций по всему миру и в странах ОЭСР - перехода к выпуску наукоемкой продукции". И не только по названным причинам. Например, в банковской сфере в связи с объединением, закрытием региональных контор, переходом на электронную технологию обслуживания клиентов (Интернет, кассовые автоматы и т.п.) число рабочих мест в 90-х годах ХХ столетия сократилось на сотни тысяч, в том числе в Западной Европе - на 130 тысяч. В ближайшие два года ожидается увольнение еще 300 тысяч банковских работников, в том числе в Великобритании - 150 тысяч, в Испании - 27,5 тысячи и т.д.

Сокращение рабочих мест в связи с интернационализацией экономики, действиями ТНК подчас совершенно не зависит от государственных властей страны. Государства в современном мире все в большей мере становятся пешками в большой игре ТНК. Например, в начале 2001 года фирма Ericsson приняла решение передать производство мобильных телефонов американской фирме Flextronic International, свернуть их производство в Венгрии и Эстонии, одновременно задействовав свои заводы в Мексике, России и Китае. Причинами, побудившими принять такое решение, явились не только сокращение спроса на мировом рынке, но и существенные различия в зарплатоемкости производства: в Венгрии и Эстонии она выше, чем в Мексике, России и Китае. Этот фактор всегда входит в расчет ТНК, когда принимаются решения о размещении дочерних предприятий по странам мира (наряду с такими факторами, как уровень образования, профессиональная подготовка рабочей силы, общая культура производства, транспортные издержки и т.д.). Значение фактора зарплатоемкости хорошо иллюстрирует следующий пример.

В швейной промышленности Германии день работы оплачивался в 1999 году в размере 18 долларов США. За те же деньги могли бы получать зарплату: 1,4 француза, 1,4 англичанина, 1,6 американца, 6,2 южнокорейца, 7,8 эстонца, 10 турок, 41,9 китайца, 46,2 индийца.

Характеризуя изменения в ситуации на мировом рынке труда в конце минувшего века, особо следует отметить урон, нанесенный реставрацией капитализма в странах СНГ и Восточной Европы. По данным опубликованного в газете "Нойе Цюхер Цайтунг" (Швейцария) от 9.11.2000 года доклада ЮНИСЕФ, в государствах Восточной Европы 30% подростков и молодых людей в возрасте от 15 до 24 лет лишены работы. Одновременно в этих слоях растет уровень преступности, потребления наркотиков и заболеваемости СПИДом. Аналогичная ситуация в России и на Украине. В этих странах резко возросло число самоубийств.

В последние годы во многих странах происходил демонтаж национальных институтов социальной защиты, что еще больше дестабилизировало рынок труда и отрицательно сказалось на доходах наемных работников. Германия, Великобритания, Франция и ряд других стран ослабили законодательство об увольнении работников. Участилась практика заключения трудовых договоров, содержащих меньше гарантий. Растет число работающих без контрактов. Например, в Чили без контрактов работают 30% трудящихся, а в Колумбии - 39%. Весьма интересны наблюдения Д.Сороса, касающиеся тенденции десоциализации капиталистической экономики. Он пишет: "Глобализация существенно ограничивает возможности государства по предоставлению общественных благ своим гражданам, поскольку посягает на наиболее удобный и обильный источник доходов - налог на доходы и прибыли, кроме того, толкает к снижению и отмене таможенных пошлин. В результате "государство всеобщего благосостояния" не может существовать в той форме, которая была после Второй мировой войны. Те страны, которые перестроили свои системы социальной защиты и обеспечения занятости (прежде всего США и Великобритания), добились экономического процветания, ну а те, которые пытались сохранить их неизменными (например, Франция и Германия) остались позади.

Демонтаж "государства всеобщего благосостояния" - относительно новое явление, последствия которого в полной мере не ясны. После Второй мировой войны доля государства в валовом национальном продукте в группе промышленно развитых стран почти удвоилась. Лишь после 1980 года тенденция изменилась. Интересно отметить, что с тех пор эта доля снизилась очень незначительно. Происходило следующее: налог на капитал и отчисления в фонд страхования по безработице стали снижаться, тогда как другие налоги (особенно на потребление) продолжали расти. Иными словами, тяжесть налогообложения была перенесена с владельцев капитала на потребителей, с богатых на бедных и средний класс. Это было не совсем то, что обещали, но и непредвиденным результатом такое не назовешь, поскольку именно к нему и стремились рыночные фундаменталисты".

Развал лагеря социалистических стран не мог не сказаться отрицательно на рабочем движении в развитых капиталистических странах, что в свою очередь ослабило давление на предпринимателей и государство. Процесс глобализации в конце ХХ века набирал силу в условиях эйфории, вызванной победой США и его союзников в "холодной войне". В то же время глобализация обострила конкуренцию на мировых рынках. ТНК угрожают рабочим в высокоразвитых странах, ссылаясь на необходимость понимания ими неизбежности понижения производственных издержек, а следовательно, и заработной платы; в противном случае им придется перевести производственные мощности за рубеж, где рабочая сила дешевле.

Набирает силу процесс формирования мирового рынка труда. Динамика его развития характеризуется следующими явлениями. В первую очередь необходимо отметить образование профессиональной элиты, отличающейся мобильностью и получающей высокую заработную плату (чиновники корпораций, ученые, работники сектора развлечений и т.д.). Австралия, Канада, США задействовали программы привлечения квалифицированной рабочей силы, поэтому утечка "мозгов" из развивающихся стран продолжается. Так, около 30 тысяч африканцев, имеющих степень доктора, проживают за границей, в то время как на континенте на 100 тысяч человек приходится один ученый и инженер. "Безусловный мировой лидер в привлечении высококвалифицированных мигрантов - США. За период с середины 1970-х до конца 1990-х гг. они привлекли только из развивающихся стран 250 тыс. чел., относящихся к данной категории иммигрантов. Прямые и косвенные потери развивающихся стран от "утечки умов" оцениваются более чем в 30 млрд. долл. за последние 30 лет." Всего же в США, странах Евросоюза, Австралии и Японии работает примерно 1,5 миллиона квалифицированных специалистов из слаборазвитых стран.

Для неквалифицированных работников рынок труда в основном ограничен национальными границами, однако и в этой категории трудящихся усиливается мобильность, одной из причин которой является безработица в странах их постоянного проживания. Согласно оценкам, за пределами своих стран в конце 1990 годов ХХ века жили 130-145 млн. человек ( в 1975 г. - 84 млн. и в 1985 г. - 104 млн.). Эта цифра охватывает только официально зарегистированных мигрантов, хотя реальное их число значительно больше. В США, например, их насчитывается около 12 млн. человек, а в европейских странах на нелегальном положении находится половина мигрантов. Немало нелегальных иммигрантов трудится в развивающихся странах (по 1 млн. человек в Таиланде, Габоне, Аргентине и т.д.). При этом повсеместно нелегальные иммигранты лишены элементарных прав и подвергаются дискриминации. Они вынуждены работать в условиях и за зарплату, не отвечающих самым минимальным трудовым нормам. Чтобы добраться до желаемой страны и получить работу, нелегальные иммигранты вынуждены платить посредникам. Так, за переправку из Китая в США приходится платить 35 тыс. долларов США. Годовой оборот такого бизнеса в мире, согласно экспертным оценкам, составляет 7 млрд. долларов США и охватывает около 4 млн. человек. Темп прироста международных мигрантов составлял в 90-х годах 3 % а год. В докладе МОТза 2004 год (с.13) отмечается, что "деятельность низкоквалифицированных легальных мигрантов в странах - рецепиентах, как и нелегальных, часто концентрируется в отдельных отраслях и секторах промышленности и сферы услуг, характеризующимися тяжелыми условиями труда и низкой заработной платой<...> Экономисты выдвинули в данной связи концепцию существования в развитых странах двух серьезно различающихся друг от друга, если не полностью противоположных по своим основным характеристикам , рынков труда..."

Еще одной характерной чертой мирового рынка труда является интенсивное использование труда молодых женщин. Они образуют стратегическую рабочую силу для глобального капитализма... Например, внутри 100 или около того свободных торговых зон по всему миру от 80 до 90% рабочих легкой сборки являются женщинами. Женщины предпочтительнее для глобальных корпораций потому, что они рассматриваются как рабочая сила, которая "послушна, легко манипулируема и готова выполнять скучную работу".

В мире почти 1 млрд. человек не могут обеспечить себе минимальные нормы потребления. Около 840 млн. человек ежедневно голодают, в том числе почти 160 млн. детей не получают достаточного питания. Спутниками нищеты являются болезни и неграмотность. Более 880 млн. человек в мире не имеют доступа к медицинскому обслуживанию, а 2,6 млрд. человек - доступа к базовой санитарии. В 1997 году более 850 млн. взрослых оставались неграмотными. Даже в промышленно развитых странах, где существует система всеобщего начального и среднего образования, более 100 млн. человек были функционально неграмотными, т.е. неспособными написать заявление о приеме на работу. Свыше 250 млн. детей соответствующего возраста не учатся в начальной и средней школе.

Таким образом, человечество вступило в XXI век с системой воспроизводства своей жизни, неориентированной на потребности людей, порождающей все возрастающую неравномерность в распределении доходов, массовую безработицу, увеличивающиеся потоки нелегальной миграции населения, нищету сотен миллионов людей со всеми вытекающими из этого печальными последствиями. Фундаментальное противоречие между глобальной капиталистической системой и социальным прогрессом проявляется и в таких закономерностях, как:

- возрастающее неравенство между богатыми и бедными странами;

- ухудшение состояния окружающей природной среды;

- увеличение масштабов организованной преступности;

- политическая и общественная нестабильность;

- наращивание мощи ВПК и угрозы возникновения все новых и новых военных конфликтов.

Возрастающее неравенство между пятой частью мирового народонаселения, живущего в богатейших странах, и пятой частью, живущего в беднейших странах, характеризуется следующей динамикой:

1820 год - 3:1

1870 год - 7:1

1913 год - 11:1

1960 год - 30:1

1990 год - 60:1

1997 год - 74:1

В том же Докладе ПРООН (с. 38) приведены данные о производстве ВВП на душу населения (в ценах 1990 года в долларах США) по пяти богатейшим и пяти беднейшим странам мира:

Таблица 7

1820	1900	1992
Соед.Королевство - 1756	Соед.Королевство - 4593	США - 21558
Нидерланды - 1561	Новая Зеландия - 4299	Швейцария - 21036
Австралия - 1528	Австралия - 4299	Япония - 19425
Австрия - 1295	США - 4096	Германия - 19351
Бельгия - 1291	Бельгия - 3652	Дания - 18290
Индонезия - 614	Мьянма - 647	Мьянма - 748
Индия - 531	Индия - 625	Бангладеш - 720
Бангладеш - 531	Бангладеш - 581	Танзания - 601
Пакистан - 531	Египет - 509	Конго - 353
Китай - 523	Гана - 509	Эфиопия - 300

Если в 1820 году в Соединенном Королевстве среднедушевой ВВП был в 3,4 раза больше, чем в Китае, то в 1900 году разрыв между Соединенным Королевством и Ганой возрос до 9,0, а в 1992 году в США среднедушевое производство ВВП превысило уровень Эфиопии в 72 раза. Как следует из вышеприведенных данных, в ХХ веке неравенство между странами возрастало более быстрыми темпами, чем в предыдущем веке. Таковы плоды глобальной капиталистической цивилизации! К сказанному следует добавить, что общая сумма внешней задолженности всех развивающихся стран мира в 1997 году составила астрономическую величину - свыше 2 трлн. долларов США, а коэффициент обслуживания задолженности (доля обслуживания задолженности в % от объема экспорта товаров и услуг) превысила 18%. Другими словами, чтобы расплатиться с долгами, развивающиеся страны должны были затрачивать пятую часть поступлений от экспорта, и это при том, что их экспортный потенциал в десятки раз меньше, чем в странах ОЭСР. В 1996 году 41 беднейшая страна мира выплатила в порядке обслуживания задолженности в общей сложности 11,1 млрд. долларов США, вместо того, чтобы использовать эти ресурсы на решение своих острейших экономических и социальных проблем. Например, Замбия затрачивает на обслуживание внешнего долга 40% своего бюджета, а платежи Танзании в рамках обслуживания внешней задолженности в 9 раз превышают ее расходы на первичное медико-санитарное обслуживание и в 4 раза - расходы на начальное образование. Весьма впечатляющи и нижеследующие цифры за 1997 год, приведенные в Докладе ПРООН за 1999 год (с. 2):

Таблица 8

Группы стран (доля в мировом народона-селении - %)	Удельный вес в мировом объеме (в %)
Группы стран (доля в мировом народона-селении - %)		ВВП	экспорта товаров и услуг	прямых иностранных инвестиций	в общем числе пользователей Интернета
Богатейшие - 20%	86	82	68	93,3
Средние - 60%	13	17	31	6,5
Беднейшие - 20%	1	1	1	0,2
Итого	100	100	100	100

В 1999 году страны, входящие в ООН, направили на зарубежные инвестиции 720 млрд. долларов США; 4/5 этих средств были вложены в экономику развитых стран (абсолютно и относительно больше, чем в 1997 году). Таким образом, драматизм ситуации состоит в том, что у стран со средним уровнем развития и у беднейших стран практически отсутствуют какие-либо шансы на улучшение их положения в будущем. Наоборот, отставание этих стран, в которых проживает 80% населения мира, вероятнее всего, будет нарастать. Сегодня полюс богатства и экономического могущества находится в США. Несмотря на то, что жители США составляют всего 5 % населения земного шара, уже сейчас они расходуют 23 % всей энергии, съдают 15 % мяса, а 37 % всех машин мира колесят по американским дорогам. Среднестатистический гражданин США зарабатывает почти в 5 раз больше, чем усредненный житель Земли. Парадоксальность ситуации в мировой экономике состоит в том, что североамериканский гигант возглавляет список стран, имеющих отрицательное сальдо текущего счета платежного баланса (166,8 млрд. долларов в 1997 году). Это означает, что Соединенные Штаты живут за счет всего остального мира, который финансирует дефицит торгового баланса этой богатейшей страны планеты, в том числе и в форме прямых иностранных инвестиций (около 300 млрд. долларов в 1999 году).

Не выполняется и решение ООН о выделении странами-донорами 0,7% от ВВП для поддержки развития бедных стран. В 2000 году США, например, выделили только 0,1%, а в сумме все страны-доноры направили на эти цели всего лишь 0,24% от своего ВВП.

Весь механизм экономического взаимодействия богатых и бедных стран настроен сегодня таким образом, что бедные страны остаются в проигрыше. "Торговая политика богатых стран по-прежнему является крайне дискриминационной по отношению к экспорту развивающихся стран. Средние тарифы ОЭСР на промышленные товары из развивающихся стран более чем в четыре раза превышают их тарифы на такие же товары из других стран ОЭСР. Кроме того, сельскохозяйственные субсидии в богатых странах порождают нечестную конкуренцию. Хлопкоробы в Бенине, Буркина-Фасо, Чаде, Мали и Того повысили производительность и добились более низких производственных издержек по сравнению с конкурентами из богатых стран. Но они едва ли способны соревноваться с ними. Совокупный объем сельскохозяйственных субсидий в богатых странах составляет более 300 млрд. долл. США в год, что в пять раз превышает размеры официальной помощи в целях развития".

Как показывают расчеты, страны "золотого миллиарда" различными способами изымают из беднейших стран примерно 400 млрд. долларов в год (без учета вывоза прибылей иностранного капитала, процентов по уплате внешнего долга и увода капиталов компрадорской буржуазией), что дает возможность снижать уровень эксплуатации "своих" рабочих на 40 %.

Политикой Запада возмущаются не только левые политические партии, но и представители католической церкви. Вот что говорилось на конференции перуанских епископов в 1969 году: "Как и другие народы Третьего мира, мы стали жертвой системы, которая контролирует наши природные ресурсы, контролирует политику наших стран и навязывает нам собственную систему ценностей и идеалы общества потребления <...> Чем больше мы стремимся изменить сложившееся положение, тем больше власть этих сил. Интересы иностранных государств достигаются при помощи репрессивных акций на международных рынках и посредством определенной политики в сфере предоставления займов и других видов помощи. Агентства новостей и средства массовой информации, находящиеся под контролем власти, не выражают интересы слабых, они искажают информацию, подбирая ее в соответствии с интересами своих хозяев".

Мы можем подвести итог: увеличивается экономическая зависимость слаборазвитых стран от ТНК, международного финансового капитала; ширится "технологическая колонизация" менее развитых стран более развитыми.

Следующая мрачная тенденция - это неуклонное ухудшение природной среды, называемое "тихой катастрофой". Свой "вклад" в ухудшение ее состояния вносят все государства мира, как бедные, так и богатые, но главными потребителями природных ресурсов и основными загрязнителями являются промышленно развитые страны. Они же получают наибольшие выгоды от эксплуатации природных богатств планеты. Как сообщается в Докладе ООН о развитии человека за 2003 год, "географическая модель потребления, экологического ущерба и последствий хозяйственной деятельности человека характеризуется неуравновешенностью. Богатые страны больше всего загрязняют глобальную природную среду и истощают мировые природные ресурсы. В числе основных примеров можно назвать появление озоновой дыры, истощение мировых рыбных запасов и выброс парниковых газов, являющихся причиной изменения климата. Эти примеры связаны с неустойчивыми моделями потребления богатых людей и стран. В богатых странах объем выбросов двуокиси углерода на душу населения составляет 12,4 т, тогда как в странах со средним доходом он составляет 3,2, а в странах с низкими доходами - 1 т". Свой "вклад" в загрязнение окружающей среды промышленными отходами вносят и ТНК, которые фактически никем не контролируются. Развитые страны наносят ущерб природной среде, многократно превышающий затраты по экологическим программам (около 2 % от ВВП).

Уже сейчас человечество "пожинает плоды" своего хищнического отношения к природе. "Почвенная деградация затронула почти 2 млрд. гектаров площадей, что нанесло ущерб благосостоянию почти 1 млрд. человек, живущих на засушливых землях. Около 70% имеющих коммерческое значение рыбных угодий полностью или частично уничтожены в результате перелова, а 1,7 млрд. человек, т.е. треть населения развивающихся стран, живут в странах, которым угрожает дефицит водных ресурсов." Ежегодно в мире почти 3 млн. человек умирают от загрязнения атмосферы (в т.ч. 80% из них от загрязнения воздуха внутри помещений) и более 5 млн. - от диарейных заболеваний, обусловленных загрязнением воды. Быстро истощаются как невозобновляемые, так и возобновляемые ресурсы. Так, запасы пресной воды и лесной покров к концу ХХ века составляли лишь 60% от уровня 1970 года. Дефицит пресной воды сегодня составляет 200 млрд. куб. метров. Несмотря на то, что применение инсектицида для борьбы с вредными насекомыми (ДДТ) запрещено десятилетия назад, до сих пор он содержится в подземных водах во многих регионах мира.

По данным Worеdwatch Institute (WWI), стоимость ущерба от природных катастроф только за последнее десятилетие ХХ века составила 608 млрд. долларов США - столько же, сколько за предшествующие 40 лет. Как заявил председатель совета директоров WWI Лестер Броун, "если индекс Dow YonesЄа растет, это значит, что здоровье Земли ухудшается", т.е. он четко обозначил пагубное воздействие капитала на экологию. По мнению президента WWI Кристофера Флавина, в период экономического роста мировой экономики в 1990 годах ХХ века была утрачена возможность приостановить процесс ухудшения природной среды. "Если в условиях современного нестабильного политического и экономического климата, - говорит Кристофер Флавин, - политические лидеры не смогут обеспечить развитие международных соглашений по окружающей среде, то экономический прогресс последних десятилетий сойдет на нет".

Мировая экономика потребляет наличные природные ресурсы планеты с коэффициентом 1,3, т.е. на 30% больше возможностей Земли (этот барьер был пройден в конце 70-х годов, когда коэффициент составлял 1,0).

К такому же выводу пришли авторы специального исследования экологических проблем Донелла Мидоуз, Деннис Мидоуз и Йорген Рандерс в своей работе "Beyond the Limits: Global Collapse or Sustainable Future?", где они пишут: "Человечество преступило допустимую грань. Дальше так жить нельзя <...> Насколько мы можем судить по собранным данным, компьютерной модели World 3 и сведениям, полученным нами за последние двадцать лет, те три вывода, которые были сделаны в работе "Пределы роста", остаются в силе, но нуждаются в уточнениях.

1).Объемы потребления человеком многих жизненно важных ресурсов и уровень загрязнения окружающей среды различными производственными отходами уже превысили физически допустимые нормы. Если не будут приняты меры по существенному сокращению потребления материальных ресурсов и энергии, в ближайшие десятилетия произойдет непредсказуемый спад производства продуктов питания, энергии и промышленных товаров на душу населения.

2).Этот спад не является неизбежным. Для его предотвращения необходимы два мероприятия: во-первых, следует коренным образом изменить условия, при которых происходит непрерывное увеличение материального потребления и прирост населения; во-вторых, нужно обеспечить резкое повышение эффективности использования материальных и энергетических ресурсов.

3).С технической и экономической точек зрения общество, способное сохранять устойчивость за счет разумного ограничения использования своих внутренних ресурсов, имеет шансы на будущее".

Выводы Д. Мидоуз, Д. Мидоуз и Й. Рандерса в части технологии в принципе совпадают с оптимистическими исследованиями других специалистов, в частности, Пола Пильцера (3 закона "Алхимии"), Эрнста Вайцзеккера и его коллег (Принцип "в четыре раза"). Научно-технический прогресс в состоянии предложить новые технологии и виды материалов, которые будут способствовать резкому сокращению затрат энергии и сырьевых природных ресурсов на единицу производимой продукции.

Однако как тут ни вспомнить только что процитированные слова председателя совета директоров WWI Лестера Броуна о том, что "если индекс Dow YonesЄа растет, это значит, что здоровье Земли ухудшается". Для глобального решения экологической проблемы, а только такой она и может быть, совершенствования одной технологии недостаточно. Необходимо коренным образом изменить общественно-экономические условия материального производства. Состоявшаяся в 1992 году конференция ООН в Рио-де-Жанейро по окружающей среде на уровне глав государств и правительств сделала вывод: путь, приведший промышленно-развитые страны к благосостоянию, не может быть всеобщим. Необходимо выработать новую парадигму прогресса, если человечество не хочет погибнуть в экокатастрофе. Как будто все ясно. Однако ситуация в этой сфере далеко не радужная, в основном из-за позиции ведущей капиталистической державы мира - США. В соответствии с Киотской конвенцией 1997 года, которую подписали 180 государств, выброс в атмосферу углекислого газа должен быть сокращен в 2008-2012 гг. на 5% против уровня 1990 года. Если не будет преодолена существующая тенденция, то в первое десятилетие ХХI века, как прогнозируют специалисты, выбросы углекислого газа индустриально развитыми странами возрастут еще на 20%. Несмотря на такую угрозу, США на Всемирной конференции в Гааге (ноябрь 2000 г.) отказались от участия в согласованной программе уменьшения выброса промышленных газов в атмосферу Земли, тем самым вновь противопоставив себя всему человечеству (несмотря на призыв Генерального секретаря ООН Кофи Аннана радикально пересмотреть существующий экономический порядок и образ жизни!). Последствия такой позиции США вполне предсказуемы. Сегодня потери от глобального потепления земной атмосферы оцениваются в 304 млрд. долларов США в год. Его следствием являются, в частности, катастрофы, вызванные ураганами, такими, как "Эль-Ниньо" (1997 г.) и "Ла-Нинья" (1998 г.). "Эль-Ниньо" оставил без крова 5 миллионов человек, причинил ранения 118 миллионам и унес жизни 22 тысяч человек. Ураган уничтожил урожай и вызвал обширные лесные пожары в странах от Индии до Бразилии. Стоимость ущерба от "Эль-Ниньо" оценивалась в 33 млрд. долларов США.

Ученые из Экологической программы ООН бьют тревогу в связи с критической ситуацией, сложившейся в Арктике. Они предупреждают, что льды Арктики полностью растают уже к 2060-2100 годам. Таяние вечной мерзлоты, помимо подъема уровня воды в мировом океане, приведет к большому выбросу углерода в атмосферу. Бактерии, находящиеся в почве, после таяния льда начнут активно размножаться и вырабатывать метан, который является в 20 раз более опасным с точки зрения парникового эффекта, чем углекислый газ. Потепление будет способствовать распространению инфекций, в частности, передающихся с водой и через насекомых.

Неизбежными спутниками капиталистического мира являются преступность, криминализация бизнеса и политики.

Валовые доходы организованной преступности в глобальном масштабе оцениваются в 1,5 трлн. долларов США. В основе этих доходов - торговля наркотиками, оружием, женщинами и т.п. преступная деятельность. В 1995 году объем торговли наркотиками составлял порядка 400 млрд. долларов США, или примерно 8% мировой торговли - больше, чем международная торговля автомобилями или изделиями металлургической промышленности и вполне сопоставимый с экспортными операциями газом и нефтью. В отмывании криминальных денег участвуют сотни банков.

В настоящее время в мире насчитывается 200 млн. наркоманов, причем их число растет. В последнем десятилетии ХХ века производство опиума более чем утроилось, а листа коки - более чем удвоилось. Гнусная торговля женщинами приобрела грандиозные масштабы: только в Западную Европу ежегодно ввозится 500 тысяч человек, а доходы от продажи "живого товара" составляют 7 млрд. долларов США. Преступный мир взял на свое вооружение и новейшие технологии, в частности, Интернет, в рамках которого созданы и функционируют практически не отслеживаемые сети.

Криминализация бизнеса и рост масштабов коррумпированности властей всех уровней приобрели угрожающий характер. Например, руководство южнокорейской компании "Daewoo Motor Co" в результате финансовых махинаций присвоило 18,3 млрд. долларов США. Страны ОЭСР вынуждены были в 2000 году заключить специальную антикоррупционную конвенцию, направленную против подкупа иностранных чиновников.

Криминальный бизнес и теневая экономика особенно процветают в странах, которые недавно вступили на путь капиталистической рыночной экономики, в частности в России. По оценке Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями МВД России, объем теневой экономики может составлять от 27 до 45% ВВП России. До 90% товара, реализуемого на внутреннем российском рынке, завезено контрабандным путем, либо растаможено лишь частично. За 2000 год в России было зарегистрировано 376 тысяч экономических преступлений, из них более 22,5 тысячи можно отнести к должностным преступлениям. Наиболее опасной мошеннической схемой, которая пронизывает всю экономику России, является сеть лжефирм, зарегистрированных на подставных лиц или по утерянным паспортам.

"Когда-то Россию называли "тюрьмой народов". Сейчас этот титул прочно закрепился за Соединенными Штатами с небольшой поправкой -"тюрьма народа". Только что опубликованы новые данные, согласно которым впервые в истории один из ста взрослых американцев находится за решеткой...После трех десятилетий непрерывного роста оно (число заключенных в 2006 году -В.П.) составило 2 миллиона 323 тысячи. Взрослое население составляет около 230 миллионов."

Обобщая, следует обратиться к анализу МВФ, который показывает, что в конце ХХ века в мире отмывались средства (т.н. "грязные" деньги) на сумму 590 млрд. долларов США. Страны ОЭСР составили "черный список", включающий в себя 35 оффшорных зон, где происходит их отмывание. Наиболее известными оффшорными центрами являются: Каймановы и Багамские острова, государства Израиль, Ливан, Джерси, Лихтенштейн, Панама, Филиппины, островные государства Сент-Винсент и Гренадины, Доминика, Сент-Кристофер и Невис, острова Кука, Науру, Ниуэ, Маршалловы острова. Например, на острове Джерси, который находится в проливе Ла-Манш и является владением Британской короны, совокупный объем активов, которыми управляют с острова примерно 12700 человек, оценивается в 300-350 млрд. долларов США.

Преступность паразитирует не только на человеческих пороках и болезнях, но и на социальных последствиях функционирования капиталистической системы, вызванных экономическими кризисами, безработицей, межклассовыми и межгосударственными конфликтами. Недаром огромный рост преступности имеет место во всех постсоциалистических странах, в которых наркомания, алкоголизм, проституция вновь стали обычным явлением, заняли свое "достойное" место в обществе. В этих странах десятки тысяч деклассированных элементов охотно и с успехом вербуются и эксплуатируются преступными группировками.

Конец ХХ века отмечен и таким явлением, как активизация участия корпораций, производящих оружие, и банд наемников в вооруженных гражданских конфликтах, число которых в 1989-1998 годах составило 58, по данным Доклада ПРООН за 1999 год (с. 5). В этом же докладе (с. 42) эксперты пришли к выводу, что "новым элементом сегодня является сложное переплетение интересов, стирание грани между конфликтами и бизнесом (курсив - В.П.). Оборона приватизируется, и число частных военных фирм быстро растет. В некоторых странах наемники нередко продают свои услуги горнорудным и энергетическим концессиям и создают филиалы в сфере воздушного транспорта, строительства дорог и торговли. Все чаще клиентами наемников становятся транснациональные корпорации, стремящиеся защитить свои интересы в горной промышленности в постконфликтных странах.

Компании Executive Outcomes, Sandline International и Military Professional Resources Incorporated предлагают военные услуги и подготовку наемников правительствам и крупным корпорациям, особенно активно действуя в Африке. Правительство Мобуту в последние свои дни израсходовало 50 млн. долларов США в отчаянной попытке сохранить власть в Демократической Республике Конго.

Так как наемники отвечают только перед теми, кто им платит, такого рода бизнес трудно контролировать. До сих пор внутренние и международные законы, имеющие цель ограничить операции наемников, были неэффективными. Ежегодные доклады специального докладчика ООН по правам человека всегда содержат призыв к правительствам разработать законодательство, запрещающее использовать наемников на их территории.

И в заключение первой главы рассмотрим проблему наращивания мощи ВПК, появления новых видов оружия, угрозы возникновения новых военных конфликтов. В сегодняшнем мире достаточно конфликтующих государств, религиозных радикальных движений, стремящихся разрешить возникающие между ними противоречия вооруженным путем. Научно-технический прогресс, подстегиваемый конкурирующим капиталом, функционирующим в сфере ВПК, создает все новые виды оружия и способы ведения военных действий. Как утверждает Карл Бильдер, "информация, необходимая для создания атомной бомбы, неизбежно выйдет из-под контроля национального государства" и поэтому коммерция будет все время увеличивать доступность ядерных материалов и способов для их производства. То, что относится к атомному оружию, относится и к любому другому. Еще один объективный процесс современного научно-технического прогресса, стимулирующий создание новых типов военной техники и технологий, - это растущее применение гражданских технологий двойного применения, в отношении которых отсутствует достаточный государственный контроль. "Признак этого долговременного направления изменений появился в Вашингтоне в девяностых годах, когда министерство торговли и министерство обороны, обычно грызущиеся за политическое влияние, независимо представили список важнейших из возникающих технологий. Какие из них нужнее всего для стимулирования экономического роста? Какие для военного потенциала? Если не считать нескольких акцентов, совпадение списков было поразительным". Короче, прежний военно-промышленный комплекс (ВПК) трансформируется в военно-гражданский комплекс (ВГК), с помощью которого орала будут ежедневно и во все возрастающем количестве (таков закон функционирования капитала!) перековываться на мечи.

Революция в военном деле подвела человечество к краю пропасти. Сценарий конца света фантастам придумывать не надо, таких вариантов реально существует несколько. Как пишет хорошо информированный Э.Тоффлер, "...три разных линии военного развития в наше время резко сошлись. Дистанция, скорость и убойная сила достигли своих внешних пределов примерно одновременно - за последние полвека". Если не говорить о таких "экзотических" видах оружия, как, например, дистанционно вызываемые с помощью электромагнитных волн землетрясения, извержения вулканов, организация нашествия генетически видоизмененных насекомых для уничтожения посевов, прожигание с помощью лазерных установок над территорией противника дыры в озоновом слое и т.д., а обратиться к т.н. "традиционным" видам оружия, то их разрушительная способность за последние полвека возросла неимоверно. Для управления боевыми действиями используется система спутников. Так, во время войны в Персидском заливе коалиция войск во главе с США использовала для разведки, подслушивания чужих телефонных разговоров, связи, наведения боевого оружия различных типов на цели около шестидесяти спутников.

В последнее десятилетие самые крупные боевые действия были развязаны США (в Югославии и Ираке). На фоне этого неоспоримого факта поразительно нативным и нелогичным представляется рекомендация Э.Тоффлера: "США должны направить свою разведку и военную мощь на решение таких мировых проблем, как голод, стихийные бедствия и загрязнение среды, из-за которых отчаявшееся население может броситься в кровавый конфликт". Трудно себе представить, каким образом ведущая страна "золотого миллиарда" с помощью своей действительно огромной военной мощи в состоянии ликвидировать на планете голод, стихийные бедствия и загрязнение природной среды. Не перестаешь удивляться тому, как далеко в своих абсурдных выводах может зайти апологетика капитализма, порождающего все те ужасные бедствия, с которыми предлагается вести беспощадные и широкомасштабные боевые действия! В реальной же действительности, как сообщают Эрнст фон Вайцзеккер, Эмори Б. Ловинс, Л.Хантер Ловинс, "...от одной шестой до одной трети военного бюджета США уходит на те силы, главной задачей которых является получение или поддержание доступа к природным ресурсам, находящимся на территории иностранных государств". Вот истинная подноготная агрессивных устремлений самого могущественного государства планеты (на долю США в настоящее время приходится примерно 45 % общемировых военных расходов), обслуживающего интересы своего класса буржуазии, воплощенная в настоящее время в оккупации Ирака! З.Бжезинский этого и не скрывает. Он с предельной откровенностью пишет: "У Америки имеются крупные стратегические и экономические интересы на Ближнем Востоке, продиктованные наличием здесь колоссальных энергетических ресурсов. Америка не только извлекает экономические выгоды от относительно низких цен на ближневосточную нефть. Ее роль в обеспечении региональной безопасности дает ей косвенные, но в политическом смысле решающие рычаги влияния на экономику европейских и азиатских стран, которая также зависит от экспорта энергоносителей из этого региона", который З.Бжезинский называет американским протекторатом. "Победы, одержанныее в ходе кампаний 1991 и 2003 годов против Ирака, утвердили Соединенные Штаты в роли единственного внешнего арбитра в этой зоне."

Глава 2. О природе современного капитализма

"...в деньги превращается все: как товары, так и не товары. Все делается предметом купли-продажи".

Карл Маркс

"... погоня за прибылью возведена в абсолют".

Джордж Сорос

Д.Сорос, финансировавший многочисленные антикоммунистические проекты, в последних своих произведениях пишет о триумфе капитализма во всем мире. И не только он. Об этом пишут тысячи политологов и социологов на разные лады. Действительно, с крахом СССР и социалистического лагеря капиталистический способ производства стал в мире доминирующим. Именно он, как это показано в первой главе, является двигателем процесса глобализации и главной причиной всех основных противоречий, от разрешения которых зависит будущее рода человеческого. Какова же суть и объективная динамика развития современного капитализма? - вот вопрос, на который необходимо найти правильный ответ.

Классический анализ капитализма сделал К.Маркс. С тех пор великое множество противников марксизма пытались опровергнуть это учение, убеждая себя и других в его ошибочности. Людвиг фон Мизес охарактеризовал эту борьбу как борьбу идей. Выдающийся исследователь развития экономической мысли М.Блауг так оценил итоги вековой ожесточенной битвы либерализма с марксизмом: "В своей ипостаси экономиста Маркс продолжает жить и все еще актуален как ни один из авторов... (курсив - В.П.). Маркс подвергался переоценке, пересматривался, опровергался, его хоронили тысячекратно, но он сопротивляется всякий раз, когда его пытаются отослать в интеллектуальное прошлое. Хорошо это или плохо, но его идеи стали составной частью того мира представлений, в рамках которого мы все мыслим. Сейчас никто не ратует за Адама Смита или Рикардо, но по-прежнему поднимается кровяное давление, как только Маркс становится предметом исследования". В 2005 году было проведено выборочное обследование среди слушателей Британской радиостанции Радио-4. Было опрошено 30 тысяч человек. Самым великим философом человечества англичане признали К.Маркса (27,9% голосов), на втором месте оказался Д.Юм (12,6%), на третьем - Л.Виттгенштейн (6,8%). Платон получил пятое место, а Сократ - восьмое. И это не случайно, ибо теория К.Маркса не только имеет величайшую научную ценность, но она способна предвидеть ход развития Истории.

Во второй половине прошлого века все громче стали звучать голоса тех, кто пытался доказать, что капитализм канул в Лету, и на смену ему пришло некое новое общественное устройство, которое называют или обществом всеобщего благоденствия, или постиндустриальным, или постмодернистским, или постэкономическим и т.п. Однако следует сказать, что, к счастью, на свете не перевелись светлые умы, способные отличать черное от белого и видеть этот мир без прикрас, таким, каков он есть на самом деле. К их числу относится и выдающийся финансовый спекулянт, миллиардер, ярый борец с коммунизмом Джордж Сорос, который недвусмысленно называет существующее в подавляющем большинстве стран общественное устройство капитализмом.

Капитализм по отношению к предшествующим способам производства был не только прогрессивен, но и создал такие принципы и ценности, которые в современном обществе являются поистине базовыми. "Буржуазия сыграла в истории чрезвычайно революционную роль", - отмечали в "Манифесте коммунистической партии" К.Маркс и Ф.Энгельс. Они, в частности, писали, что "буржуазия менее чем за сто лет классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествующие поколения, вместе взятые".

Продолжающийся в течение последних двух веков быстрый рост производительных сил на основе капиталистических экономических отношений привел к изменениям в процессе расширенного воспроизводства индивидуумов, в частности, способствовал созданию рынка массовых потребительских товаров, снижению цен, повышению жизненного уровня населения. Все эти неизбежные изменения, о масштабах которых К.Маркс мог только догадываться, в образе и качестве жизни людей, особенно в индустриально развитых странах, стали предметом изучения представителей различных общественных наук, породив целый букет модернистских концепций. Авторов всех этих разнообразных теорий и концепций объединяет не только уверенность в абсолютной истинности и неподражаемой оригинальности своих творений, но и то, что им удалось опровергнуть К.Маркса, отправив его учение в архив.

Обратимся к непосредственному рассмотрению первой группы концепций, которые я условно назвал антикапиталистическими в силу того, что их авторы искренне верят в чудо преображения капиталистического способа производства в нечто универсально гуманистическое.

1.2.1. "Антикапиталистические" концепции

Как было сказано выше, мощные процессы, происходившие в развитых капиталистических странах в ХХ веке, особенно во второй его половине, вызвали к жизни целый ряд концепций, призванных не только объяснить новые явления в западном обществе, но и попытаться заглянуть в будущее. Все они схожи в одном: на смену капитализму пришло (приходит) нечто качественно новое - это или экономика человека (В.Марцинкевич, И.Соболева), или научно-техническая цивилизация (Ф.Бурлацкий), или постэкономическое общество (В.Иноземцев) и т.д. Словом, все, что угодно, - только не капитализм!

В.Марцинкевич и И.Соболева считают, что в современном западном обществе происходит не самовозрастание капитала, не погоня за прибылью, а человек и его потребности становятся абсолютной целью производства; "...материальный и денежный капиталы в конечном счете являются лишь условиями и опосредующими механизмами, обслуживающими деятельность и потребности человека". Исчезает понятие "труд", оно заменяется понятием "деятельность", а понятие "рабочая сила" заменяется понятием "человеческий фактор". Они пишут: "Экономика потребностей и деятельности означает выход за узкие рамки логики "Капитала". Она заменяет логику "товар - потребительная стоимость - стоимость" на логику "человек - его потребности и вытекающие из них интересы - деятельность". Авторы концепции экономики человека, к сожалению, не раскрывают последовательно и объективно содержания следующей цепочки взаимосвязей: потребности - интерес - деятельность, определяемая законами экономических отношений, - доход - товары и услуги - удовлетворение потребностей человека. А ведь дело в том, что между возникновением и удовлетворением потребностей лежат экономические отношения, т.е. сами потребности напрямую никак не влияют на другие категории и закономерности, а рынок в современном обществе никуда не исчезает. Потребности человека задают импульс экономической деятельности (через интересы), у которой свои законы, а не те, которые формируют сами потребности. Движущими силами современной капиталистической экономики являются не потребности человека, а законы движения капитала. Кстати, и в экономике государственного социализма потребности людей не задавали напрямую тон экономической системе, ибо экономика служила средством решения политических задач партийно-государственной диктатуры (см. часть II, гл. 4). В истории человечества вообще еще не возникла такая экономическая система, которая напрямую обслуживала бы потребности членов общества. В.Марцинкевич и И.Соболева выдают желаемое за действительное. Конечно, все до сих пор существовавшие способы воспроизводства в той или иной степени удовлетворяли потребности людей. Если бы было иначе, то род человеческий давно вымер бы. Однако все дело в том, каким образом и в какой степени та или иная экономическая система удовлетворяла потребности людей.

В.Марцинкевич и И.Соболева, исследуя явления экономической жизни в США и в других высокоразвитых странах конца ХХ века, пришли к выводу, что система экономических отношений переориентировалась на удовлетворение потребностей членов общества, что эффективность ее функционирования определяется степенью всестороннего развития личности и общества. Поэтому, по их мнению, марксистское учение совершенно неприменимо к исследованию современной западной экономики. Что же послужило основанием для столь радикального вывода? В.Марцинкевич и И.Соболева полагают, что "из всех сторон развития человеческого фактора, которые выступают в экономике на первый план в условиях современного цивилизационного развития в первую очередь обращает на себя внимание практически полное перемещение всех теоретических и практических проблем современного понятия "человеческий фактор" в область качественных аспектов развития человека, подготовки и использования рабочей силы. Ни в одной развитой стране не существует серьезных проблем недостатка "человеческого материала". Напротив, везде наблюдается безработица и в то же время постоянно имеются вакантные рабочие места". Такое явление связано с возрастающей потребностью совокупного общественного капитала в квалифицированной рабочей силе из-за возрастающей роли интеллектуального и творческого труда. Продолжая развивать эту мысль, они утверждают, что "...полностью преобразуется затратный трудовой аспект воспроизводства в связи с широким распространением и ключевой ролью творческого труда, а также ставится в повестку дня изучение принципиально новых результатов деятельности в связи с выдвижением в центр анализа экономики отраслей духовного производства. Это, помимо прочего, означает новую жизнь (или "второе дыхание") трудовой теории стоимости. Отказываться от использования таких уникальных теоретических инструментов на том основании, что Маркс когда-то использовал трудовой подход для оказавшихся несостоятельными выводов о необходимости "экспроприации экспроприаторов", представляется по меньшей мере непрактичным". И еще: "Как экономическое понятие "человеческий фактор" включает в себя экономический аспект всех свойств и видов деятельности человека. Этот аспект, как это аксиоматически принято, отражает конечную результативность, эффективность воспроизводственной деятельности... Таким образом, из подобного подхода следует выбор наиболее полезных целей и достижение их с наименьшими затратами и труда, и невосполняемых ресурсов. Первичные, аксиоматические составляющие и неотъемлемые атрибуты теоретической трактовки человеческого фактора - это потребности и деятельность, результаты и затраты. Представление об их соизмерении, т.е. основа понятия "эффективность", изначально заложено в человеческой природе, в самой основе человеческого фактора как экономической категории".

Обращает на себя внимание методологический подход В.Марцинкевича и И.Соболевой, характеризующийся сугубо абстрактными рассуждениями, основанными не на исследовании реальной действительности, а на якобы логическом раскрытии сущности такой категории как "человек" (в их трактовке "экономический" или "общественный человек"). В истории экономической мысли этот методологический прием получил название робинзонады. Авторы концепции экономики человека распространяют на современную капиталистическую систему умозрительные заключения, приписывая ей несвойственные черты и характеристики. Они утверждают, что духовное производство становится в центр экономики, а в связи с этим кардинально меняется и роль "человеческого фактора". Спору нет, по мере развития научно-технического прогресса возрастает роль творческого труда и духовного производства. Однако было бы ошибочным считать, что сегодня на нет сошли традиционные отрасли материального производства (сельское хозяйство, добывающая промышленность, переработка исходного сырья в готовые изделия - как средства производства, так и предметы потребления). Даже на Западе люди не перестали есть и пить, одеваться, мыться и стирать, смотреть телевизор и ездить на автомобилях, летать на самолетах и т.д., т.е. удовлетворять свои повседневные насущные материальные и духовные потребности. Это означает, что они по-прежнему нуждаются в огромном количестве товаров и услуг, создание которых является уделом материального производства.

К этому следует добавить, что экономика высокоразвитых капиталистических стран нуждается не только в высококвалифицированных кадрах, но и в малоквалифицированных работниках, которых она вербует в основном из среды мигрантов или эксплуатирует в слаборазвитых странах, приобретая рабочую силу за бесценок.

Выводить такие категории как "деятельность", "результаты и затраты", а также другие категории политэкономии из одной лишь категории "человеческий фактор" - это чистой воды субъективный идеализм. Так называемые логические схемы, придуманные В.Марцинкевичем и И.Соболевой ("Место человека в системе основных понятий экономической теории" и "Морфологическое дерево проявлений экономического человека современности") не адекватны реальным процессам и представляются сугубо искусственными конструкциями. Авторы сделали попытку увязать категорию "потребности" с понятием "эффективность общественного производства" на базе универсальной экономической теории, совместив при этом все направления экономической мысли. Однако в итоге у них получилась эклектическая концепция. Они утверждают, что их концепция позволяет снять много противоречий и стереть немало белых пятен. "В теории и практике, - пишут В.Марцинкевич и И.Соболева, - все больше усваивается представление, что экономический прогресс будет чем дальше, тем больше производным от прогресса социального, а не наоборот. Западные социологи считают, что социальная деятельность государства, которую прежде воспринимали чем-то вроде благотворительности, теперь все чаще рассматривается как настоящая сущность жизни общества. Социальный аспект включается в любое планирование и в любые проекты будущего, будь то экономика, экология, занятость, производительность труда". Однако В.Марцинкевич и И.Соболева глубоко заблуждаются, когда ставят знак равенства между всесторонним удовлетворением материальных, духовных и социальных потребностей людей (как целью всего общественного производства), и эффективностью использования потенциала человеческого фактора (как средства максимизации прибыли в современной капиталистической экономике). Повторяю, капитал заинтересован в эффективном использовании рабочей силы, ибо это максимизирует величину прибыли. Капитал также заинтересован в том, чтобы подготовка рабочей силы обеспечивала требуемое высокое качество, исходя из нужд современной технологии. Это вынуждает капиталистов увеличивать затраты на воспроизводство рабочей силы, обеспечивая тем самым реальное повышение жизненного уровня наемных работников. Этого, например, еще в 20-е годы (!) XX века добивался Г.Форд, понимая, что нищета и современное производство несовместимы. Однако забота о повышении качества рабочей силы совсем не означает, что объективной целью капиталистического воспроизводства становится рост народного благосостояния. Капитализм не оптимизирует производства с учетом критерия эффективности в вышеозначенном смысле. В.Марцинкевич и И.Соболева, обращаясь к фактам, сами вынуждены признать, что реальная жизнь далека от их теоретических построений. Они пишут: "Те пропорции, которые сложились в развитых странах мира к настоящему времени, явно не обеспечивают там нормального воспроизводства человеческого фактора в условиях резкого повышения требований к качеству рабочей силы <...> Сочетание изменений в образе жизни в результате научно-технического прогресса с недовложениями средств в фонд образованности, культуры и нравственности населения имеет крайне тяжелые последствия. К ним относится определенное снижение трудовой морали молодежи, значительная часть которой оказывается из-за пороков системы образования и воспитания неспособной к труду в современном производстве, к профессиональному обучению. Отсюда вытекает отчуждение личности от трудовой жизни общества, установка на социальное иждивенчество и осознание своей отчужденности, перерастающее в дегуманизацию и асоциальность, люмпен-пролетаризация со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями." В.Марцинкевич и И.Соболева называют эффектом близорукости явление, при котором фирмы экономят на социально-культурных программах, ибо это не приносит им немедленной коммерческой отдачи. Вряд ли капиталисты страдают близорукостью, скорее всего они преисполнены страсти к максимизации прибыли. В.Марцинкевич и И.Соболева сетуют на то, что "...устаревшие подходы еще не изжиты, имеется опасность облегченной трактовки роли человеческого фактора. Существует большой концептуальный разрыв между кажущейся простотой, бесспорностью, даже банальностью тезиса о "решающей роли" человеческого фактора и огромной стоимостью требующихся в наше время для его реализации экономических, социальных и политических мероприятий. Еще не преодолена инерция стереотипов мышления людей, сложившихся в течение столетий, господства материальных факторов в развитии общества. Она содержится на сознательном и подсознательном уровнях в управлении, в производстве, научной литературе и в обыденном сознании".

Можно обвинять всех и вся в косности, в отсталости, а предпринимателей - в близорукости, однако очевидно - выводы В.Марцинкевича и И.Соболевой не адекватны действительности. Они пишут о таком способе воспроизводства, которого пока в реальности не существует и который наличествует только в их воображении. Эпоха "экономики человека" еще, к сожалению, не наступила и когда она наконец-то придет, то это новое общество, ориентированное на наиболее полное удовлетворение потребностей людей, уже не будет капиталистическим, а будет коммунистическим, как и предсказывал этот "узколобый" К.Маркс.

Теперь обратимся к понятию "научно-техническая цивилизация". Ф.Бурлацкий, предложивший его, считает, что такая цивилизация носит универсальный характер. Национальное и социальное своеобразие отдельных цивилизаций проявляется в форме "автономных цивилизаций". "Стандартизация, централизация, максимализация, гигантомания, дезинформация, специализация, синхронизация - пришельцы с Марса обнаружили бы повсюду одно и то же". По мнению Ф.Бурлацкого, понятие "научно-техническая цивилизация" "...включает в себя миникомпьютерную революцию, атомную энергетику, производство новых материалов, биотехнологию, космотехнологию и др.". К этому перечню следовало бы добавить широкую автоматизацию производства, основанную на использовании электроники; огромное расширение использования доступных источников энергии; качественное совершенствование средств транспорта и связи и многое другое. Ф.Бурлацкий считает, что термин "научно-техническая цивилизация" более точно отражает специфические черты наступившей эпохи, чем, например, термины "третья волна" или "постиндустриальное общество", предложенные Э. Тоффлером.

Однако термин, предложенный Ф.Бурлацким, вряд ли можно признать удачным. Во-первых, научно-технический прогресс непрерывен, и он уже прошел немало стадий. Человеческий разум не остановится на достигнутом и будет развивать науку, технику и технологию, т.е. впереди еще много научно-технических революций. Почему же именно современный этап развития общества следует называть научно-технической цивилизацией, а какие-то предшествующие или последующие этапы не могут так обозначаться? Во-вторых, технократический критерий периодизации общественного развития представляется неполным, односторонним и не позволяет раскрыть все важные аспекты жизни человеческого общества, а именно касающиеся сфер экономических, социальных и политических отношений.

Но для понимания многих модернистских "антикапиталистических" концепций очень важно проанализировать влияние современной научно-технической революции на все стороны жизни капиталистического общества, ибо авторы этих теорий ссылаются на новые явления в экономике и социальной сфере, вызванные ею к жизни. Важно понять - привели ли эти новые явления к исчезновению капитализма и образованию качественно новой формы общества?

В.Иноземцев, сравнивая капитализм начала ХХ века с современным западным общественным строем, пишет: "На первый взгляд, все признаки продолжают "действовать", и с этой точки зрения мы не можем заметить радикальных изменений. Концентрация производства и капитала, которая при В.И.Ленине значительно превосходила аналогичные показатели второй половины XIX века, возросла за истекшие 70 лет неимоверно. Гигантские промышленные компании и банки продолжают контролировать значительную часть рынка товаров и капиталов и определять экономическую жизнь. Финансовый капитал, образовавшийся в начале века как результат слияния банковского капитала с промышленным, отнюдь не утратил свою власть, а, наоборот, укрепил свои позиции. Вывоз капитала возрос неимоверно, причем во всех своих формах; это привело к невиданной доселе интернационализации капиталистического производства. Продолжают существовать гигантские международные монополистические объединения, а крах колониальной системы империализма не ослабил в значительной мере его могущества, в определенной мере заменив один механизм эксплуатации государств Африки, Азии и Латинской Америки другим, даже более приемлемым для капиталистического мира".

Вместе с тем, как считают В.Иноземцев и другие исследователи современного западного общества, в течение ХХ века появились такие черты общественного устройства, в первую очередь в экономике, которые никак не позволяют называть его капиталистическим. Что это за черты? Каковы эти новые явления? Что нового привнесла в общественную жизнь научно-техническая революция? Действительно ли капитализм перестал быть капитализмом? Рассмотрим эти вопросы, следуя логике В.Иноземцева и его единомышленников.

В сфере труда значительно возрос удельный вес высококвалифицированного труда. Все большее значение приобретает личная, практически не поддающаяся внешнему контролю добросовестность и ответственность, особенно в авиации, атомной энергетике, химии, на железнодорожном транспорте и т.п. В связи с интеллектуализацией труда особое значение приобретает вопрос творчества. Ряд исследователей (В.Марцинкевич, И.Соболева и др.) полагают, что творчество радикально меняет структуру трудового массива, применяемого для создания общественного продукта. В.Иноземцев смело и безапелляционно утверждает, что значительная, если не абсолютная доля производимого продукта представлена уникальными, не поддающимися воспроизведению, воссозданию благами и может быть рассмотрена как продукт индивидуальных усилий творческих личностей, а не как продукт общественного труда.

В этом вопросе, как и во всем ином, нужна взвешенная оценка. Во-первых, если иметь в виду не весь мир, где доля физического труда по-прежнему остается довольно большой (в слаборазвитых странах), а только высокоразвитые страны ОЭСР, то и в этой группе государств в обозримой перспективе физический труд никуда не исчезает, оставаясь необходимым в процессе производства товаров и услуг. Во-вторых, если обратиться к структуре производимых товаров, то следует отметить, что в их составе существенное место занимают товары массового производства; например, из числа средств производства - электроэнергия, нефть, уголь, черные и цветные металлы, грузовые автомобили и т.д., а среди товаров народного потребления - продукты питания (хлебо-булочные изделия, мясо, молочные продукты, соки, напитки и т.п.), легковые автомобили, телевизоры, радиоаппараты, книги, медикаменты и т.д. и т.п. Что касается услуг, то далеко не все они являются уникальными, создаваемыми как продукт индивидуальных усилий творческих личностей. Например, услуги, создаваемые трудом продавцов горюче-смазочных материалов, водителей пассажирских автобусов, чертежников и т.п. Обобщая и повторяя уже вышесказанное в отношении концепции В.Марцинкевича и И.Соболевой, можно сказать, что утверждение об исчезновении общественного труда и его замене индивидуальной творческой деятельностью является явным преувеличением. Наоборот, экономика во всем мире интегрируется, интернационализируется, доля товарного производства возрастает за счет абсолютного и относительного сокращения натурального хозяйства. Версию превращения участников общественного производства в изолированных робинзонов, не связанных друг с другом системой разделения и кооперации труда (кроме субъект-субъектного общения с пятницами), трудно воспринимать, мягко выражаясь, как рожденную здравым разумом.

Неоспоримым фактом является то, что в последние два десятилетия минувшего века в США и других развитых странах исключительно высокими темпами росла занятость в таких отраслях, как производство информации и программного обеспечения, услуг в сфере бизнеса и экономического консультирования, оказание юридических и социальных услуг, образование и здравоохранение (см. табл. 10). Исходя из этого, делается вывод о возрастании роли творческой деятельности, или субъект-субъектном взаимодействии. "Под субъект-субъектными взаимодействиями, - пишет В.Иноземцев, - мы понимаем такие, в которых и производитель, и потребитель блага определяют процесс его использования в сопоставимой степени, когда усилия по производству бессмысленны без усилий по потреблению и предполагают эти последние. Результат подобного взаимодействия носит, как правило, предельно индивидуальный характер. Если рассмотреть реальную экономическую жизнь, то к сфере субъект-субъектных взаимодействий можно отнести прежде всего науку, производство, накопление и распространение информации, образование, культуру и искусство, конструкторские и опытные разработки, отчасти здравоохранение. Все эти секторы хозяйства в их совокупности не тождественны с традиционно понимаемой сферой услуг, или, как ее называют, нематериальным производством".

Отождествлять творческую деятельность с субъект-субъектным взаимодействием в том виде, как это предлагает В.Иноземцев, представляется неправомерным. В науке, в конструкторских и опытных разработках субъект (ученый, разработчик, проектировщик, испытатель) взаимодействует главным образом не с другими субъектами, а с объектами познания, конструирования, проектирования, точнее говоря, исследовательская и проектно-конструкторская работа исполняется работником совместно с другими работниками. Аналогичная ситуация складывается и в области работы с информацией. Другое дело - сфера услуг (просвещение, здравоохранение); здесь, действительно, имеет место взаимодействие субъекта с субъектом (between person), как об этом пишет Д.Белл, на которого ссылается В.Иноземцев.

В.Иноземцев, анализируя процессы, происходящие в современном обществе, приходит к следующему радикальному выводу: "...человек перестает быть субъектом труда как рациональной деятельности, затраты которой прямо пропорциональны ее результатам, и становится субъектом творческих процессов, значимость которых не может быть оценена в экономических категориях". И еще: "Становление творческой деятельности представляет собой сущность того изменения, которое мы рассматриваем как постэкономическую революцию. Творчество - это принципиально новый тип человеческой активности. Оно не является элементом доминировавшей на протяжении тысячелетий экономической организации. Творческая активность не создает рыночных благ и не вызывает к жизни рыночных принципов распределения, так как целью творящего субъекта является не вещное благо, а развитие собственной личности. Творческая активность не может быть подвержена эксплуатации, так как отчуждение материальных или нематериальных продуктов такой деятельности, даже если оно и имеет место, не вступает в противоречие с основной целью творящего индивида - его самосовершенствованием. Переход от труда к творческой деятельности представляет собой самое фундаментальное изменение, происходящее в современном обществе". В приведенных цитатах В.Иноземцева содержатся не одно, а несколько принципиально важных утверждений:

1) происходит уничтожение, преодоление труда как вида человеческой деятельности;

2) творчество не может быть подвержено эксплуатации;

3) творчество не совместимо с рынком, следовательно, и с частной собственностью; оно, как правило, отрицает общественное производство товаров и услуг;

4) изменяется качество работников, которые, занимаясь творчеством, стремятся к одной цели - самосовершенствованию своей личности;

5) до сих пор творчества как такового в экономической организации общества не было.

Перед разбором утверждений В.Иноземцева попытаемся ответить на вопрос, что такое творчество, сочетается ли оно с трудом или это совершенно иной вид человеческой деятельности, подобный половому акту или игре в шахматы.

В толковом словаре творчество определяется таким образом: это - "деятельность, порождающая нечто качественно новое и отличающаяся неповторимостью, оригинальностью и обществ.-ист. уникальностью. Т. специфично для человека - субъекта творч. деятельности; в природе происходит процесс развития, но не Т.".

В.Иноземцев считает, что творчество "...объединяет в себе на новом, высшем уровне некоторые элементы как предтрудовой активности, так и труда. Осознание целей является той чертой, которую творчество заимствует у труда; сугубо внутренняя мотивационная система напоминает черту той активности, которая господствовала еще в предтрудовую эпоху. Творчество, на наш взгляд, может быть определено как осознанная деятельность, направленная преимущественно на саморазвитие и самореализацию личности. Материальные блага вполне могут становиться результатом творчества, но представляются скорее его побочными продуктами, нежели основной целью. В этом заключено <...> главное отличие творчества от труда". Итак, творчество - это все-таки, по В. Иноземцеву, не труд, а такого рода деятельность, целью которой является саморазвитие и самореализация человека. Другими словами, цели творчества лежат во внутреннем мире человека, как, например, стремление к самосовершенствованию у индийских йогов или тибетских монахов, а не в окружающей человека действительности. Чтобы идеи В.Иноземцева выглядели убедительнее, он ссылается на английскую и немецкую филологию. Так, он пишет: "Понятие "труд" (английское labour, немецкое аrbeit) крайне редко, почти никогда не ставится в один ряд с понятием более высокого типа деятельности - творчества (английское creativity, немецкое kreativitat). Вполне допустимы и широко используются формулировки, эквивалентные русскому термину "творческая деятельность" (английское creative work и creative activity), но при этом фактически невозможно встретить употребление терминов типа "creative labour"... Между тем советские авторы в своих работах широко оперируют понятием творческий труд".

Те же В.Марцинкевич и И.Соболева (они уже и не являются советскими учеными и продолжают яростно критиковать марксизм) считают, что творчество является трудом. Творческий труд можно определить по результату деятельности. Они пишут: "...таким особым результатом естественно выступает наличие качественного новшества в любом виде воспроизводственной деятельности независимо от конкретного проявления и характера назначения - продукт, технология, услуга, управленческая рационализация, научное или культурное достижение, вносящее элемент новизны в поступательное развитие производства или других аспектов образа жизни в целом".

Еще один противник марксизма В.Бубнов также считает, что труд все-таки является синтезом творчества и работы. Под творчеством он понимает "процесс комбинаторики, композиции, в котором в различных пропорциях соединяются в единое целое либо уже известные ранее идеальные элементы, либо к ним присоединяются и новые, неизвестные и поэтому ранее не используемые...". Творчество является идеальным процессом и осуществляется т.н. творческой силой. Работа есть функционирование т.н. рабочей силы, которая, согласно В.Бубнову, "имеет две стороны: энергетическую сторону - способность создавать энергию и полезную сторону - способность затрачивать эту энергию в полезной форме".

По моему мнению, творчество является разновидностью труда. Труд - это процесс, совершающийся между человеком и природой, результатом которого являются материальные и духовные блага, удовлетворяющие потребности людей (индивидов, их коллективов, общества в целом).

В процессе труда человек помещает между собой и природой орудия труда и средства производства. До ХХ века орудия труда обслуживали физический труд человека, а со второй половины ХХ века машины стали помощниками человека и в интеллектуальном труде, благодаря чему оказались доступными такие его формы, которые осуществлять без машин стало просто невозможно. В трудовом процессе органически сочетаются физические действия человека и деятельность его сознания, т.е. труд является творческим процессом. Если целью трудового процесса является создание какого-то принципиально нового продукта (материального или духовного), тогда мы имеем дело с творчеством.

Человек, вопреки концепции В.Иноземцева, обеспечивая свое расширенное воспроизводство, никогда не сможет перестать осуществлять деятельность по обмену веществ между собой и природой, а следовательно, и трудиться. Обладая разумом, человек постоянно творил, творит и будет творить, создавая принципиально новые продукты, технику, технологии, произведения искусства и т.д.

Поэтому никак нельзя согласиться с утверждением В.Иноземцева о том, что до сих пор, т.е. до второй половины ХХ века, творчества в экономической организации общества не было. Творчество сопровождало деятельность человека всегда, во все времена. Об этом свидетельствует история материального и духовного прогресса. Достаточно В.Иноземцеву сходить в какой-нибудь музей искусств или техники и воочию убедиться в том, что творчество существовало и до 60-х годов ХХ столетия.

Далее В.Иноземцев на основании тезиса о замещении труда творческой активностью, основанного на противопоставлении одного вида деятельности другому и положения о том, что субъект творчества свободен от такой цели, как производство материальных благ, делает вывод о том, что творчество "... не может быть подвержено эксплуатации". Следовательно, по его мнению, по мере распространения творческой деятельности сокращается пространство для эксплуатации. К этим аргументам он добавляет еще один, весьма любопытный. Он утверждает, что "для обнаружения эксплуатации <...> необходима не только констатация изъятия части созданного трудом работника продукта, но и осознание им самим того, что данный акт противоречит достижению основных целей, которые ставит перед собой индивид". Другими словами, "...надутилитарно мотивированная деятельность не может быть эксплуатируемой...". Сделав такое "открытие", В.Иноземцев обрушивается на А.Смита и К.Маркса: "... творчество, - пишет он, - как бы подталкивающее само себя и имеющее источник саморазвития внутри уникального индивида, не вписывается в привычную систему категорий, справедливую для "экономического человека" А.Смита. Даже изъятие части продукта человеческой деятельности может не рассматриваться самим субъектом как эксплуатация, если только данный продукт не выступал главной целью производителя. Между тем именно такая ситуация возникает всякий раз, когда мы имеем дело с творческой активностью; известны многочисленные случаи, когда (особенно в современных развитых обществах) "вознаграждением за упорную работу становится возможность продолжить работу". В этой обстановке вся марксистская концепция эксплуатации, применимая прежде всего к условиям массового производства и основанная, по сути дела, на смитовском положении, гласящем, что "рабочие хотят получать возможно больше, а хозяева хотят давать возможно меньше", в силу чего предполагающая, что обе стороны стремятся к получению максимально возможного материального блага, распадается, ибо устраняется та традиционная система мотивации, для которой только данная теория и является справедливой".

Как мы видим, фундаментальный вывод В.Иноземцева о том, что творчество не может быть объектом эксплуатации, тесно связан с его весьма спорным утверждением о том, что работники, занимающиеся творчеством, стремятся только к одной цели - самосовершенствованию своей личности. Думается, что творцы нового в науке, технике, технологии, производстве, искусстве, спорте вряд ли делают открытия, изобретают, создают новые продукты, произведения, добиваются рекордов только ради саморазвития, самосовершенствования. Наверное, создатели нового руководствуются целым комплексом стимулов, в числе которых немалое место занимают и страсть к познанию, и тщеславие, и, конечно же, стремление стать богатым или, по крайней мере, улучшить свое материальное положение. Теперь спрашивается, какое значение имеет осознание человеком факта эксплуатации для существования самой эксплуатации? Если эксплуатация совершается, то происходит это не потому, осознает этот факт человек или нет. Эксплуатация не перестает быть эксплуатацией от того, что эксплуатируемый осознает или не осознает сам факт эксплуатации. Эксплуатация не перестает быть эксплуатацией и в том случае, когда этот факт не противоречит целям, которые ставит перед собой индивид. Если кому-то нравится, что его эксплуатируют или он считает, что эксплуатация не мешает достижению целей, которые он перед собой поставил, то от этого объективный процесс эксплуатации никуда не исчезает.

Однако, что действительно нового внесла в процесс общественного воспроизводства научно-техническая революция, так это то, что миллионы работников, занимающихся интеллектуальным и главным образом творческим трудом, перестали быть наемными работниками, т.е. они больше не продают свою рабочую силу капиталисту, а продают созданный ими продукт. К 1995 году в США имелось 20,7 миллиона интеллектуальных работников на дому (full-time home-based businesses). Это были в основном люди, осуществляющие обработку информации для наиболее высокотехнологичных отраслей производства. Такой радикальный структурный сдвиг в сфере производства стал возможным вследствие того, что средства обработки, хранения и использования информации стали доступными для людей. За последние два десятилетия цены на персональные компьютеры из расчета стоимости единицы памяти жесткого диска снизились в сотни раз.

Что же касается тех работников, которые занимаются творческим трудом и являются наемными работниками у капиталистов, то они как были, так и остаются объектом эксплуатации.

Интеллектуализация труда, расширение сферы действия творческого труда как следствие научно-технического прогресса не изменяет существа капиталистических экономических отношений, не отменяет рынка, как это утверждает В.Иноземцев. Однако каковы его аргументы?

Во-первых, он полагает, что поскольку развитие собственной личности становится целью творящего субъекта, то творчество не создает рыночных ценностей и рыночных отношений распределения.

Во-вторых, по его мнению, отсутствуют стандарты, которые могут оценить продукты творчества; оценка их сугубо субъективна. Все это подрывает объективные основы количественного измерения ценности товаров и услуг. Поскольку "...значительная часть продуктов, производимых в обществе, оказывается уникальными благами, возможности количественного определения степени эксплуатации в соответствии с марксовой методологией резко сужаются. В данном случае <...> мы сталкиваемся с естественным историческим пределом марксовой теории стоимости и прибавочной стоимости".

Вопрос о научной ценности теории прибавочной стоимости будет рассмотрен далее; здесь следует отметить, что продукт творческого труда, даже уникальный (как продукт творческого труда он реально существует, независимо от того, ставит ли "творящий субъект" перед собой цель саморазвития или нет), будучи товаром, рынком тотчас оценивается. Это касается и информации, и знаний, и открытий, и изобретений, и произведений искусства, и спортивных достижений и т.д. Рынок не испытывает никаких особых трудностей с денежной оценкой продуктов творческого труда, независимо от того, созданы ли они в рамках функционирования капитала или же индивидуальными усилиями работника на дому, использующего свои личные средства производства (full-time home-based businesses). Более того, на известных аукционах оцениваются и продаются шедевры мирового искусства или поношенные вещи звезд эстрады и кино. Все в буржуазном мире находит свой денежный эквивалент, даже совесть политиков и ученых. Так что творческая активность уникальных индивидуумов не подрывает основы рыночного хозяйства, а переваривает ее.

В сфере производства, благодаря использованию компьютеров, конвейерная система, позволяющая выпускать большое количество однородной продукции, заменяется на новую технологию, при которой непрерывно меняется ход производства. Это явление получило название демассификации. Новая технология делает возможным быстро вводить изменения, выполнять индивидуальные заказы, удешевлять стоимость продукции. При этом сохраняется массовое производство однородной продукции электроэнергии, цемента и т.п. Компьютеризация производства, стремительный рост удельного веса инфотехнологий наряду с развитием новых видов производств (космическая промышленность, электроника, биотехнология, атомная энергетика и т.п.) привели к изменению структуры компаний и размеров предприятий. Так, из списка "Global 500" из года в год выпадают компании, представляющие традиционные отрасли бизнеса, а их место занимают компании, работающие в наиболее высокотехнологичных отраслях - производстве средств программного обеспечения, компьютеров и электроники, средств телекоммуникации. Усиливаются позиции компаний, занимающихся издательской деятельностью, рекламой, бизнесом в сфере развлечений. В экономике развитых стран возрастает удельный вес небольших и средних по размеру предприятий. Например, в США в 1996 году половину экспортных поставок обеспечили фирмы с числом работников менее 19 человек.

Изменяется структура производства: возрастает удельный вес сферы услуг и сокращается соответственно доля отраслей материального производства. Ниже для иллюстрации этого явления приводятся данные об изменении среднегодовой численности занятых в основных отраслях экономики США (тыс. чел.):

*Отрасли*	*1954*	*2003*	*2003 в % к 1954*
Всего	49093	129931	264,9
Частный сектор - итого	42235	108356	256,5
Производство товаров - всего	18515	21817	117,8
Добывающая промышленность	825	571	69,2
Обрабатывающая промышленность	15002	14525	96,8
Строительство	2688	6722	250,1
Производство услуг - всего	30578	108114	353,6
Торговля, транспорт и коммунальное хозяйство	10357	25275	244,0
Информация	1693	3198	188,9
Финансы	2118	7974	376,5
Профессиональные и бизнесуслуги	3197	15997	500,4
Образование и здравоохранение	2385	16577	695,1
Отдых и развлечение	3034	12125	399,6
Другие услуги	936	5393	576,2
Государственный сектор	6858	21575	314,6

Источник: ftp://ftp.lls.gov/pub/suppl/emsit.ceseeb1.txt

Как следует из приведенных данных, опубликованных Бюро по статистике труда США, за последние полвека численность занятых возросла более чем в 2,6 раза, при этом численность работников в государственном секторе росла быстрее, чем в частном секторе. Хотя число занятых в отраслях сферы чисто материального производства за рассматриваемый период увеличилось в 1,2 раза, его удельный вес заметно сократился в результате опережающего роста сферы услуг (в 3,8 раза). При абсолютном сокращении численности работников в промышленности и сельском хозяйстве возросла производительность их труда, благодаря чему увеличиваются объемы производства. В сфере услуг особенно высокими темпами возрастала численность работников образования и здравоохранения (почти в 7 раз). Эти статистические данные полностью опровергают заявление В.Иноземцева о том, что начиная с 1970 годов в США рост производства "перестал сопровождаться <...> привлечением дополнительной рабочей силы". Само собой разумеется, что по мере роста производительности труда сокращается трудоемкость производства единицы продукции, но это не приводило пока к абсолютному уменьшению численности занятых в целом в народном хозяйстве.

В то же время четко обозначилась тенденция уменьшения энерго- и материалоемкости общественного производства, причем настолько мощная, что в высокоразвитых странах даже сократилось в абсолютном выражении потребление энергоносителей, некоторых видов сырья и материалов. Так, в индустриально развитых странах потребление энергии после кризиса 1973 года в течение последующего десятилетия сократилось более чем на 5% при росте ВНП на одну треть. В США после 1960 годов значительный рост ВНП сопровождался абсолютным сокращением потребления черных металлов.

В центре экономического развития становится информация. В.Иноземцев пишет об экспансии информации в современном производстве. Он утверждает, что "в 1991 году в США впервые расходы на приобретение информации и информационных технологий, составившие 112 млрд. долларов, стали больше затрат на приобретение производственных технологий и основных фондов, не превысивших 100 млрд. долл. Рост значения информации настолько стремителен, что к началу 1995 года в американской экономике при помощи информации производилось около трех четвертей добавленной стоимости, создаваемой в промышленности". Однако эти цифры можно интерпретировать по-разному, например, данные об участии информации в создании добавленной стоимости. Можно считать, что и все 100% вновь созданной стоимости произведены с участием информации, и это будет правильно, ибо все современное производство сопровождается информационным обеспечением; оно основано на тщательно спроектированных технологиях, спланировано и запрограммировано до мельчайших подробностей, сопровождается аккуратным бухгалтерским учетом и т.д. и т.п. Дело, конечно, не в цифрах. Сам факт возросшего значения информации в век компьютеризации не вызывает сомнения. Вопрос в том, какие выводы для политэкономии капитализма из этого следуют. В.Иноземцев так оценивает ситуацию: "Экспансия информации и знаний в качестве основного производственного ресурса представляется нам первым направлением преодоления стоимостных отношений. Знания имеют свойства, резко выделяющие их из других факторов производства: в них противоречиво сочетается подлинная безграничность с редкостью высшего уровня, объективный характер с беспрецедентным субъективизмом, невоспроизводимость с тиражируемостью; неэкономическая мотивация их обретения вызывает, очевидно, и вполне экономические по своей сути последствия".

Перед рассмотрением последствий информационной экспансии экономических отношений в обществе, следует осмыслить вышесказанное оппонентом.

Перечислим все семь основных свойств информации:

- безграничность,

- редкость,

- объективный характер,

- беспрецедентный субъективизм,

- невоспроизводимость,

- тиражируемость,

- неэкономическая мотивация их приобретения.

Под безграничностью, видимо, следует понимать возможность распространения информации, а не ее содержание, которое вполне конкретно. Если это так, то безграничность ни что иное, как тиражируемость.

Если под редкостью понимать уникальность данной информации, то это верно. На самом деле, каждая информация по своему содержанию уникальна.

А вот объективный характер, под которым, видимо, следует понимать ее адекватность сущности объекта исследования, вряд ли совместим с субъективизмом, тем более беспрецедентным. Если под субъективизмом В.Иноземцев понимал порождение информации ее творцом, то эту черту можно распространить абсолютно на все, что производится человеком, а не природой.

Что касается невоспроизводимости информации, то это свойство ей совершенно не присуще. Наоборот, как отмечалось выше, информация тиражируема.

И последнее - это неэкономическая мотивация приобретения информации. Вот это утверждение В.Иноземцева явно несовместимо с экономической реальностью, ибо ни одна фирма не станет тратить деньги на приобретение информации ради получения эстетического наслаждения или исходя из других соображений, не связанных с бизнесом.

Таким образом, для нашего рассмотрения остаются только следующие свойства информации: тиражируемость, уникальность содержания и объективный характер.

Спрашивается, каким образом эти три свойства информации могут спровоцировать преодоление стоимостных отношений? Да никаким, ибо все они совместимы с рынком и товарной формой бытия информации. Однако дело не только в вышеперечисленных свойствах информации, но и в том, что "...экспансия новых производственных факторов (спрашивается - почему новых, ведь информация всегда участвовала в процессе производства? - В.П.) делает невозможной квантификацию издержек производства и затрат труда, с которыми связано создание того или иного блага". По каким же причинам квантификация издержек невозможна? Ответ В.Иноземцева таков: "Это связано с тем, что, во-первых, информация представляет собой такое условие производства, которое не потребляется в производственном процессе и может использоваться в неограниченном количестве воспроизводственных циклов. Во-вторых, процесс передачи информации основан на субъект-субъектных взаимодействиях и невозможен без соответствующих усилий не только ее производителя, но и потребителя. В-третьих, создание знаний, которые, как подчеркивают современные социологи и психологи, далеко не тождественны информации, представляется процессом сугубо индивидуальным, и ценность знания не может быть определена исходя из "стоимости" произведенной ею "рабочей силы". В-четвертых, информация, имеющая свойство безгранично распространяться, характеризуется не редкостью, а избирательностью, в результате чего, даже приобретя формальные права на информационный продукт, т.е. став его собственником, не каждый может им воспользоваться, ибо для этого требуется целый набор качеств, отличающих современную личность". Рассмотрим приведенные аргументы в пользу того тезиса, что в современной экономике никто не может определить ни общественных, ни даже индивидуальных издержек, воплощенных в том или ином продукте, выходящем на рынок.

Аргумент 1. Данная информация (в форме патента, лицензии, торговой марки, базы данных и т.д.) действительно может использоваться если не в бесчисленном, то во многих воспроизводственных циклах. Не в бесчисленном только потому, что информация устаревает, теряя ценность. Верно и то, что потребленная информация не исчезает, как это происходит с топливом, электроэнергией, сырьем, но не верно в том смысле, что она не используется в процессе производства данного продукта (так можно понять слова В.Вознесенского "не потребляется в производственном процессе"). Однако информация схожа с другими видами материальных производственных основных фондов, которые никуда не исчезают после очередного воспроизводственного цикла и служат на протяжении длительного времени, пока не устареют морально или физически.

Аргумент 2. Речь должна идти об использовании информации в производственном процессе, а не вообще об использовании информации, например, в процессе научных исследований, ее потреблении индивидуумами (журналистами, политиками, простыми гражданами). Если оценивать использование информации в производстве, то можно говорить о двух ее формах. Во-первых, о передаче той или иной информации от одного участника данного производственного процесса к другому. В этом случае рассуждения В.Иноземцева соответствуют действительности. Но не понятно, каким образом это мешает оценивать издержки производства, ведь информационное взаимодействие сопровождает функционирование рабочей силы в процессе труда. А учет стоимости рабочей силы в издержках производства осуществляется через начисление заработной платы. Во-вторых, информация может использоваться как "вставленная" в технологический процесс, например, программное обеспечение в компьютерах. В этом случае она как составная часть интеллектуальной собственности участвует в формировании издержек производства наряду с другими видами производственных основных фондов.

Аргумент 3. Этот аргумент не имеет отношения к учету издержек производства, ибо в нем речь идет о создании стоимости, а не об ее использовании в процессе производства. Что же касается ценности знаний, то она действительно не зависит от стоимости рабочей силы. Если говорить о стоимости информации, то при ее определении, естественно, учитываются затраты на ее создание. Однако, повторяю, данный аргумент не имеет отношения к учету издержек, он бьет мимо цели так же, как и аргумент 4, когда речь идет о способности того или иного индивидуума воспринимать ту или иную информацию. Чтобы понимать и использовать информацию, нужна соответствующая профессиональная подготовка работника. Случайный человек, конечно, не в состоянии воспользоваться информацией, рассчитанной на специалиста.

Таким образом, мы приходим к общему выводу о несостоятельности всех аргументов В.Иноземцева при доказательстве его тезиса о том, что экспансия информации делает невозможной учет издержек производства.

При капитализме информация - обычный товар, обладающий как потребительной, так и меновой стоимостью. Да, потребительная стоимость информации отличается от продуктов труда, имеющих вещную форму. Но информация тоже материальна, она не существует без материальных носителей, т.е. не покидает материального тела. Информация как товар близка к услуге. Например, транспортная услуга заключается в перемещении груза (пассажира) в пространстве, а передача информации в пространстве и времени является услугой связи. Создатели информации такого продукта, как программное обеспечение, пользуются компьютерами как средствами производства, затрачивая при этом энергию. В качестве средств производства выступают носители информации - диски памяти.

Э.Тоффлер, а вслед за ним и В.Иноземцев считают, что информация становится основным видом собственности и что это совершенно новая форма собственности. Здесь необходима оговорка. Сама информация становится т.н. интеллектуальной собственностью, защищаемой законом, т.е. информация не перестает быть при капитализме товаром, который надо купить на рынке перед тем, как его использовать.

Продолжая атаку на капитализм, В.Иноземцев пишет: "В информационной экономике <...> субъективные оценки активно вторгаются в балансовые отчеты фирм <...> Информация и знания, эти специфические по своей природе и форме участия в производственном процессе факторы, в рамках фирм принимают облик интеллектуального капитала". Этот капитал "представляет собой нечто вроде "коллективного мозга", аккумулирующего научные и обыденные знания работников, интеллектуальную собственность и накопленный опыт, общение и организационную структуру, информационные сети и имидж фирмы...". В составе интеллектуального капитала выделяются две составные части: "человеческий капитал (human capital), воплощенный в работниках компании в виде ее опыта, знаний, навыков, способностей к нововведениям, а также в общей культуре, философии фирмы, ее внутренних ценностях, и структурный капитал (structural capital), включающий патенты, лицензии, торговые марки, организационную структуру, базу данных, электронные сети".

Итак, спрашивается, какие субъективные оценки вторгаются в бухгалтерский учет фирм? Собственно интеллектуальная собственность (structural capital) оценивается по стоимости ее приобретения, а т.н. человеческий капитал (human capital) представляет собой стоимость покупки капиталистом наемной рабочей силы. Никаких субъективных оценок мы не наблюдаем.

Серьезное исследование природы интеллектуального капитала предприняли Л. Эдвинссон и М.Мэлоун в шведской страховой и финансовой компании "Скандия" и написавшие книгу "Intellectual Capital. Realizing Your Companys`s True Value". Они пришли к правильному выводу, что человеческий капитал не может быть собственностью компании. Это верно, так как он сосредоточен в потенциале наемной рабочей силы, которую капиталистическое предприятие приобретает на рынке труда. Структурный интеллектуальный капитал может быть объектом купли-продажи. В отличие от В.Иноземцева, Л. Эдвинссон и М.Мэлоун объективно оценивают возможности бухгалтерского учета интеллектуального капитала. Они, в частности, пишут следующее: "...бухгалтерский учет, основанный на интеллектуальном капитале, дает уникальную возможность комплексного исследования всего того, без чего немыслима современная экономика динамичных и высокотехнологичных виртуальных корпораций:

* тесные и долговременные деловые связи в рамках товариществ, объединенных в торгово- промышленные сети;

* постоянство клиентуры;

* знания и компетенция ведущих сотрудников, от которых зависит судьба корпорации;

* стремление компании и ее служащих к постоянному самосовершенствованию и развитию;

* и, главное, имидж корпорации и ценности, которые она исповедует, имеют решающее значение для руководителей высшего ранга и потенциальных инвесторов при решении вопроса о слиянии, приобретении, сотрудничестве, приеме на работу, вступлении в союзы и товарищества".

По мнению В.Иноземцева, субъективные оценки атакуют капитал не только по линии субъективности (?) информации, но и по линии фондовых рынков. Он торжественно заявляет, что т.н. неосязаемые активы (?!) фирм в виде человеческого капитала определяют стоимость осязаемых активов. "...наибольшую оценку имеют компании, - утверждает В.Иноземцев, - которым удается создать у потенциального инвестора иллюзию того, что их рост и развитие, столь успешное в течение последних лет, продолжится и в будущем". Оказывается, все дело не в том, чтобы развивать потенциал фирмы, опираясь на structural capital, а в том, чтобы уметь с помощью human capital пускать пыль в глаза инвесторам, доводя их до такого состояния экстаза, когда они иллюзии воспринимают как реальность. Примером массового гипноза является, как считает В.Иноземцев, экономика США. "Если накануне кризиса 1973-1975 годов среднее отношение рыночной стоимости и балансовой (market-to-book value ratio) для американских компаний составляло 0,82, то уже через двадцать лет оно выросло более чем в два раза, достигнув значения 1,69". Это явление В.Иноземцев именует самовоспроизводящимся процессом, в котором активное участие принимают трейдеры. "Сегодняшняя субъективистская экономика теряет прежнюю связь с реальным объективным хозяйством, но одновременно сама становится данностью, определяющей материальный прогресс современного общества". Вот так, ни много ни мало, а субъективистская экономика! Оказывается, ее отличительными свойствами является не только субъективизм, но и оторванность от реального объективного хозяйства, т.е. эта новая экономика не потребляет ни электроэнергии, ни конструкционных материалов, ни инфраструктуры - вообще ничего, производимого и присущего реальному хозяйству, и развивается в каком-то особом потустороннем мире. Эта новая потусторонняя экономика обладает еще одним свойством - она становится силой, определяющей материальный прогресс современного общества, т.е. обслуживает не только сферу потребления, но и само реальное объективное хозяйство, поскольку оно является материальной составной частью современного общества. Вот такую чудовищную чушь предлагает нам В.Иноземцев.

Явление периодического возникновения "мыльного пузыря" на финансовых рынках обстоятельно описано Д.Соросом. Цикличность динамики финансовых рынков и капиталистической экономики в целом - неизбежный спутник этого способа производства. Причины, вызывающие появление "мыльного пузыря" в форме искаженных субъективных оценок фондового рынка совершенно не изменяют его капиталистической природы. От того, что на фондовом рынке появляются иллюзорные оценки активов, не меняется реальная оценка национального дохода. Материальный прогресс современного общества, в конечном счете, определяется реальным ростом производства товаров и услуг, а не субъективными оценками участников капиталистического рынка, тем более игрой на фондовой бирже.

Другие факторы деструкции рыночного хозяйства. Помимо экспансии творчества и информации, вызванной научно-техническим прогрессом, разрушителями не только "объективной составляющей" системы стоимостных отношений, но и самих этих отношений в рыночной экономике выступают, как утверждает В.Иноземцев, еще и такие факторы:

- субъективные представления;

- индивидуализация человека;

- преодоление материально мотивированной деятельности;

- новые предпочтения потребителей из-за снижающейся актуальности материальных потребностей;

- консумационная невоспроизводимость благ.

В.Иноземцев рассматривает два уровня и два этапа деструкции стоимостных отношений. На первом уровне (формальном) срабатывают такие факторы, которые, не устраняя стоимость как таковую, преодолевают в значительной мере количественную определенность стоимостного обмена. На втором уровне (сущностном) устраняется сама стоимость, и ликвидируются стоимостные отношения. Таким фактором, который окончательно и бесповоротно хоронит стоимость, якобы является творчество, которое устраняет труд. Остальные перечисленные факторы выполняют лишь деструктивную функцию; они роют могилу для стоимости и рынка. Вот как описывает роль творчества в этом историческом процессе сам В.Иноземцев: "... будучи свободным от материальных мотивов, творчество не конституирует себя как субстанцию, противостоящую внешним полезностным характеристикам <...> необходимо видеть невозможность обозначения надутилитарно мотивированной деятельности как труда в том его качестве, в котором он способен порождать объективные основания стоимостного отношения. На этом уровне (сущностном - В.П.) уже невозможно говорить о модификации данной стороны стоимости; речь может идти только об ее устранении, а раз устраняется одна из сторон отношения, прекращается существование и его самого как целого".

Итак, сначала В.Иноземцев уничтожил труд как таковой, заменив его творчеством в качестве нематериально ("надутилитарно") мотивированной деятельности, а после этого он спокойно похоронил и саму стоимость. Что же касается факторов первого (формального) уровня, то их мнимое влияние на "деструкцию" стоимости столь же обоснованно, как и его несостоятельная аргументация в пользу замены труда на творчество. В ряде случаев В.Иноземцев даже не утруждает себя доказательствами, а просто ограничивается декларацией. Так обстоит дело с фактором "субъективных представлений". Он просто без каких-либо доказательств и обоснований постулирует, что "... движения цен и других форм денежных оценок сегодня во все большей мере определяются не объективным отношением издержек и полезности, а взаимодействием субъективных представлений об издержках со столь же субъективными представлениями о полезности". И все это приводит к "энтропии" в оценках роста экономики. Хотите - верьте, хотите - не верьте. Даже т.н. западная наука в лице своих лучших представителей уже давно не признает применимость психологического метода исследования экономических процессов, а В.Иноземцев отбрасывает нас в середину XIX века.

В отношении этапов уничтожения стоимости точка зрения В.Иноземцева такова. Первый этап был характерен для индустриальной эпохи и отличался количественным подрывом стоимостных пропорций. Он начался в период кризиса 1929-1932 годов и закончился в 1970 годы. Со второй половины 1970 годов начался второй этап, который ознаменовался тем, что ни много ни мало, а материальное производство и материальное потребление вообще вышло за рамки человеческих интересов (?!), творчество же полностью устранило сами "предпосылки и основы стоимостного отношения". Кстати, известный исследователь экономики знаний и информации Тайичи Сакайя, который самим В.Иноземцевым был включен в анталогию "Новая постиндустриальная волна на Западе", пишет о том, что "...сфера образования и информационный сектор (хотя столь расплывчатый и неопределенный термин затушевывает подлинные различия между этими понятиями) занимаются сбытом товаров, содержащих элементы созданной знанием стоимости" (курсив - В.П.). И далее Тайичи Сакайя продолжает: "Однако тот факт, что люди стали ценить стоимость, созданную знанием, как один из важнейших компонентов имиджа продукции, не обязательно означает, что их перестает интересовать чисто материальная сторона вещей <...> хотелось бы отметить неоспоримое значение материальных товаров (курсив - В.П.) в качестве носителей созданной знанием стоимости". Яснее не скажешь. Это - прямой ответ В.Иноземцеву на его абсурдные мысли о том, что "материальное производство и материальное потребление вообще вышло за рамки человеческих интересов".

Ликвидировав росчерком пера товарное производство и стоимость, В.Иноземцев с удовлетворением констатирует, что отныне взаимодействие индивидов как товаропроизводителей и товаровладельцев замещается "игрой между индивидами". В этой субъективистской, игровой экономике, утверждает В.Иноземцев, окончательно устраняется вызывающая рыночные отношения разделенность производителя и потребителя, в силу чего уничтожается и сама власть рынка. И не только это - происходит (подумать только!) деструкция частной собственности. И снова причиной кардинального изменения основ общества выступает экспансия информации, а точнее воздействие такого ее свойства, как избирательность, являющаяся, по словам В.Иноземцева, высшим проявлением редкости информации. Каким же образом это качество информации вызывает уничтожение частной собственности? Предоставим слово самому В.Иноземцеву: "Не уровень доходов или общественное положение, а характер человека, условия его жизни, мироощущение, психологические характеристики, способности к обобщениям, память и так далее - все то, что обычно называют интеллектом и что не может быть приобретено с той легкостью, с какой присваивается материальное богатство, - являются лимитирующим фактором, реально позволяющим пользоваться доступной всем информацией лишь ограниченному числу людей, становящихся ее подлинными владельцами. Впервые в истории условием собственности оказывается не право распоряжаться благом, а способность им воспользоваться, и люди, достигшие этих возможностей, естественным образом составляют доминирующую страту нового общества".

Приведенная цитата требует детального разбора.

Начнем с избирательности информации. Выше было сказано, что с точки зрения содержания каждая информация по-своему уникальна, однако это еще не значит, что это ее свойство порождает избирательность. Дело не в информации и не в ее содержании, а в способности воспринимать данную информацию, а это зависит от тех конкретных знаний, которыми владеет тот или иной индивид. Например, экономист, будучи интеллектуалом, даже в трактовке В.Иноземцева, не в состоянии воспринимать информацию из области биохимии или физики. Обладание интеллектом еще не делает человека универсальным специалистом во всех областях науки и техники, а избирательность является свойством не информации, а порождается возможностями людей, работающих с ней. Другими словами, если уникальность, редкость информации обусловлены содержанием информации, то избирательность свойством информации не является; это люди, пользующиеся информацией, избирают ее в соответствии со своими потребностями и возможностями. Например, хозяин фабрики может быть по уровню своего интеллекта не ниже рабочего-токаря, однако фабрикант, не зная технологии обработки конкретной детали на станке, является ее собственником, хотя знаниями о данной технологии владеет токарь.

Теперь обратимся к очередному эпохальному открытию В.Иноземцева, касающегося появления "естественным образом" на арене "доминирующей страты нового общества". Он с легкостью отбрасывает право частной собственности на продукты интеллектуального труда в капиталистическом обществе, отзываясь крайне пренебрежительно о капиталистах, которые с легкостью приобрели свою собственность. На самом деле капиталисту - подлинному владельцу интеллектуальной собственности - совсем не обязательно быть специалистом в тех областях науки, технологии и техники, которые применяются в его бизнесе (для этого существуют наемные специалисты). Капиталист, как правило, должен быть знатоком организации своего бизнеса, в том числе труда наемных работников, в противном случае он прогорит. И, наконец, следует заметить, что далеко не любая информация является доступной, как об этом пишет В.Иноземцев. Если он имеет в виду доступную всем информацию, которая распространяется с помощью СМИ или содержится в любой библиотеке, то он заблуждается и вводит в заблуждение своих читателей. Используя доступную всем информацию, например, газетную статью, ни один, даже гениальный интеллектуал, не сделает себе состояния, которое позволит ему стать членом новой страты подлинных хозяев общества. Что же касается информации, которая на самом деле используется в общественном производстве товаров и услуг, то она является объектом интеллектуальной собственности, принадлежащей не тем, кто с ней работает, а ее владельцам - капиталистам. В свете сказанного абсолютно надуманным, не соответствующим действительности является утверждение В.Иноземцева о том, что "сейчас, даже приобретя все юридические права на информационный продукт, вы можете использовать его лишь в тех масштабах и с той эффективностью, которые допускает ваш собственный интеллектуальный потенциал, способность создавать новые знания". И совсем притянутым за уши является следующий вывод В.Иноземцева: "Данное обстоятельство (способность воспринимать информацию - В.П.) не только делает работника субъектом скорее личной, чем частной собственности на средства производства, но и конституирует новое социальное противостояние, а именно между способными и неспособными к адекватному усвоению и эффективному производству знаний".

Экспансия информации не изменяет классовой структуры общества, не превращает частную собственность в "фикцию", а тем более в личную собственность, не вызывает появления нового класса "интеллектуалов", не вызывает соединения труда со средствами производства каким-то новым способом, не преодолевает отчуждения субъекта деятельности от ее условий, не меняет статуса наемного работника. Все эти процессы происходят в воображении В.Иноземцева, а не в действительности.

В сфере потребления. Благодаря поточно-конвейерному методу обеспечивается существенное увеличение выпуска товаров широкого народного потребления, снижение их себестоимости и цен, а в связи с применением на производстве компьютеров все более полно учитываются индивидуальные запросы потребителей. Однако научно-технический прогресс и современный уровень развития производительных сил все еще не позволяют обеспечить полное удовлетворение т.н. традиционных потребностей людей, и в повестке дня не стоит вопрос об отказе от массового производства товаров и услуг, как считает В.Иноземцев.

Мы рассмотрели доводы В.Иноземцева относительно того, что творчество и экспансия информации якобы делают невозможным определение стоимости товаров и услуг, изменяют существо товарного производства и капиталистической частной собственности. Все они оказались несостоятельными. Теперь предстоит рассмотреть еще одну группу аргументов, связанных со сферой потребления. В.Иноземцев поучает, что отныне "...не только производство, но и потребление становятся индивидуализированными, возникает система связи между ними, разрушающая принципы экономического общества", т.е. последней его стадии - капитализма. Как это понимать? Вот разъяснения на этот счет В.Иноземцева: "Определяя свои основные потребности и желания, как не лежащие в сфере материального потребления, человек впервые в истории конституирует их именно как свои потребности, как свои желания, не идентичные потребностям и желаниям других людей не только количественно, но и качественно. Это имеет своим следствием невозможность определения стоимости как объективной категории. Если ранее индивидуальные потребности в материальных благах, сталкиваясь с ограниченностью их предложения, создавали и поддерживали состояние рыночного равновесия, то теперь потребности нового типа, формирующиеся на основе стремления личности к самореализации, уже не создают тех усредненных (общественных) потребностей, которые, балансируя со столь же усредненными (общественными) издержками, определяли бы пропорции обмена <...> с переходом к постэкономическому обществу индивидуальные полезности проявляются per se, а не посредством трансформации в объективные общественные оценки".

В.Иноземцев наряду с термином потребность использует термин желание; следовательно, он видит какие-то существенные различия между ними. В другом месте своего труда В.Иноземцев разъясняет это различие. Он пишет: "Анализ симулированных потребностей основан в первую очередь на противопоставлении needs и wants, предполагающем, что первые отражают уже прошедшие социологизацию потребности, которые "заставляют нас рассматривать поведение потребителя как социальный феномен", в то время как вторые, хотя и могут становиться объектом социального прогнозирования, основаны на субъективных стремлениях личности к самовыражению в потреблении". Снова мы сталкиваемся с явлением самовыражения, самореализации личности. Ранее оно служило главной целью творчества, отменяющего труд со всеми вытекающими последствиями. Сейчас же самореализация личности приводит нас к противопоставлению термина "желание" термину "потребность", а по существу - к ликвидации потребностей и замене их желаниями. В новой субъективной экономике теперь господствуют уже желания, которые напрочь ликвидируют стоимость. Так ли это на самом деле?

В толковом словаре слово "желание" трактуется как "влечение, стремление к осуществлению чего-н., обладанию чем-н.". Объяснение содержания термина "потребность" дано мною в параграфе 3.7.2. Что же касается слов needs и wants, то они переводятся на русский язык (у В.Иноземцева они во множественном числе) как потребности, нужды, запросы (needs) и как потребности, желание (wants). Как мы видим, смысловое значение по словарю этих двух слов практически совпадает. Однако, по В.Иноземцеву, потребности - это признанные, акцептованные обществом потребности (прошедшие социологизацию), в то время как желания - это нечто сугубо субъективное, нацеленное на саморазвитие личности. Как показано в параграфе 3.7.2., в составе потребностей отдельного индивида имеются и такие, которые нацелены на определенные грани жизнедеятельности самого субъекта. Если трактовать этот вид потребностей как желания, то они есть лишь одна из многочисленных форм бытия потребностей, а не нечто отличное от самих потребностей. Другими словами, не существует желаний, противоположных потребностям. В конечном счете, не в терминологии суть вопроса, а в ошибочной трактовке В.Иноземцевым самого понятия "потребности" и их роли в общественном производстве. Неверно, во-первых, то, что отныне основные потребности лежат вне сферы материального потребления. Этот вывод ошибочен не только в отношении отдельно взятых индивидов, но главным образом в отношении других субъектов (семья, предприятие, регион, государство и т.п.). В основе существования и воспроизводства людей всегда было и будет материальное производство и материальное потребление; оно составляет основу, фундамент человеческих потребностей, на котором выстриваются потребности духовные и социальные. Даже монахи-отшельники, живущие в пещерах и решившие порвать с бренным миром, посвятившие себя служению вере, не смогли бы существовать, оставаясь наедине со своими субъективными потребностями, если бы им не приносили хлеб и воду. Во-вторых, неверно и то, что человек впервые в истории конституирует потребности как свои. Во все времена потребности порождались только самим субъектом, ибо они связаны с обеспечением его жизнедеятельности; они никогда не были чужими, а всегда были и будут своими. В-третьих, некоторые потребности человека, особенно те, которые нацелены на его внутренний мир (назовем их психологическими), могут качественно отличаться от потребностей других людей, хотя это совсем и не обязательно. Однако в отношении этого вида потребностей (психологических) трудно говорить о количественных различиях. Но бесспорно, что психологические потребности были всегда; они не появляются впервые в современном обществе, как это утверждает В.Иноземцев. Теперь самое существенное. Неверно то, что т.н. психологические потребности (wants), нацеленные на саморазвитие личности, вдруг делают невозможным определение стоимости как объективной категории. Как эти психологические потребности могут вообще влиять на стоимость, если они, по словам В.Иноземцева, не лежат в сфере материального потребления? Это мистика, а не политэкономия! Как психологические потребности могут влиять на усредненные (общественные) потребности, если их объектом является не материальный мир товаров и услуг, а внутренний мир человека (саморазвитие личности)? И, наконец, в-пятых, неверно, что индивидуальные потребности могут проявляться per se, т.е. непосредственно. Такого не бывает: всегда потребности выступают в этом мире действительности как интересы (см. параграф 3.7.2.).

Отталкиваясь от тезиса "надутилитарной мотивации деятельности человека" в современном обществе, В.Иноземцев обращается к высказыванию Э.Тоффлера о том, что возникает новый тип универсального автономного субъекта, который именуется "прозьюмером" (prosumer), "соединяющего в себе как производственную деятельность, так и активное потребление благ и услуг". В обществе, поясняет В.Иноземцев, происходит "...размывание границ между производительным и непроизводительным трудом, между трудом по производству материальных благ и услуг, между теми, кто "работает" и кто "не работает", что, в конечном счете, приводит к устранению самой границы между производством и потреблением. Возникает переход от "чистого" производства к процессу, в котором важную роль играет потребление, от "чистого" потребления - к производительной деятельности, рассматриваемой как разновидность досуга". В качестве доказательств автор ссылается на некие новые явления в США. Он сообщает, что "около 30% производственной деятельности менеджеров, конструкторского персонала и информационных работников к началу 1980-х совершалось за пределами нормированного рабочего дня...". Или, например, такой феномен: "... с середины 70-х годов инструменты и материалы для ремонта и оборудования домов и квартир в больших количествах продаются самим их владельцам, чем фирмам, специализирующимся на ремонтных работах".

Сначала о "доказательности" приведенных примеров. По первому примеру можно сказать, что в рамках даже наемного труда, а тем более высокооплачиваемого, вполне возможен не формальный, а инициативный, творческий подход к выполнению своих обязанностей. Интересная работа всегда увлекает человека, и в этом нет ничего удивительного, а тем более принципиально нового. Так было во все времена. Даже некоторые рабы и крепостные были великими творцами, созидателями нового - живописцами, композиторами, архитекторами и т.п. Это совсем не означает, что работа превращается в досуг, и стираются грани между производством и потреблением. По второму примеру можно сказать, что в рамках домашнего хозяйства многие трудовые операции во все времена выполнялись членами семьи, без привлечения посторонней рабочей силы. При этом существует определенная специализация домашнего труда между мужчинами и женщинами. Некоторые ремонтные работы в доме мужчины выполняют сами, иногда с помощью членов семьи. Ряд трудовых операций выполняется силами членов семьи в силу необходимости экономии средств (уборка помещений, стирка белья, приготовление пищи и т.д.), так как далеко не все семьи могут позволить себе наем обслуживающего персонала (поваров, садовников, домработниц, водителей и т.п.). Однако домашний труд никогда не заменял и не в состоянии заменить полномасштабного общественно организованного производства.

Теоретически невозможно представить себе исчезновение грани между теми, кто работает, и теми, кто не работает. К числу неработающего населения традиционно относятся дети (за исключением тех обществ, где детский труд подвергается эксплуатации), немощные старики, инвалиды. К неработающим членам общества могут принадлежать трудоспособные лица, которые настолько состоятельны, что живут на доход от своего капитала (состояния). Все остальные люди не могут не работать, ибо труд для них является единственным источником получения средств к существованию.

Что касается взаимоотношения между производством и потреблением, то производство всегда сопровождается потреблением (средств производства). Если иметь в виду непроизводственное потребление (в рамках домашнего хозяйства), то оно, за исключением выполнения некоторых операций, о которых речь шла выше, никогда не было производством и никогда им не станет: члены семьи слушают радио или смотрят телевизор, играют в теннис и т.д.

До сих пор мы рассматривали концепцию В.Иноземцева о постэкономическом обществе по отдельным частям. Настало время обозреть ее в целом.

В.Иноземцев утверждает, что эпоха господства частной собственности и эксплуатации человека человеком, т.е. экономическая общественная формация, завершающаяся капиталистическим способом производства, находится в индустриально развитых странах мира в заключительной фазе своего существования - фазе упадка. Вследствие стремительной и глубокой технологической революции эта фаза характеризуется следующими процессами:

обеспечивается удовлетворение основных материальных потребностей большинства членов общества;

происходит изменение природы человеческой деятельности, выражающееся в распространении надутилитарной мотивации, преодолении труда и замене его творческой активностью;

активно преодолевается стоимостной обмен с утратой исчисляемости самой стоимости, с потерей материальным производством основополагающей роли, с доминированием производства информации и знаний;

благодаря глобальной и всесторонней индивидуализации производства преодолевается частная собственность, а следовательно, и эксплуатация человека человеком;

происходит дифференциация рабочего класса и превращение среднего класса в аморфную массу;

рождается новый социум, в котором не существует социальных структур, а происходит процесс формирования индивидуальных систем ценностей и предпочтений, формы и направления эволюции которых не представляются достаточно определенными.

Выше уже отмечались непоследовательность и логическая противоречивость высказываний В.Иноземцева. С подобным явлением мы снова сталкиваемся и при обобщающей характеристике его концепции. С одной стороны, оппонент говорит о постэкономическом обществе как о качественно новой форме общественного устройства, ничего общего не имеющей с капитализмом. С другой стороны, он называет новое общественное устройство "посткапитализмом", "нерыночной экономикой благосостояния", т.е. речь идет о переходном периоде, связывающем экономическую общественную формацию с другой общественной формацией, в которой не должно быть ни частной собственности, ни эксплуатации человека человеком. В.Иноземцев, надо понимать, описывает состояние капитализма на заключительной фазе его бытия, фазе разложения, упадка.

Характеризуя постэкономическое общество в первом значении, В.Иноземцев с пафосом рисует идиллическую картину будущего. Он пишет: "Люди современной эпохи создали тот первоначальный материальный базис, на котором возникает возможность для развития явлений и отношений, собственно и делающих человека человеком. Покидая экономическую эпоху, человечество вступает в эру абсолютной субъективности, где действия каждой отдельной личности обусловлены ее внутренними потребностями, продиктованы законами морали, имманентными каждому человеку новой эпохи. И когда люди научатся не причинять зла себе подобным только потому, что эти подобные - люди, когда отвергнутые найдут в себе силы до конца дней боготворить отвергнувших их, когда любая деятельность будет восприниматься как внутренне свободная, тогда человек достигнет поистине идеального состояния и Люциферу не остается ничего иного, кроме как вечно взирать на него с завистью из глубины своей бездны". Очень многое в сказанном пассаже вызывает возражения. Во-первых, то, что речь идет обо всем человечестве, а не исключительно о высокоразвитых западных странах. В целом человечество еще не достигло того уровня развития, когда можно говорить о наступлении во всемирном масштабе новой эры, в которой царит всеобщее благоденствие. И сам В.Иноземцев в другом месте вынужден заметить, что "...экономическая общественная формация породила гигантские проблемы, связанные с неравномерностью материального прогресса в различных регионах мира". Он также приводит слова Д. Белла о том, что "постиндустриальные тенденции не замещают предшествующие общественные формы как "стадии общественной эволюции. Они часто сосуществуют, усугубляя комплексность общества". В связи с этим весьма существенным обстоятельством, а именно разделенностью мира на богатые и бедные страны, как вообще можно говорить о непричинении зла себе подобным, о внутренней свободе действий, если нищета сотен миллионов людей обусловлена эксплуатацией человека человеком? Как могут быть счастливы и свободны люди, если "им подобные" на земном шаре прозябают в нищете? Во-вторых, можно ли вообще говорить об идеальном обществе, если в новом социуме, как это выяснится далее, людей ожидают страшные коллизии, порожденные "абсолютной субъективностью"?

В этом новом социуме, согласно концепции В.Иноземцева, будут доминировать не объективные экономические и социальные отношения, а "сугубо личностные, психологические связи и отношения". Новый социум будет делиться на два класса. Первый класс будет представлен теми, кто в состоянии производить информационные продукты, а второй - теми, кто не в состоянии этого делать и кто не способен усваивать информацию. На смену классу капиталистов приходит новый класс - "нематериалистически ориентированных людей, которые <...> не ставят своей основной целью присвоение вещного богатства <...> члены нового высшего класса получают от своей деятельности результат, к которому не стремятся". Каким-то не понятным способом этот новый класс, представленный учеными, писателями, конструкторами и т.п. работниками интеллектуального труда, обретет реальный контроль над общественным производством, и все большая часть общественного богатства станет его достоянием. Второй класс (новая угнетенная страта) будет бороться за свое выживание, но, несмотря на все усилия, доходы представителей этой страты не только не будут повышаться, но даже будут снижаться по мере хозяйственного прогресса. Вот такое назревает новое, то ли нерыночное общество благосостояния, то ли постэкономическое общество! "Мечта о равенстве, основанная еще со времен эпохи Просвещения на наивном декартовском понимании сознания и разума, человек как своего рода tabula rasa, уходит в прошлое, и горечь расставания с этой иллюзией может перевесить все достоинства общества, преодолевшего рыночное производство, собственность и эксплуатацию". Вот в этом новом социуме, оказывается, потенциально скрывается возможность возникновения конфликтов. "Конфликты нового периода могут явиться из некоего сложного переплетения противоречий, возникающих между отдельными индивидами или их сообществами, объединенными по параметрам сугубо субъективного характера". Оказывается, причиной нового классового противостояния все-таки остается собственность, "но уже не легко отчуждаемая частная собственность на средства производства, а неотчуждаемое право личности на собственные способности; не сумма материальных благ, которыми может воспользоваться каждый, получивший на них юридическое право, а система информационных кодов, доступная только избранным, имеющим доступ к специальным знаниям". В постэкономическом обществе, как утверждает В.Иноземцев, сохраняющиеся социальные институты могут стать опасными. "Человечество способно в ближайшие десятилетия достичь <...> невиданного ранее накала социальных противоречий и столкновений". Чем вызвана назревающая страшная опасность, нависшая над несчастным человечеством? Оказывается, дело в том, что "владельцы личной собственности (речь идет о творцах информационных продуктов - В.П.) получают такие возможности для совершенствования знаний и технологий, которые при отсутствии общественного контроля могут стать потенциально опасными для социума в целом".

Все-таки очень странное это постэкономическое общество. Вместо собственности на средства производства в нем будет какая-то совершенно невразумительная собственность в виде неотчуждаемого права личности на собственные способности (?) и (или?) собственность на систему информационных кодов (?), доступная только избранным. Совершенно не понятно, каким же образом этот новый класс обретет реальный контроль над общественным производством, а все большая часть общественного богатства станет его достоянием, если не будет собственности на материальные блага? Снова мы сталкиваемся с иррациональностью, мистикой.

Обратимся к рассмотрению названных процессов, характерных для заключительной фазы существования капиталистического способа производства в США и других экономически развитых странах (вторая версия).

В.Иноземцев пишет, что в этой группе стран, благодаря высокому уровню развития производительных сил, обеспечивается удовлетворение основных материальных потребностей большинства членов общества. Это утверждение более или менее соответствует истине, если еще добавить, что экономические достижения Запада были бы немыслимы без хищнической эксплуатации природных и людских ресурсов стран Африки, Азии и Латинской Америки. В то же время вновь необходимо подчеркнуть общеизвестный факт, что и в богатых странах Запада растет поляризация богатства, достатка и бедности. Сам В.Иноземцев приводит следующие сведения:

"...с 80-х годов впервые в истории западных обществ реальные доходы значительной части населения стали снижаться на фоне экономического подъема. На протяжении этого десятилетия доходы людей, получавших от 1 миллиона долларов в год и выше, выросли более чем в двадцать раз, заработки средних американцев на 44 процента, а доходы 25 процентов беднейших семей снизились на 6 процентов. Применительно к 20 процентам наименее обеспеченных граждан этот показатель сократился еще более драматично - на 24 процента, а их доля в национальном доходе, поднимавшаяся на протяжении сорока лет и достигшая в начале 70-х годов 7 процентов, к концу 80-х годов опустилась до 4,6".

Утверждение В.Иноземцева о том, что благодаря глобальной и всесторонней индивидуализации производства, экспансии информации и надутилитарной мотивации человеческой деятельности преодолевается частная собственность, а следовательно, и эксплуатация человека человеком, является, как это выше было доказано, сугубо надуманным.

В.Иноземцев разделался с традиционными классами в капиталистическом обществе не менее решительно, чем с частной собственностью. Сначала он "ликвидировал" рабочий класс: "... Рабочий класс в последние десятилетия не только сократился количественно, но и распался на две группы, одна из которых состоит из квалифицированных работников индустриального сектора, вполне относящихся по доходам к социальному положению к среднему классу, вторая же представляет собой слой, называемый А.Горцем a non-class of nоn-workers (некласс нерабочих) или "непролетариат", состоящий "либо из людей, занятых на непостоянных работах, либо из тех, чьи интеллектуальные способности остаются невостребованными нынешней технической организацией труда. Таким образом, на арене современного классового противостояния пролетариату (в наши дни) не находится более места". Несостоятельность приведенных аргументов очевидна. Даже если доходы наемных рабочих становятся сопоставимыми с доходами служащих, они не перестают быть наемными рабочими, ибо по-прежнему продают свою рабочую силу капиталистам, выполняя заданные им функции по производству товаров или услуг. Не перестают быть рабочими и те, кто занят на временной или сезонной работе, или те, кто оказывается безработными, т.е. не могут продать свою рабочую силу капиталисту; их экономическое и социальное положение в обществе, где царит частная собственность, не меняется оттого, что они потеряли работу.

В реальности в связи с внедрением в производство микроэлектроники, роботизацией, компьютеризацией, а также увеличением численности малых и средних предприятий происходит сокращение численности промышленного рабочего класса, т.е. вновь и вновь подтверждается абсолютный закон капиталистического накопления, открытый К.Марксом.

Вновь возникающие малые предприятия можно подразделить на две группы. Первая - это зависимые от крупных предприятий и работающие на них. Вторая группа - предприятия, самостоятельно выходящие на рынок товаров. Отмечаются преимущества малых и средних предприятий. Благодаря применению современных технологий, наличию высококвалифицированных кадров достигается рост производительности труда, повышение качества продукции и снижение себестоимости (благодаря сокращению трудоемкости, энерго- и материалоемкости производства). Однако эти предприятия, как правило, остаются в частной собственности капиталистов, и на них продолжается эксплуатация наемных работников. Следует отметить еще одну тенденцию - на крупных промышленных предприятиях растет удельный вес служащих, руководителей, технических специалистов. Одновременно в народном хозяйстве увеличивается число работающих в сфере услуг, а также ремесленников и мелких торговцев.

В.Иноземцев "ликвидирует" и пролетариат, и ни в чем не повинный средний класс, заявляя, что по каким-то только ему ведомым причинам он превращается "в аморфную массу, из которой в течение ближайших десятилетий восстанут два основных участника антагонистических противоречий следующего столетия".

Поскольку, по В.Иноземцеву, исчезает рабочий класс, а в связи с ликвидацией частной собственности на средства производства упраздняется и класс капиталистов, то прекращается, естественно, и противостояние классов. Наступает временное затишье, пока не наберет силу новый класс интеллектуалов, который в силу каких-то неопределенных психологических факторов вдруг станет антагонистом класса неинтеллектуалов, обреченных в новом социуме В.Иноземцева влачить жалкое существование без перспектив на лучшую долю.

С рассуждениями В.Иноземцева смыкается т.н. концепция "тойотизма". Согласно огромному рекламному щиту, прославляющему ее суть, вместо максимизации прибыли отныне целью капиталистического предприятия является прямое служение обществу. В изложении Л. Моисеевой, "тойотизм" - более гуманная концепция предприятия: во-первых, упор делается на производство продукции определенно высокого качества, на гибкое реагирование запросов потребителей; во-вторых, отказ от прежней системы внутренней социально-экономической организации предприятия, с жестким администрированием, в пользу возможно большего расширения круга активных участников внутрипроизводственного управления... Японские предприниматели используют систему пожизненного найма, поэтому поиск конкретных путей постоянного совершенствования продукции осуществляется на основе привлечения к этому всех, кто знает процесс ее изготовления "изнутри", т.е. не только специалистов, но и рабочих, чье мнение принимается всерьез. Другое важное следствие привлечения к конкретным проблемам, возникающим на рабочих местах, - накопление рабочими управленческого опыта: рабочий осознает свою ценность как личности. Совместное обсуждение производственных проблем и совместное принятие решений позволяют рабочим осознать степень общности их интересов. Такой опыт и такие изменения в самосознании ведут к социальной активности работников. Составным элементом концепции и практики "тойотизма" является участие рабочих в распределении прибыли. Условием личного дохода выступает достижение совместно поставленной цели - роста общей прибыли. Разные предприятия имеют свои конкретные формы распределения прибыли". Оценивая концепцию "тойотизма", как азиатскую форму капиталистической эксплуатации, следует отдать должное ее авторам, которые вместо голого акта "купли-продажи" рабочей силы на рынке труда используют пожизненное рабство, замаскированное под социальное партнерство капиталиста и рабочего, применяя при этом элементы "фордизма" (методы психологии и мнимое участие в "справедливом" распределении прибыли), а также идеи европейца Людвига Эрхарда о социальном мире. Спору нет, цивилизованный капитализм лучше капитализма дикого, но суть эксплуатации от этого не меняется. Цель всех этих ухищрений - смягчить социальное напряжение в противостоянии труда и капитала.

Как отмечалось выше, В.Иноземцев договаривается до такого абсурда, что новый тип производства, основанный на информационной экспансии, "устраняет классово-антагонистический характер частной собственности и стоимостный характер товарного обмена". К такому выводу его привел отказ от трудовой теории стоимости и следование т.н. "интеллектуальной" и "информационной" теориям стоимости. Попытки ревизии трудовой теории стоимости предпринимались и ранее. Достаточно вспомнить теорию спроса и предложения, теорию издержек производства, теорию факторов производства, теорию предельной полезности, теорию субъективной ценности и т.п. Их содержанию и критическому анализу научной ценности посвящена обширная литература. Здесь уместно сказать о новой теории - это теория энергоемкости, утверждающая, что в основе стоимости лежат затраты не труда, а энергии. Ниже мы рассмотрим научную ценность этих альтернативных теорий в рамках проблемы прибавочной стоимости, а сейчас можно подвести итоги анализа концепции В.Иноземцева о постэкономическом обществе и других аналогичных концепций (об информационном обществе, о постиндустриальном обществе и т.д.).

Итак, В.Иноземцев утверждает, что в настоящее время завершается эпоха экономической формации, основанная на частной собственности и эксплуатации человека человеком. Последним в этой эпохе способом производства является капиталистический. Этот способ производства в своем развитии прошел четыре этапа. На первом этапе капиталистические экономические отношения действовали в рамках феодального способа производства (c XIV до второй половины XVIII вв.). На втором этапе при полном соответствии капиталистических экономических отношений производительным силам торжествовали законы свободной конкуренции (конец XVIII в. - на грани XIX и XX вв.). На третьем, империалистическом этапе свободная конкуренция отрицается монополиями (первая половина XX в.). "Четвертый этап, наступивший в начале второй половины ХХ века, можно назвать этапом "великого синтеза", когда возникла, на первый взгляд, парадоксальная ситуация, характеризовавшаяся тем, что, хотя монополии потеряли ту роль, которую они имели в начале столетия, обобществление производства в значительной мере возросло, и даже при ренессансе конкуренции производство обрело гораздо более обобществленный характер. Возникла ситуация, когда конкуренция систем коммуникации и контроля, похоже, не несет с собой той анархии общественного производства, которой с необходимостью сопровождалось действие ее законов в условиях капитализма XIX века".

В рамках четвертого этапа, начиная примерно с середины 1960 годов, в странах Запада формируется т.н. постиндустриальное общество, или посткапитализм. Его возникновение было вызвано появлением персональных компьютеров, породивших "как массовый спрос на продукцию высоких технологий, так и массовое производство новых идей, программных продуктов и технических новшеств". Новые технологии обусловили децентрализацию, демассификацию и фрагментацию производства. Осуществляется переход к системе "гибкой специализации", позволяющей оперативно реагировать на изменяющийся спрос на рынке товаров и услуг. Изменения в технологии повлекли за собой изменения в организации труда в рамках корпораций. "Оценивая подобные явления в их совокупности, Д.Белл говорил о них как о "революции участия", разворачивающейся первоначально на уровне фабрики, но способной "распространиться на организации всех типов". Результатом, согласно Л.Туроу, становится "обретение персоналом гораздо большей свободы в области принятия решений, чем это имело место в традиционной иерархической промышленной компании". Отсюда В.Иноземцев вслед за западными социологами делает вывод об изменении капиталистической природы корпораций. Он пишет: "...сущностной чертой современной корпорации является соединение людей, обладающих как способностью к труду, так и средствами производства, в единый социальный организм. Это организация, не диктующая своим членам некие заданные принципы, а, напротив, являющаяся выражением их взаимодействующих индивидуальностей. В этих условиях корпорация "более не рассматривается как конкретное выражение капитализма; лучше всего ее можно определить в терминах управления рынками и технологиями, а не рационализации классового господства".

Здесь необходимо остановиться, чтобы прокомментировать умозаключения В.Иноземцева и его западных коллег. Создание новых технологий, безусловно, вызвало изменения в организации деятельности капиталистических предприятий, но они не могли изменить существа экономических отношений между наемным персоналом и владельцами средств производства. Никакой "революции участия" не произошло, ибо не изменились отношения собственности. Повторяю, персоналом любой компании движет одна единственная логика - это логика получения максимальной прибыли. И если кто-то из руководства компании или рядовых управленцев не вписывается в данную команду, то его просто-напросто выбрасывают на улицу. И снова я вынужден цитировать Д.Сороса, чтобы спустить В.Иноземцева и его единомышленников с небес на грешную землю. Д.Сорос пишет: "Руководящие этими компаниями люди могут быть благонамеренными, честными гражданами, но занимаемые ими посты резко ограничивают для них возможности маневра. Они по долгу службы обязаны блюсти интересы своих компаний. Если они считают, что сигареты наносят ущерб здоровью, или что развязывание гражданской войны с целью получения концессии на добычу полезных ископаемых есть дело бесчестное, что ж, им следует распрощаться со своей работой. Их место займут люди, готовые пойти гораздо дальше, чем они".

Ни экспансия информации и знаний, ни возрастание удельного веса интеллектуального труда, трактуемого В.Иноземцевым как замена труда на творчество, ни изменение структуры потребностей, выражающееся в снижении доли материальных потребностей и возрастании доли духовных и социальных потребностей, не породили т.н. "революции десоциализации", основанной на мифической индивидуализации человека в современном обществе. Все эти изменения в составе производительных сил, в технологии и организации производства не отменили товарного характера воспроизводства, действия закона стоимости, частной собственности на средства производства и эксплуатации человека человеком. Капитализм не ушел в небытие. Западные общества как были, так и остаются капиталистическими. Нет никакого посткапитализма, никакого постэкономического общества, не говоря уже о постиндустриальном или информационном обществе, а есть, если так можно выразиться, модернизированный капитализм. Единственное, что отличает капитализм начала XXI в. от капитализма начала XIX в., так это его несколько более цивилизованный характер. Все-таки за последние два столетия в мире произошли серьезные изменения: укрепились позиции социалистических идей, обрели силу профсоюзы, возрос уровень образования людей.

Подводя итог, можно сказать, что все т.н. "антикапиталистические" концепции порождены противоречиями современного капитализма и его апологетам ничего другого не остается, как во всю Ивановскую вещать о наступлении эры посткапитализма (в той или иной вариации).

1.2.2. Проблема прибавочной стоимости

"...Политическая экономия имеет дело не с вещами, а с отношениями между людьми и в конечном счете между классами...Эту связь<...> впервые раскрыл Маркс".

ФридрихЭнгельс

Проблема прибавочной стоимости является центральной в учении о капиталистическом способе производства. К.Маркс считал, что прибыль капиталиста создается трудом наемных работников в результате их эксплуатации. Кстати, того же мнения придерживались Г. Форд, Д. Сорос и другие капиталисты, великолепно знавшие механизм функционирования капиталистической экономики. Однако критики К.Маркса неоднократно и с самых различных позиций пытались доказать ошибочность его выводов о природе прибавочного продукта (стоимости).

После К.Маркса усилия многих экономистов самых различных школ (от маржиналистов до неолибералов) были направлены на исследование тех или иных сторон функционирования капиталистического способа производства как с целью преодоления периодически возникающих кризисных явлений, так и для выработки методов максимизации получаемой прибыли. Мало кто из исследователей поднялся до высот марксистской школы, постигая сущность капитализма и его место в истории человеческого общества. Можно насчитать свыше десятка различных вариантов теории стоимости, целью которых (открыто провозглашаемой или подразумеваемой) было опровержение учения К.Маркса о прибавочной стоимости. Ведь это и понятно, ибо теория о прибавочной стоимости покоится на трудовой теории стоимости. Если исходить из того, что стоимость товаров при капитализме определяется не затратами труда (живого и овеществленного), а чем-то другим, то рушится и вся теория прибавочной стоимости.

Начало классической трудовой теории стоимости было положено Давидом Рикардо, который, опираясь на труды Адама Смита, сформулировал следующий основополагающий принцип: "Стоимость товара или количество какого-либо другого товара, на которое он обменивается, зависит от относительного количества труда, которое необходимо для его производства, а не от большего или меньшего вознаграждения, которое уплачивается за этот труд". При этом он имел в виду "...не только труд, применяемый непосредственно к ним (товарам - В.П.), но и труд, затраченный на орудия, инструменты и здания, способствующие этому труду". Д.Рикардо также определенно и недвусмысленно заявлял, что "...полезность не является мерой меновой стоимости". Он сформулировал экономический закон, согласно которому меновая стоимость товара прямо пропорциональна количеству затраченного на его производство труда и обратно пропорциональна производительной силе этого труда. Однако следует отметить, что Д.Рикардо не видел внутренней связи между стоимостью и меновой стоимостью; он не осознавал, что меновая стоимость есть форма стоимости. К.Маркс по этому поводу писал: "Один из основных недостатков классической политической экономии состоит в том, что ей никогда не удавалось из анализа товара и, в частности, товарной стоимости вывести форму стоимости, которая именно и делает ее меновой стоимостью. Как раз в лице своих лучших представителей А.Смита и Д.Рикардо она рассматривает форму стоимости как нечто совершенно безразличное и даже внешнее по отношению к природе товара. Причина состоит не только в том, что анализ величины стоимости поглощает все ее внимание. Причина эта лежит глубже. Форма стоимости продукта есть самая абстрактная и в то же время наиболее общая форма буржуазного способа производства, который именно ею характеризуется как особенный тип общественного производства, а вместе с тем характеризуется исторически. Если же рассматривать буржуазный способ производства как вечную естественную форму общественного производства (что и делают многие экономисты - В.П.), то неизбежно останутся незамеченными и специфические особенности формы товара, а в дальнейшем развитии - формы денег, формы капитала и т.д.".

В 20-х годах XIX века появилась теория издержек производства (в различных вариациях) как результат ревизии трудовой теории стоимости. Согласно этой теории, издержки производства, понимаемые как цена производства, определяли внутреннюю стоимость товаров и служили базой продажных цен. В издержки производства включалась наравне с действительными затратами также и прибыль, которая трактовалась как продукт "труда машин" (Дж. Милль), или как "затраты накопленного труда" (Мак-Куллох). Так складывался порочный круг определений, ибо цена готовой продукции определялась издержками производства, а последние признавались зависящими от цен, т.е. величина издержек производства сводилась к сумме цен товаров, необходимых для производства данного товара. В итоге получалась тавтология: цена определялась ценой.

Близкой по смыслу к теории издержек производства была теория факторов производства, отождествлявшая процесс создания стоимости и ее распределения между отдельными агентами производства. "Имела две разновидности, связывающие создание стоимости, слагаемой из доходов (процента на капитал, заработной платы и земельной ренты), либо с функционированием трех факторов производства - капитала, трактуемого как средства производства, труда и земли (наиболее видный представитель - Ж.Б.Сэй), либо с субъективными "жертвами" владельцев факторов производства (теория "воздержания" Н.У.Сениора, теория "отсрочки" Ф.Бастиа). Логическим следствием из этой теории стал вывод, сделанный Ж.Б.Сэйем о том, что доход предпринимателя представляет собой "вознаграждение за его промышленные способности, за его талант, деятельность, дух порядка и руководительство". Этот вывод тождественен утверждению, что не труд, а капитал является самостоятельным источником стоимости или прибавочной стоимости. Согласно этой теории, рабочий, землевладелец и капиталист являются равноправными партнерами в процессе производства товаров и услуг. Юридически это так, но не с точки зрения участия в создании стоимости. Принципиальное различие между рабочим и капиталистом состоит в том, что если владелец капитала всегда может передать производительную функцию управления своей частной собственностью наемным специалистам-управляющим, то наемный работник - собственник своей рабочей силы - такую же операцию проделать не может; он вынужден самолично идти на рынок труда в поисках покупателя своей рабочей силы, чтобы купивший ее задействовал в производительном процессе, заплатив владельцу рабочей силы соответствующую заработную плату.

Если А.Смит рассматривает прибыль, земельную ренту и процент как вычеты из продукта труда рабочего, то Ж.Б.Сэй разрывает связь между трудом, прибылью и рентой. Он утверждает, что рабочие получают полную цену своего труда, а поскольку услуги рабочих полностью оплачены, то нет никаких оснований считать прибыль вычетом из труда рабочих. Более того, Ж.Б.Сей по существу ликвидирует и саму категорию "прибыль". Он утверждает, что существует предпринимательский доход, который представляет собою заработную плату капиталиста за его труд, и процент как вознаграждение за услуги капитала. Что же касается земельной ренты, то она является вознаграждением за предприимчивость и старания землевладельца, как бы его заработной платой. Стоимость труда капиталиста, по Ж.Б.Сэйю, "определяется отношением между требуемым количеством этого рода труда, с одной стороны, и количеством, какое употреблено в деле, т.е. предложенным количеством, - с другой". "Заработная плата рабочего устанавливается взаимным соглашением между ним и предпринимателем: один старается как можно больше получить, другой - как можно меньше дать, но в этом споре на стороне хозяина есть одно преимущество независимо от тех выгод, которые вытекают из самого положения его. Хозяин и рабочий одинаково нуждаются один в другом, так как первый не может получить никакой прибыли без помощи другого. Но нужда хозяина не бывает так непосредственна и настоятельна, как рабочего. Мало найдется таких предпринимателей, которые не могли бы прожить нескольких месяцев и даже нескольких лет, не пользуясь трудом ни одного рабочего, тогда как мало найдется таких рабочих, которые могли бы, не рискуя дойти до последней крайности, прожить и несколько недель без работы. Трудно представить себе, чтобы эта разница в положениях не имела никакого влияния на установление величины заработной платы". Все сказанное Ж.Б.Сэйем относится к сфере распределения, а не производства; причем его рассуждения о механизме оплаты труда капиталиста представляются совершенно несостоятельными, ибо рынка труда капиталистов просто в природе не существует. Если рассуждать о производстве, где и создается стоимость, то факторы производства (рабочая сила, капитал в денежной и вещественной форме, земля) участвуют в создании потребительной стоимости, а сама стоимость создается только трудом.

Хорошо известно, что сущность тех или иных процессов не совпадает с их проявлениями на поверхности явлений. Так, сама прибавочная стоимость, носителем которой при капитализме является прибавочный продукт, а создателем прибавочный труд, выступает на поверхности явлений как прибыль в самых различных формах: промышленная прибыль, торговая прибыль, процент, земельная рента. На поверхности явлений прибыль выступает как излишек выручки от продажи товаров (услуг) над затратами капитала, над издержками производства. При этом подлинная сущность возникновения прибавочной стоимости искажается еще и тем обстоятельством, что прибыль реально обнаруживается лишь после завершения всего оборота капитала.

Перед началом производственного цикла капиталист авансирует денежный капитал как на найм рабочей силы (v - переменный капитал), так и на приобретение средств производства (c - постоянный капитал). В процессе производства наемные рабочие переносят на вновь созданный продукт стоимость потребленных средств производства, воспроизводят эквивалент стоимости товара "рабочая сила" и создают прибавочную стоимость. В результате стоимость вновь созданного товара состоит из старой (с) и вновь созданной стоимости (v + m). После реализации нового продукта капиталист обнаруживает, что полученная им величина дохода превышает величину авансированного капитала (v + c), что, естественно, рассматривается им как избыток над затратами собственного капитала. Отсюда "...кажется, будто прибавочная стоимость одинаково возникает из различных элементов его стоимости, состоящих из средств производства и труда, ибо эти элементы одинаково участвуют в образовании издержек производства". Однако не следует забывать, что между двумя фазами оборота капитала имеется еще одна фаза - производство. "Секрет" этой фазы состоит в том, что капиталист использует в процессе производства такой специфический товар, потребление которого как элемента авансированного капитала и есть одновременно создание новой стоимости. Этот товар - "рабочая сила" наемных работников. К.Маркс сумел доказать, что капиталист покупает на рынке не труд рабочего, а его рабочую силу.

Однако процесс возникновения иллюзии на этом не заканчивается. Для капиталиста издержки производства выступают как внутренняя стоимость товара. Отсюда "...реализуемый при продаже товара избыток стоимости, или прибавочная стоимость, представляется капиталисту избытком продажной цены над его стоимостью, а не избытком его стоимости над издержками его производства". Поэтому складывается впечатление, что прибыль возникает не в результате производства, а из самой продажи товара.

Остановимся на логике возникновения еще одной иллюзии, которая легла в основу целой группы теорий, искажающих суть природы прибавочной стоимости. В процессе возникновения прибыли, которая фиксируется бухгалтерским учетом, капиталистические экономические отношения порождают такие формы, которые искажают их подлинную суть. Так, на одном полюсе этих отношений стоимость товара "рабочая сила" принимает форму заработной платы, в которой нет различия между необходимым и прибавочным трудом. Весь труд наемных работников представляется оплаченным, хотя на рынке капиталист в действительности покупает товар "рабочая сила", а не "труд". Поэтому на другом полюсе капиталистических экономических отношений "...неизбежно кажется, что неоплаченная часть его возникает не из труда, а из капитала, и притом не из переменной части его, а из всего капитала в целом".

Остановимся еще на т.н. субъективном варианте концепции факторов производства, а именно на теории воздержания капиталистов и рабочих, автором которой считается Н.У.Сениор. В своем труде "Основные начала политической экономии" (1836 г.) он объявил, что главной движущей силой хозяйственной деятельности является воздержание. Капиталисты воздерживаются от непроизводительного расходования своего богатства, принося свой капитал в жертву; рабочие жертвуют своим покоем и досугом, предаваясь труду на фабриках и заводах. Поскольку Н.У.Сениор не смог определить величину стоимости через воздержание, то он прибег к определению стоимости через конкуренцию, т.е. на основе другой теории - теории спроса и предложения. Но не только Н.У.Сениор, но и Ж.Б.Сэй для объяснения природы стоимости и рыночной цены вынуждены были обратиться, как они думали, к спасительному кругу - соотношению спроса и предложения.

Но, следует заметить, закон спроса и предложения реально существует в капиталистической экономике, формируя наряду с законом стоимости рыночные цены. Изменение соотношения между спросом и предложением, стихийно складывающегося на рынке, порождает колебания рыночных цен вокруг стоимости. Именно таким образом и прокладывает себе путь тенденция к соответствию спроса и предложения. Однако закон спроса и предложения не может подменить или отменить действие закона стоимости, ибо спрос и предложение влияют не на саму меновую стоимость, а на рыночные цены, вызывая их отклонение от стоимости. Таким образом, недостаток теории спроса и предложения состоит в том, что он не может дать ответа на вопрос - чем определяются цены в условиях совпадения, равенства спроса и предложения. Вновь возникает порочный круг: спрос и предложение де определяют цену, а цена в то же время определяет соотношение между спросом и предложением.

Поскольку ни теория издержек производства, ни теория факторов, ни теория спроса и предложения проблему определения уровня цен не решали, а теория трудовой стоимости исследователей капиталистической экономики по тем или иным причинам не устраивала, то продолжался поиск какой-то иной субстанции, лежащей в основе рыночной цены. В качестве таковой выступила полезность. Справедливости ради следует сказать, что пальма первенства в высказывании идеи о том, что цены товаров зависят от их полезности, принадлежит экономистам не XIX, а XVIII века. Так, уже Ф.Галиани в "Трактате о монете" (1750 г.) утверждал, что пропорции, в которых один товар обменивается на другой, зависят от того, как участвующие в обмене оценивают полезность этих товаров. Однако полную, развернутую трактовку теории полезности (предельной полезности) дали маржиналисты - представители австрийской школы К.Менгер, Э.Бем-Баверк, Ф.Визер, а также англичанин У.Джевонс и француз А.Вальрас.

Отличительными особенностями первоначальной трактовки теории предельной полезности являются, во-первых, субъективизм, во-вторых, признание сферы обращения первичной по отношению к сфере производства, и, в-третьих, широкое применение метода робинзонады.

По мнению Э.Бем-Баверка, процесс формирования ценности товаров происходит не на предприятии, а на рынке, где взаимодействуют индивидуальные оценки покупателей и продавцов. В результате этого "цена оказывается от начала и до конца продуктом субъективных определений ценности... На протяжении всего периода формирования цены <...> не встречается ни одной фазы, ни одного момента, которые не сводились бы к величине субъективных оценок предмета участниками обмена, как к своей причине".

Полезность того или иного блага, по мнению сторонников рассматриваемой теории, представлялась им как психологическая категория, определяемая в каждом конкретном случае иерархией потребностей участников обмена степенью удовлетворения этих потребностей. "Ценность, - утверждал К.Менгер, - это суждение, которое хозяйствующие люди имеют о значении находящихся в их распоряжении благ для поддержания их жизни и их благосостояния, и поэтому вне их сознания не существуют" (курсив - В.П.). Причем, "ценность субъективна не только по своему существу, но и по своей мере <...> затрачен ли и в каком количестве труд или другие блага на производство того блага, о ценности которого идет речь, не находится в необходимой и непосредственной связи с величиной ценности". И еще более категорично: "...несостоятельно и то мнение, что количество труда или прочих предметов производства, необходимое для воспроизводства благ, является моментом, определяющим меру ценности благ".

В основе теоретических построений маржиналистов первой волны была категория не просто полезности, а предельной полезности, и не просто предельной полезности, а убывающей предельной полезности, которая представляла собой субъективно определяемую полезность "предельного экземпляра", призванного удовлетворить наименее настоятельную потребность в благе данного рода. Следовательно, ценность блага определяется предельной полезностью, которая (ценность) зависит от соотношения запаса этого блага и потребности в нем. С увеличением запаса при данной потребности снижается предельная полезность, а, следовательно, и сама ценность того или иного блага. И наоборот - при уменьшении запаса предельная полезность и ценность блага возрастают. Таким образом, ценность блага находится в прямой зависимости от степени насыщения потребности в нем. По мнению Э.Бем-Баверка, величина ценности материального блага определяется важностью той конкретной потребности, которая занимает последнее место в ряду потребностей, удовлетворяемых всем запасом материальных благ данного рода.

Карл Менгер ввел понятия порядковости и комплиментарности (дополняемости) благ. В своем главном труде "Основания политической экономии" он писал: "Если мы имеем в нашем распоряжении блага первого порядка, то нам предоставлена возможность употребить их непосредственно на удовлетворение наших потребностей. Если мы имеем в нашем распоряжении соответственные блага второго порядка, то в нашей власти преобразовать их в блага первого порядка и таким образом применить их к удовлетворению наших потребностей. Если же в нашем распоряжении находятся только блага третьего порядка, то мы имеем возможность обратить их в соответственные блага второго порядка, последние же в свою очередь в соответственные блага первого порядка и таким, повторяю, опосредованным образом блага третьего порядка применить к удовлетворению наших потребностей. Равным образом обстоит дело и со всеми благами высшего порядка, и мы постольку не сомневаемся в характере благ, поскольку в нашей власти имеется возможность действительного применения их к удовлетворению наших потребностей.

В последнем обстоятельстве заключается, однако, довольно важное ограничение относительно благ высшего порядка, а именно: мы ни в коем случае не в состоянии употребить единичное благо высшего порядка на удовлетворение наших потребностей, если в то же время не располагаем остальными (комплиментарными) благами высшего порядка".

Методологически идти от потребностей к благам, как это делает К.Менгер, на мой взгляд, правомерно. Однако для полноценного анализа экономических отношений такой подход недостаточен, ибо движением благ в общественном воспроизводственном механизме (а именно оно обеспечивает удовлетворение потребностей индивидов) управляют другие законы, нежели в сфере формирования потребностей. К.Менгер справедливо замечает, что для перехода благ от высшего порядка к более низким порядкам нужно время. Однако нужно не только время, но и отлаженный механизм общественного производства, в котором первостепенную роль играет труд.

К.Менгер, анализируя механизм удовлетворения потребностей людей, приходит к выводу, что для этой цели нужно более чем одно благо, что имеет место различная степень удовлетворения одной и той же потребности и что удовлетворение различных потребностей имеет для индивида различное значение. На основании проведенного анализа К.Менгер разработал нижеприводимую шкалу удовлетворения потребностей:

I II III IV V VI VII VIII IX X

10 9 8 7 6 5 4 3 2 1

9 8 7 6 5 4 3 2 1 0

8 7 6 5 4 3 2 1 0

7 6 5 4 3 2 1 0

6 5 4 3 2 1 0

5 4 3 2 1 0

4 3 2 1 0

3 2 1 0

2 1 0

1 0

К.Менгер поясняет логику своей таблицы следующим образом: "Предположим, что шкала I выражает понижающееся по мере последовавшего уже удовлетворения значение удовлетворения потребности какого-либо индивида в пище, шкала V - его потребности в табаке, ясно, что удовлетворение потребности в пище до известного предела полноты имеет гораздо большее значение для этого индивида, нежели удовлетворение потребности в табаке. Однако если потребность в пище уже удовлетворена до известного предела полноты, так, что, например, дальнейшее ее удовлетворение имеет для индивида лишь значение, обозначаемое цифрой 6, то потребление табака начинает представлять для этого индивида уже такое же значение, как и дальнейшее удовлетворение в пище, и с данного момента он будет стараться привести в равновесие удовлетворение своей потребности в табаке с таковым же в пище <...> Нам кажется, что это указание на обыкновенное жизненное явление в достаточной степени уяснит нам смысл вышеприведенных цифр, взятых нами исключительно с целью облегчения демонстрации столь же трудной, сколь и не обработанной до сих пор области психологии".

К.Менгер построил свою таблицу по принципу убывающей полезности благ (первый закон Госсена). Она призвана объяснить, почему блага меньшей родовой полезности, обозначенные римскими цифрами, могут обладать большей ценностью: все зависит от места каждого блага в шкале полезностей и степени насыщения потребности в нем. Эта таблица должна проиллюстрировать оптимальный потребительский набор по принципу уравнения предельных полезностей благ разного рода (второй закон Госсена). Перед тем, как перейти к критическому рассмотрению таблицы К.Менгера по существу, приведу пять сформулированных им основных положений его теории:

"1.Значение, которое для нас имеют блага и которое мы называем ценностью, является перенесенным (ubertragen). Первоначально лишь удовлетворения потребностей имеют для нас значение, так как от них зависит сохранение нашей жизни и нашего благополучия, в логической последовательности мы переносим это значение на те блага, от наличия которых в нашем распоряжении мы сознаем свою зависимость при удовлетворении потребностей.

2.Величина значения, которое имеют для нас различные конкретные удовлетворения потребностей (отдельные акты их, вызываемые конкретными благами), различна, и мера этого значения заключается в степени важности этих удовлетворений для сохранения нашей жизни и нашего благополучия.

3.Поэтому величина перенесенного на блага значения удовлетворений наших потребностей, т.е. величина ценностей, также различна, и мера ее заключается в степени значения, которое имеют для нас удовлетворения потребностей, зависящие от соответственных благ.

4.В каждом конкретном случае лишь те из обеспеченных всем количеством блага удовлетворения потребностей зависят от наличия в распоряжении определенной части всего этого количества, подлежащего распоряжению хозяйствующего субъекта, которые для него имеют наименьшее по сравнению с другими значение.

5.Поэтому ценность конкретного блага или определенной части всего количества блага, подлежащего распоряжению хозяйствующего субъекта, равна для него значению, которое имеют удовлетворения потребностей, наименее важные по сравнению с другими, еще обеспеченными всем доступным распоряжению количеством, и находящиеся в зависимости от этого блага. Это именно удовлетворения потребностей, в отношении которых данный субъект зависит от наличия в его распоряжении соответственного блага или соответствующего количества блага".

Согласно перечисленным принципам К.Менгера, ценность того или иного блага, измеряемая меняющейся потребностью данного хозяйствующего субъекта, индивидуальна и является величиной непостоянной, меняющейся, "перенесенной", зависимой от степени насыщения потребности в данном конкретном благе. Поскольку в обществе ни один единственный Робинзон, а огромное число хозяйствующих субъектов, то, следовательно, не может, по К.Менгеру, существовать и какая-либо объективная величина ценности (меновой стоимости), общая для хозяйствующих субъектов. К.Менгер ставит знак равенства между меновой стоимостью и субъективной оценкой конкретного блага хозяйствующим субъектом. Следовательно, экономическая роль данного блага для хозяйствующего субъекта измеряется путем сопоставления ее с тем, что можно получить при его обмене на другие блага. И в известном смысле, как доказывал Кнут Викселль, меновая стоимость для К.Менгера становится своеобразной косвенной формой потребительной стоимости.

Многие критики теории предельной полезности отмечают, что модель формирования предельной полезности по целому ряду причин не соответствует реальным процессам, протекающим в экономике. Во-первых, по той простой причине, что сам принцип убывающей полезности не является универсальным, так как из общей массы товаров и услуг только ограниченное число материальных благ может иметь для данного хозяйствующего субъекта и в данный момент времени определенную границу насыщения. К ним, например, относятся хлеб, вода, дрова и т.п. Но как определить по шкале К.Менгера границу насыщения такими благами, как автомобиль или стиральная машина? Ведь достаточно хозяйке иметь одну единственную стиральную машину, чтобы на протяжении длительного времени была удовлетворена потребность в механизированной стирке белья. Ведь стиральную машину (или автомобиль и т.п.) нельзя разделить на части. Словом, постулат убывающей предельной полезности не применим к подавляющему большинству непродовольственных товаров, а также средств производства. Во-вторых, логика рассуждений К.Менгера, как и сторонников теории издержек, также вращается в порочном кругу: в его таблице механизм уравнения предельной полезности действует при предположении уже имеющейся цены и данного дохода потребителя, что противоречит его же основному принципу, что меновая стоимость и цена определяются предельной полезностью. Получается, что сами субъективные оценки индивида в форме предельной полезности зависят от уровня цены и располагаемого дохода. Короче - К.Менгер не смог до конца решить проблему установления цен, исходя из потребительной стоимости. В-третьих, числовые обозначения в таблице К.Менгера лишены какого бы то ни было реального содержания, ибо отсутствуют какие-либо объективные единицы измерения потребностей, или субъективных ценностей данного блага. Возникает противоречие между суммой абсолютных полезностей единиц запаса данного блага по их убывающей шкале и его ценностью, выраженной в предельной полезности, ибо первая величина всегда больше второй. Ученики и последователи К.Менгера пытались разрешить это противоречие. Так, Э.Бем-Баверк построил свою модель ценообразования, в основе которой лежит принцип образования равнодействующей из оценок товара различными парами продавцов и покупателей, призванную показать, что высота рыночной цены ограничивается и определяется высотой субъективных оценок товара двумя предельными парами. Вот эта модель:

(В денежных единицах)

Оценки покупателей (А) Оценки продавцов (В)

А1 - 300 В1 - 100

А2 - 280 В2 - 110

А3 - 260 В3 - 150

А4 - 240 В4 - 170

А5 - 220 В5 - 200

А6 - 210 В6 - 215

А7 - 200 В7 - 250

А8 - 180 В8 - 250

А9 - 170 В9 - 260

А10 - 150

Л.Б.Альтер следующим образом комментировал модель Э.Бем-Баверка: "Так как товар может быть продан только при оценке более высокой у покупателя, чем у продавца, то в формировании цены участвуют только первые 5 пар и при этом цена не может быть выше оценки первого исключенного продавца - В6(215) и ниже оценки первого исключенного покупателя - А6(210). Модель оставляет открытым основной вопрос - обусловленность субъективных оценок и их различий платежеспособностью покупателей и издержками производства продавцов, т.е. объективными условиями товарного производства, в которых цена определяется не субъективными оценками, а величиной стоимости товаров. При этом в рыночной конкуренции, вызывающей отклонения цены от стоимости, участвуют все покупатели и продавцы, вследствие чего цена тяготеет не к оценкам их "предельных пар", а к общественно необходимым затратам труда <...> Как и шкала Менгера, модель Бем-Баверка может иллюстрировать индивидуальные мотивы поведения отдельных агентов рынка, но не причины, вызывающие эти мотивы. Никакого самостоятельного значения для теории ценообразования обе эти схемы иметь не могут".

Модель К.Менгера построена на логике поведения продавца товара, ведущего натуральное хозяйство. Если обратиться к современному производству, то для капиталиста как индивидуума - производителя и продавца данного товара - никакого значения не имеет его потребительная стоимость, ибо он не потребляет данный товар. Как правило, и покупателю безразличен приобретаемый у капиталиста-производителя товар, ибо он оптовик и его функция в системе общественного разделения труда - обеспечить данным товаром сеть розничных предприятий.

Помимо названных, следует отметить и следующий существенный изъян в теории К.Менгера. Он утверждал, что оценки потребителей каким-то образом переносятся в сферу производства. Факторы производства и производственные издержки становятся функцией, производной величиной от полезности производимой при помощи этих факторов конечной продукции, а полезность определяется потребностями индивидов. Однако К.Менгер нигде в своих произведениях не показал, как именно этот процесс "вменения" протекает и каким образом осуществляется координация между элементами факторов производства. Напрашивается естественный вопрос - если покупатели и продавцы реагируют только на рыночную цену, которая в реальной жизни складывается в значительной мере под воздействием издержек производства и обращения, то зачем нужен весь этот невообразимо сложный психологический механизм "вменения"?

Подводя итог оценке теории предельной полезности К.Менгера, Б.Селигмен писал: "...он настойчиво проводил мысль о том, что издержки обусловлены ожидаемой стоимостью благ низшего порядка, в производстве которых используются различные факторы производства. Фактические издержки он вообще не рассматривал. Менгер просто отвергал утверждение о том, что объективные издержки могут играть существенную роль в процессе производства; важнейшими элементами, определяющими хозяйственные решения, он считал субъективную оценку и предположения относительно будущих событий. Неоклассическая теория показала, что издержки могут иметь ограниченное значение, когда речь идет о небольшом промежутке времени, на протяжении которого предложение не может быть быстро увеличено. Если же допустить возможность приспособления предложения к спросу - либо путем увеличения размеров производства, либо путем создания новых производственных мощностей, - в этом случае уже никак нельзя игнорировать влияние объективных издержек... Критики теории Менгера вполне справедливо указывали на то, что описанные им психологические факторы не имеют никакого отношения к объективным экономическим процессам. Хотя современная теория признает роль антиципирования и намерений ex ante, но, что не менее важно, она отвергла психологические изыскания в области экономической науки. При этом исходят из следующих соображений: экономический анализ должен иметь дело лишь с фактами хозяйственной жизни, а не с психологической схемой деятельности...Универсальная теория, которую пытались создать Менгер и его ученики, в гораздо большей степени применима к хозяйству Робинзона Крузо, чем к смешанной системе частного, монополистического и общественного предпринимательства, существующей в настоящее время... Создается впечатление, что вся их теория воплощала точку зрения абстрактного схематичного человека, рассматриваемого вне связи с окружающей средой...".

Я вполне разделяю оценку австрийской экономической школы, данную Б.Селигменом; общий вывод таков: К.Менгер и его ученики не смогли противопоставить ничего убедительного трудовой теории стоимости.

Если О.Бем-Баверк считал, что "дуалистическое объяснение явлений ценности и цены двумя различными принципами "пользы" и "издержек производства" представляется и ненужным, и неудовлетворительным", то отцы т.н. второй маржиналистской волны - А.Маршалл и Дж.Б.Кларк - решили соединить теорию предельной полезности с теорией издержек (первый) и теорией факторов производства (второй). Так, А.Маршалл рассматривал рыночную цену как результат пересечения цены спроса, определяемой предельной полезностью, и цены предложения, определяемой предельными издержками. Обосновывая двухкритериальную сущность стоимости товара, он писал: "Мы могли бы с равным основанием спорить о том, регулируется ли стоимость полезностью или издержками производства, как и о том, разрезает ли кусок бумаги верхнее или нижнее лезвие ножниц". Ничего не скажешь, очень весомый аргумент, основанный на убежденности в истинности обеих теорий. А если обе теории являются на самом деле несостоятельными, то спрашивается - что остается от лезвий ножниц?

Что касается Дж.Б.Кларка, то чего стоит один его методологический принцип робинзонады, положенный в основу его теоретических изысканий! Он доказывал, что "жизнь Робинзона была введена в экономическое исследование вовсе не потому, что она важна сама по себе, а потому, что принципы, управляющие хозяйством изолированного индивидуума, продолжают руководить и экономикой современного государства". Дж.Б.Кларк, как и все маржиналисты, выводил стоимость из рыночных цен, уровень которых в свою очередь зависел от субъективных оценок хозяйствующих субъектов. Знаменитая теория Дж.Б.Кларка о предельной производительности труда представляла, по словам Б.Селигмена, "явную тавтологию". Б.Селигмен писал: "Когда говорят, что заработная плата является заслуженной и справедливой, поскольку она представляет все, что было выплачено, от этого данное рассуждение, как отмечал Веблен, не становится более вразумительным. Принцип гармонии, присущий теоретической системе Кларка, не способствует подлинно исследовательскому подходу к экономическим проблемам". Приведу еще одну цитату из труда Б.Селигмена, который точно характеризует не только позицию Дж.Б.Кларка, но и всех разоблачителей марксистской теории: "В конце концов Маркс превратил теорию распределения, выдвинутую классической школой, в теорию эксплуатации. И теперь ставилось под сомнение наличие raison dЄetre существующего экономического строя. Идея полезности также содержалась у Адама Смита и Давида Рикардо, и готовность большинства экономистов к признанию теории, исходившей из этого туманного психологического понятия, явно диктовалась неприязнью, которую они питали к критическому духу марксистского учения. Смысл указанной проблемы для Кларка был совершенно ясен. Он писал, что на карту поставлено само право на существование общества в его нынешней форме и вероятность того, что это общество сможет существовать в будущем. Следовательно, его теория играла важную роль, поскольку она содержала моральное и политическое оправдание тех результатов, к которым приводит рыночный механизм установления цен".

В ХХ веке появилось еще немало других вариаций теории стоимости, рожденных на свет путем сочетания тех или иных концепций, созданных в свое время базовыми экономическими школами. Однако их ценность не могла превзойти научной ценности оригиналов. В конце века появились и принципиально новые теории стоимости, в основе которых были положены не столь хорошо известные вещи, как издержки, факторы производства, потребности и полезности, спрос и предложение и т.п., а такие субстанции, как информация и энергия. Единственное, что объединяет их с предыдущими концепциями стоимости, это ярко выраженная антимарксистская направленность.

Совершенно очевидно, что создание любого продукта (материального или духовного) невозможно без затрат труда, использования какой-то конкретной информации, а также определенной массы энергии. Какие же из этих трех субстанций формируют стоимость товаров и услуг? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить, в чем состоит различие функций, выполняемых трудом, с одной стороны, информацией и энергией, с другой стороны, в процессе производства.

Различие, на первый взгляд, состоит в том, что без труда ни информация, ни энергия сами по себе не могут создавать продукта. Однако справедливо и противоположное утверждение, что без информации (и энергии) создание продукта невозможно. Но разница между этими факторами производства все-таки имеется и весьма существенная. В процессе обмена веществ между человеком и природой труд (творчество, любая целесообразная деятельность) выступает как активное, мобилизующее начало, привлекающее к себе и информацию, и энергию. Труд объединяет и целенаправленно использует все факторы производства, чего нельзя сказать об информации или энергии. В определенном смысле именно труд явился создателем информации и энергии (в той форме, которая управляется и используется человеком), а не наоборот. Это не схоластический вопрос о том, кто появился на свет раньше - курица или яйцо. Здесь причинно-следственная связь совершенно однозначна: первичен труд, а информация и энергия вторичны. Информация и энергия призваны обеспечивать процесс труда, повышать его производительность и облегчать его. В капиталистической экономике как информация, так и энергия входят в состав капитала как факторы производства и служат созданию прибавочной стоимости. Они учитываются в стоимости вновь созданного продукта как элемент овеществленного труда (с). Оба этих важнейших средства производства участвуют в создании потребительной стоимости. В системе показателей, характеризующих эффективность производства, они выступают как элементы вооруженности труда (информационно- и энерговооруженность труда), а наряду с затратами труда в виде таких показателей, как трудоемкость, информационноемкость, энергоемкость.

Итак, после конспективного рассмотрения различных теорий стоимости обратимся, наконец, к самой теории прибавочной стоимости. В систематизированном виде аргументация критиков марксизма по теории прибавочной стоимости содержится в исследованиях М.Блауга. Вот ход его рассуждений на этот счет. Да, действительно, избыток в процессе производства создается; от этого очевидного факта никуда не уйдешь. Спору нет, "капитализм производит прибавочный продукт сверх минимального биосоциального уровня жизни населения". Но где доказательства того, - спрашивает М.Блауг, - что капиталисты получают свою прибыль за счет эксплуатации рабочих? "Основывaть теорию эксплуатации, - пишет М.Блауг, - на одном только факте частной собственности на средства производства есть ни что иное, как обман: это означало бы, что сущность прибыли можно объяснить только из того случайного замечания, что к машинам и заводам нет свободного доступа для всех. Этот аргумент убеждает только потому, что отбрасываются любые другие".

Спрашивается, почему "случайное замечание"? Разве это нечто второстепенное - частная собственность на средства производства? Ведь рабочие (и служащие) при капитализме на самом деле отчуждены от средств производства и не имеют ничего, кроме принадлежащей им собственной рабочей силы, которую они продают на рынке как товар. Если в данный момент нет спроса на ту или иную рабочую силу, то их владельцы оказываются без работы, а следовательно, - и без постоянного источника средств к существованию. Частная собственность на "машины и заводы" охраняется государством, и не дай бог кому-либо на нее посягнуть! Чтобы какое-либо производство вообще стало возможным, должно произойти соединение рабочей силы, принадлежащей рабочим и проданной ими на определенное время капиталисту, с "машинами и заводами", принадлежащими этому же капиталисту. Результатом производственного процесса является чистый продукт, который, по К.Марксу, делится на две части: необходимый и прибавочный. Им соответствует "необходимый" и "прибавочный" труд. Прибавочный труд создает прибавочную стоимость. Необходимый продукт принимает внешнюю форму заработной платы, а прибавочный - прибыли. Отношение прибавочной стоимости к переменному капиталу, из которого оплачивается рабочая сила, определяет норму прибавочной стоимости, или норму эксплуатации. А отношение прибыли, этой превращенной формы прибавочной стоимости, к совокупному капиталу выражает величину нормы прибыли, которая, по существу своему, является превращенной формой нормы эксплуатации.

К.Маркс различал абсолютную и относительную формы прибавочной стоимости. Источником абсолютной прибавочной стоимости является удлинение прибавочного времени, т.е. увеличение массы прибавочного труда, а относительной прибавочной стоимости - сокращение продолжительности необходимого труда за счет повышения производительности труда.

Далее М.Блауг задает очередной вопрос: Конечно, капиталисты эксплуатируют рабочих ради собственной выгоды, но как мы докажем, что прибыль они непременно получают за счет рабочих? Как мы "докажем" что прибыль является результатом "эксплуатации"? Уже сам вопрос М.Блаугом сформулирован противоречиво: с одной стороны, он признает факт эксплуатации, а с другой стороны, он ставит его под сомнение. Из последующих рассуждений М.Блауга можно сделать вывод о том, что он не отрицает причастности рабочих к появлению прибыли, но все дело в том, что, по мнению М.Блауга, прибыль обязана своим происхождением не только исключительно живому труду рабочих, но и еще чему-то. "Избыток" в экономической теории может означать только превышение доходов определенного экономического агента над его ценой предложения. Если под "определенным экономическим агентом" иметь в виду капиталиста, то под превышением доходов над ценой предложения следует, видимо, понимать прибыль. Капиталисту кто-то (?) на рынке оплачивает цену его услуги по предоставлению капитала. Следовательно, капиталисту следует платить за то, что он предоставил (вложил) свой капитал для производства товаров и услуг, а не спрятал его в форме сокровища и не промотал его в игорных домах. Но возникает вопрос - а кто должен платить капиталисту за его услугу? И за счет каких источников эта плата должна осуществляться? На эти вопросы рациональных ответов у М. Блауга не существует, и мы ни на шаг не приблизились к объяснению природы происхождения прибыли.

Если марксизм дает какое-то рациональное объяснение природе прибыли, опираясь на трудовую теорию стоимости, то экономические воззрения, отсылающие нас к рынку, делают эту проблему абсолютно иррациональной.

Вместе с тем следует воздать должное М.Блаугу, когда он анализирует социальное положение наемных рабочих при капитализме. Он пишет: "... при капитализме рабочие выступают в качестве "свободных агентов" только в юридическом смысле этого понятия и полностью лишены контроля над условиями своего труда <...> На первый взгляд труд при капитализме свободен, однако на самом деле это труд принудительный, обеспечивающий производство таким образом, что желания и интересы рабочих подчинены желаниям и интересам капиталистов. Капитализм поддерживает "деспотизм рабочего места", и именно в этом смысле прибыль есть результат "эксплуатации"". М.Блауг, будучи не в состоянии отрицать связь между эксплуатацией рабочих и прибылью капиталиста, провозглашает источником последней "деспотизм", а не прибавочный труд, т.е. прибыль порождается принуждением, насилием, а не экономическими процессами. А те горе-капиталисты, которые не прибегают к насилию, остаются вообще без прибыли. Только капиталисты-деспоты получают прибыль, а капиталисты-гуманисты остаются с длинным носом! Примитивность такой трактовки сущности прибыли совершенно очевидна. Спрашивается, какой капиталист будет вести свое дело, если оно не приносит прибыли?

На основе отрицания трудовой теории стоимости и теории прибавочного продукта созданы многочисленные апологетические версии учения о заработной плате. Все они представляют собой абстрактные рассуждения, далекие от действительности. На самом деле заработная плата представляет собой цену рабочей силы, по которой капиталист ее покупает на рынке труда, а уровень оплаты труда существенно различается в зависимости от того, в какой стране (высокоразвитой или отсталой) данный капитал функционирует, на какой стадии развития находятся производительные силы, каковы успехи рабочего движения и профсоюзных организаций в том или ином государстве.

Рабочая сила, как и любой другой товар, имеет две стороны - потребительную стоимость и стоимость, которая в свою очередь определяется рабочим временем, необходимым для ее воспроизводства с учетом требований современного производства в конкретных условиях данной страны и местности. Однако она не сводится, как утрируют псевдоученые, к немыслимому физическому минимуму средств существования рабочего и его семьи. Подлинная точка зрения К.Маркса на стоимость рабочей силы изложена во втором отделе (глава IV) "Капитала". Приведу лишь одну выдержку из данной главы: "... Размер так называемых необходимых потребностей, равно как и способы их удовлетворения, сами представляют собой продукт истории и зависят в большой мере от культурного уровня страны, между прочим, в значительной степени и от того, при каких условиях, а следовательно, с какими привычками и жизненными притязаниями сформировался класс свободных рабочих. Итак, в противоположность другим товарам определение стоимости рабочей силы включает в себя исторический и моральный элемент. Однако для определенной страны и для определенного периода объем и состав необходимых для рабочего средств есть в среднем величина данная".Здесь также уместно заметить, что К.Маркс на основе добросовестного научного исследования определил основные факторы формирования среднего уровня заработной платы, ее дифференциации и отклонения от абсолютного минимума, что начисто опровергает досужие вымыслы о якобы устаревших выводах его теории. Он по этому поводу писал следующее: "Низшую, или минимальную границу стоимости рабочей силы образует стоимость той товарной массы, без ежедневного притока которой носитель рабочей силы, человек, не был бы в состоянии возобновлять свой жизненный процесс, т.е. стоимость физически необходимых жизненных средств. Если цена рабочей силы падает до этого минимума, то она падает ниже стоимости, так как при таких условиях рабочая сила может поддерживаться и проявляться в хиреющем виде." Однако в реальной действительности в результате, как отмечал К.Маркс, "враждебной борьбы между капиталистом и рабочим", заработная плата, как правило, выше минимальной границы стоимости рабочей силы. Помимо отмеченных выше двух факторов, К.Маркс выделял еще и природный фактор ("Сами естественные потребности как-то: пища,одежда, топливо, жилище и т.д., различны в зависимости от климатических и других природных особенностей той или другой страны"). И, наконец, К.Маркс отмечал также необходимые затраты, связанные с подготовкой рабочей силы в соответствии с требованиями развивающихся производительных сил ("Для того, чтобы преобразовать общественную природу так, чтобы она получала подготовку и навыки в определенной отрасли труда, стала развитой и специфической рабочей силой, требуется определенное образование или воспитание, которое, в свою очередь, стоит большей или меньшей суммы товарных эквивалентов.")

Капитал всегда диктовал наемным работникам условия оплаты их рабочей силы. Папа Пий XI в 1931 году по этому поводу заявил следующее: "Капитал, однако, на протяжении долгого времени имел возможность присваивать себе чрезмерные преимущества. Он претендовал на весь произведенный продукт и на всю полученную прибыль, а работнику оставлял лишь самый скудный минимум, необходимый для восстановления сил и гарантированного воспроизводства его класса. Согласно какому-то безжалостному закону принято считать, что все накопления должны приходиться на долю состоятельного человека, - в то время как рабочий должен постоянно пребывать в нужде или в состоянии, когда его потребности сведены к минимуму, необходимому для поддержания его физического состояния". Во второй половине ХХ века, после Второй мировой войны, уровень заработной платы - этой превращенной формы стоимости рабочей силы - в развитых капиталистических странах стал расти в связи с качественными изменениями в подготовке квалифицированной рабочей силы, а также благодаря натиску профсоюзов. В то же время уровень заработной платы в странах ОЭСР был и остается до сих пор на порядок выше, чем в слаборазвитых странах мира, как результат интенсивной эксплуатации рабочей силы ТНК. За одно и то же количество и качество труда в странах ОЭСР платят в десять и более раз больше, чем в странах с т.н. переходной экономикой, и в десятки раз меньше, чем в странах третьего мира.

Отрицать факт эксплуатации и вопиющего неравенства в капиталистическом обществе - это все равно, что утверждать, будто отсутствует земное притяжение. Но ведь как-то надо оправдывать существующую систему эксплуатации. Поэтому среди теоретиков и политиков в ходу такой "сильнейший аргумент" в пользу сохранения неравенства: имеет ли вообще смысл ставить вопрос об эксплуатации и чрезмерно высоких доходах капиталистов, если при справедливом распределении национального дохода уровень благосостояния трудящихся повысится, но не намного, поскольку богатых мало, а бедных много? Так пусть же ради сохранения в обществе духа свободного предпринимательства богатые наслаждаются жизнью на радость бедным, хотя это и не очень нравственно! Один из столпов буржуазной экономической науки А.Маршалл, признавая, что "распределение национального дивиденда плохое", утверждал, что если допустить "равное распределение национального дохода <...> доходы народных масс - хотя они, конечно, значительно возрастут разово вследствие устранения всех неравенств - и близко не поднимутся даже временно к уровню, предсказываемому социалистическими ожиданиями золотого века. Однако это осторожное мнение, не означает молчаливого одобрения существующего неравенства богатства... Неравномерность богатства <...> серьезный дефект в нашем экономическом устройстве. Любое уменьшение его, достигнутое средствами, которые не подрывают мотивов свободной инициативы <...> было бы, по-видимому, явным общественным достижением". И, наконец, нельзя не обратить внимания на два распространенных в современном капиталистическом обществе явления, на основании которых некоторые теоретики делают далеко идущие выводы.

Первое явление, о котором мимоходом уже шла речь, состоит в том, что рабочие привлекаются для приобретения акций того предприятия, на котором они работают (такую практику ввел уже Г.Форд), или становятся обладателями акций, которые они приобретают на фондовой бирже. Приобретение мелких акций не дает их владельцам (мелким вкладчикам) никаких прав контроля над собственностью и деятельностью корпораций. Явление диффузии части собственности не меняет сущности капиталистических производственных отношений, не отменяет прибавочной стоимости, не превращает капиталистическое общество в "народный капитализм" из-за мизерной доли прибыли, перепадающей в процессе перераспределения в кошелек владельцев мелких акций. Львиная доля прибыли все равно достается классу капиталистов, которые используют идею реализации ценных бумаг малого достоинства для завуалирования сущности процесса капиталистической эксплуатации и отвлечения работников наемного труда от классовой борьбы. Кстати, на фондовых биржах не создается ни грана прибавочной стоимости, здесь происходит лишь перераспределение капитала.

Что касается второго явления - отождествления крупных менеджеров с наемными работниками, то уровень их заработной платы и долевого участия в акционерном капитале таков, что несмотря на то, что они формально не считаются собственниками данного предприятия, а выполняют лишь функцию управления данным капиталом, топ-менеджеров следовало бы причислять к классу капиталистов. И здесь срабатывает один из законов диалектики - превращения количества в качество.

И в заключение данного параграфа я не могу не остановиться на критике марксовой теории прибавочной стоимости поздними (или современными) буржуазными экономистами, в частности, таким корифеем, лауреатом Нобелевской премии как М.Фридман, который является чуть ли не иконой для всех неолибералов. М.Фридман пишет, что "Маркс утверждает, что рабочие подвергауются эксплуатации. Почему? Потому что рабочие производят весь продукт, а получают только его часть; остальная часть, по Марксу, представляет собой прибавочную стоимость." Или М.Фридман никогда не брал в руки "Капитал" К.Маркса или же он ничего не понял, читая его. К.Маркс никогда не утверждал, что оставшаяся часть стоимости продукта за вычетом переменного капитала является прибавочной стоимостью, ибо стоимость продукта формируетсяиз из трех составляющих: с+v+m. М.Фридман приписал К.Марксу невероятную чушь, что стоимость постоянного капитала и затраченных в производстве материалов и энергии (c) входит в "прибавочную стоимость" (m). Далее следует еще более бессмысленная фраза: "Даже если признать действительными фактические положения, вытекающие из этого утверждения, оценочное суждение можно вынести лишь в том случае, если вы приняли капиталистическую этику." Спрашивается, какое отношение капиталистическая этика имеет к абсурдному утверждению М.Фридмана, которое он приписывает К.Марксу? Продолжая, М.Фридман пишет: "Рабочие подвергаются "эксплуатации" лишь в том случае, если они имеют право на производимые ими продукты. Если же вместо этого принять социалистический тезис "каждому по потребностям, от каждого по способностям" - что бы он там ни значил, - необходимо сравнить то, что производят рабочие, не с тем, что они получают, а с их "способностями",и то что они получают, не с тем, что они производят, а с их "потребностями." Оставим на совести М.Фридмана кавычки, в которые он взял такие категории как "эксплуатация", "способности" и "потребности" (с явно ироническим подтекстом), призванные подчеркнуть презрителное отношение лауреата к измышлениям К.Маркса. Однако нельзя никак не отметить очередной факт невежества М.Фридмана, приписавшего тезис (кстати, перевернутый) "каждому по потребностям, от каждого по способностям" социализму, а не коммунизму. Но это все "мелочи" по сравнению с мыслью М.Фридмана, что рабочие подвергались бы эксплуатации, если бы они имели право на производимые ими продукты. К.Маркс никогда не утверждал ничего подобного. Он просто констатировал факт купли капиталистом на рынке рабочей силы рабочего, который в процессе производства создавал дополнительную стоимость продукта, из которой капиталист выплачивал ему заработную плату, оставляя другую ее часть себе в виде прибыли. А что касается использованного М.Фридманом приема - переноса социалистической (точнее - коммунистической этики_) на капиталистическую систему воспроизводства, то, мягко выражаясь, иначе как бессмысленной игрой слов его не назовешь. Нет необходимости подробно разбирать игривые и издевательские по отношению к К.Марксу рассуждения М.Фридмана на следующей странице его произведения. Достаточно отметить только убийственный, по мнению М.Фридмана, аргумент, призванный напрочь опровергнуть теорию прибавочной стоимости К.Маркса о том, что рабочие де получали в прошлом свою зарплату (или даже всю "возросшую часть продукта") "в виде изящных надгробий". Словом, у К.Маркса не теория, объясняющая природу эксплуатации рабочих при капитализме, а сплошное кладбище! Кроме мучительного стыда за подобную деградацию учености моднейших буржуазных политэкономов, получающих премии в честь действительно выдающегося ученого, ничего не остается.

1.2.3. Достоинства и недостатки современного капитализма

"...над многообразием буржуа во плоти, объединенных в группы, восседает обобщенный капиталист, сотканный из финансовых потоков, управляемых электронными сетями".

Мануэль Кастельяс

"Там, где свобода рынка становится самоцелью, там ограничивается свобода человека".

О.Лафонтен

Капитализм, как общественная система, имеет как достоинства, так и недостатки. Еще раз следует подчеркнуть, что в истории человечества капитализм сыграл чрезвычайно положительную роль. Он вызвал к жизни не только научно-техническую революцию, обеспечив бурный рост производительных сил, но и признал за эксплуатируемыми права свободной личности, способствовав повышению жизненного уровня значительных масс населения. Капитализм создал необходимые предпосылки для дальнейшего общественного прогресса и содействовал появлению на политической арене таких сил, которые призваны навсегда покончить с угнетением одних людей другими. Современный капитализм обладает огромным потенциалом для роста экономики на основе применения новейших технологий и принципов организации производственной деятельности.

В отличие от раннего капитализма, характерными чертами которого, по В.Зомбарту, были война, торговля и пиратство, к числу наиболее характерных черт современного капитализма можно отнести следующие:

он является мотором процесса глобализации (см. гл. 1), которая ведет к интернационализации капитала; стимулирует либерализацию рынков труда, капитала, товаров и услуг; увеличивает зависимость национальных экономик от состояния дел в мировом хозяйстве, в частности, от деятельности ТНК;

в экономике отдельных стран и в целом мире возрастает роль финансового капитала;

усиливается вмешательство государств и наднациональных органов управления в экономические процессы;

возрастает нестабильность глобального капитализма, обусловленная растущим противоречием между быстро развивающимися производительными силами и экономическими отношениями, основанными на частной собственности на средства производства, а также увеличивающимся неравенством между странами и социальными группами населения.

Из названных отличительных особенностей современного капитализма особо необходимо остановиться на деятельности финансовых рынков, поскольку именно финансовый капитал является сердцевиной мировой экономической системы.

Природа финансового капитала хорошо известна. Он порождается обособлением денежной формы капитала от производительной формы промышленного капитала, представляющей собой одну из фаз в движении промышленного капитала, в которой осуществляется метаморфоза товара. Обособившаяся форма денежного капитала изначально приобретает форму банковского капитала. Затем происходит процесс слияния и переплетения банковского капитала с различными формами капитала (промышленного, торгового), а также с монополией частной собственности на землю, страховыми обществами, пенсионными фондами, государственными финансами и т.п., в результате чего образуется финансовый капитал. На стадии зрелости финансовый капитал обезличивается, концентрируется, а после снятия различных национальных препон становится чрезвычайно подвижным во всемирном масштабе.

Механизм сращивания банковского и промышленного капитала довольно прост; его суть - в системе участия. Владелец определенного крупного капитала скупает контрольный пакет акций предприятий, банков, корпораций и устанавливает тем самым свое господство над чужим капиталом, общая сумма которого после последовательного ряда операций многократно превышает его собственный капитал. Так, еще в 60-х годах прошлого века финансово-монополистическая группа Моргана с собственным капиталом порядка 6 млрд. долларов контролировала чужой капитал стоимостью около 70 млрд. долларов. Подобные компании-миллиардеры составляют основу глобального финансового капитала. "В 70-х годах примерно на 350 крупнейших компаний, располагающих активами в 1 млрд. долларов и выше, приходилось 2/3 всех активов, рабочей силы и прибылей всего капиталистического мира, хотя доля этих компаний в общем числе компаний составляла всего 0,002%".

Мануэль Кастельяс, отмечая, что дальнейшее накопление капитала и финансовая деятельность все чаще осуществляются на глобальных рынках, подчеркивает особо то обстоятельство, что инвестиции из глобальных сетевых финансовых структур притекают во все "области хозяйственной деятельности: информационный сектор, сферу услуг, сельскохозяйственное производство, здравоохранение, образование, обрабатывающую промышленность, транспорт, торговлю, туризм, культуру...".

С формированием финансового капитала происходит углубление разделения капитала-собственности и капитала-функции. В рамках процесса диверсификации финансового капитала сформировались такие его виды, как держательские компании, инвестиционные тресты и т.п. Акционерная форма капитала дает возможность проведения различных операций финансового капитала, таких как получение учредительской прибыли (разница между реальной стоимостью компании и суммой выпущенных в обращение акций, т.е. между реальной и номинальной стоимостью акционерного капитала), выпуск ценных бумаг и спекуляция на их курсах, а также на курсах валют и сделках с недвижимостью и т.д.

Операции с финансовым капиталом дают возможность быстрого обогащения, что привлекает к ним во всем мире массу людей. Динамика "фондовых бирж отличается постоянной сменой подъемов и спадов, цикличностью. За счет умелой игры можно заработать огромные барыши, совершенно не связанные с трудовым вкладом инвестора <...> За более чем 31 год своей деятельности Quantum Fund обеспечил акционерам доход (за вычетом комиссионных) на уровне, превышающем 30% годовых, даже с учетом 20% спада в первом полугодии 2000 г. 100 тысяч долларов, инвестированные в 1969 году, на сегодняшний день принесли бы 420 млн. долларов".

Возрастающая роль финансового капитала в экономике капиталистических стран тесно связана с процессами, происходящими на рынках акций. А здесь увеличивается число компаний, чьи акции котируются на фондовых биржах. Менеджеры компаний уделяют котировкам акций своих компаний больше внимания, чем индикаторам на товарных рынках, ибо с этим связана оценка их деятельности со стороны инвесторов, а следовательно, и сумма получаемого ими вознаграждения. Дело доходит до того, что менеджеры готовы в целях максимизации стоимости активов акционеров продавать те или иные дочерние подразделения компании или даже сами компании. Особенно заметен ажиотажный спрос на акции банков и компаний, работающих в сфере высоких технологий; их акции продаются по ценам, значительно превышающим номинал. Примером спекулятивного роста стоимости акций может служить рост акций фирмы Qualcomm на фондовой бирже NASDAQ в 1999 на 3000%.

Д.Сорос следующим образом характеризовал состояние рынков акций и финансового капитала в конце ХХ века: "...число инвесторов <...> растет, как растет и относительный вес акций в портфеле активов домашних хозяйств. Все это происходит на фоне устойчивого и быстрого роста котировок на фондовом рынке. С начала 1980 г. вплоть до августа 1998 г. единственный случай спада коньюнктуры на фондовом рынке был зафиксирован в 1987 г. С тех пор фондовый индекс Standard&PoorЄs (S&P) вырос более чем на 350%. В Германии индекс активности фондового рынка увеличился с 1992 г. на 300%. (Примечание: по сравнению с осенью 1992 г. индекс S&P к середине марта 2000 г. вновь вырос на 42%, индекс NASDAQ - на 238%, а германский индекс DAX - на 100%)... Процентные ставки с начала 1980 г. в среднем демонстрировали тенденцию к понижению, что способствовало росту цен акций.

Рост числа собственников акций, обусловленный развитием взаимных фондов (mutual funds), создал - это касается прежде всего Соединенных Штатов - два потенциальных источника нестабильности. Один из них связан с так называемым эффектом богатства. 38% совокупного богатства домашних хозяйств и 56% активов пенсионных фондов инвестировано в акции. Владельцы акций получают высокую прибыль, они ощущают себя состоятельными людьми и не стремятся делать сбережения. Личные сбережения в процентах к располагаемому доходу упали в настоящее время до опасно низкого уровня - 0,1% (максимальное значение - 13% этот показатель имел в 1975 г.). Если начнется устойчивое снижение котировок на фондовых рынках, настроение инвесторов может измениться, что грозит ускорением падения стоимости акций и экономической рецессией.

Другой потенциальный источник нестабильности связан с деятельностью взаимных фондов. Работу менеджера такого фонда принято оценивать не по абсолютным результатам, а по тому, как они соотносятся с результатами других менеджеров <...> Такая практика побуждает менеджеров плыть по течению".

Острейшая конкуренция за доступ к финансовому капиталу приобрела сегодня глобальный характер. Каждая из стран мира предпринимает усилия, чтобы привлечь и удержать финансовый капитал. Давление силы международной конкуренции на финансовых рынках во многом определяет суть экономической политики отдельных государств, особенно слаборазвитых, в частности, оно заставляет государства ограничивать рост заработной платы, снижать уровень налогообложения и реализацию социальных программ.

Весьма интересную особенность функционирования глобального финансового капитала, как истинный ученый, подметил М.Кастельяс. Вот выдержка из его труда "The Power of Identit": "...капиталистические производственные отношения по-прежнему сохраняются (ведь во многих экономиках доминирующая логика сегодня в гораздо большей мере носит капиталистический характер, чем когда-либо), то капитал и труд оказываются разнесены в разное пространство и время (курсив - В.П.): пространство потоков и пространство территорий, время компьютерных сетей, сжатое до мгновения, и почасовое время повседневной жизни. Они живут за счет друг друга, но друг с другом не связаны, ибо жизнь глобального капитала все меньше и меньше зависит от конкретного труда и все больше и больше от накопленного объема труда как такового, которым управляет небольшой мозговой центр, обитающий в виртуальных дворцах глобальных сетей". Действительно, в настоящее время на каждый доллар, обращающийся в реальном секторе мировой экономики, приходится до 50 долларов в финансовой сфере. Финансовый капитал становится все более спекулятивным. Об этом свидетельствуют данные, характернизующие его структуру. Так, общий объем мирового рынка вторичных ценных бумаг приближается к 100 трлн. долларов, а годовой оборот финансовых трансакций достиг полуквадриллиона долларов (см. МЭ и МО, 1999, 6. с.57). К концу ХХ века только 1-2 % от общей суммы мирового оборота валютных средств было связано с торговым оборотом или прямыми иностранными инвестицями, а остальное приходилось на краткосрочные капиталовложения.

Капитализм с момента своего возникновения находился в беспрерывном развитии, приспосабливаясь к развитию производительных сил, изменениям окружающей его мировой цивилизационной среды, а также к традициям и образу жизни в тех или иных регионах мира. По мере его развития все время менялись формы управления фирмами. Например, в тех же США в XIX в. - в первой половине ХХ в. предприятиями, как правило, управляли сами собственники; часто это были изобретатели и новаторы, такие, как Генри Форд. Это был "капитализм предпринимателей". С середины 50-х годов ХХ века владельцы корпораций все чаще стали приглашать на высокие посты специально обученных управленцев-менеджеров, которые стали применять научно-обоснованные схемы организации бизнеса. Наступила эпоха "капитализма менеджеров". И, наконец, в середине 80-х годов прошлого века отмечается еще одна форма капитализма, получившая название "капитализма акционеров". Корпорациями по-прежнему продолжали управлять наемные работники-менеджеры, однако их влияние на дела фирмы стало возрастать благодаря тому, что они стали и владельцами значительной части акций корпораций. Если в 1991 году менеджеры переводили на себя в среднем 18,2% акций управляемых ими фирм, то в 1994 году эта цифра составила 28%. Однако кто бы ни осуществлял управление предприятием - сам капиталист или нанятый менеджер - от этого существо экономических отношений не меняется. Капитализм остается капитализмом, независимо от того соединены или нет в одном лице функции-капиталиста и функции-предпринимателя. Каждый работник, которого капиталист нанимает, является для него наемной рабочей силой, призванной обеспечивать ему получение прибыли и возрастание стоимости принадлежащего ему капитала. Вместе с тем топ-менеджеров, получающих огромные оклады и владеющих значительной долей акций данной компании, правильнее было бы относить к классу капиталистов, хотя в соответствии с юридическим статусом они являются наемными работниками.

Природа капитализма, как и любого явления, внутренне противоречива: наряду с достоинствами и естественной способностью к саморазвитию этому способу производства присущ и целый ряд отрицательных черт, которые вытекают из его эксплуататорской сущности. Рассмотрим их системно, взяв за основу анализ, выполненный М.Новаком. Он в своем исследовании не мог обойти стороной критику капитализма со стороны не только простых граждан, но главным образом различных общественных структур, в первую очередь церкви. Поэтому логика его произведения "Дух демократического капитализма" основана на противопоставлении доводов критиков и сторонников капитализма по конкретным проблемам. М.Новак, оценивая ситуацию, вынужден признать, что "во всем мире капитализм вызывает ненависть. Его отождествляют с эгоизмом, эксплуатацией, неравенством и войной. Даже на его родине - в Соединенных Штатах - для проницательного наблюдателя не может остаться незамеченным не очень высокий уровень морали...".

Как отмечает М.Новак, в адрес капитализма постоянно высказываются следующие обвинения:

Всеобщая безответственность. Эксплуатация человеческих слабостей. "Так как все группы общества, - пишет М.Новак, - хотят большего, политики все больше и обещают. Они тратят не собственные деньги - они тратят деньги, которые общество не заработало. Изъяном всех без исключения богатых демократических обществ является желание людей жить не по средствам. Пороки человеческой натуры - как в общественной, так и в частной жизни - побеждают здравый смысл". В капиталистическом обществе проповедуется культ потребительства, и это не случайно, так как нормально функционирующему капиталу нужен растущий рынок сбыта для товаров и услуг. В этой системе есть что-то иррациональное. Поскольку многие семьи испытывают нехватку доходов для приобретения все большего количества материальных благ, то они с готовностью берут кредит. Жить не по средствам вошло в привычку не только у простых американцев, но и у государства. "Ведущие корпорации своей рекламой пробуждают в людях их худшие качества. Они поощряют жизнь в долг, рекламируя кредитные карточки, готовность тратить деньги, расхваливая свои товары; потерю контроля над собой".

Честолюбие альтернативного класса. Вот комментарий М.Новака: "Существуют два способа достижения богатства и власти, в то время как недавно был всего один. Прямой путь ведет через сферу частного предпринимательства. Однако в настоящее время открыт еще один - более легкий - путь через общественную деятельность <...> Жажда власти - superbia - оказалась более глубокой и распространенной, чем жажда богатства - cupiditas". Весьма примечательным является высказывание М.Новака о том, что верная дорога к власти - это частное предпринимательство. Именно богатство всегда вело к власти, а не демократическая система. Никогда капиталистическое общество не было обществом равных возможностей, всегда капитал приходил к власти (прямо или через своих ставленников, т.н. политиков). Однако у этой медали имеется и другая сторона: власть всегда вела к богатству. Богатство и власть - два сапога пара, так говорят в народе. Однако существует и третий, весьма распространенный путь обогащения - это прямое мошенничество, например, в форме укрывательства доходов от уплаты налогов, невыполнения своих обязательств перед государством, взяточничества, вымогательства и т.п.

Извращенные вкусы и т.д.

"Подобные упреки, - пишет М.Новак, - можно было бы перечислять без конца. Так, демократическому капитализму ставят в вину, что он отравляет саму жизнь на земле, точно так, как химические выбросы "отравляют" население. Новую цивилизацию называют не иначе как "раковой опухолью". Богатые богатеют, держа бедных в узде при помощи уголовного права. Крупные корпорации считают антидемократичными образованиями, несовместимыми с демократией. "Финансовый империализм", по мнению многих, поддерживает зависимость третьего мира, а успехи развитых стран они "выводят" из бедности стран менее развитых. Нет ничего удивительного, что люди, верящие в эти обвинения, утверждают, что капитализм - система, порождающая зло".

Перечислив те недостатки капитализма, которые обычно являются объектом критики, М.Новак поставил перед собою цель - не только дать им оценку, но и определить, в чем же состоит подлинный дух демократического капитализма. Кстати, термин "дух капитализма" он воспринял у Макса Вебера, добавив слово "демократический".

Так в чем же состоит, по М.Веберу и М.Новаку, истинный дух капитализма, не важно какого - демократического или недемократического? Оказывается, сердцевиной капитализма является стремление к наживе, к получению "непрерывно возрождающейся прибыли". Все правильно, так оно и есть; именно в этом и состоит дух капитализма. Получить максимум прибавочного продукта за счет эксплуатации наемной рабочей силы - в этом и состоит смысл деятельности любого капиталиста. Отталкиваясь от тезиса, суть которого состоит в стремлении предпринимателей к получению прибыли, М.Новак приходит к выводу, что капитализм обеспечивает поддержание экономического роста, что в принципе также верно и доказано историей этого способа производства. Более того, именно в динамизме, правда, неравномерном и анархическом, капиталистической экономики состоит одно из важнейших ее достоинств.

"Свободный" труд - следующий, по мнению М.Новака, отличительный признак капитализма; "...он несовместим ни с рабовладением, ни с крепостным правом, ни с какой-либо иной системой принудительного труда", - пишет М.Новак. Спору нет, капиталистический способ производства основан на свободе наемного работника продавать свою рабочую силу, его никто не принуждает силой идти работать на капиталиста. Наемный рабочий юридически является таким же гражданином, как и капиталист. Однако наемный труд при капитализме является экономически принудительным. Происходит самоотчуждение труда. В чем оно заключается? На этот вопрос К.Маркс отвечал так: "Во-первых, в том, что труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развертывает свободно свою физическую природу и разрушает свой дух<...>И, наконец, внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому." Словом, частная собственность есть продукт отчужденного труда.

Третьим важнейшим свойством капитализма, как утверждает М.Новак (и в этом состоит отличие его позиции от взглядов М.Вебера), является единство экономики, политики и морали. С этим утверждением нет смысла спорить, если его трактовать как всеобщий закон любого способа производства. Политика и мораль, согласно марксизму, являются надстройкой, и их содержание зависит от экономических отношений. Однако М. Новак - не марксист, поэтому его трактовка взаимосвязи этих трех фундаментальных понятий, естественно, иная. Он выстраивает следующую цепочку взаимоотношений: практический разум - рациональная система экономики, которая сама становится целью, являясь одновременно средством, как и набожность, и свобода. Практический разум, безусловно, является основой любой рациональной экономики (не только капиталистической). Однако трудно согласиться с тем, что сама по себе рациональная экономика становится целью, таким же средством, как набожность и свобода. Если рациональность является неотъемлемой чертой капиталистического предпринимательства, являясь средством наращивания прибыли, то вовсе не обязательно быть набожным, верить в того или иного бога, чтобы быть капиталистом. К сказанному, однако, необходимо добавить, что если под духом капитализма понимать систему нравственных отношений, правил морали, то она так же внутренне противоречива, как и базовая система экономических отношений. С одной стороны, она содержит прогрессивные, общечеловеческие принципы, а с другой, такие буржуазные "ценности", как дух наживы, лицемерие и т.п.

К числу основных черт духа капитализма М.Вебер и М.Новак относят, кроме того, образование капиталистических предприятий и создание корпоративного права; создание массового машинного производства на основе отделения места работы от места жительства и быстрого развития городов; образование обезличенного рынка товаров и услуг.

Вместе с тем М.Новак, в отличие от М.Вебера, подчеркивая органическое единство экономики, политики и морали, считает, что важнейшей чертой духа демократического капитализма является плюрализм. Все дозволено. Как заметил А.Солженицын, "...произошло всеобщее освобождение от морального наследия столетий христианства с его огромными запасами милосердия и жертвенности". Но если это так, то спрашивается, а как же быть с общечеловеческими нравственными ценностями? Плюрализм нужен, чтобы не допустить появления тоталитарного общества, - утверждает М.Новак. Поскольку экономика, пресса, университеты, церковь и т.п. отделены при капитализме от государства, то "это разделение дало возможность индивидам проявлять свою волю к власти в каждой из трех областей. Политики получили возможность соревноваться за достижение более выдающегося положения в политической сфере; предприниматели - в сфере экономики, священнослужители и интеллектуалы - в области ценностей и культуры". Поскольку все соревнуются друг с другом, реализуя принцип плюрализма, то это неизбежно приводит к столкновению различных интересов и соревнование приобретает форму ожесточенной конкуренции. "Общество демократического капитализма выражает вечность Бога посредством конфликтов, несогласия, неразрешимых противоречий между огромным числом личностей, каждая из которых действует согласно собственному пониманию и собственному выбору". Поэтому, заключает М.Новак, "солидарность - не только в практическом сотрудничестве, но и в моральных ценностях - цель, общая для всех типов общества, за исключением демократического капитализма". Вот так - и никаких гвоздей! Но все-таки получается как-то не по-христиански, хотя не следует забывать, что вечность Бога, по М.Новаку, должна воплощаться в конфликтах. Поэтому М.Новак, вспомнив про общечеловеческие ценности, вдруг заявляет нечто диаметрально противоположное: "Система культуры <...> оказывает влияние на экономическую жизнь, поощряя умеренность, трудолюбие, самодисциплину и жертвы во имя будущего, побуждая к проявлению великодушия, сочувствия и заботы об общем благе. Экономический субъект - одновременно и гражданин государства, и искатель Истины, Красоты, Добродетели и Смысла собственной жизни". Таков, надо полагать, ответ М.Новака критикам капитализма. Но как быть в этом случае с его предыдущими утверждениями о вседозволенности плюрализма, о результативности "разумного эгоизма", о выносе "Христа на торг", о вечности Бога, воплощенной в конфликтах между людьми, и т.д.? Разве это не противоречие?

В реальной действительности интересы капитала и наживы пронизывают все поры капиталистического общества. В мире, пожалуй, нет ни одной сферы, куда не проник бы капитал в погоне за прибылью. Все ценности превращены в товар. Всё и вся стало объектом получения прибыли. Всё покупается и продается. Погоня за наживой деформировала всю жизнь общества и личности. Как утверждал Карл Юнг - один из представителей Франкфуртской школы - психические паталогии личности в буржуазном обществе отражают социальные и культурные паталогии самой капиталистической системы и, в частности, культуры, ею порожденной.

Особенно трогательными представляется поистине христианское заявление М.Новака о том, что "...бремя существования при демократическом капитализме распределяется между людьми пропорционально". Разве это не верх цинизма и лицемерия? И наемный рабочий, и безработный, и высокооплачиваемый менеджер, и капиталист несут на этой грешной Земле одинаковое бремя существования?! Одни еле-еле сводят концы с концами, а другие страдают от избытка роскоши - и это справедливо?!

"Демократический капитализм не может гарантировать людям избавления от греха", - вот где, оказывается, скрывается ответ М.Новака на обвинение его в нелогичности. И еще: "Также он не обеспечивает равенства результатов их деятельности - результаты никогда не будут в согласии ни с природой, ни со справедливостью. Он даже не гарантирует, что человек, имеющий или приобретший богатство, приобрел его приемлемым, с нравственной точки зрения, способом. Его понимание воздаяния по заслугам состоит не в оценке индивидов, а заключено в самой системе", т.е. в демократическом капитализме, который лучше "вознаграждает деятельность людей, чем любая другая форма общества. Оценка же действий каждого отдельного человека должна быть предоставлена на волю Бога".

Итак, демократический капитализм, основанный на принципах плюрализма, не гарантирует избавления от греха, а оценку поступкам каждого человека (греховным или безгрешным) дает Бог. Сама система, базирующаяся на разумном эгоизме, - наилучшая в мире, однако поведение людей в этой системе может быть и греховным. И Бог им судья. А если кого-то и притесняют в системе демократического капитализма, как например, поступают капиталисты с рабочим классом, то, учитывая милостивость Бога по отношению к согрешившим, лучше всего угнетенным не протестовать, а смириться. В мире идей М.Новака все перевернуто с ног на голову. Например, предоставление кредитов выступает у него как проявление любви к ближнему, а займов слаборазвитым странам - как прощение (за колониализм и рабовладение?! - В.П.). Инвестиции в производство следует рассматривать как благо для рабочих, ибо они благодаря этому получают работу. Согласно перевернутой логике М.Новака, наемные работники должны быть благодарны капиталистам за то, что те их эксплуатируют, ибо в противном случае они сидели бы без работы и умирали бы с голоду.

Но Дьявол в лице государства не дремлет, ибо после Великой депрессии 1930 годов оно стало проводить политику вмешательства не только в экономику, но и в частную жизнь граждан. И (о ужас! - В.П.) государство стало регулировать вопросы найма рабочей силы, контролировать деятельность монополий и т.п. Свою лепту в обуздание дикого капитализма вносят cегодня и профсоюзы.

Союзниками М.Новака в борьбе против засилья государства являются крупные корпорации, которые подчас обладают бСльшими ресурсами, чем иные правительства. Однако только они способны ограничить возрастающие амбиции государства. Кроме того, крупные корпорации предотвращают падение производительности труда, являясь "гарантами свободы и важнейшими инструментами повышения благосостояния не только США, но и всего мира". М.Новак совершенно не приемлет критику в адрес крупных корпораций, считая, что они соответствуют природе и духу демократического капитализма. "Никто не пытается утверждать, что транснациональные компании безгрешны; но они лучшее из того, чем мы располагаем, а их достоинства компенсируют их недостатки".

Еще один борец за либеральные идеи - Френсис Фукуяма - решил поставить точки над "i", задав вопрос, существуют ли в конце истории человечества, под которой он понимает окончательную и бесповоротную победу капитализма, "какие-то фундаментальные "противоречия", разрешить которые современный либерализм бессилен, но которые разрешались бы в рамках некоего альтернативного политико-экономического устройства?" Отвечая на этот поистине гамлетовский вопрос, он пишет: "Поскольку мы исходим из идеалистических посылок, то должны искать ответ в сфере идеологии и сознания <...> В уходящем столетии либерализму были брошены два главных вызова - фашизм и коммунизм. Согласно первому, политическая слабость Запада, его материализм, моральное разложение, утеря единства суть фундаментальные противоречия либеральных обществ, разрешить их могли бы, с его точки зрения, только сильное государство и "новый человек", опирающийся на идею национальной исключительности. Как жизнеспособная идеология фашизм был сокрушен Второй мировой войной. Это, конечно, было весьма материальное поражение, но оно оказалось также и поражением идеи". В этом месте рассуждений Ф.Фукуямы необходимо остановиться, чтобы сделать два замечания по существу. Во-первых, фашизм является лишь разновидностью идеологии либерализма, ибо он порожден крайней политической формой господства буржуазии и был ответом на коммунистическую революцию в Европе. Другими словами, фашизм никогда не являлся альтернативой либерализму. Во-вторых, идеология фашизма, к большому сожалению, не была уничтожена в результате разгрома фашистской Германии как государства, кстати, совершенного главным образом благодаря усилиям коммунистического Советского Союза. Эта идеология не изжита до сих пор и дает себя знать каждый день во многих странах мира. Она будет существовать до тех пор, пока будет существовать капитализм и его идеология - либерализм. Такова суровая реальность. Далее Ф.Фукуяма продолжает свои рассуждения: "Гораздо более серьезным был идеологический вызов, брошенный либерализму второй великой альтернативой, коммунизмом. Маркс утверждал, на гегелевском языке, что либеральному обществу присуще фундаментальное неразрешимое противоречие: это - противоречие между трудом и капиталом. Впоследствии оно служило главным обвинением против либерализма. Разумеется, классовый вопрос успешно решен Западом. Как отмечал (в числе прочих) Кожев, современный американский эгалитаризм и представляет собой то бесклассовое общество, которое предвидел Маркс. Это не означает, что в Соединенных Штатах нет богатых и бедных или что разрыв между ними в последние годы не увеличился. Однако корни экономического неравенства - не в правовой и социальной структуре нашего общества, которое остается фундаментально эгалитарным и умеренно перераспределительным, дело скорее в культурных и социальных характеристиках составляющих его групп, доставшихся по наследству от прошлого". Термин "эгалитаризм" происходит от французского egaliteЄ, что означает равенство. Коммунизм, кстати, всегда выступал против так называемого формального или "казарменного" равенства (более подробно см. параграф 3.6.2.). Не отрицая фактического неравенства в США, Ф.Фукуяма обнаружил его причины в историческом прошлом США, которое де и до сих пор формирует культурные и социальные характеристики американского общества. Как все обстояло на самом деле? Колонизация Америки началась с уничтожения древней культуры местных народов сначала испанцами, а затем и колонистами из Франции, Англии, Нидерландов и Швеции. Самый многолюдный поток переселенцев направлялся в Северную Америку из Англии, где в то время (XVII в.) шел процесс первоначального накопления, который сопровождался разорением огромных масс крестьян и ремесленников. А историческая правда такова, что социально-экономическое развитие 13 первичных английских колоний началось с возникновения элементов буржуазного общества, т.е. с деления общества на классы. С тех пор в США сложился самый настоящий классический капитализм, который существует и до сих пор. Утверждать, что в США наконец-то воплотились мечта и идеи К.Маркса, значит, выдавать черное за белое. Неужели граждане США настолько наивны, что могут поверить в то, что у них в стране коммунистическое бесклассовое общество, появление которого предсказывал К.Маркс? А что касается хваленой американской демократии, о которой трубят политики и журналисты на весь мир, то на ее знаменах не только кровавые пятна от уничтоженных 40 млн. индейцев, но и черные пятна, оставленные рабством африканцев на хлопковых плантациях Юга, не говоря уже о "подвигах" Ку-Клукс-Клана и убийстве Лютера Кинга, а также десятках тысяч ни в чем не повинных мирных граждан Ирака, Афганистана и Сербии.

Томас Джонсон в предисловии к русскому изданию книги М.Новака изложил стандартную версию достоинств капитализма, как бы обобщая все сказанное ее автором. Выдержка из названного предисловия настолько типична для апологетов капитализма, что может считаться классической: "Путь к богатству, если исключить преступление и насилие, связан с обеспечением других необходимыми им товарами и услугами. При этом не так уж и важно, является ли алчность мотивом к обогащению или нет, поскольку при реализации своих личных и корыстных целей тот, кто стремится обогатиться, обеспечивает товарами, услугами и работой других, действуя в результате на благо всего общества. Конкуренция на рынке вынуждает даже самых алчных снижать цены на свои товары и услуги до уровня цен своих конкурентов. Когда же жаждущий богатства наконец его получает, то обычно либо тратит на себя и своих близких, либо куда-либо вкладывает свой капитал, что в любом случае выгодно и другим членам общества. Разумно организованная рыночная экономика заставляет стремление к наживе служить общему благу. Она помогает превратить воинствующих рыцарей наживы в благопристойных и законопослушных бизнесменов".

Однако расставим все по своим местам. Помимо насильственного захвата чужой собственности, широко применявшегося, к примеру, викингами, еще один надежный древний способ обогащения - это эксплуатация человека человеком. Т.Джонсон избегает этот способ называть эксплуатацией, а использует нейтральную формулу - обеспечение других необходимыми им товарами и услугами, а также работой. Другими словами, эксплуататор выступает в трактовке М.Новака, Т.Джонсона и других сторонников капитализма благодетелем. Он, обогащаясь, "осчастливливает" тех, кого нанимает и эксплуатирует. Механизм конкуренции спасает наиболее жадных от грехопадения, заставляя их снижать цены, вместо того, чтобы они получали дополнительный доход за счет завышения цен. Получив прибыль, капиталист - образец скромности и воздержания - затрачивает ее не столько на пропитание, сколько на инвестиции, жертвуя их на алтарь всеобщего блага. И в итоге совершается чудо капиталистической системы - рыцари наживы превращаются в "благопристойных и законопослушных бизнесменов". Вот такая умилительная идиллическая картина предстает перед нами. Разве, узрев ее, нравственно критиковать капиталистические порядки?

Сознательная (или же в ряде случаев - наивно-искренняя) апологетика капитализма породила целый ряд мифов, которые настойчиво и всеми силами, ежедневно и ежечасно пропагандируются, используя при этом высокие слова (свобода, демократия, справедливость, права человека и т.д.), а также приемы, которые в свое время были разработаны Гебельсом и детализированы американским Институтом анализа и пропаганды.

Безусловное первенство принадлежит мифу о тесной и неразрывной взаимосвязи капитализма и демократии. Майкл Новак объявляет как аксиому, что "...демократия в политике возможна только при рыночной экономике". На самом же деле, как показывает исторический опыт, связь между экономическим базисом и политической надстройкой может быть весьма гибкой (и не только при капитализме).

Капиталистическая экономика может спокойно функционировать в самой различной политической оболочке: от фашистской диктатуры (гитлеровская Германия, Чили при Пиночете) до буржуазной парламентской республики (Швейцария). Сегодня в мире существует немало авторитарных, репрессивных режимов, обслуживающих капитализм. Эти режимы поддерживаются отечественными или иностранными коммерческими интересами, ибо в игре замешаны огромные природные богатства, такие, как нефть и алмазы. В основе этих антидемократических режимов лежит сговор правительств и представителей делового мира.

И в развитых капиталистических странах в связи с концентрацией капитала, укреплением позиций ТНК и крупных банков поле демократии сужается как шагреневая кожа. В самих же корпорациях демократией и не пахнет. Решения в них принимаются теми, у кого контрольный пакет акций. Лестер Туроу таким образом характеризует взаимосвязь капиталистического базиса и демократии: "Демократия и капитализм по-разному понимают, как должна быть распределена власть. Демократия подразумевает абсолютное равенство политических прав - "один человек, один голос", тогда как капитализм исходит из того, что экономически сильный должен вытеснить слабого и довести его до хозяйственного краха. "Выживание сильнейших" и неравенство покупательной способности составляют суть экономической эффективности при капитализме. Люди и фирмы стремятся достичь эффективности ради обогащения. В крайних своих проявлениях он сопоставим с рабством, которое существовало на американском Юге больше двухсот лет. Демократия же несовместима с рабством.

В экономике, где стремительно углубляется неравенство, разногласия во взглядах на разделение власти обостряются до предела. В демократическом капиталистическом обществе существуют два источника власти - богатство и положение в политической иерархии. В течение последних двух столетий действовали два фактора, позволявшие сосуществовать этим двум системам, основанным на противоположных принципах распределения власти. Во-первых, всегда можно было превратить экономическую власть в политическую и наоборот - политическую власть в экономическую". Вот такова диалектика взаимосвязи демократии и капитала: если есть капитал, будет и власть, а если обладаешь властью в государстве, то шанс увеличить свой капитал возрастает многократно. И именно в этом смысле можно и нужно трактовать миф о неразрывной связи демократии и капитализма.

Одна из самых характерных черт морали в капиталистическом обществе - лицемерие, политика двойных стандартов. Классическим примером лицемерия является отношение США к Кубе после того, как Фидель Кастро выгнал с острова американский капитал. До революции большей частью кубинской экономики владели "Чейз нэшнл" и "Нэшнел сити бэнк", в которых большие вложения имели Астор, Чадборн, Рокфеллер, Вудин, Морган и им подобные. Поэтому большая часть сахара и меляссы, приобретенные американцами на Кубе, давали прибыль капиталистам США. И когда кубинская революция национализировала сахарные заводы и другие американские предприятия, то сразу послышались вопли о диктатуре Фиделя Кастро, нарушениях прав человека и т.п. США вскоре объявили об экономической блокаде Кубы, которая продолжается до сих пор. Под прикрытием пропагандистской дымовой завесы, скрывающей интересы монополистов сахара, меляссы и алкоголя, военщина США предприняла попытку силой восстановить на Кубе прежние порядки. Однако из этого, благодаря СССР, ничего не получилось. Тогда решили уничтожить Фиделя Кастро, на которого было совершено огромное число провалившихся покушений.

Ярый антикоммунист Александр Солженицын, выступая в 1978 году в Гарварде, сказал, что в сердцевине "демократического" капитализма, т.е. в США, кроется "моральная убогость, какую никто не мог себе представить еще даже в XIX в.". А.Солженицын метко заметил, что капиталистическая система оставляет свободу пустотелой. "Все, что не связано с физическим существованием и накоплением материальных благ, все устремления и особенности природы человека, более тонкого и неуловимого порядка, остаются без внимания со стороны государства и общества, как будто в человеческой жизни не заключено никакого высокого смысла". Иначе и быть не может, ибо капитализм, как метко подметила М.Тэтчер, основан на порочности человеческой природы.

Абсолютность пустотелой свободы - это моральное laissez-faire, плюрализм. Как удачно выразился М.Новак, "в условиях действительного плюрализма не существует единого "священного полога" - его не может быть в принципе. Сама духовная сердцевина плюрализма пуста, он похож на покинутую гробницу <...> Пустыня в сердце демократического капитализма напоминает поле брани; по нему в смятении среди многочисленных жертв одиноко блуждают люди". Однако у этой свободы есть своя логика. Суть ее - частная выгода, нажива. На всех уровнях человеческого общежития в западных странах царит свобода делать деньги, "холодная этика роботов" (Ф.Бурлацкий). Голый чистоган, безжалостная конкуренция теснят справедливость и порядочность. Безнравственность лежит в основе всех способов делать деньги. Рынок с неизбежностью развращает человека. Особенно мощной силой являются СМИ, в частности, телевидение. Как со знанием дела пишет С.Кара-Мурза, "самый легкий способ привлечь зрителя -- обратиться к скрытым, подавленным , нездоровым инстинктам и желаниям, которые гнездятся в подсознании. Если эти желания гнездятся слишком глубоко, зрителя надо развратить, искусственно обострить нездоровый интерес. Один телеоператор сказал об этом откровенно: рынок заставляет меня искать и показывать мерзкие сенсации; какой мне смысл показывать священника, который учит людей добру - это банально; а вот если священник изнасиловал малолетнюю девочку, а еще лучше мальчика, а еще лучше старушку, то это вызовет интерес, и я ищу такие сенсации по всему свету".

И даже эта пустотелая свобода имеет, оказывается, тенденцию к ограничению. Ярая поборница капитализма М.Тэтчер, служащая советником корпорации "Бритиш Петролеум", в своей книге "Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира" цитирует следующие слова французского историка и философа Алексиса де Токвиля: "День ото дня свобода выбора превращается во все более бесполезное и случайное занятие. Свобода воли запирается в узких границах, а граждане мало-помалу лишаются возможности проявлять свои способности". Аксиомой является положение о неразрывной связи демократии со свободой. Спрашивается, что эта за свобода, когда у людей нет выбора?

Завершая рассуждения о взаимосвязи демократии и капитализма, нелишне заметить, что развитие институтов демократии - это не заслуга буржуазии и власть имущих, а пролетариата и левых партий, которые отстаивали их интересы. Профсоюзы - детище рабочего класса. Всеобщее избирательное право появилось только благодаря росту пролетарского движения. Это подтверждается как историей США, так и стран Западной Европы. Кстати, и политика т.н. социального партнерства и все достижения в области социального обеспечения населения - - это результат борьбы рабочего класса, коммунистов и социал-демократии. Некоторые историки приписывают введение пенсионного обеспечения канцлеру Германии Бисмарку, забывая при этом, что оно было введено под напором социалистов после провала его чрезвычайных законов против тех же социалистов. Бисмарк понял, что репрессиями подавить социалистическое движение невозможно, лучше пойти на компромисс, чем потерять власть.

Еще один миф повествует о гарантиях равных возможностей для всех граждан при капитализме, что должно свидетельствовать о справедливости этой общественной системы, где любой человек может стать таким же богатым, как Генри Форд или Билл Гейтс, если только он будет упорно и честно трудиться во имя достижения желанной цели.

Вообще странно, непонятно и нелогично, каким это образом капитализм может гарантировать равные возможности для граждан, если в обществе имеет место имущественное расслоение, основанное на частной собственности на средства производства? О какой справедливости может идти речь, если капиталистическое общество как внутри каждого государства, так и во всемирном масштабе разделено на богатых и нищих! Даже некоторые представители правящей элиты осознают всю несправедливость существующего положения вещей и взывают к умеренности. "Мы должны отказаться от излишеств, чтобы дать другим хотя бы самое необходимое", - призывал Джон Уинтроп.

Миф о гарантиях равных возможностей тесно связан с другим мифом - о свободном труде и вообще о светлой абсолютной свободе, существующей при капитализме. Как утверждает М.Новак, "...свободные индивиды торгуют собственным трудом ради удовлетворения своих потребностей. В определенном смысле время каждого человека, его энергия и трудолюбие - это его капитал". Правда, несколько ниже М.Новак признает, что "по сравнению с <...> владельцем средств производства наемный рабочий обладает меньшей свободой".

В действительности, как это давно доказал К.Маркс, при капитализме товаром становится не труд, а рабочая сила. Носитель рабочей силы в капиталистическом обществе (наемный рабочий или служащий), в отличие от раба или крепостного, является свободной личностью, собственником своей способности к труду. Этот собственник идет на рынок продавать свой специфический товар собственнику средств производства. Продает он свой товар во временное пользование, на определенный срок и, как правило, на заранее оговоренных условиях. Собственник рабочей силы продает ее капиталисту в силу того, что он не располагает собственными средствами производства и поэтому лишен возможности самостоятельного ведения хозяйства. И в этом смысле труд при капитализме не может быть свободным, а наоборот, является принудительным (экономически), наемным. Единственно, что может делать потенциальный наемный работник - это свободно продавать свою рабочую силу, и то только в том случае, если ему повезет, и он не окажется в составе армии безработных. А поскольку она во всех капиталистических странах реально существует, то лицо, лишенное средств производства, нередко не имеет даже возможности свободно продавать свою рабочую силу. Словом, свобода продажи рабочей силы имеет свои ограничения, в частности, связанные с наличием, как выражался Ф.Энгельс, резервной армии труда.Как здесь не вспомнить мудрые слова убитого премьер-министра Швеции Улофа Пальме: "Страх перед будущим, перед насущными экономическими проблемами, перед болезнями и безработицей превращает свободу в бессмысленную абстракцию". Более того, как писал молодой К.Маркс в своих рукописях 1844 года, вместе с отчуждением труда происходит и отчуждение личности.

Что касается вообще свободы, то в основе капитализма действительно лежит принцип функционирования свободного рынка товаров, услуг, капитала и рабочей силы, т.е. свободы покупать и продавать все и вся. Любые ограничения свободы рынка мешают предпринимательству, и поэтому капиталисты выступают за то, чтобы государство никаким образом не ограничивало свободы рынка. Однако, как показал опыт двух с лишним столетий функционирования капиталистической системы, свободный рынок, действующий без вмешательства государства, подобен неуправляемому ядерному реактору. Великий кризис 1930 годов убедительно это продемонстрировал. Государству пришлось взять на себя функции регулятора рынка, т.е. пойти на определенные ограничения свободы предпринимательства.

Как показал все тот же исторический опыт, и в политической сфере свободы в буржуазном государстве имеют свои границы. До тех пор, пока не ставится под угрозу капиталистическая частная собственность, государство может допускать все свободы. Как только возникает реальная угроза основам капиталистического общества, на политической арене сразу же объявляются или фашисты, или, в крайнем случае, экстремисты (вспомним тот же маккартизм).

Гуманизм и капитализм - несовместимы. Высокие нормы морали и нравственности, которые добрые дяди (а таких во все времена было немало) хотят привить капиталистической системе, несовместимы со стремлением людей к наживе, если они скованы цепями производственных отношений, порождающих прибавочную стоимость и расширенное воспроизводство капитала. Вообще любой общественно-экономической системе невозможно что-то навязать извне ей несвойственное, чужеродное. Цели, которые люди ставят при капитализме, порождаются определенной системой экономических отношений. Погоня за деньгами - это не только стремление к увеличению богатства, но и желание обладать властью, ореолом признания личных достоинств и т.п. Но, повторяю, находится немало людей, которые стремятся облагородить капитализм с помощью проповедей идей добра. Наивная вера в способность изменить природу капитализма при помощи какой-то одной "коллективной воли большинства" сквозит, к примеру, в следующих словах Чарльза Хэнди: "Правительствам не под силу справиться со стихией капитализма. Только мы сами можем поставить ее под контроль. Чтобы рынок стал нашим слугой, а не хозяином, понадобится коллективная воля большинства. Для этого людям надо четко понять, кто они, зачем живут и чего ждут от жизни. К сожалению, это легче сказать, чем сделать, но это необходимо, если мы хотим управлять своей собственной жизнью и нашим обществом". Однако не все так просто, как это изображает наш добрый дядя Чарльз Хэнди. Правительства, будучи на службе у буржуазии, делают все необходимое, чтобы предотвратить конфликт между классами. Как пишет Лестер Туроу, "демократические правительства обеспокоены неравенством капиталистической экономики и делают все, чтобы свести его к минимуму. Тактика сработала. Потенциальный конфликт между властью капиталистов и властью демократии не привел к социальному взрыву". Что же было предпринято? Во-первых, был образован т.н. "средний класс". Это - изобретение не рынка, а политики. Во-вторых, в отношении пролетариев стали осуществляться определенные социальные мероприятия (регулирование продолжительности рабочего дня, отпусков, создание системы социального обеспечения больных, инвалидов, престарелых и т.п.). И, наконец, взяты под контроль профсоюзы, которые во многих "демократических" странах связаны с буржуазией системой социального партнерства (заключение коллективных договоров с работодателями с участием правительства).

Отсюда и ведет свое начало миф о процветании в высокоразвитых странах капитализма, который даже привел к появлению теории об обществе всеобщего благосостояния. Однако прагматики от политики и бизнеса (как М.Тэтчер и Д.Сорос) позволяют себе высказываться о капиталистическом обществе достаточно свободно, не стремясь к приукрашиванию действительности, ибо это может привести к нежелательным последствиям в политике. Трезво и непредвзято оценивая положение дел, М.Тэтчер пишет: "Мы не скрываем своего беспокойства в отношении распада института семьи, подчиненности культуры, детской преступности, распространения наркотиков и преступлений против личности. Мы ясно сознаем, что повышение уровня жизни не всегда влечет за собой повышение ее качества". В данной главе приведено достаточно фактов, подтверждающих этот фундаментальный вывод госпожи М.Тэтчер.

Часть II. Государственный социализм в СССР

Глава 3. Первый опыт социалистических преобразований

История не имеет сослагательного наклонения.

Общеизвестная истина

2.3.1. Октябрьская революция 1917 года

"Подходить к любой революции, Октябрьской в особенности, с мерками политического крохобора или морализирующего обывателя - то же самое, что пытаться измерять слона ученической линейкой..."

В.Булдаков

"Временное правительство иссякло, его власть перетекла к Советам."

Сергей Кара-Мурза

"Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции, уроните несколько слезинок и над ужасами, ее породившими".

Жюль Мишле

В череде революций, которые ведомы истории, Октябрьская революция 1917 года в России занимает особое место в силу того, что она посягнула на святое святых - частную собственность и власть имущих. Отсюда и диаметрально противоположные оценки этого исторического события. Кто только ни проклинал Октябрьскую революцию! Но предельно враждебное отношение к ней озвучено А.Яковлевым, который не принимал революции вообще. Он со злобой писал, что "переворот в октябре 1917 года носил явно разрушительный характер", что "к власти пришли резонерствующие невежды, но, будучи бездарно амбициозными, они не ведали своего невежества. Со дня своего змеино-яйцевидного вылупления основоположники российского общественного раскола всегда были мракобесами. Априорно, генно".

Нравится это кому-то или нет, но революции были, есть и будут. Они - не следствие невежества, тщеславия и не плод больной психики. Истоки революций - не в сознании людей, их не придумывают, не планируют и не организовывают. Революции вызревают в недрах стареющего и отживающего свой век общества во всех его пластах и сферах. Эволюционное развитие общества в определенный период прерывается. Назревшие противоречия разрешаются скачкообразно (бифуркационно); накопившаяся социальная энергия выбрасывается наружу. Классическим примером может служить Февральская революция 1917 года в России.

Смысл рассуждений А.Яковлева, если не принимать во внимание его хулиганских высказываний в адрес русского народа и большевистских вождей, состоит в том, что развитие российского общества должно было происходить разумно. Некие "демократические силы" должны были предотвратить преступную деятельность "исторических временщиков", "авантюристов", "носителей маргинального люмпенского сознания", использовавших "психологию людей социального дна" и "пустивших страну под откос", вместо того, чтобы построить "свободную, счастливую Россию". А.Яковлев и его единомышленники не устают твердить о том, что большевистский эксперимент завел Россию в исторический тупик, из которого ее вывели новоявленные "демократы" во главе с Б.Ельциным, бесстрашно расстрелявшим в 1993 году российский парламент.

По А.Яковлеву, в 1917 году смену общественно-политического строя вызвали не объективные причины, а злая воля преступников-большевиков, которые захватили власть, воспользовавшись "психологией охлократии, рабски восторженной и беспощадной толпы". Развитие событий в России было неразумным. Видимо, под разумным ходом событий А.Яковлев понимал сохранение царизма и системы частной собственности. Деятельность большевиков решительным образом противоречила яковлевской логике, с которой почему-то не пожелала считаться своенравная История. А.Яковлев не одинок в критике революционных процессов в 1917 году. Некий еще более решительный, чем А.Яковлев, "демократ" В.Иванов в статье "К юбилею национального позора" (Интернет от 27 февраля 2007) считал необходимым жестокое подавление всех оппозионных царизму сил. Он писал, что "...единственно правильным выходом в 1915-1916 гг. была жесткая зачистка оппозиции..., выдвижение на ключевые посты решительных людей, не боящихся испачкать руки (надо понимать в крови - В.П.), введение режима чрезвычайного управления хотя бы в отдельно взятых Петрограде и Москве и консервация царистского режима и власти Николая II." В.Иванову, наверное, не дают покоя лавры министра внутренних дел царской России господина В.Плеве, который признавался французскому послу Бомпару: "Меня выдвинули на этот пост как человека крайней руки. Если я проявлю малодушие в проведении репрессий, смысла в моей деятельности не будет. Раз уж я начал, надо продолжать. Я сижу на пороховой бочке и взорвусь виместе с ней". Правда, он не дождался взрыва пороховой бочки, ибо в июле 1904 года он был убит эсером Е.Соловьевым.

Полагаю, что пора выбраться из омута яковлевского словоблудия и приступить к рассмотрению действительных причин и природы Октябрьской революции.

К 1917 году в России созрела революционная ситуация. Разумеется, это был результат длительного исторического процесса. Объективный и достаточно подробный его анализ содержится в книге Н.Верта "История Советского государства".

Во-первых, царское самодержавие себя полностью дискредитировало и было обречено. А.Деникин по этому поводу писал: "Безудержная вакханалия, какой-то садизм власти, который проявляли сменявшиеся один за другим правители распутинского назначения, к началу 1917 года привели к тому, что в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которые могло бы опираться царское правительство. Врагом народа его считали все: Пуришкевич и Чхеидзе, объединенное дворянство и рабочие группы, великие князья и сколько-нибудь образованные солдаты".

Во-вторых, армия, на которую, подавляя народные волнения, опирался царский режим, а впоследствии - Временное правительство, была деморализована. Разложение армии достигло кульминации летом и осенью 1917 года. И это не случайно. Осений набор 1916 года довел число рекрутированных в армию до 13 миллионов. Погибло за два года войны 4 миллиона солдат и офицеров, что означало 20 миллионов вдов и сирот. Армия разлагалась. К началу 1917 года количество дезертиров составило 1,5 миллиона человек. Один день войны обходился государству в 96 миллионов рублей. Главковерх и Ставка все больше и больше теряли контроль над армией. В ней, так же, как и в гражданской жизни, установилось двоевластие: с одной стороны, военного командования, а с другой стороны, армейских комитетов, образованных солдатами для борьбы с засилием старого офицерства. Даже Генеральный штаб вынужден был сотрудничать с Центральным армейским комитетом.

В-третьих, российское крестьянство, угнетаемое помещиками, кулаками и царской властью, было доведено до отчаяния, и в России начались стихийные самозахваты помещичьих земель. Крестьяне считали, что земля должна принадлежать тем, кто обрабатывает ее своими руками, чьим потом она полита. "Типичным сценарием было следующее: дезертир возвращался с фронта в деревню, принося вести о захвате земли в других областях. Крестьяне собирались на традиционных общинных сходках или же под крышей местных земельных комитетов, обсуждали ситуацию и принимали решение отобрать имение местного землевладельца. Затем они все шли к конторе управляющего, требовали ключи, объявляли землю, орудия труда и домашний скот отчужденными и давали хозяевам сорок восемь часов на то, чтобы покинуть усадьбу. После чего они делили землю между собой по издавна применяемым в общине и выдержавшим проверку временем принципам "трудовой нормы" (то есть распределяли землю по количеству рабочих рук или по количеству едоков) - в зависимости от того, какой из этих принципов был принят в данной местности. Они применяли насилие тогда, когда считали это необходимым и когда ситуация выходила из-под их контроля". Нельзя не учитывать также и того важного обстоятельства, которое особенно стало очевидным после революции 1905 года, а именно ужас крестьянства перед надвигающимся капитализмом, грозящим разрушить сложившиеся устои деревенского образа жизни. Радикально настроенные крупные землевадельцы выступали против земельной реформы. Так, представитель Союза земледельцев на съезде в Одессе делегат Сидоренко заявил: "Они получат нашу землю только через наши трупы".

В-четвертых, небывалый размах приобрело рабочее движение. Оно выражалось в массовом создании фабрично-заводских комитетов, потребительских обществ (кооперативов), росте профсоюзных организаций, установлении рабочего контроля над производством, широком забастовочном движении, создании отрядов Красной гвардии. Революционная активность рабочих была порождена не только активной агитационной деятельностью большевиков, ее корни были значительно глубже. Такой нещадной эксплуатации рабочие не подвергались, наверное, нигде в Европе. "Рабочий день длился долго (от 12 до 14 часов), заработная плата была нищенской, к тому же нередко из нее удерживали треть в счет бесчисленных штрафов. Несчастные случаи случались очень часто<... >Условия жизни рабочих зачастую не поддаются описанию; так, на Украине они жили в землянках, в крупных городах - в мрачных бараках, казармах, трущобах, расположенных на окраинах". Нарастало противостояние рабочих и предпринимателей. Так, предприниматели Урала заявили, что "ни одна фабричная администрация не признает никаких комитетов и комиссий, что у фабрики есть хозяин и он будет делать на ней, что хочет. Что касается контроля правительства и общественности, то промышленники его не признали и никогда не признают". С другой стороны, среди рабочих зрела решимость вытерпеть все невзгоды, лишь бы прогнать ненавистных хозяев.

В-пятых, как справедливо заметил С.Кара-Мурза, "...значительная и в этническом отношении очень авторитетная часть интеллигенции заняла определенно антикапиталистические позиции. Это особенно проявилось в движении народников, видящих ядро будущего свободного общества в крестьянской общине, а затем и в социал-демократии, принявшей постулат марксизма об освободительной миссии рабочего класса".

И, наконец, в-шестых, следует отметить, что мощнейшим катализатором, ускорившим созревание революционной ситуации, стала мировая война, породившая в России жесточайший экономический кризис. Недаром говорится: войны и революции - близнецы-сестры.

Имеется огромное количество свидетельств очевидцев, говорящих о том, что экономическая разруха была сознательно организована буржуазией и помещиками для дискредитации революции. Об этом писали и В.Чернов, и Д.Рид, а также другие непосредственные участники или свидетели событий 1917 года.

А.Микоян так описывает обстановку в стране, сложившуюся в этот предоктябрьский период: "Начались серьезные экономические затруднения. Ощущалась нехватка продовольствия. Чудовищно росли цены на предметы первой необходимости. Стало не хватать хлеба. В стране усилилась общая разруха. Повсеместно зрело недовольство народа войной. Наряду с этим продолжалось невиданное обогащение кучки фабрикантов и спекулянтов, наживавших миллионные состояния на военных поставках. В промышленных центрах страны начались стачки, забастовки, массовые народные демонстрации, для подавления которых царское правительство стало широко применять оружие, уже во многих городах пролилась кровь".

Рассматривая причины, приведшие к Октябрьской революции, нельзя не остановиться на доводах сторонников т.н. идеи "особой национальной государственности" России, которые утверждают, что обе революции 1917 года были вызваны разрушением триединства "Бог - Царь - Отечество", составлявшего основу дореволюционного государства. Разрушителями этого святого триединства, - заявил В.Шамбаров, - были: капитализм, разваливающий патриархальную деревенскую общину и способствовавший резкому увеличению численности всякого рода люмпенов, разнорабочих и прочей "лимиты"; просвещение, совращавшее русский народ с праведного пути к "высшей божественной истине"; немало поспособствовал дискредитации церкви и Распутин, подчинивший своему влиянию даже обер-прокурора Синода; и, наконец, всякие там либералы, демократы и "просто западники", не говоря уже о большевиках-проповедниках сатанинской Антисистемы. Вот если бы удалось сохранить это триединство, то Россия устояла бы во всей своей первобытной свежести. Словом, если бы в России сохранялись крепостной строй, повальная безграмотность, церкви, монастыри и попы, обожествление царя-батюшки, а всех демократов и либералов, социалистов и большевиков удалось бы ликвидировать, то никакой революции в России и в помине не было бы.

Наверное, не стоило бы писать об этих дремучих и абсурдных высказываниях "демократов" типа Яковлева и "национал-государственников" типа Шамбарова, если бы не кошмарная реальность сегодняшнего дня. Когда видишь, как бывшие, да и сегодняшние коммунисты стоят в церквах со свечкой в руках и осеняют себя крестным знамением, когда тысячи и тысячи людей совершают Крестный ход, восхваляя великомученика Николая II, прозванного в свое время русским народом "кровавым" царем за массовые расстрелы крестьян и рабочих, за подавление революции 1905 года, то начинаешь сомневаться в том, что на дворе XXI век. Когда в начале третьего тысячелетия (!) в России печатают книги, в которых проклинают просвещение и ратуют за безграмотность народа, когда осуждают капиталистическую промышленную революцию, положившую начало индустриализации страны, то начинаешь думать, не средневековье ли на дворе? В стране проходят слеты шаманов. Ясновидцы, врачеватели и гадалки вещают с экранов телевизоров; еженедельно печатаются гороскопы и т.д. и т.п. Разве это не дремучесть? Вот какие зигзаги может вытворять История!

Порой диву даешься, когда читаешь хвалебные пассажи в адрес последнего российского царя Николая II или его правительства, в частности, в отношении П.Столыпина, учредившего военно-полевые суды, которые только в течение восьми месяцев 1906 года вынесли около тысячи смертных приговоров. В.Чернов писал: "На многочисленных докладах о пытках, применяемых по отношению к заключенным, и казнях непокорных узников он (Николай II - В.П.) пишет: "Ура, мои славные ребята!", "Славные ребята эти конвоиры, не растерялись", "Царское спасибо этим славным ребятам". На рапорте о появлении агитаторов в казармах он начертал: "Надеюсь, их тут же расстреляли". А его супруга-императрица Александра Федоровна - советовала мужу: "...показывай им свой кулак, наказывай их, будь хозяином и правителем, ты самодержец, они не смеют забывать об этом...).

Но, однако, вернемся в 1917 год. После Февральской революции, свергнувшей самодержавие, в условиях нараставшего политического кризиса в стране установилось двоевластие - Временного правительства и Советов рабочих и солдатских депутатов, этой стихийно родившейся формы народовластия. В действительности же реальная власть принадлежала Советам. Вот как оценивал сложившуюся ситуацию военный министр А. Гучков: "Временное правительство не имеет никакой реальной власти, и его директивы выполняются лишь постольку, поскольку это дозволяется Советом рабочих и солдатских депутатов, который обладает всеми существенными элементами реальной власти, поскольку войска, железные дороги, почта и телеграф - все в его руках".

Всеобщий и глубочайший кризис к осени 1917 года созрел настолько, что для спасения страны от надвигающейся катастрофы надо было срочно что-то предпринять. Правые силы (монархисты, кадеты) в августе решили установить военную диктатуру. Вспыхнул корниловский мятеж. Главной боевой силой, двинувшейся на революционный Петроград, стал 3-й конный корпус генерала А.Крымова, в составе которого находилась т.н. "дикая дивизия" горцев Кавказа. Однако войсками, верными правительству А. Керенского, а также отрядами Красной гвардии мятеж был подавлен. Как вспоминает В.Чернов, "Все предместья Петрограда ощетинились баррикадами и были готовы встретить врага<...>Рабочие брались за оружие, создавали отряды Крсной гвардии и готовились превратить в крепость каждую фабрику, каждый дом. В первые же дни в рабочую милицию вступило 25000 человек. В части Крымова были направлены десятки агитаторов<...>Штаб заговорщиков в гостинице "Астория" был уничтожен. Председателя Военной лиги Федорова арестовали. Общее число арестованных превысило 7000." Генерал А.Крымов покончил жизнь самоубийством, а Л.Корнилов был арестован и заключен в тюрьму в г. Быхове.

Тогда на сцену выступила партия большевиков. Был взят курс на вооруженное восстание, которое и состоялось 25 октября (7 ноября по новому стилю). Утром этого дня Временный Революционный Комитет (ВРК), учрежденный Петроградским Советом в начале октября для "революционной обороны" столицы, обратился с воззванием "К гражданам России", в котором говорилось, что Временное правительство низложено и власть перешла в руки органа Петроградского Совета - ВРК. Открывшийся в тот же день вечером Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов провозгласил переход всей власти в стране к Советам и создал первое Советское правительство (Совет Народных Комиссаров - СНК) во главе с В. Лениным. Как писал Д. Хоскинг, "... в конце концов, захват власти был спровоцирован действиями Керенского, который в ночь с 23 на 24 октября пытался закрыть две большевистские газеты и арестовать некоторых большевиков, инкриминировав им антиправительственную агитацию. По инициативе Троцкого ВРК ответил на это открытием закрытых газет, а затем для обеспечения безопасности Второго Всероссийского съезда Советов, который должен был открыться на следующий день, войска ВРК начали захватывать мосты, железнодорожные узлы и станции, а следующей ночью - и телеграф, и правительственные министерства. Ленин вышел из укрытия и отправился в Смольный институт, ставший штабом ВРК, с тем, чтобы убедить членов ВРК не ограничиваться оборонительной тактикой, а перейти в наступление и арестовать Временное правительство. Так все и произошло - благодаря влиянию Ленина или же по естественному развитию событий". Здесь нелишне обратить внимание на то, что не большевики первыми ввели практику закрытия оппозиционных газет и ареста противников существующего строя. Как не они были авторами института комиссаров (это было "изобретение" интеллигента Керенского, как его называют М.Геллер и А.Некрич), так и ставших знаменитыми очередей, впервые появившихся еще в 1915 году в период царствования великомученика "благословенного" Николая II

Вооруженный захват власти большевиками в столице России был лишь одним из эпизодов (хотя и важным) грандиозного по своим масштабам процесса, начавшегося задолго до 1917 года и длившегося еще несколько лет после него, в частности, в форме Гражданской войны. Октябрьская революция смела власть эксплуататоров, лишив их собственности. Сменилось правительство. Преобразился со временем весь общественный строй.

Образно описывает свои впечатления от революции в "Очерках Русской смуты" лидер Белого движения А.Деникин: "... если философы, историки, социологи, изучая течение русской жизни, могли предвидеть грядущие потрясения, никто не ожидал, что народная стихия с такой легкостью и быстротой сметет все те устои, на которых покоилась жизнь: верховную власть и правящие классы - без всякой борьбы ушедшие в прошлое; интеллигенцию - одаренную, но слабую, беспочвенную, безвольную, вначале среди беспощадной борьбы сопротивляющуюся одними словами, потом покорно подставившую шею под нож победителя; наконец, - сильную, с огромным историческим прошлым, десятимиллионную армию, развалившуюся в течение 3-4 месяцев". А.Деникин абсолютно прав, говоря о народной стихии, ибо революция - это, действительно движение народных масс, впрочем, достаточно организованных, а не мятеж толпы, как презрительно о народе писал А.Яковлев (сам он из крестьян, а сколько барской спеси!). Однако невозможно согласиться с А.Деникиным в том, что правящие классы сдавали свои позиции без всякой борьбы. Борьба была жестокая, кровавая. Корниловский мятеж показал, что капиталисты и помещики были полны решимости утопить в крови революцию. Корнилов заявил, что "части Крымова разгонят Совет, повесят его лидеров и расправятся с большевиками, - будь то с согласия правительства или без оного".

Только отчаянное вооруженное сопротивление правящих классов сделало невозможным мирный переход власти в Петрограде и ряде других мест в руки трудящихся масс. И не партия большевиков во главе с В.Лениным ввергла Россию в пучину Гражданской войны, как это пытался доказать А.Яковлев и его апологеты. Первыми применили оружие в этой борьбе эксплуататоры, сделав ставку на Л.Корнилова, П.Краснова и им подобных создавая в центре и на местах т.н. Комитеты общественной безопасности Правящим классам России не впервой было применять силу против своего народа. Этим они небезуспешно занимались на протяжении нескольких столетий. Бунтари (будь то крестьяне или рабочие) всегда усмирялись на Руси со звериноподобной жестокостью, чтобы другим было не повадно выступать против власти, освященной церковью, наместницей Бога на земле. О какой демократии печется А.Яковлев, если по самой своей природе власть в России привыкла вешать и расстреливать непокорных? При чем здесь большевики, которых А.Яковлев изображал как генетически кровожадных мракобесов? У большевиков просто не было иного выбора как на белый террор отвечать красным террором. Речь шла об элементарной защите законной власти. По А.Яковлеву, правящие классы имели законное право расстреливать бунтарей, а вот народ, стремившийся к свободе, права иметь не мог на вооруженное сопротивление своим вековым угнетателям.

И еще об одном весьма важном аспекте революции следует сказать, а именно о роли в ней партии большевиков. То, что именно большевики сыграли решающую роль в революции 1917 года, - это бесспорный факт, хотя, повторяю, не одни они создавали революционную ситуацию в России. К этому приложили руки и царь Николай II, и его чиновники, в частности, П.Столыпин, прославившийся своими виселицами ("столыпинские галстуки") и порками крестьян целыми деревнями, не желающими принимать его реформы, и российская буржуазия (и не только российская), и помещичий класс, и высшее офицерство, не говоря о жандармерии. Однако разве не существовала какая-то, хоть и мизерная, возможность того, чтобы все сложилось в российской истории по-другому, чтобы она пошла по-иному, как писал А. Яковлев, "верному, эволюционному" пути? Однозначный ответ на этот риторический вопрос дал один из потомков низвергнутой династии Романовых. Вот как об этом пишет Г.Ипполитов: "Где-то в ноябре 1999 года знаменитый тележурналист НТВ Е.Киселев через спутниковую связь разговаривал с великим князем Николаем Романовичем Романовым, находившимся в Италии, допытывая у него: а если бы большевики не взяли власть в 1917 году, то... Тот его прервал - я не хочу обсуждать эту тему, - не было в России иной силы тогда, кроме этой партии, которая могла бы взять власть и всю ответственность за дела страны.

Доказывать, что приход к власти большевиков в октябре 1917 года - ирония истории - значит, насиловать истину". Большевики лишь помогли буржуазии и помещикам покончить с той властью, которую они сами потеряли после Февральской революции, противопоставив себя Советам. Логика классового противостояния заключалась в те дни в том, что борьба против большевиков означала борьбу против власти Советов. Вся страна левела, а последнее Временное правительство во главе с А.Керенским правело. С ним уже никто не считался. Большевики в 1917 году лишь выполнили историческую миссию могильщиков эксплуататрских классов.

И даже враждебно настроенный по отношению к большевикам Р.Пайпс вынужден был признать, что "... поскольку под управлением безнадежно некомпетентных либералов и социалистической интеллигенции дела шли все хуже, большевики казались единственно мыслимыми спасителями России". И далее он пишет: "Невозможно было бороться с большевиками только на том основании, что в стремлении к общей цели они пользуются более откровенными средствами: во многих отношениях Ленин и его соратники являлись истинной "совестью революции". Интеллектуальная безответственность и нравственная трусость социалистического большинства (меньшевиков и эсеров - В.П.) создавали психологическую и идеологическую ситуацию, в которой большевистское меньшинство с успехом росло и множилось". Приведу еще одну цитату из двухтомного труда генерала в эмиграции В.Ипатьева, который вынужден был признать, что "...переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 г., проведенный Лениным и Троцким, обусловил собой спасение страны, избавив ее от анархии и сохранив в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны." Как отмечают все объективные свидетели событий и добросовестные историки, революцию 1917 года двигали массы трудящихся, которые своими действиями вынуждали левых политиков (большевиков, эсеров, меньшевиков) брать власть в свои руки. И когда сегодня некоторые политические деятели, писатели и кинорежиссеры приписывают Ленину и Троцкому сверхъестественные способности вершить по своему усмотрению русскую историю (организовывать перевороты, создавать армии, двигать миллионами массс в любом желательном направлении, прибегая к запугиванию и расстрелам), то волей- неволей напрашивается мысль о выполнении этими злопыхателями чьего-то социального заказа за приличную мзду или о серьезных отклонениях в их психике.

2.3.2. Гражданская война

"Революционный класс, который с оружием в руках завоевал власть, обязан и будет с оружием в руках подавлять все попытки вырвать ее у него из рук..."

Лев Троцкий

"...в 1918-1920 гг. альтернативой большевикам могла бы стать только генеральская диктатура Деникина и Колчака, да еще под покровительством Антанты, Японии и США".

Рой Медведев

Взяв власть в свои руки, большевистское правительство тотчас приступило к выполнению своей программы, опираясь на Советы, солдатские, военно-революционные, фабрично-заводские комитеты, профсоюзы, отряды Красной гвардии, т.е. на народные массы. Какая другая партия в то время в России имела столь широкую поддержку? Такой партии не было.

Вслед за Декретом о земле, были приняты Декреты о введении рабочего контроля над производством и распределением. В ноябре 1917 года началась национализация т.н. казенных предприятий. Был принят Декрет о национализации банков. Были также изданы Декреты об отмене сословий, чинов и установлении единого гражданства, о равноправии женщин и гражданском браке и ряд других, затрагивающих глубинные основы жизни общества. Декларацией прав народов России было провозглашено свободное самоопределение, отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений.

Следует заметить, что моей целью не является изложение истории революции, Гражданской войны, а также последующих этапов становления и развития Советского государства. Задача состоит в том, чтобы выявить основные закономерности процесса формирования нового общественного устройства и наиболее характерные его черты. Я, например, не излагаю хронологии событий, связанных с Учредительным собранием, хотя многие историки считают, что роспуск большевиками Учредительного собрания в январе 1918 года был поворотным событием в истории России. В их числе и цитируемый мною Р.Пайпс, который писал, что после разгона Учредительного собрания "массы почуяли, что после целого года хаоса, они получили, наконец, "настоящую власть". И это утверждение справедливо не только в отношении рабочих и крестьян, но, парадоксальным образом, и в отношении состоятельных и консервативных слоев общества - пресловутых "гиен капитала" и "врагов народа", презиравших и социалистическую интеллигенцию, и уличную толпу даже гораздо больше, чем большевиков. В некотором смысле можно утверждать, что большевики пришли к власти в России не в октябре 1917 года, а в январе 1918-го".

В январе 1918 года III Всероссийский съезд Советов принял Декларацию прав трудящихся и эксплуатируемого народа, в которой были определены главные задачи революционных преобразований: уничтожение всякой эксплуатации, установление социалистической организации общества и построение социализма. На этом съезде земельный фонд и природные богатства были объявлены общенародным достоянием, была введена всеобщая трудовая повинность.

Претворение в жизнь законодательных актов Советской власти натолкнулось на ожесточенное сопротивление буржуазии, помещиков, церкви и массы чиновников государственного аппарата, принявшее форму бойкота решений Советского правительства и вооруженной борьбы, которая вскоре была поддержана военной интервенцией самых могущественных государств мира против Советской России. И все это несмотря на то, что в большинстве районов Советская власть была установлена мирным путем!

В связи с этим вполне уместно задать вопрос: а что помешало правящим классам России спокойно, цивилизованно и добровольно согласиться со сменой власти, выполнить волю народных масс? Почему они осмелились выступить с оружием в руках против революционных преобразований? Тем более что каждому непредвзятому, трезвомыслящему политику было ясно, что соотношение сил на политической арене явно не в пользу реставраторов монархии, буржуазии и помещичьего класса. Даже из 250-тысячного офицерского корпуса в октябре 1917 года против большевиков выступило не более 5,5 тысячи человек. В дальнейшем многие высшие офицеры поступили на службу в создававшуюся регулярную Красную армию (например, М.Д. Бонч-Бруевич, ставший 4 марта 1918 года руководителем Высшего военного совета, Д.П. Парский - бывший командующий 12-й армией, В.Н. Егорьев - бывший начальник штаба Западного фронта и многие другие).

В крестьянской России основным был аграрный вопрос. От его решения, без всякого преувеличения, зависел ход революционных событий. Недаром Н.Бухарин подчеркивал, что пролетарская революция подпиралась крестьянским восстанием. Кстати, и дальнейшее развитие уже советской России в значительной, если не в решающей степени, определялось тем, что социальная революция происходила не в индустриально-развитой, а в крестьянской стране.

В.Ленин писал, что "...своеобразие обстановки поставило Россию, во-первых, в мировую империалистическую войну, в которых замешаны все сколько-нибудь влиятельные западноевропейские страны, поставило ее развитие на грани начинающейся и частично уже начавшихся революций Востока в такие условия, когда мы могли осуществить именно тот союз "крестьянской войны" с рабочим движением, о котором, как об одной из возможных перспектив, писал такой "марксист", как Маркс, в 1856 году по отношению к Пруссии."

Чтобы понять сложившуюся к 1917 году ситуацию с крестьянским вопросом, необходимо вернуться в 1861 год, когда была проведена реформа, призванная освободить крестьян от крепостной запвисимости. На самом деле она освобила их лишь юридически, не дав им экономической независимости. "Освобожденным крестьянам приходилось выкупать землю, которую они обрабатывали, зачастую по завышенным ценам, что на полвека вперед обрекало их на долговую кабалу. К тому же выкупаемый надел был, как правило, меньше того, что они обрабатывали прежде. Высвобождавшиеся таким образом земельные участки, так называемые "отрезки", отходили помещикам и перемежались с крестьянскими землями, создавая такую чересполосицу, что чаще всего крестьяне за различные отработки вынуждены были арендовать эти участки у помещика, чтобы придать хотя бы видимость целостности своим владениям. Лоскутная путаница крестьянских наделов и помещичьих угодий стала характерной чертой русского пейзажа, крестьянам приходилось обращаться к помещикам за разрешением на проезд через их земли".

Временное правительство после Февральской революции оказалось не способным найти удовлетворительного решения острейшей земельной проблемы. Оно ограничилось передачей государству только кабинетных и удельных земель. (Кабинетные земли - личная собственность Императора, управлялись Кабинетом Его Императорского Величества. Удельные земли - земская собственность царской семьи, созданная в 1797 году из дворцовых земель; находились в пользовании удельных крестьян, которые в 1863 году были предоставлены на выкуп, а также сдавались в аренду.) Были образованы т.н. "примирительные камеры" для решения спорных вопросов между помещиками и крестьянами на основе "добровольного соглашения". Для подготовки материалов по земельному вопросу для Учредительного собрания были созданы губернские, уездные и волостные земельные комитеты. Но это был лишь обманный маневр, дезориентирующий общественное мнение, ибо никаких радикальных мер правительство предпринимать не собиралось. Созданные земельные комитеты были "прикованы к существующему законодательству (то еть царскому земельному кодексу), как рабы к галерам". Все эти начинания, странным образом сочетающиеся с репрессиями против крестьян, активным сопротивлением помещиков, не обеспечивали радикального решения аграрной проблемы, в результате чего летом и осенью 1917 года самозахваты земель и крестьянские бунты, а также погромы помещичьих усадеб приняли в России тотальный характер, охватив свыше 90 % губерний. Вместо созданных правительством комитетов, "...единственная цель которых, казалось, состояла в лишении крестьян права получить наконец землю в собственность, крестьяне создали на общинных сходах собственные комитеты, структура которых, как правило, не соответствовала официальным инструкциям. Эти комитеты отбирали необрабатываемые земли (без выплаты компенсации), захватывали сельскохозяйственный инвентарь и скот, принадлежавшие помещикам, пересматривали порядок использования выыпасов."Только национализация земли, ликвидировавшая помещичье землевладение, проведенная большевистским правительством, позволила, наконец, безвозмездно передать крестьянам 150 млн. га сельскохозяйственных угодий. Естественно, крестьяне выступили на стороне новой власти. Отношение крестьян к власти красных или белых в ходе Гражданской войны определялось позицией тех или других по решению аграрного вопроса. Он был поистине стержневым. А кто получал поддержку крестьян, тот и одерживал победу в войне. Как образно и точно выразился С.Кара-Мурза, красные победили потому, что крестьяне сплели им миллион лаптей, а белым не сплели и им пришлось нижайше просить ботинки и обмотки у англичан. Выиграли Гражданскую войну большевики, ибо они стояли за передачу земли крестьянам. И совершенно прав Б.Савинков, писавший П.Врангелю, что войско А.Деникина восстановило против себя крестьян, то есть "самое Россию". "Коленопреклоненное, с пением "Христос Воскресе!" встречало крестьянство его добровольцев, и он доходил до ворот Москвы. Как провожали его? За ним шли помещики, исправники, губернаторы, контрразведка, то есть старая царская власть".

О лютой ненависти помещиков к восставшим крестьянам образно писал М.Булгаков в своем романе "Белая гвардия": "Не знали, но ненавидели всею душой. И когда доходили смутные вести из таинственных областей, которые носили название - деревня, о том, что немцы грабят мужиков и безжалостно карают их, расстреливая из пулеметов, не только ни одного голоса возмущения не раздалось в защиту украинских мужиков, но не раз, под шелковыми абажурами в гостиных, скалились по-волчьи зубы и слышно было бормотание:

-- Так им инадо! Так и надо; мало еще! Я бы их еще не так. Вот будут они помнить революцию. Научат их немцы - своих не хотели, попробуют чужих!

-- Ох, как неразумны ваши речи, ох, как неразумны.

-- Да что вы, Алексей Васильевич!.. Ведь это такие мерзавцы. Это же совершенно дикие звери."

Кстати, если бы большевики раньше отменили продразверстку, то не было бы метания крестьян между белыми и красными. Как писал в своей докладной сотрудник Харьковской ЧК Н.Корчагин, "более двух лет народ голодает уже при Советском строе, а у кого отнимают хлеб - восстает против Советской власти, идет к Деникину и Колчаку и будет идти, удлиняя Гражданскую войну". Чтобы с этим покончить, необходимо отменить твердую цену на хлеб, разрешить свободную торговлю и "Гражданская война будет сведена на нет, главным образом на Украине, вследствие того, что между властью и крестьянством наступит мир".

Контрреволюцию не поддерживали и фабричные рабочие в городах. В армии солдатские массы, да и многие офицеры, утомленные бессмысленной войной, поддерживали лозунг большевиков - немедленный выход из войны, мир без аннексий и контрибуций.

Таким образом, правящие классы России в 1917 году оказались в полной политической изоляции. И разве не благоразумнее было уладить назревший социальный конфликт мирным путем? Однако этого не произошло, и вина за развязывание Гражданской войны, повторяю, лежит не на большевиках, которые стремились последовательно выражать волю народных масс, а на тех, кто безрассудно пытался сохранить свои богатства, власть и привилегии.

К началу марта 1918 года Советская власть утвердилась почти на всей территории России. Были ликвидированы практически все очаги контрреволюционных выступлений. Были разгромлены вооруженные формирования Краснова, Каледина, Дутова, Калмыкова, Семенова, Центральной рады на Украине, Кубанской рады, Белорусской рады и т.д. 3 марта 1918 года с Германией был подписан Брест-Литовский мир, что позволило приостановить продвижение австро-германских войск на центральные районы России. Словом, за четыре месяца Советская власть смогла в основном стабилизировать обстановку в стране. И все это только благодаря широчайшей социальной базе нового правительства, а не диктаторским методам управления, как об этом пишут недобросовестные историки А.Яковлев и Ко. Добросовестный свидетель революционных событий, американский журналист Д.Рид, описывает один из типичных эпизодов назревавшего противоречия народа и господ. Казаки обратились к генералу Каледину. "Обещаете ли вы, - спросили делегаты, - разделить помещичьи имения между трудовыми казаками?" "Только перешагнув через мой труп", - отвечал Каледин. Через месяц, видя, что его армия тает на глазах, он застрелился."

Пламя Гражданской войны вспыхнуло вновь в 1918 году исключительно из-за военной интервенции иностранных государств, поддерживаемых огромной финансовой и материальной помощью, оказанной Белому движению. Например, только вооруженным силам Юга России в течение 1919-1920 гг. Англией и США было поставлено 882540 винтовок, 7800 пулеметов, 350 орудий, 666,4 млн. патронов, 942 тыс. снарядов, большое количество обмундирования (шинелей, фуфаек, полушубков, комплектов теплого белья) и т.д. Финансовые субсидии выделялись не только белым, но и эсерам, меньшевикам, сербским военнопленным, балтийским морякам.

Гражданская война, длившаяся три года, была выиграна Советской властью, несмотря на то, что против нее ополчился весь капиталистический мир. По сути своей это была вторая мировая война. Советская власть сумела сформировать многомиллионную армию, ее вооружить, одеть, обуть и накормить. И эта армия одержала верх в сражениях против армий интервентов и Белого движения. Каковы были причины этой победы?

Во-первых, на стороне Советской власти были трудящиеся массы России. И война буржуазии и помещиков против Советов была по сути своей антинародной. Большинством населения цели Белого движения оценивались как монархические, реставраторские, контрреволюционные. Силы, стоявшие на защите интересов помещиков и буржуазии, готовы были сдать Петроград, Финляндию, Украину и др. регионы Российской державы интервентам, лишь бы избавиться от революционной власти большевиков.

Историки, враждебно настроенные против коммунизма, утверждают, что к лету 1918 года большевики оказались в полной политической изоляции, что новая власть лишилась поддержки как рабочих, так и крестьян. "В такой ситуации, - пишет, например, Р.Пайпс, - "беспощадный террор" <...> был единственным средством сохранения режима." Если, действительно, дела обстояли именно таким образом, то как объяснить победу Красной Армии в Гражданской войне? Неужели можно было создать боеспособную армию, насилуя бывших офицеров царской армии, пришедших на службу к Советам, а также рабочих и крестьян? Здесь критики большевизма явно не в ладах с логикой и исторической правдой. Р.Пайпсу вторят М.Геллер, А.Некрич, В.Шамбаров и им подобные. Однако они также не в состоянии отрицать факта победы Красной Армии в Гражданской войне и, объясняя ее, вынуждены признать, что главной причиной поражения Белого движения было то, что "в программе контрреволюции народ видел возвращение к прошлому, к старому".

Во-вторых, Белое движение, поддержанное иностранными войсками, противопоставило себя населению грабительскими методами снабжения армии, насильственной мобилизацией, массовыми расстрелами без суда и следствия, мародерством, актами насилия. Само Белое движение было поражено коррупцией, грызней в верхах.

Очевидцы событий тех дней писали о том, что разгул белого террора принимал часто зоологические формы, "беспощадного классового зверства". Сам А.Деникин так описывает происходившее: "Насилия и грабежи. Они пронеслись по Северному Кавказу, по всему югу, по всему российскому театру Гражданской войны, наполняя новыми слезами и кровью чашу страданий народа, путая в его сознании все "цвета" военно-политического спектра..." В.П. Немчинов сообщил мне, что он видел копии отчетов американского атташе для Госдепартамента из Омска, в которых тот докладывал, что каждый день на железнодорожную станцию Зима привозили составами рабочих и сразу их расстреливали. Сегодня многие политики, подобно А.Яковлеву, расписывая ужасы Гражданской войны, которые действительно имели место, относят все человеческие жертвы на счет большевиков. Спору нет, большевики тоже прибегали к репрессиям, имевшим осознанно классовую направленность. Однако следует отметить, что в ходе Гражданской войны больше всего пострадало мирное население. Боевые потери с обеих сторон оцениваются примерно в 900 тыс. человек, в то время как мирного населения погибло 8-10 млн. человек, в основном от голода и эпидемий. Вина за разруху и лишения, которые выпали на долю мирного населения, лежит на тех, кто весной 1918 года начал военный поход против Советской власти - на Белом движении и интервентах. Вместо того чтобы славить и поддерживать белоэмигрантов, правительствам западных "демократий" давно следовало бы извиниться перед русским народом за те бесчисленные жертвы и бедствия, которые были вызваны их вооруженным вторжением в Россию в 1918-1920 гг.

В-третьих, большевики сумели создать боеспособную армию, действующую на основе беспощадной дисциплины, единства командования путем устранения солдатских комитетов. Однако это командование говорило с солдатами на языке революции , реально претворяя в жизнь революционные преобразования, находившие поддержку среди военнослужащих.

И, наконец, в-четвертых, следует подчеркнуть, что в Гражданской войне огромное значение имел психологический фактор. "Почему "красные" победили "белых" в Гражданской войне? Почему "белым" не помогло ничего: ни деньги, ни вооружение, включая самое грозное оружие начала ХХ века - танки, которых у "красных" не было и в помине, ни прямая интервенция войск, включая захват японцами всего Дальнего Востока? Почему "партизанские отряды занимали города"? Потому, что "белыми" двигал страх потерять все, а "красными" двигала вера в "светлое будущее", где "кто был ничем, тот станет всем". Страх рационален, оглядчив, нерешителен. Вера же иррациональна, а потому бесстрашна". С такой оценкой созвучны мысли великого поэта А.Блока, высказанные им по поводу целей революции: "Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым, чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью".

Окончание Гражданской войны знаменовало завершение первого этапа революционных преобразований, этапа вооруженной борьбы за власть в России. Настало время для второго этапа социалистической революции - этапа созидательных преобразований.

2.3.3. Создание основ социалистической экономики

"Нам тоже нехватает цивилизации для того, чтобы перейти непосредственно к социализму." ВладимирЛенин

Не только удержав, но и укрепив свою власть в ходе Гражданской войны, большевики в 1921 году приступили к созданию первооснов экономики нового типа, еще невиданной в истории человечества. Начинать эту работу им пришлось на развалинах прежней, довоенной экономики, разрушенной в ходе боевых действий во время Первой мировой и Гражданской войн. В стране, где преобладало крестьянское население, применявшее самые примитивные методы ведения сельскохозяйственного производства с чрезвычайно низкой или нулевой товарностью, в стране, где безграмотность скорее была правилом, чем исключением. Именно этими факторами можно объяснить то крайнее напряжение, которое сопровождало создание основ социалистического общества.

Следует также отметить, что своеобразие предпринятого смелого эксперимента состояло в том, что впервые в истории человечества не экономика определяла форму политической власти, а, наоборот, политическая власть должна была сформировать себе экономический базис, опираясь на проведенную национализацию земли и основных средств производства в промышленности, внешней торговле, банковской системе, железнодорожном и морском транспорте. И не только в этом состояло своеобразие. Как отмечал В.Ленин, "нам наши противники не раз говорили, что мы предпринимаем безрассудное дело насаждения социализма в недостаточно культурной стране. Но они ошиблись в том, что мы начали не с того конца, как полагалось по теории (всяких педантов), и что у нас политический и социальный переворот оказался предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы, все-таки, теперь стоим." И В.Ленин, поясняя необходимость такого культурного переворота, писал: "...наша задача состоит в культурной работе для крестьянства. А эта культурная работа в крестьянстве, как экономическая цель, преследует именно кооперирование. При условии полного кооперирования мы бы уже стояли обеими ногами на социалистической почве. Но это условие полного кооперирования включает в себя такую культурность крестьянства (именно крестьянства, как громадной массы), что это полное кооперирование невозможно без целой культурной революции."

Замысел экономической политики переходного периода, сформулированный Лениным, состоял в том, чтобы, опираясь на рабоче-крестьянскую власть в форме Советов, не отменяя, а используя рыночные отношения, допуская существование частного предпринимательства, правда, в ограниченных масштабах, на плановой основе осуществить индустриализацию страны и кооперировать население главным образом в аграрном секторе. Другими словами, население должно было идти к социализму, "руководствуясь собственной выгодой".

Первым позитивным шагом большевистской партии на пути радикальных преобразований была новая экономическая политика (нэп), призванная сменить обанкротившуюся политику военного коммунизма периода Гражданской войны.

Политика военного коммунизма сформировалась в 1918 году в результате борьбы сторонников концепции смешанной экономики (в форме государственного капитализма) во главе с В. Лениным и Л.Троцким, с одной стороны, и левых коммунистов, предводительствуемых Н.Бухариным, отстаивавших идею немедленного введения социализма, с другой стороны. Последняя группировка, "...включавшая заметную часть партийной элиты, потерпела унизительное поражение в связи с заключением Брест-Литовского договора, но продолжала действовать как фракция большевистской партии, отстаивая свою позицию на страницах журнала "Большевик". Члены этой группы, в которую, в частности, входили А.М.Коллонтай, В.В.Куйбышев, Л.Н.Крицмак, В.В.Оболенский (Н.Осинский), Е.А.Преображенский, Г.Л.Пятаков и К.Б.Радек, считали себя "совестью революции". Они заявляли, что после Октября В.Ленин и Л.Троцкий неуклонно скатывались к оппортунистическому признанию "капитализма" и "империализма". К ним присоединились и меньшевики, которые в апреле 1918 года в своей газете "Вперед" обвинили В.Ленина в соглашении с буржуазией и проведении антирабочей политики. В.Ленин, который всеми силами стремился избежать обвальной национализации, в свою очередь, называл их утопистами и фантастами, жертвами "детской болезни левизны". Однако фракция эта имела мощную поддержку в среде рабочих и интеллигенции, особенно в московской партийной организации, которая чувствовала для себя угрозу в предложениях В.Ленина и Л.Троцкого вводить "капиталистические" методы хозяйствования". Верх в этом противостоянии взяли левые коммунисты. Была осуществлена программа национализации банков и промышленных предприятий (включая мелкие), железных дорог, торговли. Весной 1919 года вместо кооперативов были созданы потребительские коммуны, через которые население должно было, предъявляя карточки, получать продукты питания и предметы первой необходимости. Была также введена система принудительной трудовой повинности. Н.Осинский следующим образом обосновывал политику военного коммунизма: "Рынок - это очаг заразы, из которого постоянно возникают зародыши капиталистического строя. Овладение механизмом общественного обмена уничтожит спекуляцию, накопление новых капиталов, нарождение новых собственников. Оно вынудит деревенских мелких собственников сперва подчиниться общественному контролю над их хозяйством, потом перейти к общественному хозяйству. Правильно проведенная в жизнь монополия на все продукты земледелия, при которой нельзя будет продавать на сторону ни одного фунта зерна, ни одного мешка картофеля, совершенно лишит смысла самостоятельное хозяйствование в деревне". Лидер левых коммунистов Н.Бухарин в своем произведении "Экономика переходного периода" проводил идею об исчезновении объективных законов при социализме, в котором функционирует организованное хозяйство, выполняющее команды сверху, а сопротивление им подавляется "пролетарским принуждением." Следует отметить, что проведение большевиками радикальной экономической политики было обусловлено не только идеологическими соображениями, но и ожесточенной классовой борьбой. На практике довольно быстро выявилась несостоятельность и пагубность политики экономического экстремизма. В результате ее проведения экономика страны была парализована гиперинфляцией, недееспособной системой взаиморасчетов между национализированными предприятиями. Огромный аппарат ВСНХ практически работал вхолостую. Сокращалось промышленное и сельскохозяйственное производство. Потребности населения удовлетворялись на предельно низком уровне и то главным образом благодаря спекуляции и чудовищно разбухшему черному рынку. В стране нарастало недовольство деятельностью большевиков. Поэтому смена курса была неизбежна. Впервые она была озвучена в январе 1920 года на III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства. Съезд принял предложение Ю.Ларина (М.А.Лурье) упразднить продразверстку, установить натуральный налог в два раза ниже разверстки, а все остальное получать от крестьян путем свободного обмена. "Но тогда ее неизбежность еще не была признана руководством партии, поэтому эти постановления съезда остались неопубликованными, а Ларин поплатился за свою инициативу местом в Президиуме ВСНХ." Текст резолюции о нэпе был представлен в ЦК КП (б) только 24 февраля 1921 года, незадолго до Кронштатдского мятежа в начале марта того же года. Выяснение сути нэпа породило в партии острые и болезненные дискуссии. Его называли "отступлением", "крестьянским Брестом". В.Ленин же подчеркивал, что в России "смычка с крестьянской экономикой (главный смысл НЭПЄa) - фундаментальное условие построения социализма. Иными словами, НЭП был вызван не коньюнктурой, а всем типом России как крестьянской страны."

Важнейшими элементами нэпа были: переход от продразверстки к продналогу; возобновление свободной торговли; восстановление нормального денежного обращения; введение хозрасчета на национализированных предприятиях; допущение частной собственности путем денационализации мелкой промышленности; использование различных форм государственного капитализма в виде концессий, аренды, смешанных обществ; создание условий для развития кооперации и кустарно-ремесленного производства. Наряду с Госбанком было разрешено создание коммерческих, кооперативных, коммунальных банков, сельскохозяйственных кредитных товариществ. От методов принуждения государство перешло к методу свободного найма рабочей силы с заключением добровольного трудового договора. В 1922 году была введена система социального страхования, которая распространялась на лиц наемного труда. Страховые взносы вносились работодателями без вычетов из заработной платы. Социальное страхование должно было обеспечивать оказание лечебной помощи, выдачу пособий при временной нетрудоспособности и дополнительных пособий (на кормление ребенка, похороны), выдачу пособий по безработице, которая стала возрастать быстрыми темпами, инвалидности и членам семей в случае смерти кормильца. Словом, по всей совокупности предпринимаемых мер большевики вынуждены были пойти на восстановление в ограниченном объеме капиталистического рыночного хозяйства, сохраняя в распоряжении государства рычаги управления экономикой, а также значительную часть национализированных предприятий. В определенном смысле нэп просто узаконил методы хозяйствования и торговли, находившиеся при военном коммунизме в тени и ранее запрещенные декретами правительства.

Власть наконец-то осознала ту простую истину, что в крестьянской стране только восстановление аграрного сектора позволит создать прочную основу для реанимации всей экономики. Ключевым вопросом был размер продналога. Он был установлен на уровне 20% от чистой продукции труда крестьян. Как показывают расчеты С. Струмилина, такой уровень ставки налога оставлял в распоряжении работника в 1,5 раза больше дохода, чем он получал в дореволюционной России, и был примерно на 20% легче, чем пресс продразверстки в годы военного коммунизма (включая изъятия через печатный станок). Новая налоговая политика государства преследовала экономически и социально оправданную цель - создать условия для заинтересованного и производительного труда крестьян, чтобы на этой основе обеспечить рост их благосостояния. Однако история распорядилась иначе. Не успела отгреметь канонада Гражданской войны, как в 1921 году вслед за неурожайным 1920 годом на страну обрушилась засуха, и во многих регионах урожай полностью погиб.

Но несмотря на постигшую страну катастрофу, нэп набирал обороты, и в 1926 году страна шла к окончанию восстановительного процесса в промышленности. Крепло и сельское хозяйство, преодолев последствия засухи 1921 года. Доходы крестьянских хозяйств быстро росли. Темпы наращивания промышленного производства в 1921-1925 годах были чрезвычайно высокими, но промышленность не могла насытить внутренний рынок товарами. Товарный голод, как тень, сопровождал бурный рост экономики страны. Причина такого явления была в резко возраставшей платежеспособности крестьян.

В связи с проводимой большевиками экономической политикой в отношении крестьянства следует отметить довольно распространенную версию о "войне большевиков против собственного народа", которую, в частности, высказывает А.Панарин: "Как писал В.И.Ленин, большевистская борьба в России проходит два этапа: первый, самый легкий, несмотря на всю его жестокость, относится к "подавлению сопротивления эксплуататоров" - помещиков и буржуазии. Второй, гораздо более трудный и масштабный, - к борьбе с крестьянством, составляющим большинство народа. На первом этапе большевистские вожди мыслили еще классическими классовыми категориями марксизма. На втором они исподволь осваивали категории цивилизационные, относящиеся к проблемам социокультурного барьера между заимствованными в Европе пролетарско-коммунистическим проектом и спецификой России как отсталого цивилизационного континента".

В рассуждениях А.Панарина следует выделить два аспекта: методологический и содержательный. Что касается первого, то он базируется на некоей абстрактной концепции, принятой автором за аксиому и не требующей, следовательно, никаких доказательств. Такой метод, кстати, довольно распространен среди современных теоретиков-социологов, ибо он доступен и не требует серьезной работы с информацией. Читателю остается только одно - верить или не верить предложенной концепции. На подобные легковозводимые ажурные конструкции можно, как на новогоднюю елку, навешивать гирлянды всевозможных вымыслов. Говоря, например, о нелегальности РСДРП, возведенной А.Панариным в социокультурную категорию, он совершенно не считается с тем фактом, что, по данным переписи 1922 года, большевистская партия на 22,7% состояла из крестьян по своему дореволюционному происхождению, а в сельской местности этот удельный вес составлял 50,0%. Но дело даже не в социальном происхождении большевиков, а в содержании коммунистического учения. В чем А.Панарин видит враждебность его крестьянству? Где доказательства? Где в произведениях В.Ленина он обнаружил планы борьбы большевиков против крестьянства на втором этапе социалистической революции? Таких доказательств нет. И здесь следует обратиться к содержательной стороне концепции А.Панарина. К.Маркс, будучи родоначальником европейского коммунизма, писал о крестьянстве следующее: "...эксплуатация крестьян отличается от эксплуатации промышленного пролетария лишь по форме. Эксплуататор тот же самый - капитал". В.Ленин в точном соответствии с марксизмом рассматривал крестьянство как союзника рабочего класса. Комментируя события 1918 года в России, он писал: "...наша деревня только летом и осенью 1918 года переживает сама "Октябрьскую" (т.е. пролетарскую) революцию. Наступает перелом. Волна кулацких восстаний сменяется подъемом бедноты, ростом "комитетов бедноты"...". В годы Гражданской войны судьбу революции решило именно крестьянство, вставшее на сторону Советской власти и не поддержавшее Белого движения. Что же касается планов В.Ленина, то истории известен только один - это Кооперативный план, изложенный им в работе "О кооперации" (1923 год). Таковы факты истории - и они никак не вписываются в концепцию А.Панарина.

В годы Гражданской войны, последовавшей сразу вслед за мировой бойней, от разрухи и голода страдали не только крестьяне, но и городское население, в том числе и рабочий класс. Политика военного коммунизма, навязанная стране, была, вне всякого сомнения, стратегической ошибкой большевиков, которая была ими же и признана. Эта губительная политика была, как отмечалось, в значительной мере следствием экспериментаторского зуда утопически (или прямолинейно и наивно?) мыслящих коммунистов, а не порождением какой-то маниакальной идеи уничтожения крестьянства. Те социологи и историки, которые утверждают подобное, просто не осознают в своем антикоммунистическом ослеплении той простой вещи, что партия власти никак не могла себе позволить подобную абсурдную политику в условиях, когда победа над контрреволюцией возможна была только при поддержке крестьянства. В политике, проводимой В.Лениным, союз рабочих и крестьян был краеугольным камнем - залогом успеха революции в огромной крестьянской стране.

Итак, вышеприведенные данные о налогах на крестьян опровергают все утверждения об антикрестьянской направленности деятельности большевиков в период проведения нэпа. Когда они на своих партийных форумах говорили, что "мы государство не классового насилия над другим классом, а государство классового союза рабочих и крестьян", то это были не пустые слова, а реальная политика. Политика, продиктованная не только идеологическими соображениями, но и чисто прагматическим подходом к государственному управлению в такой огромной крестьянской стране, как СССР. Подтверждением тому служит то, как в период нэпа велась борьба с т.н. "ножницами цен". Дело в том, что в начале 20-х годов образовалась огромная разница между ценами на сельскохозяйственную и промышленную продукцию. В октябре 1923 года коэффициент роста оптовых цен на промышленные изделия по отношению к довоенному периоду составлял 2,75, а на сельскохозяйственную продукцию, наоборот, только 0,88. Несмотря на все усилия государства по снижению уровня оптовых цен на промышленные товары, розничные цены на них из-за спекулятивной деятельности частного торгового сектора практически не снижались. Так, если государство снизило в период с 1 октября 1923 года до конца 1925 года оптовые промышленные цены на 29%, то розничные цены в то же время уменьшились только на 9%. Оптовые закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию государство увеличило на 83%, а розничные цены возросли на 113%. Сложившуюся ситуацию Ф. Дзержинский прокомментировал следующим образом: "Таким образом, если сравнить "ножницы", как они сейчас представляются для крестьянства, т.е. не опт с оптом, а сравнить крестьянский опт с нашей розницей, а для рабочих, наоборот, наш промышленный опт с розницей на хлеб, тогда мы видим, что и рабочие и крестьяне в результате страдают. Так как эти индексы относятся не к деревенскому рынку, а к городам, то, значит, крестьяне страдают еще больше. А что это означает? Это означает очень много. Ведь крестьянин нас не видит, наших благих пожеланий не знает, ему наши враги говорят: "Что там тебе рассказывают хорошие вещи про социализм, а вот смотри, чтобы достать необходимое, сколько нужно уплачивать". Вот тот клин и тот враг, с которым сейчас в момент товарного голода приходится считаться. Для нас это является самым страшным врагом, и если так дальше пойдет, если нами не будут приняты меры, чтобы это изжить, то ясно - наша валюта будет под угрозой. Потому что, если за деньги нельзя купить достаточное количество товаров, если товары дороги, - значит, деньги дешевые. Это отразится на нашей валюте, а наша твердая валюта есть залог союза рабочих и крестьян". Какие же меры предлагал Ф.Дзержинский? Меры абсолютно экономические, в духе нэпа: развитие кооперации и государственной торговли, т.е. ни о каких мерах административного воздействия на частного торговца речь в 1925 году не шла.

Если вообще говорить о политике властей по отношению к русскому крестьянству, то при царе Россия вывозила зерно за рубеж, в то время как в стране голодали десятки миллионов крестьян. Это была откровенная классовая политика грабежа и насилия. Политика военного коммунизма с ее продразверсткой была продиктована неумолимой логикой борьбы и выживания. Никогда большевики не ставили перед собой цели грабить крестьян. Наоборот, крестьянам была дана земля. И если бы не интервенция 1918 года, то не появились бы комитеты бедноты и отряды продразверстки. Повторяю, если бы крестьяне в своем абсолютном большинстве не поддержали Советскую власть, то большевики ни за что не сумели бы выиграть Гражданскую войну, а затем в кратчайшие сроки восстановить разрушенную войнами экономику.

С 1926 года начался качественно новый этап в развитии экономики СССР, который стал возможным благодаря нэпу. Три взаимосвязанных процесса определяли его содержание: планирование, индустриализация и коллективизация. Именно они к началу 1940 годов и сформировали основы той экономики, которая стала называться социалистической.

Рассмотрим их по порядку. По обозначенным трем проблемам существует обширная литература. Повторяю, автор не ставит перед собой задачу подробного освещения развития событий в хронологическом порядке. Важно выявить внутреннюю логику проводимой в предвоенные годы экономической политики советского руководства, а также оценить с современных позиций результаты ее проведения.

Планирование

"Концентрировать и мобилизовывать коллективную волю производителей на тех или иных хозяйственных задачах - вот в чем мы видим основное назначение плана".

С.Струмилин

Первый общегосударственный хозяйственный план был составлен на 1921/22 гг. Естественно, возникает вопрос - а насколько вообще необходимо было составление такого плана? Могло ли государство, национализировавшее крупные промышленные предприятия, железнодорожный транспорт, банки и т.п. управлять принадлежащей ему собственностью без такого инструмента как план? Марксистское учение дает на этот вопрос однозначный ответ. "...Экономия времени, - писал К.Маркс, - равно как и планомерное распределение рабочего времени по различным отраслям производства, остается первым экономическим законом на основе коллективного производства". В точном соответствии с этим выводом К.Маркса было сформулировано и соответствующее положение первой Программы РСДРП (1903 год). Оно гласило, что социализм означает "...планомерную организацию общественно-производительного процесса для обеспечения благосостояния и всестороннего развития всех членов общества...".

Рассматривая вопрос о планировании как об универсальном методе управления, следует иметь в виду, по крайней мере, два обстоятельства. Во-первых, планирование применялось задолго до времен нэпа. Любой процесс человеческой деятельности (не только экономической) невозможен без заранее продуманной программы последовательных действий. Даже первобытный человек смог выжить только благодаря тому, что научился "заглядывать в будущее". Например, члены первобытной общины сознательно создавали запасы на зиму, ограничивая свое потребление в летний и осенний период. Любой рачительный хозяин (владелец рабовладельческой латифундии, феодал, ростовщик, купец, капиталист) должен был тщательно планировать свою хозяйственную деятельность, чтобы не обанкротиться и наращивать свое богатство. По мере обобществления процесса производства возрастала и необходимость расширения сферы планирования в масштабах национального хозяйства. Например, при составлении государственного бюджета или эмиссии денег. Словом, планирование всегда было важнейшей функцией хозяйственной деятельности человека. Во-вторых, если рассматривать процесс расширенного воспроизводства в масштабах национальной экономики, то необходимые пропорции между различными видами ресурсов, спросом и предложением товаров и услуг, отраслями и видами деятельности складывались до возникновения социалистического хозяйства стихийно. Но они складывались, т.е. действовал объективный (независимый от воли и сознания индивидуумов) закон пропорциональности. Регулятором экономики являлся рынок и свободная конкуренция между экономическими субъектами. Поскольку национальные экономики были представлены огромным числом действующих в их рамках субъектов-частных владельцев средств производства, то государства не имели возможности непосредственного управления их деятельностью, используя метод планирования. Такая объективная возможность сознательного регулирования экономических процессов, т.е. сознательного поддержания пропорциональности в масштабах всего народного хозяйства, впервые появилась только в результате национализации значительной части объектов частной собственности на средства производства. И, естественно, что большевистское правительство такой возможностью воспользовалось.

Формулируя теоретические предпосылки советского планирования, С.Струмилин в 1921 году обозначил девять общих положений, имеющих универсальный характер, которые в последующем широко применялись при составлении общегосударственных планов. Вот эти положения:

"1.Государственное хозяйство, как и частное, должно строиться на основе строгого соответствия между приходной и расходной частью бюджета.

2.Такое равновесие бюджета может быть обеспечено лишь наличностью хорошо продуманного и точно сбалансированного во всех частях единого плана хозяйства.

3.В обеспечение реальности этого плана все вытекающие из него производственные задания должны быть строжайшим образом сообразованы с назначаемыми для их осуществления ресурсами.

4.Точность социально-экономического предвидения в настоящее время, однако, весьма ограничена, а потому реальная осуществимость всех предначертаний плана независимо от необходимости строгого учета реальности отдельных предположений должна обеспечиваться еще выделением достаточно крупных резервных фондов на непредвиденные случаи.

5.При всем том хозяйственный план будет рациональным лишь постольку, поскольку он обеспечит максимальный коэффициент использования всех производственных и продовольственных ресурсов республики.

6.В области производства это означает прежде всего переход от распыления производственных ресурсов по всем предприятиям к сосредоточению их в наиболее технически совершенных и экономически результативных в целях эксплуатации их в течение всего года в наивыгоднейших условиях, т.е. с максимальной нагрузкой, без всяких простоев и перебоев в работе.

7.В области распределения в условиях переживаемого момента это предполагает раньше всего резкое сужение круга пенсионируемых групп населения в целях расширения фондов заработной платы, т.е. фондов воспроизводства рабочей силы.

8.В области оплаты труда это означает переход от системы уравнительности к принципу дифференциации норм оплаты, соразмеряемых не с нуждаемостью, а с квалификацией и производительностью каждого работника.

9.Вместе с тем в целях повышения коэффициента использования рабочей силы до норм мирного времени необходимо средние нормы питания и воспроизводства рабочей силы довести до соответствующего уровня".

Таким образом, с первых шагов советского планирования важнейшими его принципами стали: сбалансированность, концентрация ресурсов на важнейших направлениях, увязка с определенным механизмом реализации плановых целей.

Далее С. Струмилин отмечал, что наименьший срок, на который рационально строить план, - это год, обосновывая свой вывод зависимостью экономики от собранного урожая, ибо он "определяет собой и размер общего для страны фонда воспроизводства рабочей силы на предстоящий год и размеры отдельных сырьевых фондов для целого ряда отраслей производства".

В период нэпа до начала индустриализации страны составлялись только годовые планы, начинавшиеся с 1 октября (от урожая до урожая). С их помощью решались две стратегические задачи: восстановление экономики до довоенного уровня и преобразование хозяйства на новых, социалистических началах, т.е. "преодоление стихии товарно-капиталистического хозяйства". Поскольку планирование велось в условиях товарно-денежного хозяйства, то в тот период считалось, что "наиболее целесообразными методами такого переустройства должны быть признаны методы, непосредственно вытекающие из условий развития именно этой формы хозяйствования". Например, не ставилась задача экспроприации мелких частных торговцев. Считалось, что с ними целесообразно заключать комиссионные договоры, обеспечивающие продавцам нормированный процент дохода с оборота и таким образом включать их в общий план работы. Главными рычагами планового воздействия на экономические процессы были банки (Центральный эмиссионный и специальные для обслуживания промышленности, торговли, сельского хозяйства и др.), а также государственный бюджет. В 1925 году Госплан еще не составлял никакого баланса народного хозяйства страны и развернутых производственных планов. Разрабатывались т.н. "контрольные цифры" - это рамки, в которые должны были укладываться государственный бюджет и конкретные хозяйственные планы отдельных ведомств.

В 1927 году ХV съезд ВКП(б) принимает решение о составлении первого пятилетнего плана на 1929-1932 годы., ставшего преемником плана ГОЭЛРО. С тех пор в СССР было разработано и реализовано 12 пятилетних планов. Каждый из них имел свое "лицо", свои качественные и количественные характеристики, решал совокупность конкретных задач. От пятилетки к пятилетке изменялась методология планирования, однако они всегда выполняли главную функцию - являлись инструментом реализации экономической и социальной политики большевистской (коммунистической) партии.

Планирование пронизывало все ячейки общества как по вертикали, так и по горизонтали. Оно лежало в основе деятельности партийных, государственных и хозяйственных органов власти. И в этом смысле оно было не только функцией собственно плановых органов, которые, разумеется, существовали на всех уровнях (общесоюзном, республиканском, областном, городском и районном), на всех предприятиях, но и функцией всего аппарата управления обществом. План был той осью, вокруг которой вращались все системы советского общества, и поэтому существовавший в СССР общественный строй именовался социализмом с плановой экономикой. Социализм и план были неразрывно взаимосвязанными категориями.

Оценивая роль планирования в процессе строительства и функционирования социалистического общества в СССР, следует видеть как его положительные, так и отрицательные стороны.

К числу позитивных сторон планирования в первую очередь следует отнести то его свойство, что он всегда служил эффективным инструментом концентрации наличных (нередко дефицитных) ресурсов (финансовых, материальных, трудовых) для решения важнейших, стратегических задач. Именно благодаря этому свойству планов СССР смог в кратчайший срок, за пять лет, достичь и превзойти уровень довоенного промышленного производства. Без планирования страна не смогла бы в течение 1930 годов создать мощную индустриальную базу и подготовить вооруженные силы к войне с фашистской Германий и ее союзниками.

Во-вторых, посредством планов обеспечивалась более или менее удовлетворительная балансовая увязка расчетных потребностей с объемами производства товаров и услуг, выдерживались определенные пропорции, что позволило избежать нерациональной цикличности воспроизводственного процесса, что характерно для капиталистической экономики. В то время, как в начале 1930 годов капиталистическая экономика обрушивалась в результате глобального Великого кризиса, народное хозяйство СССР было на подъеме. И в последующем кризисные явления на Западе происходили с завидным постоянством, а в СССР имел место устойчивый рост вплоть до 1980 годов, когда особенно стали сказываться последствия волюнтаристской экономической политики.

В-третьих, в планах достигалась взаимоувязка отраслевого и территориального аспектов, что позволило решить немало острейших проблем социально-экономического развития республик и регионов СССР.

В-четвертых, в рамках составления долгосрочных и пятилетних планов были найдены и реализованы различные механизмы взаимодействия науки и производства, и на этой основе решены крупнейшие научно-технические проблемы (создание атомной энергетики, новых видов оружия, освоение космоса и т.п.). Блестящим примером хорошо продуманной стратегии развития, проводимой большевиками, является тот факт, что в самый разгар гражданской войны в 1918 году было образовано 33 крупных научных института, ставших впоследствии фундаментом сети прикладных НИИ. В 1919-1923 гг. было организовано специальное снабжение ученых особыми пайками. Государство стремилось сконцентрировать материальные и финансовые ресурсы, научные кадры в системе Академии Наук.

И, наконец, следует особо подчеркнуть, что впервые в истории человечества было доказано, что общество может сознательно управлять своим развитием. Практикой было доказано, что планирование социалистического хозяйства рационально, научно разрешимо, что это не утопия. При этом речь идет не столько о прогнозных расчетах на основе учета возможных обстоятельств и факторов развития экономики, а о формировании системы целевых установок, как целостной совокупности заданий и директив, обязательных к выполнению теми, кому они адресованы, т.е. имеющих силу закона.

Наряду с отмеченными бесспорными достоинствами планирования, подтвержденными реальными достижениями в экономической и социальной сферах, необходимо видеть и ряд серьезных недостатков этого инструмента управления в масштабах государства.

Во-первых, планирование в рамках несбалансированной политической системы управления (чрезмерный централизм) и в силу отсутствия подлинно демократических институтов власти таило в себе опасность волюнтаризма, злоупотребления огромными возможностями волевого воздействия на экономику страны. Потенциальная возможность волюнтаристских решений вытекала из того обстоятельства, что планы имели директивный характер, они формировались на основе задач, определяемых высшим политическим руководством страны, а не только базировавшихся на научных разработках специалистов. Примером волюнтаристского подхода к планированию может служить ошибочная политика высшего руководства СССР, взявшего в послевоенные годы курс на усиленную милитаризацию экономики. Растрата огромного количества ценнейших ресурсов на нужды ВПК, осуществленная в плановом порядке, привела к деформации структуры народного хозяйства, обескровила гражданский сектор и сократила потенциал динамичного роста.

Во-вторых, следует отметить как типичное явление фетиш директивности планов, основанное на недооценке иных, главным образом, рыночных методов управления, с одновременным применением административных методов воздействия на хозяйственные структуры.

В-третьих, сама методология планирования содержала ряд крупных изъянов, о чем пойдет речь в четвертой главе.

Все перечисленные недостатки, кроме тех, которые присущи методологии планирования, можно было бы и не относить непосредственно к плановому методу, ибо они были обусловлены политической системой, которая использовала этот инструмент управления экономикой и обществом для достижения своих целей. Ведь, действительно, нельзя списывать причины аварии на автомобиль, если его водитель нарушает правила безопасности езды. Но с другой стороны, без автомобиля не может быть и аварии. Пешеход - не автомобиль, он не может врезаться в столб на скорости, скажем, 100 км в час.

Индустриализация

"Война неумолима. Она ставит вопрос с беспощадной резкостью: либо погибнуть, либо догнать передовые страны и перегнать их также и экономически <...> Погибнуть или на всех парах устремиться вперед. Так поставлен вопрос историей...."

В. Ленин

В 1927 году СССР вплотную подошел к концу восстановительного периода, и в связи с этим возникло множество вопросов о путях дальнейшего развития экономики. Какие отрасли развивать в первую очередь и какими темпами? Сельское хозяйство или промышленность? А если промышленность, то тяжелую индустрию или отрасли, производящие товары народного потребления? Как должно сложиться соотношение между накоплением и потреблением? Сколько тратить на оборону? Как строить экономические отношения с мировым капиталистическим хозяйством? Идти по пути нэпа или взять курс на его свертывание? И т.д. и т.п. Вокруг этих вопросов велись ожесточенные дискуссии, порой приобретавшие острые политические формы. Как известно, был взят курс на индустриализацию, что и нашло отражение в первом пятилетнем плане, ставшем главным рычагом реализации экономической политики партии. В резолюции XV съезда ВКП(б) была дана следующая директива: "При составлении пятилетнего плана народного хозяйства необходимо стремиться к достижению наиболее благоприятного сочетания следующих элементов: расширенного потребления рабочих и крестьянских масс; расширенного воспроизводства (накопления) в государственной индустрии на основе расширенного воспроизводства в народном хозяйстве вообще; более быстрого, чем в капиталистических странах, темпа народнохозяйственного развития и непременного систематического повышения удельного веса социалистического хозяйственного сектора, что является решающим и главным моментом во всей хозяйственной политике пролетариата".

Какова же была логика выбора из множества возможных вариантов того единственного, который и был воплощен в первом и последующих предвоенных пятилетних планах?

Ставка была сделана на собственные силы, внутренние ресурсы. Однако при этом руководство СССР сознавало, что в условиях Великого кризиса западные корпорации с готовностью будут продавать столь необходимые для индустриализации страны машины, оборудование и технологии. Как сказал последний премьер СССР В.Павлов: "...Запад, чтобы устоять, хватался уже за любую возможность зарабатывать, именно тогда мы купили ГАЗ, Магнитку, "Уралмаш", весь хребет нашей экономики."

Считалось, что ориентация на ускоренное развитие аграрного сектора и добывающих отраслей, чтобы в перспективе получать доход от экспорта зерна и сырья, может обратить СССР в колонию иностранного капитала, что было бы равнозначно самоубийству. Выбор предопределил внешний фактор - а именно потенциальная угроза социалистическому строю, потому предпочтение было отдано варианту, который обеспечивал создание мощной индустрии по производству средств производства, а также вооружения.

Что касается ключевой проблемы - взаимосвязи индустриализации и аграрной политики, то ее декларированная суть была сформулирована одним из авторов пятилетки С.Струмилиным следующим образом: "Мы очень охотно идем навстречу интересам деревни. Индустриализация страны, умножая и удешевляя товары, направляемые в деревню, расширяя рынок для товарной продукции деревни и для поглощения аграрного перенаселения, является лучшим залогом плодотворности наших забот о деревне. Но мы идем на удешевление цен для деревни лишь в меру снижения себестоимости индустриальной продукции. И притом лишь за счет технической и всякой иной рационализации труда, а не за счет оплаты труда пролетариата и снижения темпа развертывания социалистической промышленности, как этого хотелось бы идеологам хозяйственного мужичка в деревне. Советская власть придает огромное значение подъему сельского хозяйства и благосостояния бедняцко-середняцких слоев деревни. Она не жалеет для этого миллиардных затрат. Но перед ней стоят и другие, не менее важные задачи, требующие еще более значительных затрат и усилий. И во всяком случае политика жертв пролетариата во имя капиталонакопления кулацких верхушек деревни - не наша политика".

В ходе формирования плана первой пятилетки его авторами неоднократно подчеркивалось, что накопления, необходимые для индустриализации, должны осуществляться в соответствии с реальными финансовыми возможностями государства, не нанося ущерба жизненному уровню рабочих и крестьян. Однако индустриализация, на которую было затрачено 15,5 млрд. рублей (в ценах 1961 года), в том числе 13,0 млрд. в тяжелую промышленность и 2,5 млрд. рублей в легкую промышленность, и за счет которых было введено в строй 9 тысяч крупных предприятий, потребовала огромных жертв от народа. Для закупки промышленного оборудования за рубежом "экспортировалось большое количество хлеба в ущерб внутреннему потреблению. Все это привело к ухудшению рабочего снабжения, введению карточной системы", которая была отменена лишь с 1 января 1935 года.

Как можно с позиций сегодняшнего дня оценить то, что было сделано в 1930 годы?

С одной стороны, конечный результат был впечатляющим, ничего подобного мировая история до сих пор не знала. Была создана индустрия, выведшая СССР в число ведущих стран мира по экономическому потенциалу. По сравнению с 1913 годом объем валовой продукции промышленности в 1940 году возрос в 7,7 раза, в том числе производство средств производства увеличилось в 13,4 раза, а предметов потребления - в 4,6 раза. СССР мог теперь самостоятельно осуществлять техническое оснащение всех отраслей экономики и производить все виды оружия. Имея в виду победу, одержанную над фашистской Германией в войне 1941-1945 годов, понесенные жертвы оказались не напрасными. Индустриализация коренным образом преобразила не только экономику страны, подняв ее на качественно новый уровень с точки зрения возможностей самовоспроизводства, в частности сельского хозяйства, на современной технической основе, но и радикальным образом изменила социальную структуру общества. Была ликвидирована безработица. Резко увеличилась численность городского населения (его доля в 1939 году составила 33% против 18% в 1913 году), в основном за счет рабочих и инженерно-технического персонала предприятий. В 1940 году в промышленности и строительстве работало 12,5 млн. человек против 4,5 млн. в 1928 году. К началу 1941 года в народном хозяйстве насчитывалось 235 тыс. инженеров с высшим образованием и 324 тыс. техников со средним специальным образованием. Индустриализация вовлекла в свою орбиту Поволжье, Сибирь, Дальний Восток, Казахстан, республики Средней Азии и Закавказья.

С другой стороны, при впечатляющих цифрах количественных показателей качественные показатели далеко отставали от уровня развитых капиталистических стран. Это касалось не только производительности труда, но и технико-экономических показателей выпускаемой продукции. Примеров можно привести бесчисленное множество. Так, выпуск чугуна и стали в расчете на одного рабочего был в среднем в 5 или более раз ниже, чем в США. На одного рабочего карьеров приходилось в СССР 500 тонн, в США - 5000 тонн. "В Америке грузовая машина пробегает 60-80 тыс., даже 100 тыс. километров в год, в СССР только 20 тыс., т.е. в 3-4 раза меньше. Из каждых 100 машин в работе только 55: остальные в ремонте или в ожидании его. Стоимость ремонта в 2 раза превышает стоимость всех выпускаемых новых машин". Как известно, проблема достижения высоких качественных показателей - это проблема культуры в самом широком смысле слова, а также умения организовывать производство. В этих вопросах СССР отставал от индустриально развитых капиталистических стран по очень многим параметрам.

Следует также отметить, что методы, использованные властью для проведения в жизнь форсированной индустриализации, свидетельствуют о том, что руководство страны взяло курс на разрыв с нэпом, сделав ставку на административные формы управления экономикой. Реализация программы индустриализации стала возможной только благодаря огромным масштабам страны, наличию всевозможных природных богатств и значительных свободных трудовых ресурсов. Но несмотря на совокупность этих объективных факторов достигнутый результат был бы невозможен в условиях капиталистического хозяйства. Наличие государственной собственности на основные средства производства в сочетании со сосредоточением в руках центрального руководства страны всех видов власти, использующей инструмент планирования, - вот что сделало в принципе возможным мобилизацию и направление миллиардов рублей на развертывание гигантского промышленного строительства и освоение вновь введенных в строй производственных мощностей. Политическая воля руководства страны, которое форсировало темпы индустриализации (подчас волюнтаристски), аргументируя свое поведение нависшей внешней угрозой, нашла отклик у десятков миллионов людей, которые с подлинным энтузиазмом учились, работали, не щадя себя, строя в труднейших условиях тысячи предприятий и осваивая новую технику. Это - бесспорный факт истории. Таким же неоспоримым фактом является и то, что в стране было немало и решительных противников индустриализации. И не только среди простого люда, но и в составе высшего руководства страны. Однако их сопротивление было сломлено. И не только репрессиями, но и средствами массовой пропаганды.

Коллективизация

"... в распоряжении Сталина имелся колоссальный ресурс - крестьянство.

Он разменял его на индустриализацию".

Ю.Яременко

"Действовать насилием в социaлистическом преобразовании села, значит погубить все дело."

В.Ленин

Процесс создания первооснов социалистической экономики в стране, в которой к концу 20-х годов свыше 80% населения проживало в деревне и где насчитывалось 25 миллионов индивидуальных крестьянских хозяйств, был бы незавершенным без такой акции как коллективизация. Решение о ее проведении было принято в 1927 году, т.е. через 10 лет после Октябрьской революции на ХV съезде ВКП(б). В постановлении съезда было записано: "Поставить в качестве первоочередной задачи на основе дальнейшего кооперирования крестьянства постепенный переход распыленных крестьянских хозяйств на рельсы крупного производства (коллективная обработка земли на основе интенсификации и машинизации земледелия), всемерно поддерживая и поощряя ростки обобществленного сельскохозяйственного труда. Такое усиление подъема сельского хозяйства необходимо и в интересах повышения благосостояния основной массы крестьянства, и в интересах увеличения рынка (сбыта и сырья) для крупной промышленности, и в интересах технической перестройки и социалистического кооперирования деревни с преодолением тем самым капиталистических элементов деревни". В этом постановлении все выверено и правильно: и постепенный переход к крупному производству, и машинизация земледелия и его интенсификация, и поддержка со стороны государства ростков обобществленного труда.

Следует отметить, что до начала сплошной коллективизации на базе нэпа происходил подъем сельскохозяйственного производства, которое по общему объему валовой продукции в 1926/27 гг. на 8,3% превысило довоенный уровень, однако товарность аграрного сектора была ниже, чем в 1913 году (по зерну товарная часть составляла в 1916 году 21,3 млн. т, а в 1926 году - только 10,3 млн. т). Государство проводило экономическую политику всемерной поддержки батрачества, бедняцких и середняцких хозяйств, вовлекая их во все формы кооперации (потребительской, сбытовой, кредитной, производственной). В то же время предпринимались меры по ограничению капиталистических элементов на селе. Характерной особенностью динамики социальной структуры являлось возрастание (абсолютное и относительное) середняцких хозяйств за счет сокращения бедняцкой прослойки.

К началу развертывания массовой коллективизации уровень фондо- и энерговооруженности сельского хозяйства был чрезвычайно низким: только 15% крестьянских хозяйств имели усовершенствованный конный инвентарь. В деревне преобладал ручной труд. Применение тракторов в сельскохозяйственном производстве было мизерным. "Контрольными цифрами народного хозяйства на 1927-1928 год" предусматривалась поставка сельскому хозяйству всего-навсего 2700 тракторов. Техническая отсталость сельского хозяйства и слабая интенсивность труда в земледелии и животноводстве порождали аграрное перенаселение. По подсчетам Госплана СССР, хозяйственно неиспользованный труд в сельском хозяйстве по сравнению с годовым запасом в 1927-1928 гг. составлял 28%. Невысокий уровень производительности труда, обусловленный низкими урожайностью сельхозкультур и продуктивностью животноводства при одновременном избытке трудовых ресурсов и неиспользованных земель не мог быть преодолен и значительно повышен на базе мелких крестьянских хозяйств. Какие-то небольшие возможности экстенсивного роста производства сельскохозяйственной продукции в рамках существовавшей тогда структуры собственности и форм хозяйствования, безусловно, все еще были, но радикальное решение проблем улучшения продовольственного обеспечения населения огромной страны, подъема жизненного уровня сельских жителей и увеличения экспортного потенциала лежали только на пути интенсификации производства на основе крупного машинного производства. ХХ век предоставил в распоряжение человека электрические машины, моторную технику, высокопроизводительные посевные и уборочные агрегаты, достижения агрономической и зоотехнической наук, т.е. качественно новую научно-техническую базу для земледелия и животноводства. Однако переход на современную агротехнику и зоотехнику сопровождался колоссальным увеличением капиталоемкости и энергоемкости сельскохозяйственного производства. Применение новой техники и технологии было под силу только крупным хозяйствам, обладавшим достаточными инвестиционными возможностями, способностью вести работы на больших земельных массивах и создавать крупные животноводческие комплексы. А это с неизбежностью вело к исчезновению мелкого производства, означало необходимость их объединения в кооперативы.

Начавшаяся в стране индустриализация позволяла в среднесрочной перспективе вооружить аграрный сектор тракторами, автомобилями, комбайнами и другой сельскохозяйственной техникой, сопряженной с применением минеральных удобрений. Таким образом, индустриализация должна была естественно сомкнуться с коллективизацией на плановой основе, проводимой на добровольных началах.

В принципе, формирование крупных фермерских хозяйств, способных применять прогрессивную агротехнику и зооветеринарную технологию, как показывал опыт США, Канады и ряда европейских стран, могло происходить и на базе капиталистических рыночных отношений. Но это означало бы поощрение в СССР кулачества и отказ от политики построения социализма, а также отрыв аграрного сектора от наращивания индустриальной мощи, десятилетиями длящуюся агонию крестьянства.

После национализации земли, уничтожившей естественную базу существования класса помещиков, в условиях нэпа определяющую роль в социальном расслоении крестьянства стали играть такие факторы, как наличие рабочего и продуктивного скота, машин и инвентаря, торговля. Поскольку в 1927 году в СССР каждое третье крестьянское хозяйство не имело рабочего скота, то они вынуждены были на кабальных условиях арендовать у кулаков рабочий скот и орудия производства. Платой за аренду являлась работа на кулака, который таким образом обеспечивал себя дешевой рабочей силой и мог осуществлять накопление капитала. Доля кулаков в сельскохозяйственном населении неуклонно возрастала и составила к 1927 году около 4%, однако их удельный вес в производстве был значительно выше. В 1927 году кулацкие хозяйства имели около 10 млн. га зерновых посевов (из общей площади 94,7 млн. га) и давали пятую часть (около 130 млн. пудов) всего товарного хлеба. Вот как характеризовал сложившуюся обстановку Л.Троцкий: "Крестьянство поляризировалось между мелким капиталистом, с одной стороны, батраком, с другой. В то же время лишенное промышленных товаров государство вытеснялось из деревенского оборота. Между кулаком и мелким кустарным предпринимателем появился, как бы из-под земли, посредник. Сами государственные предприятия в поисках сырья вынуждены были все чаще обращаться к частным торговцам. Везде чувствовался капиталистический прибой".

Кампания по сплошной коллективизации, т.е. по насаждению (термин И.Сталина) в деревне колхозов и совхозов, началась летом 1929 года. И хотя решениями ХV съезда предусматривался, как это выше было подчеркнуто, постепенный переход к организации крупного сельскохозяйственного производства, на самом деле процесс обобществления принял скоротечный, лихорадочный характер.

В марте 1930 года (!), т.е. спустя примерно полгода, ЦК ВКП(б) был вынужден принять специальное постановление "О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении". В нем констатировалось, что нарушался принцип добровольности в колхозном строительстве. Добровольность заменялась принуждением к вступлению в колхозы под угрозой раскулачивания и лишения избирательных прав. В число раскулаченных попала часть середняков и бедняков, причем в некоторых районах процент раскулаченных доходил до 15, а лишенных избирательных прав - до 20%. "Наблюдаются факты исключительно грубого, безобразного, преступного обращения с населением со стороны низовых работников, являющихся иногда жертвой провокации со стороны контрреволюционных элементов (мародерство, дележка имущества, арест середняков и даже бедняков и т.п.). При этом в ряде районов подготовительная работа по коллективизации и терпеливое разъяснение основ партийной политики как бедноте, так и середнякам подменяется бюрократическим, чиновничьим декредитированием сверху раздутых цифровых данных и искусственным вздуванием процента коллективизации (в некоторых районах коллективизация за несколько дней "доходит" с 10 до 90%)."

Во многих местах ретивые организаторы коллективизации начали принудительное обобществление жилых построек, мелкого скота, птицы, нетоварного молочного скота, создавая вместо сельскохозяйственных артелей (колхозов) коммуны. Допускалось административное закрытие церквей, упразднение рынков и базаров.

После принятия упомянутого постановления начался массовый выход крестьян из скороспелых колхозов и коммун. Но дело было не только в административных перегибах, допущенных партийными и государственными органами на местах, а в сознательно проводимой высшим руководством страны политике форсирования коллективизации как составной части общей стратегии ускорения строительства основ социализма.

В конце 20-х и начале 30-х годов промышленность еще не могла производить в достаточном количестве необходимой техники для машинизации сельского хозяйства. Поэтому колхозы создавались на основе обобществления примитивных орудий, приспособленных к конной тяге и к ручному труду. Техника стала поступать в колхозы позднее, когда вступили в строй новые тракторные заводы и предприятия сельхозмашиностроения.

Форсированная коллективизация привела "к падению сельскохозяйственного производства, потому что кулаки, да и многие середняки убивали скот, что вызвало трудности в обеспечении населения продуктами питания".

Цель, поставленная ХV съездом ВКП(б), - усиление подъема сельского хозяйства - на первоначальной стадии сплошной коллективизации не была достигнута. Поголовье крупного рогатого скота в 1934 году сократилось против 1928 года на 26,6 млн. голов (с 60,1 до 33,5 млн.). Еще большим было сокращение поголовья свиней (почти в 2 раза), овец и коз (в 3 раза). Заметно уменьшился также и валовой сбор зерна (с 73,3 млн. т в 1928 году до 67,6 млн. т в 1934 году). И лишь с 1935 года началось медленное восстановление сельскохозяйственного производства, что позволило отменить распределение продуктов питания по карточкам.

Сплошная и принудительная коллективизация, искорежившая жизнь миллионов крестьянских семей, на долгие годы прервала процесс неуклонного роста сельскохозяйственного производства, имевший место в 1920 годах как результат нэпа. Коллективизация была проведена не так, как об этом было объявлено на ХV съезде ВКП(б) и не так, как предлагали ученые-аграрники. Об этом , в частности, писал О.Лацис: "Надо было предложить крестьянину-единоличнику не только ситец, керосин и сельскохозяйственные орудия на конной тяге. Надо было дать ему трактор, электромотор, стройматериалы. Конечно, это было бы не только технико-экономическое, но и социально-политическое решение совсем иного порядка, чем избранное Сталиным. Рядом с колхозом и совхозом более или менее длительное время развивалось бы высокотоварное индивидуальное хозяйство фермерского типа. Оно не исключало бы ни развития по пути укрупнения и индустриализации, ни развития по пути социализма. Оно было бы с самого начала включено, интегрировано в социалистическое хозяйство страны<...>Такой путь был реален прежде всего в научном плане: сегодня, вернув себе Чаянова после пересмотра дела "Трудовой крестьянской партии", мы узнаем, что именно русская наука разработала и обосновала этот путь".

Коллективизация же с самого начала была раскручена сверху, а затем еще более ускорена чересчур ретивыми партийными и государственными чиновниками на местах.

Что же заставило Сталина, возглавлявшего политическое руководство страны, спустя два года после съезда повернуть руль на 180 градусов, осуществив крутой поворот, отказаться от прежней позиции, форсировав в 1929-1930 годы темпы коллективизации, не дожидаясь завершения подготовки ее материально-технической базы, не накопив достаточного опыта кооперации крестьянских хозяйств? Вряд ли он руководствовался чисто идеологическими соображениями. Дело было, по-моему, в трудностях с государственными заготовками зерна и других сельскохозяйственных продуктов, созданных в общем-то самим руководством страны.

Товарную продукцию в то время в основном давали крепкие крестьянские хозяйства. Проводимая государством политика ограничения кулачества, выражавшаяся в повышенном налогообложении, продаже государству излишков хлеба не по рыночным, а по твердым ценам, ужесточении условий аренды земли и использования наемного труда, вызвали сопротивление крепких крестьянских хозяйств. Объем хлебозаготовок, достигнутый в 1926-1927 годы, оказался предельным в доколхозной деревне. Однако уже в 1926-1927 годы Госплан констатировал значительно меньшее отчуждение (на 123 млн. пудов) хлеба государству, чем это первоначально намечалось. По словам И.Сталина, к январю 1928 года было заготовлено хлеба еще на 128 млн. пудов меньше, чем к январю 1927 года. В то же время потребность государства в товарном зерне быстро возрастала. В народном хозяйстве возрастало напряжение, т.к. образовался порочный круг. Чтобы выйти из него надо было форсировать индустриализацию, в частности, для того, чтобы обеспечивать село промышленными товарами, включая сельскохозяйственную технику. А сделать это можно было только увеличив товарность сельского хозяйства, создавая рынок для промтоваров.

В ходе хлебозаготовок 1927-1928 годов государство начало применять меры принуждения для сдачи крестьянами хлеба. "В ответ на отказ кулачества продавать излишки хлеба государству по твердым ценам партия и правительство провели ряд чрезвычайных мер против кулачества, применили 107 статью Уголовного кодекса о конфискации по суду излишков хлеба у кулаков и спекулянтов, в случае отказа продавать эти излишки государству по твердым ценам, и дали бедноте ряд льгот, в силу которых беднота получала в свое распоряжение 25 процентов конфискованного кулацкого хлеба". Однако решительное наступление на кулачество было развернуто в ходе кампании по сплошной коллективизации в 1929-1930 гг. Экономически это стало возможным лишь потому, что в 1929 году созданные совхозы и колхозы произвели около 400 млн. пудов зерна, в том числе товарного хлеба дали свыше 130 млн. пудов, т.е. больше, чем кулаки в 1927 году.

Коллективизация позволила резко повысить уровень отчуждения хлеба для нужд государства. Вместо "700 млн. пудов сданного государству хлеба в 1927/28 г, из которого только 10% составлял хлеб колхозов и совхозов, в 1931/32 году сдано государству 1400 млн. пудов, из которого товарный хлеб колхозов и совхозов составлял уже не менее 75%".

В 1930 году началось уничтожение кулачества как социальной прослойки в деревне. Были отменены законы об аренде земли и найме труда, принятые в 1925 году. Был снят запрет на раскулачивание. Вступающим в колхозы крестьянам было разрешено конфисковать у кулаков скот, машины и другой инвентарь в пользу сельхозартели. Сами же кулаки вместе с семьями выселялись в малоосвоенные районы страны. Всего в 1930-1931 гг. на спецпоселения было выслано 381026 семей. Причем по предложению комиссии В.Молотова кулаки были подразделены на три категории, по отношению к кторым применялись разные методы репрессий. К первой категории было отнесено 63 тысячи хозяйств, как занимавшихся контрреволюционной деятельностью. Во вторую категорию вошли 150 тысяч хозяйств, которые, по мнению властей, не оказывали активного сопротивления, но являлись "в высшей степени эксплуататорами и тем самым содействовали контрреволюции". Кулаки этих первых двух категорий подлежали аресту и выселению в Сибирь или Казахстан, а их имущество было конфисковано. И, наконец, кулаки, относимые к третьей группе, признавались лояльными по отношению к Советской власти и были отправлены на переселение на необработанные земли и подлежали коллективизации.

Проведенная в 1930 годы коллективизация коренным образом преобразила уклад деревенской жизни, ликвидировала социальную дифференциацию крестьянства на бедняков, середняков и кулаков, коренным образом изменила механизм государственного регулирования сельского хозяйства (вместо управления рыночными отношениями стал работать механизм директивного планирования), открыла простор для применения современных методов производства. После национализации земли и конфискации всего имущества помещиков коллективизация стала вторым по значимости актом социалистической революции на селе, уничтожившим кулачество и сформировавшим новую социальную группу населения - колхозное крестьянство. При этом следует отметить, что, начиная с 1932 года, государство отказывалось выдавать колхозникам паспорт, наличие которого стало обязательным для перемены места жительства, поставив тем самым колхозное крестьянство в исключительное положение, отличающее их от рабочих и служащих городов.

Если целесообразность индустриализации не вызывает никаких сомнений, то в отношении коллективизации возникает два принципиальных вопроса: во-первых, неизбежны ли были столь крутые меры в отношении кулачества; во-вторых, оправдала ли себя колхозная форма сельскохозяйственного производства?

Чтобы найти правильный ответ на первый вопрос, следует уяснить следующее - представляли ли кулаки реальную опасность для государства? Судя по произведению Л.Троцкого "Преданная революция. Что такое СССР и куда он идет?", И. Сталин в течение долгого времени проводил курс на всемерную поддержку крупных фермерских хозяйств и не собирался вплоть до 1929 года форсировать проведение коллективизации. В упомянутой книге Л.Троцкий пишет: "В 1925 году, когда курс на кулака был в полном разгаре, Сталин приступил к подготовке денационализации земельной собственности. На заказанный им самим вопрос советского журналиста "не было бы целесообразным, в интересах сельского хозяйства, закрепить за каждым крестьянином обрабатываемый им участок земли на десять лет?" Сталин ответил: "Даже и на 40 лет". Народный комиссар земледелия Грузии, по прямой инициативе Сталина, внес законопроект о денационализации земли". И лишь в 1928-1929 годы, когда на города стала надвигаться угроза голода, И.Сталин стал отказываться от ставки на индивидуальное крестьянское хозяйство и склоняться к форсированию коллективизации. Временные чрезвычайные меры по изъятию хлебных запасов переросли в программу борьбы с кулачеством как классом. Возможно, свою роль в этом резком повороте сыграло и то, что при нэпе кулаки, благодаря своим финансовым и материальным возможностям, способности к организации, большей грамотности, стали серьезной политической силой в Советах и правлениях кооперативных обществ, что подрывало монополию на власть партии большевиков.

Во многих источниках приводятся данные о террористических акциях кулаков против органов Советской власти на местах, против колхозов и активистов колхозного движения. Только в 1929 году было зарегестрировано около 1300 мятежей. Не могут вызывать сомнения и факты саботажа кулаками государственных закупок сельскохозяйственных продуктов. Вероятнее всего, агрессивность кулачества явилась ответной реакцией на отход государства от нэпа. Нэп основывался на допущении капиталистических форм хозяйствования, на сочетании государственной, коллективной и частной собственности, т.е. на принципах смешанной, многоукладной экономики. Ограничение кулачества и курс партии на ликвидацию кулачества как класса означали ни что иное как отказ от нэпа, против чего выступали Бухарин, Рыков и другие деятели ВКП(б). Новый курс четко определился на ХV съезде ВКП(б). В резолюции съезда по отчету ЦК было записано: "... съезд считает, что по отношению к возросшим в своей абсолютной массе, - хотя и в гораздо меньшей степени, чем социалистический сектор хозяйства, - элементам частнособственнического хозяйства должна и может быть применена политика еще более решительного хозяйственного вытеснения". Во главу угла ставилась задача "... преодоления капиталистических элементов в деревне (наступление вместе с середняком на кулака, большая помощь бедноте, укрепление бедняцко-середняцкой кооперации, производственное кооперирование), так и для дальнейшего вытеснения частного капитала в городе". Таким образом, сталинское политическое руководство, отказываясь от нэпа, взяло курс на полное искоренение капиталистических элементов в обществе, полагая, что они представляют опасность для устоев государства. В рамках реализации этого курса был избран вариант репрессий, т.е. применения силы против кулачества, чтобы уничтожить его как класс (кулацкие семьи составляли примерно 1,5 % от общей численности семей в СССР). Такая политика нашла поддержку среди многих крестьян, ибо экспроприированное имущество кулаков поступало в распоряжение колхозов.

Возможен ли был иной вариант развития событий? Теоретически - возможен, практически нет, ибо политика ликвидации кулачества исходила из такой сталинской модели социализма, в которой не было места многоукладной экономике. При этом следует принять во внимание политику Сталина по тщательной подготовке стратегических позиций для решительного наступления на кулачество. Акция по раскулачиванию означала ни что иное, как развязывание гражданской войны в деревне по инициативе сверху. На кулаков партия натравила не только батраков, бедняков, но и середняков. Такая политика была бы немыслима еще в середине 1920 годов, когда зажиточное крестьянство занимало в деревне сильные позиции, когда, по выражению Сталина, "середняк сплачивался вокруг кулака, а беднота распылялась". И лишь после того, как государство, согласно решениям, принятым на XIV партконференции, осуществило комплекс мер по оживлению экономической жизни на селе (снижение налогового бремени, развитие кооперации, упорядочение землеустройства и т.п.), радикально изменило свою политику в отношении середняцких хозяйств, ему удалось постепенно завоевать доверие значительной части крестьянства. Вот как оценивал в 1927 году И.В.Сталин результаты этой новой политики: партия "добилась умиротворения деревни, улучшения отношений с основными массами крестьянства, создания условий для организации бедноты в самостоятельную политическую силу, дальнейшей изоляции кулачества и постепенного охвата его со стороны государственных и кооперативных органов индивидуальных хозяйств миллионов крестьян. А что такое умиротворение деревни? Это есть одно из условий для строительства социализма. Нельзя строить социализм, имея бандитские выступления и восстания среди крестьян". На подготовку войны против кулачества ушло пять лет, и она была выиграна Сталиным не только благодаря административным ресурсам государства, но главным образом в силу того, что против кулаков удалось мобилизовать значительную часть крестьянства.

К началу 30-х годов нэп в глазах Сталина и его ближайшего окружения себя полностью изжил; другими словами, нэп был похоронен благодаря его же достижениям. Вот как эта проблема трактовалась в решениях ХV съезда ВКП(б): "Итоги хозяйственного развития с полной отчетливостью обнаруживают, что за период новой экономической политики произошла радикальная перегруппировка в отношениях между обобществленными формами хозяйства (в первую очередь социалистической индустрией), простым товарным хозяйством и хозяйством капиталистическим. Если в начале новой экономической политики государственная промышленность почти бездействовала, в области товарооборота государственные и кооперативные органы сами прибегали к частному посредничеству, а частный капитал, имея все преимущества быстрого оборота, играл крупную роль, то на пороге перехода от восстановительного к реконструктивному периоду социалистическая промышленность и другие командные высоты играют уже решающую и ведущую роль во всем народном хозяйстве, государственная и кооперативная торговля обнимает собой подавляющую часть общего товарооборота страны, обобществленный сектор народного хозяйства определяет собой общее направление развития, вытесняя частный капитал, беря на буксир простых товаропроизводителей-крестьян".

Нэп в конце 20-х - начале 30-х годов был заменен на политику форсированного строительства государственно-колхозной экономики, хотя И.Сталин и отрицал в своих выступлениях, что партия по существу отказывается от нэпа.

Что касается сельскохозяйственных артелей (колхозов), объединявших мелкие бедняцкие и середняцкие хозяйства, то они представляли собой сочетание групповой собственности на основные средства производства и продукцию совместного производства, а также личной собственности на подсобное хозяйство, расположенное на приусадебном участке (жилой дом, продуктивный скот, птица, мелкий сельскохозяйственный инвентарь).

Если на первоначальной стадии колхозы осуществляли процесс производства на основе простого сложения средств труда, находившихся ранее в единоличной собственности крестьян, то в дальнейшем, по мере того как промышленность стала наращивать выпуск тракторов и машинной сельскохозяйственной техники, производство в колхозах все в большей степени механизировалось. Для обслуживания колхозов государство создало сеть машинно-тракторных станций (МТС). В 1940 году действовало уже 7069 МТС с тракторным парком на конец года 435 тыс. штук с тягловой мощностью 8358 тыс. л.с.

Наряду с колхозами создавались государственные сельскохозяйственные предприятия (совхозы).

Динамика численности совхозов и колхозов характеризуется следующими данными:

Таблица 1

	1928	1940	1955	1986
Число совхозов	1407	4159	5134	22900
Число МТС	6	7069	8970	-
Число всех колхозов (включая рыболовецкие) - тыс.	33,3	235,5	87,4	26,7
В них наличных дворов - млн.	0,4	18,7	19,8	12,6 *

* Среднегодовая численность колхозников, занятых в общественном производстве.

Источники: Советская социалистическая экономика 1917-1957 гг., с. 319, 324. Народное хозяйство СССР за 70 лет. М.: Финансы и статистика, 1987, с. 208, 287.

К 1940 году преобладающая доля самодеятельного населения на селе, занятого сельскохозяйственным производством, была объединена в колхозы и совхозы.

Что же дало обобществление крестьянского труда для продовольственного и сырьевого обеспечения потребностей страны?

Ответ на этот вопрос следует искать в статистических справочниках. За исходную точку отсчета примем 1928 год, предшествующий началу кампании сплошной коллективизации. Динамика производства основных продуктов растениеводства и животноводства характеризуется следующими данными:

Таблица 2

	1928	1935	1940	1981-1985 (в среднем за год)
Зерно - млн. т	73,3	75,0	95,6	180,3
Хлопок-сырец - млн. т	0,79	1,77	2,24	8,31
Сахарная свекла (фабричная) - млн. т	10,1	16,0	18,0	76,4
Семена подсолнечника - млн. т	2,13	1,22	2,64	4,97
Льно-волокно - тыс. т	324	395	349	377
Картофель - млн. т	46,4	60,5	76,1	78,4
Овощи - млн. т	10,5	12,4	13,7	29,2
Мясо (в убойном весе) - млн. т	4,9	2,3	4,7	17,1*
Молоко - млн. т	31,0	21,4	33,6	98,6*
Яйца - млрд. шт.	10,8	5,8	12,2	77,3*
Шерсть - тыс. т	182,0	79,0	161,0	447,0*

* Данные за 1985 год.

Источник: Народное хозяйство СССР за 70 лет. М.: Финансы и статистика, 1987, с. 208, 258.

В 1940 году по всем основным сельскохозяйственным продуктам, кроме мяса и шерсти, был превзойден уровень 1928 года; общий объем валовой продукции за этот период возрос в 1,3 раза. В среднем за 1938-1940 годы производство всех основных продуктов земледелия и животноводства превысило и среднегодовой уровень 1909-1913 годов.

В середине 1980 годов объем валовой продукции сельского хозяйства был больше довоенного уровня (1940 год) почти в 3 раза при увеличении за тот же период численности населения в 1,4 раза. Таким образом, в расчете на душу населения производство сельскохозяйственной продукции за рассматриваемый период возросло в 2 раза. Каждый среднегодовой работник, занятый в сельскохозяйственном производстве, "кормил", кроме самого себя, в 1913 году двух человек, тогда как в 1985 году - 10 человек. В СССР проживало 6 % населения Земли, а производство продовольствия составляло примерно 13-16 % от мирового объема. В 1989 году, за два года до развала СССР, в стране производилось пищевых калорий в расчете на одного человека на треть больше, чем в остальных четырех развитых странах (и это в худших климатических условиях). СССР входил в десятку стран с наилучшим уровнем питания, точнее, занимая 7-ое место в 1990 году.

На основании приведенных данных можно сделать вывод о том, что колхозно-совхозная форма сельскохозяйственного производства, особенно после хрущевско-брежневских реформ, оказалась вполне жизнеспособной и обеспечивала устойчивый рост производства продовольствия и сырья для легкой промышленности. При этом следует учитывать то обстоятельство, что крестьянство еще до сплошной коллективизации облагалось данью-"сверхналогом" (за счет более высоких цен на промышленные товары и относительно низких цен на сельскохозяйственные продукты, закупаемые государством), а со времени образования колхозов они использовались государством как насос для перекачки материальных, финансовых и трудовых ресурсов для нужд индустриализации и наращивания военного потенциала страны. Колхозы по отношению к государству были поставлены в такое положение, которое резко ограничивало их самостоятельность и инициативу, а тем самым и их возможность осуществлять расширенное воспроизводство. "Система директивного планирования, введенная в 1933 году, и просуществовавшие до 1958 года обязательные поставки продукции государству по символическим ценам - в 10-12 раз ниже рыночных, бюрократическое командование колхозами были причинами замедленного и консервативного, то есть чуждающегося новшеств развития. Конечным результатом всего этого явилось отставание сельского хозяйства от потребностей общества, бегство крестьян от земли, запустение деревни". Колхозы в период сталинского правления стонали под прессом административного насилия. Как справедливо отмечали М.Геллер и А.Некрич, "...33 миллиона колхозников, кормивших своим тяжелым трудом 200-миллионное население страны, оставались вслед за зэками самым нищим, самым обиженным слоем советского общества". Поэтому не удивительно, что колхозная форма хозяйствования долгое время не могла проявить своих потенциальных возможностей, и только в 1960-1970 годах после ряда реформ колхозы постепенно стали становиться на ноги и во многих регионах страны, например, в Эстонии демонстрировали прекрасные технико-экономические показатели.К 1989 году из 24720 колхозов только 275 оставались еще убыточными (около 1%). Сумма их убытков составила 49 млн. рублей против 21 млрд. рублей прибыли, полученных остальными колхозами.

И в заключение хотел бы отметить, что уже после развала СССР, в 1993 году С.Кара-Мурза, опираясь на труды народников А.Чаянова и Н. Кондратьева, видел в общине основу экономики предреволюционной России и в своем произведении "Советская цивилизация" (книга 1, глава 1 в параграфе "Евроцентризм и народники") писал: "....община показала удивительную способность сочетаться с кооперацией и таким образом развиваться в сторону крупных хозяйств <...> смогла община, хотя и с травмами восстановиться и в облике колхозов - крупных кооперативных производств." В этом утверждении С.Кара-Мурзы содержится большая доля истины и большевики , полагаю, не могли не учитывать эту специфику общественного устройства деревенской жизни России, проводя нэп и коллективизацию. Подтверждением этому служит тот факт, что при обсуждении в 1920 году в комиссии ГОЭЛРО предпочтение было отдано концепции А.Чаянова о "смычке с крестьянской экономикой", а не предложениям Л.Литошенко, который рассматривал возможности продолжения в новых условиях реформ П.Столыпина. Небезинтересно также заметить, что К.Маркс еще в 1881 году в своем наброске письма к В.Засулич писал о перспективности развития российских общин путем постепенного превращения парцеллярного земледелия в коллективное.

2.3.4. Метаморфозы политической системы,

или Диктатура во имя социализма

"Сталин уничтожил больше революционеров, чем все русские цари, вместе взятые".

А.Орлов

"Тот, кто имеет власть, чтобы делать добро, одновременно получает возможность творить зло..."

М.Фридман

За 70 с лишним лет своего существования политическая система в СССР претерпела ряд радикальных изменений. Довольно быстро власть Советов сменилась диктатурой партийно-государственного аппарата, которая в начале 1930 годов приобрела уродливую форму культа личности И.Сталина. После его смерти в 1953 году и вплоть до горбачевской перестройки эта диктатура в своей основе оставалась неизменной, несмотря на то, что она отказалась от практики массовых репрессий, осужденных Н.Хрущевым на ХХ съезде Коммунистической партии. И лишь с 1985 года эта диктатура стала разрушаться в ходе совершенно бездарных попыток ее реформирования, предпринятых М.Горбачевым. Какова была историческая канва этих метаморфоз?

Советы как форма политической власти не была изобретена большевиками, однако она была ими умело использована в борьбе за власть.

Советы впервые возникли в России в ходе революции 1905-1907 годов. Как правило, Советы вырастали как депутатские собрания на базе стачечных комитетов, т.е. они были органами, сформированными путем прямого представительства рабочих (солдатских, крестьянских, казачьих и т.п.) коллективов в местных Советах. Советы образовывались вне всяких законов и установленных кем-то свыше норм и отражали напрямую интересы представленных в них коллективов, пользуясь их полным доверием и уважением к принятым Советами решениям.

Как отмечается в "Истории Коммунистической партии Советского Союза", "...среди большевиков вопрос о роли и значении Советов, об их взаимоотношениях с партией далеко не сразу и не всеми был правильно понят. Некоторые члены ПК РСДРП с недоверием и настороженностью отнеслись к Петербургскому Совету как к беспартийной организации". И лишь впоследствии была выработана линия на упрочение и расширение влияния большевиков в Советах, чтобы занять в них руководящее положение. Как писал В.Ленин, "социалисты поняли, что организацией этих Советов создается нечто великое, новое и небывалое в истории мировой революции. Советы, которые народ сумел создать вполне самостоятельно, это - форма демократизма, не имеющая себе равной ни в одной из стран".

Вторая волна возникновения Советов была порождена Февральской революцией 1917 года, свергнувшей царский режим и приведшей к власти буржуазное временное правительство князя Г.Е.Львова. В.Чернов таким образом описывает ход февральских событий: "...старый социал-демократ Череванин первым предложил немедленно создать Совет рабочих депутатов. Впрочем, эта мысль уже витала в воздухе. 24 февраля появилось сообщение о том, что на некоторых фабриках прошли выборы Советов<...>Важнейшее событие, определившее дальнейший ход истории, произошло 27 февраля, когда некоторые воинские части стали переходить на сторону народа. Народ освободил из тюрьмы недавно арестованных членов Рабочей группы и многих других политических заключенных. Бывшие узники во главе с рабочим Кузьмой Гвоздевым направились в Таврический дворец. Вместе с социалистическими депутатми Думы и другими видными членами рабочего движения они создали временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов (нечто вроде организационного бюро), который немедленно сообщил своим подопечным, что в тот же вечер все депутаты должны собраться на первое совещание Петроградского совета.

Советская демократия создала свой орган<...>Через несколько дней Совет превратился в гигантский рабоче-солдатский предпарламент. В него входило 2000 членов, а к середине марта - уже 3000. Каждое решение немедленно передавалось в казармы и рабочие кварталы по тысяче каналов. Такой силе не мог противостоять никто",. Особенно после того, как воинские части Петрограда стали опорой власти Петроградского Совета.

В столице России в результате противостояния классовых сил сложилось двоевластие: с одной стороны, официальное Временное правительство, не располагавшее реальной силой, а с другой стороны, Петроградский Совет, в котором, правда, в начале преобладали мелкобуржуазные силы, вызванные системой выборов в Совет (от тысячи рабочих избирался один депутат, а от каждой роты - один солдатский депутат). И хотя численность петроградского пролетариата и солдат гарнизона была почти одинаковой, около 2000 депутатов Петроградского Совета являлись представителями армии и только 800 - представителями рабочих коллективов. А поскольку армия состояла в основном из крестьян, то это обстоятельство и определило политическое лицо столичного Совета.

Двоевластие не могло длиться бесконечно; оно в силу неумолимой логики борьбы должно было завершиться либо диктатурой буржуазии, либо диктатурой пролетариата. Большевики устами В.Ленина в апреле 1917 года провозгласили лозунг "Вся власть Советам!", несмотря на то, что большинство принадлежало партиям меньшевиков и эсеров. "Не парламентская республика, - провозглашал В.Ленин, - возвращение к ней от С.Р.Д. было бы шагом назад, - а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху". Провозглашение лозунга "Вся власть Советам!" означало, что в ходе политической борьбы внутри Советов большинство в них могло было бы, по замыслу В.Ленина, перейти от меньшевиков и эсеров к большевикам, а учитывая, что массы стояли на стороне Советов, а не буржуазного правительства, это давало возможность мирной смены власти в ходе второй, социалистической революции. Однако история распорядилась иначе.

Большевикам действительно удалось в период между I и II Всероссийскими съездами Советов оттеснить меньшевиков и эсеров, завладев в Советах большинством, однако внутриполитическая и международная обстановка подводили их к захвату власти путем вооруженного восстания.

После победы вооруженного восстания в Петрограде II съезд Советов принял воззвание "Рабочим, солдатам и крестьянам!". В нем говорилось: "Опираясь на волю громадного большинства рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берет власть в свои руки <...> Съезд постановляет: вся власть на местах переходит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, которые и должны обеспечить подлинный революционный порядок".

Итак, Советы, рожденные революциями 1905 и 1917 годов, стали полноправными органами государственной власти в стране, начавшей строить новое, социалистическое общество.

Советы в том первоначальном виде, который сформировался в первые годы революционных преобразований, были механизмом прямого представительства воли и интересов трудящихся масс. Особенность формирования Советов первичного уровня состояла в том, что избирательными ячейками были не территориальные округа, а производственные единицы. Коллективы, избиравшие депутатов, могли в любое время их отозвать, если они не отвечали требованиям коллективов, направившим их в Совет. Прямое представительство от коллективов с правом отзыва депутатов было простым и надежным инструментом волеизъявления трудящихся, ибо они выдвигали депутатов из своей среды, людей хорошо им известных, а не навязанных со стороны.

Первая Конституция РСФСР, принятая 10 июля 1918 года V Всероссийским съездом Советов, устанавливала, что вся власть принадлежит рабочему населению страны, объединенному в городских и сельских Советах. Конституция установила следующую систему местных органов власти: областные, губернские (окружные), уездные (районные), волостные съезды Советов, городские и сельские Советы. Выборы депутатов на съезды органов власти второго и третьего уровней производились из делегатов Советов нижестоящего уровня, т.е. были также прямыми. Например, областные съезды Советов, "составлялись из представителей городских Советов и уездных съездов Советов, по расчету 1 депутат на 25000 жителей, а от городов по 1 депутату на 5000 избирателей, но не более 500 депутатов на всю область".

Согласно Конституции, соответствующие Советы избирали исполнительные комитеты, которые являлись исполнительными органами Совета и в период между съездами (сессиями) являлись высшим органом власти в пределах своей территории, подотчетными перед избравшим его Советом.

В соответствии со ст. 65 Конституции, следующие категории лишались избирательных прав:

"а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;

б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т.п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;

г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов;

д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома;

е) лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, а равно лица, состоящие под опекой;

ж) лица, осужденные за корыстные и порочные преступления на срок, установленный законом или судебным приговором".

Таким образом, в первой Конституции проводился в жизнь классовый принцип формирования органов власти, что в условиях ожесточенной борьбы в то время было, очевидно, совершенно неизбежным явлением.

Особенностью формировавшейся системы государственного устройства было проведение в жизнь принципа демократического централизма, выражавшегося в том, что Конституция устанавливала право контроля вышестоящими Советами деятельности нижестоящих Советов. "Областные и губернские съезды Советов и их исполнительные комитеты имели право отмены решений нижестоящих Советов. В важных случаях областные и губернские исполкомы извещали об этом ВЦИК и СНК РСФСР".

Подводя итог советскому строительству, VIII съезд РКП(б) в марте 1919 года констатировал: "Только благодаря советской организации государства революция пролетариата могла сразу разбить и разрушить до основания старый, буржуазный, чиновничий и судейский государственный аппарат. Однако недостаточно высокий культурный уровень широких масс, отсутствие необходимых навыков в деле управления у выдвигаемых массой на ответственные посты работников, необходимость спешного привлечения в тяжелых условиях специалистов старой школы и отвлечение самого развитого слоя городских рабочих на военную работу, привело к частичному возрождению бюрократизма внутри советского строя". В качестве мер по борьбе с бюрократизмом съезд постановил осуществить следующие меры:

"1) Обязательное привлечение каждого члена Совета к выполнению определенной работы по управлению государством.

2) Последовательную смену этих работ с тем, чтобы они постепенно охватывали все отрасли управления.

3) Постепенное вовлечение всего трудящегося населения поголовно в работу по управлению государством".

Как мы видим, позиция большевистской партии в 1919 году состояла в опоре на Советы, в стремлении как-то преодолеть вековую культурную отсталость трудящихся масс, привлечь их к управлению государством. И лишь после Гражданской войны, по мере укрепления власти партийного и государственного аппарата отношение к Советам стало меняться. В течение примерно одного десятилетия полновластие Советов было постепенно размыто. Однако формально система Советов и механизм их образования в их первоначальной форме, узаконенные Конституцией РСФСР 1918 года и Конституцией СССР 1924 года, просуществовали вплоть до принятия новой Конституции СССР в 1936 году.

Конституция 1936 года коренным образом изменила принципы формирования Советов всех уровней. Основной ячейкой выборов депутатов теперь стали не производственные коллективы, а территориальные округа. Депутаты Советов всех уровней стали избираться непосредственно, т.е. была отменена система многоступенчатого выбора депутатов Советов вышестоящего уровня как представителей Советов нижестоящего уровня. Выборы депутатов стали тайными, т.е. был отменен порядок открытого голосования. Были сняты классовые ограничения для участия в выборах. Право выставления кандидатов в депутаты формально было предоставлено общественным организациям, общим собраниям рабочих, служащих, крестьян, военнослужащих, хотя на самом деле списки кандидатов в депутаты формировались в партийном аппарате и затем "проводились" через общественные организации и собрания.

В 1936 году была окончательно выхолощена демократическая суть Советов как органов прямого представительства трудящихся. Хотя название "Советы" и сохранилось, однако вся система выборных органов власти была сведена к одной из разновидностей западной парламентской системы.

Ее специфика состояла в том, что эти сталинские Советы функционировали в условиях однопартийной системы при прочно утвердившейся диктатуре партийно-государственного аппарата. Диктатура аппарата и полновластные Советы были несовместимы. Кто-то должен был уступить власть. Верх одержала диктатура партийно-чиновничьего аппарата.

Процесс выхолащивания властных полномочий Советов, их трансформация из органов реальной власти в фиговый листок, прикрывающий диктатуру партийно-государственного аппарата, был многослойным, прошел несколько фаз и сопровождался острой политической борьбой.

Этот процесс включал в себя:

устранение с политической арены конкурирующих партий;

подчинение руководству большевистской партии Советов, профсоюзов, кооперации, молодежных организаций;

бескомпромиссную борьбу внутри самой большевистской партии за лидерство в ней;

формирование централизованного аппарата большевистской партии и подчинение ему всех руководящих кадров выборных, исполнительных и судебных органов государственной власти;

ликвидацию внутрипартийной демократии в самой ВКП(б);

создание карательных органов и проведение массовых репрессий в отношении не только противников социалистического строительства, но и тех, кто выступал против всевластия партийно-государственного аппарата и лично И.Сталина;

создание мощной бюрократической машины централизованного управления страной и обществом с жесткой внутренней дисциплиной.

Как отмечалось, процесс трансформации власти Советов в диктатуру партийно-государственного аппарата, увенчанной культом вождя "всех времен и народов" И.Сталина, был окончательно завершен к 1937 году, т.е. в течение 20 лет. Итогом этого процесса явилось практически полное отчуждение трудящихся масс от участия в управлении, превращение людей в простых винтиков огромной государственной машины. Сложилось острейшее противоречие между политической формой и экономическим базисом общества, которое в конечном счете и привело к краху СССР и демонтажу социалистической системы.

Естественно возникает вопрос - почему стала возможной именно такая трансформация политической надстройки общества, насколько неизбежным и объективно обусловленным был этот процесс перерождения? Другими словами, совместимы ли социализм и подлинная демократия, социализм и власть Советов? Или социализм и тоталитаризм - это близнецы-братья? Анализу этой фундаментальной проблемы будет посвящен отдельный параграф четвертой главы. Здесь мы рассмотрим, как исторически протекал процесс перехода власти Советов в диктатуру партийно-государственного аппарата.

В 1917-1918 годы в работе Советов всех уровней принимали участие наряду с членами РКП(б) представители и других партий: социалистов-революционеров ("правые", "левые" и "центристы"), а также российской социал-демократической рабочей партии (меньшевики).

"Незадолго до V Всероссийского съезда Советов (июль 1918 года) ВЦИК принял постановление об исключении из состава ВЦИК и местных Советов представителей эсеров ("правых" и "центристов"), а также меньшевиков, обвиненных в организации вооруженных выступлений против Советской власти." Следует отметить, что в составе 1132 делегатов V Всероссийского съезда Советов насчитывалось наряду с 745 большевиками и 382 "левых" эсера. Однако уже в дни работы съезда (6 и 7 июля) "левые" эсеры организовали мятеж в Москве. Эсером Блюмкиным был убит германский посол, что послужило основанием для принятия съездом решения о выводе "левых" эсеров из Советов (кстати, вопрос об открытом разрыве "левых" эсеров с большевиками был предрешен еще в апреле 1918 года на съезде этой партии). Именно с этого времени и была установлена монополия большевистской партии в Советах всех уровней, а деятельность партий эсеров и меньшевиков к 1922 году на территории России была практически свернута.

Большевистская партия жестко проводила в жизнь доктрину диктатуры пролетариата, согласно которой все иные партии лишались права на существование.

Политика, направленная на завоевание в Советах безраздельного господства большевистской партии была четко сформулирована на VIII съезде РКП(б) в марте 1919 года: "Коммунистическая партия особенно добивается проведения своей программы и своего полного господства в современных государственных организациях, какими являются Советы.

Во всех советских организациях абсолютно необходимо образование партийных организаций, строжайше подчиняющихся партийной дисциплине. В эти фракции должны входить все члены РКП, работающие в данной советской организации.

Практической, повседневной, самоотверженной работой в Советах, выдвиганием на все советские посты своих наиболее стойких и преданных членов, РКП должна завоевать для себя безраздельное господство в Советах и фактический контроль над всей их работой".

Сделав ставку на Советы, как на форму организации государственной жизни, большевики сумели не только устранить из них другие, конкурирующие политические партии, но и добиться фактического контроля над Советами. Постепенно, шаг за шагом, большевистская партия добилась того, что взяла под контроль как процесс выдвижения депутатов в Советы, так и деятельность всех исполнительных органов власти на всех уровнях, снизу и доверху.

Что касается выборов, то партия, формируя списки кандидатов в депутаты, подготавливая и проводя избирательные кампании, всегда, вплоть до горбачевской перестройки, относилась к этим мероприятиям со всей серьезностью, несмотря на то, что Советы со временем перестали выполнять функцию прямого представительства интересов трудящихся, а стали ширмой, прикрывающей диктатуру партийно-государственного аппарата. Дело в том, что в ходе любой избирательной кампании проявлялось волеизъявление народных масс. Люди могли участвовать или не участвовать в выборах, могли проголосовать, а могли и не проголосовать за предложенных им партией кандидатов в депутаты, т.е. их "завалить". Выборная кампания всегда являлась политической акцией, демонстрирующей степень доверия к властям, отношение людей к политике партийно-государственного аппарата. Народ шел (или не шел) голосовать не столько "за" или "против" конкретных кандидатов в депутаты, сколько "за" или "против" существующего политического строя. В этом всегда таилась опасность для диктатуры партийно-государственного аппарата (в случае провала выборов).

Со временем была сформирована система номенклатурного отбора кадров руководящих работников, построенная по иерархическому принципу. Ответственные работники (а не мелкие чиновники) по существу не избирались Советами (хотя формально это и делалось), а назначались на посты партийным аппаратом.

Исполнительные органы Советов, вне всякого сомнения, были органами реальной власти, хотя сами Советы, их формально избиравшие, а на самом деле просто штамповавшие номенклатурные списки, а также решения, подготовленные партийно-государственным аппаратом, не обладали, начиная с 1930 годов никакой реальной властью. Депутаты, избранные по утвержденным партийным аппаратом спискам, послушно голосовали на периодически проводившихся сессиях Советов народных депутатов (СНД) и Верховных Советов, выполняя волю аппарата.

Следует также отметить, что всегда существовало довольно четкое разделение функций между партийным аппаратом и органами государственной власти всех уровней. Сущность этого разделения функций была определена в 1919 году на том же VIII съезде РКП(б): "Смешивать функции партийных коллективов с функциями государственных органов, какими являются Советы, ни в коем случае не следует. Такое смешение дало бы гибельные результаты, особенно в военном деле. Свои решения партия должна проводить через советские органы, в рамках Советской конституции. Партия старается руководить деятельностью Советов, но не заменять их". Действительно, партия, а точнее, партийный аппарат никогда не заменял советские государственные органы. Партийный аппарат управлял делами всего государства, всей страны, используя как сами Советы, так и их исполнительные органы в качестве своего инструмента. Послушным инструментом большевистской партии стали и профсоюзы, которым к лету 1918 года были подчинены фабричные комитеты (попытка т.н. "Рабочей оппозиции" подменить аппарат ВСНХ профсоюзами в ходе дискуссии 1919-1920 годов потерпела неудачу).

Утверждению диктатуры партийно-государственного аппарата в 1920-1930 годы, безусловно, способствовали такие объективные факторы, как низкий уровень культуры населения, партийных масс, в частности, да и большинства функционеров партаппарата, традиционно жесткая внутрипартийная дисциплина, чрезмерная централизация управления. Свою роль сыграли и внешние условия: разгул жестокости в период Гражданской войны, агрессивное внешнее окружение, не утихавшая борьба с эсерами, меньшевиками и другими политическими противниками. К тому же огромная концентрация власти, обусловленная наличием государственной собственности на основные средства производства и финансовые ресурсы, сосредоточенная в руках высших руководителей страны, постепенно развращала их, создавая атмосферу вседозволенности, безнаказанности.

Со временем образовался элитарный слой руководящих работников. Руководители партийного и государственного аппарата, их родственники образовали своеобразную касту, окруженную помощниками, слугами, подхалимами и льстецами. Точно и метко описал процесс перерождения руководящих кадров партии Джеффри Хоскинг: "Всякий, кто был знаком с большевиками в феврале или даже октябре, мог бы не узнать их в 1921 г. - так сильно они изменились во многих отношениях. В феврале это была небольшая партия подпольщиков и ссыльных, без четкой организации (вопреки ленинским принципам) и к тому же раздираемая противоречиями. Однако ее идеи были понятны и близки массам, она была жизнеспособна и начала налаживать реальные связи с народными массами, прежде всего с рабочими и солдатами. К октябрьским дням партия большевиков почти не изменилась, но численность ее выросла почти в десять раз, а также возросло влияние на рабочие и солдатские массы - ни одна другая партия в те дни не могла похвастать такими же достижениями. Но к 1921 г. она изменилась, можно сказать, неузнаваемо. Теперь она стала массовой - многие вступали в нее ради карьеры. Партия была жестко организована, непреклонна и нетерпима к взглядам, отличным от нее собственных. Уже тогда начался отрыв от народных масс, взиравших на нее со страхом и недоверием". В том же году А.Сольц писал: "...долгое пребывание у власти в эпоху диктатуры пролетариата возымело свое разлагающее влияние и на значительную часть старых партийных работников. Отсюда бюрократия, отсюда крайне высокомерное отношение к рядовым членам партии и к беспартийным рабочим массам, отсюда чрезвычайное злоупотребление своим привилегированным положением в деле самоснабжения. Выработалась и создалась коммунистическая иерархическая каста...". И на все это потребовалось каких-то три года! Отметим еще один фактор, сыгравший в дальнейшем немаловажную роль в формировании качественно нового командного состава партии и государства, - это влияние нэпа. Вот как характеризует этот процесс Р.Медведев: "...После беспримерного напряжения сил, надежд и иллюзий наступил длительный период усталости, упадка и глубокого разочарования в результатах переворота. Отлив "плебейской гордости" открывал место приливу малодушия и карьеризма. На этой волне поднялся новый командующий слой <...> Молодая бюрократия, возникшая первоначально в качестве агентуры пролетариата, начинала чувствовать себя теперь третейским судьей между классами. Самостоятельность ее возрастала с каждым месяцем...".

Переход от власти Советов к диктатуре партийно-государственного аппарата стал возможным благодаря процессам, происходившим и внутри самой большевистской партии. Если в первой половине 1920 годов в быстро растущей партии, несмотря на усиление режима контроля партийного аппарата, все еще имела место внутрипартийная демократия (шли дискуссии, регулярно проводились конференции и пленумы ЦК, на съездах велись острые дебаты по стратегическим и тактическим вопросам политики), то после разгрома т.н. оппозиции ситуация коренным образом изменилась. От внутрипартийной демократии к началу 1930 годов не осталось и следа. В партии стал господствовать ее аппарат, подчиненный И.Сталину. Но нельзя не согласиться и с Л.Троцким, который считал, что феномен И.Сталина порожден самим аппаратом. "Было бы наивностью думать, что неведомый массам Сталин вышел внезапно из-за кулис во всеоружии законченного стратегического плана. Нет, прежде чем он нашел свою дорогу, бюрократия нащупала его самого. Сталин приносил ей все нужные гарантии: престиж старого большевика, крепкий характер, узкий кругозор и неразрывную связь с аппаратом, как единственным источником собственного влияния. Успех, который на него обрушился, был на первых порах неожиданностью для него самого. Это был дружный отклик нового правящего слоя, который стремился освободиться от старых принципов и от контроля масс и которому нужен был надежный третейский судья в его внутренних делах. Второстепенная фигура перед лицом масс и событий революции, Сталин обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде". Аппарат партии охотно подчинялся И.Сталину, ибо он выражал его интересы, проводил ту политику, которую аппарат считал правильной. А.Зиновьев, анализируя истоки сталинизма, пришел к выводу, что он "вырос из низовой партийной жизни и стимулировался ею".

Между тем в партии воцарилась гнетущая атмосфера взаимного недоверия и подозрительности. "... Кто не был удовлетворен тем или иным решением Центрального Комитета, те, кто персонально заметил ту или иную ошибку, нарушение или беспорядок, "боятся говорить об этом на партийных собраниях, или даже в частных беседах, если только собеседник не был достаточно надежен в смысле "благоразумия"".

По свидетельству Л.Троцкого, еще в 1922 году В.Ленин осознавал опасность усиления власти партийного аппарата, в частности, Оргбюро ЦК в сочетании с растущим могуществом государственного бюрократизма. Однако болезнь и смерть не дали В.Ленину возможности предотвратить процесс нарастания абсолютной власти партийного аппарата, возглавляемого И.Сталиным. В.Ленин успел поставить вопрос о смещении И.Сталина с поста генсека. В конце 1922 года В.Ленин обращается к очередному съезду партии, в котором говорилось: "Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью". В добавление к этому письму в начале января 1923 года В.Ленин вновь возвращается к вопросу о некоторых нетерпимых для руководителя личных качествах И.Сталина. "Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д.".

Внутри самого центрального аппарата партии не на шутку разгорелась борьба за власть, в которой принимали участие ведущие члены Политбюро (Сталин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин). Сохранились многочисленные свидетельства этой ожесточенной борьбы. Приведу только один факт, сообщенный А.Орловым: "...В разговоре с группой друзей Пятаков однажды высказался так: "Я не могу отрицать, что Сталин является посредственностью и что он не тот человек, который должен бы стоять во главе партии; но обстановка такова, что если мы будем продолжать упорствовать в оппозиции Сталину, нам в конце концов придется оказаться в еще худшем положении: наступит момент, когда мы будем вынуждены повиноваться какому-нибудь Кагановичу. А я лично никогда не соглашусь подчиняться Кагановичу".

В 1930 годах И.Сталин во всю развернул массовые репрессии не только против противников социализма, но и против своих бывших единомышленников. Дочь И.Сталина С.Аллилуева в своей книге "Только один год" писала: "Он дал свое имя системе кровавой единоличной диктатуры. Он знал, что делал, он не был душевно больным, ни заблуждавшимся. С холодной расчетливостью утверждал он свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять. Поэтому первым делом всей его жизни стало устранение противников и соперников". Как поведал Н.Хрущев на ХХ съезде КПСС, из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на XVIII съезде, 98 человек, то есть 70%, были арестованы и расстреляны, большинство в 1937-1938 годах. Из 1966 делегатов этого съезда 1108 были арестованы по обвинению в контрреволюционной деятельности. Судя по результатам голосования на XVIII съезде, когда против И.Сталина было подано 287 голосов, уже в то время многие члены партии осознавали, что необходимо его сместить с поста генсека, однако подходящий момент для этой акции был безвозвратно упущен. Позиции И.Сталина в 1934 году были непоколебимы. Как утверждает сын А.Микояна Серго, отец ему говорил, что "в последний раз мы могли его (И.Сталина - В.П.) убрать в 1927 г. Как он делал несколько раз раньше, Сталин предложил свою отставку, когда отдельные ведущие члены Политбюро оказывались против него. Но он всегда точно рассчитывал момент и соотношение сил. Будущие его жертвы оставляли его на месте Генсека, считая, что он еще понадобится им для сведения счетов между собой".

Стремление к лидерству, жажда власти свойственны всем амбициозным политикам. Большевики не были исключением. Но в большевистской партии не сложилось механизма, нейтрализующего поползновения того или иного лидера к абсолютной власти, к диктатуре. При жизни В.Ленина его авторитет еще как-то сдерживал бушевавшие страсти соперничающих вождей партии. Однако после смерти В.Ленина борьба между членами Политбюро разгорелась не на шутку, и она в конечном счете завершилась победой И.Сталина и гибелью всех его противников и конкурентов. Немаловажное значение в этой борьбе сыграли личные качества И.Сталина, такие, как хитрость, вероломство, способность играть на низких свойствах человеческой натуры, мстительность, злопамятность, подозрительность, отсутствие каких-либо сдерживающих моральных принципов. Вместе с тем нельзя не согласиться со следующим, бесспорно, верным утверждением Р.Медведева: "Было бы неправильным также, по примеру некоторых западных историков, изображать борьбу различных группировок в партии после смерти Ленина только как беспринципную борьбу за власть, прикрытую для видимости различного рода теоретическими рассуждениями. Нет, в 20-е гг. существовали серьезные теоретические и практические расхождения и идейная борьба, особенно по вопросу о возможностях, путях и методах строительства социализма в Советском Союзе. Верно, однако, и то, что для Сталина в этой борьбе главным был вопрос о власти. И.Сталин как-то сказал Енукидзе: "Запомни, Авель, кто не со мной - тот против меня". Умело маневрируя между различными течениями и платформами, Сталин воспользовался борьбой различных фракций в партии, чтобы ослабить всех конкурентов и усилить свою власть и влияние".

Оппозиция И.Сталину и проводимой им политике в партии была. В 20-х годах она еще была открытой, а в 30-х годах - ушедшей в подполье. На XIV съезде партии Каменев еще мог открыто заявить: "Наш генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя старый большевистский штаб", "Мы против того, чтобы создавать теорию "вождя", мы против того, чтобы делать "вождя". После разгрома оппозиционных группировок, возглавляемых Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным, в партийном аппарате время от времени возникали отдельные очаги противостояния политике И.Сталина, однако в своем подавляющем большинстве партийный актив не только не противодействовал, но и одобрял ее, участвуя в ее реализации. И все началось не в 1930 годы, а еще раньше. Вот довольно типичная выдержка из речи И.В.Сталина, произнесенная на заседании объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 27 октября 1927 года: "Говорят об арестах исключенных из партии дезорганизаторов, ведущих антисоветскую работу. Да, мы их арестовываем и будем арестовывать, если они не перестанут подкапываться под партию и Советскую власть. (Голоса: Правильно! Правильно!)". А вот что, например, говорил на XV съезде РКП(б) председатель Совнаркома А.Рыков, который вскоре тоже будет репрессирован: "По обстановке, которую оппозиция пыталась создать, сидят в тюрьмах очень мало. Я думаю, что нельзя ручаться за то, что население тюрем не придется в ближайшее время несколько увеличить (голоса: Правильно!)".

Для поведения лиц, входивших в партийно-государственный аппарат и подвергшихся репрессиям, характерно было то, что многие из них сохраняли веру в великую роль партии, строящую социализм. Е.Преображенский - один из активных участников троцкистской оппозиции - в своем обращении "Ко всем товарищам по оппозиции" писал, что оппозицию привело к поражению именно торжество ее идей. "Сталин осуществил левый курс иначе, чем представляла оппозиция, которая добивалась индустриализации и коллективизации при пролетарской демократии. Но все же Сталин осуществил требования оппозиции <...> Наша обязанность сейчас подойти ближе к партии и вернуться, чтобы сдержать недовольство, которое может быть вызвано в крестьянской стране политикой социалистического накопления и борьбой против аграрного капитализма <...> Мы должны нести ответственность за дела, против которых мы предостерегали, и подчиниться методам, с которыми мы не можем согласиться. Если нас восстановят (в партии - В.П.), каждый из нас должен получить партбилет, как берут тяжелый крест, но для тех, кто хочет эффективно служить делу социализма, не остается ничего иного, как взять крест". Это заявление цитируется по книге Р.Медведева "О Сталине и сталинизме", который, развивая мысль о логике поведения репрессированных активистов оппозиции, далее пишет: "Возвращаясь из ссылки в Москву под конвоем, К.Радек на одной из станций обратился к группе ссыльных троцкистов, призывал их к капитуляции перед ЦК. Он говорил о тяжелом положении в стране, о недостатке хлеба, о недовольстве рабочих и угрозе крестьянских восстаний. В такой обстановке оппозиция, по словам Радека, должна признать свою неправоту и объединиться с партией. "Мы сами привели себя в изгнание и в тюрьму <...> Я порвал с Троцким, мы теперь политические враги".

К началу 1930 годов сложилось ближайшее окружение Сталина, многочисленный отряд его сторонников, которые и не были такими отпетыми негодяями, как например, Ежов, но, будучи им сломленными, не предпринимали никаких действий против установившихся в партии и стране порядков. Одним из них, например, был А.Микоян, который на закате своей жизни признался, что "с середины 30-х годов и позже, будучи свидетелем разнузданных сталинских репрессий, оказался способным на компромиссы со своей совестью, хотя и спорил со Сталиным из-за арестов, но не затевал с ним борьбы, поскольку она не имела никаких шансов на успех <...> Все мы были тогда мерзавцами".

Правда, Н.Хрущев вспоминал такой эпизод. Однажды во время очередного застолья К.Ворошилов орал на И.Сталина, обвиняя его в том, что армия не имеет хороших командиров: "Вы сами виноваты во всем этом! Вы уничтожили старые кадры армии, вы убили наших лучших генералов". Сказав это, К.Ворошилов будто бы опрокинул обеденный стол, на котором лежал молочный поросенок. Вероятность такого эпизода весьма сомнительна, ибо вряд ли И.Сталин мог уничтожать кадры высшего ранга в армии и флоте без ведома и согласия К.Ворошилова. Я не исключаю того, что К.Ворошилов мог заступаться за некоторых офицеров. Мой отец тоже был репрессирован, но затем восстановлен в армии после вмешательства К.Ворошилова.

Кульминация большого террора пришлась на 1937 год, когда 2 июля была издана директива об антисоветских элементах за 863/ш, которая легла в основу нижеприводимого одноименного постановления Политбюро ЦК ВКП (б): "Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, являются главнейшими зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности. ЦК ВКП (б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были арестованы в были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП (б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке. Секретарь ЦК И.Сталин."

Масштабы репрессий в отношении офицеров армии и флота, партийных деятелей, хозяйственных руководителей, интеллигенции, да и простых граждан во второй половине 1930 годов приняли столь массовый характер, что сам И.Сталин вынужден был нажать на тормоза. В частности, в январе 1938 года было принято постановление пленума ЦК ВКП(б) "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков". В этом постановлении приводятся факты массовых репрессий против коммунистов, необоснованных исключений из партии, издевательств над десятками тысяч ничем не повинных людей, чинившихся партийным аппаратом. А "тройкам" и большому террору был дан отбой лишь постановлением от 17 ноября 1938 года. Газета "Совершенно секретно" в 9 за 2007 год сообщает, что с октября 1936-го по ноябрь 1938 года были арестованы и осуждены около 1,5 миллиона человек, из них расстреляны 725 тысяч, из которых около полумиллиона казнены по секретному приказу 00447.

К 1938 году диктатура партийно-государственного аппарата, опирающегося на НКВД и возглавляемая И.Сталиным, достигла стадии зрелости, приняв самые уродливые и чудовищные формы. Само собой напрашиваются два вопроса:

Во-первых, каким образом совмещалась политика социалистического строительства с диктатурой партийно-государственного аппарата, развязавшей массовые репрессии?

Во-вторых, что заставило И.Сталина и его аппарат в 1938 году осадить себя и умерить пыл по уничтожению членов партии?

Как это ни пародоксально, но приходится признать, что И.Сталин, его соратники и в целом партийно-государственный аппарат, ликвидировав к концу 1930 годов эксплуататорские классы, завершив процесс обобществления производства и распределения, коллективизировав крестьянскую массу, т.е. заложив фундамент социалистической экономики, усиленно работали над развитием ее материально-технической базы, наращиванием оборонного потенциала, упрочением внешнеполитического положения страны. Повышался жизненный уровень населения. Нет ни одного факта, ставящего под сомнение это утверждение. Ради чего же тогда проводились массовые репрессии и особенно против коммунистов? И это все на фоне новой Конституции, провозгласившей демократизацию общественной жизни! Налицо вопиющий разрыв между лозунгами, речами и делами. Сплошная, дикая демагогия.

Вне всякого сомнения, что корни репрессий напрямую уходят в природу диктатуры партийно-государственного аппарата. Все, кто посягают на его абсолютную власть в обществе или даже представляют для него потенциальную угрозу, для аппарата становятся врагами. Аппарат - это огромная бездушная бюрократическая машина, перемалывающая все, что стоит на ее пути. Сказанное об аппарате - это, безусловно, абстракция, выражающая суть явления. Сам аппарат состоял из людей, по-разному мыслящих и поступающих. И если говорить о репрессированных чиновниках партийного и государственного аппарата, то среди них было немало как отъявленных негодяев, чьи руки были по локоть в крови, и ликвидированных НКВД как опасных свидетелей преступлений сталинского режима, так и честных людей, "...искренне стремившихся создать справедливое общество и свято веривших в то, что они участвуют в создании именно такого общества и борются с его врагами. Было немало людей, которые искренне ошибались, или были обмануты, или стали жертвой другого культа - культа партийной дисциплины. Были люди, которые многое поняли, но лишь тогда, когда было уже поздно. Были и такие, которые ничего не могли понять до самого конца. Было немало людей думающих, которые остро переживали все то, что происходило в стране, но все же во многом веривших еще партийному руководству и партийной пропаганде. Они обращались к Сталину и другим руководителям, но нередко вскоре попадали в чудовищную мясорубку террора. Были и такие, кто уже не верил ни партийной пропаганде, ни Сталину, но не знал, как и с помощью каких средств можно изменить положение. Были, конечно, и такие, кто просто боялся. Поэтому глубокой ошибкой было бы огульно зачислять их в число преступников, "получивших по заслугам". Можно лишь говорить об общей исторической и политической ответственности партийного актива за ошибки и трагедии 1920-1930 годов. Сказанное выше относится также и к чекистам, хотя их ответственность за события 1930 годов очень велика. Но я не могу одинаково относиться к Ягоде или Заковскому и к известному чекисту Артузову, который перед расстрелом написал кровью на стене тюремной камеры: "Честный человек должен убить Сталина". Словом, в аппарате были и честные, принципиальные коммунисты, которые "раскусив" И.Сталина, пытались что-то предпринять, чтобы снять его с поста генсека или противодействовать проводимой им политике. Однако факт остается фактом, что каких бы взглядов ни придерживался тот или иной чиновник аппарата, он не в состоянии был "выпрыгнуть" из него, вынужденный подчиняться правилам функционирования бездушной машины, в которой был "винтиком". Показательным в этом смысле является XVII съезд партии. Во время голосования по кандидатурам, выдвигаемым в состав ЦК, каждый четвертый делегат голосовал против И.Сталина. Отважились они на такой поступок только благодаря процедуре тайного голосования. Однако открыто выступить против вождя никто из них не осмеливался.

Пожалуй, следует согласиться с Р.Медведевым, который считал, что с 1930 годов в партии и стране практически не существовало никакой открытой организованной оппозиции сталинскому руководству. Чем же можно объяснить это явление? Р.Медведев дает следующий вполне обоснованный ответ на этот вопрос: "Во-первых, личная власть Сталина в эти годы была исключительно велика. Он практически бесконтрольно распоряжался быстро увеличивавшимся центральным партийным аппаратом. Благодаря К.Ворошилову, он сохранял контроль над Красной Армией, а благодаря Г.Ягоде и Я.Агранову - контроль над органами ОГПУ. В этих условиях оппозиция Сталину становилась весьма опасным делом, и большинство тех, кто в прошлом не раз весьма критически отзывались о Сталине, сковывал страх. Во-вторых, многие грубые просчеты и преступления, совершаемые Сталиным в начале 30-х гг., выявились более отчетливо лишь много лет спустя, некоторые - лишь после его смерти. Так, например, очень немногие были посвящены в тайну фальсификации политических судебных процессов 1930-1931 гг. Иные ошибочные и даже преступные действия Сталина изображались пропагандой как великие достижения и ставились ему в заслугу. Важно отметить также, что сама исключительность ситуации, сложившейся в начале 30-х гг., способствовала укреплению власти Сталина. Перед лицом невиданных ранее трудностей большинство партийных руководителей, даже недовольных Сталиным, считали невозможным развертывать какую-то новую внутрипартийную борьбу, чтобы еще более не осложнять положение. Они не видели в партийных верхах никого, достойного занять место Сталина, и боялись, что если страна и партия начнут двигаться иным курсом или попытаются остановиться или даже отступить, это кончится полным крахом".

Решающее значение для утверждения репрессивного политического режима имел тот факт, что во главе иерархически построенного аппарата стоял такой человек, как И.Сталин. Не только политическое, но и физическое устранение своих главных соперников в борьбе за власть стало для него правилом. Его карательная деятельность распространилась не только на тех, кто осмеливался идти на открытое противостояние, но и на тех, кто мог представлять потенциальную угрозу его власти в партийном и государственном аппарате как в центре, так и на местах. Словом, в самом аппарате царила атмосфера террора.

Любопытную характеристику И.Сталину дал У.Черчилль. Она отражает всю противоречивость оценок деятельности И.Сталина современниками, лично его знавшими. У.Черчилль таким образом характеризовал И.Сталина: "Большим счастьем было для России, что в годы тяжелейших испытаний страну возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой выдающейся личностью, импонирующей нашему изменчивому и жестокому времени того периода, в котором проходила вся его жизнь.

Сталин был человеком необычайной энергии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в Британском парламенте, не мог ничего противопоставить. Он был непобедимым мастером находить в трудные моменты пути выхода из самого безвыходного положения. Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества был одинаково сдержан и никогда не поддавался мллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом. Сталин был величайшим, не имеющим себе равного в мире диктатором, который прнял Россию с сохой и оставил ее с атомным вооружением".

Соперники и враги были не только у И.Сталина, они были и у руководителей более низкого ранга, которые также встали по примеру своего вождя на путь репрессий. И провозглашенный в 1937 году устами И.Сталина безумный тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения Советского Союза к социализму, нашел для себя "теоретическое" обоснование массовых репрессий. Был пущен в оборот термин "враг народа". Началась настоящая "охота на ведьм", как в Средневековье во времена инквизиции.

Информация о масштабах массовых репрессий 1930 годов самая противоречивая. Воспользуемся той, которую сообщил А.Микоян: "Со слов Шатуновской, которая от имени КПК получила данные от КГБ, стало известно, что за 1934-1941 гг. расстреляно было около 1 млн. человек, а репрессировано еще более 18,5 млн.".

История человечества знает немало ужасных побоищ, в том числе происходивших и в ХХ веке (фашистская машина смерти, маккартизм в США, уничтожение людей в Камбодже, Чили, Аргентине и т.д.). Все эти преступления совершались во имя какой-то "идеи", преследовали определенную цель. Но какую цель преследовал сталинский партийно-государственный аппарат? Пожалуй, только одну-единственную - сохранение своей абсолютной власти и никакой другой. Такое понимание природы массовых репрессий в 1930 годы позволяет ответить и на второй вопрос - о реабилитационной кампании 1938-1939 годов. Действительно, т.н. "чистка" партийных рядов поставила под угрозу само существование аппарата, который рубил сук, на котором сидел, занимаясь самоуничтожением. Репрессии опустошили, обескровили не только низовые парторганизации, но и сам аппарат партии. Тот же А.Микоян сообщает, что в ряде крайкомов и райкомов были арестованы две трети руководящих работников. Однако дело было не только в репрессиях, но и в омертвлении деятельности первичных парторганизаций и партии как таковой. Видимо, И. Сталину на этой стадии вполне достаточно было государственного аппарата для управления страной. Но паралич партийной жизни, глухой ропот масс, наверняка доходивший и до И.Сталина, заставили его умерить масштабы и темпы репрессий, принять меры к относительной нормализации партийной жизни.

Репрессии продолжались вплоть до смерти И.Сталина в 1953 году, правда, не в столь больших масштабах, как это было в 1930 годы. В 1956 году новый генсек Н.Хрущев на ХХ съезде партии выступил с докладом о культе личности Сталина. По этому поводу было принято и специальное постановление ЦК, направленное, по объявленному замыслу его авторов, на преодоление культа личности Сталина, на демократизацию внутрипартийной и общественной жизни. Наступила т.н. хрущевская оттепель. М.Геллер и А.Некрич следующим образом характеризуют обстановку в обществе в этот период: "Речь Хрущева была произнесена в тот момент, когда многое в стране находилось в состоянии движения: улучшалась жизнь в сельских местностях, люди начали обретать чувство самоуважения и требовать уважения к себе. Но эти всходы были еще очень слабыми, неустойчивыми, они нуждались в постоянной поддержке. Хотя многое зависело от власти, но кое-что зависело теперь и от народа, сумеет ли он, вернее готов ли он поддержать это зарождающееся новое, или оно зачахнет и погибнет от сил, которые хотя и отступили в растерянности, но были еще достаточно мощны и спаяны системой взаимной поддержки, круговой поруки и многолетним опытом террористической диктатуры.

В стране быстро зрел подъем движения за демократизацию. Оно было еще слабым, неорганизованным, часто аморфным, но оно рождалось. И в этом была большая надежда".

Шаг, предпринятый Н.Хрущевым, означал очень многое, а именно, что партийно-государственный аппарат осознал неизбежность и необходимость смягчения своей диктатуры, реформирования жизни общества, но не отмены диктатуры. Об этом свидетельствуют слова самого Н.Хрущева, воспроизведенные в воспоминаниях кинорежиссера М.Ромма: "...но решать-то кто будет? Решать в нашей стране должен народ. А народ это кто? Это партия. А партия кто? Это мы, мы - партия. Значит, мы и будем решать, я вот буду решать. Понятно?"

Последующие события в политической жизни страны показали, что законы, регулирующие внутрипартийную жизнь, продолжали действовать (снятие с поста Н.Хрущева, культы личности того же Н.Хрущева и Л.Брежнева, деградация Политбюро, завершившаяся назначением на пост генсека К.Черненко и т.д.). Партийно-государственный аппарат продолжал по-прежнему властвовать в стране, хотя и отказался от практики массовых репрессий. Так продолжалось до 1985 года, когда на пост генсека был избран М.Горбачев.

М. Горбачев поставил перед собой грандиозную задачу - разрушить диктатуру партийно-государственного аппарата и создать общество демократического социализма. Однако его замысел провалился, и эксперимент, получивший название перестройки, завершился крахом СССР и реставрацией капитализма.

История, которая не может обходиться без случайностей, в своем поступательном движении дважды споткнулась, созидая новое общество. Первый раз на И.Сталине, который, уничтожив Советы, способствовал установлению диктатуры аппарата, и второй раз - на М.Горбачеве, которому просто не по силам была задача реставрации Советов и уничтожение диктатуры партийно-чиновничьего аппарата.

2.3.5. Исторический феномен - советский народ

"Да, тогда был сталинизм, насилие над народом. Но народ строил основы социализма..."

С. Ахромеев

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью.

Слова советской песни

Социалистическая революция породила новую общность людей - советский народ. Трудно определить точное время появления нового качества у народов, населявших территорию СССР, которое позволило бы называть их совокупность одним обобщающим термином - советский народ. Ориентировочно - это конец 1930 годов, предвоенное время. Формирование новых качественных характеристик происходило на протяжении двух послеоктябрьских десятилетий в результате взаимодействия ряда факторов: политической системы, идеологии коммунизма, экономических отношений, культурной революции, конкретных исторических событий. Это новое, что стало присуще советскому народу, еще более укоренилось в ходе победоносной Великой Отечественной войны.

Первое, что следует отметить, - это исчезновение из социальной структуры общества классов крупной буржуазии и помещиков, а также значительной по численности и влиянию группы чиновников (гражданских и военных), служивших в государственном аппарате предреволюционной России. Какой-либо статистики на этот счет не имеется. Однако на основе многочисленных свидетельств, содержащихся в мемуарной, исторической и художественной литературе, можно косвенно судить о судьбах сотен тысяч людей, относившихся к вышеназванным классам и социальным группам. Определенная часть этих людей была уничтожена в ходе организованных или стихийных репрессий, а также во время Гражданской войны. Немало их покинуло пределы России и оказалось в эмиграции. Какая-то часть перешла на службу новой власти и стала с нею сотрудничать.

В результате проведения коллективизации, отмены нэпа и вытеснения частного капитала из всех секторов экономики к 1939 году сформировался качественно новый классовый состав населения, о чем можно судить по следующим официальным данным:

Таблица 3

	1913*	1939
Все население (включая неработающих членов семей) в том числе: рабочие и служащие, из них рабочие колхозное крестьянство и кооперированные кустари крестьяне-единоличники и некооперированные кустари буржуазия, помещики, торговцы и кулаки	100,0 17,0 14,0 - 66,7 16,3	100,0 68,3 32,5 47,2 2,6 -
*В границах 1939 г.

Как видно из приведенных данных, к концу 1930 годов все работоспособное население страны состояло из трудящихся, работавших на предприятиях госсобственности, в колхозах и в кооперативах, в единоличных крестьянских хозяйствах и кустарных промыслах. В этом, пожалуй, заключается первая важнейшая качественная характеристика советского народа. На деле был реализован коммунистический принцип - "кто не работает, тот не ест". Труд для подавляющего большинства самодеятельного населения стал превалирующим источником доходов.

В обществе довольно быстро сложилась четко выраженная стратификация, в которой основным каналом продвижения вверх была правящая партия. Вот что пишет об этом историк Джеффри Хоскинг: "Многие <...> смогли воспользоваться членством в партии, чтобы вырваться из рабочих, что подтверждается партийной статистикой 1927 года.

Социальное положение Владение профессией

Рабочие 55,7% 30,0%

Крестьяне 19,0% 9,9%

Служащие 25,3% 42,8%

К тому обстоятельству, что целых 17,3% под графой "Профессия" остались неучтенными, следует добавить и то, что почти половина тех членов партии, что вступила в нее как рабочие и крестьяне, переместилась в категорию "белых воротничков" за время, прошедшее с момента их приема. Фактически именно партия стала основным каналом социальной мобильности в советском обществе".

Кроме того, важным фактором, стимулирующим продвижение по стратификационной лестнице, была дифференциация в оплате труда, тесно связанная с квалификацией и уровнем образования. "Квалифицированные рабочие получали в четыре-восемь раз больше, чем неквалифицированные, в то время как администрация и аппарат управления вообще получали в восемь-тридцать раз больше - это без учета прочих привилегий, которыми они пользовались".

Рабочие имели возможность повышать свою квалификацию без отрыва от производства в фабрично-заводских училищах (ФЗУ). Окончившие их могли рассчитывать не только на более высокую зарплату, но и на улучшение своих жилищных условий. Ударники производства (стахановцы) становились привилегированной прослойкой рабочего класса, многие из них отбирались для продолжения учебы в вузах, для работы в государственно-партийном аппарате. Вместе с тем, отмечает Джеффри Хоскинг, "...многие рабочие не были удовлетворены своим образом жизни и часто оставляли работу в поисках чего-то лучшего. Поскольку большинство предприятий нуждалось в рабочей силе, работу на новом месте найти было нетрудно, но только для того, чтобы убедиться - она не лучше прежней. В 1930 г. на предприятиях угледобывающей и сталелитейной промышленности человек держался в среднем около четырех месяцев. Для того чтобы прекратить эти постоянные массовые миграции, правительство разработало ряд мер. В декабре 1932 года были введены внутренние паспорта и прописка. Это значило, что каждый житель города регистрировался полицией и не мог переехать без ее разрешения на новое место жительства. В то же время крестьяне были лишены паспортов, что позволило властям остановить большую часть миграции из деревни в город. С сентября 1930 г. каждый рабочий получал на месте работы "книжку заработной платы", где отмечалось "увольнение по собственному желанию". В 1938 г. появились "трудовые книжки", которые каждый работник должен был сохранять в течение всей своей трудовой жизни: там отмечались теперь все нарушения трудовой дисциплины. Прогул, каковым в 1932 г. считалось отсутствие на рабочем месте в течение дня без уважительной причины, был достаточным основанием для увольнения - в то время увольнение влекло за собой потерю жилья, потерю продуктовой карточки и помощи со стороны рабочего кооператива. В 1939 г. прогулом стало считаться опоздание на двадцать минут без уважительной причины, и с 1940 г. это было признано уголовным преступлением, что влекло за собой осуждение на шесть месяцев "исправительных работ". В этих случаях человек обычно продолжал работать на своем рабочем месте, но с него удерживали 25% заработной платы. Увольнение по собственному желанию также стало уголовно наказуемым деянием, каравшимся тюремным заключением".

Незавидным стало положение крестьян, не вступивших в колхоз после 1932 года, когда были отменены для них паспорта, требующиеся для перемены места жительства. Многие рассматривали это решение правительства как возрождение барщины.

Таким образом, в обществе к началу войны установился порядок, отличавшийся принудительными мерами по установлению жесткой дисциплины и ограничениями в отношении миграции и смены места работы.

Социалистическая революция 1917 года в своем поступательном движении не только привела к ликвидации частной собственности и в итоге - к радикальному изменению социальной структуры общества, но и обусловила кардинальные изменения в первоосновах общественного устройства и образа жизни людей. Например, шаг за шагом были введены системы бесплатного (финансируемого за счет государства) образования и здравоохранения. Широкое развитие получило социальное обеспечение престарелых и инвалидов. Словом, во многих сферах жизни человека общество взяло на себя расходы, которые раньше должны были возмещаться за счет семейного бюджета. Если раньше семьи с низким уровнем доходов не в состоянии были позволить себе затраты на образование, медицинские услуги и т.п., то новое общественное устройство ввело принцип равенства всех граждан в сфере социальных услуг. Другое дело, что далеко не все опыты сразу оказывались удачными, что у государства, порой, не хватало материальных и финансовых ресурсов для реализации амбициозных планов, что со временем и в этой сфере сложилась ступенчатость привилегий. Однако главное состояло в том, что общество в лице государства стремилось создавать условия для нормального удовлетворения не только первичных, насущных материальных потребностей человека, но и потребностей более высокого порядка: в приобретении знаний, в охране здоровья (медицина, физкультура, спорт, отдых), помощи многодетным семьям, всестороннем развитии талантов (культура). Государство стремилось также создавать нормальные жилищные условия, включая предоставление стандартного набора коммунальных услуг. Оно не скупилось на затраты в области общедоступного коммунального пассажирского транспорта. И, наконец, в СССР была на деле обеспечена возможность трудоустройства для всех трудоспособных граждан.

Социалистическая революция внесла радикальные изменения и в отношения между мужчинами и женщинами, провозгласив их равенство, в частности, в рамках семьи. Общество помогало женщинам раскрепоститься, занять достойное место в народном хозяйстве. Как писал Л.Троцкий, революция сделала "героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг", т.е. архаическое, затхлое и косное учреждение, в котором женщина трудящихся классов отбывает каторжные работы с детских лет до смерти". В этих целях стали создаваться родильные дома, ясли, детские сады, школы, общественные столовые, амбулатории, больницы, санатории, кино, театры, спортивные организации и т.д. Однако, продолжает Л.Троцкий, сразу "старую семью взять штурмом не удалось. И не потому, что семья так прочно держалась в сердцах. Наоборот, после короткого периода недоверия к государству, его яслям, детским садам и подобным учреждениям, работницы, а за ними и передовые крестьянки оценили неизмеримые преимущества коллективного ухода за детьми, как и обобществления всего семейного хозяйства. К несчастью, общество оказалось слишком бедно и малокультурно. Планам и намерениям коммунистической партии не отвечали реальные ресурсы государства. Семью нельзя "отменить": ее надо заменить. Действительное освобождение женщины неосуществимо на фундаменте "обобщенной нужды".

Можно иронизировать и даже откровенно издеваться над созданной в Советском Союзе системой социального обеспечения населения, можно выискивать и находить в ней тысячи недостатков, как это, например, делают М.Геллер и А.Некрич, но нельзя отрицать главного - впервые в истории человечества были заложены основы качественно новой системы социального обеспечения людей, изменив тем самым структуру реализуемых ими потребностей.

В первые два послереволюционных десятилетия, а затем в годы Великой Отечественной войны происходил масштабный процесс формирования кадров руководителей, специалистов, военачальников, ученых, медицинских работников, преподавателей школ и вузов из рабочих и крестьян, т.е. процесс подъема по стратификационной лестнице. "...Государство действительно хотело быть рабоче-крестьянским и рассчитывало на добрую волю этих миллионов. А установленное равенство и даже первенство этих низов порождало в них революционный энтузиазм и жажду приобщиться к новому свету и воздуху".

Особое внимание, естественно, уделялось привлечению молодежи к участию в общественных преобразованиях, и она, в своем большинстве, с охотой в этот процесс включилась. Л. Троцкий, давая критическую оценку проблеме участия молодежи в социалистическом строительстве, писал: "...Было бы грубой клеветой на молодежь изображать ее, как одержимую исключительно или даже преимущественно личными интересами. Нет, в массе своей она великодушна, отзывчива, предприимчива. Карьеризм окрашивает ее только сверху. В глубине живут разнородные, далеко не сложившиеся тенденции, на подоплеке героизма, который еще только ищет применения. Этими настроениями питается, в частности, новейший советский патриотизм. Он, несомненно, очень глубок, искренен и динамичен".

В основе этого процесса, безусловно, была культурная революция, открывшая огромной массе людей доступ к духовным ценностям. Культурная революция была порождена не только гуманистическими целями социальных преобразований, но и огромной потребностью в кадрах для нужд индустриализации, коллективизации и вооруженных сил. Так, "намеченное первым пятилетним планом строительство 47 вузов и 172 техникумов объявлялось недостаточным для "полного удовлетворения нужд пятилетки" и предлагалось в трехмесячный срок скорректировать эти цифры. Для увеличения пропускной способности вузов предлагалось перевести их на непрерывный учебный год и неделю, довести выпуск в 1929 году обучающихся в вузах с четырехлетним сроком до 20%, а в вузах с трехлетним сроком обучения - до 25%". Уже к 1932/33 учебному году число вузов составило 832 с 504,4 тыс. учащихся против соответственно 105 вузов и 127,4 тыс. учащихся в 1914/15 году.

Об итогах культурной революции в СССР можно судить на основе следующих данных:

Таблица 4

Образовательный состав разных поколений населения СССР

Возрастные когорты по годам рождения х)	Уровень образования
Возрастные когорты по годам рождения х)		высшее и среднее специаль-ное	полная средняя школа	неполная средняя школа		начальная школа	ниже начального и неграмот-ные
1910-е	10	3		12	28	47
1920-е	16	8		28	36	12
1930-е	22	12		31	28	7
1940-е	40	28		23	9
1950-е	44	42		12	2
1960-е	42 хх)	50		7	1

х)Родившиеся в 1910-е годы вступили в самостоятельную трудовую жизнь преимущественно в 30-е годы; в 1920-е - соответственно в 40-е и т.д.

хх) К 1989 г. не все люди этого возраста закончили свое образование.

Источник: Гордон Л.,Клопов Э. Возрождение рабочего движения в России. Сборник "Россия. ХХ век. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал". Т.2. "Апогей и крах сталинизма". Российский государственный университет, 1997.

Как мы видим из этой таблицы, к моменту развала СССР подавляющее большинство родившихся в 60-е годы получили или высшее, или среднее образование. Причем, оно по своему качеству было значительно выше западного стандарта. Советская школа давала не только универсальные знания, но и воспитывала в учащихся такие качества, как уважение к старшим, любовь к Родине, высокие нравственные нормы поведения.

Осуществление культурной революции означало в конкретных условиях того времени привлечение к современной культуре народов и народностей, которые в своем развитии находились почти на стадии первобытного общества. В середине 1930 годов преподавание велось почти на 80 языках. Для большинства народов и народностей пришлось создавать алфавит. Ликвидация неграмотности позволила скотоводам-кочевникам и крестьянам впервые читать издающиеся для них газеты. Наряду с письменностью и развитием экономики (промышленности, транспорта) на окраинах бывшей царской России постепенно формировалась своя национальная интеллигенция.

Когда мы говорим о культурной революции, то под этим следует понимать не только такие ее высшие формы, как образование, искусство и т.п., но и вполне современные, цивилизованные, а не варварские формы быта. Наряду с грамотой миллионам людей надо было прививать элементарные навыки гигиены (например, ойроты, живущие в Западной Сибири и никогда не знавшие, что значит умываться, стали пользоваться банями). В сельской местности стал подниматься спрос на железные кровати, стенные часы, трикотажное белье, свитеры, носовые платки, бюстгальтеры, велосипеды и прочие аналогичные товары, т.е. на такие промышленные товары, которыми давно пользовались народы Западной Европы. Надо было приучить продавцов магазинов к чистоте и красивой выкладке товаров, добиться того, чтобы пассажиров железных дорог обслуживали различными простейшими услугами на вокзалах и в поездах.

К концу 1930 годов в основном сложилась социальная структура общества, в том числе и т.н. руководящий слой, состоявший преимущественно из людей, вышедших из рабочего класса и крестьянства. В дальнейшем состав правящей элиты на всех уровнях (от районов и областей до столицы) по-прежнему пополнялся не столько за счет детей из привилегированного слоя, сколько за счет выходцев из народа, особенно в партийном аппарате, армии и правоохранительных органах. В послевоенные годы вплоть до развала СССР воспроизводство кадров всех видов осуществлялось уже на основе отлаженной системы образования и повышения квалификации работников, однако столь бурного выдвижения из народных масс руководителей и специалистов, как это было в 1920-1930 годы, уже не происходило.

В вышеприведенной таблице, показывающей связь между возрастными когортами и уровнем образования, за основу группировки принят десятилетний период. На самом же деле, за время существования советской власти жило и работало три поколения людей. Н.Верт пишет: "Советские социологи Л.Гордон и В.Комаровский выделяют три поколения, которые в конце 70-х гг. составляли активное городское население: лица, родившиеся около 1910 г., вступившие в трудовую жизнь в 30-х гг. и овладевшие профессиональным мастерством в 50-ые гг.; их сыновья, родившиеся в 30-е гг., начавшие свой трудовой путь в 50- гг. и достигшие своего лучшего профессионального уровня к 70-м; их внуки, родившиеся в 50-е гг. и начавшие свою жизнь в 70-е. От поколения к поколению все меньше людей работало руками и более трети каждого поколения поднималось на несколько ступенек вверх по социально-профессиональной лестнице (не в этом ли заключается одно из главных условий поддержания нашего некоего социального "консенсуса"? Такой подход позволяет лучше понять отношения между поколениями и конфликты, которыми сопровождается их смена. Первое поколение осуществляло индустриализацию страны. Это люди, занимавшиеся тяжелым физическим трудом, рабочие традиционного типа, среди которых было много крестьян. Даже достигнув к 50-м гг. вершины своей карьеры, 80 % из них остались на физической работе. Второе поколение располагало большими возможностями для продвижения. Оно было первым поколением, представителей которого в промышленности было больше, чем в сельском хозяйстве; первым, в котором число квалифицированных рабочих сравнялось с числом рабочих неквалифицированного ручного труда. Что же касается третьего поколения, то в нем существенно выросло число занятых в сфере обслуживания и информации и еще больше уменьшилась доля рабочих неквалифицированного труда. С самого начала своей карьеры в два раза большее число представителей этого поколения выполняют интеллектуальную работу. Оно живет в ином социальном окружении: его возможности достичь лучшего положения через образование очень широкие, в то же время сложившееся положение в экономике и производственные отношения его больше не удовлетворяют. По мнению Гордона и Комаровского, налицо было противоречие между возникшей социопрофессиональной структурой, адэкватной потребностям научно-технической революции, и сложившейся в прошлую технологическую эпоху системой производственных отношений, и государство делало все, чтобы удержать первую в рамках последней.

В отсутствие настоящей реформы значительный рост уровня образования и профессионализма не мог не повлечь за собой социального кризиса. Его проявлениями со второй половины 70-х гг. стали общее недовольство своей работой молодых специалиствов, получивших хорошее образование и высокую профессиональную подготовку; нездоровый "социально-психологический климат" (если употреблять советское выражение) на многих рабочих местах; использование не по специальности инженеров и ученых, вынужденных выполнять работу техников и обслуживающего персонала из-за нехватки последних; и, наоборот, выдвижение на ответственные посты "серых", некомпетентных людей. Не растеряло ли в итоге третье поколение своих возможностей?" Метод анализа, использованный названными социологами, позволяет проследить динамику и качественные сдвиги в социальной и профессиональной структуре населения, однако он не дает ответа на вопросы - в чем были причины кризиса 1980-х годов в СССР (см. главу 5-ую).

Одна из ключевых проблем формирования советского общества - влияние диктатуры партийно-государственного аппарата на человека, особенно в сталинский период истории СССР. А.Солженицын к месту цитирует К.Маркса, который сказал, что "государство калечит самого себя, когда оно делает из гражданина преступника". Репрессии по статье 58-й не только погубили и искалечили жизни миллионов граждан СССР, прошедших мясорубку ГУЛАГа, но и развращающе воздействовали на психологию оставшихся на воле ("...не культ личности у нас был, а культ двуличности").

Проблема страха, как и других отрицательных черт советского образа жизни, не может рассматриваться только в одной плоскости и метафизически, как это делают и противники коммунизма, и лакировщики советского строя. В реальной жизни советского общества сочетались как отрицательные, так и положительные стороны. Образ жизни народа не был чем-то застывшим, замороженным. Психология масс менялась от одного периода истории к другому.

За сравнительно короткий 70-летний период существования СССР жизнь страны претерпела ряд трансформаций. В 1920 годы, на начальном этапе становления основ социалистического общества, общественно-политическая жизнь была в общем-то демократичной. Доминировали свобода слова и печати. Масштабные процессы преобразований отличались динамизмом. По воспоминаниям В.Шаламова, "Москва двадцатых годов напоминала огромный университет. Еще раз поднималась та самая волна свободы, которой дышал 17-й год. Каждый считал свои долгом выступить еще раз в публичном сражении за будущее, которое мечталось столетиями в ссылках и на каторге. Двадцатые годы был временем, когда в явь, в живых примерах были показаны все многочисленные варианты, тенденции, которые скрывала революция." У миллионов людей "...появился какой-то высший смысл в существовании: открылись пути и к руководству, и к творчеству. И эти настроения поддерживались сверху, поощрялись и подогревались, доколе они не вступали в разнобой с партийной политикой. Вот на этой-то основе обретенной цели в жизни, личной и исторической, складывалась новая демократия <...> Вчера пастух, а сегодня командует полком или армией...". Затем довольно быстро по мере созревания сталинской диктатуры все политические свободы были ликвидированы. Осталась только одна свобода - следовать курсом, начертанным великим вождем и учителем. И те, кто верил в этот сталинский курс, чувствовали себя вполне свободными людьми. И таких людей были не единицы, а миллионы. В послесталинский период, начиная с т.н. хрущевской оттепели, стала набирать силу (со стагнацией брежневского периода) тенденция восстановления гражданских свобод. Следовательно, можно утверждать, что существовала обратно пропорциональная зависимость между политическими свободами и силой (зрелостью) диктатуры партийно-государственного аппарата.

Загадке "советской демократии" посвящено немало исследований, ибо нужно было объяснить, как в условиях диктатуры партийно-государственного аппарата сохранялась массовая поддержка власти, проявлявшаяся, например, во время выборов. Исследуя советское общество, А.Зиновьев создал "теорию коммунальности", согласно которой расцвет подлинного народовластия в СССР пришелся как раз на период жуткой сталинской диктатуры. По мнению А.Синявского, разгадка кроется в иррациональности поведения людей. Он писал, что "... народ жаждет не свободы, а равенства. "Свобода" и "равенство" - подчас противоположные понятия. В обществе, где все люди равны, не может быть никакой свободы, ибо свобода возвышает одного над другим и допускает различия, а равенство, запрещая свободу, делает всех равными <...> рабы хотели уравняться с господами. Это уравнение и произвела революция. Более того: революция выдвинула рабов на первое место и поставила над вчерашними господами <...> Естественно, что в этих новых условиях свое равенство и даже первенство они испытали как состояние свободы".

Как же все было на самом деле?

Народ совершил революцию во имя мира, земли и хлеба. В Гражданскую войну дрались за то, чтобы стать полноправными хозяевами своей жизни, чтобы на шее трудящегося человека не висело ярмо эксплуататоров. Когда строили фундамент социализма, люди жили надеждой, что наконец-то жизнь станет зажиточной, что новая власть откроет дорогу к знаниям и культуре. Многие из них при новом строе превращались из рабов в руководящих работников, специалистов, квалифицированных рабочих. Простые рабочие и крестьяне, получив образование, стали у кормила власти, возглавили фабрики и заводы, институты, учебные заведения, воинские части. Миллионы людей приобщились к активной общественной деятельности в партии, профсоюзах, комсомоле, к работе в органах государственного управления. Все это создавало атмосферу мощного движения вперед. Даже в колхозной деревне, по которой прошелся тяжелый каток коллективизации, происходили радикальные преобразования. Миллионы людей возглавили колхозы и совхозы, МТС, вошли в состав правлений и дирекций. Молодежь садилась за руль тракторов, автомобилей и комбайнов. Девушки учились работать на животноводческих фермах, становились зоотехниками и агрономами. Словом, шел процесс освоения крупномасштабного механизированного сельскохозяйственного производства с применением методов агрономической и зоотехнической наук. Короче, помыслы и поступки большинства людей до поры до времени совпадали с политикой, проводимой руководством страны, и они совершенно искренне чувствовали себя свободными. А те, кто выражал свой протест или несогласие с политикой партии, оказывались за решеткой (это примерно 10% от численности населения). Вот и вся "тайна" т.н. советской демократии.

Рассуждения А.Синявского о противоположности свободы и равенства, об их несовместимости в данном случае не срабатывают, так как, повторяю, подавляющее большинство людей чувствовали себя и равными, и свободными. Вот если бы партийно-государственный аппарат проводил бы политику не на развитие системы социального обеспечения и повышение жизненного уровня, а политику, несовместимую с базовыми потребностями населения, то массовый протест был бы неизбежным. Диктатура партийно-государственного аппарата обслуживала систему государственного социализма, она была ее стержнем, и в заданных ею рамках существовала и т.н. советская демократия. Такая демократия, которая служила политике, проводимой аппаратом управления. Именно в этих рамках существовали и все свободы, т.е. это была строго ограниченная демократия.

Революция привнесла в образ мышления и в повседневную жизнь советских людей принцип - общественное важнее личного; интересы общества, коллектива - превыше личных интересов. С особой силой этот принцип проявился во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, когда он трансформировался в лозунги "За Родину, за Сталина!" и "Все для фронта!". А.Зиновьев расценивает этот принцип как уничтожение личности, превращение человека в "тварь ползучую". А ведь на самом деле все обстояло наоборот. Для миллионов людей этот принцип не был навязан извне. Он вытекал из внутренних, базовых убеждений советского человека, и делал его жизнь значимой и содержательной, насыщенной высшим смыслом. Люди шли на подвиг ради общего дела. Ущемление прав личности имело место, и оно состояло в том, что советский человек как сособственник общенародного богатства был отчужден от управления, от участия в решении проблем, касающихся общества в целом. Отсюда - и все ограничения в политических свободах. А.Синявский пишет, что новый человек, рожденный социализмом, не был свободным человеком, а был самодовольным рабом, обученным элементарной грамоте. "Его самодовольство проистекало из двух источников: его социального положения и самосознания <...> и его поверхностной образованности". При этом советский человек не осознавал, по мнению А.Синявского, "своего рабства, потому что угнетение или эксплуатация осуществляется над ним в безличной форме". В этих утверждениях А.Синявского все ложно. Никакой эксплуатации в Советском Союзе не было (см. гл. 4) и в силу этого не было и рабства. А что касается самодовольства, приписываемого А.Синявским советским людям, то это явное искажение действительности. Была гордость, а не самодовольство, гордость людей, имевших уровень образования не ниже западного, было чувство собственного и профессионального достоинства - он рабочий, учитель, офицер, ученый и т.д. Продолжая развивать свою точку зрения о рабстве, А.Синявский пишет, что "человек массы" - стандартизированный советский человек (это "самое ужасное порождение советской цивилизации") подобен дикарю, "...которому кажется, что он все знает и что именно он перл творения, самое прекрасное и разумное существо в мире". "Этот дикарь, - продолжает А.Синявский, - по своему духовному миру, по своему нравственному облику и даже по интеллекту <...> стоит неизмеримо ниже самого темного, невежественного, безграмотного мужика. Ибо он утратил все или почти все добрые свойства, которые присущи простым людям, а взамен приобрел наглость, развязность, высокомерие, готовность судить обо всем на свете и все объяснять, разумеется, самым примитивным образом". "Народ перестал быть народом и превратился в массу, человеческую пыль. Естественное порождение этой пыли - блатные. Это люди деклассированные, потерявшие место под солнцем, потерявшие почву под ногами. В социалистическом обществе произошло, можно сказать, разобществление человека. Человек лишился корней и связей, лишился смысла жизни и превратился в голого человека, в блатного, в хищника, который ищет и находит только таких же хищников в мире, построенном на перевернутой морали, чем и явился, в конце концов, так называмый "воровский закон". Вот такой букет моральных качеств "стандартизированного" советского человека - прохиндея, блатного и хищника, голого дикаря - собрал А.Синявский. Создается впечатление, что все эмигранты, писавшие о советском человеке, соревновались в поисках наиболее оскорбительных выражений. Например, А.Зиновьев сравнивал людей в Советском Союзе с животными на ферме, отказывая им в какой-либо морали и приписывая им все отрицательные качества, которые вообще можно найти в русском лексиконе. Диву даешься, как такие твари, дикари, блатные, прохиндеи, хищники и животные могли вообще уживаться друг с другом, работать, создавая материальные и духовные ценности, воспитывать детей.

Возникает естественный вопрос - на чем основана такая убийственно отвратительная характеристика советского человека? На том, что он жил и работал в условиях диктатуры партийно-государственного аппарата? На том, что в стране господствовала государственная форма собственности? На том, что в Советском Союзе пропагандировалась коммунистическая идеология? Пожалуй, только этими принципиальными чертами отличалось советское общество от западного. Могли ли эти три перечисленных фактора низвести человека до уровня твари, а народ превратить в человеческую пыль?

Бесспорно, диктатура партийно-государственного аппарата деформировала советское общество. Она, конечно, ограничивала свободу человека в вопросах общегосударственного значения. Но если оценивать послесталинский период истории СССР, то налицо была, повторяю, ограниченная демократия: свобода обсуждения всех проблем, касающихся деятельности предприятий и учреждений, городов, районов и областей; возможность подвергать критике работу руководителей низового звена и чиновников государственного аппарата; участие миллионов людей в работе выборных органов власти (СНД), партийных, профсоюзных, комсомольских и других общественных организаций. Причем, что чрезвычайно важно, сам аппарат управления, осуществлявший диктатуру, не ставил перед собой задачи угнетения народа. В этом и заключалась парадоксальность диктатуры, существовавшей в СССР. Все чиновники аппарата, начиная с генсека и кончая мелкой сошкой в отделе райисполкома, верили в то, что они призваны делать благо для народа, совершенствовать социалистический строй. И в целом мироощущение советских людей было оптимистичным, они верили в добро и справедливость, чувствовали уверенность в завтрашнем дне. Обобщая происходившие в обществе процессы, можно смело утверждать, что социалистические отношения положили начало формированию новой нравственности, постепенному преодолению в людях эгоистических начал. Мне думается, что Э.Баталову удалось глубже других проникнуть в противоречивую сущность сознания советского человека. Он писал: "Сегодня критики критиков Сталина упрекают в том, что напоминания о массовых репрессиях и гнетущей атмосфере 30-х годов, о разрушающей силе культа якобы означают отрицание массового энтузиазма и героизма тех лет, таких черт советского человека, , как самоотверженность и готовность к самопожертвованию, стойкость, скромность, патриотизм, коллективизм, в немалой мере предопределивших успех первых пятилеток и победу в Великой Отечественной войне.Эти черты, которые действительно были свойственны передовым представителям первых советских поколений, лишь подчеркивают многомерность, внутреннюю противоречивость, отчасти даже парадоксальность общественного сознания 30-50-х годов. Ибо отмеченные характеристики высвечивают лишь одну сторону. Была, однако, другая сторона "нового сознания", не просто рядорасположная первой, но в каких-то элементах внутренне взаимосвязанная с ней и в известном смысле являющаяся ее продолжением, дополнением, ее инобытием.

Речь идет о таких чертах "нового сознания", которые, собственно, и делали возможным вступление его субъекта в устойчивые социальные отношения в Вождем-Идолом. То есть о чертах, которые воспроизводили культ, но при этом препятствовали превращению массового индивида в свободную, мыслящую личность, заключали в себе зерна неизбежного последующего отрицания всей системы административно-казарменного сознания как препятствия на пути развития социализма."

Оценить степень отрицательного воздействия диктатуры на сознание советских людей трудно. Очевидно только то, что люди, пытавшиеся радикально изменить существующий строй, подвергались гонениям и репрессиям (диссиденты), а подавляющее большинство граждан вряд ли вообще понимало сущность диктаторского характера политической системы в СССР. Однако то, что эта система под воздействием страха наказания за "инакомыслие" вырабатывала мораль двойных стандартов - не подлежит сомнению. Однако низводить, как об этом пишут А.Зиновьев и А.Синявский, весь народ до уровня животной твари существовавший в СССР политический строй не мог. Даже массовые сталинские репрессии не смогли сломать волю народа, что и подтвердила Великая Отечественная война.

Влияние второго фактора - государственной формы собственности - хотя и было сугубо отрицательным, но и оно не могло низводить людей до статуса блатных, прохиндеев и хищников. А.Зиновьев, А.Синявский, да и другие исследователи советского общества, отрицательно его воспринимавшие, исходили в своих оценках моральных качеств советских людей из того положения, что любой человек по природе своей эгоист (так было всегда, и так будет впредь). Поскольку государство препятствовало частнопредпринимательской деятельности, то люди, по мнению того же А.Синявского, чтобы жить лучше, вынуждены были воровать, драться друг с другом за "кусок хлеба", что и создавало в обществе атмосферу взаимной вражды. Такая трактовка поведения людей в советском обществе примитивна. В Советском Союзе, как и в других странах, имела место преступность, а также функционировала теневая экономика. Многие были "несунами". В условиях, когда денежная масса на руках у населения стала при Л.Брежневе и особенно при М.Горбачеве превышать (и весьма значительно) выпускаемую на внутренний рынок массу товаров и услуг, людям приходилось затрачивать немало усилий для отоваривания своих денег. Шла неутихающая борьба за право получить у государства бесплатное жилье. Все это имело место. Но утверждать, что экономическая система в массовом порядке порождала отпетых негодяев, что в обществе царил воровской закон, - это явное преувеличение.

И, наконец, воздействие на мораль коммунистической идеологии. Мне думается, что целью партийной пропаганды была как раз борьба с негативными проявлениями "коммунальности" (А.Зиновьев), воспитание в советском человеке благородных норм поведения.

Все, кто в 1990 годах оказались в республиках бывшего СССР в капиталистическом обществе, могут сравнивать образ жизни и стандарты поведения людей "тогда" и "сейчас". Разница колоссальная. Дети перестали уважать старших. Люди не желают помогать ближним. Каждый борется за себя. Культивируется насилие. Преступность возросла многократно. Процветают наркобизнес, проституция. Хищничество стало, действительно, законом человеческого общения и т.д. и т.п. Поэтому многие из живших при социализме, вспоминают те времена с ностальгией, ибо в основе реально действующих и даже официально пропагандируемых моральных правил был гуманизм, а не безграничный и неудержимый эгоизм.

А.Солженицын, вернувшись в Россию в 1995 году предпринял вояж по стране, и вот с чем столкнулся: "Каждый раз, когда на встречах кто-либо из выступавших хвалил "прошлое" (коммунистическое) время сравнительно с нынешним, ему аплодировало, на взгляд, две трети зала. Когда я пытался возражать, что присутствующие, даже по возрасту, не знают из прошлого сколько их ужасов, - из зала раздавались голоса ропота".

Думается, что феномен советского народа - это уникальное явление в истории человечества, а в целом мы смело можем говорить о формировании новой цивилизации, которое было прервано в 1991 году. Характерной ее чертой явилось формирование дружеских отношений между народами, населявшими Советский Союз. Различия и конфликты, подчас имевшие многовековую историю, между ними постепенно сглаживались, стирались. Этому способствовали многие процессы: демографические (заключение смешанных браков); совместное обучение молодежи разных национальностей в вузах и техникумах; служба в армии и на флоте, в спецподразделениях; интенсивная миграция, в частности, за счет распределения специалистов по различным регионам страны; влияние гуманистической культуры (массовое издание книг на русском языке писателей и поэтов разных народов, проведение фестивалей и т.п. массовых мероприятий); всесоюзные стройки, освоение целины и другие общенародные акции, инициированные коммунистической партией и комсомолом.. Недаром в одной из песен пелось: "Наш адрес не дом и не улица, наш адрес - Советский Союз". Я полностью солидарен с обобщающим выводом, сделанным Роем Медведевым, о том, что "дружба и сотрудничество советских народов не были мифом, как не была мифом и концепция о советском народе, как новой общности людей и его морально-политическом единстве. Но крепость этого единства была еще недостаточной, чтобы противостоять неожиданно возросшему давлению радикального национализма и сепаратизма", на которые сделали ставку противники социалистического строя в СССР (см. главу 5).

2.3.6. Опыты реформирования

Курс на реформирование системы, сложившейся при И.Сталине, был взят Н.Хрущевым, долгие годы работавшим в его ближайшем окружении. Н.Хрущев досконально знал недостатки сталинской системы, угнетавшие общество. Он понимал, что идти вперед невозможно, не преодолев культа личности И.Сталина, не подвергнув осуждению политику репрессий, не демократизировав внутрипартийную и общественную жизнь. Немало проблем накопилось и в сфере экономики. Нуждалась в переоценке и политика в области мирового коммунистического движения, а также в межгосударственных отношениях, особенно с развитыми капиталистическими странами.

Феномен Н.Хрущева противоречив, однако он свидетельствует о том, что в самой системе, даже исковерканной сталинизмом, таился потенциал саморазвития и совершенствования. Курс, взятый Н.Хрущевым, получил широкую поддержку в обществе, несмотря на сопротивление, которое ему оказывали консервативно настроенные функционеры партийно-государственного аппарата.

Повторяю, диктатура партийно-государственного аппарата и при Н.Хрущеве сохранялась незыблемо, однако изменилась ее форма. Она перестала жестко противостоять народу. У диктатуры было нивелировано агрессивное жало. Она стала не столько полицейской, сколько бюрократической. Ее главной функцией стало управление, а не подавление.

Реформы Н. Хрущева не были радикальными, однако они, безусловно, способствовали развитию в обществе социалистических начал. Кстати, и в самом обществе, а не только в высших эшелонах партийно-государственного аппарата, рождались различные проекты реформирования экономики. В адрес ЦК поступало немало интересных и весьма радикальных по своему содержанию предложений. Так, бухгалтер ОРСа завода 40 г. Мытищи С.Александр в своем письме на имя Г.Маленкова писал, что "...надо в целях стимулирования личной заинтересованности предоставить коллективам трудящихся и отдельным гражданам полную самостоятельность и ответственность за хозяйственную деятельность предприятий. Для этого необходимо осуществить следующие основные мероприятия: 1. Преобразовать государственные предприятия в акционерные или паевые товарищества. Держатели акций - рабочие, служащие, ИТР. Во главе стоит выборный совет акционеров, который обладает всей полнотой власти на предприятии. 2. Децентрализовать функции снабжения предприятий сырьем, топливом и материалами путем создания районных и областных промснабов (вместо снабсбытов при наркоматах и главках). 3. Отменить обязательные поставки, то есть систему государственных заготовок, предоставив колхозам и колхозникам возможность свободно реализовывать свою продукцию по ценам, складывающимся на рынке. 4. Полностью отменить существующую денежную систему и ввести новую, основанную на золотом паритете. 5. Ликвидировать государственную торговлю, целиком передав ее функции торговым кооперативам и паевым товариществам. Каждый кооператив <...> должен являться совершенно самостоятельным и действовать "на свой собственный страх и риск". Аналогичные мысли содержались и в предложениях инженера ремонтно-механического завода 1 Татарской АССР Э.Г.Рида. В письме в ЦК партии он предложил наряду с социалистическим соревнованием ввести на наших предприятиях конкуренцию, которая, по его мнению, послужила бы могучим рычагом снижения себестоимости и повышения качества продукции.

Практическое проведение принципа конкуренции автор письма связывал с переводом предприятий на акционерные начала. Он писал: "Предприятия, имеющие основной капитал "n" рублей, выпускают акций по "m" рублей. Каждый проработавший на предприятии не менее определенного срока (предположим, полгода), получает акции на некоторую сумму, зависящую от занимаемого им положения на предприятии, стажа работы и величины его заработной платы. Такое предприятие работает экономически успешно, имеет прибыль, - часть этой прибыли отчисляется на дивиденд и выдается работающему".

Эти и аналогичные предложения оценивались в то время как "неправильные и вредные". Верхи еще не созрели до понимания сущности экономических отношений при социализме, оставаясь в плену бюрократической централизованной системы регулирования народного хозяйства. Но необходимость проведения реформ была осознана, однако все они носили половинчатый, некомплексный характер. Высшие руководители партии и государства находились еще в плену сталинских теоретических концепций, в частности, последней его работы "Экономические проблемы социализма в СССР", в которой он утверждал, что "товарное обращение несовместимо с перспективой перехода от социализма к коммунизму". Например, А.Микоян, комментируя идеи И.Сталина в своем выступлении на XIX съезде партии заявил, что система, предложенная вождем, позволит "...без особой торопливости, но неуклонно и без колебаний "выключить излишки колхозного производства из системы товарного обращения и включить их в систему продуктообмена между государственной промышленностью и колхозниками".

В политической сфере преобразования, получившие название оттепели, проводились крайне осторожно, с оглядкой. Сам Н.Хрущев писал об этом так: "Шли на оттепель в руководстве, и в том числе и я в этом коллективе, и шли сознательно, и сознательно побаивались этой оттепели, потому что как бы из этой оттепели не наступило половодье, которое захлестнуло и с которым бы было трудно справиться. А это возможно во всяком политическом деле".

Никак нельзя согласиться с А.Яковлевым, который утверждал, что "Хрущев толкнул сталинский государственный корабль в штормовое море реальной жизни, и он, этот корабль, стал терпеть крушение за крушением. Партаппаратная команда заголосила. Триумвират действительной власти, выраженный в объединенном аппарате партии и карательных органов, хозяйственного аппарата, совокупного ВПК, решил вернуть проржавевшую посудину в тихую бухту, названную потом "застоем", подобрав и соответствующего капитана - Леонида Брежнева".

Во-первых, не соответствует действительности утверждение А.Яковлева о том, что советский корабль в 1950 годах настолько обветшал, что был не в состоянии плавать. Экономика СССР к этому времени завершила период послевоенного восстановления и развивалась неплохими темпами.

Во-вторых, подлинной причиной смещения Н.Хрущева с поста генсека было опасение членов Политбюро потерять свои посты. Об этом со знанием дела писал А.Микоян: "Видимо, "слава" Хрущева как непредсказуемого человека и сложившаяся вокруг него обстановка и помогли в Президиуме ЦК тем, кто решил его отстранить. Раньше это были почти все его люди. Но он и не сознавал, что они уже перестали быть "его людьми". У них же было другое беспокойство. Отнюдь не государственные соображения были для них решающими, а сугубо личные: они стали бояться изменчивости лидера и боялись за свои посты, чувствовали неуверенность, будучи целиком зависимы от его капризов и настроения. Поэтому и решились его убрать. Они были не храброго десятка, особенно сам Брежнев. Теперь я думаю, что Хрущев сам их спровоцировал, пообещав после отпуска вынести предложение об омоложении Президиума ЦК".

В-третьих, курс на проведение реформ продолжался и при Л.И.Брежневе.

Пожалуй, не было ни одной сферы жизни общества, которая не подверглась бы в той или иной мере реформированию в 1953-1991 годах. Во внутренней жизни - это и партийная система, и государственное управление, и экономика, и вооруженные силы, и просвещение, и культура. Во внешних делах - это и мировое коммунистическое движение, и взаимодействие с международными организациями, и межгосударственные отношения, и система глобальной безопасности и т.д. Целью всех этих реформистских усилий было совершенствование социалистической организации общества, укрепление позиций социализма в мировом сообществе. Однако всю эту деятельность, порой лихорадочно активную, как это было при Н.Хрущеве и М.Горбачеве, отличало три характерные черты.

Во-первых, в ее основе не было научно разработанной программы. Нельзя же считать программой, принятой в 1961 году, т.н. "программу строительства коммунистического общества".Согласно этой "программе" для достижения коммунизма отводилось 20 лет, из которых (1961-1971) отводилось на создание "материально-технической базы коммунизма" и еще десять лет (1971-1981) - на вступление в коммунизм. Во-вторых, эта деятельность не затрагивала двух главных, основополагающих принципов: диктатуры партийно-государственного аппарата и государственной формы собственности на основные средства производства. В-третьих, она была в силу субъективности весьма противоречивой. Реформистское поле сохраняло неизменным саму систему отчуждения трудящихся от участия в управлении, не затрагивало их коренных интересов и поэтому делало их в основной массе безразличными к политике реформ. В-четвертых, амбиции экономически малограмотного высшего руководства страны, пытавшегося всячески демонстрировать преимущества социализма перед капитализмом, тормозили серьезное реформирование управления экономикой. Д.Валовой описывает в своей книге "От Сталина и Рузвельта до Путина и Буша"подробно, во всех деталях противостояние между политиками (А.Кириленко, Н.Рыжков, М.Горбачев) и хозяйственниками (Н.Косыгин) внутри аппарата управления по вопросу о применении показателя "чистой продукции" вместо пресловутого "вала", на основе которого рассчитывались темпы роста советской экономики. Работники ЦК КПСС похоронили опыт Щекинского комбината "Азот" и Московского объединения им. С.М.Кирова, работавших в соответствии с постановлением от июля 1979 года "Об улучшении планирования и усиления хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы". Причина состояла в том, что, как сказал Д.Валовому А.Вольский, никто не пойдет на внедрение показателя, т.к. снижения темпов нельзя допустить." Д.Валовой писал: "По моему убеждению, смертельной "раной", которая в конечном счете и послужила объективным фактором развала советской экономики, была затратная система управления экономикой. Она не позволяла использовать огромные преимущества социализма, что негативно сказывалось на повышении благосостояния народа". Д.Валовой оценивал долю "воздушного вала " в совокупном общественном продукте в диапазоне 40 %. Директор одного из объединений Р.Рудник рассказывал: "Мы выпускаем сверло диаметром много тоньше человеческого волоса. Делается оно под микроскопом. Цена на него ...7 копеек, что далеко не покрывает расход на зарлату. На мировом рынке оно продается по два доллара. А сверло с полстола стоит 42 рубля. Оно для нас выгодное. Мы их делаем про запас и тем самым создаем резерв для покрытия перерасхода зарплаты на выпуск дешевой продукции, которую вынуждены производить под нажимом министерства...мы их даем в нагрузку к мелким дефицитным. А у всех предприятий есть план по металлолому. Через какое-то время они их спишут и отправят в лом".

Нетрадиционную трактовку послесталинского периода истории СССР дает А.Зиновьев. Он утверждает, что "брежневизм был не продолжением сталинизма, а реальной и единственно возможной в тех условиях альтернативой ему. Десталинизация страны означала переход от сталинского волюнтаризма с системой сверхвласти, стоявшей над партийно-государственным аппаратом, и вождистской организацией управления к приспособленческому режиму с системой сверхвласти в рамках партийного аппарата и партийно-государственной системой управления. Хрущевская попытка сохранить волюнтаристский режим личной диктатуры не удалась. Брежневский режим сложился как своего рода демократия в противовес "тоталитаризму" сталинского образца". А.Зиновьев прав, когда пишет, что "брежневизм" не был продолжением сталинизма, или "сталинщины", по выражению А. Антонова-Овсеенко. Однако А.Зиновьев не прав, когда утверждает, что мы имеем дело с двумя типами т.н. "сверхвласти". И при И.Сталине, и при Н.Хрущеве, и при Л.Брежневе, и при всех последующих генсеках тип власти оставался неизменным - диктатура партийно-государственного аппарата. Все генсеки были ставленниками этого аппарата и опирались на его поддержку и мощь. Различия в стиле управления были вызваны лишь индивидуальными качествами того или иного руководителя. Однако качественное отличие послесталинских разновидностей диктатуры партийно-государственного аппарата от "сталинщины", пожалуй, состояло только в том, что все они не были столь чудовищно репрессивными. Все эти разновидности диктатуры, не исключая и брежневского периода, отличались волюнтаризмом, однако мера его была различной.

М.Горбачев своей перестройкой замахнулся на базовые принципы системы, пытаясь радикально расширить поле реформ с тем, чтобы создать общество демократического социализма. Цель была правильной, но он пошел по неверному пути, ибо, повторяю, просто не знал, где он, этот верный путь.

Большевики в 1917 году были вооружены теоретически хорошо проработанной программой действий и только благодаря этому они смогли, завоевав доверие и поддержку масс, успешно совершить социалистическую революцию. Программа большевистской партии в полной мере отражала коренные интересы рабочих и крестьян. Одержав победу в Гражданской войне и приступив к строительству основ социализма, партия большевиков опиралась на нэп - научно обоснованную программу действий. Успехи, достигнутые в 1920 годах, целиком и полностью покоились на нэпе. И.Сталин, начиная с 1929-1930 годов, отказался от нэпа, заменив его волюнтаристским администрированием, диктатурой аппарата как в экономике, так и в других сферах жизни. Такая порочная практика управления обществом продолжалась (с некоторыми корректировками) вплоть до горбачевской перестройки. М.Горбачев, начав ее, сформулировал концепцию перестройки, опираясь, как ему тогда казалось, на научный анализ ситуации в стране. Вот что он писал в 1987 году: "Еще до апрельского Пленума группа партийных и государственных деятелей занялась комплексным анализом состояния экономики. Этот анализ и был затем положен в основу документов перестройки. Мы использовали рекомендации ученых, специалистов, имевшийся потенциал, все то лучшее, что создала общественная мысль, и подготовили основные идеи и выход на политику, которую потом начали реализовывать". Так оно и было. Но беда состояла в том, что официальная общественная мысль не смогла выйти за узкие рамки установившейся политической системы. Она могла предложить частичные, косметические меры по совершенствованию этой системы, но не стратегию ее замены на принципиально иных, подлинно социалистических основаниях. Именно это обстоятельство и обрекло политику перестройки на неудачу. Разрушив цитадель диктатуры партийно-государственного аппарата, перестройка не нашла альтернативы ей, чтобы создать общество демократического социализма, как это было провозглашено М.Горбачевым.

"Гордыня сыграла превратную роль в судьбе Горбачева, - писал Анатолий Уткин в "Независимой газете" (1995 г.), - когда он в своем уже почти нечеловеческом самомнении начал переходить с твердой почвы реальности на зыбкую трясину умозрительных иллюзий. Две иллюзии закрыли его умственный горизонт: советская экономическая наука знает чудодейственные рецепты; западный и незападный мир суть единое интеллектуально-моральное пространство с общими интересами.

Первая иллюзия оставила его в 1988 году, когда он, освободившийся от оппозиции, став демиургом отечественной истории, твердо и самозабвенно бросился в скоростное реформирование, не утруждая себя вопросом - что будет, если эти реформы, разрушив старое, не послужат созидательным целям?

От великого до смешного, по мнению Наполеона, один шаг. От могущества, уверенности, упоения, эйфории до крутого спуска вниз последнего Генерального секретаря лежали пять ступеней, быстро пройденные - в незабвенном восемьдесят восьмом: 1) образование дефицита бюджета; 2) "Закон о государственном предприятии"; 3) ликвидация промышленных отделов КПСС; 4) переход СЭВа к расчетам в твердой валюте; 5) отсутствие реакции (положительной, отрицательной) на провозглашение Эстонии суверенной. Все остальное, вплоть до 26 декабря 1991 года, когда над Кремлем был спущен флаг его страны, было лишь следствием бури, порожденной в лучезарном 88-м. И, как всегда, соратники отступили, ученики предали".

2.3.7. А был ли в СССР социализм?

"...сила вещей ведет нас, по-видимому, к результатам, которые не приходили нам в голову".

Луи Сен-Жюст

"Правда сама по себе не открывается, если мы убираем неправду."

Рой Медведев

Итак, за период между концом Гражданской войны (1921 г.) и началом Великой Отечественной войны (1941 г.), т.е. в течение двух десятилетий, были заложены краеугольные камни фундамента экономики, а также социально-политического устройства общества нового типа, который стал называться социализмом. В последующие 50 лет эта система неоднократно реформировалась, постепенно совершенствуясь в рамках господства государственной собственности и диктатуры партийно-государственного аппарата. В 1991 году Советский Союз как государственное образование прекратил свое существование, а социалистическая система была демонтирована, и на ее развалинах стал процветать дикий капитализм.

В последующих двух главах будут проанализированы достоинства и недостатки общественного устройства, существовавшие в СССР до контрреволюции 1991 года, а также причины его развала. В данном параграфе мы попытаемся ответить на вопрос - какая общественно-политическая система сложилась в СССР в 20-30-х годах прошлого века и была ли она на самом деле социализмом?

К.Маркс и Ф.Энгельс вряд ли в своих даже самых смелых предположениях могли предвидеть даже малейшую теоретическую возможность перехода от капитализма к социализму в таких невероятно сложных и неблагоприятных условиях, которые существовали в России в 1917 году. Для них было очевидно, что объективные предпосылки и условия для совершения социалистической революции могут возникнуть только в тех капиталистических странах, которые обладают самыми развитыми производительными силами, где уровень обобществления производства настолько высок, что он уже несовместим с функционированием экономики в капиталистической оболочке. К таким странам они относили государства Западной Европы и США. Однако история пошла по пути, непредусмотренному марксистской теорией. Прорыв плотины вековой эксплуатации произошел в самом слабом звене мировой капиталистической системы - в отсталой России. Большевики во главе с В.Лениным решились, вопреки классической теоретической схеме, не только на захват власти, но и на осуществление социалистических преобразований. В.Ленин спустя почти 6 лет после Октябрьской революции в статье "О нашей революции" писал: " Что если полная безвыходность положения, удесятеряя тем самым силы рабочих и крестьян, открывала нам возможность иного перехода к созданию основных предпосылок цивилизации, чем во всех остальных западноевропейских государствах? Изменилась ли от этого общая линия развития мировой истории?.. а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности у себя, как изгнание помещиков и изгнание российских капиталистов, а потом уже начать движение к социализму?" Правда, справедливости ради необходимо заметить, что В.Ленин, поведя пролетариат и крестьянство на штурм буржуазно-помещичьей цитадели в России, был абсолютно уверен в том, что вскоре социалистические революции произойдут в Германии и других странах Западной Европы, а российские коммунисты выступают в роли застрельщиков мировой социалистической революции.

Итак, приступая к рассмотрению проблемы, обозначенной в заголовке данного параграфа, следует начать с констатации того неоспоримого факта, что в ходе революции 1917 года была осуществлена национализация земли и основных средств производства в промышленности, на транспорте, в банковской сфере, внешней торговле, экспроприация собственности помещичьего класса, что позволило создать объективные предпосылки для организации процесса общественного воспроизводства на принципиально новой, социалистической основе. Исчезли классы крупной буржуазии и помещиков, изменилась структура первичного распределения национального дохода за счет уничтожения непроизводительного потребления эксплуататорских классов. Стало не только возможным, но даже и необходимым плановое управление процессом всего общественного производства.

Поскольку социальная революция происходила в экономически слаборазвитой, малограмотной стране, в которой преобладало крестьянство, а также принимая во внимание колоссальные разрушения, причиненные Первой мировой и Гражданской войнами, строительство новой экономики на социалистических началах с неизбежностью поставило в повестку дня ряд труднейших задач.

1) Предстояло ликвидировать последствия разрухи, вызванной военными действиями, и восстановить экономику до довоенного уровня.

2) Необходимо было найти какой-то механизм сочетания централизованного управления национализированными основными средствами с наличием миллионов мелких крестьянских хозяйств.

3) Необходимо было создать промышленную базу, соответствующую научно-техническим достижениям ХХ века, способную самостоятельно удовлетворять потребности страны в средствах производства и предметах массового народного потребления.

4) Предстояло перевести на рельсы интенсивного, механизированного производства сельское хозяйство, решив при этом вопрос о судьбе миллионов мельчайших и мелких крестьянских хозяйств, имевших низкую или нулевую товарность, а также о месте в экономике страны класса крупных, зажиточных фермеров.

5) Надо было преодолеть культурную отсталость основной массы населения и создать мощный кадровый потенциал, способный обеспечивать расширенное воспроизводство с учетом новейших достижений в науке и технике.

6) Потребовалось организовать процесс расширенного воспроизводства таким образом, чтобы, осуществляя огромные инвестиции, необходимые для восстановления, реконструкции и развития народного хозяйства, одновременно повышать благосостояние трудящихся, в частности, ликвидировать безработицу.

7) Нужно было обеспечить защиту страны от угрозы новой интервенции капиталистических государств, для которых СССР стал главным идеологическим противником.

Решение перечисленных задач столь неимоверной сложности стало возможным только благодаря нэпу, а также планированию. Кроме того, мощнейшим рычагом подъема была глубокая культурная революция.

В процессе составления довоенных пятилетних планов пришлось решать сложнейшие проблемы формирования важнейших макроэкономических пропорций. Политико-экономическими критериями определения народнохозяйственных пропорций при составлении, например, первого пятилетнего плана были избраны четыре важнейших, а именно достижение "наиболее благоприятного сочетания следующих элементов: расширенного потребления рабочих и крестьянских масс; расширенного воспроизводства (накопления) в государственной индустрии на основе расширенного воспроизводства в народном хозяйстве вообще; более быстрого, чем в капиталистических странах, темпа народнохозяйственного развития и непременного систематического повышения удельного веса социалистического хозяйственного сектора, что является решающим и главным моментом во всей хозяйственной политике пролетариата".

Соблюдение данных критериев предполагало оптимизацию основных макроэкономических пропорций, что само по себе было сложнейшей задачей.

Ниже следует перечень главных макроэкономических пропорций с краткими комментариями по их формированию, содержавшихся в директиве по составлению первого пятилетнего плана, утвержденной ХV съездом ВКП(б).

1). В области международных экономических отношений был избран вариант максимально широких связей с капиталистическими странами (внешняя торговля, кредит, концессии, привлечение технических сил и т.д.) для увеличения хозяйственной мощи Союза. Альтернативными вариантами были: отмена государственной монополии на внешнюю торговлю или свертывание экономических связей.

2). Поскольку в области соотношения между производством и потреблением невозможно было исходить из одновременно максимальной цифры того и другого, ибо это была неразрешимая задача, то в директивах было записано, что следует исходить из оптимального сочетания этих моментов.

3). Относительно соотношения города и деревни, индустрии и крестьянских хозяйств съезд посчитал, что "неправильно исходить из требования максимальной перекачки средств из сферы крестьянского хозяйства в сферу индустрии <...> с другой стороны, неправильно было бы отказываться от привлечения средств деревни к строительству индустрии. Это в настоящее время означало бы замедление темпа развития и нарушение равновесия в ущерб индустриализации страны".

В директивах съезда были указаны основные диспропорции между промышленностью и сельским хозяйством, требующие разрешения:

между ценами на продукты промышленности и сельского хозяйства ("ножницы");

между спросом на промышленное сырье (хлопок, кожа, шерсть и т.п.) и предложением;

между количеством рабочих рук в деревне и реальной возможностью хозяйственного использования (аграрное перенаселение).

Было признано неприемлемым для установления равновесия на рынке использование таких методов как повышение промышленных цен, усиление налогового обложения крестьян, форсирование кредитования сельского хозяйства и максимальное увеличение хлебного экспорта. Единственно верным путем разрешения указанных диспропорций считался "путь снижения себестоимости промышленной продукции на основе энергично проводимой рационализации индустрии и ее расширения, следовательно, на основе политики снижения промышленных цен; путь развития трудоемких культур в деревне и индустриализации самого сельского хозяйства (через развитие, в первую очередь, индустрии по первичной обработке продуктов сельского хозяйства); путь всемерного привлечения мелких сбережений (внутренние займы, сберегательные кассы, привлечение вкладов в кооперацию, постройки кооперативных заводов) и увязка их с кредитной системой".

4). В отношении проблемы темпов роста была сформулирована директива о недопустимости форсирования темпа накопления на ближайший год или несколько лет. Было признано необходимым найти такое соотношение "элементов народного хозяйства, которое обеспечивало бы длительно наиболее быстрый темп развития". Съезд категорически выступил против политики повышения цен, ибо он не только снизил бы жизненный уровень населения, но через определенное время привел бы к резкому снижению темпов роста.

5). В области соотношения между развитием тяжелой и легкой индустрии также был сформулирован тезис о необходимости оптимального сочетания этих двух подразделений промышленности. При этом подчеркивалось, что следует перенести центр тяжести в производство средств производства, учитывая "опасность слишком большой увязки государственных капиталов в крупное строительство, реализующееся на рынке лишь через ряд лет; с другой стороны необходимо иметь в виду, что более быстрый оборот в легкой индустрии <...> позволяет использовать ее капиталы и для строительства в тяжелой индустрии при условии развития легкой индустрии".

Таковы были теоретически выверенные директивы ХV съезда ВКП(б), однако их претворение в жизнь происходило далеко не гладко. В реальности они выполнялись не только непоследовательно, но с огромными волюнтаристскими перегибами, которые искажали первоначальные замыслы, принимая подчас уродливые формы и поистине трагический характер.

Отход от политики, сформулированной на ХV съезде ВКП(б), обозначился уже в 1928 году, однако решительный поворот был осуществлен в 1929 году, т.е. два года спустя. И.Сталин назвал этот поворот наступлением по всему фронту. Оно было предпринято после разгрома группы Троцкого-Зиновьева, а также группировки т.н. "правых уклонистов" (Бухарин, Рыков и др.). Ревизия решений ХV съезда ВКП(б) свелась к двум главным моментам: во-первых, пересмотру заданий первой пятилетки по темпам роста в сторону их резкого повышения; во-вторых, отказу от нэпа.

Каким образом аргументировал Сталин необходимость резкого форсирования темпов? Он обосновывал это учетом совокупности внешних и внутренних условий.

К числу аргументов, определяемых воздействием внешних условий, Сталин относил следующие:

необходимость преодолеть технико-экономическую отсталость страны; догнать и перегнать развитые капиталистические страны;

невозможность отстоять независимость страны, не имея достаточной промышленной базы для обороны.

Спрашивается, что изменилось во внешних условиях в 1928-1929 годы? Разве необходимость преодоления технико-экономической отсталости не была очевидна уже в 1927 году? Или Сталин и его ближайшие соратники получили какую-то новую информацию о планах западных стран, в частности, Германии в отношении СССР? Сталин говорит о серьезной опасности, угрожающей стране и вынуждающей развивать индустрию более быстрами темпами, чем это предусматривалось пятилетним планом. Что скрывалось за этим аргументом: трезвая оценка реальной угрозы или нетерпеливое желание быстрее преодолеть отсталость страны?

К числу аргументов, определяемых воздействием внутренних условий, Сталин относил:

необходимость преодолеть чрезмерную отсталость земледелия, его техники, его культуры;

необходимость преодолеть растущую диспропорцию между развивающейся индустрией и сельским хозяйством.

Однако вышеназванные аргументы были в силе и в 1927 году при утверждении заданий первой пятилетки. Что изменилось внутри страны в последующие два года? Пожалуй, можно отметить только одно важное объективное обстоятельство - это кризис государственных заготовок хлеба в условиях растущей потребности в товарном зерне, для разрешения которого были применены чрезвычайные, репрессивные меры в отношении не только кулачества, но и состоятельных крестьянских хозяйств.

Вероятнее всего, И.Сталин, повторяю, поддержанный большинством членов ЦК и партийным активом, разгромив противостоявшие политические группировки и добившись желаемых результатов в ходе хлебозаготовительных кампаний 1928 и 1929 годов, почувствовал свою силу и уверовал в способность партийно-государственного аппарата решать любые поставленные ими задачи, в частности, путем применения массовых репрессий.

Однако политика "скачка", как показал ход дальнейших событий, обернулась не только достижениями, в ряде случаев весьма сомнительными (например, дутые колхозы и нежизнеспособные коммуны), но и такой катастрофой, как голод 1930-1933 годов в сельских местностях Украины, Дона и Кубани, Среднего и Нижнего Поволжья, Южного Урала и Казахстана, унесшего жизни около шести миллионов людей, не говоря уже о резком сокращении поголовья продуктивного скота, необходимости введения карточной системы, росте инфляции, обесценивании рубля и т.п.

О. Лацис, анализировавший ход выполнения первых пятилеток, отмечает нарушения плановости, вызвавшие диспропорции и резкий спад темпов в конце первой и в начале второй пятилеток. Он пишет: "Нетрудно понять, что срыв второй половины пятилетки объяснялся именно авантюрным игнорированием материальной стороны дела. При такой напряженности и отсутствии резервов за срывом в одном месте шла целая цепная реакция, одна диспропорция тянула за собой другую." В качестве примера О.Лацис приводит недовыполнеие сверхнапряженного задания по добыче угля, недовыполнение которого потребовало осуществления экстраординарных мер по добыче торфа и заготовке дров.

В январе 1933 года И.Сталин на объединенном пленуме ЦК и ЦКК вынужден был признать необходимость снижения темпов, ибо разрушительное действие "скачка" стало очевидным, а продолжение его - опасным. Вместе с тем заявление И.Сталина о снижении темпов было обрамлено в рамки не только оправдания, но и демагогического восхваления политики форсированного наступления по всему фронту. Вот его слова:

"Правильно ли поступала партия, проводя политику наиболее ускоренных темпов?

Да, безусловно, правильно.

Нельзя не подгонять страну, которая отстала на сто лет и которой угрожает из-за ее отсталости смертельная опасность. Только таким образом можно было дать стране возможность наскоро перевооружиться на базе новой техники и выйти, наконец, на широкую дорогу.

Далее, мы не могли знать, в какой день нападут на СССР империалисты и прервут наше строительство, а что они могли напасть в любой момент, пользуясь технико-экономической отсталостью нашей страны, - в этом не могло быть сомнения. Поэтому партия была вынуждена подхлестывать страну...".

Подхлестывание страны дало возможность досрочно выполнить задания первой пятилетки по ряду основных показателей. Однако для второй пятилетки И.Сталиным уже была сделана корректировка, учитывающая реальные возможности экономики страны.

Анализируя проблему темпов роста в 1930 годах, О.Лацис писал: "Для второй пятилетки он (И.Сталин - В.П.) предложил среднегодовые темпы прироста промышленной продукции - 13-14% . Правда, к тому времени XVII партконференция уже приняла контрольные цифры, отвечавшие прежнему курсу на "скачок". Но в 1934 году XVII съезд принял директивы, не имевшие по сути дела ничего общего с решениями конференции. XVII съезд поставил весьма высокие, но вполне реальные цели, что было подтверждено успешным выполнением второго пятилетнего плана".

Начиная с 1930 годов в планировании экономики страны на долгие годы возобладала точка зрения, что опережающее развитие производства средств производства по отношению к производству предметов потребления является незыблемым законом развития народного хозяйства. А это автоматически означало, что в промышленности консервируется диспропорция между группой "А" и группой "Б", что на рынке товаров народного потребления всегда будет сохраняться напряженность, что возможности применения методов экономического стимулирования всегда будут ограничены. В основе такого подхода к развитию экономики лежала позиция, выработанная И.Сталиным, который считал, что пока строительство социализма в СССР осуществляется в условиях капиталистического окружения, экономические рычаги не могут иметь решающего воздействия на производство. Если бы это было так, утверждал И.Сталин в своей работе "Экономические проблемы социализма в СССР", "нам пришлось бы отказаться от примата производства средств производства в пользу производства средств потребления. А что значит отказаться от примата производства средств производства? Это значит уничтожить возможность непрерывного роста нашего народного хозяйства, ибо невозможно осуществлять непрерывный рост народного хозяйства, не осуществляя вместе с тем примата производства средств производства".

Что касается нэпа, то И.Сталин в период развертывания большого "скачка" говорил: "И если мы придерживаемся нэпа, то потому, что она служит делу социализма. А когда она перестанет служить делу социализма, мы ее отбросим к черту. Ленин говорил, что нэп введена всерьез и надолго. Но он никогда не говорил, что нэп введена навсегда..." В январе 1930 года, в самый разгар кампании по сплошной коллективизации, Сталин уже уверенно говорит о необходимости проведения новой политики партии (в отличие от нэпа), а еще полгода позже, на XVI съезде ВКП(б), он заявил, что партия находится на последней стадии нэпа.

Решительное наступление по всему фронту похоронило нэп. Он уступил место директивному планированию, нацеленному в частности, на полное уничтожение капиталистических элементов в экономике, что и было сделано в первой половине 1930 годов. На XVII съезде ВКП(б) Сталин заявил следующее: "Ленин говорил при введении нэпа, что в нашей стране имеются элементы пяти общественно-экономических укладов: 1/патриархальное хозяйство (в значительной степени натуральное хозяйство), 2/мелкотоварное производство (большинство крестьян из тех, кто продает хлеб), 3/частнохозяйственный капитализм, 4/государственный капитализм, 5/социализм. Ленин считал, что из всех этих укладов должен в конце концов возобладать социалистический уклад. Мы можем теперь сказать, что первый, третий и четвертый общественно-экономические уклады уже не существуют, второй общественно-экономический уклад оттеснен на второстепенные позиции, а пятый общественно-экономический уклад - социалистический уклад является беспредельно господствующей силой во всем народном хозяйстве".

Итак, нэп, введенный в 1921 году по инициативе В.Ленина, проводился в жизнь на протяжении менее десяти лет, и именно благодаря этой политике было обеспечено не только быстрое восстановление народного хозяйства, но и заложена основа его технической и социальной реконструкции. Нэп был прерван "большим скачком", уничтожившим устои многоукладной экономики и положившим начало эпохе государственного социализма.

Старый большевик У.Гнедин, оценивая политику И.Сталина на свертывание нэпа, писал: "Позволю себе, не вдаваясь в доказательства, сказать, что историческим преступлением партийной бюрократии под сталинским главенством была ликвидация нэпа, то есть уничтожение предпосылок благоприятного развития страны в условиях смешанной экономики, при государственном планировании и прогрессивном развитии крестьянского хозяйства". Отказ от нэпа комментируется исследователями истории СССР по разному. Так, Б.Кагарлицкий считает, что нэп не свертывался, а рушился под влиянием собственных противоречий и Великой депрессии, изменившей всю структуру мировых цен. С.Кара-Мурза считает отказ от нэпа экономически оправданным. Он пишет: "В1989 г. было проведено моделирование варианта продолжения НЭПа в 30-е годы. Оно показало, что в этом случае не только не было возможности поднять обороноспособность СССР, но и годовой прирост валового продукта опустился бы ниже прироста населения - началось бы обеднение населения и страна неуклонно шла бы к социальному взрыву."

Я полагаю, что одной из причин отказа от нэпа было ощущение в партии потери завоеванных революцией позиций в социалистическом преобразовании страны, т.е. чисто психологический фактор, стремление победить во что бы то ни стало мелкобуржуазную стихию, которая захлестывала страну и партию большевиков.

Отказ И.Сталина и его сподвижников от нэпа можно оценивать, конечно, по разному, осуждая или же оправдывая его, но мы имеем дело с историческим событием, которое определило, в конечном счете, лицо общественного строя в СССР. Альфой и омегой экономической политики со времен "большого скачка" становится волюнтаризм, т.е. навязывание экономике воли высшего руководства страны. Так было и при Н.Хрущеве, и при Л.Брежневе, и при Ю.Андропове, и при К.Черненко, и при М.Горбачеве.

Такова конспективно историческая канва возникновения социализма, который я называю государственным.

Однако наш анализ был бы неполным, если бы мы не попытались выявить наиболее характерные закономерности динамики процесса. Здесь сразу же следует отметить, что допускаемая многими исследователями методологическая ошибка (или же сознательно применяемый прием?) состоит в том, что они как бы не замечают этапов развития общественного строя в СССР и вследствие этого произвольно распространяют характеристики какого-либо одного из этапов на всю общественно-политическую систему в целом, отбирая в них только те черты, которые хорошо укладываются в избранную ими ту или иную концепцию. Этот прием используют не только критики социализма, но и его сторонники.

На самом деле, семьдесят с лишним лет истории СССР были столь насыщенными, вобрали в себя столько событий, процессы протекали столь стремительно и бурно, что правомерно говорить о трех качественно различающихся этапах развития страны, имея в виду политический, экономический и социальный аспекты. При этом следует отметить, что вряд ли кто-либо из социалистов (будь-то большевики, меньшевики или эсеры), участвовавших в революционных событиях 1917 года, представляли себе, во что и в какие формы выльются в реальной жизни те лозунги и призывы, с которыми они обращались к массам. Так, В. Ленин после Октября был вынужден признать, что, как это ни парадоксально, большевикам хотелось одного, а они были вынуждены делать совершенно другое. Это означает, что существовали некие объективные закономерности развития событий, которые не были подвластны людям. И нам важно понять внутреннюю логику движения революции. А она была такова, что каждый последующий этап "вызревал" в недрах предыдущего этапа. Например, огромное воздействие на общественно-политическую систему оказала Великая Отечественная война. Исследователи истории СССР правильно заметили, что "...наиболее принципиальное, что характеризовало переход от войны к миру, - это нараставшее противоречие между изменившимся обществом, прошедшим проверку на стойкость и жизнеспособность в жесточайшей войне, и прежними административными, приказными методами партийно-государственного руководства. Народ, перенесший все тяготы войны на фронте и в тылу, стал иным, чем в предвоенные годы. В людях все более утверждалось чувство ответственности за судьбы державы, гражданское достоинство, уверенность в своих силах. С одной стороны, народ выстрадал право быть действительным хозяином страны, вытекавшее из сущностных основ социализма, а с другой - происходил непрерывно углублявшийся процесс отчуждения трудящихся от власти, от средств производства, сведения их значения до положения "винтиков" в бюрократической административной системе".

Анализируя историю СССР, следует иметь в виду, что происходившие в советском обществе процессы были внутренне противоречивы, порой даже противоположны по направлению своего движения.

Предлагаемые мною временные рамки и названия этапов, естественно, весьма условны и лишь приблизительно соответствуют их сущности; но они выражают самую характерную черту того или иного этапа.

Первый этап (1917-1928 гг.) может быть определен как этап революционного преобразования всех основ жизни общества. Это был период неустанных поисков и экспериментов.

Второй этап (1929-1953 гг.) может быть назван этапом сталинской диктатуры (сталинщины).

Третий этап (1954-1991 гг.) может быть охарактеризован как этап реформирования государственного социализма, ибо жестокая диктатура себя изжила и общество ради самосохранения вынуждено было начать поиски других форм своего бытия.

Ниже дается краткая характеристика трех вышеперечисленных этапов.

Первый этап (1917-1928 гг.)

Политика

* Велась борьба между большевиками и другими партиями и движениями за власть, в том числе и в вооруженной форме, которая завершилась установлением однопартийной политической системы.

* Шел процесс подчинения большевистской партии Советов, профсоюзов, других общественных организаций.

* Внутри партии шла межфракционная борьба по всем принципиальным вопросам общественной жизни, завершившаяся победой И.Сталина и его сторонников.

* На фоне прекращения насильственной русификации и как следствие провозглашенного права на самоопределение наций бурно протекал процесс отделения ряда регионов от России (Финляндия, Литва, Латвия, Эстония, Польша), формирования национального самосознания, становления национальных культур. Борьба вокруг вопроса об устройстве государства в многонациональной стране завершилась образованием СССР.

* Власть в стране к концу первого этапа окончательно перешла к сформировавшемуся партийно-государственному аппарату во главе со И.Сталиным.

Экономика

* Проведена национализация земельных угодий, промышленных предприятий, железных дорог, банков, земли.

* Шел процесс перераспределения земельных угодий между крестьянскими хозяйствами.

* Обанкротившуюся политику "военного коммунизма" сменила новая экономическая политика (нэп), основанная на принципе многоукладности экономики и использования механизмов рынка.

* Интенсивно шел процесс становления различных форм кооперации, управления государственными предприятиями. Формировалась система централизованного планирования.

Социальная сфера

* Кардинально изменились классовая и социальная структуры населения.

* Началась культурная революция: в сфере литературы, искусства (Пролеткульт) и образования (отказ от форм классического обучения в школах; ликвидация массовой неграмотности; подготовка кадров специалистов из рабочих и крестьян).

Итак, в течение первого десятилетия после Октябрьской революции во всех сферах происходили качественные (порой противоречивые) преобразования жизни общества, шел поиск новых форм жизнеустройства, сопровождавшийся ожесточенной борьбой противостоящих сил. Причем, каждая из них в одни и те же слова (свобода, добро, прогресс и т.д.) вкладывала различный смысл, ибо цели и идеалы сторон не совпадали.

Безусловно правы те исследователи, которые отмечали двойственный характер Октябрьской революции. Она одновременно была и социалистической, и буржуазной. Если в промышленно-развитых районах она была социалистической, то в деревне, т.е. на преобладающей части территории России, революция была буржуазной, преодолевая феодальные отношения. На селе, как отмечал В.Ленин, революция стала социалистичсекой с появлением комбедов, а субъектом перенесения классовой борьбы из города в деревню было само пролетарское государство. Еще в 1920 году 1/3 работающего населения на селе составляли собственники, 1/5 - арендаторы и остальные (примерно 40%) - наемные работники. И только в 30-е годы завершился процесс революционного преобразования экономических отношений в деревне с возникновением колхозов и совхозов.

Второй этап (1929-1953 гг.)

Политика

* После разгрома всех "уклонов" в партии развернулась кампания массовых репрессий против руководящих кадров и инакомыслящих, которой предшествовала депортация кулаков и их "пособников".

* Происходила массовая чистка номенклатурного состава: на смену репрессированным руководящим работникам в партии и государстве выдвигались новые кадры из числа специалистов, окончивших высшие и специальные учебные заведения и зарекомендовавших себя лояльными по отношению к власти.

* Усиление централизации управления в государстве.

* Периодически проводились политические кампании.

* Расцвел культ личности И.Сталина.

К концу второго этапа в стране сложился политический режим, который получил название тоталитаризм. "Его главными характерными чертами были (I) централизованное управление экономикой; (II) единственная массовая партия, мобилизующая население на строительство социализма или на борьбу с врагами; (III) монополия государства на средства массовой информации; (IV) террористическая и вездесущая тайная полиция, осуществляющая надзор за каждым человеком; (V) поклонение вождю; (VI) единственная официальная идеология, обещающая в будущем построение совершенного общества, провозгласившая свое главенство над законностью и личностью".

Экономика

* Формирование и реализация пятилетних планов развития народного хозяйства. Утверждение административно-волюнтаристских начал в планировании и управлении экономикой при одновременном использовании механизмов рыночного хозяйства.

* Проведение индустриализации страны (при опережающем росте производства средств производства), которая не была доведена до конца (были осуществлены прорывы в основных отраслях тяжелой индустрии и в оборонной промышленности).

*Способы решения задач, применявшиеся для индустриализации, а также сложившиеся в промышленности пропорции исключали широкое применение экономических методов управления предприятиями.

* Проведение коллективизации.

* Изменение системы оплаты труда рабочих.

* Наращивание мощи ВПК.

Социальная сфера

*Практически полное устранение из экономики класса частных предпринимателей.

* Формирование класса колхозного крестьянства.

* Массовая подготовка кадров специалистов с высшим и средним специальным образованием.

* Борьба с различными уклонами в науке, искусстве, нивелирование образа мыслей под влиянием пропаганды и разрастающегося культа личности И.Сталина.

То общество, которое было выстроено И.Сталиным и его соратниками, и не могло быть иным. Это был не плод чистых экспериментов теоретиков-марксистов. Общество государственного социализма явилось результатом политики, в основе которой были, вне всякого сомнения, заложены некоторые базовые идеи марксизма, однако они были реализованы с отступлением от идеологии марксизма. Почему так произошло? Дело в том, что к концу Гражданской войны стало ясно, что дальнейшая судьба революции зависит от того, способна ли правящая партийная элита нацелить политику на обеспечение насущных потребностей рабочих и крестьян. Иначе зачем нужна была революция? Поэтому и родился нэп. Возглавить массы можно было только отступив от "чистой теории". И.Сталин сумел осознать неизбежность нэпа и поэтому он победил троцкизм. Однако в переломном, 1929 году, И.Сталин и его ближайшее окружение (кроме Н.Бухарина и его единомышленников), почувствовав силу, решил прервать естественный ход событий, обрушив на страну политику форсированной индустриализации и коллективизации. Проводить такую политику "большого скачка", отбросившую нэп, можно было только прибегнув к массовым репрессиям, т.е. навязав ее обществу силой.

В литературе встречается и иная трактовка политики И.Сталина. Так, например, тот же С.Кара-Мурза пришел к выводу, что "порочный круг секторного разрыва" между промышленностью и сельским хозяйством смог быть разомкнут, а секторный разрыв преодолен только при советском строе в результате единого процесса коллективизации-индустриализации. Как ни труден был этот процесс, он воссоединил промышленность и сельское хозяйство в единое народное хозяйство СССР, ликвидировав угрозу голода, поднял сельский труд на совершенно новый технологический уровень и предоставил уходящим из деревни молодым людям рабочее место в совеременном производстве."

Третий этап (1954-1991 гг.)

Политика

* После смерти И.Сталина начался процесс развенчания его культа и реабилитация жертв политического террора.

* В результате борьбы группировок внутри руководства страны верх одержали представители партийного аппарата.

* В стране стали нарастать оппозиционные настроения, вылившиеся в "диссидентское" движение.

* Внутри партийно-государственного аппарата нарастало понимание необходимости пересмотра сталинских догм на социализм, управление экономикой и международные отношения, а также проведения масштабных реформ.

* С приходом к власти М.Горбачева началась перестройка, которая в силу неуправляемости процессов, а также целого ряда внутренних и внешних причин завершилась крахом СССР и системы государственного социализма.

Экономика

* Проводится череда реформ (хрущевских, брежневско-косыгинских, горбачевских) с тем, чтобы обеспечить эффективное функционирование экономики.

* Нарастают структурные диспропорции, вызванные волюнтаристской политикой на опережающее развитие производства средств производства, ВПК.

* Все большее развитие получает теневая экономика, стимулируемая недостатками централизованного, директивного управления деятельностью предприятий.

*Нарастает разбалансированность экономики, в частности, платежеспособный спрос все больше превышает предложение.

Социальная сфера

*Возрастает недовольство населения обеспечением его товарами потребления, а также деятельностью предприятий бытового обслуживания.

Еще одно довольно распространенное заблуждение состоит в том, что будто бы принципиальные решения принимались единолично В.Лениным, И.Сталиным и всеми последующими генсеками. В действительности все, без исключения, важнейшие, судьбоносные решения всегда рождались в ходе ожесточенной борьбы внутри высшего партийного руководства, являясь результатом победы той или иной группировки. Достаточно напомнить о борьбе, которая велась по поводу октябрьского вооруженного восстания 1917 года; привлечения к работе в Совнаркоме партий эсеров и меньшевиков; заключения Брест-Литовского мирного договора; политики военного коммунизма и нэпа; методов проведения индустриализации и коллективизации; роли профсоюзов и принципов демократии в партии и обществе; культа личности Сталина; реформирования экономики и общественного устройства в 1960-1980 годах и т.д.

При этом руководители партии в своем противостоянии всегда опирались на многочисленных сторонников в партии; они в той или иной мере учитывали и отражали различные интересы тех или иных социальных слоев в обществе.

Безусловно, влияние лидеров (вождей) партии на принятие решений всегда было значительным, порой даже решающим как в силу их авторитета, так и занимаемого ими положения в партии и государстве. Но роль лидеров никогда не была абсолютной. Руководители партии, принимая решения, руководствовались своим пониманием объективных закономерностей общественного развития, хотя далеко не всегда им удавалось адекватно и оптимально их учитывать. Отсюда - та или иная доля волюнтаризма в проводимой ими политике.

Далее, анализ опыта социалистического строительства в СССР показал, что развитие общества было внутренне противоречивым. На всех этапах развития шла борьба между социалистическим началом революции и силами ему чуждыми. В самом начале эта борьба приобрела форму Гражданской войны и отражения интервенции. Капиталистическое окружение не прекращало своих агрессивных действий против СССР и в последующие годы. В 1920 годах в рамках нэпa шла борьба между частным и государственным секторами экономики, а в сфере политической - борьба внутри большевистской партии и в обществе между набиравшим силу партийно-государственным аппаратом, с одной стороны, и Советами, с другой. Этот второй этап завершился победой социалистического сектора экономики и диктатурой партийно-государственного аппарата. В 1930-1950 годах велась борьба между диктатурой партийно-государственного аппарата и всем обществом. На третьем этапе, когда в 1960-1980 годах была предпринята попытка преодоления противоречия между политической надстройкой и экономическим базисом, велась борьба между реформистами и консерваторами, которая в силу целого ряда объективных и субъективных факторов закончилась трагическим развалом СССР.

Нет ничего примитивнее версии, будто социализм стал неудавшимся, изначально обреченным "большевистским экспериментом". Социализм - не плод утопических идей, а неизбежная стадия развития человеческого общества, "сниимающая" накопленные при капитализме противоречия, нравится это кому-то или нет. Социализм в той форме, в которой он существовал в СССР, был далеко не идеальным. Он родился в крови и на крови был построен. Но этот общественный строй был жизнеспособным, саморазвивающимся. И лишь инфернальное совпадение внутренних и внешних причин привело социализм в СССР к краху. Однако он продолжает существовать и развиваться в ряде стран, в том числе в огромном Китае, доказывая свои преимущества перед капитализмом. Это и способность развиваться планомерно, без кризисов и циклических перепадов, обеспечивая высокие, устойчивые темпы роста экономики, это и возможность концентрировать ресурсы на решении первоочередных задач, это и система распределения и перераспределения национального дохода, исключающая расходование прибавочного продукта на содержание паразитических слоев общества и классов, это и воспитание подрастающего поколения в уважении к высоким нравственным нормам и т.д.

Теперь нам предстоит определить, пока в самом первом приближении, что означает используемая мною категория - государственный социализм, более подробному анализу содержания которого посвящена 4-я глава.

Л.Троцкий, считавший себя последовательным марксистом, избегал использования категорий "социализм" или "государственный капитализм" для характеристики общественного строя, существовавшего в Советском Союзе. В 1936 году он писал, что "СССР представляет промежуточное между капитализмом и социализмом противоречивое общество, в котором: а) производительные силы еще далеко недостаточны, чтоб придать государственной собственности социалистический характер; б) порождаемая нуждою тяга к первоначальному накоплению прорывается через бесчисленные поры планового хозяйства; в) нормы распределения, сохраняющие буржуазный характер, лежат в основе новой дифференциации общества; г) экономический рост, медленно улучшая положение трудящихся, содействует быстрому формированию привилегированного слоя; д) эксплоатируя социальные антагонизмы, бюрократия превратилась в бесконтрольную и чуждую социализму касту; е) преданный правящей партией социальный переворот живет еще в отношениях собственности и в сознании трудящихся; ж) дальнейшее развитие накопившихся противоречий может как привести к социализму, так и отбросить назад, к капитализму; з) на пути к капитализму контр-революция должна была бы сломить сопротивление рабочих; и) на пути к социализму рабочие должны были бы низвергнуть бюрократию. В последнем счете вопрос решится борьбой живых социальных сил как на национальной, так и на мировой арене".

Заняв такую позицию в отношении определения сущности общественного устройства в СССР, Л.Троцкий пояснял, что он избегал доктринерства, требующего категорической формулы и логической законченности определений. Он рассматривал происходящее в СССР как динамический процесс, который сам по себе внутренне противоречив и содержит элементы, которые могут нарушить ту или иную схему, а затем и вообще ее опрокинуть. Поясняя свою методологию, он писал: "В своем анализе мы больше всего остерегаемся производить насилия над динамической общественной формацией, которая не имела прецедента и не знает аналогии. Научная, как и политическая задача не в том, чтоб дать законченное определение незаконченному процессу, а в том, чтоб следить за всеми его этапами, выделять его прогрессивные и реакционные тенденции, вскрывать их взаимодействие, предвидеть возможные варианты развития и находить в этом предвидении опору для действия".

Не следует забывать, что Л.Троцкий писал цитируемую мною книгу в 1936 году, т.е. на втором этапе существования СССР, когда сталинщина была в своем зените. Это обстоятельство, безусловно, ни могло не наложить свой отпечаток на критические оценки Л.Троцкого, который и за границей вел бескомпромиссную борьбу с И.Сталиным и его режимом, закончившуюся убийством Л.Троцкого. Однако, несмотря на полемический характер произведения, надо отдать должное научной добросовестности Л.Троцкого.

В чем он оказался прав?

Во-первых, в том, что разрешение внутренних противоречий, имевших место в СССР не только на втором, но и на третьем этапе его существования, могло произойти как путем дальнейшего развития социалистических начал, так и путем контрреволюции, которая неизбежно привела бы к реставрации капитализма. Другими словами, существовало два возможных варианта разрешения противоречий, два пути развития, что и было подтверждено в 1991 году.

Во-вторых, в определении им основных противоречий советского общества, к которым следует отнести: 1) противоречие между "самодержавием", "деспотизмом" новой "командующей касты", т.е. диктатурой государственно-партийной бюрократии и развитием производительных сил; 2) между уровнем развития производительных сил и государственной собственностью; 3) между содержанием социалистических экономических отношений в сфере производства материальных благ и услуг в целях достижения наивысшей эффективности общественного воспроизводства и формой, а также методами управления экономическими процессами; 4) между буржуазной формой и социалистической природой процесса распределения национального дохода.

Но, думается, определение общественного устройства в СССР, предложенное Л.Троцким, далеко не безупречно.

Во-первых, он утверждал, что "производительные силы еще далеко недостаточны, чтоб придать государственной собственности социалистический характер". Как понимать этот аргумент? Несколько раньше Л.Троцкий писал: "Огосударствление земли, средств промышленного производства, транспорта и обмена, при монополии внешней торговли составляет основу советского общественного строя. Этими отношениями, заложенными пролетарской революцией, определяется для нас, в основном, природа СССР, как пролетарского государства". Как мы видим из сопоставления этих двух утверждений, они взаимоисключающи. С одной стороны, Л.Троцкий пытается доказать, что производительные силы, национализированные в ходе Октябрьской революции, не могли придать ей социалистический характер. С другой стороны, он утверждает обратное, что национализированные средства производства определяли пролетарскую, т.е. социалистическую природу советского государства. Где же на самом деле находится истина?

Национализация средств производства в ходе революционных акций привела к тому, что сменился субъект собственности. Основными средствами производства, кроме принадлежащих крестьянским хозяйствам, ремесленникам и мелкой буржуазии, стали владеть не крупная буржуазия и класс помещиков, а народ посредством государства. Это государство в начале своего существования было советским, т.е. власть в нем принадлежала Советам, которые выражали волю рабочего класса и крестьянства. В дальнейшем произошло перерождение власти, суть которой, как это было показано ранее, состояла в замене Советской власти властью партийно-государственного аппарата, его диктатурой. Но чиновники партийно-государственного аппарата, обретя всю полноту власти, не стали субъектами государственной собственности (см. гл. 4). Национализированные средства производства, обретя форму государственной собственности, были общенародными, т.е. социалистическими по своей сущности. И сам Л.Троцкий склонялся к такому же пониманию природы государственной собственности. Опровергая версию о том, что в СССР сложился государственный капитализм, он писал: "Первое в истории сосредоточение средств производства в руках государства осуществлено пролетариатом по методу социальной революции, а не капиталистами, по методу государственного трестирования. Уже этот <...> анализ показывает, насколько абсурдны попытки отождествить капиталистический этатизм с советской системой. Первый - реакционен, вторая - прогрессивна".

Во-вторых, Л. Троцкий считал, что "порождаемая нуждою тяга к первоначальному накоплению прорывается через бесчисленные поры планового хозяйства". Речь, видимо, идет о том, что несмотря на плановые методы регулирования экономики, стремление к приумножению своих доходов, приобретению богатства и частной собственности не покидало многих граждан нового общества, что, естественно, не могло не подрывать основы социалистического способа производства. Для очень многих, если не для большинства граждан нового общества, личный материальный интерес превалировал над коллективным или общественным интересом. Это утверждение в принципе правильно, что в полной мере подтвердилось в годы горбачевской перестройки и реставрации капитализма в России в 90-х годах прошлого века. Однако этой объективной тенденции государство все время противопоставляло немало всяческих заслонов, в частности, в форме увеличивающихся общественных фондов потребления, да и процессы, протекавшие в сфере идеологии и морали, противодействовали эгоистическим стремлениям. Но в рамках плановой и особенно теневой экономики в СССР действовали законы и правила буржуазного права. Следовательно, мы можем говорить об одновременном существовании в СССР двух секторов (кстати, взаимопереплетающихся и взаимозависимых), двух противоположных тенденций (социалистической и капиталистической). Однако, учитывая масштабы и структуру инвестиций в основные фонды (как производственные, так и непроизводственные), до 1991 года в экономике, бесспорно, преобладал социалистический сектор.

В-третьих, аргумент в) гласит: "нормы распределения, сохраняющие буржуазный характер, лежат в основе новой дифференциации общества". С ним смыкается и аргумент г): "экономический рост, медленно улучшая положение трудящихся, содействует быстрому формированию привилегированного слоя".

Дифференциация доходов и накопленного богатства в СССР действительно существовала. Правда, амплитуда колебания, размах различий в уровне доходов с 1930 годов существенно не изменялся, если даже не сокращался. Правящая бюрократия имела ряд привилегий, однако их величина и масштабы не шли ни в какое сравнение с тем, что имело и имеет место сегодня в любом, даже слаборазвитом капиталистическом государстве. Этот фактор дифференциации совершенно неизбежен при социализме при наличии товарно-денежного хозяйства, и он нисколько не противоречит базовым принципам социалистического общественного устройства. Кстати, и при полном коммунизме никогда не будет достигнуто равенства в потреблении благ, ибо люди с их различающимися потребностями никогда не были и не будут одинаковыми.

Далее, в-четвертых, следует абсолютно верный тезис, который, однако, относится к сфере политического устройства общества: "эксплуатируя социальные антагонизмы, бюрократия превратилась в бесконтрольную и чуждую социализму касту". Его анализу посвящен не только специальный параграф в данной главе, но и значительная часть 4-й и 5-й глав. Здесь следует заметить, что, как это ни парадоксально, эта "правящая каста", т.е. партийно-государственный аппарат, в силу своего объективного положения в системе экономических отношений был вынужден служить социалистическому государству (здесь мы пока не затрагиваем вопроса о том, как он эту функцию выполнял).

В-пятых, все последующие аргументы - "е) преданный правящей партией социальный переворот живет еще в отношениях собственности и в сознании трудящихся; ж) дальнейшее развитие накопившихся противоречий может как привести к социализму, так и отбросить назад, к капитализму; з) на пути к капитализму контрреволюция должна была бы сломить сопротивление рабочих; и) на пути к социализму рабочие должны были бы низвергнуть бюрократию" - носят чисто политический характер и, кроме подпункта е), не связаны с характеристикой экономического базиса. Однако в подпункте е) Л.Троцкий вновь вынужден согласиться с тем, что в СССР итоги Октябрьской революции живут "еще в отношениях собственности".

Таким образом, вся аргументация Л.Троцкого не опровергает вывода о том, что в СССР уже в середине 1930 годов существовал социализм со всеми своими экономическими, социальными и политическими противоречиями, что функционировало качественно новое общество, которое не имело "прецедента и не знает аналогии" в истории человечества. Существовавшее в СССР общественное устройство не являлось переходным мостиком от капитализма к социализму, а было настоящим социализмом. Однако этот тип социализма, как переходного этапа от капитализма к коммунизму, согласно определению К.Маркса, далеко не соответствовал идеальной теоретической модели.

В чем состояли главные причины отличия реального социалистического общества, существовавшего в СССР, который я называю государственным социализмом, от того социализма, который условно можно назвать теоретическим, т.е. напрямую вытекающим из марксистского учения?

Следует еще раз подчеркнуть то обстоятельство, что социалистическая революция победила в экономически и культурно отсталой стране, что обрекло СССР на то, чтобы все время бороться с нуждой трудящихся масс, идти на чрезвычайное напряжение сил для того, чтобы догонять Запад в области развития производительных сил, показателей эффективности использования основных средств и ресурсов, а также вооружений.

Низкий уровень развития производительных сил в сравнении с западными странами все время выплескивал на поверхность мораль буржуазного общества, укореняя среди масс убеждение в том, что капитализм в состоянии обеспечивать более высокий уровень жизни, чем социализм.

И нельзя не согласиться с Л.Троцким в том, что "на исторической почве нищеты, обостренной разрушениями империалистической и гражданской войн, "борьба за отдельное существование" не только не исчезла на другой день после низвержения буржуазии, ни только не смягчилась в ближайшие годы, но, наоборот, принимала моментами неслыханную свирепость: нужно ли напоминать, что отдельные области страны дважды опускались до людоедства"?

Отсутствие подлинного народовластия, выражавшегося в противоречии между диктатурой государственно-партийной бюрократии, с одной стороны, производительными силами и экономическими отношениями, с другой, определило своеобразный характер соотношения экономического базиса и политической надстройки, когда общенародная собственность функционировала в жестких рамках диктатуры партийно-государственного аппарата. Наверное, в реальных условиях того времени иной вариант развития процесса становления новой формации вряд ли был возможен. Это обстоятельство верно подмечено философом А.Скрипником, который писал: "Исторически, однако, произошло так, что вместо гармонии централистского и демократического начал в СССР очень быстро и надолго утвердился режим личной власти, иногда с чертами античных и восточных деспотий. О причинах подобной деформации социализма уже написано весьма много и еще больше, вероятно, будет написано. Мы же ограничимся указанием на два обстоятельства: 1) проект глобального преобразования общества сам по себе требовал всемерной централизации власти; 2) социальная революция у нас в стране сопровождалась таким нарастанием хаоса, что никакое укрепление власти перед его опасностью не могло показаться излишним".

И все-таки это был социализм, ибо в основе расширенного воспроизводства общества лежала общенародная собственность, но социализм не демократический, а государственный, ибо суть политической надстройки состояла в диктатуре чиновников. Такая форма социализма в СССР была исторически обусловлена теми объективными условиями, в которых совершалась Октябрьская революция. В природе и в общественной жизни чудес не бывает.

Совершенное советским народом явилось подлинным цивилизационным прорывом, оно достойно и удивления, и восхищения, учитывая фантастические достижения в науке, производстве и в сфере культуры. И я солидарен с С.Кара-Мурзой, который писал: "Тяжело быть свидетелем клеветы даже в том случае, если клевещут на неприятного тебе человека. Сегодня наши "антисоветские патриоты" клевещут на несколько поколений моего народа, которые взялись за тяжелый труд ради будущего, приняв на себя материальные лишения сверх теоретически возможных. Их помыслы были благородны, и двигала ими любовь - к нам, нынешним. Многое им не удалось, они недооценили слабости человека. Но и то, что удалось, огромно. И своими идейными принципами, и своими порядками они надолго обуздали злобу, хищничество и невежество людей. Кто же сегодня их мстительно оплевывает или платит за оплевывание? Именно те, чья жадность и злоба наконец-то вырвались на свободу. Жаль, что к ним иногда примыкают и те, кто был вскормлен именно советским хлебом, кто не получил бы своих "уроков французского" ни в какой другой школе, кроме советской." Октябрьская революция не только преобразила жизнь людей на территории бывшего СССР, но она осуществила качественный и огромный по масштабам прорыв по отношению ко всему миру, как на Западе, заставив буржуазию считаться с интересами наемных работников, так и в бывших колониях, добившихся своей государственной независимости и вступивших на путь индустриализации и социальных преобразований, которые, к сожалению, весьма и весьма далеки от завершения. Одним словом, Октябрьская революция положила вслед за Парижской Коммуной начало глобального человеческого освобождения. Возможно, потребуется еще не одна, а целая череда революций, чтобы наконец-то человечество вырвалось из цепких объятий наживы и эксплуатации человека человеком. Но начало было положено

Р.Медведев в своей книге "Социализм в России?" (с. 49) приводит слова старого большевика, двадцать лет пробывшего в тюрьмах и лагерях. "Да, у нас не получилось в этот раз. Мы были первыми, мы проделали дорогу, но сами по ней не смогли дойти до цели. В другой раз - через 100 лет - другие коммунисты и социалисты сделают то, что не смогли сделать мы. Но и им будет полезен наш опыт и достижений и ошибок, хотя ошибок, может быть, у нас было даже больше, чем достижений."

Глава 4. Закономерности и противоречия

государственного социализма

"Нельзя жить без утопии, но невозможно жить по ее законам".

Л.Моисеева

"Все дефекты и обиды советского строя с точки зрения интересов человека труда никак не перевешивали уже созданных благ и будущих возможностей

С.Кара-Мурза

2.4.1. Плановая экономика

"Скольких бед может избежать тот, кто и в трудных обстоятельствах настоящего и для предвосхищения будущего использует опыт прошлого".

Полибий

Экономика СССР держалась на трех столпах: государственной собственности, диктатуре партийно-государственного аппарата и планировании. Рыночный механизм играл второстепенную, вспомогательную роль, будучи пристегнутым к планированию. Это была, образно говоря, идеалистическая экономика, в которой главными регуляторами были сознание и воля, а точнее - разум и воля руководителей страны, партийно-государственного аппарата в целом. Эта идеалистическая экономика создавалась путем использования, с одной стороны, элементов капиталистической системы, а с другой, - созидания в процессе ее разрушения новых элементов, которые в конечном счете и определили появление нового качества (планирования, централизованного административного управления, всеохватывающего социального обеспечения и т.д.). И стоило в 1980 годах выбить из-под этой конструкции две несущие опоры - диктатуру аппарата и планирование, - как экономика страны тут же рухнула. Однако внешняя простота плановой экономики была обманчивой. В этой многоуровневой системе причудливо сочетались содержание и форма экономических отношений между членами общества, что обусловило возникновение острейших противоречий и, в частности, между названными тремя столпами экономики.

Что представляла собою сложившаяся при государственном социализме экономическая система? Как она функционировала?

Экономическая система государственного социализма, действовавшая в СССР, не имела аналогов в истории человечества. Реальные экономические отношения в СССР имели мало общего и с тем, что о них писалось в официальных учебниках и монографиях по политэкономии социализма, в чем мы будем иметь возможность убедиться, отвечая в данной главе на поставленные выше вопросы.

Субъект государственной собственности. Центральным в системе экономических отношений являлся вопрос о взаимоотношениях индивидов и трудовых коллективов предприятий с государством в рамках государственной собственности, которую называли общенародной собственностью.

Вопрос стоит так: была ли в СССР государственная собственность действительно общенародной? Другими словами, кто был субъектом собственности - государство или народ (общество)? Не ответив на этот вопрос, невозможно правильно решить и другие методологические проблемы относительно экономической системы и социального строя в СССР.

Если мы обратимся к истории, то увидим, что во всех формациях (кроме первобытно-общинного строя) большая часть общественного богатства была распределена между частными собственниками. В истории, до Октябрьской революции, не было случая, чтобы государство владело подавляющей частью общественного богатства. Противоположная картина наблюдалась в СССР, где не менее 90% всех основных фондов было сосредоточено в руках государства.

Рассматривая данную проблему, следует четко понимать, что государство, являясь организацией общества, инструментом политической власти и управления, не может быть субъектом собственности. Им могут быть только люди, ибо собственность в ее политэкономическом значении - это отношения индивидуумов по присвоению средств производства и продуктов труда, складывающиеся в процессе воспроизводства условий их жизни. Поэтому вопрос о сущности государственной собственности в СССР правильнее сформулировать иначе: являлся ли субъектом государственной собственности народ, общество в целом, или им был партийно-государственный аппарат в лице функционеров и чиновников, осуществлявших реальное распоряжение и управление объектом собственности?

Государство представляет собой единство его институтов, правовой системы и политической организации общества. Совокупность институтов государства (органов и учреждений) образует аппарат власти и управления. В СССР государство выполняло не только политические функции, но и осуществляло руководство экономикой.

В составе государственного аппарата действовала система учреждений, построенная по иерархическому принципу, обязанностью которых было управление экономической деятельностью страны. Все эти учреждения подразделялись на три группы: 1) общеэкономические (межотраслевые) министерства и ведомства; 2) отраслевые министерства и ведомства; 3) территориальные органы управления. Деятельность этих учреждений координировало правительство СССР (Совет Министров). Государственные предприятия, учреждения и организации находились в ведении (подчинении) отраслевых министерств (ведомств) или территориальных органов управления.

Общеэкономические министерства и ведомства осуществляли управление деятельностью государственных предприятий, учреждений и организаций не напрямую, а через отраслевые министерства (ведомства) и территориальные органы управления. В ведении общеэкономических органов находились такие сферы государственного регулирования народного хозяйства, как планирование, финансы и денежное обращение, учет и статистика, разработка стандартов и нормативов и т.д. Одним словом, общеэкономические органы формировали экономическую среду и хозяйственный механизм, задавали "правила игры" на едином экономическом пространстве страны. Отраслевые и территориальные органы управления осуществляли непосредственное управление подведомственными предприятиями, учреждениями и организациями. Они устанавливали им плановые задания и контролировали их выполнение; организовывали строительство новых предприятий и модернизацию действующих; отвечали за материально-техническое снабжение, подготовку кадров и т.д. Отраслевые и территориальные органы управления назначали и смещали руководящие кадры подведомственных предприятий, учреждений и организаций.

Хозяйственная самостоятельность предприятий, учреждений и организаций в экономике СССР была относительной. Они функционировали в заданной общеэкономическими министерствами и ведомствами экономической среде, выполняя плановые задания своих вышестоящих органов управления по объему, составу и качеству производимых ими товаров и услуг. Предприятия, учреждения и организации были самостоятельны лишь в части организации своей внутрихозяйственной деятельности, призванной обеспечивать выполнение установленных свыше плановых заданий, однако и то не по всем вопросам, ибо вышестоящими органами управления регламентировались многие аспекты хозяйственной деятельности, такие, как оплата труда, ведение бухгалтерского учета и т.п.

Государственный аппарат держал в своих руках все рычаги регулирования воспроизводственных процессов, а также воздействия на деятельность предприятий, учреждений и организаций. Дирекция предприятий, учреждений и организаций была составной частью государственного аппарата, являясь его низовым звеном. Если же учитывать еще и то обстоятельство, что партийный аппарат снизу и доверху занимался главным образом решением перспективных и текущих хозяйственных вопросов, то можно с уверенностью утверждать, что экономикой СССР безраздельно распоряжался партийно-государственный аппарат, осуществлявший и функцию политического управления страной.

Диктатура единого партийно-государственного аппарата не только неразрывно сочеталась с управлением государственной собственностью, но и обеспечивала экономически саму возможность такой диктатуры. Другими словами, диктатура партийно-государственного аппарата распространяла свою абсолютную власть не только на политическую сферу жизни общества, но и на экономику, паразитируя на государственной собственности.

И вот здесь уместно вновь вернуться к ранее поставленному вопросу - являлись ли функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата субъектом государственной собственности? Такая постановка вопроса вполне правомерна, учитывая то обстоятельство, что в СССР народ в целом и каждый член общества в отдельности (даже отдельно взятые функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата) не имели возможности выполнять главную функцию субъекта собственности - управления объектом собственности. Эту функцию узурпировал партийно-государственный аппарат, а в нем самом только самый верхний эшелон власти имел право принимать решения по проблемам развития экономики страны как целостному объекту.

Отвечая на поставленный вопрос, необходимо иметь в виду, что субъект собственности всегда осуществляет присвоение объекта собственности. Распоряжение и управление объектом собственности еще не означает его присвоения, т.е. получения дохода от собственности, которым собственник может располагать по своему усмотрению.

Функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата (какие бы посты в СССР они не занимали) получали установленную им заработную плату, имели определенные привилегии и льготы, однако не получали никакого дохода с государственной собственности и не имели юридически установленных прав на государственную собственность.

Д.Хоскинг таким образом оценивал положение "номенклатурных" работников: "Странную жизнь вел этот новый зарождающийся правящий класс. С одной стороны, для них начиналось комфортабельное и обеспеченное существование. Надежда Мандельштам своим желчным взглядом литературного аутсайдера увидела, как жизнь в Москве становилась такой же, как и во всем мире. Люди заводили свои первые банковские счета, "покупали мебель и писали романы". Каждый мог рассчитывать на быстрое продвижение по службе, потому что каждый день кого-нибудь вырывали из нормальной жизни, и его место занимал другой. Те, кто становился частью номенклатурной системы, получали привилегии, о которых остальное население могло только мечтать: просторные квартиры, любое медицинское обслуживание, качественную еду и потребительские товары по низким ценам в специальных магазинах и распределителях. Им предоставлялись оплачиваемые или частично оплачиваемые отпуска и самым высокопоставленным из них - дача в укромных уголках, где можно было проводить выходные дни, и транспорт с шофером, чтобы легко туда добраться. Перечень этот можно бы и продолжить, даже не говоря о разнице в заработной плате, но он не вышел бы за пределы "мелкобуржуазных" представлений о равенстве.

Но, с другой стороны, жизнь новых назначенцев была полна опасностей. Они не являлись собственниками тех благ, о которых только что шла речь: все это они имели до тех пор, пока занимали свой пост, т.е. до тех пор, пока были в милости у Сталина, у НКВД, у отдела партийных кадров Центрального Комитета". Сегодня он - князь, а завтра - в грязь.

Все накопленное богатство в СССР, природные ресурсы и национальный доход принадлежали народу, а не функционерам и чиновникам партийно-государственного аппарата. Если до 1990 годов этот в общем-то бесспорный факт можно было еще по разному интерпретировать, то в процессе реставрации капитализма в СССР стало совершенно очевидно, что функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата не были никакими собственниками. Они, как и все простые граждане, должны были включаться в процесс приватизации на общих основаниях; правда, благодаря своей прежней позиции и связям, многие представители некогда всемогущего партийно-государственного аппарата преуспели в накоплении первоначального капитала значительно больше, чем их простые соотечественники, став капиталистами.

История знает бесчисленное множество примеров, когда собственник де-факто не распоряжался своей собственностью, а за него это делал управляющий. Да и современный капитализм (см. гл. 2), в котором преобладает акционерная форма капитала, предпочитают образно называть капитализмом менеджеров, ибо именно они управляют процессом воспроизводства. Однако в истории еще не было такой ситуации, какая сложилась в СССР, когда подавляющая часть богатств была национализирована, имела форму государственной собственности и управлялась не народом - субъектом собственности, а партийно-государственным аппаратом. И не по прямому поручению народа, а в силу того, что этот аппарат присвоил себе право управлять общенародной собственностью, опираясь на свою диктатуру. Но будучи реальным распорядителем общенародной собственности, функционеры и чиновники аппарата не стали классом, которому эта собственность принадлежала. При государственном социализме они не могли стать и не были субъектом собственности.

Словом, народ в СССР был подвластен диктатуре партийно-государственного аппарата, будучи в то же время субъектом государственной собственности. Парадокс? Да, парадокс и очень глубокое противоречие. Но оно фактически имело место и сложилось исторически (см. гл. 3). С одной стороны, трудящиеся массы, победившие в революции и в Гражданской войне, создавшие самую демократичную форму власти - Советы, не смогли сохранить свою власть, которая была узурпирована "слугами народа" - функционерами и чиновниками партийно-государственного аппарата. А с другой стороны, партийно-государственный аппарат долгое время не мог пойти на прямую контрреволюцию, т.е. на приватизацию общенародной собственности, так как кто-то из чиновников еще верил в идеологию коммунизма, обслуживая нужды воспроизводства общенародного богатства и, конечно, боялся своего народа. Лишь с приходом в 1980 годах к высшей партийной власти нового поколения партийных и государственных бюрократов во главе с М.Горбачевым, произошла реставрация капитализма - приватизация общенародной собственности, значительная часть которой досталась представителям переродившегося партийно-государственного аппарата и воротилам уголовного мира. Но до тех пор, пока существовала общенародная собственность, в СССР был социализм, правда, изуродованный диктатурой партийно-государственного аппарата.

При этом следует отметить одно интересное явление, сопровождавшее такую противоречивую ситуацию присвоения, владения, распоряжения и управления общенародной собственностью. Поскольку партийно-государственный аппарат не был субъектом общенародной собственности, а сам народ не управлял своей собственностью, то никто не чувствовал себя полноправным хозяином, и все относились к ней в общем-то безразлично, как к "ничейной" собственности. Но поскольку собственность все-таки реально существовала, то многие в этом обществе, как рядовые граждане, так и чиновники партийно-государственного аппарата, стремясь приумножить свои доходы за счет этой "ничейной" собственности, становились "несунами". Естественно, что функционеры партийно-государственного аппарата при этом отхватывали более лакомые и жирные куски, пользуясь своим привилегированным положением в обществе.

Итак, действительным субъектом общенародной собственности в СССР было общество в целом.

Под термином "государственная собственность" следует понимать лишь юридическую форму общенародной собственности, т.е. отношения между субъектом (общество в целом) и объектом общенародной собственности были опосредованы государством. Схематически это можно представить следующим образом:

Схема 1

Субъект общенародной собственности

(все граждане СССР)

0x08 graphic

Государство

0x08 graphic

Объект общенародной собственности

Неправомерно ставить знак равенства, с одной стороны, между государством и обществом, а с другой стороны, между государством и аппаратом, который им управлял.

В СССР все члены общества были равны по отношению к объекту собственности, являясь его сособственниками. Это означает, что общенародная собственность была достоянием всего общества в целом и ни один из ее членов не являлся собственником какой-либо ее части, т.е. общенародная собственность была неделимой, и она должна была служить всему народу. Ни у кого не было своего "пая", своей доли в общенародной собственности.

Общенародная собственность имела юридически установленный Конституцией СССР статус государственной, который, однако, не соответствовал ее сущности, но был в то же время в полном согласии с ее формой. Таким образом, налицо была коллизия между содержанием общенародной собственности и ее юридическим статусом. И не только. Существовало острейшее противоречие между субъектом общенародной собственности (обществом) и государством - орудием диктатуры партийно-государственного аппарата. Несмотря на официальные утверждения об участии трудящихся в управлении объектами государственной собственности, в действительности этого не было ни на одном из уровней общественной структуры. Общенародной собственностью, повторяю, безраздельно распоряжался партийно-государственный аппарат. Именно это обстоятельство и обуславливало политическое отчуждение масс - субъекта общенародной собственности - от объекта собственности. В период горбачевской перестройки факт наличия такого противоречия был наконец-то официально признан и якобы, была поставлена задача его преодоления. Вот как об этом писали авторы книги "Политическая экономия социализма - теоретическая основа экономической политики КПСС", изданной в 1989 году: "Успех революционного обновления экономического базиса, переход общества в новое качественное состояние будут всецело зависеть от того, почувствует ли себя каждый трудящийся реальным хозяином производства и общества, воплотятся ли такие чувства в реальном поведении людей, в добросовестном высокопроизводительном труде, в преодолении их отчужденности и отношения к ней как к "ничейной". На реализацию этих задач нацелена и перестройка политической системы страны, осуществляемая по решениям XIX Всесоюзной конференции КПСС".

Государство - политическая организация общества, - облаченное в псевдодемократический наряд, по существу было антидемократическим, диктаторским. C другой стороны, государство как инструмент управления экономикой обслуживало систему социалистических экономических отношений, составляющих сущность общенародной собственности. В этом отражалась еще одна грань фундаментального противоречия между политической формой организации общества и его экономическим базисом. Эта раздвоенность функций государственного механизма отрицательно сказывалась на эффективности управленческих решений, особенно в области планирования.

Вернемся к вопросу о терминологии. Как писал Л.Троцкий, "...марксисты, начиная с самого Маркса, употребляли по отношению к рабочему государству термины государственная, национальная, или социалистическая собственность, как простые синонимы. В больших исторических масштабах такое словоупотребление не заключало в себе особых неудобств. Но оно становится источником грубых ошибок и прямого обмана, когда дело идет о первых, еще необеспеченных этапах в развитии нового общества, к тому же изолированного и экономически отстающего от капиталистических стран". И далее Л.Троцкий замечает в полном согласии с азами марксизма: "Чтоб стать общественной, частная собственность неминуемо должна пройти через государственную стадию, как гусеница, чтоб стать бабочкой, должна пройти через стадию куколки. Но куколка не бабочка. Мириады куколок гибнут, не успев стать бабочками. Государственная собственность лишь в той мере становится "всенародной", в какой исчезают социальные привилегии и различия, следовательно, и надобность в государстве. Иначе сказать: государственная собственность превращается в социалистическую по мере того, как перестает быть государственной. И наоборот, чем выше советское государство поднимается над народом, чем свирепее противопоставляет себя, как хранителя собственности, народу, как расточителю, тем ярче само оно свидетельствует против социалистического характера государственной собственности".

Итак, Л.Троцкий отождествляет в теории вслед за К.Марксом термины "государственная" и "общенародная социалистическая собственность", полагая, что государственная собственность является неизбежной стадией превращения частной собственности в общественную. По мере того, как в обществе исчезают различия в уровне жизни населения, т.е. по мере развития производительных сил, исчезает и надобность в государстве, следовательно, государственная собственность напрямую становится общенародной. Однако в СССР в силу исторических причин (см. гл. 3) процесс пошел в ином направлении. По мере развития производительных сил, сокращения отставания в уровне экономического развития от капиталистических стран Запада, роль государства как в политике, так и в экономике не ослабевала, а усиливалась. Вместо развития народовластия зрела и укреплялась диктатура партийно-государственного аппарата. Означало ли это, что государственная собственность становилась антиподом общенародной собственности, что появился новый класс собственников - вместо капиталистов возник класс чиновников, все больше и больше отрывавшихся, как писал Л.Троцкий, от трудящихся масс? Нет, не означало. Государственная собственность до контрреволюции 1991 года оставалась по своему существу общенародной, ибо функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата не были субъектами государственной собственности, хотя ею безраздельно распоряжались и располагали целым букетом привилегий. Таков парадокс истории, которая "придумала" нечто отличное от теоретических схем. Возникло противоречие между формой (государственной) и содержанием (общенародным)) собственности, которое теоретически могло разрешиться двояко: а) в случае победы советской демократии государство постепенно отмирало бы и государственная собственность становилась бы все более общественной по своему существу или б) в случае полного идеологического и социального перерождения чиновников партийно-государственного аппарата государственная собственность исчезла бы в пожаре денационализации, приватизации, что и произошло на самом деле.

Л.Троцкий, повторяю, делает основной упор на привилегиях бюрократов и чиновников, считая, что система распределения благ меняет существо собственности. По этому поводу следует заметить следующее. Во-первых, как будет показано в параграфе, посвященном закону распределения при социализме, Л.Троцкий ошибался, считая, что совладельцы государственной собственности должны были получать дивиденды. Во-вторых, он сгущал краски в отношении процесса дифференциации доходов в СССР. Комментируя этот аспект проблемы, он писал: "В зависимости от того, в какую сторону эволюционируют различия в условиях личного существования, разрешится в конце концов и вопрос об окончательной судьбе огосударствленных средств производства. Если пароход объявлен коллективной собственностью, но пассажиры по-прежнему растасованы между первым, вторым и третьим классами, то ясно, что различие в условиях существования будет иметь для пассажиров третьего класса неизмеримо большее значение, чем юридическая смена собственности. Наоборот, пассажиры первого класса будут, между кофе и сигарой, проповедовать ту мысль, что коллективная собственность - все, а удобная каюта - ничто. Вырастающие отсюда антагонизмы могут взорвать неустойчивый коллектив". Любимая тема Л.Троцкого - угроза мелкобуржуазного перерождения не только чиновников партийного и государственного аппарата, который расположился в первом классе парохода, но и самих трудящихся масс. Он писал о "взрывчатой силе" мелкобуржуазных аппетитов, "которые проникают собою все хозяйство страны и выражаются, суммарно говоря, в стремлении всех и каждого как можно меньше дать обществу и как можно больше получить от него".

Однако дело не только и не столько в эгоизме и социальных различиях внутри общества, сколько в сути политической системы, которая господствует в обществе. Если политическая система, как это сложилось в СССР, представляет собой диктатуру аппарата управления, то наблюдается самое серьезное и самое острое противоречие между формой и содержанием общенародной собственности, которое чревато реставрацией капитализма. Чиновники аппарата, заболев мелкобуржуазной болезнью, могут переродиться, что и произошло в СССР, но само их перерождение еще не делает их автоматически субъектами государственной собственности. Должен появиться класс частных собственников - капиталистов, которые станут ими только в процессе контрреволюционного переворота, превращения диктатуры аппарата, обслуживающего социалистическую собственность, в диктатуру, обеспечивающую реставрацию капиталистических экономических отношений. И вот только тогда часть функционеров и чиновников партийно-государственного аппарата сможет реализовать свою вожделенную мечту - стать капиталистами. Теперь обратимся к рассмотрению вопроса о том, как именно функционировала система экономических отношений в условиях обозначенного выше противоречия между формой и содержанием государственной собственности в СССР?

Субъекты экономических отношений. Экономические отношения между членами общества в СССР осуществлялись через систему, имевшую многоуровневую структуру.

Субъектами экономических отношений первого уровня являлись индивиды (независимо от их возраста) и семьи.

Индивиды, как ранее было показано, были сособственниками, совладельцами общенародного богатства. Индивиды, в зависимости от возраста, состояния здоровья, уровня образования, участия в процессе воспроизводства, источника получаемого дохода выполняли различные функции. Они подразделялись на две группы: работающих и иждивенцев. В составе работающих выделялись занятые в сфере материального производства и занятые в непроизводственной сфере. Иждивенцы (по преобладающему источнику дохода) делились на две категории: иждивенцы общества и иждивенцы семей. Таким образом, в обществе существовали четыре основных вида членов общества - субъектов первого уровня.

Экономическая система государственного социализма основывалась на обязательном участии каждого трудоспособного члена общества в процессе общественного труда. "Кто не работает - тот не ест" - таков был принцип системы. Все уклоняющиеся от работы считались тунеядцами. Можно ли отсюда сделать вывод о том, что рабочая сила в условиях социализма была не собственностью индивида, а объектом общенародной собственности? В Конституции СССР 1978 года в статье 60 было записано: "Обязанность и дело чести каждого способного к труду гражданина СССР - добросовестный труд в избранной им области общественно полезной деятельности, соблюдение трудовой дисциплины. Уклонение от общественно полезного труда несовместимо с принципами социалистического общества". Всеобщая обязательность труда была регламентирована законами по возрастному критерию, а также по продолжительности рабочего дня. Возможность трудоустройства была также гарантирована Конституцией. Каждый трудящийся имел право свободного выбора конкретного места работы и профессии. Однако обязанность трудиться, хотя и была юридической нормой, но основывалась она не на правовой системе общества. Необходимость участия в трудовом процессе всех трудоспособных граждан была обусловлена отсутствием в СССР частной собственности; и поэтому единственным легальным источником дохода для индивида был труд, т.е. необходимость трудиться была обусловлена экономическим положением каждого (без исключения) индивида в данной системе собственности. Правовая норма, закрепленная в Конституции, была лишь отражением экономических отношений, существовавших в обществе. Сама необходимость трудиться не превращала рабочую силу индивидов в объект общенародной собственности. Каждый человек был свободен. Более того, он сам был субъектом общенародной собственности и уже в силу этого логически не мог быть ее объектом. И в этом отношении социализм сохранял великое достижение капитализма - освобождение человека от рабской или крепостной зависимости человека от других себе подобных существ.

Здесь необходимо остановиться на утверждении А.Зиновьева и ряда других социологов о том, что в СССР якобы существовал принудительный, рабский труд. Этот тезис напрочь отрицал общенародную собственность и социализм как таковой. На самом деле, если исходить из фактов, а не абстрактных вымышленных конструкций, в СССР к труду принуждались только те лица, которые имели т.н. нетрудовые доходы, т.е. чья деятельность была связана с преступной теневой экономикой. Принудительным являлся труд в тюрьмах и лагерях. Однако он не был рабским, т.е. человек не был объектом какой-либо собственности. Отбыв положенный срок заключения, человек мог выбирать новое место своей работы (или снова вернуться в преступный мир), т.е. с получением свободы он избавлялся от принудительного труда. Поскольку исходная посылка утверждения А.Зиновьева о рабском труде неверна, то и его рассуждения о том, что все работающие в СССР были халтурщиками, обманщиками, лентяями, уклоняющимися от выполнения своих обязанностей, так же ошибочна. Конечно, в хорошем стаде не без паршивой овцы. Но подавляющее большинство людей в Советском Союзе работали добросовестно, ибо от этого зависел их заработок.

Разумеется, на государственных предприятиях, в учреждениях и организациях существовал контроль за выполнением установленного распорядка рабочего дня, за соблюдением трудовой дисциплины. И системы оплаты труда были сориентированы на то, чтобы люди "выкладывались", а не маялись от безделья. Как писал Л. Троцкий, "социалистическое государство, даже в Америке, на фундаменте самого передового капитализма, не могло бы доставлять каждому столько, сколько нужно, и было бы поэтому вынуждено побуждать каждого производить как можно больше. Должность понукателя естественно ложится в этих условиях на государство, которое не может, в свою очередь, не прибегать, с теми или иными изменениями и смягчениями, к выработанным капитализмом методам оплаты труда. В этом именно смысле Маркс писал в 1875 году, что "буржуазное право <...> неизбежно в первой фазе коммунистического общества" <...> при коммунизме не только остается в течение известного времени буржуазное право, но даже буржуазное государство без буржуазии".

Наряду с государственными предприятиями (организациями, учреждениями) в СССР функционировали предприятия колхозно-кооперативного сектора, а также структурные подразделения различных общесоюзных и республиканских общественных организаций (партийных, профсоюзных, комсомольских и т.п.). Все они являлись субъектами экономических отношений второго уровня.

Основой любого вида предприятия был трудовой коллектив, представлявший собой совокупность индивидов, совместно выполнявших конкретную функцию в системе общественного разделения труда с использованием общенародных средств производства.

В рамках общенародной собственности соединение рабочей силы со средствами производства осуществлялось не напрямую, не непосредственно, как утверждала официальная экономическая наука, а было опосредовано обязательным заключением трудового договора с администрацией конкретного государственного предприятия. При этом акте предприятие действительно не покупало у гражданина его рабочую силу, а тот ему ее не продавал. Поскольку при социализме отсутствует категория "капитала", требующая для своего расширенного воспроизводства прибавочной стоимости, создаваемой трудом наемной рабочей силы, то известная формула Д-Т-ДЄ при социализме не работает. В СССР не существовало рынка рабочей силы. Общественное воспроизводство осуществлялось на основе соединения рабочей силы индивидов с принадлежащими им средствами производства. Но это соединение, повторяю, было не прямое, а опосредованное заключением трудового договора индивида с предприятием, представляющим государство. Трудящийся включался в процесс общественного производства как работник конкретного государственного предприятия, которое, как юридическое лицо, обладало правом пользования и распоряжения определенной частью общенародных средств производства.

Как складывались экономические отношения работавших индивидов с государственным предприятием?

Парадокс этих отношений состоял в том, что видимые невооруженным глазом и воспринимаемые обыденным сознанием явления совершенно не соответствовали глубинной их сути. Никто из работников предприятия не мыслил и не оперировал категориями официальной политэкономии. То, что они являлись сособственниками всего общественного богатства, а следовательно, и своего предприятия, ускользало от их понимания. Это только в советской художественной литературе рисовали обобщенный образ передового кадрового рабочего, который чувствовал себя на родном заводе хозяином. В реальной действительности людям было понятно только то, что они могли видеть вокруг себя. Для них предприятие было государственным. Директор предприятия назначался сверху государством. Произведенная на предприятии продукция принадлежала государству. На работу их принимало государством. Зарплату им выдавало государство. Товары они покупали в государственных магазинах и т.д. и т.п. Словом, люди все время имели дело с государственной формой общенародной собственности. Именно, эта форма и была видна невооруженным глазом, осязаема, воспринимаема обыденным сознанием, а не то, что государство выполняло лишь функцию управляющего общенародной собственностью. И как могли рядовые работники предприятия воспринимать себя собственниками всех богатств страны, если они в действительности были лишь "винтиками" в системе диктатуры партийно-государственного аппарата, были отчуждены от власти и от участия в управлении общественными делами? В обыденном понимании работников предприятия его собственником было государство, а хозяином на нем был директор.

Поскольку все члены общества, даже функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата, за исключением, пожалуй, членов ЦК КПСС, были лишены реального права участия в управлении общенародной собственностью как целостным объектом, а члены трудовых коллективов не являлись собственниками тех предприятий, на которых работали, то, естественно, в стране не наблюдалось и подлинно хозяйского отношения к общественному богатству. Людей в обществе, в коллективе объединяла необходимость трудиться, а также естественная потребность любого нормального человека к самовыражению в трудовой деятельности, а также чувство профессиональной общности, солидарности.

Повторяю, поведение людей, их поступки определялись не теоретическими схемами официальной политэкономии, а самым обычным обыденным сознанием людей, и именно оно формировало психологический климат в трудовом коллективе, а не лозунги и плакаты, повсюду развешанные на предприятии.

При социализме работающий индивид, будучи сособственником общественных средств производства, не мог осуществлять их присвоение в одиночку, вне процесса совместного труда в составе определенного коллектива (в производственной или непроизводственной сферах). Работающий индивид, как правило, реально осуществлял свои экономические отношения с другими членами общества в сфере производства только в трудовом коллективе и только через него. Вне трудового коллектива индивид не мог обеспечить своего воспроизводства, иначе - воспроизводство индивида было возможно только через воспроизводство коллектива в целом и, наоборот, воспроизводство трудового коллектива было возможно только через воспроизводство каждого из его членов. Следовательно, трудовой коллектив был заинтересован в труде каждого из его членов, а каждый работник был заинтересован в труде всего коллектива.

Вместе с тем данный индивид не был прикован цепями к определенному предприятию. Он мог переходить с одного предприятия на другое. Но в любой момент он действовал как рабочая сила в конкретном коллективе и осуществлял свою производственную функцию в составе совокупной рабочей силы именно в данном коллективе.

Члены трудового коллектива, являясь сособственниками общенародных средств производства, в то же время не были собственниками предприятия, на котором они работали. Субъектом собственности было общество в целом, а администрация предприятия осуществляла функцию управления данным предприятием по поручению государства.

Работники на предприятии были связаны между собой единством технологического процесса. Произведенная на данном предприятии продукция являлась результатом совместного труда коллектива работников. Необходимость совместного труда определялась уровнем развития производительных сил, другими словами, соединение индивидуальных работников в коллективы диктовалось самой технологией крупного машинного производства и выгодами кооперации труда. Труд работника мог быть только трудом в составе предприятия, как составная часть коллективного труда. Продукция каждого конкретного предприятия продолжала движение в системе общественного разделения труда, являясь или предметом труда, или средством труда для других предприятий, или услугой. На определенной стадии процесса общественного производства продукт приобретал форму, готовую для конечного потребления (в домашнем хозяйстве, в сфере коллективного или общественного потребления, в производственном или инвестиционном процессе). Следовательно, совокупный труд отдельных коллективов являлся составной частью общественного труда, а это означало, что каждый отдельно взятый коллектив воспроизводил себя только благодаря труду других коллективов, только через систему общественного разделения труда. Таким образом, труд конкретного работника через коллективный труд становился составной частью общественного труда.

Итак, мы установили, что:

* каждый работоспособный член общества должен был трудиться;

* каждый отдельно взятый работающий индивид (кроме крестьян-одиночек, кустарей, ремесленников и лиц свободной профессии) мог воспроизводить себя только как член данного трудового коллектива;

* труд индивида благодаря общественному характеру производства был одновременно трудом коллективным и общественным;

* каждый индивид был связан с другими индивидами процессом совместного труда в рамках данного предприятия и в масштабах всего общества, который осуществлялся на основе общенародной собственности на средства производства;

* связь отдельных работающих индивидов в масштабах общества не была непосредственной, а была опосредована отношениями, существовавшими между предприятиями, отраслями и регионами в рамках системы общественного разделения труда.

Совместный труд работников на предприятии и взаимозависимость труда индивидов в рамках общественного разделения труда не являются чем-то присущим только социалистической экономике; они свойственны и капиталистическому способу производства. Различие состоит в том, что воспроизводство рабочей силы при капитализме достигается через функционирование индивидуальных частных капиталов, а при социализме оно происходит в рамках функционирования отдельно взятых государственных предприятий. Они являются составными частями единого народнохозяйственного комплекса страны, базирующегося на общенародной собственности. Это очень существенное различие. В капиталистической экономике, состоящей из великого множества взаимно конкурирующих индивидуальных частных капиталов, труд отдельных наемных работников участвует в создании общественного ВВП только через рынок, а судьба каждого из них зависит целиком и полностью от коньюнктуры рынка, а также результатов деятельности тех предпринимателей, с которыми у них заключен договор о купле-продаже рабочей силы. В экономике СССР предприятия были непотопляемыми единицами единого народнохозяйственного комплекса, пристегнутыми к государственному плану. Предприятия могли быть и убыточными, однако это не означало их краха. В СССР, начиная с 1930 годов, не было безработицы, как в капиталистических странах, где неполная занятость трудоспособного населения является типичным явлением - результатом действия закона капиталистического накопления, открытого К.Марксом.

В СССР предприятие, распоряжавшееся определенной массой основных и оборотных фондов, являлось самостоятельным субъектом воспроизводственного процесса, а его работники были участниками процесса совместного труда на предприятии. При этом следует иметь в виду, что результаты труда коллектива предприятия зависели не только от его непосредственной деятельности, но и от налаженности кооперационных связей с другими предприятиями, состояния материально-технического снабжения, а также от эффективности руководства государственных управленческих структур, планировавших работу данного предприятия.

Деятельность предприятия осуществлялась одновременно как в рамках плановой системы, так и в условиях рыночных отношений. Следовательно, и экономические связи между отдельными работниками в масштабах общества при социализме, в отличие от капиталистической экономики, были опосредованы как плановой системой, так и товарно-денежными отношениями.

Реальная жизнь в обществе складывалась на основе взаимодействия формы и содержания экономических, социальных, политических и нравственных отношений. Другими словами, анализируя экономические отношения реального социализма в СССР, следует оперировать не голыми абстракциями, а учитывать все многообразие и многослойность реальных процессов, протекавших как в коллективах, так и в обществе в целом. А реальность была такова, что в условиях диктатуры партийно-государственного аппарата государственная форма общенародной собственности деформировала, искажала содержание экономических отношений между людьми - субъектами этой собственности. Причиной такого деформационного воздействия было то, что государство одновременно выполняло две функции: политическую и экономическую - функцию управления объектом общенародной собственности. Управление экономикой было неотделимо от реализации политической функции. Государство было проводником внешней и внутренней политики, проводимой вождями страны, которые полагали, что именно они и никто другой являются выразителями интересов и чаяний народа, т.е. подлинного субъекта общенародной собственности.

В этих условиях администрация предприятий была не просто органом управления производственным процессом в трудовом коллективе, а еще и проводником политики партийно-государственного аппарата, являясь одновременно его составной частью. Она была преисполнена уверенности во всемогуществе своей власти по отношению к рядовым работникам предприятий. Партийная, комсомольская и профсоюзные организации предприятия, долженствовавшие защищать интересы членов трудового коллектива, делали это лишь в тех рамках, которые им были определены сверху. Вот так выглядели исходные позиции сторон во взаимоотношениях работников и администрации предприятия.

Каждый работник государственного предприятия вступал в экономические отношения, во-первых, с другими работниками данного предприятия, а во-вторых, с самим предприятием как экономическим субъектом. Именно с предприятием, а не с трудовым коллективом, ибо предприятие как юридическое лицо было наделено правом пользования и распоряжения средствами производства, а трудовой коллектив, который состоял из определенного числа работников, являвшихся сособственниками общенародных средств производства, не был собственником средств производства "своего" предприятия.

Экономические отношения между работниками предприятия сводились лишь к совместному труду, в процессе которого использовались средства производства, находившиеся в распоряжении предприятия. Результатом совместного труда являлся продукт, который также становился объектом распоряжения предприятия.

Экономические отношения работника с предприятием включали в себя как отношения по производству продукта, так и отношения по распределению дохода, полученного предприятием от реализации продукта, созданного совместным трудом работников.

В рамках отношений по производству государственное предприятие предоставляло работнику рабочее место, необходимые средства производства и предметы труда, устанавливало нормативные параметры и регламент его работы, осуществляло учет и контроль за его деятельностью. Работник, со своей стороны, обязан был выполнять установленные ему производственные задания как по количественным, так и по качественным параметрам. Уже на этой стадии сказывалось деформирующее влияние государственной формы общенародной собственности. Плановые задания ориентировали предприятия, как правило, на выпуск валовой продукции, а не на качественные показатели. Погоня за валом сказывалась и на нормировании труда работников. Если, например, рабочие литейного цеха варили качественную сталь, то тем самым уменьшался объем выпуска стали в тоннах и, следовательно, они теряли в заработной плате, ибо нормы были ориентированы на рядовые плавки.

Что касается отношений по распределению, то оплата труда по мере деформации всей системы денежного обращения в стране все меньше соответствовала реальному трудовому вкладу работника в создание стоимости продукта. На стадии горбачевской перестройки вся система трудовых отношений работника с государственным предприятием пришла в полный упадок. Вот довольно точная оценка положения дел, данная министром электронной промышленности Калашниковым в разговоре с М.Горбачевым: "... рабочий уходит с завода раньше времени, не сделав задания. Директор: "Как же так?" А тот в ответ: "А что, все равно ты мне заплатишь положенное".

Кроме заработной платы и различных премий работник и его семья получали от предприятия ряд бесплатных услуг (детские ясли и садик, пионерлагерь, путевки в дом отдыха и т.п.). Все эти выплаты, льготы и бесплатные услуги образовывали доход работника в результате первичного распределения валового дохода предприятия. Схематически экономические отношения между работником и предприятием можно представить следующим образом:

Схема 2

Работники (сособст- Предприятие (общенародные

венники общенародных средства производства)

средств производства )

0x08 graphic
Процесс совместного труда

Готовый продукт

0x08 graphic

0x08 graphic
Реализация продукта

0x08 graphic
Валовой доход предприятия

0x08 graphic

Распределение валового дохода предприятия

Доход работников Доход предприятия

(государства)

На уровне предприятия складывалось первичное распределение национального дохода, а затем на более высоких уровнях экономического механизма страны происходило его вторичное и т.д. перераспределение вплоть до того, пока не складывались конечные доходы всех субъектов воспроизводственного процесса. Так, в 1990 году из прибыли предприятия в государственный сектор было перечислено 36 %, а в фонды экономического стимулирования было направлено 48 %.

Официальная политэкономическая наука ставила знак равенства между понятиями "трудовой коллектив" и "государственное предприятие". Утверждалось, что "основным экономическим субъектом общенародной собственности являются трудовые коллективы предприятий и объединений. Дело в том, что здесь непосредственно соединяются работники со средствами производства, осуществляется производство материальных благ, развитие самого человека". Однако отождествлять эти два понятия неправомерно. В действительности, работники государственного предприятия по одиночке и взятые вместе, как трудовой коллектив, не принимали реального участия в управлении, распоряжении средствами производства, находящимися во владении предприятия; они выполняли лишь одну единственную функцию - быть совокупной рабочей силой. Функции распоряжения и управления общенародной собственностью на предприятии выполняла его администрация как составная часть государственного аппарата управления. Директор и администрация не подчинялись работникам предприятия. Производственные совещания, время от времени проводившиеся на предприятии, обсуждали отдельные, частные вопросы и их решения не имели обязательной силы для директора.

Поскольку в СССР сособственники были устранены от функции распоряжения своей собственностью как на уровне страны, так и на уровне предприятия, постольку утверждение официальных политэкономов о том, что "коллектив социалистического предприятия (объединения) как органичная часть общественной ассоциации трудящихся является совместно со всем народом собственником средств производства и его результатов" являлось от начала до конца вымыслом. Никакой общественной ассоциации трудящихся в СССР не существовало. Было государство как организация управления обществом и экономикой, и было множество государственных предприятий как реальных экономических субъектов экономических отношений. На этих предприятиях работали индивиды, которые были собственниками общенародных средств производства. Они трудились в составе трудовых коллективов, которые не являлись собственниками средств производства своих предприятий и не имели статуса юридических лиц.

На предприятии - в этом первичном звене экономической системы государственного социализма - сталкивались и определенным образом диалектически сочетались экономические отношения индивидов как между собой, так и с предприятием, на котором они работали, а также с государством. Противоречия между различными экономическими интересами индивидов внутри трудового коллектива, а также между интегрированным экономическим интересом трудового коллектива и государственным предприятием тем или иным образом разрешались, диалектически интегрируясь в форме экономического интереса предприятия. Другими словами, в этом интегрированном экономическом интересе предприятия индивидуальные и общие экономические интересы членов трудового коллектива были приведены к общему знаменателю, т.е. были "сняты" разногласия внутри предприятия, различающиеся интересы слиты воедино и предприятие выступало как полноценный субъект экономических отношений, представляющий экономические интересы обеих сторон - трудового коллектива и государства. В этом смысле государственное предприятие было одновременно формой существования как дискретной части общенародной собственности, так и коллектива работников данного предприятия.

При этом следует иметь в виду, что поскольку коллектив работников не являлся субъектом собственности, находящейся на балансе данного предприятия, доход от реализации произведенной продукции также не принадлежал работникам предприятия. Он принадлежал всему обществу в лице его организации - государства.

Естественно, возникает вопрос - на каком основании коллектив работников, не являясь субъектом собственности, находящейся в распоряжении предприятия, мог быть в определенном смысле интерпретирован как субъект экономических отношений?

Когда мы утверждаем, что коллектив работников предприятия являлся самостоятельным субъектом экономических отношений, то имеем в виду то, что он являлся носителем и выразителем общих, интегрированных интересов всех его членов, а не только простой механической совокупности их индивидуальных экономических интересов. Например, интегрированный интерес всех членов коллектива в повышении заработной платы, в развитии социальной инфраструктуры предприятия (столовая, дом отдыха, пионерлагерь и т.п.), улучшении условий труда, соблюдении правил техники безопасности и т.д. Однако специфика бытия коллектива работников как субъекта экономических отношений состояла в том, что он существовал только в форме государственного предприятия, т.е. во внешней экономической среде трудовой коллектив был представлен в форме государственного предприятия. Иными словами, экономические интересы данного коллектива работников могли быть представлены и реализованы в народном хозяйстве только посредством деятельности предприятия и его администрации, которая назначалась государством и не была выборным органом коллектива работников. Полное тождество между трудовым коллективом и предприятием существовало бы, во-первых, в том случае, если бы предприятие было кооперативом, т.е. его работники являлись бы его сособственниками, или, во-вторых, в случае существования государственного предприятия, если бы члены трудового коллектива принимали реальное участие в управлении делами данного предприятия.

Однако следует иметь в виду, что в системе государственного социализма экономические интересы членов данного коллектива не были тождественны экономическим интересам государства, представленного администрацией данного предприятия, в силу неизбежных различий между целым и его частью, а также из-за несовпадения государственной политики с потребностями народа и работников данного коллектива. Самым характерным проявлением несовпадения экономических интересов данного коллектива работников с экономическими интересами государства было, к примеру, разногласие о размерах заработной платы. Работники предприятия стремились к максимальному ее увеличению, а администрация предприятия, выполняя предписания государства, ограничивала рост заработной платы, применяя различные потогонные системы оплаты труда, например, "сдельщину".

Администрация предприятия, отражая требования членов своего коллектива, была заинтересована в увеличении размера заработной платы, добиваясь этого в своем министерстве, но, выполняя функцию низового государственного управленческого аппарата, вынуждена была проводить в жизнь общегосударственную политику в области оплаты труда. Короче говоря, поведение администрации государственного предприятия было внутренне противоречивым, непоследовательным в силу того объективного обстоятельства, что она была одновременно выразителем экономических интересов как коллектива работников, так и государства. Положение директора предприятия, скажем прямо, было незавидным: с одной стороны, он должен был проводить в жизнь приказы и установки вышестоящих государственных органов (для этого он и назначался сверху), а с другой стороны, он должен был считаться с мнением трудового коллектива, пользоваться заслуженным авторитетом людей, а не быть держимордой. Кстати, нелишне отметить, что в 20-е годы вопрос об уровне заработной платы на предстоящий год определялся коллективным договором администрации предприятия с профсоюзом. "Этот порядок был отменен в тридцатых годах, причем не только профсоюз, но и предприятие, и даже отраслевой промышленный наркомат не могли уже решающим образом влиять на уровнь заработной платы - все решалось в едином центре, не несущем прямой ответственности за ход производства..."

Итак, государство в СССР, будучи носителем формы общенародной собственности, т.е. социалистического начала, в то же время вынуждено было в силу неразвитости производительных сил руководствоваться буржуазным правом при оплате труда работников - сособственников общенародных средств производства, т.е. было проводником буржуазных принципов, буржуазного права.

В ходе индустриализации и коллективизации преобладающей формой производительных сил стали крупные предприятия, применяющие машинную технологию. Наряду с процессом концентрации производства шел процесс специализации предприятий, в силу чего общенародные средства производства с неизбежностью должны были иметь дискретный характер, распределяясь, дробясь по отдельным производственным единицам, между которыми налаживались экономические отношения. В их основе лежали межотраслевые кооперационные технологические связи.

Совокупности предприятий образовывали отраслевые и региональные комплексы, между которыми происходил обмен информацией, продуктами и услугами в соответствии со складывающейся системой общественного разделения труда. Другими словами, субъекты второго уровня являлись элементами громадных экономических образований - отраслей народного хозяйства и промышленности - и одновременно все они входили в состав региональных комплексов, имевших определенный административный статус. Отрасли и регионы, образовывали третий уровень субъектов экономических отношений в стране. И, наконец, четвертый уровень субъектов экономических отношений составляли классы и социальные группы, а также народ в целом. Ниже приводится таблица, обобщающая вышесказанное о структуре субъектов экономических отношений в СССР: Таблица 1

Уровень	Виды субъектов экономических отношений	Форма организации субъектов	Представители субъектов
I	Члены общества: а) работающие б) иждивенцы	Семьи, индивиды	Глава семьи или сам индивид
II	Коллективы работников: а) в сфере материального производства б) в непроизводственной сфере	Предприятия, хозяйства, учреждения, организации	Дирекция
III	а)Отраслевые совокупности предприятий б)Региональные совокупности предприятий	Отрасли народного хозяйства и промышленности. Республики, края, области	Министерства и ведомства. Высшие органы управления административно-территориальными образованиями.
IV	Народ. Классы и социальные группы.	Государство	Высшие органы управления страной

Следует отметить следующие взаимосвязи между элементами и уровнями субъектов экономических отношений. Во-первых, субъекты более низкого уровня входили (в той или иной форме) в состав субъектов более высокого уровня. При этом интеграция экономических интересов всегда происходила как диалектический процесс разрешения ("снятия") противоречий между ними (внутри предприятий, между предприятиями в рамках отраслевых и территориальных образований, между последними и государством). Во-вторых, субъекты имели определенную форму своей организации и свои органы представительства экономических интересов в хозяйственной системе и в сфере управления, причем было бы неверно отождествлять сами субъекты и органы, их представляющие. Например, нельзя ставить знак равенства между отраслью и министерством, ее представляющим и возглавляющим.

Противоречия экономической системы. Общенародной собственности были свойственны одновременно и дискретность, и непрерывность. Дискретность заключалась в том, что общенародная собственность была распределена между предприятиями, министерствами, ведомствами, административно-территориальными образованиями, т.е. она не была монолитной. Непрерывность характеризовалась общегосударственным планированием, единым законодательством, единой системой учета и статистики, ценообразования, регулирования финансовых потоков и денежного обращения. Всю экономику пронизывало централизованное административное управление, подчиненное той политике, содержание которой определяло высшее руководство страны.

Взаимодействие дискретности и непрерывности проявлялось в бесчисленных противоречиях на всех уровнях экономической системы. Каждое предприятие, каждое министерство и ведомство, каждое административно-территориальное образование стремилось к максимизации удовлетворения своих потребностей, что в условиях неизбежной (из-за недоразвитости производительных сил) ограниченности ресурсов приводило к постоянному столкновению экономических интересов субъектов общественного воспроизводственного процесса.

Проблема сочетания дискретности и непрерывности тесно связана с другой проблемой - централизацией и децентрализацией управления. Сначала важно понять суть самого процесса управления, смысл этого понятия в условиях социалистической экономики. Как показал анализ, управление огромной экономикой из одного центра невозможно, оно являлось одним из факторов ее гибели. Грубейшей стратегической ошибкой М.Горбачева и его команды было то, что ими не была проведена реформа управления, направленная на его децентрализацию, что позволило бы сбить волну сепаратизма и оптимизировать процесс регулирования экономикой. Как справедливо писал Н.Моисеев, "управляемой экономикой экономические процессы, протекающие в масштабах государства, быть не могут. Управляемая экономика - это лингвистический и управленческий нонсенс, противоречащий строгим выводам науки. А вот направляемой (курсив - В.П.) она необходимо должна быть. Эту возможность продемонстрировала история Советского Союза".

Современная экономика (как социалистическая, так и капиталистическая) должна быть регулируемой, направляемой. В противном случае она обречена на постоянно возникающие кризисы, ибо одни только рыночные механизмы не в состоянии обеспечить нормальный ход общественного воспроизводства. Общественный характер современного производства достиг такого уровня, когда взаимосвязи должны быть регулируемы не только в масштабах народного хозяйства отдельных государств, но и в мировой экономике.

Однако при этом неизбежно возникают вопросы - как добиться желаемого оптимального результата, как сочетать дискретность экономики с ее непрерывностью, обусловленной общественным характером производства? Этого можно достичь только путем нахождения динамически меняющегося оптимума между уровнем централизации и децентрализации планирования, понимаемого как регулирование, научно обоснованное направление экономических процессов. "Но при этом, - верно замечает Н.Моисеев, - следует иметь в виду, что децентрализация сама по себе не является еще панацеей и не делает систему управляемой. В самом деле, обретая самостоятельность, то или иное предприятие сразу же превращается в организм: у него возникают собственные цели и определенные возможности им следовать. Эти новые цели вовсе не обязаны совпадать с целями всего хозяйственного организма, они всегда будут иными - не антагонистическими, но другими". Насколько современные производительные силы функционируют как общественные и требующие управления из единого центра, несмотря на ту или иную оболочку собственности или национальной принадлежности, показывает, например, опыт работы крупных энергосистем и железных дорог. Даже после распада СССР на отдельные государства, до сих пор сохраняется необходимость межгосударственного регулирования деятельности этих важнейших объектов инфраструктуры: работают координационные советы и единые диспетчерские службы.

Рассмотрим теперь основные характерные черты феномена общенародной собственности.

Во-первых, следует отметить, что общенародной собственности как таковой в чистом монолитном виде вообще не существовало. Практически вся она была поделена между субъектами третьего уровня. Но эти субъекты, реально распоряжаясь соответствующими частями общенародной собственности, не являлись собственниками вверенных им основных и оборотных фондов. Центр, представленный ЦК КПСС, правительством СССР, общеэкономическими министерствами и ведомствами, диктовал отраслевым министерствам и ведомствам, а также республикам и областям правила распоряжения общенародной собственностью, осуществляя распределение и перераспределение материальных и финансовых ресурсов, обеспечивая тем самым непрерывность воспроизводственного процесса.

Во-вторых, массивы объектов собственности, которыми управляли отраслевые министерства и ведомства, а также административно-территориальные образования, в свою очередь были поделены между государственными предприятиями (субъектами второго уровня), которые, распоряжаясь выделенными им основными и оборотными фондами, также не являлись их собственниками.

В-третьих, специфика экономических отношений между субъектами третьего уровня состояла в том, что между органами управления осуществлялся обмен главным образом информацией, в то время как реальный товарообмен продуктами и услугами происходил между государственными предприятиями (субъектами второго уровня). Следовательно, между органами управления субъектов третьего уровня не существовало никаких рыночных отношений, как их не было и между субъектами третьего уровня и центральными органами управления, представлявшими субъект четвертого уровня (народ). Распределение ресурсов центральными общесоюзными органами управления между субъектами третьего уровня осуществлялось на основе административных, волевых решений, что открывало безграничные возможности для проявлений ведомственности, субъективности и волюнтаризма. Каждый из субъектов третьего уровня тянул одеяло на себя, пытаясь урвать себе кусок побольше.

В-четвертых, поскольку реальный товарообмен продуктами и услугами происходил между субъектами второго уровня, то здесь взаимодействовали две силы: административные и рыночные. На государственные предприятия сверху давили нормативные акты и управленческие команды, которые устанавливали в форме плановых заданий, цен, лимитов и т.п. параметры их хозяйственной деятельности. Но предприятия работали и в условиях хозрасчета, т.е. должны были считаться с реалиями рыночного механизма. Именно на уровне предприятий лоб в лоб сталкивались административная система управления и законы рынка, что приводило к многочисленным коллизиям и деформациям. При взаимодействии этих двух начал преобладали административные методы регулирования экономики, хотя и рыночные силы играли немаловажную роль при реализации экономических интересов субъектов первого и второго уровней.

В-пятых, по мере возрастания уровня субъектов экономических отношений происходила диалектическая интеграция их экономических интересов. О формировании экономических интересов предприятий говорилось ранее. Что касается реализации экономических интересов предприятий, то она протекала в процессе торга с субъектами третьего уровня (вырвать побольше ресурсов, минимизируя производственные задания), а также в процессе товарно-денежных отношений с другими субъектами второго уровня.

В-шестых, экономические интересы индивидов (субъектов первого уровня), с учетом сказанного, реализовывались через механизм взаимоотношений субъектов более высокого уровня. Выигрывали индивиды, которые работали на предприятиях тех отраслей народного хозяйства и промышленности и в тех регионах, которые в соответствии с приоритетами экономической политики государства получали больше ресурсов (ВПК, энергетика, столицы, спецгорода и т.д.).

В-седьмых, управленческие структуры субъектов второго, третьего и четвертого уровней, представленные администрацией предприятий, аппаратом управления министерств, ведомств, республик и областей, одновременно выполняли три функции: 1) элементов производительных сил (как специфическая рабочая сила); 2) субъектов второго уровня со своими специфическими экономическими интересами (все они были трудовыми коллективами) и 3) проводников политики партийно-государственного аппарата.

Таковы основные общие черты системы, обеспечивавшей воспроизводство общенародной собственности (в форме государственной) и функционирование государственных предприятий как первичного звена ее бытия.

Итак, функционирование предприятий в экономической среде, где взаимодействовали административные методы регулирования их деятельности, а также товарно-денежные отношения, с неизбежностью порождало многочисленные коллизии.

В целях более детального их рассмотрения обратимся к т.н. квадратам экономических связей между парой субъектов.

Схема 3

А1

0x08 graphic
Cубъект Х Орган управления субъекта Х

0x08 graphic

0x08 graphic
ВЄ BЄЄ

А2

0x08 graphic
Субъект Y Орган управления субъекта Y

0x08 graphic

Из четырех сторон экономических связей три (A1, A2, BЄЄ) являлись потоками управленческой информации и лишь одна сторона, а именно BЄ, состояла из потока товаров, услуг, денежных средств и информации. Потоки A1, A2 содержали плановые задания, доводимые вышестоящими органами управления до предприятий, а также состояли из обмена текущей деловой информацией. Поток BЄЄ состоял из обмена плановой и текущей деловой информацией по поводу деятельности субъектов Х и Y. Реализации связи ВЄ по времени всегда предшествовала управленческая деятельность по каналам A1, A2, BЄЄ. Таким образом, субъектам Х и Y задавалась плановая модель их действий, т.е. реальная экономическая связь (поток ВЄ) между субъектами второго уровня всегда строилась на основе предшествующего ей процесса планирования и управленческих решений. Следовательно, товарно-денежные отношения между предприятиями осуществлялись на базе централизованно формируемых планов и находились в прямой зависимости от них.

Такой порядок хозяйственной деятельности предприятий означал, во-первых, то, что они были лишены возможности самостоятельного выбора партнеров; во-вторых, то, что деятельность поставщиков товаров и услуг была в большей мере сориентирована не на удовлетворение потребностей клиентов (потребителей), а на выполнение плановых заданий; и, в-третьих, то, что товарно-денежные отношения носили производный от административного управления и планирования характер.

"Централизованное распределение средств производства (не только средств труда, но и предметов труда, включая многие инструменты и вспомогательные материалы), а также фондирование продукции и централизация до 70-80% создаваемого на предприятиях чистого дохода общества породили однозначное понимание общенародного присвоения как осуществляемого государством от имени всего общества", - утверждали официальные советские политэкономы. Но дело было не только в том, что государство полновластно распоряжалось общественным богатством и командовало в экономике, а главным образом в том, что при такой системе удовлетворение потребностей населения осуществлялось на основе централизованного управления и планирования. Между населением как потребителями материальных благ и услуг (субъекты первого уровня) и народом (субъект четвертого уровня), с одной стороны, и предприятиями, с другой, стояло государство с сонмом министерств, ведомств, республик, краев и областей. К примеру, сколько и каких кастрюль производить, решал аппарат государственного управления. В стране не было механизма непосредственного, прямого воздействия населения (как субъекта экономических отношений) на деятельность предприятий. Потребности населения учитывались государством при планировании объемов производства косвенно и лишь в той мере, в какой оно, а точнее - высшее руководство страны, считало возможным их удовлетворять. Экономика в первую очередь должна была обеспечивать т.н. общественные, общегосударственные потребности, а не личные потребности граждан.

Коллизия между централизованной плановой системой управления и товарно-денежными отношениями, обуславливающая способ удовлетворения личных потребностей населения, постепенно разрастаясь, приняла огромные масштабы и выражалась в период правления М.Горбачева сотнями миллиардов рублей неудовлетворенного платежеспособного спроса населения, не говоря о несовпадении спроса и предложения по отдельным видам товаров и услуг, а также по их ассортименту и качеству. Словом, между содержанием и формой экономических отношений имели место острейшие противоречия.

Схематически взаимодействие содержания экономических законов и их формы можно представить следующим образом:

Схема 4

Содержание экономических

отношений

0x08 graphic

Закон распределения по количеству и качеству

0x08 graphic

труда

0x08 graphic
Закон пропорционального Закон возвышения

0x08 graphic

развития потребностей

Закон стоимости

0x08 graphic

Противоречия

Формы экономических отношений

0x08 graphic

Планирование Товарно-денежная форма

(Чрезмерная централизация, (Стоимостные показатели,

волюнтаризм,бюрократизм, материальное стимулирование,

ведомственность, местничест- цены, денежное обращение,

во) финансы и т.д.)

0x08 graphic

Экономические отношения субъектов всех четырех уровней по производству, распределению, обмену и потреблению товаров и услуг постоянно испытывали на себе воздействие противоречия между двумя плохо совместимыми формами. Парадоксальная суть этого противоречия состояла в том, что, с одной стороны, централизованное планирование было не в состоянии обойтись без стоимостных показателей, регулирующих хозяйственную деятельность предприятий, ибо они являлись универсальной формой учета и формирования параметров производства, распределения, обмена и потребления товаров и услуг. Экономика СССР не могла функционировать без денег и превращения основной массы производимых продуктов и услуг в товар. С другой стороны, стоимостные показатели плана и различных систем материального поощрения предприятий и их работников с неизбежностью ориентировали хозяйственников на получение наибольшего дохода в ущерб интересам потребителей. Так, промышленные предприятия, выполняя плановые задания по объему производства, как правило, не обеспечивали выполнения заданий по производству важнейших видов продукции в заданной номенклатуре. Перевыполнение плана по общему объему промышленного производства во многих случаях происходило за счет увеличения внутриотраслевого оборота без роста выпуска конечной продукции для народного хозяйства. Промышленные предприятия самовольно изменяли структуру выпускаемых изделий, прекращая или сокращая производство дешевых изделий и наращивая выпуск дорогостоящих видов продукции. Стоимостные оценочные показатели деятельности предприятий не обеспечивали "состыковки" интересов поставщика и потребителя. Нужды потребителя оказывались подчас невыгодными поставщику, который не мог выполнить план по "валу" в рублях или тоннах, если бы действовал в интересах потребителя. Успех по выполнению плана одного предприятия нередко вступал в противоречие с задачами создания нормальных условий эффективной работы других предприятий. Для выправления такого положения требовалось вмешательство вышестоящих органов управления - партийных, советских, хозяйственных. Аналогичное положение было в строительстве, в сельском хозяйстве, короче, во всех отраслях экономики.

Главное состояло в том, что совокупное воздействие обеих форм экономических отношений на их содержание не обеспечивало прямого выражения и реализации экономических интересов субъектов, а следовательно, и оптимального удовлетворения их потребностей.

Воздействие обеих форм экономических отношений на уровень удовлетворения потребностей населения страны можно абстрактно выразить посредством следующей формулы:

Кп = Кв х Кэ, где

Кп - коэффициент удовлетворения абсолютных потребностей населения;

Кв - коэффициент объективных (максимальных) возможностей экономики по удовлетворению потребностей населения;

Кэ - коэффициент эффективности централизованного планирования и управления в сочетании с товарно-денежной формой, который формируется с учетом взаимодействия следующих факторов:

а - точность отражения потребностей и возможностей экономики коллективным сознанием аппарата управления,

п - точность отражения потребностей и возможностей экономики в политике, проводимой высшим руководством страны,

м - степень совершенства методологии и организации планирования,

к - компромиссы в ходе согласования проектов плана,

ц - степень централизации управления в стране,

т - воздействие товарно-денежных отношений.

Приведенная формула выражает лишь логическую связь между степенью удовлетворения потребностей населения (Кп), объективными возможностями экономики по их удовлетворению (Кв) и эффективностью регулирования экономики страны (Кэ). Расчеты на основе данной формулы вряд ли были возможны из-за трудностей с получением необходимой информации, однако если предположить, что Кв = 0,4, а Кэ = 0,2, то в этом случае Кп = 0,08, или 8%, т.е. между Кв и Кэ, с одной стороны, и Кп, с другой, существовала прямо пропорциональная зависимость.

Воздействие факторов, влияющих на величину Кэ, было охарактеризовано выше.

Существовавшая в СССР экономическая система, несмотря на наличие в ней противоречий, была не только вполне жизнеспособной, но и в определенной степени эффективной благодаря планированию. Она позволила, несмотря на огромные разрушения, причиненные ей двумя мировыми войнами и Гражданской войной, вывести страну с 5-го места, которое она занимала в начале ХХ века, на 2-е место в мире. Более того, как пишет О.А.Арин, "хотя советский экономический потенциал почти в два раза уступал Америке, однако даже ученые США верили (на основе статистических расчетов) в неизбежность дальнейшего сокращения советского отставания. Так, известные футурологи США Г.Кан и А.Винер предсказывали, что при росте американского ВНП в 5,5%, а советского в 7,0% уже к 2000 г. отставание СССР от США существенно сократится, а к 2020 г. их ВВП почти уравняются".

Однако влияние внеэкономического фактора на экономику было столь мощным, что оно привело к кризису в 1980 годах. Наряду с отрицательным влиянием упомянутого фактора на эффективность экономики негативно воздействовали и такие факторы как чрезмерная централизация управления в стране (фактор ц), а также бюрократизм, ведомственность, местничество и слабая научная база управления (фактор а). Свою лепту вносили, безусловно, и недостатки в методологии и организации планирования (фактор м), а также борьба различных интересов субъектов второго и третьего уровней в ходе формирования проектов планов (фактор к).

Основной порок экономической системы СССР состоял в отсутствии механизма прямого воздействия экономических интересов субъектов первого уровня (населения) и народа в целом на деятельность субъектов второго и третьего уровней (предприятия, отрасли, регионы). Дело было не в планировании, а в том, что управление экономикой страны было целиком и полностью сосредоточено в руках партийно-государственного аппарата, который, несмотря на все прилагаемые им усилия, не в состоянии был обеспечивать высокий уровень Кэ. Экономика СССР нуждалась в кардинальном реформировании, чтобы полнее обслуживать потребности населения.

Дефицит на рынке товаров и услуг народного потребления, да и средств производства, был с начала и до конца порождением существовавшего в государстве хозяйственного механизма. Несовпадение платежеспособного спроса и плановых заданий было свойственно сфере производства товаров и услуг всех видов. Иначе и быть не могло. Ведь каким бы совершенным ни было бы централизованное административное планирование (даже с применением самых совершенных АСУ), оно не в состоянии было в принципе обеспечить идеальной сбалансированности всех параметров в экономике. Дефицит в экономике СССР, как следствие несбалансированности, был универсальным проявлением противоречия между товарно-денежной формой производства, распределения, обмена продуктов и услуг, с одной стороны, и административными методами централизованного управления экономикой, с другой стороны.

Все предприятия работали в условиях хронического дефицита, и это вызывало сбои в их деятельности, в частности, заставляло администрацию предприятий идти на многочисленные подлоги, осуществлять операции в сфере теневой экономики, составлявшая примерно четверть экономики СССР. Сверхнормативные запасы сырья, материалов и топлива, наличие излишнего оборудования, неокупаемые инвестиции, искажения в статотчетности и т.д. и т.п. негативные явления - все они были формой выражения дефицита.Эта проблема исследовалась многими советологами. Я остановлюсь на статье Л.Тимофеева, который считает, что дефицит порождается теневой экономикой, в отличие от Я.Корнаи, который, наоборот, полагает, что дефицит порождает теневую экономику. Я считаю, что между дефицитом и теневой экономикой существует взаимозависимость, они порождают друг друга. Возникновение дефицита может порождаться и многими иными причинами, в частности, несбалансированностью экономики, которая вызывается не только промахами в составлении планов, ошибками в ценообразовании, волюнтаризмом и искажением народнохозяйственных пропорций, но и рядом обстоятельств, не зависящих от человека (стихийные бедствия, войны).

Приписывать социализму наличие теневой экономики вполне правомерно, ибо, согласно азбуке марксизма, пока уровень развития производительных сил не создаст достаточных условий для подлинного изобилия материальных благ, до тех пор будут существовать и дефицит, и теневая экономика. Они, как тень, сопровождают любую экономику, где объемы производства (включая, естественно, импорт) тех или иных ценностей не соответствуют платежеспособному спросу, не говоря о преступной деятельности, которая обслуживает человеческие пороки.

Какова логика рассуждений Л.Тимофеева? Он считает, что в процессе обычной ежедневной деятельности часть общенародной собственности попадает в руки тех или иных людей. И пока данный человек распоряжается этим куском общественной собственности, он становится его фактическим владельцем, используя его в личных интересах. Как этот "научный" аргумент можно прокомментировать? Спору нет, общественной лопатой можно воспользоваться, чтобы вскопать свой личный огород. Но как быть, например, с электростанцией, доменной печью, локомотивом, космическим кораблем и тысячами других средств современного производства? Как их использовать в частных целях? Ответ Л.Тимофеева прост: "...всегда можно найти способ вывести некоторую часть ресурсов из-под учета и контроля". Откровенно говоря, трудно себе представить, как можно вывести из-под контроля, например, государственное шоссе или шахту, хотя, спору нет, имеются и такие средства производства или ресурсы, которые по своим физическим свойствам и параметрам вполне доступны воровству. Тем более, как утверждает академик Е.Варга, на которого в своих рассуждениях ссылается Л.Тимофеев: "...за редким исключением каждый человек в Советском Союзе стремится к тому, чтобы увеличить свои доходы". Не надо быть академиком, чтобы изрекать столь тривиальные вещи. Действительно, многие советские люди, чтобы увеличить свои доходы, систематически воровали у государства. Поскольку некоторые не могли по тем или иным причинам использовать в своем личном хозяйстве наворованное, то должны были обязательно найти контрагента, которому могли этот товар продать, образуя тем самым рынок теневой экономики. Итак, выражаясь словами Л.Тимофеева, возникал внедоктриальный, внеплановый, теневой институт экономических связей, основанный на здравом смысле. В итоге в обществе все раздваивалось: и сама собственность, и платежеспособный спрос.

Завершая данную тему и комментарий "фундаментальных открытий" Л.Тимофеева, следует сказать, что в государственном социализме в СССР существовала теневая экономика (в разные периоды истории СССР она имела разные масштабы - то возрастая, то сокращаясь). О причинах ее возникновения выше было достаточно сказано. Однако в чем нельзя согласиться с Л. Тимофеевым, как и со многими другими критиками социалистической идеи, так это в том, что теневая экономика в СССР определяла сущность общественного строя и составляла его институциональную основу.

Предприятия в СССР действовали в многомерной системе координат.

Схема 5

о с

На плоскости a, o, в отражается деятельность отраслевых министерств и ведомств; на плоскости a, o, c - деятельность республик и областей; на плоскости в, o, c - деятельность общесоюзных органов управления. Таким образом, предприятия Х и Y функционировали в объемном, трехмерном пространстве - планово-нормативной среде, которая определяла как основные количественные и качественные параметры деятельности предприятий, так и правила их поведения (законы, постановления, инструкции, приказы и т.п.). В силу этого товарно-денежные отношения между предприятиями Х и Y складывались не по законам рынка, а в соответствии с плановыми заданиями и нормами, которые устанавливались системой органов управления (общесоюзных, отраслевых и региональных). Команды, поступавшие от отраслевых и региональных органов управления, указывали предприятиям объемы, условия и сроки поставок, а также цены. Цепочка Т-Д-Т сначала задавалась свыше в виде плановой модели, а затем реализовывалась как "рыночная операция". Словом, регулятором экономики в СССР были не рыночные отношения, а план. К такому выводу мы пришли, анализируя т.н. квадрат экономических связей между парой субъектов второго уровня.

Предприятия, входившие в состав той или иной отрасли экономики, были, как правило, территориально разобщены, но были тесно связаны между собой технологически, а также единым управлением их деятельности и общими условиями и правилами их функционирования, заданными свыше.

Соответствующая отрасль экономики воспроизводила себя в составе народнохозяйственного комплекса страны как единый организм, специализирующийся на производстве определенного вида продуктов или услуг, т.е. занимала определенное место в системе общественного разделения труда. В составе отраслевого комплекса, как правило, действовали предприятия (организации) профильные, а также учреждения, их обслуживающие (научно-исследовательские, проектно-конструкторские, строительно-монтажные, информационные, учебные и т.п.). Словом, отрасли обладали достаточной степенью автономности, особенно отрасли ВПК. В то же время каждая конкретная отрасль была связана со всеми другими отраслями народного хозяйства, получая от них продукты и услуги, а также поставляя им свою продукцию. При этом все межотраслевые связи строго регламентировались планами на базе соответствующих централизованных балансовых расчетов, и, хотя реальные потоки товаров и услуг, как правило, принимали форму товарно-денежных отношений, сами межотраслевые пропорции устанавливались в процессе планирования, а не на рынке. С одной стороны, в этом заключались преимущества плановой экономики, позволявшие в относительно короткие сроки решать важнейшие народнохозяйственные проблемы, сосредотачивая материальные, трудовые и финансовые ресурсы на приоритетных участках экономики. С другой стороны, поскольку в основе плановых решений всегда лежали директивы Политбюро, со временем в экономике СССР сформировались хорошо известные иррациональные пропорции, отражавшие волюнтаристскую сущность экономической политики руководства страны. Отставание, в частности, проявлялось в неэффективной структуре основных фондов, приводящей к огромным потерям. Так, согласно информации М.Горбачева, сообщенной им 11 апреля 1985 года на заседании Политбюро, "из 11,2 млн. тонн емкостей хранения сельскохозяйственных продуктов, только одна треть имеет охлаждение, только 19% - вентиляцию. В сахарном производстве только 20% обеспечены хранилищами, 140 мясокомбинатов не имеют холодильников. Потребности в современных машинах обеспечиваются в отрасли лишь на 55%. В результате всего этого потери сельскохозяйственного сырья - около 30%. При заготовке и транспортировке скота теряется около 100 тыс. тонн, картофеля - 1 млн., свеклы - 1,5 млн. тонн, 1 млн. - выловленной рыбы". Как шутили в народе - весь пар уходил в свисток.

Все рычаги управления предприятиями отрасли были сосредоточены в аппарате соответствующего министерства (ведомства). Он, аппарат, одновременно выполнял ряд функций: во-первых, представлял и защищал интегрированные экономические интересы отрасли в партийно-государственном аппарате страны; во-вторых, осуществлял управление предприятиями отрасли, проводя в жизнь политику высшего руководства государства; в-третьих, осуществлял взаимодействие с другими министерствами и ведомствами, республиками и областями. Одним словом, аппарат отраслевого министерства (ведомства) был рабочим органом определенного единого, целостного субъекта третьего уровня экономических отношений как совокупности предприятий данной отрасли народного хозяйства страны, который взаимодействовал с другими аналогичными субъектами как на планово-нормативном пространстве (на уровне министерства), так и на рынке товаров и услуг (на уровне предприятий). В составе производительных сил страны отрасль охватывала определенную часть общенародного богатства в форме основных и оборотных фондов, распоряжаясь ими на основании централизованных плановых заданий и в соответствии с директивами Политбюро и правительства СССР. В системе экономических отношений отрасль как единый субъект участвовала в создании совокупного общественного продукта, его распределении, а также в обмене товарами, услугами и информацией. В сфере потребления (производственного и непроизводственного) отрасль получала свою долю общественного продукта, обеспечивая определенный уровень удовлетворения своих потребностей.

На схеме показан механизм взаимодействия n-го отраслевого субъекта третьего уровня с другими экономическими субъектами.

Схема 6

Высшие и центральные общеэкономические

органы управления

Отраслевые Республики,

министерства Министерство области (ведомства) (ведомство) n

Предприятия Предприятия Предприятия

Отрасль n

Потоки плановой, управленческой информации.

Потоки товаров, услуг, денежных средств, информации.

Предприятия, входившие в состав той или иной отрасли народного хозяйства, одновременно являлись составной частью определенного регионального хозяйственного комплекса как субъекта экономических отношений третьего уровня. В СССР многие предприятия имели двойное подчинение, входя в состав союзно-республиканских министерств и ведомств.

Предприятия в данном регионе (республике, области) были объединены единым управлением, решали совместно ряд общих для них территориальных проблем (например, по развитию непроизводственной инфраструктуры), пользовались общим фондом региональных природных ресурсов (земля, вода и т.д.), трудовых ресурсов, социальных условий.

Органы управления данного региона были представителями экономических интересов всех субъектов, действовавших в его пределах, а также отвечали за комплексное развитие всех сторон жизни на подведомственной им территории, взаимодействуя с общесоюзными органами власти, а также отраслевыми министерствами и ведомствами страны.

Межрегиональные и внутрирегиональные пропорции складывались не стихийно, а в результате централизованного планирования. Однако способность центра регулировать пропорции в народном хозяйстве (межотраслевые, межрегиональные, а также на стыке отраслей и регионов, не говоря о внутриотраслевых и внутрирегиональных) имела свои физические пределы. Как отмечалось выше, степень централизации управления и планирования в СССР была чрезмерной - и в этом состояло одно из основных противоречий существовавшей системы. Субъектом экономических отношений высшего порядка (четвертый уровень) в СССР являлся народ, структурно состоявший из классов и социальных групп. Народ реализовывал себя в качестве субъекта экономических отношений не непосредственно, а через государство. Однако государство как инструмент выражения экономических интересов народа не могло быть отождествлено с самим субъектом - народом. Государство, являясь формой организации жизни общества и формой бытия субъекта четвертого уровня, т.е. народа, реализовывало свои функции с помощью аппарата управления как обществом, так и экономикой. Аппарат государственного управления со времен сталинщины в СССР был неподвластен народу, что и было причиной основного самого главного противоречия существовавшего общественно-политического строя.

Абсолютная власть партийно-государственного аппарата в СССР исторически сложилась в результате действия совокупности ряда объективных и субъективных факторов (см. гл. 3). И эта власть, как это ни парадоксально, была предоставлена аппарату именно народом, причем формально она периодически подтверждалась итогами всенародных выборов. Однако узурпация власти аппаратом не могла отменить в условиях отсутствия частной собственности на средства производства того факта, что субъектом государственной собственности оставался народ, хотя и лишенный (или точнее - лишивший себя) возможности непосредственного влияния на процесс выработки экономической и социальной политики и управления объектом своей собственности. Косвенное, опосредованное влияние на управление экономикой страны народ все-таки оказывал, ибо депутатский корпус, хотя и приглушенно, но доносил до руководства страны мнение и настроение своих избирателей. Мнение народа учитывалось в докладах органов госбезопасности и местных партийных организаций. Хотя и слабыми, но все же проводниками общественного мнения были СМИ, различные общественные организации (профсоюзы, комсомол, женские организации и т.п.).

Аппарат государственного управления в СССР имел свою сложную структуру, включавшую в себя, в частности, органы управления субъектами третьего и второго уровней. В силу этого обстоятельства внутри самого аппарата управления постоянно и подспудно шла борьба сил, представляющих значительно различающиеся экономические интересы отраслей и регионов, получивших даже свои названия ("ведомственность" и "местничество"), а также экономические интересы предприятий. Итогом этой борьбы являлось плановое формирование межотраслевых, межрегиональных, продуктовых и других пропорций воспроизводственного процесса. Если в капиталистической экономике пропорции складываются главным образом на рынке капитала, товаров, услуг и рабочей силы, то в системе государственного социализма они устанавливались аппаратом управления как результат взаимодействия органов управления третьего и четвертого уровней. В условиях диктатуры партийно-государственного аппарата проигрывающей стороной всегда оставались субъекты первого уровня (население), чьи экономические интересы в процессе планирования учитывались лишь в той мере, в какой они были представлены теми или иными звеньями аппарата управления. При этом следует учитывать то, что проводниками диктатуры были коммунисты, для которых повышение жизненного уровня народа всегда было программной целью. В планах, конечно, предусматривалось решение комплекса социальных задач, однако они не ставились на первое место. Да и сама логика планирования, ориентированная на преимущественное, опережающее развитие производства средств производства и отталкивающаяся не от потребностей населения, а от амбициозных целей высшего руководства страны, не могла в принципе обеспечивать приоритетного разрешения назревших социальных задач.

Противоречивость игры сил внутри аппарата состояла еще и в том, что органы управления субъектами третьего и второго уровней были не только выразителями интересов своих субъектов, но и проводниками экономической политики высшего руководства страны. Они должны были подчиняться приказам свыше не только в силу экономических обстоятельств (централизация ресурсов), но главным образом в силу причин политических (давление аппарата КПСС и помогавших им карательных органов).

Таким образом, государство в СССР было в своем роде уникальным образованием, одновременно являясь и важнейшей составной частью политической надстройки общества, и элементом производительных сил (в функции управления воспроизводственным процессом), и участником экономических отношений, будучи организующей формой, и выразителем экономических интересов субъектов второго, третьего и четвертого уровней. Каждый ответственный служащий государственного аппарата любого ранга, решая те или иные вопросы, выполнял соответственно и функцию элемента совокупной рабочей силы общества (управленец), и функцию участника экономических отношений, и функцию политика. Следует отметить, что категория "субъект экономических отношений" является не более чем абстракцией, отражающей лишь одну из граней (экономическую) многообразных отношений реального субъекта в обществе. Индивиды, семьи, коллективы работников в форме предприятий, отраслевые и региональные совокупности предприятий, народ, как субъекты экономических отношений, являлись, во-первых, носителями определенной массы потребностей, выраженной в форме экономических интересов; во-вторых, участниками отношений по производству, распределению, обмену и потреблению материальных благ, услуг и информации; и, в-третьих, персонажами в политической и нравственной жизни общества. Поскольку экономические отношения представляли собой лишь одну из сторон реальной жизни общества, многогранного воспроизводственного процесса, то выделение категории "субъект экономических отношений" является лишь методологическим приемом познавательного процесса. На реальное поведение субъектов оказывали влияние, помимо экономики и политики, и культура, и мораль, и конкретные местные традиции, и природные условия и т.д.

Подводя итог характеристике противоречий в обществе, следует отметить, что в отличие от капиталистической экономики, где доход предпринимателя определяется величиной его капитала и нормой прибыли, а доход наемного работника практически целиком зависит от цены его рабочей силы на рынке, в социалистической экономике в силу наличия общенародной собственности появляется возможность концентрации материальных и финансовых ресурсов в руках центральных органов управления, что в свою очередь дает возможность получения субъектами первого-третьего уровней дополнительных (плюс к заработанным) "бесплатных" ресурсов из общегосударственных фондов за счет механизма волевого перераспределения национального дохода. Отсюда - неизбежная борьба ведомств и административно-территориальных образований за больший кусок "общенародного пирога". Именно это характеризует систему противоречий экономических интересов между субъектами различных уровней при перераспределении национального дохода. В этой системе интересы того или иного субъекта проявляются одновременно в двух противоположных направлениях в соответствии с правилом "взять побольше, а дать поменьше".

Процесс планирования. Существенным вкладом социализма в сокровищницу мирового опыта в области управления экономикой явилось широчайшее применение метода планирования. Пятилетние и годовые планы в СССР всегда служили инструментом проведения в жизнь внутренней и внешней политики КПСС, точнее - политики ее высшего руководства. Органом, который непосредственно осуществлял процесс планирования, был Госплан СССР, которому методологически подчинялись все плановые органы министерств и ведомств, а также союзных республик и областей. Планы, будучи одним из инструментов политического руководства страной, имели силу закона, т.е. носили директивный характер. За ними стояла вся мощь диктатуры партийно-государственного аппарата. Именно это обстоятельство и определяло содержание плановых заданий, а также силу их воздействия на экономику. Если сама политика была волюнтаристской, то и планы, естественно, были таковыми. Другими словами, плановая система была "производной от внеэкономической функции".

Высшее руководство страны не занималось планированием как таковым. Это было прерогативой плановых органов. Лидеры страны определяли главные цели, приоритеты, а задача Госплана состояла в том, чтобы обеспечивать реализацию установленных высшей властью приоритетов и добиваться сбалансированности экономики с учетом целей, обозначенных политическим руководством страны. Ниже приводится схема, отражающая принципы планового руководства экономикой в СССР.

Схема 7

Руководство страны

(Политбюро, Совет Министров)

0x08 graphic

Госплан Наука

0x08 graphic

Министерства и Союзные республики,

ведомства области, края

Экономика

Внешняя Население

политика Оборона

Сплошными прямыми линиями на схеме обозначены потоки информации о потребностях субъектов (население; предприятия, организации и учреждения народного хозяйства; оборона; внешнеполитические ведомства), а также проекты планов структурных подразделений системы. Эти потоки информации поступали в министерства и ведомства, а также в Госплан, Совет Министров и ЦК КПСС. На их основании министерства и ведомства, союзные республики и области разрабатывали и представляли проекты своих планов в Госплан СССР. Последний на основе собранной информации о потребностях субъектов, рекомендаций научных организаций и проектов планов министерств, ведомств и союзных республик (областей, краев) составлял сводный проект плана в целом по стране и представлял его на утверждение высшему руководству страны.

В аппаратах ЦК КПСС и Совета Министров СССР вся поступавшая информация анализировалась, и готовился проект решения, который должно было принять Политбюро. После того, как Политбюро принимало решение по представленному проекту сводного плана, Госплан СССР, получив соответствующую директиву, сверстывал окончательный, откорректированный вариант плана и доводил конкретные плановые задания до министерств, ведомств и союзных республик, а те "спускали" их до исполнителей (двойные стрелки на схеме). Предприятия сферы экономики начинали выполнять установленный им план, обеспечивая конечных потребителей (население, оборону, внешнюю политику) продуктами и услугами (большие стрелки на схеме).

Такова была формальная сторона процедуры планирования. Теперь рассмотрим весь этот процесс по существу.

Потребности субъектов воспроизводственного процесса были хорошо известны как Госплану СССР, так и высшему руководству страны. И не только из заявок министерств, ведомств и союзных республик (областей), но из других каналов (статистические и социологические обследования, доклады научных учреждений, публикации в СМИ, справки КГБ и т.п.) Аппараты ЦК КПСС и Совета Министров СССР были в достаточной мере информированы о всех проблемах и узких местах в экономике, в оборонном комплексе, во внешней политике и, наконец, о жизненном уровне населения и его нуждах. Знали о потребностях субъектов и предприятия сферы экономики, которые постоянно контактировали с клиентурой.

Здесь мы подходим к одной из ключевых проблем политэкономии государственного социализма.

В плановой экономике СССР потребности, выраженные как экономические интересы субъектов, оказывали воздействие на процесс расширенного воспроизводства не непосредственно, а косвенно - через систему директивного планирования. В отличие от рыночной экономики, где экономические интересы (через механизм взаимодействия платежеспособного спроса и предложения) оказывают непосредственное влияние на рынок товаров и услуг, при государственном социализме функцию основного (но не единственного) регулятора экономики выполняло планирование.

Известно, что потребности субъектов безграничны, но их удовлетворение и при социализме было ограничено доходами субъектов, т.е. их платежеспособным спросом. Рамки этих доходов, в конечном счете, задавались объемом ВВП. Но при социализме не рынок выполнял роль балансирующего механизма, хотя он в ущербном виде и существовал, а плановая система с помощью совокупности материальных и финансовых балансов. При плановой системе распределения материальных и финансовых ресурсов всегда существовала возможность произвольного установления тех или иных пропорций удовлетворения платежеспособного спроса, в частности, посредством механизма перераспределения финансовых ресурсов, т.е. регулирования объема платежеспособного спроса в соответствии с заданной верхами системой приоритетов. Все это давало возможность внеэкономического воздействия на формирование структуры народного хозяйства, что в действительности и происходило в СССР, начиная с конца 1920 годов, когда стали составляться пятилетние планы.

Приоритетами экономической политики, проводимой высшим руководством страны, в условиях неослабевающего глобального противостояния двух систем (социалистической и капиталистической) были военные программы, наступательная внешняя политика, наращивание общей экономической мощи государства. Итогом проведения такой политики стало то, что, "начиная с определенного периода, мы жили в условиях хронического структурного неравновесия, когда сумма всякого рода целевых программ превышала наши текущие возможности и сама структура инвестиционных программ не соответствовала целям их реализации, а значит - порождала неравновесие. Поэтому в задачу Госплана входила постоянная концентрация усилий для восстановления нарушенного структурного равновесия".

Госплан, наверное, делал все возможное для сбалансирования экономики. Однако было бы ошибочным отделять Госплан от самых верхних эшелонов власти, противопоставлять его Политбюро или видеть в нем только слепого исполнителя воли вождей партии и государства. Это не так. Госплан был неотъемлемой и важнейшей частью партийно-государственного аппарата. Он принимал самое активное участие в выработке направлений экономической политики, помогая Политбюро и правительству в их работе. Правда, после расстрелянного по приказу И.Сталина Н.Вознесенского, который во время войны и в послевоенные годы возглавлял Госплан СССР и был членом Политбюро, ни один из последующих председателей Госплана не входил в круг высших руководителей партии и государства. Однако это никоим образом не снимало с них ответственности за принятие принципиальных решений в области экономической политики.

О том, как высшие руководители страны справлялись со своими обязанностями, пойдет речь в этой главе, в параграфе "Советы и диктатура", здесь же следует отметить, что несбалансированность и серьезные структурные диспропорции, явственно проявившиеся уже в 1970 годах, были следствием ошибочных решений, принятых в Политбюро и проводившихся в жизнь через плановую систему. Причины, приведшие к кризису экономики в 1980 годы, скрывались в сфере политики.

Анализируя применение планового метода в условиях тоталитарной системы, нельзя не видеть, что сама плановая система была деформирована, искажена диктатурой партийно-государственного аппарата. Плановая система, по выражению Ю.Яременко, стала иррациональной.

Рассмотрим вопрос о деформации плановой системы в СССР более детально. По мнению Ю.Яременко, деградация плановой системы была вызвана чрезмерными военными программами и иррациональной структурой экономики. "Сама по себе эта иррациональная структура являлась результатом сверхвысокой нагрузки на экономику. Директивные методы планирования весьма случайно соотносились с производственным потенциалом. Плановые показатели большей частью выражали желание, намерение, но не были подкреплены реальными ресурсами. Любой директор предприятия мог пустить свое производство вразнос, чтобы выполнить план, а мог спрятать резервы и долго их хранить. Другими словами, "сверху" шли плановые требования, а "снизу" под них формировались контрстратегии, очень часто связанные с потерями ресурсов. Особенно в сельском хозяйстве. Там это проявлялось в самых грубых формах - вплоть до разрушения плодородия почвы, то есть осуществлялась варварская стратегия: выжить сегодня любой ценой. В конечном счете, все это выливалось в глобальные диспропорции, которые вынуждали на следующем этапе для поддержания равновесия еще больше усиливать административное давление. Возник порочный круг, где давление плановой системы разрушало экономику, делало ее все более неравновесной, что в свою очередь вело к еще более жесткому давлению".

В условиях диктатуры партийно-государственного аппарата действовала чрезвычайно централизованная система управления экономикой страны, где решения по всем главным проблемам принимались на самом верху. Именно верха определяли цели и направления экономической политики. Активное участие в формировании экономической политики, повторяю, принимал и Госплан СССР. Однако плановая система целиком и полностью находилась в подчинении верхнего эшелона власти, получая от нее политические директивы по составлению пятилетних и годовых планов. Плановые органы страны, располагая достаточной информацией о ресурсном потенциале экономики и выполняя директивы руководства государства, вынуждены были давить на экономику, спуская предприятиям сверхвысокие задания. Таким образом, плановая система, являясь органической составной частью политической системы, участвовала в реализации волюнтаристской экономической политики.

Однако никак нельзя ставить знак равенства между плановой системой и планированием как методом управления экономикой. Планирование и при государственном социализме применяло стандартный набор методологических приемов, целью которых было обеспечивать динамичное, пропорциональное развитие экономики на основе трезвого учета всех факторов, влияющих на процесс расширенного воспроизводства. Однако в условиях жесткого, централизованного, административного управления экономикой процесс научно обоснованного планирования был существенно ограничен. Попробовал бы председатель Госплана СССР взбунтоваться и не выполнить директиву Политбюро! Его тотчас сняли бы со своего поста. Деформация плановой системы в СССР была неизбежностью, что и делало ее иррациональной.

Иррациональность деформированной плановой системы порождала макроэкономическое неравновесие экономики страны. Оно проявлялось по многим параметрам, основными из них были: диспропорция между первичными ресурсами (рабочая сила, сырье, энергоносители) и перерабатывающими отраслями, диспропорция между отраслями, производящими средства производства, и отраслями, производящими предметы потребления.

Иррациональность плановой системы, обусловленная тоталитарным политическим строем, - это лишь одна сторона медали. Была и другая. Для понимания ее сути рассмотрим следующую схему: Схема 8

Уровень 1. Госплан СССР Другие межотраслевые

ведомства

Уровень 2. Министерство А Министерство Б

Уровень 3. Предприятия Предприятия

министерства А министерства Б

Исходные проекты планов формировались на предприятиях. Как удачно выразился Ю.Яременко, руководители предприятий при этом исходили из контрстратегии: скрыть резервы, занизить плановые проектировки по объему производства, запросить максимум ресурсов и капиталовложений. Давление сверху всегда порождало сопротивление низов, и оно выражалось в заведомо деформированных проектах планов предприятий, представляемых в свои министерства (на схеме вертикальные стрелки из уровня 3 на уровень 2). Логика поведения каждого руководителя предприятия была стандартной. Это нашло отражение и в советской художественной литературе. Вот как писатель Вадим Кожевников описывал в своем произведении "Корни и крона" поведение типичного директора одного из машиностроительных заводов Иванова: "Обремененный самыми разнообразными заботами, он далеко не всегда пребывал в хорошем расположении духа. Стоило, скажем, заводу перевыполнить плановые показатели, он не успевал еще насладиться успехом, как сейчас же поступала директива сверху: считать достигнутое нормой. И ему тут же спускали новое задание, значительно превосходившее предыдущее. Получалось, будто бы он сам себя стегал достигнутыми успехами.

Но завод - это вам не натуральное хозяйство. Это хозяйство, зависящее от поставщиков. Поставщик, скажем, с планом справиться не в силах, и ему план снизят. Получается что-то вроде законного беззакония. Выходит, твой завод вперед забежал, от снабженческого тыла оторвался. Если мерить фронтовыми мерками - с такой тактикой победу одержать можно лишь на основе героизма и самоотверженности.

Как всякого героического хозяйственника, Иванова награждали высокими правительственными наградами и, как всякого излишне предприимчивого хозяйственника, охлаждали выговорами, взысканиями. Прорабатывали на разного рода совещаниях за то, что в борьбе за новые высокие показатели он прибегал порой к запрещенным приемам.

Например, у него имелся отлично оборудованный инструментальный цех, хотя он мог обойтись без этого цеха, получая инструменты со специализированного завода.

Но в тех случаях, когда завод, поставляющий комплектующие детали, срывал поставки, инструментальщики выручали.

Недополучили, к примеру, новые станки. Опять же выручили инструментальщики, реконструировали давно работающие станки под предлогом капремонта. Директор даже создал систему конвейеров, которые забирали готовые детали, подавали заготовки на рабочие места.

Словом, было много такого, что официально не значилось в производственных фондах завода, но существовало, возникало на основе хозяйственной самодеятельности и инициативы".

Положение руководителя предприятия в плановой экономике было непростым, противоречивым. Он, с одной стороны, был чиновником государственного аппарата, числился в партийной "номенклатуре", и поэтому должен был блюсти общегосударственные интересы. С другой стороны, он был хозяйственником, отвечая целиком и полностью за результаты деятельности своего предприятия, что вынуждало его "выкручиваться", прятать резервы, идти на незаконные сделки. И, наконец, его еще и контролировали заводская партийная организация и местком, а его деятельность оценивалась членами трудового коллектива. Так что на поведение директора одновременно влияли несколько порой взаимоисключающих факторов, и его авторитет складывался из многих составляющих.

Поскольку процесс планирования - это процесс труда конкретных людей - управленцев, для некоторых же из них крайне важно было не достижение народнохозяйственного оптимума, а создание лишь его видимости (хотя бы из чисто карьеристских соображений), то нередко в недрах министерств рождались совершенно абсурдные волюнтаристские проекты плановых заданий, спускаемые нижестоящим предприятиям и организациям. Д. Валовой приводит выдержку из письма начальника Центрального объединения "Энергострой" А.Корохова своему министру, в котором описывается как раз такой случай. А.Корохов сообщал в своем послании: "В декабре прошлого года министерство утвердило нашему объединению план на этот год и норматив расхода зарплаты в размере двадцати процентов к объему выполненных работ. Как Главку удалось определить объем плана и вычислить фонд зарплаты, когда даже мы не знали еще и половины объектов, которые будем строить в этом году? Ведь договоры заказчики заключают с нами лишь после утверждения им титульных списков в первом квартале наступившего года. А после заключения договоров выяснилось: план завышен на восемь миллионов рублей. Образовался "воздушный вал", для покрытия которого необходимо, как и раньше, расширение повторного счета, использование более дорогих материалов, а также искусственное завышение расценок за выполняемые работы. Ясным стало и другое: если мы будем строить договорные объекты, то расход зарплаты согласно трудоемкости по сметам составит тридцать процентов к объему работ, что на пятьдесят процентов выше планового. Поэтому, как и в прошлые годы, мы вынуждены будем откладывать пусковые объекты с высоким удельным расходом зарплаты и начинать все новые и новые стройки. Отсюда неуклоннный рост незавершенного производства. У нас он уже достиг трех годовых планов."

Если бы отраслевые министерства, а затем Госплан СССР механически просуммировали проекты планов предприятий и сделали таким образом сводный план по стране, то он заведомо был бы нереальным. Он был бы лишен всякой динамики развития и был бы совершенно разбалансирован по всем параметрам ресурсного обеспечения. Понимая это, отраслевые министерства (на схеме А и Б) вынуждены были еще до представления своих предложений в Госплан СССР проводить корректировку проектов планов предприятий, увеличивая им объемы производственных заданий, срезая "жирок" с запрашиваемых ресурсов. В процессе т.н. "защиты" проекта плана велась борьба (многостадийная) между предприятием и министерством, в которой немалое значение имели и такие субъективные факторы, как подкуп, личные связи, авторитет и характер директора и т.д.

На основе откорректированных проектов планов предприятий министерства и республики составляли общий проект плана в целом по отрасли (республике) и направляли его в Госплан СССР, а также в другие межотраслевые (общеэкономические) ведомства (на схеме вертикальные стрелки из уровня 2 на уровень 1). В ходе формирования проектов планов министерства (области, республики) обменивались друг с другом информацией о возможных кооперационных поставках (на схеме горизонтальные стрелки на уровне 2). Отраслевые министерства, а также республики, подготавливая свои предложения Госплану СССР, руководствовались той же примитивной логикой, что и руководители предприятий: "выжать" у Центра побольше ресурсов и капиталовложений, а произвести продукции поменьше с тем, чтобы оставить поле для маневра во время согласования проекта плана в Госплане СССР.

Госплан СССР в процессе разработки сводного народнохозяйственного плана, выполняя директивы руководства страны, согласуя предварительно свои проектировки с другими межотраслевыми ведомствами (на схеме горизонтальные стрелки на уровне 1), "перемалывал" представленные ему проекты планов отраслевых министерств и республик. При этом процедура была аналогична той, которая применялась при рассмотрении проектов планов предприятий в аппарате министерств: увеличивались производственные задания и уменьшались по сравнению с запросами объемы выделяемых отраслям ресурсов. Разница состояла, однако, в том, что Госплан опирался на систему взаимосвязанных балансовых расчетов и на директивы Политбюро.

После утверждения плана директивными органами и Верховным Советом СССР он доводился по инстанциям до непосредственных исполнителей (на схеме двойные стрелки, направленные вниз), которые и приступали к его выполнению.

Перед рассмотрением практики выполнения плановых заданий предприятиями остановимся на четырех принципиально важных моментах действовавшей процедуры планирования.

1. Окончательно сверстанный и утвержденный план, естественно, значительно отличался (в лучшую сторону) от первоначальных проектов, представленных предприятиями и министерствами, а также союзными республиками. Однако даже после всех корректировок (на 1-м и 2-м уровнях) план не становился оптимальным (научно обоснованным) не только из-за воздействия на него директив Политбюро, о чем говорилось выше, но также из-за того, что он являлся продуктом компромиссов, достигнутых в ходе борьбы Госплана СССР с узковедомственными интересами отраслей и предприятий.

2. Методология формирования плана от базы, предусматривающая учет всего пройденного ранее воспроизводственного цикла в полном объеме, не только перегружала процесс планирования огромным объемом совершенно излишней информации, но и открывала возможность для манипулирования цифрами в ходе т.н. "защиты" проекта плана.

3. Следует отметить и такой фактор, искажавший процесс планирования, как лоббирование интересов привилегированных суперведомств (ВПК, атомная энергетика, нефтяная промышленность и т.п.) со стороны отраслевых отделов ЦК КПСС и курирующих их секретарей ЦК и членов Политбюро. Их влияние на Госплан СССР было огромным и при балансировке проекта плана даже решающим. Суперведомствам ресурсы выделялись в первую очередь, а остальным отраслям - по т. н. остаточному принципу.

4. Наконец, деформация планирования обусловливалась волюнтаристским характером управления. Вот как об этом писал хорошо осведомленный бывший руководитель КГБ В.Крючков: "Многие концепции, программы основывались в значительной мере на эмоциональных порывах, на благих пожеланиях, рождались исходя из произвольно поставленных сроков, без учета реалий и глубокого всестороннего анализа накопившегося мирового опыта. Отсюда дефицит внутренней логики и последовательности в наших действиях, чрезмерная поспешность, граничащая с губительным авантюризмом. Как и прежде, большинство самых ответственных решений принималось единолично (причем людьми далеко не самыми мудрыми, а то и порочными)...".

Подводя итог сказанному, можно утверждать, что второй причиной деформации плановой системы была борьба противоположных интересов внутри самого аппарата управления страной на всех его уровнях, которая нередко завершалась в силу субъективных факторов победой узковедомственных, корпоративных интересов.

В ходе выполнения плана предприятия, как правило, сталкивались с рядом типичных проблем: неритмичным и неполным выполнением обязательств со стороны смежников по поставке комплектующих изделий; неудовлетворительным материально-техническим снабжением организациями Госснаба; срывом сроков строительства объектов и т.п. Многие из возникавших трудностей преодолевались силами служб самих предприятий (например, получившая широкое распространение практика деятельности "толкачей"). Однако некоторые проблемы приходилось решать в вышестоящих инстанциях. И вот здесь мы снова сталкиваемся с работой бюрократического аппарата органов государственного управления. Процесс выполнения плана был всегда опосредован не только обильными информационными потоками (вертикальными и горизонтальными) в форме различной статистической отчетности, докладных, писем, циркуляров и т.п., но и бурной деятельностью чиновников аппарата всех уровней (командировки, совещания, ревизии и т.п.). Все вертелось и крутилось (как внутри министерств и ведомств, так и между ними) вокруг единой оси - плана. При этом выявлялись, выходили наружу все изъяны плана, его деформированность и иррациональность. Сама жизнь расставляла все точки над "i". Таким образом, в плановой экономике бюрократический аппарат управления был не только творцом планов, но и участником их выполнения. Без непосредственного участия органов партийно-государственного аппарата экономика функционировать не могла, она просто-напросто остановилась бы. Другими словами, непосредственные связи между предприятиями по выполнению плановых заданий, безусловно, были основой воспроизводственного процесса, но он не мог осуществляться без участия аппарата управления.

Естественно, напрашивается вопрос: возможна ли в принципе трансформация плановой экономики, действующей в условиях диктатуры, в более совершенную, качественно новую форму, в которой сохранилось бы планирование как метод ее регулирования (в рамках социалистических экономических отношений) и одновременно была бы устранена ее иррациональность?

Ю.Яременко полагал, что "... крайности, иррационализм, порождаемые плановым управлением, могли бы быть отсечены или отпали бы сами по себе, если снять внеэкономическое давление". С выводом Ю.Яременко можно, пожалуй, согласиться при одном условии: у высшего руководства СССР должна была быть готовность и способность к радикальным преобразованиям не только экономики, но в первую очередь самой политической системы в направлении демократического социализма. Формально такая задача была в 1985 году провозглашена. Однако, как показал анализ т.н. "перестроечного" процесса, проводившегося М.Горбачевым и его сподвижниками, на деле было осуществлено не кардинальное реформирование социалистической системы, а совершена контрреволюция.

Можно, конечно, попытаться представить себе такой абстрактный вариант плановой экономики, в которой были бы устранены ее деформирующие факторы: т.е. высшее руководство страны проводит разумную, взвешенную социально ориентированную экономическую политику, дающую возможность составлять сбалансированные планы; государственный аппарат управления работает эффективно, без бюрократических выкрутасов и т.д. и т.п. Спрашивается, была бы такая "идеальная" плановая экономика, действующая в условиях диктатуры партийно-государственного аппарата и монополии государственной собственности жизнеспособной, обладающей потенциалом саморазвития и самосовершенствования, наращивающая из года в год объем ВВП и степень удовлетворения потребностей населения?

Ответ может быть только один: сомнительно. Такая "идеальная" экономика, вероятнее всего, могла бы просуществовать в течение какого-то ограниченного отрезка времени, однако она, зажатая в тисках диктатуры, была бы рано или поздно взорвана растущим недовольством населения, точнее - она была бы неминуемо погребена под обломками своей политической оболочки, без которой централизованная плановая экономика не может существовать. Плановая экономика и диктатура партийно-государственного аппарата в СССР были настолько прочно между собой связаны, что представляли собой единое целое.

Таким образом, напрашивается следующий вывод: непременным условием преобразования плановой экономики в качественно новый тип экономики (социалистической по содержанию и форме) возможен только тогда, когда устраняется главное препятствие - диктатура партийно-государственного аппарата. Чтобы планирование как инструмент регулирования экономики стал рациональным, необходимо изменить саму политическую систему. И не только ее, но и форму экономических отношений в обществе. Эту проблему Ю.Яременко сумел верно обозначить, однако он не видел путей ее решения.

Здесь следует остановиться на очень важном вопросе: своеобразии связи диктатуры с планированием. Она выражалась в том, что диктатура партийно-государственного аппарата могла существовать только на базе государственной собственности на средства производства, которая, в свою очередь, не могла быть управляема иначе как при посредстве планов, т.е. планирование являлось естественной, адекватной формой управления государственной собственностью. Следовательно, диктатура не могла существовать без плановой системы управления экономикой и не просто плановой, но еще и непременно централизованной.

Однако планирование как метод управления совершенно не обязательно предполагает наличие диктатуры. Планирование вообще инертно по отношению к политической системе. Оно является одним из методов управления, который может с успехом применяться любой политической системой.

Но той или иной политической системе далеко не безразлично, какими методами управления она пользуется. И в этом отношении диктатура партийно-государственного аппарата, паразитировавшая на монополии государственной собственности, была не просто заинтересована в использовании планирования, но она вообще не могла бы существовать без директивной, сугубо централизованной плановой системы управления экономикой.

Итак, мы пришли к выводу о том, что в СССР в условиях диктатуры партийно-государственного аппарата действовала централизованная плановая система, деформированная волюнтаризмом власти, а также внутриаппаратной борьбой и поэтому иррациональная по существу.

2.4.2. Пропорции общественного воспроизводства

и закон распределения

"...успешное социалистическое строительство немыслимо без включения в плановую систему непосредственной личной заинтересованности производителя и потребителя, их эгоизма, который <...> может плодотворно проявиться лишь в том случае, если на службе его стоит привычное и гибкое орудие: деньги..."

Лев Троцкий

Рассмотрим, как в социалистической экономике складывались стоимостные пропорции простого воспроизводства общественного продукта (ОП), состоящего из следующих элементов: ОП=МЗ+А+З+П, где МЗ - текущие материальные затраты (промежуточное потребление), А - амортизация основных фондов, З - необходимый продукт, П - прибавочный продукт. А+З+П=ВВП (валовой внутренний продукт; валовая добавленная стоимость - ВДМЗ), а З + П = НД (национальный доход).

Таблица 2

Сектора экономики	C	A	V	M	ВДС	ОП
I.Материальное производство	СI	AI	VI	MI	ВДСI	ОПI
А. Производство средств производства	Ca	Aa	Va	Ma	ВДСа	ОПа
Б.Производство продуктов для личного и коллективного потребления	Сб	Аб	Vб	Mб	ВДСб	ОПб
В.Производство оборудования для НИОКР	Св	Ав	Vв	Мв	ВДСв	ОПв
Г.Производство вооружений	Сг	Аг	Vг	Мг	ВДСг	ОПг
II.Нематериальное производство	СII	АII	VII	МII	ВДСII	ОПII
Д. Производство услуг для населения	Cд	Aд	Vд	Mд	ВДСд	ОПд
Е.НИОКР	Се	Ае	Vе	Ме	ВДСе	ОПе
Ж.Государственное управление	Сж	Аж	Vж	Мж	ВДСж	ОПж
З.Оборона	Сз	Аз	Vз	Мз	ВДСз	ОПз
Итого	С	А	V	М	ВВП	ОП

Пропорции простого воспроизводства общественного продукта (ОП) характеризуются следующими уравнениями:

1 1

1. ОПа = (СI + CII) + (АI +Ад +Аж + --- Ae + --- Aз).

а б

1 1 1

2. ОПб = ----- VI + ---- VII + ------ (M - Ме - Мз).

x y w

3. ОПв = ------ Ае + Ме.

1 - n

4. ОПг = ------- Аз + Мз.

1 - m

1 1 1

5. ОПд = ---- VI + ------ VII + ------- (M - Ме - Мз).

1-х 1- y 1 - w

Уравнение 1. Продукция отраслей по производству средств производства (ОПа) обеспечивала возмещение текущих материальных затрат во всех секторах экономики (С=СI+CII), а также значительной части амортизационных отчислений (полностью в отраслях материального производства, в секторах Д и Ж, частично в секторах Е и З). Частичное возмещение амортизационного фонда в секторах Е и З за счет продукции сектора А обусловлено спецификой натурально-вещественного состава основных фондов этих секторов. Остальная часть амортизационного фонда

1 1

(-------- Ae и --------- Aз) возмещалась продукцией секторов В и Г -

1- n 1 - m

это специальное оборудование для НИОКР и вооружение.

Уравнение 2. Продукция отраслей, производящих продукты для личного и коллективного потребления (ОПб), предназначена для покрытия платежеспособного спроса, образованного доходами работников всех секторов экономики в определенной доле

1 1

необходимого продукта (------- VI + ------ VII) и использованного

х y для приобретения товаров, а также части прибавочного продукта

(-------- М - Ме - Мз), предназначенного для коллективных и

общественных фондов потребления.

Уравнение 3. Продукция сектора В (производство оборудования для НИОКР) была предназначена для возмещения оставшейся части амортизационных отчислений сектора Е и Ме.

Уравнение 4. Продукция отраслей ВПК (сектор Г) использовалась для возмещения оставшейся части амортизационных отчислений сектора З и Мз.

Уравнение 5. Продукция отраслей, создающих услуги для населения, использовалась для покрытия оставшейся части платежеспособного спроса за счет V и оставшейся части прибавочного продукта М (расширение фондов коллективного и общественного потребления).

Таким образом, специфика пропорций простого воспроизводства ОП состояла в том, что ВВП в части М была предназначена только для финансирования коллективных и общественных фондов потребления (величина М - Ме - Мз). Что касается Ме и Мз, то они использовались для финансирования соответственно НИОКР и оборонного комплекса.

В условиях расширенного воспроизводства ОП прибавочный продукт М использовался, кроме того, для инвестиций в основные и оборотные фонды, наращивания финансирования производства средств производства и оборонного комплекса.

Таковы были исходные, абстрактно-теоретические условия воспроизводства, формирования основных пропорций в народном хозяйстве СССР. Однако в реальной действительности, как выше отмечалось, расширенное воспроизводство, во-первых, отличалось форсированным развитием ВПК и вооруженных сил (сектора Г и З), а также постоянным опережающим ростом производства средств производства (сектор А) по сравнению с производством продуктов и услуг для нужд личного и коллективного потребления (сектора Б и Д); во-вторых, нарушением пропорций между движением товаров и услуг, с одной стороны, и денежных потоков, с другой стороны, что привело со временем к образованию хронического дефицита, особенно в розничной торговле.

В 1980 годы через государственный бюджет распределялось более 2/3 национального дохода (НД) и подавляющая часть прибавочного продукта (М). Такой порядок регулирования финансовых потоков позволял централизованно сосредотачивать ресурсы для нужд накопления (в основном производственного) и для ВПК. Если в 1910-1913 годы удельный вес фонда накопления в национальном доходе России составлял 8-9%, то уже в 1940 году он возрос до 29%. В 1970 году на нужды производственного накопления направлялось 23% национального дохода, а на непроизводственное накопление - 6%.

Таким образом, централизованная система планирования позволяла целенаправленно формировать пропорции воспроизводственного процесса; однако стремление высшего руководства одновременно и параллельно обеспечивать удовлетворение как личных, так и общественных потребностей, т.е. увеличивать реальные доходы населения, а также форсированно наращивать общеэкономический и оборонный потенциалы страны с неизбежностью приводило к возникновению серьезных диспропорций в народном хозяйстве.

Рассмотрим теперь, как формировались пропорции и доходы в социалистическом обществе. На поверхности экономических явлений заработная плата рабочих и служащих, денежная и натуральная оплата труда колхозников, чистая продукция, созданная в личных подсобных хозяйствах населения, выступали как формы необходимого продукта, а прибыль и налог с оборота - как формы прибавочного продукта. Однако, как справедливо указывал еще К.Маркс, "прибавочная стоимость и норма прибавочной стоимости есть нечто относительно невидимое, существенное, подлежащее раскрытию путем исследования, между тем как норма прибыли, а потому такая форма прибавочной стоимости, как прибыль, обнаруживается на поверхности явлений".

Существо экономических отношений в обществе государственного социализма состояло в том, что каждый работник, он же сособственник общенародных средств производства, отдавал обществу свой труд, участвуя в планомерно организованном производственном процессе как элемент совокупной рабочей силы общества, и получал от него (через государственную систему распределения) доход, предназначенный для удовлетворения своих личных потребностей. При этом труд членов общества являлся необходимым, независимо от того, создавал ли он материальный продукт, услуги или духовные ценности, т.е. независимо от того, заняты ли они были в сфере материального производства или в отраслях непроизводственной сферы. Другими словами, для работников весь национальный доход являлся необходимым продуктом, так как он использовался для удовлетворения как их личных, так и их же общественных потребностей. Та часть национального дохода, которая предназначалась для удовлетворения общественных потребностей работников, не являлась для них чуждой, а тем более аналогичной прибавочной стоимости при капитализме, ибо она должна была использоваться в их же собственных интересах (согласно схеме воспроизводства ОП, для нужд государственного управления, НИОКР и обороны). В СССР, как это было доказано в начале данной главы, не было эксплуататорских классов, которые присваивали прибавочный продукт.

И хотя работникам необходим был весь затраченный ими труд, тем не менее в процессе создания национального дохода их рабочее время делилось на две части: первая предназначалась на создание продукта для удовлетворения их личных потребностей ("продукт для себя"), вторая - на создание продукта для удовлетворения их общественных потребностей ("продукт для общества"). Вторая часть их рабочего времени - это был их долг как сособственников по обеспечению нормального функционирования общества в целом. Ее никоим образом нельзя отождествлять с изъятием прибавочного продукта при капитализме.

Что касается величины продукта для себя, то она складывалась из двух частей. Первая часть - это продукты и услуги, используемые индивидуально или совместно членами семей, вторая часть - это продукты и услуги, предназначенные для коллективного пользования (просвещение, здравоохранение и т.п.). Если брать семейный бюджет в целом, то, естественно, следовало учитывать и такие поступления, которые шли напрямую из государственного бюджета в форме пенсий, пособий и стипендий. Продукты и услуги для индивидуального и семейного потребления приобретались главным образом за счет заработной платы работающих членов семьи. Продукты и услуги коллективного пользования оплачивались государством за счет т.н. общественных фондов потребления, т.е. доставались членам общества как бы бесплатно. Эта вторая часть финансировалась за счет прибылей предприятий и поступлений в государственный бюджет от сбора налогов.

Таким образом, при социализме величина З (продукт для себя) не совпадала с заработной платой работников, а величина конечных доходов, предназначенных для личного потребления населения, складывалась не только за счет З, но и за счет П, т.е. как результат перераспределения НД.

Пропорции распределения и перераспределения при государственном социализме вытекали из пропорций всего процесса расширенного воспроизводства, но в их основе лежали пропорции, складывавшиеся на стадии процесса производства ОП. В процессе производства формировались стоимостные и натурально-вещественные пропорции между продуктом для удовлетворения личных потребностей и продуктом для удовлетворения общественных потребностей производителей. На стадиях дальнейшего движения ОП - распределение, перераспределение, обмен и потребление - они реализовывались, приобретая, в частности, конкретную форму конечных доходов субъектов экономических отношений, которые затем ими использовались с целью приобретения товаров и услуг для производственного, общественного и личного потребления.

Конкретные пропорции между продуктом для себя и продуктом для общества, а также их абсолютные величины зависели от уровня развития производительных сил, конкретных исторических условий и от той экономической политики, которую проводило высшее руководство страны.

Если З = НД - П, а норма продукта для себя, т.е. ЗЄ= ---- х 100,

НД

то величина продукта для удовлетворения личных потребностей, полученного в результате процесса распределения и перераспределения в форме конечных доходов (Зр), в зависимости от той социальной политики, которая в данное время проводилась в стране, могла быть или больше, или меньше величины З, т.е. Зр > З или Зр < З. Тогда соответственно величина реализованного продукта (конечного дохода) для удовлетворения общественных потребностей производителей (Пр) была или Пр < M, или Пр > П. В этом случае Зр = НД - Пр, а норма реализованного дохода (продукта) для удовлетворения личных потребностей, была равна

Зр

ЗрЄ= ---- х 100.

НД

В качестве нормальной минимальной границы величины продукта для удовлетворения личных потребностей (min Зр) работающих индивидов можно определить такую совокупность жизненных средств, которая обеспечивает расширенное воспроизводство рабочей силы с учетом требований, предъявляемых к ней техническим уровнем производства в конкретных условиях жизни и труда. Максимальная граница величины продукта для удовлетворения личных потребностей работающих индивидов (max Зр) могла определяться возможностями экономического потенциала страны в данных конкретных условиях международной обстановки с учетом соблюдения оптимальной пропорции между накоплением и потреблением. Нарушение этих границ приводило к трудно поправимым последствиям как в социальном плане, так и с точки зрения обеспечения нормальных темпов развития экономики. Если в какой-то период нарушалась минимальная граница величины продукта для удовлетворения личных потребностей работающих индивидов, то это приводило к тому, что рабочая сила не могла нормально воспроизводиться и обеспечивать рост экономики. Завышение максимальной границы величины продукта для удовлетворения личных потребностей работающих индивидов (чего в действительности никогда не происходило) могло теоретически приводить к снижению темпов расширенного воспроизводства, к замедлению научного и технического прогресса, к ослаблению общественных институтов, а также оборонной мощи государства.

Нижеприводимая схема показывает границы, в пределах которых могла устанавливаться пропорция между Зp и Пp:

Схема 9

НД НД

a д в г е

Минимальная Максимальная

граница Зp Зp граница Зp

Если величина НД = а - е, то отрезок a - б соответствует величине З; отрезок a - в отражает фактическую величину Зp; отрезок a - г равен величине возможного максимума Зp, а отрезок д - в соответствует величине возможного минимума Зp ; отрезок г - е соответствует величине минимума Пр, отрезок (в - е) + (a - д) отражает максимум Пр, а отрезок б - е показывает фактическую величину П.

Сложившаяся в СССР несбалансированность между производством средств производства и производством товаров и услуг для личного и коллективного потребления отрицательно сказывалась на величине Зp и ее динамике. Нехватка товаров народного потребления и слабая развитость сферы услуг не позволяли обеспечивать эффективного использования наличной рабочей силы.

Система экономических отношений по распределению (закон распределения) имела четыре функции: во-первых, по первичному распределению НД на продукт для себя (Зp) и продукт для общества (Пр); во-вторых, по формированию величины Пр с учетом пропорций между фондом личного потребления иждивенцев общества, а также секторами Д, Е, Ж, З; в-третьих, по формированию пропорций внутри Зр и, в-четвертых, по распределению доходов между предприятиями и государством.

Первая функция закона распределения была рассмотрена выше. Что касается второй функции, то следует отметить, что величина Пр в процессе распределения распадалась на следующие составные части:

Н - фонд накопления (Нп - производственные фонды, Нн - непроизводственные фонды);

Пл - фонд личного потребления иждивенцев общества (пенсионеров, инвалидов, учащихся, получавших государственные стипендии);

Фд - фонд финансирования сектора услуг;

Фе - фонд финансирования НИОКР;

Фж - фонд финансирования сектора управления;

Фз - фонд финансирования обороны.

Пл Зp

Величина ------ формировалась на базе -------- , где чЄЄ чЄ

чЄ - численность работников в обществе, чЄЄ - численность иждивенцев общества.

Фонд личного потребления (Флп) при социализме распределялся между членами общества в двух формах - распределения по труду и через фонды общественного потребления. Если формирование величины Зp (в части заработной платы) осуществлялось в соответствии с количеством и качеством труда работников, т.е. согласно буржуазному праву, то общественные фонды потребления формировались на другом основании, а именно - в соответствии с общественной целесообразностью, т.е. на социалистических принципах. Дело в том, что рабочая сила при социализме не может расширенно воспроизводиться только за счет заработной платы работников и на основании их личного усмотрения. Общество в лице государства взяло на себя решение таких задач, как обеспечение воспитания и обучения подрастающего поколения, повышение квалификации трудящихся, содержание всей системы здравоохранения и физического развития членов общества и т.п. Вторая существенная функция общественных фондов потребления состояла в содержании нетрудоспособных членов общества.

Исследуя закономерности распределения доходов в системе государственного социализма в СССР, следует иметь в виду, что в основе дифференциации заработной платы (в различных ее формах) применялся не только принцип "по количеству и качеству труда", но действовали и еще два принципа: 1) приоритетности трудовой деятельности, определяемой целями государственной политики; 2) социальной значимости тех функций, которые выполнял тот или иной работник. В соответствии с последними двумя принципами базовая зарплата увеличивалась на определенный коэффициент: чем значимее была выполняемая работа, чем выше было положение человека в иерархической системе власти, тем больше был корректировочный коэффициент. Комментируя взаимодействие указанных принципов, А.Зиновьев пишет: "В своей основе и для главных производительных видов деятельности принцип "каждому - по его социальному положению" справедлив, поскольку выражает справедливый принцип "каждому по труду". Но есть виды деятельности, для которых этого совпадения нет, и первый привносится извне деятельности, не будучи обеспечен вторым. Это, например, деятельность людей в сфере управления. А, главное, начиная с некоторого уровня иерархии деловых коммун, он обретает силу до такой степени, что приходит в вопиющее противоречие с породившим его принципом "по труду", - пример того, как из фундаментального добра на уровне первичных коллективов вырастает зло коммунистического общества". Отдавая должное проницательности А.Зиновьева, который ввел в научный оборот анализа системы социалистического распределения принцип "каждому по его социальному положению", следует заметить, что весьма трудно определить качество труда и степень ответственности чиновников аппарата государственного управления, а тем самым и возможный отрыв от принципа "по количеству и качеству труда". Система привилегий, существовавших для функционеров партийно-государственного аппарата в СССР, если не считать самую его верхушку, вряд ли находилась, как об этом пишет А.Зиновьев, в вопиющем противоречии с принципом "по труду". "Но и на уровне первичных коллективов, - продолжает А.Зиновьев, - справедливость рассматриваемого принципа осуществляется лишь как нечто среднее для массы отклоняющихся от справедливости случаев. И достигается эта осредненная справедливость ценой жестокой борьбы людей за сохранение и улучшение своей социальной позиции в повседневной жизни коллектива. И тут законы коммунальности суть их самые надежные средства". А.Зиновьев выделяет две формы борьбы: конкуренцию, когда побеждает сильнейший (лучший), и превентацию, смысл которой сводится к препятствованию, к тому, чтобы помешать кому-то выделиться. Превентация - главная форма борьбы в обществе. Благодаря ей "преобладающей <...> становится тенденция к посредственности во всех формах деятельности, отсутствие стремления повысить качество продуктов труда и интенсивность последнего".

Рассматривая формирование совокупного дохода населения, следует иметь в виду, что в процессе распределения и перераспределения национального дохода население не только получало, но и выплачивало или передавало в финансово-кредитную систему, а также предприятиям, учреждениям и организациям определенную часть своих доходов в виде налогов, сборов, взносов в общественные и кооперативные организации, возврата ссуд и т.п. Совокупный доход населения за вычетом налогов и различных выплат и составлял подлинную величину конечных доходов (нетто) населения, которая могла использоваться населением для удовлетворения своих потребностей. Значительная часть этих конечных доходов населения имела денежную форму, а это означало, что на внутреннем рынке ей должна была быть противопоставлена государством определенная масса товаров и услуг. Однако, начиная с 1960 годов рынок товаров и услуг был настолько разбалансирован, что это приводило к возникновению огромных неизрасходованных сумм денежной массы. Поэтому в действительности нельзя было ставить знака равенства между суммой конечных доходов и объемом личного потребления населения. Реальные доходы населения были меньше величины их конечных доходов на сумму изменения сальдо денежных сбережений (в значительной части вынужденных) и только им соответствовала совокупность материальных благ, поступивших в распоряжение субъектов экономических отношений первого уровня в текущем году.

Однако уровень жизни населения определялся не только величиной Флп, но и величиной фонда народного потребления, равного Флп + Нн. Именно фонд народного потребления (Фнп), который больше Флп на величину Нн, соотнесенный с совокупностью потребностей населения, характеризовал действительную меру их удовлетворения и в этом смысле являлся материализованным результатом физически удовлетворенных потребностей членов общества.

С учетом сказанного, можно вывести следующую формулу коэффициента социальной эффективности общественного производства в СССР:

Флп + Нн Фнп

Э = ------------------- х 100, или Э = --------------- х 100.

НД НД

По данным, опубликованным в "Экономической энциклопедии", структура (в %) национального дохода с 1960-го по 1970 год изменилась следующим образом (в фактических ценах):

Таблица 3

	1960	1965	1970
Весь национальный доход	100,0	100,0	100,0
Фонд потребления	72,1	73,0	69,5
в т.ч. Флп	64,8	64,3	61,4
Накопление и прочие расходы	26,4	25,8	29,0
в т.ч. Нн	6,6	5,1	6,2
Нераспределенные расходы и потери	1,5	1,2	1,5

На основе вышеприведенных данных можно подсчитать уровень Э. Он был следующим:

Э1960 = 64,8% + 6,6% = 71,4%

Э1970 = 61,4% + 6,2% = 67,6%

Таким образом, за одно десятилетие уровень коэффициента социальной эффективности в СССР упал на 3,8%.

Однако приведенные данные нуждаются в корректировке, поскольку ценность рубля на рынке потребительских товаров и услуг была существенно ниже, чем в инвестиционном процессе, а тем более в оборонном секторе народного хозяйства. Согласно расчетам автора, в действительности уровень Э1970 составил примерно 50%, а доля Зp была равна 40%.

В заключение данного параграфа нельзя не остановиться на позиции Л.Троцкого по проблеме распределения общественного продукта: "Если перевести, для наглядности, социалистические отношения на биржевой язык, то граждан можно представить, как участников акционерного предприятия, в собственности которого находятся богатства страны. Общенародный характер собственности предполагает распределение "акций" поровну и, следовательно, право на одинаковую долю дивиденда для всех "акционеров". Граждане участвуют, однако, в национальном предприятии не только как "акционеры", но и как производители. На низшей ступени коммунизма, которую мы условились называть социализмом, оплата труда производится еще по буржуазным нормам, т.е. в зависимости от квалификации, интенсивности и пр. Теоретически доход каждого гражданина слагается, таким образом из двух частей, а + б, т.е. дивиденд плюс заработная плата. Чем выше техника, чем совершеннее организация хозяйства, тем большее место занимает а по сравнению с б, тем меньше влияние на жизненный уровень оказывают индивидуальные различия труда". Принипиальная ошибка Л.Троцкого состоит в том, что он предположил распределение всего общенародного богатства на "паи" и ввел в систему социалистического распределения понятие "диведенд". Однако особенность экономических отношений в рамках государственного социализма состояла в том, что в СССР все трудоспособные граждане должны были работать и никто не мог получать прибыль как сособственник общенародных средств производства (независимо от того - работал он или нет), ибо не существовало никаких "паев". Другими словами, в СССР не могло существовать в принципе прибавочной стоимости, ибо не было капитала. Аналогия Л.Троцкого была неверной по существу. Доход каждого работника складывался за счет его собственного труда, который весь был для него необходимым. За счет продукта для общества выплачивались не дивиденды, а финансировались выплаты из общественных фондов потребления, в частности, пенсии, пособии и стипендии.

Поскольку исходная позиция Л.Троцкого была ошибочной, то, естественно, и все выводы, которые он делал на основе своей "аналогии", были также ошибочными. Он писал, что "привилегированное меньшинство акционеров живет за счет обделенного большинства". Если опираться на теоретические построения Л.Троцкого, то волей-неволей приходишь к выводу о существовании в СССР не социализма, а государственного капитализма, хотя сам Л.Троцкий отрицал это. Чудес на свете не бывает, в том числе и в экономике. Л.Троцкий комментирует как недопустимое хвастовство высказывание газеты "Правда" о том, что в СССР рабочий не является продавцом товара - рабочей силы. "Передача заводов в руки государства изменила положение рабочего только юридически, на деле он оказался вынужден жить в нужде, работая определенное число часов за определенную плату". Да, в 1920-1930 годах так оно и было. И в этом нет ничего удивительного по двум причинам. Во-первых, как пишет сам Л.Троцкий, уровень доходов оказался ограниченным "уровнем техники и культуры". А во-вторых, доля продукта для общества оказалась нисколько не меньше, чем доля прибавочного продукта при капитализме, ибо страна осуществляла форсированную индустриализацию, культурную революцию и вводила новую систему социального обеспечения, не говоря о затратах на оборону.

А в последующем рабочим и колхозникам пришлось оплачивать огромные затраты на ведение войны, послевоенные инвестиции для восстановления разрушенного войной хозяйства и только начиная с середины 1950 годов появилась возможность наращивать величину продукта для себя. Жизненный уровень населения стал повышаться, но он не мог идти ни в какое сравнение, например, с США, которые стали испытывать первые трудности со своим платежным балансом только начиная с Корейской войны. Конечно, политическому руководству СССР никогда не удавалось обеспечивать оптимума между продуктом для себя и продуктом для общества в силу проводимой им волюнтаристской политики, однако, несмотря на сложившиеся пропорции в распределении национального дохода, его распределение не носило характера капиталистической эксплуатации, как об этом писал Л.Троцкий.

Выше уже отмечалось, что одной из основных в экономике СССР была проблема интенсификации производства и повышения эффективности использования трудовых и материальных ресурсов.

Как в свое время писал К.Маркс, "...через известные промежутки времени совершается воспроизводство, и притом - если рассматривать его с общественной точки зрения, - воспроизводство в расширенном масштабе: расширенном экстенсивно, если расширяется только поле производства; расширенном интенсивно, если применяются более эффективные средства производства". Конечно, разделение процесса воспроизводства на две составляющих является абстракцией, ибо в реальном процессе экономического развития всегда имеет место комбинация как экстансивной, так и интенсивной форм (с преобладанием одной из них).

В СССР, несмотря на все призывы интенсифицировать экономику , она тем не менее все более и более развивалась на экстенсивной основе, ориентируясь на вовлечение в производство дополнительных трудовых и материальных ресурсов. Согласно расчетам С.Шаталина и В.Гребенникова, доля интенсивных факторов в экономическом росте СССР составляла: в 1971-1975 гг. 43 %, в 1976-1980 гг. - 28 %, в 1981-1985 гг. - 22 %. Серьезно снижались темпы роста производительности труда, а также эффективность использования материальных ресурсов и производственных основных фондов. Все попытки поправить дело за счет нового строительства лишь обострили проблему сбалансированности. Народное хозяйство, располагавшее огромными ресурсами, столкнулось с их нехватой и в итоге образовался разрыв между общественными потребностями и достигнутым уровнем производства, между платежеспособным спросом и его материальным обеспечением. Так, если в одиннадцатой пятилетке национальный доход возрос на 17 %, промышленное производство - на 20 %, розничный товарооборот - на 16 %, то краткосрочные ссуды за это время увеличились на 51 %, долгосрочные - на 32 %. Следовательно, темп прироста денег в обращении был в 2-3 раза больше, чем темп прироста товаров.

Выше уже рассматривался вопрос о связи национального дохода с фондом народного потребления (Фнп) характеризующей интегрированную конечную эффективность производства. Рассмотрим теперь проблему эффективности и зависимости ее от интенсификации производства несколько с иной точки зрения. Эта зависимость выражается в следующем:

Па х Кв = Пу = НД

Пу = Пи х КвЄ + По х КвЄЄ + Пп х КвЄЄЄ= НД

Опт. (Т + МЗ + ПОФ)

КвЄи КвЄЄ при оптимальном КвЄЄЄ = ------------------------------- --- при

макс.НД

-- высоком качестве продукции;

-- высоких темпах НД.

Па - абсолютные потребности

Пу - удовлетворяемые в данное время экономические потребности общества

Пи- индивидуальные и семейные потребности

По - общественные и коллективные потребности

Пп - производственные потребности

Кв - степень (коэффициент) удовлетворения потребностей

НД - национальный доход

Т - затраты труда

МЗ - материальные затраты

ПОФ - амортизация производственных основных фондов.

Для того, чтобы повысить степень удовлетворения общественных экономических потребностей надо было во второй половине 1980-х годовнепременно повысить удельный вес интенсивных факторов в приросте национального дохода. Эту задачу и сформулировал в начале своей карьеры в качестве Генсека М.Горбачев. Выступая 17 мая 1985 года в Ленинграде, он сказал: "В последнее время мы движемся с темпами прироста национального дохода в пределах 3 % в год. Чуть больше, чуть меньше, но где-то около 3 %. Расчеты же показывают - нам нужно минимум четыре. Если не будет 4 % - а надо бы даже больше, - тогда встает вопрос: что делать? Сокращать темпы роста жизненого уровня? Свертывать программу повышения материального благосостояния народа? На это мы пойти не можем". Задача была поставлена верная, но способы ее реализации оказались никудышными. Следовало задействовать все факторы путем радикального реформирования экономики. Ниже приведена матрица методов и направлений возможной интенсификации экономики страны, которые не были реализованы.

Рычаги Ускоре- Совер- Эконо- Активизация

интенсификации А ние НТП шенст- мичес- человеского

Направления вование кая ре фактора

интенсификации структуры форма

нар. х-ва Б 1 2 3 4

Рост производительности 1 1.1. 1.2. 1.3. 1.4. труда

Сокращение материало- 2 2.1. 2.2. 2.3 2.4.

кости

Рост фондоотдачи 3 3.1. 3.2. 3.3. 3.4.

Повышение качества

продукции 4 4.1. 4.2. 4.3. 4.4.

Все перечисленные выше рычаги интенсификации в речах на Пленумах ЦК КПСС и в постановлениях правительства назывались, однако их реальное содержание и тактика реализации были несистемными и непоследовательными. Отсутствовало ясное понимание глубинных процессов и противоречий общественного воспроизводства; в силу этого не было выработано и верной стратегии интенсификации народного хозяйства. Следовало сосредоточить усилия на разрешении следующих основных противоречий, накопившихся в обществе: между производительными силами и экономическими отношениями; между содержанием и формой экономических отношений; между экономическими отношениями и надстройкой. Но этого не было сделано. М.Горбачев и его команда умудрились развалить экономику страны за 5 лет.

2.4.3. Советы и диктатура

"Свинцовый зад бюрократии перевесил голову революции".

Лев Троцкий

"Самый худший у нас внутренний враг - бюрократ".

Владимир Ленин

"...события стали развиваться согласно своей внутренней логике, независимо от того, что предполагали или желали

их участники".

М.Бейджент, Р.Ли

В данном параграфе постараемся найти ответы на вопросы о том, почему стала возможной трансформация политической надстройки общества - от революционных Советов до диктатуры партийно-государственного аппарата, насколько неизбежным и объективно обусловленным был этот процесс перерождения? Совместимы ли социализм и подлинная демократия, социализм и власть Советов? Или же социализм и тоталитаризм - это близнецы-братья, как утверждают все советологи?

В начале хочу особо подчеркнуть, что уникальным вкладом Октябрьской революции в сокровищницу человеческого опыта в сфере политических отношений является рожденная народным творчеством такая форма власти как Советы, которые в их первозданном виде представляли собой прямую, непосредственную демократию, или высшую форму народовластия.

Отметим еще раз ее важнейшие черты:

*выборы депутатов в местные органы власти непосредственно от производственных коллективов (собраний, сходок) путем открытого голосования;

*выборы депутатов в вышестоящие органы власти путем прямого их делегирования из состава депутатов того или иного Совета нижестоящего уровня;

*образование органов государственной исполнительной власти самими Советами напрямую (исполкомы, правительство);

*возможность в любое время отозвать тех или иных депутатов или произвести смену состава исполкома (правительства), если они не оправдывают надежд коллективов или собраний Советов.

В отличие от буржуазной формы демократии (парламентской) Советы обеспечивают:

во-первых, прямое представление интересов избирателей в местных органах власти, сформированных из состава самих избирателей по производственному, а не территориальному принципу. Такой порядок выборов уменьшает возможность манипулирования общественным мнением, избрания в состав местных органов власти людей, неизвестных или мало знакомых электорату;

во-вторых, многоступенчатая система выбора депутатов в вышестоящие органы власти путем делегирования депутатов из числа депутатов нижестоящих органов власти, в отличие от прямых выборов по территориальному принципу, позволяет также обеспечить прямое выражение воли населения тех или иных административно-территориальных образований.

Поскольку парламентская форма гораздо удобнее для прикрытия диктатуры, то И.Сталин ввел ее в обиход в 1936 году с принятием новой Конституции, сохранив в демагогических целях термин "Советы". В итоге получился уродливый и противоестественный симбиоз диктатуры, парламентаризма и советской формы власти. Хотя государство и продолжало формально называться советским, однако оно ничего общего с Советами уже не имело.

За десять с небольшим лет публичная политика И.Сталина совершила поворот на 180 градусов. Если в 1924 году он в своих лекциях "Об основах ленинизма", перечисляя преимущества и достоинства Советов говорил, что "...Советская власть, <...> заменяя территориальные выборные органы производственными единицами, заводами и фабриками, - непосредственно связывает рабочие и вообще трудящиеся массы с аппаратом государственного управления...", то в 1936 году он, введя новую Конституцию, уничтожил саму суть Советов, сохранив только одно название.

Отчуждение трудящихся от власти, захват ее партийно-государственным аппаратом совершался поэтапно, шаг за шагом, сопровождаясь отчаянной борьбой как внутри партии большевиков, так и в обществе. Рассмотрим внутреннюю логику этой трансформации.

Демонтаж Советов произошел главным образом в результате взаимодействия трех процессов: 1) завоевания партией большевиков полного господства в Советах; 2) ликвидации внутрипартийной демократии и установления режима власти партаппарата; 3) формирования мощного партийно-государственного аппарата, установившего в 1930 годах свою абсолютную диктатуру. Все эти три процесса шли одновременно, параллельно, взаимопереплетаясь. Они протекали в определенной исторической обстановке и социокультурной среде. Следует отметить следующие важнейшие обстоятельства, которые способствовали демонтажу Советской власти. Это, во-первых, слабость (относительная) русского рабочего класса, к тому же обескровленного первой мировой, а также гражданской войнами. Зиновьев в своем докладе XI съезду РКП(б) говорил: "Тяжелая обстановка последних годов привела к значительному деклассированию пролетариата - явление хотя и временное, но как раз в нынешние годы дающее себя знать особенно тяжелыми результатами. Часть рабочих рассеялась в деревне, другая часть ушла в Красную Армию. Многие бывшие промышлненнные пролетарии перебиваются изо дня в день, крайне часто меняя занятия и местожительство. Государственный аппарат проглотил многие десятки тысяч лучших рабочих, оторвавшихся, таким образом, от непосредственной связи с фабриками и заводами." Во-вторых, это - гражданская война, заставившая ввести в обиход такую форму власти как ревкомы. В-третьих, абсолютное преобладание в обществе крестьянства, для которого его личные интересы преобладали над интересами общественными. Завоевав в ходе Октябрьской революции землю, освободившись от засилья помещиков, миллионы крестьян в период нэпа, занятые собственным полунатуральным хозяйством, не испытывали острой потребности активно участвовать в политической жизни. В-четвертых, низкий уровень культуры трудящихся масс.

В условиях монополии одной партии решающим, определяющим для судьбы Советов был процесс вымирания (или вытравливания?) внутрипартийной демократии. Хочу подчеркнуть, что даже не монопольное положение партии в Советах, а именно деградация самой партии предопределила демонтаж Советов. Если бы сохранялась внутрипартийная демократия и партия оставалась бы жизнеспособным организмом, то и Советы не утратили бы своей власти. Партии все равно пришлось бы вновь и вновь доказывать правоту своей политики в трудовых коллективах, в Советах, чтобы не потерять доверия трудящихся, чтобы сохранять свой авторитет, свою монополию.

В 1923-1924 годы внутри большевистской партии разгорелась дискуссия о внутрипартийной демократии. В ней главными действующими лицами были И.Сталин и Л.Троцкий, между которыми накануне и после кончины В.Ленина велась борьба за лидерство в партии и стране. Сторонниками Л.Троцкого, а также членами оппозиционной группы "демократических централистов" в октябре 1923 года было подготовлено т.н. "Заявление 46-ти", в котором, в частности, говорилось: "Режим, установившийся в партии, совершенно нетерпим. Он убивает самодеятельность партии, подменяя партию подобранным чиновничьим аппаратом...".

Для понимания позиции И.Сталина большой интерес представляет его речь на XIII партконференции, состоявшейся за несколько дней до смерти В.Ленина. Вот что он сказал: "... демократия не есть нечто данное для всех времен и условий, ибо бывают моменты, когда нет возможности и смысла проводить ее". Все, по мнению Сталина, зависит от внешних и внутренних условий. Вот таким волюнтаристско-прагматическим и произвольным пониманием демократии он и руководствовался на протяжении более трех десятилетий, управляя партией и государством. Есть ли смысл проводить демократию или нет смысла, решал И.Сталин, субъективно определяя наличие для нее внешних и внутренних условий. К 1938 году он свел демократию как в партии, так и в стране к нулю, хотя в своих речах демагогически твердил о необходимости ее всемерного развития. Для И.Сталина были важнее принципы, чем сами люди, которых по его указанию или с его ведома расстреливали десятками тысяч.

В 1924 году аппарат партии (ЦК, областные, губернские и уездные комитеты) насчитывал около 30 тысяч человек. Даже учитывая масштабы страны, это был огромный штат. Уже тогда получил распространение взгляд на партию как на систему низших, средних и высших учреждений, а не на организм, живущий самостоятельной идейной и практической жизнью. И.Сталин объяснял такой взгляд на партию перегибами "старого военного периода, когда партия была милитаризована", а внутрипартийная демократия была свернута. Но дело было не только в пережитках, хотя, вне всякого сомнения, период Гражданской войны не мог не отразиться на организации партии и психологии ее членов, как входящих в состав аппарата, так и не входящих в него. Взгляд на партию как на систему учреждений, правящих страной, был не очень далек от истины. Развертыванию (восстановлению?) внутрипартийной демократии препятствовал такой фактор, как "низкий уровень целого ряда наших организаций, наших ячеек, особенно на окраинах". В партию шли, да и принимали в нее главным образом рабочих и крестьян, чей уровень образования был низким или даже вообще неграмотных. Весь их идейный багаж состоял из жизненного опыта и классовой интуиции. Никаких знаний о природе общества, о процессах, в нем происходящих, у этих членов партии не было. Вот как характеризует качественное изменение состава большевистской партии историк Д.Хоскинг: "Летом 1919 года выяснилось, что только пятая часть членов партии вступила в нее до революции. Пропорция эта будет уменьшаться и в дальнейшем. Большинство коммунистов того времени сформировалось в боях Гражданской войны; они почти не имели опыта революционной борьбы на заводах, не говоря уже о тюрьмах, ссылках и жарких теоретических спорах подполья. Типичным коммунистом отныне был не плохо одетый интеллектуал, но комиссар в кожаной куртке с маузером на боку. Среди партийных работников теперь преобладали выходцы из Красной Армии - необразованные, теоретически неграмотные, часто грубые, но хорошие организаторы. Большинство этих людей, в прошлом рабочих и крестьян, были рады вырваться из своей среды. Нельзя сказать, что партия в это время приобрела совсем уж военный вид, но большинство партийных функционеров действительно решало все проблемы волевыми методами, силой и принуждением".

С приходом к власти большевистская партия, разумеется, должна была взять на себя всю ответственность за государство, которое в связи с национализацией основных средств производства, а также земли стало управлять экономикой с помощью централизованного планирования. В результате сложился огромный аппарат государственного управления, насчитывавший к 1924 году около миллиона служащих. Партийный аппарат стремился воздействовать на государственный аппарат, добиваясь от него воплощения в жизнь своей политики. Но при этом возникало и обратное воздействие госаппарата на партийный аппарат. Как точно заметил В.Ленин в своей статье "О госаппарате", "Он только слегка подкрашен сверху, а в остальных отношениях является самым типичным старым из нашего старого госаппарата".

Более того, происходила не только бюрократизация, но и сращивание партийного аппарата с государственным аппаратом во всех сферах (военной, безопасности, карательной, хозяйственной). Одни и те же кадры передвигались из одного аппарата в другой как по горизонтали, так и по вертикали. Со временем сложилась т.н. "номенклатура" со строгой иерархией (предприятие, город или район, область, край или республика, центр). Она охватывала не только партийно-государственный аппарат, но и все общественные организации (профсоюзы, комсомол и т.д.). Люди, попавшие в эту "номенклатуру", пользовались особым доверием и немалыми по тем временам привилегиями. Постепенно сформировалась каста руководящих работников, спаянных между собой не только работой, но и владением тайнами государства и партии (т.н. "допуск"), дружескими связями, родственными отношениями, бытом (спецстоловые, спецмагазины, санатории и т.п.), окруженная помощниками, слугами, доверенными людьми ("своя команда"). Кроме того происходило медленное, но неуклонное перерождение партийных кадров (неважно, где они работали - на партийных или государственных постах). Они привыкли властвовать, не считаясь с подчиненными, а тем более с простым людом. Они привыкли жить в достатке. Многие из них перерождались и идейно, что в дальнейшем подтвердилось на примере М.Горбачева, Б.Ельцина, А.Яковлева и многих тысяч других функционеров, отказавшихся от коммунистической идеологии и совершивших в 1991 году контрреволюционный переворот, а когда началась приватизация общенародной собственности, с упоением включившихся в гонку личного обогащения. У власти столько соблазнов - и устоять против них очень трудно! Развращающее влияние власти стало испытанием для большевиков, и многие из них не сумели сдать этот экзамен.

Еще в 1936 году Л.Троцкий подметил одно существенное различие между бюрократией советской и буржуазной. Он писал: "Ни при каком другом режиме, кроме советского, бюрократия не достигала такой степени независимости от господствующего класса. В буржуазном обществе бюрократия представляет интересы имущего и образованного класса, который располагает бесчисленными средствами повседневного контроля над своей администрацией. Советская же бюрократия поднялась над классом, который едва выходит из нищеты и тьмы и не имея традиции господства и командованья". Фактор бесконтрольности бюрократии в силу чисто исторических причин сыграл трагическую роль в судьбах нового нарождающегося социалистического общества.

Со временем сформировался тип руководящего партийного работника, обобщенный образ которого весьма выразителен в романе В.Гроссмана "Жизнь и судьба": "Духом партийности, интересами партии должны были проникаться его решения в любых обстоятельствах, шла речь о судьбе ребенка, которого определяют в детдом, о реорганизации кафедры биологии в университете, о выселении из помещения, принадлежащего библиотеке, артели, производящей пластмассовые изделия. Духом партийности должно быть проникнуто отношение руководителя к делу, книге, к картине, и поэтому, как ни трудно это, он должен не колеблясь отказаться от привычного дела, от любимой книги, если интересы партии приходят в противоречие с его личными симпатиями. Но Гетманов знал: существовала более высокая степень партийности; ее суть была в том, что человек вообще не имеет ни склонностей, ни симпатий, могущих вступать в противоречие с духом партийности, - все близкое и дорогое для партийного руководителя потому и близко ему, потому только и дорого ему, что оно выражает дух партийности.

Подчас жестоки, суровы бывали жертвы, которые приносил Гетманов во имя духа партийности. Тут уже нет ни земляков, ни учителей, которым с юности обязан многим, тут уже не должно считаться с любовью, ни с жалостью. Здесь не должны тревожить такие слова, как "отвернулся", "не поддержал", "погубил", "предал"...".

Оба аппарата - партийный и государственный - проводили одну общую политику, занимались одним делом с определенными различиями в методах работы. Поэтому можно говорить о том, что страной стал управлять единый аппарат - партийно-государственный. Однако управление еще не означало диктатуры аппарата. Последняя возникла лишь тогда, когда была ликвидирована внутрипартийная демократия, когда аппарат партии стал бесконтрольно господствовать в ней, когда были уничтожены всякие оппозиционные силы. Такая ситуация сложилась к началу 1930 годов. С этого времени начинаются и массовые репрессии, сначала кулаков, а затем и всех инакомыслящих и представляющих какую-либо опасность для аппарата во главе с И.Сталиным. Диктатура аппарата окончательно подмяла под себя Советы, превратив их в свой придаток. При этом следует заметить, что коллективизация, проведенная с нарушением принципа добровольности, насильственными методами, явилась стратегической ошибкой И.Сталина и послужила спусковым механизмом, развязавшим массовые репрессии. Насильственная коллективизация в стране, где преобладало крестьянство, подорвала авторитет не только И.Сталина, но государственной власти вообще. Трагические последствия коллективизации (голод, карточная система) пошатнули устои власти партийно-государственного аппарата, который, сохраняя свои позиции, вынужден был и дальше проводить курс на подавление путем массовых репрессий. Нужно было менять политический курс или брать народ в "ежовые" рукавицы. И.Сталин и аппарат не захотели расставаться со своей властью и во имя ее сохранения продолжали практику массовых репрессий. И лишь Н.Хрущев после смерти И.Сталина, осознав бесперспективность и губительность такой политики, пошел на реформирование жизни общества, осудив культ личности И.Сталина и массовые репрессии, положив тем самым начало новому этапу - этапу мягкой диктатуры. Эта диктатура была облачена в демократические наряды, но суть ее осталась прежней - отчуждение трудящихся от управления общественными делами.

Итак, центральный вопрос - неизбежно ли было установление в СССР диктатуры партийно-государственного аппарата?

Можно отметить три объективных фактора, повлиявших на процесс возникновения диктатуры. Первый - это низкий уровень культуры населения и партийных масс, в частности, отсутствие у трудящихся навыков к самоуправлению. В обществе, где уровень культуры населения высокий, значительно меньше возможностей для возникновения диктатуры и наоборот. С достаточной степенью уверенности можно утверждать, что образование диктатуры партийно-государственного аппарата в СССР было прямым следствием низкой общей и политической культуры трудящихся масс.

Второй фактор заключался в том, что первая в мире социалистическая революция совершилась в отсталой стране, к тому же оказавшейся в полном одиночестве во враждебном окружении. Это последнее обстоятельство, а именно то, что программа социалистического строительства изначально целиком и полностью ориентировалась на мировую революцию, так и не состоявшуюся, серьезно повлияло на формирование характера нового государства. Л.Троцкий, комментируя эти трудности в социалистическом строительстве, писал: "Помощь с Запада не приходила. Власть демократических Cоветов оказывалась стеснительной, даже невыносимой, когда в порядке дня стояло обслуживание привилегированных групп, наиболее нужных для обороны, для промышленности, для техники и науки. На этой совсем не "социалистической" операции отнять у десяти и дать одному, обособилась и выросла могущественная каста специалистов по распределению".

Третьим фактором являлось сосредоточение управления всеми сторонами жизни общества в условиях господства государственной формы собственности в руках государственного аппарата, т.е. исполнительных органов власти. А поскольку одна-единственная партия являлась правящей и ей принадлежало право назначать кадры руководителей государственных структур, то это с неизбежностью означало сосредоточение огромной, поистине необъятной власти в руках и партийного аппарата. А если аппарат партии становится над партией, то налицо все объективные условия для формирования диктатуры партийно-государственного аппарата. Для реализации возможности установления такой диктатуры достаточно было лишь одного условия - ликвидации внутрипартийной демократии. И здесь решающую роль сыграл субъективный фактор, а именно - поведение лица, возглавляющего партаппарат. Если на сцене появляется властолюбивая, амбициозная личность, то возможность возникновения диктатуры довольно быстро реализуется со всеми вытекающими последствиями.

Видимо, будет верным следующий вывод: в условиях монопольного положения государственной формы собственности на основные средства производства и объекты непроизводственной инфраструктуры никогда не удастся избежать чрезмерного сосредоточения власти в руках аппарата управления. Следовательно, нужен иной тип экономики, чтобы не допустить возникновения диктатуры аппарата управления.

Обобщая сказанное, можно утверждать, что диктатура пролетариата, нацеленная в ходе революции против эксплуататорских классов и облаченная в форму Советов, вследствие деградации партии большевиков превратилась в свою противоположность - в диктатуру партийно-государственного аппарата, а в годы сталинщины - в диктатуру одного человека. Однако поскольку основой власти аппарата являлась государственная собственность на средства производства, то он, естественно, был кровно заинтересован в ее сохранении и укреплении. Именно этим и объясняется удивительный феномен истории СССР: диктатура, обслуживающая социалистическую экономику. Паразит на древе коммунистической идеи. Но как это ни звучит парадоксально, аппарат должен был, вынужден был обслуживать социалистический базис, ибо без него он был обречен на смерть. В1990 году Г.Шахназаров по-существу пришел к такому же выводу: "Одно время я тоже считал, что без демоккратии не может быть социализма. Оказывается, может. Точно также, как капитализму могут сопутствовать различные формы правления - и демократическая республика, и монархия, и даже фашистская диктатура - так и при социалистической системе формы правления могут быть разные."

Пирамида власти в СССР, как и любая другая иерархически выстроенная система власти, с неизбежностью порождала культ вождей. Если культ И.Сталина приобрел чудовищные размеры и формы, то культ последующих генсеков был не столь внушительным, а в случае с Л.Брежневым выглядел даже комичным. Культ вождей порождался самой бюрократией. Как писал Л.Троцкий, "советская бюрократия похожа на все господствующие классы в том отношении, что готова закрывать глаза на самые грубые ошибки вождей в области общей политики, если, в обмен на это, они проявляют безусловную верность в защите ее привилегий <...> Под этим углом зрения каста выскочек подбирает своих вождей. В этом секрет успеха Сталина <...> Сталин есть персонификация бюрократии: в этом и состоит его политическая личность". Л.Троцкий сравнивает сталинизм с цезаризмом, или его буржуазной формой - бонапартизмом. Они появляются всегда в те моменты истории, когда борьба противоположных сил в обществе поднимает государство над нацией. Он считает, что сталинизм есть бонапартизм на фундаменте "рабочего государства, раздираемого антагонизмом между организованной и вооруженной советской аристократией и безоружными трудящимися массами".

В руках генеральных секретарей партии и членов Политбюро была сосредоточена огромная власть, и от их умения управлять страной, ее экономикой зависело очень многое. Конечно, в их распоряжении был аппарат ЦК и правительство, многочисленные министерства и ведомства, Академия наук, научно-исследовательские институты, в которых работало немало талантливых профессионалов, блестяще знавших свое дело. Они готовили проекты решений, законов, вносили в Политбюро свои предложения. Но дело в том, что все важнейшие решения принимало только Политбюро во главе с генсеком. И здесь многое зависело от их знаний, эрудиции и способностей. "Каков поп, таков и приход", - говорят в народе. Однако нужных для управления страной качеств у вождей подчас и не было. Г.Арбатов пишет, что Л.Брежнев говорил своим помощникам: "Пишите проще, не делайте из меня теоретика, иначе ведь все равно никто не поверит, что это мое,- будут смеяться." И сложные, затейливые места - вычеркаивал (бывало, даже просил вычеркнуть цитаты из классиков, поясняя: "Ну, кто поверит, что Леня Брежнев читал Маркса.)" На вершину власти попадали "аппаратчики", умевшие бороться за власть, льстить, обманывать, но слабо подготовленные для управления государством и нередко вообще не разбиравшиеся в экономике. Трудно не согласиться с оценкой, данной вождям народа космонавтом Константином Феоктистовым. Он в своей книге "Траектория жизни" писал: "Самодержцы и вожди Советской власти, семьдесят лет стремившиеся что-то сделать для народа, для страны, оставаясь в рамках тоталитарной системы, все время попадали сами из одного болота в другое и втягивали за собою всю страну. Главное, что их всех отличало: все они проявляли себя безответственными, не умевшими правильно выбрать ни цель, ни метод и путь ее достижения. Это особенно видно нашему поколению". Далее он приводит пример из области проектирования космических кораблей и развивает свою мысль: "А что мы наблюдаем до последнего времени на уровне государства? По сравнению с государственным, космический корабль - детская игрушка. И в то время, в крупных государственных делах, как правило, полное отсутствие разработанности, продуманности, моделирования, расчета тех процессов, которые неизбежны при принятии того или иного государственного решения, полное отсутствие разработки алгоритмов действий, этапов, обратной связи при проведении в жизнь таких решений: то кукуруза как панацея, то увеличение закупочных цен как панацея, то перестроится не вдоль, а поперек как панацея и так далее <...> Полная неподготовленность вождей к реальной государственной деятельности, отсутствие элементарной экономической грамотности при наличии умения держать попавшуюся в их руки или захваченную власть".

Словом, вожди народа в системе управления страной были "узким местом", ограничителем в принятии оптимальных решений. Такая ситуация была следствием не только личных качеств самих вождей, но и самой системы, построенной по законам иерархической пирамиды, системы, несовместимой с демократией, ибо на некомпетентность вождей накладывалась еще и вседозволенность, обусловленная неограниченной властью и приводившая нередко к принятию волюнтаристских решений (не говоря о том, что неограниченная власть давала возможность проводить, как это было при И.Сталине, массовые репрессии).

Совершенно неизбежным результатом существовавшей в СССР политической системы, начиная с 1930 годов, являлось также отчуждение подавляющего большинства населения от участия в управлении. Это не значило, что в трудовых коллективах не действовали партийные, комсомольские, профсоюзные и другие общественные организации, что взрослое население не принимало участия в выборах местных, областных, республиканских Советов народных депутатов и депутатов Верховного Совета СССР, что население вообще не участвовало в деятельности советских учреждений всех уровней. Все это имело место. Многие люди (речь идет не о работниках аппарата управления в партии и государстве) были привлечены (в той или иной мере) к решению частных, локальных вопросов жизни трудовых коллективов, городов и районов, областей и республик. Но они не имели никакой возможности свободно выражать свое мнение по принципиальным вопросам жизни общества. Поскольку Советы как органы народовластия были к началу 1930 годов полностью парализованы, а затем и ликвидированы Конституцией 1936 года, то у населения просто не было механизма реализации его волеизъявления.

Вместе с тем ситуация в сфере идеологии в СССР не была однозначной. Парадоксальность ее состояла в том, что несмотря на диктаторскую сущность политической системы, противоречащую марксистскому учению о социализме, благодаря во многом официальной пропаганде, не только подавляющее большинство функционеров партии, ее членов, чиновников госаппарата и простых граждан искренне верили в то, что они строят социализм, а после того, когда И.Сталин объявил о том, что основы социализма в стране построены, люди стали верить в то, что все они активно включились в дело созидания коммунистического общества. В основе этой веры было, видимо, осознание того лежащего на поверхности факта, что экономический и общественный строй в СССР коренным образом отличается от капитализма. Эта вера проникла в искусство и в сферу морали. Она воодушевляла миллионы людей, окрыляла их, наполняла жизнь людей глубоким смыслом, став своеобразной религией. И только с приходом к власти М.Горбачева началась переоценка ценностей, поиск форм демократического социализма. Однако побочным и совершенно неизбежным продуктом начавшегося с середины 1980 годов процесса раскрепощения сознания было быстрое распространение в обществе антикоммунистической идеологии, хорошо организованной "главным идеологом" перестройки А.Яковлевым. Людям активно вбивалась в голову идея проведения т.н. "рыночных реформ". Но еще до перестройки у многих людей идеальные представления о социализме как о самом справедливом общественном устройстве ежедневно омрачались при сопоставлении их с реальной жизнью. Люди попали в ловушку противоречия между официальной идеологией и действительностью, которая их повседневно окружала. Каждый пытался как-то разрешить это противоречие (кто самостоятельно, кто в семейном кругу в беседах на кухне, кто в общении с друзьями). Некоторые, ставшие диссидентами, пришли к заключению, что политический строй, существовавший в СССР, по существу своему антинароден, антидемократичен и ничего общего с социализмом не имеет. Они стали с этим строем всеми силами бороться. Некоторые пришли к выводу, что именно социализм и является причиной всех бед, и следовало вернуться к идеалам демократического капитализма, тем более что вся мощь западной пропаганды была нацелена на дискредитацию коммунистической идеологии. Некоторые, не потеряв веры в идеалы социализма и коммунизма, критиковали существующие в обществе конкретные недостатки, полагая, что их устранение и есть истинный путь к совершенствованию общественной системы. Многие даже в годы перестройки вообще не удосуживались разбираться в сути явлений или были не в состоянии этого сделать. Они просто следовали в фарватере, проложенном для них СМИ. Такова была весьма пестрая и противоречивая ситуация в сфере идеологии в конце 1980 годов.

Но можно смело утверждать, что в обществе в целом постепенно накапливалась глухая неприязнь, а порой и откровенная ненависть к системе.

Те, кто пытался открыто выступать против существующих порядков, сразу же попадали в поле зрения органов госбезопасности и подвергались их воздействию (после ХХ съезда КПСС расстрелов, к счастью, уже не было). Воздействие на диссидентов имело разнообразные формы (профилактические беседы, заключение в психбольницу, высылка из страны и т.п.), но цель партийно-государственного аппарата была при этом одна - сохранение собственной власти. Атмосфера страха и бессилия сопровождала жизнь инициативных людей. Диктатура аппарата, хотя и была после господства И.Сталина мягкой, но она оставалась диктатурой, на страже которой стояли органы безопасности. Как образно писал в свое время Л.Троцкий, бюрократия "для обеспечения своей власти <...> не щадит ничего и никого. Чем больше ход развития направляется против нее, тем беспощаднее она становится по отношению к передовым элементам народа. Как и католическая церковь, догмат непогрешимости она выдвинула в период заката, но зато сразу поставила его на такую высоту, о которой римский папа не может и мечтать".

Следует отметить еще одну особенность существовавшей в СССР политической системы. Она касается самого партийно-государственного аппарата. Речь идет о разделении власти в зависимости от уровня пирамидальной иерархии.

Пирамида власти в СССР состояла как бы из множества пирамид, во главе которых стояли вожди рангом поменьше, но также обладавшие в пределах подведомственной им территории (республика, край, область, округ, город, район) или подчиненных им отраслей экономики, предприятий всей полнотой власти. Руководители нижестоящих органов власти назначались на свои посты вышестоящим органом партийного аппарата, хотя по т.н. "выборным" должностям соответствующие партийные и советские форумы проводили голосование "за" или "против" кандидатуры, состоящей в номенклатурном списке. Однако в подавляющем большинстве случаев результаты голосования были заранее известны, ибо слаженно работала "номенклатура" самих выборщиков, назначенных в эти самые форумы (пленумы или СНД). В партии и стране царила видимость демократии, создаваемая многочисленными выборными органами, главным назначением которых было прикрывать диктатуру партийно-государственного аппарата. Повторяю, выборные органы на своих пленумах и сессиях решали определенный круг вопросов, однако они носили всегда частный характер и не затрагивали основополагающих, кардинальных проблем общественной жизни или устройства государства. По этим проблемам право принимать решения имело только Политбюро и генсек. Как правило, по самым крупным политическим, экономическим и социальным проблемам решения Политбюро должны были быть одобрены Пленумом ЦК КПСС - высшим органом партийного аппарата.

Диссидент И.Земцов в своих произведениях детальнейшим образом анализирует перипетии борьбы за власть в верхних эшелонах партийно-государственного аппарата. Описывая борьбу М.Горбачева с К.Черненко за пост генсека, он останавливается на одном из любопытных эпизодов, характеризующих взаимоотношения Политбюро и Пленума ЦК КПСС "Горбачев оказался перед лицом враждебного ему Пленума, который всего за год до этого с энтузиазмом поддержал Андропова, а теперь отказал в поддержке ему, его наследнику. Это произошло потому, что впервые в советской истории Генсеку не удалось завершить реорганизацию партийной машины. И впервые в советской истории Пленум независимо от Политбюро решал и решил, кому быть Генсеком, тем самым подтвердив свое право на высшую власть в стране, в течение многих лет узурпированную Политбюро".

Реальная политика творилась тайно, все решения партийных органов были засекречены. Доступ к ним был строго ограничен и дифференцирован в зависимости от статуса того или иного функционера в партийно-государственном аппарате.

Итак, государственный социализм есть абсолютная власть аппарата управления в сочетании с социалистической системой производства и распределения. Адекватной ему формой власти является диктатура партийно-государственного аппарата. В этой системе можно выделить четыре уровня: аппарат партии; аппарат государственного управления; объекты управления (экономика, просвещение, культура, здравоохранение, армия и т.д.); население страны. Изобразим эту иерархическую систему схематически на примере такого важнейшего объекта как экономика.

Схема 10

I. Аппарат партии

II. Аппарат государственногo

yправления

III. Экономика

Отрасли

Население

В данной системе аппарат партии (I уровень) руководил деятельностью аппарата государственного управления (II уровень) путем назначения на все ответственные посты руководителей структурных подразделений, а также выдачи обязательных к исполнению указаний (прямая сплошная стрелка). Аппарат государственного управления был подотчетен аппарату партии, информируя его о ходе выполнения данных ему команд (прямая пунктирная линия).

Аппарат государственного управления осуществлял руководство всеми отраслями экономики страны (III уровень) путем установления им плановых заданий, выдачи обязательных к исполнению указаний и инструкций (прямая сплошная линия). Отрасли экономики, состоявшие из предприятий и организаций, отчитывались перед государственным аппаратом о выполнении плановых заданий и команд аппарата управления (прямая пунктирная линия). Между отраслями экономики осуществлялся взаимообмен продуктами и услугами (межотраслевые связи показаны овальными стрелками).

Экономика обеспечивала население (IV уровень) продуктами и услугами (потоки указаны овальными стрелками).

Такова была общая принципиальная схема взаимодействия 4-х уровней системы управления в СССР на примере экономики. Рассмотрим теперь механизм управления экономикой страны по существу и более детально.

Все основополагающие решения по экономике (как и по другим сферам жизни общества) принимались в верхнем эшелоне власти - в аппарате партии. Для понимания сути этого процесса необходимо обратиться к принципам устройства аппарата КПСС. Аппарат партии был построен иерархически и имел следующую структуру:

Схема 11

Центр - 4 Республики - 3 Области - 2 Города, районы - 1 Предприятия - 0

о е A Б В Г Д

На схеме по оси ос расположены административно-территориальные единицы, а также предприятия; на оси ое - отрасли экономики и сферы общественной жизни.

По оси ос аппарат партии имел в своем составе на уровнях 1-4 отраслевые отделы, которые "курировали" соответствующие отрасли экономики и сферы жизни общества (на оси ое - А, Б, В, Г, Д и т.д.). Этими отделами руководили секретари соответствующих партийных органов (секретари ЦК КПСС, а также ЦК компартий республик, обкомов, горкомов и райкомов). Наряду с отраслевыми отделами в аппарате партии на всех уровнях (1-4) действовали отделы организационно-партийной работы и общие отделы. Центральным отделом во всех соответствующих органах партии был отдел организационно-партийной работы, который отвечал за кадры на всех ключевых постах в партии, в государственном аппарате, в общественных организациях, за деятельность партийных организаций и за все общеполитические мероприятия в стране (например, за организацию и проведение выборов в партийные и государственные органы власти). Внутри партийного аппарата осуществлялся процесс согласования и координации управленческих решений в соответствии с системой приоритетов, определяемых Политбюро.

Партийные организации, действовавшие на уровне 0 на предприятиях, в учреждениях и организациях, возглавлялись парткомами или партийными бюро. Секретари первичных партийных организаций также де-факто назначались, хотя и были выборными должностями.

Поскольку первичные партийные организации имелись практически на всех предприятиях, в организациях и учреждениях страны, то КПСС охватывала своим влиянием все сферы жизни общества. Партийный аппарат назначал руководящие кадры на ответственные посты на всех уровнях управления, следовательно, воздействие партии на жизнь общества носило тотальный характер. Таким образом, аппарат партии нес полную ответственность за жизнедеятельность всего общества, осуществляя две функции: во-первых, разработку и принятие политических решений и, во-вторых, управление делами страны.

Правом принятия принципиальных политических решений в условиях слабой внутрипартийной демократии обладало только Политбюро во главе с генсеком. Аналогичное положение было и с управленческими решениями, относящимися к регулированию экономики и других областей внутренней и внешней политики. Выше уже отмечалось, что концентрация властных полномочий в Политбюро делала его узким местом в системе управления обществом. Высшее руководство партии отличалось посредственностью и некомпетентностью, что в условиях сосредоточения в его руках необъятной власти, приводило к принятию волюнтаристских решений. Следует подчеркнуть, что Политбюро, выполняя свою вторую функцию, как правило, непосредственно текущими делами экономики не занималось, хотя и держало всю деятельность государственного аппарата, напрямую ведавшего управлением народным хозяйством, под своим неусыпным контролем. Политбюро принимало решения по основным направлениям и содержанию экономической и социальной политики, определяя приоритеты, а следовательно, и пропорции развития секторов экономики. Следует заметить, что при К.Черненко роль генсека в Политбюро и вообще в управлении страной скорее стала номинальной, ибо отлаженный механизм деятельности партийного аппарата не нуждался в вожде.

Аппарат государственного управления состоял из межотраслевых и отраслевых министерств и ведомств; его принципиальная структура была следующей:

Схема 12

	Межотраслевые			Отраслевые
		Госплан	Госбанк	Минфин	1	2	3
Центр
Респуб-лики
Области
Города, районы
Пред-приятия

Состав министерств и ведомств в СССР часто менялся в результате проведения кампаний по реформированию деятельности органов государственного управления. Реформирование государственного аппарата отчасти вызывалось объективными потребностями развития народного хозяйства (увеличение масштабов производства, появление новых видов деятельности). Однако в большинстве случаев оно было результатом лихорадочных усилий аппарата партии по наведению "должного порядка в стране", верившего в магическую силу своей власти и полагавшего, что путем реорганизаций структуры можно добиться повышения эффективности экономики.

Помимо указанных на схеме 12 межотраслевых органов управления, в стране действовали Госкомтруд, ЦСУ, Госкомитет по науке и технике и другие ведомства. Что касается отраслевых министерств, то их перечень, как правило, соответствовал классификации основных отраслей народного хозяйства и промышленности. Подавляющая часть министерств и ведомств была союзного или союзно-республиканского подчинения. И лишь т.н. местная промышленность управлялась республиканскими (областными) органами государственной власти. Повторяю, администрация государственных предприятий, организаций и учреждений (их руководители в обязательном порядке назначались по согласованию с партийным аппаратом соответствующего уровня) являлись по существу продолжением аппарата министерств и ведомств.

Сращивание аппаратов партийного, государственного и хозяйственного управления выражалось не только в том, что в пределах единого "номенклатурного списка" производились кадровые перестановки (из партаппарата в государственный, хозяйственный и наоборот), а и в проявлениях корпоративной солидарности. Одним из проявлений такого сращивания являлось образование т.н. "суперведомств". Под ними Ю.Яременко понимал привилегированную отрасль или комплекс отраслей (например, ВПК), где имелась не только мощнейшая автономная экономическая база, но и корпоративная структура управленческого аппарата (аппарата министерства, отделов ЦК и Совета Министров, защищавших интересы данного "суперведомства", и руководимых соответствующим секретарем ЦК КПСС, зампредом правительства и даже членом Политбюро). Такие "суперведомства" действовали в привилегированном поле, создаваемом системой политических приоритетов, т.е. они работали над воплощением в жизнь главнейших целей правящей верхушки страны. К ним относилось наращивание общей и оборонной мощи государства. Следовательно, привилегированное положение "суперведомств" определялось не внутренней логикой нормального расширенного воспроизводства экономики при социализме в целях наиболее полного удовлетворения потребностей населения, а амбициями и иррациональной политической волей вождей. Концентрация интеллектуального, технологического потенциалов, материальных и финансовых ресурсов государства для реализации намеченных "суперведомствами" программ была обусловлена политическими целями, а не экономической необходимостью.

Сращивание различных составных частей аппарата управления имело свою динамику, прошло несколько этапов и в конечном счете привело к изменению качественных характеристик самого аппарата. Вот как описывал этот процесс Ю.Яременко: "В начале развития нашей системы между партийными и промышленными кадрами пролегала некая граница. Иными словами, существовали партийцы и существовали хозяйственники, спецы. Но с каждым годом, с каждой пятилеткой границы между ними стирались. И постепенно она почти совсем размылась <...> В итоге все стали хозяйственниками, с единой психологией и единым социальным статусом". Можно сказать и иначе, что все стали партийцами, ибо все руководящие кадры получили соответствующую политическую подготовку и многие из них работали на тех или иных должностях в партийном аппарате.

Во-вторых, еще одной особенностью функционирования всех структур государственного аппарата было то, что они всегда были проводниками политики, диктуемой высшим партийным руководством страны. Другими словами, им вменялось в обязанность не только управление секторами народного хозяйства, но и претворение в жизнь определенной политической линии. Это требование касалось абсолютно всех министерств и ведомств, а не только "суперведомств".

В-третьих, несмотря на корпоративность и единую идеологию, внутри партийно-государственного аппарата шла постоянная, неутихающая борьба за почетное место в иерархической структуре власти. Эта борьба приводила к селекции кадров, увеличивающей в аппарате удельный вес функционеров, соответствующих усредненному стандарту.

В-четвертых, в партийно-государственном аппарате царил дух бюрократизма со всеми вытекающими из этого последствиями.

К.Маркс писал в работе "К критике гегелевской философии права", что "бюрократия считает самое себя конечной целью государства. Так как бюрократия делает свои "формальные" цели своим содержанием, то она всюду вступает в конфликт с "реальными" целями. Она вынуждена поэтому выдавать формальное за содержание, а содержание за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи, или канцелярские задачи - в государственные".

Ю.Яременко был абсолютно прав, когда говорил о том, что экономика СССР являлась "пространством для воспроизводства и расширения административных структур". Бюрократия в СССР, облаченная в коммунистические одежды, имела мало общего с коммунистическими идеями. Она лишь прикрывалась ими. Уже И.Сталин, которого почему-то некоторые еще до сих пор считают коммунистом, им на самом деле не был, предав идеологию марксизма в конце 1920 годов. И.Сталин и последующие лидеры КПСС, начиная с Н.Хрущева и кончая М.Горбачевым, хотя и относили себя к правоверным коммунистам, в действительности были обычными диктаторами, возглавлявшими огромный бюрократический аппарат, обслуживающий государство. Этот бюрократический аппарат паразитировал на общенародной собственности, и каждое из министерств и ведомств рассматривало свою деятельность как средство обеспечения своего процветания, усиления своего могущества. Диктатура бюрократического монстра вошла в конфликт с реальными целями социализма. Вместо того, чтобы обслуживать потребности населения, бюрократическая машина, сформировав свою систему приоритетов, эксплуатировала экономику в целях, как писал К.Маркс, "формальных", или иррациональных, мифических и химерных. Партийный аппарат, например, устами Н.Хрущева озвучив лозунг "догнать и перегнать США", выдавал "формальные" цели за содержание реальной экономической политики государства.

Прав был К.Маркс, когда писал, что в бюрократической системе "верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается знания частностей; низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они взаимно вводят друг друга в заблуждение".

В СССР, начиная с 1930 годов, когда окончательно сформировалась структура партийно-государственного аппарата и была разгромлена оппозиция, функционеры-чиновники без оглядки стали доверять верхам во всем, веруя (или делая вид, что веруют), что И.Сталин ведет страну по правильному пути. Культ личности - это естественный и неизбежный продукт любой централизованной бюрократической системы. К.Маркс писал: "Авторитет есть <...> принцип ее знания и обоготворение авторитета есть ее образ мыслей. Но в ее собственной среде спиритуализм превращается в грубый материализм, в материализм слепого подчинения, веры в авторитет, в механизм твердо установленных формальных действий, готовых принципов, воззрений, традиций".

Верхи, полагая, что низы им во всем верят, упоенные могуществом (реальным!) своей власти в обстановке секретности разрабатывали свои волюнтаристские планы и проекты, убежденные в своей абсолютной правоте. Тем самым они обманывали и себя, и свой аппарат, и народ. С другой стороны, простой люд, на словах выражая свою верность намеченному вождями курсу, тайно критиковал его и существующие в стране порядки. Это была политическая система всеобщего обмана и лицемерия.

И еще одна цитата из произведения К.Маркса "К критике гегелевской философии права", которая метко и блестяще характеризует суть поведения бюрократа и бюрократического аппарата в целом (похоже, что законы бюрократизма являются всеобщими и не зависят от эпохи): "Что касается отдельного бюрократа, то государственная цель превращается в его личную цель, в погоню за чинами, в делание карьеры. Во-первых, этот отдельный бюрократ рассматривает действительную жизнь как материальную, ибо дух этой жизни имеет свое обособившееся существование в бюрократии. Бюрократия поэтому должна стремиться к тому, чтобы сделать жизнь возможно более материальной. Во-вторых, это действительная жизнь для самого бюрократа, - т.е. поскольку она становится объектом его бюрократической деятельности, - является материальной, ибо дух этой жизни ей предписан, ее цель лежит вне ее, ее бытие есть канцелярское бытие. Государство существует уже лишь в виде различных определенных бюрократических сил, связанных между собой посредством субординации и слепого подчинения <...> Если бюрократия, с одной стороны, есть воплощение грубого материализма, то, с другой стороны, она обнаруживает свой столь же грубый спиритуализм в том, что хочет все сотворить, т.е. она возводит волю в causa prima (первопричину), ибо ее существование находит свое выражение лишь в деятельности, содержание для которой бюрократия получает извне, следовательно, лишь формированием этого содержания, его ограничением она может доказать свое существование. Для бюрократа мир есть просто объект его деятельности".

Карьеризм, как и чинопочитание, были неотъемлемыми явлениями в партийно-государственном аппарате. Однако следует обратить внимание на процесс идейной и моральной деградации, коррумпированности многих функционеров-чиновников, особенно в послехрущевский период. "Материализация" статуса функционеров-чиновников аппарата всех рангов, происходившая не без активного участия теневых дельцов торгово-снабженческой сети и хозяйственников предприятий, стала обычным, рядовым явлением. К началу горбачевской перестройки деградация аппарата зашла настолько далеко, что многие функционеры-чиновники были готовы сбросить с себя обветшавшие "коммунистические" одежды и заменить их на "рыночно-капиталистические" модные костюмы. В этом, в частности, заключается объяснение той легкости, с которой огромный партийно-государственный аппарат в 1991 году отказался от социализма и смирился с развалом СССР.

Что же касается вывода К.Маркса о том, что бюрократия стремится все сотворить, что она свою волю возводит в первопричину реального бытия, что она видит свое предназначение в формировании внешнего материала окружающего ее мира, то он хорошо согласуется с данной выше оценкой деятельности всех ветвей власти в СССР, стремившихся реализовать свои амбициозные планы, далеко отстоящие от насущных потребностей людей. Диктатура партийно-государственного аппарата, паразитировавшая на теле государства, мало считалась с социалистической системой экономических отношений. Она была безнравственна и поэтому обречена. Народ рано или поздно восстал бы против нее.

Диктатура партийно-государственного аппарата, паразитировавшего на теле государства и постепенно терявшего революционные идеи и традиции, перерождавшаяся во власть касты чиновников-бюрократов, все больше и больше игнорировала социалистическую систему экономических отношений; она была двулична и безнравственна, а поэтому исторически обречена.

Следует сказать, сама логика рождения, становления и развития СССР породила те причины, которые и привели ее к гибели, хотя за семь десятилетий своего существования страна совершила поистине гигантский скачок как в развитии производительных сил, так и в решении важнейших социальных проблем.

Гражданская война, последовавшая вслед за Первой мировой войной и сразу же принявшая интернациональный характер, вызвала в стране не только тотальную разруху, но и стала причиной возникновения всеобъемлющей диктатуры партийно-государственного аппарата, сосредоточившего в своих руках все возможные виды власти.

Введение жесткого централизованного планирования было продиктовано необходимостью не только восстановления экономики, но и создания в кратчайшие сроки достаточного индустриального потенциала, особенно для оборонных нужд. Вторая мировая война и последовавшая за ней "холодная война" способствовали еще большему усилению централизованного управления экономикой.

Попытки преодолеть эти коренные недостатки (диктатуру партийно-государственного аппарата и чрезмерную централизацию управления) в ходе горбачевской перестройки заведомо были обречены на провал, ибо в обществе не созрели условия для радикального реформирования системы государственного социализма. Реставрация капиталистического рыночного хозяйства на территории бывшего СССР была исторически неизбежной. И не потому, что идеи коммунизма были порочны или утопичны, а марксизм оказался ошибочным учением, а потому, что они исторически не были подкреплены развитием производительных сил, а также в силу губительного воздействия на экономику и политику страны войн (Первой и Второй мировой, Гражданской и "холодной"). Итак, круг замкнулся, история начала новый виток спирали своего диалектического развития, подтверждая научную обоснованность марксизма.

Исторический парадокс состоял в том, что насильственная ликвидация частной собственности в России и замена ее государственной собственностью хотя и позволила сформировать принципиально новую систему экономических отношений, близкую по своему содержанию к принципам социализма, однако эта система, исторически обреченная функционировать в железных тисках диктатуры партийно-государственного аппарата и суперцентрализованного управления, во враждебном внешнем окружении, оказалась неспособной обслуживать в приемлемых объемах и формах возрастающие потребности членов общества. Она просто-напросто задохнулась в тисках неадекватной ей политической и экономической формы. Провозглашенные революцией цели оказались не достигнутыми - и это вызвало огромное разочарование советских людей.

Существовавшие в СССР, странах Центральной и Восточной Европы социалистические общества в силу изложенных объективных причин существенно отличались от марксистской модели коммунизма.

Подытоживая, можно дать следующее концентрированное определение используемого мною понятия "государственный социализм": это есть общество, где царит абсолютная власть партийно-государственного аппарата управления в сочетании с социалистической системой производства и распределения. Социализм в любой форме внутренне противоречив: в нем борются два противоположных начала - капиталистическое и коммунистическое. Теоретически шансы на реставрацию капитализма такие же, как и на победу коммунистических принципов. Исход этой борьбы зависит от многих факторов, в частности, от конкретной исторической обстановки и зрелости политической культуры масс. Исторический опыт также учит, что, вопреки утверждениям противников коммунизма, только власть Советов в их первозданном виде позволит обеспечить совместимость социализма с подлинной демократией и доказать на практике, что социализм и тоталитаризм - это несовместимые вещи.

2.4.5. О критике социализма.

Литература, посвященная критике коммунистической идеи, а также истории и сущности социализма в СССР, чрезвычайно обширна. В данной книге я высказываю свою точку зрения на произведения лишь небольшого числа авторов, исследовавших данную проблему с откровенно антимарксистских и антисоветских позиций. В их числе, например, Ю.Афанасьев ("Апогей и крах сталинизма"), А.Бубнов ("Антимарксизм"), Д.Волкогонов ("Сталин"), М.Геллер, А.Некрич ("Утопия власти"), Е.Гайдар ("Дни поражений и побед"), И.Земцов ("Крах эпохи"), Н.Новак ("Дух демократического капитализма"), А.Синявский ("Основы советской цивилизации"), В.Шамбаров ("Государство и революции"), А.Яковлев ("Омут памяти") и др.

В океане антикоммунистической литературы встречаются произведения, которые заметно отличаются от других своей многогранностью и системным подходом в интерпретации социалистического опыта СССР и вообще учения о коммунизме. Для сопоставления противоположных позиций и критического анализа я выбрал произведения двух авторов (советского диссидента А.Зиновьева и представителя известной австрийской школы Людвига фон Мизеса), которые, на мой взгляд, одновременно содержат и оригинальные концепции, и типичные антикоммунистические обвинения.

А.Зиновьев

Одним из ведущих исследователей общественного строя, существовавшего в СССР, безусловно, является А.Зиновьев. Свои взгляды на эту тему он изложил в двух основных произведениях: "Коммунизм как реальность" и "Кризис коммунизма".

Существовавший в СССР строй А.Зиновьев называет не социализмом, а коммунизмом. Этот строй "...сложился в Советском Союзе не по марксистскому проекту и не по воле марксистских идеологов, а в силу объективных законов организации больших масс населения в единый социальный организм." Эти объективные законы при определенных условиях с неизбежностью порождают феномены коммунальности и специфический коммунистический тип общества - реальный коммунизм. Суть гипотезы А.Зиновьева, по его словам, состоит в том, что "... коммунизм не есть продукт продолжения и завершения капитализма. Они ("феномены коммунальности" - мое) вырастают из различных источников. Не случайно поэтому коммунизм впервые вырвался на историческую арену не на высокоразвитом капиталистическом Западе, а в капиталистически отсталой России с высокоразвитыми явлениями коммунальности, а именно: с мощным централизованным государственным аппаратом и классом чиновников, с привычкой масс населения к подчинению властям, с крестьянской общиной. Ликвидировав уже ослабленный класс помещиков и еще не окрепший класс капиталистов, Октябрьская революция расчистила почву для отношений коммунальности."

Согласно А.Зиновьеву, феномены коммунальности универсальны, они существуют всегда и везде и именно они, подобно семенам сорняка, сразу же начинают обильно прорастать, как только созданы для этого благоприятные условия. Именно они, эти феномены, когда революцией была "расчищена почва", образовали новый тип общества - реальный коммунизм. Оказывается, все было до смешного просто. Достаточно было большевикам открыть простор для проявления феноменов коммунальности, как мощный госаппарат, врожденная привычка народа к подчинению и общинный образ жизни крестьянства тут же породили коммунизм. "Базис коммунистического общества образует не экономика, не политика и идеология, а явления коммунальности," - утверждает А.Зиновьев. И продолжает: "Коммунизм, коротко говоря, есть организация многих миллионов людей в единое целое по законам коммунальности." Именно таким способом в России была наконец-то реализована идея Левиафана, выдвинутая Гоббсом. До А.Зиновьева считалось, что большевики в России занимались внедрением марксизма, а оказывается все обстояло совершенно иначе - большевики строили новое общество по Гоббсу и в итоге сумели породить всепожирающего социального зверя, т.е. коммунизм.

Помещики и капиталисты стеной стояли на пути проявления законов коммунальности, а белое движение во время гражданской войны что есть сил сопротивлялось феноменам коммунальности, однако бесстрашные большевики сумели все-таки освободить из-под векового гнета мощный государственный аппарат и класс чиновников, взращенных при царизме, оживили дух крестьянской общинности, открыв полный простор для проявления извечной привычки русского народа к безропотному подчинению власть имущим.

Как только законы коммунальности стали беспрепятственно действовать, тут же сформировалось коммунистическое советское общество, наделенное, согласно А.Зиновьеву, следующими отрицательными чертами (они мною изложены в систематизированном виде).

В сфере экономики

1.Эксплуатация не только сохраняется, но и усиливается (с.24).

2.Отсутствует всякая заинтересованность в труде; он становится все более принудительным, полурабским и закрепощенным, вследствие чего процветает халтура, лень, обман, уклонение от исполнения трудовых обязанностей. Все работают из рук вон плохо и производят дрянь (с. 59,120).

3.Доминирует тенденция к снижению жизненного уровня и вообще условий жизни людей, к минимизации средств потребления и сферы обслуживания (с. 283, 349). <

Комментарии: 3, последний от 27/09/2022. © Copyright Паульман Валерий Федорович (paulman.valery@mail.ru) Размещен: 20/08/2008, изменен: 17/03/2009. 2202k. Статистика. Монография: Обществ.науки Монография: Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2	Оценка: *1.003** Ваша оценка:
Аннотация: При конвертации этой книги в html возникли неточности. Более корректный вариант оформления доступен в формате Word. 4Mb

Паульман Валерий Федорович Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества

Паульман Валерий Федорович
Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества