Покровская Ольга Владимировна
Игра с кумом

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Покровская Ольга Владимировна
  • Размещен: 03/03/2024, изменен: 03/03/2024. 227k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Приключенческая повесть. 70 годы, поздний брежневский застой. Интеллигентные московские семьи живут в своем мирке и не замечают ничего вокруг себя. Они погружены в события личного плана: любовные чувства, супружеские измены, разбитые сердца. Тем временем в их жизнь исподволь вторгается мистическая нечисть, и в конце концов является человек, объявляющий себя посланцем дьявола. Журнал "Новый Мир", Љ2, 2024
    •   Журнал "Новый Мир", Љ2, 2024
       Copyright Ольга Покровская 2024
      
      
      Пролог
      
      Серые "Жигули" забирались в подмосковную глушь по дороге, местами обледенелой, а их сосредоточенный водитель тонул в невеселых мыслях. Близился Новый год, душа истосковалась по празднику, а праздника все не было.
      "Жигули" принадлежали его теще, и Денис - так звали водителя - вздрагивал на поворотах и воображал, какую мину состроит Римма Борисовна, заметив на авто покойного мужа хотя бы царапину. Отвлекаясь от тещи, он досадовал на прочие заботы. Что заночует в продуваемой даче, где из щелей несет стужей. Что не знает, каким увидит отца, застрявшего в депрессии после смерти жены. Что сестра Таня не отдаст за его покупки ни копейки, и что жена Инга, подведя финансовые итоги, обязательно посетует, что ей не хватает на колготки.
      Эти колготки были его навязчивым кошмаром. Семь семьдесят, если немецкие. Откуда такие сумасшедшие цены?
      Дорога вывела его к станции. В сизом небе висели фонари, в воздухе вилась метель. На площади мельтешила буйная компания - визжали бабы в платках, реготали пьяные мужики в шапках и без.
      - Гегемоны, чтоб их... - процедил он с опаской.
      Один мужичок накренился на капот, но устоял и погрозил машине кулаком, а Денис облегченно выдохнул и подъехал к магазину, где за стеклом угадывалось трогательное убранство из обвислого серпантина и бумажных гирлянд.
      Отец любил деревенский хлеб, и Денис поднялся в магазин, пропахший солидолом и хозяйственным мылом. Единственная покупательница разглядывала тазы, консервы, ящики с гвоздями. Продавщица нехотя выложила на прилавок пять буханок.
      - Вы не в Топилино? - спросила она. - Женщину подвезете?
      Денис ехал в именно Топилино, но он не любил попутчиков. Особенно женщин, вечно теряющих помадные тюбики или оставляющих в салоне ароматы, которые его теща и жена выявляли, как завзятые собаки-ищейки. Незнакомка искательно заулыбалась. В ее блудливой улыбке и цыганских глазах сквозило что-то нездешнее.
      Она не понравилась Денису. Он что-то буркнул, и через минуту отъехал от магазина. Дорога привела его к закрытому переезду, и он скучно уставился на красный сигнал под козырьком. Вокруг высились сугробы, за которыми угадывался лес с синюшными еловыми лапами. Казалось, что вокруг нет ни души, но тут из темноты прилетел снежок и ударился о лобовое стекло.
      Испуганный Денис понял, что не зря опасался пьяной команды. Преследователей было пятеро, они предвкушали расправу, и Денис увидел, что голыми руками от них не отобьешься, а лезть в багажник за монтировкой уже поздно.
      - Что людей давишь, сука! - взвыл один, плосколицый, и перед Денисом мелькнули глаза изувера, почуявшего кровь.
      На него налетели двое, вцепились в его пальто, и что-то треснуло, но рядом закричала женщина, и нападавшие ослабили хватку. Денис отступил и увидел, что незнакомка из магазина, истошно вереща, лупит хулиганов сумкой. Ее надрывный визг вызывал озноб. Нападавшие растерялись, плосколицый поскользнулся и упал. Потом небритый главарь, стоящий в стороне, процедил сквозь зубы:
      - Ладно... забирай свою бабу и катись.
      Атака сдулась. Забияки развернулись и побрели прочь, как честные работяги, сделавшие дело. Незнакомка подхватила чемодан. Все произошло так быстро, что Денис очнулся только от сирены, зазвеневшей на переезде. Красный огонек мигнул, мерно прогрохотал грузовой состав, стало тихо. Шлагбаум вздрогнул.
      - Что это было... - пробормотал Денис, садясь в машину.
      Незнакомка уже устроилась в кресле и расстегнула аляповатую дубленку с настроченными цветами. В салоне завоняло косметической отдушкой, а Денис нахмурился, переключил скорость и наткнулся на теплое колено, обтянутое капроном. За переездом машина провалилась в лес. Изучая выбоины, освещенные фарами, Денис вдруг заподозрил, что эта странная женщина подговорила пьяниц напасть на него, и обнаружил, что боится ее сильнее, чем деревенских агрессоров.
      Она показалась ему ведьмой. Он утопил тормоз, и вставшую машину резко повело среди дороги.
      - Ты их подбила, - сказал он. - Вылезай. Дойдешь.
      Вокруг сгущалась чернота, выделяя лишь бледные сугробы, за которыми пенились заиндевелые ветки. В просвете дороги висело тусклое жемчужное облако, подсвеченное луной. Обстановка была жутковатая, и незнакомка задергалась на сидении, как кошка.
      - Что ты надумал, я замерзну. - Она навалилась на его плечо. - Сказал бы, что возьмешь натурой... только отгони на обочину.
      Она потянула его к себе, ее смугловатое лицо и жирные губы встали перед его глазами. Денис отшвырнул женщину, схватился за руль и дал по газам.
      Когда блеснули огоньки Топилино, он поравнялся с первым домом и остановился.
      - Вылезай, - повторил он. - Тут недалеко.
      Хлопнула дверца, холод ударил ему в бок, и Денис, стряхнув наваждение, поехал дальше. Он сразу забыл и о теще, и об Ингиных колготках, и даже об отцовой болезни.
      - Ведьма, - пробормотал он. - Настоящая ведьма.
      Добравшись до дачи, он уткнулся бампером в снег и затребовал у Тани лопату. Загнав машину в гараж, притерпелся к ацетоновой одури и обследовал капот, а потом проинспектировал сидение и снял с него длинный волос, который Инга сочла бы безусловным криминалом. Потом сел на табуретку и облокотился на стол с верстаком. Здесь было уютно, и только холод помешал ему прикорнуть среди хлама, старых покрышек и промасленного тряпья.
      Понукая себя, он все же вытащил сумки и отправился в дом, непривычно горевший всеми окнами.
      - Познакомься, - процедила Таня, когда он снимал в сенях ботинки. - Это Марго, дяди-Петина жена.
      Денис вздрогнул, увидев в дверях свою незнакомку, переодетую в брюки из дешевого сукна, уже собравшего весь домовой пух. Извалянная в этом пуху, Марго выглядела так нелепо, что в ней не было ничего ведьмовского.
      От родственника дяди Пети, куркуля и жлоба, подвизавшегося где-то директором камвольной фабрики, семья воротила нос, как от паршивой овцы. Когда проворовавшегося дядю Петю посадили, избавив родственников от общения лет на десять, все выдохнули, но оказывалось, что радовались рано.
      Марго кивнула ему и продолжила извинительную речь:
      - Город маленький, все норовят глаза выклевать, а после конфискации ловить нечего...
       Денис поежился. Когда Марго исчезла, он втолкнул Таню на кухню и зашипел:
      - Вы спятили?
      Расстроенная Таня развела руками:
      - Это отец... я ее с квартиры выставила, так она сюда.
      Потом Денис отправился к отцу, опасаясь, что Евгения Ивановича скандализировала жена уголовника. Но того больше интересовали сын и его окружение.
      - Как Римма Борисовна? - спросил он первым делом. - Вот же стойкая дама, и вас кормит-поит, и еще преподает философию... а слышал, что передали про наших болванов?
      На даче Евгений Иванович переходил с родного телевидения на вражеские голоса, потому что западные станции ловились на "Спидолу" лучше, чем телеканалы - на переносную антенну.
       - Да, анекдот, - продолжал Евгений Иванович. - Мужик сидит в метро, напротив него другой, с некрологом в газете. Мужик его спрашивает... - Евгений Иванович изобразил молчаливый вопрос. - А тот отвечает. - Евгений Иванович отрицательно покачал головой. - Довели страну. Неудивительно, что у меня похитили изобретение.
      Приезжая на дачу, Денис всякий раз клялся, что приободрит отца, но только закисал сам. Он пробежался по всем семейным новостям, упомянув даже друга Риммы Борисовны, Аркадия Львовича, которого ироничный шурин Андрей называл амантом. Амант, презираемый семьей, привечал Дениса как собрата по домашнему остракизму. Исполнив сыновнюю повинность, Денис сбежал от отца в кухню и подавился полусырой перловой кашей, которую безрукая Таня патологически не умела готовить.
      Пахло плесенью и керосином, под крышей свистел ветер, где-то дребезжал наличник, и Денис не находил себе места. Он поднялся в недостроенный этаж, где Таня разместила гостью. Под стропилами было тепло, в буржуйке трещал огонь, а Марго сидела на полу и собирала рассыпанные монеты. От ее темного, выразительного лица исходил жар, и вдруг что-то случилось: Денис наконец почувствовал себя дома.
      - Извини, так получилось, - проговорил он, заикаясь. - Я не знал...
      Он примостился на лавке, пригрелся, и вдруг его прорвало: он заговорил с Марго, будто знал ее много лет. Он рассказал, что любит жену, но мается в тещиной квартире, которую семья сохранила с тридцатых годов, несмотря на гримасы истории, - и что его теща, коренная москвичка, гордится, что выросла в старинных переулках и не знает панельных казарм, уродующих душу. Что в ее доме царит культ ее репрессированного отца и она готова на все, чтобы прояснить его биографию. Что на этой почве он, архивный служащий, сошелся с Ингой, а теща - с Аркадием Львовичем, которого она выловила на бульваре, зацепившись языком. Что ему хочется своего дома, но его зарплата в жилищно-коммунальном репозитории так смехотворна, что кооператив ему не светит. Что только Аркадий Львович не глядит на него свысока, потому что интересуется историей. Что они от скуки изгаляются над властью, вписывая в домовые книги экзотических знаменитостей, и что исследователи удивятся, обнаружив в Москве следы Мохандаса Ганди и Эрнесто Гевары де ла Серна. И что он не знает, как вернуть отца к жизни. Потом Марго поднялась и вытерла испачканную ладонь, а Денис оказался рядом с ней.
      - Извини, - повторил он, и его ноздри опять защекотал косметический запах. - Это ты натравила гопников? - Она пятилась от него шаг за шагом и наконец уперлась в стену, а он обнял ее и затвердил, как попугай, без смысла: - Сознайся, я знаю, что это ты.
      Он остался у нее в недостроенном этаже, игнорируя семейные мнения, а утром уехал рано, ни с кем не прощаясь, чтобы не испортить ночное послевкусие. Бодрящий воздух был свежим, сугробы покрывала пороша, небо и земля казались парадно белыми, и Денис радовался дню, зиме, природе, машине. Он с некоторой оторопью проезжал через поселок, но вчерашние монстры спали, и по дороге ему никто не встретился.
      
      1
      
      Спустя месяц Римма Борисовна возилась в прихожей, сортируя перчатки и пересыпая шерсть лавандой. Домочадцы были на работе, а семейная иждивенка, невестка Алена, делала вид, что занимается дочкой. Стены сталинского здания добросовестно глушили децибелы, но потом что-то подозрительно защелкало, и Римма Борисовна приникла к глазку. У соседской квартиры топтались двое: один в ратиновом пальто и треухе, другой в бушлате и лыжной шапке. Их затрапезная одежда выдавала чужаков с планеты, далекой от респектабельного дома. Соседи недавно уехали в заграничную командировку, их квартира стояла пустая, так что возня у выморочной двери выглядела непозволительно.
      Римма Борисовна ничем не выдала себя. Тем временем незнакомцы открыли хитрый замок, зашли в квартиру, как к себе домой, и захлопнули дверь.
      Шокированная Римма Борисовна набрала ЖЭК, но услышала лишь короткие гудки. Тогда она позвала Алену, но невестка, подтвердив свою репутацию туповатой девчонки, только пошлепала губами и манкировала проблемой. Римма Борисовна позвонила приятельнице, но та выслушала ее со скукой, а, справляясь о внучке, назвала ее Настей - Римма Борисовна не выносила этого лубочного имени. Для нее девочка была Асей: лучше по Тургеневу, чем по сказке "Морозко".
      Раздраженная Римма Борисовна заварила себе чаю и сделала дыхательную гимнастику. Радио выдало в эфир Шопена, и музыкальные переливы вернули Римме Борисовне почву под ногами. У нее были соседские ключи, но ей не улыбалось изображать добровольную охрану. Когда Алена собирала Асю на прогулку, Римма Борисовна наказала невестке доложить председателю ЖЭКа, что в подъезде объявились варяги, но Алена даже не сунулась в набитую контору и на голубом глазу доложила, что председателя не оказалось на месте. Римма Борисовна, знавшая невестку, не поверила ее отговорке и вечером пожаловалась сыну:
      - На нее нельзя положиться. Нас перережут, а ей шуточки.
      Андрей прожевал макароны, посмотрел на мать и с постным видом процедил:
      - Зачем ты послала их в этот бедлам, чтобы на ребенка надышали гриппом? Подумаешь, попятят у Виктора Альбиновича его дурацкий антиквариат.
      Вопрос закрылся, хотя Римма Борисовна еще осудила порочную практику, когда каждый сам за себя, но на имущество выскочки Виктора Альбиновича, не имевшего корней в их заслуженном доме, ей было, в общем, наплевать.
      Она спала тревожно. Каменные стены гасили шорохи, и только из-за окна заявляла о себе улица, верещала сирена на проспекте, упавший снежный ком стучал о подоконник. Все это были привычные шумы, но под утро Римму Борисовну разбудила зловещая воронья перекличка, похожая на плач по покойнику. Римма Борисовна не выдержала и подошла к окну. На крыше напротив, за перекрестьем проводов, среди хлипких ограждений и кривых антенн, напоминающих кресты на брошенном погосте, кто-то двигался, и Римма Борисовна содрогнулась, вообразив, как этот человек рискует на скользком железе. Его силуэт напомнил ей о незнакомце у соседской двери, а в его руках Римме Борисовне померещилось нечто, похожее на ружье. Раздался хлопок - Римма Борисовна испугалась и отскочила от окна. Она легла, закрыла глаза, но вороны орали так остервенело, словно их резали живьем. У Риммы Борисовны заболела голова и, разыскивая таблетки, она твердо решила все же найти председателя.
      Поутру она читала лекции, вернулась около трех, кликнула Алену и, когда она расширяла назиданием невесткин кругозор, в дверь позвонили.
      Звонок был какой-то робкий, а в глазке фокусировалась женщина, поэтому Римма Борисовна нехотя открыла. Гостья была в грязных сапогах и шарфе, закрученном веревкой. Она горячо заговорила, ломая руки, но Римма Борисовна поначалу ничего не поняла.
      - У него ранение. - Женщина чуть не плакала. - Умоляю, откройте... у вас есть ключ.
      Алена сбегала за старшим по подъезду, и тот, ковыряя ногтем в зубе, сообщил, что Виктор Альбинович пустил к себе постояльцев. Женщина размахивала паспортом и надсадно выла, что ее муж скончался. Римма Борисовна отказалась участвовать в авантюре и потребовала милицию, с которой почему-то никто, и она сама, не захотел связываться. Всех останавливало допущение, что милиция повредит пресловутый соседский антиквариат сильней, чем любые воры. Но Римме Борисовне не улыбалось жить с трупом за стеной, так что после долгой склоки старший по подъезду притащил тетрадь и составил расписку, а Римма Борисовна принесла ключи.
      В квартире их встретила тишина. Делегация заглянула в маленькую комнату и оторопела, увидев молодого человека, который преспокойно крутил гантели и даже не поднял глаз на вошедших.
      Женщина в ужасе закричала, так что эхо разнеслось по необъятной квартире Виктора Альбиновича:
      - Брось гантель немедленно!
      Молодой человек медленно опустил гантели на ковер.
      - Хозяева в Индии, - объяснил он и достал из книги листок. - Вот их письмо.
      - Где Костя? - опомнилась женщина, пока старший по подъезду доставал очки.
      Все перебрались в гостиную, где на диване с валиками спал мужчина в майке-алкоголичке и семейных трусах. Его волосатая грудь ритмично вздымалась, в комнате пахло перегаром. Римма Борисовна, увидев эту омерзительную картину, попятилась, а женщина подскочила к спящему и затрясла его, причитая:
      - Что ты делаешь, сволочь! Хочешь сдохнуть, чтоб алименты не платить?
      Спящий разлепил глаза. В них засветилось подобие рассудка. Он взревел, привстал, коротким ударом отбросил супругу на пол, завалился обратно и захрапел.
      Как ни странно, женщина сразу успокоилась.
      - Слава богу, жив, - сказала она, поднимаясь и держась за скулу. Потом выдернула из кармана мятые перчатки и направилась к выходу, а остальные последовали за ней.
      Дома Римма Борисовна вспомнила, как этот пьяный дебошир стрелял ворон, и впала в столбняк. Она поделилась страхом с домашними, но те отмахнулись, и только Денис тупо спросил про избитую женщину:
      - Она была не в дубленке с вышивкой?
      С памятного вечера Марго мерещилась ему повсюду, и в неожиданные моменты тот эпизод выплывал из памяти так свежо, словно это было вчера. Денис умалчивал о ней даже друзьям, предвидя, что любой его рассказ о Марго обернется совсем уж неприличным бахвальством в рыбацком стиле.
      Когда пришел Аркадий Львович, Римма Борисовна посетовала ему на новую напасть, а Аркадий Львович только поахал, но ничего конструктивного не придумал.
      
      2
      
      Два дня Римма Борисовна твердила всем про вандалов, подкинутых коварным Виктором Альбиновичем. Домочадцы назубок выучили, как вести себя в подъезде, но вандалы вели себя тихо, хотя Римма Борисовна вздрагивала от каждого стука за окном.
      Вандалы выбрались из квартиры только в субботу и отправились прямиком к соседям. Скандальный возмутитель спокойствия был трезв, выбрит, благоухал одеколоном "Спортклуб", а его воротник стягивал коричневый галстук. В руках он держал коробку с тортом "Птичье молоко". Его молодой спутник, облаченный в свитер и полиэстеровые брюки, был прилизан и неприметен, как моль. Он семенил в арьергарде, кривил малокровную физиономию и недовольно цедил:
      - Молчали бы в тряпочку, они нас на порог не пустят.
      - Придем еще, - ответил его старший товарищ, давя на звонок. - Это наше алиби.
      Римма Борисовна увидела пришельцев, покачнулась и навалилась на руку Аркадия Львовича. Пока она очухивалась, возмутитель спокойствия прочистил горло и залился соловьем. Он представился: Константин Сергеевич, как Станиславский, а также представил спутника: Степан, сам по себе (Константин Сергеевич хохотнул с тошнотворной ужимкой военного ловеласа). Посерьезнев, он доложил, что вел себя непотребно и что всему виной дорога и злосчастное стечение обстоятельств. Римма Борисовна попыталась вклиниться, чтобы оборонить пару сухих фраз и отправить гостей восвояси, как вдруг Андрей выступил из-за ее спины:
      - Проходите, что стоять, - сказал он. - Это вы в ворон стреляли?
      Римма Борисовна открыла было рот, но процесс вышел из-под контроля. Обычно ее во всем поддерживал Аркадий Львович, но он не распоряжался на чужой территории, тем более в пику хозяевам. Поэтому гости беспрепятственно расселись вокруг стола, пока Константин Сергеевич оправдывался:
      - Психанул... забыл, что они своего покойника не бросают. Просыпаюсь - сумасшедший гвалт, и голова раскалывается.
      Аркадия Львовича хватило на недовольную реплику:
      - Вы палили из ружья? - осведомился он. - В городской черте?
      Аркадий Львович умел вложить в нейтральную фразу уничижительный намек, вгонявший человека в стыдную краску, но это умение действовало лишь на избранный круг, а толстокожий Константин Сергеевич только усмехнулся в усы.
      - На крышу, да еще зимой, милиция не попрется, - объяснил он. - Разве кто донесет, но я надеюсь на человеческую порядочность.
      Этой ловкой оговоркой он закрыл тему, потому что к доносам Римма Борисовна, как всякий интеллигентный человек, относилась отрицательно.
      Андрей мигнул Алене, и та зажгла газ, наполнила чайник и даже крикнула Асе: "Смотри, шоколадный!" Тем временем незваный гость рассказывал, что приехал лечиться к светилу, которое пользует иглоукалыванием весь столичный бомонд. Степана взял как рабсилу, сиделку, а также источник заработка, если вдруг они поиздержатся в столице.
      Услышав про полуподпольного рефлексотерапевта, Римма Борисовна нахмурилась. Этот странный человек сигнализировал ей, что он свой, но решительно все в нем отталкивало, мешая признать его своим. С виду ему следовало лечиться у предписанного уставом костоправа, дополняя медицинскую программу многодневными запоями, и это несоответствие Римме Борисовне не понравилось.
      Она спросила, откуда он знает соседей, но сразу прокляла свое любопытство, потому что началась фантасмагория, и невозмутимый Константин Сергеевич поведал, что познакомился с Виктором Альбиновичем не где-нибудь, а в Гвинее.
      - Чуть не получил язву, - пожаловался он лицемерно. - Французская кухня. Говоришь негру: не лей подливку - он мяса не положит, а мерзкого соуса плеснет. "Как же, - говорит, - месье?.."
      - Вы знаете французский? - спросил Андрей иронично.
      Гость ничтоже сумняшеся сообщил, что знает. И картаво произнес длинную фразу, выразив готовность переменить язык. За столом возникло гробовое молчание, которое невпопад нарушила Алена.
      - Переведете мне выкройки? - спросила она. - А рецепты?
      Римма Борисовна зыркнула на бестолковую невестку. Аркадий Львович цедил чай и зловеще молчал, и только его яйцеобразная голова все сильнее наливалась бурым.
      - Раньше с французским ездили в Париж, - пробурчал он. - А теперь в Гвинею.
      - Я был в Париже, - бросил Константин Сергеевич миролюбиво. - Возили на языковую практику.
      Римма Борисовна отметила, что гость вел себя удручающе правильно. Скажи он, что бывал в Париже многократно, от него разбежались бы в ужасе, поняв, с кем имеют дело. Но он преподнес свою командировку, как полагалось советскому дикарю, дорвавшемуся до заграничных благ. Мол, один раз съездил, повезло.
      Следующие полчаса он солировал, рассказывая о Париже, а Римма Борисовна, слушая его забавные рассказы, посматривала на безмолвного Аркадия Львовича, опасаясь, что того хватит удар. Потом Константин Сергеевич затребовал гитару, а изумленная Римма Борисовна выставилась на него даже с каким-то восхищением. Для пещерного человека он вовсе не был безнадежен. Она опасалась, что он сбросит заграничный флер и завоет что-то вроде "Клен ты мой опавший", но сосед, бренча по струнам, забасил про Елисейские поля и даже перевел Инге кое-какие тексты Дассена.
      Его спутник не проронил ни слова. Сначала он ел торт размеренно, как автомат. Потом осмотрел куклу-грелку и сплетение труб под потолком, изучил подоконник с банками, укутанными в пергамент. Его белесые глаза казались затянутыми пленкой.
      - Я выросла в центре Москвы, - сказала Римма Борисовна провокативно, понимая, что собеседник не блещет происхождением. - Няня водила меня на бульвары. Отца репрессировали, и мы жили в нищете, хотя, слава богу, сохранили квартиру. Я живу памятью об отце, мое первейшее желание - узнать о его судьбе. Говорят, сейчас это проще, но куда я только ни обращалась. В результате я получила зятя. - Она кивнула на безгласного Дениса. - Видимо, это закрытое... архивы КГБ, НКВД, не знаю.
      Константин Сергеевич справился, как звали отца. Его акции все росли. Римма Борисовна рассказала об отце, позабыв про Аркадия Львовича, который ел третий кусок торта и багровел все сильнее.
      - Человек попал в шестеренки государственного насилия, - пробулькал он с негодованием. - Вы знаете, что план по репрессиям принимался на съезде ВКПб? Разрабатывал Госплан, а спускали в министерство живодерства, в НКВД.
      Назревала опасная историческая дискуссия, но зазвонил телефон, и Римма Борисовна отвлеклась.
      - Сниму другую трубку, - проговорила она и вышла, но почти сразу вернулась.
      - Когда я жил в коммуналке, - подхватил Константин Сергеевич, - у директора базы был телефон, соседи тоже сделали по отводной трубке, и я узнавал много интересного.
      - Подслушивали? - прохрипел Аркадий Львович, достигший точки кипения. - Гнусность какая.
      - Конечно, подслушивал, - весело согласился Константин Сергеевич. - Гнусность - это строить козни, а знать, что творится вокруг, это вопрос безопасности. Меня чуть не отравили метиловым спиртом, хотели захапать квартиру.
      Аркадий Львович подскочил.
      - У нас все наушничают, - изрек он с ненавистью, кривя рот. - Зона с вертухаями, а не страна. Стоит один раз пойти против совести... послушать... доложить, куда следует.
      Степан повернулся к Константину Сергеевичу, словно ожидал команды. Инга поморщилась, Андрей посмотрел на Аркадия Львовича с нежностью, предвкушая, как от материнского любимца полетят клочки. Римма Борисовна вмешалась. Гость уже заинтересовал ее, и она не хотела ненужного конфликта.
      - Не надо лезть на рожон - возразила она. - Учитывая, в какой мы стране. Тетя Нателла рассказывала, с кем она столкнулись в эвакуации - это звери.
      Она милостиво улыбнулась, но Аркадий Львович словно сорвался с цепи.
      - А я считаю, - проговорил он, задирая подбородок, - раз человек пришел в порядочный дом, он обязан высказаться, как относится к нашей подлой власти, иначе его нельзя пускать на порог.
      Константин Сергеевич невозмутимо пошевелил усами.
      - А я считаю, - ответил он в тон, - что тот, кто требует подобного от малознакомого человека - профессиональный провокатор.
      Разразился скандал. Аркадий Львович завопил и затряс кулаками. Гости убрались, а Аркадий Львович, красный, как рак, еще долго выплевывал гневные тирады. Римма Борисовна тоже обиделась и выкинула остатки торта, не оставив Асе даже куска. Домочадцы потянулись по комнатам, и в коридоре Андрей поманил Ингу.
      - На фоне французской чепухи этот хрен сказал умную вещь, - сказал он негромко. - Надо послушать, как мать говорит с этим правдолюбцем... все правдолюбцы, которых я знал, оказывались редкими сволочами. Не успеешь оглянуться, он ее окрутит, и про дедовы хоромы будешь рассказывать в Гнилово-Хреново, если повезет.
      Все разбрелись, и квартира погрузилась в обычную тишину. Даже в коридор не долетали звуки из кухни, где Римма Борисовна приводила Аркадия Львовича в чувство. Потом Денис вышел в прихожую, снял трубку, но замер и прикрыл глаза рукой.
      - Дьявольщина, - проговорил он, отгоняя видение. - Скоро черти примерещатся.
      Он положил трубку обратно на рычаг и ушел к себе.
      
      3
      
      На другой день Константин Сергеевич, постукивая по перилам свернутой в трубочку газетой, поднялся на этаж, но только он приступил к замку, как открылась соседняя дверь и Андрей, в замаранной рубашке и шлепанцах, завис на пороге, как привидение.
      - Караулишь? - спросил Константин Сергеевич, и Андрей ответил ему в тон:
      - Не вы один... зайдете? Я тоже хозяин, я вас приглашаю.
      Константин Сергеевич последовал за Андреем, и тот провел его в кухню. Растрепанная Алена сняла с плиты сотейник, отряхнула испачканный халат и убралась прочь. Константин Сергеевич скосился на тусклый электрический самовар. Его лицо, усеянное мелкими веснушками, казалось непроницаемым.
      - Дадите мне уроки французского? - спросил Андрей, усадив гостя на табуретку. - Вы поцапались со Львовичем, при вас его ноги тут не будет. Может, он все же отвалит от матери, и мне профит: вы знаете язык, и деньги вам нужны.
      Гость возразил, что никогда не репетиторствовал, а Андрей заметил, что людей, подобных Константину Сергеевичу, учат работать с людьми, и эта загадочная фраза, которую никто не конкретизировал, повисла в воздухе. Тут из коридора послышался нарочито вежливый голос Риммы Борисовны:
      - Кхм... Андрюша, на минутку...
      Андрюша отмахнулся, но Римма Борисовна настояла. Константин Сергеевич разобрал, как мать выговаривала сыну за безответственность, перешедшую все границы, и как хлопнула дверь - Аркадий Львович, не стерпев столь хамского выпада, демонстративно покинул помещение. Обстановка все накалялась, и Константин Сергеевич, не дожидаясь взрыва, раскланялся с хозяйкой. На площадке он столкнулся с Денисом, который при виде соседа вздрогнул и спросил, думая о чем-то своем:
      - Вы знаетесь с чертями?
      - Мы черти и есть, - весело ответил Константин Сергеевич. - На таких, как мы, чертях, все держится.
      Он прошел в квартиру, где его ждал Степан.
      - Я нашел халтуру, - доложил Константин Сергеевич, снимая пальто. - Мажорчик ищет красную тряпку для хахаля, а по ходу желает подтянуть иностранный язык.
      - Зачем это вам? - спросил Степан, пока его старший товарищ оббивал ботинки.
      - Алиби, - сказал Константин Сергеевич коротко. - Надо мозолить им глаза. Это не те люди, чтобы врать, отрапортуют в лучшем виде.
      Тем временем Римма Борисовна избавилась от посторонних ушей и устроила Андрею порядочную трепку.
      - Твоя неразборчивость омерзительна! - кричала она. - Почему ты лезешь в помойку с люмпенами, алкоголиками, шпаной! Ты не видишь, что от него за версту несет портянками и солеными огурцами! При том, что Лилия Осиповна уникальный преподаватель, с сорокалетним стажем!
      Она топнула ногой и удалилась, а Андрей проверил уличный термометр, накинул курточку на рыбьем меху и, столкнувшись в коридоре с Ингой, проговорил негромко:
      - Львович отчалил, сейчас они сядут на телефон, будут мне кости перемывать. Помнишь, что я сказал... бди, дорогая.
      Инга презрительно фыркнула, пришла в кухню, сделала бутерброд с колбасой, включила концерт по заявкам. Она скучала, потому что Денис воткнулся в какой-то матч, а она не интересовалась спортом. Потом радиостанция "Маяк" сыграла три такта из "Подмосковных вечеров". Инга взяла банку с вареньем, полистала журнал, посмотрела в окно, на сосульки, венчавшие водосточную трубу. Мелкий снег заметал их нечищеный переулок, а в квартире стояла привычная, вязкая тишина. Инга отправилась в бывшую гостиную. Когда был жив ее отец, на круглом столе белела накрахмаленная скатерть, а на трюмо теснились флаконы с шелковыми кисточками и пахло духами. Инга сидела и жалела свое детство, в котором безраздельно владела собственной планетой, а с годами ее пространство сжалось, словно шагреневая кожа.
      В коридоре зазвонил телефон. Брезгливость боролась в Инге с любопытством. Она приложила к уху отводную трубку, но поняла, что ошиблась, когда женский голос с немосковским выговором произнес:
      - Что беспамятный, забыл про меня.
      - Как номер узнала? - ответил Денис, и Инга давно не помнила своего мужа таким растерянным. - Ты спятила, не смей... отстань от меня, Марго!
      Инга замерла. Она впитывала каждую фразу, понимая, что выслушивает не приятельскую стычку, а ссору любовников. Неизвестная женщина с пошлым именем вспоминала об интимном эпизоде, который Денис голосом, звенящим от испуга и нежности, умолял забыть навсегда.
      Инге, захлестнутой обидой, захотелось кричать, бить, крушить. Она выскочила из комнаты и набросилась на Дениса. Она хлестала его по лицу и плечам, удивляясь проснувшемуся в ней зверству, и ее остановило лишь незримое присутствие Риммы Борисовны. Хозяйка дома явилась узнать, что происходит, а Инга уронила руки и заплакала.
      - Мама, он подлец, - прорыдала она. - Он мне изменил.
      - Это не измена, - выдавил Денис, красный от стыда и Ингиных затрещин. От испуга он тоже закричал. - В городе миллионы людей, всякое случается!
      - Не суди по себе! - крикнула разгоряченная Инга.
      Избитый и взъерошенный Денис только сейчас сообразил, что сглупил и мог бы все отрицать. Спохватившись, он попытался отыграть назад.
      - Она меня добивается, а ничего...
      - Ты мне врал! - закричала Инга.
      Денис знал, что в запальчивости она не помнит себя, поэтому отталкивал от сознания унизительную брань. Теща все молчала, и в ее немигающих глазах горели огненные письмена, транслируя вековой опыт предков и морального авторитета - пращура, замученного людоедской властью. Денис отвернулся. Он расхаживал по коридору и говорил, что главное в семье - духовное родство и что кондовые порядки, считающие физический акт изменой, смехотворны. Что Инга отстала от жизни, что прогрессивные взгляды, обязательные для интеллигентного человека, несовместимы с консервативными устоями.
      - Я тоже изменю! - сказала Инга злобно. - За мной ухаживает замечательный человек, он умный, воспитанный, он умеет жить, ты не стоишь его пальца!
      Римма Борисовна заволновалась, что дочь пустится во все тяжкие.
      - О ком ты говоришь? - спросила она с тревогой.
      - Его зовут... Всеволод, - отрезала Инга. - Он личность, а ты слизняк!
      Она перебрала имена, не ассоциированные с вечными Ванями, Данями, Панями, и почему-то вспомнила про хоккейного тренера Боброва, которым восторгался ее начальник.
      Денис сорвал пальто, запутался в ботинках и вылетел из квартиры. Инга пометалась по коридору, распахнула дверь и тоже выскочила с криком:
      - Можешь не возвращаться!..
      Она осеклась, налетев на флегматичного Степана, который выволакивал на лестничную клетку пылесос. В минутной паузе между соседями накалилось взаимное, но очень доверительное напряжение. Наконец молчание стало тягостным, и Степан бессмысленно спросил:
      - Ругаешься с мужем?
      Инга очнулась.
      - Не твое дело! - рявкнула она, развернулась и хлопнула дверью.
      
      4
      
      На улице Дениса подхватила пурга. Он завяз в сугробах, выскочил на проезжую часть и едва не угодил под грузовичок, который вырулил из-за мусорного ящика. Понимая, что его жизнь распалась, он силился представить себя без Инги и не мог. Его мысли кружили в странном сумбуре. Приноравливаясь к чьему-нибудь соразмерному темпу, он нашел в толпе старика с собакой, взял краем глаза согбенную спину и поплелся следом, упорядочивая мысли.
      Старик свернул в подворотню, Денис повлекся за ним. Их связка заплутала через арки и проходы, и скоро Денис обнаружил, что какой-то плоский, как глиста, тип преследует старика на ювелирно выдержанной дистанции. Денис громко выругался и обнаружил себя. Преследователь обернулся, в его глазах мелькнула ненависть, а Денис испугался фортеля крысы, загнанной в угол. Наконец преследователь счел расклад невыгодным и шмыгнул за угол.
      Старик ждал с видом, требующим объяснений, и Денис приблизился к нему.
      - Он шел за вами, - оправдался он, сознавая, что и сам выглядит неоднозначно.
      Из-под нерпичьей шапки, серебрящейся в фонарном свете, на Дениса посмотрели выпученные, как при дефектной щитовидке, глаза.
      - Я не боюсь шпаны. - Старик поднял руку, и в рукаве его дубленки блеснул нож. - Если кого зарежу, я вне подозрений.
      Он обмахнул от снега ближнюю лавочку, опешивший Денис покорно опустился на нее, а старик отбросил поводок и пнул собачонку:
      - Пошла прочь!
      Собачонка, визжа и подрагивая тщедушным тельцем, шарахнулась и исчезла, подхваченная пургой.
      - Взял по дороге, чтобы руки занять, - объяснил старик, отряхивая ладони. - Экая пакость.
      Пока Денис очухивался, старик повел крупным носом и нахмурился.
      - Чем от тебя пахнет? - спросил он.
      С одной стороны, Денис остерегся, как бы старик, которого он принял за номенклатурщика, обезумевшего на пенсии от безделья, не опрокинул и его в сугроб, как собачонку. В их районе попадались подобные персонажи. С другой, он необъяснимо потянулся к несимпатичному типу, который источал уверенность человека, привычного к первенству. Этот престарелый бандит заведомо знал ответы на все вопросы.
      - От меня пахнет бедой, - выдавил он.
      Ему надо было излить кому-то душу, и он рассказал старику, что случилось, а тот достал выглаженный платок и промокнул губы.
      - Живете по-мещански, - проговорил он. - Вам кажется, что семья - это гнездо с клушей, которая обнимет, накормит и закроет крыльями. А семья - боевой корабль, который идет через бурное море. Жене позволено все, и нечего трястись над ней, как царь Кощей над златом. - Он ушел в отрадные воспоминания и проронил: - Моя жена переспала с прокурором, и я остался на свободе, а так бы гнил в лагере. - Он еще принюхался. - Рядом с тобой ведьма.
      Денис вспомнил о Марго и вздохнул. Обнаружив, что порядком иззяб, он вытащил шарф, не надетый второпях, и на лавку выпал потешный документ, изготовленный для Аркадия Львовича. Старик, как коршун, завладел бумажным клочком.
      - Зачем это? - спросил он, разглядывая правдоподобный милицейский протокол дебоша, учиненного первым космонавтом.
      - Не терплю гладких биографий, - злобно сказал Денис, следя за бумагой. Он опасался, что старик положит ее в карман, и не нападать же на него, тем более что в рукаве у него нож, а дома - жена, переспавшая с прокурором. - Слепили икону из подопытной зверюшки. Могло же с ним происходить? Могло? Могло?..
      Он затрясся в истерике. Старик покосился на него и отдал бумагу.
      - Ты не годишься для игры, но ты не лыком шит, - произнес он глубокомысленно, и Денис похолодел, предчувствуя срок за подделку документов. - Архив? Коммунальный... не знал такого. Домовые книги, документы о прописке... кадастры? - Что-то сверкнуло в его глазах. - Москва, республика, федеральный? Да, милый, ты не прост. - Последние слова он процедил сквозь зубы.
      - Международный, - сказал Денис.
      Старик давил его таким превосходством, что он повеличался: - В подвале трофейные ящики с немецкими фондами, как свалили в сорок пятом, так и стоят.
      Глаза старика вспыхнули, но тут же погасли. Возникла тягостная морозная пауза.
      - Бери правильную бумагу, - буркнул старик. - Видно, что туфта.
      Денис ждал любую реакцию, но не такую.
      - Вы странный, - проговорил он. - Кто вы?
      Старик надменно фыркнул и выдвинул челюсть.
      - Я представитель. - Он бесстрастно пояснил: - Вы называете его сатаной, лукавым, князем тьмы, а в деревнях зовут по-домашнему, кумом, куманьком. Я из преисподней, дурья голова.
      Старик был так органичен в своем безумии, что Денис испугался за свой разум и прикинул, как бы незаметно вызывать психиатрическую скорую.
      - Ясно, - кивнул он, стараясь не раздражать собеседника. - Вы покупаете души?
      - Кому они нужны, - отрезал старик. - Я подбираю игроков и устраняю помехи... а победитель получает все.
      Он переменил тему и пустился в рассуждения о шрифтах и делопроизводстве, а Денис заподозрил в нем спекулянта, промышляющего антиквариатом и сбрендившего на почве конспирации. Это объясняло многое, в том числе прокурорский интерес. Заодно Денис узнал, что старика зовут Гордеем Фомичом и что он занимает пост с титулатурой, которая темному Денису ни о чем не говорила. Потом старик еще пошевелил ноздрями и загадочно сказал:
      - Запах, архив, и рядом ведьма... тобой стоит заняться.
      Он поднялся и оставил собеседника, не прощаясь. Когда он скрылся, Денис представил Ингу с абстрактным прокурором и содрогнулся.
      Ноги понесли его по переулку, мимо снежных гор, воздвигнутых добросовестными дворниками. Вокруг сновали люди с авоськами и портфелями. Денис обходил всех, не глядя, и едва не налетел на дерганого прохожего в шапке-чулке. Он поднял глаза - это оказался Аркадий Львович.
      - Везде тебя ищу, - выпалил запыхавшийся амант. - Объясни своей теще, что Андрей на меня клевещет! Твой шурин интриган, - его осенила идея, и он стукнул Дениса по рукаву. - Пойдем - подтвердишь, что у меня своя квартира. Какие у меня бывают люди, о-го-го!
      Денис мандражировал возвращаться к Инге и позволил втащить себя в подъезд со сломанным лифтом. Аркадий Львович волочил его по ступенькам и бормотал:
      - Таланты, личности, элита... ты, брат, в своем занюханном архиве таких не видел. Андрей напрасно брезгует, скажи ему, что он неправ...
      Аркадий Львович отпер дверь, и на Дениса, ядовито отметившего, что гулянка происходит без хозяина, обрушился праздничный гул.
      Играла ритмичная музыка, шлялись бородатые люди. Пробежал растрепанный ребенок лет пяти, его догнала женщина в длинной юбке. В коридор вышли двое, и один сказал другому возмущенно:
      - Ваш Мусин - жулик, деляга. Дядя-эмигрант сделал ему имя на западе, а то расписывал бы детские садики и не жужжал. Подумаешь, барин - дипломаты ездят в коммуналку, скупают мазню. Будто он один умеет рисовать смятую газету "Правда".
      Аркадий Львович провел Дениса в сумеречную комнату, где на комоде, покрытом вязанной скатертью, стояли водочные бутылки, тарелка с хлебом и консервы. Этой нехитрой снедью угощались несколько человек, среди которых выделялся статный мужчина с бородкой. Он держал граненый стакан и прихлебывал водку, как чай. На его костлявом лице светились прозрачные глаза.
      - Ты наглец, Мусин, - сказал ему кто-то из темноты. - Как еще соседи не стукнули.
      Мусин растянул тонкие губы.
      - Моя соседка, Домна Васильевна, боится иностранцев, как огня, - проронил он. - Я говорю ей, что у американцев песьи головы и зубы. Когда звонок, она прячется за шкаф, баррикадирует дверь и умоляет: не пускай ко мне эту страсть, касатик. Я живу в трясине, но пользуюсь массовым невежеством в хвост и в гриву.
      Какой-то субтильный человечек вылетел к свету, выпятил грудь и пьяно заверещал, пошатываясь и брызгая слюной:
      - Мусин, ты жлоб и проститутка! Твою мазню только в сортир, тебе посольские клерки в уши надули, но мы-то знаем, что король голый, пэтэушники, которые портреты Ленина малюют, и то лучше тебя справляются, а у тебя - ничто, пустота!
      Величественный Мусин продолжал жевать бутерброд, а компания заколыхалась и зароптала. Какая-то женщина ухватила скандалиста за свитер и оттащила в сторону, приговаривая:
      - Ша, Маричек, ша... ведь мама вам так говорит?
      Денис убрался подальше от конфликта. Квартира Аркадия Львовича походила на лабиринт. Денис выбрал стеллаж, стал разглядывать книги. Прочитывая титлы на корешках, он услышал шорох и оглянулся. Молодая женщина наблюдала за ним, отставив руку с сигаретой. Денис пригляделся к ней: плоская, длинноносая, размалеванная, но необъяснимо шикарная, несмотря на бесформенный балахон.
      - Ну? - проговорила женщина грудным голосом, от которого у Дениса по спине пошли мурашки. - Вы кто?
      От этого голоса, жеста, наклона ее головы Дениса потянуло на глупости.
      - Я граф Монте-Кристо, - прохрипел он, удивляясь сам себе.
      - Бросьте. - Женщина покачала головой. - Это мания величия, у вас ни гроша за душой. Это было у Островского в какой-то пьесе... - Она вздохнула. - От вас разит серостью, профсоюзными путевками, очередью на холодильник. Полторы извилины.
      - А вы кто? - спросил обиженный Денис. Женщина затянулась.
      - Я Диана-охотница. - Она что-то заметила в его лице и засмеялась. - Правда, меня зовут Диана.
      - Ваш граф Монте-Кристо - фуфло! - провозгласил толстяк в кожаном пиджаке, бросаясь в кресло. - Представьте, Дианочка, что в Москве кто-то выбросил в розницу тонну золота и ящик бриллиантов. Этого пижона в два счета найдут и выпотрошат, как котенка, а что такое тогдашняя Франция? Три Москвы, тьфу. Сбыт - дело высшего пилотажа, а тем более камни.
      Появился Аркадий Львович со стаканом.
      - Вадим Германович, не обижай моего гостя, - проговорил он, ухватив обрывки разговора.
      Он подсунул Денису стакан, обнял за плечи и повел на кухню.
      - Бумага, - вспомнил Денис. Водка умиротворила его. - Я встретил спеца по писчебумажной промышленности, он пообещал подкинуть старых документов.
      - Ты бы не трепался каждому встречному, - буркнул Аркадий Львович с досадой.
      - Так вот, Гордей Фомич сказал... - начал Денис.
      Аркадия Львовича перекосило, и вокруг повисло молчание, которое прервал болезненный стон - женщина в длинной юбке начала оседать на пол.
      - Люша! - закричал Аркадий Львович, забыв про Дениса.
      Бородачи подхватили Люшу под руки и повели в комнату, а Денис услышал чей-то негромкий голос:
      - А говоришь, лапоть... ты кого привел?
      Денис оскорбился и отступил к стене с гобеленовой тряпкой. Все захлопотали вокруг Люши и забыли про него. Из комнаты вышел Мусин, посмотрелся в зеркало, горделиво проследовал в туалет. Денис оглянулся и убедился, что ловить нечего. Лапоть, полторы извилины, серость. В его мозгу крутилась фраза "Андрей напрасно брезгует..." Значит, Аркадий Львович уже приглашал к себе Андрея?
      Когда он добрел до подъезда, то с детской площадки доносилась пьяная разноголосица, а его друг Саня приплясывал от холода и поглядывал на часы.
      - Звоню две недели, и ни ответа, ни привета, - парировал он Денисово удивление. - Что случилось? Посмотри на себя, ты весь зеленый.
      - Ко мне нельзя, - сказал Денис. - У меня полный абзац.
      Он рассказал, что его застукала жена. В этом было что-то молодцеватое, гусарское, достойное бахвальства, но Саня больше заинтересовался Гордеем Фомичом. Услышав про самозванца из преисподней, он загорелся не на шутку.
      - Это игра! - обрадовался он. - Как миллион в лотерею! Что за крендель, как его найти?
      Денис еле от него отделался и только в подъезде вспомнил, что не узнал, зачем Саня, собственно, являлся.
      В квартире он услышал пластиночный голос, бубнящий Асину сказку. Денис прошел в комнату и сел на кровать. Инга, с головой укрытая пледом, вздрогнула, но не оттолкнула его, а осмелевший Денис заговорил, что семья - это боевой корабль, идущий через бурное море. Что он любит только Ингу, но не возразит, если она отважится на интрижку с этим, как его, Всеволодом... потому что доверяет жене и знает, что она его друг. Инга молчала; Денис разделся и лег рядом, легкомысленно вообразив, что прощен.
      
      5
      
      Ночью измученной Инге приснилось, что она выходит замуж, но ее венчальное платье куда-то исчезло. В конце концов Денис приносит ей пропажу, Инга примеряет это платье, но оказывается, что оно не сшито, а только сметано на скорую руку, а Денис убеждает ее, что это последняя мода и все теперь выходят замуж в платьях, сметанных кое-как.
      Проснувшись, она вспомнила недавний кошмар. Домашние разговаривали с ней, как с обреченной. Римма Борисовна изображала улыбку на каменном лице, Андрей и Алена тактично не лезли в душу, Денис был сама любезность, и Ингу убивала общая предупредительность. Безмерная обида жгла ее, мешая осмыслить выход из тупика. Любовь тюфяка-мужа она, неотразимая красавица, считала данностью, а сейчас все встало с ног на голову.
      Так продолжалось несколько дней. Оглушенная Инга ходила по улицам, загадывая, какими историями полнятся отвратительные жизни прохожих. Она разговаривала с коллегами, подозревая, что все они скрывают любовников и любовниц. Она смотрела телевизор, уверенная, что журналисты, актеры и передовики всевозможных производств лгут, утаивая грязные проделки.
      Шло время. Пока она перетерпевала мужнин удар, семья приободрилась, и Инга постыдилась заговаривать о разводе. Но мучительная мысль засела в ее сознании, и она поклялась отплатить Денису тою же монетой, причинив ему равную боль. Лишь скороспелый экспромт вязал ее по рукам и ногам: среди ее знакомых не было ни одного Всеволода. Она кликнула клич через подруг, те поскребли по сусекам и доложили, что объект найден. Приятельница, выловившая этого зверя, сообщила, что он красив, выгодно женат и избалован дамским вниманием. Услышав пикантное предложение, он заявил, что он не племенной жеребец, но в виде одолжения согласился.
      Он назначил свидание в ресторане гостиницы "Двина", и по дороге Ингу замучила бредовая мысль, что она добивается близости с незнакомым, пусть и красивым человеком. Но потом она убедила себя, что Всеволод подобен зубному врачу, и что короткую встречу с ним надо пережить, а потом забыть.
      У ресторанных дверей обида понесла ее вперед, принуждая игнорировать длинную очередь. Мосты были сожжены. Инга уже покичилась перед семьей, что встречается с Всеволодом, но загадала, что, если тот не явился, она развернется и уйдет.
      Пробившись через толпу, она обратилась к швейцару. Всеволод был здесь. Поежившись от страха, Инга отдала гардеробщику пальто, посмотрелась в зеркало и убедилась, что цветастый батник выгодно облегает ее бюст. Метрдотель указал на столик у колонны. У Инги потемнело в глазах. Она еще колебалась, но посмотрела на Всеволода и успокоилась. Во-первых, он тоже нервничал, ватные плечи его пиджака подергивались, а пальцы барабанили по скатерти. Во-вторых, Инга давно не встречала такого красавца с голубыми глазами, мужественной челюстью и ямочкой на подбородке. На его пальце красовалось увесистое обручальное кольцо, подтверждающее выгодный брак.
      Кавалер выглядел недовольным, но увидел Ингу и смягчился.
      - Вообще-то странно, - заговорил он, когда они покивали друг другу смущенно, как первоклашки. - Я говорил Элке: хоть бы фотографию, а то неизвестно, какой крокодил. Я ведь не должен - понимаешь, да? Нет, я всегда за, раз такое дело. Но, черт возьми, я же не мужчина по вызову, я нахлебался с дурными тетками по горло.
      Он не походил ни на агрессора, ни на грубого мужлана. Как и она, он опасливо поглядывал на шумную компанию, которая прыгала перед эстрадой. Подошел официант, Инга взялась за меню, а Всеволод достал из сумки скоросшиватель.
      - Позволь, - проговорил он, размещая скоросшиватель на столе, и Инге понравилось, что он не форсирует события. Она вовсе не хотела, чтобы он воспылал страстью и сразу перешел к действию.
      Волнение отбило у нее аппетит - она заказала блинчики со сгущенкой и воспротивилась, когда кавалер предложил шампанского. В спорной ситуации она держалась хотя бы за ясность мысли.
      Она вздрогнула, услышав среди общей кутерьмы твердый голос:
      - Разрешите пригласить вашу даму?
      Инга подняла голову и с трудом узнала Степана - собранного, пружинистого, в ладном костюме, с приспущенным галстуком и гнусным оскалом, сообразным обстановке, царившей в зале. Инга так удивилась его метаморфозе, что послушно подала ему руку и, как лунатик, направилась с ним к эстраде.
      Из динамиков лилась итальянская песня, томная, но довольно быстрая, и все кругом прыгали, но Степан обнял Ингу и уверенно повел между танцорами.
      - Сводишь счеты с мужем? - спросил он.
      Минутная сцена на лестнице странно сблизила их. Он обращался к ней как старый приятель, и Инга ответила ему в тон:
      - Не твое дело.
      Степан круто повернул ее и дохнул ей в лицо коньяком.
      - Зачем тебе этот подкаблучник? - спросил он. - Смотри, боится, что сфотографируют. Увидишь, он еще возьмет бумагу, мол, обсуждаем документ. На роже написано, что над ним высокопоставленный тесть, как дамоклов меч, но он не прочь налево.
      Инга посмотрела на Всеволода, который с умным видом склонился над столом.
      - И гостиница гнилая, - продолжал Степан, двигая Ингу между пляшущими кавказцами. - Барыги и извращенцы. Горничная заходит в номер, а под одеялом резиновая женщина. - Он тоскливо добавил: - Не ходи с ним.
      Итальянская музыка закончилась, Степан отвел даму к столику. Ингу уже мутило от окружающей нечистоты. От пьяных рож, резиновой женщины, дрожащего кавалера, Степана - нежеланного свидетеля ее выходки.... Она поковыряла вилкой слипшиеся блинчики и, подметив в глазах Всеволода тревогу, оглянулась - Степан влился в компанию нагловатых пройдох, где смотрелся как свой.
      - Послушай, - сказала Инга с надеждой. - Может, мы просто скажем, что были вместе... Зачем я это затеяла.
      Ей захотелось домой. Здесь было мерзко, и щепетильная Инга не представляла, как ляжет в кровать, оскверненную отвратительным эрзацем. Она была уверена, что ее кавалер согласится, но он возмутился.
      - Мне это нравится! - рассердился он по-бабьи, и Инга испугалась базарной склоки. - Так и знал, что это динамо! Я полдня потерял, настроился... я рискую, между прочим!
      Он размахивал руками, и его красивые губы дрожали от обиды.
      - Хорошо, - оборвала его Инга.
      Она поняла, что при случае завертит им, как игрушкой, и его безобидность примирила ее с неизбежным. Она сказала себе, что он - лишь организм, рука, нога, другие части тела. Он - резиновая кукла, как принято в этой гостинице... забавный гимнастический снаряд.
      Он еще ворчал, а Инга снова поковыряла вилкой пережаренное тесто.
      - Потом доем, - сказала она. - Мы же вернемся?
      Она принужденно равняла кульминацию свидания с мимолетной, вполне утилитарной отлучкой, как в туалет. Потом, подумала она, можно выпить шампанского.
      Всеволод капризно отбросил салфетку и рванулся к выходу, оставив скоросшиватель на столе. Инга последовала за ним. Они прошли через холл. Степан из курилки проводил их недобрыми глазами, и его чернявый товарищ автоматически продублировал его взгляд.
      - Навалять бы, - объяснил Степан. - Чтоб под чужих баб клинья не подбивал.
      Чернявый хлопнул в ладоши.
      - Гагик обещал за дочку кишки выпустить. - Он оскалился и выдохнул Степану в ухо: - Неделю хожу и оглядываюсь. Капнем на этого, Гагик дров наломает, будет тихо сидеть.
      Он щелчком пальцев отправил в пепельницу сигарету, прочертившую в воздухе дугу. Кивнул Степану, и оба скрылись за служебной перегородкой.
      Через полчаса довольная Инга прихорашивалась в номере. Ее страхи оказались позади, и она не понимала, зачем раньше хранила мужу унылую верность. Происшедшее было лишь приключением, которое Инга сочла приятным. У нее проснулся аппетит, и она с удовольствием вернулась бы к столику, чтобы заказать кусок мяса или что-нибудь сладкое. Внезапно кто-то заколотил в дверь, и Ингин испуг усугубила трусость Всеволода. Незадачливый любовник подскочил, забился и заголосил:
      - Пропади ты пропадом, я знал, что этим кончится!
      В Ингиной голове пронеслись воображаемые картины гостиничных эксцессов. Дверь распахнулась и в прихожую ввалился клубок людских тел, висевших на коренастом мужике. Тот хрипел:
      - Рруки... пусти, убью! Где мерзавец? А это что за проститутка?
      - Я его не знаю! - закричала Инга в ужасе.
      От страха и от стыда, что на нее смотрят бесстыжие глаза - холуи, вышибалы, административные тетки - она зарыдала в голос.
      - Это я тебя не знаю! - завопил Всеволод, побледнев, как полотно.
      Инга схватила сумку и ринулась прочь. Натягивая в гардеробе пальто и путаясь в рукавах, она подумала, что ее разыщут и оштрафуют за неоплаченный счет. Она бы заплатила, но не нашла сил вернуться в ресторан и пулей вылетела на улицу. Накануне случилась оттепель, снег подтаял, каблуки заскользили по льду. Инга попыталась поймать такси, но все машины просвистывали мимо.
      Не помня себя, она доехала до дома. Встревоженная Римма Борисовна проглотила все вопросы, и мрачная Инга уединилась в комнате. Денис явился поздно. Увидев его пьяную физиономию, Инга захлопнула дверь перед его носом.
      Глубокой ночью ее разбудил телефонный звонок. Вся квартира спала, но Инга была на взводе, и ей примерещилось, что в гостинице после ее ухода разыгралась трагедия и некие органы разыскивают ее, чтобы призвать к ответу.
       Проклиная свое легкомыслие, она встала и сняла трубку.
      - Алло, - проговорила она с тревогой.
      - Извините, я ошибся, - ответил ей сбивчивый голос. - Я вас разбудил, но пожалуйста, побудьте со мной. Ваш голос нежный и властный, как музыка... не думайте, я не маньяк, я вообще не выхожу из дома.
      В другое время Инга отшила бы приставалу без церемоний, но сейчас он взял ее врасплох, и она растерянно проговорила:
      - Как вас зовут?
      - Сева, - ответил незнакомец.
      - Всеволод? - Инга решила, что это розыгрыш подружек или выходка Дениса, подговорившего кого-то из дружков. - Неудачная шутка.
      Она повесила трубку, легла и заснула.
      
      6
      
      В тот день Денис сильно набрался и, возвращаясь, чуть не перепутал подъезды. Андрей впустил его в квартиру и молча ушел. Денис пересек коридор, споткнулся у косяка, и наперерез ему выскочила Инга.
      - Ты этого хотел? - выкрикнула она. - Иди... - Она поискала замысловатую фразу, но у нее выскочила банальность: - Иди к черту!
      Она захлопнула дверь. Денис сполз на пол. Всю дорогу он храбрился и отказывался верить, что Инга выполнила обещание. Предоставляя жене мифическую индульгенцию, он не задумывался, чем это обернется. Он корчился на полу, бился лбом о дверь и ругался, забыв, что его слышат члены семьи. Этот сеанс прервала предельно вежливая, предельно холодная, предельно трагичная Римма Борисовна, которая повисла над ним, как карающая Немезида.
      - Денис, рядом Ася, - проговорила она еле слышно, но Денис уловил такую смесь презрения, отчуждения и безразличия, что захотел бежать, куда глаза глядят.
      - Чтоб вам пусто было, - сообщил он теще, поднялся, побрел к выходу и вывалился на лестничную клетку.
      Там его ноги подломились, он опустился на вязаный коврик, отключился и проснулся, обнаружив, что Константин Сергеевич вскидывает его, как мешок. Денис вяло подергался, но смирился. Константин Сергеевич занес гостя к себе и уложил на диван в кухне. Потом сел за стол, сцепил руки над чашкой, о чем-то задумался.
      Денис провалился в забытье. Его разбудил шум.
      - Уйди! - кипятился Константин Сергеевич. - Кому сказано, Клара!
      Денис открыл один глаз и отмахнулся от несусветной галлюцинации. В кухню на коленях, возя по паркету пальто с лисой, вползла женщина, молитвенно сложившая ладони.
      - Костик, прости, - лопотала она. - Умоляю, не встану.
      Денис поворочал мозгами и решил, что его проспиртованное сознание изобрело эту сцену, потому что чего-то подобного он втуне хотел от Инги. Потом Константину Сергеевичу надоел этот цирк, он схватил женщину в охапку и вынес вон.
      Следом был провал, и Денис проснулся от воспаленного шепота.
      - Заждался, - говорил Константин Сергеевич. - У нас прямо интервенция, там пьяный сосед валяется, и Кларку черт приносил, а лампочка в подъезде не горит... буржуи хреновы, как они не боятся жить без света, вынесут же подчистую.
      - У соседа чешутся рога? - злобно ухмыльнулся Степан. - Пусть бесится. Я закорешился с братьями, ездили на хату, я сказал, что мой отец - директор автобазы, они поверили, им транспорт нужен.
      - Не заподозрили? Они, паскуды, чуткие...
      Заговорщики зашуршали, как мыши в подполе, и Денис отключился.
      Утром Константин Сергеевич грубо выставил его вон, и Денис убрался, пряча глаза.
      Он опоздал на работу, но не придал этому значения, потому что его начальник Иван Яковлевич все равно добирался до своего кресла лишь к обеду. Заняв привычное место, Денис оцепенел, понимая, что попал в ловушку. Он с болью вспоминал экзальтированное лицо жены и тещину жалость, маскирующую презрение к изгою. Его всецело занимала Инга, и он, когда его подозвали к телефону, без интереса принял в расчет, что Гордей Фомич предлагает подъехать к нему на работу, чтобы взять бумагу "для поделок", как он выразился.
      Приглашение явилось кстати. Денис, взвешивая свои беды, тупо не представлял, с какой миной он явится домой и явится ли вообще.
      Время текло медленно. Денис дождался, когда день подошел к концу, и вылетел на улицу. С крыш капала вода, по асфальту растекался сероватый кисель с обувными следами. Гордей Фомич назвал ему глухой переулок, и, когда Денис добрался до бледно-мятного здания с гипсовыми пилястрами, окружающий район словно вымер. Окна в особняках и домах, где располагались конторы, чернели пустотой, лишь кое-где выглядывали цветы в горшках, а за грязными стеклами угадывались делопроизводственные залежи. Денис отворил тяжелую дверь и проник в полуосвещенный холл, перечерченный тенями от колонн. На скрип паркета вылез ВОХРовец.
      - Да, на месте. - Он обернулся к щитку с гвоздями, на которых висели ключи. - Задерживается... проходите.
      Денис поднялся на второй этаж. Иссохшие паркетные плашки стонали и хрустели под его ногами. У нужной двери Денис постучал, услышал ответный стук и вошел, но комната показалась ему пустой. Стук доносился откуда-то снизу, Денис обогнул стол и увидел, что распростертый Гордей Фомич дрыгает ногами и бьется лбом о ножку шкафа. Денис кинулся к припадочному - в горле Гордея Фомича что-то клокотало, из его открытого рта текла слюна, бесформенное тело сводила жестокая судорога. Денис подобрал портфель и подложил под колотящуюся голову. Гордей Фомич еще немного подрыгался и обмяк. Разглядывая его тушу в жалком щегольском наряде: костюме из тонкой шерсти, шелковистых носках, английских ботинках с перфорацией - Денис раздумывал, как объясняться с ВОХРовцами, если его новый знакомый отдаст концы. Тем временем Гордей Фомич приподнял голову, уставился на Дениса безумными глазами и прохрипел:
      - Ты кто? Что случилось?
      У него было лицо натужной каракатицы. Он явно не узнавал гостя.
      - Вы бились головой, - объяснил Денис. - Я подложил портфель.
      В кабинете было тихо. Минут через десять в глазах Гордея Фомича что-то прояснилось.
      - Откуда ты взялся? - спросил он, и Денис понял, что наконец узнан. - Что это было? Ах, да! - Он вспомнил, зачем позвал к себе Дениса. - Бумаги.
      Он кое-как поднялся и провел гостя в каморку, набитую старыми переплетами. Их покрывала такая едкая труха, что Денис, привыкший к архивной пыли, зачихал. Гордей Фомич вручил ему пачку древних документов и наказал свести с них типографский текст; Денис разочарованно поморщился, но все же сунул в свою торбу это бумажное ассорти.
      Потом Гордей Фомич вздернул губу.
      - Я покажу тебе кое-что, - проговорил он.
      Они спустились на первый этаж. Гордей Фомич сдал ключ, перебросился с охраной парой слов и вывел Дениса на крыльцо под неяркие фонари, освещавшие голубоватый переулок.
      - Видел? - спросил Гордей Фомич и, когда Денис, не уразумев вопроса, что-то проблеял, пояснил: - Какое убожество? Вонь, загаженная мухами клеенка, одеяла, которые они никогда не стирают, на полу газетка с костями для кошки. - Он немного помолчал. - У тебя есть шанс вырваться из этой касты.
      Он состроил презрительную мину. Низенький, едва достававший Денису до уха, он удивительно умел смотреть свысока.
      - Понял, - проговорил Денис. Он почему-то вспомнил Константина Сергеевича как живое воплощение упомянутого вида, и в нем проснулась необъяснимая злоба на соседа, словно тот, магнетизируя женщин, готовых лебезить и ползать перед ним на коленях, спровоцировал все его беды.
      - И не трепись, - продолжал Гордей Фомич, поднимая воротник. - Меня весь день донимает твой приятель.
      В фонарном свете перед Денисом возникло лицо жабы, готовой слизать насекомое.
      - Кому ты еще наболтал?
      Удивленный Денис вспомнил про Саню.
      - Я в гостях упомянул ваше имя, и женщине стало плохо, - проговорил он.
      Санина инициатива неприятно поразила его. Гордей Фомич кивнул.
      - У меня ваш брат, как марионетка, - проговорил он и остановился у "Москвича", над которым, светя фонариком, трудился какой-то бедолага. - Здравствуй, любезный.
      Тщедушный автолюбитель поднял голову, и Денис увидел личико с кулачок, крючковатый носик, бегающие глазки-бусинки. Гордей Фомич уставился на автолюбителя, тот - на Гордея Фомича, и Денис, переминаясь от холода, не понял, знакомы ли они, или их молчание - следствие непонятного шока.
      Внезапно автолюбитель забормотал "сейчас... сейчас..." и, даже не захлопнув капота, побрел по переулку.
      Как зачарованный он перелез через ограду, спустился к пруду и ступил на лед, треснувший под его тяжестью. Пруд был мелкий, и автолюбитель, взмахнув руками, провалился и застрял по пояс. Денис инстинктивно полез за ним через заборчик, но Гордей Фомич удержал его за плечо.
      - Твой приятель готов на все, - заговорил он, дыша на Дениса каким-то лекарством. - Покажи, как готовишь бумаги, сляпай какую-нибудь подделку. Если справишься, потолкуем. - Он прошествовал мимо.
      Денис оторопело проводил его глазами, но тут же потерял из вида.
      Автолюбитель выполз из пруда на нетронутую целину, оставляя за собой черный след. Потом с трудом поднялся на ноги. По его мокрым штанинам стекала вода, заливая ботинки. Забыв про машину, выбрался из скверика и, как во сне, побрел по переулку.
      - Вам помочь? - крикнул Денис, догоняя его. - Вы простудитесь!
      - Не ваше дело! - огрызнулся автолюбитель. Он обратил к Денису сморщенное личико и оскалился с отчаянием. - Уйдите, вы служите демону!
      Денис устало вздохнул.
      - Вы спятили, - проговорил он. - Демоны не страдают эпилепсией.
      Он махнул рукой и потащился к метро. Усталый и сбитый с толку, он понимал, что дом для него сегодня - меньшее из зол.
      
      7
      
      На другой день Алена привела Асю на прогулку в соседний двор, где жили Аленина ровесница Ира и ее дочка Юля. Пока дети играли, их мамы болтали обо всем понемногу, и эти ежедневные сеансы были для Алены светом в окошке.
      Ей было одиноко в мужниной семье и неуютно на старых улицах, где не росли яблони, пережившие сельскую застройку, и где в тесных кварталах отсутствовали пустыри, долгострои и прочие аттракционы, сопровождавшие ее окраинное детство. Кирпичная изнанка фасадного великолепия, ржавые гаражи и голые стены приводили Алену в тоску. В московском центре ей не хватало воздуха, как в семье недоставало душевного тепла. Стыдясь неблагодарности, она никому не жаловалась. Интеллигентный муж снисходил к ее самодеятельному творчеству и не чаял души в дочке. Ее приняли в порядочную семью, где она не ладила только с Ингой, уходящей от любого разговора. Она лишь панически боялась Риммы Борисовны. В каждом слове безгрешной свекрови ей чудилось презрение, витавшее в воздухе. Алена скрывала этот дискомфорт, потому что ее подружки маялись в несопоставимых условиях, и Алена, созваниваясь с ними, ужасалась вечным рассказам о рукоприкладстве, подзаборной ругани и кровати за ширмой.
      Ира завидовала ей. Ее бывший муж не баловал дочь алиментами, а мать завербовалась на Север, приковав молодую маму к готовке и стирке. Но Ира не теряла веселости, и с ней было легко.
      Выпал липкий снег, девочки покатили по площадке тяжелый ком, а Ира защебетала, что подруга сосватала ей брата, настоящего мужика - даром, что из тюрьмы, но со всяким бывает. Слушая ее, Алена вдыхала стылую сырость, смотрела на раскрасневшиеся Асины щечки и думала: я счастлива. Она с нежностью вспоминала, как Андрей утром начищал ботинки, как Римма Борисовна перемалывала душистый кофе, как сонная Ася обнимала уродливого мишку, и повторяла себе: это счастье. Еще она вспоминала свою беспомощность перед крошечной Асей, и удовольствие, с которым Римма Борисовна пеленала девочку и целовала ее миниатюрные пальчики - и клялась себе, что любит свекровь.
      Тем временем Ира обдумывала предстоящее свидание. Она несколько остерегалась "настоящего мужика". Никто не знал, какие рефлексы сработают у него при молодой женщине, и Ира хотела, чтобы на встрече присутствовал кто-то третий.
      - Он же не вор, - ныла Ира, уговаривая Алену. - Просто кого-то сбил на мотоцикле. Мало ли, что у него в башке коротнет, тебя совесть замучает.
      Алене не улыбалось уголовное знакомство, но она, несмотря на усердную медитацию, очень не хотела домой.
      Они зашли в гастроном. Ира купила скромный торт, и подруги отправились в Ирину многоэтажку. По сравнению с фирменным порядком Риммы Борисовны Ирино обиталище казалось сосредоточием хаоса. Девочки кинулись к игрушкам, а Ира и Алена обосновались в кухне и дождались Валеру, который оказался самодовольным парнем, не похожим на узника, битого жизнью. Придя в дом, он вломился в туалет, а потом, не вымыв рук, набросился на торт. Он сыпал побасенками, однако у него хватало ума не поминать неприглядное прошлое. Его занимала навязчивая идея - сшить брюки из асбестовой ткани.
      - Огнеупорная! - хохотал он, лыбясь, как масляный блин. - Сядешь по пьяни в костер, все целым останется.
      Ира скоро растаяла и уставилась на Валеру влюбленными глазами. Потом Алена проведала девочек, катавших в машине ваньку-встаньку с задором, опасным для хлипкой мебели. На обратном пути Валера преградил ей дорогу. Алена отшатнулась, но Валера все напирал и подмигивал обоими глазами.
      - Подруга, оставь нас, - сказал он ей. - Мы вроде договорились.
      Ира за его спиной облизывала ложечку. Потрясенная Алена очнулась на лестничной клетке. Из разбитого окна дуло холодом, одежда и вещи остались квартире, но главное - там осталась Ася, и Алена ужаснулась, что ее ребенок во власти животного с неукротимыми инстинктами. Она забарабанила в дверь, но никто не отозвался.
      Алена заметалась, не зная, кого звать. Пожарных? Милицию? Она сунула в скважину булавку, но поняла, что скорее сломает личинку. Потом задумала перелезть на Ирин балкон, чтобы через форточку открыть символическую оконную защелку, - и кинулась к соседям, моля неизвестно кого, чтобы пожилая пара, не благоволившая к Ире, оказалась дома.
      Сосед открыл дверь и нахмурился, но вмешалась соседка, которая знала Алену и, видимо, что-то сообразила.
      - Тут же высотники нужны, - сказала она.
      - Я гимнастка, я гуттаперчевая! - соврала Алена, известная тройкой по физкультуре. Объясняя свою блажь, она сочинила, будто Ира оставила ее с детьми, а дверь захлопнулась, и она не знает, как... она в самом деле не знала, как. На ней была неудобная одежда: платье-мешок, стесняющее движения.
      На продуваемом, заваленном дрянью балкончике Алена поняла, что ей пришел конец. Земля была далеко. С мокрых поручней капала вода, и то, что последние минуты жизни могут быть такими нелепыми, бросило Алену в жар.
      - Подожди, безумная, - ужаснулась соседка, когда Алена занесла ногу на ящики. - Мы тебя хоть обвяжем... Федя, принеси трос!
      Федя принес трос, пропитанный машинным маслом. Соседи кое-как стянули его на Алениной талии, а Алена, не думая о приличиях, задрала платье и закрепила подол. Морской узел не внушил ей доверия, но она затвердила себе: я не сорвусь, не могу... и вниз смотреть нельзя. Ее ноги и бедра схватил холод, проникший под рейтузы.
      Ей показалось, что все это происходит не с ней. Ее сердце колотилось, глаза туманились и, обнаружив преграду в виде застрявших в хламе лыж, она решила, что это точно фиаско, и не поняла, как все же перелезла через перила и открыла окно. Она опасалась, что грохот цветочных горшков испугает девочек, но те только посмотрели на нее любопытством.
      Дальнейшее Алена проделала спокойно, как автомат. Она одела Асю, написала на магазинном чеке, что отводит Юлю к соседям, положила записку к зеркалу. Упоенные стоны из комнаты сигнализировали, что ее подруга не нуждается в спасении, но Алена уже поставила крест на их дружбе. Она передала Юлю соседям, восхищенным ее выходкой. Выслушала их комментарии, покивала и повела Асю к лифту.
      На улице Алена поняла, что не может идти. Ее затрясло, и ноги стали как ватные. Смекнув, что проницательная Римма Борисовна раскусит ее в два счета, Алена доковыляла до гастронома, пересчитала копейки, купила Асе томатного сока, а себе - желудевого кофе и прислонилась к столику, приходя в себя.
      Она с трудом отпила глоток, так дрожали ее губы.
      "Какая я дура, - повторяла она про себя. - Андрюша, где ты? Спаси меня!.."
      Потом ее немного отпустило. По щекам покатились слезы, и она вытерла их грязной варежкой, чтобы не пугать Асю.
      - Скворцова, ты, что ли! - позвал ее кто-то.
      Алена вздрогнула. Перед ней, ухмыляясь из-под собачьей шапки, стоял ее румяный одноклассник, Леня Ганин по прозвищу Люкс.
      - Я ездил в министерство, думаю податься в аспирантуру, мой начальник говорит, что без ученой степени сейчас никак... - сказал Леня важно. - А ты что здесь?
      - Я здесь живу, - сказала Алена.
      Леня переменился в лице.
      - Ты удачно вышла замуж, - сказал он. - Ничего себе райончик.
      - Удачно. - Алена погладила Асю по голове.
      Леня скрылся, а Алена посмотрела ему вслед и выдохнула.
      У подъезда ее и капризничающую Асю обогнал Константин Сергеевич. Он взбежал на крыльцо, предупредительно распахнул дверь, но взглянул Алене в лицо и посерьезнел. Возникла пауза, а потом Константин Сергеевич отпустил дверь, грохнувшую за его спиной, присел на корточки и тронул пальцем Асин замерзший носик.
      - Дзинь, что плачешь? - проговорил он. - Улыбнись и скажи маме, чтоб умылась. На мамином лбу паутинка - мама не заметила, а мы-то глазастые.
      Ася задрала голову. Константин Сергеевич прыгнул в подъезд, а Алена обошла сугроб, нашла делянку чистого снега, зачерпнула пригоршню и протерла лицо.
      
      8
      
      Несколько дней Алена хандрила и водила недоуменную Асю в места, далекие от обычных прогулок. Дома тоже не ладилось; Андрей намекнул жене на подвиги Инги и Дениса, но Алена побрезговала выслушивать сальности.
      Избегая Ириных оправданий, она прикидывалась, что не слышит звонков, но телефон, как назло, трезвонил постоянно, и с постылым внешним миром контактировала раздраженная свекровь. Неизвестный абонент бойкотировал Римму Борисовну, и она как-то вышла из себя, рявкнув Алене:
      - Деточка, вероятно, это тебя.
      Алена сжалась, надеясь, что свирепость Риммы Борисовны распугает приставал, но через несколько минут звонки повторились. Алена неохотно взяла трубку, но расслышала лишь чье-то воспаленное дыхание. Это явно была не Ира, лишенная комплексов.
       Представление скоро надоело Римме Борисовне, без обиняков отражавшей беспардонные вторжения в личное пространство.
      - Никакое КГБ не имеет права, - бросила она Аркадию Львовичу, выдвигающему свои коронные гипотезы, оттерла Алену от аппарата и отчеканила голосом, способным стереть в порошок любого: - Прекратите хулиганство, я позвоню на телефонную станцию.
      Чехословацкая мембрана усилила звук, и Алена, стоящая рядом, разобрала:
      - Это сосед, я не могу встать. Откройте дверь, моего бойца нет, я пролежу до вечера.
      Пока Алена расшифровывала эту просьбу, находчивая свекровь сложила головоломку, бросила "сейчас" и отправилась за ключами. Алену восхитило ее самообладание. Не задав ни единого вопроса, Римма Борисовна твердой рукой отперла соседскую дверь. Любопытствующая Алена просочилась следом. Под морским пейзажем, на диване Виктора Альбиновича лежал несчастный Константин Сергеевич, вращая глазами и покрякивая. Увидев Римму Борисовну, он протянул к ней руки.
      - Тысяча извинений, - захрипел он. - Нерв защемило... если можно, скорую.
      - Где ваше пресловутое лечение, - процедила Римма Борисовна и сморщилась, унюхав несвежие носки. - Обойдемся без скорой... снимайте штаны!
      Она засучила рукава. Алена наблюдала, как свекровь мнет поясницу больного, словно взбитое тесто. Оживший Константин Сергеевич сел и смущенно спрятал какую-то тряпку.
      - Золотые руки... - забормотал он.
      - Если наша действительность меня еще не убила, - ответила Римма Борисовна с достоинством, - то я многое умею. - Желая усилить доброе дело, она распорядилась: - Алена, девочка, посиди здесь, мало ли что понадобится. Если хочешь, захвати Асю.
      - Нет! - вырвалось у Алены. - Не надо Асю!
      Римма Борисовна кивнула и величественно удалилась. Алена провела пальцем по пыльному столу и подошла к окну, за которым мела пурга и дворник расчищал дорожку перед гаражами. Константин Сергеевич затянул благодарность, но его голос так гнусно замурлыкал, что Алена прервала эти потуги, спросив:
      - У вас есть жена? Она сильная женщина?
      - Конечно, - ответил Константин Сергеевич.
      Вздохнув, Алена подумала, что свекровь никогда бы не попала в сомнительную ситуацию. Может, именно слабостью она отталкивает Андрея, который вчера явился поздно и навеселе.
      - Расскажите мне про Париж, - попросила она. - Там бывает снег?
      - Снег бывает даже в Африке, - ответил Константин Сергеевич уже пристойным тоном. - Что, тянет?
      - Хочется, как в мечте, - вздохнула Алена. - Проснуться, приехать в аэропорт, взять билет и улететь... чтобы все думали, что ты на даче. И гулять... купить чего-нибудь.
      Константин Сергеевич поднялся, поддернул трикотажные брюки и выгнул спину.
      - Есть турник или ворота? - спросил он. - Повисеть, как рукой снимет. Париж? Я был-то там недолго.
      Он рассказал, как их группа ездила во Францию. Алена слушала его речь, пересыпанную волшебными словами: "madame", "monsieur", "comment ça va", "bien sur". Когда она замечталась, он загадочно посмотрел на нее и спросил:
      - Ты водку пьешь? - Видя ее замешательство, он воскликнул: - Ты творческий человек, должна хлестать водку стаканами, как компот! Расслабляет периферические нервы, не одному же мне квасить.
      Алена не жаловала водку, но ее усыпил грассирующий басок Константина Сергеевича, и она, поддерживая творческое реноме, согласилась. Константин Сергеевич с подозрительным для больного проворством поставил на жостовский поднос початую бутылку "Столичной", липкую тушеночную банку, тарелку с бородинским и хрустальные рюмки из серванта Виктора Альбиновича. Запивать душистый бутерброд обжигающей водкой оказалось даже вкусно. Константин Сергеевич выспросил Алену об обитателях подъезда, поочередно называя их приметы, и она удивилась его профессиональной наблюдательности.
      - Вы прямо разведчик, - сказала она. - Штирлиц.
      Но Константин Сергеевич отверг сомнительный комплимент.
      - Просто смотрю внимательно, - объяснил он. - У нас же люди не маскируются. - Он поманил Алену к окну. - Сама увидишь.
      Алена взглянула на двор. Сначала там не было ни души, а потом толстячок в дубленке подошел к гаражу, расшвырял ногой снег, отчитал дворника и снял с проушин амбарный замок.
      - Это делец, - проговорил Константин Сергеевич. - Капиталист, пробы ставить некуда.
      - Делец, - согласилась Алена со вздохом. - Это Вадим, муж ему устроил тут гараж.
      Тем временем Вадим выкатил машину и горделиво распрямился, но вдруг спал с лица и попятился прочь от старика, возникшего из ниоткуда, как черт из табакерки. Старик таращился по сторонам и поводил ноздрями, словно сеттер.
      - Странно, - заинтересовался Константин Сергеевич. - Вроде туз, а вынюхивает, как шестерка.
      Алена изучила трость, нерпичью шапку и отекшее лицо с выпученными глазами.
      - Это нездешний, - предположила она.
      Тем временем Вадим юркнул в автомобиль и уехал, а старик остался. Опираясь на трость, он поворачивал голову, как локатор.
      Потом во дворе мелькнуло знакомое лицо. Алена поворошила память, узнала Денисова друга Саню и предположила, что он направляется к ним, но Саня умоляюще сгорбился перед стариком и попытался поцеловать его руку. Его лебезящие телодвижения выглядели дико. Потом старик что-то сказал, а Саня бросился к подвалу, упал в снег, и шокированной Алене померещилось, что он вцепился в подвального кота. Игра стала неприятной, и Алена отвернулась, но тут послышался шорох, и в комнате появился Андрей - причесанный, отутюженный, забранный в костюм. Алена не знала за собой вины и не смутилась, но заметила, что в глазах Андрея, взвесившего обстановку, что-то промелькнуло, и порадовалась, что ее условная месть удалась малой кровью.
      Андрей обвел глазами гостиную, где за стеклами секретеров переливалось в хрустале зимнее солнце, а на шкафах лежали крупные розовые раковины.
      - Я обедать, а ты здесь, - проговорил он с укоризной.
      Алена бросила в окно прощальный взгляд. Снег перед гаражами метили кровавые пятна, и Алена разглядела за вазоном растерзанный кошачий трупик. Оторопев, она поспешила уйти, а Андрей уставился на Константина Сергеевича, который шуровал вилкой в банке с бычьей головой. Повисла пауза.
      - Приглашаю вас к интересным людям, - наконец сказал Андрей.
      Не встретив энтузиазма, он таинственно сообщил, что его друзья из элитного круга позволят некому медиуму продиагностировать ауру Константина Сергеевича.
      - Сильнейший экстрасенс, - пообещал Андрей, бегая глазками по хлебным ломтям с заветренными краями. - Ходит в астрал, как к себе домой. Он из тайги, у него лечилась вся партийная верхушка.
      Константин Сергеевич только жевал и пыхтел. Потом лаконично кивнул на окно.
      - Не за тобой ли этот хмырь, - бросил он. - Поганая личность, и трется неслучайно, я со вчера его видел. В вашей избушке народ еще тот.
      Андрей шагнул к окну, посмотрел на старика в нерпичьей шапке, побледнел и понес совершенную чушь, будто старичок - слуга дьявола, охотник за черепами, агент из инфернальной спецслужбы, пресекающей даже миллиметровый отход от государственной идеологии.
      - Втянешь в историю, - покачал головой Константин Сергеевич. - Зачем мне ваши экстрасенсы, охотники за черепами, слуги дьявола.
      Но Андрей все кружил по комнате, умоляя не впускать загадочного старика. Его аккуратная экипировка плохо сочеталась с горячностью и бессвязными фразами. Сцену нарушил Степан, который устало проговорил из коридора:
      - Опять дверь нараспашку? А Кларка вломится или другая мадам?
      Он вошел в комнату, подкидывая лыжную шапку. Увидел Андрея и осекся.
      - Его матушка мне помогла, - доложил Константин Сергеевич, прерывая паузу.
      Степан сменил гнев на милость - поднял уголки губ и стал расстегивать куртку.
      - А мне помогла ваша сестра, - сказал он Андрею. - В неоднозначной переделке.
       Андрей, услышав это сухое сообщение, засветил глазами, как только что, застав жену выпивающей tête-à-tête с типом в растянутом трико.
      - Сестрица может, - туманно согласился он.
      Степан проводил его тусклым взглядом, после чего изучил следы застолья. Константин Сергеевич счел нужным оправдаться:
      - Его жена дура-дурой, - похвалился он. - Аппетитная... приходила сюда.
      Степан еле заметно повел плечом, неуловимо отметил водочную бутылку и отправился в прихожую.
      
      9
      
      Дениса несколько дней изводил привкус неловкости, но потом он уже хладнокровно вернулся к странному предложению Гордея Фомича. Разлад с Ингой его измучил, и он хотел отвлечься, а нетривиальная задача щекотала его нервы духом не слишком опасного фрондерства.
      Хорошая мина при плохой игре его выматывала. Он мечтал вскрыть нарыв безобразным скандалом, и его удерживали лишь жалкая фанаберия и доводы, что теща немедленно выставит его за дверь. Изо дня в день он казнился за шизофренический блеф, в котором предложил Инге равноценный демарш, и понимал, что виноват только сам.
      По ночам их комната гнала его прочь, и он подолгу сидел на кухне - раскачивался и курил в форточку, глядя на противотуманный сумрак заснеженной улицы, на домовые крыши, на белые дымки, разбавлявшие темное небо. Он убеждал себя, что семейные отношения - это условность, которую каждое общество выдумывает заново. По утрам он вглядывался в Ингино лицо, толкуя его в противоположных смыслах - то замечал, что она страдает, то мнил, что она упивается его позором. Вечерами он, как интеллигентный супруг, чмокал ее в щечку и едва справлялся с наплывом бешенства. Такая одурь подавлялась только делом, и Денис ухватился за задачу Гордея Фомича, как за лекарство.
      Вытравив с листов старую краску, он представил себя гонимым, всхлипнул над предстоящей участью и полюбовался будущим ореолом страдальца, но потом его страх прошел. Он с гордостью рассматривал желтоватые листы, мало отличные от мятых описей, которые числились у них ветхими. Эти листы с коричневатыми краями казались Денису живыми, и он подолгу гладил бумажный полуфабрикат. На работе он обнаружил старинную пишущую машинку. Загвоздка оставалась за текстом, но Денис гнушался тратить драгоценный ресурс на забавы, в которых обычно подвизался. Прикидывая так и эдак, он решил, что Аркадий Львович порадуется, если увидит свой заезженный рассказ в форме незыблемого доказательства.
      Работа его увлекла. Он изучил документы и изобрел правдоподобную цидулу, разъясняющую пятилетний производственный план на репрессии, расстрелы и поражения в правах. Поначалу творчество шло со скрипом, но потом Денис вошел в азарт. Понимая, что запредельный бред иногда выглядит правдоподобно, как и наоборот - бесспорные факты кажутся первостатейной брехней, он захотел проверить текст на непосвященном слушателе и позвонил отцу, сочтя его нейтральным арбитром. Стаж отцовского диссидентства был невелик: Евгений Иванович солидаризировался с властью и общественно активничал, пока директор НИИ не присвоил его рационализаторское предложение, в суть которого Денис, далекий от техники, не вникал.
      Евгений Иванович выслушал Дениса с горячим интересом.
      - Не по телефону! - содрогнулся он, и в очередной посетовал, что страной правят мерзавцы. - И осторожнее, не вздумай копировать! А если будешь, то от руки! - И он принялся заклинать: - Боже, как мы живем.
      Денис загордился, что его фантазия сработала, открыв в нем нежданные таланты. Но не успел он вернуться к телевизору, как позвонила Таня.
      - Радуешься? - проскрежетала она. - Сидишь в царских палатах и плевать, а что нас из халупы выживут! Знаешь, что твоя профурсетка с нами живет?
      Слово "твоя" ошпарило Дениса, заставив гадать о Таниной информированности, пока сестра рассказывала, что Марго живет с ними, а отец выгуливает ее по кварталу, предается отрадным воспоминаниям и всячески распушает хвост.
      - Забери ее к чертовой матери! - верещала сестра, а Марго предстала перед Денисом, как живая. - Он женится на ней, с него станется. Ты хочешь, чтобы она к нам прописалась и квартиру разменяла?
      Денис обвинил Таню с мужем, что они довели отца до состояния, когда любая побродяжка ему дороже семьи. Он не знал, что делать с Марго. Его посетила шальная идея привести ее к Римме Борисовне, но он понимал, что после этого безумного поступка за его спиной окажется выжженная земля.
      Закончив труд, он позвонил Гордею Фомичу, и тот заявил голосом, не терпящим возражений:
      - Я приду к тебе.
      Денис редко приглашал гостей в тещину квартиру, над которой витал взыскательный дух замученного пращура. Сейчас он навострил уши, но вспомнил, что Гордей Фомич допустил его к служебному месту, и за ним был ответный, хоть и неприятный шаг. Назначив время, он долго ждал гостя в полупустой квартире. Гордей Фомич, отекший от мороза, переступил через порог как хозяин. Масштаб наследных апартаментов Риммы Борисовны не впечатлил его. Он скинул дубленку и прямо в ботинках, угадав азимут, повернул к бывшей гостиной, но Денис перенаправил его в кухню. Гость брезгливо морщился и поводил носом. Услышав капризный Асин визг, он встал как вкопанный.
      - Запах, запах, - пробормотал он.
      В коридоре пахло травами, которые Алена, как заправская колдунья, толкла в ступке и вываривала на плите.
      - Свояченица балуется, - объяснил Денис. - Она сидит с ребенком, делать ей нечего... у нас вечно воняет красками.
      Он подвел гостя к тряпичному панно в коридоре. Это было единственное Аленино изделие, с которым Римма Борисовна мирилась на своей территории.
      - Не то, - проговорил Гордей Фомич мрачно.
      Денис усадил его под полку с коллекционной гжелью и захотел козырнуть финскими конфетами, Андреевой добычей, но вовремя осекся, рассудив, что гостя не удивишь никаким импортом, хоть из "Березки", хоть из Кремля.
      - Давай, - потребовал Гордей Фомич, впился глазами в бумагу и изрек вердикт: - Плохая липа. - Он затыкал в бумагу пальцем, вылавливая огрехи и помарки, а внимательный Денис подметил, что его корявые ногти облагорожены маникюром, излюбленной Ингиной процедурой. - В твоих в руках на миллионы заграничной недвижимости, а ты лепишь тупую пропаганду... из раскулаченных, что ли?
      - Не я, а теща, - ответил Денис. - Ее отца расстреляли, и она забодала все инстанции.
      - Ты подкаблучник? - осведомился Гордей Фомич, швыряя на стол конфетный фантик. - Так сделай, что она хочет. Куй семейное счастье своими руками... чай дрянь. - Он уставился на Дениса, и в его груди что-то скрипнуло. - Пусти меня к немецким фондам, - потребовал он, и Денис увидел, как в жабьих глазах зажегся томительный огонь. - Бери пример со своего друга, он так хочет в игру, что готов на все.
      Его прервал елейный голос Андрея:
      - Ден, где у нас мыло?
       Шурин явился незаметно - стены в очередной раз погасили и посторонние шаги, и звон ключей. Денис извинился и вышел. Андрей схватил его за ворот и затащил в ванную.
      - Не говори про меня, - елозил он, трясясь, как овечий хвост. - На кой ты с ним связался? Он тебе ухо отгрызет.
      Изучив шурина и убедившись, что тот не пьян, Денис покрутил пальцем у виска и вернулся к гостю. Гордей Фомич, положив его фальшивку на стол, гладил ее, как котенка. Потом он поднял голову, и его перепончатый подбородок задрожал.
      - Хочешь стать директором архива? - спросил он, глядя на Дениса в упор. - Ваш старпер засиделся, ему пора под зад коленом.
      - Не надо, - мечтавший о должностях Денис поморщился от бесцеремонности, вспомнив, как трогательно Иван Яковлевич дорожил своим местом.
      - Дурак. - Гордей Фомич отодвинул бумагу. - Переделай поумнее.
      Он поднялся, шевеля ноздрями. Проводив его, обиженный Денис спрятал бумагу, гадая, признает ли Аркадий Львович кустарную подделку.
      Он убрал следы преступления, которыми его теща сочла бы невымытые чашки. Поискал Андрея, но шурина, забывшего про обед, и след простыл. Явилась Римма Борисовна; потом пришла Инга и с вызовом подставила мужу щеку. Когда все ужинали, зазвонил телефон, и Римма Борисовна проронила, педалируя очевидный намек:
      - Ингуся, подойди, нас игнорируют.
      Инга с ленцой успела к очередному звонку. Денис расслышал, как она говорила неизвестному собеседнику:
      - Всеволод, зачем вы звоните? Я не верю, что это случайность... странно. Вы инвалид? Почему вы не выходите из дома? Боитесь жизни... но это душевная болезнь. Вы кого-то придумываете, у меня обычный голос. В музыкальной школе говорили, что слон наступил мне на ухо... да, по классу фортепьяно. Расскажите о себе... я вам не верю.
      Денис расслабился. Несмотря на женины шашни с неизвестным психом, он понимал, что так не говорят с любовником. Он даже допустил, что его надменная, но сторонящаяся грязи Инга выдумала и гнусное свидание в гостинице "Двина", и свою измену.
      Римма Борисовна положила ему добавки, и он набросился на пресный рис. Вошел Андрей, залез во все кастрюли, достал баночку с плавленым сыром, зачерпнул его ножом и принялся лизать, как эскимо.
      - Не ешь с ножа! - возмутилась Римма Борисовна.
      Андрей послушался, взял кусок хлеба и стал намазывать его сыром.
      - Скоро закрутят гайки, - загадочно произнес он. - Один мой знакомый законтачил с типом вроде карателя... он выпалывает инакомыслие, и у него широчайшие полномочия. Просто в Москве есть несколько эзотерических обществ, они даже иностранным дадут сто очков вперед. А теперь появилось мнение, что это надо прекратить.
      Римма Борисовна заахала и вспомнила про тридцать седьмой год, а Денис молча поглощал ужин, понимая, что Андрей обращается именно к нему.
      Потом Андрей швырнул нож в мойку и ушел. Денис еще покараулил его в коридоре, но шурин всякий раз ускользал, и Денис махнул на него рукой.
      
      10
      
      Денис не хотел заниматься переселением Марго, но угрызения совести побудили его к делу. Он обратился к Сане, и в баре рядом с Саниной невразумительной конторой (что-то расплывчатого профиля, где рукастый товарищ ремонтировал механические устройства) вывалил на него новости. Саня не сталкивался с подобными проблемами, он существовал легко. Пока он тянулся к необычному, доставая полуподпольные книги и распечатки мудреных практик, его жена и ребенок занимались друг другом, а Саня не вникал в их симбиоз. Разговор не клеился: выслушивая жалобы на любовницу, на оскорбленную жену, на мнимую свободу нравов, Саня токовал, что выполняет требования Гордея Фомича, потому что жаждет окунуться в игру с большой буквы. Это напоминало беседу слепого с глухим, и Денис, слыша о Гордее Фомиче из каждого утюга, насторожился. Этот странный человек обложил его со всех сторон.
      Разговор коснулся архива, и Денис, прощупывая почву, живописал Сане про план, спущенный с партийных верхов в расстрельную команду.
      - Стопудово, так и было, - высказался Саня. - И соцсоревнование, и перевыполнение... небось, брали и встречные обязательства. Гордей просит? Это счастье, скорее делай.
      Он взахлеб заговорил, что Денис не понимает, на какую удачу он наткнулся.
      - Понимаешь, игра - это прорыв, - говорил Саня. - Мобилизация внутренних сил, баланс на грани возможностей. Это особая психотехнология... я выполняю нелепые, экстраординарные задания, чтобы выйти из замкнутого круга в пограничное состояние.
      Рядом толкались пижоны в замшевых пиджаках, и некрасивые девушки хохотали, смакуя мороженое, а Санины откровения выглядели дурной фантастикой.
      - Я тоже стану медиумом, - вздохнул захмелевший Денис, разглядывая пористые туфовые стены, отдававшие казармой. - Я точно знаю, как Ленин зарабатывал на подпольную деятельность. - При этих словах Саня оглянулся и пнул Дениса ногой. - Мол, доходы с имения... адвокатская практика... а он держал бордель и сам туда захаживал.
      Денис все же тщеславился уроками Гордея Фомича.
      - Предложил стать директором, - куражился он, забыв, что отверг это предложение. - Я нужен ему, понимаешь?
      Его оцепенелый взгляд с трудом фиксировал предметы. Он казался себе пророком, вершителем судеб, героем, очищающим авгиевы конюшни от закостенелого официоза.
      Он вернул разговор к Марго, и Саня вспомнил про однокурсника, не возражавшего против иногородних гостей, особенно женского пола.
      - У него как-то свадьба жила, - рассказал он. - Человек двадцать, соседи офигевали.
      Он полистал записную книжку и отправился в фойе звонить, а Денис опрокинул стакан и поймал ртом водочные капли. Получилось эффектно, и он залюбовался собой.
      - Свобода, - проговорил он. - Жену надо отпускать... жене должно быть весело.
      Бармен поднял на него глаза, и Денису что-то примерещилось. Он вспыхнул и сцапал бармена за жилетку, но подоспевший Саня схватил его и оттащил прочь. Денис сгоряча даже стукнул Саню, но потом остыл.
      - Я договорился, пошли, - сказал Саня, раскланиваясь с разъяренным барменом. - Фиксаж на месте, и вроде вменяемый.
      Друзья выкатились из заведения. В их лица ударил ветер, и Денис протрезвел. Оказалось, что обладатель нелепой клички обитает в районе, где Денис никогда не бывал.
      Название окраины звучало устрашающе. Пока друзья ехали в метро, Денис слегка обмяк, но в бодрящем воздухе улицы подобрался. Станция находилась на пустыре, светящаяся буква "М" торчала на палочке посреди снежного поля. Какие-то пасмурные люди бродили вокруг стайками, и Денис понял, что в этом районе чужаков бьют без предисловий.
      - Куда ты меня привез? - взвыл он.
      Они сели в автобус, добрались до заводских домов, поднялись в подъезд. Сонный хозяин вышел к ним, шлепая босыми ногами по крашеным доскам. Он провел гостей в комнату, и Денис с уважением оценил ее кубатуру. На середине стоял обеденный стол с грязной посудой, у стен - два массивных дивана, у окна - кровать с железными шишечками. Тут хватало места для многолюдной компании, а Марго, в представлении Дениса, не пристало капризничать.
      - Приведем красивую женщину, кровь с молоком, - посулил Саня.
      Хозяин зевнул и поежился от холода.
      - Только не сейчас, - выдавил он. - Я спать хочу.
      Пока Саня обговаривал детали, Денис подошел к окну, за которым по ореолу фонарного света метались снежные хлопья.
      - Я, пожалуй, останусь, - проговорил он задумчиво.
      Его отвращала порядочная квартира Риммы Борисовны, он устал от порочной Инги, требующей политеса, но достойной лишь трепки... или жалости... или того и другого.
      Саня распрощался. Денис не побоялся отпускать его в чужой квартал, хулиганье еще в школе обходило Саню стороной. Фиксаж завалился на кровать с шишечками и через минуту захрапел. Денис разделся и швырнул куртку на диван. Оставаясь, он понадеялся, что пьяный Фиксаж развлечет его каким-нибудь идиотским разговором, но тому было не до бесед. Денису свербело поговорить хоть с кем-нибудь, и он вспомнил, что не сообщил отцу о своих хлопотах.
      Он вышел в коридор и споткнулся о чьи-то сапоги. Впотьмах, натыкаясь на одежду, полочки и велосипедные колеса, поискал телефонный аппарат. Из-под соседской двери пробивался свет, несло жареной рыбой, шумел телевизор, транслирующий футбольный матч.
      Отец оказался дома один, Таня с мужем ушли в кино на поздний сеанс и захватили Марго. Взяв лукавый тон, Денис сообщил Евгению Ивановичу, что он нашел родственнице квартиру, пригодную для самостоятельной жизни. Проговаривая эти неискренние аргументы, Денис напрягал ухо, определяя отцову реакцию, но в трубке что-то стрекотало, и он ничего не понял.
      - Я прочитал в архиве, - добавил он, чтобы позабавить Евгения Ивановича. - Про картавого... ну, про Владимира Ильича. Он в Петербурге содержал бордель, доходы пускал на революцию, а его соратники пользовались бесплатно.
      - Такие вещи, - Евгений Иванович оживился и понизил голос: - по телефону!
      - Говорить можно все, - отмахнулся Денис, мнивший, что сам черт ему не брат. - Главное, добавлять: но я всем доволен, и у меня все есть.
      Он повесил трубку, повернулся и вздрогнул. У открытой двери стояла тетка в ситцевом халате и выкатывала на него огромные, полные ужаса глаза.
      - У! - Денис приложил к вискам указательные пальцы. - Забодаю!
      Тетка отлетела от него, как ошпаренная. Покачиваясь, Денис вернулся в комнату, сел на диван и хихикнул. Фиксаж раскатисто храпел, но за этими богатырскими раскатами Денису померещился чей-то тоненький плач. Он помотал головой, прогоняя мираж, но плач слышался явственно. Денис заглянул под кровать, распахнул шкаф, и навстречу ему вылезла полуголая девица
      - Ты... что? - выдавил Денис, испугавшись, что сходит с ума. Он даже не видел ее лица, заоконный свет выхватывал только сиротский полотняный бюстгальтер в цветочках.
      - Он забыл про меня, - пожаловалась она, подвывая. - Свинья, скотина.
      - К черту, - проговорил Денис. - Ну вас к черту...
      Он накинул куртку, выскочил из квартиры, хлопнув дверью. Топоча и пугая возможных грабителей, карауливших поздних жертв, скатился по лестнице. Застегиваясь, вышел на крыльцо. Мел назойливый, частый снег, и Денис снова не поверил глазам, увидев Саню, который засовывал какого-то хлюпика головой в сугроб.
      - Ну и район, у каждого второго нож под полой, - проговорил Саня с извинительной улыбкой. - Хотел шапку сорвать. Дудки.
      Хлюпик выскочил из сугроба и, скользя по ледяным горбылям, припустил за угол.
      - Я знал, что ты не удержишься, - объяснил Саня. - Плюнь на свою гулящую жену.
      Денис полез на Саню с кулаками и немедленно очутился в том же сугробе, где предыдущий неудачник оставил характерную выемку в форме головы.
      - Этого я и боялся, - проговорил Саня, отпуская Дениса. - Ты на бармена борзо окрысился. На тебе лица нет, еще нарвешься.
      - Куда ты меня привез? - пробормотал Денис, напяливая шапку на мокрые волосы. - Твой Фиксаж конченный придурок... у него в шкафах бабы... скелеты... я не вру.
      Саня вздохнул.
      - Ну, есть еще один чувак, - проговорил он. - Скульптор, запойный алкоголик, у него тоже дурдом, зато знакомства - сбагришь с рук, я ему позвоню.
      Они кое-как добрались до проспекта, поймали такси, и на сидении "Волги" Денис отключился. Саня растолкал его, когда потянулись нарядные улицы, и таксист запросил, куда ехать. Денис показал ему дорогу, выбрался из машины, махнул рукой на прощание.
      - Насчет игры - пожелай мне удачи! - крикнул Саня, но его слова утонули в метели.
      У квартирной двери Денис заколотил ладонью по звонку, представляя, какой тарарам поднимется в доме. Но его сразу встретила Инга, подозрительно спокойная, а Денис оробел при ней, как мальчишка.
      - Прекрати, где ходишь, ты пьян, - проговорила она досадливо, но мягко.
      Довольный Денис решил, что она ждала его, не находя себе места, но она подобрала телефонную трубку и продолжила прерванный разговор.
      - Это муж, - сказала она неизвестному собеседнику. - Сева, я замужем, почему ты удивляешься? Женщине нужен супруг... как импортные сапоги, как дубленка, как бриллианты. Цинично... да, я такая.
      - Сука, - сообщил Денис жене, наугад повесил куртку и, шатаясь от усталости, отправился в ванную. Через десять минут он рухнул на кровать и отключился.
      
      11
      
      Поначалу Денис перенес переговоры о Марго в архив, но и там его сковывала немота. Ему казалось, что засыпанные нафталином тетки ловят каждое его слово, и глядя, как вздрагивают их облитые лаком прически, он болезненно морщился. Он понадеялся, что, если он позвонит нужным людям из дома, то Инга ничего не поймет, забыв, что она умна и прекрасно знает мужа. Увидев, что Инга расшифровала его переговоры, он отбросил конспирацию, а Инга решила, что проступок, который ее раскаявшийся муж преподнес как случайный, превратился в долгосрочную связь, и это ее обидело.
      Инга не интересовалась своим мимолетным горе-любовником. Забавный курьез в гостинице "Двина" стал для нее подобием мещанской комедии, и она послушалась подружку, сватавшую ей состоятельного дядечку - известного ловеласа и ценителя женской красоты. Подружка уверяла, что этот кандидат гарантирует ее от двусмысленностей, и Инга, закусив удила, согласилась на новое свидание.
      Денис в этот день переселял Марго в престижнейший район, даже не проверив Санин адрес. Он посчитал, что и так делает слишком много, и поклялся себе, что развяжется с долгами и сразу займется женой.
      По дороге к отцу он опасался, что Марго заартачится, и расслабился, застав ее с собранным чемоданом. Растерянный Евгений Иванович расхаживал по комнатам, бормоча: Маргариточка, все взяла? А где красная сумочка?..
      Он обрадовался сыну, утащил его в кухню и зашептал, как заговорщик:
      - Я так рад, что тебе не промыли мозги. От нас скрывают элементарные вещи, мы живем в информационном вакууме!.. Только помни, что напечатанный документ - подсудное дело... если надо, пиши от руки.
      Удивляясь, что Евгений Иванович не нашел другой темы, Денис подумал, что его фантазия попала в яблочко.
      - Все-таки какой-то глоток свободы! - восклицал Евгений Иванович, облизывая губы. - У меня тоже были пассии... я многое упустил, но сейчас другие времена.
      Денис прервал разговор, становившийся неприятным. Он вернулся в комнату, где Марго накидывала на плечи косынку с люрексом. Евгений Иванович заявил, что на улице холодно, и захотел отдать Марго старый оренбургский платок, слежавшийся как валенок.
      - Это мамин, - возразила Таня сквозь зубы. - Память.
      - Но Танечка, - залепетал Евгений Иванович. - Вспомни, как мама подарила наши ломоносовские чашки Елене Валерьевне...
      Они безобразно заспорили, а Марго встала, нагло посмотрела на Дениса и шагнула к двери.
      На лестнице он перехватил у нее чемодан, и она рассмеялась.
      - Думала, придавят подушкой, - проговорила она, и ее нездешний говор зазвучал таинственно. - На радостях закатят пир горой... куда ты везешь меня, Сусанин?
      
      Приключения Инги развивались параллельно. Явившись к памятнику Маяковскому, она обнаружила у постамента мужчину лет сорока в импортном пальто. Его благополучное лицо лоснилось под меховой шапкой, а в руках красовался огромный букет. Инга даже не поверила, что это для нее - ей никогда не дарили таких букетов.
      Всеволод второй оценил ее взглядом и просиял. Осыпал комплиментами, взял за руку, свободную от перчатки, и деловито предложил:
      - Есть идея - в Пушкинский музей, потрясающая выставка, привезли импрессионистов.
      Инга нахмурилась. Свидание рисковало затянуться, а ей не улыбалось тратить на Всеволода второго весь день.
      - Замерзнем, - возразила она. - И не пустят с букетом.
      Всеволод второй улыбнулся ей бледным мясистым ртом.
      - Порядочные люди не стоят в очереди, - сообщил он чуть свысока. - А букет сдадим в камеру хранения.
      Но Инга замялась, и Всеволод второй, заметив ее колебания, переиграл планы и предложил поехать к нему домой.
      - У нас осетрина, друзья привезли с Волги. Жаль, что нет икры, растащили подчистую... но и осетрина хороша с французским коньяком.
      Он заговорил про волжских осетров, и Инга увидела, что он не просто треплет языком, а хочет ей понравиться. Она расслабилась: перед ней распинался воспитанный, солидный, очень светский человек, и Инга его не боялась. Ей показалось, что она знает его много лет. Таким она хотела видеть отца, которого ей очень не хватало.
      Всеволод второй проводил ее к "Жигулям", припаркованным за театрами, и обмахнул рукавом ветровое стекло. Инга села в машину. Она не представляла, как ляжет в постель с этим немолодым и непривлекательным человеком, но все происходило словно на бегу. Всеволод второй провез ее по Садовому кольцу, свернул в переулок, где высилась добротная "свечка" из желтого кирпича. Трогательно заглядываясь на Ингу, Всеволод второй провел ее в подъезд, нажал кнопку лифта, потом отпер лакированную дверь, и Инга переступила через порог.
      - Пожалуйста... - бормотал Всеволод второй. Он снял шапку, под которой оказалась блестящая лысина. - Я повешу... Котик! - крикнул он вглубь квартиры.
      К Ингиному изумлению в коридор выскочила худая женщина в обтягивающих брючках. Наткнулась влажными глазами на Ингу и заулыбалась напомаженным ртом.
      - Позволь тебе представить, это Инга, - проговорил Всеволод второй с гордостью. - Инга, это моя жена Екатерина.
      Екатерина просветила оцепеневшую Ингу взглядом сродни рентгену.
      - Студентка? - промурлыкала она.
      Инга открыла было рот, но Екатерина уже отвернулась, подскочила к зеркалу в золоченой раме и взбила дымчатые волосы.
      - Буду поздно, еще позвоню, - бросила она.
      - Котик, осталась осетрина? - спросил Всеволод второй. - Я Инге обещал.
      Екатерина натянула прехорошенькие сапожки, накинула шубку, что-то прочирикала и исчезла, а Инга все не шевелилась. Ее словно облили помоями. Решаясь на свидание с предполагаемым любовником, она не ожидала, что его жена устроит ей осмотр. Обескураженный Всеволод второй заговорил что-то о доверии, но Инга судорожно задергала ручку его шикарной двери.
      - Это гадко... - проговорила она. - Что я вам, игрушка? Вы психопат... отстаньте!
      Она вырвалась из квартиры и побежала по лестнице, представляя, что выскажет подружке, рекомендовавшей ей этого придурка.
      - Инга, Инга! - послышалось ей вслед, когда она выскочила из подъезда.
      Всеволод второй ковылял за ней с букетом, волоча башмачные шнурки по тротуару.
      - Инга, я не думал, что тебе неприятно, - заверил он, тыкая в нее букетом. - Я не психопат, как это доказать... а, знаю: я тебя рассмешу. Психопаты лишены юмора. Прости меня, я сглупил. Господи! В кои-то веки кто-то понравился Кате.
      Он выпалил несколько анекдотов, и Инга улыбнулась против воли. Он сыпал уморительными историями, и Инга снова подпала под его обаяние.
      - Нет, не пойду к вам, - твердо сказала она, когда он взял ее за руку. - Как вы не понимаете, это противно.
      Всеволод второй на минуту задумался.
      - Поедем к Терентию, - воскликнул он. - Да-да, Терентий почти гений, заодно попадем и на выставку.
      Решив довести свое приключение до конца, Инга принужденно согласилась. По дороге Всеволод второй заехал в гастроном, вынес бутылки с коньяком и водкой, рассовал их по карманам, и скоро "Жигули" затормозили у дома, помнившего первую мировую войну.
      В гулком подъезде с кривыми от времени ступенями, обколотой лепниной на потолке и неприличными словами поверх масляной краски Всеволод второй толкнул кособокую дверь и удивился, найдя ее закрытой. После назойливого стука вышел хозяин, напоминающий сказочного упыря: всколоченные волосы, грязная борода, воспаленные глаза, густая струя перегара.
      - Не шуми, у меня мероприятие, - проворчал он и кое-как сфокусировал на Инге слезящиеся глаза. - Что, натурщицу привел?
      Инга опять приготовилась к бегству, но Всеволод второй недовольно стукнул Терентия в грудь.
      - Я-то девушке рассказываю, какой ты гений, - сказал он. - Дай нам пристойную комнату. Познакомься, Инга, это лауреат премий... ты не смотри, что в таком виде.
      - Только не в кабинет, - буркнул Терентий, принимая водку. - Там деловые заседают, сам не суюсь, даже баб разогнал.
      Инга разглядывала коридор, похожий на пещеру. Под ее ногами был черный паркет, на ободранных стенах красовались остатки обоев. Под кривым потолком змеилась горелая проводка. Но главное, повсюду были статуи, куски статуй, осколки статуй. Картины, покрытые пылью, стояли у стен поодиночке, рядами и штабелями. Квартира была огромной - коридор уходил в темноту, и Инга даже не видела, где он заканчивается.
      - Тихо проходите, - буркнул Терентий, но за его спиной открылась дверь, и из нее высыпали мрачные люди с сосредоточенными взглядами.
      Инга вздрогнула: таких страшных лиц она еще не встречала. Один человек показался ей знакомым, и она поразилась, когда его свирепое лицо преобразовалось в пресную личину соседа Степана.
      Сосредоточенные люди проходили мимо, не глядя на Ингу, а Степан остановился рядом с ней.
      - Все ищешь приключений, - проговорил он с тревогой. - Ты к ним?
      - Нет, я... вот. - Инга тронула Всеволода второго за локоть, и Степан кивнул.
      - Это ладно, ничего, - сказал он. - Хозяина не бойся, не обидит.
      Он исчез, а Инга почему-то почувствовала облегчение. Всеволод второй повел ее по коридору, показывая скульптуры и отодвигая от стены картины, и Инга отнеслась к показу милостиво, как к приватной экскурсии.
      Услышав голос Дениса, она вздрогнула, решив, что ее подспудное напряжение преобразилось в слуховую галлюцинацию, но обернулась и увидела, что настоящий Денис с лестничной клетки о чем-то говорит с Терентием.
      - Кто это чудо! - завопил вдруг Терентий. - Я ее годами искал по всей Москве!
      - Это Марго, - ответил Денис. - Она поживет у тебя.
      Под голой лампочкой, висящей на проводе, перед Ингой предстали потирающий руки Терентий, искательный Денис и женщина с цыганскими глазами. В незнакомке Инга сразу признала дьяволицу во плоти, источник всех своих бед.
      Возникла немая сцена. Наконец Инга всхлипнула, взмахнула букетом и с криком "дрянь!" наотмашь ударила мужа. Цветочные лепестки брызнули в стороны, а Инга, схватив пальто, выскочила из мерзкой квартиры.
      
      12
      
      Вечером, когда Константин Сергеевич явился к своему ученику, тот, одетый в потертые джинсы и крупновязаный свитер, нервно расхаживал по кухне. Его глаза, обычно подернутые тиной, оживленно поблескивали.
      - Идем к целителю, - сообщил он.
      Константин Сергеевич нахмурился. Он отговорился, что лечебные программы не сопрягаются друг с другом, но Андрей, не слушая возражений, потащил его на выход.
      - Это пророк, ясновидящий, - бормотал Андрей, стаскивая Константина Сергеевича по лестнице. - Если согласится, то повезло, он видит насквозь.
      - Я не хочу, чтобы меня видели насквозь, - пробурчал Константин Сергеевич.
      Андрей посмотрел на Константина Сергеевича, покусывая губы.
      - Знали бы вы, кто это, - проговорил он серьезно. - Об этом нельзя говорить! Тайна!
      Они зашагали по переулку. Ударил мороз, сухой снег похрустывал под ногами, воздух казался звенящим, карамельное московское небо потемнело, и в его облачных прогалах показались звезды. Андрей подергивался и зябко поднимал воротник. Константин Сергеевич ступал размеренно, как каменный гость. Андрей потянул его в подворотню и повел прихотливым маршрутом через дворы и калитки. Константин Сергеевич, плохо знакомый с изнанкой московского центра, только крякнул, угодив ногой в припорошенную талину. Маршрут закончился у неухоженного, дышащего на ладан дома. Входная дверь висела на одной петле, зловещие зеленые окислы красовались на перилах. Лифтовая шахта была беспощадно, с каким-то садизмом разгромлена, и визитеры поднялись пешком. На третьем этаже Константин Сергеевич одышливо засипел, но Андрей уверенной рукой потащил его дальше и пнул дверь с полузатертым списком жильцов.
      От порога уходил уродливый и загаженный коридор с сортирной лампочкой под потолком.
      - Не удивляйтесь, - предупредил Андрей и распахнул очередную дверь.
      Безмолвие взорвалось оглушительным грохотом. В помещении, разделенном перегородками, люди теснились, словно сельди в бочке. Разило ночлежкой: потом, перегаром, кислятиной, папиросной вонью. Среди смрада ощущался знакомый дух, в котором Константин Сергеевич признал какие-то южные травы, вроде полыни. Вокруг толклись грязные и неухоженные особи, в основном пьяные, и не было ни одной женщины. Андрей подтолкнул Константина Сергеевича в закуток, где сидел изможденный бородач в длинной рубахе.
      - Мэтр, это мы, - сказал Андрей уважительно, но с нотками панибратства.
      Мэтр, чей худосочный вид диссонировал с изысканным именованием, сдвинул кустистые брови и стрельнул глазами. Этот отрепетированный взгляд был эффектен, но не подействовал на толстокожего гостя.
      - Не жирно будет? - проговорил мэтр сварливо.
      Андрей умоляюще сложил руки.
      - Это исключительный случай, - проговорил он. - У меня есть заслуги, мэтр.
      - Выпейте спирта, - распорядился мэтр. - Рустам принес из реанимации голландское лекарство. Василий Парамонович отдыхает.
      Он указал на стол с аптечными склянками, но Андрей вынул из-под свитера бутылку водки, подобрал стакан, налил его до половины и протянул Константину Сергеевичу.
      - Пейте, - сказал он. - Иначе он разговаривать не станет.
      - Чем воняет? - спросил Константин Сергеевич, выпивая водку одним махом. - Анаша, не анаша... ты втирал, мол, жена красит рукоделие.
      Андрей проглотил водку и сразу захмелел.
      - Забойная штука. - Он приложил палец к губам и захихикал. - Я сказал Ленке, что это закрепитель краски. Запах очень характерный, но главное, чтобы пахло от всех, и я вроде не при делах. Это третья ипостась, она поперек и богу, и дьяволу... но мир сложнее, чем чертов материн Гегель.
      К мэтру подошел толстяк в кожаном пиджаке. Наклонился к его уху и заговорил вкрадчиво:
      - Мэтр, я рассчитываю. Приличная женщина и очень полезная... одна порция ее воскресит.
      Андрей громко прыснул. Толстяк вздрогнул, поднял голову, узнал Андрея и проговорил со скукой:
      - Это ты... здорово.
      - Нет, - отрезал мэтр. - Ей пятьдесят лет. Я бы обменял одну порцию на сырье, если она готова, но в таком возрасте нет качества.
      Он забрал ополовиненную бутылку, а толстяк разочарованно развел руками.
      - Вадик, предложи ему денег, - посоветовал Андрей с иронией. - Приличную женщину обдерешь, как липку.
      Вадик в сердцах отмахнулся и ушел. Андрей тоже исчез. Константин Сергеевич отступил к окну. Мимо прошли два косматых человека, и один из них говорил другому:
      - Какое равенство, у нас официально диктатура пролетариата! Если один класс - диктатор, а остальные шлак, то и равенства нет. Мои соседи жрут крыс - варят и жрут, это и есть ваш пролетариат.
      - Диктатура пролетариата давно накрылась медным тазом, - возражал второй. - Согласно линии партии, у нас развитой социализм.
      Спорщики пропали, и кто-то закрыл Константину Сергеевичу глаза ладонями. Ладони были мягкие, женские, но Константин Сергеевич все же резко обернулся. Перед ним стояла невысокая девушка, и даже в темноте Константин Сергеевич разглядел, что у нее землистое личико и синеватые круги под глазами.
      - Хочешь смерти? - Девушка томно облизнулась. - Я раздаю смерть, она сладкая. Я бы хотела с трупом. Рустам водил меня в морг, но ничего не получилось.
      Пока Константин Сергеевич оценивал ее неадекватность, подошел крепкий малый, обнял ее за талию и прожег Константина Сергеевича неприветливым взглядом.
      - Аглая, дорогая, пойдем, - протянул он.
      Выскочил Андрей и посмотрел вслед необычной паре.
      - Это Рустам, он врач, - пояснил он. - Он ее бывший муж, делает ей аборты, она залетает, как крольчиха. Получается энергетический эликсир, но для избранных. Вадька, подлец, лезет со своими делишками, но мэтр ему ничего не даст - выкуси. А что? На западе целая индустрия, плацентарные кремы, сыворотки... стоят немеряно, концентрация хилая, и непонятно, от каких прошмандовок. А тут собственные гены, безопасно.
      - Устроили игрища, - усмехнулся Константин Сергеевич, покачивая головой. - Всем полком на одну бабу.
      Одурманенный водкой Андрей выпятил губу.
      - Мы не сатиры, - выговорил он. - У нас психотехники, астрал, и эта трава в кассу. У нас специальная комната... сжигаем, окуриваем, раздеваемся догола, заходим... полная темнота - улетаешь, потом память отрубает... никто в точности не знает, что там происходит. Интрига... готовность ко всему. Вам еще нельзя, Парамоныч не одобрил.
       - Я не любитель, - поморщился Константин Сергеевич. - Я человек ортодоксальный.
      - Идем! - встрепенулся Андрей.
      Он протащил Константина Сергеевича через толпу и впихнул его в чулан, где на полу какой-то человек колол грецкие орехи о косяк, то раскрывая, то закрывая дверь. Перед ним высилась горка скорлупы вперемешку с ядрышками.
      - Садитесь, - шепнул Андрей. - Василий Парамонович, вот больной.
      Константин Сергеевич опустился на пол. Грязными, чуть дрожащими пальцами Василий Парамонович протянул ему ореховое ядрышко, и Константин Сергеевич, понукаемый Андреем, съел его. На него уставились маленькие, пронзительные, какие-то инопланетные глаза. Помолчав, Василий Парамонович повел курносым носиком, опустил голову и пробормотал:
      - Он здоров. Зачем привели? У него совесть болит.
      Он заскреб пальцами, хрустя скорлупой. Андрей потянул Константина Сергеевича вон и, когда они оказались в проходе, сутулый молодой человек набросился на Константина Сергеевича с криком:
      - Привел симулянта, он здоров, как лошадь, а мне от ворот поворот! Да кто ты такой!
      Его руки были слабыми, как плети, и Константин Сергеевич легко отразил удар. Все сборище взорвалось, и на Константина Сергеевича набросилась толпа, причем некоторые были совершенно раздеты, но все равно полезли в драку. Поднялся крик, все принялись мутузить друг друга, и в возникшей давке Андрей умудрился ухватить Константина Сергеевича за шиворот и выдернуть из заварушки. Оба выскочили в коридор; за их спинами загрохотала падающая мебель.
      - Простят дружки-то? - усмехнулся Константин Сергеевич, дуя на разбитую руку.
      Андрей, как ни в чем ни бывало, застегивал куртку.
      - Не обращайте внимания, - объяснил он. - Тут каждый раз то свальный грех, то драка.
      Они спустились на улицу, и Константин Сергеевич опустил кулак, сочащийся сукровицей, в сугроб.
      - Значит, вы здоровы, - проговорил Андрей, наблюдая за ним.
      - Ты веришь этому чуду-юду? - удивился Константин Сергеевич.
      Он вытер кулак носовым платком, и Андрей повел его окольной дорогой по широким улицам с расчищенными тротуарами, праздничными гирляндами и фонарями.
      - За нами охотятся, - говорил Андрей, понижая голос - Отдел КГБ изничтожает самодеятельных парапсихологов. Говорят, что КГБ использует экстрасенсов, но только своих, которых пасут с детства... им не нужна народная инициатива, и я сильно рискую, что доверяюсь вам, но что-то мне подсказывает... вы же по внешним делам.
      Бесстрастный Константин Сергеевич заглядывался на женщин в мехах и отреагировал на сентенции Андрея иронической гримасой.
      - Дениска, остолоп, притащил такого домой, - продолжал Андрей жалобно. - Челюсти как у гиппопотама... убийца. Вы сильный, вы заступитесь, я боюсь. У любого уважаемого человека есть медиум, как раньше духовник... на западе ходят к психоаналитику на каждый чих. У нас безобидный кружок... мать высокомерная, витает в эмпиреях, мол происхождение. А я люблю этих убогих, - он осекся и задумался. - Только у нас нет королевы.
      - А Аглая, - хмыкнул Константин Сергеевич.
      Андрей помотал головой.
      - Она чернавка. - Он расцвел мечтательной улыбкой. - Нет, нужна королева.
      Он оглянулся на уборочную машину, которая монотонно загребала клешнями снег.
      - С вами спокойно, - сказал он. - Вы защитник... хорошо!
      Рассуждая о духовных исканиях, он довел Константина Сергеевича до дома и, так же мечтательно улыбаясь, пошел к себе.
      
      13
      
      Утро вышибло Дениса из дома, как пробку из бутылки. Квартира спала, когда он выбрался на морозную улицу и завел тещину "трешку". Соседи у гаражей, приплясывая от холода, маялись над моторами, ругая масло, свечи, аккумуляторы, погоду, законы физики и советский автопром. Обмен бытовыми мнениями ободрил Дениса. Он уже спокойно включил печку и замер в ожидании тепла.
      Выхлопное облако окутало машину. Денис пошарил в портфеле, нащупал бумаги и решил завезти их Гордею Фомичу. Садовое кольцо пустовало, и только самосвалы, нагруженные снегом, ползли на плавильную станцию. Завалы застили переулок. Денис оставил машину и побрел по дорожке навстречу редким прохожим, которые спросонок тащились к метро.
      Перед подъездом Денис поднял голову. В высоком окне Гордея Фомича горел неяркий свет и играли тени. Денис поднялся на этаж, рассматривая старомодные таблички с фамилиями, и позвонил. Дверь открылась, выглянула прямая как палка женщина восточного типа, с чашкой в руке. С полминуты она изучала Дениса с головы до ног, и вдруг выплеснула чай ему в лицо. Денис отпрянул, дверь захлопнулась.
      Чертыхаясь и отряхивая куртку, Денис спустился вниз. Посмотрел на мирно светившееся окно и, гадая, что значит эта выходка и что зазорного рассказал о нем Гордей Фомич своей сожительнице, поехал на работу. Перечеркнув многообещающее знакомство, он прибыл на место и уныло оглядел родной архив.
      Москву накрыло снегом, в окне было серо, и только в самом его углу светился флаг посольства. Денис думал об Инге. Раньше он не осознавал, как прикипел к жене. Его мысли прервал незнакомый обходительный тембр в коридоре: "Направо?.. Через одну?.. Благодарю..." Денис не ждал гостей. Он удивился, когда лысый дядечка в фасонном пальто ввалился в комнату, и в его памяти возникла зачуханная Терентьева квартира, разъяренная Инга с букетом и этот тип - кажется, Всеволод. Вздрогнув, он как будто ощутил горький запах хризантем, оставивших зеленый след на его щеке. Пока он собирался с мыслями, дядечка раскланялся и без приглашения опустился на стул.
      - Мы познакомились при странных обстоятельствах, - проговорил он приветливо. - Давайте поговорим как интеллигентные люди, без горячки.
      Денис окаменел. В комнате находились еще две женщины. Любое неосторожное слово, сказанное при них, покрыло бы его позором до конца дней. В комнате повисла отчаянная тишина, и Клавдия Леонидовна, что-то смекнув, проговорила слащаво:
      - Валя, в буфете будут сосиски, пойдем посмотрим.
      Всеволод подождал, пока закроется дверь.
      - Деликатный вопрос. - Он понизил голос, окрашенный отвратительной фамильярностью. - Но мы интеллигентные люди, и я с открытым забралом.
      После предуведомления об интеллигентности Денис ждал любой скверны. Он не сразу просек, что незваный гость просит его, законного мужа, заверить жену, что Всеволод от нее в восторге. Что досадный афронт огорчил его, и он жаждет продолжения банкета. При этом наглец пел Инге дифирамбы, отмечая, что у Дениса хороший вкус.
      Дениса замутило. Глядя, как Всеволод потирает ручонки, он ужаснулся. Он было решил, что Инга насытилась местью, но теперь перед ним сидел опасный субъект - настоящий паук, приготовивший сеть из денег, связей, красивой жизни, волшебных приключений.
      - У Инги замечательное качество, - поведал Всеволод, замутив глаза. - Она не боится быть женщиной. На другую посмотришь, сразу видно, что комсомолка, спортсменка, верный товарищ и передовик соцтруда. В девочках из хороших семей есть экстерьер... и жене она понравилась!
      Раздался щелчок. Грифель карандаша, который Денис припечатал к стеклу на столе, выстрелил в горшок с алоэ. Неизвестно, чем бы это закончилось, но тут в комнату ввалился Саня. Лысый Всеволод тактично удалился, оставив у стакана с карандашами визитную карточку, а Саня оседлал стул и уставился на претенциозный кусочек картона, как баран на новые ворота.
      - Экий гусь, - удивился он. - У тебя чаинка на подбородке... ты хлебал из лохани?
      Багровый от гнева Денис засучил руками по лицу, смахивая чаинку.
      - Стерва, - пожаловался он. - Пришел по делу, слова не сказал, а она в меня хоп! - чаем.
      Он даже обрадовался, что утренняя история, оправдывающая его рассеянность, случилась с ним так кстати.
      - Забудем этот инцидент, - прохрипел натужный голос. - Жена погорячилась.
      В помещении неслышно появился Гордей Фомич. Снег, который валил на улице, не тронул ни его плеч, ни нерпичьей шапки. Саня вскочил и нелепо, как в театральном спектакле, поклонился
      - Она не любит русских. - Гордей Фомич повращал жабьими глазами и приземлился на освобожденный стул. - Она ассирийка... русские их обидели, надо было предупредить.
      Денис вытащил бумаги с новой исторической гипотезой. Экзотический гость пробежал их глазами, перебрал листы и кивнул.
      - Неплохо. - Гордей Фомич пошевелил ноздрями. - Сделай свидетельства для тещи, я дам текст. - Его взгляд упал на визитную карточку Всеволода, и его ротик округлился.
      - Ого! - буркнул он недовольно. - Чего тебе помогать. Сам пробьешься, сиротинка.
      Он спрятал бумаги, застегнул папку на молнию, поднялся и вышел, бросив Сане:
      - Готовься, корнет.
      Когда дверь закрылась, Денис проговорил ему вслед:
      - А моих предков обидело Батыево войско, но я же ни на татар, ни на монголов зверем не кидаюсь.
      Саня просветлел лицом, и Денису показалось, что друг вот-вот воспарит над землей.
      - Дай, напрягу фантазию, - заговорил Саня радостно. - Игра так игра... сейчас что-нибудь придумаю: представь, что Гитлер в сорок первом предложил Сталину создать республику без коммунистов - к примеру, в Брянске или в Воронеже... а Сталин отказал.
      Саню распирало от радости, но он успокоился, пожаловался, что югославские ботинки, за которыми он полдня отстоял в очереди, все равно протекают, а после вздохнул:
      - Звонил двоюродный брат Терентия, он администратор. Терентий бросил заказы, накропал портрет твоей мадам и молится на него, как на икону. Его гарем бунтует, а там девки с норовом. У них меморандумы и демаркационные линии, а тут дрожжи в сортир. Брательник просит, заберите портрет ради Христа.
      - Он новый нарисует, - удивился Денис.
      Цыганские глаза мелькнули перед его мысленным взором, и Марго снова представилась ему ведьмой. Саня покачал головой.
      - Гарем не даст, он теперь настороже.
      Он нагнулся к столу Клавдии Леонидовны, вытащил из пачки печенье и захрустел им.
      Снег намел на стекло почти десятисантиметровый валик. В оконных углах проросли серебристые узоры, искрящиеся переливами, огненными и голубыми. В коридоре кто-то затопотал, как слон. Денис уныло подумал, что зря отмахнулся, когда Гордей Фомич предложил ему директорство. Он все еще тянулся к Инге и хотел, чтобы теща признала его, а для этого полагалось шагать по карьерной лестнице, перемахивая через ступени. Решив, что согласится состряпать любые бумаги, Денис вспомнил про немецкий архив. Именно здесь засел нешуточный риск, но он все же замыслил поторговаться, насколько реальной вообще выглядела торговля с чертом.
      В комнату ворвался Всеволод, и Денис злорадно приметил, что вальяжный любовник его жены совершенно не в себе.
      - К кому он приходил? - выкрикнул бледный, как мел, Всеволод, трясясь всем телом.
      Денис посмотрел на него с вялой ненавистью. Повисло тяжелое молчание.
      - Боже, - пробормотал Всеволод. Наконец его речь отвердела, и он выпалил: - Не про Ингу, я лично вам пригожусь. Хорошо пригожусь... до свиданья. - Он согнулся чуть не до земли и убрался, пятясь, как рак.
      Саня догрыз печенье и исчез, а Денису все же полегчало, и женщин, вернувшихся на рабочие места, он встретил в сносном настроении.
      
      14
      
      Забрать портрет оказалось легче, чем предполагалось. Денис приехал к дому Терентия и потоптался у облупленной пристройки, по которой змеились обледенелые провода. Потом из подъезда, хлопая картиной по ноге, выбежал мужичок в кепке. Подошел к Денису, воткнул подрамник в снег и закурил. Пожаловался на соседей и их допотопные водопроводные трубы, ревущие на весь дом, а Денис приподнял холст и посмотрел на портрет. Марго являлась на нем в открытом платье с золотым кружевом на фоне венецианского окна и голубовато-зеленых, залитых южным солнцем гор. Изображение было плоское, и Денису оно не понравилось. Он замотал портрет в газету, засунул в багажник и сперва предположил, что отнесет его на работу, но нарисованные глаза Марго горели так многозначительно, что вызвали бы у архивных крыс вопросы и ухмылки. Подумав, Денис набрался дерзости и прикинул, как отнесутся к произведению искусства его домашние. Картина сошла бы за официальный подарок, который ему поручили придержать до начальственного юбилея. Сказав себе: была не была - он сел в машину и поехал домой.
      Войдя в квартиру, он услышал французское бормотание. Андрей сидел в кухне и затверживал фразы, которые в устах Константина Сергеевича звучали, как музыка.
      "Стремный тип", - подумал Денис, посмотрев на репетитора.
      Подтверждая это определение, стремный тип что-то почуял. Урок прервался, Константин Сергеевич отобрал у застигнутого врасплох Дениса картину и, очистив от газетной бумаги, уставился на нее.
      - Вот тебе королева, - сказал он Андрею.
      Андрей сморщился, глядя на полотно.
      - Лахудра, упаси бог, - сказал он. - Такая всех купит, продаст и сотрет в порошок... вообще это дикий китч.
      Пряча глаза, Денис соврал, что это копия музейного шедевра, заказанная Иваном Яковлевичем для вышестоящего руководства. Пока зрители топтались в прихожей, явился Степан, увидел портрет и выпалил с неожиданной горячностью:
      - Продай! Я знаю одного любителя, он за такую ведьму убьется, душу заложит.
      Денис вручил Степану картину. У него появлялась благородная и понятная всем отговорка, что он продал произведение искусства восхищенным эстетам. Степан наощупь, подобно профессиональному шулеру, идентифицировал в кармане банкноты, вынул зеленую бумажку и отдал ее Денису.
      "Шесть гэдээровских колготок, - подумал Денис, приводя деньги к натуральному эквиваленту. - Даже шесть целых и четыре... пять..." - Он запутался в дробях.
      Константин Сергеевич вернулся в кухню, а Андрей состроил недовольную мину и проговорил вполголоса:
      - Уйми свою жену. Конечно, это ваши дела, но она влияет на Алену.
      Инга услышала эту тираду и выскочила в коридор. На ней был сиреневый джемпер, который Римме Борисовне привезли из-за рубежа, и она была хороша, как никогда.
      - Я свободная женщина! - выкрикнула она, блестя глазами. - У меня есть любовники, а за Аленой следи сам. Да, я злая, и это не твое собачье дело.
      Дверь хлопнула так, что в буфете вздрогнула посуда. Денис опустился на табуретку и обхватил голову руками. Пока он решал, куда скрыться из домашнего ада, в кухне продолжалась беседа, но уже на русском.
      - Я восхищаюсь твоей матерью, - говорил Константин Сергеевич. - Человека делают манеры. Вы мямли, а она любому генералу даст сто очков вперед.
      К Марго, подумал Денис. Плевать на Терентия... он же интеллигентный человек... мы все интеллигентные люди.
      Возникла Римма Борисовна и, наслушавшись заглазных дифирамбов, сменила гнев на милость. Сперва она отчитала Андрея, что тот неправильно потчует гостя, подразумевая, что чужак нарвался на дом с традициями, неизменными даже в вопиющих случаях. Но уже скоро она снисходительно болтала с Константином Сергеевичем, вставлявшим точные реплики в разговор.
      - Вы видите осколок семьи, - говорила она, оседлав любимого конька. - Долгое время мы молчали об отце. Это сейчас мы смелые, но вдруг вернется тот давний кошмар...
      - Не думаю, - благодушно рокотал Константин Сергеевич. - Тут нужна дисциплина, а народ разленился.
      - Есть люди, которые жаждут реванша, - возразила Римма Борисовна с тревогой. - Стыдно признаться, но я боюсь выходить на улицу. Попадаются такие инфернальные рожи. - Ее пафосный голос страдальчески зазвенел. - Когда я в детстве засыпала, мама часто стояла у окна. Я тогда не понимала, отчего она смотрит на улицу... но чувствовала, что все пропитывает страх. Мне показалось, когда к нам пришли, мама вздохнула с облегчением, потому что вечное ожидание конца было хуже, чем конец... этого я им никогда не прощу.
      - Вы обращались в архив? - участливо поддакивал Константин Сергеевич. - Степка пообещал узнать по своим каналам. Он надежный парень, сделает.
      Потом заверещал звонок, ввалился Аркадий Львович и сразу кинулся к Денису.
      - Беги от этого черта, - прошипел он трагически. - Ты вляпался, это настоящий пособник дьявола.
      Потом Аркадий Львович увидел диспозицию в кухне и спал с лица. Возникла немая сцена, и Константин Сергеевич убрался подобру-поздорову, а уязвленный Аркадий Львович долго пыхтел и обижался.
      - Зря вы его пускаете, - пробурчал он. - У меня в его городе есть знакомый спецкорр.
      Римма Борисовна уважительно подняла бровь.
      - Я спросил, не знает ли он такого... в их городе было громкое убийство. Зарезали его однофамильца, темное дело... то ли бандиты, то ли нацмены, и концы в воду.
      Римма Борисовна поежилась, а Денис, защищенный присутствием Аркадия Львовича, проследил его недобрый взгляд на детскую площадку.
      - Фигаро здесь, фигаро там, - проговорил Аркадий Львович ядовито. - Он липнет к вашей невестке.
      - Она хорошая девочка, но не умная, - всполошилась Римма Борисовна, заглядывая в окно.
      Там, во дворе, на поломанных качелях сидела Алена, наблюдая за Асей и выслушивая Константина Сергеевича, который опирался на турник в какой-то непристойной позе.
      - Раньше ее поддерживала Ира, но между ними пробежала черная кошка... Андрей!
      - А ну, - отмахнулся Андрей, и из-за его двери донеслись басы электронной музыки.
      Денис остался в кухне и с кротким видом встрял в разговор.
      Тем временем на детской площадке Константин Сергеевич подначивал Алену:
      - Обожаю наших женщин, хоть вей из них веревки. Нет бы устроить тарарам и вывернуть мужа мехом внутрь. У гуляк скучные жены, а твой стоит хорошей встряски.
      Алена неприязненно вздрагивала, и в конце концов спросила со вздохом:
      - В Париже тоже так? Всюду грубость... похабщина?
      - Там это в воздухе, - хохотнул Константин Сергеевич и продолжал нормальным голосом: - У них вроде баба страшная, но повяжет шарфик, поиграет глазками - красотка. А наши клуши ползают с сумками, глаза коровьи, тоска-тоской.
      - Может, где-то есть легкие города, - вырвалось у Алены. - Без гадостей?
      - Ты не мечтай, а действуй, - посоветовал Константин Сергеевич. - Маменькины сынки любят экзотику. Помню, у товарища прямо пунктик был, очень хотел черную женщину, - он взмахнул рукой: - Я пошел лечиться, пока.
      Алена уныло закачалась на сидении, державшемся на единственном подвесе. В этом растравленном виде ее застала соседка Анна Никитична, которая не поленилась перелезть через сугроб, поправляя мохнатый платок и проговаривая на ходу:
      - Гуляете? А у меня рак, Аленка... сиди, я постою - в поликлинике насиделась. Врача взяла за шкирку, юлил так и сяк. Что ж, я пожила... за Аську не бойся, это не заразное, но я к ней, чтоб ты не дергалась, близко не подойду.
      - Это лечат, - посочувствовала Алена, угрызаясь, что она хандрит из-за ерунды, когда кому-то по-настоящему плохо. - На ранней стадии.
      - Не буду, - отрезала Анна Никитична. - Сердце не выдержит. Сколько отмерено, столько потяну. Соседи обрадуются, освобожу комнату.
      Алена еле сдержала слезы, пока Анна Никитична перебирала "за" и "против", чтобы утвердиться в выборе. Она жила в коммуналке, и, как малообразованная формовщица с хлебозавода, не импонировала Римме Борисовне и ее семейству, но с Аленой сдружилась.
      - Татка зовет, чтобы квартирами сменялись, - рассказывала она. - Мол, комната пропадет. А я говорю: вам государство еще даст, а я хоть умру в своем углу. В закутке положишь помирать, как приблудную собаку. - Она вздохнула. - У покойной приятельницы остался больной сын, так не идет в интернат, и из дома ни ногой, его соседи жалеют... то поесть принесут, то говорят: Севка, выкинь грязную одежу, постираем... - Анна Никитична вытерла рот уголком платка. - Если скучает, по телефону говорит. Мне звонит иногда. - Она вздохнула. - Вот жизнь, да?
      - Севка... - В Алениной памяти что-то зашевелилось. - Всеволод?..
      Ей представилась Инга, камлающая над телефоном в полуосвещенном коридоре их квартиры - Алену всегда раздражали эти демонстративные сеансы.
      - Всеволод, вы боитесь жизни, - роняла Инга, играя своим музыкальным голосом и ритмично шевеля пальчиками. - Мне знаком этот диагноз... моя мама тоже боится жизни, но она сильный человек и превозмогает себя, а вы попросту малодушны.
      Анна Никитична рассказала несколько поучительных историй, распрощалась и посеменила к подъезду, топая ботинками "прощай, молодость", а потрясенная Алена провожала глазами ее фигурку, пока Анна Никитична не скрылась.
      
      15
      
      Римма Борисовна сама оформляла подписку на любимые газеты и сама получала почту. Поэтому она удивилась, обнаружив письмо для Дениса, и конверт, надписанный аккуратным почерком, показался ей вторжением в частную жизнь. Но формально для придирок не было причины, и Римма Борисовна передала зятю депешу, лишь поджав губы. Денис тоже удивился посланию без штемпеля и обратного адреса. Он все-таки вскрыл конверт, вытряхнул из него машинописные страницы и, обнаружив, что они посвящены отцу Риммы Борисовны, оценил воображение Гордея Фомича или безвестного доброхота, оказавшего ему непрошеную услугу. Хитроумный автор слепил путь героического пращура по законам Дантовского ада, в роли которого выступало мистическое НКВД; впрочем, Денис не сомневался, что Римма Борисовна не читала Данте. Здесь были протоколы допросов с идиотскими посылками и ответами, полными достоинства. Здесь были доклады следователей, описывающих крестный путь их подследственного в почтительнейших красках. Здесь были даже выдержки из личного дневника, и Денис, за версту чуявший фальшивку, подивился лихости источника, не стесненного здравым смыслом.
      Весь день он был сам не свой. То он представлял, как садится в кресло Ивана Яковлевича, то зримо видел, как его сажают в тюрьму за расхищение фондов. В обед он под каким-то предлогом выпросил ключ от подвала и спустился в хранилище. Слой пыли, покрывавший немецкие ящики, выглядел нетронутым. Взвесив все "за" и "против", Денис отбросил страхи и решил, что Гордей Фомич достаточно влиятелен, чтобы защитить своего порученца от судебных расправ.
      Он с жаром занялся подаренными текстами. Коллеги недоуменно посматривали в угол, откуда безудержно клекотала антикварная машинка. Он задержался на работе, почти с час никто его не беспокоил, как вдруг в тишине покинутого помещения зазвонил телефон. Денис дернулся, его палец соскочил с клавиши. Проклиная неизвестного возмутителя спокойствия, он снял трубку.
      - Не знаю, куда тыкаться. - Андреев голос звучал недоуменно. - Есть у тебя кто-нибудь в "Каракуме"?
      Ресторан "Каракум" пользовался дурной славой, и Денис знал, что Андрей частенько толкается там в баре среди сомнительных дружков.
      - Ты меня спрашиваешь? - Он смягчился, потому что голос Андрея был непривычно бесхитростен. - Что случилось?
      - Звонила Ленка, - выдохнул Андрей. - Сказала: я в "Каракуме", забери меня. Я, говорит, хотела сделать сюрприз, а приехали раскрашенные девицы, и нас не выпускают. Мама говорит, она весь день вертелась перед зеркалом, натянула проституточное платье, оставила Аську и пошла. Я и правда договорился с чуваками, что мы в "Каракум", но там закрыто на спецобслуживание, внутри то ли сходка, то ли шабаш... зараза, я ее придушу.
      - Вызови милицию, - тупо посоветовал Денис, глядя, как в темноте за окном развевается подсвеченный посольский флаг.
      - Ты сбрендил! - рявкнул Андрей, и добавил умоляюще: - Пожалуйста, приезжай.
      Денис представил, как он разбивает стеклянные двери "Каракума", и прикинул, во сколько встанет штраф. Он засунул под стол печатную машинку, вышел из архива и поймал такси у светофора на углу.
      Ресторан "Каракум" выглядел вымершим, его дверь закрывала фанера. Андрей прохаживался по ступеням. Увидев Дениса, он, не державший зятя за ровню, обрадовался ему, как никогда - бросился навстречу и забормотал про плененную Ленку. Денис подергал дверь, сверился с предупреждающей табличкой, поколотил кулаком о фанеру. Все его усилия были бесполезны, никто не откликался. Он еще пригляделся к Андрею, предположив, что шурин перепил или перебрал какой-то дряни. История, которую тот излагал, смотрелась чересчур фантастично - Денис даже захотел позвонить домой и убедиться, что Алена не варит на кухне очередной вонючий войлок.
      - Почему не хочешь в ноль-два? - спросил он.
      - Они посмотрят и уедут, - заговорил Андрей бессвязно. - И возьмут Ленку на карандаш, как ночную бабочку. Хочешь, чтобы мне бумага на работу пришла? - Он затряс Дениса за плечо. - Звони Аркадию, звони этому... уроду, которого ты приводил, они же Ленку разделают, как бог черепаху.
      Пока Денис искал в карманах двушки, из-за угла, кутаясь в воротник, выплыла знакомая личность - Вадим Германович.
      - Пересмотрели зарубежного кино? - поинтересовался он кисло.
      Андрей схватил его за шкирку. Вадим Германович невозмутимо высвободился, подошел к двери, поговорил с кем-то через фанеру, вернулся и доложил:
      - Они в банкетном зале, туда даже халдеи не суются, - добавил он. - Деловые... такие самураи, что надо тяжелую артиллерию. Могу позвонить одному человеку, если он не на гастролях... но задаром он и пальцем не пошевелит, такие берут по-крупному.
      - У меня нет денег, - отрезал Андрей.
      Вадим Германович пожал плечами.
      - Материну машину продашь.
      Андрей посмотрел на него безумными глазами.
      - Ты обалдел?..
      Пока они пререкались, а Денис разминал мышцы, над неоновой вывеской что-то щелкнуло, и показался человек в бушлате. Узнав его, Андрей радостно взревел:
      - Вот он, спаситель, душа моя!
      Это оказался Степан - жесткий, собранный, бледный, как снег. Он выслушал Андреевы объяснения, отстранился и покачал головой:
      - Ничего не могу сделать, - произнес он твердо, и Денис понял, что это окончательный приговор. - Сорвется важное дело.
      Он отвернулся и мелким шажком спустился на тротуар.
      - Сволочь, - равнодушно сказал Вадим Германович. - Хорош соседушка, такого надо обходить десятой дорогой... так что, звонить?
      Андрей пометался перед панорамными окнами, за которыми темнел пустой вестибюль.
      - Послушай! - Он снова подскочил к Денису. - Ты устраивал родственницу, у которой муж в тюрьме по торговой статье... у нее должны быть связи.
      - Марго? - удивился Денис.
      Он с ожившей тоской вспомнил ее в захламленной берлоге Терентия. Блудливые цыганские глаза. Обманная повадка. Да, такие со связями.
      - Ладно, - пообещал Денис и направился к телефонной будке с полуоткрытой дверью, застрявшей в снегу.
      Он набрал номер, трубку сняла какая-то пьяная бестолочь, и Денис отчаялся добиться результата, но подошел брат-администратор, и Денис понял, что тот постоянно разрешает такого рода ЧП. Скоро сквозь коммутаторные хрипы послышался голос Марго с неуловимым немосковским говорком.
      - Ну хорошо, я попробую, - произнесла она. - Жалко девку.
      - Оплачу такси! - рявкнул Денис с негоциантской удалью и вернулся к Андрею.
      Воздух, идеальный для неспешного променада по аллеям, был приятен, и Денис дышал полной грудью. Через пятнадцать минут у крыльца тормознуло облепленное грязью такси, из него показалась расшитая дубленка. Тонкие танкетки встали на асфальт. Марго выпрямилась, отряхнулась и направилась к Денису, у которого при ее виде екнуло сердце.
      - Муж знался со всякими, - протянула она, посматривая на мертвенные окна. - Но у нас все просто, по-провинциальному. Попробую, надо выручать.
      Покачивая бедрами, она подплыла к ресторанной двери и поскреблась в нее, как мышка. Дверь приоткрылась, Марго что-то промурлыкала невидимому собеседнику. Вадим Германович выразительно цыкнул и посмотрел на Дениса долгим взглядом. Андрей опять развел руками.
      - Какая же дура... - бормотал он. - Я ей устрою... я ей скажу... я разведусь к чертовой матери!.. Мать была права. А если... вот только если окажется...
      Он выдумывал пессимистические сюжеты, запредельные по скабрезности. Вадим Германович наблюдал за ним с любопытством, но не уходил. Денис рисовал себе, как они сразятся за обеих женщин, и воображение его не радовало. Ресторан по-прежнему казался неживым. Потом в его стеклянной глубине затеплился огонек, кто-то завозился с замком, и на площадку выскочила Алена в блестящем платье. Денис поначалу не узнал ее зареванное лицо с серо-синими разводами.
      - Дура! - заорал Андрей. - Что они с тобой сделали, не подходи!
      Алена бросилась ему на шею, икая и бормоча, что она хотела потрясти мужа, поразив заодно его приятелей-мажоров. Вадим Германович поучаствовал в сцене, выступив примирителем, а заодно полюбопытствовал, что произошло внутри. Марго оглядывалась и стискивала замерзшие пальцы.
      - Тимур отпустил ее, - сказала она. - Девок повезут за город... но у него был мой портрет. Я вошла, он закричал: она, она!.. Это не Терентий, он по нему убивается который день. - Она посмотрела на Дениса, и ее ведьмины глаза засветились дурным огнем. - Хорошо я сделала? Доволен мной?
      Денис уже понял, откуда у Тимура пресловутый портрет, но благоразумно промолчал, а потом опухшая Алена повисла на спасительнице, заливая ее слезами и вытирая остатки помады об ее гладкую щеку. Андрей даже не поблагодарил Марго - он приосанился, надулся и снова преобразился в существо из высшего сословия.
      Группа разделилась. Вадим Германович достал сигареты и потопал по делам. Андрей, оглашая улицы безобразным ревом, погнал домой преступную жену, а Денис, пряча от неловкости глаза, повел Марго к Терентию.
      Он возвращался поздно, торжествуя, что расшатывает семейные устои на законных основаниях. У него было отличное настроение, он всему умилялся, даже тараканам, которые бегали по квартире скульптора стаями. Он поднимался по лестнице, предвкушая, как поиздевается над гневной Ингой, но вдруг что-то остановило его у соседской двери. Он рефлекторно приложил ухо к замочной скважине и разобрал страстный бас Константина Сергеевича:
      - Не жалей их, Степушка... чтобы ни капли сострадания в тебе не было... ведь мы основа общества, костяк, на нас все держится.
      Денис состроил многозначительную гримасу, отнял ухо от двери и зашарил в кармане, ища ключи.
      
      16
      
      Денис долго не решался обнародовать поддельные бумаги - вероятность, что теща почует неладное, оставалась ненулевой. Могла всплыть малозначимая деталь, такая, что сама Римма Борисовна забыла про нее, но вспомнила бы, наткнувшись на противоречие, однако неопределенность с Ингой была так мучительна, что Денис забыл про осторожность.
      Два дня он готовил себя и тещу к прыжку в неведомое. Он делал усталое лицо, намекал, что задействовал крупный блат и что все уже на мази, так, чтобы Римма Борисовна разволновалась и потеряла объективный взгляд на вещи.
      С чувством, будто прыгает в пропасть, Денис наконец извлек из-под спуда папочку, предварительно состаренную. Римма Борисовна трясущимися пальцами развязала тесемки, благоговейно уставилась на Дениса, в семье началось светопреставление, и Денис испугался, что тещу обнимет Кондратий. Римма Борисовна целовала пожелтевшие листы, вцеплялась в телефон, порываясь звонить двоюродной сестре в Киев, но потом бросала трубку и декламировала фразы из Денисовых творений. Она изучала бумаги с таким громогласным жаром, что Дениса загрызла совесть: он понял, что, если когда-нибудь найдется свидетель эпохи, разоблачивший бы его обман, то теща этого просто не переживет.
      Она до небес превознесла зятя и призвала Аркадия Львовича, поневоле разделившего семейную радость. Денис видел, что тот, получив лишний повод обругать советскую власть, тем не менее угодил не в свою тарелку. Друг семьи попытался перетянуть одеяло за себя, но потерпел крах. Римма Борисовна видела только зятя и твердила, что всегда знала о его выдающихся способностях. Аркадий Львович поспешил убраться, захватив заодно и виновника торжества, а Денис с радостью уклонился от свистопляски семейных воспоминаний. Казалось, что Римма Борисовна тоже не против избавиться от обоих - ее чрезмерные эмоции требовали одиночества; к тому же, она рвалась без помехи изучить бумаги.
      Вытаскивая Дениса на лестничную клетку, неодетый Аркадий Львович завозился у перил. Поставив ногу на ступеньки и завязывая шнурки, он придерживал под мышкой шапку и бурлил, как вулкан:
      - Я боюсь за нее! - восклицал он. - Сейчас не тридцать седьмой, но она раструбит на весь свет.
      Он так оглушительно призывал Дениса к секретности, что чуткая соседская дверь приоткрылась и наружу, теребя бегунок молнии, выглянул Константин Сергеевич. Стрельнул глазами, увидел соседей и хотел было убраться, но Аркадий Львович запетушился.
      - Филер явился! - вскрикнул он, выкатывая выразительные глаза. - Сейчас пойдет отчет на Лубянку писать!
      Константин Сергеевич шагнул через порог, сгреб Аркадия Львовича за грудки и медленно пообещал:
      - Будешь блажить - размажу о стенку, а на Лубянку отчитаюсь, что так и было.
      Он отпустил смутьяна и скрылся. На улице распаленный Аркадий Львович еще долго поправлял шарф, размахивал руками, заявлял о своем разряде по боксу и убеждал Дениса, что пощадил подлого стукача единственно из опасения навредить Римме Борисовне.
      - Эти подлецы затаились, - шипел он, хватая Дениса за рукав. - Наверняка его брата убили за дело. Что за страна... еще и дрянь повсюду! - мечась по крыльцу, он распихивал ногами картофельные очистки, выпавшие из чьего-то мусорного пакета.
      Чтобы развлечь Аркадия Львовича, Денис повторил байку, будто Гитлер намеревался устроить в Брянске благоденствующую республику без коммунистов, а Аркадий Львович закивал так активно, словно это была аксиома.
      - Немцы на Брянскую землю не претендовали, - прохрипел он. - А Гитлер хотел понять, как русские работают без насилия. Представляешь, что бы сделали даже убогие частники без колхозов. Усатый ненавидел крестьян, а эти дуболомы еще вешают портретики на лобовое стекло. Рабская страна...
      Они брели по улице, но тут из подворотни, выпячивая грудь под тугим пальто, вылез пасмурный Гордей Фомич и посмотрел на Дениса студенистыми глазами.
      - Ты мне нужен, - выдохнул он, тряхнув складками под подбородком, а Аркадий Львович застыл, словно его поразил гром. Денис даже пожалел несчастного аманта, но все же оставил его без колебаний и отправился за Гордеем Фомичом.
      - Спасибо вам, - проговорил он с чувством. - Теща счастлива, писает кипятком.
      Он скоро выяснил, зачем потребовался. Гордей Фомич попросил его съездить на квартиру жены, потому что, по его словам, там кто-то завелся, а Денис, снова предчувствуя драку, вздохнул. После знакомства с женой своего покровителя он полагал, что в ее квартире возможны любые подвохи.
      Квартира находилась в приличном районе. Внутри была побитая мебель, и под стать ей был чахоточный мужичок лет сорока, который твердил: "папа, не надо... папа, куда я пойду..." - но не упорствовал, а собрал манатки и смылся.
      - Сын жены, - пояснил Гордей Фомич, и Денис удержал вопрос, не приходится ли этот доходяга родней пресловутому прокурору.
      Или он отпрыск другого прокурора? Адвоката? Судьи? Эти мысли, несмотря на пакостный осадок, настроили Дениса на игривый лад. Сделав дело, знакомцы пошли по тротуару мимо изломанных деревьев, а в вечернем небе сгущалась синеватая темнота. Гордей Фомич заговорил о культуре делопроизводства, когда откуда-то послышался мелодичный голос:
      - Учитель, вы правы, как всегда.
      Рядом остановилась светлая "Волга", из которой, поставив в лужу десятисантиметровые каблуки, выбралась женщина в шубке. Денис с удивлением рассмотрел дымку пушистых волос, мягкие губы, томные глаза. Она была не первой молодости и имела вид, хоть и ухоженный, но изрядно потасканный.
      - Я к вашему спутнику. - Она подобострастно склонилась, и Денис, сам не зная, как, оказался в "Волге".
      Впереди за рулем дыбились чьи-то могучие плечи.
      - Стасик, солнышко, я не хочу тебя эксплуатировать, - пропела женщина. - Езжай к Тише, я и тачку у него возьму.
      "Волга", рассекая снежную кашу, свернула на проспект, и женщина заговорила, вернее, заворковала. Окаменелый Денис понял, что перед ним жена Ингиного любовника. При мощном Стасике он не выдавил ни слова; "Волга" тормознула у парикмахерской, и Денис пошел за женщиной, словно привязанный. В парикмахерской было уютно и пахло лосьонами. Женщина перецеловалась с кучей знакомых, спросила Тишу, и скоро к ней танцевальной походкой вышел жеманный тип в белом халате.
      - Катенька, зайка моя. - Изогнувшись, он клюнул ее в щеку. - Какими судьбами?
      - Это Денис, - проговорила Катя.
      Жеманный тип окинул Дениса взглядом с головы до ног и глумливо выдавил:
      - Здрассте...
      Денис никогда не слышал, чтобы в короткое слово вкладывали столько откровенного презрения. Катя схватила типа под локоток, отвела к окну и что-то зашептала ему в ухо. Через минуту она вернулась к Денису. Из кармана ее шубки торчали "дворники".
      - Поехали, - приказала она.
      Наблюдая за гримасками этой подвижной, как ртуть, женщины, Денис приготовился к любому исходу. Катя вывела его в служебную дверь, где у трансформаторной будки стояли "Жигули". Она пристроила "дворники" к поводкам, затолкала Дениса в машину, легкомысленно побуксовала по льду и вырулила на праздничный проспект. Световые синусоиды зарябили в Денисовых глазах, а Катя, опасно маневрируя, поведала ему, что они едут в знаменитую на всю Москву квартиру, подобную сказке из "Тысячи и одной ночи", и что ее хозяева катаются сейчас на лыжах, как подлинные европейцы, следящие за модой. Еще она назвала его букой, но ее манеры были так недвусмысленны, что Денис автоматически прикинул, с какой стороны приступить к этому кокетливому чуду.
      Машина остановилась у современного дома. Денис не разглядел никаких чудес, потому что Катя, затащив его в комнату, засветила янтарный ночник, и из темноты выступили лишь стертые цветные пятна и мебельные контуры. Запахло чем-то восточным и удушливым. Цепляясь каблучками за коверный ворс, Катя залезла в шкаф и вынула граненую бутылку, а потом коробку конфет.
      - Хозяин врач, - пояснила она со смешком. - На его подарках любой кабак сделает годовой план.
      Пока она сервировала поднос с арабской вязью, Дениса захватил азарт.
      Я тебя сейчас, - подумал он и обнял ее, но, то ли не рассчитал силы, то ли Катя привыкла к подобным атакам. Она отпрыгнула и больно стукнула его кулачком.
      Тяжело дыша, Денис рухнул в кресло, а Катя поправила цепочку с крестиком и поставила поднос на столик, инкрустированный перламутром.
      - Грубые нравы, - вздохнула она, покачав головой. - Мы - интеллигенты в первом, в лучшем случае, во втором поколении. Если покопаться в дремучем бессознательном, мы первобытные люди. - Она взяла рюмку и добавила: - Мой дед убил телку кулаком.
      Денис последовал ее примеру и выпил свою рюмку без тоста, не чокаясь.
      - Вам правильно внушают, что женщина - друг, товарищ и брат, - продолжала Катя. - Чтобы вы не забывались, нужны бесполые идеи и ведра брома. Не кастрировать же вашего брата. - Она облизала губы. - В цивилизованных странах мужчина ждет, когда женщина поманит его пальчиком, вот так. - От ее прелестного жеста Денис вздрогнул. - Ну, чем ты занимаешься?
      - Ничем, - бросил Денис.
      Катя кивнула головой.
      - Это понятно, мы все ничем не занимаемся, и все-таки?
      - Налей еще, - потребовал Денис.
      Он быстро напился, врос в кресло, притерпелся к душной темноте. Он был голоден и кидал в рот одну конфету за другой, морщась от их приторного вкуса.
      Пралине - кажется, так называла осчастливленная им теща эту гадость.
      Катя пила коньяк наравне с ним. Полумрак заретушировал ее возраст, и Денис видел только подвижные губы и остекленелые глаза с огромными зрачками. Она упоенно излагала ему феерии из жизни знакомых, и Денис уверился, что развитые люди живут вне домостроя и морального кодекса строителя коммунизма. На него подействовал какой-то дьявольский гипноз: слушая ее, он вообразил изысканные любовные комбинации и, когда она повторила свой жест, поманив его пальчиком, это выглядело естественным завершением вечера.
      Потом Денис обнаружил, что сидит на тахте у ниши, в которой брезжит восточный идол и поблескивают синие парфюмерные флаконы, а за окном светится Москва, и женщина рядом с ним кажется истонченной, почти прозрачной. Вот она потянулась за сигаретой, вот повернула к нему усталое, разрезанное тенями лицо, и он представил, как она заворкует, излагая ему пошлую философию.
      - Не надо! - крикнул он, и она вздрогнула от испуга. - Молча, молча!
      Покинув ее, он долго расхаживал по морозным улицам. Внутри него что-то мучительно ныло, билось, ломалось. К середине ночи Денис забрел на вокзал и вдохнул запах угля. Кругом было пусто, ночные поезда уже разъехались по городам и весям, а табло с расписанием погасло. Денис побродил вокруг столика в кафетерии и сказал мужику с чемоданом:
      - Я просто пьян. Я люблю жену. Завтра это пройдет.
      Домой он пришел под утро, эпатируя семью, как полновластный глава, позволяющий себе любые взбрыки. Свалился спать как подкошенный, а наутро позвонил на работу, взял отгул и заснул снова.
      
      17
      
      Всеволод второй оказался настойчив. Инга несколько раз встретилась с ним и обнаружила, что он галантен, в меру щедр, а его запредельный цинизм, порожденный опытом, купируется приятными манерами. Он больше не приглашал ее домой, Инга побывала с ним в музее, в ресторане, в экзотической квартире его знакомых. По здравом размышлении она оценила, что их связь избавлена от скандалов, постыдных тайн и игр в прятки. Однако он не тянул ни на врачевателя душевных ран, ни на снадобье, а Инге насущно требовалось лекарство. К ее обиде на мужа добавилась обида на мать, недвусмысленно переметнувшуюся к зятю, и чуткая Инга находила понимание лишь у Всеволода третьего.
      Этот нездоровый человек сделался Инге необходим. Она делилась с ним непристойными секретами, понимая, что Всеволод третий до того не знает жизни, что ставит любые события в один унифицированный ряд. Болезнь, которую Инга считала блажью, не испортила его интеллекта, а его тонкие замечания порой поражали Ингу до глубины души. В свою очередь его завораживали ее рассказы, и Инга упивалась, чувствуя, как власть над несчастным инвалидом кружит ей голову. В одном он стоял насмерть - категорически противился их встрече. Но его сопротивление лишь раззадоривало Ингу, и скоро в нее вселилась идея фикс - победить его, сломить, довести свою власть до абсолюта.
      Как-то она привычно журчала в трубку, показывая спину недовольной Римме Борисовне, а заодно и Алене, то и дело вылезающей из кухни.
      - Сева, нам надо увидеться, - говорила Инга, и ее мелодичный голос обволакивал собеседника, не оставляя ему шансов. - Не прячь голову в песок, как страус. Мне часто муторно на душе, но у меня есть чувство долга, поэтому я встаю и иду. Знаешь, как раньше учили плавать? Бросали в воду. Приходится выплывать, Сева, такая жизнь.
      Она обольщала его, как сладкоголосая сирена, но Римма Борисовна, кутаясь в вязаную шаль с кистями, возникла перед ней и отрезала:
      - Инга, мне надо позвонить Аркадию Львовичу.
      Это был решающий аргумент, и Инга кивнула.
      - Сева, маме нужен телефон, продолжим с глазу на глаз, - проговорила она.
      Она встала перед зеркалом, изучая свой образ. Потом рядом отразилась несмелая Алена.
      - Анна Никитична сказала, что он болен, - проговорила она. - Не надо, Инга... может, посоветоваться с врачом?
      Инга с изумлением уставилась на невестку, в кои-то веки подавшую голос.
      - А ты вари кашу, - бросила она. - Я не лезу в твою жизнь, и ты не лезь в мою.
      Теперь визит к Всеволоду третьему стал для Инги вопросом принципа. Она упорхнула в комнату, оделась просто и эффектно - в черную водолазку и вельветовые брюки, - подкрасила глаза и побежала натягивать сапоги.
      - Ты далеко? - осведомилась Римма Борисовна, завладевшая аппаратом.
      Инга, подавляя раздражение, схватила телефонную книжку и набросала на форзаце несколько строк.
      - Адрес и телефон, - заявила она. - Или нужны географические координаты?
      Она нацепила шапку и вылетела за дверь. Римма Борисовна покачала головой, а Алена прочитала Асе, не терпящей рутинной кормежки, стишок и забыла про Всеволода третьего. Она даже попеняла себе, что ее материнские мысли занимают чужие люди. Ася утром кашляла, и Алена завозилась в прихожей, разыскивая кофту.
      - Я вынесла санки на балкон, - бросила Римма Борисовна, и Алена накинула пальто.
      За ночь балкон замело снегом. Алена подергала застрявшие в рухляди санки, услышала голос Константина Сергеевича и замерла.
      - Степушка, - говорил тот негромко. - Пойдешь к соседям - дебоширь, как хочешь, лишь бы они запомнили тебя навсегда. Алиби должно быть безупречным... еще и дату в их головах зафиксируй.
      Слово "алиби" прозвучало из другой жизни, полной риска и насилия.
      - Давайте я, - негромко ответил Степан. - Я лучше справлюсь.
      - Степушка, это мой крест, - возразил Константин Сергеевич с горечью. - Я дрянь, у меня нет принципов, но мне покоя не будет, если не я своими руками...Тебя надо беречь, у тебя будущее... я знаю, над тобой смеются, наплюй на дураков.
      Соседская форточка захлопнулась, а Алена замерла с санками в руке. Потом, стараясь не шуметь, закрыла балконную дверь. В последнее время таких, как она, слишком часто брали на зуб, и она поняла, что должна спасти хотя бы Всеволода. Она переписала адрес с форзаца; Римма Борисовна, обомлевшая от своенравия невестки, не планировала сидеть с Асей, но Алена пулей вылетела из двери и через минуту была уже далеко.
      Инга приехала к Всеволоду раньше Алены. Дом оказался безликой многоэтажкой в спальном районе. Инга поднялась в полутемном лифте, оскверненном поколениями варваров, на последний этаж. Коридор с лестницей, ведущей на крышу, напомнил ей жалкий барак. Инга позвонила в дверь. В ответ не прозвучало ни звука, но шестое чувство, принятое Ингой за родство душ, подсказало ей, что Всеволод ее слышит.
      - Сева, я пришла, - позвала она. - Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Не будь глупеньким, открой.
      - Не надо, - ответил ей панически охрипший голос. - Инга, уйди.
      Инге даже рассмеялась при мысли, что она, признанная умница и красавица, вернется домой, не добившись своего.
      - Не будь ребенком, Сева. - Она уселась на картофельный ящик. - Ты взрослый человек, преодолей себя... когда Денис меня предал, мне тоже было плохо.
      - Нет, нет, нет... - монотонно затвердил Всеволод третий. - Пожалуйста...
      - Мальчик, я тебя не съем, - усмехнулась Инга, устраиваясь поудобнее. - Мы нужны друг другу... ты мне нужен, Сева. Понимаешь, только чужие дают нам узнать себя. Я думала, что люблю Дениса, но сейчас понимаю, что нет. Мне просто хорошо с ним, но у нас кризис, и я его вообще не чувствую. Беда в том, что я хочу его сохранить, он удобный муж, но я его не прощаю. Я поняла, что он бестолковый, недалекий... с ним не поговоришь, как с тобой. И с другим Севой нельзя, хотя он человек порочный, развит до абсурда, шпарит историю искусств наизусть... но он мелкий, понимаешь, Сева? Он узкий, несложный... у него ни одной живой мысли. А Андрей - пижон, он бьет в спину... он прирожденный предатель, и мама - предатель. Она говорила: зачем тебе Денис, но он принес ей документы, и она стряхивает с него пылинки, а я теперь враг... я легкомысленная, я мешаю ей наслаждаться трагедией семьи. Я одна... понимаешь, Сева, я одна! Сева, - чуть не плача, она заколотила в дверь, - открой, прошу тебя, если ты меня предашь, я не знаю, что мне делать!..
      Раздался шорох, Инга замолчала. В коридоре заколыхалась чья-то тень, и Инга вскочила, едва узнав непохожую на себя Алену.
      - Шпионишь? - вспыхнула она, но Алена схватила ее за руку и потянула к лестнице.
      - Скорее, пока никого, - забормотала она. - Он выбросился из окна. Я говорила, он больной, с ним нельзя.
      Она увлекла Ингу на пожарную лестницу. После сумасшедшей гонки по ступеням девушки выскочили на улицу, и Алена обернулась.
      - Если увидят, будут неприятности, - выговорила она трясущимися губами.
      - Где он? - спросила Инга, оглядывая продуваемый насквозь пейзаж: домовые коробки с балконным остеклением, вышки ЛЭП, бурые дороги, гаражи, сугробы выше роста. На дальних крышах лежал предзакатный луч зимнего солнца. - Я хочу его увидеть. Зачем... как он смел.
      Район нежился в обманном покое. Алена выдохнула:
      - Какая же ты дрянь!
      Инга невозмутимо застегивала пальто. Казалось, она не понимала, что произошло.
      - Женщина обязана бывать дрянью, - заявила она. - Что, у него треснул череп? Да... высокий этаж. - Она задергалась, высматривая кого-то за припаркованными машинами. - Где Степан? Он должен быть здесь.
      Тем временем фургончик "скорой" меланхолично свернул с улицы и пополз в квартал, а Алена потащила Ингу к остановке, куда уже подходил автобус. В автобусе Инга оторвала "счастливый" билет, который, конечно же, не стала есть.
      Дорогой обе молчали. Алену трясло. Инга медленно выходила из ступора, но все равно казалась отсутствующей. Когда родственницы выбрались из метро, Инга изрекла невпопад:
      - У меня никого нет. И он меня предал.
      Алена вознегодовала и прямо перед станционными киосками разыграла отвратительную сцену. Она закричала, что Инга безобразно избалована, что она ведет себя мерзко и что у нее черная душа. Инга пропустила этот горячий монолог мимо ушей. Дома она процедила сквозь зубы что-то высокомерное и, заявив, что волнения вызывают аппетит, отправилась на кухню.
      Потом она долго сидела там в темноте, пока Римма Борисовна, благоволившая к Денису, не посоветовала ему прервать это запойное самосозерцание и увести Ингу спать.
      
      18
      
      Инга не ожидала, что Всеволод третий так быстро улетучится из ее памяти, но на другой день она уже не терзалась. Она винила себя лишь в том, что связалась с умалишенным. Поклявшись не контачить с больными, она только побоялась, что ее обвинят в уголовно наказуемом проступке. Она поделилась проблемой со Всеволодом вторым, и тот, разложив по полочкам законы и правоприменительную практику, объяснил ей, что виновата не она, а ответственные лица, которые оставили на свободе асоциального человека с суицидальными наклонностями, но Инга несколько дней шарахалась от уличных прохожих и от звуков, доносившихся с лестницы. Римма Борисовна так ярко живописала домашним трагедию пращура, что Инга перенесла на себя ее аналог.
      Как-то в субботу она мыла пол. В дверь позвонили, Инга вздрогнула и сильнее заскребла паркет.
      - Пришел твой ухажер с глазами целлулоидного пупса, - сообщил Андрей, жуя зубочистку. - И осторожно, он вяжется с уголовниками.
      Инга обдернула рукава и пошла в коридор. Степан стоял на пороге с суконным лицом. Посмотрев на него, Инга в очередной раз поняла, что между ней и этим малоприятным человеком уже идет безмолвный разговор.
      - Зачем ты явился? - нахмурилась она. - После такой подлости... - Она вкратце набросала ему, что произошло бы с несчастной Аленой, не вступись за нее посторонние.
      Степан выслушивал ее речь апатично, и ее упреки его не тронули.
      - У вас вчерашний день, - проговорил он наконец, указывая на календарь. - Я к твоей маме, она дома?
      Из комнаты Риммы Борисовны донеслась мелодия ее любимой телепередачи, но Степан продолжал гипнотизировать Ингу бесцветными глазами.
      - Я убила человека, - вдруг сказала Инга. Признание вылетело у нее само, словно этот тип вытягивал из нее самые позорные секреты. - Довела до самоубийства. Вот так.
      Степан тихо вздохнул.
      - Я люблю тебя, - сказал он.
      Это было настолько не к месту, что Инга фыркнула.
      - И что? - спросила она.
      - Ничего, - ответил Степан. - Медицинский факт. Будущего нет, точек пересечения нет. Я по-своему люблю мою женщину, но ты - это другое.
      Инга потупилась.
      - Я тебя не люблю, - проговорила она. - Но женщине, если она не кухарка, нужен комплект: муж, любовник, друг, советник... и палочка-выручалочка, как ты... только не убейся от горя, одного мне хватит за глаза.
      Она еще что-то бормотала, а Степан не прерывал ее.
      - Обида, понимаешь, - говорила Инга. - Этот подлец меня предал... я его любила, ввела в порядочную семью, мама год меня шпыняла. Она спала и видела, чтобы я вышла за Мишеньку, потому что он в аспирантуре, и двоюродный брат - лауреат, но он тряпка... а Сева умер, и обида ушла. Я сильная, я топчу мужиков, но тебя пожалею, - Она замолчала. Когда молчание стало тягостным, Степан прервал паузу.
      - Не задавайся, я не убьюсь. - Он качнул папкой. - Это бумаги на твоего деда.
      Инга мелодично рассмеялась.
      - Муж подсуетился, опередил тебя, - сказала она и впервые увидела, как Степановы глаза округлились от удивления.
      Если сначала Денисовы документы выглядели чем-то крамольным, то теперь они сделались среди знакомых такой сенсацией, что в семье похерили любую скрытность. Инга ухватила Степана за свитер, провела к Римме Борисовне и вынула из ящика пожелтевшие листы. Степан принял их озадаченно, перелистал, проглядел. Его посконная физиономия по-прежнему ничего не выражала. Римма Борисовна, увидев, чем похваляется Инга, возникла рядом, преисполненная гордости.
      - Муж изобретает мифологию, - проскрипел Степан. - Но нужно знать и правду. - Он подал Римме Борисовне папку. - Думаю, это настоящие.
      Римму Борисовну охватил приступ благодушия. Развязывая тесемки, она рассказала Степану, что ее отец был святым, почти мучеником, и что она, Римма Борисовна, всегда любила и ценила зятя за человеческие качества, которые он доказал на деле. Воздавая осанну Денису, она бросила взгляд в бумаги, и что-то привлекло ее внимание. Она впилась глазами в строчки, а затем побагровела. Улыбка сошла с ее лица, и она выкрикнула:
      - Это ложь, подлая клевета! Отец не был палачом! - Она с размаха швырнула бумаги в Степана, и один лист зацепился за его мохнатый свитер.
      Степан казался невозмутимым. Кажется, он даже приветствовал такой исход.
      - Как вы смеете! - надрывалась Римма Борисовна. - Такие способны оболгать, ошельмовать опорочить... не выйдет! Хорошо, что зять имеет доступ в архивы и в КГБ!
      - Наверное, у нас разные архивы, - сказал Степан негромко. - И разное КГБ.
      - Вон! - закричала Римма Борисовна, а Степан преспокойно развернулся и проследовал к двери.
      На пороге он обернулся.
      - Оторви листок, - напомнил он Инге и исчез.
      С Риммой Борисовной случилась истерика, она рухнула на стул, и Инга захлопотала вокруг нее с валериановыми каплями. Немного утихнув, Римма Борисовна рванулась к телефону, набрала номер и утопила Аркадия Львовича в исступленных жалобах. Придя в совершенное неистовство, она высказала в аппарат все, что думала о подлых стукачах, и сделала вывод, что госбезопасность измыслила для семей репрессированных очередные идеологические диверсии. Андрей, прохаживаясь мимо, тихо постанывал.
      - Зачем он это сделал? - спрашивал он у Инги. - То есть я вижу, что он дегенерат, но какой смысл?
      Аркадий Львович, услышав определения в адрес властей, перепугался и бросил трубку. Римма Борисовна, запахивая халат, заходила по коридору взад-вперед, как невменяемая. Аркадий Львович примчался через десять минут, на нем не было лица, и в этот раз ему обрадовался даже Андрей. Аркадий Львович засуетился вокруг Риммы Борисовны, и скоро они запели в унисон.
      Когда Инга выкручивала тряпку, явился Денис, посланный в магазин час назад. Инга почти не разговаривала с мужем, но сейчас в доме бушевала буря, требующая совместного участия. Выслушав ее, Денис побледнел и бросил сумку. Он бросился к телефону, набрал номер и закричал:
      - Гордей Фомич, надо увидеться!
      Потом он, сбивая задники, запрыгнул в ботинки и вылетел из квартиры. Андрей подмигнул Инге.
      - Жулик на жулике, - проговорил он. - Чего так орать, будь дед хоть полный волчара, мне по барабану. Квартиру он не зря нам оставил, она же и до него была чья-то.
      Инга убирала ведро со шваброй, когда Римма Борисовна позвала ее к себе в кухню. Аркадий Львович, пил чай, шевеля ушами от усердия, а Римма Борисовна застыла в скорби, как могильная статуя.
      - Сожги, - повелела она, пододвинув к краю Степановы бумаги. - Чтобы следа не осталось от этой гадости.
      Инга взяла листы и полюбопытствовала, но ничего не разглядела: вспыхнув, Римма Борисовна вырвала бумаги из и принялась рвать на мелкие кусочки.
      - Не смей читать! - крикнула она. - Оставь, я сама.
      Она высыпала клочки в кастрюльку с цветами и защелкала пьезоэлектрической зажигалкой. Инга обернулась в дверях. Сгибаясь над кастрюлей, из которой поднимался едкий дым, Римма Борисовна бдела, чтобы ни один обрывок не ушел от огня. Инга усмехнулась, вспомнила смиренного, как побитая собака, Степана, довольно потянулась и ушла смотреть телевизор.
      
      19
      
      Алену ранили переделки, в которые она вляпывалась с удивительной регулярностью, и сейчас их критическая масса перевалила через край. Она замкнулась, ей снились кошмары, к ней возвращалось воспоминание о Всеволоде третьем. Она разлюбила прогулки с Асей и выходила на улицу нехотя, избегая Анны Никитичны, чтобы не смотреть соседке в глаза. Однако она помнила, что Марго ее спасла, а Алена не любила незакрытых обязательств. За несколько дней она изготовила красивую подушку из фетра, а Денис, к которому она пристала, как с ножом к горлу, выдал ей требуемый адрес. Наконец она так надоела Римме Борисовне, что та, собравшись к Брониславе Марковне, согласилась захватить внучку. Это был прекрасный повод, чтобы похвастаться умненькой девочкой перед старой грымзой, страдающей манией величия. Проводив Римму Борисовну, Алена завернула свое рукоделие в пакет и отправилась к избавительнице.
      В безлюдном подъезде-катакомбе Алена оробела, и только чрезмерная ответственность помешала ей сбежать. Вокруг пахло плесенью, квашеной капустой и жженой пластмассой. Звонок не работал - она несмело постучала, дверь открыл пьяный хозяин, и Алена переступила через порог. Темноту коридора усиливал едкий чад, и откуда-то слышались возбужденные голоса. Испугавшись пожара, Алена на цыпочках прошла мимо грибковых разводов, пятнавших стены, завернула за угол и увидела двух типов, осаждавших дверь, из-под которой валил густой дым. Алена закрыла нос платком и приблизилась. Скоро она поняла, что хозяева заняты делом, знакомым ей по школе неблагополучного квартала: засовывали под дверь горящую расческу. Обнаружив нежданного свидетеля, поджигатели повернулись, и на Алену уставились две пары мутных глаз. Унимая дрожь в коленках, Алена справилась о Марго.
      - Она там! - Поджигатели запинали дверь. - С вещами на выход! Закатай губу в трубочку, подруга... явилась за готовенькое, не видать тебе прописки, как своих ушей.
      - Что, еще одна? - рявкнул женский голос, и Алена попятилась от крепкой девицы, но подошла другая, в огромных очках, и проговорила первой: - Не бросайся на людей.
      Дамы исчезли, а доходяги объяснили Алене, что Марго учинила в квартире форменный раздрай, и что они беспокоятся за слабовольного Терентия, поддавшегося ее чарам.
      - Мы таких мочалок видели тут целый стадион. - Они недобро оскалились, и по Алениной спине поползли мурашки. - К особо меркантильным применяем меры, выкуриваем, как клопов, у нас рука-то набита.
      Пока они определяли, не метит ли в Терентия новая гостья, Марго открыла дверь, а хозяева, выполнив задачу, растворились в недрах квартиры. Алена прошла в задымленную комнату, понимая, что ее жалкая подушка совсем не к месту.
      Дернув раму, ходившую ходуном, Марго распахнула окно, и в комнату ворвался леденящий воздух. На потемневшем лице возмутительницы спокойствия не дрогнул ни один мускул, и лишь по щекам, как по горячим угольям, забегали тени. У кресла стоял собранный чемодан. Выслушав Аленины благодарности, Марго коротко кивнула.
      - Не везет, снова облом. - Она загадочно улыбнулась. - У вас неприветливый народ.
      Пока она собирала помадные патроны со стертой позолотой и отечественные, презираемые московскими модницами коробочки с тушью, Алена соображала, где ей устроить Марго. Римма Борисовна не признавала за ней жилищных прав, и у родителей, где обитало еще семейство старшей сестры, ее тоже не ждали.
      Она взялась за чемодан, Марго натянула дубленку с волосатой оторочкой, и обе женщины покинули негостеприимную квартиру. Они спустились во двор-колодец. Марго беспечно ступала по снегу легкомысленными сапожками, а за ее спиной с чемоданом, как носильщик, топала Алена в разбитых "луноходах".
      Глазастая Марго тут же приметила у мусорных баков зеленовато-радужную иномарку, переливавшуюся бензиновыми разводами. Алена проследила взгляд, и ее затрясло. В чернявом водителе, который наблюдал за ними, свесив локоть из окна, она узнала брутального главаря из ресторана "Каракум", и воспоминание о нем было таким тошным, что Алена приготовилась удирать, наплевав на обязательства. Ее остановило лишь то, что вторым пассажиром иномарки оказался Вадим Германович. Алена его не любила, но он точно не был маргиналом и вряд ли ввязался бы во что-либо скверное.
      Марго тихо выругалась.
      - Это моя судьба, - проговорила она и, покачивая бедрами, направилась к иномарке.
      Послушная Алена посеменила за ней. Вадим Германович вылез наружу.
      - Марат, я не больше не нужен? - осведомился он.
      Марат качнул головой. На его диковатом лице заиграла белозубая улыбка.
      - Барахло в машину, - распорядился он, не сводя с Марго восхищенных глаз. - Никуда не отпущу.
      Вадим Германович взял у Алены чемодан и завозился с ним у багажника.
      - С утра здесь торчит, - бросил он. - Терентия сплавил, а вчера ему откупного предлагал. Терентий чуть по глупости с ним не схватился, вот бы насмешил.
      Пока Вадим Германович укладывал чемодан, заскрежетали тормоза. Белая "Волга" влетела в низкую арку и заскользила юзом, прочертив колею. Вадим Германович инстинктивно пригнулся, порываясь залезть под днище авто. Какие-то разгоряченные люди в квадратных шапках высыпали из "Волги", кинулись к Марату и загомонили, размахивая руками. Марат переменился в лице, что-то гортанно скомандовал, и новоприбывшие разделились: трое вскочили в иномарку, а Марат дал по газам, и его железный конь вихрем пронесся через подворотню. Оставшийся пехотинец застыл у "Волги", кривя неумелую улыбку. Вадим Германович вытер лицо и отряхнулся.
      - Что будет, - проговорил он негромко. - Его брата зарезали.
      Он сгорбился и нырнул в проход, а Марго оценила физиономию порученца и уверенно села в "Волгу". Не успела Алена опомниться, как она, окутанная клубами вонючего выхлопа, осталась одна посреди двора-колодца.
      Усталая от переживаний, она потащилась домой. В ее душе скребли кошки. Римма Борисовна с Асей еще не вернулись, Дениса не было, на вешалке висело только Ингино пальто. Алена проскользнула в комнату, взяла книгу, попыталась читать. Потом услышала голос Андрея и выглянула в коридор.
      - Вот королева! - восклицал Андрей, обращаясь к Инге. - Гуська, а ты королева!
      Инга даже снесла эту дурацкую дразнилку, которую не терпела. К Алениному ужасу Андрей подошел и поцеловал Ингу в губы. Поцелуй был долгий и совсем не братский. Не веря своим глазам, Алена всхлипнула и, едва не сбив с ног удивленную пару, выскочила из квартиры.
      На лестничной клетке она обнаружила, что на ней только мамин спортивный костюм. В таком виде нельзя было на улицу, и Алена, не соображая, что делает, бешено забилась к соседям. Дверь распахнулась, словно кто-то за ней караулил гостей. Константин Сергеевич стоял в прихожей - всколоченный, дышащий жаром, в распахнутом пальто.
      - Ты, - сказал он резко.
      Не задав ни единого вопроса, он взял Алену за руку, повел по коридорам и втянул в кухню с каскадной люстрой и старинным буфетом. Там Алена бессильно опустилась на стул, а Константин Сергеевич захлопотал у загаженной плиты.
      - Сейчас чаю, у нас хороший, - забормотал он. - Это первое дело... и покрепче.
      Он поставил на стол эмалированную кружку, и Алена машинально отпила глоток. Тепло разлилось по ее телу, и она уже осмысленными глазами обвела бугристое лицо Константина Сергеевича, его армейский свитер, руки с рыжеватыми волосками и клетчатые манжеты, испачканные кровью.
      - Ты хороший знак, - сказал Константин Сергеевич с чувством. - Значит, все путем.
      - Это кровь, - проговорила Алена. - Вы убили кого-то.
      Она отставила кружку и закрыла лицо руками. Все интеллигентные люди, окружавшие ее, преобразились в чудищ, готовых сожрать уютный, привычный ей мир.
      - Пей, легче будет, - посоветовал Константин Сергеевич и затвердил не к месту. - Главное, чтобы без меда, без трав, только чай. Пей... чего ты хочешь... выкройки, рецепты?.. Я все сделаю.
      Стуча зубами о кружку, Алена все же допила чай, и ее зазнобило.
      Очнувшись, она еле выдавила:
      - Я пойду...
      Ноги едва ее слушались. Она долго, как сомнамбула, плелась обратно к двери - выбралась из квартиры и нажала на звонок, Андрей открыл ей со свирепым видом, но Алена даже не подняла на него глаз. В кухне Римма Борисовна рассказывала Аркадию Львовичу новости от Брониславы Марковны: сплетни, слухи о положении в стране, политические анекдоты. Усталая Ася капризничала и отказывалась от супа. Алена села в комнате, остолбенела и опомнилась, когда обнаружила, что сердитый Андрей чего-то от нее требует. Она с трудом, скрипнув зубами, взяла себя в руки.
      - Едем на дачу, - проговорила она решительно. - Надо взять из погреба банки, Асе варенье... и огурцы.
      Андрей не возразил. Они приняли нотацию от Риммы Борисовны, по горло насытившейся внучкой, но Алена почти не слышала свекровь. Андрей, как мог, успокоил мать. Когда они спустились во двор, он отпер гараж и уселся в пассажирское кресло. Его желваки подергивались, лицо потемнело, и Алена почувствовала его напряжение - он вполне допускал, что оскорбленная жена сейчас разгонит машину и врежется в столб.
      Небо прояснилось и задышало арктическим холодом. Алена завела мотор и выехала сперва на улицу, потом на играющий огнями проспект, потом на шоссе. Рыжие противотуманные фонари остались за спиной, и дорога провалилась в мертвенное лампадное мерцание, словно в потусторонний мир. Салон залила тишина, которую можно было резать ножом. Алена ждала, когда буря в ее душе утихнет, чтобы поговорить с Андреем без слез и крика. Пилотирование требовало от нее холодного расчета и присутствия духа. Андрей нахохлился и косился на нее недовольно, прикусив язык.
      Бензин оказался на исходе. Алена свернула на заправку, погруженную в неоновый свет, такой тоскливый и пронзительный, что ее горло свело судорогой. Заасфальтированная площадь перед колонками пустовала, и поодаль здоровый детина впечатывал в снег какого-то недомерка. Алена плавно, как под гипнозом, направилась к драчунам.
      - Куда? - пронзительно закричал Андрей. - Дура!
      Он побежал за ней, истошно голося:
      - Стой, ненормальная! Как мне надоели твои капризы, твоя тупость!.. Твои чертовы тряпки, которые только спустить в унитаз... стой, тебя убьют!
      Пока Алена сокращала дистанцию, драка распалась. Недомерок исчез, детина оказался работником заправки. Алена посмотрела в его красное лицо и обворожительно улыбнулась. Она давно не дарила окружающим таких манящих, таких милых улыбок. Детина, готовый порвать всех на куски, растаял и заговорил с Аленой почти вежливо. Андрей потерялся на улице. Когда Алена вытащила пистолет из бензобака, он опять запрыгнул в машину. Дальше поехали молча. Алена пошарила в бардачке, вытащила Денисовы сигареты, закурила. Андрей, не выносящий табачного дыма, по-прежнему не проронил ни слова.
      Все так же, молча, они расчистили дорожку к даче. Внутри домика стоял пронизывающий холод. Войдя, Алена бросилась срывать со стен свои работы. Скомкав, она засунула их в печку, села на сундук и выдавила:
      - Помоги мне...
      Андрей взорвался.
      - Мне осточертели твои сцены! - выкрикнул он. - Что ты хочешь?
      Алена кое-как справилась с дрожащими губами.
      - Я, наверное, обращаюсь не к тебе, - проговорила она. - К тому, кого выдумала... кто бережет меня и помогает. - Она вытерла слезы полосатым шарфом. - Я тебя очень люблю, мы выберемся вместе, только не будь мразью. Пожалуйста, не будь мразью.
      - Я такой, какой есть, - проговорил Андрей сухо.
      Потом он открыл погреб и осветил его фонариком. Когда Алена спустилась по убогой лесенке, сторонясь гнилой воды, покрывавшей земляной пол, ей показалось, что она спустилась в могилу, и что над ней вот-вот захлопнется крышка гроба. Она вытащила соленья и заготовки, они с Андреем упаковали их в машину, и весь обратный путь так же промолчали.
      
      20
      
      Таня упрекала Дениса, что он забросил отца, предоставив ей одной везти на себе полу-инвалида, и Денис ухватился за ее укоризну. Он сталкивался с Ингой лицом к лицу, жил с ней в одной комнате, и это так тяготило его, что он сбежал в родительскую квартиру. Там тоже бывало несладко. Таня то и дело звонила в неотложку, вызывала участкового врача, каждый эскулап прописывал Евгению Ивановичу лекарства, но ни одно из них не помогало, а больной только жалобно вздыхал. Таня вытащила с антресоли пляжный надувной матрас, и Денис обосновался на нем в отцовой комнате. Ночами он ворочался, томился в полудреме и просыпался от надсадных стонов. Как-то он проснулся, и свет ночника ударил ему в глаза. Евгений Иванович сидел на кровати, выпростав исхудалые ноги, и считал капли, постукивая пузырьком о стакан. Лампа подсвечивала трогательный пушок на его голове. Денис помертвел, но вспомнил, с каким энтузиазмом отец принимал его псевдоисторические изыскания, и последовал проторенным путем.
      - Тут нашли документы, - проговорил он глухо. - Про Великую Отечественную.
      Евгений Иванович вполуха прислушался. Денис пересказал ему фантазию про Брянское государство, про радения Гитлера и про сталинский отказ. Он надеялся, что отец, услышав про ложь официальной истории, привычно загорится правдолюбивым энтузиазмом, но Евгений Иванович, отставив пузырек, рассеянно молчал.
      - Тебя обманули, - сказал он тихо. - Это неправда, я помню войну. До нашей деревни немцы не дошли пяти километров. Они были в соседнем селе, повесили председателя, комсомольцев. Нам повезло. А когда они ушли, то забрали все теплое, даже носки. Ты просто этого не понимаешь, а что они хотели нам добра - не слушай и не повторяй.
      Денис застыдился, повернулся на другой бок и прикинулся, что уснул.
      Теперь дорога до архива отнимала у него лишние полчаса, и он постоянно опаздывал. Как-то, придя на работу, он окунулся в наэлектризованную атмосферу и узнал ошеломительные новости.
      - Ивана Яковлевича погнали на пенсию, - сообщила Клавдия Леонидовна. - Такой гоголь явился.
      Денис переваривал шок, пока женщины прихорашивались и разбирали захламленные столы. Потом зазвонил телефон, Клавдия Леонидовна выпалила в трубку, "идем, идем", и все пошли в актовый зал. Денис, сраженный вероломством Гордея Фомича, плелся за всеми. Когда расселись, к трибуне вышел мужчина с крючковатым носиком, в стареньком костюме. Неприятные глазки пытливо разглядывали подчиненных, а Денис, прячась за лысиной дяди Васи, вспоминал, откуда ему знакомо это лицо. Потом его осенило, и перед его глазами всплыли капот "москвича", обледенелый пруд, и прохожий, который бьется в полынье, как застрявшая птица.
      После лекции о производственной дисциплине и перевыполнении плана работники разбрелись, чтобы посудачить вволю. Денис спустился в подвал, сел на табуретку и уставился на полки, где темнели коробки с немецким архивом. Шальная идея пришла ему в голову, он достал спички и представил, как вспыхнет старая бумага, но потом убоялся тюрьмы. Он просто зажег спичку, поднес ее к ящику, вперился в непонятные надписи. И почему-то вспомнил окаянного соседа-шатуна с его французским.
      "Столкнуть бы их с Гордеем", - подумал он с издевкой.
      Он словно заснул наяву. Его разбудил женский голос с первого этажа:
      - Вера, ты на заказ записалась? Сегодня сладкий, запишись у Марии Петровны.
      Спичка, выпустив ядовитый дымок, погасла. Денис бросил ее на пол и растер ногой. Поднялся в пустую комнату, набрал номер.
      - Что же вы так, - сказал он Гордею Фомичу с упреком. - А обещали мне.
      - Зачем тебе этот геморрой, - огрызнулся тот.
      - Всю жизнь мечтал, - выдохнул Денис. - Горбатиться, как рабочая лошадь, и получать копеечную зарплату. Только знаете? Вы обычный земной мошенник из плоти и крови.
      Гордей Фомич весело забулькал.
      - Вас учат наукам, - проговорил он. - А вы, как великовозрастные дети, верите в сказки. - Он отсмеялся и добавил: - Не звони, поработаешь с Вадимом... будет игра, не до тебя.
      Денис повесил трубку, как оплеванный. Потом ему позвонил Саня.
      - Можешь одолжить денег? - выпалил он. - Я выдержал все испытания, будет игра, и нужна серьезная сумма.
      - Конечно, все упирается в деньги, - захохотал Денис. - Что же ваш дьявол такой меркантильный, или у них в аду не только котлы, но и финансовая отчетность?
      Он обозвал Саню легковерным идиотом и долго убеждал друга, что тот попал в лапы к аферисту, но его уговоры пропали втуне.
      Клавдия Леонидовна и Валя защебетали, разбирая по косточкам новую метлу и отдельные фразы, вырванные из контекста. Их суждения о тайных смыслах, закодированных в том или ином слове, прервало личное явление руководителя. У Денисова стола тот остановился.
      - Денис Евгеньевич, вы опоздали, - проскрипел он с ненавистью. - Мы не сработаемся.
      - Я работаю с Вадимом, а не с вами, - парировал Денис, отражая лобовую атаку. - Гордей Фомич распорядился. Кстати, не беспокойте его, у них игра.
      Он с садистским наслаждением наблюдал, как самозванец в бессильной злобе заискрил глазами.
      - Впредь не опаздывайте, - прошипел начальник и вылетел из комнаты, а Денис уныло помечтал о новом месте.
      К черту Вадима, - думал он, вспоминая скользкого Андреева приятеля. - Платите, как положено, деньги на бочку. Пойду на любую работу с хорошим окладом, хоть на завод, плевать на тещу... вот только Инга. И отец огорчится.
      Его судорожные мысли скакали без порядка. То он мечтал, что уволится и сделает карьеру. То ему чудились горы купюр, которые он вымогает у скудоумного Вадима. Он захотел демонстративно уйти пораньше, но так устал от фантазий, что проворонил время для бравирующего жеста. Он выполз из архива в последних рядах и поволокся по улице, сделав вид, что не замечает толстого личика Вадима Германовича, томящегося за автомобильным стеклом.
      Обиженный Вадим Германович изобразил гамму чувств, но Денис пренебрег его ужимками. Глядя под ноги, он побрел по переулку. Вадим Германович, застегивая на ходу дубленку, догнал его и тронул за плечо.
      - Надо поговорить, - буркнул он.
      Измученный Денис только дернул плечом. Он сел в машину и даже не возразил, когда Вадим Германович повез его привычным путем, к Римме Борисовне.
      Сумеречные улицы заполнил народ, и Вадим Германович искоса посматривал на оживленную толпу.
      - Бегать за тобой, что ли - бросил он, поворачивая оплетенный руль. - Фомич нарезал задание, возьми в портфеле.
      - Деньги вперед, - ответил Денис.
      Вадим Германович бегло посмотрел на него. Его инструкции не учитывали этого естественного вопроса, и он ляпнул наугад:
      - Ты ему должен, как земля колхозу.
      Денис предположил аналогично:
      - Ты просто не в курсе, ты новичок.
      Некоторое время они ехали молча, и потом Денис сказал:
      - А давай его кинем? Кинем, и все. Как вы все верите обычному аферисту.
      Вадим Германович поглядел на Дениса с сочувствием, постучал пальцем по лбу, поднял глаза, намекая на некие высшие сферы, и ответил:
      - Вы какие-то безбашенные. Андрюшка облизывает соседа, не понимает с кем связался. Сейчас у деловых переполох, а твоя Маргоша с ними в десны целуется, - Вадим Германович тормознул у светофора, инстинктивно оглянулся на окрестные машины, и добавил: - За вашим соседом стоит такое, что не дай бог... его-то не тронут, а когда паны дерутся, у холопов чубы трещат.
      Вечерние огни подействовали на Дениса успокоительно, и он задремал в кресле.
      - Натравить бы на него Фомича, - предложил он сонно. - Интересно, кто кого. Гадюка жабу, или жаба гадюку?
      Вадим Германович снова посмотрел на него и рассмеялся.
      - Рискни, - сказал он. - Гордей пальцем не пошевелит, он его просто сдует.
      Ехидная идея мелькнула в Денисовой голове, и он задумался над масштабной пакостью, устранившей бы помехи, мешающие ему жить. Во дворе он вылез и направился к подъезду, но возмущенный Вадим догнал его.
      - Пакет, - рявкнул он, засовывая что-то Денису в карман, и выдохнул в пургу: - Сволочь...
       У Риммы Борисовны Дениса ждала неприятность: Инга сообщила, что будет поздно, но он даже не вообразил, чем чревата ее отлучка. Он позвонил Гордею Фомичу, наябедничал на некого человека, представляющего интерес и, словно воочию, увидел, как собеседник раздул ноздри. Сделав дело, он позвал Андрея и сообщил, что грядет гроза, и что сосед - единственный человек, способный его спасти. Струхнувший Андрей вылетел из квартиры. В приоткрытую дверь Денис услышал его жалобный голос: "Не уезжайте... вы не можете меня бросить".
      Денис вышел на лестницу и подождал у перил. Скоро клацнуло реле, лифт пополз наверх, и Денис усмехнулся, уверенный что прибыл Гордей Фомич. Так и случилось: щелкнул механизм, откинулась створка, и в просвете показались квадратное пальто и нерпичья шапка. Андрей в страхе выскочил ему навстречу.
      - Где он? - утробно просвистел Гордей Фомич, тряся подбородками, и скрылся в квартире, а Андрей приложил ухо к косяку.
      Вокруг стояла глухая тишина, словно две разнополюсные субстанции аннигилировались, войдя в контакт.
      - Порвут друг друга, - предположил Денис вяло. - Придется отскребать.
      Воображение рисовало ему отчаянную битву. Он представил, как Гордей Фомич впивается в Константина Сергеевича и выплевывает куски дымящейся плоти, или как Константин Сергеевич протыкает Гордея Фомича ножом, и кровь льется на румынскую мебель и финские обои Виктора Альбиновича. Андрей поскуливал от нетерпения и вздрагивал, когда на улице раздавался гудок. Прошло, наверное, полчаса. Проходящие мимо соседи недоумевали, глядя на горе-шпиков. Наконец Андрей не выдержал.
      - Они что, черт подери, испепелили друг друга? - прошептал он Денису.
      На цыпочках, стараясь не скрипеть паркетинами, наблюдатели проникли в квартиру. Из гостиной исходило звенящее напряжение. Гордея Фомича и Константина Сергеевича разделял массивный стол, на котором высилась столбики монет. Противники играли в странную игру: они по очереди двигали импровизированные фишки, разбивали их на части, соединяли снова. Под байковой рубашкой Константина Сергеевича вздрагивали мускулы. Он сощурился, его землистое лицо казалось маской. Гордей Фомич выкатил глаза, словно кто-то его душил. Фигурки на столе быстро преображались, рассыпались монетным дождем, складывались в пирамидки.
      - Что тебе надо? - выдавил наконец Константин Сергеевич. - Душу?
      Гордей Фомич покачал головой.
      - Она гнилая, - проскрипел он. - Кому ты сдался, народный мститель.
      - Я не мститель, - запротестовал Константин Сергеевич. - Я казнил его... подожди, я поставлю Степана - он цельный, настоящий.
      Гордей Фомич покачал головой.
      - Он и так мой.
      Увидев вошедших, Гордей Фомич смачно харкнул на стол. Монеты вспыхнули, как облитые керосином, и пламя взвилось до потолка. Константин Сергеевич вскочил.
      - Воды! - закричал он. - Степа, горим!..
      - Сами тушите, - ответил откуда-то Степан.
      Константин Сергеевич сдернул с дивана покрывало, Андрей метнулся в ванную, а Денис безотрывно смотрел на Гордея Фомича. Тот вдруг потерял объем и сделался плоским, как картонная елочная игрушка. Потом эта картонка повернулась вокруг оси, превратилась в линию и растворилась в воздухе.
      Денис застыл, как окаменелый. Он очнулся от жалобного плача.
      - Живешь, как проклятый... - всхлипывал за его спиной Андрей, и кувшин с водой дрожал в его руке. - Зубришь этот поганый марксизм-ленинизм... а тут такое.
      Константин Сергеевич все хлопал покрывалом над пламенем, вздымая пыль. Денис апатично ссутулился и кое-как, на заплетающихся ногах, убрался из квартиры.
      Весь вечер в доме было мирно. Инга явилась поздно, что-то уронила в прихожей, и этот звук словно стронул застывший кадр. Алена проснулась, подошла к окну и увидела, что у хоккейной коробки стоит такси. Она накинула халат, вышла на лестницу и с печалью уставилась на Степана, который спускал по лестнице чемоданы, и на Константина Сергеевича, запиравшего дверь.
      - Уезжаешь? - спросила Алена, закрывая рукой шею. - Значит, я остаюсь одна.
      - Степа, подожди внизу, - велел Константин Сергеевич, и лыжная шапочка Степана, спускаясь все ниже, скрылась за ступеньками. Константин Сергеевич развел руками.
      - Жаль, что мы худо встретились, - сказал он. - Ты славная баба, на таких всегда ездят.
      - Спаси тебя бог, - проговорила Алена и вдруг спросила: - А ты многих убивал?
      Константин Сергеевич по-строевому развернулся и пошагал вниз. Алена вернулась к окну, понаблюдала, как Степан грузит вещи и как оба спутника усаживаются в машину. Дверцы закрылись, такси вырулило в переулок, и над домами с истошным криком взмыла воронья стая. Алена подняла голову вглядываясь в непрозрачное небо, а вороны все граяли, вились, сбивались в клубки и унеслись, преследуя обидчика.
      
      21
      
      Выйдя от соседа, Денис забрел в свою комнату и на какое-то время отключился. Его разум не держал удар. Придя в себя, он вспомнил, что хотел забрать из квартиры белье. Он зарылся в дырявые носки, когда за его спиной хрустнул паркет. Денис подумал, что это Инга, но это оказался Андрей.
      Красноглазый, как кролик, шурин казался полоумным.
      - Твой Александр в игре, я знаю, - сказал он с дикой гримасой. - Просто спроси. Тебе не надо в преисподнюю, у тебя, - он захихикал, - и так рожки есть.
      Денис шагнул к нему, и Андрей спохватился:
      - Прости... мне это надо, понимаешь? Я хочу делать карьеру, нормальную партийную карьеру. А ты знаешь, что без игры с ним сейчас партийная карьера невозможна? Такой у нас марксизм-ленинизм... может, он всегда такой был? Тебе не светит, а я выбьюсь, у меня здоровая кровь, без алкогольной наследственности.
      - Ты пьян или бредишь? - огрызнулся Денис.
      Он взялся за трубку и набрал номер. Санина жена Галя не знала, где муж, но предполагала, что он будет нескоро. Рядом с ней надрывался ребенок, а Денис вообразил успешного Саню, взлетевшего на самые верхи, и его кольнула зависть.
      Он уложил белье, вышел на улицу, побрел к метро, но его не привлекал родительский дом с вечными каплями и таблетками от давления. День прошел слишком экстраординарно, и Денису требовался такой же экстраординарный собеседник. Саня, прикоснувшийся к чуду, прояснил бы его мозги. Денис сел в троллейбус и поехал к другу. Утром он твердо знал, что Саня угодил в переплет к корыстным шарлатанам и что его обобрали до копейки. Это было неприятно, но не смертельно, особенно для человека с крепким семейным тылом. Но после фокуса, который выкинул Гордей Фомич, Денис допустил, что смотрит на мир через искривленную оптику, и понадеялся, что Саня развеет его иллюзии, или напротив, заморочит ему голову белибердой, такой заковыристой, что Денис из противоречия сам все прояснит и поставит на места.
      Дорожка к Саниному дому блестела, как каток. Изобразив чудеса эквилибристики, Денис добрался до подъезда. Он избегал Саниной малогабаритной двушки со спертым духом, гроздьями ползунков и шебутной Галей, и поэтому съежился на лавочке, трясясь от стужи и каталогизируя собак, выведенных на вечернюю прогулку. Потом он нашел у горки сплющенную коробку, подложил ее под зад, но все равно закоченел и хотел уходить, когда увидел Саню, ковыляющего от остановки. Саня двигался медленно, сбивался с шага, то и дело хватался за нагрудный карман.
      Увидев Санино окаменелое лицо, Денис не уразумел, радоваться ему или пугаться.
      - Подожди, - рассеянно проговорил Саня и улыбнулся. - Я еще не переварил.
      Он добрался до лавочки и сел на картонку.
      - Что-то невероятное, - выдохнул он. - Не спрашивай, пока не уляжется в голове. Конечно, в этом нет ничего сверхъестественного, только приманка. И все очень просто, но почему мы никогда... это такая энергетика, такой прорыв. Ты летишь! Ты уносишься! Ты открываешь в себе черт знает какие силы! Подожди, я отдохну... болит.
      Денис понял, что Саня хватается не за карман, а за сердце.
      - Пойдем. - Он потянул Саню за рукав. - Ляжешь дома.
      - Всю дорогу болело, - проговорил Саня. - У нас нет запаса прочности... а гонору-то.
      Он застонал, и Денис не на шутку испугался. Он не знал, что делают при подобных приступах, а поэтому засуетился и залопотал:
      - Валидол, нитроглицерин? - Он перечислил лекарства, бывшие на слуху, но Саня вдруг притих, выгнул спину и запрокинул голову. Денис заглянул в его лицо - оно показалось ему восковым.
      Денис подскочил. Замороченное сознание дало ему странную подсказку - он вбежал в подъезд и взлетел на этаж не для того, чтобы вызвать скорую, а чтобы убедить Галю, будто он Саню вообще не видел. Перепрыгивая через ступеньки, он констатировал, что доморощенная мистика изуродовала его душу, но так и не переломил себя.
      - До сих пор его нет? - неискренне удивился он. - Он просил денег, что-нибудь случилось?
      Он откуда-то знал, что Санины секреты теперь недействительны, а самому Сане безразлично мнение жены. Галя, всегда жизнерадостная, помрачнела.
      - Нет, зайди, - приказала она, затаскивая его в квартиру. - Он у всех набрал, влез в кошмарные долги... может, хоть ты знаешь?
      Она приволокла его в крошечную кухоньку, где с бельевых веревок капала вода - предложила кефира из детской кухни и захныкала, что им не хватает зарплаты, родители не помогают, а супруг чудит и увлекается дурацкими идеями.
      Денис сидел, как на иголках, и следил за временем, которое отсчитывали ходики. Прошло пять минут... десять... пятнадцать... полчаса, но никто не явился. Мимо лавочки уже наверняка прошли табуны непытливого народа, и Денис последними словами проклял их душевную лень.
      Положение становилось глупым. Денис попрощался с Галей, вышел на улицу, осмотрел пустую лавочку и предположил, что скорую вызвали посторонние, не знавшие Саню, и что завтра ему придется перелопачивать больницы, морги и бюро несчастных случаев.
      С тяжелым чувством он сел в троллейбус, подышал на стекло и бессмысленно загляделся на ночной проспект. Окошечко на глазах затягивалось узорами, и Денис несколько раз отогревал его, счищал лед и снова изучал улицу.
      "Слава богу, - думал он. - Я лапоть, серость... но это лучше, чем отдать концы, подавая надежды. Доживу до маразма, а вы хоть убейтесь со своей здоровой кровью".
      Троллейбус тормознул у светофора, и Денис уставился на машину в левом ряду. Пассажир спал у окна, и Денис к своему ужасу узнал в нем Саню. Теперь он ясно видел мертвое лицо, похожее на пластмассовую маску. Денис вскочил, задергался, рухнул обратно в кресло. Зрелище так потрясло его, что он даже не запомнил машинный номер. Стекло заросло льдом и скрыло обзор, Денис задышал на него, сдирая покрытие ногтем. Машина с мертвым Саней словно дразнила его: она ускользала, выныривала из потока и опять становилась под окно. Денис смирился и сообразил, что номера ему не нужны. Кому их называть? Он представил замшелое отделение милиции, дубоватых служак, и свой монолог с закономерным финалом в камере или на Канатчиковой даче.
      Он ехал к Римме Борисовне. До отца ему был лишний час животного страха. Приближалась его остановка, и он вообразил, как зловещая машина едет за ним по переулкам и размазывает его о мостовую. Он так перетрусил, что уже вознамерился умолять Гордея Фомича о пощаде, но образ вечно обиженной ассирийки охладил его пыл, а все автоматы, проплывавшие за окном, были разбиты, расколоты, или лишены трубок, оборванных какими-то питекантропами.
      "Вы не мошенник, - проговаривал он мысленно, адресуясь к потусторонней сущности. - Я признаю вас, кем угодно... хоть чертом, хоть лукавым, хоть - как вы сказали - кумом... только пощадите. Прав был Аркадий, почему я его не послушал".
      Но перед его остановкой таинственная машина пропала. Денис вылез из троллейбуса и бегом преодолел подземный переход, похожий на склеп. Пробираясь переулками, он то и дело оглядывался, проклиная коммунальных халтурщиков, забросивших неочищенные дороги, и собак, мешавших ему припустить по тротуару во всю прыть.
      У дома он отдышался и из-за гаража осмотрел подъезды, машины, сугробы с мочевыми отметинами. Окно их квартиры, выходившее во двор, загадочно темнело, и Денис не знал, то ли семья видит десятый сон, то ли за дверью бдит засада. Пока он топтался на месте, из подъезда вышла Алена в накинутом пальто, из-под которого красовались голые коленки. Сосредоточенный Денис проследил ее путь по тротуару до мусорных баков, куда Алена швырнула какой-то пакет.
      Решив, что у них проходит обыск, и она избавляется от улик, Денис в два прыжка оказался рядом с ней. Алена печально уставилась на зятя, и ее похоронные глаза подтвердили Денису худшие подозрения.
      - Что у нас? - выдохнул он и сунул голову в бак, высматривая, какие вещдоки показались ей преступными. К немалому удивлению, он увидел, что она выбросила свои тряпичные поделки.
      - Как вы меня терпели, - ответила Алена с горечью. - Я идиотка, я занималась ерундой. О чем я думала! О пирогах, журналах мод, о том, что у Светки итальянские туфли, а у меня нету. Как неловко, но больше этого не будет.
      Из баков несло гнильем, но Алена не замечала этой вони, а брезгливый Денис скривился.
      - Творческий кризис? - Он через силу усмехнулся и отчитал ее. - Знаешь таблицу умножения, значит, не глупая. Иди, застудишься... взрослей, девушка... и не буди никого, я сейчас приду.
      Ее скорбь подействовало на него сильнее, чем мертвый Саня в автомобильном окне. Алена строго посмотрела на него из-под платка.
      - При чем тут таблица, - не поняла она. - Настя мудрее меня, ответственней меня... как же я вам надоела. Но я исправлюсь.
      Он подождал, пока она скроется в подъезде. Прошло пять минут, и Денис бросился следом. Скачками, не дожидаясь лифта, он поднялся по лестнице, и его втянуло в квартиру Риммы Борисовны, как в воронку.
      
      22
      
      Денис ночевал на старом диванчике, оставшемся от предка-страдальца, и Инга ему не перечила. Похрюкивая, она в одиночку блаженствовала на кровати. Денис заметил у нее новую блузку с широким воротником. Утром Денис подошел к ванной, когда она приводила себя в порядок: обмахивала ресницы миниатюрным ершиком и напевала бессмысленную песенку из мультфильма. Денис переступил порог, а Инга обернулась к нему, закручивая тюбик и тараща глаза, чтобы не моргать. Ее розовое лицо выглядело кукольным. Денис потянулся к ее руке, но она спрятала ее за спину.
      - Не валяй дурака, - проговорил Денис. - Сглупили и забудем... давай? Бог с ними.
      Инга вскинула подбородок и покачала головой.
      - Все из-за тебя, - сказала она. - Но я не дура, - поводя плечом, она оттолкнула его, и он едва не упал на стиральную машину. Выходя из ванной, Инга добавила небрежно: - Уходи, ты висишь на мне, как гиря... я подам на развод.
      После слова "развод", прозвучавшего уже в коридоре, по квартире разлилась тишина.
      - Понравилось по мужикам таскаться? - крикнул Денис. - Может, ты и меня прикончишь, как того психа?
      В квартире по-прежнему ничто не колыхнулось.
      - Пошел вон, - бросила Инга.
      Денис кинулся в комнату и не глядя, натянул джемпер, связанный Таней.
      - Пожалеешь, - бормотал он. - Поздно будет.
      Он опомнился на улице. В воздухе уже щемяще, тоскливо пахло весной. Тренируя на жене затейливые ругательства, Денис побрел неизвестно куда. Он отчаянно хотел реванша, и в его оскорбленную душу проникла Марго.
      "Пойду к ней, - подумал он. - Красивая, хитрая, ученая жизнью... мудрая ведьма. Рассказывали, она была исключительно предана дяде Васе... теперь подчинится мне".
      Он поверил в эту иллюзию, и оставалось лишь найти Марго. Он сунулся к Терентию, но тот еще не контачил с миром. Его администратор нехотя снизошел до Дениса, уточнив, что уже проклял их с Саней за такой подарочек.
      - Пиявка, а не баба, - пожаловался он. - Выкуривали, как крота из норы. А мы люди изнеженные... привыкли, что податливые создания смотрят ему в рот, а эта клоп-клопом.
      Зловещие ламентации, представляющие Марго с неприглядной стороны, не напугали Дениса, он считал, что знает родственницу лучше безалаберной богемы. Администратор божился, что потерял след беглянки, но после изнурительного допроса сдался и нехотя вспомнил, что Вадим, скорее всего, в курсе дела.
      Вадима знали все, но отыскать его оказалось непросто. Денис долго вызванивал знакомых, но ничего не добился. Коллеги Вадима только удивлялись, что неуловимого Джо разыскивают на трудовом посту. Автомеханики, мясники, спекулянты и барыги с легкостью мотыльков уклонялись от наводящих вопросов, и Денис вспомнил, что если Вадим точно где-то бывал, то у гаража в их дворе. Как посторонний, он прошелся по центральным улицам, кишащим беспечным людом - туристами, командированными, ходоками, дорвавшимся до магазинов. Вернулся к дому Риммы Борисовны, сел на мокрую лавку и уставился на ржавые гаражные ворота. Кто-то окликнул его, и Денис не сразу понял, что это теща, которую его воображение упорно не считало бывшей.
      - Вы зарапортовались, - заявила Римма Борисовна, и ее голос, обращенный к зятю, был непривычно мягок. - Я поговорю с Ингой, так нельзя. У нее решительный характер, и ты знаешь, она не признает компромиссов.
      Она милостиво улыбнулась, потрепала его по рукаву и ушла.
      Потом к нему подсел дворник и о чем-то заговорил, но Денис не разобрал его скороговорку, изувеченную татарским акцентом. Холод вытолкнул его из анабиоза - он встал и побрел, куда глаза глядят.
      Он углубился в ободранные дворы и вдруг наткнулся на вожделенную цель. Вадимов "Жигуленок" стоял у гастрономовского крыльца, грузчик в синем халате выносил из задней двери ящики и укладывал их в багажник, а Вадим надзирал за работой и что-то пересчитывал. Измученный Денис сперва решил, что перед ним химера, вроде фантома. Но Вадим, услышав про Марго, так резво отшатнулся от него, что Денис признал в нем земного человека.
      - Не связывайся, - протянул Вадим через губу. - Если им что-то не понравится, от тебя концов не сыщут. Она привыкла к их системе, а ты не ворочай осиное гнездо, тем более, они на взводе... и по мне еще прилетит.
      Но потом он все же сдался и намекнул Денису на адрес, выводимый из несложной шарады, где отправной точкой служила деревня по Белорусской дороге, недалеко от Одинцова.
      - Марат, его каждая собака знает, - сказал Вадим, затравленно оглядываясь. - Расспросишь кое-кого при станции - наведут на след... если не побоятся.
      Он убедился, что грузчик скрылся в магазине, и озабоченно спросил:
      - Так как насчет игры?
      Денис расхохотался.
      - Что, не позвали! - Он издевательски захлопал в ладоши. - Блат не помог, связи не сработали?
       Вадим ненавидяще скрипнул зубами, хлопнул дверцей и порулил на улицу, печатая на снегу шинные отпечатки. Денис побрел к вокзалу. Стемнело, зажглись фонари, дворы обезлюдели, поэтому он издалека приметил знакомую фигуру, которую венчала нерпичья шапочка пирожком, как на партийных бонзах, допущенных к мавзолейной трибуне.
      Денис поравнялся с Гордеем Фомичом, но тот смотрел перед собой, свистяще дышал и прикидывался, что никого не замечает.
      - Что, не нужен стал? - спросил Денис с укоризной. - Как же вы... - Последняя фраза получилась у него надрывно, и Гордей Фомич остановился.
      - Чем ты недоволен... - буркнул он. - А... денег надо... хочешь?
      Он порылся в кармане, вытащил пятидесятирублевку и помахал ею в воздухе.
      - Подавись, - ответил Денис. Его страх перегорел, и он не замечал в убогой страхолюдине ничего сверхъестественного.
      Гордей Фомич довольно заухмылялся.
      - Она фальшивая, - сказал он. - Один бездарь пробовал деньги вымогать. - Его складчатый подбородок задергался. - Люблю шалить. Настоящий врач не клянчит.
      - Вы садист, - проговорил Денис, содрогнувшись. От жабьего взгляда Гордея Фомича его пробрала дрожь. - Где Сашка?
      Гордей Фомич гортанно расхохотался.
      - Мизер, - каркнул он. - Ждешь, когда свалится манна небесная... а когда покровитель набивался, ты и пальцем не пошевелил, прохлопал. Помнишь визитку на столе? Валенок и валенком останешься. Твой смак - нагадить и убежать... и Сашка твой слабак.
      Он облизнулся, и его глаза зажглись жутким фосфоресцирующим светом.
      - Люблю шалить, - повторил он. - Или все-таки тебя прикончить?
      Он оскалил зубы, и по его лицу пробежала судорога. Он что-то хрипло выкрикнул и упал в снег, как подкошенный. Денис молча наблюдал, как посланец дьявола бьется в судорогах у его ног.
      - Руки коротки, - проговорил он вяло. - Сам сдохнешь.
      Он развернулся, обогнул песочницу и скрылся за спортивной площадкой. Гордей Фомич еще подергался всей тушей и замер. Его уже заметали снежинки, когда из темноты выскочил Андрей - приподнял голову Гордея Фомича и похлопал ладонью по его лицу.
      - Очнитесь, эй! - Он затряс лежащего. - Вы видите меня? Это я вас спас, бы вы замерзли, поднимайтесь... чертов боров, не упрешь. Помните запах? Хотите, всех сдам?
      Гордей Фомич выкатил на него бессмысленные глаза, а Андрей захлопотал над ним, объясняя, что без него участь Гордея Фомича - одного, без сознания, при минусовой температуре - была бы плачевной.
      - Запомню, - угрюмо пообещал Гордей Фомич, поднимаясь на ноги. - С тобой женщина, убери ее.
      Он отстранил Андрея и поковылял за угол, а Андрей отряхнулся и крикнул:
      - Инга, где ты? Давай быстрее, опоздаем.
      Стройная Инга в песцовой боярке вышла к фонарю, и Андрей заметил:
      - Посмотрим, какой у Львовича бомонд. Связи - капитал, и за нас с тобой он мне должен по гроб жизни... а прикольно, что ты даже дьявольским силам поперек горла.
      Инга взяла его под руку, и они ушли из двора, как респектабельная пара, а Денис добрался до вокзала, сел в дальнюю, набитую под завязку электричку и покорно затрясся в проходе. Он отвык от простых подмосковных лиц, и ему мнилось, что все эти люди изучают его, как жертву, и что они растерзают его, только он ступит на перрон.
      На станции оказался грязноватый вокзальчик, окруженный ларьками и урнами, полными мусора. Денис спросил о Марате у каких-то ханыг, и те азартно заспорили, сойдясь лишь в топонимах. Вместе с разудалой компанией Денис втиснулся в автобус; впрочем, гуляки скоро вышли, и на искомой улице Коминтерна он оказался один. Под его ногами захрустело битое стекло, часть фонарей не горела, вдоль проезжей части потянулись сугробы и глухие заборы. Денис стучал в ворота, но в лучшем случае кто-нибудь сердито окликал его из-за ограды. Маратова репутация оказалась неоднозначной: одни, услышав это имя, проваливались в тартарары, а другие рассыпались в подобострастных объяснениях. Скоро Денис заметил, что за ним увязалась темная фигура, и сперва испугался, но потом понял, что его сопровождает своеобразный эскорт.
      Денис угадал нужный дом по дорожке, расчищенной, словно в санатории ЦК. Он спросил про Марго, и двери сразу распахнулась. Неприветливые молодые люди проводили его в бревенчатые сени. Из-под притолоки вынырнул тонконосый человек, и Денис подумал, что где-то уже видел его чеканное, как на монете, лицо. Тонконосый изучил гостя и попытал кого-то в доме:
      - Знаешь его? - и великодушно распорядился: - Проходи, друзья Марго - мои друзья.
      Денис вошел в гостиную с пылающим камином и увидел на стене портрет, который он продал Степану. Марго свернулась клубочком на диване, поджав под себя ноги в узорчатых гольфах. В клетчатой юбке и лыжном свитере у нее был безупречно простой, домашний вид. На полу стояли остроносые восточные тапочки, расшитые золотом.
      - Садись, - приказал Марат и насупился. - Родственник? У Марго скверные родственники, как можно человека выгнать.
      - Я не выгонял, - пролепетал Денис, разглядывая бронзовое лицо Марата и холодея от его жестоких глаз. - Я наоборот.
      Марго загадочно улыбнулась. Молодые люди поколдовали над столом и принесли угощение - шашлык, плов и маринованные овощи.
      - Пожалели ей прописки, - разглагольствовал Марат, пододвигая к гостю блюдо. - Я куплю ей двадцать прописок, паспортист в зубах принесет документы.
      Денис поверил, что он не хвастает. Марго с кошачьей грацией поднялась с дивана, села за стол, взяла тарелку. Она молча тыкала вилкой в ломтик перца, а в ее ушах поблескивали сережки, которые она раньше не носила. Потом Марата позвали к телефону - он помрачнел и вышел.
      - Я бросил жену, - сказал Денис несмело. - Пойдем со мной. Он же бандит.
      Покачав головой, Марго подняла на него обманные ведьмовские глаза. По ее смуглому лицу опять засновали тени, похожие на жар над углями костра.
      - Мне не привыкать - сказала она. - Его правила просты, как пять копеек. Лучше ты останься. Что тебе твой зоопарк? А Марат ценит людей.
      Денис даже поперхнулся.
      - Подносить плов? - спросил он.
      Марго опять покачала головой.
      - Есть варианты, - произнесла она загадочно. Потом пошарила в кармане, вытащила горсть монет и высыпала их на стол. - Давай сыграем?
      Денис помертвел.
      - Ты его знаешь? - спросил он.
      Марго засмеялась.
      - Кого?
      Денис вскочил, едва не опрокинув стул. Вошел человек с рубцами от фурункулов, убрал тарелки и недобро поглядел на гостя. Душное, угарное тепло, идущее от камина, подступило к Денисову горлу, смешавшись с запахами жареного мяса и дегтя.
      - Я пойду, не провожай, - выдавил он.
      Марго и не подумала его провожать, только фурункулезник проконвоировал его до двери, пялясь, как бы незваный гость не спер чего-нибудь по дороге.
      Денис очнулся на пустынной улице Коминтерна. Он брел по проезжей части. Повалил снег, стало холодно. Вдалеке показались машинные фары, и Денис свернул на тропку, которая повела его вдоль заборов и потом свернула в овраг. Он залез в карман, вынул перчатки, нащупал картонку и вспомнил, что это визитка Ингиного любовника - Катиного мужа. Многообещающий шанс, который он, по мнению Гордея Фомича, преступно упустил, показав свою глупость всему миру.
      - Санечка, - позвал он. - Я, наверное, такой же лопух, как и ты.
      Он порвал визитку, развеял по ветру ее клочки и отправился дальше - сам не зная, куда.
      
  • © Copyright Покровская Ольга Владимировна
  • Обновлено: 03/03/2024. 227k. Статистика.
  • Повесть: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.