Анину свадьбу праздновали в деревенском доме ее бабушки Клавдии Григорьевны - городские квартирки родителей новобрачных не вмещали торжества. Запущенный домик облагораживали изо всех сил, но работы все равно было много. Анин папа Владимир Николаевич и сосед дядя Юра увидели, что делам нет конца, взяли закопченный котел, развели костер в огороде, установили треногу и создавали нечто мясное и булькающее. Вооружившись огромными ножами, они изредка вставали с лавки, кидали в коричневый вар куски, затем садились и продолжали созерцание. Жижа, кипевшая в котле, источала ароматы, приводя в неистовство местных собак. Из-за того, что мужчины устранились от уборки, женщинам оставалось рассчитывать на себя. Аня с подружкой Светой стирали пыль с окон и скребли полы. Потом варили овощи, резали салаты, открывали консервные банки, и в середине дня Ане показалось, что спина у нее каменная. Она прервалась, прилегла на бабушкину кровать и подумала, что скоро приедет жених Гоша - его ждали с недостающей посудой - и поможет сколачивать столы и лавки. Погода была плохая, как нарочно, небо заволокло тучами, и среди дня в доме стоял сумрак. Аня легла, чтобы видеть на вешалке, зацепленной за сервант, платье - роскошное белое невестино платье, выглаженное, приготовленное, ждущее, когда Аня его наденет, накинет на голову фату и окажется красивее всех девчонок. За забором, на улице, скрипнули тормоза - приехала Анина мама Мария Андреевна, высунулась с пассажирского кресла "Газели" и крикнула соседскому парню: "Сережа, открывай ворота!" Открыли ворота, "Газель" заехала, зазвенели бутылки в ящиках - разгружали спиртное. Мария Андреевна, высадившись, оказалась в центре дел.
- Мама, что же! - с уверенностью распорядителя корила она бабушку мягким, рассыпчатым голоском. - Невеста заморенная! Положено - девичник, развлекаться...
- Не хватало деньги тратить, - возражала Клавдия Григорьевна - почетный железнодорожник на пенсии, с идеальной осанкой и глазами с блеском начищенной рельсы. - Не прощаются, завтра встретятся. Жених на замок не запрет... суеверие.
- Не суеверие, а традиция. Полы-то положено мыть, когда на регистрацию уедут, - чтобы невеста обратно не вернулась.
- Сюда и не вернется, - возразила бабушка здраво, потому что невеста покинула ее дом, войдя в детсадовский возраст. - Что ж я, гостей на грязный пол?
В дверь постучали, и Аня встрепенулась: Гоша, Гоша! - но услышала пьяное бормотание бабушкиного соседа.
- Что? - спрашивала бабушка. - Совесть есть, Валера? А завтра снова придешь?
- Не приду, Григорьевна... как штык!
- Говоришь, подожжешь? За что ж ты внучке, гостям ее такого пожелал? Бутылку возьмешь - глаза нальешь... Я тебя обидела чем?..
В разговор с истерическим отчаянием вступила Мария Андреевна.
- Валера! - взмолилась она. - Ты мужик? Слово держать умеешь?
- Я? Как штык, Марусь... мое слово...
- Смотри! Я по-хорошему. Но учти: придешь, слово не сдержишь - по-плохому будет. Я Анютину свадьбу милицией портить не хочу, но придется тогда... понял?
Аня поняла, что соседу отдали просимую бутылку - и дверь закрыли.
- Не надо было... - протянула Клавдия Григорьевна, не одобряющая потачек тунеядцам и шантажистам.
Мария Андреевна - кладовщица на торговой базе, - больше привыкшая в жизни к компромиссам, оправдывалась:
- Одну получит, а больше не дам. Не знаешь, как он испохабит? А что про Гошу говорили, ждете?
Бабушка постаралась замять вопрос:
- За тарелками поехал, за стаканами.
Мария Андреевна плаксиво возмутилась.
- Ей-богу, не пущу. Жениху с невестой перед свадьбой видеться не положено.
- Суеверие, Маша.
- Какое суеверие, порядок!..
Света подошла, стала у косяка и завистливо залюбовалась на платье. Потом задумалась и проговорила:
- Вот и Гоша женится... Я, когда маленькая была, мечтала за него выйти.
Аня, предвкушая роль царицы бала, лениво пошевелилась.
- Во как? - обронила она снисходительно тоном победительницы долгого забега.
- Он красивый был... О нем все девчонки мечтали.
- А потом? - спросила Аня. - Передумала?
Света пожала плечами.
- Нет... он из армии какой-то старый пришел. То есть не старый, а взрослый. Не такой совсем.
Аня презрительно хмыкнула.
- Мне в самый раз.
Свету позвали - разворачивать бумажные скатерти. Зашла соседка, бесформенная тетя Женя, встала у порога, устало скособочилась, глядя на платье.
- Ох, красивое... - проговорила она тихонько. - Платье-то замечательное...
- Да... - вяло согласилась Аня с безоговорочно правдивым высказыванием. Жалко было тратить слова на несомненные истины.
- Дорогое, небось, очень?
- Еще какое - ужас!
- Сколько же стоило - если не секрет?
- Пятнадцать тысяч.
Тетя Женя ахнула и закрыла рот рукой.
- Пятнадцать тысяч! Господи! С ума сошли совсем.
Аня важно повторила:
- Да... пятнадцать тысяч.
Она не рассказала, что собирать деньги на платье стала год назад, когда разговоров не было ни про Гошу, ни про свадьбу. Что уже тогда откладывала монетки и мятые бумажки, экономя на обедах, делала вид, что горелые булочки с сосиской - за тридцать два рубля - предпочитает обеду в столовой колледжа, где сомнительная котлета с картофельным пюре стоила пятьдесят пять рублей, а доброкачественная котлета - все семьдесят. Еще не рассказала, что за несколько голодных месяцев накопила немного, но, нервно вздрагивая на занятиях от буфетных запахов, заполнявших коридоры, была уверена, что у нее будут свадьба, лучший в мире жених и лучшее в мире платье.
Клавдия Григорьевна, ворча, зажгла в большой комнате свет, и электрический луч выхватил треугольник на дощатом полу.
- Темно... Говорила, надо было в июне, тогда солнышко.
- В июне? - поразилась Мария Андреевна, будто ниспровергались столпы здравого смысла. - Ты что, мама? Пост же!
- Сбрендили, - махнула рукой суровая Клавдия Григорьевна. - Не знали мы никаких ваших постов.
- Еще хорошая примета, - добавила Мария Андреевна с надеждой, - когда дождь идет в день свадьбы.
- ...Керосин где? - спросил пришедший с улицы, в облаке кулинарного пара, Владимир Николаевич.
- Не спалите огород с керосином... один уже обещал... грозился.
Через пять минут по дому раскатывались возмущенные мужские голоса:
- Совсем охамел! Зачем дали? Ему никто ничего не должен! Юр, бери ружье... разберемся.
Что-то угрожающе загремело, затопало, тяжело грохнулись упавшие предметы.
- Ой, не надо! - заголосили в два голоса бабушка и мама. - Ой, свадьбу не портите!
- Ничего, на свадьбе без драки не положено.
- То между своими... по-родственному. А то разборки с ружьями. Пусть он бутылкой той подавится!
- Ладно, Володь, завтра сунется - я ему покажу... поленом припечатаю.
Мужчины ушли обратно в огород. Сделалось тихо, только мерно, в несколько рук, стучали ножи о разделочные доски и пахло маринадом.
- Хорошо, лосося купила на распродаже, - говорила Мария Андреевна, довольная собой. - Соленый за милую душу пойдет... И овощи дешевле. Говоришь - в июне... сколько бы помидорчики паршивенькие стоили?..
- Теть Маш, - спросила Света с затаенным ядом. - Простыню вывешивать будете?
Клавдия Григорьевна взорвалась:
- Вы что - озверели? Что за унижение, ей-богу! Ты, молодая девчонка... тьфу!
- Почему унижение... - вставила Мария Андреевна умильно. - Народный обычай... возрождается.
- Потому что голов у вас нет! Не обычай это - дикость! Никого волновать не должно, что у них в спальне происходит. Не заикайтесь мне...
Тетя Женя все присутствовала в дверях. Оглянулась и тихонько укоризненно проговорила:
- Что же ты, Аня, так с Костей моим поступила. Как он тебя любил-то...
Аня удивилась, представив сына тети Жени, нескладного, толстого парня.
- Теть Жень, мы с ним не гуляли. Я не обещала...
- А он ждал тебя... любил. Души в тебе не чаял... с детства. Письма писал из армии... а ты так... - Она вздохнула и вытерла руки о фартук. - А Костя-то как узнал, что ты замуж выходишь, - неделю ходил чернее тучи, я измаялась, думала грешным делом, как бы над собой чего не учинил, - вот до чего дошло. Как-то пошел на пруд, я за ним. Не дай бог, думаю. Вижу - сел на берегу и камешки в воду кидает. Кидает и смотрит на воду. Потом ножик достал... вижу - дернину ковыряет и тоже в воду кидает - камешки, значит, кончились...
- Сердцу не прикажешь, - сказала Аня, которой в голову не приходило, что Костя всерьез имеет на нее виды.
- Так-то оно... нехорошо.
- Женя, помогай! - весело окликнула Мария Андреевна. - Оставьте невесту, пускай передохнет... - Она назидательно выговаривала будущей хозяйке Свете: - Майонез-то выжимай из пакета получше, досуха! Ишь, капиталисты стали - с ложку осталось, а она в ведро... ложка денег стоит, даром не получишь.
Аня осталась одна, свернулась калачиком, закрыла глаза и задремала. Было приятно и тепло в груди, переполняла спокойная уверенность, что ее любят, и любит не только Гоша, а еще мама, папа, бабушка, даже нелепый Костя, и эти фигуры хороводом окружали ее, защищая от враждебного мира. Мелькали видения: она будет самой красивой невестой во дворце бракосочетаний... и в парке... и перед Вечным огнем... Она представляла, как их процессия с кольцами на капоте и развевающимися лентами поедет по городу, как теплый ветер ляжет на их лица и будет весело... Гошин неуклюжий свидетель откупорит шампанское, рискуя забрызгать платье, но Аня будет начеку и увернется... и девчонки станут визжать и хохотать, прыгая у калитки и требуя выкуп... и свекровь оставит их с Гошей в квартире... чудовищный трехспальный диван уже застелен батистовым бельем, и мама приготовила кружевную рубашку...
Сквозь полусон проникло в ее мысли и исказило картину постороннее возмущение. Стук в калитку... неверные шаги... кто? Ее озарила догадка: Гоша! Нагружен как верблюд фаянсовыми черепками. Она подскочила, бросилась к окну, но вместо Гоши маячил пьяный сосед.
- А вот, Григорьевна, как хочешь, - говорил он. - Что вы... бутылку жалко... жлобы...
"Опять он, - подумала Аня, предчувствуя скандал. - Бабушка папу позовет... и дядю Юру".
Но бабушка, к ее удивлению, ответила неприятным голосом:
- Валера, совести в тебе нет. Смотри - одну! И все!
- Что ты, Григорьевна... я как штык... мое слово - кремень...
"Странно, - подумала Аня с неприязнью. - Что ж ему, в полчаса по бутылке выдавать? Этак всю перетаскает..."
Заскрипели ворота, и бабушка крикнула кому-то:
- Сережа, разгружай!
- А Марья Андреевна где? - спросил Сережа, звеня ящиком.
- С внуком, потом придет! Ночью температурка поднималась...
"О ком они говорят? - подумала Аня с недоумением. - У мамы нет внука... Или это другая Мария Андреевна?"
Она приподнялась, в комнате возникла квелая тетя Женя, и Аня, приглядевшись, отметила, что она выглядит старой, - видно, за сына сердце болит.
- Видишь, Анечка, - проговорила тетя Женя с укоризной. - Видишь, как Костя тебя любит. Человек-то проявляется, когда плохо... Не боится он тебя брать, ничего ему, что ты с ребенком... Ты цени это, Аня, люби его. Когда ты так обожглась в жизни... Он парень хороший...
- Кто кого берет? - не поняла Аня. - С каким ребенком?
Тетя Женя надменно скривила губы.
- С твоим, с чьим еще. Плохого не скажу, ребеночек славный... ну, как он Гошкины гены унаследует? А Костя ничего, хорошо к тебе относится...
- Что за бред, - нахмурилась Аня, и взгляд ее упал в угол, на сервант, где таилось платье, но вместо пышного белого наряда со шлейфом и облаком газа с плечиков сиротливо свисала будничная бежевая тряпочка.
- А... платье? - ахнула Аня.
- Какое еще платье, - проговорила тетя Женя неодобрительно. - Не каждый раз по пятнадцать тысяч платья покупать. Один раз покрасовалась - второй можно скромно.
- Почему... второй раз? - выдавила Аня. - А где фата?
Тетя Женя свела губы в точку.
- Ну уж, фата. Людей смешить.
Аня оглянулась - дом выглядел неубранным, грязным... и окно, которое она вымыла сегодня, было в пыли и потеках, заметней, чем раньше.
"Что происходит?" - подумала Аня со страхом.
Звякнуло у калитки, и бабушка засуетилась: "Жених, жених приехал! Что, привез? Тарелки?"
"Наконец-то! - обрадовалась Аня. - Гоша!"
Она метнулась к двери. Скрюченная, как в тяжелой болезни, бабушка пропускала входящего... Аня отшатнулась: пригнув голову, явился тети-Женин Костя, красный, в нелепом костюме, пахнущий парикмахерской.
- Вот, - проговорил он смущенно, держа на пальцах-сосисках нелепую сетчатую авоську. - Стаканы... я один разбил, кажется.
- Ну, ничего, - вздохнула бабушка и горько добавила: - К счастью.
Но голос ее прозвучал так, что было ясно: не верит она в счастье.
- Бабушка, что с тобой? - изумилась Аня, но бабушка отстранилась:
- Жениха встречай, жениха.
Костя выпрямил плечи, посмотрел прямо на Аню и покраснел еще больше.
- Нет! - вскрикнула Аня, сердце оборвалось, и она в ужасе проснулась.
Было по-прежнему темно, в груди бешено колотилось, но в углу висело белое дымчатое платье - на которое она, голодая, собирала деньги. Аня села и стряхнула кошмарный сон. Немного отлегло, и стало весело.
- Жених, жених приехал! - суетились у двери. - Проходи, Гоша, не стой в дверях... ставь сумки-то!..