Шестидесятилетний Игорь Михайлович Глумов, стариком себя не считал. Более того, он не ощущал своего возраста. На протяжении двадцати лет, он не употреблял спиртного, не курил. Иногда занимался физзарядкой. Последние пять лет, преподавал экономику в местном институте. Находясь в гуще студенческой молодежи, он как-то исподволь, в тайне считал себя тоже молодым. Часто ловил себя на том, что с удовольствием заглядывался на симпатичных студенток. И, к своему удивлению, видел в их глазах заинтересованность. Работа обязывала его следить за собой, прилично по моде одеваться. Он был начитанным, интеллигентным, приятной наружности и даже несколько импозантным.
Прошедшая зима казалось длиннее всех ранее прожитых. Это была зима во всем своем величии, с обильными снегопадами, лютыми морозами и длительными зимними вечерами. В эту зиму, его как никогда одолела лень. Да еще жена, со своими вкусными пирожками и поздним вечерним чаепитием подлила масла в огонь.
Скопившаяся в его организме за долгую зиму усталость, постоянно напоминала о себе. Замкнутый, практически не подвижный образ жизни; - институт, дом, диван, телевизор, компьютер, а потом все сначала, - сделали свое дело. Он заметно обрюзг, пополнел. Все, что выше пояса, сформировалось в полушарие, которое нахраписто выкатилось вперед. Стоило пройти каких-то сто метров, одолевала одышка. Кровяное давление стало угрожающим. Умом он понимал, что нужно, что-то делать. Но как всегда все откладывалось на завтра или понедельник. В конце - концов, уже не надеясь на свою силу воли, он как палочку - выручалочку, стал ждать приход весны и начала дачного сезона. Свежий воздух, экологически-чистые овощи, зелень, ягода, чистый лесной воздух, бесконечная работа на земле, русская баня, всегда приводили его в свежий вид. За лето, проведенное на даче, он терял 7-10 килограммов собственного веса, молодел на добрый десяток лет. И потом, уже осенью, шагая по коридорам института в аудиторию на лекцию, он чувствовал на себе женские восхищенные взгляды. Не каждому из мужчин удавалось так себя сохранить.
В конце апреля, он попросил сына отвести его на дачу. В машину уложили полиэтиленовую пленку, бензопилу, карманный электрический фонарик, маленький радиоприемник, несколько штук восковых свечей, продукты питания. Все остальное, необходимое для проживания имущество было еще с осени спрятано от лихого глаза на даче. По дороге заехали на автозаправочную станцию и купили пять литров бензина для пилы. Свернув с основной асфальтированной дороги, маленький автобус японского производства сердито заурчал. Оба его ведущих моста едва справлялись с бездорожьем. Следов проезда машин не было видно, в этом году они ехали первыми. На дороге лежал довольно глубокий снег. Правда, это был снег не тот, что зимой, он стал зернистым и уже тронутый весенней оттепелью, а основная его масса просела. И, тем не менее, он представлял серьезное препятствие. Машину то и дело бросало из стороны в сторону. Несколько раз буксовали, но вскоре показались дачные строения.
Выгрузив привезенный груз, Игорь Михайлович отправил сына в обратный путь, а сам начал обходить лесную усадьбу. Все дорожки, заметенные зимой сугробами снега, покрылись ледяными горками. Днем снег подтаивал, а ночью замерзал. Работы было много, но умудренный жизненным опытом, он решил начать с обустройства. Днем температура прогревалась до плюс 7-10, а ночью мороз опускался до минус 15 градусов по Цельсию. Поэтому, в первую очередь, пробрался в сарай взял совковую лопату и пробился к дровам, привезенным с осени и лежащими под снегом не распиленными. Заправил пилу бензином, - завелась с пол оборота. Отпилив с десяток чурок, он перетаскал их под навес, достал с осени спрятанный колун и наколол кучу дров. Затем пару охапок занес в домик, некогда приспособленный из жилого вагона, в каких жили строители БАМ. Вскоре, печь - буржуйка весело гудела. Достал из тайника чайник, кастрюлю, заполнил их водой и поставил на печь. А сам отправился чистить дорожки. Увлекшись, через полчаса зашел в домик. Там было тепло, а вода и в чайнике и кастрюле вовсю кипела. Разделся, напился горячего зеленого чая со смородиновым вареньем. И сразу решил сварить, что-нибудь поесть. Очистил три больших картофелины, морковку, крупную луковицу. Когда картофель сварился, порубил морковку, лук все загрузил в кипящую кастрюлю, туда же бросил пол горсти рису и зубчик чеснока. Когда рис сварился, бухнул туда банку свиной тушенки, добавил черного молотого перца, сушеного укропа и сушеной петрушки, посолил. Отставил кастрюлю на край плиты, так, чтоб и не кипела и постоянно была горячей, оделся и пошел работать. Через пару часов очистил от снега и льда все дорожки. Умылся снегом и вошел в домик.
Там уже царила жилая атмосфера. Пахло вкусным супом и жильем. Нарезал хлеба, налил полную металлическую чашку супа, и с удовольствием стал черпать ложкой горячий навар. Он вдруг с удивлением заметил, что ложка в его руке дрожала как у алкоголика. Уже позже, когда прилег отдохнуть на диване, понял, какую ошибку он совершил. Отвыкший за долгую зиму от физического труда организм сразу отреагировал на резкую физическую нагрузку. Все тело, словно побитое палками ныло и болело. Особенно донимала поясница. Ни о какой дальнейшей работе не могло быть и речи. Превозмогая боль, он сходил в тайник и принес пастель, теплое одеяло, подушку, простыни. В домике было много книг, взял с полки сотни раз прочитанную "Угрюм-реку" и углубился в чтение. Когда начало смеркаться, он поднялся и подошел к печи. Долголетний опыт научил его, как нужно ночевать с буржуйкой в холодное время года. Делал он это так, когда в печке нагорали жаркие угли от сухих поленьев, он накладывал в печь толстые непросохшие колотые чурки и уменьшал доступ кислорода при помощи заслонки. Сырые дрова два-три часа томились в печи выпаривая влагу и в часа три-четыре утра, как раз в тот момент когда домик выстуживался, наконец, разгорались.
Он не стал зажигать свечу, улегся, включил маленький радиоприемник, с час слушал песни и музыку, а когда начал засыпать, выключил и его.
Проснулся ранним утром, солнце уже взошло. В домике было прохладно, но не холодно. Он заглянул в печку, там одиноко лежала не сгоревшая до конца сучковатая чурка, да в левом углу печально подмигивал ему еще ни совсем потухший огонек. Растопив печь, нагрел воды, закипела вода в чайнике. Побрился, умылся, позавтракал и, не обращая на чуть притихшую за ночь боль в теле, принялся за работу.
Солнышко поднялось довольно высоко. В зарослях молодого леса, за огородной весело щебетали птицы. День будет по - весеннему теплым. По всему огороду то там, то тут чернели проталины. Вот и к нам на север пришла весна, подумал с радостью Глумов.
Пока закрывал пленкой грядки, солнце сделало свое дело. Буквально на глазах увеличивалась площадь проталин. Оставшийся на крышах домика, сарая, летней кухни и теплицы снег, дружно стекал вниз, извещая окрестности шумом весенней капели. Все доски, на освобожденных вчера от снега дорожках, стали мокрыми - это растаяли остатки снега. За огородом, рядом с баней все громче и громче шумел ручей. Игорь Михайлович пошел на его шум. Поверх льда замерзшего ручья бежала, постепенно набирая силу с коричневатым оттенком талая вода.
Он много читал и слышал о лечебных свойствах этой воды. Утверждается, что талая вода оздоравливает организм человека, повышает его иммунитет, способствует ускорению восстановительных процессов, повышает сопротивляемость организма инфекциям. Кроме того, талая вода придает человеку много сил, бодрости, энергии. Попадая в организм, она положительно воздействует на водный обмен человека, способствуя очищению организма.
Игорь Михайлович решил воспользоваться даром природы, тем более, что скоро эта вода уйдет. Сходил в сарай, взял лом и стал долбить лед. Вскоре там образовалась довольно глубокая лунка. Затем он ковшом начал наполнять ведра водой и носить ее в баню. Заполнив пяти ведерный печной бак для горячей воды, он разжег печь в бане. Из трубы показался дымок. Когда печь разгорелась, он заполнил ее сухими колотыми чурками, и она весело затрещала, а сам продолжил носить талую воду в десяти ведерный алюминиевый бак. Когда бак был наполнен доверху, он подкинул дров в печь.
День склонялся к вечеру. Доски на проходных дорожках уже просохли. На огромной лиственнице, на самой ее макушке сидел иссиня-черный ворон и методически каркал. Шумел, набирая силу ручей, унося сначала в реки, а потом в океан талую воду. Вот и перелетные птицы спешат на север, чтобы вывести потомство, там много корма. Однако первое, что они сделают, это напьются талой воды.
Игорь Михайлович, вспомнил, что еще не обедал, а скоро вечер. Вот оно, явное преимущество этой жизни, по сравнению с городской. В городе, он бы не только пообедал, но и несколько раз попил чай, при этом сидел за компьютером или лежал, пялясь в телевизор. А здесь только наклонился бесчисленное количество раз! А сколько сгорело килокалорий, пока физически работал?
Он пришел в домик, растопил печь, разогрел сваренный накануне и стоявший в холоде суп, вскипятил чайник. С удовольствием съел полную чашку супа, а вот чай пить решил после бани. Сходил в сарай, там под крышей на подвесной полке лежали сушеные листья малины, черной смородины, Иван-чая, земляники, сушеные ягоды шиповника, боярышника. Всего понемногу, по щепотке он опустил в кипящий чайник и сразу снял его с огня, поставив с краю, чтоб не остывал, но и не кипел. Баночку с медом, он еще вчера привез из дома.
Прихватив полотенце, он направился в баню, которая топилась около трех часов. А время здесь бежит очень быстро. По пути зашел в сарай, где под крышей хранились несколько засушенных березовых веников, заготовленных прошлым летом, снял один из них и зашел в предбанник. Открыв дверь в предбанник, почувствовал шедшее оттуда тепло. Пошуршав в печке кочергой, он разделся и, прихватив веник, зашел внутрь бани. Пахнуло ни с чем несравнимым запахом натопленной бани. В котле шумела вода. Снял крышку, вот-вот закипит, на поверхности талой воды образовалась пена. Поставил на место деревянную крышку, и чуть - чуть приоткрыл кран. Вода с шипением ринулась на пол. Так вытекло полведра воды, в которой за зиму скопилась ржавчина и осадок, он подставил таз, в который положил веник. Когда кипяток покрыл веник, баня наполнилась запахом лета. Открыв дверь в парилку, Игорь Михайлович почувствовал, как его обдало сухим жаром. Взобравшись на полок, сооруженный из толстых сосновых досок и положив под голову распаренный, пахнущий летом березовый веник, он с удовольствием вытянул ноги.
Уставшее за зиму и последние пару дней от физической работы тело, мгновенно отреагировало, покрывшись крупными капельками пота. Эти капли постепенно набухали, и не в силах удержатся, скатывались по телу на сосновые доски. И вот уже оно покрылось не капельками, а сплошной водяной пленкой, а лавка сделалась мокрой. Казалось, что не пот покидает тело, а слазит какая-то оболочка. Полежав еще минут, пять, он понял, что больше не в состоянии терпеть жар парилки. Да и не рекомендуется сразу подвергать организм таким перегрузкам. Выйдя из парилки, он наполнил таз холодной талой водой и, опрокинув на себя, улегся на лавку. Неописуемое блаженство стало распространяться по всему телу. Отлежавшись, минут 15, он снял с крючка висевшую на противоположной стене шапку, надел рукавицы и, прихватив тазик с веником, вновь открыл дверь парилки. Взобравшись на полок, он зачерпнул ковшом коричневой воды, в которой разбухал веник и плеснул ее на каменку. Жикнув, березовый настой, мгновенно испарившись, ударил горячей, пахнущей березой и летним лесом волной по телу, споткнувшись о стенки парилки, он наполнил небольшое помещение жаром. Посидев пару минут с опущенной головой, он начал хлестать себя горячим веником. Впервые секунды, казалось, что вытерпеть такой жар невозможно, но уже через минуту тело привыкло к венику. Более того, где-то там, внутри грудной клетки вдруг возник холодок и требовал жара. Он хлестал и хлестал себя веникам, представляя, что таким образом выгоняет все болезни и все нехорошее, что скопилось в нем за зиму. Ни то от березового настоя, не то от талой воды, но он ощущал во рту сладковатый привкус, который был приятен.
Выскочив из парилки, он опрокинул на себя три таза холодной, с плавающими льдинками, талой воды и рухнул на лавку. На этот раз он отдыхал долго, с удивлением чувствуя, как наполняется силой его организм, а боль, напротив, отступает.
Отдохнув, он снова ринулся в парилку, почувствовав, что организм вновь просит жара. И снова, издав змеиное шипение, выплеснутый на каменку темно-коричневый березовый настой, уже горячим паром обдал помещение парилки. Зашумел зеленой листвой распаренный березовый веник, загребая исходящий от каменки жар, он припечатывал его шлепками, гуляя по всему телу. Игорь Михайлович все больше и больше удивлялся тому, что неизвестно откуда к нему прибывали силы, он чувствовал как крепчает его организм. Ощущение такое, словно не наружность тела, а внутренние органы все больше и больше просят жара и веника. И он вновь плещет на каменку из ковша, настоянную на березе талую воду. Обезумевший пар с треском отлетает от раскаленных камней и злобно шипя, ударяется ему в грудь, в потолок, в стены. Снова принялся за свою хлесткую работу неутомимый веник, но и он не вечен. Вот он уже летит в сторону от парильщика, который красный как вечерняя заря вылетает в мойку. Хватая воздух, как выброшенный на берег, пойманный на удочку карась, он подлетает к широкой алюминиевой кадке с талой водой и, черпая ее прямо тазом, льет эту студеную с льдинками талую воду на себя. Один, второй, третий, ледяная талая вода моментально нагревается от распаренного тела и стекает уже теплой. А затем он зачерпнул ковшом эту студеную, с характерным приятным запахом воду и долго глотал ее со стоном.
Уже позже, лежа на лавке, ощущая себя где-то между небом и землей, Игорю Михайловичу казалось, что он незаслуженно попал в рай. В нем самом и вокруг него царила умиротворенность. Стоял ни с чем несравнимый дух настоявшейся русской бани, с целой гаммой приятных запахов. Тихо шумела вода в горячем бочке. С банного пола поднимались клубы пара, словно вечерний туман над рекой. Потому, что там под полом еще лежала сезонная, а глубже и вечная мерзлота. В небольшое оконце брызнула багровым отсветом вечерняя заря солнечного заката, уходил на покой очередной прожитый день.
В домик он пришел уже в сумерках, ощущая необыкновенную легкость. Печь давно прогорела, но стоявший с краю печи чайник с приготовленным в нем настоем, оставался горячим. Зажег свечу, включил приемник, который издавал какую-то мелодию. А потом он пил с медом чай, верней настойку из листьев малины, черной смородины, земляники, Иван-чая. Сухие ягоды шиповника и боярышника разбухли в кипятке так, что не пролазили через носик чайника.
Спал как убитый, а проснулся от птичьего гомона за окном. Он чувствовал себя молодым и здоровым, дышалось легко и свободно, хотелось петь, хотелось жить. Господи! Хорошо-то как на этом свете!